|
Алмазный меч, деревянный меч. Том 1
|
|
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 18:54 | Сообщение # 1 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
|
Миры Упорядоченного: Летописи Разлома - 1
Аннотация
Уже несколько столетий Империя, основанная людьми, победившими гномов, эльфов, орков и Дану, держится на крови и страхе. Опоры трона – семь Магических Орденов – имеют неограниченную власть над душами и судьбами обитателей страны и самого императора. Но близок день мести, день начала великой битвы, ибо пробудился уже в глубине Друнгского Леса священный меч Иммельсторн и все ярче искрится Алмазный «брат» его Драгнир, освещая тайные пещеры Подгорного Племени.
Первая книга цикла, действие происходит в Мире Мельина. Множество магических сил, народов и героев одиночек ведут борьбу за обладание двумя магическими мечами. Главный герой цикла – Фесс, ведет свою игру, но неожиданно обнаруживает себя в центре схватки за Алмазный и Деревянный мечи.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 18:55 | Сообщение # 2 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| ПРОЛОГ
ПРОРОЧЕСТВА
«Когда Два Брата обретут свободу, наступит конец времен»
«Будет народ Дану доведен до отчаяния. И когда останется их меньше, чем речных камешков в горсти, отмщение их состоится»
Iaiaenne Мудрая, Видящая народа Дану
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ, СИМВОЛ ВЕРЫ СПАСИТЕЛЯ
«Истинно говорю вам – бывает так, что малый грех обращает в ничто целую праведную жизнь, и за прегрешение одного страдают все. Внемлите же! Праведно живите и скромно, ибо копятся грехи мира, и настанет день, когда они будут взвешены и измерены, и никто не узнает, какой из малых грехов качнет Чашу Терпения Его.
И еще, и также истинно говорю вам – трепещите! Ибо Три Зверя Спящих должны получить свободу, но не дана будет им власть вредить тварям живым сразу, а лишь по прошествии трех дней. И пока все Три не освободятся, не прольется Чаша. Так взмолимся же, дабы отвел Он от нас участь сию! Аминь»
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:00 | Сообщение # 3 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 1
– До Хвалина бы добраться, покуда Ливень не нагнал…
Она проснулась, вырвавшись из зыбкого, зябкого сна. Сквозь щели и прорехи фургонного полога сочился промозглый октябрьский ветер. Ветхое и кургузое одеяльце не спасало, если бы не смертельная усталость, она не сомкнула бы глаз до утра. Очень болел старый шрам на шее – к дождю. Старый и страшный шрам.., очень страшный…
Опять дорога. Будь она проклята. И вечное «…покуда Ливень не нагнал…», в разных вариациях повторяемое всей без исключения труппой.
Да, здешний Ливень действительно мог бы именоваться именно так, с большой буквы. Он и впрямь должен был не «зарядить», а нагнать – мрачное и темное, небесное воинство шло с востока, горизонт клубился черным, словно там, вдали, полыхали невиданные пожары – но обо всем, что касалось Смертных Ливней, люди старались говорить самыми обычными словами, как будто это могло уберечь от льющейся с небосвода смерти!
На сей раз эти слова произнес Кицум, старый клоун, никогда не расстававшийся с бутылкой. У него уже здорово тряслись руки, а изо рта пахло какой-то алхимической гадостью, даже когда он – редкое дело! – случайно оказывался трезв. На помост он выходил только после «маленького глоточка на удачу». Объем «глоточка» менялся от двухкулачной кружки до целой бутыли забористого гномьего «Каменного жара».
Она поежилась, тщетно пытаясь сберечь последние остатки тепла. Все, сейчас ее поднимут. Фургон остановится самое большее на несколько минут, набрать воды в придорожном колодце, а затем потащится дальше, через лесное, буреломное безлюдье, через Суболичью Пустошь, отделявшую славный град Хвалин от не менее славного града Острага.
«…Только бы успеть, покуда Ливень не нагнал…»
Они не останавливались на ночлег. Не разводили на привалах огня. Пищу кое-как варганили на железной печурке, опаса ради вынесенной за борт фургона.
Потому что, если дождь застигнет в пути, всем им можно читать отходную.
Не дожидаясь пинка в бок, девушка откинула одеяло и потянулась – легко, грациозно, словно дикая кошка. Что, кстати, было не так уж далеко от истины. Заостренные ушки и в самом деле придавали ей определенное сходство с кошкой – притом именно с дикой.
Агата – из племен Дану. Точнее, Агатой ее звали люди – за редкостные волосы, иссиня-черные, чернее воронова крыла; а как звучало ее настоящее имя, никого не волновало.
– А, очухалась… – Кицум сидел на своем облезлом сундучке и пил дымящийся чай из костяной потрескавшейся кружки. Фургон немилосердно трясло, однако старый клоун неведомым образом ухитрялся не пролить ни капли.
Боги! Кицум пьет сутра чай!
– Давай-ка за дело, остроухое отродье. Вон котлы с вечера нечищены. А воды за тебя – и сюда и господину Онфиму – Троша натаскал. Дала б, что ли, парню в благодарность…
Девушка (вернее сказать – девочка; по человечьим меркам она выглядела лет на четырнадцать, не старше; а сколько по счету нечестивцев Дану, всякий верующий в Истинного Бога никогда не станет и задумываться) насмешливо присела, пальчиками оттянув в стороны складки широких порток.
– Если ты пьешь чай, то неужто сие значит, что бочонок гномояда показал дно, о почтенный Кицум, да не опадет белизна грима с твоих щек на помосте? – Агата ловко увернулась от пущенного ей в голову драного башмака и показала старику язык.
Кицум относился к ней лучше всех в труппе. Если не считать, конечно, Троши, такого же парии, как и она.
Башмак врезался в полог и, завершая полет, опустился прямиком на голову рекомому Троше, молодому парню, взятому в цирк Онфима и Онфима за редкостное здоровье, от природы громадную силу и столь же громадные благоглупость с доверчивостью. Он работал с тяжелыми стальными шарами, соединенными цепью, подбрасывал их, крутил, вызывая неизменные охи, вздохи и закрывание шалями лица у дебелых купчих, по неразумию мужей угодивших на Хвалинскую, Острагскую либо Ежелинскую ярмарки. Почти каждое выступление заканчивалось тем, что хозяин Онфим-первый брал Трошу за руку и куда-то уводил, возвращаясь всякий раз весьма довольный. Парень же появлялся не иначе как на следующее утро и на жадные расспросы Тукка и Токка, братцев-акробатцев, отвечал лишь недоуменным пожиманием плеч:
«Да всю ночь на мне скакала, корова треклятая… Лучше б я шары лишний раз повертел. Удоволь.., чего? Не знаю я таких слов, господин Тукк, простите великодушно… Устал, вот и все. И выспаться не дали. Как всегда…»
– Ой, – дисциплинированный Троша немедля открыл глаза. – Виноват, господин Кицум… Уже встаю, господин Кицум…
– Помочь вам оправиться, господин Кицум? – искусно подделывая голос, продолжила Агата, уже склонившись над котлами.
– Болван!.. Тьфу, Агата, блудливая кошка, это опять ты! Который раз ловлюсь на твоем дурацком фокусе!..
Девушка-Дану фыркнула.
Пока не проснулись господин Онфим, братцы-акробатцы и прочие обитатели двух цирковых фургонов, она могла себе это позволить. Потом в ход пойдут кнуты или заклятья, терзающие плоть дочери племен Дану. Если, конечно, она не будет слушаться.
Агата пригнулась еще ниже.
Песок да ледяная вода – и оттирай, как хочешь, застывший жир с накипью. Как бы плохо ни шли дела, господин Онфим-первый и братцы-акробатцы, наушники и прихлебатели хозяина, в еде себе не отказывали. Правда, потом господин Онфим брал плетку и лично сгонял с повизгивающих братцев лишний жирок.
– Привет, Троша.
– Ой, привет, Агатка… – Он покраснел, в один миг сделавшись смуглым, точно пропеченный солнцем дикий южанин-рыбоед с Островов.
Смешно – парень, которого на ярмарках каждый день подсовывали какой-нибудь купчихе, а то и скучающей барыне из благородных, пасовал и смущался перед Агатой неимоверно. Бесхитростное его сердце, похоже, навеки оказалось пленено остроухой черноволосой девчонкой-Дану, отвратной и богомерзкой Нелюдью, согласно авторитетному мнению господ богословов Мельина, южной имперской столицы.
– Ты принес воды, спасибо.
Не больно-то радостно начинать день со столь мерзкой процедуры, но что поделаешь. Никто не знает, что может вывести из себя господина Онфима-первого. Порой он не обращает на чистоту посуды никакого внимания, а порой закатывает из-за этого несусветные истерики, кончающиеся побоями и порками.
Троша хотел было ответить, но засмущался еще больше и только махнул рукой.
– Дык что я.., я ж завсегда…
– Эй, вы, там, продрали глаза, ленивые тушканы? – гаркнул с козел Нодлик, вторую половину ночи просидевший за кучера. Вообще-то они с Эвелин были жонглерами; оба то и дело наставляли друг другу рога, ссорились и дрались, однако тотчас же приходили к полному согласию, когда дело касалось насмешек или оскорблений по адресу Агаты.
– Сколько мы отмахали, Нодлик?.. Давай бросай вожжи, у меня чай тут имеется, – откликнулся Кицум. – Холодная дорога леденит грудь и душу, пора маленько отогреться!
Агата никогда не могла понять, как можно одинаково относиться ко всем – и к ней, и к Троше, и к Нодлику с Эвелин, находившим своеобразное удовольствие в том, чтобы сделать девчонке-Дану очередную гадость.
– Чай? Ты сказал чай, о величайший из комиков? – возопил Нодлик. – Гони сюда эту драную кошку! Агата! Давай шевелись, не то мигом у нас схлопочешь!
«У нас» было сказано недаром. Эвелин никогда не упускала случая принять участие в расправе.
– Оставь ее, Нодлик. Она драит котлы.
– А-а.., самое место для такого дерьма, как эти Дану. Ну тогда Трошу сюда.
– Ага, ага, счас, господин Нодлик… – заторопился силач.
Нодлик швырнул ему вожжи (ловко угодив при этом концом одной из них Троше в глаз) и перелез с козел внутрь фургона. Был он высок, но весь какой-то нескладный, костлявый, изломанный, с длинной унылой физиономией, оживить которую не мог никакой грим. Лоб жонглера покрывали многочисленные ало-синюшные прыщи; редкие волосы, пегие от седины, висели сальными сосульками – а ведь Нодлику по людскому счету исполнилось всего тридцать пять!..
– М.., уже встаем?.. – осведомился хриплый голос, как будто бы принадлежавший женщине. – Эй, стерва, мой завтрак готов?
«Стерва» было у Эвелин самым ласковым словом для Агаты.
– Она чистит котлы, подружка, – счел нужным заметить Кицум.
– Ну ты и козел… Нашел, что ей поручить… Пусть бы Онфим ей еще и за это всыпал – все развлечение…
Эвелин выбралась из-под пары одеял – в отличие от Агаты, довольствовавшейся какими-то лохмотьями, у всех прочих, включая Трошу, одеяла были нормальные, господа Онфимы понимали, что от простуженного артиста толку мало. Однако мысль о том, чтобы поделиться теплом с Нелюдью-Дану не пришла в голову даже простодушному Троше. Собственно, в этом смысле он ничем не отличался от остальных.
Агата дернула щекой.
«Они все просто грязные свиньи. Грязные, пьяные, совокупляющиеся свиньи. Свинья может опрокинуть Дану в грязь, но истинный Дану никогда не обернет свой гнев против нее», – хотя, по правде говоря, сия сентенция, извлеченная из Atann-eeuy Akhimm, Тан-эу-Ахим, если писать примитивными людскими буквами, Царственного Шестикнижия, последнее время что-то перестала утешать Агату.
Теперь все обитатели первого фургона были в сборе. Кицум, Нодлик, Эвелин, Агата и Троша, сидящий на козлах. Позади тащился второй фургон их цирка – существенно больше и богаче. Полог над ним был новым и прочным, без единой прорехи. Там ехали сам господин Онфим-первый, Еремей – заклинатель змей, братцы-акробатцы и Таньша – Смерть-дева, как прозывали ее ярмарочные зазывалы. Сам господин Онфим, как и положено хозяину, занимался сбором денег и раздачей жалованья. Его единоутробный брат Онфим-второй сидел в Ежелине, отправляя посредством почтовых заклятий брату известия, где и когда будет выгоднее всего устроить представление.
Агата – прислуга, посудомойка, швея, повариха, танцовщица, музыкантша, акробатка, живая кукла, которую Кицум на потеху почтеннейшей публике лупил по голове и иным частям тела бутафорской плетью, живая мишень в аттракционе Смерть-девы – завершала список артистов «Онфима и Онфима». Излишне говорить о том, что никакого жалованья ей не полагалось. Тонкую шею Дану охватывал заговоренный ошейник из грубого железа. Она была рабыней без права выкупа.
– Давайте, давайте, на молитву, быстро, – торопил остальных набожный Нодлик. – А ты, данка, зенки свои богомерзкие опусти, неча тебе глазеть, как народ честной истинному Богу молится…
Истинный Бог. Который отдал в руки своего избранного народа всю землю, от окоема до окоема, испепелил его врагов, упрочил его твердыни и придал несокрушимую мощь его оружию. И который неусыпно, каждый день, помогает ему и сейчас.
Все в фургоне, за исключением Агаты, затянули молитву. Церковь не допускала Дану ни к причастию, ни к крещению. Они имели право существовать либо как враги покоренные – то есть как рабы; либо как враги пока еще не покоренные, но это, конечно, временно.
Непроизвольно Агата прислушивалась к монотонно бубнящим голосам.
– …И не попусти злу свершиться…
– Боже, избавь нас от…
Все обычно. Эту утреннюю молитву Агата уже заучила наизусть. Ее гнусавили попы в рабском лагере, куда сгоняли всех, только что схваченных, попам отвечали пропитые голоса стражников; тянули тюремщики в заведении для не желавших так просто смириться с рабским ошейником; бормотали жирные перекупщики, выклянчивая себе хоть немного удачи, то есть удачного обмана; шипели хозяйки, явившиеся выбирать себе прислугу, а мужу – наложниц, ибо Дану – не люди, а просто сосуд для удовлетворения низких мужичьих нужд…
Агата слушала молитву. Сколь же велика, наверное, власть этого нового бога, если он дал в руки хумансам страшную, неодолимую боевую магию, на исконных землях Дану, эльфов, гномов, орков, троллей, кобольдов, половинчиков, хедов, гурров, гаррид и многих еще иных – помог создать мрачную Империю, страх и ужас всех нечеловеческих рас, ненасытное чудовище, пожирающее сердце и печень своих врагов, отхаркивающееся легионами, что идут все дальше и дальше, до самых океанских берегов. И вместо гордых лебединых кораблей эльфов и Дану, что неслись по волнам в стремительном полете, моря теперь раздирают таранные носы боевых галер, окованных красной медью…
…А Епископат усердствует, по вековому правилу «разделяй и властвуй», и вот уже полезные Империи Вольные, народ непревзойденных воителей, объявлены допущенными к причастию, вот уже покорившиеся половинчики объявлены «просвещения путем идущими», их городишки и деревушки обложены тяжкой данью, церковной, орденской и имперской десятинами, но – оставлены в относительном покое.
Церковь и маги милостиво позволили кое-как торговать загнанным глубоко под землю гномам, выполнять кое-какую черную работу оркам, троллям и гоблинам, пропускают они на имперские рынки и мрачные караваны кобольдов.
А богомерзкие Дану и эльфы объявлены вне закона. Как и несдавшиеся хеды, гурры, гарриды. Но эти едва ли по-настоящему понимают, что происходит, убийцы они и дикие кровопийцы, с ними вели беспощадную войну еще Дану, прежние хозяева лесов…
Руки Агаты, не требуя вмешательства головы, все это время усердно драили железные внутренности котлов.
– Ты что, уже закончила? – Эвелин придирчиво оглядела оттертую до немыслимого блеска сталь. – А вот мы сейчас проверим…
– Эй, вы, там, на головном! – завопили сзади.
Агата подняла голову.
Здоровенный фургон господина Онфима-первого тянула аж шестерка запряженных парами лошадей. На передке восседал Еремей – заклинатель змей; впрочем, сейчас он не восседал, а как раз напротив, подпрыгивал и размахивал руками.
– На головном! Помолились ужо, аль нет? Господин Онфим спрашивают! И еще – слухай сюды! Господин Онфим данку немедля к себе требуют!
– Помолились, помолились, – буркнул Нодлик.
В мутноватом взгляде Кицума, устремленном на Агату, мелькнуло нечто похожее на сочувствие.
Хозяин бродячего цирка имел несчастье проснуться слишком рано. Обычно в пути он продирал глаза не ранее полудня. Молился; после чего брался за дела. Собственно говоря, это означало неприятности для всех без исключения артистов, в том числе и для братцев-акробатцев; лишь Смерть-дева, с энтузиазмом согревавшая господину Онфиму-первому по вечерам постель, могла чувствовать себя в относительной безопасности.
Здесь, посреди Суболичьей Пустоши, с висящим на плечах Смертным Ливнем, быть вышвырнутым из фургонов означало верную гибель. Господин Онфим и так был в ярости оттого, что добрую четверть сезонной прибыли пришлось отдать острагскому магу, наложившему на лошадей заклятье неутомимости.
Девушка-Дану скользнула за борт фургона, точно стремительная ласка. В ее движениях сквозила нечеловеческая гибкость и плавность, казалось, она не бежит, а течет, точно ручеек.
Обернувшийся Троша проводил Агату долгим взглядом и со вздохом причмокнул губами.
– Ну достанется ж сейчас этой стерве! – злобно хихикнула Эвелин. – Так я не пойму, мы что, без завтрака остались?
– Переживешь, – бросил невозмутимый Кицум. Как ни странно, он не торопился прикладываться к бутылке – то ли запасы и вправду иссякли, то ли ему во сне явился сам святой Сухорот, ненавистник пьющих.
Эвелин скривилась, однако смолчала – они как-то попытались вместе с Нодликом устроить клоуну «темную». Жонглер отлеживался неделю, а Эвелин пришлось изрядно раскошелиться, чтобы чародейка-косметичка исправила ей известную асимметрию физиономии. Больше задевать Кицума они не решались.
Гнев свой женщина немедля выместила на Нодлике. Втянув голову в плечи, тот принялся за стряпню.
***
Агата ловко увернулась от хлестнувшего совсем рядом кнута. Заклинатель змей разочарованно чертыхнулся.
– Доброе утро, господин Еремей, – медовым голоском пропела Агата, ухитрившись на бегу сделать реверанс. Ухватилась за борт повозки и одним движением оказалась внутри.
В фургоне господина Онфима было тепло. Печек тут имелось целых две, причем одна – обложенная камнями. В обоих уже горел огонь. Возле печек толкались братцы-акробатцы, крайне раздосадованные таким оборотом событий. Физиономии у обоих покрывала сажа.
Господин Онфим возлежал на сундуке-кассе, покрытом в четыре слоя одеялами. Рядом суетилась Таньша-Смерть, поднося дымящиеся плошки.
Да, небывалое дело. Господин Онфим погнал свою любовницу готовить! Обычно этим занималась рабыня-Дану; сегодня, видать, случилось что-то особенное.
Утруждать себя приветствиями хозяин цирка не любил. Даже с Таньшей он разговаривал, как правило, так: «Ну, готова? Сколько ждать можно? Задирай юбку, стерва, и нагибайся! А вы отвернитесь, скоты…»
– Мы проезжаем остатки Друнгского Леса, – прошипел Онфим. – Сейчас сделаем остановку. И пройдемся. Вдвоем с тобой. Бери свои причиндалы. Да не заставляй меня ждать! Не то…
– Да, господин Онфим, – Дану низко поклонилась.
«Грязные свиньи. Друнгский Лес! Западная граница земель Дану.., последний оплот. Я знала, что он окажется на нашем пути… Он звал меня, он узнал меня за десяток лиг – однако не смог разглядеть ошейник на моей шее… Великие Боги, Онфим, оказывается, неплохо знает историю!.. И мне вновь придется смотреть, как нога жалкого хуманса попирает священную землю моих отцов!..»
Однако сделать она все равно ничего не могла. Ошейник заклепали умелые чародеи.
Онфим отбросил одеяла. В темно-зеленом охотничьем кафтане, в высоких сапогах и с кривой арцахской саблей на поясе он совершенно не походил на содержателя бродячего цирка, недавно разменявшего шестой десяток, отрастившего изрядное брюшко, большого любителя пива и женщин – как человеческих, так и нечеловеческих рас. Невесть куда исчезли одутловатые щеки, а блеклые глаза горели настоящим, живым огнем – такого не случалось даже в самые счастливые моменты его жизни, когда он считал выручку.
– Я жду, – холодно напомнил он. Агата молча поклонилась.
– Еремей! Останавливаемся, – скомандовал Онфим.
Братцы-акробатцы глядели на Дану злыми крысиными глазками.
Догнать головной фургон, схватить теплый плащ – единственную оставленную ей вещь, натянуть дорожные сапоги было делом одной минуты. Повозки со скрипом остановились; Кицум, разинув рот, глядел на хозяина.
– Господин… Господин Онфим! – от испуга он хрипел и спотыкался чуть ли не на каждом слоге. – Дожди.., господин Онфим…
Агата едва не упала, заметив улыбку на тонких бескровных губах хозяина.
– Все в порядке, Кицум. Я все предусмотрел. В том числе и эту остановку. Ждите нас.., мы недолго, самое большее – до вечера. А чтобы у горячих голов поубавилось соблазну удрать вместе с фургонами и деньгами, на лошадей я налагаю заклятье Пут.
Он поднял руку. На безымянном его пальце Агата увидела кольцо с изумрудного цвета камнем в дешевой бронзовой оправе. Онфим пробормотал слова пароля, и камень вспыхнул, исчезнув в ярко-зеленом пламени. На кольце осталось лишь пустое гнездо.
На мгновение заложило уши.
– К моему приходу чтобы в фургоне было натоплено и ужин готов, – неприятным голосом распорядился Онфим. – А теперь давай вперед, данка!.. Отрабатывай свой хлеб!..
Агата молча двинулась вперед.
«Ты меня удивил, Онфим. Никогда бы не подумала, что ты знаешь о нашем Лесе. Никогда бы не подумала, что ты захочешь сам залезть в него. Но самое главное – что тебе нужно в Друнгском Лесу? Ваши маги прочесали его вдоль и поперек. Да и людей побывало множество – они искали золото Дачу, глупцы… Ты не похож на глупца, Онфим. Ты грязная, жестокая, развратная и бесчестная свинья, Онфим, но при этом ты далеко не глуп. Так зачем же тебе понадобилось в наш Лес?»
Деревья вдоль дороги росли обычные, человеческие. Мусорные деревья, как называли их истинные Дану. Мелкие, худосочные, примученные гнилью и тлями, кое-где опутанные паутиной шелкопрядов. Их ненавидящие взоры впились в спину Агаты; безъязыкие рты разомкнулись, изрыгая поток грязных и отвратительных ругательств, неслышимых ни для кого, кроме нее. Пожелание быть изнасилованной и задушенной собственным отцом могло на этом фоне сойти за изысканную вежливость.
Чуть дальше от дороги лес стал почище. Оно и понятно – деревья вдоль тракта принимали на себя всю злобу проезжающих, все их горе и разочарование, а оттого – болели, чахли, но не умирали и даже давали потомство. Бесконечность же мук только усиливала злобу.
Ветки попытались вцепиться Агате в волосы, выцарапать глаза – Онфим хлестнул по ним тонким костяным стеком, и девушка ощутила внезапный ледяной укол под ложечку – желтоватая кость явно таила в себе какое-то заклятье, и притом не из простых.
– Чего встала? А ну шагай, остроухая! Они пробирались сквозь унылые заросли – листья и трава казались покрытыми пылью, хотя откуда здесь пыль? Липы и клены соседствовали с соснами, грабами и пихтами – результат всеобщего магического хаоса в годы Войны с Дану, о которой людские менестрели поют на каждой ярмарке, на каждом торжище и на каждом постоялом дворе.
Уцелевшие Дану стараются по мере сил о ней не вспоминать.
– Куда идти, господин Онфим? – еще одна жалкая попытка самозащиты. Не хозяин, а господин, просто вежливое обращение…
– Не прикидывайся, что не знаешь, остроухая. Веди меня в Друнг! В самую глубь! Ты чувствуешь его, я знаю. Веди!
Агата коротко поклонилась. Закрыла на миг глаза, отрешаясь от больного, злобного леса, жалкой на него пародии, что окружал ее сейчас; чувства девушки-Дану потянулись вперед, к недальним холмам, где из каменных гротов еще текли быстрые, незамутненные ручейки, где на косогорах еще высились настоящие Lhadann Naastonn, Истинные Деревья, где все иное, даже воздух…
Там, где родина Дану.
Лес отозвался тотчас же – слитным гудом исполинских ветвей, нежным трепетанием не знающей увядания листвы (когда Дану отступили, Lhadann Naastonn научились сбрасывать листву на зиму – наивная попытка защититься от гнева хумансов, чей закон «Уничтожь незнакомое!»).
Онфим держался позади Агаты в трех или четырех шагах. Правая рука на эфесе сабли; левая сжимает костяной стек. Наслышан о чудовищах Друнга, зародившихся из останков злой магии, что огненной метлой прошлась по твердыне древнего народа?
Сама Агата толком об этом ничего не знала, но надеялась, что ее кровь, кровь Дану, послужит надежной защитой. Так уже случалось, и притом не раз.
Мало-помалу изуродованный человеческий лес отступал. Среди сорной травы мелькнула пушистая метелка Ssortti, на ветвях вполне обычного дубка алел кружевной венчик Doconni, а вот и первый куст голубой Auozynn, – считай, пришли.
«Здравствуй, Друнг. Человеческая гортань не в силах передать созвучия твоего истинного имени: Dad'rrount'got. Даже примитивное Дадрроунтгот (хотя и оно не имеет почти ничего общего с твоим настоящим прозваньем) слишком сложно для них. Друнг! Кличка собаки, или племенного быка…
Ну вот, ты и начался, Dad'rrount got. Я ступаю по твоей земле, а шея моя охвачена злым человечьим железом. Наговорным железом. И я бессильна против него. Я могла умереть, но мне были завещаны жизнь и месть. И потому я веду этого грязного хуманса, чье дыхание зловонней разлагающейся мертвечины. Прости меня, Великий Лес, прости свою ветреную внучку, она слишком долго пела и танцевала… Но теперь она платит по счетам всего племени Дану».
– Мы на границе Друнга, господин Онфим.
– Старайся, остроухая, и, быть может, проживешь сегодняшний день без порки. Давай веди дальше! Веди, кому говорят!
Если Онфим и был удивлен открывшимся ему зрелищем, то виду не показал.
Друнг начался. Исчезли кривые, изломанные стволы, изглоданные вредителями чахлые листья. Шуршащие кроны вольно распахнулись над головами, зазвенели птичьи голоса. До колен поднялась мягкая ароматная трава (и это в октябре!), истинная oend'artonn, чья целебная сила поспорила бы с любой алхимичьей отравой. Деревья становились все выше, их ветви сплетались, но внизу, подле могучих корней, окруженных молодой порослью подлеска, не темнело – еще одно чудо Леса Дану.
«Как странно… Лес жив. Dad'rrount'got жив, несмотря на падение всей магии Дану, несмотря на то, что его дети истреблены и рассеяны… Что-то хранит тебя, Великий Лес, что-то уберегает тебя от полной гибели… Но что – вот вопрос…»
– Шагай, данка, шагай. Веди меня в сердце Друнга, – повторил за спиной господин Онфим.
«А ведь он совсем-совсем не боится… Совсем-совсем!»
Откуда ни возьмись, под ногами появилась тропа.
Заструилась, зазмеилась под ногами, ловко уворачиваясь от коричневатых громад Rraudtogow, подныривая под свисающие до земли ветви rusmallow, чьи нарядные золотисто-зеленые листья упрямо сопротивлялись стылой осени, мимо иных чудес Великого Леса, мимо, мимо, мимо…
Когда-то Dad'rrount'got можно было пересечь самое меньшее за неделю. Потом Хвалинский тракт рассек его почти пополам, точно удар вражьего меча. То, что лежало южнее дороги, уничтожили маги Красного Арка при помощи подавшихся на новые места обитателей перенаселенных окрестностей Ежелина. Северная же часть леса лежала в пределах владений Ордена Нерг, однако те, то ли по свойственному Бесцветным равнодушию ко внешнему миру, то ли еще отчего-то, не стали искоренять наследие богомерзких Дану. Окраины Великого Леса вымирали сами, благочестивые правители окрестных земель, понукаемые Епископатом, отправляли одну лесорубную экспедицию задругой. Друнг должен был исчезнуть давным-давно.., однако отступив, точно воин, на самый последний рубеж (теперь, чтобы пройти его насквозь, требовался всего один день), уперся изо всех сил – и каким-то чудом выстоял. О нем стали ходить самые страшные слухи. Агата знала, что слухи эти почти во всем истинны. Недаром Онфим прихватил с собой заговоренный стек…
Тропа обогнула громадный, неохватный ствол древнего Raggacmia, резко нырнув в полутемный овражек. Агата едва заметно усмехнулась, стараясь не сбиться с шагу.
В Dad'rroun'got'e не было овражков. Не было ям, провалов, размывов и тому подобного. Плавные холмы, покрытые густым лесом, перевитые голубыми лентами ручьев – вот что такое истинный Друнг. И оказавшаяся у них на пути ямина означала только одно…
«Дочь Дану, мы верны раз данным клятвам. Сила Лесов готова служить тебе».
«Вы… Кто вы?»
«Мы – Безродные, о Дочь Дану. Гнев Леса – наш отец; боль Леса – наша мать. Мы рождены, чтобы сражаться. Хуманс, идущий за тобой…»
«На мне ошейник, запечатанный его именем. Если вы убьете его, я уже никогда не смогу избавиться от этого клейма… Но все равно – да укрепит Черная Мать вашу мощь. Безродные!»
«Тогда пусть он войдет в наше логово. Вне его мы бессильны. Магия Ордена Нерг слишком сильна».
Агата обогнула могучий ствол.., почти тотчас почувствовав, что Онфим замер и напрягся. Оборачиваться не стала – прежним легким шагом она скользнула вниз, в зеленоватую полутьму заросшего, с крутыми откосами овражка.
Онфим не пошел за ней.
– Назад, остроухая тварь!!!
Она послушно остановилась, обернулась, сделав круглые глаза.
– Этот путь…
– …ведет в ловушку, – Онфим криво усмехался, рука, сжимавшая стек, ощутимо дрожала. – Разве ты, урожденная Дану, не чувствуешь?
Он определенно изменился. Словно спала старая маска. Рука его лежала на эфесе, ноги чуть напружены, поза казалась почти обычной.., но именно казалась.
Агате пришлось призвать всю выдержку, чтобы не вскрикнуть. Это была начальная позиция упражнения «Семь зеленых драконов проходят над морем», выполняемого с кривым мечом Tzui – откуда его мог знать немолодой содержатель бродячего цирка?
– Я не чувствую никакой опасности, господин Онфим.
– Поди сюда! – жестко приказал он. Железный ошейник внезапно стал почти нестерпимо горячим. Поневоле пришлось вернуться.
– А теперь смотри, – Онфим поднял стек, указывая им на устье овражка.
«Бегите, братья! Бегите!!!»
Она не знала, возымел ее призыв действие или нет. С конца стека сорвалась алая молния, и овраг в один миг затопило пламя.
«Магия Ордена Арк. Оно и понятно. Остраг – их владения…»
– Вот так. – Онфим казался мрачен. – Теперь мы можем идти. – В голосе его вновь зазвучали привычные нотки – нотки алчного и недалекого хозяина жалкого бродячего цирка. – Пришлось потратить заклятие… Истинный Бог, оно стоило мне пятнадцать цехинов! Пятнадцать полновесных золотых цехинов с портретом императора, да продлит небо его дни!..
Огонь бушевал недолго. Магия убивает быстро.
Они миновали обугленные склоны. Царило безмолвие.
Агата шла, точно во сне.
«Онфим владеет Силой! Не может быть, чтобы чародеи Арка так просто разбрасывались боевыми заклятьями! Они не продали бы его ни за пятнадцать, ни за сто пятьдесят цехинов! Ты лжешь, Онфим! Ты сам – из числа адептов Ордена Арк! Не иначе!..»
– Веди, остроухая, – человек у нее за спиной хрипло рассмеялся. – Веди, веди, да смотри, не ошибись в следующий раз. Я хорошо умею распознавать укрывища Безродных. Иди.., и говори, что ты чувствуешь, да смотри, не упускай ни одной мелочи!
«Лучше бы ты приказал мне раздеться и лечь под тебя, скотина!»
– Я слегка подогрею твое ожерелье, ушастенькая. Чтобы развязать язычок.
Резко и внезапно запахло паленым.
Боль заставила Агату рвануться вперед – рвануться слепо, отчаянно. Она не валялась в ногах человека, не просила о пощаде, она просто бежала туда, куда вел ее инстинкт. Воля, злость – все исчезло. По щекам катились слезы, она их не замечала; мысли погасли, исчезнув под натиском всемогущей боли. Злые заклятья ошейника не давали девушке пустить в ход Силы Дану; все, что она могла, – это мчаться вперед, точно подстреленная лань. Мчаться по одному-единственному пути, в конце которого ожидало спасение.
Лес что-то кричал ей, она не разбирала. О, если бы не этот проклятый ошейник! Она легко выдержала бы пытку каленым железом…
…Боль утихла внезапно, в один миг, когда глаза Агаты уже готовы были выскочить из орбит. Ее погасил не Онфим (ошейник продолжал жить, пытаясь терзать плоть своей жертвы), а что-то иное, наделенное столь великой силой, что вся мощь колдунов Арка казалась детской забавой. Это нечто склонило свои взоры к Агате.
«Привет тебе, о дочь Дану. Предсказанный час настал. Ты пришла, чтобы получить Immelstorunn»1.
Агата почувствовала, что в глазах темнеет. Она зажала рот ладонью, чтобы небо не услышало ее ужасное богохульство.
То, за чем она охотилась, когда попала в плен. Последняя надежда племен Дану.
Но, Великие Силы, почему же за все эти годы никто из ее соплеменников не нашел, не обрел Его? Ведь первое, что было сделано – это обысканы остатки Dad'rroun'got'a. И притом не раз. А колдуны людских Орденов, жадно пропахавшие всю плоть заповедного леса? Они тоже ничего не нашли? Совсем-совсем ничего?..
«Во-первых, ничего не дается жадно алчущему, пусть даже и не для самого себя. Во-вторых, Immelstorunn вырастает не за один год. И есть всего лишь неделя в год Созревания, когда, в осеннюю пору, рука ищущего может обрести Immelstorunn».
Лес терпеливо ответил, громадный, невозмутимый, он не боялся смерти, он не знал, что такое страх, и по большому счету ему не было дела и до несчастной Дочери Дану, жалкого осколка некогда великого племени – иначе как мог он отдать сокровище расы Дану сейчас, отдать девчонке в рабском ошейнике со свирепым погонялой-хозяином за плечами?
Перед Агатой высилось дерево, стройный, вознесшийся ввысь Aerdunne, пятиконечные листья цвета расплавленного золота чуть слышно шуршали, готовясь укрыть землю мягким зимним одеялом, собственной смертью уберечь от выстуживания, от вымерзания – после того, как пала магия Дану, зимы здесь стали куда суровее и жестче.
Совершенно обычный на первый взгляд Aerdunne. Хотя.., нет, не обычный. В дереве дремала скрытая мощь, глубинная, нутряная, из тех, что не отзываются на первые попавшиеся заклятья бродяги-чародея. Сейчас эта мощь пробудилась, не замечая замершего со стеком в руках господина Онфима-первого, не замечая железного наговорного ошейника на той, кому он намеревался вручить взросшее и хранящееся в его стволе. Дерево не желало знать, что сокровище тотчас же попадет в иные руки, руки хуманса, одного из тех, что в прах крушили саму плоть Dad'rroungot'a. Дерево лишь исполняло свое предназначение.
Агату била крупная дрожь, и уже не могла помочь никакая выдержка Дану. Онфим, проклятый хитрец, он знал, он наверняка знал! И рассчитал все до мелочей! Наверняка и покупал ее с дальним расчетом…
Ветви медленно клонились к ее лицу. То, о чем она так мечтала, то, что грезилось ей в воспаленных ночных видениях, само шло в руки.., но не к ней. Ошейник предостерегающе потеплел. Прежде, чем она хотя бы помыслит о невозможном, боль скрутит ее дугой и бросит наземь, к ногам.., хозяина.
Листва раздвинулась. И – во всей красе своей взорам Дану и хуманса предстал immelstorunn. Только – сорви. И – вмах, всей отпущенной Дочери Дану силой – развалить от плеча до пояса того, кто стоит за спиной, а потом поддеть ослабевший ошейник и… – надвое его!..
Рука девушки не успела подняться. Онфим знал, за чем он идет сюда. Удар в затылок! И еще, вдогон, по уже падающей!..
Близко-близко, возле самых глаз, оказалась земля.
– Очень хорошо, Дану, – и без того хриплый голос Онфима вдобавок еще и дрожал. – Очень хорошо. Вставай. Мы обернулись скорее, чем я думал. Идем. Надо возвращаться. Только бы успеть допрежь дождей…
– Убей меня, – тихо попросила она, не двигаясь. – Убей, я ведь не нужна тебе больше…
Раньше девушка думала, что немедленно умрет, оказавшись в плену. Потом она думала, что немедленно умрет, когда ее в первый раз волокли к козлам для порки. Потом – потом еще оставалась надежда умереть, если она узнает, что Immelstorunn попал в руки людей. Теперь она, сама вручив величайшее оружие своей расы человеку, поняла, что не суждено сбыться и этой надежде.
– Убить тебя?.. – оплывали, грузнели щеки, ястребиный нос становился привычной гулей, набрякали иссеченные морщинами мешки под разом обесцветившимися глазами. – Ну вот уж нет, остроухая. Мне приятно смотреть, как ты корчишься. Мне приятно знать, что ты мучаешься оттого, что ваш хваленый Иммельсторн здесь, у меня, завернутый в рогожу.
«Иммельсторн! Великие Боги, как грубо и до чего же простецки!.. Впрочем, чего еще ждать от хуманса…»
– Так что я тебя не убью, не надейся, кошка. Вставай, и пошли, покуда я не рассердился. Нас догоняют Ливни, нам надо спешить. Вставай!..
И она встала. Безвольно, вся дрожа от пережитого. А могучее дерево уже смыкало ветви. Оно выполнило свой долг, явив Immelstomnn дочери племен Дану. Теперь оно спокойно и не торопясь станет растить новый. В назначенный час и он найдет своего хозяина.
Человек и молоденькая Дану с острыми ушками пошли обратно к дороге.
***
– Глянь-кось, вернулись! – Троша первым заметил хозяина с Агатой. За спиной господина Онфима-первого приторочен был длинный сверток. Что он там нашел, интересно?..
– Ну, перевели дух? – неприветливо осведомился господин Онфим. – Трогаем.
И – невольно глянул через плечо, на восток, где весь горизонт затянули злые черные тучи.
Оттуда приближались дожди, а с ними – обычная осенняя смерть. Горе тому, кто встретит ее не под крышей, без огня и угла.
Бродячий цирк двинулся дальше.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:05 | Сообщение # 4 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 2
Чародеи, колдуны, ведуны, ворожеи, волшебницы и прочий люд, кичащийся магией, обожает выделиться из толпы. Чтобы – сразу, чтобы – издалека, чтобы разговоры – смолкали, шапки – ломались, а спины – гнулись.
Те маги, что помоложе, обожали черное и серебряное – кожа, накладки, шипы, цепочки, браслеты. Женщины не уступали. Эти, правда, разделились на две крайности – стриженые, с мечами, одеждой и ухватками неотличимые от мужчин; или же, напротив, волна роскошных волос до пояса (укрепленных и удлиненных чародейством), ворох юбок, кружева, глубокие декольте, кареты, ливрейные лакеи и тому подобное.
Старшее поколение все как один облачились в плащи. Далеко не самая удобная одежда – и распахивается, и задувает, и рукам мешает – однако ж вот носят. По всем краям, от внутренних морей до Окраинного Океана, прогремел строгий указ – простонародью-де, как, впрочем, и благородным сословиям, ныне, присно и во веки веков воспрещается носить одноцветные плащи, они отныне – только для старших орденских магов, начиная с третьей ступени посвящения. Всем же прочим – двух-, трехцветье и так далее. С той поры и повелось – чем выше человек, тем меньше цветов на его плаще. Накидки в два цвета носили короли, в три – принцы, герцоги, графы, бароны и прочее высшее дворянство; ну а дальше начиналась уже вольная чересполосица.
Священники Истинного Бога, Подателя Благ, Дарителя Магии, подобным не баловались. Носили они белые ризы, и были они единственные в Империи, кто имел право на однотонный плащ этого цвета.
В восточные ворота славного города Хвалина хмурым октябрьским днем, на заре, едва только распахнулись тяжелые створки, въехал одинокий всадник. Молодое надменное лицо, обрамленное тонкой, искусно подбритой темной бородкой. Глубоко посаженные глаза. В черной кожаной куртке, плечи, обшлага, грудь – все в шипастых серебряных накладках. Несмотря на холодный осенний день, куртка на груди всадника была распахнута – так, чтобы все видели тяжелую цепь девственной красной меди с висящим на ней гербом Ордена Арк – три языка пламени, сработанные из чистого авальонна, Огненного Камня.
Перед раболепно склонившимися стражниками в осеннюю грязь упала мелкая серебряная монетка – стоимостью раза эдак в два больше, чем въездная пошлина Урядник торопливо подобрал, бормоча слова благодарности, однако ж, когда всадник скрылся за изломом улицы – швырнул монету в пошлинную копилку так, словно жгла она ему руки – Неча глазеть! – обрушился он на остальных – Нехай магистрат давится колдовской этой серебряшкой. Тьфу, пропасть! Нам, воинам, под ноги, в грязь швырнул, точно голи кабацкой или человеку трактирному! Думал, раз больше пошлины заплатил и сдачи не востребовал, так мы его коню всю ж… вылижем? Нет уж, дудки! Сами на пиво скинемся!
Урядник был уже в годах, вдобавок обременен большой семьей – однако в свое время он сражался и против лесных бестий-Дану, когда уже много позже Великой Войны пакостное это племя безжалостно добивали по всем просторам Империи, дрался на Берегу Черепов, подавлял баронские мятежи в Смутное Пятилетие и помнил, что такое похвала Императора, что такое Его рука на твоем плече, на дрянной окровавленной кольчужке (и не подгибаются пальцы повелителя, не брезгует он!), помнил, а оттого сейчас и вскипел.
– Ну да, тебе Император какую ни есть, а пенчию платит, – проворчал один из стражников, тощий и рыжий Алебарду он держал, точно докучную палку – Тебе деньга не надобна, так другим бы сгодилась… – Дурак! – урядник тотчас врезал стражнику по уху – не в полную силу, а так, для порядка – Будешь, как крыса помоечная, из рук чародеев медяки хватать – сам в крысу превратишься! Подачки только псы оголодавшие ловят, да и то не все!.. Вот когда купец нам с подходом да уважением поднесет поверх положенного, тогда и пива выпьем.
***
Примерно в то же самое время, только через южные ворота, в Хвалин въехал еще один всадник. Тоже молодой и стройный. Вот только лицо его, загорелое и обветренное, обрамленное длинными пепельными волосами, отнюдь не выглядело надменным, а суконная куртка с длинным ворсом, по которому, не проникая внутрь, отлично стекает любой дождь, разительно не походила на черно-серебряное одеяние молодого чародея. Оружие при этом путнике было совсем немудрящее – недлинный клинок в простых ножнах, какие только и дозволено носить в поездках черным сословиям.
Всадник соскочил с коня, не чинясь, распахнул перед стражниками куртку, показывая, что и разрешенного по закону ремесленным гильдиям к домашнему хранению меча он при себе не имеет. Не было при нем и никаких особо заметных амулетов или оберегов – ничем не примечательная дешевка, обычно носимая простонародьем.
– Благодарение Богу Истинному, Отцу и Защитнику нашему, слава, слава и трижды хвала, аминь. Как ночь прошла, служивые? Худо на лавках заместо жен, поди? – ловкие пальцы уже развязывали потертый кошель, отсчитывая медяки. – А это вам, дабы глотка возвеселилась, – он прибавил поверх пошлины ни много ни мало, а в самый раз, сколько всегда давали «на удачу» мастеровые.
Десятскому уряднику этот ранний гость понравился. Однако стоило тому скрыться, стражник поймал себя на том, что совершенно не помнит лица проезжего. Совершенно незапоминающееся, стертое, точно старая монета, оно выглядело настолько обычным, лишенным всяких особых примет, что удержать его в памяти было совершенно невозможно. Не запоминался и говор – не столичный и не окраинный, не прибрежный и не горный, а так, всего понемножку. Наверное, подручный крупного торговца, или ремесленного мастера.., или молодой купец, или.., или.., ранний гость мог оказаться кем угодно. Такого народа в последнее время по Империи развелось немало, и шастали они все время туда-сюда, вводя в смущение бывалых воротных стражей, умевших с первого взгляда распознать и род занятий явившегося, и его родину, и мало что не имя.
Забивать себе голову утренним гостем десятский урядник, конечно же, не стал. Весело подбросил медяки на ладони, подозвал кордегардного мальчишку и отправил его в трактир за пивом и закуской для всей дежурной смены.
***
Осенью город просыпается медленно и неохотно. Дел невпроворот, время горячее, все надо успеть, пока не ударили холода и Смертные Ливни (кричали уже, кричали по улицам нарочные Чародейной Лиги, что именуется еще Семицветьем али Радугой, – идут, идут уже тучи, идут через Суболичью Пустошь от Острага), а такая тоска вставать серым скучным утром! Помолишься, слова положенные пробормочешь, а сам… Когда все думки твои – как бы выжить; как бы осень протянуть да зиму пережить. А следующим летом – все то же самое: готовиться к новым холодам. Эх, было время, когда полки Империи весело шли по заморским странам, когда седоусые ветераны возвращались по домам с пожалованиями и наградами от Императора, поднимали выслуженные земельные наделы, то-то было веселое время! И зимы стояли совсем другие, и никто не боялся осенних ливней… Как давно… Все изменилось. И – все привыкли. Не спрашивали даже с чародеев, что когда-то громогласно клялись извести страшные осенние дожди раз и навсегда.
Хвалин, северный узел торговых путей, державший в кулаке всю милостиво дарованную гномам, кобольдам, гоблинам и оркам торговлю, не ударил бы лицом в грязь и перед нарядными городами коренного имперского юга. Здесь было на что посмотреть. Было что показать.
Уже наступил вечер, когда молодой чародей Ордена Арк спешился возле лучшей таверны города «Имперский Лев». По названью судя, ее почти наверняка основал кто-то из ветеранов. Не глядя, швырнул поводья подскочившим слугам. Не протянув руки, распахнул дверь. Вошел внутрь.
Нельзя сказать, что при одном его появлении на таверну пало гробовое молчание – но народ поутих, что верно, то верно. С поклонами и приветствиями поспешил содержатель заведения.
– Хвала Богу Истинному. Ужин и постель, – на миг разомкнулись бледные губы.
– Отцу, благ подателю, слава и трижды хвала… Какого вина прикажете, молодой господин? – еще ниже склонялся хозяин. Спину он гнуть умел не слишком хорошо, этот старый, бывалый воин, крепкий и кряжистый. Шириной плеч он поспорил бы с гномом.
– Не вина. Воды, – тонкий рот волшебника презрительно дрогнул.
Молодые адепты Ордена Арк никогда не употребляли хмельного.
Не снимая крест-накрест закрепленных за спиной коротких мечей, маг опустился на услужливо пододвинутый стул. Опустился – и замер, застыл, точно каменное изваяние. Казалось, на всем свете остался только он сам да еще небольшой кусок стола перед ним, где одно за другим возникали лучшие кушанья.
Мало-помалу народ оправился. Вновь зашелестели прервавшиеся разговоры, в чашах и кружках вновь вспенилось пиво, оробевшие было служанки высунули из-за занавесей смазливые мордашки; таверна мало-помалу оживала, хотя веселье в ней было куда менее бурным, чем до появления мага в черном.
Среди посетителей таверны оказался и проехавший утром через южные ворота веселый парень с пепельными волосами. Взгляд его, скользнувший по надменному волшебнику, выражал то же, что и у остальных гостей – невольный страх и откровенную зависть. И только самый лучший из имперских трагиков, несравненный Тит Оливий, да и то вряд ли, сумел бы заподозрить в этих эмоциях нечто наигранное. Пепельноволосый сидел над большой глиняной миской плова, запивая его дешевым пивом; он хохотал плоским и сальным шуткам соседей, сам отмачивал такие же, щипал старательно повизгивавших служанок и вообще ничем не выделялся из толпы. В ней он был неуязвим, слит с нею, растворен, совершенно неразличим. Любой взгляд скользил по нему, точно крюк по воде – зацепиться не за что.
Сегодняшнее задание оказалось слишком легким. Следить за надутым, чванливым болваном, до ушей напичканным заковыристыми заклятьями и оттого презирающим весь остальной мир, было не работой, а одной сплошной насмешкой.
«Ишь, расселся. Адепт Ордена Арк. Что, что ты хочешь доказать и кому, глупый ? Колдунов боятся и ненавидят – ты ничего не знаешь об этом? Когда исчезли Дану, ушли еще глубже под землю обреченные на медленное вымирание гномы, отгородились непроницаемыми завесами холодные гордецы-эльфы, оказались оттесненными в бесплодную тундру гоблины, орки, тролли и прочая Нелюдь, вместо них стали ненавидеть колдунов. Это ведь так естественно. Людям просто необходимо кого-то ненавидеть. Не станет колдунов – примутся за рыжих, или там горбоносых, или южан, или веснушчатых. Такова уж природа, и против нее не попрешь. Ну а раз так, умный человек сделает все, чтобы ни в коем случае не оказаться среди тех, против кого обернулась судьба. Совесть? Тут кто-то вспомнил про совесть?.. Скажите это крестьянкам, которые рожают детей на продажу, чтобы хоть как-то прокормить остальных».
Молодой парень с незапоминающимся, стертым лицом, в поношенной куртке и добротных, но отнюдь не новых сапогах сидел на лавке среди десятков таких же, как он. Так же, как они, он пил, ел, сквернословил, богохульствовал, не забывая потребовать себе и, в свою очередь, ближайшим соседям небольшую пузатую бутылочку местного кислого вина.
С адептом Ордена Арк он, кстати, сходился в одном – оба ненавидели хмельное.
Да, он хохотал, перешучивался со служаночками, что-то отвечал на полупьяную болтовню соседей, но при этом чуткие его уши слышали все, что говорилось даже в самом дальнем углу заведения, даже приглушенным полушепотом – хотя какие там тайные разговоры, когда угрюмой черной тумбой рядом высится волшебник из Арка?
***
В это самое время настал черед распахнуться и западным воротам Хвалина. Распахнуться для того, чтобы впустить внутрь длинный торговый караван гномов.
Нескончаемая вереница тяжело нагруженных пони уныло трусила по широкой, наезженной дороге (Особый декрет Императора воспрещал подземному племени пользоваться повозками). По обочинам шагали погонщики, грузчики, приказчики и прочие, кому и должно сопровождать караван. Каждый гном – низкорослый, коренастый, бородатый – носил на шее грубую деревянную бирку размером с доброе полено (Особый декрет Императора воспрещал хождение гномов без оных. Бирка означала уплату солидной пошлины за проход в земли людей). Безоружные гномы угрюмо месили пудовыми башмаками осеннюю грязь; караван тащился, словно похоронная процессия.
Охрану его составляло три десятка городовых орков, из того немногого числа, которым разрешено было остаться в имперских пределах, когда стало ясно, что охранять караваны гномов, как ни крути, а все-таки надо. Для немногих счастливчиков было сделано исключение. Правда, все они тоже носили бирки и платили тяжелый налог, однако это было лучше медленного умирания в бесплодной тундре.
Из оружия оркам оставили лишь дубины. Все стальное было строго-настрого запрещено. Предполагалось, что от серьезной опасности торговцев уберегут посты магических Орденов, а отбиться от разбойников можно и палицами.
Процессия остановилась перед воротами, и старшина орков, здоровенный, ражий детина, плосколицый, широкоглазый, с подпиленными клыками (еще одно унижение, которое пришлось вытерпеть ради заветной службы), шагнул к достопочтенному начальнику каравана Сидри сыну Стурле из колена Дромаронгов.
– Пришли-пришли. – Орк протянул широченную раскрытую ладонь. – Давай-давай, плати-плати. Как договорено.
– Не обижу, Тилли, – прогудел дородный гном, с достоинством оглаживая бороду, тщательно заправленную за широкий пояс (эх, где они теперь, знаменитые на весь свет украшенные самоцветами царские пояса гномов? В сокровищнице Императора, отданные как часть выкупа…). – Иль впервой ходим?
– Нет-нет. Но – как знать, тудыть-растудыть? – орк жизнерадостно осклабился.
– Тудыть… Самого бы тебя в эту тудыть… – ворчал Сидри, отсчитывая положенное. Над каждой монетой он испускал глубокий, полный искреннего отчаяния вздох.
– Ладно-ладно. Скупись – не скупись, – подбодрил гнома Тилли.
Орк и гном говорили между собой на общеимперском; в старину эти два народа не раз сходились между собой в жестоких стычках, и лишь понесенное и теми и другими поражение от людей заставило их если и не забыть старые обиды, то, по крайней мере, терпимее относиться к самому факту существования иных рас. Правда, языки друг друга они учить по-прежнему не желали, пользуясь самым распространенным и простым диалектом, широко разошедшимся по всей Империи, от внутренних морей до Окраинного Океана.
– Эхе-хе… Ну и времена настали распроклятые… – продолжал тем временем вздыхать Сидри. На глаза ему то и дело попадалась надпись на воротах крупными кривыми рунами, да вдобавок еще и с ошибками. «Входт ельфам, данам, оркам и гнумам толко с биркай!»
Начертанная мелом надпись изрядно устарела. Уже много десятилетий Дану не посещали Хвалин по собственной воле, пусть даже и с бирками инородцев, а лишь в качестве рабов, чтобы быть проданными на пыльной площади невольничьего рынка. Однако устав есть устав, и неграмотные стражники каждый день согласно циркуляру старательно подновляли надпись, сверяясь с замусоленным оригиналом. Изменить ее никто не озаботился.
Тилли вовремя толкнул разворчавшегося гнома в бок. Ворота раскрылись. Сопя, появился толстый начальник таможни. Стражники приступили к досмотру.
Ничего особенного в самой процедуре не было. Караван гномов – это тебе не южные купцы, чей приход возвеселяет сердца доблестной стражи. Это южане везут тонкие вина и фрукты, ткани и украшения, благовония и ковры – гномы-шномы же тащат железные крицы, тонкий, ювелирный уголь для тиглей, заготовки лемехов, дверных петель, борон, скобы, гвозди, необработанные камни для поделок – словом, не поживишься.
Начальник западной хвалинской таможни откровенно скучал. Свою взятку он уже получил, а больше придраться все равно было не к чему. Сидри он знал не один год – и знал, что осторожный, трусоватый гном никогда не ввяжется ни во что сомнительное.
– А это еще кто такие? – рыкнул он на унылого Сидри.
– Кто, кто?! – всполошился несчастный гном. – Ах, эти… Эти, изволите ли видеть.., внесены в список каравана.., пристали в пути…
Речь шла о двух высоких, стройных фигурах, что застыли возле самого конца растянувшейся цепочки лошадок.
– Внесены в список? Ну-ка, ну-ка… Подойдите сюда, откиньте капюшоны! Руки назад!
На подмогу таможенникам тотчас выдвинулась дюжина наемников-арбалетчиков.
Сидри стонал, обхватив голову руками. Остальные гномы мрачно топтались рядом со своим предводителем; у них не было никакого оружия, даже самый недлинный кинжал был увязан в тюки и опечатан имперским сотником при пересечении караваном границы людских владений.
– Внесены в списки каравана… – со зловещей ухмылкой повторил таможенник. – Счас мы на вас поглядим…
Двое. Мужчина и женщина, очень молодые, с чистой, розовой кожей, какую уже и не встретишь в загаженных людских поселениях. Оба высокие, он – в полных шесть футов, она – примерно пять с половиной. У обоих волосы густого золотого отлива, чеканные, твердые скулы, большие темно-зеленые глаза со странно поднятыми внешними уголками, тонкие рты, твердые подбородки с крошечными ямочками.
С первого взгляда было ясно, что они – не люди.
Правда, не были они и упомянутыми в воротной надписи «ельфами» или, того хуже, богомерзкими Дану. Скорее всего – племя Вольных, странного народа, чуть ли не древнее самих эльфов и Дану. Они испокон веку жили в своих дальних владениях на берегу Окраинного Океана, не вмешиваясь в дела остальных рас. Когда Империя сломила сопротивление эльфов, гномов и Дану, во время Первой Северной Войны, Вольные отчего-то остались в стороне, отвергнув предложения о союзе и от тех и от других.
И в дальнейшем, когда имперские латники добивали дерзнувшие поднять мятеж гномьи царства, когда имперские егеря, точно на зверей, охотились на Дану, когда жгли на кострах последних «диких» орков, гоблинов и прочих – Вольные оставались безучастны. И это при том, что они считались лучшими бойцами мира. Правда, имелась и у них своя слабость – лук, арбалет и пращу они презирали, считая оружием трусов.
Император не забыл выгодного для него нейтралитета Вольных. Желая усугубить раскол среди нечеловеческих рас, он издал указ – всякий желающий из племени Вольных мог в любое время принять подданство Империи. Обещаны были всяческие льготы и привилегии. Епископат допустил их даже к причастию – впрочем, не шибко настаивая на крещениях и прочем. Иерархи были неглупыми людьми. Нет нужды ссориться по пустякам с лучшими воинами во всей известной Ойкумене. Так что пусть себе так служат. Понадобится – притянем, как еретиков.
Впрочем, сами Вольные принимали причастие охотно и без особых понуждений, принимая это словно часть службы. Особого рвения в делах веры не проявляли – но, как уже говорилось выше, в Епископате сидели далеко не самые глупые люди. Знавшие, когда надо требовать рвения, а когда лучше и погодить.
Правда, за долгие годы действия этого указа им воспользовались считанные единицы Вольных.
«Кан-Торог, благородный капитан Вольной Стражи, с сестрой Кан-Молой», гласила строка в списке каравана. Таможенник узнал неровный почерк Сидри.
– Вольные? – удивился чиновник. – Ишь ты.., редкие птицы. Каким ветром занесло вас в Империю?
– Мы решили принять имперское подданство, – низким хриплым голосом ответил капитан. Его сестра промолчала.
– О, вот как? Ну что ж.., тогда другое дело. Ми.., милости просим. – Закон обязывал таможенника быть вежливым, то есть обрекал на муки адовы. – Хотя.., не слишком ли ты молод для такого чина, капитан? – проницательно заметил начальник таможни. Кан-Торог пожал плечами.
– Судьба поставила меня во главе трех сотен конников во время сражения. После него Круг Капитанов принял меня в свои ряды. Не мне обсуждать высокие решения старших.
– Бумаги! – потребовал бдительный таможенник. Бумаги оказались в порядке. В порядке оказалось и оружие – тщательно упакованное, перевязанное и опечатанное.
– И вы что, решили поселиться в нашем городе? – возвращая кожаный пакет с документами, полюбопытствовал начальник таможни.
– Мы еще не знаем, – пожал плечами Кан-Торог, – все возможно. Согласно указу Его величества мы хотели бы получить у имперского наместника в Хвалине бумагу, подтверждающую наше имперское подданство.
– Бог в помощь, – покровительственно проговорил таможенник. – Тогда последняя формальность. Снимите плащи, я должен убедиться, что у вас нет длинномерного оружия, запрещенного имперским законом…
Вольные молча подчинились. Под плащами – кожаные куртки, знаменитые чешуйчатые крхаппы, из шкур громадных ящериц, обитавших на западном побережье. Говорили, что такую куртку не пробить обычной стрелой.
…Однако даже бдительный таможенник не заметил – да и заметить не мог, – что после всех хлопот с караваном гном Сидри и двое Вольных отделились от остальных и вместе вошли в гостиницу.
***
Чародей из Ордена Арк. Юноша, отправленный следить за ним. Гном Сидри. Вольные, брат и сестра, точнее, прикидывающиеся братом и сестрой. Что привело вас всех в Хвалин, в один и тот же день, таких разных?
Я давно уже не покидаю своей кельи. Настоятель храма Хладного Пламени, в чьих подземельях я обосновался, считает себя обязанным посылать мне хлеб, овощи и вино, снабжать углем на зиму. Наверное, для него я – нечто вроде движимого храмового имущества, наподобие кота, ответственного за истребление крыс, в великом множестве расплодившихся в Хвалине.
Да, я не покидаю своей кельи. Наместник Хвалина думает, что я делаю это из страха перед ним. Его высокопреосвященство, епископ Хвалинский, кажется, искренне полагает, будто я замаливаю грехи. Колдуны Орденов – всех семи, без исключения – приписывают эту заслугу себе, однако те из них, в чьих головах содержится хоть немного мозгов, вздрагивают и осеняют себя охранительными знаками, едва заслышав мое имя. Разные мелкие иерархи Хвалинского епископата несколько раз набивались побеседовать со мной, но я отказался. Мне не о чем говорить со слугами Несуществующего. Пусть даже они называют Его Спасителем Мира и творят Его именем кое-какие чудеса.
Я же страшусь произнести имя Того, кто заточил меня здесь. Правда, убить меня Он не мог. Даже Он. И это утешает.
При мне осталось мое искусство.., хотя кто знает, может, мне было бы и легче, не знай я всего творящегося там, на поверхности. Но я знаю.
Мои жилы все испещрены крошечными бугорками запекшейся крови. Я рисую пента-, гекса-и окто-граммы, призывая Силы Света и Тьмы явиться ко мне. Духи ветров, духи озер и рек, духи океанов; мрачные создания, еще не получившие имен в официальной демонологии – они возникли, когда города Империи стали достаточно жестокими, чтобы людские горе и муки вызвали к жизни из камня мостовых и домов этих существ. Духи дорог. И еще многие.
Говорю я и с домовыми всех видов и разновидностей. Высокие маги Орденов глупы, пренебрегая этими чрезвычайно полезными созданиями. Я знаю все, что делается в Хвалине, в его окрестностях, на ведущих к нему трактах…
Стоит унылая осенняя ночь. Начерченная моей кровью гексаграмма медленно угасает. Ниобий, «чертенок», как назвали бы его необразованные местные, а на самом деле – маленький земной дух, торопливо запихивает в неожиданно широко распахнувшуюся пасть лакомство, состав коего я не сообщаю здесь, дабы не нарушать пищеварение достойных слушателей.
– Ты смотри, уж следующий раз меня-то призови, – закончив, он почти умоляюще глядит на меня, просительно складывая поросшие черной шерсткой лапки. – Призови, а? Меня, а не…
– Если ты мне понадобишься – призову, – обещаю я. Чертенок, уныло покивав, с досадой скребет затылок за правым рогом.
– Да-а, ты всегда только обещаешь, – обиженно тянет он, со вздохом косясь на тускнеющий контур охранной линии. Как только гексаграмма погаснет, ему придется возвращаться к себе, в унылое, безрадостное царство земляных духов, где ни света, ни движения, ни смеха… Не допусти нас Творец до такого жалкого существования.
Тем не менее свое сегодняшнее угощение он заслужил. Пожалуй, и в самом деле можно будет вызвать его просто так, в награду. Пусть порадуется. Потом будет служить еще лучше – и не только из страха перед властными, причиняющими невыносимую боль и муку заклятьями.
Все, что нужно, я знал. Протянувшиеся из разных концов Империи нити связывались в единый тугой узел – связывались здесь, в Хвалине.
Правда, чувствовал я и некую неполноту этого узла, словно в нем не хватало еще каких-то петель. Хорошо было бы заглянуть на восточную дорогу, однако надвигавшийся от Острага Смертный Ливень напрочь глушил все заклятья, направляемые в ту сторону. Духи тоже спешили убраться подальше из тех мест; так что, пока не минует туча, сделать ничего нельзя.
Мне оставалось лишь ждать, чем кончатся события здесь, в Хвалине, хотя я почти не сомневался, что ничем. Целей всех явившихся сюда с непраздным сердцем путников не было в городе; все – и чародей из Арка, и посланный по его следу соглядатай, и Вольные, в которых я чуял какую-то мрачную тайну, и гном Сидри – для всех них Хвалин был лишь промежуточным пунктом, откуда они должны были следовать дальше.
Кроме чародея Ордена Арк. Я уловил его тревогу и беспокойство, тщательно замаскированные привычной броней ледяного презрения к окружающим. Он чего-то ждал здесь, в Хвалине, – с тем, чтобы потом двинуться по своему пути дальше.
Гексаграмма погасла окончательно. Свеча горела еле-еле, с трудом освещая крошечный стол с раскрытой книгой. Я положил руку на чистые страницы и начал диктовать…
***
В этот день Император отходил ко сну не в духе. И было отчего! Ведавшие доставкой новостей маги только что, с поклонами и извинениями, вручили Его Солнцеподобному Величеству спешный пакет, наглухо запечатанный гербом Ордена Лив.
Тонкие, изящные пальцы (за изяществом почти всегда кроется сила) нетерпеливо сорвали голубой Печатный Камень. Карие глаза впились во вспыхнувшие голубым же – цвета Ордена – огнем строчки.
Восточная армия слала панические депеши о том, что три отборных легиона – Четвертый, Седьмой и Девятый Железный, под командованием его светлости герцога Парциваля, вследствие непомерной гордыни оной же светлости, оторвались от главных сил, заблудились в джунглях, после чего оказались прижаты к непроходимым болотам и поголовно уничтожены. В зловонных трясинах полегли восемь тысяч латников отборной имперской пехоты. Ничего не смогли сделать и приданные корпусу маги Синего Ордена Солей (между строчек угадывался ядовитый намек, что, мол, адепты Ордена Лив никогда не дали бы свершиться подобному); единственное, в чем преуспели волшебники, – это отправить в безопасное место его светлость герцога вместе с походными наложницами, псарями, лучшей охотничьей сворой, соколами и казной погибших легионов вместе с не выданным в срок жалованьем. Как свидетельство особой доблести герцога приводился тот факт, что он, герцог, всежертвеннейше отказался взять с собой одну из наложниц, захватив вместо этого знамена всех трех легионов.
Холеные пальцы Императора медленно, точно лаская, расправили пергамент. Кольцо с черным камнем на среднем пальце правой руки чуть заметно осветилось – мягким жемчужным светом. Лист донесения сам собой свернулся в трубку и, воспарив, понесся по воздуху к невидимым отсюда полкам, где в строгом порядке хранился весь имперский архив.
Император работал в колоссальной подземной библиотеке, где ряды полок тянулись чуть ли не на лигу; обширный стол повелителя стоял возле самого входа.
Человек, повелевавший мириадами своих подданных на всех берегах вокруг Ожерелья Внутренних Морей, рывком поднялся из кресла. Резким, раздраженным движением погасил светильник. Умирающее пламя (самое обычное, отнюдь не магическое) вырвало из тьмы строгое молодое лицо с чеканным, в точности как на новых монетах, профилем. Кудрявые волосы ниспадали до плеч. Карие глаза смотрели прямо и вдумчиво.
Императору только-только исполнилось двадцать три года. И правил он всего лишь семь дней.
Пятьдесят три недели тому назад его отец, прежний Император, ушел из жизни. Год после его смерти наследник носил глубокий траур, не открывая лица, не вкушая ничего, кроме самой простой и грубой пищи, проводя все время в молитвах и воинских упражнениях, ибо первые способствуют очищению души, вторые же – совершенствованию тела. У него отняли имя, теперь отныне и до самой смерти он будет лишь Императором, живым богом на земле, правителем самого мощного государства Имя, которым ею нарекли при рождении, вспомнят, лишь когда наступит его час уходить вслед за царственными предками и давать отчет перед их строгим и неподкупным судом.
Целый год страной правил Имперский Совет из наиболее приближенных к покойному Императору персон. Гранды Империи, опора трона, особо доверенные маги, его высокопреосвященство архиепископ Мельинский, высший церковный иерарх Империи, должны были не дать свершиться необратимой ломке, обеспечить плавный переход власти от одного Императора к другому. Молодой правитель (с закрытым лицом, но открытым слухом) обязан был присутствовать на всех заседаниях, дабы напитаться мудростью верных сподвижников отца. Что бы ни решили члены Имперского Совета, они пользовались полной неприкосновенностью. Новый Император не мог казнить или сместить их. Мог лишь удалить от себя – да и то не ранее, чем через десять лет после начала собственного правления.
Разумеется, все сказанное ни в коей мере не касалось магов или клириков.
Император встал, шагнул к замаскированной двери. Плащ двух имперских цветов – красного и золотого – волочился за ним по полу.
Проклятая война. Переправиться через Восходный Океан – зачем? Класть сотню за сотней, тысячу за тысячей – а тамошние обитатели отнюдь не стремятся к правильному бою. Бегут в леса, в непроходимые джунгли, оставляя земли без данников. Кому нужны такие владения? Но старому дворянству, всем этим пэрам и герцогам времен Первого Исхода, война нужна как воздух – иной жизни они себе и не мыслят. Вдобавок лично им война почти ничем не угрожает. Маги персональной свиты всегда готовы перенести сюзерена в безопасное место…
Молодой Император стремительно шел по роскошным, мрачным коридорам своего замка, возвышавшегося над столицей подобно черному ворону над добычей. Стража, особо отобранные воины, охранявшие каждую дверь, приветствовали его: правый кулак в латной рукавице ударял о панцирь слева, там, где сердце. Правитель отвечал – по уставу – коротким кивком. Да, он – владыка всего этого, владыка жизней и душ своих воинов, но командир всегда обязан ответить на приветствие младшего по чину. Этим стояла и стоит имперская армия.
Стояла… Император позволил себе досадливо тряхнуть головой. Лучшие, отборные тысячи полегли там, за океаном; полегли сверхсрочники, ветераны, прошедшие все и вся, без которых войско развалится в несколько дней. Объявляй теперь новый набор…
Да, в желающих недостатка не будет. Империя щедро платит тем, кто проливает за нее кровь. Каждому выслужившему полагается пенсия. Пенсия и кусок земли, которую он волен продать или же вести на ней хозяйство.
Но.., но это будет уже не то войско. Пока еще новобранцы, даже умеющие держать щит и меч, станут настоящими воинами!..
А все эти бароны да герцоги. Голубая кровь, за которыми – сила магических Орденов. Со времен основателя, величайшего волшебника, который когда-либо ходил по земле, Комнинуса Стразы, существуют во владениях Империи семь магических Орденов, по числу цветов радуги (что за нелепый обычай? И как поймешь, чем Голубой Лив отличается от Синего Солея? Красный Арк от Оранжевого Гарама?.. Пятая часть всех доходов Империи идет в их казну! Над каждым золотым плачешь!), семь Опор Трона, сдерживающих Нелюдь, что вынашивает кровожадные мечты о мести, хочет затопить Империю кровью, вновь вернуть себе то, что Творец даровал своему Избранному Народу!.. И якобы только голубая дворянская кровь делает человека способным к обучению колдовству…
Император криво усмехнулся (опять же, когда не видела стража). Маги.., проклятие его владений… В конце концов, даже от белых монахов вреда, кажется, меньше. Многие из тех, что на самом низу церковной пирамиды, искренне стараются помочь и облегчить жизнь простому люду, и ведь – что удивительно! – порой молитва их и впрямь позволяет творить чудеса. Небольшие, крошечные такие чудеса, ну вроде мешка муки двум голодающим сироткам, но все-таки!..
А маги.., с магами у него особый счет.
В детстве ему часто доставляли пленных Дану – когда егерям удавалось накрыть их очередное убежище. Его, мальчишку, выводили на посыпанный песком двор ристалища. Давали тупой короткий меч, слишком еще тяжелый для его рук. В окружающих ристалище ложах появлялись маги всех семи Орденов, наставники юного принца.
…А потом распахивались двери в дальней стене и на арену выгоняли детей-Дану.
– Атакуй, принц! Ты должен увидеть, как льется их кровь!..
…Император пинком ноги распахнул дверь опочивальни.
– Все вон! – зарычал он на камердинеров. Евнух-распорядитель имперских наложниц замешкался было, тотчас заработав ожог на лбу – правитель подбавил в свой и без того горящий взгляд немного истинного огня. После этого всю челядь как ветром сдуло.
Усилием воли приказав задвинуться тяжелому железному засову, механически шепча слова нужных оберегов, Император расстегнул застежки панциря. Правитель не имеет права расставаться с броней, когда он бодрствует. А уж перевязь с наследным кинжалом, на котором – руны, нанесенные главами всех семи Орденов, он не мог снимать даже в бане.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:12 | Сообщение # 5 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Кое-как содрав одежду, Император ничком рухнул на широченную постель. Отец, да будут справедливы к нему Подземные Боги, любил привести сюда целую дюжину наложниц – желательно не старше пятнадцати. Новому Императору эти забавы претили.
«…О Всемогущий, Спаситель, Податель Благ, зачем ты караешь меня этими воспоминаниями ? Почему они возвращаются ко мне снова и снова ? Почему я вновь и вновь вижу тот день, – мне восемь лет, и депутация третьего сословия из Хвалинского края преподносит мне щенка волкодава – смешного, лобастого, с толстыми лапами… Я беру его на руки, целую в нос, а он лижет меня в щеку. Учителя переглядываются с неодобрением, а потом, когда я устраиваю щенку постель в своей комнате, они вваливаются ко мне все семеро. У меня рябит в глазах от их плащей, и сердце сжимается – как будто мне предстоит порка за какую-то провинность.
– Принц, мы пришли к выводу, что сердце ваше полно непозволительной для Наследника Империи чувствительностью, – говорит Реваз, маг Красного Арка.
– Если дело пойдет так и дальше, вы не сможете с должной твердостью держать в руках бразды правления, – подхватывает Сежес, Голубая из Лива. Ее словам я удивляюсь – она казалась сердечнее прочих…
– Пойдемте, ваше высочество. Вам предстоит еще один урок, – Гахлан, Оранжевый, твердо берет меня за руку. Сежес подхватывает жалобно взвизгнувшего щенка.
…Мы приходим на ристалище. Камень боевого жертвенника черен и пуст. Моего щенка в один миг прикручивают к бронзовым скобам.
– Лиши его жизни, – приказывает Сежес, подавая мне кривой жертвенный нож.
Императоры не плачут. Но тогда мне пришлось собрать всю волю, чтобы сказать «нет!».
– Это необходимо, мой принц, – скрипит Гахлан. – Жестокость – единственная опора власти. Ваше сердце должно быть из камня. Тогда и только тогда сможет процветать Империя под вашим началом!
– Ему надо помочь, – вдруг говорит Сежес и – я даже оглянуться не успеваю – выхватывает откуда-то из-под плаща бронзовую обрядовую дубинку. Р-раз! – щенок забился, завизжал и заскулил. Из раны на лапе торчит обломок кости; кровь растекается по камню.
Я не закричал. Я был Императором уже тогда, хотя и без короны.
– Добей его, – говорит мне Сежес, вкладывая жертвенный нож мне в руку.
Я ударил, метя раскрыть ей живот от паха до пупка, как учили.
Раздался дружный смех. Волшебница с легкостью отбила мой выпад, отвесив полновесную оплеуху, так что я покатился по песку.
– Вставай, принц, – Сежес улыбается, – вставай и, если ты любишь это никчемное создание, прекрати его мучения.
Слово «любишь» звучит в ее устах точно грязное ругательство. И это притом, что она красива, очень красива и молода, как я теперь понимаю. У нее дивные глаза – прислуга болтала, что бабка Сежес была пленной эльфийкой, «ельфой», как ее называли кухарки и горничные.
Щенок уже не визжит, а сдавленно хрипит. Сежес тремя ударами перебила ему остальные лапы.
И тогда.., тогда я почувствовал, что плачу. И ударил – прямо в горло моего щенка, которому я даже не успел придумать имя.
Меня обрызгало кровью.
Я не стал жаловаться на наставников. За этим могла последовать только порка и ничего более. Но в тот день я поклялся, что отомщу.
…Подобное повторялось еще несколько раз. Щенки, котята, птицы – я должен был убивать их. Не всегда они ждали меня, привязанные к жертвеннику. Иногда я должен был сам ловить их, очумело метавшихся по арене. Сежес ставила большие песочные часы, и, если я не укладывался в отведенное время, порка бывала весьма жестокой.
… Через месяц после щенка мне впервые привели пленных детишек-Дану.
Их было пятеро. Крошечный младенец. Две малышки, сейчас я понимаю, что одной было годика три, другой – около пяти. Мальчишка, мой ровесник. И – самая старшая из всех, девчонка лет тринадцати.
… Тупой меч, в моих руках. Словно хлыст, хлещет голос Сежес:
– Убей их всех! Начни с девчонки!
Ее черные волосы криво и неровно срезаны. Высокая шея открыта Смешно и трогательно торчат острые уши. А я.., я уже не тот, что жалел щенка. Вдобавок они – Дану, наши извечные и кровные враги.
Сейчас мне кажется, что я ничего не чувствовал Но это, конечно, не так.
Девчонка стояла, презрительно глядя на меня. У нее одной из всех руки были скручены за спиной – Ну и слабак же ты, – процедила она на нашем языке – Выходишь драться, лишь когда врага уже связали! – И она плюнула мне в лицо.
В тот же миг мальчишка бросился на меня Кажется, он что-то кричал Он мне здорово помог – сработали боевые инстинкты, я разорвал ему мечом весь живот.
Меня вырвало Рвота была мучительной, с болью и судорогами, наверное, я бы не устоял, если б не страшный голос Сежес:
– Убей их всех.
Мальчишка-Дану корчился на земле; меня опьяняла кровь, не помня себя, я кинулся к связанной девчонке, замахнулся, ударил.
Мой меч был тупым и иззубренным (как я теперь понимаю, для того чтобы причинить жертвам еще большие муки. Дану упала с рассеченной шеей, а я.., я повернулся к малышам Девочки прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня. Однако ни одна из них не заплакала и не закричала – даже когда мой специально затупленный клинок кромсал их на части.
Потом я долго болел По ночам мне снились кошмары А когда выздоровел и когда мне вторично привели детей-Дану, убил их уже без особого трепета…»
Император неподвижно лежал на постели. Невидящие глаза смотрели в потолок. За дверью – он чувствовал – ждала напуганная его гневом челядь. За стенами замка спала Империя, ничего не знающая о черных воспоминаниях своего повелителя.
Ночь пройдет. Настанет день с его неизбывными делами. Сейчас осень, пора охот, благородные сословия разъехались по своим замкам – успеть отвести душу, пока не ударили Смертные Ливни. Имперский Совет не соберется ранее зимы.
Нет, сегодня ему все равно уже не уснуть. Бронзовый колокольчик тихонько звякнул, и в покой тотчас же ворвалась орда слуг.
– Ванну, все чистое, быстро! – вполголоса, сквозь зубы приказал владыка полумира.
«Ненавижу этих волшебников. Ненавижу. Чувствуешь себя донельзя грязным, стоит лишь мимоходом коснуться их делишек».
Семь Орденов держали под неусыпным надзором любое магическое движение в Империи. Семь – хотя на самом деле их было восемь, восьмой, Нерг, считался не имеющим цвета, его адепты держались особняком, не слишком вмешиваясь в дела окружающего мира. Они преследовали свои собственные цели, неведомые ни простым смертным, ни даже собратьям-магам. Они получали свою долю с доходов Империи, всегда исправно выступали на ее защиту, но своего посла при дворе не держали. Не было адептов Нерга и среди учителей Императора. Все попытки разузнать, чем занимаются в Бесцветной башне, как именовалась твердыня этого Ордена, оканчивались провалом. И, насколько было известно Императору, остальные семь Орденов тоже не слишком преуспели в этом – хотя кто может быть уверен, что эти добытые невероятной ценой сведения на деле не самый обычный обман?
Кое-кто, правда, болтал, будто Церковь уже давно можно считать девятым Орденом.
Девять. Число Мрака.
Император невидяще глядел прямо перед собой, сцепив руки и сдвинув брови. Больше ему ничего не оставалось делать. Ему, повелителю огромных пространств, по чьему слову шли в бой многотысячные армии, приходилось укрываться от недреманного ока Семицветных башен, использовать людей там, где с успехом справилось бы немудреное волшебство. Но иного выхода не оставалось.
Он не сомневался, что окружен соглядатаями. Три четверти его слуг наверняка шпионы Орденов. Их можно менять хоть каждый день – Сежес и ей подобные тотчас же завербуют новых. Император знал это. И потому не пытался ни от кого избавиться, хотя не раз замечал, что его письма перлюстрируются, и знал, кем именно.
Его почти никогда не оставляли наедине с самим собой. Только в библиотеке и опочивальне. Да и то – все та же Сежес допытывалась, чем прогневали повелителя его наложницы, отчего он избегает их? Они ему надоели? – все будут казнены и заменены новыми по первому его слову.
«Она не женщина. Даже не суккуб. Она.., она.., наверное, она вообще не человек, она из Каменного Народа, что признают и поклоняются одной лишь Целесообразности. Сколько там девчонок в Доме Удовольствий? Триста, пятьсот, тысяча? Императору не положено отягощать свою царственную память подобными мелочами».
Сейчас он всего лишь пленник собственного дворца. О да, наступит время, и он сам будет отдавать приказы, будет карать и миловать, как его отец.., хотя был ли отец свободен в своих решениях? Быть может, это одна лишь видимость?
– Охрану! – он знал, что отказываться от стражи бессмысленно. Капитан замковой гвардии просто не выполнит такой приказ. Пока он еще подчиняется только Имперскому Совету. Пятьдесят одну неделю спустя он, Император, уже сможет ходить по городу инкогнито, но сейчас…
Два десятка могучих воинов на черных, как ночь, конях ждали Императора у ворот. Половина из них была Вольными, получившими имперское подданство. Каждый из них был проверен всеми семью Орденами; волшебники ручались за них. Эти Вольные происходили из потерпевшего поражение и рассеянного клана; защита Империи одна давала им шансы выжить и отомстить. Служили они не за страх, а за совесть.
Второй десяток составляли имперские арбалетчики; считалось, что меткостью они превзошли даже эльфов.
Кавалькада прогремела по опускному мосту, обрушиваясь во мрак спящей столицы.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:21 | Сообщение # 6 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 3
Со вкусом поужинав, чародей Ордена Арк покинул «Имперский Лев». Заклятье перемещения позволило бы ему оказаться в нужном месте за единый миг; однако, в силу секретности миссии, Командор строго-настрого запретил всякую излишнюю волшбу. Соперничающие Ордена едва ли обратят внимание на молодого адепта, приехавшего в Хвалин, но стоит ему начать направо и налево пользоваться Силой Арка – то не преминут вглядеться попристальнее. И тогда…
Маг повертел головой, словно желая таким образом удостовериться, что она еще не покинула его плеч.
Собственно говоря, ничего особо сложного ему не предстояло. Встретить некую персону. Обменявшись с ней паролями, взять у данной персоны то, что оная будет иметь для передачи. В обмен вручить золото. Много золота, его пояс с трудом удерживается на бедрах. Потом, ни в коем случае не снимая покровов с переданного, следовать в ближайший орденский замок, где его и будет ожидать Командор Девран.
Несложное дело. Как справедливо говорит мудрый Командор, «самое лучшее решение – почти всегда самое простое». Вот такими малыми, незначительными на первый взгляд делами и куется Большая Победа.
Маг тронул коня. Устав Ордена Арк клеймил гордыню как один из восьми смертных грехов, но молодой волшебник не мог сдержать мстительной радости, глядя на склоняющиеся в поспешных поклонах спины хвалинских обывателей.
…Он не знал ни отца, ни матери. Рожденный в канаве подле грязной острагской корчмы, он был обречен погибнуть – однако Боги, и, прежде всего, конечно, Бог Истинный, по странной своей прихоти, вложили в него слишком много огня и силы. Голодный и холодный, он неведомо как миновал пору младенчества, когда умирало девять из десяти детишек; до семи лет он жил среди острагских нищих, быстро заслужив прозвище Барсаг2. Когда дело доходило до драки, кровь бросалась ему в голову, и он, точно берсерк, кидался на противника, пусть даже намного старше его и сильнее. Во время одной из таких драк его заметил Девран – тогда еще только Капитан-Лейтенант.
Потом было долгое обучение в башне. Покровитель Барсага стал Командором, однако не забыл того, кому он в свое время дал имя. Мальчишка выказывал большие способности и вскоре достиг второй ступени, в то время как многие его сверстники еще толклись в подмастерьях.
Илмет – так его нарекли в Ордене – понимал, что, несмотря на простоту, нынешнее дело весьма важно.
Командор послал его, самого верного, самого преданного, послал, не открыв всей сути предстоящего. Значит, оно действительно тайно и секретно. А самый лучший способ скрыть тайность своих действий – вести себя так, как и всегда. Именно поэтому Илмет оставил свой привычный черно-серебристый наряд, по которому его могли опознать за версту – чародей второй ступени, вырядившийся в одежду простонародья, вызовет куда больше подозрений.
Молодой маг не знал, что подозрения он уже вызвал.
***
Нужно было знать Хвалин лучше, чем собственную пятерню, чтобы, оставаясь незамеченным, следить за чародеем Ордена Арк, далеко не самым слабым. Парень с нсзапоминающимся лицом знал город именно так. Там, где конный вынужденно огибал кварталы плотно прижавшихся друг к дружке домов, пеший всегда находил щелочку.
«Куда его понесло на ночь глядя, этого колдуна? В какой гнусный волшебничий вертеп? Резать кривыми ножами новорожденного младенца, собирая его кровь, чтобы потом составлять убийственные свои снадобья? Или творить черное колдовство, вызывая демонов из потаенных глубин мироздания, надеясь выпытать их секреты и заставить служить себе?.. А может, этот парень просто решил наплевать на устав своего Ордена и ищет потаскушку на ночь?..»
Их судьбы были во многом схожи, судьбы мага Илмета из Ордена Арк и невзрачного шпиона, который давно уже запутался в собственных прозваньях. Здесь, в Хвалине, ему предстояло сделаться Фессом. Это имя было в то же время и паролем-пропуском. Серая Лига дала ему одну явку в городе – на самый крайний случай. Да еще – смертное заклятье, если попадется и поймет, что пыток ему не выдержать.
До сих пор Фессу ничего подобного не требовалось.
В Хвалине он был второй раз. Но ориентировался в городе лучше старожилов. Знал даже то, о чем они сами забыли, вроде заброшенных подвалов, пересохших колодцев, подземных ходов, когда-то прорытых то ли для обороны, то ли еще зачем; и сейчас он уже дважды настигал своего коня, как звался на жаргоне Лиги тот, за кем следишь, пройдя через пустые, затхлые подземелья.
«Нет, этот парень идет явно не в бордель. Они миновали веселый квартал, миновали Малый Рынок, храм, Средний Рынок, городское собрание…
К воротам, что ли ?»
Однако же они остановились, так и не достигнув внешней стены. Ярмарочная площадь, она же – Балаганная. Только что тут делать этому магу на ночь глядя?
А маг, небрежно спешившись, заученной твердой походкой (в любой толпе адепта Арка опознаешь по ней!) пересек площадь, остановился возле вбитого посередине столба, где ярмарочные распорядители вывешивали – для тех, кто сумеет прочесть – кто и когда приедет в славный град Хвалин. Обычая этого Фесс никогда не понимал и, сколь ни пытался, так и не проведал, откуда он взялся, кому нужен и почему не умирает, если читать умеет хорошо один из пятнадцати? Болтали, что этот обычай завели по требованию кого-то из магов. Может быть. Кто ведает? Но, так или иначе, конь постоял возле таблички, вгляделся. Постоял еще некоторое время – и назад.
…Проводив его до «Имперского Льва», Фесс вернулся на ярмарочную площадь. Уже совсем смерклось, улицы перегораживали рогатками, ночная стража занимала свои места. Перед столбом с табличкой пришлось засветить потайной фонарь-кроху; напрягая глаза, прочел:
«Последнее представление перед Ливнями! Передвижной Цирк господ Онфима и Онфима. Небывалое зрелище! Спешите все!»
И все это многобуквие – на небольшом пергаменте, со следами плохо смытой краски – видно, что листок использовался не раз. Кому от него польза? Многие ли прочитают?
Бросив ломать голову, Фесс вернулся в гостиницу. Пробравшись на чердак, при помощи слуховой трубки удостоверился в том, что маг на самом деле спит – и сам забылся, словно охотничий пес, в чуткой дреме.
***
Вольные, брат и сестра Каны, заперли за собой дверь тотчас же, едва переступив порог убогой комнатушки. Ничего иного Нелюдям не полагалось. Вот получите имперское подданство, вот отречетесь от своего прошлого, тогда пожалуйста, милости просим в лучшие гостиницы. А пока – не обессудьте.
– Слава Горе, – выдохнула девушка. – Хвалин. – Она говорила на общеимперском, с характерным для столичного говора четким и звонким «Г».
Юноша ничего не ответил. Спокойно уселся на узкую лежанку, опустил руки на колени и прикрыл глаза. Слова не нужны. Они пришли сюда делать дело. Все уже давным-давно обговорено – в гномьих копях. Теперь осталось дождаться Сидри с обещанными деньгами. Для дела нужно оружие, хотя Вольные вполне могут обойтись и без него. Если проклятый гном успеет все уладить (то есть сунет кому надо взятки) – завтра они с Алией двинутся на север.
– Что ты молчишь?! – не унималась девушка. – Ну скажи же…
– Не мешай, человече, – тихо ответил юноша.
– Человече? – девушка покраснела.
– А кто? Дитя человечье, подобранное моим народом, – спокойно произнес юноша. Ему и в голову не приходило, что это может обидеть или задеть – как может обидеть или задеть правда?
– Мог бы и не напоминать! – вспыхнула она.
– Почему? – равнодушно удивился Кан-Торог.
– Я Вольная! – прошипела девушка. Казалось, она готова вцепиться ногтями в лицо своему «брату». – Пусть не по крови – по духу! К чему ворошить былое?
– Если будет нужно, ты сумеешь поймать стрелу в полете? – осведомился молодой Капитан.
Алия опустила голову. Она прекрасно владела оружием, она справилась бы в поединке с почти любым противником из рода людей – но вот особые фокусы Вольных так и остались для нее недоступны. Требовалось нечто большее, чем воспитание и прилежание. Требовалась кровь.
– Поэтому замолчи, – с прежней бесстрастностью сказал Кан-Торог, вновь закрывая глаза.
Несколько мгновений девушка гневно смотрела на своего спутника; тонкие ноздри ее трепетали от ярости, пальцы судорожно тискали костяную рукоять кинжала.
– Отчего ты сердишься? – снова заговорил юноша. – Признаюсь, никогда не мог понять этой твоей привычки. Да и то – какая из тебя Вольная, Drearann Aeodni, если ты даешь волю чувствам после того, как получила задание на самом Круге Капитанов?
– Да, ты прав, брат мой, – девушка опустила голову. – Ты прав, прости меня, прости…
Кан-Торог вновь изумленно воззрился на спутницу.
– Теперь ты просишь прощения. У меня. Зачем? Если мы добьемся успеха, никому не будет дела до твоих слов и мыслей. Если мы проиграем, судить нас станет все тот же Круг. У него тебе и придется просить прощения, не у меня. Ох уж эта мне людская порода! Не обижайся, Тави, – вот, я уже и сам заговорил как твои сородичи! – ты неплохой боец, скажу больше – один из лучших, иначе Круг не дал бы тебя мне в спутницы, тебе ведомы людские секреты, ты владеешь магией… Чего тебе еще? Стать Вольной по крови? Такое не дано никому. Нет на свете такого чародейства, что обратило бы твою кровь в подобие текущей в наших жилах. Пойми это, Тави. Я многословен, это грех, но, идя с тобой на задание, я должен знать, что ты не подведешь из-за того, что станешь думать о чем-то еще, кроме.., ну, ты понимаешь меня.
– Да. Да.., конечно. – Кан-Мола, Алия, Тави – девушка со многими именами мягко опустилась на пятки в дальнем углу убогой комнатенки. Закрыла глаза. И теперь ее на самом деле стало невозможно отличить от кого-либо из племени Вольных. Какое волшебство превратило ее из обычной людской девчонки в полное подобие загадочного нелюдского рода – оставалось неведомо Молчание вползло в каморку, точно холодная змея. Вползло, заполняя бесчисленными извивами асе вокруг; тишина неодолимо глотала звук за звуком, шорох за шорохом, так что мало-помалу вокруг погруженных в безмолвие фигур сгустилось облако полной, предельной, непроницаемой тишины.
Глаза Кан-Торога чуть приоткрылись. Воин коротко взглянул на спутницу – веки ее были опущены, ресницы не дрожали, грудь поднималась и опадала медленно, точно девушка глубоко и покойно спала.
Однако, само собой, это было не так.
***
В соседней каморке гном Сидри тщательно запер подозрительно тонкую дверь. Хлипкий засов мог успокоить лишь полного глупца. Крепившие запор винты не выдержали бы и пары крепких пинков.
Из глубин просторной, латаной-перелатаной дорожной куртки Сидри выудил потертый кожаный кошель; завязки его скрепляла свинцовая печать Горного Короля с оттиснутой руной Сердца Глубин. Бормоча под нос какие-то слова – на тайном языке подземного племени, – гном согнул ее, выдернув шнурки. Из кошелька появился небольшой, размером с детский кулачок, сверток в серой тряпице. Сидри, похоже, вообще перестал дышать. Отложив в сторону печать, он откинул край свертка.
Лучина в кованом поставце неожиданно мигнула. Ровное желтое пламя сменилось дымными синеватыми языками; грызущиеся на куче отбросов под окном псы дружно взвыли.
– Rabbaar Drobdt!3– шепотом выругался Сидри. И было отчего – гостиница оказалась зачарована. Каждый камень в ее фундаменте, каждая источенная древожорами доска в стенах, каждый колченогий стул и каждый заплеванный стол, каждая полная клопами постель и каждая мерцающая лучина – все они жадно, неусыпно следили за чужой волшбой, ждали ее, алкали и, стоило этой магии проявиться – тотчас поднимали тревогу.
Гном поспешно зажал сверток в могучем кулаке. Левая рука Сидри торопливо сорвала с пояса одну из бесчисленных сумочек. Завязки разошлись сами собой, на столе появились древний желтый зуб какого-то неведомого чудовища, тусклое бронзовое кольцо с кроваво-алым кусочком дерева в оправе вместо камня и, наконец, крохотное невзрачное перо, на вид обычное воробьиное. Бормоча заклятия, гном положил желтый зуб острием к мерцающей лучине, надев кольцо на старую кость; перышко легло сверху.
Лучина тотчас же перестала мигать, и гном с облегчением вздохнул. Да, да, конечно, об этом немедленно узнают адепты Радуги – их в Хвалине полным-полно, город лежал на стыке владений Красного Арка, не имеющего цвета Нерга и Фиолетового Кутула, он всегда кишел шпионами и соглядатаями, доглядчиками и прознатчиками всех без исключения Орденов. Не оставляли Хвалин своим вниманием и Серые Мастера, сказочная лига воинов-разведчиков; хаживали в Хвалин и гномы, особенно из молодых, особенно те, что еще не расстались с иллюзиями, что Самоцветный Трон Горного Короля в один прекрасный день вновь займет свое прежнее место под Царь-Горой…
***
Лучина перестала мигать, и Кан-Мола, Алия, Тави, девушка со многими именами с усталым вздохом расслабила сведенные судорогой боли плечи. Держать заклятье дольше было уже выше ее сил. Радуга ничего не заподозрит.., но Сидри об этом знать не следует.
***
Переведя дух и поминутно косясь на усмиривший мигание лучины желтый зуб, Сидри продолжал ворожбу. Теперь ему удалось развернуть тряпицу; на грязной столешнице неожиданно остро и ярко блеснул не правильной формы кристалл, абсолютно бесцветный и прозрачный; свет прихотливо играл на сотнях граней.
Тихо бормоча себе под нос слова наговора, гном чуть присел, так, чтобы взгляд его оказался на одном уровне с досками стола. Прищурил левый глаз, всматриваясь в сверкающий камень; затаил дыхание…
Лучина вновь предостерегающе замигала. Кто-то тяжело застонал под половицей; из дымохода донеслось приглушенное завывание. У гнома задергалась щека, но взгляда он от камня так и не оторвал. Воздух в каморке начал потрескивать, под потолком заплясали рои синих светляков. По лбу Сидри покатились крупные капли пота – откуда-то снизу донеслись грубые голоса ночной стражи. Очевидно, хозяин таверны успел поднять тревогу. Однако, несмотря ни на что, Сидри не прерывал заклятья.
Над кристаллом неторопливо сгустилось синеватое облачко, плотное, словно стелющийся низиной туман. Затем на поверхности этого облачка возникла воронка, синие нити колдовского морока закружились, одна за другой втягиваясь в таинственный танец; со дна воронки ни миг глянула Тьма.., глянула и исчезла, уступив место бездонному звездному небу. Миг – и созвездия поползли вбок, появилась черная изломанная линия, очертания далекого горного хребта. Одна из гор, казалось, носит на каменной голове корону – четыре острых рога, четыре копейных навершия, с молчаливой угрозой нацелившиеся в пустоту небосвода. Коронованный колосс стремительно приближался, рос, заполняя собой все вокруг; гном замер, не в силах оторвать взгляд. Сейчас он не смог бы остановить действие заклинания, даже если б от этого зависело жить ему или умереть.
А затем на склоне исполина появилось нечто еще более темное, чем даже камень, черная плоть гор – зияющий провал пещеры, алчная пасть, вечно ждущая добычу глотка. Сидри дернулся всем телом, заскреб ногами по полу, точно стремясь отползти, отвернуться, укрыться от внезапно глянувшего на него из тьмы острого и голодного взора, заглушить прозвучавший мягкий зловещий голос:
– Ты сам пришел сюда, ты мой!..
***
– Магия! – Кан-Торог одним стремительным движением оказался на ногах. – Тави!
– Спокойно, – отозвалась девушка, не двигаясь и даже не разжимая зубов. Глаза ее оставались закрытыми. – Это необходимо, брат. Сидри должен отыскать Путь. И отыскать его он должен именно здесь, в Хвалине – если ты еще не забыл, конечно, на чьих костях покоятся фундаменты здешней цитадели и храма Мертвых.
Юноша быстро, отрывисто кивнул. Выхватил из длинного дорожного баула пару ничем не примечательных палок и ринулся в коридор – снизу по лестнице уже грохотали тяжеленные сапожищи городовой стражи.
Целясь в спину воина, Тави резко выбросила вперед руку – мизинец, безымянный и средний пальцы плотно поджаты, указательный распрямлен, большой смотрит в сторону, форма заклятия Ykkii. В тот же миг под передовым стражником проломилась ступенька лестницы, и тот с ужасными проклятиями рухнул вниз. Кан-Торог едва успел схватить его за запястье.
– Держись!..
Узкая лестница оказалась полностью перекрыта. Внизу глупый трактирщик свалил грудой какие-то железяки, и обливающийся холодным потом стражник видел как нарочно торчащие вверх острия.
Пока прятали мечи, пока вытягивали незадачливого воина, прошло некоторое время.
– Эй, а чего стряслось-то? – вежливо уступая дорогу, самым что ни на есть мирным тоном осведомился Вольный.
Только что спасенный урядник хмуро покосился на него. Вольный в имперском городе – это значило только одно: явился просить подданства. Как бойцы, Вольные ценились очень высоко, и ссориться с таким без нужды не следовало, но… Уж не он ли творил тут запретную волшбу?.. Однако не перекрывается ли это его привилегиями, о которых неграмотный урядник был наслышан, но деталей, разумеется, не знал.
– Мы должны проверить, – угрюмо буркнул он. – Понял или нет, парень?
– Да, конечно, – любезно улыбнулся юноша. – Помочь, сатаар?
Уряднику, что начальствовал над десятком городовых стражей, до истинного сатаара, воина конной гвардии Старых Императоров, было как от земли до Божественного Круга Небес, но лесть, даже грубая – всегда лесть.
– Благодарствую, – осклабился стражник. – Сами управимся.
Его люди грузно затопали следом.
Кан-Торог вежливо посторонился. На губах его играла змеиная, презрительная усмешка – эти простофили даже и не подумали, что так кстати оказавшийся рядом Вольный может просто тянуть время, давая сообщнику шанс скрыться. Тупицы, недоразумение Божественного Промысла, ошибка Великой Матери, по благости и равнодушию не исправленная Ее Сыном…
Ну ничего. Мы поможем.
***
Когда громыхающая когорта ввалилась в каморку Сидри, тот уже уничтожил все следы колдовства. Лучина горела ровно и мягко, доживая последние мгновения короткой своей жизни.
С гномом стражник держался совсем иначе, чем с прибывшим принять имперское подданство Вольным.
– Кто таков?! – рявкнул воин. Острие короткого и толстого меча, каким сподручно биться в тесноте, смотрело в грудь коренастому Сидри. По уложению, гномам, дварфам, цвергам и всей их родне строго-настрого воспрещалось носить оружие в имперских пределах. Ослушников ждали страшные Неврюевы Копи, где не могли продержаться дольше полугода даже самые крепкие из подземных обитателей.
– Сидри Дромаронг из колена Дромаронгов, сын Стурле, купец, – отрекомендовался гном, низко и поспешно кланяясь. За спиной десятника поднялась пара арбалетов – против этих стрел, пущенных в упор, не спасла бы даже спрятанная под кафтаном кольчужная рубаха, тоже, кстати, запрещенная Имперским эдиктом.
– Какую волшбу ты тут творил? – не опуская меч, зарычал урядник. – Отвечай, свинья земляная!
Сидри засопел; щеки его в один миг побагровели, словно пещерный гриб-поедушка во время цветения. Сравнить гнома с земляной свиньей значило нанести несмываемое оскорбление. Такое не исправить, не загладить, даже если медленно выпустить из врага всю кровь, каплю за каплей…
– С дозволения доблестного, я не творил здесь ничего предосудительного, – гном снова поклонился, упрямо заставляя гнуться прямую, не привыкшую к этому спину. – Как, наверное, известно доблестному, я, Сидри, добропорядочный и законопослушный купец (гном выпалил заученную тираду единым духом, выпучив глаза от усердия), в преславный град Хвалин, благоденствующий под сенью властительной имперской короны, да продлят силы земные и небесные дни ее носящего, я прибыл с грузом товаров, каковые товары все были явлены к осмотру на городской таможне, о чем в торговом моем журнале есть соответствующая роспись, скрепленная согласно Имперскому эдикту гербовой несмываемой печатью… – Он говорил, точно заведенный, не делая пауз и на одной ноте. На несколько мгновений стражник оторопел, однако и он оказался не из новичков, коим легко заговорить зубы.
– Ты мне книжонки свои поганые не тычь! Поворачивайся мордой к стене, руки за голову, и чтоб без глупостей! Парни, обыскать тут все! За стражевым чародеем послано?
– Так точно, Махар, – отозвался кто-то из двери. – Их волшебническое благородие обещали сей же час быть. Сами Ондуласт и обещали.
– Ондуласт? – Физиономия урядника расплылась в злорадной, не предвещавшей ничего хорошего ухмылке. – Ондуласт, гноме, это тебе не какой-нить фигляр, коего ты, хитрая харя, мог вокруг пальца обвести. Ондуласт из тебя на дознании все кишочки-то повытаскает.., отсюда даже и не выходя.
Судя по бледности, обильно проступившей на щеках Сидри, урядник не привирал и не преувеличивал.
– Так что колись сам, гноме, – тон стражника внезапно сделался ворчливо-доверительным. – Ты повинись.., да поклониться не забудь.., глядишь, Копи тебя и минуют.
Сказано было более чем достаточно. Почтенному купцу предлагалось как следует тряхнуть мошной, откупившись от дотошного наряда. После чего прибывшему волшебнику объяснили бы, что, мол, все проверили, никакого запретного колдовства и в помине не было, а весь сыр-бор поднялся из-за того, что трактирщикова кривая доченька привораживала себе на ночь какого ни есть завалящего мужичонку, да перепутала слова, отчего конфуз и вышел. Стражевые волшебники – тоже люди, нет им никакого интереса копаться в гномьем барахле, отыскивая следы недозволенной волшбы. Им, волшебникам, о своем думать надоть. Как подсидеть того, кто выше тебя; как самому не оказаться подсиженному… Наука, йомть!
Разумеется, Сидри все это прекрасно понимал. Разумеется, рука его немедленно нырнула за пазуху, к заветному кошельку. Разумеется, глаза стражников тотчас же вспыхнули алчным огнем, и, разумеется, все окончилось бы ко всеобщему удовлетворению, однако в тот самый миг в таверне угораздило появиться того самого Ондуласта.
Гул голосов внизу нежданно сменился полной тишиной. И в этой тишине прозвучал холодный, исполненный презрения голос:
– Ну, так и что здесь происходит?..
– Рекен-потрошитель! – вполголоса ругнулся урядник. И тотчас же заспешил, засуетился, зарычал на своих орлов:
– А ну, по местам, по местам! Как в уставе сказано? С мечами, альбо топорами, альбо иным оружием наголо.., от входа по обе стороны.., двое унутри… Трое с подозреваемым на волшбу, держа оного за руки и члены иные, не давая измыслить зловредство…
И, надо сказать, стражники исполняли приказы своего набольшего с небывалым рвением.
– А ну, отзынь, отзынь, парень! – разойдясь, прикрикнул урядник на путавшегося под ногами зеваку – Вольного. Какие там у него привилегии, это еще Рекен надвое сказал, а вот ежели Ондуласт возымеет на него, урядника, зуб…
Вольный, разумеется, тотчас же ощерился, точно пес, лишенный валявшейся перед самым носом кости.
– Это ты мне, славный воин? – проскрежетал он, сжав левый кулак и потирая его раскрытой правой ладонью. – Это ты мне, не давшему тебе нанизать себя на во-он те ржавые вертела внизу?..
Урядник уже открыл было рот, собираясь объяснить гордому дурачку, что с Ондуластом не шутят и что для всей его, Вольного, компании, вечер сей может закончиться в застенке, как вдруг…
Из соседней комнаты неслышно появилась красивая девка, судя по виду – тоже из Вольных.
– Что тут такое?.. – Она потянулась, точно молодая рысь, кокетливо прикрывая ладошкой зевок. – Что за шум?.. Поведай мне, о доблестный, причину этого переполоха!..
И при этом так глядела громадными своими глазищами, так глядела, что просто держись. Разврат, одним словом.
Урядник почувствовал, как по спине заструился пот. Он непроизвольно сглотнул – и один Рекен знает, чем бы окончились эти переглядушки, если бы на площадке в это время не появился достопочтенный мэтр Ондуласт, адепт Ордена Кутул, магистр второй ступени, почти что выслуживший себе вожделенную третью ступень и одноцветный фиолетовый плащ, однако же согрешивший в чем-то против установлении братии, и, несмотря на сохраненный высокий чин, пожизненно брошенный на службу одним из стражевых волшебников Хвалина. В силу чего лютый до невозможности, до сих пор не верящий в приключившуюся с ним беду и из кожи вон лезущий, дабы все-таки загладить свою вину и вновь вернуться туда, откуда он раз был с позором изгнан – по слухам, за совращение малолетней послушницы Фиолетового Ордена.
– Что тут происходит, сударь мой урядник? – ледяным тоном осведомился мэтр, обводя всех столпившихся прищуренным взглядом бесцветных глазок.
– Прибыли по сигналу! – лихо отрапортовал стражник, вытягиваясь что было мочи. – Сигнал недозволенной волшбы!.. Вот здесь, в этой каморке.
– А эта.., это.., гм.., существо где пребывало на тот момент?..
– В означенной каморке, мэтр Ондуласт, ваше волшебничество! – что было мочи рявкнул урядник, поедая начальство глазами.
– А.., гм.., все ясно. – Чародей вошел внутрь, брезгливо отстранившись от ближайшего воина – тот тщательно зажимал ладонью рот, однако, конечно же, не мог удержать в горсти могучего чесночного запаха.
Мэтр Ондуласт шагнул через порог и остановился в полутора саженях от непритворно дрожащего Сидри. Маг был невысок, худ, сутул, средних лет, с болезненно бледным, иссеченным морщинами лицом. Тонкий нос с горбинкой, глубокие складки, пролегшие от него к уголкам губ, придавали Ондуласту хищный, подозрительный вид. Казалось, он постоянно что-то вынюхивает или высматривает – то ли измену, то ли добычу. Злые языки болтали про него много всякого, однако чародеями Первого Ряда, магистрами и мастерами, он ни разу не был обвинен в небрежении или нарушении орденского кодекса. Хотя возможностей у стражевого волшебника, само собой, имелось хоть отбавляй.
– Тэ-экс… – неопределенно протянул чародей. – Нуте-с, приступим. Сознался ли уже преступитель? – повернулся он к уряднику.
– Никак нет, мэтр, ваше волшебничество, не сознался, – горестно сказал стражник.
– Плохо работаете, – Ондуласт поджал губы. – Плохо. Обо всем будет доложено.
– Виноваты, мэтр.., не погубите.., жена дома, дети малые.., смилуйтесь.., не лишайте живота… – здоровенный урядник мало что не рыдал в голос.
– Посмотрим, – процедил маг. – А что делают здесь посторонние? Почему не убраны? Нет, положительно невозможно работать в такой обстановке!
«Посторонними» здесь явно считались Вольные.
– Покорнейше прошу прощения у досточтимого мэтра, – сладким голоском пропела Тави, – но мы вместе с братом добирались до Хвалина в одном караване с мэтром Сидри, и потому…
– Вы, конечно, уже имеете на руках подтверждение вашего имперского подданства, равно как и перечень положенных льгот и привилегий? – не глядя на девушку, сухо осведомился Ондуласт, зачем-то кутаясь в плащ.
– Видите ли, почтенный мэтр, мы только что прибыли в город, и потому…
– Следовательно, на сей момент вы – поднадзорный элемент, не имеющий права голоса в гражданских и военных делах Империи, – отчеканил чародей. – Урядник! Распорядитесь…
– О, мы уже уходим, уже уходим!.. – прежним голоском объявила Тави. Сидри метнул на нее полный отчаяния взгляд, однако она уже повернулась к нему спиной.
Волшебник дождался, пока за Вольными закрылась дверь, брезгливо дернул щекой и вновь обратился к уряднику.
– Шмотки этого.., где они?
Три вьюка Сидри мгновенно оказались на полу перед чародеем.
– Выпотрошить! – бросил тот. – А его – обыскать. Выложите все найденное на стол и выметайтесь. Вместе с ним.
Гном стоял ни жив ни мертв, не дерзая даже утереть обильный пот, проступивший на лбу. Ондуласт с омерзением пошевелил носком черного сапога сваленные кучей пожитки Сидри, не снисходя даже до наложения заклятия.
– Это уберите сразу. Ничего нет, – распорядился он. – Теперь займемся вот этим…
К тому моменту на грязноватой, покрытой подозрительного вида темными пятнами столешнице лежали: дозволенный Эдиктом короткий складной нож с рукоятью розового пещерного дерева; кожаный тисненый кисет с монограммой гномьими рунами; огниво и кремешок в оплетке; не слишком чистая тряпица, как видно, служившая носовым платком; серебряная цепочка с гербом колена Дромаронгов, здоровенная связка ключей черного кованого металла; старенькая вишневая трубка с бронзовым кольцом на черенке; вторая трубка, поновее – запасная; свитница плотной кожи, деревянная резная коробочка с набором перьев и разноцветными чернильными бутылочками; полдюжины свитков, дюжина чистых листов; дорожный журнал в засаленном переплете; шейная лента; восемь парадных подвесок с дозволенными к ношению бериллами; и, наконец, короткая ясеневая палочка, тщательно ошкуренная и отполированная, но лишенная какой бы то ни было резьбы.
Ондуласту хватило одного взгляда на эту груду.
– Так, – он скривился еще больше, словно на язык ему попало нечто невообразимо горькое. – Свяжите этому лапы.., и постойте в коридоре. Не забудьте закрыть за собой дверь, урядник.
Повторять приказы Ондуласту не приходилось еще ни разу.
***
– Что он делает? – беззвучно спросил Кан-Торог.
– Тише! Тише! Ондуласт не дурак, и не слабак, – пальцы Тави так и мелькали. – Думай потише! Прикрывай мысли! Мне тебя полностью не спрятать… Так… Что он делает… Он уже, конечно, все понял. Достаточно было взглянуть на физиономию нашего бедного гнома. Но мэтр все равно будет искать следы.., потому что ему важна не только вина. Он хочет понять, что в действительности творил тут Сидри, потому что гномы скорее умрут под пытками, но тайну не выдадут. И вся знаменитая некромантия Фиолетового Ордена тут не поможет. Поэтому нашему мэтру придется попотеть.
– Но ведь…
– Ясное дело, ингредиентов там уже давно нет. Но для опытного мага взять след труда все равно не составит. Волшебникам-недоучкам, адептам самых низших степеней, я бы глаза отвести сумела, но с магистром второй ступени мне не совладать, Кан.
– Ясно. Меч…
– Ты погубишь Сидри и ничего не добьешься. Даже если мы и справимся с Ондуластом – а завалить магистра, уверяю тебя, не так-то просто даже такому, как ты, – увиденное гномом мы все равно потеряем. А без этого все лишается смысла. И помни, что это заклятье подвластно только Подгорному Племени.
– Что же…
– Иди, пристань к уряднику. Мол, как же так, гнома сейчас заберут, а у него наш багаж и все такое прочее. Ондуласта предоставь мне. И помни – никакого оружия. Пока. Это – на крайний случай.
***
В каморке Сидри мэтр Ондуласт неторопливо готовился наложить заклятье. Недозволенную магию он почуял, едва поднявшись по лестнице. Гном ворожил, в этом чародей не сомневался ни на йоту. Но вот зачем и на что? На удачу в торговых делах? Но она и так не отворачивалась от Сидри, если, конечно, по отношению к гномам вообще применимо теперь это слово – «удача». Нет, тут дело в чем-то ином…
Ондлуласт не был ни дураком, ни трусом. Он обладал цепкой памятью, великолепным воображением; вес это в свое время помогло ему подняться очень высоко.., и оно же послужило причиной падения. Лишь самую малость призадумавшись, волшебник вспомнил все детали торговых сделок Сидри за последние полгода. Да, гном гостевал в Хвалине с прибылью. Сейчас, перед Смертным Ливнем, спрос на строительные материалы Подгорного Племени всегда подскакивал, Дромаронгу не грозил убыток. Так зачем же ему рисковать, творя запретную волшбу? Да еще и такую странную? Известно, что гномы способны лишь к Предметной Магии, к чародейству амулетов и талисманов, чародейству, осуществляющемуся лишь посредством каких-то магических предметов, ну, например, драконьих зубов, клыков горгульи и тому подобного. Если Сидри ворожил – то куда он успел их деть? Выбросил в окно?.. С минуту мэтр стоял неподвижно, шаря мысленным взором в куче отбросов внизу. Нет.., нет.., и здесь нет.., и даже следа не было… Для верности он добавил заклятье Поиска, несмотря на противное жжение во рту и жесточайшую мигрень, ожидавшие его через несколько часов после наложения чар. Ему показалось, что заклинание встретило какое-то сопротивление, словно кто-то далеко-далеко, на другом конце города, пытался ему воспрепятствовать. Волшебник привычно напрягся, готовясь преломить чужую волю – однако сопротивление тотчас исчезло и уже не возобновлялось. А у самого мэтра не осталось и тени сомнения в том, что колдовские амулеты Сидри каморку через окно не покидали. Скорее их кто-то забрал и вынес обычным путем.
Да нет, это уж слишком сложно. Мифический сообщник… Мэтр поморщился. Нет, ничего не поделаешь, выяснять – так все до конца. И Ондуласт, вздыхая и кряхтя, заставил себя забыть об ожидающей впереди боли. Для начала он займется следом волшебства в Великом Эфире, а уж потом – амулетами и инструментами.
***
«Ничего не получается. Он слишком силен. Проклятье, какой Rabbaar Drobdt поставил на моем пути этого Ондуласта! – Тави лихорадочно возводила цепь заклинаний. – Сплошные неприятности. Сначала не подействовало ее охранное заклинание, что должно было полностью прикрыть ворожбу Сидри – а теперь еще и этот Ондуласт! Да, конечно, Кан может справиться со стражниками, а она – со стражевым чародеем, но что это даст? Ондуласта она может только убить – или, вернее, даже не убить, а лишь оглушить на время. И уж тогда о том, что она жива, в Хвалине и действует, узнает вся Радуга вкупе с Бесцветным Нергом. Нет. Надо тоньше.., тоньше.., еще тоньше…»
Ондуласт строил заклятье прямолинейно, но очень добротно и крепко. Ни единой трещины, ни единой сомнительной связки, притянутой за уши ассоциации, неверно подобранного обертона. Не говоря уж о неточном звучании Имен. Маг второй ступени не пользовался ни графикой, ни вещественным инструментарием, единственным оружием мэтра оставался его собственный разум, и справиться с ним, не поднимая суматохи на всю Империю, оказалось очень сложно.
«Разумеется, на уровне Тави – Алии, моя дорогая».
Мастерства хватило, чтобы, не вызвав подозрений, следить за каждым извивом его чародейства, но – не помешать ему. Ондуласт мгновенно установил, что магических предметов в комнате нет, что Сидри не успел их выбросить – и взялся за самую суть. След волшебства! След волшебства! В этом – самое главное. Сейчас, если ничего не предпринять…
В отчаянии она прижала правую ладонь к сердцу. Последний резерв чародея. Зачерпнуть собственной крови – то есть, разумеется, незримой истинной крови – тогда…
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:24 | Сообщение # 7 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Она еще не придумала, что же именно произойдет «тогда». Внутренний слух уловил нечто вроде исступленного ликующего вопля.
Ондуласт, разумеется, не мог пройти мимо столь явного и свежего следа волшбы, причем волшбы совершенно чуждой привычному колдовству башен.
Время!
Сейчас она даст сигнал, и…
Кан-Торог вгонит три дюйма возникшей из ниоткуда стали в горло ближайшему стражнику, пальцем пробьет глазницу второму, ногой отшвырнет третьего – раньше, чем кто-либо успеет хотя бы заметить, что происходит.
Ондуласт начнет разворачиваться к двери – маг немедленно почует запах смерти, – однако он всего лишь человек, и тело его куда медлительнее разума, и она, Алия, может успеть…
«Не вздумай, дура!.. Ты и так потом узнаешь все, что нужно!.. Выведаешь у трупа!»
Громкий стон ужаса и боли, внезапно раздавшийся за дверью, заставил всех вздрогнуть – даже самого Кан-Торога. Тави впилась зубами в ладонь, гася предательский стон. Неслышимый для прочих, могучим гудом тысячепудового колокола по Эфиру прокатился ответный магический удар. Изощренный, предельно запутанный, так что даже весь Кутул, собравшись вместе, не смог бы отследить колдовавшего. Девушка ощутила мгновенный укол острой зависти – настолько искусно сплетено заклятье, настолько хорошо замаскировано! И построено по совершенно неведомым ей законам…
Дверь каморки отворилась. На пороге возник Ондуласт. Тави не знала, чего и ждать; еще секунду назад она не сомневалась, что такой напор стражевому чародею ни за что не выдержать и что на полу уже распростерто бездыханное тело.
– Какой глупец поднял тревогу? – сквозь зубы процедил волшебник. – Разберитесь тут, урядник. С трактирщика возьмите штраф.., и все, что положено, за ложный сигнал.
С чародеями не спорят. Скривившись, урядник пихнул Сидри в спину.
– Гуляй, гноме. Считай, тебе сильно повезло.
Плюнув на прощание, десятник повел своих людей вниз – разбираться с несчастным трактирщиком. Можно было не сомневаться, доблестные воины проведут неплохую ночь, где окажется вволю пива, жаренных на вертеле поросят с лучшими шамрийскими специями, моченных в соленом каменном уксусе спинталей, что по карману лишь богачам из первой купеческой гильдии, да и служаночки, бесспорно, не станут сегодня упираться и отказывать мужественным стражам порядка.
Сидри со стоном рухнул прямо там, где стоял. Среди его многочисленных талантов значились и хитрость, и ловкость, и способность к магии; смелость же, увы, отсутствовала.
Прежде чем помочь гному, Кан-Торог убедился, что лестница пуста, никто не наблюдает и не подслушивает. Вольный почти на руках внес дородного гнома в их с Алией комнатенку.
– Клади его сюда, к огню, – распорядилась девушка.
– Вечно с этими каменными башками всякие неприятности, – не слишком дружелюбно проворчал юноша. – Клянусь Небесной Сохой, если бы не приказ Круга…
– Вот поэтому-то Круг и отправил с тобой меня, – Тави поджала губы.
– Ты о чем? – Кан жадно глотал воду прямо через край щербатого кувшина. Девушка взглянула на него с острой и внезапной неприязнью – словно на непроходимого тупицу, которому уже нет сил вновь растолковывать понятные даже ребенку вещи.
– Не понимаешь?.. Ну и ладно.
– Перестань, – воин вернул кувшин на место. – Скажи лучше, это ты отвела глаза Ондуласту? Признаться, я уже решил, что сейчас придется вскрывать глотки этим баранам…
«Когда он забывает об этих знаменитых „манерах Вольных“, то становится очень даже симпатичным.., как мужчина».
– Да, я отвела, – не моргнув глазом, сухо кивнула девушка, и уважения во взгляде Вольного тотчас прибавилось. Знать правду ему совсем не полагалось.
– Хм.., молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущенной.
– А ты еще сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведем Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне ? Кто ? Кто ? КТО?!»
Глава 4
Диктовать – мой последний сладкий порок. В такие моменты мне кажется, что прошлое оживает, рассеивается вечный туман, бессвязные обрывки чужого лепета на неведомых языках превращаются в осмысленные названия континентов, стран и городов, я вновь вспоминаю канувшее в великую Реку Времени величие, вспоминаю друзей.., или врагов?., вспоминаю славные деяния, кои, честное слово, достойны долгой памяти и долгих песен. Куда все это делось – я стараюсь не думать. Есть что-то неуловимо-правильное в моей нынешней келье, в ее убогих, закопченных стенах, в надменности недалекого настоятеля, так до сих пор и не понявшего, кого же именно он приютил в подземельях вверенного ему Храма. Да, да, во всем этом есть что-то неуловимо-правильное. Именно так. Заточивший меня сюда был зол, свиреп и силен, но при этом еще и справедлив. Я знаю, что кара – если это кара – заслужена.
Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что все справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придется смириться.., или наложить на меня еще более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую ее перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадет вся прелесть, все очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а все же младше меня!), старый безумный колдун, заточенный сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьей и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..
Сегодняшний день оставит хорошие страницы. И насколько же велик соблазн подтянуть узел этой интриги хоть чуточку туже!..
***
Бешеная скачка по улицам спящей столицы охладила его разгоряченную грудь. Молчаливые Вольные, вернейшие из вернейших, ждали его приказа, застыв в седлах, точно изваяния. Ни один из них не смотрел на своего повелителя. Когда будет нужно, он сам обратится к ним.
Глубокая ночь. Здесь, на дальнем юго-востоке Империи, Тьма властвует уже безраздельно. А на западных окраинах еще не закончился многотрудный день. Там еще не угасли печи и тигли ремесленников, не замерли станки ткачей, не закончили Волшбу Света чародеи.
Чародеи всесильной Радуги…
Императорский конвой, недвижный, безмолвный, окружал глубоко задумавшегося властелина. Они стояли возле самого края Замковой Горы, высоко над спящей столицей, высоко над горестями и радостями великого города, что мирно спал сейчас под ними.
Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Черного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Черного Города – не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, – при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги…
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным темным морем крыш Черного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен – точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Черном Городе по два укрепленных форпоста. Императору доносили – стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, – что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Черном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А еще во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Черном Городе тоже хватало – Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
В Господа тут веровали неложно.
«Кстати, священники на проповедях никогда не превозносят Радугу и не увещевают народ проникнуться к магам любовью, – вдруг подумал Император. – Словно и не замечают вымазанные навозом стены орденских башен. Тоже ведь, наверное, игра. Церковь – вот она, со своей паствой, а эти непонятные маги – где-то там, далеко, и нам, простым смертным, что заботятся о своей душе, не до них.
Тем более что Ужас Исхода до сих пор жив в памяти».
Никто не знает, чем Исход был вызван. Но тот Ужас, древний, первобытный Ужас, помнят до сих пор.
За старой внутренней стеной легли кварталы Города Белого – расторговавшееся купечество, ремесленная старшина, почтенное жречество, колдуны с патентами Радуги, цеховики, практикующие доктора (далеко не все согласны были лечиться даже у колдунов, не говоря уж о магах), куртизанки, содержатели приличных гостиниц, таверн и тому подобного, служилое дворянство, отставные урядники и капитаны, словом – чистая публика. Храмов и церквей здесь было почти столько же, сколько во всем Черном Городе. Паства Города Белого не скупилась на приношения Всевышним Силам.
Здесь же располагались официальные подворья Орденов Радуги – с нарочитой отстраненностью от императорской цитадели. Известно было, что маги чуть ли не год считали и вычисляли, добиваясь полной и абсолютной равноудаленности всех подворий от центральной крепости, дабы никто не смог бы хвастаться хотя бы таким «приближением» к правителю.
Белый Город освещался не в пример лучше Черного. Там по улицам вышагивала бдительная ночная стража, и невинной шестнадцатилетней девственнице здесь ничто не угрожало, вздумай она прогуляться даже и глубоко за полночь. В темное время ворота Белого Города накрепко запирались, словно вокруг раскинулся вражий стан.
Кварталы Белого Города оканчивались, упираясь в древний-предревний вал с внешней каменной облицовкой – самое первое укрепление, возведенное новыми хозяевами Maady4, едва только были потушены пожары и окончательно обрушены таранами все остатки уцелевших дочеловеческих строений. Вал этот обходил вокруг подошвы Замковой Скалы, с двух сторон упираясь в отвесный обрыв над полноводной Стимме. С самого края этого обрыва император и смотрел сейчас на свою столицу, сделав круг по ее улицам и вновь вернувшись к цитадели.
В пределах древнего вала сейчас оставались лишь городские усадьбы родовитой аристократии, несколько особо почитаемых храмов да казармы имперской гвардии. Были еще там специально разбитые и тщательно охраняемые парки – для променада сиятельных особ – да несколько роскошных гостиниц вместе с изысканными борделями. Правда, последнее время среди золотой столичной молодежи вошло в моду развлекаться в убогих кабаках Черного Города…
А возле самых стен императорского дворца скромно притулились семь орденских миссий. Именно там обитали Сежес, Гахлан, Реваз и им подобные. Обладающие Правом Слова и Дела в Имперском Совете.
Распоряжающиеся силами, перед которыми все армии государства – ничто. Истинные хозяева жизни и смерти. Хозяева бессчетных рабов.., среди коих и он, якобы владыка полумира.
Забывшись, он зарычал. Бесстрастные Вольные не дрогнули, а вот кони их испуганно захрапели, кося глазами. Так рычит жаждущий крови дикий агранн, настигая загнанную важенку.
Правда, эта важенка не поддалась бы никакому агранну. Ни десятку их, ни даже сотне. Но, быть может.., десятки тысяч аграннов сумели бы справиться и с такой добычей.
«…Да, это было бы настоящее дело. Он начал бы с Черного Города, он нашел бы колдунов-предателей, он нанял бы Вольных, он пообещал бы права и привилегии гномам, он… Rqnnakiehh Tbazd5, он утопит башни в крови, он, он и только он – истинный хозяин Империи! Он не позволит… Он не допустит… Он не даст этим жалким слабакам, среди коих лишь один из десяти может хоть как-то владеть мечом, не даст им властвовать над его Империей! И неважно, верны ли те мрачные слухи о человеческих жертвоприношениях, творимых в подземельях башен. И неважно, сколько новорожденных в муках испускает последний вздох на темных от пролитой крови алтарях. Он, Император, не герой в лилейных одеяниях. Однако он не позволит гробить армию за армией, легион за легионом в бессмысленных войнах, которые Радуга, очевидно, таковыми не считает. О, он выпустит кровь и из этих холеных отпрысков древних родов, уже вырождающихся от бесконечных кровосмешений – совершаемых не в силу необходимости, а лишь ради нарушения запрета Храмов. Он заставит их трепетать от ужаса, он станет их еженощным кошмаром, адом на земле, он очистит гноящуюся рану на теле страны, безжалостно отсечет зараженное мясо, чтобы.., чтобы…
А это уже на самом деле не так и важно».
Повелитель Империи тронул коня. Безмолвная стража Вольных двинулась следом.
«Интересно, сколько соглядатаев тащилось сегодня за мной следом? Сколько глаз приникли к магическим кристаллам, сколько перьев скрипело по тонковыделанным кожам, запечатлевая каждый мой шаг? И кто бы еще мне сказал, какую пользу извлекут Ордена из всего этого? Какие выводы сделают? Кто отправится на дыбу, кто вознесется? Если бы еще научиться хоть как-то использовать недовольных.., я уверен, они есть…
А ведь решение как будто бы на поверхности. Серая Лига. Основанный при пращурах, при первых Императорах тайный Орден прознатчиков и убийц. Потом, правда, во времена Первой Смуты, Лига приняла сторону мятежников.., а вырванная у Птака Первого мирная хартия раз и навсегда вывела ночных воинов из-под власти имперской короны, превратив в Орден наемников, служащих тому, кто больше заплатит. К ее услугам прибегали потом и верхушка дворянства, и богатые купеческие гильдии, и правители Империи, и даже командиры крестьянских повстанческих армий – в годы Второй Смуты, когда черное поветрие и голод вкупе с атаками Дану едва не привели государство к гибели, в то время как родовитая аристократия либо прятала хлеб, либо бежала на Южный Берег. Серые служили всем – и никому. Девиз Лиги гласит – «служи наемщику, покуда платит». Имперские архивы не сохранили записей о предательстве Серых или перепродаже ими тайных сведений, и все же, все же… Когда имеешь дело с Радугой, нельзя руководствоваться привычным. Серая Лига ничего не смогла разузнать о Нерге – вернули аванс; и это при том, что Серая Лига предупредила о пиратском вторжении, о набеге Т'Брина из-за Горячих Песков, Серая Лига в зародыше пресекла мятеж восточных графств, расправившись с собравшимися на тайный совет зачинателями заговора – но против магов они, похоже, бессильны. Хотя.., как знать… Патриарх Хеон клялся, что послал лучшего человека. Нет смысла пытаться проникнуть в главные орденские цитадели, слишком хорошо охраняются. А вот в провинции…
Так что не забывай о Серых, но при этом ищи и другую возможность. Иначе ты…
Иначе ты не Император».
***
Караван господина Онфима быстро настигала ночь. Ее темные крылья поглотили даже зловещее покрывало Смертных Ливней. Над фургонами висела тяжелая тишина. Поход Онфима и Агаты в лес отнял несколько драгоценных часов, а тучи, казалось, явился пришпоривать сам Хозяин Ветров. Темная кромка на горизонте поднималась все выше и выше – куда быстрее, чем за день или два до этого.
Первым начал озираться Нодлик, затравленно косясь через плечо. Глядя на него, побледнела и Эвелин – она знала, каково это, уходить из-под самого Ливня, отдавая саму себя за убежище…
Помрачнел Кицум; и лишь Троша с Агатой оставались каменно-спокойны; юноша – потому что просто не понимал, в чем дело (господин Онфим сказал, что успеем – значит, успеем, и не о чем тут беспокоиться. А что старшие боятся – так кто он такой, чтобы этому удивляться?). Агате же после Друнга все сделалось безразлично.
Вернувшись в фургон, она что-то отвечала на похабные шуточки Эвелин и Нодлика, отвечала, сама не слыша собственных слов. По правде говоря, она удивлялась, как еще не свалилась под копыта или колеса – девушка-Дану ничего не видела, ничего, кроме огненного росчерка в окутавшей ее черноте – Immelstorunn. Immeistomnn – в лапах Онфима. Не содержателя бродячего цирка, нет – в лапах коварного, хитрого и очень, очень, очень опасного типа, не то прихлебателя Красного Арка, не то его раба.
Сто лет Царь-Дерево выращивало Immelstorunn. Сто лет оно готовилось передать чудо-вещь в руки Дану. И передало – клейменой рабыне, лишенной свободы воли, не имеющей сил даже умереть после всего случившегося. Ливни? Отлично, пусть будут Ливни. После них от людей, коней да и от самих фургонов только и останутся, что голые скелеты. Недаром все крыши Северного Края, вдоль всего Пути Ливней, крыты не соломой, не тесом, не дранкой и не черепицей, а камнем. И – удивительное дело! – Смертные Ливни не трогают деревья в лесах. От не успевшего скрыться зверья остаются одни косточки, деревянные постройки первый же Ливень обратил в ничто, а обычные сосны, клены да дубы как стояли, так и стоят. Не говоря уж о Lhadarin Naastonn. Их ведь не смогла осилить даже людская магия…
…Этим вечером они не остановились. С заднего фургона доносились истошные вопли Еремея – заклинатель змей подгонял лошадей и кнутом, и самыми черными ругательствами. Время от времени к нему присоединялись то братцы-акробатцы, то Смерть-Дева, однако помогала вся эта суета плохо – измученные, исхлестанные кони упрямо отказывались ускорить шаг.
– Плохо дело, кошка, – Кицум готовился сменить на козлах Трошу и жестом позвал Агату с собой. – Плохо дело, остроухая. Тучи словно с цепи сорвались. Сколько я хаживал по этому Тракту, а такого не видел. Эдак они нас достанут дня через три… Не успеем до Хвалина добраться.
Чужаку, даже бродячему артисту, не найти укрывища перед Смертными Ливнями вне стен города. В деревнях далеко не у всех дома под камнем; куда больше бедняков строят просто временные лачуги, а когда наступает осень, не мудрствуя лукаво, перебираются за определенную мзду к богатому соседу. Все места сосчитаны и утверждены, и хоть ты криком кричи на пороге – засов для тебя не отопрут.
Господин Онфим это, по всей видимости, прекрасно знал. И потому гнал изо всех сил. Наверное, даже магия Арка (неважно уже, своя или заемная) не могла помочь ему сейчас.
…Покорно послушавшись Кицума, девушка-Дану вынырнула следом за ним из-под фургонного полога. Лес с обеих сторон сжал узкий здесь Тракт; мусорные деревья по-прежнему бормотали неразборчивые проклятия вслед бывшей своей повелительнице. Dad'rrount'got кончился, потянулась обычная хумансова чаща; где-то невдалеке от обочины тоскливо завывал голодный оборотень – наверное, опять сбежал из зверинцев Арка; впереди над дорогой заплясали быстрые черные тени авларов, летучих мышей-кровососов. Ими, доводилось слышать Агате, занимались в Кутуле…
Канун Смертных Ливней – время, когда Нечисть вновь и вновь тщится отыскать дорожку к человеческому жилью. Из глубоких логовищ, из тайных укрывищ на свет выползают остатки тех, кто когда-то владел всей этой землей – давным-давно, еще до гномов и эльфов, раньше, чем даже Дану. Вылезают те, кого, если верить Орденам, доблестные маги Радуги в основном истребили еще столетие назад. Вислюги, ногохвосты, голоухи. Прачки-кроволюбки, кошмарники, горлорезы. Недобитые, вконец одичавшие орки, тролли, кобольды – раньше эти брезговали человечиной, а теперь уже полностью уподобились тем же вислюгам или кроволюбкам.
Вислюги, голоухи, горлорезы – все они разумны и умеют говорить. Это твари из плоти и крови, правда, со своей магией. Но есть и другие – бродячие мертвецы, поднятые из могил неведомыми колдунами да так и оставшиеся бродить по миру на погибель всему живому; инкубы и суккубы, разнообразные обликом, но одинаково опасные, если встретишь их после захода солнца; бешеные сильваны; беспощадные, молчаливые убраки – охотники за головами; кривоногий, низкорослый Лесной Народ – духи не праведно убитых старых деревьев, облекшие себя в плоть и давшие клятву вечного мщения; и еще много, много иных. В обычное время магия Радуги держала их в отдалении от главных дорог, городов и крупных поселков, и лишь перед Смертными Ливнями – и во время оных, – когда волшебство семи Орденов слабело, все они могли выйти на большую охоту – заполнить брюхо и сделать запасы на долгую, долгую, долгую зиму.
По осени караваны обычно ходили не только с охраной, но и с одним-двумя стражевыми волшебниками. Господин же Онфим по знаменитой своей, всем известной скупости, нанимать в Остраге никого не стал, буркнув, что, мол, и так пронесет, а всякие прочие богатеи-умники, конечно же, могут уплатить волшебнику из собственного кармана, чему он, господин Онфим-первый, препятствовать никак не станет. Это разом заткнуло недовольным глотки.
Правда, справедливости ради следует заметить, что не дремали и Ордена Радуги. Оборотень мог и сбежать из зверинца, а мог с тем же успехом быть выпущен специально. Летучие же вампиры Кутула были явно посланы на Тракт охотиться. И все было бы ничего – но у господина Онфима не имелось с собой заклятья-пропуска, отпугивающего чудовищ Радуги. Для того же оборотня, тех же авларов два ярко размалеванных цирковых фургона оставались законной добычей, ничем не отличающейся от того же вислюга или убрака.
Кицум витиевато выругался и машинально пошарил за широким голенищем, где, как все знали, он хранил плоскую фляжечку отборного гномояда – на самый крайний случай.
– Плохо дело, данка. Оборотня я не боюсь, но вот эти мышки… Чую, потеряем коней, – невозмутимо закончил он, хотя всем известно: потеряешь коня на Тракте перед Ливнями – можешь сразу копать могилу.
– Что же ты молчишь… Aecktan?
Она не ответила.
– Aecktan? – уже настойчивее повторил Кицум.
Агата тупо смотрела перед собой.
Aecktan. Белочка-огневка на языке Дану. Так звала Агату мать, смешным домашним прозвищем, потому что девочка обожала отращивать волосы до немыслимой длины, помогая себе несложным детским колдовством, заплетая их в нечто схожее с пышным беличьим хвостом.
Глаза девушки вспыхнули. Несложное слово на родном языке внезапно прорвало непроглядную завесу горя, сорвало пелену с глаз. Откуда, откуда, ОТКУДА мог знать его горький пьяница Кицум? Или это просто совпадение? Единственное ласковое слово на ее родном наречии, известное старому клоуну?
– Аерас fyuarcky koi, Khoeteymi? – слова скользили стремительно и почти беззвучно, точно порхающие жарким летним днем высоко над землей ласточки. Если он ответит…
– Ghozyl shoacky koi, Seammi, horrshoarcky tyorrdnock, – быстрым шепотом и без малейшего акцента отозвался клоун. – Koi, Seamni, Koi, Seamni Oectacann.boewarry! Ol koi fuuarcky…
Он знал все, и даже ее полное родовое имя. Однако долго разговаривать им не дали. С козел заднего фургона завопил, размахивая руками и подпрыгивая, Еремей – заклинатель змей. Господин Онфим-первый интересовался, какого-такого нелегкого-нечистого передний фургон так плетется? Еще господину Онфиму благоугодно было узнать, видят ли Кицум с Нодликом впереди летучих мышей, и если видят, то, опять-таки, почему бездействуют?..
Бледные Нодлик с Эвелин тотчас же появились на козлах. Позади них шумно сопел Троша, тащивший охапку амуниции – короткие луки со стрелами и пару громадных плотных попон – укрыть бока и спины коней.
Останавливаться господин Онфим не разрешил. Троше и Агате пришлось накидывать попоны на бегу, а потом еще закрывать головы и шеи лошадей наспех содранными коврами – господин Онфим расщедрился.
Солнце садилось прямо напротив них. Узкая просека Тракта, окруженная черными стенами леса, казалось, упирается прямо в громадный багровый диск. Уныло, обреченно завывал оборотень – жить ему осталось до начала Ливня, не дольше. Черными точками на фоне уже не слепящего солнца вели свой танец авлары – сомнений нет, уже почуяли караван и теперь ждут заклятия-пропуска. Пропуска, которого нет.
Агата исполняла команды не рассуждая, точно безжизненная кукла. Кицум заговорил с ней на родном языке! Хуманс, оказывается, владел тайной, никогда не покидавшей пределы поселений Дану речью! И он обнаружил это перед ней! Ясно дело, неспроста!..
…Несколько лет назад воображение Агаты, конечно, уже нарисовало бы соблазнительную картину – кто-то из чародеев, Хозяев Слова Дану, появился здесь, чтобы спасти ее. Увы, те времена ушли безвозвратно. И теперь она скорее верила, что клоун Кицум на самом деле – ловкий прознатчик одного из семи Орденов. Только там еще могли сыскаться знатоки наречия Дану; правда, в таком случае от Кицума следовало бежать и как можно скорее – в башнях Радуги девушку-Дану могла постичь судьба горше самой смерти – горше последней, конечной смерти, когда не остается ни души, ни надежды, ни памяти, а дышащее существо просто проваливается в бездонный черный колодец вечной ночи, без надежды на воскрешение…
– Готова, данка? – без выражения бросил Кицум. – Бери лук. Твое племя славилось меткостью.
– Рехнулся, старый козел? – яростно зашипела Эвелин. – Хочешь, чтобы она всадила бы первую стрелу в горло мне, вторую – Нодлику, а третью – тебе, размалеванная образина?
– Вот-вот, правильно, – тотчас же встрял Нодлик. – Эй, ты, данка, марш к лошадям! Смотри, чтобы им в морды не вцепились.
– Это ж верная смерть, Нодлик, – нахмурился старый клоун.
– Тебе что, жалко это отродье? – вскинулась Эвелин.
– Мне-то нет, да вот только что скажет господин Онфим? Девка-то его собственность!.. Это несколько отрезвило.
– Эй, там, на головном, готовы? – заорал сзади Еремей.
– Готовы! – отозвался клоун.
– Тогда давай вожжи и вперед! Господин Онфим говорит, что стая долго гнаться не будет!
– Подавай мне стрелы, Агата, – спокойно сказал Кицум девушке.
Авлары рухнули на караван тонко визжащей тучей. Остро потянуло отвратительной вонью; Эвелин перегнулась через борт повозки, Нодлик и Троша, побледнев, схватились кто за живот, кто за горло; и лишь Кицум остался невозмутим. Вскинул лук, бросил стрелу – под копыта коней покатилась первая тушка.
Авлары сперва атаковали лошадей. Попоны затрещали под натиском десятков небольших, но очень острых черных коготков; кони с истошным ржанием рванули, не нуждаясь в вожжах. Первым пришедший в себя Нодлик вслед за Кицумом стал посылать стрелу за стрелой в летучих бестий. Троше же пришлось в основном заботиться о полубесчувственной Эвелин – женщину мучительно рвало от непереносимой вони, и толку от нее не было никакого.
Два лука против доброй сотни порхающих, точно бабочки, тварей – это маловато. Авлары осмелели. Не решаясь бросаться коням в ноги, они атаковали людей.
Агата наугад отмахнулась попавшимся под руку дрыном – по уродливой черной морде, по раззявленной пасти, полной крошечных острейших зубов… Тварь захлебнулась собственной кровью, трепыхаясь, кожаный мешок полетел вниз, где – надеялась девушка – его переедет колесо. Дану вообще презирали охоту и трепетно относились к жизни любого существа, но сейчас перед Агатой был не честный зверь, которого она сумела бы отвадить, а мерзкое порождение хумансовой магии, рожденное в подземельях Кутула, и девушка не чувствовала никакой жалости.
Вожжи пришлось бросить. Кони мчали сами по себе; их бока и спины превратились в сплошной шевелящийся черный ковер. Кицум, Нодлик, Троша не колеблясь били по нему легкими стрелами – они не пробивали толстых стеганых попон. Агате и пришедшей в себя Эвелин пришлось, размахивая дрынами, отгонять авларов от лучников. Оказалось, что женщина на удивление ловко владеет немудреным оружием – куда лучше, чем положено даже опытной жонглерше.
Однако крылатых вампиров слетелось слишком много.
– Ай! – Троша схватился за окровавленное плечо. Кицум наотмашь хлестнул ладонью по черной твари, словно отвешивая оплеуху – брызнула темная, почти синяя кровь, нетопырь затрепыхался на дне фургона. Задыхаясь от омерзения, Агата наступила сапожком ему на голову.
Хрипя, ругаясь, вскрикивая от укусов, они продолжали отбиваться – однако вот одна из лошадей, не выдержав, вдруг взвилась на дыбы, отменного качества постромки лопнули, и животное бросилось наутек, по пятам преследуемое черной сворой. Бедняга надеялась найти спасение в бегстве.
…Прежде чем вырваться из объятий стаи, фургон потерял еще одного коня. После этого уцелевшие авлары, лениво взмахивая черными крыльями, потянулись прочь от дороги – сегодня пиршество им было обеспечено.
Уцелевшая пара измученных, израненных животных еле-еле протащила фургон еще примерно с лигу и встала.
Господин Онфим был очень недоволен. Мрачный, он пару раз обошел фургон кругом, скривившись, пересчитал сундуки с цирковым добром… Кицум, Нодлик, Эвелин, Троша и, уж конечно, Агата боялись даже вздохнуть.
– Придется бросить, – заявил наконец господин Онфим-первый. – Придется бросить, нерадивые, нерасторопные болваны! Из-за вас я почти разорен!.. Потерять такой фургон!.. Клянусь, следовало бы оставить здесь вас всех подыхать под Ливнем – таких артистов, как вы, я найду на любой ярмарке, а вот где я найду такой замечательный фургон?!
Разумеется, никто не дерзнул напомнить господину Онфиму, что, если бы не его скупость, они имели бы заклятье-пропуск, с коим миновали бы авларов без всяких хлопот. Интересно, на что рассчитывал хозяин? Что повезет, ловчая стая Кутула им не попадется?..
Тяжело дыша, защитники передового фургона стояли перед Онфимом, понурив головы. Все оказались изрядно попятнаны, Нодлик прижимал ладонь к наскоро перевязанному уху – похоже, от него осталось не больше половины. Господина Онфима все знали слишком хорошо. Ему и в самом деле ничего не стоит бросить людей здесь на верную смерть, даже более чем верную – от Ливня лес не укрытие, по крайней мере для них.
Вышагивая вокруг фургона, господин Онфим пару раз покосился-таки на восток – стена туч поднималась все выше. Закатный пламень бессильно, точно прибой о скалу, бился о воздвигшуюся преграду, за которой уже вовсю хозяйничала Смерть. Суболичья Пустошь и Остраг уже накрыло. О том, что творится там сейчас, лучше было и не думать.
– Господин Онфим… – рот Эвелин жалко кривился, в глазах стояли слезы. – Господин Онфим.., пожалуйста.., не губите…
– Не губите! Х-ха! – ворчливо отозвался хозяин. – Вас пожалеешь, так сам под Ливень попадешь… Ладно, я сегодня добрый. Выпрягайте коней. Сундуки и все прочее – бросить. Взять только самое нужное, без чего нельзя выступать. Сами виноваты. Стрелять надо было лучше.
Агата услыхала, как старый клоун рядом с ней скрипнул зубами.
– Кажется, ты что-то хотел сказать, почтенный Кицум? – с убийственной вежливостью повернулся к нему хозяин. – Если хотел, так скажи, не таись.
– Нет, нет, ничего, – покорно забормотал Кицум, низко нагибая голову.
– А раз ничего, так и хорошо, – подхватил Онфим и зашагал прочь, к своему фургону. – Поторапливайтесь, лентяи, – я вас ждать не стану.
Проще всех собираться было Агате. Ничего своего, кроме маленького узелка с одеждой. Троше пришлось бросить свои железные шары – «с камнями упражняйся», буркнул господин Онфим. Зато с Нодликом и Эвелин разыгралась настоящая трагедия.
– Мои платья! В чем мне выступать?!
– Оставь одно! – рычал Онфим. – Кидай, кидай в кусты, да живее!..
…Наконец тронулись. В просторном хозяйском фургоне враз стало тесно. Правда, сам господин Онфим не потеснился ни на йоту – это пришлось проделать Еремею и братцам-акробатцам. Тукк и Токк попробовали было ворчать, но Кицум втихаря вдруг очень ловко и быстро сунул кулаком под ребра тощему акробату, и тот разом подавился бранью.
Двух высвободившихся лошадей припрягли, и фургон, даже перегруженный, побежал едва ли не резвее прежнего – прямо к тому месту, где тонуло в земной тверди усталое солнце.
Агату немедля отправили чистить котлы, а вдобавок на ней сорвал злость господин Токк – за Кицумов кулак. Утирая сочащуюся из разбитого носа кровь, девушка-Дану взялась за всегдашнюю работу.
Фургон настигала ночь. Настигала, настигла и перегнала. На передках зажгли пару фонарей. Покончив с котлами, Агата взялась за стряпню.
Близость immeistorunn'a сводила с ума. Чудо Дану лежало совсем рядом; Агата почти не чувствовала ни стен сундуков, ни стальных кольчужных оплеток, запертых на заговоренные замки, в кои Онфим упрятал драгоценную добычу. Immelstonmn рядом! Рядом! И неужели она, дочь Племени Дану, не найдет средства до него дотянуться?..
…Впрочем, когда-то она точно так же думала, что сумеет вырваться из плена хумансов.
…Еремея сменил на козлах Троша. Нодлику кое-как залечили разорванное ухо. Господин Онфим готовился ко сну – в обществе Таньши, Смерть-девы. Агате достался самый грязный и холодный угол, но ей было не привыкать.
Ночь пала на одинокий фургон, точно филин на добычу.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:25 | Сообщение # 8 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| ***
А далеко на юге, в Мельине, ночь уже давно властвовала безраздельно. Наступил краткий час ее ежедневного торжества. Мрак черными змеями извивался по улицам столицы, надменно игнорируя жалкий свет фонарей. То тут, то там в ночи слышались подозрительные шорохи, шевеленье, алчные плотоядные вздохи, хрипы и стоны. Огромный город жил особой, ночной жизнью; и по его брусчаткам вышагивала сейчас лишь до зубов вооруженная стража.
Как ни хвалились маги Радуги, что извели Нечисть под корень и что она теперь-де гнездится только в отдаленных, глухих уголках, каждый обитатель Мельина, от последнего мусорщика до имперского канцлера, формально – второго лица в государстве, знали, что в катакомбах под городом, в старых подвалах и складах обитают Хозяева Ночи, с которыми лучше не встречаться лицом к лицу, если, конечно, у тебя за спиной нет десятка панцирников и пары стражевых волшебников в придачу.
Знали ли об этом чародеи Радуги? Ну конечно же, знали. В этом Император не сомневался. Недаром время от времени они устраивали большие крысиные облавы, порой – с немалым успехом. После таких облав у Пепельных ворот порой громоздились целые холмы коричневых, черных, пегих тел, не поймешь, то ли человеческих, то ли звериных; однако плотная цепь младших послушников не подпускала к страшному кургану никого, даже имперских чиновников. Официально сообщалось, что Нечисть-де, мол, просачивается в столицу и, как только ее. Нечисти, скапливается достаточно много, волшебники семи Орденов изводят ее под корень.
Известная доля правды, не мог не признать Император, в сем присутствовала. Но именно лишь известная. Нечисть вовсе не просачивалась в Мельин. Она жила тут всегда, с первых дней основания города. Император ни на миг не забывал, на чьих фундаментах покоятся дворцы и особняки Белого Города, таверны, ночлежки и притоны Черного. Старые выработки, подземные склады, водоводы, стоки для нечистот – все это в Мельине к моменту, когда в основание крепости лег первый камень, уже было. Покинутые настоящими хозяевами, подземелья стали пристанищем разнообразной Нечисти, расплодившейся и изменившейся потом так, что никакая сила не могла изгнать ее оттуда.
А в окрестностях под землей тянулись туннели тарлингов, этих верных псов богомерзких Дану. С ними Радуга тоже билась насмерть. Тарлинги, словно паучьей сетью, опутали своими ходами почти все южные города Империи; поговаривали, что они добрались и до Хвалина. Еще меньше, чем гномы, похожие на каких-то подземных кентавров, только со змеиным туловищем вместо лошадиного, безмозглые, но многочисленные, они питались абсолютно всем – от древесных опилок до человеческого мяса. Радуге приходилось немало трудиться, чтобы не дать расплодиться этим созданиям. Правда, тарлинги никогда не нападали первыми. И боялись каменного уксуса пуще всяких заклятий. Однако, несмотря даже и на это, полностью извести их не удалось даже в окрестностях Мельина.
…Совсем недавно Сежес вежливо, но твердо отвергла предложенную Императором помощь. Странно, заметил тогда правитель, зачем тратить силы на облавы и схватки, рисковать адептами, если при помощи тех же заклинаний можно отыскать все до единого входы в катакомбы, отыскать и замуровать, тем самым раз и навсегда покончив с Нечистью?
Волшебница тогда лишь строго посмотрела на своего недавнего воспитанника (надо сказать, что с тех времен она совершенно не изменилась).
– Как известно повелителю мира, Нечисть не плодится в подземельях Мельина. Этого не происходит благодаря неустанной заботе магов Радуги. Нечисть, как, бесспорно, известно повелителю мира, лишь просачивается в город. По мере отпущенных нам сил мы противостоим ей, охраняя мирный сон обывателей. Нет никакой нужды в иных мерах, нежели чем предпринимающиеся сегодня.
И – все. Не поспоришь.
– За мной, – негромко скомандовал Император эскорту.
Они двинулись вниз. К Черному Городу.
«Во всей столице нет ни одного человека, которому я мог бы полностью, безоговорочно доверять. У меня нет „своих людей“ в городских низах. Нет – среди купеческой старшины. Среди оружейников. Среди простых воинов. Среди жрецов, священников и монахов. Нигде никого. К моим услугам непонятно почему не прижатая Радугой Серая Лига.., но, наверное, именно потому и не прижатая, что она – единственная. Единственная тайная организация во всей Империи, если, конечно, не считать бесчисленных дворянских „орденов“, созданных в подражение Радуге. Но об этих нет смысла даже и думать… Погоди. Первый признак плохого правителя – отбрасывание чего бы то ни было с порога, потому что у тебя уже сложилось такое мнение. Не станем ничего отвергать. Не будем отвергать даже Церковь Спасителя, хотя ей, конечно, не потягаться силами с Радугой. Посмотрим. Может, в этом и будет состоять мое первое задание Серой Лиге – найти тех, что играют в тайну, в заговор, в тому подобное… Пусть Радуга об этом узнает. Пусть думает, что меня больше всего волнует опасность дворцового переворота. И… Боги Небесные, мне просто позарез нужны СВОИ!»
Кавалькада миновала Белый Город. Стража у запертых по ночному времени внутренних ворот строго по уставу отсалютовала повелителю начищенным до блеска оружием.
«Куда дальше? В глубь Черного Города, к укрывищу Лиги? Или в один из его притонов – посмотреть на славных моих ветеранов, опору трона, становой хребет армии, предающихся невинным забавам ? Или к кому-то из жрецов? Или к Служащим Спасителю? Они порой умеют красиво спорить, если, конечно, бесплодные словопрения можно счесть разумной тратой времени. Или… Или заглянуть вниз?»
От этой мысли по спине пробежала дрожь. Император знал, что такое страх. И не стыдился признаться себе в этом. Он боялся Радуги. Маги могли сотворить с ним все что угодно – собственно говоря, он не понимал, почему они все еще терпят его. Мечи – ничто против колдовства, а его собственная магия – не более чем детские забавы по сравнению со смертельно опасной, ужасающей волшбой Радуги. Некромантия – еще из самых невинных их занятий. Об остальном даже он, Император, избегает лишний раз вспоминать. Настолько страшно и отвратительно. И чего только не хватает этим типам в одноцветных плащах…
Император лукавит. Он отлично знает, чего не хватает всей Радуге. Двух вещей – власти и бессмертия. Бессмертия и власти.
«Может, заглянуть вниз?.. Да-да, туда, в те самые катакомбы, потешить душу схваткой? Потешить, не зная, чем закончится бой, и не случится ли так, что Империя потеряет правителя?.. Но, быть может, это и лучше, чем терпеть дальше?..
Тебе ведом страх. Император. Тебе ведома боль. Ты – каменное сердце Империи.., но сам ты далеко не из камня. Ты глушишь черные мысли скачкой сквозь черную же ночь – но настанет миг, когда заглушить их не сможет уже ничто».
Поколебавшись лишь самое короткое время, повелитель Империи велел открыть ворота. Отряд двинулся дальше, в глубь Черного Города.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:26 | Сообщение # 9 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 5
На многострадальный Хвалин с востока надвигался Смертный Ливень; еще немного, и жизнь в городе замрет. Сделав необходимые закупки, жители попрячутся по щелям. Волшебники всех семи Орденов, напротив, выйдут из зачарованных башен – творить посильное, отводя беду от города. До конца, конечно же, не отведут – но все-таки встретить Ливень в граде совсем не то, что в чистом поле. Вот почему по осени в городах Ливневой Полосы становится так людно.
Те, кто хотел, покинули северные края давным-давно – главным образом родовитые аристократы, но куда больше народа осталось. После Смертного Ливня на диво хорошо родят поля; мало кто из землевладельцев решил оставить доходный промысел без хозяйского догляда. Поэтому, несмотря на осеннюю напасть, собиравшую обильную жатву мертвецами, Север не запустел и не обезлюдел. Привыкли. Приспособились. Подумаешь, месяц льющейся с небес Смерти! И не такое видали.
***
– Надо торопиться, – сдавленно хрипел все еще не пришедший в себя Сидри. – Ливень будет здесь уже через седьмицу – нам только-только проскочить через топи. Дальше-то легче – как-никак, а каменная крыша над головой. Но вот топи…
– А что «топи»? – с великолепным презрением пожал плечами Кан-Торог. – Ты боишься тварей, обитающих там? Ерунда, их мы берем на себя. Затем ведь ты нас и нанял, правда?
Сидри вдруг весь как-то скукожился и неловко дернул головой, изображая согласный кивок.
– А раз так, то ничего, не волнуйся. Дойдем в лучшем виде. Скажи лучше, что там дальше, в самой горе?
– Пещера, – шепот гнома был едва слышен. – Пещера, откуда пахнет Каменной Смертью.
– Каменной Смертью? – беспечно рассмеялась Тави. – Если правда то, что я о ней слышала, плеснем туда побольше гномояда и подождем, пока все выгорит.
Сидри всего аж перекосило.
– Нет… Soto..
– На Всеобщем! – яростно зашипела Тави. – Снова Ондуласта повидать желаешь?! Сидри сглотнул.
– Не получится так. Каменная Смерть – это совсем не то, о чем тебе говорили. Она.., она появляется там, откуда ушла или где пала Сила Гномов, Suuraz Ypud', и чем богаче, чем величественнее был в прошлом Престол сей Силы, тем более страшной изнанкой поворачивается к нам теперь ее тень. Работа ваша начнется не в топях. Их страхи – лишь разминка для Вольных… Главное – там, за порогом Ckzur Trdrang. Это точно.
– Ckzur Trdrang… – задумчиво проронила Тави. – «Хранилище Блистающего богатства»…
– Главная сокровищница Rabsigar Oorimn, Подгорного Племени, – сухо заметил гном. – Когда-то главные его залы были открыты для всех. Исключений не делалось ни для кого, даже для этих – hhurrucc! – орков! И те не дерзали чинить непотребство, чтя красоту священного места… – Сидри опустил голову. – Увы, те времена давно в прошлом. Содран драгоценный наряд с Каменного Престола, царские пояса ушли в имперскую казну… Чтобы не терзать сердца, гномы покинули залы Ckzur Trdrang, основали новые царства, прорубили новые тоннели… А их старые столицы стали прибежищем Нечисти, куда более страшной, чем все орки, гоблины и кобольды, вместе взятые…
– И ты хочешь сказать, что вот эта безымянная Нечисть и будет нас поджидать? – спокойно осведомился Кан-Торог.
– Будет. Но для вас она не останется безымянной. Немало доблестных гномов-воителей заплатили жизнями, чтобы я мог рассказать вам. Почти все твари там наделены волшебным даром, умеют ходить сквозь стены, летать, стирать собственные следы…
– А еще? – Тави поджала губы. – Что там еще есть за порогом, кроме твоего драгоценного…
– Тс-с-с! – хором зашипели на нее и Сидри и Кан.
– Нет, пусть он скажет! – девушка сердито дернула плечом.
– Там еще может оказаться много чего, – выдавил гном, глядя в сторону. – От диких упырей-хледдов до всей прочей Нечисти, что прячется от Ливня…
– Пусть их, – пренебрежительно махнул рукой Вольный. – Лишь бы не маги.
– А они откуда ж там возьмутся? – удивился Сидри.
– По окрестностям Каменного Скелета рыщут банды добытчиков, – предупредила Тави. – Среди них попадаются довольно сильные колдуны. Кроме того, Радуга не оставляет мыслей вновь наладить добычу самоцветов. В окрестностях главного входа у них постоянный лагерь.
– Но мы-то идем не ко главному входу! – всплеснул руками гном.
– У меня давно руки чешутся заглянуть в этот лагерь! – кровожадно объявила Тави. Кан насмешливо изогнул бровь.
– Там нужно целое войско. По крайней мере, сотня моих всадников. А твое чародейство там бесполезно.
– Однако ж на Ондуласта его хватило, – огрызнулась девушка.
– Там волшебники не стражевым чета, – нахмурился Вольный.
– Почему ж они тогда не изведут под корень добытчиков? – не уступала Тави.
– А зачем? Добытчики – как всеобщее пугало. Все знают – к старому дворцу гномов в Каменном Скелете лучше не соваться. А какие-никакие камушки все ж достаются. Вглубь же добычный люд не пойдет, они крутятся около поверхности.
– А нам? – в упор спросила девушка.
– А нам – за пределы пределов и глубину глубин, – торжественно ответствовал Сидри. – Цена ваших мечей высока, о Вольные, но Каменный Престол верит, что мы добьемся успеха.
– Мы бы еще вернее добились успеха, имей я под рукой хотя бы десяток моих людей, – вскользь заметил Кан. – Но на это у почтенных гномов золота уже не хватило…
– У нас хватит золота купить весь Круг Капитанов, – мигом ощетинился гном. – Но зачем там армия?
– Тави и я справимся с полусотней огров, с полутысячей гоблинов, с вислюгами и вампирами – без числа. Но есть твари, против которых, согласно «Книге воинств», должно выходить не менее чем вшестером, – без тени смущения ответил юноша. – Не мне ставить под сомнение мудрость предков. Если они сказали – шесть, значит, шесть. Конечно, если припрет, то выйдешь в одиночку даже против верховного мага, но зачем подставляться самому? Вольные не проиграли ни одной войны…
– Кроме междуусобных, – проворчал гном, однако юноша счел за лучшее надменно проигнорировать эту колкость и сделал вид, будто ничего не слышал.
– Не проиграли ни одной войны ни одной из рас, потому что твердо знали, где кончается геройство и начинается глупость. Наняв лишь нас с Тави, Каменный Престол поступил неразумно. Я понимаю, Сидри, ты лишь исполнитель воли правящих, но все же…
– Поскольку я есть всего лишь исполнитель воли правящих, то ответить тебе уж точно ничего не могу, – парировал гном. – Ну, почтенные, у кого еще есть что сказать? Если нет, то предлагаю отправиться на боковую. Завтра поутру выходим. Припасы все уже на месте, только взять осталось. – Он яростно почесал бороду. – Ух, и натерпелся же я страху с этим Он-дуластом!.. Странно, раньше эта гостиница чистой слыла…
– Что было, то раньше, – невозмутимо заметил Кан-Торог. – Что ж, спать так спать.
***
Чародей Ордена Арк спал, точно невинный младенец. Глупо завидовать этим несчастным дуракам из Орденов – но вот способности так спать Фесс не позавидовать просто не мог. Скольких убил этот парень в черном и серебряном, скольких купленных по деревням малышей, которым не сравнялось еще и года, принес в жертву своему Вечному Пламени – а вот, поди ж ты, спит сном праведника. Фесса же ночами мучили кошмары – люди, убитые им, с пугающим постоянством являлись к нему во мраке, замогильными голосами проклиная лишившего их жизни только за то, что они добросовестно выполняли свой долг!
Это правда. Когда работаешь на Серую Лигу, не надейся, что руки твои останутся чистыми. Исполняя приказ, будь готов умертвить любого, кто помешает тебе – эту заповедь ветераны Лиги вбивали в головы новичков пудовыми молотами, но вот ему, Фессу, не повезло.
…На последнем задании он должен был пробраться в некий замок и выкрасть оттуда некую вещь, какую именно – ему знать не полагалось. Он долго поднимался-по отвесной стене, добрался до открытой галереи, скользнул внутрь – и натолкнулся на двух молоденьких девчонок лет по шестнадцати, верно, из замковой прислуги. Откуда они там взялись, куда несли их Подземные Боги – неведомо, но, если принять во внимание нарядные, по меркам прислуги, платьица – не иначе, как собрались на свидание.
Он, Фесс, считавшийся одним из лучших в Лиге именно по бескровным делам, наверное, успел бы оглушить или одурманить несчастных, он имел все необходимое, в конце концов он мог бы просто с ними договориться по-хорошему – мол, я хозяев ваших трясу, не вас, но девчонки оказались уж слишком преданными слугами. Рука Фесса еще летела, чтобы расчетливым ударом оглушить невольную свидетельницу, а та уже раскрыла рот для крика; вторая же с неожиданной ловкостью отскочила, явно намереваясь броситься наутек, туда, где из-под арки главного зала доносился нестройный гул множества мужских голосов. Там шел пир.
Фесс ушел бы от погони, но задание тогда оказалось бы провалено. И тело сработало быстрее рассудка.
Он убил попытавшуюся бежать. Перешагнул через скорчившееся от непереносимой муки тело – тайный удар, ведомый лишь слугам Лиги, напрочь лишает человека голоса, делая при этом его смерть донельзя мучительной. Перешагнул через оглушенную. Змеей скользнул в раскрытую пасть камина…
Дело свое он сделал. Правда, ночи превратились в сущее мучение. На беду свою, он запомнил лицо погибшей в мельчайших деталях, вплоть до крошечной родинки на левой щеке – и теперь, что ни вечер, это лицо являлось ему.
Может быть, именно поэтому он так ненавидел ночь? И всегда предпочитал не спать в это время суток? Днем отчего-то спалось легче, наверное, теням мертвых не так просто было преодолеть барьер солнечного света. Сейчас, следя за адептом Арка, Фесс волей-неволей должен был подстраиваться под чужой распорядок – а служители Вечного Пламени, очевидно, считали, что полного слияния с Абсолютом они достигают именно во сне и потому в этом себе не отказывали, кроме разве что особых случаев.
Где-то с середины ночи чуткий сон, поначалу сморивший Фесса, ушел окончательно. Внизу негромко посапывал чародей Арка. Фесс знал его орденское имя – Илмст. Из молодых, честолюбивых и способных. Клиент Командора, лично Командором подобранный и взлелеянный. Подобных просто так не гоняют в Хвали н, нанести визит вежливости девушкам из Ордена Солей. «Что-то очень-очень важное привело тебя в город, дорогой мой Илмет.., что-то очень важное. Важное настолько, что твои хозяева не рискнули доверить это даже наемникам Серой Лиги. Хотя – кто знает? – может, как раз и доверили. Может, его, Фесса, миссия как раз и состоит в том, чтобы.., впрочем, об этом лучше не думать. Приказ четок и недвусмысленен – быть готовым по возвращении доложить о каждом шаге рекомого Илмета.
Доложить!.. – Рот Фесса презрительно скривился. – Что они понимают, эти вожаки Лиги, собаку съевшие на маневрировании, интригах и тому подобном, напыщенно пытающиеся доказать всем и каждому, что Радуга до сих пор не сожрала Лигу лишь благодаря их стараниям!.. Какой вздор!.. Радуга оставила Лигу в покое лишь потому, что этим пихающимся под столом ногами волшебникам (на лицах при этом донельзя приятственные улыбки) как раз и нужен такой инструмент – делать друг другу гадости. Лига беспристрастна, неподкупна и не встает ни на чью сторону. И при этом заправилы Лиги прекрасно знают, что, стоит им только начать торговать всем тем, что они знают о Радуге… Ордена прихлопнут их всех, не поморщившись и даже без замаха, так, мимоходом.
А жаль. Ведь при желании Лига могла…»
Его размышления нарушил слабый шорох.
Фесс не шевельнулся. Ни один мускул не дрогнул. Засыпая, тело само оставляло пальцы где надо – на тайных кнопках и пружинах, которые только нажми…
Шорох повторился. В дальнем углу чердака медленно разгоралась пара тлеющих угольков-глаз.
Фесс дышал глубоко, размеренно и ровно. Ресницы его не дрожали. И даже, окажись существо наделено способностью читать ауру (а у спящего человека она совсем не такая, как у притворяющегося спящим), оно не заподозрило бы подвоха.
Умением подделывать тень своего сознания Фесс выделялся из всех слуг Серой Лиги.
Существо в углу заскребло когтями по доскам, но приближаться явно не спешило, и это было странно – шумит, шуршит, вместо того, чтобы стремительно атаковать. Чего оно, спрашивается, ждет?..
– Жду, когда ты наконец перестанешь притворяться, – ворчливо сказали в углу.
– Это ты! – не выдержал Фесс.
– Кто же еще.., а ты думал, какой-нибудь Dargan Uothogg6? – осведомилось существо в углу.
– Давненько про тебя не слышал…
– У меня тебе письмо.
– От тетушки Аглаи?
– Совершенно точно. – Зашуршало. Существо вынырнуло на свет из тени – шерстистое, горбатое, о четырех мощных лапах, с клыкастой мордой, слегка смахивающее на волка, только крупнее. Совершенно непонятно было, как оно пробралось сюда – люк, ведущий вниз, Фесс запер сам, а других входов на чердак не было, слуховые окошки все, как одно, зарешечены.
– И ты не нашел другого времени? Я при деле.
– Гоняйся тут еще за тобой, – без всякого почтения проворчало существо. – Ничего, тетушка за тебя еще возьмется…
– Ну, это мы еще посмотрим, кто за кого возьмется, – посулился Фесс. – Давай письмо, что ли…
Квадратик из плотной кожи сам собой появился у него в руке.
– Тетя верна себе. Конверт из драконьей подче-шуйницы, – хмыкнул Фесс. – Будь другом, передай ей, что, если она будет так тратить деньги…
– Обязательно, – пообещало создание. – Но будет лучше, если ты напишешь ответ сам. Тетя очень просила.
– Когда это, интересно, я стану писать, – возмутился Фесс. – Сейчас?
– А почему нет? Твой конь спит как младенец в люльке.
– Ладно, ладно, разберемся, – буркнул Фесс, ломая наговорную печать и погружаясь в чтение.
Тетя писала редко. Да и чего писать, если на непутевого племянника все уже давно махнули рукой? Не женится, не занимается фамильным промыслом, не кажет глаз домой – а дом, несмотря на все старания, ветшает, соседи косо смотрят… Клара Хюммель опять познакомила тетю со своей очередной двоюродной племянницей, разумеется, «замечательной, чудесной, нежной девушкой, которая так тобой интересовалась!». Ну когда же дорогой племянник наконец вернется, сходит в собор, покается перед Спасителем, примет из рук Его Преосвященства господина епископа Посвящение и Напутствие вместе с Отпущением Грехов и встанет на путь истинный?
Тетя не принадлежала к пастве Древних Богов.
Серьезное же, как всегда, шло в самом конце – одной-двумя строчками. Достопочтенный Архимаг Ин-гациус Коппер покорнейше осведомлялся, не угодно ли будет нерадивому отроку семьи его старинных друзей вернуться к постижению приличествующих его способностям наук, а не прозябать в этой.., язык даже не поворачивается выговорить.., в Серой Лиге?
– Не забудь про ответ, – ворчливо напомнил посланец.
Фесс молчал. Сидел, письмо соскользнуло на колени, послушно погасив начертанные магическими рунами строчки.
– Я все для письма прихватил, – сообщило существо.
– Ответа не будет, – резко сказал Фесс.
– То есть как? – опешил почтальон.
– Ну.., не будет в том смысле, на который рассчитывает моя обожаемая тетушка. Я не вернусь. По крайней мере, сейчас. А вежливые слова.., она ж знает, что я ее люблю.
– И все-таки было бы очень любезно с твоей стороны написать почтенной тете несколько приветливых слов, – напыщенно заявил посланец.
– Хорошо, хорошо, – Фесс досадливо потряс головой. – Скажи лучше, как ты оказался здесь.., так, что тебя никто и не заметил?
– Что для посланца друзей Архимага какие-то адепты второй ступени Арка? – с великолепным презрением отозвалось существо.
– Очень мило, – несколько ошарашенно ответил Фесс. До сего момента он имел более высокое мнение об адептах Арка.., и более низкое – о способностях достопочтенного Архимага.
Он заскрипел предусмотрительно посланным тетушкой пером. «Жив, здоров, чего и вам желаю.., скучаю.., неужто нельзя никого нанять подновить дом, не надо в таких делах скупиться.., от всех племянниц Кларочки Хюммель меня, дорогая тетя, тошнит – пусть она перестанет таскать их к тебе и надоедать своими бесконечными матримониальными планами.., вернусь не скоро, много дел и такая жизнь мне больше нравится.., господину же Архимагу скажи так – мол, не чувствую в себе ни призвания, ни способностей.., счастлив своей судьбой в Серой Лиге и не хочу иной. Конец. Точка».
Он немного подумал и подписался – Фесс. А после имени поставил свой пароль в Лиге – Aectann, Слушающий Ночью, на старом языке Дану.
– Вот, возьми, – он протянул письмо существу.
– На твоем месте я делал бы это почаще, – холодно заявил почтальон. – Твоя тетя очень о тебе скучает.., ты последний в роду, до сих пор не женат, не имеешь детей…
– Ну, детей-то как раз очень может быть, что и имею, – буркнул Фесс себе под нос.
– Такие дети нас не интересуют, – высокомерно сообщил посланец. – Нет, нормальные, хорошие, здоровые дети от…
– Я не племенной бык. – Фесс рассматривал свои ногти. Любой, знавший его по Лиге, счел бы за лучшее убраться подальше – если Фесс начал изучать кончики пальцев, значит, дело дрянь. Прием избитый, но действенный. В настоящей же схватке, разумеется, никто ни на какие ногти не смотрит. Там наносишь смертельный удар, не переставая улыбаться и продолжая светский разговор о погоде.
– Понял, – посланец мгновенно подобрался. – Закончил письмо? Давай сюда. Так и быть, о твоих словах тетушка не узнает.
– Вот и славно, – Фесс повернулся к посланцу спиной. Волшебный зверь постоял еще несколько мгновений, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно чего-то ждал, а потом разом, в один миг, – исчез.
***
Черный Город. Глухая ночь еще длилась, но рассвет близился. Утомленные долгой скачкой кони стояли, понурив головы. Бесстрастная стража Вольных молча застыла в седлах – они словно и вовсе не устали. Арбалетчикам Император разрешил спешиться – люди слабее Вольных, они вымотались. Сам же хозяин Империи и не думал расставаться со скакуном.
Позади осталась вылазка в катакомбы. Зловонное свистящее дыхание во тьме.., арбалетные стрелы, с хлюпаньем пробивающие зеленоватую шкуру.., молчаливо-яростные лица Вольных, ожесточенно кромсавших саблями неповоротливую тушу.., и его, Императора, собственный меч, погружающийся в мозг твари, пройдя сквозь чешуйчатую броню и черепные кости.
Это было сладко. Это было славно. Но стоит ли говорить об этом всерьез, если жаркая схватка в подземной каверне – не более чем способ забыться? Настоящие правители так не поступают. Если они хотят избавить подданных от ползающих по их, подданных, подвалам всяких чудищ, то поступают умнее. Никого не слушая, закупоривают все входы и выходы в подземелья, пускают ядовитый дым или же просто ждут, пока запертые там твари не пережрут друг друга. А не лезут с мечом наголо.
И все-таки, откуда мог взяться этот зеленый червь? Таких созданий Императору встречать еще не доводилось. Даже в капитальнейшем «Определителе Драконов» (включавшем в себя, к слову, помимо драконов, всю известную магам Нечисть и Нелюдь) ничего подобного не содержалось. Сказать об этом Радуге? Пусть почешутся? Да, пожалуй. Ночную вылазку от них скрыть все равно не удастся, так пусть лучше узнают об этом от него, чем от платных соглядатаев.
Чуть ниже по улице, замусоренной и неухоженной (ох, несдобровать здешнему управителю!), мигал раскачиваемый ветром алый масляный фонарь над таверной. Один из бесчисленных притонов Черного Города, отдушина здешних обитателей – а в последнее время место отдохновения и золотой имперской молодежи. Заглянуть?..
Император еще колебался, когда тяжелые створки высоких дверей заведения внезапно приоткрылись. Появилась полусогнутая, шатающаяся фигура, закутанная в темный плащ. Держась за стенку, ночной гуляка медленно побрел прямо к императорскому эскорту.
Император терпеть не мог пьяных. Никогда не знавший, что такое «залить за воротник» или «перебрать лишку», к злоупотребляющим подобными зельями он относился с плохо скрываемым презрением.
Вольные внезапно и резко сомкнули ряды. Встряхнувшиеся арбалетчики вскинули оружие. Приближающаяся фигура могла оказаться кем угодно. Например, наемным убийцей.
Кер-Тинор, капитан конвоя, послал своего коня вперед. Саблю Вольный держал уже готовой к бою.
– Кто таков? – надменно бросил воин. Пьяный остановился. По-прежнему шатаясь, смешно задрал голову, пытаясь рассмотреть задавшего какой-то вопрос всадника. Посмотрел, ничего не ответил.., и двинулся дальше, словно и не замечая обнаженного клинка в руках капитана имперской стражи.
– Стоять, – негромко приказал Кер-Тинор.
От его спокойного голоса бледнели и пачкали штаны самые отчаянные и бесшабашные. Синие, как море, глаза немолодого уже воина были глазами самой Смерти. До сих пор во всей Империи не нашлось равного ему меча – или сабли, или протазана, или совни, или бердыша…
Однако пьяный даже не повернул головы. Хрипло заорал непристойную кабацкую песенку.., и продолжал идти прямо на молчаливый строй всадников.
Император осторожно подал коня вперед. Тут что-то не так… Он ощущал нечто, смутную, но могучую силу, таящуюся в шатающейся фигуре. Как бы не было беды…
Кер-Тинор заставил лошадь шагнуть. Лезвие его сабли коснулось шеи пьяного.
– Стоять!
Не знать Кер-Тинора было невозможно. Его знала вся Столица, весь славный Мельин. Его знали во всех кабаках, притонах и борделях. А кто не видел сам – тому рассказали. И не могли не остеречь – капитан императорской охраны шуток не понимает.
Пьяный, кажется, внял. Остановился, мутно глянул на всадника, тупо воззрился на приставленное к горлу оружие.
– Ум-мереть спешишь, да? – услыхали оторопевшие всадники и Император.
В следующий миг человек прыгнул. Нет, не на Кер-Тинора – он прыгнул вперед, на замерший конный строй Вольных, на сомкнутые ряды, на сверкание сабель, навстречу арбалетным стрелам…
Он начал превращаться еще в полете. Плащ обернулся густым мехом; капюшон слился с головой, блеснула змеиная чешуя, в распахнувшейся пасти сверкнули изогнутые, точно кинжалы, ядовитые зубы, затрепетал черный раздвоенный язык…
Арбалетчики успели. И Вольные успели тоже.., вот только почему Кер-Тинор медленно валится набок?..
Стрелы воткнулись в плоскую морду оборотня. Сабли ударили по безобразной голове и мохнатым бокам. Приученные, не шелохнулись кони.., однако кривые когти мощных лап с легкостью разорвали горло одной лошади, второй, тело скользнуло в щель, не обращая внимания на падающих, и метнулось прямиком к Императору.
Все это заняло одно мгновение, куда меньше самого короткого человеческого вдоха.
Император был готов. И он понимал, что эту тварь обычная сталь сейчас не остановит. Он вскинул руку. Черный камень перстня полыхнул – совсем невоинственным, мягким жемчужным светом.
– А-р-р-г-ххх… – пронеслось над замершей улицей. В этом не то реве, не то хрипе не осталось уже ничего человеческого.
От удара невидимой волной жемчужного пламени броня на морде чудовища вспыхнула. Глаза лопнули, взорвавшись изнутри, вытекая из орбит кровавыми сгустками. С шипением горело мясо, обугливались кости, но при этом ни один сабельный удар так и не пробил брони чудовища.
Император спокойно подал коня назад, брезгливо глядя на корчащееся тело.
– Выставить охрану. Вызвать сюда всех послов Радуги. Пусть полюбуются. – Император прежде всего думал о деле и лишь потом – о погибших или получивших ранение на его службе. – Посмотрите, что с Кер-Тинором, – теперь можно и подъехать поближе к упавшему капитану. Спешиться и наклониться к раненому – наивысшая для него честь и награда.
Двое Вольных нагнулись к своему начальнику. Нагнулись и тотчас же выпрямились.
– Надо звать мага, повелитель. Иначе он не доживет и до рассвета.
Двойного плетения кольчуга на животе капитана Вольных была рассечена, словно от удара магическим мечом.
Император спешился. И наклонился над умирающим.
Плотно сжатые веки капитана дрогнули.
– Мой… Император.., цел? – кажется, он уже никого не узнавал.
– Я цел, Кер, – Император положил руку в латной перчатке на плечо Вольного. Остальные воины переглянулись – кажется, с одобрением.
Даже при всем желании Император ничего больше не мог сделать сейчас для верного своего стража. Черный камень в наследственном перстне.., он сам знал, какой силы нанести удар. И сейчас повелитель Империи чувствовал себя, как после очень обильного кровопускания. Камень пил истинную кровь Императора – когда надо было не переслать с места на место пергамент (там хватало малейшего мысленного усилия), а, как сейчас, испепелить врага.
Никогда еще камень не пускал в ход такую мощь.
Собственно говоря, теперь сюда должны были сбежаться все до одного маги Радуги.
Дохлого оборотня на всякий случай прижали к земле выдернутыми из ближайшей ограды кольями.
Трогать Кер-Тинора было нельзя – нельзя даже перенести в дом. Двое Вольных, нещадно хлеща коней, уже ускакали – за магом-лекарем; Император мысленно позвал Гахлана. Старый маг (которому Император так и не простил того несчастного щенка!) был отличным врачевателем.
Гахлан отозвался сразу, как будто только и делал, что ждал неурочного зова.
– Гахлан, мне нужна помощь. Кер-Тинор ранен. Скорее, все вопросы потом!
– Понял тебя, повелитель, – странно, в беззвучном голосе мага не прозвучало и следа удивления. – Место я уже засек… Один миг.., возьму сумку…
Гудение. Сухой треск, бьющий из земли фонтан синих искр. Старый маг, облаченный в одноцветный оранжевый плащ, шагнул прямо из синепламенного облака. От резкого движения плащ распахнулся – стал виден роскошный ночной халат со следами женских притираний и болтающийся на толстой серебряной цепи орденский медальон – молот, наковальня и намертво соединивший их воедино меч.
– Та-ак… – Гахлан позволил себе лишь один молниеносный взгляд на оборотня. – Работа для Сежес.., не сомневаюсь, вот-вот пожалует наша красавица…
И шагнул мимо, к раненому.
Как бы сильно ни ненавидел Император магов, искусство их вызывало невольное восхищение. Опустившись на колени, Гахлан одним решительным движением обнажил рану. Миг – и прямо на разрез полилась какая-то вонючая дрянь из бутылочки темного стекла. Кер-Тинор дернулся и замычал.
– Раз стонет, значит, выживет, – невозмутимо заметил маг. – Так, а кишочки-то у нас порваны, порваны, значит, у нас кишочки-то, а это, братец ты мой, очень нехорошо, придется сшивать-то их, кишочки, значит…
Бормоча таким образом, он один за другим выливал на рану содержимое различных пузырьков; и только Император знал, что стоит за этими стремительными движениями.
«Каплей эликсира больше, каплей меньше – смерть».
Каждое движение Гахлана было выверено до немыслимой, недоступной простому смертному точности. Каждая капля снадобья сопровождалась заклятьем, помогавшим зелью попасть по назначению. Наперстный камень Императора заметно потеплел; от него передавалась ощутимая дрожь. Волшба творилась нешуточная.
Император хмуро следил за искусными руками чародея. «Почему, почему, почему такие знания и такое искусство остаются лежать под спудом? Как можно спокойно развлекаться с красотками своей академии, если в окрестных деревнях каждый день и каждую ночь умирают дети?.. Неважно, что их родители не слишком-то опечалятся – детей всегда можно и новых нарожать – тем малышам, что хрипят и задыхаются, что мечутся в жару и напрасно зовут маму, от этого не легче. А Гахлану – ничего, резвится в свое удовольствие, и откуда только силы у старика берутся?..
Ты все-же проиграла, Сежес, – зло подумал Император. – Ты так хотела закалить меня, сделать нечувствительным к страданию.., частично тебе это удалось, не спорю. Но вот видеть, как гибнут дети.., я не могу. Прошлое вернулось. Те две малышки -Дану.., и мальчик того же племени.., и старшая девчонка.., они всегда со мной. Наверное, так случается с каждым, кто убивает. Даже в ослеплении или под страхом.
Это – кара Небес».
Старый маг приподнялся с колен. Края страшной раны на животе Кер-Тинора сходились сами собой.
– Пусть полежит еще немного. Разрез сейчас затянется, тогда его можно будет перенести. – Гахлан закряхтел и выпрямился. – Ну а теперь взглянем на то чудо, которому мы этим обязаны…
В этот миг появилась Сежес. Волшебница не заставляла землю испускать пламя и искры, просто с небес скользнул небольшой крылатый дракон – из молодых, с удаленным огнетворным зобом.
– Что такое?.. Что это, Гахлан?..
– Где Реваз и Митара? Это по их части, даже не по твоей, – проворчал старик, отпуская обугленную лапу страшилища.
– Здесь не место проводить опознание! – резко сказала волшебница. – Отнесем его…
– К нам в башню, у нас лаборатории все же получше ваших, – буркнул Гахлан. Теперь он заглядывал оборотню в пасть, пересчитывая зубы. Страшные челюсти внезапно дрогнули, вознамерившись отхватить чародею палец – однако тот и бровью не повел.
– Балуй тут у меня! – словно на лошадь, прикрикнул он, и челюсти тотчас испуганно замерли.
«Ничего не понимаю. Я что же, эту тварь не до конца убил?»
– К вам так к вам, – не стала спорить Сежес. – Только дождемся остальных… Делайте ваше дело, коллега Гахлан, я пока поговорю со свидетелями.., с разрешения повелителя конечно же.
Император молча кивнул. Еще одно унижение, да еще при охране. Всем ясно, что его разрешения спросили чисто приличия ради – но спросили так, чтобы эти приличия как раз и нарушить…
Волшебница начала с Вольных. Они стояли впереди и видели даже больше самого Императора. Однако рассказы воинов не отличались разнообразием или содержательностью – вышел из кабака пьянчужка, попер прямо на императорский конвой, капитан Кер-Тинор выехал навстречу – таков обычный порядок, его прикрывали стрелки, оборотень сперва остановился, а потом прыгнул, и непонятно даже, когда успел полоснуть капитана…
Тем временем успели появиться пятеро остальных магов, приставленных Радугой к императорской персоне, и на скромной улочке Черного Города началось форменное светопреставление.
– Что за тварь?! Что за тварь, я вас спрашиваю, Сежес!
– Спокойно, Треор, я сама еще ничего не понимаю…
– Уверен, это опять фокусы Кутула! Ведь было же постановление Капитулата.., запретили же такие опыты в столице…
– Кто тут дурно отозвался о Кутуле? – обиделся толстый Фалдар, маг этого Ордена. – «Всем известно – оборотнями последнее время занимался Нилим из Арка, с него и спрос!
– Нилим? – в свою очередь возмутился Реваз, маг Красного Арка. – Нилим уже два месяца как на востоке! В соответствии с эдиктом Капитулата! Не возводи напраслину, Фалдар, пока я не припомнил, что вы взяли у нас взаймы четыре скляницы девственной ртути и по ею пору не отдали! И я уж молчу, что вы с той ртутью сделали…
– Ртуть! – толстяк всплеснул руками. – Скажите, пожалуйста, какая важность! Можно подумать, все забыли, как вы еще год назад затребовали у нас три дюжины преотличных упырей.., и что?!
Император слушал, как пораженный громом. Склока? Маги всесильной Радуги бранятся, словно базарные торговки?
Невольно он покосился на свой эскорт – воины оставались невозмутимы. Ну, Вольные – разговор особый, они и умирая делают вид, что ничего не происходит, но свои-то стрелки-арбалетчики почему молчат? Уж хотя бы улыбнуться кто-то из них должен?..
Император потряс головой.., и тотчас же понял, что в действительности он слышит совсем иное.
– Не соблаговолит ли почтенный Реваз чуть-чуть подвинуться.., благодарю, спасибо.
– Не стоит, почтенная Сежес. Делаем одно дело…
– Однако сколь дерзостное покушение, достопочтенные коллеги! Считаю, необходимо срочно собрать Капитулат…
– Мудрое мнение, достопочтенный Фалдар… Император вновь потряс головой. От черного камня на пальце шло легкое тепло – магическое оружие чувствовало творимую вокруг волшбу.
Тем временем появилась пара младших послушников Оранжевого Ордена, пригнавших небольшую тележку; Гахлан приказал грузить останки оборотня. Маги еще возились вокруг места покушения, творили какие-то пассы, вокруг вспыхивали разноцветные огни, то и дело начинало тянуть дымом. Толстый Фалдар тщательно соскабливал с камня свернувшуюся кровь оборотня; Реваз зачем-то вымерял шагами улицу от трактира до места схватки; Сежес же подошла к Императору.
– Это было покушение, мой повелитель, – она соблюдала внешнюю форму почтительности. – Самое настоящее покушение. Мои достопочтенные братья разберутся в деталях и, разумеется, доложат вам итоги своих изысканий, однако уже сейчас ясно одно – за этим стоит кто-то из числа волшебников.
– Волшебников? Ты не ошиблась, достопочтенная Сежес? Кто во всей Империи способен на такое, кроме магов Радуги?
– Чародеи Радуги все как один всецело преданы Имперскому Престолу, – сухо и холодно отрезала магичка. – Нет, виновного следует искать не среди них. Произошла утечка Силы.., и кто-то воспользовался ею, дабы повергнуть Империю в хаос. Вы нуждаетесь отныне в постоянном магическом прикрытии, мой повелитель. Радуга позаботится, чтобы у Императора был бы подобающий эскорт. В любое время дня и ночи. Иначе может случиться непоправимое!..
Со стервой из Голубого Лива не имело смысла спорить. Слишком давно он знал ее и слишком сильно ненавидел. Он просто кивнул – коротко и отрывисто. Теперь придется терпеть рядом с собой еще и мага.., хорошо, если одного, а то, неровен час…
– Не меньше четырех, – холодно сказала Сежес – то ли прочла его мысли, то ли просто догадалась, о чем он думает. – А сейчас, мне кажется, повелителю стоит вернуться в свои покои и отдохнуть. Мы с Ревазом будем сопровождать.
Повелитель Империи вновь молча кивнул. И даже нашел в себе силы подумать: «Да, да, в этом она совершенно права…»
И молниеносным усилием воли подавил непроизвольную дрожь при виде откровенно-довольной улыбки Сежес. Нет сомнений, она читала его мысли. Читала! Ну что ж.., она волшебница.., моя наставница.., в конце концов кому же, как не ей, знать, что лучше для меня и для Империи…
– А все-таки я хотела спросить моего повелителя – зачем он, идя на ненужный риск, решил посетить катакомбы? И еще один вопрос хотела бы задать скромная служительница – откуда стал известен повелителю этот вход? – Сежес в упор взглянула на Императора.
– Хотелось развеяться, – как можно более беспечно ответил он. – Вашими стараниями только в катакомбах и встретишь настоящего врага. К тому же тот червь… – кстати, вы послали кого-то посмотреть на него? Никогда раньше о таком не слыхивал… – кто знает, сколько моих подданных, исправных плательщиков податей, он успел сожрать?
– Отчего же повелитель, заметив врага, не обратился сразу к нам? – Сежес холодно и зло блеснула глазами. – Или мой повелитель не подумал, сколько его подданных, исправных плательщиков податей, может погибнуть, если после смерти повелителя, к коей он, по-моему, стремится, вспыхнут мсждуусобные войны? В скольких герцогах и графах течет императорская кровь? Сколько дружин они выведут в поле?.. Почему же повелитель не подумал об этом? Неужели мне, Сежес Голубого Лива, придется думать, что она оказалась настолько плохой наставницей, что не сумела внушить будущему Императору самых первых и простых правил, коих обязан придерживаться любой правитель?..
Император чувствовал, как по скулам растекается предательский жар. И, гася ярость, заставил себя подумать: «Да, да, правильно, верно, как я мог так.., бездумно.., полез наобум.., а что, если б и впрямь погиб?., что сталось бы тогда с Империей?..»
И вновь он заметил на лице Сежес легкую, довольную улыбку.
Заставив себя не думать ни о чем, кроме раскаяния, Император махнул эскорту.
– Возвращаемся!
– Мудрое решение, – заметила Сежес. – Пусть повелитель не сомневается – Радуга не допустит, чтобы покусит
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:30 | Сообщение # 10 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| – Мудрое решение, – заметила Сежес. – Пусть повелитель не сомневается – Радуга не допустит, чтобы покуситель остался бы безнаказанным.
– Но, может, Радуга уже предполагает?..
– О, нет, нет! Радуга никогда не предполагает. Если Радуга что-то утверждает – значит, так оно и есть, – Сежес растянула губы в подобии холодной улыбки. – Пусть повелитель не сомневается, мы явим всю картину заговора.
– Наверное, кому-то из великих герцогов опять пригрезилась корона… – вскользь уронил Император. Сежес только усмехнулась.
– Нет-нет, повелитель, – скромная служительница Лива замкнула уста свои печатью молчания. – А насчет магического щита…
– Кстати, почему нельзя создать какой-нибудь амулет? – как бы невзначай осведомился Император.
– Слишком долго, мой повелитель, а заговорщики могут нанести следующий удар уже завтра. Нет, адепты надежнее.
Весь путь до самого дворца они проделали в молчании.
Глава 6
Всю ночь фургон господина Онфима катил через непроглядную темень Хвалинского тракта. Завывающий оборотень какое-то время тащился следом, рассчитывая на поживу – но бедняга сплоховал, нарвался на хоть и поредевшую, но все еще многочисленную орду авларов; Агата слышала короткий предсмертный взвизг, в котором, ей показалось, даже можно было разобрать отдельные слова, отчаянную и бесполезную мольбу.
Все молчали. Угрюмо нахохлились согнанные с насиженного места братцы-акробатцы; Еремей, не разгибаясь, навис над своими садками, где свернулись кольцами его чешуйчатые питомцы – им, беднягам, перед Ливнями стало совсем плохо; Смерть-дева испуганно лупала большими глупыми глазами. Господин Онфим безмолвно восседал на сундуке с кассой, и от его недоброго молчания отчего-то становилось еще страшнее. В руках он держал завернутый в рогожу immeistorunn.
Кицум бросил несколько беглых взглядов на Агату, однако Дану сделала вид, что не замечает.
«Старый лис понял, что запахло жареным. И наверняка ищет способ улизнуть. Отчего-то ему не верится в то, что всех нас спасут кони господина Онфима. И он назвал меня по имени… Зачем? Зачем ему рабыня-Дану? Сейчас, когда нас настигает Ливень, и никто не знает, уйдем ли мы от него или нет?.. Впрочем, какое это все теперь имеет значение, если Immeistorunn потерян для Дану! Через сто лет за ним не придет уже никто.., так что, наверное, даже хорошо, если нас накроет туча. По крайней мере, хумансам оружие моего народа не достанется. А если кто-то после Ливня случайно поднимет нелепую деревяшку.., ой, нет, нет, не нелепую! Ты отлично знаешь, что не нелепую! Любой, в чьи руки попадет Immeistorunn… Страшно подумать, что случится тогда. Прольются реки крови.
А какое тебе дело до рек хумансовой крови, Дочь Дану? Пусть себе режут друг друга, пусть накалывают своих младенцев на пики, пусть топят их десятками, пусть сжигают друг у друга дома, деревни и города!.. Чем скорее и чем страшнее будет эта война, тем скорее мы, Дану, сможем вернуться. Если переживем такой ужас.., но мы должны пережить. Так что пусть, пусть остается среди нашего праха Immeistorunn, Деревянный Меч, Меч, взращенный Царь-Деревом в сердце Друнгского Леса! Пусть как можно скорее рука хуманса подберет его! Пусть скорее пустит в ход!..»
Агата начинала дрожать. Ее бил острый и злой озноб. О себе она уже не думала. Что лучше сделать, как вернее задержать фургон? Чтобы уж точно накрыло? О, как она посмеется, увидев перед смертью корчи и отчаяние того же Онфима или Эвелин! Немножко жаль Кицума и Трошу.., но, в конце концов, разве они – не хумансы? Никто, никто из них не должен избегнуть своей судьбы. Никто. И она, Seamni Oectacarin, тоже. Потому что убийство всегда убийство, даже если ты идешь на него ради спасения своего народа.
Выдернуть втулку? Вздор, ей не хватит силы. Перерезать жилы коню? Тоже вздор, за все время рабства у Онфима в руках Агаты ни разу не оказалось ножа. Так что же сделать? Что? Что? Что?!
– Будет лучше, если ты послушаешь меня, – шепот Кицума, казалось, льется в самое ухо. Старый клоун ухитрялся говорить, совершенно не двигая губами, и, похоже, слова его слышала одна Агата. – Будет лучше, если ты все же послушаешь меня, Seamni Oectacann, молчи, не говори ничего. Только слушай. Онфим нашел в вашем лесу нечто.., я прав?
Агата опустила голову. Не хватало еще рассказывать Кицуму свои недавние мысли!
– Я понимаю, – прошелестел клоун. – Ты ненавидишь нас и, как тебе кажется, справедливо. Не стану утомлять тебя рассказом о том, от кого бежали люди во время Первого Исхода, как племена Дану презрительно отвергли жалкие мольбы о помощи, как едва не сбросили первых поселенцев в море… Но людям отступать было некуда, за спинами у них была только смерть и даже нечто, что хуже самой смерти, они отбросили Дану, опрокинули эльфов, загнали в каменную глубь гномов… Сейчас, похоже, ты бы очень хотела, чтобы все мы погибли. О себе ты не думаешь – Закон Дану и так исключил тебя из числа живых. Ты – рабыня хумансов! Мне ли не знать, как поступают с такими!.. Но погоди, быть может, все еще можно поправить. Ты не думала об этом, ты, собравшаяся умирать Дану?..
Агата слушала, чувствуя, как щеки заливает краска. Старый клоун был прав. Когда-то послы хумансов на коленях молили Дану о помощи.., но рати лесных стрелков так и не переправились через океан, и тогда начался Первый Исход.
…Люди шли и шли через полосу прибоя. Пена давно стала красной, тела громоздились, скрывая насквозь пропитавшийся кровью песок. Бросив в полулиге от берега свои плоты и иные посудины, люди шли, брели, бежали к недальнему берегу. Иные, не имея сил стоять, просто ползли по мелководью.
Женщины несли корзинки с младенцами. Детишки постарше старались идти сами. Коричневый прилив человеческих тел, полунагих, пропеченных южным солнцем, поглотил морскую голубизну. Тех, кто спотыкался, затаптывали. Первыми гибли дети – изнемогшая ручонка разжималась, отпуская мокрый материнский подол, жалкий крик, бульканье, и толпа смыкалась над ушедшим в воду тельцем, и лишившаяся дитя женщина напрасно билась в рыданиях – она не могла даже остановиться, потому что тогда погибли бы все остальные, цепляющиеся за нее малыши. И, случалось, меткая стрела с берега разом прекращала все мучения несчастной.
Да, с берега летели стрелы. Длинные добрые стрелы с белым оперением. Дану не успели воздвигнуть баррикад или укрытий, однако они стояли на берегу густой цепью, высоко подняв луки, и стреляли, почти не давая промахов. Рядом с мужчинами стояли и женщины, и девушки, и дети. И даже совсем немощные старики. В ход шло все, что могло стрелять.
Дану били молча, не нуждаясь в командах. Военные вожди в роскошных доспехах из наборных, заговоренных деревянных пластин, стояли среди простых воинов. В отличие от всех прочих они понимали, что сегодня решается их судьба. Хумансы, которых слишком долго не принимали всерьез, показали зубы, да еще как – полный оскал. Если они сумеют прорваться к лесу…
Люди наступали в молчании. Ни боевых кличей, ни даже предсмертных воплей. Пробитые навылет стрелами почти мгновенно захлебывались водой, наверное, наполовину уже состоявшей из крови их сородичей. Луки Дану били почти в упор; немудреные доспехи толстой кожи с нашитыми роговыми бляхами, какими владели лучшие из воинов человеческой расы, не спасали.
Над людскими рядами не реяло гордых знамен – наступавшие по пояс в воде несчастные не знали, что такое стяги. Они не понимали, для чего над головами их врагов во множестве колыхаются раскрашенные, размалеванные тряпки, зачем они?..
Не было ни времени, ни умения пойти вперед правильной атакой. Воины шли вперемешку с женщинами; и судьбе было угодно, чтобы первой до рядов Дану дошла именно женщина. Молодая, в мокром коричневом рванье, плотно облепившем стройное, поджарое, как у волчицы, тело, она несла на руках завернутого в тряпки ребенка. По рассеченной стрелою щеке обильно стекала кровь – молодка ничего не замечала. Левой рукой она прижимала к себе младенца, в опущенной правой держала оружие – кусок кое-как заточенного дрянного железа, примотанный к грубой рукояти. Это даже нельзя было назвать ножом или кинжалом, он не сгодился бы даже на кухне.
Стрела свистнула у нее над самым плечом; лучник-Дану, лихорадочно рвущий тетиву в десяти шагах перед ней, счел бородатого великана с громадным колуном более достойным своего выстрела.
За те мгновения, пока Дану доставал новую стрелу, накладывал ее, натягивал тетиву, женщина с ребенком одолела пять очень длинных шагов.
Дану взглянул ей в глаза. Светло-голубые, как небо, они двумя искрами горели на смуглом от загара лице. Дикарка была красива.., как бывает красив хищник в последние мгновения перед броском.
Рука стрелка не дрогнула. Не мигая, он взял прицел.., и тут молодка внезапно швырнула своего младенца прямо ему в лицо. Мелькнули растопырившиеся ручки и ножки, скривившееся от плача личико.., стрела пробила тельце насквозь, окровавленное древко почти на всю длину высунулось наружу; а женщина с нечеловеческим, хриплым ревом, уже проткнутая двумя стрелами других воинов-Дану, с размаху всадила свой иззубренный кусок железа между ребер лесного стрелка. Умирая, она с силой горного тролля опрокинула врага наземь, зубами впившись ему в горло…
Мелькнул меч, голова голубоглазой красавицы отлетела, но было уже поздно. Сразу трое людей схватились с лучниками. Замелькали мечи, копья и дубины.
Теперь уже выл, вопил и ревел весь берег. Хумансы рвались вперед, туда, где коричневая волна ударила-таки в серо-зеленый утес – и утес дрогнул.
Дану были умелыми и рассудительными воинами. Толпа дикарей прорвала шеренгу стрелков, это плохо, надо отходить, сберегая силы. Вожди затрубили в рога; однако сразу оторваться от обезумевших преследователей не удалось. Схватки вспыхивали среди прибрежных рощ, дерущиеся катались по земле, в ход шло все, вплоть до ногтей и зубов.
К вечеру бой стих. Дану потеряли около полутысячи бойцов, хумансы – в двадцать раз больше. Весь берег, все мелководье покрылись трупами. Их никто не погребал. Победители, наскоро перевязав раны, пошли дальше. Им нужны были пресная вода и строевой лес.
И того, и этого в окрестностях имелось с избытком.
Мертвецы остались гнить.
С того дня этот берег и получил название Берега Черепов.
***
Агата потрясла головой, отгоняя так некстати нахлынувшее видение. Берег Черепов! Да, все так и было. Предки – правда, не такие уж и далекие, Дану жили не в пример дольше хумансов, – предки тогда не устояли. Однако нельзя сказать, что они совсем уж проиграли бой – людей тогда выбили почти начисто, прошли годы и годы, прежде чем они…
– И все-таки мы победили, – шепнул Кицум. Мысли ее читал, что ли?!
– Нет ни правых, ни виноватых, Дочь Дану. Не прошу, чтобы ты это поняла. Такое не объяснишь и не втолкуешь. Жди, когда подскажет сама кровь.
– Что ты хочешь от меня? – Кицум, как уже выяснилось, отлично владел ее родным языком, но не хватало еще, чтобы речь Дану звучала здесь и сейчас!..
– Если ты скажешь мне, что Онфим вынес из твоего леса, я, быть может, придумаю, как нам спастись.
– Gwor? Awapi?!
– Не удержалась, – усмехнулся Кицум. – Ну да, да, спастись! Тебе и мне. Вдвоем. Видишь ли, я уже старик. Смерти – уже не боюсь, отбоялся свое. Так что Ливень для меня, знаешь ли, не главное. Но вот эта вещь, та, что у Онфима… Я ведь так думаю, сам господин Онфим умирать не собирается. Ловок он, бестия, куда ловчее, чем ты думаешь. Мы можем все погибнуть – а он выпутается. Кто знает, может, у него в запасе найдется нечто получше простого заклятия Пут. Он, знаешь ли, якшался в Остраге с магами Арка, так что я уже ничему не удивлюсь. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы он улизнул с твоим сокровищем, с сокровищем твоего народа?
Агата замерла. Точно. Старик, как всегда, попал в самую точку. Онфим! Владеющий странными силами, хозяин, пожалуй, мог в последний момент выкинуть какой-нибудь фортель, уйдя от уготованной ему судьбы.
И унести с собой immeistorunn.
– Что мы можем сделать? – одними губами спросила юная Дану.
– Прежде всего понять, насколько важно унесенное им, – Кицум остался непреклонен.
– Очень важно. Самое важное из всего, что только можно придумать.
– Но не.., не сам же Immeistorunn?
Агата поперхнулась.
Этот Кицум знал непозволительно много для старого, вечно пьяного клоуна, потешавшего хумансов жалкими, плоскими шутками.
– Понятно, – старик вздохнул. – Я так и знал. Правильно.., осень Года Созревания… Immeistorunn созрел и искал себе хозяина. Искал кровь Дану. А теперь он в руках Онфима… Эхе-хе. Тут, пожалуй, и правду пожелаешь, чтобы всех нас накрыло Ливнем. Ну что ж, ладно. Не знаю, на что рассчитывает сам Онфим – тучи идут слишком уж быстро, небывало быстро.., но, значит, на что-то рассчитывает. Хорошо, Сеамни – извини, произнес твое настоящее имя да еще по-нашенски, по-хумансовски, грубо, – дай мне немного подумать. А ты спи. Силы тебе еще понадобятся.
В голосе Кицума на миг зазвучали властные обертона Силы. Внезапно осветившиеся изнутри глаза в упор воззрились на Агату. И, не в силах противостоять этой воле, она вдруг ощутила, что и впрямь валится с ног, что умрет прямо сейчас, если не заснет немедленно.
И она заснула.
***
Утро вползло в Хвалин, словно бесконечно длинный серый змей. Растекаясь, просунуло бесформенную башку в самое сердце города; тысячами раздвоенных языков провело по оконцам и, угомонившись, приникло, прижалось к щербатым загаженным мостовым.
По своим делам двинулся работный люд. В таверне «Имперский Лев» еще затемно разожгли печь на кухне. Фесс окончательно стряхнул с себя жалкие остатки дозволенного ему подобия сна. Его конь дрых, как говорится, без задних ног. Хорошо ему, адепту Арка. Р-раз – и все тревожащие сновидения отсечены одним-единственным заклятием. Спит, спит себе как ни в чем не бывало. Ладно, пусть себе спит.
Фесс поерзал, устроился поудобнее и снова достал прямоугольник тетиного письма. Тетя Аглая слыла женщиной с огромными связями. Правда, все ее попытки управлять норовистым племянником заканчивались ничем. Строптивец в конце концов просто сбежал и вскоре стал одним из лучших людей Серой Лиги. Ему нравилась такая жизнь. Легкая, сдобренная пряным вкусом опасности – он не был ни великим воином, ни мастером магии, не из тех, что идут, играючи круша врагов десятками. Он был хорош, но, конечно, не непобедим. И это только подстегивало.
«Тетя, тетя Аглая.., что-то очень важное случилось, если ты решила отправить ко мне такого посланца. Предупреждаешь об интересе ко мне Архимага? Ты всегда была собственницей, тетя, ты привыкла все решать сама – вот почему я от тебя и ушел. Но если на твою, пусть даже строптивую, собственность начал предъявлять права кто-то иной – в гневе ты поистине страшна. И при всем том с чисто женской непоследовательностью норовишь меня женить.
Что ж, учтем. Будем рассматривать это письмо именно как предупреждение. «Мальчик мой, маги решили взяться за тебя всерьез. Будь осторожен.., а лучше, если ты все-таки вернешься и вместе мы что-нибудь придумаем». Да, будем придерживаться этого. И хвала всем богам, Древним, Новым, Истинным и прочим, если все мои домыслы так и останутся домыслами».
Между прочим, Верховный маг Арка ныне мало что не глава Радуги. Так о чем предупреждала тетушка? Что это? Охота? Но не будем обманывать себя – ты не чудо, ты не Источник Силы, за которым так охотятся маги всех без исключения Орденов Радуги. Ты достаточно способный колдун, но не более. Едва ли тебе удастся совладать с адептом третьей ступени, не говоря уж об Архимаге. Секрет? Тайна рождения? Какой-то оставленный родителями талисман, о котором я, скажем, должен вспомнить в строго определенный день?
Фесс скривился. Талисманы? Ему довелось прочитать едва ли не все книги по магии, почитаемые кастой Архимагов самыми тайными. Из числа могущественных артефактов прошлого ненайденным оставался только один, так называемое Кольцо Тора – но его давно уже бросили и искать. Это ведь только в сказках раньше и трава была зеленее, и заклятья мощнее. По-настоящему все, конечно, не так. Нынешние маги разрабатывали куда более могущественные чары. Их амулеты, обереги и талисманы заставили бы величайших волшебников прошлого позеленеть от зависти, а особо чувствительных натур – так даже и удавиться на собственных языках. Нет. Чудеса прошлого есть чудеса прошлого. Ими особенно интересуется в силу своей экстравагантности Бесцветный Нерг…
Фесс потряс головой. Нет. Слишком сложно. Маги Радуги обожают замысловатые комбинации.., скажем больше, они обожают розыгрыши. И как бы ни мало склонен был к розыгрышам ареопаг Радуги, Фесс готов бы поверить скорее в шутку Их Всеволшебничеств, нежели в свое собственное «сверхзначение». «Любая проблема решается просто. Если простое решение не проходит, ищи еще более простое», – учат маги Арка. Право слово, есть в этом зерно истины.
«О, да мой конь, кажется, проснулся!»
Фесс в один миг оказался на ногах.
***
Однако в тот день так и не случилось больше ничего из ряда вон выходящего, ничего, что требовало бы слежки за этим самодовольным чародеишкой, и уж тем более такого, чтобы для слежки посылали Фесса, одного из лучших в Лиге. То ли Патриархи перестраховались, то ли…
Фесс предпочитал уповать на «то ли». Хвалин надоел ему уже на следующий день. Тем более что его подопечный тоже, похоже, маялся от скуки – шлялся по торговым рядам, где угрюмые купцы торопились сбыть с рук до начала Ливня залежавшееся добро, долго наблюдал, как мрачные гномы таскали громадные кули с немудреным своим товаром. Кровельный камень оптовики отрывали с руками.
«Чего он ждет? Чего хочет? – терзался Фесс. – Не могли Командоры Арка погнать адепта второй ступени обозревать рыночные площади. Никак не могли. Значит…»
Фесс хмыкнул. Если только это не хитроумно задуманный маневр. Все знают, что молодого мага, достигшего в свои невеликие годы второй ступени, так просто никуда не отправят – и начнут ломать себе головы, изобретать тысячу и одну причину, почему он оказался здесь, да кому это выгодно, да какие отсюда следуют выводы… А на самом-то деле никакого особого задания у этого адепта нет, и сам он – лишь приманка.
Плохо, если так. Потому что если так – это значит, что Лига купилась. А Лига покупаться не имеет права. Потому что иначе она – уже не Лига.
***
Вообще-то днем я стараюсь духов не вызывать. Существа они нежные и капризные, солнечный свет для многих гибелен, а иные не переносят даже лунного. Мое время – ночь, днем в Хвалине слишком шумно, слишком шумно даже здесь, в подвалах храма Хладного Пламени.
Книга лежит передо мной, раскрытая на чистой странице. Немного помпезно, но последняя из написанных глав в ней именуется «Хвалинский Узел». И это действительно Узел! О, какое же наслаждение следить за всеми его извивами – ведь каждый из тех извивов – живое, чувствующее и мыслящее существо. Шарада, какую непросто разгадать даже Архимагу.
Я не могу понять, что свело их всех вместе. Не знаю, да и знать не хочу, кто именно отдал приказ молодому воину Лиги следить за адептом Арка. Пока не знаю, что привело сюда и этого волшебника, с цепью девственной меди и тремя каменными языками пламени, сработанными из авальонна. Меня пьянит само предчувствие тайны. То, что заставляет меня сводить этих людей в один Узел. Я чувствую призрачные узы, накинутые на каждого из них, узы Предназначенности. И гораздо больше меня занимает, кто же на самом деле сплел все это, чья воля – богов ли, иных небожителей, или тех невероятных существ, для которых я еще не создал даже названий. Чья-то могучая и, признаюсь, слегка тревожащая меня своей злой уверенностью сила начала плести замысловатый узор – и я не я, если не пройду до самого конца нити!
***
Вольные и гном встретили утро уже готовыми к походу, в седлах. Оружие – в тюках. Опечатанное. Они расчехлят его позже, покинув город. Дело за малым – запастись грамотой об имперском подданстве.
Как всякий уважающий себя город, Хвалин имел центральную площадь, где не шумело торжище, а бил устроенный городовыми гномами фонтан и прогуливалась чистая публика. Здесь же стояли кафедральный собор, по левую руку от него – покои епископа, еще дальше – ратуша, где собирался выборный магистрат, храм Хладного Пламени, жреческая школа и, наконец, замыкала круг, примыкая к собору справа, резиденция имперского наместника в Хвалине.
Кан-Торог и Алия остановились. Сидри, принявший на себя роль слуги, униженно кланяясь, принял поводья. Вольный осторожно стукнул бронзовым дверным молотком у дверей наместника.
Они вошли.
Гном остался стоять. Зябко поежился – липкий осенний холод, сгустившийся перед Ливнями, забирался под толстую стеганую куртку. Однако, кроме холода, чувствовалось и что-то еще.., неуловимое, почти неощутимое.., и очень страшное. Оно таилось где-то совсем рядом, но – под землей, и потому гном, Эюяр, дитя Подгорного Племени, носитель дарованной каждому из его сородичей частицы Силы, Ypud', не просто абстрактной магической мощи, а именно Ypud', Силы, присущей только гномам, остро ощущал сейчас затаившееся под каменными фундаментами города остро мыслящее существо. Старое, странное и страшное. Напряженно, неотступно думавшее сейчас о нем.
И – о тех, кого Каменный Престол отправил вместе с ним в старую сокровищницу гномов.
Мощь затаившегося под землей разума подавляла, слепила и оглушала. На Сидри раз за разом накатывались волны такой силы, что гном, не выдержав, обхватил ладонями голову и глухо застонал. Кто это такой? Что ему надо? Почему я не чувствовал ничего подобного раньше, даже когда ворожил?..
«Stuc геас, divid'omm Suuraz!» – Сидри призывал Силу. И плевать, что он – в самом сердце города людей, что совсем рядом – собор и храм, школа жрецов, в полуквартале – башня Радуги, башня Ордена Солей. Неважно, что сейчас сюда сбежится толпа магов, и колдунов, и жрецов, и воинов – если он не будет противиться, подземная тварь сожжет его разум и поглотит сердце.
Холодная волна спокойной Силы Гор прокатилась в ответ. Она послушно явилась на зов, слишком слабая, чтобы противостоять магам Радуги в Гномьих Войнах, когда пал Каменный Престол, но способная сейчас помочь одному из своих детей.
Стало легче. Бешеное колотье в висках слабело, чудовищная тварь отползала, поджавши хвост. Весь дрожа, Сидри облизнул пересохшие губы; ощутив вкус крови, вытер рот тыльной стороной ладони – осталась красная полоса.
Теперь оставалось только ждать и принимать неравный бой, бой, в котором его не убьют (не поможет, даже если он сам вонзит сталь себе в горло), а пленят и, неважно – у живого или у мертвого – капля за каплей выпытают все, что он знает. И тогда – конец всему.
Безоружный, Сидри не побежал и не ударился в панику, хотя смелость вроде бы не числилась среди его достоинств. Он слыл купцом, а не воином, путешественником и торговцем, а не боевым магом. В предстоящей им миссии сражаться и умирать должны были Вольные. Каменный Престол не пожалел золота – пусть отрабатывают…
– Сидри! Что происходит?! – из парадных дверей, едва не сбив с ног привратника, вихрем вылетела Кан-Мола. Лицо перекошено, волосы растрепались, глазищи горят, словно на дне их вспыхнул настоящий пожар. С такими глазами не надо ночью фонаря.
– Прости… – прохрипел гном. – Что-то.., напало.., на меня.., наверное – пришло оттуда…
Не требовалось пояснений – гном решил, что его выследил один из новых хозяев гномьей сокровищницы.
Тави на миг закусила губку, однако тут же встряхнулась, прохладные пальцы легли Сидри на все еще покалывающие виски.
– Не бойся. Я прикрою тебя. Мой брат уже получает все, что нужно.
А тем временем на площади стали – очень быстро! – появляться те, кому это положено было по должности.
Первыми, конечно же, высыпали священники. Собор Спасителя был совсем рядом, и там всегда полно этих, в белых рясах. Церковь никогда не славилась боевыми магами, но ходили слухи, что ее служители годами упорной аскезы и молитвы добиваются многого, очень многого.
Следом за священниками появились жрецы. Храмы Древних Богов еще стояли по всей Империи; память, принесенная с Забытых Берегов. Древние Боги слабы, они уже почти что заснули, умерли, ибо сон – есть смерть богов. Тем не менее во многих местах им до сих пор поклонялись – на что Радуга смотрела сквозь пальцы. Пусть их поклоняются кому хотят. Тем более что по силам жрецы Древних Богов и в подметки не годились даже магам третьей ступени Семицветья.
Жрецы Древних шли осторожно, уже в боевом порядке – впереди четверо сидриттов, старших учеников, кои уже весной отправятся по своим приходам; за ними – четверо деканов, и, наконец, последним шел сам ректор. На гнома они не смотрели. Оно и понятно – с ослушником, что сотворил недозволенную волшбу, справятся страховые волшебники. Их жреческое дело – понять, что за гость пожаловал в подземелья Хвалина. Сидритты нащупывали след, деканы прикрывали их, в то время как ректор должен был сделать главное – нащупать сознание пришельца, попытаться заговорить с ним; жрецы Древних Богов твердо верили, что говорить можно с любым существом, неважно, одушевленным или нет.
А вот и маги. Радуга действует быстро. Всякие там чудища – дело понятное и привычное, пусть сперва порезвятся слуги Храмов. Сила Древних Богов все равно пала, остались жалкие ее крохи, миром правят Спаситель и Чистая Магия, так что пусть пока балуются! Все ведь и так знают, что господин ректор должен будет дать полный отчет хвалинскому Совету Радуги…
На площадь быстрым, чеканным шагом вошли трое в одноцветных плащах. Синий, Зеленый и Желтый. Солей, Флавиз и Угус. Все – маги третьей ступени. Если не выше.
Тави медленно выпрямилась, холодно глядя на чародеев. А те смотрели только на Сидри; и у несчастного гнома от страха застучали зубы.
За магами валила целая толпа их прислужников. Младшие адепты, подмастерья и первая ступень, еще не выслужившие право на одноцветный плащ. Человек двадцать. Эти, в отличие от мастеров, не пренебрегали обычным оружием.
Чародей в синем плаще – высокий, костлявый, словно поднятый из могилы скелет, на которого второпях натянули обратно человеческую кожу, – медленно протянул руку.
– Ты! – проскрипел он. – Гноме! Рекомый Сидри, колено Дромаронгов! Ты!.. Виновен!.. Пойдешь ли ты с нами добровольно или применить силу?
– В чем повинен мой слуга? – резко сказала девушка. В ее руках не было сабли, но и самый распоследний нищий в Империи знал, на что способны Вольные, даже без смертоносной своей стали.
Маг Ордена Солей удостоил заговорившую Нелюдь коротким полупрезрительным взглядом.
– Творил запретную волшбу, – процедил волшебник. Словно в лицо плюнул.
Из дверей спокойно вышел Кан-Торог. Не обращая никакого внимания на творящееся вокруг, встал рядом с Тави, протягивая ей некий внушительного вида пергамент. На витых шнурках чуть покачивались аж четыре печати разноцветного сургуча.
– Имперский Закон «О Вольных», параграф сорок четвертый, «О слугах», пункт десятый. «За содеянное слугой отвечает хозяин», – спокойно возразила девушка.
Маги удостоили ее пергамент парой мимолетных взглядов. Разумеется, они знали, что в нем. Подтверждение имперского подданства. Экстерриториальность. Подсудность только особому суду самих же Вольных, возглавлял коий лично Император. А это значило, что дело должно было разбираться в Мельине, да и то не сразу, а лишь когда господа имперские Вольные соблаговолят туда явиться, ибо преступление не было связано ни с кровопролитием, ни с нанесением какого-либо ущерба.
Радуга умела проигрывать.
Не говоря ни слова, волшебники в одноцветных плащах повернулись спинами к Вольным. Чародей в желтом плаще первым обратился к сосредоточенно уставившемуся в землю ректору:
– Что-то интересное, коллега?..
– Идем, – Тави не стала ждать ответа жреца. Кан-Торог, по-прежнему не задавая вопросов, взял повод коня. Негоже садиться в седло прямо на главной площади города, где ты принял подданство Империи и принес ей клятву на верность.
Молодой священник в белой рясе кинул вопросительный взгляд на епископа. Его преосвященство едва заметно кивнул.
Священник двинулся следом за Вольными.
***
«Что происходит? Что, сожри меня боги старые и новые, молодые и не очень, что тут происходит?»
Фесс очумело вертел головой – занятие, совершенно непозволительное для воина Серой Лиги. Он чуть было не забыл о своем коне. Впрочем, и чародею Арка сейчас пришлось несладко – бедняга аж скрючился в три погибели, привалившись к стене дома.
Они чувствовали одинаково.
Магический удар. Чудовище в катакомбах под Хвалином. И – запретная волшба пытавшегося защититься гнома.
«Что ты теперь сделаешь, маг Арка, Илмет, адепт второй ступени? Ринешься.., да, на главную площадь? Или?..»
Волшебник выбрал «или». Когда схлынула волна дурноты, выпрямился, кинул холодный взгляд на испуганно шарахнувшихся по сторонам прохожих (эти-то ничего не почувствовали, им хоть бы что!) и двинулся дальше. Однако Фесс уловил мгновенно брошеное заклятье – уловить уловил, но перехватить и прочитать – уже нет. Кажется, оно было обращено к кому-то из высших иерархов Арка.., наверное, к Командору, учителю, покровителю и воспитателю, к кому же еще?..
«Эх, эх, вот тут-то поневоле и пожалеешь о том, что когда-то бросил учебу…
Но тогда бы ты никогда не стал Фессом. И давным-давно тобой правила бы какая-нибудь племянница Клары Хюммель».
Отправив послание, Илмет окончательно пришел в себя. И – спокойной, чеканной походкой двинулся дальше.
О чудовище под городом Фесс решил не думать. На это есть Радуга. А он в драконоборцы не годится. Только погибнет зря.
***
Вольные и гном, не задерживаясь, покинули город. Времени до Ливней оставалось совсем немного. Каждый день пути до Копей рассчитан. Ни неделей раньше, ни, само собой, неделей позже. Слишком много ненужного народа толчется вокруг старого входа в гномье царство. Слишком много магов. Но – Смертный Ливень властен и над ними. Каменный Престол рассчитывал, что Сидри и Вольные проскользнут в спасительные пещеры перед самым Ливнем, когда все стражевые волшебники уже попрячутся в свои башни. Впрочем, Радуга держит кордоны возле главного входа. Сидри же поведет их тайными отнорками, что известны лишь считанному десятку самых старых подгорных жителей. Надо спешить. И не только из-за Ливня. Хвалинские маги не дураки. Их не остановит никакой императорский эдикт. Гном, творивший волшбу в пределах города, должен быть схвачен, допрошен, а потом – или казнен, или сослан в копи, смотря по размеру вины. Виной, разумеется, считалась величина отпущенной ему Силы. Радуга понесла некоторые потери в Гномьих Войнах, Suuraz Ypud поддалась не вдруг и не сразу. А маги не повторяют ошибок. Гном, пустивший в ход Силу, пустивший в ход Силу на главной площади Хвалина – просто так уйти не мог.
Они оставили позади северные ворота. Главный Тракт вел прямо на полночь, широкий и наезженный – здесь лежали богатые земли, много старых боров, пригодных для рубки, устройства лесопилок, смолокурен, углежогных промыслов – совсем неподалеку находились и доставшиеся людям старые железорудные копи. Империи требовалась сталь, очень много стали, и конечно же, ни один правитель не мог оставить такое дело в руках гномов.
Однако путники свернули с главной дороги, не одолев и половины пути. Здесь Тракт раздваивался. Основной, как и прежде, вел прямо на север, к дремучим и диким лесам, за которыми начинались оставленные племенам орков, троллей и гоблинов лесотундры и тундры; старый же, почти совершенно заброшенный, сворачивал на северо-запад. К гномьим горам.
Этот Тракт знавал лучшие времена. Сейчас же он превратился почти что в тропу. По ней хаживали только добытчики, лихой народ, что шарил по оставленным Подгорным Племенем жилищам. Отсюда шел тонкий поток очень высоко ценившихся самоцветных камней – опора богатства и процветания славного Хвалина.
– По дороге не пойдем, – привстав в стременах, отрывисто бросил Кан-Торог. – Ты чувствуешь их, Тави?
Девушка коротко кивнула. Миндалевидные глаза были закрыты.
– Идут следом.., много. И еще они послали сообщения.., я не уловила, куда именно, но давай считать, что стража Главных Ворот уже предупреждена.
– На месте магов я поступил бы точно так же, – спокойно кивнул юноша. – Им нет нужды хватать нас сейчас. Они слишком уверены в своих силах и хотят выяснить, что мы тут делаем, что замышляем…
Тави покачала головой.
– Ты забыл, что и Кутул, и Угус практикуют некромантию. Они могут убить тебя, а потом твой труп, перед тем, как стать вампиром, сам расскажет им все. Им нет нужды следить за нами. Просто они не хотели крови в городе. Радуга очень следит за тем, чтобы все выглядело прилично, – закончила она с нажимом.
Кан-Торог равнодушно пожал плечами, снисходительно глянув на съежившегося от страха Сидри.
– Каменному Престолу придется изрядно раскошелиться, почтенный Дромаронг. Мы не подряжались биться со всей Радугой.
Несчастный Сидри промолчал.
– Надо двигаться, – по-прежнему не открывая глаз, но неожиданно легко сказала Тави. – Рано или поздно они нас настигнут. Лучше, если это случится в топях.
Кан-Торог молча кивнул.
Они ехали весь день, так никого и не встретив. Большинство добытчиков уже убралось восвояси. Маги в последний раз проверяли кровлю и поддерживающие ее прочность заклинания. Страшное дело, если Ливень отыщет хоть малейшую щель. Вдоль старого Тракта не попадалось ни деревень, ни тем более одиноких хуторов. Землепашцы избегали селиться вдоль Пути Нелюдей.
Кан-Торог не спрашивал Тави, что они станут делать, когда скачущие на не знающих устали зачарованных конях маги Радуги наконец настигнут их. Дело Алии – волшба. Его дело – меч. Так судил Круг Капитанов. Быть может, его, Кан-Торога, убьют – но и он захватит с собой немало. И это будет хорошо, потому что волшебников не так много, а мощь хумансов – это именно маги.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:32 | Сообщение # 11 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Сидри угрюмо сгорбился на своем пони, уткнувшись взглядом в землю.
«Каменный Престол, ну почему все так нелепо получается? Откуда взялась эта тварь в Хвалине? Проклятие, она прикончила бы меня, не призови я Силу! И что теперь делать? Здесь, ближе к горам, моя мощь будет расти.., но нам все равно не остановить целую армию магов…»
– Сидри, – девушка наклонилась к гному. – Нам надо сворачивать. Я понимаю, ты собирался вести нас совсем иначе, но.., другого выхода нет. Нас настигнут самое большее к полуночи.
– Каменный Престол думал об этом, – уныло отозвался Сидри. – Думал, когда выбирал дорогу. Есть далеко вытянувшийся на юг язык топей. Но, если мы свернем туда, точно не успеем до Ливня.
– Почему же нельзя было выйти раньше? – с неожиданной веселостью полюбопытствовал Кан-Торог. – Почему ваш Престол не принял во внимание, что нам, быть может, придется уходить от погони или прорываться с боем? Почему сразу не избрал более безопасную дорогу?
Сидри ответил, не поднимая глаз, однако голос его лязгнул, точно молот о наковальню:
– Когда мы войдем в топи, ты сильно пожалеешь об этом, Вольный. Предел есть у всего, в том числе и у твоего умения. Престол выбрал самый безопасный путь. Там наша тропа. Там меньше злого чародейства. И, поверь мне, Вольный, немалая толика Силы Гор вложена в то, чтобы сделать относительно проходимой хотя бы этот отрезок болотной тропы.
Кан-Торог только пожал плечами и отвернулся.
– Итак, идти в болота – смерть, – спокойно подытожила Тави. – Идти по Тракту прямо, как рассчитывали, – тоже смерть, а может, и что-то хуже смерти. Так что же нам делать, Сидри Дромаронг? Может, вернуться в Хвалин и переждать Ливень? Клянусь Горой, на центральной площади, перед ратушей и домом наместника мы куда в большей безопасности, Радуга не рискует нарушать там свои собственные законы.
– Отличная мысль, только почему же она не пришла тебе в голову сразу? – ухмыльнулся Кан-Торог. – Едва ли маги Радуги так просто потеряют наш след. А если еще и узнают, что ты у нас чародейка…
– Нет, поворачивать нельзя, – тихо проговорил Сидри. – Когда я ворожил в Хвалине.., вы ведь знаете, это древний город, когда-то там была крепость Дану, их торговый форпост.., в те времена, когда мы с ними не очень-то ладили, задолго до Первого Исхода. Так вот, мою ворожбу, отыскание и открывание пути, можно было проделать только в Хвалине. Старые чары так просто не развеиваются – после какой-то стычки гномы и Дану решили наконец перестать выяснять, что лучше – меч или топор, и заключили мир. В Хвалине были произнесены слова Силы.., и тех, и других. Прошли века, но камни помнят…
– Очень интересно, но давай-ка ближе к делу, и, если можешь, то на ходу, – Кан-Торог тронул поводья. – Пойдем к болоту. Иного выхода нет.
Они свернули с тропы.
– Камни помнят, – продолжил Сидри, не обращая внимания на тянущиеся к лицу ветви. – И мое заклятие нуждалось в их памяти.
– Ах, как нескладно получилось, – хмыкнул Кан-Торог. – Скажи, пожалуйста, Сидри, – у тебя в запасе еще много таких же неожиданностей?
Сидри не ответил.
– Не трогай его, Кан, – вступилась за гнома девушка. – Что с тобой? Никогда не слышала, чтобы ты язвил перед боем.
– Не люблю, когда бой задумывают глупцы, – пожал плечами Вольный. – Но я так и не понял, почему нам надо было выметаться из Хвалина, словно за нами гналась орда подземных демонов?
И вновь Сидри промолчал.
– Потому что открывшее путь заклинание будет действовать вовсе не так долго, как бы нам этого хотелось, – сухо пояснила Тави. – Нам надо спешить. Выбора нет. В топи!
Сидри тяжело вздохнул.
– Постойте!
Человеческий голос раздался совсем рядом. Тави и гном прямо-таки подпрыгнули в седлах; Кан-Торог прыгать не стал, просто оба его меча в один миг оказались наготове.
– Как он сумел подобраться так близко, сестренка? – процедил сквозь зубы молодой воин. – Не подскажешь?
Между деревьями мелькала белая ряса. Идеальная мишень.
Пальцы Тави медленно поглаживали левую ладонь – осторожно и бережно, словно лаская. Вокруг кисти заклубилось алое прозрачное облачко.
– Не стреляйте! Я безоружен!
– Ловушка, – спокойно заметил Кан-Торог. – Интересно, как он ухитрился догнать нас на своих двоих? Или оставил коня? Но зачем?
Человек и впрямь мчался сквозь лес с невероятной быстротой. Известно – хороший бегун накоротке обгонит лошадь, но.., не мог же он так нестись от самого Хвалина!
Они не замедлили шага своих коней. Если он хочет говорить с ними, пусть поднатужится.
Запыхавшийся молодой священник в местами порванной, забрызганной грязью рясе с разгону налетел прямо на Сидри. Вернее, он налетел бы, если б ему это позволил Кан-Торог. Вольный сделал всего одно неуловимое движение, весь словно бы растекся в воздухе – вот он только что был здесь, и вот его тут уже нет. Короткие мечи свои он держал, точно садовые ножницы; а веткой, которую он собрался перерезать, была шея священника.
– Стой и не двигайся. Слово, жест, взгляд – и ты погиб, – спокойно уведомил Кан-Торог человека в белой рясе.
– А как же.., мне не смотреть?
– Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь эту формулу. Слово, жест, взгляд – наложение заклятья, – нахмурилась Тави. – Кто ты такой, как догнал нас и что тебе нужно?
– Я служу Спасителю.
– Это мы видим и так, если, конечно, ряса на тебе не с чужого плеча, – заметила Тави. – Кан! Пусть он идет вперед…
– Да, да, – заторопился священник. – Погоня уже близко. Вы опережаете их самое большее на две тени.
– А как же ты?
– Что я? Могущество Спасителя беспредельно. Я обратился к нему с мольбой, и Он внял. В ногах моих появилась неутомимость…
– Не обманывай, – сухо вмешался Кан-Торог. – Я про вас кое-что знаю, братья-отшельники. У вас – дарованная Радугой магия…
– Наши силы – от Спасителя! – священник вздрогнул от обиды.
– Так. Мы тут с тобой шутки шутить не будем. Говори толком! – Вольный слегка свел клинки, однако священник даже не дрогнул.
– Почтенный гном творил волшбу на площади. Мы знаем, от кого он защищался. Вы хотели бы это узнать?
– Откровенно говоря, не очень, – сказала Тави. – Какое-нибудь страшилище.., мало их еще ползает по катакомбам Дану?
Священник замотал головой, ежесекундно рискуя порезать себе горло – и даже не замечая этого.
– Нет! Нет! Вовсе нет! Мы давно следим за ним…
– Послушай, – ледяным голосом сказал Кан-Торог. – Нас это не интересует. У нас – дело. И погоня за плечами. Неважно, в конце концов, как ты нас нагнал, но вон там, впереди, – болота. Знаменитые предгорные топи. Говорят, тут спят тени Древних Богов. Я в это не верю, но что правда, то правда – хищной дряни там хватает. Ты хочешь лезть туда с нами?
– Конечно, – не моргнув глазом, ответил священник. – Хочу и полезу.
– А если я тебя оглушу? – прищурился Кан-Торог.
– Не сомневаюсь, что ты сможешь сделать это, доблестный воин – по попущению Спасителя. Но стоит ли испытывать Его? Я могу оказаться полезен. Я расскажу вам, что произошло на площади. Потому что ведь именно из-за этого.., одним словом, вам не показалось, что вас попросту выставили из города? Да еще и пустили следом погоню Радуги? Чтобы вы уж точно не могли повернуть назад?
Он попытался взглянуть в глаза Тави.
– Не крутись, – прикрикнул Кан-Торог. – Сам себе голову отрежешь. И ты бежал следом, чтобы только сказать нам это? Какое до этого дело Церкви Спасителя?
Священник остановился, твердо взглянул в глаза Вольному.
– Не стану цитировать тебе наших пророков. Все равно не поверишь. Но для нас это более, чем важно. Позволь мне идти с вами. Я не стану обузой. Смотри! Именем Спасителя!
Он не делал пассов, не выкладывал сочетания предметов, не хватался за амулеты и талисманы.
– Тебе, древо, говорю я – перейди, ибо ты загораживаешь нам путь!
Раздался тяжкий скрип. Земля вспучилась; корни полезли наружу. Вековая ель закачалась, пронесся глубокий вздох – и, оставив после себя глубокую яму, и в самом деле сдвинулась в сторону.
– Вот так, – тихо сказал священник. Лицо Тави осталось непроницаемым.
– Можешь идти.
– Но, Алия… – заикнулся было Кан-Торог.
– Он пойдет с нами, – отрезала девушка.
***
– Меня готовили. И я сам готовился. Мало, кто истинно верует в Спасителя. А ведь нужно всего-навсего быть честным и чистым…
– Красивые слова. А кто жег Дану? Кто распинал их на ваших крестах вдоль дорог, кто вешал вниз головой? Кто отдал приказ перебить всех схваченных в Деалмоте детей, потому что, дескать, они никогда не смогут приобщиться к Истинной Вере? – Тави ощетинилась. – Не твои ли братья по вере, святоша?
Человек в белой ризе опустил голову.
– Грехи, совершаемые именем Церкви…
– Не могут пасть на Спасителя? Ну уж нет. Каждый отвечает за все! – Глаза Тави горели, щека судорожно дергалась, и девушка прижимала ее ладонью. – Каждый отвечает за каждый грех своей веры. Своего дела. Своего знамени!
– Не будем спорить, – примирительно поднял руку священник. – Я пришел, чтобы помочь. Я уже сказал, меня специально готовили к этому дню – дню, когда пробудится сила Погребенного Под Храмом.
– Какого такого погребенного? – подозрительно осведомилась Тави.
Разговор шел только между ней и священником. Кан-Торог и Сидри молчали, только и успевая поворачивать головы от одного из спорщиков к другому. Рассказ священника Тави все время перебивала язвительными репликами. Видно было, что случившееся в лесу задело ее по-настоящему. Этот нелепый, невесть откуда взявшийся человек, ворвавшийся в тщательно продуманный (правда, уже начавший трещать по швам) план, человек без имени (он отказался его назвать, сказав, что мирское свое имя давно забыл, а церковное он откроет лишь на Суде Спасителю) – он повелевал странными силами. Но Тави не чувствовала в нем ни малейшей магической искры…
«Зато чувствую я. Вот еще одна загадка!..» …Однако он и в самом деле способен был на многое. И ему не требовалось для этого ничего. И волшебство его – если только это можно было назвать волшебством – не имело ничего общего как с колдовством магов Радуги, так и с тем, которым пользовалась сама Тави.
– Я долго готовился. Я знаю, что настанет день, когда то, что открывается в видениях нашим братьям, станет явью. Спаситель явится на грешную землю…
– Слышим эти сказки уже сколько лет, – проворчал Кан-Торог.
Они сидели на крошечном островке. Позади остался первый болотный рукав – ничего особенного, обыкновенное северное болото, с черными зеркалами стоячей воды, камышом, зыбкой травяной сеткой под ногами, кувшинками на водной глади, чахлыми деревцами… Тут не чувствовалось ничего странного, ничего потустороннего, никаких спящих теней или хотя бы самых заурядных чудищ, вроде болотных упырей или бродячих вислюгов. Вольный уже начал с иронией поглядывать на Сидри – однако тот сидел, не обращая никакого внимания на эти взгляды, и это при знаменитой обидчивости гномов!
Спускалась ночь. Погоня наступала им на пятки, но идти глубже в болота Сидри наотрез отказался.
– В темноте тут никто не ходит. Дня дождемся.
– И попадем под Ливень? – подбоченилась Тави.
– Выйдем с рассветом. Если нас до того времени не прикончат.
Огня они разжигать не стали. Священник так и сидел в своей перепачканной рясе, и казалось, ему нипочем и холод, и пробирающая до костей сырость. Он торопился, он старался рассказать как можно больше…
– В Хвалине есть храм Хладного Пламени. Мои братья по вере не любят чтящих Древних Богов, я же не вижу в этом ничего странного или предосудительного, ибо Спаситель пришел в мир, чтобы спасти его целиком, дать всем шанс, неважно, кому ты поклоняешься и кому молишься. Древние Боги когда-то властвовали на этой земле, и, клянусь верой, тогда времена были честнее и праведника можно было найти куда проще, чем сейчас… Так вот, в Хвалине есть такой храм. В его подвале живет старик, живет уже невесть сколько лет. Наш собор построили много позднее храма Хладного Пламени, но кафедральный хронограф ясен и недвусмысленен – уже давным-давно в подземной келье там живет некто, владеющий великой силой. Его преосвященство епископ несколько раз пытался поговорить с отшельником.., как и многие его предшественники. Увы, старец никого не захотел видеть. Ни в прошлом, ни сейчас.
– А откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила Тави.
– В свое время нам рассказали о нем маги Радуги. Потом подтвердил настоятель храма Хладного Пламени. Потом некоторые наши братья, находясь в духе, приближались к таинственной келье и чувствовали силу. Так вот, эта сила пробудилась сегодня. Она явила свой лик.., или личину.., почтенному гному. И он должен был ответить. Пустить в ход Силу Гор, не так ли?.. И вот – у вас на плечах висит погоня! – священник с победоносным видом оглядел слушателей.
– Ну и что? – Тави нетерпеливо наморщила нос. – Ты рассказал нам забавную сказку. Почему мы должны тебе верить? Да, деревья ты двигать умеешь. Не спорю. Ловко. Но у нас свое дело. И нам вовсе не интересно, почему какой-то выживший из ума колдун…
– Он не из Радуги, – покачал головой священник. – Они сами сказали нам.
– Ну, им и соврать недолго, – бросил Кан-Торог.
– Не спорю. Частенько оскверняет уста их недостойная ложь…
– А тогда какой смысл говорить? И почему этот маг, колдун или кто он там, почему он так важен для истинно верующих в Спасителя?
– Ха-а-рошие разговорчики ведем, – пробурчал Сидри. – Сейчас маги явятся нам локти вязать, а мы тут про веру да про спасителей… Я вот так скажу – топор мой главный спаситель! И всего моего рода!
– Оружие не спасло ваши царства, достойный гном, – покачал головой священник.
– А об этом мог бы и не вспоминать! – обиделся Сидри.
– Я буду молить Спасителя простить мне эту невольно нанесенную тебе обиду, достойный, – священник покаянно наклонил голову.
– Ну так и что? В десятый раз уже спрашиваю – что он вам, этот старик? – Тави теряла терпение. Священник глубоко вздохнул.
– Почему, как вы думаете, в Хвалине такой роскошный собор?
– Только нам про это и думать, – не слишком вежливо проворчал Кан-Торог, однако священник пропустил насмешку мимо ушей.
– Потому что многие в нашей Церкви верят, – голос его упал до неожиданно задрожавшего шепота, – многие, и я в том числе – верят, что этот старик и есть… Спаситель!
Сидри фыркнул. Кан-Торог усмехнулся. Тави ограничилась тем, что скорчила гримаску.
– Почему же тогда вы не это.., ну, хороводы свои вокруг него не водите?
– Если Его желание – пребывать в одиночестве, как могут смиренные Его служители навязывать Ему что-то иное? И как может Церковь пройти мимо тех, на кого пал Его взгляд? Мы все ощутили толчок. Он шел из подземелий храма Хладного Пламени. И как можем мы мешать тем, на кого Он взглянул, делать свое дело? Мы лишь просим позволения…
– Шпионить за нами! Ну уж нет! – Тави вскинулась разъяренной кошкой.
Из сгустившейся за их спинами тьмы, из лежащего над болотами непроглядного покрывала донесся долгий переливающийся не то стон, не то плач, перемежающийся короткими сдавленными всхлипами.
– У-у-у-у… – тянуло существо в ночи. И снова:
– У-у-у-у…
Кан-Торог немедля вскочил на ноги. Оба меча наготове. Священник и Тави остались сидеть, только оцепенели на мгновение; Сидри же с неожиданной ловкостью подхватил чудовищного вида боевой топор с длинным серповидным лезвием; вытянутым его концом можно было колоть. Обух и пяту украшали внушительного вида шипы.
– Начинается, – спокойно сказал гном. Куда только подевался весь его страх! – Ты, парень, зови давай своего Спасителя.., нам он всем сейчас пригодится.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:34 | Сообщение # 12 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 7
Остаток ночи после покушения Император уже не спал. Все семь Орденов стояли на ушах, как сказал бы уличный мальчишка. Имперские дознаватели уже трясли схваченного хозяина трактира, были доставлены служанки, поварихи и подавальщицы, иные прямо из постелей, от мужей и дружков. Трясясь от ужаса, они пытались вспомнить вышедшего среди ночи запоздалого, гуляку. Сежес и Реваз отправились к Патриархам Серой Лиги; вернулись быстро, нахмуренные и разочарованные.
– Я, признаться, подумал – не их ли кто купил? – покачал головой маг Красного Арка. – Но – нет.
– Можем ручаться, – холодно подтвердила Сежес, и Император неволено представил, как они с Ревазом безжалостно вламывались в сознание заправил Лиги, потрошили, выворачивали наизнанку их души, тщетно пытаясь отыскать следы лжи. – В головах у них немало любопытного, но, поскольку Серая Лига пользуется известной независимостью, думаю, нет смысла обсуждать то, что мы узнали, – изысканно выразилась Сежес. – Мы продолжим поиски.., а повелителю советовали бы предаться сну. Очень желательно – не в одиночестве.
«О нет, нет!» – заглушая, мягко говоря, не слишком вежливое «с тобой, что ли, Сежес?!», успел подумать Император.
– Женская ласка необходима в таких случаях, – настаивала волшебница.
– Лучше я пойду помашу мечом, – отказался Император.
Воинские упражнения считались священными. Уже давным-давно правители Империи не выходили перед строем войска, чтобы поединком начать сражение, но обряд соблюдался. Сежес ничего не могла возразить.
Холодное осеннее утро могло располагать разве что к неге под теплым одеялом, никак не к забавам ристалища. Император сбросил плащ. С броней он расставаться и не думал.
При дворце испокон веку существовала Гильдия Воинов – лучших мастеров меча (и не только меча), каких только могли отыскать имперские вербовщики.
Сейчас еще очень рано. Но ждать Император не мог. После бурной ночи еще кипела кровь, сила требовала выхода. Схватиться с оборотнем так, как должно, ему не удалось. Подземный червь был опасен, но не слишком поворотлив. Сейчас же хотелось другого – предельной усталости, чтобы заглушить мысли.
Император не сомневался, что покушение подстроила Радуга. Дать с самого начала понять, чего ты стоишь, ты, наша кукла, пусть даже и разряженная, что ты бессилен без нашей магии – откуда, вспомни-ка взялось спасшее тебя колечко с черным камнем?
Он весь закаменел от ненависти.
«Клянусь Огнем и Ветром. Вы заплатите. Я сотру вас с лица земли, я избуду саму память о семи Орденах! Мне плевать, кто вы для мира – добро или зло, вы – зло для меня! А следовательно, и для моей Империи. Государство не может стоять, если на троне – марионетка магов в дурацких разноцветных плащиках».
Арена прибиралась и выравнивалась каждую ночь. Песок для нее привозили с морского берега; пропитавшись за день кровью, он выбрасывался. А сейчас.., сейчас он еще чистый, ровный и мягкий, сейчас он еще не вобрал в себя даже осеннюю хмарь.
Над овалом арены высоким амфитеатром поднимались ступени. Зрителей всегда хватало. Обитатели Мельина, вне зависимости от голубизны крови, любили воинские потехи.
У Императорских Ворот, откуда только и должен выходить на песок ристалища сам повелитель, в стенной нише висел шнурок. Точно червь-камне-точец, он нырял в крошечное отверстие; шнур вел к колоколу в покоях Мастеров.
Император дернул дважды. На бой вызывались двое противников. Неважно каких. В этом крылась одна из прелестей игры.
Повелитель Мельина решительным шагов вышел на середину арены, обнажил меч – средней длины, нетяжелый, со здоровенным шаром противовеса на рукояти, он был сработан так, чтобы держать его и обычным образом, и «пером», когда острие смотрит в землю.
Бой будет до крови, но не до смерти.
Теперь немного подождем.
Император часто менял учителей, стараясь взять от каждого все самое лучшее. Он не обманывал себя – как боец он неплох, но не более того. Непобедимых же и вовсе не существует, это сказка, которую очень любят в тавернах.
Из Ворот Мастеров появились двое. Одного из них Император знал – бритый наголо Эйарах, южанин, с того берега Внутренних Морей, сражается двумя мечами, очень ловок и подвижен. Несколько уроков Император у него уже взял и остался доволен. Хороший выбор для такого дня, Эйарах сильный противник. Может статься, он и победит.
Таких поражений Император не страшился.
А вот кто второй? Новый мастер? Очень хорошо…
Гильдия пользовалась известными свободами. Испрашивать высочайшего разрешения на приглашение нового бойца ей отнюдь не требовалось, так что Император мог еще и не знать о нем. Ничего странного.
Тем не менее с Эйарахом они шли, вполне дружески переговариваясь.
Новый воин удивлял своим ростом и худобой. Он отнюдь не выглядел силачом, но раз он здесь – значит, испытания преодолел успешно. Тогда, если он берет чем-то помимо грубой силы, сразиться с ним будет вдвойне интересно.
Приблизившись, воины преклонили колена. Они опускались только на одно, что дозволялось лишь высшему дворянству – еще одна из привилегий Гильдии.
Император отдал им честь, как воин – правый кулак прижимается к груди, там, где сердце.
– Представь мне нового мастера, Эйарах.
– Мастер Н'дар, с востока, мой Император. Молодой повелитель пристально смотрел на склонившегося перед ним человека.
Длинные черные волосы увязаны в «конский хвост» и падают на спину. Щеки впалы настолько, что хочется спросить человека, сколько же он голодал. Кожа нездорового, серого цвета, вся в мелкой алой сыпи. Глаза глубоко посаженные, темные. Очень длинные руки с очень длинными пальцами. На правой руке средний и безымянный – сросшиеся.
Приметный человек. Такого не отправят совершать покушение. Не в традициях Серой Лиги.
«Но почему ты решил, что и другие станут придерживаться той же традиции?»
– Мой повелитель, – мастер Н'дар склонился еще ниже.
– Чем ты владеешь, воин?
– Мечами разными, топорами большим и малым, боевым молотом, алебардой, глефой, боевыми вилами, цепом и бердышом.
Список внушал почтение Мало кто из воинов Гильдии владел более чем двумя-тремя видами оружия – то есть владел так, чтобы считаться в этом Мастером.
– Твое любимое из всего этого?
– Нет предпочтений, – коротко ответил человек.
– Хорошо! Мастер Эйарах, мастер Н'дар, начинаем! До первой крови, как обычно!
Сражения шли без правил. Они могли длиться весь день, всю ночь и весь следующий день – соперники друг другу не уступали.
Эйарах захватит с собой длинный двуручный меч, Н'дар же, как оказалось, явился с целым арсеналом. Но, наверное, из уважения к Императору он сражался парными прямыми мечами, держал он их тоже «пером».
Собственно говоря, сам поединок не заслуживал многих слов. По условиям Эйарах и Н'дар вдвоем нападали на Императора; серолицый и впрямь оказался мастером, устоять против него было нелегко.
Они сражались долго. Солнце успело пробигься сквозь холодный утренний туман; привлеченные звоном мечей, на каменных скамьях появились первые зрители. Краем глаза Император успел заметить несколько одноцветных плащей в орденских ложах. Нет, не приближенные маги вроде Сежес или Гахлана; кто-то из орденских миссий, тоже чародеи высоких рангов. Обещанное Сежес «прикрытие»?..
Эйарах неожиданно охнул, схватившись за левое предплечье. Финтом обведя его клинок, меч Императора пробил доспех, оставив кровоточащий порез. По условиям игры Эйарах выходил из боя.
– Не печалься, мастер! – крикнул Император. Эйарах и в самом деле был хорошим бойцом. – Ты славно бился! Приходи сегодня на пир! И вспомни, в прошлый раз тебе удалось меня зацепить!
Эйарах осклабился и поклонился. К нему уже спешил служитель с холстом и целительными снадобьями.
– Продолжим, повелитель? – проскрипел Н'дар. Странно, воин с серым лицом казался совершенно свежим, словно и не было за спиной долгого перезвона мечей.
– Продолжим, мастер.
В одиночку Н'дар сражался даже лучше, чем рядом с Эйарахом. Мечи его вспарывали воздух с такой быстротой, что Императору поневоле приходилось уходить в глухую защиту; повелитель Мельина заметил, что такая техника скорее годится для кривых коротких сабель-кацаев, излюбленного оружия южных пиратов. Тем не менее Н'дар, несомненно, был истинным мастером.
…А потом Император внезапно заметил, что начавшие было заполняться зеваками ступени амфитеатра вновь пусты, пусты и орденские ложи магов, да и сами стены вокруг как-то странно изменили цвет – с песчано-серого на красно-алый.
Однако черный камень в перстне оставался холодным.., даже слишком холодным. Леденяще-холодным.
– Защищайся, повелитель, – проскрежетало над самым ухом.
Великие силы, да что же это?
Мир вокруг стремительно терял четкость очертаний. Запоздало полыхнул предостерегающим жаром магический перстень.
Покушение, вот что это.
С серого лица врага каплями стекала расплавившаяся кожа, обнажая черные кости. Лопнули глаза, сверкнули бесчисленные грани фасет, словно у насекомого. Длинные многосуставчатые руки взмахнули мечами – Император сблокировал удар, сталь заскрежетала о сталь, полетели искры; его отбросило назад, и только теперь он понял, что его окружают уже не камни арены, пусть даже сменившие цвет; нет, они бились на ровной поляне посреди девственного леса, совершенно не похожего на привычную Императору чащу. Пальмы, вроде растущих на дальнем юге, только куда выше и пышнее. Полыхающие всеми цветами радуги цветы на темно-зеленых кустах. Над вершинами к самому небу взлетали изумительно-прекрасные шпили – кажется, из сказочного хрусталя, прозрачные, полные играющим в них живым солнцем.
А вокруг поляны стеной стояли Дану. Живые и здоровые, в великолепных своих Daemmuru, торжественных платьях, одинаковых и у мужчин и у женщин, сшитых из громадных острых треугольников, вершинами смотрящих в землю.
Темноволосые Дану весело смеялись.
«Этого не может быть, – подумал он. – Они давно истреблены. Это просто наваждение».
Новый выпад серой твари, что состояла теперь из лишь кое-как скрепленных сухожилиями черных костей, блеск столкнувшихся мечей у самых глаз – левую щеку резануло болью.
Если это и наваждение, то уж очень хорошее.
Он зарычал. Черный доспех, единственное, если не считать костяной твари, темное пятно среди радостного, светлого, зеленого мира, среди серебряных, голубых и солнечных одеяний Дану…
Ах, нет. Еще черными были волосы смотревших на поединок.
Черный доспех – пятно тьмы, испоганившее не принадлежавший ему, всем его сородичам мир. Черные волосы Дану – напротив, словно благодатный ночной покров.
«Ага! Решили отомстить! Ну что ж, это мы еще посмотрим, костяной демон, кто кого!»
Он атаковал – отчаянным финтом, открывая голову и часть груди, сам напарываясь на вражий меч – железо проскрежетало по стали доспеха и сорвалось – рукоять ударила под подбородок врага, где, подобно змее, гнулись едва прикрытые плотью позвонки.
Лязгая зубами, черный череп высоко подлетел вверх, закружился, грозно и бессильно сверкая фасеточными глазами. Тело постояло пару мгновений и, хрустнув, обратилось в облачко пыли.
Только теперь Император ощутил боль ожога. Перстень раскалился до уже нестерпимого.
Он стиснул зубы.
– Ну, кто следующий?
Его голос прозвучал, точно хриплый вой завалившего добычу волка.
Дану уже не смеялись, они в упор смотрели на него, и в этих взорах было только одно – смерть. Хуманс должен умереть. Забава окончилась, приговор следовало привести в исполнение.
– Nayvod phoynn! Nayvod! Koi nano!
Молодая черноволосая – как и все здесь – девушка вышла из рядов. Со странным предметом в руках – Император сперва принял его за древесную ветвь, причем только что сломленную. Но вот – на зеленой листве сверкнул быстрый солнечный луч, и ветка неожиданно распрямилась, заблистала золотистая отполированная плоть дерева причудливым, точно у булата, узором, легли коричневатые волокна, два кривых сучка превратились.., да-да, в гарду, и глазам изумленного Императора в руках девушки предстал меч.
Деревянный Меч.
Император чуть было не рассмеялся. Он устоял против магии и стали, так неужели эта деревяшка?..
Девушка молча отвела с шеи волосы, повернувшись вполоборота.
Наискось, от уха к ключице, тянулся бугристый темно-багровый шрам. Очень знакомый шрам.
«Ты узнаешь его, Император, – прозвучало в сознании. – Тогда у меня были связаны руки. Ты ударил, и потом меня, бесчувственную, с разорванной шеей, истекающую кровью, крючьями уволокли с арены. Меня тащили, зацепив за ребро. Там тоже остался шрам. Показать?.. Нет?.. Тогда защищайся. Видишь, я оставляю тебе больше шансов, чем в свое время ты оставил мне. Защищайся же!»
Отступать было некуда. Перстень, хоть и раскалившийся, не отзывался. Воздух вокруг был весь пропитан магией Дану.., сегодня был их день.
«Так, значит, ты выжила?» – мысленно спросил он. Ответа не последовало. Девушка дунула, убирая со лба непослушную прядь.
Боги и демоны, неужели мне придется убивать ее вторично?
По лбу вдруг волной покатился вниз едкий пот. А она подходила все ближе, подняв свою красивую и бесполезную деревяшку в позицию для атаки. Глупо. Из такого положения есть только один по-настоящему опасный удар. Он примет его скольжением, потом один поворот вниз, второе скольжение, и клинок у нее в горле.
«На сей раз она не уйдет, – сказал кто-то очень неприятным и злорадным голосом. – Бей крепче, и теперь эта данка не уйдет от тебя».
…Щенок с перебитыми лапами, визжащий от боли на черном алтаре…
…Розовый малыш с забавными, едва начавшими заостряться ушками. Тупой меч не рубит, а скорее ломает его пополам…
«НЕТ!!!» – закричал он. Закричал беззвучно, словно неведомая магия выпила весь воздух из легких.
Император пошатнулся. Меч выскользнул из мокрой от пота ладони.
«Пусть будет, что будет. Это воздаяние. Возмездие. Я не верю байкам носящих белые рясы, что толкуют о скором возвращении Спасителя – но эта девчонка со шрамом… Дану вернулись. Все эти бесконечные годы они подготавливали мщенье, и вот оно наконец-то свершилось. Неважно, что окружает меня – истинный мир или наваждение – главное то, что я сейчас умру последней, конечной смертью».
«Подними меч, – услышал он. – В отличие от тебя, я не сражаюсь с безоружным В такой победе нет чести. И нет сладости в таком мщении».
«Нет сладости? – возразил он. – Почему же? Я один, вас же – без счета. Даже если я убью тебя…»
«Тогда ты уйдешь невозбранно Это будет значить, что судьба за тебя Защищайся, Император людей, защищайся!»
«Вспомни Берег Черепов, – прорычал он, наклоняясь за мечом. Злость придала силы – Вспомни Берег Черепов, данка, и моих предков, падающих под вашими стрелами!»
Ответа не пришло. Девушка приближалась мелкими шажками, держа перед собой меч во все той же нелепой школярской позиции, Император сжался, готовясь к прыжку Левая рука нашарила ножны запасного кинжала.
Хрустальный звон проплыл над поляной, и Деревянный Меч свистнул. Сейчас он скользнет по подставленному клинку, послушно уйдет в сторону…
Императора опрокинуло на спину. Его собственный клинок вспыхнул холодным зеленым огнем, сталь горела, точно сунутая в костер сухая ветка.
– Памятью измученной земли, из чьего лона вырвана руда. Памятью оскверненного леса, пережженного в уголь для ваших горнов. Памятью испоганенного воздуха, вобравшего в себя дым ваших печей, – мерно говорила данка, склонившись над поверженным Императором. – Памятью наших городов, покрывшихся пылью. Памятью тех, кто сам стал лишь памятью. Умри!
Он метнул кинжал.
И тотчас все существо его сотряс жестокий удар, боль согнула тело, затрещали кости, начала лопаться кожа; исчез лес, исчезли купола и шпили, исчезли Дану, в лицо пудовым вражьим сапогом ударил песок арены. Грязный воздух Мельина обжег легкие.
Император с трудом приподнялся.
В трех шагах от него на песке корчился мастер Н'дар. Из горла торчала рукоять императорского кинжала.
На скамьях вокруг никого не было.
И лишь на песке, там, где по чистой случайности его не взрыли ноги сражающихся, остались два невесть как очутившихся здесь золотых пятиконечных листа.
***
Утром уже все в цирке господина Онфима поняли, что уйти от Ливня не удастся. Стена иссиня-черных туч поднялась до зенита, закрыв полнеба. Солнце так и не выглянуло – дневное светило в ужасе спряталось в серой облачной пелене. Моросил мелкий дождь, капли негромко барабанили по тенту – однако все сжимались в страхе, слишком уж живо представляя, что произойдет, когда фургонного полога коснутся первые струи Ливня.
– Ничего не понимаю, – бормотал Кицум. Вместе с Агатой они сидели на козлах; измученные лошади, несмотря на все использованные заклятья, упрямо не прибавляли шаг. – Ничего не понимаю. Никогда еще они так не мчались. Никогда. Кто же их подгоняет, хотел бы я знать?..
Агата молча ждала. Теперь она уже почти не сомневалась, что Онфим задумал какую-то хитрость. Слишком спокоен оставался хозяин цирка. Нет, он тоже высовывался из фургона, тоже бросал озабоченные взгляды назад, но Агата чувствовала фальшь. Онфим играл, и притом не слишком искусно.
До Хвалина оставалось уже совсем немного – однако, если тучи не замедлят свой бег – цирку не успеть. Это понимали все, кроме, наверное, Троши.
Однако пока еще взгляд господина Онфима сохранил былую власть. Ни Еремей – заклинатель змей, ни братцы-акробатцы, ни даже Смерть-Дева не рискнули завести речь о настигающей их гибели.
«Почему ты ничего не делаешь? – думала Агата. – Ведь можно же облегчить фургон. Можно выкинуть меня, Кицума, Трошу, половину сундуков и припасов. Коням станет легче. Почему же ты не делаешь этого, Онфим? Ты не столь глуп, чтобы не понимать, что происходит. Значит, ты что-то задумал, Онфим. Неужто Кицум прав, и ты знаешь, как избегнуть смерти, прихватив с собой Immelstorunn.»
От одной этой мысли Дану бросило в дрожь.
– Чего это с тобой, Кицум, данку захотелось повалять перед тем, как мы здесь все сдохнем? – рядом угловатой тенью внезапно возник Нодлик. – О чем это вы тут шепчетесь – позы оговариваете?
За спиной Жонглера маячила Эвелин; руки ее пахли железом – женщина прятала под плащом оружие.
Не отпуская вожжи, Кицум неторопливо обернулся.
– Ты что, завидуешь, Нодлик? Или Эвелин поразила внезапная холодность?
Морщинистые руки клоуна аккуратно направляли лошадей вокруг ям и рытвин, в изобилии усеивавших Тракт. Кицум не сделал попытки встать, повернуться, хоть как-то прикрыть незащищенную спину…
– Я слышал, ты что-то сказал ей, – в голосе Нодлика зазвучали холодная решимость и сила. Никогда еще Агата – а точнее, Selmni Oectacann – не слышала, чтобы жалкий, глупый, жадный и похотливый Нодлик говорил таким голосом. Глаза жонглера внезапно сузились.
– Ну и что? – пожал плечами Кицум.
– На ее бесовском языке! – подала голос Эвелин.
– Ну и что? – равнодушно повторил клоун.
– А то! – внезапно взвизгнул Нодлик. – Нас нагоняет Ливень! А всем известно – Нелюди-Дану его не боятся!
– Что за чушь, Нодлик, – поморщился Кицум, однако глаза его при этом как-то виновато потупились.
– Не чушь! – бесновался жонглер, размахивая руками. – Не чушь! Один спастись решил?! А потом.., потом забрать это?
Ничего не понимая. Агата широко раскрытыми глазами смотрела на изрыгающего проклятия Нодлика. Эвелин медленно вытянула руки из-под плаща – они по-прежнему пахли железом и смертью, но самого оружия в них уже не было.
Зато было кое-что иное. Длинная волосяная удавка бесшумно и точно легла на шею клоуна – тот дернулся было, но опоздал.
– Умно… – с ненавистью прохрипел Кицум, соизволив наконец обернуться и глядя прямо в торжествующие глаза Эвелин. – Пока Нодлик ломал тут эту комедию…
– Я сделала все, что нужно, – холодно оборвала его женщина. – А теперь слушай меня… Кицум, позволь пока называть тебя так. У нас нет выбора. Онфим подстроил все это нарочно. Он что-то заподозрил.., или кого-то, не знаю. Но, так или иначе, от цирка он решил отделаться. От всех нас скопом…
– И подстегнул Ливень? – бледно усмехнулся Кицум.
– Его подстегнули! – зашипела Эвелин. – Как только Онфим с данкой вынесли нечто из Друнга! Как только вещь оказалась у него в руках.., не удивлюсь, узнав, что сам Арк и погнал тучу! А теперь нам всем остается только умереть… От такого Ливня не уйти и верхами…
– Едва ли ты можешь рассчитывать, что Агата будет милосердна к тебе, – Кицум не сдавался. – По-моему, в былые дни ты вела себя…
– Идиот!.. – казалось, Эвелин сейчас вцепится ногтями в лицо старику. – Ей достаточно взять в руки вынесенное из Друнга.., и тучи сами шарахнутся от нас!
– Cuurii! – внезапно зарычал Кицум. Лицо его побагровело от напряжения, невидимая нить удавки врезалась в горло. – Suu'te tenar Dhaanu! Те Imrnelstorunn!
Эвелин побледнела. В отличие от Агаты, она явно знала это наречие.
– Immelstorunn? – она немного ослабила удавку.
– Ya, – мрачно прохрипел Кицум. – Evelynn at demmorr.ifr te Dhaanu jut prokk immeistorunn!
– Demmorr? – усомнилась Эвелин.
– Ya, – Кицум криво усмехнулся.
– Хм… Но иного выбора у нас нет, – обронил ставший вдруг донельзя спокойным и сосредоточенным Нодлик. – Кицум! Предлагаю.., предлагаю тебе заключить перемирие. Раз уж мы все друг о друге знаем…
– То нет смысла враждовать перед лицом смерти, – подхватила Эвелин.
– Очень благородно с вашей стороны предлагать перемирие человеку с петлей на шее, – саркастически заметил клоун.
– Мы с Эвелин слишком хорошо помним ту ночь, – Нодлик потер несомненно пострадавшую тогда челюсть. – Правда, тебе тоже не стоило тогда демонстрировать все, на что способен. Мы проверяли тебя, и проверка удалась вполне…
– Ты и вправду так думаешь? – вежливо осведомился Кицум. – Что я тогда продемонстрировал именно все, на что способен?.. – он еще раз загадочно усмехнулся и с видом полного равнодушия к происходящему отвернулся, с неожиданным вниманием оглядывая придорожные кусты.
Сердце Агаты билось стремительными острыми толчками. «Они все не те, за кого себя выдавали. Кицум – не клоун, и Нодлик с Эвелин – не просто бродячие жонглеры. Неужели их всех собрал сюда Immelstorunn? He может быть!.. Этого просто не может быть! Почему же они так спокойно дали Онфиму уйти со мной в лес, если знали о нашем сокровище?.. И откуда они взяли, что Дану способны выжить под Смертным Ливнем? Это не так, уж я-то знаю… Но неужели Эвелин верит, что с Immelstorunn в руках я стану спасать их жалкие жизни?.. Но, может, прикинуться?..»
Щеки Агаты пылали. Сила Лесов, только бы они поверили!..
– Ладно, Кицум – или как там тебя по-настоящему? – хватит болтать, – поморщилась Эвелин. – Ты скажешь нам все. А потом надо решить, как добыть эту волшебную штуковину.
– Im aekre? toengue! – сердито прошипел клоун, и девушка-Дану заметила брошенный им на нее косой взгляд. Он явно не хотел, чтобы пленница поняла, о чем идет речь.
Эвелин пожала плечами.
– Не имеет смысла. То, что мы хотим, она может сделать только добровольно. Слышишь меня, кошка?.. Ну да, ты ненавидишь меня, я знаю. Прекрасно. Я тебя тоже ненавижу, если тебе это интересно. Однако суть дела в том, что спастись от Ливня мы можем только все вместе. Я предлагаю тебе сделку. Мы даем тебе положить руку на Immelstorunn, и ты рассеиваешь облака над нами. Не отпирайся, с помощью Immelstorunn ты сможешь. Второе – мы режем на тебе ошейник. Нодлик выправляет тебе вольную грамоту. Ты отдаешь Immelstorunn нам.., и можешь идти на все четыре стороны. Ну, как тебе план?
Кицум дернул плечом – пожалуй, несколько свободно для человека с волосяной удавкой на шее – и ничего не сказал.
Агата чувствовала, что грудь ее вот-вот разорвется. Не так уж важно, на самом ли деле ускорили свой бег гибельные тучи. Не так уж важно, кто такие на самом деле и Нодлик, и Кицум, и Эвелин, и даже Онфим. Главное – immelstorunn может оказаться у нее! У нее! А что значит в сравнении с этим, живы или умерли несколько жалких хумансов? Правда, вот ей умирать после этого будет уже никак нельзя. Она обязана донести сокровенный дар Datfrrount'got'a к последней тайной твердыне народа Дану, точнее – туда, где это убежище могло находиться по ее, Агаты, представлению.
Значит, ей теперь позволено все. UrrdbaarraMaaionn, Ужас Возмездия, так давно готовившийся ее народом, не должен попасть в чужие руки. Если надо будет солгать – она солжет. Надо убить – убьет. Безоружного, спящего, раненого. Женщину, старуху, ребенка. Точно так же, как убивали безоружных, спящих или раненых Дану. Так же, как сажали на колы женщин и девушек, как распинали стариков и бросали в высокие костры колыбельки с детьми.
Кровь за кровь. Смерть за смерть. Если тебя ударили в щеку, перережь сделавшему это глотку. Страшный, волчий закон племени хумансов. Дану так и не научились следовать ему – и были разбиты наголову.
Девушка-Дану по имени Seamni Oectacarin прикусила губку острыми, точно у белочки-огневки, зубами.
– Я сделаю, как скажет госпожа Эвелин… – словно со стороны услыхала Агата собственный голос.
– Смотри-ка, соображает, – хрипло усмехнулась женщина. Кицум же воззрился на Агату с непритворным изумлением – казалось, он забыл даже об удавке на собственной шее.
– Скажите только, что делать, и я сделаю, – бесхитростно и прямодушно глядя прямо в глаза Эвелин, произнесла Агата.
«Ты умрешь скверной смертью, Эвелин. Тебе я всегда хотела отомстить больше, чем всем остальным. Ты думаешь, я все забыла и простила ?»
Кицум, Нодлик и Эвелин быстро переглянулись.
– Слушай, может, снимешь наконец с меня эту петельку? – ворчливо поинтересовался клоун. – Онфима вам без меня все равно не завалить.
– Не завалить, это точно, – кивнула Эвелин. – И нет времени подсунуть ему зелье… Кицум пожал плечами.
– Если одолеем, так только втроем.
– А Смерть-дева? А Тукк и Токк? – зябко поежился Нодлик.
– Тогда жди Ливня, – презрительно бросила женщина. – Я возьму твоей крови, Кицум. Хочу быть уверена…
– Кровь? – клоун разом подобрался, опустил подбородок, точно надеясь подцепить им удавку. – Зачем?
– Чтобы ты не натворил глупостей, – теперь настала очередь усмехаться Эвелин. – Не знаю, из какой ты ветви, кто тебя нанял, и знать не хочу. Свое задание я намерена выполнить. А ты – что ж, ты останешься в живых, тоже немало, как ты считаешь?
Кицум пожал плечами. Похоже, это становилось у него любимым жестом.
– Значит, решили? – подытожил Нодлик. – Берем Иммельсторн, Онфиму – крюк под ребро, всем, кто станет его защищать, – тоже. Потом данка режет тучи…
– А мы режем ей ошейник, забираем Иммельсторн и расходимся, – закончила Эвелин.
– Замечательный план, – кивнул клоун. Глаза у него стали точно у готовой к броску змеи. – Неясно только, у кого остается меч…
– Эй, Троша! Прими вожжи! – не отвечая Кицуму, гаркнул жонглер в глубину фургона.
Все это время Агата сидела молча, прижавшись к борту фургона.
«Они все знают об Иммельсторне, как они называют его. Они все собрались здесь, чтобы охотиться за ним. И, если их замысел удастся, они не колеблясь убьют меня, если только я не убью их первой. Обещают свободу, как же! Так я и поверила! Дешевая ложь… Наверное, они считают меня полной дурочкой. Что ж, пусть считают».
– Посмотрим-ка, что там делается, – с этими словами Эвелин свесилась за борт, стараясь разглядеть севшего некоторое время назад в седло господина Онфима-первого. Высунулась – и тотчас отдернулась назад, точно узрев восставшего из могилы упыря.
– Там.., т-там… – она побледнела.
С фургоном поравнялся всадник. Рядом – второй, запасной конь. А сам наездник – в одноцветном алом плаще!
– Ну, как вы тут, почтенные? – глумливо усмехнулся не кто иной, как сам господин Онфим. – Не соскучились?.. Было очень интересно послушать вашу премилую беседу, – крикнул он. Улыбка его сделалась еще шире. – Хвалю, Кицум, молодцы, Эвелин с Нодликом. Вы хорошо поработали. Вот только выводы сделали не слишком-то верные. Девчонка все равно не спасла бы вас. Даже Иммельсторн в ее руке не остановит Ливня.
– Зачем.., зачем ты ускорил его? – взвизгнула Эвелин. Агата заметила, как рука женщины плавно скользнула вдоль не видимого для Онфима бедра. В кулаке что-то тускло сверкнуло.
Онфим гаденько скривился.
– Я? Ускорил? Ты выжила из ума, женщина. Однако ты права в том, что тучи и впрямь как с цепи сорвались. Очень скоро они будут здесь, так что прощайте, мои дорогие. Вас ожидают незабываемые часы!.. И, кстати, спрячь звездочку, Эвелин. Меня этим не проймешь, а тебе, глядишь, и пригодится – покончить с собой…
Это верно. Простая сталь ничего не значит для волшебника – тем более имеющего право на одноцветный плащ.
– Иммельсторн Дану не должен увидеть света, – продолжал издеваться Онфим. – Я отвезу его в Хвалин, а вы – вы все останетесь здесь. Цирк же можно собрать и новый.
Нодлик громко всхлипнул.
Ничего не страшась, Онфим презрительно повернулся спиной к оцепеневшим людям; хлестнул коня За спиной его Агата увидела накрепко притороченный длинный сверток. Сокровище Дану Онфим увозил с собой.
И почти сразу же истошно, в муке заржали остальные лошади. Ноги у них подгибались, несчастные животные одно за другим падали.
Через несколько секунд фургон встал. Мертвые кони лежали на дороге.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:41 | Сообщение # 13 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 8
– Начинается, – спокойно повторил Сидри. В самой глубине глаз гнома трепетало пламя. – Спина к спине, Вольные! Это пострашнее любых чудовищ.
Гном держал топор двумя руками, наперевес. И напряженно вглядывался во тьму, словно видел там что-то. Ни Кан-Торог, ни Тави не могли различить ровным счетом ничего.
Священник в измазанной грязью рясе легко поднялся, с улыбкой встал рядом с Тави-Алией.
– Вы напрасно боитесь, – сказал он. – Все это лишь жалкие попытки Тьмы сбить вас с пути истинного. Отец Лжи извращает дороги, искривляет их, возводит преграды, вчера еще торные тракты оборачиваются гибельными тупиками…
– Что ты несешь, хуманс, заткнись! – прорычал Кан-Торог.
– Ты ошибаешься, сын мой, – мягко возразил священник. – Ваш путь благословлен самим Спасителем.., мы верим. Какая из пришедших с темной стороны тварей может угрожать вам?..
Тоскливый вой повторился. На сей раз значительно ближе. Гнусавые перекаты звука обрушивались, давили, заставляя мозг вскипать в черепных коробках. Тави со стоном прижала левую, незанятую саблей руку к виску, Кан-Торог сморщился, скрипнул зубами. Сидри едва не выронил топор – и лишь священник остался стоять как ни в чем не бывало.
– Вера, вера и еще раз вера, дети мои. Вы верите в могущих причинить вам вред чудовищ, и вы герпите вред. В то время как молитва, идущая из сердца, может оборонить лучше всяких ме…
Тьма – или, вернее, то, что казалось Тьмой – нанесла удар внезапно. Туман за спиной священника нежданно сгустился, обретая форму исполинского хобота, призрачное щупальце потянулось, раздуваясь, охватило голову священника.., и внезапно отдернулось. Серый цвет сменился темно-багровым.
«Я не знаю, что это. Только холод. Ничего больше».
Эти мгновения вдруг стали очень длинными. Первой ответила Тави.
Любой мало-мальски грамотный маг всегда имеет «под рукой» сколько-то заранее сплетенных боевых заклятий. Огонь, любимая игрушка воинов-волшебников, или вода, или любовно сотворенное чудище – одни сплошные когти, клыки, рога и клешни. Однако сейчас перед юной чародейкой оказалось поистине Нечто, о котором умалчивали все до единой магические книги. Оно не имело тела, что само по себе и неудивительно. Оно не имело и сердца, средоточия, куда только и можно направить удар, разящий наповал. Главное – отыскать это сердце; а Тави его не чувствовала. Туман свивался в жгуты, пласты его ходили кругом острова, то и дело со внезапными порывами ветра доносились полные злобы завывания, а сердца по-прежнему не было.
И она ударила не огнем, не небесной молнией – она ударила безумием.
Тави долго трудилась над этим заклятьем. Маги Вольных только посмеивались над ее усилиями. Она упрямо нагибала голову и не бросала работу.
Сотканное из тумана щупальце, что, подобно багровоглавой змее, нависало над замершим священником, конвульсивно дернулось. Магическим зрением Тави видела, как желтое пятно помчалось вдаль, стремительно увеличиваясь, бледнея и растекаясь.
Безумие. Ошеломляющее по яркости и убедительности видение, в мгновение ока проникающее в сознание любого существа, внушающее ему, что все, им воспринимаемое, есть лишь плод его воображения, а совсем-совсем рядом, за завесой опустившейся Тьмы уже стоят те, кто вот-вот оборвет жалкую нить его бытия. Ужас, ужас, ужас и бессилие, кем бы ты ни был, что бы ты ни было – ты бессилен, беспомощен и обречен, ты не знаешь, что реально вокруг тебя и что нет. Ты можешь лишь слепо наносить удары, впустую рассекая воздух, не в состоянии хотя бы отсрочить жуткий свой конец…
Вой изменился, превратившись в нечто неистовое, полное слепой ярости, ошеломленное… Ночь испуганно прижалась к земле, не в силах вынести этих рвущих саму Тьму звуков. Нечто древнее, невесть как очутившееся на поверхности, могучее, но слепое, корчилось в неописуемых мучениях, пораженное не знающим промаха оружием.
Тави тяжело упала на колени. Заклятье отняло все силы, все без остатка. Она только успела заметить, как рядом с ней рухнул священник, точно подрубленное дерево.
…Очнулась она на рассвете. Успокоительно потрескивал небольшой костерок; Сидри и Кан-Торог сидели, протянув руки к огню. В котелке что-то вкусно булькало.
Глаза Тави открывала с огромным трудом, словно тянула в гору неподъемную тяжесть. Веки упрямо не желали подниматься, вновь впускать в отдохнувшие за ночь глаза ужас и страхи окружающего мира. Они были мудры, эти веки, они-то знали, что нет ничего лучше блаженной Тьмы, где можно раствориться, став невидимой и неуязвимой.
– Как ты, Тави? – нет, все-таки он за нее волнуется, Кан-Торог, хоть и прячет все это под холодной маской равнодушного ко всему Вольного, ко всему, кроме приказа, отданного Кругом Капитанов.
– Все.., спокойно?
– Спокойно, – кивнул юноша. – Тварь эта еще повыла-повыла да и убралась восвояси.
– А этот…
– Он умер, – Кан-Торог поджал губы, словно священник был виновен в собственной смерти, тем самым оскорбив и унизив самого Вольного. – Как упал, так больше и не поднялся. Хочешь посмотреть? Внутренне оледенев, девушка кивнула. Ей предстояла донельзя отвратная процедура. Некромантия. В просторечии – «выжимка трупов». Слишком странен этот священник, слишком странной оказалась его смерть, а Тави не верила ни в необъяснимость странных событий, ни во внезапное появление «чудовищ». Все имеет свое объяснение, учили маги Вольных. Ничто не берется ниоткуда и не исчезает в никуда. Им еще долго идти по болотам – и надо ж понять, с чем они столкнулись в первую же ночь!
– Потрошить его будешь? – деловито спросил Кан-Торог.
Тави кивнула – Только без меня! – Сидри побледнел, даже позеленел и, судя по всему, намеревался извергнуть обратно все содержимое желудка.
– Куда ты денешься?! – зло прошипел Кан. – Хочешь следом за этим белоризцем отправиться? Нет уж, никуда не пойдешь. Никто от тебя, гноме, помощи не требует. Отвернись и помалкивай. Нам не мешай.
Гном сжал было кулаки, лицо его потемнело – Кан-Торог с неприкрытой усмешкой наблюдал. Сидри дернул подбородком, отвернулся, сел на самом краю островка, обеими руками вцепившись в поставленный стоймя топор.
– Вот и славно, – Кан-Торог повернулся к Тави. – Чем-нибудь помочь, сестра?
Тави не ответила. Мертвый лежал перед ней на спине, невидящие глаза уставились в серое небо, низкое, точно крышка гроба. Недрожащая рука, тонкая и узкая, держала отточенный нож-сакар, с закругленным лезвием. В рукоять был вставлен гагат, излюбленный камень Властителей Мертвых, как любили пышно именовать себя маги-некроманты.
– Придержишь его, если задергается, – бросила девушка.
Сидри немедленно вырвало.
– Да прекратите же вы, изверги! – простонал несчастный гном – Если хочешь, чтобы мы выполнили волю Каменного Престола – терпи, – непреклонно отрезала Тави. – Он у меня заговорит.., как миленький он у меня все скажет…
Она быстро и уверенно вскрывала грудную клетку погибшего.
– Все скажет.., гляди, как кровь боится, как брызгается…
Сидри со стоном опрокинулся навзничь, зажимая уши ладонями.
Тави резала уверенно. Некромантия вообще-то – самая обрядовая из всех видов магии. Именно у некромантов в ходу всяческие давно забытые ингредиенты, вроде кисти казненного за отцеубийство или печени людоеда с Зеленых островов, только что отобедавшего собственной матушкой. В ходу были и куда большие диковинки. Над некромантами смеялась вся элита магов – однако в ряде случаев эти малоприятные навыки оказывались необходимы и им, порой так просто незаменимы.
Вот и сейчас.
Распотрошенное тело окружило огненное кольцо. Тави то и дело швыряла в огонь пучки сухих трав, собранных далеко за пустынями Южного Берега, на прародине людей, там, где нынче властвует.., ну, об этом лучше не вспоминать. Нараспев произносились слова Повеления; воздух вокруг волшебницы дрожал.
Не прерывая литании, Тави несколько раз отвесно взмахнула окровавленным сакаром. Красивое лицо, сейчас забрызганное кровью, казалось страшнее морды ночного упыря. От глаз вниз тянулись две широкие алые полосы, и казалось, волшебница плачет кровью…
Кожа на щеках мертвого была подрезана, складки подтянуты к ушам, так что труп теперь скалился в нелепой и жуткой ухмылке. Пряный дым трав заставлял голову кружиться; пошатываясь, Тави с ножом в руке обошла вокруг костра, обошла противосолонь, и, когда она замкнула круг и с силой вогнала нож рядом с макушкой убитого, нижняя челюсть трупа дрогнула.
– Кто ты, Призывающая? – голос доносился глухо, еле слышно, и не поймешь, то ли из-под земли, то ли с небес. – Что нужно тебе? Члены мои поражены болью. Останови ее, прошу, мертвый не может угрожать!
Все, с первого до последнего слова – наглая ложь. Мертвые очень хорошо умеют мстить. Мертвые не чувствуют боли; а уж если назвать им свое имя (узнать говорящего они сами не могут), упыри не замедлят выследить тебя. И тогда уповай только на свою силу, маг! Это вампир не может войти в дом, если его туда не пригласили сами хозяева; упыри же – просто кровожадные чудища, против них действенен лишь огонь.
– Ответствуй! – высоким, измененным до неузнаваемости голосом взвизгнула девушка. – Кто есть убивший тебя?
И, словно в ответ, из-за подернутых мглою топей донесся ответ. Свирепый вой, от которого кровь стыла в жилах. Даже у самой волшебницы.
– Не знаю, – медленно проговорил мертвый. Сердце во вскрытой груди судорожно задергалось. Могучее заклятие понуждало его говорить, однако – небывалый случай! – память убитого, что в последний миг прознает всю правду о своем погубителе, на сей раз оказалась пустой.
На мертвых губах проступила кровавая пена. Руки и ноги трупа были пронзены колышками с перекладиной, пришпилены к земле, закреплены наговорным словом – а тут они вдруг задергались, пытаясь вырваться; у Кан-Торога на лбу выступил пот при виде медленно ползущих вверх кольев.
Тави закусила губу, вскинула руку с жертвенным ножом, громко, во весь голос выкрикивая одну из формул Повеления. В некромантии большое значение имеют словоформы заклятий…
Мертвого выгнуло дугой, колья едва не вырвались. Труп с рычанием рухнул наземь – однако так и не ответил. Кан-Торог видел, что Тави плохо. Плоть трупа стремительно высасывала силы, способность мага – находить и подчинять своей воле незримые потоки чародейной энергии; еще немного – и мертвый окажется на свободе!
– Брось, Тави! Брось, тебе говорю!
Девушка дрожала. Немигающим взором она пристально смотрела в раскрывшиеся буркалы трупа – ямы глазниц заполняла кровь, под ней тяжело ворочались глазные яблоки.
– Тави, бросай! Ты его не удержишь!
– Врешь! – взвизгнула волшебница. Размахнулась, ударила ножом в распростертое тело – с лезвия сорвалась голубоватая молния, мерзко запахло паленым. Труп утробно взревел.
– Отвечай!..
Ответа нет. Распяленное тело билось и корчилось. Правая рука в перемазанной черным и красным рясе медленно, толчками поднималась, преодолевая запрет волшебства.
Медлить было больше нельзя.
Кан-Торог прыгнул, сбивая Тави на землю. В бок ударило что-то обжигающее, зубы сами собой заскрежетали от рвущей сознание боли – но форма заклятия была нарушена. Мертвый осел бесформенной грудой, судя по всему, превратился в обычный располосованный труп. Валявшийся ничком Сидри дерзнул поднять голову.
– Отпусти меня… – услышал Кан еле различимый шепот.
– Отпустить? Да ты же идти не можешь! Девушка сейчас сама мало чем отличалась от трупа. Ну разве что могла мигать и дышать.
– Надо.., уходить.., нельзя.., когда так ломается…
– И без тебя знаю, – грубовато отрезал Кан. – Сидри! Сидри, вставай. Пошли. И забудь о привале. Давай, давай, ищи свою тропу…
Гном, пошатываясь и стараясь не смотреть в сторону тонущих в крови останков, поплелся к краю островка. Девушку Кан-Торог забросил на спину лошади.
Пока возились, перекладывая груз, вой раздался снова – на сей раз еле слышно, откуда-то издалека. Гном и Вольный разом облегченно вздохнули.
– Трогаем, Сидри, трогаем! И не оглядывайся, не оставляй след.
– Так ведь пойдем…
– Те, кто за нами двинут, на иные следы смотрят.
Тави бессильно лежала на конской спине. Похоже, даже говорить не могла.
***
Фессу вконец прискучило болтаться по Хвалину. Недавнее возмущение магических сил улеглось, Ил-мет, адепт Арка, впустую бродил по городу, без дела заходя то в одну таверну или лавку, то в другую. Может, проверял, не следят ли за ним, но, как правило, у чародеев для этого имелись свои средства, не столь примитивные.
Думать о письме тетушки Фесс себе строго-настрого запретил. Он подозревал, что скрытые в нем намеки куда важнее всей его миссии, но.., задание Лиги прежде всего. Он был хорошим воином и не собирался ронять себя в глазах Патриархов, какими бы они ни были.
…Слабый ток магической Силы он различил, наверное, именно потому, что маялся от скуки. Когда напряжен и постоянно чего-то ожидаешь – почти наверняка пропустишь. Уловить незримое, неслышимое, неосязаемое колебание в Великом Эфире – да и тем более адресованное адепту второй ступени – ему удавалось редко. Фесс не замер, не застыл, не обратился в слух. Нет ничего более глупого, чем пытаться перехватить посланное опытным магом сообщение, особенно если этот маг – из числа Командоров Ордена Арк. А вот Илмет, похоже, то ли не умел ничего скрывать, то ли слишком презирал окружающих, чтобы это делать. Он разом напрягся, зачем-то схватился за меч, скорчил зверскую физиономию и, презрительно расталкивая прохожих, почти бегом ринулся прочь. Фесс неслышной тенью скользил следом.
В «Имперском Льве» красный маг взял своего коня. Красиво, одним движением взлетел в седло – и только свистнул по улице ветер. Волшебник явно пришпорил коня заклинанием.
«Скачи, скачи, парень, – подумал Фесс. – Скачи хоть вихрем, хоть штормом морским – от меня все равно не уйдешь».
Шаг, два, три в сторону. Приметная стена дома. Гнилая, рассыпающаяся крышка давно забытого погреба. Фесс скользнул вниз, точно серая тень.
Он почти не сомневался, что его конь направится к восточным воротам. В такие моменты Лига учила доверять чутью, а не рассудку.
В погребе воняло забродившей кислятиной. Запищав, бросились наутек крысы. Руки быстро нашарили планку с зарубкой, подняли ее. Уверенно двигаясь в полной темноте, Фесс побежал по узкому и низкому коридору. Это требовало немалого искусства – под ногами хлюпало, с потолка вниз свисали обломки подгнивших и проломившихся поперечных креплений…
Фесс бежал, дыша ровно и глубоко. Этот туннель – семьсот считанных шагов. Потом будет круглый зал, там посредине – облицованный остатками белого камня бассейн с черной водой, от нее Фесс всегда старался держаться подальше. Там пахло бедой, ненавистью и смертью. О том, кто может жить в этих водах, и что случится, если тварь вдруг рискнет вылезти наружу, Фесс старался не думать. Как старался не думать и о тех, кто выстроил бассейн, покрыл камень вокруг него искусной резьбой и изваял застывшие в глубоких нишах статуи…
Ага, вот мы и на месте. Фесс видел в темноте лучше кошки, и притом не прибегая ни к какой магии. Лица коснулось легкое дуновение – правда, пропитанное тяжелым смрадом. Казалось, в бассейн свалили гнить целый воз тухлятины. Юноша хотел, не задерживаясь, двинуться к арке в противоположной стене – оттуда начинался ход, что вел к восточным воротам, когда услыхал тихий плеск в бассейне, словно кто-то легонько шлепнул по воде ладонью. Просто шлепнул – и больше ничего; но Фесс в мгновение ока очутился прижимающимся к стене. По лбу тек пот.
«Да что это со мной?! Не раз ходил.., всегда было тихо…»
Руки уже держали наготове оружие. Его собственную, любимейшую, на заказ гномами сделанную глефу. Глефу, которой можно было и рубить, и колоть. Длинное лезвие с шипом, разъемное древко с секретным замком подземных умельцев – прочностью оно ничуть не уступало сплошному.
«Я. Должен. Идти», – попытался внушить себе Фесс. Безуспешно. Слух сам ловил тихий, почти беззвучный плеск, ловил, словно боясь остаться в полной тишине.
Тьма сгущалась. Раньше Фесс ходил здесь, не нуждаясь в факелах, теперь же он с трудом различал белое лезвие собственной глефы. И не мог тронуться с места.
Снова плеск! Совсем уже близко! Он судорожно сглотнул, до боли в руках тиская древко, совершенно забыв о маленьком самостреле, не в силах даже помыслить о том, что врага, буде он вылезет из бассейна, неплохо бы встретить тяжелым круглым шариком из арбалета.
Здесь, в хвалинских подземельях, он всегда чувствовал себя в безопасности. Это не Мельин, где сход с выверенного и очищенного маршрута в катакомбах почти наверняка означал смерть, как бы ты ни был ловок. И вот теперь…
«Да, эти подземелья строили.., по-моему, Дану. Фундаменты их построек ушли глубоко в землю, этот бассейн, если я правильно помню, был на крыше какого-то храма.., заклятие Архимага неведомым образом сплюснуло постройку, загнав ее в глубь земли».
Руки! Руки на краю бассейна! Тьма, тьма вокруг, проглочены стены и пол, арка выхода, край каменного парапета – и только пара слабо светящихся кистей, вцепившихся в искрошенный мрамор.
Фесс услышал сиплое дыхание.
– Фс-с-с-с.., ха-а-а.., фс-с-с-с.., ха-а-а… Ничего еще не случилось, а ноги у бывалого воина Лиги уже подкашивались.
Над краем поднялась светящаяся же голова. Женская. С длинными мокрыми волосами, еще чернее, чем Тьма вокруг, с белой-белой, как снег, кожей, с незрячими, заросшими глазницами. Появилась шея и плечи, кожа по бокам шеи трепетала, там, словно у рыбы, приоткрывались и схлопывались жаберные щели.
– Фс-с-с.., ха-а-а…
Существо одним мягким движением поднялось на парапет Девушка была нага. По тонкому телу струилась темная влага. Незрячая голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, словно отыскивая кого-то невидящим взглядом.
Фесс даже дышать переслал. Он и отдаленно не мог представить себе, с кем или с чем ему предстоит иметь дело. Тварь не походила ни на одно описание Domimm Atan, Книги Чудовищ на языке Дану.
– Tho dealan thabal'! – прозвучал тихий голос. Языка Фесс не знал. Не эльфы, не Дану, не Вольные. И уж конечно, не гномы.
Незрячая голова вновь поворачивается. «Ничего опасного, Фесс, пришелица безоружна! Чего ты ждешь? Иди своей дорогой!»
Однако он не мог пошевелиться, Девушка осторожно спустилась на каменный пол. Светилось все ее тело; оставляя мокрые следы, она двинулась прямиком к застывшему юноше. Незрячие глаза смотрели теперь прямо на него.
– Фс-с-с.., ха-а-а…
Наверное, такого не выдержал бы и никто из Вольных. Когда появившуюся из воды девушку и Фесса разделяло около пяти шагов, страх наконец взял верх.
«Кто может жить в этих смрадных тоннелях, куда Хвалин исправно сливает свои нечистоты? Наверняка некто столь же отвратительный и наверняка опасный. Действуй, Фесс, руби, а там видно будет!»
Никогда еще ему не было так страшно. Он не понимал, чего именно он боится. Безоружной слепой девчонки, пусть даже и с жабрами?
«Сейчас она сделает еще один шаг, и я ее зарублю. Нельзя, чтобы она меня коснулась!»
Однако почему же ты не бежишь, почему стоишь, обливаясь потом, на одном месте, Фесс?
Лезвие глефы, отточенное лучше самых острых бритв, свистнуло, когда существо протянуло вперед руки (пальцы соединены перепонками), норовя коснуться Фесса. Он онемел, он не мог крикнуть, приказать ей остановиться, сам не мог стронуться с места. Он мог только убивать. Серая Лига не считала убийство самым лучшим способом обеспечить выполнение задания, но, когда тебя обездвижил страх, единственный способ снять его – это чтобы руки твои омыла горячая кровь врага.
Лезвие рассекло горло девушки. Хлынула дымящаяся кровь. Остро и резко запахло гнилью.
– А-с-а-а!!! – истошно завопил Фесс. Сдерживаться он уже не мог. Перепрыгнув через рухнувшее на колени тело, бросился туда, где, помнили ноги, крылся выход – и тут в спину врезалось нечто тяжелое; его с силой швырнуло вперед, на камни, он успел перекатиться на бок, отмахнуться глефой, услышать вопль, но тут пол вокруг него взорвался облаками горящей зеленой крошки, в груди нестерпимо защипало.., и все поглотил мрак.
***
Нодлик молился. Наверное, впервые в жизни. Встав на колени, прижав руки к груди, он, завывая, со слезами просил у всех богов, Новых, Старых, Молодых и прочих, прощения за многочисленные свои грехи. Грехов у него и впрямь накопилось изрядно. Он выкрикивал слова громко, уже ни на кого не обращая внимания. Ему было все равно. Смерть уже совсем близко. Клубящаяся черная стена на востоке поднималась очень быстро. Ветер мчал ее все дальше и дальше на закат, видно было, как извиваются исполинские дымные змеи, стремясь вырваться вперед.
Они сидели в замершем посреди дороги фургоне. Эвелин с застывшим лицом перебирала золотые и серебряные монеты – господин Онфим бросил всю кассу. Таньша, Смерть-дева, – та просто по-детски обиженно плакала, тянула долгое «и-и-и-и» на одной ноте – верно, все никак не могла понять, как же это господин Онфим, коему она всегда с такой готовностью грела постель, вдруг бросил ее подыхать под Ливнем?
Братцы-акробатцы, когда господин Онфим дал шпоры коню, сперва бросились следом, кричали, умоляли, падали на колени в грязь, тянули руки… Всадник в алом плаще не обернулся. Ему было глубоко плевать на все эти вопли и стенания. Перемазанные, вымокшие, дрожащие, Тукк и Токк притащились обратно. Затопили печурку и теперь сидели, невидящими глазами глядя в огонь.
Еремей – заклинатель змей только и знал, что бродить вокруг фургона, пытаясь облегчить душу разнообразными проклятиями по адресу господина Онфима.
Кицум сидел рядом с Агатой. Старый клоун, похоже, остался один (кроме девушки-Дану), кто не лишился присутствия духа.
– Ну что, девочка? Пришло время умирать? – Кицум неожиданно улыбнулся. – Что ж, это неплохо. Лучше умереть, чем видеть, что сотворят со страной заполучившие Иммельсторн. Извини, мне не выговорить его как положено.
– Кицум, кто ты? Откуда знаешь мою речь?.. Мое.., мое детское имя?
– Какое это теперь имеет значение, девочка? Очень скоро мы умрем. Думаю, уже через пару часов. Тучи летят, словно целая стая драконов их тащит…
– Ну так все равно – скажи, Кицум! Ну, пожалуйста! Раз уж мы все равно умрем!
Старик пожал плечами. Зябко поежился, плотнее завернулся в свой обтрепанный кафтан.
– Я был воином. Так получилось, что присягнул Патриархам Лиги. Серая Лига – слышала о такой?
Агата кивнула. О Серой Лиге предпочитали говорить шепотом – как и о не имеющем цвета Ордене Нерг.
– Получил приказ. – Он вздохнул. – И не выполнил его… Так что теперь умереть – самое простое, да и вообще единственное…
– А наша речь? – нетерпеливо, словно от этого зависело невесть что, напомнила Агата.
– Ваша речь.., до чего же вы все-таки заносчивы и горделивы, Дану! Думали, никто из людей не догадается, не прочтет ваши рукописи? Их ведь к нам попало множество. Ваши библиотеки не только сжигались… – Он смущенно покряхтел. – Хотя в основном сжигались, конечно же.
– Кицум! – тихо сказала Агата. – Нам сейчас умирать. Тебе приходилось?.. Мне тоже. Не крути, пожалуйста. Хотя бы сейчас. Можно прочесть наши книги, но ты говоришь совершенно без акцента! Как истинный Дану! И знаешь мое имя!
– Серая Лига знает все, – Кицум отвернулся. – Когда Онфим купил тебя, я послал весть. И получил ответ. Откуда его взяли Патриархи, не ведаю.
– Патриархи.., не ври, Кицум!
– Я не вру, – вздохнул клоун. – Не вру, данка. Довольствуйся этим.
И замолчал. Замолчал, глядя вверх, на неумолимо наплывающие тучи.
Лес вокруг замирал. Лишь несколько запоздалых птах суматошно носились в воздухе. Им-то что, забьются в дупла… А человеку Ливень не пережить. Даже в лесу. Сломай ветку – и Ливень обратит ее в ничто. Встань под дерево, закопайся в землю – разъедающая плоть влага найдет дорожку. Спасения нет.
Интересно, вдруг подумала Агата, почему вдоль Тракта не выстроили каменных укрытий? Или же не строили специально? А, впрочем, какая разница…
«Жаль, Онфим, не я отомщу тебе. Но тебе отомстят, я знаю. Непременно».
– Идем, Агата, – Кицум тяжело поднялся – Не хочу я, – он кивнул в сторону Нодлика и остальных, – ни на кого из них смотреть. Перед смертью надо.., надо вздохнуть свободно. Эх, хотел вместе с тобой бежать, да Онфим хитрее оказался. Пойдем, пойдем, теперь бояться нечего.
Агата послушно соскользнула с передка не нужного уже никому фургона.
– Идем, – плечи Кицума поникли, он тяжело волочил ноги. – Идем.., побудем немного без них перед концом…
Эвелин мутно поглядела им вслед, продолжая пересыпать никчемные монеты…
***
Хвалинский узел затягивался. Мне пришлось даже чуть-чуть подтолкнуть события. Вольным и Сидри нельзя было мешкать. Ондуласт оказался сильнее, чем я полагал. Довольно-таки быстро пришел в себя, и – молодец – сумел оживить память. После чего немедленно кинулся с докладом.
Вроде бы получил обратно первую ступень. Хотя в этом я не уверен. Радуга не сильнее меня, но и я не сильнее Радуги.
Потом все как будто бы успокоилось. И, наверное, я предался бы своему излюбленному занятию – писанию хроник, если б не Смертный Ливень. Тучи приближались куда быстрее, чем я рассчитывал; и оттуда, из-под надвигающейся стены сплошной смерти, я уловил слабый, слабый отзвук чьего-то нечеловеческого отчаяния.
Брошенные на дороге там готовились умирать.
К этому я так и не смог привыкнуть. Да, я знаю, откуда взялись Ливни, не раз видел во снах исполинскую твердыню на вознесшихся к небу Окраинных Горах, на восходном берегу Океана, откуда исходят они, прежде чем обрушиться на наш мир, но привыкнуть к погибающим каждый год на Тракте – нет, не смог. Каждый раз Ливни застают кого-то врасплох. Каждый раз. И каждый раз я вижу в кошмарах тот высокий замок.., и становится еще горше от собственного бессилия.
О, если бы, как в старых добрых сказках, там сидел какой-нибудь злобный колдун! Тогда бы я знал, что делать. Но весь ужас в том, что никакого злодея там нет. Да и сам замок.., не одно ли мое воображение сотворило его? Взор мой бессилен достичь Окраины. А непостоянные, в прямом смысле слова ветреные духи Воздуха все талдычат по-разному.
Не могу, когда…
Ниобий! Мраком и Светом, Водой и Силой заклинаю тебя… Явись!
Я едва успел начертить пентаграмму.
И отдать приказ земляному духу. Пусть мне потом будет плохо, очень плохо, пусть я опять нарушу запрет и буду мучиться, но.., эти, гибнущие на Тракте оттого, что тучи погнала вперед чья-то яростная воля, – они должны получить шанс. Не знаю, спасутся ли они, но…
***
О случившемся на арене Император не сказал никому. Собственно говоря, и рассказывать-то было некому. Эскорт Вольных? Маги свиты? Или, может, Сежес?
Император только дернул щекой.
Служители вынесли тело мастера Н'дара. Смерть на арене – дело нередкое. Никого не удивишь.
«…Итак, кто-то упорно стремится убить меня. И притом самыми изощренными способами. Сперва – оборотень, теперь – это чудовище… Но, поскольку мне все это привиделось, то…
Погоди, а листья?
А что листья ? Я мог валяться без сознания. Мне могли отвести глаза. Не зря же так раскалился перстень. Могли подбросить и листья. Меня хотят уверить, что Дану желают моей смерти ? Вот ведь вздор какой. Можно подумать, я не знаю, что все без исключения Дану желают именно этого. Или меня хотят уверить, что за покушением стоит.., м-м-м.., тайный магический Орден этого племени ? Еще большая чушь. Шито белыми нитками, как говорила одна из моих нянек. Небось, небось не обошлось без Радуги. Кому еще, кроме этих проклятых колдунов и волшебничков, провалились бы они все в самую глубокую из преисподен – кому еще нужна моя покорность? Кто читает мои мысли, следит, куда я иду, с кем говорю и с кем сплю? Не они ли? Они…
Проклятые лицемеры. Что, что, что, во имя святого неба, что вам не хватает? – Император сжал кулаки. – У вас – власть. У вас нет врагов, кроме вас же самих. Та ночная перебранка.., похоже, они не слишком то ладят, славные Ордена Радуги. Вот если б удалось натравить один на другой! Как бы славно получилось!..»
Император поспешил загнать крамольные мысли поглубже. Эскорт приближался к дворцу. Завтра он отправится на похороны мастера Н'дара, неважно, кем он был – человеком или оборотнем. Он храбро и умело сражался. Император воздаст ему почести. Его семья – если, конечно, у него была семья – ни в чем не будет нуждаться.
А магам он все равно ничего не скажет.
Дворец. Раньше здесь стояла немудреная крепостица, возведенная на чужих фундаментах прежних хозяев Мельина. Потом, по мере того как нелюдские расы отступали все дальше и дальше от столицы и убывала опасность, крепостицу мало-помалу разбирали. Вокруг уже сооружался обвод стен Белого Города, и хозяева Империи стали возводить дворец.
…Громадное здание уступами спускалось вниз с Замковой Скалы. Сама вершина ее оставалась открытой – кто-то когда-то предсказал кому-то из первых Императоров, что государство останется непобедимым, пока не ляжет первый кирпич на вершину Замковой Скалы. С тех пор прошло уже много лет, Империя пережила и смуту, и вторжения пиратов, и отделение восточных провинций (там теперь полдюжины королевств да десятка три герцогств), и крестьянские войны, и, конечно же, бесконечные битвы с Нелюдью. Владыки Мельина свято блюли завет, вершину не осквернили ни заступ, ни мастерок. Дворец, сам по себе похожий на крепость, почтительно оставался внизу, не дерзая подняться выше Широкая и чистая улица – по сторонам сады, невысокие сборные заборчики, за ними уютные особняки орденских придворных миссий – потом желтоватые с белыми колоннами стены самого дворца. После того как он перестал быть крепостью, архитекторы развернулись вовсю.
Стража у подъемного моста отсалютовала повелителю.
На престоле Империи, что естественно, оказывались очень разные люди. Если б не Радуга, вдруг подумал молодой Император, кто знает, обошлось ли дело несколькими отколовшимися на востоке провинциями? Стальные скрепы чудовищного, раскинувшегося от восхода до заката тела Империи.., ржавые скобы, вбитые в живую плоть, раны исходят сукровицей и гноем, но, не будь их, этих скоб, кто знает, чем это бы кончилось?
«Небо и Земля, о чем это я? Боги! – вдруг ужаснулся Император, отпуская эскорт. – Я начал хорошо думать о Радуге?..
Просто ты отдаешь ей должное, – возразил он сам себе. – Вспомни, Третью, последнюю Смуту, когда только начались Смертные Ливни и народ бросился наутек из северных провинций, когда беженцев, считая проклятыми, поселяне, впервые объединившись с благородными, ловили по лесам, точно зверье, а поймав, торжественно сжигали на деревенских площадях перед немудреными храмами ? Кто остановил тогда Ливни, не дал им распространиться на юг? Кто научил людей, как противостоять этой напасти, кто успокоил, их, кто спас от безумия целые области? Радуга. Радуга, будь она проклята!..»
В зале, где собирался Малый Коронный Совет, Императора уже ждали. Все семеро придворных волшебников. Сежес блистала в роскошном облегающем платье, совершенно не похожем на пышные вороха юбок, что носили герцогини и баронессы.
Император остановился. Двое Вольных, что остались с ним, мгновенно уловив его напряжение, шагнули вперед, загораживая повелителя собственными телами.
– Превеликие Боги! – громко, напоказ зевнула Сежес. – Повелитель, ну как вы не поймете, что осторожность следует соблюдать где угодно, только не здесь, не с нами, мы ведь вас, как-никак, вырастили…
«Вырастили!» – взорвалось в голове Императора. Взорвалось с такой силой и страстью, что справиться и загнать вглубь крамолу не удалось. Сежес выразительно приподняла правую бровь. Она не считала нужным таиться. «Да, я читаю твои мысли, – говорил ее взгляд, – и что ты теперь сможешь со мной сделать?»
«Когда зверь начинает дергаться слишком сильно, повод укорачивают. Все правильно, только я не зверь».
На упрек волшебницы он не ответил. Незаметным жестом приказал Вольным расступиться Подошел к трону – украшенное золотом красное дерево, цвета Империи. Волшебники стояли, ожидая, пока он сядет. Внешняя почтительность, способная обмануть глупца, не его.
– Вы можете сесть, – сухо сказал он. Скрестил руки на груди, так, чтобы видеть камень в перстне. Наивно, конечно, надеяться, что эта штука поможет справиться с семью Верховными магами, магами вне разрядов и ступеней. Они носили скромные орденские одеяния (кроме Сежес, конечно), но под одноцветными плащами крылись сердца, полные гордыни. Неудовлетворенной гордыни. Наверное, они все завидуют Сежес, мелькнула мысль. Она-то вон как вырядилась…
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:43 | Сообщение # 14 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Маги послушно опустились на крытые мягкими коврами скамьи. Ковры эти привозились с Южного Берега и стоили целое состояние. Скамьи сделали по приказу прежнего Императора – железный человек, он обожал советы. Ему казалось, что так он управляет страной. Бывало, собрания затягивались, и, дабы не утруждать афедроны почтенных пэров Империи, на Юге были заказаны ковры. Мастерам повезло – Император расплатился. Хотя мог попросту отобрать, и никому не пришло бы в голову возвысить голос.
– Можете говорить, – холодно сказал Император.
Еще одна никчемная и пустая фраза. Маги будут говорить, когда им вздумается и сколько им вздумается. А если кто попробует вставить слово, заткнут рот заклятьем.
Речь повел Реваз. Кашлянул в кулак, встал, поклонился и снова сел. Подданному не пристало стоять, когда повелитель сидит на троне и спрашивает его совета.
«Ложь, ложь, всюду ложь. В мелочах. И по-крупному. Империей правят эти семеро.., или те, кто никогда не появляется на людях. Архимаги, которых никто никогда не видел, не слышал и не знает даже, как они выглядят. А как можно победить невидимого врага?»
– Мой повелитель. Поистине прискорбные события прошлой ночи побудили нас, верноподданных магов семи Орденов, объединиться, дабы со всем тщанием расследовать…
Реваз страсть как любил поговорить.
Остальные шестеро застыли, как изваяния, всем видом своим выражая величайшее внимание. Для чего, если речь Красного мага им, конечно же, известна до мелочей?
Услышанное сперва не слишком удивило Императора. Чего-то подобного он и ожидал. Богомерзкие, богопротивные эльфы и Дану.., в сговоре с гномами и кобольдами.., при помощи иных нечеловеческих рас.., включая, увы, и столь любимых повелителем Вольных.., учинили покушение, воспользовавшись кое-кем из отбросов семи Орденов.., ренегатами, беглыми колдунами..
С этого момента Император стал слушать очень внимательно.
– Моему повелителю пришло время узнать, – холодно произнесла Сежес, не спрашивая позволения говорить, – что семь Орденов ревностно следят за чистотой своих рядов. Подобно тому, как добрый садовник ради блага всего сада выкорчевывает с корнем… – последовала уже набившая оскомину притча о том, что негодные побеги следует безжалостно выпалывать, а пораженные гниением члены – отсекать без милости, прижигая оставшуюся рану каленым железом. – Есть те, от кого избавилась Радуга. Перед тем как изгнать такового, его лишают Силы. Однако среди таких попадаются и особо одаренные. Случается, что им удается сохранить некую толику способностей. Сердца их черны и полны злобы. Ничего удивительного, они легкая добыча для врагов рода человеческого… Прошу прощения, продолжай, брат Реваз.
Маг Арка спокойно ждал, пока Сежес кончит свою пламенную речь.
– Нам удалось установить, что здесь замешаны Нелюди. И люди, когда-то, увы, носившие высокие звания магов Радуги.
– Можете назвать имена? – отрывисто спросил Император.
– Пока еще нет, мой повелитель, – спокойно ответил Красный волшебник. – Мы прошли лишь первую половину дороги. Но – за остаток ночи и сегодняшнее утро… Мы считаем, что это немало.
Император на миг задумался. Маги-ренегаты.., или это очередная ложь, чтобы придать убедительность собственной выдумке? Так или иначе, это стоит использовать.
– Я недоволен, почтенные, – холодно, в тон Сежес, сказал он. – Еще чуть-чуть – и покушение бы удалось. Не вы ли всегда уверяли меня, что мощь Радуги беспредельна?
– Гхм.., это не так, – с достоинством возразил Гахлан. – Мы всегда говорили, что могущество семи Орденов велико, но отнюдь не беспредельно. Смертные Ливни…
– Вот именно! – Император подбавил в голос еще толику льда. – Смертные Ливни, опустошающие плодородные провинции, с которыми вы никак не можете справиться, Нечисть в подземельях Мельина.., теперь еще это покушение. Я недоволен, досточтимые.
Маги молчали. Сежес улыбнулась.
– Недовольство повелителя будет рассеяно в самое ближайшее время, – сладким голоском пропела она. – Мы уже идем по следу. Очевидно, он приведет нас к тайной твердыне Дану и эльфов. Нам потребуются войска, повелитель. Второй и пятый легионы, этого, полагаю, будет достаточно.
– Двенадцать тысяч мечей? – Император непритворно удивился. – Но зачем столько? Это же целая армия! Я считаю, что…
– Два легиона, – улыбка мгновенно покинула лицо волшебницы. – И полагающаяся конница. Осадных машин не надо.
– Три тысячи конных, итого – пятнадцать. С этим можно завоевать королевство!
– Радуга смиренно просит Повелителя преклонить свой слух к нашей просьбе, – Сежес откровенно издевалась.
«А что, если?..» – быстро подумал Император. И, поспешно пряча только что возникший в голове план, кивнул.
– Император преклоняет слух к просьбе Радуги. Вы получите легионы. Как только вы сообщите мне, куда должна двинуться армия.
Это допускалось. Император командовал войском, на это маги семи Орденов пока что не покушались. Да и зачем, если приказы армии все равно исходят от них?
– Разумеется, – Сежес церемонно присела. – Как только мы будем знать точно, мы тотчас же сообщим повелителю. Надеюсь, легионы будут готовы.
– Легионы будут готовы выступить через час, – с раздражением ответил Император, указывая на громадные часы в дальнем конце зала советов. Часы эти Радуга подарила его деду.
– Замечательно, – Сежес поклонилась, и остальные маги последовали ее примеру. – И последнее, чем мы дерзнем отягчить память повелителя мира. В Черном Городе, на Лобном месте, сегодня уже вот-вот должна совершиться казнь. По приговору Суда Радуги. Нами схвачена женщина, практиковавшая магию без патента семи Орденов. И, разумеется, податей в имперскую казну она не уплачивала также. Она занималась черной волшбой, в том числе.., м-м-м.., тантрического характера. Любовные напитки, от которых люди сходили с ума, впадали в буйство и зубами грызли собственных недавних любовников – это самое меньшее и легкое из обвинений. Кроме того, она практиковала некромантию, строжайше запрещенную всем, кроме Верховных магов, – в интересах кое-каких частных сыскных контор. В результате один труп у нее вырвался, и несколько часов терроризировал мирных обывателей, пока команда магов не уничтожила его. В соответствии с эдиктом вашего покойного прадеда, Радуга обладает правом собственного Суда по обвинениям в незаконном колдовстве. Суд состоялся, женщина приговорена к смерти… А теперь покорнейше просим позволения удалиться. Идти по следу магов-изменников нелегкое дело, требуется присутствие всех нас. Да! Эскорт повелителя ожидает его за дверью. Семеро адептов третьей ступени. Они будут неотлучно с вами, повелитель. Мы обязаны исключить любую случайность. – Она лилейно улыбнулась.
«Наверное, это правильно…» – нашел в себе силы подумать Император.
«…Проклятые маги! И эта лилейная ухмылка Сежес!… Конечно, она не случайно заговорила о суде и казни. Прадедушка, чтоб ему отлились все его бесчисленные злодейства, в обмен на продлявшие жизнь и потенцию эликсиры даровал Радуге право собственного суда. И теперь любой подданный Империи мог оказаться в руках магов – не перед судом гласных, как в крупных купеческих городах, отчаянно цеплявшихся за последние остатки вольностей, и даже не перед судом сеньора, который, каким бы дураком и самодуром ни был, побаивался связываться с сильными крестьянскими общинами. Восстания поселян, поражавшие как жестокостью повстанцев, так и карателей и тем не менее никого толком так и не замирившие, крепко засели в памяти даже самых тупых баронов.
А маги.., понятно, что обвинить кого-то в незаконном колдовстве проще пареной репы. Тем более если за фабрикацию доказательств берется сама Радуга.
И даже Император бессилен помиловать этого осужденного. Прадед зачем-то добавил еще и этот пункт. А чтобы изменить изданный другим Императором указ, надо.., ох, сколько всего надо!»
Император вновь почувствовал, как внутри закипает черная злоба. Он будет душить и вешать, жечь живьем и сажать на толстые колья, чтобы помучились, чтобы не получили легкой смерти. Как только.., как только…
Ладно, хватит об этом. И о казни тоже хватит. Он не в силах ничего изменить – так зачем думать об этом?..
…Никакими делами государства он сегодня заниматься не стал. Сегодня человек Серой Лиги должен был отправить первое сообщение. О, нет, нет, конечно же не Императору – Патриарху. Может, оно уже пришло?
Разумеется, просто так отправиться к Серым было нельзя. Та встреча с Хеоном подготавливалась долго и в строжайшей тайне – хотя кто знает, можно ли утаить хоть что-то от Радуги? Мысль, посетившая Императора в Черном Городе – насчет визита в обиталище Патриархов, была, конечно же, чистым ребячеством.
Доверять Император мог только Вольным. Эти презирали магов и не боялись смерти. Пытками – как простыми, так и магическими – их можно было только убить, но не заставить говорить. Правда, точно так же, как и магов, они презирали шпионов Серой Лиги. И следить за Вольными проще простого. Подобно магам Радуги, они не расстаются со своими куртками, а уж о том, чтобы красться незаметно, и речи нет. «Разведчик – не воин», а ничего страшнее для Вольного не существует. Дозорными и прознатчиками у них служит особая каста отверженных… Ни один из них пока не принял имперского подданства.
«Проклятье! Никого, никого под рукой, ни одного, ни единого!»
Нет сил сидеть. Сорвался с места, рывком отдернул занавесь. Под нудным дождиком уныло мокла столица. За дверью томились присланные Радугой адепты – эти молча ждать не умели, кряхтели, переговаривались, для чего-то обращались к Вольным – те, разумеется, не отвечали ни слова.
«Клетка. И выхода нет. Некого послать к Серым. И нельзя идти самому. И кто-то, похоже, на самом деле пытается до него дотянуться – если отбросить мысль, что оба покушения не что иное, как разыгранное Радугой представление, повод приставить к нему еще и караул из магов».
Закинув ногу на ногу, владыка Империи беспомощно сидел возле покрытого бегущими дождевыми струйками оконного стекла.
Чуда он не дождется. Серая Лига не всесильна. Если вокруг него теперь постоянно будут ошиваться эти семеро мерзавцев в однотонных плащах, Патриархи (они-то знают, как обстоят дела на самом деле и кто в действительности правит Империей!) могут и отказаться от всего дела. С них станется. Ссориться с Радугой – такое только в страшном сне приснится.
И неотступно преследовали его слова Сежес – «казнь начнется вот-вот…».
Вызвать конвой было делом одной минуты. Император властно махнул своим новоявленным телохранителям.
– Проводите меня к Лобному месту. Я должен видеть казнь. Моя подданная, пусть даже и сбившаяся с пути истинного, имеет право лицезреть своего повелителя в последний час жизни.
Он заметил наглую ухмылку на толстых губах мага. Мол, чушь несешь, мальчик в короне. Не до тебя ей, и плевала приговоренная на всех и всяческих повелителей.
Император знал, что волшебник прав. Но сейчас ему было ровным счетом наплевать. Пусть думают, что хотят, пусть считают его безобидным глупцом, медвежонком с вырванными клыками и когтями. Пусть думают, что он не опасен. В свое время он докажет им, как они ошибались.
Возможно, Сежес бы и принялась его отговаривать; но эти адепты, не слишком высокой третьей ступени, прекословить монарху не осмелились.
Кавалькада, оставляя за собой согнувшиеся в низких поклонах улицы, летела через Белый Город.
Дождь перестал, словно по заказу.
Ворота. Кривоватые улочки Черного Города, сочащийся запах гнили и нечистот. Сколько Радуга ни бьется, пока ничего не помогает. Хотя Императору доводилось слышать о волшебниках, посланных в наказание управлять потоками нечистот в сливных тоннелях под городом.
Лобное место помещалось в самой середине широкой площади, скорее даже вытоптанного пустыря. Незамощенная, пыльная, несмотря на частые осенние дожди, окруженная неказистыми деревянными домишками, в обычные дни площадь использовалась как один из самых больших скотных рынков. И целая армия рабов-осужденных занималась по ночам тем, что убирала с нее дурно пахнущие кучи навоза. Сейчас же никакого скота тут, конечно, не было. А были толпы народа, жадно тянущие шеи, привстающие на цыпочки, взбирающиеся на принесенные с собой ящики, чтобы только поглазеть на небывалое зрелище – магики казнят магичку!
Заключались ставки на то, сколько осужденная продержится на медленном огне.
Костры, топоры, веревки и прочее, быстро отнимающее жизнь преступника, Радуга давно отвергла. Схваченному и осужденному колдуну предстояло испытать на себе кое-что особое из арсенала семи Орденов – после чего несчастного растягивали на громадной бронзовой решетке, под которой раздували тлеющие угли, бдительно следя, чтобы огонь, обереги Спаситель, не разгорелся или чтобы жертва не умерла бы от ожогов слишком быстро.
Казнь никогда не продолжалась менее трех часов. А порой – особенно если осужденный попадался упорный и сильный, наперекор всему цеплявшийся за жизнь – аутодафе могло длиться и шесть часов, и восемь, и даже целую ночь напролет.
При виде Императора площадь взволновалась. Вольные теснили народ конями, расчищая дорогу; арбалетчики вскинули оружие, готовые разрядить его в любого, кого они лишь только сочтут подозрительным.
Лобное место, каменный круг в человеческий рост высотой, уже не пустовало. Осужденную, молодую и красивую женщину лет, наверное, двадцати пяти, облаченную в балахон всех семи цветов Радуги, держали за руки двое палачей, по традиции скрывавших лица под черными масками. Третий палач возился с мехами. Брезгливо отстраняясь от осужденной, застыли трое магов-исполнителей. Они же обязаны были не дать жертве пустить в ход чародейство. Хотя мало кто мог перенести процедуры Отъема Силы и сохранить способность хотя бы зажечь лучину без кремня и огнива.
Громадная бронзовая решетка весело и ярко блестела – ее окружал настоящий частокол факелов.
Император молча сидел в седле. Его слова здесь не требовалось. Это был Суд Радуги, и хозяин Мельина значил тут не больше, чем самый что ни на есть распоследний раб, отпущенный поглазеть на экзекуцию.
Осужденная лишь мельком взглянула в его сторону. Спасения ей ждать не приходилось. Помиловать несчастную мог только Совет Семицветья.
…Обвинение зачитывали долго и нудно, перечисляя бесконечные вины. Император пропустил все это мимо ушей. Он смотрел на собравшуюся толпу. Толпу, которая в считанные мгновения могла смять редкую цепь орденской стражи, разметать, растоптать палачей и отхлынуть, точно океанская волна, пряча в себе еще одну песчинку – только что стоявшую на каменном помосте смертницу.
Однако Император знал, что подобного никогда не случится. И даже не из-за боевых магов, что недобро зыркали на скопившееся внизу многолюдство.
Казнят магика. Или магичку, что еще лучше, острее получается забава. Магов народ ненавидел. Тихой, но упорной ненавистью, как всегда ненавидит тех, кто хоть чем-то от него отличается. Было время, когда ненавидели эльфов, гномов или Дану. Теперь Нелюдь сгинула, жалкие остатки возбуждают не ненависть, а скорее жалость.
А вот маги… Истинные волшебники.., и плевать, что осужденная еще вчера считалась одной из них, и никто, даже близкие соседи, не подозревали о ее ремесле. Сегодня толпа увидит, как поджаривают чародейку. И ничего, кроме этого, толпа знать не желает.
Император смотрел. Слушал. Громкий и напряженный голос орденского герольда, предупреждавшего всех, еще занимающихся, «отринув увещеванья», незаконной волшбой, как можно скорее покаянно припасть к ногам милосердной Радуги. Тогда и только тогда могут они еще рассчитывать на прощение. Иначе – смерть! Такая же, что постигнет и эту преступницу.
Черный камень в императорском перстне ожил. Дрогнул, точно в страхе. Цепкий взгляд молодого правителя обежал толпу – ему хотелось знать, есть ли на площади кто-то из близких осужденной. И – почти сразу поймал окаменевший, сверхнапряженный взгляд.
Это был гном. Гном из того малого числа, кто сумел выплатить немалую подать за право жить в имперской столице. На груди у него, как и положено, висела тяжелая деревянная бирка. Кожаный фартук, покрытый пятнами, обтягивал могучую грудь. Ручищи гнома бессильно висели вдоль тела. Гном неотрывно, не шевелясь, смотрел на приговоренную.
Каким образом Императору удалось поймать этот взгляд?..
Гном. Очень интересно. Гном и волшебница без патента семи Орденов. Что-то очень странное крылось за этим, и, наверное, в другое время Император бы не преминул обратиться к Серым, чтобы выяснили, в чем тут загадка. Раньше – конечно. Но не теперь.
Толпа громко ахнула. С приговоренной сорвали плащ; она судорожно прикрыла наготу руками.
Еще не успели угаснуть отзвуки, когда стоявшие на помосте маги нанесли первый удар. Люди на площади увидели, как кисти рук женщины стали стремительно надуваться, распухать, пальцы обращались в уродливые толстые отростки, кожа молниеносно почернела, пахнуло зловонием. А затем кожа начала медленно лопаться, брызнула кровь пополам со сгнившей под действием чар плотью. На кончиках пальцев показалась белизна костей.
Площадь взвыла, точно волчья стая при виде обессилевшей добычи. Однако даже ее рев не смог перекрыть истошных воплей жертвы.
Император чувствовал, как хрустят его собственные зубы. Не отрываясь, он смотрел на разворачивающееся перед ним чудовищное действо; волшебники Радуги; точно бисирующие перед публикой артисты, резко замедлили действие своих чар. Теперь кожа на разбухших кистях лопалась куда медленнее, народу словно бы предлагалось вдосталь насладиться мучениями приговоренной.
Площадь вопила, скакала, кривлялась, изрыгала похабные ругательства, как бы в смущении закрывала лица передниками – и едва ли не один только гном в первых рядах, возле самого кольца стражников стоял по-прежнему молча, безгласно и недвижимо.
Волшебники Радуги теперь тащили свое заклятье вверх от кистей женщины к ее локтям. Соединенные черными обрывками истлевшей, как у трупа, плоти, висели костяшки фаланг. Веревки и чары не давали приговоренной упасть – экзекуцию должны были увидеть все.
Император заметил, как рука гнома поползла под его передник. Движение было медленным и неспешным; и правитель ничуть не удивился, заметив в ладони гнома блестящее лезвие.
Стражники Радуги несли свою службу кое-как, глазея на казнь, а отнюдь не наблюдая за толпой. Вокруг гнома народ сходил с ума, только что не бился в корчах; и потому никто, кроме Императора, так ничего и не заметил – до самого последнего мига, когда гном резко взмахнул рукой и короткий метательный нож, сверкнув в алом пламени факелов, вонзился точно в сердце несчастной.
Тело отшвырнуло назад, такова оказалась сила броска. Уже мертвая, осужденная повисла на руках палачей; а гном, упреждая готовых броситься на него со всех сторон, внезапно вспомнивших уставы стражников, что-то швырнул на землю, прямо себе под ноги, тотчас исчезнув в клубах плотного серого дыма – как оказалось, донельзя едкого. Все оказавшиеся рядом, как один, зашлись в жестоком кашле.
Мгновенно поднялась жуткая суматоха. Император не без удовольствия смотрел на суетящихся возле трупа магов – казнь сорвалась, добыча ускользнула. Кто-то посмел вырвать осужденную из их рук; и теперь делом чести для Радуги становилось взять виновного и распять его на кресте вниз головой.
– Возвращаемся, – бросил Император эскорту. Смотреть на дальнейшее он не собирался.
Во дворце он закрылся в своем кабинете. И стал ждать.
Что сделает теперь Радуга? Что сделает теперь Серая Лига, ведь ясно, что гном из их числа – Подгорный народ никогда не отличался ловкостью в метании ножей.
Император прождал до вечера. Ничего. Патриархи молчали. Радуга – тоже.
А вокруг, буравя повелителя подозрительными взорами, постоянно крутилась новая «охрана».
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Вторник, 12 Июн 2012, 19:46 | Сообщение # 15 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Глава 9
Фесс очнулся внезапно, резким толчком. И тотчас понял, что не «очнулся сам», а что его привели в сознание.
Круглая комната без окон, по стенам – мягкие пушистые ковры и гобелены, на гобеленах – легендарный основатель Радуги, Глава Ареопага, первый и последний Держатель Скипетра, Комнинус Страза в полный рост и в парадном облачении. Спина Фесса в один миг стала мокрой.
«Попался! Радуга! И, судя по алой оторочке ковров и гобеленов, алым занавесам и алой обивке вычурной мебели, кресел и диванов с завитушками, это – Арк. Хуже не придумаешь».
Фесс мысленно застонал. Где, где, где он мог так проколоться? Когда совершена ошибка? Ведь слежки не было!..
…Потом он вспомнил схватку в подземелье. Боги, что же это был за ужас, откуда он там взялся? Слепая девушка.., кажется, он ее зарубил…
Фесс осторожно поднялся. Не связан, не избит. Цел и невредим. На нем – его собственная одежда.., правда, аккуратно надпоротая в тех местах, где были тайнички с отмычками и прочей специальной снастью воина Серой Лиги. Маги Арка обыскивали тщательно, а найдя что-то, аккуратно изымали, слова другого не подберешь.
Ну что ж, судя по обстановке, он пока на положении «вынужденного гостя». Иначе бы, наверное, сунули в красочно декорированную камеру пыток. Хотя магам ни дыба, ни «испанский сапог», ни прочие деликатные изобретения не нужны. Они спрашивают, и им отвечают.
Он не успел углубиться в размышления на эту, вне всякого сомнения, вдохновляющую тему. За его спиной раздался голос:
– Мое почтение, Кэр.
Фесс неторопливо обернулся.
Дверей в комнате не было. Очевидно, маг воспользовался заклятьем Перемещения, одним из самых сильных заклятий, когда-либо созданных Радугой – если, конечно, не вошел через потайной ход. Фессу очень хотелось бы верить во второе.
Маг был высок и немолод. Правда, годы не согнули ему спину и не заставили ссутулиться плечи. Осанка воина. Чин едва ли ниже командорского. Резкие, выступающие надбровные дуги, а сами брови – невероятной длины и заплетены в причудливые косички, поднимающиеся к вискам. Такого Фесс еще не видел. У магов Арка новая мода?
– Ну, привет, раз здороваешься, – сказал Фесс. Маг знал его настоящее имя, и это было плохо. Очень плохо.
– Зови меня Арбелем. Я Командор Ордена Арк. Чин мой, как ты понимаешь, соответствует гроссмейстеру иных орденов.
– Хорошо, буду звать Арбелем. Вот только без гроссмейстера, можно? У меня такие умные слова плохо получаются, – самым невинным голосом заявил Фесс. Маг чуть прищурился.
– Неплохо держишься, – одобрительно сказал он. – При том, что Серая Лига проваливших дело воинов, как правило, скармливает муравьям. Слышал, у Патриарха Элара есть такой премилый загородный домик?..
Фесс пожал плечами. Голос у него не дрожал, но это пока.
– Не слышал, почтенный Арбель.
Плотно кутаясь в плащ, маг прошелся туда-обратно по комнате. Фесс был не связан, поворачиваться спиной к воинам Серой Лиги рисковали немногие, однако Командор не рисковал ничем. Никакое оружие не способно опередить заклятье. А Верховному магу не надо даже проговаривать компоненты формулы про себя. За него это сделает то, что ученые люди называют «подсознанием». И потому Фесс сидел и ждал. Все ясно – если его притащили сюда, значит, он им для чего-то потребовался. Вот и пусть скажут, для чего. А там посмотрим.
– У вас хорошая школа, – одобрительно заметил Командор Арбель. – Спокоен, собран, выдержка на высоте, предоставил инициативу мне, ждешь, пока я сам заговорю… Что ж, пожалуй, и впрямь стоит кое-что тебе рассказать, Кэр. Мне бы очень не хотелось огорчать твою почтенную тетушку и уж тем более мне не хотелось бы вызывать неудовольствие Архимага Игнациуса, но… – Арбель картинно развел руками. – Обстоятельства, друг мой, обстоятельства против тебя.
– Какие? – с искренним любопытством спросил Фесс. Его готовили к допросам. И он знал, что до определенного предела он должен идти вместе с допрашивающим. Отвечать на малозначащее, всячески выражая готовность рассказать все…
Однако этот маг знал слишком много. Он знал о Долине. О том, откуда пришел сюда сам Фесс. И это было плохо. Дело пахло уже не банальными разборками между Семицветьем и Серой Лигой…
– Очень простые. Но, при всей своей простоте, настолько важные, что мне срочно пришлось инкогнито прибыть сюда, в Хвалин. И все они против тебя, Фесс. Причем настолько против, что даже Архимаг, увы, защитить тебя не в силах.
– Никогда не прятался за чужими спинами, – презрительно сказал юноша.
– Чистая правда. Не прятался. И лез, куда не нужно. Точнее, нужно, но не тебе, а твоим Патриархам. – Арбель сел в кресло. Плащ он по-прежнему держал плотно запахнутым. – Нам очень хотелось бы знать, зачем ты следил за Илметом. Не отговаривайся незнанием – Патриархи не пошлют лучшего воина Лиги выполнять приказ, точно какого-нибудь мерсенария.
– И тем не менее это так, – сокрушенно вздохнул Фесс. – Я получил приказ. Следить. А зачем, почему, мне не объясняли.
Это была чистая правда.
Маг долго и пристально смотрел на юношу. Правда, смотрел как-то слишком уж спокойно, не буравил взглядом, не сверкал зраком и вообще держался, как и сам Фесс, крайне спокойно.
– Хорошо, – наконец кивнул Арбель. – Смысла приказов ты не знаешь, эдакий идеальный слуга Лиги, идеальный Серый воин. Ты, Фесс! Подававший такие надежды!.. Боги, даже имя у тебя здесь какое-то собачье! Что сказала бы тетушка!.. – Он вздохнул. – Но здесь это вам не тут, как говаривал один мой знакомый урядник. Коли ты не хочешь рассказать все сам, мне придется слегка покопаться в твоей памяти.
Фесс оцепенел. Командор Арбель спокойным и будничным голосом только что сообщил ему, что смертный приговор уже подписан. И конец будет куда страшнее, чем при колесовании, четвертовании и медленном сдавливании, вместе взятыми. Это даже не магический допрос, когда схваченного заклятьем побуждают говорить правду. Похоже, Командору Арбелю совершенно все равно. Фесс может чего-то не знать, однако, если силой вырвать из его памяти все подробности разговора с Патриархом.., маги и по единичным словам сумеют понять многое. Им нужно установить, кто и почему послал его сюда.
– Уничтожать всю Лигу – неразумно и бессмысленно, – словно прочитав его мысли, заметил волшебник. – Поэтому будет лучше, если мы произведем укорот лишь малой ее части, возомнившей, будто они-то и есть истинные Ночные Воины, властелины Темноты… Итак – кто отдал тебе приказ и при каких обстоятельствах? Постарайся как можно точнее изложить сам разговор. Я знаю, Кэр, ты еще в Лицее отличался превосходной памятью. Надеюсь, она не подведет тебя и на сей раз.
Фесс опустил голову. Правила Лиги были суровы к тем, у кого развязался язык. Но – иного выхода просто не существовало. Никто не придет ему на помощь. И Командор Арбель не похож на тех глупых злодеев из детских книжек, что по непонятным соображениям оставляют жизнь опасному пленнику. Маг не собирался церемониться. Или Фесс станет отвечать – или из него все это выжмут. Без всяких детских игрушек вроде раскаленных щипцов и тому подобного.
– Но ведь ты все равно не выпустишь меня отсюда, Командор, – Фессу пришлось очень постараться, чтобы голос прозвучал естественно. – Даже если я расскажу тебе все, даже если перечислю поименно всех наложниц всего патриархата – разве ты сохранишь мне жизнь? Нет. Я слишком хорошо знаю хватку Радуги. От вас не вырвешься… – он постарался, чтобы в голосе прозвучало бы как можно более натуральное отчаяние. Правда, особо сильно притворяться для этого ему не пришлось.
– Фесс, – спокойно сказал Командор. – Поверь, что мы, маги Радуги, убиваем только в крайнем случае и без всякого удовольствия. Как ты знаешь, мы не нападаем первыми. Мы только даем отпор. И поэтому я могу предложить тебе выбор – ты сам рассказываешь все, сам, добровольно соглашаешься на Слияние Разумов – это куда более щадящее волшебство, прошу заметить! – после чего мы тебя отпустим. Разумеется, не на все четыре стороны. Ты слишком много знаешь, слишком горяч и порывист, слишком горд, чтобы так спокойно пережить унижение. – Арбель едва заметно усмехнулся. Холодное лицо его теперь являло нечто вроде понимания. – Так вот, ты отправишься домой. К тетушке Аглае. И не высунешь носа за ограду. Ни сюда, ни в иные места. Назови это домашним арестом. По окрестностям, разумеется, ты гулять сможешь. Согласись, с моей стороны это более чем щедрое предложение. И, поверь, у нас найдутся средства обеспечить.., э-э-э.., выполнение тобой данного слова. Добавлю еще, кстати, о некоторой пенсии, полагающейся тебе в этом случае. Вы с тетей небогаты, а если ты застрянешь в Долине, вам и жить-то будет не на что. Ну что, молодой человек? Имей в виду, будь ты уроженцем Империи…
Фесс молчал.
– Опасаешься обмана? – понимающе произнес Командор. – Не доверяешь никому? Похвальные качества, вот только с Патриархом они тебя подвели. Он слишком болтлив. Я догадываюсь, кто дал ему этот заказ, не понимаю лишь, как эта старая обезьяна сообразила насчет Хвалина и Илмета. Мы знали, что ты в городе, знали с того самого момента, как ты въехал в ворота. Не вздрагивай так! Ты по-прежнему лучший в Лиге. И, если бы не предупреждение, нам нипочем было б не взять тебя.
– Эта.., это…
– А, понятно, – маг сочувственно улыбнулся. – Молодая кровь. Гложет, не дает покоя, обязательно надо узнать, где же ошибка, как же тебя взяли? Успокойся, Кэр, – ты не совершал ошибок. Ты по-прежнему опережаешь всех ищеек на темп, а то и на два. Но против десятка магов третьей ступени и трех Командоров не выстоять даже тебе. Ты капитально изменил внешность, – мои поздравления, прекрасно сплетенное заклятие, зачет за третий курс, самое меньшее, но ты забыл о его фантомных компонентах. Что понятно – это даже не пятый курс, это аспирантура. А без фантомных компонентов твое заклятье было в конце концов засечено и расшифровано. И как только нам в кристалле предстала твоя симпатичная физиономия… – Арбель вновь усмехнулся. – Дальнейшее тоже потребовало от нас некоторых усилий, хотя и не столь грандиозных.
– Эта слепая девушка… – начал Фесс.
– Друг мой, хочу тебя обрадовать. Это не иллюзия. Ты чрезвычайно стоек к миражам и морокам. Это отмечал еще сам господин Игнациус, наш достопочтенный Архимаг. Эх, Кэр, Кэр!.. Подумай, кем ты бы смог стать, вернувшись в Академию!.. Ты подавал такие надежды. Кто знает, со временем ты дорос бы до Верховного, может, даже до Архимага! А так все твои таланты пропадают втуне. Ты не в силах даже взъерошить мне волосы, а я – в любой момент могу превратить всю твою голову в равномерную смесь из мозга и костяной крошки. И тебе это заклятье не заблокировать. И не отбить. – Командор осуждающе покачал головой. Он проделывал все с такой серьезностью, что могло показаться – и в самом деле сочувствовал беспомощному пленнику, подававшему в свое время такие большие надежды…
Арбель помолчал, зябко кутаясь в плащ. Разумеется, маг в любой миг мог нагреть воздух в комнате заклинанием; однако волшебники Радуги предпочитали более традиционные способы. Например, печи и камины. Чародеи не любили расходовать силы по пустякам.
– Ну так что, Кэр?
– Командор. Пусть торг будет честным. Если уж я.., если уж мне предстоит отправиться домой, я хотел бы знать, за кем гонялся. И почему это настолько важно. Илмет должен был встретиться с кем-то из бродячего цирка Онфима и Онфима – зачем? Скажите мне это, и я ваш. Идет?
– Нет, – холодно ответил Арбель. – Тебе нет никакого дела до Илмета и его задания. Не ставь мне условия, Кэр. Я знавал в свое время твою тетушку, не хотелось бы мне ее огорчать, превращая тебя в хладный труп.
Некоторое время Фесс упорно изучал собственные сапоги, изучал с таким вниманием, словно на них начертан был священный текст. Правда, ни одной дельной мысли это разглядывание все равно не принесло. Он вздохнул. Оставался последний шанс. Гибельно опасный шанс.
– Хорошо, Командор. Выхода у меня нет. Поверю вам на слово. Я получил приказ от Патриарха Хеона… (в окружении Патриарха наверняка шпион Радуги, так что имя Арбель скорее всего знал и так). Он вызвал меня…
– К себе в берлогу под улицей Крикунов, подле угла с Малой Морковной? – заметил маг.
– Нет, – Фесс нашел в себе силы ехидно усмехнуться. Прием Арбеля был не из сложных. – Под улицей Крикунов уже давно просто один из арсеналов Лиги.
– Надо же! – притворно удивился Арбель. – А мы-то считали…
Это было сыграно хорошо. Очень хорошо. И «деланность» удивления смог бы понять лишь тот же несравненный Тит Оливий – или же Кэр, один из лучших его учеников.
– Патриарх, – с усмешкой пояснил Фесс, – никогда и никого не принимает у себя в жилище. Никто из воинов Лиги, разумеется, не знает, где оно. А встретились мы, как всегда, в трактире «Полосатый Кот»…
– Это на Дегтярной улице? – поинтересовался Командор.
– Это на углу Купеческой и Тележной. Послушайте, Арбель, зачем вам это? Ручаюсь, вы знаете Мельин как свои пять пальцев!
– Не обижайся, Кэр, – Командор остался серьезен. – Я наблюдаю за твоей реакцией. Мимика. Движения глаз, губ, век. Дрожание ресниц. Мне все это очень важно. И, поверь, тебя спасти может только полная искренность. Мне не хочется убивать тебя, признаюсь.
– Хотелось бы верить, – буркнул Фесс. – Ну, так что дальше?
– Дальше? Рассказывай, как вы встретились с Патриархом. Все, о чем я тебя просил.
– Но, полагаю, Патриарха Хеона вы знаете в лицо? – язвительно поинтересовался Фесс.
– Знаем. Это можешь пропустить. Скажи, ты не заметил в нем ничего особенного?
– Ничего. Мы встретились в «Полосатом», у Патриарха там свой столик.
– Разумеется, защищенный каким-нибудь заклятьем?
– Откуда? Да и зачем? Чтобы Радуга в один миг установила, что тут дело нечисто? Не считайте Патриарха таким глупцом, Командор.
– Однако он оказался достаточно глуп для того, чтобы бросить вызов Радуге, – голос Арбеля не предвещал Патриарху ничего хорошего.
– Он просто принял заказ, – возразил Фесс.
– От кого?
– Неужели вы думаете, Командор, что Патриарх сообщит мне такое? Можете перевернуть вверх дном весь мой череп, ответа на этот вопрос вы там не сыщете.
– Что ж, верю, – Арбель пристально глядел Фессу прямо в глаза. – Рассказывай дальше, мальчик. Итак, вы встретились. Ты, конечно же, поприветствовал своего Патриарха? Как ты это сделал?
– Здравствуй, дядюшка Паа…
– Не понял! – голос Командора мгновенно заледенел.
– Я так поприветствовал своего Патриарха, – с умильной улыбкой принялся втолковывать Фесс волшебнику.
– Так и надо говорить, – строго заметил Арбель. – И что же дальше?
– Заказал пива своему Патриарху. Темного мельинского пива. Его любимый сорт. Так принято.
– Понял. Дальше?
– Дальше заговорил он. Отдавал приказ.
– Повтори! И смотри, не упускай ни единого слова!
– Патриарх сказал так: «Отправишься в Хвалин немедленно. Будешь следить за одним…» гм…
– Ну, что же ты замешкался?
– Прошу прощения вашего командорства, Патриарх выразился не слишком изящно…
– Мы не на уроке тонкой словесности! Я же сказал – не упускай ни единого слова!
– Ну что ж.., бедный пленник подчиняется и просит не сильно карать его за те слова, что он вынужден произнести. «Отправишься в Хвалин немедленно и будешь следить за одним надутым говнюком из Ар…» Ой! Ваше командорство!..
Задыхающийся от ярости Арбель с трудом заставил себя опуститься обратно в кресло.
– Кое-кто за это заплатит, – прошипел он голосом злодея из ярмарочного балагана. – И притом очень дорого. Продолжай. Кэр!
– «…говнюком из Арка, – с самым невинным видом повторил Фесс. – Имя ему Барсаг, но это имя мирское, орденское – Илмет. Приметы…» Ну, это, наверное, можно пропустить, скажу лишь, что они точны…
– Нет! Я сказал – не упускать ни слова! Фесс повторил.
Арбель вновь задумался, нервно барабаня пальцами по подлокотнику.
– Ясно. Приметы точные… Получены от того, кто лично видел парня. Ясно.., продолжай.
– «Глаз с него не спустишь. Ни днем, ни ночью. Следи за ним, пока он в Хвалине и в окрестностях. Следи до тех пор, пока этот.., гм.., многоуважаемый адепт Арка.., не войдет в одну из башен Ордена. Потом вернешься в Мельин. Все расскажешь мне сам». Вот такие приказы. Короткие и простые.
– Как Патриарх должен был узнать, что ты вернулся?
– Я должен был один раз прийти в «Полосатого Кота». Меня бы заметили и сообщили Патриарху.
– А потом?
– А потом между третьим и четвертым окнами трактира на стене появилось бы бранное слово.
– Какое? – холодно спросил Арбель. Фесс поколебался и назвал. Командор вытаращил глаза и покраснел.
– До чего же извращенная фантазия!.. Нет, это положительно невыносимо!.. Не слово, а целое словосочетание! И что оно означало бы?
– Что мне надо прийти в «Кота».
– Ясно. – Арбель поднялся. – Ну что ж… Кэр, ты, похоже, был искренен. Пожалуй, потрошить твою память и не придется. Но тем для беседы у нас все равно много. Например, такая – что ты знаешь о связи Серой Лиги с императорским двором?
Фесс опешил. Он очень надеялся, что это выглядит натурально.
– Командор!.. Даже и существуй такая связь или связи – что может знать о них простой воин? Я не из свиты Патриархов. Мне отдавали приказы, и я их выполнял, не более того!..
– Только не пытайся меня уверить, что тебя вполне устраивала такая роль, – погрозил пальцем Командор. – Ты – Кэр Лаэда, отпрыск почтенной, уважаемой семьи, состоящей в родстве с самим Архимагом Игнациусом Коппером…
– Я могу встать? – осведомился Фесс. – Отлить надо, вы уж простите великодушно, ваше командорство…
– Тебя отведут, – Арбель брезгливо поморщился. – Удовлетворяй свои.., потребности. Но быстрее! У меня к тебе еще немало вопросов.
Как Фесс и предполагал, двери в комнате отсутствовали. Арбель слегка прищурился, и на стене засветился алым полуовал магического прохода. Юноша ощутил внезапный и резкий укол чужой магии – Арбель был Командором по праву, он работал стремительно, на уровне мыслеобразов, не нуждаясь ни в словах, ни в амулетах.
– Иди. Там тебя ждут. Я, конечно, мог бы.., гм.., устроить твое облегчение прямо здесь, но… – он передернулся от омерзения. – Нет ничего отвратительнее! Так что иди.
– Покорнейшее за то наше вам спасибо, – низко поклонился Фесс.
И шагнул прямо в полыхающую алым арку. Точнее, сделал вид, что шагнул. Старый сценический трюк.
Арбель уже отворачивался.
Фесс прыгнул.
Ни одной мысли о том, что он сейчас сделает, не было в его сознании. Он думал только о переполненном мочевом пузыре, думал настойчиво и неотвязно, его аура оставалась прежней, аурой сломленного, покорившегося человека, не помышляющего о сопротивлении.
Только так и можно обмануть опытнейшего чародея.
Арбель отреагировал невероятно быстро, но все же опоздал. Ему требовалось какое-то мгновение, может быть, даже ничтожная его доля, чтобы разорвать заклятье прохода – однако именно этой доли ему и не хватило.
Фесс ударил его в горло, ударил с оттягом, классическим тройным ударом – сперва кулаком, затем продолжающим движение локтем и, наконец, распрямляя руку – ребром ладони. Что было сил оттолкнулся ногами – и рыбкой нырнул в уже гаснущий овал выхода.
Это тоже входило в его план.
Войти именно в плоть гаснущего заклятья. В противном случае его ждали трое, а то и четверо адептов, готовых к бою, с обездвиживающими заклятьями наготове.
О том, что вместе с гаснущим заклятьем так же легко может погаснуть и он сам; Фесс запретил себе думать.
***
Агате и Кицуму далеко уйти не удалось. Трудно сказать почему, но следом за ними потянулись остальные, словно овцы за пастырем. Дану оглянулась – Эвелин, Нодлик, Еремей, Таньша, братцы-акробатцы, позади всех – несчастный, раздавленный Троша.
Кицум оглянулся, сквозь зубы пробормотал проклятье. Тучи уже совсем закрыли небо.
«Куда мы идем? – подумала Агата. – Куда и зачем? Ливень уже совсем рядом. Онфим скрылся.., и теперь все уже неважно».
Старик неожиданно замер, глядя куда-то вбок между искореженных стволов. Мусорные деревья умолкали, невидимые для всех, кроме Агаты, зеленые, полные бешенства глаза закрывались; лес ждал Ливня. Однако Кицум смотрел не на деревья – на рыхлую земляную кучу, примерно в половину человеческого роста, вроде кротовой, только гораздо больше.
– Боги истинные, откуда они здесь? – услышала Агата. – Они ж никогда не забирались так далеко на север…
Старик тотчас же потянул за собой девушку.
– Быстрее! Может, еще успеем! – и ринулся к фургону.
Остальные артисты проводили его пустыми взорами.
– Скорее, вы, все! – заорал клоун. – Разбираться потом будем, если выживем! Это нора тарлингов! Очень глубокая! По тоннелям можно добраться до Хвалина!
– По тоннелям тарлингов до Хвалина? – взвизгнула Эвелин. – Да они сожрут тебя, стоит только спуститься! Лучше уж здесь, под Ливнем!
– Твое дело! – гаркнул Кицум. – А я хочу попробовать! Оружие бери, данка, припасы! И золото тоже… Глядишь, и выберемся…
Несмотря на спешку, Кицум собирался с предельной четкостью. Он увешивался оружием с ловкостью бывалого воина. Агата еле поспевала за ним.
– Эй, я с вами! – взвыл Троша, бросаясь к ним. За Трошей ринулась Таньша, следом – братцы-акробатцы, а потом и Еремей с Нодликом. Жонглер тащил за руку упирающуюся Эвелин.
В один миг расхватали оружие и припасы. Еще быстрее – золото. Медь и серебро оставили лежать.
– За мной! – Кицум бежал к рыхлой куче. В руке у него уже был масляный фонарь, фонарь непростой и на особом масле. Онфим купил его в Остраге, и гореть он мог целых три дня. Флакон масла клоун сунул себе в карман. – Лезем! Надо уйти как можно дальше и глубже от Ливня!
– Никто еще не спасся в ямах! – задыхаясь, крикнула Эвелин.
– У тебя есть другой вариант?! Тарлинги роют свои тоннели на целые лиги. И они очень глубокие. И наверняка выводят к старым подземельям Хвалина!
– Откуда ты знаешь?! – взвизгнула женщина.
– У эльфов и Дану они были сторожами! – рявкнул клоун. – Я думал, они давно ушли на юг.., а оказывается, и нет! Лезьте скорее! Троша! Первым!
Простодушный силач не возражал. Схватив сунутый ему Кицумом топор, он очертя голову ринулся вниз. Все замерли; а потом снизу донесся приглушенный голос:
– Прыгайте! Тут невысоко.., только темно очень. Господин Кицум! Фонарь бы мне, а?
Уговаривать никого не пришлось. Даже Эвелин. Эта ринулась под землю первой, оттолкнув даже Кицума. Следом за ней вниз горохом посыпались остальные.
К свому стыду, Агата не знала, кто такие тарлинги. Родители никогда не рассказывали ей об этом, а книг уже оставалось слишком мало, когда она научилась читать.
Подземная нора оказалась низкой, душной и темной. Вправо и влево тянулся ход; Кицум сориентировался мигом.
– Нам туда. Эх, жаль, фонарь только один… Уходя, они обрушили стены ведущей наверх отдушины.
– Хоть так прикроемся, – проронил клоун. Говорить под землей отваживался он один. – Давайте, давайте, господа артисты, ходу! А то Ливень всем нам задницы-то подмочит…
Сгибаясь в три погибели, они двинулись следом за Кицумом.
Агате клоун велел держаться подле себя.
– Ты, данка, приготовь самострел. Как впереди что шевельнется – стреляй. С тарлингами так – или ты их, или они тебя. Ох и злющие же твари!
– А что они, позволительно ли спросить, жрут в этих пещерах? – пропыхтел Еремей – заклинатель змей.
– О! У них под землей целые плантации… – Агата видела, как лицо Кицума дернулось, словно старик вспомнил нечто ужасное. – Травки.., всякие выращивают. Зверье опять же откармливают теми травками…
– Это сколько ж травки надо! – не унимался Еремей.
– Ну и людишек, само собой, жрут, коли те им попадутся, – охотно пояснил Кицум.
Агата удивилась. Из того, что говорил старик, следовало, что под землей существует чуть ли не целое государство этих самых тарлингов. Или – хотя бы их «муравейник». Но тогда и впрямь, где они берут столько еды? Чтобы прокопать такие туннели, нужна целая прорва работников. А тоннели – не чета ходам земляных муравьев!
…Первой начала задыхаться Эвелин. Эта ухитрилась прибрать к рукам едва ли не половину всего брошенного господином Онфимом золота. Увешавшись с ног до головы оружием, Эвелин теперь только и могла, что стонать.
– Тихо ты! – сквозь зубы шипел на нее Кицум. – Тарлинги – они ж полуслепые, а вот слышат лучше, чем твоя кошка! Сползутся сюда и вмиг схарчат!
Однако Эвелин не унималась.
– Уф., ох.., ух.., давайте передохнем… Ну, Кицум, ну пожалуйста! Ну я тебе дам потом за это, если выберемся…
– Тоже мне удовольствие, – скривился клоун. – Вот что, Агата, если эта сучонка еще раз пикнет – пристрели ее, и вся недолга. Потому что если она своим писком сюда тарлингов созовет.., лучше б нам всем тогда под Ливнем остаться.
Как ни странно, угроза подействовала. Достаточно было Эвелин разок встретиться взглядом с Агатой.
– Как странно, – бормотал Кицум, ковыляя позади Дану. – Тоннель совсем свежий. А запаха нет и в помине. Странно…
…А потом Ливень накрыл их.
Сперва на виски надавила тупая боль, с каждым мигом пробираясь все глубже и глубже под череп. Тонкий слой земной плоти внезапно обрел прозрачность – для Агаты, она взглянула вверх…
Казалось, клубящиеся тучи ползут по самым кронам деревьев. Острые вершины, словно копья, нацелились в жирные брюха врагов, и тучи, корчась, словно от боли, изрыгнули наземь потоки ядовито-зеленой жижи. Она хлестала, точно кровь из ран. Плети ее коснулись леса – и деревья тотчас начали корчиться, будто от боли. Ветви их задергались, каждая пыталась, изогнувшись, спрятаться за другими, укрыться от жгучих капель…
Однако деревья, хоть и бились и дрожали, не горели и не таяли, как это случилось с фургоном. Все, к чему прикасались человеческие руки, вспыхивало, растекаясь омерзительными гнило-зелеными лужицами. Одежда, утварь, сундуки, упряжь – все. И тела лошадей горели тоже – ведь их запрягали, кормили, гладили те же проклятые руки хумансов.
Земля над головой Агаты потускнела Мириады тончайших струек просачивались вниз, настойчиво отыскивая дорогу к ускользающим жертвам.
– Бежим! – шепотом крикнула Дану. – Бежим, если., если это прольется вниз…
Уточнять не пришлось.
Перемазанные в грязи, они почти что на четвереньках ползли по низкому тоннелю. Ливень усиливался, тучи уходили вперед, словно рассчитывали поживиться где-то еще. Деревья окончательно закрыли горящий под проливным дождем фургон.
Если бы тоннель не пошел под уклон, артистов Онфима не спасло бы ничто. Однако тот круто повел вглубь; пробираться стало легче.
Даже сквозь землю слышался бешеный свист ветра. Тучи мчались на запад быстрее самого резвого табуна; Агата вздрогнула первой, едва заслышав вплетшееся в этот свист далекое завывание. Впрочем.., о, нет! Совсем даже не далекое!
Агата не задумывалась над внезапно обретенной способностью видеть сквозь землю. Тем более что внизу твердь оставалась непрозрачной, как и положено.
На дороге, среди гнущихся деревьев, среди хлещущих косых ливневых струй Агата увидела медленно движущуюся фигуру. Она шагала какими-то судорожными рывками, дергаясь, словно ярмарочная марионетка – правда, очень большая марионетка. Два человеческих роста, голова в уродливом рогатом шлеме.., проломленном с одной стороны.., лицо.., мешанина гнилого мяса и почерневших костей.., глаза – мутные зеленые бельмы.., гигантское тело – в ржавых, древних доспехах, местами пробитых и проломленных.., на поясе чудовищных размеров меч-фламберт, тоже весь ржавый.., а в правой руке – фонарь. Человеческий череп на позвоночном столбе, который пальцы монстра держат за кость, словно за рукоять; из пустых глазниц черепа льется отравный зеленый свет, и там, куда падают взоры мертвой головы, под Смертным Ливнем вспыхивает – и тотчас гаснет – земля.
Девушка-Дану замерла, оцепенела, даже не как птичка перед змеей, нет, хуже, намного хуже – словно под заклятьем Радуги, гасящем и волю и разум. Спутники исчезли, исчез мир вокруг – осталось только это жуткое существо, бредущее под Ливнем, плоть от плоти Ливня, черпающее в смерти других силу и жизнь. Сами собой пришли слова – Хозяин Ливня, хозяин, собирающий страшную жатву.
Ее толкнули в спину, потом еще и еще; с силой потянули вперед – сама она идти не могла. Жуткий фонарь в руке Хозяина Ливня стал поворачиваться в их сторону; зеленые лучи насквозь пронзали деревья, стволы становились прозрачными; уродливый гигант в громадном рогатом шлеме повел носом, шумно втягивая воздух, и забормотал, вроде как про себя, но Агата почему-то слышала каждое слово:
– Тут, тут, тут.., чую, чую, чую.., выпью их, выпью.., спрятались.., под землю.., не уйдут…
Голос странно гнусавил.
«Мама! Мамочка!» – Агата отчаянно зажмурилась и затрясла головой, словно надеясь отогнать кошмарное видение. «Nimo! Nimonni! Nati pamienni…»
Чудовище остановилось. Невдалеке от них. Казалось немыслимым, но оно, медлительное и неуклюжее, как-то вдруг, внезапно, оказывалось куда дальше, чем могло бы. И еще – все вокруг этого существа было пропитано смертью. Не злом, а именно смертью – отнимать жизнь было единственным смыслом существования этой твари. Средоточие, олицетворение всего, именовавшееся Смертным Ливнем. Откуда он взялся, откуда пришел, почему Ливень не причиняет ему вреда? Чья жуткая магия вызвала к жизни этого монстра? – Агате раздумывать было некогда. Череп в руке гниющего гиганта опустился, и два зеленых ока глянули сквозь земную твердь прямо в душу девушки.
Это было как удар раскаленным железным прутом. Глазницы черепа замерцали; исполин фыркнул и удовлетворенно заухал.
– Нашел.., нашел… – неслось сверху. Гулкий голос отзывался болью внутри головы. – Теперь выпью.., выпью их всех…
Задвигалась, заклацала нижняя челюсть. Полусгнившие зубы скрипели, и даже в этом скрипе Агате чувствовались алчность и предвкушение.
И все-таки полувсхлип-полумольба Агаты как будто бы помогли – ноги вновь стали повиноваться; глаза смогли наконец оторваться от кошмарного создания наверху.
Тоннель меж тем продолжал идти под уклон. И, похоже, присутствие монстра наверху чувствовала не только Дану – Кицум то и дело оглядывался, морщась, словно от сильной боли, и потирая виски.
А между тем мельчайшие струйки Ливня проникали все глубже и глубже в землю, словно ощущая под ней лакомую добычу. Точно змеи, они скользили, находя дорогу, и, как бы ни спешили беглецы, сгущающийся Ливень был быстрее.
В небе стало совсем уже черно. Косматые клубы слились в одно сплошное мелькание, так что казалось – над лесом отчаянно бьются не на жизнь, а на смерть сказочные существа, и, когда одно из них гибнет, его зеленая кровь смешивается со струями отравленного Ливня, делая их еще смертоноснее, хотя, казалось, куда уж больше?..
И – чувствовала в полубеспамятстве Агата – за дальними лесами и высокими, взметнувшимися к небесному куполу хребтами, где-то на самом краю света высится полуразрушенный замок, где даже ветер не дерзает нарушить мертвый покой застоявшегося воздуха между черными зубцами острых, точно рыбья кость, башен. Где словно вытесанные из одного-единственного камня стены до сих пор не рассекла ни одна трещина; они частично разрушены, это правда, но разрушило их не время, а чья-то враждебная магия. Победители перебили защитников; однако слово мести прозвучало, и вот из небытия явился Хозяин Ливня…
Это было как мгновенное озарение, за которое пришлось заплатить вспышкой острой боли, пронзившей все тело от затылка вниз по позвоночнику до самых пяток. А потом земля вдруг утратила прозрачность. Навалились духота и тьма. И испуганный шепот вокруг. Тоннель уходил все глубже и глубже; правда, он никуда не сворачивал, он вел прямо к Хвалину, но неужели они сумеют достичь безопасного места, ни разу не высунувшись на поверхность? Пусть даже этот ход окончится в какой-то из городских катакомб; сумеют ли они выбраться наружу из бесконечного лабиринта?..
Правда, это все равно лучше, чем умирать под жгучими струями.
Все это Кицум шепотом объяснял спутникам.
Они бежали, бежали и бежали.
А существо в рогатом шлеме молча и неотступно преследовало их, не отставая ни на шаг.
Рано или поздно эта погоня должна была окончиться.
***
Эта ночь запомнилась им надолго. Позади, на островке, остался располосованный труп со сломанным заклятьем; впереди, время от времени оглашая тьму болот истошным воем, пряталось неведомое создание, убившее священника. И наверняка совсем рядом, в холодной коричневой жиже болот, прятались другие твари – не столь необычные, но не менее опасные.
Сидри шагал первым. Он один мог отыскать дорогу – почти в полном мраке, по лишь ему ведомым признакам. Тропа оказалась удачной, в меру широкой, достаточно твердой и неглубокой – лошадям по колено.
Пару раз, привлеченные запахом, к ним подступали обитатели трясин. Какие-то многоножки, вооруженные высоко взнесенными клешнями. Приходилось браться за мечи.
Клинок в руке Кан-Торога взлетел и рухнул лишь дважды. С такой быстротой, что человеческий глаз не различил бы ничего, кроме короткого взблеска. Два чудища бесформенными грудами остались валяться на краю тропы.
Это была привычная работа. Та, ради которой их и нанял Каменный Престол. Вольный и Тави убивали походя, годами отточенным чутьем тотчас определяя, куда и как ударить, чтобы не потребовалось поднимать меч вторично.
Многоножки угомонились, потеряв шестерых товарок. Уцелевшие сочли за лучшее закусить погибшими сородичами. Сидри едва не вывернуло наизнанку, когда из-за спины донеслось алчное чавканье пирующих чудищ, перемежающееся короткими истошными взвизгами.
– Ты кого-то не добила, – неодобрительно заметил Кан. – Скверный удар, Тави. Надо больше упражняться, сестра. Испортишь бездельем руку!
Тави в ответ показала ему язык; впрочем, Кан притворился, что плохо видит в темноте.
А так ночь прошла без особых происшествий. Многоножек сменили громадные безногие черви, непонятно что жрущие в этом болоте – едва ли тропа могла служить надежным источником добычи.
Тави шагала, радуясь и ночи, и мраку, и тревожному, зловещему шороху в недальних зарослях; да что там шороху – она радовалась и отвратительным мордам болотных тварей, с тупым упорством пытавшихся дотянуться до лакомой и редкой поживы, нежного мяса двуногих. Она рубила и убивала с наслаждением. Потому что схватка помогала хотя бы на время забыть и о погоне, и о Ливне. Она не могла объяснить, не понимала, что происходит, но Ливень надвигался куда быстрее, чем было положено. Такого не случалось никогда. Девушка ощущала близость темного фронта словно чье-то тяжкое, зловонное дыхание. Тучи исторгали из себя смерть – и сами пахли смертью. За последний день этот запах очень усилился. Если дело так пойдет дальше, они могут не успеть. Ливень застигнет их в болотах.
|
|
| |
]
