Битва Королей - Страница 2

[

]

Страница 2 из 5 « 1 2 3 4 5 »
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Битва Королей (Джордж Мартин)

Битва Королей

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:49 | Сообщение # 16

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

АРЬЯ

Река сине зеленой лентой сверкала под утренним солнцем. По ее берегам густо рос тростник, и Арья заметила, как побежали круги от скользнувшей по мелководью водяной змеи. Вверху лениво кружил ястреб.
Все здесь казалось таким мирным... пока Косс не нашел мертвеца.
– Вон там, в тростнике, – показал он, и Арья тоже увидела. Тело солдата безобразно раздулось. Его зеленый плащ зацепился за корягу, и маленькие серебристые рыбки объедали ему лицо.
– Говорил я вам, что тут мертвяки, – сказал Ломми, – раз вода мертвечиной отдает.
Йорен, увидев труп, плюнул.
– Доббер, погляди, есть ли на нем что ценное. Кольчуга, нож, пара монет – все равно. – Пришпорив своего мерина, он въехал в реку, но конь увяз в мягком иле, и за тростниками было глубоко. Йорен сердито повернул назад – мерин до колен перемазался в бурой жиже. – Тут нам не перейти. Косс, ступай вверх по течению и поищи брод, а вы, Уот и Горрен, поезжайте вниз. Мы будем ждать вас здесь. Поставьте часовых.
Доббер нашел у мертвеца на поясе кожаный кошелек с четырьмя медяками и локоном светлых волос, перевязанным красной лентой. Ломми и Тарбер, раздевшись догола, полезли в воду, и Ломми стал кидаться в Пирожка илом, крича:
– Пирожок из грязи! Пирожок из грязи!
Рорж в повозке ругался, грозился и требовал расковать его, пока Йорена нет, но никто не обращал на него внимания. Курц поймал рыбу голыми руками. Арья видела, как он это сделал: он стоял на мелководье, спокойный, как вода, а потом его рука метнулась, как змея, и схватила плывущую мимо рыбу. Это проще даже, чем ловить кошек, – у рыб то когтей нет.
Разведчики вернулись в середине дня. Уот доложил, что на милю вниз был деревянный мост, только его кто то сжег. Йорен оторвал от кипы порцию кислолиста.
– С лошадьми, да и с ослами, мы могли бы переправиться вплавь, но повозки нам не перетащить. Притом на севере и западе дым, сплошные пожары – лучше нам, думаю, остаться на этом берегу. – Он взял прутик и нарисовал в грязи круг, проведя от него черту. – Это Божье Око, река течет от него на юг. Мы сейчас вот здесь. – Он ткнул прутом рядом с линией. – С запада, как я намеревался, озеро нам обойти не удастся, а восточный берег выведет нас обратно на Королевский Тракт. – Йорен показал туда, где линия соединялась с кругом. – Здесь, сколько мне помнится, должен быть город, крепость с каменной стеной, и господская усадьба там есть – не из важных, но у лорда наверняка имеется охрана или пара рыцарей. Если пойдем по реке на север, будем там еще засветло. У них должны быть лодки – продадим все, что у нас есть, и наймем одну. – Он провел линию через весь круг снизу доверху. – Если боги пошлют нам попутный ветер, мы приплывем вот сюда, в город Харрен, и купим там новых лошадей, а нет, так в Харренхолле остановимся. Это усадьба леди Уэнт, а она всегда была другом Дозора.
– В Харренхолле водятся привидения, – округлил глаза Пирожок.
– Тьфу на твои привидения, – плюнул Йорен. – По коням. Арья помнила, что рассказывала о Харренхолле старая Нэн. Злой король Харрен заперся в его стенах, но Эйегон выпустил своих драконов, и пламя поглотило весь замок. Нэн говорила, что огненные духи до сих пор посещают почерневшие башни. Бывало, что люди ложились там спать в полном здравии, а утром их находили мертвыми, сгоревшими. Арья не до конца в это верила – притом это было давно. Пирожок просто дурак – в Харренхолле живут не привидения, а рыцари. Арья сможет открыться леди Уэнт, и рыцари благополучно проводят ее домой. Рыцари всегда всех защищают, особенно женщин. Может быть, леди Уэнт даже маленькой плаксе окажет помощь.
Дорога вдоль реки хоть и не шла в сравнение с королевской, но была не в пример лучше, чем прежде, и повозки в кои то веки катились гладко. За час до заката они увидели первое жилье – уютный домик с соломенной крышей посреди пшеничного поля. Йорен покричал, но никто ему не отозвался.
– Мертвые все, поди. Или попрятались. Доббер, Рей, за мной. – Они обследовали дом, и Йорен, вернувшись, проворчал:
– Ни посуды, ни денег – хоть бы грош. Скотины тоже нет. Ушли хозяева скорее всего. Может, мы даже встретили их на Королевском Тракте. – Но тут хотя бы не было пожара и не валялись мертвые тела. На огороде за домом они накопали немного луку и кореньев и набрали целый мешок тыкв.
Чуть дальше по дороге стояла хижина лесника с нетронутой поленницей рядом, а над рекой на десятифутовых сваях торчал еще один домишко. Ни там ни сям никого не было. В полях зрели пшеница, кукуруза и ячмень, но дозорные не сидели на деревьях и не расхаживали по межам с серпами. Наконец показался городок – кучка белых домов вокруг крепостных стен, большая септа под деревянной кровлей, господская усадьба на пригорке в западном конце... и опять таки ни единого человека.
Йорен хмуро призадумался, сидя на коне.
– Не нравится мне это – но делать нечего. Надо посмотреть как следует – может, народ где и прячется. Может, какие лодки остались либо оружие.
Оставив десятерых охранять повозки и маленькую плаксу, черный брат разделил остальных на четыре отряда по пять человек и послал обыскивать город.
– Смотрите в оба глаза и слушайте в оба уха, – наказал он им, а сам поехал в усадьбу лорда посмотреть, не осталось ли кого там.
Арья оказалась в одной компании с Джендри, Пирожком и Ломми. Толстопузый Уот прежде греб на галее, стало быть, мог сойти за моряка, поэтому их Йорен отрядил к озеру на поиски лодки. Они ехали мимо тихих белых домов, и у Арьи по телу бегали мурашки. Пустой город пугал ее почти так же, как сожженная деревня, где они нашли маленькую плаксу и однорукую женщину. Зачем люди ушли отсюда, бросив свои дома? Что могло нагнать на них такого страху?
Солнце уже садилось, и дома отбрасывали длинные тени. Внезапный стук заставил Арью схватиться за Иглу, но это всего лишь ставня хлопала на ветру. После речного простора городская теснота наводила тревогу.
Увидев между домами и деревьями озеро, Арья стиснула лошадь коленями, проскакав мимо Уота и Джендри, и вынеслась на зеленый луг у покрытого галькой берега. Под закатным солнцем тихая гладь озера сверкала, как чеканная медь. Арья еще не встречала таких больших озер – того берега не было видно. Слева на крепких деревянных столбах стояла над водой ветхая гостиница, справа вдавался в озеро длинный причал, а дальше к востоку тянулись другие деревянные пальцы, запущенные городом в воду.
Но единственная лодка валялась у гостиницы с совершенно прогнившим днищем.
– Пусто, – разочарованно протянула Арья. Как же им теперь быть?
– А гостиница то, – заметил Ломми, когда подъехали остальные. – Может, там еда какая осталась? Или эль?
– Давай поглядим, – предложил Пирожок.
– Нечего тут, – рявкнул Уот. – Йорен велел искать лодку.
– Лодки все забрали. – Арья в душе знала, что это правда;
Можно обыскать хоть весь город, но, кроме этой гнилушки, все равно ничего не найдешь. Вода тихо плескалась вокруг ее ног. Появились светлячки, мигая своими огоньками. Зеленая вода была теплая, как слезы, но не соленая. От нее пахло летом, илом и всем, что растет. Арья погрузила в нее лицо, смывая дневную пыль и пот. Когда она подняла голову, струйки побежали за ворот, и это было приятно. Жаль, что нельзя раздеться совсем и поплавать, порезвиться в теплой воде, как розовая выдра. Может, ей удалось бы доплыть до самого Винтерфелла.
Уот позвал ее, чтобы помогала искать, и она принялась заглядывать в сараи, пока ее лошадь паслась на лугу. Им попадались паруса, гвозди, ведра с застывшей смолой и кошка с выводком котят, но лодок не было.
Когда вернулись Йорен и остальные в городе стало темно, как в лесу.
– В усадьбе никого, – сказал он. – Лорд то ли ушел на войну, то ли спрятался где то со всеми домочадцами. В городе ни лошади ни свиньи, но без еды мы не останемся. Тут где то разгуливал гусь, кур я тоже видел, а в Божьем Оке полно рыбы.
– Все лодки увели, – сообщила Арья.
– Можно залатать дно у той, что на берегу, – сказал Косс.
– В ней разве что четверо поместятся.
– Гвозди у нас есть, а вокруг полно деревьев, – вмешался Ломми. – Можем сами построить лодки.
– Ты что нибудь смыслишь в постройке лодок, красильщик? – плюнул Йорен.
– Лучше плот, – предложил Джендри. – Плот всякий может построить. Вырубим шесты и поплывем. Йорен призадумался.
– Для шестов будет слишком глубоко, если плыть напрямик, но если держаться у берега... Повозки придется бросить, но мысль неплохая. Я это обмозгую – утро вечера мудренее.
– Может, заночуем в гостинице? – сказал Ломми.
– Мы заночуем в крепости, заперев ворота. В каменных стенах мне лучше спится.
– Нельзя нам тут оставаться, – не сдержалась Арья. – Местные все убежали, даже лорд.
– Арри трусит, – заржал Ломми.
– Я то нет, – отрезала она, – а вот они да.
– Ты у нас парнишка смышленый, – сказал Йорен, – но все дело в том, что здешних жителей волей неволей затрагивает война, а нас нет. Ночной Дозор ни на чьей стороне, потому и врагов у нас быть не может.
"И друзей тоже”, – подумала она, но на сей раз промолчала. Ломми и все остальные смотрели на нее, и ей не хотелось показаться трусихой.
Ворота крепости были скреплены большими гвоздями. Внутри лежала пара железных брусьев толщиной с молодые деревца. Когда их вставили одним концом в ямку у ворот, а другим в гнездо, получился огромный Х образный засов. После того как они обследовали крепость сверху донизу, Йорен сказал, что это, конечно, не Красный Замок, но на ночь вполне сгодится. Десятифутовой вышины стены были сложены из грубого неоштукатуренного камня с деревянным настилом поверху. На северной стороне имелась калитка, а в деревянном амбаре под соломой Геррен обнаружил люк, ведущий в узкий, извилистый подземный ход. Геррен прошел его до конца и оказался у озера. Йорен велел поставить на люк повозку, чтобы никто не пробрался к ним этим путем, разделил всех на три стражи, а Тарбера, Курца и Тесака послал на башню караулить. Курцу дали охотничий рог, чтобы затрубить в случае опасности.
Повозки и животных завели внутрь и заперли за ними ворота. В шатком амбаре могла поместиться скотина со всего города. Убежище, где прятались горожане в опасные времена, было еще больше – низкое длинное каменное строение под соломенной крышей. Косс, выйдя за калитку, поймал гуся и двух кур, и Йорен разрешил развести костер. В крепости имелась большая кухня, но всю утварь с нее забрали. Стряпать выпало Джендри, Добберу и Арье. Доббер велел ей ощипать птицу, пока Джендри колол дрова.
– А я почему не могу дрова колоть? – спросила она, но никто ее не слушал. Она надулась и принялась ощипывать курицу. Йорен, сидя на другом конце скамьи, точил о брусок кинжал.
Когда ужин был готов, Арья получила куриную ножку и немного лука. За едой все говорили мало, даже Ломми. Джендри, поев, стал полировать свой шлем с таким видом, точно его тут и вовсе нет. Маленькая плакса плакала, но когда Пирожок дал ей кусок гусятины, она мигом управилась с ним и стала ждать, не дадут ли еще.
Арье досталась вторая стража, и она улеглась на соломенный тюфяк в убежище, но сон не шел к ней. Она попросила у Йорена брусок и принялась точить Иглу. Сирио Форель говорил, что тупой клинок – все равно что хромая лошадь. Пирожок, присев на соседнем тюфяке, следил за ее работой.
– Где ты взял такой хороший меч? – спросил он. Она сверкнула на него глазами, и он примирительно вскинул руки. – Я ж не говорю, что ты его украл, – просто хочу знать, где ты его взял, вот и все.
– Брат подарил, – буркнула она.
– А я и не знал, что у тебя брат есть. Арья почесала себя под рубашкой. В соломе были блохи – хотя непонятно, какое неудобство могла принести парочка новых.
– У меня их много.
– Старшие или младшие?
Не надо было ей говорить об этом. Йорен велел ей держать язык за зубами.
– Старшие. У них тоже мечи есть – длинные мечи, и они научили меня, как убивать людей, которые ко мне пристают.
– Я не пристаю, я просто разговариваю. – Пирожок ушел, и Арья свернулась калачиком на тюфяке. Где то в передней части дома плакала маленькая девочка. Хоть бы она унялась наконец. Ну почему она все время плачет?
Должно быть, Арья уснула, хотя даже не помнила, как закрыла глаза, и ей приснилось, что снаружи воет волк – да так жутко, что она сразу проснулась. Сев на тюфяке с бьющимся сердцем, она крикнула:
– Пирожок, проснись. Уот, Джендри, вы что, не слышали? – Она натянула один сапог.
Мужчины и мальчишки вокруг заворочались.
– Что стряслось то? – спрашивал Пирожок.
– Чего не слышали? – ворчал Джендри.
– Арри приснился плохой сон, – сказал кто то.
– Да нет же, я слышал, – настаивала она. – Это был волк.
– У Арри волки в голове, – засмеялся Ломми.
– Пусть себе воют, – сказал Геррен, – они там, а мы тут.
– Волки крепость штурмовать не станут, – согласился Уот.
– Я ничего не слыхал, – заявил Пирожок.
– Это был волк, – крикнула она, натягивая второй сапог. – Случилось что то плохое – вставайте!
Не успели они обрушиться на нее с новыми насмешками, как вой раздался снова – только теперь это был не волк, это Курц дул в свой охотничий рог, поднимая тревогу. В мгновение ока все повскакали, натягивая одежду и хватая то оружие, которое имели. Когда рог затрубил опять, Арья бросилась к воротам. Пробегая мимо амбара, она услышала, как Кусака яростно рвет свои цепи, а Якен Хгар окликнул ее:
– Мальчик! Славный мальчик! Что там, война? Освободи нас, мальчик, – человек хочет сражаться!
Но она бежала дальше, не слушая его. За стеной стал слышен лошадиный топот и крики.
Она взобралась наверх. Парапеты были для нее высоки, и ей пришлось стать ногами в трещину между камнями, чтобы выглянуть наружу. На миг ей показалось, что город кишмя кишит светляками – потом она поняла, что это люди с факелами мечутся галопом между домами. Занялась соломенная крыша, и оранжевый язык лизнул брюхо ночи. За ним последовали другие, и скоро огни заполыхали повсюду.
Джендри взобрался к ней со шлемом на голове.
– Сколько их там?
Арья попыталась посчитать, но всадники носились слишком быстро, размахивая своими факелами.
– Сто или двести – не знаю. – Сквозь рев пламени слышались крики. – Скоро они за нас примутся.
– Гляди, – показал Джендри.
Между горящих домов к крепости двигалась конная колонна. Пожар оранжево желтыми бликами озарял шлемы, кольчуги и панцири всадников. Один держал знамя на длинном копье. Арье показалось, что оно красное, но об этом трудно было судить ночью, когда кругом ревел пожар: сейчас все казалось черным, красным или оранжевым.
Огонь перекидывался с одного дома на другой. Вот вспыхнуло дерево, и его ветви оделись пляшущей рыжей кроной. Все, кто был в крепости, поднялись – одни стояли на стенах, другие унимали испуганных животных внизу. Что то стукнулось об ногу Арьи – она посмотрела и увидела маленькую плаксу.
– Уйди! – крикнула Арья, выдернув ногу. – Что ты здесь делаешь? Беги спрячься, глупая!
Всадники остановились перед воротами.
– Эй, в крепости! – крикнул рыцарь в высоком остроконечном шлеме. – Откройте именем короля!
– Это которого же? – отозвался старый Рейзен, не успел Уот его остановить.
Йорен взошел на стену у ворот со своим выгоревшим черным плащом на шесте.
– Оставайтесь там, где вы есть! – прокричал он. – Жители покинули город.
– А ты кто такой, старик? – осведомился рыцарь. – Трусливый пес лорда Берика? Если этот жирный дурак Торос с тобой, спроси его, как ему нравится огонь, зажженный нами.
– Нет здесь таких. Только парни для Ночного Дозора. Нам до вашей войны дела нет. – Он поднял шест повыше. – Не видите, что ли, что знамя у нас черное?
– Это также цвет дома Дондаррионов, – заметил вражеский знаменосец. Теперь Арья разглядела его флаг: золотой лев на красном поле. – Эмблема лорда Берика – пурпурная молния на черном.
Арья вдруг вспомнила, как бросила в Сансу апельсин и забрызгала соком ее дурацкое шелковое платье. Тогда на турнире был какой то южный лорд, и глупая сестрина подружка Джейн и в него влюбилась. У него была молния на щите, и отец Арьи послал его отрубить голову брату Пса. Как будто тысячу лет назад это было, в другой жизни, с другим человеком... с Арьей Старк, дочерью десницы, а не с сироткой Арри. Разве Арри мог знаться с лордами?
– Ты что, слепой? – Йорен помахал плащом из стороны в сторону. – Где ты видишь тут свою поганую молнию?
– Ночью все знамена черные, – ответил рыцарь в остроконечном шлеме. – Открывай, не то мы будем считать вас разбойниками, стакнувшимися с врагами короля.
Йорен плюнул.
– Кто вами командует?
– Я. – Другие всадники расступились, давая дорогу, и пламя отразилось в броне боевого коня. Командир был грузный человек с мантикором на щите и витыми узорами на стальном панцире. В открытом забрале шлема виднелась бледная свинячья образина. – Сир Амори Лорх, знаменосец лорда Тайвина Ланнистера из Бобрового Утеса, десницы короля. Настоящего короля – Джоффри. – Голос у него был высокий и тонкий. – Его именем приказываю вам открыть ворота.
Город горел, в воздухе стоял дым, и красных искр было больше, чем звезд.
– Не вижу в этом нужды, – нахмурился Йорен. – С городом делайте что хотите, нам до него дела нет, а нас оставьте в покое. Мы вам не враги.
"Смотрите вашими глазами”, – хотелось Арье крикнуть людям внизу.
– Разве они не видят, что мы не лорды и не рыцари? – прошептала она.
– Я думаю, им все равно, Арри, – шепнул в ответ Джендри. Она посмотрела на лицо сира Амори, как Сирио учил ее смотреть, и поняла, что Джендри прав.
– Если вы не предатели, откройте ворота, – настаивал сир Амори. – Мы убедимся, что ты говоришь правду, и продолжим свой путь.
Йорен жевал кислолист.
– Говорю тебе – здесь никого нет, кроме нас. Даю вам слово. Рыцарь в высоком шлеме рассмеялся:
– Ворона дает нам свое слово.
– Ты, часом, не заблудился, старик? – хохотнул кто то из копьеносцев. – Стена далеко к северу отсюда.
– Еще раз приказываю тебе именем короля Джоффри доказать свою верность ему и открыть ворота, – сказал сир Амори. Йорен долго думал, жуя свою жвачку, потом плюнул и сказал:
– Что то не хочется.
– Я так и думал. Вы отказываетесь подчиниться приказу короля и тем изобличаете себя как мятежников, черные на вас плащи или нет.
– У меня тут мальчики. Дети.
– Дети и старики умирают одинаково. – Сир Амори лениво поднял кулак, и кто то метнул копье из тени, Отбрасываемой пожаром. Копье, должно быть, метило в Йорена, но попало в Уота рядом с ним. Острие вонзилось в горло и вышло из затылка, темное и влажное. Уот схватился за древко и мешком свалился со стены.
– Возьмите крепость и убейте их всех, – скучливо произнес сир Амори. Полетели другие копья. Арья дернула Пирожка за полу камзола, пригнув его вниз. Снаружи гремели доспехи, шуршали мечи, вынимаемые из ножен, копья стукались о щиты вперемешку с руганью и топотом копыт. Над головами у них пролетел, роняя искры, факел и шлепнулся в грязь на дворе.
– К оружию! – вскричал Йорен. – Станьте пошире и защищайте стену там, где они будут атаковать. Косс, Утрег, держите калитку. Ломми, вытащи копье из Уота и стань на его место.
Пирожок стал доставать свой короткий меч и уронил его. Арья сунула клинок ему в руку.
– Я не умею с ним обращаться, – сказал он, глядя на нее белыми глазами.
– Это легко. – Но ложь застряла у Арьи в горле, потому что за парапет ухватилась чья то рука. При свете горящего города Арья видела ее так ясно, словно время остановилось. Толстые мозолистые пальцы с курчавыми черными волосками между костяшками, с грязью под ногтем большого пальца. Страх ранит глубже, чем меч, напомнила себе Арья, когда вслед за рукой показалась верхушка круглого шлема.
Она взмахнула Иглой сверху вниз, и кованная в замке сталь рубанула прямо по костяшкам.
– Винтерфелл! – закричала Арья. Хлынула кровь, пальцы отлетели прочь, и шлем исчез так же внезапно, как и появился.
– Сзади! – завопил Пирожок. Арья обернулась. На стену лез другой солдат, бородатый и без шлема, держа кинжал в зубах, чтобы освободить обе руки. Когда он перекинул ногу через парапет, Арья ткнула мечом ему в глаза. Игла не коснулась его – он отшатнулся и упал. Хоть бы он хлопнулся лицом вниз и язык себе откусил.
– Ты за ними следи, а не за мной! – рявкнула она на Пирожка. В следующий раз тот сам рубанул врага по рукам своим коротким мечом и скинул вниз.
Лестниц у сира Амори не имелось, но по крепостным стенам, сложенным из дикого камня, карабкаться было легко, и врагам не было конца и края. На месте каждого, кого Арья рубила, колола и спихивала со стены, тут же появлялся другой. Рыцарь в остроконечном шлеме взобрался на гребень, но Йорен накрыл его своим черным знаменем и сунул кинжал в щель его доспехов. Со всех сторон летели факелы, и языки пламени еще долго стояли у Арьи перед глазами. Золотой лев на красном поле напоминал ей о Джоффри, и она жалела, что его здесь нет: она вогнала бы Иглу в его ухмыляющуюся рожу. Четверо солдат с топорами бросились на ворота, но Косс снял их из лука одного за другим. Доббер повалил своего противника на стену, а Ломми размозжил врагу голову камнем, не успел тот встать, и заулюлюкал – но у Доббера в животе торчал нож, и он тоже не поднялся больше. Арья перескочила через убитого парня не старше Джона – у него была отрублена рука. Она вроде бы этого не делала, хотя кто знает? Куил взмолился о пощаде, но рыцарь с осой на щите раздробил ему лицо своей шипастой булавой. Пахло кровью, дымом, железом и мочой, но потом все эти запахи как то слились воедино. Какой то тощий человечек ухитрился взобраться на стену, и она кинулась на него вместе с Джендри и Пирожком. Джендри ударил его мечом, сбив шлем с головы. Он был лысый и напуганный, у него недоставало зубов, и бороденка была седая – Арья даже пожалела его, но все равно убила, крича: “Винтерфелл! Винтерфелл!”, а Пирожок с криком “Пироги горячие!” рубанул врага по тонкой шее.
Когда тощий упал, Джендри забрал его меч и спрыгнул во двор, где тоже кипела битва. Огонь мерцал на кольчугах и клинках – враги то ли перелезли где то через стену, то ли прорвались в калитку. Арья спрыгнула рядом с Джендри – мягко, как учил ее Сирио. В ночи звенела сталь и слышались крики раненых и умирающих. Арья не знала, куда бежать, – смерть была повсюду.
Тут Йорен встряхнул ее и заорал:
– Мальчик! Уходи отсюда – наше дело пропащее. Собери мальчишек, кого сможешь, и уводи их. Скорей!
– Но как? – крикнула она.
– Через тот люк. В амбаре.
И он снова кинулся в бой. Арья схватила Джендри за руку, крича:
– Он велел нам уходить. Через амбар.
Глаза Быка в прорезях шлема отражали огонь. Он кивнул. Они позвали Пирожка со стены и нашли Ломми Зеленые Руки – он лежал с пробившим ногу копьем. Геррен был ранен слишком тяжело, чтобы бежать с ним. В хаосе и дыму, среди мертвых тел, сидела маленькая плакса. Арья схватила ее за руку, но девчушка не хотела идти – даже шлепки не помогали. Арья потащила ее за собой правой рукой, держа Иглу в левой. Ночь светилась тускло красным огнем. “Это амбар горит”, – подумала Арья. Пламя факела, упавшего в солому, лизало его стены, и животные, запертые внутри, кричали в голос. Из амбара выскочил Пирожок,
– Арри, скорее! Ломми уже там! Брось ее, если не хочет идти! Арья упрямо тащила девочку за собой. Пирожок шмыгнул обратно, но вместо него выбежал Джендри. От огня его шлем так сиял, что рога казались оранжевыми. Он вскинул маленькую плаксу себе на плечо.
– Бежим!
В амбаре было жарко, как в печи. Клубился дым, и задняя стена пылала сверху донизу. Лошади и ослы бились и кричали. “Бедные”, – подумала Арья. Потом она увидела повозку и трех закованных в ней. Кусака рвал цепи, и кровь текла у него по рукам. Рорж пинался и ругался во всю глотку. Якен Хгар крикнул:
– Мальчик! Славный мальчик!
Открытый люк был всего в нескольких футах перед ней, но огонь распространялся быстро, пожирая сухое дерево и солому с такой быстротой, что даже не верилось. Арья вспомнила страшное обоженное лицо Пса.
– Ход узкий, – крикнул Джендри. – Ее тут не протащишь.
– Толкай перед собой, – ответила Арья.
– Добрые, хорошие мальчики, – звал, кашляя, Якен Хгар.
– Снимите эти сраные цепи! – орал Рорж. Джендри их не слушал.
– Лезь ты первый, потом она, потом я. Скорее – ход длинный.
– Ты куда дел топор, когда дрова колол?
– Он там, около убежища. – Джендри бросил взгляд на закованных. – Я бы лучше ослов спас, да времени нет.
– Бери ее! – крикнула Арья. – Тащи! – И выскочила из амбара, а огонь бил у нее за спиной горячими красными крыльями. Снаружи была блаженная прохлада, но люди гибли повсюду. Косс бросил свой клинок в знак того, что сдается, но его убили на месте. Все заволокло дымом. Йорена не было видно, но топор торчал там, где Джендри его оставил, – у поленницы рядом с убежищем. Арья выдернула его из чурбана, и чья то рука в кольчуге схватила ее. Она вогнала топор врагу между ног. Лица она не видела – только темную кровь, проступившую сквозь железные звенья. Возвращение в амбар оказалось самым трудным делом в ее жизни. Дым полз из открытой двери, как черный змей, а внутри кричали ослы, лошади и люди. Она закусила губу, пригнулась и проскочила в месте, где дым был не так густ.
Ослик, охваченный огненным кольцом, вопил от ужаса и боли, и пахло паленой шерстью. Крыша тоже горела, роняя вниз дерево и солому. Арья зажала рукой нос и рот. Повозку за дымом не было видно, но рев Кусаки указывал путь.
Рядом выросло колесо. Повозка подскочила и проехала с полфута – это Кусака опять рванул свои цепи. Якен увидел Арью, но тут и дышать было трудно, не то что разговаривать. Она швырнула топор в повозку. Рорж поймал его и поднял над головой, пот, смешанный с копотью, стекал по его безносому лицу. Арья, кашляя, пустилась бегом. Позади сталь обрушилась на старое дерево – еще раз и еще. Миг спустя раздался громовой треск, и из повозки вывалилось днище.
Арья вниз головой нырнула в туннель, на глубину в пять футов. Грязь набилась ей в рот, но ничего, это был восхитительный вкус – земли, воды, червей, жизни. Под землей было темно и прохладно – наверху лилась кровь, ревел огонь, валил дым и визжали гибнущие животные. Арья повернула пояс, чтобы Игла не мешала, и поползла. Футов через десять она услышала шум, похожий на рев какого то чудища, и в туннель хлынуло облако дыма и черной пыли, пахнущее адом. Арья, задержав дыхание, ткнулась лицом в грязь и заплакала – сама не зная о ком.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:50 | Сообщение # 17

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТИРИОН

Королева не была расположена ждать Вариса. – Измена сама по себе зло, – с яростью заявила она, – но это явная, ничем не прикрытая подлость, и я не желаю, чтобы этот приторный евнух учил меня, как поступать с подлецами.
Тирион взял у сестры письма и сравнил их. Это были две копии, совершенно одинаковые, хотя и написанные разным почерком.
– Первое получил мейстер Френкен в замке Стокворт, – пояснил великий мейстер Пицель, – второе передал нам лорд Джайлс.
Мизинец расчесал пальцами бороду.
– Если Станнис даже их не забыл, то такое же послание почти наверняка получил каждый лорд Семи Королевств.
– Я хочу чтобы эти письма сожгли все до единого, – провозгласила Серсея. – Ни один намек на это не должен достичь ушей моего сына и моего отца.
– Думаю, что отец уже услышал – и не только намек, – сухо заметил Тирион. – Станнис, без сомнения, послал птиц и в Бобровый Утес, и в Харренхолл. Что до сожжения писем, то какой в этом смысл? Песенка спета, вино пролито, девица брюхата. Да и не столь это страшно, как кажется.
Серсея повернулась к нему, сверкая зелеными глазами.
– У тебя что, вовсе мозгов нет? Ты читал, что там написано? “Отрок Джоффри” – вот как он выражается. И при этом смеет обвинять меня в кровосмешении, убийстве и измене!
"Обвиняет, потому что ты виновна. – Удивительно было видеть, как кипятится Серсея из за этих обвинений, хотя ей прекрасно известно, что это чистая правда. – Если мы проиграем войну, ей следует поступить в балаган – она прирожденная лицедейка”. Тирион дождался, когда она умолкнет, и сказал:
– Нужно же Станнису чем то оправдать свой мятеж. Что он, по твоему, должен был написать? “Джоффри – законный сын и наследник моего брата, но я тем не менее намерен отнять у него трон?”
– Я не потерплю, чтобы меня обзывали шлюхой! “Полно, сестра, – он ведь не утверждает, что Джейме тебе платил”. Тирион притворился, что читает письмо заново. Была там одна любопытная фразочка...
– “Писано при Свете Владыки”, – прочел он вслух. – Странное выражение.
Пицель прочистил горло:
– Подобные слова часто встречаются в письмах и документах из Вольных Городов, и означают они “писано пред ликом бога”, только и всего. Перед богом красных жрецов – так следует понимать.
– Варис еще несколько лет назад говорил мне, что леди Селиса связалась с красной жрицей, – вспомнил Мизинец. Тирион постучал пальцем по письму:
– Как видно, ее лорд супруг пошел по той же дорожке. Мы можем использовать это против него. Пусть верховный септон объявит народу, что Станнис изменил своим богам так же, как своему королю...
– Да, да, – нетерпеливо бросила королева, – но сначала нужно помешать этой мерзости распространяться. Совет должен издать указ, грозящий всякому, кто будет говорить о кровосмешении или называть Джоффа бастардом, отсечением языка.
– Разумная мера, – кивнул великий мейстер Пицель, звякнув своей цепью.
– Глупость, – вздохнул Тирион. – Вырвав человеку язык, вы не докажете, что он лжец, а лишь дадите понять, что боитесь его слов.
– Ну а что ты предлагаешь? – осведомилась сестра.
– Да ничего. Пусть себе шепчутся – эта история им скоро надоест. Всякий, у кого есть хоть щепотка разума, поймет, что это лишь неуклюжая попытка оправдать узурпацию. Разве Станнис приводит какие то доказательства? Да и как бы он мог, когда все это ложь? – Тирион послал сестре сладчайшую улыбку.
– Это так, – пришлось признать ей, – но...
– Ваше величество, здесь ваш брат прав. – Петир Бейлиш сложил пальцы домиком. – Попытавшись замять эти разговоры, мы лишь придадим им видимость достоверности. Лучше отнестись к ним с презрением, как к жалкой выдумке, каковы они и есть. Скажу еще, что с огнем следует бороться огнем.
– О каком огне вы говорите? – испытующе посмотрела на него Серсея.
– Об истории того же рода, в которую притом будет легче поверить. Лорд Станнис многие годы своего супружества провел вдалеке от жены. Не то чтобы я упрекал его за это – я поступал бы так же, будь я женат на леди Селисе. Но если мы скажем, что дочь у него незаконная, а Станнис рогоносец... простой народ всегда склонен верить худшему о своих лордах, особенно таких суровых, мрачных и щепетильных, как Станнис Баратеон.
– Его никогда особенно не любили, это правда. – Серсея подумала немного. – Хорошо, мы отплатим ему его же монетой. Кого бы только дать леди Селисе в любовники? У нее, кажется, двое братьев – а ее дядя все это время был с ней на Драконьем Камне...
– Да, сир Акселл Флорент – ее кастелян. – Мизинец, как ни противен был Тириону его план, придумал неплохо. Станнис никогда не был влюблен в свою жену, но он ощетинивается как еж всякий раз, когда дело касается его чести, и недоверчив по природе. Если удастся посеять раздор между ним и его сторонниками, это будет большая помощь. – Я слышал, у девочки флорентовские уши.
– Один торговец из Лисса сказал мне, – с небрежным жестом произнес Мизинец, – что лорд Станнис, должно быть, очень любит свою дочь, поскольку уставил весь свой замок ее изваяниями. “Милорд, – пришлось ответить мне, – это горгульи”. Сир Акселл мог бы подойти в отцы Ширен, но я знаю по опыту: чем нелепее и безобразнее выдумка, тем охотнее ее повторяют. У Станниса есть необычайно уродливый дурак, полоумный и с татуировкой на лице.
Великий мейстер ахнул, пораженный:
– Но ведь не станете же вы утверждать, что леди Селиса легла в постель с дураком?
– Только дурак и мог лечь в постель с Селисой Флорент. А ей он, вероятно, напоминал о Станнисе. Всякая хорошая ложь должна содержать в себе крупицу правды, чтобы слушатель мог передохнуть. Дело обстоит так, что дурак этот всей душой предан девочке и сопровождает ее повсюду. Они даже похожи немного – у Ширен такое же застывшее пестрое лицо.
– Но ведь это от серой хвори, которую бедняжка перенесла в младенчестве, – растерялся Пицель.
– Мне мое объяснение больше нравится, – сказал Мизинец, – и народу оно тоже придется по душе. В народе верят, что, если беременная женщина съест кролика, ребенок у нее родится с длинными ушами.
Серсея одарила Мизинца улыбкой, которую обычно приберегала для Джейме.
– Какой же вы злой, лорд Петир.
– Благодарю, ваше величество.
– И заядлый лжец к, тому же, – далеко не столь ласково вставил Тирион. “Этот опаснее, чем я думал”, – сказал он себе.
Зеленовато серые глаза Мизинца встретились с разномастным взглядом карлика без малейшего смущения.
– У каждого из нас свой талант, милорд. Королева была слишком захвачена желанием отомстить, чтобы заметить этот обмен любезностями.
– Обманут полоумным дураком! Станниса осмеют в каждом кабаке по эту сторону Узкого моря.
– Но это не должно исходить от нас, – сказал Тирион, – иначе всем станет ясно, что мы это сочинили, желая обелить себя. У Мизинца и на это был готов ответ:
– Шлюхи любят посплетничать, а я как раз владею парой борделей. Варис тоже, без сомнения, сумеет посеять слухи в пивных и харчевнях.
– Где он, к слову сказать? – нахмурилась Серсея.
– Я сам желал бы это знать, ваше величество.
– Паук ткет свою тайную паутину днем и ночью, – зловеще сказал великий мейстер. – Я не доверяю ему, милорды.
– А он о вас отзывается хорошо. – Тирион слез со стула. Он то знал, чем занят евнух, но остальным советникам знать это было не обязательно. – Прошу извинить, милорды, – меня ждут другие дела.
– Дела короля? – сразу насторожилась Серсея.
– Вам нет нужды о них беспокоиться.
– Об этом мне судить.
– Хочешь испортить мне сюрприз? Я готовлю Джоффри подарок – цепочку.
– На что ему твоя цепочка? У него их и так больше, чем нужно, и золотых, и серебряных. Если ты возомнил, что сможешь купить его любовь своими подарками...
– О, я уверен, что король и без того меня любит, как и я его. Я думаю также, что моя цепь однажды станет ему дороже всех остальных. – Тирион откланялся и вразвалку пошел к двери.
Бронн ждал у дверей зала совета, чтобы проводить его обратно в башню Десницы.
– Кузнецы ожидают твоего появления в твоей приемной, – сказал наемник, когда они шли через двор.
– Ожидают моего появления. Очень мило сказано, Бронн. Скоро ты станешь настоящим придворным – чего доброго, и колени начнешь преклонять.
– Не пошел бы ты, карлик.
– Охотно пошел бы – только к Шае. – Леди Танда весело махала Тириону с вершины лестницы. Он сделал вид, что не замечает ее, и прибавил шагу. – Позаботься, чтобы мне приготовили носилки. Я отправлюсь со двора, как только закончу с этим делом. – Двое Лунных Братьев несли караул у двери в башню. Тирион приветливо поздоровался с ними и скорчил гримасу, начиная взбираться по лестнице. От долгого подъема к опочивальне у него болели ноги.
Его двенадцатилетний оруженосец раскладывал одежду на кровати. Подрик Пейн был до того застенчив, что старался все делать исподтишка. Тирион не мог отделаться от подозрения, что отец навязал ему этого парня в насмешку.
– Ваш убор, милорд, – пробормотал мальчик, когда Тирион вошел. Смотрел он при этом на свои сапоги. Под, даже если выдавливал из себя какие то слова, в глаза никогда не глядел. – Для приема. И цепь десницы.
– Хорошо. Помоги мне одеться. – Черный бархатный колет был усажен золотыми заклепками в виде львов, цепь состояла из массивных золотых рук, каждая из которых сжимала запястье другой. Под принес багровый шелковый плащ с золотой каймой, скроенный по росту Тириона – на обычном человеке он выглядел бы как пелерина.
Личная приемная десницы была не столь велика, как королевская, и, уж конечно, не могла сравниться с тронным залом, но Тириону нравились мирийские ковры, драпировки на стенах и ощущение уюта. Стюард у входа возгласил:
– Тирион Ланнистер, десница короля. – Карлику и это понравилось. Кузнецы, оружейники и скобяные торговцы, созванные Бронном, опустились на колени.
Он взгромоздился на высокое сиденье под круглым золотистым окном и велел им встать.
– Я знаю, что вы народ занятой, поэтому буду краток. Под, будь любезен. – Мальчик подал ему холщовый мешок. Тирион развязал его, перевернул, и содержимое с глухим лязгом вывалилось на ковер. – Их мне сделали в кузнице замка, и мне нужна еще тысяча точно таких же.
Один из кузнецов, снова опустившись на колени, осмотрел три громадных цепных звена, скрепленных вместе.
– Крепкая Цепь.
– Крепкая, но короткая. Вроде меня. Надо ее удлинить. Как твое имя?
– Меня кличут Железным Брюхом, милорд. – Кузнец, коренастый и плечистый, в простом наряде из кожи и шерсти, имел ручищи толщиной с бычью шею.
– Я хочу, чтобы все кузни в Королевской Гавани ковали такие звенья и сращивали их. Всю прочую работу следует отставить. Пусть каждый человек, умеющий обращаться с железом, займется этим, будь он мастер, подмастерье или ученик. Проезжая по Стальной улице, я хочу слышать звон молотков и днем, и ночью. И мне нужен сильный человек, который надзирал бы за этой работой. Согласен ты взяться за такое дело, мастер Железное Брюхо?
– Пожалуй, да, милорд, – но как быть с мечами и кольчугами, которые требует королева?
– Ее величество приказали, – подхватил другой кузнец, – ковать в большом количестве кольчуги и доспехи, мечи, кинжалы и топоры – для вооружения новых золотых плащей, милорд.
– Это все подождет, сначала цепь.
– Прощения просим, милорд, но королева сказала, что тем, кто не представит работу в назначенном количестве, раздробят руки молотом – на собственной наковальне, милорд.
Добрая Серсея – она всегда старается завоевать любовь народа.
– Руки никому не раздробят – даю вам слово.
– Железно нынче вздорожало, – заметил Железное Брюхо, – а для такой цепи его понадобится много, и угля тоже.
– Лорд Бейлиш даст вам денег сколько нужно, – пообещал Тирион. Он надеялся, что уж в этом то Мизинец ему не откажет. – И я прикажу городской страже разыскивать для вас железо. Расплавьте все подковы в этом городе, если будет нужда.
Вперед вышел пожилой человек в богатом камчатном камзоле с серебряными застежками и плаще на лисьем меху. Став на колени, он изучил образцы звеньев и объявил:
– Милорд, это грубая работа, не требующая мастерства. Она впору тем, кто гнет подковы и кует котлы, но я, с позволения вашей милости, мастер оружейник. Это работа не для меня и не для моих братьев по цеху. Мы куем мечи звонкие, как песня, и доспехи под стать богам, а не это.
Тирион наклонил голову, вперив в него свои разномастные глаза.
– Как зовут тебя, мастер оружейник?
– Саллореон, милорд. И если десница дозволит, я почту за честь сковать ему доспехи, подобающие его дому и высокому посту. – Кое кто из кузнецов усмехнулся, но Саллореон продолжал как ни в чем не бывало:
– Панцирь и чешую, как мне думается. Чешуя с позолотой яркой, как солнце, панцирь покроем багряной ланнистерской эмалью. Для шлема я предложил бы голову демона с длинными золотыми рогами. Когда вы выйдете в бой, враг в ужасе побежит.
"Голова демона, – скорбно подумал Тирион. – Хорошего же они обо мне мнения”.
– Мастер Саллореон, все свои грядущие битвы я намерен вести вот на этом стуле. Мне нужна цепь, а не демонские рога. Поэтому позволь сказать тебе вот что: либо ты будешь ковать цепь, либо носить ее. Выбор за тобой. – Он встал и удалился, не оглядываясь.
Бронн ждал его у ворот с носилками и конным эскортом Черноухих.
– Ты знаешь, куда ехать, – сказал ему Тирион и позволил себя подсадить. Он делал все, что мог, чтобы накормить этот голодный город: поставил несколько сотен плотников на постройку рыбачьих лодок вместо катапульт, открыл Королевский Лес для всех, у кого достанет смелости пересечь реку, послал золотых плащей промышлять съестное на юг и на запад – но в городе его по прежнему встречали обвиняющими взорами. Крытые носилки защищали его от них и давали время поразмыслить.
Медленно следуя по извилистой Дороге Тени у подножия холма Эйегона, Тирион думал об утренних событиях. Сестра, охваченная гневом, не разглядела истинного значения письма Станниса Баратеона. Его обвинения без доказательств ничего не стоят: главное то, что он именует себя королем. Как то теперь поступит Ренли? Не могут же они оба сесть на Железный Трон.
Тирион приоткрыл немного занавеску и выглянул наружу. Черноухие ехали по обе стороны от него в своих жутких ожерельях. Бронн впереди расчищал путь. Прохожие смотрели на них, и Тирион играл сам с собой, стараясь различить среди них осведомителей. Те, у которых наиболее подозрительный вид, скорее всего невинны – а невинных следует остерегаться.
Место, куда он направлялся, находилось за холмом Рейенис, и на улицах было людно, поэтому на дорогу ушел добрый час. Тирион подремывал, но проснулся, когда носилки остановились, протер глаза и вышел, опершись на руку Бронна.
Дом был в два этажа, внизу каменный, верху деревянный. В одном его углу торчала круглая башенка. Стекла во многих окнах были цветные. Над дверью покачивался красивый фонарь в виде шара из позолоченного металла и алого стекла.
– Бордель, – сказал Бронн. – Зачем мы сюда явились?
– Зачем, по твоему, люди посещают такие места?
– Тебе Шаи мало? – засмеялся наемник.
– Для походных утех она неплоха, но мы больше не на биваке. У маленьких мужчин большой аппетит, а здешние девки, как мне сказали, достойны самого короля.
– Разве он уже дорос для таких дел?
– Речь не о Джоффри. О Роберте. Это был его излюбленный дом. – Впрочем, и Джоффри, быть может, в самом деле уже дорос. Об этом стоит подумать. – Если ты и Черноухие захотите поразвлечься, валяйте, но у Катай девушки дорогие. На этой улице есть дома подешевле. Оставь здесь одного человека, чтобы он знал, где найти других, когда я пожелаю вернуться.
– Будет сделано, – кивнул Бронн. Черноухие заухмылялись.
Внутри Тириона встретила высокая женщина в развевающихся шелках, с черной кожей и глазами цвета сандалового дерева.
– Катая, – с низким поклоном назвалась она. – А ваша милость...
– Обойдемся без имен – они опасны. – Здесь пахло диковинными специями, а мозаика на полу изображала двух женщин, сплетенных в любовном объятии. – У тебя тут красиво.
– Это плод моих долгих трудов. Рада, что деснице у нас понравилось. – Голос ее, похожий на текучий янтарь, играл переливами Летних островов.
– Титулы могут быть не менее опасны, чем имена. Покажи мне своих девушек.
– С великой радостью. Вы найдете, что они столь же нежны, как и прекрасны, и искушены во всех искусствах любви. – Она сделала грациозный жест рукой, и Тирион последовал за ней со всем достоинством, которое позволяли его ноги – вдвое короче, чем у нее.
За резным мирийским экраном с изображениями цветов и задумчивых дев, позволяющим наблюдателю оставаться невидимым, располагалась общая комната. Старик наигрывал на свирели что то веселое. В алькове пьяный тирошиец с пурпурной бородой, развалясь на подушках, держал на коленях женщину. Он расшнуровал ей корсаж и поливал груди вином из чаши, а потом слизывал. Еще две девицы играли в плашки у цветного окна – одна конопатенькая с голубым веночком в медовых волосах, другая с кожей черной и гладкой, как темный янтарь, большими глазами и маленькими острыми грудками. Их просторные шелка придерживались на талии бисерными поясками. Сквозь тонкую ткань на солнце, льющемся через цветные стекла, просвечивали их юные тела. Тирион ощутил трепет возбуждения.
– Осмелюсь предложить вам темнокожую, – сказала Катая.
– Она совсем еще ребенок.
– Ей шестнадцать, милорд.
"В самый раз для Джоффри”, – подумал Тирион, вспомнив слова Бронна. Его, Тириона, первая женщина была еще моложе. Какой застенчивой казалась она, когда впервые сняла через голову платье. Длинные темные волосы и голубые глаза, где впору утонуть – он и утонул. Как давно это было... экий ты дурак, карлик.
– Эта девушка родом с твоих земель?
– В ней течет летняя кровь, милорд, но родилась моя дочь здесь, в Королевской Гавани. – Должно быть, он не сдержал своего удивления, и Катая сказала:
– У нас женщине не зазорно быть в доме мягких подушек. На Летних островах высоко ценят тех, кто способен доставить удовольствие в любви. Многие знатные юноши и девы посвящают такому служению несколько лет после своего созревания, угождая этим богам.
– При чем же здесь боги?
– Боги создали не только наши души, но и тела – разве не так? Они дали нам голоса, чтобы мы возносили им молитвы. Они дали нам руки, чтобы мы строили им храмы. Они вдохнули в нас желание, чтобы мы и этим способом поклонялись им.
– Не забыть сказать об этом верховному септону. Если бы я мог молиться своим мужским естеством, я был бы гораздо набожнее. С радостью принимаю твое предложение.
– Сейчас позову дочь. Пойдемте.
Девушка встретила его у подножия лестницы. Она была выше Шаи, хотя и не такая высокая, как мать. Ей пришлось стать на колени, чтобы Тирион мог поцеловать ее.
– Меня зовут Алаяйя, – сказала она с легкой тенью материнского акцента. – Идемте, милорд. – Держа его за руку, она поднялась на два пролета вверх и пошла по длинному коридору. Из за одной двери слышались стоны и крики, из за другой – смешки и шепот. Член Тириона готов был выпрыгнуть наружу. “Не опозориться бы”, – подумал он, поднимаясь с Алаяйей на башенку. Дверь наверху была только одна. Алаяйя ввела его внутрь и закрыла ее. Он увидел большую кровать под балдахином, высокий шкаф с резными любовными сценами и узкое окно, застекленное красными и желтыми ромбами.
– Ты очень красива, Алаяйя, – сказал Тирион. – Само совершенство с головы до пят. Но сейчас меня более всего занимает твой язычок.
– Милорд сам убедится, что мой язычок хорошо выдрессирован. Меня с малых лет учили, когда пускать его в ход, а когда нет.
– Вот и хорошо, – улыбнулся он. – Ну, так что же мы с тобой будем делать? Есть у тебя какие нибудь предложения?
– Есть. Если милорд откроет шкаф, он найдет там то, что ищет. Тирион поцеловал ей руку и забрался в пустой шкаф. Алаяйя закрыла за ним дверцы. Он нащупал заднюю стенку и сдвинул ее вбок. За ней было черным черно, но скоро он нашарил железную перекладину лестницы. Взявшись за нее и найдя ногой нижнюю, он стал спускаться. Где то гораздо ниже улицы лестница кончилась, и открылся земляной туннель. Там Тириона ждал Варис со свечой в руке.
Евнух был сам на себя не похож. Лицо в шрамах, черная щетина, остроконечный шлем, кольчуга поверх вареной кожи, кинжал и короткий меч у пояса.
– Надеюсь, Катая была любезна с милордом?
– Даже слишком. Ты уверен, что на нее можно положиться?
– Я ни в чем не уверен в этом суетном и предательском мире, милорд. Но у Катай нет причин любить королеву, и она знает, что от Аллара Дима избавилась благодаря вам. Пойдемте? – И Варис двинулся по подземному ходу.
У него даже походка стала другая, заметил Тирион, и пахнет от него не лавандой, а кислым вином и чесноком.
– Мне нравится твой новый наряд.
– Моя работа не позволяет мне разъезжать по улицам с отрядом рыцарей. Поэтому, покидая замок, я принимаю подходящий к случаю облик и тем сохраняю свою жизнь, чтобы и далее служить вам.
– Кожа тебе к лицу. Тебе следовало бы явиться в таком виде на следующее заседание совета.
– Ваша сестра не одобрила бы этого, милорд.
– Она намочила бы себе юбки. – Тирион улыбнулся в темноте. – Я не заметил, чтобы ее шпионы следили за мной.
– Рад это слышать, милорд. Некоторые из людей вашей сестры служат также и мне, – без ее ведома. Я был бы огорчен, если бы они позволили себя заметить.
– Я тоже буду огорчен, если окажется, что я лазал по шкафам и страдал от неудовлетворенной похоти понапрасну.
– Отчего же понапрасну. Пусть знают, что вы здесь. Вряд ли у кого нибудь хватит смелости прийти к Катае под видом клиентов, но осторожность никогда не помешает.
– Как это вышло, что в борделе имеется потайной ход?
– Он был вырыт для другого десницы, которому честь не позволяла посещать такой дом открыто. Катая строго хранит тайну этого хода.
– Однако ты о нем знаешь.
– Маленькие пташки летают даже под землей. Осторожно, здесь крутые ступеньки.
Они вылезли в люк и оказались на конюшне, примерно в трех кварталах от холма Рейенис. Когда Тирион захлопнул дверцу, в стойле заржала лошадь. Варис задул свечу, прилепив ее к балке, и Тирион огляделся. В конюшне стояли три лошади и мул. Подойдя к лысому мерину, Тирион посмотрел на его зубы.
– Старикан – и мне сдается, у него одышка.
– На таком, понятно, в битву не поскачешь – но ехать можно, и внимания он не привлекает. Как и другие. А конюхи, кроме них, ничего не замечают. – Евнух снял с колышка плащ – грубошерстный, выцветший, потертый и очень большой. – Позвольте ка. – Он накинул плащ на плечи Тириону, укутав его с головы до ног, и нахлобучил на голову капюшон. – Люди видят то, что ожидают увидеть, – сказал он, расправляя складки. – Карлики встречаются далеко не так часто, как дети, поэтому они увидят ребенка... Мальчика в старом отцовском плаще, которого отец послал куда то по делу. Но еще лучше, если вы будете приходить сюда ночью.
– Впоследствии я так и предполагаю поступать, но сегодня Шая ждет меня. – Он поселил ее в доме с высокой оградой в северо восточном углу Королевской Гавани, недалеко от моря, но не осмеливался посещать ее там из страха, что его выследят.
– Которую из лошадей вы возьмете?
– Да хоть бы и эту, – пожал плечами Тирион.
– Сейчас оседлаю. – Варис снял с другого колышка уздечку и седло.
Тирион в тяжелом плаще беспокойно топтался на месте.
– Ты пропустил весьма интересное заседание. Станнис короновал сам себя.
– Я знаю.
– Он обвиняет моих брата и сестру в кровосмешении. Хотел бы я знать, как это пришло ему в голову?
– Вероятно, он прочел книгу и обратил внимание на цвет волос одного из бастардов, как Нед Старк, а до него Джон Аррен. Возможно и то, что кто то нашептал ему об этом. – Смех евнуха в отличие от его обычного хихиканья прозвучал низко и гортанно.
– Кто то вроде тебя?
– Какое подозрение! Это был не я.
– Будь это ты, ты все равно бы не признался.
– Верно. Но зачем бы я стал выдавать секрет, который хранил столь долго? Можно обмануть короля, но от сверчка в тростнике и пташки в каминной трубе не укроешься. Да и бастарды были у всех на виду.
– Бастарды Роберта? Что же в них такого особенного?
– У него их было восемь, насколько мне известно, – сказал Варис, возясь с седлом. – Матери у них были рыжие и златокудрые, каштановые и русые, но детишки все получились черные, как воронята... и, как вороны, предвещали беду. Стоило посмотреть на Джоффри, Мирцеллу и Томмена, вышедших из чрева вашей сестры золотистыми, как солнышко, чтобы заподозрить неладное.
Тирион покачал головой. Если бы она хоть одного ребенка родила от мужа, этого хватило бы, чтобы развеять все подозрения... но тогда она не была бы Серсеей.
– Если этим шептуном был не ты, то кто же?
– Какой нибудь предатель. – Варис затянул подпругу.
– Мизинец?
– Имен я не называл.
Тирион позволил евнуху подсадить его в седло.
– Лорд Варис, – сказал он сверху, – порой мне кажется, что вы лучший мой друг в Королевской Гавани, а порой – что вы худший мой враг.
– Как странно. Вы у меня вызываете такие же чувства.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:52 | Сообщение # 18

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

БРАН

Он открыл глаза задолго до того, как бледные пальцы рассвета просунулись сквозь его ставни. В Винтерфелл на праздник урожая съехались гости. Утром они будут состязаться, наскакивая с копьями на кинтаны во дворе. Когда то он не находил бы себе места от волнения, предвкушая такое событие, но то было раньше.
Теперь все иначе. Уолдеры будут ломать копья вместе с оруженосцами из свиты лорда Мандерли, но Бран не примет в этом участия. Он будет сидеть в отцовской горнице и изображать из себя принца.
"Слушай и учись быть лордом”, – сказал ему мейстер Лювин.
Бран не просил, чтобы его делали принцем. Он всегда мечтал стать рыцарем, мечтал о блестящих доспехах, реющих знаменах, копье и мече, о боевом скакуне под собой. Почему он должен проводить свои дни, слушая, как старики толкуют о вещах, которые он понимает только наполовину? Потому что ты сломанный, напомнил ему голос внутри. Лорд на своем мягком стуле может быть калекой – Уолдеры говорят, их дед такой слабый, что его всюду носят в паланкине, – а вот рыцарю на боевом коне нужна сила. К тому же его долг стать настоящим лордом. “Ты наследник своего брата и Старк из Винтерфелла”, – сказал сир Родрик и напомнил Брану, что Робб тоже принимал отцовских знаменосцев.
Лорд Виман Мандерли прибыл из Белой Гавани два дня назад – сначала он ехал на барже, потом в носилках, ибо для верховой езды был слишком толст. Его сопровождала большая свита: рыцари, оруженосцы, более мелкие лорды и леди, герольды, музыканты и даже один жонглер – под знаменами и в камзолах ста разных цветов. Бран приветствовал их в Винтерфелле с высокого каменного сиденья своего отца, чьи подлокотники были изваяны в виде лютоволков, и сир Родрик после сказал, что он молодец. Если бы на этом все и кончилось, Бран не имел бы ничего против, но это было только начало.
"Праздник – хороший предлог, – объяснял ему сир Родрик, – но человек не стал бы ехать за сто лиг лишь ради кусочка утки и глотка вина. Такой путь может совершить только тот, кто имеет к нам важное дело”.
Бран смотрел в неровный каменный потолок у себя над головой. Робб, конечно, сказал бы ему “не будь ребенком”. Бран прямо таки слышал его и их лорда отца. “Зима близко, Бран, а ты уже почти взрослый. Исполняй свой долг”.
Когда ввалился Ходор, улыбаясь и напевая что то не в лад, Бран уже покорился своей участи. Ходор помог ему умыться и причесаться.
– Сегодня белый шерстяной дублет, – распорядился Бран. – И серебряную пряжку. Сир Родрик хочет, чтобы я был похож на лорда. – Бран по мере возможности предпочитал одеваться сам, но некоторые задачи – как натягивание бриджей и завязывание башмаков – его раздражали. С Ходором получалось быстрее. Когда ему показывали, как делать то или иное, он управлялся с этим очень ловко, и руки у него при всей его силище были ласковые.
– Могу поспорить, из тебя тоже получился бы рыцарь, – сказал ему Бран. – Если бы боги не отняли у тебя разум, ты стал бы великим рыцарем.
– Ходор? – заморгал тот невинными, ничего не понимающими карими глазами.
– Да. – Бран показал на него. – Ходор.
У двери висела крепкая корзина из кожи и прутьев, с отверстиями для ног. Ходор продел руки в лямки, затянул на груди ремень и стал на колени перед кроватью. Бран, держась за вбитые в стену брусья, продел в дыры свои неживые ноги.
– Ходор, – сказал конюх и встал. В нем было около семи футов росту, и Бран у него на спине чуть ли не стукался головой о потолок. Мальчик пригнулся, когда они вышли в дверь. Однажды Ходор, унюхав запах свежего хлеба, припустил на кухню бегом, и Бран приложился так, что мейстеру Лювину пришлось зашивать ему голову. Миккен дал ему из оружейни старый ржавый шлем без забрала, но Бран старался не надевать его. Уолдеры смеялись, когда видели его в шлеме.
Он держался за плечи Ходора, пока они спускались по винтовой лестнице. Снаружи уже топотали кони и бряцали мечи – сладкая музыка. “Я только погляжу, – сказал себе Бран. – Взгляну разочек, и все”.
Лорды из Белой Гавани со своими рыцарями и латниками появятся позже. Сейчас двор принадлежал их оруженосцам в возрасте от десяти до сорока лет. Брану так захотелось быть среди них, что даже в животе заныло.
На дворе поставили две кинтаны – столбы с крутящейся перекладиной, имеющей на одном конце щит, а на другом тряпичную палицу. На щитах, раскрашенных в красные и золотые цвета, были коряво намалеваны львы Ланнистеров, уже порядком пострадавшие от первых ударов.
При виде Брана в корзине те, кто его еще не знал, вытаращили глаза, но он уже научился не обращать на это внимания. По крайней мере со спины Ходора ему все было видно – ведь он возвышался над всеми. Уолдеры как раз садились на коней. Они привезли из Близнецов красивые доспехи, блестящие серебряные панцири с голубой эмалевой гравировкой. Гребень шлема Уолдера Большого был сделан в виде замка, со шлема Уолдера Малого струился плюмаж из голубого и серого шелка. Щиты и камзолы у них тоже были разные. Уолдер Малый сочетал двойные башни Фреев с ощетинившимся вепрем дома своей бабки Кракехолл и пахарем дома своей матери, Дарри. Уолдер Большой имел на щите усаженное воронами дерево дома Блэквудов и сдвоенных змей Пэгов. “Как они жадны до почестей, – подумал Бран, глядя, как они берут копья. – А вот Старкам, кроме лютоволка, ничего не нужно”.
Их серые в яблоках кони были быстры, сильны и прекрасно вышколены. Бок о бок Уолдеры поскакали к кинтанам. Оба попали в щит и пронеслись мимо, прежде чем палицы успели задеть их. Удар Уолдера Малого был сильнее, но Брану показалось, что Уолдер Большой лучше сидит на коне. Он отдал бы обе свои бесполезные ноги, чтобы выехать против любого из них.
Уолдер Малый, отбросив расщепившееся копье, увидел Брана и натянул поводья.
– Неважнецкий у тебя конь.
– Ходор не конь, – сказал Бран.
– Ходор, – сказал Ходор.
Уолдер Большой тоже подъехав к ним:
– У коня ума больше, это уж точно. Мальчишки из Белой Гавани стали толкать друг дружку локтями и пересмеиваться.
– Ходор. – Парень смотрел на обоих Фреев с добродушной улыбкой, не зная, что над ним смеются. – Ходор! Ходор! Конь Уолдера Малого заржал.
– Гляди ка, они разговаривают. Может, “ходор” по лошадиному значит “я тебя люблю”?
– А ну заткнись, Фрей. – Бран почувствовал, что краснеет. Уолдер Малый пришпорил коня и толкнул им Ходора.
– А если не заткнусь, тогда что?
– Он натравит на тебя своего волка, кузен, – предостерег Уолдер Большой.
– Ну и пусть. Я всегда хотел иметь волчий плащ.
– Лето тебе башку оторвет, – сказал Бран.
Уолдер Малый стукнул себя кольчужным кулаком по груди:
– У него что, зубы стальные? Где уж ему прокусить панцирь и кольчугу!
– Довольно! – прогремел, перекрывая шум во дворе, голос мейстера Лювина. Неясно было, что мейстер успел услышать, но то, что он слышал, явно рассердило его. – Я не потерплю больше этих глупых угроз. Так то ты ведешь себя в Близнецах, Уолдер Фрей?
– Да, если хочу. – Уолдер Малый смотрел сверху на Лювина угрюмо, словно говоря: ты всего лишь мейстер, и не тебе укорять Фрея с Переправы!
– Так вот, воспитанники леди Старк так себя в Винтерфелле не ведут. С чего все началось? – Мейстер посмотрел на всех по очереди. – Ну ка говорите, не то...
– Мы шутили над Ходором, – сознался Уолдер Большой. – Я сожалею, если мы обидели принца Брана. Мы только посмеяться хотели. – У этого хотя бы хватило совести устыдиться, а Уолдер Малый только надулся.
– Ну да, я шутил, только и всего, – заявил он. Бран видел сверху, что лысина мейстера побагровела, – он, как видно, рассердился еще пуще.
– Хороший лорд защищает и утешает слабых и убогих, – сказал он Фреям. – Я не позволю вам делать Ходора мишенью своих жестоких шуток, слышите? Он хороший, добрый парень, работящий и послушный – это больше, чем можно сказать о любом из вас. – Мейстер погрозил пальцем Уолдеру Малому. – А ты держись подальше от богорощи и от волков, не то ответишь. – Хлопая длинными рукавами, он отошел на несколько шагов и оглянулся. – Пойдем, Бран. Лорд Виман ждет.
– Ходор, ступай за мейстером, – скомандовал Бран.
– Ходор, – ответил тот и широкими шагами устремился за Лювином по лестнице Большого замка. Мейстер придержал дверь, и Бран низко пригнулся, держась за шею Ходора.
– Уолдеры... – начал он.
– Не желаю больше слышать об этом, – бросил усталый и раздраженный мейстер. – Ты прав, что вступился за Ходора, но тебе вообще не следовало там быть. Сир Родрик и лорд Виман успели позавтракать, дожидаясь тебя. Я должен сам бегать за тобой, как за малым ребенком?
– Нет, – устыдился Бран. – Я сожалею. Я только хотел...
– Я знаю, чего ты хотел, – немного смягчился Лювин. – Ладно – дело прошлое. Не хочешь ли о чем нибудь спросить меня перед началом беседы?
– Мы будем говорить о войне?
– Ты вообще говорить не будешь. Тебе пока еще восемь лет...
– Скоро девять.
– Восемь, – твердо повторил мейстер. – Скажешь что полагается – и молчи, пока сир Родрик и лорд Виман тебя не спросят.
– Хорошо, – кивнул Бран.
– Я не скажу сиру Родрику, что произошло между тобой и Фреями.
– Спасибо.
Брана водрузили на дубовое отцовское кресло с зелеными бархатными подушками у длинного стола на козлах. Сир Родрик сидел по правую его руку, а мейстер Лювин – по левую, с перьями, чернильницей и листом чистого пергамента. Бран провел рукой по грубой поверхности стола и попросил у лорда Вимана прощения за опоздание.
– Принцы не опаздывают, – приветливо ответил тот. – Это другие приходят раньше, чем нужно, вот и все. – Виман Мандерли раскатился громовым смехом. Неудивительно, что он не мог ездить верхом, – на вид он весил больше иного коня, а его многоречивость не уступала толщине. Он начал с того, что попросил Винтерфелл утвердить новых таможенников, назначенных им в Белой Гавани. Старые придерживали серебро для Королевской Гавани, вместо того чтобы платить новому Королю Севера.
– Королю Роббу надо также чеканить свою монету, – заявил лорд, – и в Белой Гавани для этого самое место. – Он предложил, что сам займется этим делом, если король дозволит, и начал рассказывать о том, как укрепил оборону порта, называя цену каждого улучшения.
Кроме чеканки монеты, лорд Мандерли предложил построить Роббу военный флот.
– У нас уже несколько веков нет своих сил на море, с тех пор как Брандон Поджигатель предал огню корабли своего отца. Дайте мне золота, и через год я представлю вам достаточно галей, чтобы взять и Драконий Камень, и Королевскую Гавань.
Разговор о военных кораблях заинтересовал Брана. Если бы его спросили, он бы ответил, что затея лорда Вимана показалась ему великолепной. Он уже видел эти корабли в своем воображении. Хотел бы он знать, может ли калека командовать одной из таких галей? Сир Родрик пообещал отослать предложение Вимана на рассмотрение Роббу, а мейстер Лювин сделал запись на пергаменте.
Настал полдень. Мейстер Лювин послал Рябого Тома на кухню, и они пообедали прямо в горнице сыром, каплунами и черным овсяным хлебом. Лорд Виман, терзая птицу толстыми пальцами, учтиво осведомился о леди Хорнвуд, своей кузине.
– Вы ведь знаете, она урожденная Мандерли. Быть может, когда ее горе утихнет, она снова захочет стать Мандерли, а? – Он оторвал зубами кусок крыла и широко улыбнулся. – Я, со своей стороны, уже восемь лет как вдовею. Давно пора взять другую жену, вы не находите, милорды? Одному плохо. – Бросив кость на пол, он взялся за ножку. – А если леди предпочитает мужчину помоложе, так мой Вендел тоже неженат. Теперь он на юге, сопровождает леди Кейтилин, но уж верно захочет жениться, когда вернется. Он храбрый парень и веселый – как раз такой, который снова научит ее смеяться, а? – Он утер жирный подбородок рукавом камзола.
Бран слышал, как звенит сталь под окнами. Брачные дела его не занимали – ему хотелось во двор.
Лорд подождал, когда уберут со стола, и заговорил о письме, полученным им от лорда Тайвина Ланнистера, взявшего в плен на Зеленом Зубце его старшего сына сира Вилиса.
– Он предлагает вернуть его мне без всякого выкупа, если я отзову своих людей из войска его величества и дам клятву не воевать больше.
– Вы, конечно же, откажете ему? – сказал сир Родрик.
– На этот счет не опасайтесь. У короля Робба нет более преданного слуги, чем Виман Мандерли. Однако мне очень не хотелось бы, чтобы мой сын томился в Харренхолле больше, чем нужно. Это дурное место. Проклятое, так говорят люди. Не то чтобы я верил этим басням – однако поглядите, что случилось с Яносом Слинтом. Королева сделала его лордом Харренхолла, а ее брат тут же сместил. И отослал, говорят, на Стену. Хорошо бы поскорее устроить размен пленными. Я ведь знаю, Вилису неохота сидеть без дела, пока война идет. Он храбр, мой сын, и свиреп, как мастиф.
У Брана уже ныли плечи от сидения на одном месте, но тут беседа подошла к концу. Когда Бран ужинал, рог возвестил о прибытии еще одной гостьи – леди Донеллы Хорнвуд. С ней не было рыцарей и вассалов – только шестеро усталых латников в пыльных оранжевых камзолах, украшенных головами лося.
– Мы бесконечно сожалеем о ваших потерях, миледи, – сказал ей Бран, когда она пришла поздороваться с ним. Лорд Хорнвуд погиб в битве на Зеленом Зубце, их единственный сын пал в Шепчущем Лесу. – Винтерфелл не забудет этого.
– Я рада. – Она была бледная, изможденная, совсем убитая горем. – Я очень устала, милорд, и буду благодарна, если вы позволите мне отдохнуть.
– Разумеется, – сказал сир Родрик. – Поговорить мы и завтра успеем.
Назавтра почти все утро прошло в разговорах о зерне, овощах и солонине. Когда мейстеры в своей Цитадели объявляют о начале осени, умные люди откладывают впрок долю каждого урожая... а вот какую долю, это еще предстояло решить. Леди Хорнвуд откладывала пятую часть, но по совету мейстера Лювина пообещала увеличить ее до четверти.
– Болтонский бастард собирает людей в Дредфорте, – предупредила она. – Надеюсь, для того, чтобы увести их на юг и присоединиться к своему отцу у Близнецов, но, когда я послала спросить о его намерениях, он заявил, что Болтоны не допускают вопросов от женщин. Точно он законный сын и имеет право на это имя.
– Лорд Болтон никогда не признавал его, насколько мне известно, – сказал сир Родрик. – Должен вам сказать, что я совсем не знаю его.
– Его мало кто знает, – ответила леди Хорнвуд. – Он жил у своей матери, но два года назад молодой Домерик умер и Болтон остался без наследника. Тогда то он и вызвал бастарда в Дредфорт. Этот юноша очень хитер, и у него есть слуга, почти столь же жестокий, как он сам. Слугу зовут вонючкой – говорят, он никогда не моется. Они охотятся вместе, бастард и этот вонючка, и не на оленя. Тому, что рассказывают, трудно поверить, пусть даже речь идет о Болтоне. А теперь, когда мой лорд муж и мой милый сын ушли к богам, этот бастард зарится на мои земли.
Брану захотелось дать леди сотню человек для защиты ее прав, но сир Родрик сказал только:
– Пусть себе зарится – но если он осмелится перейти к действиям, его постигнет суровая кара. Вам нечего опасаться, миледи... но, возможно, со временем, когда ваше горе пройдет, вы сочтете благоразумным снова выйти замуж.
– Я неспособна более рожать, а красота моя давно увяла, – с усталой улыбкой ответила она, – однако мужчины увиваются за мной вовсю – я такого и в девичестве не видала.
– Но никто из них не завоевал вашу благосклонность? – спросил Лювин.
– Я согласна выйти замуж, если его величество прикажет, но Морс Воронье Мясо – пьяная скотина, притом старше моего отца. Что до моего высокородного кузена Мандерли, моя постель недостаточно велика, чтобы вместить его, а я определенно слишком хрупка, чтобы его выдержать.
Бран знал, что мужчины ложатся на женщин, когда они спят вместе. Да уж – под лордом Мандерли спать, наверное, все равно что под конской тушей. Сир Родрик сочувственно кивнул.
– У вас будут и другие поклонники, миледи. Авось подберем кого нибудь, кто вам больше по вкусу.
– Думаю, вам не придется искать долго, сир. Когда она оставила их, мейстер Лювин улыбнулся:
– Мне кажется, сир Родрик, что миледи предпочитает вас. Сир Родрик смущенно откашлялся.
– Какая она грустная, – сказал Бран. Сир Родрик кивнул:
– Грустная и милая и совсем недурна для женщины своих лет, при всей ее скромности. Однако способна нарушить мир в королевстве твоего брата.
– Как это? – удивился Бран.
– У нее нет прямого наследника, – объяснил мейстер Лювин, – поэтому на земли Хорнвудов будут претендовать многие. Толхарты, Флинты и Карстарки связаны с домом Хорнвудов по женской линии, а у Гловеров в Темнолесье воспитывается бастард лорда Хариса. У Дредфорта, насколько мне известно, никаких прав нет, но их земли соседствуют, и Русе Болтон не из тех, кто упустит подобный случай.
Сир Родрик подергал себя за бакенбарды.
– Если так, ее лорд сюзерен должен найти ей достойного супруга.
– А почему бы ей не выйти замуж за вас? – спросил Бран. – Ведь она вам нравится, а у Бет была бы мать. Старый рыцарь положил руку на плечо Брану.
– Спасибо на добром слове, мой принц, но я ведь только рыцарь, да и стар уже. Я мог бы несколько лет оберегать ее земли, но после моей смерти леди Хорнвуд оказалась бы в том же положении, да и Бет грозила бы опасность.
– Пусть тогда наследником станет бастард лорда Хорнвуда, – сказал Бран, вспомнив своего сводного брата Джона.
– Это устроило бы Гловеров, а возможно, и тень лорда Хорнвуда, – сказал сир Родрик, – но не думаю, что это понравится леди Хорнвуд. Ведь мальчик не ее кровь.
– И все же это заслуживает рассмотрения, – заметил мейстер Лювин. – Леди Донелла сама говорит, что неспособна больше рожать. Если не бастард, то кто же?
– Разрешите мне вас покинуть, – попросил Бран. Он слышал, как звенит во дворе сталь, – это оруженосцы бились на мечах.
– Ступай, мой принц, – сказал сир Родрик. – Ты вел себя молодцом. – Бран покраснел от удовольствия. Быть лордом, оказывается, не так уж скучно, а поскольку леди Хорнвуд далеко не так многословна, как лорд Мандерли, у Брана осталось еще несколько часов дневного времени, чтобы навестить Лето. Он охотно проводил время с волком всякий раз, когда сир Родрик и мейстер позволяли.
Не успел Ходор войти в богорощу, Лето сразу выскочил из под дуба, словно знал, что они идут. Рядом в подлеске мелькнула поджарая черная тень.
– Лохматик, – позвал Бран, – иди сюда. – Но волк Рикона исчез так же быстро, как появился.
Ходор, зная любимое место Брана, отнес его к пруду, где под развесистым сердце деревом молился прежде лорд Эддард. По пруду бежала рябь, колебля отражение чардрева, между тем ветра не было. Бран удивился.
Но тут из под воды с плеском вынырнула Оша – так неожиданно, что даже Лето отскочил и зарычал. Ходор тоже шарахнулся, заныв в страхе “Ходор, Ходор”, и Бран потрепал его по плечу.
– Как ты можешь здесь купаться? – спросил он Ошу. – Разве тебе не холодно?
– В младенчестве я сосала льдинки, мальчик. Я люблю холод. – Оша подплыла к берегу и вышла – голая, вся в мурашках. Лето подкрался поближе и понюхал ее. – Я хотела достать до дна.
– Я и не знал, что тут дно есть.
– Может статься, что и нет. – Она усмехнулась. – Чего уставился, мальчик? Женщин никогда не видал?
– Видал. – Бран сто раз купался с сестрами в горячих прудах и со служанками тоже. Но Оша не такая – не мягкая и округлая, а жесткая и угловатая. Ноги у нее жилистые, а груди как два пустых кошелька. – У тебя много шрамов.
– И все нелегко мне достались. – Она отряхнула свою бурую рубаху от листьев и натянула ее через голову.
– Ты сражалась с великанами? – Оша утверждала, что за Стеной до сих пор живут великаны. Бран надеялся когда нибудь увидеть хоть одного.
– С людьми. – Она подпоясалась куском веревки. – С черными большей частью. Даже убила одного. – Она потрясла волосами, отросшими ниже ушей за время ее пребывания в Винтерфелле. Теперь она была уже не такой страшной, как та женщина, что пыталась ограбить и убить его в Волчьем Лесу. – Ныне на кухне толковали про тебя и про Фреев.
– Ну и что они говорили?
– Что только глупый мальчишка способен задирать великана, – хмыкнула она, – и что мир наш вовсе свихнулся, если калеке приходится этого великана защищать.
– Ходор не понял, что над ним смеялись. И он никогда не дерется. – Бран вспомнил, как когда то отправился на рынок с матерью и септой Мордейн. Они взяли с собой Ходора, чтобы нести покупки, но он потерялся. Когда они его нашли, какие то мальчишки загнали его в угол и тыкали палками, а он кричал “Ходор!”, ежился и загораживался руками, даже не пытаясь дать отпор своим мучителям. – Септон Шейли говорит, у него мягкое сердце.
– Да – и такие ручищи, что могут отвернуть человеку голову. Так или этак, пусть лучше следят за этим Уолдером. И ты тоже следи. За тем большим, которого зовут Мальм – правильно зовут, мне сдается. Снаружи он большой, а внутри маленький, и подлый до мозга костей.
– Он не посмеет меня тронуть. Он боится Лета, хотя и говорит, что нет.
– Что ж, может, он не такой глупый, как кажется. – Оша лютоволков побаивалась. В тот день, когда ее взяли, Лето и Серый Ветер разорвали трех одичалых на куски. – А может, и такой – тогда от него тоже добра ждать нечего. – Она подвязала волосы. – Тебе еще снятся волчьи сны?
– Нет. – Он не любил говорить о своих снах.
– Принц должен уметь врать получше, – засмеялась она. – Что ж, твои сны – твоя забота, а мне пора назад на кухню, пока Гейдж не разорался и не начал махать своей поварешкой. С вашего позволения, мой принц.
"Зря она спросила о волчьих снах”, – думал Бран, пока Ходор нес его по лестнице в спальню. Он старался не засыпать как можно дольше, но в конце концов сон всегда его одолевал. В эту ночь ему приснилось чардрево. Оно смотрело на него своими глубокими красными глазами, звало его своим кривым деревянным ртом. Трехглазая ворона слетела с его бледных ветвей, клюнула Брана в лицо и выкрикнула его имя голосом острым как меч.
Его разбудил звук рога. Бран повернулся на бок, радуясь тому, что проснулся. Внизу слышался конский топот и крики. Еще гости – под хмельком, судя по шуму. Хватаясь за брусья, он перебрался с кровати на подоконник. На знамени был гигант в разорванных цепях – значит это приехали Амберы со своих северных земель за Последней рекой.
На следующий день он принимал их – двух дядьев Большого Джона, старых, но буйных, с бородами такими же белыми, как их плащи из шкуры северного медведя. Морса ворона однажды приняла за мертвого и клюнула в глаз – с тех пор он носил фальшивый, из драконьего стекла. Старая Нэн рассказывала, что он зажал ту ворону в кулак и откусил ей голову, с тех пор его и прозвали Воронье Мясо. А вот почему его тощего брата Хозера зовут Смерть Шлюхам, она так и не сказала.
Не успели они сесть, Морс сразу попросил позволения жениться на леди Хорнвуд.
– Все знают, что Большой Джон – правая рука Молодого Волка. Кто, как не Амбер, лучше сохранит земли вдовицы и кто из Амберов может быть лучше меня?
– Леди Донелла еще горюет по мужу, – сказал мейстер Лювин.
– Под моими мехами она найдет хорошее средство от горя, – засмеялся Морс. Сир Родрик учтиво поблагодарил его и обещал представить это предложение на рассмотрение самой леди и короля.
Хозеру было нужно другое: корабли.
– С севера ползут одичалые – никогда еще столько не видел. Они переплывают Тюлений залив на своих лодчонках и высаживаются на нашем берегу. Ворон в Восточном Дозоре слишком мало, чтобы им помешать, они и шмыгают на сушу что твои хорьки. Нам нужны ладьи да крепкие мужчины, чтобы плавать на них. Большой Джон увел с собой слишком много народу. Половина нашего урожая пропала из за того, что жать было некому.
Сир Родрик подергал свои бакенбарды.
– У вас в лесах растут высокие сосны и старые дубы, а у лорда Мандерли полным полно моряков и корабельщиков. Вместе вы сможете построить достаточно кораблей, чтобы охранять оба ваших побережья.
– Мандерли? – фыркнул Морс Амбер. – Этот мешок сала? Я слышал, его собственные люди прозвали его Лордом Миногой. Он же едва ходит. Если ткнуть ему в брюхо мечом, оттуда вылезут десять тысяч угрей.
– Да, он толст, – согласился сир Родрик, – зато не глуп. Придется вам с ним договориться – иначе король узнает о причине вашего отказа. – И свирепые Амберы, к изумлению Брана, покорились, хотя и ворчали сильно.
Во время беседы с Амберами прибыли Гловеры из Темнолесья и большой отряд Толхартов из Торрхенова Удела. Галбарт и Роберт Гловеры оставили Темнолесье на жену Роберта, но в Винтерфелл приехала не она, а их стюард.
– Миледи просит извинить ее отсутствие. Ее дети еще слишком малы для такого путешествия, и ей не хотелось оставлять их одних. – Бран скоро понял, что Темнолесьем по настоящему управляет стюард, а не леди Гловер. Тот сказал, что откладывает всего лишь десятую часть урожая. Некий местный мудрец заверил его, что перед холодами еще будет теплое духово лето. Мейстер Лювин высказал свое нелицеприятное мнение о местных мудрецах, а сир Родрик приказал стюарду впредь откладывать пятую часть и расспросил его о бастарде лорда Хорнвуда, мальчике Ларенсе Сноу. На севере всем бастардам знатных домов давали фамилию Сноу – “снег”. Мальчику было около двенадцати, и стюард хвалил его ум и отвагу.
– Ты хорошо придумал насчет бастарда, Бран, – сказал после мейстер Лювин. – Когда нибудь ты станешь хорошим лордом для Винтерфелла.
– Нет, не стану. – Бран знал, что лордом ему не бывать, как и рыцарем. – Робб женится на одной из Фреев, вы мне сами сказали, и Уолдеры так говорят. У него родятся сыновья, и лордами в Винтерфелле после него будут они, а не я.
– Может быть, и так, Бран, – сказал сир Родрик, – но я был женат трижды, и мои жены рожали мне только дочерей. Теперь у меня, кроме Бет, никого не осталось. Брат мой Маррин прижил четырех крепких сыновей, но из них только Джори дожил до взрослых лет. Когда его убили, род Маррина угас вместе с ним. Нельзя быть уверенным в том, что будет завтра.
На следующий день настал черед Леобальда Толхарта. Он говорил о погоде, о глупости простонародья и о том, как его племянник рвется в бой.
– Бенфред собрал собственную роту копейщиков. Все они мальчишки не старше девятнадцати лет, но каждый мнит себя новым Молодым Волком. Я сказал им, что они всего лишь молодые зайцы, но мальчишки только посмеялись надо мной. Теперь они именуют себя Дикими Зайцами и носятся по округе с кроличьими шкурками на концах копий, распевая рыцарские песни.
Бран нашел это великолепным. Он помнил Бенфреда Толхарта, громогласного верзилу, – тот часто бывал в Винтерфелле со своим отцом сиром Хелманом, дружил с Роббом и Теоном Грейджоем. Но сиру Родрику явно не понравилось то, что он услышал.
– Если бы королю требовались еще воины, он послал бы за ними. Скажите своему племяннику, что он должен оставаться в Торрхеновом Уделе, как приказал его лорд отец.
– Непременно скажу, сир, – заверил Леобальд и лишь тогда заговорил о леди Хорнвуд. Бедняжка – ни мужа, чтобы отстоять ее земли, ни сына, чтобы их унаследовать. Его леди жена тоже Хорнвуд, сестра покойного лорда Халиса, как им, без сомнения, известно. – Пустой дом – печальный дом. Я подумываю, не отдать ли мне своего младшего сына леди Донелле – пусть воспитывает его, как своего. Беренду скоро десять, он славный парнишка и ее родной племянник. С ним ей будет веселее, и он даже мог бы принять имя Хорнвуд...
– Если его назначат наследником? – вставил мейстер Лювин.
– ...И продолжил бы их род, – закончил Леобальд. Бран знал, что полагается сказать теперь.
– Благодарю вас за ваше предложение, милорд, – выпалил он, опередив сира Родрика. – Мы направим его на рассмотрение моему брату Роббу – ну и леди Хорнвуд, конечно.
Леобальд, видимо, удивился тому, что Бран подал голос.
– Благодарю, мой принц, – сказал он, но Бран увидел в его светло голубых глазах жалость с примесью чего то еще – радуется, наверно, что этот калека не его сын. На миг Бран возненавидел этого человека.
Зато мейстеру Лювину Леобальд понравился.
– Пожалуй, Верен Толхарт – наилучший выход, – сказал он, когда тот ушел. – По крови он наполовину Хорнвуд, и если он возьмет имя своего дяди...
– ...он все таки останется мальчиком, – сказал сир Родрик, – и трудновато ему будет отстоять свои земли от таких, как Морс Амбер или этот бастард Русе Болтона. Надо подумать как следует и подать Роббу дельный совет, прежде чем он примет решение.
– Надо будет принять в расчет и то, какой лорд Роббу больше выгоден. Речные земли – часть его королевства. Быть может, Робб пожелает скрепить этот союз, выдав леди Хорнвуд за одного из лордов Трезубца? Блэквуда, скажем, или Фрея.
– Она может взять одного из наших Фреев, – предложил Бран, – Пусть хоть обоих забирает, если охота.
– Это недобрые слова, мой принц, – мягко пожурил сир Родрик.
Уолдеры тоже недобрые. Бран хмуро опустил глаза и промолчал. В последующие дни из других усадеб прилетели вороны с письмами, выражающими сожаление. Бастарда из Дредфорта не будет на празднике, Мормонты и Карстарки ушли на юг с Роббом, лорд Локе слишком стар, чтобы пуститься в путь, леди Флинт ждет ребенка, во Вдовьем Дозоре заразная болезнь. В конце концов все главные вассалы дома Старков как то известили о себе, кроме Хоуленда Рида, островного жителя, давно уже не вылезавшего из своих болот, и Сервинов, чей замок стоял всего в половине дня езды от Винтерфелла. Лорд Сервин был в плену у Ланнистеров, но сын его, четырнадцатилетний подросток, одним ясным ветреным утром прибыл с двумя десятками копейщиков. Бран скакал на Плясунье по двору, когда они въехали в ворота, и пустился рысью им навстречу. Клей Сервин всегда дружил с Браном и его братьями.
– Доброе утро, Бран, – весело воскликнул Клей. – Или тебя теперь надо называть принц Бран?
– Только если захочешь.
– А почему бы нет? – засмеялся Клей. – У нас теперь все короли да принцы. Станнис и в Винтерфелл прислал письмо?
– Станнис? Не знаю.
– Он теперь тоже король. Он пишет, что королева Серсея спала со своим братом, поэтому Джоффри – бастард.
– Джоффри Дурное Семя, – проворчал один из рыцарей Сервина. – Не диво, что он так вероломен, раз у него отец Цареубийца.
– Да, – подхватил другой, – боги не терпят кровосмешения. Вспомните, как они низвергли Таргариенов.
У Брана пресеклось дыхание, словно чья то гигантская рука стиснула ему грудь. Он почувствовал, что падает, и отчаянно вцепился в поводья Плясуньи.
Должно быть, ужас отразился у него на лице, потому что Клей сказал:
– Бран! Тебе нехорошо? Ну, объявился еще один король – что тут такого?
– Робб и его побьет. – Бран повернул Плясунью к конюшне под удивленными взглядами Сервина и его свиты. В ушах у него шумело, и он упал бы, не будь он привязан к седлу.
В ту ночь он молил отцовских богов не посылать ему сновидений. Но боги, если и слышали, не вняли его мольбе – кошмар, который они ему послали, был хуже всякого волчьего сна.
– Лети или умри! – вскричала трехглазая ворона, клюнув его. Он плакал и просил, но ворона не знала жалости. Она выклевала ему сперва левый глаз, потом правый, а когда он ослеп, клюнула его в лоб, вогнав свой страшный острый клюв глубоко в череп. Он завопил так, что легкие чуть не лопнули. Голову ему словно топором раскололи, но когда ворона выдернула свой клюв, вымазанный мозгами и облепленный осколками кости, Бран снова прозрел. То, что он увидел, заставило его ахнуть от страха. Он цеплялся за башню в несколько миль высотой – пальцы у него скользили, ногти скребли по камню, ноги – дурацкие, бесполезные, неживые ноги – тянули вниз.
– Помогите! – закричал Бран. В небе над ним появился золотой человек и поднял его на башню.
– Чего не сделаешь ради любви, – тихо произнес человек и швырнул Брана в воздух.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:53 | Сообщение # 19

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТИРИОН

Сон у меня уже не тот, что в молодости, – сказал великий мейстер Пицель, словно желая извиниться за назначенную на рассвете встречу. – Лучше уж встать еще затемно, чем ворочаться без сна в постели, думая о незавершенных делах. – Его тяжелые веки вопреки словам придавали ему сонный вид.
В комнатах под вороньей вышкой служанка мейстера подала им вареные яйца, компот из слив и овсянку, а Пицель прочел молитву.
– В наши печальные времена, когда повсюду голод, я стараюсь ограничиваться самыми скромными кушаньями.
– Похвально. – Тирион облупил большое коричневое яйцо, некстати напомнившее ему лысую голову великого мейстера. – Но я иного мнения. Я съедаю все, что есть, – на случай если завтра этого не будет. А что, ваши вороны тоже рано поднимаются?
Пицель огладил белоснежную бороду, ниспадающую ему на грудь.
– О да. Послать за пером и чернилами после завтрака?
– Нет нужды. – Тирион положил на стол рядом с тарелкой два пергамента, туго скатанные в трубочку и запечатанные воском с обоих концов. – Отошлите вашу девушку, чтобы мы могли поговорить.
– Оставь нас, дитя, – приказал Пицель, и служанка поспешно вышла. – Итак, эти письма...
– Предназначаются для Дорана Мартелла, принца Дорнийского. – Тирион откусил верхушку яйца – ему недоставало соли. – Здесь две копии одного и того же письма. Пошлите самых быстрых своих птиц – это дело чрезвычайной важности.
– Я отправлю их сразу после завтрака.
– Отправьте лучше сейчас. Компот может подождать, а вот государство едва ли. Лорд Ренли ведет свое войско по Дороге Роз, и никто не знает, когда лорд Станнис отплывет с Драконьего Камня.
– Если так угодно милорду... – заморгал Пицель.
– Ему угодно.
– Мой долг служить вам. – Пицель величественно поднялся на ноги, звякнув своей цепью. Она была тяжелая – в нее входило около дюжины мейстерских ожерелий, сплетенных вместе и украшенных драгоценными камнями. Тириону казалось, что золота, серебра и платины в ней гораздо больше, чем звеньев из неблагородных металлов.
Пицель поворачивался так медленно, что Тирион успел доесть яйцо и попробовать компот – водянистый и сильно разваренный, – прежде чем услышал хлопанье крыльев. Тогда он встал, увидел ворона, особенно черного на рассветном небе, и торопливо направился к полкам в дальнем углу комнаты.
Аптека мейстера являла собой внушительное зрелище: десятки горшочков, запечатанных воском, сотни закупоренных пузырьков, флаконы матового стекла, бесчисленные кувшины с сушеными травами. Каждый сосуд был снабжен ярлычком, надписанным аккуратной рукой мейстера. “Какой упорядоченный ум”, – подумал Тирион. В самом деле – стоило посмотреть повнимательнее, чтобы понять, что здесь всякому снадобью отведено свое место. И сколь любопытны эти снадобья. Тирион заметил “сладкий сон” и “ночную тень”, маковое молоко, “слезы Лисса”, порошок сероголова, “волчью смерть” и “пляску демона”, яд василиска, слепыш, “вдовью кровь”...
Встав на цыпочки, он снял с верхней полки маленький запыленный пузырек, прочел ярлык, улыбнулся и сунул бутылочку в рукав.
Он сидел за столом и облупливал второе яйцо, когда великий мейстер осторожно слез по лесенке.
– Готово, милорд, – сообщил старец и сел. – Такие дела лучше исполнять незамедлительно, истинно так... чрезвычайной важности, вы говорите?
– Да да. – В овсянку, чересчур густую, не помешало бы добавить масла и меда. Теперь в Королевской Гавани, правда, трудно достать и то, и другое, но в замке лорда Джайлса всего вдоволь. Половину своей провизии замок получал либо от него, либо с земель леди Танды. Росби и Стокворт располагались немного к северу от города, и война еще не затронула их.
– Принцу Дорнийскому. Могу ли я узнать...
– Лучше не надо.
– Воля ваша. – Любопытство Пицеля так назрело, что Тирион почти чувствовал его вкус. – Может быть, королевский совет...
Тирион постучал деревянной ложкой по краю миски.
– Совет существует, чтобы советовать королю, мейстер.
– Именно так – а наш король...
– ...тринадцатилетний мальчик. И от его имени говорю я.
– Конечно, конечно. На то вы и десница. Но превосходнейшая ваша сестра, королева Серсея, она...
– ...несет тяжкое бремя на своих прелестных белых плечах. Я не намерен усугублять это бремя. А вы? – Тирион наклонил голову, вперив в великого мейстера испытующий взгляд.
Пицель опустил глаза в тарелку. Разномастные радужки Тириона, черная и зеленая, чем то беспокоили людей – он это знал и пользовался этим вовсю.
– Вы, безусловно, правы, милорд, – произнес старик между двумя ложками компота. – Это очень благородно с вашей стороны – так... щадить королеву.
– Такой уж я человек. – Тирион вернулся к невкусной овсянке. – Заботливый. В конце концов, Серсея – моя любимая сестра.
– И женщина к тому же. Весьма незаурядная женщина, но все же... нелегко особе слабого пола вникать во все государственные дела.
Нашлась тоже нежная голубка. Спросите о ней Эддарда Старка.
– Я рад, что нашел в вас единомышленника. Благодарю за угощение – но мне предстоит длинный день. – Тирион слез со стула. – Уведомьте меня в случае получения ответа из Дорна.
– Непременно, милорд.
– Меня и больше никого.
– О... разумеется. – Покрытая пятнами рука Пицеля вцепилась в бороду – так утопающий цепляется за веревку, – и это порадовало Тириона. “Первый”, – подумал он.
С трудом спустившись по лестнице, он вышел во двор. Солнце уже поднялось довольно высоко, и замок начал просыпаться. По стенам вышагивали часовые, рыцари и латники бились на затупленных мечах. Бронн сидел на кромке колодца. Две хорошенькие служанки пробежали мимо, неся большую корзину с тростником, но наемник даже не посмотрел на них.
– Бронн, ты приводишь меня в отчаяние, – сказал Тирион. – Такая прелестная картинка, а ты смотришь на олухов, гремящих железом.
– В этом городе около сотни заведений, где я за стертый медный грош могу получить бабенку, какую захочу, – а вот наблюдение за этими олухами может когда нибудь спасти мне жизнь. Кто этот парень в клетчатом синем камзоле, с тремя глазами на щите?
– Какой то межевой рыцарь. Таллад, как он себя именует. А что?
Бронн откинул волосы с глаз.
– Он из них самый лучший – но и у него свой ритм. Когда он атакует, то наносит одни и те же удары в одном и том же порядке. – Бронн усмехнулся. – В стычке со мной это его погубит.
– Он присягнул Джоффри и вряд ли станет драться с тобой. – Тирион двинулся через двор, Бронн рядом, приноравливаясь к его коротким шажкам. За последние дни наемник приобрел почти пристойный вид. Он вымыл и причесал свои темные волосы, был свежевыбрит и носил черный панцирь офицера городской стражи. Ланнистерский багряный, плащ у него на плечах имел узор из золотых рук – плащ подарил Бронну Тирион, когда назначил его капитаном своей личной гвардии.
– Много ли у нас сегодня просителей?
– Тридцать с лишком. Почти все с жалобами или хотят поклянчить чего то, как всегда. В том числе и твоя любимица. Тирион застонал:
– Леди Танда?
– Ее паж. Она опять зовет тебя на ужин. Будет олений окорок, фаршированный гусь под соусом из шелковицы и...
– ...ее дочь, – кисло завершил Тирион. Со дня его прибытия в Красный Замок леди Танда повела против него кампанию, опираясь на неисчерпаемый арсенал пирогов с миногой, дикой кабанятины и взбитых сливок. Видимо, она забрала себе в голову, что знатный карлик прекрасно подойдет в мужья ее дочери Лоллис – крупной, рыхлой, слабоумной девице, все еще девственной, по слухам, в свои тридцать три года. – Передай ей мои сожаления.
– Ты не любишь фаршированного гуся? – съехидничал Бронн.
– Ешь его сам, а заодно и женись на девице. А еще лучше пошли Шаггу.
– Шагга скорее съест девицу и женится на гусыне. Притом Лоллис тяжелее его.
– Это верно, – согласился Тирион, проходя по крытой галерее между двумя башнями. – Кому еще до меня нужда? Наемник посерьезнел.
– Там ждет ростовщик из Браавоса с какими то бумагами – он хочет видеть короля по поводу некого долга.
– Джофф умеет считать только до двадцати. Отправь ростовщика к Мизинцу – этот с ним поладит. Еще?
– Какой то лордик с Трезубца говорит, что люди твоего отца сожгли его замок, изнасиловали жену и перебили всех крестьян.
– На то война. – Тирион чуял здесь руку Грегора Клигана – или сира Амори Лорха, или квохорца, еще одного отцовского пса. – Чего он хочет от Джоффри?
– Новых крестьян. Рассыпается в уверениях своей преданности престолу и просит возместить ущерб.
– Я приму его завтра. – Речной лорд – в самом ли деле он предан, или говорит так с горя – может пригодиться. – Пригляди, чтобы его хорошо устроили и накормили горячим. Пошли ему также новую пару сапог – хороших – в дар от короля Джоффри. – Щедрый жест никогда не повредит.
Бронн коротко кивнул.
– Еще тебя добивается целая свора булочников, мясников и зеленщиков.
– Я уже сказал им, что ничего не могу им дать. – Провизия поступала в Королевскую Гавань тонкой струйкой, да и в основном предназначалась для замка и гарнизона. Цены на овощи, коренья, муку и фрукты достигли головокружительной высоты, и Тириону даже думать не хотелось о том, какое мясо варится в котлах харчевен Блошиного Конца. Лучше уж рыба. У них еще оставалась река и море... пока лорд Станнис не вышел в плавание.
– Они просят защиты. Прошлой ночью одного пекаря зажарили в его собственной печи, обвинив в том, что он слишком много заламывал за хлеб.
– А он заламывал?
– Его уж теперь не спросишь.
– Надеюсь, его не съели?
– Насколько я слышал, нет.
– Следующего съедят, – мрачно посулил Тирион. – Я и так защищаю их как могу. Золотые плащи...
– Торговцы уверяют, что в толпе, убившей булочника, были и золотые плащи. – Просители требуют встречи с самим королем.
– Ну и дураки. – Тирион отослал бы их со словами сожаления, племянник прогонит их кнутами и копьями. Тириону даже хотелось допустить их к королю... но он не смел. Рано или поздно враг подступит к Королевской Гавани – не один, так другой, – вовсе ни к чему заводить предателей внутри городских стен. – Скажи им, что король Джоффри разделяет их опасения и сделает для них все возможное.
– Им нужен хлеб, а не посулы.
– Если я дам им хлеб сегодня, завтра они придут к воротам и запросят вдвое больше. Кто там еще?
– Черный брат со Стены. Стюард говорит, он привез с собой мертвую руку в склянке.
– Удивляюсь, как это ее никто не съел. Его, пожалуй, надо повидать. Это, случаем, не Йорен?
– Нет. Какой то рыцарь, Торне.
– Сир Аллистер? – Из всех черных братьев, кого он видел на Стене, сир Аллистер Торне пришелся Тириону по вкусу менее всего. Озлобленный, низкий человек, придающий слишком большое значение собственной персоне. – Нет, мне что то пока не хочется видеть сира Аллистера. Найди ему каморку, где тростник не меняли уже с год, и пусть его рука погниет еще немного.
Бронн прыснул и пошел своей дорогой, а Тирион начал взбираться по лестнице. Ковыляя через внешний двор, он услышал, как поднимают решетку. У ворот ждала его сестра с большим отрядом.
На своем белом скакуне она возвышалась над ним – богиня в зеленом наряде.
– Здравствуй, брат, – не слишком приветливо сказала она. Королева осталась недовольна, тем, как он разделался с Яносом Флинтом.
– Ваше величество, – учтиво поклонился Тирион. – Ты сегодня прелестна. – Серсея была в золотой короне и горностаевом плаще. В ее свиту входили сир Борос Блаунт из Королевской Гвардии – в белой чешуйчатой броне и хмурый, как обычно; сир Бейлон Сванн, с луком на отделанном серебром седле; лорд Джайлз Росби, кашляющий пуще обыкновенного; Галлин пиромант из Гильдии Алхимиков и новый фаворит королевы, ее кузен сир Лансель Ланнистер, бывший оруженосцем у ее покойного мужа и произведенный в рыцари по настоянию вдовы. Охрану составляли Виларр и двадцать его гвардейцев. – Куда это ты собралась?
– Я объезжаю городские ворота, чтобы осмотреть новые скорпионы и огнеметные машины. Должен же кто то проявить заботу о городской обороне, раз ты к этому безразличен. – Ясный зеленый взор Серсеи был прекрасен, даже когда выражал презрение. – Меня уведомили, что Ренли Баратеон вышел из Хайгардена. Он идет по Дороге Роз со всем своим войском.
– Мне Варис сказал то же самое.
– Он может быть здесь к полнолунию.
– Нет, если будет двигаться столь же неспешно, – заверил ее Тирион. – Он каждую ночь пирует в каком нибудь замке и устраивает ассамблею на каждом перекрестке.
– И каждый день к нему собирается все больше знамен. Говорят, в его войске уже сто тысяч человек.
– Ну, это вряд ли.
– За ним стоят Штормовой Предел и Хайгарден, дурак ты этакий. Все знаменосцы Тирелла, кроме Редвинов, да и за них меня надо благодарить. Пока побитые оспой двойняшки остаются в моих руках, лорд Пакстер будет сидеть в Бору и радоваться, что можно не лезть в драку.
– Жаль, что ты и Рыцаря Цветов не зажала в своем прелестном кулачке. Но у Ренли есть и другие заботы помимо нас. Наш отец в Харренхолле, Робб Старк в Риверране... на его месте я вел бы себя почти так же. Шел бы вперед потихоньку, выставлял бы напоказ свою силу, наблюдал и выжидал. Пусть мои соперники воюют – мне спешить некуда. Если Старк нас побьет, весь юг упадет в руки Ренли, точно плод с ветви, и это без единой потери. Ну а если выйдет по иному, он обрушится на нас, не дав собраться с силами...
Серсею это не успокоило.
– Я хочу, чтобы ты заставил отца прийти с армией в Королевскую Гавань.
"Где этой армии делать совершенно нечего – разве что внушать тебе чувство безопасности”.
– Когда это я мог заставить отца сделать то или иное?
– Ну а когда ты намерен освободить Джейме? Он стоит сотни таких, как ты.
– Только не говори об этом леди Старк, – криво усмехнулся Тирион. – У нас нет на обмен сотни таких, как я.
– Отец, должно быть, ума лишился, посылая сюда тебя. Пользы от тебя никакой – один вред. – Серсея тряхнула поводьями, повернула коня и рысью выехала за ворота в струящемся позади горностаевом плаще, а свита последовала за ней.
По правде сказать, Ренли Баратеон не внушал Тириону и половины того страха, что его брат Станнис. Ренли пользуется любовью простого народа, но он никогда еще не водил людей в бой. Станнис же – человек жесткий, холодный и непреклонный. Знать бы, что происходит на Драконьем Камне... но ни один из рыбаков, которым Тирион заплатил и послал шпионить за островом, так и не вернулся. Даже осведомители, которые, как утверждает евнух, имеются у него в замке Станниса, хранят зловещее молчание. Но в море замечены полосатые лисские галеи, и Варису доносят из Мира о капитанах, поступивших на службу к Станнису. Если Станнис ударит с моря, пока его брат Ренли будет штурмовать ворота, голову Джоффри скоро вздернут на пику. Хуже того – рядом с ней окажется голова Тириона. Удручающая мысль. Надо как то удалить Шаю из города, пока дело не обернулось совсем скверно. Подрик Пейн, потупившись, стоял у дверей в горницу.
– Он там, – произнес парень, обращаясь к поясной пряжке Тириона. – В вашей горнице, милорд. Тирион вздохнул:
– На меня смотри, Под. Меня бесит, когда ты разговариваешь с моим паховым щитком, тем более его на мне нет. Кто у меня в горнице?
– Лорд Мизинец. – Подрик мельком взглянул на Тириона и тут же опустил глаза. – То есть лорд Петир. Лорд Бейлиш. Мастер над монетой.
– Послушать тебя, так их там полным полно. – Парень сгорбился, точно его ударили, и Тирион ни с того ни с сего почувствовал себя виноватым.
Лорд Петир сидел у окна, томный и нарядный, в бархатном сливовом дублете и желтом атласном плаще, положив руку в перчатке на колено.
– Король стреляет зайцев из арбалета, – сказал он. – Зайцы побеждают. Хотите взглянуть?
Чтобы взглянуть, Тириону пришлось стать на цыпочки. Один заяц лежал убитый, другой, дергая длинными ушами, издыхал со стрелой в боку. Израсходованные стрелы валялись на утоптанной земле, как солома, раскиданная бурей.
– Давай! – крикнул Джоффри. Егерь выпустил зайца, которого держал, и тот поскакал прочь. Джоффри спустил курок арбалета и промахнулся на два фута. Заяц встал на задние лапы и уставился на короля, дергая носом. Джофф, выругавшись, покрутил вороток, заново натянув тетиву, но заяц ускакал, не успел он зарядить стрелу. – Давай другого! – Егерь запустил руку в садок. Этот зверек, бурый, затерялся среди камней, а торопливый выстрел Джоффа едва не угодил сиру Престону в пах.
Мизинец отвернулся от окна и спросил Подрика:
– Любишь ты тушеную зайчатину, мальчик? Под вперил взор в сапоги гостя – красивые, из красной кожи с черным орнаментом.
– Это едят, милорд?
– Да. Скоро зайцы разбегутся по всему замку, и мы будем есть это три раза в день.
– Все лучше, чем крысы на вертеле, – сказал Тирион. – Оставь нас, Под. Впрочем, лорд Петир, может быть, желает выпить чего нибудь?
– Благодарю покорно. “Выпей с карликом – и завтра проснешься на Стене”, как говорят в замке. Черное делает мою нездоровую бледность еще заметнее.
"Не бойся, милорд, – подумал Тирион, – для тебя я припас не Стену”. Он сел на высокий, с мягкими подушками стул и сказал:
– Как вы нынче нарядны, милорд.
– Вы меня огорчаете. Я стараюсь быть нарядным каждый день.
– Это новый дублет?
– Да. Вы очень наблюдательны
– Сливовое и желтое. Это цвета вашего дома?
– Нет. Но человеку надоедает носить те же цвета день за днем – по крайней мере мне.
– И кинжал у вас красивый.
– Правда? – Мизинец с озорным блеском в глазах извлек его из ножен и оглядел, словно видел впервые. – Валирийская сталь, а рукоятка из драконьей кости. Простоват немного, конечно. Он ваш, если пожелаете.
– Мой? – Тирион посмотрел на него долгим взором. – Ну уж нет. – “Он знает, наглец. Он знает и знает, что я знаю, но думает, что я не посмею его тронуть”.
Если был когда нибудь человек в золотой броне, то это Петир Бейлиш, а не Джейме Ланнистер. Знаменитые доспехи Джейме – это просто позолоченная сталь, а вот Мизинец... Тирион узнал о славном Петире такое, что его еще больше обеспокоило.
Десять лет назад Джон Аррен дал Бейлишу какую то мелкую должность в таможне, где лорд Петир вскоре отличился, собирая втрое больше, чем все другие королевские сборщики. Король Роберт был известный мот, и человек, способный получать с двух золотых драконов третий, стал бесценным приобретением для королевского десницы. Мизинец взлетел наверх с быстротой стрелы. За свои три года при дворе он сделался мастером над монетой, вошел в Малый Совет, а доходы в казну возросли в десять раз против тех, что получал злосчастный предшественник Петира... правда, и долги короны сильно увеличились. Искусным жонглером был Петир Бейлиш.
И умной головой. Он не просто собирал золото и запирал его в сокровищницу, о нет. Он отделывался от кредиторов короля обещаниями и пускал королевское золото в оборот. Он скупал повозки, лавки, дома, корабли. Он скупал зерно, когда зерна было в избытке, и продавал хлеб, когда хлеба недоставало. Он покупал шерсть на севере, полотно на юге и кружево в Лиссе, запасал это впрок, красил и продавал. Золотые драконы плодились и множились, а Мизинец все отдавал их в люди и пригонял домой вместе с выводком.
При этом он всюду пристраивал своих людей. Хранителей Ключей, всех четверых, назначил он, а также королевского счетовода и королевского весовщика и начальников всех трех монетных дворов. Из десяти портовых смотрителей, откупщиков, таможенных сержантов, сборщиков пошлин, скупщиков шерсти, ростовщиков, винокуров девять были людьми Мизинца. В большинстве своем они происходили из средних слоев: сыновья купцов и мелких лордов, порой даже чужестранцы, – но на поверку оказывались куда способнее своих высокородных предшественников.
Никому не приходило в голову оспаривать эти назначения – да и зачем бы? Мизинец ни для кого не представлял угрозы. Умный, улыбчивый, открытый, всеобщий друг, всегда способный раздобыть столько золота, сколько нужно королю или деснице, и притом очень скромного происхождения, чуть выше межевого рыцаря, – он был не из тех, кого боятся. Не было у него ни знаменосцев, ни армии вассалов, ни укрепленного замка, ни сколько нибудь заметных владений, ни видов на выгодную женитьбу.
"Так как же посмею я его тронуть, даже если он изменник?” – думал Тирион и вовсе не был уверен, что посмеет, по крайней мере теперь, когда идет война. Со временем он мог бы заменить людей Мизинца на ключевых постах своими, но...
Со двора донесся крик.
– Ага. Его величество убил зайца, – заметил лорд Бейлиш.
– Очень неповоротливого, как видно. Милорд, вы воспитывались в Риверране – и, как я слышал, очень сблизились с Талли.
– Верно. Особенно с дочками.
– И насколько же?
– Я лишил их невинности – этого довольно? Свою ложь – Тирион был почти уверен, что это ложь, – Мизинец преподнес с таким небрежным видом, что многие бы поверили. Быть может, это Кейтилин Старк лжет? И о том, как лишилась невинности, и о кинжале? Чем дольше Тирион жил, тем больше убеждался, что ничего не бывает простым и мало что можно принимать на веру.
– Меня дочери лорда Хостера не любят, – признался он. – Вряд ли они захотят выслушать какое бы то ни было мое предложение, но к тем же словам, исходящим от вас, могут отнестись более благосклонно.
– Смотря какие это будут слова. Если вы намерены предложить Сансу в обмен на вашего брата, поищите кого нибудь другого. Джоффри никогда не расстанется со своей игрушкой, а леди Кейтилин не такая дура, чтобы сменять Цареубийцу на девчонку.
– А если и Арью приложить? Я разослал людей на ее поиски.
– Пусть ищущие сначала найдут.
– Буду иметь это в виду, милорд. Я, собственно, надеялся на ваш успех с леди Лизой. Для нее у меня есть более заманчивое предложение.
– Лиза покладистее Кейтилин, это верно... но и боязливее, притом, как я слышал, ненавидит вас.
– Она полагает, что на то у нее есть причина. Когда я гостил у нее в Гнезде, она уверяла, что это я убил ее мужа, и не желала слышать никаких оправданий. Быть может, она изменится ко мне, если я выдам ей настоящего убийцу Джона Аррена?
Мизинец выпрямился:
– Настоящего убийцу? Признаться, мне стало любопытно. И кого же вы предлагаете?
Настал черед Тириона улыбнуться.
– Такие подарки я делаю только своим друзьям. Лиза Аррен должна будет это понять.
– Что же вам нужно – ее дружба или ее мечи?
– И то, и другое.
Мизинец погладил свою аккуратную бородку.
– У Лизы свои заботы. Кланы из Лунных гор стали беспокоить ее пуще прежнего... и теперь горцы лучше вооружены.
– Печально, – сказал вооруживший горцев Тирион Ланнистер. – Но я мог бы ей в этом помочь. Одно мое слово...
– И чего же это слово будет ей стоить?
– Я хочу, чтобы леди Лиза с сыном признали Джоффри своим королем, присягнули ему на верность и...
– ...и вступили в войну со Старками и Талли? В вашем пудинге налицо таракан, Ланнистер. Никогда Лиза не пошлет своих рыцарей против Риверрана.
– Я об этом и не прошу. Во врагах у нас нет недостатка. Она могла бы помочь нам против лорда Ренли или лорда Станниса, буде тот двинется с Драконьего Камня. Взамен я обещаю ей возмездие за смерть Джона Аррена и мир в Долине. Я даже назначу ее выродка Хранителем Востока, как его отца. – “Хочу посмотреть, как он полетит”, – пропищал в памяти Тириона детский голосок. – А чтобы скрепить договор, я отдам ей мою племянницу.
В зеленовато серых глазах Петира Бейлиша, к удовольствию Тириона, отразилось искреннее удивление.
– Мирцеллу?
– Она сможет выйти за маленького лорда Роберта, когда подрастет, а до тех пор будет воспитанницей леди Лизы в Гнезде.
– А что скажет об этом ее величество королева? – Тирион пожал плечами, и Мизинец расхохотался. – Я так и думал. Вы опасный человечек, Ланнистер. Ну что ж, я могу пропеть эту песенку Лизе. – Снова хитрая улыбка и озорной огонек в глазах. – Если захочу.
Тирион молча кивнул, зная, что долгого молчания Мизинец не выдержит.
– Итак, – нимало не смущаясь, сказал после паузы тот, – что же вы припасли для меня?
– Харренхолл.
Любопытно было наблюдать за лицом Мизинца. Его отец был самым мелким из маленьких лордов, дед – безземельным межевым рыцарем; по наследству лорду Петиру досталось не более нескольких акров каменистой земли на обдуваемом ветрами побережье Перстов. Харренхолл же – одно из богатейших имений Семи Королевств, его земли обширны и плодородны, замок входит в число самых мощных крепостей государства... и будет побольше Риверрана, где Петир Бейлиш воспитывался и откуда был изгнан, как только посмел поднять взор на дочь лорда Хостера.
Мизинец не спеша поправил плащ, но Тирион уловил жадный блеск в его хитрых кошачьих газах. “Вот ты и мой”, – подумал карлик.
– Харренхолл проклят, – с деланной скукой в голосе молвил наконец лорд Петир.
– Ну так сровняйте его с землей и постройте заново по своему вкусу. В монете у вас недостатка не будет. Я намерен сделать вас лордом сюзереном Трезубца. Эти речные лорды доказали, что доверять им нельзя. Пусть присягают вам, если хотят сохранить свои земли.
– Даже Талли?
– Если из Талли к тому времени кто нибудь останется.
Мизинец походил на мальчишку, только что украдкой откусившего кусочек медовых сот. Он, конечно, опасается пчел, но мед так сладок...
– Харренхолл со всеми его землями и доходами, – задумчиво произнес он. – Одним ударом вы делаете меня чуть ли не самым крупным лордом государства. Я не хотел бы показаться неблагодарным, милорд, но все же – почему?
– Вы хорошо послужили моей сестре в деле престолонаследия.
– Как и Янос Слинт, которому пожаловали тот же самый замок Харренхолл – и отняли обратно, когда Слинт перестал быть нужен.
– Тут вы меня поймали, милорд, – засмеялся Тирион. – Что вам сказать? Вы нужны мне, чтобы переманить к нам леди Лизу, – а в Яносе Слинте я и верно больше не нуждался. – Он передернул плечами. – Лучше уж вы в Харренхолле, чем Ренли на Железном Троне – что может быть проще?
– В самом деле – что? А понимаете ли вы, что мне, быть может, придется переспать с Лизой Аррен, чтобы добиться ее согласия на этот брак?
– Не сомневаюсь, что вы с честью выдержите это испытание.
– Я как то сказал Неду Старку, что когда ты остаешься голый наедине с дурнушкой, то единственный выход – это закрыть глаза и приниматься за дело. – Мизинец сложил пальцы домиком и посмотрел в разномастные глаза Тириона. – Дайте мне две недели на устройство моих дел и приготовьте корабль, который отвезет меня в Чаячьий Город.
– Очень хорошо. Мизинец встал:
– Приятное было утро, Ланнистер. И полезное... для нас обоих, полагаю. – Он поклонился, мелькнув желтым плащом, и направился к двери.
"Второй”, – подумал Тирион.
Он прошел в свою спальню и стал ждать Вариса, который вскоре должен был явиться. Наверно, он придет в сумерках или когда взойдет луна... но лучше бы пораньше. Тирион надеялся этой ночью навестить Шаю и был приятно удивлен, когда всего час спустя Гальт из Каменных Ворон сообщил ему, что напудренный ждет у двери.
– Как жестоко с вашей стороны так мучить великого мейстера, – пожурил евнух. – Он неспособен хранить секреты.
– Что я слышу? Ворона говорит, что ворон черен? Или вы не хотите знать, что я предложил Дорану Мартеллу?
– А если мои пташки уже донесли мне об этом? – хихикнул Варис.
– Вот как? – Это самое Тирион и хотел услышать. – Ну, дальше.
– Дорнийцы пока не торопятся вступать в войну. Доран Мартелл созвал свои знамена, но и только. Его ненависть к дому Ланнистеров хорошо известна, и все полагают, что он поддержит лорда Ренли. И вы хотите этому помешать.
– Это всякому ясно.
– Единственная загадка здесь в том, что вы предлагаете ему за союз с вами. Принц человек сентиментальный – он все еще оплакивает свою сестру Элию и ее невинное дитя.
– Отец однажды сказал мне, что ни один лорд не позволит чувствам восторжествовать над честолюбием... а у нас в королевском совете как раз освободилось место после того, как лорд Янос надел черное.
– Место в совете тоже не пустяк, – согласился Варис, – но достаточно ли этого, чтобы гордый человек забыл об убиении своей сестры?
– Зачем же забывать? – улыбнулся Тирион. – Я пообещал выдать ему убийц его сестры – живыми или мертвыми, как он пожелает. После окончания войны, разумеется.
Варис внимательно посмотрел на него.
– Мои пташки говорят мне, что Элия выкрикнула... некое имя, когда за ней пришли.
– Что же это за тайна, раз она всем известна? В Бобровом Утесе все знают, что Элию и ее ребенка убил Грегор Клиган. Говорят, он изнасиловал принцессу, не смыв с рук крови и мозгов ее сына.
– Эта тайна присягнула на верность вашему лорду отцу.
– Отец первый скажет, что пятьдесят тысяч дорнийцев стоят одного бешеного пса.
Варис погладил свою пудреную щеку.
– А если принц Дорван потребует не только крови рыцаря, выполнившего приказ, но и крови лорда, который приказ отдал?
– Во главе мятежа стоял Роберт Баратеон, и все приказы в конечном счете исходили от него.
– Роберта не было в Королевской Гавани.
– Дорана Мартелла тоже.
– Хорошо. Кровь в угоду его гордости, кресло в угоду честолюбию. И, само собой, золото и земли в придачу. Лакомое предложение... но в лакомстве может скрываться яд. Будь я на месте принца, я потребовал бы чего то большего, прежде чем протянуть руку к этим сотам. Какого нибудь знака доброй воли, какой нибудь верной за руки на случай измены. – Варис расплылся в самой елейной из своих улыбок. – Так кого же вы ему даете?
– Ты сам знаешь, – вздохнул Тирион.
– Ну, если угодно, то да, Томмена. Ведь нельзя же предлагать Мирцеллу и Дорану Мартеллу, и Лизе Аррен разом.
– Напомни, чтобы я больше не играл с тобой в угадалки. Ты плутуешь.
– Томмен хороший мальчик.
– Если забрать его у Серсеи и Джоффри, пока он еще мал, из него и человек может вырасти хороший.
– И хороший король?
– Король у нас Джоффри.
– Но если с его величеством приключится что то худое, наследником будет Томмен. Такой мягкий по натуре и такой... послушный.
– Ты не в меру подозрителен, Варис.
– Воспринимаю это как похвалу, милорд. Ну что же – принц Доран вряд ли останется равнодушен к высокой чести, которую вы ему оказываете. Очень ловко, должен признать... если бы не один маленький изъян.
– Имя которому – Серсея? – засмеялся карлик.
– Что такое интересы государства против любви матери к родному чаду? Быть может, королева ради чести своего дома и безопасности своей страны согласилась бы еще расстаться либо с Томменом, либо с Мирцеллой, но с обоими сразу? Нет.
– Чего Серсея не знает, то меня не тревожит.
– Ну а если ее величество прознает о ваших планах до того, как они осуществятся?
– Тогда я буду знать наверное, что человек, рассказавший ей о них, – мой враг.
Варис хихикнул, а Тирион подумал: “Третий”.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:54 | Сообщение # 20

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

САНСА

Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой.
Слова оставались теми же, как ни перечитывала их Санса с тех пор, как обнаружила у себя под подушкой клочок пергамента. Она не знала, как попало сюда письмо и кто послал его. Оно не имело ни подписи, ни печати, и почерк был ей незнаком. Санса спрятала пергамент на груди, повторяя шепотом, совсем тихо:
"Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой”.
Что это могло означать? Не отнести ли записку королеве в доказательство своего хорошего поведения? Санса нервно потерла живот. Безобразный багровый синяк, который оставил там сир Меррин, сделался желтым, но все еще болел. Рыцарь был в кольчужной рукавице, когда ударил ее. Она сама виновата. Давно пора научиться получше скрывать свои чувства, чтобы не сердить Джоффри. Услышав, что Бес послал лорда Слинта на Стену, она забылась и сказала: “Надеюсь, что его там заберут Иные”. И вызвала недовольство короля.
"Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой”. Санса так усердно молилась. Быть может, боги наконец ответили ей и шлют настоящего рыцаря, чтобы ее спасти? Одного из близнецов Редвинов или лысого сира Бейлона Сванна... или Берика Дондарриона, молодого лорда, в которого влюбилась ее подружка Джейни Пуль, с рыжевато золотистыми волосами и звездами на черном плаще?
"Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой”. Может, это жестокая шутка Джоффри – как в тот день, когда он повел ее на крепостную стену, чтобы показать ей голову отца? Или уловка, чтобы доказать ее неверность? Что, если в богороще ее будет ждать сир Илин Пейн, молча сидящий под сердце деревом со Льдом в руке и высматривающий белесыми глазами, не идет ли она?
"Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой”. Когда дверь открылась, Санса поспешно затолкала записку под простыню и села сверху. Пришла ее горничная – похожая на мышку, с жидкими каштановыми волосами.
– Чего тебе? – спросила Санса.
– Будет ли миледи принимать ванну?
– Разведи ка лучше огонь... я что то озябла. – Санса дрожала, хотя минувший день был жарким.
– Слушаюсь.
Санса подозрительно следила за девушкой. Видела она записку или нет? Не она ли положила ее под подушку? Вряд ли: девица на вид глупа и не из тех, кому стали бы доверять секреты, однако Санса плохо ее знает. Королева меняла прислугу Сансы каждые две недели, чтобы та ни с кем не успела подружиться.
Когда огонь в камине разгорелся, Санса коротко поблагодарила служанку и отослала ее. Девушка подчинилась беспрекословно, как всегда, но Сансе показалось, что глаза у нее хитрые. Небось побежит сейчас докладывать королеве или Варису. Санса была уверена, что все ее служанки шпионят за ней.
Оставшись одна, она бросила пергамент в огонь, следя, как он съеживается и чернеет. “Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой”. Она подошла к окну. Внизу по подъемному мосту вышагивал рыцарь маленького роста, в бледных, как луна, доспехах и тяжелом белом плаще. Судя по росту, это мог быть только сир Престон Гринфилд. Королева позволяла Сансе свободно передвигаться по замку, но, конечно, захотела бы узнать, куда та направляется в столь поздний час. Сир Престон непременно спросит об этом – а что ему сказать? Санса порадовалась, что сожгла письмо.
Она расшнуровала платье и легла в постель, но спать не могла. “Там ли он еще?” – думала она. Долго ли он будет ждать? Как это жестоко – послать ей записку и ничего толком не сказать. Мысли эти повторялись снова и снова.
Если бы кто нибудь сказал ей, что делать! Ей недоставало септы Мордейн, а еще больше – верной подруги Джейни Пуль. Септа лишилась головы вместе с остальными – только за то, что служила дому Старков. Что случилось с Джейни, Санса не знала – она просто исчезла из своей комнаты, и никто ни словом не упомянул о ее судьбе. Санса старалась не думать о них слишком часто, но воспоминания порой приходили не спросясь, и тогда было трудно удержаться от слез. Санса даже о сестре иногда скучала. Арья теперь уже в Винтерфелле – шьет, танцует, играет с Браном и маленьким Риконом, даже в зимний городок может поехать, если захочет. Сансе тоже разрешали ездить верхом, но только по двору, а это скучно – все время скакать по кругу.
Лежа без сна, Санса услышала крики – сначала далеко, потом все громче и громче. Слов она не разбирала, но шум усиливался – топотали кони, бежали куда то люди, и кто то выкрикивал команды. Она подкралась к окну. Солдаты бежали на стену с копьями и факелами. Ступай в постель, сказала она себе. Это тебя не касается – просто в городе снова какие то беспорядки. У колодцев только и было разговору, что об этих волнениях. В городе скопилось много людей, бежавших от войны, и многим не на что жить, поэтому, они грабят и убивают друг друга. Ступай в постель.
Однако белый рыцарь покинул свой пост, и мост через сухой ров никем не охранялся.
Санса не раздумывая бросилась к платяному шкафу. “Ой, что же такое я делаю? – говорила она себе, одеваясь. – Это безумие”. На крепостной стене метались факелы. Может, это Станнис и Ренли пришли наконец, чтобы убить Джоффри и отнять у него трон своего брата? Но нет: тогда стража подняла бы мост, отрезав крепость Мейегора от внешнего замка. Санса набросила простой серый плащ и взяла нож, которым резала мясо. Если это ловушка, лучше уж умереть, чем позволить им и дальше обижать себя. Она спрятала нож под плащом.
Когда она выскользнула наружу, мимо пробежал отряд гвардейцев в красных плащах. Санса выждала время и перебежала через неохраняемый мост. Мужчины во дворе опоясывались мечами и седлали коней. Она увидела сира Престона у конюшни вместе с тремя другими королевскими гвардейцами – их белые плащи ярко светились под луной. Они облачали Джоффри в доспехи. У Сансы перехватило дыхание при виде короля, но он, к счастью, ее не заметил – он кричал, требуя свой меч и арбалет.
Шум стал слабее, когда она отошла подальше, не смея оглянуться назад из страха, что Джоффри ее увидит или, того хуже, погонится за ней. Впереди вилась лестница, пересеченная полосами мерцающего света из узких окон наверху. Санса совсем запыхалась, когда взобралась наверх. Вбежав под темную колоннаду, она прислонилась к стене, чтобы перевести дух. Что то задело ее ногу, и она чуть из кожи не выпрыгнула – но это был только кот, тощий и черный, с наполовину оторванным ухом. Он зашипел на нее и шмыгнул прочь.
Когда она добралась до богорощи, звон клинков и крики стали едва слышными. Санса плотнее запахнулась в плащ. Здесь пахло землей и листьями. “Леди понравилось бы здесь”, – подумала девочка. В богороще было что то дикое даже тут, посреди замка и посреди города, и чувствовалось, что старые боги следят за тобой тысячами невидимых глаз.
Санса предпочитала материнских богов отцовским. Ей нравились статуи, картины на витражах, аромат курений, септоны в пышных одеждах и кристаллах, волшебная игра радуг над алтарями, выложенными перламутром, ониксом и ляпис лазурью. Но она не могла отрицать, что в богороще есть своя сила. Особенно ночью. Помогите мне, молилась Санса, пошлите мне друга, истинного рыцаря, который стал бы моим защитником...
Она переходила от дерева к дереву, трогая грубую кору. Листья касались ее щек. Может быть, она опоздала? Не мог же он уйти так скоро? Да и был ли он здесь? Не подать ли голос? Тут так тихо...
– Я уж боялся, что вы не придете, дитя мое... Санса обернулась. Из мрака вышел человек – плотный, с толстой шеей, неуклюжий. На нем был серый плащ с капюшоном, но когда лунный луч коснулся его лица, Санса сразу узнала его по багровым щекам и носу.
– Сир Донтос, – с упавшим сердцем прошептала она. – Так это вы?
– Да, миледи. – Он подошел поближе, дохнув на нее винным перегаром, и протянул ей руку.
– Нет! – Санса отпрянула, убрав свою руку под плащ, где был спрятан нож. – Что... что вам от меня нужно?
– Я хочу лишь помочь вам – как вы помогли мне.
– Вы пьяны, не так ли?
– Я выпил всего одну чашу, для храбрости. Если меня поймают, то спустят мне кожу со спины.
"Что же тогда сделают со мной?” Сансе опять вспомнилась Леди. Та нюхом чуяла ложь, но теперь она мертва. Отец убил ее из за Арьи. Санса достала нож, держа его перед собой обеими руками.
– Вы хотите меня заколоть? – спросил Донтос.
– Хочу. Говорите, кто послал вас.
– Никто, прекрасная леди, – клянусь моей рыцарской честью.
– Рыцарской? – Джоффри разжаловал его из рыцарей в дураки – теперь Донтос стоит даже ниже, чем Лунатик. – Я молилась богам, чтобы они послали мне рыцаря, – молилась от всего сердца, а они посылают мне старого пьяного дурака.
– Ну что ж, я это заслужил. Только странное дело... все те годы, что я был рыцарем, я, в сущности, был дураком, а теперь, когда я дурак, я почему то чувствую себя рыцарем. А причиной этому вы... ваше милосердие, ваше мужество. Вы спасли меня не только от Джоффри, но и от себя самого. В песнях тоже поют о дураке, который был величайшим рыцарем всех времен...
– Флориан, – дрожащим голосом произнесла Санса.
– Я буду вашим Флорианом, прекрасная леди, – смиренно сказал Донтос, упав перед ней на колени.
Санса медленно опустила нож. Голова вдруг стала очень легкой, словно она плыла. “Это безумие – доверяться такому пьянице, но если я откажу ему, представится ли случай снова?”
– Как... как вы намерены увезти меня отсюда?
– Труднее всего будет вывести вас из замка. Когда мы это сделаем, вы сможете уплыть домой на корабле. Я должен буду найти деньги и сделать нужные приготовления, вот и все.
– А нельзя ли уйти прямо сейчас? – не смея надеяться, спросила она.
– Нынче же ночью? Нет, миледи. Боюсь, что нет. Сначала мне надо придумать надежный способ вывести вас из замка, когда время придет. Это будет нелегко и не так скоро. За мной ведь тоже следят. – Он облизнул губы. – Может быть, вы уберете свое оружие?
Санса спрятала нож под плащом.
– Встаньте, сир.
– Благодарю, прекрасная леди. – Сир Донтос неуклюже поднялся на ноги, отряхивая колени. – Страна еще не знала более достойного человека, чем ваш лорд отец, но я остался в стороне и позволил убить его. Я ничего не сказал, ничего не сделал... а вот вы, когда Джоффри хотел меня убить, вступились за меня. Леди, я никогда не был героем, я не Раэм Редвин и не Барристан Храбрый. Я не побеждал на турнирах, не отличался на войне... но все таки я был рыцарем, и вы помогли мне вспомнить, что это значит. Моя жизнь немногого стоит, но она теперь ваша. – Сир Донтос положил руку на скрюченный ствол сердце дерева, и Санса заметила, что он дрожит. – Перед богами вашего отца клянусь вернуть вас домой.
Он поклялся – поклялся перед лицом богов.
– Я отдаю себя в ваши руки, сир. Но как я узнаю, что время пришло? Вы снова пошлете мне письмо? Сир Донтос беспокойно огляделся:
– Это слишком опасно. Лучше приходите сюда, в богорощу, – так часто, как только сможете. Это самое безопасное – единственное безопасное – место. Больше встречаться негде – ни у вас, ни у меня, ни на лестнице, ни во дворе, даже если нам кажется, что мы одни. Камни в Красном Замке имеют уши, и только здесь мы можем говорить свободно.
– Хорошо. Я запомню.
– И если при других я покажусь вам жестоким, насмешливым или равнодушным, простите меня, дитя. Я должен играть свою роль, и вы делайте то же самое. Один неверный шаг – и наши головы окажутся на стене рядом с головой вашего отца.
– Я понимаю, – кивнула она.
– Вы должны быть храброй и сильной... и терпеливой, терпеливой прежде всего.
– Я буду... но, пожалуйста, постарайтесь устроить это побыстрее. Мне страшно.
– Мне тоже, – слабо улыбнулся сир Донтос. – А теперь вам пора идти, пока вас не хватились.
– А вы не пойдете со мной?
– Лучше не надо. Нас не должны видеть вместе. Санса пошла было... но вернулась и поцеловала Донтоса в щеку, закрыв глаза.
– Мой Флориан. Боги услышали мою молитву. Она побежала вдоль реки, мимо маленькой кухни и через свиной двор. Хрюканье свиней в загонах заглушало ее шаги. Домой. “Он хочет увезти меня домой, он защитит меня, мой Флориан”. Песни о Флориане и Джонквиль она любила больше всех остальных. И Флориан тоже был некрасив, хотя и не такой старый.
Она стремглав неслась вниз по лестнице, когда откуда то сбоку выскочил человек, и она врезалась прямо в него. Железные пальцы стиснули ей запястье, не дав упасть, и хриплый низкий голос сказал:
– С этих ступенек падать долго, пташечка. Хочешь убить нас обоих? – Смех у него был, как пила по камню. – Я верно угадал? Пес.
– Нет, милорд, что вы. Прошу прощения. – Санса отвела глаза, но поздно: он видел ее лицо. – Отпустите, вы делаете мне больно. – Она попыталась вырваться.
– А почему это пташечка Джоффа порхает по лестницам среди ночи? – Она не ответила, и он встряхнул ее. – Где ты была?
– В богороще, милорд, – сказала она, не посмев солгать. – Я молилась... за моего отца и за короля, чтобы с ним не случилось худого.
– Думаешь, я настолько пьян, что поверю тебе? – Пес отпустил ее. Он слегка покачивался, и полосы света падали на его жуткое обожженное лицо. – Ты уже совсем женщина... личико, грудки, да и ростом стала выше... но ты всего лишь глупая маленькая пташка, да? Поешь песенки, которым тебя научили. Ну так спой и мне. Давай. Что нибудь о рыцарях и прекрасных девах. Ты ведь любишь рыцарей, правда? Он пугал ее.
– Настоящих – да, милорд.
– Настоящих, – передразнил он. – Никакой я не милорд – не больше, чем рыцарь. Как мне вбить это тебе в голову? – Клиган качнулся и чуть не упал. – Боги, как же я набрался. Любишь ты вино, пташка? Настоящее вино? Штоф красного, темного как кровь – вот все, что нужно мужчине. И женщине тоже. – Он засмеялся и потряс головой. – Напился как свинья, будь я проклят. Ладно, пташка, лети обратно в клетку. Я провожу тебя туда. Поберегу тебя для короля. – Пес с неожиданной мягкостью направил ее вниз по лестнице. Спускался он в мрачном молчании, словно позабыл, что Санса идет рядом.
Дойдя до крепости Мейегора, она с тревогой увидела, что мост теперь охраняет сир Борос Блаунт. Он повернул свой высокий белый шлем, услышав их шаги, и Санса съежилась под его взглядом. Сир Борос из королевских гвардейцев был хуже всех – безобразный собой, с дурным нравом, вечно хмурый.
– Не бойся его, девочка. – Пес опустил тяжелую руку на ее плечо. – Если лягушку раскрасить полосками, тигром она от этого не станет.
Сир Борос поднял забрало.
– В чем дело, сир?
– Засунь своего сира поглубже, Борос. Это ты у нас рыцарь, а я нет. Я королевский пес – помнишь?
– Король уже искал своего пса.
– Пес пил. Это ты должен был охранять короля нынче ночью, сир. Ты и прочие мои братья.
– Почему вы в такой час не у себя в комнатах, леди? – обратился Борос к Сансе.
– Я ходила в богорощу помолиться за здравие короля. – Ложь на этот раз прозвучала более гладко, почти как правда.
– Ты думал, она сможет уснуть при таком то шуме? – вмешался Клиган. – Что там, собственно, стряслось?
– Дурачье собралось у ворот, – сказал сир Борос. – Кто то распустил слух о свадебном пире Тирека, и эти оборванцы забрали себе в голову, что их тоже угостят. Его величество возглавил вылазку и разогнал их.
– Храбрый юноша, – дернул ртом Клиган.
"Посмотрим, каким он будет храбрым, когда встретится с моим братом”, – подумала Санса. Пес перевел ее через мост. Поднимаясь с ним по лестнице, она спросила:
– Почему вы позволяете людям называть себя псом, а рыцарем не позволяете?
– Собак я люблю больше, чем рыцарей. Отец моего отца был псарем в Утесе. В один осенний год лорд Титос попал между львицей и ее добычей. Львице невдомек было, что она у Ланнистеров в гербе, – она задрала коня милорда и с милордом сделала бы то же самое, но тут подоспел мой дед с гончими. Три собаки погибли, но остальные отогнали львицу. Дед мой лишился ноги, и Ланнистер за это наградил его землями и замком, а сына его взял в оруженосцы. С тех пор у нас в гербе те самые три собаки, на желтом, как осенняя трава, поле. Собака отдаст за тебя жизнь и никогда тебе не солжет. И смотрит тебе прямо в глаза. – Он поддел ее за подбородок, больно стиснув кожу. – Не то что маленькие пташки, правда? Так ты мне и не спела.
– Я... я знаю песню о Флориане и Джонквиль.
– Флориан и Джонквиль? Дурак и его потаскушка. Нет уж, уволь. Но когда нибудь ты мне споешь, будет тебе этого хотеться или нет.
– Я охотно спою вам.
– Такая красотка, а врать не умеешь, – фыркнул Сандор Клиган. – Ты знаешь, что собаки чуют ложь? Погляди вокруг и принюхайся хорошенько: здесь все лжецы, все до одного, и каждый лжет лучше, чем ты.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 14:56 | Сообщение # 21

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

АРЬЯ

Взобравшись на самую высокую ветку, Арья увидела между деревьями дымовые трубы. Соломенные крыши сгрудились вокруг озера и впадающего в него ручейка, и деревянный причал вдавался в воду у длинного, низкого, крытого сланцем дома.
Арья продвинулась чуть подальше, пока ветка не прогнулась под ней. Лодок у причала не было, но из нескольких труб поднимался дым, и возле конюшни виднелась повозка.
Тут кто то есть. Арья задумчиво прикусила губу. Все прочие места, попадавшиеся им, были покинуты, будь то фермы, деревни, замки, септы или амбары. Все, что могло сгореть, Ланнистеры жгли, то, что могло умереть, убивали. Они даже лес подожгли, но он был еще зелен и влажен после недавних дождей, поэтому не загорелся. “Они и озеро зажгли бы, будь их воля”, – сказал Джендри и был прав. В ночь их бегства огни горящего города так ярко сверкали на воде, что казалось, будто озеро и правда горит.
Когда на следующую ночь они наконец набрались духу вернуться в крепость, там ничего не было, кроме черных руин, остовов сгоревших домов и трупов. Бледный дым кое где еще поднимался над пеплом. Пирожок умолял их не ходить, а Ломми обзывал их дураками и уверял, что сир Амори схватит их и тоже убьет, но Лорх и его люди к тому времени давно уже уехали. Ворота были выломаны, стены частично разрушены, и внутри валялись непогребенные тела. Даже Джендри было страшно на это смотреть.
– Они убили всех до одного, – сказал он. – И мертвых уже обгрызли собаки, гляди.
– Или волки.
– Волки ли, собаки, все едино. Здесь больше делать нечего. Но Арья не хотела уходить, пока не найдет Йорена. Его не могли убить, твердила она себе, он слишком крут для этого, и он брат Ночного Дозора. Она так и сказала Джендри, когда они искали Йорена среди убитых.
Удар топора раздробил ему череп, но лохматая борода могла принадлежать только ему, как и одежда – грязная, замызганная и такая выгоревшая, что из черной превратилась в серую. Сир Амори Лорх даже своих не позаботился похоронить, и рядом с Йореном лежали трупы четверых ланнистеровских латников. Сколько же еще понадобилось, чтобы одолеть его?
"Он хотел отвезти меня домой”, – думала она, пока они копали старику могилу. Мертвых было слишком много, чтобы схоронить их всех, но Арья решила, что уж Йорена то они похоронят. “Он должен был доставить меня в Винтерфелл. Он обещал”. Арье хотелось не то заплакать, не то пнуть его тело.
Это Джендри вспомнил об усадьбе лорда и тех троих, кого Йорен туда послал. Ланнистеры их тоже атаковали, но у старой башни был только один вход, притом высоко, и поднимались туда по приставной лестнице. Когда лестницу втянули внутрь, попасть туда стало невозможно. Ланнистеры навалили вокруг башни хворосту и подожгли, но камень не горит, а уморить защитников голодом у Лорха недостало терпения. Тесак открыл дверь на зов Джендри, а Курц сказал, что им лучше пробираться на север, чем поворачивать назад, и Арья возымела надежду все таки попасть в Винтерфелл.
Что ж, эта деревня не Винтерфелл, но соломенные крыши обещали тепло, приют, а может быть, даже еду, если у них хватит смелости пойти туда. Если это не Лорх там засел. Он передвигается верхом, а стало быть, быстрее, чем они.
Арья еще долго сидела на дереве, надеясь увидеть хоть что нибудь, могущее развеять ее сомнения: человека, лошадь или знамя. Пару раз она замечала какое то движение, но дома стояли слишком далеко, чтобы быть уверенной. Однажды оттуда донеслось громкое ржание.
Кругом во множестве порхали птицы, больше частью вороны. Они кружились и над соломенными крышами, где казались Арье не больше мух. К востоку на солнце мерцало голубизной Божье Око, заполняя полмира. Порой, когда они медленно брели по илистому берегу (Джендри не признавал никаких дорог, и даже Пирожок с Ломми это понимали), Арье казалось, что озеро ее зовет. Ей хотелось прыгнуть в эти тихие голубые воды, снова почувствовать себя чистой, поплавать и поплескаться, погреться на солнышке. Но она не решалась ни раздеться, ни постирать одежду – ведь другие могли увидеть ее. В конце дня она часто садилась на берегу и болтала в воде ногами. Вконец развалившиеся сапоги пришлось выбросить. Идти босиком поначалу было тяжело, но волдыри в конце концов прошли, порезы зажили, а подошвы ног стали жесткими, как подметки. Славно было чувствовать под ними землю и мягкий ил, который продавливался между пальцами.
С дерева Арья видела на северо востоке маленький лесистый остров. В тридцати ярдах от берега скользили по воде три черных лебедя, такие безмятежные... им никто не сказал, что идет война, и не было им дела до горящих городов и убитых людей. Арья смотрела на них с завистью, и ей даже немного хотелось самой стать лебедем – но при этом ей хотелось его съесть. С утра она перекусила толчеными желудями и десятком жуков. Жуки не так уж плохи, когда к ним привыкнешь. Червяки хуже, но боль в животе, когда ты целыми днями ничего не ешь, еще неприятнее. Жуков найти просто – стоит только перевернуть камень. Арья уже как то съела жука, когда была маленькая – просто так, чтобы заставить Сансу повизжать, – поэтому повторить это ей был нетрудно. Ласка тоже не боялась, но Пирожок выблевал своего жука обратно, а Ломми и Джендри даже пробовать не стали. Вчера Джендри поймал лягушку и поделился ею с Ломми, а Пирожок несколько дней назад нашел ежевику и обобрал куст дочиста, но в основном они пробавлялись желудями. Курц показал им, как толочь желуди камнями и делать из них кашицу. Вкус у нее был премерзкий.
Жаль, что браконьер умер. Он знал о лесе больше, чем все они, вместе взятые, но, когда он втаскивал лестницу на башню, в плечо ему попала стрела. Тарбер залепил рану илом и мхом, и пару дней Курц уверял, что ему хорошо, даже когда горло у него почернело и краснота поползла на подбородок и на грудь. Но однажды утром он не смог встать, а на следующее утро умер.
Они похоронили его под грудой камней. Тесак взял себе его меч и охотничий рог, а Тарбер – лук, сапоги и нож. А потом они ушли, захватив все это с собой. Оставшиеся сначала думали, что эти двое просто охотятся, что скоро они вернутся с дичью и всех накормят. Они ждали долго, пока Джендри не велел двигаться дальше. Может быть, Тарбер и Тесак сочли, что им будет легче без кучи ребят, с которыми одни хлопоты. Их можно было понять, но Арья не могла не возненавидеть их за это.
Пирожок под деревом залаял по собачьи. Подавать сигналы таким образом научил их Курц, сказав, что это старая браконьерская хитрость. Но он не успел показать им, как делать это правильно, и птицам Пирожок подражал из рук вон плохо. Собака у него получалась лучше, но ненамного.
Арья, растопырив руки, перескочила со своей ветки на нижнюю. Водяные плясуны никогда не падают. Легконогая, цепко обхватывая ветку пальцами ступней, она прошла несколько футов, снова прыгнула вниз и, перебирая руками листья, добралась до ствола. Грубая кора давала хорошую опору пальцам рук и ног. Арья быстро спустилась и ловко спрыгнула с высоты шесть футов.
Джендри подхватил ее под локоть.
– Долго же ты там сидел. Что ты видел?
– Рыбачью деревню, совсем маленькую, к северу вдоль берега. Тридцать шесть соломенных крыш и одна сланцевая, я сосчитал. Еще я видел повозку. Там кто то есть.
На ее голос из кустов вылезла Ласка. Это Ломми так ее назвал. Он сказал, что она похожа на ласку, – это была не правда, но не могли же они и дальше звать ее “маленькой плаксой”, тем более что плакать она наконец перестала. Она вся перемазалась – чего доброго, опять ела землю.
– А людей ты видел? – спросил Джендри.
– Нет, только крыши – но некоторые трубы дымятся, и я слышал, как ржет лошадь. – Ласка крепко обхватила ручонками ногу Арьи – теперь она часто так делала.
– Если там есть люди, то есть и еда, – сказал Пирожок слишком громко – Джендри все время наказывал им вести себя тихо, но толку от этого было чуть. – Может, и нам достанется.
– Убить нас тоже могут запросто, – сказал Джендри.
– Надо сдаться – тогда не убьют, – возразил Пирожок.
– И ты туда же.
Ломми Зеленые Руки сидел между двух толстых дубовых корней. Во время взятия крепости копье пробило ему левую икру. К концу следующего дня он еще ковылял на одной ноге, держась за Джендри, а теперь и этого не мог. Они нарубили веток и сделали ему носилки, но тащить его было делом трудным и медленным, и он ныл всякий раз, когда его встряхивали.
– Правильно, надо сдаться, – сказал он. – Йорену тоже следовало так поступить. Надо было открыть ворота, как ему велели.
Арье уже опостылели рассуждения Ломми о том, как должен был поступить Йорен. Он только об этом и говорил, пока они его несли, – об этом, о своей ноге и о своем пустом животе.
– Да, – согласился Пирожок, – ведь ему приказали открыть ворота именем короля. Такие приказы всегда выполняют. Сам виноват, старый хрен вонючий. Если б он сдался, ничего б они нам не сделали.
– Рыцари да лорды берут в плен только друг дружку, – нахмурился Джендри, – чтобы выкуп потом получить, а на таких, как мы, им наплевать, сдаемся мы или нет. Что ты еще видел?
– Если это рыбачья деревня, рыбу нам точно продадут, – сказал Пирожок. Озеро просто кишело рыбой, но им было нечем ее ловить. Арья попробовала хватать ее руками, как делал Косс, но рыба была проворнее, чем голуби, а вода обманывала глаз.
– Насчет рыбы не знаю, – сказала Арья, запустив руку в спутанные волосы Ласки и думая, не лучше ли их обрезать, – но над водой толкутся вороны – видно, там лежит какая то падаль.
– Наверно, рыбу выкинуло на берег, – предположил Пирожок. – Если вороны ее едят, то и нам можно.
– А можно и ворон наловить, – сказал Ломми. – Разведем костер и зажарим их, как цыплят.
Джендри оброс бородой, густой и черной, и у него был очень свирепый вид, когда он хмурился.
– Я сказал – никаких костров.
– Но Ломми голоден, – заныл Пирожок, – и я тоже.
– Мы все голодные, – заметила Арья.
– Только не ты, – сплюнул Ломми. – Ты жрешь червяков. Арье захотелось пнуть его прямо по ране.
– Я ведь предлагал и тебе накопать, если хочешь. Ломми скривился:
– Если б не нога, я поохотился бы на вепря.
– На вепря, – передразнила она. – Для охоты на вепря нужно особое копье, нужны лошади и собаки, и люди, чтобы поднять зверя. – Ее отец охотился на вепря в Волчьем Лесу с Роббом и Джоном. Однажды он даже Брана взял, но Арью не брал никогда, хотя она старше Брана. Септа Мордейн сказала, что такая охота не для леди, а мать пообещала только, что Арья, когда подрастет, получит собственного ястреба. Теперь она подросла – но, будь у нее ястреб, она бы его съела.
– Ты то что понимаешь в охоте на вепря? – сказал Пирожок.
– Побольше тебя.
Джендри был не в настроении слушать их перепалку.
– Замолчите оба. Мне надо подумать. – Он всегда морщился, когда думал, точно это причиняло ему сильную боль.
– Давай сдадимся, – сказал Ломми.
– Тебя что, заклинило? Мы даже не знаем, кто там, в той деревне. Может, удастся стащить немного еды.
– Ломми стащил бы, если б не его нога, – сказал Пирожок. – В городе он был вором.
– Был, да плохим, – сказала Арья. – Хорошего бы не поймали. Джендри прищурился на солнце.
– Лучше всего попытаться вечером. Как стемнеет, пойду на разведку.
– Лучше я, – сказала Арья. – Ты слишком шумишь. Джендри принял свой свирепый вид.
– Пойдем оба.
– Пусть Арри идет, – сказал Ломми. – Он ловчее тебя.
– Я сказал – мы пойдем оба.
– А если вы не вернетесь? Пирожок не сможет нести меня один, сам знаешь.
– И волки тут водятся, – поддержал Пирожок. – Я слышал их ночью, когда сторожил. Совсем близко.
Арья тоже их слышала. Она спала на ветках вяза, проснулась от воя и сидела добрый час, прислушиваясь, с бегающими по телу мурашками.
– А ты даже огонь не разрешаешь развести, чтобы отогнать их, – продолжал Пирожок. – Нехорошо это – бросать нас волкам на съедение.
– Никто вас не бросает, – проворчал Джендри. – У Ломми есть копье на случай волков, да и ты при нем остаешься. Мы только посмотрим – и сразу назад.
– Кто бы там ни был, вы должны сдаться, – захныкал Ломми. – Мне нужно лекарство для ноги – она очень болит.
– Если нам подвернется лекарство, мы тебе принесем. Пошли, Арри. Я хочу подобраться поближе, пока солнце не село. Пирожок, присмотри за Лаской, чтобы не увязалась за нами.
– В прошлый раз она меня лягнула.
– Я сам тебя лягну, если ты ее не удержишь. – И Джендри, не дожидаясь ответа, надел свой шлем и зашагал прочь.
Арье пришлось бежать за ним вприпрыжку. Джендри был на пять лет старше и на фут выше ее, к тому же длинноногий. Некоторое время он ничего не говорил, только ломился через лес с сердитым лицом, производя очень много шума. Наконец он остановился и сказал:
– Мне кажется, Ломми умрет.
Арья не удивилась. Курц тоже умер от раны, а он был куда крепче Ломми. Когда приходила ее очередь его нести, она чувствовала, какой Ломми горячий, и от его ноги плохо пахло.
– Может, мы найдем мейстера...
– Мейстеры бывают только в замках, а если бы мы даже его и нашли, он не стал бы марать руки о такого, как Ломми. – Джендри пригнулся под нависшей веткой.
– Не правда. – Арья была уверена, что мейстер Лювин помог бы всякому, кто к нему обратился.
– Он умрет, и чем скорее это будет, тем лучше для нас всех. Мы не можем его бросить – хотя если б ранили тебя или меня, он бы нас бросил, сам знаешь. – Они спустились в овраг и поднялись на крутой противоположный склон, цепляясь за корни. – Мне обрыдло его тащить и обрыдли его разговоры о сдаче. Если б он мог стоять на ногах, я вышиб бы ему зубы. От него нам никакого проку – и от плаксы тоже.
– Не трогай Ласку – она просто голодная, и ей страшно. – Арья оглянулась, но девочки в кои то веки за ними не было. Пирожок, наверное, удержал ее, как наказывал Джендри.
– От нее один вред, – упрямо повторил Джендри. – От нее, от Пирожка и от Ломми. Они нам только мешают – когда нибудь нас убьют из за них. Ты единственный на что то годишься, даже если ты девчонка.
Арья застыла на месте:
– Я не девчонка!
– Девчонка, девчонка. Думаешь, я такой же дурак, как все они?
– Нет, ты еще глупее. Все знают, что в Ночной Дозор девчонок не берут.
– Это верно. Не знаю, зачем Йорен тебя взял, но, думаю, какая то причина у него была. Ты девчонка.
– Нет!
– Тогда достань свой стручок и пописай. Ну, давай.
– Я не хочу писать. Хотел бы, так достал.
– Врешь. Ты не хочешь его вынимать, потому что у тебя его нет. Я ничего не замечал, пока нас было тридцать, но ведь ты за нуждой всегда уходишь в лес, а мы с Пирожком этого не делаем. Если ты не девчонка, то, наверно, евнух какой нибудь.
– Сам ты евнух.
– А вот и нет, – улыбнулся Джендри. – Хочешь, покажу? Мне то скрывать нечего.
– Нет, есть что, – выпалила Арья, стараясь увести разговор в сторону от стручка, которого не имела. – Те золотые плащи приехали в гостиницу за тобой, а ты так и не сказал нам почему.
– Я сам не знаю. Я думал, что Йорен знает, но он мне ничего не сказал. А вот ты с чего взял, будто они за тобой явились?
Арья прикусила губу, вспомнив, что сказал Йорен, когда обрезал ей волосы: “Из этой шайки половина тут же выдаст тебя королеве за помилование и пару серебряков, а другая сделает то же самое, только сперва изнасилует тебя”. Но Джендри не такой – за ним тоже охотится королева.
– Я скажу, если и ты мне скажешь, – решилась наконец она.
– Сказал бы, если б знал, Арри... или как там тебя зовут. У тебя ведь девчоночье имя.
Арья сердито уставилась себе под ноги. Притворяться бесполезно. Джендри знает, и у нее в штанах нет ничего, чтобы его разубедить. Ей остается либо достать Иглу и убить его здесь же на месте, либо довериться ему. Она не была уверена, что сумеет убить его, даже если решится на это: у него тоже есть меч, и он намного сильнее. Придется сказать правду.
– Только Ломми и Пирожок этого знать не должны, – сказала она.
– От меня они ничего не узнают.
– Арья. – Она подняла на него глаза. – Меня зовут Арья. Из дома Старков.
– Старков... – Он помолчал. – Старком звали королевского десницу, которого казнили как изменника.
– Он не изменник. Это был мой отец. Джендри округлил глаза:
– Так вот почему ты подумала...
– Ну да. Йорен вез меня домой, в Винтерфелл.
– Значит, ты из благородных... леди...
Арья оглядела свои лохмотья и босые ноги, все в мозолях и трещинах. Под ногтями грязь, локти в струпьях, руки исцарапаны. Септа Мордейн ее бы не узнала, а Санса, может, и узнала бы, но притворилась, что не узнает.
– Моя мать леди и сестра тоже, но я ею никогда не была.
– Нет, была. Ты дочь лорда и жила в замке, так ведь? И ты... о боги, я никогда... – У Джендри вдруг сделался испуганный вид. – Мне не надо было говорить это... ну, про стручки. И если я справлял при тебе нужду и все такое, то... прошу прощения, миледи.
– Перестань! – прошипела Арья. Смеется он над ней, что ли?
– Нет уж, миледи, я знаю, как себя вести, – стоял на своем Джендри. – Когда к нам в лавку приходили благородные девицы со своими отцами, хозяин всегда велел мне преклонять колено и говорить, только если со мной заговорят, и называть их “миледи”.
– Если ты будешь называть меня “миледи”, это даже Пирожок заметит. И нужду справляй как справлял.
– Как прикажете, миледи.
Арья стукнула его кулаками в грудь – он споткнулся и шлепнулся наземь.
– Ничего себе дочь лорда! – засмеялся он.
– Вот тебе в придачу. – Она лягнула его в бок, но он только засмеялся еще пуще. – Гогочи сколько хочешь – а я пойду посмотрю, что там в деревне. – Солнце уже опустилось за деревья – вот вот начнет темнеть. На этот раз Джендри пришлось ее догонять. – Чуешь, чем пахнет? – спросила она. Он принюхался:
– Тухлой рыбой?
– Ты сам знаешь, что нет.
– Надо поосторожнее. Я пойду кругом, на запад, погляжу, есть ли там дорога. Должна быть, если ты видела повозку. А ты ступай к берегу. Если понадобится помощь, залай по собачьи.
– Глупости. Если мне понадобится помощь, я буду звать “на помощь”. – Она шмыгнула прочь, тихо ступая босыми ногами по траве, и оглянулась через плечо. Джендри смотрел ей вслед с тем мучительным выражением, которое появлялось у него на лице в минуты раздумий. Решил, наверно, что нельзя посылать леди воровать еду. Ох, какого же дурака он теперь начнет из себя строить.
Она подошла поближе к деревне, и запах стал сильнее. Нет, это было совсем не похоже на тухлую рыбу: пахло гораздо хуже. Арья сморщила нос.
Деревья начали редеть – теперь она перебегала от куста к кусту, тихая, как тень. Через каждые несколько ярдов она останавливалась и прислушивалась. На третий раз она услышала лошадей и мужской голос. Запах стал еще мерзостнее. Человеческие трупы – вот что это такое. От Йорена и других пахло так же.
К югу от деревни стояли густые заросли ежевики. Когда Арья добралась до них, потянулись длинные тени и стали появляться светляки. Соломенные крыши виднелись за самой изгородью. Арья прокралась вдоль нее, нашла проход и поползла на животе, пока не увидела то, откуда шел запах.
У тихо плещущих вод Божьего Ока поставили длинную виселицу из сырого зеленого дерева, и предметы, бывшие прежде людьми, висели на ней вверх ногами, а вороны клевали их, перелетая с одного на другой. На каждую ворону приходилась сотня мух. С озера подул ветер, и ближайший труп слегка повернулся на цепи. Вороны склевали ему пол лица, и видно было, что над ним потрудились не только они, а кое кто покрупнее. Горло и грудь были растерзаны, зеленые внутренности и лохмотья гниющего мяса свисали из разодранного живота. Одну руку оторвали по самое плечо. Кости валялись тут же, обглоданные дочиста.
Арья заставила себя рассмотреть всех, повторяя: тверда, как камень. Все были мертвы и до того изуродованы, что она не сразу поняла, что их раздели, прежде чем повесить. Они не были похожи на голых людей – они вообще на людей не походили. Вороны выклевали им глаза и попортили лица. От шестого в длинном ряду осталась только нога – она так и болталась на цепи, колыхаясь от ветра.
Страх ранит глубже, чем меч. Мертвецы ее не тронут, а вот те, кто убил их, могут. За виселицей, около длинного низкого дома у воды – того самого, со сланцевой крышей, – стояли двое мужчин в кольчужных рубахах, опираясь на копья. С пары шестов, воткнутых в илистую почву, свисали знамена – одно вроде бы красное, другое побледнее, белое или желтое, но ветер был слаб, и в сумерках Арья не могла даже разглядеть, принадлежит красное знамя Ланнистерам или нет. Но льва ей видеть было не обязательно. Она видела повешенных – кто же еще мог это сделать, как не Ланнистеры?
Потом раздался крик.
Двое с копьями обернулись, услышав его, и показался третий, толкающий перед собой пленника. Стало слишком темно, чтобы различать лица, но пленник был в блестящем стальном шлеме, и Арья, увидев рога, поняла, что это Джендри. Дурак, дурак, ДУРАК! Будь он рядом, она лягнула бы его еще раз.
Часовые что то громко говорили, но она была слишком далеко, чтобы разобрать слова, да тут еще вороны орали и хлопали крыльями. Один из копейщиков сорвал шлем у Джендри с головы и о чем то его спросил. Ответ солдату, как видно, не понравился, потому что он двинул Джендри в лицо тупым концом копья и сбил его с ног. Тот, кто взял Джендри в плен, пнул его, а второй копейщик примерил рогатый шлем. Затем Джендри поставили на ноги и повели к длинному дому. Когда открыли тяжелую дверь, оттуда выскочил маленький мальчик, но один из солдат схватил его за руку и швырнул обратно. Арья услышала изнутри плач и крик, такой громкий и полный боли, что сама больно прикусила губу.
Джендри тоже впихнули туда и заперли за ним дверь. В этот миг с озера дунул ветер, и знамена, расправившись, заполоскали. На одном был золотой лев, чего Арья и боялась, на другом три тонкие фигуры бежали по желтому, как масло, полю. Собаки. Арья уже видела как то этих собак, но где?
Но это было не важно. Главное то, что Джендри схватили. Он глупый и упрямый, но все таки его надо спасать. Знают ли они, что его ищет королева?
Часовой снял свой шлем и надел вместо него шлем Джендри. Арью это рассердило, но тут она ничего поделать не могла. Ей показалось, что в длинном здании без окон снова кто то кричит, но каменные стены глушили звук, и наверняка сказать было трудно.
Арья дождалась смены караула и еще долго потом оставалась на месте. Солдаты сновали взад вперед. У ручья поили лошадей.
Из леса вернулись охотники с тушей оленя на шесте. Оленя освежевали, выпотрошили, затем на том берегу ручья развели костер, и запах жареного мяса потек оттуда, смешиваясь со смрадом мертвечины. Пустой желудок Арьи свело судорогой, и ее чуть не вырвало. На вкусный запах из домов вышли другие мужчины, почти все в кольчугах или вареной коже. Когда олень изжарился, самые лакомые куски отнесли в какой то дом.
Арья надеялась, что в темноте сможет подползти и выпустить Джендри, но часовые зажгли от костра факелы. Оруженосец принес двум караульщикам мясо и хлеб, потом к ним присоединились еще двое, и они стали передавать из рук в руки мех с вином. Когда он опустел, двое ушли, но другие два, с копьями, остались.
Руки и ноги у Арьи совсем затекли, когда она наконец выбралась из ежевики обратно в лес. Там было черным черно – тонкий серпик луны лишь изредка мелькал в летящих по небу тучах. “Тихая как тень”, – сказала себе Арья, пробираясь между деревьями. В темноте она не решалась бежать, боясь споткнуться о корень или сбиться с дороги. Слева тихо плескало о берег Божье Око, справа ветер шелестел листвой. Где то далеко выли волки.
Ломми и Пирожок чуть не обмарались со страху, когда она вышла из леса позади них.
– Тихо, – шикнула она, обнимая прижавшуюся к ней Ласку.
– Мы уж думали, вы нас бросили, – сказал Пирожок, глядя на нее круглыми глазами. В руке он держал свой короткий меч, который Йорен отнял у золотого плаща. – Я принял тебя за волка.
– А где Бык? – спросил Ломми.
– Его схватили. Мы должны его освободить. Пошли со мной, Пирожок. Мы подкрадемся, убьем часовых, и я открою дверь. Пирожок и Ломми переглянулись.
– А сколько их там?
– Я не считала, – созналась Арья. – Не меньше двадцати – но часовых только двое.
Пирожок смотрел на нее так, словно вот вот заплачет. – С двадцатью нам нипочем не справиться.
– Ты должен будешь справиться только с одним. Я убью другого, мы выпустим Джендри и убежим.
– Сдаться надо, вот что, – сказал Ломми. – Пойти и сдаться. Арья упрямо потрясла головой.
– Тогда хотя бы брось эту затею, Арри, – взмолился Ломми. – Они про нас не знают. Спрячемся и подождем, когда они уйдут. Мы ж не виноваты, что Джендри попал в плен.
– Дурак ты, Ломми, – сердито бросила Арья. – Без Джендри ты умрешь. Кто тебя нести то будет?
– Вы с Пирожком.
– Все время, без смены? Мы не потянем. Джендри у нас самый сильный. Да говори что хочешь, мне дела нет. Я иду обратно. Так как, Пирожок?
Пирожок посмотрел на Ломми, на нее и снова на Ломми и сказал неохотно:
– Я с тобой.
– Ломми, держи Ласку.
Он обхватил малышку руками.
– А если волки приедут?
– Сдавайся, – посоветовала Арья.
Ей казалось, что дорога до деревни заняла у них несколько часов. Пирожок в темноте все время спотыкался, уходил куда то в сторону, и ей приходилось возвращаться за ним. В конце концов она взяла его за руку и повела.
– Просто иди за мной и не шуми. – Когда на небе отразился слабый отсвет деревенских огней, она сказала:
– Там, за изгородью, виселица, а на ней мертвецы, но ты их не бойся – и помни, что страх ранит глубже, чем меч. Мы должны вести себя очень тихо и двигаться медленно. – Пирожок кивнул.
Она первой пролезла сквозь ежевику и подождала его. Пирожок вылез бледный, запыхавшийся и весь исцарапанный. Он хотел сказать что то, но Арья зажала ему рот. На четвереньках они проползли мимо виселицы, под качающимися трупами. Пирожок ни разу не посмотрел вверх и не издал ни звука.
Но тут ворона села ему на спину, и он глухо вскрикнул.
– Кто идет? – прогремел во тьме чей то голос. Пирожок вскочил на ноги.
– Я сдаюсь! – Он отшвырнул от себя меч, вспугнув дюжину ворон и вызвав целый переполох. Арья схватила его за ногу и попыталась повалить обратно, но он вырвался и побежал вперед, размахивая руками. – Я сдаюсь!
Арья тоже вскочила и выхватила Иглу, но ее уже окружили. Она замахнулась на того, кто был ближе, но он отразил удар одетой в сталь рукой, кто то другой сбил ее с ног, а третий вырвал у нее меч. Она укусила кого то, но зубы клацнули о холодную грязную кольчугу.
– Ишь, злющий какой, – засмеялся солдат и так треснул Арью кольчужным кулаком, что у нее чуть голова не слетела с плеч.
Они что то громко говорили над ней, но она не разбирала ни слова – так звенело в ушах. Она хотела уползти, но земля поехала куда то. Они забрали Иглу. Позор был хуже боли, хотя болело очень сильно. Этот меч ей подарил Джон, а Сирио учил ее им пользоваться.
Наконец кто то сгреб ее спереди за куртку и поставил на колени. Пирожок тоже стоял на коленях, а перед ним высился самый большой человек из всех, кого Арья видела, великан из сказок старой Нэн. Она не заметила, откуда он взялся. По его желтому камзолу неслись три черные собаки, а лицо точно из камня вырубили. Внезапно Арья вспомнила, когда видела этих собак. В ночь турнира в Королевской Гавани, когда все рыцари вывесили щиты у своих шатров.
"Этот принадлежит брату Пса, – сказала ей Санса, когда они прошли мимо трех собак на желтом поле. – Вот увидишь – он даже больше Ходора. Его прозвали Скачущей Горой”.
Арья повесила голову, плохо сознавая, что происходит вокруг. Пирожок снова заявил, что сдается, а Гора сказал:
– Веди нас к остальным. – Арья потащилась назад мимо виселицы, а Пирожок обещал солдатам, что будет печь им пироги и плюшки – пусть только не трогают его. С ними пошли четверо мужчин – у одного был факел, у другого длинный меч, у двоих копья.
Ломми они нашли там же, где оставили, под дубом.
– Я сдаюсь, – закричал он, как только их увидел, бросил копье и поднял руки, до сих пор зеленые от краски. – Сдаюсь. Человек с факелом огляделся.
– Тут больше никого? Пекаренок говорил, что есть еще девчонка.
– Она убежала, когда услышала вас. Вы очень шумели. “Беги, Ласка, – подумала Арья, – беги быстро, как только можешь, спрячься и никогда не возвращайся назад”.
– Скажи, где найти этого сукина сына Дондарриона, и тебя накормят горячим.
– Кого? – опешил Ломми.
– Говорил я тебе, эти знают не больше, чем те деревенские суки. Только время терять.
– Что у тебя с ногой, парень? – спросил один из копейщиков.
– Меня ранили.
– А идти можешь? – заботливо осведомился тот.
– Нет. Придется уж вам меня нести.
– Нести, говоришь? – Солдат небрежно поднял копье и вогнал его в мягкое горло Ломми. Паренек не успел сдаться еще раз – он дернулся и затих. Солдат вынул копье, и темная кровь фонтаном хлынула из раны. – Тоже выдумал – нести.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:12 | Сообщение # 22

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТИРИОН

Его предупредили, чтобы он оделся потеплее и Тирион постарался на совесть: надел толстые клетчатые бриджи и шерстяной дублет, а поверх накинул плащ из шкуры сумеречного кота, приобретенный в Лунных горах. Плащ, до нелепости длинный, был сшит на человека вдвое выше. Тирион, когда не ехал верхом, заворачивался в него несколько раз и смахивал на шар из полосатого меха.
Однако он был рад, что послушался совета. Холод в этом темном склепе пронизывал до костей. Тиметт тут же улепетнул обратно наверх. Они находились где то под холмом Рейенис, за Гильдией Алхимиков. Сырые каменные стены обросли селитрой, и единственным источником света служил закрытый фонарь, который с великой осторожностью нес Галлин пиромант.
Неудивительно, что он так бережется – с такой то посудой вокруг. Тирион взял в руки один из горшков – рыжий и круглый, словно глиняный плод. Немного великоват для его ладони, но обычному рослому человеку придется как раз по руке. А стенки так тонки, что его просили не сжимать сосуд слишком сильно – как бы не лопнул в кулаке. Поверхность грубая, шершавая. Галлин сказал, что это делается нарочно: гладкий сосуд скорее выскользнет из пальцев.
Тирион наклонил шар, чтобы заглянуть внутрь, и дикий огонь медленно потек к горлышку. Это вещество должно быть мутно зеленого цвета, но фонарь светит слишком тускло, чтобы проверить.
– Густой, – заметил он.
– Это от холода, милорд, – пояснил Галлин, бледный, с мягкими влажными руками и подобострастными манерами. На нем была длинная мантия в черную и алую полоску, подбитая соболем, изрядно облезшим и побитым молью. – При нагревании субстанция становится более текучей – как лампадное масло.
"Субстанция” – так пироманты называли дикий огонь, а друг к другу они обращались “ваша мудрость”. Это раздражало Тириона не меньше, чем намеки на обширнейшие тайные знания, которыми алхимики будто бы обладали. Когда то их гильдия и вправду была могущественной, но за последние века мейстеры из Цитадели вытеснили алхимиков почти повсеместно. От прежнего ордена осталась малая горстка, да и те уже даже не делают вид, что способны преобразовывать один металл в другой... но дикий огонь они умеют делать.
– Мне говорили, будто вода его не гасит.
– Это так. Воспламенившись, субстанция будет гореть, пока не иссякнет. Более того – она пропитывает ткань, дерево, кожу и даже сталь, отчего они тоже загораются.
Тирион вспомнил красного жреца Тороса из Мира и его пылающий меч. Даже самое тонкое покрытие из дикого огня способно гореть целый час. Торосу после каждой схватки требовался новый меч, но Роберт любил жреца и охотно снабжал его оружием.
– А почему же она глину не пропитывает?
– Пропитывает, милорд. Под этим склепом есть другой, где мы храним более старые сосуды, еще со времен короля Эйериса. Он пожелал, чтобы сосуды делались в виде фруктов. Весьма опасные плоды, милорд десница, и очень, очень спелые. Мы запечатали их воском и накачали в нижний склеп воды, но тем не менее... По правилам их следовало бы уничтожить – но при взятии Королевской Гавани погибло слишком много наших мастеров, а те, что остались, неспособны справиться с этой задачей. Кроме того, больше половины запаса, сделанного нами для короля Эйериса, потеряно. В прошлом году в хранилище под Великой Септой Бейелора обнаружили двести сосудов. Никто не помнит, как они попали туда, но излишне говорить вам, что верховный септон пришел в ужас. Я сам проследил за тем, чтобы их благополучно оттуда убрали. Я наполнил повозку песком и взял себе наиболее ловких послушников. Мы работали только по ночам, и...
– ...справились со своей работой превосходно, не сомневаюсь в этом. – Тирион положил сосуд на место. Горшки занимали весь стол, по четыре в ряд, и терялись где то во мраке. Дальше виднелись другие столы – много столов. – И что же, эти фрукты покойного короля Эйериса еще годятся в дело?
– О, разумеется... но тут нужна осторожность, милорд, большая осторожность. С возрастом субстанция становится еще более, как бы это сказать... капризной. Любой огонь способен воспламенить ее, любая искра. Если сосуды слишком сильно нагреть, они загорятся непроизвольно. Их нельзя выставлять на солнечный свет, даже на короткое время. Как только внутри сосуда загорается огонь, субстанция сильно расширяется, и сосуд разлетается на куски. И если поблизости от него стоят другие сосуды, они тоже взрываются, и тогда...
– Сколько у вас сосудов в настоящее время?
– Утром его мудрость Мунсифер доложил мне, что их семь тысяч восемьсот сорок. В это число входят и четыре тысячи сосудов короля Эйериса.
– Переспелые, стало быть.
– Его мудрость Малльярд ручается, что мы сможем представить полных десять тысяч сосудов, как и обещали королеве – Такие виды на будущее вызывали у пироманта прямо таки непристойную радость.
Да, если враг даст вам время. Пироманты строго хранили тайну изготовления дикого огня, но Тирион знал, что дело это долгое, опасное и трудоемкое. Должно быть, эти десять тысяч сосудов сродни похвальбе знаменосца, который клянется представить своему лорду десять тысяч мечей, а на поле битвы выводит сто двух человек. Будь у нас и в самом деле десять тысяч.
Тирион не знал, восторгаться ему или ужасаться – вероятно, и то, и другое.
– Надеюсь, что ваши братья по гильдии не станут проявлять ненужной поспешности, ваша мудрость. Десять тысяч негодных сосудов и даже один такой нам ни к чему... и мы, разумеется, не хотим никаких несчастных случаев.
– Несчастных случаев не будет, милорд десница. Субстанция готовится опытными мастерами в голых каменных помещениях, и каждый готовый сосуд подмастерье немедленно уносит сюда. Над каждой мастерской находится комната, доверху заполненная песком. На нее наложено могущественное заклятие. Если в мастерской возникнет пожар, пол провалится, и песок сразу погасит пламя.
– И горе злополучному мастеру. – Под заклинанием Галлин скорее всего подразумевал какой нибудь ловкий трюк. Тирион хотел бы осмотреть одну из этих мастерских, чтобы понять, в чем секрет, но времени на это не было – разве только после войны...
– Мои братья всегда осторожны. Но, если быть откровенным...
– Прошу вас, говорите.
– Субстанция течет по моим жилам и наполняет мое сердце, как у каждого пироманта. Мы уважаем ее мощь. Но если взять обычного солдата у одного из королевских огнеметов, то самая малая ошибка в пылу боя может привести к катастрофе. Это надо повторять снова и снова. Мой отец говорил то же самое королю Эйерису, а его отец – старому королю Джейехерису.
– И те, как видно, слушали. Если бы они спалили этот город, мне бы уж верно кто нибудь сказал. Итак, вы советуете соблюдать осторожность?
– Большую осторожность. Огромную.
– А этих глиняных сосудов у вас достаточно?
– Да, милорд, – благодарю за вашу заботу.
– Значит, вы не станете возражать, если я возьму у вас немного... тысяч несколько?
– Несколько тысяч?!
– Или сколько сможет выделить мне ваша гильдия без ущерба для себя. Речь идет о пустых сосудах, поймите. Пусть их разошлют капитанам всех городских ворот.
– Хорошо, милорд, но зачем?
Тирион улыбнулся, глядя на него снизу вверх.
– Вы велите мне одеться тепло, и я одеваюсь, вы велите мне быть осторожным, и я... – Он пожал плечами. – Я видел достаточно. Не будете ли вы столь любезны проводить меня до носилок?
– С величайшим удовольствием, милорд. – Галлин поднял фонарь и повел Тириона обратно к лестнице. – Хорошо, что вы посетили нас. Это большая честь. Слишком долго королевский десница не жаловал нас своим присутствием. Последним был лорд Россарт, принадлежавший к нашему ордену, – еще при короле Эйерисе. Король Эйерис питал большой интерес к нашей работе.
"Король Эйерис использовал вас, чтобы поджаривать своих врагов”. Брат Джейме рассказал Тириону кое что о Безумном Короле и его ручных пиромантах.
– Джоффри тоже заинтересуется ею, не сомневаюсь. – “И потому его лучше держать от вас подальше”.
– Мы смеем надеяться, что король посетит нашу Гильдию собственной светлейшей персоной. Я уже говорил об этом с вашей царственной сестрой. Великий праздник...
По мере того как они поднимались, становилось теплее.
– Его величество запретил всякие празднества до окончания войны. – (По моему настоянию.) – Король считает неприличным пировать, когда его народ голодает.
– Решение, достойное золотого сердца, милорд. Быть может, тогда наши братья могли бы посетить короля в Красном Замке. Мы показали бы то, что умеем, чтобы немного отвлечь его величество от многочисленных забот. Дикий огонь – не единственный секрет нашего древнего ордена. В нашем распоряжении много чудес.
– Я поговорю об этом с сестрой. – Тирион не возражал против нескольких магических фокусов – но довольно и того, что Джофф заставляет людей сражаться насмерть, недоставало еще, чтобы ему понравилось сжигать их заживо.
Когда они наконец выбрались наверх, Тирион скинул меховой плащ и взял его на руку. Гильдия Алхимиков представляла собой настоящий лабиринт из черного камня, но Галлен уверенно вывел его в Галерею Железных Факелов, длинную и гулкую, где двадцатифутовые опоры из черного металла были окружены мерцающим зеленым ореолом. Призрачное пламя, отражаясь от черного полированного мрамора стен и пола, озаряло галерею изумрудным сиянием. Тирион подивился бы такому зрелищу, если б не знал, что железные факелы зажгли не далее как утром в его честь и потушат, как только за ним закроется дверь. Дикий огонь слишком дорог, чтобы тратить его впустую.
По широкой закругленной лестнице они вышли на улицу Сестер, к подножию холма Висеньи. Тирион распрощался с Галленом и пошел к Тиметту, сыну Тиметта, ожидавшего его с эскортом Обгорелых. Выбор был в самый раз, учитывая цель его сегодняшней поездки. Кроме того, увечья Обгорелых вселяли страх в городскую чернь, что было отнюдь не лишним. Три ночи назад у ворот Красного Замка снова собралась толпа, требуя хлеба. В ответ со стены посыпались стрелы, убив четырех человек, а Джофф крикнул горожанам, что разрешает им есть своих мертвых. Чем завоевал еще больше сердец.
Тирион удивился, увидев рядом с носилками Бронна.
– А ты что здесь делаешь?
– Разношу послания. Железная Рука срочно требует тебя к Божьим воротам – не знаю зачем. А еще тебя вызывают в Мейегор.
– Вызывают ? – Тирион знал только одну особу, к которой могло относиться это слово. – Чего Серсее от меня надо? Бронн пожал плечами:
– Королева приказывает тебе вернуться в замок немедля и явиться в ее покои. Так мне сказал ваш хлипкий кузен. Отрастил четыре волоса на губе и думает, что он мужчина.
– Прибавим к четырем волоскам рыцарство. Он теперь сир Лансель, не забывай. – Тирион знал, что сир Джаселин не стал бы посылать за ним без веской причины. – Съезжу сначала к Байвотеру. Доложи моей сестре, что я не замедлю явиться к ней.
– Ей это не понравится.
– Вот и хорошо. Чем дольше Серсея будет ждать, тем больше обозлится, а от гнева она глупеет. Пусть лучше будет злой и глупой, чем сдержанной и хитрой. – Тирион бросил в носилки плащ, и Тиметт помог сесть ему самому.
Рынок в Божьих воротах, где в обычные времена было полным полно крестьян, продающих овощи, был почти пуст. Сир Джаселин вышел навстречу Тириону, приветственно вскинув железную руку.
– Милорд, здесь ваш кузен Клеос Фрей – он приехал из Риверрана под мирным знаменем с письмом от Робба Старка.
– Старк предлагает условия мира?
– Фрей говорит, что да.
– Славный мой кузен. Проводите меня к нему. Сира Клеоса поместили в тесную, без окон, караульную. Увидев Тириона, он встал.
– Как же я рад тебя видеть, Тирион.
– Такое мне не часто доводится слышать, кузен.
– Серсея с тобой?
– Сестра занята другими делами. Это письмо от Старка? – Тирион взял со стола пергамент. – Сир Джаселин, я вас более не задерживаю.
Байвотер откланялся и вышел.
– Меня просили передать его в собственные руки королевы регентши, – сказал сир Клеос.
– Я передам. – Тирион бросил взгляд на карту, приложенную Роббом к письму. – Все в свое время, кузен. Сядь отдохни. Ты совсем измучен. – Это была чистая правда.
– Да. – Сир Клеос опустился на скамью. – Плохи дела в речных землях, Тирион, особенно вокруг Божьего Ока и вдоль Королевского Тракта. Речные лорды жгут собственный урожай, чтобы уморить нас голодом, а фуражиры твоего отца сжигают каждую деревню, взятую ими, и предают поселян мечу.
"На то и война. Простолюдинов убивают, высокородных держат ради выкупа. Надо лишний раз возблагодарить богов за то, что я родился Ланнистером”.
Сир Клеос провел пальцами по редким каштановым волосам.
– Нас даже под мирным знаменем атаковали дважды. Волки в кольчугах, жаждущие растерзать всякого, кто слабее их. Одни боги знают, на чьей они стороне начинали воевать, – теперь они сами себе господа. Мы потеряли трех человек, и вдвое больше ранены.
– А что наш враг? – Тирион изучал предложенные в письме условия. Мальчишка не так уж много просит – всего навсего полкоролевства, возвращения пленных и посылки заложников, отцовский меч... ах да, и сестер тоже.
– Мальчик сидит в Риверране без дела. Думаю, он боится сойтись с твоим отцом в открытом поле. Силы его тают день ото дня – речные лорды разъезжаются, чтобы защитить собственные земли.
Отец так и предполагал. Тирион свернул в трубочку карту Старка.
– Эти условия нам не подходят.
– Быть может, вы согласитесь хотя бы обменять девочек Старков на Тиона и Виллема? – жалобно спросил сир Клеос. Тион Фрей был его младшим братом.
– Нет, – мягко сказал Тирион, – но мы предложим им собственные условия обмена. Я должен посовещаться с Серсеей и Малым Советом. Мы выработаем условия и пошлем тебя с ними в Риверран.
Клеоса это явно не обрадовало.
– Не думаю, милорд, что Робб Старк согласится. Мира хочет леди Кейтилин, а не он.
– Леди Кейтилин хочет вернуть своих дочерей. – Тирион сполз со скамьи, держа в руке письмо. – Сир Джаселин позаботится о том, чтобы тебя обогрели и накормили. Судя по твоему виду, тебе надо хорошенько выспаться, кузен. Я пошлю за тобой, когда что нибудь станет известно.
Сир Джаселин со стены наблюдал, как упражняются внизу несколько сотен новобранцев. При том количестве беженцев, что наводняло Королевскую Гавань, не было недостатка в мужчинах, готовых вступить в городскую стражу за кормежку и соломенный тюфяк, но Тирион не питал иллюзий относительно того, как проявит себя это оборванное воинство в случае боя.
– Вы хорошо сделали, что послали за мной, – сказал он. – Оставляю сира Клеоса на ваше попечение. Окажите ему самый внимательный прием.
– А его эскорт? – спросил начальник стражи.
– Накормите их, дайте чистую одежду и найдите мейстера, чтобы позаботился о раненых. Но в город чтобы носа не совали – ясно? Незачем Роббу Старку знать, как обстоят дела в Королевской Гавани.
– Предельно ясно, милорд.
– И еще одно. Алхимики пришлют ко всем воротам большое количество глиняных горшков. Используйте их для обучения людей, которые будут состоять при огнеметах. Наполните горшки зеленой краской, и пусть учатся заряжать и стрелять. Всякого, кто прольет краску, следует заменить. Когда они набьют руку с краской, переходите на лампадное масло – пусть зажигают сосуды и стреляют горящими. Когда они выучатся делать это, не обжигаясь, то и с диким огнем смогут справиться. Сир Джаселин почесал щеку железной рукой.
– Умно придумано. Только не по вкусу мне это алхимическое дерьмо.
– Мне тоже, но приходится пользоваться тем, что дают.
В носилках Тирион задернул занавески и оперся локтем о подушку. Серсея будет недовольна тем, что он перехватил письмо Старка, но отец послал его сюда управлять, а не ублажать Серсею.
Тирион полагал, что Робб Старк дал им просто золотой случай. Пусть себе сидит в Риверране, мечтая о легком мире. Тирион в ответ предложит свои условия, дав Королю Севера ровно столько, чтобы тот не терял надежды. Пусть сир Клеос таскает свой фреевский костяк взад вперед со взаимными предложениями и возражениями. А их кузен сир Стаффорд тем временем обучит и вооружит свое новое войско, которое собрал в Бобровом Утесе. Как только он будет готов, они с лордом Тайвином выступят с двух сторон и раздавят, как тисками, Талли и Старков.
Если бы братья Роберта были столь же сговорчивы. Ренли Баратеон, двигаясь медленно, как ледник, все же ползет на северо восток со своим огромным южным войском, и Тирион еженощно опасается, что его разбудят известием, что лорд Станнис со своим флотом поднимается по Черноводной. Дикого огня, по всему, у них будет достаточно, но все же...
Шум на улице прервал его мысли, и Тирион осторожно выглянул в щелку. Они проезжали Сапожную площадь, где под кожаными навесами собралась изрядная толпа, чтобы послушать какого то пророка. Балахон из некрашеной шерсти, подпоясанный веревкой, выдавал в нем нищенствующего брата.
– Мерзость и разврат! – пронзительно возглашал он. – Вот он, знак! Вот она, кара, ниспосланная Отцом! – Он показал на размытую красную черту кометы. Далекий замок на холме Эйегона был виден прямо у него за спиной, и комета зловеще висела над его башнями. “Он хорошо выбрал свою сцену”, – подумал Тирион. – Мы раздулись и распухли от скверны. Брат совокупляется с сестрой на ложе королей, и плод их греха пляшет во дворце под дудку уродливого маленького демона. Благородные леди предаются похоти с дураками и рождают чудовищ! Даже верховный септон забыл своих богов! Он купается в душистой воде и лакомится жаворонками и миногами, когда его паства голодает! Гордыня торжествует над молитвой, нашими замками правят мерзкие твари, и золото ставится превыше всего... но больше этому не бывать! Гнилое лето кончилось, и король распутник мертв! Когда вепрь вспорол ему брюхо, смрад поднялся до небес, и тысяча змей выползла из него, шипя и жаля. – Пророк снова указал костлявым пальцем на комету и замок. – Вот она, Вестница! Очиститесь, вопиют боги, не то мы сами очистим вас! Омойтесь вином добродетели, иначе вас омоет огонь! Огонь!
– Огонь! – подхватили другие голоса, но ругань и свист заглушили их.
Это утешило Тириона. Он дал команду двигаться дальше. Обгорелые врезались в толпу, расчищая дорогу, и носилки закачались, как корабль на волнах. Уродливый маленький демон – подумать только! А вот насчет верховного септона негодяй прав. Как это выразился о нем Лунатик? “Благочестивый муж, столь почитающий Семерых, что ест за всех разом, когда садится за стол”. Тирион улыбнулся, вспомнив шутку дурака.
До Красного Замка они, к его удовольствию, добрались без дальнейших происшествий. Тирион поднялся к себе гораздо более обнадеженный, чем на рассвете. “Время – вот все, что мне нужно, время, чтобы собрать все куски в одно целое. Когда цепь будет готова...”
Он открыл дверь в свою горницу, и Серсея обернулась к нему от окна, колыхнув юбками.
– Как ты смеешь пренебрегать моим зовом?
– Кто впустил тебя в мою башню?
– Твою башню? Это королевский замок моего сына.
– Да, я слышал. – Ее вторжение отнюдь не обрадовало Тириона. Кравн еще получит свое – сегодня стражу несли его Лунные Братья. – Я как раз собирался прийти к тебе сам.
– Неужели!
Он закрыл за собой дверь.
– Ты сомневаешься во мне?
– Всегда – и у меня есть на то причины.
– Мне больно это слышать. – Он направился к буфету за вином – от разговоров с Серсеей у него каждый раз появлялась жажда. – Никакой вины за собой я не знаю.
– Какой же ты мерзкий гаденыш. Мирцелла – моя единственная дочь. И ты воображаешь, что я позволю продать ее, будто мешок овса?
"Мирцелла, – подумал он. – Итак, яичко проклюнулось. Посмотрим, какого цвета птенчик”.
– Отчего же непременно мешок овса? Мирцелла – принцесса, следовательно, можно сказать, рождена для такой судьбы. Или ты собираешься выдать ее за Томмена?
Она размахнулась, выбив чашу у него из рук и расплескав вино по полу.
– Язык бы тебе вырвать за такие слова, хоть ты мне и брат. Регент при Джоффри я, а не ты, и я не позволю, чтобы Мирцеллу отправили дорнийцу таким же манером, как меня когда то отправили Роберту Баратеону.
Тирион стряхнул вино с пальцев и вздохнул.
– Почему, собственно? В Дорне ей будет куда безопаснее, чем здесь.
– Ты совсем дурак или притворяешься? Ты знаешь не хуже меня, что Мартеллам не за что любить нас.
– Зато им есть за что нас ненавидеть. И тем не менее я думаю, что они согласятся. Обида, нанесенная принцу Дорану домом Ланнистеров, насчитывает всего одно поколение, а со Штормовым Пределом и Хайгарденом дорнийцы воюют уже тысячу лет. Непонятно, почему Ренли считает Дорн своим союзником. Мирцелле девять, Тристану Мартеллу одиннадцать – я предложил поженить их, когда она достигнет четырнадцатого года. До того времени она будет жить в Солнечном Копье, как почетная гостья, под опекой принца Дорана.
– Как заложница, – сжала губы Серсея.
– Как почетная гостья – и думаю, Мартелл будет обращаться с ней лучше, чем Джоффри с Сансой Старк. Я располагаю послать с ней сира Ариса Окхарта. Рыцарь из Королевской Гвардии в качестве телохранителя никому не позволит забыть, кто она такая.
– Много будет пользы от твоего сира Ариса, если Доран Мартелл решит искупить смерть своей сестры смертью моей дочери.
– Мартелл слишком благороден, чтобы убивать девятилетнюю девочку, особенно столь милую и невинную, как Мирцелла. Пока она у него, он может быть уверен, что мы выполним свои обязательства, а условия договора слишком заманчивы, чтобы отказываться. Мирцелла – лишь часть этих условий. Я предлагаю ему убийцу его сестры, место в совете, кое какие замки на Марках...
– Это слишком. – Серсея отошла от него, шурша юбками, настороженная, как львица. – Ты предлагаешь ему слишком много, притом без моего ведома и согласия.
– Мы говорим о принце Дорнийском. Предложи я меньше, он бы плюнул мне в лицо.
– Это слишком! – настаивала Серсея.
– А ты бы что ему предложила – свою щель? – вспылил Тирион.
Он не успел увернуться от пощечины, и голова у него отлетела назад.
– Милая, дражайшая сестрица. Объявляю тебе: сейчас ты ударила меня в последний раз.
– Не надо мне угрожать, малыш, – засмеялась она. – Думаешь, письмо отца тебя охранит? Это всего лишь бумажка. У Эддарда Старка тоже была такая – и что же?
"У Эддарда Старка не было городской стражи, – подумал Тирион, – и моих горцев, и наемников, набранных Бронном. Однако у меня тоже все основано на доверии – к Варису, к Сиру Джаселину Байвотеру, к Бронну. Быть может, лорд Старк заблуждался так же, как и я”.
Однако вслух он не сказал ничего – умный человек не станет лить дикий огонь на жаровню. Вместо этого он снова налил себе вина.
– Как по твоему, что будет с Мирцеллой, если Королевская Гавань падет? Ренли и Станнис воткнут ее голову рядом с твоей.
Серсея залилась слезами.
Тирион удивился бы меньше, если бы сюда влетел сам Эйегон Завоеватель верхом на драконе, жонглируя лимонными пирогами. Он не видел сестру плачущей со времен их детства в Бобровом Утесе. Он неуклюже сделал шаг в ее сторону. Когда твоя сестра плачет, ее полагается утешать... но Серсею? Он с опаской тронул ее за плечо.
– Не трогай, – отшатнулась она. Это не должно было задеть его, однако задело – хуже всякой пощечины. Серсея тяжело дышала – вся красная, обуреваемая гневом и горем. – И не смотри на меня так... только не ты.
Тирион повернулся к ней спиной, чтобы дать ей успокоиться.
– Я не хотел тебя пугать. Обещаю тебе, с Мирцеллой ничего худого не случится.
– Лжешь. Я не ребенок, чтобы успокаивать меня пустыми обещаниями. Ты обещал освободить Джейме – а где он?
– В Риверране, полагаю, в целости и сохранности – вот и пусть хранится, пока я не найду способа его вызволить. Серсея шмыгнула носом:
– Надо было мне родиться мужчиной. Тогда бы я ни в ком из вас не нуждалась, и ничего бы этого не случилось. Как мог Джейме позволить, чтобы этот мальчишка взял его в плен? А отец – я была дурой, что так полагалась на него, но где он теперь, когда он так нужен? Чем он занимается?
– Войной.
– За стенами Харренхолла? Странный способ вести войну. Больше похоже на то, что он прячется.
– Присмотрись получше.
– А как еще это можно назвать? Отец сидит в одном замке, Робб Старк в другом, и никто ничего не делает.
– Сидение сидению рознь. Каждый из них ждет, когда двинется другой, но лев спокоен, подобран и подергивает хвостом, олененок же замер от страха, и кишки у него превратились в студень. Он знает, что лев прикончит его, куда бы он ни скакнул.
– А ты уверен, что наш батюшка – это лев?
– Этот зверь нарисован на наших знаменах, – хмыкнул Тирион.
Серсея пропустила шутку мимо ушей.
– Если бы в плен взяли отца, Джейме не сидел бы сложа руки, уверяю тебя,
"Да, Джейме расколошматил бы свое войско под стенами Риверрана, послав к Иным неравенство сил. Он никогда не отличался терпением – как и ты, дражайшая сестрица”.
– Не все такие храбрецы, как Джейме, но есть и другие способы выиграть войну. Харренхолл крепок и хорошо расположен.
– В отличие от Королевской Гавани, что прекрасно известно нам обоим. Пока отец играет с маленьким Старком во льва и олененка, Ренли идет по Дороге Роз и того и гляди может появиться у наших ворот.
– Этот город за один день тоже не возьмешь, а от Харренхолла до нас путь недолог – прямиком по Королевскому Тракту. Ренли не успеет еще собрать свои осадные машины, когда отец ударит на него сзади. Его войско будет молотом, а городские стены – наковальней. Славная получится картинка.
Зеленые глаза Серсеи впились в него – настороженные, но очень желающие поверить в то, что он говорил.
– А если Робб Старк выступит первым?
– Харренхолл находится достаточно близко от бродов через Трезубец – Русе Болтон не сможет перевести северную пехоту, чтобы соединиться с конницей Молодого Волка. Старк не может идти на Королевскую Гавань, не взяв сначала Харренхолл, а на это у него силенок даже и с Болтоном не хватит. – Тирион улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. – Тем временем отец выжмет весь жир из речных земель, а дядя Стаффорд соберет в Утесе свежих рекрутов.
– Откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила Серсея. – Может, отец поделился с тобой своими намерениями, посылая тебя сюда?
– Нет – я просто посмотрел на карту. Подозрительность в ее взгляде сменилась презрением.
– И ты все это придумал собственной дурной головой, правда, Бес?
Тирион цокнул языком:
– Скажи мне вот что, дражайшая сестрица: не будь перевес на нашей стороне, разве Старки начали бы переговоры о мире? – Он достал письмо, привезенное сиром Клеосом Фреем. – Молодой Волк шлет нам свои условия. Неприемлемые, само собой, но лиха беда начало. Хочешь посмотреть?
– Да. – В один миг она вновь преобразилась в королеву. – Откуда у тебя это? Письмо должны были доставить мне.
– На то и десница, чтобы передавать тебе то и другое. – Он отдал сестре письмо. Щека у него еще горела от ее оплеухи. “Пусть хоть кожу с меня сдерет, лишь бы дала согласие на дорнийский брак”. Он чувствовал, что это согласие все равно что у него в кармане.
Кроме того, он знал теперь, кто ей наушничает... в этом и заключалась изюминка этого пудинга.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:15 | Сообщение # 23

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

БРАН

Плясунью облачили в попону из белоснежной шерсти с серым лютоволком дома Старков, а Брана – в серые бриджи и белый дублет, отделанный по рукавам и вороту серой белкой. У сердца была приколота волчья голова из темного янтаря в серебряной оправе. Бран предпочел бы Лето серебряному волку на груди, но сир Родрик был непреклонен.
Пологие каменные ступени остановили Плясунью только на миг. Бран послал ее вперед, и она их запросто преодолела. За дубовыми, окованными железом дверьми Великого Чертога стояли в ряд восемь длинных столов – по четыре с обеих сторон срединного прохода. Люди сидели на скамьях плечом к плечу.
– Старк! – кричали они, вскакивая на ноги, пока Бран ехал мимо них. – Винтерфелл! Винтерфелл!
Бран был достаточно большой, чтобы понять, что на самом деле они приветствуют не его: они празднуют урожай и победы Робба, славят его лорда отца, и деда, и всех Старков, правивших здесь восемь тысячелетий. Он понимал это и все таки пыжился от гордости. Проезжая через зал, Бран и думать забыл о том, что он сломанный. Когда он под взглядами всех собравшихся достиг помоста, Оша с Ходором отстегнули сбрую, державшую его в седле, сняли его с лошади и усадили на высокий трон его предков.
Сир Родрик сидел по левую руку от него вместе со своей дочерью Бет, Рикон – по правую. Рыжие лохмы малыша так отросли, что падали на горностаевую мантию. Но он никому не давал себя стричь, пока матери не было. Последнюю служанку, которая попыталась это сделать, он покусал.
– Я тоже хочу покататься, – сказал он, когда Ходор увел Плясунью. – Я езжу лучше тебя.
– Ничего не лучше – молчи сиди, – сказал Бран младшему брату. Сир Родрик громко потребовал тишины. Бран, повысив свой голос, приветствовал всех от имени своего брата, Короля Севера, прося гостей возблагодарить богов, старых и новых, за победы Робба и обильный урожай.
– Да увеличатся наши блага сторицей, – закончил он, подняв отцовский серебряный кубок.
– Сторицей! – Оловянные кружки, глиняные чаши, окованные железом рога с громом сошлись вместе. Брану вино сдобрили медом, корицей и гвоздикой, но оно все таки было крепче, чем он привык. Пока он пил, ему казалось, что горячие дрожащие пальцы проникают ему в грудь. Голова у него кружилась, когда он поставил кубок.
– Молодец, Бран, – сказал сир Родрик. – Лорд Эддард гордился бы тобой.
Сидевший чуть ниже мейстер Лювин тоже кивнул одобрительно, и слуги начали разносить еду.
Такого Бран еще не пробовал. Блюдо следовало за блюдом так быстро, что он едва успевал отщипнуть. Огромные ноги зубров, зажаренные с луком пореем, пироги с начинкой из оленины, моркови и грибов, бараньи отбивные с медом и гвоздикой, утка, кабанятина с перцем, гусь, голуби и каплуны на вертелах, ячменная похлебка с говядиной, холодный компот. Лорд Виман привез из Белой Гавани двадцать бочонков рыбы, переложенной солью и водорослями: сига и сельдь, крабов и мидий, треску и семгу, омара и миногу. К столу подавали черный хлеб, медовые коврижки и овсяные бисквиты, репу, горошек и свеклу, бобы, тыкву и огромные красные луковицы. На сладкое были печеные яблоки, вишневые пирожные и груши в крепком вине. На каждом столе выше и ниже соли лежали круги белого сыра, и слуги сновали туда сюда со штофами подогретого со специями вина и охлажденного осеннего эля.
Музыканты лорда Вимана играли отменно, но скоро арфу, скрипку и рожок не стало слышно за смехом, разговорами, стуком посуды и рычанием собак, дерущихся из за объедков. Певец пел славные песни: “Железные копья”, “Сожжение кораблей”, “Медведь и прекрасная дева”, но слушал его, похоже, только Ходор, который топтался рядом с дударем, перескакивая с ноги на ногу.
Шум постепенно перешел в настоящий рев, густой поток звуков. Сир Родрик говорил с мейстером Лювином поверх кудрявой головы Бет, счастливый Рикон кричал что то Уолдерам. Бран не хотел сажать Фреев за высокий стол, но мейстер напомнил ему, что они скоро породнятся: Робб женится на одной из их теток, Арья выйдет замуж за дядюшку. “Вот уж нет, только не Арья”, – сказал Бран, но мейстер настоял на своем, и Фреи сидели рядом с Риконом.
Каждое блюдо первым делом подносили Брану, чтобы он мог взять причитающуюся лорду долю, но когда дело дошло до уток, он уже не мог больше есть, а только кивал одобрительно и отсылал блюдо прочь. То, что пахло особенно вкусно, он отправлял одному из лордов на помосте в знак дружбы и расположения, как учил его мейстер Лювин. Семгу он послал бедной грустной леди Хорнвуд, вепря – шумливым Амберам, гуся с ягодами – Клею Сервину, огромного омара – Джозету, мастеру над конями, который не был ни лордом, ни гостем, зато вышколил Плясунью так, что Бран мог ездить на ней. Он посылал сладости Ходору и старой Нэн только за то, что любил их. Сир Родрик напомнил ему о названых братьях, и Бран послал Уолдеру Малому вареную свеклу, а Уолдеру Большому – репу с маслом.
На нижних скамьях винтерфеллцы сидели вперемешку с простолюдинами из зимнего городка, соседями из ближних острогов и челядью лордов гостей. Одних Бран видел впервые, других знал очень хорошо, но все они казались ему одинаково чужими. Он смотрел на них как то издали, словно из окна своей спальни во двор, видя все, но ни в чем не принимая участия.
Оша ходила между столами, разливая эль. Кто то из людей Леобальда Толхарта полез ей под юбку, и она разбила кувшин о его голову, к хохоту окружающих. А вот женщина, которой Миккен запустил руку за корсаж, как будто ничего против не имела. Фарлен заставлял свою рыжую суку служить, протягивая ей кости, старая Нэн расковыривала корку горячего пирога морщинистыми пальцами. Бран улыбнулся ей. Лорд Виман за высоким столом накинулся на блюдо с дымящимися миногами, словно на вражеское войско. Он был так толст, что сир Родрик велел сколотить для него особый широкий стул, но смеялся часто и громко и, пожалуй, нравился Брану. Бедная леди Хорнвуд сидела около него с лицом как каменная маска и что то жевала без всякого аппетита. На другом конце высокого стола пьяные Хозер и Морс играли, сшибаясь рогами для питья, как рыцари на турнире.
"Тут слишком жарко, слишком шумно, и они все перепились. – У Брана все тело чесалось под его шерстяным нарядом, и ему вдруг захотелось оказаться подальше отсюда. – В богороще сейчас прохладно, от горячих прудов поднимается пар, и шелестят красные листья чардрева. Запахи там богаче, чем здесь, а скоро взойдет луна, и мой брат будет петь, глядя на нее”.
– Бран, ты ничего не ешь, – сказал сир Родрик.
Сон наяву был таким живым, что Бран не сразу понял, где находится.
– Попозже, сейчас у меня живот так набит, что вот вот лопнет. Белые усы старого рыцаря стали розовыми от вина.
– Ты вел себя молодцом, Бран. И здесь, и на беседах с лордами. Когда нибудь из тебя тоже выйдет прекрасный лорд.
"Но я то хочу быть рыцарем”. Бран отпил еще глоток медового вина из отцовского кубка, радуясь, что можно за что то ухватиться. На кубке скалилась, как живая, голова лютоволка. Серебряная морда вжалась в ладонь Брана, и он вспомнил, как отец при нем в последний раз пил из этого кубка.
Это было на пиру в честь приезда короля Роберта, прибывшего со всем двором в Винтерфелл. Тогда еще стояло лето. Родители Брана сидели на помосте рядом с королем, королевой и ее братьями. Дядя Бенджен тоже был здесь, весь в черном. Бран, его братья и сестры сидели вместе с детьми короля, Джоффри, Томменом и принцессой Мирцеллой, которая все время с обожанием смотрела на Робба. Арья исподтишка через стол строила рожи, Санса жадно слушала рыцарские песни королевского арфиста, Рикон то и дело спрашивал, почему Джона нет с ними. “Потому что он бастард”, – вынужден был наконец шепнуть ему Бран.
А теперь никого из них здесь нет. Словно какой то жестокий бог протянул свою длань и расшвырял кого куда: девочек в неволю, Джона на Стену, Робба с матерью на войну, отца, короля Роберта, а может быть, и дядю Бенджена – в могилу.
Даже на нижних скамьях сидели теперь новые люди. Нет больше Джори, Толстого Тома, Портера, Алина, Десмонда, Халлена, прежнего мастера над конями, и его сына Харвина... и септы Мордейн, и Вейона Пуля – всех, кто уехал на юг с отцом. Другие отправились с Роббом на войну и тоже могут не вернуться. Брану нравились Хэйхед, Рябой Том, Скиттрик и другие новенькие, но он скучал по старым друзьям.
Он оглядывал лица за столами, веселые и печальные, и гадал, кого из них не окажется здесь на тот год и на следующий. Ему хотелось плакать, но нельзя было. Он – Старк из Винтерфелла, сын своего отца, наследник своего брата и почти взрослый мужчина.
Двери в конце зала открылись, и факелы вспыхнули ярче от порыва холодного воздуха. Вошел Эйлбелли с двумя новыми гостями.
– Леди Мира из дома Ридов, что в Сероводье, – громогласно объявил он, перекрывая шум, – с братом своим Жойеном.
Пирующие оторвались от своих кубков и мисок, чтобы взглянуть на новоприбывших.
– Лягушатники, – шепнул Уолдер Малый на ухо Уолдеру Большому.
Сир Родрик встал:
– Добро пожаловать, друзья, и прошу разделить с нами плоды этого урожая. – Слуги поспешили удлинить стол на помосте, поставив козлы и стулья.
– Кто это? – спросил Рикон.
– Болотные жители, – презрительно процедил Уолдер Малый. – Все они воры и трусы, и зубы у них зеленые, потому что они лягушек едят.
Мейстер Лювин, подойдя к Брану, сказал ему на ухо:
– Окажи им теплый прием. Я не думал увидеть их здесь, но... ты знаешь, кто они такие?
– Островные жители с Перешейка, – кивнул Бран.
– Хоуленд Рид был большим другом твоего отца, – заметил Водрик, – а это, как видно, его дети.
Пока новые гости шли через зал, Бран разглядывал девушку, одетую совсем не по женски. На ней были овчинные бриджи, ставшие мягкими от долгой носки, и безрукавка, покрытая бронзовой чешуей. Она, хотя и ровесница Робба, фигурой походила на мальчика – длинные каштановые волосы связаны сзади, и грудь почти незаметна. На одном боку у нее висела нитяная сетка, а на другом – длинный бронзовый нож, на руке она несла старый железный шлем, тронутый ржавчиной, за спиной – лягушачью острогу и круглый кожаный щит.
Брат, на несколько лет младше ее, оружия не имел. Он был весь в зеленом, считая и сапоги. Когда он подошел поближе. Бран увидел, что и глаза у него цветом походят на мох, хотя зубы белые, как у всех людей. И брат, и сестра были тонки, стройны, как мечи, а ростом чуть повыше самого Брана. Они преклонили одно колено перед помостом.
– Милорд Старк, – сказала девушка, – века и тысячелетия минули с тех пор, как наш род впервые присягнул на верность Королю Севера. Мой лорд отец послал нас сюда, чтобы вновь повторить эту клятву от имени всех наших людей.
Бран видел, что она смотрит на него, – надо было что то отвечать.
– Мой брат Робб сражается на юге, но вы можете присягнуть мне, если хотите.
– От имени Сероводья присягаем Винтерфеллу на верность, – хором сказали брат и сестра. – Мы отдаем вам, милорд, сердце свое, дом и очаг. Наши мечи, копья и стрелы к вашим услугам.
Будьте справедливы к нам всем, милосердны к тем, кто слаб, помогайте тем, то нуждается в помощи, и мы никогда вас не оставим.
– Клянусь в этом землей и водой, – сказал мальчик в зеленом.
– Клянусь бронзой и железом, – сказала его сестра.
– Клянемся льдом и огнем, – вместе закончили они. Бран не знал, что сказать. Может, ему тоже надо в чем то поклясться? Их клятва была не такая, как та, которую велели выучить ему.
– Пусть зима ваша будет недолгой, а лето изобильным, – сказал он. Эти слова годились для всякого случая. – Брандон Старк говорит вам: встаньте.
Девушка, Мира, поднялась и помогла встать брату. Мальчик все это время не сводил глаз с Брана.
– Мы привезли вам в дар рыбу, лягушек и птицу, – сказал он
– Благодарствую. – Уж не придется ли ему из учтивости съесть лягушку? – И предлагаю вам в ответ мясо и мед Винтерфелла. – Бран старался вспомнить все, что знал об островных людях, которые живут среди болот Перешейка и редко покидают родные топи. Это бедный народ, они промышляют рыболовством и ловлей лягушек, а живут в тростниковых хижинах на плавучих островках. Говорят, что они трусливы, пользуются отравленным оружием и предпочитают прятаться от врага, нежели встречаться с ним лицом к лицу. Однако Хоуленд Рид был одним из самых стойких сторонников отца в борьбе за корону для короля Роберта, когда Бран еще не родился.
Жойен Рид, сев на свое место, с любопытством оглядел зал.
– А где же лютоволки?
– В богороще, – ответил Рикон. – Лохматик плохо себя вел.
– Мой брат хотел бы посмотреть их, – сказала Мира.
– Как бы они его первые не увидели – как раз откусят что нибудь, – громко вмешался Уолдер Малый.
– При мне не откусят. – Брану приятно было, что Риды хотят посмотреть на волков. – Лето уж точно нет, а Лохматого мы не подпустим близко. – Болотные жители вызывали в нем любопытство. Он не помнил, чтобы видел раньше хотя бы одного. Отец посылал лорду Сероводья письма в течение многих лет, но никто из них так и не появился в Винтерфелле. Брану хотелось о многом поговорить с этими двумя, но в чертоге стоял такой шум, что и себя то с трудом было слышно. Но сир Родрик сидел рядом, и Бран спросил его:
– Они правда лягушек едят?
– Да, – ответил старый рыцарь. – Лягушек, рыбу, львоящеров и всевозможную птицу.
"Может, это потому, что у них нет овец и крупного скота”, – подумал Бран. Он приказал слугам подать гостям бараньи отбивные, зубрятину и налить им говяжьей похлебки. Еда, кажется, понравилась им. Девушка заметила, что Бран смотрит на нее, и улыбнулась. Он покраснел и отвел глаза.
Много позже, когда сладкое доели и запили его галлонами летнего вина, со столов убрали и сдвинули их обратно к стенам, освободив место для танцев. Музыканты заиграли громче, к ним присоединились барабанщики, а Хозер Амбер притащил огромный боевой рог, оправленный в серебро. Когда певец в “Конце долгой ночи” дошел до места, где Ночной Дозор выступает на Рассветную Битву с Иными, он затрубил так, что все собаки залились лаем.
Двое гловеровских домочадцев завели быстрый мотив на волынке и арфе. Морс Амбер вскочил первый и подхватил проходившую мимо служанку, выбив у нее из рук штоф с вином. Он закружился с ней по тростнику среди костей и огрызков хлеба, вскидывая ее на воздух. Девушка, вся красная, визжала и смеялась, а юбки у нее взлетали выше головы.
В пляску вступили другие пары. Ходор плясал один, лорд Виман пригласил маленькую Бет Кассель. Он двигался грациозно, несмотря на свою толщину. Когда он устал, с девочкой пошел Клей Сервин. Сир Родрик подошел к леди Хорнвуд, но она, извинившись, удалилась. Бран побыл еще немного, сколько требовала учтивость, а потом подозвал Ходора. Он устал, вспотел, разгорячился от вина, и танцы нагоняли на него тоску. Вот еще одно, чего он никогда не сможет делать.
– Я хочу уйти.
– Ходор, – ответил Ходор и стал на колени. Мейстер Лювин и Хэйхед посадили Брана в корзину. Винтерфеллцы сто раз это видели, но гостям, конечно, показалось чудно, и многие, любопытствуя, забыли о вежливости – Бран чувствовал, как они пялятся на него.
Они нырнули в боковой выход, чтобы не тащиться через весь зал, и Бран нагнул голову, проходя в дверь для лордов. В тускло освещенной галерее Джозет, мастер над конями, занимался верховой ездой особого рода. Он прижал к стене незнакомую Брану женщину, задрав ей юбки до пояса. Она хихикала, пока Ходор не остановился поглядеть – тогда она завизжала.
– Оставь их, Ходор, – пришлось сказать Брану. – Неси меня в спальню.
Ходор внес его по винтовой лестнице на башню и стал на колени перед одним из железных брусьев, вбитых Миккеном в стену. Бран, цепляясь за них, перебрался на кровать, и Ходор снял с него сапоги и бриджи.
– Ты можешь вернуться на праздник, только не докучай Джозету и той женщине, – сказал мальчик.
– Ходор, – ответил конюх, кивая.
Бран задул свечу у постели, и тьма покрыла его, как мягкое, знакомое одеяло. Сквозь ставни окна слабо доносилась музыка.
Мальчику вдруг вспомнились слова, которые когда то давно сказал ему отец. Бран тогда спросил лорда Эддарда, правда ли, что в Королевской Гвардии служат самые достойные рыцари Семи Королевств. “Теперь уж нет, – ответил отец, – но когда то они и верно были чудом, блистательным уроком миру”. “А кто из них был самый лучший?” “Лучшим рыцарем, которого я знал, был сир Эртур Дейн, клинок которого звался Меч Зари и был выкован из сердца упавшей на землю звезды. Он убил бы меня, если б не Хоуленд Рид”. Сказав это, отец опечалился и замолчал. Теперь Бран жалел, что не расспросил его получше.
Когда он ложился, голова его была полна рыцарей в блестящих доспехах, которые сражались мечами, сияющими, как звезды, но во сне снова оказался в богороще. Запах кухни и Великого Чертога были так сильны, словно он и не уходил. Он крался под деревьями вместе с братом. Буйная ночь полнилась воем играющей человеческой стаи. Эти звуки вселяли в него беспокойство. Ему хотелось бегать, охотиться, хотелось...
Лязг железа заставил его насторожить уши. Брат тоже услышал, и они ринулись сквозь подлесок на этот звук. Перепрыгнув через стоячую воду у подножия старого белого дерева, он уловил чужой запах – человечий духе примесью кожи, земли и железа.
Чужие проникли в рощу на несколько ярдов, когда он настиг их – самка и молодой самец, и они не испугались, даже когда он показал им зубы. Брат грозно зарычал на них, но они и тогда не побежали.
– Вот они, – сказала самочка. “Мира”, – шепнула какая то часть его разума, часть памяти мальчика, спящего и видящего волчий сон. – Думал ли ты, что они окажутся такими большими?
– Они будут еще больше, когда вырастут совсем, – сказал молодой самец, глядя на них большими, зелеными, лишенными страха глазами. – Черный полон страха и ярости, но серый очень силен... он сам не знает, какой он сильный... чувствуешь ты это, сестра?
– Нет. – Она опустила руку на свой длинный бурый нож. – Будь осторожен, Жойен.
– Он меня не тронет. Не в этот день мне суждено умереть. – Самец подошел к ним, ничего не боясь, и протянул руку к его морде, коснувшись легко, как летний бриз. Но от прикосновения этих пальцев деревья исчезли и земля под ногами обратилась в дым и умчалась прочь – он вертелся в пустоте и падал, падал, падал...

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:19 | Сообщение # 24

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

КЕЙТИЛИН

Она спала среди зеленых холмов, и ей снилось, что Бран цел и невредим, Арья с Сансой держатся за руки, а Рикон, ее младенец, у ее груди. Робб, без короны, играл с деревянным мечом. Когда все они мирно уснули, ее в постели ждал улыбающийся Нед.
Какой это был сладкий сон, и как быстро он кончился. Жестокий рассвет пронзил ее своим кинжалом. Она проснулась измученная и одинокая, уставшая от езды, от разных недомоганий и от долга. “Заплакать бы сейчас – и чтобы кто нибудь утешил. Я так устала быть сильной. Хочу хоть немножко побыть глупой и испуганной. Совсем немножко... один день... один час...”
Снаружи, за стенками шатра, уже суетились мужчины. Ржали лошади, Шадд жаловался на боль в спине, сир Вендел требовал свой лук. "Провалиться бы им всем. Они люди славные и преданные, но она от них устала. Ее дети – вот кто был ей нужен сейчас. Когда нибудь непременно позволю себе не быть сильной, пообещала она.
Но не сегодня. Сегодня не получится.
Она оделась, и собственные пальцы показались ей еще более неловкими, чем обычно. Что ж, надо быть благодарной и за то, что они хоть как то ее слушаются. Тот кинжал был из валирийской стали, а валирийская сталь жалит остро и глубоко. Стоило только посмотреть на шрамы, чтобы вспомнить.
Шадд помешивал овсянку в котелке, сир Вендел Мандерли натягивал лук.
– Здесь в траве много птицы, миледи, – сказал он, когда Кейтилин вышла. – Не угодно ли жареного перепела на завтрак?
– Довольно будет овсянки с хлебом. Перед нами еще много лиг, сир Вендел.
– Как прикажете, миледи. – Круглое лицо рыцаря выразило огорчение, моржовые усы разочарованно поникли. – Овсянка с хлебом – что может быть лучше! – Он был одним из самых толстых людей, известных Кейтилин, но при всем своем обжорстве оставался человеком чести.
– Я нарвал крапивы и заварил чай, – объявил Шадд. – Не желаете ли чашечку, миледи?
– Охотно.
Она взяла чашку в свои изрезанные руки и подула, чтобы охладить. Шадд был из Винтерфелла. Робб дал двадцать лучших своих людей, чтобы проводить ее к Ренли. И послал с ней пятерых лордов, чтобы придать больший вес ее посольству. Путешествуя на юг и останавливаясь подальше от городов и селений, они не раз замечали отряды одетых в кольчуги людей и видели дым на восточном горизонте, однако на них никто не нападал: они были слишком слабы, чтобы представлять для кого то угрозу, и слишком многочисленны, чтобы показаться легкой добычей. Когда они переправились через Черноводную, худшее осталось позади – уже четыре дня им не встречалось никаких признаков войны.
Кейтилин не хотелось ехать – она так и сказала Роббу в Риверране.
– Когда я видела Ренли в последний раз, он был мальчиком не старше Брана. Я не знаю его. Пошли кого нибудь другого. Мое место здесь, рядом с отцом, на то время, что ему еще осталось.
Сын огорчился.
– Некого больше. Сам я ехать не могу, твой отец тяжко болен, Черная Рыба – мои глаза и уши, и я не решусь расстаться с ним. Твой брат нужен мне, чтобы удерживать Риверран, когда мы выступим...
– Выступим? – Об этом она слышала впервые.
– Я не могу сидеть в Риверране и ждать заключения мира. Подумают еще, будто я боюсь выйти в поле. Когда долго нет сражений, люди начинают думать о доме и урожае – так отец говорил. Даже мои северяне начинают беспокоиться.
Мои северяне. Он говорит теперь, как настоящий король.
– От беспокойства еще никто не умирал, а вот бесшабашность – дело иное. Мы посеяли семена – дай им прорасти. Робб упрямо потряс головой.
– Мы бросили семена на ветер, только и всего. Если бы твоя сестра Лиза решила помочь нам, мы уже услышали бы об этом. Сколько птиц мы послали в Орлиное Гнездо, четырех? Я тоже хочу мира, но зачем Ланнистерам на него соглашаться, если я сижу здесь сиднем, а войско мое тем временем тает, как снег среди лета?
– Выходит, ты готов плясать под дудку лорда Тайвина, лишь бы только не показаться трусом? Ему того и нужно, чтобы ты двинулся на Харренхолл, – спроси своего дядю Бриндена...
– Разве я сказал хоть слово о Харренхолле? Так что же – поедешь ты к Ренли, или мне послать Большого Джона?
...Кейтилин улыбнулась слегка, вспомнив об этом. Хитрость, шитая белыми нитками, однако недурная для мальчика пятнадцати лет. Робб знал, как плохо подходит Большой Джон Амбер для переговоров с таким человеком, как Ренли Баратеон, – и знал, что она тоже знает. Ей оставалось только согласиться, уповая на то, что отец доживет до ее возвращения. Будь лорд Хостер здоров, он поехал бы сам. Но разлука с ним далась ей тяжело. Он даже не узнал ее, когда она пришла проститься. “Миниса, – сказал он ей, – а где же дети? Малютка Кет, душечка Лиза...” Кейтилин поцеловала его в лоб и сказала, что девочки здоровы. “Дождись меня, милорд, – добавила она, когда его глаза закрылись. – Я столько раз тебя ждала – дождись и ты меня”.
"Судьба снова гонит меня на юг, – думала она, попивая терпкий чай, – хотя душа моя рвется на север, домой”. В последнюю ночь она написала из Риверрана Брану и Рикону: “Я не забыла вас, мои дорогие, поверьте – но вашему брату я нужна больше”.
– Сегодня мы должны добраться до верховьев Мандера, миледи, – сказал сир Вендел, пока Шадд раздавал овсянку. – Лорд Ренли где то недалеко, если верить слухам.
"Что же я скажу ему, когда мы встретимся? Что мой сын не считает его королем?” Предстоящая встреча ее не радовала. Им нужны друзья, а не новые враги, однако Робб никогда не склонит колена перед человеком, не имеющим, по его мнению, никаких прав на трон.
Кейтилин очистила миску, даже не почувствовав вкуса, и отставила ее в сторону.
– Пора трогаться. – Чем скорее она поговорит с Ренли, тем скорее вернется домой. Она первая села в седло и задала темп всей колонне. Хел Моллен ехал рядом с ней со знаменем дома Старков – серым лютоволком на белоснежном поле.
Их встретили, когда до лагеря Ренли оставалось еще полдня езды. Робин Флинт, высланный на разведку, примчался галопом назад и доложил, что кто то смотрит в подзорную трубу с крыши ветряной мельницы. Когда отряд Кейтилин добрался до мельницы, соглядатай давно исчез. Они двинулись дальше, но не успели покрыть и мили, как появился передовой дозор Ренли – двадцать конных в кольчугах под командой седобородого рыцаря с синими сойками на камзоле. Увидев знамена Кейтилин, он выехал ей навстречу один.
– Позвольте представиться, миледи, – я сир Колин Грин пул, Вы едете по опасным землям.
– Неотложное дело вынуждает меня к этому. Я приехала как посланница от моего сына, Робба Старка, Короля Севера, чтобы поговорить с Ренли Баратеоном, Королем Юга.
– Король Ренли есть венчанный и помазанный правитель всех Семи Королевств, миледи, – учтиво, но твердо ответил сир Колин. – Его величество стоит со своим войском у Горького Моста, где Дорога Роз пересекает Мандер. Для меня будет честью сопроводить вас к нему. – Рыцарь вскинул руку в кольчуге, и его люди построились по обе стороны отряда Кейтилин – не то почетный караул, не то конвой. Ей оставалось только положиться на честь сира Колина и лорда Ренли.
Дым лагерных костров стал виден ею в часе езды от реки. Потом через поля и равнины до них докатился шум, подобный рокоту далекого моря. Когда впереди блеснули под солнцем мутные воды Мандера, в общем гуле стало возможно различить людские голоса, конское ржание и бряцание стали. Но ни дым, ни шум не подготовили их к открывшемуся перед ними виду.
Дымовую завесу создавали тысячи костров. Одни только лошадиные загоны тянулись на многие лиги. Не иначе как целый лес вырубили на шесты для знамен. Вдоль зеленой обочины Дороги Роз тянулись осадные машины – катапульты, требюшеты и тараны на колесах выше всадника на коне. Наконечники пик рдели на солнце, словно уже обагренные кровью. Шатры лордов и рыцарей торчали в траве, как шелковые грибы. Повсюду копья, мечи, стальные шлемы и кольчуги, лагерные потаскушки, лучники, оперяющие стрелы, возницы, погоняющие свои упряжки, скотники со стадами свиней, пажи на побегушках, оруженосцы, острящие клинки, верховые рыцари, конюхи, ведущие в поводу горячих боевых скакунов.
– Да их тут тьма тьмущая, – заметил сир Вендел Мандерли, переезжая старинный каменный мост, называемый Горьким.
– Да, – согласилась Кейтилин.
Казалось, что все рыцарство юга откликнулось на зов Ренли. Золотая роза Хайгардена мелькала повсюду: на груди латников и слуг, на зеленых шелковых знаменах, реющих на копьях и пиках, на щитах над шатрами сыновей, племянников и кузенов дома Тиреллов. Кроме них Кейтилин разглядела лису среди цветов дома Флорентов, яблоки Фоссовеев, красное и зеленое, охотника лорда Тарли, дубовые листья Окхартов, журавлей Крейнов, черно оранжевых мотыльков Маллендоров.
За Мандером поставили свои штандарты штормовые лорды – знаменосцы самого Ренли, присягнувшие дому Баратеонов и Штормовому Пределу. Кейтилин узнала соловьев Брюса Карона, перепелов Пенроза и морскую черепаху лорда Эстермонта, зеленую на зеленом. Но на каждый знакомый ей щит приходилась дюжина незнакомых, принадлежавших мелким лордам, вассалам знаменосцев, межевым рыцарям и вольным всадникам – все они собрались сюда, чтобы сделать Ренли королем на деле, а не только по имени.
Знамя Ренли развевалось выше всех на самой большой осадной башне, огромном дубовом сооружении, крытом сыромятными шкурами. Такого флага Кейтилин еще не видывала – им можно было застелить целый зал замка. Знамя переливалось золотом, и черный коронованный олень Баратеонов гордо высился на нем.
– Миледи, вы слышите этот шум? – спросил, подъехав к ней, Хеллис Моллен. – Что это?
Она прислушалась. Крики, отчаянное ржание, лязг стали и...
– Там кричат “ура”. – Они поднимались на пологий холм с разноцветными шатрами вдоль гребня. Когда они въехали наверх, толпа стала гуще, шум громче, и Кейтилин увидела.
Внизу, под каменными с деревом стенами маленького замка, шел турнир.
Поле расчистили, поставив на нем изгороди, галереи и барьеры для конных поединков. Вокруг стояли сотни – если не тысячи, зрителей. Судя по изрытой, усеянной обломками доспехов и копий земле, турнир начался не сейчас, а может, и не сегодня, и уже близился к концу. Меньше двух десятков рыцарей, оставшихся в седлах, рубились друг с другом, зрители и выбывшие из боя сотоварищи подбадривали их криками. Два коня в полных доспехах на глазах у Кейтилин сшиблись и упали, превратившись в груду железа и копыт.
– Турнир, – произнес Хел Моллен, имевший привычку высказывать вслух то, что и так ясно.
– Отличная работа, – сказал сир Вендел, когда рыцарь в плаще семи цветов радуги нанес обратный удар боевым топором по щиту своего противника так, что тот зашатался в седле.
Толпа впереди затрудняла их продвижение.
– Леди Старк, – сказал сир Колин, – если ваши люди любезно согласятся подождать здесь, я представлю вас королю.
– Хорошо. – Она отдала приказ, повысив голос, чтобы быть услышанной. Сир Колин двинулся вперед пешком, ведя коня в поводу, Кейтилин ехала за ним. Толпа взревела – это один из рыцарей выбил из седла другого – без шлема, с рыжей бородой и грифоном на щите. Доспехи победителя сверкали яркой синевой, даже булава, которой он нанес столь мастерский удар, была синяя, на попоне коня красовались солнца и луны дома Тартов.
– Проклятие богам, Рыжего Роннета свалили, – выругался кто то.
– Ничего, Лорас разделается с сине... – общий рев заглушил остальные слова.
Раненый конь упал, придавив еще одного рыцаря. И конь, и всадник вопили от боли. Оруженосцы бросились им на помощь.
"Что за безумие, – подумала Кейтилин. – Самые настоящие враги со всех сторон, половина государства охвачена пламенем, а Ренли сидит здесь и играет в войну, словно мальчик, впервые получивший деревянный меч”.
Лордов и леди на галерее было не меньше, чем рыцарей на поле. Кейтилин присмотрелась к ним. Ее отец часто заключал договоры с южными лордами, и многие из них гостили в Риверране. Она узнала лорда Матиса Рована, раздобревшего и цветущего, как никогда, с золотым деревом своего дома на белом дублете. Чуть ниже сидела маленькая хрупкая леди Окхарт, слева от нее – лорд Рендилл Тарли с Рогова Холма. Свой меч, Губитель Сердец, он прислонил к спинке сиденья. Других она знала только по эмблемам, а некоторых вовсе не знала.
А в середине, рядом со своей молодой королевой, сидел смеющийся призрак в золотой короне.
Неудивительно, что лорды сбежались на его зов – он ведь вылитый Роберт. Такой же красивый, длинноногий и широкий в плечах, с теми же угольно черными прямыми волосами, синими глазами и легкой улыбкой. Корона на лбу очень шла ему. Обруч мягкого золота состоял из искусно отлитых роз, а спереди возвышалась голова оленя из темно зеленой яшмы, с золотыми глазами и рогами.
На зеленом бархатном камзоле короля тоже был вышит золотом коронованный олень – герб Баратеонов в цветах Хайгардена. Из Хайгардена происходила и юная дама, делившая высокое сиденье с королем, – Маргери, дочь лорда Мейса Тирелла. Их брак послужил раствором, скрепившим великий южный союз. Ренли двадцать один год, королева не старше Робба и очень хороша, с мягкими глазами лани и грудой каштановых локонов, ниспадающих на плечи, с робкой и милой улыбкой.
На поле еще один боец не выдержал натиска рыцаря в радужном плаще, и король закричал вместе с остальными:
– Лорас! Хайгарден! – А королева захлопала в ладоши.
Кейтилин обернулась посмотреть, чем кончится сражение. На поле осталось всего четверо, и не было сомнений в том, кому отдают предпочтение король и его народ. Она ни разу не встречалась с сиром Лорасом Тиреллом, но Рыцарь Цветов прославился даже на их далеком севере. Сир Лорас, на высоком скакуне в серебряной кольчуге, сражался длинным топором, и шлем его украшал гребень из золотых роз.
Два других рыцаря, объединившись, напали на воина в синей броне. Они набросились на него с двух сторон, но синий рыцарь, круто натянув поводья, ударил одного в лицо своим расщепленным щитом, а его вороной скакун лягнул кованым копытом другого. Один противник тут же вылетел из седла, другой зашатался. Синий рыцарь бросил на землю сломанный щит, освободив левую руку, и тут на него налетел Рыцарь Цветов. Тяжесть доспехов почти не влияла на грацию и проворство сира Лораса, радужный плащ развевался за плечами.
Белый конь и черный закружились, как влюбленная пара в танце на празднике урожая, но здесь обменивались не поцелуями, а ударами. Сверкнул топор, свистнула булава. И то, и другое оружие, хоть и затупленное, производило ужасный лязг. Синему рыцарю, оставшемуся без щита, приходилось несладко. Сир Лорас осыпал ударами его голову и плечи под рев толпы, кричащей “Хайгарден!”. Тот отбивался булавой, но сир Лорас каждый раз подставлял под удары свой побитый зеленый щит с тремя золотыми розами; Топор, зацепив руку синего рыцаря, выбил из нее булаву, и толпа взвыла, как зверь во время гона. Рыцарь Цветов поднял топор для последнего удара.
Синий рыцарь ринулся вперед. Кони сшиблись, топор врезался в поцарапанный синий панцирь... но рыцарь из дома Тартов зажал рукоять своими стальными пальцами и вырвал топор из руки сира Лораса. Оба всадника сцепились и начали падать. Кони разомкнулись, и рыцари с грохотом рухнули наземь. Сир Лорас оказался внизу, а синий рыцарь, достав длинный кинжал, открыл ему забрало. За ревом толпы Кейтилин не слышала, что сказал сир Лорас, но видела, как разбитые губы сложились в слово: “Сдаюсь”.
Синий рыцарь нетвердо поднялся на ноги и поднял кинжал, повернувшись к Ренли, – это был салют победителя своему королю. Оруженосец выбежал на поле, чтобы помочь побежденному рыцарю. С него сняли шлем, и Кейтилин подивилась его молодости – он был всего на пару лет старше Робба. Вероятно, красотой он не уступал сестре, но распухшие губы, расплывающийся взгляд и спутанные, испачканные кровью волосы мешали убедиться в этом.
– Приблизьтесь, – сказал король Ренли победителю. Тот заковылял к галерее. Вблизи великолепные синие доспехи имели далеко не блестящий вид. Повсюду виднелись вмятины от палицы и боевого топора, царапины от меча, эмаль на шлеме и панцире во многих местах облупилась, плащ превратился в лохмотья. Человек внутри этой железной скорлупы, судя по его походке, пострадал не меньше. Немногие голоса кричали ему “Тарт!” и почему то “Красотка! Красотка!”, но большинство молчало. Синий рыцарь преклонил колени перед королем.
– Ваше величество, – глухо произнес он из под шлема.
– Вы действительно таковы, как говорил ваш лорд отец, – громко, так что слышали все, сказал Ренли. – Я видел пару раз, как сира Лораса выбивали из седла... но таким манером никогда.
– Так не спешивают, – проворчал какой то пьяный лучник с розой Тиреллов на кафтане. – Это подлый прием – стаскивать человека с седла.
Толпа стала потихоньку расходиться.
– Сир Колин, – сказала Кейтилин, – кто этот человек и почему его так не любят?
– Потому что это не он, а она. Это Бриенна Тарт, миледи, дочь лорда Сельвина Вечерней Звезды.
– Дочь?! – ужаснулась Кейтилин.
– Ее называют Бриенна Красотка, но не в лицо, иначе за такие слова можно крепко поплатиться.
Король Ренли провозгласил Бриенну Тарт победителем большого турнирного сражения у Горького Моста, последней оставшейся в седле из ста шестнадцати рыцарей.
– Как победитель можете просить у меня чего пожелаете. И если это будет в моей власти, я вашу просьбу исполню.
– Ваше величество, я прошу о чести быть принятой в вашу Радужную Гвардию. Хочу быть одной из семерых ваших рыцарей, сопровождать вас конной и пешей и хранить от всякого вреда.
– Пусть будет так, – сказал король. – Встаньте и снимите ваш шлем.
Она повиновалась, и Кейтилин поняла, что имел в виду сир Колин.
Красоткой ее назвали в насмешку. Волосы под шлемом были как охапка грязной соломы, а лицо... у нее большие голубые глаза, настоящие девичьи глаза, доверчивые и невинные, но остальное... черты крупны и грубы, кривые зубы торчат из здоровенного рта, губы такие толстые, что кажутся опухшими. Лоб и щеки в сплошных веснушках, нос явно был сломан, и не раз. Сердце Кейтилин наполнилось жалостью. Есть ли в мире создание более несчастное, чем некрасивая женщина?
Но Бриенна Тарт, когда Ренли снял с нее изорванный плащ и накинул ей на плечи радужный, отнюдь не казалась несчастной. Улыбка озарила ее лицо, и она сказала голосом звучным и гордым:
– Моя жизнь принадлежит вам, ваше величество. Отныне и впредь я ваш щит – клянусь в этом старыми богами и новыми. – Кейтилин больно было видеть, как она смотрит на короля – притом смотрела Бриенна сверху вниз, будучи выше его на целую ладонь, хотя Ренли был ростом со своего покойного брата.
– Ваше величество! – сказал сир Колин Гринпул, подойдя к галерее. – Смиренно прошу вашего внимания. – Он преклонил колено. – Имею честь представить вам леди Кейтилин Старк, посланную к нам своим сыном Роббом, лордом Винтерфелла.
– Лордом Винтерфелла и Королем Севера, сир, – поправила Кейтилин, спешившись и став рядом с сиром Колином.
– Леди Кейтилин? – удивленно произнес Ренли. – Вот нежданная радость. Маргери, дорогая, это леди Кейтилин Старк из Винтерфелла.
– Мы рады видеть вас здесь, леди Старк, – с ласковой учтивостью сказала королева. – Я сожалею о вашей потере.
– Вы очень добры, – сказала Кейтилин.
– Клянусь, миледи, я заставлю Ланнистеров ответить за убийство вашего мужа, – объявил король. – Когда я возьму Королевскую Гавань, я пришлю вам голову Серсеи.
"Разве это вернет мне Неда?” – подумала она.
– Мне довольно будет знать, что правосудие свершилось, милорд.
– “Ваше величество”, – резко поправила ее Бриенна Синяя. – И когда вы говорите с королем, полагается преклонять колени.
– Разница между “милордом” и “величеством” не так уж велика, миледи, – ответила Кейтилин. – Лорд Ренли носит корону, но и мой сын тоже. Мы можем сколько угодно стоять здесь в грязи и спорить о почестях и титулах, но мне думается, есть более важные дела, которые нам следует обсудить.
Кое кто из лордов Ренли набычился, услышав это, но король только рассмеялся.
– Хорошо сказано, миледи. О величествах будем толковать после окончания войны. Скажите, когда ваш сын располагает выступить на Харренхолл?
Кейтилин не собиралась раскрывать планы Робба, не выяснив сначала, друг им этот король или враг.
– Я не присутствую на военных советах моего сына, милорд.
– Не имею ничего против его действий – лишь бы оставил нескольких Ланнистеров и на мою долю. Как он поступил с Цареубийцей?
– Джейме Ланнистер содержится под стражей в Риверране.
– Как, он еще жив? – изумился лорд Матис Рован.
– Как видно, у лютоволка нрав мягче, чем у льва, – заметил Ренли.
– “Мягче, чем Ланнистеры”? – с горькой улыбкой вставила леди Окхарт. – Это все равно что сказать “суше, чем море”.
– Я бы назвал это слабостью. – Лорд Рендилл Тарли со щетинистой седой бородой славился своим прямым нравом. – И при всем моем уважении к вам, леди Старк, лорду Роббу подобало бы самому засвидетельствовать свое почтение королю, а не прятаться за материнские юбки.
– Король Робб ведет войну, милорд, – с ледяной вежливостью ответила Кейтилин, – а не выступает на турнирах.
– Берегитесь, лорд Рендилл, – как бы вам не оконфузиться, – усмехнулся Ренли, подозвав к себе стюарда в ливрее Штормового Предела. – Разместите спутников этой леди со всевозможными удобствами, сама же леди Кейтилин расположится в моем шатре. Мне он не нужен, поскольку лорд Касвелл любезно предоставил нам свой замок. Когда вы отдохнете, миледи, надеюсь иметь честь разделить с вами мясо и мед на пиру, который дает нам нынче вечером лорд Касвелл. Это прощальный пир – его милости, полагаю, не терпится поскорее выпроводить отсюда мою голодную орду.
– Ничего подобного, ваше величество, – возразил хлипкий молодой человек – это, видимо, и был Касвелл. – Все мое принадлежит вам.
– Если бы вы сказали это моему брату Роберту, он поймал бы вас на слове. У вас ведь есть дочери?
– Да, ваше величество. Две.
– Тогда благодарите богов, что я не Роберт. Моя милая королева – вот единственная женщина, желанная мне. – Ренли встал и подал руку Маргери. – Мы поговорим, когда вы подкрепите силы после дороги, леди Кейтилин.
Ренли повел жену обратно в замок, а его стюард проводил Кейтилин в королевский шатер из зеленого шелка.
– Если вам что то понадобится, стоит только сказать, миледи.
Кейтилин не могла вообразить, что еще ей может понадобиться помимо того, что здесь имелось. Шатер, больше, чем комната в иной гостинице, был обставлен с необычайной роскошью: пуховые перины и меха, ванна из дерева и меди, где могли поместиться двое человек, жаровни, поддерживающие тепло в холодные ночи, складные кожаные стулья, письменный стол с перьями и чернильницей, вазы с персиками, сливами и грушами, штоф вина с набором серебряных кубков, кедровые сундуки, набитые одеждой Ренли, книгами, картами и игральными досками, большая арфа, длинный лук и колчан со стрелами, пара краснохвостых охотничьих ястребов и настоящий арсенал превосходного оружия. Он себя ни в чем не стесняет, этот Ренли, подумала Кейтилин, оглядываясь кругом. Неудивительно, что его войско движется так медленно.
У входа стояли королевские доспехи: лиственно зеленый панцирь с золотой гравировкой, шлем с высокими золотыми оленьими рогами на гребне. Сталь была так начищена, что Кейтилин видела в панцире свое отражение, глядящее на нее, словно из глубокого зеленого пруда. “Лицо утопленницы”, – подумала она. Можно ли утонуть в своем горе? Она резко отвернулась, рассердившись на себя за проявленную слабость. Не время предаваться жалости к себе. Надо смыть пыль с волос и переодеться в нечто более подобающее для королевского пира.
В замок ее сопровождали сир Вендел Мандерли, Люкас Блэквуд, сир Первин Фрей и другие ее высокородные спутники. Великий Чертог замка лорда Касвелла мог называться великим разве что из вежливости, но рыцари Ренли потеснились, и людям Кейтилин тоже нашлось место. Кейтилин усадили на помосте между краснолицым лордом Матисом Рованом и добродушным сиром Джоном из Фоссовеев зеленого яблока. Сир Джон отпускал шутки, лорд Матис учтиво расспрашивал о здоровье ее отца, брата и детей.
Бриенна Тарт сидела на дальнем конце высокого стола. К вечеру она оделась нарядно – но не как дама, а как рыцарь: в бархатный дублет с розовыми и лазурными квадратами и красивым наборным поясом, бриджи и сапоги. Новый радужный плащ покрывал ее плечи. Но никакой наряд не мог скрыть ее безобразия – огромных веснушчатых рук, широкого плоского лица, торчащих зубов. Без доспехов она казалась неуклюжей – широкие бедра, крутые мускулистые плечи, толстые руки и ноги и почти плоская грудь. Все движения Бриенны говорили о том, что она это знает и страдает из за этого. Она говорила, только когда к ней обращались, и почти не поднимала глаз от стола.
Стол был весьма изобилен. Война не затронула сказочно богатых земель Хайгардена. Гости, под пение музыкантов и кувыркание акробатов, начали с груш в вине и перешли к мелкой рыбке, обвалянной в соли и зажаренной до хруста, а затем к каплунам, начиненным луком и грибами. На столах высились ковриги черного хлеба, горы репы, кукурузы и горошка, громадные окорока, жареные гуси и миски оленьей похлебки с ячменем и пивом. На сладкое слуги лорда Касвелла подали лакомства, изготовленные на кухне замка: сливочных лебедей, единорогов из жженого сахара, лимонные витушки в виде роз, медовые коврижки, пирожные с яблоками и смородиной и круги мягкого сыра.
От такой роскоши у Кейтилин кружилась голова, но нельзя было поддаваться слабости, когда столь многое зависело от ее силы. Она ела умеренно, наблюдая за человеком, который называл себя королем. По левую руку от Ренли сидела королева, по правую – ее брат. Сир Лорас, если не считать белой повязки на лбу, как будто совсем не пострадал от дневных передряг, и его красота не обманула предположений Кейтилин. В глазах, утративших остекленевшее выражение, светился живой ум, а буйным каштановым локонам позавидовала бы не одна из девиц. Истрепанный на турнире плащ он заменил новым, таким же с переливчатыми красками Радужной Гвардии, а застежкой служила золотая роза Хайгардена.
Король Ренли время от времени подавал Маргери на кончике кинжала какой нибудь лакомый кусочек или целовал ее в щеку, но большей частью он говорил и шутил с сиром Лорасом. Видно было, что еда и питье доставляют королю удовольствие, но он не казался ни обжорой, ни пьяницей. Смеялся он часто и от души и был одинаково приветлив со знатными лордами и с прислужницами.
Некоторые из его гостей были не столь умеренны – на взгляд Кейтилин они пили слишком много и хвастались слишком громко. Сыновья лорда Виллюма Жозуа и Элиас горячо спорили о том, кто первый переберется через стену Королевской Гавани. Лорд Варнер качал на коленях служанку, зарывшись лицом в ее шею и запустив руку за корсаж. Гюйард Зеленый, воображавший себя певцом, пропел, бренча на арфе, стишки, отчасти даже зарифмованные, о львах, которых свяжут вместе за хвосты. Сир Марк Маллендор принес обезьянку, черную с белым, и кормил ее из своей тарелки, сир Тантон из Фоссовеев красного яблока взобрался на стол и поклялся убить Сандора Клигана на поединке. К этой клятве, возможно, отнеслись бы более серьезно, не стань сир Тантон одной ногой в соусницу.
Веселье достигло пика, когда прискакал толстый дурак на золоченой палочке с тряпичной львиной головой и стал гонять вокруг столов карлика, лупя его по голове надутым пузырем. Король Ренли в конце концов спросил его, зачем он бьет своего брата.
– Как же, ваше величество, я ведь цареубийца, – отвечал тот.
– Цареубийца надо говорить, глупый ты дурак, – сказал Ренли, и зал грохнул со смеху.
Лорд Рован рядом с Кейтилин не разделял общего веселья.
– Как же они все молоды, – сказал он.
Он говорил правду. Вряд ли Рыцарь Цветов дожил до своих вторых именин, когда Роберт убил на Трезубце принца Рейегара, и многие здесь были лишь на пару лет старше его. Они были младенцами во время взятия Королевской Гавани, и мальчиками, когда Бейлон Грейджой поднял восстание на Железных островах. Они и теперь еще не нюхали крови, думала Кейтилин, глядя, как сир Брюс подбивает сира Робара жонглировать кинжалами. Все это для них пока еще игра, большой турнир, на котором они жаждут отличиться и взять богатую добычу. Они совсем еще мальчики, охмелевшие от песен и сказаний, – и, как все мальчики, почитают себя бессмертными.
– Война скоро состарит их, как состарила нас, – сказала Кейтилин. Она тоже была девочкой, когда Роберт, Нед и Джон Аррен подняли свои знамена против Эйриса Таргариена, и стала женщиной, когда та война кончилась. – Мне жаль их.
– Почему? Посмотрите на них. Молодые, сильные, полные жизни и смеха. Похоть их тоже разбирает, да так, что они не знают, как и быть с ней. Немало бастардов будет зачато этой ночью, ручаюсь вам. За что же их жалеть?
– За то, что долго это не протянется, – с грустью ответила Кейтилин. – За то, что они рыцари лета, а зима между тем близко.
– Ошибаетесь, леди Кейтилин. – Бриенна устремила на нее свой взор, синий, как ее доспехи. – Для таких, как мы, никогда не настанет зима. Если мы падем в битве, о нас будут петь, а в песнях всегда стоит лето. В песнях все рыцари благородны, все девы прекрасны и солнце никогда не заходит.
"Зима настает для всех, – подумала Кейтилин. – Для меня она настала, когда умер Нед. К тебе она тоже придет, дитя, – и скорее, чем тебе бы хотелось”. Но у нее недостало сердца сказать это вслух.
Ее выручил король, сказав:
– Леди Кейтилин, мне хочется подышать воздухом. Не хотите ли пройтись со мной?
Кейтилин тут же поднялась с места:
– Почту за честь. Бриенна вскочила тоже:
– Ваше величество, прошу дать мне один миг, чтобы надеть кольчугу. Вам нельзя оставаться без охраны.
– Если я не могу быть спокоен за себя даже здесь, в замке лорда Касвелла, посреди моего войска, – улыбнулся Ренли, – то один меч меня не спасет, даже ваш, Бриенна. Ешьте и пейте. Если вы мне понадобитесь, я пошлю за вами.
Видно было, что его слова поразили девушку сильнее любого из ударов, которые она получила нынче днем.
– Как прикажете, ваше величество, – сказала она и села, опустив глаза. Ренли, взяв Кейтилин под руку, вывел ее из зала мимо вольготно стоящего часового, который вытянулся так поспешно, что чуть не выронил копье. Ренли весело хлопнул его по плечу.
– Сюда, миледи. – Король ввел Кейтилин в дверь, ведущую на башню. Они стали подниматься верх, и он спросил:
– Сир Барристан Селми, случаем, не у вашего сына в Риверране?
– Нет, – с недоумением ответила она. – Разве он больше не служит Джоффри? Ведь он был лордом командующим Королевской Гвардии.
– Да, был – но Ланнистеры заявили, что он слишком стар, и отдали его плащ Псу. Мне сказали, что он, покидая Королевскую Гавань, поклялся поступить на службу к настоящему королю. Тот плащ, что сегодня попросила себе Бриенна, я придерживал для Селми в надежде, что он предложит свой меч мне. Он так и не появился в Хайгардене – и я подумал, уж не отправился ли он в Риверран.
– Нет, мы его не видели.
– Он стар, это верно, но еще хоть куда. Надеюсь, с ним не случилось ничего худого. Ланнистеры – просто дураки. – Они поднялись еще на несколько ступенек. – В ночь смерти Роберта я предложил вашему мужу сто мечей, чтобы захватить Джоффри. Если бы он послушался меня, сейчас он был бы регентом, а мне не пришлось бы заявлять права на трон.
– Но Нед отказал вам. – Она не нуждалась в подтверждении.
– Он дал клятву защищать детей Роберта. У меня недоставало сил, чтобы действовать в одиночку, и когда лорд Эддард меня отверг, у меня не осталось иного выхода, кроме бегства. Если бы я остался, королева уж позаботилась бы о том, чтобы я не надолго пережил своего брата.
"Если бы ты остался и подержал Неда, он был бы жив”, – с горечью подумала Кейтилин.
– Ваш муж нравился мне, миледи. Он был верным другом Роберту, я знаю... но никого не слушал и ни перед чем не сгибался. Я хочу кое что вам показать. – Лестница кончилась, Ренли открыл деревянную дверцу, и они вышли наружу.
Башня лорда Касвелла была совсем невелика, но в этом равнинном краю вид открывался на много лиг во все стороны – и повсюду Кейтилин видела огни. Они покрывали землю, как упавшие звезды, и, как звездам, им не было числа.
– Если хотите, можете сосчитать их, миледи, – сказал Ренли, – но вам пришлось бы считать до утренней зари. А сколько костров горит в эту ночь вокруг Риверрана, хотел бы я знать?
Из зала, где шел пир, доносилась тихая музыка. У Кейтилин недоставало смелости сосчитать эти звезды.
– Мне сказали, что ваш сын прошел через Перешеек с двадцатью тысячами мечей, – продолжал Ренли. – Теперь, когда к нему примкнули лорды Трезубца, у него, возможно, тысяч сорок.
"Нет, – подумала она, – далеко не так много – одних мы потеряли в бою, другие ушли убирать урожай”.
– У меня здесь вдвое больше – и это лишь часть моей армии. Десять тысяч осталось у Мейса Тирелла в Хайгардене, в Штормовом Пределе тоже сильный гарнизон, и скоро ко мне присоединятся дорнийцы со всей своей мощью. Не забывайте и о Станнисе, который держит Драконий Камень и командует лордами Узкого моря.
– По моему, это вы забываете о Станнисе, – ответила Кейтилин резче, чем намеревалась.
– О его претензиях, хотите вы сказать? – засмеялся Ренли. – Будем откровенны, миледи. Из Станниса вышел бы никуда не годный король. Да он им никогда и не станет. Станниса уважают, даже боятся, но мало кому он внушает любовь.
– Тем не менее он старший ваш брат. Если кто то из вас имеет права на Железный Трон, то это лорд Станнис.
– А какие права имел на него мой брат Роберт? – пожал плечами Ренли. – Были, конечно, толки о кровных узах между Баратеонами и Таргариенами, о браках, заключенных сто лет назад, о вторых сыновьях и старших дочерях. Но никому, кроме мейстеров, дела до этого нет. Роберт добыл себе трон своим боевым молотом. – Ренли обвел рукой костры, пылавшие от горизонта до горизонта. – А вот это – мое право, которое ничем не хуже Робертова. Если ваш сын поддержит меня, как его отец поддержал Роберта, он убедится в том, что я умею быть благодарным. Я охотно закреплю за ним все его земли, титулы и почести, и пусть правит в Винтерфелле, как ему угодно. Он может даже называть себя Королем Севера, если хочет, – но он должен будет преклонить колено и признать меня своим сюзереном. “Король” – всего лишь слово, но служить и повиноваться он должен мне.
– А если он не захочет вам повиноваться, милорд?
– Я намерен стать королем, миледи, и не собираюсь дробить свое королевство. Проще, кажется, некуда. Триста лет назад король Старк преклонил колено перед Эйегоном Драконовластным, поняв, что победить его не сможет. И поступил мудро. Такую же мудрость должен проявить и ваш сын. Как только он примкнет ко мне, войну можно будет считать законченной. Мы... Это еще что такое? – внезапно прервал сам себя Ренли, услышав, как загремели цепи подъемной решетки.
Всадник в крылатом шлеме на взмыленном коне въехал в ворота.
– Позовите сюда короля! – крикнул он. Ренли встал на зубец башни.
– Я здесь, сир.
– Ваше величество, – всадник подъехал поближе, – я скакал быстро, как только мог, от самого Штормового Предела. Мы окружены, ваше величество. Сир Кортни держится стойко, но...
– Это невозможно! Мне сказали бы, если б лорд Тайвин вышел из Харренхолла.
– Это не Ланнистеры, государь. Лорд Станнис стоит у ваших ворот. Король Станнис, как он себя именует.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:23 | Сообщение # 25

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ДЖОН

Под хлещущим в лицо дождем Джон направил коня через вздувшийся ручей. Рядом лорд командующий Мормонт надвинул пониже капюшон плаща, ругательски ругая непогоду. Ворон сидел, нахохлившись, у него на плече, мокрый и недовольный, как сам Старый Медведь. Ветер носил и швырял палые листья, словно дохлых птиц. “Это не зачарованный лес, а потопленный”, – с тоской подумал Джон.
Каково то Сэму там, в хвосте? Он и в хорошую погоду был неважным наездником, а от шестидневного дождя земля расползлась – жидкая грязь, а под ней камни. Ветер бросал воду прямо в глаза. Этак и Стена на юге растает, и лед, смешавшись с теплым дождем, потечет в реки. Пип и Жаба теперь сидят у огня в общей комнате и пьют перед ужином подогретое вино. Джон завидовал им. Тело под мокрой шерстью чесалось, шея и плечи болели от тяжести кольчуги и меча, а от солонины, соленой трески и твердого сыра его мутило.
Впереди охотничий рог вывел дрожащую трель, чуть слышную за шумом дождя.
– Раквел трубит, – сказал Старый Медведь. – Крастер, слава богам, на месте. – Ворон хлопнул крыльями, каркнул “Зерно” и снова нахохлился.
В Дозоре ходило много рассказов о Крастере и его замке. Теперь Джон увидит его собственными глазами. После семи пустых деревень они боялись найти жилище Крастера таким же покинутым, но, как видно, им наконец посчастливилось. Авось Старый Медведь наконец получит какой то ответ – да и от дождя передохнем.
Торен Смолвуд уверял, что Крастер – друг Дозора, несмотря на свою паршивую репутацию. “Он наполовину сумасшедший, не спорю, – говорил разведчик Старому Медведю, – но ведь всякий свихнется, просидев всю жизнь в этом проклятом лесу. Но он никогда не прогонял разведчиков от своего очага, да и Манса Разбойника не жалует. Он нам что нибудь да посоветует”.
"Лишь бы накормил нас горячим да позволил просушить одежду – и то хорошо”. Дайвен говорил другое – что Крастер убийца, лгун, насильник и трус, и намекал, что тот якшается с работорговцами и водится с демонами. “Хуже того, – шептал старый лесовик, клацая деревянными зубами. – От него тянет холодом, вот что”.
– Джон, – приказал Старый Медведь, – поезжай обратно вдоль колонны и оповести всех. Напомни офицерам, чтобы не было никаких неприятностей с женами Крастера. Пусть ребята держат руки при себе и разговаривают с этими женщинами как можно меньше.
– Да, милорд. – Джон повернул коня назад, радуясь, что оказался к дождю спиной хотя бы ненадолго. Все, мимо кого он проезжал, казались плачущими. Отряд растянулся по лесу на добрых полмили.
Посреди обоза скрючился в седле под огромной обвисшей шляпой Сэмвел Тарли. За собой он вел еще двух лошадей. Вороны в клетках, закутанных от дождя, кричали и трепыхались.
– Ты что, лису к ним посадил? – спросил Джон. Сэм поднял голову, и с полей его шляпы потекла вода.
– А, Джон, здорово. Нет, просто они, как и мы, терпеть не могут дождь.
– Как ты тут, Сэм?
– Мокну. – Толстяк выдавил из себя улыбку. – Но жив пока, как видишь.
– Это хорошо. Впереди нас ждет Дворец Крастера. Если боги будут милостивы, он пустит нас переночевать у своего очага.
– Скорбный Эдд говорит, что Крастер ужасный дикарь, – засомневался Сэм. – Он берет в жены своих дочерей и соблюдает только те законы, которые придумывает сам. А Дайвен сказал Гренну, что у Крастера в жилах течет черная кровь. Его мать была одичалая, и она спала с разведчиком, поэтому он бас... – Сэм осекся.
– Бастард? – со смехом договорил Джон. – Не стесняйся, Сэм. Мне уже доводилось слышать это слово. – Он пришпорил своего крепконогого конька. – Мне надо найти сира Оттина. Смотри там, поосторожнее с женщинами Крастера. – Точно Сэмвел Тарли нуждался в подобном предостережении. – Поговорим после, когда разобьем лагерь.
Джон передал что следовало сиру Оттину Уитерсу, ехавшему в хвосте колонны. Сир Оттин, маленький и сморщенный, одних лет с Мормонтом, всегда казался усталым, даже в Черном Замке, а под дождем совсем сник.
– Хорошая новость, – сказал он. – Я промок до костей и ляжки протер до них же.
На обратном пути Джон отклонился от колонны и поехал коротким путем через лес. Мокрая зелень поглощала шум, производимый людьми и конями, и скоро стал слышен дождь, струящийся по листьям и камням. Была середина дня, но в лесу стоял полумрак. Джон пробирался между луж и валунов, мимо старых дубов, серо зеленых страж деревьев и черных железостволов. Кое где ветви нависали низко над головой, ненадолго прикрывая от дождя. Около расколотого молнией каштана, увитого белыми дикими розами, он услышал в подлеске шорох и позвал:
– Призрак, ко мне.
Но из кустов вылез не волк, а Дайвен на лохматом сером коньке. С ним ехал Гренн. Старый Медведь разослал дозорных во все стороны от колонны, для прикрытия и на случай появления врагов. Даже здесь он соблюдал меры предосторожности и посылал людей не поодиночке, а парами.
– А, это ты, лорд Сноу. – Дайвен ощерился в своей дубовой улыбке. Зубы его, выточенные из дерева, плохо помещались во рту. – Я уж думал, нас с парнем нанесло на Иного. Волка своего потерял?
– Он охотится. – Призрак не любил бежать в колонне, но далеко тоже не уходил. Когда отряд останавливался на ночь, волк всегда находил Джона около палатки лорда командующего.
– Скорей уж рыбачит в такую то мокрядь.
– Моя мать всегда говорила, что дождь нужен для урожая, – вставил Гренн.
– Да уж, плесень уродится на славу, – проворчал Дайвен. – Одно только хорошо – мыться не надо. – Он клацнул деревянными зубами.
– Баквел нашел Крастера, – сообщил Джон.
– А он его терял? – хмыкнул Дайвен. – Глядите вы, молодые бычки, не лезьте к его бабам, слышите?
– Хочешь, чтоб все тебе достались, Дайвен? – улыбнулся Джон.
Тот снова клацнул зубами.
– А чего ж. У Крастера десять пальцев и один хрен, поэтому считать он умеет только до одиннадцати. Если парочка пропадет, он и не хватится.
– Сколько ж у него жен – спросил Гренн.
– Больше, чем тебе хотелось бы иметь, браток. Хотя ему легче – он их сам разводит. Вот и твой зверь, Сноу.
Призрак возник рядом с лошадью Джона, задрав хвост, взъерошив мокрый белый мех. Он двигался так тихо, что Джон не заметил, откуда он взялся. Конь Гренна шарахнулся, почуяв волка; лошади и теперь еще, год спустя, не могли к нему привыкнуть.
– За мной, Призрак, – сказал Джон и поскакал к Дворцу Крастера.
Он не ожидал, конечно, найти каменный замок по эту сторону Стены – усадьба представлялась ему скорее глинобитной, с палисадом и деревянной сторожевой башней. В действительности же их взорам предстала навозная куча, свинарник, пустой овечий загон и служащая жильем мазанка без окон, низкая и длинная, кое как скрепленная бревнами и крытая дерном. Строение стояло на небольшом пригорке, окруженное земляным валом. Бурые ручейки стекали по склону в пробитые дождем бреши и впивались в бурный раздувшийся ручей, бегущий на север.
На юго западной стороне находились открытые ворота, у которых торчали на высоких шестах черепа животных: по одну сторону медведь, по другую – дикий баран. Джон, проезжая мимо в череде других, заметил, что на черепе медведя еще сохранились ошметки мяса. Внутри передовые Джармена Барквела и Торена Смолвуда уже устраивали коновязи и ставили палатки. В хлеву вокруг трех огромных свиноматок копошилась целая орава поросят. В огороде маленькая девочка нагишом дергала морковку, две женщины связывали свинью, готовясь зарезать ее. Свинья визжала жутким, почти человеческим голосом. Собаки Четта в ответ подняли лай, несмотря на его ругань, пара псов Крастера не осталась в долгу. При виде Призрака собаки стали беситься еще пуще. Волк не обращал на них внимания, Джон тоже.
Обсушиться смогут разве что тридцать человек, решил Джон, разглядев дом как следует. От силы пятьдесят. Двести уж точно не поместятся – большинству придется остаться снаружи, вот только где? На дворе вязкая грязь перемежалась глубокими, по щиколотку, лужами.
Лорд командующий передал своего коня Скорбному Эдду, и тот счищал грязь с лошадиных копыт, когда Джон подъехал и спешился.
– Лорд Мормонт в доме, – сообщил Эдд. – Велел тебе пройти туда же. Волка лучше оставь тут – как бы он не слопал кого нибудь из Крастеровых детишек. Я, по правде сказать, сам готов слопать ребятенка, лишь бы его подали горячим. Иди, я возьму твою лошадь. Если внутри тепло и сухо, лучше не говори мне – меня туда не приглашали. – Он соскреб с копыта большой ком грязи. – Дерьмо, что ли? Тебе не кажется, что этот бугор слеплен из Крастерова дерьма?
– Все может быть – он ведь тут долго живет.
– Ну спасибо, утешил. Ступай к своему Старому Медведю.
– Призрак, жди здесь, – приказал Джон. Дверь во Дворец Крастера была сделана из двух оленьих шкур. Джон раздвинул их и пригнулся под низкой притолокой. Десятка два старших разведчиков стояли вокруг ямы посреди земляного пола, где горел огонь. У их сапог собрались лужи. Пахло копотью, навозом и мокрой псиной. В воздухе висел дым, но сырость все равно чувствовалась. Дождь проникал сквозь дымовое отверстие в крыше. В единственной комнате наверху помещались полати, куда вели две приставные лесенки.
Джону вспомнилось, как они покидали Стену. В тот день он трепетал, как робкая дева, но жаждал увидеть тайны и чудеса, скрывавшиеся за каждым новым горизонтом. Ну что ж, вот тебе одно из чудес, подумал он, оглядывая жалкую зловонную хибару. От едкого дыма слезились глаза. Жаль, Пип с Жабой не видят, чего они лишились.
Крастер сидел у огня. Стул имелся только у него – даже лорду командующему пришлось сесть на скамью. На плече у Мормонта бубнил ворон. Джармен Баквел стоял позади, роняя капли с кожаной куртки и кольчуги, рядом занял место Торен Смолвуд в тяжелом панцире и подбитом соболем плаще покойного сира Джареми.
Крастер в овчинном кожухе и сшитом из шкур плаще выглядел не в пример скромнее, но на запястье у него красовался тяжелый браслет – золотой, судя по блеску. Все еще мощный с виду, он был уже на склоне своих дней, и его седая грива кое где совсем побелела. Плоский нос и рот углами вниз делали его лицо жестоким, одного уха недоставало. Вот, значит, какие они, одичалые. Джон вспомнил сказки старой Нэн о диких людях, пьющих кровь из человеческих черепов. Крастер пил жидкое желтое пиво из каменной чаши – наверно, он не слышал этих сказок.
– Бенджена Старка я уж три года как не видал, – говорил он Мормонту. – И, по правде сказать, не скучаю. – Между скамейками сновало с полдюжины черных щенков, тут же бродила пара свиней, а женщины в обтрепанных оленьих шкурах разносили им рога с пивом, ворошили огонь, крошили в котел морковку и лук.
– Он должен был проехать тут в прошлом году, – сказал Торен Смолвуд. Собака подошла обнюхать его ногу – он пнул ее, и она с визгом отлетела.
– Бен искал сира Уэймара Ройса, – объяснил лорд Мормонт, – который пропал вместе с Гаредом и молодым Уиллом.
– Этих трех я помню. Лордик был не старше этих вот щенков. Слишком гордый, чтоб спать под моим кровом, в соболином плаще и черной стали. Бабы мои таращились на него коровьими глазами. – Крастер покосился на ближайшую к нему женщину. – Гаред мне сказал, что они преследуют разбойников, а я ему – с таким, мол, командиром за ними лучше не гоняться. Сам то Гаред был не так уж плох для вороны. Ушей у него осталось еще меньше, чем у меня, – тоже отморозил. – Крастер засмеялся. – А теперь он, слыхать, и головы лишился – отморозил, видно, и ее.
Джон вспомнил струю красной крови на белом снегу и то, как Теон Грейджой отшвырнул ногой отрубленную голову. Тот человек был дезертир. Обратно в Винтерфелл Джон с Роббом скакали наперегонки и нашли в снегу шестерых волчат. Тысячу лет назад это было.
– Куда направился сир Уэймар, уехав от тебя?
– Делать мне больше нечего, только за воронами следить. – Он хлебнул еще пива и отставил чашу. – Ох и давненько я не пробовал хорошего южного винца. И топор бы мне новый. Мой уже не рубит, а это не годится, мне ведь женщин защищать надо.
– Вас здесь мало, и вы одни, – сказал Мормонт. – Если хочешь, я оставлю тебе людей, чтобы проводить вас на юг, к Стене. Ворону эта мысль, видимо, понравилась. – Стена, – крикнул он, растопырив крылья вокруг шеи Мормонта, словно черный воротник. Крастер ухмыльнулся, показав поломанные бурые зубы.
– А что мы там будем делать – прислуживать тебе за ужином? Здесь мы свободные люди. Крастер не служит никому.
– Не те сейчас времена, чтобы жить одним в такой глуши. Холодные ветры задувают с севера.
– Пусть себе задувают – у меня глубокие корни. – Крастер поймал за руку проходившую мимо женщину. – Скажи им, жена. Скажи лорду Вороне, что мы тут всем довольны.
Женщина облизнула тонкие губы:
– Наше место здесь. Крастер о нас заботится. Лучше уж умереть свободными, чем жить рабами.
– Рабами, – повторил ворон. Мормонт подался вперед:
– Все деревни, которые мы проезжали, покинуты. Вы – первые живые люди, которых мы встретили за Стеной. Других нет, и я не знаю, умерли они, бежали или их куда то увели вместе со всей их живностью. А еще раньше мы нашли тела двух разведчиков Бена Старка, всего в нескольких лигах от Стены. Они были бледные, холодные, с черными руками и ступнями, и их раны уже перестали кровоточить. Мы привезли их в Черный Замок, но ночью они поднялись и стали убивать. Один убил сира Джареми Риккера, другой пришел ко мне – стало быть, они запомнили кое что с тех времен, когда были живы, но милосердия больше в них не осталось.
Женщина широко разинула мокрый розовый рот, но Крастер только хмыкнул:
– Тут мы ничего такого не видим – и сделай милость, не рассказывай такие страсти в моем доме. Я человек набожный, и боги меня берегут. Если какой упырь и явится сюда, я знаю, как загнать его обратно в могилу. Топор бы мне только новый, чтобы острый был. – Он отослал жену прочь, хлопнув ее по ноге и приказав:
– Тащи еще пива, да поживее.
– Допустим, мертвые тебя не беспокоят, – сказал Джармен Баквел, – а как насчет живых, милорд? Как насчет твоего короля?
– Короля! – каркнул ворон. – Короля, короля, короля.
– Это ты про Манса Разбойника? – Крастер плюнул в огонь. – Король за Стеной. На кой вольным людям короли? – Он прищурился, глядя на Мормонта. – Я бы мог кое что порассказать о Разбойнике и его делишках, если б захотел. Пустые деревни – его работа. Здесь бы вы тоже никого не застали, если б я слушался этого молодчика. Он шлет ко мне конного и велит мне бросить собственный дом и ползти к нему на брюхе. Я этого малого отправил назад, только язык его у себя оставил. Вон он, на стенке прибит. Я сказал бы вам, где искать Манса Разбойника, – если б захотел. – Он снова оскалил бурые зубы в улыбке. – Ну, для этого еще времени хоть отбавляй. Вы же, поди, захотите заночевать здесь и пожрать моей свининки?
– Хорошо бы, милорд, – сказал Мормонт. – Дорога по такой мокряди далась нам тяжело.
– Ладно, оставайтесь. На одну ночь, не больше, – я не настолько люблю ворон. Я со своими лягу на полатях, а пол весь ваш. Но мяса и пива у меня только на двадцать человек – остальные вороны пусть клюют собственный корм.
– Съестного у нас достаточно, милорд. Мы с радостью разделим с тобой нашу еду и вино.
Крастер вытер рот волосатой рукой.
– Винца я выпью с удовольствием, лорд Ворона. Но вот что если кто из твоих парней протянет руку к моей жене, руки у него больше не будет.
– Твой дом, твои и правила, – сказал Торен Смолвуд, а лорд Мормонт коротко кивнул, хотя вид у него был не слишком довольный.
– Ну, значит, договорились, – проворчал Крастер. – Есть у вас такой, что может карту нарисовать?
– Сэм Тарли может. – Джон выступил вперед. – Он любит рисовать карты.
– Пришли его сюда, когда поест, – распорядился Мормонт. – Пусть возьмет перо и пергамент. Толлета тоже найди – пусть принесет мой топор в подарок хозяину.
– Это кто же такой? – спросил Крастер, не успел Джон уйти. – Вроде на Старка смахивает.
– Мой стюард и оруженосец, Джон Сноу.
– Бастард, значит? – Крастер смерил Джона взглядом. – Если ты спишь с женщиной, надо брать ее себе в жены, как делаю я. Ладно, беги, бастард, да смотри, чтоб топор острый был. Тупая сталь мне ни к чему.
Джон скованно поклонился и вышел, чуть не столкнувшись в дверях с сиром Оттином Уитерсом. Дождь как будто начал утихать. Палатки занимали весь двор, под деревьями виднелись другие.
Скорбный Эдд кормил лошадей.
– Топор в подарок одичалому? Хорошее дело. – Он отыскал топор Мормонта, с короткой рукоятью и золотой гравировкой на черном лезвии. – Он вернет его воткнутым в череп Старого Медведя как пить дать. Почему бы не отдать ему все наши топоры, да и мечи в придачу? Уж больно они дребезжат но время езды. Без них мы доедем быстрее – прямиком до пекла. Как по твоему, в пекле тоже идет дождь? Может, лучше поднести Крастеру хорошую шапку?
– Ему нужен топор, – улыбнулся Джон. – И вино.
– Умная голова наш Старый Медведь. Если одичалого напоить хорошенько, авось он только ухо ему отрубит, а не убьет до смерти. Ушей то два, а голова одна.
– Смолвуд говорит, что Крастер друг Дозора.
– Знаешь разницу между одичалым – другом Дозора и одичалым недругом? Недруги оставляют наши тела волкам и воронам, а друзья закапывают, чтобы никто не нашел. Знать бы, долго ли провисел этот медведь на воротах и что поделывал Крастер до нашего приезда? – Эдд смотрел на топор с сомнением, и дождь струился по его длинному лицу. – Как там внутри, сухо?
– Посуше, чем тут.
– Если я заберусь в уголок подальше от огня, может, меня до утра не заметят? Тех, кто будет ночевать в доме, он убьет первыми, зато по крайней мере умрешь в сухости.
Джон не удержался от смеха:
– Крастер один, а нас двести. Вряд ли он станет кого то убивать.
– Ты меня радуешь, – с мрачным унынием сказал Эдд. – Впрочем, от хорошего острого топора и умереть можно. Не хотел бы я, чтоб меня убили дубиной. Я видел человека, которого огрели дубиной по лбу – кожа совсем чуток лопнула, зато голова раздулась что твоя тыква и побагровела. Он был хорош собой, а помер урод уродом. Хорошо, что мы дубину Крастеру не дарим. – Эдд ушел, тряся головой и роняя воду с черного плаща.
Джон покормил лошадей и только тогда подумал о собственном ужине. Прикидывая, где бы найти Сэма, он вдруг услышал испуганный крик:
– Волк!! – Джон бросился в ту сторону, чмокая сапогами по грязи. Одна из женщин Крастера прижалась к заляпанной стене дома, крича на Призрака:
– Уйди! Уйди прочь! – Лютоволк держал в зубах кролика. Еще один, мертвый и окровавленный, лежал на земле перед ним. – Уберите его, милорд, – взмолилась женщина, увидев Джона.
– Он вас не тронет. – Джон сразу смекнул, что случилось: деревянная клетка, вся разломанная, валялась на боку в мокрой траве. – Он, должно быть, проголодался. В пути нам почти не попадалась дичь. – Джон свистнул. Призрак поспешно сожрал кролика, хрустя костями, и подбежал к нему.
Женщина смотрела на них с опаской. Она была моложе, чем показалось Джону с первого взгляда, – лет пятнадцати или шестнадцати, темные волосы от дождя прилипли к лицу, босые ноги в грязи по щиколотку. Фигура под платьем из шкур говорила о раннем сроке беременности.
– Вы, должно быть, дочь Крастера?
– Теперь жена. – Она приложила руку к животу, пятясь от волка, и в расстройстве упала на колени перед сломанной клеткой. – Вот тебе и развела кроликов. Овец то у нас не осталось.
– Дозор возместит вам ущерб. – Своих денег у Джона не было, а то он заплатил бы... хотя вряд ли несколько медяков или даже серебро пригодятся ей здесь, за Стеной – Завтра я поговорю с лордом Мормонтом.
Она вытерла руки о подол.
– Милорд...
– Я не лорд.
Но вокруг уже собрались другие, привлеченные женским криком и треском дерева.
– Не верь ему, девушка, – крикнул Ларк Сестринец, известный своим подлым нравом. – Это сам лорд Сноу.
– Бастард из Винтерфелла и брат короля, – ухмыльнулся Четт, бросивший своих собак, чтобы поглядеть, что стряслось.
– А волк то глаз с тебя не спускает, девушка, – не унимался Ларк. – Зарится, должно, на лакомый кусочек у тебя в животе.
– Не пугай ее, – рассердился Джон.
– Он не пугает, а предупреждает. – Ухмылка у Четта была такая же мерзкая, как и чирьи, усеивающие его рожу.
– Нам нельзя говорить с вами, – спохватилась женщина.
– Погоди, – сказал Джон, но она уже убежала. Ларк хотел сцапать второго кролика, но Призрак его опередил. Он оскалил зубы, и Сестринец шлепнулся тощей задницей в грязь под смех остальных. Волк взял кролика в пасть и принес Джону.
– Незачем было пугать девчонку, – укорил Джон.
– Ты нас не учи, бастард. – Четт винил Джона за то, что потерял свое теплое местечко около мейстера Эйемона, – и, в общем, был прав. Если бы Джон не пошел к Эйемону просить за Сэма Тарли, Четт и теперь ходил бы за стариком, а не возился бы со сворой злобных охотничьих псов. – Любимчик лорда командующего еще не сам лорд – командующий... и ты не был бы таким смелым, не будь рядом твоего зверя.
– Я не стану драться с братом, пока мы за Стеной, – ответил Джон спокойно, хотя внутри у него все кипело. Ларк припал на одно колено:
– Он тебя боится, Четт. У нас на Трех Сестрах есть хорошее словечко для таких, как он.
– Все словечки я знаю без тебя. Побереги дыхание. – Джон ушел вместе с Призраком. Когда они дошли до ворот, дождь сменился мелкой моросью. Скоро стемнеет, и настанет еще одна мокрая пакостная ночь. Тучи скроют луну, звезды и Факел Мормонта, и в лесу станет черным черно. Даже отлучка за нуждой будет приключением – хотя и непохожим на то, что когда то воображал себе Джон Сноу.
Разведчики нашли под деревьями достаточно сухого валежника, чтобы развести за наклонной скалой костер. Они поставили палатки или устроили шалаши, набросив плащи на нижние ветви. Великан забился в дупло сухого дуба.
– Как тебе мой замок, лорд Сноу?
– Похоже, там уютно. Не знаешь, где Сэм?
– Иди как шел. Палатка сира Оттина – это самый край. Если, конечно, Сэм тоже не сидит в дупле – недурственное это должно быть дуплецо.
В конце концов Сэма нашел Призрак, рванувшись вперед, как стрела из арбалета. Сэм кормил воронов под валунами, немного защищавшими от дождя. В сапогах у него хлюпало.
– Промочил ноги насквозь, – пожаловался он. – Слез с лошади и провалился по колено в какую то яму.
– Снимай сапоги и сушись. Я наберу хвороста. Если под скалой не слишком мокро, запалим костер – и попируем. – Джон показал Сэму кролика.
– Ты разве не будешь прислуживать лорду Мормонту?
– Нет, а вот ты скоро к нему отправишься. Старый Медведь хочет, чтобы ты нарисовал для него карту. Крастер обещал навести нас на Манса Разбойника.
– А а. – Сэм явно не стремился повидаться с Крастером, даже у теплого очага.
– Но Мормонт сказал, чтобы ты сначала поел. Давай разувайся. – Джон стал собирать валежник, роясь под палыми листьями и отколупывая слои слежавшейся мокрой хвои. Но даже когда он отыскал подходящую растопку, огонь не занимался целую вечность. Преуспев наконец, Джон повесил на скалу плащ, чтобы защитить дымный костерок от влаги, и у них получилось уютное убежище.
Он принялся обдирать кролика, а Сэм стянул сапоги.
– По моему, у меня уже мох пророс между пальцами, – сказал он жалобно, шевеля ими. – Кролик – это хорошо. Меня даже кровь не пугает... – Он отвел глаза. – Ну, разве что чуть чуть.
Джон насадил тушку на прутик и пристроил его на двух камнях над огнем. Кролик был тощий, но запах от него шел восхитительный. Другие разведчики поглядывали на них с завистью, а Призрак жадно принюхивался с огоньком в красных глазах.
– Ты своего уже съел, – напомнил ему Джон.
– Крастер правда такой дикарь, как о нем говорят? – спросил Сэм. Кролик немного не дожарился, но от этого был не менее вкусен. – Какой у него замок?
– Навозная куча с крышей и ямой вместо очага. – И Джон рассказал Сэму обо всем, что видел и слышал во Дворце Крастера. К тому времени стало темно, и Сэм облизал пальцы.
– Вкусно было, но теперь мне захотелось съесть баранью ногу. Чтоб вся нога мне одному, с подливкой из мяты, меда и гвоздики. Ты там барашков не видал?
– Загон есть, но он пустой.
– Чем же он кормит своих людей?
– Всех людей там – это Крастер, его женщины и малолетние девчушки. Не знаю, как он ухитряется оборонять свои владения. Единственное его укрепление – земляной вал. Давай ка иди рисуй свою карту. Дорогу найдешь?
– Если только в грязь не шлепнусь. – Сэм снова натянул сапоги, взял перо и пергамент и ушел в ночь. Дождь стучал по его плащу и обвислой шляпе.
Призрак, положив голову на лапы, задремал у огня. Джон вытянулся рядом с ним, благодарный за этот островок тепла. Было по прежнему холодно и мокро, но уже не так, как раньше. “Возможно, Старый Медведь узнает что нибудь, что наведет нас на след дяди Бенджена”.
Проснувшись, он увидел в холодном утреннем воздухе облачко собственного дыхания. Он шевельнулся, и кости у него заныли. Призрак ушел, костер догорел. Джон сдернул плащ со скалы – тот застыл и не гнулся. Джон залез под него, встал и увидел вокруг кристальный лес.
Бледно розовый свет зари сверкал на ветках, листьях и камнях. Каждая травинка превратилась в изумруд, каждая капля воды – в алмаз. Цветы и грибы остекленели. Даже грязные лужи переливались, как бархатные. Черные палатки Дозора среди сверкающей зелени тоже оделись тонкой ледяной броней.
Значит, за Стеной все таки есть волшебство? Джон подумал о своих сестрах – возможно, потому, что ночью они ему снились. Санса сказала бы, что здесь чудесно, и слезы бы навернулись ей на глаза, Арья же смеялась бы, скакала и старалась все кругом потрогать.
– Лорд Сноу! – позвал кто то тихо, и Джон обернулся.
На скале, под которой он спал, съежилась вчерашняя девочка. Черный плащ был ей так широк, что она совсем утонула в нем. Это же плащ Сэма, сообразил Джон. Почему на ней плащ Сэма?
– Толстяк рассказал мне, где найти вас, милорд.
– Кролика мы съели, если вы за ним. – Сказав это, Джон почувствовал себя до нелепости виноватым.
– Старый лорд Ворона, у которого говорящая птица, подарил Крастеру арбалет, который стоит сотни кроликов. – Она обхватила живот руками. – Милорд, а вы правда брат короля?
– Наполовину. Я бастард Неда Старка, и мой брат Робб – Король Севера. Зачем ты пришла сюда?
– Толстяк Сэм послал меня к вам. И дал мне свой плащ, чтобы никто меня не узнал.
– А Крастер на тебя не рассердится?
– Отец ночью выпил слишком много вина лорда Вороны и теперь весь день проспит. – Дыхание вырывалось у нее изо рта дрожащими белыми клубами. – Говорят, что король справедлив и защищает слабых. – Женщина стала слезать со скалы, но поскользнулась и чуть не упала. Джон подхватил ее и благополучно спустил вниз. Она преклонила колени на обледенелой земле. – Молю вас, милорд...
– Не надо меня ни о чем молить. Ступай домой, тебе нельзя здесь оставаться. Нам не велели говорить с женами Крастера.
– Вам и не нужно со мной говорить, милорд. Просто возьмите меня с собой – больше я ни о чем не прошу.
Больше ни о чем. Как будто эта ее просьба – сущие пустяки.
– Я... Я буду вашей женой, если захотите. У отца и без того девятнадцать – обойдется и без меня.
– Черные братья дают обет никогда не жениться – ты разве не знаешь? Притом мы в гостях у твоего отца.
– Только не вы. Я видела. Вы не ели за его столом и не спали под его кровом. Он не оказывал вам гостеприимства, поэтому вы ничем не связаны. Это из за ребенка я хочу уйти.
– Я даже имени твоего не знаю.
– Отец назвал меня Лилли – как цветок.
– Красиво. – Санса как то учила его, что нужно говорить, когда леди называет тебе свое имя. Он не мог помочь этой женщине, но мог хотя бы проявить учтивость. – Кого ты боишься, Лилли? Крастера?
– Я не за себя боюсь – за ребенка. Будь это девочка, еще бы ничего – она подросла бы, и он на ней женился. Но Нелла говорит, что будет мальчик, а у нее своих шестеро было, она в этом толк знает. Мальчиков он отдает богам. Он делает это, когда приходит белый холод, а в последние времена холод стал приходить часто. Крастер уж овец всех отдал, хотя любит баранину. Больше ни одной не осталось. Потом настанет черед собак, а потом... – Лилли потупилась, поглаживая свой живот.
– Что же это за боги такие? – Джон вспомнил, что не видел во Дворце Крастера ни мальчиков, ни мужчин, кроме самого хозяина.
– Боги холода. Боги ночи. Белые тени.
Внезапно Джон вновь перенесся в башню лорда командующего. Отрубленная рука вцепилась ему в ногу, а когда он отшвырнул ее прочь острием, меча, она продолжала раскрывать и сжимать пальцы. Мертвый встал, сверкая синими глазами на опухшем лице. Лохмотья мяса свисали с его взрезанного живота, но крови не было.
– А какого цвета у них глаза? – спросил он.
– Синие и яркие, как звезды, и такие же холодные. “Она видела их, – подумал Джон. – Крастер лгал”.
– Так вы возьмете меня с собой? Хотя бы до Стены...
– Мы едем не к Стене, а на север – к Мансу Разбойнику, к Иным, к белым теням и упырям. Мы сами ищем их, Лилли. Мы не сможем уберечь твоего ребенка.
Ее лицо выражало неприкрытый страх.
– Но ведь вы вернетесь. Вы закончите свою войну и снова поедете мимо нас.
– Возможно. – “Если будем живы”. – Это решит Старый Медведь, тот, которого ты зовешь лордом Вороной. Я всего лишь его оруженосец и не выбираю, какой дорогой нам ехать.
– Да да, – сказала она, совсем упав духом. – Извините, что побеспокоила вас, милорд. Я просто слышала, что король всех берет под свою защиту, ну и... – И она пустилась бежать, хлопая плащом Сэма, как большими черными крыльями.
Джон посмотрел ей вслед, и вся его радость от хрупкой красоты этого утра пропала. “Провались ты совсем, – сердито подумал он, – а Сэм пусть дважды провалится за то, что послал тебя ко мне. Что он себе вообразил на мой счет? Мы здесь, чтобы драться с одичалыми, а не спасать их”.
Черные братья выползали из своих шалашей, зевая и потягиваясь. Красота уже исчезала – яркая изморозь под солнцем превращалась в обычную росу. Кто то разжег костер, запахло дымом и поджаренной ветчиной. Джон поколотил плащ о камень, разбив корочку льда, взял Длинный Коготь и надел на себя портупею. Отойдя на несколько ярдов, он помочился на замерзший куст – струя на холоде дымилась и плавила лед. Джон завязал свои черные шерстяные бриджи и пошел на запах съестного.
Гренн и Дайвен сидели у костра с другими братьями. Хейк отдал Джону краюху хлеба с ломтем ветчины и разогретыми в жиру кусочками соленой рыбы. Джон умял все это, слушая, как Дайвен хвастает, что поимел за ночь трех женщин Крастера.
– Врешь ты все, – нахмурился Гренн. – Я видел бы, будь это правда.
Дайен несильно съездил ему по уху.
– Это ты то? Да ты слеп, как мейстер Эйемон. Ты даже медведя не видал.
– Какого медведя? Разве тут был медведь?
– Медведи всегда приходят, – со своей обычной мрачностью вмешался Скорбный Эдд. – Один убил моего брата, когда я был мал, а я после носил его зубы на кожаном шнурке вокруг шеи. У брата были хорошие зубы, лучше моих. Со своими мне одни хлопоты.
– Сэм ночевал в доме? – спросил его Джон.
– Тоже мне ночлег называется. Пол твердый, тростник вонючий, а братья ужас как храпят. Ни один медведь не рычит так громко, как Бурый Бернарр. Но, правда, тепло было, это да. Только на меня собаки залезли. Плащ мой почти высох, а какой то пес возьми и обмочи его – то ли пес, то ли Бурый Бернарр. А вы заметили – стоило мне попасть под крышу, как дождь прекратился? Теперь я вернулся, и он начнется снова. Все кому не лень льют на меня – и боги, и собаки.
– Пойду ка я к лорду Мормонту, – сказал Джон. Хотя дождь перестал, земля оставалась раскисшей. Черные братья сворачивали палатки, кормили лошадей и жевали полоски вяленого мяса. Дозорные Джармена Баквела затягивали подпруги, готовясь выехать.
– Джон, – окликнул сидящий верхом Баквел, – наточи как следует свой бастардный меч. Скоро он нам понадобится.
В доме у Крастера после солнечного света было темно. Факелы за ночь почти догорели, и не верилось, что солнце уже взошло. Первым Джона заметил ворон Мормонта. Сделав три ленивых взмаха большими крыльями, он сел на рукоять Длинного Когтя, дернул Джона за волосы и сказал:
– Зерно.
– Гони этого попрошайку, Джон, – он только что слопал половину моей ветчины – Старый Медведь сидел за столом Крастера и вместе с другими офицерами завтракал поджаренным хлебом, ветчиной и бараньей колбасой. Новый топор Крастера лежал на столе, поблескивая позолотой при свете факела. Сам хозяин дома в беспамятстве валялся на полатях, но женщины сновали вокруг, прислуживая гостям. – Как там погодка?
– Холодно, но дождь перестал.
– Это хорошо. Вели оседлать моего коня – я собираюсь выехать не позже чем через час. Ты поел? У Крастера еда простая, но сытная.
"Я не стану есть в доме Крастера”, – внезапно решил Джон.
– Я уже перекусил с братьями, милорд, – сказал он и согнал ворона с Длинного Когтя. Тот снова перелетел на плечо Мормонта и тут же нагадил там.
– Мог бы и Сноу осчастливить вместо меня, – проворчал Старый Медведь. Ворон каркнул.
Джон нашел Сэма за домом – тот стоял с Лилли у сломанной кроличьей клетки. Женщина отдала Сэму плащ и шмыгнула прочь, увидев Джона, Сэм посмотрел на друга с горьким упреком.
– Я думал, ты ей поможешь.
– Это каким же образом? – напустился на него Джон. – Возьму ее с нами, завернув в твой плащ? Нам приказывали не...
– Я знаю, – виновато сказал Сэм, – но она так боится. Уж мне то известно, что это значит – бояться. Я сказал ей... – Он проглотил слюну.
– Что ты ей сказал? Что мы возьмем ее с собой?
– На обратном пути. – Сэм густо побагровел, не глядя Джону в глаза. – У нее будет ребенок.
– Сэм, ты что, вконец рехнулся? Может, мы пойдем обратно совсем не той дорогой. А если даже и заедем сюда – думаешь, Старый Медведь позволит тебе умыкнуть одну из жен Крастера?
– Ну... может, к тому времени я придумаю что нибудь...
– Некогда мне с тобой – мне еще лошадей чистить и седлать. – Джон зашагал прочь, смущенный и рассерженный в равной мере. “Сердце у Сэма большое, как и он сам, но при всей своей начитанности он временами бывает таким же тупицей, как Гренн. То, что он затеял, немыслимо и бесчестно к тому же. Почему же мне тогда так стыдно?”
Джон занял свое привычное место рядом с Мормонтом, и Ночной Дозор двинулся из ворот Крастера между двумя черепами. Путь их лежал на северо запад по кривой звериной тропе. С деревьев капало, и тихая музыка этого медленного дождя играла по всему лесу. Ручей к северу от усадьбы разлился, запруженный ветками и листьями, но дозорные нашли брод, и отряд стал переправляться. Вода доходила коням до брюха. Призрак, переплыв поток, вылез на берег не белым, а бурым. Он отряхнулся, разбрызгивая воду и грязь во все стороны. Мормонт ничего на это не сказал, но ворон у него на плече выразил свое недовольство.
– Милорд, – сказал Джон тихо, когда они снова въехали в лес, – у Крастера нет ни овец, ни сыновей. Мормонт не ответил.
– В Винтерфелле одна женщина рассказывала нам сказки, – продолжал Джон. – Она говорила, что у одичалых есть женщины, которые спят с Иными и потом рожают полулюдей.
– Бабьи россказни. Разве Крастер, по твоему, не человек? “Это как посмотреть”, – подумал Джон.
– Он отдает своих сыновей лесу. Мормонт долго молчал и наконец сказал:
– Да.
– Да, да да, – откликнулся ворон.
– Так вы знали?
– Смолвуд мне сказал. Давно уже. Все разведчики знают, только не любят говорить об этом.
– И дядя тоже?
– Все разведчики, – повторил Мормонт. – Ты думаешь, что мне следует его остановить. Убить его, если понадобится. – Старый Медведь вздохнул. – Если бы он хотел только избавиться от лишних ртов, я охотно посылал бы Йорена забирать у него мальчиков. Мы бы их воспитали, как черных братьев, и они пригодились бы Дозору. Но боги одичалых более жестоки, чем наши с тобой. Эти мальчики – жертва, которую приносит Крастер. Его молитва, если угодно.
"Его жены, должно быть, молятся по иному”, – подумал Джон.
– А ты то как узнал об этом? – спросил Мормонт. – От одной из жен Крастера?
– Да, милорд, – признался Джон. – Я не хотел бы говорить вам, как ее зовут. Ей страшно, и она просила о помощи.
– Мир полон людей, которые нуждаются в помощи, Джон. Лучше всего, если они наберутся мужества и помогут себе сами. Крастер сейчас валяется на полатях, упившись до бесчув

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:25 | Сообщение # 26

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТЕОН

Она была красавица – этого никто бы не дерзнул отрицать. “Впрочем, твоя первая всегда красавица”, – подумал Теон Грейджой.
– Ишь как разулыбался, – сказал позади женский голос. – Нравится она тебе, молодой лорд?
Теон смерил женщину взглядом и остался доволен увиденным. Сразу видно, островитянка: стройная, длинноногая, с коротко остриженными черными волосами, обветренной кожей, сильными уверенными руками и кинжалом у пояса. Нос великоват и слишком остер для худого лица, но улыбка возмещает этот недостаток. Немного постарше его, пожалуй, но ей никак не больше двадцати пяти, и движется так, словно привыкла к палубе под ногами.
– Да, на нее приятно смотреть, – сказал Теон, – но и наполовину не столь приятно, как на тебя.
– Ого, – усмехнулась она. – Надо мне быть поосторожнее. У молодого лорда медовый язык.
– Это правда. Хочешь попробовать?
– Вот оно как? – Она дерзко смотрела прямо ему в глаза. На Железных островах встречаются женщины, которые плавают на ладьях вместе со своими мужчинами, и говорят, море до того меняет их, что они и в любви становятся жадными, как мужчины. – Ты так долго пробыл в море, лордик? Или там, откуда ты приплыл, женщин вовсе не было?
– Были – но не такие, как ты.
– Почем тебе знать, какая я?
– Мои глаза тебя видят, мои уши слышат твой смех, и мой член встает, как мачта.
Она подошла и пощупала его между ног.
– Смотри ка, не соврал. – Ее рука сжала его сквозь одежду. – Сильно он тебя мучает?
– Невыносимо.
– Бедный лордик. – Она отпустила его и отошла на шаг. – Только я ведь замужем и понесла к тому же.
– Боги милостивы – стало быть, я не сделаю тебе бастарда.
– Мой тебе все равно спасибо не скажет.
– Зато, быть может, скажешь ты.
– С чего бы? У меня лорды и прежде бывали. Они сделаны так же, как все прочие мужики.
– Принца у тебя уж верно не было. Когда ты поседеешь, покроешься морщинами и груди у тебя отвиснут ниже пояса, будешь рассказывать своим внукам, что когда то любила короля.
– Ах, теперь уже речь о любви? Не просто о том, что у нас между ног?
– Значит, тебе хочется любви? – Теону решительно нравилась эта бабенка, кем бы она ни была. Ее острый язычок служил приятным отдохновением после унылой сырости Пайка. – Хочешь, чтобы я назвал свою ладью твоим именем, играл тебе на арфе и поселил тебя в башне моего замка, одевая в одни драгоценности, как принцессу из песни?
– Ладью ты можешь назвать моим именем, – сказала она, умолчав об остальном. – Ведь это я ее строила.
– Ее строил Сигрин – корабельный мастер моего лорда отца.
– И мой муж. Я Эсгред, дочь Амброда.
Теон не знал, что у Амброда есть дочь, а у Сигрина жена... но с молодым корабельщиком он виделся только раз, а старого и вовсе не помнил.
– Ты ему не пара.
– А вот Сигрин сказал мне, что этот славный корабль – не пара тебе.
– Так ты знаешь, кто я? – насторожился Теон.
– Принц Теон из дома Грейджоев, кто же еще? Скажи правду, милорд, – что ты думаешь о ней, о своей новой женщине? Сигрину любопытно будет узнать.
Ладья была такая новенькая, что от нее еще пахло смолой. Завтра дядя Эйерон освятит ее, но Теон нарочно приехал из Пайка, чтобы посмотреть на нее до того, как ее спустят на воду. Не такая большая, как отцовский “Великий кракен” или “Железная победа” дяди Виктариона, она тем не менее казалась ладной и быстрой даже в своей деревянной колыбели. Черная и стройная, ста футов длиной, с единственной высокой мачтой, пятьюдесятью длинными веслами и палубой, где хватит места для ста человек, – а на носу большой железный таран в форме наконечника стрелы.
– Сигрин сослужил мне хорошую службу – если она так же быстра, как кажется.
– Еще быстрее – если попадет в руки мастера.
– Вот уж несколько лет, как я не плавал на кораблях. – (И никогда не водил их, по правде сказать.) – Но я Грейджой и родом с островов – море у меня в крови.
– А кровь твоя скоро будет в море, потому что моряк из тебя аховый.
– Я не причиню вреда столь прекрасной деве.
– Прекрасной деве? – засмеялась женщина. – Она морская сука, вот она кто.
– Так я ее и назову. “Морская сука”.
Это развеселило ее, и в темных глазах зажглись огоньки.
– Ты обещал назвать ее в мою честь, – упрекнула она.
– Обещал. – Он поймал ее руку. – Окажи мне услугу, миледи. В зеленых землях верят, что беременная женщина приносит удачу мужчине, который с ней спит.
– Что в зеленых землях могут знать о кораблях? Или о женщинах, если уж на то пошло? Мне сдается, ты сам это выдумал.
– Если я признаюсь, ты не утратишь любви ко мне?
– Не утрачу? Да разве я тебя любила?
– Нет – но я пытаюсь исправить этот ущерб, милая Эсгред. На ветру холодно. Пойдем ко мне на корабль и позволь мне согреть тебя. Завтра мой дядя Эйерон польет ее нос морской водой и прочтет молитву Утонувшему Богу, но я предпочитаю освятить ее молоком моих и твоих чресл.
– Утонувшему Богу это может не понравиться.
– Пропади он совсем, Утонувший Бог. Если он будет нам докучать, я утоплю его снова. Через две недели мы отплываем на войну. Неужели ты отпустишь меня в бой потерявшим сон от желания?
– Запросто.
– Жестокая. Я хорошо назвал свой корабль. Если я, доведенный до отчаяния, ненароком направлю его на скалы, вини в этом себя.
– Чем будешь править – им? – Эсгред снова коснулась его мужского естества, улыбнувшись железной твердости мышцы.
– Поедем со мной в Пайк, – сказал он внезапно и подумал: "Что то скажет на это лорд Бейлон? Впрочем, какое мне дело. Я взрослый мужчина, и если я привожу с собой женщину, это касается только меня”.
– А что я там буду делать? – спросила она, не убирая руки.
– Отец дает вечером пир своим капитанам. – Он задавал такие пиры каждую ночь в ожидании тех, кто еще не явился, но ей это знать было не обязательно.
– Ты и меня сделаешь своим капитаном на эту ночь, милорд принц? – Он еще ни у одной женщины не видел такой ехидной улыбки.
– Охотно – если ты благополучно введешь меня в гавань.
– Ну что ж, я знаю, каким концом макать в море весло, а с веревками и узлами никто лучше меня не управляется. – Свободной рукой она распустила завязки его бриджей и с усмешкой отступила назад. – Жаль, что я замужем и к тому же с ребенком.
Теон торопливо завязал тесемки.
– Мне пора обратно в замок. Если ты не поедешь со мной, я собьюсь с дороги от горя, и острова лишатся главного своего украшения.
– Этого я не могу допустить... но у меня нет лошади, милорд.
– Ты можешь взять лошадь моего оруженосца.
– Значит, бедный оруженосец пойдет в Пайк пешком?
– Тогда поедем вдвоем на моей.
– Тебе того и хотелось, да? – Снова эта улыбочка. – Где же ты меня посадишь – впереди или позади?
– Где захочешь.
– Я хочу сверху.
Где же эта женщина была всю его жизнь?
– В чертоге моего отца темно и сыро. Нужна Эсгред, чтобы огонь горел поярче.
– У молодого лорда медовый язык.
– Разве мы не с этого начинали?
– Этим и закончим. – Она вскинула руки вверх. – Эсгред твоя, прекрасный принц. Вези меня в свой замок – я хочу увидеть его гордые башни, встающие из моря.
– Я оставил коня в гостинице. Пойдем. – Они вместе зашагали по берегу, и когда Теон взял ее за руку, она не отстранилась. Ему нравилась ее походка – смелая, упругая, чуть вразвалку, – видно, она и в постели такая же бедовая. В Лордпорте было людно, как никогда, – его наполняли команды с кораблей, стоящих у берега или на якоре за волнорезом. Железные Люди нечасто сгибают колено, но Теон заметил, что и гребцы, и горожане присмиревают при виде их и кланяются вслед. “Наконец то они стали меня узнавать – да и пора бы”.
Лорд Гудбразер подошел прошлой ночью со своими основными силами – около сорока ладей. Его люди кишели повсюду, приметные в своих полосатых кушаках из козьей шерсти. В гостинице говорили, что эти безусые мальчишки из Большого Вика так заездили шлюх Оттера Хромоногого, что те ходят враскоряк. Пусть себе ребята забавляются. Более рябых и гнусных баб Теон еще не видывал. Теперешняя его спутница ему куда больше по вкусу. То, что она замужем за отцовским корабельщиком и носит ребенка, придавало ей еще больше остроты.
– Милорд принц уже начал подбирать себе команду? – спросила на ходу Эсгред. – Эй, Синий Зуб, – окликнула она проходящего морехода в медвежьем полушубке и крылатом шлеме. – Как там твоя молодка?
– Брюхата – говорят, двойня будет.
– Так скоро? – Она снова сверкнула своей улыбкой. – Глубоко ты, видать, весло запускаешь.
– Ага – и гребу что есть мочи, – заржал моряк.
– Крепкий парень, – заметил Теон. – Синий Зуб его зовут? Может, взять его на “Морскую суку”?
– Не предлагай ему этого, если не хочешь его оскорбить. У него свой корабль.
– Я слишком долго отсутствовал, чтобы знать, кто есть кто, – сознался Теон. Он попробовал отыскать своих друзей, с которыми играл мальчишкой, но все они либо уехали, либо умерли, либо стали чужими ему. – Дядя Виктарион дает мне своего кормчего.
– Римолфа Буревестника? Славный моряк, пока трезв, Уллер, Кварл, – снова окликнула она, – а где ваш брат Скайт?
– Как видно, Утонувшему Богу понадобился хороший гребец, – ответил коренастый человек с проседью в бороде.
– Он хочет сказать, что брат выдул слишком много вина и у него лопнуло брюхо, – пояснил розовощекий юноша рядом с ним.
– То, что мертво, умереть не может, – сказала Эсгред.
– То, что мертво, умереть не может. Теон произнес эти слова вместе с ними.
– Я вижу, тебя тут хорошо знают, – сказал он женщине, когда они двинулись дальше.
– Жену корабельщика все привечают – кому же охота, чтобы его корабль потонул? Если тебе нужны парни на весла, эти двое могли бы подойти.
– Сильные руки в Лордпорте всегда найдутся. – Теон немало думал об этом. Ему нужны бойцы – и такие, что будут преданы ему, а не его лорду отцу или дядьям. Роль послушного молодого принца он будет играть лишь до тех пор, пока отец не раскроет свои планы полностью. Если же ему не понравятся эти планы или та часть, которая отведена в них ему, тогда...
– Одной силы недостаточно. Весла ладьи должны двигаться как одно – только тогда она покажет все, на что способна. Умнее всего подбирать людей, которые уже сидели вместе на веслах.
– Хороший совет. Не поможешь ли мне подобрать их? – (Пусть думает, что я ценю ее ум, – женщинам это нравится.)
– Возможно, если будешь хорошо со мной обходиться.
– Как же иначе?
Около “Мириам”, которая пустая покачивалась у причала, Теон прибавил шагу. Капитан хотел отплыть еще две недели назад, но лорд Бейлон ему не позволил. Никому из торговцев, оказавшихся в Лордпорте, не разрешалось покинуть его – лорд Бейлон не желал, чтобы весть о созыве им своего флота достигла материка раньше времени.
– Милорд, – позвал жалобный голосок с юта. Дочь капитана стояла у борта, глядя на них. Отец запретил ей сходить на берег, но всякий раз, когда Теон приезжал в Лордпорт, она слонялась по палубе. – Постойте, милорд, пожалуйста...
– Ну и как? – спросила Эсгред, когда Теон поспешно провел ее мимом барки. – Угодила она милорду? Теон не видел нужды стесняться:
– На какое то время. Она хочет стать моей морской женой.
– Ого. Ну, немного соли ей не помешало бы. Слишком она мягкотелая – или я ошибаюсь?
– Ты не ошибаешься. – (В самую точку – мягкотелая. Откуда она знает?)
Он велел Вексу ждать его у гостиницы. В общем зале было столько народу, что в дверь пришлось протискиваться. Внутри не осталось ни одного свободного места. Теон, оглядевшись, не увидел своего оруженосца.
– Векс, – заорал он, перекрикивая гвалт. “Если он с одной из этих рябых девок, шкуру спущу”, – решил Теон. Наконец он углядел парня – тот играл в кости у очага и выигрывал, судя по куче монет перед ним.
– Нам пора, – сказал Теон. Парень и ухом не повел, пока Теон не поднял его за это самое ухо с пола. Векс собрал свои медяки и пошел за хозяином, не говоря ни слова. Это в нем Теону нравилось больше всего. Почти все оруженосцы любят чесать языком, но Векс – глухонемой от рождения, что не мешает ему быть очень смышленым для двенадцатилетнего паренька. Он побочный сын одного из сводных братьев лорда Ботли, и взять его в оруженосцы входило в цену, которую Теон отдал за коня.
Увидев Эсгред, Векс вылупил глаза, точно никогда не встречал ни одной женщины.
– Эсгред едет со мной в Пайк. Седлай лошадей, да поживее. Сам Векс приехал на тощем низеньком коньке из конюшен лорда Бейлона, но конь Теона был совсем другого рода.
– Где ты взял этого зверюгу? – спросила Эсгред. Но Теон по ее смеху понял, что конь произвел на нее впечатление.
– Лорд Ботли купил его в Ланниспорте в прошлом году, но конь оказался для него слишком прыток, и Ботли решил его продать. – Железные острова чересчур скудны и каменисты для разведения породистых лошадей, и местные жители в большинстве своем неважные наездники – они куда лучше чувствуют себя на палубе ладьи, чем в седле. Даже лорды ездят на мелких лошадках, на лохматых пони Харло, а в телеги здесь чаще запрягают волов, чем коней. Крестьяне, слишком бедные, чтобы иметь какую ни на есть животину, сами таскают свои плуги по тощей, полной камней земле.
Но Теон, проживший десять лет в Винтерфелле, не собирался идти на войну без хорошего скакуна, и неудачная покупка лорда Ботли пришлась ему кстати: жеребец с нравом таким же черным, как его шкура, и крупнее обычной скаковой лошади, хотя и не такой большой, какими бывают боевые кони. Теон тоже был не такой большой, как многие рыцари, поэтому его это вполне устраивало. Глаза у жеребца горели огнем. Увидев нового хозяина, он оскалил зубы и попытался укусить ему щеку.
– А имя у него есть? – спросила Эсгред.
– Улыбчивый. – Теон сел в седло, подал ей руку и усадил перед собой, где мог обнимать ее всю дорогу. – Вроде меня. Один человек сказал мне, что я вечно улыбаюсь когда не надо.
– Это правда?
– Разве что для тех, кто вовсе не улыбается. – Теон подумал о своем отце и дяде Эйероне.
– Ты и теперь улыбаешься, милорд принц?
– О да. – Он взял поводья, полуобняв ее и при этом заметив, что ей не мешало бы вымыть голову. Он увидел давний розовый шрам на ее красивой шее, и ему понравилось, как от нее пахнет – солью, потом и женщиной.
Обратная дорога обещала стать куда более приятной, чем поездка из Пайка сюда.
Когда они отъехали довольно далеко от Лордпорта, Теон положил руку ей на грудь, но Эсгред тут же ее сбросила.
– Держись лучше за поводья обеими руками, не то твой черный зверь скинет нас с себя и залягает насмерть.
– Это я из него уже выбил. – Некоторое время Теон вел себя пристойно, рассуждая о погоде, ненастной с самого его приезда и часто дождливой, и рассказывая ей, сколько человек он убил в Шепчущем Лесу. Объясняя, как близко он был от Цареубийцы, он вернул руку на прежнее место. Груди у нее были маленькие, но твердые, и он это оценил.
– Не стоит этого делать, милорд принц.
– Еще как стоит. – Он слегка стиснул пальцы.
– Твой оруженосец смотрит на нас.
– Пусть его. Он никому об этом не скажет – клянусь. Эсгред отцепила от себя его пальцы, крепко зажав их в своих. У нее были сильные руки.
– Люблю, когда женщина держит крепко.
– Вот уж не сказала бы, судя по той бабенке у пристани, – фыркнула она.
– По ней не суди. Просто на корабле больше не было женщин.
– Как по твоему – твой отец хорошо меня примет?
– С чего бы? Он и меня то принял не слишком хорошо – а ведь я его родная кровь, наследник Пайка и Железных островов.
– Наследник? Но ведь у тебя, кажется, есть братья, несколько дядек и сестра.
– Братьев давно нет в живых, а сестра... говорят, любимый наряд Аши – это кольчуга, свисающая ниже колен, а бельишко у нее из вареной кожи. Но мужской наряд еще не делает ее мужчиной. Я хорошо выдам ее замуж, когда мы выиграем войну, если найду такого, кто согласится ее взять. Насколько я помню, нос у нее как клюв у коршуна, рожа вся в прыщах, а грудь плоская, как у мальчишки.
– Ладно, сестру ты выдашь замуж – а дядья?
– Дядья... – По праву Теон как наследник шел впереди трех братьев отца, однако женщина коснулась больного места. На островах нередко случалось так, что сильная рука дяди отпихивала в сторону слабого племянника, который при этом обычно прощался с жизнью, “Но я не из слабеньких, – сказал себе Теон, – и стану еще сильнее, когда отец умрет”. – Они для меня не опасны, – заявил он. – Эйерон пьян от морской воды и собственной святости и живет только ради своего бога...
– Разве его бог – не твой?
– Отчего же, мой. То, что мертво, умереть не может. – Он улыбнулся уголками губ. – Если я буду говорить слова вроде этих, с Мокроголовым у меня не будет хлопот. А Виктарион...
– Лорд капитан Железного Флота и могучий воин. В пивных только о нем и поют.
– Когда мой лорд отец поднял восстание, он отплыл в Ланниспорт вместе с дядей Эуроном и сжег флот Ланнистеров прямо на якоре, – вспомнил Теон. – Но этот план принадлежал Эурону. Виктарион все равно что большой серый буйвол – сильный, неутомимый и послушный, но скачку выиграть не может. Не сомневаюсь, что он и мне будет служить столь же преданно, как служил моему лорду отцу. Для заговорщика у него маловато ума и честолюбия.
– Зато Эурону Вороньему Глазу хитрости не занимать. О нем рассказывают жуткие вещи. Теон поерзал в седле.
– Дядю Эурона вот уже два года не видели на островах. Возможно, он умер. – Хорошо бы. Старший из братьев лорда Бейлона никогда не отказывался от старого закона. Его “Молчаливый” с черными парусами и темно красным корпусом снискал себе мрачную славу во всех портах от Иббена до Асшая.
– Возможно, – согласилась Эсгред, – а если он и жив, то так долго пробыл в море, что стал здесь все равно что чужой. Железные Люди никогда не потерпят чужака на Морском Троне.
– Пожалуй, – ответил Теон и смекнул, что ведь и его тоже могут счесть чужаком. Он нахмурился, подумав об этом. “Десять лет – долгий срок, но теперь я вернулся, а отец еще и не думает умирать. У меня будет время показать себя”.
Он подумывал, не поласкать ли снова грудь Эсгред, но она скорее всего скинет его руку, притом эти разговоры о дядюшках порядком охладили его пыл. Успеется еще поиграть, когда они окажутся в его покоях.
– Я поговорю с Хельей, когда мы приедем, и позабочусь, чтобы тебе дали почетное место на пиру. Я сам буду сидеть на помосте, по правую руку отца, но, когда он удалится, спущусь к тебе. Обычно он долго не засиживается – желудок не позволяет ему много пить.
– Печально это, когда великий человек стареет.
– Лорд Бейлон – всего лишь отец великого человека.
– Экая скромность.
– Только дурак принижает себя – ведь в мире полно людей, готовых сделать это за него. – Он легонько поцеловал ее в затылок.
– А что же я надену на твой роскошный пир? – Она протянула руку назад и оттолкнула его голову.
– Попрошу Хелью дать тебе одно из матушкиных платьев – авось подойдет. Моя леди мать в Харло и возвращаться не собирается.
– Да, я слышала – холодные ветры изнурили ее. Почему ты не съездишь к ней? До Харло всего день морем, а леди Грейджой наверняка хочется увидеть сына.
– Надо бы, да дела не пускают. Отец после моего возвращения во всем полагается на меня. Возможно, когда настанет мир...
– Твой приезд мог бы принести мир ей.
– Теперь ты заговорила как женщина.
– Я и есть женщина... притом беременная. Мысль об этом почему то возбудила его.
– По тебе совсем незаметно. Как ты можешь это доказать? Прежде чем поверить, я должен посмотреть, набухли ли твои груди, и отведать твоего молока.
– А что скажет на это мой муж? Слуга твоего отца, присягнувший ему?
– Мы велели ему построить столько кораблей – он и не заметит, что тебя нет.
– Как жесток молодой лорд, похитивший меня, – засмеялась она. – Если я пообещаю дать тебе посмотреть, как мое дитя сосет грудь, ты расскажешь еще что нибудь про войну, Теон из дома Грейджоев? Перед нами еще горы и мили – я хочу послушать о волчьем короле, которому ты служил, и о золотых львах, с которыми он сражается.
Теону очень хотелось угодить ей, и он стал рассказывать. Весь остаток длинной дороги он занимал ее историями о Винтерфелле и о войне. Некоторые ее замечания изумляли его. “Как с ней легко говорить, благослови ее боги, – словно я знаю ее уже много лет. Если она столь же хороша в постели, как умна, надо будет оставить ее себе...” Он вспомнил Сигрина Корабельщика, грузного тугодума, с белобрысыми, уже редеющими над прыщавым лбом волосами, и потряс головой. Нет, такая женщина не для него.
Крепостная стена Пайка возникла перед ними как то совсем неожиданно, ворота были открыты. Теон пришпорил Улыбчивого и крупной рысью въехал во двор. Собаки подняли лай, когда он снял Эсгред с коня, и бросились к ним, виляя хвостами. Промчавшись мимо Теона, они чуть не сбили женщину с ног и принялись скакать вокруг нее, тявкать и лизаться.
– Прочь! – крикнул Теон, пнув большую бурую суку, но Эсгред только смеялась.
Вслед за собаками подоспел и конюх.
– Возьми коня, – сказал ему Теон, – и отгони этих проклятых...
Но малый, не обращая на него никакого внимания, осклабился всем своим щербатым ртом и сказал:
– Леди Аша. Вы вернулись...
– Да, прошлой ночью, – сказала она. – Лорд Гудбразер и я пришли с Большого Вика, и я заночевала в гостинице, а сегодня мой младший братец любезно подвез меня из Лордпорта. – Она чмокнула одну из собак в нос и усмехнулась, глядя на Теона.
Он только и мог, что стоять и пялить на нее глаза. Нет. Не может она быть Ашей. В его воображении, как он понял сейчас, жили две Аши – одна девчонка подросток, которую он знал, другая смутно похожая на их мать. Ни одна из них не походила на эту... эту...
– Прыщи у меня пропали, когда груди выросли, – пояснила она, – но клюв, как у коршуна, остался. Теон обрел дар речи:
– Почему ты мне не сказала?!
Аша отпустила собаку и выпрямилась.
– Хотела сперва посмотреть, каков ты есть. Вот и посмотрела. – Она отвесила ему насмешливый полупоклон. – А теперь прошу извинить меня, братец. Мне надо помыться и переодеться для пира. Не знаю, сохранилось ли еще у меня то кольчужное платьице, которое я так люблю носить поверх кожаного бельишка? – Она ухмыльнулась и пошла через мост своей легкой, чуть развалистой походкой, которая так полюбилась ему.
Векс осклабился, и Теон съездил ему по уху.
– Это за то, что тебе так весело. – Еще одна затрещина, посильнее. – А это за то, что не предупредил меня. В следующий раз отрасти себе язык.
Его комнаты никогда еще не казались ему такими холодными, хотя жаровня горела постоянно. Теон стянул с себя сапоги, скинул плащ на пол и налил себе вина, вспоминая неуклюжую прыщавую девчонку с мосластыми коленками. “Она развязала мне бриджи, – бесился он, – и сказала... о боги, а я то...” Он застонал. Нельзя было выставить себя большим дураком, чем это сделал он.
"Нет, это не я – это она сделала из меня дурака. Вот уж повеселилась, должно быть, сука вредная. А как она хватала меня между ног...”
Он взял чашу и сел на подоконнике, глядя, как солнце закатывается за море и Пайк. “Мне здесь не место – Аша права, Иные ее забери!” Вода внизу из зеленой стала серой, а после черной. Услышав далекую музыку, он понял, что пора одеваться для пира.
Он выбрал простые сапоги и еще более простую одежду – в черных и серых тонах, под стать своему настроению. Украшений никаких – ведь у него нет ничего, купленного железом. “Я мог бы снять что то с одичалого, которого убил, спасая Брана Старка, но на нем ничего ценного не было. Таково уж мое счастье – я убил нищего”.
В длинном дымном чертоге сидели отцовские лорды и капитаны – около четырехсот человек. Дагмер Щербатый еще не вернулся со Старого Вика со Стонхаузами и Драммами, но все остальные были в наличии – Харло с острова Харло, Блэкриды с Блэкрида, Спарры, Мерлины и Гудбразеры с Большого Вика, Сатклиффы и Сандерли с Сатклиффа, Ботли и Винчи с той стороны острова Пайк. Невольники разносили эль, играла музыка – скрипки, волынки и барабаны. Трое крепких парней плясали военный танец, перебрасываясь короткими топориками. Весь фокус был в том, чтобы поймать топор или перескочить через него, не прерывая танца. Пляска называлась “персты”, поскольку танцоры в ней нередко теряли пару другую пальцев.
Ни они, ни пирующие не обратили особого внимания на Теона Грейджоя, идущего к помосту. Лорд Бейлон сидел на Морском Троне в виде огромного кракена, вырубленном из глыбы блестящего черного камня. Легенда гласила, что Первые Люди, высадившись на Железных островах, нашли этот камень на берегу Старого Вика. Слева от трона помещались дядья Теона. Аша восседала на почетном месте, по правую руку.
– Ты опоздал, Теон, – заметил лорд Бейлон.
– Прошу прощения. – Теон сел на свободное место рядом с Ашей и прошипел ей на ухо:
– Ты заняла мое место. Она устремила на него невинный взор.
– Ты, должно быть, ошибся, брат. Твое место в Винтерфелле. – Ее улыбка резала его как ножом. – А где же твои красивые наряды? Я слышала, ты любишь носить шелк и бархат. – Сама она надела простое платье из мягкой зеленой шерсти, подчеркивающее стройные линии ее тела.
– Твоя кольчуга, должно быть, заржавела, сестрица, а жаль, – отпарировал он. – Хотел бы я поглядеть на тебя в железе.
– Поглядишь еще, братец, – засмеялась Аша, – если, конечно, твоя “Морская сука” угонится за моим “Черным ветром”. – Один из невольников подошел к ним со штофом вина. – Что ты будешь пить сегодня, Теон, – эль или вино? – Она подалась к нему. – Или тебе все еще хочется отведать моего материнского молока?
Теон, покраснев, бросил невольнику:
– Вина. – Аша отвернулась и, стуча по столу, потребовала эля. Теон разрезал надвое ковригу хлеба, вынул мякиш из одной половины и велел налить туда рыбной похлебки. От запаха его слегка замутило, но он заставил себя поесть, выпил еще и кое как продержался две перемены, думая: “Если и выблюю, то на нее”.
– Знает ли отец, что ты замужем за его корабельщиком? – спросил он.
– Не больше, чем сам Сигрин. “Эсгред” был первый корабль, который он построил, – он назвал его в честь своей матери. Не знаю, кого из них он любит больше.
– Значит, каждое твое слово было ложью.
– Нет, не каждое, – усмехнулась она. – Помнишь, я сказала, что люблю быть наверху?
Это рассердило его еще больше.
– А твои россказни о том, что ты замужем и ждешь ребенка?
– Это тоже правда. – Аша вскочила на ноги, протянула руку к танцорам и крикнула одному из них:
– Рольф! – Он метнул свой топор, и тот, кувыркаясь и сверкая при свете факелов, полетел через зал. Теон и ахнуть не успел, как Аша поймала топор за рукоять и вогнала его в стол, разрубив его миску надвое и обрызгав его подливкой. – Вот он, мой лорд муж. – Аша запустила руку за корсаж и достала кинжал, спрятанный между грудей. – А вот мое милое дитятко.
Теон Грейджой не мог видеть себя в эту минуту, но вдруг услышал, как весь Великий Чертог грохнул со смеху, и понял, что смеются над ним. Даже отец улыбался, проклятие богам, а дядя Виктарион посмеивался вслух. Лучшее, на что оказался способен Теон, – это выдавить из себя ухмылку. Посмотрим, кто будет смеяться последним, сука.
Аша выдернула топор и бросила его обратно танцору под свист и громкое “ура”.
– На твоем месте я прислушалась бы к тому, что я сказала тебе насчет подбора команды. – Невольник поднес им блюдо, и Аша, подцепив кинжалом соленую рыбину, стала есть прямо с острия. – Если бы ты хоть что нибудь знал о Сигрине, мне бы не удалось тебя одурачить. Ты десять лет пробыл волком, а теперь строишь из себя принца островов, ничего и никого не зная. С какой же стати люди станут сражаться и умирать за тебя?
– Я их законный принц, – надменно молвил Теон.
– По закону зеленых земель, может, и так. Но здесь у нас свои законы – или ты забыл?
Теон хмуро уставился на расколотую миску перед собой. Сейчас это все потечет ему на колени. Он приказал невольнику вытереть стол. “Полжизни я ждал, что вернусь домой, и что же я встретил здесь? Насмешки и пренебрежение”. Это не тот Пайк, который он помнил, – да помнил ли он хоть что нибудь? Он был совсем мал, когда его увезли отсюда.
Пир был довольно убог – сплошная рыба, черный хлеб да пресная козлятина. Самым вкусным Теону показался луковый пирог. Но вино и эль продолжали наливать в изобилии и после того, как со стола уже убрали.
Лорд Бейлон Грейджой поднялся с Морского Трона.
– Допивайте и приходите в мою горницу, – сказал он тем, кто сидел с ним на помосте. – Обсудим наши планы. – Не сказав больше ни слова, он удалился в сопровождении двух стражников. Его братья вскоре последовали за ним. Теон тоже встал с места.
– Не терпится, братец? – Аша, взяв рог, приказала налить ей еще эля.
– Наш лорд отец ждет.
– Он ждал тебя много лет – пусть подождет еще немного... впрочем, если ты боишься прогневать его, то беги. Ты еще успеешь догнать дядюшек. Один из них пьян от морской воды, а другой, большой серый буйвол, до того туп – того гляди заблудится.
Теон раздраженно сел на место.
– Я не из тех, кто за кем то бегает.
– А как насчет женщин?
– Я тебя за член не хватал.
– Так ведь у меня его и нет. Зато за все остальное ты хватался почем зря.
Он почувствовал, что краснеет.
– Я мужчина, и желания у меня, как у всех мужчин. А вот ты – извращенное существо.
– Я всего лишь робкая дева. – Рука Аши под столом снова стиснула его член, и Теон чуть не свалился со стула. – Так ты больше не хочешь, чтобы я ввела тебя в гавань, братец?
– Да, замужество – это явно не для тебя, – решил Теон. – Когда стану правителем, отправлю тебя к Молчаливым Сестрам. – Он встал и нетвердыми шагами устремился в покои отца.
Когда он дошел до подвесного моста в Морскую башню, начался дождь. Желудок у Теона бурлил, как волны внизу, и от вина его пошатывало. Теон, скрипнув зубами, вцепился в веревку и пошел через мост, представляя себе, что сжимает шею Аши.
В горнице было так же сыро и так же дуло, как во всем прочем замке. Отец в своей тюленьей накидке сидел у жаровни, дяди – у него по бокам. Виктарион, когда Теон вошел, говорил что то о ветрах и приливах, но лорд Бейлон жестом велел ему замолчать.
– Мой план готов, и я хочу, чтобы вы его выслушали.
– Позволь мне предложить... – начал Теон.
– Когда мне понадобится твой совет, я спрошу его. Прилетела птица со Старого Вика. Дагмер возвращается с Драммами и Стонхаузами. Если боги даруют нам попутный ветер, мы отплывем, как только они прибудут... вернее, отплывешь ты. Я хочу, чтобы первый удар нанес ты, Теон. Ты поведешь на север восемь кораблей...
– Восемь?! – Теон побагровел. – Что же я смогу всего с восемью кораблями?
– Ты будешь совершать набеги на Каменный Берег, разорять рыбачьи деревни и топить все корабли, которые встретишь. Авось и выманишь кого нибудь из северных лордов из за каменных стен. С тобой пойдут Эйерон и Дагмер.
– И да благословит Утонувший Бог наши мечи, – сказал жрец.
Теон чувствовал себя так, словно получил пощечину. Его посылают делать разбойничью работу, жечь хибары рыбаков и насиловать их безобразных девок – притом лорд Бейлон явно не надеется, что он и с этим то справится. Мало того что ему придется терпеть угрюмые попреки Мокроголового – с ним отправится еще и Дагмер Щербатый, а стало быть, командиром он будет только на словах.
– Аша, дочь моя, – продолжал лорд Бейлон, и Теон, оглянувшись, увидел, что сестра тоже здесь, – ты поведешь тридцать кораблей с лучшими нашими людьми вокруг мыса Морского Дракона. Вы причалите на отмелях к северу от Темнолесья. Действуйте быстро – и замок падет, не успев еще узнать о вашей высадке.
Аша улыбнулась, как кошка при виде сливок.
– Всегда мечтала иметь свой замок, – Промурлыкала она.
– Вот и возьми его себе.
Теон прикусил язык, чтобы не сказать лишнего. Темнолесье – усадьба Гловеров. Теперь, когда Роберт и Галбарт воюют на юге, оборона там, вероятно, не так сильна – и Железные Люди, взяв его, займут сильную крепость в самом сердце севера. Это его следовало бы послать в Темнолесье. Он знает этот замок, он несколько раз бывал у Гловеров вместе с Эддардом Старком.
– Виктарион, – сказал лорд Бейлон брату, – главный удар нанесешь ты. Когда мои дети начнут войну, Винтерфеллу придется ответить им, и ты не встретишь большого сопротивления, поднимаясь по Соленому Копью и Горячке. Достигнув верховий реки, ты окажешься менее чем в двадцати милях от Рва Кейлин. Перешеек – это ключ ко всему Северу. Западные моря уже наши. Когда мы возьмем Ров Кейлин, щенок не сможет вернуться на север... а если у него хватит глупости попытаться, его враги закупорят южный конец Перешейка позади него, и Робб молокосос застрянет, как крыса в бутылке.
Теон не мог больше молчать:
– Это смелый план, отец, но лорды в своих замках...
– Все лорды ушли на юг со щенком – кроме трусов, стариков и зеленых юнцов. Замки сдадутся или падут один за другим. Винтерфелл, может, с год и продержится, но что с того? Все остальное будет нашим – леса, поля и селения, и северяне станут нашими рабами, а их женщины – морскими женами.
Эйерон Мокроголовый воздел руки.
– И воды гнева подымутся высоко, и длань Утонувшего Бога протянется над зелеными землями.
– То, что мертво, умереть не может, – произнес Виктарион. Лорд Бейлон и Аша подхватили его слова, и Теону поневоле пришлось повторять за ними.
Дождь снаружи стал еще сильнее. Веревочный мост извивался и плясал под ногами. Теон Грейджой остановился посередине, глядя на скалы внизу. Волны ревели, и он чувствовал на губах соленые брызги. От внезапного порыва ветра он потерял равновесие и упал на колени.
Аша помогла ему встать.
– Пить ты тоже не умеешь, братец. Теон, опершись на ее плечо, поплелся по скользкому настилу.
– Ты мне больше нравилась, когда была Эсгред, – с упреком сказал он.
– Хвалю за честность, – засмеялась она. – А ты мне больше нравился в девятилетнем возрасте.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:38 | Сообщение # 27

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТИРИОН

Сквозь дверь доносились мягкие звуки высокой арфы и свирели. Голос певца глушили толстые стены, но Тирион узнал песню: “Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны ее – как солнца свет...”
Этим вечером дверь в покои королевы охранял сир Меррин Трант. Его произнесенное сквозь зубы “Милорд” показалось Тириону весьма неучтивым, но дверь он все же открыл. Тирион вошел в опочивальню сестры, и песня внезапно оборвалась.
Серсея возлежала на груде подушек босая, с распущенными золотыми волосами, в зеленых с золотом шелках, отражавших пламя свечей.
– Дражайшая сестрица, как ты нынче хороша. И ты тоже, кузен, – сказал Тирион певцу. – Я и не знал, что у тебя такой красивый голос.
Похвала заставила сира Ланселя надуться – видимо, он принял ее за насмешку. Парень, на взгляд Тириона, подрос дюйма на три с тех пор, как его посвятили в рыцари. У него густые песочные волосы, зеленые ланнистерские глаза и светлый пушок над губой. Ему шестнадцать, и он страдает злокачественной юношеской самоуверенностью, не смягченной ни единым проблеском юмора или сомнения и усугубленной надменностью, столь естественной для тех, кто рождается красивым, сильным и белокурым. Его недавнее возвышение только ухудшило дело.
– Разве ее величество за тобой посылала? – осведомился он.
– Не припомню что то, – признался Тирион. – Мне жаль прерывать ваше веселье, Лансель, но увы – у меня к сестре важное дело.
Серсея смерила его подозрительным взглядом.
– Если ты по поводу этих нищенствующих братьев, Тирион, то избавь меня от упреков. Нельзя было допускать, чтобы они вели на улицах свои грязные изменнические речи. Пусть проповедуют друг другу в темницах.
– И благодарят судьбу за то, что у них столь милосердная королева, – добавил Лансель. – Я бы вдобавок вырезал им языки.
– Один осмелился даже сказать, будто боги наказывают нас за то, что Джейме убил истинного короля, – молвила Серсея. – Такого терпеть нельзя, Тирион. Я предоставила тебе возможность разделаться с этой заразой, но вы с твоим сиром Джаселином не делали ровно ничего, поэтому я приказала Валарру взять это на себя.
– И он себя показал. – Тирион действительно был раздражен, когда красные плащи бросили в темницу с полдюжины покрытых паршой пророков, не посоветовавшись с ним, но из за столь незначительных лиц воевать не стоило. – Тишина на улицах пойдет нам только на пользу, и я пришел не поэтому. Я получил новости, которые определенно обеспокоят тебя, дражайшая сестра, и о них лучше поговорить наедине.
– Хорошо. – Арфист и дудочник, поклонившись, поспешили выйти, а Серсея целомудренно поцеловала кузена в щеку. – Оставь нас, Лансель. Мой брат безобиден, когда он один, – а если бы он привел с собой своих любимцев, мы бы их учуяли.
Юный рыцарь, злобно посмотрев на кузена, захлопнул за собой дверь.
– Надо тебе знать, что я заставляю Шаггу мыться каждые две недели, – заметил Тирион.
– Я вижу, ты очень доволен собой. С чего бы это?
– А почему бы и нет? – Молотки звенели на Стальной улице днем и ночью, и громадная цепь росла. Тирион вспрыгнул на высокую, с пологом, кровать. – Это здесь умер Роберт? Странно, что ты сохранила ее.
– Она навевает мне сладкие сны. Выкладывай, в чем твое дело, и ступай прочь, Бес.
– Лорд Станнис отплыл с Драконьего Камня, – с улыбкой сообщил Тирион.
Серсея так и взвилась:
– А ты сидишь тут и скалишься, словно тыква в праздник урожая? Байвотер уже созвал городскую стражу? Надо сейчас же послать птицу в Харренхолл. – Видя, что он смеется, она схватила его за плечи и потрясла. – Перестань. Спятил ты, что ли, или пьян? Перестань!
– Н не могу, – выдохнул он. – О боги... вот умора. Станнис...
– Ну?!
– Он отплыл не сюда, – выговорил наконец Тирион. – Он осадил Штормовой Предел. Ренли повернул назад, чтобы встретиться с ним.
Ногти сестры больно впились ему в "плечи. Какой то миг она смотрела на него, не понимая, словно он говорил на чужом языке.
– Станнис и Ренли сцепились друг с другом? – Он кивнул, и Серсея заулыбалась. – Боги праведные, я начинаю верить, что Роберт у них был самый умный.
Тирион откинул голову назад, и они оба расхохотались. Серсея, подхватив брата с кровати, покружила его и даже прижала к себе, расшалившись, как девчонка. У Тириона, когда она его отпустила, закружилась голова, и ему пришлось ухватиться за шкаф.
– Думаешь, они будут биться? Ведь если они придут к согласию...
– Не придут, – сказал Тирион. – Слишком они разные и слишком похожи в то же время, и оба не переваривают друг друга.
– Притом Станнис всегда полагал, что Штормовой Предел у него отняли нечестно, – задумчиво добавила Серсея. – Древнее поместье дома Баратеонов по праву принадлежит ему... он постоянно твердил это Роберту своим угрюмым, обиженным тоном. Когда Роберт отдал поместье Ренли, Станнис так заскрипел зубами, что я думала, они у него раскрошатся.
– Он воспринял это как оскорбление.
– Это и было оскорблением.
– Не выпить ли нам за братскую любовь?
– Да, – в изнеможении выдохнула она. – О боги, да. Повернувшись к ней спиной, он наполнил две чаши сладким красным вином из Бора. Не было ничего легче, чем бросить в ее чашу щепотку порошка.
– За Станниса! – сказал он, подав ей вино. “Так я, по твоему, безобиден, когда один?”
– За Ренли! – со смехом ответила она. – Пусть бьются долго и упорно, и пусть Иные возьмут их обоих!
Вот такой, наверно, видит Серсею Джейме. Когда она улыбается, она поистине прекрасна. “Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны ее – как солнца свет”. Он почти сожалел о том, что подсыпал ей отраву.
На следующее утро, когда он завтракал, от Серсеи прибыл гонец. Королева нездорова и сегодня не выйдет из своих комнат. “Вернее сказать – с горшка не слезет”, – подумал Тирион. Он выразил подобающее сочувствие и передал Серсее: пусть, мол, отдыхает спокойно, он скажет сиру Клеосу все, что они намеревались сказать.
Железный Трон Эйегона Завоевателя встречал всякого дурака, желающего устроиться на нем с удобством, оскалом шипов и лезвий, а ступени были нешуточным испытанием для коротких ног Тириона. Он взбирался по ним, остро чувствуя, как должен быть смешон со стороны. Но одно свойство трона искупало все остальные: он был высок.
По одну его сторону выстроились гвардейцы Ланнистеров в своих красных плащах и львиных шлемах. Лицом к ним стояли золотые плащи сира Джаселина. У подножия трона несли караул Бронн и сир Престон из Королевской Гвардии. Галерею заполнили придворные, за дубовыми, окованными бронзой дверьми толпились просители. Санса Старк этим утром была особенно хороша, хотя и бледна как полотно. Лорд Джайлс кашлял, бедный кузен Тирек был в бархатной, отороченной горностаем жениховской мантии. Три дня назад он женился на маленькой леди Эрмесанде, и другие оруженосцы дразнили его “нянюшкой” и спрашивали, в каких пеленках была его невеста в брачную ночь.
Тирион смотрел на них сверху вниз, и ему это нравилось.
– Позовите сира Клеона Фрея. – Его голос, отразившись от каменных стен, прогремел по всему залу. Тириону это тоже понравилось. Жаль, что Шая не видит. Она хотела прийти, но это было невозможно.
Сир Клеос, идя по длинному проходу между красными и золотыми плащами, не смотрел ни вправо, ни влево. Он преклонил колени, и Тирион заметил, что кузен лысеет.
– Сир Клеос, – сказал Мизинец, сидевший за столом совета, – мы благодарим вас за то, что вы привезли нам мирное предложение от лорда Старка.
Великий мейстер Пицель прочистил горло.
– Королева регентша, десница короля и Малый Совет обсудили условия, предложенные самозваным Королем Севера. К сожалению, они нам не подходят, и вы должны будете передать это северянам, сир.
– Наши условия таковы, – сказал Тирион. – Робб Старк должен сложить свой меч, присягнуть нам на верность и вернуться в Винтерфелл. Он должен освободить моего брата, не причинив ему никакого вреда, и поставить его во главе своего войска, дабы выступить против мятежников Ренли и Станниса Баратеонов. Каждый из знаменосцев Старка должен дать нам одного сына в заложники. Если нет сыновей, сгодится и дочь. С ними будут хорошо обращаться и дадут им почетные места при дворе. Если их отцы не совершат новой измены. Клеос Фрей, позеленев, заявил:
– Милорд десница, лорд Старк никогда не согласится на такие условия.
– Мы и не ожидали, что он согласится, Клеос.
– Скажите ему, что мы собрали в Бобровом Утесе еще одно войско, которое выступит на него с запада и в то же время, когда мой лорд отец ударит с востока. Скажите, что он один и союзников ему ждать неоткуда. Станнис и Ренли Баратеоны воюют друг с другом, а принц Дорнийский дал согласие женить своего сына Тристана на принцессе Мирцелле. – По галерее пробежал восторженно испуганный шепот.
– Что до моих кузенов, – продолжал Тирион, – мы предлагаем Харриона Карстарка и сира Вилиса Мандерли в обмен на Виллема Ланнистера, а лорда Сервина и сира Доннела Локе за вашего брата Тиона. Скажите Старку, что двое Ланнистеров за четырех северян – это честная сделка. – Он подождал, когда утихнет смех. – Кроме того, мы отдаем ему кости его отца – в знак доброй воли Джоффри.
– Лорд Старк просит вернуть ему также сестер и отцовский меч, – напомнил сир Клеос.
Сир Илин Пейн стоял безмолвно с мечом Эддарда Старка за спиной.
– Лед он получит, когда заключит с нами мир, – сказал Тирион. – Не раньше.
– Хорошо. А его сестры?
Тирион, посмотрев на Сансу, ощутил укол жалости и сказал:
– Пока он не освободит моего брата Джейме целым и невредимым, они останутся здесь как заложницы. И от него зависит, насколько хорошо с ними будут обращаться. – И если боги будут милостивы, Байвотер найдет Арью живой до того, как Робб узнает, что она пропала.
– Я передам ему ваши слова, милорд. Тирион потрогал кривое лезвие, торчащее из подлокотника. А теперь самое главное.
– Виларр, – позвал он.
– Да, милорд.
– Людей, которых прислал сюда Старк, достаточно для сопровождения тела лорда Эддарда, но Ланнистер должен иметь подобающий эскорт. Сир Клеос – кузен королевы и мой. Мы будем спать спокойнее, если вы лично проводите его обратно в Риверран.
– Слушаюсь. Сколько человек мне взять с собой?
– Всех, сколько есть.
Виларр стоял как каменный, но великий мейстер Пицель засуетился:
– Милорд десница, так нельзя... ваш отец, лорд Тайвин, сам прислал сюда этих воинов, чтобы они защищали королеву Серсею и ее детей...
– Королевская Гвардия и городская стража – достаточно сильная защита. Да сопутствуют вам боги, Виларр.
Варис за столом совета понимающе улыбался, Мизинец притворялся, что скучает, растерянный Пицель разевал рот, как рыба. Вперед выступил герольд:
– Если кто то желает изложить свое дело перед десницей короля, пусть выскажется сейчас или хранит молчание отныне и навсегда.
– Я желаю. – Худощавый человек в черном приблизился к трону, растолкав близнецов Редвинов.
– Сир Аллистер? – воскликнул Тирион. – Я не знал о вашем приезде. Нужно было известить меня.
– Я известил, и вы это прекрасно знаете. – Торне был колюч, как всегда, – тощий, остролицый, лет пятидесяти, с тяжелым взглядом и тяжелой рукой, с проседью в черных волосах. – Но меня держали в отдалении и заставляли ждать, как простолюдина.
– В самом деле? Бронн, так не годится. Мы с сиром Аллистером старые друзья – мы вместе стояли на Стене.
– – Дорогой сир Аллистер, – пропел Варис, – не думайте о нас слишком плохо. Столь многие ищут милости нашего Джоффри в эти смутные тревожные времена.
– Куда более тревожные, чем ты полагаешь, евнух.
– В глаза мы зовем его лордом евнухом, – съязвил Мизинец.
– Чем мы можем помочь вам, добрый брат? – успокаивающе вмешался Пицель.
– Лорд командующий послал меня к его величеству королю. Дело слишком серьезно, чтобы отдавать его на рассмотрение слугам.
– Король играет со своим новым арбалетом, – сказал Тирион. Чтобы избавиться от Джоффри, довольно оказалось этой громоздкой мирийской игрушки, пускающей по три стрелы зараз – королю тут же загорелось ее испробовать. – Вам придется говорить с его слугами либо хранить молчание.
– Как вам угодно. – Сир Аллистер выражал недовольство всем своим существом. – Я послан, чтобы рассказать вам следующее: мы нашли двух наших разведчиков, давно пропавших. Они были мертвы, но, когда мы привезли их обратно на Стену, ночью они встали. Один убил сира Джареми Риккера, другой пытался убить лорда командующего.
Тирион уловил краем уха чей то смешок. Что он такое несет? Тирион беспокойно шевельнулся, посмотрев на Вариса, Мизинца и Пицеля. Уж не подстроил ли это кто то из них, чтобы над ним пошутить? Достоинство карлика держится на тонкой нитке. Если двор и все королевство начнут над ним смеяться, ему конец. И все же...
Тирион вспомнил ту холодную ночь, когда он стоял под звездами рядом с юным Джоном Сноу и большим белым волком на Стене, на краю света, и смотрел в нехоженый мрак за ней. Он что то почувствовал тогда... страх резанул его, как ледяной северный ветер, а волк завыл, и от этого звука его бросило в дрожь.
Не будь дураком, сказал он себе. Волк, ветер, темный лес – все это сущая чепуха. И все же... За время своего пребывания в Черном Замке он полюбил старого Джиора Мормонта.
– Надеюсь, Старый Медведь пережил это нападение?
– Да.
– И ваши братья убили этих... э э... мертвецов?
– Да.
– Вы уверены, что на этот раз их окончательно убили? – Бронн прыснул со смеху, и Тирион понял, в каком духе должен продолжать. – Насовсем?
– Они и в первый раз были мертвы, – рявкнул сир Аллистер. – Белы и холодны, с черными руками и ногами. Я привез сюда руку Джареда, оторванную от тела волком бастарда...
– И где же эта диковина? – осведомился Мизинец. Сир Аллистер нахмурился:
– Она сгнила, пока я дожидался приема. Остались только кости.
В зале раздались новые смешки.
– Лорд Бейлиш, – сказал Тирион, – купите нашему славному сиру Аллистеру сотню лопат – пусть увезет их с собой на Стену, .
– Лопат? – подозрительно прищурился Торне.
– Если вы будете хоронить своих мертвых, они уже не встанут, – пояснил Тирион под смех двора. – Лопаты – и крепкие руки, которые будут ими орудовать, – положат конец вашим бедам. Сир Джаселин, позаботьтесь, чтобы добрый брат отобрал в городских темницах потребных ему людей.
– Слушаюсь, милорд, – ответил сир Джаселин Байвотер, – но тюрьмы почти пусты. Йорен забрал всех, кто чего нибудь стоил.
– Ну так посадите новых. Или распустите слух, что на Стене дают хлеб и репу – тогда они повалят к вам по доброй воле. – В городе слишком много лишних ртов, а Ночной Дозор постоянно нуждается в людях.
Герольд по знаку Тириона объявил, что прием окончен, и присутствующие начали выходить из зала.
Но от сира Аллистера Торне отделаться было не так просто. Он остался у Железного Трона, ожидая, когда Тирион спустится.
– Думаете, я для того проделал путь от Восточного Дозора, чтобы такие, как вы, насмехались надо мной? Это не шутки. Я видел все своими глазами. Говорю вам: мертвые встают.
– Так постарайтесь убивать их ненадежнее. – Тирион прошел мимо. Торне хотел поймать его за рукав, но Престон Гринфилд оттолкнул черного брата.
– Не приближайтесь, сир.
У Торне хватило ума не связываться с королевским гвардейцем, и он крикнул вслед Тириону:
– Ох и дурак же ты, Бес.
Карлик обернулся к нему лицом:
– Да ну? Почему же все тогда смеялись над тобой, а не надо мной? Тебе нужны люди, так или нет?
– Поднимаются холодные ветры. Мы должны удержать Стену.
– А чтобы удержать ее, нужны люди, и я тебе их дал... ты должен был это слышать, если у тебя уши на месте. Бери их, говори спасибо и убирайся, пока я опять не воткнул в тебя вилку для крабов. Передай мой горячий привет лорду Мормонту... и Джону Сноу.
Бронн взял сира Аллистера за локоть и повел к двери. Великий мейстер Пицель уже удалился, но Варис и Мизинец слышали все с начала до конца.
– Я восхищаюсь вами еще больше, чем прежде, милорд, – сказал евнух. – Вы одним ударом умиротворили юного Старка, отдав ему кости отца, и лишили вашу сестру ее защитников. Вы даете черному брату людей и тем избавляете город от голодных ртов, но оборачиваете это в шутку, и никто не сможет сказать, что карлик боится снарков и грамкинов. Ловко, весьма ловко. Мизинец погладил бороду.
– Вы действительно намерены отослать прочь всю вашу гвардию, Ланнистер?
– Не мою, а сестрину.
– Королева никогда этого не позволит.
– Я думаю иначе. Я как никак ее брат, и вы, узнав меня получше, поймете, что слов на ветер я не бросаю.
– Даже если это ложь?
– Особенно если это ложь. Я, кажется, чем то вызвал ваше недовольство, лорд Петир?
– Моя любовь к вам нисколько не убавилась, милорд. Просто я не люблю, когда из меня делают дурака. Если Мирцелла выходит за Тристана Мартелла, она едва ли сможет выйти за Роберта Аррена, не так ли?
– Разве что с большим скандалом, – согласился карлик. – Я сожалею о своей маленькой хитрости, лорд Петир, – но, когда мы разговаривали с вами, я еще не мог знать, примут дорнийцы мое предложение или нет.
Мизинца это не умиротворило.
– Я не люблю, когда мне лгут, милорд. Не надо больше обманывать меня, прошу вас.
"Тебя я мог бы попросить о том же”, – подумал Тирион, бросив взгляд на кинжал у Мизинца на бедре.
– Я глубоко сожалею, если обидел вас. Все знают, как мы вас любим, милорд, и как мы в вас нуждаемся.
– Не забывайте же об этом, – сказал Мизинец и ушел.
– Пойдем со мной, Варис, – позвал Тирион. Они вышли в королевскую дверь за троном. Мягкие туфли евнуха тихо Шуршали по камню.
– Знаете, лорд Бейлиш прав. Королева ни за что не позволит вам отослать ее гвардию из города.
– Позволит. Ты позаботишься об этом.
– Я? – На пухлых губах Вариса мелькнула улыбка.
– Да. Ты скажешь ей, что это входит в мой план освобождения Джейме.
Варис погладил свою напудренную щеку.
– Это, безусловно, объясняет, зачем ваш Бронн разыскивал по всем притонам Королевской Гавани четырех человек: вора, отравителя, лицедея и убийцу. – Если надеть на них красные плащи и львиные шлемы, они ничем не будут отличаться от прочих гвардейцев. Я долго думал, как бы заслать их в Риверран, и наконец решил не прятать их вовсе. Они въедут туда через главные ворота, под знаменем Ланнистеров, сопровождая кости лорда Эддарда. За четырьмя чужаками наблюдали бы неусыпно, – криво улыбнулся Тирион, – но среди ста других их никто не заметит. Вот почему я должен послать туда и настоящих гвардейцев, не только фальшивых... так и скажи моей сестре.
– И она ради любимого брата согласится на это, несмотря на все свои опасения. – Они прошли через пустую колоннаду. – И все же утрата красных плащей определенно обеспокоит ее.
– Я люблю, когда она неспокойна.
Сир Клеос Фрей уехал в тот же день, сопровождаемый Виларром и сотней ланнистерских гвардейцев в красных плащах. Люди Робба Старка присоединились к ним у Королевских ворот, чтобы начать долгий путь на запад.
Тирион нашел Тиметта в казарме – тот играл в кости со своими Обгорелыми.
– Придешь ко мне в горницу в полночь, – приказал Тирион. Тиметт посмотрел на него единственным глазом и коротко кивнул – он был не из речистых.
В ту ночь Тирион пировал в Малом Чертоге с Каменными Воронами и Лунными Братьями, но сам пил мало, желая сохранить ясную голову.
– Шагга, которая теперь луна?
Шагга нахмурился, приняв свирепый вид.
– Вроде бы черная.
– На западе ее называют луной предателя. Постарайся не слишком напиваться, и пусть твой топор будет острым.
– Топоры Каменных Ворон всегда остры, а топор Шагги острее всех. Когда я срубаю человеку голову, он чувствует это только тогда, когда хочет причесаться, – тогда она отваливается.
– Вот, значит, почему ты сам никогда не причесываешься?
Каменные Вороны загоготали, топоча ногами. Шагга ржал громче всех.
К полуночи замок погасил огни и затих. Несколько золотых плащей на стенах, конечно, видели, как они вышли из башни Десницы, но голоса никто не подал. Тирион – десница короля, и это его дело, куда он идет.
Тонкая деревянная дверь раскололась, когда Шагга ударил в нее сапогом. Посыпались щепки, и внутри ахнула женшина. Шагга окончательно разнес дверь тремя ударами топора и вломился в комнату. Следом вошел Тиметт, за ним Тирион, осторожно переступая через обломки. Угли в очаге едва тлели, и спальню наполнял мрак. Тирион отдернул тяжелые занавески кровати, и голая служанка уставилась на него круглыми белыми глазами.
– Не трогайте меня, милорды, – взмолилась она, – прошу вас. – Она съежилась под взглядом Шагги, пытаясь прикрыться руками – но рук не хватало.
– Ступай, – сказал ей Тирион. – Ты нам без надобности.
– Шагга хочет эту женщину.
– Шагга хочет каждую шлюху в этом городе шлюх, – пожаловался Тиметт, сын Тиметта.
– Да, – не смутился Шагга. – Шагга сделает ей здорового ребенка.
– Если ей понадобится здоровый ребенок, она будет знать, к кому обратиться. Тиметт, проводи ее – только без грубостей.
Обгорелый стащил девушку с кровати и выволок за дверь. Шагга смотрел ей вслед грустными собачьими глазами. Крепкий тумак Тиметта препроводил служанку в коридор. Над головой орали вороны.
Тирион откинул одеяло, под которым обнаружился великий мейстер Пицель.
– Что сказала бы Цитадель на ваши шашни со служаночками, мейстер?
Старик был гол, как и девушка, хотя далеко не столь соблазнителен. Его глаза с тяжелыми веками, вопреки привычке, были распахнуты во всю ширь.
– Ч то это значит? Я старый человек и верный ваш слуга... Тирион вспрыгнул на кровать.
– До того верный, что отправил Дорану Мартеллу только одно из моих писем – а второе снесли моей сестре.
– Нет, – заверещал Пицель. – Это поклеп, клянусь, это не я. Это Варис, Паук, я предупреждал вас...
– Неужели все мейстеры так неумело лгут? Варису я сказал, что отдаю Дорану в воспитанники моего племянника Томмена. Мизинцу – что собираюсь выдать Мирцеллу за лорда Роберта из Орлиного Гнезда. О том, что я предложил Мирцеллу дорнийцу, я никому не говорил... это было только в письме, которое я доверил тебе.
Пицель вцепился в уголок одеяла.
– Птицы не долетели, письма пропали или были похищены... это все Варис, я расскажу вам об этом евнухе такое, что у вас кровь застынет в жилах.
– Моя дама предпочитает, чтобы кровь у меня оставалась горячей.
– Будьте уверены: на каждый секрет, который евнух шепчет на ухо, приходится семь, которые он оставляет про себя. А уж Мизинец...
– О лорде Петире мне все известно. Он почти такой же негодяй, как и ты. Шагга, отсеки ему мужские части и скорми их козлу.
Шагга взвесил на руке огромный обоюдоострый топор.
– Тут нет козлов, полумуж.
– Делай, что говорят.
Шагга с ревом ринулся вперед. Пицель завизжал, пытаясь отползти, и обмочился. Горец сгреб его за пушистую белую бороду и одним ударом обрубил ее на три четверти.
– Не думаешь ли ты, Тиметт, что наш друг станет сговорчивей без этой поросли, за которой он прячется? – Тирион вытер концом простыни мочу, брызнувшую ему на сапоги.
– Скоро он скажет правду. – Выжженную глазницу Тиметта наполнял мрак. – Я чую, как смердит его страх.
Шагга швырнул пригоршню волос на пол и схватил мейстера за остаток бороды.
– Лежи смирно, мейстер, – предостерег Тирион. – Когда Шагга сердится, у него трясутся руки.
– У Шагги руки никогда не трясутся, – возмущенно возразил горец. Он прижал громадный полумесяц лезвия к дрожащему подбородку Пицеля и сбрил еще клок бороды.
– Как давно ты шпионишь на мою сестру? – спросил Тирион. Пицель дышал часто и хрипло.
– Все, что я делал, я делал на благо дома Ланнистеров. – Испарина покрыла его лысый лоб, к сморщенной коже прилипли белые волоски. – Всегда... долгие годы... спросите вашего лорда отца, я всегда преданно служил ему... это я убедил Эйериса открыть ворота...
Для Тириона это было внове. Когда город пал, он был еще мальчонкой и жил в Бобровом Утесе.
– Значит, взятие Королевской Гавани – тоже твоя работа?
– Для блага державы! С гибелью Рейегара война была проиграна. Эйерис был безумен, Визерис слишком мал, принц Эйегон – грудной младенец, а страна между тем нуждалась в короле... я молился, чтобы им стал ваш добрый отец, но Роберт был слишком силен, и лорд Старк действовал очень быстро...
– Скольких же ты предал, хотел бы я знать? Эйерис, Эддард Старк, я... кто еще? Король Роберт? Лорд Аррен, принц Рейегар? Когда это началось, Пицель? – Тирион не спрашивал, когда это кончится, – он и так знал.
Топор царапнул Пицеля по кадыку и лизнул отвисшую кожу под челюстью, сбрив последние волоски.
– Вас не было здесь, – прохрипел мейстер, когда лезвие двинулось к щеке. – Раны Роберта... если бы вы их видели, чувствовали, как от них пахнет, вы бы не сомневались...
– Да, я знаю, вепрь потрудился за тебя... но если бы он не доделал свою работу, ты, несомненно, завершил бы ее.
– Он был скверный король... тщеславный, распутный пьяница... он готов был оставить вашу сестру, свою королеву... Ренли замышлял привезти ко двору девицу из Хайгардена, чтобы соблазнить короля... это правда, клянусь богами...
– А что замышлял лорд Аррен?
– Он знал – знал о...
– Я знаю о чем, – прервал Тирион – он вовсе не желал чтобы Шагга с Тиметтом тоже узнали об этом.
– Он отправил свою жену обратно в Гнездо, а сына хотел отдать в воспитанники на Драконий Камень... чтобы развязать себе руки...
– И ты поспешил его отравить.
– Нет, – затрепыхался Пицель. Шагга, зарычав, сгреб его за волосы. Казалось, что горец своей ручищей способен раздавить череп мейстера, как яичную скорлупу, – стоит только стиснуть.
Тирион поцокал языком:
– Я видел в твоей аптеке “слезы Лисса”. Кроме того, ты отослал собственного мейстера лорда Аррена и лечил его сам, чтобы Аррен уж наверняка умер.
– Клевета!
– Побрей ка его еще, – распорядился Тирион. – Там, на горле.
Топор царапнул кожу. С дрожащих губ Пицеля стекла струйка слюны.
– Я пытался спасти лорда Аррена, клянусь...
– Осторожно теперь, Шагга, ты его порезал.
– Дольф рождал воинов, а не брадобреев, – проворчал Шагга. Почувствовав, что по шее течет кровь, старик содрогнулся, и последние силы оставили его. Он точно усох, съежившись и в длину и в ширину.
– Да, – проскулил он, – Колемон давал лорду слабительное, и я отослал его прочь. Королеве нужно было, чтобы Аррен умер, – она этого не говорила, не могла сказать, Варис постоянно подслушивает, но я понимал это по ее лицу. Но не я дал ему яд, клянусь. – Старик заплакал. – Спросите Вариса – это был мальчишка, его оруженосец, Хью... это точно был он, спросите у своей сестры.
– Свяжи его и уведи отсюда, – с отвращением бросил Тирион. – Бросьте его в каменный мешок. Мейстера выволокли за дверь.
– Ланнистеры, – стонал он. – Все, что я делал, было ради Ланнистеров...
Когда его увели, Тирион не спеша обшарил его комнаты и взял с полок еще несколько пузырьков. Вороны бормотали у него над головой – в этих звуках было что то странно умиротворяющее. Надо будет приставить кого нибудь ухаживать за птицами, пока Цитадель не пришлет нового мейстера на место Пицеля.
"А я то надеялся, что смогу ему доверять. Варис и Мизинец скорее всего не более преданы, чем он... просто они хитрее, а следовательно, опаснее. Отец, пожалуй, предложил наилучший выход: призвать Илина Пейна, воткнуть три эти головы над воротами – и делу конец. Приятнейшее было бы зрелище”.

АРЬЯ

Страх ранит глубже, чем меч, твердила себе Арья, но это плохо помогало. Страх стал такой же неотъемлемой частью ее жизни, как черствый хлеб или волдыри на ногах после твердой, изрытой колеями дороги.
Ей уже много раз бывало страшно, но настоящий страх она узнала только в том сарае у Божьего Ока, Восемь дней пробыла она там, пока Гора не отдал приказа выступать, и каждый день видела чью нибудь смерть.
Гора являлся в сарай после завтрака и брал кого нибудь из узников на допрос. Жители деревни старались не смотреть на него. Может быть, они думали, что тогда и он их не заметит... но он их видел и брал, кого хотел. Ни спрятаться, ни схитрить было нельзя, и спасения не было.
Одна девушка три ночи подряд спала с солдатом – на четвертый день Гора выбрал ее, и солдат ничего не сказал.
Улыбчивый старик чинил солдатам одежду и рассказывал о своем сыне, который служил золотым плащом в Королевской Гавани. “Он человек короля, – повторял старик, – и я тоже – мы за Джоффри”. Он так часто это говорил, что другие узники называли его “Мы за Джоффри”, когда стража не слышала. Мы за Джоффри взяли на пятый день.
Молодая мать с изрытым оспой лицом сама вызвалась рассказать все, что знает, – лишь бы ее дочку не тронули. Гора выслушал ее, а на следующее утро забрал у нее ребенка – вдруг она что то утаила.
Тех, кого выбирали, допрашивали на глазах у других: пусть видят, какая участь ждет мятежников и предателей. Допрос вел человек по прозвищу Щекотун. Лицо у него было самое обыкновенное, а одежда такая простая, что Арья могла бы принять его за кого то из деревенских, пока не увидела за работой. “У Щекотуна всякий обмочится”, – заявил пленным старый сутулый Чизвик – тот самый, кого Арья хотела укусить, который назвал ее злюкой и разбил ей голову кольчужным кулаком. Иногда Щекотуну помогал он, иногда другие. Сам сир Грегор Клиган только стоял и смотрел, пока жертва не умирала.
Вопросы были всегда одни и те же. Есть ли в деревне спрятанное золото, серебро, драгоценности? Не припрятано ли где нибудь съестное? Где лорд Берик Дондаррион? Кто из местных ему помогал? В какую сторону он уехал? Сколько с ним было человек – рыцарей, лучников и пехотинцев? Как они вооружены? Сколько у них лошадей? Сколько раненых? Каких еще врагов видели селяне? Когда? Сколько? Под какими знаменами? Куда они направились? Где в деревне спрятано золото, серебро, драгоценности? Где лорд Берик Дондаррион? Сколько с ним было человек? К третьему дню Арья знала все эти вопросы наизусть.
Люди Клигана нашли немного золота, немного серебра, большой мешок с медными монетами и украшенный гранатами помятый кубок, из за которого двое солдат чуть не подрались. Они узнали, что с лордом Бериком было десять заморышей, сотня конных рыцарей, что он направился на юг, на север, на запад, что он переправился через озеро на лодке, что он силен, как зубр, что он ослаб от кровавого поноса. Допроса Щекотуна не пережил никто – ни мужчины, ни женщины, ни дети. Самые крепкие дотягивали до вечера. Их тела вывешивали у деревни на поживу волкам.
Когда они выступили в поход, Арья поняла, что никакой она не водяной плясун. Сирио Форель никогда не позволил бы сбить его с ног и отнять у него меч – и он не стал бы стоять и смотреть, как убивают Ломми Зеленые Руки. Сирио не сидел бы молча в этом сарае и не тащился бы покорно в толпе других пленников. Эмблема Стариков – лютоволк, но Арья чувствовала себя ягненком, бредущим в стаде других овец. Она ненавидела селян за их овечье непротивление – почти так же, как себя.
Ланнистеры отняли у нее все: отца, друзей, дом, надежду, мужество. Один забрал Иглу, другой сломал о колено ее деревянный меч. Даже ее глупую тайну у нее отняли. В сарае было достаточно места, чтобы справлять нужду в уголке, где никто не видит, но на дороге это стало невозможно. Она терпела сколько могла, но в конце концов ей пришлось присесть у обочины и спустить штаны на глазах у всех – иначе она бы обмочилась. Пирожок вылупил на нее глаза, но другие даже и не смотрели. Сиру Грегору и его людям было все равно, какого пола их овцы.
Разговаривать не разрешалось. Разбитая губа научила Арью держать язык за зубами, но многие так и не усвоили этот урок. Один мальчик – их было трое братьев – все время звал отца, и ему размозжили голову шипастой булавой. Тогда подняла крик его мать, и Рафф Красавчик убил ее тоже.
Арья видела все это и ничего не сделала. Какой смысл быть храброй? Одна женщина, взятая на допрос, старалась быть храброй, но умерла, крича в голос, как и все остальные. В этом походе не было храбрецов – были испуганные, голодные люди, большей частью женщины и дети. Немногие мужчины были либо стары, либо совсем молоды – всех прочих оставили на виселице на корм волкам и воронам. Джендри пощадили только потому, что он признался, что сам сковал свой рогатый шлем – кузнецы, даже подмастерья, слишком ценились, чтобы убивать их.
Гора объявил, что их ведут в Харренхолл, где они будут служить лорду Тайвину Ланнистеру. “Благодарите богов, что лорд Тайвин дает вам, предателям и мятежникам, такой случай. Это больше, чем вы заслуживаете. Служите усердно – и будете жить”.
– Это нечестно, – пожаловалась одна старуха другой, когда они укладывались на ночь. – Никакие мы не изменники – просто те, другие, пришли и взяли, что хотели, так же как эти.
– Лорд Берик нам зла не делал, – прошептала в ответ ее подруга. – А красный жрец заплатил за все, что они взяли.
– Заплатил? Забрал у меня двух кур, а взамен дал бумажку с каракулями. Съесть мне ее, что ли? А может, она мне яйца снесет? – Старуха посмотрела, не видят ли часовые, и плюнула трижды: на Талли, на Ланнистеров и на Старков.
– Стыд и срам, – прошипел старик. – Будь старый король жив, он не допустил бы такого.
– Король Роберт? – не сдержавшись, спросила Арья.
– Король Эйерис, да благословят его боги, – слишком громко ответил старик. Часовой тут же прибежал, чтобы заткнуть ему рот. Старик лишился обоих своих зубов и в ту ночь уже больше не разговаривал.
Кроме пленных, сир Грегор гнал с собой дюжину свиней, тощую корову, вез клетку с курами и девять повозок с соленой рыбой. Он и его люди ехали верхом, пленники были пешие. Слишком слабых и неспособных идти убивали на месте, как и тех, кто имел глупость бежать. Ночью солдаты уводили женщин в кусты – те как будто ждали этого и особо не противились. Одну девушку, красивее остальных, каждую ночь забирали четверо или пятеро человек, пока она не ударила кого то камнем. Сир Грегор на глазах у всех срубил ей голову одним взмахом своего массивного двуручного меча.
– Бросьте ее волкам, – приказал он после и отдал меч оруженосцу, чтобы тот его вычистил.
Арья покосилась на Иглу, висящую на боку у чернобородого, лысеющего латника по имени Полливер. Хорошо, что меч у нее забрали. Иначе она попыталась бы заколоть сира Грегора, а он разрубил бы ее пополам, и волки съели бы и ее тоже.
Полливер был не так плох, как кое кто из других, хотя и забрал себе Иглу. В ночь, когда ее схватили, все люди Ланнистеров были для Арьи безымянными и на одно лицо в своих шлемах с носовыми стрелками, но теперь она знала их хорошо. Это было просто необходимо – знать, кто ленив, а кто жесток, кто умен, а кто глуп. Полезно было знать, что солдат по прозвищу Сраный Рот хоть и сквернословит так, что уши вянут, может дать тебе лишний ломоть хлеба, если попросишь, а веселый старый Чизвик и сладкоречивый Рафф только влепят тебе затрещину.
Арья смотрела, слушала и наводила глянец на свою ненависть так, как Джендри прежде – на свой рогатый шлем. Теперь этот шлем носил Дансен, и она ненавидела его за это. Полливера она ненавидела за Иглу, старого Чизвика – за то, что полагал себя забавником. Раффа Красавчика, пронзившего копьем горло Ломми, она ненавидела еще сильнее. Она ненавидела сира Амори Лорха из за Йорена, сира Меррина Транта – из за Сирио, Пса – за то, что убил мясницкого сына Мику, сира Илина, Джоффри и королеву – из за отца, Толстого Тома, Десмонда и остальных, даже из за Леди, волчицы Сансы. Щекотун был слишком страшен, чтобы его ненавидеть. Порой она даже забывала, что он по прежнему с ними – когда он не допрашивал, он был солдат как солдат, даже смирнее многих, и с совсем неприметным лицом.
Каждую ночь Арья повторяла эти имена.
– Сир Грегор, – шептала она в свою соломенную подушку. – Дансен, Полливер, Чизвик, Рафф Красавчик, Щекотун и Пес, сир Амори, сир Илин, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. – В Винтерфелле она молилась с матерью в септе, а с отцом в богороще, но на дороге в Харренхолл богов не было, и эти имена составляли единственную молитву, которую она позаботилась заучить.
Весь день они шли, а ночью она повторяла имена – но вот деревья стали редеть, уступая место холмам, извилистым ручьям и солнечным полям, где, как гнилые зубы, торчали там и сям остовы сожж

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:40 | Сообщение # 28

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

Вонь ланнистерского войска дошла до Арьи задолго до того, как она стала различать эмблемы на знаменах вдоль озера, над шатрами западных лордов. Судя по запаху, лорд Тайвин стоял здесь уже довольно долго. Отхожие канавы, окаймлявшие лагерь, переполнились и кишели мухами, заостренные колья ограждения обросли зеленой плесенью.
Воротная башня Харренхолла, величиной с винтерфеллский Великий Чертог, зияла трещинами. Снаружи поверх стен виднелись только верхушки пяти громадных башен. Самая маленькая из них в полтора раза превышала самую высокую башню Винтерфелла, но не было в них подобающей башням стройности. Они скорее напоминали скрюченные, узловатые стариковские пальцы, ловящие пролетающие облака. Нэн рассказывала, как во время пожара камень плавился и стекал, словно свечной воск, из окон и по ступеням, раскаленный докрасна, отыскивая Харрена в его убежище. Арья охотно этому верила: каждая башня была уродливее и чуднее другой, бугорчатая, кособокая и щербатая.
– Не хочу я туда, – заскулил Пирожок, когда Харренхолл открыл им свои ворота. – Там привидения.
Чизвик услышал его, но в кои то веки ничего не сделал, только улыбнулся
– Выбор за тобой, пекаренок. Либо живи с привидениями, либо станешь одним из них.
Пленники, и Пирожок в том числе, прошли в ворота. В бане, гулком строении из камня и дерева, их заставили раздеться и отмыться дочиста в корытах с настоящим кипятком. Две злобные старухи надзирали за ними, обсуждая их без всякого стеснения, точно вновь приобретенных ослов. Тетка Амабель неодобрительно щелкнула языком, поглядев на ноги Арьи, а тетка Харра ощупала ее пальцы, ставшие мозолистыми от долгих упражнений с Иглой.
– Масло, поди, сбивала. Крестьянская дочка, что ли? Ничего, девка, – тут ты сможешь подняться повыше, только работай на совесть. А лениться вздумаешь, будешь бита. Как тебя звать то?
Арья не осмелилась назвать свое настоящее имя, и Арри тоже не годилось – так зовут только мальчишек, а теперь уж видно, что она не мальчик.
– Ласка. – Это было первое девчоночье имя, пришедшее ей на ум. – Ломми звал меня Лаской.
– Да уж ясно почему, – фыркнула тетка Амабель. – Волосы – прямо страсть, и вшей в них небось полно. Снимем их и пойдешь на кухню.
– Я лучше за лошадьми ходить буду. – Арья любила лошадей – и потом, она, быть может, сумеет увести одну и сбежать.
Тетка Харра закатила ей такую оплеуху, что ссадина на губе открылась заново.
– Прикуси язык, не то хуже будет. Тебя никто не спрашивал. Кровь во рту отдавала солью и металлом. Арья, потупившись, промолчала, думая угрюмо: “Будь у меня Игла, она не посмела бы меня ударить”.
– У лорда Тайвина и его рыцарей за лошадьми смотрят конюхи и оруженосцы – таких, как ты, там не надобно, – сказала тетка Амабель. – На кухне чисто и уютно, там тепло спать и еды вдоволь. Тебе бы там было хорошо, но я уж вижу что для такой работы у тебя ума маловато. Отдадим ка ее Визу, Харра.
– Как скажешь, Амабель. – Арье дали рубаху из грубой серой шерсти, пару башмаков не по ноге и отослали ее прочь.
Виз был младшим стюардом башни Плача – коренастый, с мясистым носом и россыпью красных прыщей в углу пухлого рта. Арья входила в число шестерых, присланных под его начало. Каждую из них он просверлил взглядом.
– Ланнистеры щедры с теми, кто хорошо им служит, – вы такого обхождения недостойны, но на войне приходится брать то, что есть. Работайте усердно, помните свое место – когда нибудь сможете занять столь же высокое положение, как я. Но не рассчитывайте особо на доброту его милости – милорд то был и ушел, а я всегда тут. – Он долго расхаживал перед ними, уча их уму разуму: благородным господам в глаза не смотреть и не обращаться к ним, пока тебя не спросят, и не путаться под ногами у его милости. – Мой нос никогда не врет, – похвастался он. – Я мигом унюхаю и дерзость, и гордыню, и непослушание. И если я учую такой душок, вы мне за это ответите. Все, чем от вас должно пахнуть, – это страх.

ДЕЙЕНЕРИС

На стенах Кварта били в гонги, возвещая о ее прибытии, и трубили в невиданные рога, свернутые кольцами, как большие бронзовые змеи. Колонна всадников на верблюдах вышла из ворот, чтобы с почетом проводить ее в город. На верховых были чешуйчатые медные доспехи и шлемы в виде звериных морд с медными бивнями и длинными плюмажами из черного шелка, седла украшали рубины и гранаты. Верблюдов покрывали попоны ста различных цветов.
"Такого города, как Кварт, еще не бывало на свете и не будет, – сказал ей Пиат Прей в Вейес Толорро. – Это пуп земли, врата между севером и югом, мост между востоком и западом, он существует с незапамятных времен и столь великолепен, что Саатос Премудрый выколол себе глаза, увидев его впервые, – ибо знал, что отныне все по сравнению с ним покажется ему жалким и убогим”.
Дени не приняла слов чародея слишком всерьез, но город, бесспорно, был великолепен. Три толстые стены опоясывали Кварт. Внешняя была из красного песчаника, тридцати футов высотой, и резьба на ней представляла животных: ползущих змей, парящих коршунов, плывущих рыб, перемежаемых волками красной пустыни, полосатыми зебрами и чудовищными слонами. На средней, из серого гранита сорока футов высотой, изображались батальные сцены: мечи и копья били в щиты, летели стрелы, сражались герои, гибли невинные младенцы и высились груды мертвых тел. Фигуры на третьей, пятидесятифутовой стене из черного мрамора вогнали Дени в краску, но она приказала себе не быть дурочкой. Она давно не девица; если она спокойно встретила страшные картины серой стены, с чего ей отводить глаза от мужчин и женщин, доставляющих удовольствие друг другу?
Внешние ворота были окованы медью, средние железом, внутренние усеяны золотом и алмазами. Все трое открылись перед Дени, а когда она въехала на своей Серебрянке в город, малые дети стали бросать цветы под ноги лошади. Малыши были обуты в золотые сандалии, и их нагие тельца ярко раскрашены.
Все краски, которых недоставало в Вейес Толорро, собрались здесь, в Кварте. Дома, точно в горячечном сне, пестрели розовыми, лиловыми и янтарными тонами. Дени проехала под бронзовой аркой в виде двух совокупляющихся змей – их чешуя блистала яшмой, обсидианом и ляпис лазурью. Стройные башни были выше всех виденных Дени, и на каждой площади стояли фонтаны с фигурами грифонов, драконов и мантикоров.
Квартийцы толпились на улицах и на балконах, которые казались слишком хрупкими, чтобы выдержать их вес. Высокие, светлокожие, они были одеты в полотно, шелка и тигровый мех – каждый казался Дени лордом или леди. Женские платья оставляли открытой одну грудь, мужчины носили шитые бисером шелковые юбки. Дени чувствовала себя нищенкой и варваркой, проезжая мимо них в своей львиной шкуре с черным Дрогоном на плече. Дотракийцы называли жителей Кварта “молочными людьми” за их белую кожу, и кхал Дрого мечтал когда нибудь разграбить великие города востока. Дени взглянула на своих кровных всадников, чьи темные миндалевидные глаза не выдавали их мыслей. Неужели они думают только о добыче? “Какими дикарями должны мы казаться этим квартийцам”.
Пиат Прей провел ее маленький кхаласар под большой аркадой, где стояли статуи древних героев втрое больше натуральной величины из белого и зеленого мрамора. Затем они пересекли громадное здание базара, чей ажурный потолок служил пристанищем тысяче пестрых птиц. На ступенчатых стенах за торговыми местами росли деревья и цветы, а внизу продавалось все, когда либо созданное богами.
Серебристая кобылка беспокойно заплясала, когда к ней подъехал Ксаро Ксоан Даксос: Дени убедилась, что лошади не терпят близкого соседства верблюдов.
– Если ты пожелаешь здесь что нибудь, о прекраснейшая из женщин, тебе стоит лишь сказать – и это будет твоим, – сказал Ксаро с высоты своего нарядного, украшенного рогами седла.
– Ей принадлежит весь Кварт – на что ей твои безделушки? – отозвался с другой стороны синегубый Пиат Прей. – Все будет так, как я обещал, кхалиси. Пойдем со мной в Дом Бессмертных, и ты вкусишь истину и мудрость.
– Зачем ей твой Пыльный Чертог, когда у меня ее ждет солнечный свет, сладкая вода и шелковая постель? – возразил Ксаро. – Тринадцать увенчают ее прекрасную голову короной из черной яшмы и огненных опалов.
– Единственный дворец, где я хотела бы жить, – это красный замок в Королевской Гавани, милорд Пиат. – Дени остерегалась чародея – мейега Мирри Маз Дуур отбила у нее охоту водиться с теми, кто занимается колдовством. – И если сильные мужи Кварта хотят поднести мне дары, Ксаро, пусть подарят мне корабли и мечи, чтобы я могла отвоевать то, что принадлежит мне по праву.
Синие губы Пиата сложились в учтивую улыбку.
– Как тебе будет угодно, кхалиси, – сказал он и поехал прочь, покачиваясь в такт шагам верблюда, а шитые бисером одежды колыхались у него за спиной.
– Юная королева мудра не по годам, – молвил Ксаро с высокого седла. – В Кварте говорят, что дом колдуна построен из костей и лжи.
– Почему же тогда люди понижают голос, говоря о колдунах Кварта? Весь восток почитает их силу и мудрость.
– Да, некогда они были могущественны, но теперь они похожи на дряхлых солдат, которые похваляются своей доблестью, давно утратив и силу, и мастерство. Они читают свои ветхие свитки, пьют “вечернюю тень”, пока у них губы не посинеют, и намекают на некую смертоносную власть, но они – пустая шелуха по сравнению с белыми чародеями. Предупреждаю тебя: дары Пиата Прея в твоих руках обернутся прахом. – Ксаро стегнул своего верблюда кнутом и ускакал.
– Ворона говорит, что ворон черен, – пробормотал сир Джорах на общем языке Вестероса. Рыцарь изгнанник, как всегда, ехал по правую руку от Дени. Ради въезда в Кварт он снял свою дотракийскую одежду и облачился в панцирь, кольчугу и шерсть Семи Королевств, лежащих за полсвета отсюда. – Лучше вам не иметь дела с этими людьми, ваше величество.
– Они помогут мне взойти на престол. Ксаро сказочно богат, а Пиат Прей...
– ...делает вид, что обладает тайней силой. – На темно зеленом камзоле рыцаря стоял на задних лапах медведь дома Мормонтов, черный и свирепый. Сир Джорах, хмуро глядящий на кишащий народом базар, казался не менее свирепым. – Я бы не стал задерживаться здесь надолго, моя королева. Мне противен самый запах этого места.
– Возможно, это пахнет верблюдами, – улыбнулась Дени. – Запах самих квартийцев мне кажется весьма приятным.
– Сладкие ароматы порой прикрывают смрад. “Мой медведь, – подумала Дени. – Пусть я его королева – для него я навсегда останусь маленьким медвежонком, и он всегда будет беречь меня”. Это вселяло в нее чувство безопасности, но и печалило тоже. Она жалела, что не может любить его иной любовью.
Ксаро Ксоан Даксос давно уже предложил Дени свое гостеприимство, и она ожидала увидеть нечто грандиозное, но дворец, больше, чем иной рыночный городок, явился для нее неожиданностью. Дом магистра Иллирио в Пентосе рядом с ним показался бы хижиной свинопаса. Ксаро заверил ее, что здесь свободно разместятся все ее люди вместе с конями, и дворец в самом деле поглотил их без остатка. Самой Дени было предоставлено целое крыло с собственным садом, мраморным бассейном, магической кристальной башней и волшебным лабиринтом. Рабы предупреждали любое ее желание. Полы в ее покоях были из зеленого мрамора, на стенах висели шелковые драпировки, мерцающие красками при каждом дуновении.
– Ты слишком щедр, – сказала она Ксаро.
– Для Матери Драконов ни один дар не будет слишком велик. – Ксаро, томный щеголь с лысой головой и огромным крючковатым носом, был весь увешан рубинами, опалами и яшмой. – Завтра на пиру ты отведаешь павлинов и жавороньих язычков и услышишь музыку, достойную прекраснейшей из женщин. Тринадцать придут засвидетельствовать тебе свое почтение, а с ними все именитые граждане Кварта.
"Твои именитые граждане придут посмотреть моих драконов”, – подумала Дени, но вслух поблагодарила Ксаро. Вскоре он покинул ее, как и Пиат Прей, пообещавший устроить ей встречу с Бессмертными. “Это честь столь же редкая, как снег летом”, – сказал чародей. На прощание он поцеловал ее босые ноги бледно синими губами и вручил ей баночку с мазью, которая, как он клялся, позволит Дени увидеть духов воздуха. Последней ушла Куэйта, заклинательница теней. От нее Дени получила только предостережение.
– Берегись, – сказала женщина в красной лакированной маске.
– Но чего?
– Всего. И всех. Они будут приходить днем и ночью, чтобы посмотреть на чудо, вновь пришедшее в мир, а увидев, они его возжелают. Ибо драконы – это огонь, облеченный плотью, а огонь – это власть.
После ее ухода сир Джорах сказал:
– Она говорит правду, моя королева... хотя нравится мне не больше, чем остальные.
– Я не понимаю ее. – Пиат и Ксаро осыпали Дени обещаниями с тех самых пор, как увидели драконов, и провозглашали себя ее верными слугами, но от Куэйты она слышала лишь редкие загадочные слова. Беспокоило Дени и то, что она никогда не видела лица этой женщины. “Помни Мирри Маздуур, – говорила она себе. – Помни ее измену”. – Будем нести собственную стражу, пока мы здесь, – сказала Дени своим кровным всадникам. – Пусть никто не входит в это крыло дворца без моего разрешения, и пусть драконов охраняют неусыпно.
– Будет исполнено, кхалиси, – сказал Агго.
– Мы видели лишь ту часть Кварта, которую пожелал показать нам Пиат Прей. Осмотри остальное, Ракхаро, и расскажи мне об увиденном. Возьми с собой надежных мужчин – и женщин, чтобы они побывали там, куда мужчинам доступа нет.
– Будет исполнено, кровь моей крови.
– Ты, сир Джорах, отправляйся в гавань и посмотри, какие там стоят корабли. Я уже полгода не слышала никаких новостей из Семи Королевств. Быть может, боги прислали сюда из Вестероса какого нибудь доброго капитана, который отвезет нас домой.
– Для этого доброта не требуется, – нахмурился рыцарь. – Узурпатор убьет вас, это ясно как день. – Мормонт заправил большие пальцы за пояс. – Мое место здесь, рядом с вами.
– Меня постережет Чхого. Ты знаешь больше языков, чем мои кровные всадники, притом дотракийцы не доверяют морю и тем, кто плавает по нему. Эту услугу оказать мне можешь только ты. Походи между кораблей, поговори с матросами, узнай, откуда они пришли и куда следуют и что за люди командуют ими.
– Хорошо, моя королева, – неохотно кивнул рыцарь. Когда мужчины разошлись, служанки сняли с Дени запылившуюся в пути одежду, и она прошла к мраморному бассейну в тени портика. Вода была восхитительно прохладна, и в ней плавали крошечные золотые рыбки – они легонько пощипывали кожу, заставляя Дени хихикать. Как хорошо было нежиться, закрыв глаза, и знать, что она может отдыхать, сколько ей вздумается. Есть ли в Красном Замке Эйегона такой бассейн и такие сады, благоухающие лавандой и мятой? Должны быть. Визерис всегда говорил, что Семь Королевств – самое прекрасное место на свете.
Мысль о доме нарушила ее покой. Будь ее солнце и звезды жив, он переправился бы со своим кхаласаром через злые воды и разбил бы ее врагов, но его сила ушла из мира. У нее есть кровные всадники – они посвятили ей свою жизнь и умеют убивать, но лишь так, как это заведено у табунщиков. Дотракийцы грабят города и разоряют королевства, но править ими не могут. Дени не желала превращать Семь Королевств в выжженную пустыню, полную неспокойных духов. Довольно она видела слез. “Я хочу, чтобы мое королевство было прекрасным, чтобы в нем жили веселые дородные люди, красивые девушки и беззаботные дети. Хочу, чтобы люди улыбались, когда я проезжаю мимо, как, по словам Визериса, улыбались моему отцу”.
Но для этого она должна одержать победу.
"Узурпатор убьет вас, это ясно как день”, – сказал Мормонт. Роберт убил ее отважного брата Рейегара, а один из его приспешников переплыл Узкое море и пересек дотракийские степи, чтобы убить ее вместе с сыном, которого она носила. Говорят, Роберт Баратеон силен как бык, бесстрашен в бою и любит войну больше всего на свете. На его стороне могучие лорды, которых Визе рис называл псами узурпатора, – Эддард Старк с холодными глазами и ледяным сердцем и золотые Ланнистеры, отец и сын, богатые, всесильные и вероломные.
Может ли она надеяться победить их? Когда был жив кхал Дрого, люди дрожали перед ним и задаривали его, чтобы отвратить от себя его гнев. У тех, кто не делал этого, он отнимал их города, богатства и жен. Но его кхаласар был огромен, а ее – ничтожно мал. Ее люди пересекли вместе с ней красную пустыню, следуя за кометой, и последуют за ней через злые воды, но их будет недостаточно. Даже драконы не помогут. Визерис верил, что вся страна поднимется на защиту своего законного короля... но Визерис был глупец и верил в глупые вещи.
От этих сомнений Дени бросило в дрожь. Вода вдруг показалась ей холодной, покусывание рыбок стало раздражать. Она встала и вышла из бассейна, кликнув Ирри и Чхику.
Служанки вытерли ее, завернули в халат из песочного шелка, и мысли Дени вернулись к тем троим, что приехали к ней в Город Костей. “Кровавая Звезда привела меня в Кварт не напрасно. Здесь я найду то, что ищу, если у меня достанет силы взять то, что мне предлагают, и мудрости, чтобы избегнуть ловушек. Если боги хотят моей победы, они не оставят меня и пошлют мне знак, если же нет...”
Близился вечер, и Дени кормила драконов, когда Ирри, раздвинув шелковый занавес, сказала, что сир Джорах вернулся из гавани... и не один.
– Впусти их, кого бы он ни привел, – сказала охваченная любопытством Дени.
Когда они вошли, она расположилась на груде подушек, окруженная своими драконами. Человек, пришедший с рыцарем, был одет в плащ из зеленых и желтых перьев, а сам черен, как смола.
– Ваше величество, – сказал Мормонт, – позвольте представить вам Квухуру Мо, капитана “Пряного ветра” из города Высокодрева.
Чернокожий преклонил колени.
– Великая честь для меня, королева, – сказал он не на языке Летних островов, которого Дени не знала, а на беглом валирийском Девяти Вольных Городов.
– Взаимно, Квухуру Мо, – ответила ему Дени на том же языке. – Ты приплыл сюда с Летних островов?
– Это так, ваше величество, но прежде, с полгода тому назад, мы заходили в Старомест – и я привез вам оттуда чудесный подарок.
– Подарок?
– Да. Чудесную новость. Матерь Драконов, Бурерожденная, да будет тебе известно, что Роберт Баратеон мертв.
Над Квартом опускались сумерки, но в душе у Дени взошло солнце.
– Мертв! – повторила она. Черный Дрогон у нее на коленях зашипел, и бледный дымок окутал ее лицо, как вуаль. – Ты уверен? Узурпатор мертв?
– Так говорят в Староместе, и в Дорне, и в Лиссе, и во всех других портах, куда мы заходили.
"Он прислал мне отравленное вино – но я жива, а он умер”.
– Какая смерть постигла его? – Белый Визерион у нее на плече захлопал кремовыми крыльями, всколыхнув воздух.
– Он был растерзан чудовищным вепрем, охотясь в своем королевском лесу, – так я слышал в Староместе. В других местах говорят, что его погубила королева, либо его брат, либо лорд Старк, который был его десницей. Но все истории сводятся к одному: король Роберт умер и лежит в могиле.
Дени никогда не видела узурпатора в лицо, но дня не проходило, чтобы она о нем не думала. Его тень легла на нее с самого ее рождения, с того часа, когда она под вой бури явилась в мир, где ей не было места. А теперь чернокожий мореход убрал эту тень.
– На Железном Троне теперь сидит мальчик, – сказал сир Джорах.
– Да, король Джоффри царствует, – подтвердил Квухуру Мо, – но правят за него Ланнистеры. Братья Роберта бежали из Королевской Гавани. Говорят, они намерены бороться за корону. А десница, лорд Старк, друг короля Роберта, схвачен за измену.
– Нед Старк – изменник? – фыркнул сир Джорах. – Не ври мне. Скорее Долгое Лето настанет вновь, чем этот молодчик запятнает свою драгоценную честь.
– О какой чести может идти речь? – скачала Дени. – Он предал своего короля, как и Ланнистеры. – Ей приятно было услышать, что псы узурпатора передрались между собой, и она этому нисколько не удивилась. То же самое произошло, когда умер Дрого и его большой кхаласар распался на части. – Мой брат Визерис, который был истинным королем, тоже умер, – сказала она капитану с Летних островов. – Кхал Дрого, мой лорд муж, убил его, увенчав короной из расплавленного золота. – (Быть может, брат вел бы себя умнее, если бы знал, что возмездие, о котором он молился, свершится так скоро.)
– Я соболезную твоему горю. Матерь Драконов, – и несчастному Вестеросу, лишенному истинного короля.
Зеленый Рейегаль под ласковой рукой Дени уставился на гостя глазами из жидкого золота и оскалил зубы, блестящие, как черные иглы.
– Когда твой корабль опять придет в Вестерос, капитан?
– Боюсь, не раньше, чем через год. “Пряный ветер” отплывает на восток, чтобы совершить круг по Яшмовому морю.
– Вот как, – молвила разочарованная Дени. – Ну что ж, попутного тебе ветра и удачной торговли. Ты принес мне бесценный дар.
– Ты вознаградила меня с лихвой, о великая королева.
– Как так? – удивилась она.
– Я видел драконов, – с блеском в глазах ответил он.
– Надеюсь, не в последний раз, – засмеялась Дени. – Приезжай ко мне в Королевскую Гавань, когда я взойду на отцовский трон, и я вознагражу тебя по настоящему.
Чернокожий пообещал, что приедет, поцеловал ее пальцы и удалился. Чхику пошла проводить его, но сир Джорах остался.
– Кхалиси, – сказал он, – на вашем месте я не стал бы столь откровенно говорить о своих планах. Этот человек будет сеять слухи повсюду.
– Пусть его. Пусть целый мир знает о моих намерениях. Узурпатор мертв – что мне за дело?
– Не всем моряцким байкам можно верить – и даже если Роберт на самом деле умер, страной теперь правит его сын. Его смерть, в сущности, ничего не меняет.
– Она меняет все! – Дени резко поднялась на ноги, и драконы, завопив, растопырили крылья. Дрогон взлетел на карниз, двое других поскакали по полу, скребя концами крыльев по мрамору. – Прежде Семь Королевств были как кхаласар моего Дрого, спаявшего своей волей сто тысяч человек. Теперь государство распалось, как кхаласар после смерти моего кхала.
– Знатные лорды всегда дрались между собой. Скажите мне, кто из них победил, и я скажу вам, что это значит. Кхалиси, Семь Королевств не упадут вам в руки, как спелые персики с ветки. Вам понадобится флот, армия, золото, союзники...
– Все это я знаю. – Она взяла его руки в свои и заглянула в его темные настороженные глаза. “Порой он смотрит на меня как на ребенка, которого должен защищать, порой как на женщину, с которой хотел бы лечь в постель, но видит ли он во мне по настоящему свою королеву?” – Я уже не та испуганная девочка, которую ты встретил в Пентосе. Да, у меня за плечами всего пятнадцать именин... но я стара, как старухи из дош кхалина, и юна, как мои драконы. Я родила ребенка, схоронила кхала, я пересекла красную пустыню и Дотракийское море. Во мне течет кровь дракона.
– В вашем брате она тоже текла, – упрямо сказал Мормонт.
– Я не Визерис.
– Это верно. В вас, пожалуй, больше от Рейегара, но даже Рейегар дал себя убить. Роберт уложил его на Трезубце своим боевым молотом – всего лишь. Даже драконы смертны.
– Драконы смертны. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в небритую щеку. – Но смертны и те, кто их убивает.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:42 | Сообщение # 29

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

БРАН

Мира настороженно описала круг. В левой ее руке болталась сетка, в правой она держала тонкий трезубец. Лето следил за ней своими золотистыми глазами, высоко держа неподвижный хвост.
– Йай! – крикнула девушка и сделала выпад острогой. Волк метнулся влево и прыгнул Мира метнула сеть – та развернулась в воздухе, и волк угодил прямо в нее. Опутанный ею, он рухнул Мире на грудь и повалил ее на спину, выбив острогу у нее из руки. Влажная трава смягчила удар, но воздух с шумом вырвался у Миры из легких.
– Ты проиграла! – возликовал Бран.
– Нет, выиграла, – сказал ее брат Жойен. – Ведь Лето попался. И правда – волк рычал и барахтался в сети, пытаясь ее разорвать, но только еще хуже запутывался. Прогрызть сеть он тоже не мог.
– Выпусти его.
Мира, смеясь, обхватила пленного волка руками и покатилась с ним по траве. Лето жалобно заскулил, дрыгая лапами. Мира стала на колени, распутала там, дернула здесь, и волк внезапно освободился.
Бран распростер руки.
– Лето, ко мне. Осторожно! – Но волк уже врезался в него. Они упали, сцепившись, и стали возиться – один рычал, другой смеялся. В конце концов Бран оказался наверху, а волк, весь перемазанный в грязи, под ним. – Хороший зверь, – выдохнул мальчик, и Лето лизнул его в ухо.
Мира покачала головой:
– Он совсем никогда не злится?
– На меня – нет. – Бран сгреб волка за уши, и тот свирепо лязгнул зубами, но это была только игра. – Иногда он рвет мне одежду, но до крови ни разу не укусил.
– Тебя то нет, но если б он проскочил мимо моей сети...
– Тебя бы он тоже не тронул. Он знает, что ты мне нравишься. – Все прочие лорды и рыцари разъехались после праздника урожая, но Риды остались и сделались постоянными спутниками Брана. Жойен был так серьезен, что старая Нэн прозвала его маленьким дедушкой, но Мира напоминала Брану его сестру Арью – она не боялась испачкаться, бегать, драться и кидать камни умела не хуже мальчика. Правда, она старше Арьи – ей почти шестнадцать, и она взрослая женщина. Они оба старше Брана, хотя его девятые именины наконец то миновали, но никогда не обращаются с ним, как с ребенком.
– Лучше бы вы были нашими воспитанниками вместо Уолдеров. – Бран пополз к ближайшему дереву. Это было неприглядное зрелище, но когда Мира хотела поднять его, он сказал:
– Нет, не надо мне помогать. – Он извернулся, опираясь на руки, и привалился спиной к стволу высокого ясеня. – Вот видишь? – Лето растянулся рядом, положив голову ему на колени. – Никогда не видел раньше, как сражаются с помощью сети, – сказал Бран Мире, почесывая волка за ушами. – Это ваш мастер над оружием тебя научил?
– Нет, отец. У нас в Сероводье нет ни рыцарей, ни мастера над оружием, ни мейстера.
– А кто же занимается вашими воронами?
– Почтовые вороны не могут найти Сероводье, – улыбнулась она, – и враги тоже.
– Почему?
– Потому что наш дом движется. Бран никогда еще не слышал о движущихся замках. Может, Мира дразнит его?
– Хотелось бы мне на это посмотреть. Как ты думаешь, ваш лорд отец позволит мне побывать там, когда война кончится?
– Ты будешь у нас желанным гостем, мой принц, – и тогда, и теперь.
– Теперь? – Бран всю свою жизнь провел в Винтерфелле и очень хотел бы повидать дальние края. – Я спрошу сира Родрика, когда он вернется. – Старый рыцарь отправился на восток, чтобы уладить возникшие там беспорядки. Бастард Русе Болтона похитил леди Хорнвуд, когда она возвращалась с праздника урожая, и в ту же ночь женился на ней, хотя годился ей в сыновья. Затем лорд Мандерли захватил ее замок – чтобы защитить владения Хорнвудов от Болтонов, как уверял он в письме, но сир Родрик рассердился на него почти так же, как и на бастарда. – Он, может быть, меня отпустит – а вот мейстер Лювин ни за что.
Жойен Рид, сидевший, поджав ноги, под чардревом, серьезно сказал:
– Будет хорошо, если ты уедешь из Винтерфелла, Бран.
– Хорошо?
– Да. И чем скорее, тем лучше.
– У моего брата зеленый глаз, – сказала Мира. – Ему снится то, чего не было, но иногда его сны сбываются.
– Почему ты говоришь “иногда”, Мира? – Они обменялись взглядом – она смотрела с вызовом, он с грустью.
– Тогда скажи, что с нами будет, – попросил Бран
– Скажу, если и ты расскажешь мне о своих снах. В богороще стало совсем тихо. Бран слышал, как шелестят листья и Ходор плещется в горячем пруду. Он вспомнил о золотом человеке и трехглазой вороне, вспомнил хруст костей на зубах и медный вкус крови.
– Мне ничего не снится. Мейстер Лювин дает мне сонное зелье.
– И как, помогает?
– Иногда.
– Весь Винтерфелл знает, что ты по ночам кричишь и просыпаешься весь в поту, Бран, – сказала Мира. – Женщины говорят об этом у колодца, а стражники – в караульной.
– Скажи нам – чего ты так боишься? – спросил Жойен.
– Не хочу. Это всего лишь сны. Мейстер Лювин говорит, что сны могут означать все что угодно или ничего.
– Брату тоже снятся самые обыкновенные сны, которые могут означать что угодно, но зеленые сны – дело иное.
Глаза у Жойена были цветом, как мох, и порой, когда он смотрел на тебя, казалось, будто он видит что то другое – вот как теперь.
– Мне приснился крылатый волк, прикованный к земле серыми каменными цепями, – сказал он. – Это был зеленый сон, поэтому я знаю, что он правдивый. Ворона пыталась расклевать его цепи, но ее клюв откалывал от камня только крохотные кусочки.
– У этой вороны было три глаза? Жойен кивнул. Лето поднял голову с колен Брана и уставился на юного Рида темно золотыми глазами.
– Когда я был маленький, я чуть не умер от серой лихорадки – тогда ворона и явилась мне впервые.
– А ко мне она прилетела после того, как я упал, – вырвалось у Брана. – Я долго спал, и она сказала “лети или умри”, и я проснулся сломанным, но так и не полетел.
– Ты можешь полететь, если захочешь. – Мира окончательно распутала свою сеть и стала складывать ее.
– Тот крылатый волк – это ты, Бран, – сказал Жойен. – Я не был уверен в этом, когда мы сюда приехали, но теперь я уверен. Ворона послала нас, чтобы разбить твои цепи.
– А где она? У вас в Сероводье?
– Нет. Ворона на севере.
– На Стене? – Брану всегда хотелось посмотреть Стену – а теперь и его сводный брат Джон служит там в Ночном Дозоре.
– За Стеной. – Мира прицепила сеть к поясу. – Когда Жойен рассказал свой сон нашему лорду отцу, он послал нас в Винтерфелл.
– Как же мне разорвать эти цепи, Жойен? – спросил Бран.
– Ты должен открыть свой глаз.
– Они и так открыты оба – не видишь, что ли?
– Да, два глаза открыты.
– Так у меня больше и нет.
– У тебя их три. Ворона дала тебе третий глаз, но ты не хочешь его открывать. – Жойен говорил мягко и медленно. – Двумя глазами ты видишь мое лицо – тремя ты заглянул бы мне в сердце. Двумя глазами ты видишь вот этот дуб – тремя ты увидел бы желудь, из которого он вырос, и пень, который когда нибудь от него останется. Двумя глазами ты видишь не дальше своих стен – тремя ты увидел бы южные земли вплоть до Летнего моря и северные, что лежат за Стеной.
Лето встал, а Бран сказал с нервной улыбкой:
– Мне незачем видеть так далеко. И я не хочу больше говорить о воронах. Поговорим лучше о волках. Или о львоящерах. Вы когда нибудь охотились на них, Мира? У нас они не водятся.
Мира нашла в кустах свою острогу.
– Они живут в воде, в тихих ручьях и глубоких болотах...
– Львоящеры тебе тоже снились? – прервал Жойен.
– Нет. Я же сказал, что не хочу...
– А волки?
Его расспросы сердили Брана.
– Я не обязан рассказывать тебе мои сны. Я принц. Я Старк из Винтерфелла.
– Тебе снился Лето?
– Замолчи.
– В ночь праздника урожая тебе снилось, что ты Лето и бегаешь в богороще, правда?
– Перестань! – крикнул Бран. Лето подался к чардреву, оскалив белые зубы.
Жойен Рид, не обращая на них внимания, гнул свое:
– Когда я притронулся к Лету, я почувствовал в нем тебя. Ты и теперь в нем.
– Не мог ты ничего почувствовать. Я был в постели и спал.
– Ты был в богороще, одетый в серую шкуру.
– Это был просто дурной сон... Жойен встал:
– Я почувствовал тебя. Почувствовал, как ты падаешь. Вот чего ты боишься, да? Падения?
"Да, падения, – подумал Бран, – и золотого человека, брата королевы. Но падения больше”. Вслух он этого не сказал. Как он мог? Он не рассказывал об этом ни сиру Родрику, ни мейстеру Лювину – и Ридам тоже не скажет. Если не говорить, то все может быть, и забудется. Он не хотел ничего помнить – да это, может, и ненастоящее воспоминание.
– Ты каждую ночь падаешь, Бран? – тихо спросил Жойен. Басовитое ворчание вырвалось из горла Лета, и это больше не было игрой. Волк двинулся вперед, ощерившись и сверкая глазами. Мира встала между ним и братом с острогой в руке.
– Отзови его, Бран.
– Жойен его злит. Мира тряхнула сетью.
– Это твой гнев, Бран, – сказал ее брат. – И твой страх.
– Не правда. Я не волк. – Однако он выл с ними по ночам и чувствовал вкус крови в своих волчьих снах.
– Часть тебя – это Лето, а часть Лета – это ты. Ты это знаешь, Бран.
Лето ринулся вперед, но Мира загородила ему дорогу, грозя своим трезубцем. Волк шмыгнул в сторону, сделал круг и стал подкрадываться. Мира повернулась к нему лицом.
– Отзови его, Бран.
– Лето! Ко мне, Лето! – крикнул Бран и хлопнул себя ладонью по ляжке так, что руке стало больно – но мертвая нога ничего не почувствовала.
Волк снова бросился вперед, и снова Мира отогнала его, пригрозив острогой. Лето увернулся и отскочил назад. Кусты позади зашелестели, и оттуда появилась черная поджарая фигура с оскаленными зубами. Бран почуял запах ярости Лета. Волосы у Брана на затылке встали дыбом. Мира придвинулась к брату, волки были по обе стороны от них.
– Бран, отзови их.
– Не могу!
– Жойен, лезь на дерево.
– Нет нужды. Не в этот день мне суждено умереть.
– Быстро! – вскричала она, и Жойен полез на чардрево, цепляясь за вырезанный на нем лик. Волки приближались. Мира, бросив острогу и сеть, подпрыгнула и ухватилась за ветку у себя над головой. Лохматый Песик щелкнул зубами, едва не задев ее лодыжку, но она уже подобрала ноги. Лето сел и завыл, а Лохматый Песик принялся трепать сеть.
Только тогда Бран вспомнил, что они тут не одни. Он сложил руки у рта и позвал:
– Ходор! Ходор! Ходор!! – Он чувствовал сильный испуг и почему то стыд. – Ходора они не тронут, – заверил он своих сидящих на дереве друзей.
Вскоре послышалось нестройное, без слов, пение. Ходор прибежал от горячих прудов полуодетый и весь в грязи, но Бран никогда еще так ему не радовался.
– Ходор, помоги мне. Прогони волков.
Ходор принялся за дело рьяно – он махал руками, топал ногами и бегал от одного волка к другому, крича: “Ходор! Ходор!” Лохматый Песик, рыкнув напоследок, удрал в кусты, а Лето вернулся к Брану и лег рядом с ним.
Мира слезла, подхватила с земли острогу и сеть, не сводя глаз с Лета.
– Мы еще поговорим с тобой, – пообещала она Брану. “Но это ведь волки, а не я”, – подумал он. Бран не понимал, с чего они так озверели. Может, мейстер Лювин и прав, что держит их в богороще.
– Ходор, – сказал Бран, – отнеси меня к мейстеру. Башенка мейстера под вороньей вышкой принадлежала к числу излюбленных мест Брана. Лювин был безнадежным неряхой, но нагромождение его книг, свитков и бутылок казалось Брану столь же знакомым и успокоительным, как мейстерова плешь или широкие рукава его просторных серых одежд. Вороны Брану тоже нравились.
Лювин сидел на высоком табурете и что то писал. С отъездом сира Родрика все хозяйственные заботы по замку пали на его плечи.
– А а, мой принц. Чего то вы рано сегодня явились на уроки. – Мейстер каждый день по несколько часов давал уроки Брану, Рикону и Уолдерам Фреям.
– Ходор, стой смирно. – Бран ухватился руками за стенной светильник, подтянулся и вылез из корзины. Какой то миг он висел на руках, потом Ходор перенес его на стул. – Мира говорит, что у ее брата зеленый глаз.
Мейстер почесал нос гусиным пером.
– Вот как?
– Да. Вы говорили, что зеленым зрением обладали Дети Леса, – я помню.
– Некоторые их мудрецы будто бы имели великую власть – их называли “видящими сквозь зелень”.
– Это было волшебство?
– Можно и так сказать, за неимением лучшею слова. Но в сущности это просто знание особого рода.
– Как они это делали? Лювин отложил перо.
– Никто не знает толком, Бран. Дети Леса ушли из мира, и мудрость их ушла с ними. Мы думаем, что это было как то связано с ликами на деревьях. Первые Люди верили, что видящие сквозь зелень каким то образом способны смотреть глазами чардрев. Потому то люди и рубили деревья, когда воевали с Детьми Леса. Считается также, что древовидцы имели власть над лесными зверями, птицами и даже рыбами. Маленький Рид хочет сказать, что он тоже обладает такой силой?
– Нет, не думаю. Но Мира говорит, что он видит сны, которые иногда сбываются.
– Все мы видим сны, которые иногда сбываются. Ты, скажем, увидел своего лорда отца в крипте еще до того, как мы узнали о его смерти, – помнишь?
– Рикон тоже его видел. Нам приснился одинаковый сон.
– Ты можешь назвать его зеленым, если хочешь... но не забудь при этом о тех десятках тысяч ваших с Риконом снов, которые не сбылись. Помнишь, я рассказывал тебе о цепях, которые каждый мейстер носит на шее?
Бран подумал немного, вспоминая.
– Мейстер выковывает свою цепь в Цитадели Староместа. Вы надеваете ее на себя, потому что даете обет служения, и она сделана из разных металлов, потому что вы служите государству, а в государстве живут разные люди. Изучив какую нибудь науку, вы прибавляете к цепи еще одно звено: чугун дается за искусство воспитывать воронов, серебро – за врачевание, золото – за науку счета и цифири. А дальше я не помню.
Лювин продел палец под свою цепь и стал поворачивать ее дюйм за дюймом. Шея у него для человека маленького роста была толстая, и цепь сидела туго, но все же поддавалась вращению.
– Это валирийская сталь, – сказал мейстер, когда ему на кадык легло звено из темно серого металла. – Только у одного мейстера из ста есть такое. Оно означает, что я изучил то, что в Цитадели называется “высшими тайнами” – то есть магию, за неимением лучшего слова. Захватывающая наука, но пользы от нее мало – вот почему лишь немногие из мейстеров дают себе труд заниматься ею.
Все те, кто изучает высшие тайны, сами рано или поздно пробуют чародействовать. Я тоже, должен сознаться, поддался искушению. Что поделаешь, я тогда был мальчишкой, а какой юнец не мечтает втайне открыть в себе неведомую ранее силу? Но в награду за свои усилия я получил не больше, чем тысяча мальчиков до меня и тысяча после. Магия, как это ни печально, не действует больше.
– Нет, иногда действует, – возразил Бран. – Мне ведь приснился тот сон, и Рикону тоже. И на востоке есть маги и колдуны...
– Вернее, люди, которые называют себя магами и колдунами. У меня в Цитадели был друг, который мог достать розу у тебя из уха, но колдовать он умел не больше, чем я. Есть, конечно, многое, чего мы еще не понимаем. Время складывается из веков и тысячелетий, а что видит всякий человек за свою жизнь, кроме нескольких лет и нескольких зим? Мы смотрим на горы и называем их вечными, и они действительно кажутся такими... но с течением времен горы вздымаются и падают, реки меняют русло, звезды слетают с небес, и большие города погружаются в море. Мне думается, даже боги умирают. Все меняется... Возможно, некогда магия была в мире могущественной силой, но теперь это больше не так. Нам осталась разве что струйка дыма, висящая в воздухе после большого пожара, да и она уже тает. Последним углем, тлеющим на пожарище, была Валирия, но Валирии больше нет. Драконы исчезли, великаны вымерли. Дети Леса вместе со всем своим знанием преданы забвению. Нет, мой принц, – может, Жойен Рид и видел пару снов, которые, как он думает, сбылись, но он не древовидец. Ни у кого из ныне живущих нет такой власти.
Все это Бран передал Мире – она пришла к нему в сумерки, когда он сидел на окне и смотрел, как в замке зажигаются огни.
– Я сожалею о том, что случилось с волками. Лето не должен был нападать на Жойена, но и Жойену не надо было расспрашивать меня про мои сны. Ворона солгала, сказав, что я могу летать, и твой брат тоже лжет.
– А может быть, это твой мейстер заблуждается?
– Ну уж нет. Даже мой отец доверял его советам.
– Да, твой отец выслушивал его, не сомневаюсь, но в конце концов решал все по своему. Хочешь, я расскажу, что приснилось Жойену о тебе и твоих приемных братьях?
– Уолдеры мне не братья. Мира пропустила это мимо ушей.
– Вы сидели за ужином, но вместо слуги еду подавал мейстер Лювин. Перед тобой он положил сочный кусок мяса с кровью, пахнущим так, что слюньки текли, а Фреям подал какую то серую мертвечину. Но им их ужин понравился больше, чем тебе твой.
– Не понимаю.
– Еще поймешь – так брат сказал. Вот тогда и поговорим. В тот вечер Бран побаивался садиться за ужин, но когда время пришло, ему подали пирог с голубями, как и всем остальным, и он не усмотрел ничего необычного в том, что ели Уолдеры. “Мейстер Лювин прав, – сказал себе Бран. – Ничего плохого в Винтерфелле не случится, что бы там ни говорил Жойен”. Бран испытал облегчение... но и разочарование тоже. Волшебство способно на все: мертвые оживают, деревья говорят, а сломанные мальчики становятся рыцарями, когда вырастают.
– Но волшебства больше нет, – сказал он во мрак своей комнаты, улегшись в постель, – а сказки – они и есть сказки.
Не будет он никогда ни ходить, ни летать и рыцарем тоже не станет.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Арианна

Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 17:47 | Сообщение # 30

Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012

ТИРИОН

Тростник на полу колол подошвы босых ног. – Странное же время выбрал мой кузен для визита, – сказал Тирион одуревшему со сна Подрику Пейну, явно ожидавшему хорошей взбучки за то, что разбудил хозяина. – Проведи его в горницу и скажи, что я сейчас приду.
Судя по черноте за окном, было далеко за полночь. Быть может, Лансель рассчитывал найти его в этот час сонным и плохо соображающим? Да нет, Ланселю рассчитывать несвойственно – тут чувствуется воля Серсеи. Но сестру ждет разочарование. Тирион, даже когда укладывался в постель, работал допоздна при свече – читал, изучал донесения шептунов Вариса и корпел над счетными книгами Мизинца, пока цифры не расплывались и глаза не начинали болеть.
Он поплескал на лицо чуть теплой водой из таза и не спеша посидел на судне в чулане, где ночной воздух холодил голое тело. Сиру Ланселю шестнадцать, и терпением он не славится. Пусть подождет и дозреет. Тирион накинул халат и взъерошил свои редкие желтые волосы, придав себе вид только что проснувшегося человека.
Лансель расхаживал взад вперед перед догоревшим очагом в красном бархатном камзоле, чьи прорези открывали черную шелковую подкладку, с мечом в золоченых ножнах и украшенным драгоценностями кинжалом на поясе.
– Здравствуй, кузен, – сказал Тирион. – Ты нечасто балуешь меня визитами. Чему я обязан столь неожиданным удовольствием?
– Ее величество королева регентша приказывает тебе освободить великого мейстера Пицеля. – Сир Лансель показал Тириону красную ленту с оттиснутой на золотом воске львиной печатью Серсеи. – Вот ее приказ.
– Вижу, – отмахнулся Тирион. – Надеюсь, сестра не переоценила свои силы – ведь она только что оправилась после болезни. Великая будет жалость, если она расхворается снова.
– Ее величество совершенно здорова, – кратко заверил сир Лансель.
– Это звучит музыкой для моего слуха. – (Только вот мотив не совсем мне по вкусу. Надо было дать ей дозу побольше.) Тирион надеялся, что еще несколько дней обойдется без вмешательства Серсеи, но ее быстрое выздоровление не слишком удивило его. Она как никак близнец Джейме. Тирион изобразил на лице приятную улыбку. – Разведи нам огонь, Под, здесь слишком холодно, на мой взгляд. Выпьешь со мной, Лансель? От подогретого вина я сплю крепче.
– Я в снотворном не нуждаюсь. Я пришел по поручению ее величества, а не затем, чтобы пить с тобой, Бес.
"Рыцарство сделало мальчика дерзким, – подумал Тирион, – рыцарство и та печальная роль, которую он сыграл в смерти короля Роберта”.
– Да, вино может быть опасным, – улыбнулся Тирион, наливая себе. – Что до великого мейстера Пицеля... я думаю, если бы мою дорогую сестру по настоящему заботила его участь, она пришла бы ко мне сама. Вместо этого она посылает тебя. Что я должен из этого заключить?
– Заключай что хочешь, только освободи его. Великий мейстер – испытанный друг королевы регентши и находится под ее личным покровительством. – На губах юноши мелькнула тень усмешки – он наслаждался своей ролью. Берет уроки у Серсеи. – Ее величество решительно не согласна с твоим самоуправством и напоминает тебе, что регент Джоффри – она.
– Однако я – десница Джоффри.
– Десница служит, – указал ему юный рыцарь, – регент же правит до совершеннолетия короля.
– Запиши это, чтобы я лучше запомнил. – Огонь разгорелся, весело треща. – Ты можешь идти, Под. – Мальчик вышел, и Тирион спросил кузена:
– Ты хотел сказать еще что то, верно?
– Да. Ее величество велела передать тебе, что сир Джаселин Байвотер отказался выполнить приказ, отданный от имени самого короля. Итак, Серсея уже приказывала Байвотеру освободить Пицеля, но он отказался.
– Понимаю.
– Она настаивает на том, чтобы снять его с должности и арестовать за измену. Предупреждаю тебя...
Тирион отставил свой кубок.
– Твоих предупреждений я слушать не стану, мальчик.
– Сир, – надменно поправил Лансель и положил руку на меч – возможно, чтобы напомнить Тириону, что он у него есть. – Выбирай слова, когда говоришь со мной, Бес. – Он очень старался быть грозным, но эти его нелепые усики портили все дело.
– Оставь свой меч в покое. Стоит мне крикнуть, сюда ворвется Шагга и убьет тебя – топором, заметь, а не винным мехом.
Лансель покраснел. Неужели он так глуп, что полагает, будто его участие в смерти Роберта прошло незамеченным?
– Я рыцарь...
– Это я уже понял. Скажи – Серсея посвятила тебя в рыцари до того, как уложила к себе в постель, или после?
Блеск в зеленых глазах Ланселя ответил Тириону лучше всяких слов. Варис сказал правду. Ну что ж, никто не упрекнет Серсею в том, что она не любит своих родных.
– Тебе нечего сказать? Ты больше ни о чем не хочешь предупредить меня, сир?
– Возьми свои грязные обвинения назад, не то...
– Постой. Ты никогда не думал о том, как поступит Джоффри, когда я скажу ему, что ты убил его отца, чтобы спать с его матерью?
– Все было совсем не так! – в ужасе воскликнул Лансель.
– Да ну? А как же все было?
– То вино дала мне королева! И ваш собственный отец лорд Тайвин, когда меня назначили оруженосцем короля, наказал мне повиноваться ей во всем.
– А спать с ней он тебе тоже наказывал? – Поглядите только. Он не так высок, не так красив, и волосы у него не золотые, а песочные... но, как видно, даже бледная копия Джейме лучше, чем пустая постель. – Нет? Я так и думал.
– Я не хотел... Я делал только то, что мне приказывали, я...
– ...повиновался с глубочайшим отвращением – это ты хочешь мне внушить? Высокое положение при дворе, рыцарство, моя сестра, раздвигающая для тебя ноги по ночам, – что может быть ужаснее! – Тирион вскочил на ноги. – Жди здесь. Его величеству любопытно будет послушать об этом.
Вся дерзость мигом слетела с Ланселя. Юный рыцарь упал на колени, превратившись в испуганного мальчика.
– Сжальтесь, милорд, молю вас.
– Прибереги это для Джоффри. Он любит, когда его молят.
– Милорд, вы знаете, что я действовал по приказу вашей сестры, но его величество этого никогда не поймет...
– Ты хочешь, чтобы я скрыл правду от короля?
– Ради моего отца! Я уеду из города, и все забудется! Клянусь, я покончу...
Тириону трудно было удержаться от смеха.
– Да нет, не стоит.
– Милорд? – растерялся юноша.
– Ты говоришь, мой отец приказал тебе слушаться Серсею. Вот и слушайся. Будь рядом с ней, не выходи у нее из доверия, доставляй ей удовольствие всякий раз, как она этого пожелает. Никто ничего не узнает... пока будешь слушаться и меня тоже. Я хочу знать, что Серсея делает, куда она пошла, о чем она говорит, какие она строит планы, ведь будешь рассказывать мне об этом, правда?
– Да, милорд, – ответил Лансель не колеблясь. Тириону это понравилось. – Клянусь – я сделаю все, что вы прикажете.
– Встань. – Тирион наполнил второй кубок и дал кузену. – Выпей за наше понимание. Пей – в замке, насколько я знаю, вепрей не водится. – Лансель взял кубок и выпил, как неживой. – Улыбнись же, кузен. Сестра моя – красивая женщина, и ты делаешь это для блага государства. И с выгодой для себя. Рыцарство – это пустяки. Если будешь умницей, я сделаю тебя лордом. – Тирион качнул своим кубком. – Серсея должна верить в тебя нерушимо. Ступай к ней и скажи, что я прошу у нее прощения. Скажи, что ты меня напугал, что я не хочу с ней ссориться и отныне ничего не сделаю без ее согласия.
– Но как же...
– О, Пицеля я ей отдам.
– Отдадите?
– Я освобожу его завтра, – улыбнулся Тирион. – Я мог бы поклясться, что не тронул даже волоска на его голове, но это было бы не совсем правдиво. Во всяком случае, он почти не пострадал, хотя не поручусь за его бодрость. Каменные мешки – не слишком здоровое место для человека его лет. Серсея может оставить его при себе вместо собачки или отправить на Стену – мне все равно, лишь бы в совете его не было.
– А сир Джаселин?
– Скажи сестре, что со временем надеешься переманить его от меня. Это должно удовлетворить ее на какой то срок.
– Как прикажете, – сказал Лансель и допил вино.
– И еще. Короля Роберта больше нет, и было бы нежелательно, если бы его скорбящая вдова вдруг забрюхатела.
– Милорд, я... мы... королева велела, чтобы я... – Уши у парня стали красными, как знамя Ланнистеров. – Я изливаю свою влагу ей на живот, милорд.
– Прелестный животик, не сомневаюсь. Орошай его сколько душе угодно... но смотри, чтобы твоя роса не пролилась мимо. Больше племянников мне не надобно – ясно?
Сир Лансель отвесил испуганный поклон и удалился.
На миг Тирион позволил себе пожалеть его. “Еще один дурачок, и слабенький к тому же, – но он не заслужил того, что я и Серсея с ним проделываем. Счастье, что у дяди Кивана есть еще два сына – этот едва ли протянет до конца года. Серсея убьет его на месте, если узнает, что он ее предал, и если даже она по милости богов этого не узнает, Лансель все равно не переживет того дня, когда Джейме вернется в Королевскую Гавань. Вопрос только в том, зарубит его Джейме в припадке ревности или Серсея прикончит его первая, чтобы оставить Джейме в неведении. Тирион ставил на Серсею.
Его обуяло беспокойство, и он понимал, что больше уже не уснет. Во всяком случае, здесь. Подрик Пейн спал на стуле за дверью горницы, и Тирион тряхнул его за плечо.
– Позови Бронна, а потом беги на конюшню и вели оседлать двух лошадей.
– Лошадей? – пробормотал сонный оруженосец.
– Ну да. Таких больших четвероногих тварей, которые любят яблоки. Ты их уже видел, я уверен. Но сначала Бронна. Наемник не заставил себя ждать.
– Кто напрудил тебе в суп? – осведомился он.
– Серсея, кто же еще. Мне пора бы уже привыкнуть к этому вкусу. Моя дражайшая сестрица, похоже, принимает меня за Неда Старка.
– Я слыхал, он был выше ростом.
– Только не после того, как Джефф снял с него голову. Надо было тебе одеться потеплее – ночь холодная.
– Мы что, куда то едем?
– Блестящий ум. Наемники все такие?
На улицах было опасно, но с Бронном Тирион не слишком боялся за себя. Стража выпустила их через калитку в северной стене, и они поехали по Дороге Тени вокруг холма Эйегона, а потом свернули в Свиной переулок, где стояли высокие дома с выбитыми окнами, чьи верхние этажи выдавались так далеко вперед, что почти соприкасались с противоположными. Луна бежала за всадниками, прячась за дымовые трубы. На всем пути им встретилась только старуха, тащившая за хвост дохлую кошку. Она с опаской посмотрела на них, словно боясь, что они отнимут у нее добычу, и молча шмыгнула во тьму.
Тирион размышлял о тех, кто был десницей до него и не сумел противостоять сестриному коварству. Да и где им! Чересчур честные, чтобы жить, чересчур благородные, чтобы врать. Серсея таких каждый день на завтрак ест. Единственный способ победить сестру – это играть по ее правилам, а на это лорды Старк и Аррен никогда бы не пошли. Не диво, что они оба мертвы, – а вот Тирион Ланнистер никогда еще не чувствовал себя более живым. Короткие ноги сделали бы его смешным на балу в праздник урожая, но этот танец он знает как никто.
Бордель, несмотря на поздний час, был полнехонек. Катая встретила их радушно и проводила в зал. Бронн отправился наверх с темноглазой девицей из Дорна, но Алаяйя была занята.
– Она будет вам рада, – сказала Катая. – Я распоряжусь, чтобы приготовили комнату в башне. Не хочет ли милорд тем временем выпить вина?
– Охотно.
Напиток был неважнецкий по сравнению с винами из Бора, которые подавались в этом доме прежде.
– Вы уж простите нас, милорд, – сказала Катая. – Хорошее вино теперь ни за какие деньги не купишь.
– Это ты верно говоришь.
Катая, посидев с ним немного, извинилась и ушла. “Красивая баба, – подумал Тирион, проводив ее взглядом. – Такое достоинство и грацию у шлюхи редко встретишь. Хотя она себя, конечно, считает скорее жрицей. В этом то, пожалуй, и весь секрет. Не столь уж важно, что мы делаем, – важно как”. Эта мысль почему то успокоила его.
Другие посетители поглядывали на него искоса. В последний раз, когда он выезжал в город, один человек плюнул на него... вернее, попытался. Плевок вместо него попал на Бронна – впредь тот малый будет плеваться без зубов.
– Милорду одиноко? Его никто не любит? – Даней скользнула ему на колени и куснула за ухо. – У меня есть лекарство от этого.
Тирион с улыбкой покачал головой:
– Ты просто прелесть, милочка, но я уже привык к лекарству Алаяйи.
– Потому что мое не пробовали. Вы всегда выбираете одну только Яйю. Она, конечно, хороша, но я лучше – хотите удостовериться?
– Может быть, в следующий раз. – Тирион не сомневался, что с Даней он не соскучится. Этакая курносая попрыгунья, конопатенькая и с рыжей гривой ниже пояса. Но его ждет Шая.
Даней, хихикая, пощупала его между ног.
– А вот он не хочет ждать до следующего раза. Спорить могу, он хочет выскочить и пересчитать все мои веснушки.
– Даней. – Алаяйя появилась на пороге, черная и веющая холодом, в прозрачных зеленых шелках. – Его милость пришел ко мне.
Тирион мягко освободился из объятий другой и встал. Даней не стала возражать.
– В следующий раз, – напомнила она, сунув в рот палец.
– Бедная Даней, – сказала темнокожая девушка, поднимаясь с Тирионом по лестнице. – У нее осталось две недели, чтобы залучить к себе милорда, – иначе она проиграет свой черный жемчуг Марей.
Тирион видел эту Марей пару раз – бледная, сдержанная, деликатная. Зеленые глаза, фарфоровая кожа, длинные, прямые, серебристые волосы – очень красивая, но уж слишком серьезная.
– Мне будет жаль, если бедное дитя проиграет из за меня.
– Ну так пойдите с ней в следующий раз.
– Может, и пойду.
– Я вам не верю, милорд, – улыбнулась Алаяйя. “Да, она права. Пусть Шая всего лишь шлюха, я верен ей по своему”.
В башенке он, открыв шкаф, с любопытством взглянул на Алаяйю.
– А что ты делаешь, пока меня нет?
Она потянулась всем телом, как гибкая черная кошечка.
– Сплю. У меня стало куда больше отдыха, когда вы начали ходить к нам, милорд. Марей учит нас читать – может быть, скоро я смогу коротать время с книгой.
– Сон – это хорошо. А книги еще лучше. – Тирион чмокнул ее в щеку и спустился в подземный ход.
Выехав из конюшни на своем лысом мерине, он услышал плывущие над крышами звуки музыки. Приятно было, что люди еще способны петь посреди всей этой бойни и голода. Знакомые ноты напомнили ему Тишу – так она пела ему полжизни назад.
Он остановился послушать. Мотив был не тот, а слов за дальностью он не разбирал. Нет, это другая песня – оно и понятно. Его милая Тиша лгала ему с начала и до конца – она была обыкновенная шлюха, нанятая его братом Джейме, чтобы сделать Тириона мужчиной.
"Теперь я освободился от нее, – думал он. – Полжизни она преследовала меня, но теперь я не нуждаюсь в ней больше – точно так же, как в Алаяйе, Даней, Марей и всех прочих, с которыми переспал за эти годы. Теперь у меня есть Шая. Шая”.
Ворота ее дома были наглухо заперты. Тирион стучал, пока в них не открылся резной бронзовый глаз.
– Это я. – Человек, впустивший его, был одной из лучших находок Вариса – браавосский головорез с заячьей губой и бельмом на глазу. Тирион не желал, чтобы Шаю охраняли красивые молодые парни. “Подбери мне старых, безобразных, изуродованных, а всего лучше страдающих бессилием, – сказал он евнуху. – Таких, что предпочитают мальчиков – или овец, если на то пошло”. Любителей овец Варис не нашел, зато сыскал евнуха душителя и пару дурно пахнущих ибенессцев, любивших свои топоры не меньше, чем друг друга. Остальные, один другого страшнее, могли бы украсить любую тюрьму. Когда Варис провел их перед ним, Тирион испугался даже, не слишком ли далеко он зашел, но Шая не произнесла ни слова жалобы. Да и с чего бы? “На меня то она не жалуется, а я страшнее всех ее стражников, вместе взятых. Может, она уже и не замечает чужого уродства”.
Но он и теперь предпочел бы, чтобы Шаю охраняли его горцы – Черноухие Чиллы или Лунные Братья. Он полагался на их железную преданность и чувство чести больше, чем на корыстных наемников. Однако риск был слишком велик. Вся Королевская Гавань знала, что дикари служат ему. Если он пошлет сюда Черноухих, весь город рано или поздно узнает, что десница короля содержит наложницу.
Один из ибенессцев принял у него коня.
– Ты уже разбудил ее? – спросил Тирион.
– Нет, милорд.
– Хорошо.
Очаг в спальне прогорел до углей, но тепло еще держалось. Шая, сбросив во сне одеяло и простыни, лежала на перине нагая, и тусклый свет очага обрисовывал мягкие округлости ее молодого тела. Тирион стоял в дверях и упивался ее видом. “Она моложе Марей, милее Даней, красивее Алаяйи – она все, что мне нужно, и больше того. Как может шлюха казаться такой чистой и невинной?”
Он не хотел ее беспокоить, но один ее вид привел его в полную готовность. Он сбросил одежду на пол, забрался в постель, тихонько раздвинул ей ноги и поцеловал ее там. Шая пробормотала что то во сне. Он поцеловал еще раз и стал лизать ее тайную сладость, пока его борода и ее лоно не увлажнились. Она тихо застонала и вздрогнула – тогда он лег сверху, вошел в нее и почти сразу взорвался.
Она открыла глаза и с улыбкой погладила его по голове.
– Какой сладкий сон мне приснился, милорд. Тирион куснул ее маленький твердый сосок и положил голову ей на плечо. Он не ушел из нее – он хотел бы никогда из нее не уходить.
– Это не сон, – сказал он. “Да, это не сон, а действительность – война, интриги, вся эта большая кровавая игра, – и в середине я, карлик, чудовище, презираемый и осмеиваемый, но крепко забравший в руки власть, город и эту женщину. Именно для этого я был создан – и мне это нравится, да простят меня боги.
А ее я люблю. Люблю”.

Подпись

Каждому воздастся по его вере. (с)

Береза и волос единорога 13 дюймов

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Битва Королей (Джордж Мартин)

Страница 2 из 5
«
1
2
3
4
5
»