Я смотрю в зеркало.

Сегодня тот самый день, когда я должна светиться от радости.

Самый счастливый день жизни, так его называют.

По мне, это полное дерьмо.

Я чинно сижу на стуле, одетая в подаренный мамой атласный халат цвета сливок. Волосы уложены искусными руками парикмахера; на мне столько косметики - я раньше и представить не могла, что ее можно использовать в таком количестве.

Передо мной шкаф.

На его створке висит свадебное платье, выбранное вместе с лучшей подругой; она уже замужем.

Я откладывала этот день очень долго. Делала все, чтобы он не наступил.

И все же я здесь.

Сижу в комнате, полной белых и желтых цветов, утопаю в этом мире конфетти, кружева и риса — в нежеланном мире. Накрашена и причесана, как фарфоровая кукла.

Но я — не кукла.

Медленно встаю. Тоска, нахлынувшая в преддверии того, что ждет меня сегодня, ложится на плечи тяжелым камнем. Подхожу к платью. Рассматриваю лиф, расшитый золотом. Глажу невесомые вуали тканей, из которых складывается юбка.

Платье, о котором мечтает любая девушка.

Самое красивое платье для волшебного дня.

Но сейчас все не так.

Сегодняшний день для меня — последний.

Я прощаюсь с прошлым и начинаю новую жизнь.

Жизнь, которая мне не нужна.

Закрываю глаза и не даю слезам вырваться наружу. Я делала так весь последний год, и мне просто необходимо продолжать это.

Иначе сойду с ума.

Я развязываю пояс, и халат с легким шуршанием падает к моим ногам.

Снимаю платье с вешалки и надеваю его.

Чувствую, что задыхаюсь.

Это не из-за платья.

Это из-за моего глупого влюбленного сердца, запертого в тюрьме, возведенной моими же руками.

Я отказалась от него. Не боролась.

И теперь собираюсь стать женой другого.

Медленным движением застегиваю боковую молнию, расправляю складки юбки и смотрюсь в высокое зеркало.

Невеста должна сиять.

Это не обо мне.

Почему у меня не получается быть счастливой?

Кто-то стучится в дверь.

— Войдите, — говорю я, продолжая изучать свое грустное отражение.

— Наконец-то ты готова, — комментирует радостно улыбающаяся Джинни, входя в комнату.

Рыжие волосы падают на обнаженную спину, длинное серебристо-голубое платье облегает ее совершенное тело женщины. Она бережно придерживает руками свой округлый животик, в котором зреет первый плод ее любви к Гарри.

— Ты прекрасна, — говорит подруга и смотрит на меня сияющим взглядом. Я вижу слезинку, готовую сорваться с ресниц. — Прости, — Джинни спешит смахнуть одинокую каплю, которая все же скользит по ее щеке, оставляя мокрую дорожку, — это все эти дурацкие гормоны. Все гости уже собрались.

Я делаю глубокий вдох. Мне плохо. Я задыхаюсь.

Оказаться бы сейчас где угодно, только не здесь.

— Гермиона, с тобой все в порядке?

Нет. Я хочу сорвать с себя это платье. Хочу броситься в объятья мужчины, которого я люблю.

Мужчины, который в этот момент не ждет меня у алтаря.

— Да, Джинни, — вру я, выдавливая из себя улыбку, настолько фальшивую, что меня не удивит, если подруга поймет, что ее обманывают. — Просто очень нервничаю.

На самом деле, я мертва внутри.

Джинни понимающе улыбается:

— Ты помнишь, как я выходила замуж? Так нервничала, что меня всю трясло.

Выдавливаю из себя еще одну улыбку и пробую отвлечься воспоминаниями о подруге в белом платье, сияющей и светящейся, как и подобает невесте.

Из меня такой невесты не получается.

Кладу руку себе на грудь, туда, где сердце.

Оно бешено бьется.

Не от нервов.

От боли.

Последние минуты измученного сердца. Последние судороги этого куска плоти, рвущегося на части, потому что я потеряла любовь всей моей жизни.

Делаю короткий вдох и чувствую слабость в ногах.

Я бы хотела убежать. Но не могу.

Я не нужна тому единственному, с кем хотела бы быть рядом.

Он не хочет любить меня. Говорит, что не может любить меня. Что больше не способен любить.

Но я видела безграничную любовь в глубине его глаз. Видела страсть, горящую в этих черных омутах, где теряла себя столько раз, где тонула даже с закрытыми глазами. Я открыла нежность в этих руках, запятнанных кровью. Нашла бесконечную любовь в сердце, которое он называет окаменевшим. Познала жар тела, которое он считает холодным.

В нем вся моя жизнь.

Но, может быть, в его жизни нет места для меня.

— Гермиона?

Я пробуждаюсь от мыслей. Мои глаза все еще изучают печальную невесту, смотрящуюся в зеркало.

Смотрю на отражение Джинни в зеркале и выжимаю из себя еще одну улыбку.

— Идем? — спрашивает она, протягивая мне букет из белых роз и желтых ромашек. — Рон тебя ждет.

Беру цветы и слабо киваю в знак согласия.

Мы выходим из комнаты и направляемся к саду, окружающему дом, туда, где Рон ждет меня у алтаря.

Медленно дышу. Сердце стучит как сумасшедшее.

Вот я перед дверью.

Рядом со мной счастливо улыбается Джинни, ее глаза по-прежнему сияют. Она проплачет всю церемонию.

Я тоже буду плакать, но по другой причине.

Крепко сжимаю букет в руках.

Дверь открывается.

Лучи солнца ослепляют меня.

Начинается свадебный марш.

Мое сердце перестало биться.

Это была ошибка. Мы должны остановиться. Проведи свою жизнь рядом с человеком, который любит тебя. Забудь все, чем мы были друг для друга.

Бутылка разбивается о твердую поверхность. Осколки разлетелись по полу, а красное вино стекает по стене. Кажется, будто камень сочится кровью.

Немного похоже на мое сердце.

Глупое окаменевшее сердце, которое решило снова начать биться.

Я закрываю глаза, стараясь сдержать стоны боли, издаваемые лохмотьями моей черной души.

Я потерял ее.

Позволил ей уйти.

Я говорю себе, что это правильно. Что Уизли сделает ее такой счастливой, какой она никогда не стала бы со мной. Что у меня не было другого выбора. Что весь мир был бы против нашей странной любви.

Я все повторяю и повторяю это.

Вот уже год. С той самой минуты, когда позволил ей уйти.

С того самого момента, когда сказал, что мы должны все забыть.

Как будто я когда-нибудь смогу забыть ее взгляд. Ее запах. Ее мягкие губы. Все в этой комнате напоминает мне о ней. Все. Даже эта чертова бутылка, которую я разбил.

Мой взгляд устремляется на часы с маятником, висящие на стене.

Сейчас она приближается к своему жениху, ожидающему ее у алтаря.

Она будет смотреть на него с любовью. Только ему будет предназначена эта волшебная улыбка. Улыбка, в которую я влюбился.

Красавица в платье, белом как снег, незапятнанном ничем, как и его владелица.

Про меня этого уже давно нельзя сказать.

Возможно, я никогда и не был таким.

Закрываю глаза и представляю, что я присутствую на церемонии.

На мне моя привычная черная одежда, говорящая о моем характере. Сердце начинает колотиться в груди, едва я увидел Ее. Она такая красивая, что больно дышать.

Но вся эта красота не для меня.

Больше она не будет такой для меня.

Она будет красивой для него. Для мужчины, который сможет любить ее чистой, неискореженной любовью.

Для того, кто подарит ей детей, жизнь которых не будет омрачена прошлым их отца. Для того, кто, сливаясь с ней в поцелуе, не будет выглядеть ее отцом.

Желудок сжимается так, что я опять зажмуриваю глаза.

Одна лишь мысль о том, как он касается ее тела, причиняет мне боль.

Все так, как должно быть.

Да. Я должен снова и снова говорить это себе или сойду с ума.

Забыть. Вот что мы должны сделать. Вычеркнуть все из памяти и зажить новой жизнью. Хотя для меня это уже будет не жизнь.

Но я уже привык к мраку, наполняющему мое сердце. Я могу ужиться с ним.

Она — нет.

Она не должна столкнуться с ним. Не должна быть развращена им. Ее душа должна остаться невинной, неоскверненной моим злом. Злом, которое убивает всех, кто любит меня. Даже после войны мне продолжают сниться кошмары из прошлого, которые никогда не перестанут мучить меня. Мои руки в крови, и я не в силах изменить это.

Все, к чему я прикасаюсь, рассыпается в прах, милая моя.

Я не мог позволить своему злу коснуться тебя.

Просто не мог.

Поэтому и отпустил тебя — чтобы спасти от себя самого.

Беру со стола палочку и рассеянно машу ей в сторону осколков бутылки, разбитой мной об стенку. Уничтожаю красное пятно, откладываю палочку и запускаю руки в волосы.

Кто-то стучится.

Я с удивлением поднимаюсь. Тупик Прядильщика — безлюдное место. Никто здесь больше не живет. Ни одна душа не знает, что я скрываюсь здесь. Вдали от всего, кроме своей боли.

Это тюрьма, в которой я пытаюсь забыть любовь, утраченную навсегда.

Открываю дверь, и мне становится плохо.

Она передо мной.

Белое платье едва касается пыльной земли. Руки все еще сжимают букет.

Ее глаза блестят, но она не плачет. Щеки раскраснелись, несколько локонов выбились из сложной прически — будто после бега.

И она не выглядит как счастливая невеста.

— Что ты здесь делаешь? — голос слегка дрогнул, и я могу только надеяться, что она не заметила этого. Но, как ни странно, Гермиона Грейнджер не различает оттенков моего голоса — а когда-то могла понять мое настроение просто по тому, как я здоровался с ней.

— Не получается, — говорит она едва слышно. Грудь ее быстро поднимается и опускается, почти выскальзывая из тесного лифа.

Желание поцеловать эту девушку становится почти болезненным. Тело слишком хорошо помнит ощущения от прикосновений к ее коже. Электрический разряд, пронизывающий спину, когда я входил в нее. В это тело, которое, казалось, создано для меня.

— Я не могу выйти замуж, не поговорив с тобой.

Прикусив губу, я на какое-то мгновение снова становлюсь ее профессором зельеварения.

— Нам нечего сказать друг другу, Гермиона.

Пытаюсь закрыть дверь, но она опережает меня: кладет руку на нагретую солнцем поверхность, мешая мне.

— Тогда наложи на меня Обливиэйт.

Мои глаза изумленно расширяются, и я снова открываю дверь. Ее голос звучит твердо и решительно в этом пустом переулке. Глаза блестят, сияют, словно звезды.

— Почему? — спрашиваю я после долгой паузы.

— Потому что лучше тебя это не делает никто, — уверенно отвечает она. —
И потому что ты сказал, что я должна забыть все, чем мы были.

— Я сказал тебе это год назад.

— Года не хватило. Если я должна выйти замуж за Рона, то хочу сделать это без горьких воспоминаний, связанных с тобой. Не желаю каждый раз, когда мы с ним будем заниматься любовью, представлять твое лицо. Я устала, Северус. Так устала бороться с призраком любви к тебе. И, если мне нужно покончить с этой любовью, то хочу, чтобы ты помог мне. А потом я смогу выйти замуж, не испытывая чувства вины, которое убивает меня с каждым взглядом на Рона. Он заслуживает лучшего.

Кажется, мы смотрим друг на друга целую вечность.

Я борюсь с желанием сократить расстояние, которое нас разделяет, до нуля и поцеловать ее, вложив в поцелуй всю любовь, что только есть во мне.

Впиваюсь ногтями себе в ладонь.

Другой рукой достаю палочку.

Закрываю глаза.

Если я хочу вернуться к жизни, то должна забыть его. Даже если без него это не жизнь.

Я готова подвергнуться заклятию.

Увидев его таким решительным, таким отчужденным, я наконец-то поняла, что не нужна ему.

Бесполезно страдать из-за любви, которая закончилась. Лучше вычеркнуть ее из памяти, и больше не испытывать боли.

Да, именно так я и должна поступить.

Но если мне нужно забыть, зачеркнуть эту любовь, то пусть это сделает он. Хочу, чтобы он смотрел на меня, пока я буду забывать его.

Так наш разрыв станет окончательным.

— Я готова, — говорю я решительно, сама удивляясь твердости своего голоса.

Вокруг тишина. Ветер задувает в уши, играет юбкой платья.

Внезапно запах, резкий, но не неприятный, запах, который я никогда не забывала, опьяняет меня. Потом я оказываюсь в его объятиях. Он прижимает меня к себе. Решительно, так, как будто больше не отпустит меня.

Меня захлестывает море противоречивых чувств.

Я мысленно возвращаюсь на год назад. В то время, когда мы беззаботно любили друг друга. В то время, когда окружающий мир был нам безразличен. Когда мне были нужны только его губы и его сердце.

Моя уверенность дает трещину. Броня, которой я защитилась от своей боли, разлетается на тысячи кусков.

Я открыта для него. Мое разбитое вдребезги сердце в его руках.

Я сдаюсь.

Слезы, сдерживаемые целый год, вырываются наружу стремительным потоком.

Икая, вцепляюсь в его пиджак.

Чувствую, как он касается губами моего затылка. Легко. Нежно.

— Не хочу забывать, — говорю я, уткнувшись лицом ему в грудь, еще больше погружаясь в этот восхитительный запах. Запах, который никогда не покидал меня.

— Не хочу, чтобы ты забывала, — отвечает он тихо. — И не хочу, чтобы ты выходила замуж за Рона.

Вздох. Как будто я впервые дышу.

— Мы все уладим, Гермиона. Вместе. Все будет хорошо.

Киваю, все так же уткнувшись в него лицом. Слово «вместе» эхом звенит в ушах. Я чувствую, как он гладит меня по спине. Снова целует мои волосы, мое лицо.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть, Северус. И мне все равно, что твоя любовь искалечена и запятнана кровью. Главное, что она настоящая. Другой мне не нужно.

Он еще крепче обнимает меня. Но эти решительные объятия не причиняют мне боли.

Я поднимаю к нему лицо и смотрю прямо в глаза, которые полюбила еще до того, как осознала свои чувства.

Осторожно целую его. Нежно. Как будто впервые. Словно в первый раз касаюсь его губ.

Говорят, что день собственной свадьбы — самый счастливый в жизни.

Я не знаю, так ли это.

Знаю только, что я снова живу.

Подпись

Леди Аморозо