[ ]
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Модератор форума: Хмурая_сова  
Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Раненая страна (Стивен Дональдсон)
Раненая страна
GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:49 | Сообщение # 1
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра


Аннотация книги

Волшебство Страны снова призывает Томаса Кавинанта – и на этот раз он оказывается в Стране не один. Врач Линден Эвери, пытавшаяся помочь Томасу, вместе с ним попадает под действие заклятия – и вот уже они вдвоем идут к Ревелстоуну по разоренным злой магией землям. Три тысячи лет прошло здесь с того времени, когда Кавинант покинул Страну, и с тех пор не осталось уголка, который не осквернила бы магия Лорда Фоула…

О ТОМ, ЧТО УЖЕ БЫЛО

Томас Кавинант узнал о своей болезни только после того, как инфекция на его руке привела к ампутации двух пальцев. Проказа превратила модного писателя в изгоя, отвергнутого обществом и близкими людьми. Его жена Джоан потребовала развода.
Одинокий и озлобившийся, он встречает старого нищего, который советует ему “быть честным”. Слова старика приводят Кавинанта в замешательство; он попадает под машину и приходит в себя на высокой скале в незнакомом и странном мире. Злой голос существа, которого называли Лордом Фоулом, передает ему сообщение для правителей Страны, после чего Лена, прекрасная юная дева, помогает Кавинанту спуститься в деревню – подкаменье Мифиль. Там его принимают за легендарного Берека Полурукого, древнего героя и первого Высокого Лорда, чье кольцо из белого золота считалось талисманом огромной силы – силы дикой магии.
Лена вылечивает Кавинанта целительной глиной. Выздоровление оказывается столь внезапным событием, что он теряет над собой контроль и силой овладевает Леной. Несмотря на это, Этиаран, мать Лены, соглашается отвести его в Ревелстоун – священную обитель Лордов. Отказываясь признавать магию Страны, Кавинант называет себя Неверящим. В глубине души он убежден, что все еще пребывает в бреду после столкновения с машиной.
Вместе с добрым великаном. Мореходом Идущим-За-Пе-ной, Кавинант приходит в Ревелстоун, где его встречают как юр-Лорда. Угроза Фоула потрясла властителей, но без Посоха Закона, который в то время находился у злобных пещерников, они не могли помешать уничтожению Страны. Лорды отправляются в катакомбы под Горой Грома, и Кавинант присоединяется к ним. У него появляется телохранитель Баннор – один из Стражей Крови, которые, согласно древней клятве, защищали Лордов Страны.
После многих стычек с коварными слугами Фоула они отбирают у пещерников могущественный Посох. В минуту смертельной опасности, сам не зная каким образом, Кавинант использует дикую магию своего кольца и тем самым спасает Лордов. Затем он теряет сознание и пробуждается в госпитале через пару часов после того, как его сбила машина, – хотя в Стране прошли уже месяцы.
Через несколько недель, спеша к телефону, чтобы ответить на звонок Джоан, Кавинант оступается, падает и теряет сознание. Миг забытья переносит его в Страну, где пролетело сорок долгих лет. К этому времени Лорды вновь оказались в отчаянном положении. Отыскав Камень Иллеарт, Фоул получил в свое распоряжение источник огромной силы. Он снова готовит атаку на бастионы добра и красоты. Слабеющей армией Лордов командует Хайл Трои – еще один гость из “реального” мира. Пост Высокого Лорда занимает Елена, дочь Лены и Кавинанта. Она встречает отца как спасителя и великого героя.
Отряд из нескольких Лордов и Стражей Крови отправляется в Коеркри за помощью Великанов. Тем временем Фоул подчинил себе трех гигантов, в тела которых вселяются его слуги Опустошители. Все жители Коеркри чудовищным образом погибают. Одному из Лордов удается уничтожить Великана-мокшу, а Стражи Крови захватывают осколок Камня Иллеарт. Они решают отнести его в Замок. К сожалению, Лорд умирает, не успев предупредить их об опасности добытого трофея.
Хайл Трои и Морэм, один из друзей Кавинанта, ведут армию Лордов на юг Страны. Однако орды Фоула под предводительством Великана-Опустошителя теснят их в Дремучий Удушитель – лес, в котором царствует таинственный старец Сирол Вейлвуд. Хранитель леса спасает армию от гибели, но в уплату за это Хайл Трои остается с ним в качестве ученика.
Елена, Кавинант и Баннор отправляются к Меленкурион Скайвейр – горе, расположенной на юго-западе Страны. Там, в глубокой пещере, Елена пьет священную воду, прозванную в народе Земной Кровью. Получив магическую силу власти, она вызывает дух Кевина и приказывает ему уничтожить Фоула. Но последний побеждает древнего Лорда и отправляет его назад, чтобы погубить Елену в смертельной западне и навсегда разрушить Посох Закона.
Кавинанту и Баннору удается спастись. Они уплывают вниз по реке на встречу с Морэмом. Затем Кавинант теряет сознание и оказывается в своей гостиной.
Не в силах найти покой и избавиться от вины за совершенные ошибки, он скитается ночами по окрестным холмам, пока однажды не встречает маленькую девочку, которой угрожает огромная опасность. Кавинант спасает ее от змеи, но сам получает укус и вновь оказывается в Стране – на Смотровой Площадке Кевина, где он появился в этом мире и в первый раз. Как выяснилось, его вызвали сюда Идущий-За-Пеной и Триок, некогда бывший женихом прекрасной Лены. Ради блага Страны он преодолел свою ненависть к Кавинанту и стал его верным помощником. Спустившись в подкаменье, Кавинант встречает сумасшедшую старуху, которая, судя по ее бессвязным словам, всю жизнь хранила ему верность преданной возлюбленной. Он с ужасом узнает в ней Лену.
После потери Посоха прошло семь лет, и ситуация в Стране ухудшилась. Морэм отражал атаки в осажденной крепости Лордов и уже не верил в возможность спасения. Полурукий и магия его кольца оказались последней надеждой в борьбе против лютого Зла. Кавинант отправляется на восток в Ясли Фоула. Его сопровождают Триок, Идущий-За-Пеной и Лена. По пути они обращаются за помощью к обитателям долины Pa – народу, служившему мудрым ранихинам. Однако люди Ра совершают предательство. Жертвуя жизнью, Лена спасает Кавинанта, но он все равно получает серьезные ранения.
Один из Вольных Учеников исцеляет Кавинанта, и тот спешит на встречу с Триоком и Идущим-За-Пеной. К тому времени оба друга Кавинанта попадают в плен к Опустошителю. У подножия Колосса, охранявшего Верхнюю Страну, на них нападает призрак Елены, чья душа была порабощена Лордом Фоулом. Кавинант одолевает ее с помощью магии кольца, но при этом разрушает Посох Закона, которым она владела.
Спустившись в Нижнюю Страну, он и Идущий-За-Пеной пробираются в Ясли Фоула. С помощью джехеринов, жалких существ из живого ила, они проникают в крепость Презирающего, и там, благодаря отваге Великана, Кавинанту удается использовать силу кольца. Дикая магия по-прежнему остается вне его контроля, но он побеждает Лорда Фоула и разрушает Камень Иллеарт.
Гибель Кавинанта казалась неизбежной. Однако Создатель этого мира – старый нищий, который когда-то советовал ему “быть честным”, – изменил исход событий. Используя крилл – магический кинжал, чья мощь пробудилась с возвращением легендарного Полурукого, – Морэм побеждает силы Зла. Показав Кавинанту великую победу Лордов, Создатель отправляет его в “реальный” мир.
Удовлетворенный спасением Страны, Кавинант принимает вызов судьбы и вновь становится прокаженным в своем собственном времени. Десять долгих лет он прожил в одиночестве и горьких воспоминаниях. И вот теперь начинаются “Вторые хроники Томаса Кавинанта”…




Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:51 | Сообщение # 2
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
ТОМ 1

ПРОЛОГ
ВЫБОР

Глава 1
Дочь

Услышав стук в дверь, Линден Эвери громко застонала. Ее мрачное настроение не предполагало никаких гостей. Она отчаянно нуждалась в холодном душе, уединении и возможности освоиться с нарочитой простотой своей новой квартиры.
Почти всю вторую половину дня, неестественно жаркого и удушливого для середины весны, она бродила по комнатам мезонина и перетаскивала из старого седана картонные коробки с книгами, панели разобранных шкафов и скудную утварь несостоявшейся хозяйки. Ей приходилось поднимать эти тяжести по наружной лестнице старого деревянного дома, который прятался среди сорняков, как уродливая жаба, страдавшая ревматизмом. Когда она впервые открыла дверь арендованной госпиталем квартиры, ее встретили три пустые комнаты, ободранный пол с облупившейся бежевой краской, неряшливо-желтые стены ванной, запах ветхой старины, граничивший с запустением, и обрывок газеты, который, скорее всего, просунули под дверь. Тремя толстыми красными полосами, словно кровью или губной помадой, на газете был нарисован треугольник, внутри которого виднелись два слова “ИИСУС СПАСЕТ”.
Взглянув на надпись, Линден скомкала обрывок и рассеянно положила его в карман. Она давно уже не верила в совпадение, и ей больше не требовалось дармовых услуг.
Однако записка, в сочетании с утомительной переноской тяжестей и гнетущей атмосферой дома, вконец испортила ее настроение. Линден почувствовала себя опасной для общества и особенно для непрошенных гостей Пустые комнаты напоминали ей дом родителей. В глубине души она ненавидела это помещение, но за неимением выбора принимала его как испытание судьбы. Она одобряла и проклинала подобное существование – в полном соответствии с хронической нехваткой денег.
Не имея собственного жилья, Линден искала работу в госпитале, который мог бы обеспечить ее служебной квартирой. Получив официальное предложение, она приехала в этот маленький захолустный городок, до безумия схожий с поселка м, где появились на свет и умерли ее родители. Линден исполнилось только тридцать, но она уже поставила на себе крест как на вредной, некрасивой и старой деве. Ее жизнь казалась чередой огорчений: в восемь лет она потеряла отца, в пятнадцать – мать, потом – три бессмысленных года в сиротском приюте Закончив колледж, она училась на медицинском факультете, а затем работала терапевтом и специализировалась в семейной практике. Насколько Линден помнила себя, она всегда оставалась одинокой – всегда; и этот образ жизни укоренился в ней, как злокачественная опухоль. Ее две или три любовные связи больше походили на эксперименты в физиологии или гигиенические упражнения. Во всяком случае, они не оставили в ее памяти глубокого следа. Поэтому теперь, оценивая свою жизнь, Линден видела только строгость и последствия былой жестокости.
Напряженная работа и сжатые в кулак эмоции не отразились на изящной женственности ее тела и красоте лица. Светло-русые волосы, доходившие до плеч, по-прежнему сохраняли свежий и прекрасный блеск. Бесконечные переезды и заботы о пропитании не затуманили ее глаз мрачноватой пеленой усталого раздражения, но морщинки, вызванные страданиями и постоянной хмуростью, уже наметили свой путь над тонкой переносицей и в уголках нежного рта, созданного для чего-то более щедрого, чем та жизнь, которую она вела. Ее некогда звонкий голос, казалось, теперь больше подходил для сбора данных, чем для живого общения.
Тем не менее Линден знала, как быть выше плохого настроения и одиночества. Непростая жизнь научила ее верить в собственные силы. Избрав профессию врача, она не раз спасала людей от смерти и знала, как нести бремя судьбы.
Услышав стук, Линден громко застонала. Но потом, пригладив взъерошенные эмоции и легкое платье с пятнами пота, направилась к двери.
На лестничной площадке стоял Джулиус Биренфорд, глава администрации областного госпиталя. Этот коренастый пожилой человек предложил ей работу в амбулатории неотложной помощи – довольно необычная должность для семейного врача. В более крупном госпитале такое назначение считалось бы невозможным, но местная клиника обслуживала фермеров и жителей холмов. Население городка и его окрестностей хранило верность традициям двадцатилетней давности, поэтому доктору Биренфорду требовался специалист широкого профиля.
Макушка его головы находилась на уровне ее глаз, и, судя по всему, возраст доктора приближался к шестидесяти. Округлая выпуклость живота совершенно не соответствовала виду его коротких и тонких рук. Он производил впечатление больного человека с нарушенным пищеварением и, очевидно, не отказывал себе в таких маленьких удовольствиях, как плотные завтрак, обед и ужин. Пригладив седые усы, Биренфорд улыбнулся. Мешки под его глазами покрылись маленькими морщинками.
– Доктор Эвери, – сказал он, переводя дух после тяжелого подъема на лестничную площадку.
– О, доктор Биренфорд! – Ей хотелось захлопнуть дверь перед его носом. Но она отступила в сторону и скромно произнесла:
– Входите.
Пройдя в пустую гостиную, доктор осмотрелся и торопливо направился к стулу.
– Значит, начинаете въезжать, – заметил он. – Тогда позвольте поздравить вас с новосельем. Надеюсь, вам кто-нибудь помог затаскивать сюда эти вещи.
Она села напротив него и учтиво выпрямилась, словно беседа носила официальный характер.
– Нет. Пришлось все делать самой. – А кого она могла попросить о помощи?
Доктор Биренфорд начал было по-дружески укорять ее, но Линден небрежно махнула рукой.
– Нет проблем. Я к этому уже привыкла.
– И очень плохо! К таким вещам привыкать не надо. – Взглянув на нее, он неодобрительно покачал головой. – Вы приехали к нам по рекомендации солидного медицинского учреждения, и вашу работу оценили выше всех похвал. Я думаю, вы могли бы ожидать от нас какой-то помощи.., хотя бы по части-переноски мебели.
Его тон был наполовину шутливым, но она чувствовала серьезность вопроса, повисшего в воздухе, – вопроса, который уже не раз возникал во время их ознакомительных бесед. Однажды Биренфорд напрямую спросил ее, почему она, имея такие прекрасные рекомендации, согласилась на работу в захолустном госпитале. Его не устраивали поверхностные ответы, которые она заготовила для собеседования, и ей пришлось выложить кое-какие факты. “Мои родители жили почти в таком же городке, как этот, – сказала она ему в тот раз. – Они едва дотянули до пятидесяти. Если бы за ними присматривал хороший семейный врач, они и сейчас могли бы радоваться жизни”.
С одной стороны, Линден говорила правду, с другой – бессовестно лгала. Она боялась заглядывать в корень этого противоречия, и скрытая истина заставляла ее чувствовать себя беспомощной и старой. Если бы ее мать своевременно диагностировали, операция по удалению меланомы гарантировала бы девяносто процентов успеха. А если бы за депрессией отца наблюдал специалист, тоска не довела бы его до самоубийства. Но Линден знала и другое – ничто не могло спасти ее родителей. Они умерли, потому что устали от неудач и больше не хотели подставлять себя под удары судьбы. Когда она думала об этом, печаль сжимала ее до треска в костях.
Линден приехала сюда не только для того, чтобы помогать людям, похожим на ее родителей. Она хотела доказать, что, в отличие от них, ее жизнь будет более осмысленной и эффективной. И еще ей хотелось умереть.
– Впрочем, это к делу не относится, – смущенно пробормотал Биренфорд, так и не дождавшись ответа. Печальное молчание Линден расстроило его. – Я рад, что вы здесь. Мне бы хотелось вам чем-нибудь помочь. Может быть, надо что-то передвинуть?
Линден по привычке покачала головой, но вдруг вспомнила о газетном обрывке. Вытащив из кармана измятый листок, она передала его доктору:
– Кто-то подсунул это под дверь. Вы не знаете, что за послание я получила?
Биренфорд осмотрел треугольник, прочитал шепотом написанную фразу и тоскливо вздохнул.
– Рассматривайте это как профессиональный риск. Сорок лет я добросовестно и честно посещаю городскую церковь. Но поскольку мой оклад дипломированного специалиста позволяет мне вести приличную жизнь, некоторые наши горожане… – он криво усмехнулся, – ..настойчиво пытаются обратить меня в свою веру. К сожалению, они заменяют праведность невежеством, а невинность – тупостью и ленью.
Пожав плечами, он вернул ей газетный обрывок.
– Это место не зря называют глубинкой. В такой глуши люди начинают делать странные вещи. Чтобы не считать себя отвергнутыми и обделенными, они превращают свою депрессию в добродетель. Обычные дела становятся либо апостольским подвигом, либо сатанинским грехом. Боюсь, вам тоже придется столкнуться с людьми, которые будут тревожиться о вашей душе. В этом маленьком городке ни у кого нет права на личную жизнь и уединение.
Линден рассеянно кивнула. Захваченная внезапным воспоминанием о матери, она почти не слушала Биренфорда. Стоя на коленях, мать рыдала от горькой жалости к себе и обвиняла дочь в смерти отца…
Линден нахмурила брови и отбросила видение прочь. Ее отвращение к подобным воспоминаниям было настолько сильным, что она с радостью согласилась бы на их хирургическое удаление из мозга. Однако доктор Биренфорд, заметив необычный всплеск эмоций, пытливо вглядывался ей в глаза. Чтобы не выставлять напоказ свою израненную душу, она поспешно натянула на лицо дежурную улыбку и холодно спросила:
– А я что-нибудь могу для вас сделать, доктор?
– Конечно, – шутливо ответил он, стараясь не замечать ее раздражения. – Вы можете называть меня Джулиусом. Я собираюсь обращаться к вам по имени, поэтому вы можете платить мне той же монетой.
Она пожала плечами и уступила:
– Хорошо, Джулиус.
– Прекрасно, Линден.
Доктор улыбался, но смущение в его глазах не исчезало. Через секунду, словно бросаясь напролом сквозь трудности предстоявшего разговора, он торопливо сказал:
– На самом деле я пришел к вам по двум причинам. Конечно, мне следовало бы познакомить вас с нашим городом, но я решил, что это мероприятие может и подождать. У меня есть для вас неотложное поручение.
"Поручение? – подумала Линден. Слово побуждало к невольному протесту. – Я только что приехала сюда. Целый день таскала коробки. Устала, как черт, и еще толком не расставила мебель”.
– Сегодня пятница, – дипломатично ответила она. – Я полагала приступить к работе с понедельника.
– Это дело не имеет отношения к госпиталю. Мне очень жаль, но.., не имеет. – Взгляд Биренфорда коснулся ее лица, как рука, протянутая за помощью. – Рассматривайте мои слова как личную просьбу. Мне это дело не по зубам. Я так долго жил бок о бок со своими пациентами, что больше не могу принимать объективных решений. Наверное, я просто устарел – не хватает знаний современной медицины. Одним словом, мне необходимо ваше мнение.
– А по какому вопросу?
Линден делала все возможное, чтобы ее голос не звучал угрюмо. Но в душе она стонала от злости, зная наперед, что выполнит любую просьбу доктора. Он обращался к той части ее сердца, которая не умела отвечать отказом.
Биренфорд нахмурился.
– К сожалению, я мало что могу вам рассказать. С меня взяли слово.
– Да ладно вам, доктор. – Она была не в том настроении, чтобы играть в расспросы. – Я тоже могу дать вам какую-нибудь клятву.
– Нет. – Он вскинул вверх руки, отвращая ее гнев и возможные упреки. – Я верю в вашу порядочность, но это совсем иной случай.
Линден смутилась. Она даже не знала, говорил ли он о медицинской проблеме или о чем-то другом.
– Похоже, ваш таинственный случай и будет моим поручением.
– Возможно. Все будет зависеть от вас. – Прежде чем она успела выяснить смысл этих слов, доктор быстро спросил:
– Вы когда-нибудь слышали о Томасе Кавинанте? Одно время он писал неплохие романы.
Выискивая в памяти названную фамилию, Линден чувствовала на себе внимательный взгляд Биренфорда. Однако ход его мыслей по-прежнему оставался для нее загадкой. Она не читала романов с тех пор, как прошла в колледже краткий курс литературы, а позже у нее для этого не хватало ни времени, ни сил. Притворяясь беспристрастной, она покачала головой.
– Он живет неподалеку от города, – сказал доктор. – В старом поместье, которое люди прозвали Небесной фермой.
Вам надо будет выехать на трассу… – Биренфорд махнул рукой в направлении перекрестка, – ..а затем через две мили от города свернуть направо по грунтовой дороге. Кавинант – один из наших пациентов. Он болеет проказой.
При слове “проказа” мысли Линден раздвоились. Опыт и длительное обучение делали ее врачом без какого-либо сознательного участия с ее стороны. Перед глазами замелькали абзацы медицинских справочников с подробным описанием болезни Хансена.
Мycobacterium lepra. Проказа. Прогрессирует, убивая нервные волокна – первоначально в конечностях и роговой оболочке глаз. В большинстве случаев болезнь можно приостановить, используя обширную лечебную программу с применением диаминодифенилсульфона. Проказа вызывает атрофию и деформацию мышц, изменения в пигментации кожи и слепоту. Кроме того, больному угрожает множество вторичных бед, наиболее распространенными из которых являются инфекции. Разрушая ткани тела, они как бы поедают жертву живьем. Тем не менее проказа считается сравнительно редкой болезнью – незаразной в каком-либо обычном смысле. По статистике, она чаще всего возникает у детей в перенаселенных тропических районах. Основными порождающими факторами являются антисанитарные условия и длительное пребывание на солнце…
Пока одна часть ее ума разматывала клубок академических знаний, другая часть терялась в догадках и вопросах. Прокаженный? Здесь? Но почему Биренфорд завел о нем разговор? К подобным больным она испытывала сочувствие и отвращение. Вернее, отвращение вызывала сама болезнь – такая же неизлечимая и безысходная, как смерть. Линден обреченно вздохнула и спросила:
– Так что вы от меня хотите?
– Видите ли… – Он смотрел на нее с отрешенным видом, будто вновь обдумывал просьбу, с которой хотел обратиться. – Впрочем, ладно. Попробую объяснить по-другому.
Он резко поднялся со стула и прошелся по комнате. Доски пола тихо поскрипывали под его ногами, а хруст облупившейся краски лишь подчеркивал обеспокоенность доктора.
– Можно сказать, что Кавинанта диагностировали довольно рано – он отделался потерей двух пальцев. Один из лучших лаборантов нашего госпиталя без колебаний определил его болезнь, и вот уже десять лет как состояние пациента стабильно. Я завел этот разговор для того, чтобы узнать, насколько вы брезгливы к таким несчастным людям. – Биренфорд поморщился и торопливо добавил:
– Сам-то я привык. Но, в отличие от вас, у меня было время, чтобы преодолеть отвращение.
Так и не дав ей возможности ответить, он продолжал говорить, словно грешник на последней исповеди.
– Теперь я уже не думаю о нем как о прокаженном. Но его болезнь стоит между нами, будто стена.
Судя по всему, Биренфорд не мог простить себя за какой-то промах.
– Отчасти это и его вина, – произнес он в оправдание. – Кавинант зациклился на своем недуге. Он больше не думает о себе как о писателе, мужчине и человеке. Он считает себя прокаженным.
Заметив раздраженный взгляд Линден, доктор понурил голову и тихо спросил:
– Не могли бы вы съездить в Небесную ферму и повидаться с ним?
– Нет проблем, – ответила она, безжалостно подавив свое недовольство. Она была врачом, и помощь больным являлась ее работой. – Но я не понимаю, отчего такая неотложность.
Мешки под глазами Биренфорда вздрогнули. Он с мольбой посмотрел на Линден:
– Я не могу сказать вам этого.
– Ах, да. Большой секрет. – Спокойный тон лишь подчеркивал мрачность ее настроения. – Значит, я должна встретиться с совершенно незнакомым мне человеком – не понимая, зачем и почему эта встреча нужна, – а потом сделать для него что-нибудь хорошее. Вы этого хотите?
– Попробуйте вызвать его на разговор. – Голос Биренфорда звучал как нытье старика-неудачника. – Постарайтесь сделать так, чтобы он принял вас и рассказал, что с ним происходит. Тогда мне не надо будет нарушать свои обещания.
– Позвольте я выражу это другими словами. – Она больше не желала скрывать свое раздражение. – Вы хотите, чтобы я поехала к больному человеку и заставила его говорить о самом сокровенном. Абсолютно незнакомая женщина постучит в его дверь и начнет надоедать расспросами – по той лишь причине, что доктор Биренфорд решил получить еще одно мнение. Я буду счастлива, если он не подаст на меня в суд за незаконное вторжение в его владения.
Оценив ее сарказм и негодование, доктор тяжело вздохнул:
– Вы правы. У вас ничего не получится. Он никогда не расскажет вам о себе. Этот несчастный человек так долго страдал от одиночества, что теперь… – Внезапно голос Биренфорда стал пронзительным:
– Но я думаю, он ошибается.
– Ошибается в чем? – удивилась Линден. – Да не темните же, доктор!
Его рот открылся и закрылся. Руки дрожали, словно умоляли о сострадании. Потребовалось несколько секунд, прежде чем он вновь обрел контроль над своими эмоциями.
– Нет! Давайте пока обойдемся без объяснений. Сначала я должен узнать, кто из нас не прав.., и миссис Роман здесь вряд ли поможет. Готов поклясться, что этот случай уже встречался в медицине. Однако мне не удалось поставить диагноз. Я пытался, но у меня ничего не вышло.
Простота, с которой он принимал свое бессилие, поймала ее в ловушку. Линден чувствовала себя усталой, грязной и злой. Ей хотелось одиночества и покоя. Но после долгих лет бесприютной и суровой жизни она не могла отказать человеку в помощи. Просьба Биренфорда связала ей руки. Она взглянула на осунувшееся лицо доктора и, перейдя на профессиональный тон, сказала:
– Мне понадобится какой-нибудь предлог, чтобы начать разговор с Кавинантом.
Глаза Биренфорда оживились.
– Я уже об этом подумал, – воскликнул он и вытащил из кармана небольшой томик в мягкой обложке.
Книга называлась “Я ПРОДАЛ БЫ ДУШУ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ СВОЮ ВИНУ”. Под унылым желтовато-серым рисунком виднелась надпись: “Роман Томаса Кавинанта”.
– Попросите у него автограф. – Старый доктор вновь приобрел былое чувство иронии. – Если вам удастся разговорить Кавинанта и прорваться за линию его обороны, что-нибудь обязательно случится.
Линден молча проклинала себя. Она ничего не знала о романах и умела говорить с незнакомыми мужчинами только о симптомах их болезней. Предчувствие неудачи, словно стыд, окрасило ее щеки румянцем.
– После встречи с Кавинантом мне хотелось бы еще раз увидеться с вами, – сказала она. – Где вы живете, доктор? У меня нет телефона, и я, скорее всего, заеду к вам по пути домой.
Ее согласие вернуло Биренфорду прежнюю благожелательность; он снова стал заботливым и учтивым. Доктор назвал свой адрес, повторно предложил помощь в благоустройстве квартиры и наконец сердечно поблагодарил ее за готовность оказать ему услугу. Линден немного удивилась, что Биренфорд, показав свое бессилие и некомпетентность, даже не попытался оправдаться перед ней. Когда звуки его шагов затихли на ступенях лестницы, она осталась с ощущением огромной тяжести – вернее, бремени ответственности за что-то странное и непонятное.
Какое-то время она сидела на стуле, рассеянно разглядывая желтые стены. Внутренний голос шептал ей предостережения, но, не имея приемлемого выбора, Линден игнорировала их. Издав еще один протяжный стон, она отправилась в ванную.
Смыв под душем грязь и усталость, до которых смогли добраться мыло и вода, она надела серое платье, затенявшее ее женственность, и педантично проверила содержимое медицинской сумки. Это содержимое всегда казалось ей скудным и недостаточным – она просто не унесла бы того, что могло бы понадобиться в реальной жизни. Но в данный момент ее сумка служила арсеналом против неизвестного, и Линден из опыта знала, что без нее она будет чувствовать себя голой. Со вздохом усталости доктор Эвери заперла дверь и спустилась по лестнице к машине.
Следуя указаниям Биренфорда, она свернула на центральную улицу и неторопливо поехала к городской площади. Ее глаза привычно отмечали ориентиры и названия магазинов.
В духоте и зное послеобеденного солнца белые дома казались томными и потными. Дела и заботы отстранились от горячих тротуаров, словно бетонные плиты у витрин потеряли свою доступность и превратились в опасные для жизни места. Мраморное здание муниципалитета с жалкими копиями греческих колонн и барельефами каменных лиц, вопивших под тяжестью крыши, нелепо раздулось от чувства долга и неоправданной важности.
На тротуарах изредка встречались люди – кто-то шел за покупками, кто-то возвращался с работы домой. Внимание Линден привлекла женщина с тремя маленькими детьми, которые стояли на ступенях муниципалитета. Балахон нищенки и платья детей были сшиты из колючей мешковины. Лицо женщины, еще хранившее следы былой красоты, казалось пугающе серым и пустым, словно в тисках бедности и униженного смирения она уже привыкла к страданиям и истощению своих детей. Все четверо держали в руках плакаты с грубо нарисованными символами.
Линден всмотрелась в буквы, обведенные красными треугольниками. Внутри каждого из них алым огнем пылало одно и то же слово: “ПОКАЙТЕСЬ”.
Не замечая прохожих, дети и женщина молча стояли на ступенях, будто епитимья, которую они приняли на себя, лишила их чувств и разума. При виде такой физической и моральной деградации Линден ощутила спазм безысходной тоски. Но она знала, что фанатизм неизлечим.
Через три минуты машина выехала за пределы города.
Дорога петляла мимо вспаханных полей и лесистых холмов. Здесь, вдали от знойных улиц, воздух уже не казался таким удушливым и влажным. Странная для весны жара наполняла его мерцающим маревом, которое дрожало над рядами молодых побегов и цеплялось за ветви с набухшими почками. Природа сияла и лучилась в ожидании вечера. Настроение у Линден улучшилось, и она, очарованная красотой ландшафта, снизила скорость, чтобы насладиться всем, чего ей так долго не хватало в пыльных городах.
Через пару миль справа от нее появилось широкое поле, поросшее молочаем и дикой горчицей. В четверти мили от дороги виднелся рядок деревьев, за которым проглядывал белый дом. Рядом с шоссе располагалось несколько коттеджей, но ее взгляд тянулся к дому за деревьями, словно тот был единственным жильем во всей округе.
Поле пересекала грунтовая дорога. В самом начале от нее отходили ответвления к коттеджам, но потом она вела только к белому особняку. Подъехав к съезду с шоссе, Линден заметила накренившийся фанерный знак. Несмотря на поблекшую краску и несколько старых борозд, похожих на следы пуль, надпись оставалась еще вполне разборчивой: Небесная ферма.
Собравшись с духом, Линден свернула на грунтовую дорогу.
Внезапно боковым зрением она уловила какое-то движение – вернее, размытое пятно цвета охры. Рядом с фанерным знаком стоял человек, одетый в широкую мантию.
Он как будто возник из воздуха. Линден могла поклясться, что мгновение назад она видела здесь только столб и фанерный указатель.
Застигнутая врасплох, она инстинктивно свернула в сторону, словно пыталась уклониться от опасности, которая осталась за спиной. Сбросив скорость и нажав на тормоза, доктор Эвери перевела взгляд на зеркало заднего обзора.
У столба стоял высокий худой старик в коричневато-желтой мантии. Он был грязным и босым. Длинная седая борода и редкие волосы, торчащие на голове, придавали ему сходство с безумцем.
Сделав шаг к машине, старик конвульсивно схватился за грудь и со стоном упал на землю.
Линден несколько раз нажала на клаксон в надежде, что ее услышат в ближайшем коттедже. Она спешила как могла, но все ее движения казались непозволительно медленными и неловкими. Отключив зажигание, она схватила медицинскую сумку, выскочила из машины и побежала к старику. Мрачное предчувствие сулило неудачу и встречу со смертью, однако опыт врача уже брал верх над ее страхами и сомнением в собственных силах. Через миг она склонилась над распростертым телом.
Он выглядел странно для этих мест и конца двадцатого века. Мантия оказалась его единственной одеждой. Судя по виду, он носил ее, не снимая, несколько лет. Заостренные черты лица свидетельствовали о воздержании и аскетизме. Клонившееся к горизонту солнце раскрашивало его иссохшую кожу безжизненным золотистым цветом.
И он не дышал.
Многолетний опыт заставил ее перейти к действиям. Она опустилась на колени и пощупала пульс мужчины. Лицо Линден было спокойным и сосредоточенным, но ее душа вопила от ужаса. Она увидела в старике своего отца. Если бы тот дожил до старости и безумия, то походил бы на эту развалину как две капли воды.
Пульс не прощупывался.
Мужчина вызывал у нее отвращение, и она знала почему. Отец Линден покончил жизнь самоубийством. Люди, которые убивали себя, заслуживали смерти. Но вид старика вернул ей воспоминание о крике восьмилетней девочки – крике, который никогда не умолкал и эхом отдавался в ее памяти.
Мужчина умирал. Его мышцы стали вялыми, расслабляясь после приступа боли. Времени осталось в обрез, и доктор Звери ринулась в бой за его угасавшую жизнь.
Она открыла защелку сумки, вытащила терапевтический фонарик и, преодолев страх, осмотрела зрачки. Они реагировали на свет и выглядели одинаковыми.
Значит, она еще могла его спасти.
Быстро перевернув старика на спину, Линден приподняла его подбородок, разжала стиснутые челюсти и прочистила горло. Ее ладони легли на грудную клетку мужчины, и она приступила к сердечно-легочному оживлению.
Ритм искусственного дыхания так прочно укоренился в ее сознании, что она следовала ему автоматически: пятнадцать сильных нажатий на грудную клетку; затем, закрывая ноздри пострадавшего, два глубоких выдоха в рот. От гнилых зубов старика исходило омерзительное зловоние. Линден казалось, что у него разлагались не только десны, но и небо. На какой-то миг она дрогнула. Ее отвращение превратилось в острую тошноту, словно она прижалась губами к гнойному нарыву. Но доктор Эвери была упряма; она продолжала свою работу.
Пятнадцать нажатий. Два выдоха.
Пятнадцать и два. Пятнадцать и два.
Линден твердо выдерживала ритм. Однако сквозь тошноту и отвращение уже поднимался страх. Страх перед кислородным голоданием. Страх неудачи.
Как правило, для, сердечно-легочного оживления требовалось несколько человек. Каждый из них мог вести процедуру лишь несколько минут. Она понимала, что если сердце старика не забьется в ближайшее время…
– Дыши, черт бы тебя побрал, – шептала она, мысленно отсчитывая ритм.
Пятнадцать и два. Пятнадцать и два.
– Дыши, миленький! Я тебя прошу!
Но пульса по-прежнему не было.
Она начинала задыхаться. Слабость и дурнота поднимались в голову, как потоки тьмы. Ее легким не хватало воздуха.
Жара и дряхлость доконали старика. Потеряв сознание, он терял и остальные признаки жизни.
– Дыши! Дыши!
Она резко выпрямилась и повернулась к сумке. Руки предательски дрожали. Сжав кулаки, Линден заставила себя успокоиться, затем достала одноразовый шприц, ампулу с адреналином и длинную иглу. Сражаясь с дрожью пальцев, она наполнила шприц, выпустила воздух и с нарочитой тщательностью очистила спиртом пятно на тощей груди старика. Введя иглу между ребер мужчины, она сделала инъекцию в сердце, потом отложила шприц в сторону и ударила кулаком по грудине.
Удар не вызвал эффекта. Линден выругалась и вновь приступила к искусственному дыханию.
Ей требовалась помощь, но она находилась в безвыходной ситуации. Если бы Линден прекратила процедуру, повезла старика в город или отправилась на поиски телефона, мужчина бы умер по дороге. Впрочем, если она истощит свои силы, он тоже умрет.
«Дыши!»
Сердце старика не билось. Запах из его рта напоминал зловоние утробы трупа. Все ее усилия казались напрасными.
Но она не сдавалась.
Это был вызов всему тому, что превратило ее жизнь в жалкое существование. Линден потратила десять лет, чтобы обучиться борьбе со смертью, и теперь уже не могла отступить. В восемь ей не удалось спасти отца. Даже в пятнадцать она оставалась слишком неопытной и слабой, чтобы уберечь свою мать. Но сейчас, владея знанием медицины, она не желала бросать человека в беде. Она не желала отказываться от борьбы и обманывать последние надежды.
Темные пятна скользили перед глазами. Влажный воздух стал душным и плотным. Руки налились свинцовой тяжестью. При каждом вдохе горло издавало хриплый вопль, и легкие сипели при каждом выдохе в зловонный рот мужчины. Он не шевелился. Слезы ярости и отчаяния стекали горячими струйками по ее лицу. Но доктор Эвери и не думала сдаваться.
Она находилась на грани обморока, когда легкая дрожь пробежала по телу старика. Он сделал судорожный вдох.
Застонав от облегчения, Линден попыталась подняться на ноги, но кровь ударила ей в голову, и она повалилась на бок.
Какое-то время сознание отмечало только шум в ушах и пот на лице. Когда ей стало лучше, она приподняла голову и увидела старика, стоящего над ней. Его бездонные синие глаза смотрели на Линден с горьким состраданием. Пожилой мужчина выглядел невероятно сильным и высоким. Его поза напрочь отрицала тот факт, что минуту назад он был на волос от смерти. Старик склонился к Линден, помогая ей подняться на ноги. Он обхватил ее руками за талию, и она прижалась к нему, не в силах сопротивляться крепкому объятию.
– Не бойся, доченька. – Его хриплый голос наполняли жалость и нежность. – Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя. Есть еще в мире любовь! – Старик отпустил ее и отступил на шаг. В его глазах сверкнула строгость. – Будь честной.
Линден изумленно смотрела ему вслед, пока он шагал от нее через поле. Молочай и дикая горчица хлестали по кромке его грязно-желтой мантии. Моргая и стараясь избавиться от точек, мельтешивших перед глазами, она с трудом различала удалявшуюся фигуру. Мускусный ветерок ерошил волосы старика, и в золотистых лучах заката они казались нимбом над его головой. А потом мужчина поблек во влажном воздухе и исчез из виду.
Ей хотелось побежать за ним, позвать и расспросить о том, что случилось. Но, вспомнив взгляд старика, Линден застыла на месте.
Будь честной.
Она почувствовала трепет, зарождавшийся в ее сердце.

Глава 2
Что-то не так

Дрожь усилилась и распространилась по всему телу. Кожа горела, словно солнце светило на нее через огромную линзу. Мышцы живота сжимались в комок.
Старик исчез. Он обнял ее, назвал дочерью, а затем исчез.
Она испугалась, что сходит с ума. Повернувшись к тому месту, где лежал мужчина, Линден увидела использованный шприц, стерилизующий тампон и пустую ампулу. В пыли угадывался слабый отпечаток тела.
Дрожь начала затихать, и она расслабилась. Человек был реальным. Ей только показалось, что он растворился в воздухе. Обман зрения, и ничего больше.
Она осмотрела поле и дорогу. Старика не следовало отпускать одного. Ему требовался уход под присмотром врача – до тех пор пока бы его состояние не стабилизировалось. Преодолевая странное нежелание, Линден вошла в дикую горчицу и направилась к небольшому кусту, рядом с которым исчез старик. Она еще раз осмотрела поле. Ей не хотелось бросать больного на произвол судьбы. Но тот пропал, оставив ее в недоумении и тревоге. Ничего не понимая, Линден вернулась на дорогу. В пыли у фанерного указателя лежала ее сумка.
Ругаясь и успокаивая себя, она сложила остатки медикаментов в пластиковый пакет. Ноги сами понесли ее к машине. Знакомые запахи и вещи восстановили дрогнувшее чувство реальности, и она с облегчением сжала руками рулевое колесо. Какое-то время Линден не могла вспомнить, зачем приехала сюда, но потом ее взгляд зацепился за книгу, которая лежала на соседнем сиденье.
– О черт!
Теперь ей еще больше не хотелось встречаться с Томасом Кавинантом.
Решив отказаться от поручения Биренфорда, Линден завела мотор и начала разворачивать машину. Но память о взгляде старика удержала ее от бегства. Эти синие глаза не одобрили бы нарушенного обещания – особенно после того как она спасла ему жизнь. Линден создала для себя прецедент, который был важнее каких-то трудностей и разочарований. Она переключила скорость и направила машину к белому дому, оставив за собой пыль дороги и солнечный закат.
Свет окрашивал стены дома багровыми тонами, придавая им жуткий и призрачный вид. Остановив машину, Линден вновь испытала приступ страха и нерешительности. Она не хотела встречаться с Томасом Кавинантом – и не потому что тот был прокаженным. Ее пугала экстравагантность этого странного незнакомца, которого боялся даже доктор Биренфорд.
Тем не менее Линден уже приняла решение. Взяв книгу, она вышла из машины и направилась к крыльцу, надеясь покончить с этим делом до наступления сумерек. Поднявшись по ступеням, она остановилась, пригладила волосы и постучала в дверь.
Дом казался пустым и молчаливым.
Ее плечи пульсировали от недавнего напряжения. Усталость и замешательство отзывались тяжестью в руках, и она с трудом держала их на весу. Стиснув зубы, Линден заставить себя постучать в дверь еще раз.
Внезапно она услышала звуки шагов. Они исходили из глубины дома и быстро приближались. В них ощущалось сердитое недовольство потревоженного отшельника.
Дверь распахнулась, и перед ней предстал худощавый сорокалетний мужчина в потертых джинсах и измятой тенниске. Он был выше ее на несколько дюймов. Узкий рот на строгом лице навевал безрадостные мысли о каменной скрижали. Щеки и лоб бороздили морщины страданий, а покрасневшие глаза походили на угольки, способные обжечь. Волосы у висков серебрила седина, но, судя по всему, его состарили мысли, а не время.
Он выглядел усталым и истощенным. Линден автоматически отметила красноту его век и глазных яблок, анемичную бледность кожи и лихорадочную порывистость движений. Подобные симптомы указывали либо на серьезную болезнь, либо на длительное и сильное потрясение.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но Кавинант не дал произнести ей ни слова. Взглянув на нее исподлобья, он мрачно прорычал:
– Когда мне нужны посетители, черт бы вас побрал, я выставляю знак!
А потом дверь захлопнулась перед ее носом.
Линден медленно повернулась и недоуменно посмотрела на яркие полосы заката. В одно мгновение ее неуверенность превратилась в неудержимый гнев. Она снова заколотила в дверь с такой силой, что дерево загрохотало по косяку.
Он вышел к ней, и его голос наполнился холодной язвительностью:
– Если вы не понимаете человеческого языка, я… Она встретила его взгляд с саркастической усмешкой.
– Неужели вы не можете установить электрический звонок или, на худой конец, колокольчик?
Ее вызывающий тон заставил Кавинанта замолчать. Сузив глаза, он осмотрел Линден с ног до головы, словно пытался оценить ту опасность, которую она собою представляла.
– Я вижу, вы уже знаете о моей болезни, – сказал он более спокойным голосом. – Тогда вам не нужно никаких предупреждений.
Она кивнула.
– Меня зовут Линден Эвери. Я врач.
– Похоже, вы не боитесь прокаженных. Его сарказм напоминал по тяжести дубину, но она противопоставила ему свою иронию.
– Если бы я боялась больных людей, то не работала бы врачом.
В его сердитом взгляде читалось недоверие.
– Я врача не вызывал! – отрывисто ответил он. Дверь снова начала закрываться.
– Тогда вы действительно один из тех, кого следует бояться! – язвительно выкрикнула Линден.
Лицо Кавинанта потемнело. Четко выговаривая каждое слово, словно оттачивая острый кинжал, он произнес:
– Что вам угодно, доктор?



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:51 | Сообщение # 3
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Его волевой напор имел почти осязаемую силу. К своему стыду, она не находила ответа. Второй раз за этот вечер ее удерживал взгляд, которому она не могла сопротивляться. Линден почувствовала, что краснеет. Рука сжимала книгу – единственный предлог для разговора. Но она торопливо спрятала томик за спину, не желая повторять ту ложь, которой снабдил ее доктор Биренфорд. У нее не было ответа. Теперь она видела, что Кавинанту требовалась помощь. Однако он ее не просил. Что же ей еще оставалось делать?
Ощутив внезапный проблеск озарения, она отбросила сомнения и робость:
– Тот старик сказал мне: “Будь честной”. Его реакция могла бы напугать любого. В глазах Кавинанта появился страх, окрашенный удивлением и обидой. Плечи обвисли, рот приоткрылся. Он вышел на крыльцо, захлопнул за собою дверь и, едва сдерживая ярость, настойчиво спросил:
– Что за старик?
Линден встретила его натиск твердо и спокойно:
– Пожилой мужчина в грязно-желтой мантии. Он внезапно возник у столба в конце грунтовой дороги, и, как только я увидела его, с ним случился сердечный приступ.
На миг ее горло сжала ледяная рука сомнений. Слишком уж быстро и легко старик пришел в себя после обморока. А что если он просто притворялся? Но это невозможно! Его сердце действительно остановилось.
– Мне пришлось здорово потрудиться, чтобы спасти старика. А потом он встал и ушел.
Воинственность Кавинанта рухнула, как взорванная крепость. Он смотрел на нее с ужасом и надеждой, словно тонул в зыбучем песке. Его кулаки судорожно сжимались и разжимались. Взглянув на правую руку Кавинанта, Линден впервые заметила отсутствие двух последних пальцев. На том, что осталось от безымянного, блестело обручальное кольцо из белого золота.
– Значит, все-таки ушел? – прошептал он дрожащим голосом.
– Да.
– Старик в грязно-желтой мантии?
– Да.
– После того как вы его спасли? Линден кивнула.
Солнце зашло за горизонт, и сумерки смягчили морщины на лице Кавинанта.
– Что он сказал?
– Я уже говорила об этом. Он посоветовал мне быть честной.
Ее нерешительность постепенно превращалась в нетерпение.
– И старик посоветовал это именно вам?
– Да!
Кавинант ошеломленно смотрел на ее лицо.
– О пламя ада! – Он сгорбился, словно нес на плечах тяжелую ношу. – Господи, сжалься надо мной! Я не вынесу этого!
Он отвернулся к двери, открыл ее и на миг остановился.
– Но почему вы? Вы, а не я?
Огорченно махнув рукой, Кавинант вошел в дом, и дверь за ним затворилась. Линден осталась стоять на крыльце, словно девочка, о которой все забыли.
Внезапно ей захотелось что-то сделать, совершить какой-нибудь поступок, который вернул бы ее в знакомый мир. Она торопливо подошла к машине и, сев за руль, попыталась стряхнуть с себя ошеломление.
Почему вы?
Что за странный вопрос? Она была врачом, и старик нуждался в помощи. Это же так просто и понятно. Или Кавинант имел в виду что-то другое?
Она вспомнила, что старик произнес еще одну фразу. Кроме “Будь честной” он сказал: “Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя”.
Неужели загадочный мужчина говорил о Кавинанте? Что если из благодарности он пытался предупредить ее о какой-то опасности? Может, старик был как-то связан с писателем и между ними существовали свои личные дела? Но какое отношение они имели к ней?
Нет, никто не мог сымитировать остановку сердца!
Она подвела итог своим запутанным рассуждениям. В целом ситуация выглядела бессмысленной. Вне всяких сомнений, Кавинант узнал старика по ее описанию. И судя по всему, его психическая нестабильность подразумевала серьезную проблему.
Почувствовав под руками рулевое колесо, Линден успокоилась. Она завела машину и начала подавать назад для разворота. Страх и неуверенность сменились раздражением. Она не могла понять доктора Биренфорда, который отказался обсуждать с ней проблему больного человека – проблему, требовавшую неотложного решения. Сумерки сгущались. Грунтовая дорога промелькнула в свете фар, и Линден, переключив скорость, закончила разворот.
Крик, похожий на звон разбитого стекла, заставил ее остановиться. Он проник сквозь гул мотора, и отголоски этого жуткого вопля завибрировали в лабиринтах ее ума. Так могла кричать только безумная женщина, которую ввергли в агонию боли. И крик доносился из дома Кавинанта.
Линден вышла из машины и замерла на месте, напряженно вслушиваясь в тишину. Вопль больше не повторялся. В нескольких окнах горел свет, но тени в них оставались неподвижными. Она не слышала ни ударов, ни звуков насилия. В вечерней мгле раздавался лишь тихий свист ее взволнованного дыхания. Она хотела побежать к дому, но ею овладела нерешительность.
Что же делать? Заставить Кавинанта открыть дверь? Потребовать от него ответа? Или просто уехать? Она уже столкнулась с его враждебностью. Да и какое право она имела вламываться в чужой дом…
Но о каких правах могла идти речь, если он терзал и мучил там какую-то женщину? Хотя откуда ей об этом знать? Доктор Биренфорд говорил о медицинской проблеме, а не садизме. Доктор Биренфорд…
Шепотом выругавшись, она запрыгнула в машину, вдавила в пол педаль газа и помчалась вперед под хруст гравия и комьев глины. Через две минуты Линден свернула на шоссе, еще через десять – добралась до городских окраин и, сбавив скорость, начала вглядываться в каждый дорожный указатель.
Когда она подъехала к дому главного администратора, сумерки превратились в ночь. На фоне темного неба фасад приземистого здания казался мрачным и насупившимся, словно это место хранило какую-то страшную тайну. Но Линден не колебалась. Взбежав по ступеням, она постучала в дверь.
Дверь вела на застекленную веранду, которая напоминала нейтральную зону между домом и внешним миром. Как только Линден постучала, на крыльце и веранде включился свет. Биренфорд открыл внутреннюю дверь, аккуратно закрыл ее за собой и только потом впустил свою гостью.
Доктор приветливо улыбался, но его глаза избегали взгляда Линден, словно он чего-то боялся. В уголках набухших век пульсировали синие жилки.
– Доктор Биренфорд… – мрачно начала она.
– О, прошу вас, – ответил он, сложив ладони в молитвенном жесте. – Называйте меня Джулиусом.
– Доктор Биренфорд! – Линден больше не хотела поддерживать дружеские отношения с этим человеком. – Кто она? Его глаза снова ускользнули от ее взгляда.
– Она?
– Та женщина, которая кричала. Биренфорд не смел взглянуть ей в лицо.
– Значит, Кавинант вам ничего не рассказал, – прошептал он усталым голосом.
– Ничего.
Немного подумав, доктор кивнул на пару кресел, которые стояли в конце веранды:
– Присаживайтесь. Я не зову вас в дом, потому что там слишком душно и жарко. Мне кажется, здесь нам будет удобнее, – Он задумчиво посмотрел в окно. – Эта жара не может длиться вечно.
– Доктор! – воскликнула Линден. – Я слышала крик. Неужели он мучает эту женщину?
– О нет! Что вы! – Внезапно Биренфорд рассердился:
– Не смейте думать о нем так плохо! Кавинант делает для нее все, что может. Какой бы ни была причина ее мук, он не имеет к ней никакого отношения.
Линден выдержала его взгляд и, оценив искренность Биренфорда, окончательно убедилась в том, что он считал Кавинанта своим другом. Кивнув, она спокойно произнесла:
– Рассказывайте, доктор.
Постепенно улыбка снова вернулась на его лицо, и в голосе появились нотки иронии:
– Может быть, вы все же присядете?
Покорно вздохнув, она прошла по веранде и села в одно из кресел. Он тут же выключил свет, и темнота набросилась на них, прыгнув сквозь стекла.
– Так я буду чувствовать себя свободнее, – проворчал Биренфорд.
Прежде чем ее глаза успели привыкнуть к мраку, рядом скрипнуло плетеное кресло. Доктор сел. Какое-то время Линден слышала только его тихое сопение и нежное стрекотание сверчков. Затем он внезапно заговорил:
– Мне не хотелось бы рассказывать вам о некоторых вещах. Кроме того, о многом я вообще не имею права упоминать.., и, наверное, не буду. Но вы ввязались в это дело по моей просьбе, и теперь я должен дать вам несколько ответов.
Он говорил тихо и мягко, как голос ночи; и Линден слушала его, находясь в каком-то странном подвешенном состоянии. Сконцентрировав внимание на словах, словно анализируя симптомы болезни, она представила себе облик Кавинанта – изможденного эмоционального человека, который сказал ей с таким изумлением и болью: “Но почему вы? Вы, а не я?"
– Одиннадцать лет назад Томас Кавинант написал роман, ставший вскоре бестселлером. Примерно в то же время Джоан, его супруга, родила прекрасного малыша, которого они назвали Роджером. Теперь Кавинант ненавидит свой первый роман и считает его пустышкой, но жену и сына любит по-прежнему – вернее, думает, что любит. Лично я сомневаюсь, что это так. Он очень верный человек, и порою его любовь кажется мне лишь преданностью старым и добрым дням их совместной жизни.
Одиннадцать лет назад инфекция лишила его двух пальцев на правой руке. Выявив проказу, врачи направили Кавинанта в луизианский лепрозорий. Джоан подала на развод, объясняя это желанием оградить ребенка от больного. Кавинант счел ее решение благоразумным – вполне естественной заботой матери о ребенке. Но мне кажется, он просто оправдывал свою бывшую жену. На самом деле она ужасно перепугалась. Я представляю, какой страх внушала ей проказа и то, что болезнь Хансена могла сделать с Томасом, а возможно, с ней и Роджером. Одним словом, Джоан сбежала с поля боя.
Судя по тону Биренфорда, он неодобрительно пожал плечами.
– Все это только мои предположения. Однако факт остается фактом: Джоан развелась с ним, и он не оспаривал ее решение. Через несколько месяцев его болезнь приостановили. Он вернулся на ферму. Один. То было трудное время для Кавинанта. Все соседи съехали из коттеджей. Некоторые люди в нашем славном городе пытались силой заставить его убраться подальше. Он дважды попадал в госпиталь, причем второй раз полумертвым…
Линден показалось, что доктор содрогнулся при этом воспоминании.
– Потом его болезнь активизировалась, и мы снова отправили Томаса в лепрозорий. Вернувшись домой, он сильно изменился. Ему удалось восстановить свой здравый рассудок. За десять лет мы не наблюдали у него ни одного срыва. Да, Кавинант немного мрачен. Но он уверен в себе, уступчив и, на мой взгляд, обладает огромным состраданием. Каждый год Томас оплачивает лечение нескольких наших бедных пациентов.
Старик вздохнул.
– Как странно получается. Те самые люди, которые пытались обратить меня в свою веру, считают, что он тоже нуждается в спасении. Кавинант прокаженный. Он не ходит в церковь, но зарабатывает своими романами неплохие деньги. Некоторые наши евангелисты уверены, что это оскорбление для Всемогущего.
Линден молча слушала. Профессиональная часть ее ума поглощала факты и отбрасывала в сторону субъективные отступления Биренфорда. Она вспоминала изможденное лицо Кавинанта, и постепенно оно начинало вырисовываться перед ней в темноте. В его морщинах Линден видела печать желчности и одиночества. В его строгости и выдержке она узнавала товарища по несчастью. О, как ей была знакома эта горечь потерь – эта невыносимая боль одиночества.
Рассказ доктора наполнил ее вопросами. Ей хотелось узнать, где Кавинант научился такой выдержке. Что изменило его? Какой ответ на вызов жизни оказался достаточно мощным, чтобы защитить его от безумия и чувства обреченности? И почему он вдруг лишился недавно этой силы?
– За последние десять лет Томас написал семь романов, – продолжал Биренфорд. – Он говорил мне еще о трех или четырех набросках, но я ничего о них не знаю. Впрочем, дело не в этом. Романы Кавинанта стали иными. Любой несведущий человек просто не поверил бы, что первый бестселлер Томаса и семь остальных романов написаны одним и тем же автором. Я согласен с его мнением о первой книге. Это дешевка. Обычная мелодрама, пропитанная потоком жалостных слез о собственных неудачах. Но другие…
Если вам представится такая возможность, прочитайте “Я ПРОДАЛ БЫ ДУШУ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ СВОЮ ВИНУ”. В этой книге автор преклоняется перед невинной чистотой, но считает ее абсолютно бесплодной. Вина – это сила. Все люди, которым хоть что-то удалось, в том или ином отношении были грешниками. Уже само использование силы есть грех, но только виновные могут действовать по-настоящему эффективно – это касается и добрых дел. Лишь грешные и проклятые могут надеяться на спасение.
Последняя фраза не понравилась Линден. В принципе она признавала связь между виной и эффективностью. Оказавшись свидетельницей самоубийства, она поклялась себе стать врачом, чтобы спасать от смерти других людей. И Линден знала, что к знанию и силе ее толкало желание искупить свою вину. Но, вспоминая жизнь, она не могла найти никакого подтверждения тому, что спасение ожидало только грешных и проклятых. А может быть, Кавинант просто дурачил доверчивого доктора? Возможно, он давно сошел с ума, но скрывал этот факт под маской стабильности и сострадания. Или он знал нечто такое, чего не понимала она.
Нечто такое, в чем она отчаянно нуждалась.
При этой мысли ее пронзил острый страх. Линден осознала наступление ночи, стрекотание сверчков и планки кресла, которые впились в спину. Ей ужасно не хотелось встречаться с Кавинантом. Зло толпилось в темноте и заглядывало в окна. Но она решила выяснить то, что интересовало ее больше всего остального. Когда Биренфорд замолчал, она выдержала долгую паузу, а затем тихо повторила свой первоначальный вопрос:
– Так кто же она, доктор?
Биренфорд тяжело вздохнул. Его кресло скрипнуло, разметав в темноте колючие осколки тревоги и сожаления. Помолчав какое-то время, он неохотно ответил:
– Его бывшая жена Джоан.
Линден вздрогнула. Ответ Биренфорда раскрывал огромный простор для догадок и во многом объяснял изможденный и лихорадочный вид Кавинанта. Но данных еще не хватало.
– Почему она вернулась? С ней что-то случилось? Доктор Биренфорд начал раскачиваться в кресле-качалке.
– Мы снова вернулись к тому, о чем говорили днем. Он просил меня не рассказывать об этом. Я не могу объяснить вам, почему она вернулась, поскольку должен держать слово. И если он прав…
Его голос затих. Прошло не меньше минуты, прежде чем он снова заговорил.
– Сказать по правде, я и сам не знаю, что с ней случилось.
Она сердито взглянула в его сторону:
– Так вот почему вы втянули меня в эту историю.
– Да, – ответил он, словно признавался в одном из своих грехов.
– Но в городе есть и другие врачи, – продолжала Линден. – Вы могли обратиться к специалисту. – Внезапно у нее перехватило горло; ей пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы закончить фразу. – Почему вы обратились за помощью ко мне?
– Видите ли, я предполагал… – Она представила себе его кривую ухмылку. – Конечно, мне следовало бы сослаться сейчас на вашу прекрасную подготовку. Но на самом деле я обратился к вам только из-за того, что вы похожи на Кавинанта. Вы бы с ним обязательно договорились – появись у вас такая возможность.
– Понимаю.
Линден подавила стон души. Неужели это так очевидно? Как бы она ни скрывала свои проблемы и горькое одиночество, они все равно оставались выставленными напоказ. Чтобы как-то успокоиться, она вскочила с кресла. Былая злость окрасила голос в ворчливые тона:
– Я смотрю, вам нравится разыгрывать из себя Бога.
Биренфорд немного помолчал, а затем ответил, грустно и тихо:
– Если вы имеете в виду наши отношения, то нет, я не разыгрываю из себя Бога. Во всяком случае, я не рассматриваю это таким образом. Но ситуация с Джоан оказалась выше моего понимания. Поэтому я и прошу у вас помощи.
«Помощи! – возмущенно подумала Линден. – О Боже, спаси меня и помилуй!»
Тем не менее она подавила слова протеста и заставила себя успокоиться. Доктор Биренфорд вновь нажал на тот нерв, который заставлял ее подчиняться. Не желая признавать отсутствие выбора и показывать свою слабость, она прошла мимо него к двери.
– Спокойной ночи, доктор.
– Спокойной ночи, Линден.
Биренфорд не просил ее сделать что-то конкретное. Очевидно, он понимал возникшие проблемы. Или, возможно, у него просто не хватало смелости.
Она села в машину и поехала назад на Небесную ферму. Ее седан не спеша катил по дороге, пока Линден приводила в порядок свои мысли. Да, она действительно не имела выбора – но не из-за того, что была беспомощной. Истина заключалась в том, что Линден сделала свой выбор давным-давно, когда решила стать врачом. Она по собственной воле избрала такой путь жизни и ни разу не пожалела о принятом решении. Конечно, нелегкая судьба врача часто создавала неудобства и причиняла боль. Но тут уже ничего не поделаешь. Боль можно встретить везде. И до сих пор Линден справлялась с тем, что выпадало на ее долю.
Свернув на грунтовую дорогу, она вдруг вспомнила, что не спросила Биренфорда о старике.
В окнах дома горел свет. Колючие огоньки мигали из-за деревьев как жалкие остатки того, что уже проглотила ночь. Луна еще больше усиливала это впечатление. Ее светлый, почти полный диск превращал пустое поле в озеро жидкого серебра – жутковатое и бездонное. Лунное сияние застревало в частоколе темных деревьев, и особняк скрывался в густой тени. Глотнув сырой воздух, Линден сжала руль еще крепче. Чувства обострились и напряглись, словно впереди ее ожидала какая-то опасность.
Она намеренно остановилась в двадцати ярдах от дома, оставив машину под светом луны.
Будь честной.
Но Линден не знала, как выполнить этот совет.
Очевидно, свет фар предупредил Кавинанта о ее приближении. Едва она направилась к двери, снаружи зажглась лампочка, и хозяин вышел на крыльцо. В желтом пятне электрического освещения его силуэт казался грозной и призрачной тенью. Она не видела лица мужчины.
– Доктор Эвери, – произнес он дребезжащим голосом, похожим на скрежет пилы. – Прошу вас, уходите.
– Нет. – Порывистость дыхания заставляла ее говорить резко – по слову за один раз. – Я не уйду, пока не увижу ее.
– Кого вы имеете в виду?
– Вашу бывшую жену.
Он молча смотрел на нее почти минуту. Потом ворчливо произнес:
– Что еще рассказал вам этот ублюдок?
Она пропустила его гневное замечание мимо ушей.
– Вам нужна помощь.
Его плечи приподнялись, как будто он давил в себе колючий ответ.
– Биренфорд ошибся. Мне не нужна помощь. Я не хочу вас видеть. Уезжайте.
– Нет.
Ее голос снова стал спокойным и ровным.
– Он прав. Вы истощены. Опекая ее в одиночку, вы довели себя до предела. Я могу помочь, Кавинант.
– Вы ничем ей не поможете, – прошептал он, отвергая ее предложение. – Джоан не нужны доктора. Она просто хочет побыть наедине с собой.
– Мне кажется, я должна ее осмотреть.
Когда Линден попыталась пройти мимо него, он преградил ей путь:
– Вы нарушаете права частного жилища. Уходите, или я буду жаловаться на вас шерифу.
Она и сама понимала незаконность своих действий. Абсурдность ситуации привела ее в ярость.
– Черт возьми! – огрызнулась она. – Чего вы так боитесь?
– Вас!
От его голоса веяло могильным холодом.
– Меня? А что вы знаете обо мне?
– Ничего. Но ведь и вы не знаете меня; не знаете о том, что здесь происходит. Вам этого не понять, поэтому лучше не вмешивайтесь. – Он вонзал в нее слова, как острые ножи. – Вас в это дело втравил Биренфорд. А тот старик… – Кавинант набрал в легкие побольше воздуха и гневно закричал:
– Он выбрал вас потому, что вы спасли ему жизнь! Но если бы вы только знали, что все это значит! У вас нет ни малейшего понятия о том, какую судьбу он вам уготовил. К черту! Я не собираюсь отвечать за его поступки! Уходите отсюда!
– Да объясните же, при чем здесь этот старик? – Она действительно ничего не понимала. – Почему вы считаете, что моя встреча с ним имеет к вам какое-то отношение?
– Потому что я знаю!
– И что вы знаете? – Она больше не могла терпеть его снисходительный тон. – Что в вас такого особенного? Проказа? Вы думаете, что только вам так больно и одиноко? Не будьте самонадеянным, Кавинант. В нашем мире страдает очень много людей, и поверьте: чтобы понять их, не обязательно быть прокаженным. Почему же, черт возьми, вы претендуете на какое-то особое знание?
Гнев Линден застал его врасплох. Она не видела лица Кавинанта. Но он немного пригнулся, рассматривая ее глаза, а затем осторожно сказал:
– Во мне нет ничего особенного. Тем не менее я давно уже вляпался в это дело и знаю много такого, что вам пока неизвестно. Мне вряд ли удастся объяснить суть вопроса, но я должен вас предупредить: не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.
– А вы расскажите. Дайте мне понять. Чтобы я могла сделать правильный выбор.
– Доктор Эвери! – Его голос стал резким и грубым. – Возможно, я действительно не имею прав на личные страдания. Возможно, болезни и горе людей уже стали предметами публичного обсуждения. Но это дело мое! Мое, а не ваше!
Горячность Кавинанта лишила ее слов. Она искала достойный ответ, однако сомневалась, что ей удастся найти какой-то весомый довод. Его знание, боль и пережитые испытания превосходили ее собственный опыт. Но она не могла уйти. Ей требовались объяснения.
Густой и влажный воздух превращал свет звезд в размытые пятна. Так и не отыскав никаких аргументов, Линден притворилась, что не поняла его:
– Старик посоветовал мне быть честной. Однако он говорил и о другом.
Кавинант отпрянул от нее. Она хранила молчание, пока двусмысленность ситуации не побудила его спросить хрипловатым шепотом:
– И о чем же он говорил?
– Старик сказал: “Не бойся. Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя”. – Линден замолчала, не желая произносить остального. Плечи Кавинанта вздрогнули. – О ком он говорил? О вас или о другом человеке? О том, кто навредил Джоан?
Кавинант не отвечал. Закрыв лицо руками, он душил свои эмоции. С его губ сорвался тихий стон.
– Говорите, Кавинант! Неужели со мной что-то должно случиться? Какое отношение имеет ко мне этот старик? И почему вы сказали, что он меня выбрал?
– Он использует вас.
Его ладони по-прежнему закрывали лицо и рот. Однако через минуту Кавинант успокоился, опустил руки и заговорил бесцветным тусклым голосом, похожим на пепел:
– Он как Биренфорд. Считает, что я нуждаюсь в помощи Старик решил, что на этот раз мне не справиться в одиночку. – Злость в его словах угасла, словно он лишился последних сил. – Единственное их отличие состоит в том, что нищий знает столько же, сколько и я.
– Тогда расскажите о том, что вам известно, – настаивала Линден. – Позвольте и мне разобраться в этом деле.
Кавинант упрямо поднял голову и вновь заслонил собой свет лампы.
– Нет. Наверное, мне не удастся удержать вас от броска в неизвестное, однако содействовать этому я не собираюсь. Если вы хотите свернуть себе шею, поступайте как знаете, но на мою помощь можете не рассчитывать. – Он отвернулся, словно уже все сказал, потом холодно добавил:
– И передайте болтуну Биренфорду, что он мог бы иногда доверять мне для разнообразия.
У Линден тут же появился язвительный ответ. Она хотела спросить его, при чем здесь доктор. А что тогда сказать о нем? Разве он кому-нибудь доверял? Но едва она открыла рот, как ночную тишину рассек ужасный женский крик.
Женщина кричала истошно и дико. В ее голосе чувствовался безумный страх. Казалось, что это визжала сама ночь.
Услышав крик, Линден рванулась к двери. Кавинант схватил ее за руку, но она вырвалась из его неловких пальцев и сердито произнесла:
– Я врач!
Не дав ему опомниться, она проскользнула в прихожую и зашагала по коридору.
Дверь вела в гостиную. Несмотря на ковер и книжные шкафы, комната выглядела пустой и неуютной. В ней не было ни картин, ни украшений; в центре находилась длинная выпуклая софа, рядом с которой стоял кофейный столик. Между мебелью и стенами оставалось широкое пространство.
Быстро осмотревшись, Линден ринулась на кухню, посреди которой стояли стол и два деревянных стула. Она свернула в небольшой коридор. Кавинант торопливо шагал за ней следом.
Пройдя мимо ванной и спальни, она направилась к двери в конце коридора – единственной, которая оказалась закрытой. Как только Линден попыталась открыть ее, Кавинант схватил ее за руку:
– Постойте…
Она ожидала услышать в его голосе отголоски какой-нибудь эмоции – нотки горечи, гнева или протеста. Но голос Кавинанта был монотонным и тихим:
– Поймите, есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.
Линден открыла дверь. Он отступил, позволив ей войти. Она переступила порог и осмотрела ярко освещенное помещение.
Посреди комнаты на железной койке сидела Джоан. Матерчатые ленты, привязанные к лодыжкам и запястьям, оставляли ей некоторую свободу, но не позволяли сблизить руки. Длинная ночная сорочка из хлопчатобумажной ткани перекрутилась от конвульсивных движений и задралась вверх, едва прикрывая тонкие бедра. На шее висела серебряная цепочка с обручальным кольцом из белого золота.
Джоан даже не посмотрела на Кавинанта. Взгляд ее устремился к Линден, и бешеная ярость исказила ее лицо. Безумные глаза придавали ей сходство с взбесившейся львицей; из горла вырывались скулящие стоны. Мертвенно-бледная кожа плотно обтягивала выступавшие кости.
Вздрогнув от подсознательного отвращения, Линден почувствовала себя бессильной. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с такой дикой свирепостью, которая в один миг сковала тело животным страхом и разрушила все ее концепции о недугах и болезнях. Эта концентрированная и убийственная дикость не имела ничего общего с обычной болью и человеческой слабостью. Она была квадратурой ненависти и зла. Волевым усилием Линден заставила себя подойти к кровати. Но когда она приблизилась к Джоан и протянула руку, чтобы пощупать лоб женщины, та укусила ее за ладонь, словно озлобленная кошка. Линден непроизвольно отскочила назад.
– О Господи! – прошептала она. – Что же с ней такое?
Джоан подняла голову и пронзительно завизжала. То был крик души, обреченной на вечные муки.
Кавинант молчал. Горе исказило черты его лица. Он подошел к Джоан и, склонившись над узлом, развязал ее левое запястье. Она тут же вцепилась в его руку ногтями, а затем всем телом подалась вперед, намереваясь укусить Кавинанта. Он уклонился и схватил Джоан за предплечье.
Линден с ужасом наблюдала, как он позволял своей бывшей жене царапать его правую руку. На коже проступила кровь. Смочив в ней пальцы, Джоан поднесла их ко рту и жадно слизала красные капли.
Очевидно, вкус крови вернул ей рассудок. Признаки бешенства поблекли на ее лице, взгляд смягчился, и на глаза навернулись слезы. Губы Джоан задрожали.
– О, Том, – произнесла она слабым голосом. – Прости меня. Я снова сделала это… Он в моем уме, и я не могу изгнать его оттуда. Он ненавидит тебя. Он заставляет меня… Заставляет…
Она надломленно зарыдала. Краткие мгновения ясного сознания причиняли ей такую же острую боль, как и периоды помрачения. Кавинант сел на койку и обнял Джоан за плечи.
– Я все знаю, милая. Я понимаю тебя.
В его голосе звучала мучительная тоска.
– Том, – рыдая, просила Джоан. – Помоги мне. Помоги.
– Я постараюсь.
Судя по его тону, он пошел бы ради нее на любые жертвы и испытания. Его любовь и сострадание не устрашила бы никакая жестокость.
– Скоро он пойдет в атаку, – прошептал Кавинант. – Еще пара дней, и я освобожу тебя из его плена.
Рыдания Джоан стали тише. Ее мышцы начали расслабляться. Страх и силы покидали истощенное тело. Как только Кавинант помог ей улечься на постели, она закрыла глаза и тут же уснула, засунув в рот пальцы, словно маленький ребенок.
Подойдя к туалетному столику, Кавинант достал из аптечки ватный тампон и вытер кровь на исцарапанной руке. Потом осторожно и нежно вытащил пальцы Джоан изо рта, привязал ее запястье к спинке кровати и повернулся к Линден – К счастью, это не очень больно, – сказал он с кривой усмешкой. – Как вы знаете, проказа притупляет чувствительность нервных окончаний.
Печаль ушла с его лица, оставив только усталость от неизлечимой боли.
Взглянув на пропитанный кровью тампон, Линден поклялась себе избавить Кавинанта от страданий. Однако ее рассудок уже расписался в поражении, не в силах противостоять болезни Джоан. Она не смела вступать в борьбу с подобным Злом. И не могла понять того, что увидела в этой женщине. В какой-то миг ей захотелось заплакать, но старая привычка к самоконтролю удержала ее от слез. Доктор Эвери не простила бы себе трусливого бегства в ночь.
– Теперь вы должны рассказать мне, что с ней произошло, – произнесла она мрачным тоном.
– Да, – шепотом ответил Кавинант. – Наверное, вы правы.

Глава 3
Беда

Он молча повел ее в гостиную. Его ладонь дрожала на запястье Линден, словно соприкосновение их рук вызывало у него тревогу и страх Когда она села на софу, Кавинант кивнул на свою поцарапанную руку и, пожав плечами, оставил ее одну. Линден не возражала. Неудача с Джоан ошеломила ее до глубины души, и ей требовалось время, чтобы восстановить самообладание.
Так что же ее потрясло? В кровожадном голоде Джоан она увидела признаки одержимости – болезни, в которую Линден как врач никогда не верила. Она привыкла жить в мире лекарств и лечения, где функциональные расстройства вели от здоровья к недугам, а дальше к выздоровлению или смерти Мистический аспект добра и зла не имел для нее никакого значения. Но Джоан.. Откуда взялась эта неудержимая злоба? Как она только могла.
Когда Кавинант вернулся с перевязанной рукой, она повернулась к нему, молча требуя объяснений.
Он отвел взгляд в сторону и печально опустил голову. Сутулая поза придавала ему вид несчастного и всеми отвергнутого человека. Тонкие морщинки в уголках глаз казались шрамами горя. Рот, привыкший к частым отказам, кривился в показном пренебрежении. Помолчав минуту, Кавинант смущенно произнес:
– Теперь вы понимаете, почему я скрываю ее от глаз посторонних людей. – Он начал расхаживать по комнате. – О ней знают только Биренфорд и миссис Роман… – Кавинант произносил слова так медленно и бережно, словно вытягивал их из тайников сердца. – Закон не одобряет насильственного удержания людей в неволе – даже если они находятся в таком состоянии. Мы разведены, и я не имею на Джоан никаких прав. Вообще-то, мне полагалось бы сообщить о ней шерифу и передать ее властям. Но я так долго живу вдали от общества, что закон меня больше не интересует.
– А что с ней произошло? – спросила Линден. Ее голос дрожал, и она не скрывала этого. После встречи с Джоан ей уже не хотелось притворяться спокойным и всезнающим эскулапом. Кавинант тяжело вздохнул.
– Ей необходимо причинять мне боль. Мои страдания нужны Джоан как воздух… Жажда крови делает ее свирепой и жестокой, но это наилучший способ, который она могла придумать для самобичевания.
Профессиональная часть ума Линден тут же поставила диагноз. “Паранойя, – с содроганием подумала она. – О Боже! Кавинант – параноик”. Подавив щемящую тоску, она продолжала задавать вопросы:
– Но почему? Что с ней произошло?
Кавинант остановился и посмотрел на Линден, оценивая ее способность верить. Она замерла, ожидая ответа, но он снова начал мерить комнату шагами. Наконец слова посыпались из него рваными монотонными фразами:
– Биренфорд считает, что это психиатрическая проблема. Однако он ошибается, можете мне поверить. Поначалу Джулиус хотел забрать ее у меня, но потом понял, почему я хочу заботиться о Джоан. Или, вернее, о том несчастном существе, в которое она превратилась. Его жена больна параплегией, и он никогда не стал бы сваливать заботу о ней на других. Кроме того, я еще не говорил ему о том, что Джоан пристрастилась к крови.
Он снова ускользнул от ее вопроса. Линден решила проявить терпение:
– Значит, это не психиатрическая проблема? Хорошо, допустим, что доктор Биренфорд поставил неверный диагноз. Но что же тогда происходит с Джоан?
Кавинант задумался на минуту, а затем отрешенно сказал:
– Биренфорд не знает, что явилось причиной ее болезни.
– А вы, конечно, знаете, – съязвила она. – Удобная отговорка.
– Нет, это не отговорка. Это правда. К сожалению, вы не можете понять происходящее, поскольку не имеете основополагающих данных.
– Откуда у вас, черт возьми, такая уверенность? – Тиски самоконтроля превратили ее голос в колючее жало. – Я провела половину жизни, изучая боль других людей.
Ей хотелось добавить, что перед ним сидит врач, а не сопливая девчонка. Ей хотелось сказать, что таких, как он, им показывали в клиниках еще на первом курсе. Но ее язык не выговаривал подобных слов. Она не могла унизить человека…
Кавинант поморщился, решив, очевидно, что она потребует от него доказательства того, о чем он говорил. Его голова поникла, плечи приподнялись, и Линден начала сомневаться в том, что когда-нибудь получит ответ на свой вопрос.
– Я и сам бы ничего не знал, – вдруг начал он свой рассказ, – но месяц назад мне позвонили ее родители. Они не ожидали от меня особой помощи, однако горе заставляло их хвататься за соломинку. Они сообщили мне все, что им было известно.
История стара как мир. Она кажется новой только из-за способа, которым нанесла нам вред. А началось все одиннадцать лет назад, когда Джоан развелась со мной, узнав о моей болезни. Она забрала Роджера и вернулась в свою семью, посчитав свое решение оправданным шагом. За долгие годы одиночества я приучил себя к мысли, что она была права. Вы же знаете, дети более подвержены проказе, чем взрослые.
Я твердил себе, что она развелась со мной ради Роджера – только ради него.
Впрочем, на самом деле мы не верили в это. В глубине сердца она знала, что предала меня. Наверное, тяжело прощать себя за то, что ты бросаешь в беде любимого человека – того, кто нуждался в тебе и твоей поддержке. Такой поступок разрушает самоуважение. Он, как проказа, разъедает нутро. Душа и совесть покрываются гнойными ранами. Человек становится моральным калекой. И эта участь постигла Джоан. Вот почему она начала искать духовное исцеление.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:52 | Сообщение # 4
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Его голос и приведенные им факты успокоили Линден. Она вдруг начала осознавать особенность его походки – вернее, ту неловкую осторожность, с которой он передвигался по комнате. Кавинант обходил кофейный столик на такой дистанции, будто тот представлял для него огромную опасность. Время от времени он осматривал свое тело, поочередно проверяя руки, ладони, стороны торса и ноги. Казалось, он выискивал какую-то рану, о которой еще ничего не знал.
Она читала о такой манере поведения. Его осмотр тела назывался ВСК – визуальным самоконтролем. Эта техника, наряду с осторожностью передвижения, являлась частью лечебной программы, которую он усвоил в лепрозории. Поскольку проказа повреждала нервы, больные часто не замечали полученных травм. Они могли удариться, обжечься, оцарапаться и порезаться, но не обратить на это внимания. И тогда необработанные раны вызывали инфекцию. Вот почему Кавинант двигался с такой нарочитой осмотрительностью, а особая расстановка мебели уменьшала риск случайных столкновений. Вот почему он регулярно осматривал себя, выискивая угрозу своему здоровью.
Это объективное профессиональное наблюдение за Кавинантом вернуло ее к привычной манере поведения. Доктор Эвери вновь вошла в свой образ. От былого нетерпения не осталось и следа. Она внимательно прислушивалась к его путаным объяснениям. Тем временем Кавинант продолжал свой рассказ:
– Сначала Джоан облюбовала психологию. Ей хотелось убедить себя, что комплекс вины порожден ее умом, а умы можно выправлять, как вывихнутые пальцы. Она меняла направления и школы, словно перчатки. Бедняжке казалось, что ее проблема имела ментальный, а не духовный характер.
Родители Джоан не одобряли увлечений дочери. Тем не менее старались сохранять терпение. Им хотелось создать для Роджера нормальную и стабильную семейную обстановку.
И вот когда они уже поверили, что их дочь преодолела кризис, она вдруг махнула рукой на научные догмы и отправилась в церковь. Какое-то время им казалось, что религия даст Джоан окончательный ответ, но вера в Бога не принесла ей облегчения. То, что хорошо для многих, часто оказывается недостаточным для решения личных проблем. К тому же болезнь Джоан уже прогрессировала. Год назад она стала фанатичной сектанткой. Забрав Роджера у родителей, она примкнула к одной из общин, где людей обучали экстазу унижения, а любовь к Богу подменяли идеей массового самоубийства.
Я представляю себе ее отчаяние… Большую часть жизни она верила, что всегда и во всем права. Но потом, после долгих лет поражений, у нее не оставалось сил для борьбы, и она отреклась от себя. Отреклась! А ради чего?
Слова об отречении не убедили Линден. В своей практике она сталкивалась с концепцией Бога не чаще, чем с понятиями добра и зла. Но страстность Кавинанта захватила бы кого угодно. Его глаза сияли от горьких слез; губы стали прямыми, как острое лезвие. И он верил в то, о чем говорил.
Наверное, Кавинант заметил ее сомнения. В его голосе появились отголоски той лютости, которую она наблюдала у Джоан.
– Я думаю, вы можете понять, через что она прошла. Для этого необязательно верить в Бога. Душа Джоан страдала от душевного недуга. А от подобных мук еще не придумали порошков и таблеток. Скорее всего, она даже не знала, что ей требовалось лечить. Она искала какую-то магию или силу, которая вошла бы в нее и уняла невыносимую боль… Испытав на себе все мази мира, человек задумывается об огне. Джоан решила сжечь свою боль. Она решила наказать себя, отречься от тела и тем самым избавиться от собственной гнили.
Его голос надломился и угас, но через несколько секунд Кавинант взял себя в руки:
– Мне тоже известно это чувство. Но она уже не могла сопротивляться Злу. Джоан открылась ему, и он увидел в ней идеальный инструмент для исполнения своих гнусных целей. Он овладел ее телом и душой, а она была так больна, что уже не понимала, для чего понадобилась ему.
«О ком он говорит? – с удивлением подумала Линден. – Кого он имеет в виду?»
– Ее родители ничего об этом не знали. Но они все больше тревожились о состоянии дочери. Шесть недель назад она разбудила их посреди ночи и начала бормотать какую-то ерунду. Джоан твердила им, что имела пророческое видение, в котором Владыка возложил на нее священную миссию. Отныне она должна была нести горе злым, смерть больным и кару неверующим. Из ее бредовых фраз родители уяснили одно – Джоан просила их позаботиться о Роджере. Потом она куда-то ушла. И с тех пор они ее больше не видели.
Через пару недель" они позвонили мне. Но в то время я ничем не мог их утешить. Сказать по правде, я даже не подозревал, что у нее возникли проблемы… А еще через две недели Джоан объявилась здесь. Проскользнув незаметно в дом, она застала меня спящим и попыталась перегрызть мне горло. Наверное, ей это удалось бы, не будь она такой истощенной и слабой. Я думаю, Джоан прошла пешком два штата.
По-видимому, Кавинант устал от бесконечного блуждания по комнате. Его руки дрожали; покрасневшие глаза придавали лицу болезненный вид. Как долго он обходился без сна и покоя? Неужели две недели? Он сел на край софы, и Линден повернулась к нему, продолжая слушать. Какой-то частью ума она уже придумывала предлог, чтобы дать ему успокаивающее лекарство.
– Мы с Биренфордом заботились о ней как могли. Я ввел его в курс дела, потому что он не только врач, но и мой друг. Джулиус считал, что я не прав, оставляя Джоан на ферме, однако оказывал мне посильную помощь и хранил молчание – до тех пор пока не проболтался вам.
Усталость высосала его злость, и последняя фраза прозвучала уныло и печально.
– Я пытался достучаться до ее разума, а он давал ей лекарства, чтобы прояснить ум и успокоить нервы. Мы кормили Джоан и по очереди несли дежурство у ее постели. Что-то происходило с ней, когда она оставалась одна в темноте. Джоан превращалась из человека в неистового зверя… Иногда я даже боялся, что она сломает себе руку или что-нибудь еще.
Кавинант замолчал, словно исчерпал свою историю и силы. Почувствовав недосказанность, Линден тактично удержалась от дальнейших расспросов. Кавинанту требовалась помощь и избавление от невыполнимых обязательств. Он нуждался в покое и сне.
– Может быть, ее действительно стоит перевести в госпиталь? – осторожно спросила она. – Я не сомневаюсь в достоинствах доктора Биренфорда. Но в стационаре есть такие виды диагностических процедур, которые он не может использовать здесь. Если бы Джоан попала в госпиталь…
Он вдруг резко придвинулся к Линден, заставив ее отшатнуться. Его слова обжигали, как раскаленные угли:
– Если Джоан туда попадет, ее будут держать в смирительной рубашке, насильно кормить три раза в день и накачивать наркотиками, пока она не забудет свое собственное имя. Электрошок превратит ее мозг в желе, если только Бог не сжалится над бедняжкой и не призовет Джоан к себе. О каком лечении вы говорите? Черт бы вас всех побрал! Она моя жена! Я по-прежнему ношу это проклятое кольцо! И я не позволю над ней издеваться!
– Так вот как вы думаете о врачах? – Неудача заставила ее пойти в контратаку. – Вы считаете нас садистами, которые издеваются над больными людьми?
Кавинант постарался сдержать свой гнев и тихо сказал:
– Иногда врачи пытаются лечить людей, даже не понимая их проблем. Это не всегда приводит к хорошим результатам. В данном случае медицина бессильна.
– Откуда у вас такая уверенность? – Ей не хотелось сердить его, но профессиональная гордость настраивала ее на язвительный тон. – Неужели вы надеетесь исцелить Джоан собственными силами?
Он вздрогнул. Ярость и боль терзали его усталое сердце, и Кавинант давил их в себе, как гремучих змей. Взглянув на Линден, он мрачно произнес:
– Она пришла ко мне. Ко мне, а не к вам!
– Джоан безумна. Она не знает, что творит…
– Но я-то знаю. – Его упрямство было непреклонным. – Мне понятны истоки ее болезни. И я единственный, кто может ей помочь.
Линден нахмурилась и сухо спросила:
– Так что же вы поняли, Кавинант?
Он вскочил на ноги. Несмотря на общую слабость, его фигура внушала страх и уважение. Глаза, как факелы, метали искры. Каждое слово вырывалось изо рта, будто обломок гранита из катапульты.
– Джоан одержима.
Линден изумленно взглянула на него:
– Одержима?
На ее лице появилось разочарование. Кавинант говорил на языке, которого она не понимала. Шел двадцатый век, и последнюю сотню лет медицина не воспринимала одержимость всерьез. Линден поднялась с софы.
– Послушайте, Кавинант! Вы в своем уме? Она ожидала, что он отступит. Но этот мужчина обладал ресурсами, о которых она ничего не знала. Он выдержал ее взгляд, и выражение его лица, просветленное каким-то внутренним убеждением, заставило Линден осознать свою собственную моральную скудость. Кавинант печально отвернулся – но не потому, что был смущен или признал поражение.
Нет, он отвернулся, чтобы не смущать ее превосходством своего знания.
– Мне жаль, что вы не понимаете, – прошептал он, не поворачивая головы. – Истина обретается вместе с опытом. Вы просто не подготовлены к встрече с такой проблемой.
– Ах вот как! – воскликнула она, не в силах больше сдерживать раздражение. – Могу признать, что впервые вижу такого самонадеянного человека. Вы стоите, болтаете вопиющий вздор, а когда я задаю какой-нибудь вопрос, говорите, что мне не хватает опыта и мозгов. Прекрасная отговорка, но вы не видите бревна в своем глазу…
– Доктор Эвери! – Его голос стал тихим и тревожным. – Я и словом не обмолвился о ваших мозгах.
Но Линден не желала слушать оправданий. Ее язвительность вырвалась на свободу и превратилась в кипящую кислоту.
– Вы страдаете классической паранойей, мистер Кавинант. Вам кажется, что каждый, кто опровергает вас, либо слаб на голову, либо недостоин вашего общества. Этот случай описан во всех учебниках.
В порыве безрассудной ярости она повернулась на каблуках и зашагала к двери, убегая от него и в то же время сопротивляясь собственной трусости. Кавинант попытался удержать ее за руку, но Линден начала вырываться с таким отчаянием и бешенством, словно он был насильником или бандитом.
Кавинант отступил. Его руки упали. Ладони подергивались, как будто он хотел сложить их в жесте мольбы. Лицо омрачилось от невыразимого сожаления. Линден интуитивно понимала, что могла спросить его в этот миг о чем угодно и он дал бы ей честный ответ.
– Простите меня, – прошептал Кавинант. – Вы попали в тяжелое положение, и мне, очевидно, не удастся облегчить ваш выбор. Но клянусь вам, я знаю, что делаю. Постарайтесь учесть это, когда будете принимать окончательное решение.
Язвительный ответ, который вертелся на ее губах, через секунду обтрепался по краям, и Линден проглотила его горькие остатки. Ее душила злоба – злоба на себя, потому что Кавинант еще раз показал ей, как сильно она ошибалась. Подавив унылый стон, Линден повернулась к нему, чтобы извиниться. Но он заслуживал чего-то большего, чем извинения. Не в силах взглянуть ему в глаза, она осторожно сказала:
– Позвольте мне немного подумать. Обещаю не предпринимать никаких действий до тех пор, пока еще раз не побеседую с вами.
После этого Линден покинула дом Кавинанта, откровенно убежав от настойчивости его непонятных убеждений. Руки предательски дрожали, когда она открывала дверь машины и вставляла ключ в замок зажигания. Болезненный привкус неудачи преследовал ее всю дорогу, пока она в конце концов не вернулась в свою новую, еще не обжитую квартиру.
В тот миг ей хотелось покоя и уюта. Но грязные стены смотрели на нее пустым недружелюбным взором, а ободранные доски пола визжали под ногами, как жертвы инквизиторских пыток. Всего лишь день назад это не смутило бы Линден. Она привыкла к подобному жилью. Профессия врача приучила ее к лишениям и отсутствию удобств. Однако теперь, впервые после смерти отца, ей захотелось покоя – уюта и покоя. Она устала от мира, где все было чужим.
Не имея другой альтернативы, Линден отправилась в постель.
Напряженные мышцы и сырые простыни не давали уснуть. Она долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не провалилась в сон, наполненный потом и страхом горячей ночи. Старик, Кавинант и Джоан наперебой говорили о Нем, предупреждая ее о смертельной опасности. Он был тем, кто овладел телом и разумом Джоан, используя ее для злобных и невыразимо гнусных целей. Ом хотел навредить им всем, но Злу пришлось вернуться в свое тайное логово, потому что Линден утонула в глубокой дремоте и потеряла нить сновидений.
Ее разбудил стук в дверь.
Голова распухла от кошмаров, и стук показался Линден каким-то излишне робким, словно посетитель считал ее жилье довольно подозрительным и опасным местом. В то же время стучали громко и настойчиво. Очевидно, кому-то требовалась помощь врача.
Линден открыла глаза, и свет позднего утра пронзил ее мозг. Она со стоном сползла с кровати, просунула руки в рукава купального халата и пошла босиком к двери.
На лестничной площадке стояла хрупкая застенчивая женщина с большими пугливыми глазами. Неуклюже взмахнув руками, она боязливо спросила:
– Вы доктор Эвери? Доктор Линден Эвери?
– Да, – откашлявшись, ответила Линден.
– Вас вызывает доктор Биренфорд. – Со стороны казалось, что женщина не знала, о чем говорит. – Я его секретарь, а у вас, к сожалению, нет телефона. По субботам мы обычно не работаем. Но он позвонил мне домой. Доктор просит вас приехать и подменить его у постели больного. Он должен срочно вернуться домой.
– Я должна приехать к нему? Но куда? На Линден нахлынуло мрачное предчувствие.
– Он сказал, что вы все знаете, – ответила женщина. – Я его секретарь и обычно не работаю по субботам. Но он такой чудесный человек, что мне не жаль для него и личного времени. Он прекрасный врач. А его жена болеет полиомиелитом. Ему действительно надо срочно вернуться домой.
Линден закрыла глаза. Будь у нее хоть какие-нибудь силы, она бы закричала: “Что вам всем от меня нужно?” Но ее опустошили плохие сны и сомнения. Пробормотав благодарность, она закрыла дверь.
Какое-то время тело отказывалось подчиняться воле. Линден прижалась лбом к косяку, удерживая слезы и крик. Однако ситуация была экстраординарной, иначе доктор Биренфорд не стал бы посылать за ней свою секретаршу. Нужно было ехать.
Надев серое платье, немного пыльное от предыдущей поездки, она провела гребнем по волосам и вдруг поняла, что уже сделала выбор. В своих беспокойных сновидениях Линден каким-то образом приняла сторону Кавинанта. Она не знала, что терзало Джоан и как Кавинант собирался справляться с этим, но он нравился ей упрямой непреклонностью, которая еще вчера приводила ее в безумную ярость. Линден находила странную привлекательность в его бурном гневе и парадоксальной грубости, в его крайностях поведения и сострадательной верности своей бывшей супруге.
После стакана апельсинового сока в голове у нее прояснилось, и она быстро спустилась к машине.
День встретил ее неприветливой жарой. Солнечный свет ослепил глаза, и Линден почувствовала странную головокружительную отрешенность, словно мир превратился в огромную галлюцинацию. Через несколько минут она свернула на грунтовую дорогу и начала приближаться к дому Кавинанта. Ее цепкие глаза отметили темное пятно на стене, которого там не было раньше. Припарковав седан рядом с машиной Биренфорда, она зашла за угол, чтобы осмотреть стену.
На белой штукатурке разлапился грубо нарисованный большой треугольник. Красновато-черная краска напоминала засохшую кровь. Внезапно Линден поняла, что это и есть засохшая кровь.
Она побежала к двери.
Ворвавшись в гостиную, Линден замерла на пороге. Ее ошеломили следы осквернения и вандализма. Мебель стояла на своих местах, но пол, потолок и стены были покрыты пятнами и потеками крови. От тошнотворного запаха воздух казался густым и липким. На полу у кофейного столика лежала винтовка.
У Линден заболел живот. Чтобы удержаться от крика, она прикусила ладонь. Вся эта кровь не могла излиться из одного человеческого тела. Так какое же зверство…
Она увидела доктора Биренфорда. Он сидел за кухонным столом и, сжимая в руках большую кружку, смотрел на нее из-под насупленных бровей. Линден подбежала к нему и закричала:
– Что здесь, черт возьми, происходит? Он остановил ее предупреждающим жестом:
– Тише. Томас только что заснул.
Какое-то время Линден стояла с открытым ртом, недоуменно разглядывая главного администратора. Но она привыкла к непредвиденным ситуациям и быстро взяла себя в руки. Желая продемонстрировать Биренфорду свое спокойствие, она отыскала чистую чашку, налила себе кофе из кофейника и села на стул у старого стола с пластиковым покрытием.
– Что случилось, доктор? – сурово спросила она. Он отхлебнул из чашки и покачал головой. Его руки дрожали. На лице не осталось и следа от былой жизнерадостной ухмылки.
– Кавинант оказался прав – к моему великому сожалению. – Он старательно избегал ее взгляда. – Джоан исчезла.
– Исчезла?
На мгновение Линден потеряла контроль над собой. За гулкими ударами сердца она почти не слышала собственных слов.
– А ее кто-нибудь ищет?
– Конечно. Полиция, – ответил он. – Миссис Роман уже обо всем позаботилась. Кстати, я еще не рассказывал вам о ней? Миссис Роман – адвокат Кавинанта. Дождавшись меня, она отправилась в город теребить шерифа. С тех пор прошло два часа, и теперь к розыску Джоан приступила, наверное, вся полиция округа. Вы не увидели здесь их машин только по той единственной причине, что наш шериф – благослови Бог его доброе сердце – не разрешил своим людям останавливаться рядом с домом прокаженного.
Сжав ладонями виски, Линден собирала крупицы хладнокровия.
– Объясните мне, что произошло. Он печально развел руками:
– Я ничего не знаю. Кавинант находился в таком возбужденном состоянии, что мы с миссис Роман почти не понимали его слов. Для меня история с Джоан является сплошной загадкой, но, впрочем, судите сами. – Биренфорд тяжело вздохнул и приступил к пересказу:
– Большую часть вечера Томас пытался помыть Джоан, и это занятие вымотало его до предела. Он уснул, но около полуночи его сон был прерван громким стуком. Какие-то люди ломились в дом, колотя по двери ногами и выкрикивая проклятия.
Он не стал расспрашивать их о причинах визита. Мне кажется, с тех пор как появилась Джоан, Томас ожидал чего-то подобного. Он пошел в кладовку и взял свою винтовку… Я даже не знал, что она у него есть. Оказывается, миссис Роман купила ее на прошлой неделе. Кавинант сказал ей, что оружие необходимо ему для самообороны, – как будто проказа не защищала его от людей. – Заметив нетерпение Линден, старый доктор вернулся к теме:
– Во всяком случае, он взял винтовку, включил в коридоре свет, а затем открыл входную дверь.
Они вошли – чуть больше полудюжины мужчин, одетых в балахоны из мешковины. Их лица были разрисованы золой и засохшей кровью. – Биренфорд передернул плечами. – Возможно, он кого-то и узнал. Но Томас никогда не расскажет об этом. Одним словом, он навел на них винтовку и закричал, что не отдаст им Джоан.
Эти типы вели себя так, словно жаждали смерти. Они пошли на него без всякого страха, и он не смог нажать на курок. Он не захотел убивать людей – даже ради спасения своей бывшей жены. – Доктор Биренфорд покачал головой. – Томас пытался преградить им путь, но они избили его до беспамятства. Один против шестерых – слабый и истощенный, как ребенок…
Утром он пришел в себя и позвонил миссис Роман. Из его бессвязных слов о погоне и поиске Джоан она поняла, что ему необходима помощь. Потом он, очевидно, снова потерял сознание. Когда миссис Роман приехала сюда, то нашла его на полу у телефона. Везде была кровь. Я думаю, эти варвары раздобыли ее на бойне. – Он судорожно глотнул кофе, словно горячий напиток служил ему противоядием от вони, повисшей в воздухе. – Миссис Роман привела его в чувство и пошла посмотреть на Джоан. Но та исчезла. Бандиты увели ее с собой.
– О Боже! – вскричала Линден. – Они ее убьют! Биренфорд испуганно взглянул на нее:
– Кавинант уверен, что ей пока ничто не угрожает. Я не знаю, откуда ему это известно, – мои догадки ничем не лучше ваших. – Помолчав немного, он тихо добавил:
– Миссис Роман позвонила мне. Дождавшись моего приезда, она отправилась в город, чтобы обратиться за помощью к шерифу и начать поиски Джоан. Я проверил состояние Кавинанта, и с ним, кажется, все в порядке. Хотя он выглядит неважно: утомлен, подавлен и избит.
Линден вздрогнула, представив себе лицо с отметинами судьбы и кулаков.
– Мне надо осмотреть его. Доктор кивнул:
– Именно за этим я вас и вызвал. Она допила кофе, сделала глубокий вдох и осторожно спросила:
– Вы знаете, кто это был?
– Я спрашивал его об этом, – хмуро ответил Биренфорд. – Он сказал, что видел их впервые.
– А зачем им понадобилась Джоан?
– Хуже всего то, что Кавинант знает, зачем они забрали ее. – Доктор мрачно взглянул на Линден.
– Тогда почему ничего не говорит? – ворчливо спросила она.
– Мне трудно вам что-либо ответить. Возможно, он считает, что мы чем-то помешаем ему, если узнаем о его планах.
Линден молча кивнула, хотя на самом деле не чувствовала себя способной помешать в чем-либо Кавинанту. Ей просто хотелось разобраться в истории с Джоан и узнать всю правду о старике в заношенной мантии. Узнать всю правду – ради нее самой и ради Кавинанта. Несмотря на его независимость, она по-прежнему была убеждена, что он отчаянно нуждался в помощи.
– Есть еще одна причина, по которой я вызвал вас сюда, – произнес Биренфорд, поднимаясь на ноги. – Мне надо срочно отлучиться. Я прошу вас присмотреть за Кавинантом и не дать ему натворить каких-нибудь глупостей. Хотя иногда мне кажется… – Его голос угас, а затем окреп с внезапным раздражением:
– Иногда мне кажется, что ему нужен здоровый санитар, а не врач. – Впервые с момента их знакомства он взглянул Линден прямо в глаза:
– Вам удастся его удержать?
Она понимала, что Биренфорд нуждался сейчас в успокоительных заверениях. Ему хотелось разделить с ней ответственность за Кавинанта и Джоан. Но Линден не привыкла бросать слов на ветер. И ей оставалось лишь предложить ему нечто схожее.
– В любом случае я не позволю ему выйти из дома, – строго ответила она.
Биренфорд разочарованно кивнул и направился к двери.
– Будьте с ним терпеливы, – сказал старый доктор напоследок. – Томас Так долго жил среди людей, которые боялись его проказы, что теперь не знает, как вести себя с вами. Когда он проснется, заставьте его пообедать.
Биренфорд кивнул и вышел на крыльцо. Она смотрела ему вслед, пока его машина не исчезла в облаке пыли у поворота на шоссе. Тяжело вздохнув, Линден отошла от окна и направилась в гостиную.
А что еще ей оставалось делать? Ждать, как ждал Кавинант. Она решила докопаться до истины – узнать ее во что бы то ни стало. Запах крови налипал на кожу, как грязь. Подавив это ощущение, она приготовила себе завтрак, а затем взялась за уборку гостиной.
Вооружившись щеткой и ведром мыльной воды, Линден набросилась на испачканные стены с таким рвением, словно кровавые пятна нанесли ей личное оскорбление. В глубине души, где хранилась ее вина, она считала кровь непорочной основой жизни – слишком ценной и священной, чтобы тратить ее понапрасну. Линден яростно смывала со стен безумие и злобу, которые осквернили эту комнату неоправданным насилием.
Примерно через час, устроив себе перерыв, она пошла взглянуть на Кавинанта. Набухшие кровоподтеки придавали его лицу деформированный вид. Сон казался слишком возбужденным, но она не замечала никаких признаков перехода в кому. Он спал с открытым ртом, словно застыл в безмолвном крике. Однажды по его щекам покатились крупные слезы, и у нее защемило сердце от боли за этого несчастного и беспомощного человека.
Около трех часов дня он вышел из спальни и, шатаясь, побрел на кухню. К тому времени Линден заканчивала мыть пол. Увидев ее, он остановился и мрачно нахмурился. Она ожидала гневной тирады, но в его голосе не было ничего, кроме отчаяния.
– Вы мне ничем уже не поможете. Уезжайте домой. Линден поднялась с колен и повернулась к нему:
– И все же давайте попробуем.
– Уезжайте, доктор Эвери. Я справлюсь сам. Проглотив раздражение, Линден намеренно смягчила тон:
– Посмотрите на себя. У вас ноги дрожат от слабости. Эти люди пришли сюда и забрали Джоан. Вам не удалось защитить свою бывшую жену, так почему вы убеждены, что сможете вернуть ее?
Его глаза расширились. Линден попала точно в цель. Но Кавинант не дрогнул. Он казался сверхъестественно спокойным или, вернее, обреченным на смерть.
– Джоан им не нужна. Они используют ее только для того, чтобы добраться до меня.
– Добраться до вас? “Неужели он еще и параноик?"
– Вы хотите сказать, что они собираются заманить вас в какую-то западню? Но к чему им тогда Джоан?
– Этого я еще не знаю.
– Почему вы думаете, что они охотятся за вами? Если бы им требовалась ваша жизнь, бандиты забрали бы вас, а не Джоан. Не забывайте, вы находились в их полной власти.
– Да поймите же – это сделано умышленно! Тембр его голоса напоминал натянутый провод в потоках сильного ветра. Однако провод давно бы лопнул от такого напряжения. А Кавинант держался.
– Он не может воздействовать на меня непосредственно. Я сам должен пойти навстречу его силе. И Джоан… – Накипь темноты заволокла его глаза. – Овладев ее разумом, он шантажирует меня. Он делает все, чтобы я отрекся от собственной жизни.
Линден затаила дыхание.
– Вы все время говорите о каком-то человеке. Кто же этот “он”?
Кавинант нахмурил брови, и его лицо стало выглядеть еще более бесформенным.
– Давайте оставим эту тему. – Он словно пытался предостеречь ее от беды. – Вы не верите в одержимость. И я вряд ли заставлю вас поверить в того, кто овладел Джоан.
Линден приняла его предупреждение, но не так, как он предполагал. Ее ум озарила неожиданная догадка, лишь частично основанная на проверенных фактах. Однако теперь она могла выяснить всю правду. Кавинант сказал ей вчера: “Если вы хотите свернуть себе шею, поступайте как знаете, но на мою помощь можете не рассчитывать”.
"Вот и хорошо, – ответила она ему мысленно. – Если это надо сделать, я сделаю”.
– Да, слова об одержимости меня не убедят, – сказала Линден, маскируя ход своих мыслей. – Лучше объясните мне: кто тот старик? Вы же его знаете.
Кавинант отвернулся, словно не хотел отвечать. Но потом, видимо, смягчился.
– Я называю его предвестником. Тем, кто предупреждает. Когда он появляется, у человека остается только два пути отказаться от понятных вещей знакомого мира или вновь уцепиться за прежнюю жизнь.
Голос Кавинанта принял особые обертоны, как будто он хотел сказать нечто большее, чем мог описать словами.
– Проблема в том, что он обычно не тратит время на разговоры с людьми, которые боятся риска. И, возможно, вы никогда не узнаете, какой шанс давался вам в руки.
Линден внутренне содрогнулась, испугавшись, что он спросит ее о дальнейших планах. Однако внешне она сохраняла полное спокойствие.
– Почему бы вам не рассказать мне обо всем?
– Я не могу.
Его решительность иссякла, уступая место отрешенной покорности.
– Мой рассказ требует доверия – что-то вроде подписи на незаполненном чеке. Для такого доверия необходима безрассудная храбрость, как если бы вы не знали, в какую сумму обойдется вам этот чек. Вы либо подписываете его, либо нет. Что скажете, доктор Эвери?
– Я не подписываю незаполненных чеков, – ответила Линден, пожимая плечами. – Вот комнату помыть – это другое дело. Простите, Кавинант, но мне пора уезжать.
Встретив его пристальный взгляд, она торопливо отвернулась.
– Доктор Биренфорд хотел, чтобы вы поели". Вы сами это сделаете или мне позвать его сюда? Он не ответил на ее вопрос.
– Прощайте, доктор Эвери.
– О нет! – тоскливо воскликнула она во внезапном порыве одиночества. – Наверное, я должна остаться здесь до вечера… Не обижайтесь на меня, Кавинант. И если хотите, зовите меня просто Линден.
– Хорошо, Линден, – тихо ответил он. – Поезжайте. Я справлюсь с этим горем.
– Не сомневаюсь, – прошептала она, обращаясь главным образом к себе.
Линден вышла в густую жару. В ее голове вертелась мысль:
"Это мне сейчас необходима помощь”. По пути домой она нарочно осмотрела городскую площадь, но так и не увидела той женщины с детьми и плакатами о покаянии.
Через несколько часов, когда закат, вырождаясь в сумерки, разрисовал городские улицы оранжевыми и розовыми полосами, она вновь собралась в дорогу. После короткого сна Линден приняла душ, надела клетчатую фланелевую рубашку, узкие джинсы и крепкие туристические ботинки. Дожидаясь темноты, она не спеша проехала весь путь от города до грунтовой дороги, а за полмили до Небесной фермы выключила фары.
Свернув с шоссе, Линден направилась к одному из пустых коттеджей. Она припарковала машину в небольшом дворике, закрыла ее на всякий случай, чтобы предохранить медицинскую сумку и кошелек, а затем пошла по полю к дому Кавинанта.
Она надеялась, что появилась здесь не слишком поздно.
Люди, похитившие Джоан, могли вернуться к Кавинанту и днем. Прокравшись к деревьям, Линден быстро и тихо перебежала к стене дома, подползла поближе к двери и заглянула в окно гостиной.
В комнате горел свет. Томас Кавинант сидел на софе, печально склонив голову и засунув руки в карманы. Наверное, он тоже ждал прихода гостей.
Его синяки потемнели, желваки на щеках собрались в тугие комки. Судя по всему, он отчаянно боролся с тревогой и нетерпением. Через несколько минут напряжение заставило его вскочить на ноги. Он начал бродить кругами вокруг софы, и в его движениях чувствовалась жесткая воля, презревшая смерть и бренность сердца.
Стараясь остаться незамеченной, Линден пригнулась и села под окном. Ночь окутала ее бархатной темнотой.
Она стыдилась своего поступка. Ей не хотелось вторгаться в его личную жизнь, причем так глупо и по-дилетантски. Но упрямство Кавинанта и ее собственное неведение казались Линден просто невыносимыми. Ей требовалось понять, почему она дрогнула, увидев впервые Джоан.
Ждать пришлось недолго. Едва она успокоилась, на подъездной дорожке послышались шаги. Они торопливо приближались к дому.
Сердце забилось с такой силой, что Линден даже испугалась. Затаив дыхание, она осторожно приподнялась, заглянула в окно, и в этот миг в дверь застучали кулаком.
Кавинант вздрогнул и отступил на шаг. На его лице отразился ужас. Увидев страх этого сильного и волевого человека, Линден разочарованно прикусила губу. Что же могло довести его до столь беспомощного и жалкого состояния?
Однако не прошло и двух секунд, как Кавинант взял себя в руки. Он раздавил свой страх, словно голову гадюки, и решительно направился к двери.
Раздался скрип петель. Из темноты появился незваный гость. Прильнув к окну, Линден впилась взором в лицо высокого мужчины. Его длинная грубая ряса из мешковины больше походила на саван, чем на одежду. Щеки и волосы были густо вымазаны пеплом, который подчеркивал безжизненный холод его глаз и превращал лицо в жутковатую маску вампира.
– Тебя зовут Кавинант? – спросил он тусклым замогильным голосом.
Взглянув на мужчину, хозяин дома расправил плечи. Казалось, ярость и воля возвысили его над бренностью тела.
– Да.
– Томас Кавинант? Писатель нетерпеливо кивнул.
– Что тебе угодно?
– Час расплаты настал.
Человек смотрел на что-то впереди себя, как будто был слеп или находился под гипнозом.
– Хозяин призывает твою душу. Готов ли ты идти со мной?
Кавинант оскалился в усмешке:
– Неужели твой хозяин забыл, что я однажды с ним сделал?
Мужчина не ответил. Шагнув назад, он отступил на крыльцо, словно только что закончил похоронную речь. С его почерневших губ сорвались слова:
– Если ты не пойдешь, твою женщину принесут в жертву. Время ей до восхода луны. Грядет искупление за грехи, и она будет нашей платой. Так сказал владыка жизни и смерти. Готов ли ты идти?
"Джоан принесут в жертву? – От страха и возмущения у Линден перехватило дыхание. – Искупление за грехи? Какого черта…” Кровь прихлынула к ее лицу, и щеки запылали румянцем.
В глазах Кавинанта вспыхнул огонек угрозы. – – Я готов. Веди меня к нему.
Мужчина в рясе остался безучастным к его ответу. Повернувшись к Кавинанту спиной, он зашагал в темноту, как большая механическая кукла.
Какой-то момент Кавинант не мог сдвинуться с места. Прижав руки к груди, он душил в себе крик отчаяния. Голова запрокинулась назад в безмолвном протесте. Синяки на лице еще больше подчеркивали его обреченность.
Потом он судорожно вздохнул, с пугающим неистовством ударил себя в грудь и бросился в темноту за человеком, призвавшим его на суд.
Линден не могла заставить себя последовать за ними. Ее ошеломили отчаяние и страх. Владыка жизни и смерти? Жертвоприношение? Мрачные предчувствия ползли по ее коже, как клопы. Мужчина в мешковатом саване походил на живой труп – он казался еще более бездушным и злым, чем ядовитые змеи. Наркотики? Гипноз? Или что-то другое?
Хоть он и будет "нападать на тебя…
А если Кавинант прав, говоря об одержимости? Но зачем им тогда понадобилось похищать Джоан? Они используют ее только для того, чтобы добраться до меня.
Жертвоприношение?
Человек в саване выглядел безумным и диким, как опасный зверь. А Кавинант… Он был способен на все. Страшная догадка побудила ее к действию. Страх за Кавинанта отмел все личные опасения. Он шел на верную гибель – вернее, на мученическую смерть.
Осторожно выглянув из-за угла, Линден перебежала к ряду деревьев и замерла на месте. Вестник смерти вел Кавинанта в лес – в противоположном направлении от дороги в город. Они не заботились о тишине. Линден слышала хлесткий шелест кустов и треск сучьев под их ногами. Когда глаза привыкли к темноте, она увидела два силуэта, которые мелькали среди теней на фоне непроглядной тьмы. Линден бросилась за ними следом.
Они шли через лес, взбираясь на пригорки и спускаясь в лощины, – шли напрямик, словно следуя зову, которого Линден не могла уловить. Ее дрожь усилилась. Ночь стала жуткой и враждебной. Лес превратился в мрачное логово Зла. Кусты и деревья казались чудовищами, хватавшими ее за волосы и ноги. Воздух наполнился миазмами насилия и лютой беспричинной жестокости.
Они начали подниматься на холм, и, когда взобрались на его гребень, по их фигурам пробежали отблески оранжевого света. Какой-то миг они сияли, как два факела в ночи, – потом угасли, скрывшись за вершиной. Озадаченная этой краткой иллюминацией, Линден замедлила шаг. Дрожь, пробегавшая по нервам, мешала ей дышать и думать. Последние несколько ярдов она проползла по-пластунски, скрываясь в тени невысоких кустов.
Линден выглянула из-за гребня и тут же пригнулась, напуганная ярким светом. Внизу пылал костер, невидимый до этого момента. Его пламя казалось нереально живым, будто порожденное каким-то кошмаром. Оно ослепило ее и ошеломило своим безмолвием. Ночь глотала все звуки, оставляя в воздухе мертвые дыры тишины.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:54 | Сообщение # 5
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Проморгавшись, Линден осмотрела пространство вокруг костра. Внизу виднелась голая ложбина. На ее склонах не было ни травы, ни кустов, ни деревьев, как будто бесплодную почву облили кислотой.
Пламя костра возносилось вверх. Его напор пробуждал в уме сравнения со страстью и безумием. В то же время огонь не издавал ни звука. Заметив это, Линден почувствовала себя оглушенной. Такой костер не мог пылать без гула пламени, шипения и треска сучьев.
Около огня располагался плоский выступ скалы, ширина которого достигала десяти футов. На этой каменной плите алел большой треугольник, нарисованный ярко-красной краской или свежей кровью. Внутри треугольника лежала Джоан. Она не двигалась и, судя по всему, находилась в обмороке. Лишь медленный трепет груди в разорванном вороте ночной сорочки показывал, что она еще жива.
Вокруг нее собрались люди – двадцать или тридцать женщин, мужчин и детей, одетых в серые саваны из мешковины. Их лица и волосы были измазаны пеплом, истощенные тела походили на скелеты, а безжизненные глаза придавали им сходство с мертвецами, поднятыми из могил. Даже дети стояли как сломанные куклы, не меняя поз и не издавая ни звука.
Они смотрели на высокую фигуру слева от Линден. Они смотрели на Томаса Кавинанта.
Остановившись на середине склона, он возвышался над ними, словно ангел мести. Его плечи грозно приподнялись, руки сжались в кулаки. Грудь вздымалась и опадала, нагнетая в сердце яростный гнев.
Никто не двигался и не говорил. Воздух дрожал в бликах света, как концентрированное насилие. Внезапно Кавинант проскрежетал сквозь зубы:
– Я пришел! Отпустите ее!
Эмоции сжали его горло. Каждое слово сочилось болью свежей раны.
Линден вновь перевела взгляд на костер. Из круга людей вышел рослый мужчина. Подойдя к вершине треугольника, он встал у изголовья Джоан и поднял вверх обнаженные руки. В одной из них сверкнул изогнутый кинжал. Мужчина погрозил им черному небу, а затем, захлебываясь слюной и словами, пронзительно закричал:
– Настал наш час! Владыка жизни и смерти взывает к детям своим! Он требует возмездия и крови для очищения грехов! Так откроем же путь для пришествия Хозяина!
Ночь высосала из воздуха этот хриплый голос, оставив взамен тишину – такую же острую и опасную, как лезвие бритвы. Какой-то миг ничего не происходило. Кавинант сделал пару шагов и снова замер на месте в ожидании.
А потом одна из женщин двинулась к костру. Линден с трудом подавила изумленный вздох, узнав в ней нищенку, которую видела на городской площади. Следом за женщиной к пламени шли и трое ее детей.
Она, как зомби, приблизилась к костру и, вытянув правую руку, сунула ее в огонь. Крик боли впился в ночное небо, разорвав на миг удушливую тишину. Женщина отпрянула от костра и упала на землю, прижимая к груди обожженную кисть.
Красный трепет пронесся через пламя, словно спазм похотливого желания. Огонь стал ярче и взвился вверх, будто напитался болью женщины.
Мышцы Линден напряглись. Ей хотелось вскочить на ноги и закричать от ужаса. Однако тело не подчинялось воле. Она лежала на вершине холма, парализованная страхом и отвращением. В своем безумии эти люди походили на Джоан – ту Джоан, которая напугала ее до полусмерти.
Наконец женщина поднялась и молча отошла от костра. Едва она заняла свое место в круге, ее взгляд вернулся к Кавинанту. Со стороны казалось, что каждый из фанатиков подчинялся какому-то странному принуждению.
К костру приблизились дети, и мальчик вытянул перед собой тонкую руку. Линден заплакала, стараясь вырваться из леденящей неподвижности. Вопль ребенка проник в ее мозг и заставил задохнуться в спазме беспомощного отвращения. Она не могла отвернуться или закрыть глаза. Волны ненависти, исходившие от пламени, лишали ее сил и мужества.
Девочка переступила через тело брата, словно его агония не доходила до ее ума. Она сунула руку в огонь и, закричав от боли, упала на землю рядом с ним. А потом настал черед для самой младшей девочки. Сквозь дикий детский вопль Линден услышала шипение кожи, сгоравшей в языках огня.
Ярость дала ей силы, и она поднялась на колени. Кавинант сделал несколько шагов, направляясь к костру. Но огонь остановил их и снова вверг в холодную неподвижность. При каждом прикосновении к плоти пламя ярилось сильнее и вздымалось выше. В нем чувствовался голод хищника и злое принуждение, ломавшее волю людей.
В языках огня проступали контуры гигантской фигуры. Люди продолжали подходить к костру, жертвуя боль и плоть своих рук. С каждым новым воплем фигура в огне уплотнялась. Она была такого же цвета, как и само пламя, но красные линии все яснее вырисовывали облик человека в ослепительной огненной мантии. Он стоял среди струй огня, словно вызванный из ада демон. Его горящий взгляд требовал боли и принуждал к тупой покорности.
Мужчина с ножом упал на колени и неистово закричал:
– Хозяин!
Глаза огненного существа походили на желтые клыки, изъеденные гнилью. Они ехидно скалились из пламени, и их лютая злость лишала Линден здравого смысла. Глаза сминали в ком всю ее концепцию жизни. Они сочетали в себе неистовое бешенство и осторожность, напоминая этим умышленные инъекции смертельных болезней и извращенное насилие. Линден еще никогда не встречала такой кровожадности и неприкрытой жестокости.
Сквозь звон в ушах она услышала яростный крик Кавинанта:
– Фоул! Ты посягаешь даже на детей?
Разделяя это возмущение, Линден по-прежнему не могла отделаться от парализующего страха. Наступившую тишину прерывали только крики и плач обожженных людей.
А потом ей в глаза заглянуло сияние луны. Белый диск, похожий на круглый осколок кости, выполз из-за гребня холма и повис над ложбиной. Мужчина с ножом вскочил на ноги и вновь погрозил небесам костлявыми кулаками. Его состояние приближалось к экстазу. Он ликующе закричал:
– Пришел наш час! Час апокалипсиса! Хозяин снова с нами – раз и навсегда! Да будут прокляты те, кто посмел перечить Его воле! Станьте свидетелями мести за грехи, которые вы видели и отмечали в своих сердцах! Вот начало Судного дня во славу и имя Его! Так пусть же исполнится пророчество, дарованное нам свыше! Мы касались огня! И теперь мы получим искупление!
Его голос нарастал, пока не превратился в визг. Ему вторили крики тех, кто сжигал свои руки:
– Пусть утонут в крови не праведные и грешные! Мы положим начало их вечным пыткам!
Он был сумасшедшим. Линден вцепилась в эту мысль, пытаясь объяснить происходящее обычным фанатизмом, доведенным до безумия и дикости. Да! Они все сошли с ума от постоянного страха и нищеты. Однако это объяснение ей не помогало. Линден по-прежнему не могла сдвинуться с места.
Кавинант находился в таком же беспомощном положении Она умоляла его сделать решительный шаг, разрушить транс и выручить Джоан из беды. Но он стоял как каменное изваяние. Огонь костра лишил его воли.
Фигура в огне зашевелилась. Глаза превратились в два злобных рубца, взгляд которых опалял свирепостью и презрением. Существо приподняло правую руку и чиркнуло пальцем по горлу, объявляя приговор.
Лидер группы покорно опустился на колени. Нагнувшись к Джоан, он убрал прядь волос с ее лица и горла. Она безвольно лежала перед ним, невероятно хрупкая и потерянная. Ее шея, освещенная светом костра, казалась призывом о помощи.
Дрожа от восторга или священного ужаса, мужчина занес клинок над горлом Джоан.
Члены секты тупо смотрели на кинжал в его руке. На краткий миг они потеряли интерес к Кавинанту. Их молчание вызывало гнетущее чувство – что-то среднее между жалостью и отвращением. Руки мужчины тряслись.
– Остановись! – Крик Кавинанта прозвучал как щелканье хлыста. – Повеселились, и хватит! Пусть она уйдет!
Зловещий взгляд существа метнулся к нему и пригвоздил его к месту губительной силой. Глава секты подался вперед и яростно закричал:
– Отпустить ее? Почему?
– Потому что ты не имеешь права убивать ее! – Гнев и просьба в голосе Кавинанта слились в единое целое. – Я не знаю, как ты впутался в это Зло. Я не знаю, что так сильно изменило твою жизнь. Но ты не должен делать этого.
Мужчина не отвечал; взгляд огненных глаз принуждал его к подчинению. Он не спеша наматывал на левую руку длинные волосы Джоан.
– Ладно! – прохрипел Кавинант. – Я принимаю твои условия и предлагаю обмен. Ее – на себя!
– Нет! – изо всех сил закричала Линден. Но из ее горла вырвался лишь тихий шепот:
– Нет.
Члены секты хранили молчание, словно статуи на надгробных плитах. Их главарь, наслаждаясь триумфом, поднялся с колен и с ухмылкой сказал:
– Все будет так, как хочет Хозяин!
Он отступил назад. В тот же миг по телу Джоан пробежала дрожь. Она подняла голову и с ужасом осмотрелась вокруг. Признаки безумия и одержимости исчезли с ее лица. Смущенная своей наготой, Джоан испуганно поднялась на ноги. Ее взгляд торопливо искал спасения или хотя бы какого-то объяснения тому, что здесь происходило.
Потом она увидела Кавинанта.
– Том!
Спрыгнув с каменной плиты, Джоан подбежала к нему и бросилась в его объятия. Он прижал ее к своей груди, словно боялся новой разлуки. Мужчина с ножом захохотал.
Оттолкнув Джоан, Кавинант закричал ей:
– Уходи! Все кончилось! Ты свободна!
Он повернул ее в нужном направлении и мягко подтолкнул в спину. Джоан остановилась и посмотрела на него, словно умоляла идти вместе.
– Не беспокойся обо мне, – сказал он с неожиданной нежностью. – Ты теперь в безопасности, и это главное. А я как-нибудь выкручусь. Все будет хорошо.
Он печально улыбнулся. Но его глаза выдавали тревогу. Свет костра отбрасывал тени на покрытое синяками лицо. От жалости к нему у Линден заныло сердце. По ее щекам потекли горячие слезы. Стоя на коленях с опущенной головой, она скорее почувствовала, чем увидела, трусливое бегство Джоан.
Кавинант начал спускаться по склону холма. Я единственный, кто может ей помочь. Он обрекал себя на неминуемую гибель.
Самоубийство. Отец Линден тоже убил себя. Ее мать молила Бога о смерти. Доктор Эвери питала к таким вещам непреодолимое отвращение.
Однако Томас Кавинант избрал самопожертвование. Он шел на смерть ради Джоан. И он улыбался.
Линден никогда еще не видела, чтобы человек так много делал для другого человека. Она не могла позволить ему умереть. На ее совести лежала смерть двух любимых и близких людей. Этого было достаточно. Смахнув слезы, она гордо подняла голову.
Кавинант вошел в круг людей, словно отбросил прочь любую надежду. Главарь секты ввел его в кровавый треугольник. Существо, стоящее в струях пламени, алчно приоткрыло рот. Его глаза лучились адским весельем.
«Я не позволю ему умереть!»
В порыве гнева и тоски Линден вырвалась из тисков парализующего страха. Вскочив на ноги, они закричала:
– Быстрее сюда! Полиция! Они здесь! Быстрее! Быстрее!
Она замахала руками, словно звала людей, стоящих у подножия холма.
Глаза в огне хлестнули ее взглядом и ворвались в тайники души. В какой-то миг она почувствовала себя беззащитной и слабой. Существо из пламени поглощало ее секреты, обжигая сердце бурой накипью Зла. Но она отбросила страх и побежала вниз по склону, даже не думая о том, что члены секты могут раскрыть ее наивный обман.
Кавинант, стоявший в треугольнике, повернулся к ней. Его губы беззвучно шептали: “Нет, Линден! Нет!"
Люди в ложбине заметались вокруг костра. Ее внезапное появление разбило вдребезги огненный транс. Члены секты разбегались во все стороны, как будто за ними действительно гналась полиция. Грудь Линден наполнилась внезапной надеждой.
Но человек с ножом не побежал. Ярость огня вознесла его над страхом. Обхватив Кавинанта сзади, он бросил его на каменную плиту и ударил ногой в висок.
Нож взметнулся вверх. Оглушенная жертва распростерлась в красной пасти треугольника. Линден прыгнула вперед и, сбив мужчину с ног, схватила его за скользкие запястья. Он без труда оттолкнул ее, а затем, повернувшись, вонзил кинжал в то место, где лежал Кавинант. Но тому удалось откатиться в сторону.
Мужчина рванулся к нему и снова замахнулся ножом. В последний миг Линден удержала его руку. Вцепившись ногтями в лицо безумца, она покатилась вместе с ним к костру. Он зарычал от боли, поднял ее в воздух и с силой бросил вниз на выступ скалы.
Все завертелось кувырком. Темнота устремилась в мозг, вытесняя сознание. Она увидела блеск лезвия, занесенного над Кавинантом, и глаза того, кто стоял среди струй огня. Свирепый взгляд опалил ее жаром, и Линден потерялась в его желтом триумфе.

Часть первая
НЕОБХОДИМОСТЬ

Глава 4
«Ты – мой!»

Красное жало пронзило грудь Томаса Кавинанта, и в какой-то миг он осознал, что кричит от боли. Но он не слышал собственного голоса. Яркий огонь ревел, как бушующий водопад, и пламя прорывалось в него через рану, помечая нервы, словно захваченную территорию. Он не мог сопротивляться этому потоку.
Впрочем, Кавинант и не хотел сопротивляться. Он спасал Джоан – свою маленькую Джоан. Эта мысль отозвалась эхом в его уме, утешая гордость за безответное насилие. Впервые за одиннадцать лет он был в мире со своей бывшей женой, оплатив старый долг, наложенный на него проказой. Кавинант отдал все, чем владел, возмещая убытки Джоан. И она не могла потребовать от него чего-то большего.
А пламя смерти имело голос. Слова казались слишком громкими, чтобы их понимать, и голос грохотал в уме Кавинанта, как перекаты огромных жерновов. Он вбирал его в себя с каждым затихавшим вдохом. Слова проносились сквозь пожар, бушевавший в раненой груди, и, как тяжелые камни, падали на тонкие мембраны его сердца. Но со временем голос стал яснее и тише.

"Твоя воля – моя.
У тебя больше нет надежды на жизнь без меня.
У тебя больше нет ни жизни, ни надежды,
Ибо отныне все это – мое.
Твое сердце – тоже мое.
В тебе нет ни любви, ни мира.
Нет ни любви, ни мира,
Ибо все это – мое.
Твоя душа – моя.
Ты лишен даже снов о своем спасении.
Ты не можешь молить о спасении,
Потому что ты – мой”.

Надменные слова наполнили его протестом. Он узнал этот вкрадчивый голос. Десять лет Кавинант укреплял свою волю и верность истине, чтобы в конце концов победить его яростью и любовью. И все же враг вновь обрел пугающую силу – коварный враг, получавший удовольствие от страданий прокаженных людей. Он снова заявлял на него права, не позволяя уйти в безмолвное забвение.
Кавинанту захотелось сражаться. Он не мог позволить голосу смеяться над собой. Жажда жизни преодолела томную усталость сердца.
Однако нож проник слишком глубоко. Рана оказалась смертельной. Оцепенение расползлось по телу, приглушив огонь в груди до легкого тумана. Пульс затихал, дыхание угасало. Конец… Конец всему!
Внезапно он вспомнил о Линден Эвери.
«Черт возьми!»
Она пошла за ним, несмотря на его предупреждения. Она пошла за ним, хотя была избрана для исполнения какой-то важной цели. Это угнетало его больше всего остального. Мысль о Линден внесла решительный поворот в дилемму жизни и смерти. Ее наивное решение вмешаться в его дела наполнило Кавинанта унынием и гневом. Впервые за десять лет он встретил женщину, которая не боялась его болезни. Он встретил ее.., и потерял!
Она сражалась, как львица, спасая его жизнь. Мужчина поднял ее в воздух и бросил на каменную плиту. Кавинант услышал приглушенный стон. А потом огонь вспорол его грудь и заволок глаза красным клубящимся туманом.
«Неужели она отправится в Страну! А почему бы и нет? Может, старик избрал ее именно для этого?»
Однако Линден не обладала достаточной силой, чтобы защитить себя. Попав в Страну, она просто не поняла бы того, что с ней произошло.
Кавинант упорно сопротивлялся голосу и холоду смерти.
Линден пожертвовала собой, спасая его жизнь. Он не мог оставить ее одну в такую трудную минуту. Волна возмущения всколыхнула сердце, заставив его забиться с новой силой.
«Черта с два! – подумал он с внезапной яростью. – Я не намерен умирать!»
Волна гнева превратилась в чистое белое пламя. Оно собиралось в груди и концентрировалось в ране, оставленной ножом фанатика. Жар прижигал его боль, покалывал легкие и пульсировал в бугорках ампутированных пальцев. Тело сгибалось в дугу от неистового напора силы.
В апогее кризиса он почувствовал невыразимое облегчение. Боль начала исчезать, и водовороты красного тумана больше не всасывали его сознание в бездну небытия. Кавинант лежал на каменной плите, переводя дыхание после напряженных конвульсий.
– А ты все еще упрям, – глумился презрительный голос. – Упрям сверх самых смелых моих ожиданий. Но любовь к самопожертвованию обеспечила тебе поражение. Теперь ты в моей власти и будешь делать то, что я захочу. Ты понял меня, ничтожество?
Голос возникал в уме и заполнял собой все небо. От его ядовитой злобы по телу Кавинанта пробежала дрожь.
Лорд Фоул.
– Тебе понравилось прозвище, которое я для тебя придумал?
Голос звучал тихо, почти на грани шепота, но его спокойствие лишь подчеркивало ненависть и гнев.
– Ты заслужил его, гаденыш. Отныне и вовеки я объявляю тебя своим рабом. Ты надеялся на смерть. Но я не дам тебе умереть так просто. Твоя жизнь принесет мне еще немало пользы – к великому ужасу людей!
Кавинант встряхнул головой, пытаясь выбраться из обволакивающей дурноты. Его тело обессиленно распростерлось на каменной плите, словно кровь излилась из него до последней капли. Он с трудом прочистил пересохшее горло и хрипло прошептал:
– Я не верю своим ушам. Неужели ты настолько глуп, что снова начнешь эту битву?
– Ах, так ты мне не веришь? – зашипел Лорд Фоул. – Не искушай меня, ничтожество! Если ты будешь сомневаться в моих словах, я вытрясу душу из твоих костей!
"Нет! У тебя ничего не получится! – подумал в ответ Кавинант. – За десять долгих лет я понял смысл того, что случилось при нашей последней встрече”.
– Ты будешь ползать предо мной на коленях и называть это радостью, – продолжал Лорд Фоул. – Можешь забыть о своей прошлой победе. К слову сказать, она сослужила мне хорошую службу. Планы, которые я вынашивал в изгнании, принесли плоды. Время изменилось. Мир уже не тот, каким был прежде. И ты. Неверящий, тоже стал другим. – Туман забытья превращал его слова в презрительную насмешку. – Убогая жалость лишила тебя свободы. Ты отдал мне свою жизнь за ничтожную женщину, которая втоптала в грязь твою любовь. Даже ей ты внушаешь отвращение. Но я принял твои условия, и ты стал моим рабом. А раб не имеет права выбора. Неужели мой враг не разъяснил тебе, как нужна и важна свобода? Теперь ты на моей территории. Твое присутствие здесь позволит мне со временем сделать из тебя хорошего и послушного раба!
Кавинант вздрогнул. Лорд Фоул говорил правду – он действительно потерял свободу. Обменяв себя на Джоан, он стал участником событий, которые не мог оценить и отменить. Какой-то миг Кавинанту хотелось закричать от обиды, но гордость не позволила ему проявить свою слабость перед лицом врага.
– Да, ты и я – враги, – согласился Лорд Фоул. – Враги до конца. Но запомни мои слова. Неверящий. Этот конец будет твоим! Я научу тебя верить.
О, как ты мне ненавистен! Первые двадцать веков забвения – забвения в презренной и жалкой Стране – не принесли мне ничего, кроме отвращения. Но за этот срок я восстановился и окреп. Почти такое же время ушло на приготовление к возмездию. И вот теперь, когда Страна теряет последние силы, ты станешь молотом моей победы.
«Какого черта!” Кавинант издал сиплый рык. Густой туман и язвительность Фоула не давали произнести ни слова. Однако в душе он был хрустально чист. “Я не позволю тебе сделать это!»
– Слушай меня внимательно, гаденыш. Я расскажу тебе о своих планах. Это только для твоих ушей. Впрочем, в Стране уже не осталось храбрецов, которым ты мог бы передать мои слова.
Кавинант содрогнулся, словно от удара. “Никого? А что же случилось с Лордами?” Но голос продолжал глумиться над ним своей язвительной мягкостью:
– Да, только тебе я могу рассказать об этом. И пусть дрожит твое сердце от страха, потому что Зло, для которого ты не найдешь даже слов, готовит в этот миг себе дорогу. Я, Лорд Фоул, Презирающий всех и каждого, говорю тебе правду. Знай же, мразь: дикая магия больше не властна надо мной! Она тебе не пригодится. Нет такой силы, которая могла бы победить меня!
Тебе не удастся оказать мне сопротивление. Фактически у тебя не осталось выбора. Ты будешь кусать себя от отчаяния, но придешь ко мне и по собственной воле отдашь в мои руки кольцо из белого золота.
– Нет! – закричал Кавинант. – Ты никогда его не получишь!
Его крик не потревожил уверенности Фоула.
– Получив кольцо, я использую его силу для разрушения Земли. И именно ты отдашь мне мощь дикой магии. Отныне ничто под Аркой Времени не спасет тебя от вечного позора! Дрожи и плачь, гаденыш! Унижайся! Я приготовил тебе столько мук и отчаяния, что твое сердце разорвется на куски!
Злобный шепот вдавливал его в камень. Брызгая слюной, Кавинант выплевывал из себя угрозы и проклятия, но они не имели ни силы, ни звука. Эфирный туман, заполнив горло холодным презрением, не пропускал его крика души.
И тогда Лорд Фоул захохотал. Воздух наполнился запахом гнили. Кавинант задыхался, давясь невысказанной яростью, – как рыба на суше, как человек, которому подрезали крылья надежды. Внезапно язвительный смех отнесло в сторону, и свежий ветер разметал эфирный туман. Какое-то время Кавинант еще слышал отголоски хохота, но дымка перед глазами обтрепалась по краям и рассеялась в лазурном небе.
Он лежал на спине под ярким небосводом, освещенный лучами странного солнца.
Кавинант узнал этот приятный свет. Голубая аура солнца, похожая на кольцо из сапфира, окрашивала остальную часть небес в лазурный цвет.
Он молча щурился в объятиях ласковых лучей – ошеломленный, уставший и напуганный. По собственной воле отдашь в мои руки кольцо… Кавинант тряхнул головой, изгоняя остатки кошмара. Голубая аура солнца тревожила его, но он еще не понимал, чем именно. Планы, которые я вынашивал в изгнании, принесли плоды… Его правая рука, будто сама по себе, поднялась и ощупала то место, куда вонзился нож.
Онемевшие пальцы почти ничего не чувствовали. Но он ощутил их прикосновение к груди, когда они скользнули сквозь прореху на тенниске.
Боли не было.
Он поднес ладонь к лицу и, оторвав взгляд от лазурного неба, посмотрел на пальцы.
Крови тоже не было.
Кавинант сел и тут же оперся руками о каменную плиту. От резкого движения у него закружилась голова. Выждав немного и поморгав, чтобы избавиться от солнечного ослепления, он с опаской взглянул на свою грудь.
Чуть ниже грудины на тенниске виднелся разрез шириной с ладонь. На коже под ним белела полоска шрама. Рот сам собой раскрылся от удивления. Неужели он заживил эту рану? Ты все еще упрям. Неужели он заживил ее с помощью дикой магии?
Кавинант ничего не понимал. Он не делал каких-либо сознательных усилий для вызова силы. Но, может, ему удалось использовать ее бессознательно? Недаром же Высокий Лорд Морэм сказал ему однажды: “Ты и есть белое золото”. Значит, он мог применять дикую магию, даже не зная об этом? Даже не контролируя ее? О черт!
Внезапно Кавинант осознал, что смотрит на каменный парапет, высота которого в этом положении доходила ему до груди. Он сидел на краю круглой площадки, окруженной низкой оградой. За ней со всех сторон простиралась бездна.
Тошнота, подступившая к горлу, вывела его из оцепенения. Кавинант узнал это место.
Смотровая Площадка Кевина. Сторожевая вышка. Но как он здесь оказался?
Цепочка воспоминаний воссоздала картину схватки у костра, и, развернувшись, он увидел Линден. Она лежала без сознания на каменных плитах.
Кавинант запаниковал. Ее раскрытые глаза смотрели в небо невидящим взором. Прядка волос протянулась через щеку и губы. Из-за левого уха медленно сочилась кровь.
Ты – мой!
Несмотря на прохладу, по вискам Кавинанта покатились капельки пота.
Он схватил Линден за плечи, встряхнул и начал растирать ей запястье левой руки. Она слабо захныкала и протестующе закачала головой. Внезапно ее тело забилось в конвульсиях. Отпустив руку, Кавинант сжал голову Линден ладонями, стараясь уберечь ее от ударов о каменную плиту.
Внезапно ее взгляд прояснился. Она со всхлипом втянула в легкие воздух и закричала. Необъятное небо жадно вобрало в себя этот крик, ответив ей голубым сиянием, которое клубилось вокруг солнца.
– Линден! – зашептал он. – Все в порядке. Это я… Она всосала воздух сквозь зубы и открыла рот, собираясь закричать вновь.
– Линден! – воскликнул Кавинант.
Ее взгляд сфокусировался на нем, пылая ужасом и яростью. Какой-то миг она смотрела на него с таким отвращением, словно он угрожал ей своей проказой. А потом ударила его по щеке.
Кавинант отшатнулся – скорее от удивления, чем от боли.
– Ты жалкий трус! – сказала она, поднимаясь на колени. – У тебя просто не хватило мужества, чтобы жить!
Задыхаясь от гнева, Линден выкрикивала несуразные фразы. Но вот ярость покинула ее, и она вдруг испуганно замолчала и закрыла лицо руками. С ее губ сорвался приглушенный стон.
– О Боже!
Он в замешательстве смотрел на Линден, не понимая, что с ней происходило. Ему хотелось расспросить ее. Но ситуация требовала терпения и доброты. Она еще не знала, что попала в Страну.
Он с дрожью вспомнил свое первое появление на Смотровой Площадке Кевина. Если бы Лена не протянула ему тогда руку, головокружение и страх довели бы его до безумия. Ум просто не выдерживал натиска неизвестного мира, и Линден ожидали довольно страшные минуты откровения. Почему она только не послушалась его и влезла в это дело…
Как бы там ни было, Линден оказалась здесь и нуждалась в помощи. Она еще не понимала, как далеко завело ее желание помочь другому человеку. Он погладил ее ладонь и мягко сказал:
– Помните, вы требовали от меня объяснений, а я говорил, что вам их не понять без полного доверия к моим словам? Теперь вам придется принять их.., хотите вы того или нет.
– Кавинант, – шептала она сквозь пальцы. – Простите меня, Кавинант.
– Линден…
Он осторожно коснулся ее запястий, принуждая опустить руки. Она приоткрыла лицо. Ее карие глаза, влажные и темные от пережитого страха, смущенно опустились под его чутким взглядом.
– У меня было кошмарное видение, – сказала она дрожащим голосом. – Я приняла вас за своего отца.
Он улыбнулся ей, хотя напряжение в груди заставляло болеть его избитые кости. Линден обвиняла отца? Ему хотелось выяснить этот вопрос, но прежде требовалось разобраться с более важной задачей.
Едва он решил приступить к объяснениям, Линден начала вспоминать. Она провела рукой по волосам и вздрогнула, коснувшись раны за ухом. Вид крови на кончиках пальцев вернул ее к событиям у костра. Она судорожно вздохнула и испуганно посмотрела на грудь Кавинанта.
– Нож… Я видела…
Ее глаза округлились от удивления. Она рванулась к Кавинанту, задрала его тенниску и, открыв рот, уставилась на свежий шрам под солнечным сплетением. Он напугал ее. Линден протянула к нему дрожащие пальцы, потом отдернула руку и хрипло прошептала:
– Это невозможно.
– Вы помните, что произошло? Он нежно приподнял подбородок Линден и посмотрел ей в глаза. Ему хотелось отвлечь ее, предупредить об опасности.
– Тот мужчина бросил вас на скалу. Нас разъединило пламя. Но что с вами случилось дальше?
– Ас вами что случилось?
– На этот вопрос я отвечу позже, – проворчал он немного угрюмо. – Кроме того, обещаю вам рассказать и о многих других вещах. Однако прежде скажите мне: вы помните, что с вами происходило?
Она отодвинулась от него, словно не желала отвечать на этот вопрос. Ее дрожащий палец указал на грудь Кавинанта:
– В это невозможно поверить!
Невозможно? Если бы он не боялся за ее рассудок, ему ничего не стоило бы показать ей сейчас сотню невозможных явлений. Сделав глубокий вдох, он смиренно сказал:
– Постарайтесь успокоиться, Линден. Она обиженно взглянула на него и, закрыв глаза, прошептала:
– После удара я потеряла сознание. Потом мне приснился сон о моих родителях.
– А вы что-нибудь слышали? Например, злой голос, который издевался над вами и произносил угрозы? Ее глаза открылись от удивления:
– Нет. Почему я должна была слышать какой-то голос?
Он опустил голову, пытаясь скрыть растерянность. Значит, Фоул с ней не говорил? Эта новость напугала его и принесла облегчение.
«Может, Фоул не знает о ней и она ему неподвластна? Или он уже завладел ее разумом?»
Кавинант посмотрел на Линден. Та с изумлением рассматривала странную ограду. Взглянув на небо и солнце в сапфировой короне, она вскочила на ноги и повернулась к нему. На ее лице застыла глупая улыбка.
– Где мы?
Он схватил ее за руку и заставил сесть.
– Прошу вас, смотрите только на меня!
Она яростно покачала головой. Страх лишил ее голоса и терпения. Кавинант находился не в лучшем состоянии, но смятение Линден требовало незамедлительной помощи.
– Доктор Эвери.
Он знал из опыта, как близко к безумию находилась сейчас Линден. Этот миг решал ее судьбу. Малейшее промедление могло привести к необратимым результатам.
– Смотрите на меня!
Крик подействовал. Одичавший взгляд Линден вернулся к нему.
– Я все могу объяснить. Только выслушайте меня. Ее голос пронзил Кавинанта, как нож:
– Так объясняйте!
Он вздрогнул от стыда. По его вине Линден оказалась здесь совершенно неподготовленной. Взглянув ей прямо в глаза, Кавинант попытался оправдаться:
– Я не мог рассказать вам об этом раньше. – Смущение придало его голосу грубоватую хрипоту. – Вы бы просто мне не поверили. А теперь все так усложнилось…
Взгляд Линден впился в него, словно острый клык.
– Здесь есть две абсолютно разные точки зрения, – произнес он напряженным голосом. – И вам, наверное, будет легче принять первую из них. Я называю ее внешним объяснением. – Кавинант тяжело вздохнул. На его избитом лице промелькнула мрачная усмешка. – В данный момент мы с вами по-прежнему лежим в треугольнике. Сознание покинуло нас, и время остановилось. Наши сны слились в одно общее видение. Можно сказать, что мы находимся сейчас в другом измерении.
Она не верила ему. Увидев ее поджатые губы, он поспешил добавить:
– Это не так глупо, как вам кажется. В глубине нашего разума – ниже уровня, откуда приходят сны, – люди имеют много общего. Вот почему иногда люди видят почти одни и те же сновидения.
Он изливал на нее потоки слов, понимая, что Линден требовалось сейчас не объяснение, а время для адаптации. Любой правдоподобный ответ мог помочь ей вынести эту первую встречу с новой реальностью.
– Как бы там ни было, мы с вами видим один и тот же сон, – продолжал он, отметая ее недоверие. – И заметьте, не только мы. Джоан тоже видела фрагменты этого сна. И тот старик, которого вы спасли. Мы все оказались вовлеченными в какой-то общий подсознательный процесс.
Ее взгляд начал ускользать в сторону. Кавинант повысил голос:
– Продолжайте смотреть на меня! Я должен рассказать вам об этом сне. Он настолько опасен, что может привести вас к гибели. Некоторые вещи, скрытые в нас, содержат в себе огромную мощь и насилие. Временами они прорываются наружу. В каждом человеке есть тень – разрушительная сторона, которую люди стараются не впускать в свои жизни. Она представляет собой концентрацию ненависти – ив первую очередь, ненависти к себе. Здесь, в этом мире, она приобрела материальную форму и воплотилась в злодее, которого называют Лордом Фоулом Презирающим. Нечто подобное происходило и в прежних наших снах, но это сновидение может нас погубить.
Лорд Фоул отнял у Джоан рассудок. И именно о нем говорил вам старик. Будьте честной, Линден – честной по отношению к себе. Фоул может напасть на вас в любую минуту. Не служите ему. Не позволяйте Презирающему погубить вашу душу. Мы должны сражаться с ним. И мы будем сражаться!
Линден могла не верить этому объяснению, но ему хотелось, чтобы она обратила внимание на его предупреждение.
– Нам предстоит борьба со Злом – борьба, в которой можно выжить, только полагаясь на самих себя, свою рассудительность и твердые убеждения. Мы должны быть честными к себе, пока все это не кончится. Иначе нам не выбраться отсюда.
Он замолчал, почувствовав, что ей необходимо обдумать его слова. Линден вновь посмотрела на шрам, словно тот был неоспоримым свидетельством его правоты. Страх промелькнул в ее глазах, и Кавинант догадался, что она уже не раз встречалась с ненавистью к самой себе.
– Это происходило с вами и раньше? – натянуто спросила Линден.
Кавинант кивнул. Она еще ниже опустила голову.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:55 | Сообщение # 6
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
– И вы верите в то, что говорите?
Он хотел сказать, что верит в свои слова частично, – что истина находится на стыке двух объяснений. Но Кавинант решил не смущать ее противоречиями и извивами диалектики. Вместо этого он поднялся на ноги и потянул Линден к краю вышки.
Взглянув вниз, она застыла на месте. Потрясение лишило ее дара речи.
Поначалу казалось, что платформа, выложенная каменными плитами, парила в воздухе. Они стояли на ней, словно на высокой горной вершине. Со всех сторон простиралось бескрайнее небо, а ниже, в двухстах футах под ними, кипело море серых облаков. Странное гало вокруг солнца придавало тучам жутковатый оттенок, и они накатывались друг на друга гигантскими волнами, скрывая землю от горизонта до горизонта.
Вихрь головокружения едва не бросил Кавинанта на колени. Он вдруг вспомнил, что от камней предгорья его отделяли четыре тысячи футов бездны. С трудом справившись с паникой и тошнотой, подступившей к горлу, он искоса взглянул на Линден.
Она замерла на краю площадки, словно изумление и страх превратили ее в каменное изваяние. Внезапное перемещение из ночного леса под купол солнечного неба потрясло Линден до глубины души. Кавинант хотел обнять ее за талию, прижать к груди и защитить от бед и невзгод, но он понимал, что не может дать ей силу, необходимую для встречи с новым миром. С этим потрясением она должна была справиться сама – а он помнил, как однажды почти свихнулся, стоя на том же самом месте. С тяжелым вздохом он подвел ее к другому краю площадки и заставил посмотреть в противоположном направлении.
Вершина горы, выступавшая из облаков, нанесла ей еще один удар. Скалистый пик находился в трехстах футах от Смотровой Площадки Кевина, и дальше, за его неровными и суровыми склонами, виднелись горные хребты, которые разбегались в обе стороны. Правый отрог погружался в облака, вновь поднимался гигантским бугром, а затем отвесно обрывался вниз.
Линден смотрела на скалу с таким видом, словно та падала на нее. Кавинант заметил, как судорожно вздымались под ее рубашкой ребра. Ей не хватало воздуха, хотя вокруг простиралось бескрайнее небо. Тиски безумия сжимали ее разум, и она задыхалась от безмолвного крика. Испугавшись, что Линден может перепрыгнуть через парапет, Кавинант оттащил ее назад к середине площадки. Она опустилась на колени, съежилась и закрыла руками рот. Ужас наполнил ее взгляд пустотой и отрешенностью.
– Линден! – Не зная, что делать в такой ситуации, он закричал:
– Неужели у тебя не хватит мужества, чтобы жить?
Она резко выдохнула и бросила, на него свирепый взгляд. Глаза ее превратилась в два меча, выскользнувших из ножен. Странный солнечный свет придавал ее лицу неописуемо лютое выражение.
– Простите, – прошептал Кавинант. – Вы были в таком опасном состоянии…
Он почувствовал себя слабым и беспомощным. Стараясь помочь Линден, он нечаянно посягнул на что-то такое, чего просто не имел права касаться.
– Я не хотел оскорбить ваших чувств. Решительно встряхнув головой, она отвергла его извинения. Ее голос стал напоминать шипение змеи:
– А теперь расскажите мне о другом объяснении. Он кивнул, отпустил ее руку и, сев на каменную плиту, прислонился спиной к парапету. Его поразила странная реакция Линден, сочетавшая в себе и силу и слабость.
– Я называю это объяснение внутренним, потому что оно исходит не из нашего мира, а из Страны, в которой мы сейчас оказались.
На него вдруг навалилась непомерная усталость. Кавинанту приходилось выискивать почти каждое слово.
– Можете считать, что вы находитесь в другой реальности или на другой планете. Эти горы являются южной границей Страны. Кстати, их и называют Южной Грядой. Вся остальная часть населенной территории располагается к западу, северу и востоку. Площадка, на которой мы стоим, зовется в народе Смотровой Площадкой Кевина. Как раз под нами и немного к западу располагается деревня – подкаменье Мифиль. Столица Страны, Ревелстоун…
Мысль о Ревелстоуне напомнила ему о Лордах, и он торопливо отбросил ее прочь.
– Я бывал здесь прежде и мог бы многое рассказать вам о Стране. Но мои слова не будут иметь большого смысла, пока вы не увидите все сами. Однако о некоторых вещах я должен сообщить вам прямо сейчас. И главная из них – Лорд Фоул, враг Страны.
Он посмотрел на Линден, стараясь угадать ход ее мыслей. Но глаза его спутницы затягивали его в коричневый омут… Встряхнув головой, Кавинант продолжил:
– Многие тысячи лет Фоул раз за разом пытается разрушить Страну. Он считает ее тюрьмой для себя и хочет вырваться отсюда.
Кавинант тяжело вздохнул, понимая, что ему не удастся объяснить свои намерения и тревоги напуганной женщине, которая впервые оказалась в этом измерении.
– Он перенес нас сюда из нашего мира, пожелав, чтобы мы служили ему. Фоул считает, что может сделать нас своими рабами и с нашей помощью уничтожить Страну. Дело в том, что мы с вами обладаем здесь потрясающей силой…
Он молил о том, чтобы его слова оказались правдой.
– Будучи пришельцами из другого мира, мы не связаны Законом, то есть естественным порядком вещей, который формирует это пространство. Лорд Фоул хочет превратить нас в своих слуг, потому что мы можем совершать здесь настоящие чудеса.
Уловив насмешливый взгляд Линден, он откинул голову на парапет и посмотрел вверх на горные пики.
– Для чудес необходима свобода. Пока мы не связаны какими-либо законами или обязательствами, нас наполняют удивительные силы. Иными словами, мы всемогущи.
"Но ты не свободен, – шепнула Кавинанту уязвленная совесть. – Ты обменял свою свободу на Джоан”.
– Взять, к примеру, эту ножевую рану. Вы же сами видите – сила исцелила меня.
– А тот старик? – спросила Линден.
– Старик каким-то образом знает, что происходит в Стране. И он не является сторонником Фоула. Этот странный человек избрал вас для какой-то важной цели. Возможно, он просто хотел подстраховаться на случай моей неудачи. Или решил узнать, насколько вы сильны, чтобы противостоять Лорду Фоулу.
Что же касается Джоан, то она стала наживкой, на которую поймал меня Презирающий. С момента нашей последней схватки я был ему не по зубам, но Джоан оказалась для него готовым инструментом. Манипулируя этой женщиной, он заставил меня войти в треугольник крови. И поскольку я вошел туда по собственному желанию, Фоул без труда перенес меня в свое измерение.
"Хотя раньше он так не поступал, – со вздохом подумал Кавинант. – Что-то действительно изменилось”.
– Вы попали сюда, на первый взгляд, совершенно случайно. Но, по правде сказать, я так не думаю.
Линден посмотрела вниз на каменную плиту, словно хотела убедиться в ее реальности. Коснувшись ссадины за ухом, она нахмурилась и отвернулась от Кавинанта.
– Я совсем запуталась, – смущенно призналась она. – Сначала вы убеждали меня, что это сон. Теперь говорите, что мы попали в другую реальность. Пару часов назад вы умирали с ножом в груди – а потом каким-то образом исцелились. Прежде Лорд Фоул был вымыслом – сейчас он стал реальным врагом. Что же мне думать обо всем этом? Я не могу придерживаться сразу двух мнений. – Она сжала свои кулачки. – Так ведь можно сойти с ума!
"Мне пришлось к этому привыкнуть, – подумал Кавинант. – Состояние, конечно, паршивое и чем-то похожее на головокружение, однако ответ можно найти только в центре парадокса”.
Он не стал произносить своих мыслей вслух, но вопрос Линден принес ему облегчение. Ее встревоженный ум уже начинал искать выход из сложившейся ситуации. Она преодолела этот кризис с такой же смелостью, с какой пошла за ним навстречу очевидной опасности. Несмотря на страх и тревогу, Кавинант улыбнулся.
– Пока неважно, реален этот мир или нет, – ответил он. – Вы можете верить во что хотите. Я даю вам только опору для старта, чтобы вы могли от чего-то оттолкнуться.
Ее руки ощупывали камни и одежду, словно Линден хотела убедиться в реальности происходящего.
– Значит, вы бывали здесь прежде, – обреченно произнесла она. – Вам знаком этот мир. Подскажите, как мне здесь себя вести?
Ее гнев превратился в тоску.
– Примите Страну, – ответил он без колебаний. – Смело идите вперед. Выясните все, что касается вас. Узнайте, что и где происходит.
Кавинант давно уже понял, что вопрос о реальности и нереальности Страны стоял за гранью возможных объяснений. И он на опыте убедился, что лучшей защитой от безумия являлась целеустремленная деятельность.
– Дайте себе шанс узнать, кто вы такая на самом деле.
– Мне и без этого известно, кто я такая! – Ее подбородок упрямо задрался вверх. Морщинки в уголках рта углубились; губы вытянулись в узкую полоску. – Я врач. – Она вдруг обиженно нахмурилась, будто обнаружила какую-то невосполнимую потерю. – Только у меня нет с собой сумки.
Линден огорченно посмотрела на свои руки, как будто спрашивала себя, зачем они могли ей пригодиться. В ее следующем вопросе чувствовалась настоятельная просьба:
– Кавинант, так во что же вы верите?
– Я верю… – он больше не скрывал своей упрямой непримиримости, – ..что мы должны остановить Лорда Фоула. Это важнее прочих дел. Он пытается разрушить Страну, и я не позволю, чтобы такое злодеяние сошло ему с рук. Пусть он поймет, с кем имеет дело.
– А при чем здесь вы? – с удивлением спросила Линден. – Если мы видим сон, то какое вам дело до Фоула и Страны? А если мы действительно попали в другую реальность… – она с трудом произнесла это слово, – ..то вам, пожалуй, не стоит вмешиваться во внутренние проблемы чужого мира.
Старая обида нахлынула на Кавинанта, как огромная волна.
– Фоул глумился над прокаженными. Линден едва заметно кивнула. Ее сердитый взгляд как бы говорил: “Никто не имеет права смеяться над больными”.
– Что же мы будем делать? – немного натянуто спросила она.
– Прежде всего попытаемся выяснить обстановку. Он чувствовал себя слабым и усталым, но вопрос Линден побуждал его к действию. Она была сильной, рассудительной и смелой. Старик не стал бы рисковать понапрасну.
– А теперь, если мне удастся справиться с головокружением, мы спустимся вниз, – мрачно произнес Кавинант.
– Вниз? – В ее взгляде читалось удивление. – И как же мы это сделаем?
Он кивнул в сторону горы. Повернувшись, Линден заметила узкий проход в парапете. Она подошла к нему и, встав на четвереньки, глянула вниз. Кавинанта начало подташнивать, когда он представил себе то, что открылось ее глазам.
Длинный каменный шпиль, на вершине которого находилась площадка, спускался под углом к скале. Наклон был довольно отвесным, но на поверхности шпиля виднелись грубые, вырубленные в камне ступени.
Кавинант подполз к Линден и тоже заглянул в проем прохода. У него тут же закружилась голова. В двухстах футах под ним ступени исчезали в облаках, погружаясь в бездонную тьму.

Глава 5
Гром и молнии

– Я пойду первым, – прошептал Кавинант, содрогнувшись от страха. Он стыдился смотреть на Линден. – Ступени выведут нас на скалу… Но если мы упадем, нам придется лететь вниз четыре тысячи футов. На такой высоте я чувствую себя ужасно. И мне бы очень не хотелось при падении увлечь вас за собой.
Усилием воли Кавинант заставил себя сесть на краю площадки. Спустив ноги вниз, он прижался спиной к парапету и приступил к визуальному осмотру тела. Обычно такая техника успокаивала его, и с ее помощью он надеялся преодолеть тошнотворное головокружение. Но на сей раз осмотр тела пробудил в нем осознание своей болезни. Под синеватым сиянием солнца его кожа приобрела пурпурный оттенок, словно проказа уже распространилась по рукам и груди, изменив пигментацию и уничтожив нервные окончания.
Плечи Кавинанта задрожали. Внезапная слабость устремилась в затекшие мышцы. Он давно уже привык к частичному онемению нервов. Но болезненный цвет плоти выглядел как фатальное пророчество. В интуитивном озарении к нему пришел ответ на один из многих вопросов. Почему старик встречался с Линден, а не с ним? Почему доктор Эвери оказалась здесь, на Смотровой Площадке Кевина? Да потому что она была последней надеждой на спасение Страны – после того как он потерпит поражение.
"Дикая магия больше не властна надо мной!” Подумать только, какая сила стала бесполезной! К тому же он попал в ловушку Фоула и обменял свою свободу на жизнь Джоан.
Сквозь стиснутые зубы прорвался тихий стон.
– Кавинант? – участливо спросила Линден. – Что с вами, Кавинант?
Он молча отвернулся. Несмотря на огромное потрясение, она заботилась о нем как о беспомощном больном человеке. Ему захотелось заплакать от стыда и слабости. Его взгляд затравленно метался по отвесному склону горного пика.
– Кавинант! – Ее оклик подействовал на него, как пощечина. – Я не знаю, чем вам помочь. Скажите мне, что я должна сделать?
Если бы он сам это знал. Его разум тонул в пучине усталости и головокружения. Неужели, отдав свободу за Джоан, он потерял все шансы на успех? Неужели сила, за которую пришлось заплатить такой огромной ценой, покинула его в мгновение ока? Но Линден здесь была ни при чем. Она вела себя достойно и заслуживала ответа.
Не смея взглянуть ей в лицо, он хрипло произнес:
– Когда ступени закончатся, вы найдете слева на скале небольшой карниз. Идите по нему до расщелины и, прошу вас, будьте внимательны.
Сделав глубокий выдох, Кавинант вцепился руками за край площадки и начал спускаться. Его правая нога нащупала выступ первой ступени. Как только он скрылся под платформой вышки, Линден свирепо зашептала:
– Черт бы вас побрал с вашим упрямством! Почему вы ведете себя, как глупый мальчишка? Я же хотела вам помочь!
Она говорила с таким отчаянием, как будто ее рассудок напрямую зависел от способности помогать другому человеку. Но Кавинант пропустил ее гневные слова мимо ушей. Страх высоты и узкие ступени поглощали все его внимание.
Он спускался, цепляясь руками за ступени и ощупывая ногами поверхность каждого выступа. Сползая на животе по холодным камням, Кавинант намеренно смотрел только на бугорки ампутированных пальцев. Они напрягались при каждом движении. Соленый пот затекал в глаза. Мышцы рук и ног дрожали от чрезмерных усилий.
Пустота вокруг казалась бездонной. Свист ветра и кипение облаков вводили Кавинанта в странное гипнотическое состояние. Тучи с ложбинами, похожие на зевающие рты, высасывали волю и остатки мужества. Но он уже был знаком с этим страхом.
Глубоко вздохнув, Кавинант погрузился в облака – в неподвижный центр своего головокружения. Солнце померкло и через несколько секунд исчезло из виду. По мере спуска серый мрак сгущался до полуночной темноты.
Глубины облачного моря озарились бледной вспышкой, и почти сразу же за ней прогремели раскаты грома. Ветер усилился, осыпая Кавинанта мокрыми ударами и пытаясь столкнуть его вниз со шпиля. Онемевшие пальцы соскальзывали с каменных ступеней.
Меч молнии пронесся рядом с ним, высвечивая вихри кипевших облаков. Небо с грохотом раскололось надвое. Кавинант инстинктивно прижался к мокрому камню, едва удерживая крик, который рвался из груди. Но несмотря на вой бури и вспышки молний, он продолжал сползать на животе по скользким ступеням.
Острые жала холодных брызг впивались в разгоряченное лицо. Дождь превратился в ливень, и его неистовые струи стали походить на небесные розги в руках разгневанного божества. Кожа под мокрой одеждой горела от хлестких ударов стихии. Гром и молнии разрывали тучи на куски, ликуя от яростного безумства. Но карниз на скале приближался с каждой новой ступенью, и Кавинант продолжал спускаться.
Наконец его ноги отыскали долгожданный выступ. Оттолкнувшись от шпиля, он прижался спиной к отвесному склону и с тревогой посмотрел наверх. Цеп голубовато-белой молнии выдавил Линден из темноты. Ее ноги находилась на уровне его головы.
Линден сползла на выступ, и Кавинант подхватил ее, чтобы она не оступилась и не упала в пропасть. Впрочем, доктор Эвери и в аду осталась бы верной самой себе.
– Кавинант! – Ветер унес крик в сторону, и он едва разобрал слова. – С вами все в порядке?
– Прижимайтесь к скале! – прокричал он в ответ. – Мы должны отыскать вход в расщелину!
Линден резко кивнула.
Сжав левой рукой ее ладонь, он развернулся спиной к обрыву и осторожно зашагал на запад. Молния, вспыхнувшая над головой, осветила на миг неровный выступ в два-три фута шириной, за которым клубились облака и зияла чудовищная бездна.
Молот грома ударил его в темя, вызвав приступ сильного головокружения. Кавинант пошатнулся, теряя равновесие. Ветер и дождь, словно дикие псы хаоса, набросились на него, подталкивая к пропасти. Но рука Линден служила ему спасительным якорем. Он прижался к скале, как к возлюбленной на ложе, и, переведя дыхание, медленно двинулся дальше.
Вспышки молний озаряли путь. Всматриваясь сквозь дождь, Кавинант пытался отыскать начало расщелины. Внезапно впереди мелькнула темная вертикальная полоса – широкий шрам на лице утеса.
Он с трудом удержался на ногах, когда, свернув за край скалы, оказался в бушующем потоке. Вода в ручье доходила до колен, а дно устилала скользкая щебенка, покрытая грязью. Втащив Линден в расщелину, Кавинант протолкнул ее вперед и, цепляясь руками за камни, побрел навстречу стремительному течению.
Рев ветра сменился заунывным воем. Очередная вспышка молнии осветила узкое ущелье, которое рассекало склон горы. Вода ревела на порогах, вскипала пеной и проносилась мимо камней, теснившихся на дне расщелины.
Одолев сотню футов, Кавинант и Линден взобрались на большой валун. Дождь слепил глаза. Вода с шипением проносилась внизу, осыпала их брызгами. Но Кавинант об этом не думал. Он мог думать только об отдыхе – небольшой передышке после острых приступов головокружения и мучительных пыток высотой.
Через несколько минут Линден придвинулась к нему и прокричала в ухо:
– Что будем делать дальше?
Он пожал плечами. Усталость сковала его разум ледяным оцепенением. Однако Линден была права; они не могли оставаться здесь вечно.
– Нам надо отыскать тропу! – ответил он, стараясь перекричать вой ветра. – Она начинается где-то в этом ущелье!
– Вы хотите сказать, что не знаете дороги?
– Я спускался здесь десять лет назад!
Кроме того, во второй раз он вышел из забытья уже в подкаменье Мифиль, куда его перенес Мореход Идущий-За-Пеной.
Лицо Линден озарилось заревом молнии. В пелене дождя ее губы, глаза и нос казались размытыми пятнами.
– Что будем делать, Кавинант?
Воспоминание о Мореходе, веселом друге Великане, пробудило в нем новые силы. Опершись на плечо Линден, он поднялся на ноги и спрыгнул в поток.
– Попробуем идти дальше. Возможно, я вспомню дорогу. Она без колебаний спустилась в воду и, схватив его за руку, и прокричала:
– Не нравится мне эта буря! Я чувствую, что она какая-то не правильная!
Не правильная? Кавинант с удивлением посмотрел на нее и смущенно пожал плечами. Для него эта буря ничем не отличалась от других природных катаклизмов, и он не понимал того, о чем говорила Линден. Но постепенно смысл ее слов дошел до Кавинанта. Буря пробуждала в ней инстинктивную неприязнь, и поэтому Линден считала ее не правильной.
Она уже обогнала его на целую голову. Пока он оставался слепым и глухим к тому, что воспринимали его чувства, Линден полным ходом настраивалась на Страну. Десять лет назад он тоже обладал этим даром и знал, как точно тело реагировало на истину и ложь, на жизнь и смерть, на целостность и разложение. Кавинант мог отождествляться с предметами и явлениями природы: с деревьями, камнями, дождем и ветром. Но теперь он чувствовал только холод, усталость и боль, словно силы бури не имели больше доступа к его сознанию. Словно он остался без души…
Кавинант угрюмо зашептал проклятия. Он не понимал, чем вызвана задержка в развитии его чувств. Неужели он перестал быть в гармонии со Страной? Неужели болезнь и время лишили его этой удивительной чувствительности?
«Ад и кровь! – подумал он с обидой. – Если Линден видит то, что ускользает от меня, мне просто нечего здесь делать…»
На него накатила старая тоска неизлечимо больного человека. Он старался отогнать ее прочь, боясь, что Линден снова начнет тревожиться о его самочувствии. Однако этот стыдливый страх еще больше усиливал обиду и злость на собственную несостоятельность. Он не хотел показывать ей шрамы своей души – свои печали, сомнения и слабости. Впрочем, Линден было не до него. Повернувшись к верховью ущелья, она с тревогой вглядывалась в сырую мглу. Кавинант последовал ее примеру и сквозь ливень уловил далекий проблеск желтого пламени.
Огонек медленно приближался, спускаясь по склону ущелья. Вспышка молнии позволила Кавинанту понять, что это был факел в руке человека. В наступившей тьме загрохотали раскаты грома. Ветер завыл над головой, как голодная волчица. Но странное пламя продолжало пылать, несмотря на ливень и канонаду бури.
Когда незнакомец с факелом приблизился, они рассмотрели его тщедушную сутулую фигуру. Мокрая одежда старика подчеркивала нездоровую худощавость. Струйки воды, стекавшие с всклокоченных седых волос и бороды, придавали морщинистому лицу жутковатое сходство с физиономией невменяемого психа. Он искоса смотрел на Линден и Кавинанта, словно они воплощали видения из самых страшных его кошмаров.
Кавинант держался спокойно и уверенно. Он молча кивнул старику. Линден украдкой дернула его за рукав, как будто хотела предупредить о какой-то опасности.
Незнакомец вытянул перед собой правую руку и растопырил пальцы. Кавинант повторил этот жест. Он понимал, что встреча со стариком могла оказаться уловкой Фоула, но они с Линден нуждались в убежище, пище и информации. В данный момент он принял бы помощь любого человека – и особенно того, кто мог сберечь пламя факела под проливным дождем. Когда он выставил перед собой ладонь искалеченной руки, на его пальце сверкнуло обручальное кольцо.
Лицо старика исказила гримаса ужаса. Он что-то пробормотал и отступил на шаг. Его дрожащий палец указал на кольцо Кавинанта.
– Белое золото? – прокричал он визгливым голосом.
– Да! – ответил Кавинант.
– Неужели это ты, Полурукий?
– Да!
– И ты можешь назвать свое полное имя?
Кавинант постарался, чтобы каждое слово дошло до старика через вой бури и грохот грома:
– Юр-лорд Томас Кавинант, Неверящий и Обладатель белого золота!
– О Иллендер! – воскликнул мужчина, задыхаясь от благоговейного восторга. – Неужели это ты, Хранитель Жизни?
– Да!
Старик сделал еще один шаг назад. Какое-то мгновение желтоватое пламя факела освещало его испуганное лицо. Внезапно он повернулся и зашагал вверх по ручью, упрямо сражаясь с потоками воды и грязи. На ходу он оглянулся и поманил их за собой.
– Кто это? – чуть слышно спросила Линден.
– Не знаю, – ответил Кавинант.
Она посмотрела ему в лицо:
– Вы доверяете ему?
– А разве у нас есть выбор?
Прежде чем Линден успела ответить, он оттолкнулся от валуна и побрел по воде следом за стариком.
Его рот скривился от кислого привкуса слабости. Напряжение прошлых недель превратило Кавинанта в одряхлевшего мужчину. Тем не менее свет факела помогал ему находить камни и выступы на скалах, за которые он мог держаться, а в трудных местах Линден подталкивала его в спину. Уровень воды в ручье продолжал подниматься, но они неуклонно продвигались вперед.
Через некоторое время старик свернул в расщелину, уходившую вправо от ручья. После небольшого пологого подъема малоприметная тропа устремилась круто вниз. Грубые ступени, вырубленные на скалистом склоне, вывели их на дно глубокого каньона.
Оставив за спиной стремительный поток, Кавинант нашел в себе силы подумать над вопросом Линден. Да, он верил этому старику, и основой доверия был негаснущий факел. Сохранять огонь под таким дождем могли лишь мастера древесной магии и Лорды. А он знал, что может верить любому из них.
Спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых камнях, Кавинант шагал за стариком. Каньон, сужаясь с обеих сторон, превращался в глубокую трещину, которая рассекала гору, как огромная рана. Через какое-то время тропа вильнула и вывела" усталых путников в небольшую долину.
Горные отроги прикрывали это место от ветра, но дождь ярился здесь с прежней силой. Хлесткие струи бичевали Кавинанта по плечам и голове. Пламя факела едва проступало в потоках небесного водопада.
Следуя за стариком, они одолели вброд раздувшийся ручей и через минуту увидели квадратное строение, которое прижалось к отвесному горному склону. Сквозь пустой входной проем проглядывал огонек очага. Торопливо сбив с ботинок налипшую грязь, Кавинант и Линден вошли в единственную комнату дома.
Старик стоял перед ними, сжимая в руке горящий факел, хотя за его спиной в очаге пылал яркий огонь. Он с тревогой смотрел на своих гостей, готовый в любую секунду съежиться от страха, – словно ребенок, которого ожидало суровое наказание.
Кавинант вдруг замер на месте. Его синяки болели, но он с растущим беспокойством осматривал комнату. В Стране действительно что-то изменилось – причем что-то очень важное и фундаментальное.
Жилище поразило его неожиданным объединением камня и дерева. Он с изумлением разглядывал глиняные чашки и горшки на деревянных полках и табуретки вокруг каменного стола. Повсюду виднелась железная утварь. Части мебели крепились друг к другу гвоздями. В прежние времена люди, жившие в подкаменьях и наствольях, использовали либо только дерево, либо только камень. Оригинальность и самобытность здесь были ни при чем. Просто навыки и знание требовали полной посвященности тому элементу мира, который они избрали для себя.
Он с недоумением посмотрел на мужчину, одетого в лохмотья. Линден тоже не спускала с него глаз, размышляя о чем-то своем. Однако Кавинант знал, что она задавала себе другие вопросы, – совершенно не похожие на те, что теснились в его уме. Неужели люди настволий и подкамений решили объединить свои силы и знание? Или это…
Мир уже не тот, каким он был прежде.
Резкая боль пронзила его сердце. Он вдруг осознал, что в комнате пахнет дымом.
Дым!
Он прошел мимо старика к очагу и нагнулся, рассматривая дрова на раскаленных углях. Поленья потрескивали, разбрасывая искры, и красные черви пламени глодали древесную плоть. Струйки дыма вырывались из пасти топки, поднимаясь к закопченному потолку. Капли дождя, попадавшие в дымоход, шипели на углях.
Кавинант прошептал проклятие. Люди, которых он знал в Стране, никогда не убивали дерево без особой на то надобности. Они принимали помощь ветвей и стволов, извлекая из них Земную Силу. Им не требовалось разрушать те вещи, которые они использовали для своих нужд. Деревья, почва, камни и вода считались священными. Люди Страны хранили и лелеяли любое проявление жизни.
– Юр-Лорд… – застонал старик.
Кавинант повернулся к нему. В его сердце пылало горе, похожее на ярость. Ему хотелось закричать: “Лорд Фоул! Что же ты наделал, изверг?” Но он не желал пугать старика и Линден, которые с тревогой смотрели на него. Взгляд его спутницы выражал недоверие. Возможно, Линден боялась, что он сорвется и потеряет над собой контроль. Старик находился во власти собственных эмоций. Стиснув зубы, Кавинант сдержал отчаянный крик своего негодования. Однако натянутый тон, выдавал его раздражение:
– Какая сила заставляет этот факел гореть?
– Мне стыдно, юр-Лорд…
Голос старика дрожал, словно он был готов заплакать. В плену своих горьких мыслей мужчина, скорее всего, даже не слышал вопроса Кавинанта.
– Этот храм мои предки построили в твою честь, – зашептал старик. – Прадеды моего отца обучались здесь древнему искусству. Но теперь уже ничего не осталось. Залы и комнаты превратилось в развалины, а наши святыни… – Факел дрогнул в его руке. – У нас ничего не осталось. Ничего! За двадцать поколений мы не добавили к старому ни камня. Эта лачуга недостойна тебя. Мы не поверили тому, что передали нам предки. Последние поколения Вольных Учеников оказались слишком малодушными, чтобы следовать гордым пророчествам. Я заслуживаю наказания, юр-Лорд! Ударь меня, если хочешь!
– Ударить тебя? – переспросил ошеломленный Кавинант. – О нет! Я не сделаю этого! – В его уме вскипали тысячи вопросов. – Что с тобой, старик? Почему ты меня боишься?
– Кавинант! – внезапно крикнула Линден. – Его рука. Смотрите!
Вода стекала с мокрой одежды. Вода стекала с каждого из них. Но капли, падавшие с торца факела, имели красный цвет.
– Юр-Лорд! – прошептал мужчина, падая на колени. – Я не достоин быть твоим слугой. – Его тщедушное тело дрожало от страха. – Мне нечего сказать в свое оправдание. Я перенял злую силу Солнечного Яда от тех, кто презрел заветы наших отцов. Пощади меня! О, как же мне стыдно!
Он выронил факел и показал Кавинанту левую ладонь. Коснувшись пола, смолистая ветвь угасла и превратилась в пепел.
Ладонь старика рассекали два длинных пореза, из которых сочилась кровь. При виде их Кавинант отшатнулся, как от пощечины. Где-то в отдалении загрохотали раскаты грома. Сквозняк разметал по полу пепел, оставшийся от факела. Так вот какая сила поддерживала огонь! Сила человеческой крови!
Мысли Кавинанта завертелись кувырком. Ему внезапно вспомнилась Джоан, которая царапала его руку и облизывала окровавленные пальцы. Почувствовав головокружение, он пошатнулся, тяжело опустился на пол и сел у каменной стены. Шум дождя отдавался эхом в его ушах. Так, значит, кровь? Так, значит, кровь!
Линден осмотрела руку мужчины. Повернув ладонь к свету очага, она заставила его растопырить пальцы и стиснула тонкое запястье старика. Кровотечение замедлилось.
– Рана чистая, – спокойно и уверенно сказала она. – Инфекции не будет. Держите руку так. Я сейчас ее перевяжу.
Инфекции не будет. Кавинант устало покачал головой. Его мысли плелись друг за другом, как слепые калеки.
– Откуда вы это знаете?
– Что именно? – спросила она, продолжая осматривать рану.
Кавинант постарался выразиться точнее:
– Откуда вам известно, что инфекции не будет?
– Ну, это же так просто… – Его вопрос подействовал, как бомба с часовым механизмом. – Здесь нет никакого покраснения. И я могу… О Боже! Я вижу боль! – С каждым мгновением она удивлялась все больше и больше. – Боль чистая. В ней нет разложения. Но в это невозможно поверить… А разве вы ничего не видите, Кавинант?
Он вновь покачал головой. Линден подтверждала его догадку. Ее чувства уже настроились на Страну.
Он проклял свое онемевшее тело. Его восприятие оставалось поверхностным и полуслепым. Но почему? Кавинант огорченно закрыл глаза. В висках и сердце запульсировала старая обида прокаженного. Он уже успел забыть, какие страдания может причинять потеря чувствительности.
Линден что-то искала на столе и полках. Он слышал ее торопливые шаги. Вернувшись к старику, она разорвала на полосы найденный кусок ткани.
Ты не обманешь надежд… Кавинант вдруг понял, что он смирился со своей потерей. Это мысль осыпала солью кровавые раны его сердца.
Огонь, дым и кровь – знаки Зла и Лорда Фоула! Прошептав проклятие, Кавинант открыл глаза. Есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.
Старик со стоном упал на колени и распростерся в низком поклоне. Его мокрые седые волосы коснулись пола. Дрожащие пальцы благоговейно поглаживали ботинки Кавинанта.
– Юр-Лорд! – шептал мужчина. – Ты пришел! Страна будет спасена! Теперь я это знаю!
При виде такого уважения Кавинанту стало стыдно за свою минутную слабость. Он не мог жалеть себя и находиться в подавленном состоянии, когда кто-то просил его о помощи. Но ему не хотелось разыгрывать роль бесстрашного спасителя. Он уже знал, к чему это приводит.
Кавинант схватил старика за руки и заставил его подняться. Глаза мужчины испуганно округлились. В их влажных зрачках отразился страх и огонь очага. Успокаивая его, Кавинант перешел на мягкий шепот:
– Назови мне свое имя.
– Я Нассис, сын Джюса и внук Прассана, – дрожащим голосом ответил старик. – Прямой потомок Вольного Ученика.
Кавинант содрогнулся. Насколько он знал. Вольные Ученики не связывали себя узами родства и брака. Они жили в уединенных местах и занимались духовной практикой. Как-то раз один из них спас ему жизнь.., а затем трагически умер. Другой разъяснял Кавинанту вещий сон.
– Каким же знанием обладал твой славный предок? – спросил он, пытаясь скрыть свое удивление.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:55 | Сообщение # 7
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
– О, юр-Лорд! Он видел твое возвращение. Именно поэтому мой предок пришел сюда и поселился в долине под Смотровой Площадкой Кевина. Я не могу сказать тебе, откуда взялось такое название. В череде поколений мы утеряли его смысл.
Голос Нассиса выровнялся и приобрел напевную плавность, словно старик цитировал текст, который помнил многие годы.
– Мой предок построил здесь храм как место встречи, где ты мог бы отдохнуть и исцелиться от ран. Люди тех времен знали, что ты приходишь из мира великих битв – из мира, который жесток к своим героям. В пророческих видениях мой предок созерцал огромные бедствия, которые навлек на нас Солнечный Яд, но для него они были тогда безымянными, как образы кошмаров. Тем не менее он предвидел, что юр-Лорд Иллендер, Хранитель Жизни, вернется в Страну и избавит ее от погибели. С тех пор от сына к сыну наш род передает слова пророчества и разделяет веру…
Старик закрыл лицо руками.
– О, как же мне стыдно! – прошептал он через несколько мгновений. – Храм и вера, древнее знание и Страна… Все это теперь в руинах.
Внезапно его голос окреп, и в нем появились нотки восторженного ликования:
– Глупцы молили о милости, и они достойны той кары, что постигла их. Но отныне кончилось время Зла! К нам вернулся Неверящий! Так пусть же вопят о пощаде Верные!
Пусть солнце дрожит на своем пути! Им больше ничто не поможет! Горе вам, алчные и злые! Пусть земля провалится под вашими ногами…
– Нассис!
Окрик Кавинанта заставил старика замолчать. Линден внимательно следила за мужчинами. В ее глазах читались тысячи вопросов, но Кавинант пока не планировал объяснять ей суть разговора.
– Нассис, – спросил он старика, – что такое Солнечный Яд?
– Солнечный Яд? – От изумления у Нассиса перехватило дыхание. – Ты спрашиваешь об этом меня? Неужели ты сам не знаешь… – Его пальцы судорожно вцепились в седую бороду. – Зачем же ты тогда пришел?
Кавинант продолжал настаивать:
– Просто скажи мне, что это такое.
– Это… Но почему ты спрашиваешь меня? Впрочем, ладно. Тебе виднее.
Нассис нахмурился, замолчал, а потом вдруг закричал с внезапной страстью:
– Лучше спроси меня, что им не является! Это солнце и дождь! Это кровь и опустошение! Страх детей и взрослых! Крик и плач деревьев! Он везде и всюду.., даже в огне моего факела, юр-Лорд!
Старик сгорбился от стыда и унижения. Страдание сжало его лицо в морщинистый кулак. Он вновь попытался упасть на колени.
– Нассис!
Кавинант поддержал его за локоть и подождал несколько секунд, чтобы тот успокоился.
– Мы здесь не для того, чтобы оскорблять и унижать тебя. Разве ты этого еще не понял?
В его уме промелькнула новая идея. Вспомнив о ране Линден и собственных синяках, он задумчиво произнес:
– Твоя ладонь кровоточит. Мы тоже страдаем от ран. Я… – Он хотел сказал, что больше не чувствует сути вещей, но эти слова застряли в его горле. – Я давно уже не был в Стране, и нам не обойтись без твоей помощи. Нет ли у тебя исцеляющей глины?
Брови Линден удивленно поднялись.
– Исцеляющей глины? – спросил его Нассис. – Что это такое?
На лице Кавинанта промелькнула досада. “Неужели он не знает такой простой вещи? – В его сердце рождался гневный крик:
– Это Земная Сила! Это жизнь!"
– Исцеляющая глина имеет целебные свойства, – ответил он вслух, сердито взглянув на хилые плечи Нассиса. – Тебе бы она не помешала.
– Прости меня, юр-Лорд, но я не знаю…
– Ее брали где-то здесь – в этой долине!
Он вспомнил Лену и ее испачканные глиной руки.
Нассис обрел наконец чувство собственного достоинства:
– Я старик, но никогда не слышал о такой глине.
– Проклятие! – воскликнул Кавинант. – Может быть, ты скажешь, что никогда не слышал и о Земной Силе? Старик опустил голову и тихо спросил:
– О какой Земной Силе ты говоришь?
Руки Кавинанта вцепились в плечи Нассиса. На какой-то миг он потерял контроль над собой, и его ярость вырвалась наружу. Однако Линден, стоявшая рядом, толкнула его в бок:
– Кавинант! Он же говорит правду! Он обжег ее взглядом, как хлыстом. Губы Линден поджались, но она не дрогнула:
– Старик не знает, о чем ты говоришь.
Она ненароком обратилась к нему на “ты”. Ее непосредственность заставила Кавинанта замолчать. Он верил ей. Линден чувствовала правду с такой же непогрешимостью, с какой видела боль Нассиса или патологию странной бури.
"Значит, исцеляющей глины больше нет?” Его сердце обливалось кровью. “О ней забыли – либо случайно, либо преднамеренно. Какой парадокс! Попав в беду, люди Страны отвергли исцеляющую глину! Отбросив Земную Силу, они приняли взамен Солнечный Яд!” То, что открыл ему Нассис, оказалось тяжелым откровением. Он снова опустился на пол, словно немощный инвалид.
Линден нагнулась и заглянула ему в глаза. Она тоже нуждалась в ответах. Но он ничем не мог ей помочь. Через пару минут она подошла к Нассису и спокойно спросила:
– У вас есть какая-нибудь еда?
– Еда? – смущенно переспросил он, словно вспомнив о невыполненном долге гостеприимства. – Да, есть. Но она недостойна юр-Лорда.
– Мы хотим есть.
Ее тон не терпел возражений. Нассис кивнул и, подойдя к противоположной стене, начал снимать с полок тарелки и глиняные горшки. Вернувшись к Кавинанту, Линден опустилась рядом с ним на колени.
– Что случилось? – настойчиво спросила она. На его лице появилось отчаяние.
– Что-то не так?
Он не хотел отвечать на ее вопрос. Болезнь осудила его на пожизненную изоляцию, и Кавинант провел в одиночестве десять лет своей жизни. Желание Линден понять его боль лишь обостряло страдания души. Он не собирался выставлять перед ней свои незаживающие раны. Но эти мягкие глаза и строгий рот по-прежнему просили ответа. Она рисковала здесь не меньше его и заслуживала полноправного партнерства. Собрав свою волю в кулак, Кавинант прошептал сквозь зубы:
– Мы поговорим об этом позже. Ладно? Мне нужно время, чтобы все обдумать.
Ее челюсти сжались; темнота заклубилась в карих глазах. Кавинант отвернулся, чтобы не наговорить ей лишнего до того, как он восстановит свою рассудительность.
Нассис расставил на столе чаши с сушеным мясом, фруктами и пресным хлебом. На его лице застыла смущенная улыбка, как будто он заранее знал, что пища, предложенная им будет отвергнута. Линден поблагодарила его и села за стол, но Нассис расслабился только после одобрительного кивка Кавинанта. Старик вынес несколько горшков за дверь, чтобы собрать для питья дождевую воду.
Кавинант рассеянно смотрел на еду, словно у него не было причин отвлекаться на такие пустяки. Однако он знал, что это не так. На самом деле он тонул в этих причинах. Они не поддавались определению, и их неуловимость лишала его мужества. Неужели он действительно отдал свою душу Презирающему?
Став прокаженным, Кавинант породнился с беспомощностью. Много лет он обучался ее секретам. Проказа неизлечима. Чтобы жить с этой мыслью, больным приходится превращать свои непосредственные нужды в спасительные якоря рассудка. Они игнорируют абстрактную безмерность своего горя и, вместо того чтобы жаловаться на судьбу, стараются жить заботами настоящего времени.
Не имея другого ответа, Кавинант вцепился в эту прагматическую мудрость. Он заставил себя разжевать и проглотить кусочек фрукта, а затем ему на помощь пришли привычка и голод. Возможно, такое решение и не было достаточно хорошим, но он остановился на нем – вернее, зацепился за него, соскальзывая в бездну отчаяния.
Нассис смиренно стоял у стола, украдкой посматривая на своих гостей. Когда они покончили с едой, он нетерпеливо сказал:
– Юр-Лорд, я твой слуга. Мой отец Джюс, дед Прассан и все потомки Вольного Ученика мечтали служить тебе, способствуя спасению Страны. – Его голос дрожал, но он не обращал на это внимания. – Мы ждали тебя слишком долго. Солнечный Яд распространился повсюду и окреп. Как же ты собираешься бороться с ним?
Кавинант тяжело вздохнул. Он не был готов к таким вопросам. Тем не менее после еды его настроение улучшилось, а Нассис и Линден заслужили право на ответ.
– Мы отправимся в Ревелстоун… Он произнес это название медленно и с внутренним трепетом. Кавинант боялся, что Нассис снова не поймет того, о чем он говорил. Если в Стране не осталось Лордов, то, возможно, не существовало и их Замка. Или кто-то поменял названия мест и имена. Времени прошло достаточно. В Стране могло случиться все, что угодно.
Однако Нассис тут же воскликнул:
– Ты прав! Обрушим месть на злобных Верных! О-о! Я представляю, как это будет здорово!
"Он снова говорит о каких-то Верных”, – подумал Кавинант.
Посчитав вопрос о них преждевременным, он решил опробовать еще одно знакомое название:
– Но сначала мы должны спуститься в подкаменье Ми-филь…
– Нет! Туда вам нельзя! – перебил Кавинанта старик. Его горячность выражала нечто большее, чем тревогу. – Не ходите в деревню. Люди стали злыми.., очень злыми. Они поклоняются Солнечному Яду. Они говорят, что ненавидят Верных. Но на самом деле это не так. Их поля залиты кровью!
Снова кровь. Снова Солнечный Яд и Верные. Как много нового предстояло узнать Кавинанту. Судя по ответам старика, большинство названий в Стране сохранилось до настоящего времени. У него появилась слабая надежда, связанная с поисками Земной Силы. Без нее он не мог сразиться с Лордом Фоулом. Без нее он не видел смысла в дальнейшей борьбе со Злом.
Огорченный взгляд Нассиса и гнетущее молчание Линден требовали какого-то решения. Покачав головой, Кавинант отбросил прочь навязчивую безысходность. За десять лет болезни он научился побеждать отчаяние и страх. Он знал, как выходить из-под их власти.
– У нас нет другого пути, – сказал Кавинант. – Чтобы попасть в Страну, мы должны пройти через подкаменье Мифиль.
– Это верно, – со стоном ответил старик. – Ты прав. Но заклинаю тебя, не ходи туда! Люди стали очень злыми! – Его лицо исказилось в гримасе отвращения. – Они слушают слова Верных и верят этой мерзости! Они насмехаются над старыми поверьями, считая предания о тебе безумной болтовней какого-то старого гравелинга. Не ходи туда!
– Но как же я тогда попаду в Ревелстоун? – нахмурив брови, спросил Кавинант.
"Что с ними произошло? Я должен найти там помощь и друзей”.
Внезапно старик направился к выходу.
– Я сам пойду в деревню – к моему сыну. Сандер такой же злой, как и все остальные. Но он мой сын! Когда он навещает меня, мы часто беседуем о прошлом, и я рассказываю ему об истинном призвании мужчин нашего славного рода. У него еще осталась частичка души. Он проведет нас через подкаменье и поможет добраться до Ревелстоуна.
– Подожди! Мы пойдем с тобой! Кавинант вскочил на ноги, и Линден присоединилась к нему.
– Нет! Я должен идти один! – настойчиво ответил Нассис.
– Тогда хотя бы пережди этот ливень. Зачем так торопиться?
Кавинанту не хотелось отпускать старика. Тот выглядел слишком дряхлым, чтобы выдержать еще одно путешествие под дождем. Однако Нассис был другого мнения.
– Буря продлится до середины ночи, – возразил он Кавинанту. – Так что мне лучше поспешить!
– По крайней мере, возьми факел! Нассис вздрогнул, как от удара плетью.
– О, не смущай меня, юр-Лорд! Я знаю дорогу. Позволь мне искупить свои сомнения.
Он выбежал в дождь.
Линден хотела догнать старика, но Кавинант схватил ее за руку. Краткая вспышка молнии озарила долину. В ее отблеске они увидели темную фигуру Нассиса, который, спотыкаясь, спешил к ручью. Через миг он исчез во мгле, словно раздавленный молотом грома.
– Пусть идет, – со вздохом сказал Кавинант. – Если мы погонимся за ним, то, скорее всего, сорвемся где-нибудь со скалы и переломаем кости.
Он не отпускал ее до тех пор, пока она не кивнула. Потом они оба вернулись к очагу. Кавинант прижался спиной к теплой стене дымохода. Линден села напротив. Влажные локоны липли к ее лицу, подчеркивая складки над переносицей и в уголках рта.
Кавинант ожидал от нее гневных слов или какого-то негодования по поводу той ситуации, в которой они оказались. Но когда она заговорила, ее голос был тихим и спокойным:
– Все не так, как ты думал, верно?
– Да, не так. – Он прилагал неимоверные усилия, однако не мог подняться над своим унынием. – В Стране произошло что-то ужасное.
К счастью, Линден не относилась к числу слабонервных.
– Но что именно? Ты говорил, что был здесь десять лет назад. За такой короткий срок не могло случиться ничего серьезного.
Вопрос Линден напомнил ему о пророчестве Фоула. Он решил, что сейчас не время рассказывать о нем. Ей и так хватало тревог и таинственных предостережений.
– Я имел в виду десять лет по меркам нашего мира. Ради ее спокойствия он не стал упоминать о “реальном измерении”.
– Время здесь идет гораздо быстрее. Как во многих снах. Я… – Почувствовав неловкость, он заставил себя посмотреть ей в глаза. – На самом деле мне доводилось бывать в Стране трижды. В нашем мире я терял сознание лишь на несколько часов, но здесь проходили целые месяцы. Если перевести десять лет моей жизни на время Страны… О черт!
Лорд Фоул упоминал о двадцати веках забвения. И потом такой же срок он готовил свою страшную месть.
– Если пропорция осталась той же, можно говорить о трех или четырех тысячелетиях.
Она приняла этот факт как еще один вызов, брошенный ее рассудительности.
– А почему ты расстроился из-за исцеляющей глины? Что в ней такого особенного, Кавинант?
– Ему хотелось закрыть лицо руками, чтобы утаить от Линден свою боль. Он чувствовал себя едва ли не голым под мощным радаром ее обостренных чувств.
– Исцеляющая глина лечила любые раны и болезни. Попадая в Страну, он дважды избавлялся от своей проказы. Но тема исцелений пугала его. Если бы он начал рассказывать ей о глине, ему пришлось бы объяснить, почему это средство не излечило его до конца. Потом разговор перешел бы на автономность Страны и на отсутствие связей между двумя мирами. Зажившая рана на его груди ничего не означала. Он знал, что, когда они вернутся в свое измерение, их телесное состояние останется прежним. Он снова будет умирать от ножевой раны. А она, в худшем случае, даже не успеет перевязать его грудь.
Кавинант решил придержать эти сведения до лучших времен. Еще одно потрясение могло выбить Линден из колеи. Но ему не удалось сдержать свое раздражение. Указав на очаг, он сердито сказал:
– Да что там глина! Смотри! Вот дым, зола и пепел! Люди Страны, которых я знал, никогда не использовали огонь, который разрушал древесину. Они обходились без очагов. Им было известно, что деревья, камни и вода несут в себе Земную Силу – силу жизни! Каждый из них мог развести огонь или сделать парусную лодку. Но они использовали для этого Земную Силу в дереве, а не древесину. Среди них имелись великие мастера, способные творить чудеса. И Земная Сила являлась сутью их знания.
Перед его глазами замелькали лица Лордов, гравелингасов и хайербрендов.
– Она была так важна для этих людей, что ради нее они не жалели своих жизней. Они служили Силе, а не использовали ее. И в ответ она дарила им знание. Она обостряла их чувства и лечила раны. Люди, которых я знал, боготворили Земную Силу. Огонь, подобный этому, поверг бы их в ужас.
Ему не хватало слов. Он не мог передать своей тоски о прежней Стране, где осина и гранит, вода и почва – любой элемент природы – находились в апогее своего могущества и красоты. Одухотворенный мир, в котором земля и люди любили и уважали друга друга.
Линден смотрела на него как на безумца, лепечущего бред. Проглотив обиженное ворчание, он скомкал свой рассказ, словно клок бумаги:
– Я вижу, что люди потеряли Земную Силу. Она забыта или мертва. Теперь у них есть Солнечный Яд. Если я правильно понял, именно он заставлял гореть факел Нассиса под проливным дождем. Чтобы пробудить огонь, старику пришлось порезать себе ладонь, но дерево все равно погибло. Он сказал, что этот ливень тоже вызван Солнечным Ядом.
Кавинант непроизвольно поежился. Огонь очага отражался в лужах за входным проемом, превращая их в злые глаза беспощадной бури.
Линден смотрела на него с немым укором.
– Я ничего не понимаю, – запинаясь, прошептала она. – Твои слова не имеют для меня никакого смысла. Он снова увидел страх в ее глазах.
– Вся эта магия, сила… Я не могу поверить… Она быстро осмотрела комнату и судорожно запустила пальцы в волосы, как будто хотела вытащить из себя переполнявшую ее истерию.
– Наверное, я схожу с ума.
– Мне знакомо твое отчаяние, – попытался успокоить ее Кавинант.
Когда он впервые попал в Страну, безумие довело его до дикости. Именно тогда Кавинант и совершил худший поступок в своей жизни. Он хотел придвинуться к Линден, защитить ее от грохота бури и мрачных предчувствий, но онемевшее тело не подчинялось ему.
– Не сдавайся, – настаивал он. – Задавай вопросы. Пытайся хоть что-нибудь понять. Я расскажу тебе все, что знаю.
На миг ее взгляд метнулся к нему, как руки брошенного ребенка. Но ладони тут же сжались в кулаки. На лице появилось выражение непримиримой гордости. Жестким усилием воли она восстановила контроль над собой.
– Вопросы? – прошептала Линден сквозь зубы. – Да. Их у меня достаточно.
Она говорила так, словно обвиняла его в своих страданиях. И он принял на себя эту вину. Да, ему следовало догадаться, что она пойдет за ним в лес. Однако в ту пору у него не хватило бы мужества на такую догадку.
– Итак, ты бывал уже здесь раньше, – сказала она. – Но почему к тебе относятся с таким уважением и называют юр-Лордом? Какие подвиги ты совершил? Зачем Лорду Фоулу понадобились твои услуги?
Кавинант облегченно вздохнул – ему нравилась решительность Линден. От внезапной слабости у него вдруг помутилось в глазах, но он не придал этому большого значения.
– Люди считали меня возродившимся героем – Береком Полуруким…
Воспоминания принесли с собой печаль и вину за прежние проступки. Он принял их безропотно и смиренно.
– Берек жил за тысячи лет до того, как я здесь появился. Согласно легендам, он открыл людям Земную Силу и сделал Посох Закона, чтобы ею управлять. Его считали основоположником великого знания о Силе. И он стал прародителем Лордов, учредив Совет, который управлял Страной и защищал ее от Фоула Презирающего.
«Совет! – простонал он про себя, вспоминая Морэма, Протхолла и Елену. – О боль души! Ад и кровь!»
С дрожью в голосе Кавинант продолжал свой рассказ:
– Когда я появился здесь, меня приняли за возрожденного Берека. Во время войны с Лордом Фоулом он потерял два последних пальца на правой руке.
Линден на миг приподняла брови, но не стала перебивать его.
– Я вошел в Совет и обрел титул юр-Лорда. Остальные прозвища пришли ко мне позже – в основном, после моей победы над Презирающим. Однако Неверящим я назвался сам. Мне долгое время казалось, что я не живу здесь, а вижу сон. И я не знал, что с этим делать. – Горько покачав головой, он со злостью добавил:
– Мне не хотелось ввязываться ни в какие дела. Я был тогда озабочен только собой и своей болезнью. Это обычная проблема прокаженного человека. Но теперь я знаю, что ошибался…
Кавинант надеялся, что она поймет его сбивчивое объяснение и что ему не придется рассказывать ей о своих преступлениях.
– Да, я был не прав. Когда появляются желания и цель, понятия реального и нереального уже не имеют значения. Человеку надо заботиться о ком-то, иначе он превращается в самовлюбленное животное.
Он замолчал, встретив взгляд ее проницательных глаз. Она кивнула, одобряя его убежденность.
– Дело кончилось тем, что я начал заботиться о Стране.
– Земная Сила обострила твои чувства?
– Да, я обрел этот дар.
Боль невосполнимой потери ужалила его в сердце. Усталость и напряжение ломали все оборонительные рубежи.
– Страна неописуемо прекрасна. Любовь и забота людей превращали ее в сказочный мир. А прокаженные, – язвительно подытожил он, – очень восприимчивы к любви и красоте.
Линден слушала его как врач, которому встретилась редкая болезнь. Когда он замолчал, она осторожно спросила:
– Ты назвался старику Неверящим и Обладателем белого золота. О каком золоте идет речь?
Кавинант невольно содрогнулся. Чтобы скрыть свои чувства, он пригнулся к очагу и поправил горевшие поленья. Вопрос Линден задел его за живое. Но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы касаться сейчас этой темы. В то же время ему не хотелось огорчать ее уклончивым ответом.
– Это мое обручальное кольцо, – мрачно прошептал Кавинант. – Несмотря на то что Джоан развелась со мной, я продолжал его носить. В ту пору мне казалось, что болезнь лишала меня всех радостей жизни. Кольцо оставалось последней связью с женой, ребенком и людьми. В этом мире оно вдруг превратилось в талисман – вместилище силы, которую называли дикой магией или “магией, разрушавшей мир”. Я и сам не знаю, почему так получилось.
Он обругал себя мысленно за недостаток храбрости. Линден придвинулась к нему, продолжая наблюдать за его лицом.
– Ты думаешь, я не выдержу всей правды? – спросила она.
Он вздрогнул. Как она догадалась?
– Ты выдержишь. Но я знаю, как это тяжело. Во всяком случае, мне не хотелось бы подвергать тебя новым потрясениям.
За каменной стеной дождь с неистовой злобой заливал долину; гром и молнии дрались друг с другом среди гор. Но внутри хижины было тепло, и воздух, с легким привкусом дыма, действовал как снотворное. Кавинант устало закрыл глаза, позволив себе ненадолго укрыться от колючих взглядов Линден. Он так долго не отдыхал. Столько дней без сна и покоя…
Однако Линден не хотела прерывать разговор. Ее голос напоминал настоятельное прикосновение.
– Этот Нассис… Он – сумасшедший.
– Почему ты так решила? – сквозь дрему спросил Кавинант.
Линден молчала, пока он не открыл глаза и не посмотрел на нее. Словно оправдываясь, она сказала:
– Я чувствую потерю равновесия в его душе. Неужели ты ничего не заметил? Безумие Нассиса написано на его лице; оно во всем – в движениях, в голосе. Я поняла это еще там, в ущелье, когда старик спускался к нам по склону горы.
Он с раздражением отбросил свою усталость.
– Ты хочешь сказать, что мы не должны ему доверять? Что он выживший из ума старик, которому нельзя верить?
– Возможно. – Линден перевела взгляд на свои руки, которыми она обнимала колени. – Я не знаю, стоит ли ему доверять. Но он сошел с ума от долгого одиночества. Хотя, конечно, Нассис верит в то, о чем говорит.
– Тогда он тут не единственный сумасшедший, – пробормотал Кавинант.
Он отодвинулся, предлагая Линден место у теплой стены. Ему хотелось спать, и в тисках усталости его не волновало безумие старика. Но Линден ожидала ответа. Поискав в уме слова, он сонно ответил:
– Я не могу чувствовать того, что чувствуешь ты. Когда усталость перелилась через край, он смутно осознал, что Линден встала и принялась шагать по комнате рядом с его распростертым телом.

***

Он проснулся от тишины. Шум дождя сменился тихой капелью. Какое-то время Кавинант неподвижно лежал на полу, радуясь окончанию неистовой бури. Отдых принес ему хорошее настроение. Он чувствовал себя бодрым и сильным.
Приподняв голову, Кавинант взглянул на Линден. Она стояла в дверном проеме, осматривая долину и ночное небо. Ее плечи подрагивали от напряжения. Пальцы рук беспокойно мяли подол рубашки. Почувствовав взгляд Кавинанта, она повернулась к нему. Комнату ярко освещал огонь очага. Очевидно, Линден подбросила в него несколько поленьев. Он видел, как в уголках ее глаз скопились морщинки, словно она по-прежнему приглядывалась к тому, что вызывало тревогу.
– Дождь перестал в полночь. – Она кивнула на дверной проем:
– Старик знал, о чем говорил.
Кавинанту не понравилась нервозность Линден. Стараясь казаться безучастным, он спросил ее:
– Так что ты решила делать?
– Жить по своим старым правилам, – пожав плечами, ответила она. – Смотреть судьбе в глаза. Идти вперед. Пытаться выяснить, что происходит. – Линден порывисто вздохнула. – Это, пожалуй, единственный способ оставаться на плаву, несмотря на груз прошлых бед.
Он не совсем понимал, о чем она говорила.
– Ты ничего о себе не рассказываешь, – произнес Кавинант. – Мне трудно улавливать ход твоих мыслей.
Ее лицо стало напряженным и строгим. Прохладный тон отсек эту тему, словно нож.
– Нассис еще не вернулся.
Его удивила странная реакция Линден. Неужели в ее жизни тоже были события, которые требовалось скрывать? От кого она защищала свои секреты – от себя или от него? Внезапно смысл ее слов дошел до его сознания.
– Он не приходил?
За это время старик мог дважды сходить в деревню и вернуться.
– Во всяком случае, я его больше не видела.
– Проклятие! – В горле у Кавинанта пересохло от страха. – Что же, черт возьми, с ним могло произойти?
– Откуда мне знать? – Злость Линден свидетельствовала о том, как сильно истрепались ее нервы. – Не забывай, я здесь впервые!
Ему хотелось огрызнуться, но он сдержал язвительный ответ.
– Прости, если я чем-нибудь тебя обидел. Она резко отвернулась.
– Возможно, Нассис упал со скалы. Или жители подкаменья оказались еще более опасными, чем он предполагал. Кто знает, может быть, у него вообще нет никакого сына.
Он видел, как Линден расслабилась, проглотив свое раздражение.
– Что будем делать? – спросила она.
– А разве у нас есть выбор? Так или иначе мы должны спуститься на равнину.
Он заставил себя пересмотреть свое отношение к старику.
– Нет, я не могу представить Нассиса в роли предателя. Такие люди, как он, помогали мне даже тогда, когда я не заслуживал их дружбы.
– С тех пор прошло три тысячи лет, – возразила она. Кавинант печально промолчал. Он причинил людям Страны так много зла, что если они теперь и помнили о нем, то только как о гнусном злодее. Содрогаясь от внезапного отвращения, Кавинант решил рассказать о своем преступлении, совершенном в подкаменье Мифиль, – историю о Лене, несчастной дочери Этиаран. Впервые за десять лет он встретил женщину, которая не боялась его болезни. И Линден должна была понять, с каким негодяем она имеет дело.
Кавинант открыл рот и испугался. Слова вертелись в уме, но язык отказывался их произносить. Не в силах вынести взгляда ее проницательных глаз, он выбежал из каменного жилища.
Ночь казалась хрустальным склепом. Облака разбегались по сторонам, и с горных вершин струился прохладный воздух. Звезды мерцали в бездонной Вселенной, как крошечные осколки разбитой надежды. В их призрачном свете, ниже раболепных спин двух холмов, виднелся поток, пересекавший небольшую долину. Кавинант направился к нему, внезапно вспомнив то место, откуда начиналась тропа в подкаменье. Заметив отсутствие Линден, он недоуменно остановился.
– Кавинант!
Ее крик вонзился в ночь и отразился эхом от горных склонов. Он бросился обратно, не разбирая пути в неистовом беге.
Рядом с хижиной старика чернели развалины древнего храма. Линден сидела на куче обломков и ощупывала какой-то темный предмет, лежащий среди камней. Взбежав к ней, Кавинант склонился над телом.
– О кровь ада! – прошептал он. – Нассис! Старик лежал на животе, раскинув руки, словно обнимал руины. Из его спины торчала рукоятка ножа.
– Не прикасайся к нему, – прошептала Линден. – От него еще веет жаром. – Ее голос дрожал от ужаса.
Еще веет жаром? Кавинант отбросил прочь свое отчаяние.
– Возьми старика за ноги. Мы отнесем его в хижину и осмотрим рану.
Линден не шевелилась. При свете звезд она выглядела маленькой и напуганной девочкой.
Он закричал, чтобы вывести ее из оцепенения:
– Я предупреждал тебя, что здесь будет опасно! Ты думала, я шутки с тобой шучу? Бери его за ноги! Живо! Ее печальный голос казался шепотом ночи:
– Он мертв. Мы ничем ему уже не поможем. Горечь ее слов умерила гнев Кавинанта. Он вдруг испугался, что рассудок Линден не выдержит такого ужаса. Он боялся ее потерять. Но она встала и нагнулась к ногам Нассиса. Волосы закрыли ее лицо. Он поднял старика за плечи, и они отнесли окоченевшее тело в дом.
Кавинант осмотрел рану Нассиса. Крови не было; очевидно, ее смыл ливень. Судя по всему, труп пролежал под дождем довольно долго. Линден не сводила взгляда с ножа. Черное железо притягивало ее, как магнит.
– Он умирал около часа, – хрипло сказала она. – Удар парализовал его мышцы, и Нассис истек кровью буквально у нас под боком.
Кавинант заметил жилку, которая пульсировала на ее виске.
– Это истинное Зло.
От того, как она произнесла последнюю фразу, у него по спине пробежал холодок. Кавинант знал, о чем говорила Линден. Когда-то он тоже мог чувствовать такие вещи. Она уловила ту жуткую безжалостность, с какой рука убийцы сжимала нож. Она ощутила злобу, вдохновившую человека на этот удар. А от железа по-прежнему веяло жаром… Он с трудом подавил стон отчаяния. Убийца Нассиса обладал огромной и зверской силой. Силой Зла и разрушительной магии!
Он попытался найти какое-то объяснение:
– Этот человек, очевидно, знал, что мы находились в доме. Иначе для чего оставил старика на куче камней перед входом? Ему хотелось, чтобы мы обнаружили тело, – причем не сразу, а после того как он уйдет. – Кавинант прикрыл глаза, стараясь остановить круговорот мыслей. – Нассиса убили из-за нас.., чтобы не позволить ему встретиться с сыном. Он многое мог бы рассказать нам о Стране, и поэтому его лишили жизни. Черт возьми! Я чувствую здесь зловоние Фоула!
Линден не слушала его. Она размышляла о чем-то своем. Страх превратил ее голос в шелест сухой листвы:
– Это не по-людски… Люди так не поступают. Не обращая внимания на странность ее слов, Кавинант продолжал излагать свое мнение. В его сердце вновь пробудился гнев на Лорда Фоула.
– Горячий нож мог оставить после себя только очень могущественный убийца! И здесь, конечно же, не обошлось без вмешательства Презирающего! Он приказал убить Нассиса, чтобы мы ничего не узнали. И я подозреваю, что за смертью старика кроется какая-то ловушка!
– Люди так не убивают, – шептала Линден, переводя на него невидящий взор. – Они не убивают друг с друга с таким удовольствием.
– А кто же тогда ударил старика ножом? Он уловил в ее голосе отчаяние и страх. Но смерть Нассиса возмутила его до глубины души, и ему не удалось сдержать свой гнев.
– Ты все время твердишь, что люди здесь ни при чем. Он что, поскользнулся под дождем и сам упал на этот нож? Или, может быть, ты думаешь, что клинок свалился с неба?
Линден пропустила его сарказм мимо ушей. Ее потрясение было выше любых обид. Она заметила иронию в словах Кавинанта, но это ни на миг не поколебало ее уверенности.
– Люди убивают друг друга из-за голода и страстей или потому, что боятся. Они убивают, защищая свою жизнь или если кто-то принуждает их к этому. – Ее голос стал пронзительным, вот-вот сорвется на крик. – Но убийство никому не приносит удовольствия!
– Ты ошибаешься, Линден.
Он уже усвоил, что его спутница лучше всего справляется с потрясениями в минуты ярости и гнева. Вид ее страданий побудил Кавинанта попробовать возразить ей.
– Люди любят убивать, потому что сила нравится всем и каждому. Многие из нас контролируют эту страсть только из-за страха наказания. Обманывая себя, мы говорим, что насилие не приносит нам никакого удовольствия. Но это лишь ложь в утешение. Мы оба знаем, что убийство старика ничем не отличается от тысяч других преступлений. Просто оно до боли очевидно, вот и все.
Дрожь отвращения пробежала по ее лицу. Казалось, что его слова причинили ей еще больший вред. Какой-то миг Кавинант боялся за ее рассудок. Но через несколько секунд она взяла свои чувства под жесткий контроль.
– Я хочу… – Усилие воли затуманило ее глаза. Голос дрогнул, и она сделала паузу, справляясь с волнением. – Я хочу встретить этого убийцу. Я хочу посмотреть этому ублюдку в глаза. Тогда мне все станет ясно.
Кавинант кивнул, перетирая зубами собственную злость. Он тоже желал найти убийцу Нассиса.
– Я думаю, тебе еще представится такая возможность. Но сейчас нам лучше спуститься в подкаменье Мифиль. К сожалению, у нас больше нет проводника, и мы не узнали о том, что случилось в Стране за время моего отсутствия. Однако нам все равно не удастся предусмотреть всех хитростей Фоула. Он долго готовился к нашей встрече. Возможно, убийца не напал на нас здесь только потому, что ему приказано встретиться с нами по пути в деревню.
Какое-то время Линден молчала, собираясь с силами. Затем решительно направилась к двери.
– В дорогу, Кавинант!
Он не колебался. Смерть Нассиса взывала к мщению. Рука об руку они шагнули в ночь.
Несмотря на твердую решимость, Кавинант не торопился. Он не желал бросаться напролом в темноту, чтобы затем проклинать себя за свою опрометчивость. Скудный свет звезд едва освещал окрестности и скользкую от грязи землю. Путь в подкаменье таил немало опасностей.
Дойдя до ручья, он и Линден спустились по нему в небольшую расщелину и начали пробираться между высокими отвесными скалами. Через некоторое время они протиснулись в трещину, которая вела наверх под прямым углом к расщелине.
Этот отрезок пути, когда над головой виднелась лишь узкая полоска неба, оказался, пожалуй, самым трудным. Чуть позже трещина расширилась и начала резко спускаться. Внезапно скалы разбежались в стороны. Сделав дюжину шагов, путники вышли на крутой обрыв с восточного края Мифильской низины.
Долина, лежащая перед ними, расширялась к северу и сливалась вдалеке с бескрайней равниной. От гор и до горизонта ее рассекала черная линия, которая выглядела как река. Рядом с ней, на правой стороне, сияла гроздь огней.
– Подкаменье Мифиль, – прошептал Кавинант.
Головокружение заставило его отойти от обрыва. Они свернули налево и пошли по едва заметной тропе. Кавинант невольно вспомнил о Лене.
Линден Эвери еще не знала о его преступлении и о том, кем он был на самом деле. Она ошибалась в своем отношении к нему и Стране. Эту ситуацию требовалось исправить. Он нуждался в ее поддержке и силе. Старый нищий не зря послал их вместе.
Сырость сгустилась в прохладном воздухе, и, чтобы согреться, они перешли на быстрый шаг. Тропа, спускаясь в долину, становилась все более ровной и менее трудной. Когда из-за горных пиков появилась луна, Кавинант отбросил последние предосторожности. Он готовил себя к серьезному разговору и почти не замечал того, что происходило вокруг.
Вскоре тропа изогнулась и, сделав зигзаг, побежала по берегу реки. Время от времени Кавинант поглядывал на Линден, удивляясь ее выдержке и той безрассудной глупости, из-за которой она попала в его компанию и в Страну. Он хотел понять, откуда она берет свои силы, – исходит ли ее строгость от каких-то убеждений или просто от страха. Его удивляло, что Линден не верила в существование материального зла. Все это вело к единственному решению: он должен был рассказать ей о Лене.
Пересилив смущение, Кавинант коснулся ее руки и замедлил шаг. Взглянув на него, она остановилась. В лунном свете Линден казалась гипсовой скульптурой – бледной, холодной и ужасно далекой. Губы Кавинанта задрожали.
– Прежде чем мы двинемся дальше, я должен тебе кое-что рассказать.
Его лицо походило на старый гранит. Боль в груди превратила голос в колючий шепот.
– Когда я впервые попал сюда, мне встретилась девушка, которую звали Леной. Без нее я сошел бы с ума на Смотровой Площадке Кевина и, скорее всего, упал бы в пропасть от страха. Но она помогла мне как другу.
Его душа, уставшая от одиночества, молила прервать это фатальное разоблачение.
– Лена вылечила меня от проказы. А потом.., я изнасиловал ее.
Линден резко вскинула голову. “Ты? Изнасиловал? – беззвучно шептали ее губы. – О Боже!” Кавинант понимал, что в ее глазах он превращался в гнусного мерзавца.
В тот же миг над ними промелькнула темная тень. Крепкая сеть опутала их со всех сторон, и из мрака ночи выбежали какие-то люди. Один из нападавших бросил им в лицо что-то липкое и зловонное, напоминавшее сгнившую дыню.
Едкий запах ударил в ноздри Кавинанта, лишая рассудка и способности дышать. Он и Линден упали друг к другу в объятия и повалились на мокрую землю.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:56 | Сообщение # 8
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Глава 6
Гравепинг

Он проснулся оттого, что мерзкая удушливая пленка на его лице начала стягивать кожу. Кавинант хотел убрать эту дрянь с лица, но его руки оказались связанными за спиной. Какое-то время он беспомощно задыхался от тошнотворного запаха. К счастью, откуда-то потянуло сквозняком, и он с жадностью вдохнул сухой прохладный воздух. В груди закололо. К горлу медленно подступала тошнота. За его спиной послышался тихий шепот Линден:
– Все нормально, Кавинант. Они усыпили нас каким-то анестезирующим веществом. Тошнота и слабость скоро пройдут. Можешь считать, что ты надышался эфира.
Потеревшись лицом о холодный камень, он перекатился на спину и сел. Путы на руках затрудняли каждое движение. Волна головокружительной слабости ударила в голову, но прохладный воздух подкрепил его силы.
– Вот тебе и друзья, – прошептал он в ответ. – А ведь Нассис нас предупреждал.
– Да, он был прав насчет своих сородичей, – эхом отозвалась Линден.
Они находились в небольшой комнате, похожей на клетку. Тяжелый занавес закрывал дверной проем, а напротив входа имелось окно с железной решеткой, через которую проникала мутная серость рассвета.
Линден сидела рядом. Ее руки тоже были связаны за спиной. Однако ей удалось очистить лицо от липкой зловонной массы. Куски белой пленки виднелись на ее плечах и коленях.
Скосив глаза, он осмотрел свой нос и скулы. Засохшая масса отслаивалась от кожи, как короста прокаженного.
Кавинант согнул ноги и оперся спиной о стену. Жесткие веревки врезались в запястья. Закрыв глаза от боли и печальных мыслей, он попытался оценить ситуацию. Итак, их заманили в западню. Нассиса убили только для того, чтобы заставить Кавинанта и Линден спуститься ночью в подкаменье Ми-филь. Кто-то устроил им засаду, и они попали в плен. Однако он не понимал, чего добивался Фоул. Красноватая мгла за закрытыми веками хранила молчание и не давала ответов. Быть может. Презирающий хотел втянуть их в схватку с жителями деревни?
– Зачем тебе это понадобилось? – холодно спросила Линден. – Почему ты рассказал мне о той несчастной девушке?
Кавинант открыл глаза и повернулся к ней. В тусклом свете ее лицо казалось белым овалом. Он мог бы ответить, что сейчас не время говорить о таких вещах, но Линден была права, стараясь выяснить правду.
– Мне хочется честных отношений между нами. – От мрачных воспоминаний у него заболел живот. – Мои прежние поступки могут повлиять на наше нынешнее положение. Лорд Фоул – коварный противник, и я боюсь… – Он запнулся, поймав себя на отговорке. – Ты могла довериться мне, не зная, какой я на самом деле. Мои слова разочаровали тебя, по пусть это случится сейчас, чем позже. Я не хочу создавать иллюзий.
Она молчала. Ее темные глаза не выражали никаких эмоций. Кавинант почувствовал внезапную злость. Из уст его полились печальные признания:
– Узнав о проказе, Джоан покинула меня. Я прожил без женщины целый год, постепенно превращаясь в импотента. Попав сюда, я не мог понять, что со мной происходит. Страна излечила меня. Она вернула мне забытые чувства, и когда Лена… – Угрызения совести разъедали его сердце, как кислота. – Я до сих пор вижу кошмары об этом. Ее прекрасное тело притягивало меня, как магнит. Той первой ночью… Желание превратилось в безумную страсть. И почему я тогда не остался прокаженным!
Линден хотела что-то сказать, но он оборвал ее на полуслове, продолжая выплескивать поток признаний:
– Каждый платит за свое преступление. И я тоже не ушел от возмездия. Мое насилие породило цепь несчастий, которые преследуют меня до сих пор. Мать Лены покончила жизнь самоубийством. Ее отец зачах от горя, а жених навсегда потерял любовь и покой. Лена сошла с ума – ее разум распался на части.
Я стал причиной гибели прекрасных людей. Смерть настигала каждого, кто дарил мне дружбу и помощь. Из-за меня погибла моя дочь Елена, а бедную Лену убили, когда она пыталась спасти мне жизнь. Тем не менее все, даже те, кому я приносил несчастья, считали меня Береком Полуруким – великим героем древности, который пришел спасти Страну. Ах, Лена, Лена! Что же я тогда наделал!
Линден неподвижно сидела в углу. На фоне темной стены она выглядела холодной каменной статуей, которую не задевало раскаяние Кавинанта. Ее плотно сжатые колени были прижаты к груди.
– И все же ты зря рассказал мне об этом, – хрипло прошептала она.
– Нет, Линден, не зря! Теперь ты знаешь, кто я такой! А что он еще мог сказать?
– Не надо очернять себя понапрасну, – возразила она, отметая Зло, которое встало между ними. – Твои друзья погибали в битвах. Вы сражались с врагами, спасая Страну.
– Да, – с печальным вздохом ответил он. – И мы ее в конце концов спасли.
– Вот и хорошо. А теперь давай покончим с этим. Мне больше не хочется говорить с тобой.
Линден склонила голову, и ее волосы упали на лицо. Она прижималась лбом к коленям, словно сдерживала тяжелые удары мыслей. Кавинант посмотрел на нее и пожал плечами. Он совершенно не понимал эту женщину.
Кавинант ожидал обвинений в преступлении, а не в том, что он в нем признался. Почему ее так задела история о Лене? Линден предпочитала не рассказывать о себе, и при таком подходе к личным тайнам он просто не мог рассчитывать на ее откровенность.
– Я ничего не понимаю, – проворчал он с неожиданной злостью. – Если ты так относишься к чужим секретам, то почему вернулась обратно на Небесную ферму? В последнее время моя личная жизнь начинает доставлять тебе немало неприятностей.
Она по-прежнему прятала лицо.
– Я просила оставить меня в покое!
– А я не оставлю! – Его голос задрожал от гнева и обиды. – Ты сейчас сидела бы дома, если бы не пошла за мной! Мне необходимо узнать, почему ты решилась на эту глупость! Я должен понять, заслуживаешь ты моего доверия или нет!
Она резко вскинула голову:
– Пойми! Я врач.
– Этого недостаточно, – непреклонно ответил Кавинант. За окном светало. Он начал различать ее сжатый рот, но глаза по-прежнему оставались темными пятнами ниже лба. Она упорно не подпускала его к своим сокровенным тайнам. Молчание стало невыносимым, и Линден тихо сказала:
– Я пошла за тобой, потому что считала тебя сильным человеком. При каждой нашей встрече ты едва держался на ногах, нуждался в помощи, но вел себя так, словно сила твоя неиссякаема. – Она помолчала и повторила:
– Я считала тебя сильным человеком. А оказалось, что ты просто убегал от своей вины, как и все остальные. Предлагая себя за Джоан, ты пытался получить прощение. А что же оставалось делать мне? Позволить тебе совершить самоубийство?
В ее голосе послышались гневные нотки. Не дав ему ответить, она крикнула:
– Ты используешь вину, как использовал свою проказу! Тебе хочется, чтобы люди отвергли тебя, забросали камнями или превратили в жертву! Чистейшей воды мазохизм! – Ее ярость постепенно перешла в унылое отчаяние. – С меня довольно! Если ты считаешь, что я недостойна твоего доверия, то оставь меня в покое!
Линден снова уткнулась лицом в колени.
Кавинант с тоской смотрел на ее печальную фигуру. Упреки задели его как обвинение во лжи. А действительно! Зачем он дал ей повод отречься от себя? Неужели потому, что она не устрашилась его проказы? Может, он просто боялся, что кто-то поможет ему, поверит в него? Пораженный этим открытием, Кавинант поднялся на ноги и подошел к окну, чтобы отвлечься от горьких мыслей.
Вид домов пробудил далекие воспоминания. Теперь он точно знал, что они находятся в подкаменье Мифиль. Прямо перед ним темнела низкая крыша другого здания. По бокам проглядывало несколько одноэтажных строений. Их древние, изъеденные веками стены были сделаны из больших камней, которые держались под собственным весом без какого-либо намека на известковый раствор. За плоскими крышами виднелись горы и мрачное небо с коричневым оттенком, будто предвещавшее пылевую бурю.
Его мысли снова вернулись к разговору с Линден. Скорее всего, он опасался за ее жизнь. Слишком много людей поплатились за то, что оказывали ему содействие и помощь.
Взгляд Линден жег его спину, но он не оборачивался, рассеянно наблюдая за черной тенью, которая медленно отступала к горам под натиском рассвета. Тоска в его груди упорно поднималась к горлу, и, чтобы выпустить ее, он тихо прошептал:
– Что же они собираются делать с нами?
В тот же миг занавес отдернули, и в комнате посветлело. Кавинант повернулся и увидел человека, стоящего в дверях. Мужчина был ростом с Линден, но превосходил Кавинанта в силе и ширине мускулистых плеч. Черная куртка, кожаные штаны, темные волосы, смуглая кожа. В правой руке он держал деревянный посох, который, очевидно, указывал на какой-то его сан.
Мужчина выглядел лет на тридцать. Две глубокие складки над переносицей придавали его молодому лицу решительный вид. Тусклые глаза казались усталыми от слишком многих бед и бесплодных сожалений. Желваки на скулах были такими большими, словно он годами пережевывал свое горе.
Взглянув на его левую обнаженную руку, Кавинант увидел множество тонких шрамов, которые покрывали кожу от локтя до костяшек пальцев. Мужчина молчал, разглядывая пленников. Возможно, он думал, что им известна цель его визита.
Линден с усилием поднялась на ноги. Кавинант сделал два шага вперед и встал рядом с ней. Мужчина перевел взгляд на его лицо. Подойдя ближе, он протянул руку к испачканной щеке пленника и осторожно вытер с нее сухую белую массу. Тот с трудом подавил желание отдернуть голову.
В его прикосновении Кавинант уловил оттенок уважения – причем такого, которого он явно не заслуживал. Взглянув мужчине в глаза, он кивнул и вопросительно поднял брови, как бы призывая этого человека к объяснениям. Житель подкаменья кивком указал на дверной проем, затем повернулся и вышел из комнаты, оставив занавес открытым.
Кавинант посмотрел на Линден. Ему хотелось подбодрить ее добрым словом, но она сердито отвела взгляд в сторону и направилась к двери. Тяжело вздохнув, он зашагал за ней следом.
Выйдя из хижины, они оказались на краю широкой площади, которая располагалась в центре деревни. За столько веков здесь почти ничего не изменилось! Дома окружали это внутреннее пространство с таким расчетом, чтобы каждый житель при желании мог смотреть на площадь из своего окна. Некоторые из зданий обрушились от ветхости, словно люди подкаменья не знали, как их починить. При виде этого Кавинант прошептал проклятие. Как они могли забыть великое искусство каменных дел?
Солнце, поднимаясь над восточной грядой, сияло ему в лицо. Взглянув на светило, он увидел, что голубая аура сменилась тускло-коричневой полупрозрачной дымкой. Подкаменье казалось вымершим и пустым. Дверные проемы пестрели задернутыми занавесками. Ничто не двигалось – ни в воздухе, ни в горах, ни в деревне. Он даже не слышал шума реки. Долина встречала рассвет, застыв в оцепенении, словно разбитая параличом.
Страх провел острыми коготками по нервам Кавинанта. Мужчина с посохом вышел в круг и поманил за собой обоих пленных. Пройдя по каменным плитам, они остановились рядом со своим провожатым. Тот устало оперся на посох, как будто мышцы его тела с трудом выдерживали бремя долга, который он взвалил на себя. Внезапно мужчина встряхнулся и торжественно поднял посох над головой.
– Вот центр! – прокричал он громким голосом.
В тот же миг все занавесы раскрылись. Из домов начали выходить мужчины, женщины и дети – смуглые люди в кожаных одеждах черного цвета. Они образовали плотное кольцо вокруг того места, где стояли Линден и Кавинант. Их настороженные враждебные лица были наполовину прикрыты капюшонами. Некоторые мужчины сжимали в руках метательные копья, похожие на дротики средней величины.
Мужчина с посохом присоединился к ним, и по взмаху его руки деревенские жители сели на землю. Только один из них продолжал стоять за спинами соплеменников, лениво опираясь о стену дома и ухмыляясь в хищном предвкушении какого-то события. Кавинант интуитивно решил, что этот человек являлся палачом подкаменья.
Жители деревни молча наблюдали за пленными. Никто не двигался, а некоторые даже не моргали. Молчание повисло в воздухе, как крик из рассеченного горла, у которого больше не осталось голоса.
Солнце начинало припекать. По вискам Кавинанта побежали струйки пота.
– Интересно, они еще долго так будут молчать? – прошептал он сквозь зубы.
Линден толкнула его локтем:
– Я так думаю, это что-то вроде суда. Они хотят услышать, что мы скажем в свое оправдание.
Кавинант ни секунды не сомневался в ее догадке. Она обладала чутьем, которое он потерял.
– Потрясающе! А за что нас судят?
– Наверное, они нашли Нассиса, – мрачно ответила она.
Он застонал. Ее слова походили на правду. Возможно, Нассиса убили только для того, чтобы потом свалить вину на него и Линден. И все же это не объясняло того, почему на них устроили засаду прошлой ночью. Он повел плечами, печалясь о том, что не может вытереть пот с лица.
Молчание стало невыносимым. Горы и дома придавали площади вид старинного амфитеатра. Жители подкаменья бесстрастно следили за пленниками, ожидая суда и казни. Осмотрев их лица нарочито гордым взглядом, Кавинант прочистил горло и громко сказал:
– Я, юр-Лорд Томас Кавинант, Неверящий и Обладатель белого золота, приветствую вас. Вы можете называть мою спутницу Избранной. Линден Эвери впервые в Стране и находится под моей защитой.
Он намеренно дал ей этот звучный титул.
Люди смущенно опускали головы под его взглядом. Человек, прислонившийся к стене, оскалил в усмешке зубы.
– Я бывал здесь прежде и думаю, вам известно обо мне, – продолжал Кавинант с внезапным гневом. – Как вы посмели угрожать мне расправой?
– Кавинант! – шепнула Линден, укоряя его за горяч – Я знаю, – тихо сказал он в ответ. – Сейчас не стоит говорить подобным тоном.
Еще раз осмотрев деревенских жителей, Кавинант повысил голос:
– Нас встретил Нассис, сын Джюса. Вы изгнали его в горы, или, вернее, он покинул вас, потому что не может белый голубь жить в гнездовье черных ворон.
Каким жалким и одиноким выглядел старик перед смертью…
– Он сказал нам, что среди вас живет его сын – человек по имени Сандер. Здесь ли тот, о ком я говорю? Откликнись, Сандер!
Кавинант выдержал долгую паузу, но никто не отозвался.
– Ладно, Сандер! Можешь мне не отвечать! Я только хотел сказать, что твоего отца убили. Мы нашли его у хижины с железным ножом в спине. И тот нож был еще горячим!
Кто-то в кругу людей издал слабый стон. К сожалению, ни Кавинант, ни Линден не разглядели этого человека. Небо над ними приобрело светло-коричневый оттенок. Жар солнца казался сухим, как пыль.
– Я знаю, что убийца Нассиса живет здесь. Он находится среди вас! Или вам до этого нет дела?
Люди молчали. Сотни глаз смотрели на него, словно на странное создание из другого мира. От тишины звенело в ушах. Кавинант раздраженно повернулся к Линден:
– Черт возьми! Я просто делаю из себя шута! У тебя есть какие-нибудь идеи?
– Мне страшно, Кавинант, – ответила она, и в ее глазах появилась мольба. – Я никогда не попадала в такие переделки.
– У меня это тоже в первый раз… Его голос задрожал от злости:
– Люди! Кем же вы стали? Ваши предки ценили вежливость и гостеприимство. Они сгорели бы от стыда, если бы узнали, какими стали их потомки! – Вспомнив, как родители Лены приветствовали его в своем доме, Кавинант до боли стиснул зубы. Он молча выругался и снова обратился к жителям подкаменья:
– Неужели другие деревни похожи на вашу? Неужели Страна заболела грубостью и подозрением? Или только вы, в подкаменье Мифиль, забыли простые правила приличия? Человек с посохом опустил глаза. Никто из людей не шевелился.
– Хорошо! Если наше присутствие вам в тягость, то дайте нам уйти! Мы обещаем, что отныне и шагу не ступим в ваши неприветливые места. Возможно, другие деревни дадут нам еду и кров. Возможно, в сердцах их жителей еще живет память о чести и жалости.
Мужчина, стоящий у каменной стены, злобно захохотал.
– Проклятие! – прошептал Кавинант. Молчание людей сводило с ума. В его висках застучали молоточки пульса. Долина дышала Злом и пустынным зноем.
– Видел бы это Морэм…
– Кто такой Морэм? – обреченным голосом спросила Линден.
Она не отводила взгляда от человека, стоящего за кругом людей. Он притягивал ее взор, как открытая рана.
– Один из Лордов Ревелстоуна, – ответил Кавинант, гадая о том, что она увидела. – Мы дружили с ним. Он мог выбраться живым из любой невероятной ситуации.
Она отвернулась от хохотавшего мерзавца и с укором посмотрела на Кавинанта. От страха и разочарования ее слова походили на шум песка.
– Твой друг мертв. Все, кого ты знал, давно мертвы. – Ее плечи дрожали от напряжения. – Они умерли три тысячи лет назад. И ты живешь доисторическим прошлым. Что же такого должно произойти, чтобы ты наконец перестал вспоминать о том, как здесь было раньше?
– Я просто пытаюсь понять, что изменилось в Стране… Агрессивность Линден смутила его. Она относилась к нему несправедливо. Впрочем, он, наверное, действительно заслуживал осуждения. Все его слова о Стране оказались нелепостью. Доисторическое прошлое! Он отвернулся от нее.
– Послушайте меня, жители подкаменья! – громко произнес Кавинант. – Я бывал здесь раньше – правда, очень давно, во время великой войны против Серого Убийцы. Тогда мы одержали победу и спасли Страну от Зла. И в этих сражениях мне помогали мужчины и женщины вашей деревни. Они сражались рядом со мной – отважные люди из подкамений и настволий. Лорды и Великаны, Стражи Крови и ранихины. Но теперь случилась новая беда. Над Страной нависла грозная опасность. Вот почему мы здесь! – Вспомнив старую песню о Кевине-Расточителе Страны, он процитировал строку:
– “Чтобы истина и красота не покинули Землю!"
Своим тоном, словами и мимикой он просил у людей какого-то отклика, но жители деревни отказывались отвечать на его призыв. Движения стягивали узлы веревок, усиливая онемение в руках. Знойное марево, мерцающее на равнине, сотрясало воздух и горизонт. У Кавинанта закружилась голова.
– Я не понимаю, чего вы добиваетесь, – добавил он хриплым голосом. – Я не могу представить себе, чем мы провинились перед вами. Но по отношению к Избранной вы не правы втройне! Она впервые здесь и потому безвинна!
Кавинант замолчал, услышав насмешливое фырканье. Повернув голову, он посмотрел на человека, который стоял за кругом людей. Их взгляды встретились, словно два клинка. Мужчина перестал смеяться. Он источал угрозу и презрение. Во всей его позе и даже в сложенных на груди руках сквозила неприкрытая жестокость. Но Кавинант не дрогнул. Расправив плечи, он с вызовом встретил эту холодную враждебность, и через минуту мужчина отвел взгляд в сторону.
– Нет, не вам нас судить! – воскликнул Кавинант. – Вы сами заслуживаете приговора. Все беды Страны лежат на вашей совести, и вы слепцы, если не видите этого.
Деревню накрыло облако безмолвия. Пустынная долина затаила свое жаркое дыхание. Внезапно человек у стены закричал:
– Сколько еще мы будем слушать его болтовню? – В голосе его слились презрение и страх. – Слов этого безумца хватило бы на два десятка чужаков. Давайте вынесем приговор!
Человек с посохом вскочил на ноги.
– Довольно, Марид! – прикрикнул он. – Ты забываешь, кто из нас гравелинг подкаменья. Допрос молчанием веду я – от начала.., и до конца.
– Мне надоели его оскорбления! – резко ответил Марид. – Скажите, люди, неужели вам не противно слушать то, что он говорит?
Рокот согласия пробежал по кругу. Линден испуганно придвинулась к Кавинанту. Она с ужасом смотрела на Марида, словно тот был исчадием ада. Ее рот подрагивал от отвращения. Она видела то, что ускользало от всех остальных.
– Хорошо, – согласился гравелинг, направляясь к центру площади. – Мы выслушали чужаков. – Он ударил посохом о каменную плиту. – Жители подкаменья! Слово за вами! Скажите, каков ваш приговор!
Какое-то время люди оставались неподвижными. Затем поднялся немощный старик. Поправив куртку, он придал лицу глубокомысленный вид и заговорил козлиным голоском:
– От Всадников Верных я слышал Заповеди на-Морэма. Они уже давно предрекали появление беспалого человека, приход которого сулит нам бесконечные беды. Верные предупреждали, что этого мужчину надо убить. Его кровь должна излиться на землю. Он несет в себе великое Зло, и теперь только от нас зависит, останется ли он в живых. Если мы отдадим кольцо из белого золота в руки Верных, они отвратят проклятие от Страны.
Проклятие? Верные? Кавинант сражался со своим непониманием. Кто, кроме Вольных Учеников, мог предсказать его возвращение?
Закончив речь, старик поклонился гравелингу и снова сел в круг. Вслед за ним поднялась женщина средних лет. Указав рукой на Кавинанта, она сказала:
– Этот человек назвал на-Морэма своим другом. А что мы видели от на-Морэма, кроме Зла? Его Верные отнимают у нас кровь лучших людей подкаменья – и не стариков, чья смерть близка, а молодых, которым жить бы и жить. Пусть эти двое умрут! Нашему стаду не хватает кормов, и кровь чужаков поможет нам вырастить новый урожай.
– Какая глупость! – возмутился старик. – Смотри не болтай этой чепухи, когда к нам приедет Всадник. Он, наверное, уже в пути – наша очередь снова приближается. И пойми, женщина, если мы не будем жертвовать своих детей, Страна погибнет! Погибнет вместе с нами! Только Верные удерживают силу Солнечного Яда. Только они – наша последняя защита.
– Нет, что-то тут не так! – воскликнул гравелинг. – Он назвал на-Морэма своим другом. Так почему же Верные ищут его смерти?
– Какая разница? – нетерпеливо закричал Марид. – Их все равно придется убить. Мы ненавидим на-Морэма, но его сила является нашей защитой.
– Правильно! – зазвучали голоса. – Так оно и есть! Их надо убить!
Подтолкнув Кавинанта плечом, Линден тихо прошептала:
– Этот человек… Марид. Он не тот, за кого себя выдает… Разве ты не видишь?
– Не вижу, – ответил сквозь зубы Кавинант. – Я же говорил, что у меня нет твоей проницательности. А что такое?
– Не знаю, – испуганно сказала она. – В нем обитает что-то чужое…
Потом встала еще одна женщина:
– Этот человек говорил, что пойдет в другие подкаменья, если мы отпустим его. Значит, он отправится к нашим врагам? Вспомните, как голытьба из Виндзорна дважды обирала наши поля при плодородном солнце. Вспомните, как нам сводило животы от голода и как кричали по ночам наши дети. Пусть друзья наших врагов умрут!
– Да! Правильно! – кричали люди из круга. – Смерть чужакам!
Неистовые призывы Марида неслись сквозь возраставший ропот:
– Они убили Нассиса – отца Сандера. Неужели мы позволим убийцам безнаказанно покинуть деревню? Они должны умереть!
– Ты лжешь! – Крик Линден прозвучал как щелканье хлыста. – Мы не убивали этого доброго и безобидного человека!
Кавинант повернулся к ней. Но Линден не замечала его. Ее внимание было приковано к Мариду. Мужчина у стены язвительно спросил:
– Тебе, наверное, страшно умирать? Не так ли, Линден Эвери?
– Кто ты? – закричала она.
– Скажи мне, что ты видишь? – просил ее Кавинант.
– Какое-то существо… – Ее голос пресекся. Глаза округлились от ужаса. На бровях и висках засверкали капельки пота. – Что-то похожее на бурю в горах. Неумолимо злобное и жестокое.
Кавинанта озарила интуитивная догадка:
– Горячее?
– Да! Как тот нож!
Ее взгляд свирепо вонзился в Марида. В груди Кавинанта внезапно воцарилось спокойствие.
– Эй, Марид! Подойди сюда! – сказал он властным голосом.
– Стой, где стоишь! – отменил его команду гравелинг.
– Ад и кровь! – взревел Кавинант. – Мои руки связаны за спиной! Неужели ты так боишься узнать правду?
Он не смотрел на мужчину с посохом. Взгляд его устремился к Мариду.
– Подойди сюда! Пусть все увидят, кто убил Нассиса!
– Будь осторожен, – прошептала Линден. – Он хочет ударить тебя.
На лице Марида появилась коварная усмешка. Какой-то миг он оставался неподвижным, но за его реакцией теперь следили все жители деревни, а взгляд Кавинанта побуждал к поступку или бегству. Ликующая злость сменилась страхом.
Он быстро вышел на площадь и остановился перед пленными.
– Клевещи, убийца! – ехидно прокричал Марид. – Только не задохнись от своих ядовитых слов, иначе ты лишишь нас главного удовольствия.
Кавинант не колебался.
– Нассиса ударили в спину железным ножом, – тихо ответил он. – Это было грязное убийство. Старик истек кровью. Когда мы нашли его труп, я не мог дотронуться до ножа, потому что рукоятка обжигала пальцы.
Марид конвульсивно сглотнул.
– Ты просто идиот! Тепло человеческих рук не может раскалить железный нож. А в нашем подкаменье нет людей, которые обладали бы такой силой. Твои слова лживы от начала и до конца. Ты сам обрекаешь себя на гибель!
– Гравелинг, коснись его своим посохом! – сказал Кавинант.
Жители деревни повскакивали.
– Зачем? – неуверенно спросил мужчина, руководивший церемонией допроса. – Мой посох из обычного дерева. Он не может определять вину или невиновность.
– Сделай это! – прошептал Кавинант, не выпуская Марида из тисков своего взгляда.
Гравелинг неохотно повиновался. Как только конец посоха приблизился к нему, Марид пугливо отшатнулся. Внезапно его лицо озарилось дьявольским восторгом. Он шагнул вперед и позволил посоху коснуться своего плеча. В тот же миг дерево вспыхнуло красным пламенем.
Гравелинг ошеломленно попятился. Жители деревни испуганно зашептались, хватая друг друга за руки в поисках взаимной поддержки.
Марид ударил Кавинанта кулаком в висок. Сила удара отбросила пленника на несколько шагов, и он рухнул на каменные плиты. Боль, как кислота, обожгла его череп.
– Кавинант! – испуганно закричала Линден.
– Марид! – вторил ей протестующий крик гравелинга.
Он услышал, как испуганный шелест, голосов превратился в гневный рассерженный ропот. Боль заполнила сознание неистовым ревом. Сражаясь с огнем, который пылал в мозгу, Кавинант поднялся на колени, и теперь каждый мог увидеть след удара на его лице, излучавший слабое сияние.
– Ты выдал себя, ублюдок! – прохрипел он, едва различая свои слова.
Вокруг него шумел и переливался низкий гул. Кавинант повысил голос:
– Что же вы так испугались, жители подкаменья? Вы собирались позабавиться над двумя беззащитными жертвами, а дело принимает другой оборот?
Марид стоял рядом, презрительно усмехаясь. Кавинант повернулся к нему:
– Почему ты не скажешь им своего настоящего имени? Кто ты? Джеханнум или Опустошитель Шеол?
Линден подбежала к нему. Она яростно пыталась высвободить руки из пут, но крепкие веревки не поддавались. Ее губы шептали угрозы и проклятия.
– Давай, нападай на меня! – продолжал Кавинант, почти не различая Марида в пламени боли. – Рискни еще раз! Возможно, я забыл, как пользоваться своим кольцом.
Марид захохотал, и от его смеха повеяло ледяным холодом. Ненависть пронзила слух Кавинанта и отозвалась в его сознании раскатами далекого грома.
– Кольцо тебе не поможет! – прокричал Опустошитель. – Твоя смерть неминуема, и на этот раз ты не помешаешь мне, ничтожество!
Гравелинг замахнулся на Марида горящим посохом. Кавинант услышал его яростный вопль:
– Так это ты убил Нассиса, моего отца?
– Да, я! И с радостью! – ответил Опустошитель. – Его боль питала меня. Он корчился и стонал. А я все глубже всаживал нож, рассекая ему позвонки и нервы!
Женщина, стоящая неподалеку, издала крик ярости и ужаса. Вырвавшись из рук какого-то мужчины, она бросилась к Мариду и с разбега толкнула его в грудь. Тот повалился на спину и застыл на каменных плитах.
Сила покидала Кавинанта. Упав на бок, он лежал на земле и ловил губами воздух. В ноздри ударил запах горевшей плоти. Один из мужчин воскликнул:
– Сандер! Посмотри на ее руки! Кто-то спросил:
– Он умер?
– Нет! – прозвучал ответ.
– Развяжите меня! – закричала Линден. – Я врач! Я могу ей помочь! – В ее голосе послышалось отчаяние:
– Черт возьми! Неужели вы даже не знаете, кто такие врачи?
Секундой позже Кавинанта подхватили под руки и довольно грубо поставили на ноги. Сквозь облако боли к нему приблизилась тень. Лицо прояснилось, и он узнал обладателя посоха. Брови гравелинга гневно метались вверх и вниз. Задыхаясь от горя, он обратился к пленнику:
– Ты должен рассказать, что происходит! У моей матери обгорели руки! А Марид уснул, как ни в чем не бывало!
– Им овладел Опустошитель.
Дыхания не хватало. Кавинант натужно вдохнул сухой воздух.
– О кровь ада!
Он не мог найти подходящих слов. Гравелинг схватил его за грудки и закричал:
– Говори, Полурукий!
Откуда-то сбоку послышался голос Линден:
– Черт бы тебя побрал! Оставь его в покое! Неужели ты не видишь, что ему плохо?
Кавинант пытался удержать ускользающее сознание.
– Развяжи ее, – прошептал он непослушными губами. – Она целительница…
Желваки, собравшиеся на скулах Сандера, разжались.
– У меня нет причин доверять ей жизнь матери. Расскажи мне лучше о Мариде.
"О Мариде?” – сквозь боль удивился Кавинант.
– Я же говорил… Им овладел Опустошитель. Изнывая от тошноты и головокружения, он сражался за ясность ума. Но в глазах гравелинга по-прежнему читалось непонимание.
– Когда Марид проснется, то снова будет нормальным человеком. Возможно, он даже не вспомнит того, что произошло теперь. А Опустошитель овладеет новой жертвой. Этим тварям ничем нельзя повредить. Однажды мы одержали над одним из них победу, но она далась нам слишком большой ценой. Поэтому просто присматривай за своими людьми. Он может войти в любого из вас… Если заметишь, что кто-то ведет себя странно и чрезмерно жестоко, вели своим сородичам держаться подальше от такого человека. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Сандер слушал его с нетерпением, которое постепенно переходило в отвращение. Вены на висках гравелинга пульсировали от гнева. Не успел Кавинант закончить последнюю фразу, как обладатель посоха повернулся и направился к одному из каменных домов. Пленника тут же потащили в небольшую хижину, стоящую на краю площади. Двое мужчин тянули туда же сопротивлявшуюся Линден. Их вновь втолкнули в комнату, которая служила им тюрьмой.
– Проклятие, – проворчал Кавинант дрожащим от усталости голосом. – Я пытался предупредить его, но он ничего не понял.
Сопровождающие их люди не отвечали. Они втолкнули пленников в хижину, и Кавинант повалился на пол. Маленькая комната укрыла его прохладным полумраком. После солнечного пекла холодный пол казался по-райски прохладным. Жгучая боль полилась на гладкие камни, и постепенно их успокоительное прикосновение остудило лихорадочный жар в голове.
Его спутница шептала проклятия. Кавинант попытался сесть.
– Линден.
Она тут же подползла к нему.
– Не надо подниматься. Повернись. Я хочу осмотреть твою рану.
Он повернул голову, и Линден склонилась над ним. Кавинант почувствовал ее дыхание на своей щеке.
– Кожа обожжена, но рана несерьезная. Я думаю, все обойдется ожогом первой степени.
Он уловил в ее голосе жалость и беспомощность.
– Кости целы. Как ты себя чувствуешь?
– Немного оглох, – прошептал Кавинант. – Голова идет кругом. А в остальном я в полном порядке.
– Ничего, поправишься, – успокоила его Линден. – Это симптомы легкого сотрясения мозга. Могу поспорить, что тебе сейчас хочется спать.
Он утвердительно кивнул. Темнота закрытых век обещала утешение и покой. Кавинанту хотелось погрузиться в этот благодатный мрак, но Линден велела ему сесть. Он не шевелился. У него не осталось сил, чтобы подчиняться ее настоятельному голосу. Она подтолкнула его коленом.
– Я серьезно, Кавинант! Если ты заснешь и войдешь в состояние комы, я уже ничем не смогу тебе помочь. Садись и открой глаза! Ты не должен спать!
Ее напряженный тон предвещал истерику. Скрипнув зубами, Кавинант заставил себя приподняться. В мозг хлынула горячая боль. Он выпрямился, рывком придвинулся к стене и прислонился плечом к холодному камню.
– Вот и хорошо, – похвалила она.
Молоточки в черепе Кавинанта раскололи пространство, отдалив его от Линден бездонной пропастью отрешенности. Она осталась на другом краю бытия – одинокая и маленькая, оторванная от родного мира.
– Только не спи! Говори со мной, вспоминай о прошлом… А лучше расскажи о том, что случилось на площади.
Он понимал, как она нуждалась в таком объяснении. Марид пробудил в ней тот же страх, что и смерть Нассиса. Линден увидела в деревенском жителе злобное и ужасное существо, которое источало ненависть и получало наслаждение от жестокости. Она впервые встретилась с одним из трех Опустошителей.
– Кавинант осторожно опробовал голос, пропуская его по узкому руслу между острыми порогами боли.
– Мне следовало догадаться об этом сразу. Марид здесь ни при чем. Он стал жертвой Опустошителя.
Линден отошла от него и прислонилась к противоположной стене. Взглянув ему в глаза, она спросила:
– А кто такой Опустошитель?
– Слуга Фоула. – Кавинант закрыл глаза и прижался затылком к стене, стараясь сосредоточиться. – Всего их трое – Херим, Шеол и Джеханнум. У них много имен, и они не имеют собственных тел. Обычно Опустошители овладевают людьми, но иногда они используют тела животных или других живых существ. Их жертвой может стать любой человек, попавшийся им на пути, поэтому победить Опустошителя почти невозможно. – Он тихо вздохнул, боясь потревожить отступившую боль. – Я надеюсь, жители этой деревни поймут, что их сородич – пострадавший, а не преступник.
– Значит, в облике Марида я увидела Опустошителя? – осторожно спросила она. – Так вот почему он был таким... омерзительным!
– Да.
Когда он слушал голос Линден, боль становилась менее тревожной. Она собиралась в теплое пятно и казалась огнем под кожей, а не дубиной в мозгу, которая калечила его мысли.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:57 | Сообщение # 9
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
– Марид оказался жертвой. Опустошитель использовал его, чтобы убить Нассиса, а затем переложить вину на нас с тобой. Я не знаю, зачем это ему понадобилось. Вряд ли Фоул хотел, чтобы нас здесь убили. Вот увидишь, мы вырвемся отсюда. Если бы Презирающий планировал нашу казнь, его слуга не стал бы так явно выдавать свое присутствие. Вспомни, как были смущены и напуганы жители подкаменья – теперь у них есть над чем подумать.
– Меня волнует только одно, – печальным тоном ответила она. – Я вижу вещи, которые невозможно видеть! Я боюсь, что схожу с ума.
Тон Линден вызвал у Кавинанта неожиданное воспоминание. Она относилась к Мариду с тем же страхом, что и к Джоан. Ее пугала встреча с неизвестным, которого она не могла объяснить.
Он открыл глаза и, наблюдая за ее реакцией, сказал:
– В твоем даре нет ничего сверхъестественного. Я тоже имел его, когда бывал здесь прежде.
Линден приподняла голову. Ее глаза смотрели куда-то вдаль. Кавинант догадывался, что она изо всех сил боролась с подступающим психозом. Ей требовалась помощь – вернее, неотложное вмешательство. И он еще раз попытался убедить ее в том, что казалось ему очевидным:
– Твои чувства настроились на Страну. Ты стала восприимчивой к сути вещей и можешь видеть то, что раньше оставалось невидимым. Глядя на людей и предметы, ты ощущаешь их внутренние качества. В твоих глазах они либо естественны, либо несут в себе зачатки каких-то болезней.
Линден не подавала виду, что слушает его. Превозмогая боль, он продолжал свои объяснения:
– Не знаю, по какой причине, но я лишился этого дара. Мне доступно лишь то, что лежит на поверхности. Я вижу, однако чувствую себя слепым.
Ему хотелось вытянуть ее из этой губительной неопределенности, пока она не потеряла остатки здравого рассудка. Линден медленно покачала головой.
– А если я ошибаюсь? – жалобно спросила она. – Что если мое мнение окажется только следствием параноидальной мании?
– Нет! Эта часть сознания не может ошибаться. И человек теряет рассудок лишь в том случае, если сам соглашается на такую потерю. – Он видел, как страх исказил ее черты. – Все будет нормально. Главное, не поддаваться обстоятельствам.
Линден слушала его. Усилием воли, от которого у Кавинанта сжалось сердце, она расслабила свое тело – мышцу за мышцей. Сделав несколько судорожных вдохов, Линден тихо прошептала:
– Я чувствую себя такой беспомощной и слабой. Он молчал, ожидая следующей фразы. Она фыркнула, откинула волосы с лица и решительно спросила:
– Если эти Опустошители могут порабощать любого человека, то почему они не сделали этого с нами? Если мы такие важные птицы, а Лорд Фоул – коварный злодей, то почему он не догадался наслать на нас своих слуг, которые превратили бы тебя и меня в послушных марионеток?
Кавинант облегченно вздохнул и расслабился.
– К счастью, это невозможно. У него нет над нами такой силы. Он будет хитрить и расставлять ловушки. Но мы всегда можем поступить по-своему и разрушить его планы. Лорду Фоулу придется мириться с нашей свободой. Та миссия, которую он уготовил для нас, не будет иметь никакого смысла, если мы не выполним ее по собственной воле.
«Кроме того, Фоул не позволит Опустошителю завладеть моим кольцом, – подумал Кавинант. – Зачем ему слуга с такой большой и необузданной силой?»
Линден нахмурилась.
– Теперь я начинаю понимать, что делает нас такими важными фигурами. Он хочет использовать ту силу, которую мы получили в дар от Страны. Да, кстати! Я давно хотела спросить тебя… – Она глубоко вздохнула. – Почему я видела Опустошителя, а другие – нет? Неужели никто, кроме меня, не обладает такой способностью?
Ее вопрос пронзил Кавинанта болью.
– Вот это меня и пугает, – ответил он с натянутой улыбкой. – Раньше все люди были такими, как ты, но теперь они слепы и глухи.
"Как я”, – подумал он.
– Мне даже страшно подумать, что это означает. Они потеряли…
«Они потеряли вдохновение, которое учило их любви и служению Стране. Они перестали заботиться о том, что их окружает. О, Лорд Фоул, что же ты наделал, мерзавец?»
– Жители подкаменья не видят разницы между жертвой Опустошителя и нормальным человеком. Они не понимают, что могут нам доверять.
Линден поджала губы.
– Ты хочешь сказать, что они по-прежнему собираются нас убить?
Прежде чем Кавинант успел ответить, чья-то рука отдернула занавес, и в комнату вошел гравелинг.
Его глаза затуманились от горя; печаль омрачила угловатые черты. На этот раз он пришел к ним без посоха. Его неловко свисавшие руки все время находились в движении. Они бессознательно подергивались, словно им требовалось что-то держать или делать.
Гравелинг сел на корточки у входа. Не смея смотреть на пленников, он уставился на плиты пола между ними.
– Так, значит, ты и есть сын Нассиса? – спросил Кавинант.
Тот кивнул, еще ниже опустив голову. Кавинант ожидал, что он заговорит, но гравелинг смущенно молчал.
– Скажи, кто эта женщина, которая набросилась на Марида?
– Калина, дочь Аллома, когда-то бывшая супругой Нассиса, – тихо и строго ответил гравелинг. – Она моя мать. Линден быстро взглянула на Сандера.
– Как она себя чувствует?
– Отдыхает. Но ее рана очень серьезна, а мы мало что понимаем в таких ожогах. Скорее всего, ее придется принести в жертву.
Линден хотела предложить свою помощь, однако Кавинант, догадавшись об этом, опередил ее новым вопросом:
– Ты говоришь о жертвоприношении?
– Кровь матери принадлежит подкаменью Мифиль. – Голос Сандера дрожал от горя. – Мы не можем тратить ее впустую. Только Нассис, мой отец, не принимал законов Солнечного Яда. Поэтому его и изгнали… – Запнувшись, Сандер натужно откашлялся. – К счастью, он не знал, что гравелингом подкаменья являюсь я. Именно мне приходится выполнять ритуалы жертвоприношений. Линден отшатнулась.
– Неужели ты собираешься принести в жертву собственную мать? – спросил ошеломленный Кавинант.
– Да! – прохрипел Сандер. – Ради жизни подкаменья! Все, что мы имеем, дается нам ценой крови. – Усилием воли он подавил свои чувства. – Вы тоже скоро примете смерть. Жители подкаменья вынесли свое решение. Мы принесем вас в жертву на восходе солнца.
Кавинант с удивлением посмотрел на гравелинга и, преодолевая боль в голове, спросил:
– Почему вы хотите нас убить?
– В общем-то я и пришел, чтобы ответить на этот вопрос.
Оправдания Сандера и его опущенные глаза еще раз убедили Кавинанта в том, что гравелинг ненавидел свою работу. Однако он не мог уклониться от возложенных на него обязанностей.
– Причин для казни много. Ты сам сказал, что, если мы отпустим вас, вы отправитесь в другую деревню.
– Я ищу друзей! – вскричал Кавинант. – Если мы не найдем их в этом подкаменье, то попытаем счастье где-нибудь еще!
– Нет, – огорченно ответил гравелинг. – Любая деревня поступила бы с вами так же, как и мы. Узнав, что вы пришли из нашего подкаменья, они приняли бы вас за своих врагов. Кроме того, ты объявил себя другом на-Морэма – другом того, кто отнимает у нас кровь!
Кавинант недоуменно покачал головой. Обвинения Сандера сложились в головоломку, которую он пока не мог разгадать.
– Я не знаю никакого на-Морэма. Морэм, с которым я дружил, скончался около трех тысяч лет назад.
– Это невозможно. Ты выглядишь лет на сорок. Впрочем, дело не в Морэме, а в Заповедях Верных.
Сандер говорил, не поднимая головы. Его руки подергивались в незавершенных жестах.
– Мы ненавидим Всадников, но верим в их знание и силу. Они предсказали твое появление, и вот ты действительно здесь. Всадники уже в пути. Они едут сюда, чтобы укрепить волю Верных. Их слову нельзя перечить, поскольку кара за непослушание превратит подкаменье в пыль. Если мы прольем вашу кровь, они уменьшат подать. Возможно, нам даже не придется отдавать им своих людей.
– Подожди! – воскликнул Кавинант. – Давай по порядку. – К боли в голове прибавилось раздражение. – Три тысячи лет назад человек, обладавший кольцом из белого золота, спас Страну от злобных полчищ Серого Убийцы. Неужели все это забыто? Неужели никто из вас не помнит истории своего народа?
Гравелинг смущенно пожал плечами:
– Наверное, я единственный в подкаменье, кто слышал такие сказки. Мне рассказывал их отец. Но Нассис был сумасшедшим. Он потерял рассудок, как Джюс и Прассан. Его кровь пожертвовали бы на благо деревне, если бы я и его жена Калина не воспротивились этому.
Нежность в голосе Сандера стала откровением для Кавинанта. Он понял суть конфликта, которым терзалась душа гравелинга. Сандер разрывался между убеждениями отца и тем, во что верили обитатели подкаменья. Умом он жил по законам своего народа, но рассказы полубезумного Нассиса подрывали его уверенность в догмах, навязанных Верными. Он враждовал с самим собой, Раздражение Кавинанта утихло. Он интуитивно чувствовал какую-то надежду, связанную с Сандером, и теперь пытался нащупать ее.
– Ладно, оставим прошлое в покое. Скажи, каким образом наша смерть поможет подкаменью Мифиль?
– Я гравелинг. Используя кровь, опытный мастер может воплощать Солнечный Яд в различные формы.
Желваки появлялись и исчезали на его скулах без ритма и каких-либо определенных причин.
– Сегодня мы живем под пустынным солнцем, которое продлится как минимум три дня. Вчера закончилось дождевое солнце, а перед этим было чумное. Наши стада нуждаются в корме; нам нужен новый урожай. С помощью вашей крови я добуду воду из пересохшей земли. Возможно, мне удастся оросить целый акр или даже два для травы и посевов. Это продлит жизнь нашего подкаменья, пока не вернется плодородное солнце.
Кавинант ничего не понимал. Нащупывая нить истины, он осторожно спросил:
– А почему вы не берете воду из реки?
– Потому что в ней нет воды.
– Как это – нет воды? – удивленно воскликнула Линден. Слова гравелинга пробудили ее недоверие. – Бред какой-то! Вчера во время бури мы едва не потонули в горных потоках!
– Я же говорил, что мы сейчас живем под пустынным солнцем! – сердито огрызнулся Сандер. – Неужели ты сама этого не заметила?
Потрясенный Кавинант повернулся к Линден:
– Он говорит правду?
Сандер резко поднял голову. Его взгляд заметался между Кавинантом и Линден.
– Да, – сквозь зубы ответила она. – Это правда. Кавинант доверял ее обостренным чувствам. Повернувшись к гравелингу, он примирительно сказал:
– Теперь мы знаем, что вы нуждаетесь в воде. Но давай это тоже оставим. – Он успокоился, собрав последние остатки сил. Дрожащий голос напоминал о беспомощности, но Кавинанта это не смущало. – Расскажи, как тебе удается использовать Солнечный Яд? Каким образом ты воплощаешь его в различные формы?
Судя по выражению лица, Сандер не хотел обсуждать эту тему. Но взгляд Кавинанта принуждал его к ответу, и какой бы волей ни обладал гравелинг подкаменья Мифиль, он не мог возражать герою древних времен, о котором ему так много рассказывал отец. Покорно вздохнув, Сандер расстегнул куртку и благоговейно вытащил из внутреннего кармана осколок небольшого камня размером с половину его кулака.
– Я гравелинг и поэтому ношу с собой Солнечный Камень. Из-за странного блеска гладкий осколок в его руке казался прозрачным, хотя таковым и не был. Он выглядел как рваная дыра в ладони Сандера.
– О черт! – воскликнул Кавинант. – Его сердце радостно забилось. Он увидел перед собой твердый кусочек надежды. – Оркрест!
Гравелинг взглянул на него с удивлением:
– Как? Ты знаешь о Солнечном Камне?
– Сандер, – произнес Кавинант, сдерживая возбуждение, – если ты попытаешься убить нас, используя этот камень, люди деревни понесут огромный урон.
Гравелинг раздраженно покачал головой:
– Не надо сопротивляться неизбежному. Мы бросим вам в лица гнилянку – тот сорт дыни, который помог вас поймать. Вы не почувствуете никакой боли.
– И все же боль будет! – вскричал Кавинант. – Боль в твоем сердце, Сандер! – Его слова целились в брешь, которая на миг приоткрылась в обороне гравелинга. – Я – последняя надежда Страны, и ты единственный в подкаменье знаешь об этом. Как жаль, что умер твой отец! Он нашел бы способ убедить тебя следовать за нами.
– Довольно! – Крик Сандера был полон душевных мук. – Вы услышали то, что я хотел сказать. По крайней мере, вам теперь ясно, что мы не забыли о правилах вежливости. Если я что-то могу для вас сделать, говорите быстрее. Мне пора возвращаться к своим обязанностям.
– А что ожидает Марида? – строго спросил Кавинант. Вскочив на ноги, Сандер сердито взглянул на пленника:
– Он убийца и нарушитель Заповедей! Его поступок нанес вред нашему подкаменью! Марид будет жестоко наказан за свое преступление!
– Вы собираетесь казнить его? За что? – Голос Кавинанта задрожал от волнения. Он выпрямился и гневно шагнул навстречу гравелингу:
– Разве ты не понял, что я сказал? Он невиновен! Им овладел Опустошитель. Марид – жертва, а не преступник!
– Возможно, ты прав, – со злостью ответил Сандер. – Кроме того, он мой друг. Но твои слова не имеют смысла для жителей деревни. Мы не знаем ни о каких Опустошителях, а Заповеди есть Заповеди. Марид будет наказан.
– Черт возьми! – вскричал Кавинант. – Неужели ты сделаешь это?
– Да уж дурака валять не стану! И поверь, моя рука не дрогнет! Огонь вины умрет. После того как Марид проснулся, он сам попросил меня избавить его от горьких мук раскаяния. Дождь навел на него безумие, и оно стало причиной преступления. Однако злодеяние все равно остается на нем. Он получит то, что заслужил.
Кавинанту хотелось схватить гравелинга за плечи и как следует встряхнуть. Но крепкие веревки еще глубже врезались в запястья. Подавив стон, он мрачно спросил:
– Как ты его накажешь?
– Мы его свяжем. – Тихая жестокость в голосе Сандера звучала как самобичевание. – Ночью Марида отведут на равнину и оставят там. Солнечный Яд не знает жалости!
Не желая показывать своего горя, он уклонился от взгляда пленника.
Слова о Солнечном Яде по-прежнему оставались для Кавинанта загадкой; Решив на время отложить вопрос о судьбе Марида, он спросил:
– А что будет с Калиной? Неужели ты убьешь собственную мать?
Руки Сандера задрожали, словно он хотел вцепиться Кавинанту в горло.
– Надеюсь, это твой последний вопрос, – язвительно сказал гравелинг. – Мы делаем все возможное, чтобы вылечить Калину. Я не позволю пролить кровь своей матери, пока смерть не начертит на ее лице знак окончательного приговора. Может быть, ты хочешь мне помочь?
При виде такого горя Кавинант забыл о своем гневе и негодовании. Покачав головой, он тихо попросил:
– Развяжи Линден и возьми ее с собой. Она целительница. Возможно, она…
– Нет! – перебив его, воскликнула Линден. Несмотря на категоричный отказ, в ее голосе чувствовалось отчаяние. – У меня даже нет с собой сумки. Женщине необходима госпитализация! Хотя о чем я говорю… Пусть он сам принимает решение.
Кавинант с изумлением повернулся к ней. Он не мог понять, почему она отрекалась от собственных принципов. Еще недавно Линден рвалась из рук и кричала: “Я могу ей помочь!” Однако теперь от этого порыва не осталось и следа.
– Неужели ты ничего не можешь сделать? Ее лицо скрывала прядь упавших волос.
– Это ожог третьей степени. Для лечения нужны особые условия, медикаменты и специальное оборудование. – Она говорила медленно, словно создавала из слов щит для своей души, уставшей от противоречий. – Если он таким образом собирается избавить ее от страданий, это его личное дело. Не мешай ему. Пусть поступает как хочет. – Она без перехода обратилась к Сандеру:
– Мы хотим есть.
Тот смущенно почесал подбородок.
– Линден Эвери, я с радостью дал бы тебе многие вещи. Но еда не входит в их число. Мы не тратим пищу на мужчин, детей и женщин, намеченных в жертву. Калине, моей матери, тоже не будут давать еды, пока я не докажу людям, что ее рану можно вылечить.
Линден даже не соизволила взглянуть на пристыженного гравелинга.
– Кроме того, нам нужна вода. Прошептав проклятие, Сандер повернулся к двери и отдернул занавес. Прежде чем уйти, он обернулся и сказал:
– Воду вы получите.
Они услышали, как Сандер окриком подозвал кого-то:
– Пленники просят пить! Напои их вдоволь! – Затем его голос удалился за пределы слышимости.
Посмотрев на качающийся занавес, Кавинант разочарованно пожал плечами. Боль в черепе превратилась в угасающее пламя, которое пульсировало в ритме с сердцем. Его тревожило состояние Линден. Она сидела, опустив голову, и серый полумрак скрывал ее черты. Подойдя к ней, Кавинант опустился на колени и тихо спросил о самочувствии. Она сердито встряхнула волосами.
– Наверное, у меня истерика. Эти люди хотят нас убить. Я пытаюсь понять их доводы, но они все время говорят какую-то чушь!
Увидев в ее глазах колючие огоньки, Кавинант вернулся на свое место у стены. Он ничем не мог ей помочь. Линден не хотела раскрывать свои секреты. Во время первого визита в Страну он тоже едва не сошел с ума. А ей еще при этом угрожали смертью.
Кавинант задумчиво прикусил губу, выискивая нужные слова.
– Успокойся, – произнес он в конце концов. – Они нас не убьют.
– Конечно! – со злостью ответила она. – Ты же Томас Кавинант, Неверящий и Обладатель белого золота. Они просто не посмеют притронуться к тебе.
Презрение Линден обидело его, но он подавил свой гнев.
– Мы уйдем из деревни этой ночью.
– Каким образом? – недоверчиво спросила она.
– Вечером я уговорю Сандера отпустить нас. Устало вздохнув, он прижался спиной к стене. Минутой позже уголок занавеса приподнялся, и кто-то поставил на пол у входа две большие чаши с водой. Линден тут же подползла к ним на коленях и, нагнув голову, начала пить. Кавинант присоединился к ней.
Она велела ему воспользоваться ее чашей. Не желая спорить, он безропотно подчинился. Причины этой настоятельной просьбы стали ясны, когда Линден велела ему опустить связанные кисти рук во вторую чашу. Вода должна была ослабить онемение затекших пальцев и, возможно, даже узлы веревок.
Кожаные ремни на запястьях постепенно размокали. Когда Кавинант последовал совету Линден, прохладная вода смягчила неприятные ощущения, и он почувствовал покалывание в онемевших ладонях. В ответ на его благодарную улыбку Линден демонстративно отвернулась. Как только Кавинант отполз в свой угол, она заняла его место у чаши и надолго опустила в воду связанные руки.
Солнце прошло зенит, и яркое серебристое пятно, с темными полосами от железных прутьев, все ближе подползало к двери. Кавинант опустил голову и задумался о Солнечном Камне.
Оркрест хранил в себе удивительную силу. Прежние мастера каменной магии использовали его для управления Земной Силой. Он мог излучать свет, останавливать засуху или определять истину в словах человека. Если камень Сандера действительно являлся оркрестом…
А если нет? К Кавинанту вернулся страх, который он пережил в хижине Нассиса. Мир уже не тот, каким он был раньше… Если в Стране не осталось Земной Силы…
Все тот же метод: “вернуть, но в сломанном виде”. На него нахлынула тоска. Он нуждался в силе оркреста. Камень мог стать спусковым крючком для дикой магии, которую Кавинанту никогда не удавалось вызывать по собственной воле. Даже в самый решающий момент его битвы с Презирающим он пропал бы, не окажись рядом с ним Камень Иллеарт, послуживший ему своеобразным катализатором. Если камень Сандера не будет настоящим оркрестом…
Ему захотелось прикоснуться к кольцу. Но из-за крепких пут пальцы казались одеревеневшими и не желали подчиняться требованиям воли.
– Прокаженный! – прошептал Кавинант. – Я должен вызвать эту силу! Должен – во что бы то ни стало!
Солнечный диск заглянул в окно, разрастаясь и пробуждая колючую боль в голове Кавинанта. Яркий свет заполнял рассудок пугающей и безжалостной волной. Он сражался с ней за последние остатки тьмы, которая исцеляла его и приносила облегчение. Внезапно в битву света и тьмы ворвался голос Линден:
– Кавинант! Проснись! При сотрясении мозга спать опасно! Кавинант!
Вихри света, клубившиеся в мозгу, ослепили его на миг, но затем он понял, что в комнате потемнело. Закат расцвечивал небо бледнеющей желтизной. Дома за окном погружались в сумерки.
Кавинант почувствовал себя онемевшим и слабым, словно жизнь замерла в нем, пока он спал. Боль по-прежнему рылась в костях, но уже не причиняла больших страданий. По настоянию Линден он допил оставшуюся воду, однако жидкость, прочистив горло, не помогла избавиться от мусора в голове.
Они молча сидели и смотрели в окно. Ночь сочилась в долину, как пот, стекавший с высоких гор. Воздух наполнился приятной прохладой. Земля теряла тепло, отдавая его чистым небесам, и яркие звезды шептались Друг с другом в глубинах Вселенной. Чуть позже взошла луна, замутив серебром бездонное черное небо.
– Кавинант, поговори со мной, – прошептала Линден. Ее голос ломался, как тонкий лед. Она подошла к пределу своей стойкости.
Он тоже выискивал тему, которая могла бы поддержать ее в минуту отчаяния и отвлечь его от горьких раздумий.
– Я не хочу умирать, – жалобно сказала она. – Я даже не понимаю, зачем им нужна наша гибель.
Кавинант опечалился. Он не мог объяснить ей причин происходящего и научить ее своей целеустремленности. Но он знал историю, которая давала ответ на главный вопрос, – о ставке в этой игре. Он знал историю, которая могла помочь им обоим.
– Все будет хорошо, – произнес он, превозмогая усталость. – Я хочу рассказать тебе о том, как создавался этот мир.
Линден тихо вздохнула. Немного помолчав, он приступил к рассказу. Голос Кавинанта звучал отстранение и печально, словно за него говорила сама темнота. Он пытался дотянуться до нее словами, хотя не видел ее и даже не понимал, кем она была на самом деле.
Как и все мифы о давних временах, это сказание казалось простым и отчасти наивным. Тем не менее оно заставляло звенеть омертвевшие нервы Кавинанта, пробуждая в нем ораторское искусство, которым он никогда не обладал.
Слова лились, описывая безмерные небеса Вселенной, где жизнь и пространство сплетались в единое целое и где бессмертные создания проносились сквозь эфир от одних далеких звезд к другим далеким звездам. Он рассказывал ей о том, как однажды Творец огляделся по сторонам и решил создать новый мир на радость своим любимым детям.
Собрав всю силу и нежность. Мастер принялся за работу. Его сердце пело от восторга, и дело спорилось в опытных руках. Сначала он выковал Арку Времени, чтобы созданный им мир обрел свое место в безбрежном океане бытия. Затем он прикрепил к великой Арке солнце и планеты. Используя в качестве инструментов безграничную любовь и озаренное предвидение, Творец оформил Землю во всей ее красе, и на новую планету нельзя было смотреть без радости и ликования. Он разместил здесь мириады существ, которым полагалось приумножать и хранить красоту его творения. Стремясь к идеалу, Создатель наделил их великими дарами любви, научив защищать и лелеять свой мир. А затем он отступил на шаг и посмотрел на сотворенное им чудо.
Его взгляд помутился от гнева и возмущения. На всей Земле виднелись отпечатки Зла. Коварство и ненависть таились в глубинах человеческих душ; природа источала яды и силы, которые не входили в благие планы Создателя. Пока он трудился над своим творением, к нему подкрался злобный враг его сердца, которого люди прозвали Презирающим. Набросав колючек в горнило мироздания, злодей внес пагубность в намерения Творца.
Праведный гнев встряхнул небеса, и Создатель схватился с врагом своего сердца. Одолев Презирающего, он швырнул его на Землю и навеки запечатал в Арке Времени. С тех пор планета стала наказанием для всех ее обитателей. Испортив любимое творение Создателя, низвергнутый злодей обучил людей Презрению и Злу. Он, как паук, оплел планету гнусными интригами, стараясь вырваться из своей тюрьмы. А Создатель не мог помешать ему, ибо любое его прикосновение к Арке опрокинуло бы Время, разрушило Землю и выпустило Презирающего на волю. Вот какова причина великого горя Творца. Вот откуда идут пороки грешных и печали тех, кто борется на Земле за остатки веры.
Кавинант замолчал. Эта история, которую он слышал десять лет назад, напомнила ему о многих событиях прошлого. Он больше не чувствовал себя беспомощным и сбитым с толку простаком. Его ум превратился в ночь, а воспоминания – в звезды: Морэм, ранихины, Баннор, Идущий-За-Пеной. Кавинант не мог отвернуться от мира, который давал рождение таким великим героям. Он должен был сражаться до конца – пока его легким хватало воздуха, а в венах струилась кровь.
Линден хотела задать вопрос, но ее остановил шелест приоткрывшегося занавеса. В комнату вошел Сандер. Поставив на пол масляную лампу, он сел перед ней и с печальной улыбкой осмотрел обоих пленников. Тусклый желтый свет отбрасывал на его лицо густые тени. Хриплый голос казался шипением угасавших углей – остатков того, что сохранилось от тяжелой утраты.
– Я тоже слышал эту легенду, – произнес гравелинг. – Ее мне рассказывал Нассис, мой отец. Однако Заповеди на-Морэма трактуют историю мира иначе.
Кавинант и Линден ждали. Взглянув на них, гравелинг продолжал:
– В Заповедях говорится, что Земля изначально создавалась как тюрьма и место пыток для Владыки Зла – того, кого мы называем а-Джеротом семи кругов ада. Творец сделал Землю обитаемой, чтобы мужчины, женщины и все другие существа изливали на а-Джерота неисчислимые проклятия. Однако время шло, проходили века. Люди, жившие в Стране, не справились со своим предназначением. Вместо того чтобы отмерять а-Джероту кару, наложенную Создателем, они заключили союз со злодеем, оплакивая его в слабости и поклоняясь ему в силе. Но самыми гнусными и коварными слугами Зла были люди… – бросив быстрый взгляд на Кавинанта, Сандер на миг запнулся, – ..рожденные в образе Первопредателя – отца трусости и малодушия, Берека Полурукого. В конце концов разгневанный Творец отвернулся от Страны. В наказание за измену он наслал на нас Солнечный Яд, чтобы мы вспомнили о своей бренности и когда-нибудь стали снова достойными предначертанной нам цели. Лишь заступничество Верных помогает нам теперь сохранять наши жалкие жизни.
Кавинант с трудом удержался от гневного протеста. Он знал из опыта, что эта интерпретация истории являлась ложью и грубым обманом. Но прежде чем он успел что-либо сказать, Линден вскочила на ноги. При свете лампы ее глаза лихорадочно сверкали искрами страха, ярости и возмущения.
– Ваш жестокий Творец недостоин человеческой веры! И все же вы верите в него! Иначе чем вам еще оправдать убийство людей, которых вы даже не знаете?
Гравелинг гордо выпрямился и сурово взглянул на пленницу. Борьба противоречивых чувств превратила его голос в скрежет резца о стекло.
– Каждый житель Страны знает Заповеди, которым обучают нас Верные. Мы убеждаемся в их истинах при каждом восходе солнца. Никто не сомневался в их правильности, кроме Нассиса – моего отца. Но он лишился разума задолго до того, как убили его тело. Теперь я вижу перед собой еще двух неучей, которые отрицают очевидное!
Кавинант остался сидеть на полу. Пока Линден и Сандер спорили друг с другом, он усилием воли сплетал свои воспоминания с печалью и гневом, создавая тонкий шнур, от которого сейчас зависели их жизни. Его сердце горевало о Сандере, которому он собирался доставить большие неприятности. Ему не хотелось идти на обман и вымогательство, но умом он понимал, что другого выбора у них не было. Его разум негодовал, осуждая ту жестокость, к которой приучили этих людей. Они считали свои жизни наказанием за какие-то надуманные преступления – преступления, которых никто и никогда не совершал. Тело Кавинанта дрожало от страха за возможную неудачу. Он не обладал контролем над дикой магией. Его слабая хватка могла привести к их гибели – бесславной и фатальной для Страны.
Как только Линден вновь набросилась с насмешками на гравелинга, он остановил ее кивком.
"Я сделаю это”, – беззвучно шептали его губы. Посмотрев на Сандера, он тихо спросил:
– Как чувствует себя твоя мать? Горе исказило лицо гравелинга. Кулаки сжались от боли и бессилия.
– Смерть Калины очевидна.
Глаза Сандера стали тусклыми, как у раненого человека. В них читалась мука истерзанного сердца.
– На восходе солнца я пролью ее кровь вместе с вашей. Кавинант печально покачал головой. Его мозг наполнился страхами и вопросами, но он растолкал их в стороны, создав внутри себя пространство ясности и покоя. “Все верно, – подумал он. – Давай, прокаженный! Другого выбора нет!"
Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги и взглянул на гравелинга подкаменья Мифиль.
– Сандер, у тебя есть нож?
Тот небрежно кивнул, словно этот вопрос не имел никакого смысла.
– Вытащи его.
Сандер неохотно подчинился. Сунув руку за пояс, он вытянул из ножен длинный железный кинжал. Пальцы гравелинга держали оружие так неловко и неуверенно, будто он и понятия не имел, как им пользоваться.
– Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в безопасности, – продолжал Кавинант. – У тебя есть нож. Мои руки связаны. Я никак не могу навредить тебе, правда?
Сандер с недоумением воззрился на пленника.
"Все нормально, – убеждал себя Кавинант. – Давай, прокаженный. Покажи, на что ты способен”.
Сердце ломилось сквозь ребра. Его громкий стук заполнил грудь, не оставив места для воздуха. Но он не дрогнул.
– Достань свой оркрест. Покажи мне Солнечный Камень. И Сандер снова подчинился. Страх перед Береком Полуруким держал его, как муху в кулаке.
Кавинант не смел взглянуть на камень. Боковым зрением он увидел испуганные глаза Линден. Дрожь мрачного предчувствия угрожала нарушить концентрацию внимания. Он стиснул зубы, чтобы не выдать своего волнения.
– Коснись меня камнем.
– Коснуться? – прошептал гравелинг.
– Коснись им моего лба!
Глаза Сандера сузились. В них промелькнули искорки сомнений. Его плечи приподнялись, и он отступил на шаг, сжимая рукоятку ножа и Солнечный Камень.
Делай это!
Рука гравелинга медленно потянулась вперед. Со стороны казалось, что она двигалась сама собой. Оркрест прижался холодной гранью к двум складкам на лбу Кавинанта.
Тот быстро перевел внимание на кольцо, отыскивая связь между оркрестом и белым золотом. Ему вспомнился солнечный свет и его безумство на склоне Горы Грома. Перед глазами возник мимолетный образ Баннора, который, приподняв его руку, приложил кольцо к Посоху Закона. Спусковой крючок. Внезапно он почувствовал взрыв силы.
Ты к есть белое золото.
Молчание стало невыносимым. Уголки его губ приподнялись, обнажая зубы. Чтобы уменьшить напряжение, он прищурил глаза.
Спусковой крючок.
Кавинанту не хотелось умирать. Он не хотел, чтобы Страна погибла из-за глупости напуганных людей. Лорд Фоул не знал пощады, и его надо было остановить любой ценой.
Соединив в уме оркрест и белое золото, Кавинант впустил в себя силу. Белая вспышка едва не взорвала лоб.
Линден вышла из оцепенения. Сандер отдернул руку, сжимавшую Солнечный Камень. Порыв силы затушил огонь масляной лампы.
Кавинант встряхнул свободные руки и поднял их вверх. Не обращая внимания на огненную магму, хлынувшую в пальцы, он растер ладони, а затем со вздохом облегчения открыл глаза. Его ладони сияли цветом полной луны. Он чувствовал накал и страстность огня, но пламя не причиняло ему никакого вреда.
Сияние левой руки поблекло и угасло. Однако правая ладонь становилась все ярче и ярче. Пламя вырывалось из кольца и, распространяясь по руке, пылало без запаха и звука.
Линден смотрела на него дикими глазами. Зрачки Сандера отражали серебристый огонь, и он прикрывал лицо рукой, словно не мог вынести такой мощной и откровенной демонстрации силы.
А ты все еще упрям!
«Да, Лорд Фоул! – прошептал Кавинант. – Ты даже не представляешь, как велико мое упрямство!»
Сорвав веревки с запястий Линден, он протянул руку к Сандеру, требуя Солнечный Камень.
Как только гравелинг выпустил оркрест из одеревеневших пальцев, камень упал на ладонь Кавинанта и засиял пронзительным белым светом. В этой маленькой комнате он казался солнцем. Линден пригнула голову. Сандер, закрыв глаза рукой, испуганно замахал перед собой ножом.
– Это дикая магия! – произнес Кавинант. Его голос струился из уст, как пламя. Возобновившаяся циркуляция крови терзала нервы острыми коготками.
– Твой нож не справится с такой огромной силой. Но успокойся, Сандер. Тебе ничто не угрожает. Я не собираюсь причинять вред людям вашего подкаменья.
Ночь становилась все более прохладной, однако по лицу Кавинанта стекали капельки пота.
– Я пришел сюда, чтобы спасти Страну. И я не позволю тебе убить нас с Линден.
– О, Нассис, мой отец! – испуганно вскричал гравелинг. – Неужели ты был прав? Неужели твои слова оказались истиной?
Кавинант расслабился. Он понял, что добился своей цели. В тот же миг по его телу прокатилась волна усталости.
– Вот! Возьми его! – произнес он хриплым от напряжения голосом.
– Ты отдаешь мне его обратно…
– Этот Солнечный Камень принадлежит тебе!
Ошеломленный увиденным, Сандер прикоснулся к оркресту и тут же отдернул руку. Мир, который он знал, превращался в хаос. Когда сияние камня коснулось и не обожгло его, гравелинг сжал свой оркрест в ладонях как символ надежды, внезапно озаривший путь.
Кавинант со стоном отпустил бурлившую в нем дикую магию. Огонь угас, как будто излился из его руки. Солнечный Камень померк, и комната погрузилась в густую темноту.
Кавинант прислонился к стене, прижимая к груди дрожащие руки. Блики огня, мелькающие перед глазами, меняли цвет от белых до малиновых тонов. Несмотря на усталость, он не мог позволить себе передышки. Ситуация оставалась неопределенной. Кавинант отказался от магии только для того, чтобы Сандер получил свободу выбора. И теперь ему предстояло узнать, насколько оправданным был этот риск.
– Я хочу уйти из деревни, – произнес он настоятельным шепотом. – Иначе здесь что-нибудь произойдет. Опустошитель может вернуться сюда и вызвать новые беды. Мы должны немедленно покинуть это подкаменье. Но нам необходима помощь. Нам нужен человек, который знал бы Солнечный Яд – и мог вести нас к цели. Сандер! Я зову тебя с собой!
Из темноты послышался хрип. Сандер задыхался, словно шел ко дну.
– Я гравелинг подкаменья Мифиль. Люди доверили мне жизни. Как я могу предать свой дом и отправиться с тобой – неизвестно куда и зачем?
– Сандер! Я хочу спасти Страну! – воскликнул Кавинант, вкладывая в слова убежденность своей души. – Спасая всех, мы поможем и жителям твоего подкаменья!
Гравелинг молчал. Кавинант прижал ладонь к губам, чтобы с них не сорвалась мольба о помощи. Его сердце билось все сильнее и сильнее. Оно кричало: “Сандер! Ты мне нужен!"
Внезапно заговорила Линден. Ее голос был наполнен пугающей страстью.
– Ты не должен убивать свою мать! Сандер судорожно вздохнул:
– Я не хочу проливать ее кровь. И вашу тоже… Возможно, люди простят мою измену.
От облегчения у Кавинанта закружилась голова. И он едва услышал свои собственные слова:
– Тогда нам надо поторопиться.

Глава 7
Марид

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Сандер неподвижно стоял у двери, словно потерял контроль над обессиленным телом. Из темноты послышался его хриплый напряженный голос:
– Только не предавай меня, Томас Кавинант.
Прежде чем тот успел что-либо ответить, гравелинг отдернул занавес. Они увидели пустую площадь, освещенную лунным светом.
– Что мы будем делать с охраной? – тихо спросил Кавинант.
– Здесь нет никакой охраны. – Голос Сандера казался шепотом ночного ветра. – В нашем подкаменье жертвы отдаются на попечение гравелинга. И это правильно. Тот, кто проливает кровь людей, должен до конца разделять их предсмертные мгновения. Жители деревни спят. Нам некого бояться.
Уловив в тоне Сандера затаенную злость, Кавинант отбросил прочь свою усталость.
– А как насчет тех постов, которые охраняют подходы к деревне?
– Нам надо проскользнуть мимо них незамеченными.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 16:58 | Сообщение # 10
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Сандер вышел из хижины. Линден последовала за ним, но, поравнявшись с Кавинантом, остановилась и тихо прошептала:
– Ты ему доверяешь? Между прочим, он уже жалеет о том, что согласился.
– Я знаю, – ответил Кавинант, и, обругав в уме остроту ее восприятия, он мрачно добавил:
– Мое недоверие обычно вызывают те, кто никогда не сожалеет о своих решениях.
Немного помолчав, Линден холодно ответила:
– В отличие от тебя я не считаю сожаление одним из человеческих достоинств.
Она гордо приподняла подбородок и вышла в ночь.
Кавинант остановился в дверном проеме, устало вглядываясь в тьму. Его подташнивало от голода, и мысль о том, что ожидало их впереди, подрывала те малые силы, которые ему удалось сохранить до этого времени. Язвительность Линден задела его за живое. Почему она отвергала такие простые человеческие чувства? Как будто она сама никогда ни о чем не сожалела…
Впрочем, момент для размышлений был неподходящим. Им требовалось как можно быстрее покинуть деревню. Спотыкаясь о камни, Кавинант поспешил за своими спутниками.
После темной комнаты луна казалась ослепительно яркой. Сандер и Линден поджидали его у стены ближайшего дома. Как только он присоединился к ним, гравелинг махнул рукой на север и начал быстро пробираться между каменными строениями. Линден едва не наступала ему на пятки, а Кавинант держался позади, отставая на несколько шагов.
Когда они оказались на краю деревни, Сандер остановился. Велев Кавинанту и Линден ждать его на этом месте, он торопливо вернулся в подкаменье.
Кавинант попытался успокоить дыхание. Линден стояла рядом, взволнованно сжимая кулаки. Ее губы беззвучно шевелились, словно она о чем-то спорила со своим страхом. По спине Кавинанта пробежала зябкая дрожь. Казалось, что ночная прохлада нагнетала вокруг беглецов тревогу. Минут через пять из темноты появился Сандер. В его руках виднелся продолговатый предмет, похожий на дыню.
– Это гнилянка, – прошептал он Кавинанту и, кивнув, зашагал вперед.
Словно три привидения, они миновали последний ряд домов и покинули подкаменье.
Сандер вел их к реке. Он шел, полупригнувшись, уменьшая тень, которую отбрасывала луна. Линден следовала его примеру. Казалось, она была рождена для бегства в ночи. Ее тело буквально скользило сквозь лунный свет. Но заплетающиеся ноги Кавинанта сводили их труды на нет. Он поминутно спотыкался и производил столько шума, что его хватило бы на дюжину человек.
Внезапно Сандер лег на живот, повис на краю скалы, а затем спрыгнул вниз в глубокую и широкую впадину, некогда бывшую руслом стремительной реки.
Линден прыгнула следом. Песок смягчил ее падение. Она быстро отбежала в тень под обрывом и присоединилась к Сандеру.
Кавинант замер на гребне скалы. При взгляде вниз у него закружилась голова. Он беспомощно осмотрелся по сторонам. Пересохшее русло тянулось зигзагом в оба конца – к горам и Южным Пустошам.
Он ничего не понимал. Прошлой ночью река Мифиль грозила затопить всю долину.
– Скорее! – шепнул гравелинг. – Тебя же могут увидеть!
Кавинант прыгнул вниз. Упав на четвереньки, он растянулся на песке. Сандер бросился к нему на помощь, но Кавинант махнул рукой, давая понять, что с ним все в порядке. Погрузив пальцы в песок, он попытался добраться до влажного слоя. Однако ниже песка находилась только сухая пыль, от которой он едва не зашелся в кашле.
Невероятно!
Русло казалось таким же сухим, как ложбина между двумя барханами. Неужели в Стране изменился Закон – незыблемый закон природы?
– Кавинант! – зашипела Линден.
Сандер схватил его за талию и поднял на ноги. Подавив порыв слепой ярости, Кавинант спотыкаясь перебежал в тень, которая тянулась вдоль берега. Овладев собой, он перевел дыхание и осмотрелся. Сандер указал на север, где в сотне футах от них над руслом темнела арка длинного моста.
– Там стоит один из охранников, – прошептал он на ухо Кавинанту. – Другие нас не могут заметить, но мимо этого нам не пройти.
– Что же делать? – спросила Линден.
Гравелинг приложил палец к губам. Подняв с земли гнилянку, он начал подкрадываться к мосту. Тень берега служила прекрасной защитой. Кавинант и Линден последовали за ним.
Они двигались медленно и осторожно. Помимо острых камней, которыми ощетинилось дно реки, у берега встречалось множество ям. Кавинанту все время приходилось смотреть себе под ноги. Тем не менее его взгляд постоянно возвращался к мосту – зловещей черной дуге, которая преграждала им путь к свободе. Он вспомнил, как шел по этому мосту с Этиаран и Леной. Память вернула прежнюю боль, заставив сердце задрожать от горя.
Несмотря на хорошее зрение, Кавинант так и не увидел охранника. Скорее всего, тот прятался за перилами моста.
Они подползли почти к самым опорам. Затаив дыхание, Кавинант следил, как Сандер взбирался по крутому откосу. Гравелинг двигался с предельной осторожностью, понимая, что каждая галька или горсть песка могла стать поводом для сигнала тревоги. Через несколько секунд он исчез за оградой моста.
Неопределенность повисла в воздухе, как колокол, готовый расколоть ночную тишину на части. Внутренности Кавинанта сжались в комок. Линден испуганно съежилась и присела на корточки. Внезапно они услышали тихий шлепок, за которым последовали стон и звук упавшего тела. Еще через миг они увидели гравелинга, который, скользнув под перилами моста, мягко спрыгнул на песок пересохшего русла.
– Теперь нам надо спешить, – сердито промолвил он. – Вскоре появится смена, и наше бегство перестанет быть тайной.
Сандер отвернулся от Кавинанта и зашагал в темноту. Его плечи подрагивали, словно он плакал. Очевидно, там, на мосту, ему пришлось столкнуться с тем, кого он знал всю свою жизнь, и это было для него невыносимым.
Гравелинг перешел на быстрый шаг. Кавинант и Линден с трудом удерживали взятый им темп.
Лунный свет ронял серебро, превращая рябь песка в старинную чернь, а ночную тьму – в изделие ювелира. Звезды подмигивали над кромкой гор, как целомудренные девы из окон женского пансиона. Колючие вершины тянулись к недосягаемым небесам, забыв о смирении и скромности. И у Кавинанта захватывало дух от удивительной красоты, которую дарила ему Страна.
Когда луна начала клониться вниз, а горы слева от них сменились высокими холмами, усталость окончательно одолела Кавинанта. Его сердце давало перебои, отказываясь участвовать в дальнейшем бегстве. Мышцы рук и ног наполнились песком бессилия. Кроме того, ему требовалось выполнить еще одно дело. Шепотом Кавинант попросил гравелинга остановиться. Опустившись на землю, он лег на спину и всосал прохладный воздух в горящие легкие.
Линден села рядом с ним. Она немного задыхалась, но по-прежнему была полна энергии и сил. Сандер нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Его выносливость и привычка к длительным переходам еще раз напомнили Кавинанту о тех невыносимо трудных условиях, в которых жили теперь обитатели подкаменья Мифиль. Чтобы не умереть голодной смертью, им приходилось убивать не только чужаков и преступников, но и своих больных сородичей. Как могла докатиться до этого Страна – прекрасная Страна, которую он безумно любил?
Дав передохнуть своим спутникам, Сандер заторопил их:
– Конечно, до восхода солнца мы будем здесь в полной безопасности. Но не надо забывать, что в подкаменье Мифиль уже знают о нашем бегстве. Поддавшись усталости и лени, мы можем накликать на себя огромную беду. Утром нас будет видно с большого расстояния. Тот Всадник, который направляется в деревню, может заметить нас. И он обязательно кинется в погоню, когда ему расскажут о вашем бегстве. Томас Кавинант! Ты просил меня стать проводником. Но я до сих пор не знаю, куда вы собираетесь идти. Кавинант со стоном приподнялся.
– Давай сначала о главном.
Он многому научился в прошлом и повидал немало людей. Кавинант был убежден, что большой и обстоятельный ответ не понравится простому жителю подкаменья. Поэтому он решил остановиться на более понятной и близкой цели.
– Прежде всего я хочу найти Марида.
– Марида? – с удивлением переспросил гравелинг. – Разве я не говорил вам о наказании, наложенном на него людьми моего подкаменья? Согласно Заповедям, он отдан на милость Солнечного Яда. И этот приговор уже приведен в исполнение.
– Я знаю, – ответил Кавинант. – Ты говорил нам об этом. Но я повторяю – он невиновен.
– Есть на нем вина или нет, это ничего не значит, – печально произнес гравелинг. – Наказание исполнено. Мужчины и женщины, уводившие его на равнину, вернулись незадолго до того, как я отправился к вам.
Усталость пробуждала раздражение. Кавинант с трудом сохранял спокойствие:
– И что они с ним сделали?
Недовольно вздохнув, Сандер посмотрел на далекие звезды.
– Они отвели его на равнину, связали и оставили там ждать исполнения приговора.
– А тебе известно, где они его оставили?
– Приблизительно. Мы говорили об этом перед их уходом. Но я не знаю точного места.
– Ничего. Попробуем найти.
Ослабевшие мышцы Кавинанта казались заполненными водой. Тем не менее он поднялся на ноги и строго посмотрел на гравелинга:
– Веди нас туда.
– Кавинант! Мы только зря потеряем время! – Лицо Сандера выглядело как сгусток тьмы. – Это очень далеко. Давай лучше найдем для себя убежище. Не забывай, с рассветом солнца мы превратимся в добычу.
– Но Марид невиновен! – В голосе Кавинанта зазвучала безумная ярость, но он тревожился не об этом. – Пойми! Опустошитель овладел им только из-за меня и Линден. Я не собираюсь бросать его на произвол судьбы. Черт бы тебя побрал! Веди нас к нему! – Он сердито схватил Сандера за грудки:
– На моих руках и так уже много крови!
Гравелинг нахмурился, словно только что понял какую-то важную и пугающую истину. Взглянув на Кавинанта, он тихо ответил:
– Ты не знаешь, что такое Солнечный Яд.
– Тогда расскажи нам о нем! Почему ты так его боишься?
– Мы все пострадаем от проклятия Марида! Линден, стоящая за спиной Сандера, сказала:
– Он говорит что думает. Ему кажется, что на восходе солнца с нами произойдет что-то ужасное.
Взяв свою ярость под контроль, Кавинант отступил на шаг от Сандера, посмотрел на Линден и тихо спросил:
– А ты что думаешь?
Помолчав какое-то время, она хрипло произнесла:
– Когда ты говорил мне об одержимости Джоан, я тебе не верила. Но вчера мне довелось увидеть Опустошителя своими глазами. Я знаю, что он потом покинул Марида. И конечно, мы должны спасти этого парня. – Казалось, она сплетала свои слова из ночного воздуха. – Если хочешь, оставайся с Сандером здесь. Скажите, куда идти, и я сама отправлюсь на поиски Марида…
– Небо и земля! – воскликнул гравелинг. – Неужели я предал свой дом ради того, чтобы вы искали человека, которого уже невозможно спасти? Если вы не одумаетесь, мы будем молить небеса о смерти!
"Кавинант взглянул на темный силуэт Линден, удивляясь силе ее духа. Затем мягко ответил Сандеру:
– Ты называл Марида своим другом.
– Вы просто сошли с ума! – закричал гравелинг. – Вы такие же безумные, как и мой отец Нассис! – Схватив камень, он яростно швырнул его в речной берег. – Я тоже сошел с ума…
Внезапно он повернулся к Кавинанту:
– Хорошо. Я отведу вас туда. Но я не хочу… Неудержимый гнев сдавил его горло. Взревев, он вонзил кулак в ночное небо.
– Я не хочу страдать от Солнечного Яда, будь вы даже трижды безумными или мудрыми!
Он резко повернулся к берегу и начал карабкаться по крутому откосу.
Кавинант подошел к Линден. Он хотел поблагодарить ее за поддержку и готовность идти на риск ради спасения без вины осужденного человека. Но она отвернулась от него и поспешила за Сандером.
– Скорее, Кавинант, – шепнула Линден через плечо. – Мы должны поторопиться. Я не знаю, чего боится Сандер, но думаю, нам это тоже не понравится.
Он смотрел, как она взбиралась по откосу. Мы будем молить небеса о смерти. Кавинант провел ладонью по подбородку, чувствуя под пальцами колючую щетину. Собравшись с силами, он поспешил за своими спутниками.
Когда они вскарабкались на край откоса, перед ними предстал совершенно иной ландшафт. За исключением неровной полоски мифильских гор, равнина казалась голой и невыразительной. Она простиралась на север и запад до самого горизонта, и ее разнообразили лишь легкие ложбины и русло пересохшей реки. Кавинант не мог поверить своим глазам – здесь не было ни кустов, ни травы. Свет низкой луны придавал бесплодной земле вид жуткого и призрачного мира, который веками страдал от бесконечной жестокой засухи.
Сандер зашагал на север-восток – почти параллельно горам, которые виднелись вдалеке. Кавинант изо всех сил старался не отставать от него, хотя и не понимал, чего тот так боялся. В конце концов он попросил проводника немного сбавить темп. Гравелинг угрюмо ответил, что на отдых не осталось времени.
– Но зачем нам доводить себя до изнеможения? – спросил его Кавинант.
Сандер выругался и снова двинулся вперед. Однако, несмотря на свое лихорадочное беспокойство, замедлил шаг.
Через некоторое время луна зашла за горизонт. К счастью, местность не преподносила никаких сюрпризов, и путникам хватало скудного света звезд. Сандер уверенно вел их по равнине. Серая полоска на востоке все больше и больше вгрызалась в ночное небо.
Чем сильнее светлел горизонт, тем взволнованнее становился гравелинг. Он перебегал с места на место, осматривал неровности и озирался по сторонам. Судя по всему, Сандер искал что-то очень важное. Когда они прошли с пол-лиги, он испуганно повернулся к Линден и Кавинанту:
– Мы должны найти большой камень – вроде какого-нибудь осколка скалы. Нам надо отыскать его до восхода солнца. Ищите, если вам дорога жизнь!
Кавинант остановился, переводя дыхание. Равнина покачивалась перед ним, как огромное море. Его руки и ноги наливались свинцовой тяжестью.
– Там, – сказала Линден, указывая вправо. Взглянув в этом направлении, Кавинант ничего не увидел.
Впрочем, он не имел ее обостренных чувств.
Бросив на Линден недоверчивый взгляд, Сандер поспешил проверить указанное место. Он встал на колени и очистил руками поверхность плоского валуна.
– Камень! Большой камень! – шептал гравелинг. – О небеса! Мы все-таки успели! – Вскочив на ноги, он обратился к своим спутникам:
– Мы должны остаться здесь. Этот обломок скалы защитит нас от Солнечного Яда.
Усталость помутила зрение Кавинанта. Он видел Сандера как бы сквозь туманную мглу. Опасения гравелинга не имели для" него никакого смысла. А до рассвета оставалось лишь несколько минут. Лучи разрисовали небо в желтые тона. Горизонт вздувался пузырем, предвещая рождение солнца. Почему же Сандер так боялся этих мгновений?
Как видно, Линден мучил тот же вопрос.
– Ты считаешь, что солнце может нанести нам вред? Но это какая-то нелепость! Во время вашей проверки молчанием мы вчера все утро простояли под солнцем, и с нами ничего не случилось. Можно сказать, нас донимали только ваши предрассудки и ничем не обоснованная злоба.
– Вы стояли на каменных плитах площади! – с раздражением ответил гравелинг. – Кроме того, опасны лишь первые лучи! Когда Солнечный Яд начал наполнять нашу долину, вы находились в хижине под защитой тени и камней!
"Как он мне надоел своими глупыми страхами”, – подумал Кавинант. Прикрыв глаза, он представил Марида, умирающего от жажды и жары. Шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, он медленно двинулся вперед.
– Глупец! – закричал гравелинг. – Ради тебя я предал свой народ! Вернись на камень или ты погибнешь!
Взглянув на Сандера, Линден покачала головой и поспешила следом за Кавинантом. Вдогонку им неслись отчаянные крики:
– Вы разрушили мою жизнь! Неужели мне придется убить вас обоих?
Поравнявшись с Кавинантом, Линден шепнула:
– Он действительно верит в это.
Внезапно по телу Кавинанта прокатилась странная дрожь. Сам того не желая, он остановился и повернулся лицом на восток. Линден последовала его примеру. Какое-то время они щурясь смотрели на огненный диск восходящего солнца.
Тот пылал красным факелом на горизонте, и вокруг него виднелась легкая коричневая дымка – почти прозрачный саван, сотканный из пыли. Лучи впились в их лица, как волна сухого жара.
– Ничего, – хрипло сказала Линден. – Я ничего не чувствую.
Они посмотрели на Сандера. Тот по-прежнему стоял на камне. Его руки закрывали лицо, а плечи дрожали от горьких рыданий. Кавинант смущенно отвернулся и, не зная, что делать дальше, отправился на поиски Марида.
Линден пошла вместе с ним. Голод обострил черты ее лица. Глаза казались немного запавшими, и она слегка пригибала голову набок, словно рана за ухом все еще причиняла ей боль. Приподнятый подбородок придавал ей решительный вид. Поджатые губы казались узкой амбразурой, из которой вот-вот могло вылететь резкое слово. Она производила впечатление женщины, которая не знала поражений. Укрепившись ее волей, Кавинант продолжал идти вперед.
Солнечный свет превратил равнину в настоящую пустыню. Прежде ее тона были серебристыми и мягкими, но теперь она стала преддверием ада. Горячая пыль обжигала ноги даже сквозь толстые подошвы ботинок. Узкие трещины покрывали безжизненную почву старческими морщинами засухи и разрушения. На всем обозримом пространстве царило неподвижное безмолвие, и лишь изредка раздавались гулкие щелчки, когда твердая земля крошилась и лопалась от невыносимого зноя. Ландшафт мерцал от восходящих потоков нагретого воздуха.
Чтобы отвлечь себя от жары и усталости, Кавинант попросил Линден рассказать ему о том, как она воспринимает эту местность.
– Она больна. С ней творится что-то очень странное. – Линден произносила слова с такой обидой, словно вид пустыни наносил ей личное оскорбление. – Земля не должна быть такой. Это как гноящаяся рана. Иногда мне даже кажется, что из трещин польется кровь.
"Конечно, она не должна быть такой”, – подумал Кавинант. Страна стала похожей на Джоан. Фоул вернул ее ему, но в сломанном виде.
Волны жара жгли глаза. Земля белела сквозь пелену набегавших слез, как кровянистый гной огромного фурункула, по которому они брели неизвестно куда. Онемевшие ноги беспомощно оступались.
Линден подхватила его под руку, едва удержав от падения. Он вдруг снова почувствовал себя больным и немощным. Ярость прокаженного заставила его гордо приподнять подбородок.
– Чем же вызвано это омертвение? – спросил он дрожащим голосом.
– Не знаю, – мрачно ответила она. – Причина связана с той аурой вокруг солнца. Но само светило выглядит вполне нормальным.
Линден неохотно отпустила его руку.
– О кровь ада! – воскликнул Кавинант. – Что же натворил этот ублюдок?
Впрочем, он не ожидал ответа. Несмотря на свое новое восприятие, Линден знала не больше его. Кавинант остановился и выполнил процедуру ВСК – визуального самоконтроля. Потом, собрав остатки сил, вновь отправился на поиски Марида. Усталость отступала прочь при мысли о связанном человеке, который лежал под лучами жаркого солнца. Жажда и зной становились невыносимыми, но образ испуганного Марида делал их еще более отвратительными.
Они упрямо шагали через пустошь, покрытую пиявками красных пятен. Пыль наполняла рот соленым привкусом неудачи, а ослепительные лучи пробирались под веки и жалили мозг раскаленными иглами. Вместе с тошнотворной слабостью пришло головокружение. Лишь горы к юго-востоку от них помогали Кавинанту придерживаться выбранного направления. Солнце, словно молот, сплющило равнину, выбивая из людей пот и силы. Порою он даже удивлялся, что все еще оставался на ногах. Туман, мерцающий перед глазами, скрывал за собой бесцветную землю, и временами Кавинанту казалось, что он тоже является частичкой зноя, роняющей пот и шепчущей проклятия.
Вне всяких сомнений, он прошел бы мимо цели. К счастью, Линден сохранила бдительность. Она дернула его за рукав и вытянула из дремоты, предвещавшей близость теплового удара.
– Смотри!
Его губы прошептали беззвучный вопрос. Какое-то время он не мог понять, почему они больше не идут по раскаленной равнине.
– Да смотри же! – повторила она голосом, который походил на карканье.
Они стояли в широком углублении, напоминающем кратер. При каждом их шаге из-под ног поднимались облака колючей пыли. Прямо перед ними виднелись два деревянных столба, вбитых в сухую землю. Они располагались на некотором расстоянии друг от друга, словно для того, чтобы растягивать руки лежавшего человека. От столбов к пятну вытоптанной земли тянулись веревки, концы которых заканчивались петлями.
Петли были не тронуты.
Чуть дальше, на другом конце пятна, темнели две дыры, оставшиеся от столбов, к которым крепились ноги жертвы.
Кавинант судорожно сглотнул.
– Марид!
– Он ушел, – хрипло отозвалась Линден. Ноги Кавинанта подогнулись. Он сел и закашлял от поднятой пыли. Марид ушел. Они напрасно тратили силы.
Линден опустилась перед ним на колени. Ощутив на лице ее дыхание, Кавинант взглянул ей в глаза. Голос его спутницы скрипел, как песок на зубах.
– Я не знаю, как Мариду удалось выскользнуть из пут, но ему сейчас лучше, чем нам. Эта жара нас скоро доконает.
– Я не мог оставить его в беде, – ответил он заплетающимся языком. – Марид оказался такой же жертвой, как и Нассис.
Слова ободрали горло. Линден протянула руку и неловкими движениями смахнула с его бровей мелкий бисер бесполезного пота.
– Ты выглядишь просто ужасно.
Он устало приподнял веки и взглянул на свою спутницу. На ее губах запеклась грязь; лицо прочертили полоски пота; а в складках кожи над переносицей и в уголках рта собралась пыль. Глаза помутнели от жары и истощения.
– Посмотрела бы ты на себя.
– Нам нельзя здесь оставаться. Давай вернемся. Возможно, Сандер ищет нас.
Вопреки решительному виду ее голос испуганно дрожал. Она встала и помогла Кавинанту подняться на ноги. Тот безразлично пожал плечами. Он уже успел забыть о гравелинге.
Пройдя с десяток шагов по своим следам, они заметили фигуру, которая приближалась к ним через мерцавшее марево равнины. Кавинант остановился, всматриваясь в размытые контуры. Неужели мираж?
Линден стояла рядом, словно для того, чтобы подхватить его, если он потеряет равновесие. Фигура приближалась. Через некоторое время они узнали Сандера. Он ускорил шаг, но в двадцати шагах от них вдруг замер на месте, сжимая в правой руке нож. На этот раз он, видимо, знал, как его использовать.
Кавинант, нахмурив брови, мрачно смотрел на гравелинга, словно нож делал их незнакомыми друг другу. Рука Линден коснулась его плеча, предупреждая о возможной опасности.
– Томас Кавинант! Назови мое имя!
Лицо Сандера выглядело, как раскаленный камень. Кавинант встряхнул головой, отгоняя жаркий туман, который мешал ему думать.
– Назови мое имя! – свирепо закричал гравелинг. – Не заставляй меня убивать вас обоих.
"Убивать?” Волевым усилием Кавинант прорвался сквозь дремотное оцепенение.
– Тебя зовут Сандер, – хрипло ответил он. – Ты гравелинг подкаменья Мифиль и поэтому обладаешь оркрестом. Лицо Сандера вытянулось от удивления.
– Линден Эвери, – промолвил он дрожащим голосом. – Назови имя моего отца.
– Погибшего отца, – ответила она. – Его звали Нассис, сын Джюса. Теперь он мертв.
Сандер смотрел на них, как на сверхъестественных созданий. Его руки безвольно повисли.
– Небо и земля! Это невозможно! Солнечный Яд должен был превратить вас в чудовищ… Я еще никогда не видел… – Он ошеломленно покачал головой. – О-о, вы действительно загадочные существа! Как вам такое удается? Неужели кольцо из белого золота может менять законы жизни?
– Иногда может, – чуть слышно ответил Кавинант. Он попытался понять свои взаимоотношения с Сандером. Все, что они делали, являлось неумышленным опровержением тех догм, в которые верил гравелинг. И конечно же, ему требовалось какое-то объяснение.
Горячий туман размывал границу между прошлым и настоящим. В уме мелькнула мысль о ботинках… Пересохшие губы цеплялись за слова, мешая Кавинанту говорить:
– Когда я был здесь в первый раз…
"Да, все дело в подошвах”. Однажды Друлл-Камневый Червь нашел его по сгусткам инородной силы, которые оставались на земле в следах ботинок Кавинанта.
– Наша обувь изготовлена в другом мире. Она не подчиняется некоторым законам Страны. Я думаю, это свойство и защитило нас от Солнечного Яда.
Сандер ухватился за его догадку как за единственно возможное объяснение:
– Да. Наверное, так оно и есть. Плоть восприимчива к Солнечному Яду, но ваша обувь… Она не похожа на то, что мне доводилось видеть прежде. Теперь понятно, почему вы уцелели при первом прикосновении солнечных лучей! Кроме того, ты обладаешь удивительной силой, неведомой среди людей Страны. – Внезапно его лицо помрачнело. – Но разве вы не могли объяснить мне это раньше? Я так боялся за вас… – Сжатые челюсти Сандера красноречиво свидетельствовали о глубине его обиды.
– Поверь! Мы и сами не знали об этом! Нам просто повезло.
– Кавинанту хотелось лечь, закрыть глаза и забыться сном. Ему потребовалось около минуты, чтобы собраться с силами и задать вопрос:
– А где же Марид?
Сандера словно окатили ведром холодной воды. Забыв об обиде, он осмотрелся и увидел два столба с сиротливо висящими веревками. Его брови сдвинулись; на лбу появилось несколько глубоких морщин.
– Глупцы! – закричал он в гневе. – Я же просил их не жалеть веревок. Никто не может предсказать, во что превратит человека Солнечный Яд. Теперь по нашей равнине будет бродить еще одно злобное чудовище.
– Ты хочешь сказать, что он не убежал? – спросила Линден. – Неужели он все-таки понес незаслуженное наказание?
– А разве я не говорил вам, что мы не успеем? – сердито взревел гравелинг. – Посмотрите на себя! Вы только зря растратили силы! Но хватит! Я больше не дам вам совершать таких дурацких поступков! Вы избрали меня своим проводником? Так извольте следовать за мной, а не за собственной глупостью!
Линден холодно взглянула на него:
– И куда мы пойдем?
– Искать убежища, – ответил Сандер, понижая тон. – Мы не вынесем путешествия под пустынным солнцем.
Кавинант махнул рукой на восток, указывая на местность, которую неплохо знал:
– Холмы…
Сандер снисходительно покачал головой:
– Да, мы могли бы найти убежище в холмах. Но по пути нам пришлось бы пробираться через территорию врагов из подкаменья Виндзорна. А это верная смерть для любых чужаков и особенно для гравелинга соседней деревни. Нет, мы пойдем на запад – к реке.
Кавинант не спорил. Усталость лишила его способности принимать решения. Сандер взял Кавинанта под руку и повел его обратно к пересохшему руслу. Маленький отряд покинул пыльный кратер, оставляя за собой широкий шлейф пыли.
Линден поддерживала его с другого бока. Она часто оступалась и выглядела очень утомленной. Сандер, наоборот, казался сильным и целеустремленным, однако его печальный взгляд затуманился, словно он предвидел какое-то несчастье впереди.
Кавинант с трудом передвигал затекшие ноги. Жестокое солнце, оседлав середину утра, хлестало его лучами по плечам, в то время как жар, поднимающийся от земли, обжигал лицо и руки. Лихорадочная дрожь в измученных легких отзывалась эхом в зыбком тумане знойного дня. Глаза слезились; сухие веки царапали кожу. Колени больно стукались друг о друга.
Потом он барахтался в пыли, не понимая, что упал. Сандер помог ему сесть и привел его в чувство, слегка похлопав по щекам. Лицо гравелинга стало серым от пыли, усталости и жары.
– Томас Кавинант, – произнес он, задыхаясь, – зачем ты мучаешь себя? Тебе нужна вода. Почему ты не воспользуешься кольцом из белого золота?
Дыхание Кавинанта с хриплым шипением вырывалось из потрескавшихся губ. Он смотрел невидящим взором на мерцавшее марево и медленно качал головой.
– Кольцо из белого золота, – молил его Сандер. – Подними на поверхность воду, иначе ты погибнешь!
Вода. Жужжащая мысль сложила свои надкрылья вокруг этого слова, но ей не удалось поднять его к прохладным небесам. Кавинант не мог сосредоточиться. Он использовал дикую магию только для борьбы и уничтожения, и вряд ли такая сила могла служить панацеей от жары и бед раскаленной пустыни.
Сандер и Линден смотрели на него как на свою последнюю надежду. Но они ошибались, принимая его за всесильного мага. В принципе он мог бы сделать ради них попытку, однако она ни к чему бы не привела – по многим и многим причинам.
Мучительно медленно, словно собирая себя по костям, Кавинант передвинулся вперед, встал на колени и затем поднялся на ноги.
– Юр-Лорд!.. – запротестовал гравелинг.
– Я не знаю, как выполнить ваше желание, – прошептал Кавинант. – Я больной человек и не могу видеть того, что видишь ты, Линден Эвери. Мне неподвластна сила, о которой мечтает Сандер…
Земля надвинулась на него, но он придавил ее ногами, вцепившись пальцами в знойное марево и красный туман.
– Я не знаю, как поднять грунтовые воды. Для этого необходима Земная Сила… И Лорд, который бы ею управлял.
Земная Сила иссякла. Лорды исчезли в далеком прошлом. У него не осталось достойных слов, чтобы выразить свое отчаяние.
– Я ничего не могу сделать. Простите меня! Сандер застонал. Однако его печаль длилась лишь мгновение. Покорно приняв удар судьбы, он вздохнул и вытащил нож.
– Ладно. Мы все равно добудем воду. – На его лице появилась кривая усмешка. – Значит, моя сила больше твоей. Надеюсь, мне удастся обойтись малой кровью.
Он мрачно приставил лезвие клинка к насечке шрамов, которые покрывали его предплечье. Кавинант дернулся, собираясь остановить его, но Линден оказалась проворнее. Она схватила гравелинга за руку:
– Нет! Не делай этого!
Сандер без труда освободился и со злостью спросил:
– Ты хочешь воды?
– Только не так!
Кавинанту припомнились порезы на ладони Нассиса. Он вздрогнул, всем существом отвергая подобную возможность.
– Вы можете погибнуть от жажды!
– Лично я не считаю свое положение безнадежным, – ответил Кавинант, едва удерживаясь на ногах. – Во всяком случае, пока.
– Твой нож недостаточно чистый, – добавила Линден. – Ты должен подержать его над огнем, иначе у тебя может начаться заражение крови.
Сандер закрыл глаза, не желая слушать того, о чем они говорили.
– Под этим солнцем я переживу вас обоих. – Его челюсти сжевали голос до тихого шепота. – О, мой отец! Что ты со мною сделал? Твои слова о долге превратили меня в безумца!
– Не укоряй себя и нас, – хрипло произнес Кавинант, обидевшись на гнев гравелинга.
Сейчас мы слишком слабы, чтобы с достоинством ответить на твои упреки. Будь вежлив и дай нам время окрепнуть.
Глаза Сандера расширились и заблестели. Он выкрикнул проклятие.
– И ты еще говоришь о вежливости? Ты, который бросал обвинения людям, чью жизнь совершенно не понимал! Хорошо, отложим наш спор до того момента, когда я вырву вас из лап пустынной смерти!
Он подхватил неуклюжего спутника за поясницу и потащил его в западном направлении. Линден забежала к Кавинанту с другого бока и закинула его руку на свое плечо. При такой поддержке ему оставалось лишь перебирать ногами.
Однако солнце не знало жалости. Оно медленно и неотвратимо вбивало гвозди лучей в тела трех усталых путников. К полудню, провалившись в прострацию, Кавинант повис на руках товарищей. В его ушах звучал погребальный звон колоколов. Перед глазами на фоне дрожащего марева плясали юркие черные пятна. Ночь выжидала момент, чтобы наброситься на него. Она кралась по белой земле за узким кругом ясного пространства. А потом он снова повалился в пыль.
Сандер решил устроить привал. Линден чуть не упала на Кавинанта, и тот едва успел подхватить ее. Сфокусировав взгляд, он осмотрелся вокруг и увидел перед собой скопление небольших остроконечных скал, гряда которых тянулась на запад. Сандер заставил своих спутников подняться и потащил их вперед. Пройдя мимо россыпи огромных валунов, они вошли в тень нависающей скалы.
– Выступ создавал достаточно длинное и широкое укрытие, чтобы приютить трех человек. В благодатной тени пыль и камни источали покой и прохладу. Линден и Сандер усадили Кавинанта спиной к скале. Он попытался лечь, но гравелинг недовольно заворчал, а Линден, переведя дыхание, сказала:
– Немедленно поднимайся. Если ты заснешь, твое тело потеряет слишком много жидкости.
Он покорно кивнул. Прохлада в тени была относительной; его продолжало лихорадить от жажды. Тень не могла уберечь от жары. Но после безжалостного солнца она приносила истинное блаженство. Его спутники сидели рядом. Кавинант прикрыл глаза и позволил себе немного расслабиться.
Через некоторое время в остывшую магму его ума проникли голоса. Линден и Сандер беседовали друг с другом. Судя по унылому тону, Линден с трудом удерживалась, чтобы не заснуть. Сандер отвечал сдержанно и угрюмо. Ее вопросы причиняли ему страдания, но он не смел уклоняться от них.
– Скажи, – спросила она его хриплым шепотом, – что жители подкаменья будут делать без тебя?
– Зачем тебе это, Линден Эвери? – Казалось, он не понял ее вопроса.
– Зови меня Линден. После сегодняшних событий… Ее голос увял, и Сандер, помолчав, повторил:
– Зачем тебе это, Линден?
– Ты – гравелинг. Что они будут делать без своего вожака?
– А-а! – Теперь он уловил суть ее вопроса. – Моя роль в жизни деревни не так уж и велика. Куда важнее потеря Солнечного Камня. Но и она не вызовет больших проблем, потому что Заповеди рассчитаны на выполнение ритуалов без предметов силы. Жители подкаменья очень бережны в отношении своего уклада. Меня заменит мой ученик. Я уверен, что на рассвете он уже пролил кровь несчастной Калины. Подкаменье Мифиль переживет потерю оркреста и позорное бегство прежнего гравелинга. В ином случае я никогда не совершил бы того, что сделал.
Помолчав, она тихо спросила:
– Так, значит, ты не женат?
– Нет, – ответил он дрогнувшим голосом. Это объяснило многое, и Линден добавила:
– Но ты был женат.
– Да.
– А что же случилось?
Закрыв лицо руками, Сандер начал печальный рассказ:
– По законам моего народа только гравелинг имеет право на выбор супруги. Наше выживание зависит от детей, и их зачатие не отдается на риск влечений или предпочтений. Тем не менее, по древнему обычаю, гравелингу предоставлена свобода – как награда за его нелегкий труд.
Выбор моего сердца пал на Аймил, дочь Анест. Анест была сестрой моей матери, а мы с Аймил нравились друг другу с детства. После свадьбы у нас родился сын. Вот почему его назвали Нелибрином, что означало “дитя из сердца”. – Его тон казался таким же безжизненным и сухим, как равнина под солнцем. – Он родился маленьким и слабым. Однако, как и все родители, мы считали своего ребенка самым красивым на свете. За двадцать лунных смен он подрос. И хотя малыш еще не крепко держался на ногах, он ходил и бегал по всему нашему дому.
Потом, в злобный час моей судьбы, Аймил ушибла его тяжелым горшком. Она поворачивалась от очага, а Нелибрин стоял как раз у нее за спиной. Горшок угодил ему в грудь, и удар оказался настолько сильным, что наш мальчик заболел. Темная опухоль разрасталась в нем, пожирая искры жизни.
– Гемофилия, – чуть слышно прошептала Линден. – О Боже! Бедный ребенок.
– Когда его смерть стала очевидной и каждый мог увидеть ее знаки на лице малыша, мои соплеменники собрались на суд и постановили принести Нелибрина в жертву. Мне приказали пролить его кровь на благо деревни.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов


Что-то правил GolDiVampire - Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:35
GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:36 | Сообщение # 11
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Волна отвращения нахлынула на Кавинанта. Он взглянул на гравелинга. Сухость в горле напоминала медленное удушье. Шум в голове казался шипением.
– Они приказали тебе убить собственного сына? – с возмущением спросила Линден. – И что же ты сделал?
Сандер смотрел на равнину, отравленную Солнечным Ядом. Возможно, она походила на его горькую и обездоленную жизнь.
– Я не мог предотвратить смерть Нелибрина. Пустынное солнце сменилось чумным. Мы попали в бедственное положение. И тогда, пролив кровь сына, я поднял воду и напоил подкаменье Мифиль.
"Эх, Сандер!” – с огорчением подумал Кавинант.
– А как к этому отнеслась Аймил? – сурово спросила Линден.
– Смерть Нелибрина свела ее с ума. Она хотела помешать мне.., и, когда у нее ничего не получилось, разум покинул ее. Аймил во всем винила себя. В порыве отчаяния она… – Какой-то миг Сандер не мог найти подходящих слов. Хрипло застонав, он печально покачал головой. – Она попыталась покончить самоубийством и нанесла себе смертельную рану. Мне пришлось пролить кровь Аймил, чтобы ее смерть не оказалась напрасной для деревни.
"И ее тоже? О огонь ада!” Кавинант вдруг понял, почему мысль об убийстве матери заставила Сандера покинуть свой дом. Сколько же можно убивать любимых людей?
– Это не твоя вина, – мрачно сказала Линден. – Ты делал то, что велел тебе долг. Причиной всех ваших бед является Солнечный Яд.
Удивившись страстности, которая прозвучала в ее голосе, Сандер смущенно отвернулся.
– Все умирают – мужчины и женщины. Стоит ли их так жалеть…
Его униженная покорность судьбе подчеркивала царившую вокруг безжизненность равнины.
– Что ты еще желаешь знать обо мне? Не стесняйся, спрашивай. У меня нет от тебя секретов.
Кавинанту хотелось подбодрить гравелинга, но он даже не представлял, как это сделать. В таких случаях ему обычно помогали гнев и вызывающее поведение. На всякий случай он попытался отвлечь загрустившего Сандера:
– Расскажи мне о Нассисе. – Слова с трудом проходили через его распухшие губы. – Почему при его убеждениях он решил завести семью?
Линден с укором взглянула на него. Очевидно, ее раздражали бестактные вопросы Кавинанта. Однако Сандер оживился. Он буквально вцепился в эту тему, стараясь уйти от скорби и напрасных сожалений.
– Мой отец во всем походил на Джюса и Прассана, – устало и мечтательно ответил Сандер. – В свое время он был обычным жителем нашей деревни. Полубезумный Джюс жил в горной долине у развалин храма, и время от времени Нассис навещал своего отца, чтобы убедиться в его здравии. По воле подкаменья юного Нассиса женили на Калине. Они полюбили друг друга, и можно сказать, что их семья ничем не отличалась от других супружеских пар деревни. Но однажды Джюс заболел и начал умирать. Нассиса послали к храму, чтобы он привел старика в подкаменье и отдал его в жертву. Однако тот не вернулся. Умирая, Джюс возложил на него руки, и пророческий дар сумасшедшего отца перешел к его несчастному сыну. С тех пор Нассис стал изгоем для нашей деревни.
Эта потеря опечалила мою мать. Калина страдала от того, что имела только одного сына. Сотни раз она приходила в храм, умоляя отца вернуться или дать ей свою любовь. Но мать всегда приходила домой в слезах и безутешном горе. Боюсь… – Спазм боли заставил его замолчать. – Боюсь, что Калина давно искала смерти. Вот почему она бросилась на Марида.
Внимание Кавинанта постепенно перешло на окружавший ландшафт. Его взгляд тревожно следил за перемещением теней. Солнце миновало зенит, и граница света подобралась к ногам уставших путников. Вторая половина дня грозила лишить их прохладного убежища. Кавинант с раздражением подумал о новых поисках тени под гнетом солнечных лучей. С его губ сорвалось тихое проклятие.
Около края соседней скалы темнел какой-то предмет. Его контуры подрагивали в волнах знойного марева, и Кавинант с трудом различал отдельные штрихи. Если это не мираж, то что? Неужели куст? Но какое растение могло выдержать ад беспощадного солнца, когда все живое выгорало дотла и превращалось в сухую пыль?
Вопрос породил какие-то смутные воспоминания, но он не уловил их сути. Усталость и жажда притупили его ум.
– Почему это растение не погибло?
Внезапно он понял, что выражает свои мысли вслух. Его голос звучал, как песок, сыпавшийся на камень. Какой еще камень? Он заморгал, попытаясь избавиться от пелены в глазах.
– Там куст.
Он кивком указал на темное пятно у края скалы. Сандер пригнулся и посмотрел в указанном направлении.
– Это алианта. Такие кусты можно найти где угодно, но чаще всего они растут около реки. По какой-то причине Солнечный Яд не действует на них. Но они смертельно ядовиты.
Очевидно, эта тема его вообще не интересовала.
– Ядовиты? – вскричал Кавинант.
Боль резанула его по губам. Пересохшая кожа лопнула, и по подбородку потекла струйка крови.
"Нет! Только не алианта!” – подумал он.
Гравелинг протянул ладонь к его лицу, словно грязные красные капли были драгоценностью. Вспомнив о порезах Нассиса, Кавинант отвел руку Сандера в сторону.
– Ты сказал, что они ядовитые? – повторил он хриплым голосом.
В былые времена алианта поддерживала его в пути чаще, чем он мог вспомнить. Если эти ягоды стали ядовитыми… От ярости у него закружилась голова. Если они стали ядовитыми, то Страна обречена – она окончательно потеряла Земную Силу. Неужели Сандер говорил правду? Ему захотелось ударить гравелинга кулаком.
– Откуда тебе это известно? Линден толкнула его в плечо:
– Кавинант!
– Так написано в Заповедях на-Морэма, – мрачно ответил Сандер. – Не забывай, я – гравелинг. Кому как не мне знать истины Заповедей?
"Нет! Это просто невозможно!” – Кавинант задыхался от гнева. – А ты сам когда-нибудь ел алианту?
Сандер с удивлением взглянул на него:
– Нет!
– А может, ты знал людей, которые пробовали эти ягоды?
– Они же ядовитые! Какой глупец будет есть эту отраву?
– Ад и кровь! – Цепляясь за камни, Кавинант поднялся на ноги. – Я не верю тебе! Лорд Фоул не мог разрушить Закон! Если это ему удалось, то Страна обречена на гибель!
Гравелинг вскочил, схватил Кавинанта за плечи и свирепо встряхнул:
– Они ядовитые! Я говорю тебе правду!
– Нет! – упрямо ответил Кавинант. Сандер нахмурился и, едва сдерживая себя, одним толчком повалил Кавинанта на землю.
– Не сходи с ума! – В его голосе чувствовалось злобное отчаяние. – Там, в подкаменье, вы попросили моей помощи, и ради вас я покинул отчий дом. Но ты при каждом случае отвергаешь меня и мои советы! Тебе захотелось найти Марида. Глупость и безумие! Ты отказался защищаться от Солнечного Яда, а потом запретил мне использовать кровь, хотя я мог добыть для нас воду. Все твои действия – это поступки сумасшедшего! А теперь тебе еще понадобился яд?
Кавинант попытался встать, но Сандер толкнул его снова.
– Довольно! Если ты приблизишься к алианте, я изобью тебя до беспамятства.
Взгляд Кавинанта впился в гравелинга, но Сандер не дрогнул. Безысходность подталкивала его к противостоянию. Однако ему удалось взять под контроль свои чувства.
Искоса посматривая на него, Кавинант поднялся и вплотную приблизился к Сандеру. Линден стояла позади гравелинга, но он не замечал ее присутствия.
– Я не верю, что алианта ядовитая! Понимаешь? – Повернувшись, он неуклюже побрел к кусту.
Из горла Сандера вырвался грозный рык. Он бросился на Кавинанта головой вперед, и они растянулись в пыли. От удара в спину из глаз Кавинанта посыпались искры. Он пополз к скале, ожидая новой атаки. Однако Сандер больше не нападал. Кавинант обернулся и увидел Линден, которая удерживала гравелинга каким-то борцовским захватом. Облегченно вздохнув, он встал и поплелся к кусту.
У него закружилась голова. Кавинант упал на колени рядом с чахлым кустом, лишь отдаленно напоминающим то сочное зеленое растение, которое он когда-то знал. На тонких ветках виднелись редкие листья, а среди них, бросая вызов Солнечному Яду, висели три ягоды размером с чернику. Сорвав одну из них дрожащей рукой, он стер с нее пыль и убедился, что ягода сохранила свой вид и цвет.
Сандер сбросил с себя ногу Линден и откатился в сторону. Заметив это, Кавинант набрался мужества и положил алианту в рот.
– Не ешь ее! – закричал гравелинг.
Мир, дико вращавшийся перед глазами, внезапно остановился. Холодный сок наполнил рот Кавинанта восхитительным привкусом радости и покоя. Волна энергии пронеслась по телу, насыщая его бодростью и силой. Рот очистился от горечи пота, а горло – от пыли. Жажда исчезла. Нервы трепетали от восторга, которого он не переживал уже десять долгих лет. Он вновь ощутил Земную Силу – дар и квинтэссенцию Страны.
Сандер и Линден, поднявшись на ноги, наблюдали за ним.
Из груди Кавинанта вырвалось приглушенное рыдание. Глаза затуманились слезами облегчения.
– О милостивый Бог! – прошептал он дрожащим голосом. – Земная Сила еще жива!
Линден подбежала к Кавинанту, помогла подняться и посмотрела ему в лицо.
– Как ты себя… – прошептала она и судорожно закашлялась. – Все в порядке? Тебе стало лучше? Я уже вижу разницу. Но почему Сандер сказал, что ягоды ядовитые?
Кавинант не мог сдержать радости. Ему хотелось обнять изумленную Линден, но он позволил себе лишь прикоснуться к ее щеке и убрать упавшую прядку волос. В знак благодарности за помощь он сорвал вторую ягоду и протянул Линден:
– Ешь…
Она осторожно взяла ее и осмотрела со всех сторон. В глазах Линден блеснули набежавшие слезы.
– Это первая частичка Страны, не омраченная Злом, – прошептала она. Ее голос сорвался.
– Съешь ее, – настойчиво повторил Кавинант. Она сжала зубами ягоду и зажмурилась. На ее лице появилось выражение восхищенного удивления. Линден выпрямилась и расправила плечи. Ее улыбка несла в себе свежесть прохладного рассвета.
Кавинант кивнул, давая понять, что понимает ее чувства.
– Выплюнь семечко. Может быть, из него вырастет еще один куст.
Она сжала в пальцах маленькую темную крупинку и, благословив ее взглядом, бросила на землю. Сандер замер на месте. Он стоял, прижимая руки к груди, и в глазах его пылала обида. Он понял, что его всю жизнь обманывали – грубо и нагло.
Кавинант осторожно сорвал последнюю ягоду, подошел к Сандеру и протянул ему алианту. Его сердце пело при мысли о том, что Земная Сила жива.
– Сандер, – произнес он просительно, – в старину эти ягоды называли сокровищем. Земля дарила их тем, кто страдал от голода и жажды. Попробуй ее, и ты поймешь, какой была Страна.
Сандер не отвечал. В его глазах сверкали слезы.
– Алианта – не отрава, – мягко добавила Линден. – Это лекарство от Солнечного Яда.
– Съешь ее, – повторил Кавинант. – Мы здесь для того, чтобы вернуть утраченное знание. Для того, чтобы принести людям благополучие и Земную Силу. Съешь ее! Не бойся!
С мучительным усилием Сандер заставил себя говорить. Его голос стал ветром пустыни.
– Я не хочу тебе верить, Кавинант! Твои слова перечеркнули всю мою жизнь. Если я узнаю, что алианту можно есть, мне придется признать и более страшные вещи. Ты примешься учить меня, что Солнечного Яда не существует! Что вот уже многие века наша борьба за выживание не имела смысла! Что, проливая кровь людей, я их попросту убивал – убивал ради прихоти на-Морэма! – Он хрипло вздохнул. – И все же у меня нет другого выбора. Я должен найти какую-то истину взамен той, что ты разрушил.
Взяв ягоду, Сандер положил ее в рот. Несколько секунд его лицо было открытой книгой. Первоначальное ожидание смерти сменилось непроизвольным восхищением. Его внутренний мир менялся сам собой. Дрожащими пальцами он вытащил изо рта семечко.
– О небо и земля! – Благоговейный восторг смешался с беспредельной печалью. – Кавинант! – прошептал он, выжевывая каждое слово. – Значит, та Страна действительно была? Прекрасная и добрая Страна, о которой говорил мой отец?
– Да! Я видел ее!
– Теперь мне ясно, что лишило его рассудка. – Плечи Сандера задрожали под тяжестью горьких воспоминаний, но он тут же натянул на себя рваные лохмотья самоконтроля. – Я должен привыкнуть к этому безумию.
Отвернувшись, гравелинг пошел назад под выступ скалы, сел в тени и закрыл ладонями лицо.
Чтобы дать ему побыть одному, Кавинант взял Линден под руку и повел ее к соседней скале. Лицо его спутницы оживилось и на миг потеряло привычную строгость. Сквозь грязные полосы и пыль проступила частичка ее красоты.
– Спасибо тебе… – Кавинант хотел сказать, что благодарен ей за попытку спасти его от фанатиков-сатанистов. Но, не пожелав вспоминать тот удар ножом, он тихо добавил:
– За то, что задержала Сандера.
"Я не знал, что ты так доверяешь мне”, – говорили его глаза.
– Где ты научились этим борцовским приемам?
– А-а! Здорово, правда? – Она попыталась скрыть смущение за мрачной усмешкой. – Наша медицинская школа располагалась в скверном районе. Там могли изнасиловать даже днем на парадном крыльце. Поэтому мы посещали занятия по самообороне…
Кавинант хотел поинтересоваться, как давно это происходило, но Линден перестала улыбаться и озабоченно посмотрела вверх. Прежде чем он успел спросить ее о смене настроения, она сказала:
– Мы должны уйти в тень. Одна ягода, даже самая чудесная, не позволит нам продержаться долго в таком пекле.
– Да, ты права.
Алианта притупила голод, восстановила силы и уменьшила жажду. Однако она не могла защитить их от палящих лучей. Южная Пустошь дрожала в волнах зноя. Земля белела, как обглоданная кость, и острые клыки жары сдирали с нее последние живые волокна. Он вытер с подбородка засохшую кровь и направился к Сандеру. Внезапно за его спиной прозвучал окрик Линден:
– Кавинант!
Он повернулся. Линден смотрела мимо выступа скалы в восточном направлении. Она сложила руки козырьком, прикрывая глаза от солнца.
– К нам кто-то приближается.
Сандер выбежал из тени и присоединился к ним. Какое-то время они молча вглядывались в дрожащее марево.
– Что за черт? – прошептал Кавинант.
Сначала он видел только сверкающую пыль и волны горячего воздуха. Но потом его глаза уловили смутные очертания фигуры, которая покачивалась на границе видимости.
Фигура постепенно приближалась к ним. Контуры существа прояснились, и Кавинант задрожал при виде ожившего воплощения Солнечного Яда. С виду тварь походила на человека. На ней даже болтались обрывки одежды.
– Кто это?
– О Боже! – застонала Линден. Существо направлялось к ним.
– Марид! – закричал гравелинг.
"Марид?” Неожиданная слабость подогнула колени Кавинанта.
Солнечный Яд не знает пощады…
Тварь действительно имела глаза Марида, наполненные ненавистью, безмолвной мольбой и страстным желанием. Он все еще тащил за собой колья, привязанные к лодыжкам. Его походка сочетала в себе шаткую поступь мертвеца и потрясающую ловкость хищного зверя.
Марид превратился в чудовище. Рот и нос исчезли. Чешуя покрывала всю нижнюю половину лица. Вместо рук извивались две толстые змеи, скаля пасти с загнутыми ядовитыми клыками. Его волосатая грудь тяжело вздымалась. Змеи злобно шипели, вытягивая гибкие чешуйчатые тела.
– Черт возьми!
Линден с ужасом смотрела на Марида. Гримаса отвращения исказила ее лицо. Вид того, что стало с безвинно осужденным человеком, отнял у нее храбрость и парализовал движения.
– О, Марид, мой друг, – жалобно шептал гравелинг. – Никто не может предсказать кары Солнечного Яда. Если твоя совесть чиста, как говорит юр-Лорд… – Он едва не плакал от горя. – Прости меня, Марид! – Однако через секунду его голос окреп. – Остановись! – закричал он чудовищу. – Не приближайся к нам! Иначе погибнешь!
Взгляд Марида сверкнул, словно тот понял прозвучавшую угрозу. Но тварь продолжала приближаться, направляясь к выступу скалы. Сандер выхватил нож.
– Марид, я и так виноват в твоем проклятии. Не заставляй меня убивать тебя!
Человеческие глаза на морде чудовища предупреждали Сандера об опасности.
В горло Кавинанта будто насыпали горсть песка. Он натужно всасывал воздух в легкие. Предчувствие неотвратимой схватки превратило пульс в барабанную дробь.
В трех шагах от него стояла Линден – напуганная и окаменевшая от страха. Змеи алчно зашипели, когда Марид метнулся к ней. Он взбежал на выступ скалы и мощным прыжком взвился в воздух. Какой-то миг Кавинант ошеломленно наблюдал, как ядовитые клыки потянулись к лицу его спутницы и как она беспомощно топталась на месте. Ее оцепенение подтолкнуло Кавинанта к действию. Прыгнув на Линден, он сбил ее с ног, и они откатились в сторону по россыпи камней. Вскочив на ноги, Кавинант повернулся к твари.
Марид тяжело упал на твердую землю и, подогнув ноги, несколько раз перекатился кувырком. Сандер бросился к нему, размахивая ножом. Две змеи раскрыли пасти, с шипением отгоняя нападающего врага. Марид вновь метнулся к Линден.
Кавинант принял атаку на себя. Отбив одну змеиную голову правым локтем, он схватил левой рукой второе чешуйчатое тело. Первая змея качнулась назад, готовя смертельный удар.
Помощь Сандера подоспела вовремя. В мгновение ока он чиркнул лезвием по горлу Марида. Змеи даже не успели отреагировать. Вязкая жидкость обрызгала одежду Кавинанта.
Сандер отбросил прочь отсеченную голову. Кровь из поверженного тела лилась потоком на землю. Кавинант отступил на несколько шагов и остановился рядом с Линден, которая, стоя на коленях, давилась сухими спазмами рвоты. Она стонала и ловила ртом воздух, словно ее душил Солнечный Яд.
Гравелинг не обращал внимания на своих спутников. Им овладела лихорадочная торопливость.
– Кровь! – кричал он, погружая руки в растекавшуюся лужу. – Мы будем жить! У нас будет пища и вода! – Смочив ладони в красной жидкости, Сандер вымазал ею лоб и щеки. – По крайней мере, смерть Марида принесет какую-то пользу. Я принимаю ее как дар и свою вину.
Кавинант ошеломленно смотрел на чудовищный торс. Он не знал, что из человеческого тела может излиться так много крови.
Выхватив Солнечный Камень, Сандер склонил голову к шее Марида и наполнил рот струей, хлеставшей из раны. Потом окропил оркрест кровью, чтобы тот вобрал в себя жизнь погибшего человека. Повернувшись к солнцу, гравелинг запел тоскливую песню на незнакомом гортанном языке.
Мерцание воздуха усилилось, словно жара пустыни откликнулась на его призыв. Из оркреста вырвалось сияние. Золотистый луч, прямой, как последний путь от жизни к смерти, понесся к далекому светилу. Он потрескивал и гудел, напоминая электрический разряд. Его основание вбирало в себя кровь, вылизывая ее с ладоней Сандера и из лужи на земле. Через краткий миг пятна красной жидкости исчезли. Горло Марида зияло высохшей плотью, как оскал мертвеца.
Напевая речитативом какие-то слова, гравелинг положил свой камень рядом с головой Марида. Луч, связавший оркрест с солнцем, не дрогнул.
Почти тут же вокруг Солнечного Камня забурлила вода. Она быстро собиралась в широкую лужу. Звенящий родник дал рождение небольшому ручью. Казалось, что чистая и прохладная вода вытекала из горной расщелины, а не из бесплодной пыли.
Жар стучал в висках Кавинанта, как молот. Он потел и краснел под грозной десницей солнца.
Сандер по-прежнему пел. Внезапно рядом с ручьем поднялся зеленый росток, который с потрясающей быстротой превратился в лозу. На стебле появились листья и несколько бутонов. Через минуту завязь превратилась в плоды, а еще через минуту на лозе созрели дыни.
Сандер жестом велел Линден подойти к ручью. Ее удушье сменилось удивлением. Двигаясь, как во сне, она опустилась на колени и припала губами к воде. Прохлада сорвала стон счастья с ее пересохших уст. Она начала жадно пить, время от времени погружая в поток раскрасневшееся лицо.
В правом предплечье Кавинанта разгорался ядовитый огонь. Его дыхание стало неровным и поверхностным. Горечь и пыль заполнили рот. Сердце колотилось в горле.
Линден подняла голову и повернулась к нему.
– Как здорово! – воскликнула она. – О Боже! Как здорово!
Он боялся взглянуть ей в глаза. Ужас поднимался, как вода из сухой земли. Его охватила невыразимая грусть.
– Иди сюда, – торопила Линден. – Попей воды. Ополосни лицо.
Кавинант тупо смотрел на труп Марида.
Чуть позже, не говоря ни слова, он протянул к Линден правую руку. Она взглянула на нее, испуганно вскрикнула и подбежала к нему, чтобы обследовать рану. Вопреки страху он усилием воли заставил себя проследить за направлением ее взгляда.
Рука вздулась синевато-багровой опухолью. У запястья виднелись две ранки, отмеченные красными пятнами.
– Эта тварь укусила меня, – прошептал он тихо и печально, словно уже умирал.

Глава 8
Гниение солнца

– Сандер! – закричала Линден. – Дай мне нож!
Гравелинг содрогнулся, увидев следы ядовитых зубов. Ручей тут же начал мелеть. Быстро опомнившись, Сандер возобновил ритм песни. Луч Солнечного Яда дрогнул, но затем снова стабилизировался. Дыни продолжали зреть.
Напевая, он протянул Линден нож. Она подошла к нему и взяла окровавленное оружие. В каждом ее движении сквозила уверенность. Пригнувшись к ногам Марида, она отрезала кусок веревки, привязанной к его лодыжке.
Боль во лбу Кавинанта превратилась в кузнечный молот. Она долбила мозг, как будто хотела пробить кости черепа. Сжав локоть рукой, он пытался приостановить распространение яда по венам. Кавинант не желал умирать, так ничего и не сделав. Мысль о такой нелепой смерти была просто невыносимой.
Линден вернулась и велела ему сесть. Губы ее были строго поджаты. Колени Кавинанта подогнулись сами собой, словно она управляла кнопками его воли Сев перед ним, Линден выпрямила правую руку Кавинанта, проворно наложила жгут выше локтя и затянула петлю веревки с такой силой, что он застонал от боли.
– Сейчас я вскрою рану, – сказала она ровным голосом. – Нам надо удалить как можно больше яда.
Он кивнул и попытался сглотнуть набежавшую слюну. Однако горло не желало подчиняться. Линден приставила лезвие к опухоли, но тут же отдернула руку. В ее голосе чувствовалась напряженность:
– Черт возьми! Нож слишком грязный!
Она нахмурилась, приказала Кавинанту не шевелиться и, быстро поднявшись на ноги, направилась к лучу Сандера. Гравелинг сердито зашипел, однако Линден не обратила на это внимания. Она осторожно прикоснулась к лучу ножом. Во все стороны рассыпались искры, и золотистый огонь, лизнув металл, очистил лезвие. Мрачно кивнув, Линден вернулась к Кавинанту. Она крепко сжала его запястье и занесла нож над раной. На миг их взгляды встретились.
– Это будет больно, – с печальной улыбкой сказала она. – Но если я не удалю часть яда, тебе будет еще хуже.
Прочистив горло, он с трудом произнес:
– Валяй, доктор. Режь хорошего человека.
Линден медленно и осторожно сделала надрез между двумя красными пятнами. Боль заполнила мозг Кавинанта. Ему хотелось отдернуть руку, но он, сжав зубы, не позволил себе даже содрогнуться. Линден была права. На ее месте он и сам поступил бы точно так же. Только мертвые не чувствуют боли. Остальным приходится терпеть ее как данность.
Когда Линден нагнула голову и начала высасывать из надреза кровь, Кавинант закрыл глаза, прижимая левую ладонь к горячему лбу. Он чувствовал, как ее пальцы выдавливали опухоль, приумножая огонь, бушевавший в его руке. Губы Линден впивались в плоть, словно зубы. Но она спасала его, вбирая в свой рот смертоносный яд.
Вкус крови разорвал ее спокойствие в клочья. Она с отвращением выплюнула соленую слюну на землю.
– О Боже! – со всхлипом прошептала Линден. – За что…
Она снова приникла к ране, высасывая и выплевывая кровь с каким-то яростным остервенением. Ее дрожащие пальцы выкручивали руку Кавинанта, как будто выжимали мокрое белье.
"За что…” Эти два слова пульсировали в его уме, добавляя к боли смутное беспокойство. Что она хотела сказать?
Линден продолжала свой нелегкий труд. Ее лицо стало бледным и напряженным, как костяшки сжатых пальцев. С непреднамеренной грубостью она отбросила от себя его руку, и пламя боли взвилось вверх до самого плеча. Вскочив на ноги, она со злостью наступила на пятно крови и растерла его ботинком в пыли.
– Линден, что это? – болезненно поморщившись, прошептал Кавинант.
– Яд! Везде яд! Им отравлен весь мир!
Она с отвращением сплюнула слюну и поспешила к ручью Сандера, чтобы прополоскать рот. Ее плечи вздрагивали от позывов к рвоте. Чуть позже Линден вернулась к Кавинанту и, взглянув ему в глаза, мрачно сказала:
– Это яд! Я даже не нахожу слов, чтобы описать его мерзость. – Она обняла себя за плечи, словно на нее повеяло ледяным холодом. – Это нечто большее, чем простая отрава… Что-то более грозное и злое. Оно, как Солнечный Яд, наполнено моральным гниением. – Она пригладила волосы, успокаивая себя, и печально вздохнула:
– Ты и так едва держался на ногах… Тебя бы сейчас в госпиталь, под систему. Где же я найду противоядие в этой отравленной Стране?
Кавинант, постанывая, извивался от боли. Страх подтачивал его самообладание.
"Моральное гниение?” Он не понимал этой фразы, но она проясняла другие вопросы. Так вот почему Опустошитель позволил Мариду выставить себя на обозрение. Он знал, что его жертву предадут проклятию и тот под воздействием Солнечного Яда превратится в чудовище, идущее по следу Кавинанта. Но какой в этом толк? Что получил бы Лорд Фоул от такой бессмысленной смерти? И почему Марид бросился на Линден, а не на него? Может, потому, что она чувствовала Страну и видела вещи, которые Презирающий пытался скрыть от людей?
Мысли путались и рвались. Зловоние крови на одежде стало невыносимо омерзительным. Ему хотелось вопить от страха и боли. Но Линден, подавив свое недомогание, пришла ему на помощь. Рывком подняв Кавинанта на ноги, она подвела его к воде и заставила напиться. Тяжелый бред уже омрачил сознание Кавинанта, однако тело само потянулось к воде, и он жадно погрузился в ручей.
Через некоторое время Линден усадила его в тени скалы и устроилась рядом. Пытаясь унять боль, она положила посиневшую руку Кавинанта к себе на колени. Из раны сочилась розовая сукровица. Темная опухоль распространилась до локтя.
Долгая песня Сандера закончилась. Он перестал повторять слова заклинания. Как только гравелинг замолчал, позолоченный луч мигнул и исчез, оставив после себя оркрест, похожий на дыру в земле. Тем не менее ручей продолжал журчать еще несколько минут. Сандеру хватило времени напиться и омыть вспотевшее лицо. Затем вода впиталась в бесплодную пыль.
Воспользовавшись ножом, он отсек дыни от лозы, перенес их в тень и сел слева от Кавинанта. Выбрав самый сочный плод, Сандер разрезал его на несколько частей. Первым делом гравелинг собрал все семена и сложил их в карман куртки. Затем он передал ломтики дыни своим друзьям.
– Это уссусимиела, – сказал он тихим и мрачным голосом. – Она поддержит нас, пока мы не найдем другой пищи.
Он устало вытер пот с лица и принялся за еду.
Линден попробовала кусочек дыни и, одобрительно кивнув, с жадностью набросилась на ломтики, которые дал ей Сандер. Кавинант вяло сжевал один кусок, и его тут же затошнило. Боль терзала кости правой руки. Ее огонь вытягивал из него последние силы. Он задыхался и тонул в круговороте апатии. Закусив губу, Кавинант попытался выйти из тьмы забытья.
Он должен был рассказать своим спутникам о многих вещах, которые они не понимали.
Одна из проблем казалась ему самой важной. Он взглянул на гравелинга, но фигура Сандера раздвоилась и померкла в густом тумане. Чтобы не видеть миражей своего помраченного состояния, Кавинант закрыл глаза.
– Сандер?
– Да, юр-Лорд?
Кавинант вздохнул, заранее страшась ответа гравелинга. Усилием воли он влил в голос остатки решимости:
– Послушай… Мы не должны оставаться здесь. А я еще не сказал тебе, куда мы идем.
– Это дело подождет, – тихо ответил Сандер. – Ты ранен и голоден. Лучше ешь и набирайся сил. Все остальные вопросы мы обсудим позже.
– Послушай…
Кавинант почувствовал, что в его разум проникла тьма. Дрожа от отчаяния, он попытался выразить настоятельность своей просьбы:
– Отведи меня в Ревелстоун.
– В Ревелстоун? – недоуменно переспросил его Сандер. – Ты просто бредишь, Томас Кавинант. Разве тебе не известно, что Ревелстоун является оплотом на-Морэма? Разве я не говорил, чего требуют Заповеди? Всадники скачут по всей Стране, призывая людей к уничтожению Берека Полурукого. Неужели ты думаешь, что Верные испугаются тебя и падут на колени при твоем появлении?
– Меня это не волнует. – Кавинант покачал головой и вдруг понял, что не может остановить движений шеи. Мышцы дергались взад и вперед, как в приступе истерии. – Только там мы найдем ответы на свои вопросы. Я хочу узнать, как Страна оказалась в такой беде. – Он поднял левую руку, пытаясь жестом указать на бесплодие, окружающее их, но его глаза запорошило пылью близкого обморока. – Я хочу узнать, откуда взялся Солнечный Яд. Нам не удастся одолеть его, пока мы не выясним это.
– Юр-Лорд, до Ревелстоуна триста миль…
– Я знаю. Но мы должны их пройти. Я хочу узнать, что случилось со Страной. Мы должны избавить ее от Солнечного Яда. – Он возражал упрямо и капризно, как больной ребенок.
– Небо и земля! – простонал гравелинг. – Что еще называть безумием, если не это!
Он замолчал, выискивая в себе стойкость и мудрость, необходимые для верного решения.
«Прошу тебя, Сандер! – безмолвно шептал Кавинант. – Прошу тебя! Отведи меня в Ревелстоун!»
– Ладно, – резко ответил гравелинг. – У меня больше нет других обязательств, и ты не получишь отказа, Томас Кавинант! Во имя Нассиса, моего отца, и Марида, которого ты пытался спасти ценой собственной жизни, я поведу тебя, куда захочешь. А сейчас ешь. Даже великим пророкам и сумасшедшим требуются пища и покой.
Кавинант кивнул. Смирившись с запахом крови, он съел еще один ломтик дыни. По вкусу и питательности она уступала алианте. Однако ее приятная свежесть ослабила спазмы боли и немного развеяла темноту перед глазами. Покончив со своей долей уссусимиелы, он решил немного отдохнуть, но тут, как назло, гравелинг начал торопить их:
– Нам пора отправляться в путь.
– Но он не может двигаться, – возразила Линден.
– Выше по реке растет алианта. Возможно, ягоды придадут ему силы.
– Возможно. Но ему нельзя много двигаться. При ходьбе яд будет распространяться по всему телу.
– Послушай, Линден, – прошептал гравелинг. – Марид был моим другом. Я не могу оставаться на этом месте.
Кавинант почувствовал слабое зловоние. Оно исходило либо его руки, либо от трупа Марида.
Линден вздохнула и, помолчав, согласилась:
– Хорошо. Дай мне нож. Я сниму жгут с его руки. Сандер передал ей нож. Она внимательно осмотрела опухоль, которая поднялась уже выше локтя. Веревка глубоко врезалась в почерневшую и набухшую плоть. Кавинант равнодушно наблюдал, как Линден разрезала жгут.
Кровь хлынула из раны. Он закричал от боли. Через какое-то время темнота отхлынула от его глаз, и он понял, что они идут на запад. Сандер и Линден поддерживали Кавинанта под руки. Солнце избивало их лучами, словно они посягали на его личные владения. Воздух все больше уплотнялся от жары и отказывался пролезать в воспаленное горло. Повсюду мерцала пыль. Казалось, что они попали в метель, состоящую из ослепительных искр. Камни и почва исчезли в море огня. Боль в голове отзывалась при каждом шаге и хохотала над ним из красной мглы. Он знал, что, если Сандер и Линден не найдут какого-нибудь жаропонижающего средства, ему, скорее всего, придет конец…
Его больную руку поддерживал Сандер, поскольку нетвердая походка Линден могла доставить больному дополнительные мучения. Забвение приходило и уходило. Услышав далекий шепот, Кавинант поначалу принял его за голос из сна.

"А тот, кто владел кольцом дикой магии.
Являлся существом не от мира сего,
Ибо был он всем и ничем,
Героем и глупцом,
Могучим, как скала, и беспомощным, словно ребенок.
Одним словом истины или предательства
Он спасал или проклинал Страну,
Ибо был сумасшедшим и мудрым,
Холодным, как лед, и страстным, как пламя,
Потерянным нами и вновь обретенным”.

Как только Сандер закончил древний гимн, Линден хрипло спросила:
– Что это за элегия?
– Просто песня. Нассис пел мне ее в те моменты, когда я сердился на него и упрекал его за глупость. Но она до сих пор непонятна мне, хотя я уже видел белое кольцо и дикую магию, сиявшую ужасной красотой.
А грозный герой Кавинант едва дышал, болтаясь между ними.
– Продолжай говорить, – попросила Линден. – Так легче идти… Ты знаешь еще какие-нибудь песни?
– Конечно. Что за жизнь без песен? – ответил Сандер. – У нас есть напевы для посева зерновых и сбора урожая, колыбельные для утешения детей в периоды чумного солнца, поминальные гимны для тех, чья кровь пролилась на благо подкаменья. Но я потерял право петь эти песни. – Он даже не пытался скрыть тоскливую злость. – Я спою тебе одну из баллад об а-Джероте. Таким песням нас учат Всадники Верных.
Он расправил плечи, вызвав тем самым боль в руке Кавинанта. Его голос хрипел от пыли и усталости, но это лишь придавало песне неповторимое очарование.

"О, приди, моя любовь, и раздели со мною ложе.
Твой супруг не знает страсти.
Забудь его в экстазе любви.
Ради тебя я пойду на любую измену”.
Так лестью и чарами соблазнял ее
А-Джерот – владыка семи кругов ада.
О, Диассомер Мининдерейн,
Тень силы и жена Творца,
Хозяйка звезд и небес,
Владевшая пространством и битвами!
Зачем ты поверила лживым словам
А-Джерота – владыки семи кругов ада?
Влекомая им, со страхом и ужасом
Диассомер бежала из владений Творца.
Здесь, на Земле, скрывалась она,
Осыпав пеплом дрожащую голову.
И все вокруг смеялись над ней с позволения
А-Джерота – владыки семи кругов ада.
"Прости меня! – взывала она к Творцу.
И смех предателя уязвлял ее гордость.
– Его лесть стала моей отравой.
Но душою я обожаю только тебя.
Мой милый супруг”.
В ответ она слышала презрительный хохот
А-Джерота – владыки семи кругов ада.
Гнев Творца как огонь и ярость.
Его руки щедры на милость, но полны возмездия.
Он идет на врага с мечом и щитом,
Истребляя Зло во всех землях.
Одним ударом он разрушил чары
А-Джерота – владыки семи кругов ада.
К Мининдерейн он отнесся с жалостью.
С тех пор не стало на небесах обмана и измены.
Но ее дети остались на Земле,
И предательство довело их до смерти и тлена.
Вот почему наш мир стал приютом негодяя,
А-Джерота – владыки семи кругов ада.

Сандер тяжело вздохнул.
– Дети Мининдерейн стали обитателями Земли. Говорят, что где-то в дальних странах за морями и горами живут существа, которые хранят былую веру. Но Страна превратилась в презренное место. И Творец изливает на нас свой гнев, который мы называем Солнечным Ядом.
Кавинант покачал головой, возражая ему без слов. Он знал, что Верные исказили историю. Он знал, что люди Страны сражались со Злом на протяжении тысячелетий. Но он не мог понять, как такая ложь могла превратиться в основу веры. Очевидно, за этим извращением стояло не только время.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:36 | Сообщение # 12
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Ему хотелось опровергнуть балладу Сандера. Но черная опухоль набухала и ползла к плечу. Как только он попытался найти подходящие слова, тьма набросилась на него, сминая сознание.
Через какое-то время он услышал голос Линден. Она задыхалась, словно испытывала мучительную боль.
– Ты все время упоминаешь Всадников Верных. А на чем они скачут?
– На огромных тварях, которых они называют Рысаками, – ответил Сандер.
– Это кони? – спросила она.
– Какие еще кони? Я не знаю такого слова. Он не знал о ранихинах? Кавинант застонал, словно боль в его руке предприняла новую атаку. Сквозь марево жары он увидел огромных коней, встававших на дыбы, – коней из долины Ра. Они преподнесли ему урок настоящей преданности, который он не в силах был забыть. Неужели они исчезли? Неужели осквернение Страны дошло до таких пределов? Как много успел натворить Лорд Фоул…
– В Стране почти не осталось зверей, – продолжал рассказывать Сандер. – Да и как им выдержать Солнечный Яд? В подкаменье Мифиль сохранилось несколько коз и коров. Но нам с трудом удавалось поддерживать их поголовье. Животных почти все время держат в пещерах и выводят наружу только тогда, когда это позволяет солнце.
Однако с Рысаками дела обстоят по-другому. Их выращивают в Ревелстоуне для Всадников. Они огромны и резвы. И еще говорят, что те, кто сидят на их спинах, защищены от Солнечного Яда. – Помолчав, он мрачно добавил:
– Конечно, простым людям такие животные недоступны.
Неужели не осталось ни одного ранихина? Горе Кавинанта на мгновение стало острее, чем боль. Но солнце злобно смеялось в лицо, лишая последних сил. Рукав его тенниски впился в синевато-багровую опухоль, а сама рука, лежащая на плече Сандера, казалось, вытянулась к небу в сумасшедшем салюте Солнечному Яду. Его печаль походила на проказу или, вернее, на оцепеневшее гниение – неоспоримое и абсолютно бессмысленное. Яд медленно приближался к сердцу.

***

Чуть позже тьма разрослась и заполнила голову. Тем не менее Кавинант ухитрился выглянуть из-за нее. Он лежал на спине и смотрел на луну. Сбоку вздымался темный откос речного берега. Прохладный ветерок лизал его пылающее лицо. Расплавленный свинец в правой руке отхлынул к локтю, и он почувствовал во рту восхитительный вкус алианты.
Его голова покоилась на коленях Линден, которая сидела, прислонившись спиной к отвесному склону пересохшего русла. Ее глаза были закрыты. Возможно, она спала. Кавинанту вдруг вспомнилось, что он уже лежал вот так однажды, положив голову на колени любимой женщины. И тогда им тоже грозила опасность. По собственной воле отдашь мне кольцо… Он оскалил зубы, глядя на луну, и прошептал:
– Я скорее сдохну, чем сделаю это! – Слова едва не задушили его. Неподвижное тело вздувалось от яда. – Я никогда не отдам тебе кольцо. Никогда!
Внезапно он понял, что бредит. Кавинант беспомощно следил за движением луны над головой, пока его сознание не померкло и он не провалился в кошмар.

***

Постепенно в голове у него прояснилось, и он услышал беседу Сандера и Линден.
– Нам надо отправляться в путь, – тихо настаивал гравелинг. – Мы уже съели всю алианту, которая здесь была. Я боюсь, что юр-Лорд погибнет без этих ягод.
Линден вздохнула, словно мысль о новом переходе внушала ей отвращение.
– Будем надеяться на лучшее, – прошептала она и со стоном поднялась на ноги. – Кавинант не такой человек, чтобы поддаться смерти…
А ты все еще упрям. Еще упрям, еще упрям.
Они подняли Кавинанта и распяли его на своих плечах. Сначала он бредил о Лорде Фоуле и Мариде, который лежал с перерезанным горлом под беспощадным солнцем. Но постепенно его голос затих, и он воспарил над полями сновидений. Луга сверкали росой, протягивая к нему бутоны роз и соцветия руты. Среди цветов стояла Линден, объединившая в себе и Лену и Этиаран, – сердитая и добрая, обиженная и сильная, упрямая и желанная. В одно мгновение она превратилась в Елену – внебрачное дитя, зачатое в насилии; прекрасную женщину, которая верила, что лишь мертвые могут вынести тяжести жизни. Пожертвовав собой, она разрушила священный Закон Смерти.
А потом Линден снова стала доктором Эвери, и ее прикосновение охладило его горячий лоб. Правая рука по-прежнему казалась раскаленной жаровней, однако рукав тенниски уже не врезался в кожу. Полдень зажал пересохшее русло в тисках жары. Но Кавинант мог дышать и видеть. Его сердце отстранилось от боли и восстановило нормальный ритм. Он кивнул и улыбнулся Линден. Солнце искрилось в ее волосах, создавая радужную ауру.
– Сандер. – От усталости ее голос звучал, как плач. – Похоже, он выкарабкается.
– И они называли алианту ядовитой! – хмуро возмущался гравелинг. – Уже за одну эту ложь Верные достойны наказания.
Кавинант хотел что-то сказать, но от жары и боли чувствовал себя слабым, как ребенок. Поерзав на песке, он нашел удобную позу, еще раз улыбнулся Линден и заснул.

***

Когда он снова открыл глаза, солнце заходило за горизонт. Кавинант лежал на песке в тени западного берега, и его голова покоилась на коленях Линден. По небу тянулись розовые и оранжевые полосы заката. Солнечный свет серебрил наполненный пылью воздух. Кавинант чувствовал себя слабым и хрупким, как старая кость. Но он был в полном сознании. Кожа под бородой чесалась. Опухоль отступила ниже локтя. Цвет руки изменился с зеленовато-черного на бледно-лиловый. Синяки на лице исчезли. Грязная тенниска коробилась от засохшей крови, однако уже не смущала его отвратительным запахом.
Лицо Линден осунулось от усталости. Когда она взглянула на него, он улыбнулся ей и прошептал:
– А ты мне снилась.
– Надеюсь, это был не кошмар? От ее голоса осталась только тень. И все же сердце Кавинанта ликовало от счастья.
– Ты постучала в мою дверь. Я открыл ее и закричал:
"Черт возьми! Когда мне нужны посетители, я выставляю знак!” Тогда ты врезала мне правым боковым и едва не сломала челюсть. Я понял, что это была любовь с первого взгляда.
Линден отвернулась, словно он обидел ее. Улыбка Кавинанта угасла. Его радость превратилась в старую боль отвергнутого. И тоска становилась еще острее от того, что она не боялась проказы.
– Прости, – прошептал он с кривой усмешкой. – В моем сне это имело смысл.
Она не отвечала. В сумеречном свете ее лицо казалось абсолютно непроницаемым.
Их молчание прервал далекий стук копыт. Кавинант поначалу даже не услышал его, но Сандер, спрыгнув с восточного берега, закричал, что увидел Всадника. Перебежав сухое русло, гравелинг упал на песок рядом с Линден.
– О небо и земля! Он меня едва не заметил! Кавинант приподнялся и, опираясь о склон берегового откоса, зашатался от слабости и головокружения. Сейчас он был не в состоянии от кого-то убегать. Линден присела на корточки и испуганно спросила:
– Этот Всадник скачет сюда?
– Нет, – быстро ответил Сандер. – Он направляется в подкаменье Мифиль.
– Так, значит, нам ничто не угрожает? Стук копыт почти затих.
– Надеюсь, что нет. Но в подкаменье ему расскажут о нашем бегстве. Он узнает о пришествии Полурукого в Страну. Тревога Линден росла:
– Он последует за нами?
– Вне всяких сомнений. Жители деревни не решились отправиться в погоню. Несмотря на потерю Солнечного Камня, они испугались встречи с Маридом. Но Всадника не остановит никакое чудовище. На восходе солнца, если не раньше, он начнет большую охоту. – Смущенно взглянув на Кавинанта, гравелинг подытожил:
– Мы должны отправляться в путь.
– Уже? – уныло прошептала Линден. – Но он еще слишком слаб. – Однако через секунду ее голос окреп:
– Ладно. Идем.
Кавинант не колебался. Протянув руку Сандеру, он оперся на его плечо и, сражаясь с туманом в голове, спросил:
– Как далеко нам удалось уйти?
– Мы находимся примерно в шести лигах от подкаменья Мифиль, – ответил Сандер, указывая на юг. – Как видишь, это очень близко.
Остроконечные шлемы гор, отмечающие западную границу мифильской долины, казались розовыми в лучах заката. Кавинант застонал. За два дня они прошли всего каких-то шесть лиг! Всадник мог покрыть это расстояние за одно утро.
Он осмотрел лица своих спутников. Нахмуренные брови Сандера выражали растерянность и сомнение. Страх перед истиной смешался со знанием обмана. Его лишили оправданий и заставили по-новому взглянуть на то, что он сделал с женой и сыном. Потеряв смысл жизни, этот несчастный человек получил взамен полуживого компаньона, который отвергал его помощь и предлагал что-то такое же иллюзорное и нереальное, как девственная плева на второй день после свадьбы.
Линден тоже переживала не лучшие времена. Ее кожа обгорела от солнца. Она попала в мир, который ни за что бы не выбрала по собственной воле. Чья-то прихоть втолкнула ее в борьбу непонятных сил. Кавинант остался последним звеном, соединявшим ее с прошлым, и она едва не потеряла его. Другой человек сошел бы с ума от всех этих бед, а она гордо и непреклонно отказалась принять его помощь. Линден оберегала свою боль, как наседка – яйца, словно ни одно живое существо не имело права касаться ее проблем.
Печаль и горечь разрывали сердце Кавинанта. Он не мог забыть, что все его друзья поплатились жизнью за совершенные им поступки. Однако в этой печали сияла маленькая надежда. Она давала ему силу – силу, благодаря которой он однажды обрел оправдание всем своим кровавым потерям, на многие века разрушив злобные планы Фоула.
Заметив косые взгляды спутников, он проигнорировал их нетерпение и совершил процедуру ВСК – визуального самоконтроля. Осмотрев свои руки и ноги, Кавинант решительно сказал:
– Вперед, друзья! Я готов идти с вами хоть на край света!
И они двинулись на север по пересохшему руслу.
Подгоняя себя мыслью о Всаднике, он прошел своим ходом почти половину лиги. Однако последствия отравления давали себя знать. Кавинанту пришлось обратиться за помощью к Сандеру. Велев ему отдыхать, гравелинг быстро взобрался вверх по откосу берега. Кавинант неохотно сел на песок, проклиная слабость, которая цеплялась за его кости. Когда над горами взошла луна, Сандер вернулся с полной горстью алианты.
Съев свою долю бесценных ягод, Кавинант почувствовал облегчение и новые силы. Ему хотелось пить. Но жажда отступила на второй план. Алианта помогла ему подняться на ноги и продолжить путь.
Благодаря частым остановкам, запасу ягод и поддержке друзей он шагал почти всю ночь. Тьма овевала Южные Пустоши успокоительной прохладой, но огненное проклятие Солнечного Яда сочилось в темные бреши между звездами. Песчаное дно пересохшей реки казалось прямой дорогой, которая вела к таинственным Верным, желавшим его смерти. Пока светила луна, он шел не сгибаясь. Но после захода ночного светила вновь ощутил безмерную усталость.
На грани ночи они устроили привал, однако Сандер разбудил их перед самым рассветом.
– Первые лучи несут проклятие Солнечного Яда, – сказал гравелинг. – Я видел, как вас спасла ваша обувь. Но вы успокоите мое сердце, если присоединитесь ко мне.
Он кивнул на большой валун, выступающий из песка, – достаточно широкий, чтобы защитить пару дюжин человек.
Дрожа от усталости, Кавинант поднялся на ноги. Встав на камень, они повернулись на восток, чтобы встретить новый день.
Когда солнце взломало горизонт, с уст Сандера сорвался ликующий крик. Коричневая дымка исчезла. Вместо нее небесное светило несло хризопразовый венец. Светлая зелень коснулась лица Кавинанта, как нежная ладонь, – как ласка после грубых пощечин пустынного солнца.
– Плодородное солнце! – ликуя, воскликнул Сандер. – Оно помешает погоне! Даже Всаднику не одолеть его преград!
Забыв об усталости, гравелинг спрыгнул со скалы и торопливо нашел широкую песчаную косу. Он пропахал рукояткой ножа две длинные борозды и посадил в них полную горсть запасенных семян уссусимиелы.
– Прежде всего нам нужна еда! – крикнул он. – Вода может и подождать немного, верно?
Повернувшись к Линден, Кавинант хотел спросить, что она думает о зелени этого солнца. По сравнению с возбужденным Сандером она выглядела вялой и осунувшейся. Последние дни потребовали от Линден слишком большого напряжения." Ее тусклые глаза казались ослепшими от горя и страданий Страны, которые видела только она.
Кавинант открыл было рот, чтобы задать вопрос, но его внимание привлек необычный феномен. Он с удивлением смотрел на западный берег. Граница света спускалась по откосу и приближалась к ним. Едва лучи касались почвы, из нее появлялась молодая зелень побегов.
Они росли буквально на глазах. Зелень распространялась, как бегущий поток, следуя за линией света и тени. Растения, казалось, выпрыгивали прямо из пыли. Вдоль берегов поднимались кудрявые головы кустов. На откосах появлялась все новая и новая поросль. Здесь и там к лазурному небу тянулись тонкие молодые деревья. Куда бы ни падал благодатный свет солнца, на чахлой земле прорастала густая трава.
– Плодородное солнце! – радостно кричал гравелинг. – Никто не знает, когда оно взойдет. Но его лучи приносят жизнь. Оно питает нас своими дарами и милостью.
– Это невозможно, – шептал Кавинант.
Не веря своим глазам, он продолжал наблюдать, как речное русло и откос покрывались травой и вьющимися растениями. За кустарником на краю берега показалось несколько деревьев. Их рост производил ужасающее впечатление. Все, что происходило вокруг, противоречило законам природы.
– Это невозможно.
– О-о, я вижу, ты удивлен, – усмехнулся гравелинг. Плодородное солнце обновило его силы. – Надеюсь, теперь ты понял, что все зависит от Солнечного Яда? Я же говорил, что истина заключается в нем!
– Истина? – Слова Сандера почти не доходили до Кавинанта. Его ум пытался справиться с изумлением. – Нет сомнений, что Земная Сила жива… Но она никогда не проявляла себя таким образом. – По его спине пробежал холодок. – Что же случилось с Законом?
«Неужели Фоул нашел какой-то способ уничтожить Страну и Закон?»
– Мой отец тоже часто упоминал Закон, – произнес гравелинг. – Но он не знал его смысла. Расскажи мне о нем. Кавинант рассеянно взглянул на Сандера:
– Закон управляет Земной Силой. – Страшное предположение сжимало его горло ледяной рукой. Страх копался в кишках, пробираясь к сердцу. – Закон – это естественный порядок природы: сезонные времена года, циклы роста и угасания, погода. Но что с ними случилось? Для чего он нарушил гармонию мира?
Сандер нахмурился, словно Кавинант лишил его радости.
– Я не знаю, о чем ты говоришь. В Заповедях на-Морэма ничего не сказано о циклах и сезонах года. Мы чтим Заповеди, потому что они описывают Солнечный Яд и помогают нам выжить. А твои слова не имеют для меня смысла.
«Не имеют смысла, – горько подумал Кавинант. – Конечно, не имеют. Как может Сандер понять такие вещи, если в Стране веками не действует Закон?»
Он стремительно повернулся к Линден:
– Расскажи ему, что ты видишь. Скорее всего, она даже не услышала его. Линден стояла на краю валуна и отрешенно смотрела на берег.
– Линден! – закричал он, задрожав от мрачного опасения. – Расскажи ему, что ты видишь!
Ее рот дернулся, словно его просьба была оскорблением. Пригладив волосы, она посмотрела на зеленую ауру солнца и тут же опустила взгляд на густую растительность, покрывающую берег. Отвращение на ее лице послужило ответом, который хотел получить Кавинант.
На какой-то миг его чувства обрели ту удивительную остроту, которой ему так не хватало. Трава, густые кусты и молодые деревья больше не казались Кавинанту пышными и красивыми. Они выглядели истерично напуганными, словно их изобилие объяснялось не плодородием почвы, а карой солнца, которая принуждала растения к сверхъестественному росту. Деревья пытались вцепиться в небо, как будто тонули в вязкой топи этого злобного мира. Вьющиеся побеги корчились на земле, словно на раскаленных углях. Трава напоминала пронзительный визг земли.
Момент прошел, оставив в нем дрожь и омерзительное чувство обреченности.
Линден нервно потерла руку. Вид кишащей растительности заставлял ее кожу чесаться, как укусы вшей, а солнечные ожоги еще больше обостряли это чувство.
– Повсюду болезнь и Зло. Природа такой не бывает. Мне плохо здесь, Кавинант.
Она села и спрятала лицо в ладонях. Плечи Линден напряглись от подступивших рыданий Кавинант хотел спросить, что именно ее угнетало, но вмешался гравелинг:
– Ваши слова ничего не значат. Плодородное солнце существует, и оно перед вами – как и Солнечный Яд, ниспосланный Творцом в наказание за былые грехи. Смотрите! Смотрите быстрее!
Сандер указал им на песчаную косу, где прорастали его семена. Граница света коснулась второй борозды. Из песка появились побеги лозы.
– Благодаря плодородному солнцу мы получим еду! Оно дает жизнь всей Стране, и ему посвящены сотни песен. Вы называете его плохим и больным, но сейчас в моем подкаменье люди поют этому солнцу гимн – поют от мала до велика. Все, у кого есть силы, вышли на поля. Каждый будет работать до тех пор, пока не свалится от усталости. Сначала они найдут места, где почва может уродить, потом вспашут землю и посадят семена. Трижды в день они будут выращивать и убирать урожай – трижды каждый день плодородного солнца.
Иногда в поисках пригодной почвы на эти места приходят люди из других поселений. Разгораются битвы, в которых сражаются и стар и млад. Все подкаменье встает на защиту своей территории! Но люди по-прежнему славят плодородное солнце, потому что оно – наш единственный друг! Оно дает волокна для нитей, веревок и тканей; древесину для инструментов и сосуды для огня; зерно для пищи и крепкого метеглина – напитка, который веселит в жилах кровь и снимает усталость. А вы говорите, что это солнце плохое!
Внезапно возбуждение Сандера угасло. Он горько сожалел о своем уходе из деревни.
– Я не хочу слышать, как вы порочите то, что дорого моему сердцу.
– Сандер! Ты нас не правильно понял!
Голос Кавинанта дрожал. В страданиях гравелинга он считал повинным себя. Но сколько можно быть причиной подобных бед?
– Ах, я тебя не правильно понял? – возмутился гравелинг. – Тогда просвети меня, дурака! Научи тому, что выше моего понимания!
– Я пытаюсь понять вашу жизнь. Вы лишены всего… И то, что люди еще способны петь, это великая победа их духа Однако я хочу сказать о другом. – Он делал все возможное, чтобы его гнев не излился на Сандера. – Ты называешь Солнечный Яд наказанием. Но люди Страны не преступники… И не предатели! – “Я готов к возмездию”. – Ваша борьба за жизнь достойна уважения. В ней нет ничего плохого. Зло коренится в Солнечном Яде, который обманом навязали Стране. Я не знаю, как он возник. Но мне ясно, что за этим преступлением стоит Лорд Фоул – тот, кого вы зовете а-Джеротом. Он – злой и могучий противник. И все же его можно победить. Ты слышишь меня, Сандер! Его можно победить!
Гравелинг хмуро смотрел на Кавинанта, цепляясь за знакомые ему идеи и понятия. Прошло не меньше минуты, прежде чем он заговорил. В его словах звучали нотки одобрения:
– Плодородное солнце по-своему опасно. Оставайтесь на камне. Так будет лучше.
Спрыгнув на песчаную косу, он занялся прополкой.
"Да, Сандер, – подумал Кавинант. – Ты смелее, чем я ожидал”.
Ему хотелось спать. От усталости болели даже кости черепа. Опухоль на руке исчезла. Но суставы локтя и запястья по-прежнему не давали покоя. Повернувшись к Линден, он опустился рядом с ней на колени.
Она сидела на камне, глядя в никуда. Невыразимое горе вытянуло ее рот в прямую и тонкую линию неудачи. Линден обхватила руками приподнятые колени и прижимала их к груди, как будто хотела защитить израненную душу.
При виде ее согбенной фигуры он вспомнил свой первый визит в Страну и первое суровое испытание. Кавинант печально кивнул и тихо произнес:
– Все нормально, Линден. Я понимаю твои чувства.
Ему хотелось добавить, что она может не сдерживать слез. Что в этом мире она не одинока и что их появление в Стране имеет свои причины. Но ее ответ заставил его замолчать.
– Нет! Ты меня не понимаешь! – Для злости у нее не оставалось сил. – Ты не видишь того, что вижу я.
Он ничего не ответил. Скупая истина ее слов отвергла сочувствие Кавинанта и превратила его в калеку, который вместе с пальцами потерял и способность к восприятию. Он удрученно повалился на камень, придавленный усталостью и тяжким бременем почти невыполнимой задачи.
Да, она оказалась здесь из-за того, что пыталась спасти его от смерти. Он должен был что-то сделать для ее возвращения или, по крайней мере, дать защиту и покой. Чем еще он мог ответить Линден? Но силы оставили его. Глаза закрылись, и Кавинант погрузился в сон.
Когда он снова поднял голову, откосы берегов превратились в две зеленые стены. Растительность по краям реки стала тревожно густой и почти непроходимой. Трава поднялась до уровня колен. Кавинант не понимал, как они будут идти по этим дебрям. Он хотел задать свой вопрос гравелингу, однако тот был занят делом.
Пока плоды уссусимиелы зрели на лозе, Сандер срезал какие-то вьющиеся растения и, ловко расщепляя их ножом, вытягивал из стеблей пушистые волокна. Удовлетворившись собранным, он вернулся на валун и начал сплетать мешок.
К тому времени как он покончил с этим делом, созрели первые дыни. Сандер разрезал их на части, сложил семена в карман, а затем передал сочные ломтики своим друзьям. Кавинанту не хотелось есть, но он знал, что его измученное тело нуждалось в пище. Линден уставилась на кусок дыни невидящим взором, и Сандеру пришлось встряхнуть ее за плечо, чтобы она вынырнула из омута раздумий.
После завтрака Сандер начал складывать созревшие дыни в мешок. Вид богатого урожая улучшил его настроение. Наверное, он вновь почувствовал себя кому-то нужным или, возможно, перестал бояться погони.
– На какое-то время мы должны удалиться от реки, – произнес он решительным тоном. – Нам надо найти воду, а здесь ее не будет. – Сандер кивком указал на восточный берег. – Сначала придется попотеть, пробираясь сквозь кусты. Но когда вырастут деревья, их тень покроет большие участки земли и остановит рост другой растительности. Однако будьте осторожны… Я уже говорил вам, что плодородное солнце по-своему опасно. Надо выбирать дорогу с умом, иначе мы окажемся в гуще зарослей, которые задушат нас в своих объятиях. Пока держится это солнце, мы будем спать только по ночам. Зато нам не страшна никакая погоня.
Потерев коросту на раненой руке, Кавинант осмотрел заросшие берега.
– Ты что-то говорил о воде?
– Мы найдем ее так быстро, как нам позволят удача и сила.
"Нет, только сила”, – подумал Кавинант. Удачу он потерял давно. В игре с судьбой любая попытка является первой и последней. Но он не колебался.
– В путь.
Мужчины посмотрели на Линден.
Их спутница медленно поднялась на ноги. Не говоря ни слова, она кивнула и еще ниже опустила голову.
Сандер вопросительно взглянул на Кавинанта, но тот ничего не ответил. Пожав плечами, гравелинг забросил мешок на плечо и зашагал по пересохшему руслу. Кавинант последовал за ним. Линден шла, почти уткнувшись ему в спину.
Сандер по возможности избегал участков, поросших вьюном и колючками. Когда они достигли места, где берег казался менее крутым, он ухватился за траву и начал карабкаться вверх, прокладывая путь для своих товарищей.
Продравшись сквозь сплетения ветвей, гравелинг исчез за краем откоса. Кавинант торопливо ухватился за длинную траву, подтянулся на руках и пролез в широкую брешь, оставшуюся после Сандера. Он осторожно двигался по туннелю в гуще травы и папоротника, в то время как растительность все больше и больше сокращала проход. Местами Кавинанту приходилось обламывать ветви и пробивать себе путь, а иногда он даже не мог подняться с четверенек. Зеленая поросль с диким экстазом продолжала окружать его коварной и удушающей стеной. От страха и напряжения у него дрожала руки и ноги.
В конце концов на исходе сил он выскользнул из зеленого туннеля. Папоротник в этом месте доходил ему лишь до пояса, поскольку землю затемняла роща молодых акаций. Сандер вытаптывал кусты, создавая небольшую поляну. Когда Кавинант, а затем и Линден присоединились к нему, он радостно кивнул, указывая на одно из ближайших деревьев:
– Нам повезло. Смотрите!
Кавинант увидел несколько молодых мимоз, которые достигали пятнадцати футов в высоту. Задушенные густым переплетением лиан, они остановили свой рост. На лианах с глянцевой зеленой корой висели гроздья желтоватых плодов, которые немного напоминали папайю.
– Это гнилянки.
– Гнилянки? – с удивлением спросил Кавинант, вспомнив наркотическое снотворное, благодаря которому жители подкаменья поймали его и Линден. – В чем же нам повезло?
– Плод – одно, а лоза – другое. – Потянув за собой Кавинанта, гравелинг подошел к лиане и вытащил нож. – Приготовься.
Пригнув стебель лианы, он вонзил в него клинок. Нож разрезал лозу, как плоть. Из надреза брызнула чистая вода.
Кавинант удивленно отступил на шаг.
– Пей! – закричал Сандер.
Он бесцеремонно толкнул Кавинанта под струю. Тот начал глотать воду, которая заливала ему лицо и рот. Жидкость казалась свежей и прохладной, как воздух ночи с ледяными кубиками звезд.
Утолив жажду, он уступил свое место Линден. Она пила и стояла под струей так долго, словно хотела смыть с себя все Зло, которое вобрали ее чувствительные нервы. Кавинант испугался, что лоза иссохнет. Но когда Линден отступила в сторону, Сандер тоже успел напился, прежде чем струя воды пошла на убыль.
Под истончившейся струей все трое обмыли руки и лица, а затем слегка смочили запыленную одежду. Гравелинг закинул мешок на плечи и заторопил своих спутников:
– Мы должны идти. Все, что остается неподвижным под этим солнцем, гибнет от той или иной опасности. – Чтобы продемонстрировать свои слова, он поднял ногу, показывая, как трава обвила его лодыжку. – Всадник уже в пути. Мы будем передвигаться вдоль реки, насколько это нам позволят растительность и солнце.
Он кивком указал на север, где за рощей начиналась широкая полоса зеленой травы, которая доходила Кавинанту до груди. Примерно через полмили трава редела и исчезала в тени деревьев – дубов, сикоморов, эвкалиптов и чакаранды.
– В почве есть семена и корни любых растений, – объяснял им Сандер. – Однако каждый участок земли позволяет расти лишь тому, что соответствует данному месту. Я не знаю, какие деревья мы встретим. Но нам надо оставаться в их тени.
Внимательно осмотрев окрестности и убедившись в отсутствии Всадника, он начал прокладывать тропу в густой и спутавшейся траве. Кавинант последовал за ним, расширяя проход для Линден. К тому времени когда они приблизились к деревьям, его руки кровоточили от крохотных порезов, нанесенных острыми краями травы, которая теперь поднималась выше их макушек.
Тень деревьев удерживала рост других растений в нормальных пропорциях. Небольшие рощи сменились лесом, состоящим из кипарисов, цветущих тутовых деревьев и высоких кленоподобных красавцев, в которых Кавинант узнал золотни. Вид этих прекрасных деревьев, которые некогда ценились людьми Страны выше любых драгоценностей, вызвал у него неудержимый гнев. Они росли теперь по воле Солнечного Яда, словно марионетки или, вернее, жалкие остатки былого величия.
Он повернулся, чтобы поделиться своим возмущением с Линден. Но та не замечала его, попав в трясину собственных забот. На ее бледном лице застыла гримаса страдания. Глаза округлялись при виде всего, что ее окружало, словно она не могла привыкнуть к безмолвному воплю деревьев. Тем не менее ей приходилось идти вперед, потому что она, как и Кавинант, не имела другого выбора.
Около полудня Сандер сделал привал под шатром густой зеленой ивы. Они отдохнули, подкрепились дыней, а затем, одолев половину лиги, наткнулись на лиану гнилянки. Вода и пища поддержали силы Кавинанта, который, несмотря на утомительные переходы, быстро шел на поправку. Однако еще через два часа он достиг предела своей выносливости и со стоном повалился на землю. Его мышцы казались вязкой грязью. Голову сжимали тиски усталости и боли. Мелькание травы вызывало тошноту и головокружение.
– С меня довольно, – прохрипел он. – Я должен отдохнуть.
– Здесь нельзя лежать! – закричал гравелинг, но его голос прозвучал ужасно далеко. – Мы не можем устраивать привал, пока не найдем бесплодную землю.
– Кавинанту нужен отдых, – мрачно сказала Линден. – К нему еще не вернулись силы. Если мы не пожалеем его, он может снова заболеть. Яд Марида отступил, но не покинул тело.
– Ладно, – сердито проворчал гравелинг. – Оставайся с ним.., и присматривай за травой. А я поищу безопасное место.
Через миг он скрылся, продираясь сквозь кусты.
Напуганный предупреждением Сандера, Кавинант переполз в тень высокого дерева. Там он прислонился спиной к прохладной коре и закрыл глаза, уплывая в штормивший океан своей усталости.
Его разбудили звуки шагов. Линден едва держалась на ногах, но не находила себе места от тревоги. Она прохаживалась перед ним взад и вперед, обхватив ладонями локти, и что-то шептала, словно спорила с кем-то. Кавинант следил за ней около минуты, пытаясь выдавить из глаз собравшееся там изнеможение. Наконец он тихо попросил:
– Расскажи мне, что тебя беспокоит.
– Все очень плохо. – Отвечая Кавинанту, она говорила больше с собой, а не с ним. – Вид этих мест и без того внушал отвращение. Но теперь здесь стало просто невыносимо.
Кавинант на всякий случай кивнул.
– Что это за дерево? – спросила она, указывая на ствол, к которому он прислонился.
– Раньше его называли золотнем, – ответил Кавинант и, вспомнив о прежних днях, добавил:
– Те, кто знали толк в деревьях, считали его особенно ценным.
– О Боже! Как все плохо! – Она снова начала шагать взад и вперед. – Страна в беде. В огромной беде! – Ее голос дрожал. – Например, это дерево.., золотень. Оно горит внутри, словно предает себя аутодафе. – Она закрыла лицо руками. – Их надо вытащить из этой беды.
«Вытащить? Но как? – При этой мысли Кавинант вздрогнул. – Пожертвовать собой, как мать Сандера?»
– Линден, – сказал он настойчиво, – ты должна поделиться со мной.
Она яростно повернулась к нему и закричала:
– Я считала тебя слепым, но ты, оказывается, еще и глухой! Неужели ты ничего не чувствуешь, Кавинант? Я говорю тебе, что эти деревья пылают внутри от боли! Нам надо избавить их от страданий!
Он встретил ее гневный натиск спокойно и хладнокровно, зная, что ту же самую ошибку совершил и Кевин. Боль Страны надломила сердце старого Лорда, и он проделал Ритуал Осквернения, пытаясь уничтожить Зло вместе с любимым и драгоценным миром. Кавинант содрогнулся, вспоминая о том, как далеко он зашел на этом пути.
– Нет, Линден! Так ты не победишь Лорда Фоула. Он собирается погубить Страну нашими руками, и мы не должны поддаваться ему.
– Прекрати меня учить! – закричала она. – Я не хочу больше слушать твоих наставлений! Неужели проказа не научила тебя состраданию? Неужели боль целого мира не имеет для тебя никакого значения? – Угрюмо сев под деревом, она прижала колени к груди. – Я этого больше не вынесу.
Сдавленные рыдания прорвались вместе с долгим гортанным стоном. Она опустила голову и обхватила ее руками. Ладони судорожно сжались в кулаки, сминая грязные слипшиеся волосы.
– Я устала, Кавинант.
Горе Линден терзало его сердце.
– Прошу тебя, – прошептал он. – Расскажи мне о том, что тебя так тревожит.
– Я не могу отгородиться от того, что вижу… – Ее руки и плечи дрожали от безудержных рыданий. – Как будто это все происходит со мной. Я не только вижу, но и чувствую муки деревьев. Они вопят во мне и молят о помощи! Мне больно, Кавинант. Невыносимо больно! Мои глаза убивают меня. Они, как два ножа, пронзившие мозг!
Кавинант хотел прикоснуться к ее щеке, но побоялся, что при этом Линден почувствует оцепенение проказы. Она казалась такой уязвимой и хрупкой. Какой-то миг он боролся с желанием рассказать ей о Кевине. Но Линден могла понять историю превратно – как отказ воспринимать ее боль всерьез. В то же время она нуждалась в неотложной помощи.
– Линден, – заговорил он, с трудом подбирая слова. – Перед тем как отправить нас сюда. Лорд Фоул рассказал мне о своих планах. Ты тоже должна узнать о них – и, наверное, сейчас для этого самое лучшее время.
Ее кулаки продолжали сжиматься и разжиматься, однако она не произносила ни слова. Подавив тяжелый вздох, он начал повторять насмешливую речь Презирающего.
А ты все еще упрям.
Он вспоминал каждое слово, каждую каплю яда и интонацию презрения. Память изливала их в мозг холодной волной, заставляя сердце трепетать от гнева и отвращения. Но он не умолкал. Кавинант хотел, чтобы она услышала все. Не в силах избавить ее от страданий, он пытался дать ей свою целеустремленность.
Ты станешь молотом моей победы.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:37 | Сообщение # 13
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Когда до нее дошел смысл его слов, Линден сжалась еще сильнее. Обхватив руками колени, она прижалась к ним лицом, словно пряталась за ними, как напуганный ребенок.
Я приготовил тебе столько мук и отчаяния, что твое сердце разорвется на куски.
В какой-то момент Кавинант понял, что Линден почти не слушает его. Она реагировала на свои собственные воспоминания, о которых он ничего не знал. Кавинант ожидал, что она будет плакать и возмущаться, но Линден сидела, не издавая ни звука, все больше и больше погружаясь в бездну тоски. Он надеялся, что она последует его примеру и поддержит себя гневом к Лорду Фоулу. Однако этот клапан не выдержал того напора боли, который разрывал ее нутро. Она сидела, свернувшись клубком, и дрожала от страха.
В конце концов он не выдержал и, подбежав к ней, опустился рядом. Взяв ее ладонь, Кавинант прижал к ней свою искалеченную руку, чтобы она снова не ушла от его увечного человеколюбия.
– Прокаженные тоже могут чувствовать, – сказал он тихо и нежно. – Их нервы теряют чуткость, но остальное компенсирует этот недостаток. Я хочу помочь тебе, Линден. Скажи мне, как это сделать.
"Не надо мучить себя, – шептал он про себя. – Ты не одинока в этом мире”.
Прикосновение его руки и сочувствие в голосе оказали на нее благотворное воздействие. Невероятным усилием воли "она расслабила мышцы и отринула прочь свои безутешную тоску. С ее губ сорвался дрожащий выдох, плечи опустились, и на лице появилась печальная улыбка. Но она по-прежнему цеплялась за ладонь Кавинанта, словно его искалеченная плоть соответствовала тому, что творилось в ее душе.
– Я не верила и не верю в воплощенное Зло. И люди тут тоже ни при чем. Просто это место больное. – Казалось, что голос царапал ей горло. – Пойми, Лорд Фоул – подгнивший плод твоего воображения. Ты свалил вину за свою болезнь на какой-то придуманный образ, потому что не хочешь принять проказу как часть самого себя. Скорее всего, ты боишься испить эту боль до дна. – В ее словах звучало обвинение, но хватка Линден на его руке убеждала Кавинанта в обратном. – Поверь, я права – даже если мы действительно находимся во сне.
Кавинант угрюмо молчал. Что он мог сказать ей в ответ, если она отрицала существование своего внутреннего Презирающего? Как он мог защитить ее от гнусных манипуляций Фоула?
Линден резко отдернула руку и вскочила на ноги, разрывая их краткую близость. Его сердце заныло от одиночества и тоски, которые теперь казались неотделимыми от страха.

Глава 9
Вперед по реке

Вскоре Сандер вернулся. Линден стояла бледная, повернувшись спиной к Кавинанту. Если Сандер и заметил напряженность ее позы, то виду не подал и ни о чем не спросил. Он протянул Кавинанту руку и сказал, что нашел безопасное место, где они могут спокойно отдохнуть до утра. Тот принял помощь, и Сандер, поднатужившись, поставил своего подопечного на ноги. Не обращая внимания на огонь, разливавшийся по всем членам, Кавинант оперся на плечо Сандера, и путешественники тронулись в путь. Одолев с половину лиги, они приблизились к обломку скалы, торчащему среди зарослей густых и высоких кустов. Сев на камень, Кавинант решил немного вздремнуть, однако после ужина его разморило окончательно, и он проспал до самого утра.
Несмотря на жесткость каменного ложа, он не просыпался почти до восхода солнца. К тому времени Сандер уже расчистил клочок земли и вновь посеял дынные семена.
Заметив пробуждение Кавинанта, Линден подошла к нему и начала осматривать руку. Она намеренно избегала его взгляда, словно стеснялась ненароком уловить какие-то мысли, заботу о ней и смутные надежды. Жар спал, и Кавинант был готов отправиться в дорогу, но что-то встревожило ее. Удивленный молчанием Линден, он тем не менее не стал вдаваться в расспросы.
Когда новый урожай созрел, Сандер пополнил запас семян и положил в мешок с десяток дынь. Затем он повел их маленький отряд через густой и высокий кустарник.
Река Мифиль текла на северо-запад, и путешественники шли по берегу, стараясь держаться как можно ближе к воде. Поначалу двигались они медленно: дорогу преградили заросли ползучего плюща, и даже гравелинг, пробираясь сквозь них, выбился из сил. В конце концов они вошли в густой лес смоковниц, и идти стало гораздо легче.
На второй день плодородного солнца смоковницы выросли до невероятных размеров; Кавинанту еще не доводилось видеть таких высоких деревьев. Громадные ветви сплетались где-то в поднебесье, образовывая величественные арки; густые кроны напоминали куполообразные потолки Ревелстоуна и своды огромных пещер у Корня Земли под Меленкурион Скайвейр. Но выглядело все это скорее зловеще, чем величественно. Казалось, что каждый ствол и каждый сук страдал от собственной тяжести.
Порой Кавинанту чудился далекий стук копыт, но Всадника он, сколько ни оглядывался, так и не увидел.
Вскоре путникам пришлось столкнуться с некоторыми последствиями адской плодовитости солнца. Ближе к полудню они вышли к месту, которое еще день назад было кедровником высотой в несколько сотен футов. Но теперь оно походило на хаос после катастрофы.
Деревья начали рушиться ночью, и каждый падающий колосс увлекал за собой дюжину собратьев. Все вокруг выглядело огромным буреломом: расщепленные стволы в гигантских трещинах и обломанные ветви. Путники пробирались через этот беспорядок целый день.
На закате дорога вывела их к низким холмам, поросшим настоящим вересковым лесом. Растения высотой в два человеческих роста под порывами налетавшего ветра сгибались до самой земли. Обнажив кинжал, Сандер набросился на толстые стебли и принялся их кромсать. Через некоторое время ему удалось расчистить небольшую полянку, где путешественники и расположились на отдых. Однако Сандер не находил себе места; он выглядел очень встревоженным. Даже ужин не улучшил его настроения. Кавинант заметил неладное, но, пока все ели, молчал; Линден же, погруженная в свои мысли, похоже, вообще не обращала внимания на гравелинга. Наконец Кавинант не выдержал и поинтересовался, что его так тревожит.
– Я не нашел камня, – мрачно ответил Сандер. – Луна пошла на убыль, и теперь среди этого вереска так темно, что ничего не видно. Я не знаю, как избежать судьбы Марида.
Кавинант подумал секунду, потом сказал:
– Я понесу тебя. Если я защищен, ты тоже будешь в безопасности.
Неловко пожав плечами, гравелинг согласился, однако нервничать не перестал. Предложение Кавинанта никак не укладывалось в привычную для Сандера систему выживания.
– Думаю, что с тобой все будет в порядке, – тихо сказал Кавинант. – Я же был прав насчет алианты, верно?
Сандер кивнул и начал укладываться спать. Похоже, он все-таки успокоился. Однако ночью, внезапно проснувшись, Кавинант увидел, что гравелинг не спит и пристально вглядывается в темноту как человек, прощающийся с жизнью.
Едва небо посветлело, как путешественники поднялись и, не теряя времени, двинулись дальше, прокладывая себе путь в вересковой чаще. Наконец они нашли просвет в зарослях, через который просматривался восточный горизонт. По сравнению с предыдущим вечером ветер усилился и стал прохладнее. Кавинант ощутил слабую дрожь – такую же тревожную, как мрачное предчувствие.
А что если обувь тут ни при чем? Что если у него и Линден действительно имеется естественный иммунитет от Солнечного Яда? В таком случае…
Времени на раздумья и поиски не оставалось. Рассвет неотвратимо приближался. Линден взвалила на плечи мешок с дынями. Кавинант присел, и Сандер взобрался ему на закорки. Потом все трое повернулись лицом к востоку. Кавинант старался дышать глубоко и ровно.
Солнце вставало, раскрашивая огненными красками лазурь небес. Но сияло оно лишь несколько мгновений: откуда-то с запада, точно орды кочевников, стали накатывать черные тучи.
– Дождевое солнце!
Сандер разжал пальцы и спрыгнул на землю. От волнения у него перехватило дыхание.
– Теперь, – просипел он, – нам придется двигаться быстрее. И если мы не собьем погоню с нашего следа, то, по крайней мере, продлим свое существование.
Он бросился в вересковую чащу, словно состязался в скорости с облаками.
Ветер крепчал. Кавинант тревожно взглянул на Линден:
– С ним все нормально?
– Да, – поспешно ответила она. – Наша обувь блокировала Солнечный Яд.
Кавинант с облегчением кивнул, и Линден заторопилась вслед за Сандером.
Вересковые заросли сменялись сучковатым кустарником, таким же высоким, как деревья на речном берегу. Не успел Сандер приблизиться к кустам, как облака, клубившиеся над головой, пролили на землю несколько капель дождя. Сандер принялся рубить крепкие ветви и прочные стебли ползучих растений. Набрав солидную охапку, он отдал ее своим спутникам, а сам снова полез в кусты за новой вязанкой. К тому времени когда они увидели русло реки, лишь узкая полоска неба На западе оставалась чистой.
Сандер выбрался на берег, велел свалить добычу на песок и взялся за работу. Подчиняясь его кратким приказам, Кавинант и Линден помогали ему очищать ветви и лианы от сучков и листьев, хотя понятия не имели, зачем это нужно. Гравелинг разложил жерди на берегу и крепко-накрепко прикрутил их друг к другу лианами. Получился толстый деревянный настил.
Ветер начал трепать макушки кустов. Тяжелые капли зашлепали по листьям, заросли наполнились шумом дождя. А Сандер, казалось, забыл о своей спешке. Он сел и, устроившись поудобнее, задумался.
Через некоторое время Кавинант не выдержал:
– Что дальше?
Сандер посмотрел на него и Линден:
– Вы умеете плавать? Оба кивнули.
– Тогда подождем немного. Чем больше в реке воды, тем спокойнее поток.
Кавинант заморгал, стряхивая с ресниц дождевые капли. “О черт! – подумал он. – Это же плот!"
Идея была замечательной. Река представляла собой самое быстрое средство передвижения, какое только имелось в Стране. Кроме того, плавание на плоту потребовало бы гораздо меньше сил, чем пешее путешествие. Гравелинг потому так спешил, что хотел соорудить плот до начала дождя, который сделал бы эту несложную работу во сто крат труднее. Кавинант кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. А Сандер оказался более находчивым, чем он ожидал.
Линден сидела рядом с плотом, обхватив колени руками.
– Скоро похолодает, – равнодушно произнесла она.
Это было правдой: дождь и впрямь стал прохладнее. Но Кавинант не обратил внимания на ее слова; он направлялся к краю берега, собираясь взглянуть на дно.
Увиденное заставило его засомневаться. Растения, густо усеявшие русло, доходили до самого берега. Он не знал, как долго будет прибывать вода, но в любом случае затопленные кусты и деревья делали путешествие на плоту невозможным.
Получив у Сандера порцию уссусимиелы, Кавинант продолжал осматривать русло. Ливень мощно и размеренно колотил по кустам, точно водопад, низвергающийся с небес; вокруг постепенно темнело, но Кавинанту еще удавалось различать, как помутневшая река тяжело ворочалась в тесных берегах. Поначалу он боялся, что вода станет подниматься слишком медленно. Но, сидя в зарослях, он не мог по-настоящему оценить силу бури. Ливень падал сплошной стеной, усиливаясь с каждой минутой. Иногда казалось, что какое-то огромное животное с шумом бродило вокруг по кустам.
Скорость течения возросла. Струи потока, как юркие змеи, скользили между стволами деревьев и вскипали пеной среди густых кустов. Тысячи ручьев на всем протяжении Южных Пустошей впадали в Мифиль. Не успел Кавинант покончить с едой, как русло реки преобразилось. Вода поднималась к краям берегов и мчалась вперед, вырывая кусты.
Маленькие корни не оказывали сопротивления. Поток без труда выдергивал их из песка, и кусты, цепляясь за стволы и ветви деревьев, создавали широкие заторы. Но вода пробивала себе путь. Она крушила эти хрупкие плотины, валила деревья и рвалась на свободу, как дикий зверь.
Вскоре реку заполнили вырванные с корнем стволы и ветви. Вода кипела. Дождь рушился в Мифиль; она разбухала и мчалась вперед, неистовой лавиной сметая все на своем пути.
Когда вода заплескалась у края берега, Сандер вскочил на ноги. Рассовав свои личные вещи по карманам, он закрепил мешок с дынями на плоту и привязал его лианами к жердям.
В груди у Кавинанта похолодело от страха.
– Это слишком опасно! – крикнул он сквозь шум дождя. – Нас в труху перемолотит!
"А я всего лишь прокаженный”, – добавил он про себя.
– Нет! – ответил Сандер. – Мы должны плыть по течению вместе с деревьями! Если для тебя опасность слишком велика, что ж – будем ждать. Но река не очистится до утра!
Кавинант подумал о Всаднике, о существах, с которыми сталкивался и которые могли чувствовать присутствие белого золота. Но не успел он ответить, как раздался крик Линден:
– Я просто сойду с ума, если буду сидеть здесь и ждать! Сандер ухватился за край плота.
– Цепляйтесь, да покрепче, иначе мы тут же потеряем друг друга.
Линден подошла к плоту с другой стороны и приподняла свой край.
Молча выругавшись, Кавинант встал рядом и попытался ухватиться за мокрые ветви. Онемевшие пальцы могли предать его в любую минуту; он не был уверен, что они не подведут.
– Мы должны двигаться как один человек! – предупредил Сандер. – В едином ритме.
Кавинант прорычал, что все понял. Ему хотелось посмотреть на свои руки. Но при взгляде на водоворот у него закружилась голова.
В следующую секунду Сандер подал знак, и все трое двинулись к краю берега.
О пламя ада! Кавинант чуть не выпустил из рук плот, когда Сандер и Линден потянули его вперед. Он, шатаясь, двинулся за ними.
Сандер прыгнул в реку. Плот накренился и стал сползать с берега. Кавинант поневоле последовал за своими спутниками и свалился в воду, подняв фонтан брызг.
От удара его непослушные пальцы разжались. Мифиль понесла Кавинанта в сторону. Течение вертело и швыряло его как пробку, и он чуть не задохнулся в бешеном водовороте. На мгновение сознание его помрачилось, и, потеряв всякую способность ориентироваться в пространстве, он отчаянно замолотил по воде руками и ногами.
Внезапно ветка куста, все еще цеплявшегося корнями за берег, больно стегнула его по ноге. Это привело его в чувство и подсказало направление. Кавинант устремился вверх.
Он вынырнул, открыл рот для крика, но из горла не вылетело ни звука.
Посреди буйства стихии всем его существом безраздельно владели лишь страх и отчаянное желание глотнуть воздуха.
Волна, ударившая Кавинанту в лицо, обожгла его ледяным огнем.
– – Кавинант! – послышался отчаянный вопль.
Зов Линден достиг его ушей и сознания. Таща за собой тяжкий груз намокших ботинок, он вынырнул из бушующего водоворота и стал вглядываться в темноту.
Прежде чем вновь погрузиться, он мельком увидел плот.
Тот был неподалеку, футах в десяти. Снова вынырнув, Кавинант устремился к нему и плыл до тех пор, пока рука не наткнулась на спасительные жерди.
Он рванулся вперед и вцепился покалеченной рукой в запястье Линден. Но онемевшие пальцы разжались, и волна опять накрыла его с головой.
Линден схватила его за предплечье и подтащила к себе. Кавинант уцепился за ветку и налег грудью на непрочный плот.
Тот накренился под его тяжестью и начал вращаться вокруг оси. У Кавинанта снова закружилась голова. Берега замелькали с бешеной скоростью. Они проносились мимо него, сливаясь в одну неясную круговерть.
– Ты как? – прокричала Линден. – В порядке?
– Да!
Сражаясь с холодными волнами, они помогли гравелингу выровнять накренившийся плот.
Небо извергало потоки дождя, топя, ослепляя и оглушая несчастных. Течение старалось отобрать у них утлую опору. Но люди вновь и вновь прокладывали себе путь в грязном потоке и отпихивали деревья, которые неслись на них, как тараны. К счастью, ширина Мифили не позволяла бревнам перегородить русло на крутых поворотах.
Вода становилась все холодней. Казалось, она проникала в мышцы, вытягивая силы и тепло. Кавинант чувствовал себя так, словно его кости были наполнены льдом. Вскоре он уже с трудом держал голову над водой, из последних сил цепляясь за ветви.
Уровень реки повышался, и постепенно течение стало более плавным. Нет, оно не замедлилось, но водовороты, характерные для мелководья, исчезли. Плот легко подчинялся управлению. По совету Сандера уставшие путники начали по очереди заползать на плот и отдыхать, пока двое других управляли их маленьким судном.
Через какое-то время вода стала прозрачнее, и Кавинант осмелился напиться. Правда, на зубах его все равно скрипел песок; но дождь и течение медленно делали свое дело, очищая Мифиль.
Порою Кавинант слышал монотонный гул: казалось, где-то далеко шло большое сражение. Это был не гром и не треск молнии. С каждым разом звук приближался и становился все громче.
Неожиданно раздался оглушительный треск. Над водой пронеслась чудовищная тень. В последний момент течение вынесло плот из-под падавшего огромного дерева. Высокий и могучий клен выворотил из земли цепкие корни-якоря и свалился в реку.
Теперь треск слышался повсюду, вдалеке и совсем рядом. Мифиль пересекала лес мегалитовых деревьев, и шум их падения раздавался непрерывно.
Кавинант боялся, что одно из них рухнет на плот или забаррикадирует русло. Но этого не случилось. Течение подхватывало стволы и тащило за собой, не давая преградить себе путь. Мало-помалу треск становился глуше и вскоре затих вдали: Мифиль миновала реликтовый лес.
Дождь все лил, будто в небесах ярился гигантский водопад. Кавинант забрался на край плота и, используя тяжелые ботинки в качестве руля, пытался выправить курс. Окоченевшие от холода, путешественники мчались в бурном потоке, которому, казалось, не будет конца. И даже когда небесные струи поредели, оцепеневшее сознание Кавинанта не сразу восприняло этот факт. Облака откатились назад, открыв чистое вечернее небо, а он продолжал недоуменно смотреть прямо перед собой, будто внимал словам незнакомого языка.
Наконец плот вынесло на мелководье, и трое путников зашлепали к берегу. Сандер из последних сил вытащил плот на пологий склон, предохраняя его на случай нового паводка.
Чуть позже он присоединился к Линден и Кавинанту в невысоком густом подлеске и устало повалился на землю. Черные облака плыли на запад, туда, где садилось оранжево-красное солнце. Вечерело.
– Огонь, – дрожащим голосом произнесла Линден, сотрясаясь всем телом от холода. – Нам нужен костер.
Кавинант застонал и поднял голову, выкарабкиваясь из мути, которая заволокла его сознание. Его бил озноб; дрожь скручивала мышцы в узлы. Солнце не светило над равниной целый день, и ясная ночь была холодной как лед.
– Да, – пробормотал Сандер, стиснув зубы, – нам нужен костер.
Огонь. Кавинант содрогнулся. Он совсем закоченел и не чувствовал ничего, кроме страха. И тут его обуяло страстное желание согреться. Но он не мог даже думать о магии на крови. Чтобы опередить гравелинга, Кавинант заставил себя подняться, хотя его кости скрипели и стучали друг о друга.
– Я сделаю это.
Они переглянулись. В хрупкой тишине звучали лишь напевы ветерка и прерывистое дыхание обоих мужчин. Судя по усмешке гравелинга, он не верил в силу Кавинанта и не хотел перекладывать ответственность на чужие плечи. Но Кавинант упрямо повторял в уме: “Я не позволю тебе резать себя из-за какого-то огня”. В конце концов Сандер кивнул и протянул ему оркрест.
Кавинант взял его дрожащей искалеченной рукой, прижал к кольцу и вздрогнул. За все эти десять лет он так и не смог преодолеть инстинктивный страх перед Силой.
– Поспеши, – прошептала Линден.
Поспешить? Он закрыл лицо левой рукой, стараясь унять лихорадочную дрожь. “О кровь ада!” Он потерял свою силу. Оркрест оставался мертвым в его руке; Кавинант не мог сконцентрировать на нем своего внимания. “Ах, Линден. Ты не знаешь, о чем просишь”.
Но развести костер было просто необходимо. Гнев Кавинанта медленно окреп и, подавляя дрожь, охватил все его существо. Ярость заструилась в венах болью и отчаянием. Оркрест оставался безжизненным, белое золото тускло мерцало. Он отдал им свою жизнь. И другого решения не было.
Молча выругавшись, он с размаху воткнул кулак в грязь. И тут из оркреста вырвалась белая вспышка; из кольца полыхнуло огнем, словно металл был полоской раскаленной магмы. На миг всю руку Кавинанта охватило пламя.
Он воздел кулак, размахивая рукой-факелом, словно грозил возмездием Солнечному Яду. Потом он опустил оркрест. Тот погас, но кольцо продолжало изливать пламя.
– Сандер! – хриплым голосом проревел Кавинант. Гравелинг быстро подал ему сухую ветвь. Тот схватил ее трясущейся покалеченной рукой и выпустил на нее белое пламя. Когда он убрал кольцо, ветвь уже ярко горела.
Сандер сложил хворост для костра и склонился над трепещущим огоньком, защищая его от ветра. Кавинант поджег еще одну ветку, потом третью и четвертую. Сандер подкладывал в огонь сучья и листья и осторожно дул на пламя. Наконец он произнес:
– Этого хватит.
Со стоном Кавинант позволил разуму погрузиться во тьму, и пламя кольца исчезло. Ночь окутала рощу и подступила к самому костру.
Кавинант почувствовал тепло на своем лице.
Внутренне расслабившись, он попытался оценить последствия того, что сделал, – меру своего эмоционального ущерба.
Гравелинг сходил к плоту, приволок мешок с дынями и раздал порции уссусимиелы. Кавинант так вымотался, что совсем не хотел есть, но желудок требовал еды помимо воли своего владельца. Над его одеждой вились струйки пара, и казалось, будто духи сырости покидали свое насиженное местечко. Так он сидел и тупо смотрел на огонь как на частичку своей еще на гран истаявшей души.
Покончив с едой, Линден выбросила корки и тоже уставилась на языки пламени.
– Думаю, что еще один такой день я не выдержу, – отрешенно сказала она.
– А разве у нас есть выбор?
Усталость затуманила взгляд Сандера. Он сел поближе к костру, чтобы погреть соскучившиеся по теплу кости.
– Юр-Лорд нацелился на Ревелстоун. Очень хорошо. Но расстояние слишком велико. Если отказаться от путешествия по реке, придется идти пешком. Чтобы добраться до Башни на-Морэма, нам потребуется много дней. Но боюсь, мы не доберемся туда. Солнечный Яд слишком опасен. И за нами уже гонятся.
Напряженная поза Линден свидетельствовала о том, что женщина внимательно слушала и усваивала сказанное.
– А сколько дней еще будет идти дождь? – тревожно спросила она.
– Никто не может предсказывать Солнечный Яд, – уныло ответил гравелинг и вздохнул. – Говорят, что многие поколения назад каждое солнце всходило на пять-шесть, а иногда и на семь дней. Но нынче оно не держится больше четырех дней. Мы же привыкли к трехдневному солнцу.
– Значит, еще два дня дождя, – прошептала Линден. – Великий Боже!
Какое-то время все молчали, потом, будто сговорившись, разом поднялись и пошли искать хворост для костра. Бродя по лесу, они собрали изрядную кучу сушняка. После этого Сандер растянулся на земле и уснул. Линден осталась сидеть у костра. Медленно стряхивая с себя оцепенение, Кавинант заметил, что она смотрит на него.
– Почему ты с такой неохотой используешь кольцо? – нарочито равнодушно спросила она.
Дрожь Кавинанта почти прошла, лишь кости по-прежнему ломило. Но в сознании еще звучало эхо гнева.
– Это трудно.
– В каком смысле?
Строгое выражение ее лица говорило о том, что она хотела понять его. Ей было необходимо понять его, потому что этого требовала ее давняя привычка к самоистязанию. Линден была врачом, который, исцеляя других, изводил себя, и считала подобную взаимосвязь существенной и обязательной.
На ее вопрос Кавинант дал самый простой из всех возможных ответов:
– В моральном.
Мгновение они смотрели друг на друга, будто продолжали диалог. Но тут в разговор вступил гравелинг:
– Наконец-то, юр-Лорд, ты произнес слово, которое я в состоянии понять. – Его голос, казалось, исходил из трепещущих языков огня. – Ты боишься и силы, и слабости. Тебе страшно совершать поступки.., и не совершать их тоже страшно. В этом ты похож на меня.
Я, гравелинг, хорошо знаком с таким страхом. Жители подкаменья доверяют гравелингу свою жизнь. Но во имя этого доверия ему приходится проливать кровь друзей и близких. Чтобы оправдать возложенные на него надежды, он убивает тех, кто доверял ему. Таким образом верность долгу становится делом крови и смерти. Вот почему я бежал из своего дома…
Жалоба звучала в его устах как обвинение.
– Я ушел, чтобы служить мужчине и женщине, которым не могу доверять. Отсутствие доверия снимает с моих плеч тяжелое бремя веры. Между нами нет ничего, что могло бы заставить меня отнять у вас жизни. Или пожертвовать своей.
Слушая голос Сандера и потрескивание хвороста в костре, Кавинант осознал, что его страх ушел. Этот непреклонный житель подкаменья, переживший столько страданий, но все же не потерявший себя, показался ему родным и близким. После долгих раздумий Кавинант решил, что Сандер прав. Он должен был поделиться своей ответственностью с другими.
– Ладно, – чуть слышно пробормотал он. – Мы будем разводить огонь по очереди.
– Вот и договорились, – так же тихо произнес Сандер. Кавинант кивнул, закрывая глаза. Усталость навалилась на него, и он растянулся возле костра. Ему хотелось спать. Но Линден не дала ему уснуть.
– Нет, подожди, – сказала она сурово. – Ты твердишь, что хочешь одолеть Солнечный Яд, а сам едва способен добыть огонь. С таким же успехом ты можешь тереть палочку между ладоней. Мне нужен исчерпывающий ответ, не такой, как этот.
Он понимал ее. Солнечный Яд терзал природу всей Страны. И конечно же, от него нельзя было избавиться с помощью такой малости, как кольцо из белого золота. Кавинант не доверял силе, потому что никакая сила не могла исполнить его заветных желаний. Исцелить мир. Излечить проказу. Преодолеть одиночество, которое мешало ему любить. Он постарался, чтобы слова его не прозвучали грубо:
– Тогда найди его сама. Никто не сможет сделать это за тебя.
Линден промолчала. Его ответ поверг ее в состояние отрешенности. Но Кавинант чувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать разговор. Он уже начинал засыпать. Когда Линден тоже стала укладываться, он уже крепко спал и видел во сне реку.
Он проснулся от холода: костер прогорел, и угольки едва тлели. На предрассветном небе виднелись гаснущие звезды. Быстрая Мифиль казалась темной и холодной, как сталь клинка. Кавинант представить себе не мог, как он проведет еще один день в воде.
Но, как сказал Сандер, выбора у них не было. Дрожа от предчувствия чего-то ужасного, он разбудил своих товарищей. Линден выглядела бледной и измученной и старалась не смотреть в сторону реки, словно боялась даже думать о ней. Они съели скудный завтрак, потом взобрались на большой камень и повернулись лицом к рассвету. Как они и ожидали, солнце поднялось в голубой дымке, и на востоке начали собираться грозные облака. Сандер пожал плечами, покоряясь судьбе, и пошел привязывать отощавший мешок с дынями к плоту.
Путники спустили плот на воду. От прикосновения студеной воды у Кавинанта перехватило дыхание. Но, призвав на помощь упрямство прокаженного, он стойко сражался с холодным течением и грузом намокших ботинок.
Вскоре начался дождь. За ночь река унялась; вырванные с корнем кусты и деревья уплыли по течению, и опасные водовороты исчезли. Но дождь лил еще яростнее. Ветер усилился, швыряя дождевые капли, которые впивались в головы людей, как ледяные иглы. Ливень неистово хлестал по воде.
Струи дождя быстро истерзали путников. Но им негде было укрыться от пронзительного и коварного холода. Время от времени Кавинант видел далекие вспышки молний, сверкавшие во тьме, но неослабевающий ливень топил раскаты грома. Вскоре его мышцы одеревенели настолько, что он больше не мог цепляться за плот. Просунув руку меж ветвей, он согнул ее в локте и немного расслабился.
Наконец день прошел. На востоке показалась полоска чистого неба. Дождь и ветер постепенно стихли. Вскоре путникам посчастливилось обнаружить небольшую бухту на западном берегу. Когда плот вытащили из воды, ноги Кавинанта подкосились, и он упал лицом на гальку, словно больше уже не мог двигаться.
– А дрова для костра? – угрюмо проворчала Линден.
Кавинант услышал ее тяжелые шаркающие шаги. Сандер пошел за ней следом.
Стон Линден впился Кавинанту прямо в мозг и заставил встать на четвереньки. Проследив за взглядами спутников, он понял причину их разочарования.
Дров для костра не было. Дождь смыл с камней все. А небольшое прибрежное пространство окружали непроходимые заросли шиповника с длинными и острыми иглами.
– Что же нам делать? – обреченно пробормотала Линден и всхлипнула.
Кавинант попытался заговорить, но слабость не дала ему вымолвить ни слова.
Гравелинг устало опустился на землю, сел, обняв руками колени, и вымученно улыбнулся:
– Юр-Лорд по доброте души даровал мне свое разрешение. Даже самое крошечное тепло облегчит наши страдания.
Кавинант, шатаясь, поднялся на ноги и рассеянно следил, как Сандер приближается к густой поросли шиповника.
Желваки ходили на его щеках в такт ударам замирающего от страха сердца. Но он не колебался. Сунув левую руку в самый колючий куст, он прижал ее к одной из ветвей, и шипы вонзились ему в кожу.
Кавинант слишком устал и замерз, чтобы как-то отреагировать. Линден вздрогнула, но не сдвинулась с места.
Дрожа, Сандер смазал кровью руки и лицо, а затем вытащил оркрест. Подставив его под капающую кровь, он завел унылую песню.
Долгое время ничего не происходило. Кавинант дрожал всем телом и думал, что без солнечного света у Сандера ничего не получится. Но внезапно полупрозрачный камень засиял красноватым светом. Сила, порожденная кровью Сандера, устремилась к солнцу.
Светило уже спряталось за линией холмов, но оркресту не мешали неровности ландшафта; позолоченный луч вонзился в скрывавшийся за холмами горизонт – а вернее, в темное основание ближайшего холма. Тем не менее сила света не пропадала.
Все еще напевая, Сандер направил луч на толстую ветку шиповника. Куст тут же охватило пламя.
Сандер принялся поджигать колючие заросли.
Кустарник был мокрым, а листья и молодые побеги – сочными, но луч легко поджигал все новые и новые ветви; к тому же пламя само перебиралось с ветки на ветку. Вскоре огонь разгорелся так, что уже не мог потухнуть.
Сандер замолчал, и луч, родившийся из его крови, исчез. Пошатываясь, гравелинг побрел к реке, чтобы омыть свое тело и оркрест.
Кавинант и Линден приблизились к горящим кустам. Вокруг сгущались сумерки. Позади несла свои спокойные воды Мифиль. В свете костра Кавинант увидел, что губы его спутницы посинели от холода, а от лица отхлынула кровь. В ее глазах отражалось пламя, будто она была слепа. Он уже почти не надеялся, что Линден найдет в себе силы и желание вынести все это.
Вскоре вернулся Сандер и принес мешок уссусимиел. Линден встрепенулась, собираясь заняться его рукой, но он мягко отказался от помощи.
– Я гравелинг, – прошептал он. – Мне не поручили бы такую работу, если бы я не умел останавливать кровь.
Сандер поднял руку, показывая подсохшие раны. Сев у костра, он принялся резать дыни.
Все трое молча поели и начали укладываться спать. Кавинант искал в себе мужество, чтобы выдержать еще один день под дождем, и догадывался, что его товарищи делают то же самое. Каждый из них кутался в саван своих личных переживаний и не желал делиться ими со спутниками.

***

События следующего дня превзошли самые худшие опасения Кавинанта. Когда облака закрыли равнину, ветер принялся неистово хлестать реку струями дождя, точно бичом. Мрачное небо, озаряемое вспышками молний, походило на гигантский свод, который готов был рухнуть под ударами грома. Плот несло по волнам, точно щепку, и Мифиль швыряла его как хотела.
Кавинант изо всех сил цеплялся за ветви, с ужасом ожидая, что молния поразит утлое суденышко и зажарит их всех живьем. Но стрелы бури проносились мимо. Вечером небо оказало им услугу, избавив от тяжкого труда: голубовато-белая молния с треском ударила в рощу громадных эвкалиптов, и одно из деревьев запылало, как факел.
Увидев это, Сандер крикнул своим товарищам, и они, подогнав плот к берегу, поспешили к роще. Не смея приблизиться к пылающему гиганту, они остановились поодаль, но от дерева вдруг отломился пылающий сук и упал неподалеку от них. Оттащив его на безопасное расстояние, путешественники принялись собирать хворост и подкладывать его в огонь.
Несмотря на ветер и дождь, костер разгорелся и жарко запылал, разливая вокруг тепло, как святое благословение. Земля была усыпана листьями, и впервые за столько дней спутники улеглись спать на мягком ложе. Чуть позже горящее дерево рухнуло, но, к счастью, в противоположную сторону, после чего измученные люди заснули крепко и безмятежно.
Ранним утром Сандер разбудил Кавинанта и Линден, а затем предложил им скудный завтрак. Гравелинг был взволнован и рассеян – он ожидал перемены в Солнечном Яде. Поев, они спустились к реке и нашли плоскую скалу, где можно было дождаться восхода. Сквозь почернелые деревья они увидели, как солнце бросило свой первый взгляд из-за горизонта.
Огненно-красное светило в ореоле, напоминавшем терновый венец, выглядело зловеще и источало сырое тепло, совсем не похожее на свирепый жар пустынного солнца. Его сияние казалось коварным и тлетворным. Не выдержав этого зрелища, Линден отвела глаза. Лицо Сандера странно побледнело. Он невольно сделал предупреждающий жест обеими руками.
– Чумное солнце, – прошептал он, и голос его дрогнул. – Нам повезло. Если бы оно пришло к нам после пустынного или плодородного солнца… – Слова застряли у него в горле. – Но теперь, после дождевого солнца… – Он вздохнул. – Нам на самом деле очень повезло.
– В чем? – спросил Кавинант. Он не понимал, что так встревожило спутников. Его кости истосковались по благодатному дневному теплу.
– Что делает это солнце?
– Делает? – Сандер усмехнулся. – Какого только вреда оно не делает. Это страх и мука Страны. Тихая вода становится стоячей. Все, что растет, начинает гнить и осыпаться. Все, кто ест и пьет то, что не было в тени, заражается болезнью, от которой излечивались лишь немногие. И насекомые…
– Он прав, – испуганно прошептала Линден. – О мой Бог!
– Мифиль – наше спасение, потому что воды ее быстры. Она будет течь до прихода следующего пустынного солнца. И убережет нас от разных напастей.
Красное солнце отражалось в глазах Сандера, придавая ему вид затравленного зверя.
– Я не могу смотреть на это солнце без страха. Мои соплеменники сейчас прячутся в домах и молятся о том, чтобы власть чумного солнца не продлилась более двух дней. Мне бы тоже хотелось спрятаться, но у меня нет дома. Я чувствую себя таким ничтожным в этом огромном мире. Но больше всего на свете меня ужасает чумное солнце.
Честное признание Сандера прозвучало для Кавинанта как обвинение. И чтобы ответить на него, он сказал:
– Тем не менее ты единственный человек, благодаря которому мы все еще живы.
– Да, – пробормотал гравелинг, прислушиваясь более к своим мыслям, нежели к словам Кавинанта.
– Да! – воскликнул Кавинант. – Но однажды каждый житель Страны узнает, что Солнечный Яд – не единственная возможность выжить. И когда этот день придет, ты, может статься, будешь тем, кто сумеет научить их чему-то.
Сандер помолчал и наконец отрешенно спросил:
– И чему же я буду их учить?
– Как возрождать Страну.
Кавинант обратился к Линден, желая, чтобы она разделила его порыв:
– Эта земля была прекрасной и цветущей. Если бы ты видела ее раньше, то могла бы понять, какая боль терзает мое сердце. – В его голосе смешались гнев и нежность. – Но она снова может обрести былую красоту!
Он строго посмотрел на своих спутников, готовый отмести любое возражение.
Линден опустила глаза, но Сандер выдержал яростный взгляд Кавинанта.
– То, о чем ты говоришь, – бессмысленно. Никому, будь то мужчина или женщина, не дано изменить Страну. Все – и добро, и зло – под властью Солнечного Яда.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:38 | Сообщение # 14
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Кавинант хотел возразить, но Сандер продолжал:
– И все же я вот что скажу тебе. Давай попробуем изменить ее. – Внезапно он стушевался. – Я не могу больше верить, что мой отец Нассис был просто дураком.
Сандер подхватил мешок с дынями и, не сказав больше ни слова, направился к плоту.
– Я понял тебя, – прошептал Кавинант. Им вдруг овладело страстное желание совершить что-то жестокое. – Я понял.
Линден коснулась его руки:
– Пойдем. – Она отвела взгляд в сторону. – Скоро оставаться здесь будет очень опасно.
Он без возражений последовал за ней и принялся вместе с Сандером сталкивать плот на воду.
Через несколько минут они выплыли на середину Мифили и помчались по течению. В лазурном небе висело красное солнце, похожее на изрытое морщинами лицо. Под его лучами вода потеплела; скорость реки за ночь замедлилась, отчего управлять плотом стало значительно легче. Кавинант то и дело поглядывал на небо и нервничал. Солнце походило на злодея, до поры до времени прятавшегося в засаде. Жестокий лик светила источал тайную угрозу, а теплый солнечный свет выглядел ненастоящим.
Его спутникам тоже было не по себе. Сандер правил плотом с чрезвычайной осторожностью, словно в любой момент ожидал нападения. Линден испытывала какое-то непонятное беспокойство, гораздо более сильное, чем то, что она испытала в первый день плодородного солнца.
Однако ничего не происходило, и страх путников, похоже, был пока беспредметным. Утро пролетело быстро, и вода в реке стала прохладной. Откуда ни возьмись в воздухе появились мириады мух, комаров, мошек и прочей летучей нечисти, которая беспорядочно толклась в красных лучах солнца. Однако это не помешало путникам остановиться, когда они увидели алианту. Кавинант начал понемногу успокаиваться. Вскоре после полудня он заметил, что скорость течения возросла.
За несколько дождливых дней Мифиль успела изменить направление и теперь текла на север, постепенно ширясь и становясь все более полноводной. Наконец Кавинант понял, что происходило. Плот быстро приближался к месту слияния Мифили с другой рекой.
Раздумывать было некогда.
– Держитесь! – закричал Сандер.
Линден отбросила волосы с лица и мертвой хваткой вцепилась в плот. Кавинант просунул онемевшие пальцы меж накрепко связанных ветвей. Плот закрутило и швырнуло туда, где, кипя, сливались две реки.
Плот окунался в воду то одним концом, то другим, и Кавинант, ощущая сильные рывки, судорожно глотал воздух. Вдруг плот основательно тряхнуло и повлекло в другом направлении. Проморгавшись, Кавинант обнаружил, что они плывут на северо-восток.
Примерно с лигу плот, казалось, со свистом летел по течению. Но мало-помалу скорость его снижалась, и Кавинанту наконец удалось перевести дух.
– Что это? – прокричала Линден. Кавинант порылся в памяти.
– Должно быть. Черная река.
Она вытекала из Смертельной Бездны или, вернее, из-под Меленкурион Скайвейр, где Елена сломала Закон Смерти, чтобы вызвать из могилы Кевина-Расточителя и затем погибнуть ужасной смертью. Кавинант содрогнулся от этого воспоминания. “Должно быть, все вековые леса Страны погибли от Солнечного Яда”, – подумал он и, скрипнув зубами, "добавил:
– Эта река разделяет Южные и Центральные Пустоши.
– Да, – сказал гравелинг. – И теперь перед нами стоит выбор. Ревелстоун находится к северо-западу от нас. Мифиль больше не сокращает наш путь.
Кавинант кивнул. Но невод его памяти уловил и другие воспоминания.
– Все верно. Но она и не увеличивает его. – Он точно знал, куда приведет их река. – Однако в любом случае мне не хочется идти под этим солнцем пешком.
Холмы Анделейна.
Мысль, внезапно пришедшая Кавинанту в голову, заставила его вздрогнуть. В сердце зародилась хрупкая надежда. Если алианта выдерживает Солнечный Яд, то, может быть, и Анделейн сохранил свою силу? Неужели это пламенное сердце Страны рассыпалось в прах?
Эта мысль затмила его желание во что бы то ни стало добраться до Ревелстоуна. Кавинант прикинул: они удалились от подкаменья Мифиль лиг на восемьдесят и, конечно, здорово оторвались от погони. И теперь могли позволить себе сделать крюк.
Он заметил, что Сандер как-то странно смотрит на него. Судя по выражению лица, гравелингу тоже не хотелось шагать пешком под чумным солнцем. А обессилевшей Линден, похоже, было все равно, куда несет их река.
Путешественники стали по очереди отдыхать на плоту, приходя в себя после очередной схватки со стихией.
Вскоре Кавинант так погрузился в воспоминания об Анделейне, что перестал замечать происходящее. К действительности его вернуло мелькание чего-то разноцветного над головой. Присмотревшись, он увидел, что пространство вокруг него заполнено насекомыми всех видов и расцветок: бабочки размером с ладонь и с крыльями, похожими на маленькие живописные полотна, огромные стремительные стрекозы, тучи мошек и комаров. Все это безумолчно гудело и жужжало – казалось, где-то далеко бушует гроза. Кавинант забеспокоился; по спине у него побежали мурашки.
Сандер особой тревоги не выказывал. А вот Линден, похоже, встревожилась не на шутку. И при этом выглядела почему-то замерзшей; ее зубы так стучали, что ей пришлось крепко сжать челюсти. Она со страхом осматривала небо и речные берега, выискивая…
В воздухе, ставшем сырым и спертым, носилась опасность.
Кавинант на мгновение будто бы оглох. Но потом он услышал звук – неровное густое жужжание, которое могли издавать рассерженные пчелы.
Пчелы!
Этот звук пронзил его насквозь. Кавинант в немом страхе начал озираться по сторонам, и тут из кустов на речном берегу вылетел рой насекомых и, закрывая солнце, огромным клубком покатился к плоту.
– Небо и земля! – вскричал Сандер.
Линден, барахтаясь в воде, вцепилась в Кавинанта.
– О Боже! – взвизгнула она. – Опустошитель!

Глава 10
Долина Кристалла

Увидев грозного и беспощадного Опустошителя, Линден Эвери застыла, как громом пораженная. Кавинант толкнул ее к себе за спину и повернулся лицом к приближавшемуся рою. Волна накрыла Линден с головой, и ее рвавшийся из горла крик прервался.
Рой налетел на людей. Черно-желтые тела размером с большой палец руки стремительно носились в воздухе и чиркали по воде, как пули. Линден почти физически ощущала тот злобный дух уничтожения и похоти, который витал среди пчел.
Объятая страхом, она нырнула, стараясь погрузиться поглубже, Вода под плотом оказалась прозрачной; Линден сразу увидела Сандера, нырнувшего вместе с ней. Он сжимал в руках нож и оркрест, точно собирался с их помощью сразиться с насекомыми.
Кавинант оставался на поверхности. Его ноги и нижняя часть тела бешено извивались: должно быть, он изо всех сил отбивался от пчел.
Линден вдруг почувствовала, что боится уже не за себя, а за него. Она подплыла к Кавинанту, схватила его за лодыжку и что было мочи дернула вниз. Через мгновение он очутился в ее объятиях. На щеке у него сидели две пчелы. Вне себя от ярости и отвращения Линден сорвала насекомых с его лица и тут же устремилась на поверхность за глотком воздуха.
Рядом вынырнул Сандер. Еще под водой он взмахнул ножом, и его левое предплечье окрасилось кровью.
Сделав жадный вдох, Линден снова опустилась под плот.
Гравелинг остался наверху. Сквозь толщу воды Линден увидела, как из оркреста полыхнуло красное пламя. Рой черным облаком окутал Сандера, который отчаянно работал ногами, стараясь удержаться на поверхности. Сила, рвущаяся из оркреста, воспламенила насекомых, и они загорелись, как сухие листья.
Через несколько секунд сражение завершилось.
Линден вновь вынырнула и быстро огляделась. Опустошитель исчез. Течение Мифили стремительно уносило скукожившиеся черные тельца.
Сандер держался за плот и тяжело дышал, словно от предпринятого усилия в его груди что-то надорвалось.
Но ее внимание занимало не это – осмотревшись по сторонам, она не обнаружила на поверхности воды Кавинанта.
Набрав в грудь побольше воздуха, Линден нырнула в глубину.
Описывая круги и вглядываясь в зеленоватый мрак, она опускалась до тех пор, пока не заметила Кавинанта, который отчаянно барахтался в воде. Присмотревшись, Линден заподозрила неладное и со скоростью, на которую только была способна, поплыла к нему.
Кавинант достиг поверхности, но его тело продолжало биться, будто его по-прежнему атаковали пчелы. Линден вынырнула рядом и протянула ему руку.
– О огонь ада! – мучительно выкрикнул он, хлестая себя руками по лицу.
– Кавинант! – закричала Линден. Он не слышал ее и яростно сражался с невидимыми пчелами, избивая себя руками. Из его горла вырвался сдавленный крик.
– Сандер! – позвала она. – Помоги!
Поднырнув под Кавинанта, Линден обхватила его за грудь и потащила к берегу. Ощущение конвульсий вызывало тошноту, но она, стиснув зубы, продолжала бороться с течением реки.
Гравелинг медленно двигался за ней, толкая перед собой плот. Его лицо искривилось от боли. С уголка губ стекала тонкая струйка крови.
Достигнув берега, она потащила из воды непослушное дергающееся тело Кавинанта. Но его бедственное положение придало ей силы; она уложила Кавинанта на землю и, опустившись рядом на колени, принялась осматривать.
В один ужасный момент ее охватила паника. Линден не хотелось видеть того, что происходило с Кавинантом. Она уже достаточно натерпелась: Зло Солнечного Яда изводило ее так долго и так изощренно, что она уже почти свыклась с мыслью о безумии. Но Линден была врачом; она выбрала свою профессию по веским причинам, которые не терпели оправданий страха, отвращения или слабости. Отбросив эмоции, она переключила свое видение на Кавинанта.
Судороги сотрясали его тело, как взрывы. Лицо раздулось от пчелиных укусов. Ярко-красные отметины быстро набухали, но опасности, похоже, не представляли. Вернее, они были опасными, но в совершенно ином смысле.
Линден взяла себя в руки и тщательно осмотрела больного.
Теперь она воочию видела признаки проказы на теле Кавинанта. Несмотря на то что болезнь считалась остановленной, она таилась внутри, точно злокачественная опухоль, в любой момент готовая распространиться по всему организму.
Но что-то еще тревожило его. Сосредоточившись, Линден внезапно вспомнила, что Сандер говорил о чумном солнце и о насекомых. Гравелинг стоял рядом, мрачно отгоняя от Кавинанта москитов размером со стрекоз. Ошеломленная подозрением, Линден закусила губу и стала осматривать правое предплечье Кавинанта.
Кожа вокруг бледных рубцов, оставленных клыками Марида и кинжалом Сандера, вздулась и потемнела, как будто после вливания новой порции яда. Опухоль росла на глазах.
Плотная и горячая на ощупь, она стала походить на последствие змеиного укуса. Казалось, под шрамами гнездилось Зло, словно яд отравлял не только физически, но и духовно.
Проклятие Марида осталось в плоти Кавинанта. Признаки этого тревожили Линден последние несколько дней, но она не придавала им большого значения. Отраженный алиантой, яд затаился в его организме, ожидая благоприятного момента. Марид и пчелы были созданы Солнечным Ядом, и обоими управлял Опустошитель. Вот почему пчелиные укусы усилили реакцию отравления. Опустошитель подчинил себе рой, чтобы вызвать рецидив и увеличить количество яда в теле Кавинанта. Но зачем?
Кавинант посмотрел на Линден невидящим взором. Мышцы его тела устали, и конвульсии начали слабеть. Он погружался в состояние шока. На мгновение Линден поверила в бредовую идею Кавинанта о враге, который пытался его уничтожить. Но все ее существо восстало против подобных мыслей. На какой-то миг она увидела в Солнечном Яде и злобных нападках на Кавинанта что-то преднамеренное и коварное. Этот краткий проблеск истины разрушил ее уверенность.
Не в силах что-либо предпринять, она склонилась над Кавинантом. Ею овладело отчаяние, похожее на ту растерянность, которую она испытала при первой встрече с Джоан.
Но тут ее сознания достиг звук боли – мучительный стон Сандера. Линден вопросительно посмотрела на него. Он, наверное, догадался о связи между Солнечным Ядом и пчелами. А потому, не обращая внимания на собственную рану, пытался помешать новым укусам насекомых. Встретив ее опечаленный взгляд, он сказал:
– У меня что-то порвалось внутри. – Сандер вздрагивал при каждом слове. – Сильно болит… Но я не думаю, что это очень уж опасно. Мне еще не доводилось добывать из оркреста такой силы.
Он исходил болью, как кровью. Поначалу Линден заподозрила внутреннее кровоизлияние, но ребра были целы, и, судя по всему, жизненно важные органы тоже не пострадали.
Вид Сандера, пожертвовавшего собой ради Кавинанта и теперь страдающего от боли, заставил Линден встряхнуться. К ней вернулись привычные строгость и деловитость. Она поднялась на ноги.
– Идем. Надо затащить его обратно в воду.
Сандер кивнул. Вместе они осторожно перенесли Кавинанта на берег. Уложив его на плот, так, чтобы правая рука свисала в прохладную воду, они выгребли на середину реки и поплыли по течению под злыми лучами разъяренного красного солнца.
Весь вечер Линден старательно отгоняла от себя черные мысли и воспоминания о Джоан. В ее ушах звучали стенания матери, оплакивающей мужа. Кавинант несколько раз приходил в себя и приподнимал голову, но действие яда продолжалось, и больной терял сознание, не успев заговорить. Сквозь воду Линден видела черную опухоль, которая неумолимо ползла по его руке вверх; быстрей, чем в прошлый раз, поскольку вирулентность дремавшего доселе яда увеличилась. Зрелище было невыносимым. Линден не могла избавиться от страха, терзающего ее сердце.
Перед закатом река перестала петлять и потекла по прямой. Склоны одного из берегов, кое-где совершенно отвесные, отражали лучи заходящего солнца и сияли каким-то странным блеском. Откос представлял собой многогранную выпуклость кристалла, которая ловила свет и отражала его, вспыхивая белыми и розовыми бликами. Когда чумное солнце опустилось за горизонт, омыв все вокруг алым сиянием, ущелье стало изумительной красоты.
По другому, холмистому, берегу двигались какие-то люди, но они, очевидно, не замечали маленький плот, потому что на воды реки уже пала вечерняя тень. Вскоре они покинули берег и исчезли в ущелье.
Линден и Сандер обменялись взглядами и начали подталкивать плот к берегу. В сумерках, озаряемых последними отблесками гаснущего солнца, они выбрались на мелководье и осторожно перенесли стонущего Кавинанта на сушу. Его правая рука почернела и раздулась до самого плеча. Кольцо из белого золота глубоко врезалось в палец.
Линден присела рядом с Кавинантом и погладила его по голове, затем ее взгляд остановился на Сандере, – Я не знаю, что делать, – мрачно сказала она. – Мы должны сходить в деревню за помощью.
Прижимая руки к груди, гравелинг баюкал свою боль.
– Нам нельзя этого делать. Неужели ты забыла подкаменье Мифиль? В нас течет кровь, которую эти люди прольют без всяких сожалений. К тому же. Заповеди объявили Кавинанта главным врагом Страны. Я помог вам бежать из подкаменья. Но кто поможет нам здесь?
Линден зябко обняла плечи руками.
– Тогда зачем мы здесь остановились? Сандер пожал плечами и вздрогнул.
– Нам нужна еда. У нас осталось лишь несколько уссусимиел.
– И как ты собираешься раздобыть еду? Линден самой не понравился ее ехидный тон, но она ничего не могла с собой поделать.
– Когда они заснут… – по лицу Сандера было видно, что ему не по душе собственное предложение, – ..я попытаюсь украсть что-нибудь съедобное.
Линден нахмурилась:
– А как же охрана?
– Они стерегут холмы и участок реки рядом с ними. Другого пути к их деревне нет. Если они еще не заметили нас, то, возможно, мой план удастся.
Линден кивнула. Она никак не могла примириться с мыслью о краже еды, но понимала, что выбора у них не было.
– Я пойду с тобой.
Сандер стал возражать, но она остановила его резким движением головы.
– Ты сейчас не в лучшей форме. Если я не смогу тебе чем-нибудь помочь, то хотя бы покараулю. И… – Она тяжело вздохнула. – И я думаю, нам надо взять гнилянки. Они могут пригодиться.
Лицо гравелинга тонуло в темноте, и Линден не видела его глаз. Но, судя по всему, Сандер уступил. Он молча отвязал от плота мешок с последними дынями и так же молча принялся резать их на дольки.
Линден съела свою порцию, а затем постаралась накормить Кавинанта. Задача оказалась не из легких: необходимо было заставить его глотать тонкие ломтики дыни. Страх сжал ей сердце, но она подавила его. Линден терпеливо клала Кавинанту в рот кусочки дыни, потом щекотала его горло, чтобы вызвать глотательный рефлекс. В конце концов он съел свою скудную пищу.
К тому времени стало совсем темно, и над холмами взошла ущербная луна. Линден сидела рядом с Кавинантом, пытаясь сосредоточиться. Ее мысли то и дело возвращались к больному; она со страхом прислушивалась к его дыханию, точно боялась, что каждый его вздох окажется последним. О, как она ненавидела свою беспомощность… С реки слабо веяло неприятным запахом гниющих растений. Линден пыталась расслабиться, но ей это никак не удавалось.
Внезапно Кавинант вздрогнул. Едва заметное белое сияние пробежало по его правому боку – вспыхнуло на миг и погасло.
Линден села и тихо позвала:
– Сандер!
Сияние возникло опять – то был мимолетный выброс силы из кольца, которое впилось в раздувшийся палец Кавинанта.
– Небо и земля! – прошептал Сандер. – Я видел это.
– Мне кажется…
Линден рассеянно наблюдала, как гравелинг, морщась от боли, засунул руку Кавинанта в карман своих штанов.
– Мне кажется, ему нужен Солнечный Камень, – не отрывая глаз от луны, произнес он. – Его магия просится на свободу.
Даже сквозь ткань штанов Сандера было заметно слабое пульсирующее сияние.
– Сандер…
Линден зябко ежилась в еще не просохшей одежде и никак не могла унять беспокойную дрожь.
– Что с ним будет?
– Не знаю, – тяжело дыша, ответил гравелинг. – У меня нет твоего зрения. – Он немного помолчал и добавил:
– А что, если в юр-Лорда вселился тот самый Опустошитель, о котором он говорил?
– Нет! – воскликнула Линден, решительно отметая подобную мысль. – Он не Марид.
Она была абсолютно уверена в этом. Кавинант страдал от яда, но не от одержимости. Тем не менее вопрос Сандера настолько рассердил Линден, что она сама удивилась. Она не могла понять, почему они с Кавинантом так сильно привязались друг к другу. Там, на “Небесной ферме”, в понятном ей мире, Линден встала на его сторону и поддержала в трудный час, надеясь получить взамен урок силы. Но ей было невдомек, к чему приведет такое решение. Хотя уже тогда она видела, как Кавинант улыбался Джоан – улыбался, по каплям отдавая свою жизнь. Линден бессознательно цеплялась за этот образ; побудительные причины самопожертвования Кавинанта казались ей более честными, нежели ее собственные. И теперь, мучаясь угрызениями совести, она размышляла, как много еще ей предстоит узнать о нем. И о себе.
– Что бы с ним ни случилось. Опустошитель здесь ни при чем, – дрожащим голосом произнесла она.
Сандер шевельнулся в темноте, словно хотел задать какой-то вопрос. Но не успел он вымолвить и слово, как тусклое мерцание кольца утонуло в странном сиянии, внезапно разлившемся повсюду.
Линден вытянула шею, ожидая увидеть людей, бегущих к ним с факелами. Но когда ее глаза привыкли к свету, она обнаружила, что источник сияния находится далеко в холмах. Очевидно, в деревне разожгли большой костер. В ярких сполохах вырисовывались очертания каменных домов; блики пламени играли на гранях кристалла, раскачивая ночную тьму. Однако все было тихо, и ничто не свидетельствовало о том, что утомленным путешественникам грозит какая-то опасность.
Сандер коснулся плеча Линден.
– Идем, – прошептал он. – В деревне что-то происходит. Все жители собрались у большого костра. Надо воспользоваться моментом и попытаться раздобыть еды.
Линден склонилась над Кавинантом и замерла в нерешительности. Страх заставлял ее медлить.
– Как же мы оставим его одного? По коже ее побежали мурашки.
– А куда он денется? – спросил гравелинг.
Она опустила голову. Возможно, Сандеру понадобится ее помощь, а Кавинант слишком слаб, чтобы сдвинуться с места или как-то навредить себе. Он выглядел таким больным… Впрочем, выбора не было. Линден заставила себя подняться и кивнула гравелингу.
Сандер зашагал к деревне. Линден последовала за ним, стараясь ступать как можно тверже.
Она чувствовала себя неуютно на освещенном склоне холма, но, похоже, ей и Сандеру все еще удавалось оставаться незамеченными. Вскоре они подошли к деревне и крадучись стали пробираться между домами.
Сандер то и дело останавливался и выглядывал из-за каждого угла, проверяя, нет ли кого поблизости. К счастью, они никого не встретили. Все дома оказались пустыми. Гравелинг выбрал один из них и, жестом приказав Линден охранять дверь, проскользнул за занавес.
Не успела она занять место у двери, как услышала чьи-то голоса. Линден застыла на месте, готовая в любую секунду громко предупредить Сандера об опасности, но, прислушавшись, поняла, что голоса доносятся с центральной площади подкаменья. Она с облегчением вздохнула и стала ждать.
Сандер вернулся через минуту, держа под мышкой набитый кожаный мешок. Наклонившись к уху Линден, он прошептал, что нашел и еду и гнилянки.
Гравелинг направился к берегу, но Линден остановила его и махнула рукой в сторону площади. Секунду он колебался, оценивая риск и возможность узнать, что происходит в деревне, а затем кивнул.
Спутники пробрались к центру деревни и спрятались за домом. Голоса стали отчетливыми; в них слышались гнев и растерянность. Сандер указал на крышу – Линден пожала плечами. Гравелинг положил мешок на землю, поднял Линден и помог ей вскарабкаться на плоское перекрытие. Затем он передал ей мешок и, ухватившись за ее руку, тоже влез на крышу. Взбираясь наверх, гравелинг не смог сдержать стона, вырвавшегося из больной груди, но этот звук утонул в шуме возбужденных и громких голосов. Сандер и Линден проползли вперед, и их глазам предстала картина происходящего на площади.
Люди плотным кольцом стояли вокруг ярко горящего костра. Население этой деревни в несколько раз превосходило по численности мифильское подкаменье. Судя по виду, местные жители не знали такой нужды, как соплеменники Сандера, но на их мрачных и встревоженных лицах застыл все тот же испуг. Они с напряженным вниманием смотрели на людей в центре круга.
Там, рядом с костром, находились трое: двое мужчин и женщина. Женщина стояла между мужчинами в молитвенной позе, словно умоляла их о чем-то. Она была одета в грубое кожаное платье, какие носили все женщины деревни. Тонкое бледное лицо казалось взволнованным, а черные блестящие волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, придавали ей обреченный вид.
Тот, что стоял ближе к Линден и Сандеру, тоже жил в этой деревне. Это был высокий, сильный мужчина с всклокоченной черной бородой и гневным взором. Второй мужчина показался Линден зловещим и странным. Он был облачен в черную ризу и ярко-красную мантию. Лицо его скрывалось под капюшоном. В руках мужчина сжимал короткий металлический жезл, украшенный на конце треугольником. Его поза была горда и надменна, словно он презирал всех жителей деревни.
– Всадник! – прошептал Сандер. – Всадник Верных. Молодая женщина в круге повернулась к своему соплеменнику.
– Крофт! – воскликнула она, утирая слезы, которые бежали по ее щекам. – Ты же гравелинг. Ты не должен этого допустить!
– Вот именно, Холлиан, – ответил он со злостью. – По праву крови и силы я гравелинг. И ты, эг-бренд, бесценна для подкаменья Кристалла. Но Сивит на-Морэм-вист требует тебя во имя Верных. Как я могу ему отказать?
– Ты, конечно, можешь отказать… – загробным голосом промолвил Всадник.
– Ты должен это сделать! – закричала женщина.
– Но ты не откажешь, – безжалостно продолжал Всадник, – ибо, если вы вздумаете перечить мне, клянусь Солнечным Ядом, я напущу на вас Мрак на-Морэма, и вы станете прахом пред мощью его!
При слове “Мрак” стон пробежал по всему подкаменью, и Сандер задрожал.
Но Холлиан не поддалась всеобщему страху.
– Крофт, – настаивала она, – не разрешай ему сделать это! Меня не испугаешь на-Морэмом и его Мраком. Я – эг-бренд. Я предсказываю перемены Солнечного Яда. Ни мор, ни Мрак, ни проклятие не потревожат нашу деревню, пока я здесь. Крофт! Люди! – Она протянула руки к толпе:
– Неужели вы позволите отдать меня похотливому Сивиту на-Морэму?
– Ты говоришь о похоти? – вскричал Всадник. – А я говорю о Верных! Похоть нас не касается. Послушай меня, девушка. Я забираю тебя по праву своего долга. Без магии Верных – без мудрости Заповедей и жертв на-Морэма – никого бы не осталось в живых. Твоя самонадеянность смешна, в то время как мы оберегаем каждое настволье и подкаменье Страны. Нам требуются ваши жизни для борьбы со всеобщей бедой! Как же ты смеешь перечить мне? О презренная глупость!
– Она нам дорога, – мягко сказал гравелинг деревни. – Возьми другую жертву и не дави на нас своей волей.
– Она вам дорога? – гневно закричал Сивит, размахивая жезлом. – Ты просто заразился ее глупостью. Она – ничтожество. Она – мразь! Вы думаете о ней как об избранной, как о редкостном подарке судьбы. А я говорю вам, что она Солнечная Ведунья! Проклятая колдунья и подстилка а-Джерота! Она не предсказывает появление Солнечного Яда! Она вызывает его по своему желанию! Против нее и ее нечистого отродья борются Верные, выискивая и уничтожая последствия вреда, который наносят вот такие твари!
Всадник продолжал проповедовать, но Линден отвернулась и прошептала Сандеру:
– Зачем она ему нужна?
– А ты не понимаешь? – с печальной усмешкой ответил он. – Верные пытаются усмирить Солнечный Яд. Для власти над ним им требуется кровь.
– Кровь? Он кивнул:
– Из века в век Всадники путешествуют по Стране, поочередно навещая каждую деревню. Каждый раз они забирают одного, двух или трех молодых и сильных людей, а потом увозят их с собой в Ревелстоун, где на-Морэм выполняет свою работу.
Линден подавила вспышку ярости и прошептала:
– Ты хочешь сказать, что ее убьют?
– Да! – ответил Сандер.
Линден как громом поразило. Внезапно перед ней приподнялась завеса, скрывавшая ее таинственную и доводящую до безумия связь со Страной. Теперь она многое понимала в странном и нелогичном поведении Кавинанта.
– Сандер, – прошептала она, – мы должны спасти ее.
– Спасти? – Он почти потерял контроль над своим голосом. – Против нас двоих все жители деревни. И еще могущественный Всадник.
– Сандер, мы должны спасти ее!
Линден не знала, как убедить его. Однако убийство этой женщины нельзя было допустить. Иначе зачем тогда Кавинант пытался спасти Джоан? Зачем Линден рисковала жизнью, спасая самого Кавинанта?
– Юр-Лорд пытался спасти даже Марида! – с горячностью воскликнула она.
– Да! – прошептал Сандер. – И поплатился за это!
– Нет!
Несколько мгновений она искала нужные слова. И они пришли к ней.
– Кто такая Солнечная Ведунья? Сандер изумленно уставился на Линден:
– Существо из сказок и легенд. Таких не существует.
– Но кто она? – повторила Линден.
– Всадник уже сказал, – ответил он. – Та, что может вызвать Солнечный Яд.
Линден пристально смотрела на гравелинга.
– Тогда она тем более нам нужна.
Сандер выпучил глаза, судорожно шаря вокруг себя руками, будто хотел за что-то ухватиться. Но он не выдержал ее напора.
– Сумасшедшая, – прошептал гравелинг сквозь зубы. – Все мы сумасшедшие. – Он окинул быстрым взглядом жителей деревни, словно собирался с духом. И наконец решился. – Оставайся здесь. Я попробую отыскать Рысака Всадника. Возможно, мне удастся его убить. Тогда Всадник не сможет увезти ее, и у нас появится время, чтобы обдумать дальнейшие действия.
– Хорошо! – нетерпеливо ответила она. – Если они уйдут отсюда, я попробую узнать, куда ее повели.
Сандер слегка кивнул. Бормоча себе под нос, что они просто с ума сошли, он пополз к заднему краю крыши и спрыгнул на землю, прихватив с собой мешок.
Линден вновь обратилась к событиям, происходившим на площади. Молодая женщина стояла на коленях, закрыв лицо руками. Рядом, угрожающе вознеся над ней свой жезл, возвышался Всадник и говорил, обращаясь к жителям подкаменья:
– Неужели вы верите, что выдержите Мрак на-Морэма? Вы слабоумны, а потому обречены. Во имя истины трех углов! Стоит мне произнести лишь слово, и Верные подвергнут вас такому разорению, что вы будете ползать на брюхе, умоляя меня забрать эту мерзкую эг-бренд! Но вам тогда уже ничто не поможет!
Внезапно женщина вскочила и подбежала к гравелингу.
– Крофт! – закричала она в отчаянии. – Убей его! Не дай ему донести на нас Верным. Тогда я останусь в подкаменье Кристалла, а слуги на-Морэма никогда не узнают о том, что мы сделали. – Она схватила его за куртку, понуждая к действию. – Крофт, ты слышишь меня? Убей его!
Сивит презрительно расхохотался. А отсмеявшись, снова заговорил холодным низким голосом:
– У вас не хватит смелости.
– Он говорит правду, – проворчал Крофт, мучаясь от бессильной злобы. – Ему даже не нужно призывать Мрак, чтобы превратить наше подкаменье в руины. Я должен выполнить его требование, иначе мы жестоко расплатимся за свое непослушание.
Из груди пленницы вырвался крик. На миг Линден показалось, что сейчас женщина забьется в истерике. Но Холлиан преодолела приступ отчаяния. Она гордо вскинула голову и выпрямилась.
– Вы отказались от меня! – гневно крикнула она. – Вы лишили меня помощи и надежды. Так проявите, по крайней мере, достойную меня вежливость. Отдайте мне лианар.
Крофт посмотрел на деревянный амулет в своих руках. Вид его сгорбившейся фигуры свидетельствовал о том, что гравелинг испытывал стыд и отчаянную душевную борьбу.
– Нет, – сказал он тихо. – С его помощью ты делала свои предсказания. Сивит на-Морэм-вист не потребовал его.., и тебе он больше не понадобится. Лианар останется в подкаменье Кристалла. Как упование на рождение новой эг-бренд.
Всадник исходил торжеством, точно факел, излучающий Зло.
Внезапно на дальнем конце деревни Линден заметила яркую красную вспышку. Сила Сандера. Он воспользовался своим Солнечным Камнем. Луч позолотил кристаллы и исчез. Она затаила дыхание, испугавшись, что его заметят. Но жители деревни были захвачены трагедией, разыгрывающейся у костра, и мимолетный всплеск силы остался незамеченным.
Холлиан в отчаянии отвернулась от Крофта, потом вдруг вздрогнула, словно ей нанесли пощечину, и испуганно посмотрела на угол дома, на крыше которого лежала Линден. Приглушенный вздох удивления пронесся по кольцу людей; все взгляды устремились туда, куда смотрела эг-бренд.
Что это?
Линден глянула вниз и увидела Кавинанта, который, волоча ноги, выходил на деревенскую площадь. Он двигался, совершенно не понимая, куда и зачем идет. Его правая рука чудовищно раздулась. В глазах плескался яд. Кольцо то и дело вспыхивало белым огнем.
«О нет, – прошептала Линден. – Кавинант!»
Он был так слаб, что любой житель подкаменья мог бы опрокинуть его одной рукой. Но яростный взгляд пришельца обуздал людей. Они безропотно расступились, пропустив его к костру.
Кавинант остановился и, покачиваясь, уставился на пылающий огонь.
– Линден, – позвал он надтреснутым голосом. – Линден!
– Кавинант!
Линден без колебаний спрыгнула с крыши и, прежде чем присутствующие поняли, что происходит, торопливо пробралась сквозь толпу к Кавинанту.
– Линден?
Он узнал ее; проблеск сознания на миг возобладал над действием яда.
– Ты бросила меня!
– Полурукий! – закричал Сивит. – Белое кольцо! Воздух раскалился от неясной угрозы, словно ее излучал костер. Десятки людей потянулись к центру площади, предвкушая насилие. Но Линден не обращала на них внимания, целиком сосредоточившись на Кавинанте.
– Нет. Я не бросила тебя. Мы пошли искать еду и задержались здесь, чтобы спасти эту женщину. – Она указала на Холлиан.
Взгляд Кавинанта пылал безумием.
– Вы оставили меня.
– Я же сказал! Это Полурукий! – закричал Всадник. – Он явился, как и предсказывали Верные! Хватайте его! Убейте его!
Услышав команду Сивита, жители деревни вздрогнули, но не посмели приблизиться к Кавинанту. Сила его кольца заставила их отступить назад.
– Нет! – не унималась Линден. – Слушай меня! Этот человек – Всадник Верных! Он хочет забрать с собой эту женщину, чтобы потом использовать ее кровь. Мы должны спасти ее от смерти!
Кавинант посмотрел на Холлиан, а затем перевел взгляд на Линден. Ничего не понимая, он тупо глядел на нее.
– Вы оставили меня…
Боль, которую он испытал, обнаружив, что его бросили, охватила все его существо.
– Идиоты! – ярился Сивит.
Внезапно Всадник взмахнул жезлом, и его руки покрылись кровью. Металлический треугольник начал извергать сгустки красного огня. Как воплощение мести, он быстро двинулся вперед.
– Ее хотят принести в жертву! – закричала Линден. – Как Джоан! Как Джоан!
– Джоан?
В одно мгновение его апатия превратилась в гневную решимость. Кавинант повернулся лицом к Всаднику.
– Джоан!
Не успел Сивит нанести удар, как из кольца вырвалось белое пламя. Тело Кавинанта запылало серебристым огнем, словно свеча могучей силы. Линден отскочила назад и поднесла руки к лицу, защищая глаза. Пламя дикой магии начало извергаться в стороны.
Буйство силы вырвало из рук Сивита жезл. Металл плавился, объятый черными, красными и белыми языками огня. Серебристое пламя ворвалось в костер и разметало по площади горящие поленья. В небесах засверкали молнии, и так продолжалось до тех пор, пока кристальный склон реки не зазвучал небесным звоном силы.
Линден упала на колени.
Жители подкаменья разбежались. По всей деревне разносились крики страха. У костра остались только Крофт, Холлиан и Сивит. Гравелинг и эг-бренд были так напуганы, что не могли сдвинуться с места. Сивит на-Морэм лежал на земле, прикрывая руками голову.
Внезапно Кавинант словно затворил какую-то дверь в своем сознании, и дикая магия начала утихать. Серебристое пламя исчезло; его кольцо мигнуло и погасло. Ноги Кавинанта подогнулись.
Линден вскочила и, подхватив его под руки, не дала ему упасть.
Откуда ни возьмись появился Сандер с кожаным мешком.
– Бежим! – прокричал он спутникам. – Быстрее, пока они не опомнились и не погнались за нами!



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire Дата: Воскресенье, 01 Июл 2012, 17:39 | Сообщение # 15
Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Новые награды:

Сообщений: 2778

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
Из раны на его левом предплечье все еще сочилась кровь. Подскочив к Холлиан, он схватил ее за руку. Та начала испуганно сопротивляться. Она явно не понимала, что происходило вокруг нее. Сандер встряхнул ее за плечи и со злостью закричал:
– Ты что, хочешь умереть?
Подобная бесцеремонность мигом заставила ее прийти в себя.
– Нет, – простонала она. – Я иду с вами. Но… Но я должна забрать свой лианар. – Она указала на амулет в руках Крофта.
Сандер бросился к высокому мужчине. Тот машинально прижал амулет к груди.
Поморщившись от боли, Сандер ударил Крофта в живот и, когда противник согнулся пополам, ловко вырвал у него лианар.
– Уходим! – снова крикнул он спутникам. – Быстрее!
Странное облегчение овладело Линден. Ее догадки насчет Кавинанта подтвердились: в нем крылась огромная сила. Перекинув его левую руку через свое плечо, она потащила Кавинанта с деревенской площади.
Сандер взял за руку Холлиан и повел своих спутников по улицам, приноравливаясь к нетвердой походке Кавинанта.
Выйдя из деревни, путники погрузились в темноту; лишь ущербная луна да отражение угасающего костра на гранях кристалла озаряли ночь. Ветер доносил с другого берега Ми-фили тошнотворный запах гнили, и вода выглядела черной и вязкой, как дьявольский елей. Но четверо людей не колебались.
Холлиан, казалось, по-прежнему не могла поверить в свое спасение. Она помогла Линден уложить Кавинанта на плот и устроить его там поудобнее. Сандер оттолкнул плот от берега, и путники вновь помчались по течению, цепляясь за края своего утлого суденышка.

Глава 11
Порча красоты

Их никто не преследовал. Дикая магия Кавинанта ошеломила жителей подкаменья. Всадник потерял и жезл, и Рысака. А река уносила маленький плот все дальше по течению. Вскоре Линден перестала оглядываться назад и прислушиваться к звукам возможной погони. Она полностью посвятила себя заботе о Кавинанте. У него не осталось сил. Он больше не цеплялся за плот и не поднимал голову. Линден напрасно пыталась услышать его дыхание среди плеска волн. Пульс Кавинанта слабел и едва прощупывался. В свете луны его лицо выглядело мертвенно-бледным, и обостренные чувства подсказывали Линден, что он страдал от яда, который разрушал не тело, а душу.
Ее все больше тревожило состояние Кавинанта. Прорываясь сквозь преграды незнания и беспомощности, она старалась найти какой-нибудь способ помочь ему. Линден интуитивно понимала, что поток восприятия имел двойную связь. И раз уж ее чувства так отчетливо фиксировали его страдания, то, очевидно, могли и воздействовать на них. Тем не менее она считала подобную идею неприемлемой. Усталость и страх лишили ее сил. Она могла противопоставить болезни Кавинанта только собственную жизнь и кровь. По прихоти судьбы у нее не осталось даже медицинской сумки. Неуверенность в себе превратилась в настоящую муку. Она чувствовала ответственность за жизнь Кавинанта, но ничем не могла ему помочь.
Через какое-то время Холлиан не выдержала затянувшегося молчания. Линден смутно осознавала ее обиду и горе. Жители подкаменья обрекли свою эг-бренд на верную смерть, и ничто не могло спасти несчастную женщину…
Постепенно любопытство и страх преодолели смущение Холлиан. Терзаясь мрачными опасениями, она разжала стиснутые зубы и жалобно попросила:
– Поговорите со мной. Я совсем вас не знаю.
– Ах да. Прости. Нам было не до вежливости. – В голосе Сандера прозвучало искреннее сожаление. – Я Сандер, сын Нассиса, бывший гравелинг из подкаменья Мифиль, которое находится в восьмидесяти лигах к югу. Моих спутников зовут Линден Эвери Избранная и юр-Лорд Томас Кавинант, Неверящий и Обладатель белого золота. Они чужие в нашей Стране.
Чужие? Слово имело острые края и царапало сердце Линден. Она почувствовала себя непрошеной гостьей.
Женщина отвечала как ученица у доски, с трудом вспоминающая урок:
– А я Холлиан, дочь Амит, эг-бренд из подкаменья Кристалла. Даже не знаю… – Она замолчала на миг, а потом печально сказала:
– Я не знаю, благодарить ли вас за свое спасение или проклинать за ту беду, которую вы навлекли на мою деревню. Мрак на-Морэма навеки погубит подкаменье Кристалла.
– Вряд ли, – с усмешкой ответил Сандер.
– Можешь не сомневаться! – обреченно воскликнула она. – Сивит на-Морэм-вист не потерпит обиды. Он вернется в Ревелстоун, и Мрак падет на нашу деревню. Ничто не спасет моих бедных сородичей.
– Он не вернется в Ревелстоун. Я убил его Рысака. – Обращаясь к самому себе, Сандер тихо прошептал:
– Кто бы мог подумать, что Солнечный Камень обладает такой силой. Теперь понятно, почему Заповеди не говорили об этом. – Холлиан облегченно вздохнула:
– Значит, Сивит действительно не опасен! Твой спутник разрушил его рукх, и Всадник стал простым человеком! Ему не удастся вызвать Зло на моих соплеменников!
Радостная весть заставила ее замолчать. Она расслабилась и весело заколотила руками по воде, словно нашла лекарство от сомнений и страхов.
Стон Кавинанта прозвучал для Линден как гром. Почувствовав на миг его боль, она торопливо захлопнула перед ней дверь своего восприятия и попыталась отвлечься разговором.
– Меня удивил жезл Всадника.., этот железный рукх. Где он брал кровь, чтобы использовать его силу? Я не видела, чтобы Сивит резал себе руки.
– Всадникам Верных не требуется проливать свою кровь, – угрюмо ответил Сандер. – Они берут ее у молодых мужчин и женщин Страны. Каждый рукх имеет полость, в которую налита кровь. С ее помощью Всадники управляют Солнечным Ядом.
Линден почувствовала отзвуки той ярости, которая побудила ее освободить Холлиан. Она черпала в них силу и смелость. Ритуалы Солнечного Яда выглядели диким варварством – во всяком случае, те, с которыми она уже встречалась. Обретение подобных сил без личного самопожертвования казалось ей отвратительным преступлением. Она не знала, как примирить свой гнев с той целью, которую преследовали Верные. Их репутация единственных спасителей Страны начинала вызывать у нее глубокие сомнения. Теперь ей тоже хотелось добраться до Ревелстоуна, чтобы выяснить истинное положение дел.
Однако Кавинант умирал. Чувства Линден вернулись к безмолвному крику его души.
Новый приступ страха заставил Холлиан задать очередной вопрос:
– Значит, это была дикая магия? Настоящая дикая магия?
– Да, – ответил гравелинг.
– Тогда почему. – Линден услышала в ее голосе нотки смущения. – Почему же жители твоего подкаменья не убили его, как велят Заповеди?
– Они не сделали этого из-за моего вмешательства, – ответил Сандер. – Я не дал им пролить его кровь и вместе с ним навсегда ушел из деревни.
– Ты, гравелинг подкаменья, совершил такой поступок?! – прошептала изумленная Холлиан. – Наверное, это потребовало от тебя огромных усилий. Что же стало причиной твоего падения?
– Дочь Амит, – строго, как перед судом, ответил Сандер. – Меня подтолкнула к этому кровожадность Заповедей. В отличие от истин Верных простые слова юр-Лорда подарили мне покой и красоту. Он хочет вернуть Стране потерянное счастье. И он не только говорит, но и делает. После того как я узнал его, догмы, навязанные нам Верными, стали казаться мне просто невыносимыми. Кроме того… – Он замолчал, и желваки на его скулах задвигались вверх и вниз. – Кроме того, я узнал, что Заповеди содержат в себе намеренную ложь, – добавил он мрачным тоном.
– Ложь? Ты ошибаешься, Сандер! – запротестовала Холлиан. – Заповеди помогают людям выжить. Нам во всем приходилось полагаться на их прописные истины, и если бы они обманывали нас, мы бы давно погибли.
Подумав немного, Сандер спросил:
– Эг-бренд, ты знаешь об алианте? Она кивнула:
– Это самый смертельный яд.
– А вот и нет!
Линден восхищалась его самоуверенностью. Несмотря на все беды, пережитые Сандером, он обладал огромной внутренней упругостью, которой ей так недоставало.
– Алианта – лучшая из всех плодов и ягод. Я знаю это из собственного опыта. В течение трех солнечных смен мы питались ею при каждом удобном случае.
– Вы ели алианту?! – На какое-то время Холлиан лишилась дара речи. – Тогда понятно, почему юр-Лорд так болен.
– Нет. Его болезнь началась после ядовитого укуса, а алианта принесла ему облегчение. Но потом юр-Лорда ужалили несколько пчел, и он еще раз заболел.
Холлиан молчала, пытаясь усвоить то, о чем рассказал ей Сандер. Она оглядывалась по сторонам, словно искала подтверждения у ночи. Когда эг-бренд заговорила вновь, ее голос едва пробивался сквозь плеск и шум реки:
– Сандер, ты спас мне жизнь. Я не могу сомневаться в твоих словах. У меня не осталось ни дома, ни цели, а мир так опасен и строг. Путь в подкаменье Кристалла отрезан навсегда, и я пока не вижу того, что предначертала мне судьба. Я не могу сомневаться в тебе. Понимаешь? И все же мне хочется спросить тебя о вашей цели. Тьма сгустилась надо мной. Своим поступком вы навлекли на меня гнев Верных. Ты и твои друзья одолели огромное расстояние под Солнечным Ядом. Скажи, куда ведет ваш путь?
Сандер посмотрел на Линден:
– Лучше всего тебе ответит Избранная.
Переадресовав вопрос, он снял с себя всю ответственность. Линден знала, что ее ответ не понравится ни ему, ни Холлиан, хотя в глубине души ей хотелось найти в лице одного из них союзника. Но она настолько устала от сомнений и собственной слабости, что ответила, почти не задумываясь:
– Мы направляемся в Ревелстоун.
– В Ревелстоун?! – с ужасом воскликнула Холлиан. – Так, значит, вы решили отдать меня Верным?
Она тут же отцепилась от плота и быстро поплыла к берегу. Сандер ринулся за ней. Он хотел что-то крикнуть ей, но грудь его пронзила острая боль.
Линден не обращала на них внимания. От рывка Сандера маленький плот накренился, и Кавинант скатился в воду.
Она схватила его за волосы и вынырнула вместе с ним на поверхность. Кавинант почти не дышал – вот почему он не захлебнулся водой, которая хлынула в его открытый рот. Линден с трудом держалась на плаву.
Сандер пытался догнать Холлиан, однако боль в груди становилась все сильнее.
– Не сходи с ума! – прокричал он, сбавляя темп. – Если бы мы хотели причинить тебе вред, нас вполне устроило бы намерение Сивита!
– Пусть она убирается куда хочет! – воскликнула Линден, с трудом удерживая голову Кавинанта над водой.
– Но она пропадет без нас! – возразил ей Сандер.
– Мне нужна твоя помощь! – свирепо закричала Линден. – Если Холлиан решила покинуть нас, пожалуйста! Это ее право!
– О небо и земля! – прорычал гравелинг. – Зачем же мы рисковали из-за нее своими жизнями?
– Потому что ее хотели убить! Меня тогда не волновало, пригодится она нам или нет. Но сейчас мы не можем удерживать ее против воли. Скорее, Сандер! Мне нужна твоя помощь!
Гравелинг прошептал проклятие. Потом резко развернулся и поплыл к плоту. Подхватив Кавинанта, Сандер застонал от боли. Он взглянул через плечо на уплывающую Холлиан и, дрожа от негодования, прокричал:
– Ты обидела нас своим подозрением! Оно несправедливо!
– Возможно, – прозвучало в ответ. Эг-бренд находилась в двадцати футах от них. Среди теней и бликов реки ее голова казалась темным пятном. – Наверное, больше всего я была несправедлива к Линден Эвери. Но тогда скажите, какая цель влечет вас в Ревелстоун?
– Там находятся ответы на все наши вопросы. Гнев Линден исчез так же быстро, как и появился. Вместо него возник тошнотворный страх. Она устала сражаться со всевозможными бедами. Если бы не помощь Сандера, она даже не втащила бы Кавинанта на плот.
– Мой спутник считает, что Солнечный Яд можно победить. Но сначала нам надо его понять. Вот почему он хочет – встретиться с Верными.
– Победить? – недоверчиво спросила Холлиан. – Ты говоришь об изменении Солнечного Яда?
– А почему бы и нет? – спросила Линден, цепляясь за плот. Отчаяние и страх сковали ее движения. – Разве ты делаешь не то же самое?
– Я?
– Всадник назвал тебя Солнечной Ведуньей.
– О нет! – резко заявила Холлиан. – Сивит на-Морэм-вист солгал, чтобы очернить меня перед людьми. Я – эг-бренд. Я вижу солнце, но не могу управлять чередой его перемен.
– Значит, она нам не нужна? – мрачно спросил Сандер, обращаясь к Линден.
Та не понимала, почему он опасается Холлиан. Но не посмела спросить его об этом.
– Нам нужна любая помощь, которую мы можем получить, – прошептала она. – Я была бы рада, если бы Холлиан осталась с нами. Но выбор зависит от нее, а не от нас.
– Почему?
В тот же самый миг Холлиан спросила:
– А для чего я вам нужна?
Внезапно к горлу Линден подступили слезы. Она почувствовала себя маленькой брошенной девочкой. Призвав на помощь свою профессиональную строгость, она печально произнесла:
– Он умирает. Я чувствую это. – Линден с содроганием вспомнила зубастых змей Марида. – Ему еще хуже, чем раньше. Мне нужна помощь.
Помощь, о которой она говорила, внушала ей отвращение. Но Линден не могла придумать ничего другого.
– Мы с Сандером не справимся. Чтобы вылечить его, понадобится много крови. – И, побуждаемая страхом потерять Кавинанта, она закричала Холлиан:
– Мне нужна твоя сила! Чтобы вернуть его к жизни.
Слезы затуманили ее глаза, и она не заметила, как эг-бренд подплыла к плоту. Оказавшись рядом, Холлиан зашептала:
– Я думаю, нам необязательно терять свою кровь. Возможно, мне удастся помочь ему лианаром. Эг-бренд владеют знанием целительства. Но я не хочу становиться добычей Верных.
Сопротивляясь отчаянию, Линден сжала зубы с такой силой, что у нее заболели челюсти.
– Ты видела, на что он способен. Неужели ты считаешь, что Кавинант, придя в Ревелстоун, отдаст себя и нас в руки Верных для жертвоприношения?
Подумав над ее словами, Холлиан прикоснулась к опухоли Кавинанта.
– Я постараюсь убрать ее. Но мы должны дождаться восхода солнца. Кроме того, вам придется рассказать мне, как он получил эту рану.
Линден горько вздохнула. Она знала, что без неотложной помощи Кавинант не доживет до рассвета.
«Смелее, Избранная! – шептала она себе. – О Боже! За что мне такие испытания?»
Линден попросила Сандера рассказать Холлиан об их путешествии под Солнечным Ядом и, когда гравелинг начал описывать встречу с Маридом, перевела внимание на Кавинанта.
Ее чувства прикоснулись к яду, который сочился по черной раздувшейся руке. Смерть разъедала Кавинанта, как проказа. Линден понимала, что через пару часов никакой восход солнца ему уже не поможет. Яд не дал бы дожить Кавинанту до рассвета.
Ее мать молила о смерти, но Кавинант хотел жить. Он пожертвовал собой ради Джоан. Однако каждый его поступок говорил о страстном стремлении к жизни. Возможно, он был немного не в себе; возможно, его суждения о Лорде Фоуле порождались паранойей, а не фактами, но выводы, которые Кавинант извлекал из них, казались ей безупречными. Там, в подкаменье Кристалла, она осознала, что полностью разделяет их.
И вот он умирал.
Доктор Эвери не могла смириться с этим. Она интуитивно – понимала, что способна справиться с его болезнью. Ее странная восприимчивость должна была иметь канал передачи. Тоскливо вздохнув, Линден перестала подавлять свои чувства и обнажила их, как девственную плоть.
Она медленно ввела в него поток сознания и попыталась обжиться в теле Кавинанта. Линден ощутила его затихающее дыхание как свое и, страдая от жара лихорадки, слилась с ним в единое целое – более тонкое и личное, чем ее предыдущие связи с мужчинами.
Потом она опустилась в яд и почувствовала себя совершенно беспомощной. Тошнота заполнила ее, словно зловонное дыхание того старика, который советовал ей “быть честной”. Линден не знала, как использовать свой новый дар, но делала все, что могла. Доктор Эвери сражалась за жизнь больного с той же непреклонной решительностью, которая однажды побудила ее обратиться к медицине. В ней снова пробудился гнев на родителей – двух несчастных людей, которые признавали в жизни только боль, а позже приняли смерть со страстью любовников. Они научили ее тому, как важна безупречная целеустремленность. Линден гналась за ней без отдыха пятнадцать лет. И эта погоня привела ее в дом Кавинанта.
Неудача при встрече с Джоан посеяла зерно сомнения. Это зерно росло и источало тот же яд, который убивал теперь Кавинанта. Линден не могла перебороть отраву, чья сила коренилась в бездонном мраке, ревевшем за стенами человеческого разума. Но она, собрав свою волю в кулак, старалась поддерживать последние искры угасающей жизни Кавинанта. Его боль несла отпечаток безмерного Зла; она вызывала такое же отвращение, как Марид, убийство Нассиса или нож, раскаленный от лютой ненависти. Линден отгоняла эту боль ударами своего сердца. Она вдувала воздух в его легкие, заставляя биться едва уловимый пульс и мешая смертельной коррозии яда.
Благодаря ее усилиям Кавинант пережил остаток ночи.
Когда Сандер вывел Линден из этого необычного состояния, ее кости ныли от лихорадки Кавинанта, которую она приняла на себя. Приближался рассвет. Гравелинг и Холлиан направили плот к речному берегу. Линден рассеянно осмотрелась вокруг. В ее душе догорали угли проказы. Часть сознания, задыхаясь от бессилия и боли, отчаянно кричала: “Нет, никогда! "
Река неслась по широкой долине, где вместо зеленых обширных лугов виднелись серые кучи травы, которую ливень прибил к земле, а чумное солнце превратило в зловонную гниль. Легкий ветер кружил над водой потоки мерзких испарений.
Линден тут же догадалась, почему Сандер и Холлиан избрали это место. От берега под углом к руслу реки тянулась длинная песчаная коса, на которой Кавинант мог бы находиться вдали от зловонной травы.
Сандер и Холлиан вытащили плот на песок, перенесли юр-Лорда на сушу и поставили на ноги. Линден прижала Кавинанта к себе, поддерживая обвисшее тело в вертикальном положении. Шатаясь от усталости, она смотрела, как ее спутники торопливо бежали по берегу и выискивали подходящий камень. Через какое-то время они исчезли из виду.
Собрав остатки сил, Линден ожидала восхода солнца.
Оно поднялось над горизонтом, облаченное в алую дымку, словно парус зловещего зачумленного судна. Линден приветствовала его тепло. Она нуждалась в нем, тоскуя по сухому ложу и сухой одежде. Но алая аура заставила ее застонать от отвращения. Она опустила Кавинанта на песок и села рядом, не смея закрыть глаза и осматривая его тело. В любую минуту над ним могли появиться насекомые.
Чуть позже вернулись Сандер и Холлиан. Между ними по-прежнему сохранялась напряженность, однако на их лицах сияли счастливые улыбки, словно они только что нашли какое-то сокровище. Сандер, пригибаясь, тащил большой куст, который они выкопали с корнем.
– Это ваура! – закричала Холлиан, когда Сандер вынес растение на песчаную косу. Ее белая кожа сияла в солнечном свете. – Нам безумно повезло, потому что ваура встречается очень редко.
Закопав корень в песок, они сорвали с куста почти все листья.
– Это действительно редчайшее растение, – сказал гравелинг. – О нем говорится в Заповедях, но я никогда не видел его прежде.
– Оно целебное? – с надеждой спросила Линден. В ответ эг-бренд дала ей горсть листьев. Они оказались мягкими, как губки. Из надломленных стеблей вытекал прозрачный сок. Линден вздрогнула, вдохнув его едкий запах.
– Натри листьями лицо и руки, – сказала ей Холлиан. – Ваура отгоняет насекомых.
Линден взглянула на эг-бренд и почувствовала, что та говорила правду. Последовав совету, она вымазала себя соком листьев, а затем проделала то же самое с Кавинантом. Ее спутники занимались тем же. Закончив с процедурой, Сандер сложил остаток листьев в дорожный мешок.
– Теперь я должна заняться Полуруким, – бодро произнесла Холлиан.
– Его зовут Кавинант, – тихо и устало проворчала Линден.
Для нее “Полурукий” было словом Верных – оно не нравилось ей и вызывало неприятие. Эг-бренд молча пожала плечами, словно посчитала это замечание неуместным.
– Тебе нужна моя помощь? – спросил ее Сандер. В голосе гравелинга вновь зазвучали натянутые нотки. Линден не могла понять, почему его так раздражала Холлиан. По какой-то неведомой причине он воспринимал ее как угрозу.
Ответ эг-бренд оказался не менее резким:
– Думаю, нет.
– Тогда я пойду и испытаю твою вауру, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Возможно, мне удастся найти алианту.
Пройдя по песчаной косе, он выбрался на берег реки и скрылся за невысоким холмом с гниющей травой.
Холлиан не тратила время зря. Она вытащила из своей одежды маленький железный нож и лианар. Встав на колени у правого плеча Кавинанта, она положила лианар на его грудь и сжала нож в левой руке.
Чумное солнце поднялось над горизонтом, однако едкий запах вауры образовал над людьми защитный купол. И хотя большие насекомые жужжали и носились повсюду, они не подлетали к песчаной косе. Линден внимательно разглядывала берега, над которыми клубились тучи огромных комаров. Она не желала видеть кровавый ритуал эг-бренд и ее почти стопроцентную неудачу. Тем не менее в последний момент она перевела взгляд на нож и проследила за мелькнувшим лезвием.
На правой руке Холлиан, как и на левом предплечье Сандера, виднелось множество старых шрамов. Острие ножа рассекло кожу, и по обнаженному запястью заструился ручеек густой и темной крови. Отложив нож в сторону, Холлиан подняла лианар окровавленной рукой. Ее губы зашевелились, выговаривая какие-то слова, но Линден не услышала ни звука.
Воздух вокруг лианара начал уплотняться. Внезапно на деревянной палочке расцвел язычок огня, и пламя обвило тонкие пальцы Холлиан. Беззвучный шепот перерос в монотонный напев. Однако слова незнакомого языка оставались непонятными для Линден. Огонь стал сильнее и покрыл всю руку Холлиан, слизывая кровь с ее запястья. Пламя двигалось в такт песне и испускало длинные лучи, похожие на усики глицинии. Они вонзались в песок, тянулись к воде, как огненные вены земли, и метались вокруг, словно искали место, где могли укорениться.
Сплетая мерцающую сеть из усиков пламени, Холлиан запела быстрее и опустила лианар к почерневшей руке Кавинанта. Линден инстинктивно вздрогнула. Она почувствовала в огне огромную боль и сверхъестественную силу Солнечного Яда. Холлиан черпала ее из того же источника, что и Сандер своим Солнечным Камнем. Однако воздействие огня вызывало положительный эффект. Эг-бренд использовала яд как мощное лекарство. Когда она приподняла лианар, опухоль на руке Кавинанта уже начала опадать.
Холлиан осторожно переместила свою силу на его лоб, и пламя выжгло озноб из померкшего разума. В тот же миг Кавинант изогнулся дугой, потом его тело вытянулось в струнку, и подбородок задрался вверх. Крик боли и облегчения вырвался из горла. Кольцо озарилось вспышкой белого пламени, которая окутала песчаную косу и часть реки.
Прежде чем Линден успела пошевелиться, он расслабился. Эг-бренд устало опустила голову. Пламя на лианаре исчезло, оставив деревянный талисман таким же чистым и целым, как прежде. Перед глазами Линден все еще мелькали усики огня, однако они угасали с каждым ударом сердца.
Она придвинулась, собираясь осмотреть Кавинанта. К ней вновь вернулись мрачные опасения. Но когда она коснулась пальцами его лица, он глубоко вздохнул и тихо засопел, как спящий ребенок. Пощупав его пульс, Линден отметила четкие и вполне различимые удары.
На нее накатила волна облегчения. Река и солнце стали странно тусклыми. Она легла на песок и смутно осознала, что ее рука опустилась в воду. Это ощущение приятной прохлады успокоило ее и удержало от рыданий.
– Ему лучше? – тихо спросила Холлиан.
Линден промолчал, так и не отыскав подходящих слов.
Сандер вернулся через несколько минут, принеся с собой полную горсть драгоценных ягод. Увидев изможденные лица своих спутниц, он понял все и без лишних вопросов вложил в губы Линден сочную алианту. Восхитительная мякоть вернула ей силы. Она села, нетерпеливо ожидая, когда Сандер поделит ягоды на четверых. Алианта поддержала ту ее ослабленную часть, что удерживала Кавинанта живым.
Холлиан с испугом смотрела, как Сандер ел свою долю ягод. Он предложил ей несколько штук, но она не решилась прикоснуться к ним.
Набравшись сил, Линден приподняла голову Кавинанта и покормила его алиантой. Эффект был просто потрясающим.
Дыхание больного успокоилось, мышечный тон окреп, и на лице появился легкий румянец. Линден улыбнулась, подбадривая Холлиан.
Исцеление Кавинанта оставило эг-бренд без сил. Ей требовалось чем-нибудь подкрепиться. Однако ищущий взгляд не находил ничего, кроме алианты. Холлиан с дрожью взяла ягоду и положила ее в рот. Сделав над собой усилие, она раскусила алианту и на миг испугалась этого невыразимого наслаждения. Но внезапное откровение потрясло ее неприглядной истиной, и страх упал к ногам, как сброшенная накидка.
Облегченно вздохнув, Линден опустила голову Кавинанта на песок и позволила себе отдохнуть.
Они оставались на песчаной косе почти все утро. Когда опухоль Кавинанта откатилась от плеча и превратилась из черной в крапчато-желтую, Линден решила, что он готов к дальнейшему путешествию. Они снова начали спускаться вниз по реке.
Ваура надежно защищала их от насекомых. Холлиан сказала, что сок сохраняет свое действие несколько дней. И действительно, проведя полдня в воде, Линден по-прежнему ощущала острый запах, который исходил от нее.
Когда закат окрасил небо в кроваво-красные цвета, их отряд устроил привал на скалистом берегу. После нескольких напряженных дней Линден уже не замечала неудобств, засыпая на голых и холодных камнях. Тем не менее какая-то ее часть оставалась в контакте с Кавинантом, как струна, настроенная на определенный тон. Посреди ночи она внезапно открыла глаза и взглянула на острый серп луны. Кавинант перевернулся на живот и, томимый жаждой, пополз по берегу к воде.
Она последовала за ним, боясь, что он впал в состояние бреда. Однако, заметив Линден, Кавинант кивнул ей и потянул ее за собой подальше от спавших спутников – в то место, где они могли спокойно пошептаться. Он осторожно и бережно прижимал к груди болевшую руку. Его лицо оставалось в густой тени, но голос звучал уверенно и четко:
– Кто эта женщина?
Линден придвинулась к Кавинанту и посмотрела в его едва различимые в темноте глаза.
– Ты ничего не помнишь?
– Я помню пчел и Опустошителя, – ответил он, поежившись от дрожи, которая пробежала по его телу. – Остальное как в тумане.
Она потратила слишком много сил, чтобы сохранить жизнь Кавинанта. Сражаясь с ядом и смертью, Линден приняла на себя его мучительную боль. И вот теперь он говорил с ней так, как будто заявлял на нее свои права, – словно даже стук ее сердца принадлежал единственно ему.
– У тебя был рецидив отравления.
– Рецидив? – Он попытался согнуть больную руку.
– Тебя искусали пчелы, и ты вошел в ступор. Опухоль раздулась, будто еще одна змея укусила тебя в то же самое место. Я думала.., что ты не выживешь. – Она непроизвольно коснулась его плеча.
– И сколько времени я находился без сознания?
– Полтора дня.
– Как же ты… – воскликнул он, внезапно замолчал и через некоторое время попросил:
– Лучше расскажи, что случилось.
– Сандер и я ничем не могли тебе помочь. Мы плыли весь день по течению. Вчера вечером, оставив тебя на берегу, гравелинг и я отправились за помощью в какую-то деревню.
Линден начала говорить быстрее, словно ей не терпелось добраться до конца истории. Однако, когда она дошла до дикой магии, Кавинант остановил ее взмахом руки.
– Это невозможно, – прошептал он.
– Ты ничего не помнишь?
– Ничего. Но я не имею власти над своим кольцом. Мне всегда был нужен какой-нибудь спусковой крючок – близость предмета силы, похожего на оркрест Сандера. Дикая магия никогда еще не пробуждалась сама по себе. Никогда, понимаешь?
– Возможно, роль спускового крючка исполнил Всадник.
– Да! Скорее всего так оно и было! – Он с благодарностью ухватился за эту догадку.
– Твою магию пробудил его рукх!
Он повторил за ней название жезла, словно нуждался в подобном подтверждении. Линден кивнула и продолжила.
Когда она наконец замолчала, он нерешительно высказал свои сомнения:
– Судя по твоим словам, я был в бреду. Наверное, ты права… Сам-то я ничего не помню. Потом на меня набросился этот Всадник, и из моего кольца вышла сила. – Похоже, то, о чем он говорил, было для него очень важно. – Что же заставило меня схватиться с ним? Вряд ли в том жалком состоянии я мог думать о самозащите. Может быть, тебе пытались нанести какой-то вред? Или Сандеру грозила опасность?
– Нет.
Внезапно темнота, скрывающая их лица, наполнилась глубинным смыслом. Линден пошла на непомерный риск, чтобы сохранить его жизнь. А для чего? В сиянии своей силы он не поверил ей и обвинил ее в предательстве. Кроме того, он даже не догадывался, во что обошлось ей его исцеление. С трудом подавив злость, она тихо прошептала:
– Нам ничто не угрожало… Ты защищал не нас.
– Не вас? – воскликнул ошеломленный Кавинант. – Тогда кого?
– Я внушила тебе мысль, что твоя Джоан в беде. Он отшатнулся. Но Линден продолжала нахлестывать его словами:
– Мне пришлось пойти на этот обман, потому что тебя не волновала наша судьба. Ты не хотел спасать себя… А меня и подавно. Ты обвинял нас с Сандером в предательстве и все время повторял, что я бросила тебя! Бог свидетель! Я помогала тебе с тех пор, как впервые увидела Джоан, – раздраженно шептала она. – Порою ты вел себя как сумасшедший, но я оставалась рядом. Не будь меня, тебе бы давно пришел конец! Однако ты ответил мне словами презрения! Я не могла воззвать к твоему разуму. Ты вдохновился только именем Джоан! Лишь она для тебя еще что-то значит!
Он задрожал от обиды и негодования. Его правая рука потянулась к ней, но тут же опустилась. Темнота превратила глаза Кавинанта в черные дыры, и они уставились на Линден как пустые глазницы мертвеца. Она ожидала, что он начнет возражать и говорить о своем чутком и бережном отношении. Однако Кавинант лишь пригнулся под тяжестью непосильного бремени, напомнив ей того несчастного и независимого человека, которого она встретила в “Небесной ферме”.
– Джоан – моя жена, – сердито ответил он, и его голос зазвенел от острой тоски. – Она покинула меня, потому что я заболел проказой. Для меня это стало самым тяжелым испытанием. В своей жизни я совершил немало преступлений, и среди них насилие, убийства и измена. Каждый из этих проступков остался на моей совести, но я сделал все, чтобы возместить нанесенный ущерб. Джоан – мой единственный неоплаченный долг. Вопреки усилиям и желанию мне не удалось одолеть свой недуг. Болезнь оказалась сильнее любви. Я наводил на жену ужас. Это худшее из моих преступлений – потому что, став прокаженным, я боялся своей болезни не меньше, чем она. Нам пришлось расстаться. Я одиннадцать лет считал себя грабителем, похитившим счастье Джоан. Иногда груз вины казался таким невыносимым, что мне хотелось оплатить этот долг ценою собственной жизни.
Его лицо исказилось от горя.
– Я прокаженный и никогда не перестану им быть! Мне никогда не возместить горечь разлуки и потерянное счастье! Болезнь оказалась сильнее меня! Сильнее моей воли и желаний!
Фразы срывались с его уст, словно капли крови.
– Как бы там ни было, она – моя бывшая жена! Повторяю, Линден, бывшая.
Слова Кавинанта пронзали ее сердце. Несмотря на то что он пытался контролировать себя, его речь звучала как похоронная песня.
– Если моя догадка верна, я больше ее никогда не увижу.
Линден вцепилась в него своим взглядом. Она уже устала от бесконечной неопределенности. Почему он сказал, что больше не увидит Джоан? Каким образом он хотел оплатить свой долг жизнью? Что Кавинант утаил от нее, и насколько были правдивы его признания? Хотя в настоящий момент ее интересовал совсем другой вопрос. Переведя дыхание, она с притворным безразличием спросила:
– А ты хотел бы увидеть ее снова?
– Нет. Мне не нравится пугать людей своей проказой. Простота его ответа очаровала Линден, как объяснение в любви. Она отвернулась, скрывая набежавшие слезы. Ей не хотелось раскрывать перед ним свои чувства. Линден и без того уже не находила себе места. Однако волна облегчения распирала ее грудь. Бросив на Кавинанта быстрый взгляд, она тихо сказала:
– Пойдем спать. Тебе нужен отдых.
Они вернулись к своим спутникам. С тоскливым вздохом Линден легла на холодные камни. Сон не шел, и ее тело сотрясала дрожь, как будто она вновь попала в зимнюю стужу одиночества.

***

Она проснулась за несколько минут до восхода солнца. Горсть алианты на мешке Сандера говорила о том, что их спутники успели обойти окрестности и позаботиться о “хлебе насущном”. Кавинант и эг-бренд о чем-то беседовали, знакомясь друг с другом. Сандер сидел поблизости и играл желваками, словно жевал комок резины.
Линден поднялась на ноги. После жесткого ложа тело ныло, а суставы не желали гнуться. С непонятной стыдливостью она торопливо отвела от Кавинанта взгляд и пошла к реке умываться.
Дождавшись Линден, Сандер поделил драгоценные ягоды. Путники молча приступили к еде, поскольку алианта располагала к тишине и спокойствию. Однако Линден заметила, что ее спутники чем-то расстроены. Кавинант казался таким же суровым, каким он был в “Небесной ферме”. Печальное лицо Холлиан выражало растерянность и страх. Гравелинг мрачно хмурился, посматривая на эг-бренд.
Линден тоскливо вздохнула. Она считала себя ответственной за их неудобства, но не имела сил и желания что-либо менять. Помогая Кавинанту бороться со смертью, она открыла в своем сознании двери, которые теперь не могла закрыть, хотя всю жизнь клялась держать их под семью замками. Прошептав проклятие, Линден проглотила последнюю ягоду, бросила семена за скалу и направилась к реке.
Однако Холлиан не пожелала откладывать свои вопросы на другое время и обратилась к Неверящему:
– Ты просил называть тебя Кавинантом. Хорошо, хотя это имя беспокоит мой рот как символ дурного предзнаменования. Скажи мне, куда ты идешь? Гравелинг и Линден Эвери говорили, что ты намерен добраться до Ревелстоуна. Мое сердце сохнет от страха и опасений, но, если такова твоя цель, я не буду перечить. Ревелстоун находится там. – Она указала на северо-запад. – До него двести двадцать лиг, поэтому река тебе больше не по пути.
– Это нам известно, эг-бренд, – тихо произнес Гравелинг.
Холлиан не обратила на него внимания.
– С помощью вауры мы могли бы путешествовать пешком. – Она немного смутилась, понимая, как трудно осуществить то, что она предлагала. – Хотя, конечно, нам понадобится вся наша удача.
– Да, мы могли бы идти пешком, – ответил Кавинант. Судя по его тону, он уже принял решение. – Однако после этих укусов я не хочу рисковать. Если приступ повторится, мне его не одолеть. Поэтому мы останемся на реке еще день или два.
Холлиан с тревогой посмотрела ему в лицо:
– Кавинант, ты знаешь, что лежит на этом пути?
– Да, – спокойно ответил он, – холмы Анделейна. Холмы Анделейна? Скрытая сила, с какой он произнес это название, заставила Линден насторожиться.
– Значит, ты… – Холлиан прикусила губу от зловещей догадки. – Ты решил пойти в это гиблое место?
Кавинант пожал плечами и с тревогой взглянул на эг-бренд.
– Да, я хочу посетить холмы перед тем, как отправлюсь в Ревелстоун.
Его слова напугали Холлиан и заставили ее отступить на шаг. Открыв рот, она хотела закричать, но ей не хватило воздуха под широким утренним небосводом.



Подпись
Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Раненая страна (Стивен Дональдсон)
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск: