|
Dark Gods in the Blood
|
|
|
Фрея |
Дата: Четверг, 26 Апр 2012, 18:25 | Сообщение # 16 |
Маркиза Ванадис-Штерн
Новые награды:
Сообщений: 445
Магическая сила:
| Глава шестая
Они умирали медленной смертью, это было ясно. Они не были врагами, не были преступниками, теперь в них не было ничего земного, – остались лишь черные тени болезни и голода, лежащие в зеленоватом сумраке.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Наверное, именно то, что Николас закричал, и сподвигло Гермиону на следующей неделе отправиться в Йоркшир. Разжав кулак с портключом, едва держась на ногах после перемещения, она довольно убедительно сказала себе, что так и было, не желая задумываться о более глубоких мотивах своего поступка.
Разумеется, истерика шокировала и даже испугала. Франсуаза провозилась не меньше часа, пытаясь успокоить ребенка. Его крик быстро превратился в захлебывающиеся, истеричные всхлипы. Рон, конечно, тут же занялся пищащей Элис, решившей присоединиться к оглушающей какофонии звуков, издаваемых братом.
Гермиона же просто наблюдала.
В конце концов, Николас успокоился, и ему разрешили уйти к себе наверх. Когда бормотание Элис стало совсем сонным, ее уложили в кроватку. Взрослые, бледные и взволнованные, переместились в гостиную, где чашка за чашкой глотали кофе и изо всех сил пытались притвориться, что вечер удался.
– Простите, – Франсуаза попыталась сгладить ситуацию, – понятия не имею, что с ними сегодня.
Вскоре Гермиона аппарировала в Лондон и растянулась на гостиничной кровати. Полузвериный, полный ужаса взгляд Николаса все еще преследовал ее, и она не представляла, что с этим делать.
Почему ее появление спровоцировало такую реакцию?
По правде говоря, Гермиона не знала, понимает ли Николас, с кем имеет дело. Их не представили друг другу, и гостья могла только догадываться, сообразил ли мальчик, кто она.
Но его взгляд…
Даже если это не было единственной причиной того, почему сейчас ноги несли ее к психиатрической лечебнице Перкинса, то уж точно одной из них.
Дверь с грохотом распахнулась; женщина в приемной тепло улыбнулась Гермионе.
– С добрым утром, – сказала медсестра-регистратор. – Я помню ваше лицо, мисс, но, к сожалению, забыла имя.
Гермионе почему-то понравилось это самое «мисс». В тридцать один год вряд ли стоит рассчитывать, что к тебе еще долго будут так обращаться.
– Гермиона Грейнджер, – приятная улыбка, – я здесь, чтобы увидеть...
– Северуса Снейпа, – перебила женщина. – Это я помню. Бедняжка… его так мало навещают. Вы помните наши порядки?
Кивнув, Гермиона сбросила туфли и опустошила карманы. Прежде чем покинуть Лондон, она приобрела пару толстых носков, поскольку до сих пор с содроганием вспоминала холод больничного пола.
– И вашу палочку, моя дорогая, – напомнила ей женщина, сложив обувь в коробку.
Не прошло и пяти минут, как посетительница оказалась в той же комнатушке, что и раньше. Гермиона с облегчением обнаружила: даже если плитка на полу была не менее холодной, чем в прошлый раз, то сейчас этого не ощущалось.
Снейп уже ждал. Окинув гостью любопытным взором, бывший преподаватель изогнул бровь, когда посетительница уселась в кресло напротив. Поединок взглядов, начатый неделю назад, продолжился. Уголок рта Снейпа подергивался, по мнению Гермионы, в зловещей усмешке. Мисс Грейнджер усилием воли удерживала на лице одно и то же выражение, не желая уступать противнику ни грамма контроля. Секунды растягивались, превращаясь в бесконечные минуты. Потеряв счет времени, Гермиона моргнула и отвела глаза от зловеще-спокойного Снейпа.
Это глупо.
Стул проскрежетал по полу: Гермиона отодвинулась, собираясь встать. Но тут же замерла на месте, поскольку Снейп заговорил.
− Я все думаю, − совершенно будничным тоном сообщил он, − кто вы такая.
Сам факт того, что Снейп заговорил, шокировал ее. Гермиона буквально потеряла способность формулировать связные предложения. Решив, что лучше всего будет не тараторить, она молча ждала продолжения. И он продолжил. Тем же сухим, педантичным тоном, который запомнился ей с детства. Детства, казавшегося теперь таким далеким.
− Признаюсь, в вашем облике есть нечто странно знакомое. Вы одна из моих чертовых кузин? Сомневаюсь. Прошло столько лет, а они так и не удосужились признать меня своей родней.
И снова пауза − то ли драматическая, то ли вынужденная, чтобы сделать вдох.
− Я пришел к выводу, что придурок Катрелл прислал вас шпионить за мной. Ну, можете передать ему, что мне нечего добавить к сказанному ранее. Доброго дня, мадам, − тон, которым это было произнесено, не оставлял сомнений: аудиенция окончена.
Гермиона не знала, злиться или смеяться.
− Не понимаю, о чем вы говорите, − холодно парировала она, наконец обретя дар речи.
Снейп прищурился:
− Не держите меня за дурачка. Пребывание в психиатрической клинике не делает меня идиотом.
− Я и не говорила, что вы идиот, − искренне заметила мисс Грейнджер.
Внезапно ее собеседник стукнул кулаком по столу, и ей почудился тот, прежний Снейп.
− Я не стану говорить с Катреллом!
− Да кто такой этот Катрелл? – Гермиона попыталась придать лицу то самое невозмутимое выражение, что так смутило ее в исполнении Снейпа несколько минут назад.
− Без сомнения, ваш работодатель, − огрызнулся он, снова положив руки на стол. – Вы опять пытаетесь оклеветать мой интеллект, мадам.
Гермиона невинно воззрилась на него:
− Правда, сэр, я не знаю никого с таким именем. Меня зовут…
− Идиотка, мне наплевать, как вас зовут! – раздраженно вскричал Снейп. – Валите отсюда и передайте Катреллу, что его штучки со мной не пройдут.
− Но… − она попыталась возразить, несколько испугавшись его злобной реакции. Этот Снейп был неконтролируем, и хотя он пугал ее и в юности, те ощущения и рядом не стояли с тем, как сейчас желудок подвело от страха.
«Он опасен?» – спросила Гермиона в первый визит.
«Только сам для себя», – ответила регистраторша.
Оставалось надеяться, что она не обманула.
– Выметайтесь! – приглушенным голосом приказал Снейп. – Валите отсюда к чертовой матери!
Услышав нехарактерное для профессора ругательство, Гермиона вздрогнула и вдруг поняла, что подчиняется и поспешно уходит.
Улыбка на его лице была омерзительна.
***
Торопливо покидая комнату, Гермиона заметила караулившего под дверью мужчину, только когда наткнулась на него. Внезапно оказавшись распластанной на полу, она недоумевала, как там оказалась, до тех пор, пока незнакомец не заговорил.
– Простите, – сказал он, протягивая руку.
Гермиона поднялась, проигнорировав его жест.
– Вы не виноваты, – отозвалась она. – По правде говоря, мне бы следовало извиниться: я налетела на вас.
– Ничего подобного. Собственно, я должен вас поблагодарить.
– За что же? – Гермиона была заинтригована.
Улыбка осветила красивое лицо мужчины:
– Я Джейк Катрелл.
– О, – мисс Грейнджер обдумала услышанное. – Так значит, вы тот самый Катрелл. Почему же?..
– Почему Северус настойчив в своем нежелании говорить со мной? – Катрелл закончил ее вопрос сам и снова широко улыбнулся. Гермиона начала подозревать, что он пытается ее очаровать. – Я его лечащий врач.
– Врач? – переспросила она, надеясь услышать пояснения.
Мужчина воровато оглядел коридор, затем посмотрел сквозь окошко на Снейпа, так и не сменившего позы.
– Пожалуй, стоит перенести разговор в мой кабинет.
Нахмурившись, Гермиона последовала за ним. В конце концов, она обнаружила себя в отделанном панелями офисе, сидящей на весьма неудобном деревянном стуле. Пронзительный взгляд Катрелла лишь усугублял дискомфорт.
– Хорошо, – начал доктор, перебирая бумаги и вытаскивая из стопки несколько документов, имеющих отношение к предмету их беседы. – Как я и сказал, я – Джейк Катрелл, лечащий врач Северуса. Из записей мне известно, что вы – Гермиона Грейнджер, но ваша связь с пациентом описывается словом «подруга». Возможно, вы... – он выжидающе замолчал.
Пожав плечами, Гермиона уставилась на поверхность стола и принялась разглядывать резные завитушки.
– Я знала Снейпа много лет назад, – ответила она. – Когда услышала, куда он попал, мне захотелось его увидеть. Доктор Катрелл…
– Джейк, – тепло поправил он.
– Доктор Катрелл, – настойчиво повторила Гермиона. – Пожалуйста, расскажите, что случилось с ним. Он всегда был тонко чувствующей натурой, но это… это…
Катрелл самодовольно прокашлялся и снова зашуршал документами.
– Итак, Гермиона…
«Мисс Грейнджер!» – захотелось крикнуть ей, но слова застряли в горле.
– Гермиона, боюсь, Северус – довольно-таки запутанный случай. Он здесь уже пять лет, и все это время упорно отказывается от лечения.
– Лечения? – аккуратно переспросила она.
Тяжело вздохнув, Катрелл, наконец, убрал руки с бумаг, и Гермиона увидела мученическое выражение на его лице.
– Несмотря на наши усилия, Северус целиком и полностью погрузился в опустошающую его депрессию. Мы всего лишь предотвращаем его бесчисленные попытки суицида.
– Значит, он пытается покончить с собой, – сказала Гермиона. «Только сам для себя…»
– Он был признан невменяемым, – пояснил Катрелл, – после того, как четыре раза – или больше? – глотал внушительную дозу довольно сильного яда. Мы не смогли установить причины столь глубокой депрессии.
Гермиона не сдержала любопытства:
– Почему нет?
Врач нахмурился.
– Гермиона, Северус Снейп за год произнес не более дюжины слов. Ранее он иногда вступал в беседы, но категорически отказывался обсуждать что-либо, относящееся к лечению. К счастью, нам больше не приходится прописывать ему внутривенные.
Гермиона охнула, прижав руку к губам. Она с трудом могла поверить в то, что происходило с ее бывшим профессором.
– Несмотря на то, что я ценю вашу откровенность, доктор Катрелл, признаюсь, что не понимаю, зачем вы доверяете мне столь щекотливую информацию.
Усмехнувшись, врач продолжил ворошить бумаги, отложив несколько листков в картонную папку, которую на его захламленном столе она раньше не заметила.
– Видите ли, Гермиона, вы – первый человек за пять лет, с которым Северус заговорил сам. Мне интересно, почему, и я буду очень благодарен, если вы немного просветите меня по этому поводу.
Нахмурившись, Гермиона обдумала слова Катрелла.
– Я в таком же недоумении, как и вы, – не спеша согласилась она. – Мы с ним никогда не были особенно близки.
– И, тем не менее, – беззаботно продолжил доктор, – я буду признателен за дальнейшие усилия в этом направлении.
Глаза Гермионы расширились.
– Вы предлагаете мне шпионить за ним?
– Это неоправданно грубо, Гермиона, – отозвался Катрелл, поморщившись. – Я просто прошу помочь в лечении Северуса. Разумеется, вы как его подруга не откажете мне.
Она поднялась со стула, который по праву мог именоваться орудием пытки, и мышцы спины будто вздохнули с благодарностью.
– Ничего удивительного, что Северус принял меня за вашу посланницу, – холодно произнесла Гермиона. – Доктор Катрелл, если профессор Снейп не желает с вами разговаривать, то, по моему мнению, это только ваше с ним дело. До свидания, сэр.
Развернувшись на пятках, она вышла из кабинета, не заметив, как врач одними губами вопросительно повторил слово «профессор».
Катрелл угрожающе заявил ей вслед:
– Я могу ограничить ваши визиты, Гермиона, и вы больше его не увидите.
Она снова повернулась и неприязненно посмотрела на него:
– Вы не сделаете этого, доктор Катрелл.
– А вы проверьте, – по-волчьи осклабился он в ответ.
– Во-первых, – начала она, ответив на оскал обманчиво сладкой улыбкой, – Северус сочтет это подтверждением своих подозрений, и вы никогда ничего из него не выудите. А во-вторых…
– Да? – явно не убежденный, нетерпеливо перебил врач.
– Я вот все думаю: что скажет Альбус Дамблдор, когда услышит об этом, – жизнерадостно продолжила Гермиона, улыбаясь еще шире.
Рот Катрелла приоткрылся от удивления.
– Откуда вы знаете Альбуса Дамблдора? – презрительно поинтересовался он. – Кстати говоря, как вы узнали и о профессоре Снейпе?
Тут она рассмеялась, довольная тем, что врач не вспомнил ее имени.
– Вы правы, – в голосе звучала насмешка. – Он ничего вам не рассказал, если не упомянул о Гарри Поттере.
Выйдя из кабинета, Гермиона специально хлопнула дверью.
***
Профессор по-прежнему был в комнате для посетителей. Пока Гермиона возвращалась по коридору, она увидела Снейпа, все так же безжизненно сидящего в маленьком помещении. Глубоко вздохнув, мисс Грейнджер приняла импульсивное решение: распахнула дверь, вошла в комнату и почти искренне улыбнулась Снейпу.
– Здравствуйте еще раз, – снова попыталась она завязать беседу.
На его лице появился знакомый оскал.
– Я видел, как вы крутили хвостом перед Катреллом, – обвиняюще прозвучало в ответ.
– Лично для меня это первая встреча с ним, – Гермиона села. – Весьма неприятный тип, не правда ли?
Снейп сощурился, продолжая скалиться:
– Вы не проймете меня столь откровенной чушью.
– Разумеется, нет, – парировала она. – Я и не намеревалась этим заниматься, сэр. Просто констатация факта. Он неприятен.
Снейп не заглотил наживку, предпочитая и дальше молча пялиться на собеседницу.
– Хотя, – задумчиво продолжила Гермиона, – он и вправду поделился со мной некоторыми подробностями, имеющими отношение к вам. Мне действительно жаль.
– Жаль? – откликнулся Северус, сухо рассмеявшись. – Почему же?
– Наверное, без конкретной причины, – отозвалась она. – Я бы сказала, что мне жаль вас за то, что случилось с вами, но не думаю, что вы адекватно воспримете это.
Снейп нахмурился, и Гермионе вдруг показалось, что если бы он был на сорок лет моложе, то показал бы ей язык.
– Вы довольно высоко оцениваете свои интеллектуальные способности, правда? – глумливо заметил Снейп. – Тем не менее, кто вы такая?
– Вам это не понравится, – предупредила Гермиона.
– Конечно, не понравится, – на удивление любезно согласился он.
– Я Гермиона Грейнджер.
Выражение лица Снейпа моментально изменилось.
– Выметайтесь.
– Я же говорила.
– Явились посмеяться над стариной Снейпом, да? – горько поинтересовался он. Его лицо исказилось в гневе. – Ну, вперед.
Северус развел руки в стороны, открыв грудь.
– Нет, я…
Неожиданно, разозлившись, Гермиона осталась на месте.
– Профессор, – строго начала она.
Все его эмоции исчезли так же внезапно, как и появились. Осталось только раздражение.
– Я больше не профессор, мисс Грейнджер.
– Значит, Снейп, – грубо оборвала она. – Заверяю вас, я пришла не для того, чтобы смеяться над вами или шпионить, или заниматься еще какой-нибудь мерзостью, которую вы, несомненно, уже успели себе вообразить.
Слушая ее, Снейп выглядел все более и более испуганным.
– О, Великий Мерлин, – забормотал он. – Вы здесь для того, чтобы исправить меня, так? Мисс Грейнджер, я не собираюсь повторять… выме…
– И не подумаю, – отрезала Гермиона. – Я больше не ваша ученица, и прошло очень много лет с той поры, как вы могли указывать, что мне делать. Пожалуйста, давайте обсудим это как нормальные люди?
– На случай, если вы забыли, мисс Грейнджер, – саркастично заметил он. – Я не нормальный. Я – псих. И у меня здесь целая бригада докторов, которые каждый день талдычат мне об этом.
– Как пожелаете, – отмахнулась Гермиона. – Я здесь не для того, чтобы исправлять вас.
– Ну, тогда зачем вы пришли? Люди подумают, что мы любовники, – эти слова сопровождались такой хитрой ухмылкой, что в глубине души Гермионе захотелось, чтобы ее волшебная палочка была при ней.
Не желая отвечать, она колебалась ровно до тех пор, пока больше не смогла выносить его улыбку, становящуюся все шире.
– Не знаю, зачем я здесь, – наконец произнесла Гермиона. – Когда Дамблдор рассказал о вас, я подумала, что мне стоит…
– Вы говорили с Альбусом? – быстро перебил Снейп. – Когда?
– Пару недель назад, – последовал ответ.
Мужчина нахмурился и откинулся назад на стуле; раздражение перешло в угрюмость.
– Альбус, – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Сюда он меня не посылал, – сказала Гермиона. – Наверное, даже и не знает ничего.
– Уверен, что знает, – мученически вздохнул Снейп. – Судя по истории нашего знакомства, у него на этом пунктик.
Она промолчала, не имея ни малейшего понятия, что говорить.
Спустя еще несколько секунд тишины Снейп перевел взгляд на столешницу.
– Полагаю, что вам, мисс Грейнджер, пора идти, если вы не возражаете.
Очевидно, в качестве уступки его относительно вежливому тону, Гермиона встала и кивнула:
– Хорошего вам дня, Снейп.
Он хмыкнул, когда она ушла:
– И правда, хорошего дня.
|
|
| |
|
Фрея |
Дата: Четверг, 26 Апр 2012, 18:26 | Сообщение # 17 |
|
Маркиза Ванадис-Штерн
Новые награды:
Сообщений: 445
Магическая сила:
| Глава седьмая
– В глубине страны вы, несомненно, встретите мистера Куртца.
На мой вопрос, кто такой мистер Куртц, он ответил, что это один из первоклассных агентов, а заметив мой разочарованный вид, медленно произнес, кладя ручку на стол:
– Это замечательная личность.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Рон не мог поверить, что она снова пошла к Снейпу. И первый-то раз казался достаточно странным, но второй – просто непостижимым. Очевидно, тот наорал на нее. И лечащий врач, что просил Гермиону помочь ему понять Снейпа, чуть сам от этого не спятил. Подруга пригрозила нахалу и снова отправилась беседовать с бывшим профессором. Хотя мнение Рона о психическом здоровье представительниц прекрасного пола неоднократно менялось, он по-прежнему считал, что Гермиона Грейнджер была совершенно безумна. По крайней мере, хоть что-то остается неизменным.
Вздохнув, он вытащил коробку из пухлых пальчиков девочки и слегка поморщился от прикосновения к гладкому материалу, который, по словам Гарри, магглы называли пластиком. Рон так и не привык к использованию маггловских технологий, в отличие от Гарри (и, возможно, Гермионы, хотя он никогда не спрашивал напрямую). Он не понимал, почему его друг считает необходимым воспитывать детей в обоих мирах, жить в маггловском доме в районе, где волшебников было меньше половины. Николас даже учился в маггловской школе.
«Для общего развития», – говорил Гарри, когда Рон с неприязнью замечал новую маггловскую игрушку, притащенную в дом Поттером. Нечто, называемое «комп-ер», стояло в кабинете друга, был еще агрегат, предназначенный для стирки белья, который Франсуаза ругала чаще, чем использовала. Последняя из сумасшедших покупок Гарри привела Николаса в безумный восторг. «Приставка игры» или какая-то подобная чушь. Знания Рона о ней ограничивались тем, что она воткнута в телевизор, и Николас может с ней играть. Гарри же часами сидел с сыном, сражаясь с нарисованными монстрами и от души веселясь.
А теперь вот Рон смотрел на блестящий диск, который, по настоянию Элис, предстояло вставить в машину с говорящими картинками, вызывавшую у него священный ужас. В конце концов, дело решилось само собой, когда Рон в последний момент нажал на кнопку, и диск выскочил из коробочки. К сожалению, маг с трудом представлял, как полагается вставлять его в машину. Смутно помнился небольшой лоток, куда клал диск в прошлый раз («Блестящей стороной вниз», – смеясь, сказал Гарри), но спереди у прибора его видно не было.
Признавая поражение, Рон вздохнул.
– Эй, Николас, – позвал он, повернувшись к лестнице. – Ты не мог бы подойти на минуточку? Нужна помощь.
Спустя несколько мучительно длинных минут мальчик вышел из своей комнаты и вопросительно посмотрел на взрослого.
– Видеомагнитофон, – пояснил Рон, – который делает кино. Ты умеешь его включать? Элис хочет посмотреть фильм про поросенка, который ей так нравится. Ты его знаешь… Бейб.
Николас молча сошел вниз и взял диск из рук удивленного Рона. Мальчик умело нажал пару кнопок на передней панели агрегата, вставил диск и снова потыкал кнопки. Закончив, он отвернулся от аппарата и, прежде чем Уизли успел заговорить, уже преодолел половину ступенек.
– Хочешь посмотреть вместе с сестрой? – опомнившись, спросил Рон. – Твоя мама просила меня принести белье, а я не могу быть в двух местах одновременно.
– Поросенок! – взвизгнула Элис, когда по экрану запрыгали забавные поющие мышки. Николас явно колебался, споря сам с собой. – Поросенок, Никки! – повторила девочка, заползая по лестнице вверх, чтобы подергать брата за край майки.
С видимой неохотой парнишка снова спустился, сопровождаемый сестрой. Когда они уселись на диване и уставились в телевизор, Рон через заднюю дверь выскользнул из комнаты.
Он и Николас никогда особо не ладили. Скорее всего, вины Рона в этом было больше. В мальчике всегда ощущалось что-то эдакое. Что-то… беспокоящее. Иногда он будто бы смотрел сквозь тебя, словно мог видеть, насколько ты незначителен. Попробуй подружись в таких условиях… Это не значило, что Рон не хотел преодолеть свое нежелание общаться. Напротив, он пытался наладить отношения с мальчиком. И иногда у него получалось, а иногда можно было и притвориться. Но теперь Гарри не стало, и не нужно было больше опасаться расстроить друга, если они с Николасом не найдут общий язык. Рон больше не чувствовал необходимости делать вид, что косые взгляды Николаса его не смущают. В итоге, он предпочел просто-напросто оставить парнишку в покое. Сейчас у Рона была одна задача: сделать свою жизнь максимально приятной в условиях свалившегося горя, и поединок характеров с семилетним ребенком в его планы не входил.
Конечно, если быть честным с собой, Рону пришлось бы признать, что в большей степени его мысли были заняты этим молодым, веселым, чуть циничным человеком. Их с Гарри жизни переплелись настолько, что казалось невозможным оставить его вдову и детей, не проводить с ними день за днем, неделю за неделей. В особенно плохие дни Рон не мог заставить себя поверить, что Гарри не на работе, что он не споткнется у входа, припозднившись, не засмеется, не принесет образцы своих последних изобретений, чтобы вручить их детям.
Взгляды Николаса как ничто иное напоминали, что этого не произойдет. Гарри больше нет.
Он мертв.
Гарри мертв.
Рон так и не привык к этому слову. Призрак Гарри то и дело врывался в его мысли, оккупировал его мечты днем и сны ночью. Рон видел Гарри, когда смотрел на Николаса, на Элис… черт побери, даже когда смотрел на Франсуазу. «Жена Гарри, – по-прежнему думал о ней Рон. – Жена Гарри, а не просто Франсуаза».
Может быть, если повторить мантру «Гарри мертв» достаточное количество раз, Гарри станет по-настоящему мертвым. Упокоится в мыслях Рона, а не в выражении лица своего сына. И Франсуаза снова станет улыбаться искренне, а не одними губами.
Фыркнув вполголоса, Рон принялся отцеплять простыню от бельевой веревки и неловко складывать. Не ему расспрашивать Гермиону о мотивах ее поступков. Если уж он живет с Поттерами, чтобы убить человека, который мертв больше месяца, то кто даст ему право интересоваться, что двигало подругой, когда она навещала Снейпа во второй раз. И все же…
Рон помнил, как когда-то она плакала из-за Снейпа. Прежде, чем он узнал профессора лучше, упоминание одного только его имени заставляло закипать, вспоминая слезы, стекавшие по лицу подруги, когда Снейп грубил ей – слишком часто, и говорил гадости – слишком много. Ее внешность, интеллект, поведение – все служило мишенью для насмешек. Если бы во время учебы в Хогвартсе Рона спросили, кого Снейпу нравилось мучить больше всего, он бы ответил, что первенство принадлежало Гарри Поттеру, но Гермиона Грейнджер прочно удерживала второе место.
И она навещала его в психушке. Из всех людей – только она.
Поразительно.
«Конечно, – сказал себе Рон, покончив с постельным бельем и принявшись складывать маггловские футболки Николаса, – Снейп сам по себе поразителен. Как там говорят? Загадка, окутанная неизвестностью1».
Северус Снейп доводил детей до слез, был вспыльчив, словно взбесившаяся от голода ласка, и привлекателен, точно обломки паровоза. Но он также вытаскивал людей из горящего здания, был фанатично предан Альбусу Дамблдору и Ордену Феникса и бросал свою жизнь на алтарь служения Добру до тех пор, пока оно его не погубило.
Ничего удивительного, что он свихнулся.
Рон принялся снимать с веревки нижнее белье Франсуазы, не складывая, а роняя в специально принесенную для этого корзину. Он сделает все для вдовы Гарри, кроме заботы о ее трусах. С ними она справится и сама, не говоря уже о кое-чем другом, о чем Рон даже и на секунду задуматься не мог.
Эти размышления он выкинул из головы как можно скорее, и неизбежно вернулись предыдущие рассуждения.
Он не был полностью откровенен с Гермионой. Существовало нечто, связанное со Снейпом, чего Рон не хотел рассказывать никому.
Гарри не знал. Гарри бы не понял. В отличие от Рона, он так и не примирился со Снейпом. Гарри не видел его в бою: с палочкой в вытянутой руке, швыряющегося заклинаниями, как одержимый, сражающегося – всегда сражающегося – с Врагом. С Пожирателями Смерти.
Однажды Снейп пришел в госпиталь к Рону.
Тот так долго лежал в Мунго. Врачи не отчаивались найти способ вылечить его. Все новые и новые заклинания и зелья. Каждый день странные побочные эффекты или отвратительные на вкус пойла. В Мунго его держали больше трех недель. Наблюдали, как утверждалось. Но как-то раз объявился Снейп. Наверное, он специально выяснил все у Дамблдора. В тот день Гарри не мог прийти, а мама уехала навестить Чарли и его новорожденного сына. Рон был один. И вот Снейп стоял в дверном проеме и выглядел на удивление неловко, морща нос от запаха лекарств, пропитавшего Мунго от подвала до чердака.
– Уизли, – сказал он, кивая с еще большей неловкостью.
Прежде Рон не верил, что надменный, энергичный Снейп мог ощущать себя неловко.
– Профессор Снейп, – осторожно ответил больной.
В тот день у него была перевязана голова: из-за заклинания, наложенного одной из медсестер, глаз постоянно кровоточил, и поэтому, в надежде прекратить медленное непрерывное кровотечение, пришлось наложить повязку. Так что возможность Рона наблюдать за Снейпом, приближающимся к его кровати рывками, будто марионетка, управляемая кукловодом, была ограничена. Гость молчал.
– Как у вас дела, сэр? – Рон помнил, как по-идиотски это прозвучало. – Я слышал, сейчас очень приятная погода, и…
Еще он помнил, как смолк под практически испепеляющим взглядом Снейпа.
– Я больше не профессор, – отрезал тот. – Поэтому ваше обращение неуместно, мистер Уизли.
– Больше нет? – Рон слегка приподнялся на кровати. – Что произошло?
Снейп на удивление элегантно повел плечом.
– В прошлом семестре у меня едва ли была возможность посещать свои собственные лекции, не говоря уже о том, чтоб вдолбить что-нибудь стоящее в головы этих маленьких кретинов. Даже Сибиллу Трелони тогда просили меня замещать, – его ухмылка вышла мрачной, и Рон понял, что это правда. – А этот семестр… Альбус полагает, что будет лучше, если я… дистанцируюсь от своей прошлой жизни.
Прозвучало так, будто Снейпа уволили, однако Рон в жизни бы не поверил, что Дамблдор способен на это. Но потом он взглянул в глаза своего собеседника и увидел безграничное отчаянье. Если бы Снейп оказался уволен, наверное, решил Рон, его основной эмоцией была бы злость.
– Могу я спросить, чем вы теперь занимаетесь?
– Не можете, – отрезал Снейп. Рон припомнил, что он выглядел усталым. – Вы поправляетесь, Уизли?
Моргнув от резкой смены темы, Рон заговорил: медленно, словно увязая в словах.
– Я мог бы, – мрачно сказал он. – Если б гребаные доктора не настаивали на ежедневных заклятиях. Они думают, что могут меня вылечить…
Прозвучало немного горько, если ему правильно помнилось.
– Вылечить? – спросил бывший профессор с самой вежливой интонацией, какую Рон когда-либо слышал от него.
– Глаза, – пояснил Рон. – Я практически лишился периферийного зрения на левом глазу. Если бы я не был аврором, меня выпустили бы еще две недели назад, но Министерство настаивает на моем восстановлении. Сейчас я бесполезен для них, если только медиковедьмы меня не починят.
– Бесполезен, – повторил Снейп, и Рону на мгновенье показалось, что сейчас он скажет что-то действительно ядовитое. – Я бы не стал утверждать, что Министерство хоть кого-то может счесть бесполезным, – и продолжил уже сухо: – особенно учитывая его прошлое.
Альбус и раньше отмечал, что у Снейпа было чувство юмора, но Рон не думал, что когда-нибудь ему доведется с ним столкнуться, и теперь был безгранично удивлен.
– Хм… да… – наконец выдавил он, не найдя других слов.
Вот и все. Снейп встал, что-то проворчав, и вышел из комнаты, а Рон таращился ему вслед. Это был один из самых странных разговоров в его жизни. И, что весьма загадочно, один из самых утешительных.
Тогда они виделись в последний раз. Спустя восемь месяцев, когда Рон подлечился настолько, что смог прийти на собрание Ордена, Снейпа почему-то не было. А затем Дамблдор сделал объявление.
– Северус больше не будет посещать наши встречи, – сказал он; его глаза, прежде блестящие и живые, теперь казались пустыми. – Он проходит лечение в Йоркшире и, видимо, будет там находиться какое-то время.
Никто не задавал вопросов. Все знали, что единственное место в Йорке, где можно было «лечиться», – это Перкинс, психушка.
Единственный в Британии магический госпиталь для душевнобольных и, пожалуй, один из самых престижных в мире.
Гарри улыбнулся. Поправил очки на носу, взглянул на Рона с видом победителя. И улыбнулся. Рон пытался испытывать те же чувства. Он старался воскресить прошлый гнев, думал о злобных гримасах Снейпа и слезах Гермионы. Но затем словно вновь ощутил странно грубые руки Снейпа на своих плечах, сдирающие горящую рубашку у него со спины, мозолистые пальцы, давящие на лицо, чтобы остановить кровь. В ушах раздавались хрипы Снейпа, который взвалил полубессознательного Рона на плечи и выбрался из рушащегося здания. Запах пота, дыма и крови на один тошнотворный миг заполонил сознание, и Рону захотелось ударить Гарри.
Гарри, которому было разрешено удалиться с поля боя. Гарри, который исполнил свое предназначение еще в детстве и теперь мог жить своей жизнью. Гарри, сидящий по правую руку от Дамблдора на собраниях Ордена, хоть и не понимающий, в чем состоит их задача. «Волдеморта больше нет, – часто говаривал он, – Волдеморта нет, и мы можем жить спокойно».
Гарри думал, что они разжигали войну на пустом месте, искали тень в круге солнечного света.
Гарри не понимал.
И в тот момент Рон осознал: он и Снейп каким-то образом поняли то, что Гарри не доступно. Они видели тьму даже сквозь лучи света. Однако уже в следующий момент к Рону вернулось знакомое чувство: стыд. Стыд, вина и самобичевание. Гарри был его лучшим другом. Столько раз они проходили вместе по линии огня. Как Рон мог обвинять Гарри, самого дружелюбного человека из тех, кого знал, в убогой браваде и утверждать, что Снейп – кто бы мог подумать, Снейп! – понимал суть братства?
Рон любил Гарри.
И на улыбку друга он ответил тихой и снисходительной улыбкой – так отец улыбается капризному сыну. Гарри мог себе позволить ненавидеть Снейпа: он уж точно заслужил сию привилегию. И если Рон не ненавидел и не мог ненавидеть, то на это у него были свои причины.
Эпизод забылся, и позже Рон редко вспоминал о нем. Это мимолетное желание совсем позабылось и исчезло, когда Рон вернулся на работу и снова осел за столом. И вот он держал в руке расписание портключей, уставившись на надпись «11:45, Йоркшир». Можно было переместиться туда и вернуться к ланчу, никто бы не обратил внимания. Снейп по своим собственным непонятным мотивам навещал его после тех событий. Очевидно, Рон мог бы сделать то же самое. Но чем дальше он смотрел на лист с расписанием, тем слабее становилось желание. Зачем ему навещать Снейпа? Вот уж действительно… Гарри будет в ярости, если узнает. К тому же, его, скорее всего, даже не пустят на порог. Ведь он никем не приходится пациенту. Пока три недели назад Гермиона, сидя в гостиной Франсуазы, не упомянула о Снейпе, Рон и не вспоминал о нем, успешно разубедив себя ехать в Йоркшир.
А теперь стоял на заднем дворе Поттеров, держа в руках несколько небольших мантий (судя по всему, принадлежащих Николасу) и рассматривая их так внимательно, как если бы они были сотканы из той же материи, что и Вселенная.
− Черт возьми, − буркнул Рон, бросая мантии в корзину. Что он вообще здесь делает? Высохшие вещи собраны, и хотя желания смотреть с детьми фильм про говорящую свинью нет никакого, все же это лучше, чем стоять тут и думать о человеке, которого знал когда-то давно, почти что в другой жизни.
Тем не менее, аврор Уизли по-прежнему стоял и хмуро пялился на траву. Шмель лениво обследовал одинокий одуванчик, тыкаясь в зеленые листья.
Интересно, увидела ли Гермиона в Снейпе то же самое, что и Рон? То же, из-за чего он почти хотел встретиться с бывшим профессором?
Шмель сделал круг, второй, третий… и завис подле желтых лепестков.
«Неужели мы с Гермионой разглядели в Снейпе именно то, что подвигло его спасти мне жизнь?»
Одуванчик чуть качнулся под легким тельцем насекомого, мягко кивая кому-то невидимому. Еще влажное платьице Элис, висящее на веревке, заполоскалось на ветру.
«Неужели нам с Гермионой удалось разглядеть в Снейпе именно то, что двигало им в прошлом, когда он снова и снова спасал Гарри?»
Необычно суетливый шмель резко взлетел, пронесся через платье, от юбки к горловине, и скрылся из вида, оставив позади несчастный трясущийся цветок. Рон раздраженно выдохнул и повернулся. Отвлекшись от размышлений, он направился к дому, придерживая одну корзину на плече, а другую пристроив на бедре.
Пронзительный, душераздирающий крик заставил его выронить обе корзины. Только недавно высохшие вещи упали на траву. Припустив к дому, Рон запнулся о комбинезон Элис, на розовой ткани которого тут же появилось огромное травяное пятно, выругался и, наплевав на все, побежал дальше.
– Элис! – закричал он, распахивая заднюю дверь. – Николас!
«Твою мать», – выругался уже про себя, ведь выпустил детей из поля зрения всего-то на полчаса, не более.
В ответ раздался еще один жалобный крик, исполненный боли и ужаса. Рон похолодел, бросился через кухню, по дороге зацепившись за стул и стукнувшись локтем о дверной косяк.
Кровь.
Кровь бежала по голове Элис, пачкая кофточку и пол. Кровь вперемешку со слезами текла по подбородку рыдающей девочки, глядящей на Рона огромными испуганными глазами.
– Детка, – он упал на колени и инстинктивно прижал малышку к себе. – Все будет в порядке...
Рон осторожно промокал кровь подолом своей рубашки, пытаясь найти рану. Продолжая успокаивать ребенка, он едва замечал, что теперь уже и его собственная рубашка пропитывалась слезами и кровью.
– Дядя Рон! – раздался еще один пронзительный страшный крик. – Я так... Я не хотел... она упала. Она прыгала, а я велел ей перестать, и она упала! Дядя Рон!
Забыв на мгновение об Элис, Рон посмотрел на безутешного Николаса. По щекам мальчика текли слезы.
– Николас?
– Она ударилась головой! – провыл Николас, будучи почти в такой же истерике, как и малышка.
– Все в порядке, Николас, – словно со стороны услышал себя Рон, казавшийся абсолютно спокойным внешне, и продолжил осматривать голову девочки.
Рана была небольшой: порез прямо около макушки, чуть больше дюйма длиной и не шире кончика пера.
– Элис, тише, – успокаивающе сказал мужчина. – Все не так уж плохо... голова обычно сильно кровоточит, если стукнуться ею обо что-нибудь. Сейчас я умою тебя и остановлю кровь, а затем заклею ранку пластырем. Что скажешь, девочка моя?
Рыдания постепенно сменились вздохами, паника покидала ребенка. Рон продолжал говорить спокойным, терпеливым тоном, который, по его опыту, лучше всего срабатывал с малышами. Слегка придерживая голову Элис одной рукой, другой он вытер почти всю кровь с ее лица.
– Дядя Рон? – в голосе Николаса все еще слышались слезы.
Кровотечение почти прекратилось.
– Да, Николас? – тот же успокаивающий тон.
– Она... она умрет?
Голова Рона мотнулась, как будто кто-то дернул невидимую струну.
– Что? – спросил он, чувствуя, как внутри все холодеет.
– Элис умрет, как папа? – повторил Николас почти шепотом. – Так много крови...
В ушах зашумело; Рон уставился на ребенка, не в силах поверить в услышанное.
– Николас...
Так значит, мальчик видел это, несмотря на все их усилия.
– Николас, – сказал он уже тверже, подбадривая сам себя. – Малышка просто упала и порезалась. Иди, взгляни сам: ранка очень маленькая. Если хочешь, можешь посмотреть, как я ее залечу. Это не займет и секунды.
Утирая слезы, Николас, по-прежнему мрачный, встал на колени около сестры и смотрел, как Рон водит палочкой над головой девчушки и тихо шепчет нужное заклинание. Когда мальчик увидел, как рана затягивается, на его лице проступило облегчение.
– Ну вот, малышка, – Рон чмокнул Элис в макушку и ощутил вкус крови. – Теперь все хорошо.
Она полуикнула-полувсхлипнула:
– Дя Рон...
– Нужно привести тебя в порядок, – невозмутимо продолжал Рон. – Ты вся испачкалась.
Взяв Элис на руки и шагнув к ближайшей ванной, он почувствовал, как его дергают за рубашку. Рон посмотрел вниз – на Николаса.
– Дядя Рон, – мальчишка жалобно вторил сестре, – я…
Он замолчал; на его лице появилось странное выражение – видимо, не удавалось подобрать слов.
Рон пожал плечами и осторожно похлопал мальчика по спине:
– Не беспокойся об этом, Николас.
|
|
| |
|
Фрея |
Дата: Четверг, 26 Апр 2012, 18:27 | Сообщение # 18 |
|
Маркиза Ванадис-Штерн
Новые награды:
Сообщений: 445
Магическая сила:
| Глава восьмая
Ходят слухи, что одной из важнейших станций угрожает опасность и что начальник ее – мистер Куртц – болен. Он выразил надежду, что слухи эти ложны. Мистер Куртц… Я был утомлен и нервничал. «Черт бы побрал Куртца!» – подумал я…
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Едва открыв глаза, Северус уже знал, что сейчас полседьмого утра, несмотря на то, что время суток определить было невозможно. Ни часов, ни окон. Ничего. Только собственное дыхание: спокойное, размеренное, настолько стабильное, что противно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Он начал считать вдохи. Один, два...
На счет «шестьдесят семь» запертая до сих пор дверь открылась, будто сама собой, просунутая в щель рука щелкнула выключателем. Принимая во внимание особенность своих обитателей, персонал психиатрической лечебницы Перкинса пользовался обычным маггловским электричеством, и глаза у Снейпа тут же заболели от люминесцентного света.
– Доброе утро, Северус, – весело произнесла женщина за дверью. Давным-давно он подробно объяснил, что не нуждается в помощи по утрам. – Подъем! Давай-давай!
Северус промолчал. Оскорблять ее смысла не было: все равно пропустит мимо ушей и никогда не вспомнит.
Раньше – точнее, в начале, – он не поскупился бы на оскорбления. Унижал бы, ругал и предвкушал бы рыдания женщины. О, сколько времени было потрачено на то, чтобы довести до ручки всех и каждого: Альбуса, Катрелла, медсестер, собратьев-пациентов...
Но теперь Северус знал. Знал, что такое его поведение тщательно фиксировали и бережно, точно чудесный драгоценный камень, несли каждое высказывание домой, чтобы поделиться им с близкими, которые издавали соответствующие ситуации возгласы.
«Не-ет, не может быть! Прямо так и сказал?!» – восклицали медсестры, обсуждая его за обедом.
Северус больше не собирался быть героем чьих-либо россказней.
Медленно, осторожно он привел себя в сидячее положение. Еще через несколько секунд тишины, наконец, встал, с угрюмым видом бросив одеяло на пол, и скинул с себя то, что все остальные называли «пижамой» – рубашку и штаны. В отличие от грязно-белых, предназначавшихся для дневной носки, эти были синего цвета. Нижнее белье иметь не разрешалось.
Почему-то для Северуса это было самым унизительным.
Глупо, конечно. Быть упакованным в смирительную рубашку – вот что достойно возмущения. Бессчетное число раз Снейпу в руку втыкали иголку маггловской капельницы, потому что ему просто не хотелось есть. А как беспомощно он чувствовал себя в тех ситуациях, где была задействована магия!
Но нет. Северус решил негодовать по более приземленным поводам.
Утренний чай вместо кофе. Отсутствие газет. Относительно безобидные существа – такие же сумасшедшие, как и он.
Запрет на ношение трусов.
Северус лениво поскреб затылок, почувствовав, как рубашка натягивается в плечах. Иногда он скучал по своим волосам. Тот «ежик», что он намыливал в душе, порой казался ему оскорбительным, и Северус вспоминал, как сопротивлялся первой стрижке – его смогли постричь, только оглушив Ступефаем – почти с нежностью. Теперь он позволял оболванивать себя с тем же безразличием, с каким относился ко всему, происходящему в жизни.
Снова раздался резкий стук в дверь. «Семь», – подумал Северус, разглядывая свои отросшие ногти. Должно быть, на этой неделе их будут стричь.
Идя на завтрак, он не встретил ни одного человека. Возможно, больничный персонал избегал его. Северус не винил их. Если б это было возможно, он сам избегал бы себя.
Кафетерий был переполнен: обычная сумятица, кричащие пациенты и хмурые медсестры. Вздохнув, Снейп взял поднос с завтраком. Клиентами этой больницы были безнадежные больные. Брак.
Таких, как аврор Лонгботтом и его жена, держали в Мунго. Там, где их старательно пытались лечить. Там, где во взглядах медиковедьм нельзя было увидеть поражения.
Ад и преисподняя... даже Гилдерой Локхарт удостоился пребывания в Мунго.
Кашу подавали в мисках. Столовые приборы отсутствовали. И все предметы были зачарованы распадаться на атомы, если когда-нибудь кто-нибудь решит вынести их из столовой. Как-то раз, в самом начале, Северус попытался взять поднос, но тот исчез, оставив после себя лишь пыль на кончиках пальцев, а курица, лежавшая на нем, оказалась на полу. Снейп нахмурился: утренний чай был водянистым и безвкусным. Теперь все было безвкусным. Казалось, даже в жилах вместо крови струится подсоленная водичка.
Незанятыми оказались всего несколько мест, и Северус окинул их тревожным взглядом. В конце концов он устроился рядом с человеком, известным всем как Старина Джек. Старина Джек был почти столь же знаменит, сколь и сам Северус – у этого молчаливого и раздражительного господина была привычка кусать людей, приблизившихся к нему. Никто не знал точно, почему Старина Джек находится здесь, но никто в общем-то и не хотел знать, и это вполне устраивало Старину Джека.
Отодвинувшись подальше от своего соседа, Северус взял миску с кашей и вяло глотнул из нее. Если он не поест, об этом узнает Катрелл, и его опять привяжут к постели с иголкой от капельницы в руке. А рядом круглые сутки будет сидеть медсестра, следя за тем, чтобы игла оставалась на месте.
Поначалу они были не слишком внимательны. Как только Северус заснул, медсестра ушла. Конечно, он притворялся, и игла оказалась в горле прежде, чем кто-либо понял, что случилось. Северус умудрился пробить себе дыхательное горло, но дальше ему зайти не удалось, поскольку медсестра, забывшая карту, неожиданно вернулась.
Больше он никогда не испытывал одиночества.
Сначала ощущение постоянной слежки беспокоило его. Он словно вернулся в те дни, когда был тайным агентом Ордена Феникса. Вернулся в лапы Волдеморта. У Снейпа начались ночные кошмары. Его связывали и вливали зелье сна без сновидений прямо в глотку. В конце концов, кошмары прекратились, и Северус почувствовал себя странно опустошенным. Будто бы видения унесли с собой все, что еще оставалось от его чувств. Когда ему стало действительно все равно, он перестал пытаться свести счеты с жизнью.
Возможно, это входило в планы Катрелла. Этакий способ добиться повиновения: если пациент не будет ничего чувствовать, то и умирать тоже не захочет.
Северус не знал. Его уверенность в своем желании одним махом покончить со всеми проблемами уже не была такой твердой. Решимость ушла.
На самом деле, его нынешние ощущения были стократ хуже пустоты, что поселилась в нем давным-давно – в тот самый момент, когда Снейп смотрел, как глупый сопливый мальчишка тащит тело Волдеморта через Большой зал Хогвартса. Пустоты, что усиливалась с каждым собственноручно пойманным Пожирателем Смерти. Северус понял, что такая жизнь ему не нужна. Он был всего-навсего марионеткой, следующей приказам Альбуса так слепо, что стало невозможно определить, где заканчиваются желания Дамблдора и начинаются его собственные.
Удар колокола отвлек Северуса, мешавшего чай мизинцем, от размышлений. Стало быть, восемь часов.
Пациенты потянулись из кафетерия в общие комнаты – заниматься своими делами. Некоторые из них наверняка отправлялись на предписанную терапию. Возможно, кто-то пошел в комнату для встреч с посетителями. Снейп не знал, и ему было все равно.
Медперсонал разрешал пациентам несколько видов занятий. Маггловское хитроумное изобретение, показывавшее движущиеся картинки, стояло в одной из комнат, находящихся под постоянным наблюдением. В другой комнате были собраны различные «безопасные» игры. Карандаши и листы бумаги, несколько тщательно охраняемых шахматных досок с фигурами и другие подобные вещи.
Сам Северус проводил время в помещении, которое было ближе всего к его комнате. Лишенное каких-либо интересностей, это место не относилось к числу посещаемых. Главным образом по этой причине Северус и предпочитал его. Другую причину было несложно угадать, увидев, как упрямо Снейп передвигает к одному из больших окон стул и, сев на него, смотрит на улицу. Во многих комнатах больницы окна отсутствовали.
Северус увидел, что за окном идет дождь. Капли с легким стуком ударялись о стекло, катились вниз, прочерчивая мокрые дорожки, и заканчивали свой путь в лужице на карнизе. Мужчина положил руку на стекло и почувствовал тепло под пальцами.
Стало быть, день обещает быть жарким.
Северус старался не обращать внимания на ход времени. Не зная, какой сегодня день и месяц, гораздо проще не замечать, как медленно и тягуче скучные дни складываются в такие же скучные годы. Но персонал больницы постоянно портил его игру с собственным интеллектом. Северус знал, что встречал здесь Рождество уже пять раз – психиатры думали, что их пациентам пойдет на пользу играть в праздник. В прошлом году Катрелл сам нарядился Рождественским Дедом, нацепив дурацкую белую бороду и нелепый накладной живот, и раздавал безделушки и сладости. Пять лет.
Северус пальцем проследил каплю, скользившую вниз по стеклу. На следующий день после того, как его первый раз освободили от смирительной рубашки, он, попытавшись выброситься из этого самого окна, смешался, поняв, что на него были наложены не только чары неразбиваемости, но еще и амортизационные чары.
В этом проклятом месте не было настоящих стекол, острых углов, даже твердых поверхностей нигде не было. Он это точно знал: большую часть первого года здесь он провел, выискивая их.
Наблюдая за дождем, Северус позволил себе не следить за остальной частью окружающего мира. Если хорошо сосредоточиться, можно даже вспомнить, каково это – стоять под дождем. Вспомнить струйки воды, стекающие под воротник, мокрые волосы, липнущие ко лбу и щекам, хлюпающую смесь грязи и травы под босыми ногами. Прохладу собственной кожи и душный воздух. Вспомнить, как вставали дыбом, точно наэлектризованные, волоски сзади на шее, когда сверкала молния, – те летние дни остались далеко позади.
Но он не мог вспомнить запах.
«Если рассуждать логически, – сказал он сам себе, – дождь пахнет землей и зеленью». И это можно вспомнить. Воспоминание о детстве: ранняя весна, ты лежишь на траве, уткнувшись носом в землю.
Но было что-то еще. Нечто, не поддающееся определению, но тоже входящее в понятие «дождь». И этого он уже не мог уловить. Воспоминания о дожде медленно, но верно истончались. Может быть, через десять лет он забудет и ощущения.
Северус почувствовал, что в комнату вошла медсестра, и на мгновение прикрыл глаза. Но не оглянулся. Женщина – ее каблуки цокали по полу.
– Северус, – произнесла она тепло и радостно. Он ненавидел звук своего имени в устах этих людей. Они произносили его весело и звонко: Се-ве-рус, а его бросало в дрожь от злости каждый раз, когда он слышал это. – Северус, у вас посетитель.
Он обернулся. Обернулся и молча поднялся со стула. Ему хотелось бы как-то смутить ее своим поведением.
Быстро шагая к выходу из комнаты, Северус возглавил их маленькую процессию, не желая быть ведомым, словно ребенок.
– В последнее время вы стали очень популярны, – заявила медсестра, ничуть не смутившись, вышагивая рядом с ним.
Он ничего не ответил.
– Сколько гостей у вас было? Пять визитов за месяц? – продолжала она тем же фальшиво-радостным голосом. – Марси говорила, что к вам приходила очень красивая барышня.
Снейп молчал, упрямо глядя точно перед собой. Но он прямо-таки почувствовал улыбку на лице медсестры, когда она указала на дверь комнаты для свиданий.
Он взялся за ручку двери и услышал:
– Смелее, Северус. Приятного времяпрепровождения.
Северус не знал, действительно ли мисс Грейнджер не изменилась за эти годы. Приятно было бы сказать ей что-то вроде: «Ты все та же невежественная маленькая девчонка, которой была тогда», – но он не был полностью уверен, что это правда. А Северус предпочитал быть по крайней мере честным.
Более того, он точно не знал, какой мисс Грейнджер была когда-то. Смутно помнились зубы, как у кролика, вьющиеся волосы и манера механически цитировать учебники – но ничего кроме.
Ее дружки, Поттер и Уизли, твердо запечатлелись в его памяти. Поттер, с вечной ухмылкой на лице сидящий рядом с Альбусом на собраниях Ордена. Постоянно демонстрирующий всем колдографии своего отродья, над которыми окружающие послушно ворковали. Проклятый всепонимающий взгляд, всегда следующий за Северусом. Вечно недоверчивый Поттер. И Уизли – рыжие волосы, словно сигнальный огонь, зажегшийся не ко времени, горевший, когда он снова и снова вел своих авроров на смерть от рук последователей Волдеморта. Его вес на плечах Северуса, когда он тащил Уизли из логова Макнейра, замешательство на лице парня перед тем, как он потерял сознание.
Но Грейнджер... нет, воспоминания о ней ускользали.
«Она же сбежала», – вздрогнув, вспомнил Северус, усаживаясь в кресло напротив девушки в маленькой неубранной комнате. Поттер и Уизли пришли тогда к Альбусу, пытаясь выяснить, говорила ли она кому-нибудь, куда отправляется. Он подавил мысленный смешок. Как будто она была в таких свойских отношениях с Альбусом. Уизли сотрудничал с Орденом, уже будучи взрослым. Поттер занимал свое почетное место в связи с известными обстоятельствами. Грейнджер, однако, была просто их разрекламированной подружкой из детства.
Но именно она сидела сейчас напротив.
Северус позволил себе несколько мгновений поразглядывать девушку. Все такие же непослушные волосы, явно поношенные вещи и странное выражение глаз, которое сразу определить не удалось. Она вдруг прищурилась под его изучающим взглядом, и тут Снейп понял.
Невинность.
Мисс Грейнджер смотрела на него невинными глазами. В ее взгляде не было ни притворства, ни расчета. Ни знания. «А откуда бы им взяться?» – спросил он себя. Ее здесь не было. Она не видела того, что видели все остальные. Но ее взгляд смущал его. Больше, чем пялящийся Поттер, больше, чем терпеливый и понимающий Альбус. Невинное любопытство Грейнджер одновременно разочаровывало и озадачивало Северуса.
Он хотел, чтобы она ушла.
– Ну, мисс Грейнджер, – тихо сказал он, глядя, как она хлопает ресницами. – Вы вернулись с какой-то определенной целью?
– Я...
Северус не собирался позволять ей договорить.
– Возможно, убеждать меня, что моя жизнь на самом деле стоит того, чтобы ее прожить? Что есть люди, которым не все равно, произвожу я еще обмен кислородом с окружающей средой или нет? Нет, мисс Грейнджер... Вы не можете сказать мне ничего такого, что я бы еще не слышал.
Она что, в самом деле смотрит на него во все глаза?
– Не угадали, сэр, – возразила Грейнджер довольно холодно. – Я вообще-то намеревалась спросить, как ваши дела.
Ее голос потеплел, но глаза продолжали щуриться.
Услышав такое нелепое заявление, Северус сдавленно хмыкнул и решил ответить:
– Мисс Грейнджер, я по-прежнему душевнобольной. Расскажите лучше, как дела у вас?
Она снесла упрек молча: видимо, тоже осознала глупость своего замечания.
Только одно веко слегка дрогнуло.
– Если кроме вопросов о моем здоровье темы для беседы у вас отсутствуют, мисс Грейнджер, то желаю вам доброго дня, – заявил Снейп, не желая, чтобы это продолжалось. Две встречи уже прошли в полном молчании, и настроение для третьей у него отсутствовало.
Слегка нахмурившись, Грейнджер и правда открыла рот, чтобы заговорить.
– Ваш, – она запнулась, явно смутившись, и Северус позволил себе слегка улыбнуться, заметив это стеснение. Ей все же удалось выдавить: – Ваш доктор Катрелл разве не знает, что вы были профессором в Хогвартсе?
Захваченный врасплох, Северус тщательно обдумал свою реплику.
– Не тот вопрос, которого я ожидал, – сказал он. – Но думаю, что Катреллу кое-что известно о моей бывшей профессии. Особенно учитывая, что много лет назад он был одним из моих студентов. Рейвенкло, если память мне не изменяет.
– О… Он просто... очень удивился, когда в разговоре я назвала вас профессором.
Когда Снейп понял, что сейчас сказала его собеседница, то непроизвольно приподнял брови.
– Боюсь, мы долго говорили, – призналась она после небольшой паузы. – Катрелл хотел, чтобы я... ммм... думаю, он хотел, чтобы я делилась с ним информацией. Понимаю, почему вы не доверяете ему.
– И вы говорите мне это, потому что?.. – сухо спросил Северус.
Грейнджер пожала плечами:
– У меня нет оснований не говорить этого вам. Полагаю, вы должны знать, какое лечение вам назначают. Кроме того, мне интересно, почему Катрелла так удивило, что я назвала вас профессором. Тем более, он знаком с Хогвартсом не понаслышке.
– Вероятно, потому что не в моих привычках принимать посетителей, которые обращаются ко мне в такой манере. Обычно мои бывшие студенты не разыскивают меня ни при каких обстоятельствах. Вы, мисс Грейнджер, возможно, оказались для Катрелла чем-то новеньким.
Увидев, как расширились ее глаза, Северус ухмыльнулся: она, очевидно, поняла оскорбление, тщательно замаскированное в его ответе.
– Мне трудно в это поверить, – собеседница явно не собиралась попадаться на крючок. – В конце концов, вы провели в Хогвартсе не меньше двадцати лет – Великобритания, должно быть, просто-таки перенаселена вашими бывшими студентами.
– Двадцать пять, – поправил он с немалым раздражением. – И, к слову, я ловлю себя на том, что снова задаюсь вопросом: почему вы тут, мисс Грейнджер, свежая струя в здешнем сумасшествии, новое лицо в этом дурдоме? Луч света в темном царстве?
Ее лицо опять ничего не выражало.
– Я говорила вам раньше, – резко парировала она, – я просто чувствовала, что мне нужно прийти сюда.
– Нужно, – Северус повторил это задумчиво. – Какое любопытное слово – нужно. Мы используем его слишком часто, да-да. Нам нужно дышать, нам нужно есть. Многим детям нужны метлы, игрушки, сладости. Людям нужно, чтобы близкие дарили им безделушки, символизирующие привязанность, измеряющие ее. Нет, мисс Грейнджер, не думаю, что вам было нужно прийти сюда.
– Почему вы настаиваете, чтобы я облекла это в слова? – ее раздражение было заметно.
Северус протяжно вздохнул, сплетая пальцы под подбородком – жест, который, он был уверен, ничего не значил для одной из его бывших студенток.
– Потому что, мисс Грейнджер, слова – это все, что мне осталось.
Грейнджер, казалось, не знала, куда деть руки – то складывала на коленях, то хваталась за столешницу, то, размышляя, накручивала на палец прядь собственных волос.
– Я не... то есть...
– Именно, мисс Грейнджер, – Северус прервал ее лепет с чем-то вроде сострадания. – У вас нет причин находиться здесь. И, учитывая это, я предлагаю вам уйти.
Ее взгляд вдруг стал колючим и тяжелым:
– Если слова так важны для вас, Снейп, то скажите, почему из всех возможных собеседников вы выбрали меня? Если верить Катреллу, вы ни с кем не говорили в последнее время.
Он окинул взглядом лицо Грейнджер, пристально посмотрел на стол, воззрился на свои порядком отросшие ногти:
– Я не обязан оправдываться перед вами.
– Ну что ж, – на ее лице было все то же упрямое выражение.
– Вижу, мы зашли в тупик, – Северус лениво почесал затылок.
Грейнджер поморщилась – он понятия не имел, почему.
– В каком смысле? – девушка достаточно быстро пришла в себя.
Пожав плечами, он открыто посмотрел ей в глаза:
– У нас не осталось ничего, о чем мы могли бы поговорить.
В ответ на его слова она улыбнулась:
– Вы, случайно, не читали Платона, профессор Снейп?
К чести Северуса, он скрыл свое удивление и сумел удержать нижнюю челюсть на месте.
– Вы предлагаете обсудить греков, мисс Грейнджер?
– Что, у вас есть другие неотложные социальные обязательства? – невинно спросила Грейнджер.
Он не знал, как ей удалось сохранить серьезное выражение лица.
Снейп проигнорировал реплику собеседницы:
– Отдельные места из его «Диалогов» хороши.
– А «Государство»?
– Достаточно правдоподобно в отношении вопросов этики, но не совсем убедительно как политический трактат. Однако, если я правильно помню, Платон не полагал его таковым. Помню также, что, когда я читал «Государство», все время думал: когда же старый дурак наконец-то доберется до треклятой сути, – задумчиво сообщил Снейп. – Уверен, мисс Грейнджер, что вы, тем не менее, не можете сказать об этом произведении ничего плохого.
Девушка вновь пожала плечами:
– По правде говоря, меня всегда смущали идеи, заложенные в основу идеального города Платона. Его «благородный вымысел» показался мне натуральным промыванием мозгов. Представьте себе, сообщить ребенку, что он «медный», просто потому, что ему не повезло родиться таким же умным, как сосед. Но вы правы, я думаю. Платон просто расширил метафору...
К удивлению Северуса, они на самом деле достаточно долго беседовали о «Государстве» Платона. Представления Грейнджер о человеческой природе оказались совсем не такими наивными, как первоначально предполагал Снейп. Однажды она даже процитировала «Государя», извинившись неловким жестом.
– Ирония в том, что сам Макиавелли не был последователем собственных идей. В жизни он оказался настоящим республиканцем. Его труды гораздо менее претенциозны, чем работы Бруни. Я более чем уверена, что Макиавелли окончил свою жизнь где-нибудь в ссылке.
Северус сухо прокомментировал:
– Это только добавляет иронии. Урок истории закончен?
Его собеседница покраснела.
– Думаю, мисс Грейнджер, вам кажется, что вы развлекаете меня, – продолжил он. – Но уверен, что это я – развлечение для вас.
Грейнджер резко кивнула, видимо, не желая оспаривать его мнение, и встала, громко скрябнув стулом.
– Тогда до свидания, профессор Снейп.
– Я не профессор, мисс Грейнджер, – напомнил он ей, изобразив что-то вроде кивка.
И она ушла, оставив Северуса созерцать закрывшуюся дверь и думать, что затеяла Грейнджер. Если на то пошло, ему было интересно, что затеял он сам.
|
|
| |
]
