Автор Amber Бета: нет Рейтинг: PG Размер: мини Пейринг: ГГ и те, кого считают мёртвыми Жанр: Drama Отказ: Всё-сами-знаете-что принадлежит сами-знаете-кому. Вызов: День Победы Аннотация: Героиня войны покидает Британию и возвращается туда только в День Победы.Зачем ей это нужно, если даже в письмах она старательно обходит тему визитов стороной? Предупреждение: своего рода смерть персонажа.
Это - как внезапно проснуться. Поздним утром. С ощущением, что безнадёжно проспала. Дома – тишина, а за окном… Свет – яркий, звуки – резкие. Что снилось – не вспомнить. Выбегаешь из дома на улицу - как в другой мир. И сейчас она словно открыла дверь из Австралии в Британию. Из юга на север. Из осени - туда, в май.
Кладбище. Погост. Жальник. В насмешку над смертью – зелёная, сочная, будто хрустящая, трава. Синее, прозрачное небо, невозможно чистое. Наглые стрижи верещат, возвращаясь домой. Солнце, умытое вчерашним дождиком, назойливо заглядывает в лицо. Дорожка узенькая, неполотая. Она петляет между разросшимися деревьями, уводя подальше от настойчивого весеннего пафоса. Тень дубов и буков прячет эту часть захоронений от посторонних глаз, словно за невидимой чертой. Звуки тают, на смену им приходит могильная тишина. Очевидно, что это не Шотландия: там в начале мая едва снег сходит, земля сухая и безвидная. Только в Запретном Лесу зелено.
Они уже отцветают: белоснежные нарциссы и яркие анемоны. Фиолетовые, будто капли чернил, красные, будто…
- Странный выбор места. В тени, на суше. А где водопад? Или хотя бы пруд с кувшинками? Учитывая обстоятельства, не хватает воды! - Ты считаешь? Могу попросить Невилла. Ему это может понравиться: водяные лилии, лотосы. В центре – островок. Можно убрать ограду, оставить только могильную плиту. - В таком месте? А что скажут магглы? - С каких пор тебя волнует их мнение?
Два надгробных камня: серый гранит с полустёртой надписью и мрамор. Изначально белоснежный, он сейчас покрыт лёгким налётом мха. Будто зеленоватая дымка пятнает строгую красоту памятника.
- Перебор, ты не находишь? Мох на мраморе - это ж сколько он простоять должен? - Ну, мало ли? Сырость… Да и кто из посторонних обращает внимание на даты? - Я. - О, конечно!
Вдоль решётки плотная амарантовая изгородь. Пересушенные прошлогодние плети ещё не осыпались.
- Завтра их уберут. Вид будет ухоженный и благопристойный. - Почему ты идёшь туда накануне годовщины? Не в день торжеств? - Министерский могильный глянец вдобавок к лицемерным речам. Как ты смотришь на подобный мазохизм? - Не ругайся словами, смысла которых не понимаешь!
Не хочется смотреть на даты, но чужая память не считается с её желанием. Прежде чем цифры неумолимо чётко возникнут перед глазами, она усилием воли покидает это воспоминание, чтобы очнуться в другом.
На этот раз определить место совсем несложно. Хогвартс. Теплицы. Какое-то потустороннее чувство подсказывает, что это вечер того же дня.
- О Гермиона! Я так рад тебя видеть, - молодой человек поднимается с колен, близоруко щурится и суетливо теребит руками тряпицу не первой свежести. В воздухе ощутимо пахнет натуральными удобрениями. – Ты меня вечно застаёшь за каким-нибудь неароматным занятием.
- Весной день год кормит, - она произносит это с трудом, пробираясь ему навстречу. Междурядья в теплицах узкие, а растения – густые. - Не смущайся, - ловит протянутую руку и ощущает в ответ крепкое мужское рукопожатие. - Лучше запах компоста, чем Малфоевского одеколона.
Он сейчас так близко - видно каждую ресничку. Она помнит его юношей, с мягкими чертами лица, телом, словно сдоба. А сейчас перед ней стоял мужчина: исчезла детская пухлость, разворот плеч сделал бы честь любому борцу, только глаза остались прежними. Как такие можно обманывать?
- Это потому, что в его состав входит мускус, - собеседник брезгливо морщится, вспоминая.- Для определённой части людей - это сильный афродизиак. Натуральный. Не запрещённый, - лекторский тон выдаёт в собеседнике педагога со стажем.
- А я-то думала, что мускус – это естественный для хорьков аромат, - ему отвечают абсолютно серьёзно, будто предлагая продолжить дискуссию.
Из горла преподавателя Травоведения раздаётся сначала бульканье, потом стёкла оранжереи сотрясает настоящее ржание. Кентавры, говорите?
- Иногда я забываю о том, что ты не только староста, но и тот смельчак, который отвесил хорьку оплеуху, - едва переводя дыхание, продолжает Невилл. - Сколько человек хотело это сделать на протяжении семи лет обучения, а удалось, похоже, только тебе одной. - Вот так распорядилась жизнь: кому хорькам пинки раздавать, кому змеям головы рубить, - всё в одной фразе: и похвала, и сожаление. - Брось, Гермиона, - Невилл подошёл к своей бывшей сокурснице, отряхивая перепачканный в земле передник. – Для Победы – это не важно, для тех, кто отдал самое дорогое - жизнь, тоже не важно. Разве мы министерские, чтобы друг перед другом меряться? Да не настанет такой день! - Я бы предложила это как тост: «Да не настанет!» За тех, кто, как ты сказал, отдал самое дорогое, - женщина нарочито смотрела в сторону, смаргивая слёзы, мужчина делал вид, что они от слепящего даже сквозь стёкла солнца. - Прости себя,- он осторожно дотронулся до её плеча. - Когда сможешь. Столько лет уже, ты живёшь теперь там, куда даже совы не летают, а всё равно… - Для иных чувств нет ни времени, ни расстояния, - она накрывает его ладонь своей и отвечает ровно, так, будто и не было этой вспышки веселья. - Ты пойдёшь завтра? - Невилл отступает к ящикам с инструментами и продолжает разговор, ковыряясь там. - Как всегда. - А к нему? – спрашивает, затаив дыхание. - Уже была, - спокойно отвечает она, и продолжает задумчиво. - Эти анемоны очень хороши. - Осенью там будет ковёр из зелёных хризантем. Я вывел сорт с короткими стеблями, - в голосе цветовода слышно лёгкое довольство собственными селекционными успехами. - Зачем? - женщина легонько касается пальцами нежных, пушистых листьев оранжерейных растений, в её вопросе слышна некая рассеянность. Так говорят, когда от фразы собеседника уловили лишь окончание, и теперь натужно гадают, какой в ней настоящий смысл. - Меньше ломаются от ветра. - Я спрашиваю, зачем ты тратишь на это время? – а сейчас она смотрит на него так пристально, словно ей до того, как ответ прозвучит, нужно увидеть его рождение в мыслях, в глубине глаз или ещё глубже - в самом сердце. - Ты каждый год задаёшь мне этот вопрос, Гермиона, - он отвечает, но слова безнадёжно опоздали.
Женщина отворачивается от стола и со стоном откидывается на спинку кресла. Запускает руки в короткие кудрявые волосы, массирует виски. - Помогает? - От головной боли? Вполне… - Понять помогает? - Пока не очень. Надо бы чаю попить, что ли? - Отдохни. Тикают часы, хлопают дверцы шкафа, бренчит на кухне посуда, чайник засвистел. А на её лице всё то же недовольство собственными усилиями. Она не понимает. Для неё происходящее за гранью добра и зла. - Невилл самый искренний человек из всех, кто там остался. - Наверное, ты права. Ещё Лавгуд. - Он никогда не опустился бы до лицемерия. И запоздалые сожаления не по его части. Зачем его мучить? Ему же в самом деле больно. - Это похоже на издевательство? - Ты спрашиваешь? – она помотала головой, словно собеседник мог это видеть. - Нет. - Потому что никто не издевается. Над плоской чашей клубится дым с серебристыми искорками, над обычной фаянсовой кружкой поднимается обычный пар. Пахнет мятой. Ей почти удалось успокоиться. Чаепитие проходит в молчании.
- Гарри, Гарри! …Простите, я такая неуклюжая… Да, из Австралии… Нет, я не даю интервью… Гарри! - Гермиона! Держись за меня. Осторожно-о-о, - последний звук вылетает вслед за ними из воронки портала. - Ух, сбежали! Свора журналистская и министерская остались у кромки Запретного леса, а двое друзей перенеслись через озеро к подножию Замка. - Удивляюсь, как мы не прихватили пяток чужих конечностей вместе с собой, - буркнул Гарри, поднимаясь с колен.- Эти писаки неисправимы! - А ты, Гарри, как всегда, не думаешь о последствиях. Расщеп с довеском в виде Скиттер! Такое должно произойти, с нашим-то везением! - Староста - это пожизненно? – подтрунивает Гарри. - А вы мне что, даёте повод думать иначе? – она произносит это, сведя брови и скрестив руки на груди. Поза до боли знакомая, как и интонации. - Всё под контролем, - он отмахивается. - Ты в своей Австралии отстала от новейших разработок в плане телепортов. Да оно и к лучшему. Может, и мне махнуть туда? – Гарри мечтательно закатывает глаза. - Мерлин упаси! - теперь уже она в ужасе машет руками. - Тогда мне придётся перебираться в Антарктиду! Твоя слава нас везде догонит. - Ладно, буду нести её бремя по месту регистрации, - Гарри сокрушённо вздыхает, потом протягивает ей руку. Они идут берегом озера к лодочному сараю. Замок обращён к этому месту глухой стеной. За ней не видно ни узорчатых коньков, ни шпилей, ни башен. Всё закрывает мощная галерея. В качестве украшения - узкая лестница, перечеркнувшая стену и шпалера с витыми плетями роз. Листья едва проклюнулись. - Посидим в тишине?- произносит молодой человек, отпирая рассохшуюся дверь обычным ключом. Они обошли помещение и остановились напротив стойки с веслами. Там, где она примыкала к стене, если внимательно приглядеться, казалось, что доски словно чем-то залиты. - Мы опять без цветов. - Ты думаешь, он бы оценил? - Нет. Каждый погрузился в воспоминания о том дне. Скрипели подвешенные на канатах лодки, плескалась вода. Вдруг, раздались хлопки. Потом резкий свист и снова хлопки. Молодые люди вздрогнули в ужасе, но мгновение спустя облегчённо вздохнули: - Это же фейерверк! - Салют в честь Победы! - Мне на минуту почудилось… - И не говори! Они прятались тогда за вытащенной на сходни лодкой, дрожа от каждого шороха. Всё вокруг только подстёгивало нервы: и скрип, и плеск, и далёкие звуки сражения и холодный, высокий голос … - Кто мог назвать это место романтичным? - спросила она вполголоса. - А..? Гермиона, прости, я задумался. - Почему сарай для лодок считался романтичным местом?- повторила женщина уже громче. - Тут старшекурсники одно время свидания назначали. А почему ты спросила? - В одной из заказанных тобою статей его смерть в этом месте расписали как оперную сцену. Не хватало только зрителей, аплодисментов и букетов, швыряемых к ногам… - И ещё криков: «Браво!» - подхватил он её реплику, - зрители, положим, у него были… - И часть из них могла бы попросить выйти на бис… - Рон поймёт... когда-нибудь, - этому утверждению явно не помешало бы немного уверенности. - Да, и придёт сюда с цветами! Розами! Бордовыми! – ей как раз не нужна была дополнительная уверенность в своих словах. - Люди обожают нелепые и роскошные жесты, - Гарри пожал плечами.- Так что я всё правильно сделал, когда заказывал ту статью. Так - его ругали и чуть ли не порывались осквернить могилу, потом - начали жалеть, ещё не зная… - Ты по-прежнему не желаешь инициировать официальный процесс по его оправданию? - Гермиона! Я понимаю твою жажду справедливости, но подумай на секунду как женщина, а не как правовед! – Гарри забегал вдоль стойки, старательно обходя только им известное место на полу. - Те, кто готов был его оправдать - давно это сделали, - он повернулся лицом к подруге и отчеканил. - Я никогда не скрывал своего мнения. Орден Феникса мне поверил. А для всех остальных процесс будет лишь поводом плюнуть в его сторону и засветиться перед камерами, - потом присел устало на кучу каких-то ящиков, покрытых брезентом. - Я не хочу, чтобы имя человека, который столько сделал для нашей Победы, трепалось всяким шавками от журналистики. Он заслужил покой. И светлую память от тех, кому не всё равно. Поэтому ты мотаешься сюда с другого конца света. Поэтому Невилл разводит цветы, а Нарцисса Малфой каждый год пачкает в земле свои аристократические пальцы. Гермиона дотронулась до его плеча, подталкивая встать. - Обновляй заклинание, и пойдём. - Хорошо… Из палочки волшебника вырвалось лёгкое фиолетовое сияние и впиталось в пол, обозначив довольно широкое пятно… - Ещё год, - вздохнула она. - А потом? - А потом будет ещё год, и ещё. Когда мы станем старыми и не сможем приходить сюда, - мужчина печально улыбнулся, - я завещаю делать это своему сыну. А ты - своему ребёнку, когда он появится. Но никто не наступит на то место, где пролилась его кровь! И ни один человек не войдёт сюда с намерением надругаться над его последними мгновениями. - Думаешь, нашим детям будет не всё равно до крови, что пролилась задолго до их рождения? - Знаешь, если мы не сумеем воспитать таких детей, которым будет не всё равно, то Северус Снейп погиб напрасно. Не стоит такой мир его жертвы. И это то, что я ему должен… - Что? Кому? - Снейпу должен. Сделать мир, в котором я остался жив, достойным его смерти… Как минимум.
Судорожный вздох. Свидетельница этой сцены сдерживает рыдание, уткнувшись в собственные ладони. Когда она начинает слепо шарить по столу, в поисках того, чем бы можно было утереть слёзы, платок словно подползает под её дрожащие пальцы. Всё это без единого слова утешения. - Гарри изменился, - наконец произносит она между всхлипами. - По письмам этого не скажешь, а сейчас я смотрю и понимаю, насколько он повзрослел, – женщина опирается на локти, и с трудом – мышцы затекли – расправляет согнутую от долго сидения над Омутом Памяти спину. - Да, изменения к лучшему заметны. Он не мог поумнеть. Фамильной чертой Поттеров был вовсе не ум, но он сделал лучше - променял его на мудрость. - Ещё бы, с такими-то учителями. Я послушала его, и знаешь, в этих рассуждениях есть толика здравого слизеринства. Гарри, которого я помню, всё-таки кинулся оправдывать своего учителя. -Да, и блестяще провалил бы всё дело. Я рад, что он не последовал за своей гриффиндорской половиной. Всё хорошо, всё правильно. - Даже сейчас? Спустя столько лет? - Время не имеет значения. Если хочешь понять, учти это.
Чтобы понять… Она хорошо помнила, что известно Гарри Рону и Невиллу. До лодочного сарая друзья добрались на второй день после сражения. Признаться, Гарри не рассчитывал, что тело так и останется лежать, дожидаясь, пока о нём вспомнят. Только не пойти было нельзя. Рон увязался за компанию, бурча что-то под нос… На месте они застали ужасающую в своей безнадёжности картину. В подсохшей луже крови, на полу лежала мантия зельевара, с вывернутыми карманами и частично вспоротой подкладкой. А сам кровавый след тянулся к краю причала и обрывался там. Пронизанные лучами майского солнца, воды Чёрного озера застыли над местом последнего пристанища мага, который так долго шёл из Тьмы к Свету. - Интересно, что искали? – почти равнодушно произнёс Рон, ворочая ботинком ворох тряпья на полу. - Может, палочку? – предположила Гермиона, хватая друга за рукав и приглашая уйти за собой, прочь от страшных воспоминаний. Прочь от такой дикой и глубокой обреченности, как смерть человека, не дожившего до Победы всего нескольких часов.
Тени, образы, обрывки воспоминаний. Казалось, они наполнили не только Омут, но и весь всё пространство комнаты. Но стоит сосредоточиться, чтобы сложить их в единую картину, как они расплываются, растворяются в воздухе, истаивают в тоненьком лучике света, пробивающемся из-за закрытой двери. Недосказанные фразы, непрошенные мысли – точно дыры в паутине, сквозь которые ускользает назойливо жужжащее понимание. Вот, вот. Уже почти… - Что ты хотел этим сказать? - Бывает ложь и бывает неправда. - Да, спасибо, что напомнил, какой я могу быть сукой, - женщина оглянулась в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было запустить в собеседника. Все увесистые предметы, кроме Омута, были вне пределов досягаемости, а кинуть в гада рядом стоящей табуреткой она всегда успеет. - Тихо, милая, эту страшную тайну я унесу с собой в могилу…- раздался тихий смех, и табуретка показалось женщине крайне привлекательным снарядом для метания. - Знаешь, что? Это можно устроить! На этот раз в Британию поеду настоящая я, и посмотрим: достаточно ли глубока кое-чья могила, чтобы в ней можно было спрятаться!
Она не сбежала. Нет. Сейчас её место здесь, рядом с родителями. Они поняли и простили, хоть и не сразу. Гермиона особо упирала на то, что лишить их воспоминаний о единственной дочери – это был единственный надёжный способ защитить не только их жизни, но и её, Гермиону. Она сказала единственное слово: заложники. И обмолвилась, что заклинание Забвения исчезло бы с её смертью. Последнее было неправдой, но сейчас, утратив так много, волшебница была уверена, что лучше иметь и потерять, чем вообще не иметь. Если бы она созналась, что собиралась лишить родителей вместе с болью утраты и самой памяти о ней - её бы не простили. А так вид измученной и разом повзрослевшей девочки сгладил неудобство. Отчасти Джейн Грейнджер радовалась, что Гермиона поступила именно так. Чем бы они могли помочь дочери? Ничем! Их опыт был бесполезен в войне. Они сами были детьми сугубо мирного времени. Отговорить? Удержать? Пригрозить? «Иногда всё, что мы можем, родной, - это не мешать, а иногда - и того меньше…» А волшебников в Австралии много, да. В основном – полукровки. В смысле, потомки браков между колонистами и местным населением. Здесь, на земле ссыльно-каторжных и порабощенных, действовали иные понятия; и слова, такой болью отзывавшиеся в родном мире, потеряли свой горький смысл. Здесь она – чистокровная! Белая! Здесь она никакая не Героиня Войны. Здесь она значимое явление, потому что имеет диплом об окончании Хогвартса. И здесь она сейчас убивает время на планёрке в отделе правопорядка! - Мисс Грейнджер, а вас я попрошу остаться! Когда дверь за сотрудниками их отдела захлопнулась, начальник – нестарый ещё абориген из племени аранда – жестом пригласил девушку к столу для приватной беседы. - У нашего отдела проблемы с одним человеком, твоим соотечественником. Pommy(*) очень хитрый. Но нам не нужны его тайны; понятно, что из метрополии в колонию удирают не от хорошей жизни, нам нужно только, чтобы здесь он уже ничего не натворил. Намекни ему, осторожно, как вы Gubba(*) умеете, что дальше нас от Англии только Антарктида, а пингвины - плохая компания. Он не только хитрый, но и умный – поймёт. - Почему я, сэр? - Умный-то он умный, но, как все Pommy, – сноб. Ты говоришь на его языке. Он быстрее послушает молоденькую, образованную, такую, как ты. - А если у меня возникнут подозрения, что этот человек опасен? - А у кого ещё из наших молодых сотрудников такой уровень боевой магии? - Послали бы кого постарше, поопытнее… - Гермиона, девочка, это я стою с тобой рядом и припоминаю, как на последних боевых ты трёх зомби по скалам размазала – а он-то? Он увидит симпатичную девушку, которую и боятся то не зачем. - У меня на родине плохая репутация… - Он довольно давно покинул Соединённое Королевство, по приметам в розыске не значится. Здесь ведёт себя тихо. Не думаю, что он имел хоть какое-то отношение к известным событиям. Просто скользкий тип. Нутром чувствую. Приглядись и доложи. - Будет сделано, сэр. Адрес, по которому нужно было доставить официальную бумажку, разрешающую мистеру Как-Его-Там обратиться за лицензией на открытие аптеки, Гермиона нашла быстро. Район новостроек, никто друг друга в лицо не знает. Ряды одинаковых домиков - коттеджей, прутики посадок. А, вот и нужное здание. В поданном прошении на совмещение маггловской и обычной деятельности был и детальный бизнес-план: хозяин предполагал на первом этаже разместить обычную аптеку, а для особых клиентов особый рецептурный отдел. Гермиона отметила про себя, что риск немаленький. В Австралии совершенно другая школа зельеварения. Над входом висела временная реклама на растяжке, уже поблёкшая под безжалостным солнцем. Девушка уже представляла себе некоего джентльмена, возможно русоволосого, возможно рыжего, но непременно грузного, низкорослого и краснолицего. Настоящего Pommy. В ответ на уверенный стук в дверь раздалось хриплое: «Войдите!» Её ждали, и дверь послушно приоткрылось, пропуская её и солнечный свет в пыльное помещение. - Я из министерства, сэр. По поводу лицензии… В подсобке, обозначенной проёмом без двери , что-то зашуршало, потом послышались шаги, в коридорчике показалась высокая, худощавая фигура. Прежде чем мужчина поднял палочку, Гермиона уже произнесла свой Stupefy. Она действительно была отличным боевым магом и быстро соображала. И как примерная ученица послушалась совета инструктора: «если есть возможность, то перед заходом со свету в тёмное помещение зажмурьте глаза на пять секунд. Так вы сразу адаптируетесь, и не будете бестолково моргать, пока вам зелёные фонарики Авады не включат!» Причина столь быстрой реакции была просто как кнатт. У неё было целых шесть ударов сердца на то, чтобы опознать незабываемую манеру движения одного высокого, худощавого знатока Тёмной Магии. У лежащего неподвижно мужчины были абсолютно седые короткие волосы, а в остальном: - Рада видеть вас в добром здравии, сэр. Прежде чем я сниму заклятие, и мы сможем обсудить создавшуюся ситуацию, позвольте, я кое-что расскажу…
*** Гермиона получила здешнюю газету, и мельком пробежала дайджест новостей. Наткнувшись на репортаж о событиях в Британии, перевернула страницу. Празднование пятой годовщины Победы обошлось без её приезда; точно так же как и четвёртое, и третье. Ей хватило первого. С лихвой.
**** Гарри целый год вёл агитацию среди бывших фениксовцев, всячески подогревая интерес к собственным словам, сказанным во время исторического диалога с Волдемортом. Как ни странно, первыми, кто поверил в невиновность Снейпа, были учителя Хогвартса. Минерва, приняв должность директора, приватно побеседовала с портретом Дамблдора, обнаруженным в покоях бывшего шпиона. После этого разговора она вышла бледная и заплаканная. «Бедный мальчик!» - из уст суровой шотландской леди это было равносильно оправдательному вердикту. Отнюдь не шотландскому**. Но весь министерский пафос праздника был построен на противопоставлении «героической смерти за правое дело» и «пошли за маньяком, вздумавшим утвердить единоличную власть над Волшебным сообществом, получили по заслугам». Кингсли поверил Гарри. Но всё, чего он смог добиться за год, это неупоминание имени предпоследнего директора вообще. Гермиона злилась, Гермиона расстраивалась, её чувство справедливости требовало оправданий, изменений, хоть чего-нибудь. Но лучший друг, поправив на носу очки, произнёс в ответ на её возмущенные тирады: - Да на кой ему эти могильные рыдания? Можно подумать, он при жизни ценил эту свору прихлебателей. Пойми, Гермиона, они просто не в состоянии понять ни его роли, ни мотивов, что им двигали. А без понимания - грош цена всем речам. - Что ты предлагаешь? Молчать? Соглашаться? - Делать! Пусть за нас говорят наши поступки. Лучших свидетелей в защиту Снейпа просто не существует. - Что именно делать? - Жить. Любить. Помнить. - Или вернуть тех, кого ещё можно вернуть… Спасибо, Гарри. - Ты решилась уехать? - Да. Я получила диплом, осталось разобраться с прошлогодними «практическим заданиями на лето». - Поезжай, пиши нам. И спасибо за всё. - Справитесь? - Не переживай. Должны же мы, наконец, научиться и «самостоятельной работе». Без твоих подсказок. - Я в вас верю. Так она и оказалась в Австралии. И с тех пор друзьями они оставались только по переписке, что не мешало чувствам, но затрудняло понимание. Ещё в первых письмах она попросила никогда не говорить о жизни Министерства. Гермиона не собиралась смиряться и прощать.
Магия Омута Памяти тем и уникальна, что словно вытаскивает тебя нынешнего из собственного воспоминания. Ты перестаёшь быть участником, а становишься зрителем. Можно со стороны оценить интонацию, жесты, поступки: свои и чужие. Посмотреть на происходящее буквально под другим углом. Ты не переживаешь заново собственные эмоции, как это бывает, если обычный человек обращается к собственной памяти. Ты их видишь. Иногда подобное зрелище отрезвляет, иногда шокирует. Иногда именно такого, чуть отстранённого, взгляда не хватает, чтобы окончательно определиться. - Хогвартс и его уроки по-прежнему с нами? - Наконец-то! - Но всё же, разве твоя смерть, она настолько необходима? Ты же видишь, сколько боли она принесла людям. Я понимаю, что Гарри, Невилл и все остальные не самые близкие тебе люди, но всё же… - Ошибаешься. Ближе вас у меня нет никого. Разве это не очевидно? Хотя, я догадываюсь, что это сложно представить. Даже тебе. Чтобы самому понять, насколько мы все близки друг другу, мне пришлось умереть. - Насовсем? - Да. Окончательно и бесповоротно. Это моё решение. Прими его. - Тогда какого чёрта ты ходишь и проверяешь «домашние задания» ? - Именно! Хожу и проверяю. Раз в год. Не чаще. И буду тебе очень благодарен, если ты в следующий раз не будешь орать на своего старого учителя, когда обнаружишь его этим занятием. - То есть это мне должно быть стыдно, так что ли? - Ты сказала.
*** По ступенькам решительно застучали тяжёлые армейские ботинки. Этот звук аптекарь узнавал среди поступи множества клиентов безошибочно. И угадывал настроение хозяйки этой обувки загодя. Ещё до того как откроется дверь и… - Мне плевать, что ты лучший зельевар на этом материке, я тебя сейчас просто убью! – раздалось от порога, после того, как Homenum Revelio показало, что, кроме хозяина, в данный момент, никого нет. - Я ещё и неплохой боевой маг, если ты не забыла! – эхом отзвалось спокойно-насмешливое из-за стеклянной переборки. - Я забыла? Это ты сейчас забудешь, как вообще палочку руками держать, - Гермиона подлетела к служебной двери, рванула её и чуть не взвыла - металлическая ручка ощутимо жглась. - Ты вообще ими ничего больше держать не сможешь! - искушение разнести к кенгурячьей бабушке витрину боролось с нелюбовью к уборке. - Ой, Гермиона, у тебя в волосах кактус застрял, давай гребень, вычешу, пока полголовы на нём не оставила… Гребнехвостая сумчатая мышь! Кактус, значит, да? И кто меня всячески уговаривал не ездить в Англию, кто? – на прилавок шлёпнулась изрядно помятая газета. - Песни мне ту пел. Шалашник атласный, краснолобый мягкохвостый малюр! - Ты уже определись, кто я: то ли птица, то ли зверь? - седой мужчина в белом, как принято у магглов, халате показался, наконец, пред ясные очи возмущённого аврора. - Ты? Ты помесь утконоса и ехидны!- вспышка гнева плавно перетекала в позиционную войну компромата - Про мышь мне больше понравилось… - Старая, подземельная, летучая гадина, - без запинки скороговоркой произнесла девушка привычный набор хогвартских ругательств. - Мне кажется, нам надо кое-что обсудить, - также привычно не обращая на эпитеты внимания, ответил мужчина. - А тебе не кажется, что обсуждать нужно было немного раньше? До того, как ты меня использовал, чтобы кое-кому прогуляться на другой конец земного шара. Я говорила, что не хочу ехать на Годовщину? Я объяснила тебе, почему я этого не хочу? Так? И ты согласился, что врушка из меня никудышная, и потому пока лучше сидеть дома. - Тебе и в самом деле пока рано туда ехать. Но кое-кто должен был поехать, и лучшего прикрытия, чем ты, и пожелать было нельзя. - Ты! Ты мерзавец! Значит, я всё это время была подопытным животным. Ты меня просто изучал? Знаешь, это просто вопиющее вторжение в частную жизнь! Надеюсь, Гарри и Невилл сказали всё, что передумали о некоем зельеваре за эти семнадцать лет. - Да, я узнал много нового и интересного, но главное: я узнал много них, и о тебе. - Зачем тебе это? - Какая разница - зачем? Мне это нужно. Иначе бы я не рисковал своей новой жизнью и, уж конечно, не рисковал бы твоей. - Я должна понять, и … я должна увидеть, что там им от моего имени наговорили! Я имею право знать! - Имеешь. Омут в твоём распоряжении. - Нет, я всё ещё не верю, что ты мог так со мной поступить! – возмущалась бывшая гриффиндорка, спускаясь в оборудованную под лабораторию и склад подземную часть коттеджа.
- У тебя остались ещё вопросы? - Ты больше ничего не хочешь мне сказать? - Наверное, я должен попросить прощения ? - Наверное, я должна сказать, что не должен? - Но ты понимаешь? Теперь ты понимаешь?
***
Игорь Каркаров считал себя человеком умным до тех пор, пока ему не встретился Том Риддл. Ещё он считал себя человеком смелым, пока не пришлось убегать на другой конец света от этого самого Риддла. Одно время он думал о себе, как о человеке конченом - это длилось примерно полчаса. Все эти полчаса он лежал оглушённый на полу собственной аптеки, между ножек стула, а гриффиндорская растрёпа восседала сверху и читала ему лекцию о вреде поспешно принятых решений. А он и мог только что пошевелить глазными яблоками и ещё мозгами. Будь она хоть трижды Героиней, хоть трёх магических войн, чтобы так среагировать - нужны десятилетия тренировок! Но спустя полчаса разрешилась и эта загадка. - Мистер Каркаров, вы слышите меня? – щёки защипало, как с мороза, и немота, наконец, отступила. - Слезьте с меня, барышня, я слишком стар, чтобы прохлаждаться на каменном полу. - Я-то слезу, а вот если вы не перестанете баловаться контрабандой, к вам на хвост сядет уже не безобидная барышня, а весь наш отдел. И раздавит! - Вся моя, с позволения сказать, контрабанда - это обычные для наших с вами северных широт растения. Они здесь не растут, расти не будут и заменителей не имеют. А организм переселенцев, вроде нас с вами, плохо воспринимает зелья, сваренные на основе эндемичной флоры-фауны. - Мы над этим работаем. - Душа моя, вы по молодости лет ещё не в полной мере осознали всю неповоротливость махины под названием бюрократия. Пока решение продавят, я успею не только разориться, а и вы - состариться. А знаете, ваше появление здесь – это перст Судьбы, не иначе. Я хочу предложить вам сделку. - Я мзды не беру. - Вам за державу обидно? Я понимаю. Но я и не предлагаю вам продавать новую родину. Ни оптом, ни в розницу. Северус мне в своё время порядочно растолковал разницу между гриффиндорцами и торговцами. Почему бы вам не взять под личный контроль всё, что я буду ввозить в обход существующих, устаревших – сами признали – законов? Вы будете уверены в том, что ничего по-настоящему запретного в моих котлах не варится, а я вам буду обеспечивать лекарственную и прочую поддержку со значительной скидкой. - С чего вдруг? - О, не смущайтесь. Среди моих соотечественников это обычная практика. И потом, у меня перед вами маленький должок. Вы отомстили за смерть единственного человека, которого я считал своим другом. - Вы своего друга сдали когда-то… - Сдал. Но Северус сам провёл в Азкабане некоторое время и никогда меня этим не попрекал. Общение с дементорами плохо влияет на людей, вы знаете. - Знаю. Я подумаю, - девушка застыла, уставившись в окно, будто собралась обдумать это решение непосредственно здесь, сидя на стуле, под которым лежал, боясь лишний раз дёрнуться, горе-контрабандист. - Вы не торопитесь, я могу так ещё пару часов полежать, - холодный жесткий пол всё явственнее ощущался сквозь тонкий халат. Заморозка отходила, нестерпимо хотелось потянуться.
*** Они составляли странную пару. Молодая женщина, отличница боевой и правовой подготовки, и зрелый мужчина, с сомнительным прошлым, настоящим и без будущего. Игорь был циничным, меркантильным, хитрым, но удивительно увлекающимся человеком. Гермионе он, пожалуй, нравился. Особенно тем, что всегда называл вещи своими именами, даже если эти имена были далеко не цензурные. А ещё никогда не стеснялся проявлять всю богатую палитру собственных эмоций и никогда не пенял ей за то же самое. И была в нём какая-то старомодная галантность. В его обществе она чувствовала себя дамой даже в провонявшей потом и кровью спецовке, армейских ботах и с волосами, полными песка. Однажды она завернула к нему прямо с задания подраненная, вдобавок третьи сутки на стимуляторах, и банально грохнулась в обморок. Падая, прямо представляла, как стукнется головой о плиты пола. В ушах превентивно зазвенело… Открыла глаза - а над головой полки , и вдоль стены – полки , не лазарет. - Может, поговорим, как белые люди? - Игорь стоял в дверях, подпирая косяк, с выражением лица скорбным и уставшим. – Кроветворное, противошоковое, регенерирующее… Я не дурак, Гермиона, в Австралии нет ни одного мага, которому бы понадобился такой набор в таких количествах с чёрного хода. В Англии – тоже. Я навёл справки – твои друзья все живы и здоровы. Благородных врагов, ради которых ты бы пошла на преступление, не водится ни здесь, ни там. - Чего ты хочешь?- буркнула Гермиона, пытаясь приподняться. Игорь вздохнул, отлепился от дверного проёма и подошёл к её импровизированному ложу. Взмахнул палочкой, демонстрируя пациентке трёхмерную картину повреждений. Будь она где-нибудь в Мунго - оптимизма картина не внушала бы. - Мне будет проще помочь, зная, что конкретно хочешь ты, - произнёс он, бережно помогая ей присесть. - Можешь не рассказывать, кто этот человек, но хотя бы опиши, что с ним случилось. Предоставь мне генетический материал с места повреждения: может, там не зелья нужны. Девушка уставилась на него с нехорошей ухмылкой, и вдруг, зрачки её словно превратились в маленькие вращающиеся галактики, и радужка поменяла цвет с карего на непрозрачно-чёрный. Она подняла руку и почесала переносицу мизинцем. Этот жест едва не вогнал мужчину в вечное оцепенение. Маги видят и чувствуют мир иначе, чем обычные люди, а боевые маги, каким был Каркаров, запоминают не только формулы и заклинания. - С-с-еверус? Но как?- произнёс он, одновременно пугаясь своей догадки и шестым чувством понимая, что прав. Прав! - Долго рассказывать, Игорь, - голос, что произнёс это, был, несомненно, женским. Но интонация, тембр и мимика … Сквозь облик кудрявой кареглазой девушки будто проступили другие черты. - Мне кажется, я уже никуда не тороплюсь…
Путешествие по волнам собственной и чужой памяти не зря сравнивают с погружением. После иного заплыва чувствуешь себя так, будто вынырнул в последний момент. Лёгкие горят, перед глазами то ли мальчики кровавые, то ли пернатые твари – у кого что, и первая связная мысль: да больше никогда! У них уже очень давно одна память на двоих. Он согласен делить на двоих и одно тело, но она не может. Его страх перед её решением дрожит в этом последнем крике: - Ты понимаешь? - Послушай меня, Северус, хорошенько послушай. Мы мерлинову тучу времени и денег угробили с Игорем, чтобы твоей душе было куда вернуться. Но это не самое главное, самое главное, что ты так и не понял: здесь тебе куда больше рады, чем там… - О какой душе идёт речь? Я вообще до сих пор не уверен в том, что я не твоя галлюцинация. - Ты? Ты моя фантомная боль, Снейп! Совесть отрезали, вот ты вместо неё и ноешь. Хватит! Когда я стояла на коленях в луже твоей кровищи, я ещё не знала, что ты невиновен. Невиновен, не спорь! Просто твоя жизнь утекала сквозь мои пальцы, и я подумала, что магия – ничто. Человек не должен уходить ТАК! И она, магия, посмеялась надо мной. И ты остался. - Что от меня осталось? Много знаний, немного сожалений, никакой надежды. Всё что я ещё чувствую, я чувствую благодаря тебе. Твою радость, твою верность друзьям, твою смелость - это я чувствую. Своего - нет ничего. Это всё твоё богатство я не смогу забрать с собой. А даже если бы и смог, то не стал бы. Я уже не помню, каким был мир для моего тела, помню только, что возвращаться ради того, чтобы ощутить, что ощущал я тогда – не стоит. - Времена меняются. - Если ты устала от меня, я просто замолчу, как молчал весь первый год. - Я устала. Это правда. Устала разрываться между тем, что нужно тебе, и чего хочу я. Ты - мой ангел хранитель, моя библиотека, мой вечный оппонент, но что тебе с того? - Я не хочу уходить, Гермиона. Мне некуда идти, видишь? Ни среди мёртвых, ни среди живых мне места нет! Кто ждёт меня там? Мама? Но мне не пять лет! А здесь? Никто из твоих друзей не сделал бы для меня живого столько, сколько сделали для мёртвого! Но уходить в никуда, стать только датой на могильном камне, строкой в учебнике, ежегодным поминовением… Я не хочу! Зачем было удерживать меня тогда, чтобы сейчас выгнать? - Я никуда тебя не выгоняю, но быть твоей тюрьмой больше не могу! Я хочу для тебя только одного – свободы! А дальше сам решай - на что её употребить. - А чего ты хочешь для себя, Гермиона? - Смотри… За всё время их совместного существования, эти двери в её сознании оставались закрытыми. Всё сиюминутное они делили пополам, а за этими дверьми были её личные, потаённые мысли и рассуждения, тайны и воспоминания. Он мог попросить, что-то вынести оттуда, она могла отказаться это делать. Но сейчас смысла закрываться не было. Между ними не осталось больше тайн. - Понимаешь? Теперь понимаешь?
Игорь Каркаров нервничал. Можно даже сказать, он боялся, до тошноты, до одури. Но не зря он гордился последними десятью годами своей жизни. В этот раз боялся он не за себя. Руки всё делали чётко и размеренно, голова была ясная, а где-то слева, в груди болело, ныло и трепыхалось сердце. Сердце, которое он очень долго считал всего лишь насосом для перекачки крови. Но бывшая студентка преподала ему горький урок анатомии. И сейчас он отчаянно надеялся на то, что одна отличница и два директора не завалят экзамен по предмету, название которому он так и не подобрал.
________________________________________ * выражения, свойственные австралийскому слэнгу. Довольно грубые. Что-то вроде «гринго» и «бледнолицые». ** - шотландский вердикт - «вина не доказана»
]
