Северус откинулся на спинку стула, в тысячный раз ругая себя за то, что поддался на уговоры приятеля. Пока Малфой будет щериться в улыбке налево и направо, и лапать симпатичных официанток, ему остаётся только скучать. И все равно ведь согласился провести вечер вместе с этим плейбоем, пока жена в отъезде. Супруга зельевара недолюбливала Люциуса, несмотря на все обаяние последнего и многочисленные попытки наладить отношения. Нет, она никогда не проявляла своей недоброжелательности открыто – напротив, всегда была любезна и вежлива. Больше того, почти все время улыбалась. Вот только глаза оставались холодными.

Снейп вздохнул и отпил из бокала. Коньяк приятно обжег горло, скатившись в желудок шершавым клубком, растёкся внутри горячей лужицей, пустив согревающее тепло до кончиков пальцев. Захотелось домой, в свое кресло у камина, к начатой вчера вечером книге. Словно услышав мысли мужчины, Малфой сказал:
– Посмотрим танец Умы, и можно считать вечер удавшимся.
– Ума? Кто это?
Блондин задумчиво улыбнулся:
– Подожди немного, и сам увидишь. Она появляется только после захода солнца.

Снейп невольно взглянул на сцену. Ничего особенного – квадрат, в каждом углу шест, у которого вертится девица в облегченном подобии купальника. Внезапно ритмичные ударные сменились тягучими звуками незнакомой мелодии. Девицы и шесты исчезли, сменившись столпами огня, бьющего прямо из дощатого пола. Откуда-то сверху, удерживаемый невидимыми нитями заклинаний, начал опускаться горящий диск. Когда он преодолел большую часть пути, заинтригованные зрители увидели за языками пламени распростертую женскую фигуру. Диск мягко опустился на сцену, огонь, полыхавший по его краям, погас. Толпа восхищенно зашепталась, рассмотрев девушку, скрывавшуюся за ним.

Она лежала вполоборота к зрителям, слегка приподнявшись на локте. Два белых лоскутка прикрывали полную грудь, одна стройная ножка, согнувшись в колене, словно приглашала погладить ее, пробежаться пальцами по нежной коже бедра, скользнуть чуть выше, под тонкую ткань едва заметных трусиков. Но воплотить подобную фантазию в жизнь решился бы только смельчак – на мерцающем в свете факелов шелке покоилась голова змеи.

Огромный королевский питон обвивал тело танцовщицы, на его фоне казавшееся еще более хрупким. Ума взмахнула ресницами и стоявшие у сцены ахнули - ее глаза были точно такими же, как у рептилии.
В следующий момент девушка встала одним плавным, словно текущим движением. Потревоженное пресмыкающееся приподняло голову. Хозяйка змеи качнула бедрами в такт музыке; питон начал медленно двигаться, скользя с плеч к талии и обратно – женщина и он казались одним странным существом.

Не отводя глаз от фигуры, медленно изгибающейся в отблесках огня, Северус поинтересовался у друга:
– Она действительно всегда танцует только после заката? Почему?

Тот лишь покачал головой:
– Про нее ничего неизвестно. Я пытался что-то выяснить, но… люди боятся. Говорят, она – жрица Дурги.

«Богиня Дурга. Жена Шивы. Ужасная в своей красоте. Жестокая и в то же время милосердная, дарующая гармонию и покой. Ума – одно из ее имен, вспомнить бы еще, в какой ипостаси она его принимает», – пронеслась мысль в мозгу зельевара. А потом он забыл обо всем, не в силах отвести глаз от незнакомки. Темно-каштановые волосы рассыпались по плечам, и на мгновение ему показалось, что это и не волосы вовсе, а змейки, извивающиеся, шипящие…

Снейп тряхнул головой, и морок исчез. Танцовщица все продолжала свои медленные, томные движения. Питон скользил по женскому телу, почти лаская. Вот голова рептилии на миг замерла на изгибе бедра, вот – прильнула к груди, словно страстный любовник. Чем больше профессор вглядывался, тем сильнее ему казалось, что где-то он уже видел это лицо; поймать нужное воспоминание, однако, не удавалось.
Гомон толпы, наполнявшей клуб, стих. Только музыка, тихое гудение огня и учащенное дыхание почти сотни мужчин. Они подходили все ближе к помосту, заворожено следя за танцем. «Как бандерлоги перед Каа», – усмехнулся про себя маг. Девушка лениво улыбнулась, провела язычком по губам – и какой-то волшебник рядом застонал почти в голос. Еще одна полуулыбка; зубы невозможно белого, почти жемчужного цвета на миг прикусили нижнюю губу – и в этот момент в голове профессора словно включился свет. Невероятно, немыслимо, и все же… это была Грейнджер.

Ему было необходимо поделиться своим открытием. Хоть с кем-нибудь. Удостовериться, что это не первые признаки психического расстройства. Сумасшедший. Да, он сходит с ума. Наверное, это поствоенный синдром – жена недавно опубликовала работу о способах лечения этого заболевания. Надо было читать внимательнее, а он лишь просмотрел, торопясь вернуться в лабораторию, к незаконченному эксперименту.
Перегнувшись через столик, мужчина потряс Люциуса, не сводившего взгляда со сцены, за плечо:
– Я узнал ее. Это Грейнджер.
– Ты просто помешался на девчонке, – отмахнулся блондин. – Совершенно никакого сходства.

Раздосадованный, сбитый с толку зельевар вновь начал пристально вглядываться в девичьи черты в поисках ответа на вопрос. А она, тем временем, провела ладонями вдоль змеиного туловища, обхватила плоскую голову рептилии и притянула её к своему лицу. Тонкий раздвоенный язык скользнул в подобии поцелуя по губам девушки. Та что-то шепнула, и питон словно растворился в воздухе.

Все так же плавно двигаясь, танцовщица шагнула со сцены на ближайший столик и пошла вглубь зала, лавируя между стаканами, бутылками и похотливыми взглядами. Мужчины тянули к ней руки, пытаясь прикоснуться хоть на миг. Северус наблюдал за ее приближением со спокойствием приговоренного, смирившегося со своей судьбой. Вот она встала перед ним, посмотрела прямо в глаза. Его наваждение. Его богиня. Его милосердная убийца.

Ума медленно опустилась на колени прямо на столе. Бокалы, пепельница, портсигар Малфоя – все разлетелось в разные стороны. Тонкие пальцы сжали горлышко темной бутылки, словно возникшей из пустоты, поднесли ее к приоткрытым губам. Глоток, второй – а затем девушка склонилась над магом, почти целуя, но еще не касаясь его рта. Он ловил губами темно-красные струйки – у вина был солоноватый привкус. Внезапно вспомнились строки из книги Васиштхи, раджастанского Мастера Зелий: «Кровь стекает по устам ее, а поцелуи исполнены сладости. В гневе ужасно лицо богини. Но кто хоть раз возлег с ней – никогда уже не будет прежним» Ее губы и правда были сладкими и мягкими, профессор тонул в этом бесконечном поцелуе. Голову дурманил аромат наг чампы, смешивающийся с запахом ее тела. Запахом секса. Неожиданно танцовщица качнулась вперед, и мужчина инстинктивно обнял ее, чтобы поддержать, не дать упасть. В следующую секунду девушка уже сидела на нем, тесно прижавшись. Кровь стучала в висках, отбивая неровный ритм: там… та-дам… Раз – и Ума приподнимается, выгибается, запрокидывая голову назад, бедра описывают круг, два – и ее губы накрывают его рот, дразня и терзая; она тесно прижимается к нему, трется об него своим лоном, истекает соком, словно спелая, душистая дыня. Раз – и все сначала…

Сквозь шум в ушах доносились отдельные выкрики, вопли распаленной толпы, прорывался необычно взволнованный голос друга:
– Северус, не сходи с ума… репортеры… твоя жена… на порог меня не пустит больше…
Но магу было все равно. Какое вообще ему дело до остальных? Что значит тонкая полоска кольца на пальце, если в твоих руках выгибается, погружая тебя в глухое к окружающему миру безумие тот самый единственный сон, твое душное наваждение, пропитанное дурманом одиноких ночей? Если тебе вдруг повезло, и судьба преподнесла неожиданный подарок – жаркую, страстную, развратную Грейнджер?
Он прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, и в следующую секунду очутился в собственной спальне, крепко прижимая желанную добычу к себе.

Девушка замерла, уткнувшись лицом ему в грудь. Ладони зельевара словно обрели свою, отдельную жизнь: погладили узкую спину, обвели изгиб бедер, сжали тугие ягодицы, рванули тонкую лямку, удерживавшую белый шелк, обнажая напрягшиеся соски. Гриффиндорка выгнула спину, бесстыдно предлагая себя. Северус прильнул губами к затвердевшему комочку плоти и начал посасывать его, то перекатывая языком, то слегка касаясь зубами. Ведьма вздрогнула, простонала что-то чуть слышно, подалась бедрами вперед, прижимаясь лобком к его ноге. С трудом оторвавшись от твердой сочной груди, мужчина подтолкнул партнершу к кровати. Та послушно улеглась, разведя стройные ноги, раскрываясь перед ним. Пальцы любовника устремились к ее паху, погладили пухлые губы, осторожно раскрывая их, размазывая горячий сок, нашли набухший бугорок клитора и принялись массировать его. Танцовщица задвигала бедрами, пытаясь теснее прижаться своей влажной мягкостью к источнику удовольствия. Она то вскрикивала, то всхлипывала, тяжело дыша, ища облегчения и не находя его, пытаясь нанизать себя на пальцы, лишь дразнившие ее этой возможностью, ненадолго погружавшиеся в жар влагалища и тут же возвращавшиеся обратно. Дурманящими толчками заполнял комнату запах изнемогающей от наслаждения женщины. Волосы разлетелись по подушкам, веки дрожали, розовый язычок все время облизывал пересохшие губы. Она была восхитительна.
Накрывая ее своим телом, маг то ли простонал, то ли прорычал:
– Где ты была все это время, Грейнджер? Где ты была?
И та вдруг откликнулась, лихорадочно зашептала, обжигая жарким дыханием:
– Се-е-верус, Се-е-ве-е-рус….

Он очнулся как от толчка. Та же комната. Полумрак. Жена смотрит на него, подперев голову рукой. Ее черты почти неразличимы, но за пять лет совместной жизни мужчина хорошо изучил их – глазами, губами, пальцами, языком…
- Ты так стонал во сне, - шепот эхом отражается от стен, мечется по комнате и затем растворяется в предутреннем тумане, стучащемся в окна.

Сон. Всего лишь очередной сон. Вот только его последствия слишком очевидны - в паху ломило от неосуществленного желания. Тянущая, ноющая боль заставляла действовать почти автоматически: подняться, резко потянуть женщину на себя, вынуждая встать на колени, нажать между лопаток, так чтобы прогнулась в пояснице, выпячивая крепкую попку, открывая жадным глазам нежную плоть. Отпустить себя, почти воткнув в нее член, получив в ответ стон то ли удовольствия, то ли боли. Замереть на минуту, ощущая, как влагалище сжимается, обволакивая, втягивая в себя, и покинуть этот долгожданный приют, наблюдая, как смыкаются влажные лепестки. Провести по ним головкой, наслаждаясь нежностью, вновь погрузиться и опять замереть. Крепко держа покорное тело, то притягивать к себе, то отталкивать. Услышать еще один протяжный стон и сорваться, упасть в темноту, быстро задвигавшись – вперед-назад, вперед-назад, на всю глубину, не останавливаясь, еще резче, до самого дна, под громкие вскрики, под треск простыней, которые царапают длинные ногти. Ладони поднимаются выше, жадно сжимают полные груди, теребят соски, вырывая очередную серию сладострастных вздохов – да, вот так, еще, ну же, шевелись, давай, сильней, сильней! Волна пламени прокатилась по позвоночнику вверх, к голове, и разбилась, разлетевшись брызгами оргазма по всему телу, ударившись в затылок.
Женщина под ним вскрикнула жалобно и облегченно, и Северус еще успел почувствовать, как она пульсирует внутри, нежно сжимая его член напоследок. Удовлетворенно вздохнув, он растянулся на кровати, притянув супругу поближе. Ее голова уютно устроилась на подставленном плече, все еще вздрагивающее тело начало обмякать, расслабляясь.

– Когда ты вернулась, Гермиона? – спрашивая это, мужчина уже проваливался в дремотный сон. Но ответ заставил его открыть глаза, встречая взгляд жены:
– Когда стемнело.

И на мгновение магу показалось, что ее глаза отливают холодным золотом.

Подпись

Леди Аморозо