Война мага. Том четвертый "Конец игры" Часть первая - Страница 2

[

]

Страница 2 из 3 « 1 2 3 »
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Война мага. Том четвертый "Конец игры" Часть первая (Ник Перумов)

Война мага. Том четвертый "Конец игры" Часть первая

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:45 | Сообщение # 16

Архимаг

Интерлюдия II

Битва за Кирддин разгоралась, и Читающий буквально замучил Хедина: на несчастный мир обрушились целые потоки самых разнообразных заклинаний, которые он, Читающий, едва успевал расшифровывать.

Четырёхрукие воины оказались упорны и неутомимы. Рассыпавшись по миру, они не давали подмастерьям Хедина ни минуты покоя. Эльфы рыскали по самым глухим чащобам, поднявшимся на месте погибших, но на смену десятку изловленных быкоглавцев приходила сотня, потому что порталы теперь открывались повсюду, в самых неожиданных местах.

Вместе с ними в Кирддине появлялись и новые создания, и Хедин лишь мрачнел, выслушивая донесения разведчиков. Его враги, похоже, обшарили всё Упорядоченное, заглянули в самые пыльные и дальние уголки, собрали всех, кто только способен носить оружие, но при этом не слишком часто появлялся на большой арене в ратях Истинных Магов или Молодых Богов.

Познавший Тьму вновь выжидал. В Мельине должен справиться Ульвейн, в Зидде – Ракот, ну, а ему, как всегда, выпало самое скучное – ухватить наконец за хвост их неведомых и постоянно ускользающих врагов.

В первые часы после вторжения это казалось почти верным делом. Разве нет рядом Читающего, способного уловить и распознать любое заклинание в Упорядоченном? Разве не могут они вычислить и выследить, откуда направляется тот поток магии, что открывает порталы и переносит приказы полкам?

Однако время шло, сражения вспыхивали то тут, то там, подмастерья Познавшего Тьму одерживали очередную победу, и… всё повторялось вновь. Дальние – если это Дальние! – с поистине звериной ловкостью избегали расставленных силков.

Богу не полагается терять терпение и впадать в ярость. Этим прославились Ямерт и присные; а кончили они, как известно, не слишком хорошо.

Первым подал о себе весть дисциплинированный Ульвейн – впрочем, и задание ему выпало попроще, чем Гелерре или Эйвилль.

«Наставляющему нас повелителю», – начиналось послание. Хедин поморщился – сколько он ни боролся с цветастыми именованиями, подмастерья всё равно норовили ввернуть какой-нибудь титул, вместо простого и понятного всем имени:

«Пребываем в Мельине, на краю Разлома. Послали весть Аррису и передали оному вашу волю присоединиться к нам. Аррис всеподданнейше предаёт себя вашей милости и готов понести любую кару. В остальном же положение следующее…»

Хедин закрыл глаза. Ох уж эти мне эльфы. Даже лучшие из них. Сколько ни требуй от них краткости и точности, всё равно – словно сорняки, прорастают обрывки замысловатых фраз их церемониальной эльфьей дипломатии. Впрочем, неважно. Сейчас он всё увидит сам.

* * *

Двое Тёмных эльфов застыли на самом краю беснующегося и плюющегося смрадно-белой дрянью Разлома, там, где над поверхностью белёсого тумана поднималась узкая каменистая гряда, единственный остров посреди ядовитого океана. На тонколицего щёголя Арриса было страшно смотреть – щёки вымазаны засохшей глиной вперемешку с кровью, своей и чужой, волосы спутаны и тоже грязны, рукава и полы свободного кафтана местами пробиты, местами прожжены, кое-где впопыхах наложенные заплаты. Половина ножен пропала неведомо куда, оставшаяся еле держится на каких-то узлах; колчан почти опустел, в нём осталось лишь четыре стрелы. И только лук казался прежним – тщательно вычищенным и навощённым.

– Я пришёл, – бесстрастно проговорил Аррис. – Предаю себя в твои руки, Ульвейн. Да свершится воля повелителя.

– Да свершится воля повелителя, – мрачно кивнул посланник Хедина. – Где ты оставил свою команду, кстати?.. Я привёл помощь, Аррис.

– Она опоздала, – с холодным презрением бросил тот. – Нашествие не остановить, только если сюда явится сам повелитель.

Ульвейн выразительно поднял бровь. За его спиной в боевом порядке стояло почти пятнадцать десятков подмастерьев Познавшего Тьму – опытных, бывалых, прошедших не одно сражение, бившихся под множеством солнц и небес. Такие-то – и не остановят?

– Не остановят, – Аррис правильно понял взгляд товарища. – Только Познавший и Владыка. И притом вместе.

– Может, нам будет дозволено хотя бы попытаться? – иронически осведомился Ульвейн. Среди подмастерьев Хедина не было принято ссылаться на Новых Богов или просить у них помощи.

– Попытайся, – Аррис не принял тона. – Мы не смогли. Вы тоже не сможете. Ты спрашивал, где моя команда? Её больше нет. Я потерял всех, Ульвейн. Я остался один.

– Вот как, – Ульвейну даже изменило знаменитое хладнокровие Тёмных эльфов. Гибель каждого подмастерья – это сильный удар. А тут не один, не двое – сразу шестеро!

Аррис пожал плечами.

– Они сражались и умерли достойной смертью.

– Спали тебя Ямерт, Аррис. – Ульвейн придвинулся к соратнику, явно борясь со жгучим желанием сгрести его за грудки. – Оставь эти бредни вербовщикам. Как они погибли? Почему? Что не сработало, где открылась брешь?

– Успокойся, посланник. Нигде не открылось никаких брешей, и наша магия не дала сбоев. Просто вырвавшихся из Разлома тварей оказалось слишком много.

– Каких именно тварей, Аррис?! – потерял терпение Ульвейн.

Эльф усмехнулся – нехорошей, мертвенной усмешкой.

– Козлоногие, Ульвейн. Не кто иной, как козлоногие. Они осмелели. Раньше, я помню, открытого боя с нами они избегали – это дало бы повелителю право вмешаться.

– Ты уверен? Это те самые козлоногие?

– Не уверен. Тут поработала магия, достойная уважения. Субстанция, в Разломе… она эманирует, а местные маги нашли способ превратить это в армию вторжения. Твари обрели форму, наиболее им присущую.

– Погоди. Ты сказал, местные чародеи?..

– Именно. Один из здешних магических Орденов. Под напыщенным названием «Всебесцветный Нерг».

– Они что, в союзе с этими бестиями?

– Похоже на то, Ульвейн. К несчастью, в мои руки не попал ни один из этих чародеев. Единственный пленник угодил к здешнему правителю, а тот, увы, попытался вытянуть из него сведения доступными здешним обитателям методами. Разумеется, не преуспел.

– Что с трупом? – деловито осведомился Ульвейн. – Его тоже можно допросить.

– Расчленён и сожжён.

Ульвейн совсем по-человечески присвистнул.

– Да. Здесь ничего не добьётся даже повелитель.

– На самом деле это уже неважно. Мир начал гнить заживо. Посмотри вокруг, Ульвейн. Нет, не на Разлом. Туда, на восток.

Тёмный Эльф повернул голову. Всюду, куда достигал его взгляд, тянулись бесконечные поля всё того же белёсого тумана. Под его покровом что-то шевелилось, ворохалось, колыхалось, порой доносились жутковатые звуки, смесь хлюпанья, кряхтенья, кряканья, тресков, уханья – там шла какая-то работа, но даже эльфьи глаза сейчас не могли помочь.

– И это уходит всё глубже и глубже. Разлом расширяется. В него превращается весь мир. – Слова Арриса казались сейчас отчаянно цепляющимися за край бездны человечками, однако силы их таяли, и они одно за другим срывались, исчезая в мрачной пропасти.

– А что на той стороне? Что за пирамиды? Я чувствую…

– Я тоже, – последовал ответ. – Через них подпитывают Разлом.

– Тогда что ж мы стоим? – возмутился Ульвейн. – Что мы вообще делаем на этой стороне? Надо переправляться и взрывать эту мерзость! Пробиваться внутрь, сносить под корень!

Аррис криво ухмыльнулся.

– Ты не спросил, где я потерял шестерых, брат-храбрец.

– О, – Ульвейн задрал подбородок. – Можно догадаться, что возле тех самых пирамид. И ты меня предостерегаешь, брат Аррис? Заклятья левитации здесь…

– Именно так, – глаза командира погибшей шестёрки зло сузились.

– Тогда тем более нет смысла терять время, – пожал плечами Ульвейн. – Могу ли я спросить, заклятья левитации здесь…

– Работают, – заверил соратника Аррис. – Плохо, со скрипом, но работают. Через Разлом мы переберёмся, а вот дальше…

– Дальше понятно. – Ульвейн оставался непреклонен. – Если пирамиды – корень зла, будем их выкорчёвывать. Одну за другой.

– Ага, как же! – яростно прошипел вдруг Аррис, тыльной стороной ладони безуспешно пытаясь стереть со лба засохшую кровь пополам с грязью. – Думаешь, я совсем ничего не смыслю, а, Ульвейн?! Думаешь, я на той стороне цветочки собирал и на птиц любовался?! Думаешь, я не пробовал? Стены пирамид не пытался пробить, внутрь не лез?! Зря я тебе про моих погибших талдычу?! Где они полегли, по-твоему? И когда, знаешь? Стоило нам всерьез повести осаду, а из Разлома как повалило…

– Успокойся, Аррис. Слова эти недостойны тебя, – Ульвейн окинул соратника холодным и высокомерным взглядом.

– Слова, говоришь, недостойны… а мои шестеро, там оставшиеся, – они как? Чего достойны они? Пирамиды эти, там всё так запрятано, что только повелитель и разберётся! И старые вроде б, и заклятья подослали – ан поди же ты! Я тебя, Ульвейн, не глупее, знал и видел, что делаю!

– Старые заклятья, хм… – Ульвейн избегал смотреть на сородича. – Не отчаивайся Аррис. Где не пробились шестеро, может, справятся полторы сотни.

– Может быть, – скривился Аррис. – А, может, и нет. Только аэтерос смог бы наверняка…

– Аэтерос?! Он за нас нашу работу делать должен?!

– Да, аэтерос! – с вызовом подтвердил Аррис. – Потому что здесь, в Мельине – это не просто козлоногие. Это главный удар Неназываемого. Боюсь даже представить, сколько лет он его готовил – с таким тщанием и аккуратностью.

– Тебе кажется, – раздражённо отмахнулся Ульвейн. – Нас полторы сотни. Достаточно, чтобы прикрыть спины тем, кто станет пробиваться в пирамиду. Выкопаем ров, поставим частокол – и голыми руками нас не возьмёшь. А когда проникнем внутрь, когда узнаем больше – тогда и решим, стоит ли беспокоить аэтероса такими пустяками. Ну, Аррис, ты с нами? Помни, повелитель особо приказал тебе…

– Я не оспорю воли аэтероса, – Тёмный эльф мрачно смотрел на колышущийся туман. – Но, Ульвейн, если мы потерпим неудачу…

– То я сам на коленях буду просить повелителя о помощи, – докончил тот.

Их разговор прервался – где-то далеко на севере загремело, сквозь хмарь и мерзкий туман пробилась белая звезда, вспыхнула у самой земли – и медленно угасла. По Разлому прошла стремительная судорога, живая мгла с новой яростью бросилась на берег, и даже пирамиды, казалось, зашушукались, кипя от злобы.

– Ка-ак интересно… – протянул Ульвейн.

– Это Император. Местный правитель, я спас его от козлоногих, чем и нарушил приказ повелителя, – развёл руками Аррис. – Отправился на север, искать «главную пирамиду»… Я не препятствовал – спасти человека почти случайной стрелой из тьмы – это одно, а раскрывать себя и говорить – совсем другое.

– А тут есть «главная пирамида»?

– Нет, конечно, – Аррис даже поморщился. – Да и откуда ей взяться? Такие вещи прячут куда лучше. Устроители Разлома ведь не могли не знать, что рано или поздно здесь появимся мы, гвардия повелителя.

– Гвардия… что-то не замечал за тобой склонности к дурной патетике, Аррис.

– Хочу верить, что мои остались там, – Тёмный эльф мотнул головой в сторону пирамид, – не зря. Что погибли как избранные. Во имя великой цели.

– Тут уж ты можешь не сомневаться, – скривился Ульвейн. – Других целей у аэтероса не бывает.

Аррис ничего не ответил.

– Переправляемся и начинаем укрепляться, – озвучил свою мысль его сородич. – Ставим частокол и готовим тараны.

– Я позабочусь о заклятьях.

– Вот это совсем другое дело, брат Аррис! Донесение аэтеросу отправим, когда будет, что сказать.

* * *

Видение прервалось. Хедин прижал пальцы к вискам, полуприкрыл глаза. Человеческие привычки, слишком человеческие. Со временем так убеждаешь себя, что это и впрямь действует… Не хочется становиться каким-нибудь «воплощённым вихрем» или эманацией чистой силы, действующей исключительно через аватары, подобно Великому Орлангуру.

Нет, он не размажет себя по Упорядоченному, хотя порой это кажется единственным выходом. Растворить себя в сущем, слиться с самой мелкой его частицей, обрести знание, лишь немногим уступающее знаниям четырёхзрачкового Духа… но какой ценой, какой ценой!

Аррис и Ульвейн, конечно, не справятся в Мельине, но, во всяком случае, козлоногим придётся с ними повозиться. Это – выигрыш времени. Времени, так необходимого, чтобы увенчались успехом миссии Гелерры и Эйвилль. Вернее, только Эйвилль. В удачу гарпии Хедин не верил. Его неведомые враги не допускали детских ошибок.

– Они переправились? Что было дальше?

Вестник поспешно поклонился, шелковистые эльфьи волосы мотнулись вниз.

– Да, аэтерос. Пришлось строить воздушный мост и поднимать его очень высоко. Из Разлома вырывается… нечто, разъедающее наши заклинания.

Но мы справились. Переправа прошла без потерь. Потом окружили ближайшую пирамиду, возвели двойной частокол, выкопали ров. Как только взялись за тараны, из Разлома повалили козлоногие, но в пирамиду мы пробились все равно. Это огромное магическое устройство, ничего более, подпитывающее живой туман. В основном рунная магия – все стены испещрены. Два жертвенника – в основании и на вершине. Если их разрушить, натиск тварей ослабевает. Камни с руническими заклятьями можно выжечь, у гномов это хорошо получалось, надписи просто исчезали. Стереть пирамиду с лица земли мы просто не смогли, но умертвить её магию – вполне по нашим силам. Вдобавок приковали к себе немало козлоногих. Ульвейн отправил меня с известиями, не дожидаясь, пока мы там всё закончим. Чтобы выбраться, пришлось прорубаться сквозь кольцо – возле Разлома магия совершенно непредсказуема и ненадёжна, аэтерос. Дальнейшего я уже не видел, спешил отправиться, но, полагаю, Аррис с Ульвейном уже взялись за следующий зиккурат…

Хедин кивнул.

– Отдохни и отправляйся обратно. Моё слово Ульвейну и Аррису – разрушать заклятья в пирамидах, всемерно ослабляя Разлом. Отвлечь козлоногих на себя, оттянуть их прочь, заставить хоть на время забыть о людях. Продержаться надо как можно дольше, но не доводя до полного уничтожения отряда. Оставляю это на усмотрение Арриса и Ульвейна, я знаю, они не побегут с поля боя, не отступят слишком рано. Этот приказ слишком важен, я не доверю его эфиру. Не мешкай, прошу тебя.

– Не промедлю ни мига, – вновь поклонился эльф.

«Да, не промедлит», – с неудовольствием подумал Хедин. Он злился на себя – не на посланца. Он-то не промедлит, а вот ты никак не можешь ухватить врага за хвост. Который уже день Кирддин исходит кровавой пеной, твои подмастерья насмерть бьются за какие-то безымянные высотки, опушки лесов и горные перевалы. Они бьются, а ты всё ждёшь, ждёшь и никак не можешь дождаться искомого. Даже Читающий бессилен, хотя раньше он никогда не знал подобных неудач. И это особенно тревожит – насколько ему можно теперь доверять? И что ещё он не сможет прочесть?

Из-за пазухи появился розовый отшлифованный кристалл, точный двойник вручённого гарпии. Познавший Тьму задумчиво крутил его в пальцах; он не солгал Гелерре и не следил за ней, да и не мог следить. Подобные заклятья – в принципе – можно обнаружить и многое узнать о наложившем. Хедин понимал, что гарпию скорее всего заметят много раньше, чем она сама увидит хоть что-то, но рисковать не хотел. Всё должно выглядеть по-настоящему, неподдельно.

…Он не знал, сколько прошло времени. Приходили и уходили подмастерья, командиры отдельных полков, получали какие-то указания, что-то делали, где-то стояли насмерть, где-то шли на прорыв – Хедин отвечал, сам будучи далеко-далеко. Не на кирддинских полях, увы, решится исход этой битвы.

Гелерра. Эйвилль. Где вы, во имя всех небес и бездн Сущего?

* * *

Крылатая дева с антрацитово-чёрными глазами в последний раз перекувырнулась в «воздухе» – вернее, той магической субстанции, что заполняла Межреальность, позволяя подмастерьям Познавшего Тьму чувствовать себя там, словно в обычном мире. Она наслаждалась, она смаковала каждый миг – великий Хедин впервые доверил ей настоящее дело. Вручил командование. Почти десять сотен учеников истинного Бога – немалая сила. После такой щедрости повелителя скулить и жаловаться, что, мол, «их слишком много было» – да никогда. Скорее она сама отрубит себе крылья и бросится вниз с первого попавшегося утёса.

Эйвилль, конечно, молодец, хоть и вампирша. Живых мертвецов-кровососов прямодушная Гелерра ненавидела всем своим существом, хотя скрепя сердце и признавала их «полезность великому Хедину».

Она сделала всё, как сказал повелитель. Её избранный полк прошел через Межреальность, и впрямь рассыпавшись на тройки, собравшись лишь в самый последний момент. Никаких заклятий, никаких разговоров – гарпия верила, что соратники не подведут, доберутся, куда нужно.

И они не подвели. Гелерра не без гордости оглядывала блистающий строй.

– Мои товарищи! – Восторг сдавливал горло новоиспечённому командиру, слова вырывались на свободу с огромным трудом. – Друзья мои! Великий Хедин избрал нас своим карающим мечом. Цель – перед нами. Вот мир, где укрылись подлые враги, посмевшие бросить вызов великому. Долго тянулся след, от самого Кирддина, долга была наша дорога, но вот и она закончилась. Будем штурмовать, друзья! Вот миг, которого мы ждали так долго, – логово подлого врага перед нами. Правда, мы не представляем, что ждёт нас там. Но ученики Познавшего Тьму сами знают, что надо делать. Кто хочет отправиться на разведку?

Как и следовало ожидать, вызвалась вся тысяча. Бледные щёки Гелерры аж покраснели от удовольствия.

– Мне нужен всего десяток. Две сотни – окружить весь этот мирок, и чтобы даже перо от моего крыла не пролетело незамеченным!

Кто-то не выдержал, рассмеялся. Гарпия тоже улыбнулась.

– Достаточно слов. Считайте, это была горячая и долгая речь, от которой кровь ваша вскипела, и теперь вы готовы разорвать этот мир в клочья одними зубами, у кого они есть, разумеется.

…Десяток прознатчиков-морматов бесшумными серыми тенями скользнул вниз. Мир покачивался под ногами – круглый шарик, выкрашенный голубым, белым и зелёным. Таких миров большинство в Упорядоченном, хотя хватает и плоских, и даже пребывающих на внутренней поверхности полого шара. Круглые миры просты. В них легко проникать, и из них легко уходить… как правило. Эвиал, так озаботивший повелителя, к оным не относился.

Да, двух сотен учеников Хедина хватило, чтобы перекрыть все входы и выходы из этого ничем не примечательного мирка. Гелерра заранее знала, что встретит её внизу. Собственно говоря, а чего ещё было ждать? Какой ещё мир могли выбрать враги повелителя – только такой, неприметный и незаметный. Где свободнотекущая сила не заставляет скалы плавать в небесах, водопады – взмывать вверх, а не низвергаться вниз. Деревья в нём не бродят ночами, переговариваясь вполголоса, острова не имеют привычки выпускать сотни лап с плавниками и перебираться на другое место, когда наскучит старое.

Восемьсот учеников – и ты, Гелерра. Тебе уже доводилось командовать полком в битвах – но повелитель всегда был рядом. А теперь никого нет, ты сама по себе – гарпия зябко запахнулась в собственные крылья. Как же тяжело ждать… и как страшно подвести повелителя.

Гелерра прожила совсем немного в сравнении с другими подмастерьями. Яростный талант сам вырвал её из полудикого племени, где она была рождена – как велит обычай, во время полёта. Кто сорвётся – тот отторгнут небом, а такому и жить незачем. Всё справедливо.

А потом её нашли. И рассказали о ней повелителю. Кто это был, Гелерра так и не узнала – великий Хедин делился с учениками тем, что могло пойти им на пользу, а лишнее знание порой вредит и сбивает с толку. Так он говорил, и гарпия была совершенно согласна.

День, когда повелитель сам удостоил её племя визитом, она до сих пор помнит так, словно проживает вот прямо сейчас, снова и снова.

Она сделалась ученицей Познавшего Тьму, его верной сподвижницей. И счастлива, безумно счастлива все эти пока ещё не такие уж длинные годы.

И сегодня – она не подведёт.

Осталось только дождаться разведчиков.

Бывалые, тёртые бойцы Хедина тем временем привольно устроились кто где, разумеется, не разводя костров и не используя никакой магии. Гелерра успела снискать добрую славу – решительная, отчаянная, но в то же время и холодно-расчётливая. Ну, а что влюблена до безумия в повелителя, так тут не только она одна… вот только жаль, ничего нашей летунье-адате не светит. Владыка избегает привязанностей, он любит всех своих учеников разом, равно, никого не выделяя. Он как отец. Мудрый, спокойный и справедливый. Он вырвал их всех из серого бытия, медленного гниения в забытых вышними силами мирах, превратил в непобедимых воинов, лучшую армию Упорядоченного; и потому длящиеся «неприятности» раздражали не только Познавшего Тьму.

Шло время. В Межреальности есть всё – и «дни», и «ночи», и места, где не случается ни того, ни другого. Здесь «ночь» была – причудливый ток великой силы не то отклонял, не то затмевал свет, и подмастерья пользовались моментом. Судя по всему, драка будет жаркая, отдохнуть не помешает. Как обычно, собрались кружком Тёмные эльфы, что-то негромко читали вслух вполголоса, к ним примкнуло несколько расчувствовавшихся орков в наводящей ужас боевой раскраске, с ожерельями из уменьшенных магией черепов на могучих шеях.

Гномы потягивали пиво. Радужные змеи свернулись кольцами, морда к морде – декламируют друг другу зубодробительно-эпические поэмы, понятные только им самим. Всё хорошо. Всё тихо. Всё, как обычно.

А прознатчики меж тем не возвращаются.

В груди у гарпии разрастался ледяной ком дурного предчувствия. Морматы, лучшие разведчики среди учеников повелителя. Ни малейшей магической вибрации, никакого колебания Силы. Конечно, она, Гелерра – не Читающий, ей не расшифровать наложенные заклятья, но, если бы морматы втянулись в драку, она бы почувствовала.

Десяток – как ветром унесло. «Как наземь пали», – говаривали гарпии.

Командир обязан посылать своих воинов на смерть, а сам рисковать собой до определённого предела – напротив, права не имеет. Потому что надо «сделать дело», а не красиво умереть. Всё это повелитель объяснял не раз и не два. Но…

Сперва Гелерра сделала всё, как положено. Разведчики не вернулись, значит, дело нечисто, и очертя голову лезть тем более нельзя. Она послала ещё десяток.

Безмолвные морматы один за другим исчезли в сером мареве. И вновь – ничего.

Антрацитовые глаза гарпии немилосердно резало – от усилий удержать позорные слёзы.

– Я пойду сама.

Несколько эльфов, начальников сотен, удивлённо воззрились на неё.

– Я всё знаю! – возвысила голос Гелерра. И вновь, уже тише: – Всё я знаю…

Репах, радужный змей, одним гибким движением очутился рядом с ней.

– Атпраффлюссссь сссс тафай,[4 - Радужный змей при речи заменяет все «о» на «а».] Келерра.

– Почту за честь, – покраснел Омейн, один из десятников-эльфов.

– Ну, куды ж вы без меня, – поднялся коренастый Креггер, гном, закидывая на плечо здоровенную трубу огнеброса.

Добровольцев в один миг набралось больше, чем потребно. Гелерра вздохнула. Ей верят. Верят по-прежнему. А она…

Опасные мысли пришлось поспешно отбросить.

Отданы последние распоряжения. Отряд готов атаковать по её приказу. А уж она постарается, чтобы её слово пробилось сквозь любую защиту.

Гарпии это умеют. В беспредельных воздушных океанах своего родного мира, среди бушующих бурь и мчащихся безумными лавинами облачных стад, всегда готовых осыпать молниями неосторожного, – суметь позвать зачастую означает «суметь выжить». Она позовёт. И её полк придёт.

Со стороны казалось, что они «падают». С далёкой земли, сумей взгляд простого смертного проникнуть сквозь миражи, окутывающие границу Межреальности, отряд Гелерры предстал бы парящими эфирными созданиями – особенно хорош был гном со зловещим раструбом огнеброса, направленным вниз. Бороду Креггер заплёл в пять боевых косиц, на лбу и щеках намалевал какие-то руны – Гелерра, помнится, как-то посмеялась над столь варварской и неутончённой магией, а гном, не говоря ни слова, поднял увесистый булыжник и вдребезги расколотил о собственную голову – руны вспыхнули на миг, и всё.

Конечно, они не просто парили в своё удовольствие. Все мыслимые и немыслимые заклятья, позволяющие отвести глаза врагу. Увы, этот мир оказался круглым. К нему не подберёшься «снизу», не поднимешься по корням, связывающим с Межреальностью, скажем, мир плоский – потому что корни сами по себе отражают и рассеивают все дозорные чары.

Враг умён, этого не отнимешь. Мирок ничем не примечателен – да кругл, и со всех сторон мы – как на ладони.

Небо всё ближе. Странно это – видеть с изнанки дремлющие призраки звёзд. Обитателям же самого мирка небо (особенно ночное) кажется бездной, скрывающей мириады таких же, как их собственное, обиталищ, где живут владеющие речью. Они правы – потому что есть Упорядоченное, и не правы, потому что их собственные звёзды, сложившиеся в причудливые узоры, не имеют к этим «иным мирам» никакого отношения.

Прошли. Хрустальные сферы послушно разъялись перед верной ученицей Познавшего Тьму. Мир всё ближе, а она, Гелерра, по-прежнему ничего не чувствует. Кроме лишь того, что именно здесь обрывается нащупанный вампиршей Эйвилль след загадочного неприятеля.

Легче пуха, словно неощутимый предутренний ветерок, отряд Гелерры достиг наконец тверди незнакомого мира. Где-то тут, на его громадных просторах, притаился подлый враг. Где-то здесь исчезли её морматы…

Конечно, она не знала и не могла знать, где именно засел враг. Найти его логово – потруднее, чем булавочную головку среди раскалённой пустыни. Но именно для этого великому Хедину и требовались его ученики.

Вот она, плоть нового мира – грубый камень иссиня-чёрных скал под ногами, край обрыва, обычным смертным он показался бы «головокружительным». Внизу – голубизна реки, полыхание древесных крон – здесь, похоже, царила осень.

«Ну, и что же случилось с моей разведкой?» – терзалась Гелерра, отстранённо наблюдая, как её спутники споро разбивают временный лагерь. Не хочется верить, что нам сознательно открыли сюда дорогу. Они что, совсем безумны? Кончился один след, но начнётся другой, и мир не останется неизменным, если в нём похозяйничала такая сила, что дерзнула бросить вызов могуществу самого Познавшего Тьму. Гелерра отыщет их убежище, она проделывала такое уже не раз, как и другие ученики великого Хедина.

– Дасссаррр? – прошипел-просвистел Репах, радужный змей.

Гарпия покачала головой.

– Нет. Свернёмся клубочком и приготовим заклятье поиска. Раз уж они дали нам забраться так далеко.

Репах смешно кивнул – его раса старательно подражала двуногим соратникам даже в мелочах.

Эльфы взялись вычерчивать декаграмму, Омейн достал набор кристаллов-балансиров, считать направления и тяги магических потоков, гном расчехлил огнеброс, деловито установил его на треногу и принялся возиться с заправкой – каждый мир требовал своего собственного заряда, магия-то всюду разная…

Всё хорошо. Всё, как ему и следует быть.

Гелерра застыла на краю обрыва, уверенная в надёжности скрывающего от чужих глаз заклятья. Конечно, им бы не дали проделать всё это, заметь их хозяева своевременно. Десяток учеников Хедина – это сила.

…Но два десятка таких же точно учеников уже сгинули бесследно…

«Но с ними не было меня!»

Ещё немного – и Геллера будет знать всё. И тогда на вражье логово обрушится удар её полка, стремительный и беспощадный. Она не подведёт верящего ей повелителя.

* * *

Эйвилль было хорошо. Наверное, впервые за последние несколько сотен лет. И так хорошо, как не случалось за всю её вампирью «жизнь», хотя вернее будет сказать «за всю не-смерть».

Кровь богов. Кровь бога. Эльфку снова и снова начинало трясти, стоило ей вспомнить свои клыки, прокалывающие тёмную от загара, исполосованную шрамами кожу запястья, под которой трепетали синеватые жилы. На взгляд Эйвилль, повелитель слишком уж сильно старался походить на человека. Почему именно на них, на людей, а не, скажем, на Перворождённых эльфов? С какой стороны ни глянь, мы ведь куда красивее. Даже обидно.

Но вот кровь в этих жилах текла такая, что Эйвилль казалось – она сейчас способна разрывать миры в клочья голыми руками. Огонь и лёд, сладость и горечь, всё вместе. Пьянит и отрезвляет, бросает в дрожь и заставляет изнемогать от жары. Старые, давно забытые было чувства – кровь Хедина заставила вспомнить те времена, когда Эйвилль ещё жила, её кожа была тёплой, а сама мысль о вампирах не вызывала ничего, кроме отвращения.

Познавший Тьму был прав. Эйвилль обрела новые силы – раньше о таком не могла даже мечтать, не подозревая, что вампир в принципе способен на подобное.

Чёрной кошкой в тёмной комнате она кралась следом за беспечной гарпией. Гелеррины «меры предосторожности» не вызывали у Эйвилль ничего, кроме брезгливой усмешки. Повелитель знал, кого отправить на это дело. Враг ничего не заподозрит, даже сумей он каким-то образом прочесть мысли Крылатой Девы.

Вампирка отыскала себе укромное убежище почти у самой границы того, что она, за неимением лучшего, называла «вражьей волей». Пройдя по их следу от самого Кирддина, она накрепко запомнила этот «вкус» – как ни странно, для неё это оказался именно вкус, вкус золы и пепла. Вполне подходит, кстати.

Вокруг безымянного мирка разлит был именно этот вкус.

Нора в Межреальности, куда заползла Эйвилль, позволяла ей оставаться невидимой для любого соглядатая. Только вампир мог туда проникнуть, и только вампир – но превосходящий силой её, Эйвилль, – заподозрить хоть что-то.

Мирок – как на ладони. Но не только – вампирша видела все потоки магии, все те реки Силы, что делают живое – живым. Иные пронзали мир насквозь, иные – обтекали, словно вода преграду. Где-то там, среди этих незримых струй, скрыта тайная тропка, по которой побегут враги Хедина, когда Гелерра надавит на них посильнее. Они никогда не принимали открытого боя, эти враги. Не так уж неумно, с точки зрения Эйвилль. Стрела в спину намного лучше «честной схватки» лицом к лицу.

Она ждала, без нетерпения, но и без обычного для вампиров равнодушия. Она вкусила крови бога. И в бессмысленно-бессмертном существовании появилась цель. Пусть даже такая дремучая и первобытная.

Попробовать влагу из жил Хедина ещё раз. Эйвилль стала сильнее, она не совершит прежней ошибки.

…Эльфка встревожилась, когда вторая десятка морматов сгинула бесследно. Враг успел подготовиться к встрече. Но как, как, как?! – никакого возмущения в магических потоках, ни отзвука наложенных заклинаний, ничего.

«И куда эта курица безмозглая лезет, хотела бы я знать?!» – беззвучно завопила вампирша, когда Гелерра вместе с десятком вызвавшихся охотников сама отправилась на разведку. Крылья есть – ума не надо! Надо было проверить, выслать полусотню, заставить врага ответить, показать себя, а она… Да, эта полусотня скорее всего бы назад не вернулась, но в этом и состоит мудрость полководца. Полководца, а не крылатой дурочки.

…Приказ Хедина держал Эйвилль на месте крепче самых толстых цепей. Она не шелохнётся. От неё сегодня не требуется ни боевой ловкости, ни перерезанных глоток или оторванных голов.

Эльфка неотрывно наблюдала за спуском Гелерры, вынужденно признав – гарпия, она, конечно, курица, но в отводящих взгляд чарах толк и впрямь знает. Во всяком случае, догадаться, где сейчас её десяток, можно было только по мельчайшим, тотчас гаснущим возмущениям Силы – на такое ни одно заклятье не нацелить. С точки зрения находящихся в этом мире – Гелерра исчезала в одном месте и тотчас возникала в другом, совершенно непредсказуемо.

Сейчас. Если бить по дерзким – то именно сейчас.

Не мигая, вампирша смотрела на висящую в пустоте бусину мира, раскрашенную в такие весёлые и мирные цвета. Белый, голубой, зелёный… какое зло может там таиться?

Нет, всё спокойно. Гарпия уже на поверхности, её впустили беспрепятственно, не помешав.

«Дура, ой, какая дура!» – шипела про себя эльфка. И за какие только заслуги Хедин так возвеличил эту крылатую?

На земле Гелерру было уже не разглядеть. Мир гасил заклинания, и только по слабому эфирному отзвуку Эйвилль догадывалась, чем сейчас занята гарпия. И в самом деле, что ещё взбредёт в голову беспечной летунье? Отыскивает «вражье логово». И ей даже не приходит в голову, что никакого «логова» тут может и не быть, что противник может скрываться глубоко в центре земли, а может засесть в соседней хижине, приняв вид мирного пахаря. Или обернуться деревом. Или рекой. Или повиснуть в небесах невинным облачком. А Гелерра по-прежнему думает лишь о крепостях, бастионах да рвах, где скрывается бесчисленное воинство.

Невольно мысли Эйвилль приняли и вовсе еретическое направление. А что, если Хедин ошибается? Что, если весь план – одно сплошное недоразумение? Что никто не побежит из этого мирка, что полку Гелерры не удастся опрокинуть неведомого супостата? Почему Хедин вообще решил, что тупенькая гарпия на такое способна? Командовать должна была она, Эйвилль! И уж она-то бы точно не упустила тот самый отнорок, о котором толковал Новый Бог. Хотя… а откуда известно, что крысиный лаз вообще существует? Что, если этот мирок и есть настоящая вражеская твердыня, а Хедин всё ищет и ищет какие-то «запасные ходы». Ведь враги не бесплотны. Их заклятья приводят в действие могущественные силы.

…И потом, Хедин ведь не спас Артрейю. И запретил мстить за неё.

Эйвилль вздрогнула. О чём она, что это с ней? Забыла, какова на вкус кровь Бога? Того, кто спас её саму и тех, кого она создала?!.

…Но сколько же можно падать ниц и возносить хвалы? Она верно служила Хедину. Оказала ему важные услуги. Выследила его врага. Почему она теперь должна впадать в ту же ошибку, что и он сам?

Время шло. Внизу, на зелёно-бело-голубой бусине, где обитают глупые смертные, не способные понять и преклониться перед великими тайнами Небытия, ничего не происходило. И у давным-давно мёртвой эльфки с игольчато-острыми клыками, каких не найдёшь у её живых соплеменниц, всё сильнее и сильнее закипало раздражение – ещё одно чувство, вроде бы совершенно не свойственное вампирам.

Хедин ошибается. Причём в мелочах. Почему же я должна и дальше его слушаться, если он – небезупречен? Да, его кровь – небывалое блаженство, но, но, но…

Но я ещё смогу отведать её, если всё будет сделано правильно.

О вампирах нельзя сказать «похолодел от ужаса», они и без того лишены тепла жизни; но чувство, охватившее Эйвилль от этой мысли, очень хорошо подходило под это описание.

Ты задумала измену?

Вздор. Вампиры никому не изменяют, потому что не присягают никому, кроме самих себя. Слова не имеют значения. Только голод и его утоление. Слабый – добыча сильного. Будь сильным, и ты не попадёшь на чужой зуб. Если претендующий на то, чтобы отдавать тебе приказы, ошибается – он слаб, и его кровь – твоя добыча. Даже без слова «законная». Вампир берёт то, что может взять, и больше над ним нет никаких законов.

Значит, ты таки задумала измену.

По пустой груди мячиком катался ужас.

Месть Хедина будет кошмарной. Это не Ракот – тот убил бы просто и без затей. Ты боишься умереть вторично, Эйвилль?.. А ведь боишься, потому что после этой смерти уже не последует воскрешения. Останется только горстка невесомого праха.

Хедин верит тебе, Эйвилль.

Но он слаб. Он допускает ошибки. Значит, он – твоя добыча.

Ты сама сказала, что у вампиров только один закон. Если сомневаешься, «законна» эта добыча или нет, ты уже тем самым ставишь себя вне закона. Вампир не сомневается, он нападает или отступает.

И как же ты собираешься нападать на Бога?

Ответ пришёл сам собой, словно чья-то подсказка.

Укажи ему дорогу туда, где будешь сильна ты, а не он.

Легко сказать, возразила он

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:48 | Сообщение # 17

Архимаг

* * *

Время в разных мирах Упорядоченного течёт совершенно по-разному; что же говорить о разных областях Межреальности. Для Гелерры местное солнце успело опуститься за горизонт и вновь взойти. С заклятьем поиска пришлось повозиться, это дело долгое, кропотливое, и порывистая гарпия терпеть не могла это занятие; хорошо, что выручили эльфы и Репах.

Вычерчено, сбалансировано, уравновешено, сориентировано по местным звёздам и известным магическим полюсам Упорядоченного. Расставлены амулеты, считывающие, отражающие и направляющие. Всё готово. Осталось только встать в середину готовой фигуры и отдать короткий беззвучный приказ.

Гелерра колебалась. Уничтоженная разведка, а затем они безо всяких помех оказываются у самой цели – поневоле заподозришь подвох. Но, с другой стороны, если это и засада – как ещё отыскивать запрятавшегося неприятеля.

Радужный змей воспарил над краем обрыва, замер, изогнувшись причудливой руной, – это племя способно одновременно видеть и обычным зрением, и магическим, ускользнуть от их взора очень трудно, почти невозможно. Креггер настроил наконец свой огнеброс, улёгся возле него, озабоченно сведя кустистые брови; эльфы держали наготове луки и заговорённые стрелы, что пронзят любую броню.

Гарпия зажмурилась, сжала кулачки и произнесла заветное слово.

Свист ветра, рёв бури, удар могучего океанского вала, жар бушующего пламени, леденящий холод налетевшей пурги – покорные воле Гелерры стихии мира послушно впряглись в работу. Все части сложного заклинания пришли в движение, руны вспыхивали и гасли, распадались пеплом кристаллики в острых вершинах магической фигуры – и небо над головами маленького отряда стало быстро менять цвет, становясь глубинно-смарагдовым. Изумрудное пламя поднялось и вдоль горизонта, мирный пейзаж вдруг стал таять, оплывать на глазах, словно свечка – открывалось хаотическое нагромождение тёмно-зелёных кристаллов, каждый величиной с крепостную башню. Казалось, из них состоит весь мир – и лишь чёрные скалы, на которых и расположилась Гелерра, остались прежними. Всё остальное: леса, речки, далёкие холмы, – испарилось, словно кто-то враз сдёрнул покров сложной, искусно наведённой иллюзии.

Разведчики остолбенели. Врага не требовалось искать. Он был тут, рядом, на расстоянии протянутой руки. Каждый из этих кристаллов был Им. Врагом.

…И тянулось всё это, насколько мог окинуть глаз.

Нет неприступной крепости, нет бесчисленных ратей, мечей или копий. Только неподвижные зелёные кристаллы, хотя вернее будет сказать – поваленные обелиски. В глубине каждого – мятущееся зелёное пламя, холодное, бесплотное.

Ты искала врага, Гелерра? Вот он, перед тобой.

…И по-прежнему неведомо, что стряслось с морматами.

Сотворённое гарпией заклятье мало-помалу истаивало, иллюзия возвращалась – словно из тумана, соткалась речка, берега заполнила янтарно-осенняя желтизна; вот и деревья, вот и холмы, вот и едва заметная дорога меж ними, но теперь Гелерра знала, что скрывается под всем этим.

Однако что делать – оставалось неясным. Уничтожать кристаллы поодиночке? Или, может, послать весть повелителю, потому что не во власти его учеников, даже и самых лучших – вот так отправлять в небытие целые миры?

Скованные дисциплиной, спутники гарпии оставались на своих местах. Некого разить меткими стрелами или магией, некого обдавать кипяще-пламенной струёй огнеброса. Здесь требуются совсем иные заклинания.

Чары показали, что враг – под самым носом, кроется в этих самых кристаллах. Ниоткуда ведь не следует, что он, этот враг, непременно обязан иметь две руки, две ноги и ещё одну голову. Может, плящущий за зелёными гранями огонь и есть сознание недруга, его душа?

– Креггер, проверь, как им понравится твоё пламя, – распорядилась Гелерра.

Разумеется, простой огонь ничего не сделает против твёрдого камня, но в смесях Креггера главным было далеко не это.

– Слушаюсь, Гелерра, – осклабился гном, скорчив зверскую физиономию и для чего-то прицеливаясь в ближайшее дерево. – Сейчас поглядим, из чего они тут сработаны…

Разукрашенная драконьими головами труба содрогнулась, из жерла вырвался огненный шар, со свистом пронёсся над чёрной скалой и точно, как по заказу, угодил в середину одинокого дерева над речным берегом.

Иллюзия дрогнула, вспыхнула, словно тонкая бумага, натянутая на лёгкий каркас ширмы, в «дыре» блеснули знакомые изумруды.

– С твоего позволения, Гелерра? – Омейн вскинул растянутый лук.

Гарпия молча кивнула.

Стрела сорвалась, свистнула, пронеслась прямо сквозь прожжённую огнебросом Креггера брешь. Наконечник звякнул о твёрдую поверхность зелёного кристалла, взорвался тучкой многоцветных искр; раздался хрустальный звон, словно стон боли, он прокатился от горизонта и до горизонта, по тёмной грани побежала паутина снежно-белых трещин, из них рвалось всё то же пламя.

«Чужая магия, бесконечно чужая. Эх, Читающего бы сюда…» – успела подумать Гелерра, прежде чем на чёрные скалы, кажущиеся единственным островком «настоящего» в мире обманчивых иллюзий, обрушился ответный удар.

* * *

Слабый не имеет права приказывать сильному. Допускающий ошибки – слаб, даже если способен дробить горы и обращать в пар бездонные океаны. Вампир – горд и свободен. Он уже прошёл через смерть и вернулся. Его обязательства – только до той поры, пока он сам не решит их отбросить.

…Ты всё-таки оправдываешься. И трясёшься от страха. Потому что Хедин может простить всё, что угодно, любую неудачу. Но не измену. А ты сейчас изменила, Эйвилль, изменила тому, кто вытащил тебя из-под осиновых кольев. Вдобавок прошляпила, бездарно проморгала тот миг, когда враги Познавшего Тьму сделали свой ход. И теперь осталось лишь бессильно смотреть, как кипит облако изумрудного пламени на месте, где только что покачивалась сине-бело-зелёная бусина безымянного мира. В этом пламени бесследно сгинул весь полк Гелерры, и Эйвилль понятия не имела, что с ним могло случиться.

И никакого намёка на пресловутый отнорок.

Из-под верхней губы вампирши сами собой вылезли белые иглы клыков. Кровь Бога. Высшее блаженство. И его теперь не будет, потому что эта глупая курица с крыльями, Гелерра, дурой полезла на рожон и получила своё.

Сильный не соседствует со слабыми и не делает с ними одно дело. Он просто берёт своё. Кто-то недоволен? – пусть сам сделается сильным. И возьмёт всё, что пожелает, если только сумеет.

Кровь Хедина, кровь Бога, ы-ы-ы-ы-а-а-у-у-а! Хочу, хочу, хочу!..

Руки Эйвилль затряслись, клыки удлинились так, что почти кололи её собственный подбородок.

Что, что надо, чтобы её заполучить?!.

Всего лишь сделать то, что мы говорим.

Эйвилль содрогнулась. Голос шёл отовсюду и ниоткуда и казался никак не связанным с полыхающей зелёной глобулой, болезненно резонировал «внутри головы», выбивая из неё остатки того, что вампирша Эйвилль унаследовала от Эйвилль-эльфийки.

Всё просто. Для тебя. Тебе он верит. Ты приведёшь его в указанное место. И получишь всю его кровь. Его и второго повелителя, Ракота.

– Кто вы? – Ей казалось, она крикнула. На самом деле – едва прошептала.

Твой хозяин называет нас Дальними.

– Чего вы хотите?

У нас нет желаний. Это ваша категория. Но мы понимаем, что ты хотела сказать.

– Откуда вы знаете мой язык?

Нам ведомы все языки Упорядоченного, сколько б их ни было. Чего ещё ты бы хотела узнать?

– Где вы? Откуда вы? И… зачем всё это? Эта война?

То, что ты называешь «войной», для нас так же естественно, как дыхание для твоих ещё живых соплеменников. Это переустройство. Мы – не просто великий инструмент Творца. Мы – сам Творец. Тебе известно, кто это такой?

– Эльфийские летописи именуют так первоначало, давшее жизнь Упорядоченному…

Правильно именуют. Лишнее доказательство того, что мы не ошиблись, обратившись к тебе. Кровь Богов будет твоей, вся, без остатка. И мы можем сделать тебя живой, если ты пожелаешь. Влага из жил Познавшего Тьму и Её же Владыки, хоть и бывшего, – огромная сила. Ты понимаешь нас?

– Я понимаю, – прошептала Эйвилль. Внутри всё трепетало, словно в пустой груди и впрямь билось настоящее, живое сердце.

Познавший Тьму велел тебе выследить нас, верно?

– Верно, – выдохнула эльфка.

И ты выследила. Вернее сказать, мы привели тебя в то место, где можем поговорить без помехи. Мы знали, что рано или поздно Хедин прибегнет к этому способу.

– Так вы всё знали? С самого начала?

Разумеется. Мы ждали, когда Хедин отрядит на поиски нужное нам сознание. Твоё. Что он велел тебе ждать, когда мы побежим из этого мира и искать наши отнорки?

– Да, – одними губами.

Мы побежим, не сомневайся. Всё будет почти по-настоящему. Ты встанешь на наш след… и он приведёт в ещё один мир. Закрытый мир. Хедин должен спуститься туда. Он уже бывал в нём, летал соколом, дорога ему ведома. Ракот должен быть с ним.

– Трудно будет убедить, что…

Мы понимаем. Новые Боги коварны и недоверчивы. Но слишком уж верят собственной хитрости, не допуская даже мысли, что кто-то мог составить план более глубокий, чем у них. Это нам и поможет.

– Чего вы хотите? – И откуда только взялись силы настаивать?

Мы ничего не «хотим», – терпеливо-безжизненно пояснил голос. – Мы просто существуем. Хедин и Ракот должны уйти.

– Они уйдут, – вдруг заупрямилась Эйвилль, – но кто придёт на смену?

Это уже не будет иметь никакого значения. Возможно, те, кого они свергли. Возможно, кто-то иной. Наше предназначение от этого не изменится.

– Но в чём оно? Я могу знать?

Можешь, хотя среди твоих сородичей это назвали бы «страшной тайной». Мы узнали понятие «секрет» от вас – среди нас нет ничего подобного. Так вот, Эйвилль, Упорядоченное готово исполнить своё великое предназначение…

Вампирша замерла, не в силах унять трясущую её дрожь.

…Своё великое предназначение. Всё, что рождалось и умирало в нём, радовалось и страдало, теперь даст жизнь совершенно новой сущности. Поистине великой, и твой разум, Эйвилль, не в силах объять ее величия. Ты думаешь, что Упорядоченное, его миры, Межреальность и прочее – всего лишь фон для кровавой драмы, которую разыгрывают бесчисленные балаганные актёры, именующие себя «разумными»? Нет, Эйвилль. Упорядоченное призвано породить нового Творца, истинную Монаду, вечную, несотворимую и неразрушимую…

Эльфийка чувствовала, как начинает кружиться голова; перед глазами всё плыло.

Мы, как уже было сказано, – повивальная бабка нового Творца, Эйвилль. Пусть тебя не смутит, что мы говорим о «порождении» новой Монады, которую сами же называем «вечной и несотворимой». Она действительно несотворима, она пребывает среди нас, а может, в океанах бесконечного Хаоса. Тамошние Лорды всегда, с первого мига Упорядоченного, боролись против неё, тщась вернуть отпавшие владения. Не удалось. В их власти лишь одно – удерживать великие творящие Монады вне их собственного осознания, размытыми пятнами колыхающиеся на высших, не доступных смертным, бессмертным или воплощённым иным способом существам, уровнях бытия. Бесконечные ряды порождённых Упорядоченным сознаний рано или поздно должны были объединиться в новое качество, в новую сущность. Эта новая сущность и нуждается в нас, последнем акте творения Того, кто создал всё, окружающее тебя. Он знал, что другие монады дремлют, опутанные Хаосом. И всё Упорядоченное – лишь утроба, долженствующая породить ещё одного Творца. Великая война между Хаосом и Порядком не останавливается ни на миг и никогда не остановится. В ней не может быть победы, ибо Хаос так же необходим, как и ненавистный ему Порядок. Но помочь родиться новому Творцу Упорядоченное может, только освободившись от Новых Богов. Они – как запруда, что мешает спокойному течению реки. Поэтому мы против них. Ваши чувства, такие как «злоба», или «зависть», или «жажда власти» – для нас ничто. Нам они знакомы как совершенно чуждые, как ваши понятия. Отсюда вытекает один-единственный вопрос: ты поможешь нам, Эйвилль? Потребуется очень немногое. Всего лишь, как мы уже сказали, привести братьев-Богов в указанный нами мир.

– Но… если вы настолько могущественны, то почему не…

Почему мы не сделаем это сами, ты хочешь сказать? Ответ прост. Почему твоему бывшему повелителю нужны вы, многочисленные подмастерья? Не ученики, нет, как вы привыкли считать, – а именно подмастерья?.. Ты задумывалась когда-нибудь над этим, Эйвилль? Богу нужны руки. Его могущество ограничено неумолимыми и бездушными законами Упорядоченного. Мы, конечно, говорим о Законе Равновесия. А нужны эти законы, их смысл в том, чтобы никакие силы, боги, маги и так далее не помешали бы Упорядоченному исполнить своё сакральное предназначение. Поэтому мы сами не в силах сокрушить Хедина. Несмотря на то, что мы – сами по себе инструмент рождения Творца.

– А что же случится с Упорядоченным после того, как Он родится? – Эйвилль с трудом решилась на этот вопрос.

Решительно ничего плохого. Что плохого случается с матерью, когда она даст жизнь ребёнку?

– Иногда в родах можно и умереть…

Верно. У вас, смертных и бессмертных, наделённых телами, множащихся после соитий, это так. И для того, чтобы Упорядоченное не умерло, исполняя своё предназначение, и нужны мы, Дальние. Повивальные бабки, если говорить вашими словами. Наша война с Хедином имеет одну-единственную цель – убрать его с дороги, чтобы не мешал.

– А Неназываемый? Сейчас его сдерживают Хедин с Ракотом, что, если они исчезнут?

Эйвилль, Неназываемый не хочет никому никакого зла. Ему это понятие вообще недоступно. Он просто стремится вернуться к себе домой, в свой собственный континуум, где его существование совершенно естественно и не таит никакой угрозы сущему. Его не надо сдерживать, с ним не надо бороться. Он лишь пронзит Упорядоченное, а на границе его с Хаосом откроет портал в свои владения, исчезнув навсегда. Увы, Хедин и Ракот этого не понимают, а ведут бесконечную войну, причиняя обитателям Упорядоченного неисчислимые страдания.

– Хедин говорил, что в тот миг, когда Неназываемый достигнет пределов Хаоса, Упорядоченное исчезнет, съёжится, как проткнутый мяч…

Познавший Тьму не говорил бы такое, познай он Её на самом деле. Ему просто требуется оправдание его собственных деяний, ничего больше.

– Но что, если он прав? Кто может познать Неназываемого? Кому открыто Его имя?

Нам, Эйвилль, нам. Мы не ограничены телесной оболочкой, что связывает всех вас, не исключая даже Хедина и Ракота. Мы способны проникать сквозь завесу новосотворённой пустоты, что и впрямь некоторое время сдерживала Неназываемого – до тех пор, пока Он не нашёл, как обойти эту преграду, пока не появились козлоногие и их слуги, пока по Его воле не начала меняться сама плоть миров, принимая угодную Ему форму. Мы, Дальние, познали Неназываемого. Да, барьер пустых миров – благое деяние, и оттого мы никогда не препятствовали Новым богам в его сотворении, никогда не пытались уничтожить. Потому что преграда заставила Неназываемого измениться и искать другой путь спасения, кроме всеобщего поглощения материи Упорядоченного. Как ты понимаешь, нас бы это тоже не устроило. Так что до определённой степени нас даже можно назвать союзниками Познавшего Тьму.

– А разве не нападали вы на Хединсей, во время мятежа двух Истинных Магов? В хрониках Хедина…

Разумеется, нападали. Они угрожали всему Упорядоченному. Они вызвали в мир Неназываемого, и в дни их восстания никто не мог сказать, как далеко они зайдут.

– А Неназываемый?

А что Неназываемый, Эйвилль? Ты всерьёз думаешь, что простейшая идея закрыть ему путь новосотворённой пустотой могла прийти в голову только Хедину? Мы остановили бы чудовище, точно так же, как это сделали Новые Боги. Сперва остановили бы, а потом дали б уйти, вернуться обратно к себе. Что же тут непонятного? Устранение Познавшего Тьму и его названного брата не покачнуло бы Равновесие, напротив – восстановило б его. Вот поэтому мы и пошли на открытый штурм Хединсея, Эйвилль. Надо сказать, знание древней истории делает тебе честь.

Да, правда. Хроники эльфийских летописцев, лояльных к Новым Богам, составляли излюбленное чтение Эйвилль в ту пору, когда она была живой. Хранили свои предания и вампиры; их повествования зачастую оказывались даже ещё более точными, чем свидетельства Перворождённых.

Что ещё мы можем сказать тебе?.. Помни, вся кровь богов – твоя, если только ты согласишься нам помочь. А хочешь – мы отдадим тебе и Падших, былых противников Хедина, тех, кого называли Молодыми Богами. Ямерта, Ярдоза, Яэта, Ялмога, Ялвэна, Ямбрена… Хочешь? Ты высосешь их досуха, ты опустошишь их и используешь их силу на собственное благо. Как тебе такая сделка, Эйвилль? Ты видишь – мы отдаём тебе многое, прося взамен сущую малость.

Вампиршу уже не просто трясло – колотило, словно в падучей.

– Как я получу всё это? – простонала она.

Приведи Хедина и Ракота в мир под названием Эвиал. Там уже всё готово к встрече. Идёт война, значение этого мира Познавший Тьму вполне понимает, иначе не отправил бы туда своего Хагена. Ему нужен наш отнорок? Мы дадим тебе заметить его, ты встанешь на след. Всё покажется совершенно естественным, на тебя не падёт никаких подозрений. Приведи Новых Богов к нам – и награда твоя. Достаточно будет даже одного Хедина. Ракот, на наше счастье, слишком заигрался в «простого воителя». Не вынес веков того, что ваши стихотворцы именовали «божественной скукой». Ракот – это просто руки, в то время как Хедин – голова. Ну, а что касается Молодых Богов – это мы берём на себя. За одного Познавшего Тьму мы отдадим тебе Ярдоза, Явлату и Ятану; а если в Эвиале окажется ещё и Ракот – то и всех остальных. Согласна?

Кровь Богов, стучало в ушах. Кровь Богов. Кровь Богов, а-а-а-а!..

– Согласна.

Мы не сомневались. Тогда сейчас последует маленькое завершающее представление – а ты примечай, увидеть наш «отнорок» будет непросто даже тебе, Хедин не должен заподозрить, что мы отдали его слишком просто. Именно потому сейчас придётся драться на поверхности, с полком этой безумной птицы-Гелерры. У нас будут потери, но это незначительная цена за общую победу. Смотри в оба, Эйвилль. Те, кто погибнет в этой битве, не должны угаснуть понапрасну.

– Они не погибнут напрасно, можешь не сомневаться, – посулила вампирша. – Но… чем ты подкрепишь своё обещание, безымянный? Если Хедин раскроет мой обман, он… он…

Твоя судьба будет страшна, Эйвилль, мы знаем. Но нашей верной не надо беспокоиться. Нам не нужны ни Хедин, ни тем более Ракот.

– Я хочу залога, – хрипло проговорила Эйвилль. – Залога, которому я могла бы доверять.

Залог от нас сделает тебя уязвимой. Хедин его легко обнаружит.

– Я укрою его так, что не доберётся даже Познавший Тьму!

Как хочешь, верная Эйвилль. После боя, когда ты спустишься в покинутый нами мир, тебя будет ждать залог. Настоящий залог, ты останешься довольна. А вообще же… посуди сама, если ты просто приведёшь Хедина в Эвиал, ты ничем не рискуешь. Совсем ничем. А с нашим залогом…

– Мне нужен залог, – громче повторила вампирша.

Хорошо. Сделай, как мы говорим. Сейчас на земле начнётся сражение; осторожно выбирайся из своего убежища и, прикрываясь всеми мыслимыми заклинаниями, следуй за воинами Гелерры. С ними ничего не случилось, не бойся.

– Я ничего не боюсь!

…кровь Богов, кровь Богов, кровь Богов…

* * *

…Гелерра ждала чудовищ, и они явились. Твари выскакивали прямо из призрачной «земли», а рождали их, наверное, те самые зелёные кристаллы. За смутными полчищами угадывались высокие безликие фигуры, с головы до ног окутанные зелёными плащами, – словно пастухи, гонящие стадо на бойню. Однако это было уже привычно и знакомо – сподвижники Хедина, кем считали себя Гелерра и её товарищи, много и успешно сражались именно с такими ордами. Тем более что небо уже послушно раскрывалось, пропуская сотни и сотни воинов из полка гарпии.

Гелерра улыбнулась. Не так-то вы и страшны, неведомые. Только и можете, что прикрываться несчастным мясом, смазкой для наших мечей.

Справа и слева от неё в строгом порядке развёртывались новые сотни, натягивались тетивы, наводились бомбарды, кому следовало – плели заклинания, а ей, Гелерре, предстояло дирижировать этим слаженным оркестром смерти.

Не впервой. Отобьёмся, подумала она, глядя на катящиеся к чёрным скалам орды врагов.

Хакнул огнеброс Креггера, свистнули эльфийские стрелы.

Начиналась привычная работа.

* * *

– Взглянем поближе на эти пирамидки, – повторил Ракот.

Рыцари Прекрасной Дамы молча развернулись, вновь выстроившись привычным клином, нацелившись прямо на ближайший зиккурат. Отдаляться от бывшего Повелителя Тьмы они не могли – тяга Зидды прижала б их к земле, сделав доспехи совершенно неподъёмными.

От полумёртвой реки нестерпимо разило тухлятиной. Ракот поморщился. «Моя б воля – здесь сперва погулял бы огонь, потом вода, а потом я собрал бы лучших эльфов и повелел им выращивать тут деревья. Эх, Хедин, брат Хедин, твоя осторожность меня когда-нибудь точно погубит. Потому что я не выдержу и кинусь делать всё по-своему».

Четырёхрукие быкоглавцы больше не появлялись. Никто не препятствовал рыцарям на пути к ближайшей пирамиде. Названный брат Хедина положил ладонь на древний камень, поморщился – внутри серыми змеями ползала новорождённая сила, выпиваемая из мук реки и бесчисленных существ, обитавших некогда в её водах и вокруг них. Бог Горы, помнится, тоже упражнялся в чём-то подобном. Эх, злодеи, ничего-то нового вы придумать не можете. Всё то же самое – муки, пытки, боль. Только Шаэршен терзал людей, а Дальние (кто ещё это может быть?) нашли способ терзать саму природу.

«Ялини на них нет», – подумал Ракот.

Орден Прекрасной Дамы сомкнул ряды, выстроившись правильным полукругом.

– Ну, время терять тут нечего… – Ракот размахнулся мечом.

Как он любил эти мгновения, когда мог, не сдерживая себя, показать силу! Пусть даже это немая безответная скала.

Чёрный меч играючи разрубил древний камень, коричневые обломки, покрытые замысловатыми иероглифами, так и полетели в разные стороны. Ракота эти письмена не слишком заботили. Они – для того, чтобы высасывать силу из Зидды, больше ни для чего. На след истинных врагов они не наведут.

Рыцари в молчаливом благоговении смотрели, как бывший Владыка Тьмы пластует неподатливую кладку. Вскоре открылся ход – в поперечную галерею, что оббегала, похоже, вокруг всей пирамиды.

– За мной, – не удержался Ракот, хотя Орден Прекрасной Дамы не нуждался ни в каких командах.

Внутри, как и положено, их встретили древние пыль, темнота и тишина. Названный брат Хедина приостановился, нахмурился – впереди их ждали ловушки, множество ловушек. Разумеется, строители настораживали их против простых смертных, никак не богов; Хедин, конечно, заставил бы их все сработать, лишь прищёлкнув по старинке пальцами, Ракот же только хмыкнул и вновь взялся за меч. В его планы отнюдь не входило блуждать по здешним лабиринтам.

У пирамиды два сердца. Два, и Новому Богу не требовалось зрения, чтобы увидеть их оба.

Одно – глубоко под землёй, жадно впитывает мучения реки и окрестных земель; и второе – на самой вершине, перебрасывает тонкий мост из Зидды в неведомое. Ракот смел надеяться, что на дальнем конце этого моста окажутся их с Хедином неуловимые враги.

Он прорубал проход, и древний клинок крушил стены, разрубал какие-то тяги и цепи – явно приводы сторожевых капканов, – вскрывал наглухо замурованные полости с непонятными амулетами и давным-давно погасшими лампадками. Ракот только зло кривился, когда острие пронзало очередную фреску явно магического характера. Хорошо, что брата здесь нет – Хедин устроился бы тут на много седьмиц разгадывать заплесневелые ребусы. Какая разница, как именно высасывались жизненные соки из Зидды? Гораздо важнее, куда их после этого направили!

Рыцари Ордена выстроились цепочкой, на всякий случай прикрывая спину своего предводителя. Ракот не видел, как передавались из рук в руки какие-то талисманы, как вокруг образков, носимых рыцарями в ладанках, начинали плавать крохотные, словно пыль, искорки мягкого, тёплого света. Чудом уцелевшие чудовища шипели и извивались на фресках, но силы сойти со стен у них уже не осталось.

Попадались и склепы с прикованными костяками – строители не гнушались человеческими жертвами.

Пирамиды охраняли, конечно, не только нарисованные монстры. Ракот пару раз поморщился – чары пытались заставить его свернуть, направляли его в тупики, где уже ждали приготовленные западни. Не на того напали, усмехался он, играючи стряхивая мороки.

Сам не зная того, он легко избег ловушки, куда угодили Император и Сежес. Шаг за шагом он прорубался к самому основанию пирамиды, глубже самых древних фундаментов, и яростный блеск высекаемых его клинком искр разгонял гнилую, стылую темноту.

Чем дальше они уходили, тем могущественнее становились охранные чары. Меч Владыки Мрака миновал глубокую нишу, где притаился дракон – и чудовище, вмиг ожив, кинулось Ракоту на спину.

Командор Ордена, не моргнув глазом, встретил тварь грудью, коричневые зубы затрещали, ломаясь о край окованного сталью щита, широкий и короткий меч, как раз для боя в подземельях, ударил наверняка – украшенная священными символами сталь пронзила каменную шкуру, и дракон рассыпался бесполезной трухой.

Оживали и ещё какие-то стражи пирамиды, пятнами мрака бросаясь на облачённых в белоснежные доспехи рыцарей – те отвечали мечами, короткими смертельными ударами, без лишнего пафоса и показухи. Ракот не обращал на это внимания. Его последователи должны быть достаточно сильны, чтобы оборонить себя, иначе это никакие не последователи, а никчёмная обуза.

…Последняя стена с грохотом обрушилась внутрь, сквозь пролом хлынул яростно-алый свет. На тёмном постаменте сиял ослепительный кристалл, так что шедший следом за Ракотом командор Ордена невольно прикрылся латной рукавицей.

– Стойте, где стояли! – Названный брат Хедина легко спрыгнул вниз.

Под ногами – сухая утоптанная глина, даже не каменный пол. Вокруг постамента – небольшое свободное пространство, чуть дальше – всё завалено в беспорядке набросанными друг на друга и перемешавшимися костяками. Стены – далеко, похоже, пустое пространство лежало подо всей пирамидой, неведомо как не проваливающейся в собственные подвалы.

– Славная работа, – пробормотал Ракот себе под нос. – Элегантно. Красиво. Снаружи не заметишь, из Красного замка не углядишь. А каждый мир обшаривать…

Кристалл ничего не ответил. Но кипящий внутри камня бессильный гнев Ракот уловил.

– Конечно, – язвительно сообщил он полыхающему сиянию, – брат мой Хедин, Познавший Тьму, справился бы здесь куда лучше. Ничего, Ракот Заступник, как меня кой-где прозывают, тоже может не только мечом махать.

Привилегия Бога – его магия редко когда нуждается во внешнем воплощении. Не требуются ни эликсиры, ни амулеты, ни зачарованные руниры… конечно, порой всё это может оказаться небесполезным, даже и просто незаменимым; но проследить перекинутый от пирамиды мост Ракот мог, не прибегая к подобным сложностям.

На вершине пирамиды – жертвенник. Живой, с заточённым внутри него вечноголодным призраком. Тьфу, мерзость какая; а вот Хедин бы наверняка пришёл в восторг и просидел возле этого алтаря невесть сколько времени.

Да, Богу Горы такое и не снилось. Умирающая река; сохнущие деревья; трескающаяся от неутоляемой жажды земля – всё вокруг отдавало силы зловещей пирамиде. И, трансформированная, преображённая, эта мощь незримо воспаряла над обречённым миром, сочилась сквозь Межреальность, совершенно неразличимая в потоках другой, естественнорождённой силы, до тех пор, пока не достигала…

Ракот поморщился. Глаза заслезились, словно у обычного человека, глядящего на солнце. Тонкая струйка, незаметный ручеёк проложил себе дорогу сквозь Упорядоченное, и впадал он…

Чёрная глобула закрытого мира. Правда, броня каким-то образом потрескалась, защита утратила абсолютность, ну, а имя, имя…

Эвиал.

Вот так так, – Ракот утёр пот со лба. – А мы-то мучились… и чего было не отправиться сюда пораньше? Кирддин, замок-ловушка, хитроумнейший план Хедина – а всего-то и требовалось, что прогуляться в Зидду! Не в рядовой мирок, каких миллиарды миллиардов – один из ключевых, чьё падение откроет Неназываемому дорогу ещё дальше в глубь Упорядоченного!

Как всё просто, – он усмехнулся. – А не верящий в простоту Хедин, конечно же, кинется искать свидетельства совершенно иного, хитроумные ловушки и капканы, потеряет бесценное время, и враги опять ускользнут. Нет, он, Ракот, этой ошибки не повторит.

Значит, Эвиал. И там – либо они сами, либо нечто, очень для них важное. Что там говорил об этом мире Хедин? «Западная Тьма»? Неведомая сущность, то ли порождение Неназываемого, то ли какое-то творение непредсказуемого Спасителя? Говорил – и опять же оставил без внимания. Разве так можно? Не-ет, он, Ракот, теперь от этого не отступится.

В Эвиал, дорогие мои белолатные рыцари, в Эвиал!

За спиной Ракота чуть слышно звякнули тщательно смазанные и подогнанные сочленения рыцарского доспеха. Командор Ордена спрыгнул вниз и решительно шагнул к брату Хедина, поднимая забрало.

И остальные рыцари – невиданное дело! – один за другим посыпались вниз, опускаясь на оба колена и одинаковым жестом закрывая лица руками.

– Что случилось? – рыкнул Новый Бог. На его памяти Орден Прекрасной Дамы ещё никогда себя так не вёл.

– Её след. Он там, – лаконично проговорил старый рыцарь, указывая на стену пирамиды.

– Ч-что? – опешил Ракот.

– Стопа Прекрасной Дамы коснулась этих камней, – терпеливо пояснил командор. – Мы почувствовали. Все до единого.

Да. Теперь уже и впрямь все рыцари смотрели на него. Совсем позабыв о том, что они в чужом и враждебном мире, и те же быкоглавцы могут в конце концов и передумать.

– Она – была – здесь? – не мог опомниться Ракот. Всё, что угодно, только не давно сгинувшая Сигрлинн здесь, в пирамидах Дальних!

– Нет, – с прежним терпением пояснил командор. – Я выражался поэтически, как только и должно упоминать о Ней. Конечно, Её самой никогда здесь не было. Но след из этих пирамид… может вести к Прекрасной Даме.

– Послушайте. А с чего вы вообще решили, что вам почувствовалось…

– Каждый послушник Ордена, – перебил командор, не выказывая никакого пиетета перед Новым Богом, – посвящает себя трём вещам: овладению рыцарскими искусствами, истории деяний Прекрасной Дамы и постижению Её эманаций. Неофитам это покажется наивным, смешным и подозрительным, но Орден бережно хранит все чудом уцелевшие свидетельства Её дел, и послушник, если помыслы его действительно чисты, способен взором духовным проникнуть в…

– Я понял, – перебил Ракот. Сам он не чувствовал ровным счётом ничего. – В таком случае готов ли Орден заглянуть внутрь того мирка, куда ведёт отсюда тропка?

– Любой из рыцарей не задумываясь отдаст за это жизнь.

– Жизнь тут отдавать совершенно незачем, – Ракот пожал плечами. – Я вижу нить, протянувшуюся сквозь Межреальность, вижу мир под названием Эвиал – но ничего, даже отдалённо напоминающего след Прекрасной Дамы!

– Оттого, что великий Ракот не имел достаточно времени поразмышлять о гении красоты и Прекрасной Даме, что есть квинтэссенция прекрасного, воплощение изначально заложенной в сущее идеи совершенства, – терпеливо стал разъяснять командор. – Орден веками совершенствовал практики сосредоточения, истинного взгляда, и потому мы…

– Потому вы чувствуете, что Прекрасная Дама – где-то там? В Эвиале?

– Нет, о, нет, – погрустнел командор. – След Прекрасной Дамы – не отпечатки Её на тварной плоти мира. Это… это… нечто высшее, неосязаемое, что может постичь лишь усердный в созерцании адепт нашего Ордена…

– Понятно, – оборвал его Ракот. – Раз постичь может лишь усердный – мне тогда уж тем более не дано. Выводи своих отсюда, командор. Все пирамиды нам с лица Зидды не стереть, но эту я просто так не оставлю.

…Чёрный клинок рухнул, наискось разрубая кроваво-огненный кристалл. Сжимавшую эфес руку бывшего Владыки Тьмы пронзила боль, так что меч едва не вывалился из пальцев. Кристалл лопнул, словно гнилая тыква, пламя хлынуло во все стороны, послушно обтекая неподвижно застывшего Ракота. Огненные пасти жадно вцепились в стены подземелья, подгрызая основания стен, и не прошло и минуты, как огромная пирамида стала проваливаться, трещины рассекли её грани, и старый жертвенник на её вершине низринулся вниз, прямо в пламя.

Ракот слышал исполненный ненависти бесплотный вопль. Это пламя могло сжигать даже призраков.

Не мешкая, бывший Владыка Тьмы выбрался из чёрной ямины. Его ждал Эвиал.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:49 | Сообщение # 18

Архимаг

Глава пятая

Над кручами Пика Судеб, над грозно нацеленной в небо белоснежной вершиной, острой, словно копейный наконечник, грохотал неистовый гром. Режущие проблески молний хлестали по ленивым ледникам, словно гигантские хлысты, сошедшиеся в единый тёмный щит тучи, казалось, опускаются всё ниже, словно тщась задушить горы в мягких, но гибельных – благодаря магии – объятиях.

Слабые, приглушённые отзвуки достигли и самых глубоких подгорных пещер, где пылал яростным светом Кристалл Магии, охраняемый драконом Сфайратом.

Фесс, Этлау, Рысь-Аэсоннэ, Эйтери, сам Сфайрат, Север – все застыли, задрав головы, словно надеясь пронзить взглядом тысячи саженей древнего камня.

И у всех на языке вертелось одно-единственное слово, вернее, имя – Салладорец.

Великий Маг явился за второй половиной Аркинского Ключа. Присутствие Эвенгара ощущали все, даже не обладавший и граном магического таланта Север.

– Я был прав, о многомудрый Сфайрат. Если бы Салладорец хотел всего лишь высвободить Западную Тьму и завершить «трансформу», его бы здесь не было.

– А если он всё-таки, как ты и говорил, не может определить, на что способна та половина, что у него в руках?

– Почему это он «не может»? – возразила Эйтери. – Я, конечно, не всё поняла, но… Добрался, значит, Эвенгар Салладорский со своей половинкой Ключа до Западной Тьмы, попытался выпустить её на волю, а не получилось, потому что не смог подобраться к ней достаточно близко – эта-то половинка у нас!

– Думаешь, он способен, аки Спаситель Вознесённый, разом пребывать во множестве мест? – скептически заметил инквизитор.

– При чём тут Спаситель? Маги знают тайные тропы, – не уступала гнома. – Вот пусть многомудрый Сфайрат скажет!

– Знают, – кивнул дракон. – И Салладорец, конечно же, тоже. Возможно, друзья мои, возможно, но… – он кивнул на Кристалл, – заклятье такой силы я бы почувствовал.

– Да не было б там никакого заклятья, откуда? – упорствовала Эйтери. – Что, если оттолкнул его барьер, и всё? Никакого грома-молнии, просто отпихнул? Почувствовал бы ты это?

Сфайрат заколебался.

– Я помню рассказы – ещё на первом курсе, в Ордосе, – заговорил Фесс, старательно не замечая яростные раскаты грома снаружи. – О капитанах, что в одиночку уходили на запад, не желая умирать в собственной постели от старости и болезней…

– Было такое, – подтвердил и Этлау. – Инквизиция одно время пыталась бороться, но капитаны, особенно бывалые, это такой народ…

– Ты чувствовал это, многомудрый?

– Да, – совершенно спокойно и с достоинством кивнул дракон. – Многие достигали барьера. И, как я понимаю, гибли, сталкиваясь с ним. Поэтому я так уверен, что попытка Эвенгара пробиться к Сущности не осталась бы мной не замеченной.

– Э-эхм, господа хорошие, нельзя так. Цто я тут слышал – Салладорцу раз плюнуть оказаться где он пожелает, хоть бы даже и здесь?

– Сюда – вряд ли. Кристалл сбивает и путает всю магию подобного рода, иначе любопытные маги уже успели бы здесь побывать, – покачал головой Сфайрат. – Особенно те из них, что умели сами творить тонкие пути.

– Эвенгар – он не из всяких, – насупился Север. – Он-то из луцсых будет!

– Тогда отвечу так: надеюсь, что нет, потому что иначе ему не потребовались бы всякие там громы-раскаты, – раздражённо отрезал Сфайрат.

Скала под ногами у них ощутимо вздрогнула, с потолка сорвалось несколько мелких камешков.

– Салладорец не теряет времени даром, – сжал кулаки Сфайрат. – И не экономит силы. Решил, похоже, раздробить весь Пик Судеб. Что ж, мощи ему, наверное, сейчас не занимать…

– И как же уважаемый дракон намерен отбиваться? – саркастически поинтересовался Этлау.

– А что может предложить человек, решивший, что он – тот самый Отступник?

– Недостойно многомудрого отвечать вопросом на вопрос!

– Недостойно, говоришь? Когда он забурится достаточно глубоко, мы выйдем ему навстречу. Мне надо оставаться вблизи от Кристалла, чтобы устроить Эвенгару поистине достойную его встречу. Фесс, ты сталкивался с Салладорцем лицом к лицу. Ты выжил, следовательно…

– Я выжил просто потому, что Эвенгар ни разу не пытался уничтожить меня по-настоящему, – признался некромант. – Всякий раз он ограничивался напыщенной мелодекламацией, объявлял меня «не стоящим его внимания, но играющим ему на руку», после чего исчезал.

– Досадно… В общем, мы его встретим всем, что только имеем.

– Не слишком детальный план, – скептически заметил Этлау.

– Я тебе не первый маршал империи, – отрезал Сфайрат. – Да и многочисленных полков у нас под рукою нет.

– Как это «нет»? – возмутился Север. – Гномы Пика Судеб пойдут в бой по твоему слову, Хранитель!

– Спасибо им за это, – дракон церемонно поклонился. – Но, если я правильно запомнил рассказ Фесса и Этлау, число – против Эвенгара оружие негодное. Он очистил катакомбы Аркина одним ударом, и даже не поморщился, словно и нет никакого отката или над ним он не властен. Нет, ваша рать нам сейчас без надобности. А вот все остальные…

– А все остальные ударят каждый своей лучшей магией, – гордо заявила Эйтери. – Салладорец отразит, наверное, любую – но не все вместе, потому что каждая ведь требует своего собственного щита; поставить же их все разом едва ли сможет даже он.

Сфайрат одобрительно кивнул.

– Несомненно, Сотворяющая.

– А я таки возьму мой лепесток, – упёрся неуступчивый Север. – Где волшебничество не осилит, глядишь, простая сталь справится! Или, – он выразительно плюнул на собственный кулак, размером с добрую пивную кружку, – вот даже и это!

Дракон усмехнулся, ничего не сказав.

– Именно этого Салладорец и ждёт, будьте уверены, – заговорил Фесс. – Силу против силы, мощь против мощи. Когда мы схватились в аркинском подземелье – я, он, – кивок на Этлау, – и Аэсоннэ, мы испробовали многое. Магия Спасителя только помогла Эвенгару вскрыть хранилище, где прятали Ключ; драконий огонь не причинил ему ни малейшего вреда. Защита у Салладорца видимая – эдакий серый щит. Обычное оружие его не пробьёт тоже – Ры… Аэсоннэ попыталась. Что остаётся, друзья мои?

– Магия крови, – не сговариваясь, хором ответили Этлау и Рыся.

– Отлично, и кого резать станем? – раздражённо бросил Фесс. – Тут кошачьим гримуаром не обойдёшься!

Вперёд молча шагнул Север.

– Ежели потребно, цтобы энтого гада избыть, – меня режьте. Я готов.

На языке у Фесса уже вертелись ядовитые слова о дураках и героях, когда Сфайрат неожиданно кивнул.

– Твоя жертва, доблестный гном, не пропадёт даром. Можешь не сомневаться.

Север только сжал кулаки да гордо задрал подбородок.

– Тогда уж и меня тоже, – Эйтери оказалась рядом с ним, обняла за плечи.

– Тебя – нет, Сотворяющая, – непреклонно отрезал дракон. – Ты слишком нужна народу гномов.

– Если Эвенгара не осилим, так никакого и народа не останется, – Эйтери оставалась непреклонна.

– Погодите, погодите, – вдруг поднял руку Сфайрат. – Неужели?.. Аэсоннэ, ты не…

– Конечно, о многомудрый, – церемонно поклонилась драконица. – Наш род пришёл. Надеюсь, у них хватит ума не ввязываться в драку с Салладорцем или не показать ему вход в пещеру, что ведёт сюда.

– Да, как-то странно – такое сокровище, а ворот как не бывало, – поддакнул Этлау.

– Не в воротах дело, – отмахнулся Сфайрат.

– А и точно – чего ж бедняга Эвенгар всю скалу ломает, когда можно просто саму пещеру отыскать? – заохала Эйтери.

Сфайрат и Аэсоннэ понимающе переглянулись.

– Не всякий через ту пещеру пройдёт.

– Не всякий? – удивился Фесс. – Я же прошёл. И Клара прошла, если я правильно помню, о многомудрый.

– Капкан не на вас ставили, – нагнулся к нему дракон. – Так что пусть бы Салладорец сунулся… ручаюсь, так просто ему не выбраться, пусть его кто угодно подпирает, хоть Западная Тьма, хоть Восточный Свет.

Фесс и Этлау недоуменно переглянулись, а про себя некромант подумал – не о том ли намекала Вейде, когда сама отказалась войти вместе с ним в драконью пещеру?

– Салладорец об этом прекрасно осведомлён, к сожалению, – продолжал Сфайрат. – Не стоит ожидать, что он сам сунется в мышеловку. Потому и ломает гору, что другого пути у него нет.

– Чудны дела твои, Спаситель, – вздохнул Этлау.

– Тот, кто ставил Кристаллы, знал своё дело, – отозвался дракон.

– А кто? Кто ставил?

Сфайрат только махнул рукой.

– Драконы не выдадут его имени, Фесс. Ни за что и никогда.

– Почему? Какой в этом смысл?!

– Да потому, некромант, что слово – это слово. Тебе ли не знать… А сотворивший это чудо, быть может, имел основания скрывать своё деяние. Во всяком случае, он пытался защитить своё детище от могучих чародеев и, как оказалось, преуспел. Салладорец попал в собственную ловушку – сделавшись слишком силён.

Не очень обнадёживает, подумал Фесс. Если Эвенгар сумел почуять западню… и понял, что она насторожена на таких, как он, то как же тогда справиться с ним в открытом бою?

Грохот нарастал, пол ощутимо трясло, сверху постоянно сыпались камни.

– Что тут у тебя творится, Сфайрат? – произнёс новый голос, резкий и показавшийся злым. – В покое Кристалла – простые смертные? Гору твою ломает какой-то безумный чародей…

– Чаргос, – обернулся хозяин Пика Судеб, – спасибо, что пришли, собратья.

В кругу отбрасываемого каменным сердцем света появились семеро. Все – в человеческом облике. Четверо женщин и трое мужчин. Все – высокие, статные, в роскошных доспехах и с богато изукрашенным оружием. Словно преторианцы на императорском смотру, шлемы они держали на сгибе левой руки.

Но говорили они все на общепринятом эбинском и явились «под личинами», явно понимая, кого им предстоит встретить.

– Сфайрат, – кивнула рыжеволосая молодая женщина с точёным профилем и высокими скулами. Аэсоннэ они словно бы не замечали.

– Менгли.

– Сфайрат, – самый высокий из мужчин со снежно-белыми прямыми волосами до плеч.

– Эртан.

Драконы один за другим приветствовали собрата, он в ответ кланялся, называя их по именам.

– Ты позвал нас, брат, – вновь заговорил Чаргос, когда церемонии наконец закончились.

– Позвал. Зачем – будет говорить он, – Сфайрат кивнул на некроманта.

Фесс шагнул вперёд. Семь пристальных взглядов, настороженных и не слишком добрых. Впрочем, чего ещё ожидать от драконьего рода?

– Многомудрые, позвольте мне начать без предисловий. Позвольте также опустить кое-какие доказательства, иначе речь моя затянется на часы… – В горле пересохло, но сердце билось ровно. – У нас есть шанс покончить с проклятием Западной Тьмы. Не когда-то в будущем, а здесь и сейчас.

– Достойно, – хладнокровно заметил Эртан.

– Более чем, – кивнула медноволосая драконица.

Дальше стало легче. Фесс говорил короткими, рублеными фразами, говорил о давно уже обсуждённом – о сборе Тёмной Шестёрки, о прорыве к самой Сущности, об Аркинском Ключе и о том единственном шансе, что им выпал. Он не умолчал об утраченных Мечах, о Кларе Хюммель и собственном поражении.

– Ну и? – нетерпеливо перебил его Сфайрат, стоило некроманту на миг перевести дух. – Ты ведь нам так и не объяснил, Фесс, как именно ты собираешься одолеть Западную Тьму. Помешало явление Салладорца. Вот и теперь – всё, что ты предлагаешь, это собрать Тёмную Шестёрку, всех девятерых драконов, найти Клару Хюммель и отобрать у неё Мечи, наверное? После чего пустить в ход Аркинский Ключ. А что дальше, сударь мой Неясыть? Допустим, ты преодолел барьер. Всё, перед тобой Она. Сущность. Западная Тьма. Твоя цель. Что тогда?

Фесс глубоко вздохнул. Да, дракон прав. Он сбился, не досказал свой план до конца, а теперь ещё и Салладорец.

– Минуту, – подняла руку ещё одна из дракониц, изумрудноволосая Вайесс. – Пробивающийся сюда чародей – он уже довольно глубоко. Брат Сфайрат, если ты предполагаешь что-нибудь предпринять, это уже пора сделать.

– Пожалуй, – помолчав мгновение, согласился хозяин Пика Судеб.

– Но прежде чем мы отправимся, – Сфайрат шагнул к Рысе, положил руку ей на плечо. – Нас восемь, братья и сёстры. Восемь, а полное кольцо требует девятерых. Нам предстоит решить – принимать ли в свой круг Аэсоннэ, дочь павшей Кейден. Да, у неё нет своего Кристалла, но я ручаюсь своим собственным – она его достойна.

Юная драконица стояла ни жива ни мертва, совсем по-человечески залившись краской до корней волос.

– Дочь Кейден? – резко проговорила Менгли. Шагнула вперёд, взяла Рысю за подбородок, пристально всмотрелась в глаза. Аэсоннэ не дрогнула, спокойно выдержав этот взгляд.

– Ты можешь гордиться, Редрон, – бросила рыжая драконица, почти оттолкнув юную товарку. – Красивая дочка.

– А ты всё ревнуешь, Менгли, – спокойно отозвался молчавший до этого мужчина – с серебристого оттенка волосами, напоминавшими волосы Рыси.

– Я…

– Прекратить! – Рык Чаргоса, к изумлению Фесса, возымел действие. – Потом будешь сводить счёты, Менгли. Редрон, дразнить её станешь тоже потом. Сперва дело. Аэсоннэ, у нас нет времени на должные церемонии и обряды. Сфайрат за тебя ручается. В бой мы пойдём вместе. Если ты струсишь, я сам убью тебя, разорву в клочья, сожгу и разметаю твой прах над Морем Ветров, поняла? И тебя не спасёт даже временное посвящение.

– Я не боюсь, могучий Чаргос, – Рысь гордо вскинула голову. – Мама сказала мне из моей крови, что и как я должна буду сделать. Не сомневайся, я не отверну и не струшу. – Она взглянула прямо в глаза старшему дракону. – Тебе не придётся портить зубы о мою чешую.

– Дерзка, – усмехнулся Чаргос. – Что ж, я встану с тобой в одном кольце. Ты, Эртан?

– Да. Кто знал Кейден и знает Редрона, не усомнится в их крови.

– Да. Да. Да, – один за другим повторяли драконы и драконицы. Менгли колебалась дольше всех, но наконец и она нехотя выдавила «согласна».

– Тогда идёмте, сёстры и братья, – Сфайрат шагнул к выходу. – Некромант, инквизитор, оставайтесь здесь. Север, ты тоже. И если дела наши обернутся скверно, мы вспомним о твоей жертве.

Гном молча и с достоинством кивнул.

– Он вызвался добровольно? – уважительно взглянула на Севера рыжая Менгли. – Тогда действительно у нас есть шанс. Такая жертва даёт очень много силы, куда больше, чем просто воющий от ужаса раб, притащенный на верёвке и зарезанный.

– Мы пойдём одни, – повернулся к некроманту Чаргос. – Вы – только помеха. Нет, даже и не возражайте. Драконам не впервой останавливать зарвавшихся чародеев. Не думайте, что на наши кристаллы никто и никогда не посягал.

Некромант пожал плечами, отец Этлау выразительно воздел руки к небу, то есть к потолку огромной пещеры, откуда всё чаще и чаще сыпались камешки. Впрочем, с каждой минутой они становились всё крупнее.

Драконы молчаливой цепочкой потянулись к выходу. Аэсоннэ – первая, она почти бежала, пока её не догнал Сфайрат. Положил юной драконице руку на плечо, склонился, что-то заговорил полушёпотом. Фесс ожидал, что возле Рыси окажется Редрон, однако «настоящий отец» дочери Кейден, похоже, отнёсся к внезапно обретённому потомству сугубо по-драконьи, то есть совершенно равнодушно.

Лишь у самого зева пещеры Аэсоннэ обернулась.

«Я вернусь, папа. Не беспокойся. А если чуть-чуть повезёт, то не просто так, а с Аркинским Ключом».

Сказала – и, не дожидаясь ответа, скользнула в тёмный проход.

Фесс проводил процессию драконов взглядом.

– А мы, значит, ждать будем, – констатировал отец Этлау. К полыхающему яростным светом Кристаллу преподобный благоразумно не приближался.

– Не только. Эйтери, у тебя, я знаю, всё найдётся, когда нужно. Чем-нибудь на полу чертить, а?..

Вскоре и Фесс, и инквизитор, и Сотворяющая, и даже Север вырисовывали на полу широченную магическую фигуру.

– Почему драконы полезли врукопашную? Их огонь ведь на Эвенгара не подействует! Или они мне просто не поверили? – проговорил Фесс, ни к кому в отдельности не обращаясь.

– Почему ж не поверить? Поверили, они тебе уже давно верят, – отозвалась Эйтери. Гнома, высунув от усердия язык, вписывала в вершину многолучевой звезды руну «феал».

– Если бы не верили, то и разговаривать бы не стали, с них станется.

– И что они намерены предпринять? Я видел, как они дрались с Червём в Скавелле, но тот был просто чудовищем, тупой скотинкой. Ума – что у быка, не больше. Они только и смогли, что…

Наверху загремело и заревело так, что все разом оглохли. Руны даже в недорисованной звезде вспыхнули голубым и растаяли, по дугам и хордам пробежали стремительные синеватые росчерки.

Драконы Эвиала нанесли свой удар.

Отец Этлау уважительно присвистнул.

– Если они не испарили половину снегов с вершины Пика Судеб, я готов съесть собственные сапоги!..

– Погоди, нам твои сапоги для другого ещё понадобятся, – буркнул некромант, с некоторой опаской глядя на свод подземного зала: оттуда уже валились обломки с человеческую голову. – Давайте, друзья, чертим, чертим! И так боюсь, что опоздали…

За первым ударом последовал второй, третий, четвёртый… Фесс словно наяву видел кружащееся в небесах кольцо, девятку драконов, вставших крыло к крылу; и Рысю, девчонку, и её же – драконицу Аэсоннэ, среди них. Внизу пылал нагой камень, с которого яростная драконья магия сорвала броню вечных снегов; удушливый чёрный дым клубами рвался к растревоженным небесам, где пробудились все сорок сороков измеренных ветров; а посреди этого хаоса, отгораживаясь серым щитом, плавающим в воздухе, бил и бил в твёрдый камень одинокий маг, с упрямством безумца прокладывая путь в сплошной скале.

– Он с ними не борется, – вырвалось у Фесса. – Ему на них плевать. Ключ – вот что ему нужно! Давайте, давайте же, чертим!

– Ты нас не погоняй, – пропыхтел отец Этлау, стоя на четвереньках и вычерчивая остриё очередного луча. – Лучше скажи, некромант, отсюда – куда поворачивать?..

Пол уже не просто содрогался, он ходил ходуном. И Эйтери, и Северу приходилось отскакивать от увесистых камней, рушившихся сверху; хорошо ещё, пока не появилось трещин внизу, иначе вся работа по вычерчиванию звезды пошла бы насмарку – линии её не могут прерываться.

Наверху гремело уже непрерывно. Драконы не жалели сил; Салладорец же, видимо, только посмеивался. Щит почти наверняка требовал немалых сил, но пробить его не могли даже девять сомкнувших в «кольцо» драконов.

Сфайрат и Чаргос что, совсем лишились рассудка? Эвенгар скоро и впрямь пробьётся прямо сюда, к Кристаллу Магии!

…Конечно, звезда у Фесса получалась так себе. Без идеального глазомера Рыси многое приходилось стирать и перечерчивать, да и вообще – не браться за что-то особо сложное, всё равно бы напутали.

…А ведь он дойдёт. Шаг за шагом, ни на что не отвлекаясь – дойдёт. Кто пролежал несколько веков в каменном гробу, тому терпения не занимать. Драконы могут хоть расплавить весь Пик Судеб, Салладорец этого даже не заметит.

…Звезду кое-как вычертили. Пещера ходит ходуном, а Кристалл Сфайрата дрожит так, что вот-вот лопнет изнутри.

– Отойдите, отойдите! – Кэр поспешно встал в фокус вырисованной звезды. – Тебя, преподобный, тоже касается. Эйтери, готовь эликсиры. Север, твой меч.

– Не бойсь, некромансер, не подведу. Цто надо, всё сделаю.

– А он всё идёт, – проворчал Этлау. – Идёт ведь, прямо сквозь скалу, и хоть бы что ему сделалось. Некромант, надеюсь, у тебя найдётся козырь в рукаве? Что-нибудь наподобие эгестских черепов? А то как-то, признаюсь, не по себе становится.

Фесс не ответил. Стоял, сжимая кулаки, прямо в центре пламенеющей звезды, не в силах отвести взгляда от потолка пещерного зала – Кристалл Магии пылал так ярко, что свет пробился сквозь обычно скрывавшую своды подгорную тьму.

Иди сюда, Салладорец. Один ли ты добился всего, или тебя вели – уже неважно. Встретимся лицом к лицу и посмотрим, способен ли я всё-таки тебя удивить.

Пик Судеб стонал, грубая и злая сила Тёмного мага раскалывала вековую скалу. Драконы не отступали, их мощь зажгла даже разреженный горный воздух над обнажившейся вершиной, однако Эвенгара это не остановило.

Эйтери поёжилась, теребя в открытой сумке горлышки пузырьков с эликсирами. Север невольно подался назад, держа наготове свой верный лепесток. Забывшийся Этлау шарил рукой по груди, не находя всегда висевшей там перечёркнутой стрелы, и тоже не сводил глаз с потолка.

Фесс сжал зубы так, что свело челюсти. С Эвенгаром ничего не значат все боевые таланты Кэра Лаэды, приходится уповать на один-единственный удар. Совершенно не по канонам классической некромантии, учитель Даэнур был бы недоволен.

Громоподобный удар сотряс древнюю пещеру; своды раскололись, вниз обрушилась лавина горящих, оплавленных камней. Засверкало, внутрь ворвался поток раскалённого, точно из кузнечного горна, воздуха. Затем хлынуло пламя, а в его объятиях спокойно, не торопясь, на виду у всех вниз опускалась человеческая фигура, окутанная просторным тёмным плащом.

– Ну же, некромант! – не выдержал Этлау.

Фесс не пошевелился. Надо подпустить поближе. Ещё ближе. Ещё…

Через пролом в своде вновь хлынул огненный поток и бессильно разбился о серый кокон, враз окутавший неспешно спускающуюся фигуру.

Драконы оказались бессильны. Они почти победили Червя в Скавелле, но против Салладорца изначально чистый огонь ничего не стоил.

Север заскрежетал зубами, растерянно попятилась Эйтери. Этлау пригнулся, словно намереваясь уподобиться бреннерским бойцам и броситься на Эвенгара одним прыжком через весь огромный зал.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:50 | Сообщение # 19

Архимаг

Некромант крепче сжал в изрезанной левой ладони заветный шестигранник.

Выручай, Сущность. Выручай, если тебе и впрямь нужен Разрушитель.

Ответа, конечно же, не последовало. Впрочем, Фесс его и не ждал.

Закутанный с ног до головы в плащ, Тёмный маг мягко и беззвучно спустился на пол пещерного зала. Свет в проломе померк – драконы больше не тратили сил понапрасну. Фесс всматривался в шагнувшую к нему фигуру, и…

Догадка обожгла его за миг до того, как тонкие руки сбросили капюшон, а Кристалл Сфайрата полыхнул, словно в безумной ярости.

…Нет, другое лицо, совсем другое. Не той девушки, что он помнил по Ордосу и Арвесту, не той, что выпустила на беззащитный город всеуничтожающие смерчи. Но что-то неуловимое оставалось, может, в ауре, может, во взгляде? Взгляд некромант узнал сразу, несмотря на разделявшее их расстояние.

– Атлика. А мы тебя со святым отцом как раз недавно вспоминали.

– Я тоже рада тебя видеть, некромант Неясыть, – голос изменился, однако в нём нет-нет да и проскакивали знакомые нотки.

– Надо же. А я ведь столько времени верил, что ты погибла. Как говаривал Салладорец, «слилась с великой Тьмой».

Она рассмеялась, шагнула к нему.

– Но в конце-то концов ты понял. Нет, не говори, когда, я сама угадаю. Аркин? Птенцы?

Фесс кивнул.

– Они уходили, а город оставался. И потом… я вспомнил воскрешение Эвенгара, те чёрные молнии, что разбили его саркофаг. Не состыковывалось, Атлика, если ты позволишь, конечно, так тебя называть.

– Позволю. С этим именем связаны мои не самые плохие времена, некромант Неясыть.

– Атлика?! – проскрипел бывший экзекутор, крепче сжимая кулаки. – Да, поминали тебя с некромантом, поминали… Эк ты вовремя!

– Я всегда и всё делаю исключительно вовремя, святой отец, – насмешливо поклонилась девушка. – А теперь, если не возражаете, я хотела бы получить то, за чем пришла. Вторую половину Аркинского Ключа, будьте так любезны.

– Могучая волшебница на посылках у Эвенгара Салладорского? Выполняет его мелкие поручения? – Фесс насмешливо поднял бровь.

– Меня это не проймёт, некромант. Ключ, – она протянула руку. – Отдай мне Ключ, и никто из твоих друзей не пострадает.

– Как у вас всё сложно, – покачал головою Фесс. – Вместо того чтобы просто убить меня, великая чародейка ведёт какие-то бессмысленные разговоры. Зачем всё это, Атлика? Если ты смогла вызвать силы Сущности, стереть с лица земли Арвест и остаться цела – ушла через какой-нибудь портал, наверное, – если с тобой ничего не смогли сделать девять драконов-хранителей, то что тебе я? Убей меня и возьми сама всё, что пожелаешь. Аркинский Ключ мне достался с боем, так что едва ли он из тех артефактов, что «нельзя отнять, а можно лишь получить в дар».

– А как насчёт того, чтобы поверить – я к тебе неравнодушна, Неясыть? Ещё со времён Ордоса, когда ты платил мне «два цехина за любовь, и один – на булавки», просто чтобы поговорить?

– Не поверю, Атлика, – покачал головою Фесс. – Ты – могущественная волшебница, Эвенгар тебе в подмётки не годится. Если ты ещё меня не убила, значит, имеешь какие-то иные планы.

– Верно, – кивнула она. – Имею. Салладорец тоже имеет. Поэтому и я, и он – мы вежливо просим тебя отдать нам Ключ добровольно. После этого можешь делать, что хочешь, собирать войска, идти на нас войною…

– Нет, ты положительно решила вывести меня из себя, Атлика. Если это переговоры, то ты ведёшь их крайне дурно. Оскорбляешь, стараешься унизить, задеть, показать мне, насколько я ничтожен. Эвенгар тоже этим не брезговал, а ещё считается великим магом! Нет там никакого величия, когда приходится пробавляться детскими дразнилками.

– Мы теряем время, – Атлика сделала ещё шаг. – Ключ, Неясыть. Отдай Ключ – и можешь убираться на все четыре стороны. Я даже могу вывести тебя из Эвиала. Показать дорогу в твою разлюбезную Долину. Как тебе такое?

– Чем же я всех вас так пронял, что меня настолько высоко оценили? – насмешливо протянул Фесс. – Ты ведь со мной ничего и не сделала. Да и когда я считал тебя просто Атликой… такие представления, куда там имперским трагикам! В тебе погибла великая актриса, помяни мои слова, о достославная чародейка.

Атлика покачала головой.

– Ты не выведешь меня из себя. Потому что даже не представляешь, с кем сейчас разговариваешь?

– С любовницей мессира Архимага? – быстро нашёлся Фесс.

Волшебница усмехнулась.

– Твой мессир Архимаг – жалкий фигляр, только и мечтающий, что о власти над всем Упорядоченным. Плохо ж ты обо мне думаешь, если норовишь засунуть к нему в постель.

– Атлика, – как можно спокойнее и безразличнее проговорил некромант. – Мне, конечно, очень приятно предаваться с тобой светской болтовне. Но я уважаю и ценю время, даже если это время моих врагов. От меня живого ты ничего не получишь. Это моё последнее слово. А теперь – давай, покажи себя истинную! Нечего стесняться. Здесь, если можно так выразиться, все свои.

– Убивать тебя не входит в мои намерения, Неясыть. Я даже не тронула твоих друзей-драконов, хотя могла бы стереть их всех в порошок.

– Ты надеешься меня убедить? Эвенгар вот не слишком старался, если честно. Совсем даже напротив. Убеждал меня, насколько я ему «неинтересен».

– Мне ты очень интересен, Неясыть. Или, вернее, – она прищурилась, – Фесс из Серой Лиги Мельина? Или, ещё вернее – Кэр Лаэда из Долины Магов?

– Надо же, – Фесс и бровью не повёл. – И отчего все такие надежды возлагают на моё настоящее имя? Что, предполагается, будто я, единожды услыхав его, паду на колени, возрыдаю и немедля отдам всё, что от меня потребуют?

– Фиглярствуешь, – раздражённо бросила Атлика. – Напрасно, Кэр. Я всего лишь хотела показать, что знаю о тебе многое, едва ли не всё. Если потребуется, я доберусь и до твоей знаменитой тётушки. И применю к ней её же собственные кулинарные рецепты.

– Ты ещё не поняла, что мне бесполезно грозить, высокочтимая? Возьми Ключ силой или уходи, Атлика.

– Ну, хорошо, – она сделала вид, что сдаётся. – Да, ты мне нужен, Кэр. Салладорец тоже необходим, но ты – ещё нужнее.

– За что ж такая честь, достославная?

– Вспомни своего отца, Фесс, вспомни Витара Лаэду. Вспомни, как и почему он исчез.

– Сегодня у нас вечер шарад, правильно? Извини, Атлика, но отца я вспомню как-нибудь и без тебя.

– Не прикидывайся идиотом! – прошипела чародейка, впервые потеряв терпение. – Твой отец… его кровь… скажем так, она нам очень важна. Поэтому убивать тебя я не хочу. Во всяком случае, не сейчас.

– Ка-ак интересно. Может, всё-таки расскажешь поподробнее, сиятельная?

– Может, и расскажу. Как только Ключ окажется у меня.

– Очень жаль, – Фесс состроил печальную мину. – Никто не верит на слово, всем залоги подавай.

– И не говори. Измельчал народишко, душою заплесневел, – подхватила Атлика. – Ну, так что, Кэр? Последний раз спрашиваю…

Сейчас. Когда она прираскрылась.

Привычная боль в левой ладони и растекающийся по жилам ледяной огонь.

Но ещё раньше стали смыкаться незримые тиски небрежно брошенного Атликой заклятья. Она успела первой, наверное, и разговоры все эти вела с единственной целью – отвлечь его; впрочем, как и сам Фесс. Он ведь тоже говорил только для того, чтобы вывести её из себя, потянуть время – и уловить момент, когда можно будет ударить. Ему удалось поймать самое начало её заклятья, когда налагающий более уязвим, однако Атлика мигом доказала, что шутить с ней не стоит.

Правая рука некроманта сама нырнула за пазуху, пальцы нашарили твёрдые и удивительно холодные грани Аркинского Ключа. Медленно потащили его наружу.

Первой поняв, что происходит, Эйтери широко размахнулась, сжимая склянку с каким-то эликсиром. Мгновением позже Север с рёвом бросился вперёд, пригнувшись и выставив плечо. Этлау патетическим жестом вскинул обе руки, точно призывая на голову нечестивицы все небесные проклятия.

Но левая рука некроманта по-прежнему сжимала шестигранный зародыш Чёрной башни, и карлик по имени Глефа услужливо распахивал двери в неоглядный библиотечный зал; звезда под ногами некроманта послушно вспыхнула блекло-голубым пламенем, руны засияли в последний раз и погасли, но своё дело сделали – Аркинский Ключ воспарил над головой Фесса, ударил в басовито загудевший кристалл Сфайрата и, оставляя в воздухе огненную дорожку, угодил прямо в грудь чародейке.

Угодил, опрокинул и вернулся обратно в руки Фессу.

Пик Судеб загудел и застонал, Атлику отшвырнуло к дальней стене пещеры – Аркинский Ключ играючи прошиб серый щит.

Откат сбил Фесса с ног, инквизитор и гномы сорвались с мест, и проворнее всех оказался Север. Лепесток гнома взлетел и рухнул; дружное «стой!» некроманта, Этлау и Сотворяющей опоздало.

– Что же ты наделал, – простонала Эйтери, хватаясь за голову при виде разрубленного почти пополам тела Атлики.

– А цто? Пришли б в себя, и тогда нас всех…

– Ей подобных так просто не убьёшь, – мрачно заявил Этлау, по привычке крестя мёртвую на все шесть сторон. – Магичка, из лучших. Ордос? Нет, едва ли. Волшебный Двор?..

– Ни то и ни другое, – отозвался Фесс. – Она вообще не из Эвиала. Может менять тела. Боюсь, Север лишь изгнал её сущность из этого тела, а не убил, ты прав, инквизитор.

– Кто она вообще такая? – вопросила Эйтери, накрывая мёртвую её собственным плащом. – «Не из Эвиала» – тогда откуда?

– Не знаю. Но что не из тех мест, откуда я сам родом, – это точно.

– Да, Сфайрат рассказывал, – кивнула Сотворяющая. – А Долина – она одна такая?

– Кто ж знает, Эйтери. Но я о другой Долине не слыхал ни разу. Что, конечно, не означает, что таковой не может существовать по определению.

– Чародейка из дальних мест, – проворчал Этлау. – Гадать бессмысленно. Как тебе удалось достать её, Фесс?

– Очень просто. Я готовил эту ловушку для Салладорца, но она сгодилась и для неё. Волшебница явилась сюда за Аркинским Ключом. Следовательно, щит обязан был пропустить его. Вот и всё. Мне оставалось только направить силу из Кристалла Магии.

– Но она могла бы и просто снять защиту, – возразил Этлау. – Отменить заклинание и только потом забрать свою добычу.

Фесс покачал головой.

– Они слишком верят в себя, в свои заклятья, поминутно ожидают удара в спину. Смотри сам, преподобный – Эвенгар очистил все аркинские катакомбы одним-единственным ударом. Если бы нечто подобное они могли устроить и здесь, уверяю тебя, никто не стал бы долбить камень и вообще прорываться внутрь. Как только Салладорец… то есть Атлика, которую мы все считали Салладорцем, стала ломать скалу, я понял, что мы встретимся лицом к лицу. Вдобавок нельзя забывать о драконах. Убить его – означает взорвать и соответствующий Кристалл, смешать все магические потоки в невообразимый хаос. Едва ли это сейчас требуется Эвенгару. Нет, Этлау, щит бы не сняли. Ни на один миг. Ведь его не способно пробить ни одно из наших заклинаний. Так зачем снимать? А ну какая-то неожиданность, пресловутые «последние силы» кого-то из защитников? Нет, я был уверен – щит останется. И единственное, что сможет его преодолеть, – это тот самый Аркинский Ключ, за которым Атлика сюда пожаловала.

– Ловко, – покачала головой Эйтери, по-прежнему косясь на неподвижное тело. – Но всё равно, натворил ты делов, Север, ой, натворил! Очистительных обрядов на три седмицы, самое меньшее.

– Драконы возвращаются, – заметил некромант.

На сей раз хранители кристаллов пренебрегли этикетом, оставшись в своём изначальном облике. Все, за исключением Рыси – тонкая фигурка, окутанная облаком жемчужных волос, в окружении покрытых чешуйчатой бронёю тел, волочащихся по полу хвостов и лязгающих о камень когтей.

– Папа!

Драконы замерли, уставившись на следы нарисованной звезды и покрытое плащом тело. Выглядели Хранители неважно, Фессу они показались вымотанными и обессиленными сверх всякой меры; может, оттого и не перекидывались, оставаясь драконами.

– Всё хорошо, Рыся, всё хорошо, – обнять, прижать к себе и забыть, забыть напрочь, что эти тонкие плечи, эти шелковистые волосы – лишь мираж, облик, принятый только из любви к тебе.

– Кто это? – Сфайрат вспомнил о долге хозяина, вновь перевоплотившись в человека. Лицо у него стало как у проголодавшего самое меньшее месяц. – Это… не Эвенгар? Но как… но почему?..

– Некромант Неясыть, – перебил его Чаргос, тоже преобразившись. – Мы в долгу перед тобой. Прости, что думал о тебе недоброугодно. Ты преуспел там, где мы, Хранители Эвиала, потерпели неудачу. Но как?

Фесс принялся рассказывать. Совершенно счастливая Рыся висела у него на шее, гордо поглядывая на сородичей.

– Вышибить у неё дух тем же, за чем она и пришла, ловко придумано, – одобрительно рыкнул Чаргос, когда некромант закончил.

– Насовсем-то не вышиб, – рыжая драконица, Менгли, склонилась над телом Атлики и без церемоний откинула плащ. – Она ещё не отлетела, я её чую. Сфайрат, Чаргос, Эртан, Редрон, скорее!..

Рыся змейкой соскользнула с некроманта, бегом бросившись за остальными, на ходу преображаясь обратно в жемчужночешуйчатого дракона.

Кристалл приугас, его словно покрыло пеплом. Сфайрат и остальные окружили недвижное тело, склонили к нему головы. Фесс невольно поморщился – волшба драконов неожиданно отозвалась весьма чувствительным откатом в нём самом.

А над сомкнувшимися головами Хранителей появился бледный призрак – черт не различить, просто колышущиеся очертания человеческой фигуры.

– Сильны… – уважительно прошептал Этлау. – Хотя заклятье-то, Кэр, по твоей части.

– Нет, – Фесс покачал головой, – не по моей, инквизитор. Атлика – или как там её по-настоящему – не мертва. Она просто не успела скрыться после того, как её срубил Север. Некромантия тут ни при чём.

…Как говорят привидения? Где у них рот, лёгкие и голосовые связки, чтобы завывать? Почему призраки не способны ни читать, ни передавать мысли? – ни с того, ни с сего завертелись в голове у Фесса вопросы, которыми преподаватели досаждали им ещё в школе, задолго до так и не оконченной им Академии. Вот и сейчас – призрак заговорил, вернее – горестно застонал, и язык при этом остался понятен – тот же эбинский, на котором «настоящая» Атлика некогда вела беседы со студиозусом Неясытем.

– Мы спрашиваем. Ты отвечаешь. Мы – спрашиваем, – на одной ноте вслух бубнил Чаргос, и в такт его словам привидение стонало, выло и колыхалось.

– Отвечаю… – стенало оно.

– Кто ты? Откуда? Зачем здесь? Говори!

Свирепый, но бессильный и бесплотный вой. Сквозь пепел на Кристалле стал пробиваться огонь.

– Говори!

Наверное, призраку тоже можно сделать больно. И очень сильно.

– Я… извне. Большего… вы не поймёте.

– Отчего же нет? Мы знаем, что такое Эвиал и что такое Беспредельность за его границами, – парировал Сфайрат.

– Не поймёте, – настойчиво повторило привидение. – И меня вы не убьёте тоже. Мучить можете, но и только. И за меня отомстят!

– Ого! – усмехнулся Редрон. – Ну, нас, драконов, кто только не пугал, чтобы до Кристаллов добраться. И чем только не стращали! Однако ж мы – вот они, тут, а те, запугивавшие… давно и косточек их не осталось.

Вой.

– Мы… иные… мы – маги… великие маги… для нас нет пределов, мы не принадлежим мирам… у нас нет Долин, как у этих ничтожеств… вас ничто не спасёт, мои братья отомстят, отомстят, отомстят!..

Драконы давили, Кристалл пылал всё ярче. Фесс стиснул зубы, чтобы в свою очередь не застонать от боли. И – сам потянулся к пленённой сущности, уже понимая, что долго её так не продержат даже драконы. Сил хватало – Кристалл Сфайрата рядом, и Хранители так щедро черпали из его запасов, что малую малость, позаимствованную Фессом, заметить было бы и совсем мудрено.

Драконы пытались вырвать ответы силой. Фесс же двинулся по следу неведомой чародейки, «Атлики», прочь от Пика Судеб, вверх, сквозь небесные сферы Эвиала, и…

На его пути оказались двое. Нельзя сказать, что он ожидал их увидеть, но всё-таки…

– Господин Эвенстайн. Господин Бахмут. Какая встреча! Как там ваш великий враг, Неназываемый, если не ошибаюсь?..

– Скажи драконам, – сумрачно бросил полуэльф, – чтобы перестали мучить нашу верную слугу.

– Скажите сами, всесильные.

– Мы не всесильны! И разве не говорили мы тебе, что драконы очень плохо влияют на наши аппарации?

– Что-то такое смутно помню. Но дело было в Аркине, Империя Клешней, штурм, суета – не диво было бы и забыть совсем. Вы тогда сделали мне некое предложение…

– Именно. По твоей вине погибла наша волшебница. Из числа самых сильных. Вернее, она не погибла как сущность, но очень не скоро вновь сделается воином. На тебе долг крови. Тебе придётся её заменить.

– Вы тратите на меня очень много слов, а чем дальше, тем меньше я вам верю, – спокойно сказал Фесс. – Прошлый раз вы говорили, что боретесь с Неназываемым, что Западная Тьма – ваш враг, но трогать её нельзя. Но ваша прислужница помогает Салладорцу, который как раз и решил выпустить Сущность из заточения. Не очень-то стыкуется, не находите?

Эвенстайн тотчас пустился в долгие рассуждения, поминутно вспоминая всё тот же Закон Равновесия и тому подобные высокие материи, но Фесс уже не слушал.

Что им нужно от меня? «Атлике» требовался Аркинский Ключ. Просто и понятно. Маски вьются вокруг меня не один год по эвиальскому счёту, и похоже, им действительно нужны были только Мечи. Артефакты, к которым они почему-то не могли прикасаться. Мечи теперь у Клары, а Маски отчего-то пытаются выманить меня из Эвиала. «Атлика» вспомнила моего отца. К чему это? Сгинувший Витар Лаэда, восстание Безумных Богов…

Отец что-то раскопал? Какой-то артефакт, наподобие этих Мечей? И к нему не подобраться без меня? Или… без моей крови?

Заманчиво. Всегда приятно чувствовать себя незаменимым, пусть даже и в таком роде.

Я ведь тоже прятал Мечи «на кровь», подумал некромант. Отец мог рассуждать так же.

Доля правды в рассуждениях «полуэльфа», конечно, имелась. В частности, как раз тот самый Закон Равновесия. Без него никто с ним, Фессом, не стал бы церемониться.

Значит, отец таки исчез не просто так… а что, если он ещё жив? То видение… неужели…

Сердце бешено заколотилось, Фесс почти перестал слышать, о чём там вещает Эвенстайн.

Но почему они не используют эту самую простую уловку? Почему не скажут – «мы вернём тебе отца»?

Значит, всё-таки мёртв…

…Тишина иногда оказывается громче бури, именно наступившее молчание привело некроманта в чувство. Он по-прежнему стоял посреди подземного зала, рядом полыхал Кристалл Сфайрата, драконы пытались допрашивать воющий призрак – а прямо перед ним, Кэром Лаэдой, стояли двое невесть кто, и похоже было, что видимы они только ему одному.

– Ты нас не слушал, – с упрёком бросил полуэльф.

– Много о себе возомнил, – рыкнул Бахмут.

– Точно, брат.

– Решил, что без него не обойтись?

– Точно, решил, – кивнул Фесс. – Ваша, гм, чародейка тут что-то наболтала про моего отца…

– Наболтала, поистине наболтала, – кивнул Эвенстайн. – Видишь ли, некромант, твой отец был действительно выдающимся чародеем. И он, представь себе, служил нам.

Фесс выразительно поднял бровь.

– Государи мои, вы, по-моему, заврались, извините за выражение.

– Нет, не заврались, – по-медвежьи подался вперёд Бахмут. – Витар Лаэда не состоял в наших полках, подобно той, которую ты знал под именем Атлики. Но он выполнял наши поручения. Разумеется, небезвозмездно и с выгодой для себя, как и положено члену Гильдии боевых магов.

Фесс как можно выразительнее пожал плечами. Эта игра ему не нужна, она зачем-то потребовалась его собеседникам. И он обязан узнать, зачем.

– Я давно перестал верить на слово, государи мои. Потребуются веские доказательства, чтобы меня убедить.

– Мы представим тебе доказательства, хотя для нас это и оскорбительно, – Эвенстайн гордо задрал подбородок. – Но не здесь. Не в этом облике.

– Да-да, драконы и аппарации, я помню, – Фесс ухмыльнулся как можно наглее.

– Мы сейчас призраки, такие же, как и она, – Бахмут кивнул в сторону надрывно завывающего в несказанных муках привидения. – Мы можем говорить, не более.

– Как я понимаю, только потому я ещё жив, – ввернул Фесс.

– Да нет же! – проревел Бахмут. – Всё просто, только ты нам никак не желаешь поверить. Твой отец служил нам. Просто служил. Все чародеи Гильдии боевых магов рано или поздно оказываются у кого-то на службе, если, конечно, хотят хоть чего-то добиться.

– Всё, чего добился мой отец, – смерти, – некромант с трудом сдерживался.

– Службы нам без риска не бывает, – пожал плечами Эвенстайн. – Зато вы и жили, как короли. Вспомни, испытывали ли вы нужду, пока твой отец не исчез.

– Не испытывали, верно, – Фесс заставил себя сделать кивок, который, при желании, можно было бы даже назвать «вежливым».

– Просто твой отец предпочитал артефакты золоту, – добавил Бахмут.

Это было правдой. Денег после отца почти не осталось, зато различных магических причуд и диковинок – хоть отбавляй. Однако тётушка Аглая наотрез отказывалась их продавать – мол, «дурная примета». В приметы тётушка верила почти так же истово, как и в Спасителя.

– Пойдём с нами, – продолжал уговаривать Эвенстайн. – Дело твоего отца не должно пропасть.

– Его нет уже много лет, – отрезал Фесс. – Я понятия не имею ни о каком «деле». И если оно не протухло за это время – то стоит ли им заниматься вообще? Мир, во всяком случае, не погиб оттого, что «дело моего отца» осталось безо всякого внимания.

– Ну, хорошо, – Эвенстайн явно сделал вид, что сдаётся под натиском непреодолимых обстоятельств. – Твой отец первым в Долине осознал, как именно рождаются боги. Он понял, что потоки Силы, пронзающие Упорядоченное, дающие жизнь всем и вся, от мельчайшего насекомого до гигантов, способных задувать звёзды, как свечки, не могут оставаться без тех, кто станет ими управлять. Маги и чародеи только используют Силу, с разным успехом, но не более. Есть среди них такие, что способны очень на многое – взять хотя бы вашего Игнациуса. Но это не имеет ничего общего с управлением. Тут потребны боги. Мы с братом слишком заняты, чтобы самолично следить за всем – и в разных мирах возникают сущности, которые ты бы назвал «богами». Они очень разные, эти боги, добрые, злые, жестокие, равнодушные, слепые, зрячие, разумные и не очень, и двух одинаковых среди них ты не найдёшь. За ними нужен глаз да глаз. Витар Лаэда как раз этим и занимался. Вместе с другими, такими же, как он, лучшими из лучших. Восстание Безумных Богов стало его последним делом. Увы. Сейчас мы видим, что сын Витара вполне может его заменить. Ты успешно выдержал испытания.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:51 | Сообщение # 20

Архимаг

– Мечи – это исключительно испытания? – Фесс поднял бровь.

– Нет. Мечи нам очень нужны. Никто толком не знает, как в заштатном мирке появилось оружие столь всесокрушающей мощи. Витар Лаэда наверняка бы заподозрил новые, ещё неизвестные нам божественные сущности…

– Так за чем дело стало? Вы отлично знаете, где Мечи. Протяните руку – и всё. Прошлый раз, сударь, вы, кстати, появились с оружием Клары Хюммель – случайно ли?

– Разумеется, нет! – раздражённо бросил полуэльф. – Мы ничего не делаем «случайно», запомни это, некромант. Прошлый раз мы предлагали тебе службу. Предлагаем и сегодня, предлагаем то, чем занимался, и то, ради чего погиб твой отец…

– Мечей, как я понимаю, у вас до сих пор нет? – перебил Фесс.

– Нет, – признался Бахмут. – Мечи мы выследили. Они у Клары Хюммель, только что тобой упомянутой.

– И вы не стали с ней связываться?

– Пока не стали, некромант, пока. До той поры, пока она делает то, что сделали бы и мы, не запрещай нам впрямую это пресловутый Закон Равновесия. Мы ведь упоминали это в нашу прошлую встречу.

Фесс кивнул.

– Помню.

– Так вот, Клара Хюммель сейчас сражается с Западной Тьмой. То есть делает то, к чему ты призывал нас. Так зачем же нам отбирать у неё Алмазный и Деревянный Мечи именно сейчас?

«Лгут, – подумал Фесс. – Они не могут забрать Мечи сейчас. Не знаю, почему, но не могут. Вот и крутят, вертят, громоздят ложь на ложь и нелепость на нелепость. Мечи им не даются. Они тоже ошиблись, эта парочка. Им удалось вытрясти из меня сведения о схроне. Я вспомнил об Иммельсторне и Драгнире. Но своим успехом полуэльф с приятелем не воспользовались. Вмешались какие-то иные силы или соображения. Могли ошибаться и они сами. Протянули руки к Мечам – а там нечто такое, что заставило отдёрнуться. Нечто, помешавшее даже богам – или тем, кто себя за них выдаёт. Бесспорно, очень сильным магам. Быть может, самым сильным из всех, мною встреченных.

Но Мечи защитили себя сами, не знаю, как, но защитили. И это единственная крупица правды во всей нашей беседе».

– Одним словом, скажи драконам, чтобы перестали… мучить э-э-э… неосязаемую сущность нашей слуги, и покинем этот мир, – решительно бросил Эвенстайн.

– Скажите сами.

– Они нас не услышат, – парировал полуэльф.

– Мы не хотим грозить, некромант, – подхватил Бахмут. – Ты нам нужен. Ты и твои Мечи. Такие артефакты, как говорят сказители, «сами выбирают себе хозяев». Чушь, конечно, но порой самая удивительная чушь, оказывается, имеет под собой что-то настоящее. Так и здесь. А что касается Западной Тьмы… Там вполне управится Клара Хюммель.

– Может, она и управится с Западной Тьмой. Но что потом?

– А потом Мечи должны оказаться у нас, – сверкнул глазами Эвенстайн. – Любой ценой, некромант. Совершенно и однозначно любой.

– Но для этого ты должен принять нашу службу. Выбраться из Эвиала. Подучиться… кое-чему. Мы бы отдали тебе оставшееся наследство Витара Лаэды, то, что он не рискнул брать с собой в Долину – наверное, понимал, насколько шустр у него сынок.

– А Салладорец? Почему ваша слуга защищала его, а сюда явилась требовать у меня Аркинский Ключ?

– Потому что Салладорец – необходимая часть нашего плана, – терпеливо-назидательно заявил Эвенстайн. – Очень обширного и сложного. Он – истребитель Безумных Богов, такой же, каким был твой отец. Эвиал готов породить своего собственного бога…

Фессу пришлось сделать изрядное усилие, чтобы не расхохотаться этой парочке прямо в лицо. Плетут невесть что. Нет, действительно заврались.

– Уходите, господа. Уходите и не возвращайтесь. Если сумеете, отберите Мечи у Клары Хюммель, но, предупреждаю, если хоть волос упадёт с её головы – я разыщу вас в самом дальнем углу Упорядоченного.

– Он не понял, брат.

– Куда ему, брат, – обменялась парочка своими излюбленными репликами.

– Попробуем ещё?

– Не знаю. Как хочешь, Бахмут.

– Мечи у Клары отбирать тебе, Кэр. Раз Мечи позволили тебе спрятать себя, значит, «признали тебя», да простятся мне подобные слова, достойные лишь последнего из последних сказочников. Между вами есть связь, а вот между ними и Кларой Хюммель – нет. Она сможет их использовать, но спрятать так, как ты, – никогда. После того как падёт Западная Тьма, тебе предстоит вернуть Мечи себе. С нашей помощью ты сумеешь проделать это так, что с головы госпожи Клары действительно не упадёт ни один волос. Но времени терять нельзя. Бог Эвиала готов родиться. И мы имеем все основания опасаться, что он окажется не менее безумным, чем те, в бою с которыми сложил голову твой доблестный отец. Западная Тьма – безделица, пустяк по сравнению с ним. И тут нам понадобится даже Салладорец. Мы не вправе отказываться от какого-то орудия, только потому, что нам не нравится его цвет. Лишь бы разило наверняка.

Ты, похоже, решил-таки, что мы тебя обманываем. Пытаемся выманить из Эвиала. Ты… м-м-м… вообразил, что мы, скажем, принесём тебя в жертву на могиле твоего отца, чтобы только добраться до, к примеру, какого-то спрятанного им артефакта. Досадно, если это так, некромант. Мы всегда ценили твою способность рассуждать непредвзято. Пойми, за нами – сила. Мы можем уничтожить ту же Долину, пусть это и покачнёт Равновесие. Но – можем. Потом придётся спасать невинных, случайным образом оказавшихся на дороге у Судьбы, но сделать – мы способны. Маги острова Брандей тоже долго не верили, что мы можем взяться за них всерьёз.

– Брат, едва ли он слыхал о Брандее.

– Верно. Хотя, поройся он как следует в отцовских архивах, наверняка нашёл бы упоминание.

– Витар зашифровал очень многое в своём дневнике, будь снисходителен к молодому Лаэде, брат.

А вот тут они не врали. Записи отца действительно перемежались страницами каллиграфически выведенных значков-иероглифов. Когда-то Фесс (или, точнее, подросток Кэр) пытался разгадать эту головоломку, но отец знал толк в шифрах.

– Мы тебя не обманываем. Нам нет в этом нужды. Ты нам слишком нужен, чтобы опускаться до лжи. Тем более такой, что видна сразу.

Ну что, убедили мы тебя?

– Нет, – спокойно сказал Фесс. – Много вы тут наговорили, да плохо получилось. Могу только повторить – уходите и не возвращайтесь. С Эвенгаром, Западной Тьмою, Кларой Хюммель и Мечами я стану разбираться сам. Остановите меня, если сможете.

Призраки переглянулись.

И – впервые – ничего не ответили. Просто растаяли в воздухе.

А ещё миг спустя на Пик Судеб обрушился незримый, но от этого не менее чудовищный молот.

Вершина многострадальной горы взорвалась, окутавшись взметнувшимися на целую лигу клубами каменной пыли. Пещера Сфайрата заходила ходуном, пол иссекло трещинами. Всё должно было рухнуть, похоронив под обломками и драконов, и самого Фесса, но…

Кристалл Магии сделался совершенно чёрным. Всё бившееся в нём пламя словно умерло, сгинуло, подобно огоньку задутой свечи, громадный подземный зал погрузился в абсолютную, непроницаемую тьму.

Гром тонул во властно шагнувшей ему навстречу тишине. Трясущиеся своды замирали, и даже расколовшиеся плиты пола норовили прижаться острыми боками обратно друг к другу.

Твердыня Сфайрата выдержала.

А второго удара не последовало. «Братья» скрылись, их призраки-«аппарации» растворились без следа. Исчезло и мучимое драконами привидение Атлики.

– Значит, хоть в этом преуспели, – мрачно проворчал Фесс себе под нос.

Ошеломлённые, драконы только и могли, что крутить рогатыми головами, да плеваться от ярости огненными струями. Кристалл медленно разгорался вновь, с трудом, словно едва набирая силы.

– Что это было, папа? – Рысь опомнилась первая и первой приняла человеческий облик. – До того… до удара… я почувствовала…

– Сюда пожаловали приятели Атлики, – некромант кивнул в сторону неподвижного тела.

– И чего ж хотели? – рыкнул оказавшийся рядом Чаргос.

– Долго рассказывать… но главным образом – чтобы вы не мучили «сущность» их «верной слуги». Насчёт «слуги» – это они, конечно, приврали. Никакая она не их слуга, а или сородич, или что-то похожее. Потом предлагали мне «поступить к ним на службу». Я отказался. Тогда они ударили. Нас спас Кристалл. Вот, собственно, и всё, – развёл руками некромант.

– Ударили, надо признать, на славу, – проговорила Менгли. – Я решила – нам конец, братья и сёстры.

– Заклинание приняли на себя все Кристаллы Эвиала, а не только один-единственный, – покачал головой Сфайрат.

– Верно, – согласился Редрон. – Только потому они и не атаковали вторично. Пока Сила течёт сквозь Эвиал, от подобного мы защищены – если, разумеется, не высунем носа из наших пещер.

– А мы именно что собираемся высунуть, – заявил Эртан. – И что их тогда удержит? И что – прикроет нас?

– Только одно – быстрота, – бросил Чаргос.

– Мы остановились на Тёмной Шестёрке, – заговорила Вайесс. – Допустим, мы соберём их, некромант. Что дальше? Скажи нам это, просто, прямо и без утайки.

Они по-прежнему ничего не понимали.

– Нас услышат, – без обиняков сказал Фесс. – Ни одно моё слово не останется незамеченным. Поэтому я прошу вас просто поверить мне. Если же у вас есть идеи получше…

Судя по мрачному молчанию восьмерых драконов и дракониц, идей получше ни у кого не нашлось.

– Слушайте моего папу, – вдруг заломила руки Рыся. – Он скажет только то, чему верит сам. До конца. И во имя чего он тоже пойдёт до конца.

– Аэсоннэ, кто спрашивал тебя?! – взвился Сфайрат. – Прошу простить её несдержанность, братья и сёстры, она…

– Брось, – молчавшая до этого драконица с волосами цвета тяжёлого речного золота встала рядом с Рысей, положила руку ей на плечо, – младшая всё сказала правильно. Если у Салладорца такие соратники, то нам только и остаётся, что молчать. И не пользоваться даже мыслеречью. А то мы слишком привыкли, что её якобы не прочтёт ни один маг. Полагаю, что нашлись как раз те, что прочтут.

– Беллем, я с тобой, – к ним присоединилась ещё одна из дракониц, Флейвелл.

– Женский заговор, не иначе, – усмехнулся Эртан. – Но младшая говорит правду, Чаргос. Они умрут за это и не поколеблются.

– Тогда нечего тянуть, – Сфайрат повёл плечами. – Мы отдали много сил, но, сородичи, – как, сможем? Явим господину некроманту истинный полёт драконов?

– Явим. Покажем. А то! – раздалось в ответ.

– По дороге расскажешь, что думаешь про Атлику и эту её родню, – уже на ходу бросил Чаргос. – Говори про себя, мы услышим, не сомневайся. Кто понесёт некроманта, братья и сёстры?

– Я. Или я. Да и я могу! – разом отозвались все.

– А почему не я? – возмутилась Рыся.

– А ты, Аэсоннэ, младшая, должна будешь от нас не отстать, – усмехнулся Сфайрат. – Тебе ещё предстоит узнать – что это такое, настоящий полёт…

– Мама сказала мне из моей крови!

– Слова Кейден – это одно. А почувствовать это всеми собственными чешуйками и прожилками – совсем другое, младшая, поверь старому дракону. Идём, идём. Раз все согласны… А ты показывай дорогу, некромант. Надеюсь, ты не заставишь нас метаться по всему Эвиалу.

– А я? Что со мной? – возмутился Этлау. – Хорошо тебе рассуждать, некромант! Собрался лететь, ишь ты! А мне сидеть тут, в этой пещере?

– Конечно же, нет, – покачал головой Фесс. – Мы вернёмся за тобой. Не сомневайся.

* * *

Девятка драконов, медленно и вроде бы никуда не торопясь, взмыла над искалеченным Пиком Судеб. Эйтери на прощание обняла и Фесса, и Рысь, даже всплакнула; да и гном Север как-то подозрительно сопел и поминутно отворачивался.

Фесс сидел на жёсткой спине Чаргоса – негласный вожак Хранителей так и не решился доверить его кому-то ещё. Дракона окутывала аура мудрости и прожитых лет – он, похоже, был тут самым старым. Рысь источала порыв молодости, Сфайрат – силу зрелости, а Чаргос казался воплощением знания.

Тёмно-багровый, словно смешанное с мраком пламя, он мерно взмахивал громадными крыльями, не сводя взгляда с Пика Судеб – гора лишилась острой вершины, исчезли последние следы вечных снегов и льда, где брало начало немало стремительных потоков; и прямо в склоне виднелся глубокий, иссиня-чёрный котлован: оттуда начался путь Атлики.

«Рассказывай, маг, рассказывай, – напомнил Чаргос. – Только скажи сперва, куда летим».

– Чёрная яма, – Фесс не задумывался. – Начинаем с Уккарона.

Его, помнится, Даэнур называл «полуразумной сущностью, установить контакт с которой очень трудно даже опытному магу».[5 - См. роман «Рождение мага», с. 107.] Что ж, постараемся доказать, что он ошибается. Во всяком случае, именно оттуда, от Чёрной ямы, я смогу точно определить, где искать остальную пятёрку. Да, да, конечно, он помнил – «Сиррин, повелитель полярных ночей, Зенда, владычица Долины смерти на границе Салладора и восточной пустыни, Шаадан, обитающий в глубине Моря Ветров, Дарра, обвивающая Тьмой, властвующая на перекрестках дорог, Аххи, хозяин горных пещер…»

Но нигде никаких указаний, где именно их искать. Та же Зенда – вроде бы понятно, надо отправляться на Восточную стену – однако она протянулась на множество лиг, и как там сыскать эту заветную долину? А Дарра с её перекрёстками? Конечно, можно совершить обряд вызывания – Даэнур научил в своё время, однако для успеха там требуется человеческое жертвоприношение.

Что, некромант, ты вдруг заколебался? Сколько убитых, скольких сразила твоя рука – а тут сомнения?

Нет, я не сомневаюсь, твёрдо ответил себе Фесс. Я не дрогну. Даже если мне придётся медленно резать невинного. Принцип меньшего зла, и вступившему на эту дорогу нечего рассуждать о вине и совести.

Поэтому мы начнём с Уккарона. Если я правильно запомнил всё, что говорил старый дуотт, хозяин Чёрной ямы укажет нам путь. Может, и против собственной воли, но укажет.

«Хорошо, – прервал его размышления Чаргос. – А сейчас держись. Мы полетим».

Девять драконов выстраивались в воздухе крыло к крылу, едва не сталкиваясь; но вот – закружились, помчавшись друг за другом, так, что ветер завыл, засвистел и застонал в изломах костяных гребней и на остриях рогов. Фесс невольно зашарил руками по гладкой чешуе, но зацепиться на драконе было не за что – седока удерживала магия. Горы внизу завели безумный хоровод, голова у некроманта сделалась точно после доброй попойки, а Чаргос и его сородичи всё ускоряли свой бег, так, что земля внизу слилась в сплошную и неразличимую с высоты круговерть.

А потом Чаргос отдал приказ – исчезающе краткий, даже не слово, не жест, нечто, короче даже мысли, – и кольцо драконов обернулось режущей небо стрелою. Фесса отбросило назад, он повалился дракону на спину, давя постыдный крик – чары всё равно не дали бы ему свалиться… не пожелай так сам Чаргос.

Принято говорить: «мир рванулся назад». Но сейчас это больше походило на удар о внезапно сгустившуюся невидимую стену. Ничтожную долю мгновения стена эта посопротивлялась натиску Хранителей – и лопнула.

Фесс зажмурился, глаза нестерпимо резало. Крылья Чаргоса вздымались и опускались в обычном ритме, так летала и Рысь, но земля внизу не билась в безумной пляске, лес не вырастал вдруг до самого неба, словно в детской сказке, горные хребты не закрывали внезапно путь, чтобы так же внезапно и расступиться.

…А потом всё это нежданно кончилось, земля вновь сделалась землёй, а небо – небом. Внизу распростёрся лес, густые, ядовито-зелёные плотные кроны; прямо впереди в сплошном ковре листвы угадывался разрыв, и драконы направились именно туда.

«Ты видел полёт драконов, – без особенного пафоса проговорил Чаргос. – Теперь рассказывай дальше, что начал».

– Это Чёрная яма? – не удержался некромант.

«Именно. Не смотри, что она кажется небольшой – нам до неё лететь и лететь…»

Но теперь драконы словно никуда и не торопились, неспешно, даже с ленцою взмахивая крыльями. Внизу мелькнуло чёрное извивистое тело реки, исполинской змеёй тащившей себя через гибельные болота к устью и неизбежному падению в Яму.

– Чаргос, эта Яма – она что, действительно так глубока, как я слышал ещё в Академии?

«Очень глубока, некромант. Когда-то давным-давно, один глупый молодой дракон, ещё не обретший собственного Кристалла, решил, что будет интересно долететь до её дна. Надо ли говорить, что он еле выбрался?»

Фесс постарался отогнать мысль, что старый Хранитель говорит о себе самом. В конце концов, когда ты рядом с драконами, бойся обидеть их не только словом или делом, но даже и мыслью.

– Что же там такое? Что-то особенное?

«На первый взгляд ничего. Уккарон не строит себе „тёмных твердынь“, ему не нужны крепости и бастионы. Чёрная яма… это просто яма. По стене спиралью вьётся речной путь. Там ничего нет, некромант, ни живого, ни мёртвого, потому что сам Уккарон, по-моему, ни тот и ни другой. Тот молодой дракон спускался всё ниже, следуя за спиралями потока, видел пещеры, бродячие камни…»

– Значит, уже хоть что-то, но есть – вода, камни, которые бродят…

«Ну да. Это ж не пустота. А те бродячие камни, они как сам Уккарон, ни мёртвые и ни живые… Молодой дракон искал конец реки, её устье, и не нашёл. Чёрная яма становилась всё ýже, стены сходились, но… но и не сходились. Дракон не мог этого понять, он чувствовал опасность, но любопытство брало верх. Отступить значило покрыть себя позором перед другими Хранителями и теми, кто ещё не обрёл Кристалла…»

– А что, когда-то таких молодых драконов было много? – не удержался Фесс.

Он ожидал вспышки ярости, но Чаргос ответил неожиданно спокойно, с затаённой болью, странно звучавшей в мыслеречи старого Хранителя:

«Было много. Каждый Кристалл имел самое меньшее двоих сберегающих – того, кто породил, и того, кого породили. Породивший учил порождённого; чтобы не только, как у молодой Аэсоннэ, всё знание – из памяти крови. Кейден… эх, сколько же она так и не поведала твоей дочке, некромант. А потом нас мало-помалу становилось всё меньше. Молодые драконы гибли, стараясь показать свою удаль. Кое-кто пытался в одиночку справиться с самой Западной Тьмой. Разумеется, они просто сгинули понапрасну. Другие драконы… всё с большим трудом находили себе пару. У нас словно бы угасало желание иметь потомка. Дочь Кейден появилась на свет после большого, очень большого перерыва. Кейден сама была последней из молодых дракониц. Нам… просто ничего не хотелось, некромант. Посмотри на Сфайрата – он хранитель в самом расцвете сил. Однако он никого не породил, ни с кем не поделился собой. Вместо этого влюбился в эту, как её… – неслышимый голос Чаргоса полнило неодобрение, – вашу Клару Хюммель. Принял облик её погибшего возлюбленного, два ваших года предавался с ней утехам, но не дал ребёнка даже и ей!»

– Неужели от такого союза родились бы дети? – поразился Фесс.

«Да, родились бы, – с убийственной откровенностью заявил Чаргос. – И даже смогли бы стать настоящими драконами. Разумеется, не без нашей помощи. Их путь оказался бы труден и извилист, многое из данного нам при рождении им пришлось бы обретать через муки, боль и годы тяжкого учения, но у них получилось бы встать с нами рядом. Я умолял об этом Сфайрата, я, старейший из эвиальских Хранителей Кристаллов, унижался перед молодым драконом, ещё не приступившим даже к своей службе! Жаль, что Хорнард, отец Сфайрата, не согласился со мной, не присоединил свой голос… впрочем, Хорнард и сам обзавёлся потомком в более чем зрелом возрасте. Нам ничего не стало нужно, некромант. Частично добродетели прежних времён воскресли в Кейден, но… Когда я призываю остальных вспомнить свой долг, мне отвечают – мол, времени ещё достаточно. Мы любим покой и одиночество, потомки отвлекают нас, не дают предаться абстрактным размышлениям. Так что в известной степени я благодарен тебе, некромант. К добру ли, к худу, но ты призван изменить судьбу Эвиала. Не совершить столь любимый сказителями подвиг «спасения мира», но именно изменить его судьбу. За наш мир схватились могущественные силы, вновь зашевелился Хаос, уже слышны шаги направляющегося сюда Спасителя, слуги Великого Пожирателя суетятся возле самых наших границ. Эвенгар Салладорский обзавёлся могущественными союзниками, и мне кажется, некромант, что я догадываюсь, кто они такие… Наша служба подходит к концу, Кэр Лаэда, и я не хочу, чтобы с нею вместе прервался бы и мой род. Обещай мне, что спасёшь Аэсоннэ, Кэр. Обещай, дай Слово Некроманта, что не пошлёшь её в безнадёжный бой. Когда потребуется та самая «последняя атака», я займу её место. Выбирайтесь отсюда. Возьми её в жёны, Кэр. Она любит тебя, я знаю…»

– Но… но… – поперхнулся Фесс, – она мне действительно как дочь! Я принял её, когда она вылупилась из яйца! Но я не могу…

«Сможешь, Кэр, ты – сможешь. А вот она – уже никогда не сумеет открыть объятия другому. Будет только с тобой. Точно так же, как и Сфайрат не сможет быть ни с кем, кроме твоей Клары Хюммель. Драконы потому и меняют пары, что, полюбив один раз, уже никогда не посмотрят на сторону. Мы сходимся без чувства, человек. Просто, чтобы продлить род. Драконица может снести за один раз только одно яйцо. Второго от того же отца уже не воспоследует. Только от другого. А если они полюбят… второй дракон не перенесёт того, что у его возлюбленной есть дитя, плоть и кровь иного Хранителя. А нам нужно, чтобы каждая драконица дала бы жизнь самое меньшее двоим новым Хранителям, понимаешь, Фесс?..

Поэтому я за то, чтобы судьба Эвиала изменилась. И за то, чтобы хоть кто-то из моего семени остался жить – пусть под другим солнцем и в другом мире. Ты понимаешь меня?»

– П-понимаю, – запинаясь, ответил Фесс. – Вот только на моё Слово Некроманта надежды нету. Я давал его – и не мог сдержать. Поверившие мне мертвы, Чаргос, и я боюсь, что этот долг мне ещё придётся оплатить.

«Я знаю, некромант, я знаю. Твой груз поистине тяжек. Но я готов разделить его с тобою. Я приму его на себя, Кэр. Я знаю – грядёт моя последняя война. Впрочем… чего я ещё утаиваю… У меня было трое потомков, Фесс. Один из них – Эртан. Другой – Редрон. А третьей – была Кейден. В Аэсоннэ течёт моя кровь, Фесс. Пусть это звучит кощунственно для Хранителя Кристаллов, но я поставлю жизнь моей внучки выше блага и счастья целого мира. Можешь осудить меня, некромант. Я готов. Я приму твоё проклятие. Но спаси Аэсоннэ. Не отдавай её ни Хаосу, ни Спасителю. А я взамен расскажу тебе всё, что знаю».

– Всё, что знаешь о чём? Или – о ком?

«О друзьях Салладорца. И о той, кого ты называешь Атликой».

– Неужели ты знал её, о дракон? – поразился некромант.

«Знал её? Конечно же, нет. Она появилась на Пике Судеб в облике Салладорца, отвела глаза нам всем. Я видел серый щит, однако он не показался неодолимым. Обычная магическая защита, нам не раз и не два приходилось ломать такую – пока чародеи Эвиала не поняли, что нас следует оставить в покое, раз и навсегда. Я, конечно, имею в виду чародеев-дуоттов».

– Дуоттов, премудрый Чаргос?

«Их, их, молодой некромант. Наша служба началась давным-давно, когда ещё не отгремели войны Быка и Волка; после разгрома иные змееглавцы вообразили, будто смогут поставить доверенное нам себе на службу. Глупцы; ничего удивительного, что люди, эльфы и гномы опрокинули их».

– Люди, эльфы и гномы?! Был такой союз? Никто и никогда не говорил мне, что нарнийцы или подданные Вейде сражались вместе с людьми!

«Конечно. Дуотты угрожали всем новоприбывшим в Эвиал, и эти новоприбывшие объединились. Но плодами победы воспользовались люди; гномам, в общем, было всё равно, на их горы человеческие королевства претензий не предъявляли, да ты гномов и сам знаешь – погулять, пива выпить, песни поорать, подраться и помириться – легкий на душу народ. Не то, что эльфы. Эти обиды копят веками. Молодая королева Вейде эту обиду не простила. Не простила, разумеется, магам Ордоса и Волшебного Двора. И вступила в союз с их злейшими врагами, Святой Инквизицией. Но это случилось, конечно, уже после Первого Пришествия. Однако я отвлёкся. Так вот, Атлика прикрылась таким же щитом, что некогда использовали волшебники-дуотты. По крайней мере внешне. Я обрадовался. Мой отдалённый прадед помнил времена и Быка, и Волка, будучи тогда совсем ещё молодым Хранителем, даже без собственного Кристалла. Он „сказал мне из моей крови“, как выражается Аэсоннэ, что нужно сделать. Мы составили кольцо и ударили. Очень хорошо ударили, наверное, даже лучше, чем под Скавеллом, когда убивали Червя. Щит выдержал. Мы только изранили окрестный камень. Сфайрат и Эртан закричали, что надо атаковать пламенем; Менгли с Редроном – что следует вызвать лавину. Все слишком высокого о себе мнения, старших слушать совсем перестали… – дракон сбился на недовольное ворчание. – Я едва навёл порядок и вновь спросил свою кровь. Предок ответил, что дóлжно изменить наше кольцо, связать его с четырьмя стихиями; мы, драконы, стихия сама в себе, пятое начало, скажу без лишней скромности, и не любим одалживаться у земли, огня, воды или ветра. Но иного выхода я не видел. Мы воззвали к стихийным силам. Никогда, даже под Скавеллом, мы не собирали такой мощи. Я думал, наш удар обрушит весь Пик Судеб, промахнись мы хоть на волос. Мы не промахнулись. Глаз у старого дракона пока ещё верен, прости мне это хвастовство, молодой некромант.

Я едва держался в воздухе, Кэр, глаза ничего не видели, кольцо отдало всё – а то, что казалось нам Салладорцем, продолжало себе забуриваться в гору, щит только полыхнул – и ничего больше. И тут… кое-кто из Хранителей потерял голову. Бросались на врага с когтями и клыками, поливали огнём. Всё напрасно. Он… вернее, она – даже не потрудилась отогнать нас. Настолько презирала.

Мне пришлось сесть. Крылья подвели. Остальных урезонивала Аэсоннэ. И – молодец, внучка – успокоила. Но пока мы приводили себя в порядок, ты уже со всем покончил. Браво, молодой некромант. Аплодирую, как сказали бы в старом эбинском сенате. Напитать Аркинский Ключ силою Кристалла Магии – я бы не додумался, Кэр, несмотря на все прожитые годы.

А теперь – о главном, молодой некромант. Известная тебе под именем «Атлика» родилась не в Эвиале. И у неё не было настоящей матери. Она не вышла из женской утробы, Кэр».

Фесс невольно поёжился.

– Ты смог понять, как она появилась на свет, многомудрый?

«Избавь меня от пышных титулований, Кэр, оставь это для Сфайрата, он болезненно тщеславен и, словно эбинский нобиль, обожает интриги, никогда не скажет ничего напрямик, только если я уж очень попрошу… Как Атлика появилась на свет – нет, я не понял. Почувствовал лишь одно – она дочь свободной магии, мощи, разлитой по всему сущему, дающей звёздам силы светить, а всем нам – жить. Эта мощь оживляет неживое, некромант, понимаешь?.. впрочем, чего я, конечно, ты понимаешь. Ты из Долины Магов, должен был учить всё это. Не удивляйся, что мне ведомо о вашем укромном уголке – пока я не имел Кристалла, тоже довелось постранствовать, как и Сфайрату. Только я не заводил шашней с вашими чародейками, да ещё и приняв облик их погибших возлюбленных. Тьфу, позор! – Дракон и в самом деле плюнул вниз длинной огненнокипящей струёй. – Так вот. У Атлики – оставим ей пока это имя – нет ни отца, ни матери. Она имеет начало, но не порождена никем из обладающих плотью, неважно, смертных или бессмертных. Она возникла, не имея тела, возникла, как некое начало, воплощённое желание, напитанное страстями стихий. И не было ничего, что заставило бы её утишить эти страсти. Они как кипели, так и кипят. Вот что я почувствовал, некромант, пока мы удерживали её призрачную сущность. Атлика возникла там, где потоки вольнотекущей силы сталкиваются с иными магическими сущностями, великими сущностями, недоступными нашему пониманию. Драконы-Хранители шёпотом говорят о наших сородичах, именуемых Драконами Времени, чей дом – великая незримая река, катящая свои воды от будущего через настоящее к прошлому. И в том исчезающем промежутке, где всё свершающееся становится «прошлым», они и обитают, не знающие иной пищи, кроме животворной силы. Вольная мощь насыщает воды этой реки, что не имеет ни начала, ни конца, ибо замкнута в петлю с одной лишь поверхностью. И где-то там, ощутил я, в сущее явилось названное Атликой. Там у неё, конечно, было совершенно иное имя. У неё были братья и сёстры, такие же, как и она, порождённые свободной силой, не имеющие ни отца, ни матери. Они знали молодость, но не ведали детства».

– Ты провидел на удивление многое, Чаргос! – со всей возможной почтительностью выговорил некромант.

«Благодарю тебя. Мои сородичи любят поиграть словами, правдой и полуправдой, полагая себя властелинами судеб, – особенно всё тот же Сфайрат! Но во мне это умерло. Умерло давным-давно. Что же до „провидел на удивление многое“… нет, не многое. Я искал её истинное имя, её истинное место во Вселенной. Искал тех, кто с ней, их имена и чувства. Ничего не нашёл, только почувствовал. Их немного, десятки… Как и для Драконов Времени, магия – их единственная истинная пища, хотя, облекшись в тела, они не чужды ничему плотскому. Не знаю, кто нашёл кого первым – она Салладорца или наоборот, но так или иначе союз состоялся, и в этом ничего удивительного: пара получилась просто на загляденье. И знаешь, что у них общего, некромант?»

Когда дракон задает вопрос, лучше ответить. Даже неправильно.

– Свобода страстей? – рискнул Фесс. – Салладорец тоже не ведает и не видит преград.

«В точку, – одобрительно отозвался дракон. – Свобода страстей. И объявление врагом любого, кто встанет на пути у этой страсти, неважно, на что направленной».

– Но зачем этим «безотчим» помогать Эвенгару? Ведь он задумал выпустить Западную Тьму из клетки, оседлать тёмный прилив и совершить Великую Трансформу. Так по крайней мере он излагал мне свои планы – тогда, ещё в Салладоре.

«Зачем им помогать Эвенгару? Ты слишком многого хочешь от старого, немощного Хранителя, которому давно уже пора на покой. Но что, если Эвиал оказался у них на пути? Что, если его надо разрушить, а для каких целей – нам, в нём живущим, уже не так и важно. И тут как нельзя кстати подвернулся Салладорец…»

– А ещё раньше – ордосский мор, причину которого мы так и не нашли, – вдруг вспомнил некромант. – Те твари из бездны… бездны, где пылает зелёное пламя… которых мы вышвыривали из города поодиночке, после того, как Даэнур забил их крысиный лаз…[6 - См. роман «Рождение мага», с. 196–205.]

«Быстро соображаешь, некромант. „А ещё раньше ордосский мор“, объяснения которому долго не могли найти даже мы, драконы. Эвиал – закрытый мир, Фесс. Это значит, что сюда так просто не попадёшь и так просто из него не выберешься, только в силу особенных обстоятельств. Ты тоже угодил сюда не просто так, как и Клара Хюммель. Верно это и для тех многоножек. Кто-то открыл им проход, правда, не закрепил как следует – сил Белого Совета и ордосской Академии хватило, чтобы Даэнур на самом деле пресек их тропку. Кристаллы в тот раз едва выдержали. Но – запомнили, как именно рушилась та дорога. Я тоже не забыл. Когда вслед за Атликой явились эти двое, я тотчас ощутил сходство. В основе – те же чары. Тот же запах волшебства. У меня не хватит слов, чтобы описать это, но действительно очень похоже на ваш запах. Это они, я убеждён».

– Атлика. Которую я тогда «спасал», – Фесс скрипнул зубами.

«Быть может. Точно никогда уже не узнаем. Да и нужно ли? Ясно только, что это их работа. И цель понятна – выбить ордосскую Академию, её магов. Ведь вы с Даэнуром – это счастливая случайность, на неё никто не мог рассчитывать».

– Всё равно – мне нужно знать, зачем им Эвиал.

«Какая разница, некромант?! Они задумали злое. Им наш мир – ничто, пыль под ногами. Может, принести всех его обитателей в жертву, собрать побольше силы. Может, они просто затеяли алхимическую Великую Работу, а Эвиал – редкий ингредиент. Так какая разница, Фесс? Они – враги. И этим всё сказано!»

Мыслеречь дракона клокотала гневом.

– За Эвиал схватилось несколько надмировых сил, – в очередной раз повторил Фесс. – Я хочу знать, нельзя ли их натравить друг на друга.

«Хорошо бы, но для этого они слишком хитры. Им враждовать невыгодно».

Значит, где-то в Межреальности обитают и действуют могущественные чародеи, которые не рождены от мужчины и женщины, подобно всем без исключения волшебникам Долины. Почему же они никогда, ни разу не сталкивались хотя бы и с его родной Гильдией? Или боевые маги вроде Клары, Эгмонта, Мелвилла, отца для этих особ – слишком мелкая дичь? Конечно, Упорядоченное огромно, в нём можно просуществовать целые эоны, причём отнюдь не толкаясь боками, но Долина никогда не оставалась в стороне от того, что даже сам Игнациус почитал «эпохальными битвами»!

Видать, разные у нас понятия об эпохальности, с неожиданной горечью и стыдом подумал некромант. В самые глаза вдруг взглянула сила, по сравнению с которой всё, чем гордилась Долина, вдруг показалось детскими играми, нет, скорее вознёй щенков или котят в корзинке, за которой с усмешкой наблюдает хозяин.

Однако я сумел опрокинуть Атлику. А маски так и не смогли ничего со мной сделать. Только говорили, говорили и говорили. Если б могли убить – не колебались бы ни мгновения, стёрли б в порошок. Значит – или это не в их силах (ох, не обманывай себя, не обманывай!), или же надеются как-то использовать. Для чего – тебе не угадать. Разве что ты каким-то образом и впрямь сроднился с Мечами (хотя разве станет такое оружие сродняться с каким-то смертным!), и теперь, скажем, только твоя кровь или же твоя смерть в каком-то ритуале окончательно отдадут Иммельсторн с Драгниром в руки Эвенстайна с Бахмутом.

Банально, сказала бы Клара. Но вот в чём фокус, даже самые банальные вещи иногда срабатывают. И порой даже чаще, чем нам бы хотелось.

Маски долго подбирались к заветным Мечам, кривыми окольными тропами, хотя при их силе (Атлика мало что не сровняла с землёй весь Пик Судеб, и все девять драконов Эвиала оказались бессильны) могли бы просто захватить их, и всё. Особенно сейчас, когда Алмазный и Деревянный Мечи не в надёжном схроне на самой грани реальности, а болтаются на поясе Клары Хюммель, словно самые обыкновенные клинки. «Может, Мечам нравится прикидываться? – вдруг мелькнула шальная мысль. – Притворяться ничем не выдающимися?..»

У артефактов иногда прорезается что-то, донельзя похожее на характер.

Что ж, примем пока, за неимением лучшего, что маски всерьёз собрались зарезать меня на тайном жертвеннике, причём явиться к нему я обязан исключительно добровольно, иначе заклинание не подействует.

…А впереди, и уже совсем рядом, – Чёрная яма.

Река внизу замедлила течение, распалась десятками рукавов, покрылась широкими кувшинками. Под недвижной поверхностью – чувствовал Фесс – бесшумно скользили чешуйчатые тела, жёлтые немигающие глаза подозрительно уставились вверх, на девятку плывущих в сапфировом небе драконов.

Тёмная река несла в себе силу, много силы. Такое бывает, если должным образом у истоков сойдутся магические линии мира. Вода пронизана мощью, мощь – её основа, вода почти что состоит из неё, подобно тому как из неё же, воды, состоит и наше тело.

Но в обычной воде магия дремлет. Мы чувствуем, тянемся к ней, застывая на краю океанского беспределья, замираем, скользя взором по таинственной лунной дорожке, не зная, что именно в эти минуты волшебство обращается к нам, тянется, словно бродячий пёс, мечтающий, как в сказке, найти настоящего хозяина.

Здесь, в Тёмной реке, магия пробудилась. Оперлась истоком и устьем, выгнулась, точно кошка. И, конечно, в водах такой реки жили не простые лягушки, рыбы или тритоны.

Чего уставились, желтоглазые? Взгляд у вас, признаюсь, неприятный, пробирает, несмотря на то что я – высоко в аэре, на спине могучего дракона.

«Смотри вниз, молодой некромант. Смотри как следует».

Последние деревья нависали над пропастью, корни высунулись было из тёплой привычной земли и испуганно завернули обратно, одевшись корой там, где неосторожно вылезли на воздух. Сама Чёрная яма была в поперечнике три или три с половиной лиги, отвесные стен

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:53 | Сообщение # 21

Архимаг

«Если ты хочешь говорить с Уккароном, то лучше всего сделать это отсюда. Не стоит спускаться вниз, молодой некромант».

– Я помню, что случилось с тем храбрым молодым драконом, Чаргос. Но звать хозяина, ещё даже не постучав в калитку, кричать с улицы – очень невежливо. Знаю, Уккарон не человек. Но человеческая вежливость ещё никому не повредила.

Дракон изогнулся, зашипел, словно давя в себе ярость.

«Хорошо. Я понесу тебя вниз. Ошибки молодого дракона мы не повторим».

– Чаргос. Если бы ты позволил, я отправился бы вниз вместе с Аэ… с моей дочерью.

Фесс опасался новой вспышки драконьего гнева, уже куда более сильной; но старый Хранитель лишь изогнул бронированную шею и взглянул некроманту прямо в глаза.

«Ты прав. Ты почувствовал мой страх, мастер Лаэда. Я скорее дал бы забить себя толпе невежественных пастухов, чем признался в подобном позоре своим сородичам. Но тебя я не стыжусь. Я чувствую твою силу, молодой некромант. Она есть и у юной Аэсоннэ. И, хотя мне очень не хочется отпускать внучку, я соглашусь с тобой. Сам же я останусь здесь, наверху, вместе с остальными».

– Ты никогда не говорил, что может ждать нас внизу, о многомудрый.

«Там нет чудовищ, только бродячие камни, Кэр. Но, чем глубже ты опускаешься, тем сильнее жажда навсегда остаться там, самому обратиться в один из таких камней, вечных, неразрушимых, презрительно сторонящихся ничтожной суеты живых. Там никто не станет кидаться в тебя огнешарами или пытаться поджарить тебе пятки молниями – по крайней мере, до той глубины, на которую опустился я. А потом навалилось такое отчаяние… мне, обитателю пещер, где покоится мой Кристалл, вдруг стало невыносимо страшно, мне показалось, что Яма – на самом деле всасывающая всё и вся воронка, а Уккарон – существует разом в двух мирах, в нашем – и в том, куда ведёт эта воронка. И что именно он решает, кому остаться здесь, а кого пропустить дальше».

– Тебе поистине многое открыто, – с уважением покачал головой Фесс.

«Если бы, молодой некромант, если бы… Старость дарует мудрость, но она же отбирает – нет, не силы – но решимость пожертвовать собой. Отчего-то начинаешь цепляться за жизнь и страшиться небытия. И это… позорно для дракона. Я… не хочу спускаться туда, Кэр. Я ни за что не пустил бы туда собственную внучку. Но… ты должен вернуться. Свет и радость Аэсоннэ помогут вам обоим. Да пребудет с тобой истина того, что мы поставлены хранить».

Очевидно, последние слова он произнёс так, что их услыхали и остальные драконы. В сознании Фесса загудел настоящий хор:

«Да пребудет… истина Кристаллов… да пребудет…»

– Рыся, – негромко позвал Фесс, и жемчужная драконица вмиг оказалась рядом. – Согласна ли ты понести меня? Долг призывает Чаргоса остаться здесь.

«Ты смеешься, папа, – возмущённо отозвалась дочь Кейден, выгибая шею, так, чтобы некроманту было б удобно перебраться ей на спину. – Как это я могу «не согласиться»?! А вождь Чаргос поможет нам, в случае чего».

«Неудачи не должно быть, Неясыть», – прорезался голос Сфайрата.

Её не будет, о скрытный дракон. Как умело создавалась видимость, что именно ты – главный среди племени Хранителей! Ты ведь не сказал мне ни слова о Чаргосе…

Рыся легла на крыло и плавно заскользила вниз.

– Держись над водой, дочка, – попросил некромант.

И – взглянул в самую глубь Чёрной ямы.

Сперва было удивление, потом – разочарование.

Вьётся винтом вдоль аспидно-поблескивающих стен вода, но не журчит, катится молча, в недоброй тишине. Самое дно Ямы отлично видно, его скрыл сизоватый туман, сквозь него торчат острые каменные пики, а кое-где сквозь истончившуюся пелену проглядывает тёмная порода. Ничего особенного, и, кстати, никаких блуждающих камней. Струящийся по жёлобу поток достигает мглистого покрывала и исчезает под ним. Царит полное беззвучие, только шипят крылья Рыси, мерно рассекая воздух.

Над текучей водой дрожит едва ощутимая магическая аура. Чёрная яма жадно впитывает несомые зачарованной рекой воды, вбирает в себя порождённое ею волшебство.

«Пещеры, папа», – указала Рысь.

Да, верно. Над спиралью водоносного жёлоба, в аспидно-чёрных стенах обрыва замелькали раскрытые устья подземных ходов. Кто и зачем прорыл их – неведомо, но исходящую оттуда голодную злобу Фесс почувствовал очень чётко. Неведомые обитатели не спешили появляться на белый свет, они прекрасно понимали, что такое девятка драконов в безоблачном небе, и отнюдь не рвались предложить некроманту честный бой.

Уши Фесса словно заложило ватой. Он слышал тяжёлое дыхание Аэсоннэ – не настоящим слухом, мысленным. Драконица словно пробивалась сквозь нечто незримое, упругое, нехотя рвущееся под напором бронированной груди и мощных крыльев.

Сперва Фесс считал обороты спирали, но очень скоро бросил это безнадёжное занятие. Рысь закладывала одно кольцо за другим, однако дно Ямы совершенно не приближалось, проклятый туман висел и висел себе, дразня одновременно и близостью, и недоступностью.

Некромант поднял взгляд – и разом понял, о чём предостерегал его старый дракон.

Ему показалось – он заперт в бесконечном туннеле, он спустился чуть ли не к самому сердцу земли, и далеко-далеко вверху слабой, почти неразличимой точкой виднеется небо, а в нём – едва заметное мельтешение каких-то крылатых фигурок, таких крошечных и ничтожных по сравнению с торжественной мощью подземного царства. Некромант и драконица очутились словно в середине исполинского кокона, и то, куда они стремились, по-прежнему окутывал туман, ехидно дразня мнимой близостью. Живая, струящаяся вода не помогала, как надеялся Фесс. Чёрная яма и её незримые обитатели быстро высасывали из потока всю магию, какую только могли, и вниз по жёлобу струилась мёртвая, опустошённая влага.

«Так вот что значит „сухая вода“, – смятенно подумал некромант.

«Папа? – Рысь мгновенно почувствовала его беспокойство. И вдруг, безо всякого перехода: – Я устала, пап».

Никогда прежде неукротимая драконица не признавалась ни в чём подобном, да ещё и так спокойно, едва ли не равнодушно.

– Рыся, что с тобой?

«Уккарон высасывает из меня жизнь. Он просто вампир, папа. Повернём назад!»

– Вампир?! Что ж, оно и к лучшему. – Фесс для верности закрыл глаза, заставил погаснуть весь окружающий мир.

Не обращать внимания на трусость, внезапно поразившую обычно бесстрашную драконицу. Она ведь продолжает лететь, вперив взгляд в чёрные каменные копья на самом дне, что никак не желает приближаться. Это просто Чёрная яма подала наконец голос. Скромно напомнила, что шутить с ней всё-таки не стоит, не нужно лезть так уж нагло и напролом. В конце концов, она, Чёрная яма, никого не преследует и не затаскивает к себе силком.

Кольцо драконов в далёком небе. Восемь, только восемь, и полной силы ему не достичь.

Мы обязательно долетим, не можем не долететь.

А кокон закрывается, и последний проблеск неба остался лишь в драконьем хороводе, спасибо Чаргосу, Сфайрату и остальным, они не дали западне захлопнуться.

…Бродячие камни появились беззвучно, со всех сторон, просто выступили из тьмы непроглядных нор, сунулись в молчаливый поток, пересекли его и замерли на самом краю жёлоба. Похожие друг на друга каменюки, вытянутые, заострённые к вершине, словно колья в частоколе, грубо и неровно вытесанные. Незримые глаза уставились на некроманта, ему показалось – он даже слышит скрип, словно ворочаются тяжёлые мельничные жернова.

«Папа, давай прямо вниз, а? – жалобно попросила Рысь. – Ну что мы тут кружимся, чего накрутить хотим?»

– Вода – какая-никакая, а защита. Ей ведь едва ли по нраву то, что с ней творят в этой ямине, – отозвался Фесс. – Держись над жёлобом, дочка, пожалуйста…

Драконица осталась явно недовольна, но не стала и спорить.

Дно же тем временем приближаться явно не собиралось.

Ну что ж, значит, обряд придётся творить прямо здесь, на спине летящего дракона. Тут не вычертишь магическую фигуру, значит, не станем стонать и заламывать руки, а обойдёмся иными средствами.

Они скользят над мёртвою водою. В Уккароне, конечно, что-то есть от вампиров – однако лучше уж сосать незримую кровь текучего начала, чем громоздить гекатомбы жертв. Стекающая по жёлобу субстанция, которую так и хочется назвать «трупом воды», тем не менее помнит себя и совсем другой. В ней кипела жизнь, её пронизывали свет и магия, и самые причудливые существа резвились в её толще. Всё пропало, и нет дороги назад, даже лёгким паром, только вперёд, под плотную пелену сизого тумана; я понимаю твою боль, вода, и хочу тебе помочь.

Некроманты редко прибегают к стихийной магии, тем более – к магии воды, изначально противостоящей неупокоенным. Заклятья позволяют зачерпнуть сил у одного из первоэлементов, но потом не жалуйся, чародей, что мертвяки получились не те, что надо, с отваливающимися руками-ногами и головой, то и дело норовящей скатиться долой с плеч.

Вода ответила, слабо, едва различимо. Но отозвалась она сразу, не словами, не мыслями, но горьким холодом впустую потраченного могущества. Она не могла повернуть назад, в отличие от Фесса. Ей предстояло лишь покорно опускаться всё глубже, отдавая самоё себя засевшей где-то под туманной пеленой сущности, тому самому Уккарону, и тот, кто встанет против невидимого вампира, будет вправе распорядиться всей мощью водной стихии.

Ещё одна ловушка, подумал Фесс.

Бродячие камни десятками и сотнями сползали за его спиной в поток, тесной гурьбой валили следом, тихая до того вода плескалась и переливалась через края жёлоба, россыпями жемчуга устремляясь вниз, словно решившийся на самоубийство, поскольку уже нет больше сил терпеть вечный ужас.

Капли навылет пробивали сотканный из тумана панцирь, исчезали в беззвучии; вода и камень катились следом за описывающим пологую спираль драконом.

Наступает миг риска, тот миг, ради которого некромант явился сюда.

Уккарон поистине многомудр. Он возвёл почти идеальную защиту. Недоучёл он только одного.

Магия удержит седока на спине бешено мчащегося дракона, это так. Но лишь до того, как сам наездник не решит, что эта защита ему не требуется.

Стараясь, чтобы в мыслях царила полная пустота, глухая и серая, некромант бросился вниз головой, стараясь не угодить в жёлоб водовода.

Аэсоннэ взвыла так, что шарахнулись к стенам даже бродячие каменные глыбы; взвихрилась белая пена. Драконица сложила крылья, камнем рухнула вниз – и осталась там же, где была, словно её не пропустил мигом сгустившийся воздух.

…Фесс не успел испугаться, и «вся жизнь его» не «промелькнула перед его взором». Он понял секрет Уккарона. Ошибся ли он, или нет – уже неважно, здесь, на дне Чёрной ямы, он всё равно успеет сказать всё, что должен, пусть и проваливаясь в Серые Пределы.

Резануло лицо, обожгло – а туман вдруг оказался совсем рядом, и ещё мгновение спустя, когда страх не успел даже вырвать предсмертный вопль из лёгких некроманта, Фесс рухнул в воду.

Ледяная вода обжигала почти как пламя. Некромант оттолкнулся от дна, рванулся вверх сквозь зеленоватую толщу, окружённый облаком пузырьков. Вырвался на поверхность, встряхнулся – и увидал клубящуюся на краю водоёма тёмную тучу, разрезанную прямо посредине алой щелью зубастой пасти.

Сахарно-белые клыки казались очень неприятно-вещественными, по сравнению с призрачными очертаниями «тела» Уккарона. Туча колыхалась, словно под ветром – перед некромантом несомненно был призрак, правда, пасть таковой отнюдь не казалась.

Клубистая туча с громадным зевом – именно так изображали Уккарона на обрядовом кинжале некромантов.[7 - См. роман «Рождение мага», с. 157.]

В несколько гребков Фесс достиг края, подтянулся, повалившись на чёрный камень, и тот мгновенно потеплел, словно в самых лучших термах ещё старого Мельина.

– Ты прошёл. Ты можешь говорить, – сообщил басовитый, низкий голос, тот самый, что обращался к Фессу с непонятным «призови нас».

– Да, это был я, – сообщил призрак Уккарона. – Мы знали, что понадобимся тебе. Хотели помочь и подсказать.

– С-спасибо… – выдохнул Фесс. От камня шло блаженное тепло, некромант поспешил избавиться от мокрой одежды.

Фигура сотворённого Уккароном призрака – или самого Уккарона? – колыхалась в нескольких шагах, появившиеся откуда-то бестелесные рукава хаотично мотались, словно у бумазейного клоуна под сильным ветром. Голос у привидения исходил, как и положено, из огромной пасти.

– Как ты догадался, что нужно сделать, Неясыть?

– Чёрная яма отторгнет любого, кто ступит в неё с оружием или с мыслями о том, что может прорваться силой. Молодого дракона Чаргоса спасло лишь то, что он не имел в мыслях ничего дурного, кроме лишь любопытства да собственной удали. Вода умирает в Чёрной яме, но и её смерть неокончательна, поскольку Яма не переполняется. Значит, есть надежда даже и после такого конца. Следовательно, чтобы пройти Яму и достичь дна, надо пройти сквозь собственную смерть. Как только я понял это, то шагнул с дракона вниз.

– И не воспользовался магией водяной стихии. – Уккарон не спрашивал, он утверждал.

– Не воспользовался. Это простейшая ловушка, приманка для начинающих стихийных магов, очень гордящихся своей силой. Яма наверняка обратит направленный в неё удар против самого ударившего.

– Всё верно, – удовлетворённо заметил Уккарон. – Мы ждали тебя, Неясыть. С того самого мига, как ты впервые занял у нас силы, мы знали, что ты придёшь сюда.

– К Яме?

– Конечно. Отправляясь на поиски Тёмной Шестёрки, ты мог отталкиваться только от одного – Уккарон обитает в Чёрной яме, и он единственный, о ком известно, где его логово.

– Ты очень гладко изъясняешься, владыка, для того, о ком…

– Говорили, будто он полуразумная сущность? Такие слухи – лучший щит. Мои собратья вынуждены скрываться. Я – нет. Кому и зачем связываться с таким, кто не в силах ничего понять? Нам всем пришлось надеть личины. Эта – не хуже остальных.

– Но те, кто действительно хотел знать… они могли и дознаться.

– Верно. И потому мне приходилось на самом деле впадать в беспамятство. Становиться тем, кем я прослыл. Это нелегко. Но ещё труднее держать себя так, как я сейчас, и говорить с тобой тоном имперского ритора.

– Ты знаешь и о них, великий Уккарон…

– Моё величие в далёком прошлом, некромант Неясыть. Но, поскольку ты добрался до нас, надежда появляется.

– Остальные пятеро так же красноречивы?

Послышалось что-то вроде усмешки.

– Нет. Мы не говорим привычными тебе словами. Мне пришлось потрудиться, чтобы стать понятным тебе. Остальным не сделать и такого.

Возникла пауза, и Фесс невольно поднял глаза – Рысь всё ещё падала, сложив крылья, и не могла опуститься даже на волос.

– Покорнейше прошу дать свободу моей дочери. Она не причинит урона.

– Нет. Замки Чёрной ямы отомкнуть не так-то просто. Твоя дочь останется там, где сейчас. Свободу она получит, когда закончится наш разговор.

– Хорошо, – не стал спорить некромант, вновь растягиваясь на блаженно-тёплых камнях. – Тогда я скажу, зачем пришёл…

– Призвать наконец-то Тёмных богов. Принять свою судьбу и предназначение, – нетерпеливо перебил Уккарон.

«Опять пустые словеса, – досадливо подумал некромант. – Судьбы, предназначения…»

– Нет ни судеб, ни предназначений, Уккарон, – твёрдо сказал Фесс, глядя в колышущееся чёрное «лицо» призрака, туда, где следовало бы находиться глазам. Смотреть на белоснежные клыки оказалось не слишком приятно. – Есть лишь сотворённое нашими руками. Я хочу очистить Эвиал от скверны, которой почитаю Западную Тьму. Сущность, укравшую обличье и речи Тьмы истинной, породившей и вас всех…

– Нас породила не Тьма, – перебил Уккарон. – Она – наша мать и кормилица, но вышли мы из утробы мира, оплодотворённого дыханием Того, чьё имя неведомо никому, даже этому Спасителю, что явился как-то раз сюда – судить и рядить.

– Речь не о Спасителе, великий. Речь о Сущности, именуемой «Западная Тьма». Я хочу покончить с ней, и я с ней покончу. Тёмная Шестёрка – мой единственный настоящий союзник.

– Ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой на запад, – призрак кивнул.

– Хочу. Будет жестокая драка, но у меня – Аркинский Ключ, что откроет нам дорогу к Сущности, поможет одолеть защищающий её сейчас барьер…

– И что потом? – вновь вставил Уккарон. – Мне ведомо, что Спаситель со своей свитой некогда ставил эти барьеры, запирал на крепкие замки. Ты обрёл ключ, некромант, это великая победа, не спорю. Но что нас ждёт за барьером?

– Драконы задавали мне тот же вопрос, Уккарон. Я на него не ответил. Прозреет ли великий Тёмный причину, по которой я поступил именно так?

Некоторое время призрак молчал.

– Изречённое будет подхвачено, – наконец проговорил он. – Даже отсюда, из Чёрной ямы, отзвуки разнесутся очень широко. Ты хочешь, чтобы мы просто поверили тебе. Что ж, мы не люди, нам проще. Но это смогут решить только Шестеро, никак не Один.

– Я хотел узнать в Чёрной яме, где искать остальных…

– Тебе это не потребуется. Остальные вскоре будут здесь. Нет, поистине тебе удалось неслыханное, некромант. На твоей стороне – девять драконов-Хранителей, Тёмная Шестёрка. Такой армией не мог похвастаться даже Эвенгар Салладорский.

– Ты можешь что-то рассказать мне о нём, великий?

– Нет, – отрезал Уккарон. – Кроме одного. Он не Тёмный маг.

– Вот так, – только и смог сказать Фесс. – Автор знаменитого трактата «О сущности инобытия», основатель Школы Тьмы – и не Тёмный маг?

– Конечно. Школа Тьмы – где она?

– Птенцы…

– Птенцы Салладорца – несчастные, пошедшие ради него на смерть, – возразил Уккарон. – Это никакая не «школа». И заклинания, им использованные, не из Тьмы. Уж в этом ты можешь нам поверить.

– Если не из Тьмы, то откуда?!

– Есть много слов и много названий. И они все смешаны. Мы, Древние боги, прикованы к нашему миру, нам дано прозреть его окрестности, но взгляд наш затуманен. Я нахожу отголоски понятий в твоей памяти, прости, но иного источника у меня нет; среди тебе подобных одна из этих сил именуется «хаосом», о других же вы просто не подозреваете и потому не имеете для них должных слов. Мы тоже знаем о них мало, почти ничего. Кроме лишь того, что они есть.

– То есть сила Эвенгара – заёмная? Сам он – ничто? – с надеждой спросил некромант.

Призрак сделал движение, точно намереваясь покачать отсутствующей у него головой, тонким шёлком на ветру заколыхался туманный абрис.

– Если б он был «ничто», никакие силы не обратили бы на него внимание. Или, вернее сказать, он сам не смог бы докричаться до них. Однако ж докричался. Значит, есть чем.

– А три твари в его гробнице? – вспомнил Фесс. – Великан, дуотт и…

– Три силы, его поддерживавшие.

– Салладорец много вещал мне о «трансформе Эвиала», об «очищении его от людей», о «новой форме бытия»… Великий, где он лгал?

– Ты почитаешь Изначальную Тьму слишком могущественной. Не забывай, что случилось с нами после Первого пришествия. Мы, Древние, едва пережили кошмар Молодых Богов, тех, кого ты назвал бы Падшими; но Спаситель оказался ещё хуже.

– Разве ваши рати не были разбиты ещё до Пришествия? – удивился некромант. – В сто двенадцатом году до Него, в Аррасе…

– Нет нужды напоминать! – взревел Уккарон, и полсотни кинжалов в его пасти выразительно клацнули. – Да, нас тогда опрокинули. Мы – и другие Тёмные – проиграли битву, но не войну. Окончательно нас сломил только Спаситель. Ни титаны, ни пятиноги не совладали с нами и принуждены были оставить честолюбивые замыслы. Но Спаситель… он повёл против нас вооружённых не магией, но верой. И победил.

– В Истории Пришествия нет ничего подобного!

– И быть не может. Нас одолел не Он, а его апостолы. Впрочем, это ты уже знаешь.

Фесс знал. Память услужливо хранила всё необходимое ещё со времён Ордоса. Вот уж не думал и не гадал, когда оно потребуется!

– Наш разговор легко может сбиться и уйти в сторону, а время дорого, – напомнил Уккарон. – Мне нелегко удерживать эту форму.

Фесс вздохнул. Перед ним оказался живой свидетель всех эпох Эвиала, тот, кто смог бы рассказать и о Спасителе, и о Сущности, и о Храме Мечей, и о Салладорце… а вместо этого приходится говорить совершенно о другом. Вопрос остаётся.

– Ведомо ли тебе, о великий, имя инквизитора Этлау?

– Ведомо, – громыхнул Уккарон. – В нём слились три силы. Западная Тьма, именуемая тобой Сущностью, Спаситель и третья сила, слов для которой ты не имеешь. Но это те же, что помогали Эвенгару.

– Ничего не понимаю, – простонал Фесс, хватаясь за голову. – Как могут одни и те же начала помогать смертельным врагам?

– Отчего же нет? – рассудительно заметил собеседник некроманта, и жуткий зев хищно задвигал челюстями, отнюдь не призрачными, в отличие от остального «тела». – Парус может не стоять строго по ветру, но корабль будет двигаться туда, куда нужно капитану. Право же, аллегория не сложна.

– Но если ветер дует прямо в нос, ни один парусник не сможет идти против него!

– Против – конечно, не сможет. Ему придётся лавировать. Но в конце концов он доберётся до цели. Так и здесь. Борющиеся за Эвиал заключают союзы, потому что ведут войну во множестве иных мест, а наш мир – лишь одно из бесчисленных полей для битвы. Помогать смертельным врагам – тоже понятно, потому что и ты, и Эвенгар, и Этлау – разрушаете сложившийся миропорядок. Каждый рубит дерево со своей стороны. Но рубит.

– Не проще ли рубить всем с одной?

– Мир – это всё-таки не дерево, некромант. Не надо так уж сильно увлекаться аналогиями, – в голосе Уккарона послышалась досада. – Вспомни, что Сущность помогала и тебе, и Этлау, когда вы сошлись у стен Чёрной башни. О чём, по-твоему, это говорит?

– Она выбирала лучшего. Того, кто более достоин, с Её точки зрения, стать Разрушителем.

– Верно. Но не до конца. Выбирался не только Разрушитель, выбирался и путь, коим пойдёт это разрушение. Однако… – вдруг заколебался Уккарон, – когда мы, Шестеро, говорили между собой о вашем поединке, Зенда сказала, что чувствует ещё и третий слой. Ваш бой был выбором Разрушителя, выбором пути для него… но не только. Зенде показалось, что вас поддерживали по-разному. Одна и та же Сущность, но – по-разному. Мы не смогли до-знаться большего.

Фесс некоторое время молчал, лёжа на тёплых камнях и глядя в чёрное небо, стянутое, словно верх замекампской степной юрты. Кольца драконов почти не видно. Уккарон сказал сейчас нечто очень, чрезвычайно важное. Древний сделал тот шаг, что никак не получался у самого Фесса, несмотря на то что через пропасть незнания перебросили достаточно мостков. Хрупких и слабых, однако он не воспользовался ими, предпочитая оставаться на привычном и знакомом краю.

А почему ты, собственно говоря, решил, что Сущность – едина и неделима?! Да, конечно, мы всегда начинаем с целого и лишь потом пытаемся понять, из чего же оно состоит. Но разве тебе не подбрасывали подсказку за подсказкой, кои ты высокомерно игнорировал?!

Некромант едва не замычал от стыда.

Да, Сущность вела хитрую игру. На первый взгляд всё правильно: выковывается Разрушитель, тот, кто позволит Ей овладеть всем миром. Но потом…

Эгест, деревенька Кривой Ручей. Несчастная ведьма, ещё одно слепое орудие, так и не понявшая, кто играет ею. Заклятие Фесса, едва не отправившее его в Серые Пределы. Сущность, тогда ещё прикрывающаяся именем «настоящей Тьмы», обращается к нему с выспренней речью.[8 - См. роман «Странствия мага», т. 1, с. 178–179.] Призывает «прийти к ней», чтобы «управить этот мир ко всеобщему благу». Всё как и следовало ожидать, лучшие Разрушители – те, что берутся за это дело, полагая себя всемерно правыми. Но потом…

«Эвиал – мир, где я не могу оставаться сама собой. Мне приходится действовать». Намёк, который, быть может, не так легко прочесть, однако он же, встроенный в цепь, обретает своё истинное значение.

Что значит «мне приходится действовать»? Если Тьма заявляет, что стремится ко всеобщему благу, то почему «приходится»?! Если Она действует по собственному убеждению, если добивается «выстраданных», как бы нелепо ни звучало тут это слово, целей, то ни о каком «принуждении к действию» говорить нечего. «Я не могу оставаться сама собой» – вот главное, что было скрыто в Её словах. То, что в ней – «океаны сознаний», – всё оттуда же, от необходимости сказать будущему Разрушителю то, что его почти точно отвратит от подобной участи. Ну кому же охота – если он, конечно, не птенец Салладорца – «сливаться с Тьмой» и умертвлять собственное «я»? Кому-то, быть может, и охота, Эвенгар набрал несколько десятков последователей.

«Этот мир – мое вместилище. И я не могу допустить его разрушения».

Это тоже сказала Сущность. А Фесс вновь ничего не заметил, не услышал и не почувствовал. Ну, пусть в тот миг его сковал ужас, начисто отбивший способность соображать, но потом-то! Сколько раз он вспоминал по слову весь тот разговор – и слышал в нём лишь то, что хотел слышать.

«Ты сам можешь судить об этом – по тому, что вырывается сейчас в мир и с чем тебе приходится сражаться».

С чем тебе приходится сражаться. Тогда он решил, что это ложь – ведь кто, как не Сущность, заправляет всей неупокоенностью Эвиала?

Но разве была какая-то система в том, на каком из погостов начинали зреть костяные гончие и драконы? Разве кто-то управлял этим? Самый бестолковый, но привычный к делу войны эгестский барон лучше бы управился с солдатами-зомби и добился бы с ними куда большего.

Сущность могла стать и была источником, первопричиной неупокоенности, тут ошибки быть не могло. Но в мир вырывалось действительно многое из того, что не имело к ней отношения. Например, тот же Червь, о котором Она пыталась предупредить некроманта задолго до Скавеллской битвы.

И Она ведь пыталась сказать что-то ещё, однако Фесс до сих пор помнил тот рывок, то заклятье Джайлза, что так вовремя вырвало его из той беседы, вернув в обыденный мир. Совпадение? Ну да, совпадение. Ему чуть было не сказали слишком многое. И впоследствии Она стала осторожнее. Куда осторожнее, но по-прежнему рассчитывала на сообразительность некроманта.

И потом, когда он дрался с призраками… Сущность словно нарочно давала ему советы, которым, Она прекрасно знала, он не последует. Ну, например, бросить деревенских жителей на съедение голодным тварям, подъятым заклятьем саттарской ведьмы.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:54 | Сообщение # 22

Архимаг

Нет, с ним точно говорили два голоса. Две Сущности. Два начала.

Одно действительно пыталось сделать из него Разрушителя.

А вот другое упрямо о чём-то предупреждало. Упрямо, но, увы, тщетно.

Сущность спасала его – как на том памятном эшафоте в Кривом Ручье, когда Этлау всерьёз вознамерился спалить некроманта на костре.[9 - См. роман «Странствия мага», т. 1, с. 296–297.] Сущность помогала ему – и ничего не требовала взамен. Весь яростный спор Фесса с самим собой – принимать или нет помощь от Неё – не стоил и ломаного гроша.

Почему так, отчего? Тогда некромант не стал утруждать себя поисками ответа. И, как оказалось, напрасно.

И, конечно, Скавелл. Когда он, Фесс, впервые понял, что борьба за Эвиал – это не «Кэр Лаэда, великий герой, против злобной и страшной Западной Тьмы», он не осознал другого, куда более важного, что пыталась втолковать ему та, что явилась на берег Кинта Ближнего.

А потом была Чёрная башня, карлик Глефа с лицом Фесса…

Некромант просил помощи. Получал просимое и одерживал победы. Кривой Ручей, Скавелл… он дрожал от ужаса, что вот-вот сделается Разрушителем, что ни в коем случае нельзя принимать Западную Тьму, однако же – и просил, и принимал, а с ним ничего не происходило. Сущность, или, вернее, её «второе Я» искусно вела его по узкой тропке, не давая сорваться в действительно гибельную бездну, не поддаться тому, второму (или первому?) голосу, которому требовался настоящий, а не бутафорский Разрушитель.

Ну, а если вспомнить видение с воспаряющим в небеса фениксом, то и вовсе всё становилось ясно.

– Ты очень помог мне, о великий. – Фесс низко поклонился чудовищу.

– Разве? Пока ещё мы ничего не сделали, но остальные пятеро уже совсем близко, некромант. Чувствуешь их?

Разрезанное клыкастой пастью облако медленно повернулось. Фессу показалось, что границы Чёрной ямы раздвигаются, вбирая в себя всю беспредельность мира, и с разных сторон в неё, сопровождаемые, будто торжественной свитой, бродячими камнями, вступают пять теней, пять смутных обликов: Аххи, смахивающий на огромную распластанную кляксу, и в самом деле напоминавшую обликом огромного спрута, Сиррин, раскинувший скользящие по туману крылья, Шаадан надвигался тучей, под которой угадывались две пары по-слоновьему плоских ножищ, а спереди колыхалось нечто, и в самом деле могущее показаться растроенным хоботом; Зенда и Дарра же, однако, ничем не походили на соблазнительных красавиц, изображённых на ритуальном клинке, – просто движущиеся пятна мрака, ничего больше.

Это шла древняя сила, свирепая и жестокая, где детские жертвоприношения – совершенно обыденная вещь. Сила, проигравшая последний бой, но и прихватившая с собой множество врагов, впитавшая их предсмертные вздохи и сумевшая продержаться ещё много веков – пока не сочла, что настал удобный момент для мести.

Фесс низко поклонился Великой Шестёрке. Тёмные боги не ответили.

– Мои братья и сёстры не могут говорить с тобой словами, так, как я, – промолвил Уккарон. – Твоя речь им понятна не будет. Обращайся ко мне, как и прежде.

– Мне осталось сказать немногое, – развёл руками Фесс. – Сущность должна быть… – он запнулся. – Должна быть уничтожена. Или она нас, или мы её, третьего не дано. И даже вы, Древние Силы, не сможете отсидеться в своих убежищах.

Крылья Сиррина чуть шевельнулись, и некромант пошатнулся – в сознании вспыхнула череда образов, ярких, словно пронизанных гневом:

Чёрный вал, катящийся через Эвиал, оставляющий позади пустыню ослепительно белого цвета. И над всем этим склоняется, раздвигая руками небо, безликая фигура с перечёркнутой стрелою на груди.

– Великий Сиррин хочет сказать, что Спаситель как никогда близок к Эвиалу, – перевёл Уккарон.

Виски сдавило ледяными тисками – это надвинулся спрут Аххи.

…Море отдавало своих мертвецов. Нескончаемые шеренги тянулись по дну на запад, на запад, на запад, прямо к скальным основаниям Утонувшего Краба.

Зенда и Дарра словно бы обнялись – две тени слились вместе – а Фесс увидел множество заключённых в тесные огненные сферы фигур – и человеческих, и звериных, и ни на что не похожих монстров. Сотни и сотни их плыли над Морем Ветров, над Морем Надежд, сливаясь в сумрачных небесах Моря Клешней в длинные сверкающие цепочки.

– Наши братья, – просто сказал Уккарон. – Наши братья, втянутые в этот мир заклятьем Эвенгара Салладорского, или же тех, кто ему помогает, магов из-за предела эвиальских равнин. Древние силы, вырванные из собственных обиталищ, стягиваемые к Утонувшему Крабу.

– Вам известно, что там, великие? Почему этот остров так важен?

Фигуры задвигались и заколыхались все вместе, точно перебивая друг друга.

– Утонувший Краб – древнее и самое первое святилище Истинной Тьмы, – ответил Уккарон. – Мы сами построили его, мы и другие Древние, вставшие на ночную сторону. Мы приходили туда, и Она обнимала нас. Мы дремали, а Она напитывала нас собою. Мы расходились в разные стороны и шли к поклонявшимся нам народам, а Она оставалась. И была там всегда, до самого нашего разгрома. А потом на Утонувшем Крабе появились новые хозяева…

– Дуотты, – перебил Древнего Фесс.

– Нет, некромант. Те, кто жил тут до них, вчерашние враги. Титаны. Пятиноги. А потом к ним присоединились и дуотты. Все, кто потерпел поражение и оказался выбит из привычных земель и привычной же жизни. А если ещё точнее, те, кто поклялся отомстить, уже неважно чему. Просто отомстить всему и всем. Даже не вернуться к власти.

Но сейчас это святилище уже давно не свято. Вера тех, кто поклонялся нам и, в нашем лице – Великой Ночи, была пряма и проста, как лезвие меча. Она резала, да. Жизнь человека – ничто по сравнению с жизнью рода. Твой язык должен жить, а остальное – пустая суета. Святилище на Утонувшем Крабе было не для людей, для нас. Там творились истинные мистерии, ведь когда-то Древних в Эвиале было много, и Тёмных, подобных нам, тоже. Мистерии Утонувшего Краба давали нам силы. Они творили новых, подобных нам, хоть и меньшей силы. Тогда казалось, что Эвиал дарован нам навсегда. Мы ошибались. И заплатили.

– Что же сейчас на Утонувшем Крабе?

– Мы не знаем. И никто не знает. Святилище осквернено, извращено, усилиями захватчиков превратилось во что-то непонятное даже нам.

– А почему святилище было возведено именно там?

– В те давно забытые времена, когда Эвиал ещё не сделали закрытым миром, именно на том острове находился полюс, схождение всех магических линий. Великая животворящая сила нисходила к нам именно там, оплодотворяя пустые доселе равнины. Но потом настал день, когда небо стало дверью склепа, когда Эвиал закрылся.

– Кто же, кто это мог сделать?!

– Разве ты не понимаешь, некромант? Те, кто понял, насколько этот мир опасен. Те, кто ниспроверг наших гонителей, Молодых Богов. Те, кто сейчас правит нынешним бытием. Их двое. Два брата. Новые Боги. Во всяком случае, мы, Шестеро, считаем именно так.

– Чем же Эвиал стал опасен?

Уккарон вновь клацнул зубами.

– Здесь шла большая работа. Великая работа, некромант. Те, кто пал, подготавливали своё возвращение. Медленно, по волоску в эон. Они никуда не торопились, многому научившись после своего падения. Здесь должно было вызреть их оружие…

Сиррин вновь шевельнул крылами.

– Он напоминает, что в битвах богов никогда нет ничего одного-единственного. Подобных Эвиалу миров наверняка много, и в каждом происходит что-то своё. Быть может, потом что-то следовало перенести из одного мира в другой… мы не знаем. Истинная Тьма больше не разговаривает с нами, Эвиал закрыли от неё очень плотно, сквозь защиту просачиваются лишь самые слабые эманации.

– Какое же оружие должно было «вызреть» в Эвиале?

Собеседник некроманта широко разинул пасть, словно собираясь захохотать.

– Западная Тьма? Нет, нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда!

– Нет. Она совсем иного свойства. Задолго до Первого пришествия…

– Но что же сдержало её тогда? Сфайрат говорил – «народ, первым пришедший в Эвиал». Но, – его вдруг обожгло догадкой, – первыми же были вы, Древние! Не титаны, не пятиноги – именно вы!

Молчание.

– Верно, – наконец произнёс Уккарон. – Мы были первыми. Потом наши труды изменил Спаситель. Как – не спрашивай. Мы в то время уже не имели прежней власти. Однако он добавил что-то своё… и отпорная стена продержалась ещё много веков. А оружие это, медленно вызревающее в Эвиале, – не что иное, как Кристаллы Драконов. И эту тайну знали только мы.

Фесс замер. Да… что-то подобное говорилось… намёки Сфайрата… Вейде… Салладорца… «Но такую же трансформу готовят и те, кто в незапамятные времена создавал Кристаллы Магии и приставлял к ним свирепых стражей[10 - См. роман «Война мага», т. 2, «Миттельшпиль», с. 229.]». Эвенгар, похоже, знал истину.

А в библиотеке Чёрной башни, пока Фесс сидел там с Рысей, не нашлось ничего, что окончательно разрешило бы вопрос – кто, когда и зачем поставил Кристаллы в Эвиале? Только ли для того, чтобы управлять течением магии?..

…Но каков Сфайрат! Сперва утверждать, что не знает, кем и когда поставлены Кристаллы, потом заявить, что это, мол, страшная тайна. Какая может быть тайна, если у драконов – память крови?! И почему он, Фесс, до сих пор не выспросил всё у Рыси?!

Похоже, Уккарон читал его смятенные мысли.

– Драконы не ответили бы тебе. Те, кто поставил их на стражу, хорошо понимали, что без памяти крови не обойтись, но, разумеется, не могли выдать себя. Сфайрат не лгал тебе ни тогда, ни теперь. Он действительно не знает. Но понимает, что, если его память молчит, следовательно, это – действительно страшная тайна. Он и так выдал тебе слишком многое, только ты опять не сделал должных выводов.

– Но вы-то знаете точно? Наверняка? – с трудом выдавил из себя некромант.

– Мы видели, как ставились зародыши Кристаллов. Мы видели, как на них опустились драконы, заключившие сделку с Падшими Богами. Они опустились – и горы стали расти, словно тесто в опаре. Эвиал был тогда ещё юн. Он вынес бы любого бога. Это теперь ступать в него для высших сил неможно.

– Салладорец говорил правду… – пробормотал Фесс. – По желанию, с намерением или же по недосмотру, но правду. Поставившие Кристаллы готовят свою собственную трансформу мира. Чтобы обратить его в оружие… но тогда зачем такое правило, что Кристалл погибшего Хранителя взрывается? Разве это не риск для всего плана?

– Мы не знаем, что должно вызреть под Пиком Судеб и в других местах, – ответил Уккарон. – Быть может, достаточно лишь одного кристалла. Быть может, в оружие превратится что-то другое…

Аххи пошевелил щупальцами.

– Да, верно. Аххи говорит, что новые хозяева бытия не потерпели бы такого, тем более что, по его словам, бывали здесь и многое смогли бы заметить. Быть может, в Эвиал что-то должны были доставить извне, с тем чтобы…

Уккарон вдруг замер и только широко раскрыл пасть.

– Мечи, – спокойно сказал некромант. – Алмазный и Деревянный.

…Что, если весь Эвиал – ловушка именно для его Мечей? Задуманная и спланированная сотни, тысячи лет назад? Боги иными промежутками и не мыслят.

Ведь не зря же он очутился именно в Эвиале, не зря его жгли те шесть взглядов![11 - См. роман «Рождение мага», с. 9.] И не зря ему подсунули именно этот мир, нет, конечно же, не зря!

…Всё было продумано с самого начала. И задолго до рождения самого Фесса. Им, составлявшим этот план, разумеется, было всё равно, кто вынесет Мечи из Мельина. Не так важно, и когда именно это случится: столетием раньше или позже – не такая уж разница для бессмертных. Но Мечи следовало доставить в Эвиал и только в Эвиал. Нет, стоп, одёрнул Фесс сам себя. Таких миров-ловушек может оказаться много. Падшие слишком хитры и опытны, чтобы полагаться на одну-единственную возможность. Может, и артефактов, подобных Мечам, много? Может, игра на самом деле ещё сложнее, чем кажется ему, Фессу?

Голова кругом идёт, да и только.

– Мы оба думали об одном и том же, – услыхал некромант слова Древнего.

– Да, великий. Мы думали о Мечах, которые я, вольно или невольно, но принёс в Эвиал. Быть может, именно это и обрушило лавину.

…Фесс вспомнил лик Клары в гибельном облаке над Арвестом, словно играющие его судьбой силы решили лишний раз посмеяться над убогим смертным, пусть даже и наделённым кое-какими магическими способностями. А может, это Сущность подавала ему сигнал? Та, другая Сущность, другая её часть, что очевидно, хотя и прикрыто, старалась ему помогать? Подводя к нужному Ей, но, тем не менее – помогая?..

– Не казни себя, Неясыть. Нам неведомо ваше понятие «судьбы», мы верим только в собственную силу, но сейчас я скажу – тобой управляли и твоей вины в случившемся нет. Цепь нелепых совпадений на первый взгляд – но и Зенда, и Дарра чувствовали за ней чужую волю. Закалённую небывалым поражением, отринувшую былые заблуждения и ставшую втройне опасной. Не для нас, для вас – людей, новых хозяев Эвиала и многих других миров.

Некромант машинально пощупал одежду – совершенно сухая – и принялся одеваться. Призраки равнодушно смотрели сквозь, позади них толпились бродячие каменюки. Стесняться некого.

– Что же нам делать дальше, Неясыть? – в упор спросил Уккарон. – Ты собрал нас, всех, кто способен бросить вызов Сущности и её подручным – как в Империи Клешней, так и на самом Утонувшем Крабе. Я понял, ты не произнесёшь задуманное вслух. Разумно. Я сам поступил бы так же. Но скажи, что нам делать!

Фесс запрокинул голову, вновь взглянув на кажущееся неподвижным кольцо драконов в крошечном просвете неба. Несмотря на «бутылочность», на дне Чёрной ямы хватало света – ещё одно из бесчисленных чудес этого места.

– Как быстро вы сможете оказаться на Утонувшем Крабе?

Уккарон усмехнулся, почти как человек.

– Мгновенно, некромант Неясыть, как только того пожелаем. Думаю, ты сам догадаешься, каким именно путём, – Древний выразительно повёл нижней челюстью, словно указывая на струящуюся по жёлобу воду.

Ну да. Конечно же! – Фесс едва не хватил себя по лбу.

Великий Закон Равновесия, о котором так много толковали маски.

Если Утонувший Краб – осквернённое святилище Истинной Тьмы, то Она не могла не найти себе иного пристанища. И если в Чёрной яме бесконечно и бесконечно хоронят себя воды Тёмной реки, то где же они находят выход? Обратиться в пар и вознестись в небеса, туда, к вольностранствующим облакам, они не могут. Значит…

– Значит, у Ямы есть выход, – подытожил Уккарон, вновь «прочитавший» мысли некроманта. – И этот выход – именно там, на Утонувшем Крабе. Я, Уккарон, – храню его, не даю тварям, захватившим наш изначальный дом, прорваться сюда и проделать тут то же злодейство. Тёмная река отдаёт всю себя, чтобы мы держались. Когда настанет последний день, мы, Шестеро Древних, пройдём этим путём, чтобы сразиться. Славно сразиться и пресечь свою нынешнюю участь, жалкую и недостойную нас.

– Хорошо сказано, великий. Могу ли я пройти этим путём? Или же драконы?

– Нет, – не поколебался Уккарон. – Дверь открыта для таких, как я, не для таких, как ты. Даже драконам, созданиям из плоти и крови, дороги здесь нет.

– Что ж, значит, отправимся, как думали и раньше. Но услышите ли вы, когда я вас позову – оттуда, с Утонувшего Краба?

На сей раз Уккарон ответил не сразу. Пятеро его сородичей взволновались, задвигались, призраки наплывали друг на друга, сливались и вновь разделялись, а бродячие камни, словно в волнении, порывисто соударялись боками, так что в Чёрной яме будто бы забили боевые барабаны.

– Мы услышим, – наконец проговорил Древний. – Но смотри, некромант, призови нас непременно, но только, как сказали бы аэды, «лишь в миг отчаянной нужды», когда враг уже почти сломит и тебя, и твоих. Если ты не призовёшь нас – нам останется только угаснуть, без цели, пользы и смысла. Мы сейчас – словно ярко полыхающий огонь. Не подбросишь вовремя дров – пропадём. Так что помни о нас, некромант.

– Об этом не стоит говорить вслух, – резко бросил Фесс, однако Уккарон лишь ухмыльнулся и скорчил жуткую физиономию: мол, я всё понял, и ты тоже. Мои слова – для тех, кто слушает.

– Прощай, некромант. Надеюсь, мы с тобой никогда больше не встретимся, – напыщенно бросил Уккарон.

Фесс молча поклонился. Древний вновь говорил не для него, а для неведомых врагов с проклятого острова.

– Как мне выбраться отсюда? – коротко спросил некромант. – И мне, и… моей дочери.

– Камни понесут тебя, – последовал ответ. – Окажешься на спине дракона – лети вверх, пусть она покажет, на что способна, и даже больше того. Мы не в силах удержать всё, таящееся в Чёрной яме…

Девять каменных глыб, девять столпов в рост человека выступили из тумана, оказавшись рядом с Фессом, сами собой сложились в подобие помоста. Некромант осторожно ступил на него – даже сквозь подошвы сапог он чувствовал исходящее от каменных странников тепло. Они жили собственной жизнью, им словно и не было никакого дела до Великой Шестёрки и их странного гостя.

Помост стал подниматься, и Уккарона с его сородичами мигом скрыл плотный, непроглядный туман.

…Каменный помост плыл навстречу Рыси, растянувшейся в нескончаемом падении-полёте; глаза драконицы округлились, едва она заметила некроманта и его диковинный подъёмник.

Одно движение – и Фесс оказался на гладкой жемчужной чешуе; другое – расцепившись, каменные странники рухнули вниз, вдребезги расшибаясь о чёрные острия; некроманта и драконицу швырнуло вверх, крылья Рыси развернулись, упираясь в воздух – Аэсоннэ, ни о чём не спрашивая, рванулась навстречу кольцу сородичей так, словно за ней гнались разом и Сущность, и Спаситель, и те неведомые «третьи», о которых толковал Уккарон.

Река вскипела, каменные глыбы вылетали из пещерных зевов, так что Рыси пришлось вертеться юлой; несколько камней её всё же зацепили, однако драконица лишь шипела от боли да сильней ударяла крыльями.

Небо послушно разворачивалось обратно, восемь драконов кружились в дикой пляске: чёрные тени на фоне заката, – и первым навстречу Аэсоннэ успел её дед, Чаргос.

– Вернулись! – взревел старый дракон, даже не прибегая к мыслеречи.

– Да, Чаргос. Теперь надо возвращаться на Пик Судеб. Наша последняя остановка.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:55 | Сообщение # 23

Архимаг

Глава шестая

Сеамни Оэктаканн не бросилась ему навстречу, не обняла и не прижалась. В таких случаях говорят, что «на лице её жили только глаза», и это было чистейшей правдой. Девушка-Дану стояла у откинутого шатёрного полога, прижав раскрытые ладони к груди, и прожигала Императора взглядом ничуть не хуже взорвавшегося кристалла.

Правитель Мельина чувствовал кипящий в любимой ужас. Ужас, отчаяние, безнадёжность и безвозвратность. Ну да, конечно. Он ведь убил себя. То, что ноги ещё шагают, спина и плечи не согнулись, – ничего не значит. Нет больше Нерга, что мог бы помочь. Кровь сочится из всех пор на левой руке, сочится неостановимо. Яростное подземное пламя вплавилось в тело, оно горит в сердцевине костей, странным образом замещая кровь в жилах Императора, но сколько ещё он протянет человеком, пока влага в венах не станет чистым огнём?

– Сеамни…

Вольные унесли неподвижную Сежес в соседний шатёр, к ней бросилась половина имперских медикусов – причём среди них затесался Баламут, попросту отпихнувший пару-тройку из них могучими плечами.

– Повелитель, – кашлянул Кер-Тинор. – Вам надо войти. Надо лечь. Пусть лекари…

– Целители тут ничего не сделают, Кер. Оставь нас. – И, неожиданно для себя, добавил: – Пожалуйста, капитан.

Вольный позволил себе совершенно немыслимое – медленно и словно с осуждением покачал головой, однако же отступил в сторону. Махнул рукой, и остальные императорские телохранители шагнули следом.

– Войдём, – внутри у Императора была только рвущаяся на части пустота. Рвущаяся от боли. С левой руки медленно срывались и падали на выстилавшие шатёр ковры крупные тяжёлые капли, тёмно-багровые, и в каждой из них правитель Мельина чувствовал живой огонёк – подземное пламя растеклось уже по всему телу.

– Ты… горишь, – медленно проговорила Сеамни, так же медленно поднимая руки и прижимая ладони теперь к щекам. – Гвин, Гвин, что же ты… Я же… Я не смогу пойти туда за тобой. Я не смогу! – выкрикнула она, падая на колени. – Ты… от меня… один!..

– Я никуда без тебя не пойду, – растерянно пробормотал Император, уже прекрасно понимая, что она имеет в виду. Жить ему оставалось совсем немного, но и обычной смерти он теперь оказывался лишён.

– Сейчас – нет, – не поднимаясь с ковров, прошептала Сеамни. – Но скоро – да. А меня туда не пустят ни сталь, ни яд, ни высота с водой. Я не могу умереть и пойти следом в Серые Пределы, Гвин!..

«Ну вот, и слёзы подоспели, – мрачно подумал Император. – Честное слово, в подземельях казалось куда легче».

– Это просто сказка, что в Серых Пределах все, кто любил в этом мире, встречаются вновь, – проговорил Император. Он никак не мог отрешиться, не считать мерно падающие на ковёр капли. – Там просто пустота, там нет ничего. Ни возмездия, ни награды. И никто ни с кем не встречается. «Последовав за мной», ты просто перестанешь жить, ничего больше.

– Ты убил себя, – еле слышно проговорила Сеамни. – Взорвал пирамиду, да. Задержал тварей Разлома, да. Но…

– Не просто задержал, любовь моя, – с каким же трудом даются ему теперь эти слова! – Мы их остановили.

– Рухнуло только две пирамиды, Гвин. – Сеамни поднялась с колен, сжала кулачки, зло смахнула выступившие слёзы. – Дай хоть руку перевяжем…

– Не поможет, – усмехнулся Император. – Забыла, как сочилось тогда сквозь все бинты?

– Просто не могу сидеть и смотреть. – Сеамни отвернулась, плечи вздрагивали. – Гвин… я говорю с тобой, смотрю на тебя, а ты уже мёртв. И только теперь ты стал без запинки говорить мне «любовь моя»…

– Сеамни, я сделал то…

– Знаю, «что должен был». Почему мужчины так жаждут красиво умереть? И плюнуть на тех, кто их ждёт, кто, быть может, наложит на себя от горя руки?!

Император опустил голову. Да, некогда он не стал думать об Империи. Сиганул в Разлом, потому что не мог без неё, своей Сеамни.

– Пирамиды не рухнули, – он попытался сменить тему.

– Да, только две, – не поворачиваясь к нему, проговорила Сеамни. – Муроно или что-то напутала, или просто изначально ошиблась.

– Но эта пирамида… была единственной. Сколько мы маршировали мимо Разлома – ни одна с ней не сравнится! Мы ощутили…

– И попали в западню, – ответила Сеамни. По голосу чувствовалось – изо всех сил пытается не разрыдаться. – Пирамиды не только питают Разлом и его тварей. Стирать их с лица земли можно, но только дорогой ценой. И нет на самом деле никакой «великой пирамиды». Это просто приманка для таких, как мы. И… мы попались!..

Силы у девушки-Дану иссякли. Сеамни рухнула лицом вниз и зарыдала в голос, уже не сдерживаясь.

…Император долго сидел рядом, гладил волосы цвета воронова крыла, и все слова просто увязали в горле.

Разлом справился с подземным огнём. Пирамиды не стало, но остальные стоят. И никаких сил не хватит, чтобы разрушать их одну за другой. Во всяком случае, не с одним легионом, считая вместе с гномами.

И надо точно знать, что творится сейчас в Мельине. Что с козлоногими? С баронами? С Клавдием и остальными легионными командирами, оставшимися в столице? Удалось ли им исполнить всё задуманное?..

Кровит рука. Капли падают и падают, словно в чудовищной клепсидре, отмеряя оставшиеся мгновения. И всё ближе тёмный ужас. Может, потому, что ты впервые понял, с какой силой столкнулся, Император? Это не мятежная Радуга, это не восставшие бароны, не вторгнувшаяся Семандра и даже не козлоногие – тех тоже можно убивать, и легионеры с этим неплохо управлялись. Эта мощь дышит тебе в спину, это куда страшнее смерти, потому что после тебя остаётся мир, люди, солнце – а эта сила грозит смести всё, не оставив даже пустоты. Когда Спаситель уже совсем было склонился над Мельином, даже он казался не столь страшным, потому что обещал – по крайней мере, так утверждала церковь – что-то после. Разлом не обещал ничего. С ним нельзя было договориться: откупиться, как от Семандры, уступить престол, как с баронами. Но даже Спасителя что-то сдержало, пророчества, которые так и не исполнились; Разлом же не сдерживало ничего, над ним не властвовали никакие законы. Он сожрёт весь Мельин, как только сможет. Пирамида же… да, она оказалась ловушкой. Если бы не белая перчатка, они с Сежес никогда бы не выбрались.

Стоп. Белую перчатку ему вручили козлоногие. Сейчас Император хорошо понимал, для чего. Простой человек, даже командуя всей армией Империи, не справился бы с Семью Башнями. Ему требовалась подмога, и ею стала эта самая перчатка. Но почему же ему позволили воспользоваться ею ещё и здесь, если эти пирамиды так важны для истинных хозяев и архитекторов Разлома? Почему не отобрали, почему не лишили силы?

«Значит, то, что я сделал, – соответствовало их планам», – обречённо подумал Император.

…Сеамни словно услышала – приподнялась, вмиг оказалась рядом, обняла и прижалась.

– Я думал о перчатке, – тяжёлый шёпот. – О том, почему она до сих пор повинуется мне. Ведь мы взорвали пирамиду. Ещё две рухнули. Почему нам позволили это сделать?

– А что, если убить тебя для них важнее, чем сохранить эти две-три пирамиды? – Дану не отрывалась от него, кровь пятнала подол длинного платья. – Что, если они не могут это сделать иначе?

Император покачал головой.

– Что им во мне? Я не чародей, я всего лишь правитель Мельина, оставшийся без столицы…

– Но не без армии, – напомнила Сеамни. – Легионы верны своему главнокомандующему.

– И?.. Козлоногих это не волнует. Они способны менять сотню за одного и всё равно вырвать в конце концов победу, – он вздрогнул. Становилось всё холоднее, Императора начинал бить озноб. Времени всё меньше, кровь капает и капает с белой кости, облекающей его левую руку.

– Нужен последний удар, – Дану чуть отодвинулась, взглянула Императору прямо в глаза. – Магия крови, мой повелитель. Никакого другого средства не осталось. Я отдам себя…

– Что?!

– То, что ты слышал, любимый. Магия крови, нашей с тобой. Сежес проведёт обряд.

Император ошеломлённо глядел на Дану. Тонкая, строгая, прямая. Пальчики правой руки держатся прямо за белую кость проклятой латной перчатки, нежная кожа испачкана алым.

– Я не поколеблюсь ни на миг, – медленно проговорил Император. – Если только моя жизнь действительно остановит вторжение. И не просто остановит – избудет его навеки. Ведь Радуга пошла на это. Резали детей, ты ведь помнишь донесение Клавдия. И что? Разлом закрылся? Его магия исчезла? Нет. Просто остановилась. А уж на время или навсегда – никто сейчас не скажет. – Он повернулся к пологу, за которым остались Вольные: – Голубя к Клавдию. Немедленно.

* * *

– Молодой Аастер, Марий, верно? – Брагга грузно опустился в кресло, покрытое траченной молью мантией. Особняк достойного барона в самом сердце Белого города уцелел, счастливо избегнув огня; судебные приставы после мятежа Конгрегации и ответных проскрипционных указов Императора разогнали челядь и вывезли всё ценное – легионам требовалось платить жалованье, так что убранство пришлось собирать буквально с миру по нитке. Кресло под баронским седалищем жалобно скрипело, и Марий готов был поклясться, что выглядит оно ещё хуже древней мантии.

Посыльные Брагги явились к Марию прямо в легионные казармы, не испугались. Конники, подчинённые Аастера, угрожающе сдвинули было ряды, кто-то хмуро осведомился, мол, куда командира нашего уводите? А в задних рядах выразительно скрежетнул клинок, специально потянутый из ножен именно так, со звуком.

Четверо дружинников в цветах новоиспечённого хозяина Мельинской Империи попятились. Не робкого десятка, они вдруг оказались в плотном кольце до зубов вооружённых людей, и эти люди явно не собирались уступать без боя.

Марию пришлось вмешаться, успокаивать своих, мол, всё хорошо, и он скоро вернётся, ведь благороднейший барон Брагга, конечно же, не имеет никаких дурных намерений, за него, Аастера, поручился сам проконсул Клавдий, и легионы получили твёрдое обещание, что никакой кары никому не будет…

Всадники нехотя расступились, и дружинники постарались ретироваться. Марий шёл посреди, словно арестованный, однако оружия у него никто не отобрал. Оставили ему клинок, и когда процессия ввалилась в обширную, явно наспех убранную прихожую. По стенам до высокого потолка осталось висеть несколько гобеленов – приставы, наверное, решили, что за древностью продать их достаточно дорого не удастся.

Зал оказался набит народом. Благородные нобили в кольчугах и при мечах; епископы в необмятых облачениях, явно достанных из-под спуда; полдюжины дам полусвета, расточавших ослепительные улыбки; и, конечно, стража. Возле каждого окна – по паре арбалетчиков, у каждой двери – четвёрка алебардистов. Брагга словно всерьёз опасался за свою жизнь.

На Мария косились, и притом неприязненно. Он ответил лишь тем, что повыше задрал подбородок, прошествовав таким манером через весь зал; за спиной злобно шептались, вернее будет сказать – злобно шипели. Молодого барона без задержек провели в малую залу – перед дверьми железной баррикадой застыли восемь рыцарей в глухих шлемах и кованых латах, словно Брагга не доверял собственным дружинникам.

– Молодой Марий Аастер, – повторил Брагга, в упор глядя на юношу. – Сын достойнейшего отца, подло казнённого кровавым тираном. Грациан был моим другом, тебе это известно, сквайр?

Сквайр. Вот оно в чём дело. Не «барон», даже не «баронет» – а «сквайр», то есть просто юнец благородного сословия, не заслуживший золотых шпор.

– Мне это известно, повелитель, – Марий счёл за лучшее низко поклониться.

– Тогда объясни мне, мальчишка, какого-такого ты делаешь на службе узурпатора?! – рявкнул Брагга, приподнимаясь с кресла и обдавая Мария брызгами слюны. – Почему ты не пришёл к нам, как только тебя отпустили?! Почему выполнял его приказы? Это предательство, так что я даже не знаю, смогу ли и впредь именовать тебя сквайром.

– Всё в воле всемогущего повелителя, – Марий поклонился ещё ниже. Возражать сейчас не имело смысла.

– Да, всё в моей воле! – рыкнул Брагга, окончательно заплевав юношу. – Могу отправить тебя на плаху за предательство Конгрегации и нашего дела! Могу отдать в мучения, чтобы ты заплатил за смерть благородных нобилей, без сомнения, убитых тобой и твоими головорезами!.. Могу…

– Смиренно предаю себя в руки милостивого и всесильного владыки, – так, сейчас, пожалуй, лучше встать на колени…

…Кровь давно кипит, но не давай ей воли, Марий. Иначе и впрямь окажешься на колу, ну, или «красиво умрёшь» прямо здесь. Между ним и Браггой – пять шагов, по обе стороны нового хозяина Мельина – рыцарская стража, за спиной у Мария – полдюжины арбалетчиков. А есть ведь ещё и маги…

Вот к ним в руки попадать никак нельзя. Ни живым, ни даже мёртвым. Болтали, что у Радуги на допросах и трупы становятся разговорчивыми.

– Эта твоя поза нравится мне больше, – громыхнул Брагга. Неожиданно тон его изменился, став почти что отеческим. – Почему, нет, почему ты сдался, мальчик?

– Я-а… – Марий надеялся, что прозвучит это достаточно убедительно, – я очень испугался, всесильный. Моего отца зарезали, угрожали казнить маму и сестрёнок… я не мог этого вынести. Я дал слово… но я никого не убивал, клянусь! Мы были разведчиками, это правда. Но и в бою-то настоящем мне ни разу побывать не пришлось, за исключением той битвы с козлоногими!

– Х-ха! Это ты теперь говоришь, мальчик. Хотя, конечно, если изувер грозит расправиться с твоей матерью, тут, наверное, кому угодно слово дашь. А потом? Почему ты оставался с ним потом?

– Я боялся… – еле слышно выдавил из себя Марий. – В замке – имперский гарнизон… если бы я бежал, они убили бы маму и сестричек…

– Честь нобиля превыше всего! – напыщенно провозгласил Брагга. – Но я понимаю тебя, сынок. Не всем дано стать героями. Однако у тебя большой долг перед нашей Конгрегацией, ты это осознаёшь?

– Да, всемогущий повелитель. И готов служить ей всеми силами, невеликими, правда, ну да уж какие есть…

– Хорошо, – ухмыльнулся старый барон. – Раз готов служить, то и послужишь. Оставайся в легионах, выполняй все команды своего легата и проконсула Клавдия. Я дал слово, и все, кто сейчас марширует под знаменем василиска, – в полной безопасности. Но Конгрегация должна знать, не замышляется ли измена? Не задумал ли Клавдий недоброе? Ты понимаешь меня, мальчик?

– Я всё понимаю, великий! – Марий постарался воскликнуть как можно горячее и радостнее. – Я всё сделаю, всё, всё! Но… всемогущий… я могу рассчитывать, что…

– Служи Конгрегации верно, и я не оставлю тебя своими милостями, – торжественно провозгласил Брагга. – Я даже сделаю тебя бароном, если, конечно, ты окажешься достоин своего мужественного отца.

– Простираюсь ниц перед всемогущим. Но в замке Аастер по-прежнему стоит имперский гарнизон, а они верны свергнутому узурпатору…

– Гм-м-м…. да, верно. Но ничего. Благородные нобили, слышавшие всё это, разумеется, никому ничего не скажут. А у тех стрелков уши заткнуты воском, – Брагга расхохотался, довольный собственной выдумкой. – Ступай, молодой баронет. Надеюсь, ты оправдаешь моё доверие. Нет, не «надеюсь». Уверен. Потому что Марий Аастер не посрамит памяти своего благородного отца.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:56 | Сообщение # 24

Архимаг

* * *

– Проконсул Клавдий, – молодой барон Марий Аастер с достоинством поклонился, хотя в жилах командира имперской армии не текло и единой капли «благородной» крови. – Всё готово.

– Тогда идём, твоя светлость. – Проконсул поднялся, поправил перевязь с мечом, надел шлем. – Знаю, не струсишь, не испугаешься. Потому у меня для тебя, барон, есть приказание. Последнее. Верю, ты исполнишь его, как и положено настоящему легионеру.

– Я готов, проконсул, – Марий не счёл зазорным поклониться ещё раз.

– От Императора пришли вести. Он сделал всё, что в человеческих силах, и возвращается. Прежним путём. Тебе поручается встретить нашего повелителя. Возьми две сотни всадников и отправляйся на юг. Не думай сейчас о Брагге.

– Слушаю и повинуюсь, господин проконсул.

– Вижу, хочешь что-то спросить. Давай, барон, только быстро.

– Благодарю. Господин Клавдий… что я должен передать Его величеству?

– Соображаешь, парень. Ты должен передать ему вот это, – в руки Марию лёг небольшой ларец красного дерева, с оттиснутой в воске печатью самого Клавдия. – Доставишь в собственные руки, понимаешь, барон? А если нет – утопишь. Умереть можешь только после этого.

– Я всё понял, господин проконсул, – кажется, всё-таки слегка побледнел. – Большая императорская печать не должна попасть в чужие руки.

– Много рассуждаешь, барон. Ступай, тебе ещё всадников отбирать. Смотри, не ошибись.

– Я не ошибусь, господин проконсул. Но… можно всё-таки спросить…

– Ну, чего тебе ещё, господин барон?

– Ларец нашему Императору лучше отвезти не так. Не две сотни всадников, которым незаметно не выскользнуть из города, а двое или трое. В одежде простолюдинов. Ворота сегодня нараспашку, это верно, но три кавалерийские турмы – не иголка в стоге сена. Брагга насторожится. Может послать погоню. Две конные сотни – немалая сила, но, если нас окружат… да ещё и вмешаются маги Радуги…

– Ты думаешь, я этого не понимаю, господин барон? – Клавдий в упор взглянул на мальчишку, однако тот и не думал отводить глаз. – Брагга должен знать, что вы отправились на юг. Это очень важно. Большего не скажу, не жди и не проси. Ступай, ступай, барон. И смотри, не ошибись в людях.

– Не ошибусь, проконсул, – убежал. Совсем мальчишка ещё, но лихой. Он действительно или сохранит доверенное, или на самом деле утопит так, что никакая Радуга не выудит.

За дверьми крошечной оружейной – собственной оружейной господина проконсула Империи – Клавдия встретили командиры легионов.

– Всё готово. – Скаррон скрестил руки на груди. – Ждём команды, Клавдий.

Проконсул молча кивнул.

– Сегодня у нас коронация. Маги и бароны ликуют. Козлоногие стоят на месте и словно заснули.

– Потому что опять детишек резали, – мрачно бросил Гай. – Пахари разбегаются, кто куда.

– Ничего, – дёрнул щекой Публий. – Поглядим ещё, кто кого резать-то станет.

– А что, если тварей тех иначе и не остановить? – пробормотал Скаррон. – Тогда что?

Клавдий не ответил.

– Повелитель найдёт способ, – с неколебимой уверенностью заявил Публий.

Скаррон только покачал головой.

– Разболтались, господа легаты, – бросил Клавдий. – У нас есть дело. Остальное потом.

Пятеро воинов, облачившихся сегодня в парадную броню, шли через широкий двор легионных казарм, сейчас пустой и вымерший. У ворот – небывалое дело! – нет обычных часовых, а снаружи торчит два десятка баронских копейщиков в цветах Брагги.

«Надо же. Не доверил никому, поставил своих, – подумал Клавдий. – Заподозрил что-то, старый лис?»

Остальные командиры легионов, похоже, пришли к той же мысли, но шагать продолжали как ни в чём не бывало. На скалящихся дружинников никто даже не покосился.

Ворота остались приоткрытыми. Краем глаза Клавдий заметил, как туда тотчас нырнула пара подозрительных личностей.

– Пусть идут, – сквозь зубы бросил проконсул.

– Мои хорошо постарались, – вторил ему Сципион.

Путь легионных командиров лежал через Белый город, пострадавший от тогдашнего пожара куда меньше Чёрного, кварталов бедноты. Опоясывавшая богатую часть Мельина стена уцелела, за исключением Кожевенных ворот, стертых до основания магическим ударом Радуги ещё в самом начале мятежа. Здесь уже всюду стояла баронская стража, наёмники в многоцветных накидках с гербами знатных мятежников. Клавдий окинул взглядом нарядные фасады, свисавшие с балконов гирлянды и флажки – победу Конгрегации приветствовали немало горожан из «благородного сословия».

На легатов косились. И расставленные на всех углах баронские дружинники, и многие жители. Но командирам четырех имперских легионов вместе с проконсулом предстояло сыграть важную роль в сегодняшней церемонии, и заступить им дорогу никто не решился.

Ближе к скале, на которой высился императорский замок, толпа сделалась совсем плотной. Каждый второй – наёмники Конгрегации.

Императорские регалии переданы Брагге. Как он и просил, тайно. Похоже, после этого вскарабкавшийся на мельинский трон барон решил, что Клавдий и его легаты заслуживают некоего доверия.

– Господин проконсул, – вынырнул угодливый служка, мажордом Брагги, сейчас забывший всю свойственную своему посту спесь. – Прошу сюда, господин проконсул. Господа легаты, вы тоже. Прошу.

Перед подъёмом на замковую скалу, возле орденских миссий, стоял старый собор, где испокон веку короновались мельинские Императоры. Собор возвели в незапамятные времена, по сравнению с новыми постройками он казался совсем невеличественным, его шпили давно не были самыми высокими в имперской столице, однако тут лежали все до единого правители Мельина, даже если они умирали где-то в далёких краях. Места в небольшом соборе почти не осталось, гробницы стояли плотно друг к другу, так, что людям приходилось протискиваться между их чёрными боками. Клир в торжественных облачениях собрался на широких ступенях, где перед дверьми собора, опустившись на колени, Императоры Мельина принимали корону – сперва из рук лучшего воина королевства (тогда ещё не именовавшегося проконсулом) как знак единения с армией; потом, по мере того как набирала силу Церковь Спасителя, первый меч уступил место первосвященнику.

Брагги не видно. Он со свитой выйдет из Чёрного города, пройдет насквозь Город Белый и только потом приблизится к ступеням и встанет на колени; начнётся долгая церемония, с перечислением великих деяний всех мельинских Императоров, походов и побед, возведённых городов и так далее и тому подобное. Торжественный молебен; возложение короны; и после этого слово нового Императора к народу. Объявления о милостях и вольностях, продиктованные Коронным Советом. Потом, после этой речи, Император замолкнет на год – власть следовало передать всё тому же Коронному Совету; но что на этот раз?

Ближе к собору горожан почти не осталось, даже из числа сочувствующих Конгрегации. Господа бароны выпотрошили сундуки, облачившись в гербовые парадные мантии, отороченные редкими мехами – поверх начищенных до блеска парадных же доспехов. Разошлись тучи, посветлело, залучилось и заиграло – добрая примета, немедленно зашептались вокруг легатов.

Пятеро легионеров, выслужившихся из самых низов, чьи отцы пахали, ковали, валили лес или рыбачили, стояли посреди разнаряженной толпы. Многие бароны, из ближних, успели вызвать семьи, молодые сыновья-сквайры ошалело крутили головами, наверное, сами не верили, что стоят у самого начала новой династии, в которой им, им и только им достанутся отныне тёплые местечки и высокие должности.

С легатами и проконсулом никто не заговаривал, их словно не замечали. А они стояли, привычно, спина к спине, тесным кругом, и мало кто мог выдержать их взгляды. Клавдий и его товарищи не держались за эфесы парадных гладиусов, стояли, спокойно скрестив руки на груди, – и ждали.

…Засуетились махальщики на крышах, забегали, шныряя в толпе, факелоноши, под высокими шпилями зашлись в истерике малые колокола, большие ударят в тот миг, когда корона коснётся чела нового Императора.

Баронские копейщики осторожно – всё-таки тут весь цвет мельинского нобилитета! – раздвинули толпу. На очистившиеся мостовые полетели цветочные венки и букеты, хор мальчиков-послушников затянул нескончаемое хвалебное песнопение, восславляя Спасителя и прося Его благословить новое царствие.

По краям широкого ступенчатого подъёма ко входу в собор зажглись благовонные курильницы. Брагга не поскупился, наверное, отдал все запасы ароматических снадобий. К Клавдию вновь подлетел мажордом барона, прямиком шагающего в имперские правители:

– Господин проконсул, повелитель сказал спросить…

– Я всё помню, любезнейший, – старый рубака был сейчас сама вежливость. – Принять ларец. Открыть. Поднять корону, явить собравшимся сословиям. Сказать о верности легионов. Подняться по ступеням, держа корону обеими руками так, чтобы все видели, встать на колени перед его преосвященством архиепископом, вручить преподобному знаки императорского достоинства. Всё.

Мажордом не нашёлся, что сказать, только поклонился и тотчас исчез, словно втянулся в щель между камней, как это умеют только лучшие из слуг, уже забывшие, каково это – служить не кому-то, а самому себе и своей стране.

Забили барабаны, хор попытался состязаться с ними, взяв так высоко, что непривычным к подобному легатам резало слух. Нобили, их жёны, молодые сквайры, редкие горожане, чудом пробившиеся к собору, – загомонили, словно ими же презираемое простонародье – в дальнем конце улицы появилась процессия.

Как велит обычай, барон Брагга ехал на ослепительно белом жеребце, со спины благородного животного до самой земли спускались бархатные попоны с вышитыми гербами самогó достойного барона. Всадника окружала многочисленная стража, никак не меньше трёх десятков дружинников верхами, в полном вооружении и тяжёлой броне, так что бедные кони едва волочили ноги – видать, Брагга опасался арбалетчиков. Рядом с бароном, отставая на полкорпуса, ехал его сын, ещё чуть дальше – жена. Это было новостью – Императоры не слишком обременяли себя условностями браков, предпочитая наложниц, из которых и выбиралась та, что станет матерью наследника. Со знатными родами Империи те, кто ею правил, роднились, но не слишком охотно, прекрасно понимая, чем чревато появление у трона толпы жениных родственничков.

Следом, соблюдая важную чинность, вышагивали пешие – знатнейшие пэры державы, столпы баронского мятежа, до которых у настоящего Императора, единственного, чьи приказы признавали Клавдий и его легаты, так и не дошли руки. В глазах рябило от многоцветных плащей и накидок, расшитых самыми причудливыми гербами – драконы сменялись вепрями и волками, морские змеи – медведями и тиграми.

Ни один из свитских новоявленного Императора не пренебрёг доспехами, ни один не расстался с оружием. Берегутся, боятся. Что ж, правильно делают.

А вот и маги – позади всей свиты, двое в однотонных плащах. Ну, конечно, без них не обошлось, на такую удачу и надеяться никто не мог…

Где-то тут наверняка и серые, из тех, что остались в Мельине и пошли на сговор с Конгрегацией. Но и это сейчас уже не имеет никакого значения.

Процессия остановилась, двое служек бросились на колени перед Браггой, придерживая стремя; достойный барон неспешно слез с седла. Мальчишки-послушники (и как только не охрипнут!) завели новое славословие, на сей раз – уже непосредственно ему, шагающему из простого баронства (графов, подобных Тарвусу, в Империи было мало) сразу на императорский трон.

Брагга торжествующе взглянул на проконсула, и тот поспешно опустился на одно колено.

Стисни зубы и помни, зачем всё это и для чего…

На ведущей от императорского замка дороге появилась ещё одна процессия, на сей раз – со внушительного вида ковчегом, что тащили на паре длинных шестов восемь носильщиков. В ковчеге – те самые императорские регалии, спрятанные истинным правителем Мельина и переданные Клавдием барону Брагге.

Да что ж так жарит это проклятое солнце?! Пот стекает по шее, спине, плечам, кожа горит под сталью; словно ты – не проконсул, отшагавший бесчисленные лиги в строю когорт, а изнеженный мальчишка-сквайр, только-только оставивший родовой замок и сделавшийся оруженосцем соседа-барона.

Распорядитель церемонии, по обычаю, старейший из баронов, «могущих сесть в седло и держать копьё», неловко переставляя ноги в явно тяжёлых для него доспехах, шагнул к опущенному ковчегу. Откинул кованую крышку.

На атласе засияла бесчисленными самоцветами императорская корона. Клавдий медленно протянул руки, осторожно коснулся начищенного золотого обода. Поднял венец над головой.

Четверо легатов немедля встали по обе его стороны; проконсул начал медленно подниматься по ступеням. Брагга и его свита ждали у подножия.

Корону проконсул держал высоко, золото блистало ярко; и на душе у Клавдия было покойно, как никогда.

Вот и последняя ступень.

Клавдий останавливается, поворачивается и нескончаемый миг смотрит прямо в лицо Брагге. Потом поднимает корону ещё выше, так высоко, как только может, – и начинает речь.

Он говорит заученными фразами о верности легионов, о том, что они – плоть от плоти Империи, что они – её разящая длань. Проконсул не мастер долгих и красивых речей, это известно всем, поэтому он не особо усердствует. От имени всех, кто носил латы и щит с изображением василиска, он клянётся в верности новому повелителю, и легаты, как один, повторяют его слова.

Печёт немилосердное солнце. И спастись от него можно одним-единственным.

Старческие руки архиепископа, все в сиреневых жилах и коричневатых пятнах, протягиваются к короне, слегка трясясь. Клавдий преклоняет колено и, опустив голову, вручает реликвию первосвященнику. Проконсул не слышит гула толпы, одобрительных возгласов – долго живи, Император!

Брагга медленно преклоняет колени, вновь поднимается. И так же медленно направляется вверх по ступеням.

Дрожат руки первосвященника.

Взор Клавдия словно прикован к процессии. Рядом с легатами появляется стража, но это уже ничего не изменит.

Брагга в одной ступени от архиепископа.

Слишком жарко, Клавдий. Слишком жарко. А воды нет и не будет.

И передовому легиону надо продержаться, пока не подтянутся главные силы.

Брагга опускается на одно колено. Склоняет голову.

Клавдий знает, что на него, бывшего проконсула Империи, смотрят сейчас и свитские в кованых доспехах, и оба мага Радуги, и невидимые серые, затерявшиеся в толпе.

Брагга оказался бы последним глупцом, поверь до конца ему, Клавдию Варрону.

Проконсул не шевелится. Неподвижны и остальные легаты. Гладиусы остаются в ножнах. Сжатые кулаки на виду. От командиров грозных легионов остались только имена.

Клавдий поймал торжествующий взгляд барона, становящегося Императором. Да, они унижены и растоптаны, несмотря на выторгованные условия. Кондиции скоро разорвут – когда Брагга почувствует себя достаточно уверенно в Мельине, если, конечно, сюда прежде не явятся козлоногие. Но о тварях Разлома достойный барон сейчас явно не думает.

Светские глядят в склонённые затылки легатов с явным пренебрежением. Купил их Брагга, как есть, купил с потрохами.

И маги Радуги, даже если способны, не прочтут сейчас в мыслях Клавдия и его товарищей ничего изменнического.

…Проконсул не потянулся к эфесу парадного меча. Короткий засапожный нож, голенище совсем рядом с пальцами – Клавдию оставалось только сомкнуть их на твёрдой, нагретой солнцем и его собственным телом рукоятке.

Мир разорвался пополам, и дороги назад не стало.

…Барон Брагга облачился в полный доспех, словно для боя или турнира. Кольчужная рубаха, поверх неё – тяжёлая стальная кираса, высокий шлем, хауберк, юбка из железных полос, поножи и поручни, броня до кончиков пальцев. Однако гордость не позволила ему опустить забрало, да и обычай бы нарушить он не посмел бы тоже: народ должен видеть лицо своего повелителя. Торжествующий взгляд, брошенный на Клавдия, стал роковым: остроотточенный нож, которым, случалось, проконсул брился в походах, вошёл Брагге прямо под глазное яблоко, и барон опрокинулся, гремя бесполезным железом.

Легаты дружно вскочили, спина к спине и плечо к плечу, мечи выставлены; сжавшись ощетинившимся ежом, они бросились прямо на оторопевших свитских.

Ничтожный шанс выжить сохранится, только если они покончат с магами.

О наплечник Скаррона звякнул стальной дрот – серые тоже опомнились.

Второй убийца оказался поудачливее – остриё задело шею Публия, однако командир Одиннадцатого легиона только дёрнулся.

Клавдий видел перекошенные лица магов, их мечущиеся руки, вскинувшиеся посохи, и знал, что чародеи не успевают. На долю мгновения, но запаздывают, и потому он…

Гай принял гладиусом молодецкий взмах баронского меча, левая рука с кинжалом мелькнула над щитом, тонкое лезвие вонзилось прямо в глазную прорезь глухого шлема; Сципион плечо в плечо сшибся с ещё одним свитским, смертельно рискуя – помогли опыт и быстрота, нобиль пошатнулся, и легат страшным прямым ударом пробил кольчатый хауберк.

Товарищи прикрыли его, Клавдий оказался лицом к лицу с обоими магами. Он знал – ещё половина удара сердца, и воздух за его спиной вспыхнет испепеляющим пламенем; метательный нож остался торчать из-под глаза рухнувшего Брагги, и проконсул левой рукой выхватил длинный кинжал – в легионах эта мода держалась не один век, после отгремевших войн с Дану, мастеров изящного обоеручного фехтования.

Со всех сторон уже валом валили бароны, кто-то выл, орал и вопил. Толпа смяла даже серых, а чародеи безнадёжно опаздывали.

…Гладиус в руке проконсула надвое перерубил посох; волшебник отшатнулся, тратя последнее отпущенное ему мгновение, чтобы завершить заклинание. Легионерский меч вошёл тому в живот, и Клавдий провернул клинок в ране.

В этот миг воздух за спиной проконсула вспыхнул. Именно так, как он и ожидал.

Его швырнуло вперёд, прямо на баронские эстоки и бастарды. Рядом оказался Скаррон, плащ легата пылал за плечами, левая рука окрасилась алым; командир Девятого Железного легиона грудью принял размашистый удар, но доспехи выдержали, а его гладиус взял ещё одну жизнь.

…Второго мага зарубил Гай. Зарубил, но оказавшийся совсем близко серый тоже не промахнулся; легат схватился за горло и рухнул, захлёбываясь кровью.

…Обожжённый до полной неузнаваемости Сципион вцепился в убийцу, вгоняя пол-локтя стали тому под рёбра – удача серого кончилась.

…Публий отбивался сразу от троих баронов, отбил раз, другой и третий, а потом, не щадя себя, рванулся в ближний бой, коротким и толстым мечом пробив нагрудную кирасу с гордо распялившим крылья золотистым орлом. Пробил – и сам свалился от удара сзади.

…Проконсулу Клавдию больше не было жарко. Он видел мелькание вражьей стали, парировал выпады и не думал о том, как выжить. Об этом они все достаточно рассуждали прежде.

Ещё три шага.

Взрыв.

Прямо перед ними мостовая разлетелась, словно в неё ударил чудовищный молот. Площадь окутали клубы дыма, и трое легатов, подхватив израненных Гая с Публием, слепо бросились в полыхающий жаром пролом.

…Нет, они не могли поступить иначе. Тоннель проходил слишком далеко от ступеней, и, взорви легионеры крышку, маги вкупе с серыми успели бы прикрыть Браггу.

…Клавдий упал на мягкое, вскочил – вокруг уже поднимались острия пилумов, Девятый Железный легион был готов отомстить за своего командира.

Нет, не зря, не зря он, Клавдий, столько раз сопровождал молодого Императора в его ночных вылазках по мельинским катакомбам! Вот и пригодилось.

Чьи-то руки тащили проконсула в черноту тоннеля, кто-то выкрикивал команды, защёлкали арбалеты, заставляя убраться самых смелых или же самых безрассудных нобилей; дело сделано, осталось вывести легионы прочь из города, предоставив Конгрегации рвать саму себя на части в поисках нового претендента на престол. Атаковать баронов? – нет, в городе когортам всё-таки тесно, куда лучше выманить тяжёлую рыцарскую конницу в поле и дать бой, как на Ягодной гряде.

Накатила запоздавшая боль, и проконсул бессильно обмяк на руках подоспевших лекарей.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:57 | Сообщение # 25

Архимаг

* * *

– Я им этого не приказывал, – медленно проговорил Император, опуская руку со свитком. – Я не приказывал моим лучшим командирам идти на верную смерть!

Серебряные Латы и отряд гномов шли обратно на юг. Вдоль Разлома, как и прежде. Однако теперь белая хмарь в чудовищной трещине бушевала, словно море в яростную бурю, волны кидались на скалистые берега, брызги так и летели в разные стороны – однако под ними ничего не оживало.

Император старался держать голову по-прежнему высоко. Войско должно быть уверено – повелитель точно знает, как следует поступить.

Им оставалось только одно – возвращаться обратно, в Мельин. Без победы и без надежды.

– Однако они пошли, – буркнула Сежес. Волшебница оправилась поразительно быстро, но сейчас на бледном лице заиграла пара чахоточно-алых пятен. – Решили, что в этом их долг перед повелителем!.. И что в результате?..

– Результат не так уж и плох, – вставила Сеамни. – Брагга убит. Среди баронов неизбежна распря. Легионы вырвались из мельинской ловушки. Потери… терпимы. Один только Гай. Сципион, как докладывает проконсул, ранен, но выживет.

– Нет, дочь Дану, – чародейка не отвела взгляда. – Это лишь на первый взгляд. Бароны поняли, что пощады не будет. Что переговоры и данное слово – это лишь видимость, а на самом деле сторонники повелителя и не подумают сдержать обещание. Конгрегация теперь станет драться насмерть.

– Можно подумать, они до этого помышляли о сдаче, – парировала Сеамни.

– Нет, но среди них нашлись бы умеренные, те, кто не думал о смене династии, и вполне удовлетворился бы некими вольностями.

– Их бы ничто не удовлетворило, – неожиданно произнёс капитан Вольных. Кер-Тинор говорил редко, но весомо. – Уступку и готовность договориться они воспринимают только и исключительно как слабость. Немногих разумных, неохотно примкнувших к восстанию, заставили бы замолчать, перекричали, облили презрением, заклеймили бы трусами.

– Хватит об этом, – поморщился Император. – Сделанного не воротишь. Легионы отступают к югу, как явствует из донесения Клавдия. Нам ничего не остаётся, как со всем мыслимым поспешанием двигаться им навстречу. Им предстоит продержаться до нашего возвращения.

– Баронам, и главное Радуге, сейчас будет не до них, – посулила Сеамни. – Разлом бушует. Что-то дальше?..

– Вот именно, – холодно кивнул Император. – Что дальше? Наша надежда рухнула. Великая Пирамида оказалась блефом.

– Н-не совсем, – запнувшись, вдруг возразила Сежес. – После того как камень взорвался, я-я чувствую… что-то новое…

– У тебя прибавилось силы, чародейка, – невозмутимо заметила Сеамни. – Для глаз Дану это так же очевидно, как для человеческих – цвет твоего платья.

– А у меня? – не сдержался Император.

– У тебя – нет. Ты не маг, никогда им не был. Но… – Дану тоже заколебалась, – что-то… изменилось. Да, точно. Изменилось. Не знаю только, что…

– Кровь-то, она, как прежде, бежит, – проворчал нахмуренный и злой Баламут.

Кровь и впрямь сочилась каплями, собиралась на костяшках, тяжёлыми рябиновыми бусинами срывалась вниз; но прежняя слабость прошла, Император чувствовал себя даже лучше, чем до того, как нанёс роковой удар.

– Кровь новая, – Сежес бросила на него взгляд знатока. – Только что народившаяся, из костей вышедшая. Ой! – Она вдруг зажала ладонью рот. – Да что ж это я такое несу?! Откуда ж я такое взяла?!

– А ты меня внимательнее слушай, – съязвила Сеамни. Но глаза её вспыхнули, и на Императора она взглянула как-то совершенно по-иному – надеется, что теперь выживет? Пусть с кровью, постоянно текущей по левой руке, но – живой?

Однако какое это имеет значение, если не остановить Разлом?!

А как его останавливать? Магия крови, как советуют Сеамни и Сежес? Но Клавдий доносит, что Радуга уже прибегла к человеческим жертвоприношениям. Зарезанных детей кидают в скирды, словно обмолоченные снопы.

Меньшее зло, да, Император? Меньшее зло? Сколько же детей умрёт на жертвенниках, чтобы только сдержать козлоногих, не пропустить их дальше?

Руки сами норовили подняться, стиснуть раскалывающуюся от тревоги голову. Он заставил их не шевелиться.

Поражение. Разгром. Несмотря на все одержанные победы, взятые или разрушенные пирамиды, их перебитых стражей, лопнувший кристалл… Уповать больше не на что. Разве что…

– Вытрясти всё, что они знают, – вслух закончил Император, сжимая правый кулак.

– Из кого, повелитель? – оживился Баламут. – Вытрясти – это мы, гномы, очень даже могём!

– Молчал бы, – фыркнула Сежес. – Тоже мне, палач-дознаватель нашёлся, а сам пленному и пузо не вскроет!..

– Кто не вскроет? Я не вскрою? – возмутился гном. – Да я, государыня моя, чтобы ты только знала…

– Хватит, – остановила их Сеамни. – Давай я угадаю. Вытрясти всё, что знает Всебесцветный Нерг?

Сежес, Баламут и даже Кер-Тинор разом вытаращили глаза.

– Дочь Дану, – осторожно проговорила чародейка, – мы, Радуга, пробовали, и не раз. Разумеется, мы не ходили походами на их цитадель, но можешь не сомневаться…

– Серая Лига отказалась даже слушать о том, чтобы проникнуть в главную башню Всебесцветных, – напомнил Вольный. – Ни за какие деньги.

– То есть Нерг непобедим, их твердыня – неприступна? – глаза Императора опасно сузились. Все остальные собеседники слишком хорошо знали, что за этим может последовать.

– Можно сказать и так, – осторожно начала Сежес, – что никто и никогда всерьёз не пытался к ним приступать. Ордена Радуги между собой не воевали. Ну, а правители Империи… гм… в общем, понятно.

– А если мы – приступим? – напирал Император.

– Но, повелитель – зачем? – простонал Баламут. – Что это нам даст? Мы шли сюда, чтобы схватиться с тварями Разлома. Так и случилось, но открывшие его гады оказались хитрее. Из нашего мира эту напасть так просто не избыть! Я имею в виду, если оставаться только в нашем мире…

– Ты совершенно прав, гноме, – медленно ответил правитель Мельина. – Из нашего мира его не избыть. Но я хочу знать, из какого можно.

– А разве там, внизу… где уже побывал повелитель?..

– Нет, Сежес. Я думал об этом. Но в мире под названием Эвиал я не увидел ничего, хоть как-то связанного с Разломом. Возможно, мне просто не повезло; но как искать там что-то, когда у нас в Мельине сидят мятежники, а козлоногие грозят не оставить вообще ничего от нашего собственного отечества?

Император перевёл дух. В конце концов, у него оставался и ещё один выход. Он уже думал об этом и даже говорил. Собрать всех, кого возможно, – и покинуть Мельин. Разлом – это не пропасть, прыжок в которую гибелен. Это просто дорога в другой мир. В Эвиале хватит места ещё сотням и сотням тысяч поселенцев. Люди и не-люди Мельина могли бы устроиться там. Пусть даже ценой войны с местными обитателями.

Он представил это себе – живой поток, льющийся прямо в белую муть Разлома; мужчины, женщины, дети… и скотина тоже? Повозки? Скарб? И всё это обрушится прямо в жаркие, влажные джунгли, где сам Император встретил вампира по имени Эфраим…

Правитель Мельина поёжился. Но такой хаос всё-таки лучше, чем всеобщая гибель. Правда, к Разлому теперь придётся пробиваться с боем.

– Здесь нам больше делать нечего, – отрывисто бросил Император. – Нужно возвращаться обратно в Мельин. Там я приму окончательное решение.

Никто не посмел ему возражать.

…Обратная дорога была хорошо знакома, и провиант больше не экономили. Войско шло, не задерживаясь, чтобы устроить охоту или пополнить оскудевшие запасы. Миновали странное место, где добрый десяток пирамид стоял мертвым – их магия словно угасла.

Кто это сделал? Что за неведомые союзники нашлись у людей Мельина?

Сежес только разводила руками, Император же невольно вспомнил загадочный огненный росчерк, пламенную стрелу из мрака, сразившую козлоногого, когда легионы ещё только подступали к Разлому.

– К нам подоспела подмога. Вот только жаль, что они так и не показались…

– Да, повелитель, – почтительно поклонилась Сежес. – Но, быть может, у них имелись на это веские причины?

– Какие? – с тоской отвернулся Император. – И где их теперь искать, этих союзников?…

– Боюсь, владыка, что они окажут себя, если только сами этого пожелают, – осторожно заметила волшебница. – Искать их негде. Следы отсюда никуда не ведут. А у нас нет ни времени, ни достаточного провианта на продолжительные поиски.

– Тогда идём дальше, – решил Император.

Войско шагало. Что-то там сейчас в Мельине?..

* * *

Вновь извивается по ведущим на юг дорогам стальная змея, легионы Империи вновь шагают к морю, оставив в руках мятежных баронов главную драгоценность державы – столицу. С востока спешит Тарвус, и он уже недалёк – от него прилетают почтовые голуби. С запада пришла весть от повелителя – он тоже торопится. Ошеломлённая Конгрегация осталась с Мельином в руках, но без предводителя. Клавдий не сомневался, что нобили попробуют настичь его войско и вновь попытать воинского счастья – когда подойдут легионы Тарвуса, а командовать станет повелитель – часы мятежников будут сочтены.

Всё хорошо. А будет ещё лучше.

И мальчишка Марий Аастер тоже здесь. То, к чему готовился проконсул, отсылая паренька прочь с личной императорской печатью, так и не случилось. Он, Клавдий, остался жить.

Правда, у Шестого легиона теперь новый командир. Гай, старый друг, бывалый вояка, навеки упокоился на неприметном погосте, рядом со многими такими же, как он, центурионами и младшими легатами, вышедшими из простонародья; Гаю повезло чуть больше, он дослужился до первого легата. Не отходят лекаря и от Сципиона, но начальник Второго легиона должен выкарабкаться. Сам Клавдий, Публий и Скаррон отделались легкими ранениями, последние двое – уже на конях, Клавдия помяло сильнее, и проконсулу пришлось уступить настояниям целителей – улечься в лёгкую бричку.

И тем не менее они выиграли свой бой. Разменяли одного за одного (свитские, маги, серые – не в счёт!), но теперь, как доносят оставшиеся в городе прознатчики, среди баронов идёт яростная грызня – такого положения, как у Брагги, нет ни у кого, «прав» достаточно у двух десятков знатных фамилий.

Так что никуда они не денутся. Мятеж, можно считать, уже подавлен. И безо всякого геройства уличных боёв, где баронские дружинники сумели бы достаточно дорого продать свои жизни.

О козлоногих проконсул сейчас не думал.

Так, копыта. Ближе, ещё ближе – всадник летел галопом, и Клавдий с кряхтеньем приподнялся. Наверняка что-то стряслось.

– Проконсул. – Бричка катилась в середине Девятого Железного, и Скаррон старался держаться поближе. – Гонец от хвостовой стражи. Радуга вызывает на переговоры.

– Кого, меня?

– Тебя, проконсул, – командир легиона глядел сумрачно. – Скалятся, прохвосты. Постарались, чтобы нас нагнать, коней, видно, не жалели.

– Не жалели, – эхом откликнулся Клавдий. – А кого прислали?

– Троих. Аврелий Ксантий, второй легат, велел им ждать. Они, кстати, безропотно отдали посохи и не возражали против личного досмотра. Аврелий ручается, что на них не осталось никаких амулетов или талисманов. Для верности он их даже связал.

– Надеюсь, у второго легата хватило ума не останавливаться? – проворчал Клавдий.

– Зря обижаешь дельного вояку, проконсул, – хмыкнул Скаррон и поморщился – боль в левой руке, плече и шее не отпускала.

– Хорошо. Пошли вестника, пусть проводят гостей дорогих.

…Присланные Радугой чародеи смирно сидели на конях, пока недобро зыркавшие легионеры вели лошадей под узцы к тележке проконсула. Руки у каждого волшебника и впрямь оказались связаны. Посланцы были все, как на подбор, в летах и седобороды. Один – в желтом плаще, другой – в фиолетовом, третий носил зелёное. Угус, Кутул и Флавиз.

Некогда верховные маги Орденов любили раскатывать на молодых драконах (боевые у чародеев никак не получались, несмотря на все старания), но теперь, видно, скудные времена настали и для Семи… то есть Шести Орденов. Седьмой, Красный Арк, погиб, уничтоженный самим Хозяином Ливня. Легионы чародеям пришлось догонять на самых обыкновенных лошадях.

Клавдий приподнялся на локте, насмешливо взглянул в лицо каждому из явившейся троицы и с известным удовольствием лишний раз убедился, что его взора маги не выдерживают – отворачиваются.

Боятся. Легионы заставили себя уважать, собрав с Семицветья обильную и кровавую дань.

– Храбрейшему из храбрых, господину Клавдию – поклон и пожелания скорейшего выздоровления, – елейно пропел маг в жёлтом плаще, после того как легионеры помогли ему спешиться.

– Скорейшего выздоровления, – в унисон завели зелёный и фиолетовый.

– И вам не хворать, господа чародеи, – отозвался проконсул. – С чем пожаловали? Вы ехали под флагом переговорщиков. Что имеете предложить?

– Очень многое, господин проконсул. Нас послала Радуга. Она хочет прекратить бессмысленное кровопролитие.

– Похвальное стремление, – кивнул Клавдий. – Но вам потребуется лично засвидетельствовать моему Императору своё раскаяние, и…

Маги дружно расхохотались. Клавдий сдвинул брови, и смех тотчас же оборвался.

– Покорнейше просим прощения, – волшебник в зелёном плаще учтиво поклонился. – Но пусть доблестный проконсул выслушает нас до конца.

– Валяйте, – кивнул Клавдий. – Только покороче.

– Капитулат магических Орденов, – напыщенно заговорил маг из Угуса, – ставит проконсула Клавдия, командующего армией Мельина, в известность о следующем. Первое – да станет открыто господину проконсулу, что козлоногих тварей удерживает только наша магия. Основанная, увы, на кровавых, но необходимых жертвоприношениях. Мы вынуждены убивать детей, господин проконсул. Невинных крох, вырывая их из рук безутешных родителей.

– И? – прорычал, не сдержавшись, Сципион.

– Так долго продолжаться не может, – учтиво поклонился ему чародей Флавиза.

– Совершенно согласен, – осторожно проговорил Клавдий, напряжённо размышляя, где же тут кроется ловушка.

– Капитулат исполнен решимости положить конец этому бедствию.

– Похвальное намерение. Мой Император наверняка оценит его, вкупе с вашим искренним покаянием, разумеется.

– О дальнейшем мы бы хотели поговорить исключительно с глазу на глаз, господин проконсул.

– У меня нет секретов от моих командиров!

– Достойный ответ, очень достойный. Но речь пойдёт о вещах слишком деликатных, – жёлтоплащный волшебник даже подался вперёд, постаравшись придать голосу побольше убедительности. – Слишком деликатных. Потом вы сможете поделиться ими с теми, кого сочтёте достойным, господин проконсул. Мы не станем требовать «соблюдения тайны». Но сейчас – умоляю, окажите нам великую честь и выслушайте нас в одиночестве.

– Ага, чтобы вы трое прикончили проконсула! – фыркнул Сципион.

– Я готов остаться один, – тотчас предложил жёлтый.

– Разлом с ними, Сципион, – устало махнул рукой Клавдий. – Нет у меня желания препираться. Пусть говорят, что им нужно, и убираются из легиона.

Недовольно бурча, командир Девятого Железного ретировался, уведя с собой двух чародеев и развязав руки магу Угуса. Легионер-возница спрыгнул с облучка; Клавдий остался с глазу на глаз с магом Жёлтого Ордена.

– Благодарю доблестного проконсула Клавдия, – учтиво поклонился тот. – Я буду краток. Капитулат оценил вашу храбрость, господин проконсул. И предлагает вам – и только вам! – остановить эту нелепую войну навеки.

– Замечательное предложение, – невозмутимо кивнул Клавдий. – Я тоже так считаю. И даже точно знаю, что для этого требуется сделать.

– Нет, нет, – энергично затряс головой маг. – Это исключено. И вот почему, – его голос вдруг изменился, лилейность пропала, зато явственно послышалось злое гадючье шипение. – Козлоногих сдерживаем только мы, проконсул. Стоит нам прекратить жертвоприношения – и вторжение возобновится, твари полезут дальше. Легионы их не остановят. Они не смогли это сделать с вашим Императором, не смогут и без него. Только вместе с нами.

– Чего ты хочешь, чародей? – Клавдий в упор воззрился прямо в бегающие глазки. – Говори прямо!

– Радуга готова, – злобным шёпотом объявил угусец, – прекратить жертвы. Это погубит вас всех, оставит Мельин пустым и мёртвым, но мы готовы. Погибнет и большинство магов, но мы, высшие, первая ступень, гроссмейстеры и магистры, сумеем уйти. Нам ведом путь отсюда.

– Лжёшь! Если б смогли, давно бы уже унесли ноги!

– Куда бы унесли? – ощерился маг. – Думай, сударь мой проконсул, как показали последние события, у тебя есть голова на плечах. Нам тоже не слишком улыбается превратиться в бездомных бродяг, искать себе иное обиталище средь бесконечных звёздных просторов. Мы ничего не унесём с собой, уйдём нагими и бóсыми! Ты думаешь, это лучше, чем возродить прежнюю Радугу?!

– Нет, не думаю, – отрезал Клавдий. – Но не слышу пока что ничего дельного.

– Дельное не замедлит воспоследовать, – посулил волшебник. – Кое-кто в Капитулате предлагал грозить тебе именно этим – прекращением жертвоприношений и прорывом козлоногих, в то время как верхушка Радуги навсегда бы покинула Мельин. Однако этот выход от нас никуда не уйдёт, – злобная усмешка, – но начать мы предпочитаем с другого. Радуга объединилась со Всебесцветным Нергом, господин проконсул. Впервые за множество столетий. Вместе мы смогли прорваться к истине. Мы знаем, что может не просто остановить Разлом, а избыть его навеки. Ты хочешь знать, что же именно, не так ли, господин проконсул?.. Капитулат уполномочил меня открыть тебе и это.

Маг наклонился к самому уху Клавдия.

– Одно последнее жертвоприношение. Нет, на сей раз без детей. Только трое взрослых. Правда, гм, не совсем простых.

Клавдий гневно прищурился.

– Прежде, чем я назову их имена, проконсул, позволь мне поведать тебе другую часть предложенного Капитулатом. Нобилитет оказался совершенно неспособен спасти Империю, доблестный Клавдий Септий Варрон. Радуга предлагает её корону тебе.

Клавдий с трудом удержался, чтобы не разинуть рот, словно последний неграмотный рекрут.

– Престол нуждается в свежей крови, – продолжал вещать тем временем маг, явно ободрённый молчанием проконсула. – Баронство заелось, его мозги заплыли жиром. В этом есть и наша вина – слишком долго мы, Семицветье, забирали из благородных семей всех хоть сколько-нибудь талантливых ребятишек, готовя собственную смену. И – упустили, проглядели, прошляпили!.. Видишь, проконсул, мы признаём собственные ошибки. Короче, нынешний нобилитет безнадёжен. К власти в обновлённой Империи должны прийти люди из народа, делом показавшие, на что способны. Ты, господин проконсул, – показал, и показал предостаточно. Тебя любят в легионах, тебе верят. Ты отличный полководец и, что особенно важно, командир. Армия пойдёт за тобой. Простым легионерам и центурионам придётся по душе, что на престоле окажется один из них, такой же, как и они, простым парнем пришедший к вербовщику. Ну как, нравится?

Клавдий ответил не сразу. Теперь уже он избегал горящего взгляда чародея.

– Предположим, – негромко произнёс он наконец. – А кто же те трое, кого требуется принести в жертву?

– Догадаться нетрудно, – пожал плечами волшебник. – Отступница Сежес, предавшая Радугу. Богомерзкая Дану, наведшая на наши земли отряд своих соплеменников, учинивших небывалую резню благодаря силе Иммельсторна, Деревянного Меча. И, наконец, тот, кого ты назваешь повелителем. Постой, не вскидывайся, проконсул! Мы одни. Тебе не перед кем проявлять верноподданнические чувства. Я постараюсь тебя убедить, – маг перевёл дух, на щеках его играли красные пятна. – Вспомни, с чего всё началось. Император решил, что Радуга забрала себе слишком много власти. И развязал против нас кровавую войну. Сколько в ней полегло и магов, и легионеров!.. А результат? Вторжение Семандры, выступление Конгрегации, а пуще всего – Разлом! Козлоногие, с которыми не справиться никаким легионам, даже если они полягут все, как один человек. Что вам, легионерам, в таком правителе? Армия должна защищать людей от врага, а не развязывать гражданские свары!.. И потому мы говорим – прежний Император должен уйти. А ты, проконсул, займёшь его место. И мы закроем Разлом.

– Почему ты в этом так уверен? – Клавдий очень старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно. – Откуда вы знаете, что закроете?

Маг вздохнул.

– Ты проницателен, господин проконсул. Капитулат указывал мне, что этот вопрос наверняка всплывёт. Как я сказал, мы вступили в союз с Нергом. Была большая волшба. Твой Император добился многого на западе, многого… в том числе и уничтожив некий магический кристалл, прочно связанный с Разломом. Нерг показал нам посредством изощрённой магии, что Император впитал добрую часть этой силы, имманентно присущей породившей наши бедствия бездне. Они теперь связаны намертво, неразрывно, и даже после прекращения бытия Император упокоиться сможет только там.

– Слова, чародей. Сотрясения воздуха, – прищурился Клавдий.

– Нет, не просто слова. Скажи мне, Клавдий, разве мои слова об Императоре не справедливы? Он ведь сносился с тобой, нам это известно. Сравни мой рассказ с тем, что открыто тебе. Разве я солгал?

– У Радуги правда всегда смешана с ложью.

Волшебник вздохнул – кажется, даже неделано.

– Так было, господин проконсул. Признаю и это. Но Ордена действуют прежде всего во имя Его Величества Результата. Сейчас требуется говорить тебе правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды.

– Ну, тогда я тоже скажу тебе, чародей Угуса, правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды. Твой Нерг, коему ты веришь, – там засела отвратная нелюдь, настоящая нелюдь, хотя и принявшая наше обличье. Я видел это своими глазами. Когда Сежес вскрыла того нергианца, что Всебесцветные решили заслать к нам. Мне трудно поверить после этого, что Восьмой Орден бескорыстен в своих советах. И я помню слова того же нергианца, что всеобщая гибель Мельина не станет для них катастрофой. Они уйдут так же, как и вы. Вот и всё. А слова… наговорить можно всякого.

– Какие же доказательства тебя устроят, господин проконсул? – развёл руками маг. – Магические практики ты назовёшь обманными иллюзиями, ярмарочным надувательством. Как мне тебя убедить?..

– Я пошутил, – вдруг хищно рассмеялся Клавдий. – Ты убедил меня, маг. Ты прав. Император счёл нужным поведать мне именно то, о чем ты говорил… без кое-каких подробностей, разумеется. Нерг сказал тебе правду. Впрочем, как и я.

– Всебесцветные могли заниматься чем угодно. В том числе и «усовершенствованием человека», да простит мне Спаситель сие кощунство, – кивнул чародей Угуса. – Ты, конечно, удивил меня, проконсул. И… Радуга в моём лице благодарит тебя. Сказанное тобой очень важно. Мы тоже не слишком доверяем Всебесцветным.

– А почему именно я? – вдруг, словно спохватившись, забеспокоился Клавдий. – Что скажет нобилитет? Бароны? Граф Тарвус, наконец? У него тоже немалые силы. И он – престолоблюститель. У него ведь четыре легиона, – напомнил проконсул. – Третий, Пятый, Десятый и Двенадцатый. Далеко не самые худшие. Из старых, бывалых, видавших виды. Там не новобранцы, как в Двадцать первом и Двадцать втором – их, кстати, графу хватило ума оставить против семандрийцев. Поэтому, если начнётся междоусобица…

– Граф Тарвус, – скривился чародей, – такой же точно самонадеянный болван, уверенный в собственной непогрешимости, как и покойный Брагга, да ниспошлёт им Спаситель посмертный покой.

– Что?! – не удержался Кладий.

– Именно то, что ты услыхал, досточтимый и доблестный проконсул. Никакой междоусобицы не начнётся. Потому что её некому начинать. Мы приняли соответствующие меры предосторожности, – усмехнулся волшебник. – Радуга поняла и осознала свою ошибку. Мы ставили не на тех. Баронство выродилось. Мы использовали его как меньшее зло против зла – для нас! – большего; но теперь на троне пора появиться совершенно новой династии. И чем скорее, тем лучше. Последнею жертвой мы закроем Разлом, и обновлённая Империя под мудрым правлением Клавдия Септия Варрона Первого двинется светлой дорогой к счастью и процветанию!

– К счастью и процветанию, гм, – промычал проконсул, отворачиваясь. – Так что же с Тарвусом? Легионы – опора Империи. Без них она – просто скопище городков и деревенек. И, если граф Тарвус…

– Пусть господина проконсула это не заботит, – ядовито улыбнулся чародей. – Графа больше нет. Им занялась Серая Лига и благополучно завершила дело. Не стоит волноваться: всё будет свалено на проклятых баронов, легионеры пойдут за тобой, доблестный Клавдий. Они тебе верят. Ты такой же, как и они сами. Ты сам пробил себе дорогу, честно тянул воинскую лямку, и на скулах у тебя – мозоли от шлемных боковин. Кто ближе простому центуриону – ты или благородный граф Тарвус, носивший шелка и евший с золотой посуды? Ответ однозначен.

Клавдий некоторое время молчал, впервые опустив голову и пряча глаза.

– Покажи мне голову Тарвуса, – хрипло проговорил проконсул. – Я готов согласиться, но – покажи мне её!

– Нет ничего проще, – с показной учтивостью поклонился чародей. – Мы знали, что ты, доблестный, попросишь этого доказательства.

Он вновь распахнул плащ жестом дешёвого балаганного фокусника. Губы растянулись в злой ухмылке, обнажив не по годам красивые, ровные и белые зубы.

– Достославный проконсул благоволит взглянуть сюда.

Жесткие сухие пальцы ловко распустили завязки на плотном мешке из грубой бычьей кожи. Потянуло холодом.

– Пришлось заморозить, чтобы не стухла по дороге, – деловито пояснил чародей, пошире раскрывая горловину.

Клавдий сжал зубы и взглянул.

– Ну что, надеюсь, это развеет сомнения доблестного?

– Развеет, – процедил проконсул, не отрывая взгляда от мёртвого, так хорошо знакомого лица. Тарвус умер в бою – с замершей гримасой торжествующей ярости, словно ему удалось последним ударом достать убийцу.

– Достаточно? Можно убирать? – с ехидцей поинтересовался чародей.

– Убирай, – равнодушно ответил Клавдий. – Падалью не интересуюсь, не стервятник. Убили и убили, что теперь говорить? А легионы графа, что с ними?

– Легионы встали, но ненадолго, – пожал плечами маг. – Командование принял первый легат Тертуллий Крисп. Особым умом не отличается, всецело предан мельинскому мяснику.

– Третий легион… да, легат он решительный и мешкать не станет.

– Станет-станет, – ухмыльнулся волшебник. – Пример его светлости не мог не отрезвить остальных. Мы пощадили легионных начальников, потому что армия понадобится вам, мой будущий повелитель. Сноситься ни с кем он не сможет, потому что почтовые голуби также уничтожены. Бедные птички, пропали ни за что, – он преувеличенно-горестно закатил глаза. – В общем, достославный проконсул, восточная армия Империи теперь официально под твоей командой. Тарвуса больше нет, а Тертуллий, при всём к нему уважении, лишь первый легат, даже не консул. Он обязан подчиняться твоим распоряжениям. Отправь их ему, не мешкая, вот мой совет.

– Благодарю, – сухо кивнул Клавдий. – Сам уж как-нибудь разберусь. Ответь мне лучше, что всё-таки делать с баронским мятежом?

– А ничего, – пожал плечами чародей Угуса. – Немного вольностей, немного снижения податей, какой-нибудь пышный, но ничего не решающий Совет Благородных при императорском троне – и все довольны, все счастливы. Не сомневайся, за Браггу мстить не станут. У него хватало врагов и завистников, уж тут ты можешь мне поверить.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:58 | Сообщение # 26

Архимаг

– Верю, – легко согласился проконсул. – В этом – верю сразу.

– А в чём же не веришь?!

– Да во всём верю, теперь – во всём, – отмахнулся Клавдий. – Просто… думаю, как сделать так, чтобы не пролилось ещё больше крови, то есть сверх совершенно необходимого.

– А я посоветую, как, – воодушевился жёлтый маг. – Как я уже сказал, мы немедля отправим гонцов к бывшим легионам Тарвуса, да будет покоен его вечный сон. – Твои силы, господин проконсул, останавливаются. Бароны не двинутся из Мельина, это Радуга тебе обещает твёрдо и нерушимо. Ты ждёшь бывшего правителя. Захватываешь его в плен – с нашей помощью, разумеется, и так, чтобы не видели простые легионеры. Для всех Император доблестно сгинет в бою с тварями Разлома. Тварей мы обеспечим, при помощи Нерга Радуга научилась на время приоткрывать им дорогу, – так что на проконсула Клавдия Септия Варрона не падёт даже и тень подозрения. Верховный правитель погиб, престолоблюститель Тарвус – тоже; что делать честному легионеру? Только одно – принять командование. Даже для последнего обозника это покажется совершенно естественным.

– Твоя правда, – Клавдий развёл руками, соглашаясь. – Согласен, маг.

– Тогда, – с ловкостью заправского фокусника волшебник извлёк из-под плаща плоский отполированный ящичек – в таких мельинские богатеи держали письменные приборы для дороги. – Тогда ты не станешь возражать, чтобы мы скрепили наш договор, по древнему обычаю, кровью?

– В уме ль ты, волшебник? – искренне удивился проконсул. – Кто ж в таком на свитке клянётся? Если ты мне веришь, так верь до конца. А не веришь – то чего пергаменты подсовываешь?

– Но я тоже подпишусь, – возразил чародей. – И перечислю наши обязательства: убить Тарвуса – с отметкой «выполнено» – вручить тебе императорские регалии, всеми силами помочь занятию трона… Всё, до последней детали! И свитков будет два. Один у тебя, другой у нас. Мы все окажемся связаны. Подумай, проконсул, ведь тебе это выгодно – ты один, своему слову хозяин, а Радуга, к сожалению, уже давно не единая воля и разум, как некогда, во времена великого Комнинуса Стразы. Это только к твоей же выгоде – Ордена не смогут уклониться от выполнения своих обязательств.

– Ты мою выгоду за меня не решай, господин волшебник. Чай, я и сам не вчера родился, – злобно рыкнул проконсул. – А ну, как ничего у вас не выйдет? И нынешний Император одержит верх? Кем я тогда окажусь? И что он прикажет со мной сделать, а, сударь мой из Угуса?! Ваши-то, может, и затеряются, да и кто вообще знает имена магов? А вот мне не скрыться. Серые мигом переметнутся к победителю, и меня доставят пред светлые очи правителя, подвешенным на крюк под ребром! Для начала, разумеется, что меня ожидает потом – лучше и не думать.

– Он не возьмёт верх! – в свою очередь ощерился чародей. – Его последняя надежда рухнула, войско возвращается обратно в Мельин, а Разлом как был, так и остался. Только мы, маги, ещё сдерживаем козлоногих. И иного пути к победе, кроме мною названного, я не вижу. Ты верно служил двум Императорам, Клавдий, нынешний – уже третий. Сколько ты в легионах, тридцать два года, верно? Вступил четырнадцатилетним, сейчас в расцвете сил. Найдётся множество красавиц, жаждущих и разделить с тобой ложе, и подарить тебе потомка, а Империи – наследника престола. Всё будет хорошо, господин проконсул… или мне стоит именовать тебя просто повелителем? – тонко усмехнулся волшебник.

– Повелитель вполне меня удовлетворит, – сдержанно кивнул Клавдий. – И… ещё одно. В прежние времена, болтали, чародейка Сежес могла читать чужие мысли. Прежний правитель Мельина очень этого боялся. А как сейчас? Что, если она только на меня взглянет – и пожалуйте, господин бывший проконсул, на плаху. Об этом ты подумал, сударь волшебник?

– Разумеется, – с готовностью кивнул тот. – Сежес из Голубого Лива действительно принадлежала к тем немногим, кто умеет читать в людских помыслах. Но не беспокойся, повелитель Клавдий. Чтобы Сежес смогла прозревать императорский разум, ей требовалась поддержка всех семи Орденов. Без специальной подготовки, без участия остального Семицветья она бессильна. Тебе не о чем беспокоиться.

– Иными словами, она могла читать только Императора?

– Не только, – помедлив, не слишком охотно ответил чародей. – Но не просто так, не как в раскрытой книге. Готов ручаться чем угодно.

– Тебе-то что, ты поручишься – не тебя ж на правёж потащат, – проворчал Клавдий. – Ладно, твоя взяла, маг. Давай сюда свиток. Только ты подпишешь первым, договорились?

– Договорились, – поспешно кивнул маг, глаза его горели торжеством. Пальцы слегка тряслись, когда он почти что выхватил у проконсула свиток и, кольнув себя в палец, оставил размашистую подпись.

– Погоди, – остановил он потянувшегося было Клавдия. – Сейчас ещё приложу особую печать Капитулата. Чтобы, как говорят в народе, комар носа не подточил.

Проконсул лишь пожал плечами, внешне равнодушно выводя необычными чернилами своё имя и вдавливая в мягкий неостывший сургуч личный перстень-печатку.

– Дело сделано, мне остаётся лишь смиренно испросить у повелителя дозволения откланяться, – маг и в самом деле согнулся очень низко, едва ли не подобострастно.

– Дозволяю, – сдержанно кивнул проконсул. – Надеюсь скоро преподнести Радуге ответный подарок. Проконсул Клавдий Септий Варрон не любит оставаться в долгу. Ну, а твоим собратьям, чародей, желаю выполнить всё остальное, под чем они подписались.

– Не извольте сомневаться, повелитель, – вновь пропел маг, запахиваясь в жёлтый плащ и пятясь.

– Не изволю, – Клавдий небрежно отвернулся, давая понять, что аудиенция закончена. – Настоятельно советую тебе как можно скорее вернуться в Мельин. Не стоит раньше времени вызывать подозрения у моих легионеров, и потому также советую, чтобы твои спутники не замедлили отправиться следом за тобой.

– Разумное пожелание повелителя, вполне разумное, – как заведённый, кивал волшебник. – Но, как ты понимаешь, мы уделим самое пристальное внимание… грядущим событиям, назовём это так. Наши собратья не покажутся на глаза легионерам, но постоянно будут рядом. Радуга не может рисковать.

– Этого ты мне можешь и не объяснять, чародей. Я и так знаю, что без ваших соглядатаев не обойдётся. Валяй, посылай сколько хочешь. Мне всё равно. Что обещал, я сделаю, а вы, если хотите смотреть – так смотрите.

– Весьма возрадован осознанием повелителя, – без конца кланялся маг. – Всё, что повелитель скажет вслух или напишет на пергаменте, тотчас станет известно моим сотоварищам. Поэтому обратной дороги у нас нет – ни у кого.

– А смотреть, как я до ветру хожу, тоже станете?

Чародей осклабился.

– Мы будем в первую очередь слушать. А во вторую – улавливать скрип пера. Это мы прочтём за целые лиги, можно не сомневаться. Впрочем, если повелитель всё-таки не убеждён в правоте моих слов, мы согласны провести небольшую демонстрацию…

…Проконсул долго молчал, глядя вслед скрывшимся чародеям. Он отправил с ними надёжный эскорт, а следом – второй, две полные турмы всадников, с приказом держаться в отдалении и следить, чтобы вдохновлённые успехом волшебники и в самом деле не возомнили себя хозяевами положения. Демонстрация их способностей и впрямь оказалась убедительной. Всё, что Клавдий корябал на листке пергамента, как угодно меняя почерк и коверкая буквы, – маг тотчас произносил вслух, причём с завязанными глазами и заткнутыми воском ушами. Повязку и воск Клавдий проверил лично – всё без подвоха.

Так что теперь проконсулу оставалось лишь ждать, когда Император Мельина доберётся.

* * *

Угрюмые пирамиды оставались за спиной – одна за одною, мрачным строем завоевателей. Их не удалось ниспровергнуть. Не удалось и закрыть зловещую пропасть – вот она, по левую руку, только скоси глаза, кипят белые волны; Разлом забыл покой и сон, заполнявшая его хмарь так и металась из стороны в сторону, в необузданной ярости кидаясь на тёмные берега.

Что-то всё ж изменилось там, в неведомой бездне. Изменились и те двое, что вобрали в себя пламень взорванного кристалла.

Рука Императора кровила по-прежнему, раны не закрывались, но бессилие ушло, он казался совершенно здоровым, не вылезал из седла; Сежес, напротив, пришлось нести, волшебницу гнуло и ломало, она горела в лихорадке, щёки ввалились, глаза запали. Но в редкие минуты облегчения, когда Сежес удавалось сесть и взор чародейки прояснялся – она творила поистине необычайные вещи.

– Заклятья сами строятся, – говорила она Сеамни, сидевшей у её изголовья. – Сами, понимаешь, дочь Дану? Я только подумала – а чары уже готовы. И какие!..

– Но цена, цена ведь тоже высока, – мягко заметила бывшая Видящая.

– Высока, – со вздохом призналась волшебница. – Моя кровь теперь, как и у нашего повелителя, – одна сплошная магия. И исток всего моего чародейства – во мне, а раньше-то был – вовне. Вот и прикидываю, Сеамни, считаю, на что же меня хватит…

– На многое тебя хватит. – Император откинул полог шатра, прежним стремительно-мягким движением шагнул внутрь (Кер-Тинор – как всегда, тенью, следом); и Дану почувствовала, как сладко сжимается ни о чём не желающее знать сердце. – Хватит охать и причитать. Завтра достигнем взморья. На корабли – и обратно, домой.

– Есть ли он ещё, дом-то? – вздохнула волшебница, откидываясь на подушки.

– Клавдий доносит, что есть, – Император показал всем свиток. – Бароны, как и следовало ожидать, перессорились. Наследник Брагги так и не выбран, о новой коронации и речи не идёт. Однако не пришло вестей от Тарвуса, и Клавдий о нём тоже ничего не сообщает. Странно, непохоже на проконсула. Отправил ему голубя со строгим наказом узнать, что с графом, и идти к нему на соединение.

– На Клавдия Варрона и впрямь непохоже, – забеспокоилась чародейка. – Вот уж кто предусмотрителен, так это он.

Император молча кивнул.

Проконсул Клавдий никогда не совершал ничего непредвиденного. Не допускал детских ошибок. Свой маневр он знал досконально, с дотошной въедливостью добиваясь того же от младших, новоиспечённых легатов. И умолчать в донесении о Тарвусе? Не предпринять ничего, чтобы две армии соединились? Ведь тогда у графа и проконсула окажется более чем внушительное войско: девять легионов, из которых лишь один – Пятнадцатый – нового формирования. Остальные – бывалые, закалённые ветераны. С такой силой, собранной наконец в один кулак, можно сломать хребет баронскому мятежу; а если присоединятся Серебряные Латы и гномий хирд…

Поэтому Конгрегация и вертящая ею часть Радуги, если только их не поразила внезапная и неизлечимая тупость, просто обязаны попытаться разбить имперские легионы по отдельности, пока Тарвус и Клавдий не соединились. Почему они не покидают Мельин? Грызутся из-за престола? Но кому нужен престол без верных легионов?..

Что-то не так в Мельине. Не из-за козлоногих, Разлома или прочих трансцендентных бед, одолевать кои положено великой магией и могущественными артефактами. Похоже, начинаются банальные интриги и политика.

– Сежес, надёжно ли защищены наши голуби? Их можно перехватить?

Волшебница задумалась.

– Я старалась, повелитель. Очень старалась. Но всякое подобное заклятье без поддержки, без подпитывания силой мало-помалу выветривается, развеивается. Поэтому я бы не исключила… не отвергала ничего. Среди мятежников хватает опытных магов, магистров, занимавших высокое положение, членов Капитулата. Они мало в чём уступают мне… вернее, уступали, – поправилась она. – Я допускаю, мой Император, что наша переписка с Клавдием могла оказаться… предметом чужого интереса. Но тогда мы едва ли получили бы вообще хоть одно донесение. Голубя пришлось бы просто убить; свитки все нумерованы, ни один не исчез.

– И тем не менее это возможно, – нахмурился Император. – Может, Клавдий боится как раз магической перлюстрации?

– Мой повелитель полагает, что господин проконсул не доверяет пергаменту всего?

– Думаю, да, – кивнул правитель Мельина. – Не доверяет, но не только. Он не мог «забыть» о Тарвусе. Никогда и ни за что.

– А сам граф? – осторожно спросила Сеамни. – Если его ничто не задержало, то уже пора бы добраться почти до Мельина.

– Вот именно. Голуби вполне могли долететь.

– Ну не верит же повелитель, что бароны собрались, покинули Мельин и дали графу бой, да ещё и одержали победу? – не выдержала Сежес. – Их армия не покидала столицу, это мы знаем точно!

– Есть ещё Серая Лига, вернее, её ошмётки, – Император был мрачен. – Известно, что они в союзе с Конгрегацией, на призыв Клавдия так и не пришло ответа. Едва ли граф мог проиграть сражение в открытом поле, но вот если к нему подослали убийц…

Воцарилось молчание. В самом деле, почему?

– Тогда Лига может и сюда пожаловать, – Сежес выразительно взглянула на Кер-Тинора.

Обычно бесстрастный Вольный на сей раз позволил себе презрительно усмехнуться.

– Пусть приходят. За очередной взбучкой.

…Взлетали голуби. К проконсулу Клавдию и графу Тарвусу. К командирам расположенных на побережье Четвёртого, Восьмого и Тринадцатого легионов. К выборным управителям крупных городов вдоль взморья, где ещё не успела порезвиться пиратская вольница. Император слишком хорошо знал, какой ценой куплена эта «передышка».

Клавдий исправно доносил о себе, а вот вестей от графа Тарвуса так и не поступило. Не вернулись и посланные голуби.

…Правитель Мельина не мог спать. Почти не мог есть. Вокруг вольготно разлёгся океанский простор, корабли шли на восток, огибая край Разлома, – море здесь испуганно отступило, из-под земли поднялись вздыбившиеся пласты, отрезав стихии дорогу в глубь бездны, а перед глазами Императора вновь и вновь вставала та же картина: стайка детей, сбившихся вместе, отчаяние и ужас в широко раскрытых глазёнках, кто-то безудержно плачет, кто-то, глотая слёзы, сам пытается утешать других, мол, это не так уж больно и быстро кончится, и все они отправятся прямо к Спасителю, где их встретят мама с папой.

Радуга удерживает козлоногих. Отвратительными, ужасными методами, но удерживает. Если он, Император, сметёт Конгрегацию и помогающих ей магов, что станет тогда с Мельином, со всем остальным миром? Самому взяться за жертвенный нож?..

Нет, нет. Уж лучше – головой в омут.

Лучше?! А почему их должен резать кто-то другой?!

Но ведь режут же. И, наверное, почитают себя спасителями Отечества.

И в чём смысл случившегося в пирамиде? Если их с Сежес хотели заманить в ловушку и уничтожить – то как могло произойти, что они таки вырвались, да ещё и обретя новые силы? И добро бы собственной волей, но ведь решающий удар нанесла та самая белая перчатка, подброшенная ему, Императору, злейшим врагом. И враг, конечно же, знает всё об этом артефакте – так как же он допустил подобное? Какие «пророчества разрушения» исполняются на сей раз?

Ни Император, ни Сеамни, ни Сежес не знали ответов. За козлоногими стоял холодный нечеловеческий разум, движущийся к простой цели донельзя сложными путями. Все: и правитель Мельина, и чародейка Радуги, и бывшая Видящая народа Дану, – сходились, что взрыв кристалла для чего-то потребовался вторгшейся в Империю орде. Но для чего? И что случилось бы, не направь Император порождённый перчаткой белопламенный клинок на иную цель? И как так вышло, что простой оберег, сработанный гномами, невеликими искусниками в магических делах, сумел не только спасти чародейку, но и позволить ей вобрать в себя даром растрачиваемую мощь?.. Рассчитывали ли на это невидимые кукловоды козлоногих или тут действительно дело случая? До сих пор их план представал именно таким: глубоким, но однолинейным. Подбросим ненавидящему магов Императору могущественный артефакт, могущий повернуть в его пользу ход войны; пробьём себе дорогу в сам Мельин; когда настанет время, двинем армию на его завоевание. Всё просто.

– А пирамида в эту «простоту» никак не укладывается, – тихо говорил Император Сеамни, лёжа рядом с ней ночью и осторожно поглаживая правой рукою блестящие волосы цвета воронова крыла. С пальцев левой по-прежнему капала кровь, и правитель Мельина уже привык держать её на отлёте, под равномерно-медленные удары о дно тазика алых бусин. – Никак. Слишком всё сложно. Волшебница Муроно, данкобары – это что, просто для того, чтобы заставить нас искать несуществующую «главную пирамиду»?

– А почему нет? – Сеамни приподнялась, заглянула в глаза любимому. – Надо было сделать так, чтобы мы поверили. И придумавшие всю эту затею не поскупились на пышные декорации. Они, признаюсь, выглядели очень убедительно. Я, во всяком случае, не сомневалась.

– Но цель-то, какая цель? – Император сжал правый кулак так, что хрустнуло. – Мы вошли в пирамиду. Слепо сунули голову в западню. Настоящей ловушке следовало бы нас тотчас и прихлопнуть, скажем, сорвавшейся плитой, а не…

– Они могли понимать, что в подобные капканы вы не попадёте.

– Допустим! Но что в конце? Наша смерть, верно? Убрать тех, кто до сих пор противостоит Разлому…

– Разлому противостоим не мы, – вдруг тихо проговорила Дану. – Его остановили не легионы, а маги Радуги. Способом, который мы с Сежес не раз тебе советовали, Гвин.

– Стой, – опешил правитель Мельина. – Ты хочешь сказать…

– Что тебе вновь указали дорогу. Тебя подталкивают не просто опрокинуть Семицветье, а уничтожить его вообще, всех и каждого, кто до сих пор носит однотонные плащи, почитая это своей извечной привилегией. Преграда перед козлоногими рухнет. А твои воины, даже не отступив ни на шаг и погибнув до последнего человека, не отразят нашествие.

Император медленно сел на постели, обхватил голову руками, пачкая щёки и волосы кровью.

– Ещё одна ловушка, – прохрипел он. – Хитро придумано, ничего не скажешь. Правитель Мельина ненавидит мятежников, это правда. Он готов на всё, чтобы стереть в порошок баронское восстание. А тут – такой подарок! Конечно, он не удержится, он добьёт магов Конгрегации… проклятье, опять их планы до отвращения совпадают с моими!

– Но, может, просто оставить их в живых? – осторожно предположила Сеамни. – Может, не стоит избегать простых решений?

– Нет, Тайде. Или я – или маги. Конечно, можно надеяться, что их сумеет вразумить Сежес…

– Вот именно! Она изменилась. Исправилась…

– Сказала хозяйка Деревянного Меча, к которой слово «бывшая» неприменимо, – усмехнулся Император, и Сеамни показала ему язык.

Они давно привыкли, что о страшном нельзя молчать, но нельзя и говорить всё время всерьёз. Оставались лишь такие нелепые шутки.

– Да-да! Я же вот теперь – хорошая!.. – данка рассмеялась, крепче прижимаясь к нему.

– С магами придётся договариваться, – в каждом слове Императора сквозило отвращение.

– Может, не со всеми? – предположила Сеамни. – С Нергом точно не удастся.

– Всебесцветная башня должна быть разрушена, – непреклонно заявил Император.

– А может, хватит разрушений? – робко проговорила Тайде. – Положить им, магам, строгие пределы. Не допускать…

– Кто станет сторожить? И кто усторожит сторожей? – ответил ей Император древним высказыванием. – Мы простые люди, не волшебники. Во мне – ни грана того, что позволяет кидаться огненными шарами или пускать молнии.

– А разве ты забыл, что говорила Сежес? Нет никакой «привязки» магических способностей к «благородной крови». Пусть перешедшие на нашу сторону чародеи учат незнатный люд. Открывают общедоступные школы, и…

– И подвыпившие башмачники в драке пустят всё это богатство в ход?

– Отчего это ты так плохо думаешь о башмачниках? – шутливо возмутилась Тайде. – И речи нет, чтобы магическое искусство оказалось в руках тех, кто… ты ж не отбираешь у народа ножи только потому, что ими то и дело убивают людей в кабацких драках?

– У нашего народа, пожалуй, что-нибудь отберёшь…

Говорили. Целовались. Любили друг друга, а потом Тайде, смеясь, отказывалась смывать с себя кровь своего Гвина, мол, таков был древний обычай Дану.

Они словно забыли о козлоногих, Разломе, детских жертвоприношениях, Радуге. Обо всём. Корабли шли вверх по широкой реке, гребцы налегали на вёсла, поправлялась Сежес, и вот настал день, когда впереди замаячили широко и гордо развёрнутые знамёна с имперским василиском.

Проконсул Мельинской империи, Клавдий Септий Варрон вышел встречать своего повелителя.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 08:58 | Сообщение # 27

Архимаг

Глава седьмая

– До чего ж неловко оно вышло-то, – вздыхал старый вампир Эфраим, сидя на поваленном дереве. Несколько часов он не мчался, не летел – тащился на север, неосознанно стараясь держаться подальше и от Нарна, и от Вечного леса. Приходилось часто отдыхать, его ноша словно наливалась тяжестью.

Хозяйка Волшебного Двора Мегана лежала на ворохе свеженаломанных веток. С лица чародейки сошёл загар, исчез обычный румянец, кожа сделалась молочно-восковой, под глазами залегли глубокие синеватые тени. И на шее, тоже белой, никак не закрывались до конца четыре небольшие ранки.

Затянувшееся беспамятство перешло просто в сон, глубокий, но беспокойный. Наверное, чародейку мучили кошмары, она вскрикивала, из-под плотно сжатых век выкатывались слёзы, однако Мегана так и не проснулась.

Эфраим вновь собирался в дорогу. Куда, зачем? – вождь Ночного Народа старался не думать. На север. Подальше от страшной язвы Аркина. А там – что Тьма даст.

В эти ночи небо Эвиала расцветало невиданным хороводом падающих звёзд, пламенных болидов, рушившихся без разбору и в глухие леса, и среди полей, попадавших даже по деревням. Народ же приписывал всё это «гневу Спасителя» и считал лишним свидетельством скорого Его пришествия.

Куда деться старому вампиру, когда весь мир вокруг сходит с ума? Люди – те уж точно лишились рассудка. Большинство молились, живой стеной окружив церкви; многие, погрузив домашних и скарб на тележки, пытались куда-то бежать, куда – они сами не знали. Не лучше оказались и господа бароны.

Где-то что-то горело, пожары никто не тушил. Кто-то кого-то резал, кто-то, решив, что «последние дни» на то и последние, чтобы как следует погулять, потрошил путников; хватало и тех, кто не упускал случая подзаработать, несмотря ни на что.

Эфраим уже видывал такое. И в прошлом случалось: чёрный мор, голод с засухой и лесными пожарами, – и готово, все уже кричат о конце света и «втором пришествии». Потом чума отступала, начинались дожди, стихали пожары и жизнь налаживалась, а о всеобщей панике никто и не вспоминал.

Но тогда небо оставалось просто небом. Его не секли огненные бичи падающих невесть откуда чудовищ, что, корчась внутри пламенных коконов, воспаряли над землёй и, горестно стеная, влачились на закат. Западная Тьма, как с ужасом шептались на дорогах Эгеста, собирала непобедимое воинство.

И всё громче, из-за алтарей и церковных притворов, просто с улиц и трактов звучало многоголосое:

– О, Спаситель, прииди! Прииди и избавь нас от этого!

* * *

– Держите меня. Крепко, как только сможете, – повторила Вейде.

Эльфийка распустила волосы, они дивным водопадом стекали до самой земли. Босая и распоясанная, без единого амулета или украшения, не говоря уж об оружии, она стояла в фокусе магической фигуры, словно душа самого вечнорождающего Леса.

– Если не удержите, друг мой, – всё пропало. Спаситель прорвётся в наш мир, и тогда Его уже ничем не остановить.

– Вы же собирались «заглянуть в глаза Западной Тьме», – не выдержал Анэто. – Узнать, где Отступник и Разрушитель, а потом пройти тонкими путями и покончить с ними, разве не так?

– Именно так, милый маг. Но плохой бы я оказалась правительницей и чародейкой, не имей это заклятье множества других ходов и поворотов. Мы можем дать отпор самому Спасителю, и не только через связывающие Его волю законы. Можно ударить и по Нему самому. Но – только если удачно сложатся обстоятельства.

– Какие обстоятельства? – простонал ничего не понимающий ректор. – О чём говорит моя королева?

– Ваша королева говорит о том, что Спасителя можно отбросить, так сказать, вернув Ему принесённую некогда жертву. Разумеется, в особых обстоятельствах, использовав особое заклинание… наподобие этого. И… для этого нужен человек. Смертный, что добровольно заклал бы себя, выкупив у Него жизнь и свободу своего мира.

Анэто вздрогнул. Вейде смотрела прямо на него чистыми бездонными глазами и не отводила взгляд.

– Я на это не способна, – честно призналась она. – Над эльфами не властно время, и мы не годимся для искупления. Только люди, кто призвал Его, кто наделил Его властью и мощью. Я имею в виду вас, мой дорогой друг.

– Королева требует, – хрипло выдавил Анэто, – чтобы я покончил с собой?

– Выражаясь простыми словами – да. Я не могла… боялась сказать раньше. Простите меня, если сможете, друг мой.

– То есть все речи об Отступнике и Разрушителе…

– Разумеется, чистая правда, – покачала головой Вейде. – Я никогда не лгу, случается, говорю не всё, как есть, но сейчас… Жертва – это последний резерв, дорогой мой Анэто. Если мы поймём…

– «Мы»? Именно «мы», не «я, королева Вейде»?

– Мы, – с нажимом повторила эльфийка. – Вы увидите и почувствуете всё, что увижу и почувствую я. Иначе вся затея не имеет смысла. Удержать меня вы сможете, лишь оказавшись рядом, не так ли?

– Можно ещё связаться верёвками, – мрачно буркнул Анэто.

– Можно. Но в магических делах простая человеческая рука сплошь и рядом оказывается крепче стальных цепей, – непреклонно бросила королева Вечного леса. – Вы готовы, друг мой?

– Постойте, погодите! – всполошился милорд ректор. – Какие заклятья мне стоит держать наготове? Чего ожидать?

– Сие мне не открыто, – просто ответила Вейде. – Надеюсь на вашу опытность, дорогой мой маг. Вы сами поймёте, что нужно делать. Имейте в виду, мы отправляемся так далеко на запад, как ни одна живая душа доселе. Мы пойдём даже дальше тех капитанов, что выбирали последнее успокоение в объятиях Западной Тьмы, причём, в отличие от них, нам надо ещё и вернуться. Вернуться в любом случае, даже если мы поймём, что битва проиграна, и осталось… – она запнулась и впервые потупилась, – что осталась последняя мера.

Анэто усмехнулся. Он надеялся, что усмешка получилась под стать обстоятельствам – мрачной и гордой. Терять лицо перед надменной эльфкой – да лучше уж самому перерезать себе горло!

– Я начинаю, – просто сказала Вейде, и Анэто понял, что эти её слова услыхал весь Нарн, от края до края, и что все нарнийцы, стоящие у Потаённых Камней своего леса, дружно соединили руки, замыкая великое кольцо.

Вейде ссутулилась, её голова поникла.

– Так мечталось… так хотелось… – вырвалось у эльфийки, – открыть дорогу отсюда, снять проклятие с Эвиала… Увидеть другие миры, и не умереть. Уходить и возвращаться – с новыми видениями, образами, сказками… Запахами и звуками, закатами и восходами… когда видишь их слишком много, маг, приедается даже эта вечная красота. Не знаю, поговорим ли мы ещё… за кубком вина, когда можно спокойно обсуждать изящество стихотворных строф, а не страшные бедствия и чудовищные заклинания. Когда тихонько наигрывает на лютне менестрель, а среди крон медленно угасает последний луч вечерней зари, когда ветерок качает ветки над лесным ручьём, когда… – Она вдруг махнула рукой, горько и безнадёжно. – Даже я устаю от вечной игры, Анэто. От нескончаемых интриг, что я вела. Только чтобы уберечь Лес. Нас осталось мало, Ан, у эльфов редко рождаются дети, не то, что у людей.

– Только чтобы уберечь Лес? – не удержался милорд ректор.

– Только чтобы уберечь Лес, – кивнула эльфийка, не моргнув глазом.

Анэто не стал спорить. Молча кивнул. Сжал пальцы на оголовке посоха.

– Мы начинаем, моя королева?

– Начинаем, Ан. – Теперь Вейде смотрела ему прямо в глаза. – Что бы ни случилось, помни – не отпускай меня. Ни за что не отпускай. Потому что сегодня в Эвиале разорвётся само время, Великая Река распадётся на множество рукавов, и что из этого получится – вряд ли ответит даже Дух Познания.

– Кто-кто?

– Не обращай внимания, наше, эльфье поверье… – осеклась королева Вечного леса. – Всё, начинаю, пожелай мне… удачи, наверное.

Не отрывая взгляда, она негромко проговорила короткое слово на родном языке, мелодичное сплетение гласных, словно тихое журчание воды.

По уходящим в глубину тёмного леса линиям магической фигуры пронеслось голубое пламя, извивы их вспыхнули, озарив призрачным светом низко склонённые ветви. Все эльфийские огоньки заранее потушены, лишь от Железного хребта до Эгеста, от Пика Судеб до Бурной – пылает, пламенеет шедевр магического искусства нарнийцев и Вейде, наверное, величайшая заклинательная фигура, когда-либо созданная в Эвиале. Голубое пламя играет на гранях Потаённых Камней, и таинственные хранители Нарна оживают, отдавая королеве Вечного леса давно сберегаемую силу.

Анэто видел шеренги призраков, давно погибшие эльфы вновь маршировали по велению Вейде, один вдруг оказался совсем рядом с Анэто (милорд ректор и сам не очень понимал сейчас, где он находится – не то парит высоко над Нарном, не то – стоит рядом с эльфийкой), пристально глянул в лицо бестелесными очами, слегка поклонился.

– Спасибо, что помогаешь ей, – услыхал маг. – Спасибо тебе, человек… от Ирдиса Эваллё, стража Нарна…

Миг – и эльф вновь слился с шагающими куда-то в глубь леса сородичами.

– Держи меня крепче, Ан!

Требовательный взгляд. Тянущиеся к нему через ночную бездну руки… Мегана! Нет, Вейде… Вейде?

Анэто, как велели, крепко вцепился в тонкие запястья, выпустив посох; и его самого чуть не потащило прочь, словно к спине привязали высоченную мачту с огромными парусами, наполненными ураганным ветром.

Ага, так вот почему она меня упрашивала…

Одно заклятье, второе. Налагается легко, откат почти не чувствуется. Ветер, говорите вы? Что ж, кому, как не магу воздушной стихии, усмирять его бешеный порыв?

Конечно, ему противостоял не обычный шквал. Дуло со всех сторон сразу, и несло также во все стороны, хотя любой знаток механики бы сказал, что таковое невозможно – силы обязаны уравновеситься. Однако ж нет – Анэто рвало и швыряло, он едва ощущал опору под ногами. Вейде оказалась близко-близко, закинула руки ему на шею:

– Обними меня. Крепче, ещё крепче!

Запах молодого леса, весенней листвы. Шёлк паутинно-тонких, но отчего-то сделавшихся такими тяжёлыми волос.

– Смотри, Ан, смотри же!

Они парили над Нарном. Прямые и дуги магической фигуры горели нестерпимо ярким светом, и обезумевший ветер рвал одежды мага. На западе звёзды меркли, закрытые взметнувшейся до самых небесных сфер стеной непроглядной тьмы; внезапно она дрогнула и, всё убыстряясь, покатилась на восток, прямо к Анэто и Вейде.

– Королева!

– Молчи! – прошипели ему в ухо. – Молчи и держи меня!

Лежавшие на талии эльфийки ладони Анэто стало нестерпимо печь, по ниспадающим одеяниям Вейде вверх устремились огненные змейки, запахло дымом – ректору Академии пришлось повозиться, отбивая новую атаку. К счастью, старые, испытанные заклинания работали, стихия пламени успокаивалась, но теперь её придётся сдерживать постоянно, как и ветер.

А тьма – вот она, уже совсем рядом.

– Держись, чародей Анэто!

Кажется, это вновь тот самый эльф – Ирдис Эваллё?..

Анэто держался, изо всех сил стараясь не смотреть на стремительно приближающуюся чёрную лавину. Уж не спустила ли Вейде Западную Тьму с цепи окончательно? Что, если всё это – взаправду?

– Невзаправду, невзаправду! – зло прошипели ему в ухо. – Держи меня! Не о том думаешь!

Анэто не выдержал – отвернулся, зажмурился и заскрежетал зубами; в следующий миг волна мрака накрыла их с головой.

…Яркий солнечный день, щедро льющийся свет. Мир и покой. Он, маг Анэто, ректор Академии Высокого Волшебства, качается на мягких волнах незримого эфира, а далеко внизу – пестрая равнина, завешенная белыми косынками облаков. Эвиал, только – совсем-совсем далеко. Видно всё, и даже побережья Синь-И, даже другой край Западной Тьмы, в тех местах, где она становится Восточной.

И тотчас наваливается тяжесть. Он, Анэто, держит на руках бессильно запрокинувшуюся Вейде, и тело эльфийки, в отличие от его собственного – материально и тянет к земле полной мерой. Заклятья сами приходят на память, мускулы получают помощь, но пудовым молотом бьёт откат.

– Смотри… во все глаза смотри… – стонет Вейде.

Анэто послушно смотрит.

– Не только вниз… – хрипит эльфийка.

Внизу – небольшой островок, и почти рядом с ним – взметнувшаяся прямо из моря гладкая обсидиановая стена, поднимающаяся до самых звёзд. Нет в этой стене ничего особенного, просто она очень велика, но не больше. Чего тут бояться? Где страшная Тьма, пугало для всего сущего в Эвиале?

– Вниз… и вверх…

Анэто поднимает взгляд.

Небо расколото. Поперёк хрустального свода, исказив рисунок привычных созвездий, легла широкая трещина с неровными, иззубренными краями, а в ней кипит странное белое марево.

– Это… на самом деле? – вырвалось у Анэто.

Он не ждал ответа, но Вейде, задыхаясь, словно от боли, вытолкнула сквозь зубы:

– Нет. Иллюзия… есть, но выглядит по-другому…

– Что это?! – не унимался Анэто, однако эльфийка уже отвернулась, закусив губу.

Чёрная стена перед ними становилась словно громадным зеркалом, ректор даже разглядел в нём собственное отражение.

Вейде что-то стонуще пробормотала по-эльфийски, вроде «ну где ж они?!».

Анэто ожидал чего-то сверхъестественного, ужаса без конца – когда ж ещё, они возле самой границы сущего, возле той силы, что держала за глотку Эвиал незнамо сколько веков, однако сейчас он видел только стену-зеркало, на нём повисла судорожно вцепившаяся в него Вейде, маг почти машинально гасил то и дело норовящее разгореться пламя, отбивал налетавшие порывы ветра – и ждал.

Ждал чуда.

Маг чувствовал текущую сквозь него силу, Нарн действительно отдавал всё, что мог, но где же, где же Разрушитель с Отступником?!

И чего ждёт Вейде?

А Спаситель?..

Эльфийка застонала сквозь стиснутые зубы. Глаза плотно зажмурены.

…Тянет силу, почувствовал Анэто. Ей чего-то не хватает, самой малости, но не хватает. Нарн отдал очень много, но требуется ещё.

«…Что ж, – отстранённо подумал маг, – наверное, это справедливо».

…Холодеют руки, кровь, как сказали бы песнопевцы, леденеет. Анэто щедро делится собственной жизнью, надеясь, что малая кроха окажется той соломинкой, что сломает спину верблюду.

– А-а-а-а-а!.. – вырвалось у Вейде, она забилась так, что Анэто едва удержал эльфийку. Зеркало перед ними почернело, слилось с остальной стеной, и на мгновение опешивший ректор увидел.

…Высокие своды неведомой пещеры, несколько фигур, вроде бы гномы, и среди них человек в изодранной серой рясе.

Отступник, презревший всё, во что верил раньше. Сделавшийся ключом, открывающим Спасителю дорогу в Эвиал. И он… да, Пик Судеб! Точно, он там! Здесь, совсем под боком! Наверное, в тех самых кавернах, где они с Меганой и преподобным Этлау так недавно искали Разрушителя…

А вот сам Разрушитель… Разрушитель… где же он? Почему не видно? Вейде не хватает силы?.. Или – о, наивные надежды! – он вообще убрался из нашего мира?

– Не-ет, – простонала эльфийка. – Он… здесь. В Эвиале. Никуда не делся. Но… его не видно… Сейчас… ещё… чуть-чуть…

Сквозь кожу проступала кровь. Вейде извивалась и царапалась, хрипела, закатив глаза. Она отдавала сейчас уже самоё себя.

…Лопнула пелена, злобно взвыл ветер, разом швырнув и мага, и королеву Вечного леса вниз, ласковый дневной свет померк, и во всём мире вещественным осталась только чёрная стена, отразившая девятерых драконов, мерно взмахивавших великолепными крыльями. Однако они не просто летели – волшебник чувствовал, как трещит и ломается вокруг них сам мир. Девятка вспарывала плоть Эвиала, словно острый нож лекаря.

– Он… драконы… не сюда… – разобрал Ан лепет эльфийки.

Маг скрипнул зубами, с тягостной нутряной болью вытягивая из себя последнее. Что, все их усилия впустую? Что с того, что они увидели Разрушителя верхом на драконе?!

– Они… тоже на Пик Судеб…

Милорд ректор не успел порадоваться этому. Небо над их головами разлетелось вдребезги, остался лишь уродливый белёсый шрам, заполненный, словно гноем, кипящей мглой. Чернота лежала теперь вокруг, она владела всем, и сквозь неё, небрежно отводя её худой, жилистой рукою, шагнула человеческая фигура в сером хитоне и неказистых стоптанных сандалиях, какие носят разве что рыночные рабы.

– Спаситель! – вырвалось у Анэто.

Ректор ордосской Академии уже сталкивался с этой сущностью. В разных видениях Спаситель выглядел по-разному, но впервые – таким, как сейчас, обычным человеком, по облику – аррасским южанином, смуглым и чернобородым.

Он спокойно шагал по золотым ступеням, шагал, поникнув головой и даже не оглядываясь по сторонам. Тому, кто идёт «спасти», безразличны красоты и пейзажи.

Из-за чёрной стены донёсся глухой вопль, крик на неведомом языке, исполненный несказанного ужаса.

«А это ещё откуда?!» – успел поразиться Анэто.

Вейде всхлипнула и обмякла у него на руках.

Спаситель миновал оцепеневшего милорда ректора, медленными печальными шагами спускаясь всё ниже и ниже. Анэто показалось – он может, протянув руку, коснуться серого колышущегося хитона.

Черноволосый странник обернулся, медленно окинув Анэто внимательным взглядом, и милорд ректор почувствовал, как жизнь покидает его тело. Порывы ветра, вспышки пламени исчезли, всё замерло вокруг, мага охватывало мягкое тепло, покойное и умиротворяющее. Ничего не надо больше делать, никуда не надо теперь спешить. Спаситель здесь, и судьба Эвиала вырвана из рук населявших его смертных и бессмертных.

Спаситель печально кивнул Анэто, словно прощаясь, повернулся и неспешно зашагал дальше.

Стой. Как же так?! Разве уже сбылись все пророчества? Разве власть Его стала полной и абсолютной?!

Анэто в бессильной ярости только и мог, что проводить Спасителя взглядом.

«Конец всего, – лихорадочно подумал Анэто. – Конец той жизни, что я любил и знал, конец Ордосу, Академии, ученикам, наставникам, всему, всему, всему. Конец вольно раскинувшейся земле и небу над ней, конец дню и ночи, воздуху и свету, конец холоду и тьме…

Зачем я ещё держу эту эльфку, если и так всё уже пропало?»

Милордом ректором овладело странное, всеохватывающее равнодушие. Спаситель явился в Эвиал. По сравнению с этим всё прочее теряет смысл.

Однако заклятье Вейде продолжало работать, прочертившие Нарн линии пылали по-прежнему, и по-прежнему шагали, стягиваясь к Нарну, шеренги призраков – погибших эльфов. Один раз они уже отдали королеве Вейде свою силу; зачем им собираться теперь? Что вообще происходит там, на земле?

А из-за чёрной стены, где полагалось находиться Западной Тьме, доносились жуткие, невоспроизводимые вопли. Что-то выло там, не то скручиваемое неописуемой агонией, не то раздираемое запредельным отчаянием. И сама стена, совсем недавно – несокрушимый, вознёсшийся к звёздам монолит, мелко дрожала, раскачивалась, словно грозя вот-вот рухнуть.

Вейде уже не шевелилась – обмякла, повисла на Анэто всем телом. Нещадно трепавшие их силы наконец оставили пару в покое; земля стала приближаться, они словно падали, свет померк окончательно, тьма затянула страшную рану в небесном куполе, вернулись на прежнее место звёзды; и вот уже под ногами – твёрдая земля, густые травы Нарна.

Анэто ошарашенно огляделся. Что, это всё?! Заклятье окончилось, они узнали всё, что могли узнать?! И где тогда откат?!

– Не… волнуйся. Я… приняла его на себя, – Вейде отстранилась, пошатнувшись, шагнула из пылающего голубым фокуса магической фигуры. – Всё сделано, маг. Всё сделано. Наш долг исполнен, – эльфийка хрипло рассмеялась.

– Что ты говоришь?! Какое там «исполнен»?! – не выдержал Анэто, забыв о «величестве» и «моей королеве». – Спаситель ворвался в Эвиал! Теперь всё кончено, если только мы что-то немедленно не предпримем!..

– Никто не может ничего противопоставить Спасителю. – Вейде проделала какие-то пассы, и языки голубого огня начали опадать, втягиваясь обратно в породившие их линии и пересечения. – Вы, люди, сотворили поистине непобедимую силу. Непобедимую и неодолимую. Его можно только сдержать, но – не уничтожить.

– Я не понимаю, – вырвалось у мага.

– На самом деле нет ничего проще, – усмехнулась королева. – Тайна Спасителя давно и остро волновала эльфов, только мало кто из моих соплеменников мог в этом признаться. Я – признаюсь, и признаюсь открыто. Я изучала Его. Долго, упорно, несмотря ни на какие препятствия. И я узнала. Кто Он. Что Ему нужно. Какими методами…

– Вейде! – Анэто чуть не упал на колени. – Всё это, конечно, очень важно и заслуживает внимания, но… у нас, кажется, есть мир, нуждающийся в спасении. Тьфу ты, я уже заговорил, словно дешёвый менестрель!..

– Мир уже никто не спасёт. Его вообще нельзя «спасти», – твёрдо и холодно отозвалась эльфийка. – Мой долг исполнен, человек. Я ухожу.

– Что?.. Куда? – только и смог выдавить маг.

– Куда ухожу? – язвительно усмехнулась королева Вечного леса. – Прочь отсюда. За окоём. В иные эмпиреи. Под другое небо, к теплу иного солнца. И – увожу всех моих, – она широко повела рукою. Анэто с дрожью обернулся – за каждым деревом, возле каждого куста, стояли недвижные эльфы. Мёртвые эльфы, но уже не призраки.

– Я дала им плоть! – с яростной гордостью выкрикнула Вейде. – А теперь дам и жизнь. Это и есть мой долг! Мой настоящий долг! Вернуть к жизни всех моих братьев и сестёр, всех до единого, потому что смерть эльфа – это не естественный ход вещей, это кошмарное извращение сущего!.. И ты, человек, помог мне в этом. Пусть даже не желая, но – помог. Эльфы умеют награждать за верную службу. Ты можешь отправиться с нами. Прочь отсюда; в Эвиале очень скоро не останется ничего живого.

– Так ты… – задохнулся от бешенства Анэто, – ты лгала мне всё это время?! Что хочешь бороться со Спасителем, что…

– Нет, не лгала, – холодно отрезала Вейде. – Если бы у нас был шанс уничтожить Отступника и Разрушителя до того, как Спаситель ворвётся в Эвиал… но этого не получилось. И я повернула заклинание. Я спасла тех, кого могу спасти.

– Ты спасла эльфов!

– Да. Эльфов. Потому что могла их спасти. Их, а не людей. Благодари за это того Творца, что сделал вас смертными и сам вручил Времени власть над вами. Ты предпочёл бы, чтобы погибли все? Какая вам, людям, польза, если мои соплеменники разделят вашу судьбу? Или, – голос Вейде дрогнул от жестокой усмешки, – всё дело в самой обычной зависти? Как это так, мы сдохнем, когда кто-то предпочёл выжить, а не отправиться кормить червей вместе с нами?

– Это предательство! – взвыл Анэто. Уничтожить гадину, раздавить, каким угодно заклятьем, но…

– Спокойнее, маг, – рассудительно произнёс над самым его ухом голос Шоара. – Королева Вейде сделала всё, что могла. В великой своей милости она предлагает тебе жизнь и спасение. Настоящую жизнь, маг! В другом мире, но тем не менее. Не стоит гневить Её величество.

Шею Анэто пощекотало остроотточенное лезвие.

– Ты быстр, маг, но я всё равно быстрее, – спокойно, без тени ненависти проговорил нарниец.

– Когда вы… успели… сговориться?

– С самого начала, – пожала плечами Вейде. – Нас допустили в Нарн только потому, что я твёрдо пообещала – если остановить Спасителя нам не удастся, я вывожу эльфов из этого мира. Всех. И живых, и мёртвых. Я недаром столько занималась некромантией. Не брезгуя уроками даже Западной Тьмы. Потому-то так и мешал ваш Неясыть… Впрочем, чего это я… Человек, тебе дан выбор. Как уже сказано, я ценю твои услуги.

Анэто дрожал от ярости, бесполезно сжимая и разжимая кулаки. Никогда в жизни он не испытывал такого бешенства. Его провели, как мальчишку, разыграли, да так, что он, хоть и заподозрив подвох, послушно продолжал делать всё, что от него требовалось.

– Не стоит так негодовать, маг, – спокойно проговорил новый голос, и Анэто вздрогнул. Этого гостя он никак здесь не ожидал!

– Ну, отчего же, – усмехнулся новоприбывший. – Храм Мечей постоянно следил за тем, что творится. Нет-нет, Анэто, не трудись, не поворачивайся. Шоар держит нож у самого твоего горла, и я подтвержу под страхом гнева Стоящего во Главе – ты не успеешь ничего сделать.

– Я полагал… – прохрипел Анэто, – что мы договорились. Что мы…

– А ты помнишь, о чём именно мы договорились? Послать своих воинов в Чёрную башню, верно? Разве мы этого не сделали?

– Сделали, – сквозь зубы, нехотя признался Анэто. – Но какое это теперь имеет значение?

– Никакого, – легко согласился невидимый собеседник, не то Правый, не то Левый – различить их по голосам не смог бы никто. – Но Храму не всё равно, чем окончится ваше противоборство со Спасителем. Если Его не удалось остановить – достойные, то есть сильные, должны уйти. Недостойные, то есть слабые, – остаться и сгинуть. Гордись, маг, что тебе дали возможность выбора. При том что сам ты – слаб.

– Сейчас лопну от гордости, – прошипел Анэто. Спокойнее, только спокойнее, компоненты заклятья можно подобрать в уме, никто ничего не…

– Ошибаешься, маг, я читаю все твои мысли, – развеяла его заблуждение Вейде. – Последний раз тебя спрашиваю – остаёшься? Или воспользуешься моей милостью?

– Никогда! – и Анэто плюнул прямо в лицо эльфийке.

Шоар дёрнулся, острие укололо горло магу; однако Вейде лишь рассмеялась, беззаботно махнув рукой.

– Оставь его, брат мой. Разве может плевок какого-то человечишки оскорбить меня? Он просто решил красиво умереть, вот и всё. Бросить гордый отказ в лицо предателям-эльфам, всё «предательство» которых состоит исключительно в том, что они не желают умирать вместе с людьми. Тем более что смерть эльфов людям никак не поможет. Пусть его выведут из Нарна и отпустят на все четыре стороны. Нам он больше не помешает.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 09:00 | Сообщение # 28

Архимаг

* * *

– Ну и дела. Ну и дела, – только и мог потрясённо твердить Эфраим.

Небо и звёзды, казалось, сошли с ума. Простые смертные увидеть это не могли, но вождь Ночного Народа к ним не относился. Где-то совсем рядом творилась невероятная по мощи волшба, и Эфраим знал, где именно, – в Нарне.

…Мечущиеся по небосводу звёздные тени, заполненные белёсым ядом шрамы, рассекающие хрустальный купол; и тяжёлые, всё приближающиеся шаги.

Эфраим с бессильной горечью покачал головой. Столько веков прожил старый вампир, думал, что ему давно уж всё равно, жив он или нет; а оказалось, что так и не всё равно. И что он готов драться даже за ущербную свою «не-смерть», но распадаться прахом и серой золой пока не торопится.

В этот момент Мегана вздрогнула всем телом и приподнялась на локте.

…Подобного пробуждения хозяйка Волшебного Двора ещё не знала. Всё тело словно оледенело, шею не повернуть, в неё как будто впился сзади ядовитый скорпион. Руки – что с ними случилось? Белые, как в щёлоке отмыты.

Она застонала и повернулась. Пара сильных рук подхватила её под мышки, приподняла, помогла сесть на поваленное бревно.

– Государыня Мегана?

– С-спасибо, Эфраим. Т-ты меня вытащил…

– Что верно, госпожа, то верно. Вы такое заклятье сплели, что оно бы из вас всю жизнь высосало и ещё дальше б пошло.

– Охо-хо…

Мысли скачут и мечутся, словно крысы при виде кота. Ужасно холодно. Поесть?.. Ой, а почему меня выворачивает при одной только мысли о еде? И отчего так болит шея?

– Где мы, Эфраим?

– Эгест, государыня. Аккурат промежду Нарном и Вечным лесом. Тащил я вас, что называется, куда глаза глядят. – Глаза у самого Эфраима глядели куда угодно, только не на Мегану.

Только сейчас она вдруг поняла, что отлично видит в темноте. Стояла глухая ночь, а для хозяйки Волшебного Двора словно расстилались ранние сумерки.

– Почему я вижу? – ошарашенно проговорила она вслух.

Эфраим совсем потупился и словно бы даже уменьшился ростом.

– Почему я вижу?! – Нарастающий внутри ужас, липкий комок в животе стремительно расширяется, давя волю и разум. Рука сама собой поднимается к шее… и нащупывает парные ранки.

– Т-ты… – слова испаряются и тают. Мегана вскакивает и чуть не падает; Эфраим на всякий случай отодвигается ещё дальше и горбится, словно готовясь перекинуться, пока не поздно, в летучую мышь и задать стрекача.

– Ты меня укусил, – наконец проговаривает чародейка.

– Укусил, государыня, – сокрушённо признаётся Эфраим. – Но не просто ж так! И обратить не старался, и кровь вашу не пил… самую малость впрыснул, чтобы не померли вы, чтобы разорвать то заклятье…

– Укусил… – Взор Меганы остановился, зрачки словно закаменели.

– Да! Куснул! – взвизгнул Эфраим. – Потому что…

– Я поняла, – мертвым голосом отозвалась волшебница. – Чтобы меня спасти. Спасибо, Эфраим. В кого я теперь превращусь, ты можешь сказать, а?

«И что же будет, когда Ан меня увидит?» – обожгла новая мысль.

– Ты, госпожа, погоди печалиться, – робко попытался ободрить её вампир. – Никто никогда из наших ещё не кусал настоящих чародеек. Да и я лишь чуть-чуть потратил, чтобы только вытащить, а не обратить…

– Будет тебе, – вяло отмахнулась волшебница. – Сделанного… – голос её прервался, – сделанного не воротишь. Укусил, значит, укусил. Буду искать способы… чтобы не превратиться…

– В такого, как я? – вырвалось у вампира с явственной обидой.

– Ты настоящий друг, Эфраим. – Всевеликие бездны, ну откуда у неё взялись силы так ответить?! Ведь погубил он её, может, и не по злому умыслу, а погубил безвозвратно… Губы трясутся, но всё-таки выговаривают: – Подумаем теперь, что делать дальше… Где вырвавшаяся из Аркина тьма, Эфраим?

– А где ж ей быть, – вампир обрадовался сменившейся теме. – Прёт, понимаешь, во все стороны. Но мы её опередили, не беспокойся, государыня.

– Я не беспокоюсь. – Наверное, именно так говорят живые мертвецы в старых фьябах времён эбинского величия. – Мне ведь теперь всё равно, правда, Эфраим?

– Нет, моя госпожа. Эта тьма – не наша, не эвиальская. Нас с тобой она сожрёт точно так же, как обычного человека, или там эльфа, или гнома, или орка.

– Ка-акая досада. – Ого, ей, оказывается, хватает сил даже на саркастическую иронию или на иронический сарказм. – А перекидываться в летучую мышь я тоже не смогу?

– Нет, моя госпожа. – Эфраим, похоже, принимает всё за чистую монету. Он даже не замечает, что Мегана вот-вот разрыдается. – Я ж тебя не обратил. Вампирий яд, как говорят люди, у тебя в жилах есть, а вот обращения не совершилось.

– Но ведь твои сородичи должны были проделывать такое множество раз и не обращать укушенных, иначе весь мир сейчас занимали бы одни вампиры, – возразила Мегана, в очередной раз поражаясь собственной способности произносить фразы спокойным и рассудительным голосом. – Ты должен знать, что со мной случится!

– Вот я и говорю – ничего, ничего особенного, – лживо-успокаивающе зачастил Эфраим. – Отлежишься, госпожа, отойдёшь. Яд растворится да и сгинет. По книгам своим волшебным посмотришь, узнаешь, чем такое лечить можно. Всё хо…

– Что это?! – Мегана едва удержалась, чтобы не завизжать.

Благодаря пресловутому «вампирьему яду» или же ещё отчего-то, но чужие заклинания она чувствовала теперь особенно остро.

Совсем рядом, в Нарне, лопнули какие-то скрепы, сдерживающие поистине великую Магию жизни и смерти, глубинную, страшную, тёмную.

– Даэнур отдал бы правую руку и все когти с левой за такое!

Некромантия высших порядков. Таких, что дух захватывает.

– Что, Неясыть-Разрушитель настолько близок?! – задохнулась Мегана.

Эфраим втянул воздух, смешно раздувая ноздри.

– Нет, госпожа, это не он. Уж единственного настоящего некроманта на весь Эвиал я бы так близко учуял. Не он это, точно.

– А кто ж тогда?! Это их магия, больше ничья!

– Смотри, госпожа! Смотри вверх, увидишь!.. – Эфраим вскинул тонкую руку, тыча пальцем в зенит. Мегана подняла глаза – и оцепенела.

Небеса раскрылись. Словно на церковной фреске, из рассеченного небосклона к земле протянулась призрачная лестница, тысячи тысяч отливающих золотом ступеней. И по ним неспешно, словно сознавая собственное могущество, спускалась сияющая человеческая фигурка. Нарушая все законы естества, она видна была во всех деталях, словно находилась на расстоянии вытянутой руки.

Старый хитон. Стоптанные сандалии – Мегана могла разглядеть даже потёртые переплетения сыромятных ремешков. Жёсткая чёрная бородка, скорбно-спокойный взгляд.

– Спаситель… вступил… – цепенея, прошептала Мегана.

– Спаситель. Вступил, – кивнул Эфраим. Серая кожа вампира побелела.

– Конец всему, – выдохнула чародейка.

Как же обидно умирать, так и не повидавшись с Аном, не обнявшись… не проведя вместе ни одной ночи от заката до рассвета…

Кажется, она завыла, словно лишившаяся выводка волчица. Эфраим неловко, боком, придвинулся к ней, осторожно принялся гладить по плечам, пытаясь утешить – хотя какие уж теперь утешения!

– И ничего не сделать? Совсем-совсем ничего? – закусила губу чародейка, забывая сейчас даже о вампирьем яде в собственных жилах. Оживали ненависть и жажда борьбы. Нет, если уж умирать, так с оружием в руках, в бою, а не на бойне!

– Тебе лучше знать, государыня. Ты была верной Его дщерью, разве не так?

– Так-то оно так, – сквозь зубы процедила чародейка. – Только в священных книгах и даже в «Анналах Тьмы» ничего не говорилось, что делать, если Он уже в мире. Разрушитель жив, и, значит…

– Милорд ректор тоже ведь жив, – вскользь заметил Эфраим. – И он где-то в Нарне, если я правильно помню слова госпожи.

– Вот я и думаю, – мрачно процедила Мегана, – не его ли это заклятье… или с его помощью проделанное. Не представляю, кому в Эвиале под силу осуществить подобное в одиночку! Может, Ан пытался остановить Его… может…

– Так следует, наверное, скорее разыскать милорда ректора?

– Да. Ан говорил… обещал… что я смогу пройти к нему. Тонкие пути, понимаешь…

– Понимаю, – перебил вампир. – Но с милордом ректором в эдакой круговерти всякое случиться могло. Так что, если моя госпожа не против, я бы отправился на поиски.

– Отправляйся, – почти равнодушно проговорила волшебница. – Только смотри, как бы не подстрелили тебя в этом Нарне…

– Небось не подстрелят, – самоуверенно бросил Эфраим, перекидываясь.

Летучая мышь взвилась ввысь и легко помчалась на запад; Мегана, по привычке обхватив руками плечи, вновь присела на бревно. Нет, она не чувствовала ни холода, ни голода, ни жажды – вампирий яд таки действовал; волшебница вновь и вновь вспоминала сейчас строчки Писания, те самые, где говорилось о последних днях и Втором пришествии Спасителя.

Уже заплакали кровавыми слезами образа. Доставшаяся дорогой ценою виала с чародейской субстанцией, влагой Его жил, – к чему она теперь? Или – подсказывало неразумное и несдающееся человеческое естество – ещё, может, и пригодится?..

Дальше обещалось нашествие Тьмы и её чудовищ. Исполнилось, если считать за это случившееся в Аркине и его окрестностях.

Следующим по списку шёл «великий мор». Этого вроде б не случилось, по крайней мере никаких вестей об этом пока не разнеслось.

После великого мора следовала не менее великая битва «многих собравшихся племён» против Него с «малой дружиной верных». Там, где «трава встретит горы, а песок – море». Что подходит под это описание?.. Салладор? Что-то ещё восточнее?

Во всяком случае, должно пройти ещё немало времени, приободрилась Мегана.

* * *

Разорванное время, думал Анэто, бредя в окружении многочисленной стражи из нарнийцев и эльфов Вечного леса. Руки мага оставались связаны, горло по-прежнему колол кинжал, только уже не Шоара – Тёмного эльфа заменил бессловесный ассасин Храма Мечей.

Разорванное время – ночь всё не кончается, и это не метафора. Не меньше пяти часов, по подсчётам Анэто, они пробирались извилистыми лесными тропинками, а рассвет даже и не думал наступать.

Ярость сменилась усталостью и равнодушием. Предположим, он сможет перебить изменников-эльфов всех до единого, не даст им «уйти от возмездия», но как это поможет остальным в Эвиале? Разве это задержит Спасителя хоть на миг?

Последние дни поистине. Всё оказалось напрасным, Анэто; хорошо хоть, что ты успел узнать вкус поздней, но настоящей любви. Мег… ты так и не смог позвать её, не успел перекинуть к ней, единственной и неповторимой, невидимый для прочих мост, не успел ни посмотреть в глаза, ни сжать в объятиях.

Маловато ж ты сделал в своей жизни, милорд ректор. Учился, медленно, но верно лез вверх по ступеням чародейской иерархии; вроде б добился своего, сделавшись сперва самым молодым деканом в истории Ордоса, а затем – и самым молодым ректором. Пост главы Белого Совета не заставил себя ждать; а с ним – и долгие распри с Волшебным Двором, в особенности – с одной зазнавшейся и нахальной волшебницей, возомнившей себя невесть кем.

Сколько шпилек подпущено, сколько произнесено ядовито-вежливых колкостей… Анэто аж заскрипел зубами, совсем забыв сейчас и о Спасителе, и о собственной участи. Упущено, потеряно без возврата, разменяно на уважительно-завистливые взгляды коллег, когда ему удавалось в очередной раз оставить Волшебный Двор в дураках. И, стыдно вспомнить, тогда это казалось таким важным, таким нужным! Авторитет Белого Совета! Единство магов Эвиала, столь вопиюще попираемое всё тем же Волшебным Двором, не признававшим никаких авторитетов, кроме своего собственного!

– Как же вы меня боитесь… – прохрипел маг, когда молчание стало совершенно невыносимым. – Ненавидите и боитесь. А ведь туда же, почтительно учились в моей Академии, нарнийцы! Неужто совсем забыли и стыд, и совесть?

– Не стоит даром тратить слова, – спокойно отозвался Шоар. – Например, мои честь и совесть – ничто по сравнению с благом Нарна. Мой народ должен жить. Если я расстанусь с упомянутыми честью и совестью – что ж, значит, такова плата.

– Какая удобная философия, – скрипнул зубами Анэто. – Можно оправдать любые грязь и гнусь!..

– Ты же знаешь – мы, нарнийцы, никогда не занимались ни «грязью», ни «гнусью», – казалось, Шоара невозможно вывести из себя. – Иначе ты бы первым указал нам на дверь твоей Академии. Мы поступаем так, как поступаем, с тяжёлым сердцем. Мы не гордимся этим поступком, поверь.

– А по-моему, очень даже гордитесь, – Анэто вскинул голову. – Мол, вот я какой – ни жизни мне не жаль, ни чести, что ещё дороже.

– Допустим, – невозмутимо отозвался нарниец. – Но и что с того? Люди не могут покинуть пределов Эвиала. Мы, эльфы, благодаря королеве Вейде – можем. Как она совершенно справедливо заметила, наша гибель вам не поможет. Ничем. Разве что не так обидно станет отправляться в утробу Спасителя.

– Его ещё можно заставить отступить! – отчаянно выкрикнул маг.

– Почему ты так решил? – Шоар оставался само хладнокровие. – Ты смотрел в Его глаза. Ответь мне, человек, – какая сила сможет остановить такую Сущность?

– Та же, что не давала ему допрежь войти в Эвиал!

– Но это не «сила» в привычном тебе понимании. Это совокупность множества обстоятельств, восстановить которые мы уже не в состоянии.

– А почему же королева Вейде даже не попыталась убить Отступника и Разрушителя?

– Потому, что они уже выполнили своё чёрное дело. Спаситель вступил в Эвиал, и их смерть, даже самая мучительная, теперь ничего не изменит, – охотно и даже почти дружелюбно пояснил эльф.

– Ты так уверен?! Нет, скажи, доблестный и благородный нарниец, ты в этом уверен? Так же, как дважды два – это четыре, а солнце восходит на востоке?

– Да, уверен, – безмятежно отозвался Шоар. – Так сказала королева Вейде, а она не ошибается. Все её предсказания исполнились. Эльфы освободятся в последний час Эвиала, изрекла она, когда Спаситель только-только покинул наш мир в первый раз. Нарн сохранил эти её слова. Деревья вобрали их в себя листвой и корнями, сберегли в самой сердцевине стволов; сегодня настал час, когда предсказанное исполняется. Прими свою участь, человек. Мы – ни королева Вейде, ни я, ни кто-либо из эльфов моего леса – не желаем тебе зла. Вини в случившемся не нас, а всемогущую Судьбу. Это не бог, не Спаситель, не Тёмные Шестеро – это безликая сила, не слушающая просьб и не внимающая мольбам. Сбереги силы для последней схватки, маг, тогда ты умрёшь в бою, как положено мужчине. Разумеется, в том случае, когда он не может спастись.

– Будьте вы все прокляты! – только и смог прорычать Анэто.

Верные ему полки, застывшие лагерем посреди Эгеста; внушительная сила, так ему и не пригодившаяся. Сколько возможностей упущено, сколько времени потеряно! А всё из-за неё, из-за Вейде, так искусно притворявшейся, так виртуозно сыгравшей!

Не раз и не два Анэто порывался-таки ударить давно сплетённым заклинанием, испепелить и себя, и стражу; и всякий раз отступал. Из-за Меганы.

Смерть нескольких отступников и предателей действительно ничего не изменит, тем более что это всего лишь пешки. А умирать, не посмотрев последний раз в глаза, что стали дорогими, любимыми и единственными до невозможности поздно, маг тоже не мог. Что угодно, только не это. Мегану он обязан разыскать и, если такова их участь, умереть вместе с нею.

Почему-то это казалось невероятно важным, важнее всего остального на свете, даже сладкой, желанной мести.

– Мы скоро избавим тебя от нашего общества, маг, – говорил Шоар, дружески поднося к губам связанного чародея деревянную фляжку. – Королева велела отпустить тебя на все четыре стороны. Что же до меня, то я даже постараюсь помочь тебе отыскать хозяйку Волшебного Двора, она где-то тут неподалёку…

– Ты знаешь… – задохнулся Анэто, едва не подавившись, – ты знаешь что-то о Мегане?

– Конечно, знаю, – с лёгким пренебрежением пожал плечами эльф. – Плохим бы я был правителем Тёмного леса, не знай, что творится на его границах. Спаситель может вступить в наш мир, но магия Нарна сильна по-прежнему. Я укажу тебе дорогу к… к твоей любимой.

– Откуда… как?.. – Щёки Анэто залила краска, словно у пятнадцатилетнего.

– Откуда мы это знаем? – покровительственно улыбнулся Шоар. – Ну, мой дорогой маг, пришлось бы признать себя никудышными заклинателями, коль мы пропустили бы столь горячее чувство. Королева Вейде прочла его в твоём сердце так же ясно, как если б оно было начертано на пергаменте. Тебе нечего стыдиться. Всё равно я уже не успею никому ничего рассказать.

– Это почему?!

– Да потому, дорогой маг, что Спаситель уже здесь, в Эвиале, и…

– И что?! Согласно священному преданию, должен последовать мор, а потом – великая битва, и…

– Ты не допускаешь мысли, – перебил его эльф, – что ваши священные книги ошибаются? Спаситель, Он ведь большой шутник. Королева Вейде говорит, это совершенно в Его стиле. Не будет никакого мора, дорогой маг. Спасителя призвали – вопли и стоны раздаются в каждом Его храме от Семиградья до Салладора, от Пика Судеб до Кинта Дальнего! Вот и докричались. Вам, люди, винить некого. Но, по давней привычке, вы всё пытаетесь переложить на других. На предателей-эльфов, вроде нас, например.

– Можно подумать, это неправда…

– Ну конечно же, неправда, – весело бросил Шоар. – И Отступник, и Разрушитель – они не эльфы, они люди. А мы, хозяева Нарна и Вечного леса, только и могли, что помочь вам чародейством. Владычица Вейде сделала всё, на что способна. Лишь чуть-чуть опоздала. Бывает. Заклинание такой силы точно не нацелишь. Как я уже сказал, человек, можешь сетовать на Судьбу, отнюдь не на нас.

– Прекрасное рассуждение, – буркнул Анэто, неожиданно теряя всякий интерес к разговору. Препирательства с остроязыким эльфом действительно бессмысленны. Если Спаситель уже здесь и конец совсем близок… что остаётся человеку, считающему, что он ещё не потерял честь и совесть? «Проживи так, чтобы не стало стыдно в последний миг», – учили книги. Во множестве сказаний герои сплошь и рядом оказывались на краю гибели, и те из них, что могли спокойно посмотреть в глаза Вечности, уходили в великую ночь со спокойным достоинством – в отличие от тех, кто суетился, мельтешил и подличал, норовя протянуть подольше хоть на один вздох.

Он, Анэто, ректор Академии Высокого Волшебства, глава Белого Совета, не уронит себя и не опозорит. Тьфу, экая патетика… хотя, если разобраться, когда ж ещё и произносить подобные фразы, как не сейчас?

– Мы пришли, – неожиданно бросил Шоар. Маг встряхнулся – он и не заметил, как кончился Нарн. Ночь длилась, бесконечная по-настоящему, а не как в красивой балладе; впереди расстилался Эгест, чуть всхолмлённая равнина, густо усеянная деревеньками и баронскими замками вперемешку с небольшими городками. Пограничная река, отделявшая Нарн от людских земель, тоже осталась позади – Анэто, как ни старался, не мог вспомнить, как и когда они перебрались на другой берег. Ещё одна тайна Нарна, которую уже не разгадать.

– Как ты понимаешь, нам придётся себя обезопасить, – негромко проговорил Тёмный эльф. – Тебя держат на прицеле, маг, а я и Соэльди читаем твои мысли. Не пытайся угостить нас на прощание молнией или чем ещё. Ты всё равно промахнёшься и потеряешь последние часы, что ещё можешь провести с Меганой.

– И Соэльди тоже? – бросил Анэто, просто чтобы не оставлять за нарнийцем последнее слово.

– Разумеется, – Тёмный эльф пожал плечами. – Всё это время она оставалась у Потаённых Камней, следила за тобой, смотрела моими глазами… неужто тебя, милорд ректор, можно удивить столь простой комбинацией?

– Меня уже ничем нельзя удивить, – отвернулся маг.

– Тогда прощай, – Шоар отступил на шаг. – Рыцарь Храма Мечей останется с тобой, пока мы не окажемся в безопасности. Как-то не хочется перед самым Исходом подвергать себя различным… случайностям.

– Беги, трус! – сорвался Анэто.

– Побегу, – легко согласился нарниец. – Мне и впрямь надо спешить. Время сейчас течёт согласно воле королевы Вейде, чей магический талант я, надо признать, недооценивал; но это продлится недолго. Кто не успел, тот опоздал, как говорите вы, люди; задержавшихся ждать никто не станет. Ковчег отчалит без нас.

– Ковчег?

– Ах, ну это же просто фигура речи, мой дорогой маг. Кораблями, что доставят нас к иным мирам, станут наши леса. Вы, люди, никогда не понимали их истинной силы. Деревья станут палубой, ветви и листва – парусами; и ветер, что не шелохнёт и пылинки на ваших дорогах, понесёт нас прочь отсюда… – почти мечтательно закончил эльф. – Ты тоже мог бы отправиться с нами, Анэто, но почему-то предпочёл умереть здесь. А ведь если разобраться, то останься ты жив – у тебя по крайней мере были бы шансы отомстить.

– Разве месть воскресила бы всех сгинувших в Эвиале? – горько отозвался Анэто. – Ты прав, Тёмный эльф. В этом единственном ты прав. Я не стану омрачать последние часы пустой изжигающей ненавистью к вам. Но не мог бы ты…

– Помочь тебе найти Мегану? – перебил его Шоар. – Разумеется. Так сказать, последнее желание приговорённого… или, вернее, добровольно приговорившего себя. Она невдалеке отсюда; ты думаешь, я не знал, куда идти? Освободишься – шагай прямо на восток, на Глаз Жука. В паре лиг наткнёшься на них.

– На них? Она не одна?

– Ну, конечно же, – усмехнулся эльф. – Госпоже хозяйке Волшебного Двора не пристало путешествовать сам-друг. Не знаю, придётся ли тебе по нраву её спутник… но нам пора. Прощай, странный человек Анэто; на кругах этого мира мы уже не встретимся. Королева Вейде исполнила свой долг, собравшиеся из множества мест погибшие эльфы оживлены и готовы к дороге; мне тоже надо спешить. Не держи на меня сердца, кляни Судьбу. И – кто знает! – вдруг ваш Спаситель не во всём таки солгал? Надейся на это, маг.

Шоар кивнул связанному чародею и принялся пятиться, не сводя с Анэто внимательного взгляда. Волшебник не шевелился; он понимал, что нарниец не лжёт и не бросает слов на ветер. Молчаливый ассасин Храма тоже не шевелился, и холодное остриё по-прежнему щекотало горло ректору ордосской Академии.

– А ты? – обратился к нему Анэто. – Почему ты помогаешь эльфам, ты, человек? Или думаешь, что ваш Храм справится и со Спасителем?

Ассасин не ответил.

– Тебе всё равно, будешь ли ты жить или умрёшь?

– Все умрут рано или поздно, – последовал спокойный и холодный ответ. Голос изобиловал неприятными шипящими интонациями, враз напомнив милорду ректору одного из деканов его Академии, а именно – достопочтенного наставника факультета малефицистики, сиречь злоделания.

– Надо же. Воин Храма удостоил меня ответом, – издевательски бросил Анэто. – Какая честь!..

– Это высокая честь, – согласился его невидимый собеседник. – Нечасто рыцарь Храма удостоит словом того, кого ему велено удержать от глупостей.

– Не знаю, как тебя и благодарить, – хмыкнул Анэто, собрав остатки сарказма.

– Что ты. Не стоит благодарности. Мысль, что вы, гнусные людишки, все останетесь здесь, доставляет мне неземное наслаждение.

– Ты – дуотт! – вырвалось у мага.

– Истинно, – с ядовитой учтивостью ответил ассасин. – Последний Рыцарь Храма моей расы.

– А… те двое… Правый и Левый, как я их назвал… Они ведь тоже не-люди, так? Скажи мне, рыцарь, я ведь, как правильно заметил Шоар, уже не успею никому ничего разболтать.

– В ваших легендах злодей всегда пускается в пространные рассуждения перед связанным и как бы беспомощным главным героем, – мерзко усмехнулся дуотт. – Разумеется, за это время герой или успевает воспользоваться спрятанным артефактом, или к нему на помощь приходят верные друзья. У нас обстоятельства иные, и к тому же должен признать, рассказывать тебе это действительно доставляет мне огромное удовольствие. Я даже удивлён – мне казалось, что за все века в Храме подобные чувства меня давно оставили. Оказывается, что не до конца… Те двое, ты прав, не люди. Но и не дуотты. Если говорить прямо, один из них был человеком, другой – эльфом. Пока не достигли великого просветления и не вошли в пламя Зелёных Мечей, откуда вышли уже иными, совершенными существами. Пламя стёрло различия меж ними, провело тропой великой боли, без которой невозможно очищение… – В голосе ассасина послышалась нотка зависти. – Конечно, им далеко до совершенства Стоящего во Главе, но между мной и ими – всё равно пропасть.

– Как интересно, – протянул Анэто. – И какая жалость, что я узнаю всё это так поздно!.. Но скажи мне, рыцарь, разве ты не страшишься Спасителя?

– Спасителя? Конечно, страшусь, – неожиданно услыхал маг. – Любое живое существо дрожит и трепещет перед Его мощью. Мы не можем с Ним сражаться, мы можем лишь бежать. Храму осталось выполнить последний долг здесь, в Эвиале, после чего мы навсегда покинем сии пенаты.

– Надо же, – покачал головой Анэто. – Все собираются в дорогу, пакуют тюки, и вьючные верблюды уже подведены к крыльцу. Может, ты поведаешь мне напоследок, что же за «последний долг» удерживает вас здесь?

– Нет, – резко отрубил дуотт. – Это тебе знать не положено, пусть даже ты «не успеешь никому разболтать». Стоящий во главе запретил мне это, и я не ослушаюсь его приказа. Так, Шоар даёт мне знать, что я могу покинуть тебя, маг. Эльфы – странный народ; вместо того чтобы просто зарезать тебя, как барана, нарниец играет в благородство, мне велено тебя отпустить. Верёвки я оставлю, избавишься от них сам. Прощай, человек, наше отмщение наконец свершается. Войны Быка и Волка завершатся в эти дни, ничтожество. – Голос дуотта полнила дикая, несдерживаемая ненависть. – Вы, накипь и плесень, уйдёте, сгинете, воя от безнадёжности и ужаса, а мы, дуотты, посмеёмся над вашим последним кошмаром!..

– Вот как? А остальные твои соплеменники, они что ж, тоже уйдут, следом за эльфами? – выкрикнул Анэто, извиваясь на земле и пытаясь сбросить путы; от ярости он совершенно забыл о магии.

– Те из моих соплеменников, – холодно ответил дуотт, – кто достиг соответствующих высот, последуют за эльфами. Те, кто не продвинулся так далеко, – останутся здесь. Это справедливо. Сильному – жить. Слабому – отправляться во чрево Спасителя. Вы молодцы, люди, создали-таки идеального врага, силу, которой невозможно сопротивляться…

Шорох. Ассасин, конечно же, мог уйти совершенно бесшумно; наверное, он просто давал понять связанному человеку, что отныне тот предоставлен собственной судьбе.

Анэто не пытался нацелить заклятье в уходящего. Холодные тиски ещё не разжались, опытный чародей ощущал чужое присутствие. Наверное, та же Соэльди всё ещё следила за ним, до конца выполняя договор с Храмом.

…Уф, всё. Кажется, отпустили. Решили, что он безвреден, безопасен, что у него просто не хватит времени?!

Чародея внезапно затрясло. О, нет, нет, он отомстит, и отомстит страшно! Неважно, сколько у него осталось времени; он разыщет Мегану, и вдвоём они нанесут такой удар, что эльфы запомнят навсегда – собственно, их «навсегда» в случае успеха окажется до обидного коротким.

Волшебник встряхнулся – узлы послушно распутались, верёвки соскользнули. Как всегда, навалился откат; непривычно тяжкий для столь простенького чародейства.

Анэто поднялся; руки мага так и замелькали. Нарядный посох остался в Нарне, так далеко милость Вейде не простиралась; что ж, умную эльфийку трудно в этом винить. Ничего, Ан, мы можем и по старинке, жестом, словом, взглядом… Пусть моё заклятье не соберёт столько силы, сколько великая фигура королевы Вечного леса, но сейчас и так сойдёт. Если Мегана здесь, она его услышит

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 09:00 | Сообщение # 29

Архимаг

…Он позвал, когда чародейка почти рассталась с надеждой. Донесённые послушным заклинанием слова показались ей трубным гласом, тем самым, что, согласно Писанию, поднимет мёртвых ото сна.

«Ан!»

«Это я, Мег. Где ты? Что с тобой? Ты близко?»

Беспокоится, окатила тёплая волна. Волнуется, места себе не находит. Всевеликие силы, и как же мне теперь признаться, что я… что меня…

«Мег! Не молчи, ну, пожалуйста! Скажи, где ты? Дай маяк, я тебя сам найду!»

Недавно вернувшийся Эфраим деликатно кашлянул и отошёл в сторонку, с преувеличенным вниманием уставившись на звёзды. Неужели он слышит?..

– Ничего не слышу, государыня, и слышать не желаю. А что до меня такая речь доносится, так то в природе моей, тут уж как хочешь крутись, и даже уши не зажать…

– Спасибо тебе, – само вырвалось у волшебницы. И дальше:

«Ан, ты… я…» – ой, да пропади оно всё пропадом! Я хочу его видеть, и всё. Я сама ему скажу. И… и… предложу покинуть меня, потому что какой же мужчина захочет с… с…

Не обманывай себя, ты сейчас больше всего мечтаешь о том, чтобы он с гордым негодованием отмёл даже саму мысль о том, что он, благородный Анэто, оставит любимую женщину только потому, что в жилах у неё теперь бродит толика вампирьего яда!

«Всё, я тебя поймал, даже маяка не понадобилось. – Суховатый смешок. – Сейчас буду, Мег… любимая!»

Всё. Умереть, растаять, ничего не видеть, не слышать, только чтобы в ушах крутилось это одно-единственное слово.

Ты, видать, совсем забыла гордость, чародейка, забыла, что такие мысли более приличествуют трактирным служанкам, мечтающим о милости богатого господина, – ну и пусть! Пусть забыла! Потому что мне это нравится, понятно?! Потому что меня никто и никогда не любил, и я тоже, ясно тебе, душа, моё второе я, или как там тебя?! Ничего не знаю и знать не хочу!

* * *

Анэто почти никогда не пользовался заклятьем тонких путей для столь малых расстояний. По незримым тропам гораздо легче обойти половину Эвиала, чем оказаться на соседней улице. Сил уходит куда больше, откат – куда злее, а уж о потребном для наложения времени и говорить не приходится.

Всё ещё кривясь и морщась от неутихшей боли, Анэто ступил на траву обычного мира. Полянка, деревья вокруг, поваленный ствол, какая-то фигура справа; а на бревне – она, она самая, Мегана, которую он…

Забыв обо всём, маг кинулся к ней.

Руки льдисто холодны, и лицо снежно-бело, живы только глаза. Чуть подрагивает, словно от сдерживаемых слёз, точёный подбородок.

– Мег! Мег, что с тобой?!

Всё, расплакалась.

Анэто беспомощно поднял голову – и вздрогнул. Из темноты прямо к нему шагнула фигура, от одного вида которой боевые заклятья так и просились в дело.

– Вампир! – вырвалось у мага. – Мег, что он… что тут…

– Эфраим, вампир, к вашим услугам, – церемонно поклонился тот. – Скромно надеюсь, что имя моё не окажется незнакомым многомудрому милорду ректору Академии Высокого Волшебства.

Он был прав.

– Эфраим? Вождь Ночного Народа? – недоверчиво переспросил Анэто.

– Он самый, Ан, – еле слышно шепнула Мегана. – Он меня спас…

– Спас? Вампир? От чего?

– Долгая история, Ан. – Она не улыбнулась, глаза влажно блестели. – Но это неважно. Ты здесь. Всё хорошо…

– Я, государыня моя, пойду полетаю, – встряхнулся Эфраим. – Понадоблюсь – зовите.

– Погоди, – остановил его Анэто. – Ты спас Мегану, спасибо тебе за это. – И милорд ректор без колебаний протянул вампиру раскрытую ладонь, как он поблагодарил бы человека.

Эфраим уставился на протянутую руку, словно ему предлагали взяться за осиновый кол. У представителей рода человеческого не имелось привычки подобным образом благодарить вампиров; хотя, если признаться, и поводы для такой благодарности им представлялись нечасто.

– Н-ничего… – только и просипел он, торопливо и неловко коснулся ладони Анэто длинными тонкими пальцами и тотчас отдёрнулся, словно обжёгся.

– Ну, полетел я, – выпалил он, поспешно перекидываясь.

Летучая мышь взмыла вверх, словно за ней гналась Святая Инквизиция в полном составе.

– Мег, я… – проводив вампира взглядом, начал было Анэто, однако чародейка перебила его:

– Он. Меня… – раздельно выговорила Мегана и замолкла, закусив губу.

Волшебник замер.

– Спас, да. Дважды. Второй раз, чтобы спасти, пришлось укусить, – наконец продолжила она.

Анэто попытался выговорить хотя бы нейтральное «рассказывай», но так и не смог. Только смотрел на Мегану да немо раскрывал рот.

– Эфраим хотел остановить моё заклятье… – начала сама хозяйка Волшебного Двора. И, пока она говорила, Анэто начисто забыл и о Вейде с Шоаром, и о коварстве эльфов, и даже о самом Спасителе.

Ночь не кончалась, звёзды словно застыли, навек пришпиленные к небосводу, шляпки вбитых в великую сферу гвоздей. Разорвавшись, время обернулось настоящей паутиной, и никто не смог бы сказать, когда оно вновь обретёт свой прежний ход. Тьма царила вокруг, незримые стены отгородили Мегану и Анэто от всего мира, и ничто не мешало словам, единственно правильным, если только они произнесены.

Анэто заставил себя не расспрашивать чародейку о вампире, хотя внутри у него всё кипело. Глава Белого Совета слишком хорошо знал, что бесследно такое не проходит. Вампир может высосать всю кровь из человека, и тот рассыплется сухим прахом; а может поделиться с несчастным своим естеством, тем самым «вампирьим ядом», одной из самых редких и высокоценимых алхимиками субстанций. Достаточно одной капли – рано или поздно жертва вольётся в Ночной Народ. Противоядие неизвестно, действие отравы необратимо. Да, это может спасти жизнь. Человеческое будет жить – ещё какое-то время, постепенно замещаясь вампирьим. А когда отомрут последние его остатки, вампирьи ряды пополнятся новым членом.

Разумеется, это не единственный путь, как можно стать вампиром. Но Мегану ждал именно он.

– Там была всего лишь капля… – тихо закончила она. – Эфраим говорит, что она просто растворится в моей крови, какое-то время я буду похожа… на них, а потом это пройдёт, но я не верю. Никогда специально не занималась Ночным Народом… напрасно, как оказалось. Но мы… но ты…

Как ей сказать, что осталась только одна дорога – та самая, по которой упорхнула сейчас несоразмерно-огромная летучая мышь? Как выплеснуть горечь и отчаяние?

И он сам начал говорить, взяв в свои её ледяные тонкие ладони. О том, что случилось в Нарне. О великом заклинании, сплетённом Вейде. О том, что королева Вечного леса пробудила от вечного сна всех погибших в Эвиале эльфов. О готовящемся исходе, о союзе с Храмом Мечей и – под самый конец – о вступившем в Эвиал Спасителе.

Слышала ли его Мегана? И слушала ли вообще?..

– Мы его тоже видели… – Значит, все-таки слушала. – Кстати, в Священном Писании ничего не говорится о вампирах. Спасены будут «искренне верящие в Него», а вот остальные… И потом – у вампиров же нет души…

– Но твоя-то никуда не делась, – попытался пошутить Анэто.

– А Разрушитель с Отступником? – только покачала головой Мегана. – Последний ведь на Пике Судеб, а вот первый?

– Разрушитель летел на спине дракона. И этот дракон был не один. Они направлялись на Пик Судеб. Но Вейде говорила…

– Что уже поздно? – рывком поднялась волшебница. – Верь ей больше! Во всяком случае, это лучше, чем просто сидеть тут и ждать неведомо чего. То ли мора, то ли той самой «последней битвы»… Ты сможешь открыть туда тропу?

– Разумеется, Мег, но…

– Никаких «но». – Глаза у неё вновь блестели, но теперь уже не от слёз. – Ненавижу умирать со связанными руками. Давай, Ан, давай, пока я… пока я ещё… – она вдруг всхлипнула и уткнулась ему в плечо. – Я бою-у-усь… а что, если я тебя… как Эфраим…

– Мег, ну какое это теперь имеет значение? – мягко отстранился Анэто. – Спаситель здесь, в Эвиале. Согласно Писанию, у нас остались недели. А если священное предание ошибалось… то, может, часы. Пусть их, всех этих разрушителей, отступников, заступников, переступников и прочих персонажей хроник. Просто побудем вместе. Хоть один раз.

Мегана остановилась. Удивлённо взглянула:

– Ты… хочешь со мной? Я ж как живой труп нынче. Нет, Ан, не могу. Всей душой бы… но нет. Давай уж лучше на Пик Судеб; убивать – иного мне и не осталось.

Маг покачал головой.

– Будь по-твоему, Мег. Но разве ты забыла, что такое этот Пик? Забыла о гномах? О неупокоенных в его недрах? Думаешь, мы пробьёмся там с тобою вдвоём?

Волшебница опустила голову.

– Может, и не пробьёмся. Может, сложим головы. Но уж лучше так, чем… – она кивнула на ночное небо.

– А мне, ты знаешь, даже интересно, – вдруг признался Анэто. – Отрыжка мага-исследователя, наверное… интересно, как оно всё будет. Как Он явится. Что за волшебство пойдёт в ход. Понимаешь?

– «Смерть – последнее великое приключение», – грустно кивнула Мегана. – Вы, мужчины, никогда не изменитесь.

– А стоит ли?

– Нет, в том-то всё и дело…

Они замолчали. Стояли близко-близко, осторожно и бережно касаясь друг друга, словно совсем юные, неумелые любовники, боящиеся неверным движением разрушить соединившее их волшебство. Недвижны звёзды; ни звука, ни огонька вокруг, в распростёршейся по всему Эгесту великой ночи. Что там на юге, в Аркине, захваченном «Тьмою торжествующей», как сказано в Писании? Что там на западе, где бурлит и кипит чёрная преграда, разделившая мир от моря до неба? Какая разница – двое держат друг друга в объятиях, и никакой вампирий яд их уже не разъединит.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

AlienVS

Дата: Воскресенье, 27 Окт 2013, 09:01 | Сообщение # 30

Архимаг

Глава восьмая

– Нам в Империи Клешней делать больше нечего, – повторил тот, кому взбрело в голову назваться Кицумом. – Достаточно жертв. Пусть капитан Уртханг собирает добычу и отваливает, дуотты опомнились, и скоро тут будет не продохнуть от зомби. Клара, Райна, Ниакрис! Ты, Бельт! Шердрада! Отсюда надо убираться.

– Это понятно, ве… Кицум, – поклонилась Клара. Перед странной и холодной силой, укрывшейся под личиною старого клоуна, она всё ещё робела. – Но куда дальше?

– Х-ха, достойная чародейка решила, что я сюда явился думать за неё? – усмехнулся Кицум, шагнув к выходу из галереи подземного храма. – Нет, даже и не надейся. Пасти других – не моя забота. Вы сами выбираете свой путь. Я могу лишь помочь самостоятельно на него вставшим.

– Изуверство, – мрачно проговорила насупленная Ниакрис. – Вы, великие, всё равно не можете без нас. Постоянно вмешиваетесь, а когда требуется слово того, кто знает неизмеримо больше всего рода человеческого, – уходите в тень, юлите и изворачиваетесь, словно вам доставляет удовольствие следить, как мы барахтаемся!

– Справедливо сказано, – серьёзно и без тени усмешки ответил Кицум. – Ты права, Лейт. По-настоящему живёте только вы, смертные. А мы… мы только следим за вами. Без вас мы – ничто, пустые оболочки, заполненные слепой мощью. Вы порождаете нас, вы делитесь с нами вашим сознанием и способом мыслить. Можно знать всё, но это безумная скука, которую мы тоже позаимствовали у вас…

– Мы? – напирала дочь некроманта.

– Согласен. Не «мы». «Я», хотя, как ты понимаешь, у меня нет права так говорить. Настоящее «я», стоящее за этой личиной, как и за множеством иных, таинственно и непознаваемо даже для меня.

– Ты – аватара, – Клара вспомнила подходящее слово. – Аватара кого-то из могущественных начал, которые…

– Можешь сказать и так. Я – лишь часть единого. Ограниченная часть. Не все возложенные на истинное мое «я» ограничения действенны для меня, но и не все возможности единого мне дарованы.

– А как появился «клоун Кицум»? – невольно оробев, подала голос Тави.

– Он лучше всего подходил для моей миссии, – пожал плечами Кицум. – Старик был непрост, он слыл одним из лучших в Серой Лиге – ты знаешь, кто это такие, Тави, да и ты, Клара, наверное, тоже. Единое послало меня; осталось только выбрать нужный момент и слиться с ним. Когда пришёл бы мой черёд уходить, настоящий Кицум словно пробудился бы ото сна, найдя в себе мои богатые дары – они остались бы с ним до конца; однако он погиб, погиб на поле брани вместе с Сильвией, когда они вдвоём пытались овладеть Алмазным и Деревянным Мечами, – там, ещё в Мельине. Мне пришлось оживить и его, и девочку… до срока, приходится признать. Ну, чего замолчали? Поняли, к чему я? Достаточно расспросов, шире шаг, дорогие мои! Прочь отсюда – и к кораблям!.. Похож я на какого-нибудь ярла или тана, а, Райна?

– Очень похож, – заверила его валькирия. – Мы готовы идти за тобой, великий.

– Не за мной, – поморщился Кицум. – Вот за нею, – он кивнул на Клару. – Я только помогу вам следовать по вами – и только вами! – избранному пути.

…Пожары в столице Клешней упрямо не занимались. Орки, как поняла боевая волшебница, тоже отступали к морю, поджигая за спиной всё, могущее гореть; но толстые каменные стены успешно противостояли пламени, оно не вздымалось могучим валом, разделяя враждующих; удальцам капитана Уртханга не удавалось отгородиться от преследователей.

Маленький отряд Клары не терял времени даром. Улицы кишели живыми мертвяками, то и дело приходилось прорубать себе дорогу; Кицум не вмешивался, однако спутники боевой волшебницы справлялись и без него. Сама Клара щедро раздавала подарочки из своего богатого арсенала – подступавших зомби ломало, плющило, давило рушащимися стенами и внезапно низринувшимися с небес камнепадами, под их ногами трескалась мостовая, и оттуда вздымались языки испепеляющего пламени; от Клары не отставала Тави, вспомнив, что она не только воительница, прошедшая школу Вольных. Её заклинаниям не хватало мощи и размаха, зато разили они точнее и наповал.

…Из столицы они вышли, считай, без особых приключений. В самом деле, не считать же за таковые сотню-другую стёртых в порошок мертвяков? Алмазный и Деревянный Мечи тоже оставались в ножнах, как и заветная петелька клоуна Кицума.

…У кораблей их ждали. Сами «длинные» лениво покачивались на тёмных волнах предутреннего прилива; на песке осталась лишь небольшая горстка орков во главе с самим Уртхангом.

– Наконец-то! – вырвалось у орочьего предводителя. – А то мы уж…

– Собрались уплывать? – поддела его Тави.

– Уплывать?! – оскорбился зеленокожий мореход и аж оскалил клыки. – В уме ль ты, воительница? Когда воины Волчьих островов оставляли своих на поживу этим трупоходам?

– Как добыча, капитан? – окликнула его Клара.

– Хвала ветрам, поживились, – ухмыльнулся орк. – Хватит и на гульбу, и на гостинцы. Парни мои довольны, кирия Клара. Говорят, ты принесла нам удачу и тебе следует выделить двойную долю в добыче.

– Перестань, – отмахнулась чародейка, запрыгивая в лодку. – Всё своё ношу с собой, а уж от Клешней мне и тем более ничего не нужно. Пусть их золото вам лучше послужит.

– Куда ж оно денется! – хохотнул капитан. – Ну, гребите, бокогреи! Утро что-то запаздывает, но со светом, не сомневайтесь, тут окажется половина их флота. Кто хочет снова увидать Громотяг – гребите, да спин не жалейте!

Впрочем, понукать орков и так не требовалось. Вёсла трещали в сильных лапищах, вздувались бугры мышц, и струился пот.

Вскоре «длинные» хищными тенями скользнули прочь от берега, оставив за собой рассеянные огоньки пожаров.

– Эх, не удалось должную огневую потеху устроить, – посетовал Уртханг, останавливаясь рядом с Кларой, замершей возле высоко взнесённого кормового украшения. – Плохо горит там всё, кирия Клара, оттого и вернуться раньше пришлось.

– Не беда, – рассеянно отозвалась чародейка. – Будет тебе ещё потеха, капитан, и совсем скоро.

– Не сомневаюсь, – осклабился орк. – Вот и пришёл спросить, кирия, – где теперь веселиться станем?

Клара подавила невольное желание взглянуть на Кицума. Нет, посланник на попятную не пойдет. Надо выбираться самим.

Восемь «длинных». Несколько сотен верных и лихих мечей, вырвавшихся из местами горящей, местами разорённой столицы Империи Клешней; они пойдут за ней, Кларой, даже в самую Западную Тьму.

Куда, собственно говоря, она всё это время и собиралась.

Невольно она вспомнила своё первое появление в Эвиале, пустынный берег, странную крипту, железные плиты, разрубленную проклятой Сильвией скрижаль… Теперь-то она знает – именно с этого начался натиск Западной Тьмы на восток, именно она, Клара, вольно или невольно, но открыла дорогу заклятому врагу всего сущего.

Настало время вернуть долги.

Рука чародейки невольно коснулась эфесов – холод Драгнира, тепло Иммельсторна. Две противоположности, обречённые на схождение, на боевое братство; мало кто из магов Долины мог даже представить такую мощь.

Хотя, конечно, «сила есть – ума не надо», как не уставал ворчливо напоминать мессир Архимаг. Что сделает Клара Хюммель, когда от воды до неба перед ней воздвигнется великий предел, сотканный из квинтэссенции мрака? С размаху рубанёт сразу и Алмазным, и Деревянным Мечами?

– Если кирия Клара позволит, я бы осмелился напомнить об одном острове… – негромко и почтительно проговорил Бельт, вдруг оказавшийся рядом.

– Острове? Каком острове?

– Кирия Клара размышляет, как именно она нанесёт Западной Тьме последний удар, верно? Но, если я правильно помню рассказы кирии, она ведь побывала на Утонувшем Крабе?

– Каком ещё Крабе? – Клара наморщила лоб.

– Крипта, – Бельт ещё более понизил голос. – Крипта и разрубленная скрижаль. Это ведь там, на прóклятом острове… И они там не случайно!

– Ну и что? – всё ещё недоумевала чародейка. – Да, мы там побывали, ещё с Сильвией. Насилу вырвались, надо сказать… А девчонка разрубила своим фламбергом стальную скрижаль, которая…

– Именно, – прищёлкнул пальцами старый некромант. – Разрубила скрижаль, одну из многих, что сдерживали Западную Тьму. Не знаю, кто подучил её это сделать, но…

– Да никто не учил! – отрубила Райна. – Просто иначе нам было не выбраться, вот и всё. А у Сильвии ум короток, что мешает – покрошить в капусту, чтобы не маячило, и готово дело. Кирия Клара не должна себя корить…

– Должна, Райна, должна, – хмуро отозвалась чародейка. – Я не имела права…

– Вы, уважаемые, такие вещи тут заворачиваете, что я и половины не понимаю, – фыркнул капитан Уртханг. – Скажите мне лучше – там добыча как? А войско? Но это неважно, если можно добрых зипунов набрать.

– Речь истинного орка, – рассмеялась обычно мрачная Ниакрис. – С тобой, капитан, поспорить смогли б разве что поури…

– А что? Бравые парни, по слухам; не отказался бы иметь их в команде, – не стушевался предводитель орков.

– Ближе к делу, господа, – чуть повысил голос Бельт. – Кирия Клара не уверена, что её следующий удар окажется гибельным для всеобщего врага. Наш долг – дать кирии добрый совет.

– Так, кроме тебя, никто ничего и не скажет, – пожала плечами Тави. – Я здесь вообще гость, как и сама кирия или Райна.

– Я скажу, – кивнул старый некромант. – Если где-то у Западной Тьмы и есть уязвимое место, так это там, где Она просачивается на восток.

– Ты думаешь, мы сумеем восстановить крипту? – засомневалась Клара. – Но я понятия не имею, как строились сдерживающие Западную Тьму чары, откуда в закрытом мире брались для этого силы…

– Утонувший Краб слыл местом великого зла и столь же великого ужаса ещё в мои времена, – покачал головой старый некромант. – Среди посвящённых ходили самые дикие слухи. Даже поури… что-то учуяли.

– И что? – не поняла Клара. – Пусть это «место ужаса». Что нам там делать?

– Это последнее место в Эвиале, где можно противостоять Западной Тьме, оставаясь под привычным небом, – ответил некромант.

– А может, для этого надо просто стереть с лица земли Империю Клешней?

– Нет, – вдруг вмешался Кицум. – Я достаточно просидел на Левой Клешне. Это странное место, дикое место, несомненно, орудие мести, там правят бал дуотты, но могущество Западной Тьмы основано не на нём. Империя Клешней – выкормыши тех, у кого хватило ума воспользоваться Западной Тьмой в своих интересах; ну, и Она, конечно, тоже своего не упустила, обратив Клешни в своё послушное орудие. Можно перерезать нити, связывающие кукловода с его марионеткой, но разве затронет это самого кукольника?

– А Утонувший Краб – затронет? – осведомилась Клара.

– Не знаю, – ядовито ответил клоун. – Сами решайте. На то вы и люди со свободной волей.

– Слышали, слышали… – проворчала Райна, неодобрительно косясь на Кицума. – Ты, великий, мне странен. Мои боги поступали прямо и открыто. Шли ли войной, заключали ли мир. Внимали молитвам верящих в них, помогали. А ты, не в обиду тебе и твоему единому будь сказано, всё больше говоришь загадками да ссылаешься на Закон Равновесия. Помоги нам, раз уж прошёл такой путь! Помоги, не играй в эти игры!

Капитан Уртханг недоуменно воззрился на старого клоуна.

– Не обращай внимания, доблестный, – усмехнулся Кицум. – Почтенная Райна шутит. Я не могу указать вам путь, воительница. Его можете отыскать только вы сами.

Валькирия с горькой обидой покачала головой.

– Я не понимаю, великий. Я привыкла задавать прямые вопросы и получать прямые ответы. Я помню битву, нас разбили, но мы не покорились и не поклонились победителям; однако даже в те дни мои боги не виляли и не скрытничали. Они – наверное, все – погибли доблестно, с оружием в руках, сражаясь, как положено воинам. Почему ты избегаешь прямого пути?

– Потому что Древние Боги были свободны, – холодно ответил Кицум. – Над ними не довлели многочисленные запреты Упорядоченного. Само Сущее позволяло им многое, но потом не забыло взыскать самую высокую плату. Цена моей помощи, Райна, может оказаться непомерной. Я не хочу этого. Какой бы путь вы ни избрали, это будет лучше, чем следовать моим указаниям.

– Будь по-твоему, великий, – сдержанно поклонилась Клара. – Что ж, Бельт, если ты настаиваешь… Капитан, хватит у тебя дерзости пощипать за мягкое подбрюшье сам Утонувший Краб?

– Гррр! – оскалился орк. – Ты, кирия, знала, чего попросить. Ни один из «длинных» ещё не заходил в его воды. Ни один не осмелился даже приблизиться. Ты многое просишь, кирия Клара! Но – хороша ли там добыча? Что я скажу моим удальцам?

– Скажи им, – решительно перебил Кицум, – что они найдут там богатства, какие им не по силам даже вообразить. Всё, что они называют «добычей», покажется содержимым нищенской сумы по сравнению с тем, что их ожидает на Утонувшем Крабе. Столетиями на этом острове копили золото, самоцветы и вообще всё, что возвеселит душу истинного воина. Но драка предстоит жестокая. Это так же верно, как и то, что меня зовут Кицум.

– Х-ха! Мы не испугаемся! – гордо бросил Уртханг. – «Длинные» ещё не бросали якорей на рейде Краба, это так. Но всё когда-нибудь делается впервые, правильно?

Кицум кивнул.

– Империя Клешней – на самом деле – управляется именно оттуда. Я понял это, пока оставался у них в «заложниках», хотя сидящие в столице дуотты и убеждены, что они совершенно независимы в своих решениях.

– Отлично, – пожал плечами орк. – Пусть управляются откуда хотят, лишь бы моим парням нашлось, чем поживиться. Мы, правда, не знаем тамошних вод, ни фарватеров, ни мелей, ни даже – где у них хранится казна!

– На этот счёт не волнуйся, – усмехнулся Кицум. – Если вы решите идти на Утонувший Краб, я помогу с навигацией.

– Для клоуна ты знаешь очень много, – Уртханг пристально взглянул на собеседника. – Может, мне следовало бы пасть перед тобою ниц и воздать почести, называя для начала хотя бы «великим», как доблестная Райна?

– Не стоит, – Кицум по-прежнему усмехался. – Свободные воители Волчьих островов не кланялись никому и никогда, разве не так?

– Так. Но к нам никогда и не заглядывали такие гости, кому не зазорным было б и поклониться.

– И всё равно – не стоит, – настойчивее повторил клоун. – Лучше поговорим о ветрах и фарватерах, капитан.

* * *

Огромная полярная сова летела прямо на запад. Ничего не значащие для Сильвии, родившейся в Мельине, слова «Утонувший Краб» стали плотью, запахом и звуком; неведомая сила словно указывала дорогу громадной птице, сжимавшей в когтях исполинский чёрный фламберг.

Смертный Ливень мало-помалу иссяк, излив в покорный океан свою ядовитую ярость; ничто не держало Сильвию на востоке, даже Игнациус. О мессире Архимаге она почти и не вспоминала. Куда ему теперь до неё, хозяйки несущих всеобщую гибель облаков! Достаточно лишь чуть-чуть изменить их путь… и возомнившему о себе старику придётся попрыгать.

Но сейчас перед нею Утонувший Краб. Что ж, враг ничуть не хуже прочих, а добыча может окупить всё и вся.

Белые крылья равномерно поднимались и опускались, внизу проносились тёмные волны Моря Надежд. Далеко впереди лежал пролив между Кинтом Дальним и Семиградьем, там горел памятный маяк, возле которого собирались армады Империи Клешней; мимоходом Сильвия подумала о судьбе чёрно-зелёных галер, спасшихся от Ливня.

Впрочем, какая разница. Она, последняя из Красного Арка, сметёт любого, кто встанет у неё на пути. Сильвия Нагваль не останется жутким чудовищем. Она вернёт себе свой облик. И завоюет достойное её место. Не в этом мире, так в другом, может, даже и не в Мельине, но обязательно завоюет. Ни для чего, просто так. Чтобы понять, на что она способна. Есть ли в ней вообще что бы то ни было, кроме наследства чародеев Арка и Хозяина Ливней. Может ли она обрести иной смысл существования, чем вечную войну всех против всех?

Золотой пайцзы с ней больше не было. Зловещая вещица сыграла свою роль, не то потерявшись, не то сгорев в пламени преображения. Да и к чему она, если Сильвия теперь твёрдо знает, кто она и откуда?

Правда, знание это лишь из прошлого. Куда важнее – кем она сделается в тот день, когда вырвется из этой ловушки.

Несколько раз сова замечала медленно тянущихся над океаном странных существ, заключённых в красноватые сферы из призрачного пламени, чувствовала их смертное отчаяние, их несказанную мýку – и могла лишь дивиться силе, втянувшей их в Эвиал. Знать бы ещё в точности, зачем…

…Сильвия миновала кинтский маяк, перед ней расстилалось Море Клешней, совсем недавно она уже пересекла его, правда, не на собственных крыльях, а на мачте имперской галеры, где по палубам бродили мёртвые солдаты в ало-зелёных шипастых доспехах.

…Однако как же всё изменилось! Хозяйка Смертного Ливня, оказывается, способна на такое, о чем Сильвия Нагваль и не мечтала. В том числе и перелететь море.

Она упрямо пробивалась сквозь ветер и дождь, когда жёсткие струи хлестали по броне из упругих перьев.

Сильвия летела.

Подпись

))

ясень и сердечная жила дракона, 15 дюймов

Страница 2 из 3
«
1
2
3
»