|
Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы
|
|
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:18 | Сообщение # 16 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 15
Пока магистр Рал произносил свою речь, началась пурга. Вглядываясь в снежную тьму, Броган пробирался по наметенным сугробам.
— Ты точно все сделала, как я велел?
— Да, господин генерал. Говорю вам, они быть зачарованы.
Оставшийся позади дворец Исповедниц и соседние с ним дома давно исчезли за снежной пеленой, обрушившейся на город с гор.
— Тогда где же они? Если ты их потеряешь и они замерзнут до смерти, я буду очень тобой недоволен, Лунетта.
— Я знаю, где они быть, господин генерал, — уверенно возразила та. — Я их не потеряю.
Она остановилась на мгновение и принюхалась.
— Сюда.
Тобиас с Гальтеро, переглянувшись, нахмурились, но все же последовали за Лунеттой во тьму. Изредка сквозь пургу Тобиас видел тени дворцов в Королевском Ряду и смутное мерцание окон.
Вдалеке послышалось бряцание доспехов. Судя по звуку, солдат было гораздо больше, чем в обычном патруле. Еще до конца ночи д’харианцы, по всей вероятности, постараются как можно больше укрепить свою власть в Эйдиндриле, подумал Тобиас. На их месте он так бы и сделал: нанес удар прежде, чем противники успеют прийти в себя. Впрочем, не важно. Сам он не намерен здесь оставаться. Тобиас стряхнул снег с усов.
— Ты слушала его, да?
— Да, господин генерал, но я говорю: ничего не могу сказать.
— Он такой же, как все. Ты просто была невнимательна. Ты чесала руки и не слушала.
Лунетта посмотрела на брата через плечо.
— Он не такой же, как все. Не знаю почему, но он другой. Я никогда еще не сталкивалась с такой магией, как у него. Я не могу сказать, говорил он ложь или правду. Но думаю, что все-таки правду. — Она озадаченно потрясла головой. — Я могу пробивать защиту. Я всегда могла пробивать защиту. Любую: воздушную, водяную, огненную, ледяную. Всякую. Даже защиту духов. Но его — нет.
Тобиас равнодушно улыбнулся. Это не имело значения. Ему не нужен ее гнусный дар. Он и так узнал то, что хотел.
Лунетта продолжала что-то бормотать о странностях магии магистра Рала, и как ей хочется оказаться от него подальше, подальше от этого места, и как зверски чешется у нее кожа. Тобиас слушал вполуха. Ее желание оказаться подальше от Эйдиндрила сбудется — только сначала он решит кое-какие вопросы.
— К чему ты принюхиваешься?! — прорычал он.
— К помойкам, господин генерал. К кухонным помойкам.
Тобиас поймал ее развевающиеся лохмотья.
— Помойкам?! Ты отправила их на помойку?!
Ухмыльнувшись, Лунетта двинулась дальше.
— Да, господин генерал. Вы сказали, что вам нужно место, где бы никто не мешал. Я плохо знаю город, и мне было трудно найти безопасное место, но по пу Исповедниц я видела свалку. Вряд ли туда кто-нибудь ходит ночью.
Свалка. Тобиас хмыкнул.
— Чокнутая Лунетта, — пробормотал он. Она споткнулась.
— Тобиас, пожалуйста, не называй меня...
— Но где же они?!
Указав рукой направление, она ускорила шаг.
— Сюда, господин генерал. Увидите. Сюда. Это недалеко.
Пробираясь по сугробам, Тобиас размышлял. Вообще-то Лунетта неплохо придумала. Определенно неплохо. Именно помойка — самое подходящее для них место.
— Лунетта, ты сказала мне правду о магистре Рале, да? Если ты солгала, я тебе этого никогда не прощу.
Остановившись, Лунетта поглядела на него глазами, полными слез.
— Да, господин генерал. — Она судорожно теребила свои лохмотья. — Прошу вас! Я говорю правду. Я все перепробовала. Старалась, как могла.
Броган долго смотрел на нее. По щеке Лунетты скатилась одинокая слезинка. Не важно. Ему и так все известно. Он нетерпеливо отмахнулся:
— Ладно, пошли дальше. И попробуй только их потерять!
Мгновенно просияв, Лунетта вытерла слезы и двинулась дальше.
— Сюда, господин генерал. Увидите. Я знаю, где они.
Вздохнув, Тобиас последовал за ней. Снегопад продолжался и, судя по всему, пурга будет еще долго. Не имеет значения. Все равно все идет, как нужно ему, Тобиасу. Магистр Рал дурак, если воображает, что генерал Тобиас Броган, предводитель Защитников Паствы, как еретик под раскаленным железом, согласится на все.
— Туда, господин генерал, — показала Лунетта. — Они там.
Даже несмотря на злющий ветер, Тобиас унюхал помойку прежде, чем увидел ее. Зловонная куча была слабо освещена окнами дворцов. Снег падал на нее и сразу же таял, отказывая ей даже в видимости чистоты.
— Ну? И где же? — спросил Броган, стряхивая снег с плаща. Лунетта подошла ближе, стараясь укрыться за ним от пронизывающего ветра.
— Стойте здесь, господин генерал. Они сами к вам придут.
Оглядевшись, Броган увидел протоптанную в снегу тропинку.
— Заклятие круга?
Лунетта тихонько захихикала и плотнее закуталась голову в цветастый платок.
— Да, господин генерал! Вы сказали, что не хотите, чтобы они ушли, сказали, что очень рассердитесь, если они уйдут. Я не хотела, чтобы вы рассердились на Лунетту, поэтому наложила на них заклятие круга. И теперь они никуда не могут уйти, как бы быстро они ни шли.
Броган улыбнулся. Да, судя по всему, день, несмотря ни на что, заканчивается удачно. Были, конечно, кое-какие помехи, но с помощью Создателя он их преодолеет. Теперь все в его руках. Очень скоро магистр Рал обнаружит, что никто не смеет приказывать Защитникам Паствы.
Сначала из тьмы появился раздуваемый ветром подол желтого платья. Герцогиня Лумхольц шла прямо на них. За ней, отстав на полшага, двигался герцог. При виде Брогана лицо герцогини потемнело под слоем румян. Она поплотнее закуталась в меховую накидку.
Тобиас приветствовал ее широкой улыбкой.
— Какая встреча! Доброго вечера вам, сударыня. — Он слегка склонил голову. — И вам тоже, герцог.
Герцогиня, брезгливо поморщившись, высокомерно вздернула подбородок. Герцог одарил их мрачным взглядом, как бы устанавливая границу, которую они не имели права нарушить. Не говоря ни слова, пара прошествовала дальше и исчезла во мраке. Тобиас засмеялся.
— Видите, господин генерал? Как я и обещала, они ждут вас.
Броган сунул пальцы за пояс и расправил плечи. Алый плащ развевался на ветру. Догонять герцога и герцогиню не было необходимости.
— Ты хорошо потрудилась, Лунетта, — пробормотал он.
Вскоре желтое платье появилось снова. На этот раз при виде стоящих у протоптанной дорожки Брогана, Гальтеро и Лунетты герцогиня изумленно подняла бровь. Несмотря на избыток румян, она была красивой женщиной. Не девочка, но еще достаточно молодая, со зрелыми формами, в самом расцвете женственности.
Приближаясь к стоящим, герцог угрожающим жестом положил руку на меч. Тобиас знал, что этот меч, хоть и богато украшенный, как и меч магистра Рала, не был простой побрякушкой. Кельтонские оружейники делали лучшие клинки в Срединных Землях, и все кельтонцы, в особенности дворяне, очень гордились своим умением ими владеть.
— Генерал Бро...
— Господин генерал, сударыня.
Герцогиня окинула его высокомерным взглядом.
— Господин генерал Броган, мы возвращаемся к себе во дворец. Предлагаю вам прекратить преследовать нас и вернуться в свой. Сегодня не самая лучшая ночь для прогулок.
Гальтеро не сводил глаз с ее высокой груди. Перехватив его взгляд, она раздраженно запахнула плащ. Герцог, гневно сверкнув глазами, сделал шаг к Гальтеро.
— Не смейте глазеть на мою жену, сэр, иначе я изрублю вас на куски и скормлю своим псам!
Гальтеро с неприятной улыбкой поглядел на герцога, но промолчал.
— Спокойной ночи, генерал, — бросила герцогиня.
И они двинулась дальше, чтобы совершить еще один круг около мусорной кучи, абсолютно уверенные, что идут к себе во дворец. Броган мог остановить их еще в первый раз, но ему хотелось поиздеваться. Их затуманенный заклятием разум не мог понять, как Брогану удается все время их обгонять.
Когда герцог и герцогиня появилась снова, их лица сначала побелели как полотно, затем вспыхнули от гнева.
Герцогиня остановилась и, подбоченившись, смерила Брогана уничтожающим взглядом. Тобиас смотрел, как прямо у него перед носом вздымается пышная грудь.
— Слушайте, вы, ничтожный червяк, как вы смеете...
Броган протянул руку и рванул корсаж герцогини, разорвав его до пояса.
Пропев короткое заклинание, Лунетта выставила перед собой ладонь, и герцог замер с наполовину вынутым из ножен мечом, словно мгновенно окаменел. Он мог лишь беспомощно смотреть, как Гальтеро без всякой магии лишил его жену возможности сопротивляться. Гальтеро с такой силой выкрутил герцогине руки, что она выгнулась дугой. Ее обнаженные соски затвердели на холодном ветру.
Броган хотел воспользоваться кинжалом, но передумал и достал меч.
— Как ты меня назвала, мерзкая шлюха?
— Никак, — в ужасе пролепетала она, замотав головой. Темные волосы, выбившись из прически, упали ей на лицо. — Никак!
— Ой-ой, как легко мы сдаемся!
— Что вам от меня надо? — выдохнула она. — Я не еретичка! Пустите меня! Я не еретичка!
— Конечно, не еретичка. Чтобы быть еретичкой, ты слишком напыщенна. Но от этого ты не становишься менее мерзкой. И пригодной к использованию.
— Тогда это он вам нужен! Герцог! Он — еретик. Пустите меня, и я расскажу о всех его преступлениях.
— Создателю нет пользы от ложных признаний, сделанных, чтобы спасти свою шкуру, — сквозь зубы прошипел Броган. — И все-таки ты послужишь Ему. — Его губы раздвинулись в мрачной ухмылке. — Ты послужишь Создателю, а я научу тебя как. Ты сделаешь то, что прикажу тебе я.
— Я ни за что...
Гальтеро сильнее вывернул ей руки.
— Хорошо, хорошо, — простонала герцогиня. — Все, что угодно. Только не делайте мне больно. Скажите, что вам нужно, и я все сделаю.
Броган наклонился к ней, и их лица оказались на одном уровне.
— Ты сделаешь все, что я прикажу, — прошипел он сквозь зубы.
— Да! Сделаю! Даю слово! — Голос герцогини дрожал от страха.
— Я не верю словам такой шлюхи, как ты, — фыркнул Броган. — Ты готова продать и предать все на свете. Ты выполнишь мою волю, потому что у тебя не будет выбора.
Сделав шаг назад, Броган взял ее левый сосок и оттянул его. В ужасе она широко раскрыла глаза. Броган коротко взмахнул мечом. Вопль герцогини утонул в вое ветра.
Броган вложил отрубленный сосок Лунетте в ладонь. Она сжала пальцы и закрыла глаза, погружаясь в магию. Мягкие звуки древнего заклинания смешались со свистом ветра и криками герцогини. Гальтеро крепко держал ее, не давая упасть в снег.
Голос Лунетты звучал все громче. Подняв голову к черному небу, она, не открывая глаз, обволакивала в магический кокон себя и стоящую перед ней герцогиню. Казалось, ледяной ветер придает дополнительную силу заклинанию, произносимому Лунеттой на языке стреганиц.
От крон и корней, от глубин и вершин,
От света дневного, от тени ночной,
От льда и огня, от истоков души —
Явись, дух девицы, предстань предо мной!
Создателя дочь, твои ясные дни
Пусть станут чернее самой черноты,
Плененную душу укрою в тени,
До смертного часа моей будешь ты!
Забудешь веселье, забудешь и страх.
Покуда не станешь добычей червей.
Покуда сама не рассыплешься в прах.
Душа твоя будет во власти моей!
Голос Лунетты зазвучал ниже:
— Шкурка лягушиная, косточка мышиная, сухой паучок, травы пучок — все в мой котелок.
Слова растаяли на ветру. Лунетта приблизилась к герцогине. Открытую ладонь колдунья держала над головой женщины, а зажатый в кулаке отсеченный сосок прижала к своему сердцу.
Когда щупальца колдовства завились вокруг нее, герцогиня вздрогнула, а когда магия коснулась ее души, забилась в конвульсиях.
Но Гальтеро держал ее крепко, пока она не затихла и не обмякла в его руках. Несмотря на вой ветра, казалось, что на город внезапно обрушилась полнейшая тишина.
Лунетта разжала ладонь.
— Теперь она принадлежит мне. Я отдаю свое право на нее тебе. — Колдунья вложила отрезанный сосок в протянутую руку Брогана. — Теперь она ваша, господин генерал.
Герцогиня безжизненно повисла на руках у Гальтеро. Ее трясло от боли и холода. Из раны текла кровь. Броган сжал кулак.
— Прекрати трястись!
Герцогиня посмотрела ему в глаза, и взор ее прояснился. Она замерла.
— Да, господин генерал.
— Вылечи ее, — велел Броган сестре.
С похотливым блеском в глазах Гальтеро смотрел, как Лунетта обхватила обеими ладонями грудь герцогини. Герцог Лумхольц тоже не сводил с нее выпученных глаз. Лунетта пропела короткое заклинание. Постепенно кровь перестала течь, и рана на груди герцогини начала затягиваться.
Броган, ожидая, пока она закончит, думал о своем. Создатель воистину заботится о своих чадах. Сегодняшний день в очередной раз доказал, что тот, кто всей душой радеет за дело Создателя, в конце концов побеждает. Магистр Рал скоро узнает, что происходит с теми, кто поклоняется Владетелю, а Имперский Орден поймет, какую ценность представляет для него генерал Броган, предводитель Защитников Паствы. Гальтеро сегодня тоже был на высоте. Его старания заслуживают награды.
Плащом герцогини Лунетта обтерла кровь и продемонстрировала всем совершенно здоровую грудь, безупречную, как и вторая, только без соска. Соском теперь владел Броган.
— Сделать с ним то же самое, господин генерал? — спросила Лунетта, указав на герцога. — Вы хотите получить их обоих?
— Нет, — отмахнулся Броган. — Нет, мне нужна лишь она. Но для него тоже есть роль в моей пьесе.
Он поглядел в полные ужаса глаза герцога.
— Это быть опасный город. Как сообщил нам сегодня магистр Рал, опасные существа нападают на невинных горожан, и никому еще не удалось от них спастись. Какой ужас. И какая жалость, что рядом нет магистра Рала, чтобы защитить от них герцога.
— Я позабочусь об этом, господин генерал, — заявил Гальтеро.
— Не нужно, я справлюсь сам. Мне подумалось, что, возможно, тебе захочется развлечь герцогиню, пока я занимаюсь герцогом.
Закусив губу, Гальтеро окинул герцогиню жадным взглядом.
— Да, мой господин, и даже очень. Благодарю. — Он протянул Брогану кинжал. — Вам это понадобится. Солдаты говорили, что эти твари вспарывают животы своих жертв кинжалами, у которых три клинка. Не забудьте сделать тройной разрез.
Кивнув, Броган поблагодарил Гальтеро. Хорошо, когда есть подчиненный, на которого всегда можно положиться. Герцогиня переводила взгляд с одного на другого, но не произнесла ни слова.
— Хочешь, чтобы я приказал ей подчиняться тебе?
На обычно невозмутимом лице Гальтеро появилась зловещая ухмылка.
— А какой в этом смысл, господин генерал? Пусть лучше она получит еще один урок.
— Как пожелаешь, — кивнул Броган и посмотрел на герцогиню. — Дорогуша, я тебе этого не приказываю. Ты можешь свободно выражать свои чувства.
Гальтеро обнял ее за талию, и герцогиня вскрикнула.
— Почему бы нам с вами не удалиться в укромный уголок? То, что произойдет с вашим супругом, — зрелище не для вас.
— Нет! — закричала она. — Я замерзну на снегу! Я должна выполнить приказ господина генерала! А на снегу я замерзну!
— О нет, ты не замерзнешь. — Гальтеро похлопал ее по заднице. — Мусор под тобой будет достаточно теплым.
Герцогиня с визгом попыталась вырваться, но Гальтеро держал ее крепко, а для пущей надежности намотал на кулак прядь ее волос.
— Только будь поосторожнее, постарайся не испортить ее красоту. И не задерживайся. Ей действительно нужно выполнить мой приказ. Только придется избавиться от лишних румян, — хмыкнув, добавил он. — Впрочем, если она без этого не может, я разрешу ей нарисовать себе сосок вместо отсутствующего. Когда я покончу с герцогом, а ты — с герцогиней, Лунетта наложит на нее еще одно заклятие. Особенное заклятие. Очень редкое и очень сильное.
Лунетта, глядя брату в глаза, разглаживала свои «красотулечки». Она знала, что он имеет в виду.
— Тогда мне понадобится какая-то его вещь или что-то, к чему он прикасался.
Броган похлопал себя по карману.
— Он соизволил подарить нам монетку.
— Сгодится, — кивнула Лунетта.
Гальтеро уволок во тьму визжащую и размахивающую руками герцогиню.
Броган повернулся и помахал кинжалом перед лицом кельтонца.
— Ну а теперь, герцог Лумхольц, перейдем к вашей роли в моем плане.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:19 | Сообщение # 17 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 16
Ричард накапал на сложенное письмо немного красного сургуча. Гратч с любопытством глядел ему через плечо. Быстро отставив свечу и отложив сургучную палочку, Ричард вынул из ножен меч и прижал рукоятку к печати так, чтобы на ней осталось выгравированное на рукояти слово «Истина». Результат его вполне удовлетворил. Теперь Кэлен с Зеддом будут точно знать, что письмо от него.
Иган с Уликом сидели по краям длинного резного стола и оглядывали пустой зал так, словно целая армия готовилась штурмовать подиум. Они бы, разумеется, ни за что не позволили себе сесть, но Ричард заставил их это сделать, понимая, что они тоже устали. Телохранители возражали, уверяя, что стоя можно быстрее отразить нападение. На это Ричард заметил, что тысяча солдат, несущих охрану по ту сторону дверей, в случае атаки поднимут достаточно шума, который Иган и Улик в сидячем положении тоже услышат. Им вполне хватит времени, чтобы вскочить и выхватить мечи. В конце концов он их убедил, и телохранители с большой неохотой сели.
Кара с Райной дежурили. Ричард предложил им тоже сесть, но морд-сит лишь высокомерно фыркнули, заявив, что они выносливее Улика с Иганом и поэтому будут стоять. Ричард был как раз на середине письма, поэтому не стал с ними спорить. Он лишь ограничился замечанием, что, поскольку они выглядят усталыми и медлительными, его приказ — остаться стоять, чтобы они успели прийти ему на помощь в случае нападения. И вот теперь, стоя у дверей, Кара с Райной кидали на него свирепые взгляды. Но от Ричарда не укрылись улыбки, которыми они обменялись, явно довольные тем, что сумели втянуть его в свою игру.
Даркен Рал ясно очерчивал перед морд-сит границы: он — хозяин, они — рабыни. Теперь, возможно, ими руководило неосознанное желание выяснить пределы, которое устанавливает для них новый магистр. А может быть, думал Ричард, они просто радуются тому, что впервые в жизни могут вести себя свободно и развлекаться так, как им нравится.
Впрочем, Ричард не исключал возможности, что с помощью этих «игр» они пытаются выяснить, не сумасшедший ли он. В этом смысле насмешка и юмор — лучшая проверка, и морд-сит, конечно же, это хорошо понимали.
Ричард надеялся, что Гратч не так устал, как остальные. Гар присоединился к нему только утром, поэтому Ричард не знал, довелось ли ему как следует поспать. Но зеленые глаза Гратча сияли ясным огнем. С другой стороны, гары охотятся в основном по ночам, и, возможно, именно от этого он выглядит таким бодрым. Но, как бы то ни было, сейчас Ричард мог рассчитывать только на Гратча.
Ричард погладил мохнатую лапу.
— Идем со мной, Гратч.
Гар поднялся, расправил, потом снова сложил крылья и двинулся вслед за Ричардом к лестнице, ведущей на балкон. Телохранители и морд-сит сразу же встрепенулись. Ричард жестом приказал им оставаться на местах. Иган с Уликом послушались. Морд-сит, разумеется, нет и последовали за ним, хотя и на почтительном расстоянии.
Два светильника едва освещали ступеньки. Лестница выходила на широкий балкон, огороженный перилами из красного дерева и ограниченный нижней частью купола. По всему куполу вдоль балкона шли круглые окна в половину человеческого роста. Ричард поглядел в окно и поморщился.
Пурга. Как некстати!
Каждое окно было закрыто на тяжелую бронзовую щеколду. Ричард подергал одну и выяснил, что она легко открывается.
Он повернулся к нару:
— Гратч, выслушай меня внимательно. Это очень важно.
Гратч сосредоточенно кивнул. С верхних ступеней лестницы морд-сит молча наблюдали за происходящим.
Ричард погладил прядь длинных волос, висящую вместе с зубом дракона на кожаной бечевке у гара на шее.
— Это волосы Кэлен. — Гратч кивнул в знак того, что помнит. — Гратч, ей грозит опасность. — Гар нахмурился. — Мы с тобой — единственные, кто может видеть мрисвизов.
Гратч, зарычав, прикрыл растопыренными когтями глаза — так он обозначал мрисвизов. Ричард кивнул:
— Правильно. Гратч, она их видеть не может. Если они нападут на нее, она их не увидит. Они убьют ее.
В горле гара заклокотало рычание. Взяв в лапу локон, Гратч постучал себя по могучей груди.
Ричард не смог удержаться от смеха, в очередной раз поразившись способности гара понимать, что от него хотят.
— Ты читаешь мои мысли, Гратч. Я бы сам к ней поехал, но путь займет много времени, а она может оказаться в опасности уже сейчас. Ты большой, но все же меня нести не можешь. Единственное, что нам остается, — это отправить тебя на ее защиту.
Гратч с воодушевлением закивал, обнажив в ухмылке внушительные клыки. Словно внезапно поняв все до конца, он сжал Ричарда в объятиях.
— Грааатч люююб Рааач-ааарг!
Ричард похлопал гара по спине.
— И я люблю тебя, Гратч.
Как-то раз он прогнал Гратча, чтобы спасти ему жизнь, но Гратч тогда этого не понял. Ричард пообещал ему, что больше никогда этого не сделает.
Он крепко обнял гара, затем легонько оттолкнул от себя.
— Слушай меня, Гратч. — Сверкающие изумрудные глаза наполнились слезами. — Гратч, Кэлен любит тебя так же сильно, как я. Она, как и я, хочет, чтобы ты оставался с нами. Я тоже хочу, чтобы мы были все вместе. Я останусь ждать здесь, а ты будешь оберегать ее и приведешь сюда. — Улыбнувшись, он погладил гара по голове. — И тогда мы трое опять будем вместе.
Гар недоверчиво нахмурился.
— А когда мы будем вместе, у тебя появится не один друг, а два. И мой дедушка, Зедд, тоже будет с нами. Ему понравится твое общество. И тебе он тоже понравится. — Гратч проявил некоторую заинтересованность. — У тебя будет много друзей, с кем можно побороться.
Гар моментально решил затеять возню, но Ричард удержал его на расстоянии вытянутой руки. После охоты Гратч больше всего любил побороться.
— Гратч, сейчас не время. Я беспокоюсь о тех, кто мне дорог. Ты же понимаешь меня, верно? Ты захотел бы бороться с кем-нибудь, если бы я был в опасности и нуждался в твоей помощи?
Гратч немного поразмыслил, а потом покачал головой. Ричард снова обнял своего друга. Потом он отпустил его, и Гратч расправил крылья.
— Гратч, ты можешь лететь, когда идет снег? — Гар кивнул. — А ночью?
Гар опять кивнул и гордо заулыбался.
— Хорошо, тогда слушай внимательно, и ты сможешь легко отыскать Кэлен. Я ведь учил тебя определять стороны света: север, юг и так далее. Значит, ты не заблудишься. Кэлен сейчас на юго-востоке, но она движется от нас, потому что едет в другой город. Она считает, что я догоню ее, но я не могу. Я должен ждать здесь. А ей необходимо вернуться сюда. Она не одна, с ней есть еще люди. Седовласый старик — это мой друг, мой родной дедушка, которого зовут Зедд. И еще много других людей, в основном солдат. Очень много людей. Ты понял?
Гратч грустно кивнул.
Ричард потер лоб, пытаясь найти способ объяснить подоходчивее.
— Как сегодня, — подсказала Кара. — Когда вы говорили перед горожанами.
— Верно! Как сегодня, Гратч! — Ричард указал на пол зала, сделав круговой жест. — Помнишь, сколько людей было здесь, когда я говорил? Вот примерно столько же будет с Кэлен.
Гратч наконец понимающе рыкнул. Ричард погладил его по груди и протянул письмо:
— Ты должен доставить ей это письмо. В нем написано, почему ей нужно вернуться сюда. Очень важно, чтобы это письмо попало к ней. Ты понял?
Гратч когтем подцепил письмо. Ричард отбросил со лба волосы.
— Нет, так не пойдет. Ты не можешь нести его в лапах. Во-первых, когти могут тебе понадобиться, а во-вторых, ты можешь его уронить. К тому же оно намокнет под снегом, и Кэлен не сможет его прочесть. — Он замолчал, пытаясь сообразить, во что бы завернуть письмо.
— Магистр Рал...
Он обернулся. Райна протягивала футляр, в котором она привезла послание генерала Тримака.
— Спасибо, Райна, — улыбнулся Ричард.
Она усмехнулась и пожала плечами. Ричард положил письмо — свою единственную надежду — в футляр и повесил его Гратчу на шею. Гар довольно заурчал и еще раз потрогал локон.
— Гратч, может случиться, что по какой-то причине Кэлен не будет вместе со всеми. Я не могу сказать, что там сейчас происходит и что будет происходить тогда, когда ты туда прилетишь. Может быть, тебе придется ее поискать.
Гар погладил локон. Ричарду не раз видел, как он одним движением ловит в полете летучую мышь безлунной ночью. Гратч, конечно, сумеет разглядеть на земле человека, но все же он должен по каким-то признакам отличить того, кто ему нужен.
— Гратч, ты никогда ее раньше не видел, но у нее очень длинные волосы — немногие женщины носят волосы такой длины. Она не испугается при виде тебя и позовет тебя по имени. Так ты узнаешь, что это действительно Кэлен. Она знает, как тебя зовут.
Гратчу надоело выслушивать подробные инструкции, он захлопал крыльями и запрыгал на месте. Ему не терпелось поскорее улететь и привести Кэлен к Ричарду. Искатель распахнул окно. На улице мело. Друзья напоследок еще раз обнялись.
— Будь осторожен, Гратч. Я хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым и мы могли снова с тобой бороться, ты, здоровенная лохматая бестия!
Гратч закурлыкал и неуклюже взобрался на подоконник.
— Грааатч люююб Рааач-ааарг!
— Я тоже люблю тебя, Гратч, — помахал рукой Ричард. — Береги себя. Удачного тебе путешествия.
Гратч помахал в ответ и прыгнул в ночь. Ричард еще долго смотрел в холодную мглу, хотя гар исчез из виду почти мгновенно. Внезапно Ричард ощутил в душе пустоту. С ним оставались люди, но это было не одно и то же. Люди остались потому, что связаны с ним волшебными узами, а не потому, что верят в него или в его дело.
Две недели прошло с тех пор, как Кэлен бежала из Эйдиндрила. Она уходит все дальше, и гару понадобится самое малое неделя, чтобы ее догнать и найти. Значит, их возвращения надо ждать не раньше, чем через месяц. А скорее всего через два.
Он истосковался по своим друзьям. Слишком долго они были далеко друг от друга. Одиночество угнетало Ричарда, и он понимал, что только присутствие Кэлен, Зедда и Гратча может избавить его от этого чувства.
Ричард закрыл окно и, повернувшись, едва не столкнулся с обеими морд-сит.
— Гратч и вправду ваш друг, — сказала Кара.
Ричард ограничился кивком, боясь, что голос ему изменит.
Кара переглянулась с Райной, а потом вдруг сказала:
— Магистр Рал, обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что будет лучше, если вы отправитесь в Д’Хару. Там для вас безопаснее. А здесь можно оставить достаточно войск, чтобы эскортировать вашу королеву, когда она приедет сюда, к вам.
— Я уже говорил, что должен остаться здесь. Имперский Орден хочет завоевать мир. Я — боевой чародей и должен сражаться против него.
— Да, но вы вместе с тем говорили, что не знаете, как пользоваться своим даром. Говорили, что ничего не знаете о магии.
— Я и не знаю, но Зедд, мой дедушка, прекрасно в ней разбирается. Вернувшись, он обучит меня всему, что я должен знать, чтобы остановить Орден.
Кара пренебрежительно махнула рукой.
— Кто-нибудь всегда хочет править теми, кто ему еще не подчинился. И вы спокойно можете продолжать эту войну, находясь в Д’Харе. Когда вернутся гонцы, Срединные Земли будут принадлежать вам. А как только это случится, Имперскому Ордену придет конец.
Ричард направился к лестнице.
— Ты многого не понимаешь. Все гораздо сложнее. Имперский Орден проник в Новый мир и обрел здесь союзников.
— Новый мир? — переспросила Кара. Они с Райной недоуменно уставились на него. — Что за Новый мир?
— Вестландия, откуда я родом, Срединные Земли и Д’Хара образуют Новый мир.
— Они образуют вообще весь мир, — убежденно сказала Кара.
— Ты как лягушка, которая видит только свое болото, — хмыкнул Ричард, остановившись на верхней ступеньке. — Ты думаешь, мир кончается там, где начинается океан, горы или пустыня?
— Это известно лишь духам, — пожала плечами Кара. — А вы как считаете? Что за ними лежат другие страны? Другие болота? — Она покрутила эйджилом. — Там, далеко за горизонтом?
— Не знаю, — признался Ричард. — Но на юге лежит Древний мир. Это мне точно известно.
— На юге сплошные пустыни, — скрестив на груди руки, заявила Райна.
Ричард спустился по лестнице. Морд-сит шли за ним.
— А в самом сердце этих пустынь есть место, называемое Долина Заблудших. Много веков ее преграждал, простираясь от океана до океана, барьер, образованный Башнями Погибели. Эти башни возвели три тысячи лет назад волшебники, обладавшие невероятным могуществом. Чары Башен Погибели не позволяли практически никому проникнуть через барьер, поэтому лежащий за ним Древний мир со временем был забыт.
Кара недоверчиво нахмурилась:
— А вы откуда это знаете?
— Я был там, в Древнем мире, во Дворце Пророков, который находится в огромном городе под названием Танимура.
— Правда? — скептически спросила Райна и тоже слегка нахмурилась. — Но если никто не может пройти сквозь барьер, как же вам удалось туда попасть?
— Это длинная история, но если говорить вкратце, меня туда приволокли сестры Света. Мы смогли пройти через барьер, потому что обладали даром, но недостаточно сильным, чтобы навлечь на себя разрушительные заклинания. Люди лишенные дара и те, у кого он слишком силен, не могли проникнуть через барьер, и поэтому Древний и Новый миры были отделены друг от друга на протяжении тысячелетий. Но теперь барьер рухнул, и все мы в великой опасности. Имперский Орден возник в Древнем мире. Путь оттуда неблизкий, но рано или поздно Орден пожалует к нам, и мы должны быть готовы к встрече.
Кара бросила на него подозрительный взгляд.
— Если этот барьер спокойно держался три тысячи лет, то что с ним случилось сейчас?
Ричард кашлянул.
— Ну, отчасти во всем виноват я. Я разрушил чары башен. Барьера не существует. А пустынные земли вновь превратились в зеленые луга, какими были когда-то.
Морд-сит потрясенно уставились на него. Потом Кара повернулась к Райне:
— И он еще говорит, что не умеет пользоваться магией!
Райна смерила Ричарда взглядом с ног до головы.
— Итак, вы развязали эту войну. Вернее, сделали ее возможной.
— Нет. Это началось давным-давно. — Ричард провел рукой по лбу. — Еще до того, как я обрушил барьер, Орден нашел здесь союзников, и война, по существу, началась уже тогда. Когда Эбиниссию сровняли с землей, барьер еще был целехонек. Но теперь ничто не мешает продвижению Ордена. И не стоит его недооценивать. Орден использует волшебников и колдуний. Он хочет уничтожить всякую магию.
— Он использует волшебников и хочет уничтожить магию! — воскликнула Кара — Что за чепуха!
— Вы то и дело твердите, что я должен сражаться против магии. Почему? — Ричард указал на Улика с Иганом. — А потому, что они могут сражаться лишь против стали. Для того чтобы уничтожить магию, как правило, нужна тоже магия. Магия, кстати, присуща и вам. Для чего? Чтобы противостоять другой магии. То же самое и с Орденом. Точно так же Даркен Рал использовал вас, чтобы мучить и убивать тех, кто наделен магией и осмелился ему противостоять.
Ричард помолчал.
— Вы обладаете магией. Орден будет стремиться вас уничтожить. Я обладаю магией. Он будет стремиться уничтожить меня. В конце концов, все д’харианцы обладают магией — я имею в виду волшебные узы. Орден, безусловно, об этом пронюхает и захочет искоренить это безобразие. Рано или поздно они сокрушат Д’Хару так же, как сокрушат Срединные Земли.
— Это Д’Хара их сокрушит, — бросил через плечо Улик таким тоном, словно сообщал, что солнце, как известно, садится на западе.
Ричард поглядел на него:
— Пока не появился я, д’харианцы были союзниками Ордена и по его приказу уничтожили Эбиниссию. И здесь, в Эйдиндриле, они подчинялись приказам Ордена.
Повисло молчание. Кара внимательно изучала носки своих сапог, а Райна тяжко вздохнула.
— В военной неразберихе, — заговорила наконец Кара, словно бы размышляя вслух, — некоторые из нас почувствовали, что узы разорваны, как тогда, в Народном Дворце, когда вы убили Даркена Рала. Без нового магистра они уподобились потерянным душам и могли просто примкнуть к кому-то, кто бы ими руководил, чтобы заполнить пустоту, возникшую на месте разорванных уз. Но сейчас узы восстановлены. Теперь у нас есть магистр Рал.
Ричард уселся в кресло Матери-Исповедницы.
— На это я и надеялся.
— Именно поэтому вы должны вернуться в Д’Хару, — заявила Райна. — Пока вы остаетесь магистром Ралом, наш народ не примкнет к Имперскому Ордену. Но если вас убьют, узы снова порвутся, и армия опять обратится к Ордену за приказами. Пусть Срединные Земли сами воюют. Не наше дело спасать их от них же самих.
— Тогда Срединные Земли падут под мечом Имперского Ордена, — тихо произнес Ричард. — Воцарится рабство, никто никогда уже не будет свободным. Мы не можем этого допустить и, пока существует надежда, должны бороться. Надо спешить, пока Орден не укрепил свое положение в Срединных Землях.
Кара закатила глаза.
— Да охранят нас духи от мужчин, одержимых борьбой за правое дело! Зачем же при этом всех вести за собой?
— Если я этого не сделаю, то в конце концов все окажутся под властью Имперского Ордена, — терпеливо объяснил Ричард. — Все станут его рабами на веки вечные. Тиранам никогда не надоедает тирания.
В зале повисла звенящая тишина. Ричард откинулся на спинку кресла. Он так устал, что глаза закрывались сами собой. Стоит ли вообще пытаться их убедить? Они явно не понимают его, им, в сущности, все равно, что и зачем он пытается сделать.
Кара оперлась на стол и потерла ладонью лицо.
— Мы не хотим потерять вас, магистр Рал. Мы не хотим возвращения к прошлому. — Казалось, она вот-вот расплачется. — Нам нравится шутить и смеяться... Мы никогда не имели на это права. Мы жили в страхе, боясь слово лишнее сказать. И теперь, узнав другую жизнь, мы не хотим возврата к прежней. А если вы погибнете за Срединные Земли, то это произойдет.
— Кара... И все... Выслушайте меня. Поверьте, если я не сделаю того, что должен, случится то, чего вы боитесь. Разве вы не понимаете? Если я не объединю страны под властью справедливых законов, Орден поглотит их по одной. И если его тень накроет Срединные Земли, потом она опустится на Д’Хару, и в конце концов весь мир погрузится во мрак. Я делаю это не потому, что мне так хочется, а потому что способен справиться с этой задачей. Если я струшу сейчас, мне некуда будет спрятаться. Орден повсюду отыщет меня и убьет. Я вовсе не жажду завоевывать страны и править народами. Я хочу всего лишь спокойствия. Завести семью и жить мирно. Но для этого я должен сделать Срединные Земли сильными и могущественными. Что бы это был не союз государств, которые держатся друг за друга, пока это выгодно, а чтобы они были действительно одним целым. И другие страны должны быть уверены, что мы будем до последнего стоять за правое дело, — только тогда они согласятся присоединиться к нам. Потому что будут знать: им не придется драться в одиночку, если надо будет отстаивать свою свободу. Нам должны доверять. Доверие — великая вещь.
Вновь воцарилось молчание. Ричард, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Конечно, они думают, что он спятил. Бессмысленно что-то им объяснять. Похоже, ему придется просто-напросто приказать им делать то, что ему требуется, и не задумываться о том, нравится им это или нет.
— Магистр Рал, — нарушила наконец молчание Кара. Ричард открыл глаза и увидел, что она с мрачным лицом стоит перед ним, скрестив на груди руки. — Предупреждаю: я не стану менять пеленки вашему ребенку, купать его и сюсюкать!
Ричард снова закрыл глаза и устроился поудобнее, посмеиваясь в душе. Он вспомнил, как однажды, еще дома, в Вестландии, к Зедду прибежала повитуха. Элейн Ситон, молоденькая женщина, которой было немногим больше лет, чем Ричарду, рожала своего первенца. Роды оказались тяжелыми, и повитуха, повернувшись спиной к Ричарду, что-то озабоченно говорила Зедду.
Тогда Ричард еще не знал, что Зедд — его родной дедушка, а считал старика лишь своим лучшим другом. О том, что Зедд — волшебник, он тоже понятия не имел, как не подозревали об этом и другие. Для всех он был просто мудрый старик, умеющий читать облака и обладающий огромными познаниями как в самых обычных вещах, так и во всяких диковинных. Он знал редкие травы, умел врачевать, предсказывать погоду, мог сказать, где нужно копать колодец и где лучше вырыть могилу. Роды он тоже умел принимать.
Ричард с Элейн были друзьями. В то время он очень хотел научиться танцевать, но перспектива держать в объятиях женщину его останавливала. Он боялся ненароком переломать кости партнерше — и без того все в один голос твердили ему, что он слишком силен и должен быть осторожен. Элейн предложила ему преподать эту науку, а когда Ричард начал отнекиваться, рассмеялась, подхватила его и закружила в танце, напевая какой-то мотив.
Ричард никогда роды не видел, но, учитывая все, что ему доводилось слышать об этом, не испытывал ни малейшего желания приближаться к дому Элейн. Он шмыгнул было к двери, но Зедд, схватив свой мешок с травами и настойками, поймал Ричарда за рукав.
— Пойдем-ка со мной, мой мальчик. Ты можешь понадобиться.
Ричард попытался отговориться тем, что ничего в этом не смыслит, но если уж Зедд вбил себе что-то в голову, то по сравнению с ним камень мог показаться более покладистым. Волоча Ричарда к двери, он пробурчал:
— Ты вообще мало знаешь, Ричард, пора чему-нибудь и научиться.
Генри, муж Элейн, рубил в горах лед для гостиниц, и в тот день его задержала непогода. Зедд велел Ричарду растопить печку, нагреть воды и никуда не уходить.
В холодной кухне Ричард обливался потом, слыша ужасные крики в соседней комнате. Он затопил печку, поставил на плиту котелок со снегом и принялся искать предлог выйти на улицу. Наконец, решив, что Генри с Элейн понадобится много дров, когда родится малыш, он выскочил наружу и наколол целую поленницу. Но это не помогло. Он все равно слышал, как кричит Элейн. И не столько боль, звучащая в этих криках, не давала ему покоя, сколько нарастающий ужас.
Ричард понимал, что Элейн умирает. Повитуха не прибежала бы за Зеддом без серьезного повода. Ричард никогда не видел покойников. И не хотел, чтобы первой была Элейн. Он вспомнил, как она смеялась, когда учила его танцевать. Он то и дело краснел, как вареная свекла, но она делала вид, что не замечает.
Уже потом, когда Ричард сидел за столом, тупо глядя в пространство и размышляя о том, что мир — поистине ужасное место, раздался вопль, который был еще страшнее, чем предыдущие. Ричард похолодел. Крик оборвался, и наступила тишина. Ричард крепко зажмурился, чтобы из глаз не брызнули слезы.
Копать могилу в промерзшей земле — дело почти безнадежное, но он дал себе клятву сделать это ради Элейн. Он не хотел, чтобы ее тело до весны лежало в холодном подвале. Он сильный.
Он будет копать целый месяц, если потребуется. Ведь она научила его танцевать.
Дверь в комнату распахнулась, и на кухню вошел Зедд, держа что-то в руках.
— Ричард, пойди сюда. — Старик протянул ему сморщенный покрасневший комочек с тоненькими ручками и ножками. — Вымой его — только смотри, аккуратнее.
— Что?! Я не могу... Как же я это сделаю? — воскликнул Ричард.
— В теплой воде! — проревел Зедд. — Дьявольщина, мальчик, ты же нагрел воду? — Ричард указал подбородком на котелок. — Только не в горячей, мой мальчик, вода должна быть чуть теплой. Потом запеленай его и принеси в спальню.
— Но, Зедд... Женщины... Это их дело. О духи, неужели женщины не могут этим заняться?!
Зедд уставился на него, прищурив один глаз.
— Если бы я хотел, чтобы этим занялись женщины, то не стал бы просить тебя, мой мальчик. Не так ли?
Взметнув балахоном пыль, он исчез за дверью. Ричард боялся пошевелиться, держа в руках нежное существо. Ребенок был настолько крошечным, что юноша с трудом верил, что он настоящий. А потом вдруг что-то произошло внутри него — и Ричард расплылся в улыбке. Он держал в руках душу, которая только что явилась в этот мир. Он держал в руках волшебство.
Когда он внес выкупанное и запеленатое чудо в комнату, то снова чуть не расплакался, увидев, что Элейн жива. Он едва устоял на дрожащих ногах.
— Элейн, ты так замечательно танцуешь, — пробормотал он первое, что пришло в голову. — Как ты ухитрилась создать такое чудо?
Стоявшие у кровати роженицы женщины уставились на него, будто у него было две головы. Элейн устало улыбнулась:
— Когда-нибудь ты научишь Брэдли танцевать, ясноглазый.
Она протянула руки, и улыбка на ее измученном лице стала шире, когда Ричард осторожно передал ей ребенка.
— Ну, мой мальчик, похоже, ты все-таки что-то понял, — пробурчал Зедд, выгнув бровь. — Урок был на пользу, не так ли?
Сейчас Брэдли уже почти десять, и он зовет его дядей Ричардом.
Очнувшись от воспоминаний, Ричард открыл глаза.
— Нет, будешь, — ласково сказал он. — Будешь, даже если мне придется тебе приказать. Я хочу, чтобы ты ощутила в своих руках чудо новой жизни, почувствовала волшебство, которое отличается от магии эйджила. Ты будешь купать его, и баюкать, и сюсюкать над ним, потому что твоя забота и нежность нужны в этом мире, и я доверю тебе свое родное дитя. Ты будешь петь ему песенки, смеяться от радости и, возможно, забудешь, что в прошлом умела только убивать. И если ты не понимаешь ничего из того, что я сегодня вам говорил, надеюсь, ты примешь хотя бы этот довод в пользу того, что я должен сделать.
Он откинулся в кресле и впервые за весь день расслабил усталые мышцы. Тишина вокруг сделалась такой густой, что ее, казалось, можно потрогать. Но Ричард не обращал на это внимания. Он думал о Кэлен.
— Если вы позволите себя убить, пытаясь овладеть миром, я лично переломаю вам все кости, — сжав губы, прошептала Кара сквозь слезы. Ее было почти не слышно в гробовой тишине огромного зала.
Ричард улыбнулся. Тьма под сомкнутыми ресницами вдруг расцвела разноцветными огоньками.
И он осознал внезапно, в чьем кресле сидит: в кресле Матери-Исповедницы, в кресле Кэлен.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:22 | Сообщение # 18 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 17
Хотя по возвращении Броган обнаружил, что его дворец окружен д’харианскими солдатами, это не испортило ему настроения. Все шло отлично. Не совсем так, как он планировал, но все равно отлично. Д’харианцы без задержки впустили его, но предупредили, что ему не стоит даже пытаться снова покинуть дворец этой ночью.
Их наглость была возмутительной, но у Тобиаса не было времени учить их вежливости. Его больше интересовала старуха, которой занимался Этторе. У генерала имелся ряд вопросов, и ему не терпелось получить ответы. Сейчас старая жаба, должно быть, мечтает ответить на них. Этторе — способный парень. И хотя ему впервые доверили провести подготовку к допросу самостоятельно, нет сомнения, он справился как нельзя лучше.
Даже не потрудившись стряхнуть снег с сапог, Броган направился к лестнице. Свет сотен свечей отражался в полированных панелях, которыми были обшиты стены. Стражники в алых плащах поклонились ему, касаясь лба кончиками пальцев, но Тобиас не соизволил ответить на приветствие.
Он сбежал вниз, перепрыгивая через ступеньки. Гальтеро с Лунеттой спешили следом. На нижних этажах панелей не было, и голый камень казался холодным как на взгляд, так и на ощупь. Впрочем, в той комнате, куда спешил Броган, должно было быть очень тепло. Даже жарко.
Потеребив усы, генерал скривился от боли в суставах. В последнее время ревматизм, заработанный им за годы походной жизни, все чаще давал о себе знать. Но Броган напомнил себе, что должен больше думать о делах Создателя и не обращать внимания на мелкие неудобства. Нынче ночью Создатель благословил его весьма существенной помощью. И нельзя допустить, чтобы Его усилия пропали втуне.
На верхних этажах коридоры хорошо охранялись, однако нижние пустовали. Не было необходимости — подвал был глухим. Через него нельзя было ни войти внутрь, ни выйти наружу. На всякий случай Гальтеро проверил длинный коридор, где была комната для допросов. Лунетта, улыбаясь, терпеливо ждала. Тобиас похвалил ее, и теперь на душе у нее было спокойно.
Тобиас вошел в комнату, и первое, что он увидел, была знакомая улыбка Этторе.
Только глаза его уже застлала смертная пелена.
Броган застыл.
Этторе висел на веревке, привязанной к концам металлического штыря, проходившего сквозь его уши. Под ногами у него натекла большая темная лужа.
Вокруг шеи проходил четкий разрез, сделанный острым лезвием. Ниже вся кожа была содрана и валялась на полу небрежной кучей.
Прямо под ребрами зияла дыра. А на полу перед покачивающимся телом лежала печень.
С двух сторон она была слегка надкусана. С одной стороны виднелись следы редких и более крупных зубов, с другой — мелких и целых.
Взвыв от ярости, Броган двинул Лунетту кулаком по спине. Она отлетела к стене и сползла на пол.
— Это быть твоя вина, стреганица! Это ты виновата! Ты должна была остаться здесь и помочь Этторе!
Броган с ненавистью посмотрел на труп своего соратника. Не будь Этторе уже мертв, Броган убил бы его сам, своими руками, за то, что тот позволил старой жабе избежать правосудия. Непростительная ошибка! Настоящий охотник убил бы ее, прежде чем умереть самому. Не важно какой ценой, но убил бы. Насмешливая ухмылка мертвеца выводила генерала из себя, и Броган ударил его по ледяному лицу.
— Ты подвел нас, Этторе! Ты изгнан с бесчестием из рядов Защитников Паствы! Твое имя будет забыто, и никто не осмелится его повторить!
Лунетта поднялась на ноги, прижимая ладонь к окровавленной щеке.
— Я говорила тебе, что мне нужно остаться. Я говорила!
Броган бросил на нее яростный взгляд:
— Не смей оправдываться, стреганица! Если ты знала, что от старой жабы можно ожидать неприятностей, ты должна была остаться!
— Но я же сказала тебе, что мне нужно остаться! — Лунетта всхлипнула. — Ты сам заставил меня пойти с тобой.
Тобиас оставил ее слова без ответа и повернулся к Гальтеро.
— Готовь лошадей, — прошипел он сквозь зубы.
Он едва удерживался, чтобы не убить ее. Как ему хотелось прикончить ее прямо сейчас. Перерезать ей глотку, и дело с концом. Ему до смерти надоело это отродье Зла. Старуха — теперь Броган в этом не сомневался — была кладезем ценнейших сведений. И если бы не его омерзительная сестрица, он бы их получил.
— Сколько седлать лошадей, господин генерал? — шепнул Гальтеро.
Броган не отрывал взгляда от Лунетты. Ему следует убить ее. Вот прямо сейчас, сию секунду.
— Три, — буркнул он.
Гальтеро, прихватив с собой дубинку, выскользнул за дверь, бесшумный как тень, и исчез в коридоре.
Так. Совершенно очевидно, что стража ее не видела. Впрочем, когда речь идет о еретиках, это ровным счетом ничего не значит — но все-таки остается вероятность, что старуха еще во дворце. Гальтеро не нуждается в дополнительных указаниях взять ее живой, если она найдется.
Немедленная расправа не принесет никакой пользы. Старуху обязательно надо допросить. Она заплатит за все, но сначала выложит то, что знает.
Если ее только найдут.
Тобиас поглядел на сестру:
— Ты не чувствуешь ее где-нибудь рядом?
Лунетта покачала головой. Она не чесалась. В такую метель бессмысленно искать следы на снегу. К тому же, как ни горячо Броган хотел посчитаться со старой жабой, еще сильнее ему не терпелось пойти по следу более опасного богохульства. И еще этот магистр Рал... Если Гальтеро сумеет найти старуху — отлично. Но если нет, не стоит тратить бесценное время на трудные и скорее всего бесполезные поиски. Еретики не такая уж редкость. Найдется другой. Господину генералу, предводителю Защитников Паствы, предстоит более важное дело. И он выполнит его во славу Создателя.
Лунетта подошла к брату и обняла его за талию.
— Уже поздно, Тобиас, — проворковала она. — Тебе нужно спать. У тебя был тяжелый день. Разреши Лунетте, и ты почувствуешь себя лучше. Тебе понравится, я обещаю. — Броган промолчал. — Я наведу чары, — предложила она. — Пожалуйста, Тобиас.
Броган поразмыслил. Искушение было велико.
— Нет, на это нет времени. Мы должны выехать немедленно. Надеюсь, ты усвоила сегодняшний урок, Лунетта. Больше ошибок я тебе не прощу!
Лунетта склонила голову:
— Да, господин генерал. Я буду стараться. Буду делать лучше. Увидите.
Он повел ее наверх, в комнату, где беседовал со свидетелями. Перед дверью стояла стража. Зайдя внутрь, Броган взял с длинного стола свою коробочку с трофеями и пристегнул к поясу. Он уже уходил, но у двери вдруг резко остановился. Серебряная монетка, та, что дала ему старуха, исчезла. Броган обернулся к охране:
— После меня сюда никто не входил?
— Нет, господин генерал, — вытянулся по стойке «смирно» стражник. — Ни одной живой души не было.
Броган мысленно выругался. Она побывала здесь. А монету взяла, чтобы он об этом узнал. Броган пошел к выходу. Стражу нет смысла опрашивать. Разумеется, никто ничего не видел. Старуха и ее внучка исчезли. Тобиас выбросил их из головы и заторопился в другое крыло дворца, откуда было ближе всего до конюшни. Гальтеро, без сомнения, все уже подготовил и оседлал лучших коней. В такую метель три человека могут незаметно выскользнуть из дворца, а вот большой отряд — вряд ли. Защитники Паствы — сильные бойцы, однако д’харианцы ничуть не хуже, если не лучше, не мог не признать Броган. К тому же д’харианцев намного больше. Если начнется схватка, они победят. Так что лучше оставить отряд здесь, он отвлечет д’харианцев. Все равно никто не скажет, куда отправился генерал. Нельзя выдать того, чего не знаешь.
Броган осторожно приоткрыл тяжелую дверь и выглянул наружу. Ничего подозрительного. Только метель кружит да тускло светятся окна дворца. Броган давно бы уже приказал погасить лампы, но ему требовалось хоть немного света, чтобы добраться в метель до конюшни.
— Держись рядом со мной, — шепнул он Лунетте. — Если наткнемся на солдат, не мешкай. Они попытаются нас задержать. Этого допустить нельзя. Мы должны ехать по следу Матери-Исповедницы.
— Но, господин генерал...
— Цыц! — рявкнул Бротан. — Если нас попытаются остановить, делай что хочешь, но мы должны уехать отсюда. Поняла?!
— Если их быть много, я смогу только...
— Не испытывай моего терпения, Лунетта. Ты обещала очень стараться. И я даю тебе шанс. Не вздумай подвести меня снова.
Она плотнее закуталась в свои «красотулечки».
— Хорошо, господин генерал.
Броган погасил ближайшую лампу и вытолкнул Лунетту в снежную тьму. Главное — добраться до конюшни. А верхом д’харианцы не успеют их заметить и не смогут остановить.
Впереди замаячили темные очертания конюшни. И тут в снежной пелене замелькали д’харианские солдаты. На бегу вытаскивая мечи, они стали звать подмогу. Свист ветра заглушал голоса, но все же они были услышаны, и теней стало больше. Брогана окружили.
— Лунетта, давай же, что ты стоишь!
Она начала произносить заклинание, но солдаты были настороже. Броган вздрогнул, когда у самой его щеки просвистела стрела. Хвала Создателю, пославшему внезапный порыв ветра, иначе Тобиасу пришлось бы туго. Потом стрелы посыпались градом, и Лунетта пригнулась, пытаясь укрыться от них.
Броган выхватил меч. Он хотел отступить ко дворцу, но путь уже был отрезан. Д’харианцев оказалось слишком много, и Лунетта, уворачиваясь от стрел, не успела закончить заклинание. От страха она могла только повизгивать.
Так же внезапно, как начался, обстрел вдруг прекратился. Сквозь шум ветра Броган расслышал крики ужаса. Схватив Лунетту за руку, он помчался вперед. Главное — добежать до конюшни. А там их должен поджидать Гальтеро.
Несколько солдат попытались преградить им путь, но внезапно начали падать на снег. Броган изумленно смотрел, как они отмахиваются мечами от снежных порывов ветра.
Но ветер безжалостно убил всех до одного.
Тобиас замер. Он видел, как падают д’харианцы. Предсмертные крики перекрыли завывание ветра. Снег окрасился кровью. Тобиас облизнул пересохшие губы. Он не решался пошевелиться, боясь, что ветер убьет и его.
— О Создатель! — громко взмолился он. — Спаси и сохрани! Я выполняю волю Твою!
Со всех сторон к конюшням бежали другие солдаты, но их постигла та же участь. На снегу валялось уже не меньше сотни трупов — все с распоротыми животами. Никогда еще Броган не видел, чтобы людей убивали с такой скоростью и жестокостью.
Наступила тишина. Был слышен только вой ветра. Тобиас в растерянности озирался, стоя посреди сотен трупов, и внезапно перед ним прямо из снега возникла серая бесплотная тень. Потом появились и другие.
Кожа цвета пурги. Гладкие головы, лишенные волос и ушей, крошечные змеиные глазки. Под плащами у существ были плотно обтягивающие тело кожаные одежды. В руке у каждого — кинжал с тремя лезвиями.
Этих существ Броган уже видел сегодня. На кольях возле дворца Исповедниц. Мрисвизы. Понаблюдав, как мрисвизы расправляются с опытными д’харианскими воинами, Тобиас решительно не мог понять, каким образом магистр Рал или кто-то другой сумел убить хотя бы одного из них, — а трупов перед дворцом висело немало.
Мрисвиз, склонив голову набок, посмотрел на Брогана немигающим взглядом и прошипел:
— Ух-ходи...
— Что? — оторопел Броган.
— Ух-ходи. — Существо быстро взмахнуло кинжалом. — С-спасайся.
— Но почему? Почему вы это делаете? Почему даете нам убежать?
Безгубый рот раздвинулся в подобии улыбки.
— Так хочет с-сноходец. А теперь ух-ходи, пока не появились другие люди. Иди.
— Но...
Мрисвиз натянул на голову капюшон и исчез в вое ветра.
Как ни вглядывался Тобиас во тьму, он не видел ничего, кроме снега.
Почему эти порождения зла помогли ему? Почему убили его врагов? Почему позволили ему уйти живым?
Внезапное озарение словно теплой волной омыло его. Их послал Создатель! Ну конечно! Как он мог быть настолько слеп? Магистр Рал сказал, что убил мрисвизов. Но магистр Рал — приспешник Владетеля. Если бы мрисвизы были порождением Зла, он сражался бы вместе с ними, а не против них.
Мрисвиз сказал, что их послал сноходец. А Создатель является Тобиасу во сне. Нет, сомнений быть не может, наверняка мрисвизов послал Создатель.
— Лунетта, — обернулся Броган к сестре. — Мне во сне является Создатель. Именно его они имели в виду, говоря о сноходце. Лунетта, Создатель послал их, чтобы меня защитить.
Лунетта круглыми глазами смотрела на брата.
— Сам Создатель выступил в твою защиту! Сам Создатель хранит тебя! Должно быть, он уготовил тебе великое предназначение.
Броган подобрал меч, который выронил в страхе, и выпрямился, улыбаясь.
— Надеюсь, Лунетта. Я всегда исполнял его волю, поэтому Он меня защитил. Поторопись, мы должны поскорее уехать, как Он велел нам устами своих посланников.
Броган двинулся вперед, но дорогу ему преградила высокая фигура.
— Так-так, господин генерал. Куда-то собрались? — На лице д’харианца появилась угрожающая ухмылка. — Хочешь наложить на меня заклятие, колдунья?
Тобиас еще не убрал меч в ножны, но прекрасно понимал, что ему не успеть.
Раздался сухой удар, и гигант рухнул лицом в снег к ногам Брогана. Над ним Тобиас увидел Гальтеро с дубинкой в руках.
— Ну, Гальтеро, этой ночью ты заслужил повышение.
Создатель вновь одарил его бесценным даром, лишний раз доказав, что для благочестивого человека нет ничего невозможного. К счастью, Гальтеро хватило ума воспользоваться дубинкой, а не ножом. Огромный д’харианец был жив, хотя и истекал кровью.
— Ну что ж, в конечном итоге эта ночь оказалась чрезвычайно удачной. Лунетта, ты вылечишь этого парня, но перед тем тебе придется еще потрудиться во славу Создателя.
Лунетта склонилась над бесчувственным телом, пробежав пальцами по окровавленным волосам.
— Может, я сначала его подлечу? Гальтеро быть сильнее, чем он думает.
— А вот это, сестрица, было бы неразумно. Лечение подождет. Лошади готовы?
— Да, господин генерал, — ответил Гальтеро.
Тобиас достал кинжал, который отдал ему Гальтеро.
— Поторопись, Лунетта. — Присев на корточки, он перекатил бесчувственное тело на спину. — А потом мы двинемся по следу Матери-Исповедницы.
Лунетта, приблизившись, пристально поглядела на оглушенного д’харианца.
— Но, господин генерал, я же сказала, что волшебная паутина скрывает ее от нас. Мы не можем увидеть нити этой паутины. Мы не узнаем ее.
Губы Брогана растянулись в злобной усмешке.
— Но одна нить все же известна. Имя Матери-Исповедницы — Кэлен Амнелл.
Глава 18
Как Верна и опасалась, она превратилась в пленницу. Пленницу высокопоставленную, пленницу за бумажными запорами — но все равно пленницу.
Зевая, Верна перебирала бумаги. Любые расходы требовали ее подписи. Она решительно не понимала, зачем это нужно, но, поскольку вступила в должность всего несколько дней назад, пока не могла отважиться заявить, что просмотр и визирование бумаг — пустая трата времени. Сестра Леома, или Дульчи, или Филиппа, отводя глаза, тихо объяснили бы, что это делается не для того, чтобы утомлять аббатису, а потому, что так нужно. При этом ей еще бы пришлось выслушать долгую речь насчет пагубных последствий, которые не замедлят случиться, если аббатиса не будет лично заниматься проверкой финансов — делом, едва ли требующим значительных усилий с ее стороны, но столь необходимым для блага обители.
Вздохнув, Верна принялась изучать отчет по расходам на конюшни: овес и сено, упряжь, замена подков, ремонт денника, разнесенного вдребезги жеребцом, а также починка стены, разбитой лошадьми, которые испугались чего-то среди ночи. Придется серьезно поговорить с конюхами, чтобы получше воспитывали своих питомцев. Обмакнув перо в чернила, Верна снова вздохнула и поставила внизу листа свою подпись.
В дверь негромко постучали. Верна взяла следующую бумагу — длиннющий отчет от мясника — и начала медленно просматривать цифры. Она и представления не имела, как дорого обходится содержание Дворца Пророков.
Стук повторился. Наверное, это сестра Дульчи или Феба с очередной кипой бумаг. Верна еще ни разу не успела подписать документы до того, как принесут новые. И как только аббатиса Аннелина умудрялась со всем этим справляться? А может, это сестра Леома желает поведать об очередных беспорядках, которые повлек за собой какой-нибудь недостаточно хорошо продуманный приказ аббатисы или просто неосторожно брошенное замечание. Лучше всего не открывать — тогда тот, кто стучится, решит, что она занята, и уйдет.
Кроме своей старой подруги Фебы, Верна взяла себе в помощницы сестру Дульчи — не столько из-за ее опыта, сколько ради того, чтобы она почаще была на виду. По той же причине были назначены на должность «доверенных советников» сестры Филиппа и Леома. Верна ни одной из них не доверяла, хотя и вынуждена была признать, что они показали себя дельными советницами и всегда в первую очередь думали об интересах Дворца и аббатисы. Верну, надо сказать, сильно огорчало, что она не может найти ни одного изъяна в советах, которые они давали.
Стук повторился — вежливый, но настойчивый.
— Да? В чем дело?
Дверь приоткрылась, и появилась кудрявая голова Уоррена. За ним Верна увидела сестру Дульчи, которая, вытянув шею, пыталась разглядеть, далеко ли аббатиса продвинулась с документацией. Не обращая внимания на недовольный взгляд Верны, Уоррен спокойно вошел в кабинет.
Во время схватки между предшественницей Верны и сестрами Тьмы кабинет основательно пострадал. Его восстановили как можно скорее, чтобы новая аббатиса не испытывала неудобств, и Верна точно знала, в какую сумму обошелся ремонт. Она сама подписывала счета.
Уоррен облокотился на ореховый стол и взглянул Верне в глаза.
— Добрый вечер, Верна. Я вижу, ты вся в работе. Важные дела, смею предположить, раз ты засиделась так поздно?
Верна поджала губы. Но прежде чем она успела разразиться гневной тирадой, сестра Дульчи, воспользовавшись возможностью, просунула голову в дверь.
— Я только что закончила обработку сегодняшних докладов, аббатиса. Не желаете ли получить их сейчас? С предыдущими вы, должно быть, уже заканчиваете?
Верна с мерзкой улыбочкой ткнула пальцем в гору бумаг на столе. Сестра Дульчи еле заметно вздрогнула. Ее проницательные глаза обежали комнату, на мгновение задержавшись на Уоррене. Потом она вошла в кабинет и пригладила седые волосы жестом, означавшим покорность судьбе.
— Могу я чем-то помочь, аббатиса?
Верна развела руки над столом.
— Да, сестра, еще как можете! В этом деле ваш опыт будет просто незаменим. — Верна протянула ей один из документов. — Я хочу, чтобы вы немедленно отправились на конюшню. У нас там возникли неприятности, и источник их окутан тайной.
Сестра Дульчи расцвела.
— Неприятности, аббатиса?
— Да. Похоже, пропало несколько лошадей.
Сестра Дульчи, чуть наклонившись, понизила голос и произнесла в присущей ей снисходительной манере:
— Если я правильно припоминаю доклад, о котором вы говорите, аббатиса, лошади ночью испугались чего-то и убежали. Ничего страшного, скоро они сами вернутся.
— Да, конечно, сестра. Но все же я хочу, чтобы мастер Финч объяснил, каким образом лошади умудрились сломать стену и почему они до сих пор не найдены.
— Прошу прощения, аббатиса?
Верна приподняла бровь в насмешливом недоумении.
— Мы ведь живем на острове, не так ли? Куда они могли исчезнуть с него? Стража на мосту не видела их. Во всяком случае, у меня нет доклада об этом событии. В это время года рыбаки от зари до зари ловят рыбу, и тем не менее никто из них не видел переплывающих реку лошадей. Так где же они?
— Ну, я не знаю... Возможно...
Верна холодно улыбнулась:
— Возможно, мастер Финч продал их, а нам сказал, что они убежали, чтобы скрыть кражу?
Сестра Дульчи выпрямилась.
— Аббатиса, вы, конечно же, не хотите обвинить...
Верна вскочила, хлопнув ладонью по столу.
— Упряжи тоже нет. Она что, тоже сбежала ночью? Или лошади сами себя взнуздали, перед тем как пробежаться?
Сестра Дульчи побледнела.
— Я... Ну, я... Я пойду проверю...
— Вы немедленно отправитесь на конюшню и скажете мастеру Финчу, что, если лошади не будут найдены до следующей проверки, их стоимость, как и стоимость упряжи, будет вычтена из его жалованья!
Сестра Дульчи торопливо поклонилась и вылетела из кабинета. Когда дверь за ней захлопнулась, Уоррен усмехнулся:
— Похоже, ты вполне втянулась в работу, Верна!
— Уоррен, хоть ты меня не трогай!
Уоррен сразу перестал улыбаться.
— Верна, успокойся. Это всего лишь лошади. Финч их отыщет. Не стоит из-за этого плакать.
Верна недоуменно моргнула. Коснувшись пальцами щек, она почувствовала, что они действительно влажные.
— Извини, Уоррен. Не знаю, что со мной творится. Наверное, я просто устала.
— Верна, нельзя так расстраиваться из-за какой-то кучи бумажек.
— Ты только погляди, Уоррен! — Она выхватила из стопки первый попавшийся доклад. — Аббатисса, которая утверждает стоимость вывоза навоза! Ты хоть имеешь понятие, сколько навоза производят эти чертовы кони?! И сколько они жрут, чтобы произвести этот навоз?
— Честно говоря, нет. Должен признать, что...
Верна выхватила следующую бумагу.
— Масло...
— Масло? — переспросил Уоррен.
— Да, масло. — Верна пробежала глазами документ. — Оно прогоркло, и нам нужно купить десять фургонов масла, чтобы восполнить запасы. А я должна рассмотреть этот вопрос и решить, будем мы платить цену, которую назначил торговец, или поищем другого.
— Вероятно, это действительно важно... — с сомнением произнес Уоррен.
Верна взяла третий доклад.
— Кровельщики. Кровельщики и плотники чинят крышу в обеденном зале. И перекрытия. Ударила молния, Уоррен, ты понимаешь? Они говорят, что теперь чуть ли не половину крыши нужно снимать и менять. Десять человек будут работать две недели, и мне нужно решить, подходящее ли сейчас для этого время, и завизировать сумму, которую им заплатят.
— Ну, раз люди работают, они имеют право получать за это деньги, разве не так?
Верна потерла пальцем тяжелый золотой перстень.
— Я надеялась, став аббатисой, многое изменить во Дворце. Мы, сестры Света, порой ошибаемся, считая, что выполняем волю Создателя. Но эти бумаги — все, чем я занимаюсь, Уоррен. Посмотри на них. Я читаю их днем и ночью, пока в глазах не начинает рябить.
— Наверное, это все-таки важно, Верна, — повторил Уоррен.
— Важно? — С преувеличенной аккуратностью она извлекла из кипы еще один документ. — Посмотрим, что здесь... Похоже, двое наших «молодых людей» напились и устроили пожар в гостинице... огонь распространился... нанесен значительный ущерб... владельцы хотят, чтобы Дворец компенсировал убытки. — Она отложила бумагу в сторону. — С этими двумя придется провести серьезную и продолжительную беседу.
— Вот видишь, Верна... — начал Уоррен, но она его перебила:
— А здесь у нас что? Счет от швеи. За платья для послушниц. — Верна взяла следующий. — А это? Соль. Трех наименований.
— Но, Верна...
Не дав Уоррену и слова сказать, Верна выудила еще один.
— Ну а тут? — Она с издевательской серьезностью нахмурила брови. — Копание могил.
— Что?
— Два могильщика. Хотят получить деньги за свою работу. — Она пробежала глазами документ. — И должна заметить, они довольно высоко оценивают свое мастерство.
— Послушай, Верна, мне кажется, ты здесь чересчур засиделась. Тебе нужно подышать свежим воздухом. Как ты на это смотришь?
— Прогуляться? Уоррен, у меня нет времени...
— Аббатиса, вы слишком долго сидите на одном месте. Вам необходим моцион. — Уоррен многозначительно показал глазами на дверь. — Так как насчет прогулки?
Верна тоже взглянула на дверь. Если сестра Дульчи отправилась выполнять ее поручение, то в приемной сейчас только сестра Феба. А Феба — подруга... Но Верна тут же напомнила себе, что верить нельзя никому.
— Ну... Да, полагаю, небольшая прогулка мне не повредит.
Уоррен, обогнув стол, взял ее за руку и помог подняться.
— Вот и прекрасно. Пошли?
Вырвав руку, Верна одарила его убийственным взглядом.
Она стиснула зубы, но почти пропела:
— О да, почему бы и нет?
Услышав звук открывающейся двери, сестра Феба, поспешно вскочив, склонилась в поклоне.
— Аббатиса... Вам что-нибудь нужно? Может, немного супа? Или чай?
— Феба, я тебе сотню раз говорила: не надо кланяться всякий раз, как ты меня видишь!
Феба поклонилась опять:
— Да, аббатиса. — Ее круглое личико вспыхнуло. — Я хотела сказать... Извините, аббатиса. Простите меня.
Верна, вздохнув, собрала остатки терпения.
— Сестра Феба, мы знаем друг друга еще со времен послушничества. Сколько раз нас с тобой отправляли на кухню скрести котлы за... — Верна глянула на Уоррена. — Ну, не помню уже за что, но, одним словом, мы с тобой — старые друзья. Пожалуйста, постарайся об этом не забывать, хорошо?
Феба несмело улыбнулась:
— Конечно... Верна. — Она чуть вздрогнула, называя аббатису по имени, и покраснела еще больше.
Едва они вышли в коридор, Уоррен сразу же поинтересовался, за что подруг отправляли чистить котлы.
— Не помню! — рявкнула Верна, оглядывая пустой коридор. — Ну и зачем ты меня вытащил из кабинета?
— Просто, чтобы ты прогулялась, — пожал плечами Уоррен. Он, в свою очередь, тоже внимательно оглядел коридор, затем многозначительно посмотрел на Верну. — Я подумал, что, возможно, аббатисе захочется навестить сестру Симону.
Верна споткнулась на ровном месте. Сестра Симона вот уже несколько недель была не в себе — ей снились кошмары, и ее держали в защищенной комнате, чтобы она не могла причинить вред ни себе, ни кому-то еще.
Уоррен, наклонившись к Верне, прошептал:
— Я к ней уже заходил.
— Почему?
Уоррен указал пальцем вниз. Подвалы. Он имел в виду библиотеку. Верна нахмурилась:
— И как дела у бедной Симоны?
На пересечении коридоров Уоррен еще раз огляделся по сторонам.
— Меня к ней не пустили.
На улице лило как из ведра. Верна, накинув на голову шаль, нырнула под дождь, стараясь ступать по камням. В свете, льющемся из окон, блестели огромные лужи. Стражники, охраняющие покои аббатисы, почтительно склонились, когда Верна с Уорреном пробегали мимо, спеша оказаться под крышей.
Добежав до укрытия, Верна стряхнула с шали капли дождя и укутала плечи. Балахон Уоррена промок насквозь. Переход, в котором они оказались, был образован виноградными лозами, но, поскольку ветра не было, здесь оказалось довольно сухо. Верна вгляделась во тьму, но не увидела ничего подозрительного. До следующего здания — больницы — было довольно далеко.
Верна села на каменную скамью. Уоррен был готов двинуться дальше, но, подумав, присел с нею рядом. Верна дышала полной грудью, наслаждаясь запахом дождя и влажной земли. Она не привыкла подолгу сидеть в четырех стенах. Она любила простор, мягкая земля служила ей удобной постелью, а деревья и поля — отличным кабинетом, но эта жизнь для нее закончилась. Под окнами аббатисы был разбит замечательный сад, а у нее до сих пор не нашлось времени хотя бы взглянуть на него.
Издалека доносился барабанный бой — словно мерная поступь рока.
— Я коснулся своего Хань, — нарушил наконец молчание Уоррен. — И не чувствую посторонних поблизости.
— А ты можешь почувствовать присутствие того, кто владеет Магией Ущерба, да? — шепнула Верна.
Уоррен вгляделся во тьму.
— Об этом я не подумал.
— Так в чем дело, Уоррен?
— Ты думаешь, мы одни?
— Откуда я знаю!
Уоррен опять огляделся и судорожно сглотнул.
— Я, видишь ли, в последнее время довольно много читал. — Он вновь махнул рукой в сторону библиотеки. — И подумал, что нам стоит навестить сестру Симону.
— Ты уже говорил. Но до сих пор не объяснил, зачем это нужно.
— В том, что я прочитал, кое-что говорилось о снах, — пояснил Уоррен.
Верна попыталась заглянуть ему в глаза, но в темноте могла различить лишь его силуэт.
— Симоне снятся сны, — проговорила она, чувствуя, как дрожит от холода Уоррен. По крайней мере Верна надеялась, что от холода. Внезапно, сама не успев сообразить, что делает, она обняла Уорена и положила его голову к себе на плечо.
— Верна, — выдохнул он, — Мне так одиноко! Я боюсь перемолвиться с кем-нибудь словом. Мне все время кажется, что за мной следят. Каждый день я жду, что начнутся расспросы, что это я изучаю и по чьему распоряжению. Тебя за последние три дня я видел лишь раз, а больше мне не с кем поговорить.
Она погладила его по волосам.
— Знаю, Уоррен. Мне тоже хотелось с тобой поговорить, но я была слишком занята. Столько работы!
— Может, они заваливают тебя работой, чтобы ты не путалась у них под ногами, пока они... занимаются своими делами.
Верна покачала головой:
— Все может быть. Мне ведь тоже страшно, Уоррен. Я все время боюсь совершить ошибку или, наоборот, не сделать того, что необходимо. Ведь расплачиваться придется всем. Я боюсь сказать «нет» Леоме, Филиппе, Дульчи и Марене, когда они мне советуют. Если они на нашей стороне, значит, я должна к ним прислушиваться. А если нет... Но, во всяком случае, пока работа, которой они мне советуют заниматься, вроде бы не должна принести большого вреда. Чему может навредить чтение отчетов?
— Разве что отвлечь тебя от чего-то важного.
Верна снова погладила Уоррена по волосам и легонько отстранила его от себя.
— Знаю. Я постараюсь как можно чаще ходить с тобой на «прогулки». Свежий воздух пойдет мне на пользу.
Уоррен сжал ее ладонь.
— Я рад этому, Верна. — Поднявшись, он оправил балахон. — Ну, пошли, посмотрим, как поживает сестра Симона.
Больница была одним из самых маленьких зданий на острове Халзбанд. Обычные болезни и раны сестры умели лечить с помощью Хань, а болезни, не поддающиеся их лечению, как правило, кончались скорой смертью больного. Поэтому обитателями больницы были главным образом несколько одиноких стариков из числа дворцовых слуг, за которыми некому больше ухаживать. И там же держали умалишенных. От дара было немного толку в лечении душевных заболеваний.
У входа Верна при помощи Хань зажгла лампу и прихватила ее с собой. Они двинулись по темному коридору туда, где, по словам Уоррена, содержалась сестра Симона. Дойдя до конца коридора, они прошли через три двери, защищенные целой паутиной различных заклинаний. Эти щиты, впрочем, не представляли особого препятствия для владеющего даром, даже если он сумасшедший, поэтому четвертая дверь была железной, с массивным засовом, который нельзя было открыть изнутри даже с помощью магии. Его устанавливали несколько сестер — и все, обладающие немалой силой.
При виде Верны с Уорреном двое стражников вытянулись по стойке «смирно» и поклонились, но от двери не отошли. Уоррен вежливо поздоровался и жестом приказал им открыть засов.
— Извини, сынок, но сюда никому нельзя.
Верна, сверкнув глазами, оттолкнула Уоррена.
— Это правда, «сынок»? — спросила она стража. Тот кивнул. — И кто же так распорядился?
— Мой командир, сестра. Не знаю, кто приказал ему, но, несомненно, кто-то из высокопоставленных сестер.
Она сунула ему под нос золотой перстень.
— Более высокопоставленная, чем я?
Глаза стражника стали круглыми.
— Нет, аббатиса. Конечно, нет! Простите, я вас не узнал.
— Сколько человек за дверью?
Грохот отодвигаемого засова эхом разнесся по коридору.
— Только больная сестра, аббатиса.
— Кто-нибудь из сестер присматривает за ней?
— Нет. Они ушли на ночь.
Оказавшись по ту сторону металлической двери, когда охрана не могла его услышать, Уоррен хмыкнул.
— Наконец-то ты нашла хоть какое-то применение этому перстню!
Внезапно Верна остановилась.
— Уоррен, а как, по-твоему, он мог оказаться на том постаменте после похорон?
Уоррен перестал улыбаться.
— Ну, дай-ка подумать... — Он помолчал, а потом отрицательно покачал головой. — Не знаю. А ты что думаешь?
Верна пожала плечами.
— Он был защищен светом. Мало кто способен сплести световой кокон. Если, как ты говоришь, аббатиса Аннелина не доверяла никому, кроме меня, кого же она могла попросить положить туда перстень и сплести вокруг него кокон?
— Представления не имею. — Уоррен одернул намокший балахон. — Может, она сама сплела этот кокон?
— С погребального костра? — выгнула бровь Верна.
— Да нет, я имею в виду, что она могла сплести кокон, а кто-то потом просто установил его там. Ну, как сестры накладывают — заклинание на палочку, чтобы прислуга потом зажигала ею свечи, не капая воском на пол и ковры.
Верна подняла лампу повыше, чтобы видеть его глаза.
— Какой ты догадливый!
Уоррен улыбнулся, но потом снова стал серьезным.
— Но остается открытым вопрос: кто это сделал.
Верна опустила лампу.
— Может, кто-нибудь из прислуги, кому она доверяла. Кто-то, не владеющий даром, чтобы она не беспокоилась, что... — Верна оглянулась на пустой темный коридор. — Ну, ты понимаешь, о чем я. Уоррен кивнул, и они пошли дальше. — Я постараюсь это выяснить.
Из-под двери комнаты, где содержалась сестра Симона, выскакивали тихие молнии. Волшебный щит то и дело потрескивал, нейтрализуя воздействующую на него магию. Сестра Симона явно пыталась его взломать.
Поскольку сестра Симона была не в себе, этого следовало ожидать. Странно было, что ей это не удается. Верна видела, что установленный перед дверью щит — один из самых простейших, с его помощью обычно запирают юных шалунов, которые еще ничего не смыслят в магии.
Верна коснулась своего Хань и прошла сквозь щит. Уоррен шел следом. Верна постучала, и молнии, выскакивающие из-под двери, мгновенно исчезли.
— Симона? Это Верна Совентрин. Ты ведь помнишь меня, дорогая? Могу я войти?
Молчание. Верна повернула ручку и вошла, держа лампу перед собой. В комнате не было ничего, кроме подноса с кувшином, хлебом и фруктами, тонкого тюфяка и ночного горшка. В углу жалась чумазая женщина маленького росточка.
— Оставь меня, демон! — завизжала она.
— Симона, все хорошо. Это всего лишь я, Верна, и мой друг Уоррен. Не бойся!
Симона щурилась и моргала от яркого света, поэтому Верна убрала лампу за спину, чтобы не слепить ей глаза. Симона пригляделась к ней.
— Верна?
— Ну да, я же сказала.
Симона несколько раз поцеловала свой перстень, громко возблагодарив Создателя. Потом она быстро проползла по полу, ухватила подол платья Верны и тоже принялась целовать.
— О, благодарю тебя, что ты пришла! — Симона с трудом поднялась на ноги. — Торопись! Мы должны бежать!
Верна, обняв Симону за плечи, усадила ее на тюфяк и осторожно убрала ей со лба прядь грязных, спутанных волос.
И замерла.
У Симоны на шее блестел ошейник. Так вот почему она не могла сломать щит! Никогда еще Верна не видела Рада-Хань на сестре Света. Ей стало дурно. Она слышала, разумеется, что и в прежние времена на утративших разум сестер надевали ошейник. Оставлять на свободе сумасшедшего, который владеет даром, — все равно что метнуть молнию в толпу. Его необходимо держать под контролем. И все же...
— Симона, тебе ничто не угрожает. Ты во Дворце, под защитой Создателя. Тебе нечего бояться.
Симона разрыдалась.
— Я должна бежать. Пожалуйста, отпусти меня. Я должна бежать.
— Но почему, дорогая?
Симона вытерла слезы, размазывая по лицу грязь.
— Он идет.
— Кто?
— Тот, из моих снов. Сноходец.
— Кто он, этот сноходец?
Симона отшатнулась.
— Владетель.
Верна помолчала.
— Этот сноходец — сам Владетель?
Симона так отчаянно закивала, что Верна испугалась, как бы она не свернула себе шею.
— Иногда. А иногда — Создатель.
— Что?! — не удержался Уоррен.
Симона вздрогнула.
— Это ты? Ты тот самый?
— Я Уоррен, сестра. Ученик, и не больше.
Симона провела пальцем по потрескавшимся губам.
— Тогда тебе тоже нужно бежать. Он идет. Ему нужны те, кто наделен даром.
— Тому, из твоих снов? — спросила Верна. Симона опять яростно закивала. — А что он делает в твоих снах?
— Мучает меня. Ранит. Он... — Она в отчаянии поцеловала свое кольцо, ища защиты у Создателя. — Он требует, чтобы я нарушила свои обеты. Велит мне делать разные вещи... Он демон! Иногда он прикидывается Создателем, чтобы меня обмануть, но я знаю, что это он! Знаю. Он демон!
Верна обняла ее.
— Это только кошмар, Симона. Всего лишь сон. Постарайся это понять.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:22 | Сообщение # 19 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Симона отчаянно замотала головой:
— Нет! Это сон, но это не сон! Он идет! Мы должны бежать!
Верна сочувственно улыбнулась:
— Почему ты так думаешь?
— Он сам мне сказал. Он идет.
— Разве ты не понимаешь, дорогая? Это происходит только во сне, а когда ты бодрствуешь, ничего нет. Это не настоящее.
— Сны настоящие. И когда я не сплю, я тоже знаю, что он идет.
— Сейчас ты не спишь. Сейчас ты тоже уверена, что знаешь? — Симона кивнула. — Но откуда тебе это известно? Ведь когда ты не спишь, он не приходит к тебе и не говорит с тобой. Как же ты можешь знать, что он идет?
— Я слышу его предупреждение. — Взгляд Симоны перебегал с Уоррена на Верну и обратно. — Я не сумасшедшая. Нет. Разве вы не слышите барабаны?
— Да, сестра, слышим, — улыбнулся Уоррен. — Но они не имеют отношения к твоим снам. Этот барабанный бой всего лишь возвещает о грядущем прибытии императора.
Симона снова потеребила губу.
— Императора?
— Ну да, — сказал Уоррен. — Императора Древнего мира. Он прибывает сюда с визитом, только и всего. Вот что означает этот барабанный бой.
Симона озабоченно сдвинула брови.
— Император?
— Да, — подтвердил Уоррен. — Император Джегань.
С громким криком Симона отскочила в угол. Она кричала так, словно с нее сдирают кожу, и отчаянно размахивала руками. Верна подбежала к ней, пытаясь поймать ее руки и успокоить.
— Симона, с нами ты в безопасности. Ну, скажи, что случилось?
— Это он! — повторяла Симона. — Джегань! Это имя сноходца! Пусти меня! Пожалуйста, дай мне уйти, пока он не пришел!
Симона вырвалась и начала метаться по комнате, разбрасывая во все стороны молнии. Они срывали краску со стен, как огромные сверкающие когти. Верна с Уорреном попытались поймать ее, успокоить — но тщетно. Не найдя выход из комнаты, Симона принялась биться головой о стену. Казалось, у этой крошечной женщины сила десятерых огромных мужчин.
В конце концов с огромной неохотой Верна вынуждена была прибегнуть к Рада-Хань.
Когда им удалось наконец успокоить Симону, Уоррен залечил ей разбитый лоб. Верна припомнила заклятие, которое обычно накладывали на только что прибывших во Дворец мальчиков, если им снились кошмары вдали от родного дома. Сжав в руках Рада-Хань, Верна наложила его на Симону. Дыхание ее замедлилось, и она заснула глубоким сном. «Будем надеяться, без сновидений», — подумала Верна.
Когда они вышли и закрыли за собой дверь, Верна обессиленно прислонилась к стене.
— Ты выяснил то, что хотел?
Уоррен судорожно сглотнул.
— Боюсь, что да.
Верна ждала другого ответа, но Уоррен явно не намеревался добавлять что-то еще.
— Ну?
— Одним словом, я не уверен, что сестра Симона утратила разум. Во всяком случае, не в обычном смысле этого слова. — Он потеребил вышивку на рукаве. — Мне нужно еще кое-что прочесть. Может, это все чепуха. В книгах, знаешь ли, все очень сложно. Я расскажу тебе, если что-то найду.
Целуя кольцо, Верна почувствовала губами непривычный контур перстня аббатисы.
— О Создатель, — взмолилась она вслух, — огради этого глупого молодого человека от беды, чтобы я своими руками могла его придушить!
Уоррен закатил глаза.
— Послушай, Верна...
— Аббатиса, — поправила она. Уоррен вздохнул и нехотя кивнул:
— Хорошо, я расскажу тебе, только учти, что речь идет об очень старой и очень неясной развилке. В пророчествах вообще полно ложных развилок — а это к тому же древнее и редко встречающееся. Одно лишь это делает его ненадежным, не считая всего остального. Оно битком набито несуразицами и противоречиями, а чтобы проверить их, потребуются месяцы работы. Некоторые связки имеют тройные ветвления! Отслеживание назад любого ветвления удваивает количество ложных линий, а если оно еще и тройное, то количество загадок возрастает в геометрической прогрессии, потому что...
Верна положила руку ему на плечо, и он замолчал.
— Уоррен, не надо мне объяснять. Я все это знаю.
Уоррен стряхнул с плеча ее руку.
— Ну да, конечно. Я забыл, что ты была самой прилежной ученицей. Прости. Я просто увлекся.
— Ладно, Уоррен. Так почему, по-твоему, Симона не утратила разум в обычном смысле этого слова?
— Из-за «сноходца». В двух старинных книгах несколько раз упоминается «сноходец». Книги в плохом состоянии, очень ветхие. Но больше всего меня беспокоит не это. Я боюсь, что на самом деле о нем писали гораздо чаще — просто сохранились лишь эти два манускрипта. От тех времен их до нас вообще дошло мало.
— Насколько они древние?
— Им больше трех тысяч лет.
Верна выгнула бровь.
— Времен великой войны? — Уоррен кивком подтвердил. — И что же там сказано о сноходце?
— Очень трудно понять. Когда о нем упоминается, то скорее не как о человеке, а как об оружии.
— Оружии? Что это значит?
— Не знаю. Но судя по контексту, это не то чтобы предмет, а скорее нечто такое, что может быть и человеком.
— Может, как это часто бывает, речь идет о каком-то мастере своего дела? Хорошего оружейника тоже нередко называют оружием — в знак уважения.
Уоррен поднял палец:
— Вот оно! Ты дала очень близкое описание, Верна.
— И что же это оружие делает?
Уоррен вздохнул:
— Не знаю. Но знаю, что сноходец имеет какое-то отношение к Башням Погибели.
— Ты хочешь сказать, что сноходцы построили эти башни?
Уоррен наклонился к Верне вплотную.
— Нет. Я думаю, башни построили, чтобы остановить их.
Верна насторожилась.
— Ричард уничтожил башни, — произнесла она, не сознавая, что говорит вслух. — Что там еще сказано? — спросила она Уоррена.
— Пока это все, что мне известно. И даже то, о чем я тебе рассказал, по большей части спорно. Прошло три тысячи лет. Это могут быть просто сказки, а не реальность.
Верна скосила глаза на дверь у себя за спиной.
— То, что я там увидела, мне показалось вполне реальным.
— Мне тоже, — поморщился Уоррен.
— И все же — что ты имел в виду, говоря, что она не сумасшедшая в обычном смысле слова?
— Я не думаю, что сестра Симона видит сны, свойственные сумасшедшим, или выдумывает. Я полагаю, что некое событие действительно произошло, и именно поэтому она находится в таком состоянии. В книгах есть намек на то, что этот «оружейник» воздействует на человека так, что тот становится неспособным отличить сон от яви. Мозг не может полностью избавиться от кошмара или, наоборот, отключиться от окружающего мира, когда человек спит.
— На мой взгляд, если человек не может отличить реальное от фантазии, это обычное сумасшествие.
Уоррен поднял руку. На ладони вспыхнуло пламя.
— А что такое реальность? Я вообразил огонь, и мой «сон» воплотился в жизнь. Мой бодрствующий разум создал это пламя.
Верна, теребя прядь волос, принялась размышлять вслух:
— Подобно завесе, отделяющий мир живых от мира мертвых, в нашем мозгу существует барьер, который разделяет реальность и воображение. С помощью воли мы контролируем то, что является для нас реальностью.
Вдруг она резко вскинула голову.
— О Создатель, ведь именно этот барьер не позволяет нам воспользоваться Хань, когда мы спим! Если бы его не существовало, человек не мог бы контролировать свой Хань во сне.
Уоррен кивнул:
— Мы держим наш Хань под контролем. Наше воображение может воплотиться в реальность. Но его, когда мы бодрствуем, контролирует разум. — Он наклонился к Верне, его голубые глаза загорелись. — А во сне этих ограничений нет. В них сноходец способен изменять реальность. А обладающие даром вполне могут воплотить в жизнь его указания.
— Действительно, оружие, — прошептала Верна.
Потянув Уоррена за руку, она устремилась к выходу. Какой бы ни была пугающей неизвестность, когда рядом друг, как-то спокойнее. В голове у нее роились вопросы и сомнения. Но теперь она аббатиса, и именно ей предстоит найти ответы, прежде чем начнутся неприятности.
— А кто, кстати, умер? — спросил вдруг Уоррен.
— Аббатиса и Натан, — машинально ответила Верна, поскольку мысли ее витали совсем в другой области.
— Нет, их похоронили, как полагается. Я имел в виду, кто еще?
Верна остановилась.
— Кроме аббатисы и Натана? Никто. У нас довольно давно никто не умирал.
В синих глазах чародея отражался свет лампы.
— Тогда зачем понадобились услуги могильщиков?
Глава 19
Ричард спрыгнул с коня и бросил поводья подбежавшему солдату. Следом за ним во двор галопом влетел конный отряд из двух сотен человек. Ричард похлопал по шее разгоряченного скакуна, а Улик с Иганом тем временем слезли со своих лошадей. Пар от дыхания людей и животных поднимался в морозном воздухе. Солдаты были обескуражены и в растерянности молчали. Ричарда переполнял гнев. Стянув толстую перчатку, он поскреб четырехдневную щетину на подбородке и зевнул. Он устал и был голоден. Но главным образом он был исключительно зол. Следопыты, которых он взял с собой, знали свое дело отлично. Генерал Райбих уверял, что это самые лучшие его разведчики — но как бы хороши они ни были, мастерство их оказалось недостаточно высоким. Ричард и сам был опытным следопытом, но метель сильно осложнила дело, и в конце концов пришлось вернуться ни с чем. Вообще-то в погоне не было особой необходимости, просто Ричард чувствовал, что его обвели вокруг пальца. Ему был брошен вызов, и он с ним не справился. Ни в коем случае нельзя было доверять этому Брогану. Ну почему он всегда верит, что людей можно убедить разумными доводами?
Почему каждый раз считает, что они в душе все хорошие и если дать им возможность, это непременно проявится?
По дороге к дворцу Ричард попросил Улика с Иганом найти генерала Райбиха. Он подозревал, что за время его отсутствия случилось еще какая-нибудь неприятность. Мрачный замок Волшебника взирал на него со склона горы, как темный великан с холодным снежным плащом на гранитных плечах.
На кухне суетилась госпожа Сандерхолт. Ричард поинтересовался, не найдется ли что-нибудь поесть для него и двух его телохранителей. Сухари, остатки супа — все равно что. Госпожа Сандерхолт, заметив, что он расстроен, ободряюще сжала ему плечо и попросила подождать, пока она что-нибудь быстренько сообразит. Ричард устроился в небольшом зальчике неподалеку от кухни и стал ждать возвращения Улика с Иганом.
Из-за угла появилась Бердина и остановилась перед ним. На ней был ее красный наряд.
— И где это вас носило? — спросила она ледяным тоном.
— Ловил привидения в горах. Разве Кара с Райной не сказали тебе, куда я поехал?
— Вы мне не сказали. — Холодные синие глаза в упор смотрели на Ричарда. — Вот что важно. Вы больше никуда не поедете, предварительно не уведомив об этом меня. Ясно?
У Ричарда по спине пробежал холодок. Это говорила не Бердина, обычная женщина, а госпожа Бердина, морд-сит. И это был даже не приказ — утверждение.
Ричард мысленно одернул себя. Он просто устал, а Бердина всего лишь беспокоится о магистре Рале. У него всего-навсего разыгралось воображение. Должно быть, она перепугалась, когда, проснувшись, обнаружила, что его нет. У Бердины своеобразное чувство юмора. Наверное, с ее точки зрения это удачная шутка. Ричард заставил себя широко улыбнуться и попытался ее успокоить.
— Бердина, ты же знаешь, что нравишься мне больше всех. Я все время думал только о твоих голубых глазах.
Ричард шагнул к двери. В руке Бердины мгновенно появился эйджил. Она преградила Ричарду путь, и никогда еще он не видел у нее такого сурового выражения лица.
— Я задала вопрос. Я жду ответа. Не заставляй меня спрашивать дважды.
На сей раз ее тон не имел оправдания. Эйджил торчал у Ричарда перед лицом, и это был не случайный жест. Ричард впервые увидел Бердину такой, как видели эту морд-сит ее жертвы. И ему это очень не нравилось. Ни один из пленников морд-сит не умирал легкой смертью. И ни один, кроме Ричарда, не выжил.
Он увидел ее такой, какая она есть — морд-сит, не знающей жалости, — и подумал, что напрасно так доверял этим женщинам.
Но вместо дрожи его тело пронзила горячая волна гнева. Понимая, что в таком состоянии он может совершить поступок, в котором потом будет раскаиваться, Ричард постарался совладать с собой. Однако гнев по-прежнему застилал ему взор.
— Бердина, я узнал о побеге Брогана и должен был мчаться за ним, если не хотел упустить единственный шанс его поймать. Я предупредил Кару и Райну и по их настоянию прихватил с собой Игана с Уликом. Ты спала, и я не видел необходимости тебя будить.
Бердина не двинулась с места.
— Ты был нужен здесь. У нас много следопытов и солдат. Но только один вождь. — Эйджил поднялся и замер у него перед глазами. — Не разочаровывай меня больше.
Ричарду потребовалась вся его воля, чтобы не схватить ее за руку и не свернуть ей шею. Бердина убрала эйджил и пошла прочь.
В маленькой комнате, облицованной темными панелями, Ричард швырнул на пол подбитую мехом накидку. Как он мог быть столь наивен?! Это просто-напросто змеи, а он пригрел их у себя на груди! Вокруг одни чужаки. Нет, не чужаки. Он отлично знает, что собой представляют морд-сит, и он видел жестокость д’харианских воинов. И все же, как последний дурак, поверил, что они станут другими, если им дать такую возможность.
В камине весело потрескивали дрова. Опершись рукой на раму, Ричард уставился за окно. В отдалении виднелся замок Волшебника. Ричарду очень не хватало Гратча. И Кэлен. Добрые духи, как ему хочется обнять ее!
Может, ему бросить эту затею? В Оленьем лесу есть такие места, где их с Кэлен никто никогда не найдет. Они могут просто исчезнуть, а мир пусть выпутывается сам. Почему он должен за всех беспокоиться?
Зедд, ты нужен мне. Ты и твоя помощь.
Ричард услышал легкий скрип и, оглянувшись, увидел в дверях Кару. За спиной у нее стояла Райна. На обеих было коричневое кожаное обмундирование, и обе они улыбались. Ричарду было не до веселья.
— Магистр Рал, мы рады видеть вашу симпатичную спину в целости и сохранности. — Хихикнув, Кара перебросила длинные светлые волосы через плечо. — Вы скучали без нас? Надеюсь, вы не...
— Прочь.
Улыбка Кары увяла.
— Что?
Ричард резко повернулся:
— Я сказал, прочь! Или вы пришли угрожать мне эйджилом? Я сейчас не расположен видеть физиономии морд-сит! Вон отсюда!
Кара судорожно сглотнула.
— Мы будем рядом, если понадобимся, — с трудом выдавила она. У нее был такой вид, словно он ее ударил. Она развернулась и исчезла, прихватив с собой Райну, а Ричард уселся на мягкий стул, обитый кожей, который стоял возле низенького столика с гнутыми ножками. От камина шел кисловатый дымок, говоривший о том, что горят дубовые поленья. В такую холодную ночь они самые подходящие. Ричард отодвинул лампу к стенке, на которой висели небольшие пейзажи. Самый крупный из них был едва с ладонь, но тем не менее каким-то образом ухитрялся создать впечатление широких просторов. Жаль, подумал Ричард, что жизнь не так проста, как на этих идиллических полотнах.
Появление генерала Райбиха в сопровождении Улика с Иганом отвлекло Ричарда от его мыслей. Генерал ударил кулаком в грудь.
— Рад видеть, что вы благополучно вернулись, магистр Рал. Удачно съездили?
Ричард покачал головой.
— Люди, которых вы мне дали, действительно мастера своего дела, но в такую погоду... Они поехали по улице Глашатаев к центру города, но проследить дальнейшее направление оказалось невозможно. Вероятнее всего, на северо-восток, к Никобарису. Мы объехали город по периметру, но так и не нашли их следов.
Генерал задумчиво хмыкнул.
— Мы допросили тех, кто остался во дворце. Никто не знает, куда направился Броган.
— Возможно, они лгут.
Райбих потер шрам на щеке.
— Поверьте мне на слово, магистр Рал, они действительно не знают.
Ричард счел за лучшее воздержаться от выяснений, откуда у генерала такая уверенность.
— По некоторым признакам нам удалось выяснить, что сбежали всего трое. Безусловно, сам Броган, его сестра и тот офицер, что был с ними здесь.
— Ну, раз так, то скорее всего он просто удрал. Должно быть, вы его до смерти напугали, и он решил спасти свою шкуру.
Ричард побарабанил пальцами по столу.
— Возможно. Но все же, спокойствия ради, мне очень хотелось бы знать, куда он направился.
Генерал пожал плечами:
— Пошлите за ним следящее облако или найдите его след с помощью магии. Именно так поступал Даркен Рал, когда хотел кого-нибудь выследить.
Ричард отлично знал это и сам. По собственному опыту ему было прекрасно известно, что такое следящее облако. Вся эта история как раз началась с того, что Даркен Рал наслал на него это облако, полагая, что Ричард знает, где Книга Сочтенных Теней. Зедд, разумеется, отделался от облака. Ричард чувствовал магию, когда он это делал, но понятия не имел, как именно она действует. Еще он видел, как Зедд использует какую-то волшебную пыль, чтобы скрыть их следы, но тоже не знал, что это за пыль.
Однако ему не хотелось подрывать веру генерала Райбиха в своего вождя. Особенно сейчас, когда он сам не очень-то был склонен доверять своим союзникам.
— Нельзя наслать на кого-то следящее облако, когда все небо затянуто грозовыми тучами. Оно потеряется в них. К тому же Лунетта, сестра Брогана, — колдунья, она сумеет спрятать следы.
— Досадно, — потеребил бороду генерал. — Впрочем, я в магии ничего не смыслю. Для этого у нас есть вы.
Ричард предпочел сменить тему:
— А как идут ваши дела?
Генерал хищно оскалился:
— В городе нет ни одного меча, который не был бы нашим. Некоторым такой поворот событий не очень-то пришелся по вкусу, но, когда им доходчиво объяснили, какой перед ними выбор, все сдались без боя.
Что ж, хотя бы это уже неплохо.
— И Защитники Паствы во дворце Никобариса тоже?
— Теперь им придется есть руками. Мы им не оставили даже ложек.
Ричард потер глаза.
— Хорошо. Вы отлично поработали, генерал. А что с мрисвизами? Были еще нападения?
— Ни одного после той кровавой ночи. Все спокойно. Ха! Впервые за много месяцев я спал нормально. С тех пор, как вы появились, мне больше не снятся эти проклятые сны.
Ричард встрепенулся.
— Сны? Что еще за сны?
— Ну... — Генерал почесал рыжую с проседью голову. — Как-то даже странно... Я почему-то не могу вспомнить их толком. Мне постоянно снились эти сны и очень меня беспокоили, но с вашим появлением они исчезли. Знаете, как это бывает со снами — со временем они тускнеют, и их забываешь.
— Представляю. — Все происходящее вообще начинало смахивать на сон. Плохой сон. Ричард пожалел, что это действительно не обыкновенное сновидение. — Сколько людей мы потеряли во время последнего нападения мрисвизов?
— Всего лишь три сотни.
Ричард потер лоб.
— Не думал, что погибших так много. Представить себе не мог такого количества.
— Ну, сюда входят и остальные.
Ричард отнял руку от лица.
— Остальные? Какие остальные?
— Да те, — ткнул пальцем в окно генерал Райбих. — Еще около восьмидесяти человек по дороге к замку Волшебника.
Ричард обернулся и глянул в окно. На фоне темного неба вырисовывался силуэт замка. Неужели мрисвизы пытались проникнуть туда? Добрые духи! Если это действительно так, что же делать? Кэлен говорила, что замок защищен могучими заклинаниями, но Ричард не знал, способны ли они остановить мрисвизов. Но что им могло понадобиться в замке?
Ричард мысленно приказал своему воображению утихнуть. Зедд будет здесь через несколько недель, а он знает, что делать. Недель? Нет, вряд ли. Скорее через месяц, а то и два. Есть ли у него время так долго ждать?
Может, пойти туда, глянуть? Нет, тоже глупо. Замок — средоточие могучего волшебства, а он ничего не знает о магии, кроме того, что порой она бывает очень опасна. Ни к чему наживать себе лишние неприятности. Их и так предостаточно. И все же, наверное, придется пойти. Все лучше, чем ждать.
— Ваш ужин, — раздался голос Улика.
— Что? — Ричард повернулся. — А, спасибо!
Госпожа Сандерхолт держала серебряный поднос с миской дымящегося овощного рагу, хлебом с маслом, яйцами с пряностями, рисом с зеленью и под соусом, бараньими ребрышками, грушами со взбитыми сливками и кружкой чая с медом. Дружески подмигнув, она поставила поднос на стол.
— Съешь все, Ричард, это пойдет тебе на пользу, а потом ложись спать.
Накануне Ричард уснул в кресле Кэлен в Зале Совета и так и проспал всю ночь.
— А где?
Госпожа Сандерхолт пожала плечами:
— Ну, можешь пойти... — Она замолчала, спохватившись. — Ты можешь устроиться в покоях Матери-Исповедницы. Это лучшие покои дворца.
Именно там они с Кэлен должны были провести первую брачную ночь.
— Пожалуй, этого делать не стоит. А где еще я могу переночевать?
Госпожа Сандерхолт махнула забинтованной рукой. Бинты были относительно свежими.
— Поднимешься наверх и в самом конце этого крыла свернешь направо. Там расположены гостевые покои. Поскольку никаких гостей сейчас во дворце нет, ты вполне можешь там обосноваться.
— А где морд... Где спят Кара и ее подруги?
Скорчив рожицу, госпожа Сандерхолт указала в противоположном направлении.
— Я отправила их туда, где живет прислуга. Они поселились втроем в одной комнате.
Что ж, чем дальше, тем лучше, подумал Ричард.
— Вы очень добры, госпожа Сандерхолт. Значит, я займу одну из комнат для гостей.
Госпожа Сандерхолт ткнула Улика локтем в бок.
— Ну а вы, большие мальчики, что будете есть?
— А что у вас имеется? — спросил Иган с несвойственным ему энтузиазмом.
Госпожа Сандерхолт приподняла бровь.
— Почему бы вам обоим не пройти на кухню и не выбрать самим? — Она поглядела на Ричарда. — Это совсем рядом. Вам не придется слишком удаляться от вашего подопечного.
Ричард бросил плащ мрисвиза на спинку стула и, зачерпнув ложку горячего супа, жестом велел телохранителям идти. Генерал Райбих, отсалютовав, пожелал Ричарду спокойной ночи. Магистр Рал в ответ помахал кусочком хлеба.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:23 | Сообщение # 20 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 20
Какое счастье остаться наконец одному! Ричард устал от людей, готовых прыгать по первому его слову. Он как мог пытался успокоить солдат, но те ни на миг не забывали, что с ними — магистр Рал, и то и дело косились на него, словно боялись, что он поразит их волшебной молнией, если они не сумеют отыскать следы Брогана. Они действительно не сумели, а когда Ричард сказал, что все понимает, испугались, казалось, еще больше. Только у самого дворца чуть-чуть успокоились, но все равно постоянно поглядывали на него, ловя каждое слово.
Когда Ричард допивал чай, снова вошла Бердина. Он хотел приказать ей убраться, но она объявила:
— Герцогиня Лумхольц желает поговорить с магистром Ралом.
Ричард, вытащив языком застрявший в зубах кусочек рагу, пристально поглядел ей в глаза.
— Я не желаю видеть просителей.
Бердина подошла вплотную и остановилась у стола:
— Ты примешь ее.
Ричард коснулся пальцами рукоятки кинжала за поясом.
— Условия капитуляции не подлежат обсуждению.
Упершись кулаками в стол, Бердина наклонилась к нему. Глаза морд-сит горели ледяным огнем.
— Ты ее примешь!
Ричард почувствовал, что его лицо заливает краска гнева.
— Я тебе ответил. Другого ответа не будет.
Бердина не двинулась с места.
— Я дала слово, что ты ее примешь. И ты это сделаешь. Ты выслушаешь ее!
— Единственное, что я выслушаю от представителей Кельтона, это безоговорочное признание условий капитуляции!
— Именно это вы и услышите, — раздался от двери мелодичный голос. — Если согласитесь меня выслушать. Я пришла не угрожать вам, магистр Рал.
В этом голосе Ричард явственно уловил нотки страха. Они вызвали у него прилив сочувствия.
— Пусть дама войдет. — Он посмотрел на Бердину. — А ты отправляйся спать.
Своим тоном Ричард ясно дал ей понять, что это приказ и он не потерпит непослушания.
Бердина вернулась к двери и жестом пригласила герцогиню войти, Ричард поднялся ей навстречу. Бердина бросила на него безразличный взгляд и вышла, но Ричард едва ли это заметил.
— Прошу вас, герцогиня Лумхольц, проходите.
— Спасибо, что согласились принять меня, магистр Рал.
Несколько мгновений Ричард молчал, глядя в ее выразительные карие глаза. У герцогини были полные алые губы, а роскошные волосы цвета воронова крыла обрамляли красивое нежное лицо. Ричард знал, что в Срединных Землях длина волос определяет социальное положение женщины. Волосы длиннее, чем у герцогини, он видел только у королевы и у Матери-Исповедницы.
Пораженный, он с трудом перевел дыхание и вспомнил о правилах хорошего тона.
— Позвольте предложить вам стул.
В памяти Ричарда осталась экстравагантная дамочка с большим количеством косметики на лице, но, видимо, тогда он не успел как следует ее разглядеть. Сейчас перед ним стояла очаровательная женщина, само воплощение чистоты, и ее простое, но очень изящное платье из розового шелка не имело ничего общего с тем нелепым нарядом, в котором она была на приеме. При воспоминании о приеме Ричард мысленно застонал.
— Сожалею, герцогиня, что наговорил вам много жестоких слов в зале Совета. Будете ли вы столь великодушны, что простите меня? Мне следовало прислушаться к вашим словам. Как я сейчас понимаю, вы всего лишь пытались предупредить меня относительно генерала Брогана.
Ему показалось, что при упоминании имени Брогана в глазах герцогини мелькнул страх, но столь мимолетный, что Ричард не был уверен, что не ошибся.
— Это я должна просить у вас прощения, магистр Рал. Мне не следовало ни в коем случае перебивать вас в присутствии представителей Срединных Земель.
Ричард покачал головой:
— Нет-нет. Как показал опыт, вы были совершенно правы. Жаль, что я своевременно не прислушался к вашим словам.
— Я позволила себе высказываться в непозволительной манере. — Застенчивая улыбка осветила ее лицо. — Только самый галантный мужчина способен закрыть на это глаза.
Ричард покраснел. Его сердце билось с такой силой, что он испугался, как бы герцогиня не услышала. Отчего-то он вдруг ясно представил себе, как губами отводит ей за ухо длинную прядь роскошных волос. С большим трудом Ричарду удалось отогнать это видение.
Где-то на самом краю сознания звенели предостерегающие колокольчики, но их почти заглушала стучащая в висках кровь. Ричард почувствовал, что его словно бы омыло изнутри теплой волной. Опомнившись, он схватил стул и поставил его к столу.
— Вы очень любезны, — промурлыкала герцогиня. — Простите меня, если мой голос звучит не совсем спокойно. За последние дни мне многое довелось пережить. — Она подошла к стулу, но осталась стоять, глядя Ричарду прямо в глаза. — К тому же я немного волнуюсь. Мне никогда еще не доводилось встречаться со столь великим человеком, как вы, магистр Рал.
Ричард растерянно заморгал. Как ни старался, он не мог отвести взгляд от ее лица.
— Я всего лишь лесной проводник, заплутавший вдали от родного дома.
Герцогиня засмеялась мягким грудным смехом, и в комнате сразу стало уютнее.
— Вы — Искатель. И вы — повелитель Д’Хары. — Веселье на ее лице сменилось почтением. — Когда-нибудь вы, возможно, будете править всем миром.
В ответ на эти слова Ричард неопределенно пожал плечами.
— Я вовсе не желаю править миром, просто... — Он осекся, подумав, что это звучит по-дурацки. — Не хотите ли присесть, госпожа?
Лицо герцогини снова озарилось улыбкой, столь теплой и очаровательной, что Ричард невольно замер. Он чувствовал на своем лице ее теплое дыхание.
Взор герцогини чуть затуманился.
— Простите мне мою смелость, магистр Рал, но вам следует знать, что ваши глаза заставляют женщин таять от вожделения. Смею предположить, что вы разбили сердце каждой дамы, присутствовавшей в зале Совета. Королева Галеи — счастливая женщина!
— Кто? — нахмурился Ричард.
— Королева Галеи. Ваша невеста. Я завидую ей.
Она легко опустилась на стул, а Ричард глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, и, обогнув стол, сел напротив герцогини.
— Герцогиня, примите мои соболезнования в связи со смертью вашего мужа.
Она отвела взгляд.
— Благодарю вас, магистр Рал, но не переживайте за меня. Я не очень жалею о гибели этого человека. Не поймите меня превратно, я не желала ему зла, но...
В Ричарде вскипела кровь.
— Он причинял вам боль?
Герцогиня, по-прежнему не глядя на него, чуть пожала плечами, и Ричард с трудом удержался, чтобы не вскочить и не обнять ее, утешая.
— У герцога был скверный характер. — Изящными пальчиками герцогиня пригладила меховую оторочку платья. — Но я была вовсе не так несчастна, как вам представляется. По существу, мы даже редко встречались. Он почти все время бывал в отсутствии, путешествуя из одной постели в другую.
Ричард был поражен.
— Он изменял вам?!
Герцогиня с неохотой кивнула.
— Это был брак по расчету, — объяснила она. — Герцог был благородного происхождения, но все же титул он получил, лишь женившись на мне.
— А что получили вы?
Герцогиня взглянула на него из-под ресниц.
— Мой отец обрел достойного зятя, а заодно отделался от бесполезной дочери.
Ричард приподнялся на стуле.
— Не говорите так о себе! Если бы я узнал об этом раньше, герцог бы получил достойный урок... — Он опустился обратно. — Простите мне мою самонадеянность, герцогиня.
Ее язычок пробежал по губам.
— Если бы я знала вас раньше, то, возможно, набралась бы храбрости попросить вашей защиты, когда герцог меня бил.
Бил ее? Ричард хотел бы при этом присутствовать, чтобы иметь возможность вмешаться.
— Почему же вы не разошлись с ним? Как можно было это терпеть?
Ее взгляд зажег в сердце Ричарда жаркий огонь.
— Я не могла. Видите ли, я — племянница королевы. Для лиц столь высокого положения разводы запрещены. — Внезапно она растерянно улыбнулась. — Подумать только, я, кажется, жалуюсь на свои ничтожные проблемы! Простите меня, магистр Рал. У многих людей неприятности в жизни гораздо серьезнее, чем скорый на руку неверный муж. Не надо видеть во мне несчастную жертву. У меня есть обязательства перед моим народом, и я должна выполнить их. Нельзя ли мне немного чаю? — Тонким пальчиком герцогиня указала на кружку. — У меня пересохло в горле, пока я ждала и думала... — Щеки ее вновь заалели. — Думала, не отрубите ли вы мне голову за то, что я пришла сюда вопреки вашему приказу?
Ричард вскочил на ноги.
— Я прикажу принести вам горячего чая.
— Нет-нет, что вы, мне не хотелось бы затруднять вас. И мне нужен действительно только глоток, поверьте!
Ричард схватил кружку и протянул ей.
Изящным жестом она поднесла кружку к губам. Чтобы вернуть свои мысли к делам, Ричард уставился на поднос.
— Зачем вы хотели меня видеть, герцогиня?
Сделав глоток, она поставила кружку на стол, заботливо повернув ручкой к Ричарду. На краешке остался красный след от помады.
— Я уже говорила, что у меня есть обязательства перед народом. Понимаете, когда принц Фирен был убит, королева сама уже лежала на смертном одре. Вскоре она умерла. А принц, хотя у него была уйма внебрачных детей, никогда не был женат и, следовательно, не оставил наследников.
Ни у кого еще Ричард не видел таких мягких карих глаз.
— Я не искушен в этих вопросах, герцогиня. Боюсь, я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
— Я всего лишь пытаюсь сказать, что после смерти королевы и ее единственного наследника в Кельтоне сейчас нет монарха. Как дочь покойного брата королевы я наследую трон и становлюсь королевой Кельтона. Другими словами, я имею право сама решить вопрос о капитуляции Кельтона.
Ричард судорожно пытался заставить себя следить за смыслом ее слов, а не за тем, как двигаются ее губы.
— Вы хотите сказать, что в вашей власти подписать капитуляцию Кельтона?
— Именно так, ваше превосходительство, — кивнула она.
От этого титула у Ричарда вспыхнули уши. Он торопливо схватил кружку, чтобы скрыть смущение. Почувствовав острый привкус помады, он сообразил, что поднес кружку ко рту краем, которого касались губы герцогини. Сделав глоток, Ричард дрожащей рукой поставил кружку на серебряный поднос.
— Герцогиня, я ничего не могу добавить к тому, что вы уже слышали. Мы сражаемся за нашу свободу. Если вы присоединитесь к нам, то ничего не потеряете, а, наоборот, приобретете. Например, по нашим законам будет считаться преступлением, если муж бьет жену, и он понесет такое же наказание, как если бы избил прохожего на улице.
В улыбке герцогини мелькнула ласковая насмешка.
— Не уверена, магистр Рал, что даже вашей власти будет достаточно, чтобы ввести такой закон. В некоторых странах муж имеет право даже убить жену, если она нарушит хоть один пункт из длинного списка запретов. На самом деле свобода приведет только к тому, что мужчины получат дополнительные права, а женщины останутся с тем, что было.
Ричард провел пальцем по краю кружки.
— Нельзя причинять боль невинному человеку. Свобода — вовсе не право совершать дурные поступки. Когда в одной стране в порядке вещей то, что в соседней считается преступлением, — это несправедливо. Когда мы объединимся, народы будут обладать одинаковыми правами, свободами и обязанностями и жить по одним законам.
— Но ведь вы, конечно, не думаете, что стоит объявить обычаи вне закона, и они тут же исчезнут?
— Разумеется, нет. Разумеется, это потребует времени. Но появление обычаев, отношение к ним и их исчезновение в большой степени основывается на личном примере. Так что в первую очередь мы должны все же принять закон, а потом показать всем, что сами живем согласно ему. Всех преступлений никто не в силах предотвратить, но если за них не наказывать, очень быстро воцарится анархия, облаченная в одежды терпимости и попустительства.
Герцогиня потеребила пальцами локон.
— Магистр Рал, ваши слова позволяют мне с надеждой смотреть в будущее. Молю добрых духов, чтобы вам удались ваши начинания.
— Значит, вы присоединитесь к нам? Кельтон капитулирует?
— При одном условии. — Герцогиня бросила на него умоляющий взгляд.
Ричард судорожно сглотнул.
— Я же сказал — никаких условий. Требования для всех одинаковы. Как я могу надеяться на доверие, если сам не буду держать своего слова?
Герцогиня провела языком по губам, и в ее глазах снова мелькнул страх.
— Понимаю, — едва слышно прошептала она. — Простите, что я была столь эгоистична... Человек чести, такой, как вы, не поверит, что женщина моего положения способна так низко пасть.
Ричарду захотелось вогнать себе в грудь кинжал за то, что позволил страху проникнуть ей в сердце.
— Что за условие?
Склонив голову, герцогиня смотрела на свои сложенные на коленях руки.
— После вашей речи я и мой муж почти дошли до дворца, как вдруг... — Лицо ее исказилось. — Мы были в двух шагах от дома, когда на нас накинулось это чудовище. Я даже не видела, откуда оно появилось. Муж держал меня под руку. Блеснула сталь... — Из уст герцогини вырвался сдавленный стон, и Ричард с трудом заставил себя усидеть на месте. — Мой муж упал... Живот у него был распорот, и внутренности... вывалились прямо мне под ноги. — Видно было, что она едва удерживается от крика. — Нож, которым его убили, оставил тройной разрез на моем рукаве.
— Герцогиня, я все понимаю, нет необходимости...
Подняв дрожащую руку, герцогиня жестом попросила дать ей возможность закончить. Закатав рукав, она обнажила предплечье. Ричард сразу узнал рану, нанесенную кинжалом мрисвиза. Никогда еще он так не жалел, что не обладает искусством исцелять. Он был готов на все, что угодно, лишь бы убрать эти багровые шрамы с ее прекрасной руки. Герцогиня опустила рукав.
— Это пустяки. Заживет через несколько дней, — сказала она, видимо, догадавшись по лицу Ричарда, о чем он думает, и постучала себя по груди. — Но рана здесь не излечится никогда. Его кровь хлынула на меня... Это было ужасно! Со стыдом вынуждена признаться, что кричала не переставая до тех пор, пока не сорвала с себя платье и не смыла кровь. Я каждую ночь боюсь, что проснусь и мне снова почудится, что я вся в крови. С тех пор я сплю без одежды.
Лучше бы ей было высказаться как-то иначе: воображение сразу нарисовало Ричарду весьма живописную картинку. Он не мог оторвать глаз от ее обтянутой розовым шелком груди. Ричард потянулся за кружкой, но опять коснулся губами следа губной помады. На лбу у него выступил пот.
— Мы, кажется, говорили о каком-то условии?
— Простите, магистр Рал. Просто мне хотелось, чтобы вы поняли мое состояние. — Она обхватила себя руками, и платье у нее на груди натянулось еще больше.
Ричард уставился на поднос с ужином и потер лоб.
— Я уже понял. Так что за условие?
Герцогиня села прямее.
— Я сдам вам Кельтон в обмен на вашу личную защиту.
— Что? — вскинул глаза Ричард.
— Я видела трупы этих тварей перед дворцом. Говорят, что никто, кроме вас, не в состоянии их убить. Я до смерти боюсь этих чудовищ. Если я присоединюсь к вам, Орден может наслать их и на меня. Так что, если вы позволите мне остаться здесь, рядом с вами, под вашей защитой, пока не минует угроза, Кельтон — ваш.
Ричард наклонился к ней:
— Вы всего лишь ищете безопасности?
Герцогиня кивнула. Она явно боялась, что за ее следующие слова ей тут же снесут голову.
— Я хочу, чтобы мне предоставили комнату рядом с вашей, чтобы вы могли успеть прийти мне на помощь.
— И?..
Она наконец отважилась посмотреть ему прямо в глаза.
— И... все. Таково мое условие.
Ричард расхохотался. Тревога, сжимавшая его грудь, улетучилась.
— Вы всего лишь хотите, чтобы я защищал вас так, как мои телохранители защищают меня? Герцогиня, это даже и не условие, а всего лишь небольшая услуга. Я понимаю ваше желание спрятаться от беспощадных врагов. Я согласен. Я живу в гостевых комнатах. — Он указал рукой. — Вон там. Все они пустуют. Как наш союзник и моя почетная гостья вы можете сами выбрать себе покои по вашему вкусу. Если от этого вам будет спокойнее, займите комнату рядом с моей.
На ее лице расцвела такая улыбка, что Ричард невольно зажмурился. Прижав руки к груди, герцогиня глубоко выдохнула, будто сбрасывая с души тяжкий груз.
— О, благодарю вас, магистр Рал!
Ричард отбросил волосы со лба.
— Завтра утром первым делом нужно будет отправить в Кельтон делегацию в сопровождении моих солдат. Ваши войска должны перейти под наше командование.
— Перейти под ваше... Ах да, конечно. Завтра. Я сама напишу письмо, а также составлю список всех наших должностных лиц, которых нужно поставить в известность. Скоро Кельтон станет частью Д’Хары. — Она склонила изящную головку, и черные кудри рассыпались по ее розовым щечкам. — Для нас большая честь быть первыми, кто присоединился к вам. Кельтон будет сражаться за свободу.
Ричард, в свою очередь, вздохнул с облегчением.
— Благодарю, герцогиня... Или мне следует называть вас королева Лумхольц?
Герцогиня непринужденно откинулась на стуле.
— Ни то, ни другое. — Она положила ногу на ногу. — Называйте меня Катрин, магистр Рал.
— Хорошо, Катрин, тогда и вы зовите меня Ричардом. Откровенно говоря, мне уже начинает надоедать, что все называют меня... — Тут он встретился с ней взглядом и напрочь забыл, что хотел сказать. Застенчиво улыбаясь, герцогиня наклонилась вперед, и грудь ее легла на стол. Глядя, как она накручивает на пальчик прядь волос, Ричард сообразил, что снова приподнимается со стула. Он заставил себя сесть и опять уставился на стоящий перед ним поднос.
— Значит, Ричард. — Она рассмеялась низким и очень женственным смехом, совсем не свойственным благовоспитанным дамам. Ричард замер. Дыхание его вдруг сделалось тяжелым и — хриплым. — Не знаю, смогу ли я привыкнуть называть по имени такого великого человек, как магистр Д’Хары!
— Возможно, Катрин, для этого нужно всего лишь немножко практики, — улыбнулся Ричард.
— Да, практики, — странным голосом повторила она, и внезапно на щеках ее вспыхнул румянец. — Нет, вы только посмотрите — опять я за свое! Ваши невероятные серые глаза заставляют женщин терять разум! Лучше я покину вас, чтобы вы могли спокойно доесть ужин, пока он не остыл окончательно. — Ее взгляд медленно переместился с лица Ричарда на поднос. — Выглядит весьма аппетитно...
— Позвольте мне предложить и вам что-нибудь поесть! — вскочил Ричард.
Герцогиня вместе со стулом отодвинулась от стола.
— Нет-нет, я не могу позволить себе... Вы, очень занятой человек, и без того уже были слишком добры ко мне.
— Я вовсе не занят. Просто решил перекусить перед сном. Ну хорошо — по крайней мере вы ведь не откажетесь посидеть со мной, пока я ем, и, возможно, все-таки разделите со мной трапезу? Здесь гораздо больше, чем я в состоянии съесть один... Еда пропадет напрасно.
Герцогиня снова придвинулась к столу.
— Что же, кушанья выглядят весьма соблазнительно... И раз вы не собираетесь съедать все... Тогда я, пожалуй, тоже что-нибудь съем.
— Что вы предпочитаете? — заулыбался Ричард. — Жаркое, яйца с пряностями, рис, баранину?
При упоминании о баранине герцогиня оживилась. Ричард протянул ей тарелку с бараньими ребрышками. Сам он вообще не собирался их есть. С тех пор как проявился его дар, ему стал противен вкус мяса. Это было как-то связано с магией, потому что, как объяснили ему сестры Света, во всем должно быть равновесие. Поскольку Ричард — боевой чародей, он таким образом как бы уравновешивал те убийства, которые время от времени ему приходится совершать.
Ричард предложил герцогине нож и вилку, но она покачала головой и, улыбнувшись, взяла ребрышко пальцами.
— У кельтонцев существует поговорка — если ешь что-то вкусное, ничто не должно стоять между тобой и этим блюдом.
— Что ж, я надеюсь, это достаточно вкусно, — словно со стороны услышал Ричард свой голос. Впервые за много дней он не чувствовал себя одиноким.
Не сводя с него своих карих глаз, герцогиня оперлась на локти и откусила кусочек. Ричард ждал.
— Ну и как? Вкусно?
Вместо ответа она закатила глаза и зажмурилась, изображая восторг. Потом снова уставилась на Ричарда, восстановив возникшую между ними связь. Полные губы приоткрылись, и ровные белоснежные зубки оторвали сочный кусок. Ричард подумал, что ни разу не видел, чтобы кто-то так медленно ел.
Разломив хлеб пополам, он отдал герцогине ту половину, где было больше масла. Сам он принялся собирать корочкой остатки риса, но замер, увидев, как она одним движением слизнула масло с хлеба.
— Мне нравится чувствовать на языке его мягкость, — чуть слышно пояснила она, видя изумление Ричарда, и неожиданно выронила хлеб из скользких пальцев.
Герцогиня снова взялась за ребрышки, а Ричард так и сидел с недонесенным до рта куском хлеба.
Покончив с бараниной, герцогиня длинным гибким язычком облизала губы.
— Никогда ничего вкуснее не ела.
Она взяла яйцо и откусила половину.
— M-м... Замечательно!
Оставшуюся половину герцогиня поднесла к губам Ричарда.
— Вот, попробуйте сами.
Ричард как зачарованный послушно открыл рот, и герцогиня быстро впихнула туда яйцо. Ричарду оставалось либо проглотить, либо выплюнуть. Он прожевал.
Довольная герцогиня пробежалась взглядом по подносу.
— Что тут у нас еще есть? О Ричард, неужели это... — Она подняла миску с грушами, и взбитые сливки потекли по ее пальцам. — О да... Ах, Ричард, это же объедение! Ну-ка попробуйте.
Прежде чем Ричард успел что-то сообразить, палец герцогини оказался у него во рту.
— Оближите как следует, — велела она. — Правда ведь, очень вкусно?
Ричард, потерявший дар речи, только кивнул, когда она вынула палец. Герцогиня помахала перед ним испачканной в сливках ладошкой.
— Ой, пожалуйста, слизните и это, пока не упало на платье!
Ричард покорно взял ее руку и поднес ко рту. Когда он коснулся губами ее кожи, кровь в нем вскипела и сердце едва не выскочило.
Герцогиня засмеялась низким грудным смехом.
— Щекотно! У вас жесткий язык.
Ричард выпустил ее руку.
— Прошу прощения, — прошептал он.
— Не будьте глупым! Я не сказала, что мне это не нравится. — Их глаза встретились, и Ричард с трудом поборол желание погладить ее по волосам. Герцогиня дышала так же тяжело, как и он. Величайшим усилием воли Ричард заставил себя встать.
— Уже поздно, Катрин, и я действительно очень устал.
Она тут же поднялась легким грациозным движением, и шелковое платье четко обрисовало ее великолепную фигуру. Герцогиня взяла его под руку, и Ричард чуть было окончательно не потерял контроль над собой.
— Покажите мне, какая комната ваша?
Они вышли из комнаты. Ричард чувствовал плечом упругую грудь Катрин. Неподалеку, скрестив руки на груди, стояли Улик с Иганом, а в концах коридора дежурили Райна и Кара. Никто не проронил ни слова. В полном молчании Ричард двинулся к гостевым покоям.
Катрин свободной рукой настойчиво поглаживала ему плечо. Жар ее тела пробирал Ричарда до костей. Он удивлялся, как еще умудряется переставлять ноги.
Дойдя до крыла, где находились гостевые покои, он жестом подозвал Улика с Иганом.
— Встаньте тут. И пусть один из вас все время дежурит. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было шастал ночью по коридору. — Он бросил взгляд на морд-сит. — В том числе и они.
Телохранители, не задавая лишних вопросов, кивнули, а Ричард провел Катрин дальше по коридору. Герцогиня еще теснее прижалась к нему, продолжая поглаживать его руку.
— Я думаю, эта комната вполне подойдет.
Приоткрыв рот, герцогиня нежными пальчиками потеребила его за рубашку.
— Да, — выдохнула она. — Вот эта комната.
Ричард собрал волю в кулак.
— Я займу соседнюю. Так что чувствуйте себя в безопасности.
— Что?! — Кровь отхлынула от ее лица. — О, Ричард, пожалуйста...
— Спокойной ночи, Катрин.
Она сжала его руку.
— Но... но вы тоже должны зайти! Пожалуйста, Ричард! Мне будет страшно!
Ричард осторожно разжал ее пальцы.
— В вашей комнате вам ничто не грозит, Катрин.
— Но они могут уже поджидать меня там! Прошу вас, Ричард, войдите со мной!
Ричард ободряюще улыбнулся.
— Там никого нет. Я бы почувствовал опасность. Ведь я волшебник, вы не забыли? Спите спокойно, а я буду в двух шагах от вас. Ничто не потревожит ваш покой, клянусь вам!
Он распахнул дверь, протянул ей стоящую на приступке у двери лампу и легонько подтолкнул ее в спину, заставляя войти. Герцогиня повернулась и провела пальчиком по его груди.
— Я увижу вас завтра?
Ричард убрал ее руку.
— Не сомневайтесь. Завтра мы с вами должны сделать много дел.
Закрыв за ней дверь, он двинулся к соседней комнате. Морд-сит не сводили с него глаз. Они уселись на пол у стены, взяв руки эйджилы. Похоже было, что они собираются просидеть так всю ночь.
Ричард посмотрел на закрытую дверь комнаты Катрин. В голове у него истошно визжал какой-то требовательный голосок. Ричард решительно вошел в свою комнату, закрыл дверь и прижался к ней лбом, пытаясь перевести дух. Надо не забыть запереть дверь на засов, мысленно напомнил он себе.
Почти упав на край кровати, Ричард сжал лицо ладонями. Да что с ним творится? Рубашка вся мокрая от пота! Почему эта женщина вызывает у него такие мысли? С ними почти невозможно бороться! Он вспомнил, как сестры Света говорили, что мужчины не способны контролировать кое-какие свои желания.
С огромным трудом он извлек из ножен Меч Истины. Сияние клинка наполнило комнату. Воткнув лезвие в пол, Ричард прижался лбом к рукоятке и позволил магической ярости клинка овладеть им. Шквал гнева пронизал его душу. Ричард надеялся, что этого будет достаточно, чтобы привести его в чувство.
Краешком сознания он чувствовал, что танцует со смертью и на этот раз меч не сможет его спасти. Но вместе с тем он понимал, что выбора у него нет.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:24 | Сообщение # 21 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 21
Сестра Филиппа выпрямилась во весь свой и без того внушительный рост.
— Боюсь, что вы не вполне разобрались, аббатиса. Может быть, если бы вы подумали немного больше, то поняли бы, что три тысячи лет успешной работы подтверждают эту необходимость.
Верна, облокотившись на стол, уперлась подбородком в тыльную сторону ладони, чтобы перстень аббатисы бросался в глаза любому, кто на нее посмотрит.
— Благодарю за мудрый совет, сестра, но я достаточно внимательно изучила данное дело. Нет смысла копать колодец в сухом месте. Жажда увеличится, но вода не появится.
На мгновение сестра Филиппа утратила свою обычную невозмутимость.
— Но, аббатиса... Как еще выяснить, готов ли воспитанник к тому, чтобы снять с него Рада-Хань. Способ, который сейчас применяется, — единственный из возможных.
Пробежав глазами очередной отчет, Верна поморщилась и, отложив его в сторону, целиком перенесла внимание на советницу.
— Сколько тебе лет, сестра?
Темные глаза сестры Филиппы не выразили ничего.
— Четыреста семьдесят девять, аббатиса.
Верна почувствовала укол зависти. Сестра Филиппа выглядела моложе ее, хотя была старше на триста лет. Поиски Ричарда дорого обошлись Верне. Теперь у Филиппы всегда будет фора во времени, чтобы учиться чему-то новому.
— И сколько из них ты провела во Дворце Пророков?
— Четыреста семьдесят, аббатиса. — Легкая издевка, с которой Филиппа произнесла ее титул, была едва уловимой, если не вслушиваться. Верна слушала внимательно.
— Стало быть, Создатель предоставил тебе четыреста семьдесят лет, чтобы ты постигла его помыслы и научилась помогать юным волшебникам справляться с их даром. И за все это время ты не сумела разобраться, как определять свойства натуры своих учеников?
— Нет, аббатиса, это не совсем то, что я...
— Ты хотела сказать мне, сестра, что сестрам Света не хватает ума сообразить, готов ли обучавшийся в течение двухсот лет юноша перейти на следующую ступень, не подвергая его жестокому испытанию? Неужели ты так мало ценишь наши способности? И сомневаешься в мудрости Создателя, избравшего нас для этой работы? Ты хотела сказать, что Создатель избрал нас, предоставил в распоряжение тысячелетний опыт, а мы по-прежнему слишком глупы, чтобы им воспользоваться?
— Мне кажется, аббатиса, возможно...
— В разрешении отказано. Это дикость — использовать Рада-Хань, чтобы причинять человеку невыносимую боль. Это может нанести непоправимый вред разуму ученика. Насколько я знаю, иногда юноши умирали во время этого испытания! Так что ступай и передай сестрам, пусть разрабатывают иную методику, без крови, рвоты и криков. Можешь даже предложить им такой принципиально новый подход, как... Ну, не знаю, допустим, простая беседа. Если только кто-то из сестер не считает, что ученики способны обвести их вокруг пальца. В таком случае я жду от них соответствующего доклада, чтобы занести это в их личное дело.
Сестра Филиппа помолчала, по всей вероятности, взвешивая, стоит ли спорить дальше. Наконец она нехотя поклонилась.
— Мудрое решение, аббатиса. Благодарю за то, что просветили меня.
Она повернулась к двери, но Верна остановила ее.
— Я тебя понимаю, сестра. Меня учили тому же, и я, как и ты, в это верила. Но молодой человек, едва достигший двадцати лет, показал мне, помог мне увидеть, как сильно я ошибалась. Порой Создатель доносит до нас свой свет довольно неожиданным способом, но Он ждет, что мы готовы воспринять Его мудрость, какими бы путями она к нам ни попала.
— Вы говорите о юном Ричарде?
Верна провела ногтем по стопке документов.
— Да. — И, отбросив официальный тон, продолжала: — И вот что мне открылось, Филиппа: эти юноши, эти волшебники, рано или поздно выйдут в большой мир, и мир сам испытает их. Во имя Создателя им часто придется делать нелегкий выбор, и речь идет о той душевной боли, которую они испытают при этом. А их умение стойко переносить пытки ничего не говорит нам об их твердости духа и способности к состраданию. Ты сама, Филиппа, прошла испытание болью. Ты мечтала стать аббатисой. Четыреста лет ты трудилась ради достижения этой цели. Оказалось, что все зря. И все же ты ни разу не сказала мне ни одного резкого слова, хотя наверняка испытываешь боль каждый раз, когда видишь меня. Но ты стараешься помочь мне справляться с моими обязанностями и трудишься на благо Дворца, несмотря на боль, которая не утихает у тебя в душе. И разве ты служила бы мне лучше, заставь я тебя пройти испытание пыткой, чтобы стать моей советницей? Ты выдержала бы его — но разве это что-нибудь доказало бы?
Щеки сестры Филиппы вспыхнули.
— Не стану лгать, притворяясь, что согласна с тобой, но теперь по крайней мере я вижу, что ты действительно старательно копала колодец и забросила его затем, чтобы не делать лишних усилий. Я немедленно передам сестрам твое указание, Верна.
— Спасибо, Филиппа, — улыбнулась Верна.
На губах Филиппы мелькнула тень ответной улыбки.
— Ричард на многое заставил нас взглянуть по-иному. Я была уверена, что он попытается всех нас перебить, а он вместо этого проявил больше заботы о Дворце, чем любой волшебник за последние три тысячи лет.
Верна рассмеялась.
— Если бы ты только знала, сколько раз я молила Создателя дать мне силы, чтобы не задушить этого мальчишку собственными руками!
Когда Филиппа выходила, Верна увидела в приемной Милли, которая ждала разрешения войти и начать уборку. Сладко зевнув и потянувшись, Верна взяла отчет, который отложила во время разговора, и вышла из кабинета. Жестом разрешив Милли заняться уборкой, она повернулась к сестрам Дульчи и Фебе.
Не успела Верна открыть рот, как сестра Дульчи встала, держа в руках пачку бумаг.
— Если вы закончили, аббатиса, просмотрите, пожалуйста, новые.
Верна взяла пачку и пристроила под мышку.
— Хорошо, я ими займусь. Однако уже поздно. Почему бы вам не пойти отдохнуть?
— Не стоит беспокоиться, аббатиса, — покачала головой Феба. — Мне нравится моя работа и...
— И завтра нам предстоит еще один трудный и долгий день. Я не хочу, чтобы вы сидели тут и клевали носом. Так что убирайтесь отсюда. Обе. Немедленно.
Феба схватила лежащие перед ней бумаги, явно намереваясь еще поработать в своем кабинете. Похоже, Феба считала себя участницей какой-то бумажной гонки и трудилась как пчелка, словно боялась, что Верна ее перегонит. Дульчи же взяла лишь свою чашку, а бумаги оставила на столе. Она работала методично, не спеша, но при этом умудрялась справляться с уймой бумаг. Впрочем, ни ей, ни Фебе не стоило опасаться, что Верна их перегонит. С каждым днем новоиспеченная аббатиса отставала все больше и больше.
Сестры откланялись, выразив надежду, что Создатель дарует аббатисе спокойный сон.
Верна подождала, пока они дойдут до внешней двери.
— О, сестра Дульчи, есть одно дело. Я бы хотела, чтобы ты завтра им занялась.
— Конечно, аббатиса. Что от меня требуется?
Верна положила принесенный доклад на стол Дульчи, чтобы утром он сразу попал ей на глаза.
— Некая девушка просит финансовой поддержки. Один из наших воспитанников скоро станет отцом.
— Ой, как хорошо! — обрадовалась Феба. — Мы помолимся, чтобы это был мальчик и чтобы он родился с даром! В Танимуре не рождалось ни одного ребенка с даром с... Не припомню даже, с каких времен! Может, на этот раз...
Сердитый взгляд Верны заставил ее замолчать. Аббатиса обратилась к сестре Дульчи:
— Я хочу видеть эту юную особу и юношу, ответственного за ее нынешнее состояние. Завтра ты организуешь встречу. Возможно, ее родителей тоже стоило бы пригласить.
Сестра Дульчи невозмутимо спросила:
— А что, есть какие-то сложности, аббатиса?
Верна крепче прижала к себе кипу документов.
— Пожалуй, я бы сказала, что есть. Один из наших юнцов обрюхатил девушку.
Поставив чашку с чаем обратно на стол, сестра Дульчи шагнула вперед.
— Но, аббатиса, именно для этого мы отпускаем наших воспитанников в город. Там они не только дают волю своим инстинктам, чтобы посторонние мысли не мешали им в учебе, но также иногда способствуют рождению младенцев, наделенных даром.
— Я не позволю обитателям Дворца портить жизнь горожанам!
Голубые глаза сестры Дульчи скользнули по простому синему платью Верны.
— Аббатиса, мужчин порой одолевают разные желания...
— Меня тоже, сестра, но, хвала Создателю, я еще никого не удавила.
Феба прыснула в кулачок, но тут же осеклась под грозным взглядом Дульчи.
— У мужчин другие потребности, аббатиса. И они не способны себя контролировать. А подобные простые развлечения позволяют им быть более сосредоточенными в учебе. Дворец вполне может позволить себе оплачивать их похождения. К тому же цена невелика, если принять во внимание тот факт, что иногда в результате мы приобретаем еще одного юного волшебника.
— Задача Дворца — обучить молодых людей владеть своим даром и полностью сознавать, что на них лежит ответственность за последствия. Подобное попустительство сводит на нет все наше обучение, — резко возразила Верна. — Что же касается надежды, будто в результате этих беспорядочных связей родится младенец, наделенный даром, то это весьма сомнительно. Возможно, их рождалось бы больше, если бы наши воспитанники серьезнее относились к таким вещам. По-моему, обилие связей лишь уменьшает их способность передавать дар по наследству.
— Или, наоборот, до предела увеличивают те минимальные шансы, которые существуют сейчас.
— Возможно, — пожала плечами Верна. — Но я точно знаю, что местные рыбаки не просиживают всю жизнь у одной и той же лунки только потому, что когда-то им посчастливилось поймать там крупную рыбу. А поскольку мы, говоря фигурально, закидываем широкий невод, то, полагаю, пришла пора двигаться дальше по течению.
Сестра Дульчи сплела пальцы. Она с трудом сохраняла терпение.
— Аббатиса, Создатель благословил людей, даровав им плотские радости, и мы не в силах этому противостоять. Мужчины и женщины и впредь будут заниматься тем, что доставляет им удовольствие.
— Разумеется, будут! Но оплачивать результаты этих занятий значит поощрять безответственность. Сколько детей выросли без отцов только лишь потому, что мы даем женщинам, забеременевшим от наших воспитанников, деньги? Сколько жизней мы исковеркали своим золотом? Детских жизней, сестра!
Сестра Дульчи недоуменно развела руками:
— Но наше золото дает им возможность прокормить себя и ребенка!
— Наше золото дает женщинам Танимуры возможность просто-напросто не работать! — Верна махнула рукой, указывая на город. — Мы унижаем людей нашим золотом! Наше дело — учить волшебников, а не разводить, как скот!
Сестра Дульчи побагровела.
— Неужели мы будем так бессердечны, что откажем им в небольшом количестве золота? Детей, наделенных даром, рождается все меньше, и их все труднее находить. Новые жизни важнее золота!
— Я читала отчеты. Едва ли это можно назвать «небольшим количеством золота». Но суть не в этом. Суть в том, что мы подрываем доверие к тому, чему сами же учим. Представь, что мы будем учить абсолютной правдивости, но при этом давать пенни за каждую ложь. Каким, по-твоему, будет результат?
Сестра Феба рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.
— Смею предположить, что вскорости мы обнищаем.
Голубые глаза сестры Дульчи превратились в ледышки.
— Не думала я, что вы так бессердечны, аббатиса, и способны обречь на голод новорожденных чад Создателя!
— Создатель дал их матерям грудь, чтобы вскармливать младенцев, а не для того, чтобы получать дармовое золото от Дворца.
Сестра Дульчи на мгновение потеряла дар речи.
— Но мужчины неспособны контролировать свои потребности!
Голос Верны стал угрожающе низким.
— Они неспособны их контролировать, если колдунья наложит чары. Никто из сестер не накладывал чар ни на одну женщину города. Следует ли мне напоминать тебе, что если кто-то себе это позволит, то ей повезет, если ее лишь выдворят из Дворца, а не вздернут на воротах?
Дульчи побелела как полотно.
— Я не то...
Верна задумчиво поглядела в потолок.
— Насколько я помню, в последний раз сестру Света изобличили в том, что она применила любовные чары... постойте... лет пятьдесят назад?
У сестры Дульчи забегали глаза.
— Это была послушница, аббатиса, а не сестра.
Верна посмотрела на нее в упор.
— И если память мне не изменяет, ты тогда тоже входила в состав суда. — Дульчи кивнула. — И голосовала за повешение. Эта девчушка провела во Дворце всего несколько лет, а ты голосовала за смертный приговор.
— Таков закон, аббатиса, — промямлила Дульчи, не поднимая глаз.
— Самое суровое из наказаний, предусмотренных за этот проступок.
— Другие проголосовали так же, как я.
Верна кивнула:
— Да, половина. Голоса разделились поровну, и аббатиса Аннелина приняла окончательное решение, проголосовав за изгнание.
Сестра Дульчи подняла голову.
— И я до сих пор считаю, что аббатиса была неправа. Вальдора поклялась в вечной мести. Поклялась уничтожить Дворец Пророков. Плюнула аббатисе в лицо и поклялась в один прекрасный день убить ее.
Верна изогнула бровь.
— Мне всегда хотелось знать, почему тебя тогда назначили членом суда, Дульчи.
Сестра Дульчи судорожно сглотнула.
— Потому что я учила ее.
— Вот как? — Верна прищелкнула языком. — И где же, по-твоему, девушка научилась приворотному заклинанию?
В лицо сестры Дульчи бросилась краска.
— Нам так и не удалось выяснить это точно. Вероятно, у своей матери. Матери частенько учат дочерей таким вещам.
— Да, я слышала, но мне трудно судить. Моя мать не владела даром, я получила его через поколение, от бабушки. Но твоя мать, если я правильно помню, даром обладала...
— Обладала. — Сестра Дульчи поцеловала кольцо на пальце: жест, который сестры делают часто, но почти никогда — на людях. — Уже поздно, аббатиса. Нам не хотелось бы отнимать у вас время.
— Что ж, тогда спокойной ночи, — любезно улыбнулась Верна.
Сестра Дульчи чопорно ей поклонилась.
— Как вы велели, аббатиса, завтра я приведу к вам эту девушку и молодого волшебника — после того, как посоветуюсь с сестрой Леомой.
— Вот как? — приподняла бровь Верна. — Теперь сестра Леома выше рангом, чем аббатиса, да?
— Конечно, нет, аббатиса, — вспыхнула сестра Дульчи. — Просто сестра Леома просила, чтобы я... Я просто подумала, что вы захотите, чтобы ваша советница знала о вашем решении... Чтобы оно не застало ее... врасплох.
— Сестра Леома — моя советница, сестра, и я сама сообщу ей о принимаемых мною решениях — если сочту нужным.
Феба поворачивала свое круглое личико от Верны к Дульчи и обратно, ловя каждую реплику, но помалкивала.
— Я сделаю все, как вы желаете, аббатиса, — сказала Дульчи. — Пожалуйста, простите мое... излишнее рвение... Я только хотела помочь.
Верна пожала плечами, едва не уронив при этом кипу бумаг, которую держала под мышкой.
— Разумеется, сестра. Спокойной ночи.
Приемная опустела. Бормоча себе под нос ругательства, Верна вернулась в кабинет и шмякнула бумаги на стол рядом с теми, которые еще не успела просмотреть. Милли яростно скребла грязь в дальнем углу, где ее никто не заметил бы в ближайшую сотню лет.
В тишине, нарушаемой лишь шорохом тряпки и бормотанием уборщицы, Верна подошла к книжной полке и пробежала пальцем по древним кожаным переплетам.
— Как поживают твои старые кости, Милли?
— Ох, лучше не спрашивайте, аббатиса, а то опять начнете терзать меня, пытаясь излечить то, что не лечится. Годы, знаете ли. — Милли подвинула коленом ведро и перешла к следующему участку ковра. — Все мы стареем. Должно быть, сам Создатель позаботился, чтобы нельзя было излечить человека от старости. Впрочем, здесь, во Дворце, время, что ни говори, бежит куда медленнее. — Высунув от усердия кончик языка, она старательно терла ковер. — Да, Создатель милостиво даровал мне больше лет жизни, чем я надеялась.
Эта маленькая хрупкая женщина никогда не сидела в праздности. Даже за разговором она не переставала возить тряпкой, или оттирать пальцем пятно, или отковыривать ногтем кусочек налипшей грязи, которого никто, кроме нее, не видел.
Верна достала наугад первый попавшийся фолиант и раскрыла.
— Что ж, я знаю, что аббатиса Аннелина была рада видеть тебя рядом на протяжении всех этих лет.
— О да, много лет, много. Да-да, много лет.
— Как я недавно открыла, у аббатисы мало возможности завести друзей. Как хорошо, что у нее была ты. Не сомневаюсь, мне будет не менее приятно, что ты всегда рядом.
Милли негромко обругала упрямое пятно, никак не желавшее оттираться.
— Да-да, мы с ней частенько беседовали по ночам. Сударыня Энн была такая чудесная! Мудрая и добрая. Готова была выслушать любого, даже старую Милли.
Верна, улыбнувшись, рассеянно перевернула страницу.
— С твоей стороны было очень любезно. Я имею в виду с перстнем и письмом.
Милли подняла голову. На ее тонких губах заиграла усмешка. На мгновение она даже перестала орудовать тряпкой.
— А, так вы тоже хотите об этом узнать, как другие!
Верна резко захлопнула том.
— Другие? Какие другие?
Милли окунула тряпку в ведро и крепко отжала.
— Да другие сестры. Леома, Дульчи, Марена, Филиппа, кто же еще. Они вам все прекрасно знакомы. — Милли проворно стерла одной только ей видимое пятнышко на книжной полке. — Кто-то еще тоже спрашивал, только я уже и не помню кто. Возраст, знаете ли. После похорон мне от них отбою не было. Но все приходили поодиночке, имейте в виду. — Милли хихикнула. — И знаете что? Все так и зыркали по углам, когда спрашивали об этом.
Верна поставила фолиант на место.
— И что же ты им ответила?
Милли опять сунула тряпку в ведро.
— Сказала правду, конечно. И вам скажу то же самое, если вы хотите послушать.
— Хочу, — кивнула Верна, стараясь не выдать своего нетерпения. — Поскольку я теперь аббатиса, значит, должна знать правду. Передохни-ка чуть-чуть, Милли, и расскажи мне.
Болезненно охнув, Милли поднялась на ноги и бросила на Верну острый взгляд.
— Что ж, спасибо на добром слове, аббатиса. Но у меня есть работа, знаете ли. Мне вовсе не хочется, чтобы вы подумали, будто я лентяйка и предпочитаю работать языком, а не тряпкой.
Верна потрепала ее по плечу.
— Не беспокойся на этот счет, Милли. Расскажи мне об аббатисе Аннелине.
— Ну, значит, бедняжка лежала на смертном одре, когда я ее видела в последний раз. Я ведь убирала и в покоях пророка. Там я ее и увидела, когда пришла прибираться. Никому, кроме меня, аббатиса не доверяла убираться в покоях Натана. Не скажу, что я ее осуждаю за это; пророк был со мной всегда добр. Разве что иногда вдруг выходил из себя и начинал орать. Ну, да вы знаете. Нет, не на меня, а возмущаться, что сидит взаперти столько лет. Я его понимаю. На его месте любой бы свихнулся от такого сидения.
Верна откашлялась.
— Наверное, тебе было тяжело увидеть аббатису при смерти?
Милли коснулась руки Верны.
— Вы даже представить себе не можете, как тяжело! У меня просто сердце разрывалось. Ей было очень больно, я видела, но она ничем этого не показывала. Была такой же ласковой, как всегда.
Верна нетерпеливо покусывала губу.
— Ты хотела рассказать мне о перстне и о письме.
— Ах да. — Милли протянула руку и сняла с плеча Верны ворсинку. — Давайте я буду время от времени чистить вам платье? Нехорошо, чтобы люди подумали...
Верна ласково, но решительно убрала с плеча сморщенную руку старушки.
— Милли, для меня это важно. Не могла бы ты рассказать, как к тебе попал перстень?
Милли виновато улыбнулась.
— Энн сказала, что умирает. Так вот прямо и заявила: «Милли, я умираю». Ну, я, конечно, расплакалась. Мы ведь столько лет были подругами! А она улыбнулась, взяла меня за руку, вот как вы сейчас, и сказала, что хочет дать мне последнее поручение. Потом сняла с пальца кольцо и отдала мне. А в другую руку сунула запечатанное письмо с оттиском кольца на печати. Она велела, чтобы, когда все уйдут на похороны, я положила кольцо с письмом на постамент, который мне нужно будет взять здесь. Наказала быть осторожной и потом их уже не трогать, потому как заклятие, которое она наложила на письмо и кольцо, меня убьет. Энн несколько раз повторила мне, что я должна делать и в какой последовательности. Я и сделала все, как она говорила. А после того, как она отдала мне кольцо, я ее больше не видела.
Верна посмотрела в окно, на сад, куда до сих пор не нашла времени выбраться.
— И когда это было?
— А вот этого вопроса мне никто не задавал, — пробормотала себе под нос Милли и задумчиво потеребила губу. — Дайте-ка сообразить... Давненько это случилось... Еще до зимнего солнцестояния. Да, в тот день вы как раз уехали с молодым Ричардом. Вот кто был хорошим мальчиком! Ясный, как солнечный денек. Всегда здоровался со мной и улыбался. Другие юнцы меня не замечают, даже если я стою прямо у них перед носом, а у Ричарда всегда находилось ласковое словечко для старой Милли.
Но Верна ее уже почти не слушала. Она вспомнила тот день, о котором говорила Милли. Они с Уорреном поехали с Ричардом, чтобы помочь ему миновать щит, не позволяющий воспитанникам покинуть Дворец Пророков. Потом они отправились в земли народа бака-бан-мана — Долина Заблудших была родиной этих людей. Родиной, которой они лишились три тысячи лет назад. Ричард обещал вернуть им ее, и ему нужна была помощь их мудрой женщины.
Чтобы уничтожить Башни Погибели и возродить долину, Ричард использовал невообразимую мощь, прибегнув не только к Магии Приращения, но и к Магии Ущерба. А потом он отправился в далекое путешествие, чтобы помешать Владетелю пройти сквозь врата и вторгнуться в мир живых. Зимнее солнцестояние пришло и минуло, поэтому Верна знала, что Ричард справился с этой практически невозможной задачей.
Внезапно она резко повернулась к Милли:
— Это было почти месяц назад. Задолго до ее смерти.
— Ну да, около того, — кивнула Милли.
— Ты хочешь сказать, что Энн отдала тебе кольцо еще за три недели до смерти?
Милли снова кивнула.
— Но почему?
— Она объяснила, что хочет отдать его мне, пока она еще в сознании и может попрощаться со мной и дать точные указания.
— Понятно. А когда ты убирала в этих покоях потом, она действительно была уже без сознания?
Милли, вздохнув, пожала плечами.
— Я же говорю, что больше ее не видела. Когда я в следующий раз хотела прибраться там, стражники меня не пустили. Сказали, что это приказ Натана и аббатисы. Натан лечил аббатису и, я так понимаю, не хотел, чтобы ему мешали. Ну, я и ушла на цыпочках, стараясь меньше шуметь.
Верна вздохнула.
— Что ж, спасибо тебе за рассказ, Милли. — Она оглядела заваленный бумагами стол. — Пожалуй, пора и мне возвращаться к работе, а то все подумают, что я лентяйка.
— Ох, как мне жалко вас, аббатиса! Ночь такая чудесная, теплая! Самое время гулять по саду!
— У меня столько работы, что нет времени даже нос туда высунуть, — хмыкнула Верна.
Милли уставилась на ведро с водой и вдруг встрепенулась.
— Аббатиса! Я только что вспомнила: Энн сказала мне еще кое-что!
Верна поправила платье на плечах.
— Еще кое-что? То есть ты рассказала об этом другим, но мне сообщить забыла?
— Нет, аббатиса, — прошептала Милли, подходя к ней вплотную. — Нет, она велела передать только новой аббатисе, и никому больше. Почему-то у меня это совсем вылетело из головы до этой минуты.
— Возможно, она наложила заклятие, чтобы ты забыла ее слова для всех, кроме новой аббатисы.
— Все может быть, — потеребив губу, согласилась Милли и посмотрела Верне прямо в глаза. — Энн такое запросто могло прийти в голову. Иногда она бывала ужасно хитрой.
Верна невесело улыбнулась.
— Да уж, знаю не понаслышке. И что же она просила мне передать?
— Она сказала, чтобы вы не надрывались с работой.
— Это и есть послание?
Милли кивнула и прошептала ей на ухо:
— Еще Энн просила меня передать, что вам нужно почаще отдыхать в саду. И непременно зайти в убежище аббатисы.
— Убежище? Что еще за убежище?
Милли, повернувшись, указала через окно:
— Там, в саду, есть маленький домик, его почти не видно за деревьями и кустами. Энн называла его своим убежищем. Я никогда не видела, что там внутри. Она не разрешала мне там убирать. Сама все и мыла, потому что, как она говорила, это место, где можно побыть наедине с собой, и поэтому туда нельзя пускать посторонних. Она удалялась туда время от времени — может, чтобы помолиться Создателю или просто для того, чтобы побыть одной. И вам обязательно нужно туда сходить, так она мне сказала.
Верна раздраженно вздохнула.
— Похоже, это намек на то, что мне понадобится помощь Создателя, чтобы перебрать все эти бумажки! Ее шутки порой могли взбесить кого угодно!
Милли хихикнула.
— Да, аббатиса. Именно взбесить! — Вспыхнув, она прикрыла ладонями щеки. — Да простит меня Создатель! Энн была доброй женщиной. И шутки ее никому не причиняли зла.
— Ну-ну...
Потирая виски, Верна подошла к столу. Она очень устала, и при взгляде на гору бумаг ее начинало мутить. Из открытого окна вливался свежий ночной воздух. Она повернулась к старушке.
— Уже поздно, Милли. Пойди поужинай и приляг отдохнуть.
Твоим косточкам это не повредит.
— Вы разрешаете, аббатиса? — Милли заулыбалась. — И вас не волнует, что ваш кабинет останется грязным?
Верна негромко рассмеялась.
— Милли, я столько лет провела в странствиях, что в конце концов просто влюбилась в грязь! Не беспокойся, все хорошо. Ступай отдохни.
Милли собрала тряпки и подхватила ведро.
— Тогда спокойной вам ночи, аббатиса. Непременно сходите в сад.
Дверь за старушкой закрылась, и воцарилась тишина. Верна постояла, вдыхая душистый ночной воздух, потом еще раз оглянулась по сторонам и открыла дверь, ведущую в сад.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:26 | Сообщение # 22 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 22
Верна шла по узенькой тропинке, вьющейся между лилий, чувствуя, как с каждым шагом оживают затекшие мышцы и прибавляется сил. Глаза ее постепенно привыкли к слабому свету луны, и она остановилась, наслаждаясь окружающей красотой.
В саду аббатисы росли редкие виды вечнозеленых деревьев — приземистые и раскидистые, они цвели круглый год, хотя плоды приносили лишь осенью. Как-то раз в Новом мире Верна набрела на рощицу таких деревьев и обнаружила, что это излюбленное убежище мерцающих в ночи — хрупких созданий, которые кажутся только искорками света и которых можно увидеть лишь ночью.
После того как мерцающие в ночи поняли, что им не сделают ничего плохого, Верна и две сестры, которые с ней путешествовали, провели в рощице несколько ночей, беседуя с этими светящимися созданиями. От них, кстати, сестры и узнали о Срединных Землях, которыми правят волшебники и Исповедницы. Еще Верна с радостным удивлением выяснила, что в Срединных Землях места, где сосредоточена магия, бережно охраняются, и люди позволяют обитающим там существам спокойно жить своей жизнью.
В Древнем мире тоже встречались такие места, но в Новом их было значительно больше. Эти крошечные эфемерные существа преподали Верне первый урок терпимости и уважения к тем, с кем ты делишь свой мир. Создатель наполнил его множеством хрупких чудес, и иногда самым мудрым по отношению ним было попросту оставить их в покое.
В Древнем мире этой точки зрения придерживались немногие, и почти везде дикая магия было взята под контроль, чтобы глухие к доводам разума волшебные создания не калечили и не убивали людей. А Новый мир еще оставался таким, каким был Древний тысячелетия назад, до того, как человек сделал его безопасным, хотя, надо признаться, довольно-таки скучным местом обитания.
Верна тосковала по Новому миру. Только там она чувствовала себя уютно.
На тихой глади пруда спали утки, засунув голову под крыло, а невидимые лягушки оглашали ночь жизнерадостным кваканьем. Над водой скользнула летучая мышь. Легкий ветерок прошелестел и пропал в кронах.
За прудом тропинка поворачивала к кучке деревьев, окруженной густым кустарником. Отчего-то Верна сразу поняла, что это то самое место, которое она ищет, и свернула туда.
За узеньким проходом в кустарнике ей открылся прелестный крошечный домик с четырьмя остроконечными фронтонами. Козырек черепичной крыши находился почти на уровне ее головы. Высоченные адиантумы стояли по углам домика, и ветви их, переплетаясь, накрывали его словно огромный зонтик. У стен рос шиповник, воздух был напоен его ароматом. В верхней части фронтонов имелись круглые окна, но они были прорезаны слишком высоко, чтобы заглянуть внутрь.
Тропинка упиралась в низенькую деревянную дверь с вырезанным на ней изображением восходящего солнца. Замка на двери не было, только лишь ручка. Верна подергала ее, но дверь даже не шелохнулась. Щит. Дверь оказалась защищена.
Пытаясь определить свойства щита, Верна пробежала пальцами по его краю и вздрогнула, почувствовав ледяной холод.
Она коснулась своего Хань, мягкое тепло заструилось по всему телу, наполняя душу знакомым спокойствием. Верну переполнял восторг; в эти мгновения ей казалось, что она почти едина с Создателем. Воздух наполнился целой гаммой запахов и звуков. Она остро ощущала влажный соленый привкус океана, ясно слышала стрекот насекомых, писк мелких животных и даже обрывки далеких слов, принесенные сюда ветерком. Верна прислушивалась внимательно, чтобы удостовериться, что поблизости нет посторонних, но ничего подозрительного не услышала.
Тогда она направила Хань на дверь. Чутье подсказывало ей, что весь домик обернут коконом, и подобного ему она еще не встречала. Он был создан из стихии льда, сплетенной с чьим-то духом. Верна никогда не думала, что такое вообще возможно — переплести стихию с призраком, и теперь не имела понятия, как этот кокон распутать.
Внезапно, повинуясь внутреннему порыву, она коснулась перстнем-печаткой вырезанного на двери изображения солнца. Дверь сразу же распахнулась.
Войдя в домик, Верна приложила перстень к резному солнцу на внутренней стороне двери, и та послушно закрылась. Своим Хань Верна почувствовала, как щит крепко-накрепко сомкнулся вокруг нее. Ни разу в жизни она не ощущала себя такой одинокой — и такой защищенной.
Вспыхнули свечи. Вероятно, они были как-то связаны со щитом. Десяти свечей, по пять в каждом канделябре, было более чем достаточно, чтобы осветить все помещение. Канделябры стояли с двух сторон небольшого алтаря, покрытого белой, расшитой золотом тканью. На алтаре Верна увидела чашу, по всей вероятности, с благовониями, а на полу перед ним — алую циновку с золотым орнаментом по краям.
Каждый из четырех альковов, образованных фронтонами, по размеру как раз соответствовал удобному креслу, стоящему в одном из них. Во втором алькове находился алтарь, в третьем — крошечный столик и табуретка, а в последнем, у самой двери, — сундук. На сундуке лежало аккуратно сложенное покрывало. В центре помещения оставалось свободное место, но совсем немного — по площади едва ли больше алькова.
Верна огляделась, недоумевая, зачем Аннелина велела ей сюда прийти, и, усевшись в кресло, обвела взглядом украшенные фресками стены. Что она должна тут сделать? А не просто ли отдохнуть? Аннелина прекрасно представляла, что значит быть аббатисой. Место, где можно побыть одной и ненадолго забыть о горах бумаг на столе. Верна задумчиво побарабанила пальцами по подлокотнику. Нет. Вряд ли.
Она чувствовала себя неуютно. Ее ждали дела. На столе лежали непрочитанные отчеты. Сцепив руки за спиной, она принялась вышагивать по крошечному помещению. Нет, все это — пустая трата времени. Раздраженно вздохнув, она подошла к двери, но остановилась, так и не коснувшись кольцом резного солнца.
Вернувшись обратно, Верна немного поразмыслила, а потом, подобрав подол, опустилась на колени перед алтарем. Может, Аннелина хотела, чтобы она помолилась? Аббатиса должна быть благочестивой, хотя абсурдно полагать, что кому-то нужно особое место для молитвы Создателю. Он сотворил все, и молиться ему можно где угодно. Создатель у тебя в сердце и услышит тебя, где бы ты ни был.
Вздохнув, Верна воздела руки, но настроение у нее было явно неподходящим для углубленной молитвы. Ее раздражало, что Аннелина, даже мертвая, заставляет ее что-то делать. Постукивая ногой по полу, Верна вновь обежала взглядом стены. Похоже, это очередная шуточка Энн, которая даже с того света пытается в последний раз насладиться властью. Неужели ей за столько лет не надоело? Ну да, как бы не так. Энн не из таких. Она все подстроила так, чтобы даже после смерти могла...
Взгляд Верны упал на чашу. В ней что-то лежало, и это был отнюдь не пепел.
Протянув руку, она достала небольшой бумажный сверток, перевязанный кусочком проволоки. Верна покрутила его в руках, рассматривая со всех сторон. Наверное, это оно и есть. Должно быть, за ним ее сюда и послали. Но почему сверток оставили именно тут? И вдруг ее осенило — из-за щита! Никто, кроме аббатисы, не может сюда войти!
Верна разогнула проволоку, осторожно развернула бумагу и заглянула внутрь.
Путевой дневник.
Сделав глубокий вдох, она достала дневник и перелистала. Пустой.
Путевые дневники, как и дакры, были магическими предметами, и создали их волшебники, владеющие и Магией Приращения, и Магией Ущерба. С тех пор на протяжении трех тысячелетий таких волшебников не рождалось — кроме Ричарда. Были такие, кто овладел Магией Ущерба по призванию, но только Ричард получил ее от рождения.
Путевые дневники обладали вот каким свойством: каждый имел себе пару, и то, что писалось в одном при помощи прилагаемого к нему стилоса, сразу же появлялось в другом. Тем же стилосом можно было стереть написанное, поэтому дневники никогда не кончались и их можно было использовать снова и снова. В кабинете аббатисы Верна обнаружила целый ящик таких дневников, связанных парами.
Обычно их брали с собой сестры, отправляясь на поиски рожденных с даром мальчиков. Для этого нередко приходилось пересекать Долину Заблудших, а оказавшись по ту сторону барьера, уже не было возможности вернуться обратно за дополнительными инструкциями. Каждая сестра могла осуществить лишь одно путешествие туда и обратно. До недавнего времени. Пока Ричард не разрушил Башни Погибели.
Мальчик, не понимающий своего дара, порой даже не подозревает о нем, но дар все равно проявляется. Некоторые сестры обладали способностью обнаруживать в потоке силы колебания, вызванные его проявлением. Однако такая чувствительность встречается редко, поэтому за мальчиками посылали обычных сестер, которые брали с собой дневники, чтобы иметь возможность в любую минуту связаться с Дворцом Пророков.
Разумеется, обучить мальчика управлять даром мог и волшебник. На самом деле это было куда предпочтительнее, но волшебников постепенно становилось все меньше и меньше и, кроме того, далеко не все хотели взваливать на себя такую ответственность. Поэтому сестры Света еще давным-давно заключили с волшебниками соглашение, согласно которому им дозволялось взять мальчика к себе на воспитание только в том случае, если нет волшебника, которой бы обучил его сам. Сестры, со своей стороны, поклялись никогда не забирать мальчика, которого согласился учить волшебник.
Наказанием за нарушение соглашения была неизбежная смерть, если сестра, нарушившая его, снова появится в Новом мире. В случае с Ричардом Аннелина нарушила соглашение. А Верна послужила ей орудием, хотя и не знала об этом.
Хуже того. Оказывается, Аннелина прекрасно знала, где находится Ричард, и сознательно запутала тех, кто отправился на его поиски. Из-за этого Верна постарела на двадцать лет, что по меркам Дворца Пророков приравнивалось к тремстам годам. И хотя она поступила так для того, чтобы реализовалась нужная ветвь пророчества и Владетель был бы остановлен, Верна не могла простить Аннелине, что у нее отобрали молодость ради отвлекающего маневра, даже не спросив ее согласия.
Спохватившись, Верна одернула себя. Ничего у нее не отняли. Она выполняла волю Создателя. И то обстоятельство, что она не знала подробностей, не делает ее работу менее важной. Многие тратят молодость на всякую ерунду. А Верна потратила ее ради того, чтобы спасти всех живущих.
Да и потом, эти двадцать лет скорее всего были лучшим временем в ее жизни. Она многое повидала, она научилась принимать решения и нести ответственность за них. И была избавлена от необходимости читать уйму отчетов, наоборот, сама давала пищу для них. Нет, она ничего не потеряла. Скорее — приобрела гораздо больше, чем если бы прожила во Дворце триста и даже больше, чем триста, лет.
Верна почувствовала, как на руку капнула слеза, и вытерла щеку. Она скучала по путешествиям. Раньше она думала, что ненавидит эти поездки, и только теперь поняла, как много они для нее значили. Дрожащими пальцами Верна провела по обложке путевого дневника и вдруг поймала знакомое ощущение...
Она быстро поднесла дневник к глазам. Так и есть. Три шишечки, глубокая царапина на задней обложке... Тот самый дневник! Двадцать лет она едва ли не каждый день держала его в руках — как же после этого ошибиться! Это именно он. В кабинете аббатисы Верна в свое время проглядела все дневники в поисках своего, но не нашла. Оказывается, он лежал здесь.
Но зачем? Развернув бумагу, в которую был обернут дневник, она увидела надпись. Верна поднесла бумагу ближе к свече.
Храни его как зеницу ока.
Верна перевернула ее другой стороной, но это было все.
Храни его как зеницу ока.
Верна знала почерк Аннелины. Когда она отправилась за Ричардом, ей было запрещено прибегать к магии Рада-Хань, чтобы держать его в узде, хотя она должна была доставить во Дворец не мальчика, как обычно, а взрослого мужчину. Тогда Верна, рассердившись, отправила во Дворец послание:
Я сестра, которая несет ответственность за этого мальчика. Полученные мной указания неразумны, если не сказать — абсурдны. Мне необходимо знать, в чем смысл этих указаний. Мне необходимо знать, от кого они исходят.
Ответ последовал незамедлительно:
Ты должна выполнять указания, или же тебе придется отвечать за последствия. И более не сомневайся в указаниях из Дворца.
Аббатиса, собственноручно.
Этот выговор навсегда отпечатался в памяти Верны. И почерк тоже. Строчка на клочке бумаги была написана той же рукой.
Только вернувшись во Дворец, Верна узнала, что Ричард владеет Магией Ущерба, и поняла, что, если бы прибегла к помощи Рада-Хань, юноша скорее всего просто убил бы ее. Аббатиса спасла ей жизнь, но Верне было обидно, что ей опять ничего не объяснили.
Впрочем, Верна понимала, почему Аннелина так поступила. Во Дворце были сестры Тьмы, и аббатиса не хотела рисковать. Но все равно было обидно. Разум и чувства не всегда пребывают в согласии. Став аббатисой, Верна начала понимать, что порой убедить людей в необходимости сделать что-то попросту невозможно и тогда остается только приказывать. А иногда приходится использовать людей так, что они сами об этом не знают.
Верна бросила бумагу в чашу, подожгла ее с помощью Хань и дождалась, пока не останется ничего, кроме пепла.
Потом она крепче сжала путевой дневник — свой дневник — в руке. Приятно, что он снова у нее. Конечно, он не лично ее, а принадлежит Дворцу, но Верна владела им столько лет, что привыкла считать своим, как старого надежного друга.
И тут ее словно ударило. А где же второй? У этого дневника есть двойник. Где он? У кого?
Верна, вздрогнув, поглядела на книжечку. Аннелина опять ничего не объяснила. Вполне может быть, что второй у кого-нибудь из сестер Тьмы. Может, таким образом Аннелина пыталась помочь ей узнать, кто из сестер втайне служит Владетелю? Но как? Не может же она просто написать в дневнике «кто ты и где ты?».
Верна поцеловала перстень и встала.
Храни его как зеницу ока.
Путешествия были опасны. Сестер могли взять в плен и даже убить защищенные своей магией враждебно настроенные люди. В таких ситуациях только дакра, похожее на нож оружие, мгновенно отбирающее жизнь, было способно защитить сестру при условии, что она окажется достаточно проворной. Верна по-прежнему носила свою дакру в рукаве. А когда-то давно она пришила к платью потайной карман, чтобы хранить там путевой дневник.
Сунув книжечку в тайничок, она погладила его через платье.
Храни его как зеницу ока.
Милостивый Создатель, у кого же второй?
Когда Верна вышла в приемную, сестра Феба подскочила словно ужаленная и залилась румянцем.
— Аббатиса... Вы меня напугали! Вас не было в кабинете... Я подумала, что вы ушли спать.
Верна взглянула на заваленный бумагами стол.
— По-моему, я велела тебе закончить на сегодня и идти отдыхать.
— Да, — кивнула Феба, в смущении ломая пальцы. — Но я вспомнила, что забыла проверить кое-какие цифры, испугалась, что вы это обнаружите, и прибежала обратно, чтобы доделать.
Верна сложила руки на животе.
— Феба, тебе не хотелось бы сделать для меня то, что аббатиса Аннелина всегда поручала своим старшим помощницам?
Феба перестала ломать пальцы.
— Конечно! А что именно?
Верна жестом указала на свой кабинет.
— Я удалилась в сад, чтобы попросить Создателя указать мне путь, и мне пришло в голову, что в эти времена испытаний надлежит свериться с пророчествами. Когда у аббатисы Аннелины возникала такая необходимость, она велела своим помощницам удалить из хранилища всех посторонних, чтобы никто не видел, что именно она читает. Не хочешь ли спуститься туда и приказать всем покинуть хранилище, поскольку сейчас туда придет аббатиса?
Феба возликовала.
— С удовольствием, Верна!
А ведь она действительно на вид почти девчонка, недовольно подумала Верна. Они с Фебой были ровесницами, хотя, увидев их рядом, никто бы этого не сказал.
— Тогда пошли. У меня есть еще и другие дела.
Сестра Феба ринулась к дверям, на ходу набрасывая на плечи свою белую шаль.
— Феба. — Круглое личико выглянуло из-за двери. — Если Уоррен в хранилище, пусть остается. Он лучше других разбирается в книгах и быстрее отыщет мне нужные. Это сбережет время.
— Хорошо, Верна, — выдохнула Феба. Ей нравилась работа в приемной — наверное, потому, что поднимала ее в собственных глазах. Неудивительно, что возможность отдать приказ, хоть и от имени аббатисы, так обрадовала ее. Феба ухмыльнулась. — Хорошо, что на месте оказалась я, а не Дульчи!
Верна вспомнила, что когда-то они с Фебой были очень похожими по характеру. И подумала, неужели она была такой же несдержанной, когда Аннелина отправила ее за Ричардом? Да, за проведенные вне стен Дворца годы она стала старше Фебы не только внешне. Впрочем, путешествия всегда расширяют кругозор.
— Прямо как в старые добрые времена, правда? — улыбнулась Верна, когда они с Фебой спускались по лестнице.
Феба хихикнула:
— Ага! Только теперь нам не придется забивать с молитвой тысячу гвоздей!
И она упорхнула вперед, шелестя подолом.
Верна подошла к огромной двери хранилища как раз в тот момент, когда Феба выводила оттуда шестерых сестер, двух послушниц и трех воспитанников. Их обучение не прерывалось ни днем, ни ночью, и порой их даже специально будили — в частности, для занятий в хранилище. Время суток не имело значения для Создателя, и ученики должны были знать, что, выполняя Его волю, они тоже не должны обращать внимания на подобные мелочи. Увидев аббатису, все дружно поклонились.
— Да благословит вас Создатель, — произнесла Верна. Она чуть было не принялась извиняться за то, что выставила их из хранилища, но вовремя спохватилась. Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее слово — закон.
— Никого нет, аббатиса, — торжественно провозгласила Феба и, кивнув в сторону хранилища, добавила: — Остался лишь тот, кого вы хотели видеть. Он в одном из малых залов.
Кивнув ей, Верна повернулась к послушницам, которые во все глаза смотрели на аббатису.
— Как продвигается ваша учеба?
Дрожа как осиновые листья, девушки присели в реверансе.
Залившись краской, одна из них ответила:
— Очень хорошо, аббатиса.
Верна вспомнила, как когда-то Аннелина точно так же заговорила с ней и даже ей улыбнулась. Верне тогда показалось, что с ней говорит сам Создатель. В воспоминании об этой минуте она еще долгие годы черпала силы.
Наклонившись, Верна притянула к себе обеих девушек и поцеловала каждую в лоб.
— Если будет необходимость, не бойтесь обращаться прямо ко мне. Для этого я здесь нахожусь и люблю вас, как всех чад Создателя.
Девочки просияли и снова сделали реверанс, на сей раз гораздо увереннее. Круглыми глазами они смотрели на золотой перстень у Верны на пальце. Как полагается, они поцеловали собственные кольца, шепча молитву Создателю. Верна сделала то же самое. Глаза послушниц округлились еще больше.
Верна протянула руку.
— Не хотите ли поцеловать кольцо, символизирующее Свет, за которым все мы следуем?
Послушницы по очереди опустились на колено и поцеловали перстень с изображением восходящего солнца. Верна положила им на плечи руки.
— Как вас зовут?
— Элен, аббатиса, — представилась одна.
— Валерия, аббатиса, — выговорила вторая.
— Элен и Валерия. — Верне не потребовалось напоминать себе, что следует улыбнуться. — Запомните, Элен и Валерия: хотя многие знают больше вас и могут научить вас разным вещам, нет таких, кто стоит ближе к Создателю или дальше. Даже я. Мы все — его дети.
Послушницы ушли, а Верна еще раз улыбнулась и помахала рукой им вслед.
Оставшись вдвоем с Фебой, она прикоснулась к холодной металлической пластинке в стене. Огромная дверь, представляющая собой гигантский каменный монолит, с грохотом сдвинулась с места. Пол задрожал. Главный вход в хранилище закрывался крайне редко. Только при чрезвычайных обстоятельствах и только аббатиса могла его запечатать. Верна шагнула вперед, и дверь закрылась у нее за спиной. В хранилище было тихо, словно в могиле.
Верна прошла мимо древних, потертых столов, заваленных свитками, увидела кое-где сборники простейших пророчеств. Должно быть, сестры вели занятия. В нишах горели лампы, но все равно казалось, что в хранилище царит темень. Длинные ряды книжных полок высились вдоль стен между массивными каменными колоннами.
Уоррен был в одном из дальних залов. Доступ туда был разрешен далеко не всем, поэтому каждое из крошечных помещений имело собственную дверь и щит. Там, где сейчас находился Уоррен, хранились самые ранние пророчества, написанные на древнед’харианском. Теперь уже мало кто владел этим языком, но Уоррен и предшественница Верны были среди этих немногих.
Когда Верна вошла, Уоррен едва взглянул на нее.
— Феба сказала, что ты хотела посмотреть какие-то книги, — рассеянно бросил он.
— Уоррен, я хотела поговорить с тобой. У меня новости.
Переворачивая страницу, он даже не соизволил поднять взор.
— Да-да, хорошо.
Нахмурившись, Верна пододвинула стул, но не села. Заученным движением она выхватила левой рукой дакру. Дакра очень напоминала кинжал, только ее серебряный клинок был круглым и тонким, словно игла. Но не раны, нанесенные им, были смертельными. Дакра — оружие, обладающее древней магией, — мгновенно вытягивала жизнь из жертвы, независимо от тяжести нанесенного ею ранения. И защиты от ее магии не было.
Уоррен наконец поднял голову. Глаза у него были красные от усталости.
— Уоррен, я хочу, чтобы ты взял вот это.
— Дакра — оружие сестер.
— У тебя тоже есть дар, так что ты можешь ею пользоваться не хуже меня.
— И зачем она мне, по-твоему?
— Чтобы защищаться.
— О чем это ты? — нахмурился Уоррен.
— О сестрах... — Верна осеклась. Кто знает, как далеко могут слышать те, кто владеет Магией Ущерба. Услышали же они Аннелину. — Ну, ты понимаешь. — Верна понизила голос. — Уоррен, твой дар бессилен против них. А от этой штуки спасения нет. Никакого. — Она ловко покрутила дакрой, демонстрируя завидную сноровку. Серебро мрачно сверкнуло в тусклом свете лампы. Перехватив дакру, она протянула ее Уоррену рукояткой вперед. — Я нашла несколько штук у себя в кабинете и хочу, чтобы одна была у тебя.
Уоррен отмахнулся.
— Я не знаю, как обращаться с ней. Я умею только читать старые книги.
Верна сгребла его за воротник балахона и притянула к себе.
— Просто ткнешь ею, и все. В живот, грудь, спину, шею, руку, ногу — все равно! Просто ткни, призвав одновременно свой Хань, и противник будет мертв, не успеешь ты и глазом моргнуть!
— У меня рукава не такие, как у тебя. Я ее потеряю.
— Уоррен, дакре совершенно все равно, где ты будешь ее носить. Положи в карман, если хочешь. Только не сядь на нее ненароком.
Вздохнув, Уоррен взял дакру.
— Ну, если это доставит тебе удовольствие... Только сомневаюсь, что у меня хватит духу кого-нибудь заколоть.
Отпустив его, Верна устремила взгляд вдаль.
— Ты сильно удивишься, обнаружив, на что ты способен, если заставляет нужда.
— И ты пришла только поэтому? Потому что нашла лишнюю дакру?
— Нет. — Верна достала из потайного кармана путевой дневник и положила перед Уорреном. — Я пришла из-за этого.
Он искоса поглядел на нее.
— Собираешься в путешествие?
Не выдержав, Верна стукнула его по плечу.
— Да что с тобой, в конце концов?!
Уоррен отодвинул книгу.
— Я просто устал. Так что же особенного в этом путевом дневнике?
Верна понизила голос.
— Аббатиса Аннелина оставила мне послание, в котором велела пойти в ее тайное убежище в саду. Оно было закрыто щитом, сплетенным из льда и духа. — Уоррен вопросительно поднял бровь. Верна показала перстень. — Он открывается вот этим. А внутри я нашла дневник. Он был завернут в бумагу, а на ней было написано «храни его, как зеницу ока».
Уоррен взял дневник-книжечку и перелистал пустые страницы.
— Наверное, через него она собирается передать тебе инструкции.
— Она мертва!
— И ты думаешь, это ее остановит? — Уоррен насмешливо выгнул бровь.
— Может, ты и прав, — невольно улыбнулась Верна. — Может, второй дневник мы сожгли вместе с ней, и она будет слать указания из мира мертвых.
Лицо Уоррена снова стало серьезным.
— А ты что, не знаешь, где его пара?
Подобрав платье, Верна уселась, придвинув стул ближе.
— Понятия не имею. Это какой-то ребус. Может, Энн таким образом хотела мне сказать, что если я найду второй, то найду и нашего врага.
Брови Уоррена сдвинулись к переносице.
— Полная бессмыслица. Как тебе только могло прийти это в голову?
— Я не знаю, Уоррен! — Верна провела ладонью по лицу. — Это единственное, до чего я смогла додуматься. Может, тебя осенит? Почему она не сообщила, где находится второй? Если бы он был у кого-то, кому можно доверять, она вполне могла просто написать имя, или хотя бы намекнуть, что второй дневник — у друга.
— Пожалуй. — Уоррен снова уставился на стол.
— В чем дело, Уоррен? — мягко спросила Верна. — Ты сегодня совсем не такой.
Уоррен посмотрел на нее. Взгляд у него был тревожным.
— Я прочитал пророчество, которое мне очень не нравится, — промолвил он наконец.
— И что в нем?
Уоррен долго молчал. Потом он двумя пальцами подтолкнул к Верне листок бумаги. Поколебавшись, она взяла его в руки и начала читать вслух.
Когда аббатиса и Пророк уйдут к Свету в священном обряде, на том огне вскипит котел обмана и возвысится лжеаббатиса, которая будет править до самой гибели Дворца Пророков. На севере же опоясанный мечом оставит его ради серебряной сильфиды, которую вернет к жизни, и она ввергнет его в объятия Зла.
Верна боялась встретиться взглядом с Уорреном. Уронив бумагу на стол, она сложила руки на коленях, чтобы не было видно, как дрожат ее пальцы. Она молча сидела, уставившись в пол и не зная, что сказать.
— Это пророчество истинной ветви, — нарушил наконец молчание Уоррен.
— Смелое заявление даже со стороны такого талантливого толкователя, как ты. Сколько лет этому пророчеству?
— Нет и дня.
Верна подняла на него круглые от изумления глаза.
— Что?! — шепотом выговорила она. — Уоррен, ты хочешь сказать, что... что это твое? Что ты наконец сам составил пророчество?
Взгляд Уоррена был устремлен вдаль.
— Да. Я впал в некий транс, и в этом состоянии меня посетило видение. Вместе с ним пришли и слова. Наверное, то же самое происходило и с Натаном. Помнишь, я говорил тебе, что недавно начал понимать пророчества, как никогда до этого не понимал? Истинное понимание их приходит через видение.
— Но в книгах записаны слова, а не видения, — развела руками Верна.
— Слова — только способ их передать и вызвать видения у того, кто обладает даром пророчества. Все, что сестры изучили за последние три тысячи лет, лишь в малой степени приближает вас к постижению пророчеств. Слова — это всего лишь своего рода выключатель. Я это понял, когда ко мне пришло пророчество, которое ты прочла. В моей голове словно открылась запертая до того дверь. Сколько лет потрачено, а ключ к разгадке, оказывается, был все время во мне!
— Ты хочешь сказать, что можешь прочесть любое пророчество, и в видении тебе явится его истинное значение?
Уоррен покачал головой:
— Я лишь ребенок, делающий первые шаги. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем передо мной откроется все.
Верна поглядела на лежащий на столе лист бумаги, потом отвела взгляд и принялась крутить перстень на пальце.
— А это, которое пришло к тебе, означает именно то, что написано?
Уоррен провел языком по пересохшим губам.
— Как и первый шаг ребенка, оно очень неровное. Это не самое точное из пророчеств. Можно сказать, это своего рода проба пера. Теперь, кстати, я понимаю, что и многие другие, которые я читал, тоже из этой категории, но...
— Уоррен, это правда или нет?!
Он задумчиво опустил рукава.
— Все правда, но слова, как и во всех пророчествах, не обязательно выражают то, что нам кажется.
Скрипнув зубами, Верна наклонилась к волшебнику.
Он с напускной небрежностью отмахнулся, словно хотел показать, что все это не так уж и важно, но Верна восприняла этот жест как предупреждение.
— Слушай, Верна, я знаю, что было в видении, но я новичок и не все понимаю, хотя это пророчество и сделано мною.
Верна твердо глядела на него.
— Рассказывай, Уоррен.
— Аббатиса в пророчестве — не ты. Не знаю, кто, но не ты.
Верна, вздохнув, прикрыла глаза.
— Что ж, все не так плохо, как я было подумала. Во всяком случае, не я погублю Дворец. Так что можно попробовать превратить это пророчество в ложную ветвь.
Уоррен отвернулся и, схватив со стола листок с пророчеством, сунул его в книгу.
— Верна, чтобы кто-то другой стал аббатисой, ты должна умереть.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:27 | Сообщение # 23 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 23
По его телу пробежала волна желания, и он понял, еще не видя ее, что она вошла в комнату. Его ноздри затрепетали, безошибочно почуяв свойственный только ей запах, и он опять почувствовал, что не в силах противостоять искушению. Вместе с тем Ричард ощущал какую-то угрозу, неуловимую, как мелькнувшая в тумане тень, но от этого искушение становилось только сильнее.
С отчаянием человека, атакуемого многочисленными врагами, он схватился за рукоять меча, надеясь отсрочить свое падение, которое было почти неизбежно. Впрочем, сейчас он надеялся не на обнаженную сталь, а на тиски магической ярости, которая даст ему сил устоять. Он выдержит. Должен выдержать. От этого зависит все.
Ричард вцепился в рукоять меча и позволил волнам всепоглощающей ярости затопить его душу.
Подняв глаза, он увидел головы Улика и Игана, плывущие над толпой. Ее не было видно за спинами стоящих перед ним людей, но он знал, что она здесь. Солдаты и дворяне начали расступаться, давая дорогу огромным д’харианцам и той, кого они сопровождали. Толпа заволновалась, словно поверхность озера, в которое бросили камень. Ричарду припомнилось пророчество, в котором его самого называли «камнем, брошенным в пруд», — создателем волн в мире живых.
И тут он увидел ее.
От сдерживаемой страсти у него перехватило дыхание. Она была в том же розовом шелковом платье, что и прошлой ночью, поскольку не взяла с собой другой одежды. Ричард вдруг отчетливо вспомнил ее слова о том, что она спит обнаженной, и почувствовал, как тяжело застучало его сердце.
Невероятным усилием воли он заставил себя сосредоточиться на делах. Она широко раскрытыми глазами смотрела на солдат, которых так хорошо знала. Это была кельтонская дворцовая гвардия, только теперь все они были одеты в д’харианскую форму.
Ричард встал рано и лично проследил за всеми приготовлениями. Спать все равно было невозможно: его терзали сны, полные плотских утех.
Кэлен, любовь моя, сможешь ли ты простить мне мои сны?
По его приказу во дворец Исповедниц было доставлено все необходимое. Обезоруженные кельтонцы не имели особой возможности возражать, но, надев темные кожаные доспехи, оглядели друг друга и остались довольны. Им объявили, что отныне Кельтон становится частью Д’Хары, и вернули оружие. Теперь они стояли в ряд, гордые и бдительные, не сводя глаз с представителей других стран, которые еще не присоединились к Д’Харе.
Как оказалось, нет худа без добра. Метель, позволившая Брогану ускользнуть, задержала в городе официальных лиц и дипломатов. Ричард не преминул этим воспользоваться и приказал всех высокопоставленных лиц привести во дворец. Он хотел, чтобы они присутствовали при капитуляции Кельтона, одного из самых могущественных государств Срединных Земель. Он желал преподать им последний урок.
Когда Катрин начала подниматься по ступенькам на возвышение, Ричард встал ей навстречу. Бердина шагнула в сторону, давая ей дорогу. Ричард расставил морд-сит по дальним углам подиума, чтобы они находились подальше от него. Кара хотела ему что-то сказать, но он даже слушать не стал.
Когда карие глаза Катрин остановились на нем, Ричард едва устоял на ногах. Левая рука, сжимавшая рукоять меча, задрожала. Он напомнил себе, что ему не надо хвататься за меч, чтобы управлять его магией, и рискнул его отпустить.
Пытаясь научить его касаться Хань, Верна заставляла его представлять мысленно какую-нибудь картинку, чтобы сосредоточиться. Ричард тогда выбрал для этого Меч Истины и теперь тоже крепко держал в голове его мысленное изображение.
Но в сегодняшней битве с теми, кто стоит перед ним, от меча проку мало. Сегодня от него требуются ловкая дипломатия и маневры, разработанные с помощью генерала Райбиха и его офицеров. Ричард надеялся, что все пройдет как надо.
— Ричард, что...
— Добро пожаловать, герцогиня. Все уже готово. — Ричард поцеловал ей руку с галантностью придворного кавалера, но, прикоснувшись губами к ее коже, почувствовал, как в сердце разгорается пламя. — Я знал, что вы захотите, чтобы представители других стран были свидетелями вашего отважного решения первыми присоединиться к нам в борьбе с Имперским Орденом, первыми проложить путь к спасению Срединных Земель.
— Но я... Да... Конечно...
Ричард повернулся к приглашенным. Они напряженно ждали дальнейшего развития событий, но все же на сей раз аудитория казалась куда спокойнее и покладистее, чем в прошлый.
— Герцогиня Лумхольц, которая, как вам, надеюсь, известно, вскоре станет королевой Кельтона, от имени своего народа приняла решение присоединить Кельтон к Д’Харе и пожелала, чтобы вы присутствовали при подписании ею акта о капитуляции.
— Ричард, — зашептала Катрин, чуть приблизившись, — я должна... Сначала нужно дать документы нашим юристам... Просто для уверенности, что они составлены правильно и не возникнет никаких недоразумений.
Ричард ободряюще улыбнулся.
— Хотя я нисколько не сомневаюсь, что документы составлены безупречно, но тем не менее предвидел ваше беспокойство и позволил себе вольность пригласить их на подписание. — Ричард махнул рукой. Райна схватила за локоть какого-то мужчину и втащила на подиум. — Мастер Сифолд, не выскажете ли вы вашей будущей королеве свое профессиональное мнение?
Мужчина поклонился.
— Как и говорит магистр Рал, герцогиня, документы составлены безупречно и ясно. Никаких недоразумений быть не может.
Ричард взял со стола красивую грамоту.
— С вашего позволения, герцогиня, я хотел бы зачитать акт о капитуляции присутствующим здесь представителям стран, входящих в Срединные Земли. Пусть они убедятся в вашем мужестве и в вашей искренности.
Герцогиня Лумхольц гордо подняла свою очаровательную головку и окинула взглядом собравшихся.
— Да, магистр Рал, прошу вас.
Ричард тоже взглянул в напряженные от ожидания лица.
— Пожалуйста, не уходите. Это не займет много времени.
Держа перед собой бумагу, Ричард начал громко читать:
— Да будет известно всем народам, что Кельтон, подписывая сей акт, безоговорочно капитулирует перед Д’Харой. Подписано мною собственноручно как законно назначенным правителем Кельтона. Герцогиня Лумхольц.
Ричард положил бумагу на стол, макнул перо в чернильницу и протянул его Катрин. Она замерла. Лицо ее сделалось пепельно-серым.
Ричард испугался, что герцогиня сейчас упадет. Выбора у него не оставалось. Призвав магию меча, он приблизил губы к уху герцогини и, стойко выдерживая мучительные волны желания, вызванного прикосновением к ее коже, шепнул:
— Катрин, когда мы покончим с этим, не согласитесь ли вы прогуляться со мной? Вдвоем? Я мечтал о вас всю ночь...
Нормальный цвет моментально вернулся к ее щекам. Ричард уже был уверен, что сейчас она обнимет его, и возблагодарил духов, когда этого не произошло.
— Конечно, Ричард, — шепнула в ответ герцогиня. — Я тоже мечтала только о вас. Давайте скорее покончим со всеми формальностями.
— Я горжусь вами, вашей силой и мужеством.
Герцогиня улыбнулась такой многообещающей улыбкой, что не только у Ричарда, но, наверное, у половины мужчин в зале вспыхнули уши.
Герцогиня взяла перо, не преминув коснуться при этом его руки.
— Я подписываю акт о капитуляции голубиным пером в знак того, что делаю это по доброй воле и во имя мира, а не как потерпевшая поражение сторона. Мною руководит любовь к своему народу и надежда на будущее. Моя надежда связана с этим человеком — магистром Ралом. От имени Кельтона клянусь в вечной мести тому, кто посмеет причинить ему зло.
Наклонившись, она поставила под документом витиеватую подпись.
Не успела она выпрямиться, как Ричард достал еще несколько бумаг и положил перед ней.
— Что...
— Письма, о которых вы говорили, герцогиня. Я не хотел обременять вас этой работой потом, когда мы сможем использовать время гораздо лучше. Ваши помощники помогли их составить. Пожалуйста, проверьте и убедитесь, что здесь изложено все, что вы хотели сказать, когда прошлой ночью предложили их написать. Лейтенант Харрингтон из вашей дворцовой гвардии подсказал нам имя генерала Болдуина, командующего кельтонскими вооруженными силами, имена дивизионных генералов Каттера, Лейдена, Несбита, Бредфорда и Эмерсона, а также еще нескольких гвардейских командиров. Вам нужно всего лишь подписать эти письма, адресованные каждому из них, в которых содержится приказ передать командование моим офицерам. Представители вашей гвардии отправятся в Кельтон с теми, кто примет командование. Ваш помощник адъюнкта, мастер Монтлеон, оказал нам огромную помощь в составлении инструкций министру финансов Пеллетье, мастеру Карлайлу, министру стратегического планирования, губернаторам, управляющим торговыми миссиями, Камерону, Таку, Спунеру, Эшмору, а также Левардсону, Дудье и Фолкингему из министерства торговли. Коадъютор Шаффер не менее любезно предоставил нам список мэров. Мы не хотели нанести кому-то обиду, упустив хотя бы одного, поэтому попросили его сделать полный список. Здесь — письма ко всем, но, конечно, текст один и тот же, только проставлены имена. Так что вам достаточно прочитать лишь одно, а потом подписать остальные. Мы отправим их прямо отсюда. Гонцы уже ждут. Каждого будет сопровождать солдат из вашей гвардии, чтобы не возникло недоразумений. Я собрал здесь всю вашу гвардию, чтобы в дальнейшем гвардейцы могли подтвердить подлинность вашей подписи.
Ричард перевел дух и выпрямился. Катрин, ошарашенно моргая, глядела на ворох бумаг. Ее помощники столпились вокруг, гордые своей работой, проделанной в столь короткий срок.
Ричард снова наклонился к герцогине.
— Надеюсь, я сделал все, как вы хотели, Катрин. Вы сказали, что сами обо всем позаботитесь, но я не хотел скучать без вас, пока вы будете заниматься канцелярщиной, поэтому встал пораньше и все приготовил. Надеюсь, вы довольны.
Она поглядела на лежащее сверху письмо и сдвинула его в сторону, чтобы прочитать следующее.
— Да... конечно...
Ричард придвинул ей кресло.
— Почему бы вам не присесть?
Катрин уселась и начала подписывать письма, а Ричард, сдвинув перевязь с мечом, сел рядом, в кресло Матери-Исповедницы. Он перевел взгляд на представителей стран Срединных Земель, наблюдавших за процедурой, и не сводил с них глаз, пока скрипело перо. Магическая ярость бурлила в нем, но он сдерживал ее, чтобы не терять сосредоточенности.
На мгновение Ричард повернулся к кельтонским чиновникам.
— Сегодня вы проделали великолепную работу, и я почту за честь, если вы захотите и впредь использовать ваши способности. Уверен, что смогу найти им достойное применение, когда Д’Хара начнет расширяться.
Выслушав слова благодарности, Ричард снова обратил все внимание на молчаливых зрителей. Д’харианские офицеры за многие месяцы успели немало узнать о торговле в Срединных Землях. Пока Ричард вместе с ними гонялся за Броганом, он порасспросил их, а сегодня утром еще расширил свои познания. Если знаешь, что спрашивать, можно узнать многое. Особенную помощь в этом оказала госпожа Сандерхолт, которую Создатель не обделил ни слухом, ни любопытством.
— Некоторые из документов, которые подписывает герцогиня, касаются торговли, — сообщил Ричард выжидательно глядящим на него дипломатам. Катрин старательно водила пером.
Он обласкал взглядом ее обнаженные плечи и усилием воли отвел глаза. — Поскольку отныне Кельтон входит в состав Д’Хары, вы должны отдавать себе отчет, что он не станет вести никаких торговых операций с теми, кто не присоединится к нам.
Он посмотрел на низенького толстого мужчину с курчавой седой бородой.
— Насколько я понимаю, представитель Гартрам, это ставит Лифанию в затруднительное положение. Поскольку границы Кельтона и Галеи отныне закрыты для всех, кто не входит в состав Д’Хары, для вашей торговли наступают трудные дни. На севере у вас Галея с Кельтоном, на востоке — Д’Хара и горы Ранг-Шада на западе. Вам будет довольно трудно найти руду, чтобы получить железо, которое раньше вы закупали у Кельтона в обмен на зерно. Но Кельтон отныне будет закупать зерно на складах Галеи. Поскольку эти два государства отныне входят в состав Д’Хары, им больше нет необходимости заниматься контрабандистами, и их армии могут полностью сосредоточиться на охране внешних границ. Д’Хара, в свою очередь, безусловно, найдет применение кельтонскому железу и стали. Советую вам поспешить с поиском руд, поскольку Имперский Орден нападет скоро и, вероятнее всего, с юга. Я подозреваю, что их войска пойдут прямо через Лифанию, а мои люди не станут проливать за вас кровь.
Ричард перевел взгляд на высокого сухопарого мужчину, почти лысого, если не считать нескольких седых волосинок на голом черепе.
— Посол Безанкур, с глубоким сожалением должен сообщить вам, что одно из этих писем содержит указания для комиссара Камерона. В нем говорится, что все соглашения между Сандерией и Кельтоном отныне дезавуированы. До тех пор пока и вы не войдете в состав Д’Хары. Весной Сандерия не сможет перегнать скот с равнин на высокогорные пастбища Кельтона.
Посол побледнел так, что его можно было принять за мертвеца.
— Но, магистр Рал, нам негде пасти скот весной и летом! Летом наши равнины превращаются в пустыню. Что же нам делать?
Ричард пожал плечами:
— Могу посоветовать начать резать скот, чтобы сохранить хоть что-то.
Посол ахнул.
— Магистр Рал, соглашения между нами и Кельтоном действуют уже сотни лет! Вся наша экономика строится на овцеводстве!
— Меня это не касается, — выгнул бровь Ричард. — Я проявляю заботу только о наших союзниках.
Посол Безанкур умоляюще воздел руки.
— Магистр Рал, мой народ разорится! Вся страна опустеет, если нам придется вырезать скот!
Представитель Терио быстро шагнул вперед.
— Вы не можете этого допустить, магистр! Хергборг зависит от поставок шерсти. Это... это... это уничтожит нашу промышленность!
— И тогда они перестанут торговать с нами, — заговорил еще один. — А нам приходится закупать зерно, потому что наши почвы непригодны для земледелия.
Ричард подался вперед.
— Тогда советую вам использовать эти аргументы в разговоре с вашими правителями и постараться убедить их, что капитуляция — единственный выход. — Он оглядел остальных представителей. — Вы цените независимость, но очень скоро начнете ценить объединение. Отныне Кельтон — часть Д’Хары. Торговые пути будут перекрыты для всех, кто не присоединится к нам. Я предупреждал, что никому не удастся отсидеться в сторонке.
Зал Совета наполнился протестами, мольбами и призывали к милосердию. Ричард медленно встал, и мгновенно воцарилась тишина.
Посол Сандерии обвиняющим жестом поднял костлявый палец.
— Вы безжалостный человек!
Ричард кивнул. В глазах его плескалась магия.
— Не забудьте сообщить об этом Имперскому Ордену, если вы предпочтете присоединиться к нему. — Он глянул сверху вниз на послов и дипломатов. — У вас были единство и мир под властью Совета и Матери-Исповедницы. Но, воспользовавшись ее отсутствием, пока она сражалась за вас и ваши народы, вы отказались от них ради собственной жадности. Вы повели себя как дети, передравшиеся за кусок пирога. У вас был шанс поделить пирог на всех, но вы предпочли украсть его у более слабых. Если вы сядете за мой стол, вам придется помнить о хороших манерах, но каждый из вас получит свой кусок хлеба.
На этот раз все промолчали. Ричард поправил на плечах плащ мрисвиза и вдруг осознал, что Катрин закончила подписывать бумаги и смотрит на него своими огромными карими глазами. Под ее мягким взглядом он не мог больше удерживать волшебную ярость меча.
Когда Ричард снова повернулся к представителям Срединных Земель, гнев исчез из его голоса.
— Погода установилась. Вам лучше двинуться в путь. Чем быстрее вы убедите своих правителей принять мои условия, тем меньше неприятностей придется пережить вашим народам. Я не хочу, чтобы кто-то страдал... — Он замолчал.
Катрин встала рядом и поглядела вниз, на людей, которых так хорошо знала.
— Делайте так, как говорит магистр Рал. Он и без того уделяет вам больше времени, чем вы заслуживаете. — Повернувшись, она сказала одному из своих помощников: — Пусть мои вещи немедленно доставят сюда. Я остаюсь здесь, во дворце Исповедниц.
— Почему она остается здесь? — спросил один из послов, подозрительно нахмурив брови.
— Как вам известно, ее мужа убил мрисвиз, — ответил Ричард. — Герцогиня попросила защиты, и я ей ее предоставил.
— Вы хотите сказать, что нам всем угрожает опасность?
— Очень может быть, — кивнул Ричард. — Ее муж был отличным фехтовальщиком, и все же... Впрочем, надеюсь, вы будете осторожны. Если вы присоединитесь к нам, то станете гостями дворца и окажетесь под защитой моей магии. Во дворце достаточно свободных покоев, но они останутся пустыми, пока вы не капитулируете.
Встревоженно переговариваясь, представители стран Срединных Земель направились к выходу.
— Мы идем? — тихонько поинтересовалась Катрин.
Теперь, когда задача была выполнена, Ричард вдруг ощутил в душе пустоту, которая, впрочем, немедленно заполнилась благодаря присутствию Катрин. Он взял ее под руку, и они двинулись прочь. Ричард собрал остатки воли и остановился в конце подиума, где стояли Улик и Кара.
— Все время держите нас в поле зрения. Ясно?
— Да, магистр Рал, — хором ответили Кара и Улик. Картин дернула его за рукав.
— Ричард!
Он наклонился к ней, и от ее теплого дыхания по телу пробежала волна желания.
— Ты сказал, что мы будем одни. Я хочу остаться с тобой наедине. Совсем наедине. Прошу тебя!
Именно для этого мгновения Ричард копил силы. Но он больше не мог удерживать в воображении образ меча. В отчаянии он представил вместо меча лицо Кэлен.
— Здесь небезопасно, Катрин. Я это чувствую. Я не могу рисковать твоей жизнью. Когда я перестану чувствовать опасность, мы останемся наедине. Пожалуйста, постарайся меня понять — это только пока.
Она выглядела огорченной, но послушно кивнула.
— Хорошо — пока.
Когда они спускались с подиума, Ричард поглядел Каре в глаза.
— Не упускай нас из виду, что бы ни случилось.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:28 | Сообщение # 24 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 24
Феба бухнула очередную пачку докладов на клочок свободного пространства, еще остававшегося на полированной крышке стола.
— Верна, можно задать тебе личный вопрос?
Верна подмахнула записку, поступившую с кухни, в которой испрашивалось разрешение на покупку новых котлов взамен прогоревших.
— Мы с тобой старые подруги, Феба. Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Она перечитала запрос, а потом над своей подписью написала «отказать». Пусть чинят старые. Напомнив себе, что следует улыбнуться подруге, Верна улыбнулась ей и кивнула:
— Спрашивай.
Круглые щечки Фебы вспыхнули. Она сжала ладони.
— Только не подумай, что я хочу тебя обидеть... Твое положение совершенно особенное, но я не могу спросить об этом ни у кого, кроме такой близкой подруги, как ты. — Она неуверенно кашлянула. — Скажи, что значит стать старой?
Верна издала смешок.
— Мы с тобой ровесницы, Феба!
Феба затеребила подол своего зеленого платья. Верна выжидающе смотрела на нее.
— Да, конечно... Но ведь ты отсутствовала больше двадцати лет. И постарела так же, как те, кто живет за пределами Дворца. Мне потребуется лет триста, чтобы так постареть. Ты... Ну, понимаешь... ты выглядишь, как... сорокалетняя.
— Да, — вздохнула Верна. — Путешествия старят. Во всяком случае, мое было именно из таких.
— Это было бы для меня ужасно — отправиться в путешествие и постареть. Скажи, а это больно — внезапно стать старой? Ты, наверное... Ну, не знаю... Не чувствуешь себя привлекательной и не испытываешь радости, да? Мне нравится, что мужчины за мной ухаживают. Я не хочу стать старой, как... Меня это мучает.
Верна откинулась на спинку кресла. Первым ее желанием было просто-напросто удавить Фебу, но она мысленно сосчитала до десяти и напомнила себе, что это личный вопрос, который она сама разрешила задать.
— Смею предположить, что для каждого это происходит по-разному, поэтому могу сказать лишь, что чувствую я. Да, Феба, немного больно сознавать, что многое ушло безвозвратно. Как будто, пока я ждала, когда же начнется настоящая жизнь, у меня незаметно украли юность. Но по милости Создателя в этом есть и хорошая сторона.
— Хорошая? Что же тут можно придумать хорошего?
— Ну, внутри я осталось прежней, только стала мудрее. Я обнаружила, что стала лучше понимать как себя, так и других. Стала ценить то, что никогда не ценила прежде. Стала лучше разбираться в том, что действительно важно для славы Создателя. Можно сказать, что теперь я чувствую себя более уверенно и меня гораздо меньше волнует, что обо мне думают другие. А что касается мужчин... Ты побоялась об этом спросить прямо, но я все же отвечу. Мужчины меня по-прежнему интересуют, только теперь другие. Юнцы мне неинтересны. Меня больше привлекают мужчины моего возраста.
Глаза Фебы стали круглыми как плошки.
— Пра-авда? Тебе нравятся старики?
Верна поцокала языком.
— Я сказала — мужчины моего возраста, Феба. Какие мужчины нравятся тебе сейчас? Пятьдесят лет назад тебе бы и в голову не пришло даже взглянуть на твоего нынешнего ровесника. А парни того возраста, какого ты была пятьдесят лет назад, кажутся тебе смешными. Понимаешь, о чем я?
— Ну... Пожалуй.
По ее глазам Верна видела, что она ничего не поняла.
— Вот послушницы, которых мы сегодня видели, Элен и Валерия. Вспомни, что мы в их возрасте думали о женщинах, которым тогда было столько лет, сколько тебе сейчас?
Феба хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
— Я считала их невероятно старыми! Никогда не думала, что мне когда-нибудь будет столько же лет!
— Ну а теперь как ты относишься к своему возрасту?
— Ну, я вовсе не старая! Тогда я была просто глупышкой. Мне нравится мой нынешний возраст. Я по-прежнему молода.
— Вот и со мной так же, — пожала плечами Верна. — Я больше не считаю тех, кто старше меня, стариками, потому что знаю: они видят себя такими же, как мы с тобой видим себя.
Феба сморщила носик.
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, но все равно не хочу становиться старой.
— Феба, во внешнем мире за этот срок ты прожила бы уже три человеческих жизни. Ты, как и все мы, получила от Создателя неоценимый дар, чтобы у тебя было время учиться самой, а потом учить молодых волшебников. Это редкое благо, доступное лишь очень немногим.
Феба медленно кивнула. Верна видела, что эти слова заставили ее задуматься.
— Ты говоришь мудрые вещи, Верна. Я всегда знала, что ты очень умная, но ты никогда прежде не казалась мне мудрой.
— Это тоже одно из преимуществ возраста, — улыбнулась Верна. — А наши юнцы считают мудрой тебя. В стране слепых и кривой — король.
— Но все равно — страшно видеть, как увядает твое тело и лицо покрывают морщины!
— Это происходит не сразу. Поэтому успеваешь привыкнуть. Лично меня пугает мысль снова стать твоего возраста.
— Почему?
Верна хотела было сказать, что боится снова стать такой же дурочкой, но тут же одернула себя, напомнив себе еще раз, что они с Фебой старые подруги.
— Да, наверное, потому, что мне пришлось продираться через тернии, которые тебе еще предстоит преодолеть, и я хорошо знаю, как сильно они колются.
— Какие мне встретятся тернии? — заинтересованно спросила Феба.
— Думаю, что у каждого человека они свои. Кто знает, какие достанутся на твою долю?
Феба, сцепив пальцы, наклонилась ближе.
— А какие тернии встретились на твоем пути, Верна?
Верна поднялась и закрыла чернильницу. Она смотрела на стол, но не видела его.
— Хуже всего, — медленно произнесла она, — было увидеть, какими глазами смотрит на меня Джедидия, когда я вернулась. Для него, как и для тебя, я была всего лишь морщинистой старой каргой.
— О, Верна, я никогда так не...
— Способна ли ты понять эту боль, Феба?
— Ну конечно, когда тебя считают старой и страшной, хотя это вовсе не так...
Верна покачала головой:
— Нет, ты не поняла. — Она поглядела Фебе прямо в глаза. — Больно было увидеть, что для него имеет значение только внешность, а то, что вот здесь, — она постучала себя по голове, — ему было не нужно. Его интересовала только оболочка, а не содержимое.
Верна не сказала о том, что еще более тяжелым открытием явилось для нее, что Джедидия перешел на сторону Владетеля. Ей пришлось убить его, вонзив дакру ему в спину, чтобы спасти жизнь Ричарду. Джедидия предал не только ее, но и Создателя. Вместе с ним умерла и какая-то часть самой Верны.
Феба выпрямилась, глядя на Верну слегка озадаченно.
— Да, наверное, я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда мужчина...
— Надеюсь, я хотя бы отчасти ответила на твой вопрос, Феба, — перебила Верна. — Всегда приятно поболтать с подругой. — В ее голосе явственно зазвучали властные нотки аббатисы. — Есть ли ко мне посетители?
— Посетители? — Феба моргнула. — Нет, сегодня никого.
— Отлично. Я намерена в уединении помолиться Создателю. Попроси Дульчи, пусть поможет тебе закрыть дверь щитом. Я не желаю, чтобы меня беспокоили.
— Слушаюсь, аббатиса, — поклонилась Феба и вдруг улыбнулась: — Спасибо за беседу, Верна. Прямо как в старые добрые времена, когда нас отправляли спать, а мы часами болтали. — Она поглядела на заваленный бумагами стол. — А как с докладами? Я вижу, их у тебя скапливается все больше и больше.
— Как аббатиса я не могу пренебрегать Светом, который управляет Дворцом и сестрами. Кроме того, я должна молиться за всех нас и просить Создателя направлять наши помыслы. В конце концов, мы ведь сестры Света.
В глазах Фебы опять появилось восторженное выражение. Похоже, она считала, что, став аббатисой, Верна каким-то образом перестала быть обычным человеческим существом и чудесным образом коснулась руки Создателя.
— Разумеется, аббатиса. Я прослежу, чтобы щит был установлен должным образом. Никто не нарушит вашего уединения.
У порога Верна мягко окликнула Фебу:
— Ты еще ничего не выяснила о Кристабель?
Феба отвела взгляд. Верне показалось, что она испугалась.
— Нет. Никто не знает, куда она поехала. И неизвестно так же, куда исчезли Амелия и Джанет.
Кристабель, Амелия, Джанет, Феба и Верна были подругами, вместе росли, но самые близкие отношения у Верны сложились именно с Кристабель, хотя она, как и все, в те годы немного завидовала этой девочке. Создатель наделил Кристабель роскошными светлыми волосами, красивым личиком, а также милым и добрым характером.
Было что-то весьма загадочное в том, что три ее подруги внезапно исчезли. Сестры иногда покидали Дворец, чтобы навестить родных, пока те еще были живы, но в таких случаях всегда испрашивали разрешения. К тому же родители этих сестер давно уже умерли от старости. Иногда сестры отправлялись в путешествие и для того, чтобы немного отдохнуть и развеяться, но и в этом случае полагалось уведомить об отъезде и сообщить, куда именно они направляются.
Ни Кристабель, ни Амелия, ни Джанет этого не сделали. После похорон прежней аббатисы они просто исчезли. Верна боялась, что они, возможно, не смогли смириться с тем, что аббатисой стала она, и предпочли покинуть Дворец. Но как бы ни было ей больно от этой мысли, Верна молилась, чтобы случилось именно это, а не что-нибудь гораздо худшее.
— Если что-то услышишь, Феба, скажи мне, — велела Верна, стараясь не выдать своего беспокойства.
Когда Феба ушла, Верна установила с внутренней стороны двери щит, который придумала сама, используя качества, свойственные только ее личному Хань. Если кто-нибудь попробует войти, то разорвет тончайшие нити. А если даже заметит и попытается потом починить своим Хань, Верна увидит чужую магию.
Рассеянные солнечные лучи пробивались сквозь листву, освещая садик тихим ласковым светом. В конце маленькой рощицы рос благородный лавр, весь усыпанный пушистыми почками. За ним виднелась усаженная розами ухоженная лужайка. Сорвав лавровый лист, Верна растерла его в руке и с удовольствием вдохнула пряный аромат.
За лужайкой заросли сумаха и маленькие деревца скрывали высокую стену, окружавшую сад аббатисы, создавая иллюзию большого пространства. Верна внимательно изучила расположение веток. Если не найдется более подходящего места, можно попробовать здесь. Она двинулась дальше. Времени оставалось в обрез.
На маленькой боковой тропинке, огибающей рощицу, где стоял маленький домик — убежище аббатисы, — Верна наконец нашла то, что ей было нужно. Приподняв подол, она подошла ближе к стене и убедилась, что место просто идеальное. Прямо возле стены были посажены груши, и одна оказалась особенно подходящей: ее ветви росли по обе стороны ствола, словно ступеньки лестницы.
Подоткнув подол, Верна собралась уже лезть, но остановилась, заметив содранную кору. Она провела пальцем по этим царапинам. Так, похоже, она не первая аббатиса, которая желает тайком покинуть свое узилище.
Забравшись на стену и убедившись, что поблизости нет стражников, Верна обнаружила очень удобный спуск к довольно широкому уступу, ведущему к толстой дубовой ветке, откуда можно было спрыгнуть на большой валун, а там уже до земли оставалось не более двух футов. Оказавшись внизу, Верна тщательно стряхнула с себя кору и листья, одернула серое платье и поправила скромный воротничок. Перстень аббатисы она сунула в потайной карман. Набросив на голову шаль и плотно повязав ее под подбородком, Верна улыбнулась, радуясь, что нашла тайный выход из своей бумажной тюрьмы.
Она удивилась, обнаружив, что народу на мосту непривычно мало. Нет, конечно, стражники были на местах, сестры, послушницы и воспитанники в ошейниках сновали повсюду, но из простых людей ей попадались в основном только старухи.
Верна привыкла, что весь день до захода солнца жители Танимуры толпами тянутся по мосту на остров Халзбанд, чтобы испросить у сестер совета или, на худой конец, милостыню. Многие обожали молиться во внутренних двориках Дворца Пророков: они считали обитель сестер Света священной землей. А может, им просто нравилась архитектура этих двориков.
Но сегодня здесь было на удивление пусто. Послушницы, обязанные сопровождать посетителей, тоскливо слонялись без дела. Стражники на постах увлеченно болтали, и те, что удостоили Верну взглядом, увидели лишь одну из сестер, спешащую по своим делам. Никто не отдыхал на лужайках, никто не любовался садами, а радужные брызги фонтанов не сопровождались восторженными ахами взрослых и радостным визгом детей. Даже скамейки, излюбленное место городских сплетников, и те пустовали.
Вдали били барабаны.
Уоррен ждал Верну у скалы на берегу — на месте прошлой их встречи — и в ожидании задумчиво кидал в воду камешки. Посреди реки болталась одинокая рыбацкая лодка. Услышав шаги, Уоррен вскочил.
— Верна! Я уже думал, что ты не придешь!
Верна поглядела на старика-рыболова, насаживающего на крючки приманку.
— Феба хотела узнать, каково это — быть старой и морщинистой.
— А почему она спросила об этом у тебя? — поинтересовался Уоррен, отряхивая свой лиловый балахон.
Он был искренне озадачен, но Верна только вздохнула:
— Пошли.
В городе было так же непривычно пусто, как и во Дворце. Даже на рынке не было ни души. Лавочки закрыты, мастерские не работают — везде царила непривычная тишина, нарушаемая лишь отдаленным и уже привычным барабанным боем.
Уоррен вел себя так, будто ничего необычного не происходит. Когда они свернули на узенькую пыльную улочку с покосившимися домами, Верна не выдержала:
— Да куда все подевались?! Что тут творится? Уоррен, остановившись, недоуменно поглядел на нее.
— Сегодня день джа-ла.
Она непонимающе уставилась на него:
— Джа-ла?
— Ну да, — кивнул Уоррен, не понимая, что ее так поразило. — День джа-ла. А что же еще, по-твоему... — Он осекся и хлопнул себе по лбу. — Прости, Верна. Я думал, ты знаешь. Мы уже к этому настолько привыкли, что я совершенно упустил из виду, что ты можешь не знать.
— Не знать чего? — всплеснула руками Верна.
Уоррен взял ее под руку и повел дальше.
— Джа-ла — это такая игра, соревнование. За городом, — он кивком указал направление, — в лощине между холмов, устроили игровое поле. Это было... пожалуй, лет пятнадцать—двадцать назад, когда император пришел к власти. Всем нравится эта игра.
— Игра? Ты хочешь сказать, весь город отправился глазеть на игру?
Уоррен кивнул:
— Боюсь, что так. За исключением очень немногих, главным образом стариков. Они не понимают правил, поэтому им не интересно. Но все остальные в восторге. Игра превратилась во всеобщую страсть. Детишки на улицах начинают в нее играть, едва научившись ходить.
Верна оглядела пустынную улицу.
— И в чем ее смысл?
— Я пока еще ни разу не видел, как в нее играют, — признался Уоррен. — Я редко выхожу из хранилища. Но кое-что знаю. Меня всегда интересовали игры и их роль в структуре различных культур. Я изучал древние игры, но джа-ла дала мне возможность самому проследить процесс ее врастания в культуру, поэтому я о ней немного поспрашивал. В джа-ла играют двумя командами на квадратном поле, обнесенном сеткой. В каждом углу стоят ворота, по двое у каждой команды. Игроки стараются забить «брок» — тяжелый кожаный мяч размером чуть меньше человеческой головы — в одни из ворот противника. Если им это удается, они получают очко, а второй команде приходится начинать игру снова из центра. В стратегии игры я пока не разобрался. На мой взгляд, она довольно сложная, но пятилетние детишки, похоже, осваивают ее с первого раза.
— Может, это потому, что они хотят играть, а ты — нет. — Верне стало жарко, и она развязала шаль. — Мне только неясно, что в этом такого интересного, чтобы сидеть всей толпой на солнцепеке?
— Наверное, это позволяет людям хотя бы на день отвлечься от каждодневной рутины. Игра дает им предлог поорать и посвистеть в свое удовольствие, выпить по случаю победы своей команды или напиться, если команда проигрывает. В этом участвуют все. Но, по-моему, джа-ла уделяется несколько больше внимания, чем стоило бы.
Верна, наслаждаясь прохладным ветерком, обдувающим шею, некоторое время раздумывала.
— Что ж, на мой взгляд, все это довольно безобидно.
Уоррен искоса взглянул на нее:
— Это кровавая игра, Верна.
— Кровавая?
Уоррен обошел кучу отбросов.
— Мяч очень тяжелый, а правила просто варварские. Мужчины, играющие в джа-ла, — дикари. Помимо того, что они, безусловно, должны уметь обращаться с броком, главным критерием является жестокость и сила. Редкий матч обходится без выбитых зубов и переломанных костей. Да и свернутые шеи тоже не редкость.
Верна недоверчиво на него посмотрела:
— И людям нравится на это смотреть?
Уоррен мрачно хмыкнул:
— Если верить стражникам, толпа начинает бесноваться, если нет крови, потому что, по их мнению, это означает, что команда плохо старается.
— Н-да, похоже, это не то зрелище, на которое мне хотелось бы посмотреть, — покачала головой Верна.
— Но это еще не самое страшное. — Уоррен смотрел прямо перед собой. Окна домов были закрыты ставнями, настолько ободранными, что казалось, их никогда не красили. — По окончании игры проигравшую команду выволакивают на поле и каждого игрока секут. Один удар кнутом за каждое проигранное очко. Секут их игроки команды, которая победила. Нередко игроки не выдерживают порки и умирают.
Верна, совершенно ошеломленная услышанным, молчала, пока они не свернули за угол.
— И люди остаются на это смотреть?
— По-моему, именно ради этого люди туда и ходят. Болельщики победителей вслух считают удары. Страсти прямо кипят. Народ буквально помешан на джа-ла. Порой вспыхивают беспорядки. Даже десяти тысяч солдат не всегда хватает, чтобы вовремя их пресечь. Иногда сами игроки начинают свалку. Мужчины, играющие в джа-ла, — настоящие звери!
— И людям нравится болеть за команду зверей?
— Они видят в них героев. Игроков джа-ла обожает весь город, и они непогрешимы. Законы, правила — это все не для них. Женщины толпами ходят за игроками, и игры частенько заканчиваются коллективными оргиями. Женщины дерутся друг с другом за право переспать с игроком джа-ла. Гулянка длится несколько дней.
— Что они в них находят? — непонимающе спросила Верна.
— Ты — женщина, — всплеснул руками Уоррен, — вот ты и ответь. Хотя я первый, кто за последние три тысячи лет растолковал пророчество, ни одна женщина не висла у меня на шее и не желала бы слизать кровь с моей спины.
— А они это делают?
— Дерутся за это право! Если игроку понравится, как женщина работает языком, он может соизволить ее взять.
Посмотрев на Уоррена, Верна увидела, что он покраснел.
— А проигравших женщины тоже домогаются?
— Это не имеет значения. Он ведь игрок джа-ла, значит, герой. И чем он грубее, тем лучше. Особенно популярны те, кто во время игры сумеют убить противника мячом. Женщины по таким с ума сходят. В их честь называют детей. Я этого не понимаю.
— Ты мало видишь людей, Уоррен. Если бы ты, вместо того чтобы сидеть в хранилище, почаще выходил в город, на тебя бы женщины тоже вешались.
Он постучал себя по шее.
— Если бы на мне по-прежнему был ошейник, то да, потому что для горожанок Рада-Хань — это золото. Но не потому что я — это я.
Верна закусила губу.
— Некоторых привлекает волшебная сила. Когда сам ею не обладаешь, она может показаться весьма соблазнительной. Такова жизнь.
— Жизнь, — повторил он и угрюмо хмыкнув. — Джа-ла — это принятое всеми название, но полностью она называется Джа-Ла Д’Йин. Игра Жизни. Это на древнем языке Алтур’Ранга, родины императора, но все называют ее просто джа-ла: Игра.
— А что означает Алтур’Ранг?
— Трудно перевести, но приблизительно это звучит как «Избранные Создателем» или «судьбоносный народ». А что?
— Новый мир разделен горами, называемыми Ранг-Шада. Похоже на язык, о котором ты говоришь.
Уоррен кивнул:
— «Шада» означает металлическую боевую перчатку с шипами. Ранг-Шада приблизительно можно перевести как «боевой кулак избранных».
— Название, сохранившееся со времен той древней войны, надо полагать. Металлические шипы этим горам очень бы подошли. — Верну слегка мутило от рассказа Уоррена. — Не могу поверить, что такая игра не запрещена!
— Запрещена? Да ее всячески поощряют! У императора есть своя, личная команда джа-ла. Сегодня, кстати, объявили, что он привезет ее с собой, чтобы она сыграла с лучшей командой Танимуры. Большая честь, насколько я понимаю. — Уоррен огляделся по сторонам и опять повернулся к Верне: — Императорскую команду за проигрыш не секут.
— Привилегия сильных мира сего? — подняла бровь Верна.
— Не совсем, — хмыкнул Уоррен. — Если они проигрывают, им рубят головы.
Верна выпустила концы шали.
— Почему император потворствует этой жестокости?
— Не знаю, Верна. — Уоррен улыбнулся каким-то своим мыслям. — Но у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— Например?
— Представь, что ты завоевала страну. С какими трудностями ты столкнешься?
— Ты имеешь в виду восстания?
Уоррен отбросил со лба прядь волос.
— Ну да. Волнения, протесты, гражданское неповиновение, бунты. Ты помнишь короля Грегора?
Верна кивнула, глядя, как старуха развешивает на балконе белье. Единственный человек, который встретился им за последний час.
— А что с ним случилось?
— Вскоре после твоего отъезда к власти пришел Имперский Орден, и с тех пор о Грегоре ничего не слышно. К королю хорошо относились, и под его правлением Танимура неплохо жила, как, впрочем, и другие города. С приходом Имперского Ордена для народа наступили тяжелые времена. Император позволяет процветать коррупции, забывая о таких вещах, как честная торговля и справедливость. Все эти люди, живущие в палатках, которых ты видела, — беженцы из деревень, мелких селений и разрушенных городов.
— Для беженцев у них вполне довольный вид, — заметила Верна.
Уоррен кивнул:
— Джа-ла.
— Что ты имеешь виду?
— У них мало надежды на лучшую жизнь под властью Имперского Ордена. И единственное, о чем они могут мечтать, — это стать игроком джа-ла. Игроков выбирают за их таланты, а не за звание и происхождение. Семья игрока никогда ни в чем не будет нуждаться. Родители радуются, что их дети играют в джа-ла, надеясь, что они станут профессиональными игроками. Любительские команды, классифицированные по возрастным группам, набирают детей с пятилетнего возраста. Каждый независимо от происхождения имеет право стать профессиональным игроком джа-ла. Даже императорский раб.
— Но это все равно не объясняет страсти к этой игре.
— Теперь все входят в Имперский Орден. Верность бывшей родине не допускается. Джа-ла дает людям иллюзию патриотизма. Обустройство площадки для игры в джа-ла оплачивает император, это его дар народу. Таким образом людей отвлекают от тех вещей, над которыми они не властны, и позволяют выпускать пар совершенно безопасно для императора.
Верна снова запахнула шаль.
— Не думаю, что твоя теория правильна, Уоррен. Дети играют с пеленок. Играют все дни напролет. Люди всегда во что-то играли. Становясь старше, они развлекаются стрельбой из лука, скачками, играют в кости. Игры — свойство человеческой натуры.
— Нам сюда. — Ухватив Верну за рукав, Уоррен направил ее в узенькую аллею. — А император обращает эту человеческую слабость во что-то более значительное. Таким образом, ему не нужно беспокоиться о том, что люди начнут размышлять о свободе или хотя бы о справедливости. Теперь их страсть — джа-ла. Все остальное их не волнует. Вместо того чтобы задуматься, зачем приезжает сюда император и чем это им грозит, они предвкушают джа-ла.
Верна почувствовала тяжесть в желудке. Именно это ее тревожило — зачем прибывает сюда император. У него должна быть веская причина, чтобы проделать столь длинный путь, и вряд ли он хочет лишь посмотреть, как сыграет в джа-ла его команда. Ему нужно что-то другое.
— А горожан не беспокоит, что их команда может обыграть императорскую?
— Императорская команда очень сильна, как мне сказали, но у нее нет привилегий. Если его команда проигрывает, император не обижается, разве что на своих игроков. Если их обыгрывают, император приветствует победителей, сердечно поздравляет игроков и их родной город. Люди жаждут удостоиться этой чести — обыграть знаменитую команду императора.
— Я приехала два месяца назад, но еще ни разу не видела, чтобы город пустел из-за этой игры.
— Сезон только начался. Официальные матчи разрешено проводить только в отведенное для них время.
— Тогда это расходится с твоей теорией. Если игра предназначена для того, чтобы отвлечь людей от насущных проблем, почему бы не разрешить играть круглый год?
Уоррен мрачно улыбнулся:
— Ожидание подогревает страсти. О предстоящем сезоне непрерывно спорят и обсуждают перспективы. И когда он наконец наступает, страсти накаляются настолько, что люди уже не способны думать ни о чем другом. Если же играть круглый год, интерес к игре может увянуть.
Уоррен явно основательно размышлял на эту тему. Верне по-прежнему казалось, что он ошибается, но у него, судя по всему, имелись ответы на все вопросы, поэтому она предпочла сменить тему.
— От кого ты услышал, что он привозит свою команду?
— От мастера Финча.
— Уоррен, я послала тебя на конюшню узнать о пропавших лошадях, а не для того, чтобы ты обсуждал джа-ла!
— Мастер Финч — завзятый болельщик и так радовался сегодняшнему открытию сезона, что я позволил ему немного порассуждать на эту тему, чтобы выудить нужные тебе сведения.
— И выудил?
Они остановились под вывеской, вырезанной на каменной плите. Она гласила «Бенсент и Спрул».
— Ага. В промежутках между рассуждениями о том, сколько ударов кнутом получит та или иная команда, он сообщил, что лошади исчезли довольно давно.
— Готова поспорить, сразу после зимнего солнцестояния.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, Уоррен заглянул в окно.
— И ты бы выиграла. Исчезли четыре лучших лошади, хотя упряжи — лишь два комплекта. Финч по-прежнему разыскивает коней и клянется найти, но упряжь, по его мнению, просто украли.
Из-за двери Верна слышала удары, будто кто-то забивал гвозди.
Уоррен отошел от окна и оглядел улицу.
— Похоже, хозяев этого заведения не интересует джа-ла.
— Отлично. — Верна завязала под подбородком шаль и толкнула дверь. — Тогда пошли послушаем, что нам скажет могильщик.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:28 | Сообщение # 25 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 25
Свет в крошечную пыльную комнатенку проникал лишь через выходящее на улицу грязное окошко и открытую заднюю дверь. Но его вполне хватало, чтобы разглядеть проход между кучей каких-то рулонов, грубыми деревянными скамьями и простыми гробами. На одной стене висели ржавые пилы и топоры, у другой стояли сосновые доски.
Богатые люди обращаются в похоронные конторы, где им помогают подобрать резные гробы для их незабвенных усопших. Беднякам усопшие родственники не менее дороги, чем богачам, но первым в отличие от вторых приходится больше думать о пропитании для живых, поэтому они вынуждены прибегать к услугам обычных могильщиков, которые сколачивают им простые деревянные домовины и роют могилу.
Уоррен с Верной на мгновение задержались у двери, которая вела в маленький внутренний дворик, заваленный досками и зажатый со всех сторон стенами соседних домов. Посередине двора стоял нескладный босоногий мужчина в сильно поношенной одежде и точил лопаты.
— Мои соболезнования в связи с постигшей вас утратой, — серьезно и на удивление искренне произнес он, прерывая свое занятие. — Ребенок или взрослый?
— Ни то, ни другое, — ответила Верна.
Мужчина сочувственно покивал. Он был безбород, но выглядел так, будто бреется исключительно редко и отросшая щетина вот-вот превратится в бороду.
— Подросток, стало быть? Если вы мне скажете, какого роста был покойный, я подгоню по размеру один из гробов.
— Мы никого не хороним. — Верна сжала ладони. — Мы пришли задать вам несколько вопросов.
Положив напильник и лопату, мужчина внимательно оглядел аббатису и Уоррена с ног до головы, и в его глазах мелькнула тревога, когда он увидел лиловый балахон Уоррена.
— Да, вижу, что вы можете позволить себе больше, чем могу предложить я.
— Вас не интересует джа-ла? — поинтересовался Уоррен.
— Людям не нравится, когда я прихожу на праздники. Это портит им настроение. Они думают, будто сама смерть ходит рядом с ними. И не стесняются говорить мне об этом. Но когда я им нужен, они приходят ко мне, потому что деваться им некуда. Приходят и ведут себя так, будто никогда при встрече со мной не отворачивались, как от чумного. Я мог бы отправить их покупать дорогой гроб, но им ведь это не по карману, а для меня любой заработок не лишний. Так что я привык и не обижаюсь.
— А вы кто, Бенсент или Спрул? — спросила Верна. Могильщик, прищурившись, поглядел на нее.
— Я Милтон Спрул.
— А мастер Бенсент? Он здесь?
— Хэма нет. А в чем дело?
— Мы из Дворца, — небрежно сказала Верна. — вы прислали нам счет. Нам нужно убедиться, что в нем все правильно.
Костлявый могильщик поднял лопату и провел пальцем по острию.
— А как же иначе? Мы сестер не обманываем.
— Разумеется, ничего подобного мы не предполагали. Просто дело в том, что мы не можем найти документов о тех, кого вы хоронили. Нам нужно это выяснить, а потом мы вам заплатим.
— Не представляю. Работу делал Хэм, он же выписывал счет. Хэм — человек честный. Он даже у вора не стал бы отбирать то, что тот у него украл. Хэм выписал счет и велел мне его отослать. А больше я ничего не знаю.
— Понятно, — пожала плечами Верна. — Тогда, полагаю, нам следует повидаться с мастером Бенсентом, чтобы прояснить ситуацию. Где его можно найти?
Спрул снова принялся точить лопату.
— Понятия не имею. Хэм об этом толковал уже много лет. Хочу, мол, дожить остаток дней с дочкой и внучатами. И уехал к ним. Куда-то на юг, в деревню. — Он сделал рукой неопределенный жест. — Оставил все дело мне. Теперь придется нанимать кого-нибудь помоложе, чтобы копал могилы. Сам я уже для этого староват.
— Но вам, должно быть, известно, куда он поехал.
— Говорю же, не знаю. Хэм собрал весь свой скарб — не скажу, чтоб его было много, — и купил осла, чтобы на нем ехать. Так что надо полагать, путь ему предстоял неблизкий. — Могильщик махнул лопатой куда-то на юг. — В деревню подался. А мне велел, чтоб я непременно отнес счет во Дворец, поскольку работа сделана и за нее должны заплатить. Я спросил, куда переслать ему деньги, а он говорит — не надо, лучше найми помощника. Так, мол, будет по-честному, раз он оставляет меня одного.
— Понимаю... — Верна ненадолго задумалась, глядя, как могильщик точит лопату, а потом сказала Уоррену. — Выйди и подожди меня снаружи.
— Что?! — горячо зашептал он. — Почему...
Верна жестом велела ему замолчать.
— Делай как я сказала. Пойди посмотри, не разыскивают ли нас... наши друзья. — Она многозначительно посмотрела ему в глаза. — Еще подумают, что мы потерялись.
Уоррен выпрямился и поглядел на могильщика.
— О! Да, конечно! Пойду гляну, как там наши друзья. — Он потеребил серебряный кант на рукаве. — Ты ведь недолго?
— Нет, я скоро выйду. Давай иди глянь, нет ли их где поблизости.
Когда входная дверь за Уорреном закрылась, Спрул оглянулся на Верну.
— Ответ будет тот же. Я же сказал, что...
Верна показала ему золотую монету.
— Ну а теперь, мастер Спрул, у нас будет серьезный разговор. И на все мои вопросы вы дадите исключительно правдивые ответы.
— Почему вы его отослали? — подозрительно нахмурился Спрул.
Любезную улыбку Верны сняло как рукой.
— У мальчика слабый желудок.
Могильщик неуверенно провел напильником по лопате.
— Я сказал правду. Если хотите, чтобы я солгал, скажите, что хотите услышать, и услышите это.
Верна бросила на него грозный взгляд:
— Даже не думай мне лгать! Может, ты и сказал правду, только не всю. И сейчас ты мне расскажешь все до конца — либо в обмен на мою признательность, — Верна с помощью Хань вырвала из руки могильщика напильник и подкинула вверх, — либо в благодарность за то, что я избавлю тебя от весьма неприятных ощущений.
Напильник со свистом упал и вонзился в землю у ног могильщика. Наружу торчал только раскаленный кончик. Верна усилием воли вытянула напильник в тоненькую проволоку. Раскаленный добела металл осветил испуганное лицо могильщика.
Верна повела пальцем, и ниточка раскаленной стали затанцевала, повторяя его движения. Верна согнула палец, и проволока обернулась вокруг оторопевшего могильщика всего в паре дюймов от тела.
— Одним движением я могу связать тебя ею, мастер Спрул. — Верна подняла руку, и на ладони у нее заплясал язычок пламени. — А связав, буду поджаривать тебя по дюйму до тех пор, пока ты не выложишь все.
— Прошу вас... — Верна слышала, как стучат его зубы.
Подбросив свободной рукой золотую монетку, Верна улыбнулась ему улыбкой, лишенной даже намека на теплоту.
— Либо, как я уже сказала, ты можешь рассказать мне правду в обмен на вот это выражение моей признательности.
Могильщик поежился, но деваться было некуда.
— Кажется, я что-то припоминаю. Я буду рад, если вы позволите мне рассказать все как на духу.
Верна обратила танцующий на ладони язык пламени в его противоположность, то есть в жгучий холод. Проволока мгновенно остыла, стала черной и рассыпалась в пыль.
Верна вложила в дрожащие пальцы могильщика золотой.
— Прошу прощения. Кажется, я испортила напильник. Надеюсь, этого хватит, чтобы покрыть его стоимость.
Могильщик тупо кивнул. Скорее всего столько он не зарабатывал и за год.
— У меня есть другие напильники. Ничего страшного.
Верна положила руку ему на плечо.
— Ну, мастер Спрул, рассказывай, что ты припомнил. — Она чуть сильнее сжала ему плечо. — Все-все, до мелочей, даже если они покажутся тебе малозначительными. Ясно?
— Хорошо. — Голос могильщика был хриплым. — Расскажу все как есть. Как я уже говорил, работу делал Хэм. Я ничего о ней не знал. Он сказал лишь, что ему нужно вырыть могилу по заявке Дворца, и все. Хэм вообще молчун, так что я об этом и думать забыл. А вскорости после этого он и заявил, что уезжает жить к дочери. Об этом я тоже уже говорил. Он и прежде частенько мечтал, как уедет к дочке прежде, чем ему самому надо будет рыть могилу. Но денег у него не было, а дочка тоже не слишком богата, поэтому я на его слова особого внимания не обращал. Но тут он купил осла, отличного осла, доложу я вам, и тогда я понял, что он действительно уезжает. Перед отъездом он пришел ко мне с бутылкой. Дорогая выпивка, такой мы с ним сроду не баловались. Так-то он молчун, Хэм, но когда выпьет, все мне выкладывает. Нет, чужим он никогда ничего не говорит, он мужик надежный, но мне, когда выпьет, все выдает как на духу.
Верна убрала руку.
— Понимаю. Хэм хороший человек и твой друг. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто предаешь своего друга, Милтон. Я сестра Света. Ты не сделаешь ничего плохого, рассказав мне об этом, и тебе не надо бояться, что из-за этого у тебя будут неприятности.
Могильщик кивнул. Слова Верны явно его успокоили.
— Ну вот, сидели мы с ним за бутылочкой и толковали о старых добрых временах. Он уезжал, и я знал, что буду скучать по нему. Ну, вы понимаете. Мы знаем друг друга давным-давно. Не то что мы не...
— Вы были друзьями. Я понимаю. Так что он сказал?
Спрул расстегнул воротник, как будто ему стало душно.
— Ну, сидели мы с ним, выпивали, переживали, что расстаемся. Выпивка оказалась покрепче той, к которой мы привыкли.
Я спросил, где живет его дочка, куда послать ему деньги за работу во Дворце, чтобы он получше устроился на новом месте. Мне ведь оставалась мастерская, и я никуда не собирался уезжать.
Но Хэм отказался, сказал, ему ничего не нужно. Не нужно! Ну, тут уж меня одолело любопытство. Я спросил, откуда у него деньги, а он ответил, что накопил. Ха! Да Хэм сроду ничего не копил!
И если у него есть деньжата, значит, он их только что получил и еще не успел потратить, вот так! Ну, тут он мне и велел непременно отправить счет во Дворец. Очень настаивал. Наверное, потому что ему было стыдно оставлять меня одного. И я спросил: «Хэм, а кого ты положил в землю во Дворце?»
Мильтон приблизился к Верне и понизил голос до шепота.
— «Никого я не зарывал, — ответил мне Хэм. — Наоборот, вырыл».
Верна схватила могильщика за воротник:
— Что?! Вырыл? Выкопал чей-то труп? Он так и сказал?
Мильтон кивнул:
— Ага. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы мертвых выкапывали? Закапывать их в землю, это я понимаю, частенько приходится это делать, но наоборот? От одной мысли становится тошно. Похоже на святотатство. Но к тому времени мы уже изрядно поднабрались, выпивая за старые добрые времена, поэтому не стали останавливаться на этом вопросе.
У Верны в голове царил полный сумбур.
— Чей труп он вырыл? И кто его нанимал?
— Хэм сказал «по требованию Дворца», и все.
— Когда это было?
— Довольно давно. Не помню... Нет, погодите, это было после зимнего солнцестояния, где-то вскорости после него, может, дня через два.
Верна тряхнула его за воротник.
— Чей был труп?
— Я у него спросил. Спросил, кого это сестры захотели достать обратно. Он ответил: «Мне не сказали. Я просто достал их, завернутых в чистенький саван, и все дела».
Верна еще крепче вцепилась ему в воротник.
— Вы уверены? Вы ведь пили. Это вполне могла быть пьяная фантазия.
Могильщик затряс головой:
— Нет, клянусь! Хэм никогда не сочинял и не выдумывал, когда выпьет. Наоборот, всю правду выкладывал. Не важно, какой грех он совершил, в пьяном виде он мне всегда исповедовался. И я помню все, что он мне тогда рассказал. Ведь это была последняя ночь, которую я провел со своим другом. Как же ее не запомнить. Он сказал, чтобы я непременно отнес счет во Дворец, только выждал сначала неделю-другую, поскольку они там, во Дворце, сейчас заняты. Так они ему сказали.
— Что он сделал с телом? Куда отнес? Кому отдал?
Милтон попытался отстраниться, но Верна крепко держала его за ворот.
— Да не знаю я! Он сказал, что отвез их во Дворец в крытой тележке, у него был пропуск, чтобы охранники не проверяли груз. Еще сказал, что ему велели получше одеться, чтобы никто не узнал в нем могильщика. И то верно — к чему людей зря пугать, особенно сестер, ведь они беседуют с Создателем. Хэм сказал, что сделал, как было велено, и гордился тем, что никто не заметил, как он привез трупы. Вот и все. Больше он ничего не рассказывал. Мне больше ничего не известно, клянусь милостью Создателя!
— Трупы? Ты сказал — трупы? — Верна стянула воротник у него на шее и угрожающе поглядела в глаза. — Сколько? Сколько трупов он вырыл и отвез во дворец?
— Два.
— Два... — шепотом повторила она, широко раскрыв глаза.
Могильщик закивал.
Руки Верны разжались, выпустив воротник мастера Спрула.
Два.
Два тела, завернутые в саван. Сжав кулаки, она зарычала от ярости. Мильтон, сглотнув, поднял руку.
— И вот еще что. Хотя не знаю, важно ли это...
— Что? — сквозь зубы выговорила Верна.
— Он сказал, что могилы нужно было разрыть срочно и что с одним телом он справился быстро, потому что оно было маленьким, а вот с другим пришлось повозиться. Покойник, мол, здоровенный был мужик. Я не подумал спросить его еще о чем-нибудь. Извините.
Огромным усилием воли Верна выдавила из себя улыбку.
— Спасибо, Милтон, ты очень помог Создателю.
Он застегнул измятый воротник.
— Спасибо вам, сестра. Мне никогда не хватало мужества пойти во Дворец. Люди меня недолюбливают. Ну, короче, я ни разу там не был. Не могли бы вы благословить меня, сестра?
— Охотно, Милтон. Ты потрудился на Его благо.
Закрыв глаза, могильщик пробормотал молитву. Верна положила руку ему на лоб.
— Да благословит Создатель свое дитя, — прошептала она, коснувшись его своим Хань. Могильщик ахнул. — Ты забудешь все, что тебе рассказал Хэм. Будешь помнить лишь, что он хорошо сделал порученную ему работу, но забудешь, в чем она заключалась. А после моего ухода забудешь о том, что я здесь была.
Глаза могильщика под закрытыми веками на мгновение закатились, затем ресницы его распахнулись.
— Благодарю вас, сестра.
Уоррен прогуливался по другой стороне улицы. Верна молча пролетела мимо него, не замедлив шага. Уоррен побежал за ней. Верна была в бешенстве.
— Я ее удавлю, — бормотала она себе под нос. — Удавлю собственными руками! Пусть меня заберет Владетель, но я ее задушу!
— О чем это ты? Что ты узнала? Верна, да остановись же хоть на минутку!
— Не говори сейчас ничего, Уоррен! Ни слова!
Сжав кулаки, она неслась по пустынным улицам как ураган.
Бушевавшая в ней ярость грозила выплеснуться наружу. Она не видела улиц, не слышала барабанного боя. Забыла об Уоррене, который трусил следом. Верна не видела ничего, кроме картин страшной мести, которые рисовало ей воображение.
Она опомнилась только на мосту к острову Халзбанд и остановилась так резко, что Уоррен едва не налетел на нее.
Верна схватила его за расшитый серебром ворот балахона.
— Ты сейчас же отправишься в хранилище и займешься пророчеством!
— Каким?
— Тем самым. — Она встряхнула его. — О лжеаббатисе. Найди все его ветви, найди все, что с ним связано. Все, что сможешь найти! Ты понял?!
Уоррен резко высвободился и одернул балахон.
— Да в чем дело? Что этот могильщик тебе наговорил?
— Не сейчас, Уоррен.
— По-моему, мы с тобой друзья, Верна. И только сегодня ты говорила, что мы в одной лодке. Я хочу знать...
— Делай, что я сказала! — Голос Верны был похож на отдаленные раскаты грома. — А если ты дальше будешь ко мне приставать, Уоррен, то я отправлю тебя искупаться. Иди и займись пророчеством, а как только что-нибудь обнаружишь, немедленно сообщи мне!
Верна прекрасно знала, как много в хранилище собрано пророчеств. И понимала, что на поиски могут уйти годы. Даже века. Но разве у нее есть выбор?
Уоррен тщательно стряхнул пыль с балахона.
— Как прикажете, аббатиса.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Верна заметила, что глаза у него покраснели. Она хотела поймать его за руку, остановить, но он уже отошел. Ей хотелось окликнуть его и сказать, что не на него она сердится и он не виноват в том, что лжеаббатиса — это она, но голос ей изменил.
Дойдя до знакомого камня, Верна взобралась на стену, в два прыжка спустилась по грушевому дереву в сад и пустилась бегом. Задыхаясь, она с размаху несколько раз шлепнула ладонью по двери в тайное убежище. Безрезультатно. Сообразив, в чем дело, она достала из потайного кармана перстень. Зайдя внутрь и закрыв за собой дверь, она в ярости швырнула кольцо через всю комнату. Ударившись о противоположную стену, перстень упал на пол.
Верна вытащила из-за пояса путевой дневник и с размаху плюхнула на трехногий стол. Стараясь восстановить дыхание, вынула из книжечки стилос. Раскрыв дневник, она уставилась на чистую страницу.
Отчаянно борясь с гневом и отвращением, она попыталась собраться с мыслями. Нельзя исключить возможность того, что она ошибается. Да нет. Не ошибается. И все же она — сестра Света. Ей прекрасно известно, что нельзя рисковать, основываясь на одном лишь предположении. Нужно придумать, как выяснить, у кого второй дневник, причем так, чтобы не выдать себя, если ее догадка ошибочна. Но она не ошиблась. Ей точно известно, у кого он.
Поцеловав кольцо на пальце, Верна помолилась Создателю, прося у него поддержки и силы.
Ей хотелось дать волю гневу, но еще больше хотелось убедиться в своей правоте. Взяв дрожащими пальцами стилос, она написала:
Сначала ты должна сказать мне, почему выбрала меня в тот последний раз. Я помню каждое слово. Одна ошибка с твоей стороны — и дневник полетит в огонь.
Верна закрыла дневник и убрала его в потайной карман. Потом, дрожа как осиновый лист, взяла с сундука плед и поплелась к креслу. Чувствуя себя одинокой, как никогда в жизни, она уселась в него и свернулась калачиком.
Верна отлично помнила разговор, который состоялся между ней и аббатисой Аннелиной, когда она привезла Ричарда. Аннелина не хотела ее принимать. Прошли недели, прежде чем Верна добилась аудиенции. Всю оставшуюся жизнь она будет помнить эту встречу и никогда не забудет те слова, что сказала ей аббатиса.
Верна была в ярости, узнав, что аббатиса так много от нее скрыла. Аббатиса просто использовала ее, не потрудившись ничего объяснить. Аннелина спросила, знает ли Верна, почему именно ее выбрали для поездки за Ричардом. Верна ответила, что видит в этом знак доверия. А аббатиса сказала, что Верну выбрали потому, что она, аббатиса, подозревала, что сестры Грейс и Элизабет, которые ехали вместе с Верной, были сестрами Тьмы. Из пророчества аббатисе было известно, что первые две сестры погибнут. Аннелина воспользовалась своим правом и назначила Верну третьей сестрой.
«Ты выбрала меня, потому что верила, что я не могу быть сестрой Тьмы?» — спросила тогда Верна.
«Я выбрала тебя, Верна, — невозмутимо ответила аббатиса, — потому что ты стояла в самом конце списка. Но главным образом потому, что ты абсолютно ничем не примечательна. Я сомневалась, что ты можешь быть одной из сестер Тьмы. Уж слишком ты неприметна. Я уверена, что Грейс и Элизабет оказались во главе списка потому, что тот, кто руководит сестрами Тьмы, посчитал их пригодными для своих целей. Я руковожу сестрами Света. И выбрала тебя по тем же причинам. Есть сестры, ценность которых исключительно велика для достижения наших целей. Я не могла рисковать ими. Мальчик, конечно, представляет определенную ценность, но он не так важен, как другие стоящие перед нами задачи. Он может оказаться полезен. Но он являет собой всего-навсего определенную возможность, которой я предпочла не пренебрегать. Если бы возникли проблемы и никто из вас не вернулся обратно... Ну, ты же понимаешь, что никакой мало-мальски грамотный генерал не станет рисковать главными силами для достижения малозначительной цели».
Женщина, своей улыбкой озарившая жизнь маленькой девочки, в ту минуту разбила ей сердце.
Верна натянула плед повыше и уставилась в стенку. Всю жизнь она мечтала стать сестрой Света, одной из этих необыкновенных женщин, которые своим даром служат Создателю. Она отдала свою жизнь Дворцу Пророков.
Верна вспомнила тот день, когда ей сообщили, что ее мать умерла. От старости, так ей сказали.
Мать Верны не обладала даром, и от нее Дворцу не было никакого прока. Она жила далеко, Верна редко с ней виделась. Приезжая во Дворец повидать дочку, мать всякий раз очень пугалась, потому что Верна не старела, как обычные люди. Мать так и не смогла этого понять, как Верна ни пыталась ей объяснить. Зато Верна понимала, что мать просто боится. Боится магии.
Хотя сестры не делали секрета из существования чар, замедляющих старение, у простых людей это не укладывалось в голове. На их жизни эта магия никак не сказывалась. Люди гордились тем, что живут возле Дворца, гордились его великолепием и могуществом, но при этом относились к нему с настороженностью, граничащей со страхом. Они не осмеливались задумываться о магии, подобно тому, как человек радуется солнечным лучам, но не осмеливается поглядеть на солнце.
Когда мать умерла, Верна жила во Дворце уже сорок восемь лет и выглядела на пятнадцать.
Она помнила и тот день, когда узнала, что умерла Лейтис, ее дочь. Тоже от старости.
Дочь Верны и Джедидии не обладала даром и Дворцу была не нужна. Верне сказали, что будет лучше, если девочку вырастит другая семья, где ее будут любить и обеспечат нормальную жизнь. Лишенным дара трудно жить во Дворце, а Верна должна была трудиться во имя Создателя. Она согласилась.
В соответствии с обычной в таких случаях практикой Лейтис не знала, что ее вырастили чужие люди. Верна полагала, что оно и к лучшему. Что за мать из сестры Света? Дворец хорошо обеспечил удочерившую Лейтис семью, так что Верна могла не беспокоиться за благополучие дочери.
Она несколько раз навещала ее в качестве сестры, которая приносит благословение Создателя добропорядочной работящей семье. Лейтис выглядела вполне счастливой. Когда Верна видела ее в последний раз, она была седой и дряхлой, ходила лишь с палочкой. Лейтис не помнила, что Верна — та самая сестра, что приходила к ней шестьдесят лет назад, когда она еще играла с друзьями в салочки.
Получив благословение, Лейтис улыбнулась Верне и сказала:
— Спасибо, сестра. Вы такая талантливая для вашего юного возраста.
— Скажи, Лейтис, ты хорошо прожила жизнь?
Дочь Верны задумчиво улыбнулась.
— Ах, сестра! Я прожила долгую и счастливую жизнь. Пять лет назад умер муж, но за исключением этого Создатель избавил меня от горестей. — Она улыбнулась. — Жаль только моих каштановых волос! Когда-то они были такими красивыми, точно как ваши! Да-да, клянусь вам!
Милостивый Создатель, сколько же лет прошло со смерти Лейтис? Должно быть, не меньше пятидесяти. У Лейтис были дети, но Верна не пожелала узнать даже их имена.
Ее душили рыдания.
Она стольким пожертвовала, чтобы стать сестрой. Она хотела всего лишь помогать людям. И никогда ни о чем не просила.
А с ней обошлись, как с последней дурочкой.
Она не хотела быть аббатисой, но, став ею, всерьез надеялась, что сможет воспользоваться своим положением, чтобы сделать жизнь людей лучше — ведь ради этого она и жила. А из нее опять сделали марионетку.
Прижимая к груди плед, Верна горько плакала до тех пор, пока последние лучи солнца не погасли за окном. От слез у нее жгло в горле.
Уже глухой ночью Верна решила наконец пойти спать. Ей не хотелось оставаться в убежище аббатисы. Это насмешка. Она не аббатиса. Выплакав все слезы, Верна чувствовала лишь полное отупение от пережитого унижения.
Она не смогла открыть дверь, и ей пришлось ползать на четвереньках по полу в поисках перстня. Закрыв за собой дверь, она снова надела его на палец. Напоминание об унижении, символ ее собственной глупости.
Деревянной походкой Верна вошла в кабинет аббатисы. Оставленная на столе свеча догорела, и она зажгла другую. Феба так старается, чтобы угодить аббатисе. Интересно, что сделает Феба, узнав, что на самом деле она не помощница аббатисы? Что ее назначила на эту должность весьма неприметная, не имеющая никакого влияния сестра?
И надо не забыть завтра извиниться перед Уорреном. Это не его вина. Она вела себя непозволительно.
Уже выходя в приемную, Верна остановилась.
Установленный ею щит был нарушен. Верна оглянулась на стол. Новых бумаг не появилось.
Кто-то тут шарил.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:34 | Сообщение # 26 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 26
По палубе барабанил дождь. Босые матросы изготовились прыгнуть на берег. Когда корабль подошел достаточно близко к причалу, они одним махом оказались на суше, не выпуская из рук мокрых причальных канатов. С невероятной быстротой они обмотали их вокруг кнехтов. Корабль скрипел и раскачивался, но матросы подтянули «Леди Зефу» к причалу и накрепко пришвартовали.
Сестра Улиция, вместе с другими сестрами Тьмы стоя под проливным дождем, наблюдала за капитаном Блейком, который расхаживал по палубе, суровым голосом выкрикивая команды. Он не хотел в такую погоду, да еще в темноте, заводить «Леди Зефу» в тесную гавань. Он собирался встать на якорь в акватории и высадить женщин на берег в лодках, но Улиция не испытывала ни малейшего желания оказаться в воде в полумиле от берега, поэтому ответила на предложение капитана решительным отказом. Одного ее взгляда хватило, чтобы он замолк на полуслове, стиснув зубы, вернулся к своим обязанностям.
Подойдя к сестрам, капитан сдернул с головы мокрую шляпу.
— Скоро вы будете на берегу, дамы.
— Видите, это оказалось совсем не так трудно, как вы думали, капитан, — бросила Улиция.
— Да, удалось пришвартоваться благополучно. — Блейк нервно мял шляпу. — Хотя я до сих пор не понимаю, почему вы не захотели высадиться в заливе Графан. Возвращаться в Танимуру по суше мимо этих проклятущих военных кордонов — задачка не из легких. Морем было бы куда проще.
Капитан не стал уточнять, что тогда он смог бы отделаться от пассажирок на несколько дней раньше, хотя, безусловно, в первую очередь по этой причине он с уклончивой любезностью предлагал доставить их прямо в Танимуру, куда они, собственно, и собирались. Улиция в душе была полностью с ним согласна — беда была только в том, что у нее не было выбора. Она сделала так, как ей было приказано.
Улиция посмотрела на берег. Он ждал их там. Ее спутницы тоже пристально вглядывались во тьму.
В коротких вспышках молний можно было различить окружающие залив холмы и на одном из них — крепость.
Джегань был там.
Встретиться с ним во сне — это одно дело. В конце концов, всегда можно проснуться. А вот предстать перед ним во плоти — дело совсем другое. Проснуться уже не получится. Улиция плотнее закуталась в шаль. Джегань когда-нибудь тоже не сможет проснуться. Ее истинный Повелитель получит его душу и заставит заплатить по счетам.
— Похоже, вас ждут.
Замечание капитана вывело Улицию из задумчивости.
— Что?
Блейк махнул шляпой.
— Должно быть, этот экипаж подан для вас. Больше здесь никого нет.
Вглядевшись во тьму, Улиция увидела у дальней стены причала черный экипаж, запряженный шестеркой огромных коней. Двери кареты были распахнуты. Улиции пришлось напомнить себе о необходимости дышать.
Скоро все кончится. Джегань заплатит. Нужно лишь довести дело до конца.
Потом, когда ее глаза привыкли к темноте, Улиция разглядела солдат. Они были повсюду. Ближние холмы были усыпаны огнями костров, и Улиция понимала, что на каждый костер, который каким-то чудом способен гореть под проливным дождем, приходится еще двадцать—тридцать потухших. Даже не считая костры, можно было с уверенностью сказать, что солдат здесь сотни и сотни.
Матросы перекинули на берег сходни и, подхватив багаж сестер, торопливо понесли его к экипажу.
— Рад был вашему обществу, сестра, — солгал капитан Блейк. Когда сестры направились к сходням, он вежливо помахал им шляпой и тут же крикнул матросам на берегу: — Снимайте канаты с тумб, парни! Нужно успеть, пока не начался прилив!
Моряки не разразились криками восторга по поводу столь быстрого отплытия только потому, что боялись своих пассажирок. За время плавания сестрам пришлось еще разок-другой преподать им урок послушания — урок, который каждый из них будет помнить всю оставшуюся жизнь.
Моряки молча ждали, пока шесть женщин сойдут на берег. Ни один их них даже не поднял на них глаз. В конце сходней четверо матросов, глядя себе под ноги, держали наготове растянутый тент, предназначенный, чтобы укрыть сестер от дождя.
Учитывая ту мощь, что клубилась вокруг Улиции и ее спутниц, она легко могла с помощью Хань укрыть себя и остальных сестер от дождя, но ей не хотелось раньше времени прибегать к магии и показывать Джеганю свою силу. К тому же ей нравилось заставлять этих ничтожных червей прислуживать. Им вообще крупно повезло, что она не хочет раскрывать карты перед Джеганем, иначе многие из них уже нашли бы свою смерть. Причем умирали бы они очень медленно и мучительно.
Улиция пошла к сходням, остальные сестры двинулись следом. Все они обладали не только полученным от рождения даром, женским Хань, но и мужским, отнятым у юных волшебников. Кроме Магии Приращения, каждая из них владела и Магией Ущерба.
И теперь они объединили свои способности.
Впрочем, Улиция не была так уж уверена, что это сработает. Сестры Тьмы, даже те, что сумели овладеть мужским Хань, никогда раньше не пробовали объединять свою мощь. Это могло оказаться смертельно опасным, но альтернатива была еще хуже.
Улиция даже не предполагала, что можно набрать такую невероятную мощь, какую она получила, объединив Хань всех шестерых сестер, и это ее обнадеживало. Пожалуй, кроме Создателя и Владетеля, никто в мире не располагал таким могуществом, которое сейчас было в их распоряжении.
Улиция была центром этого объединения, ей предстояло отдавать приказы и направлять силу. И она с большим трудом контролировала себя. Как только ее взгляд падал на что-нибудь, могучая энергия немедленно требовала высвобождения. Ничего, скоро она выпустит ее на свободу.
Мужской и женский Хань, Магия Приращения и Магия Ущерба в сочетании друг с другом обладали такой разрушительной силой, по сравнению с которой волшебный огонь показался бы свечой на ветру. Одной лишь мыслью Улиция могла бы с легкостью сровнять с землей холм, на котором стояла крепость.
Будь у нее уверенность, что Джегань сейчас в крепости, она, разумеется, так бы и сделала. Но если Джеганя там нет и им не удастся найти его и убить прежде, чем они уснут, он первым доберется до них. Сначала нужно оказаться рядом с ним, чтобы он никуда не мог деться, и лишь тогда обрушить на него силу, равной которой не видел свет. От сноходца останется кучка пепла, не успеет он и глазом моргнуть. И Владетель, получив его душу, позаботится о том, чтобы воздать ему по заслугам. Мучения его будут длиться вечно.
Матросы окружили их, прикрывая тентом от дождя. Улиция чувствовала каждое движение идущих с ней рядом сестер, они, все шестеро, были единым целым, и у всех была одна мысль, одно желание: отделаться от этого мерзкого человека.
Скоро, сестры. Уже очень скоро.
А потом мы пойдем за Искателем?
Да, сестры, потом мы пойдем за Искателем.
Навстречу им, бряцая оружием, пробежал взвод солдат. Командир остановился перед капитаном. Улиция не слышала слов, но увидела, как капитан Блейк, всплеснув руками, начал что-то доказывать. Улиция могла воспользоваться своей неслыханной силой и послушать, что говорят, но не рискнула. Солдаты обнажили мечи. Капитан Блейк подбоченился, но после недолгой паузы повернулся к матросам, которые на причале отвязывали канаты.
— Крепите их назад, парни! — прокричал он. — Сегодня мы не отплываем.
Сестры подошли к экипажу, и солдат жестом велел им забираться внутрь. Улиция пропустила подруг вперед. Тот же солдат приказал четверым сопровождавшим сестер матросам встать возле двери и ждать. В окно Улиция видела, как солдаты свели на берег весь экипаж «Леди Зефы».
Скорее всего император Джегань собирается всех их убить, чтобы убрать возможных свидетелей. Что ж, Джегань окажет ей этим большую услугу. Конечно, у него вряд ли будет возможность уничтожить команду собственноручно, но, раз уж им не разрешили уплыть, она сама охотно с ними разделается. Улиция улыбнулась сестрам. Благодаря связывающим их магическим узам они слышали ее мысли. Каждая ответила удовлетворенной улыбкой. Плавание было отвратительным. И матросы за это заплатят.
Пока экипаж медленно поднимался к крепости, Улиция с возрастающим изумлением увидела, какую огромную армию собрал Джегань. При каждой вспышке молний повсюду, насколько хватал глаз, она различала палатки. Холмы были покрыты ими словно травой по весне. По сравнению с армией императора Танимура по количеству населения казалась жалкой деревушкой. Улиция и представить себе не могла, что в Древнем мире можно навербовать столько народу. Что ж, возможно, эти солдаты еще пригодятся.
Когда очередная молния разорвала серые облака, Улиция разглядела мрачную крепость, где их поджидал Джегань. Видела она ее и глазами сестер и ощущала растущий в них страх. Все они жаждали обрушить вершину холма, но каждая понимала, что еще рано.
Когда мы увидим его и узнаем, тогда он умрет.
Улиция мечтала узреть страх в глазах этого человека, такой же страх, который он сумел поселить в их сердцах. Они сделали все, чтобы он не разгадал их намерений, но Улиция не знала, на что способен сноходец. Ведь до этого к ним во снах, которые не были снами, не являлся никто, кроме их Повелителя, самого Владетеля.
Из этих соображений она выжидала и намеренно не посвящала сестер в свои планы вплоть до той минуты, когда плавание было почти закончено. Повелитель позаботится, чтобы Джегань получил достойное наказание. А их задача — отправить его душу в подземный мир, отдать ее Владетелю.
Владетель, несомненно, будет доволен, когда сестры Тьмы восстановят его власть в этом мире, и вознаградит их, дав возможность полюбоваться на мучения Джеганя, если им этого захочется. А им захочется непременно.
Экипаж остановился перед воротами крепости. Здоровенный солдат, увешанный таким количеством оружия, которого хватило бы, чтобы в одиночку уничтожить средних размеров армию, приказал сестрам Тьмы выходить. Они в молчании прошли под дождем в ворота, и решетка опустилась за ними. Их провели в темное помещение и велели ждать стоя. Можно подумать, что у женщин могло возникнуть желание усесться на грязный каменный пол.
Тем более что они надели свои лучшие платья: Тови — темное, в котором она выглядела чуточку изящнее; Цецилия — зеленое, отделанное по вороту ажурной лентой, которое прекрасно гармонировало с ее седыми волосам; Никки — простое черное, с тугим корсетом. Мерисса предпочла алое, своего любимого цвета, которое как перчатка облегало ее великолепную фигуру. Эрминия выбрала темно-синее платье, которое очень шло к ее глазам цвета небесной синевы. Улиция тоже надела синее платье, только более светлого оттенка, с кружевными манжетами и таким же воротничком.
Все они хотели быть красивыми, когда будут убивать Джеганя.
На голых каменных стенах торчали только два факела. Ожидание затягивалось, и Улиция почувствовала, как гнев ее начинает разгораться сильнее. То же самое чувствовали и ее подруги.
Наконец в эту же комнату ввели моряков, и один из солдат, открыв внутреннюю дверь, резким кивком велел сестрам войти. Коридоры крепости оказались такими же мрачными, как и то помещение, где они столько времени прождали. Что же, в конце концов, это боевая крепость, а не дворец, и комфорт здесь не обязателен. По пути Улиция не заметила никакого иного освещения, кроме воткнутых в грубые подставки факелов. Ни одного масляного светильника. Тяжелые двери обиты железом. Все это очень смахивало на большую казарму.
Стражники распахнули двойные двери и встали по обе стороны дверного проема. Один из них небрежным жестом приказал сестрам пройти в зал. Улиция поклялась себе и своим подругам запомнить его лицо и заставить заплатить за наглость. Вслед за сестрами в зал вошли моряки. Звон оружия и топот сапог конвоя эхом отдавались от мрачных стен.
Зал оказался огромным. Высокие окна не были застеклены, и дождь проникал внутрь. Вдоль стен горели жаровни и потрескивали факелы, добавляя к запаху сырости вонь горелой пакли. В пляшущих отсветах пламени зал казался нереальным, словно тоже был продолжением сна.
Между двумя жаровнями стоял тяжелый стол. За столом сидел один-единственный человек. Лениво жуя кусок истекающей жиром свинины, он взглянул на вошедших.
В таком освещении трудно было с точностью сказать, Джегань это или нет. А сестрам нужно было знать наверняка.
Позади стола вдоль стены стояли люди, причем не солдаты. На мужчинах были только белые штаны, а на женщинах — прозрачные одеяния, напоминающие мешки, перевязанные на талии. С таким же успехом они могли бы ходить просто голыми.
Мужчина за столом поднял руку и поманил сестер пальцем. Они двинулась к нему через громадный зал. На расстеленной перед столом медвежьей шкуре сидели еще две рабыни. И они, и женщины у стены были неестественно неподвижны. У каждой сквозь нижнюю губу продето золотое кольцо.
Сестры молча остановились перед столом. Рабы даже не посмотрели в их сторону. Все их внимание было приковано к мужчине, в одиночестве сидящему за огромным столом.
Теперь Улиция узнала его.
Джегань.
Он был среднего роста и на вид очень силен. Широченные плечи распирали распахнутую на груди меховую жилетку. Мощная волосатая грудь увешана золотыми цепочками, которые явно когда-то принадлежали королям и королевам. Громадные мускулы на руках перехвачены широкими серебряными браслетами, а каждый толстый палец украшен золотым или серебряным перстнем.
Сестры отлично знали, какую боль могут причинить эти пальцы.
Отблески огня играли на бритой голове Джеганя. Кстати, бритая голова весьма гармонировала со всем остальным. Улиция не могла себе представить его с волосами. Он выглядел бы менее устрашающе. Шея Джеганя вполне подошла бы быку средних размеров. Из золотого кольца, вставленного в левую ноздрю, к золотому колечку на левом ухе тянулась тоненькая золотая цепочка. Джегань был чисто выбрит за исключением двух коротких усиков над верхней губой и клочка волос в центре подбородка.
Но больше всего поражали его глаза. Они были лишены белков. Вообще. Сплошной серый цвет, переходящий в чернильную тьму, но при этом у того, на кого он смотрел, не возникало сомнений, что император смотрит именно на него.
Не глаза, а два очага кошмара.
Ухмылка Джеганя стала шире и превратилась в зловещую улыбку.
— Вы опоздали, — произнес он низким скрежещущим голосом, который сестры так хорошо знали.
Улиция не стала терять времени на ответ. Она мысленно отдала приказ уничтожить все в радиусе двадцати миль вокруг и выпустила на волю бурлящую в ней магию. Объединенная ярость Магии Ущерба и Магии Приращения вырвалась на свободу. Воздух мгновенно раскалился и вспыхнул ослепительным светом.
Улиция сама изумилась той силе, что выпустила наружу.
Ткань реальности лопнула.
Последняя мысль Улиции была о том, что она наверняка погубила весь мир.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:34 | Сообщение # 27 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 27
Медленно и постепенно к ней возвращалось зрение. Сначала она увидела жаровни, потом — факелы, потом — темные каменные стены и, наконец, людей.
На мгновение все ее тело словно бы онемело, но чувствительность тут же вернулась тысячами болезненных уколов, и Улиция едва не задохнулась от боли.
Джегань отломил ножку от жареного фазана и ткнул ею в Улицию.
— Знаешь, в чем твое слабое место? — спросил он, не прекращая жевать. — Ты пользуешься магией со скоростью мысли. — На жирных губах снова появилась ухмылка. — А я, как ты знаешь, сноходец. Я использую тот промежуток времени, когда между мыслями пустота. Я проскальзываю туда, куда не может попасть больше никто.
Он откусил от ножки и снова наставил ее на Улицию.
— Видишь ли, в этом промежутке время для меня безгранично, и я могу делать все, что захочу. С тем же успехом вы могли быть каменными статуями и пытаться меня поймать.
Улиция по-прежнему ощущала единение с сестрами. Связь оставалась на месте.
— Слабо. Очень слабо, — подвел итог Джегань. — Мне доводилось видеть, как другие проделывали это гораздо лучше. Впрочем, у них был опыт. Я оставил связь между вами. Пока. Потому что хочу, чтобы вы продолжали чувствовать друг друга. Потом я ее разорву. И так же, как я могу разорвать эту связь, я способен сломить ваш разум. — Он отхлебнул вина. — Но это непродуктивно. Как можно преподать людям урок, если их разум его не воспринимает?
Улиция почувствовала, что Цецилия обмочилась.
— Как? — услышала она свой хриплый голос. — Как ты можешь пользоваться промежутком между мыслями?
Джегань, взяв нож, отпилил кусок от ломтя жареного мяса, лежащего перед ним на серебряном подносе. Нанизав его на кончик ножа, он поставил локти на стол.
— Что такое мы? — Он махнул ножом, разбрызгивая вокруг жир. — Что такое реальность? Реальность нашего существования?
Джегань отправил мясо в рот и продолжал:
— Мы — это наши тела? Значит, человек небольшого роста и телосложения менее значителен, чем крупный? И, потеряв руку или ногу, мы начинаем исчезать? Нет. Мы остаемся собой. — Он прожевал мясо и отрезал себе еще. — Мы — это не наши тела. Мы — это наши мысли. Оформившись, они создают реальность нашего бытия. А между этими мыслями — ничто, только тело, которое ждет, когда наши мысли сделают нас теми, кто мы есть. И в этом промежутке появляюсь я. В этом промежутке время для вас не имеет значения, но имеет значение для меня. — Он запил мясо изрядным глотком вина. — Я — тень, проскальзывающая в трещины вашего существования.
Улиция почувствовала, как ее подруг начинает бить дрожь.
— Это невозможно, — прошептала она. — Твой Хань не может растянуть время или разорвать его на части!
Джегань снисходительно улыбнулся, и от этой улыбки ее сердце ухнуло куда-то вниз.
— Маленький деревянный клин, вставленный в трещину огромного камня, разламывает его на части. Разрушает его. Я и есть такой клин. И теперь этот клин вбит в трещины вашего разума.
Улиция молча смотрела, как Джегань разрывает пальцами жареного поросенка.
— Когда вы спите, ваши мысли расплываются и вы становитесь уязвимы. Тогда мои мысли вползают в трещины. Те промежутки, когда вы выпадаете из существования, — мои охотничьи угодья.
— Чего ты от нас хочешь? — спросила Эрминия.
Джегань отправил в рот солидный кусок свинины.
— Ну, во-первых, у нас с вами есть общий враг — Ричард Рал. Вам он известен как Ричард Сайфер. — Император приподнял бровь над темным пронзительным глазом. — Искатель. До нынешнего момента он был просто бесценен. Он оказал мне громадную услугу, разрушив барьер, который удерживал меня в Древнем мире. Во всяком случае, мое тело. Вы, сестры Тьмы, Владетель и Ричард Рал дали мне возможность подчинить себе все человечество.
— Ничего этого мы не делали! — проблеяла Тови.
— Что вы, как же не делали! Видите ли, Создатель и Владетель соперничают в этом мире. Создатель стремится помешать Владетелю поглотить мир живых, который тот хочет прибрать к рукам потому, что у него громадные аппетиты. Борясь за освобождение Владетеля, вы увеличили его власть в этом мире. Это, в свою очередь, заставило Ричарда Рала прийти на помощь живущим. Он восстановил равновесие. И в это равновесие, так же, как в промежуток между вашими мыслями, вклинился я.
Джегань обвел сестер взглядом своих нечеловеческих глаз.
— Магия — проводник для тех, кто из подземного мира. Она дает им власть здесь, в мире живых. Уменьшив количество магии в этом мире, я уменьшу влияние как Владетеля, так и Создателя. Создатель будет, как и прежде, разбрасывать искры жизни, Владетель будет их забирать, когда придет время, но во всем остальном мир будет принадлежать человеку. Магия станет достоянием истории и в конечном итоге превратится в миф. Я — сноходец. Я видел сны людей и знаю, на что способен обычный человек. Но магия подавляет эти способности. А без нее разум человека, его воображение, вырвется на свободу, и тогда он станет всемогущ. Вот почему у меня такая армия. Когда магия умрет, армия останется. Я хорошо подготовил свои войска к этому дню.
— Так почему же все-таки Ричард Рал стал твоим врагом? — спросила Улиция, стараясь потянуть время в надежде найти какой-нибудь выход.
— Разумеется, он должен был сделать то, что сделал, иначе бы вы, дорогуши, отдали наш мир Владетелю. Мне его вмешательство помогло, но теперь он не вписывается в мои планы. Ричард молод и не знает своих способностей. А я двадцать лет развивал свой талант.
Джегань помахал ножом перед своими глазами.
— Глаза мои обратились лишь в прошлом году. Они — отличительный признак сноходца. Только теперь я получил право называться тем, кто наводил ужас на предков. На древнем языке «сноходец» — синоним слова «оружие». И волшебники, создавшие это оружие, в конце концов пожалели о своем поступке.
Он облизал жирный нож.
— Большая ошибка — создавать оружие, способное мыслить самостоятельно. Вы отныне — мое оружие. И я чужих ошибок не повторяю. Мое могущество позволяет мне проникать в разум людей, когда они спят. На тех, кто не владеет волшебным даром, мое влияние несколько ограниченно, и мне от них пользы мало, а вот с теми, кто им наделен, вроде вас шестерых, я могу делать все, что мне заблагорассудится. Как только я проникаю в ваш разум, он перестает принадлежать вам. Он мой. Магия сноходцев была очень сильной, но нестабильной. За последние три тысячелетия, после того как появился барьер, не рождалось ни одного сноходца. Но теперь сноходец вновь угрожает миру. — Он зловеще засмеялся, и его тоненькие усики запрыгали. — И этот сноходец — я.
Улиция по привычке едва не рявкнула, чтобы он переходил ближе к делу, но вовремя прикусила язык. На самом деле она не испытывала ни малейшего желания быстрее закончить разговор. Ей нужно время, чтобы попытаться найти выход.
— Откуда тебе все это известно?
Подошел раб и наполнил бокал Джеганя вином.
— У себя на родине, в Алтур’Ранге, среди развалин одного древнего города я нашел старинный архив. Забавно, что книги способны принести пользу воину вроде меня. Во Дворце Пророков тоже есть очень ценные книги, если знать, как ими пользоваться. Жаль, что пророк умер, но в моем распоряжении есть другие волшебники. Осколок древней магии, своего рода щит, перешел от сотворившего его к потомкам этого мага, то есть ко всем отпрыскам Дома Ралов, имеющих дар. Он защищает их от моего воздействия. Ричард Рал тоже унаследовал эту магию и начал ею пользоваться. Поэтому его необходимо подчинить прежде, чем он узнает слишком много о своих способностях. А также подчинить и его невесту. — Император помолчал, устремив взгляд куда-то вдаль. — Мать-Исповедница слегка помешала моим планам, но мои марионетки там, на севере, о ней позаботятся. Эти глупцы в своем рвении создали кое-какие сложности, и мне придется принять меры. Но когда я это сделаю, они будут полностью танцевать под мою дудку. Свой клин я вбил глубоко. Я приложил много усилий, чтобы повернуть ход событий в свою пользу и добиться того, чтобы Ричард Рал и Мать-Исповедница оказались у меня в руках. — Он сжал кулак. — Видите ли, он — прирожденный боевой чародей, первый за три тысячи лет. Впрочем, вы это знаете. Такой чародей — бесценное оружие для меня. Вы все вместе взятые не способны на то, на что способен этот мальчишка. Поэтому я не намерен его убивать. Я хочу им управлять. А вот когда я перестану в нем нуждаться, тогда его придется убить. — Джегань слизнул жир с пальцев.
— Понимаете, управлять людьми гораздо выгоднее, чем их убивать. Я мог бы прикончить вас шестерых, но какой от этого прок? Пока вы в моей власти, вы не представляете для меня ни малейшей угрозы, а вот использовать вас можно, и я не премину это сделать.
Он указал кончиком ножа на Мериссу.
— Вы все поклялись отомстить Искателю, но ты, дорогуша, дала клятву искупаться в его крови. Что ж, может быть, я предоставлю тебе такую возможность.
— Откуда... откуда ты знаешь? — Мерисса побелела как полотно, — Я говорила об этом, когда бодрствовала.
Джегань издал короткий смешок:
— Если не хочешь, чтобы я что-то узнал, дорогуша, постарайся, чтобы в твоих снах не отразилось то, о чем ты говоришь днем.
Улиция почувствовала, что Эрминия на грани обморока.
— Конечно, сначала вас шестерых нужно обработать. Вы должны твердо уяснить, кто отныне распоряжается вашей жизнью. — Джегань ткнул ножом в сторону молчаливо стоящих рабов. — Вы станете такими же послушными, как они.
Тут, впервые за все это время, Улиция как следует присмотрелась к рабам и едва не вскрикнула. Все женщины были сестрами. Хуже того, в большинстве своем — сестрами Тьмы. Она быстро прикинула. Нет, здесь не все. Мужчины же были в основном молодыми волшебниками — теми, кто, окончив обучение, тоже принес клятву Владетелю.
— У меня есть и сестры Света. Они хорошо служат — из боязни, что я навещу их во сне, если они чем-то мне не угодят. — Джегань погладил золотую цепочку, идущую от носа к уху. — Но сестры Тьмы мне нравятся гораздо больше. Я всех их подчинил, даже тех, что остались во Дворце. — Улиции показалось, что пол уходит у нее из-под ног. — У меня есть дело во Дворце Пророков. Очень важное дело.
Джегань развел руки, и золотые цепочки у него на груди заиграли в свете огня.
— Они чрезвычайно услужливы. — Он повернулся к рабам, стоящим у стены. — Правда, дорогуши?
Джанет, сестра Света, поцеловала кольцо у себя на руке. По щекам ее текли слезы. Джегань рассмеялся. Сверкнув перстнями, он указал на нее пальцем:
— Видите? Я разрешаю ей это делать. Пусть тешится напрасной надеждой. Если бы я запретил, она, чего доброго, покончила бы с собой, потому что не боится смерти в отличие от тех, кто присягнул Владетелю. Не так ли, Джанет, дорогуша?
— Да, превосходительство, — покорно ответила Джанет. — Мое тело принадлежит вам, но, когда я умру, душа моя будет принадлежать Создателю.
Джегань разразился неприятным скрежещущим смехом. Улиции уже доводилось слышать его, и она понимала, что услышит этот смех еще не раз.
— Вот видите? Это все, что я ей позволяю, чтобы не потерять над ней контроль. Конечно, теперь ей в наказание придется неделю отработать в палатках. — Под его взглядом Джанет отшатнулась. — Но ты ведь понимала это, прежде чем раскрыть ротик, правда, дорогуша?
— Да, превосходительство. — Голос Джанет дрожал.
Затянутые мрачной дымкой глаза Джеганя вновь обратились к шестерым сестрам.
— Сестры Тьмы мне нравятся больше, потому что у них есть веские причины бояться смерти. — Император разломил фазана пополам. — Они обманули надежды Владетеля, которому поклялись отдать свои души. И если они умрут, то спасения им нет. Если они умрут, Владетель им отомстит за обман. — Он издевательски захохотал. — Он получит и вас шестерых, если мое недовольство вами заставит меня лишить вас жизни.
Улиция судорожно сглотнула.
— Мы все поняли... превосходительство.
Темный взгляд Джеганя лишил ее способности дышать.
— О нет, Улиция! Не думаю, что вы действительно поняли. Но, когда урок закончится, поймете.
Не сводя кошмарного взгляда с Улиции, он сунул руку под стол и вытащил оттуда за волосы миниатюрную женщину. Та скривилась от боли. Одета она была так же, как остальные. Сквозь прозрачную ткань Улиция разглядела старые, уже пожелтевшие синяки и совсем свежие, лиловые. На правой щеке виднелась длинная царапина, а левая превратилась в сплошной кровоподтек с четырьмя глубокими порезами, оставленными перстнями Джеганя.
Это была Кристабель, одна из сестер Тьмы, оставленных Улицией во Дворце Пророков. Они должны были все подготовить к ее возвращению. Похоже, теперь они ведут подготовку к прибытию Джеганя. Вот только что ему нужно во Дворце Пророков, Улиция никак не могла сообразить.
— Встань передо мной, — велел Кристабели Джегань.
Сестра Кристабель бегом обогнула стол и встала перед императором. Она быстро пригладила волосы, вытерла губы и поклонилась.
— Чем могу служить, превосходительство?
— Видишь ли, Кристабель, мне необходимо преподать этим сестрам первый урок. — Он оторвал от фазана вторую ножку. — А для этого ты должна умереть.
Она поклонилась:
— Слушаюсь, прево... — И застыла, осознав, что именно он произнес. Улиция видела, как у нее задрожали ноги, но несчастная не осмелилась издать ни звука.
Джегань жестом приказал сидящим на шкуре женщинам убраться, и те быстро отползли в сторону.
— Прощай, Кристабель.
Вскрикнув, она взмахнула руками и рухнула на пол. В следующее мгновение она закричала так истошно, что у Улиции заложило уши. С остановившимся дыханием шесть сестер смотрели на Кристабель. Джегань впился зубами в фазанью ножку. Душераздирающие вопли не прекращались. Кристабель отчаянно трясла головой, тело ее выгибалось в конвульсиях.
Джегань лениво обгладывал ножку и запивал вином. Никто не произнес ни слова, пока он не покончил с мясом и не потянулся за виноградом.
Наконец Улиция не выдержала:
— Когда она умрет?
— Когда умрет? — выгнул бровь Джегань. Откинув голову, он гулко расхохотался. Никто в зале даже не улыбнулся. Мощное тело императора сотрясалось от смеха. Тоненькая цепочка на щеке подрагивала. Наконец он успокоился. — Да она умерла прежде, чем коснулась пола!
— Что?! Но она же... Она же еще кричит!
Кристабель внезапно умолкла. Грудь ее не вздымалась.
— Она умерла мгновенно, — снизошел до объяснения Джегань. Не сводя кошмарного взгляда с Улиции, он медленно улыбнулся. — Тот клин, о котором я тебе уже говорил. Такой же, что я вбил в ваш разум. Это кричала ее душа. В мире мертвых. Похоже, Владетель здорово недоволен этой сестрой Тьмы.
Джегань воздел палец, и Кристабель снова с криком забилась.
— И когда... — Улиция с трудом сглотнула. — Когда это прекратится?
Джегань облизнулся.
— Когда ее сожрут черви.
Улиция почувствовала, как у нее задрожали колени, и ощутила, что остальные пятеро сестер готовы завопить от ужаса, как вопит Кристабель. Да, если им не удастся восстановить власть Владетеля в мире живых, месть его будет ужасна!
Джегань щелкнул пальцами.
— Слит! Эрис!
На стене мелькнуло светлое пятно. Улиция ахнула, когда словно из камня материализовались две фигуры в плащах.
Два покрытых чешуей существа скользнули к столу и поклонились.
— С-слушаем, с-сноходец.
Джегань ткнул толстым пальцем в корчащуюся на полу женщину.
— Бросьте ее в колодец.
Мрисвизы, отбросив плащи за спины, наклонились и подняли дергающееся в конвульсиях тело женщины, которою Улиция знала более ста лет, женщины, которая многим ей помогла и была послушной исполнительницей воли Владетеля. Кристабель должна была быть вознаграждена за свои старания. Они все должны были быть вознаграждены.
Когда мрисвизы унесли труп, Улиция поглядела на Джеганя:
— Чего ты от нас хочешь?
Джегань поднял руку и жестом велел одному из солдат подойти.
— Эти шестеро принадлежат мне. Окольцуй их.
Коренастый солдат, с ног до головы увешанный оружием, поклонился. Подойдя к ближайшей из сестер, которой оказалась Никки, он грязными пальцами бесцеремонно оттянул ей нижнюю губу. В голубых глазах Никки плескался ужас. Улиция вскрикнула одновременно с ней, благодаря связи почувствовав боль, когда тупое ржавое шило проткнуло Никки губу. Солдат деловито сунул шило за пояс и достал из кармана золотое кольцо. Зубами разжав его, он оттянул Никки губу, вставил кольцо в рану и, тоже зубами, соединил концы.
Солдат подошел к Улиции в последнюю очередь. К этому времени она уже едва стояла на ногах, прочувствовав на себе все, что испытали другие. Солдат оттянул ей губу, и от боли из глаз Улиции брызнули слезы.
Джегань, с усмешкой глядя на стекающую по подбородкам сестер кровь, вытер рукой жирные губы.
— Теперь вы мои рабыни. Если вы не дадите мне повода вас убить, я найду вам дело в Дворце Пророков. А когда Ричард Рал станет мне больше не нужен, может быть, даже отдам вам его на растерзание.
Он снова пристально поглядел на них, и Улиция невольно затаила дыхание. В черных омутах его глаз не осталось ни малейших признаков веселья, лишь смертельная угроза.
— Но сначала я должен закончить урок.
— Мы все уже поняли, — поспешно заверила его Улиция. — Пожалуйста... У тебя нет оснований сомневаться в нашей верности.
— О, я это прекрасно знаю, — прошелестел Джегань. — И все же урок еще не закончен. Это было только начало. Но продолжения вам не придется ждать долго.
Улицию колотила дрожь. С тех пор как Джегань впервые появился в ее снах, жизнь превратилась в сплошной кошмар. Должен же быть способ покончить с этим! Беда была только в том, что ей ничего не приходило в голову. Она представила себе, как возвращается во Дворец Пророков, облаченная в эту прозрачную одежду, возвращается рабыней Джеганя.
Джегань поглядел куда-то за ее спиной.
— Вы, ребята, все хорошо слышали?
Улиция услышала голос капитана Блейка, подтвердившего, что да, слышали. И застыла. Она совсем забыла о тридцати моряках, стоящих позади нее.
Джегань жестом велел матросам приблизиться.
— Утром вы можете отплывать. Но я подумал, что на ночь вам, возможно, понадобятся эти шесть дам.
Сестры Тьмы замерли.
— Но...
Взгляд кошмарных глаз заставил Улицию замолчать.
— Отныне, если вы посмеете прибегнуть к магии без моего позволения, даже для того, чтобы вылечить насморк, вас постигнет судьба Кристабель. В ваших снах я дал вам лишь немного прочувствовать то, что я могу с вами сделать наяву. Что сделает с вами Владетель, если вы умрете, надеюсь, тоже вам ясно. Вы в шаге от смерти. И на вашем месте я бы очень внимательно смотрел, куда ставить ноги.
Он вновь обратился к морякам:
— На эту ночь они ваши. Имея представление об этих женщинах из их снов, я полагаю, у вас с ними остались кое-какие счеты. Можете делать с ними все, что хотите.
Моряки радостно загалдели.
Улиция почувствовала, как чья-то рука ухватила Эрминию за грудь, как кто-то оттянул Никки голову за волосы и развязывает ей корсет. В это время третий матрос сунул руку ей самой между бедер, и она не удержалась от крика.
— Но есть небольшие правила. — сказал Джегань, и моряки замерли. — И если вы их нарушите, я вас скормлю рыбам.
— Что это за правила, император? — спросил один из матросов.
— Убивать их вам запрещается. Они — мои рабыни и принадлежат мне. Я хочу получить их утром в достаточно сносном состоянии, чтобы они могли мне прислуживать. Это означает — никаких сломанных костей и прочего членовредительства. Вы их всех между собой разыграете. Я знаю, что произойдет, если позволить вам выбирать самим. А я не хочу, чтобы хоть одна из них избежала вашего внимания.
Матросы со смехом согласились, что это действительно будет справедливо, и пообещали соблюдать правила.
Джегань вновь обратил свое внимание на шестерых сестер.
— У меня огромная армия, а шлюх в окрестностях маловато. От этого мои солдаты пребывают в скверном расположении духа. И до тех пор, пока я не определю вам другие обязанности, вы будете ублажать их ежедневно. Четыре часа на отдых, и скажите спасибо, что у вас мое кольцо на губе. Это не даст им вас убить.
Сестра Цецилия, невинно улыбнувшись, развела руки.
— Император Джегань, твои солдаты молоды и сильны. Боюсь, им будет мало удовольствия от такой старухи, как я. Мне очень жаль.
— Уверен, что они будут рады тебе. Вот увидишь.
— Император, сестра Цецилия права. Боюсь, я тоже для этого слишком старая и толстая, — произнесла Тови старческим голосом. — Вряд ли мы сможем дать наслаждение твоим воинам.
— Наслаждение? — Джегань нанизал на нож кусочек жаркого. — Вы что, тупицы? При чем тут наслаждение? Смею уверить вас, мои солдаты с удовольствием насладятся вашими прелестями, но вы меня неправильно поняли.
Он ткнул в них пальцем. Измазанные жиром перстни сверкнули в свете факелов.
— Вы были сестрами Света, потом — сестрами Тьмы. Вы, по всей вероятности, самые могущественные колдуньи в мире. Но ваша работа заставит вас понять, что вы лишь навоз у меня под ногами и я могу делать с вами все, что пожелаю. Отныне все, наделенные даром, — мое оружие. И вы должны крепко усвоить этот урок. Ваше мнение никого не интересует. И пока я не приму иного решения, вы будете развлекать моих солдат. Если им захочется выкрутить вам пальцы и спорить на то, кто заставит вас громче вопить, они так и сделают. У них весьма разнообразные вкусы, и они могут делать с вами все, что пожелают, кроме убийства.
Он сунул в рот остатки мяса.
— Но в любом случае только после этих парней. Наслаждайтесь моим подарком, ребята. Следуйте правилам, и в будущем я о вас не забуду. Император Джегань помнит своих друзей.
Матросы дружно прокричали «ура».
У Улиции подкосились ноги, и она бы упала, если бы чья-то могучая рука не поддержала ее за талию.
— Так-так-так, лапочка. Похоже, дамочки, вы все-таки согласились нас поразвлечь! И это после того, как вы так скверно с нами обошлись!
Улиция услышала собственные всхлипы. Губа онемела от боли, но она понимала, что это только начало. Мысли у нее путались, она была сама не своя от страха.
— Ах, да. — Джегань остановил матросов и указал ножом на Мериссу. — Кроме нее. Ее отдайте. — Он поманил Мериссу пальцем. — Подойди сюда, дорогуша.
Мерисса сделала два неуверенных шажка. Улиция чувствовала, как дрожат ее ноги.
— Кристабель принадлежала мне одному. Была моей фавориткой. Но она умерла, потому что вам потребовался урок. — Он взглянул на развязанный корсет Мериссы. — Ты будешь вместо нее. Ты, помнится, говорила, что станешь лизать мне ноги, если придется. — Кошмарный взгляд Джеганя вонзился в нее. — Пришлось. — Увидев изумление Мериссы, он улыбнулся своей мерзкой улыбочкой. — Я же говорил тебе, дорогуша, не стоит пускать в сны то, что говоришь наяву.
— Да, превосходительство, — слабо кивнула Мерисса.
— Сними платье. Тебе оно может понадобиться, если я разрешу тебе убить Ричарда Рала. — Мерисса начала раздеваться, а Джегань поглядел на остальных сестер. — Я оставлю вам вашу связь, чтобы вы прочувствовали уроки, которые получит каждая. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из вас что-нибудь упустил.
Когда Мерисса разделась, Джегань указал вниз кончиком ножа.
— Под стол, дорогуша.
Улиция почувствовала толстую медвежью шкуру, щекочущую колени Мериссы, потом — грубый каменный пол. Моряки наслаждались зрелищем.
Силой воли, силой, которую она черпала из неизмеримой ненависти к этому человеку, Улиция прогнала страх и преисполнилась решимости. Она — главная среди сестер Тьмы. С помощью связи она обратилась к остальным.
Мы все прошли ритуал. Это было похуже, чем то, что происходит сейчас. Мы — сестры Тьмы. Помните, кто наш истинный Владетель. Сейчас мы рабыни этого ничтожества, но он ошибается, полагая, что управляет нашим разумом. У него нет своей силы, он может пользоваться только чужой. Мы обязательно что-нибудь придумаем, и тогда Джегань заплатит за все. О, клянусь Владетелем, заплатит сполна!
Но что же нам делать до тех пор? — проскулила Эрминия.
Молчать! — рявкнула Никки. Улиция чувствовала переполняющую ее ярость и черный ледяной холод, царящий в ее сердце. — Запомните каждое лицо. Они все за это заплатят. Слушайте Улицию. Мы сами преподадим им урок, и они запомнят его надолго!
И не вздумайте пустить в сны этот наш разговор, — предупредила Улиция. — Единственное, чего мы не можем позволить Джеганю, — это убить нас. Пока мы живы, у нас есть надежда вернуть благосклонность нашего Владетеля. Нам обещана награда, и я твердо намерена ее получить. Крепитесь, сестры.
Но Ричард Рал — мой! — прошипела Мерисса. — И тот, кто посмеет его убить, будет иметь дело со мной. И с Владетелем!
Даже Джегань, если бы он слышал Мериссу, побледнел бы от бешеной злобы, сквозящей в ее словах. Улиция почувствовала, как Мерисса отбросила назад волосы и узнала вкус плоти императора.
— С вами пока все... — Джегань помолчал и махнул ножом. — Убирайтесь.
Капитан Блейк схватил Улицию за волосы.
— Пришло время расплачиваться, лапуля.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:35 | Сообщение # 28 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 28
Моргнув, она опустила взгляд на ржавый меч, который держал парнишка. Острие клинка было не больше чем в дюйме от ее лица.
— Неужели это необходимо? Я же сказала— вы можете забрать все, что хотите, и никто не станет вас останавливать. Но должна заметить, что за последние две недели вы уже третьи по счету грабители, и ничего ценного у нас не осталось.
Судя по тому, как тряслись у мальчишки руки, он был не больно-то опытен в своем ремесле. А исхудавшее лицо говорило, что и особыми успехами на этом поприще он тоже не может похвастаться.
— Стой тихо! — Парнишка искоса взглянул на напарника. — Нашел что-нибудь?
Второй юный разбойник, такой же тощий, как и его приятель, сидя на корточках возле брошенных в снег мешков, то и дело посматривал на темную опушку леса возле дороги. Он поглядел назад, туда, где был поворот и дорога исчезала за заснеженными деревьями. Прямо на повороте через незамерзшую, несмотря на зиму, речушку был перекинут мост.
— Ничего. Только старые шмотки и всякий хлам. Мяса нет. Хлеба тоже.
Первый юнец пританцовывал на месте, готовый удрать при малейших признаках опасности. Меч он держал обеими руками — похоже, оружие было для него тяжеловато.
— По вашему виду не скажешь, что вы голодаете. Что же вы едите, бабка? Снег?
Она, вздохнув, сложила руки на поясе. Это уже начинало ей надоедать.
— Мы зарабатываем себе на пропитание. Вам бы тоже не мешало попробовать. Работать, я имею в виду.
— Н-да? Сейчас зима, бабка, если ты этого еще не заметила. Работы нету. Осенью армия выгребла все наши припасы. У моих родителей ничего не осталось на зиму.
— Мне очень жаль, сынок. Может...
— Эй! А это у тебя что, дед? — Мальчишка потрогал темный серебряный ошейник и дернул. — Как он снимается? Говори!
— Я же сказала, — ответила она, не обращая внимания на молчаливый гнев, плещущийся в голубых глазах волшебника. — Мой брат глухонемой. Он не слышит, что ты говоришь, и не может ответить.
— Глухонемой? Значит, ты говори, как эта штука снимается!
— Это всего лишь железная побрякушка. Она ничего не стоит.
Юный бандит, переложив меч в левую руку, наклонился к ней и пальцем распахнул на ней плащ.
— А это что? Кошелек! У нее кошелек! — Он сорвал с ее пояса тяжелый мешочек с золотом. — Клянусь, в нем полно монет!
— Боюсь, там лишь черствое печенье, — хихикнула она. — Можешь попробовать одно, если хочешь, только не кусай, а то зубы сломаешь! Их надо сосать.
Парень достал из мешочка золотую монету, попытался надкусить и тут же скривился.
— Как вы можете это есть? Едал я плохое печенье, но это даже плохим-то назвать нельзя!
Как легко с молодыми, подумала она. Жаль, что со взрослыми не получается так просто.
Сплюнув, юнец швырнул золотой в снег и начал ощупывать ее плащ в поисках еще чего-нибудь, чем можно было бы поживиться.
Она нетерпеливо вздохнула.
— Заканчивали бы вы, мальчики, с этим ограблением. Нам хотелось бы засветло добраться до города.
— Ничего, — буркнул второй. — У них нет ничего, что стоило бы взять.
— А лошади? — возразил первый, пробуя на ощупь ткань ее плотного плаща. — На худой конец, можно взять лошадей. Что-нибудь да удастся за них выручить.
— Пожалуйста, бери, — кивнула она. — Мне эти старые клячи изрядно надоели. Только задерживают. Так что ты мне окажешь услугу. Все четверо еле ноги переставляют, а у меня не хватает духу положить конец их мучениям.
Второй парень взял одного коня под уздцы и заставил сделать пару шагов.
— Бабка не врет, — сказал он. — Четыре клячи. Мы пешком быстрее идем. Если прихватить с собой эти мешки с костями, нас точно поймают.
Первый все еще ощупывал ее плащ. Рука его замерла на кармане.
— Что это?
— Тебя это не заинтересует. — Голос ее зазвучал чуть жестче.
— Да ну? — Он выудил из кармана дорожный дневник, и, пока перелистывал страницы, она увидела запись. Наконец-то.
— Что это?
— Всего лишь тетрадка. Читать умеешь, сынок?
— Нет. Да и все равно тут нет ничего, что стоило бы читать.
— Все равно возьми, — посоветовал второй. — Если тетрадка чистая, ее можно будет продать.
Она поглядела на юнца с мечом.
— Так, мне все это надоело. Считайте, что ограбление закончилось.
— Закончится, когда я скажу!
— Дай сюда. — Энн протянула руку и повысила голос. — И проваливайте с глаз долой, пока я не отвела вас за ухо в город и не заставила ваших родителей вызволять вас из каталажки.
Выставив перед собой меч, мальчишка отступил на шаг.
— Эй, лучше не гавкай, бабка, а то отведаешь стали! Я умею обращаться с оружием!
Внезапно на повороте замаячили в вечернем сумраке темные силуэты. Юные грабители за шумом реки не услышали стука подков и ни о чем не подозревали, пока их не окружили всадники. Увидев их, парень, который обыскивал Энн, замер от страха. Она быстренько вырвала у него из рук меч, а Натан отнял у второго нож.
Всадники были в д’харианской форме.
— Что тут происходит? — спокойным голосом спросил капитан.
От страха у парней отнялись языки.
— Мы встретили мальчиков, и они предупредили нас о разбойниках, — ответила Энн. — Ребята живут поблизости. Они как раз учили нас защищаться и показывали, как сами умеют обращаться с оружием.
Капитан сложил руки на луке седла.
— Это правда, парни?
— Я... Мы... — Юный грабитель не сводил с Энн умоляющих глаз. — Правда. Мы живем неподалеку и, повстречав этих двух проезжих, предупредили, что нужно быть осторожными: говорят, на дороге орудуют грабители.
— И они отлично умеют фехтовать. Как я и обещала, молодые люди, каждому из вас — по печенью. Дай-ка мне мой мешочек.
Наклонившись, парень поднял кошель с золотом и быстро подал ей. Энн вынула две монеты и протянула их мальчикам.
— Как я и обещала, тебе и твоему товарищу. А теперь ступайте домой, пока не стемнело, а то ваши родители начнут беспокоиться. Отдайте им мое печенье в знак благодарности за то, что послали вас предупредить проезжих. — Парень тупо кивнул. — Ладно. Спокойной ночи вам. Берегите себя! — Энн протянула руку, и в глазах ее загорелся опасный огонек. — Если ты уже посмотрел мою тетрадку, давай ее сюда.
Заметив ее взгляд, он сунул ей в руки тетрадку с такой скоростью, будто та жгла ему ладонь. Так оно, собственно, и было.
— Спасибо, сынок, — улыбнулась Энн. Парень потер ладонь о рваную куртку.
— До свидания. И будьте осторожны. Он хотел уйти, но Энн его остановила.
— Не забудь вот это. — Парень испуганно обернулся. Она протянула ему меч рукояткой вперед. — Твой отец рассердится, если ты потеряешь где-нибудь его меч.
Мальчишка с опаской взял меч. Натан не мог позволить, чтобы все кончилось так банально. Он крутанул пальцами нож, подбросил его вверх, поймал за спиной и перебросил под мышкой в другую руку. Энн закатила глаза: легонько стукнув по лезвию, он заставил нож вращаться в другую сторону, потом поймал его за лезвие и протянул мальчишке.
— Где ты этому научился, старик? — спросил сержант.
Натан сердито поглядел на него. Он терпеть не мог, когда его называли стариком. Он был волшебником, пророком, которому не было равных, и полагал, что на него должны смотреть с изумлением, если не с благоговением. Энн сдерживала его при помощи Рада-Хань, иначе под сержантом уже вспыхнуло бы седло. Таким же образом она не позволяла ему говорить. Язык Натана был по меньшей мере столь же опасен, как и его магия.
— К сожалению, мой брат глухонемой. — Энн жестом велела юным грабителям убираться прочь. Они помахали на прощание и припустились к лесу. — Он развлекает себя тем, что показывает всякие фокусы.
— Эти двое, мэм, действительно не причинили вам неприятностей?
— Ну вот еще! — хмыкнула она.
Капитан взял в руки поводья, и двадцать солдат последовали его примеру, готовые снова тронуться в путь.
— И все же я думаю, все равно не помешает побеседовать с ними немножко. В частности, о воровстве.
— А заодно попросите рассказать, как д’харианские солдаты лишили их семьи всех запасов продовольствия, из-за чего они теперь голодают.
Капитан снова ослабил поводья.
— Я не знаю, что здесь творилось прежде, но новый магистр Рал весьма недвусмысленно запретил солдатам заниматься мародерством.
— Новый магистр Рал?
— Ричард Рал, магистр Д’Хары, — кивнул капитан.
Краем глаза Энн увидела, что Натан улыбается. Он был доволен, что пророчество пошло в нужном направлении. И хотя так должно было быть, если они хотят победить, у Энн это известие улыбки не вызвало. Наоборот, она с болью подумала о пути, который отныне предопределен. Только вот альтернатива была еще хуже.
— Да, кажется, я слышала это имя.
Капитан, поднявшись в стременах, оглянулся на своих подчиненных.
— Огден, Сполдинг! — Из-под конских копыт взметнулся снег, и к нему подъехали два солдата. — Догоните этих ребят и проводите их до дому. Удостоверьтесь, правда ли, что наши солдаты ограбили их семьи. Если правда, выясните численность пострадавших и немедленно отправляйтесь в Эйдиндрил с докладом. Проследите, пусть им доставят достаточно продовольствия, чтобы перезимовать.
Солдаты отсалютовали, прижав правый кулак к груди, развернули коней и галопом ускакали вслед за мальчишками. Капитан повернулся к Энн.
— Приказ магистра Рала, — пояснил он. — Вы направляетесь в Эйдиндрил?
— Да, мы надеялись найти там пристанище, как и все, кто идет на север.
— Вы его там найдете, только не даром. Я скажу вам то, что говорю всем. Где бы ни была ваша родина, отныне вы — подданные Д’Хары. Вы обязаны присягнуть на верность, а также платить налог с заработка, если хотите жить на территории, принадлежащей Д’Харе.
— Похоже, армия все-таки продолжает обкрадывать мирное население? — выгнула бровь Энн.
— Это по-вашему мнению, а магистр Рал считает иначе. Его слово — закон. Все платят одинаковый налог на содержание армии, которая защищает нашу свободу. Если не хотите платить, пожалуйста, — ищите защиту и свободу в другом месте.
— Похоже, магистр Рал неплохо справляется.
— Он могущественный волшебник, — кивнул капитан.
Плечи Натана затряслись от сдерживаемого смеха.
— Над чем это он смеется, — нахмурился капитан. — Он ведь глухонемой?
— О да — и еще к тому же слегка сумасшедший. — Энн направилась к лошадям, по дороге с силой ткнув Натана локтем в живот. — Вечно хохочет, когда не надо. — Она разъяренно поглядела на поперхнувшегося пророка. — Если на него находит, сразу и последние мозги теряет.
Энн ласково похлопала по холке Беллу, свою золотистую лошадь. Белла с надеждой высунула язык: она очень любила, когда ее за него дергают. Энн не отказала ей в удовольствии, а потом еще почесала за ухом. Белла весело заржала и снова высунула язык, но Энн не стала ее баловать.
— Так вы говорите, капитан, магистр Рал — могущественный волшебник?
— Совершенно верно. Он убил тех существ, чьи трупы вы увидите на кольях перед дворцом.
— Существ?
— Он называет их мрисвизами. Страшные чешуйчатые ящерообразные твари. Они перебили уйму народу, но магистр Рал изрубил их в куски.
Мрисвизы. Вот это уж точно скверная новость.
— А есть здесь поблизости какой-нибудь городок, где мы могли бы поесть и переночевать?
— В двух милях отсюда, за следующим холмом. Называется Тиноук. Там есть постоялый двор.
— А далеко ли до Эйдиндрила?
Капитан окинул оценивающим взглядом четырех лошадей.
— С такими великолепными скакунами вы доберетесь туда дней за семь — за восемь.
— Благодарю, капитан. Когда в окрестностях бродят грабители, приятно знать, что можно рассчитывать на защиту солдат.
Капитан посмотрел на Натана. Пророк был высокого роста, его седые волосы касались плеч, а из-под густых бровей глядели проницательные темно-васильковые глаза. Натан был красив суровой мужской красотой и очень силен, несмотря на то что ему было около тысячи лет.
Капитан вновь перевел взгляд на Энн:
— Мы ищем кое-кого. Защитников Паствы.
— Защитников Паствы? Вы имеете в виду тех напыщенных дураков в алых плащах из Никобариса?
Сержант натянул поводья, сдерживая коня, которому надоело стоять на одном месте.
— Их самых. Двое мужчин, из которых один — генерал этих Защитников, а другой — его офицер, и с ними женщина. Они сбежали из Эйдиндрила, и магистр Рал приказал привести их обратно. Наши люди прочесывают всю местность вокруг Эйдиндрила.
— Мне очень жаль, но я их не видела. А магистр Рал живет в замке Волшебника?
— Нет, во дворце Исповедниц.
— Хоть это хорошо, — вздохнула Энн.
— Что хорошо? — нахмурился д’харианец.
Энн невольно высказала вслух свое облегчение.
— О, ну, просто я хотела увидеть этого великого человека, и если бы он жил в замке, мне бы это не удалось. Я слышала, замок защищен магией. А так он, наверное, выходит на дворцовый балкон к народу, и я смогу на него поглядеть. Что ж, еще раз спасибо вам за помощь, капитан. Надо бы нам поторопиться, чтобы добраться до Тиноука, пока совсем не стемнело. Еще, чего доброго, мои лошади в темноте угодят в какую-нибудь канаву и переломают ноги.
Капитан пожелал ей счастливого пути, и отряд поскакал дальше. Только когда всадники скрылись из виду, Энн отпустила Натана и, мысленно приготовившись к неизбежной гневной тираде, принялась собирать разбросанные по снегу пожитки.
Натан подошел к ней и одарил ее надменным взглядом.
— Ты дала золото воришкам? Надо было бы...
— Это самые обыкновенные мальчишки, Натан. И к тому же голодные.
— Они пытались нас ограбить!
Приторачивая мешок к седлу Беллы, Энн улыбнулась:
— Ты прекрасно знаешь, что им это никогда бы не удалось, но я дала им еще кое-что, кроме золота. Не думаю, что они снова захотят кого-то ограбить.
— Надеюсь, это заклятие прожжет им пальцы до костей, — хмыкнул Натан.
— Лучше помоги мне собрать вещи. Я хочу поскорее добраться до постоялого двора. В дневнике появилась запись.
На мгновение Натан потерял дар речи. Но только лишь на мгновение.
— Долго же она соображала! Мы оставили достаточно подсказок. Десятилетний ребенок, и тот догадался бы быстрее. Мы сделали все, разве что не пришпилили ей к платью записку: «Да, кстати, аббатиса с пророком на самом деле не умерли, ты, тупица!»
Энн подтянула подпруги.
— На самом деле ей было гораздо сложнее догадаться, чем тебе представляется. Это нам кажется, что все очевидно, потому что мы знаем. А у нее не было никаких оснований что-то подозревать. Но Верна все-таки догадалась. И только это имеет значение.
Натан лишь хмыкнул в ответ и начал помогать ей собирать разбросанные мешки.
— Ну, и что она пишет?
— Пока не знаю. Найдем ночлег, тогда и посмотрим.
Натан ткнул в нее пальцем.
— Еще раз сделаешь из меня глухонемого — будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!
Энн бросила на него гневный взгляд:
— А если при встрече с людьми ты снова начнешь вопить, что тебя похитила сумасшедшая ведьма и держит в плену при помощи волшебного ошейника, я и впрямь сделаю тебя глухонемым!
Недовольно ворча, Натан занялся мешками, но, садясь на лошадь, Энн заметила, что он улыбается довольной улыбкой.
Когда они наконец добрались до постоялого двора и оставили лошадей мальчишке-конюху, из-за далеких холмов уже всплывала бледная зимняя луна. Ветерок донес запах жаркого. Энн дала конюху монетку, чтобы он помог донести вещи.
Тиноук оказался маленьким городком. В харчевне при постоялом дворе сидели в основном местные жители. Они попивали эль и, попыхивая трубками, делились слухами о солдатах, которые рыщут по всей округе, и об альянсе, созданном новым магистром Ралом, который, как было объявлено, теперь правит Эйдиндрилом. Некоторые, правда, в этом сомневались, но у сомневающихся ехидно спрашивали, с чего это вдруг д’харианские войска стали такими дисциплинированными, если не потому, что кто-то навел порядок.
Натан, в высоких сапогах, коричневых штанах и белой кружевной рубашке с высоким, закрывавшим Рада-Хань воротом, в распахнутом темно-зеленом камзоле и тяжелом коричневом плаще, свисавшем чуть ли не до пола, прошествовал к небольшой стойке, на которой стояло несколько бутылок и кувшинов. Величественным жестом он отбросил плащ за спину и поставил ногу на приступку. Натан любил наряжаться: за сотни лет ему порядком надоели черные балахоны, которые он носил во Дворце. Он постоянно придумывал себе новые наряды и называл это «валять дурака».
Мрачный хозяин улыбнулся лишь после того, как Натан придвинул к нему серебряную монету, заметив, что при такой высокой цене за ночлег в нее должна входить и кормежка. Хозяин пожал плечами, но согласился.
Энн не успела опомниться, а Натан уже вовсю расписывал хозяину, что он купец, путешествует со своей любовницей, а жена осталась дома приглядывать за его дюжиной отпрысков. Хозяин пожелал узнать, чем именно торгует Натан. Наклонившись к нему поближе, Натан, понизив голос, сообщил, что для здоровья хозяина будет гораздо полезнее, если он об этом знать не будет.
На трактирщика это заявление произвело такое впечатление, что он тут же налил Натану кружку за счет заведения. Натан поднял тост за постоялый двор Тиноука и направился к лестнице, велев хозяину поднести кружечку и его женщине. Все, кто был в харчевне, провожали его восхищенными взглядами, дивясь про себя, откуда взялся этот незнакомец.
Поджав губы, Энн мысленно поклялась себе впредь быть внимательнее и не давать Натану возможности объяснять, кто они такие. Это путевой дневник отвлек ее внимание. Ей не терпелось узнать, что там написано, но тут она была настроена довольно скептически. Если что-то пошло не так, дневник вполне мог оказаться в руках одной из сестер Тьмы, которая догадалась, что они живы. Это была бы настоящая катастрофа и означало бы, что Дворец Пророков уже в руках врага.
В маленькой комнатке стояли две узкие кровати, в дальнем углу — умывальник с оловянным тазиком на подставке, а у окна — квадратный стол, на который Натан поставил керосиновую лампу, взятую с тумбочки у двери. Вскоре появился хозяин с ужином: две миски бараньего жаркого и полбуханки черного хлеба. Следом за ним конюх втащил их вещи. Когда хозяин и конюх ушли, Энн придвинула стул поближе к столу и села.
— Ну, — произнес Натан, — разве ты не собираешься прочесть мне нотацию?
— Нет, Натан, я устала.
— Я подумал, что так будет честнее, учитывая историю с глухонемым. — Натан махнул рукой и вновь помрачнел. — Я ношу этот ошейник с четырех лет. Как бы ты себя чувствовала, если была бы всю жизнь узницей?
Энн подумала, что, хотя Натан видит в ней свою тюремщицу, она была почти такой же узницей, как он. Она посмотрела ему в глаза.
— Я знаю, что ты мне не поверишь, Натан, но все-таки повторю: мне очень жаль, что так получается. Я сама мучаюсь от того, что приходится держать в плену чадо Создателя, не совершившее никакого преступления, кроме того, что оно родилось на свет.
После долгой паузы Натан отвел взгляд и, сцепив за спиной руки, принялся вышагивать по комнате. Доски скрипели под его сапогами.
— Совсем не то, к чему я привык, — заявил он, ни к кому не обращаясь, критически оглядев обшарпанные стены и скудную обстановку.
Отодвинув миску, Энн положила дневник на стол и долго смотрела на него, прежде чем открыть и найти запись.
Сначала ты должна сказать мне, почему выбрала меня в тот последний раз. Я помню каждое слово. Одна ошибка с твоей стороны — и дневник полетит в огонь.
— Так-так-так, — пробормотала Энн. — А она весьма осторожна. Хорошо!
Натан заглянул ей через плечо.
— Взгляни на почерк. — Энн ткнула пальцем в страницу. — С какой силой она давит на стилос. Наша Верна, похоже, очень сердита!
Энн снова посмотрела на запись. Она прекрасно понимала, что имела в виду Верна.
— Как она, должно быть, меня ненавидит, — прошептала Энн. Глаза ее наполнились слезами, и строчки расплылись.
— Ну и что? — Натан выпрямился. — Я тоже тебя ненавижу, но ты нисколько не переживаешь по этому поводу.
— Правда, Натан? Ты действительно меня ненавидишь?
Он только хмыкнул:
— Разве я не говорил тебе, что этот твой план — полное безумие?
— После завтрака еще ни разу.
— Так вот, считай, что я повторил — и это чистая правда, знаешь ли.
Энн поморгала, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, и вновь перевела взгляд на дневник.
— Ты приложил немало усилий, Натан, чтобы сделать реальной нужную ветвь, потому что прекрасно понимал, что произойдет, если пророчество направится по другому пути. И тебе так же прекрасно известно, как легко неверно истолковать пророчество.
— Да кому будет польза, если тебя прихлопнут из-за твоего дурацкого плана? И меня с тобой заодно! Мне, между прочим, очень хочется дожить до моего тысячного дня рождения. А ты нас обоих угробишь!
Энн встала и ласково положила ладонь ему на плечо.
— Тогда ответь мне, что бы ты сделал на моем месте, Натан? Пророчества тебе известны. И ты знаешь, что нам грозит. Ты сам меня предупредил об этом. Так скажи, что сделал бы ты на моем месте?
Волшебник долго смотрел на нее. Блеск в его глазах исчез. Широкой ладонью он накрыл ее руку.
— То же самое, Энн. То же самое. Это наш единственный шанс. Но мне от этого не легче — ведь я знаю, какой опасности ты подвергаешься.
— Я понимаю, Натан. Они здесь? В Эйдиндриле?
— Один — да, — спокойно ответил он, сжав ее пальцы. — Второй будет там к нашему приезду. Я видел это в пророчестве. — Он помолчал. — Энн, эпоха, в которую мы живем, очень тесно связана с пророчествами. Войны притягивают их к себе как магнит. Ветвления идут во всех направлениях. И каждое должно быть истолковано абсолютно правильно. Если мы пойдем по ложному пути хотя бы в одном, то придем к катастрофе. Хуже того — кое-где есть пробелы, и я не знаю, что следует предпринять. Кроме того, необходимо и кое-каких других людей направить по верному пути, а мы никак не можем на них воздействовать.
Энн, не находя слов, лишь молча кивнула и снова уселась к столу. Натан взял второй стул, устроился рядом, отломил кусок хлеба и принялся жевать, наблюдая, как стилос бегает по бумаге.
Завтра ночью, когда взойдет луна, иди туда, где ты его нашла.
Закрыв журнал, Энн убрала его в потайной карман своего серого платья.
— Надеюсь, она достаточно сообразительна, чтобы оправдать твое доверие, — пробормотал с набитым ртом Натан.
— Мы учили ее так хорошо, как только могли, Натан. Мы услали ее из Дворца на двадцать лет, чтобы она научилась жить своим умом. Мы сделали все, что в наших силах. И теперь просто обязаны в нее верить. — Энн поцеловала палец, где многие годы носила перстень аббатисы. — Создатель, дай силы и ей!
Натан придвинул к себе миску с бараниной.
— Мне нужен меч, — заявил он.
— Ты волшебник, полностью владеющий своим даром, — выгнула бровь Энн. — Зачем, во имя Творения, тебе понадобился еще и меч?
Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
— Да затем, что с мечом у бедра я буду выглядеть еще сногсшибательнее!
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:36 | Сообщение # 29 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 29
— Пожалуйста... — прошептала Катрин. Ричард мягко коснулся ее щеки. Их глаза встретились, и он, как обычно, почувствовал невозможность первым отвести взгляд. Теплая женская рука у него на талии будила в нем почти непреодолимое желание. Он отчаянно пытался вызвать в памяти образ Кэлен, чтобы не поддаться порыву прижать Катрин к груди и не сказать «да». Все его тело стремилось к этому.
— Я устал, — солгал он. Спать ему хотелось меньше всего. — Сегодня был трудный день. Завтра, моя дорогая.
— Но я хочу...
Приложив палец к губам Катрин, он заставил ее замолчать. Ричард понимал, что, если она повторит эти слова, он пропал. Теплые губы ласкали его палец, и было практически невозможно устоять перед столь откровенно высказанным ею предложением. В голове у него царил туман, мысли путались, но Ричард все-таки ухитрился облечь в форму одну из них:
Добрые духи, помогите! Дайте мне сил! Мое сердце принадлежит Кэлен.
— Завтра, — выдавил он.
— То же самое ты говорил вчера, а я так долго тебя искала, — прошептала она.
Ричард прибег к магии плаща, чтобы стать невидимым. Так было проще сопротивляться ее призыву, но это была лишь отсрочка неизбежного. Катрин огляделась, и в глазах ее было такое отчаяние, что он не выдержал и, сняв капюшон, подошел к ней.
Она положила руку ему на шею. Ричард взял ее нежную ручку и поцеловал.
— Спокойной ночи, Катрин. Увидимся утром.
Он оглянулся на Игана, который стоял в десяти футах, сложив на груди руки, и делал вид, что ничего не видит. Чуть дальше, скрытая в полумраке, стояла на страже Бердина. Она-то не прикидывалась, что не замечает, как Катрин всем телом прижимается к магистру Ралу, — однако лицо морд-сит оставалось бесстрастным. Больше никого из его телохранителей не было: Улик, Кара и Райна ушли отдыхать.
Ричард нащупал за спиной ручку, повернул ее, своей тяжестью открыл дверь и сделал шаг в сторону, приглашая Катрин зайти в ее комнату. Она перехватила его руку и, глядя ему в глаза, поцеловала ладонь. У Ричарда едва не подкосились ноги.
Понимая, что не сможет долго сопротивляться, он мягко отнял руку. Надо поскорее убираться отсюда, сказал он себе, но разум не слушался, отчаянно придумывая поводы сдаться. Что в этом плохого? Кому будет от этого вред? Нужно прекратить глупое сопротивление и насладиться прелестями этой роскошной женщины, которая так недвусмысленно дала понять, что хочет его. На самом деле она его едва ли не умоляла. И Ричард тоже жаждал ее. Почему же он так упрямо отказывается?
Ричард разрывался надвое. Часть его существа — большая часть — заставляла его прекратить сопротивление, а другая, крошечная часть разума так же отчаянно пыталась удержать его, предупредить, что здесь что-то не так. Но это же полная бессмыслица! Что тут может быть не так? И почему?
Добрые духи, помогите!
Перед его мысленным взором предстала Кэлен. Она улыбалась той особенной улыбкой, которую дарила лишь ему одному. Губы ее шевелились. Она говорила, что любит его.
— Мне необходимо остаться с тобой наедине, Ричард, — молила Катрин. — Я не могу больше ждать.
— Спокойной ночи, Катрин. Добрых снов. Увидимся утром. — Ричард решительно захлопнул дверь ее комнаты и направился к себе. Он тяжело дышал, рубашка намокла от пота.
Дрожащей рукой он попытался закрыть дверь на засов, но засов вдруг сломался. В слабом свете камина Ричард не заметил на ковре выпавших болтов.
Ему было так жарко, что он задыхался. Стянув через голову рубашку, Ричард швырнул меч на пол и подошел к окну. Ломая ногти, он открыл щеколду, распахнул створки и попытался восстановить дыхание, но холодный воздух не мог остудить снедающий его жар.
Гостевые комнаты находились на нижнем этаже, и Ричард подумал, не вылезти ли ему на улицу и не поваляться ли в снегу, но потом решил, что не стоит, и просто остался стоять у окна, глядя на залитый лунным светом сад.
Что-то тут не так, но Ричард никак не мог понять, что именно. Он хочет быть с Катрин, но что-то внутри него отчаянно этому сопротивляется. Почему? Он решительно не понимал, чем вызвано это сопротивление.
Он снова подумал о Кэлен. Стоп! Вот причина сопротивления!
Но если он любит Кэлен, то почему так стремится к Катрин? Почти ни о чем не может думать, кроме нее. Ему даже трудно становится вспоминать Кэлен.
Ричард упал на кровать. Он понимал, что его способности сопротивляться очарованию Катрин пришел конец. Он сел. В голове гудело.
Дверь распахнулась. Ричард поднял голову. Это была она. На ней было надето нечто настолько прозрачное, что даже в тусклом освещении отчетливо просматривалось тело. Герцогиня подошла к Ричарду.
— Прошу вас, — произнесла она голосом, от которого он потерял способность двигаться, — не гоните меня на этот раз. Пожалуйста, Ричард! Я умру, если не буду с тобой прямо сейчас.
Умрет? Добрые духи, разве он может допустить, чтобы она умерла! От одной мысли об этом у Ричарда чуть не хлынули слезы из глаз.
Она подошла ближе и попала в круг света, отбрасываемого лампой. Мягкая ночная рубашка была длинной, почти до пола, но, по существу, ничего не скрывала. И Ричард потерял способность сопротивляться. Если он не возьмет ее прямо сейчас, то сам умрет от неосуществленного желания.
Герцогиня, нежно улыбаясь, погладила его по щеке. Другую руку она держала за спиной. Ричард чувствовал жар ее тела. Наклонившись, Катрин легонько коснулась губами его губ и положила руку ему на грудь.
— Ляг, любовь моя, — прошептала она.
Ричард откинулся на спину, не сводя с нее горящих желанием глаз, и вновь подумал о Кэлен. Силы явно изменили ему, но он смутно припомнил, что говорил Зедд о его волшебном даре: этот дар всегда с Ричардом, и гнев способен его пробудить. Сейчас Ричард не чувствовал гнева. Боевой чародей пользуется своим даром инстинктивно, учил Зедд. Ричард вспомнил, как отдался на волю инстинкта, когда сражался с Лилианой, сестрой Тьмы. Он положился на свой инстинкт и благодаря этому выжил.
Катрин оперлась коленом на край кровати.
— Наконец-то, любовь моя...
Ричард нашел в своем сознании островок спокойствия и позволил инстинкту прорвать легкую завесу разума. Будь что будет. Так или иначе, он пропал.
На него снизошло просветление. Туман, окутывающий разум, рассеялся.
Он увидел перед собой женщину, к которой не испытывал абсолютно никаких чувств. И с холодной ясностью понял все. Ричарду уже прежде приходилось испытывать на себе воздействие чужой магии, и ему было хорошо знакомо это ощущение. Волшебная пелена растаяла. Эта женщина излучала магию. Теперь, когда туман в мозгу рассеялся, Ричард чувствовал холодные щупальца этой магии у себя в голове. Но почему?..
И тут он увидел кинжал.
Острый клинок сверкнул в свете лампы, когда она замахнулась. Ричард мгновенно скатился на пол, и Катрин вонзила кинжал в то место, где только что была его грудь. Быстро выдернув нож, она вновь кинулась на него.
Но теперь у нее не было никаких шансов. Ричард подогнул ноги, чтобы оттолкнуть ее, и вдруг ощутил присутствие мрисвиза. Почти сразу тварь материализовалась из воздуха прямо над ним.
А потом мир стал красным. Горячая кровь хлынула Ричарду на лицо, рубашка герцогини разлетелась в клочья, и обрывки прозрачной ткани затрепетали на ветру. Три клинка располосовали Катрин еще в полете. Когда мрисвиз приземлился на пол позади нее, она была уже мертва.
Ричард вывернулся из-под осевшего тела, быстро вскочил на ноги и, пригнувшись, развернулся лицом к мрисвизу. Чешуйчатая тварь сжимала по ножу в каждой лапе. На полу между Ричардом и мрисвизом валялись окровавленные внутренности герцогини.
Не сводя с Ричарда маленьких глазок, мрисвиз шагнул к окну. Потом сделал еще шаг, перекинул плащ через лапу и обвел взглядом комнату.
Ричард бросился к мечу и замер: мрисвиз когтистой лапой наступил на ножны и прижал их к полу.
— Нет, — прошипела тварь. — Она с-собира-лассь тебя убить!
— Так же, как ты!
— Нет. Я с-спасс тебя, гладкокожий брат.
Ричард ошарашенно уставился на него. Мрисвиз завернулся в плащ, нырнул в окно и исчез в ночи. Ричард кинулся за ним, но поймал лишь воздух и едва не вывалился наружу. Мрисвиз пропал. Ричард больше не ощущал его присутствия.
В наступившей тишине Ричард вдруг очень отчетливо увидел Катрин, корчащуюся среди собственных кишок. Его стошнило прямо в окно.
Когда наконец его перестало мутить и в голове прояснилось, он подобрал рубашку и надел ее. Потом подошел к трупу и опустился на одно колено. Отчасти он был рад, что Катрин умерла и мучения ее кончились. Хотя она и пыталась его убить, ему все равно было больно видеть ее страдания.
Глядя на нее, Ричард уже не мог представить себе чувства, которые испытывал к ней так недавно. Он их почти забыл. Перед ним лежала самая обычная женщина — только окутанная магической пеленой. Заклятие, наложенное на нее, помутило его разум. Но волшебный дар Ричарда развеял чары.
Верх ночной рубашки герцогини был разорван в клочья, и при взгляде на ее обнаженную грудь Ричард почувствовал какой-то внутренний холодок. Прищурившись, он наклонился ближе. Коснулся пальцем правого соска. Потом левого. На ощупь они отличались.
Ричард взял лампу и поставил ее поближе. Послюнив палец, он потер им левый сосок. Сосок начал размазываться. Концом ночной рубашки Ричард стер краску совсем и увидел гладкую кожу. Левого соска у Катрин не было.
Из островка спокойствия пришло понимание: это как-то связано с наложенным на нее заклятием. Ричард не смог бы объяснить почему, но он был в этом уверен.
Некоторое время он размышлял, покачиваясь на пятках, потом вскочил и кинулся к двери. Но тут же остановился. С чего бы ему вдруг это пришло в голову? Нет, наверное, он ошибается.
А если нет?
Приоткрыв дверь, Ричард тихо выскользнул в коридор. Иган поглядел на него, но не двинулся с места. Ричард бросил осторожный взгляд туда, где у стены стояла затянутая в алую кожу Бердина. Она смотрела прямо на Ричарда.
Он поманил ее пальцем. Подойдя к нему, Бердина поглядела на дверь и нахмурилась.
— Герцогиня желает быть с тобой. Ступай к ней.
— Сходи за Карой и Райной и приведи их сюда. — Голос Ричарда был так же тверд и холоден, как и взгляд. — Немедленно.
— Что-нибудь...
— Немедленно!
Кинув еще один взгляд на дверь, Бердина молча удалилась.
Как только она скрылась за углом, Ричард повернулся к Игану:
— Почему ты ее ко мне впустил?
Брови Игана озадаченно приподнялись.
— Ну, она... — он указал на дверь, — была так одета... Сказала, что вы ей велели прийти. Надеть эту штуку, а потом прийти к вам. — Иган кашлянул. — Ну, было ясно, зачем. Я подумал, что вы рассердитесь, если я ее не пущу, раз сами велели ей прийти к вам сегодня ночью.
Ричард молча распахнул дверь в свою комнату и жестом велел телохранителю войти. Чуть поколебавшись, тот подчинился. И замер при виде того, что осталось от герцогини.
— Простите, магистр Рал! Я не видел мрисвиза! Иначе я бы остановил его или хотя бы предупредил бы вас... Клянусь! — У Игана вырвался стон отчаяния. — О духи, какая ужасная смерть! Магистр Рал, я виноват...
— Взгляни, что у нее в руке, Иган.
Солдат присмотрелся и увидел зажатый в мертвых пальцах кинжал.
— Что за...
— Я ее не приглашал. Она пришла, чтобы меня убить.
Иган отвел взгляд. За подобную ошибку любой из предшественников Ричарда казнил бы телохранителя на месте.
— Меня она тоже обвела вокруг пальца, Иган. Ты не виноват. Но больше никогда не впускай ко мне ни одной женщины, кроме моей будущей супруги. Ясно? И если женщина захочет войти в мою комнату, ты должен сначала спросить моего разрешения. В обязательном порядке.
— Слушаюсь, магистр Рал, — прижал к сердцу кулак Иган.
— А теперь заверни ее в ковер и унеси отсюда, будь добр. Положи пока в соседних покоях. Потом возвращайся на свой пост и, когда явятся морд-сит, направь их ко мне.
Не задавая вопросов, Иган принялся за дело, а Ричард, еще раз внимательно осмотрев засов, взял стул, придвинул его поближе к очагу и сел лицом к двери. Он очень надеялся, что ошибается, и не представлял себе, что будет делать, если окажется прав. Он сидел, слушая, как потрескивает огонь в камине, и ждал появления морд-сит.
— Войдите, — произнес он, услышав стук в дверь.
Первой вошла Кара, за ней — Райна, обе в коричневой кожаной форме. Последней появилась Бердина. Кара и Райна быстрым взглядом скользнули по комнате, Бердина же осмотрела покои гораздо внимательнее. Потом они втроем подошли к Ричарду и встали перед ним.
— Слушаю, магистр Рал, — спокойно сказала Кара. — Вам что-нибудь нужно?
— Пусть каждая покажет мне свою грудь. — Ричард махнул рукой. — Давайте.
Кара открыла было рот, но тут же закрыла его и, стиснув зубы, начала расстегивать застежки. Райна искоса поглядела на Кару, увидела, что та выполняет приказ, и с неохотой тоже принялась раздеваться. Бердина не сводила с них глаз. Потом медленно подняла руку к пуговицам своего алого кожаного одеяния.
Расстегнувшись, Кара отвела ворот в сторону, но не распахнула до конца. Лицо ее выражало мрачное отвращение. Ричард положил ногу на ногу и поправил меч у себя на коленях.
— Я жду.
Решительно вздохнув, Кара распахнула куртку. В свете камина Ричард внимательно изучил каждый сосок и крошечную тень, отбрасываемую их кончиками. Оба соска выглядели вполне естественно и явно не были нарисованы.
Ричард перевел взгляд на Райну и ждал, не говоря ни слова. Возмущенно поджав губы, она рывком отбросила ворот в сторону. Ричард уделил ее груди не менее пристальное внимание, чем кариной. Соски Райны тоже были настоящими.
Ричарда посмотрел на Бердину. В последнее время она ему угрожала. Угрожала даже эйджилом.
Лицо Бердины стало такого же цвета, как ее платье, — но не от унижения, а от ярости.
— Ты обещал, что никогда не станешь заставлять нас это делать!
— Давай.
Кара с Райной неловко переминались с ноги на ногу. Им все это совершенно не нравилось. Они были уверены, что Ричард выбирает, с кем провести ночь. Бердина не пошевелилась. Взгляд Ричарда сделался стальным.
— Это приказ. Ты поклялась мне подчиняться. Делай что сказано!
Из глаз Бердины потекли слезы бессильной ярости. Она рванула ворот.
У нее был только один сосок. Левая грудь оказалась ровной и гладкой.
Кара с Райной оторопело уставились на Бердину. По выражению их лиц Ричард понял, что им доводилось видеть грудь Бердины и раньше. И когда у обеих морд-сит в руках мгновенно оказались их эйджилы, он понял еще, что они не ожидали увидеть того, что увидели сейчас.
Ричард поднялся.
— Простите, что заставил вас через это пройти. — Он жестом велел им одеться.
Бердина не пошевелилась; другие же начали застегиваться.
— Что происходит? — поинтересовалась у Ричарда Кара, не сводя с Бердины опасно горящих глаз.
— Расскажу позже. Вы двое можете идти.
— Никуда мы не пойдем, — сказала Райна, тоже пристально глядя на Бердину.
— Еще как пойдете! — Ричард кивнул на дверь и указал пальцем на Бердину. — А ты останешься.
Кара подошла к нему ближе:
— Никуда мы...
— Я сегодня не в том настроении, чтобы спорить. Прочь!
Кара с Райной переглянулись. Наконец, сердито вздохнув, Кара кивнула Райне, и они удалились, закрыв за собой дверь. Эйджил Бердины прыгнул ей в ладонь.
— Что ты с ней сделал?
— А кто сделал это с тобой, Бердина? — ласково спросил Ричард.
— Что ты с ней сделал?! — Она подошла ближе.
Теперь, когда она стояла рядом, Ричард, чей разум по-прежнему работал очень четко, ощутил окружающую Бердину магическую ауру и почувствовал неприятное покалывание в голове. Наложенное на морд-сит заклятие явно не относилось к числу благотворных.
В глазах ее он видел не только воздействие заклинания, но и ярость морд-сит.
— Она погибла, пытаясь меня убить.
— Так я и знала, что мне придется этим заняться самой! — Бердина с отвращением покачала головой. — На колени! — скомандовала она сквозь зубы.
— Бердина, я не...
— Не смей обращаться ко мне по имени! — рявкнула она и, ударив Ричарда по плечу эйджилом, сбила с ног.
Она оказалась проворнее, чем он думал. Охнув от боли, Ричард схватился за плечо. В памяти мгновенно и отчетливо всплыли все мгновения его «воспитания» с помощью эйджила.
Внезапно Ричарда охватили сомнения. Сможет ли он сделать то, что задумал? Но выбора нет, разве что убить ее. А этого он дал себе слово не делать. Однако жгучая боль в плече несколько поколебала его намерения.
Бердина подошла вплотную.
— Бери меч!
Ричард, поднявшись, собрал волю в кулак. Бердина, положив эйджил ему на плечо, заставила его встать на колени. Ричард изо всех сил старался сохранить ясность мысли. Денна научила его терпеть боль. Вытерпит он и сейчас. Взяв меч, он вновь поднялся на ноги.
— Обрати его магию против меня! — приказала морд-сит.
Ричард пристально посмотрел в ее ледяные голубые глаза.
На мгновение им овладел страх.
— Нет! — Он швырнул меч на кровать. — Я — магистр Рал. Ты связана со мной узами.
Взвизгнув от ярости, Бердина ткнула эйджилом ему в живот. Комната завертелась, и Ричард понял, что снова лежит на полу. Но она приказала ему встать, и он встал.
— Бери кинжал! Сражайся со мной!
Ричард трясущимися руками вынул из ножен на поясе кинжал и протянул ей рукояткой вперед.
— Нет. Убей меня, если тебе действительно этого хочется.
Она вырвала у него кинжал.
— Ты только облегчаешь мне задачу! Вообще-то я собиралась тебя помучить, но мне нужна только твоя смерть!
Ричард, из последних сил сопротивляясь мучительной боли, рванул на груди рубашку.
— Вот, — ткнул он. — Мое сердце здесь, Бердина. Сердце магистра Рала. Магистра Рала, с которым ты связана узами. — Он снова постучал себя в грудь. — Бей сюда, если хочешь меня убить.
Бердина одарила его хищной улыбкой.
— Отлично! Я выполню твое пожелание!
— Нет, не мое пожелание, а твое. Я не хочу, чтобы ты меня убивала.
Бердина заколебалась.
— Защищайся! — нахмурившись, приказала она.
— Нет, Бердина. Если ты хочешь меня убить, то должна сама на это решиться.
— Дерись! — Она ударила Ричарда по лицу эйджилом.
Ему показалось, что челюсть разлетелась вдребезги и вывалились все зубы. От боли Ричард едва не ослеп. Он выпрямился, задыхаясь и обливаясь холодным потом.
— Бердина, ты сейчас находишься под властью двух заклятий. Одно из них — это узы, связывающие тебя со мной, а другое — то, что на тебя наложили, когда отрезали сосок. Нельзя жить под властью обоих сразу. Одно должно быть снято. Я — твой магистр Рал. Ты связана со мной узами. Единственный способ разорвать эти узы — убить меня. Моя жизнь в твоих руках.
Она накинулась на него. Ричард ударился затылком об пол. Бердина, визжа от бешенства, навалилась на него.
— Бейся же со мной, ублюдок! — Она била его кулаком в грудь, в другой руке сжимая кинжал. По щекам ее текли слезы. — Бейся!! Бейся!! Бейся!!
— Нет. Если собираешься меня убить, то убивай.
— Бейся со мной! — Она ударила его по лицу. — Я не могу тебя убить, если ты не будешь обороняться! Защищайся!
Ричард обнял ее и прижал к груди. Упираясь ногами в пол, он придвинулся вместе с Бердиной к кровати и сел, прислонившись к спинке.
— Бердина, ты связана со мной узами, и я не позволю тебе вот так умереть. Я хочу, чтобы ты жила, и хочу, чтобы ты меня защищала.
— Нет! — завопила она. — Я должна убить тебя! Ты должен напасть на меня, чтобы я могла это сделать! Я не могу тебя убить, пока ты сам не попытаешься убить меня!
В бессильном отчаянии она всхлипнула и приставила кинжал к его горлу.
Он провел рукой по ее волнистым темным волосам.
— Бердина, я поклялся сражаться за тех, кто хочет быть свободным. Это мой долг перед тобой. Я не сделаю ничего, что могло бы тебе повредить. Я знаю, что ты вовсе не хочешь меня убивать. Ты жизнью своей поклялась защищать меня.
— Я убью тебя! Убью! Убью!
— Я в тебя верю, Бердина! Верю твоей клятве. Я вверяю свою жизнь твоей клятве и связующим нас узам.
Судорожно всхлипывая, она заглянула ему в глаза. Ее сотрясали рыдания. Ричард не двигался.
— Тогда ты должен убить меня! — вскричала Бердина. — Пожалуйста... Я больше не могу... Пожалуйста... Убей меня!
— Я никогда не причиню тебе зла, Бердина! Я дал тебе свободу. Ты теперь сама за себя отвечаешь.
Горестно вскрикнув, Бердина отшвырнула кинжал и обвила руками его шею.
— О-о, магистр Рал! — всхлипывала она. — Простите меня! Простите! О добрые духи, что же я наделала!
— Ты подтвердила верность узам, — прошептал он, прижимая ее к себе.
— Мне причинили такую боль! — рыдала Бердина. — Ужасную боль! Никогда в жизни мне не было так больно! И сейчас мне больно с этим бороться!
Ричард крепче обнял ее.
— Я знаю, но ты должна!
Бердина отодвинулась от него.
— Не могу! — Никогда еще Ричард не видел более несчастного человека. — Пожалуйста, магистр Рал... Убейте меня! Я не вынесу такой боли! Умоляю вас... Заклинаю... Убейте!
Ричард снова притянул ее к себе и нежно погладил по голове, стараясь утешить, но она только разрыдалась сильнее.
Тогда Ричард усадил Бердину на пол спиной к кровати и, сам не понимая, зачем это делает, положил ладонь ей на левую грудь.
Он сосредоточился на том островке спокойствия внутри себя, где не было мыслей, лишь умиротворенность, и воззвал к своей магии. Его пронзила дикая боль. Ее боль. Он испытал то, что с ней сделали и что наложенное заклятие делает с ней сейчас. Но так же, как он вытерпел боль от эйджила, выдержал он и это.
Ричард прочувствовал всю ее жизнь, все муки, что пришлось пережить Бердине, чтобы стать морд-сит, и ощутил ее глубокую скорбь об утрате прежнего «я». Ричард все это впитал в себя и, хотя не видел самих происшедших с нею событий, понял, какие шрамы оставили они в ее душе. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы выдержать это. Недвижимый словно скала, он стойко держался в потоке боли, лившемся в его душу.
Для Бердины он и был прочной скалой. Ричард позволил реке своего сочувствия к этому созданию, этой жертве страданий, хлынуть в душу Бердины. Не понимая до конца, что делает, Ричард следовал интуиции. Он почувствовал, как сквозь его руку в нее вливается тепло. Казалось, что рука связывает его с душой Бердины, с тем, что составляет самую суть ее жизни.
Рыдания Бердины постепенно утихли, дыхание стало ровнее, и Ричард почувствовал, что ее боль, которую он впитал в себя, начинает рассасываться. Только сейчас он сообразил, что все это время не дышал, и медленно выдохнул.
Тепло, струящееся из его руки, тоже начало таять, пока наконец не исчезло совсем. Ричард убрал ладонь и отбросил с лица Бердины мокрые от пота пряди волос. Ее ресницы затрепетали, и на Ричарда уставились ошеломленные синие глаза.
Оба одновременно поглядели вниз. Грудь Бердины вновь была целой.
— Я снова стала собой, — прошептала морд-сит. — У меня такое чувство, будто я очнулась от кошмарного сна...
Ричард прикрыл ей грудь.
— У меня тоже.
— Никогда еще не бывало магистра Рала, подобного вам, — задумчиво произнесла Бердина. — Никогда!
— И никогда еще никто не изрекал столь неоспоримой истины, — раздался голос позади нее.
Ричард оглянулся и увидел мокрые от слез лица Кары и Райны.
— Бердина, как ты? — спросила Кара.
— Я снова стала собой, — повторила Бердина. У нее был по-прежнему растерянный вид, но ни одна из морд-сит не была и наполовину ошарашена так, как сам Ричард.
— Вам легко было ее убить, — задумчиво проговорила Кара. — Если бы вы попытались воспользоваться мечом, она забрала бы вашу магию, но ведь у вас оставался еще кинжал. У вас не было необходимости терпеть ее эйджил. Вы могли просто ее убить...
— Знаю, — кивнул Ричард. — Но тогда моя боль была бы стократ сильнее.
Бердина положила эйджил к его ногам.
— Я отдаю его вам, магистр Рал.
Кара с Райной, стянув золотые цепочки с запястий, положили свои эйджилы рядом с эйджилом Бердины.
— Я тоже отдаю вам свой эйджил, магистр Рал, — сказала Кара.
— И я, магистр Рал.
Ричард посмотрел на лежащие перед ним алые стержни. Он подумал о своем мече, о том, как ненавидит его магию, о том, как мучительно для него вспоминать убийства, уже совершенные этим мечом, и те, которые — он это знал — ему еще предстоит совершить. Но пока он не вправе от него отказаться.
— Для меня это значит гораздо больше, чем вы думаете, — проговорил Ричард, стараясь не встречаться взглядом с морд-сит. — Но то, что вы это сделали, действительно важно. Это доказывает вашу верность и ваши узы. И все же простите меня, но я вынужден просить вас оставить их у себя. — Он протянул им эйджилы. — Когда все закончится и угроза минует, мы навсегда сможем расстаться с терзающими нас призраками, но сегодня мы должны сражаться за тех, кто надеется на нас. И наше оружие, каким бы ужасным оно ни было, позволяет нам продолжать битву.
— Мы понимаем, магистр Рал. — Кара ласково коснулась плеча Ричарда. — Будет так, как вы сказали. А когда все закончится, мы станем свободны не только от внешних врагов, но и от внутренних, истязающих наши души.
— Но до той поры мы обязаны быть сильными, — кивнул Ричард. — Мы должны стать смертельным вихрем.
Воцарилось молчание. Ричард неожиданно задумался о том, что, собственно, мрисвизам вообще понадобилось в Эйдиндриле? Он вспомнил того, который убил Катрин. Мрисвиз сказал, что защищал его, Ричарда. Защищал? Чушь! Это невозможно.
Но чем больше он размышлял, тем яснее видел, что мрисвиз и в самом деле не предпринял ни малейшей попытки напасть на него. Он вспомнил первую стычку с мрисвизами возле дворца Исповедниц, когда с ним еще был Гратч. Гар первым атаковал их, а Ричард пришел на помощь своему крылатому другу. Тогда мрисвизы хотели убить «зеленоглаза», как они называли гара, но самому Ричарду, похоже, не стремились нанести вреда.
У того, что приходил сегодня, шансы убить Ричарда были гораздо выше, чем у тех: Ричард был безоружен. И все же мрисвиз не воспользовался этой возможностью, а просто удрал. Исчез, на прощание назвав Ричарда «гладкокожим братом». При одной мысли о том, что бы это могло означать, у Ричарда по коже пробежали мурашки.
Он рассеянно поскреб шею.
Кара коснулась пальцем места, которое он почесал.
— Что это?
— Понятия не имею. Просто родинка, которая вечно чешется.
|
|
| |
|
Эдельвина |
Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 20:36 | Сообщение # 30 |
|
Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа
Новые награды:
Сообщений: 2479
Магическая сила:
| Глава 30
Верна возмущенно мерила шагами убежище аббатисы. Как только у Энн хватило совести так поступить? Верна велела ей повторить сказанные когда-то слова — повторить в доказательство того, что Аннелина — это действительно Аннелина. Повторить, что она считает Верну ничем не примечательной сестрой. Верна хотела, чтобы аббатиса, еще раз сказав те жестокие слова, поняла, что она, Верна, знает, что ее используют, и, по мнению Аннелины, без особой пользы для Дворца.
И если ее снова хотят заставить слепо выполнять указания аббатисы, на этот раз она будет знать, зачем это нужно.
К этому времени Верна взяла себя в руки. Отныне она не станет прыгать, стоит лишь аббатисе повести пальчиком! Не для того она всю свою жизнь посвятила тому, чтобы стать сестрой Света. Теперь она не позволит обращаться с собой так пренебрежительно.
Но больше всего ее возмущало, что она вновь попалась на удочку. Верна хотела сама установить правила игры: либо докажи, что это ты, либо... А аббатиса вместо этого повела пальцем, и Верна послушно прыгнула.
Надо было действительно швырнуть дневник в огонь и посмотреть, как тогда аббатиса попробует ее использовать! Тогда бы она убедилась, что Верне надоело быть марионеткой!
Да, именно так следовало поступить, но она не стала. Дневник по-прежнему был в потайном кармане. Несмотря на боль и разочарование, Верна все же оставалась сестрой Света. Сначала она должна все проверить. Аббатиса еще не привела прямых доказательств, что она действительно жива и второй дневник у нее. Вот когда Верна в этом убедится, тогда она и сожжет дневник.
Она остановилась и поглядела в окно. Луна уже взошла. Что ж, на сей раз она не станет церемониться, если ее требование не будет выполнено! Верна дала себе слово: либо аббатиса выполнит ее условия и докажет, что это действительно она, либо тетрадь сгорит. У нее остался последний шанс.
Верна взяла с покрытого расшитой золотом белой тканью алтаря подсвечник и поставила на столик. Курильница, где Верна нашла дневник, по-прежнему стояла на алтаре. Но теперь в ней клубился огонь. Если аббатиса опять проигнорирует ее слова, путевой дневник окажется там.
Верна достала дневник из кармана, положила на стол и придвинула табурет поближе. Она поцеловала перстень аббатисы, набрала в грудь побольше воздуха и, сотворив молитву Создателю, открыла дневник.
Там была запись. Причем очень длинная.
Милая моя Верна, — начиналась она. Верна закусила губу. Вот уж действительно «милая», ничего не скажешь!
Милая моя Верна, начну с самого легкого. Я попросила тебя прийти в убежище из соображений безопасности. Мы не можем позволить себе ни малейшего риска. Если кто-то другой прочтет мое послание и узнает, что мы с Натаном живы, это будет полная катастрофа. Убежище — единственное место, в безопасности которого я уверена, и только поэтому не выполнила сразу твое справедливое требование. Конечно, ты вправе ждать от меня доказательств, и теперь, когда я уверена, что ты одна и за тобой никто не следит, я их приведу.
Не забудь, кстати, покидая убежище, каждый раз тщательно стирать все записи в дневнике.
Итак, вот доказательство, которого ты просила. Как ты просила, я повторяю то, что сказала тебе после твоего возвращения из поездки за Ричардом.
«Я выбрала тебя, Верна, потому что ты стояла в самом конце списка. Но главным образом потому, что ты абсолютно ничем не примечательна. Я сомневалась, что ты можешь быть одной из сестер Тьмы. Уж слишком ты неприметна. Я уверена, что Грейс и Элизабет оказались во главе списка потому, что тот, кто руководит сестрами Тьмы, посчитал их пригодными для своих целей. Я руковожу сестрами Света. И выбрала тебя по тем же причинам. Есть сестры, ценность которых исключительно велика для достижения наших целей. Я не могла рисковать ими. Мальчик, конечно, представляет определенную ценность, но он не так важен, как другие стоящие перед нами задачи. Он может оказаться полезен. Но он являет собой всего-навсего определенную возможность, которой я предпочла не пренебрегать. Если бы возникли проблемы и никто из вас не вернулся обратно... ну, ты же понимаешь, что никакой мало-мальски грамотный генерал не станет рисковать главными силами для достижения малозначительной цели».
Оттолкнув дневник, Верна закрыла лицо руками. Никаких сомнений — это действительно аббатиса Аннелина. Она жива, и скорее всего Натан тоже.
Она поглядела на весело пляшущий в курильнице огонек, и у нее заныло сердце. Дрожащими пальцами Верна снова придвинула к себе дневник и продолжила чтение.
Верна, я знаю, как больно тебе было слышать эти слова. Но поверь, что мне было не менее больно их произносить, потому что это неправда. Разумеется, тебе должно было казаться, что тебя просто используют. Лгать нехорошо, но еще хуже — позволить врагам одержать победу только потому, что правда для тебя дороже здравого смысла. Если бы сестры Тьмы спросили меня о моих планах, я бы им солгала. Потому что поступить иначе означает дать Злу победить.
Но теперь я могу сказать тебе правду — понимая при этом, что на сей раз у тебя нет оснований считать, что это действительно правда. Но я верю в твой ум и знаю, что, тщательно взвесив мои слова, ты увидишь, что я говорю искренне.
На самом деле я выбрала тебя для поездки за Ричардом потому, что из всех сестер ты — единственная, кому я могла доверить судьбу нашего мира. Теперь ты знаешь о той битве, что Ричард выиграл у Владетеля. Не будь его, мы все бы пропали, исчезли бы в мире мертвых. Твое задание отнюдь не было малозначительным. Это было самое важное путешествие из всех, когда-либо предпринятых сестрами Света. И доверить его я могла только тебе.
За триста лет до твоего рождения Натан предупредил меня о грозящей миру живущих опасности. За пятьсот лет до того, как Ричард появился на свет, мы с Натаном уже знали, что в этом мире должен родиться боевой чародей. В пророчествах было сказано, что нам следует делать. Перед нами стояла невероятно сложная задача.
Когда Ричард родился, мы с Натаном отправились в путешествие, обогнув на корабле великий барьер. В замке Волшебника, который находится в Эйдиндриле, мы взяли одну волшебную книгу, чтобы она не попала в руки Даркену Ралу, и отдали ее отчиму Ричарда, заручившись его обещанием, что он заставит мальчика выучить ее наизусть. Только благодаря этому и особым событиям, случившимся у него дома, этот юноша смог стать тем человеком, которому удалось совладать с Даркеном Ралом, его настоящим отцом, а потом восстановить равновесие, нарушенное этим волшебником. За последние три тысячи лет, вероятно, не рождался другой человек, влияние которого на судьбы мира было бы так велико.
Ричард — боевой чародей, который поведет нас в последнюю битву. Так гласят пророчества. Но только в том случае, если мы сделаем правильно то, что требуется от нас. Сейчас идет битва за существование человечества. Первым залогом нашей победы было позаботиться о том, чтобы Ричард вырос хорошим человеком. Видишь ли, в нашей битве магия, конечно, важна, но ею должно управлять доброе сердце.
Я отправила за ним именно тебя, потому что ты была единственной, кому я могла это доверить. Я знаю твое сердце и твою душу и была уверена, что ты не сестра Тьмы.
Догадываюсь, что ты сейчас недоумеваешь, почему я заставила тебя искать его более двадцати лет, хотя прекрасно знала, где именно находится Ричард. Конечно, я могла бы подождать и отправить тебя за ним, когда он уже стал взрослым, или указать точное место. Мне стыдно признаться, но я использовала тебя точно так же, как использовала Ричарда.
Для того чтобы ты смогла справиться с грядущими испытаниями, было необходимо, чтобы ты, как и Ричард, познала то, чему нельзя научиться во Дворце Пророков. Ты должна была научиться жить своим умом, а не следовать слепо давно установленным правилам. Было необходимо дать тебе возможность развить свой ум и способности в настоящем мире — ведь предстоящая битва произойдет там, а замкнутый мирок Дворца Пророков не то место, где можно познать настоящую жизнь.
Я не жду от тебя прощения. И это тоже бремя, которое должна нести на себе аббатиса: знать, что ее ненавидит та, кого она любит, как родную дочь.
И те ужасные слова я тоже сказала тебе не без причины. Мне нужно было окончательно сломать твою зависимость от того, чему тебя учили всю твою жизнь, заставить тебя презирать правила, обязывающие слепо следовать любому приказу. Я должна была разозлить тебя настолько, чтобы ты сделала то, что считаешь правильным. Впрочем, с самого твоего детства я всегда могла положиться на твой характер.
Я не могла надеяться на то, что, выслушав объяснения, ты все поймешь и сделаешь то, что требуется. Это был бы тоже приказ, а ты должна была действовать по велению сердца. Так сказано в пророчестве. Я верила, что ты предпочтешь справедливость навязанным тебе правилам и сама придешь к нужному решению.
Другая причина моего тогдашнего поведения заключалась в том, что я подозревала в одной из своих помощниц сестру Тьмы. И знала, что установленный мною щит не помешает ей слышать мои слова. Я сознательно выдала себя, чтобы спровоцировать ее нападение, подтолкнула ее к этому. Я понимала, что могу погибнуть, но порой и аббатисе приходится жертвовать собой.
До сих пор ты оправдывала все мои ожидания, Верна. С твоей помощью успех пока сопутствует нам.
Когда я впервые увидела тебя, то улыбнулась, потому что твои глазенки сверкали от ярости. А помнишь ли ты, почему ты сердилась? Я тебе напомню. Каждая новая послушница подвергалась некоему испытанию. Рано или поздно мы обвиняли ее в проступке, которого она не совершала. Как правило, все начинали плакать. Некоторые обижались. Кто-то стоически терпел обвинения. И только ты приходила в ярость. Именно так мы поняли, что ты та, которая нам нужна.
В свое время Натан обнаружил одно пророчество, где говорилось, что та, которая нам нужна, явится не с улыбкой, не с надутыми губками, не с отвагой на лице, а с сердитым взглядом. И когда я увидела твои глаза и сжатые в кулаки руки, то возликовала. Наконец-то ты пришла! С этого дня я начала использовать тебя и готовить к тому, чтобы ты совершила самое важное деяние во имя Создателя.
Я выбрала тебя на роль аббатисы после моей мнимой смерти, потому что ты по-прежнему остаешься единственной сестрой, кому я могу доверять. Существует высокая вероятность, что в предпринятом мной и Натаном путешествии меня убьют, и если это случится, ты станешь настоящей аббатисой. Я так хочу.
Твоя ненависть, на которую ты, безусловно, имеешь право, тяжким гнетом лежит у меня на сердце, но для меня важно лишь прощение Создателя, а его, я уверена, я получу. Я буду нести бремя твоей ненависти, и не только его. От этой ноши нет избавления. Такова цена за должность аббатисы Дворца Пророков.
Не в силах читать дальше, Верна отодвинула тетрадь и, уронив голову на руки, разрыдалась. Она уже забыла, каким именно было предъявленное ей обвинение, о котором говорила аббатиса, но хорошо помнила свою обиду и злость. А ярче всего помнила улыбку аббатисы, от которой мир снова стал светлым.
— О Создатель, — сквозь слезы прошептала Верна, — ты избрал себе в слуги тупицу!
И как прежде у нее разрывалась сердце при мысли о том, что аббатиса использовала ее, так сейчас заныло в груди от сознания тяжести, с которой жила Аннелина все эти годы. Справившись наконец со слезами, Верна придвинула к себе дневник.
Но что было, то было. А теперь мы должны делать то, что от нас требуется. Пророчества гласят, что нам угрожает великая опасность. Недавние события могли навсегда уничтожить мир живых в последней ужасной вспышке. Но Ричард справился с испытаниями и отвел от нас эту угрозу.
Но теперь нам снова грозит опасность. На этот раз ее источник лежит не в подземном мире, а в нашем собственном. Это будет битва за будущее нашего мира, будущее всего человечества. И за будущее магии. Нам предстоит вести длительную войну, поскольку тень порабощения медленно надвигается на мир и одну за другой гасит искры волшебства, несущие нам свет Создателя.
Древняя война вспыхнула снова. Защищая наш мир от Владетеля, мы невольно послужили тому причиной. Но на сей раз нам не приходится надеяться на усилия сотен волшебников. Сейчас у нас есть только один боевой чародей. Ричард.
Я не могу сейчас рассказать тебе всего. Кое-что мне и самой неизвестно, а кроме того, как бы ни было мне больно оставлять тебя в неведении, ты должна понять, что я делаю так из-за имеющихся в пророчествах вилок. Для того чтобы избрать верный путь, необходимо, чтобы ключевые фигуры, упомянутые в пророчествах, действовали интуитивно, а не по инструкции. Иначе ничего не получится. Часть нашей работы заключается в том, чтобы подготовить людей к тому, чтобы, когда придет пора испытаний, они приняли нужное решение, исходя из особенностей своей натуры. Прости, Верна, но я снова вынуждена положиться на милость судьбы.
Надеюсь, став аббатисой, ты поняла, что не всегда можно все объяснить. Иногда приходится просто приказывать.
Верна вздохнула. Эту истину она уже усвоила и давно перестала пытаться всем все объяснять, а начала просто отдавать распоряжения.
Но кое-что я могу и должна тебе рассказать. Мы с Натаном отправились в путь, чтобы выполнить некую жизненно важную миссию. Пока только мы с ним знаем, в чем она состоит.
Если я выживу, то вернусь во Дворец. Но до этого времени ты должна доподлинно выяснить, кто из сестер Света, послушниц и молодых волшебников предан нам, а кто отдал свою душу Владетелю.
— Что?! — вскричала Верна. — Да как же я это сделаю?!
Как с этим справиться, придумай сама. Но у тебя мало времени. Это очень важно, Верна. Ты должна сделать это до того, как к вам пожалует император Джегань.
Мы с Натаном считаем, что Джегань — тот, кого во время древней войны называли «сноходцем».
По спине у Верны потекла струйка холодного пота. Она вспомнила, как сестра Симона вскрикивала от ужаса при одном упоминании Джеганя, вспомнила, что говорил о сноходцах Уоррен. Неужели это правда?
Но прежде всего помни вот о чем. Что бы ни произошло, твое единственное спасение — сохранять преданность Ричарду. Сноходец способен завладеть чужим разумом и подчинить себе любого человека, причем на тех, кто владеет волшебным даром, ему воздействовать проще, чем на других. Единственная твоя защита — Ричард. Один из его предков сотворил чары, защищающие его и тех, кто ему предан, от могущества сноходцев. Их наследуют все потомки Ралов, рожденные с даром. Натан, безусловно, тоже располагает этой защитой, но наш вождь — не он. Он пророк, а не боевой чародей.
Верна прекрасно поняла скрытый смысл последних слов: стать преданным последователем Натана может лишь сумасшедший. Этот человек — настоящий вулкан в ошейнике.
По собственной воле нарушив распорядки Дворца и способствовав побегу Ричарда, ты связала себя с ним волшебными узами. Эти узы могут защитить тебя от сноходца, но не от его приспешников. Еще и поэтому, кстати, я ввела тебя в заблуждение в тот день. В результате ты добровольно приняла решение помочь Ричарду вопреки всем приказам.
Руки Верны покрылись гусиной кожей. Если бы тогда она заставила аббатису поведать о своих планах, то сейчас она, Верна, оказалась бы так же бессильна перед сноходцем, как и Симона.
Так что Натан, естественно, защищен, а я предана Ричарду... надолго. Я связала себя с ним, как только увидела. Со своей стороны я позволила ему устанавливать собственные правила в этой игре. Иногда, должна откровенно признаться, смириться с его методами довольно трудно. Хоть он и делает все, чтобы защитить невинных, но действует по-своему и зачастую совершает поступки, которых я, будь на то моя воля, никогда бы не позволила ему совершить. Со временем он может принести не меньшие хлопот, чем Натан. Такова жизнь.
Ну, вот я и сказала тебе все, что нужно. Я сижу в комнате крошечного постоялого двора и жду, когда ты это прочтешь. Не торопись, перечитывай столько раз, сколько тебе нужно, я буду ждать на случай, если у тебя возникнут вопросы. Пойми, я работала над этим сотни лет, читала пророчества и за одну ночь просто не в состоянии передать тебе все свои знания. Но я постараюсь ответить на все, что смогу.
Ты также должна понять, что есть вещи, о которых я не вправе тебе рассказать из опасения нарушить естественный ход событий. Каждое сказанное мной слово влечет за собой такую возможность, но некоторые вещи тебе просто необходимо знать.
Итак, я жду твоих вопросов. Спрашивай.
Верна уставилась на последнюю строчку. Спрашивать? Да на то, чтобы узнать все, что она хочет, уйдут столетия! С чего же начать? О Создатель, что же самое главное?
Моя дорогая мать, молю простить меня за все то, что я о тебе думала. Я потрясена твоей силой, и мне стыдно за мою глупую гордыню. Пожалуйста, береги себя. Я не стою того, чтобы быть аббатисой. Это все равно что осла попросить спеть как птичка.
Верна выпрямилась, глядя, как на страничке появляется ответ аббатисы.
Спасибо тебе, дитя мое. Ты сняла тяжесть с моей души. Спрашивай, и если смогу, я отвечу. Я готова сидеть здесь всю ночь, если потребуется, чтобы помочь тебе.
Впервые за много дней Верна улыбнулась. И слезы, навернувшиеся ей на глаза, были сладкими, а не горькими.
Аббатиса, ты действительно жива? Все ли в порядке с вами, с тобой и с Натаном?
Верна, тебе, может, и нравится, когда тебя называют аббатисой, но я этого не люблю. Пожалуйста, называй меня по имени, как все мои настоящие друзья.
Верна рассмеялась. Она тоже терпеть не могла, когда ее называли аббатисой. Аннелина продолжала писать:
Да, со мной все в порядке. С Натаном тоже. Сейчас он занят. Сегодня он купил себе меч и теперь сражается со стеной. Он полагает, что с мечом на боку выглядит «сногсшибательно». Натан — ребенок, которому тысяча лет, и в данную минуту он сияет, рубя головы невидимым врагам.
Верна дважды перечитала этот абзац, желая удостовериться, что все правильно поняла. Натан с мечом?! Этот человек еще больше не в себе, чем она полагала. Можно представить, сколько с ним забот у аббатисы!
Энн, ты сказала, что я должна выявить тех, кто служит Владетелю. Я представления не имею, как это сделать. Не можешь ли ты помочь?
Верна, если бы я знала как, я бы тебе сказала. Кое-кто вызывал у меня подозрения, но большинство — нет. Я так и не нашла способа определить, кто из них сторонник Владетеля. Передо мной сейчас стоят другие, не менее важные задачи, поэтому эту тебе придется решать самой. Только помни, что они могут быть хитры, как сам Владетель. Некоторые, в ком я подозревала врагов, оказались верными нам. А тем, кто сбежал на корабле, я готова была доверить свою жизнь. И была бы сейчас мертва, если бы это сделала.
Энн, я в полной растерянности. Я даже не знаю, с чего начать! Вдруг у меня ничего не получится?
У тебя должно получиться.
Верна вытерла о подол взмокшие ладони.
Но даже если я найду способ их вычислить, что мне делать потом? Я не могу сражаться с этими сестрами, учитывая, какой силой они обладают.
Как только ты справишься с первой частью задания, Верна, я скажу, что делать дальше. Знай, что пророчества могут подвергаться искажению и им грозит опасность. Точно так же как мы с Натаном воспользовались ими, чтобы повернуть события в нужное русло, точно так же и наши враги способны это сделать.
Верна сердито вздохнула.
Энн, ты же, наверное, представляешь себе, насколько я занята? От этих докладных записок у меня уже голова идет кругом, но ведь все от меня зависят, все ждут моего решения. И где только ты находила время на все остальное, учитывая такое количество бумажной работы?
Ты читаешь докладные? Верна, да ты, я гляжу, тщеславна! Или гораздо более сознательная аббатиса, чем я!
У Верны отвисла челюсть.
Ты хочешь сказать, что докладные читать не надо?!
Ну, Верна, иногда в них попадаются важные сведения. Из докладной ты узнала о пропаже коней. Мы могли бы легко купить лошадей в любом другом месте, но взяли их из дворцовых конюшен для того, чтобы оставить знак. Мы могли бы заплатить за тела, вместо того чтобы идти по столь сложному пути, но тогда ты не смогла бы поговорить с могильщиком. Мы позаботились оставить тебе достаточно следов, чтобы ты обнаружила правду. Некоторые из этих следов были запутанными, но ты проделала отличную работу и пришла к верному выводу.
У Верны вспыхнули щеки. Она ни разу не задумалась о том, что тела аббатисы и Натана были обнаружены в комнате уже завернутые в саваны и готовые к погребению. Этой подсказки она не заметила.
Но должна сознаться, — продолжала Энн, — что я не утруждала себя чтением докладных. Для этого существуют помощники. Я просто сказала им, что они должны исходить из собственных суждений и здравого смысла, а потом время от времени брала некоторые докладные, с которыми они работали, и проверяла, какие меры ими приняты. Это заставляло их с должным вниманием относиться к работе из опасения, что я сочту неудовлетворительным решение, принятое ими от моего имени.
Верна была ошарашена.
Ты хочешь сказать, что я могу просто-напросто разъяснить моим помощницам или советникам свою политику, а потом отдать докладные им? Мне не обязательно их читать? Не обязательно их визировать?
Верна, ты — аббатиса. Ты вольна делать все, что хочешь. Ты правишь Дворцом, а не он — тобой.
Но сестры Леома и Филиппа, мои советники, и Дульчи, одна из моих помощниц, наперебой твердят мне, что я должна это делать. Они настолько опытнее меня! Они дали мне понять, что я не справлюсь со своими обязанностями, если не буду лично принимать решения по докладным.
Да? — немедленно ответила Энн. — Так-так! Полагаю, будь я на твоем месте, Верна, то я бы не столько слушала, сколько говорила. У тебя неплохо получается метать грозные взгляды. Вот и пользуйся этим.
Верна ухмыльнулась, на мгновение представив себе сценку, которая разыграется сегодня утром в приемной аббатисы!
Энн, а что у вас за задача? Что вы намерены сделать?
Мне предстоит провернуть одно небольшое дельце в Эйдиндриле, а потом, надеюсь, я смогу вернуться во Дворец.
Ясно, что на этот вопрос Энн отвечать не собирается. Верна подумала, о чем еще нужно спросить и о чем уведомить аббатису. Ей вспомнилась одна важная вещь.
Уоррен увидел пророчество. Его первое, он сказал.
Наступила долгая пауза. Верна терпеливо ждала. Когда же ответ пришел, то слова были выписаны чуть аккуратнее, чем раньше.
Ты помнишь его дословно?
Едва ли Верна когда-нибудь сможет его забыть.
Да.
Не успела она начать писать ответ, как поперек страницы появилась надпись размашистым и быстрым почерком.
Убери мальчишку из Дворца! Убери немедленно!
Лист пересекла извилистая черта. Верна выпрямилась. Ясно, что Натан выхватил у Энн стилос и написал приказ, а теперь она пытается снова отнять у него стилос. Так прошла почти минута. Потом на странице появился почерк Энн.
Извини. Верна, если ты уверена, что помнишь пророчество точно, напиши его. Если сомневаешься хоть в одном слове, скажи мне. Это очень важно.
Я помню его дословно, поскольку оно касается меня, — написала Верна. — Вот оно: «Когда аббатиса и Пророк уйдут к Свету в священном обряде, на том огне вскипит котел обмана, и возвысится лжеаббатиса, которая будет править до самой гибели Дворца Пророков. На севере же опоясанный мечом оставит его ради серебряной сильфиды, которую вернет к жизни, и она ввергнет его в объятия Зла.
Снова пауза.
Подожди, пожалуйста, мы с Натаном его изучим.
Верна откинулась на стуле и принялась ждать. За окном квакали лягушки. Она встала, поглядывая на дневник, и, зевнув, потянулась. Ответа все еще не было. Она снова села, подперев подбородок рукой. Глаза слипались.
Наконец запись появилась.
Натан говорит, что пророчество незрелое, поэтому он не может его полностью расшифровать.
Энн, лжеаббатиса — это я. И меня очень беспокоит, что пророчество гласит, будто я буду править до гибели Дворца.
Ответ последовал незамедлительно.
Лжеаббатиса в этом пророчестве — не ты.
То есть?
На сей раз ей пришлось чуть-чуть подождать.
Мы не знаем точного значения пророчества, но уверены, что упомянутая в нем лжеаббатиса — это не ты.
Слушай внимательно, Верна. Уоррен должен покинуть Дворец. Ему опасно там оставаться. Если он уедет ночью, его могут заметить. Утром отправь его в город под предлогом прогулки. В толпе за ним следить будет труднее. Дай ему с собой побольше золота, чтобы у него не возникало лишних сложностей.
Прижав ладонь к сердцу, Верна судорожно сглотнула.
Но, аббатиса, Уоррен — единственный, кому я могу доверять! Он мне нужен. Я не разбираюсь в пророчествах так, как он, и без него запутаюсь.
Верна не стала писать, что Уоррен — ее единственный во Дворце друг.
Верна, пророчествам грозит беда. Если врагам в лапы попадется пророк... — Запись внезапно оборвалась. Через некоторое время Энн продолжила: — Он должен уехать. Ты поняла?
Да, аббатиса. С утра я займусь этим в первую очередь. Уоррен сделает, как я скажу. Я верю тебе на слово, что для него гораздо важнее уехать отсюда, чем помогать мне.
Спасибо, Верна.
Энн, а какая опасность грозит пророчествам?
Новая запись появилась не сразу.
Так же как мы стараемся, чтобы пророчества пошли по нужному нам пути, так и те, кто хочет поработить человечество, делают все, чтобы направить пророчество в нужное им русло. Если нашим врагам это удастся, мы потерпим поражение. Если в их распоряжении будет пророк, они смогут лучше разобраться в пророчествах и понять, как добиться своего.
Искажение в толковании пророчеств может привести к хаосу, которого не ожидают даже они и с которым не смогут справиться. Это очень опасно. В своей жажде власти они могут загнать нас всех на край пропасти.
Энн, ты хочешь сказать, что Джегань попытается захватить Дворец Пророков и хранящиеся там пророчества?
Пауза.
Да.
Верна задумалась. Она понимала, что ей предстоит нелегкая борьба.
Как мы можем ему помешать?
Дворец Пророков не падет так легко, как думает Джегань. Хоть он и сноходец, мы полностью владеем Хань. А эта сила — тоже оружие. Хотя мы всегда пользовались нашим даром ради сохранения жизни и для того, чтобы нести Свет Создателя людям, может наступить время, когда нам придется использовать его, чтобы сражаться. А для этого необходимо знать, кто сохранил нам верность. Ты обязана выяснить, кто еще не поддался соблазну.
Прежде чем продолжить разговор, Верна тщательно обдумала свои слова.
Энн, неужели ты собираешься призвать нас стать воинами и использовать наш дар для убийства?
Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе, Верна, что тебе придется воспользоваться всем своим умением, чтобы не дать миру попасть под вечный гнет тирании. Хотя мы и спасаем жизнь чадам Создателя, но также носим и дакру, верно? Мертвые мы не в состоянии помогать людям.
Верна размяла затекшие ноги. Ей приходилось убивать людей, и аббатисе было об этом известно. Она убила Джедидию. Верна пожалела, что не принесла с собой воды. В горле у нее пересохло, как жарким днем в пустыне.
Поняла, — наконец написала она. — И сделаю все как надо.
Мне хотелось бы больше помочь тебе, милая Верна, но в настоящее время мне не хватает сведений. События несутся стремительным потоком. Без всякого руководства и, по всей вероятности, инстинктивно, Ричард уже предпринял некоторые довольно опрометчивые шаги. Мы не совсем понимаем его стремлений, но он уже перевернул Срединные Земли вверх дном. Этот мальчик ни минуты не стоит на месте. И по ходу дела устанавливает собственные правила.
Что он натворил? — спросила Верна, с опаской ожидая ответа.
Он каким-то образом стал правителем Д’Хары и захватил Эйдиндрил. Разогнал Срединные Земли и потребовал, чтобы все входящие в содружество страны сдались Д’Харе.
Верна ахнула.
Но Срединные Земли должны сражаться с Имперским Орденом! Он что, спятил?! Мы не можем позволить ему втравить Срединные Земли в войну с Д’Харой!
Он уже это сделал.
Срединные Земли ему ни за что не сдадутся.
Насколько мне известно, Галея и Кельтон уже у него в руках.
Его нужно остановить! Имперский Орден — вот настоящая угроза! Это с ним надо сражаться! Нельзя допустить, чтобы Ричард развязал войну в Новом мире — это диверсия, которая может оказаться фатальной!
Верна, из Срединных Земель магия сочится, как жир из жареной баранины. Имперский Орден съест эту баранину по кускам, как делал в Древнем мире. Неуверенное в себе содружество примется раздумывать, стоит ли вступать в конфликт из-за одного куска, и просто отдаст его, потом пожертвует следующим во имя мира и спокойствия, потом еще одним, ослабляя себя и усиливая Орден. Пока ты путешествовала, Имперский Орден покорил весь Древний мир, покорил его меньше чем за двадцать лет.
Ричард — боевой чародей. Он следует своим инстинктам, и все, что он узнал, только укрепляет его решимость. У нас нет другого выбора, кроме как верить ему.
В прошлом угроза исходила от одного человека — Даркена Рала. А сейчас мы имеем дело с толпой. Даже если нам каким-то образом удастся убрать Джеганя, его место тут же займет другой. Нынешняя битва — это столкновение верований, страхов и запросов многих людей, а не только вождей.
Это примерно то же самое, что страх людей перед Дворцом Пророков. Даже если у них появляется вождь, мы не можем отвратить угрозу, просто убрав его, потому что страх все равно останется в сердцах людей. И устранение вождя только усилит их веру в то, что их страхи обоснованны.
О Создатель, — написала Верна. — Что же нам делать?
Энн долго не отвечала.
Как я уже сказала, дитя мое, у меня нет ответов на все вопросы. Но скажу тебе вот что: в этой финальной драме каждый из нас играет свою роль, но центральный персонаж — Ричард. Ричард — наш вождь. Я согласна не со всем, что он делает, но он — единственный, кто способен привести нас к победе. Если мы хотим победить, то должны следовать за ним. Я не говорю, что мы не можем пытаться советовать ему, направлять его, помогать нашими знаниями и умением, но он боевой чародей и рожден именно для этой войны.
Натан предупреждал, что в пророчествах упоминается нечто, именуемое «великой пустотой». Если мы пойдем не по тому пути, то, по мнению Натана, у магии не останется будущего, и ни одно пророчество не говорит, что станется тогда с миром. Человечество двинется в неизвестность без магии. Джегань хочет отправить мир по этой дороге.
Главное, помни вот что: что бы ни случилось, ты должна хранить верность Ричарду. Ты можешь пытаться убедить его, давать ему советы, но ни в коем случае не должна с ним бороться. Твоя верность Ричарду — единственное, что не дает Джеганю проникнуть в твой разум. А как только сноходец захватит твой разум, ты будешь потеряна для нашего общего дела.
Верна откашлялась. Стилос дрожал у нее в руке.
Я поняла. Могу я чем-либо помочь вам?
Пока делай то, что я сказала. И поспеши. Война уже идет, и мы отстаем. Я слышала, что в Эйдиндриле появились мрисвизы.
При виде последней строчки Верну пробила дрожь.
— Благой Создатель, — прошептала она, — даруй Ричарду сил!
|
|
| |
]
