Опергруппа в деревне - Страница 2

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:46 | Сообщение # 16

Княгиня де Веллар

* * *
Афанасий Фёдорович с нашей последней встречи здорово прибавил в весе, но выглядел розовощёко и самодовольно, видимо, деревенская жизнь шла ему на пользу. Первые десять минут говорили практически ни о чём, так, дежурные фразы, приветствия, вопросы о семье, жесты взаимной вежливости. Я с трудом удерживался, чтобы не зевать слишком откровенно, а потом он наконец перешёл к делу…
– В столицу я вернуться хочу, не след родовитому боярину моих кровей по именьям дедовским штаны просиживать. Мы для службы государевой предназначены, Отечеству служить, на том стояли и стоять будем. Дьяк Филька грамотки мои да прошения ничтожные в царёвы бумаги подкладывал тайно. Вроде уж и не гневается отец родной, отошёл сердцем… А чтоб достойно ко двору прибыть, надобно его и какой-никакой услугою порадовать, так вот… я и… думаю, что… а иначе-то… и…
– Ау-у-у! – Я подскочил на скамье, едва не опрокинув на себя чашку с чаем, потому что кто-то больно ущипнул меня за бок. Разноцветные глаза Бабы-Яги были крайне выразительны и полны скрытого подтекста по актёрской системе Станиславского. Я что-то сделал не так!
– Да ить он же опять спит прилюдно, аспид милицейский, – не преминул вякнуть дьяк и на этот раз не увернулся от подзатыльника.
– Н-ничего подобного, – хрипло соврал я, отхлёбывая абсолютно остывший чай. – Я внимательно слушаю и всё помню, но никак не могу уловить, при чём здесь интересы нашего отделения?
Ход беспроигрышный! Этому меня в своё время гражданин Шмулинсон научил, практически час ведя вполне содержательную беседу всего на двух предложениях: «А вам оно зачем?» и «А оно мне надо?!» Мышкин задумчиво откашлялся в бороду и вынужденно пояснил по второму разу:
– Мы ить хоть и на окраине да за забором высоким, однако же не в лесу живём, земля слухом полнится. Говорят, два парня деревенских пропали, да вроде ещё по селу человек в чёрном рыщет, а вчера и выстрелы пистолетные слыхали будто бы… Так вот, скажу прямо, ежели я тебе, сыскной воевода, на человека энтого укажу, так… перед государем… слово… дескать, боярин помог… живота не жалея… то… и…
Бабах-дзынь-брям!!!
Кто-то незаметно спихнул со стола самовар, и я вновь оторвал тяжёлую голову от столешницы. Митяй невинно смотрел в потолок, спрятав обе руки за спину. Назим его потом точно убьёт, а что случилось-то?
– Да ить он же и храпеть себе за столом дерзает принахальственно, филин в погонах, – уже не таясь, взвыл Филимон Митрофанович, и на этот раз поймав очередного леща, но уже от Яги.
Я с великим трудом распрямил спину, величаво встал, извинился и, шагнув к бадье с водой, с наслаждением окунул туда голову… Мне заметно полегчало.
– Следовательно, у вас есть проверенная информация? Никаких обещаний заранее дать не могу, но… Диктуйте, записываю!
Я проснулся окончательно. Боярин, как ему и положено по чину, уснащал свою речь кучей высокопарно-словесного мусора («вот чем хошь на себе клянусь»… «да за-ради Отечества»… «чай, в нашем-то роду дураков не бывало»…), а в результате важного сообщил немного, но оно того стоило.
Оказывается, ещё с полгода назад, зимой (отметьте!) мимо его усадьбы проезжал некий иностранец. Остановился на ночлег, разговорились – гость безупречно владел русским и в результате загостился аж дня на три. Уехал сам, когда Афанасий Фёдорович стал замечать некие перемигивания иноземца со своей законной женой.
А вот буквально с месяц назад он появился снова, один, без кареты, с приклеенной бородой, и предложил выгодное дельце. Дескать, боярин даёт ему жильё и пропитание, а он, используя свои дипломатические связи, возвращает хозяина ко двору. Да не просто, а как былинного героя, победителя страшнейшей нечистой силы, которая вот-вот объявится повсеместно…
Поначалу предложение казалось интересным, но вот когда в Подберёзовку заявились мы (всей опергруппой!), опальный боярин с чего-то струхнул… Якобы указал гостю на дверь и даже пытался задержать, чтобы сдать с поличным. Ну и, естественно, после кровавого боя злодей умудрился сбежать, положив трёх холопов и дав самому хозяину лавкой по голове, хотя тот дрался как лев! Последнее я поставил в скобки как явную ложь…
– Да и Филька вон уже вторую недельку слёзы мои письменно к царю носит. Чё ж мне с иноземцем возжаться? А описать я тебе его примерно опишу, имя назову и… Вот тока куда удрал да где прячется… как бог свят, не ведаю!
Далее было отмечено, что в речи беглого гостя временами проскальзывал лёгкий немецкий акцент, роста он среднего, телосложения сухого, носит усы и бороду (фальшивые!), глаза неопределённые, бегают, зовут Александром Борисовичем.
– Сашкой я его кликал, он и отзывался. А борода точно не его, ибо за месяц не выросла ни на вот столько, и волос подстриженных дворовые девки не выметали. От людей прятался, даже дьяка избегал, по делам своим незаметно шастал… Ну дак что теперь скажешь, сыскной воевода, есть моя заслуга для следствия? Укажешь ли надёже-государю на чистосердечное сотрудничество? Я ить как на духу, сам пришёл, а надо, так и всю челядь свою на розыски подниму… Чуешь ли, участковый?
– Чую, чую, – не совсем понимая смысл, но улавливая общую идею, согласился я. – Возможно, нам понадобится навестить вашу усадьбу, как будем посвободнее… Хочу осмотреть комнату, где квартировал ваш гость. Не возражаете?
– Стол накрою, – важно пообещал боярин и, уже выходя из горницы, сделал пальчиком тайный знак Яге.
Та, опустив глазки, скромно просеменила следом. Я уткнулся носом в записи, дьяк и Митька тихо препирались за моей спиной.
– Не будет вам от нашего отделения никакого служебного расследования, покуда на маменьке моей супружеский долг не исполните как следоват. Два раза! Так маменька говорила…
– Да ить во мне ж слуга сатанаилов стволом огненным дыру вертел, а милиция и в затылке не почешет, и зад не поднапряжёт! Ох, матушки-государыни на вас сей же час нету… Она б тут всем дала… всем показала!
– А вот на государыню таковой поклёп и возводить грешно и безосновательно! Царь узнает, дак собственноручно рожу вашу скособочит, а всё Лукошкино подтвердит, что так и было. И раною своей подмышечной не мельтешите мне под носом, и так дышать нечем… Идите вы к маменьке! Вот ей-богу, лучше вам на неё добровольно сдаться, чем она вас по запаху отыщет да с бою добычей законною возьмёт!
– Митенька-а… соколик ты ясный, голубь сизый, ну поимей же ко мне хоть капельку состраданья. Я ли тебя, сволоту ментовскую, грамоте не учил? Я ли тебя, бугая беспросветного, не поил, не кормил, не лелеял, как мог со скудности средств, но величины желания! А ты мне таковую Сусанну библейскую, отцветшую да десятипудовую поверх хрупкого телосложения кладёшь… Смилостивись, отпусти душу на покаяние, не хочу жениться-а!!!
…Я не прислушивался особо, ну болтают два комедийных типажа за спиной, что ж, каждый раз оборачиваться? А потом мельком глянул в окно и понял, что вмешаться попросту необходимо. Если я, конечно, дорожу тишиной и порядком в доме…
– Митя, прячь Филимона Митрофановича под печку. Сюда идёт твоя маман и тащит за шиворот Абрама Моисеевича. По лицу видно, разборки будут кровавыми…
– Дык, а… – не сразу сообразил мой напарник. – А чего ж нам его прятать? Сдадим маменьке, вот она и обрадуется! Али на Шмулинсона обменяем, покуда живой… тоже прямая выгода.
– Митя, блин! Да потому, что дьяк у нас важнейший свидетель, которого пытался убрать этот чёрный тип по кличке Александр Борисович. Прячь его, говорю! Мама дня два потерпит…
– Вашему милосердию предаюся смиренно, ввергаясь во тьму египетскую, – фальцетом пропел дьяк, ныряя под печь. Фигушки нам! Сухопарые ноги Филимона Митрофановича предательски торчали в обе стороны и обрезать их было нечем…
– Мешок! – вовремя сообразили мы оба.
Далее короткая импровизация на гоголевские мотивы, и плотно укомплектованный дьяк брошен в сенях, как куль с мукой. В смысле мешок точно был из-под муки, хотя впоследствии это не сыграло никакой роли…
* * *
– Дома ли хозяева-то? – громогласно донеслось из сеней. После чего, не дожидаясь ответа, крупная женщина головой гражданина Шмулинсона распахнула входную дверь и шагнула к нам в горницу.
– Где Яга? – широко улыбаясь, прошипел я. Митяй пожал плечами:
– Откуль же мне знать, она не докладывалась. Видать, боярина вышла за околицу проводить…
– Ладно, мы сами… Доброе утро, Марфа Петровна! А мы очень заняты, так, может, вы в другой ра…
Договорить мне не дали, да и когда она кого всерьёз слушала! Такую женщину даже в наш поруб на перевоспитание сажать бессмысленно – разнесёт…
– Суди его, участковый, а то я за себя не ручаюсь, – твёрдо заявила Митина мама, практически швырнув нам под ноги бледнющего, как шампиньон, Шмулинсона.
– В чём обвиняется? – кротко уточнил я.
– Во грехе! – Такой убеждённости мог бы поразиться и прокурор с восьмидесятилетним стажем. – Меня, порядочную вдову, прилюдно обманул, присоседно обесчестил! Мужа посулил, обманом завёл, словами красивыми запутал, всю душеньку обнадёжил… А женишок-то возьми, да и сбеги!
– Не может быть, – фальшиво ужаснулись мы с напарником, стараясь прикрывать от её горящего взгляда дрожащий мешок, полный дьяка.
– Так, сегодня наутро явился энтот сводник библейский и стал законом Моисеевым у меня яйца требовать! А я ж тока-тока из засады от боярского дома пришла, водицы испить, горбушкой сухой пропитаться, да и дальше бдить неусыпаемо! – Она гордо выпрямилась, посмотрела каждому из нас в глаза, словно подчёркивая значимость момента, и встряхнула Шмулинсоном. – А тут энтот хмырь горбоносый отпирательства клеит! Дескать, на всё воля Всевышнего, и ежели мне сейчас в супружестве не повезло, дык и у Авраама с Лией тоже не всё гладко выходило… А мне до них что за дело, они не тока евреи, так небось ещё померли давно! Меня-то за каким русским хреном опорочили! Нет ему ни яиц, ни проценту со сделки, а вот пущай теперича сам на мне женится! В качестве компенсации и контрибуции, а не то…
По-моему, даже Митька разинул рот, сражённый тем, что его мама знает такие слова. Думаю, это она у того же Абрама Моисеевича подхватила, но неважно… Важно, что спасти его можно было только одним способом:
– Младший сотрудник Лобов, арестуйте брачного афериста.
– Шо?! – ахнул еврей-гробовщик, представитель масонского меньшинства. – Ви это обо мне и про меня? Митя, скажите в лоб – после того, шо мы с вами совместно пережили, ви тут будете крутить мне руки за спину и бить лаптём по почкам?!
– Попрошу без грязных намёков! – сурово прикрикнул я, изо всех сил стараясь понравиться Митиной маме. Без Яги я её почему-то попугиваюсь. – На вас поступило устное заявление, оснований для возбуждения уголовного дела по статье сводничество и мошенничество – предостаточно. А вас, уважаемая Марфа Петровна, мы благодарим за проявленную бдительность и активную гражданскую позицию. До свидания. Ждите вызова в суд как свидетель и потерпевшая…
– Чёй-то? – не поняла она.
– Домой идите, мама, – попробовал объяснить Митька. – Абрама Моисеевича мы щас по-свойски допросим, протокол напишем, а там ему за ваши обиды лет пятнадцать с конфискацией, за Уральским хребтом строевые сосны валить! Ежели, конечно, государь на плаху не пошлёт…
Шмулинсон икнул, обмяк и, рухнув, закатился под стол. Героическая вдова задумчиво чесала в затылке…
– А за кого ж тогда мне получается замуж идти?
– Ну не за него точно, – поспешил вставить я. – Этого типа мы хорошо знаем, он женат, и у него двое детей.
– Дык… не помеха…
– Кроме того, он иудейского вероисповедания. Вас ни один батюшка не зарегистрирует. Да и что за жизнь с отпетым аферистом? Вы же не пойдёте за ним на каторгу, как жёны декабристов! Пусть человек хоть там отдышится…
– Дык… замуж хотелось бы, – капризно поджав губки, вздохнула Марфа Петровна. – Вроде настроилась уже. А ежели этого никак нельзя, так, может, дьяк где-нигде да отыщется? Хоть и худющий, а всё ж мужчина в доме. Откормлю небось…
– Гражданина Груздева мы поищем. Более того, я даже знаю, где он в данный момент находится. Не волнуйтесь, мы вам обо всём сообщим. Идите к себе, выпейте валерьянки, как только что-то проявится – вас поставят в известность первой…
– Ладно уж, пойду. – Она глубоко вздохнула. (Мы облегчённо выдохнули…) – Сынуля, а чё ты энтот мешок мучной всё задом закрываешь, секретное, что ли, такое?
– Да. – Я пошёл ва-банк. – У нас там труп. Слишком много знал. Не захватите выкинуть по дороге?
– Отчего ж нет, легко!
– …! – У меня перекрыло дыхание.
В смысле я-то хотел так пошутить, все женщины боятся трупов и уж тем более не забирают их с собой выбросить на полпути к дому в лопухи за околицей. Она должна была взвизгнуть, перекреститься и сломя голову бежать сплетничать с соседками об ужасах милицейских произволов. Все так делают! Но не эта…
Одним могучим рывком Марфа Петровна забросила мешок с дьяком себе на плечо и ровной походкой отправилась восвояси. Надеюсь, гражданин Груздев терпеливо снесёт всё и сумеет как-то выкрутиться…
– Мить, проследи за мамой. Глянь, куда она выкинет Филимона Митрофановича, подбери, отряхни и тихо, огородами, веди сюда обратно. Мы пока с Абрамом Моисеевичем побеседуем…
– За матерью родной шпионить заставляете?
– Митя, не заводи.
– Вот ведь судьба горькая, доля милицейская, – продолжал он, высматривая курс движения мамани в окно. – На какие только грехи начальство любимое не толкает – и морды бил, и шкафы воровал, и соглядатаем подслушивал, а ноне, вона, какой коленкор выходит… Ниже падать некуда! В монастырь, что ль, от вас уйти?..
– Это риторический вопрос? – угрожающе приподнялся я.
– Исполненный относительности и сарказму, – важно поправил он, вышел из горницы и, прячась за лебедой с васильками, ударился в слежку.
Мы с Абрамом Моисеевичем остались один на один…
– Чаю будете?
– Таки да, – подумав, сообщил он. Сунул руку в карман, вытащил тонкую запылённую лепёшку и предложил: – Настоящая еврейская маца. Моя Сара дала мне в дорогу две, на случай, если «дорогой тебе Никита Иванович, шоб он жил стока, скока Мафусаил, скажет, шо тоже хочет покушать…». Угощаю!
* * *
Яга так и не появлялась, но в принципе час-полтора мы неплохо посидели сами. С самоваром я управляться умею, чашки-блюдца у Назима всегда вымытые, Васька ещё с вечера умотыльнул знакомиться с деревенскими дурочками, ему тоже надо развеяться. Здесь все ближе к природе и на какие-то вещи смотрят проще, в любом случае ещё ни одной кошке за внеплановый загул ворота дёгтем не измазали…
За чаем мы оба разомлели, а потому все ужасы, которые мне понарасписывал наш главный масон, скорее вызывали сдержанную улыбку, а то и откровенное хихиканье…
– Ой, а может, ви специально подсунули мне этого Еремеева? Я не против, если люди иногда шутят, но он шутит так, шо во мне поднимается против всё! Когда я привёз полную телегу яиц в город, на мой скромный гешефт сбежалось всё ваше отделение! Они хором объявили, шо теперь тоже записались в масоны и хотят взять свой законный процент от продажи Родины! И таки они его у меня буквально взяли… яйцом! Моя Сара успела унести не больше корзинки, и детям его хватило тока на два раза по омлету, без гогель-могелей… Где справедливость, я вас спрашиваю!
Дальше – больше… Лукошкинцы, как я уже не раз упоминал, народ деятельный и социально активный. Утром сегодняшнего дня, с четырёх часов, то есть сразу после петушиного пения, к дверям Шмулинсона выстроилась длинная очередь с письменными заявлениями – хотим в масоны, раз у них бесплатно яйца дают! Представляете, с каким лицом несчастный Абрам Моисеевич вышел на улицу? Да если б не еремеевские стрельцы, его бы вообще из города не выпустили…
– И таки без яиц уже не впустят!
– А что по этому поводу царь говорит? Вы ведь наверняка к нему наведывались. – Честно говоря, я мог бы вести себя повежливее и войти в его положение, но… Вот ей-богу, так хотелось чуточку повредничать.
– Ах, царь. – Абрам Моисеевич изобразил приступ удушья и боль в сердце. – Ваш… пардон, наш! Наш государь тоже обладает чувством юмора и торжественно пообещал, что сам примет жидомасонство, если я умудрюсь удовлетворить потребности города в тех же (чтоб им пусто было!) яйцах. После этого меня же ещё и поколотили посохами ваши недружелюбные бояре! Говорят, что таки за измену Родине…
– Да уж у меня тоже вечные проблемы с нашей Думой. Ладно, вопрос с заявлением Марфы Петровны мы опустим, но и вы, в свою очередь, завязывайте выбивание процентов с нашего младшего сотрудника. Нехорошо получается, вроде работаем в одной упряжке, а вы со своих же яйца стрижёте…
– Ша! Кое-где ви, бесспорно, правы. Я почти готов раскаяться, но тут есть ещё один момент, и он таки меня щекочет. – Шмулинсон наклонился к моему уху и еле слышно прошептал: – По селу ходят слухи, шо где-то тут открылось новое месторождение соли и права на его разработку до сих пор ещё никто не предъявил… Оно так и есть? Ви о нём слышали, щупали, лизнули? И шо, мы с вами даже с этого ничего не поимеем?
– Абрам Моисеевич, у нас много дел. Поверьте, мне абсолютно некогда заниматься всякими глупостями…
– Ви ещё очень молодой человек и не понимаете, шо говорите такие недалёкие слова. Дела – это дела, гешефт – это гешефт. Можно решать жутко важные дела всю жизнь и на старости лет есть сухой хлеб, на который так легко мажутся ваши бывшие заслуги. Но хлеб с того не становится вкуснее… Расскажите мне всё.
– Совсем всё?
Старый еврей утвердительно кивнул. Я пожал плечами, фыркнул себе под нос, начал как-то отшучиваться, потом рассказывать и… совершенно незаметно выболтал ему всё. То есть совершенно всё, начиная от первой встречи с Прошкой и Ерошкой, а заканчивая недостреленным дьяком Груздевым.
Шмулинсон слушал просто поразительно! Никаких перебиваний, наводящих вопросов, потери интереса или нити разговора… Только вдумчивый и всё понимающий взгляд глубоких библейских глаз и отеческие морщинки на усталом, высоком лбу. Но самое невероятное, что, когда я закончил, он после минутного размышления деликатно и осмысленно разложил мне по полочкам всю ситуацию!
– Я не хочу казаться слишком умным, поэтому ви сейчас всё поймёте сами. Сейчас ви чётко назовёте мне имя, национальность и род деятельности того скользкого типа, шо стоит за всеми вашими нервами. Давайте я даже буду сам загибать вам пальцы. Первое, он знал меня и пришёл портить мне дверь нарисованным знаком масонства. Он помнил дьяка и стрелял в него навскидку. Он был прошлой зимой в этих пенатах и имеет связи при дворе. Он дважды хотел избавиться от вас, шоб ему за это что-то было! А та монета, шо ви и мне показали, не немецкая, она австрийская. И его зовут Сашка, Александр Борисович, хотя это явная конспирация, уже тока по буквам шитая белым… Можете закрыть рот, я вижу, как оно до вас дошло, да?
Я сидел перед ним, как самый что ни на есть распоследний русский дурак, и судорожно пытался произнести два коротких слова. Оба были матерными, оба в мой же адрес, поэтому воспроизводить я их не буду. Просто поверьте, что я это заслужил! В нос ударил резкий запах трижды перегнанной валерьянки с полынью на спирту… Я что, впал в столбняк?
– Никитушка, – вернул меня к жизни голос моей домохозяйки, – да ты в себе ли, сокол наш участковый? Али тебя до такого отупения неразумного вот энтот горбоносый лиходей довёл? Тока кивни, я его в сей же миг петухом али курицей оберну, нехай сам для себя яйца несёт!
– Не надо, – кое-как продыхнул я, отодвигая её заботливую руку с пахучей скляночкой в кулаке. – Спасибо вам, Абрам Моисеевич, теперь мне ясно всё…
– Могу рассчитывать за содействие? – тепло улыбнулся он.
– Это уже к Митьке, найдёте, скажите, чтоб вернул сюда дьяка и помог вам по мере возможностей. А мне нужен кот Василий, он сможет сгонять в Лукошкино к царю?
– Ежели тока собака попутная будет, – подумав, прикинула наша эксперт-криминалистка. – Да ты уж не томи меня, Никитушка, тайну следственную раскрыл, что ль? Тады когда злодеев верёвками путлять будем?
– Завтра, – уверенно кивнул я.
И конечно же оказался неправ, но не по своей вине… Боюсь, что во всей истории отечественной криминалистики не найдётся ни одного реально существовавшего милиционера, который раскрыл бы преступление так быстро, как ему бы хотелось. Вот и в данном случае непредвиденные обстоятельства вмешались в нашу тщательно распланированную операцию и несколько спутали карты. Не фатально, реванш мы потом всё-таки взяли, но… Лучше по порядку.

Итак, короткий экскурс в историю: Алекс Борр, австрийский дипломат, бывший сопровождающий принцессы Лидии Адольфины Карпоффгаузен, политический интриган, дуэлянт, отравитель, преступник с нереализованным комплексом сексуального маньяка. Задержан нами зимой, признан главным виновным в деле об отстреле невест, и как следствие, изгнан из Лукошкина без права восстановления в дипломатической миссии. Если бы Горох не был тогда занят свадьбой, австрийцу грозила бы не высылка, а полновесная каторга! Вот уж никак не предполагал, что он рискнёт так скоро вернуться в Россию…
А он вернулся. И не просто так, типа «ностальгия по русским щам», он пришёл мстить, и не одному мне… Теперь мерзавец решил отыграться на всём нашем государстве в целом. Масштабность налицо, прогрессирует, как юношеский прыщ!

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:46 | Сообщение # 17

Княгиня де Веллар

К обеду забежал Митяй, вернул мешок с выброшенным в овраг гражданином Груздевым, быстро стрескал миску армянской пшённой каши с тыквой и творогом, после чего удрал опять. Они там со Шмулинсоном раскручивали старосту на бесплатное (а потому вполне кошерное!) сало. Видимо, с яйцами действительно напряг…
– Филимон Митрофанович, в город мы вас отправить не сможем. Митьку я не отпущу, а без охраны на вас точно нападут ещё раз. Могу предложить койкоместо в углу в сенях либо половину супружеской постели Марфы Петровны, вы чем-то запали ей в сердце…
– Дудки вам! Я уж лучше у боярина Мышкина отсижусь, небось не прогонит…
– Договорились.
– А ту разбойную рожу, что в худобу мою телесную свинцом горящим пуляла, всенепременно найди! Слышь-ка, участковый!
– Всенепременно найду, – честно согласился я. – Поверьте, мне он нужен даже больше, чем вам. Сами дойдёте или проводить?
– Провожали уже, тока руки за спину гнуть и умеете, – привычно разворчался дьяк, но, мельком глянув на посмурневшую Ягу, разом притих. Сунул горсть колотого сахара в рот и, не попрощавшись, убежал в сторону усадьбы Афанасия Фёдоровича.
Мы с Ягой остались наедине…
– Бабушка, выслушайте меня, пожалуйста. Нет, есть я не буду, сначала расскажу. И чаю не буду! Мы с Абрамом Моисеевичем пили, да полсамовара. А я говорю, что не похудею… и Назим не обидится… и не «хоть одну ложечку за царя-государя»!.. Бабуля-а… не надо на меня так смотреть, я не садист, я… А-а, давайте сюда эту ватрушку!
Моя домохозяйка чётко блюдёт определённые, хотя и безбожно устаревшие традиции – пока не накормит, не выслушает. Можно долго спорить, скандалить, протестовать, даже топать ногами, но пережить умоляющий взгляд Яги – невозможно! Она в этом смысле заткнёт за пояс любого сытого спаниеля, укоризненно молчащего у стола так, что хозяину кусок в горло не полезет… Ассоциация, может, и не стопроцентная, но собаководы меня поймут. Разговор по существу состоялся после двух ватрушек и трёх чашек азербайджанского чая.
Я обстоятельно, подробно и в деталях расписал нашей эксперт-криминалистке всё, что удалось выяснить в последние два часа. И как эта новая информация выстроилась в конце концов в стройную следственную версию. Яга сумрачно кивала, теребила свою бородавку, цыкала жёлтым зубом и в особо напряжённых моментах скрипела костяной ногой. Видимо, и в её голове практически выстроилась своя следственная линия, а мои гипотезы и факты только укрепили её уверенность да заполнили белые пятна. Когда я выдохся окончательно, бабка собственноручно налила мне уже четвёртую чашку и со вздохом уставилась в окно.
– А ить скоро вечер, с погодою повезло, дождичка до конца недели не будет, всем радикулитом чувствую. Хоть для землицы лишний раз напиться не помешает, по осени урожай богаче будет… А там, глядишь, и зазноба твоя пожалует…
– Бабуль, вы вообще о чём?
– Об отвлечённом, Никитушка. – Яга по-прежнему не сводила глаз с заоконного пейзажика. – Уж ты прости меня, а тока столь злодейскую подлость нам тут учинил австрияк энтот, снежками недобитый, что меня на мысли о вечном потянуло. Хочу поглядеть, как хлеб растёт, как облака небом плавают, как воробьи босоногие в лужах трепещутся…
– Если мы так и будем сидеть сложа руки, то трепыхаться им недолго.
– И то правда. – Бабка развернулась ко мне, и в её глазах загорелись опасные зелёные огоньки. – Значится, предложение моё таково… сей же час мы с тобой, сыскной воевода, в лес пойдём. Хочу сама на энту Проклятую гору пристально налюбоваться. По закату встречу с Кощеюшкой устроим, уж я на него во всеоружии пойду. Ежели что утаил, скелет недогрызенный, дак пусть на сострадание наше и не рассчитывает – я его сама в единый миг заарестую! Васька!
Кот высунулся из-за печки, скорчил недовольную физиономию и мрачно показал мне пухлый кулак…
– Ничего не попишешь, милай… собирайся в дорогу, седлай какую ни есть псину-кобелину, повезёшь в Лукошкино весточку на царский двор!
– Не на царский, – поспешил поправить я, – а к Еремееву, нам завтра же нужно доставить сюда шесть… нет, лучше десять мешков крупнопомолотой соли.
– Слыхал? – Моя домохозяйка ещё раз понукнула кота, которому явно не улыбалось нестись чёрт-те куда, на незнакомой собаке, в качестве простого курьера. Но пойти пойдёт, никуда не денется, с Ягой шутки плохи… – Записку Фоме Силычу лично из лап в руки передашь!
– А может, всё-таки и к царю? – всерьёз призадумался я. – Всё равно узнает, так потом обид не оберёшься. Хотя и нужен он нам здесь, как рыбе складной зонтик. В общем, надо как-то поделикатнее…
– Ну уж как решишь, так и напишешь! А покуда скажи, участковый, как преступника международного за химок брать будем?
– Пока не знаю, – пришлось сознаться мне. – Но уверен, если мы не прекратим расследование, он попытается снова устроить покушение на кого-нибудь из нашей опергруппы и выдаст себя окончательно. Придётся побыть мишенями…
– Нерадостная перспектива вырисовывается, на старости лет свинцовым пулям лоб подставлять… А ну как не выдержит?
– Понимаю. Самому грустно, но других идей пока нет. По логике, он ведь прячется где-то совсем рядом… Если не у боярина и не в деревне, то где?
– Лес большой, по лету в шалашике жить дак ещё и прохладнее, чем в избе дымной, – уверенно предположила наша опытнейшая сотрудница. – Но чую я, неспроста его до сих пор мальчишки озорные с любопытства не выследили. Схрон у него серьёзный! И кабы не самой Каргой-Гордыней предоставленный…
– Вы думаете, они уже спелись?
Яга значимо кивнула. Потом перевела взгляд в окно и чуть изменившимся голосом произнесла страшное для меня имя:
– Маняша-а… С коровою!
* * *
Я тихо застонал, обхватив голову руками. И ведь не сбежишь уже никуда, потому что буквально вчера она была практически зачислена мною в штат нашего отделения. А мне там и одного Митеньки по уши предостаточно! Слушайте, а может, мне её уволить как-то? Ну за чрезмерно накрашенные губы, непозволительные для скромного имиджа работника органов. Или за неуставной покрой сарафана и отсутствие причёски бобриком… Нет, надо срочно что-то придумать! Или я её уволю, или она меня доканает…
– Здрасте вам, Никита Иванович, отец родной! – один в один по-митькински поздоровалась румяная дочь местного кузнеца, с поклоном входя к нам в горницу. – Вот, пришла вечернюю службу нести. Сотрудник ваш младший, что с евреем Моисеевичем сало не получил, дак сызнова начал яйца у людей выбивать, меня к вам направил.
– Слово «яйца» у меня уже вызывает дрожь и икоту, – тихо пожаловался я Яге, в этом было уже что-то фрейдистское. – Хорошо, Маня, а корову вы зачем привели?
– Да как же без коровы-то! – всплеснула полными руками эта красавица. – Ить я ж её, кормилицу, ещё телёнком мокроносым помню, вместе росли, вместе и службу нести будем. Она небось по моей указке любого лиходея – на рога и в речку!
Ах вот оно как… Я-то думал, что чем-то не понравился безмозглой скотине, а она у них дрессированная! То есть специально науськанная топить честных милиционеров в проточном водоёме и загонять на деревья! Судя по всему, это осознание, вкупе с сопоставлением фактов, слишком явственно отразилось на моём лице, потому что буро покрасневшая Маняша сдала задом и уже пыталась удрать за дверь, но не успела…
– Обеих возьмём, – весомо бросила бабка, практически одним взглядом пригвоздив девицу к порогу. – Серьёзное дело по ночи будет, великий злодей в деревеньку вашу наведается, так надо, чтоб люди верные с коровами обученными в засаде посидели, спину нашу прикрываючи. Не струсишь ли?
– Ни в жисть! – отважно перекрестилась «добровольная народная дружинница».
– Она за Митьку замуж хочет, – полушёпотом предупредил я Ягу, та понимающе кивнула:
– За него все замуж хотят. Так тем обстоятельством полюбовным и нам чуток попользоваться не грех… И не спорь со мной, участковый! А ты, девка, за веник берись. Щас я тя сама сыскному делу обучать буду…
– Только корову сначала во дворе привяжите, пожалуйста, – вежливо добавил я.
Счастливая кузнецова дочка, взметнув юбки, ринулась исполнять приказания.
Две женщины в доме, плюс деятельный домовой, да ещё одинокий милиционер, скучающий в разлуке с любимой, – это явный перебор. Поэтому я не мудрствуя лукаво вышел вон, уселся на завалинке у дома, положил себе планшетку на колено и бодренько, эдак минут за десять – пятнадцать, накатал обстоятельную докладную царю.
Всех тайн не раскрывал, вы же сами понимаете, он свой трон не глядя бросит и сюда пешком из бани прибежит – операцией руководить. Нашего Гороха надо знать… С одной стороны, он самодур и бабник каких поискать. С другой (и это куда более важно!), самый прогрессивный царь за всю историю государства Российского. А уж жизнь за опергруппу положить для него вообще – раз плюнуть!
В последний раз я дал маху и сдуру вписал его в штат отделения… Горох и раньше вечно лез к нам с советами и поучениями, а тогда попросту ушёл от молодой жены и всех политических дел в терем Бабы-Яги; надел простое стрелецкое платье и на равных нёс с нами все тяготы и лишения службы. Причём, как бы я на него ни ворчал, дело своё он делал честно, без скидок на возраст, чин и социальное положение…
И вот такому активному государю взять да прямым текстом вылепить, что у нас тут нестандартная ситуация, грозящая в случае выхода из-под контроля погубить весь христианский (а следом мусульманский и католический) мир! Короче, в дружественной, но не фамильярной форме я письменно просил царя срочно отправить мне шесть, а лучше восемь мешков соли. Типа здесь в деревне нам больше делать нечего, как рыжики солить, а их в этом году больше, чем грязи. Если Горох очень занят, то поверит и даст команду Еремееву, если не очень… Ну, есть шанс, что сначала отправит сюда кого-нибудь из бояр, навестить, проверить, доложить. Хорошо бы старика Кашина, этот хоть к милиции нормально относится, остальные любят меня примерно как Буратино касторку…
Готовое письмецо забрал Василий, мрачный до уровня драматического театра. Чёрный бабкин кот пожал мне ладонь на прощание и молча удалился за околицу, где раздавался счастливый лай – наверняка собачья свадьба. Значит, скакуна он себе выберет на месте…
– Э, участковий, – тихо раздалось за моей спиной.
– Да, во внимании.
Назим из дома выйти так и не решился, домовые этого не любят, а потому, щурясь от солнышка, поманил меня к себе. Я подошёл, жалко, что ли…
– Кота ты атправил?
– Ну, допустим.
– Ты! – уверенно обличил меня домовой, улыбаясь во все великолепные тридцать два белоснежных зуба. – Я сам видал! Я тэбе за такоэ дело спасиба сказать хател. Вот, гаварю!
– Всегда пожалуйста, – пожал я плечами, внутренне прекрасно осознавая, что никакой благодарности и близко не заслужил. Домовой сделал знак, чтоб я наклонился к нему поближе, и еле слышным шёпотом поведал:
– Назим знает, какую дырка пауки прячут. Хочешь? Скажу!
– Ну и… какую?
– Балшую!
– Да ну?
– Очен балшую! – не замечая моей иронии, продолжал он. – Зыдес, в пэчке! В пэчку палез– в дырка попал. Тебе для следствия очен надо, да!
– Очень, – так ничего и не поняв, важно кивнул я. Огорчать маленького азербайджанского домового было бы просто бесчеловечным поступком.
– А сама дырка для чего?
– Ход! Пряма далеко к гробу.
– Что?! – Я сгрёб его за грудки.
Назим попытался вырваться и удрать, но я, несмотря ни на что, скрутил этого носатого паршивца и поволок к Яге. Неужели в нашем доме расположен тайный вход в курган, к гробу Карги-Гордыни, а кое-кто знал, знает и молчит?! Но бабка отобрала у меня дымящегося от гнева домового, даже толком не выслушав, и сразу же выпустила на свободу. Тот, естественно, удрал за печь и больше не появлялся. Я чуть было не обвинил её в измене…
– Вы… вы!
– Ну я, я… дальше-то что?
– Вы бы хоть допросили его…
– Нельзя с ними так, Никитушка, – с жалостливым вздохом объяснила наша эксперт-криминалистка, выходя за мной на порог. – Ить домовой – существо нежное, ранимое, в его сердце сама душа дома обитается. На него и голос-то завышать грешно, а ты руками хапать? Вот уйдёт от обиды, кто тебе тут такую пахлаву слепит!
– Да при чём тут пахлава! Ведь дело не в этом! Он же сказал, что знает про…
– Ну сказал… ну знает… А теперича и мы знаем, да что нам с того знания толку!
– Но… – Я остыл и сел на скамью. Яга права, надо было всё обстоятельно взвесить, прикинуть, сопоставить, а давить на домового с целью выбивания из него секретных сведений, о которых он, по роду своей профессии, вообще не имеет права упоминать… Действительно, глупо получилось…
Сколько помнится, любой домовой как существо, к дому привязанное и за него отвечающее, все домашние проблемы воспринимает как свои личные. Домовой не любит беспорядка, свинячества за столом, ругани в семье, крика на детей, а если его стараний или обид никто не замечает, может совсем развернуться и уйти. Что показательно, в дом, откуда ушёл рассерженный домовой, другой домовой никогда уже не вселится. Всё-таки какой-то тайный профсоюз у них точно есть…
– Бабушка, а вы поговорите с Назимом? Успокойте его, пусть не очень сердится, я даже готов принести личные извинения…
– Ладно уж небось придумаю чего, задобрю страдальца от милицейского произволу, – игриво усмехнулась Яга. – А ты давай в дом иди, вечер уже, попрохладит скоро. Маняшу я за Митенькой отправлю, пущай разок-другой вместе походют. Глядишь, хоть присмотрются друг к дружке как следоват…
– Ну если мы ещё и этого маменькиного сынка женим, у вас терем от перенаселения рухнет. Вы ведь не позволите, чтоб он ушёл неизвестно куда, жить своим домом…
– Знамо дело, не позволю! Он мальчонка молодой, неразумный, она и того пуще, темнота деревенская, где уж им, без присмотру-то… – начала было бабка и осеклась. Посмотрела на меня с непонятной обидою, шмыгнула носом, потом махнула рукой и вернулась в дом, давать указания кузнецовой дочке. Да нормально всё, поворчит и успокоится…
Что-то, кстати, часто на меня тут все обижаться стали: и Митька, и бабка, и домовой, ещё и кот Васька (типа я его в город погнал), а в городе царь, которому поучаствовать не дали, и государыня (за царя!) и… да мало ли желающих найдётся. Самому, что ли, на всех разобидеться? Я тоже имею право! И, может быть, даже большее, чем у них всех…
С невестой разлучили, отпуск испортили, коровой затравили, фуражку продырявили, про нервы вообще молчу… А может, плюнуть на всё и пойти прогуляться до встречи с Кощеем? Коварного австрийца я не боялся, после неудавшихся стрельб вряд ли он рискнёт сунуть нос в село… За околицей меня привычно встретила бодрая частушка:
Кроет тётя Марфа всяко
Недостреляного дьяка.
А он и рад стрелятися,
Тока б не венчатися!
Я дослушал, покачал головой, даже улыбнулся и продолжил путь. Потом меня ещё облаяли собаки и… собственно, на этом всё. В смысле, всё хорошее на этом кончилось…
Во-первых, идея поздней прогулки оказалась не ко времени. Я имею в виду историческую эпоху: ни одного фонаря, уличное освещение – ноль, а в окнах тоже свет не горит, ибо нормальные крестьяне ложатся и встают по солнышку. Поговорить не с кем – Шмулинсон наверняка давно ушёл, а Митьку не доорёшься, да и незачем по ночи народ милицейскими воплями пугать. На всякий случай дошёл до дома кузнеца, предположительно целующуюся молодую парочку у забора не обнаружил и развернулся назад. Короче, именно тут меня и остановили…
* * *
– Вот мы и встретились, сыскной воевода. – Из темноты на освещённый луной пятачок шагнула долговязая фигура в чёрном балахоне.
Я, кажется, говорил, что Алекс Борр не сунется в село? Так вот он-то действительно не сунулся, а гражданин Бессмертный… Предо мной собственной персоной стоял сам Кощей, и подозрительный вид его не оставлял ни малейших сомнений в его же намерениях. То есть они явно были самые дурные…
– Это ж надо, какое везение нежданно-негаданное! Иду себе на встречу с врагами заклятыми, милицией лукошкинской, во второй раз шапку ломать, шею гнуть, через свою гордость перешагивать… Ан, глядь-поглядь, да тут сам участковый, один на один, посреди ночи тёмной приключения себе на ягодицы ищет… Ну дык, считай, нашёл!
Я не мешал ему выговориться, пусть, понятно, что у мужика давно накипело. Пока болтает – не убьёт, факт многократно проверенный историей международной криминалистики. Меж тем отпетый злодей сунул руку за пазуху, извлёк широкий мясницкий нож с каким-то лопатообразным лезвием и упоённо помахал им у меня перед носом:
– А ведь ты не думал, не гадал, ищейка служебная, что так расплата близка и так бесславно смерть твоя проявится. Уже небось и свадьбу с Олёнкой-бесовкой затеяли? Нешто Яга предательская тебе, щенку недоношенному, не сказала, что всяк, супротив меня идущий, долго на этом свете не жилец?
Я начал медленно, молча и осторожно отступать вдоль забора. Звать на помощь было рискованно, а судя по тому, с какой лёгкостью Кощей размахивал здоровущим ножом, сил у него вполне хватит на трёх таких участковых, как я, и никакое самбо не поможет.
– Эх, да ты, видать, на подмогу чью надеешься? Так я тебя и тут не обрадую – Митька твой да бабка-отступница с девкой новою в избе сидят, планы на меня строют, твою милость дожидаются. Ни царя, ни стрельцов еремеевских здесь нетути, а петухам ещё спать да спать…
Мне не оставалось ничего, как продолжать плавное скольжение спиной вперёд, покуда сзади не оказался проулок, куда я, развернувшись, рванул на третьей космической скорости. Бежал недолго, потому что быстро, и в результате едва не выломал головой дверь кузнецовой бани. Внутри была, естественно, жуткая темень, но мне удалось кое-как нащупать деревянную скамейку и попытаться прижать ею дверь. Невеликая защита, и всё равно лучше, чем ничего. Я выдохнул, привалился к скамье спиной и замер – буквально в полуметре от моего носа светились круглые зелёные глаза, и почти винни-пуховский голосок ворчливо потребовал:
– А ну пошёл вон, невежа, из моей бани!
От шока я повиновался беспрекословно. То есть почти повиновался, но, спохватившись, столь же быстро развернулся назад и честно выдохнул:
– Не могу…
– Ах, так тебе помочь! – угрожающе пробасил голосок, и я почему-то сразу понял, что его обладатель сможет не только шутя выпихнуть меня наружу, но ещё и надавать по шеям в назидание.
– Но я действительно не могу!
– Почему это?
– Потому что там…
Объяснить толком мне не дали, так как снаружи раздались скрипучие шаги, к баньке вальяжно подошёл Кощей. Он демонстративно принюхался, хохотнул утробно и тихохонько постучал пальцем в дверь:
– Вот ты где, сыскной воевода… Неужто думал успеть перед смертью в баньке попариться! Ну да я тебя и немытого убью, не побрезгую…
– Теперь понимаете? – сипло выдохнул я неизвестно кому.
– Угу, – мрачно буркнул тот, кто сидел в темноте, и его зелёные глаза сузились до двух сияющих полосок. – Из-за него, стало быть, выйти не можешь?
– Именно, – признал я и, не удержавшись, спросил. – А вы кто?
– Я-то… я, мил-человек, банник здешний буду. За порядком слежу, огонь сторожу, угару не допускаю, за то мне в ночь и водицу с веничком в бадье оставляют – париться да за банькой приглядывать…
– А ну выходи, выходи сам, пёс трусливый участковый, – продолжал изгаляться гражданин Бессмертный. – Уж сделай милость, не откажи, не заставляй дверь пальцем ломать… Прими с честью смерть позорную! Али ещё на кого надеешься?
– Так ты – участковый? Никитка, что ль? – Голос банника резко сменил тон на вполне уважительный. – Наслышан о тебе, русалки не один раз трепались… Бедовый же ты парень, коли на тебя сам Кощей зубьями скрипит!
– Знаете, я пойду, наверное. – Когда глаза кое-как привыкли к темноте, я понял, что передо мной сидит совершенно голый старичок с длиннющей бородой, а сам росточком едва ли не с кошку. – Он действительно сейчас начнёт тут всё ломать и…
– И что с того?
– Ему нужен только я…
Словно бы в подтверждение моих слов злодей просунул пальцы в щель у косяка и одним неуловимо лёгким движением просто вырвал дверь!
– Мою баньку ломать! Убью гада… – тихо пообещал банник и, прежде чем я успел вмешаться, ринулся в бой.
Кощей, наверное, так и не понял, кто на него напал, но результат драки был предрешён… Я ни за что бы не поверил, что маленький, гневный дедок способен ТАК отволтузить самого крутого преступника современности. Он катал его пинками по двору, бил лбом о порог, пересчитывал зубы, лупцевал пустой бадьёй куда ни попадя, не давая ни секунды на передышку, да ещё отчаянно матерясь прямым текстом! Разумеется, Кощей был выше, тяжелее и сильнее, но он настолько уступал баннику в скорости, что не имел ни малейшего шанса даже на ничью…
– А ты шёл бы домой, Никита Иванович, – донёсся до меня ворчливый голосок, – своими ногами шёл, не лез под горячую руку! Да и Яге поклон передай, давненько мы с ней не виделись.
Не знаю, кто как, но я побежал. То есть козырнул, конечно, на прощание спасибо сказал и бежа-а-ать… Уложился во что-то очень близкое к олимпийскому рекорду. Через бодливую корову во дворе, например, просто перепрыгнул. В горнице Яга, Митька и Маняша уставились на меня с самыми недовольными физиономиями…
– Где ж ты шастаешь, сокол ясный? Ить вот-вот преступный гений наш пожалует, а тебя всё нет как нет!.. Хоть и злодей Кощеюшка, однако ж и перед ним опаздывать неудобно будет. Нехорошо получается…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:46 | Сообщение # 18

Княгиня де Веллар

Я не отвечал, я пытался отдышаться. Бабка переглянулась с остальными и допетрила:
– Уж не случилось ли чего? На тебе ж лица нет…
– Да так, знаете ли, ничего особенного – повстречались с гражданином Бессмертным на углу возле дома кузнеца…
– Ах… – сказали все.
Я выдержал паузу и продолжил:
– Ну он, естественно, сразу – морду кирпичом, угрозы, понты, распальцовка, ненормативная уголовная лексика… Финку нехилую достал, типа живота попишу, кровь пробирками, кишки на выпас, и всё такое… А я как развернусь, как предприму тактическое отступление… в баню!
– Ух… – Теперь все явно восхищались моей догадливостью и отвагой. Приятно-о…
– А в бане сталкиваюсь с одним зеленоглазым дедушкой, голым, как Аполлон, но с бородой. То да сё, познакомились, разговорились, вспомнили общих подруг. Он, видимо, много лет в Китае прожил, боевыми искусствами занимался. Вам, кстати, бабуля, поклон просил передать…
– Ой, – стыдливо опустила ресницы моя домохозяйка. – Дык это ж… по молодости тока… чем уж ни занималась…
Больше я рассказать ничего не успел – в окошко постучали, и через мгновение битый-перебитый Кощей рухнул к нам в сени!
– Услыхал Господь молитвы милицейские, – упоённо пустил счастливую слезу Митька, первым сориентировавшийся в ситуации и кинувшийся «вязать злодея».
Краснея от счастья лицезреть такого жуткого преступника, Маняша рванула на подмогу, и мы с Ягой уже не вмешивались. На пару эти два старателя так упутали бедолагу, что гражданину Бессмертному позавидовала бы любая мумия. Только после этого они торжественно внесли его в дом, прислонив к тёплой печке…
* * *
Наша бессменная глава экспертизного отдела, притворно вздохнув, сунула под нос кровному врагу свою знаменитую полынно-валериановую скляночку с противно пахнущей жидкостью. Кощей с наслаждением (!) два или три раза втянул ноздрями воздух, улыбнулся щербатым (!) ртом и открыл глаза. То есть один левый, правый от фиолетового фингала заплыл окончательно.
– Обскакал ты меня, участковый… Вместо себя банника подсунул, ловкое дело… И не стыдно, поди?
– А неча было Никитушке моцион портить, – спокойно ответствовала Яга. – Сам кругом виноват, уж как высоко камень вверх ни бросай, а он всё одно на голову падает. Заявление с повинной принёс?
– Я – в законе… – нагло ответил пленник. – А вот вам победу торжествовать недолго осталось. Чую, скоро-скоро выйдет на свет Гордынюшка, а уж тогда не один я кровушкой умываться буду…
– Митя, – обернулась бабка, – ты бы взял оглобельку покрупнее да посторожил двери снаружи. Не ровён час, стрелок австрийский пожалует, а нам преступника допросить надобно…
– Так чё ж, мне снаружи торчать? Ить оглобля в энтом деле наипервейший аргумент! – нарочито обрадовался он, прекрасно зная, что всё равно выгонят. – Я б ему где в лоб, где по лбу, где прямо с заду, где поперёк с переду – освежения памяти и лёгкости языка ради…
– Иди, касатик, иди. Да девицу красную с собой прихвати. Поучи её вокруг дома дозором служебным прохаживаться. Так, чтоб и шаг строевой, и носок тянула, и грудь колесом, и дубьё на плече несла со значением, но не без грации…
Против такого наш герой устоять уже не мог – тут Яга купила его с потрохами – кто ж откажется поизображать генерала, обучающего новобранца! Ну а Манечке, как вы понимаете, вообще сегодня не день, а сплошной гавайский Новый год. Девка, не помня себя, захлопала в ладоши, прыгая на одной ножке, а потом резко кинулась к бабке с поцелуями. Раза два (а то и три!) точно успела чмокнуть, пока Яга не вырвалась.
– А теперича прикрой дверь поплотней, Никитушка, да окна занавесь. Ведь собиралась я ещё днём на Проклятую гору сходить, да не сходила, провозжалась с девчонкой глупой. Ну а чтоб время потерянное возвернуть, мы с тобой серьёзным делом займёмся – Кощея пытать будем!
– Святой водой на морозе обливать или иконами по голове? – деловито уточнил я.
Бабка всерьёз задумалась, надолго, достаточно для того, чтоб болтливый урка ощутил нервное беспокойство…
– Можно ещё мордой в улей или по-китайски – снять штаны и на муравейник!
– Энтим его не проймёшь. Щекоткою разве… Да ить тока энтот охальник на всю округу хохотать начнёт голосом дребезжащим! У коров молоко пропадёт, бабы раньше срока родят, куры нестись перестанут, кто ж нам такое безобразие простит? Тоньше надо, мудрёнее, уж я небось придумаю…
– Эй-ей, – почему-то забеспокоился связанный преступник, – может, я и без того на все вопросы ответить хочу и к сотрудничеству склонен? Вы ж ещё и не спрашивали…
– В самом деле, – счёл я своим долгом сменить позицию. – Давайте хоть спросим что-нибудь для начала, а если откажется отвечать – тогда в курятник, к петуху на перевоспитание?
– О! – значимо вскинула узловатый палец вверх наша эксперт-криминалистка. – Про курятник энто ты хорошо придумал, правильно вас в милиции учили.
– Вот только не надо… не надо тут думать, что я от страха перед петухами сам вам песни покаянные запою. А ну спрашивай, спрашивай давай, участковый!!!
– Не орите, люди спят, – аж пригнулся я, потому что Кощея явно переклинило. Наверное, банник всё-таки отстучал ему что-то в голове… – Вопрос первый: где братья Бурьяновы? Не делайте удивлённое лицо, вы знаете, я уверен.
– У Карганы в истуканах служат, – нехотя признался гражданин Бессмертный и, не дожидаясь курятника, неожиданно поведал совершенно откровенную и логически выверенную линию собственного злодейского замысла.
Итак, для начала – Кощей и Алекс Борр знали друг друга! Впечатляет? Меня впечатлило, хотя если вспомнить, какая у него на Лысой горе картотека на мировой преступный элемент… Только коварный австриец, для виду согласившийся отомстить нашей опергруппе, каким-то образом вызнал про курган с гробом жены своего нанимателя и повёл собственную игру.
Ему действительно было мало отыграться на нас, он хотел спустить многолетнюю ярость заживо погребённой женщины на всю сказочную Россию! Гражданину Бессмертному наверняка пришлось бы искать спасения в эмиграции, так что наёмник и работодатель вполне могли поменяться местами.
Идея масонского заговора принадлежала именно Кощею, но когда он понял, что Алекс Борр подключил Шмулинсона лишь для прикрытия своих дел в Подберёзовке, то было уже поздно – пообтесавшийся в деревенской среде интриган дал наводку на Проклятую гору братьям-близнецам. Они начали рыть соль, и бессмертный злодей вдруг почувствовал, как его подставили.
– Итак, вы утверждаете, что они оба внутри кургана? Но я там был, ход никуда не ведёт, или они прошли сквозь соляную стену?
– Втянула она их, дыханием волю перекрыла, а может, и до смерти довела… Она своей силы не соизмеряет, ей всё развлечения подавай. Да чтоб с кровью, слегка прожаренные…
– Как её можно остановить?
– Про то не ведаю, – хмыкнул преступный муж. – А коли знал бы, так на кой хрен мне к вам на поклон идти было бы!
– Что, совсем-совсем не ведаете?
– В книгах неписаных сказано, что-де остановить Каргу-Гордыню можно землёй и водой, солнцем и луною… Да тока я таких сил не имею, может, твоя милиция супружницу мою полумесяцем по маковке шарахнет?!
– Ну ты не грубиянничай тут! – строго перебила Кощея бабка. – То, что сам к нам пришёл, энто правильно. А вот на участкового зачем с ножом злоумышленничал? Ить тока он тебя от бывшей жены защитить и старается…
– Дурная привычка… Могу извиниться, хотите?
В принципе ничего более весомого нам из него вытянуть не удалось. Видимо, он действительно не знал больше. Всё вышесказанное, конечно, стоит обдумать и взвесить, но я так понимаю: времени маловато, придётся действовать наугад, как интуиция подскажет.
– Митя-а! – проорал я, высунувшись в окно.
– Здеся! – Над забором разом возникли две одинаково взъерошенные головы. Дозором они вкруг избы ходят, ага…
– Задержанного отнесите подальше, складируйте в какой-нибудь сарай и марш обратно за дальнейшими указаниями. Главное, быстро! Нам надо хоть немного выспаться – завтра у всех будет тяжёлый день… Задание поняли? Вопросы? Выполнять!

Если бы я только знал, насколько тяжёлый… Во-первых, утро началось с бабьего воя. Выла кузнецова дочь Маняша, которую Митя самочинно отрядил сторожить Кощея, которого я велел сторожить Митьке лично! Под утро этот многоопытный каторжник жалобно попросил «водички напиться», а эта дура послушно сбегала и принесла…
Вот ей-богу, словно она у себя в деревне отродясь русских народных сказок не читала! Напившись, гражданин Бессмертный резко обрёл силу, махом порвал все верёвки и сбежал быстрее паровоза. Хорошо хоть девушку не тронул, торопился уйти до петушиного крика…
Во-вторых, только-только мы кое-как успокоили воющую от обиды Маню, как на наш двор явилась представительная делегация новообращённых «жидомасонов». Главенствовал незабвенный Абрам Моисеевич, а с ним на телеге, доверху гружённой солью, заявился и Фома Еремеев с тремя нашими стрельцами. Царя ещё не захватили, уже спасибо…
Зато с ними прибыл наш кот Вася, который резво дунул в избу – проверить, на месте ли Яга, а назад вернулся уже с Назимом. После чего эти два «товарища по несчастью» куда-то быстро умотыльнули, но вернулись тоже быстро, с одним мешком на двоих. В мешке явно был кто-то живой… Когда я сунулся в дом за объяснениями, они уже на пару запихивали в чугунок вырывающегося ворона Кощея!
– Чиво смотрышь? Дичь варым!
Бедную птицу я успел спасти. И не потому, кстати, что питаю особые пристрастия к пернатым, а из жалости – всё-таки говорящий… Но крылья они ему помяли здорово, ворон ушёл по тропиночке пешком, заикаясь и матерясь…
Яга поспешно отвела меня в сторонку: надо было успокоиться и на холодную голову скорректировать общий план действий для всех. Коротенько посовещавшись, мы приняли решение разогнать народ по делу, кого куда…
Маняша повела за собой Фому и наших стрельцов с телегой – забить солью проход Карге-Гордыне. Когда я им именно так и озвучил задачу, покраснела только кузнецова дочь, а стрельцы заржали в голос, словно я сказал что-то двусмысленное.
Митя, обливаясь слезами, божился, что он (как всегда!) ни в чём не виноват. Типа раз девица ещё более младший сотрудник, чем он, то с неё и спрос, а ему куда более важное дело выпало – мой сон от петушиного крика сторожить! В качестве ощутимого наказания мы заставили его вернуться к родной маменьке, организовывать очередную засаду на беглого дьяка. Хотя, на мой взгляд, жених из гражданина Груздева хуже, чем из соломы гвоздь, но, возможно, я слишком придирчив. Марфе Петровне-то он, например, явно нравится…
Разнарядку Шмулинсону дать не успели, тот мгновенно слинял, седьмым чувством почуяв, что его тоже к чему-нибудь припрягут. Мы отправили за ним кота Василия, наверняка Абрам Моисеевич уже пасётся в чьём-нибудь курятнике. Либо у него пунктик на яйцах, либо это всё-таки бизнес.
Жаль, позабыл поинтересоваться у Еремеева насчёт этой идеи с массовым вступлением в масоны. Сами парни до такого чёрного юмора додумались или подсказал кто? Скорее всего, сами, народ у нас в Лукошкине ушлый, абы куда толпой не сунутся, а если уж сунулись, значит, имеют интерес. Причём не обязательно материальный, им важнее, чтоб «для души»… Ох, что-то заболтался я, отвлёкся на посторонние моменты – давайте лучше вернёмся к делу.
* * *
Я распахнул дверь в горницу, где застал уже знакомую картину. Бабка, раскинув руки, пластом лежит на лавке, а громадный чёрный паук сидит у неё на груди, зловеще шевеля лапками. Как она их вообще терпит?
– Никитушка, – осторожно подала голос Яга.
– Всё, всё, ухожу, не мешаю…
– Никитка, стой!
– Не понял, какие-то проблемы? – чуть удивился я. Наша эксперт-криминалистка жалостливо вздохнула и еле слышно прошептала:
– Спасите, сослуживцы!
– В каком смысле спасите? От кого? – искренне недоумевал я. – От паука этого, что ли? А разве у вас с ним не совещание?
– Христом богом молю… дубина! Прости меня, Господи…
Я пожал плечами, шагнул вперёд, протянул к пауку руку и… сразу её отдёрнул. Подлое насекомое в ответ на мою предполагаемую агрессию распахнуло пасть, полную жутких зубов, всерьёз угрожая нашей бабуле. Пришлось изобразить временное отступление, одновременно шаря по избе в поисках чего-нибудь тяжёлого. Первой попалась табуретка, я прикинул её вес, чтобы примерно соразмерить силу удара.
– Не надо, – тихо прошипела Яга. – У меня грудь слабая и рёбрышки не железные…
Я поискал ещё, нашёл утюг.
– Никитка, ты уж энтим чугуном меня сразу в лоб бей, чтоб не мучилась… Побольше ничего нету?
Мой взгляд упал на топор для колки дров, скучающий в углу. Глаза бабки округлились логической догадкой, если она и хотела что сказать, то от ужаса уже не могла – горло перехватило. Я мысленно перекрестился и потряс головой, выгоняя из неё остатки раскольниковских видений. Надо что-то делать!
– Может, на него корову науськать? Она всё ещё стоит у нас там на дворе…
Ей-богу, ни одна нормальная мысль просто не приходила, все – идиотские. Поджарить его? Сдунуть чем-нибудь? Смыть в унитаз? А вот это может и сработать…
Я сделал вид, будто бы демонстративно умываю руки, а сам, резко развернувшись, подхватил бадью с водой и махом выплеснул на бабку! С лавки смыло обоих… в смысле и паука, и нашу бессменную эксперт-криминалистку. В принципе после такого меня могло ожидать одно – превращение в головастика минимум до завтрашнего утра!
Но Яга пулей выскочила из-под лавки, мокрая как мышь, выхватив у меня ту же бадейку и насмерть забила ею нахлебавшегося паука. Бедняга даже не успел оказать сопротивление или сделать ноги…
– Спасибо тебе, соколик, – едва ли не в пояс поклонилась моя мокрая домохозяйка. – Смикитил ты, что к чему, да и избавил меня от укуса злодейского.
– Паук был кем-то подослан? – Я напустил на себя горделиво-невозмутимый вид, хотя колени ещё чуточку дрожали.
– Не-э, – отмахнулась Яга, – паук местный, тока отступник он. Видать, решил, что тайну паучью людям знать не положено, да и переусердствовал слегка в служебном долге.
– А какую, собственно, тайну? – хмыкнул я. – То, что они охраняют вход в курган, куда мы можем попасть подземным ходом прямо из этой избы? Так это, знаете ли…
– Не спеши, участковый, – строго оборвала меня бабка. – Домовой тебе по секрету выболтал, что к гробу жены Кощеевой проход есть, за что теперича в подполе голову пеплом посыпает. Опомнился… Да тока с какой энто дедукции ты решил, что ход энтот под землёй пролегает!
– Ну… а… – Подумав, я быстро прикусил язык. В этом сказочном мире возможно всё и всякое, поэтому действительно не стоит спешить с выводами.
– Давай-ка, тащи дрова, будем печь топить, – со значением протянула Баба-Яга, и глаза её горели очень странными огоньками. Плохой симптом, но куда денешься…
…Пока пламя разгоралось, наша старушка, переодевшись в сухое, встала у печи с лопатой и велела мне слушать её очень внимательно:
– Как в курган могильный попадёшь, зазря не зевай и ничего не трогай. Карга-Гордынюшка в гробу прозрачном почивать будет, а гроб тот из цельного куска соли вырезан. Так ты времени не теряй, на красоту её девичью не любуйся, а найди на стенке ключ хрустальный, да и разбей его на мелкие кусочки!
– Вошёл. Не смотрю. Не трогаю. Нашёл ключ. Разбил, – дотошно конспектировал я. – А от чего ключ?
– От гроба ейного. Информация точная, паучьими сведеньями наполненная. Как тока ты тот ключ расколотишь, уж ничем тогда замков гроба солёного не растворить!
– Больше вопросов не имею. Готов выдвигаться в указанный пункт.
– Вот и ладушки. – Бабка отодвинула заслонку, взялась за большую деревянную лопату и кивнула: – Садись.
– Куда? – сипло пискнул я.
– Дык на лопату же, – чуть досадуя, пояснила Яга. – Уж небось силёнок старческих ещё достанет – одного добра молодца в печь наставить. Опыт-то не раздаришь, не пропьёшь…
– Бабуля! Вы в своём уме?!
– Никитка, да ты никак решил, что я тебя сжарить решила?! – поражённо вскинула бровушки моя домохозяйка. – Это ж сколько мы с тобой лиха хлебнули, сколько дел расследовали, скольким злодеям на хвост наступили, а ты ко мне с недоверием… А ну садись на лопату!
– Во-первых, там огонь. Во-вторых, я туда не полезу. И в-третьих, я так компактно не свернусь, – в отчаянии взвыл я, потому что бабка была абсолютно неумолима!
– Никита, не серди меня лучше – лезь на лопату, да и в печь! Ты и мигнуть не успеешь, как в кургане потаённом окажешься. Даже уши не опалишь…
– Ни-за-что!!!
– А как же долг служебный, милицейский? – пошла давить на совесть Яга. – Али не сказали тебе русалки, али сам Кощеюшка не поведал, что со всею землёй будет, когда зараза эта пагубная из своего могильника выползет… Ну так что? Или скидывай погоны, раз ты сам такой милицейский оборотень! Или в печку… Решай…
– В печку, – подумав, насупился я. – Но если со мной там что… я вас вовек не прощу! Потому что даже жениться не успел…
– Успеешь, женишься, – тихо бормотала Яга, помогая мне по-узбекски скрючить ноги на лопате. – Ещё небось спасибо скажешь за такую закалку экстремальную перед жизнью семейной. Ну, готов, что ли? Фуражку-то сними!
– Готов. – Я прикрыл головным убором лицо от бьющего жара. Ботинки скоро начнут тлеть, поскольку шнурки уже явно дымятся…
– Всем стоять, одно движение, и я стреляю!
В распахнувшееся окно беззвучно скользнул воронёный ствол пистолета. Мы обернулись, Алекс Борр встретил нас самым презрительным взглядом:
– Вы не успеете её остановить. Слезьте с лопаты, герр Ивашов, или я застрелю вашу заботливую гроссмутер…
Я тихо кивнул, но, прежде чем успел осознать происходящее, твёрдая бабкина рука мигом спихнула меня в ревущее жерло печки!
– Давай, Никитушка! – донеслось вслед, сливаясь с грохотом выстрела.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:47 | Сообщение # 19

Княгиня де Веллар

* * *
Оранжевое пламя объяло меня со всех сторон… Потом была мгновенная тьма, колючая и настолько плотная, что сдавило виски. Я ощутил себя летящим по металлическому тоннелю, где в конце кое-как брезжил свет. Долетел до этого места быстро, а попал в результате в настоящий морозильник. Сейчас попробую расписать интерьер в цвете.
Ну, довольно большая сводчатая комната, ходить можно, не пригибаясь, но с осторожностью – весь потолок в качающихся сосульках соли, острых, аж жуть. Полы словно стеклянные, скользкие до невозможности и отражают всё, как зеркала. Освещение довольно яркое, причём источник света один – гроб.
Да, да! Посередине комнаты, на резном постаменте покоится прямо-таки классный гроб! Других слов не нахожу… Выдержанный классический дизайн, благородная резьба, минимум украшений, никакой попсовой вульгарности – полное соответствие качества самой идее погребения. Ей-богу, в такой гроб даже я сам лёг бы с видимым удовольствием! А вот по обе стороны от него, сзади, стояли две фигуры, которые мне совсем не понравились…
Братья-близнецы Бурьяновы – балаболы и шалопаи, неудавшиеся торговцы дармовой солью, по глупости попавшие под влияние дурного человека, а в результате окаменевшие здесь навеки. Оба парня стояли, вжавшись спинами в стену, их тела были покрыты тонким слоем соли. Чинно склонив голову, я опустил глаза, постоял так не больше минуты и подошёл поближе к гробу. Итак, первопричина всех наших несчастий в нём. Точнее, в его содержимом. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, чего они нам сюда насовали…
– Да-а, – невольно вымолвил я, не в силах сдержаться. – У гражданина Бессмертного в определённых вопросах вкус есть. Однако какой же характер должна иметь женщина, чтобы от неё, при ТАКОЙ красоте, предпочли всё-таки избавиться!
Бывшая жена Кощея была немыслимо хороша! Я не видал подобной красоты даже на глянцевых обложках зарубежных журналов, все супермодели мира не годились ей и в подмётки, и если бы нашим Лукошкином вместо царя Гороха правила бы она, я бы первый… Стоп! Что за странные мысли лезут в голову! Я отпрыгнул от гроба спиной назад, не хватало ещё мне самому попасть под влияние усопшей. Знаем мы их магию, всякого насмотрелись… спасибо, не надо…
Яга говорила что-то про ключ. Его надо найти и разбить. Ага, ищем… Искать пришлось недолго. Прямо над гробом, рукой дотянуться, висел среди острых кристаллов соли здоровущий ключ из того же природного минерала. Способ достать его был один – встать на крышку гроба. Я попримеривался, постучал по нему, вроде должен выдержать, но всё равно жутковато… Подпрыгнул, стал на колено – держит. Влез полностью и тут…
– Нехорошо поступаешь, участковый!
Я чуть не заверещал от страха. Но голос раздался не из гроба, что чуточку успокаивало. Это сказал один из близнецов, то ли Прошка, то ли Ерошка.
– Г…граждане Бурьяновы! – противно тонким голосом констатировал я, хотя очевидность факта была налицо.
Они не очень изменились, только кожа стала серой, как пепел, и вместо глаз гранёные хрусталики соли. Жутковато, но вроде мне встречались и пострашнее, чего ж так нервничать…
– Во-первых, отпустите мою ногу. Во-вторых, вас все ищут. И в-третьих, на вашем месте я бы поспешил сделать явку с повинной, вы очень серьёзно влипл…
Они сдёрнули меня вниз легче, чем неоперившегося воробышка. Я оказал видимое сопротивление. И, несмотря на то что толку от этого было не больше, чем в рукопашной схватке с Останкинской телебашней, – моральная победа была за мной.
– Ключ достать хочешь? – в лоб спросили близнецы, распластав меня, как лягушку, по полу. Правда – лучшая политика, поэтому я сдержанно кивнул. Близнецы перемигнулись пустыми глазами:
– Тебе помочь?
– Э-э… – не понял я.
– Щас объясним, – широко улыбнулся то ли Прошка, то ли Ерошка, лицо второго на такую гримасу не растянулось. Будут врать! Ну-ну…
– Закабалила она нас, ведьма проклятая! Дыханием мёртвым сквозь стену втянула, себе служить заставила. Думала, мы ей гроб отопрём… А того и не знала, что на ключе том заклятие Кощеево – добыть ключ человеку тока по своей свободной воле можно! Тут-то и пожалела, что нас своими рабами раньше срока заделала. Потому и тебя трогать не станет – бери ключ, отпирай гроб, принимай награду великую!
– Полцарства дадут? – скептически приценился я. Близнецы удовлетворённо хмыкнули.
– Госпожа наша тока на Кощея обиду и таит, а ко всем мирным людям великой добротой обернётся. Что там полцарства! Любое царство на земле выбирай, твоё будет! И ещё много чего всякого от себя подарит, лично, на память… Отопри тока.
– А сами вы, значит, не можете?
Вместо ответа один из близнецов легко встал на плечи другому и коснулся ключа. Вроде бы плотный, вырезанный из каменной соли, ключик проходил сквозь его ладонь, словно зачарованный. Примерно так же парень мог бы пытаться поднять с пола солнечный луч…
– Ладно. – Я встал, вытер мокрые ладони о штаны и поправил фуражку. – Подсадите, сам попробую.
Братья осторожнейше поставили меня на крышку гроба, следя за каждым моим движением, как натасканные ротвейлеры. Я затаил дыхание и одним пальцем, тихохонько коснулся ключа – он был плотным и вполне осязаемым. Нормально, продолжаем операцию. От меня наверняка требовалось следующее – снять вожделенный предмет с крюка в потолке, спуститься вниз и собственноручно отпереть замок. Если же я откажусь это делать добровольно, меня заставят силой. В конце концов просто зажмут мою руку с ключом в своих лапах и, не нарушая предостережений заклинания, вскроют гроб. Что ж, пока будем изображать игру по вашим правилам…
– Готово. – Я смело снял ключ и, словно бы поскользнувшись, нарочито неосторожно взмахнул им в воздухе. Бурьяновы, едва не стукаясь лбами, кинулись вниз ловить мою светлость. Ха! Я эффектно выкрутился и, совершив головокружительный прыжок, очутился за их спинами. Осталось одно – крепко хрястнуть ключом об пол и… и… ой, мама!
– Бабка не сказала, как возвращаться, – тихо выдал я оборачивающимся холопам Карги-Гордыни.
В самом деле, когда Яга сажала меня на лопату, она ни словечком не обмолвилась о том, как прыгают на эту же лопату при возвратном движении. А может, пауки потому и прятали от глаз людских эту дырку, что знали – войти через неё реально, а назад… Чёрная дыра какая-то получается!
Близнецы встали, почесали тыквы и без малейшей суеты развернулись в мою сторону:
– Куда ж ты, участковый? Али думаешь, что ежели б выход был, мы б тут остались? – покачал головой один, а другой весомо добавил:
– Ты уж героя-то из себя не строй, своею рученькой гроб отопри. А не то сгинешь смертью лютою, нехорошей, так что ни могилки, ни памяти. Да и после смерти упокоения не сыщешь, будешь, как мы, весь век у Карги-Гордыни в холопах бегать…
И ведь что обидно, они оба говорили сущую правду! Ни тебе литературных красот, пустых угроз, ругани, дешёвой театральщины, нет – голый реализм, сплошная констатация фактов. На миг перед моим внутренним взором всплыли глубокие глаза Олёны…
– Очень сожалею, но увы.
Я ощутил себя последним панфиловцем под Москвой и с размаху хряпнул ключом об пол! Взрыв и море осколков… почему-то не появились. Вместо этого соляной ключ, презирая все мыслимые законы физики, пружинисто отскочил от полированных плит пола, стукнулся о потолок, срикошетил в стену, пронёсся у меня над головой, ударился в дальний угол, в другой, в третий…
Мы с братцами Бурьяновыми, то пригибаясь, то подпрыгивая, завороженно следили, как его футболит по всей комнате. Сверху сыпались острые сосульки, в глазах пестрило от осколков, и главное, звать на помощь было некого. Да, наш Кощей, конечно, постарался на славу, такую противоугонную систему смастрячить, все аспекты предусмотреть, все моменты учесть… Наверняка ключ можно разбить об один-единственный предмет, находящийся где-то в этой комнате. Хотя тут вроде и предметов-то лишних нет, кроме самого гроба. Значит…
Ключ сам поставил красивую точку в цепочке моих логических умозаключений – ударившись о крышку гроба, он разлетелся на куски! Причём сила ударной волны была такова, что Прохора с Ерошкой опять впечатало в стену, а за моей спиной рухнул целый пласт соляной породы…
– Мавр сделал своё дело? – зачем-то спросил я сам себя, когда пыль немного улеглась. – Мавр может уходить…
– Никита Иванович, а ты чё тут делаешь? – Из пролома высунулась бородатая физиономия честного Еремеева. – Помочь вылезти, али по нужде служебной сидишь?
– Помогай давай, – невнятно буркнул я, чувствуя, что вроде бы всё пошло как-то не совсем так.
Ключ разбит, но близнецы не спасены и вновь впали в неподвижность. Да, я могу выбраться, но мы невольно открыли сквозной проход к гробу. Конечно, без ключа ей оттуда не выбраться, Яга говорила что…
– Фома! – Я хлопнул себя по лбу и рыбкой ввинтился в «прорубленное окно» на волю. – Тяни быстрее, у меня там бабка одна в горнице с вооружённым террористом осталась…
– Да уж чем ему теперь поможешь, – ничего не понял стрелецкий сотник, но дал знак своим, и меня кое-как вытащили. Уже краем глаза, обернувшись, я заметил на крышке гроба маленькую трещинку. Раньше её там не было…
– Засыпайте всё солью согласно прежним указаниям! Маняша, за мной! Фома, вернёшься, доложишь. Общий сбор в нашей избе через час – полтора. Не опаздывать!
* * *
…А потом мы бежали изо всех сил. Причём кузнецова дочь куда резвее и легче, чем я, справлялась с пересечённой трассой. Мне даже на минуточку пришла в голову шальная мысль просто сесть ей на шею, дать шпоры, и она шутя довезёт меня до Яги. Потом ласково потрепать её по холке, задать овса и… тьфу! Но за такими бредовыми размышлениями дорога показалась куда как короче.
У заборчика нас встречала живая-здоровая бабка! Кто бы сомневался! Я сделал вид, что просто иду прогулочным шагом и, выровняв дыхание, спросил:
– Ну и… как у вас тут?
– Пулею злодейской двух пауков на печке убило, – буднично пожала плечиками наша эксперт-криминалистка, подавая мне как улику разряженный кремнёвый пистолет. – Меня саму-то, почитай, тока Господь уберёг да корова Маняшина. Она и по сей час преступника у стены держит…
– Выражаю вам искреннюю благодарность от лица всего отделения за хорошее воспитание коровы! – обернувшись к девушке, гаркнул я. Маня смущённо поковыряла лаптем песок, было видно, что ей очень и очень приятно… – Ну так пойдёмте, посмотрим на этого недобитого врага всего прогрессивного человечества!
Алекса Борра мне продемонстрировали буквально пришпиленным рогами к стене… Нет, нет, живёхонького и даже не поцарапанного… Бодливая корова настолько удачно попыталась его поддеть, что он практически сидел на одном её роге, а второй застрял в заборе меж брёвен. Получалось, что тощее бедро австрийского дипломата находилось в надёжном капкане, а бить корову по голове бессмысленно и чревато – она скотина памятливая…
– Кормилица ты наша, заботница, – прильнула к тёплому коровьему боку счастливая кузнецова дочь. – А вот Митенька намедни жаловался, будто бы в отделении служебно-розыскной собаки нет, так не изволите ли вот её кандидатуру рассмотреть? Она уж, поди, любой шавке брехливой жизни даст…
– Гм… я подумаю. – Мне ничего не оставалось, кроме как откашляться и отступить в дом. – Дождитесь Митю и вместе отконвоируйте задержанного к нам. У нас к нему есть ряд вопросов…
– Если вы сейчас же не избавите меня от этой скотины, я буду жаловаться в Евросо…
Договорить австрийцу не удалось: невероятно взбрыкнув задом, корова хлёстко огрела его хвостом. Чёрт побери, а ведь, пожалуй, я зря так категорично отнёсся к идее девушки! Служебно-розыскная собака нам положена по штату, а эта ещё и молоко даёт. Если отнимут…
В горнице было тихо. Печь не трещала, домовой не бренчал посудой, пауки не шебуршали, да и сама Яга, чинно усевшись у окошечка, задумчиво разглаживала у себя на коленях чёрный головной платок. Я встал рядышком, опёрся руками о стол, намереваясь дать полный отчёт о приключениях у гроба, но наша эксперт-криминалистка жестом попросила помолчать. Пожав плечами, я опустился на лавку рядом…
– Молчи уж… – первой начала бабка. Я не ответил. Моя домохозяйка вздохнула и, опустив глаза в пол, продолжила: – Сама всё знаю, сквозь огонь печной всё как есть видно было… Да наперекосяк пошло, завалил ты энто дело, Никитушка. Ключ, как надо, разбить не сумел, Каргу-Гордыню разбудил, да ещё и приспешникам её прямой выход оставил…
Я открыл было рот, но Яга не дала мне вставить хоть слово в своё оправдание, она всё сказала сама:
– Тебя одного не виню, половинка вины на мне, старой, висит. Как из кургана возвращаться, поведать тебе не успела, а ты там с перепугу-то и запаниковал… Что ключом об пол храбро бил – за то честь и хвала, не побоялся жизнью за людей рискнуть. А что бить его тока об гроб надобно, про то и я, грешным делом, не знала…
– Кощей… знал! – вдруг уверенно понял я.
– Кощей-то! Мог и знать, – равнодушно согласилась моя старушка. – Да и кому ещё знать, как не ему, злодею, раз он энто место таким колдовством мудрёным обставил! А нам и не сказал, мы ему живыми не нужны…
– Думаете, он знает, как вернуть её обратно? То есть даст ей выйти, уничтожить милицию, разгромить страну, а потом явится народу как новый царь-освободитель?
Бабка грустно кивнула. Я вытер пот со лба…
– Еремеев с ребятами наверняка уже засыпали проход свежей солью. Жена гражданина Бессмертного никак не сможет…
– Сможет, – обрезала Яга и чуть мягче продолжила: – Ты о трещине-то на гробе забыл? Так вот, ещё до закату через ту трещинку малую она весь гроб разворотит. Близнецы безвольные силой не обижены, они ей в пять минут проход от новой соли расчистят. А там уж не нам Карге поперёк пути вставать, но тока нам на том месте головы сложить…
– Пораженческие настроения? – попробовал улыбнуться я. Бабка тоже показала в кривой ухмылке два жёлтых зуба:
– И впрямь, чего это я столь заунывственно? Ты ж у нас всему начальник, батюшка сыскной воевода! Командуй давай, а мы исполнять будем…
– Ну тогда собирайте всех – идём на Каргу!
Наша опытнейшая оперативница бодренько вскочила на ноги, хлопнула в ладоши и, стянув с головы цветной праздничный платочек, повязала взамен его чёрный. Но как повязала… Лихо, уверенно, узлом назад, на пиратский манер! Отчаянная старуха на костяной ноге была готова ко всему, а если и собиралась встретить смерть, то не иначе как уделав безносую помелом по зубам, да ещё и обозвав антисемиткой! Логики в этом никакой, но именно так в своё время Шмулинсон обхамил бабулю, а ей словечко запомнилось…
– А мне пока надо с глазу на глаз побеседовать с задержанным.
– И то верно, – хищно улыбнулась Яга. – Поговорить надобно, да тока меня из горницы не гони. Я нонче мирная, небось всего не обкусаю…
По моему кивку в окошко Маняша быстро высвободила корову и, легко скрутив воспрянувшего было австрияка, практически на вытянутых руках внесла его в избу. У задержанного хватило ума не лезть в открытую драку, думаю, после дела об отстреле невест у него есть некий кармический долг перед женщинами, и они это чувствуют.
– Вот злодей преступный. – Кузнецова дочка сурово плюхнула Борра на скамью напротив нашего стола. – Руку ему сразу заломать за стрельбу несанкционированную али после допросу?
– Митькина школа, – переглянулись мы с бабулей. – Спасибо, Манечка, подожди в сенях. Да, придут наши, пусть ждут, к нам никого не пускай.
– А с энтим баловником ещё папенька мой хотел насчёт выстрелов перебеседовать…
– Не проблема, – охотно согласился я, отметив мгновенную бледность австрийца. Судя по всему, он знал кузнеца и догадывался, чего от него ожидать за «баловство»…
Довольная девица вымелась вон, а мы уставились на задержанного. Молчаливый поединок взглядов длился минуты две и не окончился ничем. В том смысле, что раскаяния или стыда мы у пленника не отметили. Более того…
– Как гражданин суверенного государства я требую немедленно доставить меня в столицу, предоставить адвоката и настаиваю на передаче функций обвинения европейскому суду. Например, в Гааге…
– Ещё что-нибудь? – Я произвёл соответствующую запись, развернув на столе планшетку. Алекс Борр сделал неправильные выводы, устроился повальяжнее, закинув ногу на ногу, и продолжил:
– Мы с вами оба профессионалы, не так ли? А значит, понимаем, что эпоха дремучего русского варварства отходит в прошлое. Что бы я ни сделал в этой глухой провинции, это уже невозможно скрыть от вашего прогрессивного царя. Вы не имеете права держать меня здесь, применять пытки, запугивать вашей страшной сибирской каторгой. Более того, в ваших интересах (как и в интересах всей вашей страны!) сделать суд надо мной достоянием международного сообщества. Надеюсь, что доказательная база подготовлена вашим отделением на серьёзном уровне?
– Никитушка, – тихо подала голос Яга, – а ить и впрямь с протоколами да уликами у нас туговато выходит. Он ведь попросту время тянет, ждёт, когда защитница евонная во всей красе из кургана солёного выйдет. Тогда уж никому не до суда будет…
– Логично, – ровно подтвердил я и попросил: – Превратите его во что-нибудь, пожалуйста.
И у австрийца, и у нашей эксперт-криминалистки одинаково округлились глаза. Пришлось пояснить:
– Гражданин Борр прав, он – иностранец, у нас запрещены пытки, ему положен адвокат, и с доказательствами ещё много бумажной возни. Превратите его в полено, временно, пусть полежит до суда. Тока предупредите домового, чтоб не брал его из поленницы. Хотя-а…
– Вы не… не посмеете! Я буду жалова… а-а-а-а! – Под пристальным взглядом Яги левая нога орущего преступника начала быстро превращаться в неструганую берёзовую чурку.
– На вашем месте я бы поспешил оформить явку с повинной. Бабушка, он успеет написать?
– Поздно! – сделала злое лицо наша добрейшей души сотрудница. – И ты, участковый, не лезь, он в меня стрелял? Стрелял! Теперича и я из него лучины нащиплю… А то, что останется, пущай в суде свою безвинность доказывает.
– Но при восстановлении он может лишиться каких-то частей тела! – продолжал настаивать я, стараясь перекрыть истошный визг мерзавца. Бабка в ответ лишь пожала плечиком:
– Ну, уха не будет али пальца одного… второго… третьего. И без того жить можно! А ежели чего иного недосчитается, так ему в тюрьме европейской небось тоже не детишек плодить…
* * *
Как вы понимаете, Алекс Борр давал признательные показания уже на второй минуте. Причём так резво, что я едва успевал записывать. Большую часть мы знали и сами, но кое-какие моменты он нам прояснил. Первое и главное – никакого особого договора с Каргой у него не было. Всё, что нам плёл на эту тему Кощей, оказалось ложью! Весь план возвращения к жизни бывшей супруги был продуман и инспирирован именно гражданином Бессмертным. Он лично нанял Борра, дал ему все указания, распределил роли и дёргал за ниточки, беспечно устроившись у себя на Лысой горе. Австриец, в недалёкой жажде мести, бегал по его указке, нанимал братьев Бурьяновых, стращал Шмулинсона, стрелял в нас, но сам даже не представлял, кого именно он намерен выпустить в мир. Когда близнецы пропали, Борр, скрывавшийся в подвале их же избы, запаниковал, но ворон, регулярно навещавший его, убедил, что бояться нечего, Хозяин контролирует ситуацию. В этом смысле Кощей успешно провёл нас всех…
– Это были мои чистосердечные признания! Вы обещали! Вы…
– Расколдуйте его, – отложив карандаш, попросил я. Бабка сделала кислую мину. – Он пойдёт с нами на Проклятую гору. Пусть хоть посмотрит напоследок, подо что подписывался.
– А может, всё ж таки в полено? Бросили в телегу, оно ить хлеба не просит. А энтот ещё с побегом чего удумает… Нет? Ну дык давай хоть ногу деревянную ему покудова оставим! Не всё мне одной на своей костяной скрипеть.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:47 | Сообщение # 20

Княгиня де Веллар

В целом на общие сборы всей опергруппы расширенного состава ушло ещё около часа. Сияющий Митька заявился с мамой, а гордая Марфа Петровна держала за шиворот поникшего дьяка. Сам гражданин Груздев скорбно признал, что шёл к нам сдаваться с повинной, ибо в боярском доме ему более не житье – там теперь нечисть балует! Я его даже слушать не стал, указал место в строю и, усадив Ягу в телегу, приказал выдвигаться навстречу Еремееву. Единственно кота оставили дома. Васька брыкался, но бабка не хотела им рисковать.
Телегу волокла та же корова, а бодро хромающего на деревянной ноге австрийца спокойно подгоняла прутиком неслабая кузнецова дочка. Кощея она один раз уже упустила, поэтому за новым арестантом бдила буквально по-бульдожьи. Хотя поверьте, после нашего содержательного «допроса» Алекс Борр был готов сам себя сторожить, лишь бы не отстать от меня, как единственного гаранта честного отдыха на каторге. Видимо, вариант возвращения к австрийскому двору с берёзовым поленом от колена чем-то его конкретно не устраивал…
На повороте к лесу нас нагнал шумный Абрам Моисеевич, он тащил одну-единственную корзину яиц и всю дорогу мучил нас сказками о том, что с таким несерьёзным грузом его в Лукошкино даже жена не пустит. Можно подумать, своей милицейской волей я могу заставить кур нестись в ускоренном режиме, на пятилетку вперёд!
А вообще, знаете, мы были как-то неестественно веселы… То ли от недооценки реальной опасности ситуации, то ли наоборот. Я вспоминал Олёну, как она улыбалась, какие у неё глубокие глаза и мягкая улыбка. Потом ещё считал, сколько народу пригласить на свадьбу, брать ли в свидетели Митьку, венчаться в гражданском или милицейском костюме и можно ли попросить у Гороха ещё один отпуск на свадебное путешествие в Европу? А то задержанный австриец так расхваливал их систему правосудия, а я в своём мире как-то не успел взять туристическую визу даже в соседнюю Польшу. О том, что никакой свадьбы может не быть вообще, думать не хотелось…
Мой младший сотрудник блистал остроумием, смеша всех творческими играми в психоанализ. Шмулинсон рассказал пару классных еврейских анекдотов, и дьяк Груздев смеялся над ними дольше всех, причём так заразительно, что подхихикивать начала даже Маняшина корова. На опушке встретили Фому с тремя стрельцами, развернули их обратно, в шутку сказав, что помирать всё равно придётся, а в компании веселее. Они радостно согласились.
Ещё кузнецова дочь на пару с Митькиной мамой выдали ряд ярких частушек с явно двусмысленным подтекстом, но радующих оригинальностью трактовки образа, вроде бы вполне бытовых дел интимного плана. Еремеевские ребята простые, они и хохотали во весь голос, подзуживая сельских дам на дальнейшее песенное творчество.
Яга, сидя на телеге, молча смотрела вперёд и покусывала сухую травинку. Точно, вот бабка, наверное, единственная, кто за всю дорогу не проронил ни слова. Она только смотрела на нас с мягкой, тёплой улыбкой, и в глазах её было что-то такое неуловимо-грустное, словно бы она загодя сердечно прощалась с каждым… Боялась, что не успеет?
До Проклятой горы дошли неумолимо быстро. И уже на подходе мы все чётко понимали: самое страшное уже произошло, а то, что нас ждёт впереди – это лишь героический финал всех героев русских сказок. Обычно они заканчиваются ёмкой, но очень запоминающейся по своей логичности фразой: «Жили они долго и счастливо и умерли в один день». То есть рано или поздно… жениться так и не успел… а жаль…
Наша эксперт-криминалистка, как всегда, оказалась абсолютно права – проход был расчищен от свежевысыпанной соли, а по обеим сторонам, как каменные атланты, стояли два близнеца – Прошка и Ерошка. Они даже не повернули головы в нашу сторону, мы не были для них ни сколько-нибудь серьёзным препятствием, ни возможной проблемой на пути. Я приказал поставить телегу поперёк тропы и залечь за ней, как за баррикадой. Насмотрелся в кино в своё время, все революционеры так делали…
И лежали мы так добрых полчаса, потому что ничего интересного не происходило. Стрельцы выставили стволы пищалей, Маняша выпрягла корову, дьяк стащил яйцо у Шмулинсона и был наказан строгим еврейским подзатыльником. А заколдованные братцы всё так же не шевелились, словно их таинственная хозяйка вовсе не собиралась выходить наружу…
– Что делать-то будем, Никита Иванович? – первым не выдержал Митька. – Может, перекрестимся, махнём со стрельцами да и штурмом ихнюю крепость одолеем? Небось не выдюжит супостатка, когда мы внутрях хором петухами заорём – и не таких доводили! Вот хоть себя с петухом нашим лукошкинским вспомните, кто кого?
– Никто никого! Ни я петуха, ни петух меня… – резко оборвал я этого болтливого умника и вопросительно глянул на Ягу. Та медленно кивнула:
– Чую, тебя она ждёт, Никитушка. На волю-вольную в любой миг вылететь могёт, да тока скушно ей всех нас в единый миг жизни лишить. Поиграть хочет, побаловаться…
– В смысле, мне к ней выйти, поговорить? – уточнил я.
В тот же миг на лес опустилось нечто плотное, словно бы сам воздух на мгновение утратил свои свойства и упругой субстанцией затвердел в лёгких. Стало трудно дышать…
– Выйди ко мне, участковый, – донеслось изнутри холма. – Добром выйди, сама прошу покудова…
Я понял, что ещё чуть-чуть, и мы тут все свалимся от удушья. Выбора не было, едва я шагнул из-за телеги, как дыхание вернулось. Народ зашевелился, Еремеев тихо выругался матом и жестом приказал своим заряжать пищали рубленым серебром. Он быстро учится или Яга подсказала – сейчас без разницы.
– Выхожу, выхожу! Вы о чём-то хотели со мной побеседовать, гражданка Бессмертная?
– Имя моё Карга-Гордыня, – холодно отозвалось из прохода. – А ещё раз мужниной фамилией назовёшь, так на твоих глазах всех вас смерти лютой предам! Я об этом изменщике и слышать не желаю… а я ему… лучшие годы, а он…
– Минуточку, – воспрянул я. – А не хотите ли об этом поговорить? У нас в штате есть опытный психолог, Митя Лобов. Он решит ваши проблемы и развеет комплексы буквально за…
– Нет! С тобой говорить буду. А не хочешь, так и…
– Хочу. Вот он я, стою перед вашими покорными балбесами. Спрашивайте.
– Ты пришёл меня остановить. Зачем?
– Ну-у… – Я здорово стушевался. – Видимо, потому что вы представляете собой неконтролируемое зло, а мы стоим на страже закона и порядка. Нет?
– А то, что меня, молодую без вины, без покаяния, в могилу страшную на веки вечные упрятали, это порядок али закон? Не справедливей ли будет всё вобрат повернуть? Сколь лет земля без меня урожай давала – стока и не родит теперь! Сколь реки не для меня текли – столь лет им и сухими быть! Сколь людишек до сего дня на свете прожило – стока и умрёт в единый миг! Это ли не закон, это ли не порядок? А на пепелище старом новая жизнь возродится, и будет она краше прежней, ибо все грехи уже искуплены…
– Прямо революционные лозунги, – прокашлявшись, отметил я. – Не пойдёт. Мы не уступим.
– Кто ж это «мы»?
– Милиция, – тихо ответил я и, заметив гордо поднявшихся из-за телеги ребят, добавил: – Милиция и народ!
– Нешто драться будете? – В голосе проскользнули едва ли не бубенцовые нотки смеха. – Ну что ж, участковый, развеселил ты меня… Будь по-твоему, давай, богатырь, силой мериться. А ну, холопы мои верные, повытряхните пыль с кафтана милицейского!
Братья-близнецы словно ожили. Они резво пошли на меня, не как зомбированные роботы, а с непоколебимой уверенностью в собственной несокрушимости. Мне не оставалось ничего иного, кроме как:
– Митька-а!!!
* * *
– А не извольте беспокоиться, Никита Иванович, – радостно засучивая рукава, гоголем вышел он. – Ить не первый раз мне одному энти рожи кирпичом до блеску драить! Подвиньтеся-ка, дозвольте отполировать изменщиков осью тележною, поперёк ушей массажем воспитательным… Ох, берегись, сам себя боюся-а!!!
Я вежливо отступил, давая парню место для разбега. Действительно, в прошлый раз он так наглядно продемонстрировал своё превосходство, что…
– Мама-а… – тихо пискнул Митя, едва ли не до крови расшибив себе кулак о скулу ближайшего близнеца.
Тот даже не покачнулся, без улыбки продолжая наступление. Мой младший сотрудник увернулся от двух размашистых ударов и метко пнул второго лаптем в пах! Я никогда не видел, чтоб мужчина даже не вздрогнул после такого… Мы все зажмурились, а ему хоть бы хны!
– Зачарованные они, Никитушка, – подойдя сзади, пояснила бабка. – Бей не бей, а боли не чувствуют, да и силою чёрной не в пример как напиталися.
Я тупо кивнул. Дальше началось форменное «избиение младенцев» – бедного Митьку лупили, дубасили, швыряли и колошматили столь безжалостно, что у меня опустились руки. Еремеев молча поднял ствол пищали, но Яга категорично покачала головой – нельзя стрелять в зачарованного, он за себя не в ответе, большой грех на душу возьмёшь… Да что там, мы все стояли, беспомощно глядя на происходящее. Даже влюблённая в Митьку Маняша, обняв голову верной коровы, прикрыла ей глаза, чтоб та не видела этого кошмара…
– Бабуль, разрешаю применить колдовство. Более того, приказываю его применить!
– Нельзя. Покуда Карга честно игру ведёт, на удар ударом, на силу силой, а ну как на колдовство колдовством ответит? От всех нас тогда и пепла в горстку не соберёшь…
– Но они же его… – сорвался я, и могучая женская рука, поймав меня на взлёте, мягко переставила за телегу.
– Посиди туточки, участковый, – ласково попросила Марфа Петровна. – А я сама с хулюганами энтими, по-свойски, по-соседски переведаюсь. Будут знать, как кровиночку мою обижать, при живой мамке-то… Маняшенька-а!
Дочь кузнеца, разом вытерев набежавшие слёзы, в секунду вывернула оглоблю, с поклоном подавая её, как меч-кладенец. Марфа Петровна вразвалочку, чинно вышла вперёд и, закрыв могучим телом рухнувшего сына, так ахнула по башке ближайшего Бурьянова, что тот (о чудо!) упал…
– Я ж его кормила… я ж его поила… я ж из-за него ночей не спала! Растила богатыря людям на радость, себе в утешение! Сынулю разлюбезного, ягодку единственную, звёздочку ясную… А вы его лежачего под рёбра пинать!
Ох и тяжела рука материнская… Я многое в своей жизни видел, но такое!! Митькина мама стегала близнецов здоровенной оглоблей, как прутиком, только свист стоял! Еремеев с парнями орал «ура!», Шмулинсон в упоении расцеловал дьяка, а тот всё рвался забекренить ермолку и самолично помочь «представительной женщине».
То ли Прошку, то ли Ерошку, несмотря на всю чёрную мощь, Марфа Петровна по плечи вбила в утоптанную полянку, да ещё и села сверху! Зато второй, скотина, подкравшись сзади, ударил бедную маманю кулаком в висок…
Мы возмущённо засвистели, да толку, мама нашего героического сотрудника мешком грянулась рядом с сыном. Уцелевший близнец, ничем не выразив удовлетворённости победой, поднял уже щербатую оглоблю и пошёл на нас.
– За Митеньку! За Марфу Петровну! За милицию любимую – живота не пожалею! – тонко взревела Маняша, отпихивая поднявшихся стрельцов. Ну, бой-девка, невольно восхитился я, но суровый голос сзади всё расставил на свои места:
– Остынь, дочка.
– Папенька!
К кургану уверенными шагами приближался застенчивый деревенский кузнец. Вот только тут, может быть, в первый раз я радостно толкнул Ягу локтем – на каменном лице невольного раба жены Кощея промелькнула явная растерянность…
– Вы уж простите дуру-то мою, – тихо прогудел Игнат Андреевич, снимая рубаху. – Видать, и впрямь сердечком прикипела к парню вашему. А я уж всё село на ноги поднял, скоро подбегут, всем миром помогут. Тока вы бы пока отошли в стороночку.
Ой, как он отделал второго братца! Вы не поверите, тут даже стрельцы заткнулись, потому что с одного удара так обматывать противника о ближайшую сосну, что с дерева только шишки летят, – это, знаете ли… Вот если Марфа Петровна стегала обидчиков сына оглоблею, то кузнец стегал противником по всему, что попадалось под руку! Он практически закопал второго близнеца рядом с первым по шею и, когда развернулся к нам, Маняша со слезами прыгнула на руки папе.
– Сильны вы, люди милицейские, – с явным уважением раздалось изнутри горы. – Раз уж холопов моих побили, так теперь, поди, и мне самой выйти пора. Поглядим, какие вы молодцы до последнего биться…
Яга бросила на меня тоскливый взгляд. Обозначать это могло только одно – против самой Карги нам не выстоять…
– Господи, но должно же быть какое-то средство! Ведь Кощей чем-то планирует её остановить…
– Луной и солнцем, землёй и водой, – задумчиво припомнила бабка. – Да тока как ты, участковый, луну с небу ей на башку уронишь и солнцем ясным припечатаешь?
Сзади раздались нестройные голоса, действительно, вооружённая колами, вилами и прочим сельскохозяйственным инвентарём, нам на выручку спешила вся Подберёзовка. В небо взвилась гордая частушка:
Ой, держите, не могу –
Так хочу побить Каргу!
Буду ей, ядрёна мать,
Перья в гузку забивать!
Возможно, единственно поэтому я не обратил внимания, когда успели исчезнуть из-за баррикады Груздев и Шмулинсон… Кузнец с дочкой уволокли наших недобитых героев с поля боя, а когда за телегой выстроилось стройное деревенское ополчение – в проходе Проклятой горы показалась она, жена Кощея.
Карга-Гордыня была невероятно прекрасна! Шитое бисером платье, всё в самоцветах и алмазах, на голове золотая корона, чело, достойное кисти Рафаэля и сияющее просто неземным светом. Она в одно мгновение, не сказав ни слова, просто пленила всех кротким движением ресниц, и не было среди нас человека, не мечтавшего умереть ради неё, приняв смерть как высшую точку экстаза…
– Таки да, мой долгогривый друг!
– А то! Сыпь, говорю, морда иудейская!
Абрам Моисеевич и Филимон Митрофанович, стоя на горе, над самым проёмом, в четыре руки дружно опрокинули вниз полную корзину яиц! Во что превратилась прекраснейшая из богинь… мама, не смотрите, оно стекает… Наваждение исчезло в тот же миг!
Бывшая жена гражданина Бессмертного, грезившая навести свой порядок в мире, стояла перед нами дура дурой, с ног до головы облитая желтком и белком, вся в яичной скорлупе и с самым идиотским выражением лица. Я не помню, кто там хихикнул первым… Но потом раздался такой гогот! Схватившись за животы от неудержимого смеха, повалились практически все, включая корову.
– Никитушка, пригнись, – деловито потянула меня за рукав бабка.
Я повиновался чисто автоматически и, как оказалось, вовремя.
Воздух наполнился запахом горелой яичницы, а потом грянул ужасающий взрыв! Ударной волной нас всех раскидало кого куда, а когда я, отплёвываясь, сфокусировал взгляд на Карге-Гордыне, то сначала просто не поверил своим глазам… На месте прежней красавицы, в круге выжженной земли, сидело на задних лапах самое кошмарное из всех чудовищ!
Какая-то полуптица-полужаба с отвисшими сосцами, бородавчатым пузом и растянутым ртом, полным акульих зубов. Маленькие глазки пульсировали оранжевым и зелёным, вонь резала вдох. Аура нечеловеческой злобы исходила от неё такими волнами, что на ближайших соснах стали, рыжея, осыпаться иглы. Начинается…
Я перекатился на бок и подполз к полузасыпанной Яге. Её остекленевший взгляд заставил меня просто взвыть от горя:
– Бабуля-а!!!
– Не ори, – тихо выдохнула она. – Прости меня старую… не придумала я, что слова Кощеевы значат…
– Бабушка, вы не это… – Я, лихорадочно хлопая себя по карманам, искал носовой платок, чтобы хоть вытереть ей кровь на щеке, но она ещё успела улыбнуться:
– Вот… и кончилась моя экспертиза… дальше уж сам… не плачь обо мне, Никитушка… ты ж сыскной воевода!
Яга потеряла сознание. Платок я так и не нашёл. В нагрудном кармане перекатывались лишь две речные жемчужинки – бесполезный подарок наивных русалок. Я встал. Кругом дымилась земля, стонали люди, под ногами валялась верная пищаль Еремеева. Тупо, ни о чём не думая, я ссыпал жемчужинки в дуло и навёл ствол на Каргу. Она распахнула пасть и тем же приятным, грудным голосом спросила:
– Неужто стрелять будешь?
Я кивнул.
– Глупышка… – Она скакнула поближе, едва не обжигая меня смрадным дыханием. – Наигралась я, навеселилась, пора ноженьки поразмять, Русь посмотреть… Не возражаешь?
– Возражаю, – хрипло выдавил я. – Вернитесь в гроб.
– А не то? – игриво продолжила она, клацнув зубами едва ли не перед самым моим носом.
– Стрелять буду, – предупредил я, срывая с плеча тлеющий погон.
Как она расхохоталась… Я никогда – ни раньше, ни потом – не слышал более самодовольного и противного смеха! Мне было нечего терять, тяжёлая пищаль качалась в руках из стороны в сторону…
– За Ягу, за Митю, за… – С третьей попытки порох вспыхнул, и отдачей от выстрела меня едва не свалило с ног.
Карга расхохоталась ещё громче, но… что-то вспыхнуло двойною искоркой у неё в брюхе. Смех оборвался… Искорки разгорелись в две нестерпимо яркие вспышки света, и грохот второго взрыва отшвырнул меня в необъятные дали…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 15 Янв 2012, 17:48 | Сообщение # 21

Княгиня де Веллар

* * *
Утро. Солнышко щекочет нос. Петушиный крик, как же я рад его слышать! Получается, что есть жизнь после смерти! Медленно раскрыв глаза, я с удивлением обнаружил себя в нашем временном доме, на знакомой лавке, и тихий Назим, напевая что-то азербайджанское, пришивал к моему выцветшему кителю новый погон.
– Никитушка, – раздался скрипучий голос Яги. – Встал, что ли, сокол наш ясный? А мы уж не будили, дай, думали, хоть выспится сыскной воевода…
Я едва не заревел от умиления. Бабка, чуть поцарапанная, с перевязанной ногой, на костыле, но ЖИВАЯ, осторожненько присела рядом.
– Ты уж не серчай на меня, дуру пенсионную. Ить как я не догадалася, что Кощей об обычной жемчужине речь вёл. Жемчуг-то речной, он и песчинка, и перламутр, стало быть, и солнце, и луна, и земля в нём есть, и в воде растёт… А ты хитёр, прознал, да со мною не поделился? Ну да ништо, вам, молодым, слава нужнее.
– Как Митька? Как остальные? Как… – порываясь встать, забормотал я.
– Да живы все, – спокойно кивнула наша эксперт-криминалистка. – Кого помяло, кому почки отбило, руку-ногу повывихнуло, но покойников-то и нет! Разве жену Кощееву уж не в один гроб не сложишь – разнесло по ветру пылью мокрою… Так ить её, злыдню, и не жалко!
Через пару часов наша горница ломилась от гостей. Пришло едва ли не всё село плюс: дьяк со Шмулинсоном, кузнец с дочкой, Митя с мамой, Еремеев со стрельцами – все сидели у нас, празднуя победу, и ещё пару соседских столов пришлось вынести во двор. Кстати, таинственным частушечником оказался… сам староста! Ни за что бы не подумал, солидный мужик, должность, семья, дети, а нате вам – поэт!
Ой, от смеха не дышу,
На одной ноге пляшу!
За милицию родную
Водку пью до мандражу!
В общем, мы гудели до вечера, несмотря на то что без бинтов ходил один я. Повезло. Бывает же такое, два взрыва, царапины, ожоги, но ничего серьёзного. А вот все прочие, поголовно, хвастались боевыми ранами, белыми перевязками, двойными костылями, перемотанными головами и ногами в свеженаложенных шинах. Эдакая лихая русская пьянка в прифронтовом госпитале. Вот бы Олёна увидела меня в таком «загипсованном» обществе… Типа отдых в тихой деревне, ага!
Уже поздно вечером, когда все разошлись по домам, наша бессменная троица села подвести итоги этого путаного дела.
– Ну что я скажу, сослуживцы… Кощею мы вдругорядь нос утёрли – и сами живы, и от супруги евонной мир избавили. Не вернуться ему к нам царём-освободителем, сами распрекрасно управилися…
– Что с близнецами? – спросил я.
– Жить будут, – поморщилась Яга, поглаживая забинтованную ногу. – Заклятие спало с них, да ума не прибавило. Чую, в недолгом времени они опять народ удивят. Шалопаи и есть…
– А пауки?
– И впредь будут энту избу на отшибе сторожить, как со времён давних привыкли. Не след людям случайным могилу Карги-Гордыни видеть, мало ли какое-сякое колдовство там у гроба осталося…
– Алекс Борр на месте?
– А то, – подал голос Митяй, баюкая перемотанную руку. – За ним стрельцы бдят, завтра же в царёву канцелярию под арест отправят. Ужо получит своё, преступный элемент… Каторга по нему аж изрыдалась вся!
– Я тоже намерен вернуться в Лукошкино, может, завтра и махнём с еремеевцами? – прямо предложил я.
– Отчего ж нет, – охотно согласилась Яга. – В родной терем пора, на своей печи кости греть поприятнее будет.
– А это… нельзя нам так сразу-то… – неожиданно засуетился наш младший сотрудник. – Ить мы же не всё доделали, вона дьяк жаловался, будто бы в доме мышкинском нечистая сила завелась. И день и ночь по комнатам запертым стучит да стонет…
– Да тьфу на тебя, любопытного, – жутко смутилась бабка. – Не сила энто нечистая, а сам боярин. Лекарствие я ему дала обещанное, вот и… стук да стоны! А двери, ясное дело, от таких, как дьяк, запирать надо.
– Ну, тогда домой?
– Не могу я, Никита Иванович… я жениться обещал. Остаюся я.
Яга молча встала и начала убирать посуду. По справедливости, и вправду рассуждать больше было не о чем. Они оба молодые, деревенские, внешне составят достойную пару, а работа в селе всегда найдётся. Я-то ведь сам тоже скоро женюсь, чем он хуже… Да и Маняша хорошая девушка. Наша, милицейская.
– Никита Иваныч! Бабуля! – Митька широко улыбнулся. – Да будет вам, шуток, что ль, не понимаете… Повременить мы договорилися, чувства проверить, гороскоп брачный составить!
– Я те щас пошучу, – раздельно процедила бабка, берясь за помело.
Глядя на их радостную беготню по всей горнице, я привалился спиной к тёплой печке и благодушно пожелал сам себе «спокойной ночи»…

P.S. Сюрпризы нас ждали в родном отделении. Вот хоть не уезжай, ей-богу. И, главное, от кого! От надёжи-государя, царя-батюшки, чтоб его, всеми любимого…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар