[ ]
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Модератор форума: Хмурая_сова  
Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Садовые чары (Сара Эдиссон Аллен)
Садовые чары
Syrena Дата: Понедельник, 02 Апр 2012, 19:37 | Сообщение # 16
Горожанин

Новые награды:

Сообщений: 783

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Глава 13

Фред сидел за столом у себя в кабинете и вертел в руках мангорезку. Что она означает?
Джеймс любит манго. Возможно, это значит, что Фред должен позвонить ему и пригласить... полакомиться фруктами?
Ну почему все это не могло быть чуть яснее? Почему не произошло чуть раньше?
И что ему теперь делать с этой мангорезкой? Каким образом она поможет ему вернуть Джеймса? Он мучился этим вопросом уже несколько дней, дожидаясь какого-то знака, какого-то указания.
В дверь кабинета постучали, и показалась голова Шелли, его заместительницы.
— Фред, тут один человек хочет с тобой поговорить.
— Сейчас выйду.
Фред снял со спинки кресла пиджак и накинул его.
Когда он вышел из кабинета, то увидел, что Шелли разговаривает с каким-то мужчиной, стоявшим у полок с вином. Она указала на Фреда и двинулась прочь. Фред узнал Стива Маркуса, преподавателя кулинарии из Орионовского колледжа. За эти годы им несколько раз доводилось вести интересные беседы о еде и рецептах. Фред не сразу смог заставить себя сдвинуться с места. Перед уходом Джеймс сказал, что ему стоит начать встречаться со Стивом. Это тут ни при чем, твердил себе Фред, однако каждый шаг вперед давался ему с огромным отвращением. Не хочет он встречаться со Стивом!
Тот протянул руку.
— Рад вас видеть, Фред.
Он покачал головой.
— Могу чем-то помочь?
«Если только речь не идет о предложении руки и сердца».
— Я хотел пригласить вас на бесплатные курсы по кулинарии, которые я веду в университете, — приветливо сказал Стив.
Это был полный добродушный мужчина. На пальце правой руки он носил массивное университетское кольцо, и Фреду всегда нравилось, что ногти у него неизменно ухоженные и блестящие.
— Они будут посвящены, — продолжал Стив, — разнообразным хитростям и приспособлениям, которые облегчают готовку. Я подумал, что вы с вашими познаниями о еде и местных особенностях будете для нас неоценимым приобретением.
Это было уже чересчур. Слишком скоро. Фред чувствовал себя как человек, которого утром пытаются разбудить ни свет ни заря.
— Даже и не знаю... у меня столько дел...
— Первое занятие завтра вечером. Вы не заняты?
— Завтра? Ну...
— Я прошу всех припомнить свои маленькие хитрости и захватить с собой приспособления, о которых большинство ничего не знает. Я не настаиваю. Завтра вечером в шесть, если сможете. — Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил бумажник. — Вот вам моя визитка, звоните, если возникнут вопросы.
Фред взял визитную карточку. Она еще хранила тепло его тела.
— Я подумаю.
— Вот и славно. До встречи.
Фред вернулся к себе в кабинет и грузно опустился в кресло. «Я прошу всех припомнить свои маленькие хитрости и захватить приспособления, о которых большинство ничего не знает».
Вроде мангорезки.
Он так долго ждал, когда Эванель захочется что-нибудь ему дать. Это должно было все исправить. Фред упрямо снял телефонную трубку. Он позвонит Джеймсу. Он сделает так, чтобы эта мангорезка стала тем предметом, который наладит их с Джеймсом отношения, чего бы это ему ни стоило.
Он набрал номер сотового телефона Джеймса. После десятого гудка он забеспокоился. Потом сказал себе, что, если Джеймс не возьмет трубку после двадцатого гудка, значит, мангорезка предназначалась не для него.
Потом после тридцатого.
Потом после сорокового.
Потом после пятидесятого.

Бэй из-под яблони наблюдала за приготовлениями к обеду. С виду все было в полном порядке, и она никак не могла понять, почему ей так не по себе. Возможно, все дело было в крохотных колючих побегах, которые начали пробиваться по краям сада, таких маленьких и так надежно затаившихся, что даже Клер, от которой не укрывалось ничто из того, что происходило в саду, пока еще их не заметила. Впрочем, возможно, она видела их, но решила не придавать им значения. Ведь Клер сейчас счастлива, а когда человек счастлив, он забывает о том, что в мире бывают плохие вещи. Сама Бэй была не настолько счастлива, чтобы не помнить об этом. Пока что до совершенства вокруг было далеко. И все же Тайлер прекратил по ночам бродить у себя во дворе в окружении тех пурпурных огоньков. И уже целую неделю ни мама, ни сама Бэй не чувствовали запах одеколона ее отца, так что Сидни стала чаще улыбаться. Она даже стала чаще говорить о Генри. Его имя всплывало едва ли не в каждом их разговоре. Всем этим Бэй вполне могла бы быть довольна.
Ее записали в школу, а через две недели начинались занятия в детском саду. Может быть, именно это не давало ей покоя. Она ведь знала, что мама назвала не ее настоящую фамилию, когда записывала в сад. Начинать с неправды было нехорошо.
Или, может быть, все дело было в том, что Бэй до сих пор не удалось сообразить, каким образом здесь все сделать так, как она видела во сне. У нее ничего не выходило. Она не могла найти ничего такого, от чего получались бы блики на лице, а мама запретила ей таскать хрусталь из дома для экспериментов. И шелест бумаги на ветру воспроизвести ей тоже не удавалось. Уже много дней подряд вообще не было ни ветерка, до самого сегодняшнего дня, когда, едва Сидни с Клер попытались застелить стол скатертью цвета слоновой кости, вдруг откуда ни возьмись налетел ветер. Скатерть вырвалась из рук сестер и полетела по саду, как будто какой-то маленький озорник накинул ее на голову и бросился бежать. А они со смехом бросились ловить ее.
Сидни с Клер были счастливы. По утрам они добавляли в овсянку розовые лепестки, а по вечерам, когда приходило время мыть посуду, бок о бок стояли у раковины, хихикая и перешептываясь, словно девчонки. Возможно, только это и имело значение, а Бэй беспокоилась попусту.
Ветер гнал по небу большие облака, серо-белые, похожие на слонов из цирка. Бэй, прижавшись спиной к стволу яблони, смотрела, как они плывут в вышине.
— Яблоня-яблоня, — прошептала она. — Что должно случиться?
Листики задрожали, и Бэй под ноги упало яблоко. Она не обратила на него внимания.
Наверное, придется ей подождать и увидеть все своими глазами.

— Прошу прощения, — окликнул даму незнакомый мужчина из-за бензозаправочной колонки.
Он появился перед Эммой совершенно неожиданно, и, глядя в его темные глаза, она заметила, что в небе над ним собираются грозовые облака, похожие на слонов.
Эмма заправляла автомобиль с откидным верхом, принадлежавший ее матери, в то время как сама Ариэль на водительском сиденье подправляла макияж, глядя в зеркало заднего вида. Звук его голоса заставил ее обернуться. Она немедленно заулыбалась и вышла из машины.
— Добрый день, — сказала она, подойдя к дочери и остановившись рядом с ней. Перед этим они вдвоем снова ходили по магазинам. Эмма с Хантером-Джоном собирались на выходные на остров Хилтон-Хед, вдвоем, а потом планировали отвезти мальчиков в Диснейленд, пока не начались занятия в школе. Ариэль настояла на том, что дочери необходимо купить новый купальник, такой, который понравился бы Хантеру-Джону, и Эмма уступила, потому что так было проще. Но что бы ни говорила Ариэль, теперь Эмма была спокойна за свои отношения с мужем. Она не винила мать за плохой совет. В конце концов, для Ариэль обольщение всегда было беспроигрышным способом добиться своего. Но она считала, что женщинам Кларк необходимо постоянно испытывать силу своих чар, даже на посторонних. Вот и сейчас, увидев, что ее дочь разговаривает с незнакомым мужчиной, она поспешила выйти из машины и принять соблазнительную позу, демонстрируя свое декольте, это призвано было доказать, что она все еще не утратила хватку.
Незнакомец был очень хорош собой, хотя в его внешности сквозило нечто недоброе. Его улыбка ослепляла. Можно было не сомневаться: ему удается все, за что бы он ни взялся. Исходившее от него ощущение уверенности в себе подавляло.
— Добрый день, дамы. Надеюсь, я вам не помешал. Я ищу одного человека. Может быть, вы сможете мне помочь?
— Попробовать определенно сможем, — промурлыкала Ариэль.
— Вам, случайно, не знакомо имя Синди Уоткинс?
— Уоткинс, — произнесла вслед за ним Ариэль, потом покачала головой. — Нет, к сожалению, не знакомо.
— Это ведь Бэском, штат Северная Каролина?
— Вы немного не доехали, но вообще да. Это чуть дальше по шоссе. В ту сторону.
Он сунул руку в карман своего безупречно скроенного пиджака, вытащил небольшую пачку фотографий и протянул Ариэль верхнюю.
— Вот эта женщина вам знакома?
Эмма щелкнула кнопкой на рукоятке шланга, чтобы бензин продолжал литься, и наклонилась взглянуть на фотографию вместе с матерью. На черно-белом снимке была запечатлена какая-то женщина на фоне чего-то похожего на крепость Аламо. В руках она держала плакат, на котором в весьма недвусмысленной форме было написано, что она совершенно не в восторге от Северной Каролины. Судя по фасону ее одежды, сделан снимок был лет тридцать с лишним тому назад.
— К сожалению, нет, — покачала головой Ариэль и протянула было снимок обратно, но потом вдруг посмотрела на него еще раз. — Погодите. Знаете, возможно, это Лорелея Уэверли.
Эмма взглянула на фотографию более пристально. Да, пожалуй, женщина была и впрямь похожа на Лорелею.
— Только это очень старый снимок, — заметила Ариэль. — Она давным-давно умерла.
— У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, почему вот эта женщина, — он передал ей другой, более свежий снимок, — могла хранить у себя фотографии этой вашей Лорелеи Уэверли?
Эмма не верила своим глазам. На фотографии рядом с этим самым мужчиной была запечатлена Сидни. На ней было очень узкое и короткое вечернее платье, а он по-хозяйски обнимал ее за талию. Это была фотография из ее жизни не в Бэскоме. Вид у Сидни был не слишком-то счастливый. Она не походила на человека, который ведет бурную и полную захватывающих приключений жизнь. Больше всего она походила на человека, которому до смерти хочется очутиться где-нибудь в другом месте.
Ариэль нахмурилась.
— Это Сидни Уэверли, — сказала она равнодушно и вернула ему фотографии, как будто теперь считала ниже своего достоинства до них дотрагиваться.
— Сидни? — переспросил незнакомец.
— Лорелея была ее матерью. Совершенно непутевая была девица. Между нами говоря, Сидни пошла в нее.
— Сидни, — повторил он, точно примериваясь к этому имени. — Значит, она родом из здешних мест?
— Она выросла здесь, а недавно удивила нас всех, вернувшись сюда после долгого отсутствия. У нее даже хватило наглости попытаться увести мужа у моей дочери.
Эмма посмотрела на мать.
— Мама, ничего она не пыталась.
— Эта женщина — Сидни Уэверли? — Он протянул им фотографию. — Вы совершенно уверены? У нее есть ребенок? Маленькая девочка?
— Да. Ее зовут Бэй, — подтвердила Ариэль.
— Мама, — предостерегающе одернула ее Эмма: такие вещи посторонним людям не говорят.
Незнакомец немедленно ослабил напор, почувствовав, что Эмма заподозрила неладное. Да, он был хорош.
— Спасибо за помощь. Доброго вам дня, дамы.
Он подошел к дорогому внедорожнику и уселся в него. После его отъезда небо потемнело еще сильнее, как будто он имел к этому какое-то отношение.
Эмма нахмурилась; ее не оставляло какое-то странное чувство. Она вытащила рукоять шланга из бака и повесила его на место. Она никогда особенно не жаловала Сидни, это верно. Но здесь определенно что-то было не так.
— Я заплачу за бензин, мама, — сказала Эмма в надежде добраться до сумочки, где лежал ее сотовый телефон.
Но Ариэль уже вытащила кредитку.
— Не говори глупостей. Я расплачусь сама.
— Не нужно. Я схожу.
— Вот, держи. — Ариэль вложила кредитку в руку дочери и уселась обратно в машину. — Прекрати спорить и иди заплати.
Эмма вошла в здание заправки и протянула кассиру кредитку. Незнакомец никак не шел у нее из головы. Дожидаясь, пока банк подтвердит платеж, она сунула руки в карманы ветровки и нащупала что-то твердое. На ладони у нее лежали два четвертака. Она была в этой куртке в тот день, когда Эванель дала ей деньги.
— Простите, — сказала она кассиру. — У вас здесь есть таксофон?

Ветер не утихал весь день. Сидни и Клер пришлось привязать углы скатерти к ножкам стола, а свечи решено было не ставить вовсе, потому что ветер задувал огонь. Вместо свечей Клер принесла прозрачные пакеты янтарного, малинового и бледно-зеленого цветов и вставила в них фонари на аккумуляторах из своих запасов, отчего они стали похожи на светящиеся свертки с подарками, расставленные на столе и вокруг яблони. Яблоне они пришлись явно не по вкусу, и она упрямо сшибала их, когда никто не видел, так что пришлось поручить Бэй держать строптивое дерево в узде.
В этом саду никогда не водилось ни птиц, ни мошкары — с ними расправлялась жимолость, — так что идея устроить обед на свежем воздухе была поистине замечательной. Сидни недоумевала, почему никому в их семье это не приходило в голову раньше, потом вспомнила про яблоню и поняла, почему. Она так старалась стать частью семьи, но, кроме нее, больше никто не хотел этого.
Сидни вспомнилась прошлая ночь. Ей не спалось, и она пошла взглянуть на спящую Бэй. Клер была у Тайлера, и эта ночь, пожалуй, стала первой, которую она, Сидни, провела дома одна, когда на ней лежала ответственность за все.
Бэй мирно спала, и Сидни нагнулась поцеловать ее, а когда распрямилась, то увидела два маленьких розовых яблока, притаившихся в складках одеяла, которое сбилось в ногах кровати. Сидни подобрала их и подошла к открытому окну. По полу тянулась дорожка из трех яблок. Сидни подобрала и их тоже.
Она выглянула в окно и заметила в саду какое-то шевеление. Яблоня изо всех сил тянула свои сучья к столу, который Тайлер помог им вынести в сад. Ей даже удалось обвить ветвями одну ножку, и за нее она пыталась подтянуть стол поближе.
— Эй ты, — шикнула Сидни в ночь. — А ну прекрати!
Стол остановился, и яблоня отдернула ветви. Она немедленно затихла, как будто хотела сказать: «Я ничего такого не делала».

Эванель первой прибыла на праздник, который Сидни шутливо именовала Торжественным Ужином в Честь Лишения Клер Девственности.
Клер взяла с нее слово ни в коем случае не называть его так при других.
— Привет, Эванель. А где Фред? — спросила Сидни, когда пожилая дама вошла на кухню.
— Не смог прийти. У него свидание. — Эванель водрузила на стол свою объемистую сумку. — Он совершенно потерял голову.
Клер оторвалась от плиты, где кипели в кастрюле початки кукурузы.
— Фред с кем-то встречается?
— Можно и так сказать. Один преподаватель кулинарии из Орионовского колледжа пригласил его поприсутствовать на курсах, которые он ведет. Фред считает, что сегодняшнее занятие — это свидание.
— А почему он потерял голову?
— Потому что я дала ему одну вещь, которая привела его к этому преподавателю, а не к Джеймсу, как он надеялся. А Фред, разумеется, вообразил, что теперь у него с этим преподавателем будет любовь до гроба. Порой он доводит меня до белого каления. Ничего, скоро поймет, что все решения принимает он сам. Я только даю людям вещи. То, что они с ними делают, от меня не зависит. Представляете, он даже просил меня незаметно раздобыть для него сегодня яблоко с вашей яблони, как будто оно скажет ему, что делать.
Клер слегка поежилась, хотя от плиты исходил жар.
— Никогда нельзя предугадать заранее, что скажет тебе яблоня.
— Это верно. Мы не знали, что она поведала вашей маме, пока она не погибла.
В кухне воцарилась тишина. Вода перестала кипеть. Часы прекратили тикать. Сидни с Клер безотчетно придвинулись поближе друг к другу.
— То есть как это? — спросила Клер.
— Боже правый! — Эванель схватилась за голову. — Боже правый, я дала вашей бабушке слово, что никогда не расскажу вам об этом.
— Мама съела яблоко? — спросила Сидни недоверчиво. — Яблоко с нашей яблони?
Эванель возвела глаза к потолку.
— Прости, Мэри. Но разве теперь это может кому-то повредить? Погляди только на них. Они отлично справляются, — сказала она, как привыкла разговаривать с призраками, которые ничего не могли ей ответить.
Потом выдвинула из-за стола стул и со вздохом уселась.
— После того как вашей бабушке позвонили и сообщили, что Лорелея погибла в той жуткой аварии, она все поняла. Она рассказала мне об этом, когда слегла, примерно за два месяца до того, как ее не стало. Насколько мы с ней поняли, Лорелея съела яблоко, когда ей было около десяти лет. Очевидно, в тот день она увидела, какой конец ее ждет, и все те дикие выходки, которые она устраивала с тех пор, были вызваны надеждой сделать так, чтобы это оказалось неправдой. Мы пришли к выводу, что из-за вас она вернулась сюда, на какое-то время смирилась со своей судьбой, потому что хотела, чтобы о вас было кому позаботиться. Мэри сказала, что в ту ночь, когда Лорелея исчезла во второй раз, она нашла ее в саду, впервые с тех пор, как она была ребенком. Наверное, в ту ночь она съела второе яблоко. Здесь все было так хорошо, может быть, Лорелея думала, что ее судьба изменилась. Но ничего не изменилось. Вас обеих она оставила здесь ради вашего же благополучия. В той жуткой аварии она должна была погибнуть одна. Яблоня всегда питала слабость к вашей матери. Думаю, она знала, что ее плоды покажут Лорелее что-то плохое. Она никогда не бросалась в нее яблоками, как в остальных членов семьи. Нам она все время пытается что-то сказать. Но Лорелее пришлось приставить лестницу, чтобы сорвать яблоко. Мэри вспомнила, что после отъезда Лорелеи обнаружила брошенную лестницу у гаража. Как вы, девочки, в порядке?
— Все нормально, — сказала Клер, но Сидни все еще пребывала в некотором потрясении.
Ее мать не выбирала свою судьбу. Она не выбирала ту жизнь, которую вела. А вот она, Сидни, пытаясь подражать матери, сама избрала поступать так, как поступала.
— Я, пожалуй, пойду в сад, — сказала Эванель.
— Только осторожно. Яблоня сегодня что-то совсем от рук отбилась. Все пытается пододвинуть стол. Даже Бэй не под силу ее урезонить, — сказала Клер. — Мы очень надеемся, что она не напугает Генри с Тайлером.
— Если эти ребята будут с вами, лучше вам рассказать им все без утайки. Когда мне было шесть, я первым делом сказала своему будущему мужу: «Я раздаю всем вещи. Такая уж я уродилась». Он был так заинтригован, что в ту же ночь пришел под мои окна.
Эванель взяла свою сумку и вышла в сад.
— Думаешь, она права? — спросила Сидни. — Ну, насчет мамы?
— Это кажется вполне логичным. Помнишь, после того, как нам позвонили, что мама погибла, бабушка пыталась спалить яблоню?
Сидни кивнула.
— У меня просто в голове не укладывается, что я уехала, потому что хотела быть как она, а она уехала, потому что увидела, как должна умереть. Как я могла так ошибаться?
— Ты же Уэверли. Мы знаем или слишком мало, или слишком много. Среднего не дано.
Клер, похоже, освободилась от власти прошлого, но Сидни отрывисто тряхнула головой.
— Ненавижу эту корягу!
— Мы ничего не можем с ней поделать. Мы с ней повязаны.
Сидни сердито взглянула на сестру. Та явно не желала принимать никакого участия в драме.
— Лишение девственности сделало из тебя стоика.
— Ты перестанешь повторять это или нет? Я чувствую себя старой девой. — Клер поставила на плиту блюдо и начала выкладывать на него початки кукурузы. — И Эванель права. Пожалуй, стоит рассказать обо всем Тайлеру и Генри.
— Генри уже в курсе. Это один из плюсов общения с человеком, который знает тебя и принимает такой, какая ты есть, всю твою жизнь. Он уже не удивляется, что мы странные.
— Никакие мы не странные.
— Генри тут на днях кое-что мне сказал, — произнесла Сидни, подходя к сестре и принимаясь оттирать какое-то невидимое пятнышко с поверхности стола рядом с плитой. — Одну вещь, о которой я не знала. И теперь я все время об этом думаю.
— Он признался тебе в любви? — спросила Клер, в упор глядя на сестру.
— Откуда ты знаешь?
Клер только улыбнулась.
— Мне нравится быть с ним рядом, — произнесла Сидни, размышляя вслух. — Пожалуй, надо его поцеловать. И посмотреть, что будет.
— И Пандора сказала: «Интересно, что там, в ящике?» — процитировал Тайлер, входя в кухню.
Он направился прямиком к Клер и поцеловал ее в шею. Сидни с улыбкой отвернулась.
Генри еще раньше позвонил и предупредил, что задерживается, поэтому Тайлер с Эванель и Бэй уже уселись за стол, а Сидни с Клер заканчивали выносить последние блюда, когда Генри наконец постучал в дверь.
Сидни поставила на стол тарелку с нарезанными помидорами и моцареллой и поспешила к двери, а Клер понесла в сад кукурузный хлеб с ежевикой.
— Ты точно вовремя, — приветствовала гостя Сидни, открывая сетчатую дверь.
Он вел себя как обычно. Она вела себя как обычно. Так что же изменилось? Возможно, ничего. Возможно, все так и было с самого начала, просто она не замечала этого, потому что Генри хороший человек, а она считала, что не заслуживает такого.
— Прости, что не смог вырваться пораньше, — сказал он, проходя в дом.
— Жаль, что твой дед не смог прийти.
— Ты знаешь, получилась весьма странная история, — сказал Генри и следом за ней двинулся на кухню. — Прямо перед тем, как мы должны были выходить, Фред привез к нашему дому Эванель. Она сказала, что ей нужно кое-что дать деду. Это оказалась одна книжка, которую он до смерти хотел прочитать. Ну он и решил остаться дома. В последнее время у него побаливает нога, и, думаю, это стало хорошим предлогом никуда не ехать. Пришлось ждать, пока Ивонна приедет посидеть с ним.
— Эванель не сказала, что заезжала к вам.
— Она очень спешила. Сказала, что Фреду нужно на какой-то семинар, с которым ему не терпится покончить. Ну, — сказал он, потирая руки, — значит, я наконец-то увижу знаменитую яблоню Уэверли.
— Я должна сказать тебе две вещи. Во-первых, ни в коем случае не ешь яблоки. Во-вторых, пригнись.
— Пригнуться?
— Сейчас поймешь. — Она улыбнулась. — Ты сегодня очень милый.
— А ты настоящая красавица.
Сидни специально к сегодняшнему ужину купила себе новую юбку, розовую с серебристой вышивкой, и просияла, услышав этот комплимент.
— Ты знаешь, что в восьмом классе на истории я сидел позади тебя и тихонько трогал твои волосы, а ты ничего не замечала?
В груди у Сидни шелохнулось какое-то странное ощущение. Ни о чем не думая, она преодолела два шага, разделявшие их, и поцеловала его. Под ее напором он шарахнулся назад и стукнулся спиной о холодильник. Она подалась вперед, вместе с ним, не отрывая губ, и разноцветные салфетки, которые Клер хранила на холодильнике, свалились вниз и разлетелись в разные стороны, словно конфетти, как будто сам дом говорил «ура!».
Когда она отстранилась, вид у Генри был совершенно ошеломленный. Он очень медленно, осторожно поднял руки и коснулся локтей Сидни, и по коже у нее разбежались мурашки.
Неужели это... неужели она и в самом деле... Она поцеловала его еще раз, чтобы убедиться. И снова почувствовала то же самое, только сильнее, и сердце у нее забилось быстрее и быстрее. Рука Генри коснулась ее волос. Она целовалась с множеством мужчин, которые хотели ее, но очень давно не целовала мужчину, который ее любил. Так давно, что совсем забыла. Забыла, что любовь делает возможным все, что угодно.
Когда она снова отстранилась от него, Генри спросил ее, задыхаясь:
— Что это было?
— Я просто хотела убедиться.
— В чем?
Она улыбнулась.
— Потом скажу.
— Знаешь, черта с два я теперь соглашусь встречаться с этой Амбер из вашего салона.
Сидни рассмеялась и взяла в одну руку тарелку с помидорами и моцареллой, а другой легонько подтолкнула Генри к двери в сад.
Телефон зазвонил, когда они уже вышли из кухни. Сидни не слышала звонка, и автоответчик включился на запись.
«Сидни? Это Эмма. Я... я хотела сказать тебе, что вас с дочерью разыскивает один тип. Мне показалось, что он... Ну, в общем, он какой-то... — В трубке повисло молчание. — Я просто хотела предупредить тебя, чтобы ты была осторожна».

За едой и смехом время незаметно близилось к ночи. Сидни и Генри под столом касались друг друга коленями, и ей не хотелось шевелиться даже ради того, чтобы взять бутылку пива или вишнево-имбирного лимонада из алюминиевого ведерка со льдом. Пока она касалась его, она не боялась передумать, не допускала и мысли о том, что он заслуживает кого-нибудь получше или что она не заслуживает такого хорошего человека.
Когда все насытились, Клер подняла свой бокал.
— Теперь пусть каждый произнесет тост. За еду и цветы, — провозгласила она первой.
— За любовь и смех, — сказал Тайлер.
— За старое и новое, — сказал Генри.
— За то, что будет дальше, — сказала Эванель.
— За яблоню, — сказала Бэй.
— За.. — начала Сидни и осеклась, почувствовав знакомый запах.
Нет, нет, нет. Только не здесь. Не сейчас. Ну почему ей нужно было в эту минуту вспомнить о Дэвиде?
Яблоня задрожала, и над головами у них пролетело что-то круглое, что лишь Генри с Тайлером приняли за птицу.
Яблоко с глухим стуком угодило в какого-то человека, который прошел через калитку в сад.
— Твою мать! — выругался мужской голос, и все, кроме Сидни, обернулись.
Она почувствовала, как ломаются у нее кости. Как на коже, точно сыпь, выступают кровоподтеки. Как начинает ныть щербина между зубами.
— Кто там? — весело спросила Клер.
Это был ее дом, и она была в нем хозяйкой. Она не верила, что здесь может произойти что-нибудь плохое.
— Тише! — отрывисто бросила Сидни. — Бэй, прячься за яблоню. Бегом. Давай!
Бэй, которая отлично поняла, кто это, вскочила с места и бросилась бежать.
— Сидни, что случилось? — спросила Клер сестру, когда та встала и медленно обернулась.
— Это Дэвид.
Клер мгновенно вскочила на ноги. Тайлер с Генри переглянулись, ощутив исходящий от Сидни и Клер страх, и одновременно начали подниматься.
— Какой Дэвид? — спросил Генри.
— Отец Бэй, — ответила Клер, и Сидни чуть не расплакалась от облегчения, что ей не пришлось произнести это самой.
Из темноты за кустами жимолости, увивавшей калитку, наконец материализовался Дэвид.
— Ты его видишь? — с отчаянием в голосе спросила Сидни. — Он действительно здесь?
— Он здесь, — подтвердила Клер.
— Что, устроила вечеринку, а меня пригласить забыла? — издевательски поинтересовался Дэвид и двинулся вперед.
Гравий под его подошвами не хрустел, как под обычными шагами, а гневно, зловеще трещал, как будто Дэвид ступал по пластиковым стаканчикам. Он был крупный, уверенный в себе мужчина. Его гнев никогда не был попыткой компенсировать какой-то физический недостаток или неуверенность в себе. В столь веских причинах Дэвид не нуждался. Он мог прийти в ярость, если Сидни оказывалась не так одета, и не важно, что он не давал ей никаких указаний на этот счет. Вот почему она приехала в Бэском почти без одежды. Среди ее нарядов было совсем немного тех, которые она выбрала бы сама.
Она попыталась убедить себя, что все не так плохо, возможно, он просто волновался или соскучился по дочери. Но врать самой себе было глупо. Она не собиралась к нему возвращаться. А он приехал сюда не затем, чтобы вернуть ее. Значит, оставалась всего одна возможность.
Она должна защитить Бэй с Клер и всех остальных тоже. Своим возвращением она подвергла их опасности, хотя и подумать не могла, что эта опасность последует сюда за ней. Или, возможно, это ее отъезд десять лет назад стал тому причиной, вызвал череду событий, которые в конечном итоге привели к сегодняшним событиям. В любом случае все это было из-за нее.
— Все нормально. Мы с Дэвидом пойдем поговорим, — сказала она громко и прошептала Клер: — Позаботься о Бэй.
— Нет-нет, — промурлыкал Дэвид.
Он был уже совсем близко, и Сидни ощутила толчок, точно ее тело пронзил электрический разряд. На глазах у нее выступили слезы. О боже. У него пистолет! Где он взял пистолет?
— Прошу вас, не обращайте на меня внимания.
— Дэвид, эти люди здесь ни при чем. Я пойду с тобой. Ты ведь знаешь.
— Что здесь происходит? — спросил Тайлер, увидев пистолет, и невольно хмыкнул. — Опусти-ка эту штуковину, приятель.
Дэвид навел пистолет на Тайлера.
— Так это он твой хахаль, Синди?
Она поняла, что задумал Генри, всего за долю секунды до того, как он сделал это. Эти люди были такими чистыми. Они и понятия не имели, с кем имеют дело.
— Не надо, Генри! — закричала она, но он уже бросился на Дэвида.
Выстрел разорвал тишину, точно раскат грома. Генри неожиданно стал совершенно неподвижен. На груди его рубахи справа начало расплываться ярко-красное пятно.
Он осел на колени, потом рухнул навзничь лицом к небу и часто-часто заморгал, словно силился проснуться. Эванель, маленькая и легкая, точно перышко, спорхнула к нему, незамеченная Дэвидом.
— Так-так, — произнес Дэвид. — Думаю, теперь мы знаем, кто из них твой хахаль. Все здесь выглядит просто волшебно.
Он занес ногу и одним пинком перевернул стол; послышался звон бьющихся тарелок, лед посыпался в цикорий. Тайлеру пришлось оттащить Клер назад, чтобы ее не задело осколками.
— Как ты меня нашел? — спросила Сидни, чтобы отвлечь его внимание от сестры.
Если он будет продолжать в том же духе, Тайлер не сдержится и тоже получит пулю. Она покосилась на Генри. Эванель вытащила из сумки вязанный крючком голубой шарф и зажимала им рану у него на плече. Все вокруг было в крови.
— Я нашел тебя благодаря вот этому, ты, безмозглая дрянь.
Он вытащил пачку фотографий. Ее ошибка. Одна из множества других. Она заслуживала все это, но Генри-то не заслуживал. Клер не заслуживала. Может, попытаться бежать, дать остальным время позвать на помощь? Или схватить с земли острый осколок тарелки размером с сосульку и попытаться заколоть его? Она-то считала, что стала сильнее, но он все еще способен был одним своим присутствием лишить ее воли. Раньше у нее не хватало духу дать ему отпор, а теперь она не знала, как сделать это.
Дэвид небрежно просмотрел снимки.
— Особенно помогла мне вот эта. «К черту Бэском! Северная Каролина дерьмо!»
Он показал фотографию ее матери на фоне крепости Аламо. Яблоня задрожала, как будто узнала Лорелею. Сидни попятилась от него, прочь от стола и от всех, кого она здесь любила, и он швырнул в нее фотографии.
— Ты понимаешь, в каком свете меня выставила? Я привез из Лос-Анджелеса Тома. Вообрази мое удивление, когда вас с Бэй не оказалось дома.
От этой новости у нее занемели кончики пальцев. Том был товарищем Дэвида по колледжу и его деловым партнером в Лос-Анджелесе. Дэвид счел, что Сидни поставила его в дурацкое положение перед Томом, и так разъярился, что отправился разыскивать ее с пистолетом. Он терпеть не мог оказываться в дурацком положении. Кто-кто, а она это знала. Усвоила на своей шкуре.
— Хватит пятиться, Синди. Я тебя насквозь вижу. Ты не хочешь, чтобы я, — он обернулся и кивнул в сторону Клер, — заметил ее. Кстати, а кто она такая?
— Я Клер, — с жаром сказала та. — Сестра Сидни.
— Сидни, — засмеялся он и покачал головой. — Никак не могу к этому привыкнуть. Сестра, говоришь? Ты повыше и покрепче на вид, чем она. Тебя, наверное, сломать не так просто. Она, конечно, посмазливее тебя, зато у тебя сиськи побольше. Впрочем, ты, должно быть, такая же дура, иначе у тебя хватило бы ума не трогать то, что принадлежит мне.
Тайлер заслонил Клер собой, но Дэвид был никогда не прочь подраться. Он шагнул к Тайлеру, но тут Сидни закричала:
— Не надо!
Дэвид обернулся на крик.
— И как же ты собираешься мне помешать? Ты никогда и слова мне поперек сказать не могла. И ты знаешь почему. — Он зловеще улыбнулся. — А где Бэй? Я видел ее здесь. Выходи, котенок. Папочка приехал. Иди обними папочку!
— Стой, где стоишь, Бэй! — закричала Сидни.
— Не смей подрывать мой авторитет в глазах нашей дочери! — Дэвид двинулся на нее, но тут к его ногам подкатилось яблоко. — А-а, моя маленькая Бэй прячется за яблоней? Она хочет, чтобы папочка съел яблочко?
Сидни, Клер и Эванель, боясь шелохнуться, смотрели, как Дэвид нагнулся и поднял яблоко.
Тайлер дернулся было в сторону Дэвида, пытаясь напасть на него, пока тот занят другим, но Клер перехватила его руку и прошептала:
— Нет, погоди.
Дэвид поднес круглое румяное яблоко ко рту и с хрустом впился в него зубами. Звук эхом раскатился по всему саду, и цветы дернулись и съежились, точно охваченные ужасом.
Дэвид заработал челюстями, потом вдруг стал неестественно неподвижен.
Глаза его забегали из стороны в сторону, как будто он смотрел на что-то такое, видеть что был способен лишь он сам, точно перед ним прокручивали кинопленку, предназначенную только для него одного. Пистолет и яблоко одновременно вывалились у него из рук.
Он несколько раз моргнул и посмотрел на Сидни, потом повернулся и по очереди заглянул в глаза всем, кто был в саду.
— Что это было? — спросил он дрожащим голосом. Никто не ответил, и тогда он заорал: — Что это было, я спрашиваю?
Сидни взглянула на фотографии матери, разбросанные в траве у нее под ногами. На нее вдруг накатило странное спокойствие. Ей вспомнилось, как жестоко Дэвид избил ее на заднем сиденье машины, когда нашел ее в Бойсе. В какой-то миг она подумала, что умрет. Удары сыпались на нее один за другим, и она была твердо убеждена, что он ее прикончит. Для нее стало огромной неожиданностью, когда она очнулась и обнаружила, что он насилует ее. Вполне возможно, для него это тоже было неожиданностью. Ведь чужая смерть не имела для него никакого значения. А вот то, что он только что увидел, имело. И еще какое.
— Ты только что увидел свою смерть, да? — спросила она. — Что, вот он, твой самый главный страх, Дэвид? Что на этот раз кто-то сделает больно тебе?
Дэвид побелел как полотно.
— Многие годы ты делал это с другими людьми, и вот теперь кто-то сделает это с тобой.
Она подошла к нему вплотную, больше не испытывая страха, забыв о своем всегдашнем ужасе перед ним. Где-то в глубине души она верила, что он вечно будет жить в ее ночных кошмарах, никогда не даст ей покоя. Но Дэвид когда-то да должен будет умереть. И теперь они оба знали это.
— Уезжай так далеко, как только сможешь, Дэвид, — прошептала она. — Может быть, тебе удастся обогнать свою смерть. Но пока ты здесь, она придет за тобой. Уж я об этом позабочусь.
Он развернулся и сделал несколько неуверенных шагов, а потом бросился из сада прочь. Едва он скрылся, как Сидни крикнула:
— Бэй! Бэй, где ты?
Девочка показалась откуда-то с другой стороны сада, совершенно не оттуда, где росла яблоня, и бросилась в объятия матери. Сидни прижала ее к себе, потом они вдвоем подошли к Генри, и Сидни опустилась рядом с ним на колени.
— С ним все будет в порядке, — сказала Эванель.
— Пора тебе прекращать спасать мою жизнь, — проговорила Сидни сквозь слезы.
Генри слабо улыбнулся.
— Пока ты не скажешь мне, в чем ты хотела убедиться тогда на кухне, я не умру, даже и не надейся.
Она не удержалась от смеха. Как он может любить ее, такую скверную? Как может она любить его, такого хорошего?
— Пойду вызову «скорую», — сказала Эванель.
— И в полицию тоже позвоните! Опишите им его приметы! — крикнул вслед Эванель Тайлер и поднял с земли пистолет. — Может, они сумеют поймать этого психа. Какая у него машина, Сидни?
— Он больше не вернется, — сказала та. — Не волнуйся.
— «Не волнуйся»?! Да что с вами всеми такое? — Тайлер посмотрел на них, внезапно сообразив, что все остальные, даже Генри, знают что-то такое, чего не знает он. — Почему он все бросил и убежал? И каким образом яблоко подкатилось ему под ноги, если Бэй все это время была совсем в другой стороне?
— Это яблоня, — сказала Клер.
— Что не так с этой яблоней? Почему я один из кожи вон лезу? Вы что, не видели, что здесь произошло? Нужно записать номер его машины.
Тайлер бросился к калитке, но Клер схватила его за руку.
— Послушай меня, Тайлер, — сказала она. — Если съесть яблоко с этой яблони, то увидишь самое главное событие в своей жизни. Я понимаю, что это звучит дико, но Дэвид, очевидно, действительно увидел, каким образом он умрет. И это обратило его в бегство. Как и нашу мать. Для некоторых людей самое худшее событие, которое произойдет с ними в жизни, самое главное. Он не вернется.
— Ай, брось, — отмахнулся Тайлер. — Я же съел это ваше яблоко, но почему-то никуда не убежал с воплями.
— Ты съел яблоко?! — ахнула Клер.
— Ну да, в тот вечер, когда мы познакомились. Я тогда еще нашел кучу яблок у себя под забором.
— И что ты увидел?
— Я увидел тебя...





Что-то правил Syrena - Понедельник, 02 Апр 2012, 20:23
Syrena Дата: Понедельник, 02 Апр 2012, 19:38 | Сообщение # 17
Горожанин

Новые награды:

Сообщений: 783

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Часть третья
Взгляд в будущее


Глава 14

— Нет, не достать, — сказала Сидни.
Бэй лежала на боку на траве, подложив руку под голову. В то воскресенье она задремала в саду, но, услышав голос матери, открыла глаза. Сидни и Клер приставили к стволу яблони старую деревянную лестницу. Сидни балансировала на верхней ступеньке, пытаясь дотянуться до ветвей, а Клер крепко держала лестницу за ножки.
— Может быть, мне удастся добраться вон до той, — Сидни указала на нижний сук с другой стороны ствола, — если мы передвинем лестницу.
Клер покачала головой.
— Она поднимет ветку, прежде чем мы переберемся туда.
— Глупая коряга, — раздраженно процедила Сидни.
— Эй, я так и знала, что найду вас здесь, — послышался чей-то голос.
Сестры оглянулись. К ним по дорожке шла Эванель.
— Привет, Эванель, — поздоровалась Сидни, спускаясь с лестницы.
На четвертой ступеньке снизу это ей надоело, и она спрыгнула вниз. Юбка ее вздулась, точно парашют, и Бэй не смогла удержаться от улыбки.
— Что вы делаете, девочки? — спросила пожилая дама, приблизившись.
— Пытаемся снять с яблони фотографии мамы, — ответила Клер, хотя ввязалась в эту затею лишь потому, что так хотела Сидни.
Бэй заметила, что Клер вообще в последнее время стала какая-то рассеянная. Вот и сегодня на ней были две разные сережки: одна голубая, а другая розовая.
— Прошло уже шесть недель. Не понимаю, почему она не дает нам забрать их.
Эванель взглянула на черно-белые бумажные квадратики, висящие на верхних ветвях среди листьев и яблок.
— Пускай висят. Это дерево всегда любило Лорелею. Оставьте его в покое.
Сидни подбоченилась.
— Вот возьму и обрежу все ветки.
— Они не ломаются, — напомнила сестре Клер.
— Зато я хотя бы получу удовольствие.
— Она забросает тебя яблоками. — Клер вздохнула. — Может быть, Бэй удастся уговорить ее вернуть снимки.
— Единственный раз нам удалось более-менее близко подобраться к фотографиям, когда Бэй сказала яблоне, что хочет посмотреть, как выглядела ее бабушка, — пояснила Сидни Эванель. — Она опустила ветку, чтобы показать снимок Бэй, но тут же вскинула ее, когда мы попытались схватить фотографию.
Сидни обернулась к дочери, и та поспешила закрыть глаза. После того вечера ей удавалось услышать что-нибудь интересное только тогда, когда никто не подозревал, что она слушает.
— Тихо, не будем ее будить.
— Я вижу, она носит мою брошку, — с нежностью в голосе проговорила Эванель.
— Носит не снимая.
Бэй хотела потрогать брошь, как делала всегда, когда волновалась, но вовремя вспомнила, что все на нее смотрят.
— Что привело тебя сюда, Эванель? — спросила Клер. — Я думала, сегодня вы с Фредом обедаете у Стива.
Бэй приоткрыла один глаз. Теперь все трое стояли к ней спиной.
— Мы и обедаем. Мне уже не терпится. Стив снова собрался приготовить что-то экзотическое. Я тут сказала Фреду, как ему повезло, что в него влюбился преподаватель кулинарии, так он на меня посмотрел с таким видом, будто я сообщила ему, что у него в волосах пчелы.
— Он все еще считает, что должен встречаться со Стивом из-за мангорезки?
— О, уже получше. В последнее время можно подумать, что это я встречаюсь со Стивом. Фред таскает меня с собой повсюду, куда бы они ни пошли. Он отлично проводит время. Он счастлив, просто пока не хочет признаться себе в этом. Но рано или поздно он все-таки это поймет. Я не собираюсь говорить ему, что делать. Стив предоставляет командовать парадом Фреду, что ему и нужно. А я тем временем наслаждаюсь экзотическими блюдами. На прошлой неделе я в первый раз ела улиток! Вот это я понимаю. — Пожилая дама залилась квохчущим смехом. — Люблю геев. Они такие забавные.
— Я рада, что ты весело проводишь время, Эванель, — сказала Клер.
— Фред ждет меня в машине, но я хотела заехать к вам, чтобы дать вам вот это.
Бэй не разглядела, что это было такое, заметила только, как Эванель вытащила из своей сумки что-то, завернутое в белую бумагу.
— Семена перекати-поля? — удивилась Сидни. — Для кого они?
— Для вас обеих. Я должна была отдать их вам обеим. Фред завез меня за ними в цветочный магазин у рынка. Кстати, на рынке я видела Генри. Он покупал яблоки. Выглядит он совсем здоровым. Сказал, что плечо у него заживает неплохо и скоро он будет как новенький.
— Да, он считает, что это из-за яблок. — Сидни с улыбкой покачала головой. — С того самого вечера он поедает яблоки как одержимый.
— Чего не скажешь о Тайлере, — заметила Клер. — Он теперь на пушечный выстрел к яблоне не подходит. Никак не может прийти в себя. Говорит, что, наверное, это единственный полицейский рапорт в истории, в котором утверждается, что яблоня прогнала подозреваемого и никто не нашел в этом ничего необычного.
Все взрослые очень старались скрыть подробности того, что произошло с Дэвидом после того, как он сбежал из сада, от Бэй, но она пряталась за дверьми и прижималась ухом к электрическим розеткам, чтобы послушать, когда они говорили об этом. Ее отца арестовали на подъезде к городу Лексингтон, в штате Кентукки. Спасаясь от полицейской погони, он всмятку разбил свой внедорожник. Когда его, целого и невредимого, вытащили из искореженной машины, он умолял не сажать его за решетку. Твердил, что его нельзя сажать в тюрьму. Он не может. Пусть лучше его убьют на месте. В ту же ночь он пытался повеситься в окружной тюрьме. В заключении с ним должно было случиться что-то очень плохое, и он знал об этом. Должно быть, именно это он увидел, когда съел яблоко, потому-то и сбежал, потому-то и не хотел, чтобы его поймали.
Когда Бэй думала о нем, ей становилось грустно. У ее отца никогда не было своего места. Трудно не жалеть человека, чье существование не имело самостоятельной ценности. Он был сыном безвестных родителей, которые умерли много лет назад, и другом множества людей, которые дружили с ним только из страха. Похоже, все его предназначение заключалось в том, чтобы войти в жизнь ее матери и подтолкнуть ее вернуться домой.
За это, решила Бэй, она должна быть ему благодарна.
А вот сможет ли она когда-нибудь простить его за все остальное, она пока не знала и надеялась, что забудет его раньше, чем выяснит это.
Ей было так страшно, когда она увидела его здесь. Она почти уже забыла его — забыла, как он выглядит, забыла, каким сердитым он может быть. Ее жизнь совсем наладилась, пока он не появился, и Бэй хотела, чтобы она наладилась снова. Она уже начинала налаживаться; от простого лежания в саду Бэй уже было лучше. С ее мамой все было не так просто, но и ее жизнь тоже начинала налаживаться снова. Иногда Бэй сидела на нижней ступеньке лестницы в доме, когда Генри с мамой сидели на террасе, и слышала, как Генри убаюкивает маму — не песнями, обещаниями. Бэй хотелось, чтобы Генри был рядом с ними, но до конца объяснить это свое желание сама не могла. Так хочешь, чтобы в субботу была хорошая погода или чтобы на завтрак были оладьи. Просто от этого на душе становится хорошо. С ее отцом никогда так не было. Даже когда он смеялся, все вокруг съеживались от ожидания того, что наступит, когда его хорошее настроение закончится. А заканчивалось оно всегда. Впрочем, она не собиралась об этом думать.
— Наверное, это тебе, — сказала Сидни, передавая пакетик с семенами сестре. — Перекати-поле — это к невесте, верно? Вы ведь с Тайлером уже назначили дату свадьбы.
— Нет, тебе, — возразила Клер, пытаясь вернуть пакетик обратно.
Бэй надеялась, что это правда. Иногда по вечерам, перед тем, как девочка засыпала, Сидни приходила посидеть с ней и говорила о Генри. Говорила она обычно в умозрительных и расплывчатых формулировках: очевидно, не хотела раньше времени пугать Бэй мыслью о том, что в их жизни может появиться новый мужчина. Но Бэй эта мысль не пугала. Она не находила себе места. Пока что она не нашла способа повторить свой сон наяву и очень беспокоилась, как сложится их будущее. А вдруг ее отец все испортил? Вдруг из-за его появления здесь у нее ничего не получится?
— Может быть, эти семена не к свадьбе, а к ребенку, — сказала Эванель.
— Ну, тогда я тут точно ни при чем, — рассмеялась Сидни.
Клер задумчиво поглядела на бумажный пакетик у себя на ладони.
— Клер? — спросила Сидни.
Та смотрела на сестру с многозначительной улыбкой, которую Бэй никогда прежде не видела; но Сидни, похоже, немедленно ее расшифровала.
— Правда?! — ахнула Сидни и обхватила лицо сестры ладонями.
Бэй подумала, что в последнее время у мамы часто бывает счастливый вид, но такой она ее не видела никогда. Из нее ключом била желтая радость. Когда радуешься за себя, счастье наполняет тебя до краев. А когда радуешься за кого-то другого, оно переливается через край. Оно было такое яркое, что почти больно было глазам.
— Господи. Правда?! Клер кивнула.
Бэй смотрела, как они все втроем обнялись и вышли из сада, три Уэверли, разговаривая друг с другом при помощи рук, прикасаясь друг к другу, смеясь.
Яблоня дрожала от возбуждения, как будто смеялась вместе с ними.
Вслед им покатилось маленькое розовое яблоко.
Когда они очутились за калиткой, Бэй перевернулась на спину и растянулась на травке под яблоней. Дерево снова задрожало, и наверху, в его ветвях, зашелестела бумага. Бэй вскинула глаза на фотографии, которыми яблоня завладела в тот вечер шесть недель назад. Они еле заметно трепетали. От солнца изображения уже начали мало-помалу выцветать, и Лорелея медленно исчезала.
Чем дольше Бэй сидела в саду, тем больше тускнел образ ее отца.
До чего же она любила это место.
Все было только наполовину замечательно, потому что на лице у нее не играли радужные блики, но разве это все равно не было хорошо? Все были счастливы. Все было настолько близко к тому, что она видела во сне, насколько она, наверное, вообще могла этого добиться. Близко. Очень близко. Беспокоиться было не о чем.
Бэй машинально погладила брошь, пытаясь успокоиться.
Внезапно ее пальцы стиснули украшение.
Минуточку.
Неужели это оно и есть? Неужели это так просто?
Сжав губы, Бэй принялась откалывать брошь с кофточки. Она так разволновалась, что пальцы не слушались и расстегнуть булавку получилось не с первой попытки.
Трава была мягкой, совсем как в ее сне. И вокруг пахло травами и цветами, в точности как там. Яблоня продолжала дрожать, и фотографии в вышине негромко шелестели. Затаив дыхание, Бэй подняла хрустальную брошь над головой. Рука у нее подрагивала; ей страшно было разочароваться. Она принялась крутить украшение в пальцах, и внезапно солнечный луч преломился в прозрачных камнях и по ее лицу разбежались разноцветные блики. Она явственно чувствовала их, эти цветные пятна, такие прохладные, что они обжигали, точно хлопья снега.
Все ее тело расслабилось, и она рассмеялась. Она смеялась так, как не смеялась уже давным-давно.
Это было именно то, что нужно. Доказательство.
Вот теперь все будет хорошо.
Просто замечательно.




Syrena Дата: Понедельник, 02 Апр 2012, 19:39 | Сообщение # 18
Горожанин

Новые награды:

Сообщений: 783

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Выдержки из кулинарной книги Уэверли


Анисовый иссоп. Смягчает досаду и смятение.
Анютины глазки. Вызывают у того, кто их ест, желание говорить комплименты и дарить неожиданные подарки.
Василек. Помогает пролить свет на то, что скрыто. Вносит ясность.
Вербена лимонная. Вызывает паузу в разговоре при непостижимом отсутствии неловкости. Очень полезна в случае присутствия за столом раздражительных и чересчур разговорчивых гостей.
Герань розовая. Пробуждает радужные воспоминания о прошлом. Перемещает во времени.
Гиацинт (луковицы). Вызывает меланхолию и наводит на размышления о прошлых бедах. В пищу применяются только высушенные луковицы. Перемещает во времени.
Дягиль. Назначение подстраивается под потребности, однако в особенности он хорош, когда требуется утихомирить расшалившегося за столом ребенка.
Жимолость. Дает способность видеть в темноте, но только в том случае, если употреблять цветки с кустов толщиной не менее двух футов. Вносит ясность.
Лаванда. Поднимает настроение. Предотвращает неверные решения, проистекающие от утомления или подавленного состояния духа.
Львиный зев. Устраняет нежелательное влияние других людей, в особенности наделенных восприимчивостью к магии.
Мелисса лимонная. Человек, употребивший ее, на краткое время начинает думать и ощущать себя как в юности. Не следует подавать, если за столом находятся лица, в прошлом известные буйным нравом. Перемещает во времени.
Мята перечная. Тонкий способ что-то скрыть. При использовании в сочетании с другими съедобными растениями вызывает у того, кто ее ест, замешательство, тем самым помогая скрыть истинную сущность твоих действий. Маскирующее растение.
Настурция. У мужчин возбуждает аппетит. Женщин делает скрытными. В разнополых компаниях иногда могут возникать тайные любовные связи. Не следует оставлять гостей без присмотра.
Ноготки. Вызывают привязанность, которая, однако, иногда сопровождается ревностью.
Одуванчик. Помогает хранить верность. Распространенные побочные эффекты — неспособность замечать недостатки человека или самопроизвольное покаяние.
Роза (лепестки). Усиливает любовь.
Сирень. Применяют, когда необходимо добиться покорности. Дает уверенность, что подчинение чужой воле не будет обращено против тебя.
Тыква и цуккини (цветки). Подаются при необходимости добиться понимания. Вносят ясность.
Тюльпан. Дает тому, кто его ест, ощущение непревзойденного мастерства в сексе. Побочный эффект — чувствительность к чужому мнению.
Фиалка. Идеальное завершение обеда. Приносит умиротворение, вызывает ощущение счастья и неизменно обеспечивает крепкий ночной сон.
Цикорий. Скрывает горечь. Вызывает у того, кто его ест, чувство, что все хорошо.
Шнитт-лук (цветки). Обеспечивает победу в споре. Одновременно является противоядием от уязвленного самолюбия, что весьма удобно.

Примечания


1.Киш — открытый пирог, чаще всего с основой из песоч­ного теста и начинкой из яиц, сливок и сыра с разными добав­ками.






Что-то правил Syrena - Понедельник, 02 Апр 2012, 19:40
Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Садовые чары (Сара Эдиссон Аллен)
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск: