|
Охота на ведьм
|
|
|
Луна |
Дата: Среда, 01 Фев 2012, 01:24 | Сообщение # 16 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| * * *
Владения барона Эгерта никогда и никем не считались большими. Несколько городков, дюжина селений, разбросанных вдоль старо-восточного имперского тракта, леса, разделяющие клочки, обжитые людьми, и сами люди. Преимущественно бедные и совсем не воинственные. А сам барон повоевать любил, только никак не находилось достаточного повода и, главное, средств, ведь без них затевать даже самый крохотный поход было бы смертоубийственным. Эгерт же умирать раньше времени не собирался.
Не утоленную и не воплощенную в провинциальной действительности страсть к военным действиям маленькому барону, тогда еще не знавшему, какой титул ему достанется после смерти отца, вместе с игрушечными фигурками солдат подарила очередная мачеха, не желающая уделять воспитанию чужого ребенка ни единой лишней минуты и надеющаяся таким образом надолго избавиться от настырного малыша. Что ж, ее намерения увенчались успехом: в течение нескольких лет старый барон не вспоминал о сыне.
Потом надоевшая женщина была отставлена и, кажется, нашла пристанище в каком-то из монастырей на другом краю Империи, но время было упущено безвозвратно: мальчик вырос на многочасовых баталиях, разворачивающихся в пределах большого, но все же не безразмерного стола, и простые радости сельской жизни оказались чужды юному барону.
Впрочем, от последних никуда не удалось сбежать. Эгерт мнил себя великим полководцем, только вот ведь незадача: впервые за несколько десятилетий в Империи установился пусть вялый и шаткий, но мир, а стало быть, шансов поучаствовать в сражениях не предвиделось. Пришлось стиснуть зубы и спрятать мечты куда подальше, погружаясь в скуку размеренности, становящуюся с каждым годом все невыносимее.
Этим утром, раздав распоряжения нерадивым управляющим, молодой барон, чтобы хоть на часок развеять дурные мысли, укрылся в своем кабинете, где открыл большой сундук с армиями солдатиков, уложенных один к одному в мягкие суконные гнездышки, и, любовно поглаживая пальцами каждую фигурку, начал расставлять войска на семифутовой дубовой столешнице, расчерченной как карта. Не имперская, правда, а целиком и полностью выдуманная самим Эгертом, но даже приятнее было представлять себя завоевателем нового мира, а не покорителем старого.
Они были всегда послушны и исполнительны, эти выточенные из дерева и кости и раскрашенные яркими красками фигурки, правда, двигать их по полю битвы приходилось самому, и сие обстоятельство немного смущало барона, словно намекая, что и с настоящими армиями все будет столь же непросто.
Солдатики готовы были пойти в атаку на любого противника. Орки, эльфы, гномы, демоны — их изображения всегда были под рукой у Эгерта, только выбирай. Но все чаще и чаще несостоявшийся полководец заставлял свои войска воевать между собой. Даже нарочно позвал мастера-кукольника, чтобы тот соорудил для части солдатиков другие доспехи. Съемные, разумеется, хотя они и обошлись барону дороже. Вернее, не барону, а селянам, платившим оброк. Зато теперь можно было устраивать баталии, больше похожие на жизнь, скучно ползущую за воротами баронского замка, да и в его стенах тоже.
Слуги увлечений своего хозяина не разделяли. Где ж это видано, чтобы мужчина до стольких лет в куклы игрался? Пора было уже присматривать одну из соседских дочек в качестве супруги да обзаводиться детьми, вот им игрушки как раз бы пришлись впору. Только Эгерт последнее время редко покидал замок, словно боялся сделать последний шаг, ведущий в трясину обыденной жизни, и все больше времени проводил у стола в своем кабинете.
Но даже строгие запреты не беспокоить хозяина не могли обещать благословенной тишины: едва барон успел расставить солдатиков и сделать несколько ходов, выстраивая рисунок грядущей битвы, из-за приоткрывшейся после робкого стука, двери кабинета высунулась голова слуги:
— Мылорд, тут к вам…
— Ты плохо слышал мои слова? — Эгерт попытался вложить в голос все презрение и гнев, на какие только был способен, но на поверку получилась все та же скука.
— Так, мылорд, я же…
— Пошел вон!
Слуга покорно шатнулся назад, исчезая из видимости, только дверь не закрылась, пропуская в кабинет незнакомку, поинтересовавшуюся:
— Меня вы тоже прогоните?
Барон давно уже не ожидал в своей жизни никаких изменений, тем удивительнее было увидеть лилово-серебряную мантию, церемонными складками ниспадающую с хрупких плеч совсем юной и невероятно прекрасной женщины. Впрочем, Эгерт и самому себе не смог бы объяснить, почему счел пришелицу красоткой, ведь открытым взору оставалось только лицо с совершенными чертами и лучистыми голубыми глазами, а все прочее было целомудренно укрыто одеждой, как и полагалось служительнице церкви.
— С кем имею честь?
— Моим заботам вручена обитель, находящаяся неподалеку от Тарна, — ответила женщина, кротко улыбнувшись.
Сама тарнская аббатиса соизволила посетить скромного барона? А ведь говорили, что она почти никогда не устраивает личных встреч даже с самыми настойчивыми просителями. И еще говорили, что она вроде уже стара. Эгерт растерянно попытался вспомнить все, что знал о хозяйке аббатства, и с прискорбием был вынужден признаться: немногое. Лишь одно было несомненным. Если та, которая избегает появления на людях, сама пришла к нему, это случилось не просто так.
— Чем могу служить? — почтительно склонил голову барон.
Аббатиса медленно окинула взглядом убранство кабинета, приподняла брови, увидев стол, заставленный солдатиками, подошла ближе и взяла одну из фигурок в руки.
— Одна из ваших забав?
Эгерт почувствовал, как к щекам приливает кровь. Не то чтобы он стыдился своего увлечения, но вопрос аббатисы прозвучал словно в двух мирах одновременно. И если одна половина сознания сочла слова женщины всего лишь вежливой попыткой продолжить беседу, то другая услышала в них что-то намного большее, хотя и непонятное. А верх взяла как раз эта половина, подтолкнувшая Эгерта сказать:
— Это не просто забава.
Аббатиса, прошелестев парчой мантии, повернулась к нему, все еще катая в тонких пальчиках игрушечного солдатика.
— А что же тогда?
Барон не понимал, откуда вдруг в нем взялась смелость признать то, что он и сам от себя пытался скрывать. Может быть, виной всему было благожелательное выражение прекрасного лица, а может, тонкий и почему-то чуть горчащий аромат розового масла, разлившийся в воздухе кабинета.
— Меня влечет поле боя.
Аббатиса посмотрела на своего собеседника с явным сомнением, и Эгерт невольно смутился, хотя считал, что кровь, по поводу и без повода приливающая к щекам, осталась в далеком детстве. Да, барон ничем не походил на воина. Что послужило тому причиной — отсутствие ли отеческого внимания или наследство по материнской линии, никто не смог бы сказать точно, однако молодой человек, ежедневно отправляющий в атаку игрушечные армии, больше походил на монастырского служку, чем на солдата.
— Вы знаете, на что оно похоже?
Эгерт хотел было возразить, что и юная красавица вряд ли могла успеть за свою недолгую пока жизнь поучаствовать в сражениях, но небесно-голубые глаза, смотрящие на него из-под золотистых полукружий тонких бровей, вдруг мимолетно потемнели, придавая своей хозяйке вид умудренной женщины. Правда, это впечатление тут же рассеялось, но его было достаточно, чтобы намерение пререкаться исчезло, едва родившись.
— Нет.
— На кладбище.
Аббатиса поставила солдатика на стол и кончиком пальца щелкнула по золоченому шлему. Фигурка, разумеется, упала, но не одна, а потянув за собой остальные. Не прошло и минуты, как армии, столь тщательно расставленные бароном, легли, как свежескошенная роясь.
— Любая победа требует жертв. А самая лучшая жертва — жизнь.
Эгерт раздосадованно посмотрел на плод своих утренних усилий, уничтоженный одним движением слабой руки.
— Да, кто-то обязательно погибнет, — признал он.
— И в конце концов победит тот, у кого в распоряжении останется больше сил, — подвела итог аббатиса.
С этим выводом барон спорить и не собирался. Собственно, именно из-за боязни остаться один на один с противником он так и не затеял даже крохотной вылазки против соседей. У гарнизона, защищающего замок, имелись свои заботы, а селяне, которым было сподручнее орудовать вилами, а не мечами, вряд ли продержались бы долго против мало-мальски обученных солдат.
— Откуда берутся силы? — тем временем продолжала, словно размышляя вслух, гостья. — Из мужества, опыта, умений. Но не только…
Она многозначительно сузила глаза, и барону показалось, что на него взглянули две тучи, предвещающие грозу.
— Не умирает тот, кому не дают умереть.
Эгерт растерянно приподнял брови.
— В вашей игре кое-кого не хватает, сударь. Кое-кого, не только осененного божьей благодатью, но и способного наделить ею других.
Барон с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Ну конечно! Как же он мог упустить из виду такую очевидную истину?
— За спинами воинов, рвущихся к победе, должен быть надежный тыл, — улыбнулась аббатиса. — Например, десяток-другой послушниц, а то и…
Эгерт взволнованно затаил дыхание. Неужели ему предлагают помощь? Но почему? Чем скромный провинциальный барон привлек вдруг внимание церкви? А что, если?..
Он едва не задохнулся, охваченный доселе неизведанными, но такими желанными чувствами. Неужели мечта начинает сбываться? Неужели робкие молитвы были услышаны?
— Это войско станет…
— Непобедимым, — закончила вместо него женщина. — А потом его назовут непобежденным. И его командира тоже.
Барон почувствовал, как начинают подрагивать руки, ноги, даже кончики волос. А аббатиса продолжала:
— Но для начала войско нужно собрать.
— Да-да! Собрать… — Эгерт уже мысленно пересчитывал мужчин в окрестных селениях, а потому не заметил, как к благодушию женской улыбки добавилась торжество.
* * *
Солнце ползло к зениту медленно и лениво, но все же обгоняло одинокую всадницу, скачущую по лесной дороге, ведь светилу оставалось всего несколько минут до середины его пути, а женщине — несколько часов.
Линна торопилась, правда, не настолько, чтобы загнать коня. Во-первых, было бы жаль терять прекрасное животное, стоившее императорской казне порядочную сумму, а во-вторых… Женщина на мгновение подняла взгляд вверх, туда, где густая листва смешивалась с клочками неба, образуя причудливую мозаику, ничуть не уступавшую своим великолепием убранству главного столичного собора.
Она должна была успеть, и она успевала. Обещание вернуться в срок, да еще с добрыми вестями, оказалось самой тяжкой ношей, которая выпадала когда-либо на долю Линны. Принц не отказал своей верной служанке в беседе, внимательно выслушал, только ничего не сказал. Сослался на то, что решение будет принимать не он один, и ушел, оставив женщину в замешательстве. Она попробовала достучаться до своего повелителя на следующий день, но оказалось, что Мередор спешно куда-то уехал, не оставив никаких распоряжений. Можно было продолжать послушно ждать, однако…
С эльфами нельзя шутить, это Линна знала наверняка. Гибкая и сильная, сама похожая на смертоносную «Лунную тень», она видела не так уж много остроухих за свою жизнь, но те, с которыми доводилось встретиться за переговорным столом и на поле боя, не прощали своим противникам нерешительности. Пусть принц не может сказать ни «да», ни «нет», но это не значит, что должен умереть тот, кто…
Линна невольно коснулась щеки тыльной стороной затянутой в перчатку ладони, словно жар от румянца, разливающегося по коже, мог быть ощутим снаружи.
Когда-то они точно были влюблены друг в друга со всем пылом юности, не мечтающей дожить до следующего рассвета, но это было так давно, в таком далеком прошлом, что воспоминания нечетки, словно туман. Потом судьба разводила их и снова сводила вместе, каждый раз они прощались будто навсегда и встречались снова, как незнакомые люди. Да, это было, пожалуй, самым странным: видеть черты лица, изученные тобою вдоль и поперек, чувствовать изгибы тела, так точно совпадающего с твоими, слышать голос, звучащий божественной музыкой, и не узнавать человека, находящегося рядом.
Конрад изменился. Да и мог ли он оставаться прежним на порученной ему должности? Линна не знала всех подробностей, но было довольно и того, что возлюбленный и соратник ни разу не привез ее в поместье. Причем не стал придумывать какие-то отговорки или намекать на страшные тайны, а просто сказал: «Тебе это не нужно». Линна ясно помнила, что одна ее половина попыталась возмутиться, мол, как это кто-то другой вздумал решать, что нужно и не нужно женщине, а другая половина почему-то вдруг сладко замерла, готовая подчиниться всему, что скажет хмурый сквайр.
Наверное, именно тогда она и поняла, что влюбленность, сгинувшая в веренице дней, наполненных заботами, давно и успешно переросла в любовь. Это чувство не было страстным и всепоглощающим, как о нем поют менестрели, скорее наоборот, успокаивало и внушало уверенность, но не ее одну. Решение пришло сразу же, как только стало понятно, что принц спрятался от важного разговора. Конрад не сможет обмануть эльфа, не сможет сказать ему, что Империя согласна на переговоры. Но если солжет кто-то другой…
Лошадь дышала уже тяжеловато, но уверенно держалась на ногах, пока под ними вдруг не оказалась дыра от вывороченного из дорожного полотна камня. Линна успела удивиться и подумать, кто бы это мог взять и изуродовать дорогу, успела бросить стремена, чтобы спрыгнуть и не оказаться придавленной лошадиной тушей, но не больше. Нога, попавшая в яму, подвернулась, животное упало, ломая кости, и забилось с жалобным ржанием.
Линна потянулась к кошелю, где хранила целебные зелья, однако рука нащупала плоско повисшее кожаное полотно: видно, во время перехода напрямик через лес одна острая ветка все же добралась до путешественницы. Наверное, можно было найти выпавшие флаконы, они не должны были разбиться, как уверяют императорские стеклодувы, но сколько минут или часов будет потеряно? А потом еще придется ждать, пока зелье подействует и лошадь будет вновь в состоянии нести на себе всадницу. Ждать до самой ночи? Нет, такого Линна не могла себе позволить. Конрад ждет ее сегодня, до ужина, а потом вернется в поместье, иначе и сам опоздает на назначенную встречу с эльфом, стало быть, нужно спешить.
Женщина наклонилась над не прекращавшей ржать лошадью, сжимая пальцы на рукояти кинжала. Сейчас, моя хорошая, сейчас я все сделаю, и тебе больше не будет больно.
* * *
Вышитые подушки кареты были едва ли не такими же жесткими, как сами сиденья, а еще проложенные складками парчи и вовсе превращались в пыточное приспособление, но Эрхог не замечала неудобств. Это был дурной признак, свидетельствующий о том, что соединение души с телом прошло не лучшим образом, но мысли колдуньи витали слишком далеко от насущных нужд.
Рецепты дурманных снадобий она знала наизусть, только барончик, играющий в солдатики, не нуждался даже в такой малости, как внушение. Страшно подумать, сколько бы времени пропало впустую, если бы из всех окрестных дворян не был выбран именно этот, невзрачный, как оказалось, глупый, наивный и нелепый! Конечно, под его управлением вряд ли найдутся хорошие воины, но после смерти все сравниваются между собой.
Эрхог улыбнулась, расслабляя уставшую от тяжести наряда спину.
Начать придется с малого и действовать намного осторожнее, чем в прошлый раз. Тогда сила ударила в голову, пьяня и лишая чувства опасности, а потом пошли просчеты, излишняя бравада, злость. Пылающие глаза демона глядели так страстно, так убедительно, так вдохновляюще, а предложение новых, неизведанных возможностей так манило, и требовалось лишь одно… Капелька предательства. Но за него пришлось поплатиться — самой оказаться преданной и оставленной без помощи и поддержки лицом к лицу с имперскими войсками.
Что в итоге? Долгие годы небытия. Нет, теперь все будет иначе! Никакой спешки. Пять дюжин монахинь — это немного, но если применить их с умом, все получится как нельзя лучше. Сначала надо заполучить барона с его селянами, а потом двинуться на соседей. Или попробовать стравить их между собой?
Эрхог провела тонким пальчиком по губам, задумываясь.
Стравить… А что, это идея. Когда на поле боя столкнутся две армии, обе равно рассчитывающие на поддержку одного и того же предателя, трупов будет много, только и успевай их поднимать! А когда в дело вмешаются восставшие мертвецы, непременно начнется паника и прочие штуки, приносящие так много удовольствия заинтересованному наблюдателю.
Что ж, пора готовить зелья. Много зелий, чтобы хватило на всех в округе. Конечно, можно было обойтись и без них, но тогда потребуется источник силы, а заманивать людей в лес к жезлу власти будет трудновато. Люди боятся смерти. Боятся настолько, что близость ее повергает любого человека в ужас, сковывающий тело и разум. Один на один колдунья справилась бы тогда с любым из магов, желающих ее уничтожить. Но все вместе, объятые одинаковым страхом… Они разделили его между собой, потому и победили. Нет, зелья действуют хоть и медленнее, зато надежнее и не требуют более никаких усилий. Мертвец встает сам, кто чуть раньше, кто чуть позже, разница невелика.
Эрхог усмехнулась, вспомнив о своих пленниках. Аббатиса должна была бы уже восстать. Еще на рассвете. Впрочем, в подвале аббатства нет никакого иного времени суток, одна только ночь. Колдунья не сомневалась, что инквизитор попробует справиться с женщиной, обретшей вторую жизнь, но из клетки его все равно никто не выпустит.
Где-то совсем рядом раздался крик. Кричало животное. Эрхог стукнула посохом о стенку кареты, приказывая кучеру остановиться, и прислушалась снова. Да, теперь отчетливо было слышно ржание. Должно быть, на лошадь напали дикие звери или случилось что-то подобное. Но вряд ли лошади ходят по имперскому тракту без седоков, а если всадник погиб…
Как рачительная хозяйка, Эрхог не могла себе позволить потерять ни одного тела, пригодного для создания мертвой армии, а потому, подобрав полы мантии, выскользнула из кареты и пошла туда, откуда раздавалось ржание. Впрочем, оно звучало недолго: не успела колдунья добраться до поворота дороги, как все звуки стихли.
В наступившей тишине хруст парчи способен был оглушить, и ничего удивительного не оказалось в том, что склонившийся над лежащей лошадью человек выпрямился и быстро обернулся, чтобы увидеть, кто к нему приближается. Впрочем, и Эрхог увидела больше, чем могла ожидать.
Женщина выглядела вполне живой, но разочарование, посетившее было колдунью, тут же развеялось прахом, потому что путешественница отчетливо напомнила об отражении в зеркале. Отражении прошлого.
Невысокая, изящная, но не хрупкая, стремительная, и все же с явно различимыми даже под дорожным костюмом чертами настоящего женского тела, темноволосая и темноглазая незнакомка заставила Эрхог взволнованно остановиться.
Вот оно! Тело, в котором не стыдно было бы повести в бой новые армии, обещающие стать победоноснее прежних. Сильное, молодое, пышущее здоровьем. Колдунья прикрыла глаза, благодарно поминая Мортис, а потом шагнула навстречу незнакомке. Та, разглядев одеяние аббатисы, если и успокоилась, то ненамного, видно, ее тревожило что-то помимо павшей лошади и странной встречи.
— Добрый день, дитя мое. Вы так бледны… Что с вами случилось?
Женщина ответила, пусть и неохотно:
— Моей лошади не повезло.
— Вижу, — участливо кивнула Эрхог. — Все живое в руках божьих.
Незнакомка оглянулась по сторонам, словно выбирая направление движения, и колдунья поспешила продолжить беседу:
— Вы куда-то спешите?
— Да, матушка.
— Позволите вам помочь? Я не могу воскресить это животное, но могу предоставить в ваше распоряжение свою карету.
— Это было бы…
Чувствовалось, что предложение фальшивой аббатисы пришлось как нельзя кстати, но все же женщина колебалась. До тех самых пор, пока Эрхог, лучезарно улыбаясь, не взяла ее под руку:
— Пойдемте, дитя мое. Я велю погонять лошадей изо всех сил.
* * *
Конрад хмуро посмотрел в окно на все быстрее светлеющее небо. Она не пришла, хотя обещала успеть, и это могло означать лишь одно: принц не принял предложения о сотрудничестве. Наверное, все и должно было закончиться именно так, ожидаемо, скучно и просто. Значит, сегодняшний день — последний? Хотелось бы провести его так, чтобы помнить даже в посмертье, да только не получится.
Сквайр вышел во двор, куда, позевывая, — уже выползали сонные работники.
— Сегодня вы не пойдете на болота.
Десятки пар глаз уставились на хозяина поместья с одинаковым удивлением.
— Сегодня вы уйдете отсюда. И как можно дальше.
— А что случилось-то, мылорд? — спросил самый смелый.
— Пока ничего. Но если не поторопитесь — случится.
Конрад протянул старосте работников глухо звякнувший кошель:
— Здесь плата за три дня вперед. До Тарна вы доберетесь, а там… Найдете, куда податься.
— И что, работы больше не будет?
На этот вопрос ответа у сквайра не нашлось, и он лишь повернулся спиной к работникам, показывая, что разговор закончен. Те, поворчав и покряхтев, разошлись собирать пожитки, а потом один за другим покинули поместье. Последний ушел как раз за четверть часа перед тем, как нужно было отправляться на встречу с эльфом, и Конрад еще успел напоследок окинуть взглядом двор, покрытый черными потеками сажи дом и траву, даже в солнечном свете выглядящую серой, а не зеленой.
Прощаться не было никакого смысла, потому что несколько лет назад, шагнув сюда через ворота, он не сказал ничему этому «здравствуй». Дом равнодушно посмотрел на своего временного хозяина слепыми глазницами забитых досками окон, Конрад ответил ему тем же и отправился в путь.
Лес, словно насмехаясь над человеком, обреченным на смерть, переливался птичьими трелями, бликами солнца на глянцевых листьях и шляпках грибов, шелестел теплым ветерком где-то высоко в кронах и всячески показывал, что ему, в отличие от сквайра, жить еще очень и очень долго. Конрад мог бы возразить, сказать, что эльфы принесут с собой увядание, а жезл власти, медленно, но верно распространяющий свое влияние, и вовсе уничтожит все живое вокруг, но спорить не хотелось. Не хотелось тратить последние часы на такую ерунду, как бессмысленные разговоры с самим собой. Правда, и ничего другого тоже не хотелось.
Он пришел на поляну раньше назначенного срока, сел на землю у сосны, опираясь спиной о шершавый ствол, и смежил веки. Если умирать, то только так, полностью расслабившись и отпустив на волю все мысли и желания.
Шаги эльфа прошуршали по ковру из золотых кленовых листьев, невесть откуда взявшихся посреди соснового леса.
— Я пришел услышать ответ.
— Ответа не будет.
— Империя отказалась?
— Не знаю, — простодушно признался Конрад. — Гонец не прибыл. Думаю, это можно считать отказом.
Эльф помолчал, словно раздумывая над словами сквайра.
— Гонец мог пропасть в пути.
— Только не этот.
— Ты так в нем уверен?
В нем? В ней. В Линне Конрад был уверен больше, чем в самом себе. На то, что она не пришла, могло быть только две причины. Первая: недвусмысленный приказ. Вторая: смерть. А если она мертва, пусть такое почти невозможно, то…
— Да.
— А что, если ему помешали?
— Не знаю, кто среди живущих ныне смог бы помешать моему гонцу, — усомнился сквайр, и в эти минуты в нем говорила не одна только гордость влюбленного, а еще и уважение воина.
— Среди живущих, быть может, и никто, а вот среди живших… — напевно произнес эльф.
Конрад распахнул веки, встречаясь взглядом с озерами глаз, в которых бешено плясали золотистые искорки.
— О чем ты?
Остроухий улыбнулся, растягивая губы, словно тетиву своего лука:
— Ты столько лет дышишь смертью, потому твой нюх и притупился. А вот я ясно чувствую, что преграда между мирами совсем недавно была прорвана.
Он говорит об обряде? Конечно, о чем же еще. Но разве затея заговорщиков не пошла прахом?
— Это точно?
— Кто-то вернулся в этот мир из небытия. Кто-то очень могущественный. И способный на все. Даже на то, чтобы перехватить имперского гонца.
Конрад прищурился, вглядываясь в глаза эльфа, а тот и не подумал отворачиваться.
— Ты… Ты видел?!
— Да.
— Что с ней случилось?
— Пока еще ничего. Она жива, если ты это хочешь знать. Но живой пробудет недолго, и тебе придется поторопиться, чтобы добраться до нее раньше смерти.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Среда, 01 Фев 2012, 01:25 | Сообщение # 17 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| * * *
Дарина, сестра-ключница тарнского аббатства, заметила в себе перемены, лишь когда солнце вплотную подобралось к зениту. Собственно говоря, к этому времени она только-только проснулась, только-только смогла покинуть странно липкие и тягучие объятия мутного сна, пришедшего сразу после раннего завтрака. Сестра-ключница была уже немолода и давно привыкла к бессонным дням и ночам, а тут, поди ж ты, навалилась дремота, да еще такая крепкая, что из нее невозможно было вырваться. Да и не хотелось вырываться, призналась себе Дарина, положа руку на сердце. На сердце, которое..
Монахиня испуганно отдернула ладонь от груди. Нет, быть того не может! Дотронулась снова, прижала пальцы так крепко, как только смогла, но там, где раньше судорожной птахой билось дряхлое сердце, царил мертвенно-тихий покой.
Дарина застыла на месте, не веря собственным ощущениям, а спустя несколько минут поняла, что вообще ничего не чувствует. Пальцы касались груботканого полотна рубашки, но узелки и кончики выбивающихся из основы нитей больше не покалывали тонкую, как пергамент, кожу. Монахиня дотронулась до связки ключей, висящих на веревочном поясе, с которым не расставалась даже во сне. Кованое железо было тут, с ней, но, казалось, больше ничего не весило.
Сестра-ключница сделала неуверенный шаг к двери, потом еще один и еще, отмечая, что хромота и боли, сопровождавшие еще вчера каждое движение, куда-то исчезли, и через весь коридор Дарина прошла легко и быстро, как делала это, будучи совсем юной послушницей, а остановившись на пороге кухни, поняла, что голодна. Поняла, увидев, как ее сестры исступленно шарят по полкам, крынкам, ларям и прочей утвари, где хранилась еда.
Сестра-ключница оттолкнула одну из монахинь, запустила руку в мешок с мукой, зачерпнула целую горсть и засунула чуть слипшийся комок в рот. Вкуса не было. Насыщения тоже не последовало. Больше ничего пригодного для еды поблизости не было, одни только голодные лица женщин, проснувшихся хоть и в разное время, но с одним на всех желанием.
Нет, здесь насытиться не удастся, поняла Дарина и, поглядывая, чтобы никто не пошел за ней следом, бочком протиснулась между ползающими по полу в поисках остатков крупы монахинями, выбралась в коридор и направилась к лестнице, ведущей в подвал. Там, в кладовых, должно кое-что храниться, вспомнила сестра-ключница, ласково поглаживая позвякивающие на поясе ключи.
Она не зажгла свечу или факел, даже не подумала, что они могут понадобиться, потому что прекрасно видела теперь в темноте. Видела прутья решеток, закрывающих кладовые, видела тюки и сундуки, видела…
Потревоженный вторжением воздух подвала донес до монахини аромат, показавшийся божественным, хотя Дарина еще помнила, что раньше он ничем особым ее не восхищал. Аромат человеческого тела, живого и здорового, в глубине которого сердце пульсировало по-настоящему. Сестра-ключница тут же забыла о своих поисках и двинулась вперед. На запах. И если бы кто-то в этот миг вздумал вдруг зажечь свет в длинном коридоре, то увидел бы, что старая монахиня облизывает сухие губы с остервенением, свойственным зверю, но никак не человеку.
* * *
Прислушиваясь к шорохам в непроглядной темноте, Иоганн, в тысячный уже раз с того мгновения, как погас факел, подумал, что браться за дело, в коем ничего не смыслишь, — опасно и бессмысленно. Прежде чем решаться дать волю заговорщикам, следовало бы тщательнейшим образом ознакомиться с последствиями обряда воплощения, и главное, с тем, как оный обряд должен проходить. Брат-инквизитор наивно полагал, что вмешательство сквайра нарушило действие чар, а оно, как оказалось, сильно запоздало. Было похоже, что чужая душа вошла в тело послушницы едва ли не в первые минуты завываний нежити. Вошла так быстро и уверенно, словно… Готовилась к этому?
Иоганн покачал головой, впрочем, не столько сомневаясь в своих предположениях, сколько коря себя за непредусмотрительность. Девицу все же следовало убить вместе с остальными злоумышленниками. Хотя если к тому времени в ней уже сидел дух древней колдуньи, возможно, подобная попытка не увенчалась бы успехом. Но тогда они хотя бы узнали все и сразу, и не пришлось бы сейчас сидеть здесь, без света и, что намного хуже, без надежды на спасение.
Вскрыть замок решетки не удалось. Замок был старым, сделанным на совесть, и требовал громоздкого ключа или не менее громоздкой отмычки, а в кладовой не оказалось ровным счетом ничего похожего. Пришлось смириться с обстоятельствами и потратить оставшееся время жизни факела на то, чтобы вывернуть кости из суставов аббатисы. Иоганн хорошо запомнил слова воплощенной Эрхог о том, что Ирен умрет, чтобы тут же ожить, правда, в ином качестве, и позаботился, чтобы восставший мертвец не смог причинить вреда.
Из угла кладовой снова послышался шорох. Это бывшая аббатиса елозила по полу, насколько позволяли почти лишенные подвижности и спеленутые конечности. Путы брат-инквизитор соорудил из ее же ночной сорочки, и теперь Ирен являла собой весьма странное зрелище. Если бы ее можно было видеть, разумеется.
Шорох повторился, но теперь он доносился совсем с другой стороны. Если Иоганн правильно запомнил расположение кладовых, то звуки означали, что кто-то двигался по коридору в сторону узилища инквизитора. И судя по тому, что движение происходило все в той же темноте, человеком приближающееся существо не было. Впрочем, брата-инквизитора, вынужденного совсем недавно присутствовать при перерождении умершей аббатисы, не пугала новая встреча с мертвецами.
Незваный пришелец добрался до решетки кладовой на удивление быстро: Иоганн даже невольно вздрогнул, когда кованые прутья сотряслись от рывков нечеловечески сильных рук. В надежности преграды сомневаться не приходилось, однако все звуки вдруг стихли, чтобы в пронзительной тишине раздался скрежет ключа, вставляемого в замочную скважину. На такой поворот событий инквизитор не рассчитывал, но, сообразив, что происходит, вознес краткую благодарственную молитву Всевышнему, и пожалуй, впервые за долгие годы она прозвучала наиболее искренне.
Мертвец явно справлялся с замком куда менее ловко, чем при жизни, но и теперь ему понадобилось всего лишь четверть минуты. Решетка еле слышно заскрипела, поворачиваясь на петлях, еще тише прозвучали шаги пришельца, но нападение не получилось неожиданным, потому что в это же мгновение под сводами подвала вспыхнул, залив все вокруг ослепительно белым светом, «свет небесный».
Все оружие, которым располагал сейчас брат-инквизитор, сводилось к одному-единственному заклинанию, годному лишь на то, чтобы рассеять мрак, но его оказалось вполне достаточно. Пусть день посреди ночи и не помешал мертвой монашке наброситься на долгожданную еду, зато помог человеку, указав, куда нужно ударить.
Собственные кулаки, обмотанные полосками ткани, нарванными из рубашки, справились с костями мертвеца не хуже булавы, проломив череп и согнув пополам позвоночник. Монашка, намеревавшаяся поживиться беспомощным узником, вряд ли ожидала отпора, а потому не успела ни охнуть, ни вздохнуть, как присоединилась к своей повелительнице, потеряв способность передвигаться. Иоганн сдернул с ее пояса связку ключей и потратил последние секунды «света» на то, чтобы закрыть замок: убедиться в безопасности было важнее, чем все прочее, в конце концов, огнивом можно чиркать и в темноте.
Когда факел вновь загорелся, брат-инквизитор помимо воли еще раз посмотрел на пол кладовой, где трепыхались два тела, лишенных души и жизни. Как могло случиться, что обитательницы святого места, благословенного небом, пали так низко, став жертвами колдуньи? Почему их не защитило покровительство высших сил? Почему Всевышний не отвел беду от чад своих? Или они заслужили свою участь?
Касательно не слишком чистой души Ирен у Иоганна не было никаких сомнений, старушку-ключницу он прежде даже не видел, но и она вполне могла за долгие годы, прожитые на этом свете, нагрешить с лихвой. Да и была ли среди монахинь тарнского аббатства хоть одна невинная дева?
Была. И именно посредством ее тела в мир вернулось давно забытое зло.
Иоганн снял со стены факел и медленно пошел по коридору к лестнице, по пути осматривая другие кладовые в поисках того, что могло бы послужить оружием, ведь близилась битва, которую нельзя было проигрывать.
* * *
Линна попыталась разлепить веки, но ресницы удалось приподнять лишь на волосок, так, чтобы можно было хоть чуть-чуть разглядеть убранство просторного зала. Ряды длинных скамей, стрельчатые окна, сквозь которые проливался яркий дневной свет, чисто выметенные каменные плиты пола. Церковь? Да, очень похоже. Но тогда где-то должен быть и знак Всевышнего, крест. Как раз в той стороне, где находится она сама…
Понимание пришло неохотно, словно что-то ему отчаянно препятствовало, а когда очевидность происходящего молнией пронзила сознание, Линна судорожно вздохнула, и это оказалось большим, что смогла сделать женщина, бессильно повисшая на лямках ремней, подернутых под мышками и удерживающих ее в вертикальном положении: ремни свисали именно с креста.
Руки и ноги не двигались, делая вид, будто больше не слушаются свою хозяйку, да и голова все время норовила опуститься, полностью закрывая обзор, но шеей и всем, что находилось выше, еще можно было немного управлять. Впрочем, Линна не была уверена, что ей удастся хотя бы заплакать или произнести несколько слов, настолько сильным было оцепенение, стремительно расползающееся по телу.
Любой имперский ассасин был приучен к всевозможным ядам, однако этот состав, грубый и действенный, был чем-то отличным от всего, что знала женщина, висевшая на кресте. Чем-то необъяснимо властным, похожим на снадобья далекого прошлого, когда чародею было все равно, выживет его подопытный или умрет, приняв очередную порцию.
Борьба бессмысленна, по крайней мере в ближайшее время. Оставалось надеяться, что немота членов не останется постоянной и все-таки наступит миг, пусть сколь угодно краткий, но достаточный, чтобы предпринять хоть какое-нибудь действие. Правда, Линна не могла представить, на что можно потратить такой миг, даже если он и случится. Конрада нет рядом, а значит, он так и не услышит то, что она должна сообщить. И не услышит то, что ей хотелось сказать, пусть это и стало бы последним, что сорвется с немеющих губ…
Откуда-то издали раздались шелест и треск. Линна последним усилием разлепила веки, чтобы увидеть женщину, неспешно идущую через зал от высоких дверей к кресту. Красивую женщину, одетую в парчу. Она приближалась, словно пританцовывая, а небесно-голубые глаза ни разу не мигнули, зато светились торжеством.
— Вижу, ты все еще не распрощалась со своей душой? Не надейся, упрямство тут не поможет. Пройдет еще несколько минут, и твое сознание растает навсегда, освободив место для моего.
Линна вздрогнула, пусть и дрожали больше мысли, чем тело, но заговаривать со своей похитительницей не стала. Впрочем, та и не нуждалась в поддержании беседы с чьей-то стороны.
— Я не хотела причинять тебе вред. Я и вовсе не знаю, кто ты такая, но твое тело… — Изящная рука коснулась щеки пленницы. — Оно так похоже на то, которым прежде обладала я… Слишком похоже. И было бы глупо позволить ему переродиться раньше времени.
Женщина в одеянии аббатисы улыбнулась, одновременно кротко и алчно, от чего прекрасное лицо перекосила уродливая гримаса.
— Не переживай, ты даже не почувствуешь, как умрешь. Пусть это будет прощальным подарком. Милостью божьей.
Колдунья усмехнулась и подняла взгляд к потолку, туда, где под сводами молельни ворковали голуби:
— Скоро здесь будут твориться совсем другие молебны, и ты уже не сможешь заткнуть уши!
* * *
Уколоть руку путешественницы отравленной иглой оказалось делом настолько простым, что с ним справился бы и ребенок, не то что человек, забравший многие сотни жизней еще в первое свое пришествие на землю Невендаара и не собиравшийся терять время, получив возможность вернуться. А потом оставалось только доставить бездыханное тело в аббатство и подготовить все необходимое для перемещения душ: еще один бокал яда. Для себя.
Воплощение было куда более сложным делом, для которого непременно требовалось стороннее участие, а вот перебраться из тела в тело Эрхог могла и сама, без чьей-либо помощи. И в тот, прошлый раз, она чуть было не сбежала от наказания, только времени не хватило, да и выбирала слишком придирчиво, зато сейчас все складывалось наилучшим образом. Новая плоть? Готова, именно такая, какая нужно. Время? Сколько угодно, ведь барону потребуется время, чтобы собрать свое войско, а больше никто не потревожит покой аббатисы, вздумавшей уединиться в молельном зале. Все должно получиться. И все получится!
Эрхог опустилась на колени перед крестом. Конечно, такая поза претила колдунье, зато случайным наблюдателям должна была отвести глаза и уверить, что ничего необычного не происходит. Яд, помогающий душе расстаться с телом, уже начинал действовать, все сильнее и сильнее омертвляя кончики пальцев рук и ног. Пройдет не более четверти часа, и плоть онемеет, разрывая последние ниточки, руша последние преграды…
Эрхог блаженно улыбнулась, глядя на крест, и если сейчас кто-нибудь действительно вошел бы в молельный зал, то ничуть не усомнился бы, что женщина в одеянии аббатисы предается искренней и благостной молитве.
* * *
Конраду не требовались чьи-либо подсказки, он и так догадывался, где искать воплощенную в чужом теле душу древней колдуньи. Более того, был уверен, что та даже не собиралась пока покидать стены аббатства, потому что лучшего убежища невозможно и желать: находится оно на достаточном удалении от близлежащих городов и селений, защищено от неприятеля высокими и толстыми каменными стенами, способно держать осаду по меньшей мере в течение двенадцати дней, а то и дольше.
Нет, ей совершенно точно суждено было оказаться здесь, девице, еще сутки назад звавшейся Эвиэль, а теперь помышлявшей о…
Впрочем, насчет помыслов колдуньи Конрад не был уверен до конца, потому что и сам знал не слишком многого о бывшей хозяйке ныне управляемого им поместья. То, что она опасна и могущественна, вопросов не вызывало. Но какие мысли роились сейчас в ее голове? Вернула ли она свой дар во всей его полноте? Предприняла ли уже какие-нибудь действия или на время затаилась? Вопросов было слишком много, чтобы над ними задумываться, и сквайр сделал то, что мог сделать и без столь важных для себя ответов. Пошел по следу.
Взять стены аббатства приступом вряд ли получилось бы просто так, но калитка, прорезанная в воротах, легко поддалась, когда кончик кинжала подцепил и скинул с крюка дверную задвижку. На подобный шаг Конрад решился сразу же, как убедился, что за воротами не слышно даже дыхания. Хотя отсутствие сестры-привратницы на своем месте удивляло и заставляло тревожиться. Пусть та пожилая монахиня, что осталась в Оглобинке, и выполняла свои обязанности лучше всех прочих сестер, но оставлять проход в аббатство вовсе без присмотра? Что-то было не так. Что-то случилось.
Неужели здесь не осталось ни одной живой души? Неужели колдунья за долгие века небытия настолько лишилась рассудка, что первым делом решила расправиться с обитательницами места, способного стать ей приютом на короткое, но такое важное время?
Конрад не почувствовал ни единого чужого взгляда, но все равно не пошел через двор аббатства напрямик, а двинулся по периметру, почти прижимаясь к стенам.
Шагал крадучись, чтобы оказаться перед лукаво приоткрытыми высокими дверьми главной молельни и увидеть на другом конце длинного прохода между рядами скамей две женские фигуры, одну из которых узнал сразу, хотя ни разу не видел ее настолько беспомощной и неподвижной.
Линна была там, у подножия креста, безжизненно висевшая на ременных петлях, а перед ней преклоняла колени женщина, закутанная в мантию, но Конрад слишком хорошо помнил матушку Ирен, чтобы спутать узкую спину нынешней молельщицы с величавым станом аббатисы. А мгновение спустя раздавшийся голос устранил последние сомнения, которые могли бы возникнуть:
— Что-то ищете, сударь?
— Уже нашел.
— Не ее ли? — Тонкая рука с видимым трудом приподнялась, указывая на Линну.
— И ее тоже.
Она не обернулась, хотя Конрад и так знал, чье лицо увидит, если лжеаббатиса все же надумает вести беседу, как полагается в обществе, а не спиной к собеседнику.
— Вы слишком припозднились.
— А мне думается, успел как раз вовремя, — сказал Конрад, накладывая стрелу на тетиву «шершня».
Колдунья усмехнулась, а по молельне вдруг скользнул стылый ветер могильника, и над резными спинками скамей возникли бледные лица монахинь, мешавшие видеть, что творится у креста. Часть сестер, к тому же, выбежала в проход, и бывший имперский лучник понял, что единственный удобный момент для выстрела безвозвратно упущен.
Но кое-кто считал иначе, и этот кое-кто бесстрастно спросил из дверей:
— Достанешь отсюда до этой твари?
* * *
Выбравшись из подвала, Иоганн решил не рисковать возвращаться в свою келью, особенно после того, как увидел троицу монахинь, ползающих по полу кухни аббатства и запихивающих себе в рот серую от пыли и песка муку. Впрочем, унюхав запах свежей, а главное, живой плоти, мертвячки мигом забыли о другой еде, обратив свои мутные взоры на брата-инквизитора, и тут хорошим подспорьем в разговоре оказались длинные щипцы, которыми поправляли дрова и уголья в камине и печи. Конечно, с булавой работать было куда привычнее, но и это орудие мирного труда послужило на славу, дробя и плюща кости нежити.
Разум отчаянно призывал своего хозяина убираться из обители, заполненной мертвецами, куда подальше и как можно скорее, но когда кованое железо опустилось в последний раз на голову особенно голодной монахини, Иоганн вдруг подумал, что, может быть, дело не в грехах, имеющихся у каждого, а в том, чтобы их искупить. И может быть, Всевышний даровал ему возможность именно сейчас, в этом отвергнутом небесами аббатстве, доказать, что вера брата-инквизитора, казалось однажды навсегда заснувшая, нужна Невендаару. Нужна хотя бы одному человеку, чья напряженная горбатая спина виднелась в дверном проеме молельни.
Чтобы оценить расстановку фигур на доске, достаточно было и беглого взгляда, а потом Иоганн перехватил каминные щипцы поудобнее и коротко спросил:
— Достанешь отсюда до этой твари?
* * *
Линна уже не могла разглядеть, кто или что движется по молельному залу, но голос Конрада узнала с первого же произнесенного слова и почувствовала, как сердце в онемевшей груди забилось на такт быстрее.
Он здесь. Он нашел ее. Он пришел, чтобы принять бой, даже не услышав те несколько лживых слов. Слов, которые должны были спасти ему жизнь. А сейчас для них уже слишком поздно. Сейчас должны прозвучать совсем другие. Совсем-совсем другие.
Линна разомкнула холодные, как ледышки, губы, и все же сил хватило лишь на то, чтобы вытолкнуть наружу воздух, еле слышно просвистевший:
— В меня… Стреляй в меня…
Голос. Он звучал негромко, словно бы из далекого далека, но цепкая дремота разжала свои когти и отпустила сознание Эвиэль, пусть и не полностью.
Голос. Она слышала его совсем недавно. Молодой, красивый, очень печальный и одновременно грозный. Тот мужчина… Ну конечно! Тот, чьего лица ей так и не удалось тогда рассмотреть сквозь туманную дымку. Но почему бы не попытаться сделать это теперь?
И Эвиэль рванулась к поверхности своего беззвездного сна.
* * *
Конрад не мог услышать, что шепнула Линна, не мог даже прочитать движение ее губ, на поверку так и оставшихся застывшими, как камень, но второй раз ошибаться не хотел и, как только инквизитор врезался в ряды нежити, раскручивая щипцы над головой, вскинул лук, выцеливая единственно возможную мишень.
Он не знал, что происходит в молельне, не догадывался, каким делом занята колдунья, но возлюбленная, как кукла повисшая на ремнях, явно оказалась здесь неспроста, а второй раз ставить мир на грань гибели было нельзя.
Трудным ли оказалось принятое решение или нет, Конрад так и не понял, некогда было задумываться, но как только между мертвыми монахинями появился просвет, стрела сизым росчерком метнулась к кресту и впилась в грудь Линны. Потом рядом с ней вонзилась еще одна, а дальше пришло время клинков, потому что нежить, видимо, почувствовавшая утрату властной руки, беспорядочной толпой набросилась на двух мужчин.
— Добротная вещица, — оценивающе бросил через плечо сквайр, закрывая спину инквизитора от атаки очередной мертвячки. — Где взял?
— Где взял, больше нету, — усмехнулся монах, беря щипцы наизготовку.
Противников все еще оставалось слишком много для двоих. Но если двое сражаются спина к спине, шансы выжить тоже удваиваются.
Когда первая стрела пробила тело, так любовно подготовленное для переселения души, Эрхог чуть было не закричала, но язык ее нового, временного пристанища уже не желал слушаться. Из горла колдуньи вырвался лишь сдавленный стон, тут же утонувший в шуме сражения, происходившего где-то позади.
Да как он посмел?! Почему? Откуда? Этого не должно было случиться! Ну ничего, есть еще это тело, не такое чудесное, совсем не подходящее, зато послушное.
Душа Эрхог, уже почти выбравшаяся на свободу, поползла обратно, торопясь вернуть власть над физическим воплощением, а значит, и колдовскую власть, но по извилистым и еще минуту назад совершенно пустым тропкам навстречу захватчице вдруг хлынул свет. Ослепительно белый и такой горячий, что колдунья все-таки завизжала.
* * *
Голос. Он совсем рядом, тот человек. Нужно только открыть глаза и обернуться. Всего лишь обернуться.
Эвиэль собрала все свои силы, уперлась ладонями в пол, оттолкнулась, приподнялась, повернулась всем телом, чтобы… Чтобы несколько дюймов стали вошли ей в живот, мгновенно окрасив парчу алым. Но девушка не почувствовала ни боли, ни страха, потому что во все глаза смотрела на суровое лицо мужчины, которое так хотела увидеть. Смотрела целый вдох. А потом ее тело скинули с клинка, и воин вернулся туда, где ему и положено быть. В бой.
Эвиэль распростерлась на полу, счастливо улыбаясь и не понимая, почему ей становится все холоднее и холоднее, а мгновение спустя ее мысли прыснули во все стороны, потому что в нескольких шагах от нее запылал костер боли, и девушка словно мотылек, потянулась к нему всем, что еще оставалось в ее распоряжении. Всей душой.
Никто не должен страдать. Никто не должен болеть. Никто не должен умира…
И последняя искорка, вспорхнувшая с лиловой парчи, унесла с собой последний свет небесно-голубого взгляда, чтобы с новой силой вспыхнуть в темных глазах той, что уже успела попрощаться с жизнью.
* * *
Они оба не верили в чудеса, хотя постоянно становились свидетелями необычайных событий, поэтому обернулись, не опуская оружия, когда за их спинами раздалось негромкое и слегка растерянное:
— Любезные судари, вашего участия в своей судьбе ждет еще одна женщина.
Она все еще висела на ремнях, перекинутых через перекладину креста, но теперь темноволосая голова была поднята, карие глаза широко открыты, а на груди, несколько минут назад пробитой двумя стрелами, ничто не напоминало о ранах, кроме прорех в рубашке, присыпанных невесть откуда взявшимся пеплом. Этот же пепел россыпью кучек лежал у ног, уже вполне твердо касающихся пола.
— Линн? — Голос Конрада прозвучал пугающе бесстрастно, но девушка улыбнулась в ответ.
— Это ты?
Она помедлила, словно догадалась, в чем причина заминки молодого человека, и, не убирая из уголков губ улыбку, предложила:
— Можешь спросить все, что пожелаешь. И если мои слова…
Продолжать фразу не было нужды, но и задавать вопросы — тоже.
Он уже дважды убил свою возлюбленную. Первый раз, когда вмешался в ход воплощения, второй — сегодня. Пусть вернувшаяся к жизни окажется хоть ведьмой, хоть исчадием ада, хоть кем угодно, Конрад вдруг понял, что в третий раз не станет ее убивать. Не сможет. А раз так, зачем спрашивать?
Он подошел к кресту, помог Линне выпутаться из ремней, и та, обычно всячески подчеркивающая свою силу и независимость, почему-то не отпустила руку мужчины, когда смогла встать на ноги.
Инквизитор рассеянно ухмыльнулся, окидывая взглядом молельню, ставшую полем битвы:
— Нельзя оставлять аббатство без присмотра.
Конрад кивнул и добавил:
— Пожалуй, я знаю, кто может за ним присмотреть.
— Я пойду, пройдусь: вдруг в каком-нибудь углу еще осталась нежить, — сказал Иоганн, направляясь к выходу.
— Через минуту догоню, — пообещал сквайр и повернулся к спасенной девушке: — Сейчас закончим здесь все и…
— И ты отвезешь меня домой.
Она не уточнила, какой дом имеется в виду, но Конрад понял и так. Понял, а потому попробовал возразить:
— Тебе это не…
— Не нужно, — согласилась Линна. — Знаю. Но я этого хочу.
|
|
| |
|
Луна |
Дата: Среда, 01 Фев 2012, 01:25 | Сообщение # 18 |
|
Принцесса Теней/Клан Эсте/ Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6516
Магическая сила:
| Эпилог
Сестра Лионелла провела ладонью по неровному мрамору, изображавшему послушнический плащ.
Выписанный леди Линной из столицы резчик оказался искусным мастером и сумел наделить камень едва ли не живой душой. Любой, кто приходил на эту поляну в саду аббатства, сначала думал, что видит послушницу, отдыхающую на скамье от трудов праведных, и только потом понимал, что его взору предстала статуя. Для надгробия тоже изваяли изображение умершей, но внизу, в гробнице рядом с местом упокоения первой тарнской аббатисы, его красотой не мог наслаждаться никто, а сестра-привратница хотела, чтобы память о безвинной страдалице оставалась не только в ее старой душе.
Она еще раз коснулась статуи, теперь уже гладкой щеки изваяния.
Надеюсь, тебе хорошо там, где ты сейчас, девочка. Потратить больше времени на разговоры Лионелла не могла, потому что какими бы важными ни казались дела усопших, а дела живущих решать и приятнее, и полезнее. Завтрашнее венчание пусть и не получится особенно пышным, но его нужно провести по всем правилам, хотя бы для того, чтобы жених и невеста поскорее забыли то, что им пришлось пережить совсем недавно. А парой они будут красивой, ничего, что спина у сквайра круглая, под праздничным плащом этого почти никто не заметит…
— Сестра Лионелла?
Женщина, появившаяся на тропинке перед сестрой-привратницей, была высока, стройна и величественна, как королева, несмотря на скромную мантию старшей монахини.
— Да. Что вам угодно?
— Послание для вас из столицы.
Монахиня почтительно протянула свиток, перевязанный муаровой лентой, и Лионелла почувствовала, что волнуется, как перед первым причастием. Нет, еще сильнее! Узор из богато украшенных завитушками букв поплыл перед вдруг ставшими мокрыми глазами, но она все же разглядела свое имя, а под ним, почти в самом низу листа. «Вверяется аббатство близ города Тарна».
— Это… Это какая-то ошибка, — беспомощно подняла взгляд сестра-привратница, но посланница архиепископа ласково улыбнулась:
— Все верно, матушка.
Матушка… Лионелла никогда даже не мечтала услышать это слово, обращенное к ней самой.
— Вместе со мной прибыли также те, о ком вам надлежит заботиться. Первые из них.
Бывшая сестра-привратница, а ныне тарнская аббатиса, посмотрела туда, куда указывала рука монахини, встретилась взглядом с десятком пар юных, взволнованных и чуточку испуганных глаз, и слезы ручьями покатились по морщинистым щекам. Слезы нежданного счастья.
* * *
— Вы долгонько отсутствовали, сын мой, — ехидно проворковал Андерер, но Иоганн лишь смиренно склонил голову, словно извиняясь, и епископу не оставалось ничего другого, как продолжить свой путь по коридорам резиденции.
Брата-инквизитора не могло сейчас вывести из равновесия ничто, даже сообщение о том, что Бетрезен вновь двинул на земли людей свои кровавые армии. Обстоятельства, казавшиеся опасными и безвыходными, вдруг встали с ног на голову, и все сложилось наилучшим образом, так, как только можно было мечтать. Разумеется, путь наверх не мог начаться прямо сейчас, следовало немного подождать, но юный принц уже готовился занять престол, и новый император вряд ли забудет свое обещание оказать поддержку тому, кто сражался бок о бок с его верными слугами. Если же забудет…
Иоганн перевел взгляд на окно, за которым постепенно вступала в свои права ночь.
Если забудет, ему напомнят. Впрочем, юноша, в чьих широко открытых глазах плескалось удивление с ужасом пополам, юноша, во главе отряда гвардии и в сопровождении магистров чародейских наук появившийся у стен аббатства, чтобы узреть учиненную бойню, юноша, решившийся покинуть столицу, потому что его слугам нужна была помощь… Он не сможет забыть. До тех пор, пока не исполнит мечту брата-инквизитора.
В темнеющем небе зажглась звезда. Она не входила в число путеводных и даже не имела собственного имени, но Иоганн был уверен, что это его звезда. И что совсем скоро она окажется в самом зените.
|
|
| |
]
