Колдун из клана Смерти - Страница 2

[

]

Страница 2 из 3 « 1 2 3 »
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Колдун из клана Смерти (Алексей Пехов, Елена Бычкова, Наталья Турчанинова)

Колдун из клана Смерти

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:19 | Сообщение # 16

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 13 Вниз, по крысиной норе

Амбиции — это последнее прибежище неудачников.
Оскар Уайльд. Заветы молодому поколению.
21 декабря

Дона медленно шла по пустой темной улице. Крупные хлопья снега падали так медленно, что девушке казалось, будто она плывет на лодке в облаке лебяжьего пуха…

Прогулки перед сном были стилем жизни вилиссы.

В ее родной Англии семнадцатого-восемнадцатого века ночные моционы могли закончиться весьма плачевно для одинокой юной девушки. Революции, заговоры, войны… Страну бросало из одной крайности в другую, и за неполные шестьдесят лет, что Дона провела там (сначала человеком, потом — кадаверциан), Туманный Альбион пережил монархию, республиканское правление, военную диктатуру и снова монархию. Дорогостоящие, шумные увеселения перед дворцом Уайтхоллом сменялись запретом на любые развлечения, будь то театр, скачки или петушиные бои. Но потом торжества снова возрождались. В еще большем блеске.

Вилисса с улыбкой вспоминала себя прежнюю. Двадцатичетырехлетней Донатэле — наследнице богатого английского рода — хотелось танцевать, посещать музыкальные вечера и театральные представления. Она восхищалась Карлом I, красивым, смелым, элегантным и ничем не напоминающим своего неуклюжего болтливого отца. Единственное, что объединяло этих королей — разногласия с парламентом, которые, в конце концов, привели Карла на эшафот, а его сторонников — в изгнание, тюрьмы, к нищете. Власть взял Кромвель. Некоронованный король, попытавшийся уничтожить все, что было дорого Доне. Включая родных девушки, и ее саму — ведь они оставались сторонниками Карла. Если бы не Вольфгер, тело юной леди с перерезанным горлом нашли бы в канаве. Мэтр спас ее и сделал своей ученицей.

Когда на престол взошел Карл II, он приказал выкопать останки Кромвеля и повесить их на воротах, отомстив, таким образом, убийце отца. Но Доне уже не было до этого дела. Она обрела новую семью кадаверциан, новую жизнь и новые ценности.

Теперь вилисса могла гулять, где и когда хотела. Кто-то из кровных братьев и сестер предпочитал шумные вечеринки, другие обожали охотиться на людей, выслеживая определенную жертву, третьи — просиживали в библиотеках. Дона любила блуждать по ночному городу, не думая о политике, интригах, а также мнимых и реальных опасностях…

Тишину ночной улицы пронизал гулкий звук виброзвонка.

— Слушаю, Крис.

— Дона, мне нужна твоя помощь.

Девушка мельком улыбнулась, слыша азартные интонации в голосе колдуна. Последний раз ее помощь требовалась мастеру Смерти в середине двадцатого века, когда Великий смог на несколько дней окутал Лондон[8]. Первый глобальный эксперимент клана Асиман в попытке создания приемлемых условий для существования кровных братьев в дневное время окончился провалом. Но Амир так и не узнал, кто был истинной причиной этого самого «невезения»…

Интересно, что могло случиться сейчас?

— Будут какие-то конкретные пожелания? — она шагнула в сторону, подальше от края тротуара, услышав за спиной шум приближающегося автомобиля.

— Надень удобную обувь.

Девушка машинально взглянула на свои сапоги на высоких каблуках, и вдруг за ее спиной раздался резкий взвизг шин.

Вилисса почувствовала удар, а затем кто-то вырвал телефон из ее руки. Спустя мгновение Дона услышала, как взревел двигатель — автомобиль, совершивший покушение, рванул вперед.

Для обычного человека подобный «несчастный случай» скорее всего, закончился бы в травмопункте, с переломом. Мистрис лишь в сердцах произнесла проклятие в адрес охотников за чужими сотовыми.

Эмоции переполняли Дону, и проклятие получилось сильным. Кадаверциан знала — оно поразит грабителей серьезной болезнью на грани смерти и приведет к инвалидному креслу. Вилисса не испытывала ни грамма сочувствия к опрометчивым смертным. Но приятная вечерняя прогулка была испорчена.

…Кристоф ожидал ее в гостиной не один. Увидев входящую, из кресла поднялся крепко сложенный человек. Он почтительно склонился перед девушкой в низком поклоне, и та заметила засохшую кровь на его затылке. Дона нахмурилась, почувствовав знакомую покорность мертвого человеческого тела, однако тут же вгляделась в зомби внимательнее, ощутив скрытую в нем кипучую энергию.

— Доброй ночи, миледи, — произнес мужчина, выпрямляясь. На его бледном лице сверкнули желтые нечеловеческие глаза. Не узнать их было невозможно.

— Босхет?! — воскликнула вилисса. — Ты?

— Счастлив, что миледи все еще помнит меня, — оскалился тот в хищной улыбке.

— Крис, что случилось? — Дона повернулась к некроманту.

— Пока ничего, — ответил колдун, жестом разрешая слуге занять прежнее место.

— Ничего?! Ты вызываешь одного из самых сильных бетайласов, и пытаешься сделать вид, что ничего не случилось?

— Самого сильного, — деликатно поправил ее Босхет, но на него не обратили внимания.

— И кстати, что это за тело, в которое ты вселил его?

— Только сегодня поступило из морга. Оно в прекрасном состоянии, ты не находишь?

Кадаверциан, похоже, был доволен.

— Самым сильным достается все самое лучшее, — снова вмешался бетайлас. Дона гневно взглянула на него, и он тут же прикусил язык. В прямом и переносном смысле.

— Кристоф, что ты задумал?

— Я планирую встречу с одним старым знакомым.

— И для этого тебе нужна моя помощь и поддержка бетайласа?

— Сначала я хотел попросить Кэтрин создать парочку умкову, — усмехнулся колдун. — Но потом подумал, что путешествие через весь город с окровавленными костлявыми тварями может вызвать нездоровый ажиотаж среди населения.

— Все это не кажется мне смешным! Куда ты собираешься?

— В одну маленькую подземную лабораторию.

— Ты хочешь напасть на лабораторию асиман?! — ужаснулась Дона.

Мастер Смерти утвердительно наклонил голову.

— Ада говорила мне, будто в последнее время ты стал опрометчив, но я не думала, что настолько. Ты понимаешь, чем это грозит нам? Если об этом узнают…

— Мы должны сделать так, чтобы не узнали.

— Но как?

— Последняя авантюра тхорнисхов натолкнула меня на отличную мысль. Идем. Расскажу по дороге.

Отсутствие любопытных глаз играло на руку некромантам. Проспект был пуст.

Кристоф припарковал машину возле маленького театра, на окраине заледеневшего от дыхания ночи сквера. Босхет ловко подцепил крышку канализационного люка возле металлической ограды, сдвинул ее и легко спрыгнул вниз.

— Здесь неглубоко! — раздалось из темной дыры.

— Я, конечно, понимаю, что место асиманам в канализации, но не в буквальном же смысле, — произнесла Дона.

Ответа на риторическую фразу не последовало, и вилиссе пришлось спускаться по лестнице следом за бетайласом. Стальные поручни обжигали ладони холодом даже сквозь перчатки.

— Вашу руку, сударыня, — чопорно потребовал Босхет, едва она ступила на последнюю перекладину.

Дона улыбнулась, невольно вспоминая прошлое. В ее прежней жизни были обходительные кавалеры, мечтавшие помочь девушке выбраться из кареты. Босхет, в своем нынешнем состоянии, напомнил ей одного из них. Такой же наглый и напористый.

Кристоф слегка задержался, ставя крышку люка на место, но, наконец, и он оказался на каменном полу:

— Добро пожаловать в старый коллектор одной из подземных рек Столицы, — приветствовал его появление бетайлас. — Правда, сейчас он не в лучшем виде…

— Это мы уже поняли, — кадаверциан кивнул на пол, замусоренный размокшими пачками сигарет, бычками, грязными бумажками и помятыми банками из-под газированных напитков.

Прямо у спуска путь направо перекрывала толстая решетка, за которой основной коридор разветвлялся на два хода, скрывающихся во тьме. В противоположную сторону вела галерея с низкими сводами, выложенными красным кирпичом. В центре ее темнел узкий желоб с водой.

Кристоф пошел впереди, Дона за ним, замыкал шествие донельзя довольный Босхет.

Метров через триста они оказались в старой шлюзовой камере. В стене зияло отверстие трубы, из которой, впадая в основной желоб, вода то била, словно из пожарного брандспойта, то текла тонкой струйкой. Уровень потолка понизился. Спутникам пришлось пригнуться, чтобы не задевать его головами.

— Нам направо, — предупредил колдун.

— В новый коллектор?! — возмутился Босхет. — Вы лишаете себя прекрасного зрелища!

Дона знала, о чем он говорит. Раньше река текла по-другому. Впереди была самая старая часть рукотворной системы — гранитное русло восемнадцатого века. Но Кристоф, не слушая бетайласа, повернул.

Дорога пошла под уклон. Желоб в центре расширился, течение стало быстрее, вода зашумела на перекатах. Потолок ушел вверх.

— Это левый приток, вилисса. Он берет начало в болотах Марьиной рощи и течет здесь не одну сотню лет.

— Спасибо за лекцию, Босхет.

— Ну что вы. Это, скорее, экскурсия. Позвольте продолжить. В конце девятнадцатого века поток пустили по каналу…

— Восемнадцатого.

— Что?

— Это произошло в конце восемнадцатого века, Босхет. Я прекрасно помню. Жителей Столицы сильно раздражали весенние наводнения из-за непокорного притока, поэтому его и заключили в подземную тюрьму. Впрочем, это не сильно помогло. В прошлом веке, пока не построили новый коллектор, по которому ты имеешь честь сейчас идти, тут все утопало в воде. А теперь, будь добр, помолчи.

Два огромных белых камня впереди были в полном диссонансе с бетонными блоками. Это все, что осталось от стены Белого города. Дона посмотрела наверх, зная — сейчас они проходят под Трубной площадью. В начале девятнадцатого века там стоял ее дом, окна которого выходили на столичный цветочный рынок.

Каждую ночь от ранней весны до поздней осени сюда свозили ворохи роз, лилий, гиацинтов, фрезий, фиалок, нарциссов. Торговки по локоть погружали руки в душистые груды цветов, перебирали стебли, отбирая увядшие или сломанные. Тонкие, нежные ароматы текли во все стороны, плыли над площадью, смешиваясь. Зеленые листья и разноцветные лепестки падали на мостовую…

Больше всего вилисса любила ландыши. Они напоминали о давно покинутой родине. Крошечные, ароматные колокольчики распускались в самой тенистой части сада, возле замка отца. Очень давно.

…Чем дальше продвигались кадаверциан — тем ближе был исторический центр Столицы. Коллектор заметно изменился. Красный кирпич сменился белым камнем, стало теплее. Из стен то и дело выступали чугунные скобы-ступени старых, ныне давно забетонированных шахт.

Путь оказался долгим. Арочные белокаменные своды отражали эхо шагов. По каменному руслу текла уже настоящая река, и приходилось держаться за стену, рядом с которой проходил высокий бордюр.

— Где мы сейчас?

Бетайлас втянул носом воздух и авторитетно изрек:

— Мистрис, мы только что миновали Кузнецкий мост. Это почти центр.

Дона улыбнулась:

— В конце пятнадцатого века эти места вряд ли кто-нибудь осмелился бы назвать центром.

Пять веков назад здесь селили кузнецов, работавших на Пушечном дворе. Они и построили над рекой мост, просуществовавший несколько сотен лет.

Несмотря на прожитые годы, девушку не переставало удивлять, насколько быстро меняются города… и как быстро все забывают люди. Вряд ли сейчас кто-нибудь помнит о прудах, сооруженных на реке, или может представить, что пару веков назад ничто не мешало вилиссе даже днем гулять в Александровском саду. Точнее — под Александровским садом. Человеческая память коротка. Воспоминания о прошлом стираются очень быстро. И только кровные братья остаются прежними, храня знания о судьбах человеческих городов и цивилизаций…

— Нападение на лабораторию асиман можно считать объявлением войны, — сказала Дона, отвлекаясь от своих размышлений.

— Не волнуйся, — произнес Кристоф, не оборачиваясь. — Он будет там один. Ну, может быть с парой помощников.

— Крис, скажи мне только… эти бумаги, которые ты показывал… ты делаешь это не для того, чтобы отомстить? Не из-за Флоры?

— Не только, — отозвался колдун сухо и остановился, оглядываясь.

— Послушай, прошло несколько десятков лет.

— Время не имеет значения.

— Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным, — пробормотал бетайлас за спиной вилиссы.

Он был в восторге от путешествия. Потустороннее существо, волей некроманта получившее тело и возможность утолить голод, чувствовало себя счастливым и не испытывало никаких сомнений.

— Мы на туристическом маршруте, мистрис. Порой здесь оживленнее, чем наверху. Людей притягивают подземелья.

— Не расслабляйся, — мрачно одернул бетайласа Кристоф.

— Ни в коем случае, — тут же согласился Босхет. — Опасность повсюду. Во время сильного дождя, если нет жабр, тут становится нечем дышать. К тому же никогда не знаешь, что найдешь в темном коридоре, — он с упоением начал перечислять, загибая пальцы, — ржавый штырь, дохлая собака, устроившие облаву полицейские, недружелюбные диггеры, Белый Спелеолог… хотя эта легенда несколько из другой оперы. Ну, и веселые парни асиманы. Этим попасться на глаза хуже всего.

Коридор постепенно спускался все ниже. Воздух стал сухим и горячим. За каменной стеной гулко прогрохотал поезд метро.

Дорога вновь разделялась, один из туннелей перегородила чугунная решетка с электронным замком. Не спрашивая ни у кого разрешения, Босхет выхватил из-за пояса пистолет, который, по всей вероятности, прихватил без спроса в доме Кристофа, и с наслаждением всадил всю обойму в электронное устройство. На пол посыпались обломки. Однако решетка осталась на месте. Тогда бетайлас попросту вырвал ее, аккуратно прислонил к стене, повернулся к сосредоточенной Доне и широко ухмыльнулся:

— Крысы. Проклятые крысы все время перегрызают провода.

Кристоф смерил его насмешливым взглядом:

— Босхет, ты стал слишком разговорчив для духа.

— Крис, откуда ты знаешь, где скрывается Эрнесто? — вилисса перешагнула лужу, натекшую с мокрой стены.

— Я наблюдаю за ним давно. Кроме этого подземелья есть еще несколько мест, куда он регулярно наведывается. Нам дальше. К Театральной площади.

Они прошли чуть больше двухсот метров, на развилке повернули направо, оставляя реку в стороне. И, чавкая по влажной грязи, вышли в самый старый отрезок коллектора. Он оказался узким и не длинным — уходящий в сторону Александровского сада туннель был забетонирован.

— Здесь тупик, — сказала Дона.

— Миледи, ради ваших прекрасных глаз я найду тысячу обходных путей! — тут же заявил Босхет.

— Мы пришли. — Мастер Смерти опустился на корточки и нарисовал на земле замысловатый символ. Пол под ногами спутников дрогнул, и мгновением позже у стены открылся провал с ведущей вниз белокаменной лестницей.

— Вход в туннели Нософорос! — прошептала девушка. — Я не знала про этот. Кто тебе рассказал?

— Один болтливый асиман. Очень давно.

Дона не стала спрашивать, что стало с тем болтуном. Любовь Кристофа к огнепоклонникам ей была прекрасно известна.

— Советую всем быть осторожнее! — важно изрек бетайлас. — Как бы это старье не рассыпалось у нас под ногами.

Колдун сделал приглашающий жест. Босхет шагнул вперед, спустился по ступеням и оказался в совершенно круглом, сухом тоннеле с серыми каменными стенами.

Асиманские ловушки заработали через несколько шагов. Несколько струй пламени вырвались из стен, но бетайлас с нечеловеческой ловкостью уклонился от одной, поднырнул под другую, перепрыгнул третью, взлетев едва не до потолка. Сделал сальто в воздухе, бесшумно приземлился на ноги и небрежно вытер обожженную щеку.

Его всегда посылали вперед — дезактивировать капканы, как сейчас. Принимать на себя первый удар. Закрывать собой господина. Он не возражал. Потусторонняя сущность не чувствовала боли, а подчиненное ей мертвое тело успевало регенерировать. Главное для духа было то, что он жил настоящей жизнью.

— А сейчас придется попрыгать, — сказал Босхет сам себе, заметив, что потолок начинает наливаться красным пламенем.

Сверху посыпались раскаленные огненные шары. Любой из них мог спалить человека заживо. Да и кровным братьям доставил бы несколько дико болезненных минут.

— Расслабились, — пробормотал бетайлас, уворачиваясь от капель огненного дождя. — Отвыкли от войны… Считаете себя неуязвимыми… Ловушки для лохов… Думаете, никто кроме примитивных диггеров к вам не сунется?

Он выкатился из-под очередной «капли». Вскочил, встряхнулся, огляделся. Кадаверциан шли следом. Теперь главное было в том, чтобы асиманы не почувствовали их раньше времени и не подняли тревогу.

Босхет пробежал вперед. Его взгляд обшаривал стены, но не замечал больше ничего опасного. И это было подозрительно.

— Совсем ничего не чувствуешь? — Кристоф остановился за его спиной.

Бетайлас повел носом и осклабился:

— Чувствую запах духов вилиссы.

Дона сердито тряхнула головой. Некромант носком сапога поддел камешек, лежащий на полу. Тот полетел вперед… и врезался в невидимую преграду, перегораживающую коридор.

Вспыхнуло пламя, и бетайлас попятился от его жара:

— Извините, мэтр. При всем моем уважении, я туда не полезу. Меня спалит.

— Знаю, — отозвался Кристоф.

Он шагнул вперед, достал из кармана куртки тонкую пластинку металла с изящной вязью гравировки, на мгновение сжал ее в кулаке, шепнул несколько слов, а затем наклонился и приложил ладонь к полу. Пластинка начала медленно таять, соприкоснувшись с камнем. По плитам потекла тонкая дорожка белой изморози. Когда она столкнулась с огненной стеной, раздалось громкое шипение и коридор заволокло паром. Лишь спустя несколько минут туманная муть рассеялась. Проход был свободен.

— Редкий артефакт, — заметила Дона. — Давно я не видела в действии магию леарджини.

Колдун молча кивнул. Босхет уважительно покрутил головой и снова пошел первым.

Коридор вывел спутников в круглую комнату с высоким потолком. Но не успел бетайлас сделать и шага, как из кирпичной стены медленно выполз пылающий силуэт.

Огненный сторож почувствовал чужаков.

Пятирукий «Аргус» повел приплюснутой головой. Когти его мощных задних конечностей проскребли по полу, оставляя на камне глубокие горящие борозды.

Босхет негромко выругался, готовясь к схватке, но за его спиной послышался тихий голос Доны. Навстречу стражу прыгнула легкая зеленая тень, похожая на лань. Коснувшись огненной твари, она помчалась прочь… «Аргус» безмолвно втек в стену и, оставляя за собой широкий дымный след, устремился следом за обманкой.

— Теперь он будет ловить ее. — Вилисса взглянула на Кристофа. — Не волнуйся, я потратила мизерное количество силы. Практически неощутимое, а через несколько минут и оно рассеется.

— Нисколько не сомневаюсь в твоем профессионализме, — улыбнулся некромант.

Следующий коридор закончился стальной дверью.

— У нас еще осталось несколько минут, — хрипло пропел бетайлас строчку из песни, которую услышал неизвестно когда и где. Дух подбежал к двери, ударом ноги распахнул тяжелые створки и влетел в лабораторию с бессмысленным воплем:

— На пол, твари! Пристрелю!

Ошеломленные подобной наглостью нападения, асиманы стремительно повернулись к безумному «смертному». Один из них взмахнул рукой, посылая в него сгусток огня. Босхет успел увернуться и выстрелил в ближайшего мага, но тут же получил удар огненной плетью по лицу. Не ощущая боли, бетайлас бросился на следующего врага и с рычанием впился в его горло. Нападающий и жертва рухнули на пол, опрокинув столик с мензурками.

— Какого дьявола?! — заорал разъяренный Эрнесто, на глазах которого пытались убить его лаборантов, и швырнул в духа огненный шар. Но промазал. Видимо, от злости.

Эти вопли, стрельба, звон разбитого стекла и гул пламени заглушили появление кадаверциан.

Дона бросилась на асимана, не успевшего регенерировать, и сломала ему шею. Кристоф ударом кулака оглушил Эрнесто, и ученик магистра повалился на лабораторный стол, сшибая хрупкие сосуды.

— Скучно, господа. — Босхет оттолкнул разодранное тело ассистента и поднялся, вытирая губы.

— А ты хотел реки крови и груды трупов? — скептически поинтересовалась вилисса.

— Да! — оскалился бетайлас. — Помните, мэтр, как мы повеселились за день до Великого пожара[9]?

— Хватит болтать. — Кристоф быстро листал лабораторный журнал, просматривая записи. — Займись делом.

— Что ты ищешь? — хрустя рассыпанным на полу стеклом, Дона подошла ближе.

— Уже нашел.

Некромант вынул из подставки несколько пробирок с прозрачным содержимым. Внимательно осмотрел их и стал аккуратно укладывать во внутренние карманы куртки. Туда же положил журнал.

— Что ты делаешь?! Зачем тебе это?! — Вилисса была шокирована его действиями.

— Готовлю подарок для Дарэла. Уходим!

Босхет с телом асимана на плече выбрался из лаборатории. Следом за ним вышла Дона.

Мастер Смерти отбил горлышко у одного из объемных стеклянных сосудов, стоящих на полу, поднял его и щедро плеснул спиртом на столы, полки, стены. Потом достал из кармана зажигалку смял несколько листов бумаги, поджег и уронил на пол.

Огонь вспыхнул сразу. Не хуже, чем от асиманского заклинания. Красные струйки потекли по столам, взобрались на мертвые тела, побежали по проводам и ножкам стульев. Кадаверциан шагнул назад, отступая перед пламенем, и прикрыл дверь. Он знал, что через полчаса здесь останется лишь покореженное лабораторное оборудование.

— Куда его? — Босхет якобы неудачно повернулся, задев головой Эрнесто за выступ на стене.

— В мое старое хранилище.

— Знаю. Помню. — Бетайлас изобразил нечто вроде почтительного поклона и скрылся. Некроманты пошли другой дорогой.

— Не одобряешь мои методы? — колдун, наконец, «заметил» суровую морщинку на лбу девушки.

— Если асиманы узнают…

— В лаборатории есть следы только их магии. Дарэл, который мог бы увидеть все произошедшие события, недоступен…

— Вольфгер не одобрил бы…

— Поверь мне, Вольфгер пускался в еще большие авантюры. Но тебе не обязательно идти со мной.

— Нет. Если уж я ввязалась в это, хочу присутствовать до конца.

Когда кадаверциан добрались до бункера, Эрнесто, брошенный на бетонный пол, с яростью пытался разорвать магические путы, а Босхет, помахивая пистолетом у него перед носом, пинал под ребра, объясняя асиману, в чем тот «конкретно не прав».

— Кристоф! — воскликнул маг едва ли не с облегчением. — Что происходит?! Что это за тварь?

Бетайлас схватил огнепоклонника за лацканы белого халата, без усилия поднял и посадил на стул:

— Ща. Босс тебе все конкретно объяснит.

Потом взял кресло, стоявшее в дальнем углу, приволок на середину комнаты и поставил напротив пленника.

— Прошу, мэтр.

Похоже, ему доставляло огромное удовольствие изображать расторопного «шестерку» на службе у авторитетного босса. И было совершенно непонятно, где дух из сопредельного мира успел насмотреться подобного.

— Уймись, — коротко приказал Кристоф, и Босхет, ухмыльнувшись, склонил голову:

— Как прикажете.

— Что все это значит? — ледяным тоном произнес асиман.

— Не только подчиненные Амира имеют представление о расположении тоннелей под городом.

— Ты следил за мной?! — злобно прошипел маг.

— Сколько благородного негодования в твоем голосе.

— Воруешь материалы из чужих лабораторий?

Мастер Смерти рассмеялся:

— Старый ход. Пустые оскорбления.

— Что тебе надо?

— Хочу задать несколько вопросов.

— Ты совсем спятил? Мой клан раскатает тебя в лепешку. Самый дурной из лигаментиа никогда бы не совершил такого безумства.

Кристоф достал из кармана куртки сложенный лист, неторопливо развернул его и поднес к глазам Эрнесто. Тот запнулся, уставился в бумагу… И чем дольше его взгляд скользил по строчкам, тем становился напряженнее.

— Я ее не убивал, — наконец произнес он хрипло. — Я не имею к этому никакого отношения.

Колдун молчал.

Босхет стоял у стены, с вожделением наблюдая за ужасом пленника. Дона села в кресло. Ее белые, словно покрытые инеем, волосы поблескивали в электрическом свете, холодное красивое лицо не выражало ничего, кроме безграничной скуки. Вооружившись пилочкой, она полировала свои безупречные ногти, не обращая внимания на происходящее в нескольких шагах.

Лицо Эрнесто застыло, словно перекошенная маска.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — в очередной раз произнес маг. Он старался говорить уверенно, но время от времени голос его начинал заметно дрожать. — Это бессмысленно. Амир узнает… он услышит меня…

— Он уже давно не слышит никого, кроме себя, — спокойно отозвался Кристоф. — И, кроме того, не надо считать меня беспамятным дураком. Мысленная связь существует лишь между обратившим и обращенным. Тебя обратил не Амир, как ты пытаешься всех убедить, а Селенций Варрон. И там, где он пребывает сейчас, твои крики о помощи вряд ли будут слышны. Так что довольно воспоминаний. Ты знаешь, что я хочу от тебя.

— Послушай, Кристоф, я не имею никакого отношения к гибели Флоры! Ее убила Фелиция. Об этом все знают. — Несмотря на болезненную гримасу, Эрнесто смотрел на колдуна с вежливым беспокойством, словно на сумасшедшего. — Флора хотела сместить Первую Леди и занять ее место, но не рассчитала силы и была уничтожена, — продолжил асиман, пытаясь равнодушно пожать связанными плечами. — Неужели ты, действительно, подозреваешь наш клан в том, что он каким-то образом причастен?..

— Самым прямым. Вы сыграли на безграничном честолюбии Флоры. Амир обещал ей поддержку, всю возможную помощь, подарил несколько весьма эффективных заклинаний и подсунул мальчишку с эликсиром правды. Это была очень тонкая интрига, не так ли? Одним выстрелом уничтожить сразу двоих, а может быть и троих. Флору, меня и, если повезет, Фелицию.

— Бред! — воскликнул Эрнесто, пытаясь ослабить путы. — Даже если бы это было правдой, где доказательства моей причастности?!

Дона едва заметно улыбнулась, полюбовалась маникюром на правой руке и занялась левой.

— Доказательства? — переспросил Кристоф задумчиво. — Сейчас будут.

Он посмотрел в темный угол и, повинуясь его взгляду, оттуда выступило темное существо с горящими глазами. Оно было точной копией некроманта — то же лицо, та же фигура и рост. Но от него веяло таким ужасом, что даже Босхет — потустороннее созданье, взглянув, поморщился. Дона снова поразилась. То, что делал Кристоф со своим Темным Охотником, было выше ее понимания.

— Узнаешь? — с усмешкой спросил колдун, глядя на застывшего асимана. — Давний знакомый, встречи с которым тебе удавалось избегать столько веков. Позволь, где это было?

— Ты не можешь убить меня! — произнес маг разом охрипшим голосом. — Если ты сделаешь это, начнется война. И мстить за Эрнесто будут всему твоему клану.

— Мстить?.. — с прежней, задумчивой издевкой произнес Кристоф. — Кстати, о мщении. Хорошо, что ты напомнил. У меня тоже накопилось достаточно поводов для мести. Пора подвести итог. Ты убил Герберта.

— Кристоф, послушай, — асиман тщетно пытался отодвинуться от черной фигуры Охотника. — Его убил Лудэр. Много веков назад!

— Асиман натравили лудэра на моего первого неофита. — В голосе колдуна не было никаких эмоций. — Вы убили Брана. Человека, который мог стать моим вторым учеником.

— Это произошло случайно! Шальная «молния»… Неужели ты до сих пор помнишь обиды тысячелетней давности?!

— Обиды?! — ладони Кристофа, спокойно лежащие на подлокотниках, сжались в кулаки. Его черный двойник шевельнулся и шагнул к асиману.

— Как ты знаешь, Охотник не оставляет следов, — продолжил колдун спокойнее, — и плоть, поглощенная им, не регенерирует.

— Кристоф! — вскрикнул Эрнесто, которого начало колотить крупной дрожью. — Я сожалею обо всем произошедшем! Я не должен был… мы все тогда пользовались не слишком честными методами. Но сам вспомни, какое было время! Сейчас мы можем договориться. Миледи, — он повернул перекошенную от страха физиономию к скучающей Доне, — я ничего не знаю, я не могу… Послушайте, я прошу…

— Герберт тоже просил.

Некромант небрежно махнул рукой. Лицо потусторонней твари вытянулось в оскаленную пасть, одним прыжком Охотник оказался рядом с Эрнесто и впился в его ногу.

Спустя мгновение, маг сидел, обмякнув на стуле и уронив голову на грудь. На его бедре не хватало значительного куска плоти, но ни на полу, ни на одежде асимана не было ни капли крови. Охотник лениво облизывал зубастую пасть длинным языком, а Кристоф, сложив руки на груди, стоял над пленником.

— Теперь ты готов говорить правду?

Эрнесто кивнул и заговорил срывающимся голосом:

— Амир сумел добиться расположения Флоры. Она была весьма умной женщиной, но магистр умеет играть на чужих слабостях. Он подвел ее к мысли о том, как можно победить Фелицию. Если бы ей удалось вызвать похищенного у тебя Тёмного Охотника — Флора стала бы новой главой клана Даханавар. Этого желали все. И тхорнисх, и асиман, и вьесчи, и вриколакос, и фэри. Ею, в отличие от Фелиции, можно было бы управлять.

Кристоф выслушал признание, но оно не произвело на него особого впечатления. Колдун знал все это раньше и теперь лишь получил подтверждение.

— Кто прислал мне «Могильную гниль»?

Эрнесто медленно поднял голову:

— Я не знаю.

— Кто ее изготовил?

Асиман помедлил с ответом, потом сказал глухо:

— Якоб.

— Откуда вы взяли кровь кадаверциан?

Тусклые глаза асимана неожиданно сверкнули злобой и торжеством. Он широко ухмыльнулся.

— Где вы взяли кровь? — повторил Кристоф.

— У меня, — прозвучал неожиданно новый голос.

Некромант резко повернулся в сторону говорившего. На пороге хранилища стоял Сэм. Дона, внезапно потеряв всю свою холодность и равнодушие, вскочила и стремительно шагнула к нему.

— Сэмюэл?! Что ты здесь делаешь? Как ты нас нашел? Что это значит?..

— Да, Сэм… — глумливо прохрипел Эрнесто, — расскажи им, что все это значит!

— Я шел за вами. Мне очень жаль… — произнес тот тихо, пристально глядя на побледневшую девушку, — но по-другому было нельзя. Нет! — воскликнул он, заметив, что Кристоф пошевелился. Молодой кадаверциан поднял руку, и все увидели, что в ладони у него зажата стеклянная колба, наполненная серым песком. — Это «Могильная гниль». То, что осталось. Так что не надо подходить ко мне.

— Сэм, — тихо произнес колдун, не обращая внимания на смешки асимана. — Что ты делаешь?

— Та гниль предназначалась не для тебя, а для Вивиана, — продолжил его ученик, крепче сжимая хрупкий сосуд.

— Но почему? — простонала Дона.

— Я не могу сказать, — голос Сэма дрогнул. — Так было нужно для всех нас. Для всего клана. Я не могу объяснить. Вы узнаете потом, сами…

— Сэм, послушай меня. — Кристоф медленно поднял руки, показывая, что в них нет ни оружия, ни магии. — Никто ни в чем тебя не обвиняет. И не обвинит. Ты же знаешь, мы всегда можем выслушать тебя и понять. Помочь.

— Не сможете, — прошептал он, обводя хранилище тоскливым взглядом.

— Я не верю, что ты сам мог решиться на такое. Вивиан — твой друг. Я видел, как ты беспокоишься за него. Ты помогал мне все это время… — Кристоф говорил мягко и успокаивающе, так, словно ученик был неразумным ребенком.

— Я не могу убить его сейчас, пока Дарэл считывает его память, — Сэм отер потный лоб, его щека дернулась, — они слишком тесно связаны. Погибнет Вивиан — погибнет и даханавар. А этого нельзя допустить. Простите, что это я — самый неумный и самый слабый — должен был сделать это.

— Сэм, пожалуйста, — на ресницах Доны заблестели слезы. — Убери это. Мы все знаем, что асиман очень хорошо умеют манипулировать другими. Если кто-то из них…

— Они ничего не говорили мне! — возразил кадаверциан. — Я сам пришел к ним. Обо всем знали только трое: Амир, Якоб и Эрнесто. Они подумали, будто я оскорблен тем, что меня не ценят в клане. Посчитали — я завидую способному Вивиану и хочу ему отомстить. Амира это очень обрадовало. Он не может понять, что мы не предаем друг друга.

— Сэм! — пронзительно закричала Дона. — Не надо!

Но тот уже разжал пальцы. Колба полетела ему под ноги. Облако серой пыли взметнулось вверх, и отчаянный крик Доны заглушил вопль Сэма и хохот Эрнесто.

— Босхет! — крикнул Кристоф. Бетайлас тут же прыгнул вперед, схватил девушку не позволяя ей приблизиться к ученику, корчившемуся на полу. Вилисса пыталась вырываться, но слуга держал ее крепко, хотя и старался не причинить боли.

Когда серая пыль осела, некромант опустился на колени рядом с умирающим. Могильная гниль проедала дыры в его теле, расползаясь все шире.

— Все будет хорошо, Сэм. Я помогу тебе, — голос некроманта звучал спокойно.

Ученик пытался что-то сказать, но не мог. Колдун кивнул, поняв, о чем тот просит беззвучно. Не опасаясь заразы, положил ладонь на почерневший лоб, резко нажал, и Сэм, выдохнув, замер…

Асиман посмотрел на Дону, рыдающую в объятьях бетайласа. На кадаверциана, медленно поднимающегося с пола. На тело Сэма, распадающееся черным пеплом. И злобно прошипел:

— Так и передохнете по одному.

С пальцев Доны сорвалась зеленая молния. Отчаяние и ярость почти ослепили вилиссу.

— Уведи ее отсюда, — приказал Кристоф бетайласу. — Достаточно на сегодня.

— Нет! — воскликнула девушка.

— Он нужен мне живым. Дона, прошу тебя, уйди.

Несколько мгновений она смотрела в глаза колдуна, потом опустила взгляд и прошептала:

— Да, мэтр…

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:21 | Сообщение # 17

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 14 Бетайлас

Только пустые люди знают себя.
Оскар Уайльд. Заветы молодому поколению.
23 декабря

— Босх, уйди! Оставь меня в покое! Сгинь!!

Бетайлас, стоящий в дверях комнаты, с улыбкой развел руками:

— Простите, вилисса. Не могу. Приказ мэтра. В этот раз я пришел по его воле и подчиняюсь только ему. Он велел не оставлять вас ни на минуту. И я буду рядом. Хотите куда-нибудь пойти? Прогуляться? Покататься на машине? Или вон тот клуб, через дорогу, от него на милю несет фэри. Не хотите зайти?

Дона отвернулась в бессильном отчаянии и снова уткнулась лицом в подушку. Босхет бродил за ней как привязанный уже вторые сутки, и не было никакой возможности избавиться от него. Видимо, Кристоф всерьез считал, что ей нужна охрана.

Девушка сидела на кровати в своей уютной, просторной, светло-бежевой спальне, и перед ее закрытыми глазами снова и снова возникал умирающий ученик.

«Зачем Сэм сделал это? Что его заставило? Кто его заставил?!»

— Вилисса, — Босхет погасил верхний свет, включил ночник, сел на тумбочку рядом с кроватью и произнес с неожиданной настойчивостью, — не надо думать о мертвых. По крайней мере, не теперь.

— Что ты можешь понимать!

— Достаточно для того, чтобы видеть в каком вы горе.

Дона медленно повернулась к нему. Бетайлас смотрел на нее серьезно и внимательно. Его бледное лицо в розовом свете ночника казалось принадлежащим обычному человеку. Только желтоватые ответы в зрачках выдавали нежить.

— Я слишком много общался с кадаверциан. Я знаю все ваши слабости. Вы чрезмерно привязаны к своим воспитанникам.

— Я не должна была обращать его… — Дона вытерла о подушку мокрые от слез щеки. — У него не было ни таланта, ни способностей. Но я так устала быть одна. Наверное, я дала ему слишком мало сил…

Зазвонил телефон, и бетайлас снял трубку.

— Слушаю. Да, мэтр… нет, я не думаю, что она захочет… — Босхет покосился на Дону, но та резко поднялась и вырвала у него аппарат.

— Кристоф, не странно ли, что все, кто хоть сколько-нибудь дорог тебе, умирают? — произнесла она звенящим от ярости голосом. — Герберт. Бран. Вольфгер. Флора. Вивиан. Сэм. Скольких еще я не знаю?! Когда придет моя очередь?!

Она отшвырнула трубку и снова упала на постель. Бетайлас тихонько свистнул:

— Несправедливые обвинения, мистрис. Остыньте.

— Убирайся к черту!

— Рад бы, да не могу, — отозвался он с тихим смешком. — Там меня вряд ли примут. Хотите, пойдем поохотимся на асиман? Расчленим парочку, и вы почувствуете себя лучше.

Дона промолчала.

— Или заведите себе нового ученика. Клин клином, как говорится.

— Босхет, сделай одолжение, замолчи.

— А, может, все-таки сходим в тот бар? Общество фэри всегда действует очень освежающе.

Он продолжал бубнить что-то еще, явно пытаясь отвлечь ее от грустных мыслей. Задавал вопросы и сам же отвечал на них, рассказывал байки столетней давности. Дона уже подумывала о том, не уничтожить ли тело, в котором прочно угнездился дух, но знала, что это бессмысленно. Кристоф пришлет нового охранника.

— Хорошо! Идем.

Вилисса поднялась и пошла одеваться.

Ей было все равно, где находиться. Метаться по ночным улицам, сидеть дома или в баре.

— Может так и лучше, — сказала она, глядя на свое отражение, заключенное в резную раму зеркала.

Здание клуба было расчерчено разноцветными стрелами неона. Крону тополя у входа опутывали мигающие огоньки, словно рой светлячков, запутавшихся в голых ветвях. Над подъездом распускался и гас золотой цветок подсолнуха — яркая приманка, на которую очень хорошо попадались люди. У дверей толпились стайки молодежи. Юноши, похоже, не мерзли, одетые в теплые мужские пальто по моде сезона. А вот девушки хоть и натянули на ноги меховые мокасины, зато все, как одна, были в коротеньких зимних куртках, едва прикрывающих поясницу, тонких джинсах, сползающих до середины бедер — и дрожали на ветру. Но внутрь пропускали не всех желающих. Фэри ценили в своих гостях привлекательность и экстравагантность.

У входа в клуб Босхет остановился.

— Один момент, вилисса, — он вытащил из кармана бандану и повязал на голову. — Не хочу смущать публику дыркой в затылке.

Дона невольно улыбнулась, наблюдая за ним.

Заведение находилось всего в паре шагов от дома мистрис, но она никогда не была здесь и теперь с интересом осматривалась. Длинный коридор, в котором они оказались, был освещен красноватым светом. В нем клубился дым или туман, придавая посетителям откровенно инфернальный вид. На потолке тускло светились абстрактные композиции, под ногами мягко пружинило ковровое покрытие. В воздухе чувствовался едва заметный сладковатый аромат. Босхет шумно принюхался и многозначительно ухмыльнулся.

В уютном полукруглом зале негромко звучала музыка. Расписанные с удивительным мастерством стены поражали современностью интерпретаций библейских сюжетов. Дона огляделась по сторонам и почувствовала легкий озноб, мгновенно пробежавший по коже открытых плеч. Как тогда на концерте Вэнса, когда ее коснулась малопонятная загадочная магия Искусства.

Вилисса почти с ужасом смотрела, как Бог с молодым, вдохновенно-жестоким лицом раздвигает облака, пронзенные кроваво-красным солнечным светом, и тот падает на уставших солдат, будто только что вернувшихся с Ближнего Востока, стоящих у стен неприступной крепости. Рядом склонялась над колыбелью египетская принцесса с нежным и чувственным лицом кинозвезды. Горящие города напоминали современные мегаполисы, а черное бесформенное пятно в небе прорезали два тонких белых луча, образуя крест.

Девушка выбрала самый дальний столик. Села спиной к стене и принялась рассматривать публику. Бетайлас расположился рядом. Откинулся на спинку стула, царственным взглядом обвел зал, небрежно махнул рукой, и к нему тут же подошел официант.

— «Dacicky» темное, кольца кальмаров в кляре, жареные сырные палочки… — бодро продиктовал дух, еще раз бегло просмотрел меню, задумался на мгновение, и решил. — Пока хватит.

— Ты собираешься все это есть? — с недоумением приподняла брови Дона, когда официант отошел.

— А в чем проблема?

— Босхет, ты мертв.

— Ну и что? Это тело в прекрасном состоянии. Я полностью контролирую его. Могу заставить работать желудок и… другие органы.

Дона не выдержала и насмешливо фыркнула. Он широко улыбнулся.

— Ну, вам явно становится лучше. А, вот, кстати… еще одно средство для поднятия настроения.

Вилисса посмотрела в сторону и увидела быстро приближающегося к столику Гемрана.

— Добрый вечер, — сказал фэриартос, улыбаясь. — Вы позволите?

— Конечно. — Девушка метнула убийственный взгляд на спутника, но тот, не обращая внимания на ее неудовольствие, протянул певцу руку:

— Босхет.

— Гемран. — Вэнс пожал ладонь бетайласа, и Дона заметила на широком кожаном браслете, охватывающем запястье фэриартоса, цветок подсолнуха.

— Нормальный клуб, — продолжил дух светскую беседу. — Твой? Жратва ничего себе, а пиво — помои. Пойду проверю, как здесь насчет сортиров.

— И сразу отправляйся к машине, — приказала ему Дона. — Я не буду задерживаться надолго.

Он кивнул, медленно выбрался из-за стола, как бы ненароком продемонстрировав пистолет за поясом, который непонятно как умудрился протащить в клуб, и удалился.

Фэриартос выразительно посмотрел на Дону. Та, на мгновение прикрыв глаза ладонью, обреченно вздохнула:

— Не обращайте внимания, Гемран. Это бетайлас.

Вэнс с интересом обернулся, глядя вслед слуге.

— Слышал. Но…

— Он слишком разговорчив для зомби?

Певец рассмеялся:

— Боюсь, мои знания о некромантах не распространяются дальше нескольких фильмов ужасов. Так что не могу судить.

Дона улыбнулась.

— Расскажите, как вы, Гемран?

— Неплохо. Немного досаждают тхорнисхи, у которых, похоже, в последнее время пошла мода на фэриартос. А так вполне успешно.

Вилисса представляла, как могут досаждать «ночные рыцари» клану Александра, и посмотрела на Вэнса с невольным интересом.

— Они почему-то считают, что люди искусства созданы исключительно для того, чтобы развлекать их, — продолжил Гемран с улыбкой, нарочито небрежным тоном, но девушка заметила легкую морщинку раздражения между его бровей.

— Но вы созданы не для этого. — Дона оперлась локтями о стол и опустила подбородок на переплетенные пальцы.

— Нет. — Вэнс не обратил внимания на ее иронию. — Маэстро часто говорит, что жизнь отражает, копирует искусство.

— По-моему, наоборот. — Вилисса снова поразилась тому, какое влияние оказывает на своих воспитанников Александр. Уже через несколько месяцев после обращения они начинают цитировать его высказывания.

— Нет, именно так, — возразил Гемран. — Например, туманы приобрели для людей ценность только после того, как те увидели их на картинах художников. Мужчины научились говорить женщинам комплименты, лишь прочитав в книгах, какими словами поэты описывают прекрасных возлюбленных. Так что искусство — это нечто большее, чем развлечение для толпы бездельников. Во всяком случае, мое, — добавил он, после секундного размышления.

— Значит, вы делите искусство на свое и чужое? Я думала, это нечто всеобъемлющее и не подлежащее разъятию на куски.

— Я говорю только о своем предназначении.

— Бэкон говорил, что искусство это всего лишь игра воображения, — Дона не сдержалась от искушения немного подразнить фэриартоса. — А целью воображения является развлечение или, иначе, игра ума, а не работа и не долг.

— Но тот же Бэкон утверждал, что только поэт может создать «золотой мир фантазии», — ответил тот, приятно удивив девушку знанием эстетических воззрений английского философа. — И эти слова не красивая аллегория. Мы, действительно, создаем этот мир. То, чем я занимаюсь, предназначено не для того, чтобы несколько магов-недоучек могли повеселее убить свободное время.

— Для чего же тогда? — Дона поняла вдруг, что смотрит на фэриартоса почти с восхищением, завороженная его верой в собственную судьбоносность.

— Посмотрите на эти картины, — Гемран указал на полотно за ее спиной. — Что вы чувствуете, когда смотрите на них?

— Смятение, — ответила она честно, взглянув на красный свет, кипящий в багровых облаках. — Беспокойство.

— Вы перестаете быть уверены в своих силах. — Он подался вперед. Дона не отстранилась и теперь видела болотно-зеленые глаза музыканта совсем близко. В них светилось вечное высокомерие творца над простым обывателем. — Магия, которой вы владеете, больше не кажется вам всемогущей. Вы чувствуете, что существует нечто, превосходящее ваше понимание и ваше могущество Смерти.

Не отрывая взгляда от его зрачков, вилисса утвердительно наклонила голову. Сама не зная, соглашается потому, что Вэнс точно передал ее чувства, или потому, что на мгновение подчинилась воле фэриартоса.

— Хотите познакомиться с художником? — спросил он неожиданно.

— Хочу.

Гемран приподнялся, обвел взглядом зал и махнул кому-то.

Из-за дальнего столика поднялся невысокий юноша в темной, свободной блузе, какую, по представлениям Доны, должны носить художники или скульпторы, и стремительно направился к ним. У него было бледное лицо, обрамленное пышными рыжеватыми волосами, светлые брови, изогнутые слегка неправильно над умными светлыми глазами с чуть опущенными внешними уголками. Высокомерно-лукавые губы улыбались.

— Антонис Фэриартос — Дона Кадаверциан, — представил их друг другу Гемран и тут же продолжил, явно пренебрегая тактичностью. — Мистрис пришла сюда в поисках душевного равновесия.

Антонис сложил руки на груди и окинул девушку цепким взглядом художника. Потом вдруг вынул из кармана карандаш, придвинул к себе салфетку и принялся рисовать на ней.

— Дона, вам говорили, что вы слишком красивы для того, чтобы повелевать смертью? — спросил он, не поднимая взгляда.

— И не раз, — улыбнулась она, вспоминая Рамона.

— Не верьте. — Фэриартос сунул карандаш обратно в карман и придвинул салфетку к девушке.

Она не удивилась, увидев свое лицо, нарисованное несколькими резкими изломанными линиями. Было в нем что-то жуткое и привлекательное одновременно. Дикое и властное.

— Не похожа? — прищурился он, внимательно наблюдая за мистрис.

— Отличается от моего отражения в зеркале.

— Вот единственно правильное отражение вас. — Он постучал пальцем по рисунку. — А зеркала чаще всего лгут.

Фэриартос внезапно поднялся и продолжил, глядя на нее сверху вниз:

— Так что не ищите покоя.

Легко поклонился и ушел, оставив вилиссу в еще большем смятении.

— Судя по всему, вы мало общались с фэри, Дона. — Гемран смотрел на девушку с насмешливой нежностью. — Чаще всего мы говорим совсем не то, что думаем на самом деле. Публика желает быть обманутой. Красиво обманутой. А вы слишком прямолинейны и открыты. И этим вызываете желание сказать правду, не взирая на то, шокирует ли она вас.

— Не думала, что выгляжу настолько наивной.

Вэнс протянул руку, блеснув подсолнухом на запястье, взял ладонь Доны, наклонился и коснулся губами ее пальцев.

— Вы не выглядите наивной. Просто мы чувствуем в вас благодарную зрительницу. А что еще может быть нужно творческим натурам? Вот мы и стараемся.

Девушка рассмеялась, выдергивая ладонь из пальцев Вэнса.

— Теперь я поняла. Развлекая меня, вы развлекаетесь сами… — Она осеклась. Внезапное, совершенно невероятное предположение заставило вилиссу снова оглядеть зал, в поисках художника. — Послушайте, Гемран, я только сейчас поняла… Антонис — это, случайно, не…

Певец покачал головой с загадочным видом:

— Это Антонис Фэриартос. А кем он был в прошлой жизни, не имеет значения. Не так ли?

— Да, может быть, — отозвалась она задумчиво, положила на стол несколько банкнот — плату за ужин Босхета. — Спасибо за интересный разговор, Гемран. Мне пора.

— Да. Конечно. — Певец встал, отодвигая ее стул, учтиво склонил голову, но Дона заметила насмешливые огоньки в его взгляде. — Я провожу вас.

«Инфинити» вилиссы стоял в узком переулке возле клуба. Но бетайласа, который должен был ожидать девушку, не было ни в машине, ни возле нее.

Дона утомленно вздохнула:

— Извините, Гемран. Мне нужно вернуться в клуб и найти Босхета. Иногда он забывает, что не человек.

— Я могу сходить за ним, — любезно предложил Вэнс.

— Это бесполезно, он не послушает вас, — ответила вилисса и добавила, едва сдерживая досаду. — Последнее время он и меня слушается с трудом.

Бетайлас обнаружился в фойе. Он непринужденно болтал с хорошенькой официанткой. Потребовалось не меньше минуты, прежде чем дух почувствовал появление госпожи и смог отвлечься от беседы.

— Прошу прощения, вилисса, — произнес он без малейшего раскаяния, подходя к Доне.

— Похоже, Кристоф перепутал заклинание, когда призывал слугу. У тебя стали проявляться явные наклонности стигонита. — Мистрис отвернулась и направилась обратно на улицу.

Она вышла из клуба, чувствуя себя очень странно. Боль от гибели Сэма не прошла, не утих гнев на асиман. Но стало как будто легче. Беспросветная тоска начинала рассеиваться.

Бетайлас сердито ворчал за ее спиной. Он терпеть не мог стигонитов. Но ввязаться в спор по поводу своей исключительности не успел.

Возле машины, напротив невозмутимого Гемрана стояли трое тхорнисхов. Молодых. Наглых. Голодных.

— Вы теперь бегаете на задних лапках перед некромантами? — говорил один из них, небрежно опираясь на капот.

— Может быть там, — злобно процедил сквозь зубы второй, показав пальцем себе за спину, на здание клуба, — перед жалкой кучкой смертных овец, ты величина. Но здесь, — «ночной рыцарь» пренебрежительно плюнул себе под ноги, — ты никто. И не надейся, что мы оставим тебя в покое.

Дона видела, как хочется Гемрану грубо ответить наглецам, а еще лучше — дать по морде кому-нибудь из троих. Однако он сдерживался. Краем глаза девушка заметила резкое движение рядом с собой… И в ту же секунду дух-убийца бросился на тхорнисхов.

— Босхет! — закричала вилисса, но он не услышал ее. Или не захотел услышать.

Один из Золотых Ос, напоровшись на кулак бетайласа, пролетел несколько метров и врезался в столб. Мешком сполз в снег, оторопело мотая головой.

— Босхет, остановись! — Дона попыталась «связать» обезумевшего слугу, но тот стряхнул с себя магические путы.

Самый молодой из тхорнисхов, рыча от бешенства, бросился на обидчика, однако дух-убийца, легко отшагнул в сторону и схватил парня за шею. Послышался хруст. Тело воспитанника Миклоша свалилось на асфальт.

Запахло гнилью, предвестником заклинания клана Нахтцеррет. Плоть на половине лица Босхета стала съеживаться, обнажились кости челюсти, глазница. Взревев от бешенства, он выхватил пистолет из-за пояса, разворачиваясь к противнику, но широкая зеленая волна ударила бетайласа, отшвыривая в сторону.

— Довольно! — приказала Дона. Обе руки мистрис горели изумрудным светом. Наверное, в приступе ярости, она выглядела действительно страшно, потому что тхорнисх у столба, пытающийся подняться, замер. А его приятель-чародей попятился.

— Убирайтесь! — произнесла вилисса сквозь зубы. — Прочь отсюда! Иначе Миклош получит вместо одного трупа три!

Незадачливые нападавшие переглянулись и уставились на своего родственника, неподвижно лежавшего на земле.

— Нахттотер отомстит! — воскликнул один из них срывающимся юношеским тенорком. Помог подняться другу, и оба поспешно покинули место драки.

— Сопляки. — Бетайлас встал, прикладывая снег к изуродованному лицу. — Зря вы остановили меня, вилисса.

— Не думаю, что это было разумно, но выглядело очень впечатляюще. — Гемран, о котором Дона совершенно забыла, по-прежнему стоял у машины. И судя по его улыбке, стычка с тхорнисхами доставила фэриартосу несколько приятных мгновений.

— Спасибо, — отозвался Босхет довольно. — Приятно, когда ценят твою работу.

Он хотел сказать что-то еще, но заметил, с какой яростью смотрит на него Дона, и поспешно сделал вид, что занят, убирая пистолет обратно за пояс.

Нет смысла объяснять существу, предназначенному для убийства, тонкости межклановой политики. Тем более существу, на которое нашло временное безумие. Но с этим ей придется разбираться позднее и не в присутствии фэриартоса. Вилисса вынула телефон и стала искать номер, записанный в памяти.

— Босх, не трогай тело!

Бетайлас, наклонившийся было над мертвецом, понял, что больше прощать его выходки мистрис не намерена, нехотя отошел в сторону, проворчав:

— А мне что, теперь ходить с полусгнившей мордой?

После шестого гудка ей ответили.

— Резиденция тхорнисхов, — прозвучало в трубке учтиво-прохладное.

— Могу я поговорить с господином Миклошем?

— Кто его спрашивает?

— Дона Кадаверциан.

— Одну минуту.

Ждать пришлось гораздо дольше, но, наконец, в трубке зазвучал знакомый голос:

— Слушаю.

— Доброй ночи, нахттотер. Вас беспокоит…

— Ну, что вы, Дона, никакого беспокойства. Счастлив слышать.

— Мне очень неприятно сообщать вам об этом, но здесь труп одного из членов вашего клана.

— Та-ак… — любезность исчезла из голоса господина Бальзы. — Продолжайте.

— Думаю, это кто-то из новообращенных. Его убил мой слуга… Мне привести вам тело? Или вы сами заберете его?

Нахттотер издал странный звук, нечто среднее между смешком и фырканьем.

— Ваша честность, Дона, еще более убийственна, чем ваша магия. Пожалуй, лучше вы.

— Куда мне доставить труп?

Он помолчал несколько секунд, затем назвал адрес и добавил:

— Вас встретят.

В трубке послышались короткие гудки.

— Надеюсь, ты понимаешь, какую глупость сделал? — поинтересовалась Дона у бетайласа, с независимым видом стоящего рядом. — Бери тело и неси в машину.

Когда слуга удалился, волоча за собой труп, вилисса взглянула на Вэнса.

— Мне очень жаль, что я доставил вам такие неудобства, — певец кивнул на слугу, бесцеремонно волочившего мертвого врага к «инфинити». — Я могу чем-нибудь…

— Ничего не нужно, — ответила она резче, чем хотела. — Еще раз благодарю за интересную беседу. Надеюсь, когда-нибудь она продолжится. Всего хорошего, Гемран.

Он понял, что ей не хотелось бы обсуждать подробности произошедшего, и кивнул:

— Всего хорошего, Дона.

Вилисса сама села за руль. За ее спиной Босхет без особого почтения запихивал тело в багажник. Неожиданно послышались негромкие хлюпающие звуки, но когда она обернулась, бетайлас уже захлопнул крышку. После того, как он уселся рядом, Дона заметила, что лицо его выглядит гораздо лучше. Все глубокие раны затянулись, на их месте остались только красные рубцы.

— Я просила тебя не трогать труп, — устало сказала девушка.

— При всем моем уважении, вилисса, — Босхет почесал заживающую щеку, — тхорнисхам все равно, в каком виде вы доставите им собрата. Только некроманты бережно относятся к мертвым. Остальные вышвыривают своих покойников на помойку. Так что если в этом дохлом сопляке не будет хватать некоторых частей, никто и не заметит. Зато я буду чувствовать себя гораздо комфортнее.

— Зачем ты напал на тхорнисхов?

Услышав этот вопрос, бетайлас мгновенно погрузился в глубокую задумчивость, потеряв всю свою обычную болтливость.

— Мне что-то угрожало? Ты получил приказ для нападения? Отвечай!

— Нет, вилисса, — нехотя отозвался дух, глядя в окно.

— Тогда что произошло?!

Он промолчал, и сколько Дона ни требовала ответа, продолжал притворяться глухим. Самое обидное, что Кристоф, как непосредственный хозяин, несомненно, мог вытянуть из него правду. Но этого счастливого мгновения еще нужно было дождаться.

Поэтому вилиссе пришлось удовлетвориться клятвой Босхета в том, что подобное больше не повторится. Бетайлас снова оживился и начал болтать о трепетном отношении мастеров Смерти к покойникам. Дона не слушала его, внимательно следя за дорогой. Она не слишком уверенно чувствовала себя за рулем, но предпочитала не доверять управление бетайласу. Он воспринимал скорости, исключительно приближенные к космическим и, похоже, вообще не знал назначения тормозов. В свою очередь, острожная езда вилиссы выводила духа из себя, поэтому Босхет ерзал на сиденье, барабанил пальцами по ручке дверцы и нажимал на кнопки магнитолы, меняя радиостанции.

Когда Дона в очередной раз притормозила у светофора на совершенно пустом повороте, он громко засопел:

— До утра мы точно не доедем.

— Успокойся, — в который раз машинально ответила девушка, поглядывая в боковое зеркало.

— Вы едете с такой скоростью, как я хожу. Можно было с тем же успехом отправиться пешком.

С шумного центрального проспекта машина свернула на плохо освещенную боковую улочку. Проехала несколько метров и остановилась на небольшой площадке возле старого пятиэтажного дома, подготовленного на снос.

Их уже ждали. Черный джип стоял, нацелившись тупой хищной мордой на серебристый автомобиль Доны. Босхет, последние несколько минут сидевший на удивление тихо, прошептал что-то беззвучно, резко тряхнул головой и вылез из салона. Распахнул дверцу со стороны водителя и подал руку, помогая выбраться вилиссе. Затем пошел открывать багажник.

На стороне тхорнисхов тоже началось движение. Негромкий хлопок, приглушенный властный голос, скрип снега. Зажглись фары, и в полосу белого света выступил Миклош.

Дона пошла ему навстречу, за ее спиной тяжело шагал Босхет, несущий тело. Бетайлас положил труп у ног господина Бальзы, глянув исподлобья на главу клана злобным взглядом, не принадлежащим человеческому существу. И вернулся на прежнее место за спиной госпожи. Тхорнисх заинтересованно посмотрел на него, но промолчал.

— Еще раз приношу свои извинения, — сказала мистрис. — Надеюсь, мы сможем уладить этот неприятный инцидент.

— Ну, вы-то, положим, ни в чем не виноваты, — довольно резко ответил Миклош. Носком ботинка он повернул голову мертвого воспитанника, вгляделся в лицо. — Новообращенный. Некоторые из моих солдат никак не запомнят, как опасно бывает связываться с мастерами Смерти.

Последнее он произнес громко, явно адресуя слова кому-то, находящемуся за своей спиной.

— Так что могу лишь поблагодарить вас за предоставленный урок. — Миклош снова взглянул на мертвеца, брезгливо дернул верхней губой. — Что у него с лицом? Не припомню такого заклинания в вашем репертуаре.

— Это не заклинание, — устало вздохнула Дона. — Мой слуга был ранен. Для регенерации ему необходима плоть, человеческая или… любая другая. Поэтому ему пришлось…

— Дальше можете не продолжать. — Нахттотер с раздражением махнул рукой, но тут же улыбнулся, перешагнул через тело и приблизился к Доне. — А теперь позвольте мне выразить благодарность. Не ожидал, что кто-либо из кровных родственников проявит подобную лояльность к нашему клану. Проще было бы убить всех троих. Нет тел, нет улик. Так просто. Почему вы этого не сделали?

По лицу Миклоша блуждала приятная улыбка, но бледно-голубые глаза оставались настороженными.

— Не думаю, что вас устроит мое объяснение.

— А вы все же постарайтесь.

— Не знаю, что вы чувствуете, когда убивают ваших друзей и учеников. Когда они уходят из дома и не возвращаются, — она не хотела впадать в патетику, но голос предательски дрогнул. — А мне… лично мне было бы важно хотя бы знать, что случилось с близким… и я не хотела бы, чтобы поступок моего слуги послужил началом новой войны.

Миклош помолчал, сунул руки в карманы, кивнул.

— Не пойму, Дона, благородны вы, коварны или…

— …наивна? — она улыбнулась и медленно направилась к своей машине. — Мне уже говорили это.

В джипе тхорнисха хлопнула дверь. Вилисса увидела хмурого Йохана, решительно приближающегося к ним. «Видимо, помощник ночного рыцаря решил, что господин слишком долго находится в обществе некроманта», — подумала Дона, но не успела произнести этого вслух. Резкое движение рядом заставило ее обернуться. Бетайлас, тенью следовавший за хозяйкой, вдруг насторожился, вытянул шею и сузил глаза, словно кошка, почуявшая мышь. Раздувшиеся ноздри втянули воздух, обнажились удлинившиеся клыки.

— Босхет! — Мистрис стремительно шагнула вперед, резко оттолкнув Миклоша в сторону.

И в то же мгновение дух-убийца прыгнул. Но не на главу клана. Бетайлас буквально пролетел над землей, сбил Йохана с ног и с рычанием вцепился в его горло. Одной рукой пытаясь оторвать от себя напавшего, Чумной выхватил из воздуха короткий меч и вонзил его в бок Босхета. Но на того это не произвело особого впечатления.

Зеленая «удавка», брошенная Доной, и облако дрожащего воздуха, метнувшееся из ладони Миклоша, одновременно упали на некротическое создание. Человеческое тело, вмещавшее потустороннее существо выгнулось, содрогнулось, словно через него пропустили ток, и осыпалось на Йохана горой пепла.

Вилисса почувствовала, как освобожденный дух пронесся мимо, окатив ее потоком горячего воздуха, а затем исчез. В наступившей тишине слышался лишь кашель, да хриплая брань регенерирующего Йохана.

— И что сие означает? — услышала Дона негромкий, чрезвычайно вежливый вопрос Бальзы, когда медленно повернулась к тхорнисху…

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:28 | Сообщение # 18

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 15 Дар Бэньши

Женщины существуют для того, чтобы их любили, а не для того, чтобы их понимали.
Оскар Уайльд. Сфинкс без загадки.
24 декабря

Кэтрин сидела в кресле, укутанная в белоснежные меха, положив ногу на ногу и лениво покачивала туфелькой. Кристоф ходил из угла в угол. Траектория его пути заканчивалась возле саркофага, стоящего в нише, и каждый раз, натыкаясь на него взглядом, некромант непроизвольно хмурился. Лориан, давно ставший чем-то вроде неразменной собственности клана, попытался занять свое обычное место на диване, но на этот раз был выпровожен в библиотеку.

Дона устроилась на низкой скамейке возле камина и, не отрываясь, смотрела в огонь.

— И после этого, — неторопливо продолжала она рассказ, — Йохан поднимается и обвиняет меня в попытке нападения на его обожаемого нахттотера.

— Кретин, — рассеянно обронила Кэтрин, любуясь россыпью сапфиров на носке туфельки. — Как-то в девятьсот пятом он пытался мне сказать…

— Кэт, о твоих похождениях в девятьсот пятом мы послушаем в другой раз, — резко перебил ее Кристоф, останавливаясь на мгновение. — Продолжай, Дона.

— Да, собственно, все. — Вилисса протянула руку к букету тюльпанов, стоящих на столике, оборвала увядший бледно-зеленый лист. — Миклош потребовал снова призвать Босхета и расспросить, что его заставило напасть на ученика.

— А ты? — живо поинтересовалась Кэтрин.

— Естественно, отказалась. — Дона бросила лист в камин, и тот мгновенно съежился от жара. — Сказала, что вырвавшийся на волю бетайлас, вызванный вторично, становится неуправляем. И не будет отвечать ни на чьи вопросы.

Кэт звонко рассмеялась:

— Ну, это правда. А знаете, почему он ненавидит стигонитов? Однажды я заставила его… — она запнулась, поймав выразительный взгляд Кристофа, мгновенно поняла его значение и небрежно повела рукой. — Ладно, не важно. Но сама ты расспросила Босха о том, что случилось?

— Да. Он сделал вид, будто ничего не знает, не помнит и вообще не понимает о чем речь.

— Я поговорю с ним позже, — Кристоф остановился перед бронзовыми часами, стоящими на краю каминной полки. — Дальше.

— Ничего, — пожала плечами вилисса. — Миклош состроил свою обычную спесиво-брезгливую гримасу и удалился. Он же понимает, что я не стала бы специально устраивать это нелепое нападение.

— Бетайласы никогда не бросаются без приказа, — задумчиво произнесла Кэтрин, пряча подбородок в меха. — Только если что-то грозит господину. Впрочем, они злопамятны. Быть может, Йохан когда-то встречался с Босхетом…

— А с кем встречался Рамон? — скептически осведомился Кристоф, отодвинул вазу с цветами и присел на край стола. — Это уже третье нападение некромантического существа за последний месяц. Если так пойдет и дальше, мне придется извиняться перед главами всех кланов по очереди.

Дверь в библиотеку распахнулась, и в комнату ввалился взволнованный Лориан.

— Кладбище! — выкрикнул он с порога, дождался, пока все повернутся к нему, и продолжил торопливо. — Кристоф, помнишь, ты говорил, когда сносят погосты, то существ потустороннего мира становится труднее контролировать? Может как раз сейчас…

— Дитя мое, — сладким голосом пропела Кэтрин, — скажи мне, кто тебя научил подслушивать?

— Ничего подобного! — возмутился мальчишка. — Я проходил мимо, а вы очень громко говорите, вот и…

— Ладно, сядь, — оборвал его оправдания колдун, и Лориан поспешил плюхнуться на диван.

— Если бы все было так просто, — сказала Дона, машинально поглаживая босой ступней шкуру северного оленя, лежащую на полу. — Снос кладбища — не объяснение. Вы не помните, случалось ли когда-нибудь, чтобы вилахи и другие слуги вдруг прекращали повиноваться?

— Это происходило во время всех крупных войн или эпидемий. Последний раз в Европе, в разгар чумы. — Кристоф наклонился, забрал у Лориана каминные щипцы, которые тот неизвестно для какой цели снял с крючка, и повесил на место. — Бетайласы сходили с ума от вида трупов. Как шакалы от падали. Но без приказа они никогда не нападали на представителей других кланов.

— А вы не думаете, что это может быть связано с Вивианом и даханаваром? — Кэтрин вынырнула из своих мехов и выпрямилась в кресле. Было видно, что собственная идея захватила ее. — Если Дарэл задействовал какие-то скрытые механизмы своей магии, о которой мы даже понятия не имеем. А она, через Вивиана, который по-прежнему связан с потусторонним миром, влияет на всех наших существ?

Ответом ей была многозначительная тишина, в которой особенно громко выстрелил огонь в камине и скрипнул паркет под сапогами Кристофа.

— Ладно, я понимаю, это звучит фантастично, — тут же пошла на попятный Кэт, — но вдруг…

— Пустые догадки, — вздохнула Дона и повернула розовое в свете огня лицо к колдуну. — Крис, ты был в доме Вольфгера? Помнишь, ты хотел посмотреть что-то?

— Был, — ответил тот после секундной паузы.

— И что там?

— Ящики стола вскрыты. Все бумаги перепутаны. Книги не на своих местах. Кто-то очень старательно осмотрел кабинет мэтра.

— Но это невозможно! — воскликнула Дона. — На всех помещениях, да и на самом доме мощные охранные заклятия! Туда не мог проникнуть никто, кроме кадаверциана. — Она замолчала и невольно взглянула на бэньши.

— Я?! — выдохнула баварка, прижимая ладонь к мехам на груди. — Зачем мне рыться в кабинете Вольфгера?! Зачем мне вообще идти туда?! Хотя… — На ее лице появилось обреченно-усталое выражение. — Может быть и я. Не помню. Иногда мне убить хочется Анри! Если бы не он, я бы вообще не оказалась в Столице.

— Там что-нибудь пропало? — с глубокомысленным видом опытного детектива осведомился Лориан.

— Ничего. Все важные документы я забрал, — серьезно ответил Кристоф. Дона, наблюдающая за ним, улыбнулась. Колдун держался с человеческим мальчишкой, будто с равным, и тот, похоже, воспринимал это как должное.

— А там были какие-нибудь тайники?

— Два. Печати на обоих сломаны. Но содержимое на месте.

Было видно, что Лориану хочется знать, что в них хранилось, но он благоразумно сдержал любопытство.

— Бессмыслица, — Кэтрин ухватилась обеими руками за ручки кресла. — Единственная ценная вещь, которой обладал клан, находится сейчас сами знаете где. И все в курсе этого. Ни один глупец не пойдет за ней.

Подросток перегнулся через спинку дивана, наклонился к Доне и прошептал:

— Что это?

— Крест Основателя, — ответила она, сжалившись при виде мучительно-любопытного выражения на его физиономии.

Лориан уважительно покачал головой и вернулся на прежнее место.

— Мои дедуктивные способности иссякли. — Кэт поднялась, изящно потягиваясь. — С вашего позволения, я поеду домой.

Подросток тут же вскинул голову и вопросительно уставился на нее. Предсказательница смерти устало закатила глаза. При каждой встрече с ней мальчишка требовал нового подтверждения ее способностей.

— То же, что и всегда, Лориан. Ты не умрешь, ни завтра, ни послезавтра, ни через год. Так что перестань терзать меня. Всем счастливо оставаться, увидимся завтра… если я буду в здравом уме, — добавила она, лукаво улыбаясь, направилась к выходу, но вдруг остановилась. Замерла у самой двери. Медленно повернулась.

Подросток вздрогнул, увидев ее лицо, и даже Доне, уже наблюдавшей изменения, происходящие с Кэтрин во время короткого приступа провидческого сумасшествия, стало не по себе.

Казалось, бэньши постарела сразу лет на двести. На сморщенном сером лице, обрамленном седыми космами, загорелись безумные зеленые глаза. Она схватилась за горло и прохрипела, с трудом выталкивая из себя слова:

— Пятеро! Пятеро из нас… Один за другим… Всех примет солнце.

По телу Кэтрин прошла судорога. Лицо приняло прежние черты. Уродливая маска исчезла, и голос стал прежним.

— Кто? — отрывисто спросил Кристоф. — Кто умрет, Кэт?

— Не вижу, — прошептала бэньши, все еще глядя перед собой пустым взглядом. — Слишком далеко. Пять расплывчатых фигур, а за ними еще тени… Много теней.

Она резко отвернулась от родственников и вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Кристоф с Доной обменялись тревожными взглядами. Талант Кэтрин был выше их понимания. Лориан, замерший на краю дивана, пошевелился, но ничего не сказал.

— Интересно, Сэм и Эрнесто входят в число этих пяти? — спросил Кристоф, ни к кому конкретно не обращаясь.

Дона промолчала. Вилисса, по-прежнему, смотрела в камин, наблюдая за дрожанием языков пламени. Они вились над дровами, образуя ту самую точную змеевидную линию — «высшую степень прекрасного», о которой говорил Уильям Хогарт, знаменитый английский лжепророк красоты, как называли его современники. Кристоф рассматривал саркофаг.

Лориан посидел еще минуту, потом встал, видимо поняв, что его присутствие становится лишним, и молча ушел.

Колдун усмехнулся, закатал кружевной манжет, взял полено, лежащее на железном подносе у камина, и бросил в огонь.

— В чем Лориану не откажешь, так это в деликатности.

— Крис, — заговорила Дона, наблюдая, как желтые язычки охватывают новый кусок дерева. — Тогда, по телефону… я наговорила тебе лишнего.

Кристоф опустился на шкуру подле вилиссы. Она посмотрела на черноволосую голову собрата, склоненную в задумчивости, на плечи, обтянутые темно-серым камзолом и прошептала:

— Я совсем не думаю, что ты…

— Знаю, Дона.

Больше ничего говорить было не нужно. Он и так все понял и, как всегда, великодушно избавил ее от извинений.

— Ты говорил про него с остальными?

— Сказал, что произошел несчастный случай, — ответил кадаверциан после продолжительной паузы, и добавил с горьким смешком. — Зная Сэмюэла, никто особо не удивился…

Вилисса снова почувствовала укол вины за своего непутевого ученика.

— Ты думаешь, это был он? В кабинете Вольфгера?

— Я уверен. — Крис снова взглянул на часы, показывающие уже полпятого утра. — Никто, кроме Сэма, так не вскрывает охранные заклинания. Я сам учил его. Кэтрин вошла в особняк, но не заходила дальше галереи.

— Но зачем? Что он искал? Что нашел? Или не нашел?

Колдун не ответил.

— Как это все нелепо. Бессмысленно. — Вилисса беспокойно пошевелилась на низкой скамье и решилась произнести вслух мысль, которая мучила ее несколько дней. — Эрнесто сказал, что «Могильную гниль» сделал Якоб.

— Эрнесто солгал. После твоего ухода он признался, что отрава оказалась у Амира не так давно.

— Значит, кто-то принес асиману эту заразу, и он оставил одну часть у себя, а другую передал Сэму?

— Нет. — Кристоф наклонился, взял еще одно полено и подбросил в огонь. — Сэм принес Амиру практически готовую «Могильную гниль», в которой не хватало всего лишь одного компонента. Крови кадаверциан. Моему ученику нужен был алхимик, способный правильно смешать состав.

— Но где Сэм мог достать ее?!

— В сейфе у Вольфгера.

Дона глубоко вздохнула, и на мгновение прикрыла глаза:

— Как ты можешь быть уверен в этом?! Асиманы лгут на каждом шагу…

— Я уверен, — спокойно отозвался Кристоф, но Дона заметила как его рука, расслабленно лежащая на колене, сжалась в кулак. — Эрнесто говорил правду. Амир думал, что использует Сэма так же, как Флору. Но мой не слишком умный ученик вел какую-то свою игру. И мы с тобой не можем ее понять. — Кристоф поднялся, показывая, что на сегодня разговор окончен.

— Зачем мэтру хранить «Могильную гниль»? — Дона, задумчиво запустила пальцы в волосы.

Вопрос был риторическим. Ответа вилисса не ждала.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:31 | Сообщение # 19

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 16 Бирюзовое пламя

Вещь есть то, что в ней можно узреть…
Оскар Уайльд. De profundis.
29 декабря

Тяжелая грязная капля упала на мольберт, угодив в кобальтовую краску. Брызги разлетелись, портя незаконченное полотно и чистую рубашку.

Миклош поднял голову, и следующий снаряд с издевательским «чпок» попал прямо ему по носу. Громко чертыхнувшись, нахттотер отскочил. На высоком белоснежном потолке стремительно расползалось мокрое пятно, и через мгновение в кабинете начался настоящий ливень. Грязная, вонючая вода заливала рабочий стол, бесценные ковры, картины и непрочитанные письма.

Издав вопль обезумевшей бэньши, господин Бальза отшвырнул бесполезную кисть, и вылетел в коридор:

— Рррома-а-ан!

Ничего не видя за кровавой пеленой бешенства, содрогаясь от омерзения, нахттотер наткнулся на противоположную дверь и снес ее вместе с косяком.

— Ррома-а-ан!

Нет ответа.

С белыми от ярости глазами Миклош добрался до лестницы и остановился, застыв, едва удерживаясь от искушения ущипнуть себя — таким нереальным оказалось происходящее внизу.

Весь первый этаж был затоплен. Грязная стоячая вода, воняющая тиной и протухшей рыбой, заливала пол «Лунной крепости», маслянисто блестя в ярком свете огромной хрустальной люстры. В этом импровизированном пруду плавал труп с раздавленной, точно спелая вишня, головой.

Ярость мгновенно исчезла. Миклош сделал несколько шагов назад и сплел заклинание, выпуская на волю шестерку Пожирателей плоти.

Полупрозрачные сущности, более всего похожие на колебания горячего воздуха, должны были обнаружить чужаков. «И тогда, — Бальза усмехнулся, — любой блаутзаугер ощутит на своей шкуре, каково это, приходить в гости без спросу».

Призрачные ищейки скользнули вниз и растворились. Однако, очень скоро вернулись, так никого и не обнаружив. Миклош еще раз быстро пересчитал их. Убедился, что все на месте и, разочарованно поджав губы, развеял заклинание.

Вполне возможно, что угрозы больше нет, и все-таки нахттотер не желал спускаться в центральный холл. Он не сомневался, что опытный маг может обмануть «Пожирателей». К примеру, на такой фокус способен любой мастер Смерти.

Стараясь двигаться бесшумно, Миклош быстро направился по коридору к вспомогательной лестнице, проигнорировав лифт, который не любил. Однажды нахттотер застрял между этажами и с тех пор не доверял железной коробке.

…На второй труп он наткнулся возле черного хода. В нос ударил запах крови, и господин Бальза узнал Романа. Бессменному дворецкому оторвали голову. Выругавшись сквозь зубы, нахттотер перешагнул через еще теплое тело.

Каждую секунду прислушиваясь, он спустился на первый этаж. У последней ступеньки плескалась грязная, отвратительная жидкость. Не колеблясь ни секунды, Бальза сделал шаг и оказался по щиколотку в омерзительной жиже.

Лампы в коридоре горели через одну. С потолка капало, и в одном месте от него отвалился большой пласт штукатурки. Бальза заметил, что воды заметно прибавилось, и она уже достигает колен. Если так будет продолжаться — через несколько минут придется плыть.

Нахттотер недоумевал. По всем законам, гадкая мерзость должна утекать в подвал. Или на улицу… На мгновение Миклош замер, переживая очередное потрясение. Стены некогда белого коридора до самого потолка оказались покрыты страшной копотью. От дорогих обоев не осталось даже воспоминаний.

Йохана он нашел в обеденном зале. Ученик висел между внушительным протазаном и римским копьем времен завоевания Британии. Кто-то распял Чумного над камином, страшно изломав и почти вырвав из суставов руки.

У его ног лежала Рэйлен.

Нахттотер постарался взять себя в руки. Не время предаваться эмоциям. Кто-то поплатится за то, что произошло. Он скорее почувствовал, чем увидел движение у себя за спиной, и в тот же миг ударил заклятьем. «Пожиратель плоти» сорвался с пальцев и… бессильно ударился в стену бирюзового пламени.

Огонь начал быстро растекаться по помещению, обжигая жаром. Раздался смех, похожий на звон маленького хрустального колокольчика. Стена пламени двинулась на тхорнисха, и тому пришлось отступить. Не мешкая, глава клана бросился ко второму выходу из обеденной залы, но на месте дверного проема оказалась свежая кирпичная кладка. В отчаянии Миклош ударил по ней раз, другой, третий. Заклинания не действовали.

Огонь с аппетитом сожрал мертвецов, подобрался к длинному столу, и нахттотер атаковал, используя всю доступную ему мощь.

Бирюзовая преграда порвалась, словно сделанная из рисовой бумаги стена, и в то же мгновение погасла.

Вновь раздался заливистый смех:

— Не так скоро, Бальза. Не так скоро…

— Нахттотер. Нахттотер!..

Голос Романа вырвал Миклоша из кошмара. Злой, растрепанный и невыспавшийся, он сел на кровати. Слуга нажал на кнопку пульта, и тяжелые бронированные жалюзи на окнах ушли в стены, открывая ночное небо и падающий снег:

— Подготовить вам еду?

— Проклятье, — вместо ответа пробормотал тот.

Он не помнил, когда его в последний раз посещали кошмары. Пожалуй, подобной неприятности не случалось больше шести сотен лет. Нахттотер имел обыкновение спать, как младенец.

Глава клана предпринял попытку выбросить случившееся из головы, но не сумел. Где-то в глубине души поселилась необъяснимая тревога. Одевшись и придирчиво оглядев себя в зеркале, Миклош остался недоволен увиденным. Сон не пошел ему на пользу. Лицо осунулось и посерело, губы растрескались.

Бальза глянул на настенные часы — семь вечера. Его «день» только начался. В малой обеденной зале, что была устроена по соседству с его спальней, ждала свежая кровь. Он выпил жертву, и по жилам разнесся живительный огонь. Головная боль, терзавшая с самого пробуждения, пошла на убыль.

— Что у тебя? — поинтересовался глава, заметив в руках дворецкого блокнот.

— Один административный вопрос. Привезли ель. Куда прикажите поставить?

— Ель? — тхорнисх непонимающе нахмурился. — Какая к чертям собачьим ель?!

— Ну, так Новый год… — последовал неловкий ответ.

Миклош нахмурил брови еще сильнее. Беда с этим молодым поколением. То им кинотеатр подавай, то бассейн, то детские утренники устраивай.

Но он понимал, что без балагана подчиненным будет скучно. Чайлды должны развлекаться. Им требуется хоть какой-то досуг.

— Поставьте у входа. И на этот раз никаких хлопушек! Лучше обеспечь их кровью и бабами. Чтобы всем хватило. Только не забудь проследить, чтобы прибрались после кутежа. Да, вот еще… передай, если в кровь будут подмешивать какую-нибудь дрянь, оторву голову. Ясно?

— Да, нахттотер.

— Кроме того, потрудись проверить все водосточные трубы в доме.

Слуга выглядел удивленным:

— Трубы?.. Но зачем?

— Ясное дело, потому что я это приказал! — рявкнул Бальза. — Шевелись!! Я не желаю, чтобы из-за твоих тупых вопросов здесь разразился всемирный потоп!

Проклятый сон! Того и гляди, станешь параноиком!

Оставшись в одиночестве, Миклош задумчиво постучал пальцами по столу. Его волновало присутствие сестры в Столице. Слуги Фелиции привезли мятежников в особняк недалеко от Семеновской набережной. Оказавшись в этом милом, уютном гнездышке, отступники затаились.

Что же дальше? Рискнут ли они сделать первый шаг?

Ненавистная мормоликая пытается перебежать дорогу. Интересно, как она собирается использовать Хранью? Сместить нахттотера руками мятежников и поставить над тхорнисхами своего болванчика?

Миклош выдвинул ящик стола, достал стопку чистых листов и остро отточенный карандаш. Задумчиво крутанул его между указательным и средним пальцем…

Утро не торопилось захватывать небо и пронзать его солнечным светом. В зимнее время солнце всегда ленивое и сонное. Благодаря этому, кровные братья ведут гораздо более активную жизнь, чем летом.

Ночь еще не закончилась, когда Миклош исчеркал листы сложными и, на первый взгляд, непонятными фигурами. Однако стоило присмотреться к художественной неразберихе, как из многочисленных штрихов проступали настоящие картины. Парусник, над которым зависла огромная серая волна. Площадь с виселицей и черепичными крышами окружающих ее домов. Тележное колесо. Отяжелевший от съеденного ворон на поле брани. Старая церковь с обломанным крестом. Лицо Храньи…

Бальза думал.

Подобное рисование было для него подспорьем в работе мозга. Побочным эффектом, неизменно отправляющимся в корзину для бумаг.

Взяв со стола колокольчик, господин Бальза позвонил. Не глядя, сгреб свои художества, скомкал.

— Да, нахттотер? — в комнате появился Роман.

— Ты позвонил Норико?

— Да, нахттотер.

— Когда она прилетает?

Дворецкий поклонился:

— Она уже здесь, нахттотер.

— Хорошо.

Господин Бальза вздохнул и устало потер гудящие виски.

В центральном холле, рядом с огромной вазой, горделиво кичащейся алыми орхидеями, притаились три небольших чемодана. В креслах у журнального столика расположились двое тхорнисхов. Один — высокий, смуглый и широкоплечий: лучшая кровь Эстремадуры[10], уроженец Бадахоса, потомок самых отчаянных конкистадоров Испании. Другой — тонкий и жилистый, узкоглазый и тонкогубый: сын старой Осаки, рожденный на берегах Иодогавы[11].

Едва увидев Миклоша, они степенно, без суеты, поднялись, подчеркнуто вежливо согнулись в официальных поклонах, и замерли, дожидаясь, когда им позволят выпрямиться.

Что ни говори, Норико превосходно вышколила охранников.

Их настоящих имен Бальза не знал. Мало того, что ему это было попросту не интересно, так еще и их хозяйка, развлечения ради, чуть ли ни каждый год меняла слугам прозвища. Нахттотер помнил их как Каина и Авеля, Содома и Гоморру, До и После, Тигра и Евфрата, Пса и Кота, Верха и Низа, Дайто и Сёто[12].

Могли быть и другие звуковые обличья, не менялась лишь суть — слуги оставались исполнительными и преданными. Два превосходных мага-телохранителя Норико ради нее были готовы выбраться даже на солнце.

— Роман! — крикнул Миклош и, подняв голову, увидел на балконе второго этажа выглядывающего слугу. — Подготовь комнаты для гостей. Обеспечь их всем необходимым.

— Благодарим за заботу. Для нас это большая честь, нахттотер, — ни на дюйм не меняя поклона, тихо прошелестел японец.

— Где госпожа Норико?

— Ожидает в вашем кабинете, нахттотер. — Испанец также соблюдал этикет и не поднимал головы.

Миклош, благосклонно кивнул, поднялся по лестнице, но они не выпрямились до тех пор, пока глава клана не скрылся из виду.

Ее присутствие он почувствовал еще в холле, когда разговаривал со слугами. Но теперь, приближаясь к кабинету, Бальза ощущал все более уловимый, дразнящий аромат духов. Утонченный, легкий, пьянящий цветочный коктейль. Поначалу это были свежие ноты жасмина, вплетенные в бергамот. Затем на их место пришли фрезия, японская жимолость, лепестки апельсинового дерева. И, наконец, возле двери он настиг последнюю ноту этой приятной симфонии — розовый мускус, сандал и кашемировое дерево.

Миклош знал, что она будет делать, когда он войдет, хотя не видел японку последние пятнадцать лет. Разумеется, смотреть в окно.

Так и случилось. Норико стояла, сложив руки на груди, и любовалась летящими снежинками. Девушка была облачена в бирюзовое шелковое платье. По его подолу вился орнамент — ветви цветущей сливы, «…символ весны в японском искусстве», — припомнил Миклош.

Узкий подбородок, удивительно выразительные губы, миндалевидные темно-карие глаза, в которых нет-нет, да проскальзывали странные золотистые искорки. Прямые, тяжелые, черные блестящие волосы. Ногти на руках оказались выкрашены в тон волосам. От висков на грудь падали два длинных локона.

Он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку.

— Луна или утренний снег. Любуясь прекрасным, я жил как хотел…

— …вот так и кончаю год[13], — закончил Бальза. — Очень точно подмечено, Норико. Год на исходе. Ты, как всегда, оригинальна в своих приветствиях.

— Вы льстите своей скромной ученице, господин.

Улыбались лишь ее глаза, но она была рада его видеть. Миклоша всегда удивляло это — почтение к учителю у японки было беспредельным.

«Традиция, — лениво подумал нахттотер. — Путь бусидо. Изысканность, беспощадно разящий меч, философия фатализма. И абсолютная преданность. Предсказуемо, скучно, но надежно».

— Мои дайсё[14] не причинили вам больших хлопот?

— Дайсё? — Миклош поднял светлые брови, одновременно жестом приглашая женщину сесть в кресло. — А… Ты о своих ручных собачках? Как их зовут на этот раз?

— Тот и Этот, господин.

— Verum nomen ignotum est[15]? У тебя странное чувство юмора, Норико. Я так и не смог понять ваш народ.

— С моим народом мое чувство юмора никак не связано, господин. Скорее наоборот. Меня давно мало что связывает с родиной и прошлой жизнью. Слишком много лет минуло. Все забылось.

— Это ты так считаешь. Может, ты и не молишься больше богине Аматэрасу и не проводишь тяною[16] в своем дзэн-садике, но твой дух не сможет изменить ни время, ни чужая земля. Как они не изменили никого из нас.

Японка склонила голову в знак признания правоты учителя, но возразила:

— И все же, несмотря на истину ваших слов, позвольте заметить, что мы все уже не те, что были когда-то. Новая кровь стирает нации и родину. Я тхорнисх. Это главное.

Какое-то время Миклош разглядывал ее безмятежное лицо. Выдержав его взгляд, она не опустила глаз. Точно так же, как и во время их первой встречи — когда ее, насильно привезенную португальскими моряками жрицу храма Гинкаку-дзи, выкрал и притащил Йохан.

В те дни господина Бальзу мучила скука, любимые блондинки приелись, и чайлд решил проявить инициативу. Нашел более экзотичное блюдо. Но даже, несмотря на то, что в то время японки в Европе были редкостью, нахттотер не слишком заинтересовался странной, совершенно чуждой ему женщиной. К тому же, брюнеткой.

Однако Норико мгновенно поняла, к кому ее приволокли, и смекнула, чем грозит эта встреча. Пускай Миклош не слишком походил на каппе[17] из легенд ее народа, но длинные клыки и запах крови, разлитый в жилище, сказал ей о многом. Девушка оказалась умна и не желала умирать.

Она была мономоти[18], одержимая духом змеи. Этот дар передавался по наследству, и если бы Норико родилась во втором или третьем веке — то стала бы выдающейся шаманкой или хитогами[19]. Но в семнадцатом столетии ей была уготована лишь роль скромной жрицы храма, под названием «Серебряный павильон», который так никогда и не был покрыт благородным металлом.

Девушке хватило сил, желания и способностей научиться общаться на португальском за время своего плаванья. Ей, чужестранке, непонятной и странной — удалось заинтересовать самого нахттотера. Дальше все было, как в восточной сказке про Шехерезаду. Вот только в роли султана выступал господин Бальза. Очень голодный господин Бальза.

Он растянул удовольствие от ее крови на целый месяц. И не убивал. В перерывах между приемами пищи ему было интересно беседовать с нею. Миклош с удивлением понял, что может услышать от раскосой чужеземки нечто такое, чего не знал раньше. Нечто важное, о чем до сего дня он не читал ни в одной книге. Норико помнила наизусть множество сказаний и легенд, которые бормотала вполголоса на португальском с того самого момента, как ее притащили в дом нахттотера. И это монотонное безостановочное бормотание, пожалуй, удивило тхорнисха даже больше чем то, что при его появлении она не испытывает ужаса.

Однако их дальнейшие беседы могли бы и не состояться, если бы не первый спор.

Бальза стал отрицать, что странные пятистрочия могут быть искусством. Он откровенно насмехался над японкой. Тогда она открыла нахттотеру то, во что верила сама: «Знаменитые японские танка — это магические стихотворные формулы, с помощью которых создавался мир народа ва[20]…»

— Первая строка повелевает весной, приходящей с востока, и воздухом, — говорила девушка снисходительно слушающему Миклошу. — Вторая связана с летом, огнем и элементом «Земля». С ее помощью можно творить над людьми ворожбу. Третья — это осень, запад. Металл. А металлом можно резать вещи и решать судьбу.

— Сплошная каббалистика, — Миклош встал, собираясь уйти.

Но Норико не сдалась:

— Четвертая строка в танка — основная. Это центр. Если неудачными будут первые три — сотворенный мир будет негармоничен, и люди неуправляемы. Но если вдруг слабой получится эта, мир просто не будет построен. Духи божеств, которые должны придти через нее, не смогут этого сделать. Вместо них появятся враждебные, злобные созданья, несущие разрушение.

— Хм, — на счастье японки, что-то в этих словах заинтересовало тхорнисха. — Как это похоже на всех нас… Что же пятая?

— Пятая — зима, север. Вода. Эта песнь нирваны, всеобщего покоя и счастья… Если исказить ее — в мире никогда этого не будет. Кроме того, в танка ровно тридцать один слог. По количеству божеств, которые в содружестве друг с другом создают этот мир. Если слогов будет меньше или больше — боги разгневаются, и это приведет к страшным бедам…

Она сумела заинтересовать «ночного рыцаря». Скрасила его скуку. Доказала, что ее острый ум может пригодиться клану. И стала одной из Золотых Ос.

Миклош не ошибся в ней, как когда-то в нем не ошибся Луций. Норико оказалась выгодным приобретением. Сейчас японка жила и работала вне Столицы, имела персональную охрану и отчитывалась только лично перед господином Бальзой. Она заведовала всеми финансовыми потоками клана, руководя ими из Цюриха столь ловко и умело, что даже Рамон де Кобреро мог лишь пожалеть, что она не принадлежит негоциантам.

— Как обстоят дела в Confoederatio Helvetica[21]?

— Без происшествий. Тихая, мирная, ленивая страна. В ней не кипят такие страсти, как здесь.

— Неужели? А паника на финансовом рынке в начале декабря?

Лицо Норико осталось безмятежным, как поверхность подземного озера:

— Эта досадная неприятность не стоит вашего внимания, господин. Напряженность возникла после того, как вьесчи стихийно перевели часть фондов за границу. Нас она не коснулась. К тому же, ситуация стабилизировалась.

— Что стоит моего внимания, а что нет — предоставь решать мне, — промурлыкал Миклош, нехорошо прищурившись. — Ты знаешь, зачем я тебя вызвал?

— Йохан нашел возможным сообщить последние новости.

Господин Бальза поднялся из-за стола:

— Сыграем в шахматы?

— Предпочитаю гомоку-нарабэ[22], господин.

Бальза тонко улыбнулся:

— Эта игра слишком скучна для меня. Ты ведь знаешь.

Норико прикрыла веки:

— Тогда, возможно, вы предпочтете сёги[23]? Сёгуны династии Токугава высоко ценили ее.

— Меня не интересует мнение людских царьков. В особенности тех, которые давно пребывают в могиле. Возможно, эта варварская игра и развивает стратегическое мышление, но ничто в мире не заменит шахматы. Впрочем, ты гостья. Я согласен с твоим выбором.

Норико играла несколько иначе, чем Рэйлен. Она поддавалась. Но делала это столь тонко и тактично, что господин Бальза в полной мере вкусил удовольствия от своей победы. Довольно быстро ему удалось «усилить» своих белых кё, а затем дело пошло, как по маслу, даже несмотря на отчаянное сопротивление черных.

И сегодня Миклош первым заговорил о поэзии. Классической персидской. В ней он разбирался гораздо лучше, чем в японской. Хайям, Анвари, Моулави, Саади, Хафиз и, разумеется, Абулькасим Фирдоуси с его «Шахнаме».

— Поэма! «Шахнаме»!.. — небрежно фыркнул Миклош. — Тридцать пять лет работы, пять тысяч бейтов[24]… И что в итоге? Чего он добился?

— Его помнят, господин, — осторожно заметила Норико.

— А толку-то? Он, как и все остальные люди, сгнил в могиле. Возможно, его талант и раскрылся бы, если бы поэт оказался несколько тщеславнее и мудрее. А так он вызывает у меня лишь презрение за упущенные возможности.

— Ему предлагали стать одним из нас? — удивилась женщина.

— Да.

— И кто же? Фэриартос?

Миклош снисходительно улыбнулся:

— Ошибаешься. Это были огнепоклонники. — Нахттотер пожал плечами, передвигая фигуру. — Всем нужны придворные лизоблюды, которые будут прославлять их.

— Но не вам.

— Я сам в состоянии себя прославить. Для этого мне не нужны бездарности. Что касается Альбукасима… В своем творении он упомянул про богатырей-героев. Тех, на которых опирался трон Ахеменидов[25].
Уходит солнце за гористый выступ,
И войско ночи движется на приступ.
Уже объемлет землю тишина,
И в тайну явь земли превращена.
День обращает в бегство тьма ночная,
И солнце угасает, отступая…[26]

— Значит, это был клан Асиман?.. — Норико улыбнулась уголком рта.

— Да. Еда в обмен на власть. Очень много еды. Но к моменту прихода Искандера Зулькарнайна[27] родственникам ар Рахала все порядком надоело. До блаутзаугеров наконец-то дошло, что македонская кровь ничуть не хуже персидской. Так что, лишившись «защитников», Дарий[28] отправился на свалку истории. А поэту, много веков спустя, было предложено стать кровным братом. Но он отказался. И отправился следом за всеми остальными. В могилу.

Миклош не преминул воспользоваться подвернувшейся возможностью, «съел» две фигуры Норико, вернул их на доску, уже в качестве своих и поставил мат черному Гёку.

— Я восхищена блестящей победой господина, — японка склонила голову.

Глава клана самодовольно улыбнулся. Посмотрел на часы:

— На сегодня игра закончена.

— Я и мои дайсё всегда в вашем распоряжении, господин, — чинно поклонилась Норико.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:46 | Сообщение # 20

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 17 Новый Год

Все мы в сточной канаве, но некоторые смотрят на звезды.
Оскар Уайльд. Веер леди Виндермир.
31 декабря

Несмотря на толстые стекла и бронированные жалюзи, рев снегоуборочной машины разбудил Миклоша.

Пребывая в самом наихудшем из своих многочисленных черных настроений, нахттотер спустился вниз. Заглянул в обеденный зал. Там хозяйничал Роман с помощниками. Сервировка стола была закончена. Слуги наводили последний лоск перед грядущим праздником.

— С наступающим Новым годом, нахттотер! — поприветствовал дворецкий господина Бальзу.

В ответ Миклош пробурчал что-то неразборчивое, но отнюдь не праздничное. Он придирчиво изучил помещение и перевел взгляд на высокое окно.

Недалеко от особняка возвышалась большая, нарядная, сверкающая многочисленными огнями ель. Вокруг нее суетились солдаты. Тут же, на большой расчищенной от снега площадке устанавливали коробки с фейерверками. Вдали, в английском саду, работали наемники. Они развешивали среди заснеженных кустов разноцветные пузатые фонарики.

— Душераздирающее зрелище! — фыркнул Миклош и покачал головой. — Осталось только пригласить цыган и утопиться. Кстати говоря, я, кажется, просил — никаких хлопушек. А… безнадежно, — он махнул рукой. — Черт с вами. Роман, проследи, чтобы эти идиоты не спалили мой дом.

— Разумеется, нахттотер.

— Ты видел Йохана?

— Да. Он в бассейне.

— Какую кровь прикажете подать к празднику?

— Никакую, — господин Бальза изучил на свет один из богемских фужеров, привезенных им еще из Праги. — Развлекайтесь, — он особо выделил это слово, — без меня.

— Будет ли мне позволено узнать, как тогда проводить мероприятие? — осторожно поинтересовался Роман.

— Без вселенских катастроф, — многозначительно произнес Миклош. — Если хотя бы один из бокалов окажется разбит — лучше тебе, не дожидаясь меня, самостоятельно выползти на солнце. Они мне гораздо дороже, чем все ваши пустые головы.

— Солдаты, из молодежи, просят разрешения отпраздновать в городе. В одном из особняков фэри состоится новогодняя вечеринка. Приглашаются все желающие.

Нахттотер в глубокой задумчивости потер гладкий подбородок. Молодняку не сидится в гнезде. Что ж… Разумеется, можно держать дуралеев на цепи, прививать им словом и делом философию клана, рассказывать о целях, стремлениях, грядущем величии, но… все это окажется впустую. Во всяком случае, пока они не вырастут и не поумнеют.

Не только кнут, но и пряник. Золотое правило! Он понимал желание покутить в обществе красивых, соблазнительных, безотказных фэри. Очень кстати вспомнилась несколько подзабытая Паула. Пожалуй, следует нанести ей визит. Они давно не общались. Могли бы поговорить, к примеру, о музыке. И… пожалуй, не только о музыке.

Но это придется отложить до тех пор, пока не закончится история с Храньей.

— Пускай катятся ко всем чертям. Хоть к фэри, хоть к Фелиции под елку. Но предупреди, если они будут вести себя, точно неопрятные свиньи, я расстроюсь.

Слуга кивнул.

— Потрудись отправить с ними кого-нибудь из старших. Гамса и Кнута, к примеру. Пусть приглядывают. Я не хочу, чтобы что-то случилось. В особенности, если поблизости будут даханавар. Возьмите лимузин.

— Вашу машину, нахттотер? — изумился Роман. Подобная щедрость с Миклошем еще не случалась.

— А что? У тебя есть своя? — ядовито поинтересовался Бальза и, не дожидаясь ответа на риторический вопрос, продолжил:

— Не следует приезжать на вечеринку в ржавом хламе. Это позорит клан. Вели им одеться поприличнее. Они не вшивые оборотни, а ночные рыцари! Не желаю краснеть и выслушивать от кого бы то ни было, что Золотые Осы похожи на немытых собак!

Роман тоскливо кивнул. Он мечтал лишь о том, чтобы быстрее смыться.

— И пусть будут поосторожнее с едой, — менторским тоном продолжил глава клана. — Сейчас я не желаю никаких неприятностей с прессой или полицией.

Спортивный зал бы пуст. Миклош прошел его насквозь. Плечом толкнул стеклянную дверь и оказался в помещении бассейна.

Пять пятидесятиметровых дорожек, две вышки, легкий запах озона в воздухе. В зале был полумрак, синие огни, горящие под водой, подсвечивали ее снизу, сияя, словно на взлетно-посадочной полосе аэродрома.

Йохана не оказалось и здесь, зато на скамейках вдоль правой стены восседала группа восторженных тхорнисхов. Они следили за плывущей по боковой дорожке Рэйлен, но стоило им заметить нахттотера, как интерес к девушке улетучился, и компания поспешно дунула прочь, решив не дожидаться неприятностей.

Миклош выудил из кармана носовой платок, обмахнул лавку, и удобно расположившись, принялся наблюдать за ученицей Йохана.

Рэйлен плыла мощным баттерфляем, с каждым взмахом рук едва ли не на полкорпуса вылетая из воды. Девушка преодолела пятьдесят метров за пятнадцать секунд, коснулась бортика и сняла плавательные очки. Шапочки на ней не было, мокрые рыжие пряди липли ко лбу и щекам.

— Доброй ночи, нахттотер. Решили поплавать?

Миклош показательно поморщился. Плавать он не любил. В особенности, безо всякой надобности.

— Я ищу Йохана.

— Он уже ушел. Но я сейчас позвоню ему.

Бальза поморщился еще раз.

Рэйлен выбралась из воды, однако нахттотер и не подумал подать ей полотенце. С отстраненным интересом изучил великолепную, едва скрытую купальным костюмом фигуру и произнес:

— Понимаю, почему здесь торчало столько восторженных поклонников спорта.

— О, — она улыбнулась. — Это платоническая любовь. На большее они, увы, не способны.

Тхорнисх рассмеялся. Она права. Никто не решится перейти дорогу Чумному.

— Собирайся, цыпленок. Ты мне понадобишься.

Он бросил ей полотенце и пошел прочь.

От вида принарядившегося нахттотера Роман впал в ступор. Господин Бальза, сияя так, словно ему только что сообщили о смерти мормоликаи, неспешно спустился по парадной лестнице. Красный тулуп, шапка, отороченная белым мехом, широкий синий кушак и накладная ватная борода изменили Миклоша до неузнаваемости.

— Закрой пасть, — посоветовал Бальза Роману и перевел взгляд на хмурого Чумного. — Чем ты, кстати, недоволен, Йохан?

— Не понимаю, зачем все это.

— Новый год, дубина. Маскарад. Карнавал. Елка. Праздник.

В маленьких черных глазках ландскнехта сквозило недоверие.

Миклош начал испытывать раздражение:

— Я ведь слыву у них сумасшедшим. А это, — он ткнул на одежду, — лучший способ доказать собственное безумие. Не желаешь присоединиться?

Кустистые брови Чумного сошлись к переносице.

— А зря, — хихикнул господин Бальза. — Представляю их глаза, если бы они увидели тебя в костюме Снегурочки.

— При всем уважении, нахттотер — мне хватило белого фрака на балу Фелиции.

— Так и знал. Ну и черт с тобой.

Глава клана посмотрелся в зеркало и совершенно по-мальчишески улыбнулся.

Рэйлен появилась спустя пару минут. И ей, похоже, маскарад тоже пришелся по вкусу. Короткая ярко-голубая шубка с белой оторочкой совершенно не гармонировала с кожаными сапогами на ужасающе высоких каблуках, черными в крупную сетку чулками и удручающе тесной, практически не оставляющей места для фантазий, кожаной юбкой. Но это не смущало девушку. Лицо ее сияло восторгом. Ей нравилась идея Миклоша.

Тхорнисхи вышли на крыльцо, где уже ждал лимузин. На улице было не холодно, снег оказался влажным и лип к подошвам. Во дворе всеми огнями мигала огромная елка, а принарядившийся английский парк сиял, точно городское шоссе. На большой расчищенной площадке веселились солдаты. Рядом с ними крутился будущий праздничный и пока еще ничего не подозревающий ужин — стайка смазливых человеческих девушек.

— Время? — не оборачиваясь, бросил господин Бальза.

— Без двадцати одиннадцать, нахттотер.

Миклош направился к веселящимся. Рэйлен и Йохан, которому, несмотря на его неодобрение всей затеи, вручили мешок с подарками, шли следом. Норико скрылась в салоне машины. Испанец сел за руль. Его товарищ расположился на соседнем с водителем кресле.

Солдаты мгновенно узнали главу клана. Их крики и смех приутихли.

— С Новым годом! — дурачась, заорал Миклош. — С новым счастьем!

Он подал знак Йохану, засунул руку в мешок, выудил новенький сотовый и вручил изумленному молодому тхорнисху. После чего подарки получили все остальные. Напряженные рожи кровных братьев засияли. Чтобы сам нахттотер, да еще и в карнавальном костюме, вручал подарки на Новый год — такого еще не бывало. Кто-то не преминул сказать «мировой чувак».

Господин Бальза был счастлив избавиться от залежей надоедливых аппаратов, которыми Роман, знающий сколь они не вечны в руках главы клана, умудрился забить целый шкаф в прихожей.

Лимузин черной торпедой несся по праздничной Столице. Нахттотер, по привычке, смотрел в окно. Мимо проносились удручающе-нарядные витрины дорогих бутиков. Они сверкали электрическими гирляндами, полыхали неоном. Город трепетал от грохота салютов и слеп от грандиозных вспышек. В какой-то момент у Миклоша возникло желание вылезти наружу и набить пороха в глотку первому попавшемуся умнику.

Йохан был мрачен и сосредоточен. Рэйлен передалась тревога учителя, и она покусывала губы, что говорило о крайней степени ее беспокойства. Норико смотрела на девушку с безмятежной улыбкой Будды.

Та поймала ее взгляд, вопросительно подняла рыжие брови, но не получила ответа.

— Что думаешь о приезде Храньи в Столицу? — спросил у японки Миклош.

Бывшая жрица храма Гинкаку-дзи ответила осторожно:

— Ее появление может стать первым шагом к хаосу.

— Хаос нам, конечно, нужен. Но не такой. Я не желаю изменения устоявшегося порядка.

Никто не стал оспаривать это утверждение.

Особняк, где скрывались заговорщики, находился недалеко от Семеновской набережной, рядом с небольшим заснеженным парком, и соседствовал с неработающим стадионом.

— Останови! — приказал Миклош. — Пройдемся.

Машины затормозили у высокой, давно не крашеной ограды. Йохан выбрался, придирчиво осмотрел окрестности, убедился, что опасности нет, и вытащил несколько оскудевший мешок с подарками.

Ландскнехт зашагал по заснеженной парковой дорожке первым. Положив правую руку на «кошкодер»[29], в тусклом зеленоватом свете не добитых хулиганами редких фонарей он казался ожившим мертвецом.

За учеником, опираясь на посох, следовал Миклош. Рэйлен держалась за правым плечом нахттотера, то и дело косясь на Норико, сохраняющую образцовое спокойствие. Создавалось впечатление, что японка просто гуляет в свое удовольствие среди снега и застывших кленов и ей нет никакого дела до того, что должно случиться через несколько минут.

Сопровождавшие женщину телохранители казались ее тенью.

Миновав парк, они вышли к особняку, когда на часах было без пяти двенадцать. Массивное, некрасивое, двухэтажное здание с колоннадой восточного крыла, стояло в окружении старых лип. Ограду вокруг здания недавно покрасили, а на воротах установили электронный замок. Миклош машинально проверил вход на магическую защиту, ничего не обнаружил и кивнул Йохану. Тот двумя ударами кулака, усиленного магией тления, разнес замок и распахнул решетку.

Дорога, ведущая к дому, была неровной. Четыре неприметных автомобиля возле парадного входа оказались занесены снегом.

Навстречу тхорнисхам вышли двое, но никто из гостей и не подумал остановиться. Один из охранников выругался, поняв, что перед ним не люди. Однако, прежде чем он что-либо успел сделать, рядом оказался Йохан. Навис горой, ударил плечом, повалил в снег, бросил быстрый взгляд на Миклоша, дождался безразличного кивка.

Катценбалгер, по кромке которого пробегали фиолетовые искры, опустился на голову упавшего.

— Апеч, — господин Бальза помнил всех, кто его предал, поименно.

Второй бунтовщик бросился в особняк. Но тут за дело взялась Норико. Выбросив вперед руку, указала на беглеца, сжала пальцы и дернула, словно рванула веревку. Жертва упала на спину, и невидимое лассо потащило тхорнисха к ногам Чумного. Последнему оставалось лишь взмахнуть клинком.

— Вильгельм, — без всяких эмоций произнес Миклош, вычеркивая из своего списка еще одного врага и перешагивая через труп.

Йохан и Рэйлен первыми оказались внутри здания, за ними потянулись остальные.

— Здесь две лестницы. — Норико изящно скользнула направо, взяв с собой телохранителей.

Когда тхорнисхи поднялись на второй этаж, в доме начали гулко бить часы. Едва прозвучал двенадцатый удар, господин Бальза ухмыльнулся в накладную бороду и толкнул массивные белые створки двери, из-за которой доносился гвалт радостных поздравлений. Он, Йохан и Рэйлен вошли в праздничный зал, украшенный тяжелыми бархатными портьерами, придающими помещению строгий и торжественный вид. На столе, накрытом белой скатертью, стояло множество бронзовых подсвечников, увенчанных бледно-желтыми свечами, а также кувшины и бокалы с подогретой кровью.

Все предатели были здесь.

Миклош сразу же увидел Хранью, сидящую во главе, и всех до последнего бунтовщиков, одетых в широкие черные балахоны с вышивкой в виде золотых ос. От накатившей ярости у Бальзы на мгновенье потемнело в глазах, но он справился со своим истинным желанием и, изображая вселенскую радость, гаркнул, перекрывая праздничный гул:

— С Новым годом!

И наступила тишина.

Улыбка исчезла с лица Храньи. Оно стало восковым и безжизненным. На лицах остальных заговорщиков проступили страх, гнев и ненависть.

— Кто тут собрался? — Миклош подошел к столу и остановился напротив сестры. — Кто достоин подарков?! Расскажите, как вы вели себя весь этот год, маленькие негодники! Кто начнет первым? Иуна? Эвридика? Фавст? Лазарь? Константин? Бригитта? Конрад? А может быть ты, Ян? Прокоп? Или ты, Розалия? Что же вы молчите? Неужели вы были столь непослушны? Ай-ай. Кажется, среди вас нет тех, кто достоин моих подарков!

Он без сожаления отбросил мешок к стене.

— Боюсь, кто-то здесь заслуживает наказания, — зловещим голосом произнес Бальза. — Я до глубины души возмущен, что меня не включили в список приглашенных на вашу маленькую вечеринку. Неужели вы думали, что я пропущу встречу Нового года в кругу семьи?

Он взял со стола ближайший бокал.

— Думаю, стоит выпить. Йохан! Напомни, за что мы сегодня пьем?

— За величие тхорнисхов, нахттотер! — прогудел Чумной от двери. Он не спускал глаз с подобравшегося Альгерта.

— За величие тхорнисхов, господа! Истинных тхорнисхов и их грядущую славу! — он поднял фужер и увидел, что никто из сидящих за столом его не поддержал. — Ну?! Пейте!

Хранья демонстративно не притронулась к крови, Альгерт с решительным видом вылил содержимое бокала на пол. У седого Гунтрама от страха стучали зубы, Фавст вцепился побелевшими пальцами в край стола и едва сдерживался, чтобы не броситься на нахттотера.

— Впрочем, вы правы, — в оглушающей тишине произнес Миклош. — Пить такую дрянь! От нее несет падалью. И вы считаете себя великим кланом Нахтцеррет?! Надеждой Основателя?! Ха! Какие из вас Золотые Осы, если вы готовы лакать эти отбросы! — он с отвращением посмотрел на пищу. — Они достойны лишь пожирателей крыс!

Противоположная дверь в зал распахнулась и на пороге, с невозмутимостью сытой пантеры, возникла Норико. За ней, как всегда, следовали две неотлучные тени.

По воздуху растекся запах просыпающейся магии тления.

— Не советую! — резко бросил Миклош. — Я запихну вам заклинания в глотки и отправлю вместе с ними в небытие! Как это уже произошло с господами Вильгельмом и Апечем.

Но его не услышали. Три «Черепа забвения» ударили одновременно с разных сторон. Их вой заглушил предостерегающий крик Храньи. Господин Бальза одним движением пальца нейтрализовал угрозу. Рэйлен, в руках которой появилась алебарда, ударила ближайшего к ней атакующего.

Тот был сильнее, старше и опытнее, чем она, и простым ударом кулака разбил призрачное оружие и бросился на девчонку, посмевшую встать на его пути к Миклошу. Но Рэйлен, отшагнув назад, ударила заклинанием, которому ее обучил Бальза. Невидимые стальные пальцы сдавили шею нападающего, тот задергался и захрипел.

С двумя другими бунтарями расправилась Норико. Первый, перескочивший через стол, угодил в «Паутину тлена». Опутанный липкими разъедающими нитями, он воплем метнулся к портьере, запутался в ней и сорвал вместе с карнизом. Зал наполнился удушающим смрадом гниющей плоти.

Бригитта, последняя из напавших, попыталась бежать, выпрыгнув в окно, но с потолка упала длинная, очень похожая на волосы Норико веревка. Она, точно змея, петлей закрутилась вокруг шеи жертвы и вздернула ее к потолку.

— Остановитесь! — крикнула Хранья своим последователям. — Немедленно!

Альгерт метнул на нее недовольный взгляд, но не посмел ослушаться приказа и убрал «Смех Ракшаса».

— И вы хотели выступить против меня?! — презрительно произнес нахттотер. — Вы?! Жалкие подобия, насмешка над кровными братьями, слабаки! Убирайтесь!

И, видя, что никто не торопится, рявкнул:

— Вон, я сказал!!!

— Оставьте нас, — негромко приказала Хранья, заметив, что у брата от бешенства начинают белеть глаза.

Заговорщики потянулись к выходу. Альгерт, прошептав «как прикажете, нахттотерин», вышел последним. Услышав его слова, Миклош с насмешливым видом изогнул брови.

Норико изящно села на один из стульев и с пристальным интересом разглядывала лежащую на столе белую розу, окропленную кровью. Немного подумав, она осторожно взяла цветок и, стараясь не стряхнуть рубиновые капли, поставила в прозрачную бутыль с узким горлышком, на четверть заполненную кровью. Прожилки нежных лепестков налились алым, запульсировали, словно артерии, и роза стала багряной.

— Выйдите все, — приказал Миклош. Дождался, когда они с сестрой окажутся наедине, обогнул разложившийся труп, распахнул окно, впустив в зал свежий, морозный воздух, прогоняющий удушливый смрад.

— Тебе идет роль паяца, брат, — мрачно сказала Хранья.

— Totus mundus agit histrionem, soror[30], — усмехнулся Бальза и произнес на древнем, давно забытом всеми языке маркоман: — Так, значит, нахттотерин?..

Хранья не ответила. Миклош улыбнулся.

— Как единоличная власть в лице нахттотерин сочетается с теми разряженными олухами, что сейчас тебя окружали? Решила возродить Десять Гласов? Зря. Одетые в крашеные простыни идиоты, так и останутся одетыми в крашеные простыни идиотами. Не больше и ни меньше. Надо жить настоящим, а не прошлым, Хранья.

— Это — твое настоящее?! — она, с отвращением указала на труп возле его ног, а затем кивнула на повешенную. — Или это? Ты убиваешь братьев! Ради чего? Настоящего?! Или будущего?!

Он разочарованно вздохнул, сбросил маскарадный костюм, оставшись в свитере и брюках.

— Это не настоящее, не будущее и даже не прошлое. Это — ничто. Капля в море, о которой через два дня никто не вспомнит. Отродье расплатилось за собственную глупость. Они не мои братья. Всего лишь блаутзаугеры, посмевшие выступить против меня.

— Может быть, и я ничто? Не твоя сестра? — холодно процедила Хранья.

— Сколько наигранного негодования! — скривил губы Миклош.

— Зачем ты пришел? Убить меня? — она сложила руки на груди.

— Нет. Пока — нет. Знаешь, я никогда бы не узнал о твоем приезде, если бы не твой глупый пес, Альгерт.

Хранья в раздражении дернула плечом.

— Он тебя подставил, — голосом ангела-искусителя продолжил Миклош. — Надеюсь, ты его накажешь.

— Я разберусь без твоих советов! — зло отрезала она.

— Отдай его мне. Он все равно ни на что не годен. Даже моих слуг не смог убить. Раздутое самомнение помешало ему проверить, не выжил ли кто-нибудь после «Поцелуя».

— Пока я дышу, ты не получишь никого из них, кровопийца! — яростно прорычала Хранья.

— Кровопийца?! — рассмеялся Миклош и отвесил шутливый поклон, не вставая со стула. — Польщен! Ну-ну! Не смотри на меня волком, — он снял кожаные перчатки. — Лучше расскажи, где ты пропадала все это время после своего скоропостижного исчезновения.

— Боялся меня? — она впервые улыбнулась.

Светлые брови Миклоша сошлись у переносицы.

— Тебя? Кто ты такая, чтобы я боялся тебя? Ты всего лишь жалкое ничтожество, забившееся в крысиную нору! Что тобой движет, сестра? Неужели ты желаешь превратить клан в сборище жалких, никчемных созданий, какими стали твои «воины»?

— Убирайся! — прорычала она.

— Я уберусь, когда посчитаю нужным!!! — заорал он, перегибаясь через стол. — Никто не смеет мне приказывать! Никто! А уж тем более такая подлая тварь, как ты! Подумать только, что бы ждало тхорнисхов, если бы твой мятеж удался! Клан бы умер.

— Клан и так уже давно умер! С тех пор, как ты изменил его! Тхорнисхов не существует! Они другие! От Золотых Ос ничего не осталось. Слышишь?! Ничего! Ты разрушил семью!

— Я защитил ее! Я первый понял, что нас раздавят! Сомнут! Пожрут те, кто тогда был сильнее! Мы стали клинком, разящим любого, кто смеет пойти против нас, подмять под себя, заставить плясать под чужую волю! Именно этого хотел Луций!

— Не смей упоминать Луция, сволочь! Ты не стоишь даже его пальца! — теперь уже орала она, и Миклош почувствовал, как по ее рукам пробежала волна — первый предвестник магической атаки.

— Ты! — выплюнула она. — Ты разрушил все, что он создал! Все, что он любил! Все, во что он верил! Все, к чему нас так долго готовил!

— Он хотел, чтобы мы выжили, чтобы могли за себя постоять! Желал, чтобы нас не подчинили Нософорос, Лудэр, Лигаментиа или Кадаверциан! И я реализовал все, что он не успел осуществить! Это сделал я, а не ты! — его лицо перекашивало от гнева.

— Цена оказалась слишком высока, Миклош. Ты создал чудовище на костях клана, которое теперь лишь по недоразумению называют Нахтцеррет, — она взглянула на него с отвращением. — Ты уничтожил всех. И Луция, и тех, кто был до него. И меня. И себя тоже. Благодаря тебе, брат, мы всего лишь ходячие мертвецы.

— Ерунда! Хватит быть малодушной. Открой глаза! Клан спасен, хотя за это мне и пришлось заплатить свою цену.

— Ты чудовище! — прошептала она. — Тебя надо остановить.

— Если встанешь у меня на дороге — я забуду, что в нас течет одна кровь, — он наклонился к ее уху и прошептал. — Я сокрушу тебя.

Ее лицо застыло, но голубые глаза пылали лютой ненавистью.

— Мне кажется, что тебе не стоит покидать Столицу без моего разрешения. Ты сама вернулась сюда, так что имей смелость ответить за этот промах. Попытаешься скрыться — умрешь. Наслаждайся городом. Осмотри достопримечательности. А я пока подыщу для тебя приличную дыру на следующую тысячу лет. Мои солдаты глаз с вас не спустят.

— Когда я успела тебя потерять? — грустно прошептала она.

— В тот день, когда ты меня предала, — жестко ответил он.

По ее щеке сбежала одинокая слезинка.

Мятежники, словно бараны, были согнаны в холл. Миклош остановился перед ними, мрачно изучил посеревшие лица и процедил:

— Вы — den undankbaren schweinen[31]. Вы живы лишь благодаря моей милости. Помните это. Тот, кто признает свою вину и пойдет за мной, будет прощен. Всем остальным пощады не будет.

Сказав это, он вышел на улицу. Несколько мгновений постоял на крыльце.

— Я еще нужна вам сегодня, господин? — поинтересовалась Норико. — Хочу поохотиться.

— Кровавой охоты, — пожелал Миклош.

— Доброй ночи, господин.

Японка и ее телохранители скрылись в парке, а нахттотер поспешил к машине, прислушиваясь, как снег противно скрипит под подошвами, словно кто-то возит углем по шероховатой бумаге.

— Никто не следует за вами, нахттотер, — прогудел Йохан.

— Разумеется. Я и не ожидал этого. Одни из них слишком трусливы, другие излишне глупы. Ни с теми, ни с другими мне не по пути.

Он сел в машину, лимузин плавно тронулся с места и, набирая скорость, устремился в сторону Садового.

— Для чего надо было раскрывать перед ней карты? — пробурчал Йохан, почесав себя под мышкой. — Весь эффект внезапности потерян. Теперь они будут готовы к удару.

Господин Бальза возвел глаза к потолку.

— Меня не волнуют, к чему они готовы. Неужели я должен считать эту шваль опасными противниками?! Мы сильнее отщепенцев. И я только что лишил Хранью поддержки Даханавар. Фелиции обязательно доложат о моем визите. И она не будет ничего делать, пока знает, что я глаз с Храньи не спускаю. Ты поставил наблюдателей?

— Да. Наемники уже занялись слежкой. Фелиция, возможно, думает, что вы и так знаете о ее участии.

— Это не важно. Она не будет мне мешать. А на Совете я, в любом случае, теперь смогу ее прижать.

Его отвлек какой-то раздражающий шум. Странный скрип. Пытаясь понять, что это такое, Бальза задумчиво нахмурился. Автомобильные покрышки? Проблемы в двигателе?

В этот самый момент машина резко затормозила, и Миклош едва не слетел с дивана.

— Жить надоело?! — заорал он на Рэйлен, сидящую за рулем.

— Нахттотер, я не при чем, — начала оправдываться она. — Там…

Но глава клана уже и сам увидел причину столь внезапной остановки и, в очередной раз чертыхнувшись, на этот раз с бескрайним удивлением, выбрался из лимузина следом за помощниками.

Тихую, уже отгулявшую праздник улицу перегораживала поперек высокая бетонная стена. Над ней сияло бездонное звездное небо и перевернутый рожками вверх месяц.

— Кто мог такое сделать? — прошептала Рэйлен, пораженная невиданным зрелищем.

Бальза не успел ответить. Йохан приблизился к преграде вплотную, и внезапно стена исказилась. Задрожав, начала плавиться, теряя форму и обрастая щупальцами. Одно из них потянулось вперед, и Чумной, не слушая предостерегающего окрика Миклоша, нанес удар.

Иллюзия развалилась на две части. Во все стороны плеснуло заключенной в камне Силой. Улицу затопило бирюзовое свечение, стекла в домах и машинах лопнули. Даже сквозь грохот был слышен полный боли вопль ландскнехта.

Снег растаял, земля дымилась. Чумной лежал на спине, из его рта и развороченной груди хлестала кровь. Рэйлен бросилась к учителю, склонилась над ним, подняла умоляющий взгляд на подошедшего, взъерошенного, точно хорек, Миклоша.

— Ты идиот, — безапелляционно заявил Бальза раненому. В домах загорался свет, слышались встревоженные крики. Полиция, наверное, уже была в пути. — Я разве не говорил ничего не трогать?

— Просс-сти-те, нахттотер, — просипел Йохан.

— Он не может регенерировать! — чуть не плача, сказала Рэйлен.

— Тоже мне открытие, — буркнул Миклош, набирая на сотовом номер. — Тащим его в машину. Алло. Роман, прикажи усилить охрану особняка. Собери всех. Слышишь?! Всех, кто есть в Столице! Выход в город без моего личного разрешения запрещен.

Он смахнул с сиденья осколки битого стекла, сел за руль и понесся прочь.

Йохан потерял сознание. Испуганная Рэйлен тщетно пыталась остановить кровь. Бальзе пришлось потратиться на «Клетку здоровья» — заклинание, способное хоть как-то справится с безумной, искажающей все законы, магией лигаментиа.

— Нахттотер. Он выживет?

Миклош мрачно хмыкнул и неприятно хрустнул суставами на пальцах:

— Не исключено.

Он думал о более серьезных вещах, чем здоровье ученика.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:50 | Сообщение # 21

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 18 Возвращение

Спорить — это так вульгарно. Ведь в приличном обществе всегда придерживаются одного и того же мнения.
Оскар Уайльд. Замечательная ракета.
2 января

Кристоф толкнул дверь зала Совета и вошел первым. Сосредоточенная, собранная Дона следовала за ним, не отставая ни на шаг.

Этой ночью родственники собрались узким кругом. За столом сидели только шесть глав кланов, и когда присутствующие увидели кадаверциан, негромкое жужжание голосов немедленно стихло.

Несколько мгновений старейшины пребывали в изумлении, глядя на некромантов, почтивших вниманием их собрание. Кристофу удалось шокировать общественность своим появление не меньше, чем во время проведения Витдикты.

Первым пришел в себя Амир Асиман.

— Какой приятный сюрприз, — процедил магистр сквозь зубы, с плохо скрытой ненавистью глядя на колдуна.

— Неожиданный, я бы сказал, — подхватил Миклош, поигрывая тростью и улыбаясь едва заметно.

— Означает ли это, что благородные кадаверциан прерывают добровольное изгнание, — Рамон поднялся, чтобы поцеловать вилиссе руку, — и возвращаются в нашу большую семью, чтобы еще больше сплотить ее?

— Или разрушить… — негромко добавил Александр, взглянув на тхорнисха.

Фелиция вежливо улыбнулась, хотя ее глаза остались настороженными. Иован смерил некромантов не слишком любезным взглядом.

В игру вступил новый клан, и теперь все напряженно решали — в чью пользу будет разыграно его появление. Еще одна сила на вечно колеблющихся чашах весов.

Не обращая внимания на переглядывание родственников, Кристоф отодвинул стул, помогая Доне сесть, и опустился рядом.

Судья появился в зале, когда тишина стала невыносимой, и, оглядев всех присутствующих, произнес:

— Доброй ночи, господа. Рад видеть вас в здравии. — Встретился взглядом с мастером Смерти и продолжил. — Прежде чем мы приступим к официальной части, позвольте представить вам нового главу клана Кадаверциан.

Колдун учтиво наклонил голову.

— Мои поздравления, Кристоф. — Фелиция вежливо улыбнулась. — Думаю, все со мной согласятся, что выбор твоего клана не стал для нас неожиданностью.

Любезность мормоликаи была принята обществом с молчаливым согласием. Возражений не последовало, только Амир позволил себе кривую усмешку в ответ на какие-то свои не слишком приятные мысли.

— Теперь, когда с формальностями покончено, — ревенант сел в кресло во главе стола, — перейдем к основной части.

Миклош открыл было рот, но магистр опередил его:

— Клан Асиман намерен сделать заявление! Я обеспокоен неожиданным исчезновением Эрнесто Асимана. О нем нет вестей уже четырнадцать дней, и я хочу просить Совет о содействии в его поисках.

— Возможно, любезный друг, ему просто надоела ваша невоспитанность и он подался в бега, — желчно процедил Бальза, раздраженный тем, что ему не дали высказаться первому.

— Ваш юмор неуместен! — разъярился магистр. — Это дело требует немедленного вмешательства.

— Полноте! — притворно зевнул тхорнисх. — Братья исчезали и раньше. К примеру, уважаемый Вольфгер Владислав. О нем нет ни слуху ни духу почти тридцать лет. Возможно, вам стоит поискать своего подчиненного рядом с ним?

— То есть в могиле?! — прошипел асиман.

— А уважаемый Амир безусловно располагает неопровержимыми доказательствами, которые подтверждают его догадки о нахождении Вольфгера именно там? — холодно поинтересовался Кристоф.

Эти слова подействовали на асимана, как холодный душ. Он тут же остыл и сказал куда более спокойным тоном:

— Нет. Конечно же, нет.

— Что вы хотите, Амир? — сменила тему опасного разговора Фелиция, и Александр кивнул, поддержав ее.

— Не двоедушничайте, Фелиция. Я хочу, чтобы ваш телепат прочитал мысли присутствующих и узнал, что произошло! — заявил маг.

— Если кто-то из уважаемых господ забыл, мне придется напомнить еще раз, — ледяным тоном произнесла мормоликая. — Дарэл больше не является членом клана Даханавар. И я больше не могу распоряжаться его временем и контролировать его поступки. Кроме того, я даже не знаю, где он находится в настоящее время.

— Так узнайте! — рявкнул Амир. — Я требую, чтобы тот из присутствующих, кто укрывает телепата, немедленно сообщил об этом! — Асиман выразительно посмотрел на Кристофа, и добавил угрожающе: — Доставьте его сюда. Заставьте работать.

— Это невозможно, уважаемый господин ар Рахал, — лениво отозвался Рамон. — Он теперь, выражаясь языком фэриартос, свободный художник. И никто не может «заставить» его делать что бы то ни было.

— К тому же вряд ли он будет работать на вас добровольно, Амир, — сказал Кристоф, выдержав пристальный взгляд магистра. — Особенно после некоторых недавних событий.

Миклош скептически скривился:

— Не правда ли, удивительно, что госпожа Фелиция решилась отказаться от такого козыря в нашей игре.

— Удивительно повезло тому, кто взял опального сканэра под свое покровительство, — тонко улыбнулся Рамон.

— Отлично! Раз бывший даханавар в данное время «недоступен», предлагаю использовать сенсора вриколакосов! — выпалил красный от злости Амир.

Его предложение потонуло в возмущенном вопле Миклоша, побелевшего от ярости:

— Вы в своем уме?! Я не позволю, чтобы оборотни копались в моих мозгах!

— Мой ученик не будет выполнять за тебя грязный труд! — прорычал Иован.

Рамон нахмурился, наклонился к Леди и что-то шепнул ей. Мормоликая разочарованно покачала головой. Александр остался равнодушным. Казалось, его мысли блуждают где-то далеко от зала.

— Уважаемому Амиру известно такое понятие как презумпция невиновности? — поинтересовалась Дона.

— Это исключено, — громко произнес ревенант, привлекая к себе внимание всех присутствующих. — У вас, господин Амир, нет не только доказательств, но даже подозрений.

— Из-ви-ни-те! Подозрений у меня навалом. Я подозреваю всех.

— Это не повод обращаться к телепату, — все так же спокойно ответил Судья. — Пока у вас не будет чего-то большего, чем беспочвенные обвинения.

— Я этого так не оставлю! Когда я узнаю, что произошло, тот, кто это сделал, ответит сполна.

— Когда вы узнаете, кто это сделал, обратитесь в Совет. Мы накажем виновных.

Фелиция одобрительно улыбнулась. Амир прошипел что-то злобное, но был вынужден смириться.

— Мы собрались сегодня по просьбе господина Бальзы, — продолжил ревенант. — Давайте выслушаем его.

— Благодарю вас, — с легкой иронией отсалютовал тростью Миклош. — Начнем с того, что клан Нахтцеррет обвиняет клан Вриколакос в нарушении неприкосновенности жилища и порче ценного имущества, — с мстительным удовольствием заявил Миклош.

Глаза Иована сверкнули желтым:

— Уже заплатили, — злобно рыкнул вриколакос.

— Все претензии клана Нахтцеррет удовлетворены, — подтвердил Судья. — И, насколько мне известно…

Договорить он не успел.

Дверь широко распахнулась, и в зал, держась за руки, вошли двое подростков. Юноша лет шестнадцати со спутницей, года на три младше него.

Девочка с любопытством посматривала по сторонам. Ее короткая синяя юбочка и голубая футболка странно сочетались с тяжелыми ботинками на рифленой подошве. Черные волосы, похожие на блестящий мех пушистого зверька, были старательно причесаны. Улыбка то и дело начинала играть на алых губах, а глаза, напоминающие цветом спелые вишни, светились детским озорством и лукавством. Появление этого милого ребенка среди кровных родственником могло вызвать изумление у непосвященного.

В отличие от нее, юноша выглядел хмурым и неприветливым. Узколицый, с острым подбородком, прямым тонким носом, холодными фиолетовыми глазами и низкими бровями. Длинные каштановые волосы спутанными прядями падали на его плечи. Пиджак и джинсы были довольно потертыми. Казалось, он уделил все свое внимание внешнему виду сестры, стараясь чтобы она выглядела как можно аккуратнее, а сам надел первое попавшееся. Но его ни в коей мере не смущал собственный вызывающий облик.

Кристоф заметил, как застыл Миклош, увидев своих давних врагов. Иован откинулся на спинку кресла, шумно вдохнув. Рамон обменялся быстрым взглядом с Фелицией, а Александр мимолетно улыбнулся, посмотрев на тхорнисха.

Иноканоан и Соломея.

Лигаментиа.

— Доброй ночи, — произнесла девочка нежным, хрустальным голоском. — Столько новых лиц…

— Мы рады вернуться снова, — подхватил ее спутник, но в его обманчиво дружелюбных интонациях зазвучал отголосок стали.

Лигаментиа остановились рядом с Доной и Кристофом. Кадаверциан поднялся, уступая девочке свое место. Соломея окинула его цепким недетским взглядом и печально покачала головой:

— Все изменилось. Все опять изменилось.

И колдуну показалось, что в ее словах звучит печаль не по исчезнувшему Вольфгеру, а по тем столетиям, которые они пропустили.

— Они, действительно, брат и сестра? — прошептала Дона с некоторым сомнением в голосе, когда мастер Смерти молча опустился на стул с другой стороны от нее.

— Один отец, разные матери, — ответил Кристоф и замолчал, заметив, что юноша смотрит на него, терпеливо ожидая, когда сможет продолжить говорить.

— Мы просим прощения за опоздание, — Иноканоан, обвел всех присутствующих взглядом нереальных глаз. Казалось, вокруг его зрачков клубится чистый ультрамарин. — Дорога оказалась слишком длинной.

— Добро пожаловать. — Судья чувствовал напряжение в зале Совета и попытался разрядить его.

— Мы сожалеем, что вас так и не предупредили о нашем возвращении, — Соломея неодобрительно покосилась на Миклоша.

— Не надо намеков! — тут же окрысился Бальза. — Лично мне вы ничего не говорили!

— Это неправда. Мы прислали вам сон.

— Сон?.. Сон?! — казалось, нахттотера сейчас удар хватит. — Вы считаете, будто что-то можно понять из какого-то дурацкого сна?!

— Когда вы остались безразличны к нему, мы еще раз намекнули о нашем скором приходе, — равнодушно сказала девочка. Крики тхорнисха ее совершенно не трогали.

— Вы совершили нападение на меня и моих солдат! Ранили моего ученика!

— Правда? — изумилась Соломея. — Мы и не думали нападать. Мы прислали сон, в котором дали предупреждение, как он должен был себя вести, чтобы не пострадать. Не нужно подходить к границе. Иначе она ударит в ответ, зеркально отражая атаку.

Глава клана Золотых Ос подавился словами и стал багровым.

— Просто сделали наше присутствие немного более явным, — хищно улыбнулся Иноканоан. — Но если у вас есть претензии, то мы можем рассмотреть их прямо сейчас.

Собрание ответило на это заявление пронзительной тишиной.

— У вас есть претензии к действиям клана Лигаментиа, господин Бальза? — поинтересовался ревенант.

— Нет, — выдавил из себя Миклош.

— Просим вас, продолжайте, — девочка села, выпрямившись на стуле, словно примерная школьница.

Судья сделал паузу и снова обратился к присутствующим:

— Будут еще какие-нибудь заявления?

— Будут, — свирепо пообещал Бальза.

— Какую необычайную активность проявляет клан Тхорнисх сегодня, — сказал Кристоф, обращаясь к собственному перстню с изумрудом.

— Миклош всегда был шутником, — промолвил Иноканоан, вытаскивая из кармана сигару. Соломея хихикнула.

Нахттотер не обратил на них внимания.

— Клан Нахтцеррет обвиняет клан Даханавар в укрывательстве отлученной Храньи Бальза и в оказании ей помощи по подготовке свержения нынешнего официального главы клана.

Над столом пронесся удивленный ропот. Фелиция осталась ледяной и невозмутимой, но все знали, что в ее красивой голове сейчас должна кипеть напряженная мыслительная работа.

Миклош вынул из внутреннего кармана пачку фотографий и бросил их перед собой. Цветные снимки веером разлетелись по столу.

— У меня, в отличие от многих, есть реальные доказательства.

Рамон притянул к себе один, посмотрел на изображение и выразительно приподнял брови.

— Не желаете взглянуть? — с ядовитой любезностью осведомился тхорнисх у Фелиции.

— Ни к чему, — величественно повела головой мормоликая. — Я не собираюсь отрицать, клан Даханавар оказал некоторое содействие Хранье Бальза и ее соратникам. Мы посодействовали ей в доставке, в убежище, о котором была предварительная договоренность, но на этом наша помощь закончилась.

— То есть, вы утверждаете, — заговорил Александр, глядя на снимки, — что не собирались, как заявляет господин Миклош, помогать Хранье убрать нынешнего главу тхорнисхов?

— Нет. — С достоинством ответила Фелиция. — Я всего лишь, по старой дружбе, оказала госпоже Бальза любезность. Но заявление о том, что наш клан планирует принимать участие в мятеже — абсурдно. Я не имею ни малейшего представления о внутренних делах Нахтцеррет. Даханавар они ни в коей мере не касаются.

— Чушь собачья! — Нахттотер грохнул кулаком по столу. — Естественно, она не собралась брать автомат и отправляться вместе с моей дорогой сестрой на штурм «Лунной крепости». Но не надо рассказывать сказки о старинном приятельстве! Всем прекрасно известно, для чего оказывают подобные «любезности». Это обеспечение безопасного тыла, моральная поддержка. Хранья никогда бы не сунулась в Столицу, если бы ей не обещали помощь!

— Не стану скрывать, госпожа Хранья просила меня о небольшой услуге, — без малейшего смущения ответила Фелиция. — Но я не смогла ей помочь.

— И какие услуги ей требовались? — спросил Миклош, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.

— Она хотела воспользоваться способностями сканэра… моего бывшего сканэра. Но, в связи с тем, что Дарэл больше не принадлежит к нашей семье, оказать содействие в этом вопросе я не могла.

«Я бы не удивился, — подумал Кристоф, глядя на величественную Первую Леди, — если ты изгнала Дарэла, заранее предвидя подобную ситуацию. Обещала помощь Хранье и тут же удалила опасного телепата…»

— Буря в стакане воды, — прозвучал в полной тишине звонкий голос Соломеи. Но на эту реплику никто не отреагировал.

— На этих фотографиях, — Фелиция постучала овальным ногтем по снимкам, лежащим перед ней, — запечатлено прибытие Храньи в Столицу. Но доказательством того, что я планировала свержение главы Золотых Ос, это быть не может.

— Хорошо, — Миклош звучно хлопнул ладонью по столешнице. — Тогда давайте обратимся к сенсору вриколакосов. Пусть он расскажет нам, что Леди думала и планировала на самом деле.

— Мечтай-мечтай… — насмешливо буркнул Иован. — Сейчас к тебе стая телепатов прибежит. Прямо из лесу.

— Если мы будем выдвигать обвинения с учетом того, что думает и планирует каждый из присутствующих, боюсь, подвергнуть остракизму придется всех старейшин, — вмешался Кристоф, с большим интересом следящий за разговором. Он многозначительно замолчал, глядя на Амира, и добавил с улыбкой: — И меня в том числе.

Асиман, предпочитавший больше не высказываться по этому вопросу, сжал побелевшие от гнева губы. Иован широко ухмыльнулся, демонстрируя волчьи клыки. Рамон кивнул, молча соглашаясь с некромантом.

— Мы не можем обвинять, исходя из одних неосуществимых желаний, — продолжил кадаверциан. — Даже если у Леди были идеи по смене руководства тхорнисхов, она от них благоразумно отказалась. Так что, Миклош, разумнее будет утешить себя этим.

Бальза крепко сжал рукоять трости и требовательно повернулся к Судье. Но тот не спешил вмешиваться в спор, ожидая, пока все стороны выскажутся.

— Хорошо, господа, давайте уже примем какое-то решение, — воззвал к общественности Рамон, взглянув на часы. — Заклеймим позором госпожу Фелицию или забудем об этом неприятном инциденте.

— Это грызня ос. Не наша. Не имею причин ввязываться в свару, — сказал Иован.

— Я также не вижу резона, — поддержал его Александр.

— Думаю, излишне говорить о том, что выяснять отношения в Столице, да еще и привлекая внимание людей — это дополнительные хлопоты для всех нас, — сурово произнес Рамон. — Желательно, чтобы Хранья как можно скорее покинула город. И без всякого шума.

— Не беспокойтесь. Шума не будет, — довольно улыбнулся нахттотер.

Дона отвлеклась от диалога в тот момент, когда ревенант собрался озвучить окончательное решение Совета. Она взглянула на лигаментиа, сидевших рядом. Иноканоан закурил сигару, откинувшись на спинку стула, запрокинул голову и выдохнул облако голубоватого дыма. Оно тут же свернулось тугой спиралью, устремилось к потолку и, словно живое, вползло за решетку вентиляции.

Почувствовав ее взгляд, юноша повернулся и произнес равнодушно:

— Извините, если помешал.

— Насколько я знаю, в зале Совета магия запрещена, — тихо ответила вилисса.

— А я знаю, что в зал запрещено приносить некротических созданий, — прошептал он, наклоняясь к девушке.

Дона тут же с удивлением почувствовала копошение в кармане жакета и увидела, как на ее рукав взбирается существо не больше ладони. Оно напоминало оживший скелет динозавра с прозрачными крыльями стрекозы, длинными лапами и головой, состоящей из одной огромной зубастой пасти. Девушка невольно вздрогнула. Соломея рассмеялась. Иноканоан насмешливо прищурился, дунул сигарным дымом на костлявую зверюшку, и та мгновенно исчезла.

— Это не магия, — заговорщицки шепнул он вилиссе, снова вольготно разваливаясь на стуле, — это иллюзия.

Несколько озадаченная, Дона поспешно отвернулась от странного юноши, сообразив, что пропустила какую-то часть обсуждения. Она вообще на минуту забыла, где находится.

— Какой результат? — спросила девушка у Кристофа.

— Дело закрыто, — ответил колдун, глядя на нее с легкой усмешкой. — Ввиду отсутствия состава преступления.

— Будут еще какие-нибудь заявления? — спросил Судья.

— Мы побудем среди вас какое-то время, — произнес Иноканоан, потушив сигару о нижнюю часть столешницы.

— Но мы не хотели бы никому мешать, — подхватила Соломея.

— Нам нужно убежище и территория, на которую никто не сможет претендовать, — закончили они хором.

Но ни у кого это не вызвало улыбки.

— Нам нравится юго-восточная часть города, — сказал юноша, зловеще поблескивая ультрамариновыми глазами. — Насколько мы успели узнать, она не принадлежит ни одному из вас.

— Вы желаете, чтобы эта часть города была закрыта для всех киндрэт? — учтиво поинтересовался ревенант.

— Да, — беспечно улыбнулась Соломея, тряхнув темными волосами. — Кроме тех, кто получит наше разрешение на вход.

— Ни один из районов Столицы никогда не был закрыт, — неожиданно резко произнес Кристоф. И Дона мысленно поддержала его. — Ни для кого.

— Мы, в свою очередь, готовы дать слово, что не станем проникать в чужие владения, — смиренно опустил взгляд Иноканоан, хотя на его губах играла неприятная улыбка.

— Если лигаментиа начнут делить территорию и устанавливать границы, это может привести к очень неприятным последствиям, — заметил Александр.

— Потому что их примеру последуют все остальные, — поддержала союзника Фелиция.

— Так и будет, — вмешался Рамон, и в его голосе зазвучали те же непримиримые интонации, что и у кадаверциана. — Мы начнем охранять свои приусадебные участки и жестоко карать нарушителей. Относительно спокойный город превратится в арену постоянных драк и склок, с которыми наш Судья, — вьесчи учтиво, хотя и несколько равнодушно склонил голову перед ревенантом, — не справится даже с помощью всех нас.

Иован равнодушно повел широкими плечами:

— Делите, как хотите. Нам все равно, кто из вас где будет жить.

— Конечно, вам все равно. — Амир растянул губы в ядовитой ухмылке. — Оборотням плевать, что происходит в городе. Лишь бы в их лес не совались.

— Точно, — кивнул косматой головой вриколакос. — Лучше не скажешь. Но если кто сунется со своими порядками к нам… — в его глазах зажглись свирепые желтые огни, от мощной фигуры повеяло неукротимой звериной силой. И это произвело на всех присутствующих гораздо большее впечатление, чем любые угрозы.

— Давайте вспомним грустную историю Праги, — лучезарно улыбаясь, предложил Миклош. — Там мы тоже были разделены. И к чему это привело?

— Город пришлось оставить, — тихо ответила Дона.

— Хорошо, — беспечно улыбнулась Соломея. — Мы поняли. Ваше решение — «нет». Мы его принимаем.

Иноканоан опустил голову, исподлобья глядя на каждого по очереди:

— Но пусть никого из вас не удивляют… странности, которые будут происходить в этой части города.

— Мы не угрожаем! — со смешком воскликнула девочка. — И мы не будем никого… — она помедлила, словно подыскивая нужное слово.

— …убивать, — подсказал юноша с мрачной усмешкой. — Однако, если что-то случится, мы не виноваты. И даже ваш сканэр не сможет этого опровергнуть.

— Мы примем к сведению ваше предупреждение, — холодно улыбнулся ревенант. — Продолжим, господа.

— Клан Кадаверциан обвиняет Амира Асимана в убийстве Сэмюэля Кадаверциана, — произнес Кристоф, и Доне показалось, что по ее спине пробежал ледяной озноб. Она даже предположить не могла, что собрату придет в голову заявить подобное.

В зале Совета повисла напряженная тишина.

Магистр желчно рассмеялся и оглянулся на остальных, видимо ожидая, что они оценят нелепость услышанного заявления вместе с ним. Но ни один не оправдал его ожидания. Миклош подался вперед с предельно заинтересованным видом. Фелиция обменялась быстрым взглядом с Александром. Рамон, нахмурившись, смотрел в полированный стол. Иован хмыкнул нечто неразборчивое. Только лигаментиа остались равнодушно не заинтересованы.

— И как, позвольте узнать, я его убил? — скептически осведомился Амир, не дождавшись поддержки.

— «Могильная гниль», — коротко ответил кадаверциан.

— Неужели? Если мне не изменяет память, этим средством пользовался лудэр. По-моему, уважаемый Кристоф путает меня с одним из его представителей. И, простите, где доказательства?

— Вы правы, — невозмутимо ответил колдун, — доказательств, которые можно предъявить на Совете, нет. Кроме мертвого тела ученика.

— Зачем мне убивать твоего молокососа?! — с искренним возмущением воскликнул асиман.

— Я предупреждаю, Амир, — резко оборвал Кристоф поток его «праведного» гнева. — Если кадаверциан неожиданно начнут умирать или пропадать без вести, я знаю, с кого спросить за это.

Асиман вдруг приподнялся, уставился на колдуна с бешенством и произнес хрипло:

— Ты смеешь мне угрожать, галльский ублюдок?!!

— Господин ар Рахал! — предостерегающе произнес ревенант.

Кристоф так же медленно встал, и теперь враги с ненавистью смотрели друг на друга через стол. Казалось, еще мгновение, и они бросятся в драку.

— Ты понял меня, асиман? Если «Могильная гниль» появится снова — все твои ученики пойдут на корм моим бетайласам.

— Господин Альбьер! Прошу вас.

В воздухе повеяло магией. По рукам Амира пробежала мгновенная огненная волна. И тут же вокруг некроманта колыхнулось зеленое облако.

— Остановитесь. — В голосе ревенанта послышалась угроза. Пока еще отдаленная.

Каждый из присутствующих почувствовал волну мощной невидимой силы, хлестнувшей со стороны Судьи. Она накрыла обоих врагов, потушила огонь в руках асимана и развеяла колдовскую зелень подле кадаверциана. Дона не сдержала облегченного вздоха — ревенант воспользовался своим умением нейтрализовывать магию кровных братьев.

— Вынужден напомнить, — ледяным тоном произнес господин Белов, — для того, чтобы вы могли общаться, здесь нахожусь я. Хотите выяснять отношения — делайте это цивилизованно.

Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Амир медленно опустился на свое место. Кристоф тоже сел.

Больше желающих высказать свои претензии к другим кланам не нашлось.

— Итак, господа, — произнес Судья спокойно, словно только что не произошло неприятного инцидента, — мое решение. Совет не считает возможным оказывать помощь клану Асиман в поисках пропавшего представителя.

Разъяренный Амир вскочил, грохнув стулом по полу и стремительно вышел из зала, оглушительно хлопнув дверью. Фелиция тяжело вздохнула. Соломея зашептала что-то на ухо брату. Рамон усмехнулся. А ревенант продолжил, словно не заметил выходки асимана:

— Далее, повторю еще раз. Совет не намерен каким-либо образом влиять на внутренние противоречия клана Нахтцеррет. А также считает обвинения Миклоша Тхорнисха в адрес Фелиции Даханавар необоснованными.

Господин Бальза состроил высокомерно-пренебрежительную гримасу, но взгляд, которым он наградил ревенанта, был полон злобного раздражения.

— И последнее. Прошу Кристофа Кадаверциана впредь воздерживаться от необоснованных обвинений и угроз в адрес представителей других кланов, если он желает по-прежнему входить в состав Совета. Это все на сегодня. Доброй ночи, господа.

Судья собрал документы, лежащие на столе, и в полной тишине покинул зал.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:52 | Сообщение # 22

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 19 Плач гиены

Мы живем в такое время, когда абсолютно бесполезные вещи являются единственно необходимыми.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
4 января

Господин Бальза проводил время в маленькой обсерватории, располагавшейся на вершине одной из четырех готических башен «Лунной крепости». Он пришел сюда, едва стемнело. Ночь выдалась облачной, и телескоп так и остался не расчехленным. Впрочем, сегодня звезды не слишком интересовали Миклоша.

Нахттотер страдал от мигрени.

Это выматывало тхорнисха. Устроившись на маленьком диванчике и положив на лоб влажное полотенце, он уже несколько часов пытался уснуть хотя бы на пять минут. Но ничего не получалось.

Бальза не мог думать ни о чем, кроме возвращения клана Иллюзий. Лечебные заклинания, которыми он окружил ученика, пожирали силы, но Йохан не выздоравливал. Ранение оказалось очень серьезным, и жизнь в ландскнехте едва теплилась. Чумной собирался отправиться к праотцам.

Нахттотер услышал мягкие шаги Норико, и через несколько мгновений она подошла к лестнице в обсерваторию, окутав Миклоша ароматами свежих персиков и утонченной водяной лилии.

— Я завершила последние приготовления, господин.

Глава клана снял полотенце, сел, задумчиво потер виски и обратил взгляд на невозмутимую японку. Ее волосы были собраны на затылке в сложную прическу, украшенную двумя костяными заколками времен начала сёгуната Токугавы. Голубое шелковое платье и мягкие тапочки того же цвета оказались идеально чистыми, хотя подготовка к ритуалу была сопряжена с большим количеством крови и смертей.

Миклош всегда ценил эту женщину за точность и аккуратность.

— Также хочу сказать, что моим служащим удалось отрезать Хранью от финансов. Временно, разумеется.

— Первая хорошая новость за неделю. — Он поправил воротничок на рубашке и снял с рукава несуществующую пылинку.

«Плач Гиены» требует полной сосредоточенности. И хотя сложному ритуалу обучил его еще Луций — за все века жизни Миклош ни разу не воспользовался заклятьем. И даже сейчас решился прибегнуть к нему лишь потому, что был вынужден. Возможности воспитать второго Чумного в обозримом будущем нахттотер не видел.

Цена за «Плач» велика — все последнее поколение клана. По приказу Миклоша двадцать человек обратили на следующую ночь после ранения ландскнехта. Годами добивавшиеся этой чести люди были счастливы и даже не подозревали об уготованной участи.

Два десятка бесполезных птенцов за одного полезного Йохана — выгодный обмен. Жалеть совершенно не о чем.

Теперь последним препятствием для создания «Плача» стало отсутствие важного ингредиента. Миклош не любил становиться должником, но на этот раз не имел особого выбора. Поэтому, вздохнув, набрал телефонный номер.

— Доброй ночи, Амир.

— Господин Бальза, — голос магистра стал приторным до невозможности. — Ты не вовремя, Миклош. Я жду важного звонка.

— Ты его уже дождался.

Раздался тихий смех:

— Пламя с тобой! Говори.

— Мне нужна «Снежная крапива».

Повисло напряженное молчание.

— Немного.

— С чего мне тебе помогать?

Миклош закатил глаза к потолку. Чтобы этот мерзкий удав лопнул от жадности!

— Сегодня ты поможешь мне. Завтра я — тебе. Огненным магам и рыцарям ночи нужно держаться вместе.

— Мой клан может прожить и без помощи Золотых Ос.

— Лудэр тоже так думал. И где он теперь?

Амир неприятно хихикнул.

— Я могу совершить равноценный обмен, — предложил Миклош.

— Хорошо. Ты получишь то, что просишь.

— Очень любезно с твоей стороны.

В ответ раздались короткие гудки.

Ничуть не обидевшись на то, что не услышал слов прощания, господин Бальза позвал Романа.

— Немедленно отправь кого-нибудь к Амиру. Он передаст нужный мне предмет. Курьер должен тотчас вернуться назад. Предупреди, что проволочек я не потерплю.

Пол в спортивном зале был разрисован руническими символами и геометрическими фигурами. На рисунки пришлось потратить достаточно крови, о чем свидетельствовала груда истерзанных человеческих трупов, сваленных ближе к центру.

Норико блестяще справилась с работой.

Господин Бальза медленно обошел зал против часовой стрелки, придирчиво изучая начертанные большой и малый круг, ломаную линию под лампами дневного света, древние руны, выстроившиеся тринадцатью четкими рядами возле входа в бассейн.

— Хорошо, — скупо похвалил он японку.

— Благодарю, господин.

— Распорядись, чтобы доставили Йохана.

— Во время ритуала моя помощь понадобится?

— Нет.

В зал стремительно вошла Рэйлен, на ходу стягивая с шеи черный шерстяной шарф. На ее кожаном плаще таяли снежинки.

— Ты вовремя, цыпленок. Принесла?

— Да. Вот то, что дал Амир, — она вытащила из кармана небольшой пузырек.

Взяв бутылочку, Миклош рассмотрел ее на свет. Довольно цокнул языком. Прозрачная жидкость полностью закрывала дно.

— Он оказался щедрее, чем я думал. — Нахттотер вытащил плотно пригнанную пробку и принюхался, ощущая нужный запах.

Четверо солдат внесли находящегося в беспамятстве Чумного.

— Положите его на линию. Да не на ту, дебилы! На ломаную! Между кругов! На спину! Теперь убирайтесь с глаз моих! Рэйлен. Тебя мой приказ тоже касается!

— Можно я останусь с учителем?

— На кой чёрт ты мне нужна?! Впрочем, если хочешь рискнуть шеей… Встань в круг. Стой! Не в большой! В малый. Возьми книгу и открой на закладке.

Он подошел к птенцу. Склонился над ним.

Рваные незаживающие раны на груди уже смердели от застарелой, пораженной магией крови.

— Рэйлен!

— Да, нахттотер.

— Запомни, что я скажу. Это важно.

Войдя в большой круг, Бальза взял один из трупов за щиколотку и поволок его к Йохану. Положил рядом.

— Не покидай пределов круга. Иначе даже я не смогу тебе помочь.

Он вернулся за следующим телом.

— Мы… м-м-м… будем вызывать демона?

— Что?! — не веря своим ушам, господин Бальза обернулся к девушке, и его светлые брови подпрыгнули вверх.

— Н-ну… демона. Я… — она смутилась, но все-таки закончила мысль. — Я в кино такое видела. Ну, круг и… все-такое…

— В кино?! — желчно прошипел Миклош. — Порой твой идиотизм переходит всякие рамки приличий! В кино!

Рэйлен прикусила язык.

За несколько минут Миклош выложил из тел настоящую тропу, которая начиналась у края большого круга и заканчивалась рядом с Йоханом. Нахттотер вылил на раны ландскнехта половину имевшегося эликсира и, присоединившись к Рэйлен, произнес:

— Стой молча. Это в твоих интересах.

Он нараспев начал читать заклинание на древнегреческом, и в помещении разом потемнело, словно кто-то притушил лампы дневного света. Миклош, сверяясь с книгой, продолжил произносить формулу.

В углах зала начала сгущаться осязаемая тьма, а кровь на полу стала менять цвет. Четкие линии рисунка расплылись, въелись в доски, оставляя после себя ожоги черных полос. Нахттотер прервался, выждал положенные сорок секунд, прислушался, удовлетворенно кивнул и гортанно выкрикнул шесть громких слов на языке, название которого давно забылось.

В ответ раздался звук, словно изнутри взорвался прогнивший гроб. Рэйлен вздрогнула от неожиданности.

По залу начал расползаться могильный холод. В большом круге произошло какое-то движение. С каждой секундой то, что пришло, обретало четкость. Призрак стремительно обрастал плотью, и Рэйлен сцепила зубы, чтобы не выругаться от изумления и страха.

Оно было огромным. Три метра в холке и четыре с лишним в длину. Тяжелая, покрытая свалявшейся белой шерстью голова, толстое заостренное рыло. Задние лапы короче передних — из-за чего спина с выпирающим из-под грязной сероватой шерсти позвоночником казалась горбатой. На правом боку колоссальной гиены зияла страшная рана. Сквозь нее были видны желтоватые ребра и серые, подернутые разложением мышцы. Глаз у твари не было — в пустых глазницах копошились и падали на пол мучнистые черви.

В горле зверя угрожающе заклокотало. Он раскрыл пасть, и удушающий смрад разверзнутой могилы повис в зале, проникнув во все его уголки. Дух разложения был столь ужасен, что от него слезились глаза, и выворачивало желудок. Рэйлен подавилась кашлем, но Миклош втянул запах в себя, точно дорогой парфюм.

Гиена обнюхала лежащие перед ней тела мертвецов и начала есть.

Она жадно чавкала, куски окровавленной плоти падали из пасти на пол, мощные зубы перемалывали жалобно хрустящие кости. Господин Бальза пристально наблюдал, как тает гора мертвецов, и раздувается бездонное брюхо.

В «Лунную крепость» снизошел демон разложения, принимающий предложенную ему дань. Это не заняло у него много времени — через три минуты трупы в кругу закончились.

Слепая белесая голова повернулась к разложенным Миклошем мертвецам. Чудовище беспрепятственно перешагнуло черту и направилось к Йохану, пожирая лежащие на дороге тела.

Лампы мигнули и погасли, погрузив зал в кромешную темноту.

Рэйлен с беспокойством пошевелилась. Миклош предупреждающе поднял руку и тут же опустил, сжимая пальцы на появившейся в ладони рукояти сотканного из паутины тлена кнута. Нахттотер небрежно пошевелил кнутовищем, и вооруженный страшным «когтем» гибкий хвост змеей свернулся у его ног.

Гиена доела последнего из мертвецов и угрожающе нависла над Йоханом. Сухой потрескавшийся нос втянул в себя запах «Снежной крапивы». Чудовище удивленно застыло. Рэйлен затаила дыхание. Зверь осторожно обнюхал Чумного и начал зализывать его раны, вытягивая враждебную магию. Над головой Йохана замерцало, он застонал и пошевелился.

— А это, черт меня побери, что еще такое?! — сузив глаза, прошипел Миклош.

Разлившееся вокруг Чумного мерцание окутало его коконом света, болезненного для глаз тхорнисхов. Неожиданно на появившейся аномалии выступил простой, грубый, сделанный с помощью черного угля рисунок.

Хаотичный, нелепый и в то же время идеально выверенный, искусный. В нем чувствовалась рука художника. И от него за километр несло магией.

Гиена, не обращая внимания на сияние, продолжала вылизывать затягивающиеся раны.

— В чем дело? — встрепенулась Рэйлен. — Что-то не так?

Бальза цыкнул на нее и обратил перекошенное от бешенства лицо на ученика.

Чудовище издало звук — нечто среднее между хохотом и плачем.

— Дело сделано! — быстро бросил Миклош, а затем, не мешкая, вышел из круга.

Демон разложения тут же повернулся к нему, угрожающе опустил голову, показывая страшные желтые зубы. Нахттотер ударил кнутом.

Серебристый росчерк, звонкий щелчок, оглушительный вой. Правая часть морды твари задымилась, плоть начала расползаться, обнажив кости черепа. Гиена бросилась на Миклоша, но он оказался быстрее. По сравнению с огромным чудищем невысокий и узкоплечий нахттотер выглядел хрупким подростком. Однако у него было преимущество — тхорнисх не боялся.

Ударив в грудь, он заставил гиену отступить.

Словно заправский цирковой дрессировщик, Бальза загонял потустороннюю сущность обратно в большой круг. От воя твари закладывало уши, смрадный дым стелился по комнате, гиена теряла плоть, магический кнут сиял серебром. При всей кажущейся незатейливости происходящего перед глазами завороженной Рэйлен творилась высшая магия клана Тхорнисх.

Израненное, но все еще опасное создание оказалось загнано в клетку. Несмотря на боль, причиняемую бичом, оно пыталось вырваться, дотянуться до того, кто убивал его. Наконец, порыв влажного ветра саваном окутал гиену и, превратив в тлен, разметал по залу.

Почти в то же мгновение вспыхнули лампы.

Нахттотер, весь обсыпанный прахом, старательно отряхнул волосы и одежду. По осунувшемуся лицу главы клана было видно, что «Плач гиены» забрал у него много сил.

Сияние вокруг Йохана погасло, рисунок снова стал невидим. Но господин Бальза знал, что он никуда не исчез. Даже вызванная им тварь не смогла разрушить столь мощное проклятие, снять которое может лишь тот, кто его наложил. И, кажется, Миклош знал, к кому следует обратиться за разъяснениями.

Припорошенная пеплом Рэйлен стояла на коленях возле очнувшегося Йохана.

— Нахттотер, — просипел тот. — Я…

— Подняться можешь?

Бородач кивнул и с помощью ученицы, пошатываясь, встал на ноги.

— Ступай. Поешь. И вымойся. От тебя смердит. Рэйлен, доведи его. После зайди в мой кабинет.

Дождавшись, когда они уйдут, он провел дрожащими пальцами по лбу. Голова готова была взорваться от боли.

Длинные гудки следовали один за другим, но Бальза был терпелив. Наконец заспанный голос хмуро произнес:

— Говорите.

— Доброе утро, господин Белов. Не хотел вас будить, — последнее являлось ложью. Миклошу было все равно, спал ревенант или нет.

— Господин Бальза. Чем обязан?

— Я прошу собрать внеочередной Совет. И как можно скорее.

— Причина? — если собеседник удивился, то не подал вида.

— Это не телефонный разговор. Дело очень важное.

— Хорошо. Я извещу другие кланы. Завтра ночью назначу удобное всем число. Вы удовлетворены?

— Да. Благодарю вас.

— Всего доброго, господин Бальза.

Миклош завершил разговор, мысленно пожелав спесивому ревенанту сдохнуть от проказы.

— Нахттотер, у нас проблемы, — Роман заглянул в кабинет и увидел, что Миклош сидит с закрытыми глазами.

— Удиви меня.

— Мы потеряли новичков. Всех, кого обратили по вашему приказу. От них остался лишь прах.

— Успокой солдат. Передай, что я разберусь с этим, их подобное не коснется. Убери в зале. И подготовь мне ванну. Где Рэйлен?

— Я здесь.

Лениво цедя слова, господин Бальза произнес:

— Как только стемнеет, ты отвезешь Норико к дому Паулы Фэриартос. Привезите ее мне. Следует обсудить с фэри некоторые аспекты… искусства.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:54 | Сообщение # 23

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 20 Фэри

Искусство — это самая выразительная из всех известных форм индивидуализма.
Оскар Уайльд. Душа человека при социализме.
7 января

Кристоф медленно шел по узкой дорожке оранжереи. Высоко над головой тускло отсвечивал стеклянный купол. В душном воздухе пахло ванилью и плесенью. Цветы магнолий светились в темноте белыми пятнами, широкие листья пальм казались похожими на веера.

Кадаверциан остановился и прикоснулся к лохматому стволу. На ощупь тот был похож на неровно обрезанную конскую гриву. Мастер Смерти усмехнулся этому сравнению и огляделся по сторонам. Он всегда хотел побывать в настоящем тропическом «райском» лесу. Давняя мечта из прежней человеческой жизни, когда добираться до дебрей «Кхитая» можно было много лет.

Сейчас все проще — несколько часов на самолете, ночью, естественно, и ты уже в «Эдеме». Вот только зачем? Для Кристофа Джулиана, сына господина Альбьера, это было бы истинным чудом господним. Кристоф Кадаверциан мог придти в ботанический сад и представлять, что идет по джунглям Индии.

Однажды некроманту показалось, что он, как и многие другие братья, утратил способность хотеть. Желать чего бы то ни было. Осталась только привычка, скука, долг. Кристоф почувствовал себя одним из собственных зомби, которых наловчился делать во времена первого года обучения у Вольфгера. Заведенный автомат с черной злобой внутри, покорный чужой воле. Колдун понял, что начинает становиться таким же, как его благородные родственники. Усталым, пресыщенным чужой кровью и собственной жизнью.

Специализация клана изменяет всех. Лигаментиа — безумцы. Тхорнисхи — садисты. Вриколакос — дикие звери. А кадаверциан — живые мертвецы.

Когда Кристоф осознал это, всю свою силу он направил на оживление собственной души, цепенеющей в высокомерном равнодушии. Он пробуждал в себе все новые и новые желания. Чем больше — тем лучше. Он тратил бешеные деньги на свои прихоти, радуясь каждому новому желанию. Никто не знал, что он ведет ежедневную, мучительную борьбу со своей древней кровью. Быть может, только Дарэл чувствовал, что имидж некроманта-оптимиста иногда дается другу с большим трудом.

Однако времени, терпения и денег у мастера Смерти было неограниченное количество. Дом его в какой-то момент стал настоящим музеем искусств. В гараже выстроились два десятка редких дорогих машин. Жаль только, он не мог себе позволить завести лошадей — чуткие животные ощущали кадаверцианскую нежить и шарахались, хрипя и фыркая от ужаса. С этим пришлось смириться… Но самое главное — он жил. Снова и снова чувствовал вкус жизни.

Звонок мобильного прервал размышления колдуна. Кадаверциан взглянул на экран:

— Слушаю, Александр.

— Доброй ночи, Кристоф. Извини, что тревожу…

Голос в трубке звучал странно. Словно Фэриартос был простужен или его горло находилось в крепких тисках.

— Пусть тебя это не волнует, — не сдержав иронии, ответил некромант. — Сегодня ты не добавил мне беспокойства.

— Я знаю, что кадаверциан предпочитают не вмешиваться в дела других, — после секундной заминки продолжил глава клана Искусства. — Но я не могу обратиться ни к кому, кроме тебя.

Голос Александра на мгновение прервался:

— Паула. Моя ученица… сейчас она в «Лунной крепости» тхорнисха. И я боюсь, что ей не выбраться оттуда живой.

С ветки на плечо некроманта свалилась мертвая зеленая гусеница, он щелчком сбросил ее на землю и устало вздохнул:

— Александр, времена, когда я спасал прекрасных дам от коварных похитителей, давно прошли. К тому же, с чего ты взял, будто ей что-то угрожает?

— Она навела проклятье на Йохана, — глухо отозвался фэриартос.

Кристоф тихо хмыкнул. Потом уточнил, испытывая невольное уважение к смелости юной фэри:

— Ты хочешь сказать, ей удалось «Искажение»?

— Чумной ранен. Жаль, что не смертельно… Подробностей я не знаю, но слышал, Миклошу пришлось тащить его на себе до самого логова.

Плечи некроманта дрогнули от беззвучного смеха, когда он представил это, но отозвался колдун сдержанно, даже сухо:

— Не думал, что Миклош так дорожит своими слугами. Реальнее представить, что он бросил ландскнехта подыхать на дороге, боясь запачкать рубашку.

— Кристоф, мне все равно как он относится к своим солдатам. Послушай! Бальза уважает только тебя…

— Это сказано слишком сильно, — перебил кадаверциан.

— Уважает, не хочет связываться, опасается… Назови, как хочешь — важно не это! Главное, только ты можешь договориться с ним. Прошу, помоги. В ответ ты можешь рассчитывать на любую мою помощь! Паула очень дорога мне…

Кристоф посмотрел под ноги. Сморщенная гусеница валялась на каменной дорожке. Мастер Смерти направил на ее дохлое тельце комочек зеленого света. Насекомое, оживленное некромантической магией, зашевелилось и быстро поползло в траву.

— Хорошо. Я сделаю то, о чем ты просишь… Исключительно из любви к искусству.

— Благодарю тебя.

Кристоф с досадой выключил телефон:

— Черт бы тебя побрал, Дарэл! — произнес он, глядя на погасший экран. — Вечно лезешь, куда не просят!

Если бы даханавар не передал Пауле высшие знания фэриартос, она бы не связалась с Йоханом. Оставалось надеяться, что девчонка пока не разболтала тхорнисху о том, кто научил ее наводить проклятья. Иначе телепат в полной мере получит неудовольствие еще одного клана.

«Даханаварская страсть к интригам — это великое зло, — хмуро подумал кадаверциан, садясь в машину. — Даже когда они лежат в беспамятстве, кому-то приходится разбираться с их делами».

Заснеженный английский сад патрулировался. На здании резиденции тхорнисхов, выстроенном в готическом стиле, была установлена новейшая система слежения и несколько параболических антенн. Подъехав к воротам, Кристоф открыл окно, и сейчас же над переговорным устройством засветился маленький экранчик. На нем появилось изображение сексапильной блондинки. Кадаверциан усмехнулся — Миклош был неизменен в своих желаниях. Девушка, не переставая, показывала в улыбке ровные белые зубки без намека на клыки — на первой линии охраны у тхорнисхов находились люди. Она метнула быстрый взгляд куда-то вниз и прощебетала:

— Добрый вечер, господин Альбьер. Вам не назначено.

— Это неофициальный визит. У меня дело к господину Бальзе.

Улыбка секьюрити застыла, будто приклеенная к лицу.

— Пожалуйста, подождите минуту, — произнесла она напряженно и исчезла с экрана.

Колдун откинулся на спинку кресла и, барабаня пальцами по рулю, с удовольствием представил, какой переполох творится сейчас в доме Миклоша. Явиться сюда стоило только ради этого.

Девушка больше не порадовала его своим хорошеньким личиком. Переговорник продолжал молчать, но ворота открылись.

Пока машина ехала по аллее, кадаверциан с интересом посматривал по сторонам. В открытое окно проникал холодный воздух и отголоски магии. Казалось, заклятия висят на каждом кусте. Оставалось только удивляться, как троица вриколакосов сумела сюда пробраться.

Мастер Смерти припарковался на широкой площадке перед домом, залитой светом фонарей. С низкого неба падали снежные хлопья, похожие на пух, и, медленно кружась, ложились на старательно расчищенную дорогу.

Некроманта не встречали, но затылком он чувствовал десятки настороженных взглядов, следящих за каждым его движением. Кристоф знал — если им покажется, будто незваный гость замышляет недоброе, в него полетят не только заклинания, но и пули.

Посмотрев на здание, колдун увидел в одном из темных окон черный силуэт и, стараясь не нервировать охрану, неторопливо направился к дому.

Хлопнула входная дверь. На пороге показался Йохан. Окинув его взглядом, кадаверциан не заметил в первом ученике Миклоша никаких явных следов воздействия проклятия. Кристоф усмехнулся — он хорошо помнил, как ландскнехт люто ненавидит его.

«Чумному есть за что тебя ненавидеть, — говорил, бывало, Адриан насмешливо. — Во времена человеческой жизни, когда он принимал участие в захвате замков, ему доставались кухарки. А ты брал лучших леди…»

— Нахттотер ждет, — сказал тхорнисх мрачно и пошел впереди. Казалось, даже его бритый затылок и плечи выражают неодобрение из-за присутствия некроманта в святая святых клана Нахтцеррет.

Поднявшись по лестнице, они миновали пару залов. Чумной остановился возле высокой дубовой двери, постучал в нее, открыл и жестом велел Кристофу входить.

Комната была освещена пламенем камина. Отсветы огня играли на деревянных панелях стен и золотили изображения ос, вышитых на портьерах. Миклош сидел в кресле возле низкого столика. Сегодня он был ироничен и спокоен.

— Какой приятный сюрприз, — улыбнулся хозяин дома, захлопывая книгу, которую держал в руках. — Чем обязан удовольствием встречи?

Кадаверциан опустился в кресло напротив главы клана. Йохан тут же оказался за его спиной.

— Удовольствием ты обязан Александру.

— Неужели наш покровитель искусств нашел защитника? — Миклош сыто прищурился и небрежно бросил тяжелый том на стол. — И чем он тебе платит за услуги?

— Молодыми фэри, — произнес Кристоф невозмутимо. — Кстати, одна из них сейчас у тебя. И как раз ее мне не хватает для полной коллекции.

— Не знал, что мастеров Смерти так интересует использованный товар.

Йохан позади нагло хмыкнул.

— Некоторые называют товар, которым долго пользовались, антиквариатом. А он, как известно, оценивается весьма высоко, — отозвался колдун.

Миклош рассмеялся:

— Это смотря, кто пользовался…

— Согласен. Несомненно, Александр, как первый владелец, увеличил стоимость.

Несколько мгновений собеседники пристально смотрели в глаза друг другу. Бальза решал, что для него ценнее — игрушка-фэри или шанс улучшить отношения с некромантом. Последнее оказалось значимее, поэтому нахттотер насмешливо фыркнул и махнул рукой на дверь, ведущую в смежную комнату.

— Можешь забирать. Она мне надоела.

Кристоф поднялся и, не обращая внимания на Йохана, следующего по пятам, прошел в соседнее помещение.

Это была столовая. В меру роскошная и в меру уютная. В центре — огромный дубовый стол, окруженный тяжелыми стульями. У стены — высокий старинный буфет. В углу — кожаный диван, вполне современный, но под старину, английского производства. Рядом с ним, на полу, заляпанном кровью, лицом вниз лежала Паула. Ее пышные волосы были коротко срезаны, шею украшало ожерелье из золотых фигурок ос. Кадаверциан не придал особого значения тому, что девушка обнажена — к подобному он привык давно. А вот маленькие кровоточащие ранки, которые покрывали все ее тело — привлекли его внимание. Фэри была похожа на сломанную куклу и не вызывала абсолютно никакого желания.

«И кто-то еще считает некрофилами кадаверциан», — подумал Кристоф, склоняясь над бесчувственной Паулой. Золотое ожерелье вдруг дрогнуло, зашевелилось. Насекомые расправили острые крылья и, злобно гудя, поползли по белой коже. Когда одна из ос вонзила длинное жало в тело ученицы маэстро, раздался тихий стон.

Колдун, ожидавший чего-то подобного, рывком снял украшение. Маленькие твари закопошились в его кулаке, облепили руку до локтя, но жалить не решались. Йохан, стоящий рядом, дернулся, однако ничего не сказал, продолжая пристально следить за некромантом.

Кадаверциан молча бросил ожерелье на стол, и оно тут же превратилось в пригоршню неподвижных золотых фигурок. Скинул плащ, обернул им фэри, поднял на руки холодное тело и вышел из трапезной.

Миклош, по-прежнему, сидел в кресле, с задумчивым видом глядя на закрытую книгу.

— Уже покидаешь мою скромную обитель? — осведомился он с печалью в голосе. — Впрочем, я тебя понимаю. То, что от нее осталось, — нахттотер кивнул на Паулу, — все еще выглядит весьма аппетитно. Не буду тебя задерживать. Передавай мои наилучшие пожелания Александру.

Кристоф молча прошел мимо тхорнисха к выходу. Угрюмый Йохан, громко сопя, шел следом…

Паула открыла глаза, и некоторое время не могла понять, где находится. Она лежала в мягкой постели. Укрытая легким одеялом. В тепле и уюте. Воспоминания о прошлых ночах слились в темный невнятный кошмар, который она не могла вспомнить связно.

Девушка медленно повернула голову, осматриваясь. Справа, на низком столике, стоял букет пунцовых тюльпанов в круглой вазе. Рядом с ним — высокий серебряный кубок «тюльпан». Одну из белых стен украшал витраж. Паула сразу узнала «Август» Альфонса Мухи с темноволосой женщиной в поле алых маков.

Некоторое время фэри лежала, глядя на нее, потом повернулась и вздрогнула. В кресле рядом с кроватью, положив ногу на ногу, сидел Кристоф Кадаверциан.

— Добрый вечер, Паула, — произнес он с легкой улыбкой.

Фэри поспешно села на постели, попыталась ответить на приветствие, но горло отчего-то сжалось, и девушка не смогла выдавить из себя ни звука. Она вспомнила. Золотые Осы. Боль… Тхорнисх…

Слезы медленно подступили к глазам, начиная жечь веки, словно под них насыпали песка.

— Александр… — прошептала она. — Я звала его… но он…

— Маэстро не бросил вас, — спокойно отозвался мастер Смерти. — Однако он не мог противостоять клану Нахтцеррет, поэтому попросил о помощи меня.

Паула почувствовала, как слезинки, наконец, потекли по щекам, и сразу стало легче.

— Миклош сказал, что убьет меня!

Колдун достал носовой платок и молча подал ей. Девушке почему-то показалось, что его утомляют плачущие женщины.

— Простите, Кристоф, — пробормотала она сдавленно и поспешно вытерла мокрые щеки. — Я… очень благодарна вам. Если бы не вы… не знаю, сколько бы еще продолжался этот ужас. Господин Бальза очень изобретателен.

Она попыталась улыбнуться, но, видимо после общения с тхорнисхом, ее улыбка потеряла все былое очарование, потому что некромант, по-прежнему, остался холоден.

— Значит, теперь есть надежда, что это приключение научит вас не вмешиваться в игру до тех пор, пока вы не научитесь играть на достойном уровне.

Паула почувствовала смущение, смешанное с досадой. Похоже, кадаверциан считал ее безответственной, наивной и глупой.

— Быть может, мой поступок оказался не слишком умным. Но вы даже представить себе не можете, насколько унизительно всю жизнь пресмыкаться перед всеми, культивируя в себе ощущение беспомощности. Я должна была отомстить!

Колдун насмешливо поднял черные брови. Фэри ожидала очередного едкого замечания, но неожиданно он произнес с одобрением:

— Лучше быть в ярости, чем в слезах.

Паула усмехнулась, наконец сообразив, как нужно себя вести. Определенно, Кристофа Кадаверциана раздражали слабые и беспомощные женщины, способные служить лишь украшением гостиной. «Он ценит только тех, кто умеет постоять за себя, — поняла девушка. — Именно поэтому его никогда не видели в обществе фэри».

Она провела рукой по волосам и спросила:

— Скажите, что это за место?

— Мой дом.

Спокойствие и уверенность, которые постепенно возвращались к юной фэри, испарились.

— Что с вами? — резко спросил колдун, подаваясь вперед.

— Все хорошо. — Раньше ей всегда удавалось великолепно скрывать свои чувства, и сейчас фэри попыталась изобразить вежливое недоумение. Но слишком поздно сообразила, что ее пальцы нервно мнут платок.

— Вы выглядите до смерти испуганной, — заметил он. — В чем дело, Паула? Думаете, по коридорам этого дома бродят толпы оживших мертвецов?

Паула почувствовала, как закололо щеки, и едва смогла выдержать пронзительный взгляд некроманта.

— Отдыхайте спокойно. Вы в полной безопасности.

— Спасибо! — она услышала в своем голосе почти непристойную радость и тут же устыдилась ее. — Но… я не помешаю вам?

Некромант поднялся и посмотрел на девушку сверху вниз с легкой насмешкой:

— Не волнуйтесь. Как только начнете мешать, я отправлю вас к маэстро.

Когда он вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь, Паула откинулась на подушки. Машинально прикоснулась к шее, которую еще вчера сжимало страшное ожерелье. Глубоко вздохнула и закрыла глаза…

Фэри проспала всю ночь. Весь следующий день. И проснулась от звуков своего имени, произнесенного далеким голосом Александра. Тот настойчиво звал ученицу, но Паула вдруг поняла с удивлением, что не может и не хочет отвечать ему.

«Он не бросил вас… — вспомнилось неожиданно. — Он не мог противостоять…»

Магия фэриартос пассивна — сколько раз она утешала себя этой фразой и смирялась с унижением. Но сейчас почему-то испытала лишь жгучую ненависть. Ко всему миру и к учителю в частности. Это чувство было таким сильным, что маэстро должен был почувствовать его.

Голос Александра оборвался. Паула поняла, что лежит, тяжело дыша, словно после долгого бега. Приступ безумия прошел. Девушка сама не знала, что способна на такую ярость. Видимо, что-то произошло с ней после пребывания в гостях у тхорнисхов…

В дверь громко постучали.

— Да, — отозвалась она сдавленным голосом и повернулась, по привычке пытаясь вернуть на лицо любезно-одухотворенное выражение.

В комнату быстро прошел Кристоф. Его длинные черные волосы были присыпаны снегом, на плечах кожаной куртки поблескивали капли, сапоги оставляли мокрые следы на паркете. Он остановился у кровати, обдав фэри потоком холодного воздуха, молча протянул ей мобильный, и так же молча направился к выходу. У самой двери оглянулся и небрежно бросил заклинание, которое мгновенно высушило влагу на полу. Когда за некромантом захлопнулась дверь, девушка, глубоко вздохнув, поднесла телефон к уху.

— Паула, — полился из трубки бархатный голос Александра, — я понимаю, ты очень устала, и не буду утомлять долгим разговором. Сейчас тебе вряд ли хочется возвращаться к себе, и я не уверен, что мой дом желанен для тебя так же, как прежде.

— Маэстро… — фэри снова почувствовала смятение. От недавней злости не осталось и следа. — Ваш дом мне дорог по-прежнему, но я…

— Ты чувствуешь себя в большей безопасности там, где находишься теперь, — закончил он невысказанную мысль ученицы. — Не думаю, что сейчас ты нуждаешься в моем обществе. Но если что-то изменится…

Александр был, как всегда, проницателен и деликатен. Он, как никто, знал, какие чувства она испытывает.

— Я всегда нуждаюсь в вашем обществе, — тихо произнесла Паула, глядя на витраж, и не поняла, говорит правду или обманывает сама себя. — Но мне нужно немного времени, чтобы…

— Да. Конечно. Я понимаю.

Динамик замолчал.

Паула откинула край одеяла, поднимаясь с кровати. Бросила сотовый на постель. Подошла к большому гардеробу, стоящему в углу. Внутри обнаружилась часть ее одежды и косметика. Кто-то весьма предусмотрительный съездил к фэри домой и привез все необходимое.

Очень любезно со стороны гостеприимного хозяина. Но девушке стало неприятно, что посторонний прикасался к ее вещам. «Никто из них не привык церемониться со мной», — с вернувшейся злостью подумала Паула.

Она оделась и накрасилась с особой тщательностью. Взяла телефон и вышла из комнаты.

За дверью оказался длинный коридор. С потолка на толстых цепях свисали тяжелые медные светильники. Они озаряли темные каменные стены дрожащим красноватым светом. Из неровной кладки выступил черный барельеф, изображающий бога Аида на фоне мрачного пейзажа подземного царства. Толстый бордовый ковер на полу глушил шаги.

Интерьер особняка Кристофа нельзя было назвать заурядным. С изумлением оглядываясь по сторонам, Паула шла вперед и едва не столкнулась с человеком, появившимся из бокового коридора.

Это был светловолосый паренек. В руках он держал стопку книг, а локтем прижимал к боку несколько папок. Заметив удивленную фэри, юноша остановился, окинул ее внимательным взглядом, улыбнулся и заявил:

— Привет. Я тебя знаю. Ты — Паула. Девушка Вэнса.

Подобная характеристика позабавила ее.

— А ты кто такой?

На щеках фэри заиграли ямочки легкомысленной улыбки. Неужели Кристоф держит у себя дома живой источник крови?

— Я — Лориан. — Он удобнее перехватил книги и протянул ей руку. — Приятно познакомиться.

Продолжая недоумевать над причинами столь свободного поведения, девушка прикоснулась к его ладони, почувствовала крепкое пожатие и тут же ощутила волну голода. Запах близкой человеческой жертвы заставил вспомнить о том, что она не ела сегодня, да и вчера, кажется, тоже…

— Ты живешь здесь? — спросила она, не отпуская его ладонь. Голос девушки зазвучал мягко, чарующе.

— Нет. Прихожу время от времени. — Мальчишка начал ощущать ее ненавязчивую магию и тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от назойливой мухи, гудящей над ухом.

— И как часто ты сюда приходишь? — фэри чуть сильнее сжала его пальцы.

Он не успел ответить.

— Лориан! — раздался в конце коридора хорошо знакомый низкий голос. Мальчишка стремительно обернулся, сбрасывая опасное очарование.

— Я жду тебя уже полчаса. — Кристоф приблизился, с явным неудовольствием глядя на человека.

— Извини, — отозвался тот, без малейшего смущения или вины. — Никак не мог найти последнюю книгу. Уже иду…

Он дружески кивнул Пауле и направился прочь. Девушка проводила его взглядом, повернулась к колдуну, ожидая объяснения, и увидела, что тот смотрит на нее с хмурым неодобрением.

— Паула, постарайтесь запомнить. Этот человек — не еда. Пока вы здесь, не морочьте ему голову.

На секунду фэри потеряла дар речи от возмущения.

— Даже не собиралась!

— Вам это только кажется, — губы Кристофа улыбались, но глаза по-прежнему оставались ледяными. — Если вы голодны, кухня — прямо по галерее. В холодильнике достаточно крови на любой вкус. И вот еще что, можете ходить по всему дому, он в полном вашем распоряжении. Но прошу не заходить в мой кабинет — комнату, смежную с библиотекой. Обычно он заперт, но если вдруг окажется открыт, знайте — там нет ничего, интересного для вас. Более того, входить туда опасно…

— Я попаду в замок Синей Бороды.

Он отвернулся, собираясь уходить, но остановился и снова взглянул на девушку.

— Если телефон вам больше не нужен, я возьму его.

Паула внезапно поняла, что стоит, все еще сжимая сотовый, который давно надо было вернуть владельцу, и смотрит на кадаверциана широко распахнутыми глазами, пока тот поучает ее, словно маленькую девочку.

— Да, конечно. Большое спасибо. — Она поспешно протянула мобильный некроманту.

— Не за что, — отозвался он с вежливым равнодушием и неторопливо направился прочь.

— Жиль де Ре! — гневно прошипела фэри, когда Кристоф удалился. — Все двери открыты, но если войдешь в последнюю — умрешь! За кого ты меня принимаешь, кадаверциан?!

На кухню она не пошла, а отправилась бродить по дому. Коридор, неожиданно изгибаясь, выводил девушку во все новые и новые помещения. И каждое напоминало гротески Эдгара По, смешанные с мрачными видениями Гойи.

В пятиугольном зале стояли статуи египетских божеств с головами зверей. На черном полу золотом были нарисованы странные символы и иероглифы, а со стены скалилась злобная маска неизвестного существа.

В одной из комнат, задрапированной болотно-зеленой тканью, стояли огромные напольные часы из черного дерева и, едва фэри вошла, они, заскрипев, начали натужно отбивать положенное время. В их звучании было что-то настолько зловещее, что Пауле показалось, будто как только они замолчат, из стены выйдет призрак смерти в белых одеждах, испачканных кровью. А, может быть, кое-что и похуже.

Поспешно выбежав вон, девушка оказалась в просторном зале с потолком, изображающим звездное небо. Здесь стоял белый рояль. Паула, ободренная тем, что наконец увидела нечто близкое, подошла к нему, открыла крышку и села на табурет. Она не собиралась играть, но пальцы сами опустились на клавиши.

Музыка успокаивала, заставляла забыть о неприятностях. Но в какой-то момент девушка поняла, что вспоминает Миклоша. Она смотрела в пустоту перед собой и с упоением думала о том, как ненавидит его.

Паула стиснула зубы, закрыла глаза пытаясь представить месть, достойную Тхорнисха. Под аккомпанемент грозной сонаты Бетховена ее фантазия разыгралась. В воображении бушевали какие-то невероятные смерчи, сметающие резиденцию Золотых Ос вместе с его главой, на убежище Бальзы падали раскаленные камни, а поток из городской канализации подмывал фундамент.

Ее исступление было почти удовлетворено, когда рядом неожиданно прозвучал гневный возглас:

— Паула!

Фэри вздрогнула, обрывая музыку, увидела Кристофа и… густые потоки черноты, медленно льющейся по стенам с потолка. Казалось, само ночное небо лениво сползает на землю, пытаясь поглотить ее. Растекается по светлому полу чернильными лужами и оставляет жирные кляксы на белой рубашке некроманта.

— Я понимаю вашу ярость по отношению к Миклошу, — произнес колдун спокойнее. — Но не надо разрушать мой дом.

— Кристоф… простите, — пробормотала Паула, не понимая, как сумела устроить такое. — Я…

— Вы немного увлеклись, — он подошел к роялю и закрыл крышку. — И лучше вы остановитесь сейчас, прежде чем пробудите к жизни всех моих вилахов.

— Да. Конечно. Я не думала, что…

Но некромант, не слушая оправданий девушки, развернулся и вышел из зала, перешагивая через лужи, натекшие с потолка. Фэри осталась одна, подозревая, что ее пребывание в доме мастера Смерти завершено.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 15:56 | Сообщение # 24

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 21 Сеть Аида

Главная прелесть прошлого в том, что оно — прошлое.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
9 января

Зимнее кладбище было тихим и умиротворяющим. Высокие неподвижные сосны и березы чернели на фоне густо-синего неба, словно нарисованные тушью. Луна светила сквозь изогнутые ветви, напоминая знаменитые японские рисунки на шелке. Голубоватый призрачный свет падал на землю, обтекая кресты и памятники. Рисуя на снегу длинные тени. Над землей висело облако силы, видеть которую могли лишь единицы, но люди, приходя сюда, ощущали ее как постоянный холод.

Кристоф медленно шел между заснеженных могил. Края его распахнутого плаща сбивали пушистые хлопья с верхушек сухих цветов, торчащих из неровных белых холмиков. Следом за ним молча плелся Босхет, получивший новое тело.

— Скажи, какого черта ты напал на тхорнисхов? — спросил колдун, не оборачиваясь.

Бетайлас громко засопел, потом пробормотал нехотя:

— Они меченые.

— Что значит «меченые»?

Дух-убийца вздохнул, пиная снежную кочку, попавшуюся под ноги:

— Вы не поймете, мэтр.

— А ты попробуй объяснить, — пока еще дружелюбно посоветовал некромант.

— От них идет зов смерти, которому я не могу противиться. Он действует на меня, как вид воробьев на кота. Инстинкт. Надо напасть. Они — дичь, я — охотник.

— Хм… — мастер Смерти сунул руки в карманы плаща, чувствуя, как кончики пальцев начинает покалывать от избытка силы, разлитой над могилами. — Раньше у тебя не возникало подобного желания.

— Времена меняются, — равнодушно отозвался Босхет.

«Еще одно звено в цепи странных событий последнего месяца», — кадаверциан остановился возле свежей, пока еще безымянной могилы. Остро и душисто пахло еловыми иглами и холодной землей. В пластиковой банке стекленели на морозе белые розы.

Никто из братьев и сестер Кристофа не чувствовал такого покоя на кладбище, как он. Никто настолько хорошо не ощущал прозрачных облаков неведомой силы, мелкими искорками струящейся по стволам деревьев.

«Мы стоим в самом начале жизни, — думал кадаверциан о своем клане, глядя на стынущие цветы. — И охраняем не смерть, не конец существования, а самое начало нового пути. Мертвое уходит в землю, освобождая место для новорожденного… не слишком оригинальная идея, которую большинство моих родственников считают абсурдной».

И опять, как всегда незваные, к нему пришли воспоминания о Флоре.

Вот кто был воплощением жизни. Яркой, страстной, прекрасной, жестокой, бесконечно желанной и никогда не думающей о конце.

Кадаверциан помнил жаркое прикосновение ее ладоней к своим плечам, бурный стук сердца и горячий насмешливый шепот, касающийся его лица:
Смерть есть зло, самими это установлено богами.
Умирали бы и боги, если б благом была смерть.

Кристоф улыбнулся, хотя на душе, по-прежнему, неподъемным валуном лежала горечь. Образ Флоры в окружении крестов и мраморных памятников казался таким же неуместным, как аромат цветущего луга посреди ледяной пустыни.

«Ты постоянно напоминаешь мне о том, что я не вечна. — Ее голос был холодным и равнодушным, но топазовые глаза горели страстью. — Поэтому, мой колдун, я не могу быть твоей до конца, до последней мысли. Ты повелеваешь смертью, ты сам — смерть, а я хочу думать только о жизни».

В итоге, он стал причиной ее гибели.

«Сколько бы я не обвинял асиман или Фелицию, вина остается на мне, — думал некромант, медленно шагая вперед, по узкой тропинке между оград. — Флора опасалась мира, которым я управляю. Тишина кладбища страшила ее больше, чем бурные магические всплески асиман, тхорнисхов или леарджини. А то, чего очень боишься, всегда кажется всесильным. Она считала меня всемогущим. И это ее погубило».

Впереди, сквозь голые ветви сирени, мигнул желтый огонек. Маленький островок жизни посреди безмолвного покоя. Спустя несколько минут, Кристоф вышел к низенькому домику смотрителя. Стряхнул снег с сапог, поднялся по трем деревянным ступеням и велел Босхету остаться снаружи.

В крошечной прихожей было темновато.

— Доброй ночи, — сказал кадаверциан, проходя в маленькую, жарко натопленную комнату-кухню.

Старик, пивший чай за круглым столом, накрытым пестрой клеенкой, доброжелательно кивнул:

— Доброй.

— Все благополучно?

— А что им сделается? — резонно заметил сторож. — Лежат себе.

За приоткрытой дверцей печки потрескивал огонь. На стенах, оклеенных дешевыми бумажными обоями, висели фотографии в рамках. На одной из них был изображен представительный молодой человек в военной форме, и трудно было поверить, что когда-нибудь он превратится в высохшего седого старика, сидящего сейчас перед некромантом.

Кристоф придвинул скрипучий табурет.

— На шестьсот третьей могиле покосился крест. Береза у шестьсот десятой скоро упадет, ее надо спилить. И вывезти мусор, наваленный у старого входа.

— Сделаю, — равнодушно отозвался смотритель.

Колдун знал, что если он и сделает, то в лучшем случае половину. Но настаивать не стал.

На остальных кладбищах кадаверциана работали совсем другие люди. Молодые дельцы, лишенные всяческих предрассудков и умеющие делать хорошие деньги даже на покойниках. Они жили в дорогих квартирах в центре, и на работу приезжали не на погосты, а в современные офисы — чтобы руководить штатом дворников, садовников, могильщиков, граверов и архитекторов. Но там колдун не любил бывать. Ему больше нравился этот дом и живущий в нем молчаливый старик, казалось, причастный к тайнам потустороннего мира.

Мастер Смерти поднялся, подошел к старой этажерке, притулившейся в углу, и положил на верхнюю полку несколько банкнот, сложенных пополам. Старик, как всегда, не подал вида, что заметил это.

— В следующий раз приду через две недели, — сказал некромант уже от двери.

— Дело ваше, — согласился смотритель, окидывая кадаверциана проницательным взглядом. — А за лекарство, что вы в прошлый раз принесли, спасибо. Помогло.

— Не за что, — равнодушно отозвался Кристоф.

За то короткое время пока он был у сторожа, кладбище изменилось. Прежний покой был нарушен. Сметая снег с ветвей, дул ветер. По небу ползли тяжелые тучи. Померк таинственный блеск на стволах деревьев. Они шумели глухо и тревожно. Босхет, сидящий на крыльце, беспокойно крутил головой, поблескивая желтыми глазами на человеческом лице.

— Мэтр, ничего не чувствуете?

Колдун глубоко вдохнул ледяной воздух, и отрицательно покачал головой. Бетайлас кивнул:

— Я тоже, но мне перестало здесь нравится.

Кадаверциан спустился с крыльца и беззвучно произнес слова призыва. Несколько бетайласов прорвались сквозь тонкую грань, отделяющую мир духов от этой реальности. Пока еще бесплотные, они закружили вокруг некроманта, касаясь его горячим дыханием.

Сунув руки в карманы плаща, чтобы скрыть зеленый свет, загоревшийся в пальцах, Кристоф бесшумно пошел вперед.

Постороннее присутствие он почувствовал в то же мгновение, когда чужаки появились из-за могил. Шестеро людей явно не были родственниками кого-то из умерших, решившими навестить покойного в неурочный час. В руках двоих из них колдун успел заметить оружие.

Только сумасшедший или самоубийца нападает на некроманта на кладбище. Но, похоже, они не знали этого.

Мастер Смерти не пошевелился, но снег, взметнувшийся с могил, окружил его плотным белым кольцом. В нем утонули приглушенные изумленные возгласы и пули. Босхет, не нуждающийся в защите, выхватил пистолет:

— Не тратьте магию, мэтр. Я уложу их всех за пару минут.

Кристоф не ответил, но через секунду земля вокруг нападавших зашевелилась. По мерзлому грунту пошли волны, он трескался и разламывался глубокими трещинами. Люди не смогли удержаться на ногах, падая с воплями ужаса и отвращения. Видимо, каждый из них ожидал, что на поверхность вот-вот полезут ожившие мертвецы, готовые разорвать их на куски. Грохот беспорядочных выстрелов разрывал тишину морозной ночи. Пули вонзались в мертвую плоть Босхета, не причиняя ему вреда, выбивали каменную крошку из памятников. А бетайлас, без труда удерживая равновесие, планомерно, одного за другим, отстреливал напавших.

Снежный заслон вокруг Кристофа рассеялся. Колдун невозмутимо наблюдал за избиением, чувствуя, как невидимые духи рвутся занять тела, замирающие на снегу. И вдруг резко запахло дымом. Полыхнул сиреневый свет. Босхет взвыл и прыгнул назад, заслоняя собой колдуна. Тот вскинул руку, защищая их обоих заклинанием «Пятого круга», и два заклятия столкнулись, разлетаясь во все стороны шипящими змеями. Вспышка зацепила двух оставшихся в живых людей, и те свалились на землю, не успев даже вскрикнуть.

— Какого дьявола?! — завопил Босхет, хватаясь за руку, повисшую плетью. — Что за хрень?

— Частичная парализация, — сквозь зубы отозвался Кристоф, бросая на убитых зеленое облако. Бетайласы, получив наконец материальное воплощение, медленно поднимались, привыкая к новым телам. — Бьют из-за дальних деревьев, и я не могу понять, кто это.

Еще раз сверкнула сиреневая вспышка. Некромант выхватил из воздуха зеленый щит, принимая на него заклинание. И увидел, как оно выжгло на матовой поверхности запутанный узор.

— Босхет, вперед!

Шесть бетайласов во главе с самым сильным духом, не раздумывая, бросились навстречу опасности. Кристоф, на ходу призывая Тёмного Охотника, устремился за ними. Шутки закончились. «Сеть Аида» — не полдесятка смертных с жалкими пистолетами. Полыхнула еще одна молния. На этот раз она была направлена в сторону от некроманта. Видимо, слуги добрались до врагов. Послышался приглушенный вопль и несколько выстрелов.

Выбежав на крошечную полянку между старыми покосившимися памятниками, кадаверциан огляделся. Карать было некого.

— Вилх, Шэд, осмотрите все вокруг.

Духи-убийцы, довольные, что некромант помнит их имена, помчались выполнять приказ. Спустя минуту они вышли из-за кустов. Шэд бережно нес шестигранник, размером чуть больше чайного блюдца, сплетенный из тонких белых волокон.

— Валялось в снегу. Больше ничего и никого.

— Мэтр, что это? — спросил Босхет, приближаясь.

— «Сеть Аида», — ответил колдун, задумчиво рассматривая устройство. — Великолепная вещь для защиты от таких, как мы, придуманная в древние времена. Не смертельно, хотя весьма неприятно.

Бетайлас ухмыльнулся, довольный, что его приравняли к кадаверциан.

По периметру шестигранника пробежала белая молния. Он стал плавиться, потек между пальцами Кристофа… Снег с шипением таял, когда на него падали раскаленные капли. Сеть исчерпала магический заряд и разрушилась. Теперь чтобы создать нечто подобное снова, нужна была смесь нескольких весьма редких ингредиентов и формула, которая давно считалась утраченной. Так же, как рецепт создания «Могильной гнили».

Ветер стих. Небо заволокло жемчужной пеленой, с нее срывались редкие снежинки… Потревоженное кладбище снова застывало в величественном покое.

«„Сеть Аида“, „Могильная гниль“, „Лунная бездна“. Заклинания, для осуществления которых нужны материальные объекты. Кто кроме кровных братьев может знать о них? Кто действовал за спинами людей? Я не могу допросить нападавших. Духи-убийцы вселенные в мертвые тела уничтожили память прежних „владельцев“, — думал колдун, следуя за бетайласами, быстро идущими к выходу. — Если бы Босхет не принял на себя удар, я бы сейчас валялся парализованный в каком-нибудь подвале, или на столе прозектора… А что, если Вольфгер попал в такую же ловушку?..»

У ограды стояли два джипа. Шэд предупредительно распахнул перед Кристофом дверь.

— Прошу, мэтр.

Кадаверциан сел на заднее сиденье. Босхет устроился впереди. Вилхос забрался за руль второго внедорожника. Машины, проехав по узкой, пустой улице, выползли на шоссе и понеслись по дороге, в этот час почти пустой.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:05 | Сообщение # 25

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 22 Пробуждение

Женщины являются воплощением победы материи над духом — так же как мужчины воплощают победу духа над моралью.
Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания.
11 января Дарэл Даханавар

Кажется, меня подняли и понесли куда-то. Вниз. Вниз… вниз… Над головой плыли фосфорные лампы. Звучали знакомые голоса…

— Что с ним? Крис, что с ним?!

— Не волнуйся, он в трансе. Это пройдет.

— Ему больно!

— Не ему, Вивиану… Не боишься крови?

— Нет.

— Поможешь мне.

— Хорошо. Конечно.

Тонкие нити, вплетенные в мое сознание, лопались. Кто-то настойчиво обрывал их, извлекая хрупкий комочек сохраненного чужого разума из моей души. Как это, оказывается, мучительно. Один слой за другим снимались тонкие пленочки чужой личности, на которые я бережно скопировал все, что прочитал…

А красивое у него сознание — темная раковина с малахитовыми вкраплениями. Я глубоко вздохнул и выпустил теплый клубок, так отчаянно цепляющийся за мою душу…

Последний волосок, соединяющий нас, оборвался, но я продолжал поддерживать непрочную материальную оболочку, а потом ее подхватил Кристоф.

Я увидел зеленые отсветы его магии, оживляющей мертвую плоть. Забилось сердце, подгоняя кровь. Заработали легкие. Холодная кожа потеплела. И в это оттаивающее тело я осторожно опустил дрожащий, мерцающий огонек…

Рядом тихо выдохнул Лориан. Я почувствовал его беспокойство за меня, но оно тут же растворилось в безграничном доверии к мастерству колдуна. В моей голове поплыл туман, и я понял, что проваливаюсь в темноту, слушая напевный голос Кристофа, читающий древние заклинания.

…Сон мой был долгим и спокойным. Я слышал чей-то шепот, но не мог разобрать слова. Видел размытые образы, но они слишком медленно приобретали резкость. Мир вокруг становился реальным постепенно. Ярким, ощутимым, наполненным чужими эмоциями и мыслями. Связанный раньше сознанием Вивиана, обделенного способностями эмпата, сейчас я ощущал себя так, словно вышел из душной, пыльной комнаты в зимний парк. Чужие эмоции и мысли окатывали меня со всех сторон потоками чистого морозного воздуха.

За окном особняка скрипел снег под шагами одинокого прохожего. Он старался быстрее пройти мимо темного дома, от которого веет чем-то «зловещим». Чуть дальше гудели машины. На тротуаре стояла девушка-вриколакос и задумчиво смотрела, как вокруг фонаря носятся стаи колючих снежинок.

Мне казалось, я могу почувствовать всю Столицу. Дом за домом, двор за двором. Могу узнать, что происходит в каждом клане, почувствую каждого… Но моего плеча коснулась легкая рука, и прозвучал голос Лориана:

— Дарэл! Очнись. Тебе нужно поесть.

Я открыл глаза. Сияющий мальчишка стоял рядом с кроватью и держал поднос, на который был водружен большой серебряный кубок.

— Привет. Рад, что ты снова с нами.

Он, действительно, был безмерно рад. Его распирало от желания поскорее поделиться новостями, но подросток понимал, что мне нужно придти в себя.

Приподняться удалось с некоторым трудом. Я понял, что лежу на кровати в комнате, которую Кристоф всегда любезно выделял мне для дневного сна.

— А это что? — я кивнул на поднос.

— Завтрак.

— Как ты любезен.

Я взял кубок, сделал глоток и чуть не захлебнулся. Нет ничего гаже холодной крови. А эта была просто ледяной. Видимо, только что из холодильника.

Заметив выражение моего лица, Лориан смутился.

— Невкусно, да? Я не знал, как ее подогреть. А Кристоф сказал, что тебе нужно поесть сразу, как только проснешься.

— Ладно, и так сойдет. Где Крис?

— Он… В общем, у вас все получилось… Он с Вивианом.

— С Вивианом?! — Я вскочил. — Точно! Вивиан! Как же я мог забыть. Идем скорее!

Они были в кабинете.

Я осторожно приоткрыл дверь и тут же услышал… голос Флоры.

Это было невозможно! Через столько лет слышать ее голос!

Наверное, я мог бы простоять долго, не решаясь поверить в реальность, но Лориан, который никогда не видел даханаварскую леди и воспринимал все на уровне волшебной игры, первым проскользнул в комнату. Я вошел следом.

Кристоф сидел в кресле, и я никогда не видел такого выражения на его лице — легкая растерянность, глубокая скрытая радость, удовольствие, с которым художник смотрит на только что завершенный шедевр, гордость… Много еще чего можно было прочитать в его душе, но у меня разом отключились все «сенсоры», когда я увидел Флору. Никаких сомнений — это была она, правда… немного другая. На ее лице не было косметики, а я никогда не видел ее без краски на щеках и ресницах. Длинные каштановые волосы стянуты в простой хвост, джинсы и рубашка скрывают женственные формы.

Она стояла перед Кристофом… то есть, он стоял — Вивиан, и кричал звенящим, срывающимся от ярости, голосом:

— Ты понимаешь, что ты сделал?!

— По-моему, ты жив и неплохо выглядишь, — осторожно заметил кадаверциан.

— Ты издеваешься? Я выгляжу, как… как… я чуть с ума не сошел, увидев свое отражение в зеркале!

— Вив, не преувеличивай. Ты просто еще не привык к новому телу.

— И не привыкну никогда! Как тебе в голову пришло?! Ты — безумен!

Сильно сказано. Кто бы мог подумать, что воспитанный, корректный Вивиан будет так орать на своего учителя, перед которым молча благоговел. И, самое главное, что Кристоф будет терпеть оскорбления, едва сдерживая довольную улыбку.

— Вив, ты умирал…

— Лучше бы я умер! А ты!.. — он, наконец, обратил внимание на меня. — Это была твоя дурацкая идея?! Без тебя не обошлось?

Я не мог ничего сказать и только смотрел на нее… на него.

— Ну? Что ты на меня уставился?! Как ты теперь представляешь мою жизнь? Кто я теперь, по-твоему?!

— Вивиан, не надо так переживать, — пробормотал я, заметив, что он жестом Флоры схватился за свое левое запястье, на котором она всегда носила браслет и крутила его, когда начинала нервничать. Моторная память тела…

— Не переживать?! Скажи мне, пожалуйста, Дарэл, а согласился бы ты поменять свое тело на женское?

— Да, — ответил я, не задумываясь. — Если бы мне пришлось выбирать между смертью и жизнью в женском теле, я бы согласился на второе.

— А мне не предлагали сделать выбор, — саркастически заметил Вивиан.

— Ты лежал без сознания, — вмешался Кристоф.

И тут же был атакован с новым негодованием:

— Тогда скажи. А ты сам?! Согласился бы?

— Нет. — Крис улыбнулся в ответ на торжествующий взгляд ученика и продолжил. — Но, Вив, мне очень много лет. Я достаточно пожил, а тебе всего лишь двадцать один.

— Человеческой жизни двадцать один!

— Ну, хорошо, и еще двадцать прошло после твоего обращения. Я просто не мог позволить тебе умереть. Ты еще не жил толком.

— Не поэтому, — глухо сказал Вивиан, с отвращением глядя на тонкие пальцы изящных рук. — Ты врешь. Не поэтому. Ты любил ее, а она умерла, но ты ее не забыл! Хранил ее тело и ждал, когда же можно будет оживить его. Ты и с Дарэлом дружил лишь потому, что только он мог провести эту безумную реинкарнацию. Ты получил ее обратно, да? Живую? Так вот, лучше бы я сгорел на солнце.

Лицо Кристофа исказилось, я прочитал в его мыслях имя, которое моему другу хотелось произнести, но он повторил невозмутимо:

— Вивиан, ты не должен был умереть.

Ученик, собиравшийся продолжить обвинительную речь, осекся. Здравый смысл, наконец, начал побеждать ярость. Страх перед смертью, пусть даже запоздалый, знаком и некромантам.

— Извини меня, Кристоф, — он глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. — Ты спас меня, а я веду себя как истеричная девица… впрочем, я теперь и есть…

— За время твоего отсутствия в клане произошло много изменений. Мне нужно поговорить с тобой.

Я подтолкнул притихшего Лориана к выходу.

— Знаешь, — произнес он задумчиво, когда я закрыл дверь в кабинет, — вообще-то не имеет значения, какое у Вивиана теперь тело. Главное, он здоров.

Я услышал, как подросток тихо усмехается над собственным высказыванием. В его представлении понятия «здоровье» и «вампир» были плохо совместимы.

— То есть, я считаю, ему не на что жаловаться, — продолжил он серьезно. — Вы привыкли за секунду исцелять любые раны. Всегда быть молодыми и сильными. А сколько людей мучаются от неизлечимых болезней. От старости. От ужаса перед неизбежной смертью… И никто никогда не даст им другое тело.

— В следующий раз скажи это Вивиану, — посоветовал я. — Он будет рад узнать твое мнение по поводу его реинкарнации.

Лориан пожал плечами и подошел к книжным полкам. А я сел в кресло и стал с нетерпением ожидать, когда Кристоф освободится. У меня было, что рассказать ему, но я предпочел бы говорить с кадаверцианом без свидетелей.

Вивиан вышел из кабинета через полчаса. Было видно, что ему нелегко справляться с новым телом. Другой центр тяжести, другой рост, другой обзор…

Кадаверциан почувствовал мой пристальный, оценивающий взгляд и обернулся.

— Что, доволен работой? — на этот раз музыкальный голос, доставшийся от Флоры, прозвучал спокойно и слегка насмешливо.

— Вполне, — ответил я. — Успел почувствовать вкус жизни снова?

Он криво усмехнулся уголком рта.

— Пожалуй.

Нелегко было разговаривать с ним. Видеть пред собой Флору, смотреть в ее глаза и знать, что это не она… Но чем дольше я наблюдал за учеником Кристофа, тем больше находил отличий. Другая мимика — он не так хмурил брови, иначе улыбался и смотрел. Более резкие движения, отличающиеся от плавных, грациозных жестов Флоры. И внутренние ощущения прежнего кадаверциана.

Он помолчал, посмотрел на Лориана, делавшего вид, что ищет книгу, но готового в любую секунду начать разговор с нами. Потом снова взглянул на меня.

— Ты видел всё?

«Да, включая твою интрижку с Рэйлен Тхорнисх», — подумал я, но вслух произнес успокаивающе и доверительно:

— У меня нет привычки перебирать в памяти чужие воспоминания и чувства. Твоя жизнь — принадлежит только тебе. И я никогда никому не стану рассказывать о том, что увидел. Это принцип даханаварской профессиональной этики.

Видимо, я оказался достаточно убедителен. Вивиан мне поверил, хотя у него и оставалось неприятное ощущение из-за того, что я копался в его душе. Ученик хмуро кивнул нам с Лорианом на прощание и вышел из библиотеки, испытывав мимолетное раздражение от того, что ручки на дверях стали выше.

Я подождал, пока он удалится на достаточное расстояние, вскочил и быстро вошел в кабинет некроманта.

— Крис, есть разговор.

Кадаверциан сидел за столом, заложив руки за голову, и бесцельно смотрел в пространство.

— Это очень важно.

Колдун повернул голову в мою сторону, увидел решительное выражение моего лица и кивнул на кресло:

— Садись.

Я придвинулся к столу и без малейших угрызений совести принялся нарушать слово, данное Вивиану:

— Ты знал, что твой ученик жил с фэри?

Кристоф выпрямился в кресле. Его расслабленный покой сменился напряженным вниманием.

— Нет.

— Его нашли сразу после обращения. Два ученика высшего фэриартоса, которого звали Фрэнсис. А его воспитанников — Виктор и Идалия.

Я внимательно смотрел на колдуна, ожидая ответной реакции, но ему ничего не сказали эти имена. Тогда я продолжил:

— Они привели его в особняк. Очень странное место. В одних комнатах день, в других — ночь. Искривленные лестницы и двери. Все постоянно меняется…

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — в мыслях Кристофа мелькнул смутный образ зала с хрустальными стенами, но тут же рассеялся. — Фэриартос, достигшие высшей ступени магии, создают собственное пространство, в котором живут, имея возможность не соприкасаться с реальным миром.

Я слышал о чем-то подобном, но сейчас не стал вдаваться в тонкости искусства фэри. Меня больше волновало другое.

— В этом доме Вивиан пробыл недолго, а потом трое фэри попытались вытянуть из него силу. Но не смогли — он убил всех и сбежал.

— Он смог убить высшего фэриартоса? — в голосе Кристофа прозвучало величайшее недоверие. Колдун не сомневался в моей искренности, но не мог представить, как его ученик сумел одолеть творца из клана Искусства.

— Да.

Кадаверциан пристально посмотрел на меня. В его душе мелькнуло не слишком приятное чувство, вызванное скрытностью ученика, и я поспешил исправить произведенное впечатление.

— Нет, он ничего не утаил от тебя. Его все время держали под магической сетью. Он сам вряд ли помнит. Я едва смог вытащить это из его памяти.

Колдун кивнул, в его голове вихрем проносились сведения о клане Искусства.

— Может, стоит спросить обо всем у Александра? — предложил я.

— Он не отвечает за действия высших фэриартос, — задумчиво отозвался мастер Смерти. — Они, как выразился бы Лориан, сами по себе.

— Но зачем им сила кадаверциан? Я думал, экспериментами с чужой магией занимаются только вьесчи.

— Не знаю, Дар. — Кристоф поднялся и принялся расхаживать по кабинету. — Что ты видел еще?

— В первый день после обращения к Виву явился странный парень. Один из киндрэт, но я не понял из какого он клана. Длинные волосы, одна прядь светлая, на запястье поперечный шрам. Словно он пытался перерезать себе вены, но порез зашили. Курит сигары.

Колдун остановился возле полки, на которой стоял деревянный кадаверцианский крест и выразительно усмехнулся.

— Это Иноканоан.

— Кто?

— Глава клана Иллюзий. Он появился с сестрой на прошлом Совете.

— Лигаментиа здесь?! В Столице?! Они вернулись? Но их же не было несколько веков! Почему именно сейчас?

Кристофу не было интересно обсуждать внезапное появление нового клана в городе. Насколько я понял из его смутных воспоминаний, они с Доной уже потратили достаточно времени на беседу по этой волнующей теме. Сейчас колдуна больше волновало прошлое.

— Зачем Иноканоан приходил к Вивиану?

— Изрек какое-то малопонятное предостережение. Что-то про тень. Не помню точно. А потом исчез также внезапно, как и появился.

Крис провел ладонью по лбу, снова сел в кресло и погрузился в размышления. А я заметил на столе, за чернильным прибором небольшой продолговатый флакон из зеленого стекла. На его боку виднелся рисунок короны и скипетра.

— Что это?

Некромант проследил направление моего взгляда и сказал с легкой насмешкой:

— Асиман называют этот состав — «первая ступень». Недоработанный эликсир, который, как они надеются, когда-нибудь в будущем, после ряда экспериментов, поможет нам находиться на солнце.

Он поставил флакон передо мной.

— Возьми. Понимаю, что сейчас его нельзя использовать. Но как символ грядущей возможности жить днем он имеет ценность.

Это была своеобразная благодарность. Равноценный обмен. Кадаверциан помнил о моей слабости к солнечному свету. Я знал о его слабости к Флоре. Я получил почти настоящий эликсир для пребывания на улице днем, он — почти настоящую Флору.

— Где ты его взял?

— В лаборатории огнепоклонников.

В его памяти мелькнула яркая картина: разгромленное помещение, огонь, взбирающийся на мертвые тела, перекошенное от бессильной ярости лицо Эрнесто.

— Ты убил его.

— Да, — почти равнодушно сказал некромант, и на меня нахлынула волна его ярких, болезненных воспоминаний. Встреча с Эдом — человеческим другом Флоры. Записки моей погибшей матери. Разговор с пленным Эрнесто… смерть Сэма. Такая страшная и нелепая.

— Как это могло произойти? — спросил я тихо.

Колдун услышал в моем вопросе упрек: «Как ты мог допустить это?» Он помолчал, пытаясь заглушить вновь вернувшуюся боль, вызванную гибелью ученика, и ответил:

— С некоторых пор события происходят так быстро, что никто из нас не успевает за ними. Знаю одно, из-за Эрнесто погиб еще один мой ученик. Жаль, что я не могу воскресить асиманского ублюдка, чтобы убить его снова…

Я с неожиданным злобным удовлетворением пронаблюдал за гибелью воспитанника Амира в воспоминаниях колдуна:

— Как ты понимаешь, меня не расстроило известие о смерти пиромана. Но Сэм… Мне показалось, пытаясь убить Вивиана, он хотел осчастливить весь клан.

Кристоф промолчал. У него не было ответов на мои вопросы.

— Как Дона пережила его гибель? Она же была к нему очень привязана.

Кадаверциан неопределенно покачал ладонью. Этот жест можно было расшифровать как «более-менее» или «бывало и хуже».

— Значит, в гибели Флоры тоже замешаны асиманы. На прошлом Совете я видел ее лицо в мыслях Амира, но не придал значения… Когда решишь прикончить Якоба или Амира, не забудь позвать меня.

— Непременно. — Некромант улыбнулся, довольный моей реакцией. Я был первым, кто одобрил его решительные действия.

— Что еще произошло за время моего пребывания в прошлом?

— На Рамона напал рапаит, и только присутствие Доны спасло вьесчи от весьма мучительной смерти. Кэтрин предсказала смерть пятерых из нас. Паула, не без твоей помощи, навела проклятье на Йохана, и тот едва не скончался на руках у взбешенного Миклоша. В Столицу вернулась Хранья, и на прошлом Совете Бальза метал громы и молнии, пытаясь засудить всех, кто казался ему причастным к ее возвращению. А мне посчастливилось пронаблюдать в реальности действие «Сети Аида».

— Постой, — из всего услышанного больше всего меня поразила последняя новость. — Тебя пытались убить?!

— Парализовать, — невозмутимо уточнил Кристоф. — Но бетайласы приняли на себя основной удар.

— Ты узнал, кто были нападавшие?

— Самое забавное, что нет. Обычные люди. И такое ощущение, будто они появились ниоткуда. Не числятся ни в одной картотеке, нет ни удостоверений личностей, ни водительских прав, ни отметок наших кланов… ничего. Оружие, естественно, тоже не зарегистрировано.

Теперь задумался я. Для чего может быть нужен живой, но оглушенный кадаверциан? После моего путешествия в жизнь Вивиана, напрашивалось только одно предположение — кому-то очень понадобилась сила некромантов.

— А я бы на твоем месте все равно поговорил с Александром… И с Рамоном тоже. Что там с ним произошло?

Я потянулся за флаконом с асиманской эмблемой, как вдруг с кончиков моих пальцев сорвалась крошечная зеленая искорка. Кристоф откинулся на спинку стула и с удивлением уставился на меня. А я неожиданно понял, что мысли и эмоции некроманта будто отдалились, смазались. Я не мог читать его! Это продолжалось всего лишь мгновение, но за это краткое время я почувствовал себя слепым и глухим.

— Что за ерунда?! — я посмотрел на свою ладонь, не понимая, чем вызван подобный эффект.

— Ничего особенного, — отозвался кадаверциан после секундной паузы, — кроме того, что теперь тебе какое-то время нельзя находиться вблизи кладбищ.

— Ты хочешь сказать, я набрался некромантической магии, пока читал Вивиана?!

— Видимо. — Колдун рассматривал меня с профессиональным интересом, словно я был одним из экземпляров в его коллекции гомункулусов. Потом перегнулся через стол и приблизил ладонь, засветившуюся зеленым, к моей руке. Ничего не произошло, но он удовлетворенно кивнул и снова сел на свое место.

— И что произойдет, если я окажусь рядом с кладбищем?

— Устроишь армагеддон местного масштаба.

— Сколько это будет продолжаться? — я потер кончики пальцев, чувствуя в них легкое покалывание.

— Пока не научишься контролировать себя.

— Звучит весьма утешительно.

Кристоф усмехнулся, хотя я чувствовал, что он обеспокоен.

— Даханавар, фэриартос, кадаверциан… Думаю, тебе пора остановиться. Иначе нам с Александром придется бросать жребий, чтобы решить, кому в ученики тебе идти первым.

— Очень смешно, — буркнул я, и тут же зеленая вспышка вновь обожгла мои пальцы.

Мне не нужно было объяснять, как опасна нестабильная магия. Я и сам знал, к каким чудовищным последствиям могут привести безобидные, на первый взгляд, зеленые огоньки на моих руках.

Я вышел из кабинета колдуна в полной уверенности, что самым разумным сейчас будет уйти из его дома. У меня возникло подозрение, что этот особняк, под самую крышу наполненный некромантической магией, может пробуждать во мне новоприобретенную силу. Пожалуй, будет лучше, если я вернусь в свое убежище. Поживу там какое-то время.

Мне вдруг очень захотелось побыть одному. И это желание было настолько сильным, что я не смог противиться ему.

Лориан сидел в библиотеке в обществе Доны. Вилисса рассеянно слушала мальчишку, высказывающего ей свое мнение о недавно прочитанной книге. Увидела меня и широко распахнула синие глаза.

— Дарэл, я видела Вивиана… Конечно я знала, чем закончится ваш эксперимент, но не думала, что это будет настолько… — она запнулась не находя подходящего слова для определения уровня нашего мастерства.

— …впечатляюще? — подсказал я.

Дона покачала головой.

— Вы оба — безумцы.

— Но гениальные, заметь.

Вилисса улыбнулась. С этим заявлением она не могла не согласиться. Я же повернулся к мальчишке:

— Лориан, идем, я отвезу тебя домой.

Он состроил разочарованную физиономию и спросил с надеждой:

— А, может, побудем еще?

Ему нравилось у кадаверциан. Стараниями Кристофа, к мальчишке здесь относились словно к младшему родственнику.

— Нет. У меня срочные дела.

Следуя за мной к машине, он думал о том, откуда у меня могли появиться дела, если я только что вернулся в реальный мир. Но не пытался спорить, довольный тем, что я возвратился.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:07 | Сообщение # 26

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 23 Ревенант

Образование — восхитительная вещь, но следует помнить хотя бы время от времени, что ничему тому, что, действительно, следует знать, обучить нельзя.
Оскар Уайльд. Критик как художник.
18 января Дарэл Даханавар

В моей крошечной квартирке ничего не изменилось. Также блуждали по коридору коммуналки люди, и шумела вода в сломанном бачке туалета. Невнятно бормотали телевизоры у соседей.

За окном гудел ветер. На скаты крыш во дворе-колодце намело снега, и они стали похожи на крутые горные склоны. В самый раз для катания на лыжах. Батареи грели вполсилы, и в комнате было довольно прохладно.

Не так давно я сидел на этой кровати, предаваясь унынию, и чувствовал себя отверженным, раздавленным обстоятельствами. Теперь меня буквально распирала внутренняя энергия.

Новости, рассказанные Кристофом, оказались откровенно тревожными, но это не вызывало беспокойства. Что-то подсказывало — для меня все происходящее может быть очень полезным. Главное — не спешить, не совершать необдуманных поступков. Просто ждать.

И мои предчувствия оправдались…

Следующим вечером к двери комнаты приблизились двое. Я лениво прикоснулся к ним и ощутил деловитую сосредоточенность… собранность… равнодушие. Люди. Один слегка нервничал. Другой был спокоен, повторяя про себя приказ, данный строгим боссом: «передать приглашение, убедить поехать, быть вежливыми».

Интересно, кто их послал? Можно было провести более глубокое сканирование, но я решил узнать все непосредственно от курьеров.

Я подождал, пока они постучат, поднялся с кровати и открыл дверь.

Первым заговорил старший:

— Добрый день. Мы от господина Белова. Он хочет встретиться с вами.

Интересно, зачем ревенанту понадобилась моя преступная, отвергнутая родным кланом персона? И кто еще знает о моем тайном убежище на третьем этаже старого дома? Ладно, съездим, узнаем, что нужно губернатору. Я взял куртку и в сопровождении двух телохранителей вышел на улицу.

Стемнело всего час назад, и небо на западе еще просвечивало длинными розовыми лучами. Восток тонул в синих тучах. Наверное, скоро пойдет снег… Я повыше застегнул молнию на куртке и сел в машину. Молодой с явным облегчением захлопнул за мной дверцу, расслабился внутренне. Самоуверенный профессионал перестал отслеживать каждое мое движение. Успокоился. Заключенный тих и послушен. Сидит смирно, не задает лишних вопросов и не дергается.

Вилла ревенанта светилась в глубине густого сада высокими продолговатыми окнами. Над решеткой ворот горел красный огонек. Еще несколько камер слежения были равномерно распределены по территории.

Господина губернатора охраняли неплохо. А вот как насчет охраны Судьи?

Пока мы шли по дорожке к дому, я быстро оглядел сад. Недалеко от ворот темным клубком свернулось нечто нематериальное и едва ли одушевленное. Оно слегка дернулось, когда я прикоснулся к нему, и тут же успокоилось. Верный сторож реагировал только на явную, узконаправленную агрессию. Спящая магия вриколакос.

Слева от тропинки, над кустами, висело туманное облачко, чуть отсвечивающее красным — асиманский «Огненный цветок» в стадии бутона. Стоило кому-нибудь сунуться на территорию, оберегаемую его «лепестками», как сразу же начнется необратимый процесс «цветения» со всеми обязательными спецэффектами. Очень впечатляющее зрелище.

Вдалеке маячило, судя по мерзейшему излучению, творение тхорнисха.

А вот это уже что-то родное. Тонкая завеса даханаварского психокинетического щита. Сочувствую несчастному, попавшему под ее лучи. Жуткая головная боль, потеря памяти и полное отключение, вплоть до паралича…

Интересно, какой вклад внес в охрану клан Смерти? Запустил в сад Тёмного Охотника?

Естественно, все эти «цветы», «стражи» и «щиты» всего лишь дань уважения ревенанту — давняя традиция. Насколько я знаю, он может отлично защитить себя сам. Да среди нас и не найдется такого сумасшедшего, который напал бы на него.

Я знал древнюю теорию о том, что на самом деле существует не тринадцать кланов вампиров, а четырнадцать. Ревенанты были созданы последними. И, как последние создания Основателя, стали самыми совершенными из нас. Они могли находиться на солнце, заводить детей. Но, к сожалению, умирали, как люди, прожив жизнь, быть может, чуть более длинную, чем обычная человеческая.

Зато они умели подавлять магию кланов, и именно поэтому стали хранителями правосудия в нашем мире. А также — посредниками между нами и людьми.

Телохранители оправились докладывать о выполненном задании, оставив меня одного в огромном холле.

Здесь было уютно, несмотря на обилие статуй, картин и бесконечность зеркального пола. В нескольких вазах стояли букеты кремовых роз. На окнах висели тонкие занавеси. Сквозь них просвечивала ночная чернота.

Я не успел рассмотреть все до конца. В холл вбежал здоровый мраморный дог, принюхался и, что удивительно, не зарычал на меня и не бросился бежать, скуля от страха. Пятнистый пес вполне дружелюбно махнул хвостом и подошел ближе. Мокрый нос ткнулся в мою руку.

— Эй, приятель, ты не заболел? — я потрепал его по голове.

— Он не боится таких, как ты, — послышался сверху молодой надменный голос.

С верхней площадки лестницы спускался парень примерно одного возраста с Лорианом. Худой, бледный, с высокомерным выражением лица. Человек. Старший сын губернатора.

— Дик, ко мне, — приказал он и хлопнул себя по бедру.

Дог в последний раз лизнул мою руку и весело подбежал к хозяину. Тот крепко взял его за ошейник и глянул на меня:

— Отец ждет тебя.

Способностей ревенанта в парне не чувствовалось. Значит, это не наш будущий Судья.

Господин Белов сидел в кресле за широким столом и просматривал какие-то документы. Увидев меня, он отложил бумаги:

— Доброй ночи, Дарэл. Рад, что ты нашел время встретиться со мной. Прошу, садись.

Он подождал, пока я опущусь на стул и продолжил:

— Я приношу свои соболезнования в связи с тем, что тебя изгнали из клана.

Судья заметил мою усмешку и продолжил невозмутимо:

— Однако теперь ты свободен от обязательств, данных Даханавар, и я хочу предложить тебе занятие, непосредственно связанное с твоими способностями.

— Вы хотите, чтобы я работал на вас? — спросил я прямо.

Он утвердительно наклонил голову.

— Совершенно верно. Буду предельно откровенен. Есть несколько обстоятельств, которые вынуждают меня просить об этом сотрудничестве. Первое — я не хочу, чтобы какой-то из кланов переманил тебя на свою сторону. Это привело бы к нежелательному усилению одной из семей и нарушило расстановку сил. На сегодняшний день она более-менее стабильна.

— Но вы не возражали, когда мое присутствие усиливало клан Леди.

Ревенант снисходительно улыбнулся:

— Я говорю не о тебе прошлом. Меня беспокоит твое новое состояние.

— Новое состояние?

Он поставил локти на стол и соединил кончики пальцев, глядя на меня с насмешливой жалостью.

— Мне известны изменения, которым ты подверг себя некоторое время назад. Эксперименты с магией фэриартос.

— Я не экспериментировал. Это было…

— Знаю. Стечение обстоятельств. Но итог один. Неожиданный эффект смешения сил. Кровные братья могут использовать известные формулы заклинаний друг друга, но истинная магия чужого клана никому не доступна. Однако ты стал внезапным исключением из этого правила.

Ревенант задумчиво провел пальцами по тонким губам и продолжил:

— Теперь о второй проблеме. Как ты знаешь, способности нашего рода передаются лишь одному ребенку в поколении… — Господин Белов помолчал, внимательно глядя на меня. — Если остальные киндрэт попадают в семью уже в разумном возрасте, то ревенантами — рождаются. Осознание своей исключительности приходит к ним слишком рано. В таком возрасте, когда они слишком самоуверенны, внушаемы и бездумно агрессивны. Сверхъестественная сила может стать для них искушением использовать ее ради корысти или самовыражения.

Судья говорил что-то еще, но на меня внезапно накатило очередное неправдоподобно яркое видение, заслонившее собой весь мир.

Худой бледный мальчишка посреди просторной, светлой комнаты с остервенением выдирает листы из большой книги и раскладывает их на полу в строго определенном порядке…

Черты парнишки были искажены бешеной радостью и одновременно ненавистью, но я все равно узнал в нем господина Белова.

— …и, в отличие от молодых вампиров, юный ревенант нуждается в более жестком контроле и защите, — долетел до меня голос Судьи.

Картинка, стоящая перед глазами, рассыпалась.

— Ваш сын тоже рвет книги, изучая Каббалу? — спросил я, снова возвращаясь в эту реальность.

Белов откинулся на спинку кресла, смерив меня проницательным взглядом:

— Нет. У нее другие увлечения.

— У нее?!

— Раньше считалось, что способности передаются лишь по мужской линии. В моей семье произошло наоборот. Я старался не распространять информацию об этом. — Он помолчал, снова опустил взгляд на бумаги и произнес, наконец, вслух то, ради чего пригласил меня сюда. — У моей дочери есть трудности, но она не идет с ними ко мне. Я хочу, чтобы ты завоевал ее доверие. Постарался помочь ей. У тебя много друзей среди людей и киндрэт. Пусть она познакомится с ними… Попытайся понять, о чем она думает, чего хочет.

— Но вы же знаете, что ревенанты умеют подавлять наши способности. Я не смогу сканировать ее. — Я постарался, чтобы мой голос звучал по-прежнему вежливо, и мне удалось не показать свое неудовольствие.

— Виттория еще не очень опытна. И, поскольку твой талант уникален, думаю, ты в любом случае сможешь понять ее лучше, чем другие. И, что для меня наиболее важно, лучше, чем я. Подумай, Дарэл, это в твоих же интересах. Ты получишь защиту семьи Корвинусов. Она более весома, чем сотрудничество с кланом Кадаверциан, при всем моем уважении к нему. Кроме того, если ты хочешь через несколько десятков лет получить объективного Судью, тебе лучше принять мое предложение.

— Хорошо. Я его принимаю.

Ревенант встал из-за стола:

— Тогда идем. Я вас познакомлю.

Мы поднялись на третий этаж. Подошли к последней комнате в коридоре. Господин Белов постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Я вошел следом за ним.

Комната оказалась ошеломляюще синей. Стены, пол, отопительные батареи, люстра, плинтуса на полу и наличники на двери — на всем лежали разные оттенки кобальта. На обоях золотились тонкие вертикальные полоски, а на плотных шторах переплетались вычурные серебряные цветы. Широкий темно-синий диван крепко врастал ножками в не менее синий ковер.

Под черными полками, заставленными книгами в зеленых переплетах, в глубоком кресле сидела девчонка-подросток в строгой форме дорогой частной гимназии. Судя по образам, витавшим вокруг ее головы, она читала «Листья травы» Уолта Уитмена. Услышав шаги, подняла взгляд от книги и неприязненно уставилась на меня.

Мое первое впечатление оказалось весьма нейтральным. Не красавица. Слишком тонкие губы, длинный острый нос, тусклые волосы, прозрачно-серые глаза. В синих тонах комнаты девчонка казалась болезненно бледной, а недовольное выражение портило еще больше и без того не слишком привлекательное лицо.

— Виттория, — произнес ревенант несколько напряженным голосом. — Это Дарэл. Он хочет познакомиться с тобой.

— Если хочет, пусть знакомится, — буркнула она и снова уткнулась в книгу.

Господин Белов мельком взглянул на меня, но не прокомментировал это заявление ни вслух, ни мысленно.

— Я вас оставлю. Думаю, вам найдется, о чем поговорить.

Судья кивнул мне ободряюще, хмуро взглянул на дочь и вышел. Девчонка злобно фыркнула, вскочила, захлопнула дверь, оставленную приоткрытой, и снова плюхнулась в кресло.

— Ты Даханавар? Телепат?

— Да, — ответил я, не вдаваясь в подробности. Не дожидаясь приглашения, сел на диван и поднял журнал, валяющийся на полу.

Она довольно умело заслонялась от меня, концентрируя ментальные силы. Раньше — до моих «экспериментов» с магией — Виттория, возможно, заглушила бы меня. Сейчас я продолжал чувствовать, как она злится на отца, пытающегося вмешиваться в ее личную жизнь, и беспокоится, что я могу случайно «влезть в ее мысли».

— Отец пригласил тебя, чтобы ты узнал, не замышляю ли я убийство родного брата или побег из дома? — девчонка продолжала смотреть в книгу, но больше не могла прочесть ни строчки.

— А что, для этого есть причины?

— Если бы после моей смерти способности ревенанта перешли к Валентину, — равнодушно ответила она, — он бы уже давно придушил меня. А от всех этих ежедневных разговоров про кланы, нарушение договоров, клановую политику и вампиров, ты бы сам давно сбежал.

— Киндрэт, — машинально поправил я ее. — Некоторые кровные братья считают название «вампир» оскорбительным.

Девчонка знала об этом, но ей было все равно, рассержусь я на подобное обращение или нет.

— Ты первый из киндрэт, — сказала она, делая особый упор на последнем слове, — которого я вижу. Отец боится показывать меня вампирскому обществу. Я ведь единственная девушка-ревенант за… не знаю, сколько сотен лет. Он думает, что меня никто не будет воспринимать всерьез.

— Он прав.

Виттория криво улыбнулась:

— Ты умеешь внушать уверенность в себе. Тебя, правда, изгнали из клана?

— Правда.

— За что?

— Назвал кое-кого из старейшин вампирами.

Девчонка фыркнула насмешливо.

— Значит, теперь ты наш личный, домашний телепат?

— Да. С этого дня я работаю на семью Корвинусов.

Она задумалась на мгновение, решая, нравлюсь я ей или еще пока нет, как вдруг дверь без стука распахнулась, и в комнату вошла дама лет сорока. Высокая, стройная, с идеальной прической, осанкой и высокомерным выражением лица. Она окинула нас взглядом, задержала свое внимание на мне и улыбнулась почти мило:

— Вы Дарэл — новый секретарь моего мужа? Можете не вставать. Вашу комнату уже готовят. Она находится рядом с кабинетом на втором этаже. Ужин будет подан в девять часов. И я попросила бы вас не опаздывать, мы привыкли садиться за стол в одно время. Витта, сделай милость, переоденься.

Произнеся эту речь, мадам удалилась.

— Секретарь мужа? Ужин?

Я повернулся к Виттории, ожидая объяснений. Та широко улыбалась, довольная моим изумлением.

— Не обращай внимания на маму. Она делает вид, что вамп… киндрэт не существует. И ревенантов тоже. Ей так проще, понимаешь? Способ сберечь собственное психическое здоровье. Так что, будешь ужинать? — продолжая ухмыляться, она поднялась и сунула книгу на полку. — Обещаю, это будет очень забавно.

Стол был накрыт в большой светлой гостиной. Я сидел напротив Виттории, которая изо всех сил старалась принять равнодушно-скучающий вид, но губы ее то и дело расплывались в улыбке. Девчонка предвкушала развлечение. Судья во главе стола был целиком погружен в свои размышления. В его мыслях проносились расплывчатые образы и страницы документов. Валентин таскал с блюда куски ветчины и украдкой скармливал догу, разлегшемуся возле его стула. Смазливая горничная в кружевном передничке старалась водрузить на стол очередное блюдо и при этом не наступить на длинный собачий хвост. Госпожа Белова пыталась поддерживать разговор:

— Господин Дарэл, расскажите, чем вы занимались раньше?

— Вампиризмом, — буркнул Валентин, скармливая Дику очередной кусок.

— Я не с вами разговариваю, молодой человек, — строго осадила его мать, жестом останавливая девушку, собиравшуюся положить ей на тарелку кусок индейки. — Так чем, вы сказали?

— А он ничего и не говорил, — вмешалась Виттория, с хрустом вгрызаясь в яблоко.

— Мама, ну как ты думаешь, чем он мог заниматься? — скучающим тоном протянул Валентин. — Он — даханавар. Тебе не надоело притворяться, что их нет?

На щеках госпожи Беловой появились два красных пятна:

— Еще одно заявление в том же духе, юноша, и вы останетесь без ужина. К тебе, Виттория, это тоже относится. Господин Дарэл, попробуйте этот жульен.

Брат с сестрой смешливо фыркнули в свои тарелки. Дик оглушительно гавкнул. А я вдруг почувствовал холод в кончиках пальцев.

Как не вовремя. Я поспешно сунул руку под стол, крепко сжал кулак, но это не помогло.

— Что случилось? — забеспокоилась хозяйка дома, заметив, что с гостем происходит нечто странное.

Ревенант резко поднял голову. Виттория, тоже почувствовав неладное, вытаращила глаза. Дик зарычал, и в это самое мгновение частично съеденная жареная индейка в центре стола подпрыгнула на блюде, захлопала крыльями и, разбрасывая во все стороны гарнир из цветной капусты, помчалась по столу. Спрыгнула на пол…

Горничная завизжала. Валентин перевернул кувшин с морсом. Дик, захлебываясь от лая, погнался за птицей. Госпожа Белова издала невнятный звук, вскочила и почти бегом удалилась из столовой. Виттория хохотала, едва не падая со стула.

— Прошу прощения, — сказал я ревенанту.

— Это похоже на побочный эффект некромантической магии, — нахмурился он. — Думаю, ужин можно считать завершенным.

Возражать никто не стал.

Я решил, что моего присутствия в доме ревенанта на сегодня достаточно.

Пришло время выполнить вторую часть договоренности с Судьей. Познакомить его дочь со своими друзьями…

Лимузин господина Белова неторопливо ехал в потоке машин. Виттория сидела сзади, излучая яркое нетерпение и легкое волнение. Ей было интересно, кого я собираюсь ей представить.

Лориан ждал нас на скамейке под пластиковым козырьком остановки. Заметил меня в машине, улыбнулся, закинул на плечо лямку рюкзака, подошел к кромке тротуара.

Увидев его, Виттория напряглась внутренне, приняла независимо-равнодушный вид и нацепила наушники. Впрочем, не включив музыку.

— Привет, — в своей обычной дружелюбной манере сказал подросток, забираясь в машину. — Что слушаешь?

— «Веретено», — отозвалась девчонка слегка высокомерно.

Брови фаната рок-творчества Вэнса выразительно поползли вверх. Он не признавал фолк, но тут же снова улыбнулся и сказал дипломатично:

— Слышал, что эта группа выступала в «Каземате» в прошлую среду. Ты не была?

— Нет.

— Не достала билет?

— Я не хожу в ночные клубы.

— Виттория, это Лориан, — вмешался я. — Лориан — Виттория. Она ревенант.

Подростки удивленно уставились на меня. Он был изумлен, увидев живого Корвинуса, она — причастностью человека к жизни киндрэт. Потом посмотрели друг на друга с новым жадным интересом. Им было о чем поговорить.

Я вел машину, слушая взволнованную болтовню на заднем сиденье.

— Я всех знаю только по фотографиям, — говорила Виттория. — У отца огромная картотека.

— И ни разу на Совете не была?

— Нет, конечно! Да я и не хочу. Отец рассказывает иногда, что там происходит. Все эти асиманы-тхорнисхи! А ты сам не хотел бы стать вам… киндрэт?

— Нет.

— Почему?

— Они веками скитаются из одной страны в другую, боясь выпустить чужие кланы из вида. Вдруг те задумали что-нибудь против них. Вечно ненавидят друг друга. Скука.

— Слушай, между прочим Дарэл тебя слышит.

— Ну и что? Он и так знает, что я думаю. Он же читает мои мысли.

— А мои не может. Я умею заглушать магию.

Я усмехнулся про себя. Виттория ошибалась. Я прекрасно понимал ее мысли. Девчонке понравился Лориан, и она верила, что должна заинтересовать его, потому что «особенная». Стала спокойнее, раскованнее и, уже не напрягаясь, весело рассказывала о недавнем происшествии за ужином смеющемуся подростку.

— А потом собака ловит эту несчастную индейку и утаскивает под лестницу. Горничная слезает со стула и требует немедленного расчета. А мне пришлось перед матерью полчаса извиняться. Не знаю, зачем Дарэл это устроил, но было ужасно весело.

Мое присутствие им не мешало. Сидя в кафе, они едва замечали меня, продолжая обсуждать мир, к которому теперь принадлежали оба.

— И как ты почувствовала, что ревенант?

— А как ты чувствуешь себя человеком?

— Сравнила! У тебя есть магия.

— Считай, что нет. Я не могу ее применять, я ее не ощущаю. Она действует только в ответ на другую магию… Слушай, но если бы ты выбирал клан, в какой бы пошел?

— Быть может, кадаверциан. Они очень уважают друг друга…

Это не было для меня новостью. За время моего вынужденного отсутствия Лориан оценил все преимущества клана некромантов.

— Виттория, а ты где учишься?

— Сначала дома, потом отец устроил в суперзакрытую женскую гимназию. А ты?

— В колледже. Историческом. Но знаешь, от Кристофа я узнал больше, чем от всех наших преподавателей.

Я отвлекся от их беседы, потому что почувствовал далекий зов. Кто-то из родственников жаждал пообщаться, и мне понадобилось несколько минут, чтобы заглушить чужой голос…

Домой мы приехали почти под утро. Сонная, но довольная Виттория отправилась в свою комнату, одарив меня улыбкой. Я пошел спать в отведенную мне спальню без окон.

Растянулся на кровати и подумал, что пока девчонке интересно со мной.

Еще немного — и она начнет мне доверять. Тогда не придется «влезать» в ее мысли, Виттория сама начнет делиться со мной своими переживаниями.

Лениво размышляя о том, с кем еще можно познакомить будущую Судью, я смотрел на картинку, висящую напротив. Это была какая-то неприятная абстракция: красно-зеленые пятна, перечеркнутые синей чертой. Я помнил данное Кристофу обещание не экспериментировать с чужой силой, но не смог остановиться, когда краски на полотне стали смешиваться, а линии меняться.

Я сам не заметил, как увлекся, и спустя несколько минут на стене появилось изображение Риддархольмсчюркана — усыпальницы шведских королей. Кирпичный готический храм с высоким кованым куполом. Правда, он не поместился на холсте целиком и выполз за пределы рамы. Но, надо признаться, намного лучше украсил комнату, чем прежние художества.

Спасибо Пауле за неожиданно приобретенное умение. Быть может, в следующий раз, с помощью магии фэриартос, стоит попытаться подправить собственную судьбу?..

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:09 | Сообщение # 27

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 24 Истина творца

Всякое искусство есть одновременно и поверхность и символ.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
19 января

Белый зал был залит светом…

Свет скользил между стройных колонн и лежал на полу длинными сияющими полосами. Издалека доносилась приглушенная музыка. Пахло апельсинами и мятой. Кто-то играл на лире, напевая вполголоса. Громко ворковали голуби. Девушка в одежде средневековой горожанки с лицом мадонны сыпала просо в их кормушки. Из-под ее чепца выбивались кудрявые пряди, и солнце золотило их. Время от времени она оглядывалась на Паулу и едва заметно улыбалась.

Фэри сидела в низком плетеном кресле, держа на коленях открытую папку с карандашными рисунками. Некоторые из них были вполне узнаваемы: лошади, человеческие лица и фигуры, чертежи странных машин. Другие поражали вычурными формами. Чем дольше Паула всматривалась в них, тем отчетливей ей казалось, что нечто подобное она уже видела. Но не могла вспомнить — где. Быть может, во сне.

Казалось, каждая линия набросков гудит от наполняющей их мощи, а над листами дрожит марево могучей силы. Бумага звенела от прикосновений и была готова выплеснуть из себя ожившие картины. Паула понимала, что перед ней одно из воплощений высшей магии фэриартос. То, к чему ей самой придется идти еще не одну сотню лет…

На некоторых страницах оказались сделаны подписи. Буквы в них шли справа налево, и текст можно было прочесть только с помощью зеркала. Отчего автор писал именно так, никто не знал. Одни считали, что он пытался скрыть свои мысли от посторонних, другие старались найти в этом какую-то тайную духовную доктрину, которой подчинялись все действия мастера. Паула же считала, что ему — одинаково хорошо владеющему правой и левой рукой — так было удобнее записывать свои размышления.

Александр и Леонардо сидели возле стола и негромко беседовали.

— Ты губишь себя, — говорил великий флорентиец с печальной улыбкой. — Твой талант превращается в красивую пустую погремушку, наполненную горохом звонких слов.

Маэстро молча держал апельсин и медленно поворачивал его, наблюдая, как тот начинает светиться золотым светом.

— Ты уподобляешься паяцу на базарной площади, который кривляется перед толпой за пару медных монет. — Леонардо опустил ладонь на руку Александра, и тот с неохотой поднял взгляд на собеседника. — Своей пассивностью ты оскорбляешь идею, которой служишь. Неужели ты надеешься обмануть время?

— Ты думаешь, оставаться в бездействии легче, чем утолить, наконец, свою ненависть?

— Твоя ненависть также беспомощна, — печально покачал красивой седовласой головой Леонардо. — Даже она не в состоянии ничего создать.

Александр медленно провел рукой по лицу:

— Твои упреки несправедливы. Это не беспомощность, как думают многие. Не отсутствие силы или решимости. Если я позволю себе обратить свою магию против недоброжелателей, пострадают такие, как она, — маэстро указал на юную фэри, замершую в кресле.

Паула никогда не слышала, чтобы учитель говорил так — просто, открыто, тихим голосом. Как будто в одиночестве печально рассуждал сам с собой.

— Если я уйду из реального мира, мои ученики останутся беззащитны. Их уничтожат с планомерным, садистическим наслаждением. Тхорнисхи, асиманы, вьесчи… — Александр улыбнулся невесело. — Жизнь назначает за все свои дары слишком высокие цены, и мы покупаем самую ничтожную из ее тайн за чудовищную и безмерную плату.

Девушка с лицом мадонны подошла к Леонардо. Села у его ног на низкую скамеечку. Он опустил руку с длинными сильными пальцами скульптора и выступающими линиями вен на ее плечо. Средневековая горожанка прижалась к ней щекой.

Его называли итальянским Фаустом. Мастером, познавшим почти все секреты жизни и никогда не боявшимся смерти. «Как хорошо прожитый день дает спокойный сон, так с пользой прожитая жизнь дает спокойную смерть», — вспомнила фэри слова Леонардо.

Он не оставил людям ни одного автопортрета, глядя на который можно было бы с уверенностью сказать, что на нем изображен великий маэстро. Его обвиняли в ужасном отчуждении от всего человеческого и признавали его трепетную любовь ко всему живому. Среди семи тысяч рукописей и рисунков Леонардо не было ни одного листа, где бы говорилось о его юности. Современники считали, что он талантливый и многосторонний, но медлительный, склонный бросать работу недоделанной. Они не знали, что жизнь, уготованная ему, будет достаточной долгой для того, чтобы закончить все незавершенное. Он сам не знал этого.

Паула оглянулась. За ее спиной, между высокими колоннами виднелась огромная бронзовая скульптура. Всадник верхом на коне, вставшем на дыбы. Казалось, еще мгновение — и жеребец прыгнет с помоста или сбросит седока. Но человек, властно натягивая поводья, удерживал мощного скакуна.

Памятник Франческо Сфорца и бурному, стремительному, неукротимому движению жизни, побеждающему время. Пятьсот лет назад он стоял на площади Кастелло. Леонардо выполнил его из глины и мечтал вылить в бронзе, но французские солдаты, занявшие Милан, расстреляли «Великого колосса».

В человеческой жизни мечте не суждено было сбыться. Леонардо воссоздал статую много позже. В мире, где больше никто не мог помешать ему воплощать идеальные помыслы в реальность.

Паула почувствовала странное стеснение в груди. Словно перед ней приоткрылся уголок занавеса, за которым, без зрителей, среди прекрасных декораций разыгрывался великолепный спектакль… Нет! Это она играла в какой-то дурной постановке, а здесь текла настоящая жизнь, наполненная смыслом. Здесь не предавали, не изворачивались, не интриговали… Здесь создавали ту самую красоту, о которой велось столько пустых разговоров в реальности. Девушка с ясным лицом и нежной улыбкой сама казалась ожившим произведением искусства.

— Твоя ученица уже почувствовала искушение свободы, — с лукавой улыбкой заметил Леонардо, прищурившись и глянув на Паулу.

— Истинному творцу часто недостает свободы. — Александр пристально посмотрел на фэри, и та поспешно опустила взгляд, подозревая, что ослышалась. Было трудно поверить, что маэстро назвал ее «истинным творцом» всерьез.

— Преграда существует лишь в ее голове. Подойди ко мне, девочка, — велел флорентиец неожиданно.

Взволнованная Паула поднялась, положив на сиденье кресла папку с рисунками. Приблизилась.

— Не применяй свою силу для убийства, — произнес великий мастер мягко. — Иначе ты разрушишь себя.

Фэри промолчала. Оправдываться не имело смысла. Обещать не использовать магию для защиты или нападения она не могла. Видимо, Леонардо понял это.

— Сейчас не говори ничего, но подумай. Художник не имеет права создавать смерть. Ни своими творениями, ни самой своей жизнью.

— Но как тогда я буду защищаться?! — с горячностью спросила девушка.

— Научись созерцать мир, и тогда он сам защитит тебя. Принимай то, что он дает тебе…

Паула кивнула, глядя в прекрасные, мудрые глаза Леонардо. Хотя знала — стоит ей покинуть волшебный дом гения и вернуться в свою обычную жизнь, она начнет сомневаться в его словах…

Выйдя из зала, Александр со спутницей оказались на широкой лестнице. И пока они спускались, сияние за их спинами постепенно меркло. Исчез теплый аромат апельсинов. Стихло воркование голубей. Прошло несколько мгновений, прежде чем Паула поняла, что на ее плечи падает снег. Подняв голову, девушка увидела ночное небо, подсвеченное яркими огнями города. Оглянулась. И оступилась бы, если бы Александр не поддержал ее.

Дом Леонардо исчез, так же как и лестница, по которой они шли. За спиной остался лишь продуваемый ветром узкий переулок.

Последняя ступенька превратилась в обледеневший тротуар.

Маэстро накинул на плечи ученицы полушубок, который нес, перекинув через руку, и направился к машине. А юная фэри стояла на ветру, чувствуя, как все еще звенят в душе золотые огоньки чужого мира…

В особняке шла шумная подготовка к балу-маскараду. Молодые фэриартос, весело болтая, украшали дом к предстоящему празднику. Разноцветные гирлянды из живых цветов увили колонны. Под потолком переливались гроздья прозрачных шаров, наполненных мерцающим светом. Отовсюду свисали золотые и серебряные ленты серпантина. Кто-то, не удержавшись, уже швырнул несколько горстей конфетти, и крошечные сияющие сферы поблескивали на полу и в цветочных букетах.

В бальном зале, наполненном запахом хвои и мороза, многократно отражаясь в зеркалах, стояла огромная ель. Каждое ее отражение отличалось от предыдущего. В одном — лесная красавица была засыпана снегом, над которым летали голубые искры. В другом — освещена рубиновыми огнями. В третьем — увешана хрустальными звездами и рождественскими ангелами. В четвертом — на ветках висели золотые яблоки, и каждое из них медленно распускалось сверкающим подсолнухом. С потолка падали хлопья снега и таяли в воздухе, не долетая до пола.

Раньше Паула непременно приняла бы участие в предпраздничной суматохе. Александр всегда поручал ей руководить украшением дома.

Но в этот раз маэстро захотел, чтобы она оставалась с ним.

Бесплодные попытки ученицы понять принципы магии фэриартос, приносившие ей столько мучений, завершились. Теперь она знала, что пытался объяснить учитель. Красивые туманные образы, которые он показывал ей, неожиданно обрели пугающе четкие формы. И с этого дня она сама могла наполнять их жизнью.

Александр тоже стал ближе и понятнее. Паула чувствовала, он хочет, чтобы она превратилась из послушной, благоговейно внимающей воспитанницы, в кого-то гораздо более близкого.

В кабинете учителя было тихо. На стене, по-прежнему, висела картина неизвестного художника, а за окном разливался жаром испанский полдень.

Девушка прислонилась плечом к косяку, глядя на облака, подсвеченные красноватыми лучами, и воспоминание неприятно кольнуло ее. «Не применяй свою силу для убийства…»

— Маэстро, откуда Леонардо мог знать, что я сделала? Вы же не говорили…

Александр, неторопливо зажигавший свечи в высоком подсвечнике на столе, покачал головой.

— Я не говорил. Но истинный художник может не только изображать движения души на лице портрета, но и замечать даже их тень в модели.

Паула тут же полезла в сумочку, достала пудреницу и посмотрела в зеркало. На ее лице не было заметно никаких компрометирующих теней.

— Видимо, нужно заказать свой портрет, — пробормотала фэри, придирчиво рассматривая себя. — Быть может, он станет показывать, как отразится на мне каждое новое волшебство.

Александр тихо рассмеялся, и Паула почувствовала, как беспокойство начинает постепенно отпускать ее. Что бы ни говорил Леонардо, он слишком далеко ушел от реального мира. При всей его мудрости, вряд ли он может правильно оценить все происходящее в клане.

Маэстро подошел к девушке, встал за спиной, вместе с ней глядя на картину.

— Я бы хотел, чтобы на следующем Совете ты была рядом со мной.

Она стремительно повернулась, глядя на него изумленно и недоверчиво. За сегодняшний вечер учитель второй раз удивил ее.

— Я?! Почему не Антонис, не Вазари? Они гораздо более талантливы и лучше подходят на роль вашего доверенного лица.

— Каждый из них слишком дорожит своим одиночеством, — медленно произнес Александр, и в его фиалковых глазах блеснуло отражение красного солнца с картины. — Успех в работе художника зависит от постоянного развития его индивидуальности и требует неизменного созвучия в мыслях. Поэтому ему необходим покой, тишина, уединение… Иначе его искусство не сможет совершенствоваться. И я не хочу заставлять их погружаться в бессмысленную суету чужих жизней и интриг.

— Но вы хотите погрузить в эту суету меня? — Девушка села на низкую скамью возле окна, еще не зная, имеет ли смысл огорчиться из-за слов маэстро. — Вы считаете, я не нуждаюсь в уединении для того, чтобы творить?

— Ты не можешь быть одна, — он с улыбкой прикоснулся к ее щеке, задев бархатным рукавом пиджака. — Ты не творец, Паóла. Ты — муза.

Раньше, она пришла бы в восторг от этого признания. Стать музой для самого маэстро! Сколько юных фэри мечтает о подобной чести. Но Паула отчего-то испытала лишь досаду.

— Значит, вы считаете, я гожусь только для того, чтобы вдохновлять? — спросила она резче, чем хотела. — И ничего не могу создать сама?!

Некоторое время Александр смотрел на нее молча. Из глубины дома слышалась приглушенная музыка, веселые голоса, смех, но Паула вдруг почувствовала себя отгороженной от этой беззаботной, счастливой жизни. Маэстро опустился рядом с ней, и когда заговорил снова, его голос звучал печально и задумчиво:

— В магии искусства заключена величайшая радость. Но и не меньшая горечь. Я пытаюсь уберечь тебя от разочарования.

— Разочарования в чем?! — воскликнула девушка. — Я знаю, что волшебство фэриартос пассивно. Однако теперь я могу защитить себя… — она сбилась, увидев грустную улыбку учителя, и нехотя исправилась: — …отомстить за оскорбления.

В коридоре послышалась приглушенная возня, раздался тихий возглас, громкий, резко оборвавшийся смех. Щель под дверью на мгновение сверкнула золотым светом. Потом раздался легкий шелест, еще один сдавленный смешок и быстро удаляющиеся шаги.

— Пойдем со мной. — Александр поднялся, как будто не заметив суеты у двери своего кабинета, и повернулся к оконной нише, в которой висела картина.

Маэстро шагнул к ней, и пейзаж развеялся, превращаясь в обрывки разноцветного тумана. Они сложились в высокую арку, и Паула увидела вход, за которым открылось новое помещение.

Здесь пахло растворителем и масляными красками. Стены просторной светлой комнаты от пола до потолка были увешаны картинами без рам. Паула медленно шла вдоль них. Она видела пейзажи, натюрморты, портреты, большие полотна и крошечные этюды, наброски сделанные углем и сангиной, акварели, офорты и даже несколько мозаик… Работы разных стилей и настроений. Красивые, молодые, старые, детские лица. Морские пляжи, городские улицы, кусочки джунглей и пустынь, спицы высоких минаретов, храмы Эллады, современные бетонные улицы. Бледное утро, слепящий белым светом день, ночь, окутанная черным бархатом…

Все работы были не закончены. Ни одной готовой. Но над каждой дрожало облако магии.

В центре студии стоял мольберт с холстом на подрамнике. На нем — всего лишь несколько разноцветных пятен и линий, но в них уже угадывались яростные образы новой картины. Матадор и несущийся на него бык.

Паула молча повернулась к учителю, неподвижно стоящему у входа, ожидая объяснений.

Подойдя к полотну, стоящему на мольберте, Александр придирчиво изучил его, и заговорил, как будто рассуждая вслух сам с собой:

— Почти каждый человек может воспринимать только свою маленькую жизнь, ограниченную маленькими рамками. Он никогда не почувствует того, что происходит за стеной, у другого. Никогда не сможет ощутить себя иным человеком. Художник… настоящий художник постоянно чувствует окружающих. И не только тех, с кем его сталкивает судьба, а всех, кто находится в этой реальности. За этой стеной, и за следующей, в другом доме… во всех домах мира. Истинный творец может проживать вместе с ними их жизни, и умирать вместе с ними…

Маэстро помолчал, словно давая фэри возможность обдумать сказанное. Затем продолжил:

— Среди нас иногда встречаются те, кому дан нелегкий дар чувствовать прошлое. Что существует в прошлом, Паóла? — Александр пристально посмотрел на ученицу, и прежде чем она придумала, что сказать, ответил сам. — Только смерти. Множество смертей. И видящие былое ощущают их постоянно… Гораздо счастливее удел тех, кто осознает будущее. Реальность многолика. Каждый поступок, каждый шаг в настоящем меняет картину грядущего… — Он медленно обвел взглядом картины на стенах. — В этой студии я слежу за тем, как это происходит.

— Значит, полотна на стенах… — отчего-то шепотом выговорила фэри, еще не до конца понимая.

— Это вы, — закончил Александр, задумчиво касаясь ладонью холста на мольберте. — Мои ученики. Все, за кого я отвечаю. Каждая ваша ошибка или удача отражается на вашей жизни там, впереди, во времени недоступном для взгляда большинства. Но я вижу последствия ваших промахов и пытаюсь уберечь вас.

Паула стремительно повернулась. Картины вихрем пронеслись перед ее глазами. Пейзажи, портреты, наброски, эскизы, этюды… Где среди них затерялась ее собственная маленькая жизнь? Вон та крошечная лодка, плывущая по бурной реке? Маяк на краю утеса? Опушка соснового леса?

Она делает то, что хочет, потому что хочет этого сама или потому что ею руководит воля маэстро, стоящего за этим старым мольбертом?! Художник влияет на реальность через искусство?.. Или сам пишет чужие жизни?!

— Вы контролируете нас?

— Защищаю.

Маэстро подошел к ней, крепко взял за плечи, так, что шатающийся под ногами мир послушно замер.

— Когда я чувствую твою боль в будущем, то пытаюсь распутать нити настоящего так, чтобы избавить тебя от страданий. Или хотя бы ослабить их.

Мысли Паулы разбегались. Недоверие, изумление, негодование стремительно сменяли друг друга.

— И что вы изменили в моей судьбе? В настоящем? Встречу с Миклошем? Или вы придумали ее? Для того, чтобы я быстрее научилась магии фэриартос! — она сама не заметила, как повысила голос. Вцепилась в отвороты его пиджака, ошеломленная могуществом магии, разлитой в комнате. — Что это мне даст? Несколько лишних столетий жизни? Смерть тхорнисха? Вы сказали, что защищаете нас от смерти. Что же тогда случилось с Эри?! Почему вы не помогли ей?! А Рудольф? Отчего погиб он?!

— Я не могу спасти всех, — ответил Александр, сжимая ее ладони, и Паула увидела с внезапно подступившим ужасом, каким усталым становится его лицо. Словно он нес на себе непосильный груз и не мог сбросить его. Никогда не сбросит ответственность за всех молодых, беспечных, красивых фэри, не понимающих почти ничего в искусстве, которому служат.

— Значит, вы знаете, что произойдет со всеми нами в будущем? — тихо спросила она.

— Реальность многолика, — повторил он, убирая растрепанные прядки со лба Паулы. — Она может меняться каждый час, каждое мгновение.

— И вы все время чувствуете ее изменения? Анализируете их?! — Девушка ужаснулась, осознав, наконец, какую титаническую душевную и мыслительную работу ведет маэстро. — Но это… невозможно!

— Я говорил, что в нашей магии скрыта бездна радости и столько же горя.

Александр, выпустив ее, снова отошел к мольберту.

— Маэстро, вы можете управлять жизнями всех? Даханавар, кадаверциан, тхорнисхов…

Учитель отрицательно покачал головой:

— Я не всесилен.

— Но это возможно?

— Да.

Пауле показалось, что ей в затылок подул легкий сквозняк. Фэри медленно обернулась и провалилась взглядом в картину — словно окно внезапно открылось в каменной стене…

Тонкие молодые клены шелестели золотыми ветвями на краю густой березовой рощи и роняли на узкую тропинку маленькие изящно вырезанные листья. Прохладный порыв прилетел отсюда. Девушка подошла ближе, рассматривая прозрачные тени, лежащие на земле, и мягкие солнечные лучи, рассекающие кроны деревьев.

— Это я?

— Нет. — Маэстро подошел к полотну, вынул из кармана перьевую ручку, снял колпачок и сделал на полотне несколько едва заметных штрихов.

Деревья тут же застыли. Перестала волноваться трава возле их стволов, аромат осеннего леса растаял среди запаха масляной краски.

Кто-то из будущего безмолвно позвал на помощь, и учитель облегчил его боль? «Тхорнисх, собиравшийся ударить одного из фэри, неожиданно споткнулся и сломал руку? Или асиман, решивший оскорбить моего собрата, подавился огнем? — рассеянно подумала Паула. — Мы способны менять весь мир. Но одни не делают этого, потому что не обладают достаточной магической мощью. А другие, такие как Леонардо, просто не хотят. Они потеряли интерес к этой реальности и создали свою…»

— Маэстро, кто-нибудь еще знает об этой комнате? — девушка отвернулась от пейзажа, чтобы посмотреть, не изменились ли остальные полотна.

— Нет. — Александр несколько мгновений смотрел на осеннюю картину, потом убрал ручку обратно в карман. — Мысль о возможности потерять свободу может быть тягостнее, чем сама эта потеря.

— А муза не может быть вольна, — с непонятной горечью произнесла Паула. — Она целиком посвящена творцу, рядом с которым витает.

— Потому что, если она улетит, художник из создателя превратится в простого ремесленника. — Александр наклонился, поднял желтый кленовый лист, неизвестно как оказавшийся на полу, подал его Пауле, и она не смогла сдержать улыбки, принимая комплимент и маленький кусочек волшебства, слетевший с картины.

— Маэстро, если вы чувствуете будущее, то кто из фэри способен ощущать настоящее?

— Клод, Фредерик, Антонис, Ференц, Уолт…

— Многие. — Паула нахмурилась, прикусив черенок кленового листа. — А прошлое?

— Это очень редкий и тяжелый дар. — Взгляд Александра вдруг стал пустым, словно фэриартос смотрел мимо девушки во времена, недоступные для ее зрения.

Фэри мысленно содрогнулась — постоянно чувствовать сотни, тысячи чужих смертей не дар, а скорее проклятье.

— Но среди нас есть такие?

— Есть. Появился недавно. — Учитель снова подошел к мольберту, рассматривая недавно начатую картину.

— Кто?

— Гемран Вэнс.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:15 | Сообщение # 28

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 25 Александр

Общество часто прощает преступников, но никогда не прощает мечтателей.
Оскар Уайльд. Критик как художник.
20 января

Телефон взяли после десятого гудка. Паулу оглушили звуки волынок и голос Вэнса на заднем фоне, с надрывом орущий по-немецки.

— Алло, — произнесла она, не уверенная, что ее услышат.

— Да! — завопили с той стороны. — Говорите громче, вас не слышно. Кто это?!

— Мне нужен Гемран.

— Кто?! Ни черта непонятно! — рявкнул неизвестный и закричал, едва ли не перекрывая музыку. — Эй, Вэнс! Возьми трубку!!

Можно было сотни раз говорить, чтобы он не бросал мобильник с номерами телефонов кровных братьев где попало. Можно было тысячи раз напоминать, что он уже не простой смертный, и ждать хотя бы видимости уважения…

Волынки замолчали, но послышались металлические переливы арфы.

— Паула? — раздался наконец знакомый, чуть хрипловатый, низкий голос. — Ты?

— С каких пор ты стал играть фолк-металл?

— С недавних, — нетерпеливо отозвался Вэнс. Ему явно хотелось быстрее завершить разговор и вернуться к микрофону. — Что ты хотела?

— Я ждала тебя сегодня. Ты пропускаешь уже второй урок.

— У меня репетиция.

— Послушай, Гемран, это важнее репетиций, концертов и даже мирового турне. Ты не должен пренебрегать занятиями. У меня возникает ощущение, что ты избегаешь меня. Почему?

Его резкий вздох долетел до девушки порывом ветра. В трубке послышался шорох, треск, потом музыка внезапно стихла, и голос Вэнса неожиданно прозвучал в глубокой тишине.

— Я не могу делить тебя с главами трех кланов, не считая даханавара.

— Что?! — Паула едва не задохнулась от возмущения и негодования. — Надеюсь, это не приступ запоздалой ревности?

— Ты хотела услышать правду, — с ледяным и надменным равнодушием отозвался Гемран, — ты ее слышишь.

Злость отступила так же быстро, как и накатила. Пауле стало смешно. Правды в заявлении Вэнса была ровно половина. Но пререкаться с ним не имело смысла.

— Гемран, наверное, бессмысленно говорить, что тебя не касается моя личная жизнь. Прежде всего, ты — мой ученик. Я отвечаю за тебя. Если ты не будешь подчиняться правилам клана, мне придется просить маэстро найти тебе другого учителя. Я жду тебя немедленно.

И, не дав ему возразить, нажала на кнопку отбоя.

Улыбнулась.

Он приедет. Не сможет не приехать.

Александр сказал, что Гемран — тот, кто чувствует прошлое. Может быть, поэтому маэстро был против обращения певца? А она не послушалась, сделала по-своему и теперь отвечает за ученика, наделенного даром, который очень тяжело вынести.

Паула вынула из кармана маленький кленовый лист и, задумчиво крутя его в пальцах, подошла к окну. Метель носилась над землей, и сквозь ее белую пелену мутно светили круглые фонари. Небольшой садик, укрытый снегом, превращался в искрящуюся картинку с рождественской открытки. Машины, стоящие на противоположной стороне улицы, накрывались сугробами.

Девушка протянула руку, собираясь открыть форточку, и вдруг услышала, как во дворе у соседей слева испуганно и злобно залаяла собака. К ней с визгом присоединился пес из особняка справа.

Фэри выглянула на улицу, пытаясь понять, в чем причина ночного концерта, но не увидела ничего подозрительно. Однако через минуту во входную дверь позвонили.

«Вэнс не мог приехать так быстро», — размышляла девушка, спускаясь по лестнице. Была также надежда, что в сложных межклановых отношениях с Миклошем они тоже разобрались, и он больше не заявится. Во всяком случае, Кристоф обещал это. Да и вряд ли тхорнисхи вспомнили бы о звонке — в последнее время они привыкли входить в ее дом без приглашения.

Паула зажгла светильник в прихожей, открыла дверь и вздрогнула от неожиданности.

На нее в упор смотрели два зеленых раскосых глаза, горящих в темноте. На мгновение повеяло запахом леса и мокрой шерсти, и на свет неторопливо выступил вриколакос. Молодой парень в серой замшевой куртке и таких же брюках. На нем не было обычного ритуального плаща, подбитого волчьим мехом, но на поясе висел нож в берестяных ножнах. Пока девушка удивленно рассматривала гостя, он не с не меньшим интересом таращился на нее.

— Паула Фэриартос… — наконец резюмировал неожиданный визитер.

— Да.

Оборотень кивнул лохматой головой и представился:

— Словен.

В этом не было необходимости — девушка узнала острые черты лица помощника Иована.

— Меня отправили к тебе, чтобы…

— Может быть, зайдешь?

Он взглянул в сторону соседнего дома, где продолжала надрываться лаем собака, и решил:

— Зайду, пожалуй.

Оказавшись в прихожей, вриколакос, как показалось Пауле, принюхался. Потом стряхнул снег с серых волос, засунул руки в карманы куртки, и снова уставился на девушку.

— Во-первых, отец просил передать тебе свою благодарность.

«Занятное начало», — мельком подумала фэри.

— Благодарность? За что?

— За Йохана. — Словен оскалился, и в его довольно приятном теноре послышалось глухое рычание. — Он получил, что заслуживал.

Паула невесело улыбнулась.

— Мне приятно, что я смогла порадовать господина Иована и весь его клан.

Парень шумно вдохнул, видимо собираясь перейти ко второму пункту, и не обратил внимания на приглашающий жест Паулы в сторону гостиной.

— Также он предлагает тебе защиту. В моем лице.

На физиономии Словена мелькнуло выражение величайшего отвращения к подобной миссии, а девушка почувствовала легкое недоумение.

— Прошу извинить меня, но предложение защиты пришло довольно поздно. Я, конечно, благодарна господину Светлову за его заботу, но меня больше не от кого охранять. Тем более, я не понимаю, какую помощь мне можешь оказать ты? Один волк против клана тхорнисхов…

Он злобно сузил глаза, вновь вспыхнувшие зеленым, и прорычал:

— Я не просто волк. Я — сенсор. И тоже не горю желанием служить комнатной собачкой у фэри.

Паула вспомнила свой отчаянный вопрос, обращенный к Леонардо: «Кто защитит меня? Как мне защититься самой?!» Неужели это — ответ? Или с помощью мальчишки-оборотня она должна научиться созерцать? Ведь вриколакос, как никто, умеют растворяться в окружающем мире… Впрочем, быть может, так Александр решил пошутить с ее будущим?

— Одну минуту…

Словен пожал плечами и уселся на корточки, прислонившись спиной к двери. При этом волчий взгляд, которым он смерил Паулу, был не слишком дружелюбным.

«Маэстро. У меня на пороге сидит вриколакос и заявляет, что пришел защищать меня!»

Александр откликнулся сразу, и в голосе учителя послышалась улыбка:

«Думаю, тебе лучше пригласить его в гостиную».

«Мне нужно согласиться на это нелепое предложение?»

«Решаешь ты».

— Хорошо, — сказала девушка вслух и тут же заметила, как физиономия Словена помрачнела еще сильнее. — Ты можешь остаться. Но я не представляю, как ты будешь…

Парень громко фыркнул, с отвращением оглядывая элегантную прихожую:

— Если бы этот коттедж стоял не в городе, я бы жил на улице. Но шавки твоих соседей взбесятся, если будут постоянно чуять меня. Так что придется оставаться здесь.

— Тогда пойдем…

Поднимаясь по лестнице, Паула слышала, как поскрипывают ступени под тяжелыми шагами вриколакоса, и думала, какое лицо будет у Гемрана, когда он увидит в ее доме представителя еще одного клана.

Попав в гостиную, Словен принялся внимательно осматриваться. Паула опустилась в кресло.

— И каким образом ты собираешься меня защищать?

— Я не такой, как Дарэл, но также могу почувствовать опасность, угрожающую тебе. А тот, кто предупрежден заранее — менее беззащитен.

Он уселся на диван, вытянул ноги и вытащил из кармана МР3-плеер.

— Если тебе так не хочется помогать мне, зачем ты согласился?

— Обещал отцу, — нехотя буркнул Словен. — Он считает, что мне полезно общаться с городскими. Это должно усилить мои способности.

— Ясно, — Паула со все большим интересом разглядывала вриколакоса, сосредоточенно распутывающего провода наушников. — Видишь ли, в чем дело. Ко мне время от времени приходят гости. Люди и… не только. Но чаще люди.

— Никаких проблем. — Он пожал плечами, глядя на экранчик своего музыкального устройства. — Можешь сказать им, что завела овчарку.

Фэри вздохнула, начиная осознавать, какие неудобства может доставить ей это соседство.

— Сейчас комната для гостей свободна. Ты можешь занять ее.

— Мне не нужна комната. — Словен вставил в уши круглые шарики наушников. — А также кровать, тапочки и халат. Так что расслабься и не обращай на меня внимания.

Он прислонился затылком к спинке дивана и закрыл глаза.

Пожалуй, это было разумное предложение. Делать вид, будто его нет, заниматься своими делами и потихоньку наблюдать со стороны. Насколько Паула знала, именно такая тактика лучше всего подходит для общения со зверями. И оборотнями.

Хотя Пауле приходилось изо всех сил сдерживать любопытство, она встала, опустила жалюзи на окнах и направилась к выходу. Но у двери оглянулась на вриколакоса, тихо мурлыкающего себе под нос мелодию какой-то этнической песни.

— Ко мне должен скоро придти ученик…

— Вряд ли, — отозвался тот неожиданно.

— Почему?

— Звериное чутье, — ухмыльнулся Словен, явно прочитав ее мысли. Потом зевнул и непринужденно растянулся на диване, сунув под голову кожаную подушку.

…Как ни странно, вриколакос оказался прав. Гемран не приехал. Более того, ученик не отвечал на мысленные призывы, а его телефон был «выключен» или «вне зоны доступа». Вэнс не смог простить ей своей ревности…

Паула проснулась от собственного крика.

Она горела. Лицо, руки все тело… Раскаленный шар солнца качался над головой, поливая землю слепящими лучами. С алебастрового неба лился белый жгущий свет…

«Что с тобой?!» — вскрикнул в голове голос Словена, и в спальню запрыгнул огромный серый волк.

Фэри не могла ответить. Не замечая, что впивается в шелк ночной рубашки, разрывая его, девушка кричала.

…Знакомый до последней аллеи сад был заметен снегом. Мягкие пушистые волны сугробов лежали у стволов старых лип. Мраморные статуи стояли под жгучим морозом, улыбаясь солнцу. А на их обнаженные тела падали отсветы живого огня.

Паула видела человеческую фигуру, объятую пламенем. Лицо, запрокинутое к небу, сведенные судорогой пальцы… Крик, рвущийся изо рта мужчины, был ее криком. А его боль жгла ее.

— Нет! Н-е-т!!

Ослепшая от горя и жгучего прикосновения огня, она бросилась вперед, желая только одного — прекратить эту пытку, остановить, спасти его…

— Алекса-андр!!!

Тяжелые лапы ударили Паулу в грудь, и она упала навзничь, придавленная к ковру весом огромного скалящегося зверя.

— Опусти меня! — закричала фэри. — Он там… под солнцем! Он умирает!

Мраморная нимфа протягивала венок из лавровых листьев, собираясь увенчать им победителя. Охваченная огнем фигура опустилась перед ней на колени.

— Маэстро! Нет! Не надо!!

Он не слышал ее, а если и слышал, не мог ответить.

— Пусти меня! — заорала фэри в оскаленную волчью морду, и Словен неожиданно выпустил ее.

Девушка вскочила, спотыкаясь, бросилась к столу, с грохотом выдернула ящик, разбросав его содержимое по полу. Схватила лист бумаги. Ломая карандаши, принялась лихорадочно рисовать. Заснеженный парк, статуи, огонь…

— Подождите! Сейчас! Я помогу!

Сила, которая была должна заполнять линии, рвалась, ускользала, таяла. Рисунок оставался пустым. Со смертью Паула справиться не могла. Никто бы не смог. Быть может, только Леонардо.

Пламя, бьющее в ее лицо, угасло. Тело учителя медленно осыпалось пеплом.

— Нет… — шептала фэри, продолжая рисовать. — Нет… невозможно.

На ее руку, сжимающую карандаш, опустилась ладонь Словена, заставляя прекратить бессмысленные попытки спасти маэстро.

— Все, — сказал он тихо.

Мраморные статуи, черные деревья и серый пепел как тень на белом снегу. Это было даже красиво.

Паула медленно опустилась на пол, прижалась лбом к ножке стола и закрыла глаза. Из-под опущенных век потекли слезы. Оборотень замер рядом…

Едва стемнело, вриколакос отвез ее к особняку Александра.

Паула сидела в «ламборджини», чувствуя, как ее душа медленно леденеет. Она будто оцепенела, не ощущая ни боли, ни отчаяния. Только где-то на грани сознания сохранялась крошечная надежда на то, что все увиденное — всего лишь дневной бред, и маэстро ждет ее, как всегда, в кабинете с испанским пейзажем за окном.

Машина остановилась возле кованой ограды. Словен открыл дверцу, помогая девушке выбраться. Ветер осторожно перебирал волосы на ее непокрытой голове и холодил щеки.

Паула бежала по узкой дорожке, ведущей от калитки в глубину сада. За спиной негромко поскрипывал наст под ногами вриколакоса.

Вот, слева, несколько ледяных скульптур. Они переливались под светом фонарей, словно вырезанные из огромных кусков хрусталя. Миниатюрный дворец, раскидистый дуб — точная копия дерева, стоящего рядом, лебедь… За густыми кустами жасмина — широкая чаша выключенного на зиму фонтана.

Тропинка свернула, показались белые колонны одного из портиков. Фэри остановилась, собираясь с силами, чтобы сделать следующий шаг…

Статуи смотрели на нее слепыми мраморными глазами. На их тела падали кружевные тени ветвей. Бархатная темнота укрыла сугробы. Темное небо искрилось волшебными ночными огнями, и нимфа в венце из сверкающих звезд над головой казалась царственно прекрасной.

Паула медленно опустилась на колени у ее ног.

Тонкий слой пепла не разметал ветер, и не засыпала пороша. Девушка протянула руку, касаясь пальцами серых хлопьев, таких же холодных, как снег. В ее голове звенела одна-единственная мысль: «Кто?.. Кто убил его?»

— Я ничего не чувствую, — произнес Словен, тихой тенью вставший рядом.

Прошло много времени. Вокруг уже несколько минут звучали встревоженные голоса, испуганные вопросы, гневные возгласы. Вскрики, громкий шепот, несколько всхлипов. И только Паула, никого не замечая, молча продолжала смотреть сухими глазами на то, что осталось от учителя.

«Он защищал всех нас, а себя — не смог. Его некому было защитить». В ее судорожно сжатом кулаке, обжигая кожу, таял снег, смешанный с пеплом. Фэри казалось, что горе отнимает у нее голос и мысли, все ниже пригибает к земле. Непосильная ноша для ее плеч. Она не знала, не могла подумать, что Александр занимал так много места в душе. Без маэстро там осталась одна пустота и крошечная искорка отчаяния, теряющаяся в ней.

За спиной послышались торопливые шаги. Кто-то шел, расталкивая всех, попадающихся на пути. Остановился возле девушки, схватил за плечи, рывком поднял и крепко прижал к себе.

— Паула, тебе не нужно здесь быть, — произнес над ухом знакомый, хрипловатый голос. — Пойдем.

«Гемран», — устало подумала фэри. Она нетерпеливо шевельнула плечами, чтобы освободиться, но музыкант не выпускал, продолжая настойчиво тянуть за собой. И она сама не заметила, как позволила увести себя. Все дальше и дальше от белых статуй, с ледяным равнодушием взирающих на пепел у своих постаментов.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:34 | Сообщение # 29

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 26 Судья

Родственники это всего лишь скучнейшая группа людей, которые не имеют даже отдаленного представления о том, как нужно жить и ни малейшего чутья насчет того, когда нужно умирать.
Оскар Уайльд. Как важно быть серьезным.
21 января Дарэл Даханавар

Меня разбудил громкий тревожный голос.

— Дарэл. Проснись! Дарэл!

Я открыл глаза и увидел испуганное, бледное лицо Виттории.

— Что случилось?

— Отец! Ему плохо! Он зовет тебя… Пожалуйста, скорее!

Ревенант лежал на диване в кабинете. Рубашка на его груди была распахнута, кожа покрыта липким потом, вокруг глаз выступили черные круги, дыхание со свистом вырывалось из перекошенного рта. В воздухе плавал густой запах валокордина. Отголосок чужой боли рванул мою грудь, но я тут же отключился от нее. Сердечный приступ.

— Скорую уже вызвали, сейчас они… — залепетала Виттория, но я не слушал ее. В моей голове зазвучал голос ревенанта.

— Дарэл… смотри… посмотри…

Влажные холодные пальцы попытались сжать мое запястье, и я увидел картину, всплывающую в его памяти.

Темная улица залита дождем. У мусорных баков стоит темно-синий «бентли». Из открытого окна со стороны сиденья водителя вылетает красный огонек сигаретного окурка. Дверца открывается и из машины вылезает высокий мужчина. В темноте я очень ясно вижу глаза, светящиеся яркой зеленью.

Вольфгер Владислав. Пропавший глава клана Кадаверциан.

Он неторопливо идет по улице, сунув руки в карманы плаща, а ему навстречу из подворотни уже выступают вооруженные люди. И, спустя мгновение, падают мертвыми.

Некромант наклоняется над одним из них.

И тут из-за стены выходит мальчишка лет десяти. Тот самый, что рвал книгу у себя в комнате. Юный ревенант. На лице его я читаю злобную решимость…

— Меня использовали, — услышал я шепот судьи.

— Кто?

— Я заблокировал силу… Вольфгера, чтобы он не мог… защититься. Я… ошибся.

— Кто это был?!

Я пытался разглядеть в плывущей картине тех, кто стоял рядом с ревенантом, но не мог. Он больше не вспоминал. Он думал о дочери.

— Помоги Виттории… чтобы она не совершила ошибку.

— Я помогу.

— Сегодня Совет… Не оставляй ее.

Судья хотел сказать что-то еще, но на его мысли наползла темнота. Дрожащий огонек сознания потух.

Где-то в доме тоскливо завыла собака…

Виттория рыдала, свернувшись клубком в своей синей комнате на синем диване. Я подошел, сел рядом.

— Уйди, — прошептала она прерывающимся голосом. — Уйди, пожалуйста.

Я молча подал ей мобильный. Девчонка вытерла мокрые глаза, взглянула на экран и спустя мгновение прижала трубку к уху.

— Да, Лориан…

Они говорили недолго, мой друг не мог утешить ее, но все же от его участия ей становилось легче.

— Нет, приезжать не надо. Со мной Дарэл… Спасибо тебе… да, я тоже.

Она выключила телефон, вернула мне его и снова отвернулась к стене.

— Сегодня Совет, — сказал я негромко.

— Что? — девчонка повернула ко мне опухшее от слез лицо.

— Сегодня Совет и на нем должен быть Судья.

Несколько мгновений она тупо смотрела на меня, потом начала понимать, и в ее глазах отразился мгновенный ужас.

— Нет… Нет! У меня отец умер! Какой еще совет?!

— Ты ревенант, и ты должна быть на Совете кланов вместо него.

Она отчаянно замотала головой, вцепилась в подлокотник дивана.

— Я не пойду! Мне плевать на ваши кланы! Я не хочу!

— Ты должна.

— Дарэл, я не могу. Они не станут меня слушать.

— Я буду рядом. Я стану читать их мысли и передавать тебе. Подскажу, если ты что-то забудешь.

— Я боюсь.

Я крепко взял ее за плечи, заставляя смотреть себе в глаза.

— Ты должна.

— Может быть… перенести Совет.

— Совет не переносят.

Она зажмурилась, закусила нижнюю губу, сжалась, собирая все силы. Потом открыла глаза и произнесла низким от слез голосом:

— Что мне делать?

— Сначала просмотрим документы.

Несколько оставшихся часов мы сидели над бумагами. Они немного отвлекли Витторию от ее горя, но пару раз губы девочки начинали дрожать, и на листы падали слезы. Но она снова заставляла себя не думать об отце.

— А если я приму неправильное решение?

— Начнется война.

Она слабо улыбнулась и повторила ту фразу, которую я уже однажды от нее слышал:

— Ты умеешь внушить уверенность.

— Что бы ты ни говорила, делай это твердо. Не поддавайся на провокации. И не оглядывайся на меня.

Виттория молча кивала, слушая мои наставления. Старалась все запомнить. А меня не оставляло неприятное ощущение, что этот Совет придется проводить самому. И решения юного неопытного Судьи будут зависеть лишь от моего представления о справедливости.

От работы я отвлекся только один раз. Полистал картотеку ревенанта. Нашел всех более-менее значимых представителей кланов.

— А где портрет Доны Кадаверциан? — спросил я, не обнаружив изображения вилиссы.

— Висит у Валентина в комнате, — не поднимая головы, ответила Виттория. — По-моему, этот идиот влюблен в нее.

Когда пробило одиннадцать, я поднялся из-за стола:

— Пора. Иди, собирайся.

На Витторию накатила новая волна паники.

— Уже… но… я даже не знаю что надеть!

За несколько минут я переворошил все ее вещи.

— Этот костюм подойдет. Одевайся. Я жду тебя в машине.

За дверью зала Совета разливалась нервная напряженность, слышались негромкие голоса.

Я посмотрел на бледную и решительную Витторию. Она выглядела так, словно собиралась прыгнуть в воду с десятиметровой вышки. Мельком ответила на мою одобряющую улыбку и кивнула, показывая, что готова. Я распахнул перед ней дверь и девушка, высоко подняв голову, первый раз в жизни вошла в красно-золотой зал.

Взгляды всех присутствующих немедленно обратились на нас. Виттории «повезло». Сегодня собрался весь цвет ночного общества. Миклош Тхорнисх, вольготно расположившись в кресле, довольно щурился, словно сытый кот, и насмешливо поглядывал на Амира Асимана. Тот излучал волны раздражения, вспоминая недавнюю беседу с ревенантом, и гневно раздувал тонкие ноздри. Рамон Вьесчи внимательно посматривал по сторонам, его мысли и чувства были окрашены неожиданно яркими, хотя и сильно расплывчатыми эротическими видениями.

Фелиция ответила на мой взгляд невозмутимо-любезной улыбкой, но ее глаза остались ледяными, также как и мысли.

Иован Вриколакос был хмур и предельно сосредоточен.

За дальним концом стола я увидел Кристофа. Подле него сидела Дона, ее волосы блестели в свете ламп, словно серебряный шлем.

Александр — неизменный участник всех советов — отсутствовал. Но рядом с вилиссой задумчиво курил сигару Иноканоан. Сегодня он пришел без сестры. Впрочем, с меня было достаточно и одного лигаментиа. Кристоф уже рассказал мне о появлении клана Иллюзий, и теперь я видел его главу в реальности. Внешне он казался обыкновенным парнем лет шестнадцати. Нелюдимым, замкнутым, с претензией на оригинальность. А внутренне…

Вокруг Иноканоана плавали целые стаи мутных образов. Пытаясь прочесть одно малопонятное воспоминание, я тут же увязал в другом, а на него наслаивалось третье. И в какой-то момент мне показалось, что передо мной не живое существо, а всего лишь рой не связанных друг с другом мыслей и ощущений. Единственное, что я уловил очень четко — ощущение удовлетворения. Лигаментиа был доволен оказаться здесь. Ему нравилось находиться среди братьев и наблюдать за ними. Значит, я все же мог его «читать», хотя и с трудом.

Я оторвался от созерцания лигаментиа и перевел внимание в зал. Все присутствующие пристально смотрели на меня и мою спутницу.

— Доброй ночи, господа, — произнес я фразу, с которой ревенант обычно всегда начинал Совет. — С прискорбием вынужден сообщить вам, что господин Белов умер сегодня вечером. — Я сделал паузу и обвел взглядом родственников, ошеломленных этой новостью. — Представляю вам Витторию Корвинус — вашу новую Судью.

Кресло, которое я отодвинул, чтобы помочь девушке сесть, скрипнуло ножками по полу в полной тишине. Недоумение, возмущение, негодование, смешиваясь, поползли по залу. От кадаверциан веяло каменным спокойствием. От вриколакоса — глубокой задумчивостью.

Первым пришел в себя Амир.

— Очаровательно, — протянул он с ядовитой насмешкой. — Надеюсь, все присутствующие понимают, что происходит? Нам нагло подсовывают марионетку под управлением клана Леди.

Я ожидал чего-то подобного. Поэтому встал и поднял руку, призывая к вниманию:

— Я больше не Даханавар. Со вчерашнего дня я принадлежу семье Корвинусов.

— Если ты думаешь, что асиман станут выполнять волю сопливой девчонки, то глубоко заблуждаешься, — прошипел Амир, излучая ненависть и отвращение.

Пальцы Виттории крепко вцепились в подлокотники кресла, мысли заметались в поисках нужного ответа. А я произнес то, что должна была сказать она:

— Тогда вы можете выйти из состава Совета, Амир.

— И твой клан станет отверженным, — подал голос Рамон. — Помню, нечто подобное произошло с Обайфо. Последствия их бунта нам всем известны.

Ревенант, ободренная неожиданной поддержкой, слегка расслабилась, но я мысленно призвал ее не обольщаться благородством негоцианта.

Миклош величайшим усилием воли поборол желание выразить негодование от всего происходящего с помощью гневного крика, улыбнулся и посмотрел на Фелицию.

— Быть может, уважаемая Леди объяснит нам, в чем причина неожиданного возвышения ее воспитанника.

Мормоликая ответила тхорнисху не менее пленительной улыбкой:

— По всей видимости, мне стоит объяснить еще раз. Дарэл больше не входит в семью Даханавар. Мы не можем нести ответственность за его поступки. Он волен сам распоряжаться собой. Я была уверена, что на прошлом Совете мы выяснили этот вопрос. Но, видимо, ошиблась. Клан Нахтцеррет все еще пребывает в неведении.

Скулы Миклоша побелели, но нахттотер сдержал едкое замечание.

Виттория крепче вцепилась в подлокотники и произнесла менее спокойно, чем было нужно:

— Если у кого-то еще есть возражения против моей кандидатуры на роль Судьи, он может заявить об этом.

— У меня есть возражения. — Рамон смотрел в полированную поверхность стола, и радужная дымка в его чувствах сменилась каркасом железобетонной твердости. — При всем моем уважении к семье Корвинусов, вы слишком молоды, неопытны и необразованны. Кроме того, меня настораживает Дарэл в роли вашего советчика. Пусть он изгнан из клана, но даханавар остается даханаваром.

Виттория растерялась. Не ожидала, что вьесчи, только что поддержавший ее, выступит против. Краем глаза, я видел, как Дона что-то шепнула Кристофу на ухо. Тот отрицательно покачал головой.

— Уважаемый Рамон, — сухо произнесла Фелиция. Ее аналитический ум работал изо всех сил, пытаясь как можно быстрее найти решение неожиданной проблемы. — Я тоже не в восторге от всего происходящего. И была бы счастлива, если бы вы подсказали иной выход из создавшегося положения. У нас нет другого Судьи.

Вьесчи изобразил на лице сдержанное сожаление, однако спорить не стал.

— Распустить Совет, — заявил Амир, сверкая глазами и рубиновыми перстнями. — Прекратить этот фарс.

— Молодость не порок. — Миклош в притворной задумчивости погладил набалдашник трости и покосился на Иноканоана, рассматривающего сигару. — В умелых руках она может принести много полезных плодов.

— Вот именно! В умелых! — Асиман скрестил руки на груди и смерил меня ненавидящим взглядом.

— Мне очень жаль, — произнес Иноканоан, медленно поворачивая голову и глядя на Витторию холодными ультрамариновыми глазами. Юная ревенант внутренне сжалась под этим пронизывающим взглядом. — Молодость молодости рознь. Для нашего клана она уже слишком стара. Но для роли Судьи — слишком юна.

— Ну, вот еще один голос здравого смысла! — довольно воскликнул Амир, явно не замечая, как нелепо звучит эта фраза применительно к лигаментиа.

На секунду я оторвался от созерцания внутреннего мира Иноканоана. Глава клана Иллюзий посмотрел на меня внимательнее, и смутные образы вокруг него заклубились сильнее.

— Хорошо, пусть Виттория недостаточно опытна для того, чтобы принимать объективные решения, — сказала Фелиция, намеренная отстаивать свою позицию до конца. — Но у всех нас достаточно разума для того, чтобы договориться.

— У меня предложение, — со злобным весельем заявил Миклош. — Давайте сделаем Судьей леди мормоликаю. Она будет великолепно смотреться на троне ревенанта вместе со своим телепатом.

— Встречное предложение, — отозвался я. — Давайте предложим эту почетную роль господину Бальзе. Он-то знает, как именно следует управлять всеми нами.

«Слишком разговорчив стал, щенок», — подумал тхорнисх не глядя на меня, но зная, что я услышу его мысль.

Иован придвинулся ближе к столу, кресло скрипнуло под его тяжестью. Задумчиво покачал косматой головой:

— Без Судьи мы все попытаемся перегрызть друг другу глотки. Но она еще совсем ребенок. Будет искать помощи у взрослого. Может сделать только хуже.

Виттория нервничала и отчаянно ждала от меня поддержки, подсказки, как себя держать. Она не ожидала такого ледяного приема со стороны кровных родственников. Но я молчал, с интересом ожидая, когда выскажутся все.

— Фелиция права, — негромко сказал Кристоф, и взгляды всех присутствующих мгновенно обратились на него. — У нас нет другого выхода. Если мы не хотим отказаться от всех обязательств и начать новый передел мира.

Колдун был уверен, что я все равно буду пытаться навязывать девочке свое мнение и представление о ночном мире. И в принципе не возражал. «Даханавар все равно будет лоялен к интересам своих друзей», — прочитал я в его мыслях. Но колдун был против неопытной Судьи, видевшей вампиров лишь на картинках. Вся его кадаверцианская сущность восставала против того, чтобы подчиняться бледной от волнения девчонке, сидящей перед нами словно на сложном экзамене.

— Мы много наслышаны об отношениях, связывающих всеми уважаемого Кристофа Кадаверциана и Дарэла Даханавара, — многозначительно начал асиман, — и решение мастера Смерти, несомненно, продиктовано ими.

— Неужели? — некромант подался вперед, изображая величайшую заинтересованность. — В ваших устах это звучит чрезвычайно интригующе. Позвольте узнать, какие именно отношения связывают меня с Дарэлом?

Дона опустила голову, чтобы скрыть улыбку. А Кристоф продолжал с искренним интересом рассматривать Амира.

— Я узнал, что долгое время он провел в твоем доме, — сухо ответил тот, раздраженно глядя на некроманта.

— Вот в чем дело. — Кадаверциан откинулся на спинку кресла. — Клан Даханавар уже обвинили в манипуляциях новым Судьей, теперь очередь кадаверциан. Давайте вспомним, с кем еще Дарэл вступал в контакты? Помнится, какое-то время он гостил у асиман, не по своей воле, конечно. Но, кто знает, как это повлияло на его восприятие действительности. Быть может, он воспылал тайными дружескими чувствами к вашему клану, Амир?

В зале раздалось несколько сдержанных смешков, слегка разрядивших напряженную обстановку.

— Но я не уверен, — продолжил Кристоф уже менее беззаботным тоном, — что кто-то из присутствующих станет добровольно выполнять распоряжения юной леди.

— А я не уверен, что она вообще способна их отдавать, — угрюмо заметил Миклош.

— Отчего же?! Способна! — едко отозвался Амир. — Когда Дарэл, мысленно посоветовавшись с господином Кристофом и своей наставницей, нашепчет ей на ушко, что делать.

— Послушайте! — сказала Виттория неожиданно для меня самого. — Не важно, сколько мне лет. Как выгляжу и к какому полу принадлежу. Я знаю свою задачу. Ревенант всегда был гарантом мира между кланами. Он гасил все конфликты. Помогал найти правильное решение…

— Может быть, вы-то и знаете, — с легким пренебрежением заметил тхорнисх, — но не телепат, сидящий за вашим плечом.

— Господа, скажите мне одно, — Фелиция посмотрела на всех присутствующих по очереди. — Неужели вы все хотите возвращения междоусобиц?

— Мира между нами не было никогда, — с легкой ироничной улыбкой заметил Рамон. — Война шла постоянно.

— Но скрытая! Без массовых кровопролитий.

— Думаю, Леди слегка сгущает краски, — с притворным благодушием сказал Миклош. — О каких кровопролитиях идет речь? Никто не собирается устраивать бойню на улицах Столицы.

— Пока не собирается. — Я успел прочитать картинку, мелькнувшую в голове тхорнисха. — Но эта мысль кажется некоторым очень привлекательной.

Целенаправленное проклятье Бальзы ужалило меня, словно оса, но я не обратил на него внимания. Голос Фелиции зазвучал с настойчивой убедительностью. Словно она говорила с неразумными учениками, пытаясь удержать их от ошибки.

— Эта девочка — хоть какой-то шанс для нас сохранять нейтралитет.

— Юная белая голубка с оливковой ветвью в клюве, — ехидно сказал Миклош.

Дальше я не стал слушать. Я смотрел на гневно раздувающегося Амира и вдруг почувствовал, что перестаю понимать его мысленные злобные комментарии по отношению ко всем присутствующим. Я ощущал только его магию.

Не думал, что бывает столько разновидностей огня. Едва тлеющий, стелящийся по земле, закручивающийся высокими столбами, ревущий от бешенства и мягко шелестящий. Красный, белый, желтый, багровый, синий. Адская топка и нежное тепло. Я погружался в них, чувствуя, как пламя течет через меня, тайком пробирается в мою душу и надежно устраивается там.

На несколько мгновений мне показалось, будто я выпадаю из реальности. Все вокруг окрасилось огненными вспышками. Каждый из кровных братьев излучал свой собственный жизненный свет. Кто больше, кто меньше. Ярче всех «светился» Иован. Кристоф едва «тлел». Виттория рядом со мной вспыхивала неровно. У Фелиции в области солнечного сплетения пылал огненный клубок, а голова оставалась ледяной. Вокруг Иноканоана плясали красные искры. Рамон был наполнен равномерным теплом, не сильным и не слабым. А сам асиман был похож на факел.

Более того, каждый предмет в зале излучал сияние. Стол хранил память о тепле дуба, из которого его сделали. Гобелен на стене помнил о жизненной силе мериноса, из чьей шерсти его соткали. В подсвечниках скользили отсветы металла…

А я мог «захватить» огонь каждого и заставить его вспыхнуть еще ярче, настолько ярко, что он испепелит своего обладателя.

Какой великолепной магией ты обладаешь, Амир!

Асиман дернулся, словно от укола, пристально взглянул на меня, но я уже отвел взгляд, приходя в себя.

— А вот и клан Искусства пожаловал, — елейным голосом произнес Миклош, и я увидел Паулу, стремительно входящую в зал.

Появление юной фэри на Совете было более чем необычно. И этого мнения, похоже, придерживались многие из присутствующих.

— А где уважаемый Александр? — продолжил допытываться тхорнисх. — Неужели он не почтит нас своим вниманием?

— И у тебя хватает наглости спрашивать об этом?! — неожиданно произнесла девушка громким, дрожащим от ненависти голосом.

Бальза опешил от подобной дерзости со стороны ученицы Александра, а на меня накатила волна ее боли и отчаяния. Паула произнесла с ядовитой почтительностью ко всем присутствующим:

— Позвольте сообщить вам, господа. Клан Фэриартос избирает нового главу.

Нахттотер хмыкнул и саркастически поинтересовался:

— Это тебя, что ли?

— Что с Александром? — с подлинной тревогой спросила Фелиция, перебивая шелест голосов, поплывший по залу.

— Мертв! — крикнула Паула и гневно указала на Миклоша. — Он убил его!

— Что за чушь!? — рявкнул тот, искренне изумленный этим обвинением.

— Ты отомстил ему за Йохана, не так ли? И за меня тоже?! — прошипела Паула, сжимая кулаки. — Как ты мог?! Из-за своего грязного бешеного пса ты уничтожил величайшего художника в мире!!!

Я чувствовал, что еще немного, и Виттория впадет в отчаяние. Она уже давно потеряла возможность взять происходящее под свой контроль. Но меня это не тревожило. Я с нетерпением ждал развязки, словно передо мной разыгрывался последний акт захватывающего спектакля.

— Он был великодушнее тебя в тысячи раз! Он был выше и благороднее любого из присутствующих здесь!!

— Кто-нибудь угомоните эту истеричку, — Миклош начал злиться всерьез, хотя и делал вид, что все еще сохраняет спокойствие. — Иначе война начнется прямо сейчас.

— Миклош не убивал Александра, — произнес я, читая мысли Бальзы. — Даже не думал об этом.

— Неужели?! — фэри злобно прищурилась, не веря ни одному моему слову. — Ни у кого, кроме тхорнисха, не было причин для убийства маэстро!

Она стремительно подошла к столу, села рядом с Фелицией и с вызовом посмотрела на нахттотера.

— Я не удивлюсь, если смерть ревенанта — также дело его рук! Избавляешься от всех, кто тебе мешает? — в последнее слово она вложила максимум ядовитого презрения.

— Все! Хватит! — Миклош стукнул концом трости по полу. — Амир прав. Это собрание теряет всякое подобие смысла. Официальное заявление, господа. Клан Нахтцеррет выходит из состава Совета.

— Клан Асиман присоединяется, — с торжествующей злобой сказал Амир. — И попробуйте нас остановить.

— Ревенант всегда был стержнем, вокруг которого строились отношения между кланами. — Иноканоан поднялся и сунул в карман потушенную сигару. — Теперь этого стержня нет. Все разваливается. И у нас нет желания стоять под камнепадом.

Он развернулся и пошел к выходу.

Рамон достал электронную записную книжку и несколько секунд смотрел на свои записи:

— У меня нет ничего личного по отношению к новому ревенанту. Но будет лучше, если она войдет в этот зал лет через двадцать без сопровождения Дарэла. И на ее лице не будет такого испуганного выражения.

— Господа, предлагаю распустить Совет, — сказал Амир и добавил, улыбаясь ехидно. — Временно, естественно. Кто «за»? Большинство. Я так и думал. Всего хорошего, уважаемые родственники.

Я молча смотрел, как они уходили. Асиманы, тхорнисхи, вьесчи, вриколакос…

— Надеюсь, мы не станем основывать свое собственное общество отверженных? — с усмешкой осведомился Кристоф, поднимаясь. — Пребывание кадаверциан в составе Совета было не дольше, чем у лигаментиа. В этом есть нечто символичное, не находите? Паула, подвезти вас?

Фелиция ушла последней. На мгновение остановилась на пороге, посмотрела на меня, но, так ничего и не сказав, закрыла за собой дверь…

— Зачем ты это сделал?! — кричала Виттория через полчаса, стоя посреди своей синей комнаты. — Ты же знал, что все бесполезно! Знал, да?! Я выглядела полной дурой! Я двух слов не могла сказать! Зачем ты заставил меня? Ты же сам все развалил!

Я почти не слушал ее. Голова звенела от чужих голосов. За последние тридцать минут я получил с десяток деловых предложений. Главы кланов, включая даже ненавидящих меня асиман, пытались заполучить к себе на службу телепата.

— Вот что, — Виттория, немного успокоившись, подошла ко мне, в глубокой задумчивости сидящему на ее диване. — Ты все равно будешь подыгрывать своим друзьям. А я должна быть лишена симпатий и привязанностей, иначе не смогу быть справедливой. Ты мне нравишься и я, хочу этого или нет, стану прислушиваться к тебе. Мне захочется помочь твоим товарищам, твои интересы станут самыми главными… Ты уже пытаешься управлять мной. А так не должно быть. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Пусть через десять лет, пусть через двадцать, но я стану все делать сама. Так что уходи.

— В тебе заговорила кровь Корвинусов, — пробормотал я задумчиво и, оставив девчонку в одиночестве, отправился на поиски ее матери.

Госпожа Белова выглядела растерянной и потерянной. Никак не могла понять, что ее могущественного мужа больше нет. Она бродила по гостиной, переставляя с места на место вазы с цветами, и, увидев меня, слегка оживилась.

— Господин Эриксон, как хорошо, что вы дома, я хотела, чтобы вы помогли мне…

Она ожидала от меня слов соболезнования и готовности выполнять все ее распоряжения, но вместо этого я крепко взял женщину под руку, усадил в кресло и сказал:

— Увозите Витторию. Совет распался. Закрыт большинством голосов. Нас больше ничто не сдерживает от междоусобной войны. И теперь каждый из кланов может поступать, как считает нужным. Над ними больше нет Судьи.

— Я не понимаю… — она снова попыталась спрятаться от реальности в своем «незнании» о существовании вампиров.

— Все вы понимаете. У асиман и тхорнисхов развязаны руки. И я не уверен, что девочка уцелеет. Вам есть где укрыться?

— Думаю да, но…

— Желательно, чтобы это было место, где много солнца и очень короткая ночь.

Она вгляделась в мое лицо, не понимая, шучу я или говорю серьезно.

— Поезжайте сейчас. Не тяните.

— Хорошо, — прошептала она. — А вы не поедете с нами?

— Нет.

Госпожа Белова вздохнула, собираясь с силами, затем поднялась решительно и, спустя минуту, я услышал ее властный голос, звучащий в глубине дома:

— Валентин! Виттория! Мы уезжаем! Немедленно!

Я сел на ее место и стал слушать суету, сопровождающую поспешные сборы: тревожные вопросы девочки, гневные вопли ее брата, наотрез отказывающегося ехать куда бы то ни было. Похоже, вот так, мимоходом, сам до конца не понимая этого, я стал свидетелем и соучастником смены эпох. Разумное содружество кровных братьев закончилось. Интересно, кто начнет войну первым?

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна

Дата: Пятница, 06 Янв 2012, 16:38 | Сообщение # 30

Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Глава 27 Медуза

Тайна жизни состоит в том, чтобы не испытывать чувств, которые тебе не к лицу.
Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания.
24 января

Во время путешествий Хранья любила смотреть в окно. Таким образом она изучала мир. Сестре господина Бальзы было не важно, где находиться — каждый прожитый на свободе день приносил ей новые открытия и награждал новыми впечатлениями. Это искупало многовековое пребывание под арестом в Которе, под присмотром соглядатаев брата.

Она возненавидела город, зажатый между Адриатическим морем и горами, в первое же мгновение прибытия. В нем практически не было свободной Силы, а кровь жителей даровала не жизнь, а существование. Гавань, крепостная стена, собор Святого Трифона, разномастные церкви, гудящий порт, галдящий за стеной рынок и вонючие ямы — это была вся география скудного поселения. А еще здесь приходилось терпеть душные ночи, тошнотворные деревенские карнавалы, шаткие пристани и тощих бродячих собак. В этом маленьком болоте Хранье с соратниками довелось влачить жалкое бытие почти тысячелетие.

Им пришлось ограничивать себя во всем. В свободе, магии, пище. Не так просто охотиться почти двум десяткам кровных братьев в небольшом городке. Они не раз и не два рисковали быть замеченными. И выжили только благодаря присутствию порта, в котором, если искать достаточно долго и тщательно, удавалось найти пропитание — заезжего матроса, купца или паломника…

Они были отрезаны от привычной жизни, изолированы от новостей, и веками не знали, какие дела творятся в других кланах. Сидя по подвалам, словно крысы, они могли лишь мечтать об удобном случае для побега и практиковаться в магии.

Только надежда заставляла их сцепить зубы и продолжать существовать дальше. Год за годом, по крупицам, они собирали силу, копили знания и опыт, терпеливо ожидая возможность обрести свободу.

Когда им удалось вырваться, Хранья, увидев, как сильно и безвозвратно изменился ее мир, начала новую жизнь. Без труда адаптируясь к переменившимся условиям.

Миклош думал, что знает ее. Все думали, что знают — беспомощную, страдающую от гонений злобного брата, одинокую, мечтающую превратить чудовищный клан Тхорнисх в благородную, достойную семью…

Хранья сжала кулаки, глядя на мелькающую за окном Столицу. Ледяной ветер, от которого собратья ежились, ей хотелось ощущать всей кожей. Казалось, обжигающие пальцы выдирают из нее остатки липкой духоты Котора.

«О, боги, как я же соскучилась по снегу!»

Миклош полагал, будто сестра мечтает возродить Десять Гласов лишь потому, что сама не в состоянии принимать верные решения, или в память о Луции. Глупец! Он всегда был прям, как осиновое бревно. Он не видел тонкости политической игры, в которой твой голос, как бы юн ни был, все равно — решающий. Брат не чувствовал наслаждения, с которым можно разделять и властвовать. Не понимал великолепия спектакля, в котором марионетки будут покорно дергать руками и ногами, повинуясь движению одного твоего пальца.

Хранье нужны были Десять лишь для того, чтобы стравливать их друг с другом. Заставлять ненавидеть, презирать, добиваться ее внимания и поддержки. Она искренне считала брата недоумком. Сколько раз в изгнании, рыдая от злости на груди Альгерта, она заочно обвиняла Миклоша в том, что тот погряз в мелких сварах и тратит время на пустяки, что его развлечения всегда были тупы и примитивны. Глупое пиликанье на виолончели и пачканье красками холстов! Как можно убивать на это годы, когда вокруг — живые люди и кровные братья.

Но даже Альгерт не догадывался, что за внешностью хрупкой, благородной блондинки скрывается жестокая, властолюбивая, коварная сущность. Хранья обладала той самой уникальной способностью, которую глупцы называли двуличностью, а сама она — гибкостью души. Она могла приспособиться ко всему. Ко всем. Сыграть любую роль, глядя на себя будто со стороны. Она сама была режиссером и сценаристом своих маленьких виртуозных постановок. Быть может, если бы она родилась в просвещенной Европе, то стала великой актрисой. Но она появилась на свет в грязном племени на заре времен и получила в довесок никчемного брата.

— Нахттотерин, где остановить машину? — почтительный голос Альгерта отвлек ее от раздражающих размышлений.

— Сразу за мостом.

Первый помощник давно и крепко увяз в силках Храньи. Он видел, как благородная госпожа в аскетическом самопожертвовании спит едва ли не на голых досках и с ночи до утра проводит время в совершенствовании искусства магии и тренировках с мечом. Иногда ее прекрасные глаза туманятся, видимо воспоминаниями о прекрасном, потерянном прошлом. И бывший рыцарь, вновь потрясенный ее мужеством, готов целовать руки «нахттотерин» и зубами рвать глотки ее врагов.

— Вы думаете, он нам поможет? — на лице мужчины появилось сомнение.

— Я не знаю, — она застегнула последнюю пуговицу на своей куртке и повязала на шею лохматый мохеровый шарф. — Но у нас ведь теперь нет выбора, правда?

Хранья изобразила печальную улыбку, и Альгерт, конечно же, воспринял ее как горькую реакцию на воспоминание о Миклоше. А девушка тут же до боли прикусила нижнюю губу. На месте брата она бы убила, не задумываясь. Тогда, в день Нового года. А он снова начал вспоминать прошлое и просить одуматься. Конечно, как можно уничтожить сестру, которая смотрит на тебя отражением твоих глаз, плачет и произносит красивые, благородные слова. В душе Хранья торжествовала: «Как он был слепцом, так и остался, дурак. И он любит меня до сих пор!»

Машина свернула с Кремлевской набережной, миновала развязку и оказалась в пробке на Большом Каменном мосту. Водитель выругался.

— Не нервничай, Лазарь, — успокоила его Хранья. — Мы никуда не торопимся.

— Это надолго, нахттотерин. Впереди крупная авария.

— Ну, раз так, пройдемся пешком. Тут недалеко.

— Подгони машину к его дому, — отдал распоряжение Альгерт и, выбравшись на улицу, придержал дверь для нахттотерин.

Девушка повесила на плечо кожаный рюкзачок и, спрятав руки в карманы, пересекла дорогу, на которой раздраженно гудели стоящие в пробке автомобили. В трех шагах за ней неотлучными сторожевыми псами следовали Альгерт, Ульрих и Розалия.

Несмотря на сильный мороз и поздний вечер, улицы Столицы были полны людей. Хранья миновала веселую стайку девиц под ручку с молодыми людьми, спешащих в кинотеатр, где вот-вот должен был начаться новый фильм. Возле места аварии стояли водители и крутились зеваки. Один из идущих навстречу мужчин, вооруженный пивом и отмеченный татуировкой на лысом черепе, засмотревшись на покореженные машины, едва не врезался в Хранью. Ей пришлось отступить к перилам моста, чтобы пропустить грубияна и успеть дать знак озверевшему Альгерту не чинить человеку неприятностей.

— Ваш брат сбросил бы его вниз! — все еще с яростью в голосе произнес помощник.

Хранья представила, как было бы приятно собственными руками свернуть молодому наглецу шею, и грустно улыбнулась:

— Иногда я начинаю думать, что ты так ничему и не научился, мой друг.

— Нахттотерин, я…

— Знаю, Альгерт, — она вздохнула, окинув взглядом заснеженную, закованную в лёд реку и яркий Кремль. Этот город так и не стал принадлежать ей из-за проклятого Миклоша. — Ты хочешь, как лучше. Но иногда излишняя агрессия может увести на путь, с которого трудно вернуться. Порой ты забываешь об этом.

— Простите. Вы, правы, разумеется. Убивать этого смертного было ни к чему.

— Я рада, что мы оба понимаем это. Пойдем. Здесь прохладно.

Они прошли заиндевевший Большой каменный мост. Остановились у перехода, дожидаясь зеленого света, и оказались возле сквера, разбитого на Болотной площади. Невысокие круглые фонари светили так ярко, что не оставляли ночным теням ни малейшего шанса на существование. Снег сверкал, точно россыпи драгоценных камней, и скрипел под подошвами ботинок. Хранья с жадностью набрала полную грудь ледяного воздуха, но тут же поежилась, подула на остывшие пальцы и натянула шарф до носа. Морозы в этом году были нешуточные.

Сквер кончился, и тхорнисхи оказались на набережной, возле неширокого рукава реки. На правом берегу застыли в ледяном плену затянутые брезентом старые баржи. Еще дальше, почти рядом с автомобильным мостом — стояли на швартовых два потасканных временем частных катера.

Изогнутый неправильной подковой пешеходный Горбатый мост с ребрами-ступеньками по краям и велосипедной дорожкой в центре был младшим уродливым братом железнодорожного красавца, располагавшегося в шести сотнях метров ниже по течению.

На Кадышевской набережной, в отличие от других частей Столицы, народу было немного. Третьяковская галерея к этому времени уже закрыта, а редкие прохожие спешили по домам, подальше от продуваемой ледяным ветром реки.

Хранья безошибочно нашла трехэтажный особняк Кристофа, прошла в открытую калитку, миновала палисадник. Ступени высокого крыльца вели к дубовой двери с изящными коваными вставками, сделанными под старину.

Розалия осталась у реки, взяв под свое наблюдение улицу и трассу с машинами, ползущими здесь со скоростью ленивого пешехода. Ульрих застыл возле калитки. К входу в особняк вместе с Храньей подошел только Альгерт.

Она скорее почувствовала, чем услышала звонок в доме, после того, как помощник нажал на кнопку. Довольно долгое время ничего не происходило, но нахттотерин была терпелива. И к тому же знала, что хозяин здесь.

Наконец дверь распахнулась, и тхорнисхи увидели высокого черноволосого мужчину в темно-сером камзоле, отделанном серебряным шнуром. Хранья сразу узнала Кристофа. «Он привлекательнее Вольфгера, — оценила она, — но, к сожалению, не в моем вкусе». Взгляд зеленых глаз скользнул по стоящей на пороге девушке, задержался на Альгерте, устремился к Ульриху и мерзнувшей на ветру Розалии и вновь вернулся к Хранье.

— Не предполагал, что сегодня меня почтят визитом.

В его словах не было грубости, лишь легкая ирония и невысказанный вопрос.

— Простите, что без приглашения, Кристоф. Я…

— Я знаю, кто вы, — он избавил ее от представления. — Вы как две капли воды похожи с братом.

— Разве что внешне.

Он не спешил приглашать ее в дом, все так же стоя в дверях.

— Мы можем поговорить? — Хранья изобразила волнение, намеренно поторопившись с вопросом. Однако на какое-то мгновение ее тревога стала искренней. Девушке показалось, будто колдун сейчас захлопнет дверь перед ее носом. Но он, помедлив, ответил:

— Проходите, — и отошел в сторону, открывая дорогу в святая святых клана Кадаверциан.

— Жди здесь, — сказала Хранья Альгерту и, не дожидаясь подтверждения приказа, переступила через порог.

Мастер Смерти был слишком вежлив, чтобы не помочь ей снять куртку. Оставшись в черной водолазке и широких молодежных штанах с большими карманами, Хранья сняла серебряную заколку, позволяя светлым волосам рассыпаться по плечам. Это всегда придавало ей нежно-романтичный вид и, самое главное, делало меньше похожей на Миклоша. Она уже поняла, что именно на несходстве надо сыграть.

Кристоф провел девушку в большую гостиную, где в камине пожирал поленья огонь. По мнению Храньи, здесь было темновато. Какие-то погребальные тона: болотно-зеленый, черный, густо-серый. На стенах — гобелены, явно изображающие картины загробного мира. В четырех углах — статуи из серого песчаника: ибис, шакал, бык и крокодил. Великолепный ковер на полу, удобные кресла, диван. Стоило признать, вкус у кадаверциана был, хотя и своеобразный.

— Уютный дом.

— Что вам предложить?

Она улыбнулась:

— Кофе, если это не затруднит вас.

Ей удалось поставить колдуна в тупик. Одна темная бровь поползла вверх, но он быстро справился с собой:

— Конечно. Какой предпочитаете? — в его словах вновь зазвучала ирония. Он считал это игрой и принял правила.

— Целиком доверюсь вашему выбору.

Некромант кивнул и сделал приглашающий жест.

Кухня показалась Хранье слишком… обжитой. И пользовались ею не только для хранения крови. Пахло человеческой едой. Чем-то сладким. На полукруглом столе стояло широкое блюдо со свежими фруктами. Один из апельсинов был наполовину очищен. Возле открытой коробки с печеньем виднелись крошки. Рядом с мойкой на крючке подставки под кофейный набор висела мокрая чашка.

Хранья с удобством расположилась на высоком стуле и, опираясь локтями о барную стойку, с интересом смотрела, как некромант колдует у плиты. Он варил кофе в маленькой латунной джезве, на медленном огне.

До этого она никогда не встречалась с кадаверцианом. Лишь видела его фотографии да слышала истории о нем. Разумеется, рисовала в голове какой-то образ, но, кажется, сильно ошиблась. Реальность оказалась далека от ее представлений.

Хранья следила за точными, неторопливыми движениями и, сама того не замечая, улыбалась. Он не был простым исполнителем приказов Вольфгера. Старый мэтр доверял ему. Но может ли рассчитывать на его лояльность она?..

— Чему вы улыбаетесь? — спросил мастер Смерти, не поднимая взгляда.

— Простите. Вы напомнили мне старого друга. Я вернулась во времена молодости.

Он понимающе кивнул:

— Вольфгер рассказывал, что вы были дружны. Он хорошо о вас отзывался. Только поэтому вы в моем доме.

— Не любите клан Нахтцеррет? — она прищурилась.

— Мне не за что вас любить, — Кристоф не собирался лицемерить.

— Не все такие, как мой брат, — Хранья следила за тем, как черная ароматная жидкость переливается из турки в ослепительно-белую чашку.

— Поверю вам на слово.

— Раньше мы были другими.

— Раньше все были другими, — легкое пожатие плеч. — Нософорос — реальными, Вриколакос — дикими, Даханавар — слабыми, а Лудэр… живыми. Сахар? Сливки?

— Нет. Благодарю.

Пригласив ее к столу, колдун сел в глубокое кресло. Она расположилась напротив, утонув в мягких кожаных объятиях. Взяла чашечку, поднесла к губам, втянула носом терпкий аромат свежесваренного кофе и сделала осторожный глоток. Зажмурилась от удовольствия.

— Превосходно.

Он задумчиво наклонил голову и признался:

— Впервые вижу, как кто-то из нас пьет нечто иное, чем кровь. До сегодняшнего дня я полагал, что человеческая еда нам недоступна.

— Это так, но… — она беспомощно повела плечами. — У меня нет ответа на вопрос, почему кофе для меня — это кофе. Про мою маленькую слабость знают только двое учеников. И теперь вы.

— Польщен, — сказал колдун, хотя его холодные глаза говорили о том, что он остался безразличен к этой тайне. Ему от нее не было никакого прока.

Хранья видела, Кристоф не собирается первым спрашивать об истинной причине ее прихода. Но не спешила начинать разговор, допивая напиток. Наконец, она поставила чашечку на блюдце и произнесла то, что должен был хотеть услышать некромант:

— Поверьте, мне очень жаль, что он исчез.

— Не только вам, — последовал сухой ответ.

Тхорнисх сокрушенно покачала головой:

— Могла ли я подумать, что переживу старого друга.

— Вы считаете, мэтр мертв? — теперь кадаверциан пристально смотрел на нее, и Хранье вдруг стало неуютно под его пронзительным взглядом. Вот и еще одно отличие. С Вольфгером было удобно в любой ситуации. Его присутствие всегда действовало расслабляюще. С ним хотелось поделиться информацией. Впрочем, ничего не поделаешь — древнее, благородное воспитание. А Кристоф оказался слишком резок и прямолинеен. Вряд ли он способен на компромиссы.

Она выдержала проницательный взгляд, откинулась на спинку кресла, помолчала, делая вид, что ей трудно собираться с мыслями:

— Мы дружили несколько веков. Я осмелюсь думать, что смогла хорошо узнать Вольфгера. Не в его духе пропадать на столько лет, бросив клан и не предупредив об этом никого, включая любимого ученика. Даже если бы у него были серьезные причины исчезнуть, то за прошедшие годы он бы дал о себе знать. Но ведь этого не произошло… Поэтому я склонна предполагать самое худшее.

— У вас не возникала мысль, что его могут держать в плену?

— Пустая надежда. Сами посудите — долго ли вы смогли бы удерживать взаперти одного из самых сильных кровных братьев в мире? Согласитесь — это слишком обременительно. Лично я бы сильно нервничала, если бы в подвале моего дома томился в плену мастер Смерти. Проще избавиться от столь опасного гостя.

— Как вы думаете, Хранья, кому это могло быть выгодно? — Кристоф отодвинул в сторону чашку, как будто она могла отвлечь девушку от заданного вопроса.

— Мало кто решился бы выступить против него, — на этот раз непритворно задумчиво ответила она. — Не мне вам говорить, насколько это было опасно. Не я одна помню два любимых заклинания Вольфгера Владислава — «Тёмного Охотника» и «Покров Ночи». Этого было достаточно, чтобы большинство из нас просто не вступали с ним в конфликты. Он должен был кому-то очень сильно помешать. Настолько сильно, чтобы этот некто рискнул своей жизнью, вступив с ним в противоборство. К сожалению, у меня нет даже предположений, кто мог бы пойти на подобный риск. Я слишком много времени провела в изоляции от остальных братьев, и у меня нет полной картины межклановых отношений. Логические выводы могут быть неверными. Вам придется самому найти ответ. Но, возможно, я смогу вам помочь.

— В обмен на что? — мрачно поинтересовался он.

— Вы считаете, я пришла, чтобы предложить сделку? — она понимающе кивнула. Ей понравился правильный ход его мыслей, но, естественно, вслух Хранья произнесла другое. — Ну, конечно… тхорнисхи. Что с нас возьмешь. Нет. Я пришла по другой причине. Хотя и по поводу Вольфгера мне есть, что сказать… Вы знаете о «Поцелуе Медузы»?

Кристоф пожал плечами:

— Это одно из высших боевых заклинаний Лигаментиа. Когда меня обратили, дети Лигамента уже покинули этот мир. Так что о «Поцелуе» я только слышал. Но ни разу с ним не сталкивался. К чему ваш вопрос?

Прежде чем ответить, Хранья задумчиво покрутила перстень с большим аметистом на указательном пальце:

— Да, вы правы. «Поцелуй» — одно из высших заклинаний этой безумной семейки. М-м-м… если мне не изменяет память, кажется, его придумала Соломея в тот год, когда алеманы[32] оказались разбиты франками под Боном[33]. Да, пожалуй, именно тогда. Девочка всегда была выдумщицей на такие… штуки. Вот только вы ошибаетесь в том, что это боевое заклятье. Изначально оно несло лишь обездвиживающую функцию. И могло свалить даже нософороса. По крайней мере, ходили такие слухи… — сестра Миклоша позволила себе вежливую улыбку, говорящую о том, что в последнее утверждение она не слишком верит. — Лишь гораздо позже Иноканоан стал применять его, как боевое. Оно крайне сложно в освоении, но эффективно. Я считаю, что Вольфгера одарили таким «Поцелуем».

— Что заставляет вас утверждать это?

— Как я уже говорила, заклинание очень непросто освоить. Кроме верхушки сынов Лигамента, его знают немногие из кровных братьев… Да, — ответила она на невысказанный вопрос, — я могу воспользоваться «Поцелуем». И мой старший ученик тоже. Но у этого магического действия есть один интересный побочный эффект. Владеющие им чувствуют, когда его используют, неважно на каком расстоянии от места боя мы находимся. Двенадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, около полуночи по столичному времени и я, и Альгерт, почувствовали характерный всплеск.

— В ту ночь исчез Вольфгер, — невозмутимо, почти равнодушно заметил Кристоф.

— Верно. Но я узнала об этом много позже. Однако, когда кто-то применяет «Поцелуй» спустя столько лет — согласитесь, такое событие тяжело упустить из виду. Вам надо искать того, кто использовал это заклятье в ту ночь. Кто еще, кроме меня, моего ученика и лигаментиа владеет подобным знанием — мне не известно. Скелеты в шкафу есть у многих из нас. Надеюсь, я хоть чем-то смогла вам помочь.

— Благодарю вас, Хранья.

— Я заинтересована в этом не меньше вас. Мне не нравится, когда убивают моих друзей. — Ее лицо стало жестким и мстительным. — Вам не понять, каково это — вернувшись через тысячелетие, увидеть, что мир изменился до неузнаваемости, а никого из тех, с кем ты был близок, уже нет на свете. Я буду рада, если вы вырвете сердце убийце Вольфгера и скормите его своим бетайласам.

Где-то наверху приглушенно заиграла музыка. Хранья нахмурилась:

— Я не знала, что в доме кто-то есть!

— Ученик. Не думал, что это смутит вас.

Она прикусила губу, выдохнула, расслабляясь:

— Простите. В последнее время я слишком нервничаю. Еще раз простите мою бесцеремонность. — Она до боли сцепила пальцы и отвела взгляд, стараясь успокоится.

— Ваше прибытие в Столицу не кажется мне разумным.

— Вам многое известно, Кристоф. Я и мои братья доверились сильному, но не самому надежному из союзников, — грустно развела руками Хранья. — Фелиция ничем не может нам помочь. Она не собирается рисковать своей шеей, после того как мой брат разгадал эту, оказавшуюся не слишком затейливой, партию. Леди не будет помогать нам ради призрачного свержения одного из своих недругов. Особенно, когда он к этому готов. Мормоликая попросила нас уехать.

— Разумное предложение, — кивнул некромант. — Надеюсь, вы ему последуете. Вам, и правда, лучше покинуть Столицу как можно быстрее.

— Это невозможно. Не сейчас! Не после стольких лет в изгнании! Послушайте, Кристоф, — заторопилась она, увидев, что колдун хочет возразить. — Вы не понимаете, что на кону.

— Отчего же? Понимаю. Трон, — усмехнулся он.

— Дело не во власти! И не в мести! — Она порывисто вскочила с кресла и прошлась по помещению. — Это тлен! Пустое! Ради столь жалких целей не стоит терять свою жизнь и жизни тех, кто тебе доверяет. Ставки более высоки! Под угрозой сама основа существования клана Золотых Ос! Все, что мои предки создавали на протяжении тысячелетий, оказалось на краю пропасти. Мой брат привел их туда. Еще немного — и тхорнисхи погибнут.

— Тхорнисхи и так давно мертвы. Во всяком случае, те тхорнисхи, о которых вы говорите. Или вообще никогда не появлялись на свет. И я, и вы, это прекрасно понимаем.

— Еще есть шанс все вернуть! Стать такими же, как во времена Луция! В нас еще течет его кровь! — горячо заспорила она, но Кристоф лишь спокойно покачал головой:

— Выходит, не только кадаверциан живут прошлым. Нет, Хранья. Старое нельзя вернуть. Мир не стоит на месте, и многое меняется вместе с ним.

— Мир меняется чересчур быстро, и я знаю, что Миклош движется не по той дороге. Он ошибся. Возможно, хотел как лучше. Но ошибся.

— Чего вы добиваетесь, Хранья?

Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза и отчеканила:

— Я прошу помощи и защиты у клана Кадаверциан!

— Помощи? В смещении нахттотера? — он недоверчиво покачал головой. — Вы понимаете, что это означает войну?

— У меня не осталось выбора, Кристоф.

— Верю. Но у меня выбор есть, и я не стану втягивать свой клан в очередную бойню.

— Недавно Миклош убил моих друзей. Нас слишком мало, чтобы оказать ему достойное сопротивление. Даханавар не желают иметь с нами дела, хотя вначале обещали помощь. Мы брошены! Слуги Миклоша заблокировали доступ к нашим финансам. Мы застряли в Столице без всяких шансов на выживание! Нам нужна ваша помощь, Кристоф!

Хранья помолчала мгновение, переводя дыхание. Нет, бесполезно. Она говорила, и чувствовала, что он наглухо отгорожен от нее. Похоже, уже все решил. А ведь ее уверяли в благородстве некроманта, которое заставляло его помогать нуждающимся в помощи. «Особенно — очаровательным юным девушкам, — со злостью подумала нахттотерин. — Неужели я недостаточно очаровательна? Или все дело в том, что перед ним тхорнисх?»

— Скажите, Кристоф, почему вы так нас не любите? — спросила она, мучительным усилием воли сохраняя на губах печально-нежную улыбку. — Мы никогда не воевали с кадаверциан, не предавали. Мы можем прекрасно сотрудничать…

Он неожиданно подался вперед, взял Хранью за руку, потянул длинную цепочку, висящую на ее запястье, и показал девушке ее же медальон. Плоский диск медленно крутился перед глазами нахттотерин.

— Два лика, — произнес некромант с неожиданной жесткостью. — С одной стороны прекрасная женщина, с другой — чудовище с головой, увитой ядовитыми змеями, и взглядом, обращающим в камень. Вот суть клана Нахтцеррет. Жестокость, коварство и беспринципность. И какие бы правильные и красивые слова вы не говорили, Хранья, ничего не изменится.

Не отводя взгляда от его зеленых глаз, она придвинулась, почти легла грудью на стол, не отнимая цепочки из его пальцев.

— Вы угадали. Вольфгер тоже говорил, что в нас… во мне есть нечто привлекательное и отталкивающее одновременно. Но, Кристоф, вы слышали все, что я говорила. Я хочу изменить…

— Допустим, действительно, хотите. Но вы не сможете.

Кадаверциан улыбнулся, и на Хранью вдруг повеяло тем самым некротическим обаянием, которым всегда отличался Вольфгер, и которое, видимо, все же досталось его ученику:

— Даже сейчас, когда вы беззащитно поводите красивыми плечами и умоляете о помощи, я вижу в ваших глазах голодную, злобную тень. Вы хотите власти и поклонения. Так же, как ваш брат.

Нахттотерин откинулась на спинку кресла, выдернув цепочку из пальцев Кристофа. Теперь можно было встать и уйти из этого дома. Но она продолжала сидеть, глядя в чашку, на дне которой застыла черная кофейная гуща.

Некромант молчал. В тишине дома слышались звуки ноктюрна Шопена. Печального и красивого. Наконец, колдун заговорил снова:

— Не в наших правилах воевать за чужие идеи. Клан Смерти не сможет помочь вам. Но, в память о Вольфгере, я готов оказать вам всю возможную помощь, чтобы вы покинули город. И готов многое сделать для того, чтобы господин Бальза не нашел вас.

На это предложение Хранья лишь грустно покачала головой. Почему-то она чувствовала себя совершенно опустошенной. Как будто, действительно, потеряла последний шанс:

— Благодарю вас за то, что нашли время меня выслушать, Кристоф. Нет! Не надо. Я все понимаю и не держу на вас зла. Интересы клана — важнее всего. Вы защищаете свою семью, а я — свою. Спасибо за кофе. Была рада знакомству и беседе. Не надо меня провожать, — поспешно сказала она, едва Кристоф начал подниматься. — Я найду дорогу самостоятельно. Прощайте.

В дверях она, неожиданно остановившись, повернулась к мастеру Смерти:

— Знаете… Я рада, что Вольфгер не ошибся в своем выборе, оставив клан на вас.

И вышла, оставив некроманта в глубокой задумчивости.

Подпись

Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Страница 2 из 3
«
1
2
3
»