"Особо одаренная особа" - Страница 2

[

]

Страница 2 из 2 « 1 2
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » "Особо одаренная особа" (Мария Вересень)

"Особо одаренная особа"

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:33 | Сообщение # 16

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Мне стало интересно.
— Вы так спорите из-за этого сока, словно чем-то другим я могу попросту отравиться, — заметила я.
Мама и сын с задумчивой серьезностью посмотрели на меня, пока королева Лилит не пояснила:
— В своем замке мы привыкли давать гостям только лучшее. — И, повернувшись к сыну, непререкаемым тоном произнесла: — Тебе следует быть аккуратней. Надеюсь, второй кувшин ты не разольешь по дороге сюда.
— Можете быть спокойны, матушка. — Рокмир отвесил поклон и, развернувшись, пошел, чеканя шаг.
Я только диву давалась, думая про себя: «Ну и штучка эта Лилит. Не хотела бы я такую свекровь — живьем съест». Завтрак продолжился. Флора интересовалась, как там поживает большой мир, а я пыталась выведать, как называется королевство, в которое я угодила. Оказалось, никак, дальше стен замка королевство не распространялось и даже за право рубить дрова и охотиться в ближайшем лесу приходилось серьезно биться с окрестной нечистью.
— Как вы не боитесь жить в этих диких краях?! — ужаснулась я.
— Мой супруг, — гордо вздернув подбородок, сказала королева Лилит, — один из величайших магов этого мира, и единственная причина, по которой мы терпим соседство навьих тварей, это та легкость, с какой он подчиняет их себе в дни опасности, собирая из них дружину.
«Ух ты, — подумала я, — надо быстро делать ноги, пока хозяин не вернулся!» Тут появился Рокмир, чопорный и бесстрастный, как княжий стольник, подошел ко мне, с поклоном наполнил кубок и протянул. Я улыбнулась и отпила, чтобы сделать приятное маме принца. Лилит победно оскалилась, заставив меня все-таки усомниться, что все в порядке с этим соком, но тут комната вокруг меня крутнулась, принц подхватил меня на руки, последнее, что я услышала, — его взволнованный голос:
— Ах, кажется, нашей гостье стало плохо.

Я вынырнула из небытия с криком отчаяния. Не помню, что мне снилось, но это было что-то ужасное. Однако стоило открыть глаза, как крик умер не родившись. Меня окружали ребра, кости, позвонки… Было такое чувство, что меня сожрало чудовище. Я подскочила. Подо мной была кровать — небольшая, но со всеми удобствами: пуховая перинка, пуховая подушка, шитое золотом покрывальце, дорогущий миренский ковер на полу, около кровати столик с зеркалом, заполненный всяческими коробочками и пузырьками, от которых пахло дорогой парфюмерией. (Лейя позеленела бы от зависти.)
— Эй! — осторожно вякнула я, еще не понимая, что произошло, но уже подозревая, что меня опоили и затевают недоброе. — Есть тут кто живой? — Живых не было, стены из костей не отражали эха. — Эй, — не унималась я, — я сейчас разозлюсь и все здесь разнесу. — Моим угрозам не вняли. Тогда я закатала рукава, но из самых миролюбивых намерений все-таки предупредила: — Пеняйте на себя, начинаю разносить. — Зажмурила глаза и изо всех сил захотела, чтобы стены для начала потряслись. Акция устрашения не получилась, нет, кровать зеркало задрожали, но вот стены плевали на мои желания. — Так, — уже всерьез обозлилась я, — а вы в курсе, что это не первый замок, который я с лица земли стираю? — вопросила я и так ярко представила себе, как стены вокруг меня разлетаются щепочками, что в порыве забыла прикрыть голову руками. Дерево, стекло, ткань, все, что было в комнате, в единый миг было сметено неслыханной силы ураганом, изодрано, исковеркано и стерто в мельчайший порошок. — Уй! — завизжала я, пытаясь закрыть лицо, чудом в последнюю секунду выставляя щит. Теперь все это кружилось вокруг меня, дыхание перехватывало от неимоверной смеси духов, в воздухе плавали цветные нити, и только костяные стены остались равнодушны к моему гневу. — Вот вы как? — кашляя и чихая, возмутилась я. — Ну тогда держитесь, щас вам мало не покажется. — И, набрав полную грудь воздуха, заорала во все горло: — Анчутка!
Часа через три я сидела злая и охрипшая, как столетняя ворона. Никто на мой зов не явился, в окружающем меня беспорядке я с трудом смогла расчистить себе пятачок, в центре которого и сидела, ожидая, что будет дальше. В голове бродили всякие жуткие мысли, самая страшная из которых была та, что меня здесь замуровали и никто не явится, пока я не иссохну до скелета. Мыслишка была гадкая, я всячески ее от себя отгоняла и даже обрадовалась, когда услышала шорох, словно из стены вытащили пробку.
— Кому тут делать нечего?! — сипло поинтересовалась я.
— Это я, принц Рокмир, — услышала я страстный шепот.
— Ну и чего тебе надо, гаденыш? — ласково поинтересовалась я.
Принц обиженно засопел:
— Отчего же сразу гаденыш? — обиделся он. — Я вас от смерти спас. Между прочим, матушка вас вообще отравить хотела.
— Ой, какая приятная семейка! — всплеснула я руками. — Сейчас еще папашка явится, начнет меня в дружину собирать.
— В каком смысле?! — не понял принц. — Ах да, я в ваших вещах архон видел… Это чей?
— На дороге нашла, — буркнула я. — Слышь, спаситель, ты когда меня из замка выводить будешь? На дворе-то уже поди ночь, матушка уснула, не заметит.
Принц закашлялся, словно мухой подавился, а я сразу поняла, что благородство не самая его сильная черта. Сейчас начнет всякие гадости предлагать. Правильно я не люблю княжьих сынков — все они гады, как один. Скрепя сердце я предложила:
— Ладно, давай выкладывай свои требования.
— Какие требования? — вроде бы даже удивился подлый Рокмир.
— Ну не просто ж так ты меня в этом склепе маринуешь.
— Это не склеп, — сообщил принц. — Это комната для содержания магических созданий, сложенная из костей хтонического чудища. Ее мой папа специально спроектировал.
— Слушай, — рявкнула я, — давай ты мне лекцию позже прочитаешь, когда я приеду на руины вашего замка посмотреть, или ты хочешь сказать, что я так запала тебе в душу, что ты посадил меня тут, как в зверинце, и будешь приходить, чтобы полюбоваться?
Принц замолчал под напором моих обвинений, а потом растерянно признался, что как-то по-другому представлял себе наш разговор.
— Вы поймите, я же вам ничего дурного не предлагаю, просто там, в лесу, когда я почувствовал вашу неиссякаемую мощь…
— У-у-у! — завыла я по-волчьи. — Ненавижу магов, нет у вас ничего святого! Всяк норовит над бедной девушкой надругаться, воспользоваться ею. — После этого взрыва я захлопнула рот, огладила на себе платье и великодушно согласилась на все его предложения.
— Ладно, заходи, пользуйся, пока я добрая.
Принц за стенкой чуть не задохнулся от счастья, но головы, к сожалению, не потерял, заявив, что не может прямо сейчас открыть дверь в мою темницу, но желает в залог нашего сотрудничества получить малую толику моей силы, и я увидела, как из стены ползет его рука.
— Если для вас это, конечно, не составит труда, — слащавым голосом проговорил он, а я подумала: и как он мог мне понравиться хотя бы на короткое мгновение?
— Не составит, не составит, — пробурчала я и, распинывая щепки, в которые превратилась моя шикарная кровать, подошла к стене и изо всех сил уцепилась в протянутую мне руку, воображая себя морем-океаном, как я это проделала с Велием.
Сила принца Рокмира хлынула в меня потоком, да таким, что негодяй взвизгнул, а я злодейски захохотала, припомнив Маргобана, но принц все испортил, дернулся так сильно, что я не смогла удержать его руку. За стеной послышался шум падения, я радостно осведомилась:
— Эй, есть кто живой?
Мне никто не ответил. Я страстно припала к дырке, увидела тускло освещенное факелом подземелье, ряд клеток и верстак, похожий на кузнечный, с всякими щипчиками, крючочками, коловоротами и кандалами. Недолго думая я высунула туда руку и проделала все свои утренние упражнения с землетрясениями, поджогами, погромами и метаниями молний. Проклятая костяная клетка не давала мне развернуться, но верстак и часть коридора разнесло в пух и прах, а потом я прочитала медленно приходящему в себя принцу лекцию о настоящем рыцарском поведении, что положено и чего не положено делать принцам, больше всего бесясь из-за того, что не вижу Рокмира и мне приходится стрелять молниями наугад. В полубреду он все-таки сообразил, что я могу либо заглянуть в дыру одним глазом, либо высунуть руку, и начал отползать в сторону. Я рычала тигрицей и требовала, чтобы он хоть сейчас был мужчиной и не смел ползать при даме, сыпля во все стороны ливнями огненных шаров. Иногда нас прерывали слуги, прибегавшие на шум побоища, их я бесцеремонно запуливала обратно в коридор. До тех пор, пока не появилась хозяйка замка.
— Ага! — весело воскликнула я, завидев Лилит. И тут же, высунув руку, пожелала дождь из лягушек и жаб, однако ожидаемого визга не услышала, сквозь кваканье прорезался взбешенный голос королевы:
— Это все, что ты можешь, мерзавка? Мне не страшно твое колдовство, я сама ведьма.
Я с удивлением вырвала из дыры руку, чтобы посмотреть на не поддающуюся моим чарам ведьму, и, взвизгнув, отскочила от стены, поскольку Лилит, подобрав валяющийся на полу прут, попробовала выткнуть мне глаз. Я ухватилась за железяку, и мы, сопя, стали бороться. Королева была сильнее, но зато я смогла сделать так, чтобы прут укусил ее за палец. Лилит разразилась площадной бранью, а я, не мешкая, обрушила на нее потоки огня, льда, каменьев и молний, которые, к моему удивлению, не причинили ей никакого вреда. Когда я снова припала к дыре, то поняла почему — на ней гроздьями висели амулеты. Я захохотала:
— Ой, не могу!
Лилит потрясенно замерла.
— Ведьма, говоришь? Да ты только за счет своих цацек и держишься! Если бы не они, давно бы уже лягухой квакала рядом со своим сынком! — И я мстительно пульнула в сторону Рокмира, затаившегося за клетками.
— Не смей! — завизжала королева и стукнула железякой по стене, я еле успела отдернуть руку. Так мы и шипели друг на друга, как две гадюки, пока не подал голос принц. Вот тут уж королева совсем потеряла голову, разверещавшись, как базарная торговка, забыв обо всех приличиях. Принц был оскорблен, унижен, смешан с грязью, побит и бесцеремонно вытолкан из подвала, несмотря на все мои усилия помешать. После чего Лилит пообещала, что я в своей клетке с голоду помру, и погасила единственный факел. Хотя зачем, если стены моей темницы сами светились?

Оставшись в одиночестве, я поняла, что утомилась, а также то, что ближайшие три-четыре дня мне будет очень нелегко, потом станет легче. Через четыре дня, по словам Велия, люди умирают от жажды, отправляясь в светлый Ирий.
Протянула я, однако, намного дольше. Не сказать, что время летело стрелой, я поняла, насколько каторжанам, добывающим камень в карьерах, веселее, чем одиночному заключенному. Основных занятий, чтобы убить время, у меня было три. Первое — это долбить костяную стену при помощи инструментов, добытых через дырку из разгромленного подземелья. К сожалению, это были в основном палки и крючки, ни один из молотков в эту дыру не пролез, я скребла и царапала ненавистные стены, но толку было чуть.
Утомившись, я предавалась второму развлечению — сочиняла срамные частушки о Лилит, которые исполняла с чувством и до хрипоты. Третьим развлечением был принц, который бледной тенью время от времени появлялся на пороге каземата и начинал меня увещевать, кружа вокруг моего узилища, как собака вокруг кости. Я каждый раз боролась с собой, чтобы не прибить негодяя насмерть, и он, видимо чувствуя мою неприязнь, принимал всяческие меры предосторожности. Увешался гроздями амулетов, а главное — не появлялся на пороге без подарков. При нем всегда был бурдючок с водой и что-нибудь съестное.
Голода как такового я не испытывала, а вот жажда меня мучила по-настоящему. Еще живя в Мирене, я слышала жуткие истории про то как в пустыне умирают люди, и теперь чувствовала себя караванщиком. От принца я и узнала грустную историю семьи.
— В общем, так, — начал он, стоя за стеной. — Через год после того как я родился, мой отец отправился на север и там встретил девушку из простых, не нашего круга. Даже решил забросить все и остаться с ней. Матушка тогда сильно разозлилась. — Принц тяжко вздохнул, а я молчала, не понимая, к чему он клонит. — Она наняла наемных убийц.
— И неудивительно, — хмыкнула я, — такая-то гадюка.
— Она не гадюка, — возразил принц, — просто очень любит отца и иногда ее заносит. — Он вернулся к своей истории: — Эта женщина родила от отца девочку, которую отдали на воспитание тетке, и ребенок жил у нее до трех лет, пока атаман разбойников не решил, что может еще и на этом разжиться. Естественно, сказал об этом матушке и получил новый заказ.
— Как у вас все естественно, — съязвила я, припадая к шлангчику, воткнутому в стену. — Пришла в дом гостья, естественно, ее надо отравить! А как же иначе?
— Да нет же! — досадливо крякнул Рокмир. — Никто бы тебя не стал травить, если бы ты не была так на свою матушку похожа.
— Послушай, принц, какая разница, на кого я похожа?! Твоей-то матери что за дело?!
Рокмир, досадуя на мою недогадливость, стукнул по стене.
— Я же тебе объясняю — отец хотел от нас уйти…
— К крестьянке, — подхватила я.
— К твоей матери, на которую ты очень похожа! — рявкнул Рокмир. — И так все разжевал, куда уж больше?
Я подавилась бутербродом, закашлялась.
— А ты ничего не путаешь? Может, твоя матушка всех девиц без разбору травит? — И тут меня осенило: — А-а, я поняла, это новый способ уговаривания! Дескать, семейное предприятие «Отец, сын и дочь». Какой нас будет девиз? Поделим весь мир поровну?
— При чем тут это? — скривился незваный братик и начал запихивать мне в темницу золотую безделушку. — Это портрет твоей матери, который разбойнику давали.
Я вытерла руки о платье и раскрыла золотой медальон. С эмали на меня смотрела я. Только глаза были серые и прическа строже. Кулон не выглядел подделкой, но я на всякий случай еще решила пошутить:
— Пусть матушка за второе убийство требует деньги назад. Ее явно надули.
— Уже стребовала. Вся банда второй день в замке, клянутся, что ты в речке утопла.
У меня и ножки подкосились.
— Утопла, — согласилась я и, привалившись к стене, посоветовала принцу топать отсюда побыстрее, пока я не стала братоубийцей.
— А как же?… — начал он робко.
— Вали отсюда! — рявкнула я и, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, бессильно шмякнула по стене. — Вот ведь гадство!

Первый приступ беспокойства случился у Велия, когда Верелея в очередной раз куда-то там поскакала. Они с Аэроном сидели на очередном мертвом хуторке, которые на старом промысловом тракте стали встречаться все чаще. Вампир уже раскочегарил печь, заварил чай и пообещал пожарить мясо на углях, как вдруг задумчиво повел головой из стороны в сторону, как прислушивающаяся собака, и уверенно заявил:
— Все, поскакала поскакунья твоя.
— Куда? — хмуро вздохнул Велий.
— Откуда ж я знаю? Вон зеркало, спроси, — буркнул Аэрон и зверски навис с ножом над куском мяса. Поужинав, легли спать.
Ночь была беззвучной, холодной и глухой, даже волки не выли, чувствуя близкое присутствие моровой девы. Наутро проснулись оба с больной головой. Давно не топленная печь нагнала в избу угара, во рту было кисло, на душе — погано. С трудом заглотив холодный чай, друзья отправились в дорогу. По примеру Вереи все группы теперь пользовались подробными картами, составленными местными старожилами, вот только на промысловом тракте больших сел не было. Приходилось идти наугад, кидаясь из стороны в сторону, как медведь-шатун.
Бедные кони, которых большую часть времени заставляли бежать по целине, вынуждая грудью пробивать в снегу тропы, истощали. И хотя их старались кормить везде, где возможно, отборным овсом, радостными животные не выглядели. Похлопав своего каурого по шее, вампир решительно сказал:
— Доберемся до купеческого подворья и поменяем.
— Третий раз уж, — пробубнил Велий, — сколько можно?
Но вампир был непреклонен:
— Нечего из животных жилы тянуть, это тебе не люди. Ты чего такой смурной?
— Голова трещит, сил нет. И знобит чего-то.
— Угорел, — кивнул головой вампир и вдруг встал в стременах, напрягшись, как струна. — Слышишь?
Вдалеке выла, захлебываясь тоской, собака.
— Вот леший! — выругался Велий и погнал коня. Пробившись по глубокому снегу к хутору, они едва не загнали коней, но все равно опоздали. Живых там уже не было. И даже кобель, который их позвал, уже валялся издохшим.
— Да что ж это такое! — Аэрон обежал по кругу мертвый хутор и замер перед прогалом в елях.
— Смотри!
На снегу, едва заметный, отпечатался след босой ноги, словно кто-то невесомый летел над землей. Друзья посмотрели в том направлении. Если верить карте — там была пустота, белое пятно, ничто.
— Это моровой девы след? — неуверенно спросил Аэрон, Велий покачал головой:
— Дева следов не оставляет. Это след ведьмы, которая ее позвала.
— Зачем вы, люди, это вообще делаете?
— Откуда ж я знаю? — пожал плечами маг. — Это о нечисти можно говорить что-то определенное, а человеческая душа — потемки. Может, ее обидел кто в детстве, а может, с самого рождения такой тварью была. — Быстро черкнув на колене послание в Конклав, Велий подождал, пока пепел от вспыхнувшего донесения осядет на снег, хмыкнул, глядя через плечо на получившуюся серую стрелку, которая уверенно указывала вслед ведьме.
— Ох, бедные коняшки, — посочувствовал Аэрон своему каурому, однако заупрямиться не дал, твердой рукой направив в погоню за моровой девой.
Погоня получилась мучительно медленной; там, где сумасшедшая ведьма просто летела, то ныряя под деревья, то перепрыгивая через них, им в буквальном смысле приходилось пробивать дорогу, да еще время от времени рыская из стороны в сторону в поисках потерянного следа. Аэрон клял зиму, из-за которой он не может развернуть крылья и полететь.

К вечеру, измученные и сами полумертвые, они добрались до охотничьей избушки, на пороге которой в одной рубашке сидела ведьма, расчесывая костяным гребнем длинные черные волосы. Велий выругался так грязно, как только умел. Человеческого в ведьме осталась разве что оболочка. Голубая кожа казалась полупрозрачной, глаза отражали блеск звезд, меж пальцев струился мертвенный синий свет.
Тяжело спрыгнув с коня, маг вынул свою саблю, исписанную рунами и заклятьями, и, тяжело вздохнув, покачал головой.
— Как же я вас, гадин, ненавижу. И чего ты добилась всем этим? — Он широко развел руки, словно пытаясь обнять мир, а ведьма тонко улыбнулась, проворковала:
— Я стала деве сестрой названой, я жизнью с ней поделилась, она со мной — дыханьем, теперь мы обе бессмертны, обе вечны.
Велий плюнул себе под ноги и, воткнув саблю в снег, стал чертить ею круг, словно не решаясь приблизиться к ведьме. Та встрепенулась и навострила уши, пытаясь вслушаться в речь мага. Но тот хоть и говорил громко, но так быстро, что слова сливались в единый непонятный сумбур. Ведьма напряглась, отложив свой гребень, а Велий, так и не вынув саблю из снега, побежал вокруг дома, успев крикнуть Аэрону:
— Если вскочит, держи ее, сколько можешь!
Ведьма и вампир посмотрели друг на друга, но молчали, пока Велий, пашущий саблей снег, не вынырнул с другой стороны.
— Что ты пашешь? — прищурившись, спросила ведьма.
— Я пашу борозду и хочу поставить тын от земли до неба, — рявкнул маг. — Запру загороду золотыми ключами и положу их под алтарь, чтобы никому не найти и никогда ими не отпирать.
Ведьма завизжала так, словно ее головней прижгли, и ринулась на Велия. Аэрон прыгнул на нее барсом и повалил в снег, но это было единственным, что ему удалось, потому что в следующий миг ведьма подскочила, ухватив вампира за шиворот, и так начала его трепать из стороны в сторону, словно тот был жалким кутенком. Видя такое, Велий припустил того пуще, крича во всю глотку:
— Беги!
Аэрон чудом вывернулся из полушубка и вывалился за пределы круга лишь за мгновение до того, как маг его замкнул.
Ведьму, бросившуюся следом, отшвырнуло назад, и над заснеженным лесом громыхнул грозовой раскат, словно вдруг посреди снежной зимы случилась летняя гроза.
— Что теперь? — спросил задыхающийся Аэрон, утирая пот.
— Теперь пойдем ее хозяйку ловить. — Устало опираясь на саблю, Велий кивнул в сторону темного леса.
— А эта? — показал на ведьму Аэрон.
— Эта? — Велий сунул заговоренную саблю обратно в ножны и, тяжело взобравшись на коня, махнул рукой: — С этой и без нас разберутся. Впрочем, если хочешь, — на, заруби.
Аэрона передернуло, он затряс головой, всем своим видом показывая, что такие подвиги не по нему.
— Ну тогда поехали. — Велий тронул коня, потом хлопнул себя по лбу и снова полез в сумку: — На, хоть рубаху сверху накинь теплую. А то потом еще перед Урлаком отвечать придется, что заморозил тебя по дороге.
Аэрон хохотнул и натянул на себя шерстяную рубаху, а потом вытащил из своего мешка шелковую, нарядную, надел сверху:
— Видал, какая у меня есть?
Велий улыбнулся:
— Запасливый ты, как бурундук, нет, как Верелея, у ней тоже сумка нарядами набита. Даже шуб две штуки было. Платьев нарядных тоже.
— А зачем это ей? — заинтересовался Аэрон. — Насколько я знаю свою «невесту», ничего просто так она с собой не возьмет.
— Вот и я думаю, зачем? — пожал плечами Велий. — Кстати, как она там? Вернулась или еще нет?
Аэрон задумчиво закрыл глаза, затем встрепенулся, крутанулся в седле туда-сюда, потряс головой, словно собираясь вытряхнуть воду из ушей, и разразился руганью:
— Вот ведь ведьма проклятущая! Так меня о землю шарахнула, что в голове звон стоит. Извини, друг, не чувствую ничего.
— Ничего, пройдет. — Велий разочарованно вздохнул. — Раз поблизости не чувствуешь, значит, она еще далеко.
И они поехали дальше, стараясь по пожухлой хвое, по наметенному снегу, по мертвящей тишине вдали найти след ушедшей моровой девы. Вслед им летели громовые раскаты и нечеловеческий вой плененной ведьмы.

К исходу третьего дня Индрик уже готов был бежать из Погорельцев, очень живо ему припомнилось, почему он скрывается в Заветном лесу и что это за штука — фанатичное поклонение. Да и за Верею он стал не на шутку волноваться. Переговорил со всеми через зеркальце, достал Зорю вопросами, не тянут ли того ноги куда-нибудь бежать?
— Бесчувственный ты, как истукан! — топотал единорог. — Во время ее запоя тебя же веревками вязали! А сейчас что?
— Да вроде бы отпустило, — разводил руками Зоря. — Не тянет никуда. Может, померла она?
— Померла, так на могилку бы тянуло, — успокоил его единорог и тут же велел: — Собирайся!
— Куда?!
— Велия проведаем.
— Ты ж его терпеть не можешь, — ухмыльнулся Зоря.
— Я тебе поухмыляюсь! — не выдержал дядька Вереи. — Овечка, ты с нами?
— Еще неизвестно, кто тут с кем, — проблеяла та. — Я тоже удивляюсь, чего это маг пропал?
— Вот и я думаю, какие-то непорядки, — кивнул Индрик, но прежде чем они отправились, случилось еще одно. На подворье Погорельцев серой тенью мягко скакнул волк.
— Привет, — Алия помахала всем ручкой, легко соскользнув с косматой спины волка. — Что-то я давненько своей подруги не видела и не разговаривала с ней.
— Мы тоже, — буркнул Зоря.
Алия уперла руки в боки, пристально оглядела компанию:
— Вы хотите мне сказать, что не знаете, где моя подруга?
— Мы уже три дня не знаем, где она, — сказал Зоря.
— Что?! — воскликнула Алия. — И вы сидите здесь и ничего не делаете?! Честное слово, — она обернулась к Серому Волку, — со мной она сохранней была!
— Да мы и так уже хотели… — виновато проговорил Зоря, оглядываясь на Индрика и овечку, мол, почему я должен тут за всех отдуваться.
— Хотели они! — вскипела Алия и топнула ногой. — Сидели тут и лясы точили! — И в две минуты устроила всем такой допрос, что взмок даже Индрик, а Зоря лаквиллку неимоверно зауважал.
— Во какая! — Он ткнул локтем в бок овечку. — Только что каленым железом не пытает!
— Еще не вечер, — сказал Серый Волк и деликатно зевнул, прикрывая лапой сахарно-белые клыки и косясь на Индрикову подружку. Овечка невнятно что-то проблеяла и полезла под брюхо единорога.
— Значит, так, — решительным тоном заговорила Алия. — Если она действительно поскакала к этому фон Птицу, как вы говорите, то мы сейчас поедем к Велию и пусть он выясняет, что это за столичный гусь.
— Велий к зеркальцу не подходит, — пожаловался Зоря.
— Значит, мы сами навестим. — Алия вскочила на Серого Волка и так сильно ударила его каблуками в бока, что тот всхрапнул и пожаловался:
— Вообще-то я былинный персонаж.
— И что, мне теперь умереть от почтения? — насупилась Алия.
— Да нет, я это к тому, что лет мне много. — Серый оттолкнулся от земли, услышав позади ехидное блеяние:
— Подкаблучник.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:37 | Сообщение # 17

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Безвестный хутор встретил их ревом побоища. Пятерку вновь прибывших вжали в землю и чуть не распылили серым пеплом.
— Кто такие? — орал ражий мужик, вжимая сапогом Зорю в снег.
— Мы к Велию, — просипел богатырь.
Разъяренная Алия билась в тисках спеленавшего ее заклятия, но Серый Волк ничем не мог ей помочь, на него самого недобро смотрели три колдуна с рогатыми посохами. Индрик и овечка стояли спина к спине, насколько это у них получалось, держа оборону. Единорог скалил клыки, пугая боевых магов своими обширными связями в Навьем царстве, а те никак не могли определить, к какому виду нечисти его отнести.
— Ребята, вы не знаете, с кем связываетесь! — гневно ржал Индрик, но «ребята» пугались его не больше, чем каменного истукана при дороге. Срочно вызванный Велий был черен от усталости и едва не падал, но его поддерживал замученный вампир.
— Индрик! — радостно помахал он рукой. — А мы уже управились!
— Вижу, — прошипел единорог, — весь Конклав, поди, тут.
— Ну-у, не весь, — протянул маг, — но четвертушка точно.
— А чего это они вас посохами бодают? — влез в разговор вампир.
Индрик прищурил глаза и разразился такой гневной речью, что потряс даже седобородых колдунов.
— Чего ж вы сразу не сказали? — Они уважительно спрятали посохи за спину. — А то к Велию, к Велию.
— А мы потому что к Велию, — рявкнул Зоря, поднимаясь из снега и с уважением глядя на силача, который его топтал. — Друг, у тебя перекусить не найдется? А то я когда нервничаю, на меня жор нападает.
— Терпи, паря. — Силач хлопнул его по плечу. — Здесь все на версту вокруг отравлено, так что кушать не рекомендуется.
— Ну дела… — вздохнул Зоря. — И хозяйка пропала, и пожрать нельзя.
— Какая хозяйка?
— Ну та, которая жена вон того вурдалака. — Зоря показал на Аэрона.
— Какая жена?! — запротестовал Аэрон. — Нет у меня жены!
Велий обвел всех хмурым взглядом и потребовал:
— Рассказывайте, что опять случилось? И где эта оторва?
Короткий рассказ Индрика он выслушал с отрешенностью человека, не спавшего трое суток, после чего вскарабкался на единорога и спросил:
— Ты за сколько до столицы доберешься?
— Ну к вечеру, — задумчиво тряхнул крыльями Индрик.
— Замечательно. — Велий покачнулся. — По дороге я вздремну. — Он обернулся: — Передайте архимагу Густаву фон Птицу, что я его вечером навещу по очень серьезному делу.
До самого вечера встревоженный Индрик добросовестно махал крыльями, покрикивая на Серого Волка, который никак не хотел отставать, несмотря на двойную ношу. Замученный не меньше Велия Аэрон категорически отказался спать, пока неизвестно, что случилось с его любимой «невестой», поэтому бессовестно дрых, облапив Алию. И лаквиллке приходилось держать его, чтобы не ухнул вниз.
Овечка, выпросив у магов карту Северских земель, сказала, что запросто обставит Индрика и даже встретит его в Красном городе с пирогами. Зоря попенял ей, что вообще-то пропала хозяйка и не до глупостей, на что овечка фыркнула и умчалась, мгновенно растворившись в снежной дали.
— А вы, я полагаю, с нами останетесь, — оценивающе глядя на Зорю, сказал один из боевых магов. — У вас, говорят, какая-то проблема с хозяйкой. Мы могли бы попробовать вам помочь.
— Не надо меня пробовать. — Богатырь попятился. — Мне и с хозяйкой неплохо. — Он покрутился на месте. — Послушайте, а столица-то в каком направлении?
— Там, — показал пальцем маг, — примерно.
— Ага, — сказал Зоря. — Значит, солнце в спину, а луна в лицо. — Он подтянул свои сапоги-скороходы, отвесил всем присутствующим поклон и кинулся вслед за друзьями.

Фон Птицу, получившему сообщение по магической почте, не пришлось бросать дела в ожидании Велия, поскольку последние четыре дня он пребывал в странном состоянии — дела Конклава вдруг стали какими-то далекими и ненужными, даже сообщение об уничтожении моровой девы он воспринял без особого интереса. Неожиданно для самого себя он погрузился в дела, которые годами откладывал: чтение книг, шлифовку заклятий, созерцание природы и составление духовного завещания потомкам.
Мефодий всячески ограждал его от рутины, не давал настырным курьерам даже шататься под окнами, выставив караулы в обоих концах улицы, и таким многозначительным молчанием встречал вопрос «Что происходит?», что даже Князь, до которого доходили странные слухи, велел не беспокоить архимага ни под каким предлогом.
Тем удивительнее было для фон Птица появление на пороге его кабинета смущенного Мефодия, который последние дни старательно изображал бесплотную тень.
— К тебе посетители, Густав.
Архимаг поднял на управляющего непонимающий взор и, повертев в руке перо, скривился:
— Извини, Мефодий, я сегодня не расположен принимать гостей.
— Простите, но и мы не расположены принимать отказ, — заявил Индрик, бесцеремонно оттирая Мефодия в сторону. Хотя кабинет у архимага был немаленький, всем сразу стало тесно, а учитывая, что вслед за Индриком втиснулись буквально все, включая багрового, взмокшего Зорю, то там стало просто невозможно тесно!
— Простите, чему обязан? — спросил архимаг, откладывая перо.
В жизни ему пришлось повидать немало, и он сразу понял, что столь колоритная компания не соберется по пустяшному поводу.
— Простите, что мы так врываемся к вам, — сказал Велий, устало опускаясь в кресло напротив фон Птица, а едва продравший глаза вампир беззастенчиво пристроился на краешке стола. — Но у нас очень важное дело, мы потеряли одну известную вам девушку, которая собиралась посетить вас четыре дня назад.
Архимаг как-то странно оцепенел, помолчал с минуту, потом неуверенно проговорил:
— Четыре дня назад у меня была одна-единственная встреча, и не с той особой, которую вы опекаете, господин Велий.
— А с кем? — спросила, вылезая из-под стола, овечка. Мефодий крякнул.
— Вы знаете, — задумчиво произнес фон Птиц, — нас посетила Смерть.
Гости выпучили глаза, маг смущенно пояснил:
— У меня возникло ощущение, что мы не поняли друг друга.
— Она долги собирала, — вставил Мефодий.
Велий, серьезно посмотрев на него, потом на мага, заметил:
— Но, как я вижу, вы оба живы.
— Чертовщина какая-то. — Архимаг потряс головой. — Она потребовала анатомический атлас… Зачем ей это?
— Книга! — хлопнул по столу Аэрон.
— И с ней был конь, да? — сунулся вперед Индрик.
— Был, — растерянно ответил фон Птиц.

Ничего, кроме всеобщей тревоги, визит к фон Птицу не дал. Пока сообразивший, в чем дело, фон Птиц организовывал через Конклав поиски Вереи, а Индрик отправился поднимать нечисть, Велий и Аэрон сидели на крыльце дома архимага.
— Как надо было напугать архимага, чтобы он потом четыре дня был никакой! Это глава-то Конклава! — восхищался Аэрон. — Может, и впрямь на ней жениться? Весь Урлак будет как шелковый, и я у ней под крылышком.
— Все тебе шуточки. Происходит что-то серьезное. Ты ее сейчас чувствуешь? — досадливо взмахнув рукой, спросил Велий.
— Нет, — тряхнул головой Аэрон. — Как отрезало.
Друзья посмотрели на Зорю, топчущегося около грифонов. Богатырь все пытался то соскрести с них чешуйку, то сунуть палец в нос.
— Эй, богатырь, а тебя ноги никуда не тянут?
— Да уж лучше б тянули! — Зоря бросил жалобный взгляд на Велия. — При хозяйке вона как здорово было, а нынче уже два раза на княжий двор позвали.
— Зачем?! — удивился Аэрон.
— Да уж явно не пряником угощать, — вздохнул вор. — Интересуются, что за тайный богатырь у нас на Засеках появился.
— Не трусь, я тебе в Урлаке политическое убежище дам.
— Ага, — Зоря попятился, — я уж лучше здесь покаторжаню.
Протянув долгую ночь в тоскливом ожидании, к утру все поняли, что дела плохи.
— Как сквозь землю провалилась, — расстроено сказал Анчутка, деликатно прихлебывая чай из кружки архимага. Фон Птиц отрешенно колол щипчиками сахар, а Велий, на которого бодрящие зелья уже практически перестали действовать, задумчиво протянул:
— Сквозь землю… А ведь она недавно с Грунькой поцапалась.
— Пор-рву, пор-решу, пор-рушу! — рявкнул черный от злобы Карыч, заставив архимага вздрогнуть.
— Давайте не будем решать все сгоряча, — успокоительным тоном проговорил фон Птиц.
— Хладнокровно порешим всех, — поддержала его Алия, Серый Волк прижал ее лапой к дивану, досадуя, что ничем не может помочь.
— Господин архимаг, — протиснулся в дверь Мефодий, — спасите меня, там эта, которая… ну… — Из коридора донесся голос мавки:
— Нет, я хочу знать все! — Появившись тут же на пороге, она всплеснула руками. — А вы знаете, что его грифоны исклевали Сивку-Бурку? — Лейя обвиняюще ткнула пальцем в фон Птица.
— Угомонись, подруга, — обратилась к мавке Алия. — Все мы знаем и вообще к войне готовимся.
— Ну наконец-то. — Мавка кинулась на грудь Сиятельному. — Дорогой, ты же всех поубиваешь, кто мою подружку обидит, правда?
— Ну если возникнет такая необходимость, то безусловно, — дипломатично ответил ей Князь.
— Ну теперь будет потеха! — просипела из-под лапы Серого Волка лаквиллка.

В моей темнице шел настоящий бой. Лилит гоняла отпрыска по подземелью, сыпля проклятиями и пытаясь взгреть Рокмира вырванным из его рук бурдюком. Принц резво уворачивался, стреляя голубыми молниями в летучих мышей Лилит.
— Не смей трогать моих крошек! — визжала королева, но неблагодарный сын упорно не хотел, чтобы ему выцарапывали глаза. Я демонически хохотала в своем узилище и, подбадривая дерущихся, орала:
— Ставлю на братца! — от чего Лилит ярилась еще больше.
— Мерзавка! — шипела королева, покрываясь зелеными пятнами.
— Приятно познакомиться! — жизнерадостно откликнулась я, пытаясь строить рожи в дырку.
— Ты околдовала моего сына! Ты мне всю жизнь испоганила!
— Сама начала, жаба! — зарычала я и, сунув руку в отверстие, попыталась ее подстрелить. Судя по вскрику Рокмира, в королеву я не попала. — Братик, ты живой?
— Он тебе не братик! — взвыла, подобно баньше, Лилит.
— Милая мачеха, не стоит так распалять себя, поберегите здоровье! — сладко пропела я в ответ. — У вас все-таки уже возраст, вон какие синячки под глазами!
На миг мне показалось, что королева сейчас ворвется ко мне, чтобы задушить голыми руками, но она меня разочаровала, всего лишь ринувшись к дырке в стене, как пустоголовый голубь. Утратив всякое величие, Лилит стала плевать в дырку; это было так противно, что я свернула из носка пробку и, не задумываясь, заткнула этот фонтан ругательств, крича:
— А в приюте нам за это еще и рот с мылом мыли!
Королева задохнулась от гнева и, понимая, что меня ей не достать, снова фурией набросилась на сына. Изрядно униженный, но непобежденный Рокмир стрелой метнулся прочь, пообещав еще вернуться ко мне.
— Что?! — завопила Лилит. — Никогда! Есть в этом замке каменщики? Замуруйте эту дверь, немедленно!
Скажу по правде, мне стало страшно, так страшно, что я закричала:
— Мы так не договаривались! — и жалобно заныла: — Милая мачеха, куда же вы? Я буду без вас скучать!
— Не бойтесь, — послышался заговорщицкий шепот. Из дырки не было видно, кто это, но я как-то сразу узнала Флору. — Здесь есть еще пара лазов, о которых мама не знает.
— Правда?! — обрадовалась я. — Вижу, не такие уж вы и плохие родственники.
Флора встала перед дыркой — в белом платье, с косичками, глядя на меня такими невинными глазками, что я сразу догадалась, каким образом ее маманя стала королевой. Ни один мужик не устоит перед таким ангелочком, пусть даже она и ведьма.
— Почему ты решила мне помочь? — спросила я.
— Ах, — она вперила в меня свои искренние глазки, — по-моему, моя матушка поступает с вами нехорошо, заточив в темницу.
— И ты меня сейчас выпустишь?!
— Если вы поклянетесь на архоне служить мне. — «Невинное дитя» помахало моим талисманом.
— Да уж, милое дитя, — пробормотала я и состроила зверскую рожу. — Давай топай отсюда! А то сейчас подпалю тебе попу!
Флора с очаровательной улыбкой присела в реверансе:
— Как вам будет угодно, сестрица. Я приду сюда через три дня со стаканом воды и архоном.
— Стой! — остановила я ее, холодея. Так или иначе надо выбираться из этой осточертевшей клетки. Я просунула руку в дыру. — Скажи, у меня колечко на пальце светится?
Флора подошла, наверно, рассматривала кольцо, а я приготовилась отдернуть руку, когда она попробует его стибрить.
— А оно магическое? — поинтересовалась Флора. Самой мне было ничего не видно, и это меня бесило.
— А сама-то ты как думаешь? — сердито отозвалась я.
Флора с минуту молчала, потом снова послышался ее голос:
— А если я вам скажу, вы поклянетесь мне на архоне?
Я зарычала и от избытка чувств сложила ей аккуратный кукиш, жалея, что у меня лапища не как у Зори, тогда получилось бы более наглядно и убедительно.

Змиевы Засеки не видали такой воинской армады со времен пришествия степных орд. Колонны нечисти текли по Миренскому тракту, а меж ними сновали курьеры Конклава магов. От Погоста до Куличиков проехать по дороге было невозможно. Воевода Чарониц согнал всех мужиков города на подмогу купцам, но навести порядок среди почуявшей свободу нечисти было практически невозможно. Если б не Анчутка и Карыч, руководившие армией, Змиевы Засеки, отвыкшие от больших войн, обезлюдели бы совсем.
Овечка, прискакав по утрамбованной сотнями ног, копыт и лап новой дороге до заимки, где открывался лаз в Подземное царство, сообщила, что нагрянуть внезапно никак не выйдет. Вокруг заимки рватней немерено, и Грунька стоит во главе целой армии, а в глубинах, с основными силами, находится Подземный царь, который рвет и мечет, требуя обратно свои ключи.
— Что ж мы его тогда не запечатали! — досадливо хлопнул себя по лбу Велий.
— Драпали слишком быстро, — сказала овечка.
— В любом случае войны не избежать, — сурово проговорил Анчутка.
Аэрон, присутствовавший на совете на правах главнокомандующего армией Урлака, сидел, ковыряясь в ухе. Леди Диодора осторожно взяла любимое дитя за руку и положила ее на колени, укоризненно качая головой.
— Жужжит что-то, — признался Аэрон матери. — Что-то очень знакомое, словно… — Он на миг замер и вдруг вскочил, опрокидывая походный столик с картами местности, и, тыча пальцем в стену, закричал: — Там она, там!
— Аэрон, — леди Диодора, краснея, бросила виноватый взгляд на сидящих за длинным столом, — ты ведешь себя неприлично.
— Мама! — обрадовано запрыгал вампир. — Велий, она там!
Маг первым сообразил, в чем дело, и торопливо вырвал из кармана зеркальце.
— Немедленно покажи мне Верелею! — закричал он и вытаращил Глаза. — Вот дрянь! Я ее люблю, с ума схожу, а она издевается!
Все ринулись к зеркальцу, сшибаясь лбами, и потрясенно замерли, глядя на кукиш, который продемонстрировало им равнодушное серебро. Маги переглянулись между собой, а фон Птиц, как глава Конклава, осторожно поинтересовался у Велия:
— И что это может обозначать?
— Пор-роть ее буду! — рявкнул Карыч. — Тр-ри дня без пер-ре-дыху!
Феофилакт Транквиллинович страдальчески закатил глаза; из всех присутствующих он единственный вот уже сутки ожидал от своей ученицы чего-то подобного. Слова «война» и «Верея» не вязались в его представлении друг с другом, а вот «Верея» и «пакость» — это было то самое. Не в силах сдержать удовлетворенную улыбку, он проговорил:
— Ну вот теперь вы меня, я думаю, понимаете.
Аэрон жаждал действия, поэтому, вылетев из шатра, закричал:
— Я знаю, где она! — тут же был подхвачен Индриком, стремительно взметнувшимся в небо. Следом за ним взмыла волна крылатой нечисти и тяжелые урлакские драконы.
— Мама, — спустя часа три вскрикнул Магни на смотровой башне, — смотри, какие странные птички!
Лилит, решившая успокоить нервы прогулкой, взглянула, куда показывал отпрыск, и стала белее своей шубы. Не прошло и мгновения, как весь Замок Теней окутался аурой голубого огня, став неуязвимым для чужаков.

Переброска войск — всегда дело тяжелое. И воевода Чарониц был потрясен лихостью, с какой маги зашвырнули всю нечисть черте куда.
— Там же одни болота, — пробормотал он, хмуро глядя на карту.
— Ну туда им и дорога, — с облегчением вздохнул малый воевода Верстового.
— Этот-то наш, Зорян-богатырь, тоже с ними, — горделиво заметил староста и тут же пригорюнился: — Ободрали они нашего соколика. Только одна палица при нем, родимом, осталась, и только на него наша надежда.
Все трое посмотрели на наполненные чарки и, каждый подумав о своем, осушили за победу славного богатыря Зоряна Засечного.
А бедный Зоря шатался от шатра к шатру с палицей на плече, не зная, куда себя пристроить. Осадив странный замок, родичи Анчутки чего только ни делали, но никак не удавалось взять его приступом. Зоря сам пару раз поднимался по тропе на гору к замку и словно упирался в невидимую стену. Он тужился, сопел, упирался палицей, пытался грести и даже бежать сквозь невидимую стену в своих чудных сапогах, но чем сильнее напирал, тем шибче катился вниз. Испробовав все — от катапульты до могущественных заклятий и подкопа, Анчутка был вынужден признать — он не знает, что делать с этой каменной махиной. И вот теперь вся нечисть бесновалась в лесу, жаждая битвы, а подлый враг, похитивший хозяйку, поплевывал на всех со своей горы, словно и не замечая их копошения, от чего нечисть стервенела еще больше. Даже привычный Индрик начал звериться, а к прочим родственникам Вереи богатырь и вовсе подходить боялся. Вот и ходил от шатра к шатру, стараясь держаться поблизости от Велия, который был хмур и бледен.
— Нет, вы не представляете, с чем мы имеем дело! — неслось из-под расписного полога. — Ведь эта та самая «Волчья Нора» — убежище Ландольфа!
— Самого Ландольфа?! — прокатилось удивленным вздохом по толпе магов, набившихся в шатер.
— Отступник не мог набрать такой силы! — прорезал гул чей-то зычный голос.
— Успокойтесь, господа. — Зоря узнал голос архимага. — Изменник Ландольф и в юности был одним из сильнейших магов, если помните, он претендовал на место главы Конклава.
— Мы помним, какую он устроил бойню! — перебил архимага все тот же зычный голос.
— Вот и не будем горячиться, — спокойно заключил фон Птиц. — Огромное счастье, что государи Заветного леса сегодня на нашей стороне, и несчастье, что госпожа Верея в руках этого амбициозного человека.
— Он нас в порошок сотрет и по ветру развеет, — проворчал Мефодий, таскавшийся повсюду за фон Птицем на правах ординарца.
— А вот это лишнее, Мефодий, — осадил его архимаг.
В шатре установилась такая тишина, что Зоря засапожным ножичком прорезал даже дырочку в шатре, чтобы убедиться, там ли все. А то у магов всякое бывает — раз, и испарились! Чья-то рука легла Зоре на плечо, он от неожиданности чуть не заорал.
— Ты чего? — удивленно спросил Аэрон.
— Да вот… — сконфузился богатырь, — подслушиваю, чего делать будут.
— Ай, да что они сделают! — отмахнулся Аэрон. — Сейчас ударят со всей дури, надеясь, что у Ландольфа силы кончатся, и всех делов!

До моей темницы доносились странные звуки, словно кто-то учился кузнечному делу, неравномерно бухая тяжелой кувалдой по наковальне, иногда промахивался, ронял инструмент и разражался всякими нехорошими словами. Как я ни прикладывала ухо к дыре, суть происходящего от меня ускользала, слышно было лишь, как замок трясется во время особо сильных ударов. Через веревочку они там, что ли, скачут? Хуже всего было сидеть в неизвестности. Нет, мне, конечно, приходило в голову, что это, может быть, королева вконец разругалась со своим сыночком и они теперь ровняют замок с землей, но весь мой печальный жизненный опыт говорил о том, что такое случается лишь в сказках и авантюрных романах. Мне отчаянно надоели безделье и одиночество, поэтому я орала в свою отдушину:
— Эй! Кому тут на архоне поклясться? Я созрела! — но к моим воплям стены каменного мешка оставались глухи. А стоять, высунув руку наружу в надежде, что меня почувствует Аэрон, я больше не могла — тело затекло, пальцы онемели, ноги просто отламывались.
Надежда покинула меня, и черное отчаяние улыбалось мне из черных углов каземата. Я показывала ему фиги, понимая, что вот так и сходят с ума.
Голубой огонек на веревочке, который метался во все стороны, словно светляк, пойманный деревенским проказником, только убедил меня в этом.
— Что тебе надо, призрак моего младшего братца? — замогильным голосом произнесла я.
Магни замер, широко распахнув глаза, и, слегка картавя и запинаясь, возразил:
— Я не призрак, я живой.
— Ну и чего тебе надо, живой?
Магни испуганно оглянулся, переминаясь с ноги на ногу, и неуверенно прошептал:
— Я хочу, чтобы вы ушли, а то из-за вас мама все время плачет и злые дяденьки в ворота стучатся. А папы нет, и защитить нас некому, а то бы он вас убил и дяденек тоже бы убил. Уходите.
Очень заинтересовавшись насчет злых дяденек, я припала к дырке глазом:
— Как же я уйду отсюда, добрый малыш? Твоя мама вон даже дверки замуровала!
— Я вам ход покажу, — плаксиво проговорил младшенький сынок Лилит, понимая, что встал на путь измены. Что-то заскрежетало за стеной, и вдруг прямо напротив меня между широкими ребрами чудища образовалась щель. Не веря своему счастью, я выбралась наружу и, не сдержавшись, поинтересовалась у ребенка:
— Сказки про Кощея читал?
Магни кивнул. Большеглазый, с дурацким светлячком на нитке, он был такой милый, что я погладила его по голове.
— Знаешь, как он смеется, когда его на волю выпускают? — спросила я и, не дожидаясь ответа, изобразила хохот Маргобана.

Великий черный маг Ландольф — хозяин Замка Теней, носитель многих ужасных тайн и сокровенных знаний — изо всех сил спешил домой, гонимый недобрыми предчувствиями. Обычно, уходя на поиски силы или чудесных вещей, он всегда оставлял десяток-другой могучих заклинаний, способных защитить семью от нападения небольшой армии и всего Конклава магов, мнивших себя по своей высокомерной глупости великими. В крайнем случае его сын Рокмир всегда мог магическим образом отыскать его в любой дали и глуши.
Но теперь, несмотря на отсутствие тревожных посланий, Ландольф чувствовал острую тревогу и потому спешил, проклиная свою привычку везде полагаться только на свои ноги. Ужасней всего было то, что бесконечные попытки докричаться до сына ни к чему не приводили, отчего волнение все усиливалось, а опасения крепли. Зная, что предчувствия, какими бы они ни казались поначалу пустыми, не раз спасали ему жизнь и что, возможно, каждая секунда промедления грозит опасностью его семье, Ландольф пошел на рискованный шаг: отдавшись на волю своей темной половины души, обернулся тем зверем, которого люди отчего-то называли черным волком. Хотя случалось, что и драконы, увидев его, в страхе улепетывали. День и ночь он скакал по горам и лесам, перепрыгивая мелкие озера за один скок, а моря за три.
И все равно опоздал. Проклятые маги Конклава нашли-таки его замок и осадили. Упав темной тенью на пути армии, идущей на штурм замка, он в гневе зарычал и стукнул лапой по земле, отчего все вокруг сотряслось и поднялась буря, опрокинувшая магов. Но тут со всех сторон налетела на него нечисть и стала рвать, клевать и терзать. Упав на спину, он принялся бить их лапами, а собравшись с силами, устроил им огненный дождь, от которого враги в ужасе разбежались.
— Пошли прочь! — зарычал он страшным голосом. — Не одолеть вам меня, не взять вам моего замка!
Но тут земля содрогнулась еще того пуще, и весь замок его рухнул, до единого камушка. Осталась лишь малая башенка, в которую набилась дворня и его семья. Не веря собственным глазам, Ландольф оглянулся, ибо не знал силы, способной сокрушить его заклятия. С удивлением он обнаружил позади себя лишь рыжую девчонку, которая ходила вокруг башни, уперев руки в боки, и приговаривала:
— Щас я вам покажу козью морду!

Вас когда-нибудь держали взаперти? Пять дней? На хлебе и воде? В бездействии и неизвестности? Вот и не осуждайте меня! Да, я напугала ребенка. Да, потом мне было стыдно. Но в тот миг мною владело лишь одно желание — отомстить Лилит. Вспомнив все, что делали в такие мгновения сказочные Аэроновы злодеи, я ухватила Магни за шиворот и начала подниматься по узкому лазу, громко оповещая мачеху о том, что вот она я вся, злобная и мстительная, поднимаюсь. Я шипела, скрипела зубами и сыпала проклятиями.
— Вот я сейчас поднимусь! Вот я сейчас всем покажу!
Магни, обмирая от страха, вис у меня на руке, с плачем умоляя ничего плохого не делать. Я уговаривала его вести себя как мужчина, пойти и где-нибудь спрятаться, не мешать старшей сестре развлекаться.
— Не съем же я твою мать! — прокричала я ему, стряхивая его руку уже во дворе.
— Ее нельзя есть! Она ядовитая! — еще громче заревел Магни.
— Вот, — подняла я палец, — в самую точку! А, кстати, где моя лошадка? Сивка-Бурка? Красивый такой?
— Его напоили сонным зельем и на конюшне заперли, — выдал секрет мой младший братик.
— Хозяйственная ты наша, — процедила я. — Все в дом, все под себя гребет! Вот курица! — Я расправила плечи и осмотрела замок глазами дикого завоевателя-степняка, которому, кроме бескрайнего простора впереди и синего неба над головой, в общем-то ничего и не нужно.
— Нет, ну в самом деле… — Я размяла пальцы, глядя, как передо мной пытаются забаррикадировать дверь в небольшую башенку, на вершине которой кошкой шипела и плевалась Лилит. — Не грабить же я вас собираюсь. Что ж вы туда сундуки-то тащите?
Рокмир пытался мне кричать что-то в ответ, размахивая моим мешком, но за общим гвалтом его слышно не было. Заметив, куда юркнул напуганный мной Магни, я решительно тряхнула головой:
— Ладно, надеюсь, что никто, кроме замковых тараканов, не пострадает, — и, удивленно глянув на небо, с которого хлестал огненный дождь, подивилась причудам здешней погоды. Потом поднапрягла воображение, чтобы не разрушить лишнего, с мстительным удовольствием слыша, как зашлась белугой Лилит, и разнесла замок по камушку, крича во всю глотку, чтобы нагнать еще больше жути:
— Щас я вам покажу козью морду!
Планы у меня были обширные — поотращивать всем обитателям бывшего замка рога на голове и свиные морды, но, случайно бросив взгляд на разрушенные ворота, я осеклась — на меня таращилась огромная черная зверюга с дракона величиной, с горящими огнем глазами и тремя рядами зубов.
— Голову оторву и ножки в узел позавязываю! — миролюбиво предупредила я, а зверушка, разинув пасть и прищурив пылающие огнем глазки, поинтересовалась:
— Любава?!
— Какая Любава?! — заорала я. — Мстява-разрушава!
Пока зверь озадаченно вертел головой, пытаясь понять, что такое я сказала, на замковую дорогу вылетел Индрик с Велием на спине. Велий, крикнув:
— Беги, Верелея! — швырнул в зверя знакомые мне драконовые бусы. Сеть схлопнулась на черном, тот забился, и, прежде чем я что-либо успела сделать, Велий подхватил меня и унес прочь, как какую-нибудь глупую сказочную принцессу.
— Пусти! Пусти! — кричала я, пытаясь вырваться из рук непрошеного спасителя.
— Держи ее, она, наверное, головой ударилась! — кричал Индрик.
— Сами вы головой ударенные! — орала я, колотя кулаками в грудь Велия. — Где ты был, подлец, когда был мне нужен? Дай я сама разберусь со своей семейкой!
Мимо нас проносились маги, спешащие положить беснующегося зверя на лопатки: Велиевы путы явно были ему что паутина для быка-трехлетки. Но, навалившись всем Конклавом, маги его все-таки спеленали.
— Жива, жива! — хохотал, не выпуская меня, Велий. Вокруг бесновались друзья и родственники. Визжала, подпрыгивая, мавка. Беззастенчиво используя Серого Волка как таран, пробивала ко мне дорогу Алия. Трубил, требуя пропустить к телу, Васька, на спине которого утирали слезы Горгония, Березина и Коровья Смерть. Карыч от избытка чувств тюкнул меня клювом в темя, овечка сунулась под колени, Зоря, не рассчитав разбега, ухнул на нас сверху, так что, счастливо избежав всех опасностей плена, я едва не погибла в объятиях родственников и друзей.
— Ох, и грязна же ты, подруга! — первым делом заявила Алия. Я попыталась возразить, что меня не розовыми маслами умащивали, только кто ж меня слушал? Они наперебой кричали, как им было плохо, как они за меня переживали, а на меня едва не шикали, когда я пыталась тоже высказаться, дескать, мы ей душу изливаем, а она со всякими глупостями. Спасибо теткам, сумевшим-таки меня вырвать из этого водоворота любви. О бане, конечно, речи не шло, но лохань с водой и отдельную палатку они мне предоставили, вышвырнув оттуда магов. Впрочем, те не очень-то и сопротивлялись, больше интересуясь гнусным семейством.
На горе еще шел вялый бой, Рокмир отстреливался молниями от наседающего Конклава, демонстрируя недюжинную мощь, но куда ему против всех-то. Радостная Алия, периодически врываясь в палатку, комментировала события:
— Сивку-Бурку нашли! Богатырский конь спит богатырским сном! Как еще конюшня от храпа не развалилась!
— Вы поосторожнее, там все-таки дети, а не только кикимора, моя мачеха.
— Ее мачеха! — донесся дружный вздох по ту сторону шелковой преграды.
— Эй! А ну брысь отсюда! — Я попыталась погрузиться в лохань по самую макушку. Алия выскочила наружу, я услышала звонкие шлепки и возмущенный разноголосый гвалт, а Лейя, жадно вцепившись в мою скользкую от мыла руку, повелела:
— Рассказывай!
Торопливо заканчивая помывку, пришлось рассказывать, косясь на шелковые стены, за которой стояла напряженная тишина. Охочая до таких историй мавка слушала меня с открытым ртом. Зная, что где-то она прячет свой дневничок, я представляла себе, как сегодня ночью она будет торопливо вписывать туда мою историю, орошая страницы слезами умиления, и наверняка все жутко переврет.
— Ты так и не поговорила с папой? — со слезами в голосе спросила Лейя, а тетки, расчесывающие мне мокрые волосы, замерли.
— Его дома не было. Да и желания у меня такого не возникало, хватило и его сыночка.
— А та черная собачка? — протянула мавка, а Алия от порога хмыкнула:
— Ага.
— Какое счастье, что я похожа на маму! — вырвалось у меня.
Тетки тихонько захихикали, прикрывая ладошками рты.
— Чего? — недоуменно спросила я.
Алия постучала пальцем по лбу:
— Если даже Велий может в коня обернуться, так неужто ты думаешь, что черный маг этого не умеет? Видела бы ты, какого шороха он тут навел — архимаги отдыхают!
— А я ему всяких гадостей пообещала… — пробормотала я, вытаращившись.
— Да, нехорошо ты с папой, — проблеяла овечка.
Тут нашу идиллию нарушил Серый Волк, который, бесцеремонно отодвинув Алию носом, сунулся в палатку и глянул так серьезно, что ни у кого не повернулся язык его выгнать. Зоря заговорщицки пробасил за стенкой палатки:
— Тута никого, все разбежались.
Серый, очень внимательно заглянув мне в глаза, плюхнулся на зад и поинтересовался:
— Помылась?
Я неуверенно кивнула.
— Тогда пойдем со мной.
— Куда это? — Я оглянулась на теток, те пожали плечами.
— Как подсказывает мне жизненный опыт, сейчас маги совершат одну маленькую, но серьезную гнусность.
Я подозрительно прищурилась:
— Какую это?
— Я уверен, что прямо сейчас Ландольф попытается «бежать» и погибнет, «нечаянно» прихватив с собой неосторожного молодого мага по имени Велий, который случайно проговорился при всех о своих чувствах к тебе.
С мгновение я пыталась понять смысл его речей, в голове эхом метались слова: Велий, любовь, маги. Потом вспомнились Изот и его кумир — Лонгин, я, без раздумий вскочив на Серого, крикнула:
— Гони! — и с удивлением обнаружила, как разительно изменилось все снаружи. Тройным кольцом вокруг моей палатки стояла урлакская армия во главе с Аэроном и его матушкой, которая, хоть и не желала видеть меня невестой, но честь семьи берегла. Нечисть широкой волной охватила руины замка, с которых как-то нездорово щерились маги Конклава.
Одним волчьим скоком преодолев все эти преграды и мысленно поблагодарив тетку Березину, накинувшую в последний миг поверх моего нового легкого платья волчью душегрейку, я оказалась в кругу северских магов под предводительством знакомого дядечки — фон Птица, с которого и начались мои мытарства.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:38 | Сообщение # 18

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Как же я ненавижу магов, — оповестила я их всех, спрыгивая с Серого.
— Только не преувеличивайте своих способностей, — посоветовал мне архимаг.
— Я и не преувеличиваю. Уж я бы два дня в замок долбиться не стала.
— И не забывайте, — промолвил, беззвучно появляясь у меня за спиной, Анчутка, важный, как городской голова, — что помимо нас, родственников Вереи, у вас еще имеется ма-аленькая проблема с армией легкомысленно брошенного в Змиевых Засеках Подземного царя, которого как-то надо угомонять. — Он загадочно повел бровью.
Судя по вытянувшимся лицам, маги забыли о распечатанном королевстве напрочь. А я, привалившись к рогатому дядьке, поинтересовалась:
— А что, Грунька на поверхность соизволила вылезти?
— Если бы Грунька… — ответил Анчутка.
В общем, маги были смяты и растоптаны морально вмиг, а когда явившийся вслед за Анчуткой Феофилакт Транквиллинович еще и погрозил Архоном, пугая фон Птица неведомыми мне договорами и санкциями, я была допущена в уцелевшую башню, где сидело плененное «королевское» семейство.
Первый, о кого я споткнулась, был повязанный магической сетью Велий.
— Опять мне тебя вытаскивать, — проворчала я. — И это мужчина моей мечты.
Я еще хотела поязвить, но замолчала, встретившись взглядом с отцом.
— Здравствуй, папа, — засмущалась я. — Извини, я тут у тебя немного намусорила.
Он ухмылялся, словно и не сидел в кандалах, и мегера Лилит испуганно зыркала глазками туда-сюда, в его присутствии став шелковой. И немудрено, потому что именно такими, как мой папа, рисуют лютых разбойников царских кровей: черные волосы волной падали на плечи, а от бирюзовых глаз (ага! Глазки-то у меня и Рокмира, оказывается, папины!) попросту невозможно было оторваться. Честное слово, маму свою, которая увела его из семьи, я даже не осуждала, хотя, если моя мама понравилась такому мужчине, а я ее копия, то, значит, и я очень даже ничего! Словно прочитав мои мысли, он насмешливо качнул головой:
— Я ошибся, ты совершенно на мать не похожа.
— Я тоже рада, что у тебя зубы не в три ряда. — Я присела в реверансе. — Верелея.
— Дура, — проси пел за спиной Велий, и я, вспомнив о возлюбленном, поспешила распутать его, упрекнув:
— Вечно ты во что-нибудь вляпываешься.
— Я?! — удивился маг, а папаня с интересом за нами наблюдал.
Прочее семейство выглядело не блестяще. Рокмир, выдержавший целую битву, был прокопчен, оцарапан и обессилен, дети напуганы, Лилит, которую мне было не жалко, выглядывала из-за плеча мужа испуганно, как побитая собачонка. И я, проклиная себя за жалостливость, проворчала:
— Ладно, сейчас велю, чтобы вас освободили.
— Это в твоих силах?! — удивленно приподнял бровь отец, а я, пока не торопясь снимала с него заклятие, спокойно рассказала про Заветный лес, про Подземное царство, про помолвку с лордом Урлака, про свои обширные политические связи в тридевятом царстве, не переставая благодарить Лилит за такое чудесное устройство моей судьбы. Мачеха скулила, вжимаясь в стену, отец темнел лицом, хмуря брови, а Рокмир тихо матерился на моранском языке, и только напряженный Велий у меня за спиной молча ожидал, когда папа схватит меня за руку, чтобы воспользоваться моей силой и покрошить всех в винегрет. Но ничего подобного не произошло. Отец постоял молча, рассматривая меня, как какую-то редкость, а потом попросил простить домогавшихся моей силы Рокмира и Флору, заявив, что сам он такими глупостями давно не занимается.
— С возрастом начинаешь больше ценить знания, чем грубую мощь, — вещал он, прогуливаясь по руинам. Снизу из-под горы на нас таращилась тысячеглазая толпа нечисти, от башни настороженно следил Конклав, сзади безмолвным конвоем топали Велий, Зоря и Аэрон. Меня просто подмывало сделать какую-нибудь пакость, такое пристальное внимание просто провоцировало! А папа с ехидцей следил, как меня ломает.
И только где-то высоко в небе, равнодушные к магическим и политическим дрязгам, шумно выясняли отношения Индрик и Сивка-Бурка, сыпля на землю белые перья и золотую с серебром шерсть.

Наше возвращение в Школу было далеко не триумфальным, скорее походило на срочное подтягивание «хвостов» в конце учебного года. Я устала метаться от нечисти к магам, от магов к папе, от папы в Змиевы Засеки и всех уговаривать: не воевать друг с другом, не строить козни, не убивать. Народ попался на редкость склочный и тупой, всяк подозревал противников в неслыханном коварстве, при этом сам держа фигу в кармане.
Единственной радостью для меня стал визит демонов, принявшихся с ходу меня всячески ублажать и расхваливать. За то, что я доставила им такое удовольствие, подняв на уши полстраны, они, опьянев от переизбытка чувств, сами явились меня благодарить.
— Ты не думай, — масляно блестя глазками, размахивал руками Анжело, — что мы какие-то извращенцы, которые любят наблюдать за душевными терзаниями людей. (Именно так я и думала.) Если бы тебе грозила хоть малейшая опасность…
Я фыркала, не веря ни единому его слову, но тем не менее с радостью оглаживая наваленные грудой обновки и безделушки. Пьяненькие демоны тащили мне все, что под руку попадалось (или плохо лежало?). Например, седло в жемчугах я подарила Сивке-Бурке, а царский жезл с огромным блестящим камнем Велий, выпучив глаза, посоветовал побыстрее закопать поглубже, пока его не хватился Златоградский Император.
Расчувствовавшись, я едва не отпустила зубастого лицемера вместе с его родней из кабалы, заявив, что теперь у меня в подручных аж два мага, один другого сильнее и тоже должны мне до конца жизни. Услышав такое, Велий в тот же день смылся куда-то «по очень важным делам», а папа так хохотал, что тряслись стены избушки, которую он выстроил вместо порушенного замка. Не скажу, что мы стали с ним как родные, но врагом он мне точно не был в отличие от Лилит, которая старалась мне на глаза не попадаться и отпрысков прятать.
— Ну вот, — вздохнула я, прощаясь с отцом, — теперь я могу говорить, что не круглая сирота или нечисть какая-нибудь, а дочка злодея с мировым именем.
Мое предложение наложить печать на те места, которые он облюбовал для жительства, отец отверг, заявив, что плевать он хотел на весь Конклав и вообще собирается переехать поближе к столице. Архимаг, слыша это, зеленел от злобы, но в моем присутствии держал язык за зубами.
Дольше всех пришлось призывать к порядку Груньку и ее отца, знать не желавших, что со времен Последней битвы порядки на земле сильно изменились и какой-нибудь жрец Хорса вполне в состоянии пустить всю их армию по ветру.
— Ну что, подруга, — переминаясь с ноги на ногу, поинтересовалась сменившая транспорт Алия. — Пора до дому?
Зоря, решивший для разнообразия поменять богатырство на должность возницы, горячил коней. Лейя, пристроившаяся в саночках, и овечка уже подавали знаки, что желают отправиться в дорогу. Велий и Сиятельный изображали при нас гайдуков, хмуро поглядывая вокруг и всем своим видом выражая сомнение в том, что мы сможем доехать до Школы без приключений.
— Никаких глупостей, — велела я, падая в санки.
— Угу, — согласилась Алия с таким видом, будто я сморозила неслыханную чушь. Лейя тут же махнула ручкой и закивала, как цирковая лошадь:
— Едем только прямо и ни на что не отвлекаемся.
Зоря только этого и ждал, громко щелкнул кнутом и рявкнул:
— Эх! Залетные!
— На что это он намекает? — возмутилась мавка.
— А что? Есть на что?! — проблеяла овечка. Алия и Лейя покраснели, а мы с четырехногой провокаторшей засмеялись.
— Ой, как интересно! — Я хихикнула и захлопала в ладоши. — У нас будут волчата и маленькие Сиятельные! Хотя нет, Сиятельные не получатся, будут жабки в коронах!
Подруги, не сговариваясь, ущипнули меня за бока, больно ущипнули, даже сквозь меховую куртку. Зоря на облучке заржал. Его тоже полезли убивать, хотя я громко требовала не трогать моего вора.
— Сама ты развратница! — визжала Лейя. — И жених, и маг!
— И Анжело! — вставила пунцовая Алия.
— Я девушка невинная, целомудренная и благовоспитанная и вообще обещала Индрику дать обет безбрачия!
— А что же такая целомудренная делала в хижине с разбойниками? — тут же вставила Алия.
Овечка только радостно вертела головой и трясла ушами.
— Я их перевоспитывала! — задохнулась я возмущением, а подруги ехидно закивали:
— Верим, верим.
Так, препираясь, распевая песни и хохоча, мы двигались к родному Вежу. Конного пути нам было неделю, и мы собирались ее провести как можно веселее, категорически заявив, что не желаем переноситься мгновенно, поскольку заслужили отдых как от учебы, так и от навязчивых женихов и возлюбленных.
Первое село, которое мы осчастливили своим визитом, было Момино. Вываливаясь из саней посреди постоялого двора, Алия потянулась:
— Как хорошо ехать, ни о чем не задумываясь.
— Без всяких назойливых мужиков, — добавила Лейя, косясь на Сиятельного с Велием.
— А ведь это почти мои родные места, у меня тут почти полжизни прошло. — Я посмотрела вокруг, сообразив, что совсем рядом стоит городок Белполе. — Тут меня в первый раз в приют загребли.
— И долго он простоял? — влезла, интересуясь, овечка.
Видя, как Велий навострил уши, я состроила любопытному животному рожу, потому что тот приют простоял ровно семь дней. Однако я не собиралась крепить репутацию чудовища, которое идет по земле, оставляя за собой руины и пожарища, тем более что прожила я в Белполе потом еще целый год, пока местные крестьяне не явились с вилами, чтобы жечь меня как ведьму.

Тракт есть тракт и разгулом нечисти его не удивишь, да и кому еще гулять на тракте, как не нечисти и разбойникам? Купцы серьезный народ, они спешат по делам и, если б не необходимость дать отдых коням и людям, вообще бы нигде не останавливались. Всяческие курьеры и посыльные и вовсе как волки, живут исключительно ногами, им не до задержек А всякий ремесленный люд, заработав честную копейку, скорее предпочтет посидеть дома, если, конечно, жена не последняя ведьма. Вот и выходит, что гуляют на тракте лишь бездельники, которым некуда девать время и деньги.
У нас как раз всего этого было в избытке, а торопиться некуда, поэтому мы подумывали закатить пир горой. Хозяин постоялого двора, предчувствуя нашу щедрость, накрыл стол не скупясь. Чего тут только не было — и жареные рябчики, и раки к пиву, и златоградское вино, а уж пирожков всяких, с разнообразными начинками: с мясом, с кашей, с печенью, с рыбой, с вареньем было столько и таких соблазнительных на вид что руки сами к ним тянулись.
Зоре стоило лишь хлебнуть темного пива, как он пропал и над постоялым двором опять понеслось:
— Этому — на! Этому — хрясь!
Сиятельный, всем напиткам предпочитавший златоградское вино, приятно тешил наше самолюбие тостами-комплиментами. Велий развлекал историями, то нагоняя жути, то смеша. Лейя и Алия наперебой рассказывали, чем они занимались, пока искали моровую деву, бесясь при виде моей ехидной улыбки. Лаквиллка так завралась, что стала утверждать, будто чуть ли не новое королевство основала, чем рассмешила даже мавку, которая поначалу ей в рот заглядывала и таращила глаза. Так что мы до самой полуночи трещали как сороки, ссорились, мирились и пели под неусыпный бубнеж Зори, расписывающего свои подвиги. Особую достоверность его рассказу придавало то, что за последний месяц он перевидал практически всех столичных шишек и не смущаясь мог начать историю с таких слов: «… заезжает ко мне как-то раз фон Птиц, ну вы знаете, такой невысокий, худощавый, шрамик над глазом в виде серпика…» Поэтому, когда во дворе вдруг дико заржали кони и народ с ужасом рванул в дом с криками:
— Упырские драконы! — мы ничуть не удивились, увидев входящего на постоялый двор и сияющего, как золотой кладень, Аэрона.
— А вы думали, я вас брошу?! — радостно растопырив руки, заорал он от ворот. Хлопнул своего летуна по ляжке, велев лететь домой, зверь обиженно вякнул, намекая, что не собирается лететь посреди ночи. Вампир возмутился, но выложил три кладня, походя бросив хозяину постоялого двора:
— Пристройте куда-нибудь этого лентяя и бросьте ему девственницу, пусть поест!
Онемевшего хозяина успокоил покровительственно обнявший его Зоря:
— Да шутют они, свинью ему дай.
— Девственницу? — севшим голосом спросил тот, порадовав Аэрона.
— Ну ты чего? — ткнула я кулаком в бок плюхнувшегося рядом вампира. — Дома не сидится?
Благородный лорд уже набил полный рот пирогами и запил все это вином, поэтому в ответ только похлопал глазами, рисуя пальцем какие-то непонятные фигуры в воздухе.
— Чего, чего?! — вдруг напряглась лаквиллка. Вампир, проглотив, сказал с усмешкой:
— Да я третий день как на иголках, только и ждал, пока вы все в себя придете.
— С чего бы это такой нетерпеж? — спросила я. Аэрон отер салфеточкой руки и откинулся в кресле с таким видом, словно немедленно ждал подарка по случаю дня рождения.
— На какую-то гадость намекает, — догадалась мавка.
— Гадость не гадость, но желание вы мне проспорили! — оскалился вампир.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Велий. — Мы же на желание спорили! — и хищно улыбнулся. Наш дружный вой испугал постоялый двор и заставил поперхнуться Зоряна.
— Это нечестно! — кричала я.
— Дамы были заняты! — орала Алия.
— Вы нам специально подсунули не те тракты! — визжала Лейя.
— Это жульничество! — продолжала возмущаться я, взбешенная их самодовольными улыбочками. — И нечего так делать бровками! Ничего вы не получите!
Они переглянулись и в один голос заявили:
— Как бы не так! Получим, — и, пошушукавшись, обрадовали: — Желаем быть миренскими султанами на одни сутки.
— Ну конечно! — закричала я. — Как же иначе!
— Все мужики одинаковы! — фыркнула Алия. — Фантазии ни на грош! Казалось бы — целое желание у тебя, нет, гарем им подавай!
Лейя закатила глаза и, поджимая губки, пропищала:
— Я и не сомневалась!
— Вы упали в наших глазах ниже некуда! — сказала я и фыркнула, потому что вампир с магом расхохотались мне в лицо.
— А ты-то чего молчишь? — набросилась Алия на Сиятельного. — Думаешь, тебе гарем изображать не придется?
— Будешь любимой женой! — радостно присоединилась я к ней.
Сиятельный удивленно вытаращился на гогочущих приятелей, а вампир, покрутив головой, пропел:
— А где Серый Волк? Я лично нуждаюсь в евнухе с опахалом.
— Правильно, надо позвать. — Велий выжидательно посмотрел на Алию: — Скажи Серому, что его ждет нечто незабываемое.
— И как я могла до сих пор жить без вас! — подала голос из-под стола овечка.
Я заглянула под стол:
— Это еще что! Вот скоро лето будет, солнышко, травка, соловьи!
Кудрявая закатила глаза и весело дрыгнула ножками.
Стоило вампиру под причитания и недовольное ворчание подруг начать фантазировать, каким он видит завтрашний день, как во мне подняла голову длиннозубая змея коварства. Я забыла про еду и, ухватив Алию с Лейей за подолы, потащила их в нашу комнату. Возмущение за столом я пресекла на корню, сказав, что собираюсь обсудить репертуар завтрашнего дня (подруги разинули рты, а потом стали и меня поносить всякими словами), но предупредила разомлевших от предвкушения завтрашнего веселья Велия и Аэрона, чтобы сильно губки-то не раскатывали. Парни успели сказать нам в спину, чего они желают, в ответ на что Алия выругалась, а Лейя завизжала и от возмущения даже пустила слезу, мол, она девушка честная и на такое не согласна. Впрочем, когда дверь закрылась, мавка сменила песню и признала, что танцы и кормление виноградом — не такая уж и гадость.
— Проклятье! Сиятельного тоже надо было с собой тащить! — Я рысью пробежалась по нашей комнатушке, собираясь с мыслями, и удержала за подол сунувшуюся было звать Князя мавку. — Ладно, пусть сидит там. Все равно он столько, сколько охламоны, не выпьет, а раньше полуночи он нам не понадобится.
— Ты что-то задумала, — сказала Алия.
— А то ж! — передразнила я ее лаквиллский говор. — Мне специальну архону дали, шобы клявсти до змирти. А без архоны слова — тьфу!
— Чего ты дразнишься! — обиделась Алия.
— Это она с тобой по-лаквиллски разговаривает! — догадалась мавка.
Алия с сомнением подняла черную бровь, твердо заявив, что полиглот я фиговый, но смысл моего заявления она поняла.
— Пакость будем творить.
Я выхватила из своей сумки перо, чернильницу и тетрадь, разложила все это на прикроватном столике под взглядами заинтригованных подруг и быстро написала: «План пакости».
— Стратег, — хмыкнула над ухом Алия, я взвилась:
— Глупая! Знаешь, что я придумала? — Не в силах передать словами свою грандиозную идею, я протрубила, как дракон: — У-у-у! — и закатила глаза. — Да об этом, может быть, легенды складывать будут!
У подруг от такого обещания загорелись глаза, вытянулись носы и заострились уши.
— Слово мы не сдержать не можем. Если они хотят гарем — что же, они его получат, и не на сутки, а на целую неделю, если у нас денег и таланта хватит. Но это будет такой гарем, который они век помнить будут. Какая я все-таки умная!
Подруги нетерпеливо затеребили меня, требуя подробностей.
— Знаете, как тошнит, когда сладкого переешь? — Алия неуверенно протянула «Hy-y…», а Лейя радостно затрясла пустой головенкой. — Так я думаю, пусть их «счастливый день» повторяется снова и снова, пока они в слезах нас умолять не станут не делать гарема.
— Один и тот же день? — уточнила понятливая Алия.
— А у тебя сил хватит время вспять поворачивать? — встряла Лейя.
— У меня кладней хватит. Это важнее, — сказала я. — Тут главное — народ подобрать сговорчивый и понятливый.
— Без демонов нам это дело не провернуть, — покачала головой Алия.
— А кто сказал, что только хрупкие девушки должны такие праздники устраивать? Участвовать будут все! И твой четвероногий с Сиятельным, и Зоря, и овечка, даже поселковых наймем, которые согласятся! А скипетр златоградский придется все-таки откопать, — сказала я, подумав. — Купцы нам дороже всего обойдутся. А без них не та достоверность будет. — Я макнула перо в чернильницу и заключила: — Значит, расписываем роли.

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани прямо под дверью комнаты.
— Ты че прешь, глаза выпучив! — орала поломойка Глашка.
От ее пронзительного крика Велия подбросило на кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, и он, еще раз поддав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:
— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!
Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон не выдержал, со стоном открыл глаза.
— Все, поспать не дадут! — Он сел, растирая лицо.
В комнате было свежо, Аэрон заметил щель в раме, в которую надуло снега. Серая мгла за окном и снежная круговерть застили мир. Он потянулся. Скандал за дверью неожиданно оборвался на высокой ноте, и густой бас, объявив, что все здесь дети шайтана, вдруг начал выводить хвалебную миренскую песню, из которой Велий с трудом понимал лишь припев, звучавший в переводе как «ой, люли, люли». Аэрон тоже навострил уши и многозначительно подмигнул Велию, когда к ним в дверь деликатно постучались. Маг, соображавший спросонья хуже вампира, рявкнул:
— Кто там?
В отличие от Аэрона, который закутался в одеяло по самые уши и скалил зубы, он ничего радостного от жизни пока не ожидал.
— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?
— Что за ерунда?! — удивленно пробормотал маг, а Аэрон, кинувшись к нему, быстро закрыл другу рот и сладким голосом пропел:
— Здесь, здесь два султана, которым, проснувшись, даже рук ополоснуть нечем.
— Вах! — заорали с той стороны двери и захлопали в ладоши, поторапливая с сильным миренским акцентом: — Девочки, шевелите попами!
Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Дверь широко распахнулась, и в комнату ввалился, часто кланяясь, голый по пояс, но зато в широченных малиновых шароварах, с золотым тюрбаном на голове и с изумительно кривой саблей в расписных ножнах на боку Зоря. Отсалютовав, детина рявкнул на робких евнухов, сопровождавших трех подобных утренней заре гурий, закутанных в тончайшие шелка и кисею. Волку было безразлично, добрым молодцем какой страны оборачиваться, а потому он был смугл, толстогуб и курчав, только с желтыми волчьими глазами ничего поделать не смог. Сиятельный был зализан и звенел при каждом шаге немыслимым количеством тонких браслетов и золотых цепочечек.
Почтительно отдуваясь, они внесли огромный, исходящий паром золотой казан, а хихикающие гурии, мигом установив низенький палисандровый столик с полотенцами, халатами, благовониями и маслами накинулись на «султанов», вызвав самодовольное урчание вампира и смущенную попытку убежать мага.
— О, услада моего сердца, отрада моих глаз, сладкая песня моих ушей, — пела Верелея, проворно избавляя зыркающего по сторонам Велия от брони одеяла и последней ненадежной преграды между приличным и неприличным — рубашки. — Посмотри, каких славных музыкантов пригласила твоя верная раба. Сама сваха миренского султана всю ночь шила мне наряд.
Аэрон, до которого дорвались Алия и Лейя, урчал от удовольствия точно кот. Губка с горячей водой смывала остатки сна, нежные пальчики втирали розовое масло в грудь, плечи и живот. Нежно и властно повалив Велия на спину, Верелея приняла из рук умирающего от почтения Волка смоченное в цветочном отваре полотенце, и, закатив глаза, Велий понял, что сейчас попросту умрет от счастья.
В общий зал они спустились разодетые в пух и прах, и если на Аэроне поверх короткого золотого халата и широкого, шитого жемчугом пояса была только леопардовая накидка, то магу от Верелеи достался парадный султанский доспех, набранный из чешуи дракона и ослепительно сиявший драгоценными каменьями. Кстати, по словам крутившегося между музыкантами Анжело, он попросту валялся в миренской сокровищнице.
Народ на постоялом дворе ахнул. Купцы, спешно собирающиеся в дорогу, удивленно разинули рты. Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:
— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — и, беспомощно оглядев зал, озабоченно произнес: — Как там Матрена-то одна?
Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:
— Не извольте переживать, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. — И, поклонившись хозяину постоялого двора, не удержался, стрельнул глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: — Ишь, молодежь! — и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: — Ну что встали? Выводи со двора!
Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.
— И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха.
Женщина она была столь необъятная, что невольно вызывала уважение. Велий замешкался, его тут же деликатно подтолкнули в спину:
— Чего встал? Давай на улицу, не здесь же гарем устраивать.
— А где? — замирающим от сладких предчувствий голосом спросил Аэрон.
— Мы терем у старосты откупили, — не удержавшись, шепнул ему на ухо Анжело, за что получил по шеям от «евнухов».
Велий ощущал себя как во сне, плыл, не чуя земли, улыбался, не чувствуя лица, и постоянно ожидал какого-то подвоха, понимая, что такого счастья просто не бывает. Но подвох все не наступал, и у мага складывалось стойкое ощущение, что друзья всерьез вознамерились сделать этот день незабываемым. А уж когда, недолго попетляв на тройке по улочкам, Зорян почтительно ввел их в «терем», он позавидовал самому себе.
Мало того что из терема был вытащен весь хозяйский скарб и заменен султанским, резные колонны позолочены, полы устланы дорогущими коврами, тропическая зелень радовала глаз, били прозрачными струями фонтанчики, так еще и за окном услужливый демон умудрился навести морок. Анжело тыкал пальцем в бескрайние пески и горбоносых верблюдов, которые с гордым и независимым видом шагали и шагали мимо их султанской резиденции. Царское место располагалось в резной беседке, увитой виноградом и полностью занятой невысоким диванчиком и низким столиком. Слева стояли кальяны, справа — как часть фонтана, радужно переливалась хрустальная клепсидра. Анжело ненавязчиво гундел на ухо, объясняя, откуда что позаимствовано, а указав на клепсидру, и вовсе закатил глаза:
— А в ней льются воды реки времени. Ах, если б знал король джиннов и ифритов, где его милая безделушка! — и тут же сурово предупредил: — Не смейте переворачивать ее до полуночи, а то этот день начнется заново.
Оба султана испуганно покосились на опасное украшение и клятвенно заверили, что они — ни за что! И вообще не стоит всякую пакость тащить в дом.
Гурии и сваха взяли «султанов» за руки и, непрерывно воркуя, провели их в беседку, усадили, разожгли кальяны и разлили вино по бокалам, Велий с ужасом покосился на Сиятельного, когда мавка, урча кошкой, запустила обе руки в шевелюру радостно млеющего Аэрона. Но Князь и бровью не повел, ухватил павлинье опахало и с каменным лицом погнал ароматный дым из курильниц на отдыхающих. Задумавшись, Велий что есть силы ущипнул вампира за бок.
— Ты чего?
— Проверяю, не спим ли мы, — признался маг, косясь на Верелею с полным блюдом винограда.
— Да я уже наговор от баечника прочитал, — признался вампир. — Не спим. А то я поначалу испугался. — Он подозрительно покосился на Верелею, которую не так давно чуть не утопили во сне. Вполне разумно остерегаясь ответной гадости, «султаны» держали ухо востро.
Тем временем Алия, быстро расставив по кругу мечи в подставках остриями вверх, дала знак музыкантам и те сменили мелодию на более грозную и рокочущую. Танцевать лаквиллка не умела, но зато мечами владела безукоризненно. Две стальные молнии мелькали в ее руках, как живые, блестящее от масла тело по-змеиному изгибалось, а сталь вокруг нее свистела так грозно, что вампир и маг на миг забыли про подруг. Алия танцевала между мечами так самозабвенно, что, казалось, вовсе забыла о них, то перепрыгивая через опасное препятствие, то скользя меж лезвиями, которые, и это было видно сразу, были бритвенно остры.
Велию уже было плохо, а когда она добавила к стоящим еще двенадцать коротких ножей и завязала себе глаза, стало нехорошо и вампиру. Потушив часть свечей, Алия взяла в руки две огненные булавы, рассекавшие воздух с надрывным, душераздирающим воем, и начала прыгать с завязанными глазами так бесшабашно, что «султаны» поняли — не с их нервами смотреть на такие развлечения. Аэрон следил за Алией остановившимся взглядом и, заметив, как она, сбиваясь с ритма танца, с каждым прыжком все опасней приближается к мечам, на самом высоком прыжке не выдержал и закричал:
— Стой!
Алия оскользнулась, булава, вырвавшись из ее рук, огненным росчерком метнулась в беседку и, угодив в клепсидру, опрокинула ее.
— Что вы наделали, несчастные?! — заорал, хватаясь за голову, Анжело.
Оба «султана» вскочили на ноги и потому не заметили, как за их спинами Князь и Волк, чересчур резко дернув опахалами, осыпали их зеленой волшебной пылью. Неодолимый сон навалился на мага и вампира, и друзья мягко осели на полосатые диванные подушки.
— Уф! — выдохнула разгоряченная Алия. — Думала, не попаду в вашу дурацкую сидру!
— Ты же говорила, что слышишь, как она журчит, — возразила я.
— А ты сама попрыгай с завязанными глазами!
Замолчавшие музыканты выжидательно уставились на нас, зато султанская сваха взвыла басом:
— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду!
— Цыц! — показал все свои зубы Анжело и, погрозив свахе пальчиком, велел: — Кушай виноград, кушай шербет! Отдыхай, дура!
А я пообещала тетеньке, что через семь дней отпустим обязательно, еще и наградим, если деньги останутся.
— Только не забудьте завтра утром повторить все то же самое. — Я посмотрела на вампира с магом. — Ну кто их поволочет обратно?

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани прямо за дверью комнаты.
— Ты че прешь, глаза выпучив! — визжала поломойка Глашка. От ее пронзительного крика Велий подбросило в кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, и он, еще раз наподдав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:
— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!
Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон не выдержал, со стоном открыв глаза:
— Все, поспать не дадут! — Он сел, растирая лицо.
В комнате было свежо, Аэрон заметил щель в раме, в которую надуло снега. Серая мгла за окном и снежная круговерть застили мир. Аэрон потянулся и замер, недоверчиво осматривая комнату, встретился взглядом с Велием, свесившим ноги с кровати и тоже подозрительно вслушивающимся в скандал, который вдруг оборвался на высокой ноте. Густой бас, заявив, что все здесь дети шайтана, завел миренскую песню со знакомыми Велию «ай, люли, люли».
— Спорим, там сваха, — кивнул в сторону двери маг.
— Да не может быть, чтобы все по новой! Я в это не верю.
— Одинаковых снов не бывает. — Велий сощурился, прислушиваясь к требовательному стуку в дверь, а вампир захохотал и во весь голос рявкнул:
— Кто там?
— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий? — знакомо зарокотало за дверью, и Аэрон, всплеснув руками, закричал:
— Здесь, уважаемая! Вай, заходи, Ждем давно! Не томи, слушай.
— Вах! — заорали с той стороны двери и захлопали в ладоши, поторапливая с сильным миренским акцентом: — Девочки, шевелите попами!
Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Двери широко распахнулись, и в комнату, часто кланяясь, ввалился голый по пояс, но зато в широченных малиновых шароварах, с золотым тюрбаном на голове и с изумительно кривой саблей в расписных ножнах на боку Зоря. Отсалютовав, детина рявкнул на робких евнухов, сопровождавших трех подобных утренней заре гурий, закутанных в тончайшие шелка и кисею. Аэрон как дитя захлопал в ладоши:
— Я знаю, что сейчас будет!
Почтительно отдуваясь, Волк и Сиятельный внесли огромный, исходящий паром золотой казан, а хихикающие гурии, мигом установив низенький палисандровый столик, с полотенцами, халатами, благовониями и маслами накинулись на «султанов». Аэрон изобразил восторженный волчий вой, а я ткнула его кулачком в ребра:
— Не шалей! Знаешь, как нелегко было уговорить девчонок один раз устроить вам праздник! Думала, загрызут, — и, игриво подмигнув Велию, взялась за губку, многозначительно выжимая из нее струю пенящегося розового масла. Веры в его глазах не было ни на грош, да и как это можно представить, чтобы время повернулось вспять из-за какой-то дурацкой капалки!
— О услада моего сердца, отрада моих глаз, сладкая песня моих ушей, — пела я, проворно избавляя недоверчиво зыркающего по сторонам Велия от рубашки. — Посмотри, каких славных музыкантов пригласила твоя верная раба. Сама сваха Миренского султана всю ночь шила мне наряд.
Аэрон рычал, наслаждаясь происходящим, и сам, вырвав из рук Алии леопардовую накидку, гордо опоясал ею свои чресла. Лейя хихикнула, а я показала ей из-под кровати кулак, жестами намекнув, что я с ней сделаю, если она нам все сорвет.
В общий зал они спустились разодетые в пух и прах, вызвав общий вздох восхищения. Купцы, спешно собирающиеся в дорогу, удивленно разинули рты. Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:
— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — Он беспомощно оглядел зал и озабоченно произнес: — Как там Матрена-то одна?
Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:
— Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. — Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: — Ишь, молодежь! — и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: — Ну что встали? Выводи со двора!
Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.
— И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха. Велий выскочил на крыльцо под метель и провожал взглядом обоз, пока он не скрылся с глаз.
— Вай, замерзнешь, султан! — тряся шубой, выскочила на порог сваха. Мы вывалили следом, а Анжело, повиснув на друзьях, страстно зашептал им в уши, какой шикарный терем он откупил у старосты, и тут же схлопотал по шее от «евнухов».
В терем они входили слегка обалдевшие, растерянно покивали, когда Анжело, тыкая пальчиком, сообщал, из каких сокровищниц одолжил эти вещи, а указав на знакомую клепсидру, зловеще переливающуюся всеми цветами радуги, закатил глаза:
— А в ней льются воды реки времени. Ах, если б знал король джиннов и ифритов, где его милая безделушка! — и тут же сурово предупредил: — Не смейте переворачивать ее до полуночи, а то этот день начнется заново.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:39 | Сообщение # 19

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Велий первым делом сунулся именно к ней и отшатнулся, чувствуя неслыханную мощь, встретился с вопросительным взглядом Аэрона и недоуменно пожал плечами. Мавка, урча кошкой, ластилась к вампиру, а я с загадочным видом взялась за чашу с виноградом и изобразила сильную обиду, когда оба «султана» сорвались с места и стали вырывать из рук лаквиллки острые мечи.
— Эй! Вы чего?! — закричала Алия, выпадая из образа гурии.
— Не надо нам этих дикостей! — безапелляционно заявил вампир.
— Знаем мы эти танцы, — поддержал его Велий.
— А че делать-то?! — растерялась Алия, переводя взгляд с одного на другого.
— Меня виноградом кормить будешь, — сказал Велий.
— А Верея нам станцует, — с затаенной надеждой добавил Аэрон, и оба, опасаясь скандала, уставились на меня.
— Слушаюсь и повинуюсь.
Я сложила ручки на груди, своей покорностью повергнув Велия в легкий шок, сделала знак музыкантам, и те сменили мелодию на более страстную и волнующую. Все было отрепетировано еще вчера. Зоря, согласившийся ради общего дела немного попозориться, встал у фонтана, пытаясь изобразить взглядом одолевавшую его похоть, и вид у него был страшный, как у быка, узревшего конкурента. Я старалась на него не смотреть из опасения расхохотаться и провалить всю затею.
Танец мой назывался «Покрывало» и был из тех, которыми миренские наложницы разжигали страсть даже в дряхлых стариках.
Начинался он с того, что верхнее шелковое покрывало, медленно струясь вдоль тела, стекало по рукам и бедрам на пол. После этого ритм становился просто бешеным, да и сам танец страстностью не уступал вчерашнему, с той лишь разницей, что мои срывающиеся на пол одежды заставляли сердце стучать чаще и куда сильней захватывали дух, а тело было практически не видно из-за покрывала, то змеей обвивавшего меня, то вздувавшегося цветной узорной стеной между мной и зрителями. И неважно, что я кружилась практически голышом, они все равно ничего не видели, и хотя это был старый как мир трюк, в исполнении опытной миренской наложницы он всегда срабатывал безотказно, будил воображение, не нарушая приличий. И пусть я лопну, если они видели руку выше локтя или ногу выше лодыжки, но навоображали наверняка леший знает что. Я боялась только одного — что Серый Волк и Сиятельный, глядевшие на меня остекленевшими глазами, забудут вовремя тряхнуть своими опахалами.
Когда оставалось уже отбросить лишь шелковое покрывало, малиновый, сопящий Зоря с нечеловеческим всхлипом заставил-таки себя завалить на бок клепсидру.
— Что ты наделал, несчастный! — осипшим голосом выдавил Анжело и вопросительно посмотрел на молчащих евнухов.
— Только не это! Не сейчас! — стукнул себя в отчаянии по лбу Велий. А Аэрон, протестующе крича, сам влетел лицом в осыпанные сонной пылью перья опахала.
— Ну вот! Чуть все не испортили! — накинулась Алия на Серого Волка, старательно обмахивавшего перьями опахала Велия. Мавка каталась по ковру, рыдая и суча ногами:
— Я тоже хочу так танцевать!
Музыканты выжидающе молчали. И только султанская сваха взвыла басом:
— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду.
— Все, бабушка, концерт окончен, — успокоила я ее, натягивая шаровары. — Кушай щербет, отдыхай! — и, посмотрев на спящих «султанов», повелела: — Выноси!

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани под дверью комнаты.
— Ты че прешь, глаза выпучив! — визжала поломойка Глашка.
От ее пронзительного крика Велия подбросило на кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, он, еще раз наподдав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:
— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!
Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон, не выдержав, со стоном открыл глаза:
— Этого не может быть! Я не верю!
Велий, сорвавшись с кровати, выпотрошил свою сумку и, вынув толстую кожаную тетрадь, стал быстро-быстро что-то вслух зачитывать.
— Ты чего? — покосился на него Аэрон.
— Если это марок, то мы его сейчас распознаем.
Анжело, прижавшийся ухом с той стороны двери, беззвучно захихикал:
— Как же, держи карман шире! Если уж ты клепсидру за настоящую принял…
Я оттащила его за шиворот, показывая, что пора браться за дело Зубейде, и схватила флакон с притираниями, но Алия замотала головой, шипя:
— Розовый, не синий! Розовый! Они сейчас такие подозрительные, что на ерунде можно влететь.
Зубейда растолкала всех дородным телом, обозвала нас детьми шайтана, деликатно постучала в дверь, воркуя басом:
— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?
Услышав «Нет!», похожий на злобный лай, сваха растерялась, но Зоря решительно распахнул дверь и бухнулся на колени.
— Вах! — заорала опомнившаяся сваха и захлопала в ладоши, поторапливая нас: — Девочки, шевелите попами!
Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Мы козочками перепрыгнули через распластавшегося на полу вора, а Волк, видя, что им с Сиятельным не перетащить тяжелый казан через богатыря, наподдал по обтянутому красными шароварами заду. Лейя прыснула, я ее пихнула локтем в бок, не рискнув строить ей рожи при Велии, подозрительно впившемся в нас глазами. Утренний туалет был похож на битву, Велий отбивался, а я сквозь зубы шипела, требуя не портить наш сюрприз идиотством. Аэрон тоже как-то не очень млел, заворачиваясь в ягуаровую накидку, и едва не ринулся обратно в комнату, увидев в общем зале Круля Яковлевича.
Купцы, спешно собиравшиеся в дорогу, удивленно разинули рты.
Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:
— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — Он беспомощно оглядел зал и озабоченно пробормотал: — Как там Матрена-то одна?
Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:
— Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. — Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: — Ишь, молодежь! — и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: — Ну что встали? Выводи со двора!
Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.
— И нас троечки ждут, — проворковала султанская сваха.
Со стоном погрузившись, «султаны», не сговариваясь, врезали Анжело по шее, едва тот завел разговор про славный терем, выкупленный у старосты. Демон обиженно заявил, что тогда он не расскажет, каких диковинок туда понатащил.
— Хмарь-то какая! — Велий тоскливо посмотрел на небо. — Даже по звездам не определишь, какой день.
— Прекрасный день, о мой господин! — воскликнула Алия и бросилась ему на грудь.
— Сегодня сбудутся твои самые заветные мечты, — проворковала я ему на ухо, а мавка замурлыкала, ластясь к Аэрону. Тот недоверчиво зыркнул на Сиятельного, но «евнух» в золоте был спокоен, будто его зельем опоили.
— Вот, — не сдержался-таки, прибыв в терем, Анжело и, раздуваясь от гордости, показал им бескрайние пески за окном и марширующих верблюдов, не замечая, что два дружка уперлись взглядом в ненавистную клепсидру.
— Ковры ручной работы! Столик резной слоновой кости! А деревья? Вах! Собственными ручками выкопал и перенес из султанского сада! Чувствуете этот аромат юга?
— Тошнит, — честно признался Велий, глядя на клепсидру.
— Ну не будь таким букой! — укорила я мага, запуская пальцы ему в волосы. — Мы так старались, я еле девчонок уговорила. Алия танец приготовила. Вам понравится. Я смотрела, аж жуть берет.
— Не надо! — вскинулся Аэрон.
— Тогда я сама вам станцую! — Я хотела было подняться, но Велий поймал меня за руку, тряся головой:
— Не надо танцев! И уберите кто-нибудь этого олуха от фонтанов!
— Чего?! — обиделся Зоря, а я расстроилась:
— Зря, ты не знаешь, чего лишаешься.
— Не ссорьтесь! Мы же собирались веселиться, вот и давайте веселиться! — запрыгала мавка, чувствуя, что назревает скандал. — Не хотите танцев? Щас я вам спою! — Сделав знак музыкантам молчать, она завела песню.
Голос ее был звонок, как весенняя капель, в нем слышался шелест листвы, пахнуло тающим снегом, а над головой словно распростерлась бездонная синь неба. Меня стало клонить в сон, сидевший рядом со мной Велий обмяк и с каким-то отрешенным равнодушием проводил взглядом выпавшее из рук Серого Волка опахало.
— Так я и знал, — обреченно произнес он, видя, как оно падает точнехонько на проклятую клепсидру. Теперь с порошком пришлось подсуетиться мне, я махнула платком и задержала дыхание, чтобы не вдохнуть самой.
— О, горе нам! — схватился за голову Анжело, Аэрон и Велий повалились друг на друга, а мы выскочили из беседки.
— Тьфу ты! Переложила порошка в платок, — сказала я, отмывая руки в фонтане.
Анжело хихикнул:
— А Велий уже знаки начал оставлять, в стене щепку выковырял.
— Ничего. Овечка с этим делом разберется, у ней глаз — алмаз, — успокоила его я. — Ну что? Берем, несем?

Утро началось с привычного медного звона и ругани.
— Я этого больше не выдержу! — проговорил, не открывая глаз, Аэрон. — Давай придушим Анжело подушкой и закопаем на заднем дворе.
Велий задумчиво помолчал, но, вспомнив про свои меточки, метнулся к стенам, заглянул под кровать, посмотрел у окна и разочарованно саданул кулаком в стену.
— Просто гадство какое-то! Надо было на Верелее какой-нибудь шрамик оставить. Шрамик не зарастишь.
— Или Сиятельному поставить фингал под глазом, или зуб выбить, тоже вариант! — подскочил Аэрон, и оба с интересом уставились на дверь.
— О черт! — зашипел стоявший около меня под дверью Анжело. — Так и до рукоприкладства дойдет.
— Может, признаемся? — малодушно пропищала Лейя, но Алия ее одернула, косясь на Князя:
— Не суетись, не тебя же они бить будут!
— Засос тоже подойдет, — послышалось за дверью.
Я посмотрела на подруг:
— Слышали? Так что будьте начеку — только губы в трубочку, сразу ныряем в ноги.
— Слыхал? — Волк толкнул Сиятельного. — Чуть губы в трубочку, сразу ногой под дых.
Князь, порядком подрастерявший за время общения с нами свой глянец, многообещающе оскалился, потирая кулаки, а я подтолкнула Зубейду, понимая, что сегодня без скандала уже не обойдется, придется чертову клепсидру опрокидывать самой, уворачиваясь от поцелуев.
— Чего надо? — рявкнули в ответ на робкий стук султанской свахи.
— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?

Утро началось с отчаянного мата Аэрона.
— Нет, я больше не выдержу! — Он с ревом забился на кровати.
Закутавшийся в одеяло Велий дотащился до выхода, косясь на проклятую щель в окне, из которой безжалостно дуло. Рывком распахнув дверь, он гаркнул во всю глотку:
— Входите уже!
Мы замерли, как мыши на пороге амбара.
— Вай, девочки, шевелите попами! — всплеснула руками Зубейда, делая круглые глаза музыкантам. Лей, зурна и барабаны подали голос, перенеся своей мелодией на далекий юг.
— Только не надо поп! — Аэрон зарылся в одеяло, отбиваясь от наших рук как капризное дитя. — Девочки, мы ничего не хотим, мы устали, дайте умереть!
— Глупенькие, мы вам такой сюрприз приготовили! — Я повисла на стонущем Велии.
— Ну в самом деле, ребята, мы же старались! — укоризненно бормотал Серый.
— Такой терем вам шикарный организовали! — закатил глаза Анжело, а Зоря, подтверждая его слова, поцокал языком и покачал головой, показывая, что просто пальчики оближешь, какой терем.
— От это мужики! — разорялась Алия. — Вчера орали «гарем, гарем», а сегодня с похмелья маются, ничего им не надо!
— Пойдемте. Там опохмелитесь, — внес предложение Сиятельный. — Заодно посмотрите на удивительную клепсидру, которую Анжело позаимствовал у ифритов. Своего рода чудо.
— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — услышал Велий отчаянный вопль хозяина постоялого двора и вдруг заорал как полоумный:
— Как там Матрена-то одна? Неделю уже рожает!
— И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха, пуча на нас глаза.
— Не надо троечек, — взяв меня за руки, серьезно попросил Велий.
— Как это не надо? — обиженно надула я губки, а Алия с мавкой подхватили:
— То им надо, то им не надо! Завтра опять надо будет! Мы вам скаженные, что ли? По десять раз одно и то же устраивать! Выиграли желание — получайте!
— Не хотим мы никакого желания! — завыл Аэрон.
Овечка сунула голову в двери, поинтересовалась:
— Ну чего вы копошитесь? Кони мерзнут! Вон какая круговерть за окном.
— Дак чего? Едем или не едем? — растерянно вопросил Зоря.
— Нет, — отрезал Аэрон. — Я отказываюсь от своего желания, хочу весь день здесь сидеть, а в терем ваш и носа не показывать.
— Ты это всерьез? — недоверчиво спросил Волк.
— Могу на архоне поклясться! — Вампир выхватил свой знак архона и возгласил: — Клянусь за себя и мага Велия, что от желания отказываюсь и вы мне ничего не должны.
Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в лоб.
— Дурачок! — захихикала за дверями овца.
— Радуйтесь, — пробурчал Аэрон. — Вы даже не представляете, что бы вас ожидало сегодня!
И тут уж заржал весь трактир. Аэрон растерянно глянул на мага, а тот, хлопнувшись на кровать, рявкнул:
— Все-таки они нас сделали! — и кинулся на меня. Я взвизгнула:
— Бежим! — и, путаясь в шелке, бросилась прочь.
— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду! — белугой ревела султанская сваха, взирая на корчившуюся от смеха нечисть. А я белкой скакала по большому залу, ныряя под столы и перепрыгивая через стулья…

Снег летел из-под копыт, звенели колокольцы, мы летели по тракту на трех тройках, с веселым смехом обгоняя друг друга. Нанятые гудочники честно отрабатывали свои кладни, так что в селах нас принимали за свадьбу. Вампир, как только услышал, что ему предлагают до Школы ехать верхом, устроил форменный скандал, заявив, что его тошнит от одного вида седла, щедро развязал кошель и оплатил нам шикарный проезд до самого Вежа. Собственно, мы теперь все веселились на его деньги, потому что в наших кошелях ветер гулял.
— Эх ты, транжира! — укорял меня «жених».
— В следующей же деревне пересядешь на другую тройку, — пригрозила я.
Поезд наш двигался крайне медленно, потому что, стрелой долетев от одного поселка до другого, мы могли застрять там на полдня и больше. А ярмарка в Белполе и вовсе задержала нас на два дня.
— Нет, ну клянусь! — рычал Велий.
— Врешь! — упиралась я, с удовольствием чувствуя, как он, горячась, сжимает меня в объятиях.
— Да клянусь же!
— А я не верю! — продолжала я. — Ты не ревновал.
— Да еще б маленько — я б сам эту клепсидру опрокинул!
— Ты?! — Я засмеялась. — Да ты как рак глаза пучил и орал «только не сейчас»!
— Я не это имел в виду! — Велий горделиво вздернул подбородок.
В Лужицах я поволокла всех на знаменитую плотинку. Конечно, от старой мельницы уже и следа не осталось, да и речка была такая, что куры, глядя на нее, умирали со смеху, но тем не менее все с удовольствием послушали, как я устроила грандиозный потоп, едва не смыв два села, когда решила построить жабий домик.
— Все-таки все мужики одинаковы, — сказала Алия. — Нет чтобы расслабиться, ну и что, что один день повторяется бесконечно?
— Зато какой день! — поддержала подругу Лейя.
— Это ж надо было — все удовольствие самим себе испортить! — со смехом сказала я. — Нет, Велию непременно надо было до всего докопаться, а Аэрону довести начатое до конца. Не начни они бузить, вся наша затея с треском бы провалилась!
Аэрон, попавший в наши цепкие коготки, с тоской глядел на беззаботно гогочущих дружков, ему хотелось к ним, на волю, но оставалось лишь от досады рвать на себе волосы.
— Это свидетельствует о том, что мы лучше знаем мужскую породу, — важно проговорила Алия, мы захохотали еще пуще и захлопали в ладоши.
— Все, сейчас выброшусь! — крикнул, решившись, Аэрон. И до самого Плешанова, самодовольно хохоча, барахтался в наших объятиях, ловя завистливые взгляды парней. В Плешанове его вырвали из саней, и, пока мужчины выясняли, кому следующему счастье привалит прокатиться в нашем обществе, мы на своей тройке дали деру.
— Кобелей в сани не садят! — прокричала я, оборачиваясь.
— Кобели рядом бегут! — поддакнула Алия.
Успенка ничем нас не порадовала, кроме огромного кладбища. Почтительно проезжая мимо бесконечного ряда памятников, Велий насмешливо поинтересовался:
— Ностальгия не одолевает?
Лейя, вспомнив Малое Упырское кладбище, предложила:
— Давайте летом Ваську на его родину свозим, маму ему покажем…
Велий поперхнулся и показал внушительный кулак. А я заявила, что мамой является сама Лейя и нечего травмировать ребенка.

Укладываясь ночевать в Опарине, мы вдруг сообразили, что вместо одной недели добираемся до Школы уже целых две.
— А чего вы переживаете, — сонным голосом пробормотала Алия. — С нами аж двое наставников.
— И оба мои, — добавила я.
— Вот тебе Феофилакт и устроит по возвращении экзамен, — проворчала подруга, засыпая.
— Ага. — С меня соскочил весь сон, я оторвала голову от подушки и села. — Ну по демонологии я выкручусь, расскажу про Лилит, та еще мегера. По мифотворчеству расскажу про Сусаноо — так рождаются мифы. А вот что делать с практической магией? — Я посмотрела на недоеденный пирожок на тарелке, но посреди ночи не решилась поднимать его над тарелкой даже на волосок, вдруг что-нибудь пойдет не так, жаль лишать людей крова.

Анино встретило нас разгулом настоящей свадьбы. То, что свадьба случилась не на Покров, не вызвало удивления, молодка была явно на сносях. Это болото засосало нас на три дня.
— Я сейчас спою вам замечательную песню! — объявила я, размахивая кубком с вином, на женской половине старостиного дома (все-таки лорд Урлака в гостях). И с чувством завела любимую песню принца-скандалиста: — А я пьяный, как свинья, нету денег у меня…
— От это я понимаю! — радостно воскликнула Алия. — Не песня, а сплошной мат!
— Какой мат? — возмутилась я и продолжила: — Я не знаю о тоске, целый день я пью саке, а потом горланю песню и валяюсь на песке.
Лейя, выхватив тетрадь, заметалась по светелке в поисках пера:
— Повтори еще раз! Я потом в кабаке кого-нибудь так обложу! Умрут от зависти!
Я обиделась на подруг, выскочила во двор и, прижав к стене всю теплую компанию, от Сиятельного до Зори, несмотря на их протесты, исполнила всю песню от начала до конца.
— Разве я плохо пою? — спросила я.
— Так это была песня! — фыркнул Велий. — Надеюсь, о любви?
А Волк, многозначительно потерев морду, сказал:
— Да, не хотел бы я жить в той сказочной и интересной стране, где даже о любви могут петь исключительно матом.
— Нет, правда, на каком языке? — поинтересовался Сиятельный.
— Издеваетесь, да? — догадалась я. — Я кроме общепринятого никакого не знаю! — Я решила пойти и спеть эту песню жениху с невестой, но Аэрон крикнул мне вслед:
— Ластолайка!
— С чего это я остроухая?! Сам ты редкозубый!
Дружки захохотали, а Велий с ехидцей поинтересовался:
— Ты хоть понимаешь, что на эльфийском собачишься?
— Ага! Ты еще скажи, что я на моранском стишата слагаю! — вконец обиделась я и, махнув рукой, гордо поплыла к народу.
К Белым Столбам мы подъезжали измотанные дорогой. Я шепталась с овечкой:
— Слушай, это правда, что я из-за родства с Горгонией могу любой язык понимать?
— Вполне вероятное явление, — ответила та. — Раз в тебе ее кровь, значит, и талант.
— И теперь я могу подземные тоннели, как Индрик, рыть? А по весне на коровок брошусь?
— Ты, главное, голой, как Березина, не ходи, — хмыкнула ехидина, — а то и так говорят, что ты по пояс деревянная.
— Кто говорит? — взвилась я. — А ну-ка Зорян, наподдай! Щас мы одному магу из языка бантики завязывать будем!

Когда добрались до Белых Столбов, Велий облегченно вздохнул:
— Еще одна неделя, и нас снова бы в розыск объявили. А так недалеко совсем.
— Ну что, — поигрывая фамильным медальоном, спросил Аэрон, — наведаемся к местным князьям в гости?
Других документов, удостоверяющих его лордство, кроме наглости на лице, Аэрон не имел, впрочем, особо и не забивал себе этим голову.
— Нет уж, — решительно заявила я, вспомнив о Прыще. — Что нам, постоялых дворов не хватает? Все-таки перекресток двух трактов.
— Та-ак. — Аэрон посмотрел вокруг. — Где тут самый дорогой, шикарный постоялый двор?
— Ну все! Понесло лорденка! — вздохнула Алия.
— Доверь такому наследство — за год промотает, — добавила овечка.
А я фыркнула:
— Это сейчас он такой щедрый, а дома — жмот и скупердяй!
— Давайте поносите меня, благодетеля, захребетники! — Аэрон одернул на себе куртку и, ведомый вампирьим чутьем, барином двинулся по центральной улице Белых Столбов. Три тройки, звеня колокольчиками, вынуждены были плестись за ним, приноравливаясь к его шагу. Воспользовавшись этим, Велий ухватил меня под ручку, и мы пошли по хрусткому снегу.
— Одного не пойму, — сказал Велий, — как вы меня надули с этой чертовой клепсидрой? Ведь от нее веяло магией! Да еще какой!
— И охота тебе в этом копаться.
— Ну а все-таки?
— Воду мы освятили в Храме Хорса и смешали ее с тремя каплями крови: моей, овечкиной и Анжело.
— Хм-м, — задумчиво протянул Велий. — Вот уж не думал, что это такая гремучая смесь.
А я, заговорив про кровь, вдруг вспомнила фон Птица и задумалась совсем о другом.
— Этот твой фон Птиц такой, оказывается, кровожадный старикашка! Как ты думаешь, он моего папаню еще раз убить не попытается? А то Ландольф грозился перебраться поближе к столице…
— За Ландольфа не беспокойся, он на свете не первый год живет.
— А за тебя, — я повисла на руке Велия, — за тебя мне надо беспокоиться? Они вас обоих хотели бритвой по горлу чик — и в колодец!
Велий захохотал слишком, на мой взгляд, беспечно для такого серьезного вопроса, я попыталась ударить его кулаком в ребра, но в шубе он был просто неуязвим и еще повозюкал меня в сугробе, как маленькую шавку. Я даже обиделась, пригрозив, что, если на него нападут разбойники, нанятые Конклавом, я за него заступаться не стану.
— За меня уже дядьки твои заступились, — сказал Велий, скатывая снег в тугой комок.
— Зачем это? — вякнула я.
— Чтоб ты без жениха не осталась, — ответил Велий.
— Я про снежок, дурачина. — Я стала пятиться, раздумывая, стоит ли морозить пальчики, отстреливаясь, или лучше сразу дать деру. Хотя, может, заклинанием шарахнуть?
Аэрон, нарисовавшийся на пороге шикарной гостиницы, окинул помещение и хозяев надменным лордским взглядом, но едва он открыл рот, как снежный заряд впечатался ему в затылок и вампир рухнул на руки хозяев. В это время Алия и Лейя, забытые нами во время прогулки, с криком:
— Бей магов! — набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.
— Ты это… того… не шали… — неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.
— Чего там? — высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:
— Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.
— А это не опасно? — сделала круглые глаза служанка.
— Не-э, — лениво отмахнулся лакей, — вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.
Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:
— Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!

Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.
Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы — Златоград и Северск, — я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.
— Вот, — я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, — посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.
— Пойдемте уже коней смотреть, — бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.
— Не-э, лошадки много ржут и какают, — возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.
Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:
— А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.
Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.
— Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, — вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: — Люблю резвую пищу.
Пришлось вздохнуть и смириться, но Велий получил очередной тычок в ребра за двуличность.
— А вот интересно, — сказал вдруг Зоря, обращаясь ко мне, — вы сами-то себя кем числите? Я, к примеру, родился на Засеках, значит — засечный. А вы хоть и в дебрях, но на границе со Златоградом, то есть получаетесь южанка.
— А кстати, маму твою звали Любава, это не та, которой храмы строят? — влез с комплиментом маг, за что получил еще один тычок под ребра. Зоря меж тем продолжал:
— Тетка вас прятала аж на самом севере, у границы с бирюками, как я понимаю.
— Кто такие бирюки?! — удивилась я, точно зная, что такого народа не существует.
Зоря покосился на Алию и честно признался, что бирюками на Засеках кличут все северное население, от диких мурсингов и нансей до лаквиллов. Алия пробиралась сквозь толпу, орудуя локтями, и не подозревала, что ее обозвали бирючихой. Овечка прижалась к ее ноге верным псом и даже порыкивала на особо неспешных горожан.
— А потом вы еще и в Мирене, и здесь везде побывали… — загибал пальцы Зоря. — Так вот мне интересно, каковской вы себя числите?
— Она не из каковских, — влезла в разговор мавка, переливающая из ладошки в ладошку голубые бусики, мимоходом купленные Сиятельным, — она общественная. — Услышала хмыканье Велия, поняла, что это нехорошо прозвучало, и тут же поправилась: — Гулящая она!
— Спасибо тебе, подруга. — Я поклонилась в ноги Лейе, а маг заржал в голос.
Зоря замер, шевеля пальцами, но ему по должности смеяться было не положено — все-таки хозяйка, хоть и временная. От тихой смерти мага спас радостный присвист Алии, наконец-то вырвавшейся на широкий выгон.
— А мне другое интересно, — призадумался в свою очередь Сиятельный, — Алия, когда она волк, как их любит? Чтобы кататься или уже как кушать?
— Не знаю как Алия, а вот кое-кто, — Велий покосился на меня, — любит их кушать, одновременно катаясь.
Понятно, намекает на Упыри. Князь удивленно приподнял брови, ожидая продолжения истории, но я буркнула:
— Подумаешь, укусили один раз, из самообороны.
Мы собрались в очередной раз немного повздорить, но тут сквозь ряды пробежал мужик, вопя:
— Оборотни!
— Сам ты оборотень! — возмущенно крикнула ему вслед овца. — Я чистокровная овца! — Она посмотрела вокруг, ища сочувствия у прохожих: — Всех дел-то, спросила, почем красавцев продают, а крику, крику!
Народ ее вежливо обтекал, а кое-кто уже и посмеивался над трусливым барышником:
— Подумаешь, нечисть на торги пришла! Первый раз, что ли?
У дощатого забора загона мы отвоевали себе почетное место и замерли, надолго забыв про бег времени. Кони были красивы и проходили перед нами один за другим, от тонконогих нервных бегунов до огромных, как гора, тяжеловозов с копытами как тележное колесо.
— Эх! Мне бы кладней два мешка! — ерошила волосы Алия.
Огромный черный красавец танцевал перед зрителями на задних ногах, злобно рубя воздух передними и косясь налитыми кровью глазами.
— В Златоград уйдет, — уверенно сказал Сиятельный.
— А почему не в Княжев? — спросил Велий.
— На Севере тяжелой кавалерии нет. А этот просто создан для катафрактариев.
Торги начались от тысячи кладней. Как и предсказывал Сиятельный, уцепились за коня именно златоградцы. Северцам этот конь был не нужен, но они из принципа увеличивали цену на радость продавцу. Покупатели горячились, махали руками, брызгали слюной, разве что только за ножи не хватались. Но стоило цене подскочить до немыслимых десяти тысяч, как по рядам прошел ропот.
— Чего там? — навалилась грудью на ограждение Алия.
Волк, у которого слух был не в пример другим, объяснил:
— Князь забирает его в уплату десятины с торгов.
— Сдурел?! — зафыркала лаквиллка. — Пусть деньгами берет!
Возмущение волной прокатилось по выгону, но это были крики бессилия. Князь имел право на свою долю — он ее взял. Конь ушел за первоначально названную цену. Алия выла и рычала, пытаясь погрызть рукав у Серого, а потом кинулась к воротам, куда уводили красавца, заставив и нас тащиться хвостом. Наперегонки с овечкой они спешили последний раз посмотреть вслед вожделенному коню и врезались в строй охранников князя. Образовалась свалка, в которой тут же наподдали и ей, и овечке тяжелыми копьями по спине. Серый, лишь на полшага отставший от Алии, живо выдернул ее за шиворот из кучи и так толкнул ближайшего усердного буяна в грудь, что вместе с ним повалил половину стражи. Кто-то крикнул:
— Воры!
И строй ощетинился копьями, целясь в основном Серому в живот.
— А-а-а! — заорала я, испугавшись, что сейчас начнется смертоубийство, и, упав животом на овцу, завопила: — Есть! Я ее поймала! Серый, держи! — пока волк хватал за морду испуганно верещащую овечку, я кинулась к страже, стараясь не замечать зло перекосившихся рож: — Ой, спасибо вам, дяденьки! Ах ты, негодяйка! — погрозила я пальцем овечке. Та удивленно выпучила глаза, не понимая, за что ей такое оскорбление, народ, взбаламученный неосторожным словом, захохотал надо мной, успокаиваясь, но тут охрана раздвинулась и до тошноты знакомый голос капризно спросил:
— Что происходит? Сотник, почему толпа мешает пройти?
В ответ понесся невнятный бубнеж сотника, я уже понадеялась сбежать под шумок, однако тут мне по плечу постучали свернутой нагайкой:
— Барышня, здесь конями торгуют, а не овцами.
Я закатила глаза: «Боже, он еще со мной и заигрывать пытается!» и повернулась к Прыщу. Конечно, это был он. Сынок Милослава Ясеневича за Прошедший год еще больше вытянулся, как-то неприятно заматерел, разом превратившись из некрасивого недоросля в отвратного вида мужика. Какое-то время он смотрел на меня, не узнавая, кривил губы в ухмылке и вдруг дернул лицом и, зло сощуря глаза, качнулся вперед. Не знаю, что он собирался делать, но словно створки ворот между мной и им сошлись плечи Аэрона и Велия, разом прикрыв меня от опасности.
— О! Князь! — Аэрон панибратски хлопнул Прыща по плечу, заставив пошатнуться, и тут же сграбастал его руку и жизнерадостно затряс. — А я к вашему отцу собирался вечером зайти. Так сказать, с неофициальным визитом.
— Вы, собственно, кто? — растерянно покосился на его клыки княжич.
— Полноте, — развел руками Аэрон, не замечая, как подобралась охрана, в любой момент готовая кинуться на защиту княжьего отпрыска. — Я — Аквил Аллар, лорд Урлака. Разрешите представить вам мою невесту — Верелею. Страшная забавница. И мой друг квестор Конклава магов Велий.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:40 | Сообщение # 20

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Лицо у квестора Конклава было такое, словно он прямо сейчас собирался заколачивать гвозди в гроб княжича. Даже изумрудный накопитель, казалось, побагровел. Прыщ попятился, бормоча, что они уже шапочно знакомы. Тем более что за нашими спинами стеной встали друзья. Один глубокомысленно сощурившийся Зоря, молчаливо скрестивший руки на груди, стоил всей своры наследничка Милослава.
— Очень приятно. — Прыщ отступил на полшага с намеком на поклон. — Я знал, госпожа Верея, что вы далеко пойдете. Хотя, право, лучше бы смотрелись в моем тереме.
Я даже зажмуриться от страха не успела, а князя мотнуло от смачного удара, люди ахнули, и, если б не Аэрон, успевший отдернуть Велия от Прыща, нас бы подняли на копья. Счастье, что вампир так не по-человечески быстро соображал. Сграбастав княжича за грудки, он звенящим от злости голосом, четко, чтобы слышали даже в дальних рядах, проговорил:
— Вы оскорбили мою невесту, князь! Я вызываю вас на поединок, завтра утром. Если вы не явитесь на ристалище, это будет оскорбление уже всему Урлаку. — С силой швырнув Прыща в объятия сотника, он круто развернулся на каблуках.
Серый и Сиятельный оттерли готового на глупости Велия от князя, показав нам глазами, что пора уносить ноги. Зоря почтительно пропустил меня вперед, не забыв смерить взглядом каждого охранника Прыща, и никто не посмел сунуться за нами. Шагов сто мы прошли молча и так решительно, что люди издалека уступали нам дорогу, пока Алия не сорвалась:
— Нет, чего мы ему голову сразу не оторвали?!
— Он — князь, — ответил Сиятельный.
— Скотина он, гад прыщавый! — Я затопала ногами, чувствуя, как слезы злости наворачиваются на глаза.
— Гад, — согласился волк, — а хуже всего — гад привилегированный.
— Сама знаю! — рявкнула я, потом посмотрела на Аэрона: — А у вас политических трений не начнется?
— Вряд ли. — Неунывающий вампир махнул рукой. — Морду я ему разобью, конечно, как следует, но в меру.
— Не пырнет он тебя? — спросила я.
Мавка и Алия тоже вопросительно уставились на Аэрона, он расхохотался:
— Он?! Да этот… Я удивлюсь, если он вообще меч удержать сумеет.
— Главное, чтоб теперь его отец за нас не взялся. Этот сумеет все, что захочет.
— Нет, — качнул головой Князь, который оставался до этого вроде как совершенно безразличным к тому, что произошло, — этот человек слишком подл, он наверняка попытается отомстить собственноручно. — Он пристально посмотрел на Велия, потом на Аэрона: — До поединка.
— Жить-то как весело, — проблеяла овечка, вертя головой. — И чего я от бабки раньше не смоталась?!
— А запечатано было, вот и не смоталась, — сказала я, чувствуя, как и саму потихоньку отпускает накатившая было волна гнева.

Не знаю, как слухи умудрились опередить нас, но в гостинице, когда мы пришли, уже все обо всем знали. Хозяин гостиницы, пряча глаза, указал нам на сложенные у крыльца вещи, бормоча извинения и оправдываясь тем, что не может идти против власти, пообещал нам только присмотреть за конями. Пришлось искать новое жилье. Почти за гроши мы нашли дом на окраине у полуслепой бабки, которая удивилась, с чего это такие важные господа на постоялый двор не едут, но от денег не отказалась. Вместо веселого гуляния по городу пришлось вечером устраивать посиделки.
— Счастливая ты, Верея, из-за тебя мужики драться будут! — завистливо проговорила Лейя.
Я даже ответить ничего не смогла, а Алия постучала ее по лбу:
— Чисто лягуха болотная! Ладно бы Велий с Аэроном дрались, полюбовались бы, а здесь только измараешься и никакого удовольствия.
Лейя надула губы и прицепилась к Сиятельному, донимая его вопросом: станет он за нее биться или нет?
— Не приставай к человеку, — посоветовала ей Алия, — а то он тебя обратно на болото вернет.
Велий сидел мрачный как туча, словно не замечая попыток растормошить его.
— Не-э, — бормотал Аэрон, рассматривая свой короткий фамильный меч, впервые за все время путешествия бережно извлеченный из сафьянового чехла, — пора мне с Вереей помолвку расторгать. А то «невеста» она моя, а морду за нее бьют какие-то посторонние мужики. Если так дальше пойдет, нас подозревать начнут леший знает в чем!
— Да ну тебя с твоими шутками, — махнул на него рукой маг, не отрывая взгляда от окна.
— Слышь, Аэрон, а что ты там плел насчет Аллара из Урлака? — спросила Алия.
Вампир вспыхнул до кончиков ушей и, стесняясь, пояснил:
— Это мое имя.
— А Аэрон?! — уставились мы на него.
— Это мое детское прозвище. Мама говорила, что я маленьким не весил ничего. Легенький был, чуть не летал, когда в воздух подбрасывали.
— На чем тебя подбрасывало? — не поняла слушающая вполуха мавка, а мы наконец засмеялись, будто камень с души свалился. К ночи Аэрон уже нас всех готов был поубивать своей фамильной железякой. Мы склоняли его новое имя и так и этак.
Все веселье наше прекратила бабка, авторитетно заявившая, что только нечисть по ночам не спит. Овечка ее уверила, что мы с нечистью ничего общего не имеем, и потребовала себе места на полатях, а волк с ухмылкой сказал, что с радостью ее подсадит, глядишь, к утру будет тушеная баранина. Мне, привыкшей по ночам шляться леший знает где, не спалось. Даже мавка, казалось бы ночная нечисть, дрыхла без задних ног, а я маялась, время от времени подтягивая ее назад на наши матрасы. Даже во сне она пыталась отползти поближе к мужикам, нюх у нее, что ли?
Поняв, что так лежать — только маяться, я натянула платье и запалила свечу, решив почитать на ночь, благо и книга, изъятая у фон Птица, у меня имелась. Вынув довольно тяжелый фолиант в черной коже, я водрузила его на стол, но, не успев открыть, услышала, как тоненько дребезжит стекло.
— Кто там? — Я сунулась со свечой к окну, сквозь мутное стекло ничего не было видно, но зато голос я узнала сразу.
— Верька, это я, Лилька! Дверь открой!
— О! Ты откуда?! — удивилась я.
— Дак услышала, что ты в город приехала, да еще начудить успела! Наших-то в Белых Столбах никого не осталось, думаю, дай зайду, побалакаем!
Я кивнула головой, хотя вряд ли она могла это видеть, и, стараясь никого не разбудить, пошла открывать двери. Оно даже и лучше, посидим на кухне, вспомним приют.
Я отодвинула щеколду и, поднимая свечу повыше, гостеприимно распахнула дверь. Раньше чем я успела что-нибудь рассмотреть, меня выдернули на улицу и стукнули по голове, да так ловко, что я тут же и свалилась кулем.
Не знаю, сколько прошло времени, но очнулась я от страшной, разламывающей голову боли, плохо мне было безмерно, вокруг стояла тьма, я попыталась подняться, но лишь застонала, услышав как сквозь вату:
— О! Очнулась, кажись. — Открылась дверь, свет лампы больно резанул по глазам, и склонившаяся надо мной Лилька поинтересовалась:
— Пить хочешь? — Не дожидаясь ответа, она сунула мне в руку большую глиняную кружку. Я жадно накинулась на воду, села, собираясь спросить, что случилось, но, видимо, от удара комната пошла плясать вокруг меня колесом.
— Все. Теперь до утра бузить не будет. — Неизвестно кому сказала Лилька, забирая у меня кружку. — Тут сонного зелья — быка свалит.

Утро началось со злого мата и отчаянного грохота в ворота:
— Открывайте, вашу… — И дальше только мать-перемать.
— Кому там делать нечего? — промычала Алия. Все медленно просыпались, пытаясь сообразить, кто в такую рань — на дворе едва серело утро — ломится в ворота. Велий подскочил, как пружиной подброшенный, первый задав вопрос:
— Где Верелея?
Алия и Лейя бессмысленно хлопали глазами: спавшей между ними Верелеи не было. Подхватившийся волк быстро обежал дом и, конечно, никаких следов рыжей не обнаружил.
— Еще б она здесь была! — зло вогнав меч в ножны, буркнул Аэрон. — Они б тогда так нагло не ломились!
— И что теперь будем делать? — бессильно сжимая кулаки, спросила Алия.
— Думаю, ничего хорошего нас не ждет, — будничным тоном произнес Сиятельный.
— Да ладно, чего гадать. Пойдем узнаем, сейчас нам и так все скажут, — сказал лорд Урлака и шагнул за порог.
— Только ногами их сразу не пинайте, — попросил волк, а Зоря, отчего-то чувствовавший себя больше всех виноватым, заверил:
— Я их даже пальцем не трону, сразу дубиной все мозги вышибу, и все.
Засов на воротах не выдержал, вылетев вместе с гвоздями, бабка и овечка, разомлевшие на печи, одинаково щурились, через раз спрашивая:
— Ась? Чегось?
Прыщ гарцевал на том самом коне во главе отряда в полсотни головорезов, один глаз у него был закрыт повязкой. Красиво спрыгнув на землю, он упер руки в боки и надменно уставился на вампира:
— Пришло время сразиться, упырь!
— А ты не очень разговорился? — с интересом спросил Аэрон, обнажая меч. — Когда слишком быстро говоришь, лишние зубы выпадают. Не знал?
— Но-но! — Прыщ отскочил, довольно ловко выхватив из ножен саблю, однако ж не ее вид остановил вампира, а самострелы, направленные в грудь. Как ты ни быстр, а от дюжины стрел не убежишь, да и друзья за спиной стоят. — Девка твоя у меня, чуть что, и ей конец!
— Велий, я не знаю, на что он рассчитывает, но честного поединка не получится, на мой взгляд, никак. — Прежде чем Прыщ успел выкрикнуть еще что-то угрожающее, маг взмахнул рукой, громко произнеся одно короткое злое заклятие. Тетивы попросту лопнули, а та пара стрел, что сорвалась-таки с ложа, была отброшена назад. Телохранители Прыща закричали, тряся отбитыми пальцами.
Зоря, ни слова не говоря, вывернул из забора кол и принялся крушить всех налево и направо. Алия, каким-то чудом скользнув под рукой волка, кинулась в гущу драки с другой стороны, и Серому с Сиятельным ничего не оставалось, как броситься ей на подмогу. Огромная серая тень молниеносно навела ужас на подручных княжонка, привыкших изгаляться над безответными. Сиятельный даже пару раз не успел взмахнуть своим великолепным эльфийским клинком, до этого как-то незаметно прятавшимся под плащом. Не обращая особо внимания на опешившего Прыща, Велий сошел с крыльца, спросил Аэрона:
— Где она, чувствуешь?
Вампир только хмыкнул.
— Ну тогда пойдем. — Одним движением Аэрон вырвал из рук Прыща саблю, заехал ему кулаком с другой стороны, в неподбитый глаз. Княжич взвыл, пытаясь убежать, но Алия сбила его с ног, припечатав к земле:
— Куда? Ты ж к нам в гости хотел! Сейчас развлекаться будем!
Но всех удивила Лейя, с неожиданной злостью накинувшаяся на Прыща и наподдавшая по княжескому гузну.
— Милая, — скривился Сиятельный, — не надо, ты потом сапоги не отмоешь.
— А пускай он нам подругу возвращает! — сделала крысиную мордочку мавка.
— Да забирайте вы ее! — заверещал княжич.
Так они и двинулись по улице: Прыщ на четвереньках и две разъяренные фурии по бокам.
Верею нашли быстро. Испуганная Лилька попыталась было запереть дверь перед их носом, но Зорян, не раздумывая, вышиб ее вместе с косяками. Когда Велий увидел бесчувственное тело, лицо у него сделалось такое, что Прыщ заскулил от ужаса, и маг наверняка пришиб бы его, если б не Серый Волк, сказавший, что девушка просто спит. Посмотрев на бледную Верею, беспомощно разметавшуюся на кровати, Аэрон мудро изрек, что пора драпать.

Дурманный сон держал цепко, я несколько раз пыталась открыть глаза, поднять голову, но снова и снова проваливалась в черноту, слыша только, что меня везут, за меня переживают, меня стараются разбудить. Тем удивительнее было, когда я отчетливо и ясно услышала звонкий хлопок в ладоши и грозный приказ Велия:
— Просыпайся.
Меня подбросило, словно кто толкнул изнутри, и я подскочила на кровати, роняя на пол одеяло и спросонья не узнавая собственную комнату в Школе.
— Где я? — с перепугу ляпнула я, поняла, что сморозила глупость (в своей комнате, где же еще), и поправилась: — Как я? — имея в виду, как сюда попала, но магу только дай зацепиться за нечаянное слово, он сразу разулыбался:
— Судя по вопросам — безнадежна. Но я тебя и такую дурочку любить буду.
Я молча запустила в него подушкой.
— Как больная? — сунулся в дверь Аэрон. — О, уже деремся?
Вслед за ним в комнату ввалились все остальные. Алия и Лейя шумно радовались моему возвращению к людям и кинулись тискать. Я поинтересовалась, когда похороны Прыща. Меня разочаровали, что не скоро.
— Зато мы на него кляузу накатали! — счастливым голосом сообщила Лейя и, вынув испещренную кляксами бумажонку, объяснила: — Это черновик.
— В дневничок его спрячет, — хохотнула Алия и хлопнулась на свою кровать поперек волка.
Мавка отмахнулась от нее, как от комара, и, блестя глазами, принялась читать: «Я, лорд Урлака такой-то, прошу принять от меня жалобу и передать ее на усмотрение Князю Северскому, а жалуюсь на Прыща Милославовича…»
— Эй! Его ж на самом деле не Прыщ зовут!
— Ай, да знаем мы про это, — махнула рукой мавка, — поэтому и кляузу переписывали, там вообще путаница в именах и фамилиях. — Сурово взглянув на меня, она спросила: — Мне продолжать?
Я кивнула головой, подтягивая ноги к груди и кутаясь в одеяло.
Шумные гости расположились кто где хотел. Зоря, понукаемый овечкой, втащил огромную корзину снеди, а Сиятельный на манер часового встал у двери, скрестив руки на груди, и время от времени щелкал по носам любопытных, уже прознавших о нашем приезде и спешивших заглянуть.
— Вот, — мавка поискала глазами нужную строку в тексте, — «этот Прыщ со своей сожительницей — Лилькой бесфамильной, нигде не работающей, напали, причинили физические травмы и опоили зельем приемную дочь Древних и невесту лорда Урлака — Верелею бесфамильную». — Лейя подняла на меня глаза. — Вы родственницы, что ли?
— Близнецы, — буркнула я. — Злая судьба раскидала нас по свету, но я еще вернусь, чтоб задушить сестру в объятиях.
Лейя кивнула, удовлетворенная объяснением, и продолжила:
— «Незаконно пленив вышесказанную Верелею, сей князь пытался угрожать всяческими гнусностями, но был остановлен добрыми гражданами Вежа. В частности, магом Конклава — Велием Вересенем и Алией Всеславишной, находившимися там по делам Школы». Ну а дальше сопли по сковороде, какие мы обиженные и как в гневе страшны.
— Ну-у, — разочарованно протянула я, — а я думала, что вы ему голову оторвали.
— Хотелось нам мараться! — хмыкнула Алия.
— Энто дело политическое. — Зоря многозначительно поднял палец, засмущался и пробасил: — Давайте к столу. Обмоем, что ли.
— Кого обмоем? — не поняла я.
— Да меня же. — Овечка влезла на кровать и повертела головой. — Ничего не видишь?
— Покрасилась, что ли? — неуверенно спросила я.
— Нет, брови выщипала! — фыркнула четвероногая и выгнула грудь, подставляя под самый мой нос архон.
— Ух ты! — Я радостно всплеснула руками. — Тебя в Школу приняли?!
— Бери выше. — Овечка гордо продефилировала туда-сюда по моей кровати. — Я теперь новый комендант женского общежития.
— Конец общежитию, — оскалился волк.
— Ха! Не надейтесь. — Овца спрыгнула с моей кровати, носом выдвинула на середину комнаты лавку и, довольно ловко усевшись на нее, выступила с программной речью: — Вы у меня по одной половице ходить будете.
Мы захохотали, а овечка обиделась, прищурила глазки и самым мерзким голосом, на который только была способна, проскрипела, растягивая слова:
— А что это на женской половине, в комнате у незамужних девиц делает все это самцовое поголовье? Правила не для вас, да? К директору пойдем разбираться, да?
— Я ее наставник, — тут же ткнул в меня пальцем Велий.
— Я тоже, — добавил Сиятельный, беззаботно пожав плечами.
— А я вообще жених, имею право, — надменно вздернул подбородок Аэрон.
— Я околдованный, — сказал Зоря, нарезая ветчину толстыми ломтями.
И все выжидательно уставились на Серого Волка. Он обвел всех взглядом и ухмыльнулся:
— А я вообще персонаж легенд и мифов, присутствующий здесь в качестве проекции подсознательного на действительность и визуализировавшийся в результате магических флюктуаций в стенах данного заведения.
Зорина ветчина шмякнулась на пол.
— Ты детей-то не пугай, умник, — проворчала овечка, неуклюже сползая со своего трона. — Как девок тискать, так самец, а как из комнаты выметаться, так визуализация. — И она уставилась на Зорю, сложив ножки крестиком: — А не нальет ли кто-нибудь даме немножко вермута?
Так что Феофилакт Транквиллинович застал нас в самый разгар веселья. Оглядев нашу компанию с порога, он заявил, что именно здесь и ожидал найти всех нас. За его спиной беззвучно подпрыгивал, улыбаясь во всю свою крысиную мордочку, Гомункул, лапами показывая, как он нам рад и как ему здесь все осточертело. По коридору усиленно забегал народ, пытаясь заглянуть к нам в комнату и разочаровываясь от того, что все мы живы-здоровы и никаких конечностей нам не поотрывало. Поздравив нас всех с успешным возвращением, директор велел завтра каждому написать отчет и, строго взглянув на овечку, предупредил:
— Прошу обратить внимание, одна из самых неспокойных комнат.
— Может, расселим? — тут же поинтересовалась предательница.
Глаза директора подернулись мечтательной дымкой, словно он представил себе тихие подземелья, тяжелые кандалы и три отдельные глухие камеры. И он тяжело вздохнул:
— Нет, пусть уж лучше они в одном месте, а не расползаются по всей Школе, как тараканы.
— Может, поужинаете с нами? — предложила овечка. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, почему-то окинув взглядом меня с подругами, отказался:
— Нет, спасибо, я уже… — и покинул комнату.
— А чего это он на нас смотрел? — пугливо спросила мавка.
— Аж сердце захолонуло, — подтвердила Алия.
Велий приподнял брови:
— А вы разве не заметили, что учеников здесь домой не возвращают?
Мавка тонко запищала, прижимаясь к Сиятельному. Я заухмылялась:
— Меня не съест, я ему родственница.
А Серый Волк жизнерадостно проговорил:
— В каком-то смысле мы все братья и сестры, потому что дети Всетворца. — Он повращал глазками и задумчиво добавил: — Но не ходить же из-за этого голодным.
— Это, — Зоря, глядя то на меня, то на Лейю, погрозил пальцем, — вы не пугайте, а то я когда волнуюсь…
— Знаю, кушать хочешь, — закончила я за него.
— Нет, по маме скучаю и громко плачу.
— Кстати, Гомункул, — обратилась я к крысу, который, проводив директора до двери, скромно остался в нашей компании, — вот твой крестничек, попался на воровском заклинании.
— Ха! Я ж говорил, что заклинание работает железно! — Архивный уставился на попавшегося вора, оценивая размеры добычи. Зоря покраснел, засопел, переживая из-за того, что попался на заклинание какой-то крысы. Но проговорил почтительно:
— Мне бы это… назад. Освободиться.
Крыс разом поскучнел и начал виновато прятать от меня глаза, что-то невразумительно бормоча.
— Чего-чего?!
— Извини, подруга, — развел лапами крыс, — нету у меня второй половины заклинания.
И в тот момент, когда я и Зоря в гневе готовы были на него кинуться, мерзко так, по-крысиному захихикал:
— Попалась!
Ловить его в комнате, заставленной мебелью, было бесполезно, только тешить его крысиную душонку. Поэтому я, посотрясав воздух бессмысленными угрозами, сдалась.
Ближе к полуночи мы спустились в подвал, где крыс, порядочно наиздевавшись над богатырем, наконец подарил ему свободу. Любопытная овечка, обегая архив, повстречала алхимикуса и добавила к общему беспорядку, царившему в Гомункуловом хозяйстве, пару разбитых витрин. Но больше всех меня потрясла книга, изъятая у фон Птица. Едва начав ее листать, я сразу обрадовалась, что не сделала этого ночью в Белых Столбах. И торжественно вручила ее Гомункулу, сказав, что вот, даже в дальних походах мы не забываем о друзьях, работающих на столь хлопотном месте. Пьяненький Гомункул прослезился, вычеркнул должника и зашвырнул книгу в груду таких же, наваленных в углу. Проследив за ее бесславным полетом, я решила «купи слона за деньги» оставить себе.
Овечку мы еле отыскали в хлеву, пришлось отпаивать ее вином.
Так что на следующий день, когда топочущий Рогач поинтересовался, кто это в Школе устраивает такие пьянки, мы молча и не сговариваясь показали на нового коменданта женского общежития.

Солнышко стало ближе к земле, дни стали теплее; конечно, до грандиозного таяния было еще ой как далеко, но уже само предчувствие скорого тепла, а там и летних каникул заставляло чаще улыбаться, чаще мечтательно смотреть в окно, реже слушать бубнеж наставников.
Лейя сидела около самого окна, высунув синий от чернил язычок, она радостно строчила один конспект за другим. Алия любовно полировала отцовскую саблю, напевая под нос:
— Чудесные школьные годы, радости полны деньки, с тетрадками и книжками бегут ученики.
Я лежала на кровати, безнадежно глядя на груду «справочной литературы», принесенной Гомункулом из архива по приказу Феофилакта Транквиллиновича. Я-то, наивная, думала, что за все мои подвиги мне гривну благодарственную повесят на шею, а мне для начала вломили неуд по демонологии, потом неуд по демонографии и неуд по культурологии. Феофилакт Транквиллинович, вызвав меня в кабинет, сидел, откинувшись в своем кресле, и благостно взирал на меня, отбивая пальчиками на подлокотнике легкий бравурный марш.
— Почитал я ваши отчеты, госпожа ученица, и обнаружил удивительное, просто сказочное пренебрежение предметом.
У меня и рот раскрылся.
— Вот, например, — продолжал наставник, — взять хотя бы историю с вашим «нечаянным» срыванием печатей. А вот конспект господина Анжело, кстати, начало этого года. — Он зачитал выдержку: — «Закрывающий печати был утрачен через триста лет после того, как был закрыт ход в Подземное царство…» и далее подробное описание свитка. — Наставник подтолкнул мне пухлую тетрадь Анжело. Я с отвращением прочитала в ней полное описание моего свитка, и даже зарисовочки старательный демон умудрился сделать. Хоть убейте, не могу припомнить этого занятия!
— Да, и, госпожа Верея, верните, пожалуйста, свиток. А то я страшусь даже представить, чем может закончиться его дальнейшее пребывание в ваших руках. К тому же это собственность Школы.
— А по культурологии за что неуд? — набралась я смелости спросить.
— Видите ли, госпожа Верея, — совсем уж добродушно взглянул на меня директор, — но и по культурологии вам давали описание семейства небезызвестного чародея Ландольфа. Пусть и в виде легенды, но тем не менее.
Я втянула голову в плечи, пискнула:
— И что теперь? — понимая, что расплата будет нелегкой.
— Посовещавшись с коллективом ваших преподавателей, мы пришли к выводу, что вам просто необходимо, во-первых, провести переэкзаменовку по трем заваленным вами предметам, а во-вторых, ввести дополнительные занятия по обществоведению. Вы совершенно не разбираетесь в политической жизни и процессах, происходящих в Мире. — Директор машинально взял перо и начал им размахивать, как дирижер. — К тому же я слышал, что у вас появилась похвальная тяга к архивным книгам. Что ж, добавим еще книговедение. Вам будет приятно.
Я закатила глаза, едва малодушно не предложив просто выпороть.
Директор задумался, видимо решая, какой новостью меня еще порадовать, но, посмотрев на мою унылую физию, сжалился:
— Да вы не переживайте, госпожа Верея, мы же понимаем, что уход такого опытного педагога, как Рагуил, сыграл немаловажную роль. Поэтому даем вам на пересдачу двенадцати важных тем прошедшего года целый месяц. Но вы не затягивайте, потому что скоро начнутся декадные экзамены, да и курсовые работы по окончании учебного года не за горами.
Я чуть не завыла как собака.
Вот так и вышло, что теперь, пока подруги беззаботно веселились, я с тоской смотрела на кипу книг.
— Да ты не переживай так. Мы ж поможем, — успокоительным тоном проговорила Алия.
— Ага, — я безнадежно качнула головой, — у доски за меня постоите. Сейчас они знаешь как в меня вцепятся! И Велий еще с этим книговедением…
— А что по книговедению? — спросила мавка.
Я показала ей длинный свиток:
— И это только ознакомительная литература.
По коридору, дзинькая колокольчиком, прошла овечка:
— Так, бездельницы, на уроки, на уроки. Обед кончился. — Она заглянула в нашу дверь. — Госпожи ученицы.
Алия покосилась на овечку:
— Кудрявая, иди матрасы пересчитывай.
— Я, между прочим, — овечка отставила ножку в сторону, — комендант, а не завхоз и отвечаю за общий порядок, бездельниц вроде вас на уроки отправляю.
— Ой, ой, ой! Интересно, кто тебе кропал стишата в туалете. — Лейя закатила глазки и продекламировала:
Милые друзья, на пол с… нельзя,
Для этого есть яма,
Держите попу прямо!
Если вы не будете соблюдать правила этикета,
То администрация добьется закрытия туалета!
— Шедевр! — захлопала Алия в ладоши.
— Я, между прочим, из вас людей делаю!
— А надо нечисть! — вякнула Лейя.
— Хватит пререкаться с комендантом, а ну, живо на уроки! — Овечка впрыгнула в комнату, а мы мимо нее в коридор и заперли дверь, слушая, как она там долбится.
— Все! — радостно объявила Лейя. — Теперь, Алия, на утренней пробежке тебе смерть сыскать!
Надо сказать, что деятельная овца вытребовала себе у Феофилакта Транквиллиновича еще и должность педагога. Теперь она вдобавок к своим комендантским обязанностям тренировала по утрам вилколаков, вовкунов и прочих оборотней. Очень забавно было наблюдать, как злобная стая волков гонит по парку беззаботно гарцующую всего на полшажка впереди них овечку. Оборотни сходили с ума при виде ее наглого кудрявого зада. Но ни один не смог ее догнать.
Единственное, что их утешало после подобного унижения, так это занятия с Зорей, который попросился хотя бы до лета пожить при Школе. Вольф Вениаминович, выдав ему деревянную колотушку, велел гонять ею учеников, а так как Зоря их боялся, то гонял на совесть и на полном серьезе, но за все время еще ни в кого не попал.
Убежав от топочущей комендантши, я столкнулась с Велием.
— Ну, ты как? Готова к урокам? — осведомился он.
Я кивнула. Последнее время на меня стала накатывать сонливость, сменяющаяся приступами странного ясновидения. Например, я точно могла сказать без всякого кольца и зеркала, где Велий и чем он занимается, строчит ли заклинание или валяет дурака с Аэроном. Стоило мне признаться в этом, как дружки устроили мне скандал. Вампир заорал что немедленно расторгает помолвку, ибо он-то точно знает, как образуется подобная связь, и накинулся на меня:
— Признавай я, когда ты пила его кровь?!
А Велий заявил, что если девицы начинают тебя даже сквозь стены чуять, то совершенно точно пора драпать куда-нибудь за тридевять земель. На что я фыркнула и сказала, что я точно так же чувствую и Феофилакта Транквиллиновича. Тут уж они оба на меня накинулись, обзывая развратницей.

Так и полетели наши дни — днем занятия, вечером посиделки и жалобы на непосильный ученический труд. Единственным развлечением остались только прогулки в парке с Велием.
— Тема сегодняшнего занятия… — строил из себя учителя Велий, сознательно не обращая внимания на хруст моего снежка за спиной, но стоило мне его метнуть, как он развернулся, поймав снежок в невидимую ловушку, и договорил: — левитация.
Я хмыкнула и подбросила варежки, они словно по волнам поплыли к магу и шмякнули его в нос.
— Очень хорошо. — Велий сунул мои варежки в карман. — А теперь сделай так. — Он развел руки и поднялся над землей на локоть.
— Эй! — Я вспомнила, как летала вместе со Школой, и присела. — Давай не будем!
Маг состроил скорбную гримасу и, подражая миренцам, сказал:
— Совсем не могу, слушай, дорогая. Личная просьба директора.
Я обреченно вздохнула, помолилась всем богам, которых знала, включая дядьев и теток, и велела рассказывать.
— Только не надо такого лица! — закричал сердито Велий, пряча усмешку. — Думаешь, я не боюсь? Хорошо, если просто об землю шмякнемся, а то ведь может еще и на кусочки разорвать.
— Ты специально внушаешь мне эти мысли? — Я похолодела — все, пропал урок. — Я теперь как только посмотрю на тебя, так сразу будут представляться эти… эти ошметки!
— Все, не паникуем, — со смехом сказал Велий, — просто летим.
На удивление хорошо полетали.
— Чего ж ты по Засекам-то не путешествовал? — укорила я его.
— Заклинание это очень энергоемкое, накопителя бы не хватило.
Я посмотрела на пожелтевший драконий глаз, взяла его в ладошку и вдруг поняла, что не могу его зарядить, сколько я себя ни представляла горным озером.
— Надо же, переклинило, — удивилась я. — Ну-ка возьми меня за руку.
Велий послушно выполнил просьбу. Но, сколько мы ни тужились, ничего не получилось. Я замахала руками, пытаясь снова взлететь, но проще было сигануть с крыши Школы.
— Чего это? — жалобно спросила я.
— Откуда ж я знаю? Может, ты что-то съела?
— Ничего я не ела! — взвизгнула я чуть не плача и безнадежно взмахнула рукой. Старый школьный тополь покрылся ярко-оранжевыми апельсинами. — Ой! Мама! — Я замахала руками — апельсины, свиристя на разные голоса, разлетелись пестрой птичьей стаей. Метнувшись вдоль аллеи, не меньше сотни длинноклювых странных птиц ворвались в открытые окна кухни.
— Да, хорошо, что я этого раньше не видел, — пробормотал Велий. — С такой кашей в голове только левитацию осваивать. Хорошо, что сами сейчас не свиристим.
— Я не виновата! — заверещала я. Но тут на кухне поднялся гвалт, на крыльцо вылетел Рогач, держа бьющуюся птаху за лапки:
— Это что за вид? Их есть можно?
— Приятного аппетита. — Я втянула голову в плечи.
Рогач поднес птицу поближе к глазам, и они внимательно посмотрели друг на друга, после чего длинный клюв вцепился в пятак кладовщика. Велий быстро закрыл мне глаза ладонью.
— Ты чего?! — крикнула я.
— Не хочу, чтобы ты эту птицу превратила в какую-нибудь крокодилу. Мне кладовщик дорог.
Я вспомнила, как сильно крокодила непохожа на маленькое, безобидное пернатое, и вздрогнула от визга Рогача.
— Уходим. — Велий толкнул меня в спину, а сзади несся вой беса:
— Ты кого ешь, зубатый, да?! Да я тебя сам съем, да! И косточки обсосу, и зубы пущу на бусы, да! Да ты знаешь, кто я! Нет, ты не знаешь, кто я!

Вечером Велий выдернул меня из комнаты в кабинет директора.
— Ты чего?! — шипела я, но маг упорно волок меня в учебное крыло. Я стала лихорадочно припоминать все пакости, совершенные мною за последнее время, и с облегчением поняла, что ругать меня пока не за что, поэтому стала вырываться из его рук.
— Верелея! — шикнул на меня Велий и даже тихонько щелкнул в лоб. Я онемела от такой наглости, и проклятый маг, воспользовавшись этим, впихнул меня в кабинет директора.
— Феофилакт Транквиллинович, мы пришли.
— Да-да, заходите. — Директор подкрутил фитиль лампы и приглашающе показал на два свободных кресла. Велий аккуратно прикрыл дверь.
— Я ничего не делала, — начала я с порога, — и если вы меня в чем-то подозреваете, то это не я!
— Вот, — вздохнул Велий, — она или спит, или пребывает в состоянии гиперактивности. Равно как и ее способности. То она не может совершить элементарные вещи, а то легко делает невозможное. — И он, не стесняясь меня, рассказал про утренний урок.
— Ах вот по чьей вине пострадал Рогач! — улыбнулся директор. — А вы говорите что ничего не делали.
— Во время занятий птицы являлись учебным пособием, таким образом я защищала школьную собственность.
— Да не об этом совсем речь. — Велий незаметно наступил мне на ногу. — С ней вообще происходит что-то странное. Вот я и прошу вас, Феофилакт Транквиллинович, чтобы вы помогли разобраться в этом.
Директор надул щеки, потом сделал губы трубочкой и посмотрел в окно, а я подумала, что ему просто необходимо пенсне. Чтобы время от времени с умным видом его протирать. Можно еще добавить тросточку с золотой головой собаки, чтобы постукивать тихонечко об пол или о край стола.
— Вы знаете, господин Велий, мне кажется, ваши тревоги напрасны. Идет естественный процесс. Не забывайте, что этим летом Верея станет совершеннолетней и, хотя я сам не верю в мистику цифр, тем не менее не могу ничего поделать с происходящим. Советую вам просто переждать.
— И во что же я превращаюсь? — испуганно поинтересовалась я и посмотрела на свою руку, не растут ли между пальцами перепонки? А оба собеседника посмотрели на меня с любопытством, после чего Феофилакт Транквиллинович, задумчиво побарабанив пальцами по столу, признался:
— Не хотел вам говорить, госпожа Верея, но уже была одна особь, подобная вам.
Слово «особь» мне очень не понравилось, похоже, это существо плохо кончило. Я робко поинтересовалась:
— И кто это?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:41 | Сообщение # 21

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Ну-у, вообще-то это девица Василиса, больше известная как Прекрасная. Или Премудрая? Я уже и не помню…
Я беззвучно начала разевать рот, представляя, как в ближайшее время превращусь в милую лягушечку, а Велий будет таскать мне комаров.
— Насколько я помню, для нее все закончилось хорошо.
И тут я вспомнила:
— Неправда! Анчутка сказал, что они разыграли эту сказку, чтобы Ивана женить.
— Да? Ну тогда тем более вам не о чем беспокоиться.
— Подожди меня за дверью, — попросил Велий, и я с радостью выскочила из кабинета, ответив на последний вопрос Феофилакта Транквиллиновича: «Преследует ли вас мысль о мировом господстве?» решительным «Нет». Оказавшись в коридоре, я не стесняясь припала ухом к двери, но ничего интересного не услышала. Битый час они строили разные предположения о том, чем закончится мое преображение, придя к выводу, что черт-те чем.
— Нет! Вы представляете! — разорялась я, бегая по комнате перед равнодушными до обидного подругами. — Я могу стать обыкновенной городской девахой! Или ведьмой среднего пошиба! И какого тогда я горбачусь?! Зачеты, экзамены, курсовые! Даже архон через месяц-два может оказаться для меня совершенно бесполезным!
— Да ладно тебе! — отмахнулась Лейя, кропая очередное любовное послание для Сиятельного. — Превратишься в жабу — возьму жить тебя к нам на озеро. Там комары знаешь какие! Во! — Она развела руки в стороны, а меня затошнило.
— Да ну, может, станешь какой-нибудь чудой-юдой, и всех делов! — хохотнула Алия.
— Ага, а потом приедет какой-нибудь богатырь Зоря и отсечет мне все мои бесчисленные головушки. Потом эти головы сдадут в кунсткамеру Великого Князя, и фон Птиц будет каждый день на них любоваться. — Мне захотелось плакать.
— А мы будем цветы твоему чучелку носить. Каждый день и обязательно живые, — утешила меня, оскалившись, Алия.
— Подруги, тоже мне, — проворчала я и плюхнулась на свою кровать. Повалялась, но предаваться отчаянию в одиночестве было скучно. Тогда я накинула куртку и отправилась в парк.

В парке было пусто, но зато под знакомым тополем я нашла апельсин, по какой-то причине не ставший птичкой. Я очистила его и стала хрустеть немного заледеневшей мякотью. Не доев, швырнула его в сугроб и вызвала Сивку. Парк вздрогнул от ржания богатырского коня, я кинулась ему на шею:
— Привет, дружочек! Давай покатаемся, а то меня обещают в жабу превратить!
Сивка, в отличие от подруг, не был равнодушным, и мы маленько покатались. Богатырского коня тянуло все больше в страны жаркие и экзотические, где ревут, рассыпая вокруг тысячи радуг, величественные водопады, где странные розовые птицы ходят по мертвым озерам важные, как цесаревичи, где в мрачных и вечнозеленых лесах рычат, выгибая спины, огромные пятнистые кошки. Мы скакали и скакали, из дня в ночь, из ночи в утро, то замирая восхищенно на вершине заснеженной горы, такой высокой, что там не хватало воздуха и начинала кружиться голова, то кидаясь навстречу изумрудным океанским волнам, бессильно бьющимся о маленький потерянный островок, в лагуне которого плавали разноцветные, как бабочки, рыбки.
Сивка гулял по отмели, выворачивая для меня из песка большие шипастые ракушки.
— Отдам их Лейе, — делилась я планами, — мавка умрет от счастья!
Я примерила одну из них на голову, получился шлем. В небе чайки бились за жирную рыбину, которая упала, в конце концов, к моим ногам, бессильно открывая рот. Я решила сбросить ее обратно в воду, и, пока наклонялась, из широкого выреза платья выскользнула цепочка с Грунькиными ключиками. Надо сказать, что я теперь была как блудливая корова с колокольцами, чего только не висело на моей шее: и мамин портрет в медальоне, и архон, и ключики. Я позвенела связкой и спросила Сивку:
— Слышишь, лохматый друг богатырей, а ты не знаешь, где остров Буян?
Сивка-Бурка брезгливо сплюнул не понравившуюся ему на вкус морскую траву и, прищурившись, глянул на заходящее багровое светило.
— А тебе зачем?
— Да я все архивных должников собираю. Помнишь, как к фон Птицу летали?
Сивка хохотнул, невольно передернув шкурой на заживших боках.
— Такое забудешь! С богатырями так не попадал! Опасная у тебя работа, ты завязывай со своими книгами. Давай лучше в богатырскую дружину подадимся, тихо, спокойно, чуду-юду зарубил, и ложись отдыхай. Ты ж девица, в конце концов!
— Размечтался! — прервала я его фантазии.
Сивка тоже фыркнул, всем своим видом показывая, что это он просто так меня воспитывать пытается. И тут же мотнул головой:
— Залазь. Покажу я тебе этот остров. Только путного там ничего нету.
И, с силой оттолкнувшись, в очередной раз взмыл в бездонное синее небо. Я, опомнившись, припала к его шее и зашептала на ухо:
— А ты точно туда скачешь? Ведь я слышала, что остров того, потаенный.
— Был, — хмыкнул Сивка, — пока мы с богатырем Горыней победу над каким-то хмырем не принялись отмечать. Упились до свинячьего визга, и, главное, потом просыпаюсь — мамочка моя, где это я?! Еле сбег! — Тут Сивка встал на все четыре ноги так, что меня аж через его голову перевернуло, хорошо, что он меня хоть за подол зубами поймать успел. Я завыла, забилась, молотя коня руками:
— С ума сошел?! Так ведь и убиться можно!
А Сивка как-то задумчиво смотрел на меня, флегматично жуя подол, потом опомнился, выплюнул ткань и пошел на меня в атаку, щуря глаза:
— Ты погоди, ты с кого книгу собралась вытряхивать? Там же, кроме Лиха одноглазого, никто и не живет!
Я вздернула нос:
— Какая разница, Лихо там или кто другой? Мы, работники архива, знаешь какие принципиальные? Почитал книжку — верни, другим тоже надо!
Но Сивка встал в позу, заявив, что еще слишком молод, он еще, дескать, не созрел для таких знакомств и вообще предлагает найти для таких заданий более отмороженного коня, вот, например, дядю Индрика, хотя даже такой олух, как мой родственник, и тот не попрется на остров Буян.
Через полчаса лести и посулов мы отправились в путь, обогнав солнце. Как и рассказывала Баба-яга, остров Буян и в самом деле оказался заброшенным моим дядькой Анчуткой на край света. Совсем нерадостный, тревожно бился черный океан о высокую скалу, словно не желая, чтобы мы скакали дальше.
— А где остров? — Я вертела головой, опасаясь увидеть далеко-далеко на горизонте еще одного братца Хрустального города. А Сивка, скосив на меня хитрый глаз, спросил:
— Хочешь, фокус покажу? — и, не дожидаясь ответа, скакнул со скалы прямо в океан на острые камни.
Я завизжала так, что в груди заныло от боли, а потом выпучила глаза. Мы стояли на узехоньком перешейке, которого до того видно не было. Он тянулся далеко-далеко в океан, заканчиваясь тем самым островом Буяном. Черное воронье кружилось над мрачным лесом.
— Совсем не так я себе его представляла, — пробормотала я, вцепляясь в гриву Сивки. — Я думала, что он такой желтенький, веселенький, с шатром царь-девицы и лодочкой у берега. Сидит она, на гусельках наигрывает да песенки попевает, а вокруг лебеди, лебеди. А тут, вороны, вороны…
Сивка, переступив копытами, вдруг сделался деловит и серьезен, глянул на меня с таким видом, будто собрался хлопнуть себя по лбу от досады, прямо как Велий.
— Слышишь, Верея, я совсем забыл, мне еще в пару мест забежать нужно. Ты подожди меня на острове, а я тебя чуть попозже заберу.
Я задохнулась гневом:
— И это богатырский конь! Девицу бросает на поругание дикому Лиху! Да лучше б я Конька-Горбунка вызвала! Он хоть маленький, да бесстрашный! — Спрыгнув с испуганного коня, я потащила его под уздцы вперед, выслушивая нудные наставления:
— Ты это… Про Горбунка не заикайся, и вообще, сказкам не верь. Незнамо от кого родился, и характерец явно в папу. Хорошо, он Ивану в руки попался, а так-то его в кунсткамеру тащили. Честной девице с ним лучше не знаться.
— Шевели ногами, мерин, — шипела я, соленые брызги океана, долетавшие до меня, нервировали.
Белый известковый берег не принес успокоения.
— Ну хотя бы не елки. — Я посмотрела на мрачный лес, шелестевший мясистой зеленой листвой. Тропинка вела в лес, на самой опушке грудой громоздились кости. И мрачные вороны тюкали чей-то череп без всякой надежды добыть из него что-нибудь съестное.
Сивка мужественно молчал, всем своим видом показывая, что в любой миг готов сигануть отсюда за тридевять земель. Я на всякий случай намотала на руку узду покрепче, чтобы не остаться здесь один на один с неприятностями. Камушки под ногами противно скрипели, царапая сим звуком напряженные нервы. Я в ужасе ждала, что сейчас на меня выпрыгнет из чащи это самое хваленое Лихо. Тем удивительнее показалось, что мы прошли через лес, никого не встретив.

Остров был немал, и тропинка петляла по нему как придется, словно ее прокладывал пьяный бездельник, которому некуда спешить. Мы с конем переглядывались и, как учат сказки, никуда с этой тропинки не сворачивали. Так что, пройдя половину острова, вышли на плешивый холм, на вершине которого рос высоченный дуб. Я присвистнула, пытаясь сосчитать, сколько меня надо, чтобы обхватить это чудовище, а Сивка же, задрав голову, прищурился, разглядывая что-то в ветвях, хмыкнул:
— Ты смотри, висит еще!
— Что висит? — Я тоже задрала голову.
— Да сундучище этот проклятый! Я, когда в прошлый раз отсюда драпал, так головой об него навернулся, что целый табун жеребят увидел.
У меня сразу зачесался нос и руки, я засуетилась, начала бестолково скрести по каменной коре дуба, понукая Сивку:
— Ну! Подсаживай же меня! Подсаживай!
Конь подтолкнул меня мордой, я повисла, распластавшись на стволе, правда, метра на два приблизившись к сундуку.
— Давай еще! — прохрипела я, боясь разжать пальцы, цепляющиеся неизвестно за что. Сивка послушно встал на задние ноги, подставляя под мои каблуки свой нежный нос. Я попробовала подпрыгнуть до ближайшей ветки, но с ужасом поняла, что заваливаюсь на спину, и завизжала. Бум! Шмяк! И я уже на земле.
В ближайших кустах кто-то хохотнул. Я присмотрелась, но оттуда вылезла, щелкая клювом, серая ворона.
— Не нравится мне здесь, — признался Сивка. Но я, решительно приподняв платье, снова пустилась на штурм проклятущего дуба.
После третьего падения конь предложил мне попытаться допрыгнуть до какой-нибудь другой ветки, а после того как я, наконец-то добравшись до ближайшего сохлого сучка, сорвалась вниз и едва не переломила ему хребет, заявил, что сейчас сам прыгать будет. И, сильно толкнувшись, угодил лбом прямо в дно сундука. Глухой колокольный звук прокатился по острову, а я едва успела убежать с того места, куда рухнул богатырский конь. В кустах опять хохотнули. Я обозлилась на проклятущих ворон и, схватив камень, запустила им в заросли.
— А-а-а! — заорали там, я услышала звук катящегося под откос тела и кинулась трясти Сивку:
— Вставай! Вставай, я, кажется, Лихо убила!
Конь поворочал налитыми мутью глазами, и тут Лихо под холмом завыло, заставив Сивку дернуться и попытаться встать на ноги. Я не раздумывая вскочила в седло, но оно подо мной поехало набок, Сивка толкнулся от земли, а я, пискнув, закрыла голову руками, поняв, что сейчас мне навернут по ней копытами. Чертова подпруга лопнула в самый неподходящий момент, хотя мне до сих пор казалось, что сбруя вообще является частью Сивки, ну вот как крылья у Индрика.
Неудачно оттолкнувшийся конь тоже запутался в упавшем седле и, вместо того чтобы красиво взмыть в небеса, пролетел требушетным ядром низко над землей и скрылся в лесу, вызвав дрожь деревьев и возмущение вороньей стаи.
— Хе-хе-хе! — донеслось из-под холма.
Я, испуганно зыркнув вокруг, ящерицей поползла в сторону коня, стараясь не поднимать попу выше окружающих камушков. Платье этому не способствовало, оно путалось в ногах, и я на все лады проклинала себя. Давно ведь понятно, что пора, как Алия, залезать в штаны! Холм подо мной стал как живой. Руки и ноги то и дело оскальзывались, камушки набивались в сапоги, и я текла с рекой щебенки куда-то вниз, в овраг, где белели знакомые кости.
— Верея! — визгливо орал откуда-то издалека Сивка. — Спаси меня!
— Давай сначала ты меня! — огрызалась я, понимая, что не могу встать. Ветки под руками ломались или хлестали по лицу колючками, ноги подворачивались, и время от времени я сама себе наступала на подол, раз за разом втыкаясь в землю лбом, будто решила прободать ее на манер дяди Индрика.
— Главное — не сдаваться, — успокаивала я себя, лежа на спине. — Подвернуть подол, поднять голову. Ай! — Шипя от злости, я отвела в сторону ветвь розового куста, которая чуть не выбила мне глаз.
— И-и-и! — надсаживал мне сердце Сивка.
— Го-го! — закончила я, садясь. — Теперь тихонечко встаем. — Видок у меня был еще тот. Представьте себе деваху с задранным подолом, красную, сопящую, оставившую половину волос и одежды на ветках кустов и собравшую в остатки своей прически окрестный мусор.
— Где ты, Лихо? — прорычала я.
— Ну здесь я. Чего надо? — флегматично осведомились у меня за спиной. Уже догадавшись, что резкие движения здесь дорого стоят, я осторожно повернула голову, взвизгнула и ругнулась, отпихивая в сторону зеркало, которое Лиха поднесла к самому моему лицу.
— Я думала, ты — мужик, — только и смогла выдавить я, уставившись на высокую костистую тетку с глазом посередине лица.

Из всех моих знакомых и родственниц эта мне показалась самой бесцветной. Длинная рубаха из небеленого полотна болталась на ней как на вешалке, а нечесаные патлы скрывали почти все лицо. Бесцветный глаз с булавочным пятнышком зрачка неприятна буравил меня. Она покачивалась с ноги на ногу, зловеще шевеля пальцами. Я покосилась на ее нестриженые, ломаные ногти и, сделав реверанс, сказала:
— А мы вот тут к вам в гости зашли. А теперь нам пора, до свидания.
Споткнулась о корягу и пребольно села попой на острый камешек.
Лихо восторженно завыла, и я поняла, что она совершенно сумасшедшая. Тут, победив-таки коварные ловушки острова, ко мне вырвался, весь в репьях, Сивка, заполошно крича:
— Бежим! — но стоило Лихо уставиться на него своим белым безумным глазом, как все четыре ноги коня подвернулись, и он долетел да нас кубарем.
— Прибежали, — сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Может, отпустишь нас? — без надежды спросила я. Тетенька безмолвствовала, все так же покачиваясь под порывами ветра.
— А я в прошлый раз понадеялся, что у меня белая горячка, — пробормотал Сивка, не пробуя даже подняться на ноги.
— И что делать будем? — спросила я, втихую пробуя на ней свой дар. Для начала хотелось чего-нибудь безобидного. Ну, например, чтобы она превратилась в пенек с поганками или чтобы между нами от земли до неба образовалась стена. Но ничего похожего не получалось.
— Верея, ты не колдуй, — опасливо проговорил Сивка. — Слышал я, что и магия здесь идет наперекосяк. — И он, сведя глаза в кучку, уставился на поганку у себя на носу. Я обиженно засопела, поскольку именно мой дар последнее время был самым весомым аргументом в спорах с неприятностями.
— Отползаем, — приказала я коню.
Сивка понятливо мотнул головой и поскреб ногами по земле, демонстрируя свое бессилие. Тогда я решила пятиться в одиночку. Тут же провалилась ногой в чью-то нору и застряла в ней намертво, наругалась всласть и пригрозила, что сейчас позову своих дядек и теток, тогда Лиху не поздоровится. Лихо прекратила раскачиваться, и в ее единственном глазу появился неприкрытый интерес.
— Чего? — насторожилась я, меня вообще угнетала эта ее молчаливость. Сивка-Бурка мотал головой, намекая, чтобы я не смела вызывать своих родственников, но в его шее что-то хрупнуло и конь замер, весь перекошенный. — Не надо звать? — недоверчиво спросила я.
— Благодарны они тебе точно не будут, — прохрипел конь и тихо застонал, потому что прикусил язык.
Я, глядя на его мучения, заскулила, решив давить на жалость:
— Тетенька, отпустите нас, пожалуйста, мы же хоть дальние, но родственницы.
Лихо задумчиво поморгала, а потом, благодушно кивнув головой, прошелестела:
— Если теток позовешь.
— Зачем? — насторожилась я.
— Скучно, — призналась Лихо, плотоядно облизнув губы.
— Э, нет, так дело не пойдет, — уперлась я. — Я не могу принимать такие скоропалительные решения. Давай посидим, обсудим, чайку попьем.
— Нету у меня чайку, — равнодушно пожала плечами Лихо, а я с тихим ужасом почувствовала, как в мой сапог вгрызлось что-то под землей.
— А что есть? — пискнула я.
Лихо неторопливо обвела свои владения взглядом. Ученые вороны тут же припали к земле, мрачный лес замер, и даже, как мне показалось, деревья стали прятаться друг за друга.
— Ничего здесь нет, — констатировала Лихо, — одна я.
— Да-а, скучно без общества. — Я задергалась, стараясь носком сапога оттолкнуть настырного грызуна.
— Может, вам привезти кого сюда? — подсуетился Сивка, вскакивая на ноги. — Дак мы сейчас прыг-скок! Гудошников, скоморохов доставим! — И замер под оценивающим взглядом.
Я, воспользовавшись моментом, напряглась и выдернула ногу из норы, спинывая с сапога в темноту провала что-то длиннозубое, мохнатое и урчащее.
Лихо тоже заинтересовалась, глянула в нору, и земляные стены с тихим шорохом осыпались. Мне стало жалко злодея, но зато меня посетили сразу две мысли. Сунув руку в мешок на поясе, я сначала похолодела от дурного предчувствия, а потом запрыгала на месте, радостно визжа, потому что мое волшебное зеркальце так и лежало там после похода в Засеки. Забыв обо всех своих горестях, я начала судорожно метаться в мыслях от Анчутки к Велию, от Велия к Аэрону и, наконец, остановилась на Алие.
— Алия, Алия! — Я махала как полоумная зеркальцем и ракушкой до тех пор, пока не увидела заспанное, возмущенное лицо лаквиллки.
— Ну и кому я сейчас уши оторву? — поинтересовалась будущая валькирия.
— Мне, — улыбнулась я во весь рот. И тут же сменила тему: — Скажи, подруга, у тебя нет на примете каких-нибудь государственных преступников или просто злодеев?
Алия целую минуту изводила меня молчанием, после чего изрекла куда-то в сторону:
— Слышь, Лейя, превращение уже началось. Мозги у ней уже лягушачьи.
Я зарычала, но прежде чем успела раскрыть рот, любопытная Лихо заглянула через плечо в зеркальце. Раздался визг, удар, и изображение померкло.
— Что это было?! — поинтересовалась жутко перекошенная Алия, когда я дозвалась ее во второй раз.
— У вас зеркальце погнулось или вы теперь всегда так выглядеть будете? — хихикнула я.
— Это у моей кровати лопнула ножка! Я упала, опрокинула стол, и на меня с него съехала посуда! А когда Лейя бросилась мне помогать, то наступила на мою руку, в которой я держала зеркальце! Так вот, что это была за страхолюдина?
— Лихо. — Я втянула голову в плечи. — И она хочет общаться.
— Беги! — заполошно завизжала Лейя.
— Уже бегала. — Я покосилась на одноглазую, упорно пытающуюся заглянуть в зеркало. И в двух словах объяснила, как я вляпалась. Кривые в зеркальце подруги погрустнели.
— Нет, злодеев я тебе, конечно найду, — заверила Алия, — в крайнем случае, папа у соседей займет. Что им каторжан жалко, что ли? Только как их к тебе забросить?
— А Буян далеко? — тут же влезла Лейя.
Я закатила глаза, мол, дальше некуда.
— Значит, этапом гнать не получится, — вздохнула лаквиллка. — Может, твои родственники помогут?
— Ни за что не говорите им, — зашептала я в ракушку. — И Велию не говорите, лучше попробуйте нанять драконов в Урлаке. Да, и спросите у Аэрона, может, и у него есть какие-нибудь ненужные вампиры?
Это и стало моей ошибкой. Не прошло и часа, как маг орал на меня, делая страшные рожи в зеркальце. Его лицо меня так пугало, что время от времени я показывала его Лиху.
— Не смей так делать! — орал Велий, появляясь снова и снова. — Идиотка, имбицилка!
— Может, просто дура? — слабо отбивалась я.
— Нет! Ты королева дур, хуже, ты их богиня!
Это было так обидно, что я снова показала Лиху его и без того помятую физиономию, пояснив:
— Вот, мой возлюбленный. Во всей красе.
На этот раз по ту сторону звенело, грохотало и проклинало меня не в пример дольше обычного. Зато в зеркальце Велий появился уже почти спокойный, хоть и бледный, и даже извинился.
— Я так за тебя переживаю.
— Понимаю.
— Ты там одна, с этим Лихом.
— Понимаю.
— И драконам на край света чуть не месяц лететь.
— Понимаю. — Я уже почти рычала.
— И… — не унимался Велий, я не выдержала и завизжала:
— Велий, мне и так страшно, делай же что-нибудь! Я в отличие от Сивки не могу целый месяц травку есть!
— А что, там больше ничего нет? — удивился маг. А я, как давеча Лихо, обвела остров тоскливым взглядом. Наученные вороны припали к земле, а деревья замерли.
— Нету тут ничего, — со вздохом сказала я, понимая, что не такая уж моя родственница и злодейка, просто неудачница по жизни.
— Ага. — Маг кивнул и исчез, пообещав, что он мухой.
— Мухе сюда долго лететь, — вздохнул Сивка.
Пока Велий бегал, утрясая мои дела, подружки тихо шептались со мной.
— Верея, — заговорщицки тянула мавка, — а может, не мучиться? Отвези ее к Прыщу и спокойно возвращайтесь с Сивкой в Школу.
Конь протестующее заржал, объясняя, что живыми до Прыща мы точно не доедем, хряснемся где-нибудь вместе с Лихом и костей не соберем. А я прорыдала, что и сама хотела бы, да не могу людям такую пакость сделать, потому что дура совестливая.
— А что такого? — успокаивала меня Алия. — Подумаешь, Лихо с народом маленько пообщается. А Древние ее потом быстренько обратно закатают.
— Ага, они и в прошлый-то раз только вместе с куском земли смогли запулить ее на край света, а уж второй раз этот номер у них не пройдет.
Мы втроем тяжело вздохнули. Неожиданно в наш девичий разговор встрял Аэрон:
— Верея, ты чего натворила, дура? Ты знаешь, что здесь творится? Нет, ты не знаешь, что здесь творится!
— А что? — встрепенулась я.
Вампир хмыкнул и тоже, видимо, посмотрел в зеркальце, потому что его полупрозрачная, как у привидения, физиономия легла поверх двух заинтересованно притихших подруг.
— Да здесь твои родственники рвут и мечут! Говорят, что ты с Лихом на какую-то святыню покушаешься. Волка взяли за шкирку, сейчас меня по всей Школе ищут, чтобы я тебя вынюхивал.
— А ты где?
— Я-то в архиве. А вот тебе с острова лучше драпать, потому что дядьки твои обещали тебе голову отвернуть вместе с ушами… или уши вместе с головой?
— Куда же я побегу?!
— Утопись, — посоветовал «женишок». — Легче будет.
Тут призрачными тенями замелькали в зеркальце чьи-то лапы, и ракушка заорала:
— Вот он, держи!
И я сделала ручкой дяде Анчутке:
— Привет.
— Привет, — улыбнулась из-за моего плеча Лихо.
Старый черт пропал, так и не успев пообещать мне ничего плохого.
— А может, не так уж и плохо на этом острове? — влез напряженно размышляющий Сивка. — Чего мы там, в большом мире, позабыли? А здесь нас точно никто не обидит.
— Если сами себя до смерти не заобижаем. — Я хмыкнула. — И вообще, стоило устраивать такой сыр-бор из-за того, что я к родственнице заехала! — Заявление было в высшей степени лицемерным, потому что я точно знала, из-за чего они так всполошились. Но все равно зарычала, когда тихо проклюнувшийся Велий вкрадчиво поинтересовался:
— Верелея, признайся, ведь ты это все еще в Засеках придумала?
Я рассердилась донельзя, вместо ответа показала ему в зеркало фигу и решительно рявкнула:
— Это стечение обстоятельств! Я не такая, как вы думаете!
— Ты гораздо хуже? — хихикнула мавка, не выпускавшая все это время зеркальце из рук.
— Верея, мы тобой гордимся, — прогудела Алия. — Я только понять не могу, как ты все с рватнем-то провернула?
— Бездна коварства, — влез Анжело, восторженно сверкая глазами.
— И этот туда же, — проворчала я и тихо заскулила.
Вороны на дальнем конце взмыли тучей в небо, и Лихо напряглась, заинтересованно глядя вдаль.
— Это вампир на Сером Волке, — сказала я. — Иди, встречай дорогих гостей.
Два раза Лихо уговаривать не пришлось, она неторопливо двинулась навстречу долгожданным гостям.
— Только за деревья она зайдет, мы свечой в небо, и больше нас никто не увидит. Я такие места знаю, вовек нас там не сыскать! — Сивка заговорщицки подмигнул и удивленно вытаращился на меня, когда я со всех ног, стоило только Лиху скрыться за деревьями, метнулась к дубу, вскарабкалась на самый верх, как белка, и, сорвав с шеи цепочку с ключами, один за другим, как матерый вор, вскрыла все девять сундуков, ни разу ключиками не ошибившись.
— Лови! — заорала я, сигая с немыслимой высоты на раскрывшего в удивлении пасть коня.
— Держи! — истошно завопили, выскакивая из леса, мои родственники.
— У-у-у! — исступленно выла Лихо.
— А-а-а! — кричал богатырский конь, свечой уходя в небо. — Вляпался же я с тобой!

Снаружи гремел гром и бесновалась буря.
— О, что сейчас будет! Что сейчас будет! — Сивка-Бурка метался от стены к стене. — Да чтоб я еще раз с бабой связался!
Ему недоставало рук, чтобы рвать из гривы волосы. А я, крысою забившись в самый дальний угол мрачной и сырой пещеры, зыркала вокруг. Зеркальце, ракушка, даже перстень были завалены грудой камней, и все равно там подозрительно шевелилось и пищало.
— Они нас найдут, они нас найдут! — все сильнее паниковал конь, шерсть у него была изрядно подпалена, оно и немудрено — бабахнули по нам вслед неслабым колдовским арсеналом. Если б не Лихо, нам бы точно конец, а так просто полострова осело в воду, и все.
Воровато косясь на четырехногого безумца, я осторожно, за краешек, подтянула к себе завернутую в холстину книгу. И разочарованно хмыкнула — простая деревянная обложка и пергаментные страницы, пожелтевшие от старости, увидишь такую на полке и мимо пройдешь. Я открыла одну страничку, потом вторую, потом третью и чуть в голос не захохотала. Красными чернилами очень уверенным, похожим на рагуиловский почерком там день за днем описывалась история земель, стран и народов. Очень хороший учебник по истории. И стоило из-за этого так бесноваться! Я хохотнула, потом еще и уже не могла остановиться.
— Ты чего? — Сивка подозрительно замер на полуслове. — С ума сошла?
Я, зажимая рот ладонью и все равно пища, так что воздух выходил через уши, еле сумела выдавить:
— Мы сперли учебник по истории.
Сивка недоверчиво подошел и потребовал полистать, трясясь от смеха, я все-таки сумела перевернуть несколько страниц перед его мордой. Сивка фыркнул и посмотрел на меня с отеческой лаской:
— Нет, все-таки Карыч был неправ, он тебе точно карму испортил, окрестив дурой. — Конь небрежно копытом захлопнул книгу. — Ты о чем думала, когда ее открывала?
— Ну… — я запнулась, — о том, что в этой книге все описано от сотворения мира.
— А теперь подумай о чем-нибудь другом, — попросил меня Сивка. — Ты вообще для чего эту книгу воровала?
— Я ее не воровала, а взяла посмотреть, — пробурчала я. Думала я о Велии, но не при Сивке же говорить. Поэтому я сказала: — Хотела узнать судьбу Гомункулуса, долго ли ему в крысином образе ходить.
Сивка всей своей мордой показал, что не верит мне ни на грош, но тем не менее шаркнул копытом, раскрывая передо мной фолиант.
И, о чудо! Ни о какой истории там ни слова не было, зато на полкниги вся жизнь крыса в картинках и с подробными комментариями! Крыс в фас, крыс в профиль, крыс, ворующий у Рогача морковь, крыс, пугающий нас в коридоре, самодовольный крыс с архоном и, наконец, крыс в натуральную величину, задумчиво морщащий лоб, стоя на ступенях архива, с комментарием: «И в миг сей сжалось тревожно сердце, словно от предчувствия, что кто-то из Великих держит судьбу твою в руках, решая…»
— И что? — уставилась я на Сивку, а тот загадочно подмигнул. — Что?! — взъерепенилась я.
— Пиши.
— Что пиши? Куда пиши? Туда?
— Туда, туда.
— А мне и не чем. — Я стала отодвигать книгу, уже догадываясь, почему чернила красные.
— Тогда какого мы ее крали?! — заорал конь. — А ну, быстро пиши! — И он прижал уши, недвусмысленно скалясь. Я взвизгнула, выхватила из кошеля на поясе иголку и, морщась от омерзения, ткнула ее в палец, вскрикнув от боли. Затем подняла с земли щепочку и, собравшись с духом, как на экзамене, начала быстро писать.
— Грянулся он оземь и стал писаным красавцем. Ручищи — во! Ножищи — во! Росту высокого, в общем, добрым молодцем. И друг его — алхимикус знатным мужчиною обернулся, а не пауком сумасшедшим. Все! — выдохнула я, и в тот же миг книга сама собой подпрыгнула над землей на локоть, окуталась золотым сиянием и снова шлепнулась мне на колени, раскрывшись. Я онемела от восторга, такой красавец на меня глянул с разворота: — Велий! — завизжала я истошно. — Я хочу про Велия! — Но не успела я врыться в страницы, как конь осторожно наступил мне на руку. — Ой! Не мешай! — закричала я, отталкивая его копыто, но приставала упорно наваливался на меня, многозначительно кашляя. — Да чего тебе?! — не выдержала я и осеклась.
Оказывается, уже и буря улеглась за это время, и ветер стих, и добрые родственники камень, которым мы вход заперли, отодвинули. И теперь в нашу пещеру заглядывала с неподдельным интересом здоровенная собака с золотыми глазами и ослепительно белыми крыльями.
— Здрасти, — выдавила я. — А мы книжечку читаем.
Собака понятливо кивнула головой и сделала движение, как бы говоря: а ну пойди сюда, голуба. Я попробовала помотать головой, мол, не могу, занята, придите попозже, но двуличный Сивка поддел меня носом и так подпихнул вперед, что я вылетела из пещеры раньше, чем успела возмутиться, а вылетев, зажмурилась. И неудивительно, не каждый день увидишь всех обитателей Ирия.
Громовик осуждающе смотрел мимо меня на оробевшего Сивку-Бурку, а в Любаве я что-то никакой любви не заметила, с такими глазами противницам космы выдирают. Богатыри-ветры оттерли всех обитателей Заветного леса от меня подальше, и только Хорс смотрел на меня без явной враждебности. Стоило ему выйти из тени на свет, и собачья личина сползла с него, так что ко мне он подошел видным мужчиной. И, ни слова не говоря, забрал книгу, хотя я держалась за нее цепко. Перелистал ее, хмыкнул, показал что-то остальным и, глянув на меня с каким-то непонятным выражением, собрался было что-то сказать, но я так умоляюще на него смотрела, что злого слова не нашлось. Зато когда он нашел взглядом Карыча, ворон опасливо прижался к земле, как ученые вороны на острове у Лихо. И уж ему было высказано все! Что нельзя ребенка называть дурой; что если ребенка называть дурой, то она и будет дурой; что если у нее даже семь пядей во лбу, а кроме дуры она день за днем ничего не слышит, то в конце концов и творить будет одну дурь!
— Я не дура! — обиженно взвыла я, отвлекая небожителей и Древних от семейной склоки, и услышала в ответ обидный смех собравшихся.

Соленый океан остался позади, но его дыхание еще чувствовалось в порывах ветра, качавшего сосновый лес. Мы с Велием сидели на важно вышагивающем Индрике, а справа рысил Сивка-Бурка с Громовиком на спине, рассказывая о бурной своей молодости.
— И вот летим мы мирового змия на ум наставлять. Я ему… — Сивка покосился на седока, — и говорю: а ты молот свой дома не забыл? А он с похмелья такой весь мутный, какой, говорит, молот? Отламывает скалу и хрясь, хрясь змия по голове!
Косматый Громовик только молча диву давался, хмыкал в бороду, слушая такое свое жизнеописание. Аэрон, ехавший слева от нас на безразличном к присутствию богов драконе, таял от благоговения.
Тракт к острову Буяну был широк до чрезвычайности. Оказывается, соседствующие с Лихом королевства из года в год на нее войной ходили, подозревая в моей родственнице какое-то невиданное чудище великой силы, а стало быть, и огромных богатств.
— Ну ты, Верелея, даешь! — шептал мне на ухо Велий. — Первый раз видел, чтобы богов так честили в их же присутствии.
Я чувствовала, как у меня огнем горят уши, и понимала, что перегнула палку, но уж больно рассердил меня этот всеобщий смех! И я им в красках и телодвижениях показала все, что я, захоти только, могла бы с ними сделать, пока в моих руках находилась книга, если б такой доброй не была, если б родственников не любила, если б характер у меня не был золотой! И остановило меня лишь многозначительное молчание как раз в тот миг, когда я собиралась изобразить муки и стоны умирающего Хорса.
После этого я все-таки была схвачена и не больно, но крайне обидно порота Карычем и Анчуткой. Самое обидное, что Березина в это время меня отчитывала, а Горгония и Коровья Смерть дергали за уши. И только Индрик трусливо прятал глаза в отличие от благородного Васьки, грозившего испепелить всех взглядом. Но василиску надели на голову мешок. Сейчас он бежал где-то впереди и пугал местную живность.
В качестве наказания нас с Сивкой заставили отнести проклятую книгу обратно на остров к Лиху. Я всю дорогу пыталась все-таки открыть ее, чтобы хоть одним глазком прочесть что-нибудь про Велия, но Громовик каждый раз предупредительно кряхтел, улыбаясь в усы, а потом и просто откровенно потешался, когда мы с Сивкой лезли на дуб укладывать наследство Всетворца обратно в сундук. Я не удержалась, высказала-таки Лихо претензию:
— И что было притворяться одинокой и брошенной, если к тебе соседние королевства с войском наведывались?
Она невинно моргнула своим белым глазом, и я чуть не навернулась с Сивки. Так все и утряслось. Книгу оставили под присмотром стража, которому она даром не нужна, потому что все знали, что невезучая Лихо на дуб по доброй воле не полезет. А меня обещали пороть каждый день для профилактики, пока я не поумнею. Стоило Громовику покинуть нас, как прямо на дороге раскрылся вход в Заветный лес через те самые зеркала, которые я сотворила в капище, и облегченно вздохнувший вампир завел песню:
Капля по капле точится гора,
Минута за минутою, ну вот, и ночь прошла.
Шаг за шагом, в дороге целый день,
Зима на смену лету, и вот ты старый пень!
Голова твоя седа, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, а ну-ка расскажи,
Людям откровения полезны для души.
Ножка за ножку гуляет старый черт,
Птички чирикают, солнышко печет,
Сядет на пригорке, поглядит вокруг,
А может вдруг случиться, что заедет старый друг:
Седая голова, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, приятель, расскажи,
И нелюдям посплетничать полезно для души.
Хе-хей!
Я шмыгнула носом и сделала пальчиками всем, кто меня ждал. Даже амба радостно потирали ручки.
— Пороть я не дамся, — предупредила я, вцепляясь в перья Индрика.
— Дашься, дашься, — сказал Анчутка.
— Это она еще Вука не видала, — объяснил рогатому Карыч. — Сама бы зад подставила, лишь бы мы его к ней не пускали.
— Что Вук, — подпустила яду Горгония, — вот Гомункул в гости рвется, ручищи — во! Ножищи — во! Подвальный!
Целый месяц после этого события в Школе царило затишье, какое всегда случается после сильной бури, когда людям становится не до склок и всех мучает только одна забота — как собрать уцелевшее. Я шмыгала из комнаты в класс и сразу же обратно в комнату, стараясь никому не попадаться на глаза и никого лишний раз не раздражать. По Школе ползли нервные шепотки. Правды о книге и острове Буяне никто, конечно, не знал, но все в один голос уверяли, что сотворила я нечто ужасное, просто из ряда вон! Настолько жуткое, что боги даже не смогли сразу придумать, как меня казнить, но обязательно сообразят и не сегодня завтра мне не поздоровится.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:43 | Сообщение # 22

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Все обитатели Школы были так увлечены слежкой за мной, что пропустили превращение Гомункула в добра молодца. А глянуть было на что!
Я собственным глазам не поверила, когда этот верзила возник на пороге нашей комнаты. Пригнулся, проходя в дверь, и все равно задел плечами косяки, сгреб меня в охапку одной рукой, а другой рукой замахнулся, чтобы шмякнуть сверху, постоял задумчиво, а потом разочарованно опустил на пол и вздохнул:
— Не могу маленьких обижать!
— Я же хотела как лучше! Ты же сам говорил: «Ручищи — во! Ножищи — во!»
— Как я жить-то теперь буду, идолица? — Он ударил себя в грудь. — Я ж в подвал не влезаю! У Рогача теперь и ложку серебряную не сопрешь! За версту меня видно. А еда? — Он порылся в карманах и вынул бутыль зеленого стекла, посмотрел ее на свет и осушил одним махом. — Вот! — Крыс осуждающе глянул на меня, утираясь рукавом. — А раньше мне этого на неделю хватало. А про то, как я тут голяком по этажам бегал, после того как с лестницы сверзился, и вспоминать тошно. Хорошо хоть люди добрые одели в обносочки.
«Обносочки» на Гомункуле колом стояли от золотого шитья, и даже на сапогах был рисунок, сделанный золотым витым шнуром. Поняв, что бывший крыс просто-напросто прибедняется, я состроила серьезное лицо:
— Ну извини, не думала, что все так выйдет. Хотя… — Я призадумалась, а потом заулыбалась: — Пойдем к Велию, уж из человека-то крысу он в два счета сделает!
Крыс замахал ручищами, поднимая в нашей комнатенке ветер, и поспешно пригрозил, что если я его превращу обратно в крысу, то он придет ночью и все жилки на пакостных ручках перегрызет, чтобы неповадно было. В общем, Крыс еще долго жаловался на злодейку судьбу, а нам с каждым словом становилась все понятнее причина его страданий, которая на самом деле была удивительно проста — опамятовавшийся алхимикус заставил его работать, что для крысиной натуры Гомункула было просто невыносимо. И теперь он, сбегая из подвала, жаловался ученикам на нелегкую участь. А то сидел на крылечке Школы, благо с каждым днем становилось все теплее, и фантазировал на пару с Зорей, как вернется из Ирия Сивка-Бурка, как сядут они на него да поскачут во чисто поле, как начнут рубить головы злым ворогам и разбойникам, а люди их славить будут за это и кормить задарма.
Феофилакт Транквиллинович слушал эти речи и заранее бледнел, представляя, как один вор, а другой бездельник начинают людям добрые дела делать. А уж когда явившийся наконец в Школу Сивка, услышав такое предложение, сказал, что у него на примете есть даже одно царство, которое нужно срочно от злодеев освободить, загрузил обоих богатырей работой так, что они взвыли и о всякой ерунде думать перестали. Хотя Алия клялась, что пару раз видела, как ночью тайком в парк прокрадывался богатырский конь и из Мирены стали долетать слухи, что пошаливают на тамошних дорогах два брата-великана, придумавших обижать местных разбойников. Да не просто так, а с выдумкой: дождутся, пока разбойники караван ограбят, и тут же за грабеж отомстят. А куда золото девается, неизвестно.
Самое обидное, что лично мне с Сивкой-Буркой общаться запрещали или только в присутствии кого-нибудь из наставников, объясняя это тем, что я на него дурно влияю.
Одно счастье, что теперь не только Древние, но и боги так сильно стали доверять поднявшему суматоху Велию, что впрямую назначили его моим надзирателем. И теперь мы все вечера напролет донимали друг друга разговорами. Он меня пристрастно экзаменовал с учебниками в руках по демонографии, культурологии и обществоведению, а я все больше напирала на велиологию.
— Итак, — морщил лоб, не отрывая взгляда от страниц, Велий, — когда родился Илиодор-царь?
— За тысячу семьсот восемьдесят один год до рождения Велия, — ответила я, посчитав в уме.
— Неуд вам, ученица Верелея. Царь Илиодор родился на три года позже.
— Что?! — подскочила я, едва не опрокидывая подсвечник. — Тебе только двадцать два года?!
— А ты сколько думала? — удивленно уставился на меня маг.
— Я думала, что ты старше.
— Вот спасибо. — Он поклонился мне до земли. — Только старым хрычом меня и не называли!
— Нет, правда? — не унималась я. — Такой весь правильный и рассудительный в двадцать два года?
— У меня была очень суровая жизнь, — скорчил скорбную физиономию Велий. Я зарычала, требуя, чтобы он прекратил придуряться.
— Нет, я всегда думала, что ты старше нас.
— Кого это «нас»? — приподнял черную бровь Велий.
— Ну нас. Алии, Аэрона, Сиятельного…
Велий захохотал так, что чуть не упал со стула.
— Неуд тебе, ученица Верелея, по демонологии неуд, по обществоведению неуд, по работе со школьным социумом и общественно полезному труду тоже неуд! — Он утер выступившие на глаза слезы и поправился: — Нет, по общественно полезному труду это я погорячился, ты ж Гомункулу помогла книжки собрать, не одни же разрушения от тебя.
— А за остальные-то предметы почему неуд?! — возмутилась я.
Велий посмотрел на меня как на ребенка:
— Знаешь, Верелея, я не устаю тебе удивляться. Допустим, учителей ты не слушаешь принципиально, с этим я уже смирился, домашние задания не выполняешь, это тоже можно понять, сам не делал, но ведь ты была в Урлаке, хуже того, ты — «невеста» их лорда!
— И что? — набычилась я. Велий покачал головой, словно сам не верил, что может объяснять невесте вампира такие вещи:
— Ты детей в замке видела? Вообще кого-нибудь младше Аэрона видела?
— Аэрон — единственный сын у родителей. — Тут я вспомнила обстоятельства своей помолвки. — Да мне и некогда было! И невеста я липовая!
— Даже если б ты была настоящая, — отмахнулся Велий, — тебе все равно бы не показали. До совершеннолетия им просто не разрешают покидать детскую половину дома, а совершеннолетие наступает в пятьдесят. Так что нашему другу лорду этим летом пятьдесят четвертый наступает. Хотя полжизни он и провел в полусне.
Я вытаращилась так, словно меня по затылку стукнули колотушкой, пролепетав только:
— Не может быть! Я-то думала, что он молодой кобель, а он старый развратник! — и тут же сообразила, что меня дурят. — Врешь! — закричала я, подпрыгивая со стула. — Аэрон сам мне рассказывал, что в детстве играл с чужими детьми! — и осеклась, вспомнив, что обещала не болтать об этом с посторонними.
— Ага, — прищурился Велий, — а я-то считал, что вампиры это держат в строгой тайне.
— Что держат в строгой тайне? — спросила я, изображая дурочку.
— То, что у Аэрона проблемы, Конклаву магов известно, и вообще, давай закончим об этом, у тебя экзамены на носу. Знаешь, что директор сказал? Велел экзаменаторам рвать тебя как старый лапоть.
— Он и так половину зачетов обещался сам принимать, — пожаловалась я.
— Тем более, — буркнул Велий и, снова вперившись в учебник, забубнил: — Теперь выкладывай мне родословную этого самого Илиодора.
— Погоди, — упорствовала я, — а Сиятельному тогда сколько?
— С Сиятельным вообще трудно, — отмахнулся Велий.
— В каком смысле? — заинтересовалась я.
— Давай про Илиодора! — хлопнул по столу Велий. — Итак, Илиодор — сын…
— А кстати, чей ты сын? — перебила я его. — Я ведь вообще не знаю, какого ты роду-племени.
Велий закатил глаза:
— Верелея, прекрати ты эти глупости.
Но я состроила умильную мордашку, и маг сдался:
— Хорошо. Вопрос за вопрос. Ты отвечаешь мне, я тебе. Итак, Илиодор…
Я вздохнула и выпалила одним духом:
— Илиодор — сын царя Кориона, это по официальной версии, а по неофициальной считался сыном Солнца и возглавлял одно из племен, вторгшихся в Поречье, а именно то, которое, вторгшись в наши пределы, повернуло на юг. Считается основателем Златоградской империи. Хотя, на мой взгляд, и до него там было неплохо. Итак, Велий… — Я вопросительно уставилась на собеседника.
— Вересень, — вздохнул «наставник». — Верелея, ну ничего интересного, в самом деле.
— Уговор, — прорычала я, жалея, что он не согласится дать клятву на архоне, а то ведь и соврать может.
— Ну хорошо, хорошо, — видя мой решительный настрой, сдался маг. — Я уроженец Северска, больше того, из Княжева.
— О! Столичный житель! А родился, случаем, не в кремле великокняжеском?
— В трехстах шагах от Красных ворот, — не моргнув глазом ответил Велий и расхохотался, глядя на мое лицо. — А ты думала, я от нищей жизни квестором заделался?
— Нет, я думала, что ты за папу с мамой всем мстишь, — брякнула я, не подумав, и тут же прикусила язык, увидев, как он погрустнел. — Извини.
— Да ничего страшного. Вересени всегда были квесторами. В Конклаве тоже есть свои направления, так вот мой дядя Лунь Вересень возглавляет орден квесторов Конклава, и мать моя была чаровница, оттого они и оказались в Мирене.
— Так это не Лонгин на них напал, — догадалась я, а Велий тяжело вздохнул:
— Я же тебе говорил, что в нашем ордене смертность очень высокая. — И он, снова потянувшись к книжке, потребовал: — Давай теперь мне всю родословную Илиодоровичей, до сегодняшнего императора.
— Ты чего? — взвизгнула я. — Это же сколько имен! Да я до утра перечислять буду!
— А я не тороплюсь. — Маг делано зевнул, поудобнее располагаясь за столом. — Кстати, генеалогическое древо потомков Всетворца с тебя Феофилакт Транквиллинович будет спрашивать отдельно.
— Всех?! — не поверила я.
— Ага. А то ты постоянно находишь новых родственников, а потом таращишься на них, как на диво заморское. У директора уже спрашивать начали, учит он тебя чему-нибудь или нет? Или вы на пару груши околачиваете.
Я, жалея саму себя, стала перечислять проклятых императоров. Спасла меня от этой пытки возмутившаяся Алия, которая, шваркнув дверью, с порога заявила:
— Вы имеете совесть? Ночь уж на дворе, а это, между прочим, наша комната!
— Да! — пискнула у нее из-за плеча Лейя. — Торчим всеми вечерами в мужском крыле! На нас уже коситься начинают.
— Ясно. — Велий побарабанил по столу пальцами. — У Аэрона припасы закончились.
— Еще бы! — Лаквиллка плюхнулась на свою кровать. — Там два этих проглота так ложками стучат, что аж в ушах звон стоит.
— Кто тут проглоты? — возмутился с порога крыс, проталкивая свое красивое, но уж слишком могучее тело к нам в комнату.
— Мы крупные, нам питаться надо, — поддакнул бочком протискивающийся Зоря.
— О! Двое из ларца одинаковы с лица! — хлопнула себя по ляжкам Алия. — Только ржут и жрут! Чего вам надо?
Гомункул обиделся:
— А я, может, не к тебе зашел, а к Велию с Вереей. Привет, чем занимаемся?
— Ничем! — радостно воскликнула я, сметая со стола учебники.
— Э-э! Это мой! — Велий кинулся за неосторожно сброшенной мной книгой под кровать. — О! А что у вас тут скатерка делает? Хозяйки тоже мне! — Он вылез, отряхивая пыль с себя, книги и скатерти-самобранки. Мы с Алией подавились ответом и потянулись к скатерти. Что-то, наверно, было в наших глазах такое, от чего Велий попятился, кося одним глазом на нас, а другим на скатерть. Мавка позеленела и стала продвигаться к выходу, лепеча:
— Я не виновата, я ее на один раз взяла. Я ее забыла спрятать.
В глазах Велия вспыхнул жаркий огонь любопытства, и, прежде чем я успела лечь животом на стол, он швырнул туда нашу скатерть.
— Ух ты! — выдохнул Зоря.
— И вы это скрывали?! — заорал Гомункул. — Друзья впроголодь живут, а они жируют!
— Так. — Велий, хищно улыбаясь, облокотился на стол. — И что у вас еще есть?
— Ничего! Это последнее! — завыли мы с Алией.
— А это откуда? — не унимался маг.
— Повадился к Алии ходить Серый Волк, — заревела мавка от двери.
— Вот только не надо мне этих историй! — прикрикнул на нее маг.
— Ух ты! Скатерть-самобранка! — взвизгнула, появляясь на пороге, овечка. — И мужчины в неурочное время! — Она взгромоздила копыта на стол и, потянув носом, сладко пропела: — И вино в комнате несовершеннолетних.
— Это он! — хором воскликнули мы и показали на Велия.
— А я расследование провожу, — не моргнув глазом, сказал маг. — Вот, обнаружил неучтенный предмет.
— Не надо его учитывать! — закричали мы. — Пусть она останется у нас, и мы все вместе будем ею пользоваться!
— Ты же квестор, тебе она ох как понадобится! — уговаривала я Велия.
— То-то мы в Засеках только с нее и питались! — ехидно ухмыльнулся маг.
— Нет, ну до чего скаредные люди эта нечисть! — подхватил его обвинения крыс, присаживаясь к столу и накидываясь на яства. — Салатик будешь? — обратился он к овечке.
— Мы еще расследование не окончили, — заявила комендантша, но тем не менее ухватила со стола связку бананов. Поняв, что разграбление стола может плавно перейти в изъятие скатерки, я начала канючить:
— Нет, в самом деле, нам ее Серый Волк подарил, хоть у него спросите.
— Что у меня спросить? — донеслось с порога.
— О! — обрадовалась овечка, усиленно работая челюстями. — Налицо нарушение внутреннего распорядка.
Волк, чмокнув зардевшуюся Алию в щечку, улыбнулся всем остальным, а особенно овечке:
— Ты еще поговори мне тут, комок шерсти.
Комендантша фыркнула и оценивающе уставилась на апельсины, после чего перевела взгляд на Зорю и кокетливо похлопала глазками:
— Ну и кто очистит даме фрукты?
Богатырь поспешно кинулся удовлетворять ее прихоть, а стоявший все это время на пороге Аэрон потер руки:
— Я смотрю, у вас как всегда пир горой.
— Заходи, не стесняйся, — радушно пригласил его Гомункул, набираясь мужества перед решительным боем с трехэтажным тортом посреди стола. Судя по суровой складке меж его бровей у торта не было ни единого шанса.
Уроки пришлось отложить, тем более что слух о пире мгновенно разнесся по Школе. И вскоре в нашу комнату набилось столько народу, что я сбежала в комнату «жениха».

На следующий день, когда мы с Велием прогуливались по парку, топча просохшие дорожки, маг спросил:
— Знаешь, о чем я думал всю ночь?
— Даже не рискую предположить! — Я закатила глазки. — А когда предполагаю, вся краснею, вся краснею!
Он улыбнулся, всем своим видом показывая — он ни капельки не верит, что я такая, какую из себя строю, но оценил мои старания.
— Я тщательнейшим образом сопоставлял появление Сивки, Серого Волка, скатерку эту, яблочки молодильные, которые вы директору притащили, с твоей тягой ко всяким экзотическим книгам.
— Ой, какой ты все-таки умный! — восхитилась я. — Не по годам.
Он хмыкнул:
— А ты знаешь, что у алхимикуса все-таки был полный реестр хранилища и я в него сегодня утром заглянул.
Я с настороженным интересом вслушивалась, а этот злодей тянул, специально отвернувшись и любуясь просыпающейся природой.
— И что? — не выдержала я.
— Погодка сегодня просто изумительная.
— Ну и сам дурак, — буркнула я и тоже отвернулась.
— А вы воровки, — не остался в долгу Велий.
— Почему это? — вознегодовала я.
— Гомункул рассказал, как вы по второму разу архив крушили. И я даже знаю, где вы книжку прячете.
— Вот гад прожорливый! — выругалась я, а потом уперла руки в боки. — И где же она?
— Вот! — Велий выхватил книгу из-под куртки.
— Грабют! — заорала я, пытаясь допрыгнуть до книжки. — Когда же ты успел ее стащить?
— Да сегодня же утром. — Велий смеялся, а я прыгала вокруг него как собачка. — Сказал Лейе, что у меня запонки в сундук упали.
— Какие запонки?! Ты же их не носишь! — Я затопала ногами. — Ну мавка! Ну дура!
— И что же здесь происходит? — Как черт из табакерки, на тропинку вынырнул Феофилакт Транквиллинович. Маг тут же сделал серьезное лицо и, развернувшись к директору, выглядел так, словно полтора часа читал лекцию и только сейчас на минуточку прервался, потому что в горле запершило.
— Добрый день, — поклонился он, — вот, изучаем полифункциональные заклинания.
Феофилакт Транквиллинович удивленно уставился на книгу, но Велий поспешил его успокоить:
— Это всего лишь наглядное пособие, если мы и сделаем что-нибудь, то не более двух-трех объединенных явлений.
— А не слишком сложно? — забеспокоился директор.
— Очень сложно, — тяжело вздохнул маг. — Возможности ученицы крайне ограниченны, она одно-то упражнение с трудом выполняет, а уж объединить два в одном… — Велий закатил глаза, и сразу стало понятно, что для меня это практически подвиг.
— Не переусердствуйте, — встревожился Феофилакт Транквиллинович. — Может, побольше теории? — Он сурово посмотрел на меня: — Госпожа Верея, вы задерживаете курсовую по Подземному царству.
— Вот только освою два явления одновременно и сразу сдам курсовую, — пробурчала я. — Как раз научусь писать и думать одновременно.
— Не дерзи директору. — Велий, ласково улыбаясь, наступил мне на ногу.
Я ткнула локтем ему в бок, дождалась, пока директор уйдет, и набросилась с кулаками:
— Ах, у меня мозгов не хватает, да? Двоедушник ты, вот кто! — Поняв, что мои прыжки его только забавляют, я решила сдать ему зачет по магии прямо сейчас. — Рукава отращиваем до земли — раз, на спине их сращиваем — два, зашиваем капюшон — три!
— Верелея! Это не полифункциональное заклинание, а последовательное применение простых! — забился в коконе маг.
— Какая разница?! — Я подхватила выпавшую книгу и со всех ног побежала к Школе, потом вспомнила, что сейчас догоню директора, и заметалась по парку, слыша позади гневный рык Велия. Тем и развлеклись.
А стоило закончиться урокам, как все пошло по новой.
— Итак, расскажи мне основные мотивы мифов. Начиная с антропогонического.
Я страдальчески закатывала глаза.
— Пустите меня! — ломилась в двери мавка. — Ночь на дворе!
— А че у вас так скучно? — тянул, зыркая по углам, Гомункул.
— Нарушаем, — беззастенчиво садилась за стол овечка, готовясь вкушать яства.
— Давайте хоть сегодня без этого обойдемся! — возмущался Велий. — Человеку готовиться надо!
— А человека никто не держит! — посылал нас набравшийся у Гомункула наглости Зоря.
— Давай не будем сегодня про анропогани… в общем, про погань эту, — скулила я, шлепая по коридору. — У меня уже голова гудит.
— А что ты предлагаешь?
— Ну расскажи что-нибудь из жизни, порадуй девушку историями.
— Ладно, одну историю за один ответ.
У меня даже на скулеж сил не осталось, поэтому, толкнув дверь в Аэронову комнату, я плюхнулась на кровать и приветственно махнула рукой вампиру.
— Привет, «женишок», можно я у тебя на правах «невесты» помру?
— Я знал, что дружба с магами до добра не доводит, — встал на мою защиту Аэрон. — Велий, хватит измываться над ученицей. Хотя… — Он задумался, сощурив свои зеленые глаза, — с другой стороны, если она умрет от непосильного труда, то мне не нужно будет позориться и расторгать помолвку. Глядишь, еще год свободы ввиду траура обеспечен.
— Предатель, все вы, мужики, такие!
— Вот и развивай эту тему. Все мужики такие, потому что… — поощрительно улыбнулся Велий.
— Потому что произошли от жаб и змиев! — закончила я, утыкаясь носом в подушку. Приятели переглянулись, и в Аэроне все-таки заговорила совесть:
— А что, нормальный миф.
Велий не стал спорить:
— Ладно, с происхождением человека ты справишься. Теперь давай пример архетипов.
— Э-э, погоди, — сразу ожила я, — сейчас твоя очередь историю рассказывать.
Но в дверь ворвалась радостная Лейя:
— Верея, а мы сейчас по книжке ковер-самолет вызывать будем!
Я подскочила, а Велий засмеялся:
— Ничего у вас не получится.
Я фыркнула — надо же, какая самоуверенность! — и, ухватив мавку за руку, сказала:
— А ну пойдем, разберемся.
И мы решительно пошагали обратно в нашу комнату. Там вся компания вразнобой зачитывала текст вызова ковра.
— Лейя, — я повернулась к мавке, — это что за хор убогих? Кто здесь гармонические чары изучает? Синхронно же нужно произносить! Ну-ка, дай сюда. — Я забрала книгу у Алии. — Надо всем вместе и дружно.
Велий усмехался, привалившись к косяку, но стоило за окном появиться цветному, трепещущему на ветру полотнищу, как улыбка сползла с его лица. Он распахнул окно и недоверчиво пощупал ворсистый ковер.
— Этого не может быть. Это же книга для детей богов, — бормотал он растерянно, а мы снисходительно улыбались.
Мавка нетерпеливо рвалась вперед:
— Поехали же кататься!
Сиятельный аккуратно придерживал ее за талию, всем видом показывая, что он не рвется рухнуть вместе с подозрительной тряпкой с третьего этажа, но если девушке так уж приспичило, то он, как благородный рыцарь, конечно, не откажет, хоть и надеется, что найдется друг, который юркнет мимо них первым. Велий, наконец справившийся с потрясением, решительно повернулся к нам, и все отшатнулись от окошка.
— Так, а теперь быстро признаемся, кто вызывал Сивку-Бурку и Серого Волка! — рявкнул он так решительно, что мы тут же и признались:
— Мы все втроем.
— Точно втроем? — не унимался он, почему-то глядя на меня.
— Да что я вам, самая крайняя, что ли? — заголосила я, а волк, который точно знал, КТО его вызвал, молча играл бровками, не отрывая взгляда от все более розовеющей Алии. Может быть, Велий и дожал бы нас, но на этаж ворвался Рогач и с ходу завел:
— Будет в этой Школе порядок когда-нибудь или нет, а? Что за неучтенка за окном, а? Это чья тряпка, а? Где комендант, а?
— Окна моем, а! — проблеяла овечка, топоча копытцами по ковру.
— Будет в этой Школе когда-нибудь порядок?! — заорали одновременно химеры и летавицы.
— А? — подскочил Рогач.

На следующий день занятия с Велием были после обеда. Я молча блаженствовала, растекшись по парковой скамейке:
— Если б ты знал, как меня Кощеиха достала, — делилась я переживаниями. — Она меня как тряпку выжала, досуха. И в демонологию залезла зачем-то, и в демонографию.
— Я ж предупреждал, — со вздохом сказал Велий.
— А ты чего такой хмурый?
— Что за вопрос? Я за тебя переживаю. — Он подсел ко мне и приобнял за плечи.
— Ай, господин учитель, чего это мы делаем с ученицей? — живо заинтересовалась я.
— А что мы делаем? Сейчас обнимаем, потом целовать начнем, — нисколько не смущаясь, пообещал Велий.
Вообще-то скамейка была именно поцелуйная, к ней вела единственная дорожка, заканчивавшаяся тупиком у глухой стены, и все нежелательные гости были видны издалека. В другом конце парка имелась еще одна поцелуйная беседка, а в летнее время еще и несколько укромных зеленых ниш, надежно скрывавших влюбленных от любопытных глаз, но все их использовали по назначению обычно в ночное время, а чтоб вот так нахально и дерзко днем, это случалось только в разгар весны, вот как сейчас.
— Ишь, как вас распирает, господин наставник! — Я уперлась в грудь Велия руками. — А я, между прочим, чужая невеста.
— Хватит придуряться, — сказал Велий и сильней притянул к себе.
Я было обмякла от его поцелуя, но тут заметила, что он уже и голову потерял, потянула его на себя, а потом коварно вильнула бедрами, сбросив мага со скамейки. Велий плюхнулся на землю и попытался, не вставая, ухватить меня за сапог, но я проворно поджала ноги и взвизгнула:
— Сюда идут.
— Кто? Где? — Велий вскочил и стал оглядываться вокруг с таким видом, словно ему помешали прочесть самую главную лекцию в его жизни.
— Какой ты двуличный все-таки! Только что глазищами так и сверкал.
Маг понял, что его провели, и успокоился.
— Между прочим, это тупик, — заметил он, — так что никуда ты от меня не денешься до конца урока. — И пошел на меня, растопырив руки. Я забегала вокруг скамейки. Да, занятия по магии гораздо увлекательней и интересней уроков Офелии Марковны.
Конечно, было огромное искушение пустить в ход свои чары, чтобы маг не воображал о себе чересчур, но еще соблазнительней было сдаться. Что я и сделала, почти натурально споткнувшись и упав в его объятия. Дыхание перехватило, и мы потеряли счет времени, опомнившись, лишь когда стало темнеть. Велий с неохотой оторвался от меня, а я, чувствуя, как припухли и горят губы, стала смущенно приводить себя в порядок.
— Все вы, парни одинаковы, — бурчала я притворно. — Как дорветесь, так чисто упыри!
— Что значит все? — навис надо мной Велий, похожий со своими растрепанными черными волосами на самого настоящего демона. — Их у тебя много было? Есть с чем сравнивать?
— Ой, самовар закипел! Какой ты красненький, щас порвет! — всплеснула я руками.
— Коза. — Велий обвиняюще ткнул меня пальцем. — Я — мужчина, а мужчина без ревности это… — Он закатил глаза, подбирая сравнение.
— Боров холощеный, — подсказала я.
— Не сбивай меня. — И сам ляпнул: — Это бык…
— Неженатый, — добавила я.
— Да ну тебя, Верелея.
— А ты мне давай лекцию про любовь прочитай, а я послушаю.
Он посмотрел на меня как на врагиню, мог бы — задушил.
— Нет, ну какая ты!..
— Красивая, — проворковала я.
— Вздорная. И целуешься как пацанка.
— Кто?! — взревела я.
— Дед Пихто, — ответил Велий, радуясь, что зацепил меня за живое. — Обслюнявила всего, аж с подбородка капает!
Мне ужасно захотелось его убить, поэтому я кинулась на мага с кулаками и в результате мы потеряли еще один час. Я вырывалась, трепыхалась, пыталась навернуть ему побольнее и еще больше кипятилась оттого, что ему все мои тумаки были как каменному истукану, и он явно получал удовольствие, глядя, как я бессильно зверюсь, когда он целует меня против воли в лобик, щечки, носик, губки.
Очень хотелось заорать: «На помощь!» — и посмотреть, будет ли он прятаться по кустам. Поняв, что мне попросту не вырваться, я обвисла в руках мага в надежде, что надолго его не хватит, и не зная, что бы ему пообиднее сказать. Про слюни? Глупо. Про то, что он старый хрыч? Неубедительно. В коленку пинать? Опасно, еще обидится и вздует.
— Ладно, ладно, — сдалась я, — умеешь целоваться, убедил. Бык неженатый. А где ты, собственно говоря, так научился? — Теперь уже я сама вцепилась в его кожаную куртку. — Отвечай, сколько девиц попортил?
— Я?! Да ты у меня первая! — Велий широко открыл невинные глаза. Может, кто другой и поверил бы, но только не я.
— Подозрительно знакомое выражение лица. Такое же было у Аэрона, когда он мне в верности клялся.
— Обещаю, — Велий торжественно тряхнул меня, — я тебе в верности клясться не буду.
Вот тут-то я уже не удержалась и цапнула его зубами за губу.
— Ай! — вскрикнул маг. — И что я теперь скажу учителям? Что губу в дверях прищемил?
— Ага, прищемил, когда сильно раскатывал! — подсказала я.
— Злая ты, — укорил меня Велий, слизывая кровь и опуская меня на землю. — За что только я тебя такую полюбил?
— А ты меня полюбил? — спросила я, глядя на Велия из-под ресниц.
— Нет, — засмущался Велий, — съесть хочу, да все стесняюсь.
— Нет, нет, я желаю подробностей! — Я запрыгала, а маг начал отбиваться, возмущенно крича:
— Сгинь, нечисть!
— Вел! — не унималась я, чувствуя, что добыча ускользает из рук. — Не будь гадом! Между прочим, признание в любви — самое значительное событие в жизни девушки. Ну кроме свадьбы, конечно. Так сделай все как полагается!
Он дернулся, словно я его по спине дубиной огрела, однако пробубнил:
— Самое важное событие для тебя на сегодня — это экзамены.
— Зануда! — взревела я, понимая, что большего мне от него не добиться.
— А ты, а ты… — Велий запнулся, — а ты марш в комнату, еще к завтрашнему зачету готовиться по естествознанию!
— Фиг тебе! — обиделась я. — А в нашу комнату сегодня не смей и носа казать, а то мы бей-дубинку из волшебной книжки вызовем! Уж она тебе бока-то намнет!

Велий споткнулся и посмотрел на меня так, словно внезапно вспомнил что-то важное.
— Сама будешь вызывать или с подругами?
— Не твое дело, — буркнула я. — Обидел девушку и вали!
— Ничего у тебя не выйдет. — Велий стал одергивать куртку и отряхиваться. — Лейя наверняка у Сиятельного пропадает, а Алию Вульфыч еще вчера грозился забрать после уроков в Веж к кузнецу за оружием для экзаменов.
— Подумаешь, — фыркнула я. — Все равно не заходи, у меня день самостоятельных работ. — И прошла мимо, по-миренски соблазнительно покачивая бедрами. Пусть смотрит, какая красота мимо рук проплывает. Однако совсем «мимо рук» не получилось, пришлось с писком убегать.

В комнате действительно никого не оказалось, было темно и необычно тихо. Я без энтузиазма похлебала холодных, сваренных Алией щей, в которых все ингредиенты выглядели так, словно их второпях порубали саблей, а потом, решив, что и так сойдет, просто бросили в соленую воду. На видном месте лежала записка: «У нас пикник, скатерть взяла с собой. Лейя». Я завистливо вздохнула, потому что вкусненького сразу захотелось и потому что пикник происходил, скорее всего, далеко за стенами Школы, им-то не запрещали ее покидать. Я посмотрела на гору книжек и сморщилась. Почему-то книгу сказок, вырванную из загребуших рук Велия, читать хотелось, а естествознание — ни капельки. А может, устроить на сегодня выходной? Тихий, уютный вечерок в одиночестве?
Я, не глядя, быстро полистала волшебную книжку и, ткнув пальцем наугад, прочитала сказку. История была просто кошмарная: дядька с синей бородой убивал своих жен, а самая молодая из них расчленила его самого.
— Теперь и не усну. — Я посмотрела на темные окна, перевернула страницу, но мне снова не повезло, там волшебным мечом крошили несчастное чудище за полцарства и принцессу, мнение которой почему-то никого не интересовало. — Гадость какая. Та-ак, что у нас дальше? — Я углубилась в чтение. — Случился неурожайный год, и в семье дровосека нечего стало есть, а в семье было семь детей, и решил он отвести их в лес, чтобы не видеть, как они умирают с голоду. Ох, какой добрый папа! — Всплеснув руками, я села на кровать и перелистнула страницу. И напоролась на историю людоеда. — Так… Погода была прекрасная, принцесса была ужасная… Ну хотя бы смешная. Так, что у нас дальше? Ага, бабушку в печку. Молодец, сообразительный мальчик. А это у нас что? Бух в котел и там сварился. Правильно, нечего в кипятке купаться. — Я залилась смехом, хлопая рукой по подушке и повторяя: — Злые вы, уйду я от вас, сказала смерть. — Утерев невольную слезу, я перевернула лист: — Ну это совсем для детей. А это что? — и тут же узнала. — А, это про цветочек вяленький, нет, про такое мы не читаем. Так-так-так, это новенькое что-то. Подушка для шалуна. Ну-ка, прочитаем. — Я с чувством начала декламировать:
Это кто у нас шалит?
Ночку целую не спит?
Шалуну под ушко
Мягкую подушку.
Пусть приснится сказка
Добрая и ласковая.
Стоило мне договорить, как прямо на раскрытую книгу откуда-то сверху шлепнулась яркая шелковая подушечка-думка.
— Вот леший! — Я уставилась в удивлении на потолок.
— Вот леший! — рявкнуло эхо голосом Велия.
Я вздрогнула от неожиданности, когда маг вынырнул из-за спины как черт из печи.
— Чего пугаешь? — взвизгнула я, но Велий сурово, даже как-то обвиняюще посмотрев на меня и подушку, спросил:
— Это что?
— Подушка. — Я захлопала глазами. — А ты что, все это время за мной подсматривал?
— Просто в дверях стоял. — Велий нахмурил черные брови. — Ты ее вызвала.
— Кто? Я?! Нет! Это, наверное, Гуляй крышу ремонтировал, и у них упало.
— Верелея, — взъярился Велий, хватая подушку, — кому ты голову дуришь…
Я посмотрела, как он медленно заваливается на кровать, мутнея взглядом, и поспешно отползла в сторону. Велий лежал поперек кровати как бревно и явно не чувствовал никаких неудобств.
— Эй, — я испуганно потянула его за рукав, — ты умер, да? Сейчас же скажи, что ты не умер! — Прижавшись ухом к груди, я стала прислушиваться к дыханию, и тут дверь распахнулась настежь.
— Я знала, что она его угробит! — громко съязвила, стоя на пороге, Алия, а Серый Волк, груженный оружием лаквиллки, сделал мне ручкой.
— О, привет, ослик, — улыбнулась я. — Привет, Сиятельный.
Князь, как истинный кавалер, всегда провожал мавку до дверей, целовал ей ручки и говорил много-много красивых слов. За ним не надо было, как за магом, бегать по парку, чтобы выжать что-нибудь приятное для себя.
— А Велий что-то… устал, — пролепетала я, — и подушку не отдает. Помогите забрать, а?
— Ну и зачем ты это сделала? — набычилась Алия, глядя на беспробудно спящих на моей кровати парней. Сколько ни пихала она Серого в бок, тот только похрапывал.
— Так, нарушаем. — Не замедлила появиться на пороге комендантша и, глянув на идиллию на моей кровати, обрадовалась: — О! Злостно нарушаем! Причем систематически. Пора докладывать и принимать меры. А это что за подушечка, хр-р-р…
— А что ты в нее зашила? — поинтересовалась мавка, склонившись над овечкой. — По действию похоже на дурман-траву, но что-то больно быстро действует. — Она задергала острым носиком. — А пахнет вкусно!
— Эй, не трогай ее! — Я бросилась к Лейе, чтобы оттащить от кровати, но поняла, что поздно, и махнула рукой: — Ладно, спи.
Алия прижала к себе свое железо и с ужасом смотрела на этот сонный курган:
— И что теперь? Будут спать сто лет? Пока принц на белом коне всех не перецелует?
— Не знаю, — призналась я. — Я ее боюсь.
— Давай шваброй в окно выкинем!
— Кто выкидывать будет? — Я попятилась, пряча руки за спину.
Алия запыхтела, как еж, но все же пошла открывать окно. Я подала ей швабру, и мы на пару с горем пополам — нет, не вытолкали думку в окно, а всего лишь запихали под мавкину кровать. И то хорошо.
— Пусть там лежит, — утирая трудовой пот, сказала Алия. — А Лейе скажем, чтобы под кроватью не мыть.
— А она там и не моет, — успокоила я подругу.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:43 | Сообщение # 23

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Да и за ноги ее из-под кровати вытянуть легче, чем этих. — Лаквиллка кивнула на спящих.
Мы стали будить друзей. Они просыпались неохотно, а Лейя раскапризничалась.
— Мне такой сон снился! — отбрыкивалась она от нас. — Там такой… — Тут мавка заметила Сиятельного и захлопнула рот.
Овечка на подгибающихся копытах проплелась мимо нас, с трудом вписываясь в повороты.
— А что случилось? — непонимающе тряс головой Велий, заспанным он выглядел ну просто чертовски соблазнительно.
— Пить меньше надо, — укорила его Алия.
— Да, педагог, а какой пример показываете! — влезла хоть и сонная, но коварная мавка.
Велий собрался было протестовать, но мы не дали ему опомниться, а вытолкали за двери.
— Ну что? Спать? — спросила я.
— А никто мой гребень не видел? — Мавка обвела взглядом комнату и проворно полезла под кровать.
— Стой! — кинулись мы с Алией к Лейе и застыли на месте, тяжело вздыхая. — Ладно, давай, ты за левую ногу, а я за правую.
— Тянем-потянем, вытянуть не можем! — развеселилась лаквиллка. Мы, пыхтя, загрузили мавку на кровать, а я подумала, что надо думку завтра на естествознание взять, пусть Кощеихе снятся счастливые сны про успешно сданные зачеты.
— Давно не пороли, — хмыкнув, сказала Алия. — Сапоги будем с нее снимать?
— Мы не мародеры, пусть спит в сапогах. — Я махнула рукой, но мне стало жалко мавкины ножки, и мы стянули с нее обувку.

С утра Велий попытался изловить меня в умывальной, но я, пользуясь обилием сонных полуодетых девиц, подняла бурю, крикнув:
— Мужчина!
И пока маг отбивался от летящих в него мыльниц, гребней и полотенец, прошмыгнула в учебное крыло, поразив Кощеиху своим учебным рвением. В классе еще никого не было, кроме меня и Анжело, остальные подтянулись позже.
— Ты чего? — повернулась я к демону. — Вам же естествознание сдавать не надо.
Анжело посмотрел на меня как на врага:
— Директор сказал, что раз я староста курса, то должен подтягивать «хвосты» вместе с отстающими.
— Ну что ж, — обрадовалась я, — давай теперь мучайся со мной вместе. А то привыкли, понимаешь, жить за мой счет!
— Когда это мы за твой счет жили?! — взвился Анжело.
— А кто сказал, что демоны питаются эманациями катастроф?
— Что? Какая катастрофа? — Офелия Марковна вздрогнула и побледнела, мы поспешили успокоить нервную преподавательницу, объяснив, что просто повторяем материал.
— Ладно, рыжая, я тебе это припомню, — улыбаясь, пообещал староста. И действительно, сделал так, что я начала спотыкаться на всех ответах, с трудом дотянув до «удовлетворительно», и то с натяжкой.
— Неблагодарный, ты же мне до конца жизни должен, — прошипела я, делая страшные глаза, а демон в ответ только скалился.
Когда я пообещала пожаловаться директору, он показал мне раздвоенный язык.
— Очень, очень посредственный ответ, — расстроено проговорила Офелия Марковна, а когда я плюхнулась на свое место, берегиня Фанька с Лейиного курса шепнула мне:
— Там к директору твой дядька прибыл.
— Откуда ты знаешь?
— Я за журналом забегала.
Фанька была девчонка добрая и, считая себя внучкой Березины, с первых же дней стала относиться ко мне по-родственному, не участвуя в злых розыгрышах. Поэтому я сразу подняла руку, привлекая внимание Кощеихи, чтобы отпроситься, тем более что зачет уже был сдан. Она никого отпускать раньше времени не любила, однако смилостивилась, видимо решив, что лучше пусть я буду мешать другим учителям, чем вертеться и отвлекать учеников во время экзамена у нее.
— Идите уж, госпожа Верея.
Седой вовкулак с Алииного потока проводил меня завистливым взглядом; все мы сегодня здесь собравшиеся были двоечники и должники, которых директор наконец решил взять в ежовые рукавицы. Я вообще заметила в конце этого года нездоровый педагогический зуд у наставников.

Шмыгая туда-сюда по учебному крылу, я никак не могла набраться смелости, чтобы вломиться к Феофилакту Транквиллиновичу, но, заметив целеустремленно шагающего Велия в конце коридора, заметалась и, поняв, что выбор у меня невелик, осторожно постучала пальчиком в дверь и, скромно улыбаясь, как примерная ученица, спросила:
— Феофилакт Транквиллинович, к вам можно?
— Легка на помине, — буркнул директор. — Вот, полюбуйся, пропускает уроки.
Анчутка, вальяжно развалившийся нога на ногу в кресле напротив Феофилакта Транквиллиновича, развернулся и с улыбкой оглядел меня с ног до головы:
— Привет, двоечница. Чего в лес носа не кажешь?
Я обняла Анчутку и чмокнула его в нос.
— А кто меня обещал каждый день пороть?
— Некогда ей глупостями заниматься, у нее экзамен, — сказал директор.
— Да, ночь зубрю, утром сдаю, — со вздохом дополнила я.
— Учиться надо было вовремя, — проворчал директор.
— А вы нас сами отпустили, — напомнила я и прикусила язык, потому что наставник побагровел:
— Да, отпустил. И сам же пожалел об этом. Потому что не ожидал от вас такого… Такого невежества. — И он набросился на Анчутку: — А ты не улыбайся. Потворствуешь ее глупостям, а все могло закончиться далеко не так смешно.
Я втянула голову в плечи, не хватало только, чтобы из-за меня Древние переругались. Ладно если бы вместо директора был Карыч или Индрик, но перед Феофилактом Транквиллиновичем я робела.
— Ладно, не кипятись, — сказал, подняв лапы, старый черт и подмигнул мне: — А ты учись, от лишних знаний еще никто не умирал.
— Еще как умирали, — не смогла я сдержать свой язык. — Есть исторические примеры, могу привести.
— Вот, — развеселился Анчутка, — а ты говоришь, ничего не знает.
— Пороть ее надо! — не выдержал директор. — Чтобы не забивала голову непонятно чем.
— Ну вот, на вас не угодишь, — расстроилась я. — То учись, то не учись…
— Госпожа ученица! — Директор хлопнул ладонью по столу, а я вжалась в дверь:
— Можно идти?
— Идите, идите.
— Ну и я тогда откланяюсь. — Анчутка встал с кресла и, отвесив поклон, растворился в воздухе.
Меня сзади наподдало дверью, это вошел Велий:
— Феофилакт… э-э… — Он замер, глядя на тающий контур беса, на его лице отразилась досада. — Вот черт! Опоздал.
— Что-то случилось? — заинтересовался директор.
— Я слышал, что господин Анчутка был у вас, впрочем, нам все равно надо переговорить. Верелея, подожди за дверью.
— Как всегда, чуть что — за дверь, — пробурчала я.
— Да, — с нажимом сказал Феофилакт Транквиллинович, — и постарайтесь не подслушивать на этот раз, а то у вас стали появляться какие-то недостойные наклонности.
— Это у меня тяга к знаниям, — ворчала я, выходя за дверь. И ходила потом по коридору, клокоча как чайник, пока не дождалась Велия, чтобы на нем отыграться, благо около кабинета никого не было. Как только маг появился, я на него налетела, словно ураган.
— Эй, эй, ты чего?! — хохотал он, отбиваясь от града ударов и оскорблений, а я никак не могла уняться:
— Самодур, лицемер, преподаватель!
А он только похмыкивал, сграбастав меня в охапку, так что я не могла даже дернуться.
— Ну и что ты буянишь? — посмеивался он, пока я бессильно дергалась, как муха в паутине. — Я ей разрешение на прогулку в Заветный лес выпрашиваю, а она — поросенок неблагодарный.
— Да?! — замерла я. — И как? Разрешили?
— Почему нет? — удивился Велий. — Нервное расстройство от переутомления налицо.
— Сам ты нервный. — Я последний раз бухнула его в грудь. — А когда пойдем? И на сколько?
— Как все ученики, на выходные. Вот сдашь завтра генеалогию высших демонов, и вперед!
Я ойкнула, вспомнив про список в тысячу имен.
— Никаких «ой», ученица Верелея, если не сдашь — никакого леса. Так директор сказал. — Продолжая держать меня в руках, Велий уперся мне лбом в лоб.
Я обмякла и стала вспоминать что-то про конопляное семечко из книги сказок, специально для нерадивых учеников.
— Что задумалась? — напрягся маг.
— Ничего.
— Верелея, Феофилакт не шутит, если пообещал — пороть будет каждый день, это тебе не Анчутка.
— Да правда ничего! Посмотри на меня, разве эти глаза могут лгать?
Маг застонал, но выпустил меня, потому что, ругаясь на ходу с овечкой и Гомункулом, к нам направлялся Рогач.
— А я говорю, простыней выдано двадцать девять штук, да? — заорал он.
— Двадцать семь, — возражала овечка.
— Что я, дурной, простыни на портянки рвать? — оправдывался Гомункул. — Их кудрявая съела.

Вырваться на свободу из школьных стен оказалось великим счастьем; только в лесу, вдохнув полной грудью терпкий весенний воздух, я поняла, как одурела за прошедшие три недели от учительских истязаний. Велий шел с улыбкой, поглядывая на мои козьи скачки. Он уже держал в обеих руках по букетику цветов для Горгонии и Березины. Помня, что Коровья Смерть предпочитает цветочкам кусок свежей говядины, мы взяли скатерть-самобранку. Стоило нам переступить границу Заветного леса, как затрещали кусты и страшный бас заревел:
— Берегись, подлый враг, заломаю!
Но засаду Топтыгина испортил Васька, с визгом подмявший пару елей и бросившийся нас вылизывать. Юный медведь вылез из кустов, проклиная василиска, но обормоту Ваське укоры мелкой живности были неинтересны, он топотал вокруг меня ножищами и норовил так меня поддеть носом, чтобы я взлетела к самым облакам, а потом поймать за шиворот, считая визг хозяйки признаком хорошего настроения.
— А ты, значит, Велий, — пробурчал, переминаясь с лапы на лапу, Топтыжка, не зная, как относиться к магу. Протягивать ему когтистую лапу медведь не решался, а обниматься по-родственному вроде как еще рано.
— А ты, значит, тот самый маленький миленький медвежонок, про которого мне Верелея рассказывала, — сказал Велий, наблюдая за моими полетами. Мосластый Топтыгин был на целую голову выше его, хотя мне сверху оба казались просто коротышками.
— Ребята! — визжала я, чувствуя, как сердце уходит в пятки, — спасите меня! Васька, фу! — орала я, а василиск подпрыгивал на месте, всем своим видом показывая, что вот сейчас не поймает, сейчас не поймает.
— А я-то думаю, кто это на весь лес р-разор-рался, — спикировал с небесных высот Карыч. Он с интересом уставился на меня: — Что, на пор-рку явилась? — Тут Васька перестал меня ловить зубами, а подставил шею, и я по его шее, по спине, по хвосту проехала прямо к лапам ворона, пересчитав задом все Васькины гребни. А василиск замер, ожидая одобрения.
— Дурачок. — Я почесала его за гребень.
— Сыночек дур-ры, — не удержался ворон.
— А Хорс не велел меня дурой называть, — напомнила я, и ворона передернуло от отвращения. Так он и шел всю дорогу плюясь и возмущаясь, даже к Велию цепляться не стал.
Вся нечисть гостевала в доме проснувшихся медведей. Дым столбом стоял над летней кухней Настасьи Петровны, жарившей огромных сковородах золотые безразмерные блины, которые Коровья Смерть, жмурясь от удовольствия, смазывала маслом. Березина, Горгонией заворачивали в блинчики начинку, однако с той же скоростью, с какой гора блинчиков росла на одной тарелке, на другой, тарелке она убывала. Анчутка и Индрик работали челюстями с устрашающей скоростью, не забывая швырять подачки неприкаянно шатающимся амба и кароконджалам, которых Настасья Петровна жаловала и махала на них полотенцем.
— Смотрите, люди добрые, нечисть солнышко надкусывает! — закричала я еще издали.
Медведица удивленно вскинула на меня глаза и тут же забыв о своих постряпушках, кинулась обниматься, громко клича Михайло Потапыча и Мать-Пчелу. Мои дядьки были изгнаны из-за стола зато передо мной и несколько испуганным таким напором Велием было водружено огромное блюдо с блинами и десяток разных мисочек с вареньем, медом, икрой грибной и рыбной.
— А мы скатерть-самобранку принесли, думали, вы с голоду помираете, — робко проговорила я, чуть не до глубины души обидев радушную хозяйку. Медведица сначала долго возмущалась, то упирая лапы в бока, то вскидывая их вверх, отчего кароконджалы в испуге прижимались к земле, а потом посоветовала не питаться всякой магической гадостью.
— Еще неизвестно, из чего она эти свои вкусности делает, — ворчала медведица, ловко подкидывая блин на сковороде. — Говоришь, каждый день питаетесь, а сама тощая. И парень твой какой-то заморенный. Там же одни магические добавки. Ну для цвету, аромату, чтоб не портилось. Где это видано, чтобы продукты так долго свежими оставались? Даже не смей ее тут разворачивать.
Мы с Велием, переглянувшись, спрятали скатерку подальше, а выгнанный из-за стола Индрик прогундел в ухо:
— На капище развернем.
— У нас еще ковер-самолет есть, — призналась я неожиданно. — Правда, его мавка оседлала. А еще в книжке есть про гусли-самогуды. Хотите, я вам в следующий раз принесу?
— Очень хотим, — обрадовалась нечисть, а Велий сказал вполголоса Анчутке:
— Я, кстати, об этой книжке с вами поговорить хотел.
Я это услышала и закивала головой:
— Да, да, поговорите с ним, пожалуйста, а то замучил своими расспросами, где взяли да как вызывать. Даже спереть пытался один раз.
Тетки, закончив со стряпней, уселись за стол. Настасья Петровна принесла из погреба запотевший кувшинчик медовухи и, хотя сама, как и все животные, спиртного не переносила и не пила, угощать любила. Тетки медовуху пригубили, а я сидела, не решаясь тоже протянуть руку.
— Кстати, — вдруг вспомнила Коровья Смерть, — а чего это ты, Горгония, про сюрприз помалкиваешь?
— Какой сюрприз? — завертелась я, но тетки блаженствовали, щурясь на солнышке, даже змеи Горгонии зевали.
Горгония отмахнулась:
— Дойдем до капища, там и увидит.
— Специально сказали, чтобы я как на иголках сидела?
Я принялась на весь лес жаловаться на свою нелегкую судьбу и родственников. Родственники скалились, им было хорошо, они радовались приходу весны, пробуждению леса, и мои стоны были для не более чем приятное дополнение к птичьим трелям.
— Хоть намекните, — забыв про блины, униженно попросила я, — где искать, я сама найду.
— Даже не верится, что когда-то и мы были такими, — с улыбкой сказала Березина.
— Вот Горгония точно была. — Коровья Смерть указала пальцем на младшенькую. — Помнишь, как она в сад к царю Салмонисиру лазала? — И они втроем захихикали.
Я обиделась, сказала, что сама найду обещанный сюрприз, и долго лазала по своей летней резиденции, но так как камень с радостью и готовностью подстраивался под мое настроение, то чего я только не нашла в этом бесконечном дворце! Пока у меня не кончились силы.
Так меня и обнаружили — около груды диковинок, из которых я никак не могла выбрать, что является мороком, а что все-таки настоящее.
— Нет, ну точно! Вылитая Горгония! — хохотала Коровья Смерть, а Березина поддакивала:
— Да, такое же глупое выражение лица.
— Зато теперь мы знаем, чьей крови в девочке больше, — поджала губы обиженная тетка, и все змеи зашипели на ее голове.
— Да-а, — печально вздохнула Березина, — намучается она с твоей кровушкой.
— Бедное дитя, — жалостливо произнесла Коровья Смерть.
— Посмеялись? — спросила я. — А теперь подскажите мне, что из этого, — я кивнула на кучу, — сюрприз?
— Вообще-то он у тебя за спиной, на алтаре, — сказала русалка.
Я живо вскочила на ноги, оглянулась и восхищенно замерла, увидев два абсолютно одинаковых камня сновидений.
— Ух ты! Где взяли?
— Еще одну племянницу завели, — засмеялась Коровья Смерть.
— А честно?
— По-моему, ты забыла, что камни сновидений живые, — заметила Горгония.
— И что?
— У живых детки бывают. — Коровья Смерть хлопнула меня по макушке.
— Да?! — Я хотела расспросить тетушек подробнее, но прилетел Карыч и стал интересоваться: что тут за бабий щебет и ор? Я показала ему камни, а ворон потер крылом свою голову:
— Да-а, пр-роблема. По-хор-рошему, камням не надо вместе быть, а то они др-руг др-ругу мешаться начинают.
— И что? — насторожилась я.
— Вот и думай, — сказал Карыч. А Березина кивнула:
— Мы ему уже и мешочек сделали. — Русалка сунула новорожденный камень в ярко-малиновый бархатный мешочек и повесила мне на шею, жизнерадостно проговорив: — Вот.
— А куда я его дену? — испугалась я.
— Это уже не наши пр-роблемы, — отрезал ворон. — Не маленькая, спр-равишься. А то пр-ривыкла на шее у р-родственников.
— Вот вы какие. — Я, вздохнув, решила пойти, поискать сочувствия у Велия, они с Анчуткой как раз бродили вокруг капища.
Анчутка шагал, заложив руки за спину, было видно, что он рассуждает о чем-то крайне важном для мага, потому что Велий шел, упершись взглядом в тропинку, нервно ероша волосы и ничего не замечая. А самым удивительным было то, что Индрик, вышагивавший рядом, не пытался укусить, ни подножку подставить, ни гадость сказать. Я бросилась к магу, на ходу громко жалуясь:
— Вел, они мне новую обузу придумали. Насильно суют камень сновидений!
— Да, хорошо, — кивнул головой маг, а я встала как вкопанная.
— Что хорошо?
Велий, вынырнув наконец из своих размышлений, уставился на меня:
— Ты о чем?
— Камень мне дают. — Я показала ему мешочек на шнурке.
— Ну и забирай. — Он махнул рукой и зашагал по тропинке вслед за тактично отошедшим Анчуткой.
— Обана! Самоликвидировался! — воскликнула я обиженно, но тут прискакал Топтыгин верхом на василиске, и мы принялись дурачиться.

Мы возвращались домой, нагруженные провизией. Настасья Петровна заявила, что даст нам в дорогу небольшой кузовок, и Велий сдуру кивнул, не обращая внимания на мои страшные гримасы. В результате медведица загрузила до самого верха лыковый короб с меня ростом пирогами и блинами.
— Вот и неси его теперь, — мстительно прошипела я, а Настасья Петровна, услышав мой шепот, спохватилась:
— А я и забыла, что вас двое! — и, живо составив на столе с десяток кувшинов, завязала их в скатерть узелком и протянула мне. Посмотрев, как я скособочилась под такой тяжестью, Настасья Петровна взяла узел обратно и весело помахала лапой Индрику: — Иди-ка сюда, что скажу.
Ничего не подозревающий Индрик подскочил к нам, а она, похлопав коня по холке, мигом нагрузила его.
— Вот, дядя тебе поможет. — Индрик выпучил глаза, но было поздно, кувшины на его боках позвякивали, а Настасья Петровна настороженно следила, чтобы мой дядька не повредил хрупкий груз. Я радостно вздохнула, но в руки мне тут же сунули корчажку с медом. — Вот, — медведица удовлетворенно оглядела нашу троицу, — теперь хорошо. А скатерть свою пусти на портянки.
— Спасибо вам, — прохрипел Велий и на подрагивающих ногах пошел из леса. Ремни короба впились ему в плечи, и мне почему-то казалось, что сейчас он рухнет на спину и станет дергать лапками, как таракан, не в силах подняться. Видимо, Индрик думал так же, потому что смотрел на мага с превосходством и то и дело пытался гарцевать вокруг нас. Понятно, что магу было не до разговоров, а меня мучила серьезная проблема — куда девать нежданный подарок?
Мешочек на шее раскачивался в такт моим шагам.
— Индрик, а ты бы что сделал с камнем?
— Достал бы его в Школе и наслаждался бы творящимся вокруг безумием, — откликнулся дядька. Я призадумалась.
— Боюсь, Феофилакт Транквиллинович этого не оценит.
— Зануда, — согласился со мной Индрик.
— Может, подарить его людям?
Индрик споткнулся:
— Каким людям? Каким людям?! Чтобы я от тебя таких слов, как «подарить», «отдать» не слышал! Твари они неблагодарные. Им и так все в открытый рот само падает. Драть с них надо три шкуры.
— А это идея! В том году Феофилакт Транквиллинович всю зиму торговал вином от зеленого змия. И до сих пор мне напоминает, какой я урон нанесла Школе, лишив ее этого приработка.
— Верелея, не придумывай глупостей, — прохрипел Велий. — Отдашь камень Конклаву магов, а уж они разберутся. Или Великому Князю от нечисти преподнесешь, глядишь, он тебе дворянство пожалует.
Мы с Индриком насмешливо засмеялись и стали в подробностях объяснять, куда Конклаву губу закатывать, а Князю дворянство засунуть. Велий, и без того красный от натуги, побагровел и стал упрекать единорога:
— Вот учите ребенка всяким глупостям, она у вас и растет как не пойми что. А ведь вы — Древний, мудрое существо с огромным жизненным опытом. Зачем вы вбиваете в ее голову эту чушь?
Индрик благостно улыбался, поощряя взглядом Велия, дескать, давай, давай, я тебя очень внимательно слушаю, очень мне нравится это твое «Древний», «мудрый», можешь ведь, когда хочешь. И пока они спорили о том, какой мне быть и как меня воспитывать, я практически все придумала. Поэтому, добравшись до Школы, первым делом нашла нашу комендантшу, а уж та, вдохновившись, развила бурную деятельность, для начала вломившись в кабинет директора с воплем:
— Я согласная!
— На что? — уставился на нее поверх очков восседающий за столом Феофилакт Транквиллинович. Я втайне подозревала, что именно в этой позе, вперив взгляд в бесконечность, он и проводит все свое свободное время, поскольку ни разу за два года не застала его сонным или поливающим цветочки, или хотя бы поправляющим свою мантию перед зеркалом. Нет, он всегда фундаментально восседал за столом с таким выражением лица, словно заранее знал, кто стоит за дверью.
— Я согласная на все, — сказала овечка. — Но требую десять процентов от дохода плюс харчи, а еще вот у меня приблизительный набросочек.
Я несмело протянула директору листок, тот стал внимательно его читать:
— Шесть баечников, четыре блазня, охрана (Гомункул и Зоря), телепат, черный вежский архон, шатер ста шагов в длину, билеты, ель пушистая средняя, домик в локоть высотой резного хрусталя, орешки грецкие с начинкой из изумрудов… — Он оторвал глаза от списка. — Зачем это?
— Орешки? — спросила уже поставившая на стол копытца овечка и завопила на весь кабинет: — Зоря, подай сюда артиста!
Зоря робко приоткрыл дверь и протиснулся бочком, держа в вытянутой руке бельчонка, наряженного в сарафан и кокошник. Зверь заходился диким ором, бессильно молотя в воздухе лапками:
— Я не буду это носить, я не девка!
— Молчи, дурень, — уговаривал его богатырь, легонько встряхивая. — Где мы другую говорящую белку найдем?
— Не буду я позориться! Уйди, уйди, урод, руки убери! — продолжал истерику бельчонок.
— Ты опять? — прикрикнула на него овечка. Бельчонок сразу поник и прижал уши. А богатырь укоризненно произнес:
— Неблагодарный ты, для тебя вон дворец строить собираются, а ты бузишь.
Овечка не дала развить Зоре свою мысль, а, кивнув в сторону директора, повелела:
— А ну изобрази.
Бельчонок тяжело вздохнул и, ненавидяще глянув на директора, взмахнул платочком и заверещал тоненьким девичьим голоском: «Во саду ли, в огороде девица гуляла. Она ростом невеличка, беленькое личико. Хрум-хрум».
Директор дернулся, убирая руки со стола:
— Это вы в каком смысле?
— Это он орешки грызет, — радостно пояснила овечка и, закатывая глаза, продекламировала: — А орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд… — Она с почтением посмотрела на бельчонка: — Слуги белку стерегут.
Бельчонок ударил себя лапкой в грудь и прорыдал:
— И зачем я рассказал вам эту сказку?!
— Гулять на женской половине уже большая ошибка, — матерински-наставительным тоном проговорила овечка, а Феофилакт Транквиллинович ткнул бельчонка в живот перстом:
— Вы ведь первокурсник, оборотень, — и, безошибочно вычленив главного виновника переполоха, обратился ко мне:
— Надеюсь, госпожа Верея, вы мне сейчас быстро и внятно объясните, что сие значит?
Я, словно ныряя с головой в холодную воду, вытащила бархатный мешочек и молча извлекла камень. Тот засветился и окутал все вокруг волшебной дымкой. Не давая ему разгуляться, я сунула камень обратно и затянула горловину мешочка.
Бельчонок покачивался, вздрагивая всем телом, а Зоря медленно хлопал фиалковыми глазами и улыбался своей детской улыбкой. Феофилакт Транквиллинович, чуть побледневший, промокнул платочком покрывшийся испариной лоб и долго собирался с мыслями. Мне почему-то показалось, что его речь начнется со слов «етит твою…», поэтому я затараторила первой:
— Поставим в Княжеве балаган. Ярмарки там сейчас, конечно, большой нет, но зато к осени слухи расползутся по всему Северску, деньги будем лопатой грести, народ повалит толпами, чтобы в живой сказке побывать. Нечисть пускать не будем. Четверть в княжескую казну, остальное Школе. — Я заговорщицки подмигнула: — Прибыль, большие деньги, понимаете.
Пока в голове директора крутились кладни, овца судорожно кивала головой, так что вместо ругани он даже погладил меня по голове, однако другой по-драконьи крепко вцепился в мой кошель.
— Там на мешочке петелька, вы мне сейчас голову оторвете, — запищала я. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, опомнившись, с сожалением разжал руку. Я сняла мешочек с шеи и бережно положила на требовательно раскрытую ладонь.
— Дарю на благо родной Школы.
— А мне что делать? — спросил забытый на столе артист.
— Репетируй, дружочек, репетируй, — проворковал директор.
— Считай, призвание нашел. — Овечка, улыбаясь бельчонку, подпихивала директору свою бумажку с требованием десяти процентов. По ухмылке наставника я сразу поняла, что быть скандалу, не отдаст он овце эти проценты. И задом, задом попятилась, памятуя, что и овца — тот еще дракон.
Как только дверь закрылась, Зоря победно потряс кулаками:
— Все, буду в золоте ходить, на князей порявкивать.
— Как я матери-то буду в глаза смотреть? — выл на его плече оборотень. — Что ж я с детства-то такой невезучий?
— Ничего, привыкнешь, — успокоила я его. Признаться, когда овечка сказала, что для привлечения народа к балагану нужна яркая идея, я никак не ожидала такого размаха.

Оставив парней одного мечтать, а другого горевать, я отправилась к себе в комнату, где час назад покинула раздавленного непосильной ношей мага. Подруги обрадовались коробу больше, чем мне, так что, когда я появилась на пороге, стол уже был накрыт, Аэрон с удовольствием уплетал блинчики, макая их в мед, подруги помогали ему расправляться со снедью.
— Гомункула там не видела? — осторожно поинтересовалась Алия, а мавка укорила:
— Верея, зачем ты его таким прожорливым сделала?
— Действительно, — поддержала подруга, — маленьким он скромнее был.
— Маленькому меньше нужно было, — пояснил Аэрон, облизывая пальцы.
— Все вы, мужики, заодно, — махнула рукой Алия и повернулась ко мне: — Ты заметила, Верея, сколько мы в последнее время дармоедов кормим?
Велий, без сил валяющийся на кровати, с трудом оторвал голову от подушки и уставил на меня печальный взгляд:
— Верелея, почему мы через зеркала не пошли?
— Какие зеркала? — удивилась я, макая палец в варенье. — Весна на дворе, солнышко, птички. Прогуляться — одно удовольствие. Ты же меня от нервного истощения лечил. — Я немножко подумала. — Или ты сам в Заветный лес хотел сходить? Что задумал?
Велий молча откинулся на подушки.
— А о чем вы с Анчуткой разговаривали? — прицепилась я к магу. У меня возникло подозрение, уж не зреет ли какой заговор.
Велий захрапел, но получилось неубедительно.
— Во саду ли, в огороде девица гуляла… — послышалось в коридоре, дверь широко раскрылась, и на пороге, широко улыбаясь, нарисовались братья-богатыри с белкой на плече.
— Артистов заказывали?
Алия хмыкнула:
— Помяни черта…
— Оно и всплывет, — добавила мавка.
— Ругаемся, не любим, — сказал Гомункул, ничуть не смутившись.
Он поздоровался с парнями, сел за стол, по-хозяйски придвинул к себе блюдо с пирожками и кивком пригласил остальных артистов.
— А вам, между прочим, в Княжев велено собираться, — сказал Гомункул. — Судить будут.
— За что?! — придушенно спросил подавившийся пирожком Аэрон, а «спящий» Велий приоткрыл один глаз.
— Было б за что, прямо здесь бы казнили. Кто княжичу морду бил, а потом кляузу писал? Вот.
Мы переглянулись:
— А как же уроки? Экзамены?
— Экзамены не волк, в лес не убегут, — выдал великую истину подвальный. — Да, чуть не забыл, Лейя, зайди к директору, там тебе от тетки письмо, гриф-почтой сегодня пришло. Тоже из Княжева.
— Ну, значит, судьба, — вздохнула я. — Все одно к одному.
— Может, в Княжеве хватит меня и Аэрона? — спросил Велий.
Мы все шумно начали возмущаться, а Гомункул пожал плечами:
— Это, ребята, уже не ко мне, а к директору. Мне велено передать, я передал. — Он цапнул стакан и, осушив его одним махом, весь перекривился. — Что за дрянь?
— А, извини, — сказала Алия, это у меня первые цветочки стояли, да сдохли, а воду я не вылила.
Гомункул крякнул и, пододвинув к себе кулебяку, обиженно буркнул:
— Предупреждать надо.
Сколько Велий ни упирался, а я уверена, что упирался он изо всех сил, мне отправляться в Княжев таки пришлось. Даже если б не это судилище, я все равно отправилась бы в столицу, хотя бы ради подруги Лейи.
Беззаботная мавка, упорхнув за своей почтой, обратно вернулась вся в слезах и соплях.
— Ты чего?! — удивленно спросила Алия.
— Меня замуж выдают, — ответила Лейя и заплакала, бессильно уронив руки. Мы все смотрели на нее, не очень понимая, о чем идет речь.
— Ну дак за будущую новобрачную! — поднял тост Гомункул. Мавка, взвизгнув, накинулась на сидящего великана и стала хлестать его письмом, да так отчаянно, что бывший крыс с перепугу едва не полез под стол.
— Дурак, дурак! — пищала она. — Меня не за Сиятельного выдают! Меня… меня… да где же это? — Она принялась теребить и без того уже порядком замызганный листок. Ничего путного из этого не выходило, она несколько раз его свернула и развернула, но нужное место никак не находилось.
— Дай сюда, — не выдержала Алия и выдернула из дрожащих рук Лейи измятый и потертый листок дорогой бумаги. — Убожище, — вздохнула лаквиллка, поняв, что даже половину послания теперь прочитать невозможно. Но хотя бы сообразила по гербовой печати на бумаге, где у письма начало. — Дорогая племянница, и так далее, и тому подобное… — шевелила губами Алия, быстро пробегая текст глазами, потом подняла брови: — Ишь ты, какая самовластная тетка! Я считаю, я решила, я убеждена, словно ты ей по гроб жизни обязана!
Мавка залилась в бессильных рыданиях, припав к моему плечу.
Парни молча переглядывались, тактичный Зоря с тоской поглядывал на дверь. Оставаться — неудобно, а уйти сейчас — не по-товарищески. Побитый Гомункул сопел, сидя на полу, и пережевывал блин, всей своей физиономией выражая сочувствие.
— А-а! — радостно вскрикнула Алия, — «… меня сильно обеспокоило твое письмо об этом безродном красавчике, и, понимая, как легко девушка твоего возраста может наделать глупостей, я решила наконец устроить твою судьбу. И вместе с этим письмом отправляю уведомление директору вашей Школы о прекращении оплаты за твое обучение в связи со скорым замужеством».
— Ну, Лейя, ну и бестолочь же ты! — подал голос Аэрон. — Права тетка — девушки твоего возраста просто до безобразия глупы! Надо было этой грымзе про Сиятельного писать?
— Но у меня было хорошее настроение. — Мавка забилась у меня на груди, я сочувственно гладила ее по спине.
— Это не когда ты в Засеки собиралась? — спросил Велий, до этого помалкивавший.
— Тогда-а, — затрясла головой опухшая от слез Лейя, став разом такой некрасивой, что я торопливо загородила ее собой. — Она беспокоилась, не опасно ли мне одной ехать, вот я и написала, что со мной будет милый юноша.
— Ну а откуда она узнала, что он безродный? — хмуро спросила Алия.
— Я ее обрадовать хотела, что он такой же, как я, сирота и мы понимаем друг друга.
— Выходит, она действовала не торопясь, — рассудительно заметил Велий, а Аэрон кивнул:
— Папе достаточно было только узнать, — он многозначительно взглянул на меня, — как через неделю я уже знакомился с будущей невестой. А твоя тетка целых два месяца жениха искала.
— Основательная тетка, — откликнулся Гомункул. — Дело табак.
— А что такое табак? — спросила Лейя.
Бывший крыс кашлянул и буркнул:
— Маленькая еще, — и тут же пояснил: — Вообще-то им травят нечисть, но можно и тлю на огороде.
— Очень интересно, — заинтересовался Аэрон.
— Давайте о ядах поговорим в другой раз, — вмешалась я. — У подруги горе, охота вам болтать о всякой ерунде, идите-ка к себе.
— Да какие проблемы-то? — осмелев, влез в разговор Зоря. — Плюнь ты на эту тетку!
— Да-а, плюнуть, — всхлипнула Лейя. — А кто платить будет? И содержать?
Я всплеснула руками:
— Да неужто великое и богатое государство Урлак не сможет оплатить содержание одной маленькой и непрожорливой мавки?
— А почему Урлак?! — чуть не упал со стула Аэрон. — Почему не Конклав магов, не Лаквилл? Кто тут кичился, что она правнучка Всетворца! Почему бы Древним не оплатить содержание одной непрожорливой мавки?
— Ты что же, предлагаешь Феофилакту Транквиллиновичу самому оплатить содержание Лейи? — набросилась я на вампира, а мавка зашлась в крике:
— Прогони его! Он злой, он меня не любит!
— Вот, обидел девушку, — упрекнула я «жениха».
Аэрон надулся и отвернулся к окну:
— Я вообще не понимаю, к чему столько слез. Девушка замуж не хочет? Или хочет за другого? Так еще неизвестно, что по этому поводу думает Сиятельный. Его мнения на этот счет пока что никто не спрашивал.
Мавка разом замолчала, оторвалась от моего плеча и кинулась к зеркалу поправлять мордашку. Обернулась она уже в дверях, окинула нас всех взглядом и, бросив:
— Я сейчас, — скрылась в коридоре.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:45 | Сообщение # 24

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Щас Сиятельному будет номер! — вскинулся крыс и кивнул на дверь: — Пойдем посмотрим, как Князю руки выкручивают. Я знаю там один симпатичный лаз, как раз в его комнату… — Тут Гомункул осекся, вспомнив, что у него уже не крысиные габариты, вздохнул и махнул рукой: — Ладно, под дверью подслушаем.
Аэрон тут же вскочил, а умный Велий не дернулся, даже глаз не открыл, но по лицу было видно, что, если б не я, он точно побежал бы посмотреть, как мавка будет делать Князю предложение руки и сердца.
— Какие вы низкие и бесчувственные! — вознегодовала я. — У человека горе — замуж выдают против воли, а вы только зубоскалите.
— Ой, да у девок всегда горе, — отмахнулся Гомункул, пытаясь обойти вставшую в дверях Алию, и сразу сбавил тон: — Нет парня — горе, замуж выдают — горе, вы ж по-другому не умеете.
— Щас у тебя будет горе, — с угрозой проговорила лаквиллка.
Они замерли друг против друга, однако драка не состоялась. Решительно толкнув дверь, на пороге появился Сиятельный, все с интересом уставились на него. Не сказать, чтобы он выглядел взволнованней обычного. Вежливо кивнув всем, Сиятельный попросил:
— Могу ли я взглянуть на это злополучное письмо? — Не без брезгливости он принял из рук Алии помятое и скомканное послание тетки, внимательно прочитал и воззрился на присутствующих:
— Я слышал, нам надлежит явиться на суд в Княжев?
— Ага.
— В таком случае, — он аккуратно сложил письмо и сунул в узкий кармашек на ремне, — если госпожа Лилия озабочена исключительно благополучием племянницы, я, без сомнения, развею ее опасения. Не такой уж я безродный, и у меня есть тому доказательства. Хотя, конечно, в данный момент не смогу содержать семью на ту стипендию, что платит мне Школа.
— А я думала, что ты эльф, — брякнула Алия, — и тебя родичи содержат.
— Нет, — с достоинством ответил ей Князь. — Я найденыш. Мое содержание оплачивает Школа. — Сиятельный пожелал нам всем доброго вечера и вышел. Не успела за ним закрыться дверь, как Зоря донес до нас простую житейскую мудрость, что мавка просто создана для Сиятельного, его так прет от чувства собственной значительности, что ему просто необходима жена-дура.

Спустя два дня, отправив кучу писем в столицу, Урлак и Лаквилл, вся наша компания: свидетели, потерпевшие и обидчики Прыща уже стояли перед волшебными зеркалами в Заветном лесу. Аэрон, на которого один вид моей летней резиденции навевал задумчивость, вздрагивал от слишком резких звуков, зато подруги накинулись на меня чуть не с кулаками, упрекая в том, что я ни разу, ни разу не сводила их сюда.
— Вот, значит, как ты живешь! — визжала Лейя, а Алия, сунувшись в одну из дверей резиденции, чуть не убила меня на месте, и, как ни пыталась ей втолковать, что все увиденное ею оружие всего лишь морок, который исчезнет за границей Заветного леса, она не хотела и слушать. Я умоляюще посматривала на Карыча, пусть пугнет как-нибудь мавку, крутящуюся перед зеркалом. Платья на ней менялись с такой катастрофической быстротой, что даже у меня закружилась голова от этого мельтешения.
— Ты мне его подаришь? Подаришь? Вот это золотое?
— Дарю, — обреченно махала я рукой. — И тебе дарю, — рычала я Алие, с безумными глазами сжимавшей пламенеющий изогнутый меч.
Один Сиятельный не нарушал моего душевного спокойствия, просто стоял и экспериментировал с архитектурой, там и сям меняя башенки, украшая своими барельефами стены. Гомункул беззастенчиво пытался тырить все, что, по его мнению, плохо лежало, рискуя надорваться.
Овечка, заявив, что им все равно со дня на день балаган открывать, вызвалась быть представителем от Школы, сопровождающим учеников, стребовав себе братьев-богатырей для солидности. Кстати, Зоря с самого начала не отходил от меня ни на шаг.
— Ну наигрались уж? — ехидно поинтересовалась овечка. — Может, тогда пойдемте, госпожи ученицы? — Она подтолкнула Велия: — Давай, ты у нас княжевский, представляй, куда выйдем.
— Давай глянем на сокровищницу, — предложил Гомункул, — говорят, хорошее место.
— Лучше в арсенал, — сказала я, косясь на Алию с ее дурацким мечом. — Хотя я тоже одно хорошее место знаю, прямо рядом с кремлем.
Не успела я об этом и подумать, как зеркала отразили это самое место, и вся компания отшатнулась. Девчонки завизжали, а парни брезгливо поджали губы.
— Да, Верелея, никогда не знаешь, где тебя носит, — ехидно произнес Велий.
— Я там ночью была, ничего не видела, — с трудом выговорила я, борясь с тошнотой. Сквозь мутное стекло больших жбанов на меня таращились разные уродцы, плавающие в крепком вине. — Зато теперь я знаю, что такое кунсткамера.
— Давайте ограничимся резиденцией фон Птица, — предложил Велий.
— Давно в кандалах не сидел? — осведомилась я.
Велий как-то странно глянул на меня, хлопнул себя по лбу, будто вспомнил о чем-то, и парадное крыльцо с грифонами растаяло.
— Нам действительно не стоит лезть со своими проблемами к магам, я вспомнил о другом варианте. — Он виновато улыбнулся. — Я совсем забыл, у меня же там дом есть, хотя я уже пять лет в нем не появлялся. Надеюсь, еще стоит. — Он посмотрел на меня и улыбнулся: — Хочется верить, что он выдержит твое появление.
— А где бельчонок? Где бельчонок? — завертелась овечка.
— Вот оно — ваше, этот… артист, — с кривой усмешкой сказал Анчутка, а двигавшийся следом Васька раскрыл пасть и выплюнул слюнявый комок.
Оборотень выглядел настоящим чудищем из кунсткамеры с той лишь разницей, что он жалостно стонал:
— Не пугайте меня. Я осенью уже платил за эту экскурсию ей. — Он показал на меня.
— Чего врешь-то? — Я совершенно не помнила среди первокурсников никакого бельчонка.
— Я последним был!
— А-а, это котор-рого два дня по лесу ловили? — разулыбался Карыч. — Шустрый какой!
Оборотень закатил глаза и потерял сознание.
— Все, хватит с баловством, — притопнула овечка. — Выносите тело. Богатыри, за мной. — И она смело шагнула в зеркало. — Привет всем, — сказала овечка мирно обедающей челяди. — Нечисть на дом заказывали?
Люди в ужасе уставились на говорящую овцу, по бокам которой стояли жуткие громилы, царские одежды которых медленно таяли, отчего казалось, что они меняют личину, приспосабливаясь к человеческому образу. Но все бы обошлось, не влезь Аэрон со своим воспитанием.
— Здрасти, — с улыбкой сказал он, обнажая клыки. И ведь ничего плохого не хотел.

— Ну вот, здесь я и жил до двенадцати лет. — Комната была не так уж и велика, и ничего от детской в ней уже не осталось. Огромная карта Северска на стене, шкаф до потолка, набитый книгами, большая кровать, над столом модель корабля.
— Сам делал? — спросила я, проводя пальцем по борту модели.
— А что? — смутился маг.
— Корявенький.
— Мне тогда было лет семь, — виновато пояснил Велий.
— Велий, там эти твои слуги, по-моему, собрались забаррикадироваться в кладовой, — сообщила Алия.
Больше всего лаквиллку возмутила потеря меча. До такой степени, что она сначала даже не хотела со мной разговаривать, но потихоньку стала отходить. Велий вздохнул: никуда идти ему не хотелось, он и имена-то этих людей с трудом мог вспомнить, хоть и считался их работодателем. Да и управляющий не сразу узнал своего хозяина, так что магу пришлось изрядно попотеть, доказывая, что он именно Велий. Я ожидала от столичных жителей более спокойного отношения к нечисти, так ведь нет, стоило их оставить один на один с вампиром и овечкой, как начали творить всякие глупости. Судя по тяжелому вздоху, Велий думал так же. Алия окинула комнату взглядом и многозначительно улыбнулась.
— Чего улыбаешься? — насупилась я.
— Гомункула и Зорю он в людской поселил, меня и парней с Лейей — в гостевые комнаты, а тебе дак предлагает свою бывшую спаленку.
Дом мага оказался немаленький, три этажа и действительно в трехстах шагах от Кремля. Садик был невелик, но и это в центре столицы было роскошью. Быстро прошвырнувшийся по улицам Зоря, вернувшись после прогулки, сел, сложил руки на коленях и заметил, что соседние дома охраняют такие страшные мордовороты, что на них и смотреть-то жутко, значит, и люди там живут соответствующие, не чета нам.
— Надо было эпсов с собой взять, — со вздохом сказал богатырь.
Эпсы произвели на него неизгладимое впечатление, хотя, казалось бы, и драконов видел, и с рватнями общался.
— А то будут тут нос задирать.
Я, хмыкнув, заметила:
— С нами не позадираешь, один Аэрон чего стоит.
— Господин Аэрон это да, это сила, — согласился Зоря, косясь на вампира, — Только эпсы бы все равно не помешали. — Очень впечатлила засечного богатыря моя личная охрана.
Собравшись в гостиной у камина, мы с интересом смотрели на управляющего, а управляющий с несчастным видом на нас.
— Хиддим Потакша — управляющий этим домом, прошу любить и жаловать, — представил его Велий. — Сколько себя помню, он всегда ухаживал за этим домом.
Хиддим, лысеющий чернявый миренец, робко улыбнулся нам.
— Пока мы будем в Княжеве, на нем будет лежать нелегкая обязанность следить за тем, чтобы вам было удобно. И еще, — Велий повернулся к управляющему, — у моих друзей юмор как у нечисти, поэтому не обращай внимания на их шутки. — Грозно посмотрев на нас, он прибавил: — А вы не смейте пугать прислугу.
Мы сделали вид, что оскорблены, а Велий сказал, что завтра нас ждет муторный день. Все замахали на него руками, очень нечисти надо думать про завтра, когда на дворе еще только сегодня. На мага сразу посыпались предложения: сходить в кабак, прогуляться на ярмарку, просто пошататься по улице. Лейя, визжа, требовала напроситься к кому-нибудь в гости, я сглупила, рассказав, какие в столице устраивают балы, и теперь мавка горела этой идеей. Лейя плакала, билась, пока Аэрон не охладил ее пыл, сказав, что завтра мы и напросимся к ее тетке, надо только маленечко подождать.
Конец спорам положила овечка, процокавшая на середину комнаты и заявившая, что она на правах самой старой, мудрой и главной ведет всех на ярмарку, чтобы присмотреть место под балаган. Мы запротестовали, не хотелось склочничать, изображать упырей и запугивать ярмарочное начальство. Но спорить с овечкой было ненамного приятней, чем с Феофилактом Транквиллиновичем, с той лишь разницей, что на овечку я могла хотя бы прикрикнуть, напомнив, что это я ее вывела на травку-муравку к людям, так что она моя должница до самой смерти. В ответ на это наглое четвероногое захохотало мне в лицо и потребовало не пререкаться с комендантом женского общежития и казначеем Школы. Мы сдались и, к радости Велиевой прислуги, покинули дом до самого вечера.
— Я вас развлеку — вы мне еще благодарны будете! — пообещала овечка, а мы забеспокоились: не тот был у овечки нрав, чтобы нам понравились ее развлечения.
— Помяни мое слово, — шепнула мне Алия на ухо, — будут гоняться за нами мужики с дрекольем.
— Ладно, если мужики, а не жрецы Хорса, — со вздохом ответила я и обратилась к овечке: — Слушай, давай обойдемся без скандалов.
— Какие скандалы?! — удивленно вытаращилась овечка, чтобы тут же рявкнуть на зазевавшегося кучера: — Куда прешь, раззява? Не видишь — девушки гуляют?!
Кучер в ужасе дернул вожжами, и за нашими спинами образовалась куча-мала из-за сцепившихся колесами экипажей.

Вечером, усталые, но довольные, мы едва дотащились до своих комнат. Я рухнула на кровать, задавленная грудой коробок. Не знаю, зачем я столько накупила, но Лейя так верещала, купцы так приветливо улыбались, а ребята были так щедры, что я сдалась. К тому же прижимистая овечка неожиданно сэкономила для себя немалую кучу денег, договорившись с хозяином нового крытого рынка, что поставит свой балаган прямо в центре его зала, будет привлекать массу зевак и не возьмет с него за это ни копейки. Бывалый купец так и не смог понять: где здесь подвох? А когда бельчонок еще и исполнил перед ним свой коронный номер, пообещал содержать артиста за собственный счет. Особенно его умилило финальное «хрум-хрум». Оборотень, наверно, пуд орехов сгрыз, исполняя свой номер на бис снова и снова, и теперь бедный первокурсник маялся животом.
В дверь осторожно постучали, в щель просунулась голова Потакши.
— Госпожа спустится к ужину?
— Нет, — простонала я, — госпожа хочет спать.
— Может, ванну? — предложил настырный управляющий.
Идея с ванной меня заинтересовала не в пример больше. Я кивнула, представляя, что вот сейчас поднимусь, пойду с девчонками в баню, расслабленно полежу в горячем пару. Не успела я разгрести коробки и встать, как в комнату, пятясь задом, вошел детина, волоча огромную бадью. Следом за ним протиснулись девушки, на полу была расстелена огромная кожа, на нее водружена емкость, которую в мгновение ока наполнили горячей водой и огородили шелковыми ширмами.
— Прошу, — немного робея, пригласила одна из служанок, когда мужчины удалились.
Я сразу почему-то засмущалась:
— Может, вы оставите меня одну, я и сама справлюсь.
Девушки не стали спорить, но я успела услышать шепоток:
— Я же говорила, что у нее чешуя на боках…
— Не-э, у нее хвост, она же ведьма.
— Придется мне, бедной, ложиться спать, кровушки не попив, — проговорила я им вслед.
Дверь так резко хлопнула, что ушам стало больно. Я разделась и залезла в воду. Блаженное тепло окутало тело, я застонала:
— Мои бедные ножки, — и поняла, что не смогу вылезти, сразу навалилась сонливость. Захотелось расслабиться, замереть и ничего не делать. Веки стали тяжелыми, и сама собой навалилась дрема. Я пыталась с ней бороться, но силы были неравны.
— Вода, нельзя спать в воде, — пробормотала я, а в ушах уже играла какая-то музыка, как это бывает у засыпающих. И к моему голосу примешивались десятки других.
— Вода, вода, — бормотал молодой маг, а старик скрипуче вторил:
— Управление водной стихией не есть ваше призвание, господин Вонифатий.
— Дайте ж мне серебряной воды! — орал еще один. — Раствор уже вскипает!
— Воды, воде, воду… проклятье! На каком же языке это заклинание?
Я вздрогнула, не понимая, где я, и, содрогаясь от озноба, быстро выскочила из лохани, заливая пол водой и не видя, где полотенце, хотя столик со всем необходимым дважды возникал передо мной. В голове стоял многоголосый ор. Неистовый старик орал по-морански, перекрикивая всех. Я затрясла головой, пытаясь вытряхнуть все это, и разноголосица утихла.
— Надо спать, — решила я и, закутавшись в теплый халат, пошлепала к уже расстеленной служанками постели, там даже грелка лежала, но сил умиляться не было. Я закрыла глаза и сразу же словно ухнула в черный бездонный колодец, на дне которого отплясывали безумный танец целые полчища магов.
— Вугу, вугу, вугу! — орал, притоптывая на одной ноге, шаман, которого я лишила срывающей печати книги.
— Эфир есть всепроникающая субстанция, наполняющая все мироздание и присутствующая в каждой вещи, — вещал фон Птиц, простирая над миром руки. — Сами вспышки молний есть не что иное, как столкновение наполненных эфирных масс, находящихся в непрерывном движении и определяющих своим движением распределение магической энергии на земле.
— Уйди! — замахала я руками. — Достал со своим эфиром, дайте отдохнуть от учебы!
Маги исчезли, но зато те самые зловещие массы навалились на меня; зло потрескивая фиолетовыми разрядами молний и беззвучно колыхаясь сине-зеленым маревом, они начали кружить, то приближаясь, то отступая, с каждым разом все плотнее сжимая кольцо. В конце концов я не выдержала и заорала:
— Велий! — С этим криком и проснулась. — Все, — сказала я себе, с минуту посидела на кровати и поняла, что если не приму решительных мер, то кошмары не оставят меня до утра. Удивительно, но лохань и ширму уже убрали, даже воду затерли. Я встала с кровати, опять приятно удивившись ненавязчивой заботе — ноги сами собой воткнулись в мягкие меховые тапочки, на спинке висел большой теплый платок, а возле правой ноги почти незаметно, но так, чтобы не искать, — ручка ночной вазы. Я фыркнула и пошлепала будить Велия.
Маг еще не спал, а сидел в отцовском кабинете, разбирая какие-то бумаги. То ли он не ждал меня, то ли, наоборот, слишком долго фантазировал, что я приду к нему, но он уставился на меня такими глазами, что я не удержалась и съехидничала:
— У тебя такой вид, словно ты аптекарского шаровылупина наелся.
Он вздрогнул.
— Какого шаровылупина?
— От которого шары вылупливаются, — буркнула я. И, придвинув стул, пожаловалась: — Не спится честной девушке в твоем доме. Стоит закрыть глаза, как являются полчища магов и зудят и зудят, особенно этот фон Птиц, просто достал с лекциями.
— Какими лекциями? — не понял Велий.
— Об эфирных массах, которые пронизывают все пространство. — Я на миг задумалась, прислушиваясь к фон Птицу в своей голове, и поправилась: — О! А сейчас начал о связи алхимии и магии рассуждать! И чего ему не спится? И этот недоучка с водой просто бесит, сколько можно бормотать одно и то же, если все равно ничего не получается! Хорошо хоть у магистра Фария реторта взорвалась, теперь сидит и мне не мешает. Хотя сам дурак, набрал ассистентов бездарей, а еще на что-то надеялся!
Велий сначала отодвинулся от меня, как от сумасшедшей, но, услышав о Фарии, заинтересовался:
— И где его дом?
— Откуда же я знаю! Лаборатория на том конце города, за мостом, почти на окраине, рядом с кузницей ведуна. Тоже тот еще жук, дурит клиента, выдавая пьяные бредни за колдовской обряд. Столько козьего помета сжег на алтаре, что аж в носу свербит!
— Ты и запахи чувствуешь? — удивился Велий.
— Если б только запахи. — Я тяжело вздохнула. — Знаешь, сколько неудачников сейчас блюет по подворотням? А еще студенты Академии магов называются! Хорошо хоть шаманы с их мухоморами далеко на севере. А то б вообще каюк! Слушай, у тебя есть что-нибудь от страшных глюков?
— Боюсь, это не глюки, — с каким-то болезненным интересом посмотрел на меня Велий. — Школа экранирована от всякого рода магических нападок, а здесь ты беззащитна, поэтому и начала чувствовать кроме меня и директора всех магов без разбора.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Отчего ж? Топор — прекрасное решение любой проблемы!
Я зарычала, но Велий вытащил из стола пузырек с бурой, отвратительно воняющей жижей и, накапав в стакан с вином, протянул мне:
— Пей и спи. Не хватало еще, чтобы у тебя завтра личико было бледным, как у упырицы.
Я, морщась, выпила лекарство и, вяло поблагодарив, ушлепала обратно. Но стоило мне закрыть глаза, как в ушах зазвучала настырная молитва того самого неудачливого ученика, который пытался заморозить воду:
— Боги-Всетворцы, если вы есть и не сильно злитесь на мага Вонифатия, помогите мне, в конце концов! Куда я пойду, если меня вышибут из чертовой Академии? Навоз с вилами кидать, да?
— А почему бы и нет? — хмыкнула я. — Что за чистоплюйство? — И недолго думая взяла все в свои руки. — Во-первых! — рявкнула я, глядя глазами Вонифатия на старикашку-педагога. — С такими емкостями мы не работаем! — Стакан полетел со стола. — Где тут помойное ведро? — Из-под рабочего стола клокоча полился серо-зеленый поток вперемешку с кухонным мусором.
— Привет, — повинуясь моему взмаху руки, улыбнулся всем мусорный человек, поправляя прическу из луковой шелухи. — Станцуем? — И он пустился в пляс, разбрызгивая вокруг себя грязный дождь и мерзко почавкивая подошвами. — Вот так, вот так, я танцую краковяк! Я и боком, и вприсядку, все сначала, по порядку!
Глаза учителя вылезли из орбит, но стоило мне ухватить его за руки, чтобы вместе с Вонифатием и человеком пуститься галопом вокруг стола, как он завопил:
— Включите защиту от демонов!
Я почувствовала удар, словно Алия шлепнула меня подушкой, и провалилась в мирный сон без всяких сновидений.

Утром меня еле растолкали. Велий за завтраком все пытался заглянуть мне в глаза и расспросить, как самочувствие, но времени не было, поэтому я только отмахнулась, буркнув, что днем у меня и своих мыслей хватает, чтобы еще и к чужим прислушиваться. Все бурно радовались прибытию Серого Волка, Алия визжала, повиснув у него на шее, словно они год не виделись. Слуги переглядывались, пытаясь определить, к какому виду нечисти относится красивый парень с ранней сединой на висках и странными желтыми глазами.
Часа через два прискакал гонец из кремля, сказал, что нас готовы принять. Мы с помпой вышли из Велиевого дома, у крыльца которого уже стояли три золотые кареты.
— Не слишком ли? — удивилась я, но Аэрон объяснил, что послам Урлака, Лаквилла и представителям нечисти негоже толкаться локтями в одном экипаже. Одет он был в традиционный вампирский костюм, не скрывающий крылья.
Алия, проклиная все на свете, заявила, что ни за что не наденет платье, как бы того ни требовал папа в своих письмах, пришлось срочно искать ей легкую лаковую броню, чтобы придать хоть сколько-нибудь торжественности, а вот с овечкой и богатырями не было никаких проблем, кудрявая даже копытца вызолотила.
Меня же отдали на растерзание мавке, сопроводив наказом, чтобы я выглядела скромно, но ослепительно красиво. Что ж, пришлось смириться, натянуть приготовленное нежно-голубое, расшитое жемчугом платье, застегнуть на шее и запястьях украшения все из того же жемчуга и отдаться на милость подруге. Сонливость меня покинула только в тот миг, когда Лейя запустила гребень в мои волосы, заплетая замысловатую косу и вплетая в нее жемчуг. Все остальное время, то ли из-за бессонной ночи, то ли благодаря зелью Велия, я оставалась в полудреме, равнодушно глянула на незнакомую рыжеволосую красавицу в зеркале, безучастно выслушала комплименты по поводу моего внешнего преображения и позволила отвезти себя в кремль.
От судилища в памяти осталось на удивление мало. Скопище людей гудело как пчелиный рой и затихло при нашем появлении. Мы приветствовали Великого Князя — дебелого, уже немолодого мужчину с властным взглядом, после чего секретарь из жрецов Хорса начал зачитывать суть тяжбы. Папочка Прыща, вначале решительно настроенный содрать с нас три шкуры за оскорбление, видимо, помнил башни, которые я разрушила, покидая его загородный дом, и чем дальше слушал о титулах и званиях пострадавшей стороны, тем больше суровел. А когда всем стало понятно, что я прямая наследница всей северской нечисти, с которой Северскому Великому Князю ссориться не с руки, без разговоров заехал сыночку по роже и, пав на колени, потребовал самой суровой кары для себя и всего рода. После чего было много охов, ахов, всплескивания руками и взаимных уверений в почтении. Правда, покидая кремль, я с удивлением обнаружила на физиономии Прыща два фингала, видимо, покинув большой зал, папа очень сурово объяснил наследнику, с кем не стоит ссориться и о чем не стоит умалчивать.

— Ну что теперь? К Лейиной тетке? — спросил Аэрон, равнодушно полируя брильянтовое кольцо о рукав. Я, закутавшись в соболий палантин, прикорнула на плече «жениха».
— Ты чего сегодня такая? — удивился вампир.
— Красивая? — спросила я.
— Сонная, как сова-сплюшка.
Велий махнул рукой:
— Пусть дремлет, ей это полезно.
— Он меня опоил, — ткнула я в него пальцем и снова задремала.
— Что ж теперь будет? Боги небесной горы, помогите мне! — надсаживался навязчивый Вонифатий, тряся прутья клетки. А огромный, мрачного вида детина бубнил, буравя его неприятным взглядом: — Странно, но следов присутствия демона нет.
Злополучное ведро грязи и мусора стояло посреди лаборатории, и с полдюжины магов глядели на него, заложив руки за спину, пока один из них не ткнул веточкой в жижу и не заметил:
— Обыкновенные помои.
— Ты себе-то в глаз потычь, а! — тут же возмутился мой мусорный человек, вылезая из ведра, и с довольной улыбкой обнял ручищами сразу всех. — Ну что, господа маги, станцуем? — Не успели они возмутиться, как их ноги против собственной воли пустились в пляс. Вонифатий отшатнулся от клетки, видя, как его почтенные учителя вприскочку пустились вокруг ведра, старчески дребезжащими голосами выводя:
— И так и сяк, мы танцуем краковяк!
— Мама! — завопил Вонифатий. — Я не хочу быть магом, лучше уж и вправду навоз кидать! — И пополз в угол клетки, стараясь забиться под дерюгу.
Я почувствовала сквозь сон, как меня трясут за плечи и, успев погрозить незадачливому ученику:
— Давно бы так, — проснулась, хихикая.

Подворье, на которое мы заехали, было широким и многолюдным. Лейина тетка стояла на крыльце, встречая нас. Ее супруг, высокий, беловолосый, обнимал красавицу Лилию, не торопясь спуститься нам навстречу. Собственно, и дворня не сияла радостью на лицах, им достаточно было бы и одной мавки, без довеска в виде друзей в золоченых каретах.
— Мы рады вам, — чопорно поклонился нам хозяин дома. Аэрон ответил ему не менее учтивым поклоном. Сиятельный сделал неуловимое движение телом, отчего всем показалось, что он поклонился, хотя и на волос не склонил головы. Типичный эльфийский поклон. Волк оскалился, приветливо помахав рукой, мы с девчонками, переглянувшись, сделали реверанс. Эльф неодобрительно покосился на Алию в броне и штанах и пригласил нас в дом.
Лилия поплыла в дом впереди нас, я услышала завистливый вздох парней, который, впрочем, они попытались скрыть — все-таки тетка у Лейи была просто потрясающе красива. Алия не раздумывая ткнула Серого Волка в бок, а я попалась как раз в тот миг, когда шпыняла одновременно Велия и Аэрона.
Стервозная Лилия понимающе подняла бровь, и я ее сразу невзлюбила.
— Разрешите представить вам — Милий из рода Серых лучников, — сразу взял быка за рога хозяин дома, стоило нам войти в трапезную. Назначенный мавке в женихи эльф любезно встречал нас, безошибочно найдя среди вошедших нареченную.
— Полукровка, — громко прошептал Серый, хозяева передернулись.
Милию кровь бросилась в лицо, Аэрон одернул волка:
— Ты что? Это ж у них смертельное оскорбление.
— Действительно, Серый, — упрекнул волка маг. — У молодого человека и так жизнь нелегкая, а ты еще в глаза тычешь его происхождением. У эльфов с этим сурово — видишь, даже хозяин не нашел другого способа возвысить его, как выдать за племянницу жены.
— А ведь девочку наверняка планировали продать подороже, — сказал тихо Аэрон, лениво оглядывая зал.
Хозяева оцепенели, скрежеща зубами, но прежде, чем Лилия успела вспылить, ее супруг прорычал:
— Подите вон, господа. Мы не желаем выслушивать оскорбления в собственном доме.
— Да что вы, мы и не собирались вас оскорблять, — вступил в разговор Сиятельный, — просто пытаемся понять, по какой такой причине вы согласились на столь недостойную для вашей племянницы партию?
Будь Милий чистым эльфом, он, может быть, и сдержался бы, но примесь человеческой крови сыграла с ним плохую шутку, он в гневе бросился на Сиятельного, чего не стоит делать, если перед тобой маг, вампир и Древний. Сиятельный даже бровью не повел, когда кулак полукровки мелькнул перед самым его лицом. Милий отлетел под стол, сшибая резные стулья. Слуги вбежали в зал, послышался недвусмысленный скрип натягиваемых луков. Мы с подругами стояли тесной кучкой, очень завидуя оставшимся на улице Зоре и Гомункулу, овечка спряталась за нашими юбками.
— Сдается мне, что они это заранее отрепетировали, — догадалась Алия.
— Вот зараза, теперь стой и думай, чем дело кончится, — расстроилась я.
— Я боюсь, — пропищала Лейя.
— Нас не тронут, успокойся, — сказала я, косясь на наконечники стрел. — Во всяком случае, тебя.
Сиятельный тем временем, изобразив бездну скорби на лице, сочувственно покивал:
— Очень жаль, что ваш протеже столь мало походит на эльфа. Но я надеюсь, что в будущем вы сможете из него сделать что-то стоящее.
Лучше б он дал хозяину дома по физиономии, потому что и эльф уже не удержался, заскрипел зубами.
— Не тебе, безродному щенку, об этом рассуждать.
— Я не безродный, — спокойно возразил Сиятельный, — и тому есть доказательства.
— Например, империя, ждущая своего правителя, — вставил Серый Волк. Об этом явно уговора не было, потому что Сиятельный запнулся, а волк, оскалившись, окончательно взял разговор в свои руки (или лапы?). — Школьный псевдоним нашего друга — Сиятельный, как ваше прозвище среди людей — Остролист, что не мешает ему оставаться Иваном Ивановым, владыкой тридевятого царства, древнейшего среди земных. Впрочем, — он сделал вид, будто только что вспомнил, — вы этого помнить не можете, вашего маленького клана тогда еще не существовало.
Мы все уставились на потрясенного Сиятельного, включая мавку.
Серый же тем временем, развернув всю нашу компанию к выходу, спокойно закончил:
— Мы, собственно, и заехали-то сказать, что безмерно благодарны вам за все, что вы сделали для своей племянницы, и сообщить, что заботы о своей невесте наш друг берет на себя. Всего хорошего.
Мы, потрясенные, покинули дом и расселись по каретам. Каждый старался подсесть к Серому Волку. В результате мы все набились в одну, беззастенчиво усевшись на колени к парням.
— Ну и что это значит? — пристали мы к Серому Волку.
— Только то, что я сказал, — с улыбкой ответил он, но нас унять было не так-то просто.
— Кому ты заливаешь?
— Ему не тысяча лет!
— Да кто тебе поверит!
Сиятельный, кашлянув, стал уверять волка, что тот ошибается.
— Ошибся я только в одном — когда Хрустальный ларец с золотым яйцом потерял! — сказал волк. — Матушка-то твоя не совсем человеком была.
Сиятельный побледнел и пробормотал:
— Я действительно вылупился из золотого яйца, но об этом никто не знает.
— Я знаю, — сказал волк и со смехом повернулся к нам: — Да что вы так на меня уставились? Вы же были в тридевятом царстве, сами же яблоки воровали у Афронта, который родился сразу после Великой битвы. Неужто не заметили, что там время просто стоит?
— А нам не до времени было.
— Мы пьяные были, ты же нас споил тогда, — вякнула мавка, а волк покачал головой:
— Нет, женщины никогда не перестанут меня удивлять.

… Поняла тогда Василиса, что не сможет жить без своего Ивана, и, велев верному слуге — Серому Волку заботиться о нерожденном еще сыне, отдала ему золотое яйцо. А сама взяла Иванов меч и выехала в чисто поле на врага. Страшной и неравной была та битва, но по последнему, предсмертному слову ее легла на земли тридевятого царства печать, и скрылось оно от глаз людских до той поры, пока не повзрослеет и не войдет в силу ее сын, чтобы отомстить врагам за смерть родителей.

— Ванечка… — обливалась слезами на плече Сиятельного Лейя, а сам Князь морщился, слыша это имя, хотя в глазах тоже стояли слезы.
— Я поклялся ждать хоть тысячу лет, — продолжал Серый Волк, но раз не росло яйцо, то и время стояло в царстве. Тогда я рискнул вынести его к людям, и надо ж такому случиться — стоило мне только выйти из норы, как налетела невиданная буря, ветром вырвало у меня хрустальный ларец и унесло. Сколько я ни бегал по окрестным лесам, высунув язык, так и не смог найти, даже и в голову не пришло, что тебя подобрал Вук Огнезмий.
— Ух ты! — шумно восхищалась Алия.
— А кем была Василиса? — Сунулась в разговор Лейя, но волк покачал головой:
— Этого даже Древние не знают. Колдунья, чаровница, эльфийка…
— Жаба, — подсказала я.
Все осуждающе посмотрели на меня.
— Да ладно вам, — отмахнулась я. — Лебединой девой она была, мне Анчутка рассказывал. Я тебе потом все подробненько расскажу, как твоего папу охмуряли, — сказала я Сиятельному.
Тот испуганно вздрогнул. Слуги почтительно внимали, с восторгом глядя на того самого Ивана из сказки. Я была уверена, что уже сегодня, еще до полуночи удивительная новость облетит весь Княжев и в кремле вознесут благодарение богам за то, что не допустили ссоры с еще одним императором, хотя жаль, было бы об этом раньше известно Прыщу бы голову отрубили, причем сам папа бы и рубил.
За столом радостно гомонили, строя планы на будущее. Сиятельный робко уточнял размеры своего наследства, а Аэрон радостно трепал его по плечу, называя Ванькой и предлагая Лейе сменить имя на Маньку. Лейя захлебывалась восторгом, в сотый раз выкрикивая, что ведь она себе нагадала красивого и богатого, а ей не верили, и приставала к Алие:
— Ну вот что ты в тот раз в зеркале увидела?
Алия надувала губы, и всем сразу становилось понятно, что ничего, кроме мельтешащей в зеркале мавки, ей не привиделось.
— Я еще сомневался поначалу, — откровенничал уже порядком захмелевший волк, — волосы эти до плеч, манеры, но когда в Засеках мы отмывались, а Верея ляпнула девчонкам, что он украденный сынок императора, задумался, а уж как сказали, что Лейку замуж выдают, — и захихикал, утыкаясь в плечо Велия, — взял Вука за горло и всю правду вытряс. И про ларец, и про скорлупки, которые он на монетки пустил.
А до меня вдруг дошло, и я подпрыгнула:
— А чего ж мы стоим? Поехали Ивану его царство возвращать. Там же люди исстрадались давно…
На лице Сиятельного мелькнул испуг, который он мужественно подавил, твердо сказав:
— Ну если это так надо…
— Надо, — поддержала меня Алия.
— Конечно, надо! — заверещала Лейя.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:46 | Сообщение # 25

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Я толкнула ее в бок:
— Вы только посмотрите на нее — уже горностаевую мантию примеряет.
Возникла сутолока — мы порывались вскочить, а дружки усадили нас обратно, объясняя, что такие дела с кондачка не делаются, еще неизвестно, в каком месте проявится государство Сиятельного. Ведь недаром говорят, что за тридевять земель. Значит, точно где-то у черта на рогах.
— В любом случае, — сказала овечка, кладя голову Князю на колени, — под молодильные яблочки тебе какой угодно кредит дадут. Хочешь, я по совместительству буду казначеем и у тебя?
Сиятельный посмотрел в ее честные-пречестные глаза и не смог отказать.
Когда мы же начали засыпать прямо за столом, самый трезвый из нас — Велий сказал, что пора заканчивать с разгулом. Мы дружно замахали руками и выразили решительное несогласие, пьяная Алия кричала, что это за сказка, если в конце нет пира горой? И вообще она желает танцевать с императором. Мы ее поддержали, намекнув, что тоже не прочь этим заняться, а Велий, если ему невмочь, пусть идет и спит. Но этот бирюк не пожелал отдать нам дом на разграбление и сидел, затыкая уши, когда Зоря и Гомункул взяли в руки свирели, а мы принялись под их нестройный гуд отплясывать, причем Сиятельный даже в этой какофонии умудрялся уловить какой-то ритм и был со своей Лейей самой красивой парой. Алия, например, просто висела на волке, объясняясь ему в любви. У нас с Аэроном тоже получалось неплохо, но мне почему-то все время казалось, что мы танцуем разные танцы. Закончилось тем, что я все-таки наступила на подол своего платья и рухнула в объятия Велия, как-то неожиданно обнаружив себя уже перед дверью своей спальни.
— Все, давай спи, — сказал маг, подталкивая меня к двери.
— А поцеловать? — закапризничала я. Он чмокнул меня в нос, я надулась: — Это что такое, а? Обслюнявил, как собака! Чмокнул, и все? Иди гуляй? А где ласковые слова, чувства? Ты мне, между прочим, ни разу даже в любви не признался. — Я уперла руки в боки, чувствуя, как коридор плавно покачивается. — Ну говори, ты меня любишь?
— Да люблю, люблю. — Велий попытался втолкнуть меня в комнату.
— Нет, это надо говорить на коленях, — уперлась я и почувствовала, как слезы обиды застят взор. — Ты меня не лю-убишь, — на манер Лейи затянула я, — ты мне даже цвето-очков ни разу не дари-ил.
Велий негодующе закатил глаза, схватил меня в охапку, а я удивилась знакомому ощущению — видимо, так меня сюда несли, но даже когда он меня бросил на кровать, я все не унималась:
— Ты не романтичный, из тебя доброго слова клещами не вытащишь! Маг!

Стоило мне закрыть глаза, как меня тут же начали расталкивать:
— Вставай, вставай, засоня! В карете доспишь!
— Я не хочу! — вяло отбивалась я, вцепляясь в подушку. Но какое там! Меня выволокли из-под теплого одеяла и сунули ногами в тапки. Хорошо, что я легла не раздеваясь.
— Что за спешка? — раздирая рот зевком, спрашивала Алия, хоть и одетая по-дорожному, не до конца проснувшаяся.
— Из дворца делегация, — сделал страшные глаза Аэрон, — приглашают царя Ивана в гости к Великому Князю. Там весь двор у Велия знать истоптала.
— Послать их всех! — махнула я рукой, не открывая глаз. Мавка, высунувшись из своей комнаты, поинтересовалась:
— Где знать? В каком окошке? — и пошлепала к окну махать им ручкой. Серый Волк едва успел ее отдернуть:
— Ты что? Мы уже уехали, мы вчера еще уехали, нет нас дома.
— А-а, так мы уже едем? — догадалась я. — Тогда я посплю, вы не против? — Я хотела было опуститься на пол, но меня встряхнули как куклу. — А, что? Уже Веж? — Но вокруг были все те же лица. — Какой жуткий кошмар!
— С этой все ясно, — донесся до меня, как сквозь вату, голос Велия, я почувствовала, как он меня поднимает на руки, и обрадовалась.
— Нет, мне не очень нравится столица, — сонно бормотала я. — Вчера не спала, сегодня опять спать не дают. — Потянуло холодом, я открыла глаза. Мы стояли у потайной двери. Лейя весело скалилась, лежа на плече Сиятельного, и даже Алия, увидев, что ее подруги путешествуют с комфортом, взобралась на спину Серого Волка, хотя сна у ней не было ни в одном глазу.
— Разграбив город и похитив женщин, завоеватели укрылись в темных норах, — заключила я, окончательно засыпая.

Проснулась я от одуряющего запаха черемухи. Она стояла охапками в огромных вазах, и стоило мне открыть глаза, как заводная шкатулка тренькнула крышечкой и зазвенела нехитрой мелодией. «Я безумно тебя люблю» — было написано на расписной открытке.
— Вот. — Блаженно жмурясь, я откинулась на подушку. — Может же, когда хочет. — И тут же подскочила, испугавшись, что это сон.
«Это не сон», — прочла я на открытке с голубками.
— Ах ты маг! — хмыкнула я.
«А как же!» — появилось на открытке. Я ткнула надпись пальцем, и она завалилась набок, сменившись другой: «И все равно я тебя люблю».
Как после такого можно вставать? Да и зачем? Что мне хорошего могут сказать учителя? Нет, если бы сегодня были занятия по магии…
Но как-то так внезапно получилось, что стоило нам приехать, как все захороводились вокруг Сиятельного, будто до этого его в глаза не видели. А мне только ручкой махнули, вроде того, что давай, занимайся по расписанию.
Я зевнула и сладко потянулась. По коридору, топоча копытцами, пробежала овечка и ткнулась головой в нашу дверь.
— Ты что? Еще спишь?
— А что делать? — улыбнулась я.
— Засоня! Подружки вон с утра подхватились.
— Подружкам хорошо. У них есть чем заняться. — Лейю от Сиятельного не мог оторвать даже директор, а к Алие прикатил папа, требуя подробного рассказа о визите к Великому Князю.
— Кто-то бате стуканул, что я заженихалась, — сообщила, вытаращив глаза, лаквиллка, но Серый Волк твердо взял ее под локоток, и они, не успев шагнуть за порог родной Школы, растаяли в ночи. Я посмотрела им вслед.
— Надеюсь, они не сбежали?
— Нет, волк от ответственности не бегает, — уверила меня овечка. — Главное, чтобы ему сразу бока не намяли, а потом разберутся.
Теперь я была самовластной хозяйкой комнаты, и Велий дарил мне цветы. О чем еще мечтать девушке? Какие, к лешему, уроки?
— Марш, марш на демонографию! — прикрикнула на меня овечка, явно не понимая моего настроения.
— Мне неохота! — заканючила я.
— А мне, думаешь, охота? Я вам и комендант, я вам и казначей, я вам и шут балаганный — так ведь терплю, ни слова протеста! — И она грубой силой выпихала меня из комнаты.

— Привет. — Я помахала всем ручкой. — Скучали?
Господин Рагуил благодушно глядел на меня, облокотившись на преподавательскую кафедру, а демоны скалились, и я готова была дать голову на отсечение, что никакой демонографией они до моего прихода не занимались, а травили анекдоты.
— Та-ак, — протянул Рагуил, — наконец-то явилась краса и гордость нашего класса госпожа Верея. В таком случае мы, надеюсь, не будем тянуть и попросим госпожу Верею рассказать что-нибудь интересненькое.
— Просим, просим! — захлопали остальные, а Рагуил полез в свою тетрадку и с удивлением обнаружил:
— О! Да у нас сегодня зачет по высшим иерархам!
Я обреченно прошла к кафедре, плюхнув сверху Рагуиловых свои тетради:
— Вы не возражаете, если я буду пользоваться конспектами?
— Ну что вы? Какие могут быть возражения? — улыбнулся демон.
Я зарылась в кучу тетрадей. Культурология, мифотворчество, общие предметы… Интересно, а где демонография?
— Мм… — Я обвела безнадежным взглядом замерший в предвкушении класс.
Рагуил по-отечески улыбался, причем зеленый глаз озорно светился, а красный был почти прикрыт толстым веком, но и того маленького проблеска огня, что падал на меня, вполне хватало, чтобы собраться.
— Не дождетесь, — буркнула я и, раскрыв тетрадку по мифотворчеству, уставилась в раздел «демоны», где было про демонов написано буквально две строчки. Правильно, зачем мне записывать про них в мифотворчество, если у меня есть тетрадь по демонологии? Жаль, сегодня я ее не взяла.
— Демоны, — заговорила я, — это боги данного мгновения. — Класс зааплодировал, я раскланялась. — Они неосязаемы, неуловимы и невидимы. — Рагуил крякнул, а я потребовала тишины, потому что невозможно сдавать зачет, когда вокруг тебя ржут. — Есть кратковременные демоны, которые налетают на человека, совершают какое-либо необратимое действие и исчезают. Но есть и долгоживущие демоны, которые влияют на судьбы целых народов или покровительствуют избранным. Вот. — Я перевела дух, косясь на учителя.
Рагуил был явно не против этой абракадабры, беда в том, что на этом мои знания о высших иерархах заканчивались, ни имен их, ни взаимоотношений в памяти не отложилось. Поэтому я, как всякий нормальный ученик, которому своя шкура дорога, решила вильнуть в сторону.
— Например, мы видим продолжительное влияние одного из таких демонов на семью.
Взгляд мой упал за окно, где Зоря, по своему обыкновению, гонял волкодлаков. Краем глаза я заметила, как злокозненный Анжело достал из-под мантии какую-то коробочку и дунул в нее. Я хотела возмутиться, помня, что добром такое не кончается, но тут мой язык вместо стройного рассказа про Илиодора-царя, у которого демонических событий случалось выше крыши, понес такую ахинею, что я со страху вцепилась в кафедру:

— «Жила-была Параскева-Засечница, женщина скромная, тихая, домовитая, но незамужняя. Так уж случилось, что природная стыдливость мешала ей выйти замуж. Придут к ней свататься, а она вся зарумянится, покраснеет и скажет: „Нет“. Потом плачет, одной-то век вековать скучно, да и детишек хочется. Вот случилась однажды буря и непогода, а у Параскевы корова потерялась, идет она, гонит ее домой, а по дороге ей старичок тщедушный такой, сморщенный, в чем только душа держится. А на спине у него вязанка, чуть не придавила горемыку.
— Что ж вы, дедушка, так себя надсаживаете? — воскликнула Параська. — Дайте я вам помогу. — И взвалила вязанку на свою спину. — Где вы живете, дедушка? Далеко ли идти?
— Ой, далеко, доченька! — вздохнул дед. — Живу я во сыром бору, во густом лесу, за мшистым болотом, на горочке.
— Что ж вы там кушаете, дедушка? — удивилась Параська.
— Кушаю я там сухие корешки да мухоморы, — ответил дед.
— С кем же вы там живете?
— Со зверем лесным да жабами болотными, — закручинился старый.
— Да как же так можно?! — посочувствовала ему Параскева. — Я вот среди людей живу, а все равно одна-одинешенька.
Старик покачал головой:
— Не ходи со мной, девица, далеко это и тяжело. Будешь ты на болото ходить — станут тебя люди ведьмой называть, всякие гадости рассказывать, перестанут женихи захаживать, не будет у тебя детушек, не будет утешения в старости.
Но Параська его и слушать не хотела, нельзя старого человека одного бросать, и все. Так и стала с тех пор ходить к нему каждый день во сырой лес, за мшистое болото, на горочку. Люди стали про нее нехорошее говорить и пальцем показывать. За три года перевелись женихи, дом обветшал, и стала она нелюдимкою, самой настоящей ведьмою.
Вот прошло еще три года, уработалась Параська в доме у старика, сидит, отдыхает, а старик сверлит ее тяжелым взглядом и спрашивает:
— Не жалеешь ли ты, девица, что помогла мне, убогому?
— Нет, не жалею, дедушка, — отвечает Параська.
— И не будешь. — И провалился старик сквозь горушку вместе с избушкой своей. А в том месте, где он провалился, родник студеный забил. Расстроилась Параська, что последнего знакомца потеряла, напилась из родника и пошла домой, а наутро проснулась брюхатая. И в срок родилось у нее три сына: Вечерка — на вечерней заре, Полуночка — в полночь и Зорька — на утренней заре. Двое славных да румяных, а Зоренька головкой слабенький. Уж как Параська его ни выхаживала, какие только слова ни нашептывала, сынок только гукал да слюни пускал. А еще был у него один недостаток — как увидит что блестящее так в карман и положит. А мама удивляется:
— Откуда в кармане у убогого золотые денежки?
Все думала, наивная, что люди добрые дают. Вот выросли братья и пошли по весне наниматься в работники. Идет Вечерка по дороге, а навстречу ему старикашка — хилый, убогий, в чем только душа держится. Говорит:
— Здравствуй, добрый молодец, куда путь держишь?
— Хочу плясуном наняться, никто меня не перепляшет.
Старик ему предложил об заклад побиться:
— Если ты меня перепляшешь — возьму тебя в работники, будешь в золоте ходить, с золота есть. А коли нет, то бесплатно на меня работать станешь. — Достал гусли-самогуды да как давай с молодцем выплясывать.
Упал без сил Вечерка да сквозь землю с дедом и провалился.
Шел этой же дорогой Полуночка и тоже повстречал старика.
— Здравствуй, добрый молодец, куда путь держишь?
— Иду в работники наниматься, — отвечает Полуночка.
— А что умеешь?
— Боец я знатный, нет меня на свете сильнее.
— Ой ли? — усмехнулся старик. — Давай проверим, если ты меня, старого, победишь — возьму тебя в работники, будешь в серебре ходить, с серебра есть. А нет — будешь мне служить задаром.
Молодец и согласился, но смеялся недолго, потому что старик вытащил из-за пазухи бей-дубинку, и так она парня отходила, что Полуночка только пощады просил, а как попросил — так они вместе со стариком сквозь землю и провалились.
Попался этот старик и Зорьке. Старик ехидно улыбается и спрашивает:
— Куда идешь, добрый молодец?
А Зорька только гукает, да пукает, да слюни пускает. И так к нему старик подступался, и этак, да что с убогого взять? Махнул он рукой, хотел медную монетку подать, хотел развязать кошель, хвать, а кошеля-то и нету. И дубинки нет, и гуселек. Накинулся он с кулаками на Зорьку. А тот нечаянно дубинкой махнул, по струнам пальчиком задел, и началась потеха с перезвоном. Танцует старик да охает от ударов.
— Что хочешь сделаю, только пощади! — взмолился несчастный.
Тут Зорька и подал голос впервые в жизни: хочу, мол, стать добрым молодцем, красавцем и разумником. Провалился старик сквозь землю, и там, где он в землю ушел, родник забил. Вот Зорька напился, умылся и стал добрым молодцем. И раз стал разумником, то сразу догадался, где его братья. Грянулся грудью оземь и проломился в Подземное царство.
Смотрит — стоит он посреди Золотого царства, змеи вокруг шипят, а двенадцатиглавое чудище сидит — золотое яйцо охраняет. Приглянулось яйцо Зорьке, выпустил он бей-дубинку, она всех змей и поприбивала, а Зоря чудище придушил. Забрал богатырь яйцо, идет дальше. Смотрит — Серебряное царство, кругом жабы зубастые, а шестиглавое чудище серебряное яйцо охраняет. Прибил он жаб дубинкою, чудище придушил, яйцо забрал. Идет дальше, видит Медное царство, совсем пустое. В гнезде медное яйцо и совсем маленький змееныш его охраняет. Одним щелбаном Зоря его прибил и пошел дальше. Прошел все медное царство, вышел на свет божий. Закручинился, что братьев не нашел, да как хряпнет золотым яйцом оземь. Вышел из него Вечерка, глазами хлопает, ничего не помнит. Расколол тогда Зорька второе яйцо, вывалился из него Полуночка, ручищи — во! Ножищи — во! Повертел Зорька третье яйцо, никак не может сообразить, что же в нем лежит, видно, сила родниковая перестала действовать, проколупал он тайком от братьев в яйце маленькую дырочку, а оттуда как хлынет нечисть да как разбежится по всему свету! Пришлось братьям за оружие браться и по свету отправляться, чтобы всю нечисть обратно в яйцо загнать. Так и ходят с того времени дозором. Вечерка — весь в золотой пыли, Полуночка — ручищи — во! Ножищи — во! И Зорька гукающий».

Я облокотилась о кафедру, вывалив язык, как отдышливая собака, даже сил на то, чтобы показать Анжело кулак, не было.
— Очень интересно, — подал голос молчавший до этого Рагуил. — А где же тут, позвольте узнать, высшие иерархи?
— Ну не простые ж демоны все это провернули! — просипела я. — Столько нечисти на свет выпустили! — Это был аргумент убойный, даже Рагуил не нашел к чему бы прискрестись. Он только поинтересовался именами сих великих деятелей навьего царства, но я сказала, что это великая тайна и тот, кто ее знает, — не жилец, а тот, кто подробностей хочет, пусть вон к Зоре идет, или к его среднему братцу — Гомункулу, или к старшему брату — Сиятельному.
— Ладно, удовлетворительно, с натяжкой, — согласился Рагуил.
— А почему это удовлетворительно?! — ожила я. — Да я так долго говорила, что за одно это можно уже хорошо поставить!
— А можно и неуд, — задумчиво почесал рога Рагуил.
— Хорошо, уд, но только из уважения к вам, жестокосердный вы наш, — пошла я на попятную, и пока класс гоготал, прошествовала к своему месту, не забыв стукнуть пачкой тетрадей по голове Анжело.
— С-староста, — прошипела я.
— Сказительница, — оскалился демон.
— Ну и поскольку у нас есть еще маленько времени, — учитель потер когтистые лапы, — мы еще успеем провести маленький письменный экзамен.
Я ойкнула, уткнувшись лбом в парту.
— А чего тянуть? Год-то заканчивается, — сказал Рагуил.
Я макнула перо в чернила и приготовилась внимать.

С подругами я встретилась только во время обеда. Лейя есть не могла, сидела как на шиле, глупо улыбалась и болтала взахлеб, так что понять ее было совсем невозможно, но видно было, что счастлива она просто жуть! Записные школьные красавицы смотрели на нее с ненавистью, считая, что мавка уволокла у них из-под носа жениха. Вдруг сразу выяснилось, что Сиятельный и той-то глазки строил, и этой комплимент сказал, а все счастье досталось этой выдерге болотной.
Алия сидела красная как бурак и молчаливая. С тушеной бараниной она разбиралась, как с личным врагом. Может, потому никто и не подошел к нашему столу, чтобы сказать злое слово мавке.
— Ты чего такая хмурая? — спросила я подругу. — Что папа? И вообще, как прошло знакомство жениха с родителем?
Алия засопела, глаза вспыхнули, она расстегнула куртку и показала разорванное плечо. Рана, к счастью, уже заживала, на Алии вообще все заживало как на собаке.
— Сцепились, как кобели. Думала, головы друг другу пооткусывают. И главное, охрана эта долбанная…
— И что?
Алия отмахнулась:
— Ай, дал батя денег хозяину гостиницы на постройку новой, не такая уж она и великая была.
— Да плевала я на эту гостиницу! — Я стукнула ложкой по столу. — Я про Серого спрашиваю, отец-то что сказал?
— Чтоб духу его в Школе не было, пока я не выучусь.
— А потом?
— А потом он, может, и сам от старости помрет. Батя, во всяком случае, на это очень надеется.
— Ага, помрет он! Тысячу лет не помирал, а тут вдруг помрет.
— Вот и я бате это сказала, а он мне в глаз.
— Ну и нравы у вас.
— Это… — затоптался у нашего столика Зоря, — вас директор кличет. Покушаете — и к нему.
— Ага, сейчас и мне в глаз.
— За что?! — удивилась Лейя.
— Феофилакт Транквиллинович найдет. Для похвалы еще ни разу не вызывали.
— Ну давай, — сказала Алия.
Я встала, и тут по залу разнесся дружный гогот: с обреченным видом к раздаче топал бельчонок в кокошнике и сарафане. Овечка подталкивала его носом:
— Давай, топай, некогда переодеваться! А вы не ржите, кони!

Я, добравшись до директорского кабинета, осторожно постучала.
— Входите, госпожа Верея. — Феофилакт Транквиллинович сидел за столом, обложенный толстыми, как гроссбухи, учительскими журналами. Напротив него в кресле восседал Велий, а за спиной Велия стоял Анжело, опасливо стреляя на директора глазами.
— Вот, отчитываю старосту вашего курса, — обрадовал меня Феофилакт Транквиллинович, — за вашу неуспеваемость.
— А чего у меня с неуспеваемостью, у меня хорошо с неуспеваемостью, — насупилась я.
— Я бы даже сказал, что у вас замечательно с неуспеваемостью, — развеселился директор. — Поэтому мы с господином Велием решили, что вместо практики будете вы у нас подтягивать «хвосты». А, памятуя вашу неудержимую страсть к книгам, еще дадим маленькое поручение — навести порядок в архиве, тем более что господина Гомункула у нас временно изъяли на общественные нужды.
Я зыркнула взглядом на «господина Велия», пообещав ему кровавую расправу сразу после того, как он выйдет в коридор. И сдержала свое обещание, сильно сожалея, что я не Алия, а то отгрызла бы ему сильно умную голову.
— Ты белены объелся, да? На полтора месяца в подземелье укатать решил? Что я тебе плохого сделала?
— Погоди! — отбивался Велий. — Чего ты накинулась как полоумная! Это директор придумал с архивом!
— Не ври! Мне хоть в глаза не ври! Ты как с Анчуткой переговорил, так вообще меня из Школы выпускать перестал! Думаешь, я не вижу? Думаешь, что такая глупая, да?
— Ну тебя, сумасшедшую. — Велий отодвинул меня в сторону, одергивая суконную куртку. — Никто тебя цепями к архиву приковывать не будет. Гуляй, где хочешь. По Школе. — Он засмеялся и бросился наутек, потому что я решила сделать из него чучелко для архива.
Вечером Аэрон утешал меня:
— Да ладно тебе, Верея, дуться. Подумаешь, практика в Школе! У меня вообще дурное предчувствие, что этим летом невеста бросит, но я же не переживаю, что холостяком помру!
Алия, до этого мрачная, потому что рядом нет Серого Волка, грохнула кулаком по столу:
— Поеду в этот Волчий лес и поубиваю всех! Порву, как Тузик шерстяной носок!
— О, как девицу-то распирает, — шепнул Аэрон.
— А может, Серый прокрадется к тебе в лес? — Лейя закатила глазки и так прижалась к Сиятельному, будто хотела врасти в него. Алия, тяжело вздохнув, проворчала, что такому счастью не бывать, потому что глупый Серый под нажимом бати дал Феофилакту Транквиллиновичу слово — не беспокоить ученицу во время практики.
— Зря. — Аэрон покачал головой. А я ухватила подругу за руку и потащила ее в коридор.
— Алия, а ты как относишься, ну-у, к противоположному полу?
Алия попятилась, пытаясь отцепить мою руку от своей куртки.
— Ты, Верея, случаем, не перезанималась? Голова не болит? Не кружится?
Я скрипнула зубами:
— Это ты двоечница! Естествознание перечитай. О половозрелых самках оборотня особенно. Ты лучше послушай меня. Волчий лес, он мало от Заветного отличается. И там ты не девкой румяной бегать будешь.
Алия побледнела:
— Ты на что намекаешь?
— На то, что меры надо принимать заранее, сейчас, а то потом поздно будет!
Лаквиллка смотрела на меня непонимающими глазами.
— Вот вернешься ты к бате брюхатая, то-то он порадуется, как ловко Серого отшил, а уж как Серый будет рад! Два дурака! Матери-то твоей нет, чтобы рассказать им про оборотней!
— Я сбегу! — взревела Алия и бросилась собирать вещи. Сидящие в комнате с удивлением уставились на зареванную Алию, не понимая, что происходит. И только смекнувший что-то вампир поинтересовался:
— Ну и куда ты собралась?
— К волку, в его логове буду жить.
— А не боишься, что на полдороге скрутит?
Лейя, все это время недоуменно хлопавшая глазами, поинтересовалась:
— Что происходит?
— Расстраивается, что на два месяца в глухомань закатают, сиди, вой там волком на луну, — пояснила я и перевела разговор на другое: — Ну а у тебя, Вань, как дела?
Сиятельный в который раз вздрогнул. В общем-то и у него жизнь пошла кувырком, мало того что вся нечисть Заветного леса явилась полюбоваться, так ему теперь предстояло знакомиться с историей собственного государства, с географией, со всеми государями, которые вокруг его царства будут находиться, и, на всякий случай, с остальными, мало ли, вдруг Феофилакт Транквиллинович просчитался с местом появления его вотчины.
А Анчутка еще и пугал, пытаясь вспомнить, не от тридевятого ли царства, тридесятого государства он отрывал остров Буян? А я Ивана радовала веселыми историями о Лихе, которая, может статься, будет бесплатным приложением к империи.
Велий вошел так непринужденно, что я возмутилась. Вспомнила, что давно не пускала в ход свои способности, и решила тут же, не вставая с кровати, сдать экзамен по сложной магии. Из тумбочки с утробным воем вывалилась свора моих конспектов и, скаля зубы, пошла на мага, зловеще поигрывая страничками.
— Кыш в архив! — рявкнул на них маг. Конспекты, завизжав, выскочили из комнаты, устроив в коридоре переполох.
— Эй! Куда?! — подпрыгнула я. — Мне ж еще «хвосты» сдавать!
Но Велий решительно усадил меня на кровать, выудил из кармана помятый букетик фиалок и, встав на одно колено, проникновенно попросил прощения:
— Если я и сделал что-то, то только для того, чтобы не расставаться с тобой, не беспокоиться, где ты, и каждый день тебя видеть.
— В общем, только о себе и думал, — проворчала, сунув голову в дверь, овечка. — Типичный самец.
— А как же конспекты? — пропищала я.
— Да ладно тебе! — Велий поднялся на ноги и отряхнул колени. — Что ты, их за полтора месяца не отыщешь, что ли? — Увидев мои сжатые кулаки, поспешно добавил: — Зато мы все время будем вместе.
— Подлиза, — отстранила Велия овечка, — пойдем, рыжая, надо пошептаться.
— Что сегодня за вечер! — воскликнул Аэрон. — Эта рыжая со всеми успела пошептаться!
Я показала ему язык, но овца нетерпеливо дернула меня за подол, и я выскочила в коридор, уткнувшись носом в мосластого, робко озирающегося мужика.
— Вот, Степан, — обратилась к нему овечка, — покажи.
Немного стесняясь, Степан протянул яркий лубок, на котором богатырь Еруслан седлал пернатого змея. Я похвалила, а овечка затопотала ногами.
— Да ты не понимаешь, не понимаешь! — закричала она и понизила голос: — Он лубошник, а у тебя архив. — Я все еще ничего не понимала, овечка притопнула Копытцем. — Если мы нарисуем подлинные похождения Древней нечисти, да с выписками из документов… — Овечка подмигнула.
— То Древние нас на много-много маленьких ягнят порвут? — договорила я за нее.
— Но мы же не станем подлинную историю писать, а что-то на нее похожее, можем имена поменять и подписать, что автор за случайные совпадения ответственности не несет. Тебе четверть от дохода.
— Половина, — отрезала я. Овечка, попыхтев и обозвав меня вымогательницей, согласилась.
— Насекретничалась? — с ухмылкой спросил Велий, а я задрала нос. Еще неизвестно, кому будет хуже от того, что я попала в архив!

Последняя неделя перед практикой прошла в суматохе. Лейя летала на крыльях любви, не замечая угрюмости Алии и Аэрона, и, расчмокав всех на прощание, укатила с Сиятельным в золотой карете в международное турне. Ей, как будущей императрице и по просьбе будущего императора, вместо практики вышла увлекательная поездка. И хотя Феофилакт Транквиллинович вздохнул, сказав, что так не годится, ничего хорошего из недоученных императриц не вырастало, он все же сдался. Однако пойти на уступки Алие не согласился, заявив, что это не его прихоть и от того, что вилколак останется здесь, в Школе никому легче не станет.
Я велела Алие крепиться, ни в коем случае не перекидываться в волка и не снимать колечка, пообещав, что я что-нибудь обязательно придумаю. Хотя что можно придумать — не представляла.
Школа опустела, как и в прошлом году, даже неугомонная овечка укатила в Княжев. Домовые занялись мелким ремонтом, на этажах запахло краской, и шага нельзя было ступить, чтобы не извазюкаться в извести. Даже обедать мы стали в летней кухне, которую Гуляй быстро организовал в парке. Кушать в окружении мелкой нечисти было не в пример веселее, чем с учениками, но делать это приходилось с опаской. Мало того, что в мою тарелку постоянно кто-нибудь норовил залезть ложкой, туда еще все время пытались кинуть какую-нибудь гадость, а чтобы скамейку клеем намазать или во время еды отрезать у сапог подметки, это и вообще легче чиха. Кормила нас в основном шишимора Дунька; сама росточком в локоть, она важно разгуливала по столу, как по проспекту, играючи размахивая половником вдвое больше нее и беззастенчиво суя нос в чужие миски:
— Чего не едим? — постукивала она сапожком, глядя мне в глаза. — Невкусно?
— Очень вкусно, — уверяла я, только сумасшедший может сказать правду шишиморе в глаза, — уработалась, чахну в архиве.
— Куда лапу тянешь? — визжала Дунька, с медным звоном опуская половник на голову сажевого бесененка, чтобы отобрать, обтереть о фартук и вернуть на законное место в мою тарелку кусок курицы. — Кушай, кушай, деточка. На вот тебе еще конфетку. Вкусная, сладкая.
Конфетка эта выглядела так, будто ей угощалось уже не первое поколение нечисти.
— Спасибо, в архиве съем.
— Алхимикусу только своему не давай, — посоветовала шишимора. — Кстати, чего это он не ходит за общий стол? Брезгует?
— Что вы, — махала я руками, — отвык просто.
Алхимик, надо сказать, оказался на удивление молодым, и от паука, к моему счастью, в нем осталась разве только привычка одеваться в черное. Иногда он разбивал колбы, ошибочно полагая, что у него все еще восемь рук, и как-то раз за чаепитием признался, что чувствует себя так, словно по непонятной причине свел глаза в кучу и теперь испытывает огромное желание развести их обратно.
— Вы еще и моргать забываете, — сказала я ему.
Он хмыкнул и углубился в чтение неведомого мне фолианта. Вообще алхимикус испытывал просто сказочную любовь к книгам и сильно обеспокоился, когда я принялась наводить в его хозяйстве порядок, даже сбегал к Феофилакту Транквиллиновичу, и директор долго его уверял, что никакого вреда от моего вмешательства не будет. Алхимикус поверил ему на слово, но все равно ревниво следил за всеми моими действиями.
Так что я старалась ничего не трогать без него. А уж когда на третий день моего заточения в подземелье появился Велий, я поняла, что практика, как и учеба в этом году, полетит кувырком. Сначала маг заявил, что у меня сегодня выходной, потом сказал, что у него выходной и было б хорошо, если бы мы прогулялись, а на третий раз в архив спустился Рогач и предупредил, что сейчас будет заниматься дезинсекцией. И раскупорил бутыль с такой гадостью, что она нам чуть глаза не выела.

Сидя на полюбившейся скамейке в конце парка, мы наблюдали, как нанятые рабочие размечают место под котлован, чтобы строить еще одно крыло Школы. Стоял визг, шум и ор. Основная проблема, как я поняла, заключалась в том, что невозможно было и парк не сократить, и Школу расширить. В конце концов я не выдержала, подошла к высокой комиссии, которую возглавлял Феофилакт Транквиллинович, и предложила построить им одну маленькую, изящную красивую башенку, в которую мы с Велием уж как-нибудь попытаемся впихнуть все необходимые хозяйственные постройки.
— Мне даже пытаться не надо, у меня уже есть опыт свертывания пространства, в крайнем случае используем «купи слона за деньги».
— А как же оттуда ученики выходить будут?
— Да уж как-нибудь выйдут, — отмахнулась я. — Хотя зачем им выходить? Они же учиться туда приедут! Вот пусть и сидят там весь учебный год. А на праздники мы можем печати срывать и выпускать их. В конце концов, нечего нечисти по округе шляться.
После этих слов директор как-то удивительно оживился, словно я подсказала ему стоящую идею. Высокая комиссия решила посовещаться, и битый час они махали руками и кричали: одни доказывая, что сэкономят кучу денег, это ж сколько можно впихнуть в одно строение, а другие говорили, что, прежде чем впихнуть, надо это построить.
— А план пожарной эвакуации? А если запалят изнутри? Она же, рыжая, и запалит! — кричал Злыдень.
— Я бы на твоем месте драпал бы куда-нибудь в укромное место, — посоветовал мне подошедший Велий, — пока они твой план к действию не приняли.
— Почему это?
— Тебе же собственные дружки голову оторвут, если узнают, что им год по твоей милости взаперти сидеть. Да и сама ты там же куковать будешь, считай первая претендентка.
Я в панике заметалась, как глупая птица, угодившая лапой в силок, но тут Феофилакт Транквиллинович, подойдя к нам, сначала поблагодарил за предложение, а потом сказал, что оно совершенно не подходит.
— Но мы можем попытаться сделать свернутую сферу проницаемой, — тут же влез Велий, а я стала с улыбочкой дергать его за рубаху. Маг аккуратно наступил мне на ногу, подмигнув.
— Охота тебе париться в этом архиве, особенно после этой дезинсекции? — увещевал он меня позже. — Никто ж не говорит, что ты должна это сделать. Пытайся себе на свежем воздухе, развивай талант, маши руками.
— А «хвосты»? — поинтересовалась я, не очень веря, что на свете бывает такое счастье.
— Ну, — маг взъерошил волосы, — а вдруг у тебя получится, тогда «хвосты» простят.
— Понятно, — вздохнула я, — значит, бросать зубрить еще рано.
— Да ладно тебе. — Велий привлек меня к себе.
Надо сказать, что он последнее время вообще сильно исправился, распушил хвост, начал говорить комплименты, дарить подарки и заваливать комнату охапками цветов. Если бы еще на этаже так олифой не воняло, то было бы просто здорово.
— Пойдем сегодня в Веж? — спросила его я. — Говорят, цирк приехал.
— Нет, — поморщился Велий.
— А-а, значит, не хочешь меня за стены Школы выпускать?
— Да при чем здесь это? — неискренне завозмущался Велий.
— Вот и оставил бы гнить в архиве, а то поманил девушку сладким пряником, обнадежил…
— Ой, да пойдем мы смотреть этот цирк. Вот прямо сейчас встанем и пойдем. — Он дернул меня за руку со скамейки и решительным шагом направился к воротам. Очень умный ход, на мне был только рабочий халатик, но я назло не стала упираться и визжать, что у меня затрапезный вид, а прибавила шагу, ожидая, что он выдумает.
Но маг только скалился и тащил меня за руку, пока мои нервы не сдали и в воротах я не уперлась, обиженно вереща:
— Ладно, ладно, убедил, не пойду я в таком виде!
— Тогда переодевайся, — потребовал Велий, я даже собственным ушам не поверила:
— И ты будешь ждать? И не сбежишь?!
Он закатил глаза, всем видом показывая, что не желает разговаривать с такой дурой. Я со всех ног припустила в свою комнату, переоделась, причесалась и выплыла к нему этакой милой горожанкой, правда всю дорогу ожидая, что, науськанный Велием, кто-нибудь из рабочих опрокинет на меня краску или известь. Но все обошлось. Он предложил мне руку, и мы чинно и важно отправились в город.
На заставе я с грустью отметила, что мои портретики порядком повыцвели, и попеняла вежицкой страже, в ответ на что они, вытянувшись во фрунт, обещали исправиться.
— Ты действительно хочешь в этот цирк?
— А что?
— Да нет, просто я не очень люблю эти балаганы.
— А мне нравится, — возразила я. — С ними часто менестрели путешествуют, сказители, причем неплохие. Опять же пряники, карусели, всякие завлекалочки.
Велий покорно вздохнул и поинтересовался:
— А как у тебя с голосами? Маги всякие не досаждают?
— Досаждает один, — призналась я, — Велием кличут.
— Ах вот как. — Он насупился, но быстро просветлел — вспомнил, что мы не в Школе. — Ладно, вернемся домой, там обижу.
Я хмыкнула, и мы отправились получать удовольствие от прогулки. А на разные голоса в голове я давно перестала обращать внимание, привыкла.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:49 | Сообщение # 26

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Засыпала я уже за полночь, вволю насмеявшись, накружившись, полная впечатлений. Засыпала порядком, хоть и ставшим привычным, но ненормальным, как и вся моя жизнь. Потому что маги после поездки в Княжев никак не желали от меня отстать. Это раньше я могла упасть на кровать и уснуть, теперь же мне для начала приходилось погружаться в дрему и в этой дреме казалось мне, будто парю я где-то высоко-высоко, будто я на Индрике и осматриваю свое немаленькое хозяйство, а в хозяйстве все маги, да алхимики, да прочие бездари, которым в жизни заняться нечем. И махнуть бы на них рукой, но я точно знаю, что пока их не угомоню, не утешу, не пристрожу — спать они мне не дадут. И за что мне такое?
— Так, это сюда, это туда, — бубнил мой братишка Магни, расставляя черные свечи вокруг распятой на колышках курицы, квочка упиралась изо всех сил, но будущий некромант действовал с отцовской основательностью, некуда было жертве деться. Она только ворочала глазами, с ужасом глядя, как истязатель рисует прутиком в пыли жуткие знаки. Ворованная отцовская книга была для братца велика, да и заклятие с нее было не до конца снято, поэтому она часто, хоть и без толку, стрелялась синими молниями. Братец покряхтывал, но терпел. Упрямый.
Всплеснув руками, я собралась было надрать ему уши, но братец уже прочитал первые слова заклятия и теперь думал, куда ткнуть курицу ножом.
— Пожалей меня, добрый человек! — по-быстрому влезая в птицу, закричала я. — Не оставь моих детушек сиротками, а я тебе за это службу сослужу.
— Какую ты мне службу сослужишь? — растерялся Магни.
Я, нехорошо захехекав, уже другим, жутким голоском пообещала:
— А я тебя сегодня не скушаю. — И, выворотив единым махом все колышки, взвилась над братцем и снесла ему на голову яичко. Магни взвыл и бросился в дом, нечленораздельно вопя и зовя мамку. А я летела следом, хлопая крыльями и визжа:
— Помогите, люди добрые, малец голову разбил, мозги текут! — потом оставила тело несчастной курицы, выглянула из мусорного ведра.
— Вот, господин фон Птиц, уникальная предрасположенность у молодого человека.
Фон Птиц недоверчиво оглядывал моего Вонифатия с ног до головы:
— Так вы и есть сын золотаря, что сбежал недавно из Академии?
Вонифатий обреченно кивнул.
— Ну-с, покажите нам что-нибудь.
— Вам не понравится, — попробовал было отказаться молодой маг, но мой мусорный человек уже радостно вылезал из ведра:
— Да ладно тебе, Воня. — Я плотоядно облизнулась на фон Птица. — Кто мне лекциями спать не давал?
— Эй, уйми свою дылду! — закричал Мефодий, но уже знающий мои повадки Вонифатий достал из кармашка жалейку и замер в ожидании моей коронной фразы.
— Ну что, станцуем?
Порезвившись еще немного там и сям, я наконец совсем уже собралась заснуть по-настоящему, так нет же, Велий отвлек скрипом пера.
— Так, если коэффициент расширения взять равным хотя бы пяти… — Он задумался над многоэтажной формулой, глядя в потолок. Я тихонько подула ему в нос, и на него неодолимо навалилась дрема, с которой он, однако, мужественно боролся и вздрогнул, когда подушка на кровати, жалобно потянувшись к нему уголками, прошелестела:
— Велий, Велий, согрей меня, обними…
Он вскрикнул, вскакивая и опрокидывая стул.
— Вот, господин маг, — осуждающе склонила голову на столе голая мышка, — дозанимались? Уже голые мышки мерещатся.
Он недоверчиво тряхнул головой и оглядел притихшую пустую комнату. Пусто и тихо. Только вода в стеклянном кувшине подернулась рябью, обернувшись жеманной обнаженной девицей.
— Ах, как я стесняюсь, как я стесняюсь, — вертелась кокетка, — подайте мне полотенце! — И фыркнула в него водой.
— Кто здесь? — утер лицо маг, хлопая глазами.
— Нету здесь никого, — отозвалось отражение в зеркале, в ночном колпаке и дурацкой длинной рубахе, — достал уже всех со своими формулами! Спать пора! — и ушлепал вглубь, бормоча: — Если коэффициент взять равным пяти, то масса приложения будет равна…
Судя по очумелому виду на следующий день, уснуть ему так и не удалось.

— Ты чего такой? — спросила я, когда мы привычно уселись за общий стол. — Чего ты на меня так смотришь?
— Ничего, — буркнул он, а потом все-таки хлопнул себя по колену и спросил: — Признавайся, ты ко мне приходила сегодня ночью?
— Приходила? — сразу навострило уши полстола.
Я поперхнулась супом и, кажется, даже покраснела:
— Когда это?
А шишимора обыденно пустила в ход половник:
— Не оговаривай девушку!
— Вот это хват! — радостно подхватил гуляй. — Я тоже, бывалочи, когда молодой был… — Он препротивно захихикал. — Но чтобы путать, где какая!
— Да я не в этом смысле, — покраснел маг.
— Вот и помалкивай, — толкнула я его. В молчании мы доели и вышли из-за стола. Велий клял себя за то, что сморозил глупость, а я хмурила лобик, делая вид, что расстроена его поведением.
— Ну что, попробуем что-нибудь свернуть? — спросил Велий, когда мы вышли на рабочую площадку.
— Например, шею одному магу.
— Ой-ой-ой! — заухмылялся Велий. — Я уверен, что это ты делала, хотя и не знаю как.
— Что делала? Я еще что-то делала?!
Велий открыл рот, но так и не смог сформулировать свою мысль. Сказать, что голые девушки и мышки мерещатся да подушки в любви признаются? А вдруг это не я? Стыда не оберешься. А кроме меня кто? Да никто! Спас его Феофилакт Транквиллинович. Посмотрев на нашу парочку, он кашлянул и поманил за собой в кабинет.
— Тут такое дело, понимаете.
— Что, не надо сворачивать? — расстроилась я.
— Почему не надо? Надо. Просто я хотел бы вас попросить… Э-э… — Он покопался в ящике своего огромного стола и вынул яркий лубок. — Не могли бы вы провести маленькое расследование. — Феофилакт Транквиллинович пододвинул лубок по столу к нам.
— «Про Зорю-богатыря, Вукова сына», — прочитала я заглавие и склонилась низко к столу якобы для того, чтобы рассмотреть мелкие детали.
— И это не единственная. — Директор, вздыхая, выкладывал на стол пачку за пачкой.
— «Совращение Параськи Огнезмием», «Зоря-Вукович и Подземный царь», «Дитя разврата, или О несчастной доле Груньки Змиевны», — зачитывал вслух Велий.
Я еще сильней уткнулась в стол.
— И ведь прямо как из-под земли полезли, во всех частях Северска.
— И все про вас? — пискнула я.
— Почему про меня? — удивился директор. — Вот «Скромность и ум целомудренной овечки», бытовая сказка. «Про Ивана Иванова сына». — Феофилакт Транквиллинович стал перекладывать лубки. — А вот «Серый Волк и…» — Директор осекся и выдернул этот лубок у меня из рук. — Вам еще рано. Я, главное, не пойму, откуда они такие сведения берут? Не из пальца же высасывают.
Я поняла, что тону, и, зарывшись в лубки, с радостью обнаружила, что работящий Степан, наклепавший с благословения овечки столько пасквилей, не только мои сказочки использовал, но и народной небывальщиной не брезговал.
— Вот, смотрите — «Рыжуха-поскакуха», «Веретеница», «Егоза» или вот «Золотуха в Тридесятом царстве» и «Совращение Порсокуньи черным магом», совершенно мне неизвестный персонаж! — Я весело потрясла лубками с разбитной рыжей девицей.
Присутствующие с сочувствием на меня смотрели, и я совершенно уверилась, что Феофилакту Транквиллиновичу подарю на день рождения пенсне для выражения всяческих душевных переживаний. Вот сейчас бы снял, протер его задумчиво, положил его на стол и отеческий взгляд стал бы гораздо выразительнее.
— Мы обязательно в этом разберемся, — заверил директора Велий, как-то особенно неприязненно глядя на последний лубок.
— Обязательно, обязательно, — широко улыбалась я, пятясь к дверям, и ненароком сбила пробегающего по коридору Рогача.
Он кинулся было ругаться, но, увидев яркую картинку в моих руках, радостно загоготал:
— А-а, и вас пропесочили! — и тут же полез куда-то под фартук, вытащил оттуда уже порядком замызганный картон. — Смотри, что у меня есть — «Черт Рогач и Зеленый Змий», целый кладень отдал, не пожалел.
На картинке красноносый и соловый голозадый черт пытался одним махом осушить десятиведерную бочку вина, дабы лишить жизни плавающего в ней Зеленого Змия. А тот усмехался — куда тебе, криворогому! Я посмотрела на то, что было зажато в моей руке, и, забыв про всякие приличия, ворвалась обратно в кабинет и заорала:
— Где это убогое малеванье про рыжуху?!
Насилу меня удержали.
— Ну все, овца, — шипела я, бегая по парку от дерева к дереву. — Только попади ко мне в руки, дай только до Княжева добраться! — и тут же спохватилась: — А чего мне добираться? У меня же маги есть подопытные!
Бегом прибежала в комнату и рухнула на кровать. Через несколько минут перевернулась на живот, еще через полчаса вцепилась зубами в подушку — сна не было ни в одном глазу! Да и какой сон в полдень.
— Ладно, кудрявая, я тебя по-другому достану! Я на тебя управу найду!
В двери застучали, я рявкнула:
— Я занята!
— Расстроилась, что ли? — засунул голову в комнату Велий.
— Даже не знаю. — Я задумчиво покусала губы. — Про меня понаписали кучу всякой гадости, обозвали и такой и разэтакой, ржут и пальцем тычут, вот ты сам как думаешь?
Велий честно наморщил лоб, я же решала, стоит ли ему говорить, что за свой публичный позор имею неплохие деньги? Надо же, какое неприятное чувство! Вроде бы и выгодно, а хочется рвать и метать.
— Ладно, пойдем посворачиваем что-нибудь. — Я соскочила с кровати. — А то пообещали добрым людям… — И быстрым шагом направилась на строительную площадку снимать стресс.
— Верелея, Верелея, Верелея! — покрикивал, поспешая за мной, маг.
Но я была быстрее.
— Чего у вас тут? Котлован? Какой глубины?
— Локтей на двадцать заказывали, — почесал затылок ледащий мужичок с лопатой.
— Ерунда, — буркнула я и по примеру своего дяди запулила в небо кусок земной тверди, нигде даже на волос не выйдя за намеченные колышки.
— Ложись! — заорал подоспевший Велий, падая на меня сверху.
Выбил из меня весь воздух тяжестью своего тела, но, прежде чем я успела возмутиться, раздался гул и все, что я взметнула в воздух, рухнуло обратно, встряхнув землю и подняв тучу пыли.
— Молодец! — закашлял стоящий на четвереньках Велий. — К твоей силе еще бы маленько ума — цены бы тебе не было, Верелея.
Мужичонка с лопатой так и стоял на краю котлована, бледный как мел. Все остальное тонуло в облаке пыли.
— Спокойно, — лежа на земле, уверила я всех присутствующих, — сейчас я подниму ветер, и все унесет.
— Спасайтесь! — раздался визгливый голос Гуляя, и нас едва не стоптало стадо нечисти.
Я втянула голову в плечи, а Велий только сплевывал и грозил мне пальцем:
— Юмор у тебя, Верелея, как у нечисти.
— Я не шучу, — обиделась я.
— Вот в том-то и беда. — Он сделал рукой неуловимое движение, от которого воздух сразу очистился.
Мужичонка с лопатой наконец отмер и потерянно пробормотал, тыча черенком в будущий котлован:
— А землица теперь рыхлая, хорошо пойдет.
— Вон она! — визгнул голос из-за угла Школы. Все, кто сбежал, теперь робко выглядывали, выставляя вперед дубье и ухваты.
— Бежим! — не задумываясь, дернул меня за шиворот маг, и мы под улюлюканье нечисти припустили в сторону Вежа.

От земли отмылись в речке, успокоили нервы у Никодима, а потом как-то незаметно добрели до цирка. Только я увидела шатер, как вспомнила про эту интриганку, которая ославила меня. Забыла про представление и стала строить планы мести, но кроме бритья налысо и плова из баранины в голову ничего не приходило.
— А не желаете ли приобрести забавные истории из жизни некой рыжей баловницы? — пристал ко мне лотошник, игриво улыбаясь.
— Ты на что намекаешь?! — заверещала я, любуясь целой горой безобразия явно не Степановой руки.
Велий сгреб меня в охапку, прижал к сердцу как родную, велел парню бежать куда подальше, пока он меня держит, и впился поцелуем в мои губы.
Ушлый лотошник только глянул на нашу парочку, как сразу припустил со всех ног, однако я успела пожелать ему вслед, чтобы пояс на штанах лопнул.

Стоило опуститься ночи на Княжев, как к ставшему знаменитым шатру нечисти подошел грустный парнишка в потрепанной мантии мага.
— Привет, родной, — подмигнула ему овечка. — Чего-то ты припозднился, мы уж закрылись сегодня.
И в самом деле, в лавках уже погасили огни и закрыли ставни. Два-три припозднившихся управляющих еще сидели, подсчитывая выручку, но уже ни о каких посещениях речи не шло.
— Завтра заходи, — хлопнул по спине мага Зоря.
— Ходют тут всякие, — проворчал Гомункул, — а у нас потом вещи пропадают.
Бельчонок угрюмо чистил свою хрустальную хоромину, растирая уставшую челюсть и с недовольством попинывая изумруды.
— Ты добром-то не раскидывайся, — попеняла ему овечка. — Тебе еще эти изумруды всю ночь в скорлупу обратно заклеивать. — Она повернулась к магу и стала ласково подталкивать его к выходу. — Завтра приходи.
— Завтра я не могу, — гундел парень. — Меня сегодня отправили. Велели вам больше пасквилей про рыжуху не писать.
— Кто? — выпучила глазки овечка.
— Дед Пихто! — послышался из темноты зловещий голос.
Вонифатий поник плечами, но все-таки вынул жалейку, привычным жестом вытер ее об рукав и, сочувственно глянув на овечку, вздохнул:
— Ну идите уж.
— Куда?! — не поняла овечка.
Но тут ее ухватили за хвост и, бесцеремонно подтянув, подняли над землей:
— Ну что, станцуем, кудрявая? — ухмыльнулся смачно пованивающий дерьмобес. — Какие наши годы!
Овечка закатила глаза и тонко заверещала:
— Грабют!

— Ну поцелуй меня, поцелуй, — домогалась Велия подушка, ставя толстенькие с пуговками ножки крестиком. Маг отбивался от нее, пытаясь вырвать штаны:
— Верелея, прекрати эту дурь!
— Ах, ты меня не любишь! — заламывала пуховые ручки подушка.
— Он меня лю-убит, — прижималась к ноге холодная водяная девушка, вызывая мурашки.
— Какая ж дрянь, дрянь, — брезгливо дергал ногой Велий.
— И кто же вас так учил с девушками обращаться, — укоряла Велия, стоя на краю стола, голая мышка.
— Ты-то хоть не умничай! — огрызнулся маг на нее, вырывая свои штаны из лап подушки и понимая, что вот так и сходят с ума. Отражение в зеркале ковыряло зубочисткой в зубах, уже не надеясь на сон. Велий рыкнул на них на всех и вывалился в коридор, зловеще пообещав:
— Щас я тебе задам! — и ринулся по темному коридору, рискуя посшибать стремянки и корыта. Водяная девушка, словно русалка, преследовала его, ныряя в одно ведро и стремительной рыбкой выныривая из другого. Голая мышка услужливо освещала фонариком дорогу.
— Вон, вон он, с лубочной картинки! — перешептывались тени на стенах и замерли, когда он распахнул дверь моей комнаты.
Защелка, тренькнув, отлетела в сторону, но я так умаялась, что не обратила внимания на это. Голая мышка вскарабкалась по одеялу и, встав мне на грудь, склонилась, рассматривая мое личико и так и этак. Первый раз видела себя со стороны. А что, очень даже ничего. Рыжие волосы разметались по подушке, а на лице проказливое выражение.
— Верелея, — позвал меня маг с затаенной надеждой, что я все-таки притворяюсь.
— Да ну ее! — захихикала водяная девушка. — Пошли обратно. — Многозначительно подмигнула, мол, я тебя дома жду. И прямо с порога скакнула в кувшин, наполнив его до краев водой с разводами от олифы, извести и краски. Голая мышка хмыкнула и демонстративно прошла мимо него в коридор, волоча следом фонарик.
— Дурдом, — заключил маг, оставшись в полной темноте. Зажег магический огонек и, как только что мышка, склонился к самому моему лицу. Только час моей дремы кончился, и я уже беспробудно спала.

Утром я его нашла на Алииной кровати в штанах, без рубашки и с грязными босыми ногами.
— Ешь. — Я пододвинула Велию окрошку.
— Не буду. — Он отодвинул тарелку обратно, квасная волна ударила в высокий бортик.
— Ешь! — велела я.
— Нет, пока не скажешь, что это твоя работа. — Он с противным скрипом пододвинул тарелку мне обратно.
— Стану я сейчас на себя наговаривать! — Я подняла тарелку и со стуком поставила ее перед магом. — Ешь.
Он посмотрел с ненавистью на окрошку и с подозрением на меня:
— Ну а если не ты, то кто?
— Дед Пихто! — вызверилась я, хватая кухонный нож. — Я ему тут, понимаешь, зелень рубаю, а он выкобенивается! — Я стала мелко резать беззащитные перышки лука. — Я ему тут завтрак в постель, а он орет, как на жену! Иди у мелкой нечисти спроси, наверняка Гуляева свора веселится.
Велий сразу поостыл, задумчиво потирая челюсть. К Гуляю он сбегал в первую очередь, прямо с утра.
— Ну а если не ты, то кто же? — опять повторил он.
— Откуда ж я знаю? Может, в тебя блазница или баечница влюбилась. Или, наоборот, невзлюбила за что-то.
— За что же меня не любить? — надулся Велий.
— Да характер у тебя мерзкий. — Я ссыпала ему лук в тарелку. — А может, занимаешься по ночам чем-нибудь непристойным.
Велий вспыхнул от гнева, схватил ложку и начал усиленно хлебать мое кушанье. Съел половину и только тогда успокоился:
— Я, между прочим, по ночам занимаюсь вычислениями. Ты же пообещала объем работ сократить? Обещала. К тому же еще поисковые заклинания. Лубошников ведь надо как-то найти.
— А-а, — протянула я. — Все понятно, нарвался.
— На кого нарвался? — Велий перестал жевать.
— Ну как же?! — Я вытаращилась на него, как на первокурсника. — Великий дух, хранитель Школы Архона. Он же во время учебы нерадивых наказывает, а прилежных поощряет, а летом у него каникулы.
— И что? — спросил Велий, нисколько, впрочем, не веря в мои россказни.
— Все. Ты ему отдыхать помешал.
— Я — наставник, я имел право заниматься.
— В комнате ученика? — снисходительно усмехнулась я. — Сам подумай, двадцатидвухлетний парень кропает формулы, тревожит Великого духа…
— Умней ничего не могла придумать?
— Ну-у, умнее провести обряд задабривания, но ты, конечно, можешь мне не верить. По глазам ведь вижу, что не веришь.
— Кому? Тебе? — Маг хмыкнул, но на всякий случай все-таки поинтересовался: — Ну и как его проводить? Наверняка ведь дурь какая-нибудь.
— Конечно, дурь, это же обряд для учеников, к тому же бесовской Школы. На мелких злыдней ты внимания не обращай, их нужно просто ублажить, и они сами рассосутся, а вот с Великим духом тяжелее. Тут уж надо ублажать так ублажать. Весь мусор, тетрадки, книги и одежду, все, что было в тот день рядом с тобой, на столе, под столом, — сжигай. Лучше перед этим упиться хорошенько, а если голым вокруг костра станцуешь, то это уже верх ублажения, считай, он тебе сразу все простит. Да, чуть не забыла, — гимн! Надо обязательно петь гимн. Сейчас я тебе набросаю.
Он сидел, подперев кулаком подбородок, и только брови поднимал.
— Я тебе поражаюсь, Верелея, все-таки такое воображение! Ни разу не видел, чтобы ученики в комнате костер палили!
— А кто видел, чтобы ученики по своей воле учились? А костер палить можно и в парке. Вот. — Я протянула ему бумажку. — Хочешь, делай, хочешь, не делай.
— Я у тебя сегодня ночевать буду, — тут же обрадовал меня маг.
— Вот еще! — подскочила я.
— А что такого?
— Давай сам со своими голыми мышами разбирайся.
— При чем тут мыши! — вскинулся Велий и, отодвинув тарелку, проникновенно поинтересовался: — А почему бы мне не заночевать у любимой девушки?
Я почувствовала, как загорелись щеки, и уперлась в его грудь руками:
— Потому что нечего мужчине делать в комнате у невинной девицы.
— Так и нечего? — расхохотался Велий.
— Ах ты! — Я вырвалась из его рук. — Иди отсюда!
Но пойди отбейся от такого! Если б не рабочие, обрушившие в коридоре стремянку, кто знает, чем бы кончилось… А так я пискнула и выскочила за дверь.
— Подержите кто-нибудь. — Я затравленно оглянулась, а нечисть загоготала.
Лицемерный маг вышел, степенно поправляя на себе одежку, и зыркнул вокруг сурово, ему тут же под ноги упало ведро, расплескавшись известью.
— Ах вы! — Он тряхнул леса, и с них следом за ведром свалился косорукий коридорный.
— Верелея, ты где? — Велий глянул в оба конца, понимая, что я могла и в туалете спрятаться, но я была девушка умная и никогда не загоняла себя в тупики, поэтому по лесенке решила вышмыгнуть в парк. Он кинулся на перестук каблучков так же азартно, как ночью перепрыгивал через бадьи и тазы, с единственной разницей, что сейчас был в сапогах, поэтому бежал быстрее и мы почти одновременно попались на глаза Феофилакту Транквиллиновичу.
— Что это с вами? — уставился директор на забрызганного известкой, раскрасневшегося мага.
— В архив меня гонит, — пожаловалась я. Велий сделал страшные глаза, а Гуляевы работяги заржали:
— Это у него гон начался!
— А-а, — махнул рукой директор и тут же подскочил: — А-а! Вы это… — Он глянул на Велия другими глазами с явным желанием послать его куда-нибудь в Конклав.
— Да вы что?! — замахали мы дружно с магом. — У нас и в мыслях не было!
— Я же «невеста» Аэрона, — затянула я любимую песню и, со злостью глянув на скалящихся маляров, многообещающе прошипела: — Найдете вы у меня сегодня из Школы выход.
Может, сама я в магии ничего не понимала, но Велий заклинание успел придумать, я, зажмурившись, вспомнила все: и коэффициент пять, и про приложение массы.
— Вот вам, — сказала я и твердой походкой победителя отправилась на прогулку, оставив Велия разбираться с директором.

У Никодима было почти пусто и грустно без учеников, летом кабак терпел убытки. Я села за свой любимый стол, изрезанный длинными столбцами неприличных стихов, признаний в любви и философскими изречениями учеников о жизни вообще и учителях в частности. На самом видном месте было написано «Верея — дура». Я побарабанила пальцами по столу:
— Та-ак, мавке на это трудолюбия не хватит. Стало быть, Алия или Аэрон. — И написала: «Аэрон — пустозвон», «Алия — без талии», а потом подумала и добавила «Велий — бабник», не в рифму, зато по существу. — Все. — Допила квас, предложенный кабатчиком, дожевала пряник и, довольная собой, обедом и прогулкой, решила вернуться в Школу.
— Ну и где все? — постукивала половником о сапожок Дунька.
Стол был накрыт и пугающе пуст.
— Эй! Вы поуснули там, что ли?! — заорала шишимора. К окнам третьего этажа прильнули заинтересованные лица, расплющенные носы и круглые глаза выглядели нездорово. — Чего это с ними?! — удивилась шишимора, хмуря выщипанные бровки.
— Может, кушать не хотят? — спросила я, принюхиваясь к обеду, но обед был вполне съедобен.
Дунька чуть не выронила половник:
— Когда это они кушать не хотели?
— А может, пьют? — предположила я.
— Тогда бы песни пели, — покачала головой шишимора. — А они только бегают, как мыши, и в окна пялятся. Ох, не нравится мне это!
Велий и Феофилакт Транквиллинович сидели в комнате Вереи и смотрели друг на друга, чувствуя себя неуютно. В коридоре кричали, бились и ругались, со злобой поддавая по ведрам.
— Может, еще раз все обойдем? — предложил директор. Велий покачал головой. Самое обидное, что окна не бились, поломанный табурет валялся на полу, укоризненно показывая разбитые ножки. — Ну делайте же что-нибудь! — вспылил директор.
— А что я сделаю, если вы ничего не можете! — откликнулся Велий, бессильно разводя руками.
— Ну знаете! — Феофилакт Транквиллинович вскочил. — Я так сидеть не могу! — и, распахнув дверь, вышел в коридор, услышав вслед:
— А что толку бегать, как белка в колесе?
Коридор был заляпан краской, но пуст.
— Откликнитесь кто-нибудь! — потребовал Феофилакт Транквиллинович, тишина была ему ответом. Он хмыкнул и пошел по коридору к предполагаемому выходу, открывая все двери подряд. Когда и в восьмой комнате он увидел Велия, то не выдержал и возмутился:
— Может, вы присоединитесь наконец?
— Глупей предложения я не слышал, — проворчал себе под нос маг, но отказать не смог. К удивлению обоих, они уже в следующей комнате обнаружили красноглазого зареванного Гуляя.
— Родимец! — кинулся он к директору на грудь; судя по разоренности в комнате, он кидался в окна всем, даже шкафами, и пытался грызть стены. Велий с интересом посмотрел на дворового и сказал:
— Ну-ка, прихвати тот сундучок!
— Вы что-то придумали? — оживился директор.
— Не то чтобы придумал, но есть у меня одна идейка насчет массы перехода через искривленное пространство, только коэффициент там сумасшедший… — Он нырнул в шкаф. — Брать будем только самое тяжелое! — и вынырнул оттуда, держа перед собой заслонку от печи, уставленную чугунными утюгами и сковородами. — Это вам. — Велий протянул директору все это, как праздничный каравай.
— За стенкой кто-то плакал, — заметил дворовой. Но соседней оказалась все та же Вереина комната.
— Не получилось, — сказал маг.
— А если увеличить скорость движения? — прогремел директор.
— Ну побежали, — легко согласился Велий, а Гуляй крякнул, перекидывая сундук с плеча на спину и приседая для разбега на подрагивающих ногах. Когда нечисть вывалилась в парк, вид у нее был жуткий, мало того что все они были обвешаны железом, какое нашли, измазаны в краске, красны, всклочены и шатались от нечеловеческой усталости, они еще и что-то бормотали.
— Че-то не пойму я, — навострила уши шишимора, а я как-то сразу попятилась, увидев пристальный взгляд Феофилакта Транквиллиновича, судорожно сжимающего два утюга.
— Что-то я тут засиделась. — Я стала поспешно отступать в глубь парка.
— Госпожа ученица, — лязгнуло железо у меня над ухом, я вспомнила про утренних маляров и ударилась в бегство.
— Верелея, а ну вернись! — рявкнул Велий.
— Убью! — заревел Гуляй и все испортил, я припустила еще шибче.
— И не смейте возвращаться без родителей! — безнадежно крикнул вслед директор.
А я с перепугу начала петлять как заяц. И только на берегу реки, забившись под ольху, позвала:
— Анчутка! — и зарыдала. — Тебя в Школу вызываю-ут.

Неделю мне велено было не возвращаться в Школу из соображений моей же безопасности. Даже через зеркала в капище я не рискнула пробраться в свою комнату за книжками, чувствуя там засаду. Все нужные учебники по приказу директора Рогач свалил в кучу на границе Заветного леса, пригрозив мне, чтобы я оттуда носа не показывала, а «хвосты» директор придет принимать самолично, когда успокоится.
Оказалось, что без Велия время проводить не так уж и весело, даже Топтыгин с Васькой не могли поднять моего настроения, хотя очень старались. Анчутка и Карыч, вдоволь похохотав, рьяно взялись за строительство нового коридора в моем замке, где, стеная и плача, бродил призрак Вука Огнезмия, а они кликали его, заставляя метаться из комнаты в комнату. Березина укоряла их, говоря, что такое поведение только расхолаживает меня, но черт и ворон не обращали внимания на ее упреки.
А когда услышали, что у меня пугалка для мага осталась незавершенной, предложили себя в качестве помощников.
— Эх! Давно я как следует не забавлялся! — потер руки Анчутка.
— Эй! Только без членовредительства! Он мне живой и здоровый нужен! — запоздало крикнула я вслед, но какое там. Оба Древних уже исчезли, оставив меня на попечительство теток.
— Вот здесь мы и будем заниматься, — объявила Горгония, заводя меня в огромный классный зал, оказавшийся по ее желанию прямо в центре моего замка. Над моей головой чернел купол свода, по которому хороводом пробегали стайки планет и созвездий. В окна было видно любое государство, какое ни пожелаешь, а за колоннами прятались все виды нечисти, какую ни свистни — тотчас выскочит.
Тетка перелистала мои тетрадки, вытащила неизвестно откуда очки в роговой оправе и указку из черного дерева с золотым навершием.
— Скажу честно, — отчеканила она мерзким преподавательским голосом, — что запустить такие простые темы могла только злостная разгильдяйка. Ты у меня за день все выучишь! — и состряпала милую мордашку, поправляя сползшие очки.
— Ну давайте. — Я с тоской открыла первую тетрадь и тут же вздрогнула от удара указки по столу.
— Верея, знания — это не обуза, — Горгония снова сделала милое личико, — а большое удовольствие.
— О-о, как мне весело будет нынче в Заветном лесу! — простонала я и выдавила жизнерадостный оскал.

Голая мышка сегодня выглядела как-то иначе, особенно Велию не нравился нездоровый багровый свет в ее глазках. Подушка, рыча, душила одеяло, а потом накинулась на него и погрызла пуговичными зубами, превратив в транспарант с прорезными буквами «Велий, поцелуй меня немедленно!». Водяная девушка стала намного дородней, с трудом протиснула свое тело в кувшин, опрокинув его, и даже спихнула со стола.
— Ну что? — подтянув перевешивающее ее вперед чрево, поинтересовалась она. — Значит, добром целоваться не хотим?
Велий затравленно оглянулся, но отражения в зеркале не было — трус спрятался, не желая вступаться за оригинал.
— Та-ак, это мне перестает нравиться! — Маг выхватил из своей походной сумки расписанную заклинаниями саблю с зеленым камнем в рукояти. — Учтите, девушки, я могу быть грубым!
Голая мышка отшатнулась и возмущенно завизжала:
— Вали его, девки!
Бум! Подушка прилетела в Велия, и стоило магу качнуться вперед, как водяная бабища скакнула к нему на плечи, ногами обвив шею, руками ухватив за уши и прижав свое необъятное пузо к лицу. Какой-то миг маг в ужасе видел мир таким, словно очутился в подводном царстве: кверху поднимались пузырьки и перед глазами плавал мелкий мусор, потом он понял, что этаким манером захлебнется, и начал тузить бабищу кулаками, пытаясь содрать, но пальцы погружались в воду, ничего не захватывая, кроме собственной физиономии.
— Ха! — Мышка прыгнула на штанину и ловко полезла вверх.
Не зная, что именно она задумала, Велий, обуянный страхом и недобрыми предчувствиями, решил искать спасение в бегстве, запутался в погрызенном одеяле и едва не расшиб себе лоб, упав на дверь, которая, к несчастью, открывалась внутрь.
— Э-э, простите, я вам не помешал? — раздался над ним голос Феофилакта Транквиллиновича. Мокрый, злой и с саблею в руках, Велий выпутался из одеяла и признался, что в данный момент абсолютно ничем не занят. Директор присел на край кровати, аккуратно сложил руки на коленях и с интересом, расправив ногой одеяло, рассмотрел надпись.
— Это неудачная шутка, — попытался свернуть попорченную вещь Велий.
— Только Рогачу не показывайте, — посоветовал директор. — Он, знаете ли, к казенному относится, как к собственному. И может, вам не стоит по ночам с саблей бегать, так ведь недолго и трагедии случиться.
— Простите. — Велий засунул саблю под стол, расчесал пятерней мокрые волосы, привел одежду в порядок, всем своим видом выказывая внимание. — Вы по делу или так, поболтать пришли? — спросил он, поглядев на звездное небо за окном. Судя по луне, ночь давно уже перевалила за середину.
— Право, даже не знаю, — растерялся Феофилакт Транквиллинович. — С одной стороны, это дело общественное, а с другой — деликатное, личное.
— Да, да, я вас слушаю. — Велий присел напротив. — Может, чаю?
— Нет, чай не надо, — отмахнулся директор. — Лучше давайте все обсудим и закончим на этом. Вы, наверное, уже заметили, что весь преподавательский состав у нас — нечисть, а нечисть, как вам должно быть известно, раз в год нуждается в живой человеческой крови. Раньше эта проблема легко решалась с помощью Офелии Марковны, но она последнее время что-то начала сдавать, просто живое умертвие, а не человек. Вот мы, посовещавшись, и решили обратиться к вам. Вы — педагог, человек без предрассудков…
— Подождите, в каком смысле?
— Да в обыкновенном! Мы даже не настаиваем на проведении обряда. Например, Офелия Марковна испытывала панический ужас перед кусанием, поэтому вот приготовили… — Феофилакт Транквиллинович полез в карман, выудил оттуда и поставил на стол оловянную кружку, всю в бурых потеках. Зеленая жирная муха тут же взлетела со дна, но была прибита рукой директора. — Извините за не очень приятное зрелище, но я надеюсь, вы нацедите нам двенадцать кружечек?
— Сколько? — тупо переспросил Велий.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:51 | Сообщение # 27

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— За двенадцать ночей, — успокоительным тоном проговорил Феофилакт Транквиллинович.
— Да я этого не переживу! — простонал Велий.
— У нас есть прекрасный склеп. — Директор ободряюще похлопал его по руке. — Тихое, спокойное место. Вам понравится.
Пальцы у Феофилакта Транквиллиновича были такие ледяные, что Велий вздрогнул, дернулся, стукнулся головой о стул и… очнулся.
— Ну поцелуй, поцелуй! — стонала водяная бабища, припадая к его руке как раз в том месте, где его касался директор.
— Дрянь! — отбросил ее маг, выпутался из одеяла, приподнялся и нос к носу столкнулся с голой мышкой, сидящей на краю оловянной кружки в бурых потеках. Мышь подмигнула магу, бодро хрупая мушиными крыльями.
— Это уже точно не Верелея. — Маг начал раскочегаривать печь, содрал с себя одежду, вытащил шпаргалку и, пока учил гимн, уполовинил припасенную литровую бутыль вина. — Ладно уж, будем невинны, как студенты. — Велий обмотал вокруг бедер полотенце и, разрисовав сажей рожу, пошел, не выпуская бутыль, по комнате, под потрясенными взглядами забывшей о мухе мыши и потерявшей всякую форму водяной бабищи. Подушка так просто хлопнулась, растопырив толстые ушки.
Ненавижу всех учителей,
Ненавижу книги и тетради,
Мне вино зеленое милей,
Мне милей улыбчивые… —
Велий неопределенно помахал рукой и закончил:
— Друзья.
Без друзей так скучно надираться,
До зеленых маленьких чертей.
Без друзей и в город не пойдешь ты,
Чтобы подцепить себе…
Он снова запнулся, но уже резвее закончил:
— Подруг.

— Велий! Это что такое?! — вытаращила я глаза по ту сторону зеркала. Маг прищурился, глотнул из бутылки и поманил меня пальцем:
— А ну, иди сюда!
Я затрясла головой, он кинулся ко мне, я от него, и прозрачность стены пропала. Велий грузно стукнулся об нее, осыпав штукатурку и на миг лишившись сознания.
— Вот, сами извольте видеть. — В узкую щелочку двери просунул пятак Рогач. — Всю ночь крики, шум…
Представители собранной кладовщиком комиссии протиснулись следом за ним и с удивлением обнаружили посреди комнаты пьяного, изгвазданного в саже мага в импровизированной набедренной повязке из казенного полотенца.
Вся комната походила на вертеп умалишенного, в воздухе плавала сажа, все было залито водой и вином, натянутое меж стульями изрезанное буквицами одеяло кричало о раненой душе педагога, а на побеленной стене, где-то локтя на три от пола отпечатался распластанный силуэт безумного квестора.
— Ишь, как он переживает! — посочувствовала шишимора. — Видать, соскучился по рыжухе своей.
Директору впервые в жизни стало неудобно, и он, попятившись, вспомнил о том, что его ждет много дел, предложив всем удалиться и оставить мага наедине с его переживаниями.
— Слышишь, Верея, а он у тебя того… головой не слабенький? — допытывались у меня Анчутка с Карычем, а я удивленно заламывала бровки, радуясь тому, что они в достаточной степени удивились, когда начал раздеваться маг, и я успела полюбоваться на его пляску.
— Все у него в порядке, просто любит человек выпить да потанцевать.
— Ага?! — не поверил мне Карыч.
— Ага, — кивнула я. — Вы еще к нему сегодня обязательно загляните, еще не такое увидите.

— Что молчишь? — Велий душил в кулаке несчастную мышь, тыча ее в возмущенно булькающий кувшин. — Говори, гадина, как тебя ублажать!
Мышь только успевала попискивать, не решаясь пустить в ход зубы. Благим матом ревела сзади подушка, пойманная в магический капкан.
— Цыц, пухлявая! — гавкнул на нее маг. — Щас я и до тебя доберусь!
Кулак его как-то слишком легко проскользнул в горлышко кувшина и намертво там застрял. Мышь, видя это, в панике выпучила глаза, и они уставились друг на друга сквозь мутное стекло.
— Что? — не понял маг, когда мышь стала писать на стекле какие-то знаки.
С трудом выпростав лапы, она умоляюще их сложила, недвусмысленно пуская пузыри и показывая, что если маг не законченный идиот, то было бы неплохо разжать пальчики. Что Велий и сделал.
Слил воду со всем содержимым в чайник, заткнул ему носик и поставил на огонь. После чего, зловеще улыбаясь, вынул саблю, поворачиваясь к подушке. Пух и перья взметнулись к потолку, скрипнула дверь, в проеме показался Рогач. Сложив ручки на животе и прислонившись к косяку, он поощрительно улыбнулся:
— А вы все развлекаетесь, я смотрю.
Тут в чайнике взвыло на два голоса:
— У-у! А-а! О-о! Скоти-ина!
Маг, выплеснув содержимое на пол, зло поинтересовался у исходящей паром бабищи:
— Ну что, придумала, как тебя ублажить?
— У-у! — простонала бабища и на четвереньках быстро поползла к Рогачу. Распластанная мышка замучено икала, глядя стеклянными глазами в потолок.
— Куда? — Велий прихлопнул беглянку кастрюлей, сгреб ее и бросил обратно на огонь, прихлопнув сверху тяжелой сковородой. — Мы еще долго развлекаться будем!
— Ик! Пощади, родимец, — безнадежно взмолилась мышь.
Маг схватил ее за хвост, но его внимание привлекло отражение в зеркале.
— Ну ты крут, я тебя уважаю! — пробасил двойник, но осекся под его тяжелым взглядом и метнулся за раму.
— Стоять! — заревел Велий. — Отражать!
Рогач испуганно всхлипнул у дверей и тоже начал пятиться, укоряя квестора:
— Что же вы так своих зверушек распустили?
Велий зыркнул в сторону зеркала. Там отражение уже обзавелось и вареной мышью, и саблей в неуверенно подрагивающей руке.
— Прямо стоять. Форму потерял? Я тобой займусь! — Маг обвел комнату яростным взглядом, пообещал: — Я всеми вами займусь!

Я посмотрела на валяющегося в Студенце исходящего паром Анчутку и, когда он пристал к берегу, осторожно ткнула в живот:
— Чего это с ним?
Карыч икал, облапив крыльями березу:
— Ну ик, внученька, ик, дай только, ик, встану!
— Чего-то-мне здесь неуютно сделалось, — призналась я. — Может, к папе в гости съездить? — и бочком, бочком нырнула в ивняк.
Добежала до капища и поинтересовалась у тетки Горгонии:
— Нет ли у нас каких-нибудь занятий за пределами леса?

— Ну вот, ведь можете. — Феофилакт Транквиллинович удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Вполне приличные знания.
— Тут главное правильный подход найти, — вставил Анчутка, чья когтистая рука нежно сжимала мое левое плечико.
— Не совсем же она у нас безголовая, — вставил свое слово стоящий справа Карыч.
— Спасибо педагогам, — пискнула я.
Горгония разглядывала измочаленную о столешницу указку.
Овечка, прибывшая на выходные, с интересом профессионала выпытывала у Индрика, в чем лучше прутья замачивать для порки учеников.
— Ну если парней, то лучше в рассоле, а если девок, то — кипяток.
— Вообще-то, — буркнула я, — детей положено воспитывать лаской.
Нечисть уставилась на меня разноцветными глазами, а овечка хохотнула:
— Ты иди это Гуляю расскажи, он тебя в Школе ждет. Кстати, а можно я заберу прутики?
Я тоскливо вздохнула.
— Ну давай еще ты заяви, что меня пороть будешь, — пробурчала я овечке, когда мы остались один на один.
— По уму-то, конечно, надо, — ответила та. — Ты хоть знаешь, что из-за твоего Вонифатия колдуны в Княжеве тревогу бьют, а Велиев дядька срочно своего племянника в столицу вызывает?
Я, всполошившись, собралась было обратно кинуться в Заветный лес, но овца наступила мне копытом на подол:
— Не торопись, чай я сама не глупая. Уже сказала твоему, чтобы на месте сидел. Думаешь, я просто так из столицы от прибытков сказочных сюда прискакала? Все за-ради тебя, неблагодарная. Кстати, ну-ка, сними кошель с моей шеи. — Овечка подняла голову, чтобы мне было легче снимать малиновый кошелечек. Надо сказать, что выглядела кудрявая уж совершенно столичной штучкой — золоченые копытца, вся шерсть в искристой пудре, крашеные длинные ресницы, кружевной, затейливого узора воротничок с шелковой алой лентой. Такая вся из себя фифа, что мешок с прутьями смотрелся как-то странно.
— Ты для чего розги-то с собой потащила? — поинтересовалась я, аккуратно, чтобы не попортить крашеную овечкину красоту, стягивая кошелечек.
— То есть как это? Те самые прутики, которыми Анчутка собственноручно рыжуху воспитывал? Да их в любой школе по десять кладней за штуку возьмут, чтобы на почетное место положить.
Мне тут же захотелось поддать ей по округлым тугим бокам, но быстроногая отбежала от меня, скалясь:
— Кошелечек-то развязывай, развязывай.
— Чего это? — Я с удивлением глянула на ярко разрисованную бумажку. — «Единый вексель Северской купеческой гильдии, равно пригодный во всех концах Великого Княжества Северского и сопредельных государств». Что за ерунда? — уставилась я на овечку.
— Сама ты ерунда! — фыркнула та. — Это тебе, недалекой нечисти, пристало кладни под матрасом прятать. — Она противненько засмеялась. — Да, да, да, знаю я, где твои сокровища лежат — как только бока не отмяла! А мне, купчихе первой гильдии, и вовсе о золото копытца марать не пристало! Ты на сумму-то посмотри.
Я забегала глазами по бумажке и, увидев девяточки и нолики, не поверила собственным глазам.
— Вот. А ты меня еще и всякими говновыми человечками стращаешь! Ну да ладно, на первый раз прощу.
— Что прощу?! — тут же взвилась я. — Чтобы я этих срамных историй про рыжуху больше не видела! А то сама лубошников найму, буду о скаредной овце рассказывать, да еще припишу, что каждый, кто срежет с тебя клок шерсти, — озолотится. Вот уж тебя пощиплют!
Овца заметно испугалась:
— Ты это… давай… не того… Между прочим, ты — популярный герой, людям нравишься. Не одни же гадости про тебя сочиняют. В Княжеве вон Игрицей тебя величать начали. Так, глядишь, важней Анчутки сделаешься. И вообще, давай думай, что магу своему рассказывать будешь? А то пока я тут с тобой нянькаюсь, там барыш промеж копыт утекает. — Напутствовав меня таким образом, она бодренько порысила обратно в столицу.
Я завистливо вздохнула, хорошо ей, быстроногой, от врагов убегать удобно.

Птичьи трели не очень радовали, поскольку впереди меня ждала куча серьезных разговоров. Опять же Гуляй злой и женское крыло для ремонта недоступное… Охохонюшки, одна забота и маета. Одно только хорошо, что практики уж целый месяц прошел, только две недельки осталось.
В парковую калитку я протиснулась как тать.
— Здравствуйте, — приветствовала я неизвестно кого. И не ошиблась — ждали, сидели почти под каждым кустом, злобно зыркая. Я выставила растопыренные руки, как кошка, понимая, что не шибко впечатляюще выглядят мои розовые коготки, поэтому постаралась больше взять голосом и суровостью лица: — Предупреждаю сразу — со мной связываться — это себя не любить! Щас как попревращаю всех в коряги!
— Ладно тебе. — Гуляй вылез из-за дерева, разочарованно отбрасывая дубину, зато Рогач обгавкал всю, как цепной кобель:
— Чтоб к вечеру крыло в порядок привела, да? Полы там вымоешь, да? Все безобразия и мусор уберешь, да? И чтоб без разрешения директора пальцем не шевелила, да?
— Пусть за обиду стол накрывает! — вякнул кто-то из кустов.
— Да! — утвердительно кивнул головой Рогач.
А я щедро посулила:
— Бочку вина выставлю…
— Две, — тут же возразил Гуляй, почему-то показывая мне три пальца.
— Ну-у, тогда вы крыло сами убираете. — И я уже безбоязненно пошла к Школе, понимая, что все равно скатерти-самобранке за все мои обещания отдуваться.
— Зря ты их так напоила. — Велий сидел на подоконнике первого этажа, прижимая меня к себе. После того как Аэронова комнатушка пришла в негодность, директор настоял, чтобы он перебрался в комнату для учителей. Но хоть была она не в пример меньше, но ничего — уютненькая. Я сначала побаивалась, что Велий накинется на меня с кулаками, но он лишь похохотал, а услышав про человечище, на которого маги Княжева войной собрались идти, только отмахнулся: — А, напишу дяде письмо, ты только мальчишку больше не тревожь.
— А у него и без меня неплохо получается. К тому же овечка его к делу приспособила. Они теперь попеременно у шатра с бельчонком танцуют. Людям и срамно, и потешно. А все равно ходят.
Велий тяжело вздохнул, прижимаясь затылком к раме:
— Ох, и в какое же чудовище ты у меня превращаешься!
— Почему в чудовище? — обиделась я, но желания поворачиваться и тузить его не было. Так спокойно и лениво было в его объятиях.
— Ну в чудо. Непонятно только, отчего ты к одним магам прицепилась? Других людей или нечисти нет больше, что ли?
— Это вы ко мне прицепились. Один фон Птиц со своими лекциями чего стоит! И никакие снотворные не помогают.
— Страдалица ты моя. — Велий покачал меня в объятиях.
Пьянка во дворе перешла в ту стадию, когда пирующие затягивают слезливые песни и медленно валятся под стол. Как ни удивительно, Феофилакт Транквиллинович гуляние не разгонял, оказывается, пока женское крыло было недоступно для ремонта, а я подвергалась обучению в Заветном лесу, домовые и дворовые, дружно навалившись, пристроили к Школе резную изящную башенку-фонарик, в которую имелся вход как с улицы, так и с каждого этажа.
Велий под присмотром директора, дабы ненароком не разгневать отдыхающий дух Архона, придумал-таки заклинание, при котором не надо обвешиваться утюгами, чтобы выскочить из сжатого пространства. Так что, едва мы привели в порядок женское жилое крыло, нас тут же заставили плести новое заклинание, раскинув его ни много ни мало — на весь парк. Когда я свернула его, а потом в качестве подопытной мыши была насильно загнана директором и нечистью в пристройку, то с перепуга аж взвизгнула — так много там оказалось места.
— Со светом надо будет что-то сделать, — дрожа как осиновый лист, посоветовала я. — А то до окон далеко, идешь, идешь… И потолок низкий, кажется, что сейчас проломится — и на голову, колонн прибавьте, что ли. А то пригибаться от страха начинаешь.
Велий хлопнул себя по лбу и признался, что про потолки забыл, его вина.
— Я же брал обыкновенные, как везде, — оправдываясь, бормотал он, набрасывая новое заклинание, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все-таки решил посоветоваться: — Как ты думаешь, сколько локтей высоту делать?
— Чем больше, тем лучше, — сказала я.
В результате, когда Феофилакт Транквиллинович вошел в новую пристройку, светильники на потолке казались крохотными точечками звезд в бездонном черном небе.
— А что, мне нравится, — одобрительно проговорил он, и гулкое эхо отразилось от далеких стен. — Конечно, надо будет привезти мебель, как-то разделить стенами…
Мы с магом облегченно перевели дух, а Гуляй на улице подал знак — выбивать дно у бочки.
— Где теперь ночевать будешь? — поинтересовался Велий, покачивая меня, так что казалось, что я плыву на лодочке.
Я усмехнулась. Комендант на радостях, что теперь можно наконец приступить к ремонту этажей, перво-наперво погнал рабочих вышвырнуть из комнат всю мебель, и теперь она громоздилась кучей в актовом зале, на каждом предмете написано, из какой он комнаты, хоть приходи и живи.
— А у вас есть какие-то предложения, господин наставник? — спросила я.
Он покосился на свою узкую кровать, но тут вихляющей походкой к нам подплыл изрядно пьяный, но не теряющий бдительности комендант и, победив заплетающийся язык, сообщил:
— Верея, там в актовом зале чегой-то сильно светится в твоей тумбочке. Да.
Я удивилась, не представляя, что может светиться в моей тумбочке.
— Пойдем глянем, — предложила я Велию, а он промычал, дескать, дело со мной иметь — себя не уважать, стоит только подумать, что вот, все хорошо, как обязательно припрется какой-нибудь Рогач и все испортит.
— Да может, там ерунда какая-нибудь, — попробовала я его успокоить.
— Главное, сразу глупостей не делай, — подтолкнул он меня в спину.
— Я сама разумность и осторожность, — уверила я его, выходя за дверь. На моей ноге тут же повис пьяный коридорный — Коготок, достававший мне от силы до колена. В Школе он присматривал за лестницей, ведущей со второго на третий этаж, и не было опаснее места для разинь! Отродясь там никто не бегал из-за игривого нрава Коготка.
— Поздравь, подруга! — радостно возвестил коридорный. — Повысили меня! Первый этаж отдают под начало в пристройке! Весь! Буду не хуже Рогача начальник. — Он гордо выпятил грудь. — Поэтажный Митяй Коготок! Как звучит-то, а! Был я мелкая сошка, а теперь знаешь, сколько будет у меня под началом? — Он растопырил пальцы рук, пытаясь сосчитать, потом досадливо глянул на ноги и переступил копытами.
— Это кто тут к моей девушке пристает? — показался в дверях Велий.
Коготок удивленно воззрился на него и стукнул себя в грудь:
— Да я, да ты что, друг? — и рухнул, пьяно посапывая.
Посмеиваясь, мы переступили через коридорного и рука об руку отправились в актовый зал, недоумевая: что там может светиться? И лишь на пороге я, ругнувшись, бросилась к своему шкафу, враз позабыв о Велии.
В бестолковой суете последних дней как-то совсем забылись кольцо, зароки и обещания Алие. Подруга просто умоляла ни днем ни ночью кольца не снимать, а я, надо же, в первый же день забылась сунулась помогать Гуляю и угодила рукой в краску, потом отмачивала в масле фамильный перстень вампира, до смерти испугавшись, что загубила его. А потом, протерев кольцо и успокоившись, что с ним все в порядке, убрала в тумбочку, поскольку Гуляй все донимал хозяйственными работами. И надо же! Совсем забыла про подругу за своими хлопотами.

Я распахнула дверцу и обмерла — камень не просто светился, он агонизировал светом, как раненое животное. Всхлипнув, я натянула его на палец, схватила ракушку и зеркальце. Но ничего, кроме шума лесного, не услышала. Зеркальце же показывало темный лесной бор, древний, влажный и непроходимый, все так мелькало перед глазами, словно волшебная вещица тщетно пытается пробить дорогу к Алие, да каждый раз какая-то сила отводит мой взор в сторону.
— Велий, Велий, что же делать? — рыдала я, размазывая по щекам слезы.
— Во-первых, белугой не реветь. А во-вторых, — он зло хлопнул ладонью по тумбочке, да так громко, что я подпрыгнула от неожиданности. — А, пропади оно все пропадом! Меня же не пустят в этот лес! — И маг так на меня глянул, что я испугалась, вдруг он и мне не велит туда идти. Но, поерошив волосы, не отрывая взгляда от отчаянно пульсирующего в перстне камня, Велий велел: — Сивку кликни, с конем мы быстро туда доберемся. И железа никакого не бери — с железом слуги Волчьего Пастыря махом в Ирий отправят.
— У меня есть бронзовый меч, — вспомнила я и полезла его искать.
Принцево оружие, которое так сильно позабавило Алию, подверглось со всех сторон осмотру, но было признано годным.
— Не могу я без ничего тебя туда отправлять. А самому мне туда нельзя — сожрут одним махом.
— А меня не сожрут? — опасливо поинтересовалась я.
— Могут. Скорее всего, попытаются. — Велий поморщился. — Эх, нельзя Сивке в самую середку леса прыгнуть, на голову волчьего хозяина!
— Что, тоже слопают?
— Слопают, — подтвердил Велий.
— И ты меня туда одну? — заголосила я, чувствуя, как губы начинают дрожать, а в душе поднимается жалость к себе, такой маленькой и беззащитной.
— Ну тогда оставайся, — легко согласился Велий, а я решила, что просто ненавижу его. А он, волоча меня за руку в свою комнату, перечислял на ходу, что нужно взять с собой:
— Флягу с водой возьмешь, там пить нельзя ни за что, ни из реки, ни из ручья, ниоткуда. — Заметил мой вопросительный взгляд и обозвал меня двоечницей. — Оборотнем станешь. Лекарство возьми, мало ли, вдруг ее порвали… Хотя скорей всего порвали — человеком ведь, судя по всему, бегает. А человеку хода нет в этот лес. Что еще… А! Одежда. — Глянув в окошко, Велий сказал: — Да, и скатерть-самобранку не забудь. Алия там наверняка голодная сидит.
Так что, когда явился Сивка-Бурка, я уже стояла груженая и со сверкающим мечом в руках.
— Ух ты, никак меня богатырка позвала? — Богатырский конь радостно прогарцевал вокруг меня и чуть не сел на землю, когда я буркнула:
— Точно, едем сегодня Волчьему Пастырю голову рубить, ты со мной, будем брать на живца.
— Да шутит она, — успокоил коня Велий, — но до границы ты уж нас доставь, а то Алие, судя по всему, там не сладко.
— Да я что! — тут же взбодрился конь. — Всегда рад биться-рататься. — Покосившись на меня, он добавил: — Только с этой страшно, она других дел и не знает, только драпаешь да воруешь! А уж про супротивников и вовсе помалкиваю, где только таких и находит?
— Вот, — Велий осуждающе посмотрел на меня, — запугала богатырского коня.
Сивка закивал:
— Вот-вот, как про нее вспомню, так сердце и прихватывает, я ведь уже не молодой.
Я потянула его за стремя:
— Ты хоть присядь, почему приличная девушка кузнечиком скакать должна?
Велий подхватил меня и легко поднял в седло.
— Теперь, главное, держись крепче, — посоветовала я магу. Сивка мощно толкнулся ногами, а я испугалась, когда почувствовала, как пальцы Велия беспомощно соскальзывают с моих боков, взвизгнула было, пытаясь удержать его, но маг справился и сам.
В следующий миг мы уже камнем летели вниз.
— Ух ты! — только и вымолвил Велий когда конь мягко приземлился на границе Волчьего леса. Был он словно дикий остров, плывущий посреди леса обычного. Рос на угрюмых серых скалах, отвесных и неприступных, а над ним в небесной сини беззвучно чертили круги хищные птицы.
— Жуткое какое местечко, — передернул боками Сивка.
А Велий сотворил малый магический огонек и пустил его прямо в лес.
— Ты что делаешь? — испугалась я. Маг усмехнулся:
— Волчий Пастырь страсть как магов и чародеев не любит, глазом моргнуть не успеешь — явится.
Я сразу запаниковала, сообразив, что чудес за последнее время сделала поболе фон Птица, значит, и меня слопают. Открыла рот, чтобы напуститься на Велия, но тут Сивка под нами попятился, а с серых скал, из леса к нам стали прыгать волки, взяли нас в кольцо и ощерились. Черной волчицы среди них я не приметила.
— Как же мы подругу твою найдем? — спросил Сивка, переступая копытами. — Они ж все на одну зубастую морду!
— Кто посмел нарушать границу Волчьего леса? — взревело над нашими головами. Сверху вниз на нас смотрел со скалы витязь в кольчуге и остроконечном шлеме, плащом ему была волчья шкура. Огромный седой волк заменял скакуна.
— К подружке мы, — пролепетала я, показывая ему колечко. Он спрыгнул прямо со скалы легко, словно не боялся переломать ног, и, подойдя к нам, внимательно заглянул мне в глаза.
— Никто не требовал от нее сюда приходить, никто ее тут не удерживает, — сказал он глубоким рыкающим голосом.
— Как же «не требовал», а практика? — возмутилась я, но Велий ткнул меня в спину, указывая на мой перстень:
— Сейчас она в образе человеческом, поэтому не сможет пройти через лес, как бы ни хотела вернуться. А оборачиваться волком не может, в верности другому поклялась и терять себя не желает.
Волчий Пастырь скользнул по Велию неприязненным взглядом, и что им всем так маги не нравятся? Он сделал вид, словно я это сказала.
— Она больше потеряет, если не пройдет испытание.

Мы шли темной сырой чащей, где я без Волчьего Пастыря и шага ступить бы не смогла, не переломав себе рук и ног. В этом буреломе отродясь никто не рубил деревьев и не заготавливал хвороста. Седая тень шла впереди нас, время от времени порыкивая на неведомых мне зверей Волчьего леса. Пастырь же словно и не замечал непролазности этой дороги, пригибался под необхватными, поросшими мхом павшими великанами-деревьями, переступал через корни и при этом не без интереса посматривал на меня.
Не сказать, чтобы затворничество сильно его тяготило, ежегодно со всех сторон Северска стекающиеся волки-оборотни не держали от своего хозяина секретов, охотно рассказывая, что в мире делается, так что слышал он и о моих похождениях. Наверное, потому и разрешил мне войти в его лес, вызвавшись быть провожатым, а на мага с Сивкой-Буркой попросту внимания не обращал.
— Не мной это заведено, — рассказывал Пастырь, приподнимая тяжелую еловую лапу, чтобы я могла под ней проскочить, — я лишь принял кнут и дубину из рук Отца Небесных волков, когда у него родились мальчик и девочка от земной женщины. Так с тех пор и воспитываю их потомков по просьбе отца их. Подруга твоя ведь не в зверя превращается, она волчьему духу дает в мир выйти. И духу этому нужно найти место свое, цель, понять себя и осмыслить. Если хочет Алия, так прямо сейчас может уйти. Только дух ей отомстит за это потом. Измельчает, озвереет, обезумеет. И уж тогда точно будет зверем перекидываться по воле и против воли и рвать своих и чужих, пока не убьют.
— И что делать? — воскликнула я.
Пастырь пожал плечами и остановился.
— Дальше даже мне хода нет.
— А я думала, что весь лес ваш.
В глазах Пастыря мелькнул озорной огонек.
— Подруга твоя ни много ни мало на могиле Небесного Охотника убежище себе нашла, а я поклялся его могилу охранять и дух его не тревожить.
Я испуганно прижала к груди меч, в этой чащобе его радостный блеск не радовал, здесь им много и не намахаешь!
— А кроме Алии там еще волки есть? — спросила я.
— Возле логова молодой волчицы? — приподнял бровь Пастырь, и я поняла — есть.
— Дар твой там, к сожалению, не поможет. Тот, кто захоронен там, гораздо древнее давших тебе кровь.
Я сразу вспомнила клетку из чьих-то там древних костей, в которой сидела по прихоти Рокмира, и сглотнула. Взяв меч наперевес, как копье, двумя руками, я осторожно вышла на полянку, опасливо косясь по сторонам и окликая подругу громким шепотом:
— Алия, ты где? — Посреди поляны стояли четыре скалы, как столбы большой избы. Была ли у них раньше крыша — неизвестно, но вокруг лежало огромное количество камней, которые при большом желании можно было представить как куски целого строения. Над камнями вился слабый дымок, и мне показалось, что на одном из столбов сидит нахохлившейся вороной Алия, махая чем-то. — Алия! — закричала я уже смелее и радостней и тут услышала за спиной мягкий топоток лап, оглянулась и в ужасе ткнула мечом в оскаленную пасть прыгнувшего на меня волка. Потом завизжала в нешуточном страхе и так шмякнула его по хребтине моим тупым оружием, что волк выпучил глаза, крякнул и завалился на бок, глядя на меня с укоризной. Подняв свое оружие над головой и ни на миг не умолкая, я со всех ног побежала к склепу Небесного Охотника.
Два волчьих дружка, кругами ходившие вокруг столба, оскалились, увидев меня, но я так заорала на них:
— Убрясь! — что они отпрыгнули.
Не хуже лесной белки я вскарабкалась на скалу и почувствовала, как у меня хрупнули кости от безумных объятий Алии.
— Верея! Подруга! — ревела лаквиллская богатырка. — Как же я тебя ждала! Как же я тебя ждала! Ты не представляешь как! У тебя пожрать что-нибудь есть? А то я скоро волков кушать буду! — Увидев флягу в моих руках, просто затряслась, вырвала ее и осушила одним махом. — Извини, — она утерла рукавом выступившую над губой испарину, — два дня уже дождя не было.
— Я тебе скатерть принесла. — Я полезла в свой мешок, а когда вынула и глянула на подругу, то вздрогнула — такой у ней был нетерпеливый взгляд, что даже руку протянуть боязно — отъест и не заметит.
— Поначалу-то мне казалось: плевать, ну, прут под дубину, и ладно. А потом эти гаденыши тактику поменять решили, с глупостями не лезут, но воют так жалостливо, что сердце так и щемит, а ноги сами в лес несут. А я ж без сна, два раза только тем и спасалась, что нога подворачивалась и я о камень лбом со всего маху! — Алия показала шрамики.
Я сочувственно ей кивала, обгладывая куриную ножку. Волки под скалой тоже слушали. Мы бросали им обглодыши, которые исчезали, казалось, прямо в воздухе.
— И ведь что еще удумали, — ковыряя в зубах, рассказывала Алия про свое нелегкое житье в Волчьем лесу. — Задерут оленя, освежуют его, как в мясной лавке, и разложат на опушке по кусочкам — иди, выбирай. Честное слово, чуть не сорвалась. А обидней всего, что Серый меня отсюда не слышит. Уж как я его ни звала, материла, плакала — не слышит. — Алия подумала и добавила: — Старый хрен. А главное, волчица во мне, гадина, все сильней шевелится. Думаю, еще один день, другой, и конец. Вот бы Серый потом лапы кусал!
— Да-а, — протянула я. — Что ж нам делать-то с твоей практикой? — И я передала Алие то, что сказал Пастырь. Хотя она и сама это знала. — В общем, выход у нас один. Будем действовать, как Отец ваш волчий. Я буду вроде как твой Пастырь, а ты вроде как мой волк.
— Чей-то я не поняла, — насторожилась подруга.
— Седлать тебя буду, — оскалилась я и показала меч. — Дубинка у меня уже имеется, осталось найти для тебя плеточку.
— Да ну тебя! Пастырь ухохочется до смерти.
— А нам-то какое дело, главное — честь твою девичью соблюсти. — Алия смотрела на меня такими глазами, словно решала, стоит ли ее честь таких жертв и мучений. Только не на ту напоролась! — Или ты думаешь, я за просто так страхи терпела? — разозлилась я. — Ты меня позвала? Позвала. Помощи просила? Просила. Знала, у кого помощи просишь.
Алия глянула вниз на волков, которые заухмылялись, а я вскочила на ноги:
— Ну как хочешь. Скатерку я забираю, тебя и без меня деликатесами кормят. А в Школе еще дел невпроворот, да и Велий меня там с Сивкой заждались. Прощай, подруга. — Я поклонилась ей в ноги, хоть и рисковала сверзиться со скалы.

Луна еще и полнеба не перешла, когда мы в первый раз переругались. Самым простым было соорудить седло, потничек, войлочек. На это пошла разодранная Алиина одежда. На стремена пошли ременные пряжки, да и сами ремни пустили на подпруги. Алия скрежетала зубами, когда я ее ставила на четвереньки, примеряя сбрую, а волки только пучили глаза и беззвучно разевали пасти, тряся головами, словно не верили увиденному.
— В Школе ославят! — с тоской выла подруга.
— Они все забудут, — увещевала ее я. — Перекинутся назад и забудут.
— Такое забудешь!
— Но не помнят же они, чьи у кого дети, — привела я самый весомый аргумент.
— Ага, — оскалилась Алия, — кому ж захочется добровольно петлю на шею одевать! Это ж мужики!
— Тебе так удобно? — Я попрыгала у нее на спине, подруга взвыла, когда камень воткнулся ей в колено. И в который раз помянула Серого, ради которого терпела мучения.
Трудности начались, когда я заговорила об уздечке.
— Для чего это? — Алия недоверчиво посмотрела на старую белую кость в моих руках, которую я не знала, как половчее приладить.
— Надо же мне как-то тебя поворачивать! Опять же, вдруг ты на меня кинешься? Нет, без уздечки никак нельзя!
Но Алия упрямо затрясла головой:
— Даже не думай, что я эту гадость в рот возьму!
— А я и не думаю, я уверена — возьмешь как миленькая!
Алия оскалила зубы, и вовремя — я тут же сунула ей кость. В драке она была, конечно, сильнее, но я настырней. Так что помимо уздечки получила моя подруга еще и ошейник шипами внутрь для пущей моей безопасности. Осмотрев эту нечеловеческую красоту, я от души себя похвалила, а лаквиллка, грызя кость, проклинала тот миг, когда отправилась в Волчий лес, не расплетя косы с серебряными пластинками и цепочками. Кстати, из этих цепочек и кожаных ленточек и вышла моя замечательная волчья плеточка. Алия грозилась, что никогда мне этого не простит. И хорошо, что кость во рту делала эти угрозы невнятными, потому что облик человеческий она теряла с поразительной быстротой. Подтянув упирающуюся подругу за уздечку, я быстро вскарабкалась на нее, изо всех сил сжав ногами бока. И, взмахнув семихвостой плетью, велела:
— Поехали! — только не сообразила, кому это говорю — Алия сиганула прямо в темноту, прямо со скалы. Под мой визг волчица пронеслась вокруг могилы, поднимая заскучавших волков, и мне пришлось пустить в ход сразу и меч, и плеть, поскольку зубастым очень не понравилась моя персона верхом на их подруге.
К счастью, стоило волчице увидеть, что на нее прыгают, ощерив клыки, как она, поняв это по-своему, живо разодрала бока двоим и уцепилась зубами за ухо третьему. Я, не стесняясь, пользовалась плеткой, справедливо полагая, что мои сапоги дороже их шкур, а уж ножки сахарные и вообще бесценны. Подняв стаю на ноги, Алия решила, что дело сделано, или какие-то свои инстинкты удовлетворила, — она длинными прыжками ринулась в чащу, изредка взрыкивая и стараясь скинуть всадницу. Но я так вцепилась в нее, что клещи зеленели от зависти.
Мелькал жуткими тенями Волчий лес, колдовские огни синими росчерками проносились мимо, скакали вверх-вниз желтые злые глаза, и душераздирающе выли волки, с ликованием обнаружив в лесу новую подругу.
— Шиш вам! — кричала я, но Алия думала иначе, поднимая все новых и новых попутчиков и топча молодых волчиц, пытавшихся загородить избранников. Не было вырвавшемуся на свободу духу дела до их жалких претензий, вилколак наконец наслаждалась свободой. Прокатывались буграми подо мной мышцы, от тела шел жар, и вообще-то пованивало псиной. Но я упорно прижималась к самой холки опасаясь, что она, забывшись, повернется и тяпнет меня за какую-нибудь часть нежного тела. Из-за этого и не заметила, как вылетели мы на самую кромку леса. А там уж стоял Волчий Пастырь в окружении седых, бывалых волков, и что-то мне не понравилось, как две стаи глянули друг на друга.
Я на всякий случай горделиво выпрямилась, чтобы не позорить Алию. А что? Он сидит, я сижу, оба на волках, все нормально!
Седой под Пастырем молча вздернул губу, показывая страшенные клыки, Алия тоже в долгу не осталась, по-своему, по-волчьи опаскудив осмелившегося скалиться на волчицу. Стая за нашей спиной тоже глухо заворчала, а я только моргала глазами, так и ожидая, что вот возьмет сейчас Пастырь свою дубинку да как хряпнет мне по темечку.
Счастье, что тучи на миг выпустили луну из плена, ветер с силой ударил нам в бок, а Алия, насторожив уши, вдруг завыла протяжно и жалобно, словно услышав чей-то зов. И, не раздумывая, кинулась на него.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:52 | Сообщение # 28

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

У меня даже горло перехватило когда лаквиллка ринулась по облакам, как только что по лесной чаще. А следом разномастной волной хлынул волчий поток. По-рыбьи разевая рот, я лишь успела заметить внизу потрясенно глядящих в небо Сивку и Велия у лесного костра, а потом мне стало уже не до любований, потому что зарокотал гром и буря стала хлестать нас, словно желая сбросить с невидимой тропы.
— О-о-ой! — кричала я, забыв про уздечку и вцепившись в Алиины уши; молнии хлестали бока волков не хуже моей плеточки, не причиняя вреда, лишь заставляя шибче бежать. Прыжки волчьи сделались безумно длинны, и металась стая по небу, словно выискивала чей-то след. На миг мне даже показался в клубящихся тучах и вспышках огня чей-то перст, словно указующий волкам цель. Алия, не раздумывая, спрыгнула с небесной тропы, чтобы тут же оказаться в гуще боя.
Горело пожарище, ржали кони и кричали люди, а над всем этим хохотал, широко раскинув руки, чернобородый некромант. Я сразу почувствовала его черное нутро, но прежде чем что-то успела сделать, услышала писк под лапами Алии и увидела ребенка — полуволчонка, который плакал, зовя родственников. И родственники откликнулись. Черной молнией Алия скакнула на грудь к некроманту и, вцепившись ему в горло зубами, мотнула его, вкладывая в рывок всю свою силу и дробя всю дорогу мешавшуюся ей кость. К моему удивлению, некромант отлетел в сторону, а в зубах у подруги осталось что-то похожее на черную визжащую тень. Вот с этой добычей в зубах она и вскочила снова на тропу, изо всех сил устремившись назад, справа и слева к нам присоединялись другие волки с добычей, и не у каждого тень была черна.
Я присмотрелась к тому, что визжало в пасти у Алии, и мурашки побежали по спине, а волосы ощутимо зашевелились. Потому что тащила моя подруга ни много ни мало — человеческую душу.
— Вот и стала ты, Алия, валькирией, — пробормотала я.

Только через три дня подруга угомонилась до такой степени, что смогла перекинуться в человека. Я к тому времени от лешачки мало чем отличалась, была грязна, устала и голодна. Эта дрянь дважды в день каталась на спине, пытаясь стряхнуть меня, но я держалась и хлестала ее по бокам плеткой. Не на шутку завидовала волчице, когда она жадно лакала из ручьев воду, и еле сдерживалась, чтобы не дать ей промеж ушей. А уж когда волчица начинала вилять задом перед волками, так я и сдерживать себя переставала. К исходу третьего дня, чувствуя, что уже не отличаю явь от сна, я погнала подругу к краю Волчьего леса, где дожидались меня Велий и Сивка-Бурка, которым я хоть раз в день, но показывалась на скале, дескать, вот я — живая, не загрызенная. Каждый раз пугая их своим видом. Там же стоял обычно и Волчий Пастырь, с огромным любопытством разглядывавший нашу парочку, я ему улыбалась, раскланивалась. А он только усмехался, оглаживая усы, и у меня было такое подозрение, что волк его тоже над нами похохатывал.
Душу некроманта они у нас в тот раз забрали и, как я поняла, сволокли на судилище, чтобы боги решали — кому в Ирий, а кому, извините, в другую сторону. Я опасалась, что еще одной такой охоты не выдержу, но, сколько ни дули над Волчьим лесом ветра, лаквиллка по небу больше не бегала, а все маялась дурью да нагло заигрывала с оборотнями, всем своим видом показывая, что пришло ей время народить на свет еще одного волчонка.
Я ей такие глупые мысли заколачивала обратно в голову со всем усердием, на которое была способна, а она огрызалась так, что на второй день вырвала из моих рук и изгрызла плетку, да и на принцевом мече были такие борозды, словно его топором рубить собирались. Понимая, что больше так не смогу, я решила: вот увижу Велия и сброшусь со скалы вместе с Алией, пусть он нас внизу ловит! Если не убьюсь совсем, так пусть с ней в следующем году Серый Волк практику проходит, честь бережет, а то привыкли, видишь ли, на мне выезжать! Чуть что, так сразу Верея.
Волчий Пастырь встретил нас на полпути. Увидев седого, Алия заизвивалась всем телом, но я ее пристрожила промеж ушей.
— А и сурова ты с ней, — улыбнулся Пастырь, и морщинки вокруг глаз разбежались лучиками.
— Сама просила, вот и берегу честь ее! — откликнулась я.
— А понравилась ли тебе охота? — Он склонил голову к плечу. — Не страшно ль было?
Я равнодушно пожала плечами, чувствуя, как наваливается на плечи усталость:
— Лиха я больше боялась, а некромант… Дело обычное.
Пастырь вдруг подобрался и совсем серьезно, без единого смешка, спросил:
— А не желаешь ли свою черную рядом с моим седым поставить? Стать мне подругою и женою?
От такого предложения всякий сон с меня слетел разом, я сразу сообразила, что мне впервые в жизни делают настоящее предложение, а не глумятся, как Аэрон, не уводят разговор в сторону, как Велий, а смотрят прямо в глаза, и дрожь пробежала по всему телу, до самых пяток.
— Не мое это, — покачала я головой.
И они вздохнули на пару с волком:
— Что ж, неволить не буду. Но если передумаешь…
Я снова покачала головой, хоть Алия и была другого мнения о сделанном предложении.

Как добрались до окраины, как оказались в лагере Велия, я потом, сколько ни пыталась, так и не вспомнила, а провалилась в сон и проспала три дня без продыху.
Очнулась я уже в Школе, в комнате Велия. Кряхтя, сползла с кровати, с удивлением обнаружила за окном ясный день, а гулянка словно и не прекращалась. Только сидели теперь там, помимо нечисти, Алия с Серым Волком, да Сивка яблоки из ведра хрупал.
— Хлеб да соль, — сказала я, высунувшись из окна. Серого словно ветром сорвало, подлетел ко мне и с разбегу чмокнул в щеку. — За что? — удивленно спросила я, а он рассмеялся:
— Сама знаешь!
— В том-то и дело, что сама! — Я подняла палец, как мудрая старуха. — А тебя, значит, ноги не несли, душа не болела, слово данное нарушить боялся!
Волк звонко расхохотался и тряхнул головой:
— Ни черта я не боялся, только с Волчьим Пастырем не поспоришь. — Он, наклонив голову, раздвинул волосы и показал страшный, налитый лиловым рубец. — В первую же ночь, как прискакал, он мне вдарил промеж ушей, связал и в нору бросил. Так месяц там и провалялся. Навязал же мне с сестрицею папаша его на шею!
У меня в голове со скрипом завертелись мысли, тяжелые, словно мельничные жернова. Что-то я пыталась вспомнить о папаше Серого. Но тут, отдуваясь и краснея, ко мне в комнату через окошко полезла Алия, отстранив жениха и ворча:
— Ну подай уж руку-то, видишь, вспрыгнуть не могу!
— Ах ты! — Я не нашла достойного слова, в бешенстве нашаривая взглядом свой меч.
Алия быстро нырнула за спину волка.
— А правда, Верея, что ты на Алие каталась? — влез Гуляй.
— Неправда! — рявкнула я.
— Правда! — оторвался от яблок Сивка. — Она еще та у нас ездунья, так и норовит на шею влезть!
Меня это так обидело, что я не нашла ничего лучшего, как заорать:
— Велий, ты где? Они меня обижают!

— Ну что ты, — гундел, таскаясь за мной хвостом, маг.
— Ну чего ты, — мычала Алия из-за спины волка, боясь ко мне подходить.
Я хоть и отошла уже, но все равно хоть разок, но попыталась бы вдарить ей, как там, в лесу, прямо промеж ушей. Очень мне хотелось посмотреть, как съезжаются в кучку ее бесстыжие глазки.

Сборы мои были недолгими — платье, тонкой кожи плащ на случай дождя да крепкие сапожки.
— Эх! Мне бы к скатерти-самобранке еще какой-нибудь бездонный сундучок, а то с этими друзьями одежды не напасешься. Штаны-то после Волчьего леса выкидывать пришлось! — Я осуждающе посмотрела на подругу.
— А че я? Че я-то? — Алия совсем зарылась в куртку Серого, так что наружу торчал лишь кончик носа, как у мыши.
— А может, не поедешь? — в который раз спросил Велий. — Практики-то всего одна неделя осталась. Вернется Аэрон твой ненаглядный.
Я с интересом посмотрела на него — показалось или ревнует?
Но ушлый Велий сразу отвернулся и вроде даже беззаботно посвистывать начал, глядя в окно. Хотя потом не сдержался и привел последний весомый аргумент:
— Где ты его искать будешь? Ведь только вампиры знают, где их сынок находится.
Все в ожидании уставились на меня, но я фыркнула:
— Мне-то уж они по-всякому скажут. Как-никак я их «законная невестка», да и он не каторжанин — без свиданий жить! Вдруг мне срочно нужно обсудить свадебное платье или меню? Свадьба-то не за горами! Еще месяц, и все.
У Велия вытянулось лицо, будто его пыльным мешком огрели, а я поняв, что вещи уложены, затянула горловину и, с кряхтением забросив его на спину, обратилась к друзьям:
— Ну до встречи!
— Как это «до встречи»?! — загомонили они. — Да кто тебя к вампирам одну пустит? Вместе поедем Аэрона искать! Ишь ты, самостоятельная какая!
Так что в Урлак мы направились целой компанией, багровая от стыда Алия всю дорогу припадала к уху Серого и дудела, что ничего такого и не было, что это Верейка на нее наговаривает, бесстыжая, а она только Серому и была верна, никого другого и не замечала. Велий тоже недовольно сопел у меня за спиной. И только Сивка шел резвой рысью, перескакивая речушки да рощицы, гордый тем, что везет такую славную богатырку, у которой даже меч блестящий есть, хоть и покусанный.
На границе Урлака нас попытались было остановить, но я с королевской невозмутимостью сунула под нос стражей руку с Аэроновым перстеньком. Так что когда мы прибыли к замку, все уже знали о моем внезапном визите, правда, встречать меня вышел только лорд Аквил. Оглядел нашу компанию неулыбчивым взглядом и отвесил поклон, заявив, что наш визит для него — приятная неожиданность.
— Че это он такой неулыбчивый? — спросила меня Алия, сползая с Серого Волка.
— Чего ему скалиться-то, он же лорд, ему марку держать надо, — возразила я, но Алия тут же напомнила мне, что Аэрон тоже лорд, а скалился не переставая. Пришлось ткнуть ее в бок и напомнить, что именно сыновнее поведение и не нравилось папочке. — Могу ли я выразить свое почтение леди Диодоре? — Я присела в самом учтивом реверансе.
Лорд дернул щекой, словно у него зубы заныли, и промямлил, что леди Диодора нездорова.
— Ах! — Я прижала руки к щекам. — Тогда я немедленно, просто немедленно должна ее увидеть! Может, я смогу ей чем-нибудь помочь?
— Это не того свойства болезнь, — замялся будущий свекор.
Но я была так непреклонна, что дальнейшие его упирания выглядели бы глупыми, а чопорные вампиры до дрожи не любили выглядеть глупыми. И лорд Аквил вызвался меня проводить. К счастью для меня, Алия вовремя сообразила, что значат мои ужимки, и жеманно поинтересовалась:
— Лорд, но вы же не бросите своих гостей в одиночестве?
Она так убедительно изобразила кокетку, что я сразу поняла пребывание в Волчьем лесу не прошло бесследно, ну вылитая мавка. Серый только крякнул, косясь на подругу. Был он в этот раз высоким и статным вампирообразным юношей. Велий смотрел на меня так, словно не чаял уж больше и увидеть. А я подумала: каково же сейчас Сивке, оставленному один на один с улыбчивыми конюхами?
Седой камердинер, не менее чопорный и молчаливый, проводил меня до покоев леди Диодоры. Толкнул тяжелую дверь, предупредительно пропуская меня вперед. А я в который раз подивилась несоответствию того, как замок выглядит внутри и снаружи. Его жуткой угрюмости стен и легкой белизне и прозрачности внутри.

Леди Диодора сидела у окна и, судя по всему, до моего прихода рыдала, но сейчас на ее напудренном личике не было даже следа страданий. Если б я не видела ее раньше, то, может, и купилась бы на ее приветливую улыбку. А так заметила, что и нос покраснел, и глаза опухли. Поэтому я не стала ходить вокруг да около, а сразу заявила:
— Я боюсь за Аэрона и желаю его видеть.
Леди Диодора поджала губки и окатила меня презрительным взглядом:
— Вам нет нужды бояться за своего жениха.
— Да ладно вам, — махнула я рукой и, оглядев комнату, заметила, что даже малейшие щели в ней законопачены. На столе стоял обед, и слуги, которые нам попались по пути, никуда не торопились, явно сторожа свою хозяйку.
— Ух ты! — выдохнула я, осененная догадкой. — Значит, и вы не верите, что он станет кровь пить.
Леди Диодора, словно сломавшись, рухнула обратно в кресло.
— Он вам это сказал? — глухо поинтересовалась она.
Я не знала, что делать с Аэроновой мамой, поэтому топталась около нее.
— Я надеялась, что вы что-нибудь придумаете, наймете кого-нибудь, чтобы эту кровь влить… — Я пожала плечами и подошла к окну. — Что ж папа с ним так жестоко-то?
Леди Диодора застонала:
— Ах, Аквил здесь ни при чем! Вы не понимаете. — Она посмотрела на меня злыми глазами. — Наметился очередной раскол, семьи, набравшие силу, хотят отделиться, хотят видеть Аллара либо лордом, либо…
— В гробу, — закончила я, поняв ее многозначительное молчание.
— Он в заброшенном карьере, и вокруг стража из воинов взбунтовавшихся семей. Мой супруг еще может удерживать замок от бунтарей, но ничем не может помочь Аллару, только если сын сам, — она всхлипнула, но взяла себя в руки, — придет к нам на помощь.
— Ага, — невесело вздохнула я, — то есть он должен упиться до кровавых чертей и поубивать всех к лешему! Ну у вас и порядки! — Придавленная такими тяжелыми мыслями, я пошла к друзьям, коротко попрощавшись с мамой Аэрона.
В парадном зале царила напряженная идиллия. Велий рассматривал картины, нервно расхаживая вдоль стены, Алия упорно изображала вертихвостку, не давая хозяину ни минуты продыху, в то время как волк сверлил его тяжелым взглядом, заставляя вздрагивать каждый раз, как Алия клала ему руку на плечо.
— Боюсь, наш визит затянулся, — с порога заговорила я. Лорд Аквил подскочил:
— Я распоряжусь, чтобы вас проводили до границы.
— Это излишняя любезность, тем более что вам за нами не угнаться.
Я подмигнула друзьям, намекая, что пора прощаться. Выйдя на улицу, я рассеянно огляделась.
— Велий, а ты не знаешь, где у них тут карьеры?
— Наверное, недалеко от каменоломен. А что?
— Прогуляемся. — Все уставились на меня, никто не хотел гулять по Урлаку. Даже мой богатырский конь подозрительно задрожал ногами, чувствуя, что я его втягиваю в очередную сомнительную историю. — Да ладно вам! Погодка-то какая! — Я подняла руки к солнцу, друзья тоже посмотрели в безоблачное небо. — Ну поехали. — И как только они уселись, добавила, понукая Сивку: — Кроме сотенки озверелых вампиров там и нет никого! — Подумала и сообразила, что соврала. — Ну, может, там еще прячутся с десяток каторжан, для Аэрона мамой купленных, так мы что, насильников и убийц не видели, что ли? — Про то, что Аэрон, возможно, уже в упыря превратился, я добавлять не стала, как-то нехорошо они на меня смотрели, даже конь богатырский подо мной споткнулся.

Что дела «жениха» плохи, я поняла сразу, как только увидела на разбитой дороге в заброшенный карьер ухмыляющегося Калину.
— Кого я вижу?! — радостно оскалил клыки вампир, растопорщив крылья. Серый Волк задрал губу и показал свой набор клыков и резцов, давая понять всем, кто тут настоящий хищник, а кто просто погулять вышел. Велий легко соскользнул на землю и распахнул легкий плащ, показывая спрятанную под ним саблю.
— Хо-хо-хо! — Калина в притворном ужасе замахал руками. — Вот это поддержка к нашему лордику прискакала! — и сделал знак кому-то за нашими спинами, издевательски кланяясь: — Милости просим, милости просим.
Алия, не выдержав, рыкнула на него. Калина отпрыгнул, продолжая хохотать, а потом зло сплюнул нам под ноги. После такой встречи солнечный день уже не радовал, тишина казалась зловещей. Да и само заброшенное место с полуразрушенными строениями и бездонным провалом под ногами навевало недобрые предчувствия.
— Это ж сколько они земли подняли? — присвистнула Алия, глядя на бездонный котлован с обилием угрюмых скал, разбросанных, словно лабиринт. — Тут на сорок замков хватило бы! Куда они все это девали?
— Какая разница? — вздохнула я. — Где Аэрона-то искать? — Очень мне не нравилось, что Калина остался за нашей спиной. Хоть и презирала я этого гаденыша, но и пакости ожидала. И, толкнув пятками в бока Сивку, велела: — Ну давай, ищи.
— Я тебе что, собака? — обиделся Сивка, но все же стал втягивать воздух огромными ноздрями, чихая от пыли.
— Аэрон, Аэрон, — звала я, осторожно пробираясь между камнями.
Все-таки дурацкая была идея — разделиться. И чего я взвилась, когда Велий в глаза назвал меня дурой? Главное, Алию-то зачем выгнала? Теперь вот иду, трясусь.
— Аэрон, Аэрон. — Я повыше закатала рукава платья и постаралась навести в голове порядок. Вот как выскочит убийца и насильник, я как шарахну его молнией… Главное — думать о молниях. Но мысли в голове носились как перепуганные куры. «Кошмар, кошмар!» — билось в ушах. Зашуршали камни за соседней скалой, я с перепугу подпрыгнула и поняла, что ничего не смогу. Схватила свой меч, как дубину, и, стоило злодею неосторожно высунуться из-за камня, от души приложила его. Велий беззвучно рухнул на камни и замер неподвижно.
— Ой! — Я запрыгала вокруг него, не решаясь прикоснуться. — Прибила, — сообщила самой себе и собралась разрыдаться, когда на мое робкое тыканье пальчиком маг даже не застонал. Но тут зарычало, заскрежетало, загрохотало у меня за спиной, и зловещий низкий голос прохрипел:
— А ну выходи, кому здесь жить надоело! — Я бросила один только взгляд на черную изломанную тень, упавшую у моих ног, и мгновенно поняла, что такую зверюгу мне ни в жизнь не одолеть. Пискнула, зажмурила глаза и с разворота дала своим мечом по жуткой морде, которую даже видеть не хотела. — На, гад, получи! На, на тебе, вот! На!
— Убивают! — взвизгнуло Чудище, оступилось и задрыгало ногами. Я приоткрыла один глаз и недоверчиво уставилась на вжавшегося в скалу Сивку.
— Вот до чего ты меня довела! — испуганно косясь на мой меч, всхлипнул Сивка. — Я уже своей тени боюсь! Девки морду бьют! Нет, уйду я от тебя обратно к Громовику, там хорошо, там чудища двенадцатиглавые, все просто, все понятно. — Заглянув мне за спину, он поинтересовался: — А что это у тебя там лежит?
— Я Велия убила, — простонала я.
— Ага. — Сивка попятился, кося глазом на синее небо в надежде упорхнуть от ставшей страшной хозяйки. Но тут сзади него рыкнули, и он так прыгнул вперед, что чуть не стоптал и меня, и Велия.
— Вы чего тут? — поинтересовался Серый, черная волчица стояла рядом, свесив розовый язык. В карьере было жарко и душно.
— Тикайте! — закричал, вращая глазами, Сивка. — Она всех убивает!
— Да ну?! — удивилась Алия.
Тут Велий застонал, подавая признаки жизни, я радостно кинулась к нему, а Сивка попятился:
— Добивать рвется!
Маг сел, держась за свою многострадальную голову, а когда разглядел, кто стоит перед ним, даже дурой меня обозвать не смог. Только ручкой делал, словно просил у меня что-то. Я сунула ему флягу с водой.
— Живой, — разочарованно произнесла лаквиллка и добавила: — А мы Аэрона нашли, только подходить не решаемся, больно он жутко воет. А ну как кинется.
Кое-как взгромоздив Велия на Сивку, мы отправились к логову нашего лорда, которое и в самом деле оказалось легко найти, просто находилось оно на другом конце карьера.
Сначала мне тоже показалось, что он воет, но чем ближе мы подходили, тем становилось понятнее, что Аэрон просто орет сорванным голосом все песни, которые знает, без разбора. А шагов за сорок до его норы я даже нашла в щепу разбитую лиру. Логовище он себе устроил в штольне. Из черного лаза словно гнилые зубы торчали столетние бревна. Я замерла, прислушиваясь, а Аэрон, закончив одну песню, начал следующую:
Прости меня и отпусти
С улыбкою в нелегкий путь.
Я не вернусь, мы оба знаем,
И болью разрывает грудь.
Я не такой, как ты хотела,
И ты не сможешь мной гордиться.
В последний раз шагну за дверь
И к солнцу устремлюсь, как птица.
Мама! Мама! Ма-а-ама!
Безумье — мой старинный друг,
Мне с ним в обнимку по дороге,
Ты улыбаешься сквозь слезы,
Благословляя мои ноги.
Мама! Мама! Ма-а-ама!
Я знаю — ты меня жалеешь
И проклинаешь глупость мира,
Не принимающего в лоно
Такого милого вампира!
Я зажала уши, не в силах слушать завывания о маме. И только Алия покачала головой:
— Ишь как его ломает!
Удивляясь собственной смелости, мы пошли вперед, я и Алия со страхом вглядывались в темноту, а парни больше поглядывали вверх, опасаясь, что потолок осядет нам на голову, больно уж все вокруг казалось гнилым и непрочным, поэтому и вздрогнули больше нашего, когда из темноты зловещим, совсем не Аэроновым голосом поинтересовались:
— Кто?
Я нервно хихикнула:
— А это мы, не ждал?
Аэрон не обрадовался, а, напротив, заревел, как раненый бык:
— А ну прочь отсюда!
Ноги чуть сами не вынесли меня наружу, но я удержалась, показывая магу, что пора бы и огонек засветить. Велий молча показал, что ему и так уже засветили, так что никаких огоньков не выйдет.
— Аэрон, — жалобно присоединилась к моему зову Алия, — не жлобься, выходи!
Поняв, что просто так от нас не избавиться, вампир вздохнул в темноте и пошел. Шаг его был тяжел, он постанывал, словно с трудом тащил свое тело, а когда замер на границе света и темноты, не решаясь показать солнцу ни единого кусочка своего уже не вампирьего, а упырьего тела, я вскрикнула, с трудом узнав в ЭТОМ своего красавца «жениха».
— Хорош? — с трудом просипел он, обнажая гнилые в развал зубы, неприятно шкрябнув когтистой лапой по земле. Алия, ворча, попятилась, прижалась к боку Серого, невольно вздыбившего холку. Велий, только что жаловавшийся на слабость, заиграл молниями между пальцев, а Сивка шагнул вперед, заслоняя меня.
Я с ужасом поняла, что потеряла друга, с которым мне было так легко и весело. Вечно неунывающего Аэрона, который баловал подарками и сладостями. Только почему-то не заплакала с горя, а почувствовала такую жуткую злобу на неправильность мира, что аж в глазах помутилось! И, выставив руки вперед, словно сама была упырицей, пошла на него, заметила на миг мелькнувшее в желтых глазах Аэрона недоумение и закричала:
— Вали его!
К счастью, парни поняли меня правильно, и Велий повис на одной руке упыря, а волк, успевший в воздухе перекинуться в человека, — на другой. Алия придавила телом ноги, а Сивка недолго думая шарахнул копытом в лоб. Аэрон рухнул на спину, и, прежде чем он начал биться в судорогах, визжа, крича и теряя разум, я полоснула себя по руке Велиевой саблей, сдернутой у него с пояса, чуть не отхватив себе всю руку. Кровь тут же потекла густым потоком, я, преодолевая отвращение, сунула руку в пасть упыря, чтобы он хоть маленько очнулся:
— Пей, гаденыш! Пей, скотина!
Он замычал и задергался, пытаясь отвернуться, но я без церемоний сунула ему меж зубов рукоять Велиевой сабли, с облегчением видя, как он с каждым невольным глотком меняется в лучшую сторону.
— Значит, недоупырился, — со знанием дела проворчала Алия.
А «жених», перестав биться, глянул на меня, выплюнул саблю и зло спросил:
— Зачем?
— Чтоб жил ты, дурак! — не зная, куда сунуть руку, прорычала я, испытывая огромное желание вмазать по его вампирьей роже. Но злой огонь как появился в его глазах, так и потух, вампир отвернулся равнодушно, прошелестев еле слышно:
— Не сейчас, так в следующем году… Ведь я почти умер, — и жалобно попросил: — Отпустите.
— Не отпускайте, — велела я. Серый косился на меня, а я затравленно смотрела на Велия, ожидая, что хоть он что-то подскажет. Но маг покачал головой:
— Ты же знаешь…
А Серый подхватил:
— В нем нет крови Всетворца, Верея. Не нашего он мира.
Я зло подпрыгнула на груди Аэрона, пытаясь поймать мысль, зародившуюся во мне. А потом, словно в полусне, занесла над вампиром саблю и одним ударом распорола ему грудь. Почти не заметив, как вокруг меня заорали, завизжали и прыснули в разные стороны. А уж когда я запихала ему руку в рану, меня и вовсе оставили в покое, только Аэрон захрипел, а Сивка бормотал:
— Щас сердце сожрет, у них, у Древних, ишь как с разводом непросто. Ты, Велий, смотри…
Но мы с Аэроном уже не были в пещере, а словно вернулись в Заветный лес, где семеро Древних склонились над утопшей девочкой и Березина, взрезав ладонь, прижала ее к ране на спине ребенка.
— Что ты делаешь, сестрица?
— Я даю ей возродиться,
Нашу кровь хочу смешать, чтоб бессмертною ей стать.
— Пусть же носит наше имя эта юная…
— … Богиня стала я и так решаю:
Свет и тьму я в нем смешаю,
Я смешаю кровь и кровь, чтоб и он родился вновь, —
шептала я в полубреду, не замечая крика и шума драки. На миг мне показалось, что я слышу хохот Карыча:
— А посмотрите-ка, что у меня под крылышками!
И земля содрогнулась от ураганного ветра, переворачивающего, разбивающего гнилые балки. Земля сыпанула в глаза, я застонала, и тут же ласковые руки подхватили меня.
— Ну все уж, глупенькая, все, — успокаивающе шептала Березина, и Горгония, отрывая меня от Аэрона, по-матерински укоряла: — Во всем должна быть мера, глупышка.
— Кому тут жить надоело? — орал Индрик.
Все плыло и качалось перед глазами, я с трудом смогла разглядеть вжавшегося в стену и трясущегося от страха Калину, а над ним хохочущего Карыча, распластавшего крылья. Что-то творилось еще вокруг, но меня мотало от слабости, и я никак не могла прийти в себя, пока к самому моему носу не сунулся улыбающийся Анчутка, похлопав меня по щеке:
— Эй, очнись уж.
Я вздрогнула и поняла, что лежу на земле. С потолка и в самом деле сыпалась земля, прямо в глаза. Я со стоном схватилась за мои несчастные глазки. Друзья рубились у входа с напирающим вампирьим войском. Велий уже с саблей, видимо, подхватил с земли, пока я валялась. Я помотала головой и услышала слабый голос Аэрона:
— Дай мне руку.
Я покосилась в его сторону — вампир лежал бледный как мертвец, в ране на груди противно хлюпало. Я стала отползать, решив не тревожить умирающего, с которым я сотворила не пойми что. Но тут умирающий сам приподнял голову и, тихонечко свистнув, позвал:
— Эй, вампиры, а ну-ка гляньте на меня.
Он решил запугать их своим страшным видом, поняла я. И вампиры его услышали, прекратив теснить моих друзей, заухмылялись, а Калина даже вякнул:
— Смотри-ка, живой еще!
— Ненадолго, — пробурчал вожак бунтовщиков, выходя вперед и презрительно глядя на Аэрона. — Нам нужна твоя голова, чтобы твой отец сдался без боя. Мы не хотим лишней крови.
Мой «жених» хрипло расхохотался:
— Полностью с вами согласен, — и, разом прекратив смеяться, добавил: — Крови я тоже не хочу.
Его собеседник вдруг побледнел, дернулся, а потом словно разорвался надвое. Мне, охотившейся с Алией, увиденное было не в диковинку, я только испугалась, когда душа, вырвавшись из вампира, метнулась прямо в Аэрона, с каким-то беспомощным всхлипом всосавшись в него, а тело рассыпалось прахом.
— Чей это было?! — пробасила испуганно Алия, но тут, дико заорав, все бунтовщики, ждавшие Аэроновой гибели, разом бросились на него, и, клянусь, со дня гибели моей деревни я не видела ничего страшнее!
— Я его боюсь! — прошептал Сивка-Бурка, глядя на гору праха между мной и Аэроном, а вжавшийся в стену Калина жалобно скулил.
— Заткнись, — велел ему мой «жених», отряхнул засохшую на животе кровь, подошел и легко поставил меня на ноги.
— А где ранка? — обиженно пропищала я, он скосил глаза на свою грудь, потом посмотрел на меня уже своими зелеными, а не желтыми, как у упыря, глазами, потом на всю компанию, которая так же потрясенно взирала на него, и возмущенно проговорил:
— И нечего на меня пялиться! Все вопросы к рыжей.
Я растерянно улыбнулась, сама с трудом понимая, что происходит.

Второй день я сидела запершись в комнате Велия. Это было моей тактической ошибкой, потому что на первом этаже меня могли домогаться не только через дверь, но и через окно.
— Верея, не будь дурой, выходи! — орала Алия, пиная дверь ногами.
— Дур-ра! — надсажался Карыч за окном. — Не будь р-рохлей, от судьбы не уйдешь!
— Ну прости меня, Верелея, — шептал в ракушку Велий. — Да, я испугался, а может быть, гордость взыграла, ты ведь пойми, как образовался наш Конклав. Милость Всетворца льется на землю, словно водный поток, а боги как плотины на ее пути. Или бесплодные пески, в которые она уходит вся, без остатка. Лишь жалкие крохи достаются нам, людям. Но и того хватает опытному магу, чтобы скопить, приумножить, стать вровень с детьми Всетворца. Оттого мы их ненавидим, оттого они нас не любят. Да, мы не желаем быть жрецами какой-нибудь… — он помялся, — богини, которая будет милостью и силой одаривать не того, кто талантлив по-настоящему, а того, кто ей пятки лижет или… рожей смазлив. — Он совсем утих в своей ракушке, а Анчутка, глядящий на меня сквозь стену из моего же капища, осуждающе покачал головой:
— Ну и чего ты так взъерепенилась? Подумаешь — стала богиней! Подумаешь — вывела новый вид нечисти! Да таких в Ирии — плюнуть некуда!
— Леди Верея, — осторожно постучали в дверь, и я узнала голос лорда Аквила. Борясь со слезами, я с трудом квакнула:
— Что вам?
Тут вмешался голосок леди Диодоры:
— Мы хотели бы выразить вам свою благодарность и спросить, кого вы желаете видеть посаженым отцом на вашей свадьбе?
— Никого! Я не желаю видеть ни-ко-го! И вообще, я разрываю помолвку!
Судя по стуку, там кто-то потерял сознание.
— Почему?! — севшим голосом спросил лорд Аквил.
Я подбежала к двери и горячо зашептала в щель:
— Потому что я не могу выйти замуж за своего братика, с которым поделилась кровью! И вообще, — я всхлипнула, обида снова сжала горло, и слезы потоком хлынули из глаз, — я ни за кого теперь не выйду! Я-бо-оги-иня! Кому я нужна-а!
— Вот, дали боги подруг! — выругалась Алия, жалуясь всем присутствующим за дверью. — Одна — императрица, вторая — богиня! Нянькайся с ними!
— Госпожа ученица, — попытался приструнить меня Феофилакт Транквиллинович. — То, что вы стали богиней тайных знаний, чар и магии, еще не делает вас чем-то исключительным! Не надо к этому так относиться, это великий дар, а не уродство.
— Уро-одство! — по новой завыла я. В окошко, забаррикадированное мной, осторожно постучали:
— Эй! Госпожа богиня. — Я узнала голос Мефодия, да что там узнала! Я его просто видела, чувствовала, как собственные ручки, пальчики, ноготки, его, фон Птица, стоящего рядом, весь их чертов Конклав, мающийся в парке.
— Вам-то чего? — заревела я.
— Как «чего»?! — удивился Мефодий, видимо решивший быть делегатом от всех магов, фон Птицу обращаться к новой богине было как острый нож по сердцу — гордость его душила. Как и Велия, который, едва поняв, в чем дело, повернулся и ушел прочь, давя кусты и не разбирая дороги, напоследок одарив таким взглядом, что я сразу поняла — все между нами кончено.
— У нас магия уже два дня как не работает! — верещал между тем дружок фон Птица. — Что делать-то прикажете?
— Вешаться! — Надоел он мне до зубовной боли. Только решила посидеть в одиночестве, собраться с мыслями, так нет, набежали, мешают, лезут с просьбами, советами, два дня, и даже ночью!
— Всем? — уточнил Мефодий. Но на него закричал, замахал руками выскочивший на улицу директор:
— Вы чего к ребенку пристали в такое время, не видите, что у нее просто шок!
— Верелея, я безумно тебя люблю, с первого дня буквально, вот как увидел тебя в Белых Столбах, так сердце и екнуло! — прорезался снова Велий, видать, побегал по этажам, успокоился.
— Верея, не будь дурой! — голосила овечка. — Яви себя людям!
— Леди Верея, может, не стоит прямо сейчас разрывать помолвку? — не унимался лорд Аквил. — Сила, которой вы наделили нашего сына, просто чудовищна и непонятна, но положение в государстве все еще шаткое…
— Боятся они меня, — с ухмылкой сказал появившийся прямо посреди комнаты Аэрон, я воззрилась на него как на привидение. — Осваиваю твои подарки. — Он протянул мне букетик цветочков.
— Давайте перенесем срок свадьбы, ну, еще на год, пока вы не успокоитесь, не придете в себя, — надсаживалась уже на два голоса чета вампиров.
— Пап, мам, я здесь, — обрадовал их сыночек. Вампиры смолкли, я прислушалась:
— Похоже, ушли.
Но тут стала выбивать двери Алия.
— Это дискриминация! Почему вампиру можно, а мне, лучшей подруге, нельзя?! — И стала перечислять все то, что она оторвет мне, когда я соизволю появиться.
— Верея, а овечка про тебя новую пакость сочинила! — попробовал выманить меня хитростью Гомункул. — Про рыжую Игруницу и Зорю-богатыря! — Он охнул — забыл, видимо, о хитрости предупредить Зорю.
— Хозяйка, — прогудел детина, — мне их всех повыкидывать или как?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:54 | Сообщение # 29

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Выкинули его.
— Слушай, а что ты на капище не спрячешься? — удивился Аэрон, плюхаясь на кровать.
— Чтобы тетки с дядьками доставали?
— Ну уж лучше они, чем сразу все.
— Ага? А вдруг они там не одни, а с этими… — я потыкала пальцем в потолок, — из Ирия? Я боюсь.
Аэрон тоже с интересом посмотрел на потолок, а потом, приобняв, встряхнул:
— Выдюжим! Где наша не пропадала!
— Везде пропадала! — согласилась я.
Перед нашими очами весь в сияющих доспехах и с огромным волнообразным мечом возник Анжело и весело поинтересовался:
— Ну что? Когда идем Ирий сокрушать? Войско готово.
— Сдурел?! — выпучилась на него я.
— Не идем, — сразу поник демон, стягивая доспехи. — А я уже всех оповестил, армию собрал…
Я швырнула в него Аэроновым букетиком, который он поймал, робко поинтересовавшись:
— А может, все-таки грянем дружно? Там этот Ирий сколупнуть, что козявку в носу!
— Иди, — с нажимом сказал Аэрон, я благодарно на него посмотрела. Демон, недовольно крякнув, просочился сквозь дверь, вызвав визг с той стороны.
— Ну вот, из Ирия тебя точно не побеспокоят, — утешил меня Аэрон. — Они там все заняты — к обороне готовятся.
— Ты можешь, конечно, обижаться, я тебя понимаю, я свинья, — снова принялась каяться ракушка.
Аэрон закатил глаза, а я показала ему кулак, чтобы не смел ржать.
— Ну давай не будем рвать, что между нами было, из-за какой-то глупости, из-за одной нелепой ошибки.
— Все, ухожу! К Волчьему Пастырю ухожу! Он мне предложение сделал, и я соглашаюсь! — заявила я в самую ракушку и шагнула на капище, придерживая за руку Аэрона.

— И главное, знаешь, что самое обидное? — сказала я, стоя с вампиром на балконе своего замка. — Этот маг так долго немым притворялся! Я думала, что он вообще в любви признается только под пытками, и то язык откусит, а тут прорвало — прям не уймешь! Как ты думаешь: это он с расчетом?
— Не уверен, — качнул светловолосой головой Аэрон. — Он на меня иногда в Школе так поглядывал, словно примерялся, как ему половчее кол вколотить, я даже не каждую ночь спал.
— Да ну тебя! — толкнула я вампира в бок, однако стало приятно.
С Аэроном мне вообще общаться было удивительно легко — и в самом деле как с братом.
Камень сновидений изгалялся вовсю, устроив в честь прибытия хозяйки рыцарский турнир. Ржали кони, разлетались в щепу копья, ахали, закатывая глаза, дамы, на мой балкон летели букетики, а кавалеры, проезжая подо мной бесконечной вереницей, кланялись и улыбались. Азартный вампирюга попробовал делать ставки и строить глазки дамочкам, но мой камень ревностно относился к своим обязанностям, и те рыцари, на которых ставила я, даже если они были убогими, слепыми старыми калеками, непременно выигрывали, а дамочки все как одна были замужем.
Вот так и закончилась моя практика. Правда, Феофилакт Транквиллинович стребовал с меня курсовую работу с описанием нового вида нечисти, которую я быстро написала, но долго мучилась с названием.
— Вот, — я положила папку на стол директора, — разрываюсь между аэрониками и душеедцами.
Феофилакт Транквиллинович посмотрел на меня:
— Ну зачем же все так усложнять? — и размашистым учительским почерком подписал: «Энергетические вампиры». — Да, и съездите в Княжев наконец. Там Конклав выкупил несколько участков земли под строительство храмов в вашу честь, так обсудите с ними форму богослужения.
Я икнула и попятилась, всем своим видом показывая, что не желаю иметь с этим ничего общего.
— Да, и еще вас там некий Ландольф дожидается. — Феофилакт Транквиллинович, приподняв бровь, кивнул на дверь.
Папаша радостно обнял меня и подмигнул:
— Ну навела ты шороху!
— Тебя как парламентера прислали?
— Амнистирован полностью в связи с обожествлением дочери. — Он хохотнул. — Что передать старым… магам?
— Привет. — Я хмыкнула. — Пусть дышат ровно. А ты-то как?
Он, усмехнувшись, вынул у меня из-за уха розочку, сжал ее в кулак, дунул, и она пропала, оказавшись в другой руке. А я совершенно не почувствовала никакой магии, сильно рассмешив родителя.
— Верея, Верея! — повисла у меня на шее мавка, не дав мне как следует проститься с отцом. — Ты знаешь, какое у Ванечки царство? Там такие! Там такое! — Она разводила руками, не в силах описать. А Сиятельный мялся с ноги на ногу, тонко намекая будущей императрице, что негоже пачкать слюнями богиню.
— Госпожа, — начал он робко, но я повертела пальцем у виска:
— Ваня, хоть ты не придуряйся! Ты же у нас Иван-царевич, а не Иван-дурак.
И тут же охнула от боли в копчике.
— Ты зачем Серому про предложение Волчьего Пастыря сказала? — маленькими злобными глазками уставилась на меня Алия. Я попятилась, грозя подруге пальцем:
— Ты это… лучше скажи спасибо, что я ему не намекнула, что ты была не против! — Потом заорала: — Мама! — и побежала от разъяренной подруги по коридору, юркнула за спину Велия, визжа на всю Школу: — Богиню бьют!

И ЭТО наконец случилось! Два дня хмурясь, как грозовая туча, Велий ходил по Школе, никого не замечая, погруженный в свои мысли. Иногда я видела, как он, спрятавшись в зелени парка, с кем-то страстно спорит, то подпрыгивая, то грозя кулаком, то заламывая руки. Меня он сторонился или попросту не замечал вовсе. Но каждый раз, когда я пыталась подкрасться поближе, чтобы услышать, что он там доказывает и кому, хитрый маг сбегал.
Алия и мавка с огромным интересом ожидали, чем же у нас дело кончится, и, как мне кажется, даже заключали пари. Во всяком случае, я несколько раз замечала, как они ударяли по рукам и кочующие мешочки с кладнями. Дошло до того, что даже я стала нервничать. И, решив, что со всем этим пора кончать, я выследила и загнала мага в самый глухой угол парка. Велий словно специально убегал от меня, петляя по тропинкам, пока не оказался на пороге увитой плющом беседки, вдруг резко крутнулся и, столкнувшись со мной нос к носу, заявил:
— Очень удачно, что ты тут гуляешь. — Схватил меня за плечи, заволок в беседку и усадил, как куклу тряпичную, сам нависнув сверху. — Нам очень серьезно надо поговорить.
— Да?
Он нахмурился, собираясь с мыслями, и сказал:
— Я решил уйти из Конклава магов. Думаю, что… В общем, с твоим появлением магия потеряла всякий смысл. И нечего заниматься ерундой. Буду преподавать или займусь естественными науками. Найду себе какое-нибудь занятие.
— Даже так?! А не заскучаешь?
— Нет, — буркнул Велий, занятый своими мыслями. — Я ведь женюсь.
Мы вытаращились друг на друга.
— Интересно, на ком? — спросила я, а он, недоуменно похлопав глазами, пробормотал:
— На тебе… Ты же знаешь. — Он вдруг вскочил, хлопнул себя по лбу, засуетился, забегал по беседке. — Подожди, не так… А, черт! Я же репетировал! — Велий, насупившись, тряхнул меня за плечи. — Не смейся! — поправил волосы, отряхнул одежду и встал на одно колено, глядя мне в глаза, затем побагровел и заорал: — Нет! Так я чувствую себя полным идиотом! — вскочил, прокашлялся и навис надо мной с таким видом, словно собирался снасильничать и убить, открыл рот, как вынутый из воды карась, я не сдержалась и хихикнула. — Я не могу делать тебе предложение, пока ты ржешь! — затопал он ногами. — Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезной?
Я сразу догадалась, кому грозил он кулаками в парке, и зажала себе рот обеими ладошками, глаза у Велия потемнели, он выскочил из беседки, а я перепугалась, что он сейчас отыщет дубину и забьет меня насмерть, потом камушками засыплет и, может, даже цветочки сверху пристроит, а людям скажет, что ушла Верелеюшка неизвестно куда. Захотелось улизнуть. Но Велий уже вернулся, неся букет из сорванных с окрестных клумб цветов.
— Вот, — сказал он, сажая меня обратно, я взяла букет, а маг, присев рядом, попросил: — Нет, не так, чуть повыше подними.
— Это что, чтобы личико мое не видеть?
— Нет! — испугался Велий. — Да как ты могла подумать!
— А вот могла! — взвизгнула я, отбрасывая букетик. — Когда хотят сделать предложение, так берут и делают! А не устраивают балаган!
— Да у тебя вся жизнь — балаган! — взревел маг, вышвыривая букет из беседки. — Ты ж хуже нечисти, второй год из меня дурака делаешь! — и вдруг, снова вцепившись мне в плечи, грозно надвинулся на меня. — А ну говори: любишь ты меня или нет?
Я с перепугу пнула его в коленку и испугалась, когда он навалился на меня, кривясь от боли.
— Ой! — пискнула я, понимая, что и самом деле какая-то дурость получается, прошептала Велию: — Ну чего ты так разволновался? — и, не утерпев, добавила: — Какая же ты все-таки скотина — силой из девушки признание выбивать!
— Привез Иван-царевич Василису Прекрасную домой да как давай на ней жениться! — захихикали в кустах. Мы рыкнули в один голос, и насмешники побежали прочь, разноголосо гогоча.
— Все. — Велий поник. — Будем мы теперь оба посмешищами для всей Школы. — Он печально посмотрел на меня. — А я тебя, между прочим, люблю, вот, колечко купил. — Он вытащил из кармана сафьяновую шкатулочку. — Думал, встану на одно колено, скажу, что вот, Верелея, без тебя мне и день не день, и ночь не ночь, и праздник не праздник, потому что люблю я тебя, вертихвостку, за натуру твою… игривую, за глаза… озорные. Жить мне без тебя невмочь.
— Ну так давай, — засмущалась я, теребя рукав своего платья, — делай свое предложение.
Велий встал на колено, глянул на меня, задумался, потом опять покраснел, со свистом втянул воздух сквозь зубы:
— Ну как это у Сиятельного только получается! Встал, признался, отряхнул коленки, поцеловал ручку, все!
Я думала, что у меня щеки судорогой сведет от сдерживаемого смеха, стоило только представить, как Велий репетирует с Сиятельным. Поэтому я поспешила уткнуться лбом в его грудь, а он растерянно погладил меня по волосам:
— Ну ты чего?
Я мелко затряслась, как в лихорадке.
— Не плачь! — испугался Велий. — Не такой уж я у тебя и рохля.
Он принялся гладить мои плечи, а я уж совсем не знала, куда мне деваться, от смеха слезы и впрямь навернулись.
— Ты, между прочим, первая девица, которой я в любви признаюсь. Это вам, девчонкам, хорошо, все эти ахи, вздохи… Вы о них с самого детства мечтаете, выдумываете… А мне когда было выдумывать, все чудищ рубал. — Он попробовал заглянуть в лицо: — Ты выйдешь за меня? — и замер, видимо, узрев мою мордашку.
Я затрясла головой, а он подозрительно спросил:
— А что это у тебя с лицом? Да ты никак опять ржешь!
Я замотала головой, но маг мне не поверил, снова заведя:
— Верелея…
— Ну все, хватит уже над дитем измываться, — услышала я спасительный голос Анчутки. И тут же хрипловатое требование Карыча:
— А ну-ка поди сюда, женишок!
— Да-да, кто это тут порядок нарушает? — влезла Березина, а я, ойкнув, вылетела из беседки, выдернутая твердой рукой Коровьей Смерти.
— Ты сватов засылал? Ты нашего благословения просил? — напирал на Велия Индрик. — Так чего тогда трясешь девицу, как грушу?
— Ишь, до икоты несчастную довел, — встрял Гуляй, а я сразу узнала голос того, кто за нами подсматривал в парке, хотела возмутиться, но тетки меня взяли в оборот:
— В общем, так, или завтра со сватами, или послезавтра мы ее сами замуж выдадим. — Насмешливо глянув в мои испуганные глаза, спросили: — Кто там тебе предложение делал?
— Да какая р-разница, что мы, ей женихов не сыщем, что ли? — махнул крылом Карыч.
И так он все это серьезно сказал, что я чуть было не бросилась обратно к Велию, но куда там!
— Цыть, девка! — прикрикнул на меня Гуляй и осуждающе прищурился на мага. — Ишь, взяли моду — по темным углам замуж звать!
И не успела я раскрыть рот, как меня подхватило и я оказалась в Заветном лесу.
— Ну и что вы наделали? — чуть не заревела я. — Теперь он вообще ко мне не сунется!
А тетки на три голоса захохотали:
— Много ты в мужиках понимаешь!
— Вот теперь-то он р-рогом и упр-рется! — веско сказал Карыч. — Ставлю все свои пер-рья пр-ротив одной блохи!
— Ладно, — отмахнулась Коровья Смерть, — времени мало, а дел много! Как-никак первый раз племянницу замуж выдаем! Так давайте хоть приведем ее в человеческий вид.
— А у меня что, нечеловеческий? — попыталась я возразить, но тут увидела чету медведей, гордо вышагивающих со свадебным платьем и ларцами, набитыми гребнями, заколками, украшениями и прочей дребеденью, и поняла, что все это было припасено давно.
— Это засада, заговор, подстава! — запричитала я и попробовала улизнуть, но даже родное капище предало меня, даже моя собственная каменюка, желая видеть меня замужней, заложила кирпичами все двери, ловко сунув мне под ноги бассейн с теплой водичкой.
— Правильно, — проворковала Горгония, — начнем с бани, а уж потом…

Овечка дула на блюдце так самозабвенно, что чай отплескивался к краю высокой ароматной волной, которая, отразившись от стенки, возвращалась обратно, чтобы быть втянутой ее напомаженными мягкими губками.
— Торговлишка у нас идет бойко, на днях учредила товарищество по взаимовыручке. Буду молодым купцам ссуды давать под невеликий процент от прибыли. А то самой-то по дорогам хлопотно ходить, а у них ноги молодые, резвые, опять же разбойников не боятся. — Овечка откусила от медовой ковриги Настасьи Петровны приготовления и закатила глаза: — М-м-м, умопомрачительно! А не желаете ли вы, Михайло Потапыч, открыть в Княжеве постоялый двор, а? А что? — Она задумалась на мгновение. — Тихий домик в центре города, ненавязчивая прислуга, скромное название «Северский мишка».
Злыдень, сидевший от нее по правую руку, от нервов так колотил посохом в земляной пол, что другому свату — Рогачу приходилось его попридерживать. Вежицкий голова в красном шитом золотом кафтане потел от одного взгляда на поставленный перед ним чай и беспрестанно промокал лоб батистовым платочком, безжалостно тиская прижатый к груди каравай. И в страшном сне он не мог себе представить такой милости, как сватать богиню, и оттого сильно волновался, боясь опозорить весь род людской, не то что самовольно пришедший в лес вопреки всяким обычаям Лунь Вересень, озорно глядевший вокруг и пристукивавший посохом.
— А чего это вы, гости дорогие, не кушаете? — прижала лапы к груди Настасья Петровна. — Все посошками пристукиваете? Али у вас дело какое на уме?
— Фу! Ну наконец-то, — выдохнул Злыдень, вскакивая с лавки.
Городской голова на всякий случай тоже подскочил:
— У вас товар, у нас купец… — И осекся, увидев улыбчивые рожи нечисти. — Что? Не это?
Анчутка, прищурившись, поинтересовался:
— Ну-ка, ну-ка, чего это он там лопочет?
Я плотнее привалилась к двери, сзади на меня навалилась Лейя, и мы чуть не выпали из-за нее в горницу. Спасибо Алие, уцепившей мавку сзади за подол:
— Тише ты, кикимора, всю невесту попортишь!
— Я еще не просватанная, — проворчала я, поправляя на себе праздничное платье. Одели меня тетки так, чтобы не стыдно было людям показать, а мне все казалось, что богатое платье совсем мне не идет и наплевать, что Лейя чуть сознание не потеряла, когда увидела бесценное узорочье, подаренное Березиной. Хорошо хоть косы как настоящей невесте не стали заплетать. Есть у нечисти свои преимущества.
— Жених наш — парень видный. Силой, красотой, здоровьем не обиженный.
— Они про ум забыли сказать, — подавилась смешком Алия. А овечка продолжала как по писаному:
— Люба ему ваша Верелея, вот и просим мы у вас ее для него…
— Об этом не может быть и речи! — Феофилакт Транквиллинович встал из-за стола и даже с какой-то обидой отодвинул стул.
— Обана! Вот это поворот! — хлопнула себя по ляжкам Алия.
— Дак че? Не будет свадьбы? — Лейя повернулась ко мне. А мне тоже как-то нехорошо стало.
— Она не доучилась! Ей нужно заниматься, много и серьезно, — решительно стукал пальцем Вук Огнезмий. — А о чем она будет думать в замужестве? Нет, я решительно против.
Вежицкий голова испуганно сел обратно, а овечка даже бровью не повела и, все так же вздымая волну на блюдечке, спокойно возразила:
— Велий наш сам не дурак, да к тому же учитель. Он не позволит ей хвостом вертеть, да и ваша егоза от любви, глядишь, усердней заниматься станет, чтобы супругу угодить.
— Чего? — Я даже попыталась выскочить за дверь, но Алия ухватила меня за руку, хихикая: — Зато про ум сказали!
И тут раскаркался Карыч:
— Наша девочка никому угождать не приучена. Не ей, богине, перед человечишкой стелиться. Нет, не подходит нам ваше предложение.
— Велия тоже не на помойке нашли, — влез Рогач, — а сильно зазнаваться — без женихов остаться.
— Сейчас они меня еще и паскудить будут? — обиженно буркнула я и притихла, услышав имя Волчьего Пастыря.
— Вот жених, достойный нашей Вереи, — распинался Анчутка. — Силен, могуч, самовластен, великим богам ровня.
— Сухой, бесчувственный старикашка, — оттопырила губу овечка. — Вы чего своей Верее предлагаете, чего вы своей племяннице желаете? Чтобы замужем была за немилым, на чужих красавцев молодых заглядывалась?
— Да! — Злыдень скребнул когтями по столу. — Сердце ее давно к Велию склонно, так что нечего тут кашу по тарелке размазывать.
Мои тетки захохотали.
— Сердце девицы, что трава в поле — куда ветер дует, туда она и склоняется.
— Ну все! — всплеснула я руками. — Свадьбы точно не будет. Дайте мне каравай, я их всех им же и…
Но овечка проворно отодвинула блюдце и тоже уперлась:
— Так это ж выходит, что ваша невеста — вертихвостка! — и, глянув на сватов, решительно заявила: — Нам такая не подходит! Что мы Велию другую не найдем, что ли?
Сваты загомонили, тоже поднимаясь:
— Не подходит, другую найдем, посерьезнее…
Тут я не выдержала, оттолкнула опешившую от таких речей мавку и вывалилась в горницу, сжимая в одной руке свадебный каравай, а в другой рушники:
— Как это не подходит?! — Я пошла на Анчутку, тряся караваем. — Вы чего удумали? Вы за кого меня замуж выдавать собрались? Я Велия люблю, я без него жить не буду! Не отдадите, сама отдамся, вот! Я — богиня, все могу! — И, вырвав из рук старосты его хлеб, сунула ему свой, пошла вешать рушники, последний попытавшись потуже затянуть на овечке и прошипев ей сквозь зубы: — Ну, кудрявая, я тебе дам «не подходит!», ты у меня ходить разучишься! — и замерла, уловив озорной блеск в ее глазах, а, разогнувшись, поняла, что надо мной хохочут все — и дядья, и сваты.
— Вот, — сказал Анчутка, — хотел ваш жених серьезу, так серьезней уже не бывает.
— Это точно, — подтвердили Луню Рогач и Злыдень, — серьезней, чем сейчас, мы ее и не видели.
Я вспыхнула, топнула от досады ногой:
— Да ну вас всех! — и гордо удалилась к подругам.
— Эх! — хлопнул по колену дядька Велия, — хороша невеста! Всем на зависть, а Велию на радость.
— Вот и сговорились, — радостно потер руки Анчутка, а Вежицкий голова перевел дух, с уважением глядя на измызганный каравай в своих руках.

— Тебе хорошо, тебя замуж выдают, — ныла Лейя, а Алия ее с энтузиазмом поддерживала:
— Мне батька сказал, что пока обучение не закончу, так о свадьбе даже и мечтать не сметь. — Она тяжело вздохнула.
— Ты же хотела валькирией стать, — напомнила я ей.
— Ну, хотела… — засопела подруга, потом широко развела руками и протянула: — Так это еще когда было-то!
— Год назад.
Лаквиллка вспыхнула, но решила не спорить. Я попыталась дотянуться до винограда над головой и, не удержавшись, упала на перинку из розовых лепестков. Сколько мы в ней ни рылись, так ничего, кроме этих розовых лепестков, и не нашли, хотя она вся так колыхалась, словно лепестки лежали на киселе. Камень сновидений, как всегда, оказался на высоте. Заметив, что гости стали подозрительно пошатываться и падать где ни попадя, он быстренько соорудил из мозаичного пола этакое подобие перины во избежание несчастных случаев.
Девичник наш растянулся на три дня, и если поначалу было очень весело, то теперь я просто не могла уже шевелиться. Не чувствовала ног и хрипло каркала, как ворона. Мы упились, уелись и уплясались. Я позвала из Школы всех, кому хватило смелости зайти в Заветный лес, без разбора.
Теперь в моей летней резиденции бродили привидения, тяжко стонущие и донимающие всех однообразными вопросами:
— Зачем я столько пила?
Только тетки ужасали своей выносливостью, даже сейчас на три голоса они тянули слезливую предсвадебную песню. Да выводок школьных кикимор во главе с Дунькой подвывал им в особо жалостливых местах и уборщица Любша с видом знатока покачивала вино в прозрачном бокале. Вот уж где оказалась бездонная бочка! Даже Лейя не смогла ее перетанцевать, а уж про переесть, перепить и речи не шло!
Настасья Петровна умилялась, глядя на меня, да укладывала сундучки с приданым. Сколько мы ни спрашивали у нее, зачем это, она только жмурилась да приговаривала ласково, что пригодится.
— Дались же моему Ваньке эти его церемонии, я ему говорю, давай сейчас поженимся, а он, мол, не положено, надо вот так-то и вот так-то! — жаловалась Лейя. — А на него эти змиешны заморские уже зыркают! Ой, боюсь, уведут!
— Не боись, — успокоила ее Алия. — Во-первых, где он еще такую дурищу найдет, чтобы в рот заглядывала, да и не тянет его к змиям, он в папину породу, все на лягух болотных заглядывается!
— Злая ты, — накуксилась мавка.
А я со стоном попыталась сесть:
— Где там этот… цветок папоротника, который вампирюга притащил?
— Не-эт! — в один голос заорали подруги. — Не будем мы по твоему лесу с ним бегать!
День назад мы с азартом именно этим и занимались и даже обнаружили гнездо Карыча, которое тот прятал. Постояв под огромной сосной, мы так и не решились залезть и посмотреть, что внутри, хоть папоротник красноречиво указывал, что все клады Заветного леса находятся именно там. Алия глубокомысленно заметила, что вороны всегда к себе в гнезда тащат все, что блестит, так что, вполне возможно, в гнезде есть чем разжиться, но я твердо сказала подругам, что не полезу, не хочу без головы остаться.
Дунька завела:
Ох ты утка, ты уточка,
Сера мала перепелица!
Ты зачем рано выходила
Из тепла гнезда утичья,
На луга, на зеленые…
Ох ты девка, ты девица,
Ты к чему рано во замуж пошла?
— Ну давайте тогда в зеркала будем рожи строить незнакомцам, — предложила я, передернувшись от таких песнопений.
— Ага, — сказала Алия.
Перебрав всех знакомых и убедившись, что ребята празднуют в Школе мальчишник, мы стали просить у зеркала, чтобы оно нам показало то веселое, то забавное, то красивое. И только лаквиллка догадалась подойти пьяной вихляющейся походкой и потребовать:
— Покажи мне жуть невиданную.
Насилу нас всех потом вином отпоили, а будущую императрицу еле отрыли в сундуках, да и то боялись, что она квакать до конца жизни будет. Одна я не растерялась — хлопнулась в обморок и лежала довольная — раз я эту жуть не вижу, значит, и она меня тоже.
— А ну, — закричала Дунька после очередного бокала, — кто тут хороводы водить будет? — и закружилась, сшибая стулья. — Ай, люли, ай, люли.
— О нет! — Я поползла прочь, чувствуя, как розовое болото подо мной ходит ходуном. Лейя позеленела.
И тут на улице взвыли на разные голоса про то, что замужем не плохо, а очень даже хорошо.
— Что это там за оптимисты? — поинтересовалась я и свесилась с балкона.
Какие-то сумасшедшие незнакомые девицы устроили под нашими окнами игрища.
— Это кто? — навалилась мне на спину лаквиллка.
— Может, летавицы? — Я присмотрелась к длинным толстым косам.
Девки были какие-то странные — трехцветные. Белые, черные и рыжие. И одеты как-то непонятно.
— Эй! — крикнула я, запулив в них яблочным огрызком. — Вы кто такие? Я вас в Школе не видела!
Та деваха, которой замужем было особенно хорошо, не раздумывая, поймала огрызок, швырнула его мне обратно, да так ловко, что попала по лбу.
— Ты чего, Верея, перепилась? Подружку Анжелу не узнаешь?
— Анжело! — радостно замахала ему платочком Лейя. — А это что за селедка рядом вихляет задом?
«Селедка» перестала веселиться, откинув со лба кудряшки, и я сползла от смеха по балконным перильцам.
— Ванька! — радостно заорала лаквиллка. — Друг!
— Ивонна, — возразил демон.
— А этот, новый вид нечисти, вампирюга который, тоже с вами?
Я опять свесилась вниз, но тут меня осторожно потрогали сзади по плечику:
— Наконец-то вы вспомнили про свою подружку Вампиреллу!
На Аэроне было вызывающее платье и две толстых косы. Я захихикала:
— И как ты только на это согласился?
Он скромно потупил глазки:
— Меня шантажировали.
— Кто посмел шантажировать мою румяную подружку? — заорала Алия и повисла на шее у вампира, а все девицы под балконом загалдели почему-то на разные голоса, понося Велия:
— Твой женишок и шантажировал! Сказал, кто добежит в женском платье до Заветного леса первым, тот и будет дружкой на свадьбе по левую руку, — сказала Анжела, вскарабкавшаяся по стене, как паучиха, к нам на балкон.
— Ой, как они веселятся! — позавидовали мы.
— А кто будет по правую руку? — влезла Лейя. Парни задумчиво посмотрели вниз на Сиятельного, который там остался.
— А по правую руку будет тот, кто в бабском конкурсе красоты займет первое место, — с ухмылкой сказал вампир. — Ну что, красны девицы, по росту ста-но-вись!
Лейя захлопала в ладоши, поудобнее устраиваясь на перилах. И тут из виноградных дебрей выползла, дергаясь, как умертвие, госпожа овечка, окинула всех мутным взглядом и, поинтересовавшись:
— А кто нальет даме вина? — упала на бок.
— Жаль, такой председатель жюри пропал! — вздохнула я и тут же подскочила. — Березина, Горгония, тетки! Скорей сюда, сейчас конкурс красавиц начнется!
— Где? Где? — закричала шишимора Дунька. — Я хочу, я красавица!
Насилу ее усадили. Камень сновидений живо подсуетился, сделал наш балкончик ниже, устлал его ковровыми дорожками да уставил резными столиками с креслицами.
— А это чего? — заинтересовалась Любша, поднимая таблички на палочках, где были разные рожицы.
— А это чтобы показывать, кто нам люб, а кто не очень, — объяснила я, оглядывая заготовленный для меня столик. По правую руку огромная ваза с цветами, чтобы швырять в приглянувшихся, по левую корзина с яйцами, для того же.
— Претендентки на титул красавицы, пошли! — повелела я. Среди парней, заметивших корзины, началась сутолока: передние уперлись как бараны, а задние пытались их во что бы то ни стало вытолкнуть, чтобы посмотреть, что из этого получится. В результате перед нами оказался бельчонок в своем кокошнике и сарафане, который с перепугу завопил:
— Во саду ли…
— Профессионалы не участвуют! — пробурчала, приоткрыв один глаз, овечка.
— Какой славный! — умилилась Березина, и в артиста полетели цветы. Только Алия перепутала, схватившись в азарте за корзину с яйцами.
— Ой! — вжала голову в плечи лаквиллка.
Первую конкурсантку в цветах и яйцах унесли за праздничный стол. Второй оказалась Химка.
— Погодите, это разве мальчик? — удивились мы дружно. Я, не раздумывая, подняла табличку:
— Претендентка номер три!
— И все, что ли? — обиделась химера. — А песня?! — Она разинула рот.
Мы с визгом попытались заткнуть уши, но Анжело с Аэроном повалили певицу, вытолкали ее взашей, а чтобы деваха не обиделась, сперли у нас половину цветов и натолкали ей полные руки конфет.
— Сейчас моя очередь! — заявила, игриво поводя плечиками, Анжелка. Вампир наступил ей на подол, и она повалилась, цепляя его за косы и декольте платья, которое с треском разорвалось.
— Ах ты ж! — взревел вампир, расправляя крылья, ухватил демона за юбки и, задрав все это, завязал бантом на голове. Демон в панталончиках забился, не зная, как выбраться из своего мешка.
— Один раз я с батькой в Люмбу ездила, так там девки в яме с грязью друг друга тузили, за деньги, — пробасила мне Алия на ухо. — Такая срамота!
— Почему? — удивилась я.
— Они ж голяком там друг друга по грязи валандали! Хотя бате понравилось. Мужики там просто надрывались, ставки делали.
— А что, хорошая идея, — пропела из-за спины Березина, которая слышала этот разговор. Она прищурилась, и Аэрон с Анжело ухнули в бассейн с грязью.
— Что за…?! — возмутился было вампир, но Березина подмигнула и, потянувшись, как кошка, многообещающе улыбнулась:
— А кто выиграет, того я поцелую…
— А кто проиграет, того я! — влезла Дунька.
Аэрон тут же макнул в грязь только-только выпутавшегося из своих юбок Анжело.
— Принимаем ставки! — заорала я. — Кто на Вампиреллу, кто на Анжелку?
Я нахватала полные руки кладней и азартно запрыгала на краю бассейна, в котором две крылатые девицы темпераментно тузили друг друга.
— Я победю! я победю! — весело кричала Анжелка, прыгая на хлюпающей, пускающей пузыри Вампирелле, но оскользнулась и плюхнулась в грязь, из которой поднялся Аэрон, растопырил руки и с хохотом взобрался на демона:
— Я побеждю… или побежду, в общем, я его побеждаю! — Он потянул демона за косы, тот поднял голову из грязи, раскрывая рот, как водяная кобылка. — И-го-го! — заорал Аэрон, радостно размахивая париком, с которого вовсю хлестала грязь, мы с визгом присели и потому не заметили, как кобылка взбрыкнула и вампир рухнул, забрызгав все вокруг.
Мы кинулись прочь, а когда подбежали обратно, наш бассейн пузырился, как неспокойное болото, и никакой Вампиреллы с Анжелкой не было.
— Это чей башмак? — поинтересовалась Алия, а мавка заголосила:
— Утопли!
— Не может быть! — крикнула я. Березина тоже скептически изогнула бровь:
— Да тут глубина-то!
Тут из грязи выметнулась рука, мы не поняли чья, с силой схватилась за край и снова ушла на глубину.
— Эй! Они тонут! — обрадовала всех Алия, опустилась на колени на краю ямы, я тоже наклонилась, а Березина с Дунькой расстроились:
— Кого ж мы теперь целовать будем?
Я заволновалась:
— Дайте мне что-нибудь, я хотя бы потычу!

И тут два грязных чудища вылетели из бассейна, взвились над нами с Алией, злорадно хохоча, и потащили нас прямо в грязь! Грязь залепила глаза, рот, уши и нос, я поняла, что умираю страшной смертью, и забрыкалась, чувствуя, как руки и ноги с трудом преодолевают сопротивление воды, сильно завидуя Алие, которая сумела в свой смертный час так длинно и заковыристо выругаться.
— Я вам руки оторву! Я вам ноги оторву! Вы у меня заиками до конца жизни останетесь! — рычала она, сопровождая каждую свою угрозу странными глухими шлепками. Я приоткрыла один глаз и увидела подругу, длинными плавными прыжками гоняющуюся за отчаянно гребущими Анжело и Аэроном с плоской радужной рыбой в руках. А обитатели дна морского в ужасе смотрели на это.
— Ух ты, как у вас весело! — возвестила мавка у меня над головой.
— Ух ты, — вторила ей Дунька.
— А мы к вам сиганули, — сообщила овечка, болтая ногами и оседая на дно золотым облаком.
— Я ж говорила вам, ничего с ней здесь не случится. — Березина хмыкнула, оглядываясь вокруг. — А местечко милое.
Мне было страшно смотреть, как из ее рта вырываются пузыри, сама дышать я тут не решалась, изо всех сил зажимая рот и нос руками. Зато мавка хохотала как сумасшедшая, оказавшись дома и нарезая круги вокруг убегающих жертв лаквиллки, пугала их перепонками между пальцев. Обидно было, что назад мы вернулись через ту же родимую грязь.
— Это не смешно! — рыдала Лейя, Ваня выражал ей сочувствие, но, сколько она за ним ни бежала, он все время оказывался на шаг впереди.
Я стребовала себе дождь и удивилась визгу в соседних комнатах.
Анжело и Аэрон наперебой рвались к Березине, но та брезгливо отодвигала их пальчиком:
— От вас рыбой воняет, отойдите.
И оба пискнули, оказавшись в объятиях Любши:
— Ну что, Дунечка, которого выберешь? Слева или справа?
Дунька зарделась, поводя крысиным носиком:
— Ой, даже не знаю! — заверещала она, ловко вскарабкиваясь по парням и раздавая громкие чмоки.
— Помогите! — забились они.
— Ва-анечка! — кричала мавка.
— А где Велий? — вдруг осенило меня. — Сплавили нам всех, а сами там веселятся? — Я пошлепала в зеркальную комнату, не обращая внимания на обиженный визг Алии:
— Верея, твой гадский замок мне воды не дает!
Я увидела, как это грязное чудище бежит ко мне, размахивая рыбиной, и с визгом ввалилась в актовый зал Школы, где Феофилакт Транквиллинович позволил накрыть столы.
— Вот она, моя племянница, — объявил, грохнув радостно по столу кубком, Карыч. А я, не в силах остановиться, так и пробежала по столу; камень сновидений, тоже впитавший винные пары, что витали в стенах замка, просчитался, выбросив меня прямо посреди блюд, кувшинов и тарелок. Кидаться на головы родственников я не решилась, но, приметив во главе застолья Велия, побежала к нему, высоко задирая мокрые, липнущие к телу юбки. Следом на стол, разливая море грязи, вырвались Алия, хитрый Сиятельный в бабском платье, не менее жуткая мавка с перепонками, Дунька верхом на двух резвых скакунах — Анжело и Аэроне с трепещущими крыльями и овечка, почему-то на задних ногах. Судя по передним, овца что-то пыталась спереть из моего дома.
— Нет, но только всех разогнали! — весело воззрился на нас Рогач, а я резво перепрыгнула через Велия, услышала, как в него с влажным шлепком врезалась подруга, тонко взвизгнул Сиятельный и восторженно закричала мавка:
— Догнала!
— Теперь ты салка, — пробормотала я и полезла под стол прятаться от Алии и невнятно возмущающегося жениха.
Правда, Феофилакт Транквиллинович очень быстро извлек меня оттуда двумя пальцами, как щенка, и, внимательно рассмотрев со всех сторон, пришел к выводу:
— Ну я думаю, на этом наш праздник и закончится.
— Я вам помешала?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Среда, 25 Апр 2012, 22:55 | Сообщение # 30

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Напротив, вы нам очень помогли, а то мы бы это гуляние еще неделю не прекратили.
— Эх! Вер-рея, Вер-рея, такие посиделки испор-ртила!
— А устала я твое гнездо охранять!
— Где?! — сразу взвился Карыч.

Переоделась я уже в своей комнате. Пока мавка и Алия отмывались, Велий караулил меня по ту сторону двери, подгоняя. И на пару, как заговорщики, мы сбежали, пока нас не вовлекли еще в какое-нибудь мероприятие по поводу нашей женитьбы.
— Куда? — спросила я.
Велий схватил меня за руку и заметался по коридорам. Шагу ступить было некуда от желающих поздравить нас.
— Может, в город?
Велий сделал укоризненное лицо. По его мнению, самой большой ошибкой было бы сейчас идти туда.
— Ты не представляешь, какую деятельность развила твоя копытная подруга! Ты вообще уверена, что она овца, а не злой демон? Может, ты ее зря вытащила из Подземного царства, может, она там поделом и находилась?
— А что такое? — удивилась я.
— Ты в окна глянь!
Я посмотрела и замерла:
— Ух ты! — Кто-то поработал над нашим школьным парком не хуже камня сновидений: были тут и трибуны, и павильончики, и бесконечные рулоны ковров, которые только и ждали того мига, когда их раскатают. А главное — три флагштока с флагами Северска, Школы и города Веж.
— Заметила, что они герб поменяли? — спросил Велий.
Были там раньше только мастерок и клещи, а теперь к ним добавился еще и золотой ключ.
— Ты теперь богиня — покровительница города, тебе теперь и новый паспорт подарят. Эта кудрявая аферистка уговорила голову города выделить графу на содержание богини, а налоги в казну княжества отменить. И вряд ли Великий Князь осмелится теперь эту долю требовать, так что горожане на радостях все расходы по свадьбе на себя взяли.
— А сколько взяла кудрявая?
— Потом разберемся, а сейчас надо прятаться.
Мы со всей осторожностью прокрались в новую пристройку, но там нас ждал сюрприз в виде поэтажного Митяя Коготка, припавшего ухом к двери. Увидев нас, он радостно замахал, показывая на дверь:
— Подь сюда, Верея, че покажу! — и снова припал к дверям. — Как воють, сердешные, как надрываются!
— Кто там у тебя? — заинтересовалась я, услышав жалобные многоголосые всхлипы.
— Почем же я знаю! — удивился Коготок. — Место пока нежилое, поди, нечисть какая завелась.
— А мы кто?!
— Ну ты сравнила! — обиделся Митяй и тут же повис на мне, когда я распахнула дверь. — Не пущу, а вдруг они тебя съедят? Как же я потом людям-то в глаза смотреть буду?
Но мы с магом бесстрашно шагнули навстречу неведомым духам и изумились, нос к носу столкнувшись с одичавшим, красноглазым, зареванным Никодимом.
— Вереюшка, — бросился он мне на грудь.
— Никодим? — удивилась я. — Ты что здесь делаешь?
— Дык овца твоя говорит, устрою экскурсию, быт и деяния великой богини Вереи, а я думаю, столько лет рядом живем и ни разу не заходил. Думаю, не жалко десяти кладней, а она, гадина, завела и бросила.
— И сколько вас тут? — Я завертела головой.
— Да поначалу человек полтораста было.
Велий присвистнул и усмехнулся.
Мы убили почти час, чтобы отыскать всех, вывести и усадить за стол. Одного глотка хватило голодным людям, чтобы захмелеть. Здравицы полились одна за другой, и мы с Велием с ужасом поняли, что угодили в западню — спасенные не хотели покидать уютного места, а снующая нечисть их уже не пугала.
Только к вечеру мы с трудом смогли добраться до комнаты Велия, где и заперлись от многочисленных доброжелателей.
Пьяные подруги попробовали колотиться в двери, но я сказала, что никого нет, и мавка пошла искать нас дальше, а лаквиллка, судя по храпу, задремала у порога.
— Я думал, это никогда не кончится! — рассмеялся Велий, падая на кровать, я подтолкнула его в бок и бесцеремонно завалилась рядом, пугнув тем, что это была только репетиция к свадьбе.
— Да ну? — не поверил Велий, скосив на меня глаза.
— Ну да! Это ж мы так, в узком семейном кругу, а там приедет вся родня, официальные лица… Интересно, а Великий Князь будет?
— Если только город обратно отвоевывать, с дружиной, — засмеялся маг, прижимая меня к себе.
— Ага? А я вот как позову на помощь Лаквилл с Урлаком, как выпущу Груньку из Подземного царства, как сгоняю за Лихом на остров Буян! — Я загорелась идеей: — А почему бы и не оттяпать у него половину царства? Что ему, одной половины не хватит для житья?
— Так и я про то же говорю! — У нас под кроватью заворочалось, загремело, и вылез оттуда пьяный Анжело в сияющих доспехах и с волнообразным мечом. — Давно пора, а то кони жиреют, хлопцы чахнут. — Он с надеждой воззрился на нас. — Ну?
— Иди! — рявкнули мы в один голос.
— Ну вы только свистните, если чего… — Анжело понуро пошел к двери, просочился сквозь нее и наступил с той стороны на Алию. Там что-то рыкнуло, громыхнуло, и я понадеялась, что завоеватель съеден.
— И вот так вот будет теперь всю нашу жизнь, — глядя на дверь, пугнул меня Велий.
— Не надо!
— А куда деваться, это же нечисть, от нее за замками не спрячешься, за тридевять земель не сбежишь.
— Я сейчас заплачу, — пригрозила я, и мы впервые задумались о нашем дальнейшем житье. — Гадость какая, — сказала я, представив, как буду каждый день нянькаться с этими дворовыми, магами и прочими, а Велий преподавать балбесам, а еще время от времени устраивать попойки с друзьями и отбирать незаконно добытое у овечки. И чуть слезы не навернулись.
— Вел, сделай что-нибудь, я не хочу!
— А кто хочет? Маги тоже не хотели, чтобы ты была богиней.
— И что? Что я им-то сделала? Я же их пальцем не трогаю, колдовать не мешаю.
— Толку-то, что не мешаешь. Ощущения уже не те. Раньше кто мы были? Да почти боги, а теперь? В лучшем случае — жрецы. — Велий тяжело вздохнул, а я обиделась:
— И папа мой сказал, что в тридевятое уедет, у Сиятельного придворным магом будет, якобы там моя власть не распространяется. — Мне стало совсем грустно. — Что ж теперь будет?
— Не расстраивайся, живут же как-то люди, и мы приспособимся.
Не знаю, чего он добивался, но я расклеилась окончательно:
— Не хочу я приспосабливаться, я — богиня, вот пусть ко мне и приспосабливаются! — Я упала ему на грудь и зарыдала. — Может, не будем жениться?
Велий на мгновение застыл, а потом спросил:
— И чем это тебе поможет?
— А вдруг скажут, что еще глупая, незамужняя…
Он с сомнением поглядел на меня:
— Нет, это все равно что людоеду сказать, мол, я маленькая, не ешьте меня. Только слюна еще больше капать будет. Вот если тебя как-то очеловечить…
— Не надо меня очеловечивать! — испугалась я. — Я и так самый человечный человек на свете. — И тяжело вздохнула. — И как боги живут?
— Боги по Ириям да заповедным лесам попрятались, делают вид, что их нет или так далеко, что и не слышат. А ты вот вся тут. — Велий потянул меня к себе и вздрогнул, когда я впилась в него когтями. — Ты чего?
— Велий, — зашептала я страстно, осененная идеей, — а давай сделаем вид, что меня тоже нет.
Маг даже сел, чтобы видеть меня получше, а я закрыла ему рот ладошкой, отлично понимая, что он сейчас начнет разводить бодягу насчет белой горячки:
— А что, могла же я рассосаться как-нибудь, или съели там меня, или просто разорвало на клочки. — Я вскочила и забегала по комнате, а потом, взвизгнув, снова кинулась ему на грудь. — Или вышла я, ушла и не вернулась, бывает же такое. Годик пройдет, и про меня и забудут.
— У тебя точно горячка, — пробормотал Велий и охнул оттого, что я с большой обиды боднула его в живот:
— Ну сам подумай, могу ведь я куда-нибудь выйти… хотя бы на медовый месяц…
Велий закрыл глаза ладонью и отодвинул меня от себя:
— Все, отойди от меня, совратительница, даже слов таких не произноси.
А я, поняв, на что надо давить, ласково продолжила:
— Велий, медовый месяц, только ты и я…
— Ладно, — он схватил меня в охапку, — согласен, сегодня же сбежим, ну их всех к черту! — Велий с чувством махнул рукой.
— Сегодня не надо, а то нас всем Северском искать будут. Вот свадьбу отыграем и ночью — хоп!
— Прямо ночью? — насторожился Велий.
— А что? Самое удобное время. Все думают, что мы спим, а мы…
Велий нахмурился и недовольно буркнул:
— Почему сразу спим? Я спать не собираюсь.
Я вспыхнула, сообразив, что он имеет в виду, а маг продолжал:
— Да и не выйдет ничего, тебя Аэрон сразу почувствует.
Я всплеснула руками:
— Вот леший, я же про этого вампирюгу и забыла! Хотя это даже и лучше! Кто нас прикрывать будет в случае чего? Конечно, Аэрон!
Я кинулась было его звать, но вспомнила, что под дверями лежит Алия, и, проклиная все на свете, полезла в окошко, Велий без особого желания за мной.
— Вы что, с ума сошли? — вяло отбивался сонный вампир. — Уйдите! — Открыв глаза и увидев нас, он и вовсе расстроился. — Вам что, вдвоем больше заняться нечем?
— Аэрон, мы решили бежать! — горячо зашептала я ему в ухо. Вампир сразу проснулся:
— Опа!
— Но нам надо, чтобы ты чувствительность ко мне потерял!
— Только по голове не бейте! — Он прикрылся руками.
— Ты дурака-то не валяй! — Я потрясла его за плечо.
Велий стоял рядом и делал вид, что он не со мной и вообще первый раз меня видит.
— Так ты с нами или нет? — зашипела я как змея.
— Не-э, не с вами, у меня вон Урлак на шее. Да и как-то неприлично втроем, что люди подумают!
Сразу возникло желание оттаскать его за волосы, и Велий еще долго удерживал меня, пока я шипела и плевалась от злости, пытаясь если не выцарапать глаза, так хотя бы лягнуть. А острозубый негодяй, закутавшись в одеяло, все живописал, как он будет меня похищать в первую брачную ночь прямо с брачного ложа, чем мы там будем заниматься и все это в лицах. И я поняла, что избавиться от вампира легко смогу и сама, просто сбегаю сейчас за лопатой…
— Ему дел-то было всего лишь сказать, дескать, не чую ее! — продолжала я бушевать, пытаясь вырваться из Велиевых объятий, пока он нес меня к своей комнате, а этот гад еще и следом бежал и стращал:
— А вот как расскажу всем, чем вы в брачную ночь заниматься собираетесь!
Алия подняла голову, глянула на нас сонно, проговорила:
— Тили-тили тесто, жених и невеста, — и снова свернулась калачиком, при этом совершенно естественно потеряв человеческий образ. Мы постояли, глядя на волчицу в штанах и рубахе. И не решились ее беспокоить.

Приготовления к свадьбе шли без малого полмесяца. Съезжались гости, сновали туда-сюда курьеры, бурно кипел Веж. А мы с Велием все две недели тайно готовили наш побег и, перебрав десятки мест, остановились на заброшенном островке Сусаноо.
— Идеальное место! — потирал руки Велий. — Если выкрасть из архива «Купитилоснасадереньги» и свернуть этот островок, то никто и никаким образом нас не поймает и не найдет. — Он обежал наше будущее владение, заглянул в хижину, постоял на пляже, глядя на прибой, и счастливо рассмеялся, привлекая меня к себе: — Никто нас не найдет здесь!
— Если я не расскажу! — гнусно захихикали у нас за спиной. Мы, не веря собственным ушам, повернулись и зарычали на два голоса. Вампир сидел на краю обрыва, болтая ногами, за эти дни он просто извел нас ежедневным шантажом.
— Крылатый, — прищурился Велий, — у меня такое ощущение, что я скоро совершу убийство друга.
А я всплеснула руками:
— Ты что ж теперь, мало того что чувствуешь меня, так еще и найти везде можешь?
— Ну вообще-то да, — зажмурился на солнце Аэрон, — но в данном случае я просто воспользовался зеркалами.
Я ойкнула, а Велий звонко шлепнул себя по лбу.
— Во-от, — наставительно поднял палец вампир, — а вы говорите, Аэрон — плохой, Аэрон — шантажист!
Зная, что расхваливать себя он может бесконечно, я совсем было собралась заткнуть его рот травяным кляпом, но этот самовлюбленный вид новой нечисти по своей верткости и коварству давно превзошел Анжело, так что от травы в конце концов отплевывался Велий.
— Шутки шутками, — умствовал мой маг в домике принца, — но с этим надо что-то делать.
— А может, они не найдут нас, когда печать наложится?
Велий затряс головой:
— Лучше не рисковать.
— А хотите, я все зеркала поразбиваю? — предложил вампир. — Сделаю вид, что напился, и тресь, тресь!
— Камень сновидений тебе «Тресь» устроит, — возразила я. — Они же ему уже как родные. Значит, будем зачаровывать, — решилась я.
На следующий же день, как только мне удалось сбежать от теток, я и совершила задуманное.
— А ты уверена, что все получилось так, как ты задумала? — скептически спросил Велий, глядя на наши отражения. Я пожала плечами:
— Сейчас узнаем, — и шагнула на наш остров. За спиной тут же послышалось: — Ку-ку!
Смущенный Велий стоял в обнимку с Аэроном.
— Этот упырь просто преследует меня.
— Да ладно тебе, — тряхнул головой Аэрон. — Я тебе целую невесту отдал безвозмездно.
Я закатила глаза и вздохнула:
— Ну а зеркала-то хоть работают?
Парни почти одновременно ответили:
— Нет!
— Да!
— В смысле работают.
— Но тебя найти не могут.
— Зачаруй их на меня тоже, — тут же потребовал Аэрон.
— Тебе-то зачем?
— Чтобы девки не доставали. А то я вас выдам, не удержусь.
— Кто из девок пойдет в Заветный лес, чтобы найти тебя? — бухтела я, но все-таки махнула рукой. — Все, теперь они и тебя не видят. Рад?
— Рад, — неуверенно кивнул головой Аэрон. — А как проверить?
— Попроси кого-нибудь, и всех делов, — отмахнулась я. — И вообще, домой пора, а то такое ощущение, что нас уже подозревают в чем-то.

Овечка и в самом деле уже поинтересовалась один раз, с чего я такая тихая? Это когда я случайно обнаружила, что в Веже самым большим спросом пользуется серия лубков о том, как Ум да Дурость поженились. Я как раз сторожила двери в зеркальную комнату, через которую эпсы в хижину таскали мебель и припасы, поэтому только вздохнула и призналась, что тоже не сдержалась и заказала Степану лубки про золотого барашка.
— Какого барашка? — не поняла кудрявая.
— Ну из сказки, помнишь ведь… — Я пожала плечами. — Был у девочки барашек, какал только золотом.
— Что?! — вскинулась овечка.
— Не думаю, что кто-нибудь подумает на тебя, хотя чего только людям в голову не приходит, говорят же, что к тебе золото прямо так и липнет. — И, оставив кудрявую беззвучно открывать рот, я шмыгнула прочь.
Теперь за овечкой ходил почетный эскорт из особо доверчивых горожан, но ведь были у меня и другие родственники.
Благополучно покинув капище, я отправила Велия в Школу, а сама направилась в дом Настасьи Петровны, где был штаб по выдаче меня замуж, оставив Аэрона любоваться зеркалами. Далеко за полночь, когда я уже сладко спала, вампир явился в мою спальню и, тряхнув за плечо, пожаловался:
— Верея, я в зеркалах не отражаюсь.
— Уйди, ночной кошмар! — Я попыталась перевернуться на другой бок.
— Верея, я ни в каких зеркалах не отражаюсь, — продолжал ныть Аэрон, но я укрылась одеялом и велела приходить после свадьбы.
— Послезавтра, все послезавтра.
— Я даже причесаться не могу! — не умолкал вампир, но тут скрипнула дверь и ко мне в комнату заглянула Настасья Петровна с масляной лампой:
— Кто тут?
Естественно, никого уже не было, а я спала.

Сам день свадьбы мне запомнился смутно. Я сидела как на иголках в ожидании вечера и боялась только одного — что наша затея провалится, но свадебный обряд катился своим чередом, мы с Велием, как говорящие болванчики, улыбались, кланялись, произносили то, что положено, сожалея, что нельзя нанять актеров. Честное слово, не жалко было бы и ста кладней. Подруги радовались, как дурочки, и только мы с Велием не понимали, что веселого находит народ в подобных мероприятиях.
— Я сейчас умру от скуки, — тихо жаловалась я жениху, а он соглашался вполголоса:
— Жалкое подобие мальчишника.
— А Великий Князь не осмелился приехать.
— Угу, — кивал Велий, — наверное, услышал, что ты у него отбираешь полцарства.
— А это кто такая, с маслеными глазками, оттерла Алию от Серого Волка? — спросила я, чуть заметно кивая в сторону гостей.
— Так это ж сестричка-лисичка, сестра Серого Волка.
Я удивилась:
— Как это у него сестра может быть лисой, если сам он — волк?
Но тут влез Аэрон:
— Слышите, молодожены, хватит вам уже шептаться.
Я отмахнулась:
— Зубастый, а это правда сестра Серого Волка?
— Не была б она сестрой, он бы убил ее в тот раз, когда она его зимой хвостом рыбачить учила!
— Надо же, какие непохожие родственники!
Велий окинул взглядом бесконечное море голов и поинтересовался:
— Когда на гостях-то кататься будем? У нечисти это, говорят, положено!
Сказал он это так, чтобы услышал сидящий рядом голова. Боголеп Беримирович подавился словами, вместо длинной речи вякнул:
— Горько! — и сел, настороженно оглядываясь вокруг.
Когда солнце наконец стало клониться за деревья, нас на троечках отвезли в Заветный лес, где я смогла перевести дух.
— О-о! Как хорошо! — закричала я, падая в мягкие объятия кровати, которая ждала меня на капище.
— А как дальше-то хорошо будет! — улыбнулась Коровья Смерть.
— Без намеков, — попросила я.
Велий смущенно стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу:
— Может, вы наконец оставите нас одних?
Тетки, подхихикивая, вышли. Мы нетерпеливо смотрели, как они покидают мою резиденцию, и стоило камню сновидений захлопнуть за ними тяжелые створки ворот, как мы развили бурную деятельность.
Во-первых, мы радостно бросились друг к другу, поздравляя с успешным окончанием всего этого, потом принялись торопливо переодеваться, Велий то и дело выглядывал в окно, опасаясь, как бы друзья не приготовили нам какую-нибудь каверзу.
— Никого? — спрашивала я, поспешно стягивая платье.
— Никого, — шептал в ответ Велий.
— Точно никого? — переспрашивала я, снимая тонкую сорочку.
— Никого, — шипел он, оглядывая настороженным взглядом округу.
— Вот и хорошо, что никого. — Я развязала мешок с приготовленными вещами и взвизгнула, когда из-под кровати высунулась рука, сжимающая стопку ярких лубков.
— Ай! Это кто?! — завизжала я, прикрывая нагое тело сдернутым одеялом. — Убью!
— Спокойно, — рука исчезла, — это я, Анжело, ваш друг.
— Друг! — нехорошим голосом взревел Велий. — Я тебе сейчас больно сделаю, я тебе сейчас голову оторву! — Он ринулся к кровати, но под ней оказалось пусто. Только шкаф тихо скрипнул, и рука вылезла уже оттуда, потрясая лубками:
— Ну вы чего такие горячие, молодожены, я вам такой подарок принес к первой ночи, а вы кидаетесь, как звери.
Велий метнулся, надеясь зажать руку дверцей, но демон и на этот раз улизнул, оставив в его руках стопку берестяных листов, бережно подшитых и покрытых лаком. Уже из-за дверей донеслось:
— Не поленитесь полистать. Между прочим, неглупыми людьми написана. «Камасутра» называется. — Анжело хихикнул. — У Вереи же к книжкам нездоровый интерес!
Конечно, за дверью его тоже не оказалось, зря Велий бегал по комнате.
— Вот, — сказала я, спешно одеваясь, — поэтому и надо отсюда драпать.
Велий прижал палец к губам — мало ли чьи уши еще слушают, и мы на цыпочках, на цыпочках стали красться к зеркалам. Правда, уже почти перешагнув на остров, я краем глаза глянула на подарок Анжело и чуть все не испортила, отпрыгнув от Велия и сказав, что я на это несогласная. Велий посмотрел на меня долгим взглядом собственника, и я как-то сразу поняла, что все — шутки кончились.
Эпилог
Через неделю после нашего побега Верелея сидела, забравшись с ногами на кровать, и молча смотрела на меня огромными глазами, разрывая мне сердце. Я уже натянул сапоги и мял в руках рубашку, а она все молчала. И зря я надеялся, что она скажет: «Постой, не уходи, отдохнем еще недельку, посмотри, какое солнце, море, небо, птички, рыбки». Что мы, не проживем без родни? Неужели нам здесь так плохо? — Но нет, в моей законной жене заговорила совесть, такая же зубастая, как ее друг Анжело. Она страдальчески заломила бровки, но произнесла совсем не то:
— Ты только одним глазом посмотри, нужны мы там или нет.
— Да я уверен, что не нужны!
— Ну ты все равно посмотри, они же там беспокоятся, они же потеряли нас, они же волнуются, а я их люблю.
— Ты меня не любишь, — проворчал я, но Верелея сделала такое несчастное лицо, что я не выдержал и сдался. — Ладно, но учти, Верелея, что отдыху нашему тогда конец. А кое-кто обещал мне медовый месяц.
— Ну, Велий… — Она поползла по кровати ко мне, а я сдуру отскочил и обозвал ее обманщицей. Это было ошибкой, ползет к тебе девушка — хватай, глядишь, и забудет о глупостях. Осознав это, я с досадой хлопнул себя по лбу и потянулся к ней губами, но рыжая уже закуталась в одеяло, оставив лишь умоляющие глазки: — Ну пожалуйста, Велий, ну посмотри. Глянешь и можешь идти назад, если они не сильно переживают.
— Верелея, — попробовал я было воззвать к голосу разума, — какой дурак назвал тебя богиней тайных знаний? Они же набегут сюда всем гуртом, они истопчут весь твой остров, они поломают наш домик. — Я придвинулся поближе, стараясь обнять понежнее. — Они нам по ночам покоя давать не будут.
Но она упорно бубнила из одеяла:
— Ну пожалуйста, пожалуйста.
— Ты с овечкой случайно не родственница? — не выдержал я, а она тут же согласилась:
— Родственница. Ну пожалуйста, сходи. Я же никогда тебе ни в чем не отказывала, вон и замуж согласилась выйти, и на остров сбежала…
— А, так это уже, выходит, моя идея!
Я вскочил, но сколько ни грозил пальцем, так и не смог выдавить из себя ни слова обвинения, понимая, что на все готов ради нее. Ведь уже и штаны надел, и сапоги натянул, так уж, время тяну.
— Ну я пошел, — сказал я, чувствуя, что сейчас умру от горя.
— Ага.
— Верелея, ты понимаешь, что я могу не вернуться?
— Ага.
— Верелея…
— Иди уже, — напутствовала меня супруга. Я, вздохнув, вышел через зеркала на капище. В замке Верелеи стояла странная тишина.
— Эй, — позвал я, надеясь, что никто мне не ответит. И в самом деле, никто, кроме эха, мной не заинтересовался. Я выглянул в окна. Заветный лес тоже безмолвствовал.
— Так, Велий, — сказал я сам себе, — думай. Если бы на твоем месте была Верелея и она чего-то не хотела бы, а делать это надо…
Я радостно хлопнул по подоконнику и кинулся в кабинет, где была бумага и чернила. Макнул перо и, стараясь подражать ученическому почерку Верелеи, написал:
«Дорогие мои тети, дяди, Карыч, Васька, Настасья Петровна и друзья и прочие, прочие. Не теряйте нас, мы с Велием убежали на медовый месяц, через месяц вернемся». — Подумав, добавил: — «Простите нас» и подписался: — «Любящая племянница и законная супруга Велия».
— Вот. — Я удовлетворенно положил бумажку на алтарь. — Очень жаль, что никого не видел, — раскланялся я с пустым замком, — хотя, конечно, искал, сбился с ног, но от судьбы не уйдешь, не смог так не смог. До свидания, пируйте, веселитесь без нас, приветы я передам. — Я взбежал по лестнице, толкнул дверь в зеркальный зал и… вывалился на поляну прямо под ноги всех Верелеиных родственников, леший бы их подрал! — Гадский камень сновидений, — запоздало простонал я. — Как же я про тебя забыл? Предатель. — Видимо, у меня в этот миг было такое лицо, что Березина побледнела и схватилась за сердце лепеча:
— Что с ней?!
— Украли нашу Верелеюшку, — через силу просипел я, чувствуя, что становлюсь под стать своей жене, и ужасаясь тому, что говорю. Кому я это говорю? Зачем? Заразно это, что ли? Но поворачивать оглобли было уже поздно. Теперь, даже если я признаюсь, что сморозил глупость, то все равно попрутся на остров, чтобы убедиться, что цело их сокровище, живо и здорово. Еще и меня упрекать начнут за черствость и глупые шутки.
— Что ж теперь делать? — меж тем засуетилась Коровья Смерть. — Искать надо, в набат бить, людей поднимать. А то они пьянствуют уже целую неделю! — Она всхлипнула: — Нашу девочку похитили.
— Р-разор-рву! — пообещал Карыч, зло копнув когтями землю, и я с облегчением понял, что они все пьяные.
Я кинулся ворону на грудь:
— Спасибо, дед.
— Не волнуйся, внучек, мы поможем. — Он обнял меня крылом, но я, утерев с трудом выдавленную скупую мужскую слезу, сказал:
— Не надо, Карыч, я сам.
— Как сам?! — возмутилась нечисть.
— А вот так. Змий двенадцатиглавый, что ее похитил, сказал, что согласится биться со мной за вашу племянницу, если только я один буду. А для того чтобы его сыскать, нужно три пары железных башмаков сносить и не абы где идти, а по чащобам да глухим урочищам, потому что гнездо его в месте потаенном, под корягою, в страшном буреломе.
Родственники Верелеи выпучили глаза, а я, стараясь сделать как можно более скорбное лицо, кинулся к капищу, надеясь, что в этот раз камень не будет так игрив.
— Покажи мне Аэрона, — потребовал я у зеркал, но те безмолвствовали. Я скрипнул зубами:
— Ну тогда комнату Аэрона. — И выпал в комнату вампира. Сам он, кстати, валялся здесь, крыльями кверху. — Эй! — Я подтолкнул его в бок. — Ты жив?
Он подскочил и радостно воззрился на меня:
— О-о! Вел!
— Потом обниматься будем, мне твоя помощь нужна.
— А я думал, что вы до самой осени пропали! — осклабился вампир.
Я, тяжело вздохнув, признался, что тоже на это надеялся.
— Ах, женщины, вам имя непостоянство! — раздалось из-за двери.
Мы кинулись было ловить демона, но того и след простыл.
— Беги! — не раздумывая, толкнул меня в спину Аэрон. — Этот гад крылатый последнее время заскучал без Вереи, не дай бог, попадешь в его лапы! Я их отвлеку!
— Ты, главное, родственникам, родственникам говори, что ее не чуешь! — твердил я, объясняя, как вышло, что Верелею похитило двенадцатиглавое чудище.
Вампир уставился на меня, бормоча, что не ожидал такого.
— Сам удивляюсь, — сказал я.
— Тогда я скажу, что чую, — решил Аэрон. — Нельзя эту свору без присмотра оставлять.
— Подбрось меня до капища, — попросил я его, — только так, чтобы родственники ее меня не заметили, а то я с драконом биться ушел. Неудобно может получиться. — Аэрон ухмыльнулся, и через миг мы уже стояли в зеркальном зале.
— Покажите мне Верелею, — поспешно попросил я у зеркал, но не увидел ничего, кроме своей растерянной физиономии.
— Вот и меня они не отражают, — как-то уж слишком спокойно сказал Аэрон.
— Как же я мог забыть! — Я хлопнул себя по лбу. — Покажите мне хижину Сусаноо. — И снова ничего не увидел.
— Закрытые печатью места они тоже, выходит, не отражают, — констатировал вампир.
— Слушай, не нервируй меня, — попросил я, чувствуя, что впадаю в панику, а потом вспомнил: — Погоди, ты же меня можешь перенести.
— Не могу, — сказал Аэрон. — Я ее не чувствую.
И прежде чем я нашелся, что сказать этому энергетическому вампиру, зеркала по собственному почину показали мне главную площадь Вежа и магистрат, на крылечке которого стояла всклоченная и гордая от сознания собственной важности овечка.
— Слушайте, граждане города Веж, все его люди и нелюди! Похитили нашу Вереюшку, чудище двенадцатиглавое, беззаконное унесло ее в далекий край, так не оставим же ее в трудный час, отобьем любимицу! Есть у меня клубочек волшебный, с моей шерсти чесанный. — Она утерла навернувшиеся на глаза слезы. — Не успела на свадьбу подарить. — Снова гордо вскинула голову. — А теперь он поможет нам, куда покатится — там и наша богиня. Путь наш будет долгий и трудный, невыносимо тяжелый, но мы справимся, мы найдем.
Зоря вскинул руку в победном жесте, а Гомункул заорал:
— За Вереей!
— Ну Анжело! — восхитился Аэрон и толкнул меня в бок. — Ты чего такой смурной?
— А ты как думаешь? Вот размышляю, где взять двенадцатиглавое чудище беззаконное?
А клубок меж тем, подтолкнутый копытцем кудрявой, уверенно покатился на восток, и насколько я знал, катиться ему было еще ой как долго! И не то меня расстраивало, что овечка за это время ножки стопчет, а то, что такую толпу могут за нашествие принять.
Кружил в небе ворон, скакал на Сивке-Бурке демон в сияющих доспехах с волнообразным мечом и улыбкой до ушей.
— Конец медовому месяцу, — зачарованно глядя на бесконечную колонну, пробормотал я, — а главное, ничего ведь не сделал, всего-то предупредить зашел, чтобы не волновались.

Примечания

1
Шуликуны — да они вообще в одиночку не ходят! Чаще всего их бабы ведрами нечаянно из проруби вычерпывают по зиме да сами в поселок и приносят, а уж в поселке они находят себе развлечения: то дом подожгут, то пьяницу уморят, то ребенка закусают до смерти, благо их самих за детей принимают — росточку в них полтора локтя, зато злости на великана (Из личных переживаний ученицы Вереи).

2
Еретница — дура-ведьма, еще при жизни душу потерявшая, а после смерти ею кто ни попадя пользуется. Носит нечисть ее тело как одежду, друг дружке передает да злые дела творит (Из наставлений ученицы Вереи).

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » "Особо одаренная особа" (Мария Вересень)

Страница 2 из 2
«
1
2