[ ]
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Модератор форума: Хмурая_сова  
Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Багдадский вор (Андрей Белянин)
Багдадский вор
Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 16:31 | Сообщение # 16
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Аллаха надо просить, а шайтану - только намекни...
Шутка с долей истины.
- Тащи ее... ага, за ноги, за ноги бери-и...
- О аллах, ты смерти моей хочешь?! Я же и одну ее ногу не подниму, чтоб
не на-до-рва-а-ться!
- Скажите, какие мы нежные... А ну, бери обе сразу! Тащи!
- Лева-а-а... я не могу! Она слишком крупная...
- Ну, знаешь... не можем же мы переть ее по частям?! Хотя...
- Что ты задумал, убийца женщин? Не надо, я уже тащу-у...
- Брось, я всего лишь хотел припрячь к этому делу осла.
Увы, Рабинович разгуливал где-то в компании хозяина лавки, а потому
двум спорщикам пришлось на своем горбу волочить бессознательную девицу с
порога комнаты на ковер. Задача была непростой, и спустя какое-то время они
просто рухнули рядом без сил, пытаясь отдышаться. В эту роковую минуту через
парадный вход вошел насвистывающий Ахмед с бодреньким Рабиновичем. Дальше -
как в кино... У ослика отпала нижняя челюсть, а впечатлительный башмачник,
увидев свою пассию с побитой физой, в рваной одежде, ногами вверх (а что
делать, так тащили), в окружении двух отдыхающих по бокам проходимцев, -
взвыл дурным голосом! Откуда ни возьмись в его руках оказалась тяжелая
палка:
- Развратники! Насильники! Смерть вам, оскорбившим грязными
домогательствами мою единственную, хрупкую любовь!
Прежде чем Лев или Ходжа успели сказать хоть слово в свою защиту,
взбешенный Ахмед скоропалительно приступил к претворению угроз в жизнь.
Бедолаги метались по лавке, как степные сайгаки, истошно вопя и прикрывая
руками голову. В щуплого башмачника словно вселилась сила девяти пустынных
дэвов - палка с визгом носилась взад-вперед, с каждым ударом достигая цели!
Рабинович демоническим хохотом только поддавал жару. Об организованной
обороне не было и речи, пылкий влюбленный просто не давал на это времени.
Насреддин безуспешно пытался забиться под обрезки кож для чувяков, а
Оболенский, подвывая и матерясь, уже готовился к переходу в лучший мир,
когда голос аль-Дюбины привел всех в чувство:
- Ахмед, перестань их бить.
- А... что?! Ты жива, о бесценный алмаз моего истосковавшегося сердца?!
Подожди еще немного, я совсем убью этих злодеев и припаду к твоим ногам.
- Дурак. - Госпожа Ирида говорила тихо, но твердо. - Оставь их в покое,
они ни в чем не виноваты. У меня... большое горе...
- Но... они же... кто же тогда... - не вовремя уперся переувлекшийся
башмачник. - Давай я все-таки сначала их прибью! Аллах не осудит...
- Дурак, - еще раз подтвердила девушка и села, держась обеими руками за
подбородок. Встревоженный Ахмед бросился к ней, на ходу роняя палку. Побитые
соучастники, морщась и почесываясь, пристроились рядом.
- Что же все-таки случилось?
Вместо ответа могучая Ирида аль-Дюбина разразилась бурным детским
плачем! Слезы текли в три ручья, а рев стоял такой, словно Сырдарья по
весне, без предупреждения, вышла из берегов. Ни одного слова добиться было
совершенно невозможно, хотя все трое мужчин утешали и успокаивали
несчастную, как могли...
- Надо дать ей воды!
- Лучше вина.
- Воды! Много воды! Целый таз, и прямо на голову...
- Молчи, низкий растлитель и сын шайтана!
- А еще можно ее по щекам похлопать, женщинам это помогает.
- Э-э, а вдруг она сдачи даст?!
- Так надо быстро нахлестать, и по углам!
- Молчи, сын шайтана и низкий растлитель!
К сожалению, мужчины в действительности очень мало чего смыслят в
деликатных вопросах приведения в норму особ слабого пола. Да и где она, эта
норма, хотелось бы знать?! Женщины способны впасть в неуправляемую истерику
по тысяче, зачастую абсолютно противоречащих друг другу, поводов и выбраться
из этого состояния исключительно самостоятельно. Мы же, мужики, или опускаем
руки перед бурными рыданиями, или сдаемся сразу, предлагая истекающей
слезами возлюбленной все, что угодно, - от мытья посуды до законной
регистрации неформальных отношений! Хвала аллаху, в данном случае этого не
потребовалось... Отревев свое, выпив две пиалы воды и полкумгана вина из
горлышка (плюс осторожные похлопывания по щечкам), внебрачная дочь визиря
изложила наконец суть проблемы. Оказывается, у нее всего лишь похитили
сестру. Причем не кто-нибудь, а личная стража самого эмира. И не забавы
ради, а для уплотнения гарема. Было бы, как говорится, ради чего огород
городить! Рыженькой танцовщице несказанно повезло - ее красоту отметили в
самых верхах, а спорить с властью, установленной Шариатом, не только глупо,
но и безнравственно. Маленькая Епифенди просто не сразу осознала глубину
собственного счастья, как последняя дура зачем-то кричала и вырывалась.
Свято блюдущая ее безопасность старшая сестра немедленно полезла
заступаться, за что и получила свое, хотя дралась как львица. Но... дело
житейское, все устроится, успокоится, и вообще есть веши, против которых по
жизни не попрешь, а значит... Вот где-то тут сладкие речи Ахмеда, мягко
утешающего побитую воительницу, резко обрываются. Он вклинился в рассказ
подруги ближе к финалу и не сумел донести до нее свою концепцию
"невмешательства" в любовные дела эмира. Аль-Дюбина молча хряпнула его
ладонью по макушке, и возлюбленный на время затих. Гневные глаза, словно
пылающие угли, уставились на Оболенского...
- Помоги мне!
- В каком смысле? - Лев прекрасно понимал, чего от него ждут, но
добровольно записываться в герои-смертники все-таки не особенно жаждал. - Я
не танкист и не командир ракетной установки. Дворец эмира нельзя взять
штурмом... Честно говоря, я его сам-то толком не видел, но почему-то уверен,
что нельзя.
- И не надо. Укради ее!
- Украсть?! Пардон, мадам, я не чеченский террорист и не ворую женщин.
Тем более из гарема... - На этом волшебном слове Оболенский споткнулся.
Гарем! Столько образов, мечтаний, полетов безудержной фантазии и
вдохновения... Гарем! Необременительно одетые одалиски, скучающие без
мужской ласки девушки, легко подкупающиеся евнухи и - аромат любви... Гарем!
Пальмы в кадках, мраморные фонтаны, золотые рыбки, сладкое вино, щербет и
дурманные восточные ночи...
- Гарем? Это существенно меняет дело. Думаю, мы договоримся, только
давайте поподробнее.
- Лева-джан...
- Не надо, Ходжа, не вмешивайся.
- Вай мэ, Левушка, если я тебя невольно обидел - прости, ради аллаха!
Но хоть на минуту внемли голосу мудрости и шепоту осторожности...
- Я уплачу вам обоим! - торжественно заявила успокаивающаяся девица, и
в ее голосе было столько силы и мольбы, что домулло дрогнул. - У меня есть
серьги и ожерелья, а из даурских гор мне привезли кольцо с огромным камнем.
Вам дадут за него не меньше тысячи динаров - но верните назад мою
возлюбленную сестру!
Лев Оболенский, Ахмед-башмачник, страдающая Ирида аль-Дюбина и даже
вездесущий ослик смотрели на Ходжу, как на лицо, облеченное правом высшего
решения. Как он скажет - так и будет! О, достопочтеннейшему Насреддину,
конечно, было что сказать... Он раза три или четыре открывал рот, твердо
вознамерившись обрушить на безумцев монументальную плиту неумолимой логики.
Ибо поставленная задача была совершенно нереальна при взгляде на нее с любой
точки зрения, и даже его зарождающиеся чувства к рыженькой танцовщице
мгновенно охладевали, едва домулло вспоминал, из чьих рук ее надо вытащить.
А если еще точнее, то из чьей постели... У эмира можно попытаться украсть
многое, но это чревато, так как обворованный эмир страшен в гневе. А если
кража оскорбляет собственнические инстинкты человека, то что же будет, если
владыку Багдада оскорбят еще и как мужчину?! Одни мысли на эту тему вызывали
спазм горла и холодный застой крови... Особо суицидного желания закончить
жизнь молодым и красивым Насреддин никогда не испытывал. Более того, он
всерьез намеревался дожить до ста лет, понастроив домов, понавыращивав
сыновей и понарассаживав деревья. Таким образом, вся его разносторонняя
натура категорически противилась любым рискованным мероприятиям, но одна
маленькая, робкая и все-таки настырная мыслишка билась где-то в подсознании,
заставляя болезненно щурить глаза. Мысль о том, что он все равно пойдет и
поможет этому ненормальному Багдадскому вору (порази шайтан его в поясницу!)
украсть у великого эмира его новую наложницу. Теперь Ходжа понимал это
кристально ясно...
- Будь по-вашему, о преступные умы, разрушающие в душах правоверных
само понятие Закона и Правопорядка! Никому не дозволено безнаказанно
нарушать установления Шариата! Ибо за такой великий грех нам нечем будет
оправдаться перед Создателем, когда Азраил представит нас на суровый суд
небес. Ради чего правоверный может пойти против воли эмира? Ну, разве что...
ради денег. Ради горсти презренных золотых динаров, ради пропитания бренного
тела и укрывания его от зноя, пыли и ветра - я готов пойти на столь
ужасающий проступок, противный сердцу истинного мусульманина! Аллах все
равно не простит, но хотя бы поймет... И не благодарите меня, ибо меньшим
злом я искупаю зло большее! Я иду на поводу у вас, забывших честь и стыд,
только из-за...
Проникновенная до колик, самозабвенная речь Ходжи оборвалась, когда он
наконец пошире раскрыл глаза. Оказалось, что весь ораторский дар пропал
впустую - его никто не слушал. Даже Рабинович! Все участники описываемых
событий давно сгрудились в противоположном углу, тихо, по-деловому обсуждая
детали предстоящей операции. Домулло почувствовал себя идиотом... К тому же
- лишним. После секундного размышления он решительно шагнул вперед и,
растолкав всех, потребовал полного введения его во все нюансы плана. Как
равноправного соучастника, разумеется...

x x x

Аллах любит храбрых! Но не при всех...
Непроверенный хадис.

Дворец эмира Багдада поражал двумя особенностями архитектуры:
во-первых, филигранным изяществом и богатством отделки, а во-вторых,
надежнейшими фортификационными свойствами. Внешне это напоминало расписанное
под хохлому пушечное ядро - так же красиво и фиг чем расковыряешь. Ворота
одни, из окованного железом привозного дуба; стены высотой под пять метров,
гладкие и белые, как яичная скорлупа, никаких калиточек, форточек, дыр в
заборе, а самое главное - везде стоит обученная, надменная в своей грубой
массе стража. Как проникнуть внутрь - неизвестно... А самое неприятное, что
никто из мятежников ни разу не был в самом дворце. Ну, Ахмед и Ходжа -
понятно, а вот внебрачную дочь визиря туда тоже почему-то не пускали. Визирь
был человеком пожилым, опытным и в чем-то даже порядочным: от ребенка не
отказался, деньгами помогал, но ввести в аристократические круги... увы, он
тоже имел ограниченные возможности. Хотя обычно во всех восточных сказках
визирей представляют хитрыми и коварными, эдакими управителями из-за спины
султана, эмира или падишаха. Не будем спорить, наверное, почти везде так и
было - только не здесь и не сейчас. Отец аль-Дюбины наверняка нашел бы
причину наказать слишком ретивых драчунов из эмирской стражи, но отобрать у
властителя Багдада какую-то сводную сестру своей дочери... С его точки
зрения - это было глупой затеей. И, глядя на неприступную твердыню дворца,
домулло вновь полностью разделил это мнение. Поэтому он еще раз помянул
"голубоглазого шайтана", громко цокнул языком и поторопил лошадей. Арба,
груженная шестью здоровенными кувшинами с маслом, споро пошла вперед.
Маленький ослик, привязанный недоуздком позади, зыркал по сторонам самыми
воровскими глазами. Операция под кодовым названием "Ни дна ни покрышки"
началась! Мы же с вами обозначим эту историю как: "Сказ о Багдадском воре,
храброй девице ал-Дюбине, ее возлюбленном Ахмеде, предусмотрительном Ходже
Насреддине и похищении рыжеволосой танцовщицы!" Видите, на этот раз мы и
домулло упомянуть не забыли...
Но вернемся к делу. Две крепенькие лошадки, телега, кувшины, масло и
прочее были куплены час назад. Учитывая, что всю бухгалтерию компании вел
именно Насреддин, траты были минимальными, но качественными. Метод
"троянского коня" предложил Лев Оболенский, остальные дружно проголосовали
"за". И вот теперь к узорчатым воротам эмирского дворца, покачиваясь,
приближалась добротная крестьянская арба с простоватым возницей в круглой
тюбетейке и двумя диверсантами на борту.
- Куда прешь, репоголовый?!
- На кухню великого эмира, о почтеннейший страж! - елейным голоском
пропел Насреддин, мысленно вознося молитву за надежность приклеенной бороды.
- Я что-то не видел тебя раньше... - Начальник караула попристальней
всмотрелся в простодушное до туповатости лицо "честного декханина".
- А я масло привез! Два кувшина подсолнечного, два гречишного и два
кунжутного, - пустился перечислять Ходжа, по ходу дела сдвигая тяжелые
крышки. - Вот! Хорошее, свежее, вку-у-сное! Отведайте, уважаемый!
- Не надо. - Стражник брезгливо отодвинулся от сунутого ему прямо под
нос черпака с теплым маслом. - Проверьте телегу и обыщите этого глупца.
- Во всех кувшинах налито настоящее масло, только кунжутное не в двух,
а в трех, - спустя пару минут доложили охранники. - У возницы ничего нет,
кроме засапожного ножа и трех монеток.
- Поезжай. Свой нож заберешь на обратном пути.
- А... э... почтен... уваж... благороднейший господин, а как же мои
таньга?! - тоскливо взвыл Насреддин, с трудом удерживаясь от того, чтобы не
запеть.
- Сказано же, получишь на выходе! С процентами... - хохотнули
стражники, делая знак кому-то наверху. Ворота открывались долго и
торжественно. - Поторапливайся, черная кость!
Ходжа не стал дожидаться повторного приглашения, прикрикнул на лошадок
и махнул внутрь. За крепостной стеной оказался довольно обширный двор,
мощенный белым кирпичом. Двое рослых нубийцев, с кольцами в носу, в
бело-красных одеяниях, жестами показали, как свернуть на эмирскую кухню.
Домулло попытался припрячь обоих к разгрузке, но они только угрожающе
оскалили зубы и отвернулись. В народе поговаривают, что гарем владыки
охраняется такими вот молчаливыми евнухами, не носящими никакого оружия, но
голыми руками ломающими шею быку. Успешно делая вид, будто бы он здесь в
первый раз (а ведь, по сути, так оно и было), предусмотрительный Насреддин
позволил себе объехать весь дворец вокруг, по периметру стены. Пару раз его
сурово окликали, он униженно кланялся, тыча черпаком в кувшины с маслом, его
вновь направляли на кухню, а он тихохонько делал свое дело. Насчитал около
шестнадцати разных дверей, калиточек, черных ходов и четыре парадных
подъезда в самом дворце. Это давало хорошую возможность ускользнуть, хотя
вопрос выхода со двора за стену по-прежнему оставался весьма
проблематичным... В целом здание имело два этажа, третий был уже выходом на
крышу, где среди фонтанов и пышных оранжерей многочисленные жены эмира
совершали вечерний моцион. Понятия о численности гарема на Востоке всегда
являлись предметом сложных этических споров. Одни утверждали, что
мусульманину не подобает иметь больше четырех жен, но охотно допускали
разных наложниц, фавориток и даже просто "девочек, приятных глазу". Другие
резонно возражали, что четких указаний по этому щекотливому вопросу Коран не
дает, а значит, правоверный может брать столько жен, сколько в состоянии
удержать. Удержать - это, видимо, в смысле - управиться. То есть не ублажать
всех сразу в постели, а как-то по-хозяйски управляться со всем этим бабьим
царством. Сколько конкретно жен, любовниц и прочих имел великий Селим ибн
Гарун аль-Рашид - никто доподлинно не знал. Однако, раз уж верные нукеры
периодически доставляли ему ту или иную красавицу, вакантные места все еще
были...
Когда Ходжу обругали уже в шестой раз, он понял, что продолжать и
впредь разыгрывать кретина становится несколько чревато. Поэтому,
остановившись у кухонных дверей, привязал лошадок и долго препирался с
главным поваром, требуя помощи квалифицированных грузчиков. В самом деле,
объемные кувшины вполне могли вместить взрослого человека и для их снятия с
телеги потребовались усилия сразу шестерых невольников. Убедившись, что все
аккуратно составлено под специальный навес во дворе и посторонних
наблюдателей поблизости нет, домулло три раза быстро стукнул в бок одного
кувшина. Послышалась возня, плеск чего-то жирного, а потом на свет божий
высунулась бритая голова заспанного Ахмеда. Похоже, бедного башмачника
слегка разморило в тепле и тряске, но он быстро взял себя в руки. Осторожно
покинув глиняное убежище, возлюбленный аль-Дюбины с достойной упоминания
скоростью поменялся одеждой с домулло. Как и когда отвязался Рабинович,
никто не заметил, и правильно. Сам Ходжа скрылся в том же кувшине (это было
непросто, мешало упитанное брюшко), а расхрабрившийся башмачник приклеил
себе все ту же косоватую бороду и взялся за вожжи. Благо народу на эмирской
кухне было чем заняться, так что процесс смены "возницы" в целом прошел
незамеченным. А если кто, что, каким-то образом и углядел, то особого
значения не придал... Муэдзин на вершине ближайшего минарета готовился
огласить призыв мусульман к вечерней молитве. Пора бы и поторапливаться
домой, ибо в лавке Ахмеда ждала страдающая от побоев, потери сестры и
буквально раздираемая от любопытства Ирида аль-Дюбина. Ее время вступить в
игру еще не настало, хотя настырная девица уже морально готовила себя к
очередному марш-броску. Ей действительно довелось отличиться, но об этом
потом...
Не буду утомлять вас описанием выезда Ахмеда с территории эмирской
резиденции, там, пожалуй, была пара прикольных моментов, но главное, что
башмачник в конце концов все-таки выехал. Отклеившуюся не вовремя бороду
пришлось оставить в качестве военного трофея стражникам у ворот. Парень
ловко выкрутился тем, что его дразнят "лысобородый", якобы поэтому он
таскает с собой этот вечно сползающий "парик". Объясненьице весьма
слабехонькое, но здесь неожиданно прокатило. Правда, телегу лишний раз
обыскали и деньги не вернули, но это мелочь, этого, в принципе, и ждали.
Сколько времени пришлось сидеть в кувшинах Оболенскому и Ходже, тоже не
существенно. Где-то часа четыре... Как и в любом приличном дворце, у
багдадского эмира был свой ночной сторож, объявлявший каждый час стуком
надоедливой колотушки. По ней и ориентировались скрюченные в три погибели
аферисты. Если кто еще не догадался, как именно они сидели, я охотно
объясню, Кувшин большой, горлышко широкое, если поджать ноги и втянуть
голову в плечи, то вполне уместишься. На макушку ставим пустую миску, плотно
прижав ее края к горловине, сверху льем масло. При беглом осмотре - эффект
"полного" кувшина, ну а детально и скрупулезно ребят, хвала аллаху, не
обыскивали. Метод, в сущности, не новый, если помните, примерно так же сорок
разбойников пытались проникнуть в дом славного Али-Бабы. Хотя лично мне
кажется, что сидеть, поджав ноги, в полусогнутом состоянии, придерживая
руками скользкую от масла миску на голове, - удовольствие ниже среднего. Это
уж, простите, скорее для каких-нибудь терпеливых японских ниндзя, чем для
русского вора из шумного Багдада. Ходже было полегче, он и в кувшине
просидел меньше, и миску на башке не держал, все и так обошлось. Когда
ночной сторож объявил девятый час, то есть самое начало сумерек, под навесом
у кухни стали происходить странные вещи...

x x x

Сквернословие - грех, развивающий воображение.
Почти библейское определение.

Крышка одного из кувшинов дрогнула, двинулась из стороны в сторону,
потом вертикально приподнялась на месте - в проеме меж ней и горловиной
сверкнули внимательные черные глаза. Жизнь на кухне к этому часу начинала
стихать, что и работало на руку бессовестным нарушителям законов Шариата.
Ибо в Коране сказано, что никто не может войти в жилище мусульманина, не
испросив согласия хозяина. Ни Ходжа, ни тем более Оболенский этого делать не
собирались. Наоборот, они оба намеревались навестить это самое жилище так,
чтобы хозяин оставался в блаженном неведении относительно данного визита...
Выскользнув наружу, домулло долгое время приводил в порядок затекшие
мышцы и оттирал кунжутное масло с сапог (башмачник Ахмед, вылезая, оставил
миску в том же кувшине). Кое-как справившись с собственными проблемами,
Ходжа обошел все кувшины с условным стуком. Не отозвался ни один... Дежурно
обругав всех шайтанов с белой кожей, голубыми глазами и русыми волосами,
Насреддин уже предметно взялся за дело и мгновенно вычислил тот, внутри
которого была некоторая пустота. Теперь уже он стучал посильнее...
- Кто там? - глухо ответил кувшин.
- Твоя четвертая жена, о недогадливый внук прозорливого поэта! -
раздраженно представился домулло и потребовал: - Вылезай!
- Ага... разбежался.
- Не понял?!
- Я говорю, фигу тебе, дражайшая жена номер четыре. Если хочешь, чтоб я
честно выполнил свой супружеский долг, - сама сюда лезь!
- Лева-джан, ты чего?! Не пугай меня, вылезай, ради аллаха!
- Да не могу же, чтоб тебя... - Далее длинная цитата непереводимых на
арабский эпитетов и глаголов, относящихся скорее к тем позам Камасутры,
которые, как правило, описываются на заборах и стенах общественных туалетов.
Не поняв ни слова, но уловив общий эмоциональный накал, Ходжа сделал вывод,
что у Оболенского какие-то проблемы. Торопливо сняв деревянную крышку, он
сунул голову в кувшин, но обнаружил лишь плотно прижатую к краям миску, в
которую он собственноручно наливал подсолнечное масло.
- Левушка, вылезай, умоляю - вылезай, гад!
- Ох, блин горелый с саксофоном, да чтоб я... (Очередная цитата, по
прослушивании которой Ходжа засомневался в добропорядочности собственной
мамы.) Говорю же идиоту русским языком, что у меня... (Еще одна цитата, из
которой Насреддин узнал о себе много такого, о чем и не подозревал даже в
страшных снах.) Так нет чтобы помочь, он же еще и издевается! Плюс еще эта
миска дебильная протекает, как... (Последнее, что понял домулло: впредь он
никогда не будет покупать подсолнечное масло, ибо теперь точно знает, из
чего и для чего его изготавливают...)
- Лева-джан?
- Ну?
- Ты только не ругайся, ради аллаха, да?! Я думаю, у тебя просто все
затекло и ты даже пошевелиться не можешь. Ничего, такое бывает... Ты,
пожалуйста, сиди тихо, я сейчас. - С этими умиротворяющими словами герой
народных легенд огляделся по сторонам, подобрал близ кухни приличный
чурбачок и что есть силы шарахнул в лоснящийся бок кувшина. Мелкие осколки
так и брызнули во все стороны! А в окружении крупных кусков сидел
скрюченный, наподобие Гудини, красный как рак Лев Оболенский. Багдадский вор
с головы до ног был облит золотистым подсолнечным маслом, - видимо, от удара
миска на его голове треснула окончательно.
- Вот приду в норму и дам тебе в глаз, - убеждая скорее самого себя,
неуверенно пообещал Лев, но домулло не обратил на его угрозы ни малейшего
внимания.
- Я свое дело сделал. Ты во дворце эмира, - сухо ответил он, скрестив
руки на груди. - Теперь твоя очередь, иди и кради!
Оболенский, конечно, и в этом случае намеревался высказаться
откровенно, со всеми вытекающими последствиями, но не успел... Мимо, едва не
вписавшись в них, пронесся на кухню молоденький поваренок с пустым грязным
блюдом в руках. Ходжа незамедлительно прикрыл ладонью рот друга, и оба
изобразили некое подобие фонтанного ансамбля на тему: "Воспитанность
затыкает пасть Сквернословию". Зрелище было весьма поучительным, но паренек
резво бросился обратно, не обращая на героев никакого внимания. Под мышкой у
него был чистый поднос...
- Ну, так что, о мой гневный брат, будешь ты красть или нет?
- Буду, - хрипло признал Лев, со скрипом и скрежетом разминая затекшие
суставы.
- Тогда пошевеливайся, пожалуйста! Ближе к полуночи эмир может
возжелать мою прекрасную Ириду Епифенди.
- А почему это, собственно, твою?
- А потому, что у тебя уже есть луноликая Джамиля, вдова вампиров! -
победно припечатал Насреддин, и Оболенский смолчал. При воспоминании о
жарких ручках Джамили образ рыжеволосой танцовщицы показался уже несколько
размытым.
- Леший с тобой... - подумав, объявил Лев. - Надо делиться.
- Кто со мной?!
- Э... ну, такой немытый степной дэв, только живет в лесу и всем
грибникам фиги из-за кустов показывает.
- А-а-а... понятно. Ты опять хотел меня оскорбить, да?
- Что-то вроде того... Ладно, я пойду, пожалуй, а ты жди здесь. Если
что - кинь камушком в окошко. - Лев похлопал друга масленой рукой по плечу
и, воровато оглядываясь, двинулся к ближайшей двери.
- Лева-джан...
- Чего тебе?
- Прости, ради аллаха, что отвлекаю, но это вход на кухню. Гарем - вон
в том крыле.
Оболенский обернулся, пристально поглядел Ходже в глаза, сарказма или
иронии не обнаружил и, сочтя сказанное дружеским советом, развернулся на сто
восемьдесят градусов.
- Если до рассвета не вернусь - не жди. Бросай меня и уходи согласно
оговоренного плана.
- Как скажешь, друг. Не жду, бросаю, ухожу...
Лев с трудом подавил искушение обернуться вторично. Он шел вдоль здания
дворца, неспешно укрываясь в темных уголках от случайных взглядов ночной
стражи. Знаете, я, например, верил ему безоговорочно.
Не из-за того, что мой друг такой уж наичестнейший человек (нет, он
охотно прихвастнет ради красивого словца), а лишь из соображений железной
логики. У великого эмира хватало охраны, но будь вы на его месте - разве бы
пришло вам на ум беспокоиться и проверять замки в гареме, когда вокруг вас
сотни верных слуг? Дворец стоит в центре Багдада, улицы патрулируются
гвардией Шехмета, на дворцовой стене разгуливают неусыпные стражи, внутри
бодрствуют верные нукеры, да за спиной как тени маячат молчаливые
телохранители. Конечно, была одна маленькая причинка - в городе якобы
объявился Багдадский вор... Но это сведения непроверенные, и уж в любом
случае ни один вор еще не сошел с ума настолько, чтобы грабить самого эмира!
Стянуть кошелек с золотом гораздо проще и безопаснее у какого-нибудь
простофили на базаре. Селим ибн Гарун ал-Рашид ни за что бы не поверил, что
именно этот вор не пойдет на базар. Как не поверил бы в то, что его
сегодняшняя "игрушка" может и не испытывать щенячьего восторга от
перспектив, уготованных ей судьбой. Эмир не намеревался украшать свой гарем
безродной танцовщицей, просто иногда ему хотелось чего-нибудь эдакого,
уличного, простонародного... Но мы, кажется, отвлеклись?
Итак, стражники на стенах Льва не видели, они, как и положено, взирали
сверху на засыпающий город. Слуги и невольники тоже ничего не замечали, ибо
Оболенский вдруг открыл в себе новую способность - по-хамелеонски сливаться
с окружающим интерьером. Один раз он нагло прошел большой освещенный
участок, молча помогая какому-то служаке тащить большой ковер. А в другой -
так вообще промаршировал с десятком стражников, опустив голову и семеня за
ними след в след, так что любой принял бы его за законно арестованного.
Скорость движения Оболенский развил просто невообразимую благодаря тому же
подсолнечному маслу. Теперь он ласточкой скользил по полированным кирпичам
двора, неслышно огибал повороты и без напряжения протискивался в самые узкие
двери...
Гарем нашелся не сразу. Нет, если бы там над входом висела
аккуратненькая табличка: "Гарем эмира. Приемные дни - среда и пятница, с 10
до 20 часов. Посторонним вход воспрещен", тогда другое дело. А так, несмотря
на разведданные скрупулезного Насреддина, найти нужное помещение оказалось
не так просто. А проникнуть внутрь и того сложнее... Перед дверями стояли
два неулыбчивых нубийца, тупо уставясь пустыми взглядами на алюминиевый
полумесяц, интимно строящий рожки из-за главного купола дворца. Ошибка
Оболенского заключалась в том, что он наивно счел обоих обыкновенными
евнухами...
- Здорово вечеряли, казаки! - бодро начал Лев, не скрываясь выходя им
навстречу. - А я тут сегодня-главный врач-гинеколог. Доктор, лекарь, знахарь
и повивальная бабка в одном липе. Мне в гарем, по делу, срочно!
Нубийцы вообще не были евнухами (в смысле, толстыми кастратами с
писклявыми голосами...). Эти двое лишились только языков и служили скорее
для охраны от чрезмерно любопытных слуг, так и норовивших хоть одним глазком
посмотреть на прекрасных жен эмира. Особо удачливые лишались глаза, не особо
- жизни.
- Эй, братаны! Вы че?! - неискренне завозмущался Лев, когда чернокожие,
молча вытянув руки, взяли его в клещи. - Я ж без дураков говорю, что доктор!
Меня эмир послал! У трех его супружниц внеплановые месячные, в белом ходить
не могут, а танцевать хочется... Эй, эй, эй! Когти прочь от нетрадиционной
медицины!
Бесполезно... Сейчас он мог бы орать что угодно, но недолго. Нубийцы
знали свое дело и бросились на незваного гостя с чисто звериной грацией. Лев
так и не понял, почему и как он выскользнул... Видимо, сила душителей была
очень велика, а слой масла на халате Оболенского достаточно обилен. Охрана
валялась рядом, стукнувшись друг с другом лбами, а Багдадский вор,
выскочивший из их лап, как скользкий обмылок, неожиданно услышал мелодичный
смех у себя над головой. Откуда-то сверху, со второго этажа, бесшумно
спустилась веревочная лестница, и округлая женская ручка зазывно поманила в
окно...
- Гарем! - восторженно прорычал Лев Оболенский, делая первый шаг...



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 16:35 | Сообщение # 17
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Застенчивая стриптизерша раздевается дороже.
Знание, помноженное на практику.

Каждый раз, когда я просил своего друга вернуться к этой щекочущей
воображение теме, - глаза Льва подергивались романтической поволокой. Его
супруга Маша подобных рассказов не одобряла. Причем исключительно потому,
что упрямо считала их плодом больного воображения мужа. Если бы она хоть на
минуту поверила, что все это было всерьез... Нет, Машенька - умница,
милейший человек и добрая душа, а посему ни мне, ни Льву не хотелось
огорчать ее ни малейшим образом (и мы беседовали на кухне, за чаем,
полушепотом плюс при включенном радио).
- Андрюха, гарем - это что-то... Вот веришь - нет, а я ведь там не один
день провел - впечатлений на всю жизнь! Я не ангел... Скорее, даже наоборот.
Да, черт побери, не сексуальный маньяк, но присутствие хорошенькой
женщины, и не в моих руках, - это уже оскорбление! Я всегда старался, как
мог, и "оскорбляли" меня не часто... Но дело не в этом... Гарем, он... в
общем, вот как бы тебе на примере объяснить... Ты женщин завоевывал?
- В смысле, брал на поле боя под угрозой пулемета?!
- Очень смешно... Я имею в виду, ты ведь ухаживал, дарил цветы, кормил
мороженым, короче - соблюдал всю необходимую в деле охмурения процедуру и, в
конце концов, брал свое, так?
- Ну... где-то как-то вроде того.
- Так вот, а в гареме все иначе. Скажи, только честно! Лично тебя
когда-нибудь хотели три красавицы сразу? Кидали на подушки, раздевали на
месте, целовали во все места и отдавались со страшной силой?! Причем ни разу
не поинтересовавшись твоим мнением (типа: устал на работе, голова болит
после вчерашнего и очень спать хочется...).
- Н...нет, пожалуй, такого не было.
- А у меня - было!

Лев не знал, куда он лезет, не имел ни малейшего понятия о том, какой
прием ему готовят там, наверху, и все-таки лез. О эта необъяснимая русская
вера во "что бог ни делает - все к лучшему"! О эта святая мужская простота,
когда все судьбоносные решения принимаются не головой, а ее
уменьшительно-ласкательным прозвищем! О этот незыблемый дух собственного
превосходства и неистребимого романтизма, толкающего нас проверить каждый
разрез, измерить каждое декольте и заглянуть в каждую... Братья мужчины,
будьте хоть чуточку осмотрительнее! Просто Багдадский вор нарвался на
чрезвычайно отзывчивых и истосковавшихся по ласке юных жен эмира, а попади
он двумя комнатами южнее.. В том углу жили первые, то есть уже постаревшие и
озлобившиеся, настолько верные тетки - кастрировать могли запросто! А тут,
по словам Оболенского, он выполз в общий коридор где-то примерно через
час-полтора, оставив позади сразу трех, едва мычащих от умопомрачающего
экстаза, гурий. Имен он не знал, они и не пытались представиться, но то, что
это были именно гурии, - факт бесспорный! Ибо делали они с ним то, что, по
убеждению всех мусульман, делают настоящие гурии в раю с настоящими
праведниками...
Из всей одежды Оболенскому удалось захватить лишь тюбетейку. Впрочем,
душа его пела, и когда дрожь в ногах немного прошла, он горделиво ускорил
шаг, водрузив головной убор на приличествующее ему место. В смысле, на
макушку... Общее здание гарема занимало два этажа и подразделялось на
несколько помещений. На первом этаже: баня, столовая, кухня, комната для
молитв и большой гостиный зал для собеседований. На втором этаже: уединенные
комнатки-спаленки, отделенные друг от друга толстыми стенами. Это на случай,
если венценосный супруг возжелает сам навестить какую-то из жен, а не
призвать ее в свои покои. Ну, короче, "ели будет эротический шум и вопли,
чтоб прочие супружницы не захлебнулись слюной от зависти... Естественно,
стража присутствовала только у входа на первый этаж, войти наверх мог
исключительно эмир. Так что Льву в коридоре опасаться было некого, разве
вновь доведется попасться в нежные женские объятия.
- Нет, нет и еще раз нет! - строго напоминая самому себе, бормотал наш
герой, идя неизвестно куда. - Джамиля - чудная девушка, и я не хочу обижать
ее мелочными изменами. Один раз - это еще куда ни шло... В конце концов я же
был захвачен врасплох и даже чуточку посопротивлялся... Но второй раз -
категорически нет! Я занят, у меня срочное дело, на меня возложены большие
надежды и... черт! Можно подумать, мир перевернется, если я тут немного
задержусь?! О аллах, ты меня поймешь... Это ведь гарем! Когда еще
доведется...
Но, увы и ах, этой ночью ему довелось испытать совсем другое. Пройдя
весь коридор от начала до конца, Оболенский не обнаружил ничего, кроме
лестницы, ведущей вниз, и закрытого с обратной стороны входа (или выхода?).
Ладно, это не принципиально... Главное то, что Льву пришлось вернуться
назад, и вроде бы у одной двери его слуха коснулся знакомый перезвон ножных
браслетов.
- Тук-тук, кто в тереме живет? Не пугайся, Иридушка, это всего лишь я!
- Как утверждал Оболенский, с этими словами он вошел. Просто вошел, благо не
заперто. Просто сказал, ничего такого не сделал, и почему рыженькая
танцовщица бревном рухнула на пол, так и не понял. Хотя она ведь тоже не
сразу потеряла сознание, сначала покраснела, потом побледнела, потом
попыталась прикрыть ладошкой глаза, но не успела, тогда и повалилась
навзничь. Не на шутку перепуганный Левушка кинулся ее поднимать, уложил
головой себе на колено, похлопал по щечкам, и девушка вроде бы на секунду
очнулась. Очнулась, спросила: "Где я?", скосила глазки, увидела где и
отвалилась заново. Гроза Багдада был в полном недоумении...
- Ирида! Солнышко наше кучерявенькое, вставай, а?! Там на улице Ходжа
дожидается, сестра твоя с ума сходит, а ты тут разлеглась... Вот уж не знал,
честно говоря, что все танцовщицы такие припадочные!
- Не все... - едва слышно пролепетала девушка, не раскрывая глаз.
- Очнулась?! Ах ты ж моя умничка! Ну, вставай, надо рвать отсюда, не
оглядываясь. - Лев встал и одним могучим рывком поставил маленькую красавицу
на ноги. Глаза она по-прежнему не открывала, даже наоборот - зажмурилась что
было сил.
- Вы Багдадский вор - Лев Оболенский?
- Ага, он самый! Минуточку, ты что же, не узнаешь меня, что ли? Протри
светлые очи, подружка, только вчера вместе пили!
Вместо ответа Ирида отрицательно помотала головой. Лев опять ничего не
понял и, уверенно взяв ее за руку, потянул к дверям, но девушка удивительно
легко вырвалась.
- Ты чего?!
- Я никуда не пойду.
- Ах вот оно что... - медленно и певуче протянул знаток женских душ,
для которого неожиданно все стало на свои места. - Ага... теперь-то мне все
ясненько... Конечно, кто для тебя какой-то там Насреддин - преступный
элемент, изгой, гонимый ветром легенд литературный персонаж. Не чета вашему
эмиру, разумеется! Да я не в претензии, каждый устраивается, как может...
Раз тебе в гареме лучше, о чем говорить?! Мне глазки строила, Ходже
улыбалась, так и эмира охмуришь - он тебя наутро любимой женой вне очереди
назначит. А мы уж, извини, для такой чести компания неподходящая... Как
говорится, стражу не позвала - и на том спасибо!
- Я не могу...
- И не надо! Я уж сам как-нибудь отсюда выберусь, без провожатых... Что
сестре-то передать? Или ну ее на фиг... Оно, знаешь, правильнее будет -
зачем жене эмира внебрачную дочь визиря в сродственницы принимать? Далеко
пойдешь, свет Епифенди, ой далеко!
- Не-е-т!
- Что орешь? Ну нет так нет... Не хочешь далеко ходить - не надо. В
последний раз спрашиваю, ты со мной или как?
Девушка долгую минуту молчала, напряженно морща носик, потом все-таки
решилась и, повернувшись ко Льву спиной, выпалила все как на духу:
- Я не могу с вами пойти, потому что вы весь голый!
- Кто, я?! - не сразу поверил Лев, лихорадочно проверяя, а на месте ли
верная тюбетейка. На месте, хвала аллаху... Но кроме нее ничего другого
обнаружено не было. Он вынужденно признал правоту девушки. - Ладно, каюсь...
Были форс-мажорные обстоятельства и... и... и потом, у меня все равно весь
халат бесповоротно испорчен подсолнечным маслом! Твой Ход-жуля подсуропил,
кстати... А у вас тут нигде лишних шаровар не завалялось?
- Нет.
- Да ты хоть глаза открой и посмотри хорошенько!
- Не буду я глаза открывать! - почти срываясь на слезы, взвизгнула
девушка. - Потому что вы голый, а Шариат запрещает смотреть на голого
мужчину!
- Я в тюбетейке... - нервно огрызнулся Лев, ему и самому уже стало
как-то неудобно. Пошарив по комнатке, он вытащил полупрозрачные газовые
ткани, три раза обмотал себя вокруг пояса и вполне удовлетворился осмотром.
Стыдливая Ирида, мельком глянув на приодевшегося Багдадского вора,
коротко всхлипнула и вновь повернулась спиной:
- Все равно...
- Что все равно? Сейчас-то чем я тебя не устраиваю?!
- Все равно у вас все видно...
Ответить Лев не успел, хотя уже набрал полную грудь воздуха для гневной
отповеди, - в коридоре раздались возбужденные голоса:
- Эмир! Радуйтесь, ибо наш муж пришел к нам!

x x x

Вернулся муж, а я без парашюта.
Памяти В. Вишневского.

А скромный полуголый герой почему-то сразу почувствовал, что Селим ибн
Гарун аль-Рашид несколько не в духе. У владыки Багдада, надо признать, были
причины для плохого настроения. Являясь просвещенным монархом, он время от
времени переодевался в платье простолюдина и разгуливал по базару, слушая,
как народ восхваляет его правление. Естественно, заблаговременно
предупрежденная стража Шехмета, так же переодевшись, ненавязчиво охраняла
эмира от всяких малоприятных неожиданностей. Со стороны это выглядело очень
впечатляюще: десяток откормленных мордоворотов в нищенских лохмотьях,
распихивая прохожих, повсюду сопровождал невысокого, худенького декханина
средних лет, с набриолиненной бородкой и ухоженными руками. Народ тоже
быстренько просек это дело, и везде, где только появлялся переодетый эмир,
начиналось шумное, едва ли не хоровое, вознесение до небес его социальной
политики. В результате каждый получал, что хотел: эмир - удовлетворение,
народ - разрядку, ибо после таких похвал увеличивать налоги было уже как-то
неудобно...
Вот в один из безоблачных от общегородской лести дней великий и
могущественный Селим ибн Гарун аль-Рашид увидел на базаре танцующую девушку.
Ее милое личико слегка прикрывала полупрозрачная вуаль, шаровары и расшитый
жилетик почти не скрывали стройную фигурку, и, посоветовавшись с ближними
сопровождающими, эмир решил взять танцовщицу во дворец. Ему казалось, что
это очень хороший и мудрый шаг - в народе будут говорить, что их повелитель
скромен, доступен и не чванлив, раз берет себе в постель первую же базарную
девку. Ошибка была лишь в том, что Ирида Епифенди таковой не являлась. Да и
сами багдадцы вряд ли сочли подобный произвол свидетельством простоты и
демократии...
Но причина плохого настроения именно сегодня была совсем в ином - город
полнился слухами о неуловимом Багдадском воре. За последние несколько дней
его видели многие, его деяния превращались в легенды, его голубыми глазами
бредили женщины, его ловкость и безнаказанность воспевали бродячие акыны,
его приметы были столь значимы, что не узнать такого человека на улице было
просто невозможно, а он все равно оставался неуловим... Он обокрал
караванщиков Бухары, он надсмеялся над городской стражей, бежал из зиндана и
дважды грабил самого Шехмета; он опозорил подающего надежды Али Каирского,
расстроил его брак и изгнал Далилу-хитрицу вместе с дочерью; он постоянно
уходил из суровых рук закона, и некоторые отдельные неблагонадежные
мусульмане даже смели ему... сочувствовать! А ведь в Багдаде уже почти
установился истинный порядок... Назойливые мысли о наглом воре не давали
эмиру спать, и даже когда преданные нукеры доложили о доставке во дворец
рыжеволосой красавицы с базара, эта приятная новость все равно не была
достаточной для полного успокоения души. Конечно, здесь было где
порадоваться телу, но... Сиюминутное удовлетворение чисто мужских
потребностей с новой игрушкой не могло соперничать со жгучим желанием
собственноручно содрать кожу с бесстыжего нарушителя основных заповедей
Корана. Но ладно, пусть неотвратимое возмездие подождет, а пока на маленькую
танцовщицу следовало взглянуть поближе. Каково же было удивление эмира,
когда у самых дверей хранимого Аллахом гарема он обнаружил двух
бессознательных охранников! Причем бедные нубийцы валялись так, словно
какой-то дэв-великан стукнул несчастных лбами, как шкодливых котят. По
одному знаку владыки гарем со всех сторон окружили бдительные нукеры с
ятаганами наголо! А сам Селим ибн Гарун аль-Рашид осторожненько постучал в
дверь...
- Да, наш господин? - счастливым хором взвыли все жены, наложницы,
сожительницы, любовницы и фаворитки эмира, гроздьями высовываясь из окон
второго этажа.
- Кыш, бесстыдницы! Разве вы не видите, сколько здесь посторонних
мужчин?! А вы куда уставились, негодяи?! Разве вы не видите, что это мои
жены?!
- Да простит нас Аллах... - пряча улыбки, ответили верные стражи, а
женщины с упоенным визгом задернули занавески. Эмир постоял, подумал и
решился на новый вопрос, не очень умный...
- О женщины, нет ли в моем гареме незнакомца?
Ответом послужила долгая минута недоуменного молчания, а потом началось
такое... Вой перепуганных и оскорбленных женщин был так громок, что под
ногами нукеров задрожала земля. Некоторые опустили ятаганы, наиболее
впечатлительные падали ничком, закрывая ладонями уши, а сам владыка Багдада
едва не опрокинулся навзничь, хватаясь обеими руками за спрыгнувшую с головы
чалму. Увы, ей не удалось спастись бегством... Призвав на помощь всю силу
воли и терпение, умудренный опытом жития с пятьюдесятью женами сразу, Селим
ибн Гарун аль-Рашид безуспешно пытался переорать несчастных. (Или
счастливых? Ведь что ни говори, а посторонний мужчина в гареме - это какое
ни есть развлечение для его обитательниц...) Но вернемся к попыткам эмира -
они были сколь старательны, столь и бесполезны. Вой не прекращался!
А истинный виновник всей суматохи стоял в комнатке базарной танцовщицы
Ириды, с лицом белее алебастровых стен и нервно дрожащими коленками. Лев
лихорадочно соображал, куда и как удрать? Прыгать из окна второго этажа -
глупо, там ждут стражи с острыми саблями, а выходить через единственную
дверь первого этажа - прямо в теплые объятия ревнивого мужа - тоже не
намного умней... Тем паче что благодаря трем безымянным плутовкам Багдадский
вор уже осчастливил хозяина гарема добротными, слегка разветвленными рогами.
Мысли путались в голове, стукаясь, пихаясь локтями и яростно наскакивая друг
на друга. Спокойно и хладнокровно вела себя лишь одна, чинно стоящая в
уголочке, мысль о том, что времени становится все меньше и меньше. Рано или
поздно муж и жены придут к взаимопониманию, в пять минут обыщут все здание и
с позором выдадут связанного шелковыми ленточками блудливого внука дедушки
Хайяма. Который, кстати, так и не узнает, где сгинул его воспитанник, ибо
тайны гарема хранятся строго, а нарушители его покоя покоятся тихо. Если вы
поняли, что я хочу сказать... Если не совсем, то поверьте мне на слово -
Льву в ту минуту действительно было страшно.
- Они убьют вас.
- А? Что?! Кто? Эти?! Кого?! Меня-я???
- Обязательно убьют, - бесцветным, утешающим голоском продолжила
маленькая Епифенди. - По законам Шариата безумец, опозоривший гарем владыки,
подлежит немедленной казни. А также все жены, что попались ему на глаза и
были этим безвозвратно обесчещены...
- Да что ты... Их тоже поставят в угол?! - удачно, как ему показалось,
съязвил Оболенский.
Девушка повернулась и в первый раз без смущения глянула ему в глаза:
- Нас обезглавят или утопят.
- Бред собачий!
- Так поступали всегда. Меж смертью и позором достойнейший выберет
смерть.
- Угу... Офигенно нравится мне ваша толстовская политика непротивления!
- посерьезнел Оболенский, и меж его бровей легла упрямая складка борца до
последнего. - Короче, ты тут, конечно, как хочешь, а я пошел домой.
- Там вооруженные люди. - Танцовщица мельком глянула в окно. Лев
отважно (или безрассудно) пожал плечами. - Но выход только внизу, а там -
эмир.
- Отлично, вот наконец и познакомимся! Так ты со мной?!
- Нет.
- Почему? - уже начал заводиться Оболенский, сам отвечая на свой
вопрос. - Потому что я опять голый?! О, трах тибидох трах, чтоб не сказать
крепче! Черт с тобой, где там завалялась моя старая одежда? Но имей в виду,
она вся так пропитана маслом - хоть выжимай, и я наверняка буду оставлять
жирные пятна на паркете... Устраивает?
Рыженькая Ирида осторожно кивнула. На всякий случай, так как особой
уверенности у нее все равно не было...

x x x

Гарем - это серпентарий из любящих жен.
Автор неизвестен.

Эмир у входа тоже пребывал в заторможенном состоянии. С одной стороны,
так и не мог перекричать своих женщин, а с другой - что толку на них орать,
если логического разрешения ситуации все равно днем с огнем не сыщешь. Ведь
вроде бы все просто - зайди в гарем, самолично проверь помещение и, если там
кто есть, - хватай злодея за шиворот да тащи в шариатский суд. А лучше -
руби его тут же, на месте преступления... Оставалось одно "но" (честно
говоря, их было два, просто второе вытекало из первого...). Вдруг этот
Багдадский вор действительно там и вместо того, чтобы покорно склонить
голову перед мощью закона, вздумает оказать сопротивление? Если он
действительно так силен и страшен, то в одиночку выходить на такого
преступника - опасно! Лучше заручиться поддержкой проверенных слуг и послать
их вперед, а уж самому появиться в нужном месте в нужный час для совершения
акта последнего приговора. Вот тут-то вступает в дело второе "но", плавно
проистекая из первого - если пустить нукеров в гарем, то получится, что они
своими нескромными взглядами обесчестят всех пятьдесят жен! Что же потом,
казнить и нукеров, и супружниц чохом?! Идея показалась настолько
привлекательной, что эмир даже отвлекся от мыслей о штурме. Любимые женщины
старательно продолжали все тот же ор, в полной убежденности, что от их
верноподданнического воя сердце их общего мужа полнится непередаваемой
радостью.
- Я войду туда и за уши вынесу голову негодяя, скрывающегося в моем
гареме!
- Но, владыка мира, а если там никого нет? - резонно уточнил кто-то из
приближенных царедворцев. Ответить эмир не успел, так как четверо молодцов
поставили пред его грозные очи вырывающегося Ходжу Насреддина:
- О великий и сиятельный, мы поймали этого человека за битьем окон во
дворце!
- Кто ты такой?! - гаркнул эмир.
- Не слышу! - нагло ответил домулло, указуя кивком головы на
заходящийся воплями гарем.
- Я спрашиваю, кто ты такой, недостойный червь?! - едва не срывая
глотку, проорал глава Багдада. Насреддин поморщил лоб, имитируя работу
левого полушария, и откровенно доложил:
- Просто прохожий. Гулял себе под луной, смотрел на звезды, слушал
пение соловья о его неразделенной любви к прекрасной розе...
- Ты лжешь!
- А что, нельзя?!
- Казнить паршивца!
- Что сделать?! - оттопыривая уши, переспросили нукеры. Эмир медленно
начал наливаться багровой краской...
- Я сказал, отрубите ему голову-у-у!!!
- Не надо... - вынужденно буркнул Ходжа.
- Что?! - не расслышал эмир.
- Я говорю: не надо-о-о!
- Почему-у-у?!
- Потому что я - Насредди-и-н! Друг Багдадского вора-а, легендарная
личность и герой народных анек-дото-о-ов!
- О-о?! - даже удивился Селим ибн Гарун аль-Рашид. - Так, значит, это
ты и есть? Ну тогда, конечно, мы не можем тебя вот так, сразу,
обезглавить...
Мы посадим тебя на кол посреди базарной площади, где ты будешь,
извиваясь от боли, славить мое имя!
- На все воля Аллаха... Так я пойду?
- Куда?!
Если бы не бдительные стражи, Ходже почти наверняка удалось бы
выкрутиться.
- Но вы же сами сказали, что пока я не нужен. Посижу вон там, в
уголке...
- Ах ты, бесстыжий нахал! Паршивый шакал с раздвоенным языком змеи!
Говори сейчас же, где прячется твой жалкий соучастник, и, быть может, мы
одарим тебя легкой смертью!
- Ну, так сразу я не могу... - замялся Ходжа, опустив глаза долу. - Мне
надо осмотреться, покажите-ка, где тут у вас что и как.
Пожав плечами, стража указала на двух все еще не пришедших в себя
нубийцев и воющее здание "женского общежития".
- Угу, клянусь бородой пророка, здесь не обошлось без проделок
Багдадского вора. Даю руку на отсечение - он и сейчас находится в вашем
гареме!
- Ничего не слышу... - простодушно развел руками эмир.
Насреддин поманил к себе ближайших стражников, и те под его началом
хором проорали:
- Баг-дад-ский-вор-в-ва-шем-га-ре-ме!!! От такого громогласного
известия притихли даже заинтересовавшиеся жены.
- Кто у нас в гареме? - тихохонько полюбопытствовал тонкий голосок со
второго этажа.
- Баг-дад-ский-вор! - еще раз продекламировали нукеры, виновато косясь
на обалдевшего владыку.
- Ой, мамочки-и... - томно вздохнули три голоса сразу. И все почему-то
поняли, что это значит...
- Я убью его! - визгливо поклялся эмир. - Принесите мой самый большой
ятаган!
- И доспехи! - твердо добавил домулло. - Щит, шлем, кольчугу, копье,
кинжал и лук со стрелами. О вас же забочусь, о великий и блистающий в
гневе... Мой друг силен, как снежный барс, просто так вам ни за что его не
одолеть.
- Может быть, взять боевого коня? - призадумался Селим ибн Гарун
аль-Рашид, но Ходжа дружески отсоветовал:
- Не стоит, о мудрейший... Гонять лошадь взад-вперед по всем этажам, да
еще заглядывая под каждую кровать в каждой комнате?! Клянусь аллахом, это
лишнее...
- Но как я могу доверять тебе?
- Его дед, - домулло ткнул пальцем в сторону гарема, - когда-то
написал:

Если глупый лекарство дает тебе - вылей!
Если мудрый подаст тебе яду - прими!

А я отнюдь не глупец...
- Из тебя вышел бы хороший царедворец, - поджав губки, процедил эмир, -
но я все равно посажу тебя на кол, а с твоего друга сдеру кожу. Ну, чего же
вы ждете, лентяи?! Слышали, что он сказал? Принесите мой парадный доспех, и
живо!
Выдрессированные слуги бросились выполнять приказ уличного бродяги,
подтвержденный волей самого властелина Багдада. Но пока они бегают
туда-сюда, у нас есть пять минут свободного времени, и мы вполне успеем
посмотреть, где в настоящий момент скрывается думающий виновник всего
переполоха. Думающий - это потому, что рыженькая Ирида ушла на поиски
Левиной одежды, а сам Оболенский ходил взад-вперед по комнатке и стучал себя
кулаком в лоб.
Или по лбу? Ладно, ему без разницы, а нам тем более... Главное, что он
изо всех сил пытался найти достойное разрешение сложившейся трагикомедии.
Причем ритуальное харакири его никак не устраивало...
- Вот, почтеннейший, я нашла! - Впорхнувшая в дверь танцовщица
аккуратно сложила промасленный халат и шаровары у ног углубленного в себя
Багдадского вора. - Только мне надо руки чем-нибудь вытереть...
- Ха... убедилась?
- Да, уважаемый. Вы были правы, это никак нельзя носить. Масло так и
сочится...
- Вот видишь.
- А я - то еще думала, с чего это у вас такая блестящая задн... ой!
Прошу прощения! Вы весь такой блестящий...
- Неприятно... - скорбно откликнулся Лев, - ходишь везде,
поскальзываешься, и вообще... Кстати, чем у нас прочие обитательницы
занимаются?
- Пока все собрались на втором этаже, в конце коридора, ждут указаний
светлейшего эмира.
- И сколько их там?
- По-моему, человек пятьдесят, - припоминая, Епифенди вскинула бровки и
почесала за ушком, - но точно не знаю, я ведь здесь новенькая.
- Хм... пятьдесят, это, пожалуй, много.
- Увы, если эмир прикажет женам выкинуть вас из окна - они справятся.
Вы сейчас - как между молотом и наковальней...
- Да, вроде бы не ядерная война, а все равно хреново, - деловито
согласился Лев, и нездоровый блеск в его глазах показался девушке чуточку
опасным. - Значит, если их попросят, то они меня отсюда турнут? Да еще и
всем коллективом, конечно... Постороннему мужчине в гареме не место! Это
хорошо, это даже правильно, это просто прелесть какая-то...
- Что с вами, почтеннейший?! - настороженно подобралась маленькая
Ирида, глядя, как Оболенский хватает с пола испорченную одежду, потрясая ею
в воздухе.
- Они ждут приказа эмира? Да я сам их попрошу! И клянусь бородой...
этого... вашего... Гызра!
- Хызра, - автоматически поправила танцовщица.
- Короче, уж мне-то они не откажут! На персидский ковер падали тяжелые
капли подсолнечного масла...

x x x

Красота мужчины на конце его копья!
Арабская пословица с намеком.

Вот ей-богу, это был один из немногих случаев, когда я категорически
отказывался верить Оболенскому. На мой взгляд, способ, каким они выбрались
из, казалось бы, совершенно безвыходного положения, оказался настолько
прост, что первоначально даже не укладывался в голове. Может быть, я
чересчур подозрителен, может быть, просто переутомился или перечитал
фантастики, но всему же есть разумные границы! Если верить Льву, то эмир
Багдада был человеком весьма недалекого ума, отличавшимся редкостной
скрупулезностью и требовательностью в соблюдении буквы закона. Да что там
буквы... он мог прийти в бешенство от неправильного толкования какой-нибудь
запятой! А ведь именно это и дало возможность нахальному Багдадскому вору
смыться. Или вот нукеры, стражники и слуги - неужели они так уж слепо и
безоглядно выполняли любое указание начальства? Ведь стоило им проявить хоть
чуточку неповиновения и личной инициативы - моего друга сграбастали бы как
миленького! А жены? Вряд ли гарем является местом строгого содержания
пятидесяти дур одновременно! Нет, я отнюдь не отличаюсь махровым мужским
шовинизмом и как раз уверен, что женщины точно знают, чего хотят. А хотели
они немногого - глотка свежего воздуха свободы и скромненького домашнего
бунта. Нет, не кровавой революции, упаси аллах! Просто так, немножечко,
чуть-чуть, маленький мятежик на чисто бытовом уровне... Лев долго уверял
меня, что на Востоке свои законы: например, за невыполнение приказа,
приведшее ослушника к победе, - ему сначала отрежут уши, а потом наградят
новым седлом. Стоит ли игра свеч?! Вот и я о том же... Так что в этой
истории все действовали в строгом соответствии с законами Шариата, а потому
виноватых просто не было. Не верите, убедитесь сами...

- Что я должна сделать?
- О несложившаяся балерина багдадского канкана! Повторяю в пятый раз -
иди и скажи им, что я - здесь!
- Ясно. Но ведь они побегут на вас смотреть?
- Это нам и нужно.
- А если они захотят вас побить?
- Это предусмотрено планом операции, даже больше - именно на факт битья
мы и делаем основную ставку.
- Мы?
- Я. Ты стоишь позади всех, как бедная родственница.
- Как кто?!
- Не важно, главное, когда все выйдут - сразу дуй к воротам, там тебя
будет ждать Ходжа.
- А как же вы?
- Я выберусь сам, я скользкий. Все поняла?
- Да.
- Тогда - вперед.
- Куда?
- В конец коридора, к прочим женам!
- А что я там буду делать?
- О-оу-у, ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ - язви тебя в карбюратор!!!
Ириду Епифенди снесло наверх взрывной волной, словно растрепанного
воробышка. Лев, с трудом уняв рвущийся с языка эмоциональный стресс,
злорадно подумал, что домулло будет очень весело с такой хохотушкой. Он еще
раз выкрутил обеими руками свой настрадавшийся халат, выжимая на гладкий
мраморный пол последние капли масла. Коридор первого этажа, от лестницы до
входных дверей, имел свободного пространства метров восемь - десять. Из них
последние пять были обильно политы подсолнечным маслом. Сам Лев бочком
прогуливался по узенькой сухой кромке впритык к двери. А с той стороны
доносились звуки не менее содержательного диалога...
- Теперь хорошо?
- Изумительно, храбрейший из отважнейших! Но что вы собираетесь
предпринять?
- Как что, приблудный сын шелудивой собаки?! Войти в свой гарем и
ятаганом вытащить печень у твоего дружка!
- Вай мэ... как это мудро! Куда же ему без печени - люди засмеют... Но,
мой эмир, я лишь хотел узнать, как именно вы будете его убивать - ведь
негодник очень хитер!
- Сначала я всажу в него все пять стрел, как пять сур Корана. Потом
проткну его шаурменским зазубренным копьем, после чего изрублю дамасским
ятаганом, зарежу кривым пакистанским кинжалом и больно ударю по голове
круглым шитом с двадцатью семью серебряными шишечками! Что скажешь? Что вы
все скажете, а?!
- Ва-а-а-а-х... Велик и прекрасен наш эмир, но нет ничего страшнее его
гнева - от такого любой вор точно умрет! Мы бы умерли...
- Ха! Медноголовые дети глупцов, даже я и то умер бы! А ты почему
молчишь, бессловесный чурбан для колки дров?!
- Я не молчу... я... я... Га-га-га!!!
Не вовремя расхохотавшийся Ходжа тут же получил по спине древком
эмирского копья. Больно, но смех оказался сильнее... В этот момент
срывающийся девичий голосок, звеня от напряжения, оповестил весь гарем:
- Внизу, у входа, стоит сам Багдадский вор!
Прежде чем Селим ибн Гарун аль-Рашид успел осознать, что это значит,
толпа женщин, с ревом и топотом, ломанулась по лестнице со второго этажа на
первый. Что же предстало их взглядам? Практически голый Оболенский нагло
расхаживал на цыпочках, приплясывая в неизвестно откуда знакомом ритме:

Все вы, бабы, - стервы,
Милый бог со мной![
]Каждый, кто не первый,
Тот у вас второй

Первоначально эмирские жены массово обалдели. На лестнице все не
умещались, а любопытство слабого пола еще со времен Адама приводило
человечество к плачевным последствиям. Каковой результат не замедлил
сказаться и в данном контексте...
- Что они там так притихли? - шепотом поинтересовался эмир, и в этот
миг двери прорвало! Естественный напор сзади стоящих жен на впереди стоящих
наложниц дал свои результаты: приливной волной хлынув на промасленный пол,
они, как по натертому паркету, всем весом ударили в дверь, снеся ее, словно
картонную перегородку. Все пятьдесят женщин высыпались наружу, и сверху кучи
малы, пятками вверх, восседал героический Лев Оболенский! Сбитый с ног,
закатившийся в угол владыка Багдада тем не менее сумел правильно оценить
обстановку. Голову он не потерял, законы помнил, а потому командирски взвыл
во все горло:
- Всем закрыть глаза! Не смотреть на моих жен! Кто опозорит хоть одним
взглядом жену вашего повелителя - будет казнен на месте!
Нет проблем - все так и поступили. Верные нукеры, опытные
телохранители, обученные слуги, рабы и невольники послушно побросали оружие,
плотно закрывая ладонями глаза. Кое-кто даже падал лицом вниз, чтобы уж
наверняка не быть заподозренным в нескромных взглядах.
- Ну, что встал, как памятник Гоголю? Валим отсюда! - Подскочивший
Оболенский схватил за рукав замешкавшегося Насреддина. - И очи свои ясные
распахни, ты же не видишь, куда бежим.
- И я с вами! - Из растерзанных дверей, на разъезжающихся ногах,
показалась рыжеволосая Ирида.
- О звезда моих очей... - растроганно начал Ходжа, но был быстро
одернут деловитым сотоварищем:
- Хватай свою звезду в охапку, и бежим не оглядываясь! На меня тут
слишком сладко смотрят... Бежим, я тебе говорю! Нас не догоня-ят! Хм...
кажется, это немного не в той музыкальной тональности. На-а-с не
догоня-а-а-т! Вот оно... именно так!



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 16:50 | Сообщение # 18
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Приказы не обсуждаются, не комментируются и не выполняются.
Армейская практика.

Как я уже говорил вначале, вот этот конкретный эпизод лично мне
представлялся и представляется весьма сомнительным. Однако, чтобы не гонять
вас туда-сюда со своими авторскими ремарками, критику отложим на потом, а
пока я просто продолжу...
Итак, благодаря уже набившему вам оскомину подсолнечному маслу
пятьдесят женщин великого эмира впервые покинули гарем. Столь массированный
и несанкционированный выход в свет был обеспечен давлением желающих,
скользким полом и бесстыже голым певцом с оскорбительными куплетами.
Справедливости ради признаем, что не все жены оказались морально
подготовлены к столь решительному шагу (собственно говоря, вообще никто).
Посему большинство - вовремя вспомнило о законах Шариата, и, как подобает
правоверным мусульманкам, женщины поспешили завизжать, прикрывая лица
подолами рубах. Помните похожую сцену в фильме "Белое солнце пустыни"? Так
вот, режиссер практически не соврал, именно так и поступали благовоспитанные
жены в подобных экстремальных случаях. А теперь попробуйте представить себе
положение недотоптанного эмира, неуклонно требующего от своих подданных
буквально дословного исполнения предписанного закона. Представили? Итак,
сначала он никак не мог подняться по причине тяжести доспехов и того, что
ножны его ятагана намертво заклинило меж двумя особенно массивными
телохранителями. Как вы поняли, град женщин обрушился отнюдь не на одного
эмира, но и приближенным досталось на орехи...
- Всем закрыть глаза и не смотреть на моих это был приказ номер один,
никто и не пытался ослушаться.
- А вы куда уставились, бесстыдницы?! Всем сию же минуту прикрыть лица!
- это приказ второй, не менее разумный и вполне последовательный. До этого
момента все действия главы Багдада выглядели абсолютно логичными и
рассудочными. Потом, когда он увидел, как лица, явно виновные в создавшемся
кавардаке, внаглую улепетывают к воротам, эмир бросил третий клич, - и не
умный, и не последовательный...
- Что вы встали, словно столетние чинары? Хватайте этих негодяев!
Ослушаться, как вы догадываетесь, никто и не подумал. Восток - дело
тонкое, там дураков мало... Вот мудрых людей там много, их ценят и уважают.
Ибо мудрость восточного человека, в отличие от ума европейца, имеет не
только практическое, но и материальное обоснование. Будь на месте мудрых
нукеров какие-нибудь умные рыцари, они бы с ревом повытаскивали двуручные
мечи и, всей толпой бросившись в погоню, не оставили б от Льва с компанией
даже тапочек. Но для этого надо открыть глаза, что налагает мгновенный позор
на гарем горячо любимого правителя, а он, правитель, непременно припомнит
свой позор в самое неподходящее время. Мораль: в присутствии начальства
выполняй все приказы, а не только самый последний. Не сомневайтесь, по слову
эмира догонять "негодников" бросились практически все. Но, памятуя о
предыдущем указании, - строго не открывая глаз! Люди похватали сабли и
ринулись во все стороны сразу, предпочтительно друг на друга, босиком по
визжащим от ужаса женам владыки. Селиму ибн Гаруну ал-Рашиду стало дурно...
Полнейший бардак на относительно маленькой площадке грозил обернуться
глобальным мордобитием на ощупь. Мужчины уже кое-где где радостно гвоздили
друг друга по чалмам. Нежные восточные женщины только выглядят беспомощными
и забитыми, но это пока им три раза не наступят на ногу или не ткнут острым
ятаганом... совсем не туда! В эти горькие для отечества минуты они с ходу
превращаются из гурий в фурий, бодро выщипывая бороды зазевавшимся нукерам.
Если наши друзья успели беспрепятственно добежать до выхода, то
исключительно благодаря перечисленным выше обстоятельствам...
Двое молодцов в коротких кольчугах, охраняющие ворота, схватились было
за копья, но Насреддин храбро упал им под ноги, вереща на одной
истерично-надрывной ноте:
- Открывайте ворота, о беспечные воины! Уводите всех, кого еще успеете
спасти! Случилось страшное, ибо Аллах забыл про нас...
- Что такое, э? - нервно поднапряглись стражи, шум и крики со стороны
гарема было невозможно не услышать.
Ходжа закатил глаза и страшным шепотом пояснил:
- Женщины взбесились!
- О шайтан... - с ужасом выдохнули воины, а домулло одним махом добавил
скипидара в огонь:
- Аллах поразил безумием весь гарем нашего повелителя! Женщины словно
сошли с ума! Они сломали двери, они бьют правоверных, они произносят
непотребные слова и грозятся уничтожить весь город. Эмир с верными людьми
пытаются их задержать, но...
- Говори же! - переглянувшись, взмолились оба молодца.
- Но он... увы мне, я не смогу жить после того, что видел! Он успел
крикнуть, чтобы я уводил всех невинных, а сам... А-а-а! Смотрите, смотрите,
о воины, - вон они! Уже бегут сюда!!!
Из-за поворота действительно показался рослый полуголый человек, на
плечах которого, надсадно вопя, подпрыгивала какая-то растрепанная девица.
От изумления стражники бросили копья и попытались спрятаться за щитами.
- Куда?! У-у, хвастливые дети высокогорных баранов... - беззлобно
рявкнул Насреддин, хватая храбрецов за шиворот и намеренно меняя тон, - Живо
открывайте ворота, пока эта безумная не откусила мусульманину голову! Кто
готов оказать ему братскую помощь? А, правоверные?!
Ворота открылись мгновенно, благо запирались простым брусом, без всяких
сложностей с замками. В образовавшуюся щель первыми юркнули отважные воины
эмира. Лев подбежал совершенно запыхавшийся, а у танцовщицы от шока так
свело ножки, что Ходжа еле-еле снял ее с затекшей шеи Оболенского.
- О любовь моя, исстрадавшаяся на жесткой коже этого белого иблиса! О
солнце мое, натрудившее дивное горлышко в непотребном крике! О печаль моя,
устало открывающая божественный ротик и вдыхающая ошеломляющей грудью...
- ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ - язви тебя в карбюратор!
От таких слов добрый домулло многозначительно окосел, имитируя
китайского мандаринчика. Услышать подобное из уст невинной девушки было для
него равносильно полноценному плевку верблюда в самую душу.
- Это ты?.. Ты, богохульник, оскверняющий воздух столь ужасной руганью,
что ей нет названия! Ты ее этому научил?!
- Не-а, - устало ворочая языком, отказался Оболенский, но впервые
взглянул на маленькую Ириду с неподдельным уважением, - не я это. Наверное,
из детского сада принесла, они там быстро все подхватывают.
- А что я такого сказала? - на всякий случай уточнила танцовщица, но
достойного ответа получить не успела. Из-за угла дворца, со стороны гарема,
показались первые догоняющие; мужчины и женщины бежали единым строем,
вперемешку, под предводительством эмира, оставившего в прошлом все
религиозные предрассудки. А в распахнутых воротах появилась могучая фигура
Ириды аль-Дюбины:
- Спешите ко мне, я вас прикрою!
Все трое героев, не задавая вопросов, ринулись вперед, за дворцовой
стеной их ждала та же самая телега, запряженная двумя лошадьми. Оба
стражника со следами побоев на лицах отдыхали рядом. Башмачник Ахмед, стоя в
полный рост, уже крутил над головой вожжами:
- Скорее, скорее, отважные похитители девиц! Нас не догоня-а-ат!
Откуда одинокий багдадский башмачник знал эту мелодию - осталось полной
тайной. Лев даже не успел особенно удивиться. Тем паче что обе Ириды с
разбегу прыгнули в телегу (пардон за бытовую рифму!), кони рванули с места,
и он сам едва-едва успел плюхнуться на самый краешек. А вот Ходжа... Не
отличавшийся особым проворством ног, Насреддин всегда больше полагался на
собственную голову. Однако в этот раз она могла послужить ему лишь средством
расплаты... Багдадский вор плюнул, соскочив на ходу, и бросился на выручку
другу.

x x x

Стиль тигра - агрессивен, стиль змеи - изящен,
стиль осла - узнаваем...
Северный Шаолинь.

... Когда Маше Оболенской объявили о некотором улучшении состояния
больного, она на радостях оповестила всех знакомых, ну и меня в том числе.
Стационарное лечение дало свои результаты, пациент уже начал открывать
глаза, шевелить пальцами ног и даже слегка поворачивать голову. Конечно, до
окончательного выздоровления было еще очень далеко, но согласитесь, и такие
достижения весьма впечатляли, вселяя законную гордость за нашу медицину. Все
видееоборудование из палаты убрали, а мелкие кражи прекратились сами собой.
Не то чтобы поймали вора, отнюдь, злодей до сих пор ходил безнаказанным.
Просто весь медицинский персонал сам по себе постепенно взял привычку не
носить с собой мелких вещей. То есть вообще практически никаких - часы,
кольца, браслеты, кошельки, ключи, брелочки исключались напрочь. Теперь все
это запиралось в сейф в кабинете главврача и выдавалось под расписку по
окончании рабочего дня. Такая схема хранения вполне себя оправдала,
полностью исключив саму возможность кражи. Кто же знал, что в один
прекрасный день таинственный вор взломает даже сейф?! Милицию вызывать не
стали. Сейф был вскрыт (все-таки вскрыт, а не взломан!) ночью, так что
никаких ценностей, за исключением официальных документов, там не было. Все
бумаги остались нетронутыми, а неизвестный преступник, видимо смеху ради,
вложил внутрь телефонный аппарат и все, что в беспорядке лежало на столе
главврача. В конце концов сошлись на модной версии шалостей барабашки...
Вообще, засев за эту книгу, я невольно поражался своей невнимательности
и равнодушию. Вспоминая редкие звонки Маши и сумбурные рассказы, мне
становилось просто стыдно за собственную черствость. Как и большинство, я
ограничивался словами участия и сочувствия, а ведь в это время за моей
спиной развивалась целая история! Сколько разного и интересного можно было
бы увидеть воочию, если бы я не корпел у компьютера, а приехал и сел в
засаду у постели больного друга? Кто знает, быть может, я был бы
единственным свидетелем необычайного искусства настоящего Багдадского
вора...

... Лев говорил, что их судьба в ту ночь действительно висела на
волоске. Из-за нерасторопности Ходжи и отчаянной трусости Ахмеда телега ушла
далеко вперед. А среди слуг эмира оказались довольно быстроногие ребята, и
дело могло кончиться очень печально, если бы не... В тот момент, когда
Оболенский подхватил растянувшегося на мостовой друга, первые эмирские
молодцы уже бежали к распахнутым воротам. Закрывать их было некогда, да и
преследуемых от догоняющих отделяли какие-то пятьдесят шагов. Вот тут-то
словно из-под земли вырос маленький, но очень грозный серый ослик! Оскалив
зубы и прижав уши, он издал длинный пиратский клич, что-то вроде
"Иа-хо-хо!", отважно бросившись на врага. Храбрые нукеры были готовы ко
всему... но не к этому. Поверьте, взбесившийся осел - это каюк тигру!
Рабинович кусал всех за все подряд, лягался ногами в самые неподходящие
места, пихался крупом, хлестал хвостом и орал так, словно пытался на спор
перекричать всех муэдзинов сразу. Нападающие стушевались, сбились в кучу и,
отмахиваясь саблями от "длинноухого шайтана", предприняли тактический отход
за подкреплением. Ослик тут же сорвался с места, пулей подлетел к своим
хозяевам и услужливо подставил спину. После секундного размышления мужчины
кое-как уместились вдвоем, а мужественное непарнокопытное резво бросилось
прочь. Рабинович несся вперед резвее породистого аргамака. Как только они
пересекли площадь и скрылись в россыпи переулочков, риск погони отпал сам
собой. Мохноногий спаситель перешел на размеренный шаг, а двое друзей пошли
рядышком пешком, давая герою хоть немного отдышаться.
- Никогда больше меня так не обнимай.
- Блин, и ты туда же?!
- Куда я? Нет, хвала аллаху, я не туда же! Я в голом виде по чужим
гаремам не бегаю...
- Это от зависти! И нечего на меня так смотреть - я не голый, у меня
тюбетейка и вот... это вот... прозрачное. Ты чего уставился?
- Вах, никуда я не уставился.
- Нет, уставился! То не обнимай его, то сам глаза отвести не может!..
Какой-то ты подозрительный, Ходжа... Нужно мне было тебя обнимать? Просто
держаться за что-то надо.
- Ну и держись подальше! И прикройся чем-нибудь... Вот, на, свой халат
отдаю.
- Без блох? Ладно, шутка...
- О Аллах, ты видишь мое долготерпение? Отметь это в Книге Судеб и
признай, что теперь мне есть чем откупиться за все грехи.
Так что колеса Рока успешно вошли в свою колею. Правда, на подходе к
лавке башмачника соучастники еще немного поцапались, выясняя, кто так
хитроумно поставил осла в засаду и кому он, осел, вообще принадлежит?
Рабинович, уже неоднократно слышавший подобные споры, проявлял поистине
философское равнодушие. Или, попросту говоря, "пофигизм", ибо точно знал,
что не принадлежит никому, кроме себя любимого. А в шумные приключения
Багдадского вора и его друзей идет исключительно добровольно, по причине
любопытства и авантюрного нрава. Но ослы - существа неразговорчивые, посему
все мысли лопоухого умнички так и оставались при нем же.
В лавке горел свет, телега с лошадьми стояла у входа, а взмыленный
Ахмед торопливо переносил в нее вещи.
- Хвала аллаху, вы тоже живы!
- Вашими молитвами, - буркнул Лев.
- Потому, что руки помощи от тебя не дождешься, - так же сухо добавил
Ходжа.
- Но... я... я же... ведь надо было... - смущенно забормотал башмачник.
- Главное ведь - спасти женщин?! Вот я их и... то есть, конечно, это мы
их... мы все их спасали!
Оболенский махнул рукой и вошел в лавку, домулло молча протиснулся
следом. Аль-Дюбина, сидя на кошме, паковала в узлы самое необходимое. Ее
рыженькая сестричка безмятежно спала, свернувшись калачиком, на старом ковре
в углу. Лев только хмыкнул и поспешил переодеться, Насреддин же сразу уселся
у стены, налил себе остывшего чаю и как ни в чем не бывало начал светскую
беседу:
- Скоро рассвет, уважаемая. Ночь была насыщенной, и нам всем стоило бы
отдохнуть где-нибудь - подальше от Багдада.
- Мы едем в мой кишлак, - лаконично поведала старшая Ирида.
- Хорошее дело, о мудрейшая. Пора, давно пора навестить вашу
почтеннейшую матушку. А она не очень огорчится, если мы вас немного
проводим? Я вчера обещал другу показать окрестности Багдада...
- Остановитесь у меня, там вас не будут искать.
- Ваша забота о нас, недостойных, превыше всякой похвалы. Аллах,
всевидящий и всемогущий, не оставит вас без награды. Но воины эмира
наверняка будут отвлекать нас от дружеской беседы и тихих радостей жизни...
- Не будут, - уверенно обрубила девушка. - Мой папа направит их поиски
в другую сторону. Уж это он мне точно обещал!
- Храни его Всевышний! - благодарно поклонился Насреддин и отправился
собирать собственные немногочисленные пожитки.
Примерно через полчаса все были в сборе. Заранее подкупленные стражники
быстренько выпустили из города двух всадников, девушку на осле и странную
"супружескую" пару, где "жена" волокла за собой "мужа", а тот только
вскрикивал от радости. Начиналась новая стезя приключений Багдадского вора -
так сказать, вне стен Багдада. И пусть это были не такие захватывающие
события, но тем не менее... Хорошо, я буду нетороплив и последователен.
Продолжим?

x x x

Все, что нам дается даром, лучше брать деньгами.
Еврейская мудрость.

Раз уж мы договорились рассказывать друг другу истории, то, думаю,
сказку о Багдадском воре и аль-Дюбине можно считать законченной. Нет,
разумеется, они так сразу не расстались, но и провести всю оставшуюся жизнь
в далеком горном кишлаке Оболенский бы ни за что на свете не согласился. Их
совместные планы были утрясены еще утром, почти сразу же за воротами
Багдада. Было решено, что девушки под охраной Ахмеда (хотя надо еще
посмотреть, кто под чьей охраной!) отправлялись в почти двадцати
километровый путь, к матушке старшей Ириды. А два массовика-затейника
намеревались неспешно отсидеться в маленьком кишлаке Кадисе, что расположен
буквально в трех часах ходьбы от славного Багдада и скорее даже считается
его пригородом. Там часто останавливались разные путешественники, был
большой караванный двор, а затеряться в толпе всегда легче. К тому же где,
как не в караван-сарае, воровские способности Оболенского могли найти себе
лучшее применение? Ходжа первым проговорился, что у них кончаются деньги:
пришлось сделать немалые (добровольные и не очень) пожертвования соседям,
хотя впоследствии все легенды однозначно утверждали, будто бы Насреддин
безвозмездно раздавал все золото беднякам. Да - раздавал, да - безвозмездно,
да - почти все, но... Во-первых, из самых разных побуждений, и филантропия
играла здесь самую распоследнюю роль. А во-вторых, раздавал-то действительно
домулло, но кто добывал непосредственные капиталы? На одной детской афере с
киданием лохов по принципу: "Вот! Зверь под названием кот!" долго не
протянешь и много не заработаешь. Ходжа честно признавался, что даже
провести эту шутку в гастрольном порядке, каждый день меняя кишлаки, - все
равно очень рискованно. Дурная слава распространяется быстро, а кизиловые
палки - вещь пренеприятнейшая, так что риск прямого воровства был
практически минимален в сравнении с иными способами изъятия денег у
населения. Следующую историю, согласно установившейся традиции, мы могли бы
условно озаглавить как: "Али-Баба и Багдадский вор проявляют чудеса
храбрости, избавляясь от...", ну и так далее. Подходит? Опаньки! Ребята, я,
кажется, упустил одну очень важную вещь. Не для всех важную, конечно, но
женщины все время меня спрашивают: а как дальше сложились отношения
рыженькой танцовщицы Ириды Епифенди и знаменитого Ходжи Насреддина? Была ли
у них любовь? А свадьба, а дети? Кое-что могу сказать со всей
определенностью - любовь была! Домулло не раз навещал свою шаловливую
избранницу, и его чувства не были безответными. А вот насчет свадьбы и
всяких дальнейших совместных проживании "долго и счастливо" - увы, не знаю.
Лев ничем не мог помочь в плане информации просто потому, что все это
произошло уже после его таинственных приключений. Или не произошло вообще...
Придумайте себе любой вариант развития событий, и, если вы всерьез верите в
теорию материальности человеческой мысли, тогда где-то там далеко у этих
двоих - все сбудется. Мне кажется, что они будут вам только благодарны... Ну
а мне, к сожалению, нельзя ни на шаг отступать от истины и разворачивать
историю так, как это было бы желательно сентиментальному читателю. Довольно
псевдолитературной болтовни - ближе к делу...

- Лева-джан, я тебе арабским языком повторяю - это мой осел!
- Ходжа, ну у тебя хоть кол на голове теши. Я сам! Собственноручно!
Его! Украл! Значит, он мой...
- А потом ты подарил его мне!
- Ничего я тебе не дарил! Ты сам его схватил, внаглую, без спроса.
- А ты не оспаривал, значит - он мой! Мой, ибо сказано в Коране...
- За-бо-дал!
- Аналогично!
- О, какое мы слово выучили?!
... Вот так легко и беззлобно беседуя на чисто философские темы, два
друга возлежали на старом персидском ковре третий день, тратя золотое время
в самых недорогих номерах караван-сарая. Цены на продукты и жилье были
достаточно низкие, красть приходилось по минимуму, и уж конечно не там, где
ночевали. Ослик наслаждался подножным кормом, а новости, привозимые купцами
из Багдада, в основном обнадеживали. Главной темой был визит в эмирский
дворец целой банды волшебников, похитивших у главы города его горячо
обожаемый гарем. Хотя некоторые, более осведомленные, уточняли, что
волшебников было всего двое и похищен не целый гарем, а лишь одна жена, зато
самая любимая. Кое-кто поминал также и дикого снежного барса, изувечившего
своими копытами весь цвет эмирской гвардии. С чего это у барса вдруг выросли
копыта - никто не знал, но все верили. Ответные меры, предпринятые
разобиженным эмиром, воспринимались окружающими несколько скептически.
Городская стража Шехмета получила по чалмам, и хотя они теперь хватают всех
подряд, виновные до сих пор так и не найдены. Проблема как раз не в том,
чтобы кого-то поймать, а в том, что эмир лично видел в лицо тех, кого
поймать-то как раз и требуется. То есть абы кого уже никак не подсунешь.
Безвинно задержанным дают подзатыльник и вынужденно отпускают восвояси. А
самые свежие новости впечатляли и того круче: никаких волшебников не было
вовсе! Эмирский дворец на самом деле посетил неуловимый Багдадский вор со
своим хитроумным напарником Ходжой Насреддином. Имя Льва Оболенского стало
всенародно известным за какие-то два дня! Конечно, ничего, кроме плахи,
такая слава принести не могла, но факт ее наличия все равно немножко
окрылял. Прибывающие и отбывающие купцы рассказывали друг другу сказки об
удачливом воре, нарушителе всех заповедей Корана, и осмеянном эмире,
поборнике закона и справедливости. На Льва и Ходжу никто не обращал
внимания. Предположение, что оба мошенника отсиживаются здесь, в самой гуще
народа, казалось чрезмерно глупым. И даже если бы они оба били себя в грудь,
предъявляя паспорта с фотографиями, - им бы все равно не поверили. А может
быть, и поколотили за присвоение чужой популярности...
История с Али-Бабой началась, когда Оболенский проголодался. Домулло
пожал плечами, он тоже был не дурак покушать, поэтому заказали на двоих
большое блюдо настоящего узбекского плова. Обедали на открытой веранде,
подобно римским патрициям возлежа на потертых пуфиках. Свежие лепешки, дыню
и холодную простоквашу на десерт подали сразу же, но не в этом дело, а в
том, что, почти покончив с горячим, Лев неожиданно заметил краем глаза
смуглую руку, тянущую со стола лепешку. Удивлению Багдадского вора не было
границ - его пытались обокрасть! Могучая ладонь Оболенского, подобно лапе
царя зверей, накрыла руку злоумышленника.
- Ходжа, ты тока глянь, что у вас тут творится - лепешки буквально изо
рта рвут! Как пылесос плюшки фрекен Бок...
Насреддин придирчиво осмотрел извлеченного из-за занавесочки щуплого
мужичка с дрожащими губами.
- Уважаемый, судя по вашей одежде, вы - местный. Скажите, неужели ваш
казий никогда не рассказывал, как в эмирате наказывают воров?
- Не губите... - из последних сил пискнул несчастный и обвис в потере
сознания.
Лев аккуратно положил его рядышком и укоризненно обернулся к Ходже:
- Братан, ты уж полегче как-нибудь... Глянь, до чего мусульманина
довел, а ведь у него жизнь небось и так не сладкая.
- Вах, вах, вах... Вор всегда заступается за вора, или, как говорят
мудрецы, одна рука не откажет другой в умывании! Но ты ошибаешься, о мой
мягкосердечный друг, - это очень зажиточный человек.
- Да брось...
- Посмотри сам, - Насреддин многоопытно кивнул на добротное платье
лежащего, - халат чистый, новый, чалма дорогая, чувяки сделаны на заказ, а
руки... Вай мэ, ну вообще-то раньше он много работал, мозоли еще видны. Хотя
последние года два...
- Браво! - слегка поаплодировал Оболенский. - Скотланд-Ярд в очередной
раз посрамлен великим мастером дедукции. А скажи-ка мне лучше, зачем такому
солидному дяденьке воровать мою законную лепешку? Честно купленную, отметь!
- Отмечаю, на краденые деньги.
- Не увиливай от ответа!
- А ты от ответственности!
- Почтеннейшие... - У пришедшего в себя мужчины оказался такой
слабенький голос, что соучастники разом прекратили диспут. - Ради аллаха,
дайте мне самый маленький кусочек лепешки... Я буду вечно молить Всевышнего
за вашу доброту!
- Ходжа, да он просто голодный... - беспомощно протянул Лев. - Как хоть
тебя зовут, голодающее Поволжье?
- Али-Баба...

x x x

Искренняя забота есть разновидность шантажа.
Больной, но богатый родственник.

Думаю, что популярную сказку об Али-Бабе и сорока разбойниках вы и без
меня знаете. Излишней нужды в детальном пересказе нет, но позволю себе
обратить ваше внимание на некоторые, несколько щекотливые, моменты. Сам я
этого тоже никогда не замечал, и Лев, расписывая этот сюжетик, буквально
открыл мне новое прочтение давно известной истории. Буду краток. Как вы
помните, Али-Баба успешно победил всех нехороших разбойников и богато зажил
с уворованным им золотом. После смерти брата Касима он унаследовал и его
дом, и его жену, и рабов. А именно среди них и бытовала некая Марджина,
известная своей паранормальной преданностью хозяину. Именно она изобразила
на дверях всех домов своего квартала тот самый крестик, которым разбойники
пометили дом ограбившего их Али-Бабы. Только она, а не кто другой, повинна в
страшной, чудовищной смерти самих разбойников - Марджина залила их кипящим
маслом! Представьте на секундочку: хрупкая женщина с бледным лицом сорок раз
кипятит ведро кунжутного масла, чтобы сорок раз пойти и вылить его на головы
беспомощных людей, сидящих в больших кувшинах... Сорок ходок, сорок человек,
сорок воплей боли, сорок смертей и спокойный, уверенный в себе взгляд
человека, считающего, что творит правосудие, угодное Аллаху! А бесчестное
убийство атамана разбойников?! Она ведь попросту зарезала его, без всякого
предупреждения распоров горло гостю, вежливо наслаждавшемуся ее танцем!
После первого преступления несколько шокированный, но все же благодарный за
спасение Али-Баба дал ей золота и отпустил на свободу. Золото бывшая рабыня,
естественно, прикарманила, а вот на свободу не пошла, предпочтя остаться в
доме своего господина. Ей не рискнули перечить... Да и кто бы, скажите,
особенно возражал дамочке, за одну ночь отправившей на тот свет целую
банду?! Вот после этого, уже будучи, по сути, вольным человеком, она и
замочила главаря разбойников. Причем сделала это демонстративно, при всех,
раз и навсегда давая понять, кто теперь главный в доме. Бедный Али-Баба не
сразу понял, что происходит... Он даже радовался вначале, видя, как бодро и
решительно Марджина управляется со всеми делами по хозяйству, раздавая
приказы направо и налево. Он прозрел, лишь когда все ключи от дома оказались
у нее на поясе и повар виновато, пояснил, что без распоряжения "суровой
госпожи" не смеет дать ему поесть. В считанные дни был установлен самый
настоящий террор. Без соизволения бывшей рабыни никто и шагу ступить не
смел, а та все туже закручивала гайки... Мы уже упоминали о названии этой
истории, но давайте все же внесем некоторые правки... Пожалуй, пусть лучше
будет вот так: "Сказ о Багдадском воре, Али-Бабе, страшной красавице
Марджине - убийце разбойников и бедных стражниках Шехмета..." Нет, Ходжа,
конечно, тоже участвовал, но если перечислять всех, то никакой бумаги не
хватит.

Пока голодающий Али-Баба слезно обрисовывал ситуацию, два сочувствующих
слушателя все подсовывали ему то лепешку, то кусок дыни, то остатки плова.
История простодушного, доброго сказочного героя взывала к чисто мужскому
братству, и Оболенский уже был готов украсть для него какой-нибудь домик с
фруктовым садом, где его не найдет ни одна Марджина.
- Что вы здесь делаете, мой господин?
Троица едва не подпрыгнула на месте - за их спинами стояла неулыбчивая
молодая женщина лет двадцати пяти. Вся в черном, лицо до глаз закрыто
полупрозрачной вуалью, а сам голос способен заморозить фрукты на зиму.
Али-Баба побледнел и опустил плечи, недоеденную лепешку он воровато сунул в
рукав.
- Гражданочка, а ваше какое дело?! - нарочито грубо развернулся Лев
Оболенский, он никогда всерьез не воевал с женщинами, но чувствовал себя
обязанным вступиться.
- Мое имя Марджина. Я лишь недостойная рабыня моего любезного
господина, да продлит Аллах его годы! - поклонилась домоуправительница, и
мужчины могли бы поклясться, что не слышали более покорного тона. Вот только
в миндалевидном разрезе глаз явственно блеснула полоса отточенной стали.
Ходжа даже вздрогнул, но Лев был непреклонен:
- Иди домой, тетка! Твой любезный господин еще посидит часок-другой в
чисто мужской компании. Мы тут пивка попьем, анекдоты потравим, о политике
потреплемся. Короче, он мальчик взросленький и к вечеру приползет без
няньки...
- Как будет угодно моему владыке.
- Я... я уже иду, о Марджина... - Ади-Баба, подобно
загипнотизированному удавом кролику, безропотно сполз с ковра и повесив нос
поспешил к выходу. На новых друзей он даже не смотрел.
- Эй! Ты что?! Ты кого слушаешь, а? Да будь же ты мужчиной в конце
концов!
Марджина на секунду замерла, потом быстро шагнула на ковер и подняла
маленький ножик для резки дынь. Али-Баба в испуге зажмурил глаза, Ходжа сжал
кулаки, а Оболенский только презрительно сдвинул брови:
- Положи на место, для бритья подмышек эта штука не подходит. Чего
уставилась? Пора милицию вызывать?! Багдадского вора всякой десертной
железякой не запугаешь! Так ты сама свалишь, или все-таки чем-нибудь
подтолкнуть?!
- Я всего лишь сопровождаю моего достойного господина в его собственный
дом, - чуть скрипя зубами, отозвалась женщина. - Он уже раскаивается в том,
что заговорил с вами, почтеннейшие. И будет раскаиваться еще очень долго. -
Она быстрыми шагами догнала Али-Бабу, потом, словно вспомнив что-то, резко
обернулась: - Мне показалось, будто бы вы в чем-то упрекали - его? Никому не
дозволено обижать моего хозяина. Не делайте так больше, уважаемые...
Лев был уверен, что женщина лишь поправила вуаль, и только поэтому даже
не дернулся, когда маленький кухонный нож сверкающим шмелем впился в
глиняную стену у самого его уха. Традиционно побледнеть он догадался гораздо
позже.
- Лева-джан, ты цел?
- Не уверен, щас общупаюсь... вроде да.
- Эта женщина - живое воплощение шайтана.
- Да уж, агрессивный феминизм шагает по Востоку семимильными шагами. Я
таких камикадзе только в документальных фильмах видел, сериал "Шокирующая
Азия".
- Я тоже в шоке, спаси аллах!
Лев медленно отлип от стены, осторожно вытащил до половины ушедший в
саман нож и нервно бросил его на пол. Насреддин, пристально вглядевшись во
двор караван-сарая, оставил друга одного и куда-то сбежал. Сам Оболенский не
испытывал ни страха, ни восхищения от встречи со столь необычной женщиной.
Скорее его распирало от раздражения... "Я не люблю насилья и бессилья!" -
наш герой тоже мог бы честно подписаться под этой фразой. Жалкая
беспомощность Али-Бабы вызывала здоровую обиду на искажение самой сути
мужской природы. Мужчина - представитель сильного пола, и никакая
сумасбродная баба с кровавыми тараканами в голове им управлять не может. Не
должна, ибо это нарушает промыслы Аллаха, вот! Лев почему-то был свято
убежден, что и Аллах, всемилостивейший и всемогущий, разделял сейчас его
возмущение...
- Слушай, Ходжа, я так больше не могу - Пойдем и выскажем этой...
фригидной стерве все, что мы о ней думаем!
Бочком подошедший домулло молча взял друга под руку и быстренько
потянул на выход.
- Я всегда знал, что ты со мной! - умиленно выдохнул Оболенский, не
сразу улавливая все тонкости ситуации. - А куда ты, собственно, меня тащишь?
- Подальше отсюда, о тупоголовый сын волооких павлинов! Пока ты тут
распускаешь хвост неизвестно перед кем, эта подлая женщина, эта нехорошая
Марджина, эта... да простит Аллах мой грешный язык! Эта прямая кишка,
выпавшая из-под хвоста самого шайтана, донесла на нас страже!
- Упс... похерился курорт на караван-сарае!
- Вот и я говорю: надо грузить хурджины на моего верного ослика и
бежать.
- Можешь начинать свой кросс хоть сию же минуту, но мой Рабинович
останется тут! - многозначительно привстал Лев.
Домулло не дрогнул и взглянул на него так, словно надеялся испепелить
на месте. Ничего не вышло, Оболенский даже не вспотел...
- Чего ты хочешь? - придушенно выдавил Насред-дин.
- О неоновый свет моих предвыборных реклам! Стража здесь, тетка здесь,
Али-Баба тоже здесь - грех не воспользоваться моментом!
- Этого я и боялся... Что ты задумал, крупный искуситель правоверных?
- Я ее украду!



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 17:27 | Сообщение # 19
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Воевство и къептомания - суть две бойшие язницы!
Одесский Клуб клептоманов.

В процессе моей работы над романом мы неоднократно спорили со Львом -
кто же по сути своей был этот самый Ходжа Насреддин? Ведь даже классический
подход к данному вопросу давал диаметрально противоположные сведения. По
одним легендам - это врун, хохмач, хитрец, набивающий собственную мошну за
счет разных легковерных простофиль. По другим - тихий деревенский дурачок,
постоянно попадающий в нелепые ситуации, несложившийся мулла, незадачливый
муж, вечно голодный бедняк. По третьим - образованный человек, странствующий
мудрец, символ свободолюбивого духа народа и бич властвующих. Тот же
Соловьев (да сохранит Аллах память о нем в благодарных сердцах потомков!)
вывел свой, личный образ Ходжи Насреддина, ставший для тысяч читателей
абсолютно культовым. Его литературный герой умен, обаятелен, философичен,
остроумен и настолько притягателен - к концу книги в него невозможно не
влюбиться! Ни одной ошибки, ни одного плохого или нечестного поступка,
праведность такая, что просто скулы сводит от зависти... Согласитесь, очень
легко впасть в пошлые комплексы, находясь в компании такого совершенства. У
соловьевского Насреддина нет минусов, люди почти в лицо называют его
совестью нации! Оболенский считал иначе... И я почему-то уверен, что Лев мне
не врал. Ходжа, в первую очередь, был и оставался человеком. Не ожившей
легендой, а реальным человеком, со своими слабостями, страстями, взлетами и
падениями, мятущейся душой и зачастую необдуманными поступками. Там, в
Багдаде, эти двое очень неплохо дополняли друг друга. Думаю, именно
Багдадский вор научил Насреддина бесшабашной русской удали, умению
полагаться на "авось" и чисто гусарской манере ухаживания за "ляфамками". В
свою очередь и Лев Оболенский незаметно нахватывался у товарища специфически
восточных качеств, как то: неизменное упорство в достижении цели; умение
терпеливо ждать; любовь к красиво построенному, даже чуть изукрашенному,
слогу; и уважение к аксакалам. Впрочем, Лев с завидным постоянством
переделывал последних на "саксаулы"... Я так и не пришел к единственно
верному выводу (это к началу темы нашего разговора) насчет Ходжи, но
убежден, что без Багдадского вора мы бы вообще не знали всей правды о
похождениях Насреддина. Может быть, это слишком смелое заявление? Что ж, я и
не претендую на истину в последней инстанции. Но поверьте, короля делает
окружение. Сам по себе, на пустом месте, никогда бы не родился такой герой.
Если Ходжа Насреддин появился на Востоке - значит, именно на Востоке в нем
нуждались больше всего, и он не мог не появиться! Что возвращает нас к мысли
о явлении Багдадского вора - ведь, значит, Лев был там очень нужен... Даже
больше - востребован! А это, в свою очередь, подводит к логическому
умозаключению о том, что все рассказанное Оболенским - правда...

- Нет, ну ты, в принципе, вполне можешь отказаться.
- Лева-джан, отвяжись, ради аллаха!
- Но я ж от чистого сердца... не ходи.
- И я тебе от чистого сердца, отвяжись!
- Ходжа, а ты уверен, что надо было наряжаться именно так? - уже,
наверное, в четвертый раз допытывался Лев, выравнивая на голове друга
скользкую баранью требуху.
- Во все времена всегда трус и предатель обязательно был лысым! Это
наша восточная традиция, и ломать ее я никому не позволю, о пренебрегший
образованием в медресе!
- Да у меня два института за плечами...
- Уй, молчал бы лучше! Просидел всю жизнь заколдованным в пещере у
какого-то черного джинна с порочным именем и пытается давать советы
умнейшим. Как там его звали, Дайженщину?!
- Бабудай, - поправил Оболенский, а Насреддин придирчиво осматривал
себя в начищенное днище большого казана. Он был одет в самые несусветные
лохмотья (его друг едва не плакал, воруя по всему караван-сараю половые
тряпки!), лицо перемазано золой и жиром, а на поясе висели большие, чуть
тронутые ржавчиной, ножницы.
- Мне еще бритва нужна.
- Ходжа-а, - жалобно простонал Лев. - Ну не совсем же я память потерял
- уверяю тебя, что парикмахеры так не одеваются!
- Так одеваются брадобреи! - снисходительно пояснил домулло. - Не
надрывай мне сердце своими жалкими упреками, я знаю, что делаю.
Спорить можно было долго, но толку? В конце концов Оболенский махнул
рукой и больше не дергался, глядя, как его преступный сообщник входит в
роль. У Насреддина действительно были хорошие актерские данные, и план мести
коварной Марджине вступал в первую фазу действия. Для начала Лев шумно
рассчитался с хозяином караван-сарая, стараясь, чтобы свидетелями его
отъезда было как можно больше народа. После чего покинул территорию и
тихохонько спрятался на плоской крыше той же веранды, где они обедали. А
переодетый "возмутитель спокойствия" легко затерялся в толпе перемещающегося
люда, дожидаясь визита багдадских стражников. Не сомневайтесь, они приехали!
Пусть с опозданием, пусть уже ближе к вечеру, но десяток всадников под
предводительством самого Шехмета прискакал для ареста самого популярного
вора современности.
- Запереть ворота! Обыскать все комнаты! Привезти живым, а эмир
собственноручно снимет с него кожу!
- Какой пыл, какая патетика, какие спецэффекты... И все это ради меня?
- невинно бормотал Оболенский, любуясь беготней внизу. - А как шустрят, как
шустрят - дурдом на выезде!
Стражники на самом деле старались от души. Над всем караван-сараем
стояла пыль столбом, дым коромыслом, ругань килограммами, а перья из перин,
лирично кружась в наэлектризованном воздухе, создавали законченную картину
предрождественской суеты. Бледные от ярости караванщики бессильно сжимали
кулаки, глядя, как бесцеремонно раскидываются тюки с их товаром,
вспарываются мешки, сбиваются замки с сундуков. Повальному обыску
подверглись все, даже верблюды! Когда общий энтузиазм стражи несколько спал,
к высокородному господину Шехмету подвели хозяина.
- Где Багдадский вор?!
- О смилуйтесь, мой господин, у меня в караван-сарае никогда не было
воров!
- Хорошо, - на этот раз глава стражников был куда более осмотрителен, -
а не было ли среди странников молодого мужчины высокого роста, с голубыми
как небо глазами?
- Был! - сразу же вспомнил тот. - Но он расплатился уже часа два или
три назад и ушел за ворота.
- В какую сторону?
- Не знаю, мой господин... Я не смотрел ему вслед, ведь он честно
заплатил за ночлег и плов с лепешками.
- Дайте ему двадцать палок по пяткам, чтобы впредь знал, на кого надо
обращать внимание, - ровно приказал Шехмет, но прежде, чем вопящего от горя
хозяина увели, на его защиту встал невзрачный, за мызганный брадобрей. Таких
бродяг до сих пор можно встретить на пыльных дорогах Средней Азии, они, как
перекати-поле, идут от кишлака к кишлаку, за мелкую монету или какую-нибудь
еду подстригая бороды правоверных.
- О великий и благородный господин! Ты наверняка сам визирь нашего
милостивого эмира, и на челе твоем видны следы мудрых мыслей! Что ты дашь
бедному брадобрею, если он укажет тебе, в какую сторону ушел голубоглазый
муж с вороватыми руками?
- Если ты знаешь, где он, - говори, и получишь пять таньга! - Шехмет с
нескрываемым презрением оглядел невысокого, грязного шарлатана с блестящими
струпьями на голове. - Но если мы не найдем Багдадского вора в той стороне,
куда ты направишь нас, - мои люди отрежут твой лживый язык твоими же
ножницами!
- Все в воле Аллаха... - бесстрашно хихикнул бродяжка, протягивая
грязную ладонь, познаку начальства один из стражников нехотя бросил в нее
пять медных монет.
- Идите за мной, доблестные воины, я покажу вам дом, где прячется
человек, которого вы ищете...
Нарочито прихрамывая на левую ногу, Ходжа повел весь десяток окольными
дорогами по заранее уточненному адресу. А Лев в это время уже стучался в
ворота дома Али-Бабы...

x x x

Феминизм есть сексуальная неудовлетворенность
плюс гомиканизация всей страны!
Бывший партийный лозунг.

Когда я пересказывал эту историю одной моей знакомой, она была страшно
возмущена. По ее женской логике мстить бедненькой Марджине - чудовищно и
безнравственно! Чему я учу будущее поколение мальчиков! В стране и так
вечный дефицит джентльменов, а мои герои нагло бахвалятся тем, как они
"кинули" бывшую рабыню. Забитую женщину феодального Востока... ага, как же!
То, что на совести этой "бедняжки" сорок один труп, - это, видите ли, не
проблема. Она ведь защищала дом и семью своего хозяина, а это так понятно и
благородно... тьфу! Женская логика меня порой просто умиляет... Ведь люди
сидели себе в кувшинах, никого не трогали, выбраться самостоятельно не
могли, кто ей, садистке, мешал позвать стражу и сдать всю банду тепленькими?
Нет, ей хотелось поубивать!.. Медленно, с чувством, с расстановочкой, одного
мужчину за другим... Может, тетке в личном плане не повезло, может, ее в
детстве мальчишки задразнили, может, еще что - без психотерапевта не
разберешь. Но если уж у тебя с головой проблемы, так иди, лечись! А убивать
лучше?! Рискую прослыть ярым женоненавистником, но в той ситуации я
однозначно поддерживал Льва и Насреддина. Так что считайте - нас было уже
трое...

Оболенский раз пять барабанил тяжелым кулаком в ворота, пока
мальчишеский голос изнутри осторожно не вопросил:
- Кто там?
- Сто грамм! - привычно ляпнул Лев, покосился на ослика, прикусил язык
и продолжил уже совершенно другим тоном: - Это я, лучший друг Али-Бабы,
арабский террорист - старик Хоттабыч! Пустите переночевать и погреться...
- Никак нельзя, почтеннейший, у моего отца давно нет друзей.
- О, так не тяни время, скажи папе, что тут пришел ваш участковый
милиционер и очень хочет с ним по беседовать по поводу табакокурения некоего
несовершеннолетнего сынули, - чуть изменил голос наш герой. Мальчик за
воротами подумал, но открывать не стал:
- Все равно не могу, уважаемый. Но не беспокойтесь, госпожа Марджина
сама меня накажет.
- Слушай, у меня окончательно кончается терпение, пионер... А ну, дуй и
сообщи всем, что тут явился страшно суровый и праведный мулла! Если меня и
после этого не пустят - я предам вас всех анафеме и упрошу Папу Римского
впредь не продавать таким невежам длительные индульгенции.
На этот раз молчание длилось гораздо дольше, а новый вопрос был
поистине детским и логичным одновременно:
- Так вы там все трое?!
- Ага, причем в одном флаконе, - махнув на все рукой, согласился
Оболенский. Мальчик чему-то обрадовался, убежал, а через пару минут явился
доложить, что госпожа Марджина велела никого не пускать.
- Ну ни фига себе заявочки... Что, совсем никого не пускать?
- Совсем, - грустно подтвердил ребенок. - Она сказала, никого, кроме
Багдадского вора!
- Хм... тогда отпирай! - твердо решил Оболенский. Эта Марджина
оказалась очень неглупой женщиной, и, хотя друзья предусматривали такой
разворот событий, легкий озноб все-таки пробежал у Льва по ребрам. Но
отважный герой, дважды сражавшийся с пустынными гулями и не уступающий
дорогу самому эмиру, не мог позволить себе даже самое слабенькое проявление
страха. - Я - Багдадский вор!
Ворота негостеприимного дома распахнулись в ту же минуту. Счастливый
мальчик лет двенадцати, в тюбетейке, штанах и с голым пузом, приветствовал
его низким поклоном:
- Салам алейкум, уважаемый. А где прочие почтеннейшие аксакалы?
- Какие прочие?!
- Старик, милиционер и мулла, вы ведь сами сказали...
- Ах, эти... - припомнил голубоглазый аферист, - Это фикция, шутка
такая, черный юмор, понял?
- Нет...
- Ясно. Тогда они не стали ждать и ушли по домам.
- А-а... - разочарованно протянул мальчик и поклонился еще раз,
приглашая следовать за ним в дом.
Чуть пристыженная гроза Багдада ласково потрепал парнишку по плечу:
- А ты, стало быть, достойный продолжатель знаменитого рода Али-Бабов?
Или Бабов?!
- Нет, мой папа был братом дяди Али, его убили разбойники. Меня тоже
зовут Касим, как и папу... А дядя Али хороший, он заменил мне отца и никогда
меня не обижает.
- М-да, печальная история... А тетя Марджина, она как?
Мальчик втянул голову в плечи и бросил на гостя такой затравленный
взгляд, что Оболенскому стало не по себе. Они прошли через небольшой, чисто
выметенный дворик к увитой зеленым виноградом беседке. Там, под навесом, его
ожидал поникший Али-Баба. Неприступная, как Кронштадт, домоуправительница
молча стояла рядом.
- Ха! Привет, мой изысканно печальный друг! Вот я и пришел к тебе в
долгожданные гости. И не делай вид, будто бы ты мне не рад, я все равно не
поверю! - Невзирая на бледность хозяина, Лев храбро шагнул вперед, поднял
мужичка за грудки и смачно, по-русски, одарил троекратным поцелуем. После
чего обернулся к Марджине: - И тебе привет, бультерьерка! Все спросить
хотел, у тебя в роду персидских княжон не было?
Так я хотел пригласить тебя покататься по речке в расписных челнах,
прямо из-за острова на стрежень. Марджина с Али-Бабой обменялись
непонимающими взглядами, а кудрявый нахал, прикинув время, необходимое Ходже
на вывод шехметовской стражи, терпеливо продолжил:
- Так о чем это я? О, вспомнил! Я же - гость! Эх, пить будем и гулять
будем, а пора придет - помирать будем! Только ребенка за бутылкой не
посылай, это непедагогично...
Высказавшись, Лев демонстративно присел на самую большую подушку,
безуспешно пытаясь скрючить ноги по восточному образцу. Не будем врать, что
это у него хоть когда-нибудь получалось... Молчание затягивалось, и
мягкосердечный Али-Баба не выдержал первым:
- Салам алейкум, почтеннейший! Конечно, ты - гость, но... у нас... я
не...
- Мой добрый хозяин, да хранят его небеса, хочет сказать, что Аллах
благоволит к путникам и наказывает тех, кто отказывает мусульманину в
гостеприимстве. Заходите в дом, господин, кушанья и щербет будут поданы
вскоре. Вечером я буду танцевать для вас...
- Хачатурян. "Танец с саблями"?
- С кинжалами, - холодно поправила бывшая рабыня и, не поняв юмора,
проследовала в дом.
- Эй, минуточку! - лениво задержал ее Оболенский. - Через часик сюда
доставят мой багаж, несколько больших кувшинов с маслом. Понимаешь намек?
Так уж ты, домомучительница, проследи, чтобы к ним никто не приближался.
Мало ли чего...
- Я прослежу, - с нескрываемым торжеством в голосе обернулась Марджина,
а Али-Баба вновь закрыл лицо руками. - Обязательно прослежу, почтеннейший. А
то действительно - мало ли что...
- Безумен! Она погубит тебя... - Едва рабыня прикрыла за собой дверь,
ее бедный хозяин бросился выпихивать гостя со двора, - Беги! Беги и не
возвращайся, да охранят тебя святые Муса и Джабраил!
- А пузырек? А посидеть? А законы гостеприимства, освященные Аллахом?!
- упирался Лев - бегство отнюдь не входило в его планы.
- Глупец, она же зарежет тебя, как зарезала атамана разбойников,
прикрывавшегося честным именем купца!
- Ой, да жалко, что ли?! Дай тетке выпустить пар. С купцом получилось,
пусть и со мной поэкспериментирует...
- Ты что, больной, да?!
- Больной у нас - ты! Посмотри на меня повнимательнее, дубина, я похож
на пацана с суицидными наклонностями?! Нет!
- Но... тогда кто ты? - бессильно опустил руки домовладелец.
- Я - Багдадский вор, Лев Оболенский! Запомнил?! И я же - твой
последний шанс, ва-банк, вышрышный лотерейный билет на свободу. Второго
такого уже не будет., .
Али-Баба сдержанно кивнул, но в его безропотных глазах впервые
загорелся огонек надежды...

x x x

Уличные сплетни - газета для малоимущих.
И это правда.

Десять всадников из мобильного отряда городской стражи высокородного
Шехмета длинной кавалькадой вытянулись вдоль узенькой улочки. На их суровых
лицах была написана смутная нерешительность. Конница, хороша для открытого
боя, где есть место разбегу и маневру. А вот для штурма крепкого зажиточного
домика, с надежными воротами и высоким забором, подходит весьма
относительно. Да ладно, откровенно говоря... совершенно не подходит!
Особенно если учесть, что дом Али-Бабы с обеих сторон плотно прижимали дома
таких же состоятельных соседей. На кишлачной улице и одной лошади
развернуться еле-еле, что уж говорить о боевом десятке. Шехмет понял это
первым, подманивая пальцем неопрятного брадобрея:
- Иди сюда, плешивый лжец! Так ты говоришь, именно в этом жилище
укрывается сейчас наиподлейший Багдадский вор?
- Воистину! - важно кивнул Ходжа. - Он бежал под кров благочестивого
мусульманина, взял в заложники всю его семью и грозно хохочет, угрожая им
кривым ножом!
- Ва-а-а-х... - сочувственно прошелестело по колонне стражников.
- А еще он бессовестно кушает их плов! - повысил голос Насреддин.
- Ва-а-й мэ-э...
- Вот видите, какой он страшный злодей?
- Видим, - чуть поежился в седле глава городской стражи. - Сейчас мы
спешимся, сломаем ворота, ворвемся в дом, и там наши ятаганы решат судьбу
негодяя!
- Как будет угодно моему повелителю, поклонился брадобрей, но, словно
припомнив что-то, вновь поднял глаза: - А разве великий эмир Багдада не
желал видеть отступника живым у своего трона?
Многомудрый Шехмет слегка изменил решительный угол бровей:
- Что ты можешь предложить, плешивый глупец?
- Если только мне будет позволено говорить, о величавый, я бы рассказал
много тайного и скрытного, ибо люди во время бритья часто распускают язык и
забывают о рассудке и осторожности...
- Говори, да покороче!
- Слушаю и повинуюсь... - елейно пропел домулло, привычно вводя в свой
тон нотки опытного вруна-акына. - Да будет известно благороднорожденному
господину, что случайно прознал я о том, кто в нашем кишлаке покрывает воров
и злодеев. Кто втерся в доверие к простодушному мусульманину, обманул его
семью, погубил брата и взял бразды хозяйства в свои преступные руки. Знай
же, что именно в том доме скрывается черная злодейка, нарушительница
Шариата, не стыдящаяся переодевать платье перед книгой Корана, - бесстыдница
Марджина!
- Погоди-ка... - попытался припомнить Шехмет, - это не та храбрая
женщина, что победила целую шайку из сорока разбойников?
- Та самая, о начитаннейший, - язвительно подтвердил Ходжа, - Да только
скажи мне, разве хоть одна монетка из разбойничьего клада попала в руки
великого эмира? Нет! Эта наглая воровка просто извела всех своих сообщников
и, запугав добрейшего Али-Бабу, устроила в его доме воровской притон... Тот,
кого ты называешь Львом Оболенским, прячется именно там!
- Так ты, презренный болтун, утверждаешь, что Марджина на его
стороне... - Как человек, занимающий свой пост по праву, высокородный Шехмет
соображал быстро. Брать штурмом дом, где засели Багдадский вор и женщина,
угробившая сорок с лишним человек, - это вам не фунт изюму! Здесь
понадобилась бы вся городская стража, а не жалкий конный десяток. - Я сейчас
же пошлю за подкреплением!
- О храбрейший и предусмотрительнейший, сколько медных монет ты дашь
бедному, глупому брадобрею, если он укажет тебе, как взять Багдадского вора?
- Ты получишь целый дихрем серебром, но если...
- Буду казнен в соответствии со всем богатством твоей фантазии, -
равнодушно перебил Насреддин, делая начальству знак наклониться поближе. -
Там, за углом, есть лавка старьевщика, купи себе в ней купеческое платье и
попросись на ночлег. С тобой пойду я, а десять сундуков с товарами будут
нагружены на десять лошадей. Али-Баба не откажет путникам в
гостеприимстве...
- А в каждом сундуке будет сидеть по моему воину! Ночью я выпущу всех,
и мы захватим злодеев спящими!
- Твоя мудрость и прозорливость не знают разумных границ... - с
непередаваемым оттенком полувосхищения-полуиздевки протянул фальшивый
брадобрей. - Лавка плотника находится через четыре дома по соседней улице,
быть может, он продаст десять сундуков сразу.
- Мы поступим иначе, - после секундного размышления коварно усмехнулся
глава городских стражников. - Я вернусь в караван-сарай и возьму все, что
мне надо, даром! А ты жди здесь...
- Воистину говорят: "Советы суслика смешны для тигра!"
После такого комплимента неподкупный Шехмет раздул щеки, вскинул
подбородок и чуть тронул пятками под бока своего коня. Белоснежный арабский
скакун, пританцовывая, понес своего хозяина вниз по узкому переулочку.
Кое-как развернувшись, остальные всадники припустили вслед.
Ходжа философски поковырялся в ухе, чихнул, вытер нос остатками рукава
и, неспешно подойдя к дому Али-Бабы, постучал в ворота. Мальчишеский голос
ответил минуты через две:
- Кто там?
- О юный отпрыск почтеннейшего семейства, не у вас ли находится в
гостях знаменитый Багдадский вор?
- У нас, они с моим приемным отцом вкушают лепешки и шурпу.
- О ненасытная утроба, жрет, где только может... - тихо облизнулся
Ходжа и громко попросил: - Будь добр, прекрасный юноша, передай Багдадскому
вору, что его товар будет доставлен через полчаса. И это будут не кувшины с
маслом, а сундуки с тканями. Десять штук! Ты все понял, мальчик?!
- Обязательно передам, - честно пообещал ребенок.
- И пусть он там не пьет вина!
- Что вы, уважаемый?! Аллах запрещает правоверным мусульманам
употребление...
- Знаю, знаю... - отмахнулся Насреддин, разворачиваясь спиной к
воротам. - Только кое-кому все эти запреты, как Рабиновичу - вентилятор!
Кстати, не забыть бы спросить у Левы: что такое вентилятор?

Когда я работал еще только над первыми главами этого романа, то пару
раз консультировался с моим хорошим другом, известным харьковским
литературоведом. Так вот, он как-то прочел мне целую лекцию о том, что на
самом-то деле в Багдаде был халиф, а не эмир. Эмир, видите ли, эмирствовал в
Бухаре! Плюс еще тенге - это именно бухарская мелкая монета, а в Багдаде
якобы все расплачивались динарами и дихремами. Ну что я мог сказать? Для
начала сунулся в областную библиотеку и, покопавшись в книгах, обнаружил,
что мой критик совершенно прав! Потом, в тот же вечер, набрал телефон
Оболенского в Москве и устроил ему разнос за такую "подставу". Лев выслушал
меня с истинно танковым спокойствием и сказал, что все это чушь! Нет, если
дословно по тексту, то он выразился так: "Андрюха, не морочь мне голову, все
это - фигня! Может быть, в Багдаде и должен был сидеть твой халиф, но я сам
видел только эмира. И все его называли эмиром, а уж чего там навыясняли
всякие ученые и филологи-востоковеды... лично мне до лампочки! Ты кому
веришь?! Твой профессор когда в последний раз был в средневековом Багдаде? Я
его знаний не оспариваю, но и ты мои мемуары на склерозе не замешивай.
Таньга там были! Были, я тебе говорю! Только не тенге, а именно - таньга! Я
с тобой тут делюсь откровенными воспоминаниями, как редкий очевидец, а ты
мне специалистов в нос тычешь... Вообще ничего не буду говорить!" Господи,
ну естественно, я бросился извиняться... Книга уже как-то складывалась,
оставлять ее из-за мелких исторических неточностей казалось глупым, но
мнение своего харьковского друга я все же принял к сведению. По совести
говоря, мне не так уж интересно, сколько правды и сколько лжи в рассказах
Оболенского. Он любит и умеет приукрашивать, я об этом предупреждал. Но
сама-то история от этого только выигрывала, получаясь куда более живой и
интересной! Поэтому каждый вечер я открывал большую тетрадь, и волшебный
Восток распахивал мне свои чарующие, сказочные объятия...

x x x

Надевающий маску теряет лицо.
Кодекс самураев буси-до.

- Отец, там приехал купец с караваном, он просится на ночлег!
Али-Баба вопросительно взглянул на бывшую рабыню, та молчаливо кивнула.
- Но, сынок, разве у нас во дворе поместится целый караван?
- Не знаю, отец... Там десять лошадей с поклажей, высокий господин с
очень сердитым лицом и добрый брадобрей с плешью на голове.
- Разместятся! - уверенно разрешил Оболенский, сыто откидываясь на
подушках. - Это, видимо, мой товар прибыл. Можете не разгружать, сундуки и
на лошадях прекрасно повисят.
- Но бедным животным надо отдохнуть, - удивился Али-Баба.
- Ничего, уже сегодняшней ночью их ноша заметно полегчает... - с
нажимом произнес Лев, адресуясь исключительно к Марджине, и она это
прекрасно поняла. В ее черных раскосых глазах мелькнуло зарево такой
упоительной радости, что Оболенскому на миг даже стало жарко. - Ну, так
нечего тянуть, зови дорогих гостей за стол и будь лапушкой, сгоняй за вином,
я угощаю!
Женщина безоговорочно приняла из рук Багдадского вора золотой динар,
попробовала его на зуб и, поклонившись, вышла из комнаты.
- О добрейший и благоразумнейший...
- Не надо титулов и грубой лести, - мягко остановил хозяина наш герой.
- У меня интуиция пашет без передыху - ты ведь хотел спросить, как я намерен
избавить твою хату от этой навязчивой хранительницы домашнего очага?
- Да, да... - сбивчиво забормотал Али-Баба. - Я очень ей благодарен,
клянусь аллахом! Но... ей все мало! Я дал ей свободу, дал золото, ключи от
всех сундуков - ей опять мало! На днях она потребовала, чтобы я женил на ней
сына своего брата...
- У-у... тетка западает на малолеток? - понимающе присвистнул Лев. -
Вообще-то очень неглупый ход, если вдуматься... Пара несчастных случаев, и
она остается молодой вдовой с богатым наследством!
- Увы мне...
- Эй, надеюсь, ты еще не дал согласие?!
- Нет, но она требует...
- Не вздумай, пожалей ребенка! А что касается твоей бывшей наемной
работницы, то у меня такое предвидение, будто бы после этой ночи она надолго
залетит в тюрягу... "Залетит", я имею в виду - сядет, а не то, что ты
подумал...
Али-Баба с надеждой взглянул на ухмыляющегося Оболенского и, пустив
слезу, бросился целовать "пыль его сапог".
- Сдурел мужик! Я ж тебе не Наташа Ростова... - искренне возмутился
Лев, отдергивая ногу. Но хозяин упорствовал в проявлении своей
благодарности, завязалась свалка, в каковом положении их и застал вошедший
Насреддин.
- Вай дод! Лева-джан, что он от тебя хочет?
- Сам спроси!
- Только не говори, что он первым начал...
- Слушай, ты в чем меня подозреваешь?!
- Уважаемый Али-Баба, не могли бы вы отпустить восхитительно белую
ножку моего друга и выйти во двор, где вас нетерпеливо дожидается багдадский
купец, изнывающий от жгучего желания у вас переночевать? - Одной длинной
фразой домулло выпроводил смутившегося хозяина за дверь. - Где Марджина?
- Объект отправлен за алкоголем, а ты взял с собой самогонку?
- Нет, у меня имеется кое-что получше... - "Бра добрей" сунул руку за
пазуху и вытащил крохотный бумажный пакетик. - Это гашиш, он дарит самые
чувственные фантазии. Между прочим, пришлось отдать торговцу последние три
динара..,
- Хорошая наркота дешевле не стоит, - авторитетно кивнул Лев, чьи
познания о наркобизнесе ограничивались газетными вырезками и
кинематографическим ширпотребом. - Да, кстати, почему сундуки, а не кувшины?
- Сундуки безопаснее, - пояснил домулло. - Или ты, упаси аллах, решил
дать возможность этой женщине еще раз сварить в масле правоверных мусульман?
- Ну-у, может, самую чуточку...
Ходжа покосился на вальяжного Оболенского, быстро сунул в рот половинку
персика и, прислушиваясь к шагам за дверью, прошипел:
- Это Шехмет! Умоляю тебя, о невежливый и сквернословящий, будь с ним
поласковее!
- Я буду с ним... нежен, - томно промурлыкал Лев, потягиваясь, как
огромный мартовский кот.
- Ладно, шайтан с тобой, обольстительный бесстыдник! Ответь только на
один вопрос: там, в гареме, ты спал с какой-нибудь женой эмира?
- Сразу с тремя... Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже...
бодрствовал!
- Только могильная земля исправит горб горбатого... - прочувствованно
оповестил домулло, и дверь в комнату открылась. Али-Баба с поклонами ввел
внутрь маскарадного купца. Честное слово, иного эпитета было не подобрать!
Чалма поверх медного шлема, рукояти ножей, торчащие из-за голенищ, румийская
кольчуга, блистающая в разрезе халата, за поясом ятаган а длинная белая
борода топорщится мочалом под черными усами. Чтобы окончательно быть
неузнанным, премудрый господин Шехмет перевязал левый глаз черной тряпочкой
и изменил голос.
- С-с-салам алейкум, поч-чтеннейшие! - старательно заикаясь, произнес
он. - Я сам арка-ка-ндский купец Ке-керим!
- Керим, - пояснил Ходжа, все, кроме Оболенского, вежливо кивнули. А
Лев в совершенно ненормальном оцепенении впился взглядом в ястребиное лицо
начальника городской стражи, даже не дыша от изумления.
- Добрейший хозяин, да продлят небеса твои годы и осыпят твой дом
благостями, не будет ли нам позволено сесть и насладиться беседой четверых
достойнейших мужей, ибо каждому из нас есть что рассказать миру, -
многозначительно выдал Насреддин, подпихивая Али-Бабу. Тот сразу вспомнил о
законах гостеприимства, захлопал в ладоши, и все тот же мальчик Касим
быстренько произвел на столе надлежащую смену блюд.
- Да простит Аллах мое нетерпение, о великодушнейший Али-Баба, но твоя
доподлинная история известна всем, - Когда присутствующие уселись,
"брадобрей" вновь взял нить разговора в свои руки. - Я бы мог рассказать
много чудесного, но мои уста сковывает печать обета Ибо обещал я Всевышнему
не раскрывать чужих секретов и не выдавать личных тайн до тех пор, пока само
Небо не призовет души усопших к Страшному суду! Но, быть может, молодой
господин с голубыми глазами и богатырской статью развлечет нас какой-нибудь
сказкой?
Лев молчал, все так же открыв рот и не сводя глаз с напряженного
Шехмета.
- Эй! Эй, уважаемый, я к тебе обращаюсь! - Оболенский не реагировал.
Поняв наконец, что все усилия пропадают втуне, домулло почтительно обернулся
к так называемому купцу: - Тогда, быть может, мой спутник, благородный
торговец Керим из Самарканда, поведает нам занимательную историю?
- M-м... кх... ну, я, вообще-то, не... - Чувствующий себя не в своей
тарелке Шехмет не сразу вспомнил о том, что надо заикаться. - Особенных
историй как бы и не было... так, мелочь всякая. Служба, разъезды, стражи...
ой! Торг-говля, это... стран-ны всякие, стольк-ко интер-р-ресного, уй! Но
всего н-не запомнишь... ага.
В дверь постучали, молча вошла Марджина, прикрывая лицо широким
рукавом, и поставила перед Оболенским небольшой кувшин вина, литра на
полтора. Именно это и сыграло роль последней капли... Лев вздрогнул,
соединил в памяти Шехмета и кувшин, после чего повалился в приступе дикого и
абсолютно неуправляемого хохота! Он совершенно по-детски, упоенно заливался
смехом, он ржал, как лошадь на свежий анекдот, он уже едва дышал, перемежая
короткие всхлипы с придушенным хихиканьем, и никак не мог успокоиться...
- Н-ну, и что же т-тут смешного... - непритворно заикаясь, звенящим от
ярости фальцетом выдавил глава городской стражи, его пальцы нервно заплясали
на рукояти кривого ятагана.



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 17:42 | Сообщение # 20
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Хороший писатель не усложняет жизнь своим героям.
Бесплатный совет начинающим.

Надо отдать должное Льву, в какую-то минуту он сумел вовремя
остановиться. То есть всей силой воли наступить на горло собственной песне
(в данном контексте - хохоту).
- Все, все... не кипятись, старик! Дай отдышаться, и я расскажу тебе
такую смешную историю, что все правоверные мусульмане вашей епархии просто
животики надорвут!
- Сначала скажи - ты ли тот человек, которого называют Багдадским
вором?
- Ну я. Пардон, если забыл представиться... Лев Оболенский - тот самый
Багдадский вор, собственной персоной. Еще у кого вопросы есть?
- Нет, - убедившись, что все молчат, объявил домулло, - только, может
быть, не надо все рассказывать, а?
- Пусть говорит! - начальственно разрешил "купец", и Али-Баба поддержал
его согласным киванием. Никто и не обратил внимания, куда и как исчезла
Марджина...
- Жили-были, значит, я - Багдадский вор - и начальник городской стражи
- некий гражданин Шехмет... - торжественно начал Лев, демонстративно
игнорируя явное напряжение по крайней мере двух слушателей. Но если
переодетое начальство заинтересованно вытянуло шею, то проницательный
"брадобрей" обличающе покрутил пальцем у виска. (Жест, чрезвычайно редко
встречающийся в мусульманских странах, сильно подозреваю, что Ходжа просто
перенял его у щедрого на такие штучки Оболенского.)
- Так вот, шел как-то раз я - бедовая головушка воровская - по пустыне
и причалил к одному бухарскому каравану. А заправлял там некий Гасан-бей, не
слыхали?
- Не, не...-тут же открестился Шехмет, - н-не слыхал и н-не хочу!
- Ну и леший с ним! Все равно он гадом оказался впоследствии... Короче,
пригласил он меня в шатер и поставил на спор пять кувшинов крепленого вина,
а один зажал. Якобы для этого самого Шехмета из городской стражи. Тоже
сволочь изрядная...
- Э-э... почему же?! Я слы-лышал, будто бы господин Ш-Шехмет - храбрый,
мудрый и весьма достойный п-почитания человек!
- Да, да...-сдержанно подтвердил Ходжа, - Его достоинства так велики,
что вызывают исключительно одно восхищение!
- У прекрасных дам? - слегка спошлил Оболенский, но его московский юмор
не был оценен по достоинству - никто просто ничего не понял. - А ну вас... В
общем, решил я от него ночью сбежать. Стырил у Гасана стильную одежонку и
влез в здоровенный такой баул с китайскими ширпотребными шароварами.
Слушайте, они у вас тоже все рынки оккупировали, да? Ой, отвлекся... а
шестой кувшинчик шахдизарского я, естественно, затащил с собой. Чего ж,
думаю, в скукоте-то сидеть? Так с выпивкой, как сами понимаете, было куда
веселее... Утречком в лагере - шум, суета, все вопят и друг на друга
наезжают - дескать, верблюды мусульманина съели!
- Вай дод! - не сдержался Али-Баба. - Такое точно бывает! Мой дед спал
на песке, а его же верблюд за ночь выщипал ему все волосы на голове...
- Все? - не поверив, отвлеклись Лев, Шехмет и домулло.
- Все! Все четыре, клянусь аллахом! - страстно заверил Али-Баба,
присутствующие сочувственно пожали плечами. На Востоке в большинстве живут
легковерные люди, перечитайте арабские или турецкие сказки - вы поразитесь
количеству самого незатейливого вранья и еще больше - готовности населения
принимать все это за чистую монетку.
- Если тема волосатого дедушки исчерпана, то я, с вашего разрешения,
продолжу... - церемонно объявил Лев, ему вежливо улыбнулись - продолжайте,
почтеннейший. - Итак, пока суд да дело, мне в туалет захотелось со страшной
силой. В бауле нельзя - все шаровары промочу, наружу тоже не выскочишь - мы
в воротах стоим. Думаю, ну куда? Ага, ты правильно угадал, прозорливый купец
Керим, - именно в опустевший кувшин!
Лицо грозного Шехмета пошло пятнами... Казалось, что вот-вот, и главу
городских стражников хватит удар. Он было открывал рот, беззвучно шевеля
безвольными губами, и тут же его захлопывал, словно боясь сказать лишнего.
Думаю, на самом деле его уже тыщу лет вот так не высмеивали в присутствии
посторонних...
- Там, конечно, было потом много всякого, но суть не в этом. Я ведь
почему сейчас, при вас, так неделикатно расхихикался? Просто вспомнил, как
этот Гасан-бей наливал из этого кувшина этому самому Шехмету, а он...
- Он - не пил! - срывающимся голосом взвыл "псевдокупец". - Ни глотка
не пил! Он сразу понял, что это... слышишь, ты?!
- Заикаться не забывайте, уважаемый, - скромно напомнил домулло,
господин Шехмет кивнул и продолжил:
- Я т-тоже слышал эту гн-нусную сказку про нашего дорогого и вс-семи
любимого нач-чальника стражи. Тебе не удалось его провести! Он не выпил, не
выпил, не выпил, чтоб ты знал!
- Я говорю, заикаться не забывайте, э?!
- Д-да, д-да, спасибо... - закашлялся выравнивающий дыхание гость. -
Ну, я х-хотел, чтоб-бы он п-понял!
- Вот за это и выпьем, - с напором опытного миротворца предложил Лев. -
За понимание!
Увы, выпить не успели... В комнату вбежал перепуганный мальчик с
криками о помощи:
- Там - беда! Лошади почтенного купца взбесились!
- Вай мэ...
- А сундуки ругаются человеческими голосами!
- Вай дод...
- И тетя Марджина обварила себе ногу кунжутным маслом!
- Упс! - подытожил Оболенский. - Подъем, мужики! Надо поглядеть на
трезвую голову, что там у нас творится...
Да, собственно говоря, когда они вышли во двор, ничего особенного там
уже не творилось. Подуспокоившиеся боевые кони фыркали, прядали ушами,
нервно переступали с ноги на ногу, но не бесились. Опытный взгляд господина
Шехмета отметил лишь следы маленьких копыт, истоптавших землю вокруг
лошадей. Этот факт не ускользнул и от Оболенского... Насчет "ругающихся
сундуков" начальник стражи разобрался еще быстрее, громогласно сообщив, что,
"если хоть какой-нибудь шайтан подаст голос, то не сносить ему головы!".
Подозрительный шум разом прекратился, хотя звуки, издаваемые "сундуками",
скорее походили на стоны, чем на ругань. А вот разнесчастная Марджина
действительно сидела в углу двора на перевернутом вверх дном ведре, и все
вокруг нее было забрызгано жирными пятнами. При виде мужчин бывшая рабыня
сжала зубы, встала и, страшно прихрамывая, поплелась в дом. Она так
старательно делала вид, будто бы с ней ничего не случилось, что ей почти
поверили. Покачав головой, Али-Баба прилюдно постыдил мальчика за поднятую
суматоху, вновь приглашая всех вернуться за стол. Поцокав языками, гости
проследовали за хозяином, и только один Лев Оболенский чуточку задержался на
входе - исключительно для того, чтобы послать воздушный поцелуи
подмигивающему из-за угла Рабиновичу. Маленький ослик и был на деле
первопричиной всех бедствий. Скучающий четвероногий герой явно знал куда
больше, чем казалось на первый взгляд. Ведь Лев привел его до того, как
Шехмет с Насреддином разместили в маленьком дворике десять лошадей с
притороченными к седлам длинными сундуками. В каждом лежал стражник, каждый
был заперт на замок, а для дыхания в каждой крышке было просверлено
несколько дырочек. Ослик спокойненько бы стоял себе в уголке, если бы не
злокозненная Марджина, обстучавшая пару сундуков и убедившаяся, что внутри -
люди. Когда она, приплясывая, бросилась кипятить масло, Рабинович взялся за
дело.
Надо признать, ничего из ряда вон выходящего он не сотворил, так...
начал совершенно бесстыдно домогаться всех кобыл в отряде. А их оказалось
целых четыре. Ни самим кобылам, ни стоящим рядом коням, ни белому жеребцу
господина Шехмета это почему-то не понравилось. Арабский скакун так вообще
счел, будто кто-то нарушает его личные, племенные прерогативы. Через минуту
в маленьком, спаянном табунке вызрел бунт и началась драка! Все пытались
прижать, лягнуть и укусить наглого, вертлявого ослика. Каково пришлось
лежащим в сундуках стражам, можно только догадываться... А тут еще и бывшая
рабыня спешит с ведром наперевес. Удирая, Рабинович сделал ловкий финт, и
арабский жеребец грудью сбил несчастную женщину, заставив ее на собственной
шкуре испытать всю прелесть кипящего масла. Вот, собственно, и все... К тому
же будем откровенны - все вышесказанное лишь лирические домыслы Оболенского.
Он ведь лично при этом не присутствовал и в описании данного инцидента
руководствовался лишь собственной интуицией и хитрющим прищуром доверчивых
глаз любимого Рабиновича...

x x x

Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?[
]Да, да! Марджина и такое предлагала...

Кражи в клинике временно прекратились. Никто не знал, с чем это связано
и какому святому ставить пудовую свечу, но... факт остается фактом - после
вскрытия памятного сейфа целую неделю ничего ни у кого не пропадало.
Выздоровление Оболенского шло довольно медленно, по мнению его супруги, и
необыкновенно быстро - с точки зрения профессиональных медиков. То есть
больной самостоятельно поворачивал голову, шевелил пальцами обеих рук (левой
активнее, чем правой), почти без помощи медсестер переворачивался с боку на
бок, и у него существенно улучшился аппетит. Хотя можно ли считать последнее
личной заслугой Оболенского? Думаю, всем известно, как кормят в наших
больницах и клиниках... Так вот, даже эту перетертую, пюреобразную бурду
выздоравливающий наловчился проглатывать быстро и без претензий.
Дополнительные калории и витамины, приносимые заботливой супругой, съедались
с тем же пылом, хотя Лев по-прежнему никого не узнавал. Но самое главное,
что прогресс пошел! Мой друг маленькими, но уверенными шажками шел к
выздоровлению. Быстро или медленно, не столь важно, важно - что стабильно!
Теперь-то я понимаю все тонкости и почти эфемерные аспекты этой больничной
истории. Выздоровление Льва могло обозначать только одно - там, в другом
мире, он уже приступил к выполнению своей самой главной миссии...
Как сидели, что пили, чем закусывали и о чем говорили наши герои за
столом у Али-Бабы - вряд ли стоит дословно воспроизводить. Ни даже сам Лев,
ни УЖ тем более я не смогли бы абсолютно достоверно припомнить малейшие
детали застольного разговора, произошедшего столько лет назад. Именно лет,
можно было бы написать и столетий, ведь реальные похождения Багдадского вора
пришлись на очень древние времена... Как говорится, еще до царя Гороха... Мы
же с вами вернемся к той достопамятной ночи, когда Али-Баба был освобожден
от тирании бывшей спасительницы, господин Шехмет еще раз получил щелчок по
носу и впал в ересь, а Лев Оболенский был живым вознесен на небеса! Не
подумайте, что за праведность, совсем наоборот. И, кстати, ему там не очень
понравилось...
Как понимаете, эта сволочная Марджина на достигнутом не успокоилась.
Одной обваренной ноги ей было мало, и тетка, дождавшись ночи, с маниакальным
упорством взялась за прежнее дело. На кухоньке вовсю полыхал веселый огонь,
а в подвешенном казане булькало кипящее масло. Свои "танцующие" кинжалы она
достала и наточила заранее. Почему эта, в чем-то довольно умная и даже
изобретательная, дамочка отдавала предпочтение уже наработанным методам - я
совершенно без понятия! Вроде бы если так уж хочешь кого-нибудь непременно
убить, то способов для этого тысячи, ан нет! Масло, кинжал... и все тут. Не
зря медик и математик Авиценна говорил: "Женщине можно доверить все, кроме:
тайны, денег, здоровья, жизни и прочего..." Хотя, быть может, это сказал и
не Авиценна, Лев точно не помнил... Однако первую роковую ошибку допустил не
он, а благородный господин Шехмет. Пользуясь тем, что Али-Баба повел гостей
укладываться на ночь, он незаметно проскользнул во двор и начал проверять
боеготовность своих людей:
- Тук-тук! Не спишь?!
- Никак нет, мой господин!
- Молодец! Жди, скоро ты мне понадобишься.
Вот примерно такой диалог прозвучал почти десять раз. Почти, потому что
в четырех случаях переодетому купцу ответствовал здоровый храп и добудиться
спящих в сундуках воинов было очень непросто. А ошибка заключалась в том,
что на стук и ругань змеей выскользнула бдительная Марджина, лишний раз
убедившаяся в полной основательности своих подозрений. Участь бедных
стражников была решена... Вот вторую ошибку совершил действительно
Оболенский, хотя и не без участия Насреддина. Заметив, что Марджина сидит
себе в одиночку на кухне, кипятит масло и ест лепешку с сыром, он недолго
думая свистнул пару ломтиков. А опытный Ходжа, разогрев в ладонях катышек
героина, аккуратно залепил его в сыр. Вернуть украденный продукт на место
оказалось еще проще, и через пару минут наркотик плавно опустился в желудок
бывшей рабыни. Ошибка заключалась в том, что на разных людей гашиш действует
по-разному. Далее сюжет разворачивается трогательно и обеззвученно
одновременно...
Все происходило в тишине. Весь дом погружен в праведный сон (хотя на
деле спят лишь Али-Баба, мальчик Касим и трое-четверо невольников). Из
дверей, дыша бесшумно, крадется одноглазый заикающийся купец и торопливо
осуществляет совершенно сумасшедшую работу - в одиночку разгружает всех
лошадей, складывая сундуки со стражниками в ряд! (Три пары глаз старательно
наблюдают, как он обливается потом.) После чего мудрый Шехмет хлопает себя
по бокам, рыщет в халате, в чалме, в поясе - ключа от сундуков как не
бывало! (Две пары глаз перемигиваются, ибо ключик давно у Оболенского.)
Проклиная ни в чем не повинного шайтана, глава городской стражи идет обратно
в дом, где начинает шумные поиски в темноте на месте общего ужина. (Третья
пара глаз, наблюдающая из кухни, радостно вспыхивает, и нетерпеливая
Марджина идет на дело.) Она вприпляску бежит через весь двор и, глупо
хихикая, выливает полное ведро кипящего масла на первый же сундук. Но
попасть в маленькие, почти неразличимые в темноте дырочки для воздуха - это
ведь не в широкую горловину кувшина... То есть практический результат - на
нуле! Однако гашиш дает о себе знать, в движениях женщины наблюдается
нездоровая активность, как у ополоумевшего таракана. (Две пары глаз,
по-прежнему следящие из окна дома, обмениваются многозначительными
взглядами.) Мокрая от счастья Марджина, порхая словно мотылек, носилась
взад-вперед с полунаполненным ведром, ибо ждать, пока новая порция масла
соизволит вскипеть, она уже не могла. У тетки свербило в одном месте...
Вскоре все сундуки были обляпаны горячим, чуть теплым, а кое-где и
совершенно холодным маслом. Лежащим внутри стражникам практически ничего не
перепало, но бедняжка уже не могла успокоиться и все так же бегала из кухни
во двор, воодушевленно размахивая ведром. В эту минуту благородный Шехмет
наконец вышел из дому и стал искать ключ на пороге, где, кстати, он и
оказался. (Одна пара глаз, исчезнув на мгновение, быстро вернулась к другой,
мигнув в знак выполненного задания.) Глава стражников сразу же открыл все
сундуки, дважды падая поскользнувшись на масле. Естественно, что бедолага
даже не заметил здоровенного силуэта, выросшего у него за спиной, и, получив
тяжелый удар по затылку, ничком рухнул наземь. В сознание он пришел,
оказавшись связанным спиной к спине с "плешивым брадобреем". Вот здесь
наконец начинаются первые диалоги, а то я и сам успел утомиться о?
однообразной описательности...
- Что... со мной?
- Ты связан, о великий охотник на воров. Тебя ушибла ведром вон та
сумасшедшая, пытающаяся залить кипящим маслом твоих доблестных воинов, -
доходчиво пояснил Насреддин, бессовестно оклеветав старательную женщину.
Шехмет зарычал, дернулся пару раз, но веревки попались крепкие.
- Почему же ты, сын осла, не поднял тревогу?!
- Помилуй аллах, да разве у меня ключ от твоих сундуков?
- Ага! Сундуки! - восторженно взвыл переодетый начальник стражи. -
Хвала аллаху, я успел открыть замки! Эгей, мои храбрые воины! Выходите по
зову своего командира!!!
Марджина, не прекращая хихиканья, продолжала бессмысленную беготню, так
как масло на кухне давно кончилось. На все вопли грозного Шехмета особенно
никто не вышел... То есть попытались, конечно, кое-кому из стражников даже
удалось откинуть крышку, но на этом... увы... все! А вот попробуйте сами
полежать в узком сундуке по стойке "смирно" в течение часов семи-восьми,
дыша через крошечные дырочки... Естественно, у людей безнадежно затекли и
руки, и ноги. Начальству легко глотку драть, но встать по приказу, к
сожалению, не сумел никто, хотя честно пытались все! В результате своими
криками Шехмет добился одного - находящаяся под кайфом Марджина вдруг
вспомнила, на кого ей следует обратить внимание-Ведро полетело в сторону.
- Я буду танцевать для вас, почтеннейшие! - свистящим шепотом пропела
она. В руках бывшей рабыни зловеще сверкнули длинные дамасские кинжалы.

x x x

Что плохому танцору мешает, а хорошему тенору помогает?
Угадали!

Ходжа, конечно, понимал, что все идет по его же плану, но все-таки...
Все-таки колющее оружие у женщины в состоянии наркотической эйфории
выглядело весьма жутковато. Гашиш действительно вызывает у человека самые
разные реакции: кто-то впадает в безумное веселье, кто-то в дикую
работоспособность, а кто-то в волшебные галлюцинации. Марджина, как вы
видели, прошла все три стадии, но, прежде чем наркотик свалил ее,
обессиленную и опустошенную, бывшая рабыня вполне могла натворить дел... В
планы друзей это никак не входило, они почему-то надеялись, что
мужененавистница быстро выдохнется и захрапит, а Лев, соответственно,
беспрепятственно сунет ее в мешок, дабы "украсть" куда подальше. Увы...
глянув на покачивающуюся в танце женщину, упоенно отстукивающую кинжалом о
кинжал ритм, у Оболенского резко пропало желание воровать. Резко, но
ненадолго... Поразмышляв с минуточку, он высунул нос из-за двери, осмотрелся
и пошел корректировать планы. Или, иными словами, вносить в стратегические
разработки Ходжи необходимые изменения по ходу дела...
- Бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон! Смотрите на меня, почтеннейшие, ибо
нигде и никогда больше вы не увидите ничего более прекрасного, чем мой
танец!
- Спаси аллах, спаси аллах, спаси аллах... - на одной ноте надсадно
бормотал начальник городской стражи, не в силах отвести глаз от тусклого
блеска стали. Домулло, напротив, что-то пристально высматривал за спиной
Марджины, казалось - среди лошадей бесшумно скользит чья-то громоздкая
фигура.
- Бум-балаки-дон! Бум-б ал аки-дон! Что же вы молчите, уважаемые?! -
Одурманенная танцовщица на миг замерла, пощекотав кинжалом фальшивую бороду
Шехмета. - Вам не нравится?! Ах, значит, вот как... не нравится!
Связанный "купец" икнул и потерял сознание. Насреддин мысленно помянул
"тупоголовых иблисов, принимающих в ряды городской стражи людей, склонных к
припадочности"...
- А ты, бум-бал аки-дон!
- Я - бум-балаки-дон?!
- Не строй из меня глупую женщину! - взвизгнула мгновенно оскорбившаяся
домоуправительница. - Я никому не позволю... бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон!
Так как тебе мой прекрасный танец, о плешивейший из всех брадобреев?
- Вай мэ, клянусь Аллахом и Мухаммедом, пророком его, твой танец - есть
живое совершенство, счастье для души, радость для глаз и услада для сердца!
- с чувством ответил домулло, видя, как под чадрой лицо женщины буквально
светится от удовлетворения. - Однако не позволишь ли ты мне, недостойному
ценителю твоих красот, один вопрос, терзающий мой скудный разум?
- Бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон! - Бывшая рабыня быстро забыла о
собеседнике и, протанцевав еше какое-то время, обернулась к нему, словно
видя впервые: - Как тебе мой танец?
- Хвала небесам, это прекрасно, изумительно и достойно восхищения
Всевышнего! - лишний раз подтвердил Ходжа. - Но неужели столь искусная в
движениях красавица знает только один танец?
Марджина остановилась как вкопанная. Видимо, какая-то часть ее мозга
все еще боролась с наркотиком и четко понимала, что зрителей пора убивать. С
другой стороны, один из них и так уже не дышит, а другой смеет сомневаться в
ее возможностях?! Нет, это, знаете ли, слишком!
- Бум-балаки... ладно, танец с кинжалами я дотанцую после. Говори, что
бы ты хотел увидеть? Каирскую плясовую? Бухарскую свадебную с выходом?
- "Укус пчелы"!
- Но... это же... бум-бала...
- О да! Это чувственный и страстный танец для самых храбрых женщин, но
не каждая решится его...
- Довольно! - Марджина швырнула клинки наземь и, полуприкрыв глаза,
начала плавно покачивать бедрами, напевая сама себе одну из сверхпопулярных
мелодий Древнего Востока.
Домулло скромно поздравил себя с победой и дважды больно пнул
бессознательного Шехмета локтем в бок. Отважный начальник городской стражи
слабо застонал, открывая глаза:
- Я уже на небесах? Тогда что за шайтан лупит меня по ребрам...
- Ва-а-х, зачем так шумишь? Лучше посмотри, что происходит!
А на происходящее стоило посмотреть. Кое-как выползающие из сундуков
воины замерли на полпути. Вышедший на шум во дворе Али-Баба встал столбом,
прикрыв ладонью вытаращенные очи приемного сына. Лев Оболенский, успешно
выводящий за ворота уже третью пару лошадей, словно окаменел с поднятой
ногой. Что говорить, благородные жеребцы и те повернули головы, а у
впечатлительного Рабиновича разом отвисла челюсть...
Вы знаете, что такое танец "Укус пчелы"?! Вот и я не знал до тех пор,
пока мой друг не поведал, с заблестевшими глазками и прерывающимся
полушепотом. Это стриптиз! Самый настоящий, неприкрытый багдадский стриптиз,
без всяких топлесс... Марджина, мягко двигаясь по кругу, невесомыми пассами
рук "отгоняла" от себя невидимую пчелу. Ее уста сомкнулись, прекратив пение,
а сквозь зубы вылетало навязчивое жужжание "насекомой", "Пчела" кружила
вокруг молодой женщины, заставляя ту изгибаться в самых причудливых и
сладострастных позах. Это было необычайно пластично и сексуально
притягательно. Льву первому удалось стряхнуть с себя чары бывшей рабыни (в
конце концов, уж он-то насмотрелся в свое время всяких разных стриптизерш в
десятках московских клубов!). Благословив общую оцепенелость, Багдадский вор
неторопливо повел за ворота следующую пару лошадей... А танец меж тем
разворачивал свое мистическое действо, буквально завораживая слабые мужские
сердца. Опасная "пчела" одним махом "залетела" в рукав танцующей, заставив
ту завертеться волчком, срывая с себя одну деталь одежды за другой. Было
видно, как женщина боится "укуса пчелы", как она топчет упавшее платье,
рубашку, шаровары, но... ах! При снятии последнего, сугубо интимного
предмета туалета "пчела" все-таки исхитрилась совершить свое черное
злодеяние! Гибкое смуглое тело вздрогнуло, невероятно прогнувшись, и словно
забилось в последнем, яростном экстазе немыслимо сладкой боли...
- Вай мэ-э... какая женщина-а! - единым мужским вздохом пронеслось над
упавшей в изнеможении Марджиной. Таней кончен... Мужчины - тоже. В смысле,
что нечто подобное испытал и каждый из зрителей (ну, может быть, за
исключением мальчика). Шехмет блаженно-вялыми глазами уставился на
сглатывающего слюну Насреддина, гладя его кончиками пальцев по бедру:
- Она - пэри! Не правда ли, мой друг с обольстительно сияющей плешью?
- О да-а... - не сразу опомнился домулло. - Э, руки убери,
почтеннейший! Не надо меня так трогать - от этого меня бросает в пот, а
когда я потею, то пахну!
- А? Что?! Где? Это я, что ли, тебя трогаю?! Думай, что говоришь,
бесстыжий сын косоглазого джейрана!
- Хвала аллаху! Вот теперь я вижу перед собой сиятельного начальника
городской стражи. Так мы будем ловить Багдадского вора или нет?
Шехмет прозрел. В черном проеме ворот исчезал хвост последней кобылы.
Высунувшаяся напоследок рука Льва сделала неприличный жест и скрылась.
Стражники, кряхтя, выпадали из сундуков, на четвереньках спеша к своему
грозному начальнику. Добрый Али-Баба, загнав Касима в дом, бросился
развязывать пленников. Поняв, что ловить в общем-то уже некого, а до
рассвета осталась всего пара часов, благородный господин Шехмет принял самое
разумное решение - изобразить все произошедшее так, словно оно
соответствовало его тщательно продуманному плану:
- Слушайте меня, правоверные! Мы вновь одер жали весомую победу над
происками Льва Оболенского, да пожрет шайтан его легкие и почки! Мы спасли
дом благочестивого мусульманина Али-Бабы со всем его семейством! Мы поймали
опасную преступницу, нарушительницу законов Шариата, безбожную Марджину!
(Кстати, заверните ее в ковер. Бесстыдница так хорошо танцует и так
упоительно сложена, что я намерен взять ее восьмой женой...) Мы прогнали
Багдадского вора и дали ему в дорогу целых десять лошадей! Это ловушка! С
таким табуном он не затеряется в песках и будет пойман с первыми лучами
солнца... С почетом и достоинством предстанем мы перед милостивым ликом
эмира!
- Да продлит Аллах свет над головой нашего мудрейшего командира! -
хором отрапортовали весьма довольные собой стражники.
- А мои деньги? - шепотом поинтересовался Ходжа, поймав за рукав
уходящего Шехмета.
Тот злобно вырвался:
- Ты получил бы свои грязные медяки, если бы помог нам связать
презренного негодяя. А пока он гуляет на свободе...
- Три таньга!
- Одна! И клянусь мощами пророка...
- Две! И я никому ничего не скажу! Две маленькие медные монетки
перекочевали за пазуху хозяйственного домулло.



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Пятница, 20 Июл 2012, 18:04 | Сообщение # 21
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Тверже всех на грешной земте стоят писатели-фантасты.
Судя по тиражам и гонорарам.

Быть может, вам, дорогие читатели, как и мне, юмор моего друга
представляется иногда... слишком прямолинейным, что ли... Я пытаюсь
по-своему облагородить и причесать реальные события, но увы... первая
заповедь серьезного писателя-фантаста: "Никогда не врать!" Можешь сочинять
все, что душе угодно, но так, чтобы любой человек, открывший твою книгу,
уверенно сказал: "Да, вот так оно все и бывает! Жаль, что это случилось не
со мной..." Так вот, если вы вспомните историю нашей литературы, то
признаете, что ведущие мастера юмора рождались скорее на Украине, чем у
матушки-России. Гоголь, Ильф и Петров. Булгаков... Список можно продолжать
сегодняшними авторами, но не в этом суть. К моему безграничному удивлению,
древний Багдад, наоборот, обладал чувством юмора, стопроцентно идентичным
именно современной Москве. Простые, солдафонские, а зачастую и явно
чернушные шуточки моего друга имели среди местного населения
головокружительный успех! Казалось бы, ну что особенно смешного в том, что
человек сбежал из зиндана? Так нет, эту историю, с хохотом и прибаутками,
передавали из уст в уста! А что особенно веселого в том, что кто-то
переночевал в чужом гареме? Да мы в лучшем случае пожмем плечами, если
узнаем из "желтой прессы", как какой-нибудь шустрый аферист переспал с женой
олигарха! А в Багдаде и пригородах народ надрывал животики, расписывая во
всех красках бледный вид "рогатого" эмира... Неисповедимы пути человеческого
смеха и чудны проявления его! Долгое время и для меня это было камнем
преткновения, казалось, что роман о приключениях Багдадского вора получается
чрезмерно бытовым и обыденным, а значит, малоинтересным для рядового
читателя. Честно говоря, было бы очень грустно ощущать, что история моего
друга остается интересной только мне... Хотя какого черта?! Роман движется к
концу, а я все еще терзаюсь сомнениями - стоило ли вообще огород городить?
Стоило! И если кому-то что-то не по вкусу, то это его проблемы!...

Лев и вправду не очень далеко ушел. Примерно до конца улицы, всех
лошадей он связал по ранжиру и застопорился, в сущности, только из-за того,
что толком не знал, куда двигаться дальше. Проблема любого вора не в том,
чтобы украсть, а в том, куда и как сбыть украденное. Приятно ощущать себя
счастливым владельцем сразу десяти боевых коней с полной упряжью, а дальше?
О том, что делать дальше, они с Ходжой не договаривались. Да и вообще акт
конокрадства был стихийным, вынужденным, животные просто попались под
руку... И то. что один, самый молодой и ретивый, " стражник из отряда
дерзнул-таки выглянуть за ворота, тоже никак не планировалось.
- О шайтан! Братья, смотрите - там наши лошади!
Стражники к этому времени все еще передвигались на полусогнутых, однако
близость преступника возбудила в доблестных воинах горячий охотничий азарт.
- Наш командир был прав - злодей не уйдет от расправы! Хвала мудрейшему
Шехмету! Бей бесчестного Багдадского вора!
Все, кто мог, ринулись в погоню. Домулло тихо застонал, скорбно сдвигая
плешь себе на нос. Его досаду вполне можно было понять - ведь как хорошо все
складывалось: Али-Бабу от Марджины избавили; домовитую маньячку не убили, не
сунули в тюрьму, а выдали замуж; всю стражу практически отправили
пешкодралом до Багдада, так нет же тебе! Этот голубоглазый шайтан, иблис
и... очень нехороший человек не сумел даже отбежать на приличное расстояние!
- У меня нет на тебя слов, Лева-джан... Но если они тебя схватят, я
поимею еще три таньга. Итак... держи вора-а-а!!!
Не пугайтесь и не сомневайтесь, Лев бы удрал от ковыляющих
преследователей с обезоруживающей легкостью. Лошадей было жалко бросать, а
так бы уд рал, конечно... Но в этот момент произошло одно из самых
невероятных событий, когда-либо обрушивав шихся на Багдад и его окрестности:
из глубин фиоле тового неба над спящей улицей скользнул огромный серебристый
диск, переливающийся цветными огнями!Зрелище было столь прекрасно и как бы
сказать... нестандартно?! - что все свидетели замерли в столбняковом
состоянии.
- Мать честная, охренеть на этом месте... Гадом буду - НЛО! - хрипло
охнул Лев Оболенский, и в ту же секунду его накрыл сияющий бледно-лиловый
луч. Неподвижные стражники. Насреддин, Шехмет и даже вездесущий Рабинович,
не шевелясь, смотрели, как рослая фигура Багдадского вора словно бы
растворяется в неземном сиянии. Секунда, другая, и свет погас. Слепящее
огнями чудо по диагонали взмыло вверх, теряясь среди перепуганных звезд. На
улице одиноко топтались брошенные лошади...
- Что это было, клянусь аллахом?! - первым заговорил начальник
городской стражи. Присутствующие молчали.
Наконец один, самый старый и опытный, выдавил:
- Мой прадед рассказывал о таком волшебстве моему деду, а тот моему
отцу, а отец мне. Это сияющая колесница, уносящая особо праведных мусульман
живыми на небеса, к престолу Всевышнего!
- Вах, ты хочешь сказать, что грязный вор и есть такой праведник?
- Не мне судить о деяниях Аллаха, мой господин. Я говорю только то, что
слышал от отца, он от деда, а тот от прадеда... Святой старец Хызр был
вознесен именно таким способом, и он уже не вернулся к людям.
- Хм... - подумав, пожал плечами благородный Шехмет, - значит, я: могу
сообщить эмиру, что причин для беспокойства больше нет. Багдадский вор
вознесен на небеса колесницей святого Хызра! Что вы встали, болваны?!
Поймайте лошадей...
Вскоре на улочке вновь стало тихо. Но вплоть до самого рассвета Ходжа
Насреддин и его верный ослик до рези в глазах всматривались в небеса, ожидая
возвращения своего внезапно исчезнувшего друга. Увы, небеса, как водится,
безмолвствовали...
Я вновь позволю себе сделать авторское отступление, ибо на одной
коротенькой истории конь моего долготерпения споткнулся так, что едва не
выбросил, из седла всадника моего доверия. Это по цветисто-восточному... А
если по-человечески, то все рассказы Обеленского до сей поры не выбивались
за разумные границы "Тысячи и одной ночи", однако - инопланетяне?! Дамы и
господа, признайте, что это слишком! Мы спорили до хрипоты часа три, клянусь
аллахом... Лев доказывал, что ничего он не сочиняет, и вот так все оно и
было. Книжки он тоже умеет читать, и если бы уж очень захотел выдумать нечто
эдакое, так приложил бы все усилия для сохранения единого стиля
повествования. Что мешало ему наврать, например, о путешествии в паре с
Синдбадом-мореходом? Или активном участии в судьбе достопамятного Аладдина?
Действительно, логично возмущался я, какого шайтана он не взял давно
сложившиеся и не вызывающие недоверия линии сюжета? Зачем было ломать
традиции?! Инопланетяне в Персии и Аравии, свободно порхающие на летающих
тарелках и похищающие правоверных мусульман в ближайших пригородах
Багдада... О, это чрезмерно даже для фантастики! Но если вдуматься, то
именно факт столь дикого и неправдоподобного поворота темы и убедил меня в
конце концов, что мой друг не врет. Только из уважения к нашим хорошим
отношениям я зарылся в специальную литературу и, к своему величайшему
удивлению, натолкнулся на старинные упоминания о "колеснице святого Хызра".
В персидских сказках говорилось о том, как с небес спустилась божественная
колесница, сияющая, словно тысяча солнц, забирая с собой святого праведника,
обходившего землю и просвещавшего верующих. Естественно, не мне подвергать
сомнению религиозные догматы, но если мы с вами только предположим, что это
был неизвестный летательный аппарат... Тогда новая история Льва Оболенского
вовсе не представляется фантастичной, наоборот... В любом случае настала
пора дать этому событию свое собственное название: "Сказ о Багдадском воре и
его вознесении на небеса колесницей святого Хызра".

x x x

Над моим родным аулом
Что-то в небе громыхнуло.
Грустно в поле саксаулу,
"Стингер-2" - абзац аулу!
Афганский фольклор

Когда его "возносили" - он ни капли не боялся. Собственно, как вы
поняли, чувство страха у Льва вообще было дохлым и недоразвитым, но причина
не в этом. А в том, что он почти стопроцентно знал, что и почему с ним
происходит. Благодаря широко разрекламированному сериалу "Секретные
материалы" любой среднестатистический россиянин в той или иной мере уже
готов к встрече с инопланетянами. Мой друг Оболенский не исключение. Увидев
спускающуюся с небес летающую тарелку, он даже слегка присел от удивления,
но не более того. Или наоборот, более этого - он был счастлив, что именно
его скромную особу выбрали для установления первого контакта с
человечеством. Сияющий луч, почти вертикально обрушившийся сверху, так
свободно поднял немелкого Льва, что на мгновение тот ощутил легкое
головокружение. Видимо, луч обладал какими-то антигравитационными
свойствами, так как вместе с человеком с земли воспарили мелкие камушки и
случайная приблудная кошка. В такой компании, конечно, куда веселее, но Лев
не успел этого в должной мере оценить. От слепящего света он зажмурил глаза,
а когда открыл их, то даже не сразу вспомнил, где находится. В смысле, куда
попал... Прошу извинить меня за некоторую корявость слога, но раньше мне
никогда не приходилось описывать инопланетян. В основном это прерогатива
научной фантастики, так что вынужден полностью полагаться на зрительную
память моего друга. Багдадский вор пришел в себя, лежа на спине, совершенно
голый, на низеньком холодном столике. Руки-ноги разведены в стороны и
закреплены какими-то мягкими, пластиковыми зажимами. С потолка светит
здоровенный восьмиламповый диск, обстановка вокруг напоминает то ли
операционную комнату, то ли ветеринарную лечебницу. Не пахнет ничем, кроме
умопомрачающей стерильности (если стерильность может хоть чем-то
пахнуть...). Рядом, слева, полочка с ящиком, истыканным разными проводками,
тут же всякие неприятные медицинские инструменты, о назначении которых
гадать не особенно хочется...
Единственное живое существо (кроме самого Льва, разумеется) - та самая
приблудная трехцветная кошка неопределенной породы. Она спокойненько
умывалась, сидя в уголочке на полу, и Оболенский почти уже собрался на нее
гавкнуть для разрядки, но не успел. Часть стены мягко скользнула в сторону,
и в комнату плавно вошло (вкатилось? вплыло?) три абсолютно одинаковых
существа. Внешность скорее гуманоидная, одежды никакой, бесполые, кожа ближе
к серому или голубому, ноги коротенькие, руки трехпалые, череп вытянутый к
затылку, вместо ушей, носа и рта - дырки, а вот глаза... Необычайно
огромные, практически в пол-лица и блестящие радужными разводами, как у
насекомых. Все трое встали возле распростертого Оболенского, возбужденно
перепискиваясь на односложно птичьем языке.
Лев помолчал, кашлянул пару раз для приличия, увы - со стороны хозяев
ноль внимания. Тогда он просто повернул голову и дружелюбно оповестил:
- Жители великой планеты Земля приветствуют вас, гости из космоса! Я
счастлив своими глазами лицезреть братьев по разуму и надеюсь, что первый
контакт не разочарует обе стороны, а старушка-Земля войдет наконец в
межгалактическое содружество!
- Не шевелись, человек. - Ровные монотонные слова без малейшей
эмоциональной окраски раздались прямо в мозгу Оболенского. - Мы не в первый
раз на твоей планете. Лежи спокойно, и тебе не причинят вреда.
- Э... так в чем проблема, парни? - почему-то занервничал Лев. -
Развяжите меня, и мы тут мирненько, по-добрососедски побеседуем. А то я
лежу, вы стоите, неудобно как-то...
- Тебе не причинят вреда. Мы лишь изучаем вашу расу.
- А с какой целью?
- Наша цель - единство Вселенского Разума.
- Весьма благородно, конечно... - поморщившись, буркнул мой начитанный
друг. - Но что же мне все это напоминает? Эй, ребятки! Я пока не буйный, но
вы меня, пожалуй, все-таки развяжите...
Вместо ответа прожектора над его головой вспыхнули синим, зеленым и
красным цветом. Льву показалось, что все его тело просвечено насквозь.
Разноцветные лучи медленно двигались по кругу, у Оболенского закололо в
висках, потом резко свело судорогой руки, отпустило, невидимым прессом
сдавило все внутренности в животе, резануло под коленными чашечками и
замерло пульсирующей болью в кончиках пальцев ног.
- А-у-у! Эй, медики паршивые, больно же.
- Тебе не причинят вреда, наша цель - изучение
- Ну так изучайте на кроликах каких-нибудь или мышках лабораторных,
нельзя же на живых людях эксперименты ставить! Развязывайте на фиг, я вам
говорю!
- Человек, тебе не причинят... - Один из инопланетян взял маленькими
ручками непонятный медицинский инструмент, несколько смахивающий на
пиратский пистолет с воронкообразным дулом. При виде такого обхождения Лев,
может быть впервые в жизни, испытал настоящий панический страх.
- Вы н-не имеете прав-ва... - запинаясь, начал он. Тот, что держал
"пистолет", потихоньку подкрадывался к его левой ноге.
- Человек, - все так же монохромно отозвалось в голове Оболенского, -
мы изучаем вашу расу с целью нахождения ей наилучшего применения на тех
планетах Галактики, где уже владычествует Вселенский Разум. Каждое существо,
обладающее, как и вы, хотя бы зачатками интеллекта, обязано трудиться во имя
достижения общей цели.
- Не хочу я трудиться!
- Это можно исправить. Мы действуем тебе во благо. Не мешай нам,
человек.
В воспаленном мозгу Оболенского молниеносно прокручивались жуткие кадры
сцен издевательств и насилия представителей инопланетных цивилизаций над
бедными жителями Земли. Он почему-то сразу предположил худшее... Вряд ли эти
умники будут его перевоспитывать по неувядающей системе Макаренко, скорее
всего просто сделают что-то нехорошее с мозгом (промывка, присыпка, затирка,
а то и прямая ампутация!). Невероятным напряжением воли и всех мыслимых сил
здорового русского организма ему удалось вырвать из тисков левую ногу и
махом врезать пяткой в лоб изготовившегося "медика"! Видимо, такое поведение
"неразумных существ" было для инопланетян не в диковинку, но удесятеренной
отчаянием силы Льва они, конечно, предусмотреть не могли. Несчастный
яйцеголовый пушинкой отлетел в угол, рухнув спиной прямо на закончившую
умывание кошку. Бедняжка взвыла дурным голосом и так расцарапала загривок
упавшего, что тот от шока выстрелил себе в пальчик. Оболенский успел ощутить
слабый, конвульсивный писк, и тельце инопланетянина обмякло. Двое оставшихся
вперились фасеточными зрачками в освободившуюся ногу нашего героя.
- Хм... я не хотел... Примите мои искренние извинения, дорогие собратья
по разуму. Гляньте там, может, его еще починить как-нибудь можно?
Инопланетники переглянулись и молча вышли вон - дверь в лабораторию
открывалась и закрывалась, повинуясь телепатическому приказу. Зачем они
ушли, было непонятно, но неужели те двое еще и надеялись, что в их
отсутствие "жертва" устыдится содеянного и будет покорно ждать уготованной
участи? Как знать, "подопытные" бывают разные... Наверняка попадались и те,
что были счастливы оказать посильную помощь в эксперименте над самими собой.
Упираясь пяткой в зажим на правой ноге, Оболенский просто вывернул и его с
потрохами. После долгих попыток освободить руки вынужденно отказался от этой
бесперспективной идеи. А вот сам стол выломать удалось! Соскользнув на бок
всей массой тела, молодой россиянин расстарался и снял-таки с несущего
стержня вращающуюся на нем столешницу. Упоенный победой, он даже побегал
туда-сюда по крохотной комнатке, успокаивая нервы и просматривая обстановку.
- Что-то у нас не законтачилось... Я представлял себе встречу
представителей двух высокоразвитых цивилизаций несколько иначе. Может, мы
друг друга недопоняли? Или эти сифилитики безносые и вправду хотели сделать
из профессионального вора рядового колхозного трудягу... О блин! Нет чтоб на
консенсус пойти, по-человечески обо всем договориться... Если ребяткам так
уж важен наемный труд на хорошо оплачиваемых виноградных плантациях
какой-нибудь Тау Кита, так ведь всегда можно договориться! Вон внизу целых
десять трудолюбивых молодцов из гвардии Шехмета ждут не дождутся. Кстати,
вместе со своим господином в придачу, а из него классный прораб мог бы
получиться... - неизвестно кому и зачем вслух объяснял Оболенский,
поглядывая на распростертого инопланетянина. - Слышь, ты, братан по разуму?
Вставай, а?! Я ведь не со зла тебя так приложил, а пушкой своей ты, вообще,
сам застрелился. Кстати, уберем-ка ее от греха подальше...
Ловким пинком Лев выбил опасную штуковину из безвольной руки лежащего и
футбольно загнал под металлический шкаф с кнопочками. Инопланетянин дернулся
и кое-как открыл глаза...
- Хвала аллаху и пресвятой деве Марии! Обвинение по статье о
непредумышленном убийстве УК РФ с меня, грешного, может быть снято. Итак,
будем знакомы, я - Лев Оболенский!

x x x

В интеллектуальном споре побеждает тот,
кто стреляет первым.
Правило Клинта Иствуда.

Маленький инопланетянин молчал... Никаких чувств, даже отдаленно
напоминающих страх, панику или хотя бы интерес, на его кукольном лице не
отражалось. Лев пробовал и так и эдак - разговорить яйцеголового не
удавалось. В конце концов Оболенский рассердился всерьез и, страшно оскалив
зубы, склонился над ушибленным так, что его кулак, схваченный зажимом у
запястья, оказался на одном уровне с носовым отверстием похитителя. Вот этот
жест был понят безоговорочно и сразу! Держу пари, что мужчины всех планет
бескрайнего космоса в чем-то трогательно одинаковы... Тонкие пальчики нажали
какие-то кнопочки на ребре столешницы, и Оболенский разом обрел желанную
свободу. Первым делом он выудил из-под шкафа тот самый "пистолет" и уже
целенаправленно взялся за допрос с пристрастием. Судя по готовности
голубокожего к сотрудничеству, соображалка у парня работала...
- Да, да, мой глазастый друг, я без малейших колебаний пущу эту
штуковину в ход, а она пустит тебя в расход! - поэтично предупредил Левушка.
- Быть может, это не цивилизованно и отдает средневековым варварством, но вы
первые начали - не фиг было меня электрошоком запугивать! Так что активного
милосердия от меня теперь и не жди... Ты все переварил?
- Нелогичная система подачи информации. Речь строится на сложной
взаимосвязи недоступных пониманию символов и скрытых образных ресурсов, -
Изо рта инопланетянина не вылетало ни звука, он по-прежнему общался
посредством телепатии.
- Хоп... побойся аллаха, я и сам у тебя понял слова три от силы! Давай
как-то попроще, а?
- Спрашивай, человек, - согласился голос.
- Где два твоих боевых товарища?
- Они обсуждают произошедшее в рубке управления полетом, мы
поддерживаем постоянную связь посредством Высшего Разума.
- Отличненько, вот и пусть сидят там не дергаясь, иначе я начну
изображать очень справедливого шерифа с жутко Дикого Запада. Буду палить
навскидку во все, что шевелится, понял?
- Это неразумно. У тебя неоправданно высок уровень агрессии.
- Точно! Так неоправданно высок, что сам вздрагиваю периодически. А ну,
говори, чего вы там с человечеством сделать задумали?!
- Мы не причиним вам вреда.
- Та-а-к, на данном направлении линия перегружена. - Лев угрожающе
поднял оружие.
- Вопрос понял, - неожиданно легко признался допрашиваемый. - Мы хотим
только добра для всех разумных существ на вашей планете. Люди, как наиболее
высокоорганизованный вид, могут принести большую пользу всем цивилизациям.
Мы поможем вам преодолеть болезни и увеличить срок жизнедеятельности
организма...
- Неплохо.
- ...предотвратим войны и стихийные бедствия...
- Тоже ничего.
- ...создадим практичные правительства, действенную систему организации
производства...
- И это нужное дело.
- ...избавим от религиозных, политических, расовых и половых
различий...
- Правильно, мне начинает нравиться ваша концепция благоустройства
нашей... Что-о?! - Первоначально Оболенский решил, что просто ослышался. - А
ну, повтори еще раз, импотент плешивый, от каких различий ты решил меня
избавить?!
- Различий на почве религии, общественных и социальных устоев, а также
расовых и половых индивид... - Голос в мозгу Льва тихо увял, донельзя
подавленный нарастающей в недрах "серого вещества" клокочущей русской
яростью! Впрочем, я полагаю, не только русской... Не много людей на планете
пришло бы в восторг от идеи полной отмены полов. В любом случае я и мой друг
не из их числа...
- Человек, не надо.
- Надо! Я еще отродясь никого не убивал - ты будешь первым!
- Это нецелесообразно. Парализатор существует для успокоения и придания
статичного положения, а не...
- Готовься к вечной статике, гад! - Еще секунда, и Лев бы наверняка
нажал черную пластинку, расположенную на месте привычного спускового крючка,
но сзади раздался мягкий стук раскрывающейся стеньг.
- Человек, положи парализатор. Сопротивление бессмысленно.
Оболенский презрительно скривил губы, за его спиной, отражаясь в
полированном металле ящичка, стояли двое уходивших на совещание инопланетян.
В их тонких ручках неуверенно подрагивало такое же оружие. О наивные дети
высокоразвитых цивилизаций... Они никогда не имели дела с грязными штучками
отчаянного дворянина, насмотревшегося в свое время голливудских вестернов.
Мгновение, и... огромное тело Багдадского вора, совершив немыслимый кувырок,
скрылось за раскуроченным столом. Сверху показались две мускулистых руки -
одна держала за химок обалдевшего инопланетного благодетеля, другая
недвусмысленно упиралась дулом парализатора ему в бок.
- Это ничего не изменит. Нас все равно останется двое, это больше, чем
один, - неуверенно стукнулось в висок Оболенского.
- Верно, но два - это уже меньше, чем три! - логично парировал он.
- Почему ты не хочешь следовать путем Высшего Разума?
- Потому, что у меня своя тыква на плечах!
- Это неправда Тыква - наименование крупного овоща из семейства
тыквенных.
- Точно, считайте, что в МГУ вы пройдете без экзаменов! Короче,
репоголовые, или вы меня отпускаете, или я тут все крушу к едрене фене!
- Разумное существо не сможет причинить осознанный вред окружающей
среде..
- А я неосознанно[1] - нагло выкрикнул Лев и, примера ради,
пальнул в синий огонек на потолочном осветительном приборе. Грохоту, искр и
брызг получилось в изобилии... Двое инопланетян переглянулись, опуская руки.
Похоже, такой непослушный пленник им попался впервые... Через полчаса голый
Оболенский и все трое членов экипажа космического корабля сидели в рубке
управления полетом, дипломатично обсуждая детали "разумного выхода из
сложившейся ситуации". Вся одежда Оболенского была признана недостаточно
гигиеничной и давным-давно выброшена за борт.
Летающая тарелка пребывала в состоянии вольного парения где-то на
высоте пятисот метров над спящим Багдадом. На первый взгляд галактическое
время не особо отличалось от земного. Звездная россыпь на муаре неба уже не
казалась такой холодно-прекрасной. Понимание того, что и на иных планетах
тоже есть жизнь, делало их сияние более теплым и домашним. Казалось, звезды
и светятся на небосклоне именно затем, чтобы показать - они живы, они
счастливы и они очень хотят друг к другу в гости...
Большим плюсом со стороны инопланетян оказался телепатический обмен
информацией Дважды повторять остальным ничего не пришлось, они и так были в
курсе предыдущих разговоров. Однако снисходя к "примитивному уровню
мышления" Оболенского, ему еще раз обстоятельно объяснили все плюсы
программы обновления человечества с помощью объединений Высшего Разума
Экипаж данной "тарелочки" прибыл из соседней галактики с многоступенчатым
цифровым названием. Он был скорее разведывательным или
научно-исследовательским, военных действий не производил, а живых существ
похищал исключительно с познавательными целями. Лев
царственно-снисходительно, как наивных детей детсадовского возраста,
выслушал инопланетян и все их предложения, со всем согласился, по всем
пунктам покивал и задал в конце концов один-разъединственный вопросик:
- Мужики, а зачем устранять различие полов?
- В нем нет логической необходимости. Продолжение рода гораздо
перспективнее проводить путем научного почкования и репродуктивного
воспроизводства.
- Угу... - задумчиво почесал затылок Левушка. - Стало быть, все функции
мужчины и женщины вы рассматриваете с точки зрения произведения потомства.
Должен вас огорчить, есть еще один очень важный аспект, который в таком
щепетильном вопросе никак нельзя сбрасывать со счетов.
- Какой? - В трехголосии впервые послышались нотки удивления.
- Сам процесс!... - загадочно объявил Оболенский. - Ладно уж, объясню
поподробнее. Итак, с чего все начинается...

x x x

На Тау Ките условья не те...
Из туристического справочника.

А вы знаете, как много общего между исламом и христианством? Лично я,
когда узнал, был просто в ступоре. Заповеди Корана и Святого Писания
настолько идентичны, что похожи на записи двух прилежных учеников,
конспектирующих один и тот же текст. Сходство - поразительное! Я мог бы
привести целую кучу примеров, но сейчас нас более всего интересует единство
позиций по отношению к семье и браку Благо и то и другое считается в обоих
верованиях глобальными ценностями! Особенно же мне бросилась в глаза
общность взглядов на роль женщины в семье. Не будем отвлекаться на
фундаменталистов и ортодоксов, в Коране и Библии нет прямых указаний на
"второсортность" женщины. Наоборот, относиться к ним следует с любовью,
уважением и заботой - таков долг истинного мусульманина или христианина.
Требования к достоинствам тоже едины у всех скромность, доброта,
мягкосердечие; минимум косметики, украшений и максимум длины подола. Однако
если один библейский пророк прямо заявил, что "лучше человеку вообще не
касаться женщины...", то благословенный Мухаммед был гораздо терпимее и
тоньше в таких вопросах. Он легко, без ложного стыда, честно и умно касался
самых интимных тем, отстаивая в вопросах секса равные права и муж чин и
женщин: "Возлежание с собственной женой есть искреннее деяние". "Муж и жена,
делящие брачное ложе, достойны восхваления и благословения Аллаха". А как
вам понравится такое: "Мужу, прежде своих желаний, следует удовлетворить
желания жены". Думаю, что наши доморощенные феминистки должны взвыть от
восторга и толпой переброситься в ислам.Однако... "если муж призывает на
брачное ложе жену свою и она не отвечает ему согласием, тогда пусть Тот, Кто
является Властителем Небес, проклянет ее и не простит до тех пор, пока не
удовлетворит она желание мужа своего"!
Таким образом, нашему герою, Льву Оболенскому, выросшему в православной
Москве и нахватавшемуся коранических откровений в Багдаде, было что
рассказать трем, тогда еще бесполым, необразованным инопланетникам... Не
будем впустую пересказывать их содержательную беседу, остановимся на главном
- Лев убедил оппонентов! Во всяком случае, довел свои логические требования
до той крайней точки, когда без "практического эксперимента" уже ничего не
решишь.
- Ребятушки, у нас тут две проблемы.
- Человек, наша цивилизация обогнала вашу на десятки тысяч лет, и наш
уровень развития позволяет решить любые проблемы.
- Ловлю на слове! - охотно согласился Оболенский. - Ну, стало быть,
во-первых, надо сделать из вас конкретных мужиков или баб В одном случае
требуется нарастить, в другом - наоборот, прорезать Тьфу, шайтан, что
говорю, а? Я тут скоро краснеть начну, как практикантка-зоотехник на
собрании трудового коллектива...
- Мы готовы освободить свои первичные половые признаки.
- Так они у вас есть?! - ахнул Лев. Инопланетяне помялись, зачем-то
потыкали себя в низ живота, и у всех троих лихо выпрыгнули некие подобия...
сами знаете чего. Не знаете? Угадайте с трех раз, а я подсказывать не буду
Принципиально.
- М... мелкие какие-то...
- Для освобождения организма от излишков жидкости величина и размер не
играют весомой роли! - надулись экспериментаторы.
- Ладно, не лезьте в бутылку... А функционировать будет?
- Именно это и должен выяснить наш совместный опыт.
- Наш?! - вытаращился Оболенский. - Ни за что! На меня в этом нехитром
деле даже не рассчитывайте. Вернемся лучше к проблеме номер два: где взять
женщину?
- Мы можем создать ее искусственным путем... - после недолгих
размышлений предложили инопланетники. - Потребуется капля твоей крови и вон
то живое существо.
- Кошка?
- Мы не знаем ее наименования, - напомнили пришельцы.
- А сколько времени это займет? Я имею в виду, что до утра... пардон,
уже вовсю рассветает! - оглянулся Лев.
- Нам понадобится некоторое количество свободных временных единиц,
именуемое у вас часом. Потребуется твоя консультация, человек...
- Вот это от всей мусульманской души!
Предупреждаю сразу - ни я, ни Лев не сильны в области космических
технологий, и, к сожалению, все сложные приборы, научные разработки,
инопланетные ноу-хау мне были поданы с чисто русской характеристикой.
Оставляю все как есть, возможно, определенные аспекты вы расшифруете лучше,
чем я...
"Полчаса ловили кошку. На "кис-кис" не идет, стерва... Яйцеголовых
расцарапала так, что приходи, кума, любоваться! Я - умный, я не полез.
Вопящую дурным голосом кошару в шесть рук запихали в прозрачный аквариум,
утрамбовали и залили сверху густой зеленой гадостью. Кошка примолкла, вроде
как под наркозом. Они туда проводов разноцветных насовали, два ящика с
кнопками подключили и рубильник, здоровый такой, вроде стоп-крана в
самолете... Ха, купился! Ладно, кроме шуток... Сначала там искорки бегать
начали, потом такие разряды электрические, и жидкость сразу прозрачной
стала, как "Аква Минерале". Тут один из местных ко мне примазался с клизмой
металлической, маленькой, карманной наверное. В руку ткнул, подержал
секунду, и все - на экранчике синеньком циферки с графиками забегали. Это он
так пробу крови получил. И не больно совсем... А с кошки вся шерсть
почему-то отпала, собралась комочком на поверхности, они ее сачком
вычерпывали. Но знаешь, самой мурке все до балды - дышит, и морда такая
блаженствующая. Что-то там зафурычило и тикать стало, а экран в рост пошел.
Какую-то фиговину они к цилиндру подсоединили - типа все, что на экране, в
цилиндре на практике проецируется. Вот тут-то и понадобилась моя конкретная
консультация. Ибо откуда же им, сморчкам необрезанным, знать, как настоящая
женщина должна выглядеть?! Наши, земные, их не возбуждают, а своих нет
давно. Я так понял: они у себя на планете самок в первую очередь извели.
Дескать, организм слишком сложный, многофункциональный и каждый месяц сбои
дает. Переделали. Всех переделали, согласно велениям Высшего Разума, в
средний бесполый тип, но с некоторыми мужскими детальками. Я так чую, что
этот Высший Разум тоже небось не девочка... Ну да и хрен с ним! Короче, пока
мы создавали инопланетную женщину, я ощущал себя практически Богом..."
- Глаза еще увеличьте. Вот так... И ресницы. Да, да, как у меня, только
длиннее...
- Зачем, человек?
- Для красоты! Слышал ты такое слово, зануда?!
- Это нефункциональное и относительное понятие, неподводимое под четкую
цифровую классификацию.
- Молчал бы, Челентано! Талию поуже... ага, а бедра пошире. Бедра, я
тебе говорю, а не плечи!
- Нам нравится...
- Блин, ну ты из нее шкафчик с ушками сделал. Талию уже, тебе говорят!
Во... вот, это другое дело. Теперь грудь давай.
- Шире? Уже?
- Выше! Да не туда... это ж тебе не мосты гнуть. Пообъемнее,
поаппетитнее, и раздели надвое.
- Математическая формула не ясна. Конкретизируйте параметры.
- Ёлы-палы, да как я тебе конкретизирую-то...
- Покажи, человек.
- Ага, если бы они у меня были! Ну-ка, пусти меня к экрану... И
карандашик дай, не сломаю. Вот так вот вроде... и тут вот еще кружочки
такие, с пилочкой посередине... Понял?
- Странно выглядит...
- Ну я ж не Рафаэль! Хочешь, еще прибавим?
- Так лучше... А это что?
- Волосы.
- Зачем?
- Не задавай дурацких вопросов! Вот тут, на голове, их много должно
быть, женщины из них прически всякие бигудями вертят. И тут вот...
немножко...
- А тут зачем?
- Да так... для загадочности... вообще-то это на любителя...
- Нам нравится.
Примерно через пару часов (в час они не уложились) в стеклянном
цилиндре плавала первая инопланетная женщина. Яйцеголовые возбужденно
пищали. Довольный Лев утомленно вытирал пот со лба. Кажется, получилось...



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Суббота, 21 Июл 2012, 19:10 | Сообщение # 22
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Влажная киска и мокрая кошка -
далеко не одно и то же.
Французское наблюдение.

Оболенский искренне любовался на дело рук своих, как, может быть,
художник-профессионал с детским восхищением ходит кругами у мольберта с
законченным шедевром. В заметно увеличившемся цилиндре полусонно плавала
воплощенная эротика инопланетян из галактики с долгопроизносимым номером.
Маленького, но обаятельного роста, с элегантными ушными, ротовыми и носовыми
отверстиями, копной черно-бело-рыжих волос (вот где пригодилась кошачья
шерсть!), гитарообразной фигуркой, грудью впечатляющего объема и большущими
фасеточными глазами в обрамлении чуть загнутых ресниц. Даже у самого
"консультанта" это творение вызывало положительные эмоции, а что уж говорить
об обалдевших инопланетянах... Коротышки носились вокруг едва ли не
вприсядку, безалаберно споря о том, кто будет экспериментировать первым.
Нет, не подумайте, Льву они тоже предложили, но он отказался. Дескать,
феодальное право "первой ночи" уже отжило свое, и если у девушки первым
мужчиной будет именно человек, то нет гарантии, что после этого ее хоть
когда-нибудь заинтересуют инопланетяне. Объяснять почему, не стал,
понадеялся, что яйцеголовые умеют сравнивать...
- Ну что, выпускаем?
Инопланетники кивнули, понажимали на кнопочки, что-то чавкающе
заурчало, убирая из цилиндра жидкость. Пятью минутами позже извлеченная и
обсушенная девица кокетливо покачивала ножкой и оценивающе вглядывалась в
четырех создателей. Лев, естественно, выделялся, как новенький "фиат" среди
детских самокатов, неудивительно, что первые вопросы были именно к нему.
Телепатически, естественно...
- Зачем ты создал меня, человек?
- Хороший философский вопрос... - не сразу нашелся мой друг, он ожидал
от девушки какого-нибудь младенческого агуканья, но не такие проблемы, и
сразу в лоб. - Если попытаться ответить покороче, то я взял на себя смелость
напомнить гостям из далекого космоса о красоте и любви. Вот ты и полетишь
как первый секс-символ к ним на родину.
- Я знаю, что такое любовь и красота... - грациозно потянулась
искусительница, а самый впечатлительный из экипажа от избытка чувств рухнул
на пол. - Какая-то часть меня очень хорошо это помнит... Ночь, крыши,
длинные серенады усатых самцов, увенчанных шрамами. Всепоглощающая дикая
страсть в пылающей крови и кончиках холодных ногтей! Кто будет биться за
право быть со мной?
- M-м... я - то уж точно нет. Вот эти трое, - указал Лев, - пожалуй,
будут. Но, может быть, вы тут без меня решите все интимные вопросы
посредством Высшего Разума?
- Решим, решим! - хрипло прозвучали голоса инопланетян. - Иди, человек,
мы тут сами... мы вспомним... природа подскажет!
- А я напомню, мышки мои...
Оболенский понял, что душа блудливой кошки нашла себе самое подходящее
вместилище, и если он не хочет быть втянутым еще и в эту оргию, то надо
линять, пока есть время.
- Ты - будешь лежать у моих ног! А ты - почесывать меня за ухом! Ну а
ты... иди сюда, повернись, отлично... Спой мне!
- Как скажешь, о... - От восхищения у всех троих перемкнуло
телепатическую связь.
Девица на мгновение нахмурила лобик и поманила Оболенского:
- Человек, они не знают, как ко мне обращаться. Дай мне имя!
- Справедливо... - что-то прикинул в уме Левушка. - Есть несколько
традиционных вариантов, например Ева?
- Нет.
- Ну и правильно, так еще звали покойную супругу Гитлера... А если
Венера или Афродита?
- Нет.
- Хм... вообще-то хорошие имена. Разве что одно какое-то болезненное, а
другое чересчур эстрадное. Что же мне для тебя выбрать, аляпистая ты наша?
- Вот!
- Аляпис... Аляпка?! - от души поразился Лев, но девушка-кошка была
довольна по уши. Удовлетворенный Оболенский не сразу сообразил, что его
недвусмысленно подталкивают к выходу из лаборатории. Кажется, трое
инопланетян и впрямь ощутили незнакомые доселе муки ревности. Ухмыляясь,
Багдадский вор позволил сопроводить себя к так называемому выходу. В
рифленом полу открылся круглый люк, снизу ударило предзакатным отсветом и
прохладой.
- Эй, Казаковы, а вы ничего не забыли? Я ведь не горный орел и с такой
высоты без парашюта сигать не намерен.
- Мы спустим тебя, - торопливо засуетились яйцеголовые.
- Как воду в унитазе?!
- Аллегория не ясна.
- Это шутка. Надеюсь, там, под нами, город?
- Да. Ты будешь доставлен на крышу одного из высотных зданий. Встань
сюда. О результатах эксперимента мы сообщим...
Оболенский послушно шагнул на красную ступеньку, сверху вспыхнули огни,
и все его тело охватил знакомый холодок антигравитационного луча. Хотел было
стырить пистолет-парализатор, но одежды нет, куда его сунешь?
Переноса он не почувствовал...

А что все это время творилось в клинике, это, я вам скажу, в двух
словах не описать. Машу Оболенскую срочно вызванивали и дома, и на работе.
Из двух институтов были приглашены профессора, студенты-медики гурьбой лезли
посмотреть на живое чудо. Относительно живое... То есть чудо на данный
момент пребывало в состоянии медленного выхода из комы. Больной подавал
большие надежды и уверенно шел на поправку, вселяя в окружающих врачей
уверенность в превосходстве отечественной медицины. И тут вдруг ни с того ни
с сего - нате вам - здрасте! Выздоровливающий резко вернулся к исходному
состоянию, прекратил отзываться на любые раздражители и, что хуже всего, -
весь покрылся непонятными цветными пятнами. Да еще такими яркими, словно
беднягу вымазали финской краской "Тиккурилла"! Тело больного было четко
поделено на четыре цветовых зоны: голова и плечи - синие; грудь, живот и
локти - красные; бедра и кисти рук - желтые, а ноги - изумрудно-зеленые.
Подобного регресса не знала даже мировая медицина... Предусмотрительные
нянечки и медсестры помоложе внаглую фотографировались на фоне кровати с
разноцветным Львом. С телевидения спешили корреспонденты, иностранные врачи
срочно покупали билеты в Россию, но увы... примерно через час лафа
кончилась. К больному настолько быстро вернулась естественная окраска, что у
четверых доцентов буквально обвисли хвостики... Ярких люминесцентных пятен
как не бывало! Прибывшие светила недоуменно пожимали плечами, разводили
руками и глубокомысленно удалялись в курилку. Гипотез было много,
однозначного ответа - ни одного. Оболенский вновь стал шевелить рукой и даже
более активно поворачивать голову. Медики так и не пришли к более-менее
логическому выводу, что это было. Но мне теперь абсолютно ясно, что в этом
деле как-то замешаны инопланетяне. И Лев, лежащий в клинике, наверняка был
просвечен теми же лампочками, что и его двойник в летающей тарелке. Хотя
вот... был ли двойник? Как уже упоминалось в самом начале - это один из
вопросов, так и по сей день оставшийся неразгаданным. Могла ли душа
человека, лежащего в коме, путешествовать по параллельным мирам? Вполне! Но
почему же тогда она не вселилась в кого-нибудь, а разгуливала в своем
собственном теле Льва Оболенского?! Он же лежал в клинике! Ей-богу, если
кто-нибудь из знатоков не раскроет эту загадку - в клинику попаду я сам.
Просто от неудовлетворенного любопытства...

Наш герой пришел в себя, потягиваясь на теплой, нагретой солнцем
площадке среди оранжерей... эмирского гарема! Как только до него дошло, куда
он опять влип, Лева-джан молитвенно опустился на колени, проникновенно
обращаясь к небесам:
- О, Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Ни чего не скажу, удружил...
Это ж такой подарок! Просто слов нет... но ты знал, ты зна-а-л! Большое тебе
мусульманское сенкью! Не буду задерживать, еще раз спа сибо, я пошел...

x x x

Стеной тот город окружен,
И в нем имеют общих жен.
Почти В. Хлебников.
Почти "Хаджи - Тархан".

Вечера на Востоке короткие, муэдзины объявляют вечернюю молитву до
заката солнца. В идеале таких молитв должно быть пять, но... Какой же бай
позволит своим работникам "отдыхать" трижды в день, тратя драгоценное время
на общение с Аллахом? Ни торговля, ни пахота, ни военная служба таких
перерывов тоже не подразумевали, поэтому багдадцы ограничивались утренней и
вечерней молитвами. Кто мог себе позволить пять - хвала Аллаху, а кто нет...
В конце концов, важно не количество молитв, а их искренность! Голый
Оболенский благодарил Всевышнего совершенно искренне, так что у него даже
слезы на глазах выступили от религиозного экстаза. Не подумайте, что в свой
прошлый визит в это благословенное место Лев стыдливо прикрывал глазки.
Ничего подобного! Кроме рыжекудрой Ириды он присмотрел еще не менее
двенадцати роскошных телочек и был полон решимости разгуляться от души. То
гостеприимное окошечко, в которое его "пригласили" в предыдущий раз, он
нашел довольно быстро и, свесившись с крыши, деликатно постучал в узорчатую
раму. Удивленная красотка, выглянувшая в окно, едва не взвизгнула от
восторга, только подняв глаза. Лев сыто облизнулся и, целомудренно
прикрываясь ладошкой, на одной руке попробовал соскользнуть вниз. Сверзился
бы сразу... Увы, порок восторжествовал, любителя гаремов подхватили и
утроенными усилиями втянули внутрь. Здесь наше повествование обрывается аж
на целых три дня. Ибо о трех днях, проведенных в эмирском гареме, мой друг
не мог сообщить ничего вразумительного. Он только закатывал глаза, тихо
вздыхал, и на лицо его набегала такая романтическая дымка, словно его только
вчера выкинули из рая. Причем за неуспеваемость... Там было больше
пятидесяти женщин, даже если выбирать через одну, то все равно - как
успеешь?! Теперь-то уж он точно знал, какие бывают гурии и на что они
способны... Эмир в эти дни гарем не посещал, был занят на пирах,
устраиваемых в честь избавления города от Багдадского вора. Евнухов девицы
обводили вокруг пальца просто играючи. К особо верным и любящим женам
Оболенский не совался, вполне довольствуясь молоденькими и особенно
обделенными вниманием девчонками от восемнадцати до двадцати пяти. В общем и
целом ему было так хорошо, что он даже ни разу не вспомнил о своих
друзьях... А проблемы рухнули романтично, как снег на голову. Как-то утром
Лев сибаритствовал, наслаждаясь тайским массажем и танцем живота, когда одна
из прелестниц вбежала в комнату с воплем ужаса:
- О аллах, защити нас, сюда идет эмир!
- Я занят... - отмахнулся Оболенский, еще не до конца осознав размеры
катастрофы, но девушки соображали быстрее...
- Сюда?!
- Сюда, сюда! Прямо сюда, в гарем!
- О глупая... В гарем - это одно, а прямо сюда - совсем другое, -
успокоили паникершу подруги. - Что угодно нашему сиятельному мужу?
- Говорят, он удивлен тем, что уже три дня мы ничего не просим, не
докучаем капризами и не стремимся даже выйти погулять по саду. Наш господин
в хорошем расположении духа и хочет уделить внимание всем.
- Это правильно. - Встав, Лев подошел к окну, аккуратно выглянув
наружу. - Bay! Да он сюда со всей стражей приперся... Держу пари, рыбки мои,
нас кто-то круто заложил!
- Это не я!
- И не я!
- Я тоже никому ничего не говорила! Все и так знают... - Повисшее
молчание было тяжелым, как чугун. Никто не понял, кто именно ляпнул
последнюю фразу, но всем стало ясно, что визит эмира не случаен и ничего
хорошего их не ждет.
- Э-э... пожалуй, загостился я тут у вас, - поразмыслив, решил
Оболенский, - Пора Ходжу навестить, Ахмеда проведать, к Джамиле в гости
заглянуть...
- К какой такой Джамиле?! - мгновенно вскинулись девицы.
- Без комментариев! - цыкнул Лев. - Уважайте шариатское право мужчины
на личную жизнь. Кого же я еще позабыл? А, мой Рабинович! Мой верный ослик,
чудо мое с раскидистыми ушами! Как же я по тебе соскучился...
В дверь без стука влетели еще две красотки:
- Лева-джан, беги! Наш муж и господин в гареме!
- Уже улетучиваюсь... но вот только куда?
- Ах, куда захочешь... главное, ненадолго!
Действительно, из здания особо не выскочишь, в коридоре увидят, на
крыше заметят, иных вариантов практически нет. На этот раз Оболенский
опередил девушек в плане принятия единственно верного решения:
- Женское платье пятидесятого размера, две подушки под грудь,
косметику, духи и вуаль поплотнее - живо!
- Так ты остаешься, о наше неутомимое счастье?! - восторженно
взвизгнули девушки, Багдадский вор царственно кивнул:
- Только мне надо передать срочную записку на волю. Кто сумеет
"перебросить" через забор?
- У Зухры и Фланмы есть знакомые стражники, они отнесут.
Записка Льва на куске белого шелка сурьмой была предельно короткой: "Я
- в гареме". Больше он не уместил - выводить пальцем арабскую вязь вообще
чертовски трудно. Девочка с письмом умчалась прочь, при удачном исходе
операции клочок ткани непременно должен был попасть в руки башмачника, а уж
Ахмед поймет от кого и найдет способ предупредить Насреддина. Если, конечно,
он уже вернулся от аль-Дюбины. А домулло, соответственно, из одной зависти
не даст другу бесследно сгинуть в сладком плену эмирского гарема...
Сам Селим ибн Гарун аль-Рашид в это время со всей свитой, при полном
параде, торжественно отпирал двери "женского общежития". На самом-то деле он
действительно шел с праздничным настроением и карманами, набитыми подарками.
Эмиру не доложили, что в последние три дня со второго этажа здания стражники
постоянно слышат подозрительный шум, более всего напоминающий крики страсти
и стоны удовлетворенных женщин. Будучи людьми опытными, евнухи принимали эти
доклады, но к правителю не обращались, понимая, что в отсутствие законного
мужа у женщин могут быть "свои секреты". Однако последовавшие за этим жалобы
от старших жен на "чужеродный запах мужского тела" и, главное, весомое
улучшение аппетита молоденьких наложниц, уносящих еду целыми подносами,
возбудили в хранителях гарема логичное недоумение. Посовещавшись, они толпой
направились к правителю Багдада, деликатно поведав ему о необходимости
навещать своих благоверных хотя бы иногда, ибо если "боевой конь долго
томится без дела, то падает на колени"... Эмир опомнился, принял целебный
отвар из секретного набора алтайских трав и выразил желание провести ночь
вне мужской части дворца. О том, чтобы с ним отправились верные нукеры,
благоразумные евнухи позаботились заранее. Они же и утвердили план встречи
высокого гостя...
- О благочестивые дочери мусульман, радуйтесь - ваш муж стоит у входа!
Надевайте лучшие одежды, доставайте дорогие украшения, берите индийские
благовония, ибо сегодняшней ночью эмир может войти к каждой! Встречайте
своего мужа и господина, согласно заповедям Аллаха, с кротостью и
благоговением, с любовью и лаской, с уважением и почтением!
Не прошло и десяти минут, как дисциплинированные мусульманские женщины
уже стояли в ряд соответственно возрасту и ранжиру. Сначала старшие жены,
потом любимые, затем фаворитки, наложницы, танцовщицы, певицы и просто
"девушки приятные повсюду"... Вот где-то среди них и затесалась совершенно
новая "жена" почти двухметрового роста, с богатырским разворотом плеч и
сорок третьим размером туфелек. Она единственная не склонила головы при виде
вошедшего в гарем эмира, а лишь вскинула массивный подбородок,
демонстративно скрестив руки на арбузной груди. Оболенский был не очень
хороший актер, хотя... эмир тоже оказался не лучшим театральным критиком. В
любом случае его взгляд зажегся не подозрением, а любопытством...

x x x

Законопослушная девушка всегда рада
помочь главе государства.
Моника Левински.

Одним движением бровей Селим ибн Гарун аль-Рашид дал понять, что все
остальные свободны. Внимательные евнухи быстро разогнали недовольно
попискивающих женщин по их комнатам. Лев остался один посреди чистого зала,
как дуб в грозу. По знаку эмира двое евнухов склонились - перед правителем в
подобострастных поклонах.
- Кто эта гордая чинара?
- А... о... уй, наш благородный господин, видимо, совсем забыл эту
красавицу... - кое-как промямлил главный "зэвгар" (домашнее сокращение от
"заведующий гаремом"). - Ее прислал халиф самаркандский как знак дружбы и
военного союза против неверных. Давно, еще до Ночи Бесстыжих Шайтанов...
- Вай мэ, действительно забыл... - виновато улыбнулся эмир. - А что она
умеет?
- О, все на свете! - Евнухам было некуда отступать. Признайся они, что
впервые видят эту кряжистую дылду, - им бы просто отрубили головы за
халатность. - Она танцует, поет, играет на свирели и знает все тайны
возлежания по-самаркандски!
- Как ее имя?
- Сию минуту, светлейший... - Завгар бросился к хладнокровно ожидающей
девице, едва не падая от усердия и страха. - Как твое имя, о дочь моего
позора?!
- Ну, положим, Фекла...
- Вай дод!... О блистательный эмир, имя твоей новой наложницы Положим
Фекла-ханум!
- Шайтан побери этих самаркандцев за такие странные имена...-удивился
Селим ибн Гарун аль-Рашид. - Неужели я уже сочетался с ней законным браком?
Евнухи беспомощно уставились на Оболенского. Он кокетливо откинул с
плеча россыпь искусственных косичек, приподнял вуаль, подмигнул эмиру и
честно признался:
- Нет, дорогой мой, руку и сердце ты мне еще не предлагал и марш
Мендельсона для нас пока не играли.
- Тогда покажи мне свое умение, и я уединюсь с тобой, и случится мне
войти в тебя, если ты бусина несверленая и кобылица другими не...
- Ты меня еще верблюдицей обзови, ага... - неожиданным басом рявкнула
самаркандка. - Войдет он. как же... Да я сама тебе так войду! Я, между
прочим, девушка из приличной семьи и до свадьбы себя лапать не позволю! А
приставать к девственницам с такими охренительными предложениями Шариат не
позволяет...
Сказать, что эмир малость обалдел, значит не сказать ничего. В идеале
Коран дарует женщине с мужчиной равноценные права, но на практике все
прекрасно понимают, как далек идеал от действительности. Впечатлительные
евнухи, например, без слов рухнули в обморок, ибо на их глазах было
совершено величайшее оскорбление законов Шариата - женщина противоречила
мужчине! Причем кому?! И при свидетелях... Лев же без тени смущения шагнул к
остолбеневшему эмиру и, ласково потянув его за бородку, интимно предложил:
- Но если хочешь, я для тебя станцую. А может, еще и спою... Эй,
эпилептики, подъем! И усадите куда-нибудь моего сиятельного ухажера - я
плясать буду!
Судя по тому, что завгар с подчиненными не отреагировали, их обморок
был предельно искренним. Оболенскому пришлось дважды хлопнуть в ладоши перед
носом эмира, прежде чем со второго этажа набежали его любопытствующие
подружки и усадили правителя Багдада на гору пуховых подушечек. Они же
мгновенно принесли бубен, пару дудочек, а дудар и некое подобие
двадцатиструнной арфы - для аккомпанемента. Лев чувствовал себя как Остап
Бендер на пике вдохновения, по уши в адреналине, и, не приведи аллах,
остановить не вовремя! Дудар он забрал себе, перехватив на манер бас-гитары,
и хотя совершенно забыл полный текст песни, но припев исполнили с большим
чувством и бешеным энтузиазмом:

Мне другой награды не надо!
Ты один - мой смех и награда!
Быть твоей рабыней я рада,
А другие - кыш, кыш, кыш!!!

Остановившиеся глазки Селима ибн Гаруна аль-Ра-шида быстренько
оживились, и даже увлажнились некоей восторженной сентиментальностью. Он
явно испытывал большое удовлетворение, глядя, как на повторе припева
"самаркандская чинара" перехватила дудар за гриф и размахивала им над
головой, "отгоняя" от его царственной особы "ненавистных соперниц".
Оболенский действительно разошелся не на шутку! Его глаза метали молнии,
привязанные косы свистели в воздухе, а сам танец все больше напоминал
вдохновенную помесь "казачка" и шаманской пляски. Под конец он еще рухнул
перед повелителем на колени и по-цыгански потряс плечами:

Па-а-целуй меня, ты мне нравишься!
Па-а-целуй меня, не отравишься!

Такого в эмирском дворце не слышали со времен его сдачи в эксплуатацию.
Муж и господин попятился задом... Одно дело - намекать даме на возможность
более близких отношений и совсем другое - когда дама прет на тебя, как
бронетранспортер, недвусмысленно угрожая изнасиловать в зюзю! Евнухи не
делали даже попыток поднять бритые головы, им давно все было ясно. Не
подумайте, что эмир отличался таким уж скудоумием, то, что перед ним слишком
мужеподобная женщина, он понял сразу. Просто в его феодальном мозгу не могла
зародиться сама мысль о том, что под личиной женщины скрывается настоящий
мужчина. Ибо это было бы полным крушением всех устоев и мгновенно сделало бы
его посмешищем не только Багдада, но и всего мусульманского Мира.
Получилось, как в сказке Андерсена "Новое платье короля". Король не хотел
знать, а прочие знали, но молчали...
- Уф... - Оболенский в изнеможении плюхнулся рядом с эмиром,
панибратски обнимая его за плечи. - Ну, как тебе, брильянтовый наш?
- О, этот танец воистину послужил усладой моему сердцу...-робко
выдохнул Селим ибн Гарун аль-Ра-шид. Многие мужчины, гордые своей храбростью
и твердостью в делах власти, совершенно беспомощны, когда их прижимает
женщина втрое крупнее. - А возлежание по-самаркандски?
- Я ж говорю - только после штампа в паспорте.
- Воистину ты мудра и благочестива, о Положим Фекла-ханум! - поразился
правитель, а завгар приподнялся на четвереньки, старательно кивая в такт
словам эмира. - Я не обижу тебя и не унижу себя настаиванием на ночи любви в
твоей комнате. Но пусть завтра же нас свяжут брачные узы!
- В смысле, мы оформим юридический брачный договор? - разом вскинулся
Лев. - Имей в виду, я буду настаивать на шестидесяти процентах совместно
нажитого имущества даже в случае отсутствия детей!
- Ты родишь мне сына, - покровительственно улыбнулся повелитель Багдада
и ласково потрепал "красавицу" по бедру.
- Ой, чей-то в этом пункте у меня здоровые сомнения...
- Вот, возьми это кольцо в знак моего расположения. Я пока проведаю
старших жен, а вам должно подготовить мою новую невесту к завтрашней
церемонии, - поднимаясь, кивнул эмир, евнухи подобострастно склонились в
поклонах. - Пусть халиф самаркандский знает, что я не оставил его дар без
внимания...
- Все равно не буду сына рожать! - упрямо буркнул Оболенский вслед
удаляющемуся владыке. Присутствующие девицы прыснули в безудержном хохоте...

x x x

У невесты эмира ВСЕГДА много родственников.
Закон жизни.

В ту ночь мой друг "реально оторвался по полной программе". Понимая,
что завтра они его уже не увидят, наложницы и фаворитки плюс две юные жены
устроили Оболенскому настоящий праздник! Вино текло рекой: одежда слетала,
как шелуха; халва с орехами валялась горками, а поцелуи были столь частыми,
что и вздохнуть-то толком некогда... Жар страсти и неистовство стонов
заставили двух евнухов помоложе экстренно задуматься об отставке, а четырех
охранников у дверей довели-таки до греха... Что делать - Восток есть Восток,
и отношение к чувственным наслаждениям там несколько иное, чем у нас. Если в
Сибири это служит лишь способом согреться, то в Индии и Персии искусство
любви считается даром Всевышнего и величайшим благодеянием для человека.
Утро этот человек встретил, так и не сомкнув глаз... Завгар осторожно
скребся под каждой дверью, извиняясь и выспрашивая, где тут, собственно,
обитается прекрасная пэри - Положим Фекла-ханум? Оболенский заскрипел
зубами, но менять прозвище было поздно, оставалось только достойно доиграть
свою роль до конца. Рыдающие девушки вырядили его так, что хоть сейчас мог
бы претендовать на звание первой красавицы бразильского карнавала.
Главный евнух терпеливо ждал его у дверей:
- Эмир требует, чтобы ты, о почтеннейшая, явилась к нему, дабы при
свидетелях отметить ваш брачный...
- Знаю, знаю! - раздраженно отмахнулся Лев, поправил вуаль на носу и,
не оборачиваясь, пошел по коридору. Бедный завгар бежал следом, не успевая
за широким шагом "невесты из Самарканда":
- О благороднейшая Положим Фекла-ханум, а не расскажешь ли ты мне,
скромному служителю эмира, в какой день и месяц какого года ты попала в наш
гарем?
- Не помню, - на ходу огрызнулся Лев, - нам, красивым бабам, это без
надобности.
- О блистательная и восхитительнейшая роза эмирского сада, а в какой же
комнате и кто тебя поселил, ибо память все чаще изменяет мне, а на евнухов
помоложе никогда нет надежды.
- На евнухов вообще надежды нет! Не мужики, а тьфу - сплошное
недоразумение! Хуже голубых, ей-богу...
- Такими нас создал Аллах! - попытался оправдаться заведующий гаремом,
но получил в ответ только короткий взрыв издевательского басовитого хохота:
- Что, вот так, своей собственной рукой и создал?! Не срамись, дедуля,
Аллаху больше делать нечего, чем таких бородатых телепузиков кастрировать...
И вообще, че ты ко мне пристал? Не видишь, какая я раздражительная...
- Вижу, понимаю, опыт есть... - уныло повесил го лову евнух, а
Оболенский прошествовал мимо двух страшно суровых стражников, не удержался и
свистнул у обоих по кошельку (у одного из-за пояса, у другого из-за пазухи).
- Ладно, отец, извини за грубость. Прими в качестве презента, не такая
я уж сволочная стерва... - Пересыпав монеты из кошельков в трясущиеся руки
старого евнуха, он позволил беспрепятственно проводить себя в мужскую часть
дворца, где трое невольников с обнаженными мечами торжественно отвели их в
церемониальную залу.
Эмир возлежал на низкой кушетке, утопая в шелковых подушках, и медленно
посасывал кальян. Вокруг плотной толпой стояли придворные, из знакомых лиц
выделялся только господин Шехмет, начальник городской стражи Багдада. Здесь
же стояла парочка имамов и невысокий благообразный старец с необычайно
длинной бородой.
- Сапам алейкум, граждане! - Мой друг так и не понял, почему после его
общего приветствия в зале повисла нехорошая тишина.
- Это она? - прозвучал наконец ровный голос эмира, и старец с бородой
рухнул ему в ноги. Собственно, специально он этого делать явно не собирался,
просто запнулся ногой о полы своего полосатого длиннющего халата. Или ноги
сами собой подкосились, это вернее...
- Она! О Аллах, благослови великого и мудрого правителя города Багдада
за то, что он вернул мне мою давно потерянную дочь!
Эмир глянул на Оболенского, Оболенский на эмира, что-то где-то шло не
по плану. Вместо ожидаемой свадьбы смутно вырисовывалась пародия на
телепередачу "Моя семья". Впрочем, она и так является пародией...
- Мы с моей благопристойной супругой Айшой жили в большом доме, в самом
центре Бухары. Я тогда был знаменитым купцом, и мои караваны ходили во все
стороны света!.. Когда Всевышний подарил нам дочь, вся Бухара плясала на
этом празднике...
- M-м... но ведь эта девушка из Самарканда? уточнил владыка.
- Воистину так! Ибо сразу же после первого месяца мы переехали в этот
замечательный город, где у меня жили бедные родственники. Аллах заповедал
помогать ближнему - и моя маленькая Фатима...
- Положим Фекла, - еще раз поправил эмир.
- Какого шайтана? - не выдержал старец. - Кто мог так обозвать мою
возлюбленную дочь?!
- Она сама сказала!
- Вай мэ... премудрый и ученейший из всех мужей, великий Сзади как-то
сказал: "Слова женщины - истина лишь для самой!" Разве отец не лучше знает
имя, которое он дал своему ребенку?
Оболенский украдкой оглядел присутствующих. Вроде бы все были
согласны...
Старик подмигнул ему и продолжил тем же менторским тоном:
- Иди сюда, о дочь моя, украденная злыми разбойниками Кадиса и
воспитанная в беззаконных землях франков, откуда тебя вовремя спасли вольные
сыны моря - пираты Алжира, и доставили халифу Самарканда девственной, что
уже само по себе есть великое чудо Всевышнего! Все ли ты поняла, карданный
вал тебе в заднюю дверцу?!
- Мог бы и не разжевывать... - удовлетворенно мурлыкнул Лев и с разбегу
бросился "на ручки" вставшему с пола другу. - Папа! Сколько лет, сколько
зим, как я скучала, кто бы знал... Ой-е, шире вселенной горе мое! Прижми
меня покрепче, я твоя маленькая зайка...
- За-а-души-шь... - едва не поперхнулся бородой несчастный Насреддин. -
Слезь, зараза!... Я же живот надорву...
- Вах, вах, вах... - искренне умилились все присутствующие. Встреча
двух родственников после долгой разлуки казалась безмерно мелодраматичной.
Вид двухметровой "девицы" на руках у почти падающего "папочки" вызывал слезы
на глазах и обращал взоры к высоте небес, соизволивших пролить на землю
такое счастье...
- Клянусь бородой пророка, когда стражники доложили мне, что
благообразный старец ищет свою дочь в моем гареме, я не сразу поверил, -
начал Селим ибн Гарун аль-Рашид, когда ахи и охи несколько приутихли. - Но
ныне стыжусь своих подозрений... Хотя всякому правоверному свойственно
совершать ошибки, ибо шайтан не дремлет!
- Как ты узнал, что я - твоя дочь? - не разжимая зубов, спросил Лев.
- "Я - в гареме!" Кем еще ты там мог вырядиться?! - так же, не снимая
улыбки, пояснил Ходжа.
- Но сегодня у всех нас будет радостный день, - тем же тоном продолжал
эмир, - ибо намерен я взять эту девушку в жены! Достойно истинной
мусульманке во всех странствиях и напастях сберегла она свою честь и готова
принести ее мне на брачном ложе.
- Ты не говорил, что выходишь замуж за эмира, - тихо процедил домулло.
- Можно подумать, меня спрашивали?! - скорбно ответил Оболенский и
приветливо помахал правителю рукой.
По знаку эмира вперед вышли два имама, на чалме каждого сверкал кусок
зеленого шелка - знак паломничества в Мекку. Один ловко установил нечто
вроде пюпитра, а другой торжественно возложил на него Коран. Брачная
церемония на Востоке проводится быстро и по-деловому...



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Суббота, 21 Июл 2012, 19:16 | Сообщение # 23
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Герой делает трупы, а трупы делают из него героя.
Парадокс, но факт.

А вы обратили внимание на то, что в этом романе еще ни разу никого не
убили? Во всех моих предыдущих книгах трупы если и не громоздились горами,
то уж по меньшей мере без трех жмуриков повествование никак не складывалось.
Фэнтези - литература сильных страстей и ярких характеров, соответственно,
без убийств в ней ну никак нельзя обойтись! Если уж не главный герой и не
его возлюбленная, то хоть какой-нибудь второстепенный злодей точно должен
примерить белые тапки. "А как же Ай-Гуль-ага?" - скажете вы и будете уличены
в невнимательности. Старого вампира никто не убивал - он сам отравился. Так
же как и прочие гули, решившие полетать с минарета под воздействием опиумных
паров. Вот видите, это еще одно весомое доказательство, что весь роман не
выдуман, а почти дословно списан со слов прямого очевидца. Ведь сочиняй его
я, Багдадский вор уже давно бы избавил город от деятельного эмира
посредством волшебного ятагана с именем, ничего не говорящим непосвященному
лицу.
На самом деле никакой брачной церемонии не было. Ходжа только взглянул
в помутившиеся глаза друга и содрогнулся - в небесной голубизне посверкивали
знакомые искорки. И значит, грозовые тучи неумолимо собираются над головой
Селима ибн Гаруна аль-Ра-шида! Красное с золотым люрексом платье невесты уже
едва не лопалось на напряженных плечах Оболенского - потомственный русский
дворянин ни за что не хотел выходить замуж! Даже чуть-чуть. даже в шутку...
даже за эмира... Всем присутствующим тоже вроде бы показалось, что "дочь
купца" как-то странно покраснела, и эта краска скорее означала гнев, чем
стыд.
Всесильный владыка махнут рукой, первый имам открыл Коран, и тут
домулло решительно шагнул вперед
- О великий и могущественный правитель! Ты оказываешь мне, безродному,
великую честь, становясь моим сиятельным зятем. Но пусть и все гости твоего
дворца, и слуги, и рабы твои, и визири, и прислужники, и нукеры, и стражи
знают, что не последнее чучело отдал тебе бедный бухарский купец из
Самарканда. Люди! Взгляните на нее. У кого есть дочь лучше, выше и сильнее
моей?!
- Пусть говорит, - милостиво качнул бородой эмир, - купеческая натура
всегда берет верх - он не может не похвалить свой товар...
- Глядите же, правоверные мусульмане, и пусть взоры ваши видят истину,
ибо дочь моя заметней, чем знамя! Тело ее подобно чистому золоту, мягкому
шелку и свежему курдюку! (На этом эпитете Оболенскому, уже расплывшемуся в
довольной улыбке, резко поплохело, а это было еще только начало). Щеки ее
равны степным макам, живот втянутый, с тремя складками, пупок вмещает
полстакана подсолнечного масла, бедра похожи на подушки, набитые павлиньими
перьями, а между ними находится вещь, которую бессилен описать язык...
- Какая вещь? - едва сдерживаясь от рыка, прошипел Лев
- Которую бессилен описать язык, и при упоминании ее наворачиваются
слезы! Этому нет названия.
- Ах, вот ты о чем. Ну почему же нет?
- Вешний бутон, распустившаяся роза, благоуханный тюльпан! - продолжал
надрываться Ходжа.
- Хм... вообще-то у нас все гораздо проще и приземленнее.
- Молчи, о неразумное дитя! Опусти свой взгляд и не смей поднимать его
на великого эмира, доколе не станет он мужем твоим, а ты женой его. И тогда
войдет он, подобно финику, в твою пшеницу, и будет кусать тебе щеки, и
ложиться на грудь движениями каирскими, заигрываниями йеменскими,
вскрикиваниями абиссинскими, истомой индийской и похотью нубийской, жалобами
деревенскими, стонами дамасттскими, пылом астраханским, наскоками
самаркандскими, резвостью городскою, толчками бухарскими, жаром саадииским,
томностью александрийской и ревностью корсиканской!
К концу перечисления все, от последнего раба до первого визиря, в
изумлении раскрыв рты, уставились на великого эмира. Селим ибн Гарун
аль-Рашид еще никогда не чувствовал себя столь неудобно. Подобные
восхваления не редкость на пышнословном Востоке, однако обычно венценосные
особы выслушивают оды другого рода. О победе над врагом, например... О
храбрости, силе, милосердии и сыновней почтительности. Но не о феерических
возможностях в плане гольного секса!
- Откуда ты все это знаешь? - "Дочь" незаметно пихнула коленкой отца.
"Старец" потер ушибленную задницу, огрызнувшись сквозь зубы:
- Книжки надо читать, о бестолочь, бесполезно-необразованная... Для
тебя же стараюсь!
- Чем? Готовишь меня к прелестям замужней жизни?!
- Тяну время-а! О пророк, дай мне еще немного терпения и силы. Я верну,
я очень долго не буду тебя беспокоить из-за этого неблагодарного отпрыска
глупых сибирских барсуков!
- Довольно, старик! - Огромным волевым усилием эмир набрал в голос
металла и требовательно поднял руку. - Нам надо покончить с церемонией
побыстрее, на сегодня есть и другие, не менее важные для правителя, дела.
- Слушаю и повинуюсь, но если мне будет позволено...
Поздно, домулло уже никто не слушал. Стражники ударили мечами в щиты, и
первые слова извечной молитвы Корана уже срывались с богопослушных губ
имамов:
- Алла-а! Биссмилле, ир рэхим ин рехмен! Воистину велик и мудр Аллах и
деяния его подобны...
- Великий эмир! Срочная весть для великого эмира!! Благая весть!!! - В
зал вбежал мокрый от усердия стражник. - На базарной площади нашего
благословенного города пойман сам Багдадский вор!
- Не может быть... - прошелестело по толпе придворных.
- Ты забылся, воин... - Селим ибн Гарун аль-Рашид чуть нахмурил брови.
- Глава городской стражи, благородный господин Шехмет, уверял меня, что
Багдадского вора забрала на небо сверкающая колесница святого Хызра!
- Так то был молодой вор, - охотно пояснил вестник. - А мы задержали
старого. Помните, он еще стихи о пьянстве и греховной любви проповедовал?
- Хайям ибн Омар?! - От изумления эмир даже вскочил на ноги, раскидав
во все стороны вышитые подушки. - Неужели нам удалось наконец поймать этого
старого развратника, чьи бесстыжие стихи губят нравственность и веру в
молодых, неокрепших сердцах...
- Воистину так, о сиятельный!
Царедворцы шумно поздравляли друг друга с успехом, Лев и Ходжа молча
выпялились на счастливого стражника, не в силах поверить, что все, сказанное
им, правда. Может быть, охрана ошиблась? Может быть, это вообще совсем
другой старик? Ведь дедушка Хайям давно должен был загорать на курорте,
спокойненько передоверив весь план посрамления эмира - своему
великовозрастному внуку... И ведь нельзя сказать, что Оболенский с задачей
не справился. Он изо всех сил старался выделиться, и уж действительно только
что не женил эмира на себе. Не успел, если быть объективным...
- Все на площадь! Привести в порядок место казни. Собрать весь Багдад,
пусть люди видят, чья твердая рука защищает законную власть и порядок!
Позовите палача, пусть возьмет самый большой ятаган...
Свора прихлебателей, кланяясь, бросилась к выходу. О "бедном купце" с
нескладной "дочерью" все разом подзабыли. Кто бы поспорил - грядущее зрелище
было куда интереснее традиционной свадьбы. Причем свадеб-то уж всегда и
везде полно, а по Шариату все это делается очень просто. У молодых выясняют
их обоюдное согласие, читают над ними Коран, и... все, хвала аллаху - они
уже муж и жена.
- Я так понял, братан, свадьбы не будет?
- Если не поспешим, Лева-джан, то будут похороны.
- Селимушка, погоди! Не бросай свою суженую! Куда пошел, стой, тебе
говорят! Сто-о-й! Ходжа, за мной! Мы все равно его поймаем...

x x x

Обижающий поэта упрекнет и Аллаха.
Догмат Корана.

Экстренный выезд Селима ибн Гаруна аль-Рашида был обставлен с
надлежащей помпой и двинулся за ворота примерно через час. Понятное дело,
надо же было одеться соответственно случаю, подготовить лошадей, снарядить
повозки, выстроить стражу, эскорт, конвои, перекусить перед выходом... Час -
это еще рекордная скорость, в обычном режиме парадный выезд властителя
готовится за неделю вперед. Если бы там и преступников ловили такими же
темпами, волна бандитизма захлестнула бы Багдад в течение месяца... Лев и
Ходжа тоже зря времени не теряли, перехватив того самого молодца, что
докладывался эмиру. Парень впал в болезненную "звездность", высокомерно
отказываясь отвечать на вежливые вопросы "какого-то там старого купца"...
Оболенскому пришлось брать проблему в свои руки: после выкручивания запястья
и двух омоновских пинков по почкам стражник раскололся. Не осуждайте моего
друга, в иной ситуации он бы не распускал кулаки, но сейчас на карту была
поставлена жизнь его деда! Оказалось, что Хайям ибн Омар практически сам
сдал себя в руки городской охранки. Старый пьяница, будучи абсолютно
трезвым, подошел к двум стражникам, осуществляющим дневной обход базарной
площади, и прямо спросил у них: где его внук, Багдадский вор - Лев
Оболенский? Те, естественно, радостно ответили, что уже на небесах! Старик
охнул, начал рвать на себе одежду, бить себя кулаками в грудь и всячески
поносить благочестивое правление эмира. На том его, собственно, и
повязали... Стража утверждала, будто бы Хайям оказал сопротивление, даже
кого-то там ударил. Скорее всего, это была грязная ложь, грубо сляпанная в
надежде на большую награду за задержание "особо опасного преступника". Сверх
этого никакой полезной информации выбить не удалось. Молодого стражника
отпустили, он вроде бы побежал кому-то жаловаться, но передумал. Оно и
правильно, стыдно признаваться, что тебя побила девушка... почти
двухметровая... с косой саженью в плечах.
Однако после выяснения сути дела нашим героям легче ничуть не стало, То
есть разумного плана спасения старого Хайяма ибн Омара ни у кого не было. На
площадь они попали вместе со всем эмирским парадом (выкинув из второй
повозки двух каких-то особенно визгливых царедворцев). А народу вокруг
видимо-невидимо! Вся площадь от края и до края волновалась многоцветным
ковром, словно поле пшеницы, где каждый колосок был живым человеком. Кто-то
что-то кричал, размахивал руками и ощущал себя незыблемой частичкой того
огромного тысячеликого организма, носящего красивое и вольное имя - народ!
Весь Багдад, от старого до малого, собрался по зову глашатаев, и никто на
свете не мог бы сейчас сказать, что его переполняет: радость или горе, слезы
или смех, гнев или печаль? Лица людей были суровыми и напряженными. Если
эмир рассчитывал казнью пожилого человека укрепить свой престиж,
демонстрируя, каким образом можно заботиться о нравственности молодежи...
либо он не знал свой народ, либо не уважал его. Толпа способна качнуться в
любую сторону - построить храм и разнести город. Но народ - не толпа, и уж
тем более не быдло. Старого поэта многие знали, его стихи гуляли по рукам и
заучивались наизусть, передаваясь из уст в уста. Чтобы убить человека,
прежде надо убить его славу! Эмир этого не учел...
Одной стороной базарная площадь прилегала к крепостной стене, в тени
которой был установлен большой помост с черной плахой посередине. Ближе к
стене на помосте высились ряды скамей наподобие амфитеатра. В центре, под
балдахином, уже устанавливали переносной трон для правителя. Пленника
держали в небольшом караульном помещении у той же стены. Больше половины
шехметовской стражи стояло здесь боевым порядком с обнаженными ятаганами.
Перед эскортом эмира народ послушно разошелся в стороны, давая место для
прохода. Селим ибн Гарун аль-Рашид прогарцевал на редком андалузском жеребце
иссиня-черной масти, приветливо помахивая плетью направо-налево. Багдад
встретил его молчаливыми поклонами. Оваций не было, приветственные крики
изображала исключительно стража. Помост окружили тройным кольцом всадников,
а места вокруг эмира быстро разобрали шустрые придворные. Седобородый купец
с наглой дочерью бесцеремонно уселись в первом ряду и даже цыкнули на
помощника визиря, пытавшегося их оттуда согнать. Под барабанный бой и рев
длинных труб на "ковер крови" был выведен злостный нарушитель нравственности
- поэт, пьяница и вор Хайям ибн Омар. Вся площадь невольно зароптала, видя
перед собой высохшего старика в поношенном халате и застиранной чалме. Но
дух его не был сломлен, глаза горели обжигающим пламенем, а в поступи
чувствовалось врожденное величие образованного человека. Такого можно
казнить, но нельзя заставить служить власти... Эмир милостиво качнул
пальчиком, и подобострастный казий бросился изображать мирового судью:
- О великий владыка Багдада, и вы все, правоверные мусульмане, внемлите
мне, ибо тяжек грех человека, стоящего передо мной, и горько мне видеть
бездну его падения. Дожив до седых волос, он презрел мудрость аксакалов и
толкнул своими грязными рубай десятки доверчивых юношей на стезю порока! Я
не хочу обвинять его, хотя Коран учит нас говорить правду в лицо, ибо только
так мы можем спасти сбившегося с истинного пути мусульманина. Мне достаточно
лишь громко прочитать эти бесстыжие строки, и тогда каждому из вас станет
ясно, за что будет наказан этот Человек. Мы скорбим о нем! Мы оплакиваем
его, ибо демоны Зла заберут его душу, навеки лишая ее возможности услышать
пение райских гурий! Итак, Хайям ибн Омар, признаешь ли ты за собой
написание стихов, прославляющих пьянство:

Под мелодию флейты, звучащей вблизи,
В кубок с розовой влагой уста погрузи.
Пей, мудрей, и пускай твое сердце ликует,
А непьющий святоша - хоть камни грызи!

- Признаешь ли ты, старик, эти строки своими?!
- Да.
Вся площадь примолкла, и тихий голос Хайяма долетал до самых дальних ее
уголков.
- Но восславления греха, запрещенного Кораном, тебе было мало... Ты
хвастливо написал о своем самом страшном для истинного мусульманина
проступке - о воровстве! И где?! В святом месте - в мечети! Да, правоверные,
этот человек ограбил мечеть! Его стихи выдают его с головой:

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой.
Когда-то коврик я стянул отсюда,
Истерся он, хочу стянуть другой.

- И это я написал.
После такого признания над Багдадом пронесся недоуменный ропот.
Довольный собой казий еще раз поклонился эмиру и продолжил:
- Но это не все! Человек, стоящий перед вами, создал сотни стихов,
восхваляющих греховную похоть. Не любовь! Ибо, как написано в Коране,
мужчина любит лишь своих законных жен, а в рубай этого безрассудного старца
нет ни слова о законной жене! Он разрушает сами основы семьи и брака! Он
призывает юношей пить вино и развлекаться на лужайках с музыкантшами,
танцовщицами и продажными девками! Вот его слова:

Я терплю издевательства неба давно.
Может быть, за терпенье в награду оно
Ниспошлет мне красавицу легкого нрава
И тяжелый кувшин ниспошлет заодно...

- Я признаю эти стихи.
Теперь уже не ропот, а рокот возмущенных голосов повис в воздухе.
Оболенский слушал все обвинения в адрес дедушки, опустив голову. Как бывший
работник прокуратуры, он не мог не признать их весомость и состоятельность.
Хотя... все равно бы не вспомнил, что такое "прокуратура".
- О Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Если бы только этим
ограничивались прегрешения этого человека, мы бы простили его, снисходя к
его почтенным годам. Но он посмел поднять руку на... самого Всевышнего! Он,
в своем слепом ничтожестве, попытался свалить на Аллаха всю ответственность
за свои же грехи. Он бесстыдно обвиняет самого Господа в нарушении законов
Шариата. Вы только послушайте, правоверные:

Ко мне ворвался ты, как ураган, Господь,
И опрокинул мне с вином стакан, Господь![
]Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
Гром раздери меня, коль ты не пьян, Господь!

Дальше обвинителю пришлось кричать в полную глотку, дабы хоть как-то
перебить фанатичный рев толпы. Хайям ибн Омар только молча кивнул, в
очередной раз подтверждая свое неотъемлемое авторство, и остановить вой
оголтелых фанатиков было уже невозможно. Не будем врать, что в вину старика
поверили все, для большей части народа его стихи были абсолютно близки и
понятны своим истинным, а не поверхностным смыслом. Но были и другие...
Дураков, как правило, много не бывает. Но они шумны, энергичны и полны
нечеловеческой злобы к любому творцу, пытающемуся жить своим умом - вне
понимания их узколобого мира. Поэтому, когда казий патетично бросил в толпу:
"Виновен ли этот человек?" - нашлись те, кто счастливо завопил: "Виновен!"
Селим ибн Гарун аль-Рашид был очень доволен. Огромный волосатый палач
положил тяжелую пятерню на хрупкое плечо старика...

x x x

Все лучшее о себе я тоже услышу после смерти...
Автор.

Вот мы не так давно рассуждали с вами о похожести религиозных догматов,
а теперь коснемся одного, очень яркого, различия. Помните, как сказано у
христиан: "Тому, кто ударит тебя по правой щеке, подставь левую..." Это,
видимо, для того, чтобы бьющему стало как-то стыдно и он больше не дрался. А
может, и извинился в придачу... Но честно предупредим: на пьяниц,
наркоманов, садистов и душевнобольных это правило не распространяется! В
исламе все иначе, там официально разрешено "отвечать на зло равноценным
злом". Хотя "простивший и смирившийся будет возвышен Аллахом"! Вот видите,
им, восточным людям, это можно, а нам... Может быть, именно поэтому мы так
легко забываем добрые христианские законы и с присущим русскому человеку
смирением, получив по правой щеке, размашисто сворачиваем зачинщику челюсть!
Всю челюсть. Чего уж там на пощечины размениваться...
- Ты хочешь что-нибудь сказать? - Эмир поднял руку с холеными пальцами,
посверкал перстнями, и над площадью разом воцарилась тишина. - Говори, ибо
следующие слова ты будешь произносить уже перед престолом Всевышнего!
- Я... старый, выживший из ума глупец... - Хайям ибн Омар высоко поднял
голову, чтобы никто не видел его слез. - Я писал свои стихи для людей,
обладающих тонким умом, чувствующих шутку, и если над кем и смеялся, так
лишь над самим собой. Но я виновен перед Аллахом... И вина моя столь велика,
что не имеет прощения! Я... своими руками... послал в Багдад самого
прекрасного, самого умного, самого почтительного из всех юношей - своего
внука Льва Оболенского...
Здесь стоит сделать короткий перерыв ради описания выражений лиц
присутствующих. Должен признать, что все многообразие чисто человеческих
эмоций разом проявилось в исключительной полноте и первородной яркости.
Народ вытянул шеи и разинул рты - оказывается, ловкий Багдадский вор был
внуком знаменитого поэта! Эмир вытаращил глаза, до боли в пальцах впиваясь в
подлокотники трона, - ему совсем не хотелось, чтобы на площади, прилюдно,
вспоминали о том, как этот молодец украл рыженькую танцовщицу Ириду!
Благородный господин Шехмет молил небеса, взявшие Льва Оболенского, чтобы те
его ни за что не возвращали! А сам Багдадский вор шумно рыдал на плече у
Ходжи Насреддина, вытирая мокрый нос его же фальшивой бородой, потому что
"таких хороших слов он от дедушки с детства не слышал"...
- Да, мой бедный внук был вором... это я сделал его таким. Ибо если у
народа нет своего героя, то и неуловимый солнечный зайчик может разить его
врага страшнее удара молнии! Мой мальчик был высоким, сильным, голубоглазым,
его нельзя было не заметить в толпе. Быть может, он жил грехом, но у него
было большое сердце... Скажите, правоверные, разве он хоть кого-нибудь довел
до нищеты? Разве украл последнюю лепешку у бедной вдовы? Разве он обидел
ребенка? Разве не раздавал все ворованное простым людям?
- Воистину так... - прошелестело над базарной площадью, а эмир
посмотрел на начальника городской стражи таким взглядом, что тот начал
икать.
- Багдадский вор клеймил жадность, глупость и чванство. Он был для вас
звуком праздничного бубна, потаенным смехом в ночи, глотком свободы в тисках
безжалостного закона. Закона - единого для всех, а потому карающего без
разбора... Стражи сказали, что мой внук уже... на небесах... Зачем мне жить?
Пусть и моя стариковская голова падет к неумолимым стопам Закона,
разучившегося смеяться.
- О чем ты говоришь, вздорный старик?! - рискнул вставить свое слово
казий. - Закон - праведен и дан нам Всевышним для укрепления души и смирения
страстей. Тот, кто нарушает законы, идет против воли Аллаха!
- Ты прав, о почтеннейший... - печально подтвердил Хайям. - Мудрость
предпочтительнее беззаботного смеха. Я низко склоняюсь перед каждым
мудрецом, учащим в своих книгах юношей правде жизни. Пища для ума, как и
пища для тела, должна быть и правильной, и полезной. Мой внук был насмешкой
над вашими мудрыми речами... и это плохо! Но что будет с человеком, если его
поить только молоком и медом? Они очень полезны. Но иногда... редко... всего
один глоток ароматного вина способен принести в сердце несказанную радость!
Багдадский вор был тем, что заставляло народ улыбаться и... верить.
- Он был вором!
- Увы... но у него была добрая душа, и его забрала на небеса сияющая
колесница святого Хызра!
- Уж не думаешь ли ты, старик, что от этого мы сочтем его праведником?!
- наигранно расхохотался казий. Его смех прозвучал как-то особенно одиноко,
напоминая скорее кряканье полузадушенной утки. - Господин Шехмет, лично
присутствовавший при этом, убежден, что злодея забрали, дабы избавить от
него землю Востока и бросить великого грешника пред грозные очи всесильного
Аллаха!
- Что ж, тогда и мне пора отправляться вслед за ним, - покорно кивнул
поэт, опускаясь на колени перед палачом.
- Но почему ты не хочешь просить о помиловании? - неожиданно поднялся
эмир. - Разве твоя жизнь и твоя смерть не в моей воле?!
- О нет, великий эмир, все в руках Аллаха... Когда-то давно он дал мне
эту жизнь в долг и сегодня лишь заберет обратно. Кто я такой, чтобы судить
деяния Всевышнего?
- Ответ, достойный мудреца... Но не уподобляйся торопливому юноше - я
мог бы не только пощадить твою жизнь, но и наградить тебя!

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть!

неожиданно громко, отчеканивая каждое слово, словно серебряный дихрем,
ответил старик.
Восхищенный гул пронесся над площадью, и Селим ибн Гарун аль-Рашид с
каменным лицом опустился на трон.
- Правоверные мусульмане! Вы сами видите закостенелое упрямство этого
седобородого безумца. Наш добросердечный эмир сам предлагал ему прощение, -
но он отверг его милости. Пусть же ятаган палача станет последним укором
тому, кто выпустил на наши улицы бесстыжего шайтана, именуемого Багдадским
вором! Пусть...
- Довольно! - Густой, благородный бас прервал суетливую речь казия. В
первых рядах царедворцев встала могучая фигура девушки в чадре и подвенечном
платье. Она подошла к палачу, еле слышно бросив ему пару слов сквозь зубы.
Мужчина ахнул, отбросил ятаган и поспешно ретировался, прикрывая обеими
руками то, что так старательно прячут футболисты во время штрафных ударов. А
девушка, не обращая внимания ни на кого, легко подняла старого Хайяма,
ласково прижимая к своей необъятной груди. Стоптанные пятки несчастного
бултыхались в воздухе...
- Что происходит? - искренне удивился правитель.
- Багдадский вор - Лев Оболенский не умер! - громогласно оповестила
"невеста из Самарканда", поставив старика на место. - Он жив! Отпустите
дедушку, и я покажу вам Багдадского вора.
Селим ибн Гарун аль-Рашид сделал нервный жест левой рукой, что было
оценено как согласие на сделку. В ту же минуту к его ногам полетела чадра,
фальшивые косы, красное платье и пышные шаровары. По эффекту разорвавшейся
бомбы этот стриптиз превзошел все "укусы пчелы", вместе взятые.
- Будем знакомы, я - Лев Оболенский!



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Суббота, 21 Июл 2012, 19:19 | Сообщение # 24
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Смех - это не оружие.
Это - обезоруживание.
Практика пацифистов.

После утреннего обхода главврач чуть не уволил двух молоденьких
медсестер. Причина увольнения - надругательство над пребывающим в состоянии
комы больным! Согласитесь, это что-то... Нет, в наше противоречивое время
младший медицинский персонал мог быть уволен за взятки (хотя вряд ли...), за
невнимание, за преступную халатность, за... да за что угодно, но не за это!
Главврач больницы, а с ним еще четверо специалистов застукали девушек за
абсолютно непотребным занятием - они наносили макияж на лицо беззащитного
пациента. Вообще, подобное деяние даже трудно с ходу классифицировать...
Издевательство, глупая шутка, подготовка к будущей практике в морге?
Доподлинно никому не известно... Обе девицы, рыдая на весь этаж, клялись
Гиппократом, что они ничего такого не делали. Совсем наоборот, пытались
ватками и носовыми платочками стереть с больного непонятно откуда
появившуюся косметику. Это не они, а кто-то другой подвел пациенту глазки,
накрасил реснички, нарумянил щеки и жутко извозил помадой губы. Естественно,
им никто не поверил... Макияж был нанесен абсолютно профессионально и явно
женской рукой. Кое-как главврач сдержал праведный гнев и дал медсестричкам
испытательный срок...

Ай, какое яркое солнце горело в тот день над притихшим городом... Какое
синее небо раскинулось сияющим шатром так высоко, что даже верхушки
минаретов не доставали его, как ни тянулись... И какой человек блистал на
самой известной сцене Багдада - грубом помосте, куда мог ступить каждый, но
оттуда еще никто не уходил своими ногами...
- Ну, все... все, дедуль... не надо. - На Льве оставались лишь белые
нижние шароварчики, чуть ниже колен, да пара ниток недорогих бус.
Старый Хайям припал к его груди, и наш герой продолжил неуклюжие
утешения:
- Живой я, живой! Что со мной сделается... Ты-то как здесь оказался? За
каким шайтаном тебя понесло в Багдад... сидел бы себе в санатории, в шашки с
Бабудай-Агой резался. А, саксаул?
- Аксакал! Глупый мальчишка! Никуда я не ездил... - тихо признался
Хайям. - Так и сидел в пустыне. Джинн приносил вести о тебе, одну чудеснее
другой... Потом ты пропал... я пошел в город...
- Вот это зря! Я ж не младенец на прогулке, извилинами шевелить умею,
не потерялся бы... Кстати, а где наш черный друг? Я ему пиво обещал.
- Они... отобрали кувшин.
- Кто, стражники? - Лев обернулся и грозно поманил пальцем господина
Шехмета. - Да, да, вас, почтеннейший! Это что же получается? Подчиненные вам
блюстители порядка задержали и обобрали прямо посреди улицы пожилого,
уважаемого человека. Где дедушкин кувшин, а?!
Шехмет сначала немного опешил, потом подошел поближе к Оболенскому,
присмотрелся повнимательнее и, выхватив кинжал, тонко завопил:
- Стража-а! Взять его! Он тот самый Багдадский вор!
Придворные засуетились, двое рослых телохранителей мгновенно прикрыли
правителя, а народ на площади прямо-таки взвыл от восторга! Вот стража
никуда не набежала... Зачем бегать? Преступник и так стоит почти голый, без
всякого оружия перед судом великого эмира, в окружении десятков нукеров и
всадников с ятаганами. А самое главное, что при таком скоплении народа это
было совсем небезопасно. Оболенский меж тем, не говоря дурного слова, усадил
старого поэта на свое место и беззастенчиво обратился к эмиру:
- Дорогой наш Селим ибн Гарун аль-Рашид, давай сначала ты меня
выслушаешь, а потом начнешь домогаться с претензиями. Раз уж я здесь, перед
всем народом, нигде не прячусь и ни от чего не отпираюсь, гак начнем
показательный судебный процесс над Багдадским вором прямо тут!
Граждане-багдадцы, возражений нет?
- Только не уходи! Останься, ради аллаха!
Под давлением выкриков из толпы великий эмир сдержанно кивнул. Он ведь
был поборником истины и верным слугой Закона, а значит, никак не мог
отказать даже самому закоренелому преступнику в справедливом суде.
- Итак, во-первых, торжественно и официально заявляю: все, что было
здесь высказано в качестве обвинений моему уважаемому дедушке, - ложь и
брехня! Если судить о личности поэта по его стихам, то Пушкин с няней гасил
кружками, по-черному! Блок ломал коням тяжелые крестцы, Есенин сосал глазами
синь, Маяковский сверлил флейты из позвоночников, а Хлебников вообще
пинь-пинь-пинькал зинзивером! Есть еше Вознесенский, но он такое писал, мне
повторить неудобно... Любому филологу ясно, что дедуля писал образно, на
философско-отвлеченные темы, без обязательной проекции на себя лично. Кто
готов выступить декадентствуюшим оппонентом, прошу сюда вместе с
контраргументами!
На до-о-о-лгую минуту повисла гробовая тишина. По-моему, Ходжа
Насреддин был одним-единственным человеком, который хоть что-то понял, Ну,
по крайней мере, уловил общую суть...
- Возражений все еще нет? Отлично. Селим Гарунович ибн Рашидович, если
ты тоже не против, то мой дед полностью оправдан! Молчишь? Хорошо, в
большинстве культурных стран - это общепринятый знак согласия. Теперь
переходим к главному. Какие у тебя претензии лично ко мне?
На этот раз эмиру было некуда отступать. Становилось совершенно ясно,
что именно здесь и сейчас решается судьба всего правопорядка, на всем
Востоке. Если какому-то наглому вору удастся склонить на свою сторону
общественное мнение - нравственность погибнет навеки! Порок будет
неискореним даже самыми жестокими репрессиями. Если же в споре победит буква
Закона, уже никто и никогда не посмеет упрекать великого эмира в
злоупотреблении властью, и его имя восславят в веках!
- Что ж, будь по-твоему, Багдадский вор... Я сам зачитаю длинный список
твоих прегрешений, от одного упоминания которых сердца истинных мусульман
содрогаются от ужаса! Вот твой первый проступок: ты украл четыре перстня
благородного господина Шехмета, а его самого опоил...
- Ни в одном глазу! - клятвенно заверил Лев. - Но если есть сомнения,
спросим у него самого. Так чем это я вас опоил?
- А... эм... великий эмир, он говорит... правду, - краснея, как свекла,
выдавил начальник городской стражи, - Все перстни мне вернули, и я ничего не
пил! Клянусь бородой пророка! Я только понюхал и сразу все... понял. Я не
выпил!
Над площадью пронесся чей-то сдержанный гогот.
Эмир бросил на Льва самый строгий взгляд и продолжил:
- А разве не ты убежал из зиндана, украл всю казну городской стражи,
распустил лошадей и вытащил во двор самого господина Шехмета в одних...
- Смилуйся, о великий и справедливый!., - в полный голос взвыл Шехмет,
падая на колени. - Все, о чем ты говоришь, сотворили бесстыжие
демоны-иблисы! Человек не сумел бы такого сделать... А уж тем более этот
неуклюжий медведь!
- Есть еще какие-нибудь обвинения? - ровно спросил Лев, победно
подмигивая начинающим хихикать людям.
- Ты обманул и опозорил Далилу-хитрипу и ее дочь, мошенницу Зейнаб!
Теперь они прячутся в изгнании, а молодой Али Каирская ртуть от стыда бежал
в родной Каир. Признаешь ли ты это?
- Вы о Ночи Бесстыжих Шайтанов? Так там, как я понимаю, тоже
похозяйничали барабашки... Весь город в свидетелях, правда?
- Истинно так! - дружным хохотом откликнулся народ.
- Но это был ты! - взвился оскорбленный эмир. - Ты и твой проклятый
дружок, осквернитель морали - Ходжа Насреддин!
Оболенский открыл было рот, но ответить не успел. С переднего ряда
гордо поднялся невысокий благообразный старик и величаво прошагал к
Багдадскому вору:
- Здесь прозвучало мое имя? И, клянусь одеждами Мусы, Исы и архангела
Джабраила, прозвучало осуждающим тоном.
- Ходжа, ты рехнулся, сядь на место!
- Не мешай, Лева-джан, я тоже хочу высказаться. - Седая борода, длинные
усы и подушка, выуженная из-под халата, упали с помоста вниз.
- Ва-й мэ-э... - дружно выдохнули все. Домулло повертелся то тем, то
этим боком, давая возможность людям посмотреть на себя во всей красе.
- Раз уж нас с моим великорослым другом обвиняют в грехах, которых мы
не совершали, позвольте мне покаяться в грехе, по сей день тяготящем мое
больное сердце. Я хочу рассказать вам, о правоверные мусульмане, о маленькой
рыжеволосой танцовщице.
О той, что плясала для вас на базаре, где ее и заметил наш великий и
милосердный...
- Нет! Ничего этого не было! - вовремя вмешался побледневший Селим ибн
Гарун аль-Рашид.
- Неужели не было? - хором удивились Лев и Ходжа. - Так, значит, в
случае с Иридой Епифенди мы невинны?
- Я ни в чем вас не обвиняю! - дрожащим от ярости голосом торжественно
объявил эмир.
- О наш благородный правитель, тогда заплати нам, и мы терпеливо
отвалим... - ласково предложил Оболенский. Сразу никто ничего не понял,
пришлось объяснять очевидное, - Ты ведь каких-нибудь пару часов назад обещал
сочетаться со мной законным браком? Вытащил меня из гарема, заставил
вырядиться, как белку новобрачную, с папулей моим при всех договорился, а
теперь на попятную? Ладно, я тоже не страсть как горю замуж... Но по законам
столь любимого тобой Шариата ты должен выплатить нам приличную компенсацию,
чтоб мне как "честной девушке" было не стыдно глядеть в глаза соседям. Ну,
так что, эмир?! Будешь платить, или все-таки поженимся? Думаю, в твоем
гареме меня снова примут с радостью...
Последние слова моего друга потонули в таком гоготе, что деревянный
помост закачался! Казалось, разом засмеялась вся площадь... Люди, лошади,
бродячие собаки, голуби на крышах, минареты и здания, деревья и облака - все
задохнулось в едином порыве нечеловеческого хохота! Селим ибн Гарун
аль-Рашид пробовал что-то объяснить, но его никто не слушал. Неуправляемое
веселье овладело душами, и если бы в этот момент кто-то умер от смеха, то он
предстал бы пред взором Всевышнего с улыбкой до ушей! Народ катался,
схватившись за животы, стражники ржали, даже не прикрываясь Щитами,
царедворцы и нукеры висели друг на друге, не в силах остановить распирающий
гогот. Не смеялся только один человек. Вы знаете - кто, и ему действительно
было совсем не смешно. Криками и пинками эмиру кое-как удалось поднять своих
же стражников, заставляя их взять в кольцо двух возмутителей спокойствия.
- Вы будете казнены сию же минуту!
- За что? - хихикнули оба, народ успокоился довольно быстро и
посерьезнел, видя, что события принимают совсем нежелательный оборот.
- Ничего не хочу знать, казнить, и все!
- А как же закон?
- Казни-и-и-ть!!! - взвыл Селим ибн Гарун аль-Рашид, площадь возмущенно
замерла. Лев ободряюще похлопал Насреддина по плечу и спокойно уточнил:
- Шайтан с тобой, не ори только... Но прежде, чем мне отрубят голову, я
могу попросить, чтобы дедушке Хайяму все-таки вернули его законное имущество
в размере одной емкости для алкогольных напитков?
- Можешь... - скрипнул зубом эмир. - Где этот проклятый кувшин?
Кто-то из стражи быстренько сбегал в караулку и притащил совершенно
обычный глиняный кувшин для вина. Эмир потряс им, понюхал горлышко, не
обнаружил ничего подозрительного и попытался сунуть себе под мышку:
- Твой дед получит его после твоей смерти.
- Э нет... - Никто не мог бы сказать, каким образом кувшин вдруг
оказался в ловких руках Оболенского. - Такие дела надо доводить до конца
собственноручно. Эй, Бабудай-Ага! Ты где? А ну, вылезай...
Мгновение спустя из горлышка кувшина повалил черный дым, и над базарной
площадью вырос двадцатиметровый джинн! Кто-то успел взвизгнуть...

x x x

Смех - это знак равенства между царем и нищим.
Марк Твен.

На этот счет в одном из хадисов прямо сказано: "Тот из вас, кто видит
нечто непотребное, должен исправить это с помощью руки своей. Если же у него
не хватит на это сил, тогда он должен постараться исправить это словом уст
своих. Но если у него и на это не хватит сил, то он по меньшей мере должен
ужаснуться этому всем сердцем своим!" Лев всегда считал, что эмир Багдада в
своей борьбе против греха изрядно перегибает палку. А значит, ему, Льву, как
истинному мусульманину вменяется в обязанность беспременно вмешаться. Дабы
честно и нелицеприятно поправить все рукою своей, словом из уст своих, ну и
конечно же сердцем!
- Что тебе угодно, о неисправимый Багдадский вор? - пророкотал джинн,
изо всех сил стараясь выглядеть предельно крутым и впечатляющим. Это стоило
сделать, ибо не будем врать, что все горожане при виде здоровенного монстра
впали в истерику и бледность. Вовсе нет... Ну, многие, конечно, пригнулись,
кое-кто даже зажмурился от страха, но не убежал ни один. То ли джинны на
Востоке не такая уж диковинка, то ли здесь, на базарной площади, становилось
слишком уж интересно, а любопытство - самый большой двигатель прогресса и
самая сильная слабость человеческой души.
- Здорово, Бабудай-Ага! Сто лет не видались, как жизнь, как дети, как
супруга?
- Хвала небесам, все в порядке... - Джинн наклонился пониже и шепотом
доложил: - Ты все перепутал, уважаемый! Меня мог вызвать только твой дед, и
потом, для этого надо хотя бы потереть кувшин. Я бы не настаивал, но
традиции есть традиции...
- Ладно, приму к сведению. Дедушка Хайям, ты не против, если я загадаю
одно желание?
- А у меня и осталось всего одно, - прямо с места крикнул старик. -
Трать его, о мой бесшабашный внук!
- Так, так, так... и чего бы мне эдакого пожелать? - Лев Оболенский
изобразил на челе мучительную работу мысли. - Вообще-то, в свете последних
событий, когда нас вот-вот обезглавят, наверное, стоило бы... Эй, эмир! Ты,
случайно, не передумал нас казнить?
- Вы... свободны, - тупо выдавил Селим ибн Гарун аль-Рашид, опустив
голову в знак признания своего поражения.
- Хвала аллаху за такое правосудие! - счастливо возопил Ходжа
Насреддин, подпихивая друга в спину. - Бери дедушку и пойдем отсюда в
ближайшую чайхану самого дальнего города. В какую-нибудь Басру, например...
айда!
- Не пойду.
- Что ты сказал, Лева-джан?
- Ты иди, а я пока задержусь. Мне кажется, у вас тут надо кое-что
поправить... - сощурясь, заявил Лев, странно посматривая на эмира. Тот сидел
ни жив ни мертв, белее потолка, и вся площадь совершенно ясно поняла, ЧТО
сейчас произойдет. Не думайте, будто бы на Востоке дворцовые перевороты
чрезмерная редкость... Просто обычно их совершают лица, так или иначе
приближенные к реальной власти. Всякие внебрачные принцы, опальные сыновья
султанов, дети купцов и, на худой конец, великие герои из народа. Но не
уличный жулик...
Первым опомнился все тот же Насреддин:
- Ва-а-х, так ты, о подлейший из соучастников, вознамерился сам стать
эмиром?!
- Ходжа, я не...
- Молчи, лукавый преступник с языком пустынной гюрзы! Ты сразил меня
стрелой обиды прямо в печень, и она вот-вот выйдет через... нет, это
неприлично. Оставим стрелу в покое... Как ты посмел хотя бы помыслить о
присвоении себе законного трона эмиров Багдада?!
- Слушай, может, ты все-таки меня...
- И не надейся, о голоштанный преступатель клятв! Я больше не поверю ни
единому твоему слову... Легко ниспровергать эмира, имея за плечами самого
большого из всех джиннов! А кстати, у тебя там не будет свободного места
визиря?
- Я не буду эмиром.
- А я как раз был бы очень неплохим визирем от народа, потому что...
Что ты сказал? - споткнулся домулло. - Как это не будешь эмиром?!
- Да так... не хочу. - Лев благодушно пожал плечами. - Я ведь вор. А
всякая политика, дипломатия, интриги, перевыборы... Не, на главу государства
долго учиться надо. На фига мне такой геморрой в ранней юности? У меня были
совсем другие планы...
- Ка... какие? - не выдержав, пролепетал Селим ибн Гарун аль-Рашид.
Кажется, он понял, что власти его лишать все-таки не будут, но вполне могут
сотворить что-нибудь неприятное. А к помосту тем временем активно
проталкивалась маленькая, храбрая девушка в платье обеспеченной
простолюдинки. Ее вез очень убедительный ослик, нагло кусающий всех, кто не
успевал сойти с пути. Вместо обычной чадры лицо всадницы было полуприкрыто
дорогой вуалью, а глаза горели, как у голодного гуля.
- Джамиля? - не сразу поверил Оболенский, пока девушка, спрыгнув,
проскользнула между стражниками и ловко вскарабкалась на помост. Первым
делом она немножко повисела у него на груди, обозвав "бесчувственным" и
"бессердечным", потом всхлипнула и, повернувшись лицом к эмиру, бухнулась на
колени:
- О великий и справедливый правитель Багдада! Я, твоя верная раба и
несчастная вдова, прошу милости для этого человека. Не убивайте его,
пожалуйста, а?
- Да... мы... собственно... как бы... ну, я не очень и собирался, -
затравленно оглядевшись, пояснил Селим ибн Гарун аль-Рашид.
- Тоща почему же вы его не отпускаете?
- Я не отпускаю?! Да пусть идет, ради аллаха! Хоть на все четыре
стороны из моего благословенного города. Я не отпускаю... Это он меня не
отпускает!!!
- Левушка... - Джамиля посмотрела на Оболенского, на кивающего домулло,
на здоровенного джинна, произвела в голове несложные математические
вычисления и... бросилась на Льва с кулачками. - Так ты сам захотел стать
эмиром?! Ты говорил мне о свободе, о демократии, о равноправии, о
конституции и других непонятных вещах, а сам только и ждал своего джинна,
чтобы стать эмиром! Тебе так нужен его гарем?!
- Солнышко, - шутливо отбивался Лев под нарастающие смешки толпы, - но
согласись, гарем - это единственный плюс во всей работе президента. Где еще
ему расслабляться после споров о Курильских островах или опохмелки в
Ирландии?
- Лева-джан, - даже обиделась Джамиля, - но там же полно старух и
всяких разукрашенных дур, которые сами и тарелку вымыть не смогут, и в
ком... компь...ютере ничего не смыслят! А я уже слова "Микрософт Ворд" и
"Пейдж Мейкер" выучила...
- Ты у меня прелесть! Раз такое дело, какой, к лешему, гарем?! Я
отказываюсь от эмирства! Эй, Селим ибн Гарун аль-Рашид, ты меня слушаешь?
- Только этим и занимаюсь... - сухо буркнул эмир.
- О, да у тебя начинает проявляться сарказм, - искренне удивился Лев, -
а от сарказма уже недалеко до иронии, ты выздоравливаешь на глазах. Вот,
собственно, нечто подобное я и намеревался пожелать. Граждане багдадцы! Ваш
эмир по сути своей человек неплохой и неглупый, просто чересчур серьезный. А
потому менять его мы не будем! Мы его... подкорректируем... Бабудай-Ага!
Доселе молчавший джинн послушно склонился к Багдадскому вору,
внимательно вслушиваясь в его указания. Вся площадь ждала, затаив дыхание и
вытянув шеи. Потом по широкоскульному лицу Бабудай-Аги пробежала довольная
улыбка, он снисходительно кивнул, хлопнул в ладоши и... исчез. Если зрители
ждали каких-то шумных спецэффектов с громом, молниями и конфетти, то
вынуждены были разочарованно развести руками. Селим ибн Гарун аль-Рашид,
зажмурившийся и вжавшийся в кресло, осторожно ощупал себя и открыл глаза.
Ничего такого зримого с ним не случилось... В смысле, рога на лбу не
выросли, уши не удлинились и речь вроде бы осталась по-прежнему человечьей,
а не ослиной, к примеру...
- Ну и чего ты добился? - краем рта прошипел Ходжа.
- Сейчас увидишь, должно сработать... - точно так же отмазался Лев. -
Расскажи ему какой-нибудь анекдот.
- Кому ему?
- Балда, эмиру!
- За твои анекдоты у нас сажают на кол, - душевно пояснил Насредцин,
улыбаясь так, словно у него перекосило лицо. - Я еще очень молод, я могу
исправиться, доучиться на муллу, в конце концов... Лева-джан, давай скажем,
что мы пошутили, и скромненько попросим прощения?!
Стоящая рядом Джамиля восприняла тихую панику Ходжи по-своему и,
загородив собой массивного Льва, вновь бухнулась на колени перед оживающим
эмиром:
- О мудрый и благородный владыка Багдада! Я, бедная вдова, припадаю к
твоим стопам с мольбой о справедливости. Пощади жизнь этого человека! Он
спас меня и многих честных мусульман сразу от восьми пустынных гулей. И еще
одного, моего бывшего... но тоже очень страшного!
- Каких гулей? Почему спас? Ничего не понимаю... - нервно отмахнулся
правитель, и все поняли, что сейчас он способен как казнить, так и
помиловать. Раз глупый Багдадский вор отпустил могучего джинна, то теперь
все зависит от настроения эмира...
- Я расскажу! - быстро затараторила Джамиля, ее речь то и дело
перемежал выразительный ослиный рев ("Иа!"). - У меня был старый муж, и он
был гуль! Он всех к себе заманивал, кусал и ел. А потом Леву заманил и стал
пугать, а Лева - с ним драться, а я его подносом по голове, а он как
зазвенит, и на нем до сих пор вмятина. ("Иа?! Иа-а-а...") Тогда мой муж
укусил Льва за плечо и сразу помер! Наверное, отравился... ("Иа. Иа-а...") А
потом другие гули пришли, сразу все восемь! И Лева-джан с Ходжой-эфенди
пошли меня спасать. Лева украл армянского принца с саблей, чтобы он их
по...погасил?! ("И-и-а-а-а-а...") И всех гулей аракой напоили. А они не
пьяные! Потом мы им опиума на угли насыпали, и они все нанюхались... И
Ходжа-эфенди тоже, у него уже двоилось и глаза в кучку сошлись. ("Иа! Иа!")
Лев его на улицу понес, я гулей сторожила, а принца мы туда еще раньше
затолкали, и я тоже нанюхалась... Вот тут он нас всех и спас! Лева-джан тоже
в комнату пошел, тоже опиуму нанюхался и всех гулей повел с минарета летать.
("Ий-а-а-а?!") Так и кричал, как на голубей: "Гуль, гуль гуль! Кыш, кыш,
кыш!" Но они плохо летали... а падали хорошо. Даже красиво падали! Я не
видела, мне домулло рассказал... "Муха больше не жужжит, в мусорном ведре
лежит..." А Лев прищемил хвост шайтану, он же не виноват, что гули не
летают. Не казните его, пожалуйста... ("Иа?") Левушка говорил, что это не...
не... не педагогично!
Вся площадь схватилась за голову, все взоры были умоляюще устремлены на
эмира. А Селим ибн Гарун аль-Рашид сидел на своем троне, прикрыв лицо
ладонями. Его плечи судорожно вздрагивали, изредка слышались прерывистые
всхлипы, но когда встревоженные визири склонились над ним с утешениями - он
просто сполз с трона, едва дыша от... хохота! И весь Багдад своими глазами
увидел самое невероятное чудо - их эмир научился смеяться...
А в эту судьбоносную минуту небеса содрогнулись от грохота, и прямо с
облаков на город рухнула летающая тарелка. Мгновенно опознанная как
"колесница святого Хызра", она косо замерла метрах в пяти над помостом,
дрожа и заваливаясь набок.
- Человек. Лев Оболенский. Спаси нас... - Ровный металлический голос
одновременно отозвался в мозгу каждого присутствующего.
- В чем проблемы, знойные прибалтийские мачо? - задрав голову, крикнул
Лев.
- Забери эту женщину! Мы не можем с ней возвращаться, она сломала
системы навигации. И потом... она это... всех уже...
- Не понял? - притворился идиотом Оболенский. Тарелка дернулась, и
голос подробно пояснил:
- Она всем нам вставила отрицательные электроды, перекрыла подачу
топлива и, невзирая на растраченные ресурсы, увеличивает обороты, а в
результате наши функциональные детали стираются быстрее, чем мы успеваем их
регенерировать!
Вряд ли до кого дошло... По-моему, Лев был единственным, кто вычленил
из этой псевдонаучной белиберды смысл истинной трагедии. Потому и осел прямо
на плаху, гогоча, как сумасшедший! Глядя на него, эмир вновь подхватил
бациллу смеха. Обиженная "колесница", не оборачиваясь, рванула ввысь, а на
главной площади Багдада в голос хохотали два таких непохожих человека - эмир
и вор...



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Луна Дата: Суббота, 21 Июл 2012, 19:22 | Сообщение # 25
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар

Новые награды:

Сообщений: 6516

Магическая сила:
Экспеллиармус Протего Петрификус Тоталус Конфундус Инкарцеро Редукто Обливиэйт Левикорпус Сектумсемпра Круцио Адеско Файер Авада Кедавра
x x x

Все писатели ВСЕГДА ВСЁ ВЫДУМЫВАЮТ.
СП России.

- Слушай, Лев... - продолжал я, потому что конец этой истории меня, как
литератора, не устраивал. - В целом все замечательно - ты ходишь по Багдаду,
мочишь корки на каждом шагу, шалишь по всем направлениям, а смысл? Что-то
мне не очень верится, что ты вот так легко отказался стать новым эмиром...
Ты же потомственный дворянин, у тебя борьба за власть генетически в крови
заложена.
- Андрюха, у тебя, как помнится, тоже в предках дворяне были?
- У меня много кто был... - уклончиво парировал я, - но не обо мне
речь. Ты хочешь сказать, что тебе были абсолютно до лампочки и дворец, и
гарем, и поклонение народа?
- Скучно это... В сказках - красиво, а в жизни скучно. - Оболенский
демонстративно зевнул. Было около часа ночи, мы тихо спорили на кухне,
стараясь, чтобы наши голоса не беспокоили его семью.
- Я же говорю, у них там был не самый плохой эмир. Налогообложение -
терпимое; внутренняя политика - как у всех, ни шатко ни валко; пару раз
ходил на войну, кого-то там успешно отбил - чего ради мне его менять? Нет,
конечно, на волне народного энтузиазма и моей бурной популярности вполне
прокатило бы. Но что потом? Я уж молчу о реакции соседей, всяких там
падишахов, султанов и прочих государственных деятелей... Новый эмир Багдада
- бывший вор!
- В чем-то ты прав.
- Во всем! Давай еще кофе налью?
- Знаешь, я почему-то думал, что ты разберешься с эмиром как-то иначе.
Осмеешь прилюдно так, что он сам от трона откажется и харакири себе сделает.
А возрожденным Багдадом станет править его опальный брат, подросший сын или
какая-нибудь из молоденьких жен. Читатель любит сентиментальные концовки.
- Вай мэ! Концовку ты, в конце концов (о тавтология!), можешь придумать
сам, я не обижусь. Но знаешь, этот Селим ибн Гарун аль-Рашид в тот день так
изменился, прямо как в сказке! Был жабой надутой, а стал...
- Луи де Фюнесом? - хмыкнул я. - В одном из писем моя добрая знакомая
из Питера написала: "Смех посрамляет пафос". Хорошая мысль, если
вдуматься... Не уничтожает, а именно посрамляет. Подстригает, как газон. Ибо
буйно разросшийся пафос - это уже пошло, а пошлость - лишь неправильно
понятая ценность. Только смеющийся человек способен расставлять правильные
акценты.
- Очень умная девочка, познакомишь?
- Иди ты...
- Ой, ой, ой! Какие мы собственники...
... В тот "жаркий" день они ушли с площади триумфаторами! Народ едва не
носил их на руках, причем всех четверых, включая Рабиновича. Маленький ослик
тоже справедливо считался героем дня, хотя вся его заслуга на этот раз
исчерпывалась исключительно фактом доставки Джамили. Без него юной, скромной
девушке ни за что бы не удалось пробиться сквозь плотные толпы народа. У
всех был праздник! Люди обнимались прямо на улице, везде звучала музыка, и
сам город, впервые за несколько последних лет, словно бы распрямил плечи. На
базаре раздавали персики и изюм даром, бродячие акробаты и канатоходцы вовсю
веселили публику, а счастливые дети носились с визгом, играя в "воров и
стражников", и никто их за это не наказывал... Маленькая компания наших
друзей довольно долго плутала по узеньким улочкам, пытаясь как можно
деликатнее оторваться от толпы восторженных почитателей. Это удалось далеко
не сразу, народ ни в какую не хотел отпускать своих любимцев. В результате к
лавке башмачника Ахмеда добрались уже после полудня. Притомившаяся Джамиля
клевала носом, сидя на Рабиновиче и крепко держась обеими руками за его
холку. Лев в чьем-то халате и Ходжа в новой чалме тихо обсуждали
произошедшее на площади - события последних часов и впрямь были
судьбоносными не для них одних...
- А ты небось думал, что больше меня не увидишь?
- Я очень на это надеялся, Лева-джан... Когда колесница святого Хызра
живым вознесла тебя на небеса, мое сердце исполнилось просто неземного
блаженства! Если бы я был весь покрыт струпьями и у меня двадцать лет
беспрерывно болели все зубы сразу, а потом, милостью Всевышнего, я получил
полное излечение, то и тогда не испытал бы сотой доли того удовлетворения,
какое посетило меня при виде твоего вознесения...
- А если то же самое, но короче? - попросил Лев.
- Аллах не внял моим молитвам...
- Вот это уже понятнее. Я тебе про эту колесницу как-нибудь поподробнее
расскажу. Сейчас она больше похожа на экспериментально-принудительный дом
терпимости межгалактического масштаба. Но это мелочи... Главное, я был в
гареме!
- Ты так орешь, чтобы Джамиля тоже услышала? - укоризненно покосился
Ходжа.
- Уп... миль пардон, нет, конечно... Это я для того, чтоб ты тут с ног
до головы обзавидовался.
- Скажи лучше, с чего это эмир решил на тебе жениться? На взгляд
правоверного мусульманина, девушка из тебя получилась, как из половинок
кирпича - серьги!
- Между прочим, вашему правителю, видимо, такой вот массивной крали и
не хватало! - беззлобно огрызнулся Лев. - Как ты помнишь, лично я в невесты
никому не набивался! Даже больше, если бы он полез с поцелуями, я бы...
- Охотно верю. Пожалей эмира, ему и так сегодня досталось...
- Ты-то сам за каким поперся во дворец изображать моего седобородого
папочку, сумаркандец из Бухары... Кстати, откуда такое подозрительное
название, там все бухают?
- О, напомнил! - хлопнул себя по лбу домулло. - А почему твой дедушка с
нами не пошел?
- Он сейчас в эмирском дворце, приглашен как независимый консультант по
вопросам сохранения альтернативных культурных ценностей.
- Значит, пьет...
- Пьет, - согласился Оболенский, - у него есть повод. От казни спасся,
внука нашел, во дворец пригласили, как же тут не выпить... И кстати, мы тут
к Ахмеду намылились, а он вообще дома?
- Какая разница? - уклонился Ходжа. - Ты лучше мне скажи: так мы
посрамили эмира или нет?
- Круче! Я убедил джинна даровать ему чувство юмора.
- О аллах, и только? По-моему, стоит пойти и досрамить...
- Нет, дружище, - Мой друг остановился мимоходом свистнуть с чьего-то
прилавка большой кусок халвы. Джамиля ее очень любила. - Я сам проверял:
принес извинения за ночевку в гареме и попросил, чтоб он уж там со всеми
подряд не разводился...
- А эмир?
- А ваш Селим ибн Гарун аль-Рашид подумал, дал мне по шее, хихикнул и
заявил, что завтра же женится еще на десятке таких молодых курочек. Вот это
ответ настоящего мужчины! Я его уважаю...
В лавке Ахмеда их ждал сюрприз - за накрытым столом сидел не только
нарядный башмачник (вот почему он не был на площади при всех разборках!), но
и спешно вызванная госпожа аль-Дюбина и ее рыжеволосая сестра! Пьянка и
веселье затянулись аж до ночи... Сколько смеха, сколько воспоминаний,
сколько слов любви... Но, как ни странно, в тот вечер Льву почему-то было
грустно. Необъяснимая, невнятная печаль тяжело легла на его ресницы и
затаилась, как тень. Нет, он так же пил розовое вино, смеялся и шутил,
отгоняя дружескими улыбками непонятную тревогу от сердца. Что-то шло не
так... Или, наоборот, что-то уходило из его жизни, что-то очень важное,
имеющее колоссальное значение, что никак нельзя отпускать и даже просто
выпускать из рук! Лев нервно встал, едва не опрокинув глиняное блюдо с
фруктами, сам посмеялся над своей неуклюжестью и, сославшись на больную
голову, вышел освежиться.
На Востоке короткие вечера и дурманные ночи. Аромат цветов трепетал в
воздухе, легкий ветерок щекотал листики чинар, а звезды... падали.
Много-много, самых разных звезд, больших и маленьких, колючих и ласковых.
Они, вздрагивая, бросались вниз, оставляя за собой короткий сияющий след. И
в этом чарующем звездопаде было что-то чистое, трепещущее и обновляющее
душу. Лев даже вытянул руки вперед, сложив ладони ковшиком, но увы - ни
одна, даже самая крохотная, звездочка туда не упала...
- Тебе пора, Лева-джан... - За плечом Оболенского неслышно возник
черный джинн с печальными глазами.
- Да, да... - рассеянно ответил Лев. - Слушай, Бабудай-Ага, а вот
почему так бывает - ведь вроде все весело было, а сейчас... грустно. Даже
больно...
- Мои долги уплачены. Я выполнил три желания, но мне нельзя оставлять
тебя здесь.
- Почему? Здесь мой дом, мои друзья, моя родина...
- Нет, - Джинн виновато опустил голову, - ты не отсюда. Я не мог взять
тебя насовсем, есть законы, которые непозволительно нарушать даже нам,
джиннам.
- Так я что, не багдадец? - тупо выдохнул Лев. - Вот хренотень
подберезовая... Может, ты скажешь, что еще и не мусульманин?!
- Бог един. Иди, тебя ждут.
- А... если... ну, ты понимаешь...
- Иди, - Бабудай-Ага легонько подтолкнул его в плечо. - Если
понадобится, Багдадский вор вернется снова. Я обещаю.
Оболенский кивнул, сдвинул тюбетейку на затылок и смело зашагал по
пустой базарной площади навстречу судьбе. На мгновение из сарайчика Ахмеда
высунулась раскрасневшаяся Джамиля. Следом за ней показался и Насреддин.
- Лева-джан, не надо ничего воровать, всего полно! Пойдем, там сейчас
Ирида танцевать будет! Лев обернулся и помахал им рукой.
- Левушка... - растерянно вскинула бровки девушка, но домулло потянул
ее внутрь:
- Не волнуйтесь, госпожа, он сейчас вернется. Он всегда возвращается...
И только маленький лопоухий ослик, видевший все своими глазами, тихо
плакал в закутке, пока могучая фигура его любимого хозяина незаметно таяла в
жасминовом аромате ночи...

P.S.

О Аллах, знающий самые сокровенные тайны наших сердец,
выведи меня из тьмы к Свету.
Пророк Мухаммед.

- Врачи говорили, что я удивительно легко отделался. Ну, ключи там и
безделушки всякие пришлось по углам раскидать, думаю, их нашли. Меня сначала
отпускать никак не хотели, вроде лежал себе человек почти месяц, а тут взял
и за одну ночь встал живой-здоровенький! Пришлось давать расписку и
буквально бежать, меня Маша едва ли не зубами из той клиники выгрызала...
Лев говорил что-то еще, но я уже слушал его вполуха. Он заразил меня
Багдадом, и до чего же не хотелось прерывать ставшую такой родной сказку...
Что потом? Опять быт, работа, зарплата, мелкие проблемы, суета на пустом
месте. Творчество, книги, бессонные ночи в Интернете и редкие прогулки.
Неужели какой-то мелкий уголовник за несколько дней сумел оставить такой
след в истории? А мы... а как же мы, честные, умные, правильные, пишущие
серьезные книги и думающие о будущем страны?! Останется ли что-нибудь после
нас... Лев прав, вся эта история начиналась очень весело, а заканчивается
почему-то грустно.
- Ладно, я пойду. Поезд уже через час, а мне еще надо зайти в камеру
хранения.
- Ладно, Андрюшка, до встречи! Жду тебя в Москве, ничего не обещай,
получится книжка. - с тебя автограф.
- И тебе счастливо. Часы верни.
- Какие часы?
- Мои часы, Лева-джан!
- Ах, эти... - На секунду глаза моего друга совсем по-азиатски
сощурились, он улыбнулся и вытащил из-за пазухи мой паспорт, авторучку,
расческу, серебряный крест на цепочке и золотисто-розовый билет в Астрахань.
Часы на ремешке легли сверху. Долгую минуту я пристально глядел в
безмятежные небесно-голубые очи моего друга, пытаясь отыскать там хотя бы
капельку раскаяния или стыда. Увы... мне везло не более, чем другим.
Уже потом, в метро, я вспомнил, что Лев просил не указывать его
настоящего имени (все-таки теперь он солидный человек, работает в престижной
фирме, и какие-то моменты могут оказаться не совсем этичными...). Мои губы
разъехались, мстительно улыбаясь самым черным мыслям... Я представил, как
Оболенский открывает первую страничку и...
Хвала Аллаху, воздающему по заслугам - каждому!



Подпись



Красное дерево и перо Финиста, 17 дюймов

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Багдадский вор (Андрей Белянин)
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск: