Перси Джексон и похититель молний - Страница 2

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:14 | Сообщение # 16

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава пятнадцатая
Бог угощает нас чизбургерами

В следующий полдень, четырнадцатого июня, за неделю до солнцестояния, наш поезд подошел к Денверу. Мы ничего не ели с предыдущей ночи в вагоне ресторане где то в Канзасе. Мы не принимали душ после отъезда с Холма полукровок, и я не сомневался, что от нас попахивает.
– Давайте попробуем связаться с Хироном, – предложила Аннабет. – Я хочу рассказать ему о твоем разговоре с речным духом.
– Но мы же не можем пользоваться телефонами?
– Я не про телефон.
Мы с полчаса пошатались по городу, хотя я не понимал, что именно ищет Аннабет. Стояла сухая жара, что было особенно странно после влажного Сент Луиса. Куда бы мы ни поворачивали, Скалистые горы словно бы провожали меня взглядом, они напоминали приливную волну, готовую обрушиться на город.
Наконец мы нашли пустую автомойку, работавшую по принципу самообслуживания. Мы свернули в наиболее удаленный от улицы отсек, высматривая, нет ли патрульной машины. Какие то три подростка без автомобиля шатаются возле мойки для машин; любой коп, не зря просиживающий штаны в участке, догадался бы, что мы затеваем недоброе.
– Что именно мы делаем? – спросил я, глядя на Гроувера, который взял распылитель.
– Это стоит семьдесят пять центов, – проворчал тот. – У меня осталось только два четвертака, а у тебя, Аннабет?
– Не надо так на меня смотреть, – огрызнулась она. – В вагоне ресторане у меня забрали все подчистую.
Достав последнюю сдачу, я дал Гроуверу четвертак, после чего у меня осталось две монетки по пять центов и драхма из заведения Медузы.
– Отлично, – сказал Гроувер. – Конечно, мы могли бы воспользоваться бутылкой с насадкой, но соединение не такое хорошее, да и руки у меня отвалятся качать.
– Ты про что?
Гроувер опустил четвертаки в прорезь автомата и нажал кнопку «ВОДЯНОЙ ТУМАН».
– Готово.
– Посылаем молнию? – с иронией поинтересовался я.
– Вызываем радугу, – поправила Аннабет. – Богиня радуги Ирида доставляет послания богам. Если ты знаешь, как правильно спросить, и она не слишком занята, то сделает то же самое и для полукровок.
– Вы собираетесь вызвать богиню с помощью распылителя?
Гроувер поднял носик распылителя кверху, и вода с шипением повисла в воздухе плотным белым туманом.
– А тебе известен другой способ, как проще создать радугу?
Вполне естественно, что клонившееся к закату солнце, просеяв свои лучи сквозь водяную пыльцу, распалось цветной радугой.
– Драхму, пожалуйста. – Аннабет протянула ко мне ладонь.
Я отдал ей драхму.
Она подняла монету над головой.
– О богиня, прими нашу жертву.
Потом бросила драхму в радугу. Она растворилась в золотистом мерцании.
– Холм полукровок, – попросила Аннабет.
Мгновение ничего не происходило.
Затем сквозь дымку я увидел клубничные поля, а вдалеке – очертания Лонг Айленда. Казалось, мы находимся на веранде Большого дома. У перил спиной к нам стоял парень с рыжеватыми волосами, в шортах и оранжевой безрукавке. Он держал бронзовый меч и, казалось, внимательно следил за чем то, что происходит внизу, в поле.
– Лука! – позвал я.
Он обернулся, глаза его широко распахнулись. Я мог бы поклясться, будто он стоит в трех футах от меня, за дымкой тумана, хотя видел я только то, что появилось в радуге.
– Перси! – Лицо со шрамом расплылось в широкой ухмылке. – А это ты, Аннабет? Слава богам! Вы в порядке, ребята?
– Мы… да… в общем… – запинаясь, произнесла Аннабет. Она исступленно разглаживала свою грязную футболку и старалась зачесать назад пряди упавших налицо волос. – Мы подумали… Хирон… то есть…
– Он внизу, в домиках. – Улыбка Луки поблекла. – У нас возникли кое какие разногласия с обитателями лагеря. Слушай, ты в порядке? С Гроувером все о'кей?
– Тут я, – отозвался Гроувер. Он направил распылитель в сторону и оказался в поле зрения Луки. – Какие разногласия?
В этот момент в соседний отсек въехал большой «линкольн континенталь», стереосистема которого на полную громкость выдавала «хип хоп». Когда машина встала рядом, вибрация басовых динамиков сотрясла пол.
– Хирону пришлось… что за шум? – громко закричал Лука.
– Я об этом позабочусь! – так же громко отозвалась Аннабет, похоже, очень довольная, что у нее есть повод исчезнуть с глаз Луки. – Гроувер, пошли!
– Что? – спросил Гроувер. – Но…
– Отдай Перси распылитель и пошли! – скомандовала Аннабет.
Гроувер проворчал, что этих девчонок труднее понять, чем Дельфийского оракула, передал мне распылитель и последовал за Аннабет.
Я сдвинул шланг так, чтобы радуга снова встала на место и я мог видеть Луку.
– Хирону пришлось разнимать драку, – ответил Лука, стараясь перекричать музыку. – Обстановка очень напряженная, Перси. Просочились слухи о противостоянии Зевса и Посейдона. Мы до сих пор не уверены – возможно, это дело рук того же подонка, который призвал адскую гончую. Теперь все обитатели лагеря разделились. В общих чертах, похоже, снова началась Троянская война. Афродита, Арес и Аполлон более или менее на стороне Посейдона. Афина поддерживает Зевса.
Я вздрогнул при мысли о том, что домик Клариссы когда нибудь встанет на сторону моего отца. Слышно было, как в соседней кабинке Аннабет пререкается с каким то парнем, после чего музыка резко стихла.
– А ты, какую позицию займешь ты? – спросил Лука. – Хирон расстроится, что не поговорил с тобой.
Я рассказал ему все до последнего, включая свои сны. Было так приятно видеть Луку, чувствовать, что я хоть на несколько минут вернулся в лагерь… я даже не заметил, как долго продолжалась моя речь, пока не запищал гудок автомата мойки. Я понял, что у меня всего минута до того, как вода отключится.
– Хотел бы я быть с вами, – пробормотал Лука. – Отсюда, боюсь, мы многим помочь не сможем, но послушай… жезл почти наверняка похитил Аид. Он был на Олимпе во время зимнего солнцестояния. Я наблюдал за богами, и мы видели его.
– Но Хирон сказал, что боги не могут напрямую похищать волшебные предметы друг у друга.
– Это правда, – ответил Лука, вид у него стал встревоженный. – И все таки… У Аида есть шлем тьмы. Как мог кто то еще прокрасться в тронный зал и украсть жезл? Хочешь не хочешь, тут надо быть невидимкой.
Мы оба примолкли, пока до Луки не дошло, что он только что сказал.
– Нет, нет, – спохватился он, – я не имею в виду Аннабет. Мы с ней знаем друг друга с незапамятных времен. Она бы никогда… То есть она мне как сестра.
Я задумался, понравилось ли бы Аннабет такое сравнение. В соседнем отсеке музыка окончательно стихла. Мужчина в ужасе завопил, тяжело хлопнула дверца, и «линкольн» пулей вылетел из мойки.
– Пошел бы ты посмотрел, что там случилось, – сказал Лука. – Слушай, а ты носишь крылатые туфли? Было бы приятно знать, что они хоть чем то тебе помогли.
– О да… конечно! – Я постарался, чтобы мой ответ не прозвучал ложью. – Они как раз пришлись мне впору, ими так легко управлять.
– Правда? – усмехнулся Лука. – Значит, подошли?
Вода отключилась. Дымка стала рассеиваться.
– Будьте осторожнее там, в Денвере. – Голос Луки звучал все слабее. – И скажи Гроуверу, что на этот раз все обойдется! Никто не превратится в сосну, если только он…
Но радуга окончательно рассеялась, и образ Луки исчез. Я был один в мокрой пустой кабинке.
Аннабет и Гроувер, смеясь, вышли из за угла, но замолчали, увидев мое лицо. Аннабет перестала улыбаться.
– Что случилось, Перси? Что сказал Лука?
– Так, – соврал я, чувствуя, что в животе у меня так же пусто, как в домиках Большой троицы. – Пошли, поищем чего нибудь на ужин.

* * *

Через несколько минут мы уже сидели в кабинке сверкающего металлом ресторанчика. Семейства вокруг ели бургеры и запивали их пивом и содовой.
Наконец подошла официантка.
– Ну? – спросила она, скептически подняв бровь.
– Хм… мы хотели бы заказать ужин, – сказал я.
– А у вас, ребятишки, есть деньги, чтобы расплатиться?
Нижняя губа Гроувера предательски задрожала.
Я испугался, что он начнет блеять или, того хуже, поедать линолеум. Аннабет, казалось, тоже сейчас скончается от голода.
Я уже собрался придумать какую нибудь историю, способную разжалобить официантку, когда все здание затряслось – у поребрика притормозил мотоцикл размером с доброго слоненка.
Ресторанная болтовня мигом стихла. Передняя фара мотоцикла полыхала красным светом. Бензобак, размалеванный языками пламени, по обе стороны от руля по кобуре, и не пустой. Сиденье было кожаное, однако кожа казалась… словно бы содранной с человека…
Парень на мотоцикле выглядел как чемпион по армрестлингу. Он носил красную рубаху в обтяжку, черные джинсы и черный кожаный плащ, на бедре крепились ножны с охотничьим ножом. Лицо украшали красные противосолнечные очки, и это было самое свирепое, самое жестокое лицо, которое мне когда либо приходилось видеть, – по моим понятиям, мужественное, но порочное, – на голове сально поблескивали стриженные «ежиком» волосы, а щеки сплошь покрывали шрамы от бесчисленных драк. Самое удивительное, мне показалось, что я уже когда то видел это лицо.
Когда парень вошел в ресторан, по залу словно пронеслось дуновение горячего сухого ветра. Все посетители встали, как загипнотизированные, но байкер только милостиво помахал рукой, и они снова сели и вернулись к прерванным разговорам. Официантка моргнула, словно кто то нажал у нее в голове кнопку перемотки.
– А у вас, ребятишки, есть деньги, чтобы расплатиться? – повторила она свой вопрос.
– За мой счет, – небрежно бросил байкер.
Он протиснулся в нашу кабинку, которая была ему тесновата, прижав Аннабет к окну. Потом взглянул на официантку, в изумлении взиравшую на него, и рыкнул:
– Ты все еще здесь?
Парень в коже ткнул в нее пальцем, и она застыла как вкопанная. Потом развернулась, словно какая то невидимая рука крутанула ее вокруг собственной оси, и промаршировала обратно на кухню.
Байкер посмотрел на меня. Глаз его я не видел из за очков, но недоброе предчувствие шевельнулось у меня внутри. Гнев, возмущение, горечь. Мне захотелось врезать кулаком по стене. Захотелось подраться. Кем этот парень себя считает?
– Так ты, выходит, сынок старого водяного? – Байкер одарил меня нехорошей ухмылкой.
Другой на моем месте удивился бы или испугался, но вместо этого я ощутил то же чувство, что испытывал, глядя на своего отчима Гейба. Мне захотелось свернуть ему шею.
– А вам то какое дело?
Аннабет сверкнула на меня взглядом, предупреждая.
– Перси, это…
– Все о'кей, крошка. – Байкер поднял руку. – Порой и мне хочется немного пофорсить. Главное – помнить, кто твой босс. Так ты знаешь, кто я, браток?
И тут до меня дошло, почему этот парень кажется мне знакомым. Усмешка у него была такая же злорадная, как у некоторых ребят из Лагеря полукровок, а именно – из домика номер пять.
– Вы – отец Клариссы, – сказал я. – Бог войны Арес.
Арес усмехнулся и снял очки. Вместо глаз у него были только пустые глазницы, в которых полыхало пламя маленьких термоядерных взрывов.
– Все верно, салага. Я слышал, ты сломал копье Клариссы.
– Сама напросилась.
– Возможно. Все равно – круто. Я ведь не играю в такие войны, как мои ребятишки. А здесь я вот для чего: прослышал, что ты в городе. У меня к тебе небольшое дельце.
Официантка вернулась с подносами, на которых возвышались целые горы еды: чизбургеры, жареная картошка, порезанный колечками лук и шоколадные коктейли.
Арес швырнул официантке несколько золотых драхм.
– Но это не… – Она нервно посмотрела на монеты.
– Что то не так, милочка? – Арес достал свой огромный нож и принялся чистить ногти.
Официантка быстро удалилась.
– Вы не имеете права, – заметил я. – Не имеете права просто так угрожать людям ножом.
– Ты что, шутишь? – расхохотался Арес. – Мне нравится эта страна. Лучшее место после Спарты. А у тебя есть при себе оружие, салага? Надо бы. Сейчас кругом небезопасно. Отсюда и мое предложение. Хочу, чтобы ты оказал мне кое какую услугу.
– Какую услугу я могу оказать богу?
– Сделать одну вещь, на которую у самого бога не хватает времени. Так, пустяки. Я забыл свой щит в одном заброшенном парке с прудами здесь, в городе. Слишком спешил… так, небольшое свидание с подружкой. Нам помешали. И я оставил щит. Хочу, чтобы ты мне его принес.
– Почему бы вам не вернуться за ним самому?
Огоньки в его глазницах заполыхали чуть ярче.
– А почему бы мне не превратить тебя в луговую собачку и не задавить своим «харлеем»? Потому что не хочется. Бог дает тебе возможность доказать, кто ты есть на самом деле, Перси Джексон. Может, на самом деле ты трус? – Арес наклонился вперед. – Или, может, ты дерешься только тогда, когда поблизости есть речка, куда можно нырнуть, а твой папаша тебя защитит?
Мне захотелось вмазать этому парню, но я интуитивно чувствовал, что он только этого и дожидается. Сила Ареса только разжигала мой гнев. Ему понравилось бы, если б я на него кинулся. И я не пожелал доставлять этому типу подобное удовольствие.
– Нам это неинтересно, – сказал я. – У нас уже есть поручение.
В свирепых глазах Ареса я увидел то, чего мне вовсе не хотелось видеть: кровь, дым и трупы на поле боя.
– Мне известно все про твое поручение, салага. Когда эту вещь украли впервые, Зевс послал на его поиски лучших: Аполлона, Афину, Артемиду и, естественно, меня. Если я не смог унюхать столь могущественное оружие… – Он облизнулся, будто жезл Зевса был чем то очень аппетитным. – Что ж, если мне это не удалось, то и тебе тем паче. Однако я не пытаюсь, чтоб ты поверил мне на слово. Между прочим, мы с твоим отцом давно уже ладим. В конце концов, это же я сказал ему, что подозреваю старого нюхальщика трупов.
– Вы сказали ему, что жезл украл Аид?
– Точно. Развязать войну. Старейший трюк. Я моментально это понял. В каком то смысле ты должен благодарить меня за свое маленькое расследование.
– Спасибо, – проворчал я.
– Слушай, я человек великодушный. Просто сделай для меня эту маленькую работу, а я помогу тебе в твоем деле. Устрою поездку на запад тебе и твоим друзьям.
– Мы и сами прекрасно справимся.
– Ну да, конечно. Без денег. Без колес. Не пойму я, чего ты так ерепенишься. Помоги мне, и, может, я скажу тебе что то важное. Кое что насчет твоей мамы.
– Моей мамы?
– Вижу, я тебя заинтересовал. – Арес ухмыльнулся. – Водный парк в миле к западу отсюда, в Деланси. Ты его не минуешь. Тебе надо найти Туннель любви.
– Что помешало вашему свиданию? – Я переменил тему. – Вас кто то спугнул?
Арес оскалился, но я уже видел этот угрожающий взгляд у Клариссы. Было в нем что то неискреннее; казалось, бог войны слегка нервничает.
– Тебе повезло, салага, что ты встретил меня, а не кого нибудь еще из олимпийцев. Они не так легко прощают грубость, как я. Когда все сделаешь, я буду ждать тебя здесь. Не разочаруй меня.
После этого я, должно быть, потерял сознание или впал в транс, потому что, когда я открыл глаза, Ареса уже не было. Я мог бы подумать, что разговор этот мне приснился, но по выражению лиц Аннабет и Гроувера понял – это не сон.
– Плохо, – тихо выговорил Гроувер. – Арес нашел тебя, Перси. Очень плохо.
Я посмотрел в окно. Мотоцикл исчез.
Правда ли Арес знал что то о маме или просто разыгрывал меня? Теперь, когда он ушел, мой гнев мигом улетучился. Я понял, что Арес любит играть на эмоциях людей. В этом заключалась его власть – так накалить страсти, что они затуманивали способность мыслить здраво.
– Возможно, это какой то трюк, – небрежно заявил я. – Ну его, этого Ареса. Пошли.
– Мы не можем, – ответила Аннабет. – Пойми, я ненавижу Ареса больше, чем кого либо, но нельзя не обращать внимания на богов, если не хочешь серьезных неприятностей. Он не шутил относительно того, что может обратить тебя в грызуна.
Я посмотрел на свой чизбургер, который вдруг показался мне не таким уж и аппетитным.
– Зачем мы ему понадобились?
– Тут нужно хорошенько пораскинуть мозгами… – задумчиво протянула Аннабет. – Арес силен. Но сила – все, что у него есть. Даже сила иногда вынуждена уступать мудрости.
– Но этот водный парк… он был почти напуган. Что могло заставить бога войны вот так убежать?
Аннабет с Гроувером тревожно переглянулись.
– Боюсь, нам придется это выяснить, – сказала Аннабет.

* * *

Солнце уже садилось за горами, когда мы нашли этот аквапарк. Судя по вывеске, он когда то назывался «Вотерлэнд», но многих букв теперь не хватало, и надпись выглядела какой то абракадаброй.
Главный вход был заперт, поверху тянулась колючая проволока. Внутри повсюду виднелись огромные пересохшие водные горки и трубы, которые вели к пустым бассейнам. Ветер гонял по асфальту старые билеты и рекламные листки. В сгущающейся тьме парк выглядел печально и невольно нагонял страх.
– Если Арес устраивает здесь свидание со своей подружкой, – сказал я, глядя на колючую проволоку, – то не хотелось бы мне видеть, как она выглядит.
– Перси, – предостерегла Аннабет. – Будь почтительнее.
– Зачем? Я думал, ты ненавидишь Ареса.
– И все же он – бог. А подружка у него очень темпераментная.
– Тебе не следует обидно отзываться о ее внешности, – добавил Гроувер.
– Кто же она? Ехидна?
– Нет, Афродита, – как то вяло произнес Гроувер. – Богиня любви.
– Я думал, она замужем, – не останавливался я. – За Гефестом.
– Чего ты добиваешься? – спросил Гроувер.
– Ладно. – Я внезапно почувствовал необходимость сменить тему. – Так как же мы проберемся внутрь?
– Майа! – Из туфлей Гроувера выпростались крылья.
Сатир перелетел через изгородь, непроизвольно перекувырнулся и, пошатываясь, приземлился по другую сторону ограды. Затем стряхнул пыль со своих джинсов и сделал вид, будто все так и было задумано.
– Ну что, ребята, идете?
Нам с Аннабет пришлось перелезать через изгородь по старинке, придерживая друг для друга колючую проволоку.
Тени становились все длиннее, пока мы шли по парку, внимательно проверяя названия всех аттракционов. Тут были и «Остров, кусающий за пятки», и «Вверх тормашками», и «Эй, где мой купальник?».
Монстры не появлялись. Кругом стояла полнейшая тишина.
Наконец мы наткнулись на сувенирную лавку, которую оставили открытой. Товары все еще стояли и лежали на полках: стеклянные шары с картинками внутри, ручки, почтовые открытки и вешалки…
– Одежда! – воскликнула Аннабет. – Чистая одежда.
– Да, – ответил я. – Но ты же не можешь просто…
– Не сомневайся.
Она схватила с вешалок целую кипу одежды и скрылась в примерочной. Через несколько минут она явилась в фирменных шортах водного парка, в такой же футболке красного цвета и туфлях для серфинга. Через плечо Аннабет перекинула рюкзак с надписью «Вотерлэнд», явно набитый другими товарами.
– Это еще зачем? – пожал плечами Гроувер.
Но Аннабет прикрикнула на нас, и скоро мы все трое были обмундированы на манер ходячих реклам почившего в бозе аквапарка.
После чего мы продолжили поиски Туннеля любви. У меня возникло чувство, что весь парк как бы затаил дыхание.
– Значит, Арес и Афродита? – спросил я, чтобы отвлечься от надвигающейся темноты. – Выходит, у них все продолжается?
– Это старая сплетня, Перси, – сказала Аннабет. – Ей уже три тысячи лет.
– А как насчет Афродитиного мужа?
– Ты знаешь, это Гефест. Кузнец. Он увечный с тех пор, как Зевс ребенком сбросил его с Олимпа. Поэтому красавцем его не назовешь. Золотые руки – больше сказать нечего, но Афродита все равно не ценит ни ум, ни таланты.
– Зато ей нравятся байкеры.
– Ей все нравятся.
– И Гефест знает?..
– Конечно, – кивнула Аннабет. – Однажды он поймал их вместе. То есть, я хочу сказать, буквально «поймал» золотой сетью и пригласил всех богов над ними поиздеваться. Гефест всегда старается застать их врасплох. Вот почему они и встречаются в таких заброшенных местах, как… – Она остановилась, глядя прямо перед собой. – Как это.
Перед нами был пустой бассейн – мечта любого скейтбордиста. Он был по крайней мере ярдов пятьдесят в поперечнике, этакая огромная чаша.
Бассейн обрамляла дюжина бронзовых купидонов, стоявших на страже с распростертыми крыльями и взятыми наизготовку луками. На противоположной от нас стороне начинался туннель: видимо, вода стекала туда, когда бассейн был полон. Вывеска над ним гласила:

«ВОЛНУЮЩАЯ
ЛЮБОВНАЯ ПОЕЗДКА.
ТУННЕЛЬ ЛЮБВИ
НЕ ДЛЯ СЕМЕЙНЫХ ПАР!»

– Ребята, смотрите. – Гроувер подобрался к самому краю.
На дне бассейна стояла севшая на мель двухместная бело розовая лодка с балдахином, сплошь разукрашенным цветочками. На левом сиденье, поблескивая в меркнущем свете, лежал щит Ареса – круглый, бронзовый, полированный.
– Что то это слишком просто, – заметил я. – Значит, нам нужно просто спуститься и взять его?
Аннабет провела рукой по цоколю ближайшей статуи Купидона.
– Тут выбита какая то греческая буква, – сказала она. – Буква «эта», я думаю…
– Гроувер, – спросил я, – ты чуешь каких нибудь монстров?
– Нет, ничего. – Гроувер принюхался к ветерку.
– Ничего – это как в лифте, когда ты не почуял Ехидну?.. Или действительно ничего?
– Я же тебе сказал: это запах подземки, – обиженно произнес Гроувер.
– Да ладно, прости. – Я сделал глубокий вдох. – Что ж, полезу вниз.
– Я с тобой, – вызвался Гроувер без особого энтузиазма, и мне показалось, что он хочет загладить вину за происшествие в Сент Луисе.
– Нет, – ответил я. – Стой наверху со своими крылатыми туфлями. Ты же Красный Барон, воздушный ас, помнишь? Будешь прикрывать меня сзади, если что то пойдет не так.
– Конечно. – Гроувер слегка приосанился. – Но что может случиться?
– Не знаю. Просто предчувствие. Аннабет, пошли со мной…
– Ты что, шутишь? – Она посмотрела на меня так, будто я только что свалился с луны. На щеках ее играл яркий румянец.
– А теперь в чем проблема? – требовательно спросил я.
– Чтобы я отправилась с тобой в «волнующую любовную поездку»? Просто даже выговаривать неловко. А если нас увидят?
– Кто увидит? – пожал плечами я, но теперь мое лицо тоже пылало. Девчонки вечно все усложняют. – Хорошо. Сам управлюсь.
Но, когда я стал спускаться по наклонной стенке бассейна, она присоединилась ко мне, бормоча что то насчет того, что с этими мальчишками никогда кашу не сваришь.
Мы добрались до лодки. Щит был прислонен к одному из сидений, рядом лежал шелковый женский шарф. Я попытался представить Ареса и Афродиту – парочку богов, которые украдкой встречаются в каком то заброшенном парке. Почему? Затем я заметил нечто, чего не увидел сверху: по всему периметру бассейна были расставлены зеркала, отражавшие именно это место. Мы с Аннабет могли увидеть себя, куда бы ни посмотрели. Так вот в чем дело! Пока Арес миловался с Афродитой, каждый из них видел отражение своего возлюбленного.
Я подобрал шарф. Он переливался, как перламутровая раковина, а запах был просто неописуемый: шарф благоухал чайными розами и горным лавром. Мечтательно улыбнувшись, я уже хотел было провести им по своей щеке, но Аннабет вырвала его у меня из рук и спрятала в карман.
– Нет, нельзя! Держись подальше от любовных чар.
– Что?
– Просто бери щит, рыбьи мозги – и пошли отсюда.
Стоило мне коснуться щита, как я понял, что мы в беде. Моя рука прошла сквозь нечто, соединявшее щит с приборной доской.
«Паутина», – решил я, но затем, посмотрев на ладонь, заметил на ней металлические нити, такие тонкие, что их было почти не видно.
– Подожди, – сказала Аннабет.
– Слишком поздно.
– На борту лодки – еще одна греческая буква «эта». Мы в ловушке.
Тишина вокруг нас взорвалась шумом, словно заработали миллионы шестеренок, а весь бассейн стал единым гигантским механизмом.
– Ребята! – пронзительно завопил Гроувер.
По краям бассейна купидоны натянули луки. Не успел я предложить Аннабет спрятаться, как они выпустили стрелы, но не в нас. Они стреляли друг в друга через бассейн. Шелковые тросы, тянущиеся за стрелами, взмывали над бассейном и, впиваясь в землю, образовывали огромную золотую звезду. Затем металлические нити поменьше стали, как по волшебству, переплетаться с основой в единую сеть.
– Надо выбираться! – выкрикнул я.
Аннабет только вздохнула.
Я схватил щит, и мы бросились бежать, но карабкаться вверх по пологим стенкам бассейна было не так легко, как спускаться.
– Давайте скорее! – звал Гроувер.
Он пытался приподнять край сети, чтобы мы могли выскользнуть, но, стоило ему дотронуться до нее, золотые нити обвивались вокруг его запястий.
Купидоны широко распахнули глаза. Оттуда выглянули видеокамеры. Вокруг всего бассейна вспыхнули прожекторы, ослепив нас, и чей то голос оглушительно прозвучал из громкоговорителей: «Живая съемка, отправление на Олимп через минуту… Пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь…»
– Гефест! – пронзительно завопила Аннабет. – Дура я, дура! «Эта» пишется как «Н», первая буква его имени. Он придумал эту ловушку, чтобы поймать жену с Аресом. А теперь нас живьем покажут всему Олимпу – глупее не придумаешь!
Мы почти добрались до края бассейна, когда выставленные по периметру зеркала открылись и сотни крохотных металлических предметов обрушились на нас.
Аннабет взвизгнула.
Это было целое воинство заводных ползучих существ: бронзовые механические туловища, тощие лапки, крохотные, но ощеренные пасти – вся эта клацающая и скрежещущая металлическая волна готовилась нас поглотить.
– Пауки! – вопила Аннабет. – Па у у у!..
Я никогда не видел ее такой прежде. Она в ужасе упала навзничь, роботы пауки уже почти обрушились на нее, и я едва успел оттащить Аннабет обратно к лодке.
Механические существа, миллионы механических тварей выползали изо всех углов и щелей; середина бассейна буквально кишела ими, нас полностью окружили. Я повторял про себя, что, возможно, они запрограммированы не убивать нас, а просто загнать в лодку, покусать и выставить идиотами. И это была ловушка для богов. А мы не боги.
Мы с Аннабет забрались в лодку. Я стал ногами отпихиваться от пауков, которые лезли через борт. Крикнул Аннабет, чтобы она помогла мне, но страх настолько парализовал ее, что она могла только пронзительно орать во все горло.
– Тридцать, двадцать девять, – доносилось из громкоговорителя.
Пауки стали выпускать пучки металлических нитей, чтобы связать нас. Сначала рвать эти нити не представляло особого труда, но их было так много, и пауки надвигались. Я сшиб одного с ноги Аннабет, и своими клещами он оторвал кусок моей новой обувки для серфинга.
Гроувер парил над бассейном в крылатых туфлях, пытаясь ослабить сеть, но та ни на йоту не поддавалась.
«Думай! – приказал я себе. – Думай!»
Вход в Туннель любви находился под сетью. Мы могли бы использовать его как выход, но эту лазейку блокировали полчища пауков.
– Пятнадцать, четырнадцать, – продолжал отсчет громкоговоритель.
«Вода, – подумал я. – Откуда сюда могла поступать вода?»
И тут я увидел огромные водопроводные трубы за зеркалами, откуда выползли пауки. А наверху, над сетью, рядом с одним из купидонов – застекленную будку, где должен был находиться оператор.
– Гроувер! – пронзительно заорал я. – Проберись в будку! Найди кнопку «вкл»!
– Но…
– Давай!
Это было чистое безумие, но в то же время – наш единственный шанс. К тому моменту пауки успели заполнить всю носовую часть лодки. И дальше слушать вопли Аннабет я не собирался. Я должен был вытащить нас отсюда.
Гроувер был уже в диспетчерской будке и колошматил по всем кнопкам без разбора.
– Пять, четыре…
Сатир в отчаянии посмотрел на меня, подняв руки. Этим он давал мне понять, что успел нажать на все кнопки, но ничего так и не случилось.
Закрыв глаза, я подумал о волнах, бурных водах Миссисипи. Внутри у меня все напряглось – это ощущение было мне уже знакомо. Я попытался представить, что тяну за собой в Денвер весь океан.
– Два, один, ноль!
Вода вырвалась из труб. Она с ревом обрушилась в бассейн, сметая пауков на своем пути. Я силком усадил Аннабет на сиденье рядом с собой и пристегнул ремнем в тот момент, когда приливная волна тяжело ударилась о борт, окончательно смыв пауков и захлестнув нас, но не лишив свободы перемещения. Лодка всплыла и кругами завертелась в образовавшемся водовороте.
Вода была полна пауков, погибших в результате короткого замыкания, некоторых буквально размозжило о бетонные стенки бассейна.
Прожекторы продолжали высвечивать нас. Спрятанные в купидонах камеры снимали, передавая живое видео на Олимп.
Но я целиком сосредоточился на управлении лодкой. Я молился, чтобы она следовала течению и держалась подальше от стен. Может, мне и примерещилось, но, казалось, лодка слушается меня. По крайней мере, она не разлетелась вдребезги. Мы в последний раз крутанулись на месте, теперь уровень воды был достаточно высоким, чтобы притиснуть нас к сети. Потом нос лодки развернулся в сторону туннеля, и мы стремительно умчались в темноту.
Мы с Аннабет тесно прижались друг к дружке, тем временем лодку швыряло из стороны в сторону и мимо проносились картинки, изображавшие Ромео и Джульетту, равно как и прочую лабуду, которую принято дарить в День святого Валентина.
Затем туннель кончился, и ночной ветер свистел у нас в ушах, пока лодка мчалась прямиком к выходу.
Если бы путешествие совершалось по всем правилам, мы проплыли бы сквозь Златые Врата Любви и благополучно плюхнулись бы в бассейн, где поездка заканчивалась. Но тут возникла проблема. Врата Любви были обмотаны цепью. Две лодки, которые смыло в туннель перед нами, теперь громоздились, упершись в эту преграду: одна почти затонула, другая раскололась пополам.
– Отстегни ремень, – крикнул я Аннабет.
– Ты что, сдурел?
– Если не хочешь расшибиться в лепешку. – Я привязал щит Ареса к руке. – Придется продемонстрировать умение прыгать в высоту.
Моя идея была настолько простой, насколько же и безумной. Когда лодка ударится о ворота, мы должны будем использовать силу удара как трамплин, чтобы перепрыгнуть через них. Я слышал о людях, которые таким образом выживали в автокатастрофах: их отбрасывало на тридцать – сорок футов от места столкновения. Если повезет, мы приводнимся в следующем бассейне.
До Аннабет, кажется, дошло. Она вцепилась в мою руку, ворота приближались.
– По моему сигналу, – прохрипел я.
– Нет! По моему!
– Это почему?
– Основополагающие законы физики! – завизжала Аннабет. – Сила толчка определяет угол траектории…
– Ладно! – крикнул я в ответ. – По твоему сигналу!
Она держалась до последнего мгновения, затем пронзительно крикнула:
– Пора!
Раздался треск дерева.
Аннабет оказалась права. Если бы мы прыгнули, когда это собирался сделать я, то врезались бы в ворота. Ее расчеты обеспечили нам максимальную высоту.
К сожалению, высота оказалась чуть больше, чем надо. Наша лодка врезалась в затор, и мы перелетели через ворота, через бассейн и собирались приземлиться на асфальт.
Я почувствовал, как кто то сгреб меня сзади за шиворот.
– Ой! – взвизгнула Аннабет.
Гроувер!
Когда мы были еще в воздухе, он схватил меня за рубашку, а Аннабет – за руку, чтобы уберечь от слишком жесткой посадки, но мы с Аннабет набрали приличное ускорение.
– Слишком вы оба тяжелые, – пропыхтел сатир. – Сейчас разобьемся!
Крутясь по спирали, мы попадали на землю. Гроувер сделал все, что в его силах, чтобы смягчить падение.
Мы врезались в щит для фотографирования; голова сатира попала точь в точь в то самое отверстие, откуда выглядывают туристы, притворяясь Добрым Китом. Мы с Аннабет грохнулись на землю, наполовину оглушенные, но живые. Щит Ареса был по прежнему привязан к моей руке.
Переведя дух, мы с Аннабет вытащили Гроувера и поблагодарили за то, что он спас нам жизнь. Я оглянулся на Туннель любви. Вода спадала. Наша лодка вдребезги разбилась о ворота.
В ста футах от нас, в первом бассейне, купидоны продолжали вести съемку. Статуи развернулись так, что их объективы нацелились прямо на нас, прожекторы светили нам в лицо.
– Шоу закончено! – завопил я. – Спасибо! Доброй ночи!
Купидоны вернулись в исходную позицию. Свет погас. Парк снова стал тихим и темным, не считая воды, мерно капающей в последний бассейн. Я задумался: уж не случился ли на Олимпе финансовый крах или наши рейтинги немногого стоят?
Я терпеть не могу, когда меня дразнят. Терпеть не могу, когда обманывают. И у меня накопилось достаточно опыта, как ставить на место тех, кто пытался так поступить со мной. Я надел щит на руку и повернулся к своим друзьям.
– Нам надо кое о чем потолковать с Аресом.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:15 | Сообщение # 17

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава шестнадцатая
Мы везем зебру в Вегас

Бог войны дожидался нас на стоянке у ресторана.
– Так, так, – сказал он. – По крайней мере, живые.
– Вы знали, что это ловушка, – констатировал я.
– Спорю, этот колченогий кузнец здорово удивился, когда накрыл сетью парочку глупых детишек. – Арес злобно усмехнулся. – Вы хорошо смотрелись по телику.
– Подонок. – Я сунул ему его щит.
Аннабет и Гроувер затаили дыхание.
Арес схватил щит и стал подбрасывать его, как тесто для пиццы. Щит менял форму, превращаясь в пуленепробиваемый жилет. Потом Арес перебросил его через спину.
– Видишь вон тот грузовик? – Он указал на «катерпиллер», припаркованный на другой стороне улицы, напротив стоянки. – Вот вам и колеса. Отвезет прямехонько в Лос Анджелес с одной остановкой в Вегасе.
Сзади по кузову дальнобойщика вилась надпись, которую я смог прочесть только потому, что она была написана наоборот, белые буквы на черном фоне – отличное сочетание для человека, страдающего дислексией: «ДОБРОТА БЕЗ ГРАНИЦ. ГУМАННАЯ ТРАНСПОРТИРОВКА ЖИВОТНЫХ. ДА ЗДРАВСТВУЮТ ДИКИЕ ЗВЕРИ!».
– Это шутка? – спросил я.
Арес щелкнул пальцами. Задняя дверца грузовика распахнулась сама собой.
– Бесплатно доберешься до запада, салага. И перестань хныкать. А вот тут кое что для тебя за то, что справился с работой.
Он снял с руля «байка» синий нейлоновый рюкзак и швырнул его мне.
В рюкзаке лежала чистая одежда для всех нас, двадцать баксов наличными, мешочек, полный золотых драхм, и пакет кукурузных хлопьев.
– Не нужно мне ваших вшивых… – начал я.
– Спасибо вам, повелитель Арес, – вмешался Гроувер, бросив на меня предостерегающий взгляд, напоминавший красный стоп сигнал. – Спасибо вам большое.
Я скрипнул зубами. Возможно, отказываться от того, что предлагает бог, – смертельное оскорбление, но мне не хотелось ничего из вещей, к которым хотя бы прикоснулся Арес. Превозмогая себя, я перекинул рюкзак через плечо. Я понимал, что моя злоба обусловлена присутствием бога войны, но у меня до сих пор руки чесались хорошенько ему врезать. Он напоминал мне обо всех пережитых издевках: о Нэнси Бобофит, Клариссе, Вонючке Гейбе, преисполненных сарказма учителях – обо всех подонках, которые обзывали меня дураком в школе или смеялись, когда меня выгоняли.
Я оглянулся на ресторан, где к тому времени осталась пара посетителей. Официантка, что принесла нам ужин, беспокойно поглядывала в окно, словно боясь, что Арес может нас поколотить. Она медлила с подносом в руках, чтобы лично за всем проследить. Что то сказала бармену. Тот кивнул, вытащил маленькую камеру и щелкнул нас.
«Лихо, – подумал я. – Завтра снова попадем в газеты».
Мне представился даже заголовок передовицы: «Двенадцатилетний беглец избивает беззащитного байкера».
– За тобой еще должок, – напомнил я Аресу, стараясь, чтобы голос мой не дрожал. – Ты обещал мне кое что рассказать о моей матери.
– Ты уверен, что сможешь перенести это известие? – Ударом ноги он завел мотоцикл. – Она жива.
Казалось, я ощутил вращение Земли.
– То есть?
– То есть ее отобрали у Минотавра, прежде чем она умерла. Она превратилась в золотой дождь. А это метаморфоза, не смерть. Просто ее удерживают до поры до времени.
– Удерживают? Зачем?
– Надо бы тебе поучиться военному искусству, салага. Заложник. Ты должен захватить одного, чтобы контролировать другого.
– Меня никто не контролирует.
– Правда? – рассмеялся бог войны. – Ну ну. Будь здоров, дружок.
Я сжал кулаки.
– Кажется, повелитель Арес, вы слишком самодовольны для парня, который бежал от статуй купидонов!
За очками Ареса полыхнуло пламя. Я почувствовал, как жаркий ветер обжег мои волосы.
– Мы еще встретимся, Перси Джексон. Когда в следующий раз будешь драться, берегись удара в спину.
Он завел «харлей» и с ревом умчался по Деланси стрит.
– Это глупо, Перси, – заметила Аннабет.
– Наплевать.
– Не стоит наживать себе врага среди богов. Особенно такого бога.
– Эй, ребята, – позвал Гроувер. – Терпеть не могу вмешиваться, но…
Он указал на ресторан. Последние клиенты оплачивали свой счет у кассы, это были двое мужчин в одинаковых черных комбинезонах, белые логотипы на которых совпадали с надписью на грузовике.
– Если мы собираемся попасть на зооэкспресс, – сказал Гроувер, – надо поторопиться.
Мне эта идея не нравилась, но другого выбора у нас не было. Кроме того, на Денвер я уже насмотрелся.
Перебежав улицу, мы забрались сзади в огромную фуру и закрыли за собой дверь.

* * *

Первое, что меня поразило, – запах. Внутри стояла вонь, как от самого большого в мире кошачьего туалета.
В трейлере было темно, пока я не снял колпачок с волшебной ручки. В слабом бронзовом свечении клинка перед нами предстала очень грустная сцена. В поставленных рядом зловонных металлических клетках сидели три самых трогательных обитателя зоопарка, когда либо виденные мною: зебра, лев альбинос и какая то чудная антилопа.
Кто то бросил льву мешок репы, которую ему явно не хотелось есть. Зебре и антилопе подсунули пластиковые подносы с мясом для гамбургеров. В гриве зебры запуталась жевательная резинка, будто кто то на досуге плевался в нее. К одному из рогов антилопы был привязан дурацкий серебристый воздушный шар, какие дарят на день рождения, по нему шла надпись: «В ПАМПАСЫ!»
По всей видимости, никто не хотел подходить слишком близко к клетке со львом и задирать его, и бедное животное расхаживало по грязным одеялам, в слишком тесном для него пространстве, тяжело дыша спертым и удушливо жарким воздухом трейлера. Мухи с жужжанием кружили вокруг его розовых глаз, сквозь белую шерсть проступали ребра.
– И это называется доброта?! – пронзительно завопил Гроувер. – Гуманные перевозки животных?
Возможно, он незамедлительно вылез бы наружу, чтобы задать хорошую взбучку перевозчикам своими тростниковыми дудками, и я бы ему помог, но как раз в этот момент мотор грузовика взревел, фургон затрясло, и мы были вынуждены сесть, чтобы не свалиться.
Мы сгрудились на куче каких то заплесневелых мешков из под корма, стараясь не обращать внимания на запах, жару и мух. Гроувер обратился к животным, блея по козлиному, но они только печально на него посмотрели. Аннабет была за то, чтобы немедленно открыть клетки и освободить пленников, но я заметил, что добра от этого не будет, пока грузовик не остановится. Кроме того, у меня возникло предчувствие, что мы можем показаться льву гораздо аппетитнее репы.
Я налил воды из кувшина в их миски, а затем использовал меч, чтобы вытащить из клеток перепутанный корм. Мясо я отдал льву, а репу распределил между зеброй и антилопой.
Гроувер успокаивал антилопу, пока Аннабет срезала своим ножом шарик с ее рогов. Она хотела также счистить прилипшую к зебре жвачку, но мы решили, что это слишком рискованно при такой тряске. Мы пообещали Гроуверу, что поможем животным с утра, а не на ночь глядя.
Сатир свернулся на мешке с репой; Аннабет открыла пакет с печеньем и нерешительно откусила кусочек; я старался подбодрить себя, сосредоточившись на мысли, что мы на полпути в Лос Анджелес. На полпути к месту нашего назначения. Было только четырнадцатое июня. Солнцестояние наступит не раньше двадцать первого. У нас еще уйма времени.
С другой стороны, я не имел ни малейшего представления, чего ждать дальше. Боги продолжали развлекаться со мной, как с игрушкой. И только один Гефест поступил достаточно честно, разместив в парке камеры и открыто выставив меня на потеху богам. Но даже когда съемка не велась, я не мог отделаться от ощущения, что за нашим поиском пристально следят. Я стал для богов забавой.
– Эй, Перси, – окликнула Аннабет, – прости меня, что я так орала в водном парке.
– Все нормально.
– Просто эти… – ее передернуло, – пауки.
– Все дело в истории Арахны, – предположил я. – Ее превратили в паука за то, что она вызвала твою маму на состязание в искусстве ткачества.
– С тех пор дети Арахны мстят детям Афины, – кивнула Аннабет. – Если паук появится хотя бы в миле от меня, он меня найдет. Ненавижу этих маленьких ползучих существ. Так или иначе, я перед тобой в долгу.
– Мы одна команда, помнишь? – спросил я. – Кроме того, Гроувер у нас теперь заядлый летун.
Я думал, что он спит, но Гроувер пробормотал из угла:
– Наверное, забавно я выглядел, да?
Мы с Аннабет рассмеялись.
Разломив печенье, она дала половинку мне.
– В послании Ириды… Лука ничего не сказал?
Я жевал печенье и думал, что бы такое ответить. Разговор по радуге не давал мне покоя весь вечер.
– Он сказал, что вы с ним – старинные приятели. И еще что Гроувер на этот раз не промахнется. Никто не обратится в сосну.
В тусклом бронзовом свете клинка трудно было разобрать выражения их лиц.
Гроувер скорбно прокричал что то по звериному.
– Мне следовало сказать тебе правду с самого начала. – Голос его дрожал. – Просто подумал, что если бы ты знал, как я тогда облажался, то не захотел бы взять меня с собой и дружба наша закончилась бы.
– Ты был тем сатиром, который пытался спасти Талию, дочь Зевса?
Гроувер мрачно кивнул.
– А двое других полукровок, приятелей Талии, которые благополучно добрались до лагеря… – я посмотрел на Аннабет, – ведь это были вы с Лукой, да?
Она отложила свое печенье, так и не притронувшись к нему.
– Как ты сам говорил, Перси, семилетняя полукровка одна далеко не уйдет. Афина направляла меня и помогала мне. Талии было двенадцать. Луке – четырнадцать. Они оба сбежали из дома, как и я. Они очень радовались, что я с ними. Они были… они поразительно храбро сражались с монстрами, даже без всякой подготовки. Мы отправились на север от Виргинии, не имея никаких конкретных планов, почти две недели отпугивая чудовищ, пока нас не нашел Гроувер.
– Предполагалось, что я буду сопровождать Талию в лагерь. – Сатир шмыгал носом. – Только ее одну. У меня был строгий приказ Хирона: не предпринимать ничего, что могло бы подвергнуть ее риску. Понимаешь, мы знали, что Аид гонится за Талией, но я не мог просто так бросить Луку и Аннабет. Я подумал… подумал, что смогу привести всех троих в безопасное место. Это была моя вина, что монстры перехватили нас. Я растерялся. На обратном пути в лагерь я так испугался, что несколько раз сбился с пути. Будь я хоть немного сообразительнее…
– Прекрати, – оборвала Аннабет. – Никто тебя не винит. Даже Талия.
– Она принесла себя в жертву, чтобы спасти нас, – жалобно произнес Гроувер. – Ее смерть – моя вина. Совет козлоногих старейшин сказал то же самое.
– Потому что ты не бросил двух других полукровок? – спросил я. – Это несправедливо.
– Перси прав, – сказала Аннабет. – Меня бы сейчас здесь не было, если б не ты, Гроувер. И Луки не было бы тоже. Нам не важно, что сказал об этом Совет.
– Такая уж у меня судьба, – продолжал хныкать в темноте Гроувер. – Я самый невезучий из всех сатиров, и я же нашел двух самых могущественных полукровок века: Талию и Перси.
– И совсем ты не невезучий, – терпеливо произнесла Аннабет. – Ты самый отважный сатир, каких я встречала. Назови еще хоть кого нибудь, кто дерзнул бы спуститься в царство мертвых. Спорим, Перси действительно рад, что ты здесь, с нами.
Она пнула меня ногой.
– Конечно, рад, – сказал я (могла бы и не пинаться). – Это не просто удача, что ты нашел Талию и меня, Гроувер. Ты самый великодушный из всех сатиров. И по натуре ты – следопыт. Поэтому ты обязательно найдешь Пана.
До меня донесся глубокий, удовлетворенный вздох. Я ждал, что Гроувер скажет что нибудь, но он только тяжело дышал. Когда сопение перешло в храп, я понял, что сатир уснул.
– Как это только ему удается? – изумился я.
– Не знаю, – улыбнулась Аннабет. – Но ты действительно обратился к нему с такими прекрасными словами.
– Я сказал правду.
Несколько миль мы проехали молча, подпрыгивая на мешках. Зебра жевала репу. Лев, облизываясь, покончил с мясом и с надеждой посмотрел на меня.
Аннабет теребила свое ожерелье, словно вынашивая далеко идущие стратегические планы.
– Эта сосновая бусина. Она у тебя с первого года? – спросил я.
Аннабет встрепенулась. Она перебирала бусины безотчетно.
– Да, – ответила она. – Каждый год инструкторы выбирают самое важное событие лета и изображают его на бусинах. Мне досталась сосна Талии, подожженная греческая трирема и кентавр в праздничном наряде… но это лето было самым чудесным…
– А кольцо из колледжа – твоего отца?
– Это тебя не… – она осеклась. – Да. Это его кольцо.
– Могла бы и не говорить.
– Нет… все в порядке. – Голос Аннабет дрогнул. – Отец прислал мне его в письме два лета назад. Кольцо, кажется, его главный памятный дар от Афины. Он не получил бы степень доктора в Гарварде без нее… Долгая история. Так или иначе, он написал, что хочет, чтобы кольцо было у меня. Извинялся, что он такой негодяй, писал, что любит меня и скучает по мне. Предлагал, чтобы я вернулась домой и мы жили вместе.
– Что ж, звучит неплохо.
– Да… но дело в том, что я поверила ему. Попробовала вернуться домой к началу школьного года, но моя мачеха совсем не изменилась. Она не хотела, чтобы ее дети подвергались опасности, живя вместе с таким существом, как я. Монстры атаковали меня со всех сторон. Мы ссорились. Чудовища продолжали нападать. Я даже не стала дожидаться зимних каникул. Обратилась к Хирону и вернулась прямиком в Лагерь полукровок.
– Думаешь, ты еще раз попытаешься жить вместе с отцом?
– Пожалуйста, я не хочу растравливать раны. – Аннабет отвела глаза.
– Только не надо сдаваться. Напиши ему письмо, например, или еще что нибудь сделай.
– Спасибо за совет, – холодно ответила дочь Афины, – но отец сам выбрал, с кем ему жить.
Еще несколько миль прошли в молчании.
– Значит, если боги затеют битву, – заговорил я, – то все вернется на исходные позиции, как во время Троянской войны? И Афина выступит против Посейдона?
Аннабет откинула голову на рюкзак, который дал нам Арес, и закрыла глаза.
– Я не знаю, что сделает мама. Знаю только, что буду сражаться рядом с тобой.
– Почему?
– Потому что ты мой друг, рыбьи мозги. Есть еще глупые вопросы?
Я не мог придумать, что ей ответить. К счастью, этого и не понадобилось. Аннабет уже спала.
Мне нелегко было последовать ее примеру: Гроувер оглушительно храпел, лев альбинос смотрел на меня голодными глазами, но в конце концов сон смежил и мои веки.

* * *

Мой кошмар начался так, будто я видел его уже миллион раз: меня вынудили пройти стандартный тест в смирительной рубашке. Остальные ребята отправились на перемену, а учительница обратилась ко мне: «Подойди, Перси. Ты ведь не тупица, правда? Возьми свою ручку».
Затем сон сменил привычное течение.
Посмотрев на соседнюю парту, я увидел, что за ней сидит девочка, на которой тоже была смирительная рубашка. Она была моей ровесницей, с черными буйными волосами, прической в стиле панк, гневными зелеными глазами, обведенными черным карандашом, и веснушчатым носом. Каким то образом я понял, кто она. Это была Талия, дочь Зевса.
Она старалась освободиться от смирительной рубашки, бросала на меня отчаянные взгляды и говорила быстро и сумбурно.
«Ну что, рыбьи мозги? Один из нас должен выбраться отсюда».
«Она права, – пронеслась у меня в голове сонная мысль. – Я отправлюсь обратно в пещеру. Отчасти раскрою Аиду свои намерения».
Смирительная рубашка спала с меня. Я провалился сквозь пол классной комнаты. Голос учительницы менялся, пока не превратился в холодный и злой утробный глас, гулко доносившийся из глубин расселины.
«Перси Джексон, – произнес он. – Я вижу, обмен произошел успешно».
Я снова оказался в темной пещере, и души умерших реяли вокруг. Невидимое чудовище в глубине продолжало говорить, но на сей раз уже не со мной. Цепенящая мощь голоса была обращена куда то еще.
«И он ни о чем не подозревает?» – спросил голос.
Теперь уже другой голос, который я почти узнал, ответил у меня из за спины.
Я обернулся, но за спиной никого не оказалось. Говорящий был невидим.
«Обман на обмане, – громко, нараспев произнесло существо из ямы. – Превосходно».
«Воистину, мой повелитель, – произнес голос рядом со мной. – Не зря вас называют Бесчестным. Но была ли в этом необходимость? Я мог бы прямо принести вам то, что украл…»
«Ты? – издевательски произнесло чудовище. – Ты уже показал, на что способен. Ты мог бы и еще больше подвести меня, не вмешайся я сам».
«Но, мой повелитель…»
«Успокойся, ничтожный слуга. Шесть месяцев дали нам многое. Зевс вконец разгневан. Посейдон в отчаянии разыграл свою последнюю карту. Теперь мы должны использовать ее против него. Скоро ты получишь награду, которой так жаждешь, – и отомстишь. Как только оба предмета окажутся в моих руках… но постой. Он здесь».
«Что? – Голос невидимого слуги сделался напряженным. – Вы призвали его, повелитель?»
«Нет. – Внимание монстра было теперь целиком приковано ко мне. Я застыл. – Да будет проклята кровь его отца, он слишком изменчив, слишком непредсказуем. Мальчишка проник сюда сам».
«Не может быть!» – вскричал слуга.
«С таким слабаком, как ты, все возможно, – прорычал голос. Затем его холодная мощь вновь обратилась на меня. – Итак… ты мечтаешь об успешном завершении своего поиска, юный полукровка? Что ж, сделаю тебе одолжение».
Картина изменилась.
Я стоял в просторном тронном зале с облицованными черным мрамором стенами и бронзовым полом. Передо мной высился наводящий ужас пустой трон, сложенный из человеческих костей. У подножия его стояла моя мать, протянув руки, застыв в золотистом мерцании.
Я хотел шагнуть к ней, однако ноги не слушались меня. Я дотянулся до нее лишь затем, чтобы убедиться, что руки мои касаются иссохших костей. Усмехающиеся скелеты в греческих доспехах столпились вокруг меня, облачая меня в шелковые одеяния, венчая мою голову лавровым венком, провонявшим ядом Химеры, насквозь прожигавшим мой мозг…
«Приветствую тебя, герой победитель!» – расхохотался дьявольский голос.

* * *

Я резко проснулся. Гроувер тряс меня за плечо.
– Грузовик остановился, – сказал он. – Мы думаем, они решили проверить животных.
– Прячься! – прошипела Аннабет.
Ей то сделать это было проще простого. Она надела свою кепку невидимку и исчезла. Нам с Гроувером пришлось зарыться в мешки, притворившись репой.
Щелкнул замок, и двери трейлера открылись. Солнечный свет и тепло ворвались внутрь.
– Черт! – скривился от вони один из водителей, размахивая рукой перед своим уродливым носом. – Лучше бы я перевозил электробытовые товары.
Он забрался внутрь и плеснул немного воды из кувшина в миски животных.
– Ну что, жарко, дружище? – спросил он у льва, после чего выплеснул остатки воды на львиную морду.
Лев заревел от негодования.
– Ах ах ах, – передразнил мужчина.
Я почувствовал, как Гроувер, лежавший рядом со мной под мешками, весь напрягся. Для миролюбивого травоядного вид у него стал слишком кровожадный.
Шофер швырнул антилопе пакет «хэппи мил», похожий на мешочек для мячей, предназначенных для игры в сквош. Потом исподлобья посмотрел на зебру.
– Как дела, полосатая? Хоть от тебя за эту остановку избавимся. Тебе нравятся магические шоу? Этот фокус тебе уж точно понравится. Распилим тебя напополам!
Зебра посмотрела на меня в упор обезумевшими от страха глазами.
Вслух не раздалось ни звука, но ясно прозвучало (и я это услышал!):
«Повелитель, освободи меня. Пожалуйста».
Я был слишком ошеломлен, чтобы хоть как то отреагировать.
Со стороны одного из бортов трейлера раздался громкий стук.
Находившийся внутри шофер громко выкрикнул:
– Чего тебе, Эдди?
– Морис? Что ты сказал? – крикнул кто то снаружи, должно быть, Эдди.
– Ты чего там колотишь? Стук, стук, стук.
– Кто колотит? – завопил снаружи Эдди.
Наш приятель Морис выпучил глаза и стал выбираться, проклиная идиота Эдди.
Через секунду рядом со мной появилась Аннабет. Должно быть, стучала она, чтобы выманить Мориса из трейлера.
– Эти перевозки наверняка незаконные, – заявила она.
– Именно так, – подтвердил Гроувер. Потом замолчал, как будто прислушиваясь. – Лев говорит, что эти парни провозят животных контрабандой!
«Верно», – произнес у меня в голове голос зебры.
– Мы должны освободить их, – решительно сказал Гроувер.
Они с Аннабет оба посмотрели на меня, ожидая указаний.
Я слышал говорящую зебру, но почему молчал лев? Почему? Возможно, это был еще один недостаток моего образования… Значит, я могу понимать только зебр?
«И еще лошадей, – внезапно понял я. – Что сказала Аннабет про Посейдона, создавшего лошадей? Была ли зебра близкой родственницей лошади? Неужели поэтому я слышу ее?»
«Открой мою клетку, повелитель. Пожалуйста, – попросила зебра. – После этого со мной все будет в порядке».
Снаружи Эдди и Морис продолжали орать друг на друга, но я понимал, что в любую минуту они могут появиться снова, чтобы мучить животных. Схватив свой меч, я одним махом срубил замок с клетки зебры.
Та мигом вырвалась наружу. Повернувшись ко мне, она поклонилась.
«Спасибо тебе, повелитель».
Гроувер протянул сложенные вместе руки и, по всей видимости, благословил зебру по козлиному.
Как только Морис сунул голову внутрь, чтобы проверить, откуда шум, зебра перескочила через него и бросилась бежать по улице. Раздались вопли, скрип покрышек и гудки автомобилей. Мы кинулись к дверям трейлера и увидели, как зебра галопом мчится по широкому бульвару, по обе стороны которого стояли отели и казино, залитые неоновыми огнями. Мы выпустили зебру точнехонько в Лас Вегасе.
Морис и Эдди побежали за зеброй, а за ними рванулись несколько полицейских с криками:
– Эй, вы! На это нужно разрешение!
– Вот теперь пора уходить, – сказала Аннабет.
– Нет, сначала остальные животные, – возразил Гроувер.
Я срубил замки с клеток. Воздевая руки, Гроувер напутствовал их по козлиному, так же как и зебру.
– Удачи, – пожелал я животным.
Антилопа и лев мигом вырвались из клеток и вместе выскочили на улицу.
Среди туристов поднялся визг. Большинство попятились и стали щелкать камерами, вероятно думая, что это трюк, специально придуманный каким то казино.
– С ними все будет в порядке? – спросил я Гроувера. – То есть пустыня и всякое такое…
– Не беспокойся, – сказал он. – Я возложил на них благословение сатиров.
– И что это значит?
– Это значит, что они благополучно доберутся до необитаемой местности, – ответил сатир. – Они найдут воду, еду, сумеют укрыться от солнца, пока не доберутся до места, где можно жить в безопасности.
– Почему бы тебе не возложить такое же благословение на нас? – спросил я.
– Оно годится только для диких животных.
– Возможно, Перси это не повредит, – улыбнулась Аннабет.
– Эй! – запротестовал я.
– Шутка, – ответила она. – Пошли. Пора выбираться из этого гадюшника.
Пошатываясь, мы выбрались на пустынные полуденные улицы. Температура была градусов сто десять, не меньше, и мы легко могли бы сойти за изможденных жарой бродяг, но все прохожие слишком увлеклись дикими животными, чтобы обращать на нас внимание.
Мы прошли мимо «Монте Карло» и «МГМ». Мимо пирамид, пиратского корабля и статуи Свободы, которая представляла собой сильно уменьшенную копию, но вызвала у меня приступ тоски по дому.
Я не знал, что, собственно, мы ищем. Вероятно, место, где можно было бы хоть на несколько минут укрыться от жары, купить сэндвич, стакан лимонада и подумать над планом дальнейшего продвижения на запад.
Наверное, мы свернули не туда, потому что оказались в тупике: перед нами было только казино и гостиница «Лотос». Над входом в гостиницу красовался огромный неоновый цветок, лепестки которого периодически вспыхивали. Посетителей не наблюдалось, но из сверкающих хромом открытых дверей веяло кондиционированной прохладой и каким то цветочным запахом – возможно, именно цветущим лотосом. Точно сказать не могу – сам не нюхал.
Увидев нас, швейцар улыбнулся.
– Привет, ребятишки. Выглядите вы устало. Заходите, присаживайтесь.
За последнюю неделю я привык ко всему относиться с подозрением. Воображал, что любой встречный может оказаться чудовищем или богом, – предугадать невозможно. Но швейцар показался мне вполне нормальным. Кроме того, услышать сочувственный голос было так отрадно, что я кивнул и выразился в том смысле, что мы не прочь зайти. Едва мы оказались внутри и осмотрелись, Гроувер присвистнул:
– Ух ты!
Вестибюль целиком представлял собой огромный зал для развлечений. И я не имею в виду какие то замшелые игры вроде «Пак мэн» или игровых автоматов. Внутри находился водопад, обвивавший стеклянный лифт и уходивший вверх по крайней мере этажей на сорок. С одной стороны здания возвышалась стена для тренировки скалолазов. Здесь же располагались разнообразные приборы для создания виртуальной реальности, лабиринты с действующими лазерными ружьями. И сотни видеоигр, каждая размером с широкоэкранный телевизор. Словом, все, что душе угодно. За играми сидело несколько подростков – не так уж и много. Никаких очередей. Повсюду расхаживали официантки и стояли стойки с закусками – любыми, по выбору.
– Привет! – сказал коридорный. По крайней мере, я так понял, что это коридорный. На нем была бело желтая гавайская рубашка с эмблемой лотоса, шорты и переговорное устройство на шее. – Добро пожаловать в казино «Лотос». Вот ключ от вашего номера.
– Да, но… – запинаясь, пробормотал я.
– Нет, нет, нет, – со смехом ответил коридорный. – Счета оплачены. Никаких надбавок, никаких чаевых. Просто поднимайтесь на верхний этаж, номер четыре тысячи первый. Если вам понадобится что то еще, скажем пена для горячей ванны или набор для дартса – все, что пожелаете, – просто позвоните портье. Вот ваши карточки для игры в «Лотосе». Ими можно пользоваться и в любых других играх, а также в ресторанах и во время поездок.
Он вручил каждому из нас по зеленой пластиковой кредитке.
Я понимал, что тут, должно быть, какая то ошибка. Коридорный явно считал нас детишками каких то миллионеров. Однако я взял карточку и спросил:
– Сколько на ней?
– Что вы имеете в виду? – Коридорный нахмурился.
– Я имею в виду – сколько на ней наличности.
– Вы шутите, – рассмеялся он. – Не беспокойтесь, полный порядок. Приятного времяпрепровождения.
Мы поднялись в лифте наверх и осмотрели наш номер. Это была анфилада комнат с тремя ванными и баром, битком набитым сладостями, содовой и чипсами. «Горячая линия» обслуживания номеров. Пушистые одеяла и водяные кровати с пуховыми подушками. Телевизор с большим экраном, спутниковой антенной и высокоскоростным Интернетом. На балконе тоже стояла ванна с горячей водой и, вполне вероятно, находился специальный аппарат, подбрасывающий «тарелочки» в небо над Лас Вегасом, чтобы дырявить их из пистолета. Я не понимал, насколько все это законно, но счел, что придумано действительно круто. Из окон открывался потрясающий вид на Стрип и пустыню, хоть я и сомневался, что у нас найдется время любоваться видами из таких роскошных апартаментов.
– О боги, – вздохнула Аннабет. – Это место такое…
– Дивное, – закончил Гроувер. – Совершенно дивное.
В кладовке нашлась одежда, как раз пришедшаяся мне впору. Я нахмурился, подумав, что это несколько странно.
Потом выбросил рюкзак Ареса в мусорное ведро. Вряд ли он нам еще понадобится. Когда будем уезжать, я просто куплю новый в магазине отеля.
Я принял душ, испытав подлинное блаженство и смыв с себя недельную грязь. Затем надел свежее белье, съел пакет чипсов, выпил три баночки колы и почувствовал себя так хорошо, как давно уже не чувствовал. В глубине души мне не давала покоя одна небольшая проблема. То ли это приснилось мне, то ли… Надо поговорить с друзьями. Но я был уверен, что это подождет.
Выйдя из спальни, я увидел, что Аннабет и Гроувер тоже приняли душ и переоделись. Гроувер вволю наелся картофельных чипсов, пока Аннабет настраивала Национальный географический канал.
– Столько каналов, – сказал я, – а ты выбрала Национальный географический. Совсем с ума сошла?
– Он интересный.
– Хорошо то как, – широко зевнул Гроувер. – Мне здесь нравится.
Он не заметил даже, как крылышки, выпроставшись из его туфель, подняли его на фут над полом и мягко опустили обратно.
– И что теперь? – спросила Аннабет. – Спать будем?
Мы с Гроувером, усмехнувшись, переглянулись. Оба достали зеленые пластиковые карточки.
– Пора поиграть, – сказал я.
Не помню, когда я последний раз так веселился. Ведь родился я в относительно бедной семье. Слопать «Королевский бургер» и взять напрокат телевизор – для нас значило жить на широкую ногу. Пятизвездочный отель в Лас Вегасе? Нет, и думать забудь.
Я спустился по искусственному водопаду, прокатился на сноуборде по искусственному снежному склону и сыграл в фэбээровского снайпера, вооруженного виртуальным лазерным ружьем. Несколько раз я видел Гроувера, переходящего от игры к игре. Ему понравилась «охота наоборот» – там, где олень, выступив из чащи, может пристрелить мужланов охотников. Я видел, как Аннабет строила собственный город и голографические здания вздымались перед ней на экране дисплея. Я это ни во что не ставлю, но Аннабет нравилось.
Не помню, когда именно до меня впервые дошло: что то не так.
Возможно, когда я обратил внимание на парня, стоявшего возле меня, пока я разыгрывал из себя снайпера. Думаю, ему исполнилось лет тринадцать, но одет он был чудно. По виду его можно было принять за сына одного из двойников Элвиса. Джинсы колоколом, красная футболка с черным кантом, а волосы завиты и облиты лаком, как у какой нибудь девицы из Нью Джерси, отправляющейся на бал бывших выпускников.
Мы оба играли в снайперов, и он сказал:
– Клево, парень. Через две недели игры становятся все интереснее.
Клево?
Позже, когда мы разговорились и я сказал, что все прикольно, он посмотрел на меня, мягко выражаясь, изумленно, как будто впервые услышал такое выражение.
Назвался он Даррином, но, как только я стал задавать ему разные вопросы, он сделал вид, что ему скучно, и снова повернулся к экрану компьютера.
– Эй, Даррин, – окликнул я.
– Чего?
– Какой сейчас год?
– В игре? – нахмурился он.
– Нет, в реальной жизни.
– Тысяча девятьсот семьдесят седьмой, – ответил он после некоторого раздумья.
– Нет, – сказал я, слегка перепугавшись. – На самом деле.
– Эй, парень, – ответил Даррин. – Не порть настроение. Видишь, я играю.
После этого он уже совершенно не обращал на меня внимания.
Я пробовал заговорить с другими людьми, и оказалось, что это не так то просто. Одни словно приклеились к телеэкранам, другие – к видеоиграм, третьи не могли оторваться от еды – словом, по разному. Я столкнулся с парнем, который сказал, что сейчас тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. Другой объявил, что тысяча девятьсот девяносто третий. Все настаивали, что они здесь не очень долго: несколько дней, самое большее – недель. Они действительно не знали, да их это и не заботило.
Затем мне пришла в голову мысль: а сколько же здесь нахожусь я? Казалось, что всего пару часов, но так ли это?
Я постарался вспомнить, как мы оказались здесь. Мы ведь ехали в Лос Анджелес. Там предположительно находится вход в царство мертвых. Моя мать… какое то пугающее мгновение я не смог вспомнить, как ее зовут. Салли. Салли Джексон. Я должен был найти ее. Я должен был остановить Аида, который хотел подтолкнуть всех к третьей мировой войне.
Когда я подошел, Аннабет по прежнему строила свой город.
– Пошли, – сказал я. – Надо убираться отсюда.
Никакого ответа.
Я потряс ее за плечо.
– Аннабет?
– Что? – Она с досадой посмотрела на меня.
– Надо уходить.
– Уходить? О чем это ты? Я только что установила башни…
– Это место – ловушка.
Она не отвечала, пока я снова не встряхнул ее.
– Что?
– Послушай. Царство мертвых! Наш поиск!
– Да брось ты, Перси. Всего несколько минут.
– Аннабет, здесь есть люди из семьдесят седьмого года. Мальчишки, которые никогда не старятся. Ты регистрируешься – и остаешься здесь навсегда.
– Ну и что? – спросила она. – Разве это не лучшее место в мире?
Я схватил ее за запястье и оторвал от игры.
– Эй! – крикнула Аннабет и ударила меня.
Никто даже не взглянул в нашу сторону. Все были слишком заняты.
Я заставил Аннабет взглянуть мне прямо в глаза.
– Пауки. Большие мохнатые пауки, – сказал я.
По всему ее телу пробежала дрожь. Взгляд прояснился.
– О боги, – выдохнула Аннабет, – и давно мы уже…
– Не знаю, но надо найти Гроувера.
Мы пошли искать и нашли его за прежней игрой «Виртуальный олень охотник».
– Гроувер! – воскликнули мы в один голос.
– Умри, человек! – объявил он. – Умри, загрязняющее все вокруг омерзительное существо!
– Гроувер!
Он наставил на меня пластиковое ружье и стал щелкать спусковым крючком, словно я и вправду был еще одной картинкой с экрана.
Я посмотрел на Аннабет, мы вместе схватили Гроувера под руки и оттащили от автомата. На его туфлях появились крылышки и стали тянуть ноги сатира в противоположном направлении.
– Нет! Я только что вышел на новый уровень! Нет! – во весь голос кричал Гроувер.
– Ну, теперь вы готовы получить ваши платиновые карты? – К нам спешил коридорный «Лотоса».
– Мы уезжаем, – ответил я.
– Стыд и позор, – сказал он, и у меня появилось чувство, что он говорит это искренне, и если мы уедем, то разобьем его сердце. – Мы только что подключили новый зал, где есть все игры для обладателей платиновых карт.
Он протянул нам карточки, и мне захотелось их взять. Я понимал, что если возьму одну, то уже никогда никуда не уеду. Я останусь здесь, навеки счастливый, вечно играющий в какую нибудь игру, и скоро забуду про маму, поиск и даже, может быть, забуду свое собственное имя. И всегда буду играть в виртуальную перестрелку с «клевым» парнем диско, которого зовут Даррин.
Гроувер потянулся за карточкой, но Аннабет отвела его руку и сказала:
– Нет, спасибо.
Мы пошли к дверям, и, по мере того как мы к ним приближались, запахи еды и звуки игр все более манили нас. Я подумал о нашем номере наверху. Мы могли бы остаться хотя бы на ночь, хоть раз выспались бы в настоящей постели…
Затем мы опрометью бросились прочь из казино «Лотос» и выбежали на тротуар. Полдень напоминал тот полдень, когда мы вошли туда, но что то было не так. Погода совершенно изменилась. Разыгралась буря, над пустыней стояло горячее марево.
Рюкзак Ареса снова висел у меня на плече, что казалось странным, поскольку я не сомневался, что выбросил его в мусорное ведро, но сейчас мне было не до этого.
Подбежав к ближайшему газетному киоску, я первым делом прочел год. Слава богам, год был тот же, когда мы вошли в казино. Затем я обратил внимание на дату: двадцатое июня.
Мы провели в казино «Лотос» пять дней!
До летнего солнцестояния оставался всего один день. Один день, чтобы закончить наш поиск.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:15 | Сообщение # 18

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава семнадцатая
Мы присматриваем водяные кровати

Это была идея Аннабет.
Она затолкала нас на заднее сиденье такси в Вегасе – так, словно у нас были деньги, – и сказала шоферу:
– В Лос Анджелес, пожалуйста.
Шофер пожевал сигару и смерил нас взглядом.
– Это триста миль. За такое расстояние вам придется заплатить вперед.
– Кредитные карточки казино возьмете? – спросила Аннабет.
– Смотря какие, – пожал плечами водитель. – Надо бы проверить.
Аннабет протянула ему зеленую карту казино «Лотос».
Шофер поглядел на нее скептически.
– Проверьте, – попросила его Аннабет.
Шофер так и сделал.
Счетчик стал пощелкивать. Фары зажглись. Наконец рядом со знаком доллара появился символ бесконечности.
Шофер выронил изо рта сигару. Он посмотрел на нас широко раскрытыми глазами.
– Но куда в Лос Анджелес… уф, ваше высочество?
– На пристань Санта Моники. – Аннабет уселась несколько прямее. Точно говорю, «ваше высочество» ей понравилось. – Отвезите нас побыстрее, а сдачу оставьте себе.
Может, ей и не стоило этого говорить.
Через всю пустыню Мохаве мы промчались со скоростью не меньше девяноста пяти миль в час.

* * *

В дороге у нас была уйма времени, чтобы выговориться. Я рассказал Аннабет и Гроуверу о своем последнем сне, но чем больше я пытался припомнить детали, тем расплывчатее они становились. Похоже, казино «Лотос» произвело таки в моей голове короткое замыкание. Я не мог вспомнить, как звучал голос невидимого слуги, хотя не сомневался, что знаю его. Слуга называл чудовище в яме не просто «мой повелитель»… но каким то особым именем или титулом…
– Молчаливый? – предположила Аннабет. – Богач? Оба прозвища принадлежат Аиду.
– Может быть… – ответил я, хотя оба имени прозвучали как то не так.
– Тронный зал напоминает зал Аида, – сказал Гроувер. – Так его обычно описывают.
– Нет, что то не складывается. – Я покачал головой. – Тронный зал не был основной частью сна. А этот голос из ямы… не знаю. Похоже, он не принадлежал богу.
Глаза Аннабет расширились.
– Что? – спросил я.
– Да нет… ничего. Я просто… Нет, это должен быть Аид. Возможно, он отправил своего вора, этого невидимку, чтобы тот добыл жезл Зевса, и что то пошло не так…
– Например?
– Я… я не знаю. – Аннабет отвела взгляд. – Но если он украл символ власти Зевса с Олимпа и боги преследуют его, многое могло пойти не так. Поэтому вору пришлось спрятать жезл, или он его каким то образом потерял. Так или иначе, ему не удалось передать его Аиду. Именно про это говорил голос в твоем сне. Парень прокололся. Это объясняет, что именно искали фур… дальние родственники, когда напали на нас в автобусе. Может быть, они решили, что нам удалось отыскать жезл?
Я не мог понять, что происходит с Аннабет. Она побледнела.
– Но если бы я уже нашел жезл, то зачем мне лезть в царство мертвых?
– Чтобы пригрозить Аиду, – предположил Гроувер. – Подкупить его или шантажировать, чтобы он вернул твою маму.
– Для козла у тебя нехорошие мысли, – ухмыльнулся я.
– Спасибо.
– Но существо из ямы сказало, что дожидается двух предметов, – вспомнил я. – Если один из них – жезл, то что же другое?
Гроувер, явно озадаченный, покачал головой.
Аннабет смотрела на меня так, словно знала, о чем я сейчас спрошу, и молча умоляла не делать этого.
– У тебя есть хоть какие либо соображения, кто мог быть в яме? То есть если это был не Аид, то?..
– Перси, давай не будем об этом… Потому что если это не Аид… Нет. Это должен быть Аид.
За окном мелькала ровная, без всякой растительности земля. Мы проехали мимо указателя, сообщавшего: «Граница штата Калифорния – 12 миль».
У меня появилось чувство, что для разгадки мне не хватает какой то одной простой, но решающей детали. Она смахивала на самое обычное слово, которое мне полагалось бы знать, но оно было лишено всякого смысла, потому что одна или две буквы предательски ускользали. Чем больше я думал о своем поиске, тем больше крепла во мне уверенность, что столкновение с Аидом не даст мне нужного ответа. Происходило что то еще – куда более опасное.
Проблема сводилась к следующему: мы мчались по направлению к царству мертвых со скоростью девяносто пять миль в час, уверенные, что жезл был похищен Аидом. Если мы попадем в подземный мир и выясним, что ошибались, то времени исправить ошибку уже не будет. Линия солнцестояния минует, и начнется война.
– Ответ – в царстве мертвых, – заверила меня Аннабет. – Вспомни, Перси, ты видел души умерших. Это единственно возможное место. Мы поступаем правильно.
Она старалась поднять наш моральный дух, предлагая различные хитроумные стратегии проникновения в царство мертвых, но я не мог на этом сосредоточиться. Слишком много факторов оставалось неизвестным. Это было все равно что зубрить материал к тесту, не зная предмета. И уж поверьте мне: я проделывал это не раз.
Такси неслось на запад. Каждый порыв ветра в Долине смерти напоминал мне о душах умерших. Каждый раз, когда тормоза автомобиля шипели, это вызывало у меня в памяти змеиный голос Ехидны.

* * *

Уже к вечеру такси высадило нас на пляже в Санта Монике. Он выглядел точно так же, как выглядят в кино все пляжи Лос Анджелеса, только пахло тут хуже. Дорожки с аттракционами огибали пристань, пальмы обрамляли тротуары, бездомные спали в дюнах, и мускулистые серферы дожидались идеальной волны.
Мы с Гроувером и Аннабет подошли к границе прибоя.
– Что теперь? – спросила Аннабет.
В лучах садящегося солнца гладь Тихого океана переливалась, как расплавленное золото. Я подумал о том, как давно я стоял на пляже в Монтауке, на другом конце страны, глядя на другое море.
Неужели есть бог, которому подвластно все это? Мой учитель природоведения любил говорить, что две трети земной поверхности покрыты водой. Неужели я могу быть сыном кого то столь могущественного?
Я зашел в воду.
– Перси! – окликнула меня Аннабет. – Что ты делаешь?
Я продолжал заходить все глубже, пока вода не достигла мне пояса, груди.
– Ты знаешь, какая здесь грязная вода? – крикнула мне вдогонку Аннабет. – В ней содержатся все виды токсических…
В этот момент моя голова скрылась под водой.
Сначала я задержал дыхание, стараясь не глотнуть воды. Наконец я не выдержал. Сделал глубокий вдох. Вполне естественно, я мог нормально дышать.
Я спускался по мелководью. Вряд ли мне удавалось разглядеть что либо сквозь подводную полумглу, но каким то образом я мог определять, где и что. Я ощутил покатости дна, представил себе колонии морских ежей, испещрившие наносные песчаные острова, и увидел переплетающиеся струи теплых и холодных течений.
Вдруг я почувствовал, как что то шершавое коснулось моей ноги. Посмотрев вниз, я едва не вылетел из воды, как баллистическая ракета. Мимо меня скользнула пятифутовая акула мако.
Но она не нападала. Акула тыкалась в меня носом. Терлась о ногу, как собака. Опасливо, ощупью я дотронулся до ее спинного плавника. Он чуть заметно шевельнулся, словно приглашая меня ухватиться покрепче. Я вцепился в плавник обеими руками, и он потянул меня за собой. Вместе со мной акула стала опускаться куда то вниз, в темноту. Она доставила меня непосредственно к границе океана, где песчаные банки обрывались, уходя в бездонную глубину. Это было все равно как стоять на краю Большого Каньона в полночь, почти ничего не видя, но зная, что пропасть рядом.
Поверхность воды мерцала примерно в ста пятидесяти футах надо мной. Я понимал, что давление должно раздавить меня. Тогда опять таки я не смог бы дышать. Я задумался, существует ли предел глубины, до которого я могу погрузиться и выжить, если провалюсь прямо на дно Тихого океана.
Затем я увидел что то светящееся в темноте под собой; оно становилось больше и ярче, поднимаясь ко мне. Женский голос, похожий на голос матери, позвал меня: «Перси Джексон!»
Фигура приближалась, вырисовываясь все отчетливее. Ее темные волосы развевались в воде, зеленое платье шелковисто переливалось. Свет вспыхивал вокруг, и ее несравненной красоты глаза настолько приковывали внимание, что я едва заметил морского скакуна, верхом на котором она сидела.
Женщина сошла с коня. Морской конь и мако мгновенно отплыли прочь и затеяли какую то игру наподобие пятнашек. Подводная леди улыбнулась мне.
– Я вижу, ты далеко зашел, Перси Джексон. Молодец.
Я все еще сомневался, поэтому ответил поклоном.
– Вы – та женщина, которая разговаривала со мной в Миссисипи? – спросил я.
– Да, дитя мое. Я – нереида, дух моря. Было непросто подняться так далеко вверх по реке, но наяды, мои пресноводные кузины, помогли мне поддерживать жизненные силы. Они чтят повелителя Посейдона, хотя и не служат при его дворе.
– А… вы служите при дворе Посейдона?
Женщина кивнула.
– Прошло уже немало лет с тех пор, как родилось дитя бога морей. Мы наблюдали за тобой с огромным интересом.
Внезапно я вспомнил лица в волнах Монтаука, когда был ребенком, отражения улыбающихся женщин. Прежде я не особенно задумывался над этим, как и над множеством других странных вещей в моей жизни.
– Если отец так интересуется мной, – сказал я, – то почему его нет здесь? Почему он не поговорит со мной?
Из глубины поднялось холодное течение.
– Не суди повелителя морей слишком сурово, – сказала мне нереида. – Он на грани войны, которой не желает. И он так занят! Не говоря уж о том, что ему запрещено прямо помогать тебе. У богов не должно быть много любимчиков.
– Даже если они покровительствуют своим детям?
– Особенно им. Боги могут воздействовать на происходящее только косвенно. Вот почему я должна предостеречь тебя, и я принесла тебе небольшой дар.
Она протянула руку. На ладони ее сверкнули три белые жемчужины.
– Мне известно о твоем путешествии в царство Аида, – сказала морская нимфа. – Лишь немногим смертным удавалось совершить это и остаться в живых. Орфею, который был великим музыкантом; Гераклу, обладавшему несравненной силой; изворотливому Гудини – этот сумел спастись даже из глубин Тартара. Наделен ли ты всеми этими талантами?
– Хм… нет, мэм.
– Но у тебя есть нечто другое, Перси. У тебя есть дары, смысл которых ты только начинаешь постигать. Оракул предсказал тебе великое и страшное будущее, если ты поможешь выжить человечеству. Посейдон не позволит тебе умереть прежде назначенного срока. Посему прими это и в трудную минуту топни ногой по жемчужине.
– И что будет?
– Это зависит от того, в чем ты нуждаешься, – ответила нереида. – Но помни: все, принадлежащее морю, в море же и вернется.
– А как насчет предостережения?
Глаза ее вспыхнули зеленым светом.
– Ступай, куда велит тебе твое сердце, иначе потеряешь все. Аид всегда разжигает сомнения и отчаяние, столь свойственные людям. Он обманет тебя, если сможет, заставит усомниться в собственном решении. Как только ты окажешься в его чертоге, он ни за что не отпустит тебя по доброй воле. Храни веру. Удачи тебе, Перси Джексон.
Морская нимфа подозвала своего скакуна и направилась к бездне.
– Подождите! – крикнул я. – В реке вы сказали, чтобы я не доверял дарам. Каким дарам?
– До свидания, юный герой, – откликнулась нереида, голос ее звучал все глуше и дальше. – Прислушивайся к голосу своего сердца.
Обратившись в светящуюся зеленую точку, она исчезла.
Мне захотелось последовать за ней в темные глубины. И увидеть двор Посейдона. Но, посмотрев вверх, я заметил, что солнечный свет на поверхности меркнет. Друзья ждали меня. У нас было так мало времени… Я поплыл к берегу.
Как только я вышел на пляж, моя одежда мигом высохла. Я рассказал Аннабет и Гроуверу о случившемся и показал им жемчужины.
– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. – Аннабет скривилась.
– Но это безвозмездный дар.
– Нет. – Она покачала головой. – «Бесплатных ланчей не бывает». Между прочим, это старинная греческая пословица, прекрасно переведенная на английский. Цену назовут в свое время. Вот увидишь.
На этой радостной ноте мы повернулись к морю спиной.

* * *

Позаимствовав из рюкзака Ареса кое какую мелочь, мы сели в автобус, идущий в Западный Голливуд. Я показал водителю адрес царства мертвых, который позаимствовал в «Кабачке садовых гномов тетушки Эм», но он никогда не слышал о «звукозаписывающей студии ДОА».
– Ты напоминаешь мне кого то из телевизора, – сказал мне шофер. – Играешь детские роли?
– Ну… скорее, я дублер… тех, кто играет детские роли.
– А, теперь понятно.
Поблагодарив водителя, мы вышли из автобуса на следующей же остановке.
Мы прошли пешком не одну милю, высматривая это самое ДОА. Казалось, о такой студии никто и слыхом не слыхивал. В телефонной книге ее тоже не было.
Дважды мы ныряли в переулок, прячась от патрульных машин. Я застыл перед витриной «Товаров для дома», потому что по телевизору показывали интервью кое с кем очень хорошо мне знакомым – моим отчимом Вонючкой Гейбом. Он беседовал с Барбарой Уолтерс, и вид у него был, скажу я вам, как у звезды первой величины. Барбара брала у него интервью в нашей квартире, в разгар покерной партии, и рядом с Гейбом я заметил молоденькую блондинку, которая слегка похлопывала его по руке.
На щеке Гейба блеснула фальшивая слеза.
– Скажу вам начистоту, мисс Уолтерс, – распинался он, – если бы не Лапушка, моя советчица и утешительница, не знаю, что бы я делал. Мой пасынок отнял у меня все самое дорогое. Мою жену… мой «камаро»… Простите, мне больно об этом говорить.
– И такое происходит здесь, в Америке. – Барбара Уолтерс повернулась к камере. – Человек, сраженный горем. Подросток с серьезными психическими проблемами. Позвольте мне еще раз показать вам последнее дошедшее до нас фото этого дефективного юного беглеца, сделанное неделю назад в Денвере.
На экране появилась зернистая фотография, изображавшая меня, Аннабет и Гроувера. Мы беседовали с Аресом на фоне ресторана «Колорадо».
– Кто же они – остальные дети на этой фотографии? – драматически вопросила Барбара Уолтерс – Кто этот мужчина рядом с ними? Кто он, Перси Джексон: преступник, террорист или прошедшая психологическую обработку жертва нового пугающего культа? Во время очередного включения мы побеседуем с ведущим детским психологом. Оставайтесь с нами.
– Пошли, – сказал Гроувер.
Он оттащил меня от витрины, прежде чем я успел разбить ее.
Стемнело, и на улицах стали появляться всякие оборванные личности, желающие порезвиться и поохотиться. Поймите меня правильно. Я ведь родом из Нью Йорка. Меня на испуг не возьмешь. Но в Лос Анджелесе ощущение было совсем другое. Там, дома, все казалось близко. И не важно – большой это город или маленький, ты мог добраться куда угодно, не заблудившись. Расположение улиц и подземка как то увязывались между собой. Там была своя, совершенно определенная система. Мальчишка, если он не дурак, всегда мог найти безопасный уголок.
В Лос Анджелесе все было совсем по другому. Он расползался вокруг хаотично, затрудняя передвижение. Он напомнил мне Ареса. Лос Анджелесу недостаточно быть большим; ему надо доказать это, производя как можно больше шума, делаясь запутанным и странным. Я понятия не имел, как нам отыскать вход в царство мертвых к завтрашнему дню – дню летнего солнцестояния.
Мы проходили мимо банд, собиравшихся совершить групповое изнасилование, извращенцев, любителей уличной поножовщины, – все они глядели на нас, словно решая, стоит ли марать руки.
Когда мы поспешно вошли в какой то переулок, голос из темноты произнес:
– Эй, ты!
Я остановился, как последний идиот.
Не успел я и глазом моргнуть, как нас уже окружили. Банда подростков кольцом обступила нас. Всего человек шесть – белые парнишки в дорогом прикиде и со злобными лицами. Совсем как в Йэнси: богатенькие ребятки решили поиграть в плохих парней.
Инстинктивно я снял колпачок с меча.
Когда меч появился неизвестно откуда, мальчишки попятились, но их вожак был либо полный кретин, либо отчаянный храбрец, потому что продолжал надвигаться на меня со складным ножом.
Я взмахнул мечом – и это оказалось ошибкой.
Парень пронзительно вскрикнул. Но, наверное, он был смертным на все сто, так как лезвие Анаклузмоса, не причинив ему никакого вреда, прошло через грудь. Он уставился на меч.
– Какого…
Я прикинул, что у меня секунды три, прежде чем его шок обратится в ярость.
– Бегите! – завопил я Аннабет и Гроуверу.
Оттолкнув двух парней, мы бегом припустили по улице, понятия не имея, куда она ведет. Свернули за выдававшийся острый угол.
– Туда! – воскликнула Аннабет.
Во всем квартале, похоже, был открыт единственный магазин, витрины которого ярко светились неоновым светом. Вывеска над дверью для меня выглядела примерно так: «CRSTUY’S WATRE BDE ALPACE».
– «Дворец водяных кроватей Крусти», – перевел Гроувер.
Судя по названию, я зашел бы в подобное место лишь в крайних обстоятельствах, но сейчас это определенно было то, что нужно.
Мы ринулись в двери магазина и, пригнувшись, спрятались за какой то водяной кроватью. Доли секунды спустя банда пробежала мимо.
– Думаю, они нас не заметили, – задыхаясь, проговорил Гроувер.
– Кого это не заметили? – раздался сзади густой бас.
Мы дружно вскочили на ноги.
За нами стоял парень, похожий на динозавра на отдыхе. Ростом по меньшей мере футов семь, абсолютно лысый. У него была серая морщинистая кожа, набрякшие веки, и улыбался он холодной улыбкой рептилии. Парень медленно двигался к нам, но у меня сложилось впечатление, что при необходимости он может перемещаться намного быстрее.
Костюм его вполне соответствовал одеяниям из казино «Лотос». Он был словно взят напрокат из семидесятых годов. Пестрая шелковая рубашка, расстегнутая до половины безволосой груди. Лацканы бархатного пиджака шириной с посадочную полосу. Сколько серебряных цепочек этот парень накрутил на шею – сосчитать невозможно.
– Я – Крусти, – произнес он, оскалив в улыбке желтые кариесные зубы.
Я едва удержался, чтобы не ответить: «Да уж, понятно».
– Простите, что мы без приглашения, – сказал я. – Присматриваемся, знаете ли, к ассортименту.
– Хочешь сказать: прячетесь от этих плохих парней, – пробурчал Крусти. – Они шатаются тут каждую ночь. Благодаря им у меня людно. Итак, вы хотели бы посмотреть водяные кровати?
Я хотел сказать: «Нет, спасибо», но он положил мне на плечо свою лапищу и повел в торговый зал.
Тут были водяные кровати на любой вкус: из разных пород дерева, с различным узором простынь, королевских, императорских и вселенских размеров.
– Вот наиболее популярная модель.
Крусти горделиво распростер руки над кроватью с черными шелковыми простынями и ночниками, встроенными в изголовье. Матрас подрагивал, как желе.
– Массаж всего тела, – сообщил нам Крусти. – Давайте пробуйте. Можете даже вздремнуть. Я не против. Сегодня вообще нет продаж.
– Хм, – начал я, – не думаю…
– Массаж всего тела! – воскликнул Гроувер и запрыгнул на постель. – Ну, ребята! Круто!
– Хммм, – пробормотал Крусти, поглаживая свой морщинистый подбородок. – Почти, почти.
– Что почти? – спросил я.
– Сделай одолжение, милочка, попробуй. Может, подойдет. – Он посмотрел на Аннабет.
– Но мы просто… – начала Аннабет.
Легонько хлопнув ее по плечу, словно желая ободрить, Крусти подвел Аннабет к модели «Сафари де люкс»: львы, вырезанные из тикового дерева, обрамляли пуховое одеяло с узором леопардовой шкуры. Когда Аннабет не захотела ложиться, Крусти просто толкнул ее.
– Эй! – запротестовала она.
– Эрго! – Крусти щелкнул пальцами.
Веревки взвились по обеим сторонам кровати, привязав Аннабет к матрасу.
Гроувер попытался вскочить, но веревки, выпроставшиеся из под черных шелковых простынь, спеленали и его тоже.
– Н н е хо ро шо! – пронзительно закричал он, голос его дрожал от невидимых массирующих рук. – Са ав сем не хо ро шо!
Гигант взглянул на Аннабет, затем повернулся ко мне с ухмылкой.
– Почти подошла, черт возьми.
Я попробовал улизнуть, но Крусти, стремительно выбросив руку, ухватил меня сзади за шею.
– Куда навострился, паренек? Не волнуйся. Мы тебя сейчас определим куда надо.
– Отпустите моих друзей!
– О, конечно, отпущу. Но сначала я должен сделать так, чтобы кровать пришлась им впору.
– Что вы имеете в виду?
– Все кровати ровно шесть футов в длину, видишь? Твои друзья слишком коротки. Надо их подрастянуть.
Аннабет и Гроувер пытались освободиться от пут.
– Люблю совершенную гармонию, – пробормотал Крусти. – Эрго!
Новые веревки появились у изголовья и в изножье кроватей, захлестнув лодыжки и подмышки Аннабет и Гроувера. Они напряглись, растягивая тела моих друзей.
– Не беспокойся, – сказал мне Крусти. – Так я вытягиваю. Может, у них в позвоночниках лишних три дюйма. Они даже могут остаться в живых. А теперь почему бы нам не присмотреть кровать для тебя?
– Перси! – завопил Гроувер.
Мысли бешено крутились у меня в голове. Я понимал, что в одиночку не справлюсь с этим гигантом: продавец водяных матрасов свернет мне шею, прежде чем я успею достать меч.
– Вас ведь на самом деле зовут не Крусти? – спросил я.
– По паспорту я Прокруст, – согласился хозяин.
– Прокруст Растягиватель, – пробормотал я.
Мне припомнилась эта история: гигант, который, пользуясь своим чрезмерным гостеприимством, попытался убить Тесея, когда тот ехал к Афине.
– Да, – сказал продавец. – Но кто сможет выговорить Прокруст? Только вредит бизнесу. А вот Крусти у всех на слуху.
– Вы правы. Реклама – двигатель торговли.
– Ты так считаешь? – Лицо Прокруста озарилось улыбкой.
– Безусловно. А какая искусная ручная резьба на этих кроватях. Потрясающе!
Лицо Прокруста расплылось в широкой ухмылке, но пальцы его продолжали держать мою шею мертвой хваткой.
– Вот и я твержу клиентам то же самое. Всякий раз. Никто даже внимания не обращает на ручную работу. А много ли встроенных ночников в изголовьях вам приходилось видеть?
– Не слишком.
– Вот именно!
– Перси! – пронзительно вскрикнула Аннабет. – Что ты там делаешь?
– Не обращайте на нее внимания, – сказал я Прокрусту. – Несносная девчонка.
– Вот мои клиенты – тоже. – Гигант расхохотался. – Ни в ком нет ровно шести футов. Такая опрометчивость. А потом еще жалуются, что я подгоняю их по размеру.
– А что вы делаете, если они длиннее шести футов?
– О, это происходит постоянно. Нужно просто их зафиксировать и… – Он отпустил мою шею, но, прежде чем я успел среагировать, вытащил из за ближайшего прилавка здоровенный бронзовый топор с двумя лезвиями. – Я размещаю такого субъекта сколь возможно точно, а остальное, что свисает, отрубаю.
– О, – сказал я, с трудом проглатывая застрявший в глотке комок, – разумно.
– Так приятно иметь дело с понимающим клиентом!
Веревки действительно понемногу растягивали моих друзей. Аннабет побледнела. Гроувер булькал, как гусь, которому сворачивают шею.
– Так вот, Крусти… – сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал легко и непринужденно. Затем бросил взгляд на ценник в форме «валентинки», свисавший со «Специальной модели для медового месяца». – У этой кровати действительно есть динамические стабилизаторы, чтобы компенсировать волнообразные движения?
– Разумеется. Попробуйте сами.
– Да, может, и попробую. Но они сработают, даже если на постель ляжет такой крупный человек, как вы? И вибрации сразу прекратятся?
– Гарантированно.
– И никаких сбоев?
– Прошу.
– Покажите, пожалуйста.
Прокруст с готовностью уселся на постели, легонько похлопал по матрасу.
– Все гладко. Видите?
Я щелкнул пальцами.
– Эрго!
Веревки захлестнули Крусти, и он распластался на матрасе.
– Эй! – пронзительно вскрикнул гигант.
– Отцентруйте его, – велел я.
Веревки повиновались моей команде. Голова Крусти целиком свешивалась за край. Ноги торчали с другого конца.
– Нет! – запротестовал он. – Постойте! Я же просто показываю!
– Несколько несложных усовершенствований… – Я вынул из ножен меч.
У меня не было и тени сомнения по поводу того, что я собираюсь сделать. Если Крусти человек, я, так или иначе, не причиню ему вреда. Если он был монстром, то заслуживал того, чтобы немедленно обратиться в прах.
– Вы хотите заключить сделку на жестких условиях, – сказал он мне. – Тридцать процентов от продажи спецмоделей!
– Думаю, лучше начать сверху. – Я занес меч, игнорируя его реплики.
– Никаких отчислений! Никаких налогов в течение полугода!
Я опустил меч. Больше от Крусти предложений не поступало.
Я разрезал веревки на других кроватях. Аннабет и Гроувер встали на ноги, охая, трясясь и кляня меня на чем свет стоит.
– А вы казались мне выше, – ухмыльнулся я.
– Очень смешно, – раздраженно фыркнула Аннабет. – В следующий раз поторопись.
Я посмотрел на доску объявлений за прилавком Крусти. Там висела реклама службы доставки «Гермес» и новый справочник чудовищ, проживающих в окрестностях Лос Анджелеса. Назывался он «Эксклюзивные монструозные желтые страницы», с подзаголовком «То, что вам нужно». Под ним я увидел ярко оранжевый флайер «Звукозаписывающей студии ДОА», предлагающей комиссионные за души героев. «Алло, мы ищем новые таланты!» Адрес ДОА значился прямо под картой.
– Пошли, – сказал я своим друзьям.
– Погоди минутку, – жалобно произнес Гроувер. – Нас чуть было до смерти не растянули!
– Значит, вы готовы вступить в царство мертвых. Это всего в квартале отсюда.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:16 | Сообщение # 19

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава восемнадцатая
Аннабет дает уроки дрессировки

Мы стояли в полутьме на бульваре Валенсия, глядя на выбитую золотыми буквами по черному мрамору надпись: «ЗВУКОЗАПИСЫВАЮЩАЯ СТУДИЯ ДОА».
На стеклянной двери по трафарету было выведено: «Торговым агентам вход воспрещен. Без приглашения не входить. Живым хода нет».
Уже почти наступила полночь, но вестибюль, переполненный людьми, ярко освещали многочисленные люстры. В будке охраны сидел здоровяк в темных очках, с телефонным наушником на голове.
– О'кей. Надеюсь, вы помните план, – сказал я, обернувшись к своим друзьям.
– План, – подхватил Гроувер. – Да, план превосходный.
– А что случится, если план не сработает? – спросила Аннабет.
– Надо всегда мыслить позитивно.
– Надо же, – огрызнулась она. – По своей воле лезем в царство мертвых, а ты предлагаешь мыслить позитивно.
Я достал из кармана жемчужины – три молочно белых шарика, которые нереида дала мне в Санта Монике. Они казались не слишком надежной поддержкой, если что нибудь пойдет не так.
– Прости, Перси. – Аннабет положила руку мне на плечо. – Ты прав, у нас все получится. Все будет прекрасно.
Она пихнула Гроувера локтем.
– Конечно, – сдавленно ответил тот. – Вон как мы далеко забрались. Найдем жезл повелителя и спасем твою маму. Без проблем.
Я с благодарностью посмотрел на обоих. Ведь я едва не позволил растянуть их до смерти на роскошных водяных матрасах, и вот теперь они храбрились ради меня, стараясь подбодрить.
– Давайте ка надерем кому нибудь задницу, – заявил я и ссыпал жемчужины обратно в карман.
Мы вошли в вестибюль ДОА.
Из скрытых динамиков доносились приглушенные звуки музыки. Ковер и стены имели стальной оттенок. Горшки с кактусами стояли по углам, и растения тянули из них свои узловатые руки. Мебель была обтянута черной кожей, свободные места отсутствовали. Люди сидели на кушетках, стояли, глазели в окна и дожидались лифта. Все словно застыли на своих местах и почти не разговаривали. Я прекрасно видел их всех краешком глаза, но стоило сосредоточиться на ком то, и этот человек начинал казаться… прозрачным. Я как бы мог видеть сквозь него.
Будка охраны помещалась на возвышении, поэтому нам пришлось задрать головы.
Охранник был высокий и элегантный, коричневый, как шоколадка, с выцветшими блондинистыми волосами, стриженными коротко, по военному. Он носил темные очки в черепаховой оправе, а шелковый итальянский костюм по цвету подходил к волосам. Под серебряной табличкой с именем к лацкану была приколота черная роза.
Я прочел имя на табличке и удивленно воззрился на охранника.
– Вас зовут Хирон?
Он наклонился ко мне. Я видел только собственное отражение в его очках, но улыбка у него была фальшивая и холодная, как у питона, который готовится проглотить добычу.
– Какой очаровательный молодой человек! – Он говорил с каким то непривычным акцентом, возможно британским, или английский был у него не родным, а лишь вторым языком. – Скажи мне, дружок, я похож на кентавра?
– Н нет, сэр, – мягко добавил он.
– Сэр, – покорно повторил я.
Ухватив табличку с именем, охранник провел пальцем по буквам.
– Можешь прочитать это, дружок? Тут сказано: ХА РОН. Ну ка давай снова, попробуй: Ха рон.
– Харон.
– Замечательно! Ну ка: мистер Харон.
– Мистер Харон.
– Отлично. – Охранник снова уселся на свое место. – Терпеть не могу, когда меня путают с этой старой полулошадью. А теперь чем могу служить вам, маленькие мертвецы?
У меня было такое чувство, словно мне дали под дых. Я оглянулся на Аннабет, ища поддержки.
– Мы хотим спуститься в царство мертвых, – сказала она.
– Что ж, это нечто новенькое. – Харон скривил губы.
– Правда? – спросила Аннабет.
– Как на духу, честно и откровенно. Никаких воплей. Никаких «Это ошибка, мистер Харон». – Он оглядел нас. – Ну и как же вы умерли?
Я подтолкнул Гроувера.
– Хм… – сказал тот, – я утонул… в ванне.
– И все вы трое?
Мы закивали.
– Большая, должно быть, ванна. – По лицу Харона ничего нельзя было прочесть. – Полагаю, у вас нет монеток для переправы. Видите ли, обычно у взрослых я снимаю плату с карты «Америкэн экспресс» или добавляю стоимость парома к последнему телефонному счету. Но с детьми… увы, вы всегда умираете неподготовленными. Полагаю, вам придется посидеть и подождать пару веков.
– Но у нас есть монеты. – Я положил на столик три золотые драхмы, которые нашел в заначке в офисе у Крусти.
– Что ж, тогда… – Харон провел языком по пересохшим губам. – Настоящие драхмы. Настоящие золотые драхмы. Я не видел их уже…
Его пальцы алчно нацелились на монеты.
Мы были близки к цели.
Затем Харон взглянул на меня. Холодный, пристальный взгляд сквозь стекла очков, казалось, буравил мне грудь.
– Так так, – протянул он. – Ты не смог прочесть мое имя правильно. У тебя дислексия, парень?
– Нет, – ответил я. – Просто я умер.
Харон наклонился и обнюхал меня.
– Ты не мертвый. Я мог бы догадаться. Ты – божок.
– Мы должны попасть в царство мертвых, – настойчиво повторил я.
Харон издал глубокое горловое рычание.
Тут же все, кто находился в зале ожидания, встали и начали возбужденно прохаживаться, закуривать, приглаживать волосы или поглядывать на наручные часы.
– Уходите, пока целы, – велел Харон. – А я возьму их и забуду, что вас видел.
Он потянулся за монетами, но я выхватил их у него из под носа.
– Без услуг чаевые не полагаются. – Я постарался, чтобы голос мой прозвучал уверенно и спокойно.
Харон снова зарычал – это был глубокий звук, от которого кровь стыла в жилах. Души умерших стали изо всех сил колотить в двери лифта.
– Ну что ж, очень жаль, – вздохнул я. – А ведь у нас тут еще кое что припасено.
Я вытащил из рюкзака всю заначку Крусти. Набрав пригоршню драхм, я стал пересыпать их из ладони в ладонь.
Рык Харона превратился в ласковое львиное мяуканье.
– Думаешь, меня можно купить, божок? Сколько у вас всего… ну так, из любопытства?
– Много, – сказал я. – Спорю, Аид мало платит тебе за такую тяжелую работу.
– О, ты и половины не знаешь. Как бы тебе понравилось целый день нянчиться с этими душами? Всегда одно и то же: «Пожалуйста, не дайте мне умереть» или «Пожалуйста, перевезите меня бесплатно». Мне не надбавили зарплату ни разу за три тысячи лет. Ты ведь не думаешь, что такие костюмчики дешево обходятся?
– Ты заслуживаешь большего, – согласился я. – Чтобы тебя оценили по заслугам. Уважали. Платили прилично.
С каждым новым словом я выкладывал на прилавок еще одну золотую монету.
Харон оглядел свой шелковый итальянский пиджак, словно представляя на себе одежку пошикарнее.
– Должен сказать, паренек, в твоих словах появился какой то смысл. Крупица смысла.
– Я могу упомянуть о повышении твоей зарплаты в беседе с Аидом. – Я выложил на стол еще несколько монет.
Харон вздохнул.
– Паром забит почти до отказа. Я мог бы прихватить вас троих и отчалить. – Он встал, взглянул на лежащий перед ним куш и скомандовал: – Пошли.
Мы стали протискиваться сквозь толпу ожидающих душ, которые невидимым ветром цеплялись за нашу одежду и шептали что то, что я был не в состоянии разобрать. Харон распихивал их, ворча: «Пошли прочь, прихлебатели».
Он проводил нас к лифту, который был уже переполнен душами умерших, каждая держала в руках зеленый проездной билет. Харон схватил две души, которые хотели примазаться к нам, и вышвырнул их в вестибюль.
– Отлично. И никаких дурацких выходок, пока я не вернусь. – Он обвел взглядом тех, кто оставался. – И если кто нибудь снова сдвинет настройки моего приемника с канала легкой музыки, то обещаю, что просидите здесь еще тысячу лет. Понятно?
Харон захлопнул дверцы. Вложил карточку в прорезь на панели, и мы стали спускаться.
– Что происходит с душами, которые ждут в вестибюле? – спросила Аннабет.
– Ничего, – ответил Харон.
– И как долго?
– Всегда или пока я не проявлю великодушия.
– Это… справедливо, – сказала Аннабет.
– Все говорят, что смерть это справедливо, разве нет, барышня? Жди, пока не придет твой черед. Там, куда вы направляетесь, вы скоро умрете.
– Мы выйдем отсюда живыми, – сказал я.
– Ха ха ха.
У меня внезапно закружилась голова. Мы больше не опускались, а двигались вперед. В воздухе повисла дымка. Души вокруг меня стали менять очертания. Современная одежда ниспадала с них, превращаясь в пепельно серые одеяния с капюшонами. Пол лифта начал раскачиваться.
Я усиленно заморгал. Когда же открыл глаза, то светлый итальянский костюм Харона сменился длинной черной хламидой. Очки в черепаховой оправе исчезли. Вместо глаз на его лице зияли пустые глазницы, как у Ареса, не считая того, что глазницы Харона были абсолютно темными, в них клубились только ночь, смерть и отчаяние. Харон увидел, что я на него смотрю, и спросил:
– Ну как?
– Ничего, – с трудом выдавил я.
Мне показалось, что он усмехается, но это было не так. Плоть его становилась все более прозрачной, так что я мог видеть сквозь его череп.
Пол продолжал вибрировать.
– Кажется, у меня морская болезнь, – проблеял Гроувер.
Я снова заморгал – лифт больше уже не был лифтом. Мы стояли в деревянной барке. Отталкиваясь шестом, Харон направлял ее через темную маслянистую реку, в которой, кружась, плавали кости, мертвые рыбы и другие самые странные вещи: пластмассовые куклы, оторванные части тела, пропитавшиеся водой дипломы с золотыми обрезами.
– Река Стикс, – пробормотала Аннабет. – Она такая…
– …грязная, – подхватил Харон. – Много тысяч лет вы, люди, выкидывали в нее всякий хлам во время переправы – надежды, сны, несбывшиеся желания. Пустейшая затея, скажу я вам.
Туман клубился над замусоренной, провонявшей водой. Над нами, почти теряясь во мраке, нависли сталактиты. Далеко впереди зеленоватым ядовитым светом тускло мерцал берег.
Панический страх сдавил мне горло. Что я здесь делаю? Ведь все люди вокруг меня… мертвы.
Аннабет сжала мою руку. При обычных обстоятельствах это смутило бы меня, но я понимал, что она чувствует. Ей хотелось удостовериться, что на борту есть еще кто то живой.
Я поймал себя на том, что бормочу молитву, хотя не был вполне уверен, кому именно молюсь. Здесь, глубоко под землей, правил только один бог – тот самый, противостоять которому я пришел.
Вот показалась береговая линия царства мертвых. Шероховатые камни и черный вулканический песок уходили вглубь ярдов на сто, к подножию высокой скальной стены, простиравшейся в обе стороны насколько хватало глаз. Из зеленых сумерек, эхом отразившись от камней, донесся вой крупного животного.
– Старина трехголовый проголодался, – пояснил Харон. В зеленоватом освещении его улыбка походила на ухмылку скелета. – Не повезло вам, боженята.
Днище барки ткнулось в черный песок. Мертвецы стали сходить на берег. Женщина, ведущая за собой маленькую девочку. Старик со старухой, ковыляющие рука об руку. Мальчишка в сером одеянии – почти мой ровесник, – шаркая, проследовавший мимо.
– Хотел бы пожелать тебе удачи, дружок, но здесь это не сработает. Смотри не забудь вставить словечко о моей зарплате, – сказал перевозчик душ.
Пересчитав наши монеты, Харон сложил их в мешочек, затем снова взял свой шест. Переправляя опустевшую черную барку через реку, он заливался трелями, напоминавшими песни Барри Манилова.
Мы последовали за душами умерших по протоптанной тропе.

* * *

Я не знал, что нас ожидает – Жемчужные врата, огромные черные опускные ворота или еще что нибудь. Однако вход в царство мертвых выглядел как нечто среднее между пунктом охраны аэропорта и обычным турникетом.
Над тремя отдельными входами нависала одна изогнувшаяся дугой надпись: «Отныне вы вступаете в Эреб ».
Перед каждым входом стоял металлоискатель с камерами слежения наверху. За ними располагались будки по взиманию пошлины, в которых сидели такие же упыри в черном, как Харон.
Завывания голодного пса звучали теперь гораздо громче, доносясь непонятно откуда. Но трехглавого пса Цербера, которому полагалось охранять врата Аида, нигде не было видно.
Мертвецы выстроились в очереди вдоль трех линий, на двух была надпись: «ДЕЖУРНЫЙ ПЕРСОНАЛ», на третьей – «МЕРТВЫЕ». Очередь мертвых продвигалась довольно быстро. Две остальные еле ползли.
– Что ты об этом думаешь? – спросил я Аннабет.
– Быстрая очередь, должно быть, ведет прямо к Полям асфоделей, – сказала она. – Протестовать никто не будет. Мертвые не захотят рисковать решением суда, которое может обернуться против них.
– А что, для мертвецов тоже есть суд?
– Да. Судей трое. Они занимают судейскую кафедру попеременно. Царь Минос, Томас Джефферсон, Шекспир. Иногда, взглянув на чью нибудь жизнь, они решают, что этот человек достоин специальной награды – Элизиума. В другой раз они решают, что он должен понести наказание. Но большинство людей просто жили. Ни хорошего, ни плохого о них сказать нельзя. Поэтому их отправляют на Поля асфоделей.
– И что это означает?
– Представь, что ты находишься на пшеничном поле в Канзасе, – сказал Гроувер. – Вечно.
– Сурово, – отозвался я.
– Не так сурово, как это. Гляди.
Парочка упырей в черном оттащила в сторону одну из душ и шмонала ее на специальном столе. Лицо покойника показалось мне смутно знакомым.
– Не тот ли это проповедник, который выступал в «новостях»? – спросил Гроувер.
– Да. – Теперь и я вспомнил.
Мы пару раз видели этого человека по телевизору в общежитии Йэнси. Это был тот самый занудный евангелист из под Нью Йорка, который собирал миллионы долларов для сирот, а потом попался на том, что тратил деньги на собственный особняк: облицованные золотом унитазы, домашняя площадка для гольфа и все такое. Он погиб во время полицейской погони, когда его «дарованный свыше „ламборджини“» сорвался со скалы.
– Что они с ним делают? – спросил я.
– Наказание, специально придуманное Аидом, – предположил Гроувер. – Он лично наблюдает за всеми очень плохими людьми сразу после их прибытия. Фур… дальние родственницы… определят для этого человека вечную муку.
При мысли о фуриях меня пробрала дрожь. Я понял, что теперь на их территории, так сказать, в гостях. Старая миссис Доддз, наверное, уже облизывается в предвкушении.
– Но если он христианин и верит в совершенно иной ад?.. – поинтересовался я.
– Кто говорит, что он видит это место таким, каким видим его мы? – пожал плечами Гроувер. – Люди видят то, что хотят. В этом отношении они очень упрямы… то есть настойчивы.
Мы подошли ближе к воротам. Вой стал таким громким, что земля тряслась у меня под ногами, но я все еще не мог догадаться, откуда он.
Затем футах в пятидесяти перед нами зеленая дымка озарилась мерцающим свечением. Как раз там, где тропа разветвлялась на три дорожки, застыло мрачное исполинское чудище.
Я не заметил его прежде, так как оно было наполовину прозрачным, как и мертвецы. Пока оно не сдвинулось с места, оно сливалось с тем, что находилось за ним. Только его глаза и зубы выглядели вполне осязаемыми. Чудовище вперило в меня свой взгляд.
Челюсть у меня отвисла. Единственное, что пришло мне в голову, это брякнуть:
– Это ротвейлер.
Я всегда представлял себе Цербера большим черным мастифом. Но это явно был чистокровный ротвейлер, только, разумеется, трехглавый, вдвое больше мамонта и в основном невидимый.
Мертвые шли прямо к нему, не выказывая ни малейшего страха. Очереди «ДЕЖУРНЫЙ ПЕРСОНАЛ» огибали монстра с обеих сторон. Души умерших следовали между его передними лапами и под брюхом, причем им даже не приходилось наклоняться.
– Теперь я вижу его лучше, – пробормотал я. – Почему?
– Я думаю… – Аннабет облизнула пересохшие губы. – Боюсь, это потому, что мы все ближе к мертвецам.
Средняя голова пса наклонилась к нам. Она обнюхала воздух и зарычала.
– Оно может учуять живых людей, – сказал я.
– Пустяки. – Гроувер, стоявший рядом со мной, дрожал как овечий хвост. – Главное, у нас есть план.
– Правильно, – поддержала его Аннабет. Я еще никогда не слышал, чтобы она говорила таким тоненьким голосом. – План.
Мы двинулись навстречу монстру.
Средняя голова Цербера злобно заворчала на нас, затем раздался такой громкий лай, что у меня все запрыгало перед глазами.
– Ты его понимаешь? – спросил я Гроувера.
– Да, – ответил он, – я его понимаю.
– Что он говорит?
– Думаю, у людей нет слова из четырех букв, которым можно было бы точно это перевести.
Я достал из рюкзака большую палку – столбик от кровати, который отломал от напольной модели «Сафари де люкс» Крусти. Я поднял ее повыше и постарался внушить Церберу мысли счастливого пса из рекламы: шустрые щенки, веселая игра. Я даже попытался улыбнуться, словно и не собирался умирать.
– Эй, здоровяк, – крикнул я. – Спорю, что они не часто с тобой играют.
– РРРРРРРР!
– Хороший мальчик, – слабым голосом произнес я.
Потом помахал палкой. Средняя голова пса следила за моими движениями. Две другие головы тоже уставились на меня, не обращая никакого внимания на души. Я целиком и полностью привлек к себе внимание Цербера. Впрочем, я не был уверен, хорошо ли это.
– Принеси! – хорошенько размахнувшись, я швырнул палку в полутьму.
Она громко плюхнулась в Стикс.
Цербер сверкнул на меня глазами. Моя уловка не произвела на него никакого впечатления.
Взгляд его оставался злобным и холодным.
Вот тебе и план!
Рычание Цербера стало тише, но теперь он рычал во все три глотки.
– Перси! – позвал Гроувер.
– Да?
– Я просто подумал, что тебе хотелось бы знать…
– Да?
– Цербер говорит, что у нас осталось десять секунд помолиться своему богу, по выбору. А потом… ну… он проголодался.
– Постойте! – крикнула Аннабет.
Она стала рыться в своем рюкзаке.
«Охо хо», – подумал я.
– Пять секунд, – сказал Гроувер. – Может, пора дать деру?
Аннабет достала из рюкзака красный резиновый мячик величиной с грейпфрут. На нем была наклейка «Вотерлэнд, Денвер и К». Прежде чем я успел остановить ее, она подняла мячик и двинулась прямо на Цербера.
– Видишь мячик? Хочешь его, Цербер? Сидеть!
Цербер выглядел таким же ошеломленным, как и мы.
Все три его головы склонились набок. Шесть ноздрей усиленно втягивали воздух.
– Сидеть! – снова крикнула Аннабет.
Я не сомневался, что в любой момент она превратится в самую большую в мире мозговую косточку.
Однако вместо этого Цербер облизнул все свои губы, попятился и сел, ненароком раздавив дюжину душ из очереди «МЕРТВЫЕ», проходивших под ним. Исчезая, души издавали приглушенное шипение, как спущенные покрышки.
– Хороший мальчик! – повторила Аннабет.
И бросила Церберу мячик.
Он поймал его средней пастью. Мячик был слишком большой, чтобы его разжевать, и остальные головы попытались вырвать у средней новую игрушку.
– Отдай! – скомандовала Аннабет.
Головы Цербера перестали драться и уставились на нее. Мячик застрял между зубами монстра, как кусочек жевательной резинки. Пес громко и испуганно взвизгнул и уронил обслюнявленный, наполовину разгрызенный мячик к ногам Аннабет.
– Хороший мальчик, – повторила Аннабет, подбирая мячик и не обращая внимания на то, что он теперь весь в собачьей слюне.
Потом повернулась к нам.
– Теперь пошли. Становитесь в очередь умерших – она быстрее.
– Но… – промямлил я.
– Немедленно!
Аннабет командовала нами тем же тоном, каким отдавала приказы псу.
Мы с Гроувером опасливо сделали по небольшому шажку.
Цербер снова зарычал.
– Фу! – скомандовала Аннабет. – Если хочешь мячик, сейчас же прекрати!
Цербер заскулил, но остался сидеть там, где сидел.
– А как же ты? – спросил я Аннабет, когда мы проходили мимо.
– Я знаю, что делаю, Перси, – пробормотала она. – По крайней мере, я совершенно уверена…
Мы с Гроувером шли между лап чудовища.
«Пожалуйста, Аннабет, – мысленно взмолился я. – Не говори ему снова "сидеть"».
Нам удалось пройти. Сзади Цербер выглядел ничуть не менее устрашающим.
– Хороший пес! – воскликнула Аннабет.
Она подняла изодранный в клочья красный мячик и, возможно, пришла к тому же выводу, что и я: если Цербер получит от нее награду, то на другой трюк уже ничего не останется.
Так или иначе, Аннабет бросила мяч. Левая пасть монстра мгновенно схватила его, средняя голова попыталась напасть на нее, тогда как правая протестующе взвыла.
Внимание монстра удалось отвлечь, и Аннабет быстро прошла под его брюхом и присоединилась к нам у металлоискателя.
– Как тебе это удалось? – изумленно спросил я.
– Школа дрессировки, – задыхаясь, ответила Аннабет, и я удивился, заметив слезы у нее на глазах. – Когда я была ребенком и жила с папой, у нас был доберман…
– Не теряйте времени. – Гроувер потянул меня за рубашку. – Пошли!
Мы уже собирались проскочить через очередь мертвецов, когда Цербер жалобно взвыл всеми тремя головами. Аннабет остановилась.
Она обернулась к псу, которому пришлось слегка развернуться, чтобы посмотреть на нас.
Цербер тяжело дышал, разорванный красный мячик лежал в луже слюны у его лап.
– Хороший мальчик, – грустно и неуверенно произнесла Аннабет.
Монстр завертел головами из стороны в сторону, словно ища хозяйку.
– Я скоро принесу тебе другой, – еле слышно пообещала Аннабет. – Этот тебе понравился?
Трехголовое создание заскулило. Не надо было разговаривать с псом, чтобы понять, что Цербер все еще ждет мячик.
– Хорошая собака. Я скоро вернусь. Я… я обещаю. – Аннабет повернулась к нам. – Пошли.
Мы с Гроувером протиснулись через металлоискатель, который моментально заверещал и замигал всеми своими красными лампочками. «Запретные предметы! Обнаружено волшебство!»
Цербер залаял.
Мы ринулись сквозь врата с надписью «МЕРТВЫЕ» – сирены взвыли еще громче – и бегом помчались в царство мертвых.
Через несколько минут, вконец запыхавшись, мы спрятались в гнилом стволе огромного черного дерева; упыри охранники пробежали мимо, пронзительными криками призывая на подмогу фурий.
– Итак, Перси, что же мы узнали за сегодняшний день? – пробормотал Гроувер.
– Что трехглавые псы предпочитают красные резиновые мячики палкам?
– Нет, – ответил Гроувер, – мы узнали, что ваши планы кусаются, на самом деле кусаются!
Я в этом сомневался. Мы с Аннабет оба пришли к правильной мысли. Даже здесь, в царстве мертвых, все – и чудища тоже – нуждались в капельке внимания.
Я думал об этом, пока мы выжидали, когда пробегут охранники. И притворился, что не вижу, как Аннабет вытирает сбегавшую по щеке слезу, прислушиваясь, как скорбно скулит вдалеке Цербер, тоскуя по новому другу.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:17 | Сообщение # 20

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава девятнадцатая
Мы вроде бы выясняем правду

Представьте себе самую большую толпу публики на концерте, которую вам приходилось видеть, или футбольное поле, где яблоку негде упасть среди фанатов.
А теперь представьте поле в миллион раз больше, битком набитое людьми, представьте, что электричество вырубилось и кругом ни звука, ни огонька, нет даже береговых сигнальных маяков. За кулисами случилось что то трагическое. Шепчущие скопища людей толкутся на месте в ожидании представления, которое никогда не начнется.
Если вы способны вообразить такое, то с легкостью можете себе представить, что творилось на Полях асфоделей. Черная трава была стоптана миллиардами мертвых ног. Теплый, влажный ветер налетал порывами, как дыхание трясины. Черные деревья – Гроувер сообщил мне, что это тополя, – небольшими рощицами росли тут и там.
Потолок пещеры находился так высоко над нами, что его можно было бы принять за грозовые облака, если б не сталактиты, слабо отливавшие серым и грозно целившиеся в нас своими остриями. Я старался не думать, что они в любой момент могут обрушиться вниз, но поля были испещрены каменными копьями, действительно упавшими и вонзившимися в черную траву наподобие частокола. Я догадывался, что мертвые не станут беспокоиться из за маленьких неприятностей, ну, скажем, когда тебя пронзает сталактит размером с ракету носитель.
Аннабет, Гроувер и я постарались затесаться в толпу, внимательно приглядываясь, нет ли поблизости упырей охранников. Я не мог удержаться, выискивая знакомые лица среди душ, обитающих на Полях асфоделей, но опознавать мертвецов не просто. Их лица мерцают. Все они выглядят немного рассерженными или смущенными. Они могут подойти и завести разговор, но это лишь невнятная болтовня, словно трепет крыльев летучей мыши. Едва до них доходит, что ты не можешь понять их, души хмуро бредут прочь.
На вид они совсем не страшные. Просто печальные.
Мы медленно продвигались вперед, следуя за очередью вновь прибывших, которая, извиваясь, тянулась от главных ворот к черному павильону в форме шатра. Надпись на транспаранте гласила:

СУД
ЭЛИЗИУМ ИЛИ ВЕЧНОЕ ПРОКЛЯТИЕ.
Добро пожаловать, недавно почившие!

С задней стороны павильона протянулись две очереди поменьше.
Налево души под конвоем охранников шагали по каменистой тропе к Полям наказания, мерцавшим вдалеке и укрытым дымной завесой. Раскинувшаяся во все стороны, изрезанная трещинами пустошь, с реками лавы и минными полями, колючей проволокой разделялась на участки, где души подвергались различным мучениям. Даже издалека я видел людей, преследуемых адскими гончими и поджариваемых на вертеле, некоторых нагишом прогоняли сквозь заросли кактусов или заставляли слушать оперную музыку. Еще я заметил вдали крохотный холм с похожей на муравья фигуркой Сизифа, из последних сил закатывающего свой камень на вершину. Видел я и более страшные пытки – просто не хочется описывать.
Очередь, тянувшаяся с правой стороны судейской палаты, выглядела куда оживленнее. Она спускалась в маленькую, окруженную стенами долину – там обитала небольшая община, пожалуй, единственное радостное место во всем царстве мертвых. За охраняемыми воротами виднелись разнообразные прекрасные здания всех эпох: римские виллы, средневековые замки и викторианские особняки. Серебряные и золотые цветы распускались на лужайках. Трава переливалась всеми цветами радуги. До меня донесся смех и запах жарящейся пищи.
Элизиум.
Посреди долины располагалось ярко блестевшее на солнце синее озеро с тремя островками, похожее на курорт на Багамах. Острова Блаженных для людей, которые трижды возрождались и трижды достигали Элизиума. Я немедленно решил, что, когда умру, хочу попасть именно сюда.
– Для этого все и обустроено, – сказала Аннабет, словно читая мои мысли. – Это место специально для героев.
Но я подумал о том, как мало людей в Элизиуме, какой он крохотный по сравнению с Полями асфоделей и даже с Полями наказания. Выходит, добро в своей жизни творило немного человек. Это угнетало.
Миновав судейский шатер, мы прошли дальше, в Поля асфоделей. Стемнело. Цвета нашей одежды были едва различимы. Толпы лепечущих душ стали истончаться.
Через несколько миль мы услыхали вдалеке знакомые хриплые, зловещие крики. На горизонте замаячил дворец из блестящего черного обсидиана. Над парапетами вились три темные существа, похожие на летучих мышей. Фурии. У меня возникло чувство, что они нас поджидают.
– Думаю, возвращаться поздно, – жизнерадостно произнес Гроувер.
– С нами все будет в порядке, – ответил я, стараясь придать своему голосу уверенность.
– Может, сначала посетим другие места, – предложил Гроувер. – К примеру, Элизиум?..
– Пошли, козленок. – Аннабет схватила его за руку.
Гроувер заскулил. Крылышки на туфлях помогли ему вырваться, но пролетел он недалеко и навзничь упал в траву.
– Гроувер, – строго произнесла Аннабет. – Перестань!
– Но я не…
Он снова заскулил. Крылышки словно обезумели. Они приподняли его над землей и потащили куда то в сторону от нас.
– Майа! – завопил Гроувер, но волшебное слово, похоже, не возымело действия. – Майа! Девять один один! Помогите!
Я сбросил с себя оцепенение и постарался схватить Гроувера за руку, но слишком поздно. Он разгонялся, скользя по склону холма, как на бобслейных санях.
Мы кинулись за ним.
– Сними кроссовки! – крикнула Аннабет.
Умно придумано, но я подозревал, что не так то просто это сделать, когда тебя волокут вперед на максимальной скорости. Гроувер попытался согнуться, но до шнурков ему было не дотянуться.
Мы держались за ним, стараясь не потерять его из виду, пока сатир пулей летал между душ, которые раздраженно покрикивали на него.
Я был уверен, что Гроувер, как из пушки, влетит в ворота дворца Аида, но туфли, сделав резкий вираж вправо, поволокли сатира в противоположную сторону.
Склон становился все круче. Гроувер стремительно спускался. Нам с Аннабет пришлось показать спринтерскую скорость, чтобы держаться, не отставая. Пещера сужалась с обеих сторон, и я понял, что мы оказались в некоем туннеле. Здесь не было ни черной травы, ни деревьев, только камни под ногами и тускло светящиеся сталактиты над головой.
– Гроувер! – завопил я, и голос мой отозвался эхом. – Ухватись за что нибудь!
– Что? – раздался ответный вопль.
Сатир цеплялся руками за гравий, но рядом не было ничего более крупного и прочного, что позволило бы ему остановиться.
В туннеле становилось все темнее и холоднее. Волоски у меня на руках встали дыбом. Запах зла просачивался и сюда, вниз. Это заставило меня подумать о том, что мне прежде и в голову не пришло бы, – о крови, разбрызганной по древнему каменному алтарю, о смрадном дыхании палача.
Потом, увидев то, что впереди, я замер как вкопанный.
Туннель расширялся, переходя в огромную темную пещеру, посреди которой зияла расселина размером с городской квартал.
Гроувер скользил прямо к ее краю.
– Давай, Перси! – пронзительно завопила Аннабет, таща меня за запястье.
– Но это…
– Я знаю! – выкрикнула она. – Место, которое ты видел во сне! Но Гроувер свалится, если мы не удержим его!
Разумеется, она была права. Беспокойство за Гроувера заставило меня снова двинуться вперед.
Сатир пронзительно кричал, цеплялся за землю, впиваясь в нее ногтями, но крылатые туфли подтаскивали его все ближе к яме, и было очень сомнительно, что мы подоспеем вовремя.
Спасли его копыта.
Крылатые туфли всегда были чуть великоваты ему, и, когда Гроувер наконец наткнулся на большую скалу, левая туфля слетела. Она промчалась в темноту и исчезла в расселине. Правая туфля тянула сатира вперед, но уже не так быстро. Гроувер мог замедлить свое скольжение, ухватившись за какой нибудь валун и используя его как якорь.
Сатир был уже в десяти футах от края ямы, когда мы перехватили его и потащили вверх по склону. Вторая крылатая туфля слетела с его ноги, сердито описала вокруг нас окружность и, прежде чем кануть в расселине вслед за своей близняшкой, в знак протеста стукнула нас по головам.
Мы втроем без сил рухнули на обсидиановый гравий. Все мое тело словно налилось свинцом. Даже рюкзак казался тяжелее, будто кто то напихал в него камней.
Гроувер весь исцарапался. Все руки его были в крови. Зрачки по козлиному сузились, как бывало всегда, когда он сильно пугался.
– Не знаю, как… – Он никак не мог отдышаться. – Я не…
– Постой, – сказал я. – Послушай.
Я расслышал шепот где то там, в потемках.
Еще через несколько секунд Аннабет сказала:
– Перси, это место…
– Тсссс. – Я встал.
Звук становился громче, бормочущий злобный голос раздавался где то далеко снизу. Он исходил из ямы.
– Ч что это за шум?
Гроувер приподнялся.
Аннабет теперь тоже его слышала. Я видел это по ее глазам.
– Тартар. Это вход в Тартар.
Я выхватил из ножен Анаклузмос.
Бронзовое лезвие вспыхнуло во мраке, и злобный голос притих, но только на мгновение, чтобы затем возобновить свой речитатив.
Теперь я почти различал слова – древние, очень древние, древнее греческих. Как если бы это было…
– Волшебство, – сказал я.
– Надо выбираться отсюда, – поторопила Аннабет.
Общими усилиями мы поставили Гроувера на копыта и двинулись к выходу из туннеля. Двигать ногами быстрее я не мог. Рюкзак тянул меня вниз. Когда мы бросились бежать, голос позади нас зазвучал громче и рассерженнее.
Удрали мы вовремя.
Сильный порыв холодного ветра дунул нам в спины, будто яма выдохнула полной грудью. В какой то ужасающий момент почва ушла у меня из под ног, и я поскользнулся на гравии. Окажись мы ближе к краю, бездна затянула бы нас.
Мы с трудом продолжали пробиваться вперед и наконец достигли верхней части туннеля, где пещера расширялась, переходя в Поля асфоделей. Ветер стих. Яростный стон эхом донесся из глубины туннеля. Нечто было совсем не радо, что мы успели сбежать.
– Что это такое было? – выдохнул Гроувер, когда мы рухнули на землю в относительной безопасности, в рощице черных тополей. – Один из любимых питомцев Аида?
Мы с Аннабет переглянулись. Я догадывался, что она вынашивает идею, возможно, ту же самую, которая пришла ей в голову во время нашей поездки в Лос Анджелес, но тогда Аннабет слишком испугалась, чтобы поделиться ею. Этого было достаточно, чтобы я тоже ужаснулся.
Надев колпачок на меч, я опустил ручку в карман.
– Пошли дальше. – Я поглядел на Гроувера. – Можешь идти?
– Да, конечно, – сказал он, явно собираясь с духом. – В любом случае эти туфли никогда мне не нравились.
Сатир старался держаться отважно, однако его била такая же дрожь, как меня и Аннабет. Что бы ни находилось там, в яме, это не принадлежало никому. Это было нечто неизъяснимо древнее и могущественное. Даже Ехидна не вызвала у меня такого чувства. Я почти испытал облегчение, повернувшись спиной к туннелю и устремив взгляд на дворец Аида.
Почти.

* * *

Высоко во мраке над парапетами кружили фурии. Снаружи стены крепости отливали черным, а бронзовые ворота высотой с двухэтажный дом стояли нараспашку.
Подойдя поближе, я увидел, что на воротах выгравированы сцены смерти. Некоторые были взяты из современной жизни: атомная бомба, взрывающаяся над городом, окоп с солдатами в противогазах, голодающие африканцы, выстроившиеся в очередь с пустыми мисками, но все они выглядели так, будто их отчеканили в бронзе тысячи лет назад. Мне пришло в голову, что я смотрю на сбывшиеся пророчества.
Во дворе был разбит самый странный сад, который мне доводилось видеть. Разноцветные грибы, кусты, приносящие ядовитые плоды, и чудные светящиеся растения росли здесь без солнечного света. Драгоценные камни восполняли отсутствие цветов – соцветия рубинов, каждый величиной с мой кулак, бутоны необработанных алмазов. То тут, то там, как застывшие гости, стояли изваяния из сада Медузы – превратившиеся в камень дети, сатиры и кентавры с нелепой улыбкой на губах.
Посреди сада росли гранатовые деревья, их оранжевые соцветия неоново мерцали во мраке.
– Сад Персефоны, – сказала Аннабет. – Пошли дальше.
Я понял, почему она хотела, чтобы мы не останавливались. Терпкий запах цветов граната нагонял оцепенение. Мной овладело неожиданное желание отведать один из плодов, но потом я вспомнил историю Персефоны. Единожды вкусив пищу в царстве мертвых, мы уже никогда не выберемся отсюда. Я оттащил в сторону Гроувера, пытавшегося сорвать большой спелый гранат.
Мы поднялись по дворцовым ступеням между черных колонн, прошли через черный мраморный портик и вошли в дом Аида. Пол холла был выложен бронзовыми плитами, которые, казалось, переливались и вскипали в отраженном свете факелов. Потолка не было – только кровля пещеры высоко над головой. Я догадался, что здесь, внизу, они никогда не думают о дожде.
По обе стороны от дверей стояли скелеты в военной униформе. На одних были греческие доспехи, на других – британские красные мундиры, третьи в камуфляже с потрепанными нашивками американской армии. Их вооружение составляли копья, мушкеты или винтовки М16. Никто из скелетов не преградил нам путь, но пустые глазницы провожали нас через весь холл до больших дверей на противоположной стороне.
Два скелета в форме американских морских пехотинцев охраняли вход. Они усмехались, глядя на нас сверху вниз, на груди у них висели реактивные противотанковые гранатометы.
– Могу поспорить, – пробормотал Гроувер, – что торговые агенты не решаются беспокоить Аида.
Мой рюкзак потяжелел на тонну. Непонятно почему. Я хотел открыть его – проверить, не положил ли я туда случайно закатившийся шар для боулинга, но момент был неподходящий.
– Ну что, ребята, – спросил я, – постучим?
Жаркий ветер пронесся по коридору, и двери распахнулись. Охранники отступили в сторону.
– Полагаю, это значит entrez vous, – сказала Аннабет.
Изнутри зал выглядел точь в точь как в моем сне, только на этот раз на троне сидел Аид – третий бог, которого мне довелось встретить, но первый, кто действительно поразил меня своим божественным видом.
Ростом Аид был по меньшей мере футов десять, облачение его составляли черное шелковое одеяние, ниспадавшее свободными складками, и корона из золотых жгутов. Облик бога дополняли белая, как у альбиноса, кожа и черные, как смоль, волосы до плеч. Аид не был таким накачанным, как Арес, но излучал силу. Он сидел, откинувшись, на троне из человеческих костей – гибкий, изящный и опасный, как пантера.
Я моментально почувствовал, что приказы будет отдавать он. Он знал больше меня. Ему подобало быть моим повелителем. Но я тут же приказал себе выбросить эти мысли из головы.
Аура Аида действовала на меня так же, как аура Ареса. Повелитель мертвых напоминал фотографии Адольфа Гитлера, Наполеона или какого нибудь лидера террористов, который направляет на цель бомбардировщики самоубийцы. Он обладал таким же пристальным взглядом, тем же гипнотизмом, той же злой харизмой.
– А ты смелый, раз добрался сюда, сын Посейдона, – произнес он елейным голосом. – После тех неприятностей, что ты причинил мне, – браво, браво! А может, ты просто слишком глуп?
Я почувствовал тяжесть во всем теле, у меня возник соблазн прилечь и вздремнуть у ног Аида. Свернуться клубком и уснуть навсегда.
Я поборол это чувство и приблизился. Речь свою я подготовил заранее.
– Дядя и повелитель, у меня к вам две просьбы.
Аид вздернул бровь. Когда он выпрямился на троне, в складках его черного одеяния появились призрачные лики – лица, искаженные мукой, – словно мантия была соткана из плененных душ с Полей наказания, пытающихся вырваться оттуда. Какая то часть моей больной головы мельком подумала: уж не все ли его одеяние сшито подобным образом? Какие ужасные вещи должен был совершить за свою жизнь человек, чтобы оказаться вплетенным в нижнее белье Аида.
– Всего две просьбы? – переспросил Аид. – Самонадеянное дитя. Как будто ты и так уже не отнял у меня слишком многое. Что ж, говори. Даже забавно, что я до сих пор не умертвил тебя.
Я сделал над собой усилие. Все шло именно так, как я боялся.
Я посмотрел на трон поменьше, пустовавший рядом с троном Аида. Он был выточен в форме черного позолоченного цветка. Мне хотелось, чтобы здесь присутствовала царица Персефона. Я вспомнил кое что из мифов – о том, как она умеет влиять на настроения мужа, успокаивать его. Но стояло лето. Конечно же, Персефона где то там, наверху, в мире света, вместе со своей матерью – богиней плодородия Деметрой. Ее появления, не влияя на вращение Земли, означали смену времен года.
Аннабет откашлялась и ткнула меня пальцем в спину.
– Повелитель Аид… – начал я. – Сэр, войны между богами быть не должно. Это будет… плохо.
– На самом деле плохо, – добавил Гроувер, приходя мне на помощь.
– Верните мне жезл Зевса, – попросил я. – Пожалуйста, сэр. Позвольте мне отнести его на Олимп.
– И ты осмеливаешься предъявлять мне такие претензии после того, что сделал? – Глаза Аида загорелись опасным блеском.
Я переглянулся с Аннабет и Гроувером. Они выглядели так же сконфуженно, как и я.
– Хм… Дядя, – сказал я. – Вы вот говорите «после того, что ты сделал». А что я такого сделал?
Тронный зал сотрясла такая сильная дрожь, что ее, наверное, почувствовали даже в Лос Анджелесе. Осколки камней посыпались с потолка пещеры. Вдоль всех стен распахнулись двери, и внутрь строем вошли сотни скелетов воителей всех времен и народов, принадлежавших к западной цивилизации. Они выстроились по периметру зала, перекрыв выходы.
– Думаешь, я хочу войны, божок?! – проревел Аид.
Я хотел было сказать: «Эти ребята не похожи на миротворцев». Но подумал, что отвечать так – опасно.
– Вы – повелитель мертвых, – осторожно произнес я. – Война расширит пределы вашего царства.
– Слово в слово то, что говорят мои братья! Ты думаешь, мне мало моих подданных? Разве ты не видел, как раскинулись Поля асфоделей?
– Да, но…
– Ты хоть представляешь, скольких поглотило мое царство в одном только прошедшем веке, сколько новых отделений я вынужден был открыть?
Я открыл рот, но Аида было уже не остановить.
– Новые охранники, – простонал он. – Очереди в суд! Персонал работает в две смены. Я богатый бог, Перси Джексон. Я контролирую залежи всех драгоценных металлов. Но нынешние расходы!
– Харон требует повышения заработной платы, – выпалил я, внезапно вспомнив о нашем разговоре.
Стоило мне сказать это, как я пожалел, что язык не прилип у меня к гортани.
– И не говори мне о Хароне! – пронзительно завопил Аид. – Он стал совершенно невыносим, когда обнаружил, что на свете существуют итальянские костюмы! Проблемы, проблемы на каждом шагу, и я должен управляться со всем лично. От одной только ежедневной поездки от дворца к воротам можно с ума сойти! Нет, божок! Чтобы умножать число подданных, помощи мне не требуется! Не хочу я никакой войны.
– Но ведь вы взяли жезл повелителя Зевса.
– Ложь! – И снова раздался грохот. Аид поднялся с трона высотой со стойку футбольных ворот. – Твой отец может дурачить Зевса, мальчик, но я еще не выжил из ума! Его план мне ясен.
– Его план?
– Вором во время зимнего солнцестояния был ты, – заявил он. – Твой отец думал сохранить этот маленький секрет. Он отправил тебя в тронный зал на Олимпе. Ты взял жезл Зевса и мой шлем. Не пошли я фурию, чтобы обнаружить тебя в Йэнси, Посейдон мог бы и преуспеть, скрывая свои замыслы начать войну. Но теперь то тебя вывели на чистую воду. И все узнают, что ты вор, служащий Посейдону, а я получу обратно свой шлем!
– Но… – сказала Аннабет. Ручаюсь, ее мысль работала с бешеной скоростью. – Повелитель Аид… неужели ваш шлем тьмы тоже пропал?
– Не разыгрывай из себя невинное дитя, девчонка. Ты вместе с сатиром помогаешь этому герою – и вы являетесь сюда, чтобы угрожать мне от имени Посейдона. Ставить мне ультиматумы. Или Посейдон думает, что меня можно шантажировать, втянуть в его игры?
– Нет! – сказал я. – Посейдон не… я не…
– Я никому не говорил про исчезновение шлема, – проворчал Аид, – поскольку не питаю никаких иллюзий, что кто нибудь на Олимпе проявит ко мне хоть малейшую справедливость, хоть чуточку поможет мне. Я и словом не могу обмолвиться, что мое самое могущественное оружие устрашения пропало. Поэтому я сам искал тебя, а когда стало ясно, что ты идешь ко мне с угрозами, то я не старался остановить тебя.
– Вы не старались остановить нас? Но…
– Немедленно верни мне шлем, или я остановлю смерть в этом мире! – пригрозил Аид. – Таково мое встречное предложение. Я разверзну землю и выпущу наверх мертвых. Вот когда вы поймете, что такое кошмар. А ты, Перси Джексон, – твой скелет поведет мои армии из Аида.
Вооруженные скелеты сделали шаг вперед, держа оружие наизготовку.
В эту минуту мной должен был бы овладеть ужас. Однако, странное дело, я почувствовал себя оскорбленным. Ничто так не злит меня, как обвинения в том, чего я не делал. В этом у меня богатый опыт.
– Вы с Зевсом стоите друг друга, – огрызнулся я. – Думаете, я обокрал вас? Вот почему вы послали за мной фурий?
– Разумеется.
– И других монстров?
– Я не имею к ним никакого отношения. – Аид презрительно скривил губы. – Я не желал тебе быстрой смерти, мне хотелось, чтобы тебя доставили живым и ты мог собственными глазами увидеть все муки Полей наказания. Почему, как ты думаешь, я так легко впустил тебя в свое царство?
– Легко?
– Верни мою собственность!
– Но вашего шлема у меня нет. Я пришел за жезлом Зевса.
– Который уже заполучил! – выкрикнул Аид. – Ты явился с ним сюда, дурачок, думая, что сможешь угрожать мне!
– Неправда!
– Тогда открой рюкзак!
Ужасное предчувствие поразило меня. Мой рюкзак так потяжелел, будто я тащил в нем шар для боулинга. Не могло же это…
Скинув рюкзак с плеча, я расстегнул молнию. Внутри лежал двухфутовый металлический цилиндр, заостренный с обоих концов, гудящий от скрытой в нем энергии.
– Перси! – ахнула Аннабет. – Как же так?..
– Я… я не знаю. Ничего не могу понять.
– Все вы, герои, на одно лицо, – поморщился Аид. – Ваша гордость делает вас глупцами, и вы думаете, что можете выступить против меня с таким оружием. Я не просил принести жезл повелителя Зевса, но поскольку он здесь, ты должен отдать его мне. Уверен, это превосходный товар для сделки. А теперь… мой шлем. Где он?
Я лишился дара речи. Никакого шлема у меня не было. Я понятия не имел о том, как жезл попал ко мне в рюкзак. Мне больше нравилась мысль, что Аид пустился на какую то хитрость. Аид был плохой парень. Но неожиданно все перевернулось. Я понял, что эту игру ведет кто то другой. Кто то другой стравливал Зевса, Посейдона и Аида. Жезл оказался в рюкзаке, а рюкзак я получил от…
– Постойте, повелитель Аид, – взмолился я. – Это недоразумение.
– Недоразумение? – прорычал Аид.
Скелеты прицелились. Высоко над нами послышалось хлопанье кожистых крыльев, и три фурии спланировали вниз, чтобы усесться на спинку трона своего повелителя. Одна из них, с лицом миссис Доддз, приветливо улыбнулась мне и щелкнула хлыстом.
– Никакого недоразумения, – отрезал Аид. – Я знаю, зачем ты пришел. Мне известна подлинная причина того, почему ты принес жезл. Ты пришел, чтобы поторговаться за нее.
Из ладони Аида извергся шар золотого пламени. Он взорвался на ступенях передо мной, и я увидел свою мать, застывшую в золотом дожде, как в тот момент, когда Минотавр душил ее.
Я не мог произнести ни слова. Я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но свет был таким же горячим, как огонь костра.
– Да, – удовлетворенно кивнул Аид. – Это я удерживал ее. Я знал, Перси Джексон, что рано или поздно ты явишься, чтобы поторговаться за нее. Верни мой шлем, и, возможно, я отпущу ее. Ты ведь знаешь – она жива. Но только пока. Если я останусь недоволен тобой, все изменится.
Я вспомнил о жемчужинах, лежавших у меня в кармане. Может, они помогут мне. Если бы я только мог освободить маму…
– Ах, жемчужины, – с иронией протянул Аид, и кровь застыла у меня в жилах. – Да, мой братец со своими маленькими фокусами… – Ну, доставай их, Перси Джексон.
Рука моя подчинилась и достала жемчужины.
– Всего три, – покачал головой повелитель мертвых. – Какая жалость! Надеюсь, ты понимаешь, что каждая защищает только одного. Ну, попытайся забрать свою маму, божок. И кого из своих друзей ты оставишь коротать вечность со мной? Давай. Выбирай. Или дай мне рюкзак и прими мои условия.
Я посмотрел на Аннабет и Гроувера. Они помрачнели.
– Нас обманули, – сообщил я им. – Ваше мнение.
– Да, но зачем? – спросила Аннабет. – А голос из ямы?..
– Пока не знаю, – ответил я. – Но попробую спросить.
– Решай, парень! – завопил Аид.
– Перси, – Гроувер положил руку мне на плечо, – только не отдавай ему жезл.
– Знаю.
– Я останусь, – сказал он. – А третью жемчужину дай маме.
– Нет!
– Мы сатиры. У нас нет души, как у вас, людей. Он может замучить меня до смерти, но никогда не получит меня навечно. Я просто реинкарнируюсь, скажем, в цветок. Это лучший выход.
– Нет. – Аннабет вытащила свой бронзовый нож. – Вы двое, идите. Гроувер, ты должен защищать Перси. Должен получить право на поиск и начать искать Пана. Забери отсюда его маму. Я вас прикрою. У меня есть план: я погибну в бою.
– Ни за что! – запротестовал Гроувер. – Я прикрою тылы.
– Подумай хорошенько, козленок, – улыбнулась Аннабет.
– Замолчите, вы оба! – Я чувствовал, будто сердце мое разрывается пополам.
Они оба прошли со мной через такие испытания! Я вспомнил, как Гроувер бомбардировал Медузу в саду статуй, как Аннабет спасла нас от Цербера; мы выжили, несмотря на ловушку Гефеста, на взрыв на верху Арки в Сент Луисе и соблазны казино «Лотос». Мне тысячу миль не давала покоя мысль, что меня предаст друг, но эти друзья никогда не пошли бы на предательство. Они только и делали, что раз за разом спасали меня, а теперь были готовы погибнуть ради спасения моей мамы.
– Я знаю, что делать, – сказал я. – Вот, возьмите.
И дал каждому по жемчужине.
– Но, Перси… – распахнула глаза Аннабет.
Я повернулся к маме. Мне отчаянно хотелось пожертвовать собой и отдать последнюю жемчужину ей, но я знал, что она скажет. Она никогда не допустила бы этого. Я должен был вернуть жезл на Олимп и рассказать Зевсу правду. Я должен был предотвратить войну. Если бы вместо этого я спас ее, она не простила бы мне этого. Я подумал о пророчестве, которое услышал на Холме полукровок, – казалось, это случилось миллион лет назад. «В конце концов ты не сможешь спасти самое главное».
– Прости, – сказал я матери. – Я возвращаюсь. Я найду способ.
Самодовольная улыбка на лице Аида погасла.
– Божок?.. – вопросил он.
– Я найду ваш шлем, дядя, – сказал я ему. – Я верну его. Не позабудьте о том, чтобы повысить зарплату Харону.
– Ты бросаешь мне вызов?..
– И не такая уж это обуза – время от времени поиграть с Цербером. Ему нравятся красные резиновые мячики.
– Перси Джексон, ты не…
– Пошли, ребята, скорее! – крикнул я.
Мы наступили на свои жемчужины. Момент был страшный – ничего не случилось.
– Уничтожьте их! – завопил Аид.
Воинство скелетов ринулось на нас, обнажив мечи и осыпая нас очередями из автоматов. Фурии метнулись, рассекая воздух огненными хлыстами.
Как только скелеты открыли огонь, обломки жемчужины у меня под ногами вспыхнули зеленым светом, повеяло свежим морским ветром. Вокруг меня сомкнулась млечно белая сфера, оторвавшаяся от земли и устремившаяся вверх.
Аннабет и Гроувер следовали непосредственно за мной. Копья и пули, высекая искры, но не причиняя нам никакого вреда, расплющивались о жемчужные пузыри. Аид возопил так гневно, что замок сотрясся на своем фундаменте, и я понял, что ночь в Лос Анджелесе будет бурной.
– Посмотрите вверх! – пронзительно крикнул Гроувер. – Мы разобьемся!
Действительно, мы стремительно неслись навстречу сталактитам, которые вот вот пронзят наши пузыри и изменят направление полета.
– Как ты управляешь этими штуками? – выкрикнула Аннабет.
– Не думаю, что это возможно! – заорал я в ответ.
Мы истошно завопили, когда пузырьки врезались в потолок пещеры и… Наступила тьма.
Что, мы умерли?
Нет, я по прежнему ощущал стремительное движение. Мы пронзали каменистую толщу так же легко, как пузырьки, поднимающиеся со дна океана. До меня дошло, в чем заключалась сила жемчужин. «Все, принадлежащее морю, в море же и вернется», – сказала нереида.
Несколько мгновений я ничего не видел за гладкими стенками своего пузыря, затем моя жемчужина разбилась об океанское дно. Две другие млечные сферы, где находились Аннабет и Гроувер, воспаряли к поверхности. И – ба бах!
Мы вынырнули на поверхность посреди залива Санта Моника, сбив с доски какого то серфера, возмущенно крикнувшего нам:
– Идиоты!
Схватив Гроувера, я потянул его к спасательному буйку. Поймав Аннабет, я подтолкнул и ее туда же. Какая то любопытная акула – большая, белая, футов одиннадцать в длину – описывала вокруг нас круги.
– Пошла прочь, – велел я ей.
Акула развернулась и поспешила восвояси.
Серфер пронзительно кричал вслед, что мы сумасшедшие придурки, и старался по собачьи отплыть подальше.
Непонятно как, но мне удалось определить время: было раннее утро двадцать первого июня. День летнего солнцестояния.
Вдали полыхал Лос Анджелес: дым пышными клубами вздымался над целыми кварталами по всему городу. Все верно – произошло землетрясение, и все по вине Аида. Возможно, в данную минуту он посылал войско своих мертвецов мне вдогонку.
Но сейчас царство мертвых не представлялось мне таким уж важным.
Надо добираться до берега. Надо доставить жезл Зевса обратно на Олимп. Но больше всего мне хотелось серьезно потолковать с богом, который обвел меня вокруг пальца.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:17 | Сообщение # 21

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава двадцатая
Я сражаюсь со своим придурочным родственником

Нас подобрал катер береговой охраны, но полицейские были слишком заняты, чтобы задерживать нас или пытаться выяснить, как трое подростков в городской одежде оказались посреди залива. Рации разрывались от экстренных звонков. Надо было справляться со стихийным бедствием.
Они высадили нас на пристани Санта Моники, накинув нам на плечи полотенца, и умчались спасать других.
Одежда наша промокла насквозь, даже моя. Когда появился катер береговой охраны, я молча взмолился, чтобы, вытащив меня из воды, они не увидели, что я совершенно сухой, это могло бы вызвать некоторое недоумение. Так что я даже радовался, что с меня капает. Естественно, моя водонепроницаемая волшебная сила покинула меня. Я был босиком, потому что отдал свои тапочки Гроуверу. Уж лучше пусть береговая охрана задумается над тем, почему один из нас босой, чем – почему у другого копыта.
Добравшись до берега, мы, пошатываясь, побрели по пляжу, наблюдая за городским пожаром на фоне изумительного восхода. У меня появилось чувство, словно я только что воскрес из мертвых, – да так оно и было. Жезл Зевса тяжело оттягивал рюкзак. Но после свидания с матерью на сердце стало еще тяжелее.
– Просто не верится. – Аннабет слегка потряхивало. – Мы проделали такой путь, чтобы…
– Это была хитрость, – ответил я. – Стратегия, достойная Афины.
– Эй! – предостерегающе заметила Аннабет.
– Тебе что – еще не ясно?
– Теперь ясно. – Она опустила глаза, гнев ее поутих.
– А мне вот нет! – пожаловался Гроувер. – Может быть, кто нибудь…
– Перси… – сказала Аннабет. – Мне так жаль твою маму. Так жалко…
Я притворился, что ничего не слышу. Если бы я стал говорить о матери, то расплакался бы, как ребенок.
– Пророчество сбылось, – объявил я. – «Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил». Но это был не Аид. Аид не хочет войны между Большой троицей. Кражу подстроил кто то другой. Кто то похитил жезл Зевса и шлем Аида, а потом подставил меня, потому что я сын Посейдона. Посейдона обвинят обе стороны. Сегодня на закате начнется тройственная война. И все из за меня.
Гроувер покачал головой, окончательно сбитый с толку.
– Но кто этот подлый трус? Кому так не терпится начать войну?
– Дай ка подумать…
Я остановился как вкопанный, глядя вперед.
Он поджидал нас, все в том же черном кожаном плаще и темных очках, алюминиевую бейсбольную биту он закинул на плечо. Мотоцикл тарахтел рядом, фара окрашивала песок в красный цвет.
– Привет, приятель, – сказал Арес, делая вид, что искренне рад видеть меня. – Тебе полагалось умереть.
– Ты обманул меня! – бросил ему я. – Ты украл шлем Аида и жезл повелителя.
– Но, по крайней мере, я украл их не собственными руками, – усмехнулся Арес. – Богам строго настрого запрещено похищать чужие символы власти. Но ты не единственный из героев, которым свойственно заблуждаться.
– Кого ты использовал? Клариссу? Она была там во время зимнего солнцестояния.
– Какая разница? – Мое предположение, казалось, позабавило Ареса. – Главное в том, парень, что ты можешь помешать войне. Понимаешь, ты должен был погибнуть еще в царстве мертвых. Старый водяной вышел бы из себя, узнав, что Аид тебя убил. Вне себя был бы и Зевс, узнав, что нюхальщик трупов похитил его жезл. Аид, значит, все еще ищет вот это…
Арес достал из кармана маску – вроде тех, которые надевают грабители банков, – и положил ее между ручками мотоцикла. Маска тут же превратилась в украшенный искусной резьбой бронзовый боевой шлем.
– Шлем невидимка, – выдохнул Гроувер.
– Точно, – кивнул Арес. – И при чем тут я? Аид возненавидит обоих – Зевса и Посейдона, потому что не знает, у кого из них шлем. Очень скоро нас ожидает знатное трехстороннее побоище.
– Но вы же одна семья! – протестующе воскликнула Аннабет.
– Самая хорошая война, – пожал плечами Арес, – всегда самая кровавая. Люблю повторять: нет ничего лучше, чем смотреть, как дерутся родственники.
– Ты дал мне рюкзак в Денвере, – сказал я. – Жезл повелителя был там все это время?
– И да, и нет. Возможно, это слишком сложно для твоего смертного умишки, но рюкзак – это слегка видоизмененный футляр для жезла. Жезл связан с ножнами примерно так, как твой меч с тобой, парниша. Он ведь всегда оказывается у тебя в кармане?
Я не понимал, откуда Арес узнал про это, но предполагал, что бог войны должен знать все об оружии.
– Так или иначе, – продолжал Арес, – я тут немного баловался волшебством, так что жезл должен был вернуться в ножны, как только ты попадешь в царство мертвых. Ты стоишь совсем рядом с Аидом и тут… Бинго, получите и распишитесь! А если б ты погиб по пути – невелика потеря. Оружие было бы по прежнему у меня.
– Но почему просто не оставить жезл повелителя себе? – спросил я. – Зачем посылать его Аиду?
Челюсть Ареса дернулась. Мне вдруг показалось, что он прислушивается к какому то другому, внутреннему голосу.
– Почему я не… о да… с таким мощным оружием…
Он пребывал в трансе секунду… другую…
Мы с Аннабет тревожно переглянулись.
– Ну… мне не хотелось неприятностей. – Лицо Ареса просветлело. – Лучше было поймать тебя с поличным.
– Ты лжешь, – оборвал я. – Отправить жезл Аиду не твоя мысль.
– Конечно моя!
Из под очков Ареса поднялся дым, словно они притягивали огонь, как линза.
– Приказ о краже отдал не ты, – настаивал я. – Кто то другой послал героя украсть оба предмета. Потом, когда Зевс поручил тебе выследить его, ты поймал вора. Но не сдал его Зевсу. Кто то убедил тебя отпустить его. Ты держал предметы при себе, ожидая, что другой герой придет и доставит их по назначению. Голос из ямы вертит тобой как хочет.
– Я – бог войны! Никто не смеет мне приказывать! И мне не снятся разные сны!
– Кто нибудь тут говорил про сны? – поинтересовался я.
– Давай ка вернемся к более насущным делам, приятель. – Арес кипел от возмущения, но старался скрыть это, напустив на себя угрюмый вид. – Ты жив. Я не могу допустить, чтобы ты вернул жезл на Олимп. Ты можешь заговорить зубы этим тупоголовым кретинам. Поэтому мне придется тебя убить. Извини, ничего личного.
Бог войны щелкнул пальцами. Песок разлетелся у него из под ног, и из под земли вырвался кабан даже больше и уродливее, чем тот, голова которого висела над дверью домика номер семь в Лагере полукровок. Зверь рыл песок, свирепо глядя на меня крохотными глазками, опустив острые как бритва бивни и ожидая приказа убить меня.
– Сразись со мной сам, Арес. – Я отступил в полосу прибоя.
Он расхохотался, но в смехе его я различил легкую примесь… беспокойства.
– У тебя только один талант – убегать. Сбежал от Химеры. Сбежал из царства мертвых. Чего то тебе явно не хватает.
– Что, трусишь?
– Сопли утри, пацан! – Темные очки бога войны стали понемногу плавиться от жара его глаз. – Правило гласит: никакого прямого вмешательства. Облом, парень. Ты не в моей весовой категории.
– Беги, Перси, – предупредила Аннабет.
Огромный кабан ринулся на меня.
Ну, я же был просто создан убегать от чудищ, посланных Аидом или Аресом, – от всех.
Как только вепрь бросился на меня, я отступил в сторону и снял колпачок с ручки. В моих руках оказался Анаклузмос. Я резко взмахнул им. Отрубленный правый бивень кабана упал к моим ногам, в то время как животное, утратив ориентацию, кинулось в море.
– Волна! – крикнул я.
И тут же неизвестно откуда в море возникла гигантская волна, которая спеленала вепря, словно одеялом. Тварь завизжала от ужаса. И исчезла, море поглотило ее.
Я обернулся к Аресу.
– Ну что, будешь драться? – спросил я. – Или предпочтешь выпустить на меня других своих поросят?
– Ну, гляди, парень. – Арес побагровел от ярости. – Я мог бы превратить тебя…
– В таракана, – подсказал я. – Или в ленточного червя. Не сомневаюсь. Это спасло бы твою божественную шкуру, чтобы тебя не высекли, да?
Языки пламени плясали поверх очков бога войны.
– Ну, держись. Действительно, нарываешься на то, чтоб мокрого места от тебя не осталось?
– Если я проиграю, можешь превратить меня в кого угодно. Можешь взять жезл. Если же выиграю я, шлем и жезл будут моими и тебе придется убраться отсюда.
Арес злобно усмехнулся.
Он снял лежавшую у него на плече биту.
– Как тебе больше нравится, чтобы тебя уделали: в классическом стиле или в современном?
Я указал ему на свой меч.
– Отлично, покойничек! Будет тебе классика.
Бейсбольная бита в руках Ареса мигом превратилась в огромный двуручный меч. Эфес заменял большой серебряный череп, державший в зубах рубин.
– Перси. – Голос Аннабет дрогнул. – Не надо. Он все таки бог.
– Он трус, – ответил я ей.
Аннабет проглотила комок в горле.
– Надень по крайней мере это. И удачи. – Она сняла ожерелье с бусинами и кольцом отца и повесила его мне на шею. – Мир, – провозгласила Аннабет. – Отныне Афина и Посейдон вместе.
Я почувствовал легкий жар прилившей к щекам крови, но изобразил улыбку.
– Спасибо.
– И это тоже возьми, – сказал Гроувер. Он дал мне расплющенную жестяную банку, которую, вероятно, хранил в кармане тысячи миль. – Сатиры – за тебя.
– Гроувер… Даже не знаю, как благодарить.
Он легонько хлопнул меня по плечу. Я сунул банку в задний карман.
– Ну что, попрощался? – Арес двинулся на меня, полы его черного кожаного плаща волочились по песку, меч ярко, подобно огню, блестел в лучах восходящего солнца. – Я сражаюсь уже целую вечность, парень. Моя сила безгранична, и я не могу умереть. Ну, что?
«Комплекс неполноценности», – подумал я, но промолчал.
Я стоял в волнах прибоя, чуть попятившись и зайдя в воду до лодыжек. И вспомнил, что когда то сказала Аннабет в денверском ресторане: «Арес силен. Но это все, что у него есть. Иной раз силе приходится поклониться мудрости».
Бог войны нанес рубящий удар сверху вниз, метя мне в голову, но меня уже не было на прежнем месте.
Тело думало за меня. Вода, казалось, выталкивала меня, и я, как выброшенный из катапульты, пролетел над Аресом и, приземляясь, полоснул его клинком. Но Арес оказался проворным. Он извернулся и кончиком эфеса отвел удар, который должен был прийтись ему прямо в спину.
– Неплохо, неплохо, – усмехнулся бог войны.
Он рубанул снова, и мне пришлось выскочить из воды. Я постарался сделать шаг в сторону, чтобы снова зайти в воду, но Арес, казалось, разгадал мои намерения. Он предпринял обходной маневр и обрушился на меня с такой силой, что мне пришлось предельно сосредоточиться, чтобы не дать разрубить себя на куски. Я продолжал пятиться от накатывавшихся волн, выжидая, пока Арес раскроется и я смогу атаковать. Его меч был на несколько футов длиннее Анаклузмоса.
«Иди на сближение, – однажды сказал мне Лука во время урока фехтования. – Если твой клинок короче, иди на сближение».
Я шагнул навстречу и сделал выпад, но Арес ожидал этого. Он выбил клинок у меня из рук и ударил кулаком в грудь. Я взлетел в воздух на двадцать, возможно, тридцать футов. И сломал бы себе спину, не упади на мягкий песок дюны.
– Перси! – пронзительно вскрикнула Аннабет. – Копы!
В глазах у меня двоилось. По груди, казалось, ударили таранным бревном, но я, превозмогая боль, встал.
Я не мог упустить из виду Ареса, боясь, что он разрубит меня напополам, но краешком глаза заметил красные мигалки на прибрежном бульваре. Дверцы машины тяжело хлопнули.
– Вон там, офицер! – завопил кто то. – Видите?
– Похож на того парня из телевизора… – ответил хриплый голос полицейского. – Какого дьявола…
– Парень вооружен, – предупредил его напарник. – Вызывай подкрепление.
Я перекатился с боку на бок, и меч Ареса вспорол песок.
Подбежав к отлетевшему в сторону мечу, я поднял его и ударил Ареса в лицо, но добился лишь того, что он снова отразил мой выпад. Казалось, бог войны точно знает, что я собираюсь делать, за мгновение до того, как я заносил руку.
Пришлось отступить к полосе прибоя, вынуждая его следовать за собой.
– Учти, парнишка, – сказал Арес. – Надежды у тебя никакой. Я просто с тобой играю.
Чувства мои обострились до предела. Только теперь я понял, что имела в виду Аннабет, сказав, что люди с нарушенной психикой за счет этого часто выживают в бою. Каждая клеточка моего тела была начеку, я замечал малейшие детали.
Я знал, где именно Арес будет атаковать. Мог сказать, как и куда он ударит. В то же время я не упускал из виду Аннабет и Гроувера, державшихся футах в тридцати левее. Я увидел, как, завывая сиреной, подъехала вторая патрульная машина. Зрители, люди, болтавшиеся на улицах из за землетрясения, стали собираться кучками. Мне показалось, что в толпе я увидел нескольких существ, похожих на переодетых сатиров, которые передвигались странной трусцой. Мерцающие духи парили вокруг, словно мертвые восстали из Аида, чтобы наблюдать за битвой. Я услышал где то в вышине хлопанье кожистых крыльев.
Сигналя, подъезжали новые машины.
Я зашел дальше в воду, но и Арес не медлил. Острие его меча разрезало мне рукав и оцарапало руку.
Полицейский голос, усиленный мегафоном, скомандовал:
– Бросьте пистолеты! Положите их на землю. Немедленно!
Пистолеты?
Я взглянул на оружие Ареса, отливавшее на солнце; порой оно казалось пистолетом, порой – двуручным мечом. Я не знал, что именно люди видят у меня в руках, но был на все сто уверен, что им это не очень то нравится.
Арес обернулся, чтобы обжечь взглядом зевак, что позволило мне на минутку перевести дух. Теперь полицейских машин было уже пять, и офицеры, присев за ними, наставили на нас свои пистолеты.
– Это личные счеты! – проревел Арес. – Убирайтесь!
Он взмахнул рукой, и волна красного пламени прокатилась по патрульным машинам. Полицейские едва успели отскочить подальше, прежде чем их автомобили взорвались. Толпа с воплями бросилась врассыпную.
– Ну что, маленький герой, – громогласно расхохотался Арес. – Пора устроить из тебя шашлык.
Он рубанул длиннющим мечом. Я отразил его клинок. Потом подобрался достаточно близко и попытался нанести обманный удар, но он парировал его. Сейчас волны били мне в спину. Арес уже находился по бедра в воде, бредя за мной по мелководью.
Я почувствовал ритм волн, которые становились все больше, по мере того как надвигался прилив, и вдруг меня осенило.
«Маленькие волны», – подумал я.
И вода за моей спиной, казалось, слегка попятилась. Я удерживал прилив силой воли, но давление росло – так пузырьки газа стягиваются к пробке.
Арес надвигался, самоуверенно усмехаясь. Я опустил клинок, словно у меня не осталось сил продолжать поединок.
«Подожди», – обратился я к океану.
Теперь давление едва позволяло мне удерживаться на ногах. Арес занес меч. Высвободив всю силу прилива, я подпрыгнул, перемахнув через противника на гребне волны.
Шестифутовая стена воды наотмашь ударила его по лицу; теперь Аресу пришлось чертыхаться и выплевывать водоросли. Я плюхнулся позади него и сделал вид, что хочу нанести удар в голову, как уже делал раньше. Арес вовремя обернулся и занес свой меч, но на этот раз он был сбит с толку и не успел заранее отреагировать на хитрость. Я изменил направление, бросился в сторону и воткнул свой меч прямо в воду, пронзив пяту бога войны.
Раздался такой рев, что землетрясение Аида по сравнению с ним выглядело пустяком. Само море попятилось от Ареса, оставив круг влажного песка метров пятьдесят шириной.
Ихор, золотая кровь богов, выплеснулась из отверстия в сапоге бога войны. Выражение лица Ареса нельзя даже было назвать ненавистью. Смесь боли, шока и абсолютное неверие в то, что он может быть ранен.
Бог войны заковылял навстречу мне, бормоча древнегреческие проклятия. Но что то остановило его.
Казалось, будто солнце заволокло тучами, но на деле все обстояло хуже. Свет померк. Звуки и цвета поблекли. Нечто тяжелое, леденящее пронеслось над пляжем, замедлив течение времени, резко понизив температуру и заставив меня почувствовать, что жизнь лишена надежды, а борьба бесполезна.
От земли подымалась тьма.
Арес ошеломленно застыл.
За нами полыхали полицейские машины. Зрители разбежались. Аннабет и Гроувер стояли на берегу, потрясенно следя за тем, как вода обтекает ноги Ареса и золотистый ихор растворяется в пене прилива.
Арес опустил меч.
– Ты нажил себе врага, божок, – сказал он мне. – Ты подписал себе приговор. Всякий раз, когда ты будешь заносить меч в битве, надеясь на успех, ты ощутишь силу моего проклятия. Берегись, Персей Джексон. Берегись.
Тело его начало светиться.
– Перси! – крикнула Аннабет. – Не смотри!
Я отвернулся, чтобы не видеть, как бог Арес принимает свое подлинное бессмертное обличье. Почему то я знал, что если посмотрю, то обращусь в пепел.
Свечение погасло.
Я обернулся. Ареса не было. Волна прибоя подкатила ко мне бронзовый шлем тьмы Аида. Подобрав его, я пошел навстречу своим друзьям.
Но не успел я дойти до них, как услышал хлопанье кожистых крыльев. Три зловещие бабули в кружевных шляпках, с безжалостными хлыстами в руках спланировали из поднебесья и опустились передо мной.
Стоявшая посередине фурия, некогда миссис Доддз, выступила вперед. Она оскалилась, но впервые вид ее не был устрашающим. Скорее, она выглядела разочарованной, как будто собиралась поужинать мной, но передумала, решив, что я вызову у нее несварение желудка.
– Мы видели все от начала до конца, – прошипела она. – Значит… это действительно был не ты?
Я швырнул ей шлем, который она с трепетом подхватила.
– Верни это повелителю Аиду, – сказал я. – Скажи ему правду. Скажи, чтобы он приказал отменить войну.
Фурия задумалась, затем провела раздвоенным языком по зеленым кожистым губам.
– Удачи тебе в жизни, Перси Джексон. Стань настоящим героем. Потому что, если ты им не станешь, лучше никогда не попадайся мне в когти…
Она каркнула, видимо смакуя эту мысль. Потом вместе с сестрами поднялась вверх на кожистых мышиных крыльях и, захлопав ими, исчезла в дымном небе.
Я присоединился к Аннабет и Гроуверу, которые с изумлением смотрели на меня.
– Перси… – покачал головой Гроувер. – Это было просто невероятно…
– Просто ужас! – выдохнула Аннабет.
– Потрясно, – поправил ее Гроувер.
Я не испытывал никакого ужаса. И потрясным мне это не казалось. Я был уставшим, злым и чувствовал себя как выжатый лимон.
– Вы почувствовали это… что это было? – спросил я.
Оба тревожно кивнули.
– Должно быть, это фурии, – предположил Гроувер.
Однако я в этом сомневался. Что то не позволило Аресу убить меня, а сила, способная на это, куда страшнее фурий.
Я посмотрел на Аннабет, и она ответила мне понимающим взглядом. Теперь я знал, что там, в этой яме, что за существо разговаривало у входа в Тартар.
Забрав свой рюкзак у Гроувера, я заглянул внутрь. Жезл повелителя был на месте. Из за такой маленькой вещи чуть не разразилась третья мировая война.
– Мы должны вернуться в Нью Йорк сегодня к вечеру, – сказал я.
– Это невозможно, – ответила Аннабет. – Если только мы не…
– Полетим, – согласился я.
– Лети. – Аннабет пристально посмотрела на меня. – Лети самолетом, хотя тебя предупреждали, чтобы ты никогда не делал этого, если не хочешь, чтобы Зевс сбил тебя, да еще с таким оружием, которое будет помощнее термоядерной бомбы.
– Именно, – сказал я. – В этом все и дело. Пошли.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:18 | Сообщение # 22

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава двадцать первая
Я выполняю обязательство

Забавно, как люди умеют обволакивать происходящее разными хитросплетениями слов, подгоняя его под собственную версию реальности. Хирон еще в школе говорил мне об этом. И, как обычно, я оценил его мудрость намного позже.
Если верить каналам новостей Лос Анджелеса, причиной взрыва на пляже в Санта Монике стал выстрел, произведенный по патрульной машине выжившим из ума похитителем детей. Он по чистой случайности попал в выхлопную трубу, лопнувшую во время землетрясения.
Псих похититель (имелся в виду Арес) и был тем самым человеком, который похитил меня и двух других подростков в Нью Йорке и провез через всю страну, устроив нам ужасную десятидневную одиссею.
В конце концов выяснилось, что бедный маленький Перси Джексон вовсе не международный преступник. Он стал причиной беспорядков в автобусе «грейхаунд», пытаясь вырваться из лап человека, захватившего его вместе с друзьями (и позже нашлось немало свидетелей, которые клялись, что видели в автобусе мужчину в кожаном плаще – «Как же я не припомнил этого раньше?»). Безумец также спровоцировал взрыв Арки в Сент Луисе. В конце концов, ребенок на такое не способен. Встревоженная официантка в Денвере, которая видела, как тот же мужчина угрожал похищенным, попросила друга сделать фото через витрину и уведомила полицию. Наконец, отважный Перси Джексон (мне начинал нравиться этот парень!) в Лос Анджелесе украл пистолет у своего похитителя и устроил с ним перестрелку на морском берегу. Полиция прибыла как раз вовремя. Последовал живописный взрыв, уничтоживший пять патрульных машин, но похитителю удалось бежать. Эта драматическая история имела счастливый конец. Сейчас Перси Джексон и двое его друзей находятся в безопасности под присмотром доблестных копов.
Двое репортеров скормили нам всю эту невероятную чушь. Мы только кивали, рыдали, изображали крайнюю степень истощения (что было просто) и вообще разыгрывали перед камерами детей, ставших жертвами насилия.
– Я хочу только одного, – сказал я, подавляя рыдания, – снова увидеть моего любимого отчима. Каждый раз, когда я видел его по телевизору и он называл меня отъявленным преступником, я понимал… мне трудно объяснить это… что с нами все будет в порядке. И я знаю, что он хотел бы вручить в виде вознаграждения, бесплатно, какое нибудь электронное устройство из своего магазина всем жителям прекрасного города Лос Анджелеса. Вот номер его телефона.
Полиция и репортеры так растрогались, что пустили шапку по кругу и собрали деньги на три билета на ближайший рейс до Нью Йорка.
Я понимал, что надо лететь – иного выхода нет. Я надеялся, что Зевс сделает мне поблажку, учитывая обстоятельства. Но все равно пришлось силой заставить себя сесть в самолет.
Взлет получился кошмарный. Древнегреческие чудовища не шли ни в какое сравнение с обрушившимися на нас потоками турбулентности. Я впился ногтями в подлокотники своего кресла и сидел так, пока мы не приземлились в Ла Гуардиа. Местная пресса поджидала нас, прорвавшись сквозь оцепление, но мы ускользнули от них благодаря Аннабет, которая отвлекла репортеров, надев свою кепку невидимку и восклицая: «Вон они, пошли за мороженым!» – а потом присоединилась к нам в пункте получения багажа.
Разделились мы на стоянке такси. Я попросил Аннабет и Гроувера вернуться на Холм полукровок и рассказать Хирону, что произошло. Они стали возражать, и было нелегко убедить их после всего, что мы пережили вместе, но я понимал, что должен сам завершить свой поиск. Если все пойдет плохо, если боги не поверят мне… мне хотелось, чтобы Аннабет с Гроувером выжили и рассказали Хирону правду.
Сев в такси, я направился на Манхэттен.

* * *

Полчаса спустя я входил в холл Эмпайр стейт билдинг.
Должно быть, в обносках, с расцарапанным лицом я смахивал на бродягу. И не спал я по меньшей мере сутки.
Подойдя к охраннику, я сказал:
– Шестисотый этаж.
Он читал толстую книгу с изображением волшебника на обложке. Я не большой любитель фэнтези, но книга, вероятно, была хорошая, потому что охранник не сразу оторвался от нее и посмотрел на меня.
– Нет такого этажа, малыш.
– Мне нужна аудиенция у Зевса.
– Что? – Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и улыбнулся.
– Вы все прекрасно слышали.
Я уже было решил, что парень – обыкновенный смертный и лучше мне поскорее сбежать отсюда, пока он не вызвал бригаду из психушки, когда он сказал:
– Никаких приемов, никаких аудиенций, пацан. Повелитель Зевс не желает видеть никого без предварительной записи.
– О, я думаю, что для меня он сделает исключение.
Я сбросил с плеч рюкзак и открыл верхнюю молнию.
Охранник посмотрел внутрь, на металлический цилиндр, и только через несколько секунд понял, что это такое…
– Так это… – Он побледнел.
– Именно, – подтвердил я. – Вы хотите, чтобы я ушел с ним и…
– Нет! Нет! – Он поспешно поднялся со своего кресла, пошарил по столу в поисках карточки и дал ее мне.
– Вставишь это в прорезь блока безопасности. Удостоверься, что, кроме тебя, в лифте никого нет.
Так я и поступил. Как только дверцы лифта сомкнулись, я вставил карточку в прорезь. Она исчезла, и на пульте загорелась новая красная лампочка шестисотого этажа.
Я нажал ее и приготовился к длительному ожиданию.
Приглушенно играла музыка. «С неба капают капли дождя…»
Наконец лифт звякнул. Двери разъехались. Я вышел из лифта и чуть не заработал инфаркт.
Я стоял на узкой каменной пешеходной дорожке, подвешенной в воздухе у подножия винтовой лестницы. Внизу расстилался Манхэттен. Я смотрел на него с высоты птичьего полета. Беломраморные ступени сквозь облака уходили в небо. Мой взгляд пробежал по ступеням до самого конца, и там я увидел то, во что мой разум отказывался поверить.
«Посмотри снова», – мысленно приказал я себе.
Зрение упорно настаивало на своем. Там действительно было нечто .
Из облаков вздымалась усеченная вершина горы, на ней лежал снег. Со всех сторон к горе на разных уровнях лепилось множество дворцов – целый город особняков, – перед входом в них высились портики с белыми колоннами, золоченые террасы и бронзовые жаровни, горевшие тысячами огней. Извилистые дороги беспорядочно поднимались к вершине, где на белоснежном фоне ослепительно сиял самый большой дворец. Призрачные висячие сады изобиловали оливами и розами. Я различил рынок под открытым небом, где теснились разноцветные шатры, каменный амфитеатр, пристроенный с одной стороны горы, и ипподром и Колизей – с другой. Это был древнегреческий город, только не лежавший в развалинах. Он был новый, чистый, красочный – такими, наверное, Афины выглядели две с половиной тысячи лет назад.
«Здесь не может этого быть», – сказал я себе.
Вершина горы, нависающая над Нью Йорком, как астероид весом в миллиард тонн? Как такое могло парить в воздухе над Эмпайр стейт билдинг, на виду у миллионов людей, и оставаться незамеченным?
Но так было. И я находился здесь.
Подъем на Олимп я помню как в тумане. Дриады хихикали и бросались в меня оливками из своего сада. Рыночные торговцы предлагали мне амброзию на палочке и блестящую, только что сотканную копию золотого руна, какую показывали по TV Гефеста. Девять муз настраивали свои инструменты перед концертом в парке, меж тем вокруг собиралась небольшая толпа – сатиры, наяды и обладающие приятной внешностью подростки, которые вполне могли быть младшими богами и богинями. Надвигающаяся гражданская война, казалось, никого не беспокоила. Все пребывали в праздничном настроении. Несколько слушателей обернулись, завидев меня, и принялись перешептываться.
Я взбирался по главной дороге, ведущей к большому дворцу на вершине. Это была обратная копия дворца в царстве мертвых. Там все – черное и бронзовое. Здесь все сверкало белизной и отливало серебром.
Я понял, что Аид, должно быть, выстроил свой дворец так, чтобы он напоминал дворец Зевса. Его не особенно то жаловали на Олимпе, приглашая только на период зимнего солнцестояния, поэтому он построил под землей собственный Олимп. Несмотря на неудачную встречу с ним, мне было даже немного жаль этого парня. Быть изгнанным отсюда казалось верхом несправедливости. Это способно озлобить кого угодно.
Ступени вели в центральный двор. За ним располагался тронный зал.
Впрочем, зал – не совсем точно сказано. По сравнению с ним Центральный вокзал Нью Йорка казался просто слегка прибранной кладовкой. К куполу потолка вздымались могучие колонны, украшенные позолоченными движущимися созвездиями. Двенадцать тронов, выстроенных для существ ростом с Аида, были расположены перевернутым «U», как домики в Лагере полукровок. В центральном камине потрескивал и полыхал огонь. Троны пустовали, за исключением двух в самом конце зала: главный трон справа и еще один, стоявший рядом, слева. Мне не нужно было объяснять, кто эти два бога, сидящие на своих тронах в ожидании, пока я приближусь. Я подошел к ним, коленки у меня дрожали.
Боги приняли гигантское человеческое обличье, как Аид, но я едва мог смотреть на них, не чувствуя звона в ушах, тело мое горело огнем. На Зевсе, повелителе богов, было одеяние в темно синюю полоску. Он сидел на массивном платиновом троне без всяких украшений. У него была аккуратно подстриженная борода, черная с проседью, как грозовое облако. Гордое, мужественное и мрачное лицо, серые глаза под цвет неба, собирающегося разразиться дождем. По мере моего приближения к нему воздух начинал все сильнее потрескивать, явственно запахло озоном.
Сидевший рядом с ним бог, несомненно, был его братом, но одежды их сильно разнились. Он напомнил мне бродягу из Ки Уэста. Кожаные сандалии, бермудские шорты хаки и пляжная рубашка от Томми Багама, вся разукрашенная кокосовыми орехами и попугаями. Кожа покрыта густым загаром, руки – все в шрамах, как у старого рыбака. Волосы у брата Зевса были черные, как у меня. На лице – то же самое печально задумчивое выражение, из за которого меня всегда клеймили как мятежную личность. Но глаза, тоже цвета морской волны, окружали морщинки, что говорило о том, что он много и часто улыбался.
Его трон представлял собой кресло рыбака, который занимается глубоководным ловом. Оно было вращающееся, без затей и обтянуто черной кожей с чехлом для удочки. Вместо удочки из чехла торчал бронзовый трезубец, на его остриях вспыхивали зеленые огоньки.
Боги сидели неподвижно, молча, но в воздухе чувствовалось напряжение, словно они только что закончили спорить.
Приблизившись к трону рыбака, я преклонил колени и пробормотал:
– Отец!
Взглянуть на него я не решался. Сердце мое отчаянно билось. Я ощущал энергию, исходившую от обоих. Если я скажу что нибудь не то, они мигом испепелят меня.
Зевс, оказавшийся слева от меня, заговорил первым:
– А не следовало бы тебе, мальчик, сначала обратиться к хозяину этого дома?
Я ждал, не поднимая головы.
– Пожалуйста, брат, – сказал наконец Посейдон. Голос его пробудил во мне старые престарые воспоминания: теплое сияние, которое я помнил ребенком, рука бога, приложенная к моему лбу. – Мальчик подчиняется отцу. Это правильно.
– Значит, ты до сих пор утверждаешь, что это твой сын? – грозно спросил Зевс. – Ребенок, которого ты зачал вопреки нашей священной клятве?
– Я признаю, что поступил неправильно, – ответил Посейдон. – Теперь я хочу услышать, что он скажет.
Неправильно.
В горле у меня застрял комок. Так что же я такое? Неправильность? Плод божественной ошибки?
– Я уже простил его однажды, – прогрохотал Зевс. – Он осмелился лететь через мои владения. Мне следовало бы низвергнуть его с небес за дерзость.
– И рискнуть своим жезлом повелителя? – спокойно спросил Посейдон. – Давай сначала выслушаем его, брат.
Зевс проворчал что то невнятное.
– Я выслушаю, – заявил он. – А потом решу, сбросить этого мальчишку с Олимпа или нет.
– Персей, – сказал Посейдон. – Взгляни на меня.
Я посмотрел на него и не могу сказать наверняка, что именно увидел. На лице Посейдона не было очевидных проявлений любви и одобрения. Ничего, что могло бы придать мне мужества. Это все равно что смотреть на океан. Иногда можно сказать, в каком он настроении, однако по большей части его трудно понять, настолько он загадочен.
У меня появилось чувство, что Посейдон действительно не знает, что обо мне думать. Он не понимал, рад ли тому, что у него есть сын, или нет. Странным образом я был доволен этой отстраненностью Посейдона. Если бы он попытался извиниться или сказать, что любит меня, или просто улыбнуться, это выглядело бы фальшиво. Как у смертного отца, который, запинаясь, извиняется за долгую отлучку. В общем, отчужденность я переживу. В конце концов, я, так или иначе, никогда не был в нем уверен.
– Обращайся к повелителю Зевсу, мальчик, – произнес Посейдон. – Расскажи ему все.
И вот я рассказал Зевсу все в точности, как оно происходило. Я вынул металлический цилиндр, от которого в присутствии бога небес полетели искры, и положил его к ногам Зевса.
Наступило длительное молчание, нарушаемое только потрескиванием дров в камине.
Зевс протянул раскрытую ладонь. Жезл громовержца лег в нее. Когда повелитель богов сжал кулак, металлические концы вспыхнули электрическими разрядами, и то, что он держал, превратилось в классическую молнию, двадцатифутовый дротик, с шипением источавший энергию, от которой волосы у меня встали дыбом.
– Чувствую, мальчик говорит правду, – пробормотал Зевс. – Но чтобы Арес пошел на такое… это на него совсем не похоже.
– Он горд и порывист, – сказал Посейдон. – Это у нас в роду.
– Повелитель? – осмелился позвать я.
– Да? – ответили оба.
– Арес действует не в одиночку. Кто то – или что то – подало ему эту мысль.
Я описал свои сны и чувство, охватившее меня на берегу, моментальное дуновение зла, от которого мир, казалось, замер и которое удержало Ареса от того, чтобы покончить со мной.
– В снах, – сказал я, – голос велел мне принести жезл в царство мертвых. Арес намекал, что ему тоже кое что снилось. Думаю, его использовали так же, как и меня, чтобы начать войну.
– Итак, ты наконец обвиняешь Аида? – спросил Зевс.
– Нет, – ответил я. – Я предстал перед Аидом, повелитель Зевс. Но то чувство на берегу было совсем иное. То же самое я почувствовал, когда приблизился к яме. К входу в Тартар. Что то могущественное и злое мечется там, внизу… что то более древнее, чем сами боги.
Посейдон переглянулся с Зевсом. Они быстро обменялись несколькими фразами на древнегреческом. Я уловил только одно слово: «Отец».
Посейдон начал что то излагать, но Зевс прервал его. Посейдон принялся спорить. Зевс сердито поднял руку.
– Об этом больше не может быть и речи, – сказал он. – Я самолично отправлюсь на Лемнос, дабы в его водах очистить жезл громовержца от прикосновения смертных.
Зевс поднялся и взглянул на меня. Выражение его лица слегка смягчилось.
– Ты оказал мне услугу, мальчик. Немногие герои смогли бы совершить подобное.
– Мне помогали друзья, сэр, – сказал я, – Гроувер Ундервуд и Аннабет Чейз…
– Дабы явить тебе свою благодарность, дарую тебе жизнь. Я не доверяю тебе, Персей Джексон. Мне не нравится то, что означает твое появление для будущего Олимпа. Но во имя мира в семье оставляю тебя в живых.
– Хм… спасибо, сэр.
– Не пробуй летать снова. И я не хочу обнаружить тебя здесь, когда вернусь. Иначе ты отведаешь этого жезла. Это будет последнее, что ты почувствуешь.
Удар грома потряс дворец. Ослепительная вспышка – и Зевс исчез.
Я остался в тронном зале наедине с отцом.
– У твоего дяди всегда была тяга к драматическим эффектам, – вздохнул Посейдон. – Думаю, он был бы неплох в роли покровителя театра.
Повисла неловкая пауза.
– Сэр, – спросил я, – что было в яме?
– Так ты не догадался?
Посейдон внимательно посмотрел на меня.
– Кронос, – ответил я. – Повелитель титанов.
Даже в тронном зале Олимпа, вдалеке от Тартара, имя Кроноса сгустило сумерки в зале, остудило пламя камина, согревавшее мне спину.
Посейдон сжал трезубец.
– В Первой войне, Перси, Зевс разрубил своего отца Кроноса на тысячу кусочков, так же как Кронос поступил со своим отцом, Ураном. Зевс бросил останки Кроноса в самую темную яму Тартара. Войско титанов было рассеяно, их крепость на горе Этне разрушена, их чудовищных союзников разметали по самым удаленным уголкам Земли. И все же титаны бессмертны, точно так же как и мы, боги. То, что осталось от Кроноса, по прежнему живо в каком то омерзительном виде, по прежнему сознает свою вечную муку, по прежнему алчет власти.
– Он исцеляется, – сказал я. – Он грядет.
– Время от времени, через века, Кронос проявляет признаки жизни. – Посейдон сокрушенно покачал головой. – Он вторгается в кошмары людей и навевает им злые мысли. Он пробуждает неутомимых монстров из глубин. Но совсем другое – предположить, что он может восстать из ямы.
– Но именно это он намерен сделать, отец. Так он сказал.
– Повелитель Зевс положил конец спорам по этому поводу, – сказал Посейдон после долгого молчания. – Он не позволяет даже говорить о Кроносе. Ты завершил свой поиск, дитя мое. Это все, что от тебя требовалось.
– Но… – Я оборвал сам себя. Спорить все равно без толку. Скорей всего, это лишь разгневает единственного бога, который был на моей стороне. – Как… как пожелаете, отец.
Слабая улыбка заиграла на губах Посейдона.
– Послушание дается тебе нелегко, правда?
– Да… сэр.
– Полагаю, в этом доля и моей вины. Море не любит сдержанности. – Он поднялся во весь свой рост и взял трезубец. Затем мерцание окутало его, и он превратился в обычного человека, стоявшего прямо напротив меня. – Ты должен идти, дитя мое. Но прежде знай, что твоя мать вернулась.
– Мама? – Я ошеломленно уставился на него.
– Она дома. Аид отослал ее, когда ты вернул его шлем. Даже повелитель мертвых платит долги.
Сердце мое гулко заколотилось в груди. Я просто не мог поверить.
– А вы… может быть?..
Я хотел спросить, не пойдет ли Посейдон со мной, чтобы повидаться с нею, но потом понял, что это было бы нелепо. Достаточно было представить, как я усаживаю бога морей в такси и везу его в Верхний Ист Сайд. Если бы все эти годы он хотел взглянуть на маму, он бы это сделал. К тому же надо было подумать о Вонючке Гейбе.
Во взгляде Посейдона появилась легкая грусть.
– Когда вернешься домой, Перси, ты должен сделать важный выбор. В комнате у тебя лежит сверток.
– Сверток?
– Сам поймешь, когда увидишь. Никто не может выбрать за тебя твой путь, Перси. Ты должен решить сам.
Я кивнул, хотя не понимал, что он имеет в виду.
– Среди прочих женщин твоя мать – королева, – мечтательно произнес Посейдон. – За тысячи лет я впервые встретил такую смертную женщину. И все же… мне жаль, что ты появился на свет. Я навлек на тебя судьбу героя, а герой никогда не бывает счастлив. Его жизнь всегда заканчивается трагически.
Я постарался не показать, что задет его словами. Передо мной стоял мой собственный отец, который говорил, что жалеет о моем рождении.
– Не стоит беспокоиться, отец.
– Возможно, пока еще нет. Пока нет, – произнес он. – Но это была непростительная ошибка с моей стороны.
– Стало быть, я ухожу. – Я неуклюже поклонился. – Я… я не буду вас больше беспокоить.
Я успел спуститься на пять ступеней, когда Посейдон окликнул меня.
– Персей!
Я обернулся. Теперь глаза его горели иным светом – чем то вроде пылкой гордости.
– Ты поступил хорошо и справился со всем как должно, Персей. Пойми меня правильно. Что бы ты ни делал в дальнейшем, знай, что ты – мой. Ты истинный сын бога морей!
Когда я шел обратно через город богов, разговоры прекратились. Музы приостановили концерт. Люди, сатиры и наяды, все как один, повернулись ко мне, лица их выражали уважение и благодарность, и, когда я проходил мимо, они преклоняли колени, словно я и вправду был какой нибудь герой.

* * *

Через четверть часа, все еще пребывая в трансе, я вновь оказался на улицах Манхэттена.
Я поймал такси, которое довезло меня до дома матери, позвонил в дверь, и она открыла мне – моя прекрасная мама, пахнущая перечной мятой и лакрицей. Усталость и тревога исчезли с ее лица, как только она увидела меня.
– Перси! Боже! Мой мальчик!
Она тормошила меня, не давая перевести дух. Мы стояли в коридоре, мама плакала и, не переставая, ерошила мне волосы.
Признаюсь, мой взгляд тоже слегка затуманился. Я весь дрожал, испытывая невероятное облегчение при виде нее.
Мама рассказала, как утром появилась в квартире, до полусмерти перепугав Гейба. Она ничего не помнила с той минуты, когда Минотавр схватил ее, и не могла поверить, когда Гейб стал рассказывать, что меня разыскивают как преступника, разъезжающего по стране и взрывающего объекты национального достояния. Весь день она была вне себя от волнения, потому что не слышала новостей. Гейб вынудил маму пойти на работу, сказав, что ей надо возместить месячное жалованье и лучше, если она начнет прямо сейчас.
Подавив гнев, я рассказал ей свою историю. Я постарался, чтобы она звучала не такой пугающей, какой была на самом деле, но это далось мне непросто. Я как раз начал рассказывать о схватке с Аресом, когда в гостиной раздался голос Гейба.
– Эй, Салли! Ну, как там, мясная запеканка готова?
Мама зажмурила глаза.
– Он вряд ли обрадуется тебе, Перси. В магазин сегодня миллион раз звонили из Лос Анджелеса… что то насчет бесплатных поставок электроники.
– Ах да. Это…
– Только не зли его еще больше, ладно? – Мама заставила себя слабо улыбнуться. – Ну, ступай.
За месяц моего отсутствия квартира полностью превратилась в среду обитания Вонючки Гейба. Слой мусора на ковре доходил мне до лодыжек. Диван был завален пивными банками. С абажура свисали грязные носки и нижнее белье.
Гейб и трое его дружков головорезов, сидя за столом, играли в покер.
Когда Гейб увидел меня, сигара выпала у него изо рта. Лицо его стало краснее помидора.
– Так ты еще осмелился сюда заявиться, шпаненок! Я думал, что полиция…
– В конце концов выяснилось, что он никакой не беглец, – вмешалась мама. – Разве это не замечательно, Гейб?
Гейб переводил взгляд с матери на меня. Мое возвращение явно не казалось ему замечательным.
– Мало того, что мне пришлось вернуть твою страховку, Салли, – прорычал он. – Дай ка мне телефон. Я позвоню копам.
– Нет, Гейб!
– Что ты сказала? Нет? – Он поднял брови. – Думаешь, я пущу эту шпану обратно? Я еще подам на него в суд за то, что он разбил мой «камаро».
– Но…
Гейб занес руку, мать вздрогнула и отступила.
Впервые я кое что понял. Гейб избивал мою мать. Не знаю, когда и как. Но теперь я был в этом уверен. Может, это длилось годами, когда меня не было поблизости.
В груди у меня закипел гнев. Я подошел к Гейбу, инстинктивно достав из кармана ручку.
Он только рассмеялся.
– Что, хочешь расписаться на мне, дрянь уличная? Только дотронься, и уже не вылезешь из тюрьмы, понял?
– Эй, Гейб, – вмешался его дружок Эдди. – Это всего лишь пацан.
Гейб возмущенно посмотрел на него и передразнил фальцетом:
– Всего лишь пацан.
Его дружки расхохотались, как придурки.
– Давай по хорошему, гаденыш. – Гейб оскалил свои прокуренные зубы. – Даю тебе пять минут собрать свое барахло – и выметайся. Потом я позвоню в полицию.
– Гейб! – взмолилась мама.
– Он сбежал, – ответил Гейб. – Пусть и остается в бегах.
У меня руки чесались снять колпачок с Анаклузмоса, но, даже сделай я это, лезвие не причинило бы ущерб человеку. Даже такой подонок, как Гейб, все же считался человеком.
– Пожалуйста, Перси. – Мать взяла меня за руку. – Пошли. Пошли к тебе в комнату.
Я позволил ей увести себя, руки мои все еще дрожали от ярости.
Моя комната была забита отбросами, которые натащил сюда Гейб. Тут валялись использованные автомобильные аккумуляторы, какие то провода, железки и увядший букет цветов с карточкой, который в знак сочувствия прислал ему кто то из видевших его интервью с Барбарой Уолтерс.
– Гейб просто расстроен, милый, – сказала мне мама. – Я поговорю с ним позже. Уверена, что все уладится.
– Мам, уладить ничего не удастся. По крайней мере, пока Гейб здесь.
Она нервно заломила руки.
– Я могу… Я буду брать тебя с собой на работу до конца лета. Осенью, может быть, удастся устроиться еще в какую нибудь школу интернат…
– Мам…
– Я пытаюсь, Перси. – Она опустила глаза. – Просто мне… нужно некоторое время.
На моей кровати появился сверток. По крайней мере, я мог поклясться, что минутой раньше он тут не лежал.
Это была помятая картонная коробка размером примерно с баскетбольный мяч. Адрес на почтовой табличке был написан моей рукой.

Богам
Гора Олимп
600 й этаж Эмпайр стейт билдинг
Нью Йорк с наилучшими пожеланиями от Перси Джексона

На крышке черным маркером, уверенным и четким мужским почерком, значился адрес нашей квартиры и слова: «ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ».
Вдруг я понял, о чем Посейдон говорил мне на Олимпе.
Коробка. Решение.
«Что бы ты ни сделал в дальнейшем, знай, что ты – мой. Ты истинный сын бога морей».
Я посмотрел на мать.
– Мам, ты хочешь, чтобы Гейб ушел?
– Перси, это не так просто, я…
– Мам, скажи. Этот недоумок бил тебя? Так ты хочешь, чтобы он ушел, или нет?
Она не могла решиться сразу, затем едва заметно кивнула.
– Да, Перси. Хочу. И все набираюсь храбрости сказать ему. Но ты не можешь сделать это для меня. Тебе не разрешить мои проблемы.
Я заглянул в коробку.
Нет, я мог разрешить ее проблему. Мне захотелось разодрать коробку, шмякнуть ее на покерный столик и достать содержимое. Я мог бы завести свой собственный сад статуй прямо в гостиной.
«Так поступали греческие герои в мифах, – подумал я, – и Гейб этого заслуживает».
Но судьба героя всегда трагична. Мне сказал это сам Посейдон.
Я вспомнил царство мертвых. Я представил, как дух Гейба навсегда отправляется в Поля асфоделей или подвергается какой нибудь омерзительной пытке за колючей проволокой Полей наказания – вечный игрок в покер, сидящий по пояс в кипящем масле, слушает оперную музыку. Был ли я вправе отправить туда кого нибудь? Даже Гейба?
Месяц назад я не колебался бы. Но теперь…
– Я могу это сделать, – сказал я маме. – Один взгляд в эту коробку – и он уже никогда больше не побеспокоит тебя.
Мама посмотрела на коробку и, казалось, мгновенно все поняла.
– Нет, Перси, – произнесла она, отступая на шаг. – Ты не можешь…
– Посейдон назвал тебя королевой, – сказал я. – Говорил, что не встречал такой женщины уже тысячу лет.
– Перси… – Ее щеки окрасились румянцем.
– Ты заслуживаешь лучшего, мам. Ты должна пойти в колледж, получить степень. Сможешь написать свой роман, а возможно, встретишь симпатичного парня, будешь жить в красивом доме. Тебе больше не нужно защищать меня, оставаясь с Гейбом. Позволь мне избавиться от него.
– Ты говоришь точь в точь как отец. – Она утерла слезу, скатившуюся по щеке. – Однажды он предложил ради меня остановить прилив. Предложил построить для меня дворец на дне морском. Он думал, что может решить все мои проблемы одним мановением руки.
– Ну и что в этом плохого?
Ее прекрасные, меняющие цвет глаза, казалось, хотят проникнуть мне в душу.
– Я думаю, ты поймешь, Перси. Думаю, ты достаточно любишь меня, чтобы понять. Если моя жизнь хоть чего то стоит, я должна прожить ее сама. Я не могу позволить богу заботиться обо мне… или моем сыне. Я должна… черпать мужество в себе. Твой поиск напомнил мне об этом.
Мы прислушались к стуку фишек для покера и ругательствам, доносившимся из гостиной вперемешку со звуками телевизора.
– Я оставлю коробку, – сказал я. – Если он посмеет еще хоть раз угрожать тебе…
Мама побледнела, но кивнула:
– Куда теперь, Перси?
– На Холм полукровок.
– На лето… или навсегда?
– Пока не знаю.
Взгляды наши скрестились, и я почувствовал, что мы пришли к соглашению. Посмотрим, как будут обстоять дела к концу лета.
– Ты станешь героем, Перси. – Мама поцеловала меня в лоб. – Самым великим.
Я в последний раз оглядел свою спальню. У меня возникло чувство, что я никогда больше ее не увижу. Затем пошел с матерью к входной двери.
– Что, уже покидаешь нас, шпаненок? – издевательски крикнул мне вдогонку Гейб. – Скатертью дорога.
Я ощутил последний укол сомнения. Как мог я упустить такой великолепный шанс отомстить ему? Я уходил, и мне так и не удалось спасти маму.
– Эй, Салли, – завопил Гейб. – Как там насчет мясной запеканки?
Гнев вспыхнул в глазах матери, на мгновение в них появилось что то стальное, и я подумал, что, вполне возможно, оставляю ее в хороших руках. В ее собственных руках.
– Мясная запеканка вот вот поспеет, дорогой, – ответила она Гейбу. – Запеканка сюрприз.
Мама посмотрела на меня и подмигнула.
Последнее, что я увидел прежде, чем дверь за мной захлопнулась, это как мама в упор разглядывает Гейба, словно представляя, как он будет выглядеть в роли садовой скульптуры.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:18 | Сообщение # 23

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Глава двадцать вторая
Пророчество сбывается

Мы были первыми героями, которые живыми вернулись на Холм полукровок со времен Луки, поэтому, конечно же, все обращались с нами так, словно мы победили в каком нибудь телевизионном реалити шоу. Согласно традициям лагеря, мы надели лавровые венки на большой праздник, готовившийся в нашу честь, затем возглавили шествие к костру, где нам предстояло сжечь саваны, которые обитатели домиков сшили в наше отсутствие.
Саван Аннабет получился таким красивым – серый шелк, расшитый совами, – что я сказал ей: просто стыдно не сжечь ее в нем. Она хорошенько стукнула меня и посоветовала, чтобы я заткнулся.
Так как я был сыном Посейдона, то соседей по домику у меня не имелось, поэтому домик Ареса добровольно вызвался сшить для меня саван. Взяв старую простыню, они намалевали по краям улыбающиеся рожицы с выпученными глазами, а посередине большими буквами вывели слово «НЕУДАЧНИК».
Жечь его было забавно.
Домик Аполлона затеял показательный урок пения, а меня окружили мои старые приятели из домика Гермеса, друзья Аннабет, родственники Афины и сатиры Гроувера, восхищавшиеся его новенькими правами на поиск, которые он получил от Совета козлоногих старейшин. Совет назвал участие Гроувера в нашем поиске «отважным вплоть до несварения желудка и ни с чем не сравнимым».
Единственными, кто не разделял всеобщее праздничное настроение, были Кларисса и ее приятели по домику, чьи ядовитые взгляды яснее ясного давали мне понять, что они никогда не простят мне позора, которому я подверг ее отца.
По мне, так все шло просто отлично.
Даже приветственная речь Диониса не смогла испортить мне настроения.
– Итак, наш маленький хулиган не дал прикончить себя, и теперь извилин у него станет побольше. Уррра! Что касается остального – лодочных гонок в эту субботу не будет…
Я вернулся в домик номер три, но чувства одиночества как не бывало. Днем я тренировался со своими друзьями, а по ночам не спал, прислушиваясь к шуму волн, зная, что мой отец где то там, неподалеку. Может, он не был вполне уверен во мне, может, даже жалел, что я родился, но он следил за мной. И пока гордился тем, что я совершил.
Что касается матери, то у нее появился шанс начать новую жизнь. Через неделю после возвращения в лагерь я получил от нее письмо. Она писала, что Гейб загадочно исчез – по сути, с лица Земли. О том, что он пропал, мама заявила в полицию, но у нее было странное предчувствие, что им никогда его не найти.
Безотносительно к вышеупомянутому событию мама продала какому то коллекционеру (через художественную галерею в Сохо) свою первую бетонную скульптуру в натуральную величину, которая называлась «Игрок в покер». За это она выручила столько, что смогла отложить на новую квартиру и внесла плату за первый семестр обучения в Нью Йоркском университете. Галерейщики из Сохо требовали от нее новых работ в стиле, который окрестили «значительным шагом вперед в уродливом неореализме».
«Но не волнуйся, – писала мама, – со скульптурой покончено. Я выбросила коробку с инструментами, которую ты оставил. Пора возвращаться к сочинительству».
Внизу она сделала приписку: «Перси, я нашла здесь, в городе, хорошую частную школу. Я внесла деньги, чтобы сохранить за тобой место, на случай если ты захочешь записаться в седьмой класс. Жить ты бы мог дома. Но если хочешь круглый год провести на Холме полукровок, я пойму».
Я аккуратно сложил записку и оставил ее на прикроватном столике. Каждый вечер, прежде чем лечь спать, я перечитывал ее и никак не мог решиться, что ответить матери.

* * *

Четвертого июля весь лагерь собрался на берегу посмотреть фейерверки, которые устраивал девятый домик. Будучи детьми Гефеста, они не собирались останавливаться на жалких красно бело синих шутихах. Они поставили на якорь барку недалеко от берега и загрузили ее всякими прибамбасами размером с боевые ракеты «Патриот». По словам Аннабет, уже видевшей это шоу, взрывы последуют друг за другом вплотную, так что, к восторгу зрителей, в небе появится нечто вроде мультипликационного фильма. Предполагалось, что в финале должен был появиться стофутовой высоты спартанский воин, который с треском оживет над океаном, будет сражаться, а потом взорвется миллионом разных красок.
Когда мы с Аннабет расстилали одеяло для пикника, к нам подошел попрощаться Гроувер. На нем, как обычно, были джинсы, футболка и кроссовки, но за последние несколько недель он намного повзрослел и выглядел почти как старшеклассник. Козлиная бородка сатира стала гуще. Он набрал вес. Рожки выросли по меньшей мере на дюйм, так что теперь ему приходилось постоянно носить кепку, чтобы сойти за человека.
– Вот, уезжаю, – сказал он. – Просто зашел сказать… ну, вы сами знаете что.
Я понимал, что надо радоваться за него. В конце концов, сатир не каждый день получает разрешение на поиски великого бога Пана. Но прощаться было тяжело. Я знал Гроувера всего год, и все же он был моим самым старым другом.
Аннабет крепко обняла его. Сказала, чтобы он не снимал свои бутафорские конечности.
Я спросил, куда он направится первым делом.
– Это маленькая тайна, – смущенно ответил Гроувер. – Хотелось бы мне, чтобы вы пошли со мной, ребята, но люди и Пан…
– Мы понимаем, – сказала Аннабет. – Банок взял достаточно?
– Да а.
– А тростниковые дудочки не забыл?
– Черт возьми, Аннабет, – проворчал Гроувер, – ты как старая мама коза.
Но досады в его словах не было.
Сатир крепко сжал свой посох и перекинул через плечо рюкзак. И стал похож на любителя езды «автостопом», каких можно во множестве увидеть на американских дорогах, – от плюгавого мальчишки, которого я привык защищать в Йэнси, не осталось и следа.
– Что ж, – вздохнул Гроувер. – Пожелайте мне удачи.
И в свою очередь крепко обнял Аннабет. Хлопнув меня по плечу, он направился в дюны.
В небе над нами стали взрываться фейерверки: Геракл, убивающий Немейского льва, Артемида, преследующая вепря, Джордж Вашингтон (который, кстати, был сыном Афины), пересекающий Делавэр.
– Эй, Гроувер, – окликнул я его.
Он обернулся, остановившись на краю леса.
– Куда бы ты ни пошел, надеюсь, там готовят хорошие энчилады.
Гроувер усмехнулся и пошел дальше, деревья сомкнулись за ним.
– Мы еще увидимся с ним, – сказала Аннабет.
Хотелось бы верить. Но тот факт, что из отправившихся на поиски за две тысячи лет не вернулся ни один… нет, я решил про это не думать. Гроувер будет первым. Просто обязан.

* * *

Миновал июль.
Я проводил дни, придумывая новую тактику захвата флага и заключая союзы с другими домиками, чтобы вырвать знамя из рук отпрысков Ареса. Мне впервые удалось вскарабкаться на стенку для скалолазания и не обжечься лавой.
Время от времени я проходил мимо Большого дома, посматривал на чердачные окна и думал об оракуле. При этом я старался убедить себя, что его пророчество свершилось окончательно.
«Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил».
Да, все так и случилось: я был там и сделал это, пусть даже богом предателем оказался Арес, а не Аид.
«Ты найдешь украденное и вернешь его в целости и сохранности».
В точку. Жезл повелителя доставлен по назначению. Шлем тьмы водружен на голову Аида.
«Ты будешь предан тем, кто называет тебя своим другом».
Это изречение до сих пор не давало мне покоя. Арес притворялся моим другом, но затем предал меня. Должно быть, оракул имел в виду это…
«И в конце концов ты не сможешь спасти самое главное».
Мне не удалось спасти маму, но только потому, что я предоставил ей самой спасти себя, и я знал, что поступил правильно.
Так почему же мне все еще не по себе?

* * *

Последний вечер летнего сезона настал очень быстро.
Обитатели лагеря в последний раз ужинали вместе. Мы сожгли часть нашего ужина, принеся жертву богам. У костра старшие воспитатели вручали награды – бусины, которые можно будет подвесить к своему ожерелью.
Меня наградили кожаным ожерельем, и, когда я увидел на нем бусину, полученную за первое лето, был рад, что в пламени костра не видно, как я покраснел. Бусина была черная как смоль, с мерцавшим посередине трезубцем цвета морской волны.
– Выбор был сделан единогласно, – провозгласил Лука. – Эта бусина увековечивает пребывание в лагере первого сына бога морей и поиск, который он предпринял в глубинах царства мертвых, чтобы остановить войну!
Весь лагерь поднялся на ноги и разразился приветственными криками. Даже домик Ареса был вынужден встать. Домик Афины выставил вперед Аннабет, чтобы она могла получить свою долю аплодисментов.
Не уверен, чтобы я когда нибудь был одновременно так счастлив и так печален, как в тот момент. Наконец то я обрел семью, людей, которые заботились обо мне и считали, что хоть что то я сделал правильно. А назавтра большинство из них уедет на целый год.

* * *

На следующее утро я нашел на прикроватном столике официальное письмо.
Я понял, что письмо писал Дионис, поскольку он упрямо перевирал мое имя.

Дорогой Питер Джонсон!
Если вы намерены оставаться в Лагере полукровок круглый год, то обязаны уведомить об этом Большой дом к полудню сего дня. Если вы не заявите о ваших намерениях, мы вынуждены будем предположить, что вы съехали из домика или погибли ужасной смертью. Уборщицы гарпии начнут работу на заходе солнца. Им даны полномочия пожрать любого незарегистрированного обитателя лагеря. Все предметы личного пользования, которые вы оставите, будут сожжены в потоке лавы.
Приятного времяпрепровождения!
Мистер Д. (Дионис),
Директор лагеря, утвержденный Олимпийским советом № 12

Еще один симптом моей дефективности. Любые угрозы ничего не значат для меня, пока они не становятся действительно неотвратимыми, пока не наступает критическое время. Лето закончилось, а я так и не ответил ни матери, ни руководству лагеря, где собираюсь остаться. Теперь у меня было всего несколько часов, чтобы решить.
На первый взгляд решение напрашивалось само собой. Девять месяцев тренироваться на героя или девять месяцев просиживать штаны в классе – да о чем думать?
Но надо было считаться и с мамой. Впервые у меня появилась возможность прожить вместе с ней целый год без Гейба. Возможность быть дома, а в свободное время – шляться по городу. Я вспомнил, как Аннабет сказала еще очень давно, во время нашего поиска: «Монстры обитают в реальном мире. Вот где ты можешь узнать, на что годишься».
Я вспомнил о судьбе Талии, дочери Зевса. Призадумался о том, сколько монстров нападут на меня, как только я покину Холм полукровок. Если я буду жить в одном месте весь учебный год и рядом не будет Хирона или моих друзей, чтобы помочь мне, доживем ли мы с матерью до следующего лета? Это если меня не прикончат тесты на правописание и сочинения на пять страниц. Я решил пойти на арену и попрактиковаться в фехтовании. Может быть, тогда в голове что то прояснится.
Тренировочные площадки лагеря стояли пустые, мерцая в августовском мареве. Все обитатели лагеря находились у себя в домиках, складывая вещи, или носились с метлами и швабрами, готовясь к последней проверке. Аргус помогал детям Афродиты затаскивать чемоданы от «Гуччи» и наборы всевозможной косметики на холм, где дожидался челночный автобус лагеря, чтобы отвезти их в аэропорт.
«Рано еще думать о том, чтобы уезжать, – сказал я себе. – Просто потренируйся».
Выйдя на арену для фехтовальщиков, я обнаружил, что Луке пришла в голову та же самая мысль. Его спортивная сумка валялась на краю помоста. Он работал один, с завываниями бросаясь на чучела в доспехах, орудуя мечом, которого я никогда не видел у него прежде. Это, должно быть, был обычный стальной клинок, потому что Лука срубал чучелам головы и пронзал их набитые соломой внутренности. Его оранжевая футболка воспитателя пропотела насквозь, а выражение лица было такое напряженное, будто его жизни действительно грозила опасность. Я заворожено наблюдал, как он вспорол животы целому ряду чучел, отсекая им члены и превращая в груды соломы и доспехов.
Это были всего лишь чучела, но я не мог не испытывать благоговения перед мастерством Луки. Парень – невероятный боец. И я вновь задумался над тем, как же он мог провалить свой поиск.
Наконец он заметил меня и остановился на полузамахе.
– Перси!
– Прости, – смущенно ответил я. – Я просто…
– Порядок, – кивнул он, опуская меч. – В последнюю минуту решил попрактиковаться.
– Эти чучела уже никому не доставят неприятностей.
– Соорудим новые к будущему лету, – пожал плечами Лука.
Теперь, когда он перестал размахивать мечом, я заметил, что меч этот какой то странный. Клинок состоял из двух разных металлов – одна кромка была бронзовая, другая – стальная.
Лука заметил, что я гляжу на лезвие.
– Ах, это? Новая игрушка. Коварный Меч.
– Коварный Меч?
Лука повернул лезвие, и оно ярко и опасно вспыхнуло на свету.
– С одной стороны здесь небесная бронза, с другой – закаленная сталь. Может разрубить и смертного, и бессмертного.
Я вспомнил, что сказал мне Хирон в самом начале моего поиска: герой никогда не нанесет вреда смертным без абсолютной необходимости.
– Я и не знал, что они могут делать такое оружие.
– Они , может, и не могут, – согласился Лука. – Этот такой… один в своем роде.
Он едва заметно улыбнулся, затем вложил меч в ножны.
– Слушай, я как раз тебя искал. Как насчет того, чтобы последний раз сходить в лес – найти, с кем бы подраться.
Сам не понимаю почему, но меня охватила нерешительность. Мне следовало бы почувствовать облегчение, что Лука так по дружески общается со мной. С тех пор как я вернулся после поисков жезла, он держался немного отчужденно. Я боялся, что он мог обидеться, поскольку мне уделяли столько внимания…
– Думаешь, это хорошая мысль? – спросил я. – То есть…
– Ой, брось, пошли. – Порывшись в сумке, он вытащил упаковку из шести банок колы. – Напитки за мой счет.
Я уставился на банки с колой, ломая голову, где, черт побери, он мог их взять. В магазинчике лагеря не продавалась даже обычная содовая, какую пьют смертные. Протащить ее контрабандой было тоже маловероятно, разве что обратиться к какому нибудь сатиру.
Разумеется, волшебные кубки за ужином наполнялись по твоему желанию, но вкус все равно был не такой, как у настоящей колы из банки.
Сахар и кофеин. Я не устоял.
– Давай, – согласился я. – Почему бы и нет?
Мы углубились в лес, криками вызывая какое нибудь чудище, с которым можно сразиться, но было слишком жарко. Все здравомыслящие монстры, должно быть, проводили сиесту в своих уютных, прохладных пещерах.
Мы нашли тенистое место возле ручья, где я сломал копье Клариссы во время первой игры за обладание флагом. Потом уселись на большом валуне, выпили колы и стали смотреть на солнечный свет, падавший сквозь ветви деревьев.
– Скучаешь по приключениям? – спросил Лука немного погодя.
– Да, скучаю, – признался я. – А ты?
– Когда монстры набрасываются на тебя чуть не на каждом шагу? Шутишь? – Лука поднял бровь. По лицу его пробежала тень.
Я привык слышать от девчонок, какой Лука красавчик, но сейчас он выглядел усталым, сердитым, и вид у него был далеко не геройский. Его светлые волосы на солнце казались седоватыми. Шрам на лице выглядел глубже, чем обычно. Я представил его стариком.
– Я жил на Холме полукровок круглый год с четырнадцати лет, – сказал он. – С тех пор как Талия… ну, да ты знаешь. Все время я проводил в упражнениях. Я никогда не был нормальным подростком там, в реальном мире. Потом они подбросили мне одно задание, один поиск, а когда я вернулся, то сказали что то вроде: «Ладно, хватит путешествий. Живи, наслаждайся жизнью».
Он смял свою банку из под колы и швырнул в ручей, что, по правде сказать, поразило меня. Одно из первых правил, которое усваиваешь, попадая в Лагерь полукровок: «Не мусори». Нимфы и наяды тебя вычислят. Они умели сводить счеты. Забравшись к себе в постель как нибудь вечером, ты обнаруживал, что простыни вымазаны в грязи и кишат сороконожками.
– Черт с ними, с лавровыми венками, – сказал Лука. – Я не собираюсь превращаться в пыльный трофей с чердака Большого дома.
– Звучит так, будто ты собрался уезжать.
– О да, я уезжаю, все о'кей, Перси. – Лука улыбнулся мне кривой улыбкой. – Привел тебя сюда попрощаться.
Он щелкнул пальцами. Огонек прожег отверстие в земле у моих ног. Оттуда выползло нечто черное и блестящее, размером примерно с мою руку. Скорпион.
Я потянулся за ручкой.
– Не советую, – предупредил Лука. – Скорпионы, которые живут в ямах, могут подпрыгивать на пятнадцать футов. Его жало может насквозь пронзить твою одежду. Через шестьдесят секунд ты – покойник.
– Лука, что…
И тут меня осенило.
«Ты будешь предан тем, кто называет себя твоим другом».
– Ты. – Я посмотрел ему в глаза.
Лука спокойно встал и отряхнул джинсы.
Скорпион не обращал на него никакого внимания. Он не сводил с меня черных глаз бусинок и, цепляясь своими клешнями, забрался на мою кроссовку.
– Я много чего в жизни повидал, Перси, – сказал Лука. – Разве ты не чувствовал этого – тьма сгущается, монстры становятся сильнее? Разве ты не понял, как все это бессмысленно? Все герои – пешки в руках богов, не более. Их должны были бы свергнуть еще тысячелетия назад, но они держатся благодаря нам, полукровкам.
– Лука, ты говоришь о наших родителях! – Я не верил своим глазам и ушам.
Он расхохотался.
– Выходит, я должен их за это любить? Их ненаглядная «западная цивилизация» – это болезнь, Перси. Она убивает мир. Помешать этому можно, только если сжечь все дотла и начать с чего нибудь более честного.
– Ты сумасшедший, как Арес.
– Арес – дурень, – ответил Лука, сверкнув глазами. – Он никогда не понимал, кому на самом деле служит. Будь у меня время, Перси, я мог бы объяснить. Но, боюсь, жить тебе осталось недолго.
Скорпион заполз на мою штанину. Должен быть какой то выход! Мне нужно время, чтобы подумать.
– Кронос, – сказал я. – Вот кому ты служишь.
Вокруг похолодало.
– Осторожней с именами, – предупредил Лука.
– Кронос подрядил тебя украсть жезл и шлем. Он обращался к тебе в твоих снах.
– С тобой он тоже разговаривал, Перси. – У Луки задергалось веко. – Надо было слушать внимательнее.
– Он промывал тебе мозги, Лука.
– Ошибаешься. Он указал мне, что таланты мои пропадают зря. Знаешь, на поиски чего я отправился два года назад, Перси? Мой отец Гермес хотел, чтобы я похитил золотое яблоко из сада Гесперид и вернул его на Олимп. Зная, насколько я подготовлен, он не мог придумать ничего лучшего.
– Непростое задание, – заметил я. – Оно удалось Гераклу.
– Верно, – согласился Лука. – Какую славу можно снискать, если повторяешь то, что уже сделали другие? Все боги знают, как сделать так, чтобы повторить прошлое. У меня к этому сердце не лежало. Вот след, который оставил дракон в саду, – он сердито указал на свой шрам, – а когда я вернулся, то оказалось, что достоин лишь жалости. Я хотел разрушить Олимп камень за камнем прямо тогда, но решил выждать подходящий момент. Я стал размышлять о Кроносе. Он убедил меня похитить нечто особенное, то, на что не хватило мужества у других героев. Когда нас повезли на экскурсию в зимнее солнцестояние, пока все спали, я прокрался в тронный зал и взял жезл Зевса прямо с кресла. А заодно – и шлем Аида. Ты не поверишь, как это было просто. Олимпийцы такие самонадеянные; им даже и во сне не приснится, что кто то осмелится что то у них украсть. Служба безопасности у них отвратительная. Я успел проехать половину Нью Джерси, когда услышал раскаты грома и понял, что они обнаружили пропажу.
Скорпион устроился на моем колене, не сводя с меня поблескивающих глазок. Я постарался, чтобы голос мой звучал ровно.
– Тогда почему же ты не принес эти предметы Кроносу?
Улыбка Луки поблекла.
– Я… я переоценил себя. Зевс послал своих сыновей и дочерей – Артемиду, Аполлона, моего отца Гермеса – на поиски украденного жезла. Но поймал меня Арес. Я мог бы одолеть его, но был недостаточно осторожен. Он разоружил меня, отнял символы власти и пригрозил вернуть их на Олимп, а меня сжечь заживо. Затем я услышал голос Кроноса, который научил меня, что делать дальше. Я внушил Аресу мысль о великой войне между богами. Сказал, что ему придется всего навсего ненадолго припрятать украденное и поглядеть, как будут сражаться другие. У Ареса появился нехороший блеск в глазах. Я понял, что он клюнул. Он отпустил меня, и я вернулся на Олимп, прежде чем кто либо заметил мое отсутствие. – Лука вынул свой новый меч, провел большим пальцем по плоской стороне клинка, словно завороженный его красотой. – После этого повелитель титанов… он… он наслал на меня кару в виде кошмаров. Я поклялся, что не провалю дело снова. Когда я вернулся в Лагерь полукровок, во сне мне было сказано, что прибудет второй герой, которого можно будет обдурить и обманным путем доставить жезл и шлем от Ареса в Тартар.
– Адскую гончую в ту ночь в лесу призвал ты?
– Мы должны были убедить Хирона, что лагерь – небезопасное место для тебя, чтобы он отправил тебя на поиски. Мы должны были подтвердить его опасения, что Аид гонится за тобой. И у нас все получилось.
– Крылатые туфли были прокляты. – Я размышлял вслух. – Все было задумано так, чтобы они утащили меня вместе с рюкзаком в Тартар.
– Они и утащили бы, если бы их носил ты. Но ты отдал их сатиру, что не входило в план. Гроувер портит все, к чему ни прикоснется. Он даже проклятие сбил с толку.
Лука посмотрел на скорпиона, который перебрался ко мне на бедро.
– Тебе следовало бы умереть в Тартаре, Перси. Но не переживай, я оставлю с тобой своего маленького друга, и все уладится.
– Талия отдала жизнь, спасая тебя, – сказал я, стиснув зубы. – И вот чем ты отплатил ей.
– Не говори о Талии! – воскликнул Лука. – Боги дали ей умереть! Эта смерть – лишь малая часть того, за что им придется расплачиваться.
– Тебя уже использовали, Лука. Вас с Аресом, обоих. Не слушай Кроноса.
– Использовали меня ? – В голосе Луки появились истерические нотки. – Лучше на себя посмотри! Разве твой отец хоть что нибудь сделал для тебя? Кронос восстанет. Ты всего лишь приостановил наши планы. Он швырнет олимпийцев в Тартар и загонит человечество обратно в пещеры. Всех, кроме самых сильных, – тех, кто служит ему.
– Прогони своего клопа, – сказал я. – Если ты так силен, сразись со мной сам.
– Отлично, Перси, отлично, – улыбнулся Лука. – Но я не Арес. И на твою удочку не клюну. Мой повелитель ожидает меня и хочет поручить мне еще множество дел.
– Лука…
– Пока, Перси. Грядет новый Золотой век. Ты не будешь его частью.
Он вложил меч в ножны и исчез в пульсациях тьмы.
Скорпион бросился на меня.
Я смахнул его рукой и сорвал колпачок с меча. Тварь снова кинулась на меня, и я рассек ее напополам в воздухе.
Я уже собирался поздравить себя с успехом, пока не посмотрел на руку. На ладони остался широкий красный рубец, и он, дымясь, сочился густой, липкой жидкостью. Тварь все же достала меня!
Кровь зашумела в ушах. Перед глазами все поплыло.
«Вода, – подумал я. – Она исцеляла меня прежде».
Пошатываясь, я подошел к ручью и опустил руку в воду, но ничего не произошло. Яд был слишком силен. У меня потемнело в глазах. Я еле держался на ногах.
«Шестьдесят секунд», – сказал Лука.
Я должен вернуться в лагерь. Если я потеряю сознание здесь, моим телом поужинает какое нибудь чудовище. И никто никогда не узнает, что случилось.
Ноги налились свинцом. Лоб горел. Я, пошатываясь, побрел к лагерю, по пути спугнув дриад. – Помогите, – прохрипел я. – Пожалуйста…
Две нимфы взяли меня под руки и повели. Помню, как мы вышли на прогалину, какой то воспитатель громко звал на помощь, кентавр протрубил в раковину.
Затем наступила тьма.

* * *

Когда я очнулся, во рту у меня была соломинка для коктейлей. Через нее я тянул что то, по вкусу напоминавшее шоколадное печенье. Нектар.
Я открыл глаза.
Я полулежал на кровати в лазарете Большого дома, моя перебинтованная правая рука напоминала дубинку. Аргус в роли охранника стоял в углу. Аннабет сидела рядом, поддерживая стакан с нектаром и прикладывая полотенце к моему лбу.
– Вот мы и снова здесь, – прошептал я.
– Идиот, – отозвалась Аннабет, и я догадался, как она рада, что я пришел в сознание. – Ты был весь зеленый, и кожа твоя понемногу становилась серой, когда мы тебя нашли. Если бы не искусство Хирона…
– Ну вот еще, – произнес голос Хирона. – Просто у Перси здоровая конституция.
Он сидел в изножье моей кровати в человеческом облике, вот почему я не сразу заметил его. Нижняя часть его туловища волшебным образом превратилась в инвалидную коляску, верхняя щеголяла в пиджаке и при галстуке. Он улыбался, но лицо у него было усталое и бледное, как когда он ночами разбирал наши латинские опусы и ставил оценки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Как будто нутро мое сначала заморозили, а потом прожарили в микроволновке.
– Сносно, если учесть, что это был яд подземного скорпиона. Теперь, если можешь, ты должен в точности рассказать мне, что случилось.
Прихлебывая нектар, я поведал им все.
В комнате надолго воцарилась тишина.
– Я не могу поверить, что Лука… – Аннабет осеклась. Выражение лица у нее было разгневанное и опечаленное. – Да. Да. Я могу поверить в это. Возможно, боги прокляли его… После своего похода он так изменился.
– Обо всем этом надо рассказать на Олимпе, – пробормотал Хирон. – Отправляюсь туда немедленно.
– Но сейчас Лука где то здесь, – сказал я. – Я должен разыскать его.
– Нет, Перси, – покачал головой Хирон. – Боги…
– …не захотят даже говорить о Кроносе, – оборвал его я. – Зевс объявил вопрос закрытым!
– Я понимаю, Перси, это нелегко. Но ты не должен сейчас же бросаться мстить. Ты не готов.
Мне это не понравилось, но отчасти я подозревал, что Хирон прав. Достаточно было взглянуть на мою руку, как становилось ясно, что я еще долго не смогу держать меч.
– Хирон… пророчество, полученное вами от Оракула… оно ведь было о Кроносе? А что он сказал про меня? Про Аннабет?
Хирон возвел глаза к потолку.
– Перси, я не могу…
– Вам велели ничего не рассказывать мне, не так ли?
Взгляд его стал сочувственным, но печальным.
– Ты будешь великим героем, дитя мое. Я подготовлю тебя как можно лучше. Но, если я правильно представляю лежащий перед тобой путь…
В небе прогрохотал гром, в окнах задрожали стекла.
– Хорошо! – крикнул Хирон. – Прекрасно!
Затем последовал вздох отчаяния.
– У богов свои причины, Перси. Плохо знать слишком много о своем будущем.
– Мы не можем просто сидеть и ничего не делать, – возразил я.
– Мы не будем просто сидеть, – пообещал Хирон. – Но ты должен быть осторожен. Кронос хочет, чтобы ты ослабел. Он хочет разрушить твою жизнь, затуманить твои мысли страхом и гневом. Не поддавайся ему. Терпеливо тренируйся. Твой час придет.
– Это если я проживу достаточно долго.
– Ты должен доверять мне, Перси, – сказал Хирон, кладя руку на мою лодыжку. – Ты будешь жить. Но сначала ты должен решить, каким путем последуешь в будущем году. Я не могу подсказать тебе правильный выбор…
У меня возникло чувство, что у Хирона сложилось вполне определенное мнение и лишь крайним усилием воли он удерживается оттого, чтобы дать мне совет.
– …но ты должен решить, останешься ли в Лагере полукровок на весь год или вернешься в мир смертных, в седьмой класс, и будешь приезжать только на лето. Подумай об этом. К моему возвращению с Олимпа я хочу услышать твое решение.
Я хотел сказать, что не согласен. Хотел еще задать ему вопросы. Но по выражению лица Хирона понял, что дискуссия окончена: он сказал все, что мог.
– Постараюсь вернуться побыстрее, – пообещал кентавр. – Аргус проследит за тобой. – Он мельком посмотрел на Аннабет. – Ах да, моя дорогая… как только приготовишься, они будут здесь.
– Кто они? – спросил я.
Ответа не последовало.
Хирон выкатился из комнаты. Я услышал, как колеса его кресла осторожно съезжают по главной лестнице.
Аннабет внимательно разглядывала лед на дне моего стакана.
– Что то не так? – спросил я ее.
– Да нет, ничего. – Она поставила стакан на стол. – Я… я просто вспомнила об одном твоем совете. Тебе… ничего не нужно?
– Да. Помоги мне. Я хочу выйти.
– Плохая идея, Перси.
Я спустил ноги с кровати. Аннабет перехватила меня, прежде чем я успел коснуться пола. На меня накатила тошнота.
– Я ведь говорила…
– Да я в полном порядке, – настаивал я.
Очень не хотелось лежать в постели, как инвалиду, пока Лука бродит где то там, вынашивая планы разрушения западного мира.
Мне удалось шагнуть вперед. Потом сделать еще шаг, по прежнему тяжело опираясь на Аннабет. Аргус последовал за нами наружу, но сохранял расстояние.
К тому времени, когда мы добрались до веранды, лицо мое покрылось мелкими капельками пота. Желудок свело. Но я должен был добраться до перил.
Темнело. Лагерь выглядел совершенно безлюдным. В домиках было темно и тихо, на волейбольной площадке тоже. Лодки уже не бороздили поверхность озера. За лесом, за клубничными полями в последних лучах заходящего солнца светился Лонг Айленд.
– Что собираешься делать? – спросила Аннабет.
– Не знаю.
Я сказал ей, что чувствую, будто Хирон хотел, чтобы я остался на весь год, чтобы можно было уделить больше времени индивидуальным тренировкам. Но я был не уверен, что сам хочу этого. Хотя признавал, что мне неприятно оставлять ее одну в компании Клариссы…
Аннабет сжала губы, затем спокойно произнесла:
– Я на год уезжаю домой, Перси.
– То есть к отцу? – опешил я, внимательно на нее глядя.
Она указала на вершину Холма полукровок. Рядом с сосной Талии, у самой волшебной границы лагеря, вырисовывались фигуры семьи, состоявшей из двух детей, женщины и высокого мужчины со светлыми волосами. Казалось, они кого то ждут. Мужчина держал рюкзак, напоминавший тот, что Аннабет бросила в Денвере.
– Я написала ему письмо, когда мы вернулись, – сказала Аннабет. – Как ты и предлагал. Я писала ему… что мне жаль. И я вернусь домой на учебный год, если он все еще этого хочет. Он ответил немедленно. Мы решили… попробовать еще раз.
– Для этого надо было иметь мужество.
Аннабет снова сжала губы.
– Обещай, что не натворишь глупостей в этом учебном году, – строго сказала она. – По крайней мере… оповести меня об этом через Ириду.
Я принужденно улыбнулся.
– Обещаю нарочно не нарываться на неприятности. Да мне обычно и не приходится.
– Когда я вернусь следующим летом, устроим охоту на Луку. Попросим разрешения на поиск, а если не дадут, то улизнем и проведем его сами. Договорились?
– Звучит как план, достойный Афины.
Аннабет протянула руку. Я пожал ее.
– Будь осторожнее, рыбьи мозги, – сказала Аннабет. – Приглядывайся ко всем и ко всему.
– Ты тоже, воображала.
Я посмотрел ей вслед: как она поднимается по Холму и встречается с семьей. Аннабет неловко обняла отца и в последний раз оглянулась на долину. Она дотронулась до сосны Талии, а потом ее увели с холма в мир смертных.
Впервые я почувствовал себя действительно одиноким в лагере. Поглядев на Лонг Айленд, я вспомнил слова отца: «Море несдержанно».
И я принял решение.
Потом задумался: одобрил бы Посейдон мой выбор?
– На следующее лето я вернусь, – пообещал я ему. – А до тех пор как нибудь продержусь. В конце концов, я твой сын.
Я попросил Аргуса отвести меня в домик номер три, чтобы собрать вещи.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте

Дерево Сапеле и сердце дракона, 15 дюймов

Журналист "Придиры"
Лаборатория Darina_Speynshner

Дата: Пятница, 16 Дек 2011, 12:18 | Сообщение # 24

Клан Монтгомери/Клан ЭСТЕ

Благодарности

Без помощи моих многочисленных отважных помощников монстры не раз растерзали бы меня, когда я упрямо пытался отнести эту историю в издательства. Я благодарю моего старшего сына Хейли Майкла, который первым услышал эту историю; младшего сына Патрика Джона, в свои шесть лет – самого рассудительного члена нашей семьи, а также мою жену Бекки, мирившуюся с моими длительными отлучками в Лагерь полукровок. Приношу благодарность учителям, направлявшим мои шаги в средней школе: Трэвису Столлу, умному и стремительному, как Гермес; С. С. Келлог, источающей любовь, как Афина; Эллисон Бауэр, ясноглазой, как Артемида Охотница, а также миссис Маргарет Флойд, мудрой и доброй наставнице по английскому языку. Также приношу благодарность преподавателю Эгберту Дж. Беккеру, незаурядному знатоку классических дисциплин; Нэнси Голлт, моему доверенному лицу, достойному высшей похвалы; Джонатану Бернему, Дженифер Бессер и Саре Хьюдж – за их веру в Перси.

Клан Монтгомери

Монтгомери-Пэлас

Клан Эсте