|
Злое счастье
|
|
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:33 | Сообщение # 31 |
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 16
Превратности судьбы
Акстимма
Необычное это было путешествие. В странном и шатком положении полугостьи-полупленницы была доля двусмысленности. Свита Волчары оказывала Хелит почести, достойные королевы, выполняя малейшие пожелания, насколько это вообще возможно в походных условиях, но при этом не оставляя без надзора ни на миг. Лайхин приставил к девушке трех стражей, которых смело можно было именовать конвоирами. Она все время оставалась в поле их зрения, исключая разве что походы в отхожее место. Три брата – светловолосые, светлоглазые, молчаливые парни с непроницаемыми лицами и повадками осторожных хищников. В принципе отряд лорда Глайрэ более всего и напоминал волчью стаю не только жесткой иерархией, но и схожестью во внешности со своим господином. Когда его воины, останавливаясь ужинать где-нибудь в придорожной корчме, бесцеремонно выгоняли на улицу всех посетителей, те даже пикнуть не смели. Кабатчики, правда, внакладе никогда не оставались, «волчата» исправно платили за еду и питье, особо не буянили и к девкам более дозволенного не приставали.
– Ежли кто нахамит – сразу говори, моя леди. Мигом языки пообрываю! – предупредил громогласно Лайхин в первый же вечер.
Совершенно зря грозил карами своим людям Волчара, дисциплина у него в отряде была железная. Прямо как у Мэя. Тому стоило только бровью повести, чтобы приказ исполнялся в точности. И дело было вовсе не в умелом применении на практике метода «кнута и пряника», вернее не только в нем. С одной стороны, жизнь в Приграничье такова, что расслабляться нельзя ни на миг, а с другой стороны, Рыжий хоть и не знал жалости к провинившемуся, но судил всегда по справедливости. При случае достаться по соплям могло даже самому Дайнару. Если тот, конечно, заслужит.
– Но предупреждаю сразу, – добавил, ухмыляясь, Волчара. – Если твой рыжий паскуденыш кого-нибудь выведет из себя, то я Сэнханово отродье защищать не стану.
Надо сказать, что улыбка у лорда Лайхина получалась невероятно кровожадная. Вот-вот щелкнет крепкими белоснежными клыками и зарычит. Весьма своевременное предупреждение, ибо стоило вынуть Аллфину кляп изо рта, как он разразился потоком смехотворных угроз: от собственноручной расправы над пленителем до объявления войны всем Глайрэ’лигам. Волчара от души посмеялся над мальчишкой, но за подобное добродушие со стороны своих воинов ручаться не стал.
Хелит честно попыталась по-хорошему уговорить княжича проявить благоразумие. Хотя бы просто потому, что злить звероподобного Лайхина чревато жестокими побоями. Но Аллфин глядел перед собой стеклянными глазами и не желал ничего слушать. Аргумент был один.
– Он не посмеет поднять руку на Джэрэт’лига! Отец и дядя Мэй жестоко отомстят за обиду.
Ну что тут скажешь? Леди Гвварин возвела очи к небу и мысленно воззвала к кому-нибудь из Великих Духов, покровительствующих терпеливым. Она была убеждена, что «дядюшка Мэй» и «папочка Сэнхан» первым делом снесут голову ей самой. В этом же уверял ее и Лайхин.
– Уж не обессудь, моя леди, но все бабы от природы дуры, каждая по-своему, – говорил он, ни с того ни с сего решив разделить с Хелит обильный ужин. – Ты – не исключение, кстати. Решила, что твой ангай, в случае чего, спасет от случайных душегубцев и насильников? Зачем вообще было сбегать?
– По словам ир’Брайна, я стала угрозой для всего Тир-Галана. Если из-за меня начнется междоусобица, то первым делом пострадает Аллфин и его семья. Между прочим, из-за тебя, лорд Лайхин. Если бы ты не подстроил встречу с Мэем.
Волчара заливисто расхохотался. Похоже, он ничуть не смущался тем, что о его разговоре с Рыжим стало известно королю и его советнику.
– Ха! Экая ты благородная, моя леди! Пожалела, стало быть, деток малых?! Получается, на большой дороге в компании с тобой Аллфин в большей безопасности, чем в отчем доме?
– Я его с собой не звала, – оправдывалась Хелит. – Сам сбежал.
– Оч-ч-чень успокаивает, – издевательски хмыкнул Лайхин. – Особенно Сэнхана. Вот я и говорю, что бабе пристало у печки сидеть. Любой бабе! Хоть благородной, хоть простолюдинке.
Собственно говоря, Волчара уже пару раз изложил леди Гвварин свое видение женской доли, ничем радикально не отличавшееся от пресловутого принципа: «киндер, кюхе, кирхе». И только низкая рождаемость униэн не позволила ему вообразить себе идеал женщины-домохозяйки всех настоящих мачо – босая и беременная на кухне. До идей феминизма и эмансипации в этом мире еще недодумались.
Оставалось лишь смиренно выслушивать сентенции лорда Глайрэ и согласно кивать. Ему это нравилось. Видимо, домочадцы внимали ему недостаточно внимательно. С убежденными идеологами ортодоксального домостроя такое часто случается. В конце концов Хелит заподозрила в Лайхине тайного подкаблучника, чересчур уж рьяно он отстаивал превосходство мужчин над женщинами.
– Если хочешь знать, ир’Брайн может сколько угодно стращать Сэнхана, да только сделать – ничего не сделает. Мэев братец – не дурак и тертый тип, хоть прикидывается романтиком и соплежуем. Я все больше склоняюсь к мысли, что слова Риадда предназначались не столько для Сэнхана, сколько для тебя.
Признаться честно, Хелит сама догадалась, насколько сглупила. Советник ир’Брайн притворно топнул ногой, спугнул, а она и побежала. Вот и не верь после этого в истинность анекдотов о скудоумии блондинок. В прежней жизни она за собой таких досадных промахов не замечала. Неужто все из-за смены масти? Но раскаиваться нынче уже поздно.
– Рыжий мне еще «спасибо» скажет, – пообещал лорд Глайрэ. – То-то будет веселье: Рыжий Волчаре изъявляет сердечную благодарность. Непременно заставлю Мэя подарить один из своих хваленых кубков, – размечтался он.
Семь серебряных кубков пылились в кладовке эр’ирринской замковой кухни, и подавать их на княжий стол было строго-настрого запрещено под страхом порки. Но любоваться-то ими Хелит никто не запрещал. Тончайшего литья барельефы в виде цветов, идеально подобранные самоцветы, волшебные письмена на ободке чаши – немые свидетели утраченного Мэем дара. Стоит ли удивляться, что Рыжий не мог заставить себя пить из них?
– Ты же его ненавидишь, лорд Лайхин, – допытывалась Хелит. – Так ведь?
Волчала задумчиво пожевал ржаную корку, прежде чем ответить.
– Мы с Рыжим – звери разной породы, если ты понимаешь, о чем я говорю, миледи. Как кошка и собака. Когда я вижу твоего Рыжего, у меня на загривке волос дыбом становится, а зубы сами собой щелкать начинают, – откровенно признался владетель Глайрэ. – Но я точно знаю, если Рыжий сказал – так оно и будет, если посулит – выполнит, и только смерть его остановит, ежели он решил что-то сделать.
Слова признания заслуг давнего недруга тяжко давались Лайхину, вырываясь через зубы сдержанным рычанием, а глаза горели изнутри серебристо-синим потусторонним светом.
– Тогда поясни, зачем тебе и твоим… сторонникам делать Мэя Верховным Королем? Почему бы тебе самому…
– Ха! Я бы не противился, но Дома меня не поддержат.
– А Мэя поддержат?
– Не исключено, – загадочно улыбнулся Лайхин. – Тут от тебя все зависит. Ты у нас фигура ключевая, забыла? Пожелаешь возвести на трон Рыжего – кто пойдет против предсказания?
– А если не пожелаю? – тихо спросила Хелит, цепенея от осознания обреченности. – Если все сложится по-другому?
Лайхин приблизил свое лицо к ее лицу и обдал девушку горячим пахнущим вином дыханием. Нет, Волчара не был пьян, даже не во хмелю. Однако он и без подражания зверю оставался безжалостным хищником.
– Долго же до тебя доходит, моя леди.
Конечно! Лайхин решил опередить всех на три шага, подстраховаться самым надежным способом. Раз у него та самая «дочь Кер», то любой претендент на престол обязан будет с ним считаться. Дело не в Рыжем, он ведь может и умереть, война на дворе как-никак. Лорд Глайрэ оказался в итоге хитрее всех, включая самого Мэя. Кто раньше встал – того и тапки, то бишь… леди Гвварин.
Хелит только и оставалось, что кусать губы, изводясь бессилием и злостью. Не бить же себя ложкой по лбу за опрометчивость и скоропалительность.
«Выписать, что ли, самой себе справку о крайней степени кретинизма? – самокритично подумала она. – Говорите медленнее, я – блондинка».
Для Отступника день не заладился с самого утра. Он опять не спал всю ночь напролет, писал, рвал и заново переписывал письмо к Альмару. Королевский гонец так торопился доставить известие о событиях на северной границе, что загнал несколько лошадей. А ведь от королевской крепости Сирон-Аяр до Приграничья всего ничего – дней пять, не больше.
Король Нафарра не устоял перед посулами Чардэйка, разорвал договор с Тир-Луниэном, открыв проход по своим землям для армии хан’гора Ламмина. Зимний сезон ничуть не смутил дэй’ном, они давно готовились к кампании: скупали в южных ангайских царствах теплую шерстяную ткань, пригоняли табунами крепких мохнатых маленьких лошадок и еще много чего. Но все донесения Мэевой разведки о том, что таковая подготовка велась в течение целого года, в Лот-Алхави горделиво и пренебрежительно игнорировали.
Само собой старый князь Хейнигин принял удар на себя, но сил его дружины не хватило для достойного сопротивления. Дэй’ном огнем и мечом проложили дорогу в глубь Тир-Луниэна аж до берегов Сироны, там их остановила объединенная армия трех удельных князей. И вот теперь Альмар требовал от Мэя личного присутствия и немедленного участия в предстоящей решающей битве.
Это было глупо с любой точки зрения. Особенно с точки зрения здравого смысла. Во-первых, лорд Хейнигин – один из опытнейших военачальников, и не его вина, если с тремя тысячами воинов невозможно остановить 10-тысячную армию. Во-вторых, Мэя чрезвычайно смущало, что Северную армию возглавил хан’гор, а не сам Верховный Вигил. Эйген ни за что не отказался бы от чести нанести по Тир-Луниэну смертельный удар. Стало быть, вторжение со стороны нафаррской границы не является решающим. А в-третьих, старый князь обязательно затаит страшенную обиду на Отступника за проявленное недоверие, ведь Хейнигин всегда оставался одним из немногих, включая покойного Оллеса, кто не жаждал крови Рыжего.
Что-то в этом духе и пытался описать в красивых, исполненных пафоса фразах Мэйтианн’илли, убеждая Верховного Короля оставить все, как есть. Тщательно подбирая слова, он старался не дать повода Альмару с ир’Брайном заподозрить его в злом умысле. От напряженного ночного бдения у Рыжего окончательно испортилось настроение, он наорал по очереди на всех, кого угораздило попасться на глаза, ибо ругать было за что. Досталось от щедрот душевных даже тихоне Каю, полночи штудировавшему свиток с заклинанием, а потом проспавшему общую побудку.
К тому же утро было бесповоротно отравлено «понимающими» ухмылками, цветущими на лицах приближенных, стоило повернуться к ним спиной. Все, в том числе Дайнар, посчитали приступ бешенства вполне естественным для мужчины, давно не получавшего весточки от любимой девушки. Ясное ведь дело, тревога, неутоленное желание да и ревность. Куда ж без нее порядочному влюбленному?
Что скрывать, вестей ни от Сэнхана, ни от Тайгерна так и не приходило, словно братья окончательно позабыли Отступника. Сначала Мэю было некогда, потом он просто не обращал внимания, но мало-помалу терпение его истощилось окончательно и бесповоротно. Бессонница, плохие вести с севера, письма Альмара, донесения разведки и отсутствие Хелит низвергли Рыжего в пучину ярости. Он ругался, как ангайский плотогон, придираясь к подданным и подчиненным, возводя каждую мелочь в ранг преступления, а каждого нерадивца – в ранг потенциального предателя. Дайнар давно не видел своего лорда в таком настроении. Наверное, с тех пор, как начали отстраивать Эр’Иррин. Но тогда монотонность мирных будней и созидательный смысл работы благотворно воздействовали на неспокойный дух Рыжего.
Дайнар слишком хорошо знал последствия подобного настроения. Знал и страшился. Такие срывы Мэй лечил только одним способом – в бою. А сколько раз случалось, что из гущи сражения князя приносили окровавленным и беспамятным, так и вовсе не упомнишь.
Он попытался поговорить с Рыжим разумно, как со старым другом. Даже специально отозвал Мэя в тихий уголок и воззвал к лучшим сторонам его натуры: здравомыслию, рассудительности и логичности.
– С Хелит в Галан Мае ничего дурного случиться не может. Так?
Мэй согласился.
– Тайгерн не первый год при дворе и знает, как вести себя с Альмаром. Правильно?
И тут князь не стал возражать.
– И Альмар еще не настолько выжил из ума, чтобы уподобиться Олаканну и расправиться со своим лучшим полководцем из-за минутной прихоти. Посему не стоит себя накручивать.
Тогда Мэй вдруг, словно сдернув с лица жесткую маску раздражения, поглядел на соратника устало и печально:
– Дайн, мне противно думать, что ты считаешь меня припадочным самодуром, не способным себя контролировать. Я не самый уравновешенный и добродетельный человек, но и не полубезумное чудовище, в конце концов. Мне нельзя ломаться, и я не сломаюсь. Но поверь, мне так тяжело…
– Прости, – выдавил потрясенный Дайнар.
Последний раз таким тоном Рыжий разговаривал лишь после того, как ему сообщили о смерти матери. Леди Элану ушла в храм Тэнома и не вернулась. Она так и не смогла жить без Финигаса. Без его эгоистичной любви, скупой нежности и немого обожания.
– Если бы я был… таким, как раньше, то пояснил бы свое поведение паршивейшим предчувствием относительно сегодняшнего дня. А он ведь только-только начался.
В том-то и дело, что Мэй уже не был прежним, а Дайнар не слишком доверял его смутным ущербным чувствам. Так хозяйка с опаской наливает молоко в надтреснувший кувшин, за неимением иной посуды. С Рыжим все вышло хуже – он из волшебного сосуда силы превратился в убогий жалкий черепок, которым разве только в грязи ковыряться. Вот ведь беда-то.
– Не вздумай, – жестко предупредил Мэй. – Слово жалости – и я вызову тебя на поединок! – почти выкрикнул он, заставив соратника покраснеть от стыда.
Насколько же явственно обозначились на его лице истинные чувства, если даже Мэйтианн смог прочесть их как по писаному.
– Мне нет прощения, мой князь.
– Никому нет прощения, – бросил Рыжий жестко. – И не будет.
Нельзя сказать, будто ему стало легче или спокойнее. Мэй просто затолкал свою боль и непокой поглубже в сердце, облачился в невидимые никому доспехи воли, а попросту сцепил покрепче зубы и продолжил наводить порядок в собственном войске. И очень своевременно, надо сказать.
Дайнар не знал, благодарить ему судьбу или же проклинать за внезапное решение присоединиться к патрульному отряду. Вроде бы и не собирался, и не планировал. Наверное, все-таки вмешался сам Лойс, подтолкнув в нужном для себя направлении, а потом беззвучно нашептал в ухо опасную мысль.
Гонца заметил Вайли, указав на быстро приближающуюся черную точку на горизонте, там, где дорога сбегала вниз с холма. Глаз у молодого десятника точно у сокола – зоркий и цепкий на диво. А ведь мать его была от рождения слепа. Дайнару, предположим, пришлось смотреть в увеличительную трубу.
– Кажется, курьер… – неуверенно сказал он.
– Он самый, – подтвердил глазастый десятник. – Плащ цветов лорда Тайгерна.
Никогда Дайнар не мог похвастаться особым умением предчувствовать, но сейчас он сразу же понял, что вести, которые везет гонец, – недобрые. Ничем не объяснимая уверенность росла с каждым мигом, пока посланник Тайгерна приближался к поджидающему его отряду.
И снова сыграл Лойс злую шутку со смертными. Обычно вестнику вменяется в обязанность вручать послание в руки того, кому оно адресовано. Священный долг гонца убедиться в этом. Но посланный Тайгерном молодой человек знал Дайнара почти всю свою жизнь, безмерно уважал лорда ир’Сагара и прекрасно помнил, насколько Мэй доверяет соратнику. А потому безропотно отдал свиток, ни мгновения не сомневаясь в том, что тот передаст Рыжему послание от брата.
– Рад видеть тебя, в’етт Магенн, – приветливо улыбнулся Дайнар. – Мы уже заждались вестей от кого-нибудь из Джэрэт’лигов.
– Милорд Тайгерн сейчас в большой немилости у государя, почти под домашним арестом, – пожаловался гонец. – Я едва сумел выбраться из Лот-Алхави незамеченным.
– Неужто все так плохо?!
– Хуже не бывает. Покуда с севера не напали дэй’ном, государь Альмар гневался, едва услышав хоть словечко про Джэрэт’лигов.
– А мы тут ничего и не знали.
– Лорд Тайгерн не стал брата понапрасну тревожить. Надеялся вернуть монаршую милость.
– А теперь? – осторожно расспрашивал гонца Дайнар, пытаясь постепенно выведать смысл послания.
– Уж не знаю, что там мой господин с братом решили, но мне велено было торопиться изо всех сил.
– С каким братом?
– С лордом Сэнханом, конечно!
Не заглядывая внутрь маленькой тубы, Дайнар все понял. Дело в Хелит. С любым иным делом Тайго и Сэнхан справились бы самостоятельно. Давненько уж взрослые мальчики, чтобы обходиться без помощи старшего брата.
– Я передам Мэю письмо, – небрежно бросил он и протянул ладонь. – Давай я провожу тебя в лагерь, в’етт. Ты ведь голоден и замерз?
Лойс говорил дайнаровыми устами, когда он передал Магенна на попечение своему личному слуге, не иначе. И когда распорядился согреть для усталого гонца побольше вина, тоже без Обманщика не обошлось.
«Отдавать – не отдавать, отдавать – не отдавать?» Пока Дайнар шел к Мэю, он извелся сомнениями. Сложно вообразить себе, что станет с Рыжим, если в письме что-то страшное. Человеческое существо – вещь хрупкая, с женщиной может случиться все, что угодно. Начиная от падения с лошади, заканчивая…
На истоптанном тысячами ног снегу неподвижно стоящий Мэй походил на сгусток свежей крови – огненный хвост на макушке трепал сырой холодный ветер.
Дайнар открыл было рот, чтобы позвать своего лорда и отдать ему послание, но его голос заглушил бешеный вой рога.
– Милорд! Они идут!
Отступник вышел за частокол и остановился как вкопанный. Холодное зимнее солнце немного прогрело воздух, чтобы нависший над противоположным низким берегом Бобрового ручья туман рассеялся, открыв для стороннего взгляда тревожную картину. Словно от края до края провели темную линию, перечеркнувшую горизонт, только то была совсем не линия, а неровный строй армии Чардэйка. Какие десять, там все сорок тысяч. Океан трепещущих на ветру, узких, как змеиные языки, знамен: малиновых, черных, зеленых.
Мэй окинул взглядом приближающуюся орду и понял – впервые в жизни ему придется отступать. Рассудок подсказывал, что дэй’ном легко растопчут защитников Приграничья. Их с Тиншером дружина не сможет оказать ощутимого сопротивления в чистом поле. Их попросту возьмут в клещи и раздавят людской массой. Но задержать продвижение в глубь Тир-Луниэна надо любой ценой. Любой.
Он обернулся назад на своих соратников. Дайнар едва не отшатнулся. Рыжий в одночасье обернулся Финигасом. Незабываемый жестокий прищур, те же заострившиеся черты, а главное, сила и непреклонность, возродившиеся в Рыжем. Не Мэйтианн’илли, и уж тем более не Отступник Мэй стоял пред своим войском, но сам Финигас. Таким, каким его помнили и представляли те, кому не довелось знать великого князя Джэрэт – воплощенная ненависть и жестокость.
– Отступаем! – скомандовал Мэй. – Отступаем в Эр’Иррин!
Князю Тиншеру было предложено вернуться в свою вотчину, занять оборону, чтобы впоследствии влиться в объединенное войско государя Альмара. Так толку будет больше. Лорд Тиншер не возражал. Он лучше других понимал, что со стороны Отступника это вовсе не героическое и красивое самопожертвование, а жесткий и бескомпромиссный расчет. Только крепость, перекрывающая проход по самой большой и важной дороге Приграничья, сумеет стать оплотом, который Верховному Вигилу будет трудно разбить. Эр’Иррин создан для длительной осады, его арсеналы полны оружия, а кладовые – хлеба; баллисты и катапульты заряжены.
Пускай все погибнут, но, прежде чем падут стены Эр’Иррина и умрет последний из его защитников, часть сил Чардэйка будет на какое-то время связана. С другой стороны, разве не для того они взяли в руки оружие, не для того сознательно избрали стезю брани, чтобы однажды сложить голову, защищая свой народ?
Но мысли Рыжего были далеки от пафоса героической баллады. Он приказал созвать всех юношей младше 20 лет, не успевших получить еще рыцарских шпор. Таковых в лагере сыскалось аж двадцать пять человек.
– Судари мои, вы немедленно возьмете самых быстрых коней и отправитесь в Исконный Тир-Луниэн, оповещая по дороге каждого встречного о нашествии дэй’ном. Все владетели сопредельных с Приграничьем земель должны знать о случившемся не позднее, чем через три дня. Все понятно? – жестко отчеканил Мэй.
Дайнар ожидал, что мальчишки станут протестовать и упираться. Рыжему – возможно. Но кто бы осмелился возразить самому Финигасу?
– Хельх! – позвал Мэй оруженосца. – Ты поскачешь к Альмару в Сирон-Аяр, он сейчас там. Возьми, – на ладонь юноши лег венец властителя Приграничья. – С этой штукой никто не посмеет тебя остановить. Скажи государю, что я буду держать Эр’Иррин столько, сколько понадобится, и не сдамся, пока жив. Наследников у меня нет, поэтому пусть распоряжается Приграничьем, как ему заблагорассудится.
– Милорд! Я никуда не поеду! – отчаянно крикнул парень. – Кая-то вы оставляете.
Пальцы Мэя стальным капканом сжали горло Хельха, словно князь вознамерился на месте покарать ослушника:
– Ты поедешь туда, куда я сказал. Немедленно! – прошипел Рыжий, опасно щуря глаза, совершенно так же, как это делал его отец. – Еще одно слово – и я прикажу тебя повесить как предателя. Я – твой господин и в жизни, и в смерти, и, поверь мне, после смерти тоже. Понятно? Не слышу ответа! Не слышу!
– Мэй! Ты сдавил ему горло – он не может ответить, – осторожно напомнил Дайнар.
Рука князя медленно разжалась, давая возможность вздохнуть уже слегка посиневшему юноше.
– Ты хорошо меня понял, в’етт Хельх?
– Д-да.
– Прекрасно. Что же касается Кая… ты хоть понимаешь, что он умрет? И я буду тому причиной. Но он мне нужен. Его дар и его сила.
«Точно так сказал бы и Финигас, – с содроганием подумал Дайнар и отвернулся. – Должно быть, старый безумец вовсю веселится на дне своей персональной бездны, зная, что его старший и любимый сын, дерзко нарушивший когда-то отцовскую волю, стал таким же, каким был сам».
А послание от Тайгерна так и осталось лежать у него в тайном кармашке за пазухой.
Жизнь – странная скотинка. Она, как хитрая и норовистая лошадь, кажется, что все у тебя под контролем – там уздечка, тут подпруга, вовремя напоена, досыта накормлена, и сам ты всадник хоть куда, с опытом и надлежащей сноровкой. Езжай куда глаза глядят. Высоко сидишь – далеко глядишь, и быстрее любого пешего движешься к намеченной цели. И вдруг – бац! Жизнь-лошадка ни с того ни с сего скок на дыбы, а ты – брык носом в пыль. Если повезет, отделаешься расквашенной мордой, а ведь можно и костей не собрать. Или, скажем, понесет под тобой подлая животина, да в противоположном направлении, и так, что только ветер свистит в ушах. Кричи не кричи, не остановишь, пока самой не наскучит, или же не сбросит тебя безжалостно в кювет. А то и вовсе падет прямо под седлом. Тоже ведь неприятность и притом немалая.
Чем дальше, тем чаще на ум Хелит приходили подобные ассоциации и сравнения. Видимо, Кто-то Там выделил ей не простую кобылку-жизнь, а то ли бешеного мустанга, то ли конька-горбунка. Зигзаги, которые выписывала судьба леди Гвварин, смело тянули на экстремальный слалом по пересеченной местности.
Их с Волчарой путь лежал на северо-восток, и сначала Хелит наивно думала, что лорд Глайрэ намеревается отвезти ее в Далатт. Ан нет! Его планы простирались несколько в ином направлении. Он собирался спрятать свой живой залог у кого-то из лордов-единомышленников. Так, чтобы и Приграничье было относительно недалеко, и государь Альмар не мог дотянуться. Связываться с маддом Хефейдом не хотелось даже Волчаре. Старый далаттский воевода хоть и не лез в большую политику, но с его мнением считались по всем уделам Тир-Луниэна. Он легко мог испортить Лайхину всю игру.
Хелит охраняли до того тщательно, если не сказать дотошно, что она и помыслить не могла о побеге. К тому же она совершенно не видела смысла повторять собственные недавние ошибки. Во всяком случае, в компании Лайхина им с Аллфином ничего не угрожало. Братья-стражники не спускали глаз с почетных пленников днем, а во время ночевок на постоялых дворах обязательно проверяли на крепость замки на ставнях и всю ночь неусыпно стерегли под дверями. Ранх утверждал, будто Гнэйд – старший из братцев немного влюблен в благородную леди Гвварин, судя по пламенным взорам, которые дружинник якобы бросал на девушку. Может быть, и бросал, только стоило Хелит повернуться в его сторону, как Гнэйд начинал любоваться открывающимися пейзажами. Именно ему она старалась улыбаться приветливее. Влюбился он или нет – то сердечная тайна, но, если ангай не ошибся, то этой симпатией можно будет еще воспользоваться. Впоследствии. В конце концов, из исторических примеров следует одно: женщины во все времена вертели мужчинами как хотели. Глядишь, удастся убедить сурового униэн оказать благородной зазнобе несколько мелких приватных услуг.
«Надо быть хитрой», – говорила Хелит себе и строила разнообразные планы на будущее. Что тут удивительного? Это любимейшее занятие всех разумных существ во всех мирах. Кто-то руководствуется железной логикой, кое-кто – интуицией, либо фактами и наблюдениями. Планы выходят стройные, логичные, а то и вовсе железобетонные, до того тщательно их продумывают иные мыслители.
Разумеется, Хелит не стала бы хвастаться какими-то запредельными способностями к анализу и созиданию, опять же клеймо «блондинки» давило на психику, но деваться было некуда. Полностью идти на поводу у Волчары леди Гвварин не хотела – это означало окончательно превратиться в безвольную марионетку. Лайхин бессовестно станет дергать за ниточки, заставляя Мэя подчиняться его желаниям. Если раньше Рыжего сложно было шантажировать, то ныне Хелит сама по себе превратилась в нож, приставленный к горлу сына Финигаса. В таком виде положение дел девушку совершенно не устраивало. Она отчаянно искала выход, и самое паршивое, что Волчара это понимал лучше всех.
Стоило леди Гвварин лишний разочек улыбнуться Лайхину, как он мигом доказал свою проницательность и знание жизни:
– Даже и не надейся, моя леди. У тебя не получится ни умилостивить меня, ни переманить на свою сторону, ни тем паче соблазнить.
Хелит саркастически хмыкнула. Экое самомнение у мужика!
– Будь ты тысячу раз в моем вкусе, а я люблю горячих смугляночек, крутобоких, с попками и титьками, чтобы подержаться было за что, то все одно – ничего не получилось бы. Из возраста пылких юнцов я уже вышел. Зрелый муж умеет управлять желаниями не хуже, чем слугами. Дело не в этом, миледи. Я же знаю, что ты – женщина Рыжего. А стало быть, не может у тебя быть ко мне искреннего чувства.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:34 | Сообщение # 32 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Откровенно говоря, Хелит мысль об обольщении Волчары в голову не приходила никогда. Все равно что войти в клетку со свирепым волком-вожаком.
– Это я так, к слову, на всякий случай, – буркнул Лайхин напоследок.
Отряд стал передвигаться более скрытно и тайно, они шли через земли недружественных Домов. Ночевали подальше от человеческого жилья, обходили стороной даже крошечные хутора, а чтобы разведать о происходящем в окружающем мире, Лайхин засылал по корчмам и постоялым дворам своих людей. Подслушивать говорливых путников.
Словом, планы леди Гвварин требовали постоянной коррекции. Хотя бы потому, что у лорда Глайрэ имелись собственные намерения в отношении Хелит и Аллфина. И так же, как всем проектам униэн, им довелось бесславно рассыпаться, подобно замку из песка, построенному детьми вблизи линии прибоя. Известие о нападении со стороны Нафаррской границы настигло отряд Волчары одновременно с сообщением о нашествии дэй’ном на Приграничье и обрушилось на всех точно могучая приливная волна. А так всегда и бывает! Бац – и все пошло кувырком.
– Пропал твой Рыжий, – сразу же заявил лорд Лайхин, без всякого предупреждения ворвавшись в палатку к почетной пленнице. – Вигил со своими 10 тысячами просто смел его дружину.
Хелит, чуть не выронив кружку с кипятком, проглотила ледяной ком в горле.
– И что же делать теперь? – шепотом спросила она.
– Тебе? – спросил Волчара. – Тебе ничего делать не надо. От тебя, миледи, ничего не зависит. А вот я буду воевать вместе с лордом Хейнигином, ведь мы с ним почти соседи. Потому как государь наш Альмар привел большое войско к границе Приграничья.
– А почему не с государем?
Лайхин цыкнул зубом, выражая высшую степень недовольства умственными способностями подопечной.
– Война войной, а он мне обязательно припомнит попытку договориться с Рыжим. Ты, главное, о глупостях всяких не думай! – строго предупредил девушку Волчара, глядя на ее белое перекошенное лицо. – Тебе еще нового Верховного Короля искать. Думаешь, я дам тебе погубить весь Тир-Луниэн из-за того, что рыжего негодяя покромсали дэй’ном?
Хелит чувствовала, вот-вот у нее начнется настоящая истерика. Это последний шанс упросить Волчару. Последний и единственный. Надо было хватать Лайхина за руки, пытаться заглянуть в глаза и умолять узнать о Мэе хоть что-то. Обещать все, что угодно. Плакать и валяться в ногах.
Хелит вдруг увидела себя со стороны. Как она вскакивает, бросается к Волчаре, обливаясь слезами… Холодный разум медленно прокручивал пред мысленным взором постыдную сцену и презрительно выносил вердикт: дура набитая и истеричка. Кого ты хочешь умилостивить? Человека по прозвищу Волчара? Давнего и непримиримого недруга Мэя? Хладнокровного политика, настолько расчетливого, что он готов возвести на трон Верховного Короля ненавистного Рыжего ради более важных, чем его личная неприязнь, целей? Да ты окончательно растеряла остатки разума, придурковатая тетка! Тебе же сорок лет, и кое-где в этом возрасте некоторые женщины уже считаются умными. Или тебе понравилось считаться юной и почти невинной девой-униэн? Давай-давай, унижайся, жалкая трусливая баба, потерявшая достоинство и стыд, едва заслышав о беде, приключившейся с любовником!
Хелит вздрогнула и поняла, что все это время безмолвно сидит на своем месте, глядя сквозь Волчару. А он громко разевает рот. Вроде как разговаривает…
– Вы слышите меня? – издалека доносился его голос. – Я к вам обращаюсь! Оглохли?!
– А?
– Миледи! – испуганно теребил ее за плечо Ранх. – Что с вами?
Страх утратить Мэя – единственного родного и по-настоящему близкого человека в этом мире – буквально оглушил ее. Звуки доносились, словно через толстый слой ваты.
– Я понимаю, – сказала Хелит, с трудом ворочая языком. – Чего вы от меня хотите?
– Послушания!
Волчара уже ощутил себя вершителем судеб и, без сомнения, станет без зазрения совести манипулировать ею точно «золотым ключиком». Незавидная участь. И никто не поможет, не придет на помощь. Сэнхан угрозами, шантажом либо же через выкуп вернет своего сына, Тайго тоже ничего не сможет предпринять. А Мэй… Кто знает, где он сейчас?
– Если ты благоразумная женщина, будешь меня слушаться, – заявил Лайхин перед уходом.
Благоразумная женщина бездумно кивнула, обнаружив, что обожгла ладони о чашку. Ранх еле выдрал посудину из ее неподвижных рук.
– Леди Хелит! Не убивайтесь так. Что ему сделается? Лорд могуч и непобедим! Он жив, сражается… где-то…
Не слишком убедительно выходило, надо сказать. Ангай сам понимал, насколько смехотворны его аргументы. Ведь не младенца уговаривает есть кашку и не плакать. Впрочем, Хелит и слезинки не проронила. О чем она думала, Ранх понять не мог, но то, что госпожа вознамерилась сжевать край своего рукава, это точно. Обычно женщины плачут, когда попадут в безвыходное положение. Однако леди Гвварин совсем иное дело.
– Я, наверное, спать лягу, – прошептала девушка и свернулась клубочком на своем тюфячке, с головой укрывшись одеялом.
И, кажется, действительно сразу заснула. Во всяком случае, Ранху и Аллфину так показалось. Хелит не стала ругаться, когда спор ангая-телохранителя и княжича о последствиях нового нашествия Чардэйка перешел на повышенные и резкие тона.
На самом деле Хелит лежала, крепко закрыв глаза, в тайной надежде заснуть в конечном итоге, но прежде как следует все обдумать. Она поздравила себя с хладнокровной сдержанностью, которую удалось продемонстрировать Волчаре. Знай, так сказать, наших. «Наши» не сдаются и после первой не закусывают. А еще «наши» искренне надеются на авось, хотя прекрасно знают, что вместо него приходит известный северный зверек с пушистым хвостом. И, похоже, что к Хелит явился один из самых крупных экземпляров экзотического животного.
«Ну? Ридвен, где же ты? Наставь на путь истинный свою подопечную, помоги, присоветуй! Или на сегодня центр связи с потусторонним миром празднует День Работника Спиритического Салона?»
Мысли Хелит сочились ядом.
Как там говорила Ястребица? «У тебя душа воина!» А ведь к душе неплохо было бы присобачить если не телосложение воина, то хотя бы чуточку магической силы. Шарахнуть бы сейчас по Волчаре крупным фаерболом… Эх! Хотя… Раз уж не заладилось с собственным волшебством, то на крайний случай есть молниеметательное копье, благополучно припрятанное в Далатте перед отъездом в столицу.
Только как же теперь попасть в Далатт?
Осталось только придумать, как заманить Лайхина в отчий дом. За этим занятием Хелит и провела остаток ночи. Кстати, безуспешно.
На следующий день она была тише воды ниже травы. Волчаре это понравилось, Ранх расстроился, и даже княжич взирал на возлюбленную дядюшки почти с сочувствием. Аллфин притих и, как следствие, трепал всем нервы с гораздо меньшей интенсивностью.
– Да ты умнее, чем кажешься, миледи! – похвалил пленницу Лайхин. – Бабе приличествует смирение и послушание. Боги сотворили баб для…
Хелит с отсутствующим видом вполуха выслушала очередную декларацию воинствующего женоненавистника. Пусть думает, что хочет. Главное, найти выход из положения. Девушка даже начала сочинять историю про сокровища Далаттского дворца, которое якобы припрятала Ястребица. Но наводить грабителей на родной дом… Пусть даже он родной только в последние полгода. Нехорошо!
– Ты меня не слушаешь, – обиделся Волчара.
– Голова болит, – соврала Хелит.
– Вечно у вас голова болит, – фыркнул тот.
«Надо же! В параллельных мирах дамы пользуются теми же уловками, – мысленно усмехнулась Хелит. – Видимо, проблемы супружеского секса универсальны во Вселенной».
И все же Волчара не обольщался смиренным видом подопечной, а его охранники, казалось, стали еще бдительнее. Один из братьев расположился у входа в палатку девушки. Благо, снаружи, а не внутри. Иначе Хелит не смогла бы провести тайный совет со своими единственными союзниками – Ранхом и Аллфином.
– Надо обсудить планы, – шепотом заявила леди Гвварин, когда они все втроем забились в самый дальний уголок палатки. – Я не могу, просто не могу оставить все, как есть. Я должна знать, что случилось с Мэем. Должна!
– Опять в бега? – усомнился ангай. – Мы не знаем, где находимся, и не найдем дороги.
– Ранх, у меня нет иного выхода.
– Миледи, положитесь на судьбу и волю богов. Далеко не всегда наша жизнь находится исключительно в наших же руках и воле. Сейчас вы бессильны… ну хорошо, мы бессильны что-либо предпринять.
– Ты говоришь, как трус, – презрительно заклеймил его Аллфин. – Надо перебить охрану и сбежать.
– Ты будешь их бить? – полюбопытствовала Хелит. – А силенок хватит Гнэйду шею свернуть? Он тебя убьет одним щелчком.
– По носу, – рассмеялся Ранх.
– А ты предлагаешь богам молиться, как нэсские священники?
– Я предлагаю вверить себя Великим Духам, – уточнил с самым серьезным видом ангайский воин.
Предложение заманчивое в своей простоте, но весьма ненадежное. Так как в процессе передачи себя во власть Духам никаких договоров не подписывалось, а, следовательно, Духи никакой ответственности за результат не несли. Поэтому сделка, с точки зрения Хелит, выглядела сомнительной.
– Хорошо тебе говорить, – вздохнула девушка. – Тебе не придется выполнять идиотское пророчество какой-то придурковатой дэй’ном.
– Нельзя так говорить про Читающую. Даже про ихнюю.
– Ты слишком суеверен, Ранх.
– А вы безрассудны, госпожа моя, – окончательно разобиделся ангай. – Я спать пойду.
Очень скоро он и в самом деле дрых без задних ног, затем к нему присоединился княжич. Но не сразу, а только после того, как до него окончательно дошло, что, хитроумно отделавшись от телохранителя, они не станут обсуждать план бунта и побега.
Оставшись наедине с собой, Хелит поплакала, давая выход накопившемуся за сутки отчаянию. Правда, нельзя сказать, чтобы ей сильно полегчало.
И вдруг… Сначала пленница Волчары подумала, что снаружи скребется мышь. Но шорох получался какой-то не совсем мышиный. Будто кто-то что-то методично пилил. Хелит нашла место, где звук усиливался.
– Эй! Кто там? – шепнула она.
Вместо ответа ткань палатки бесшумно взрезало широкое лезвие.
– Не бойся меня, леди, – послышалось из образовавшейся дыры. – И не кричи.
Предупреждение было своевременным. В данном случае.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:35 | Сообщение # 33 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 17
На ловца и зверь…
Акстимма
Она была как облако. Нет, она была как озеро, в котором отражается белое легкое облако. Холодное, спокойное, бездонное озеро, упрятанное ревнивым лесом в непроходимой чаще от взоров смертных. Только небу и позволено любоваться отражением в его серебристых чистых водах. А еще лесным зверям и перелетным птицам. Да, да, да! Она была как озеро.
После столь неожиданного и нежданного спасения из лап нэсс, Итки нашел приют на берегу потаенного озера. Даже местные униэн не знали к нему дороги, что было дэй’о только на руку. Чудесным ножом униэнского князя, который вообще никогда не тупился, он выкопал себе маленькую землянку, замаскировав теплое лежбище так тщательно, что даже чуткие пугливые косули не замечали ее и без боязни ходили рядом. Дэй’о жил тем, что ловил рыбу, а иногда в его силки попадался заяц, из чьих шкурок он сшил себе курточку. Такую же уродливую, как и он сам. И каждый миг своей жизни беглец наслаждался одиночеством. Никто, даже мудрые жрецы из Драконова Храма, не могли исчислить годы жизни, отведенные красноглазому дэй’о. Итки мог дожить до 50, а мог не осилить даже 35-летний рубеж, как множество его сородичей по несчастью. Ежедневно утром и вечером он усердно молил Заступницу лишь об одной милости: прожить все отпущенные дни на диком берегу крошечного лесного озерца и больше никогда, никогда, никогда не повстречать ни одного человеческого существа. Тайная богиня дэй’о по-особенному покровительствовала Итки. Ведь не без ее же участия он сумел сбежать из заведения господина Байу? Хотя все проститутки в один голос твердили, что это невозможно. Но Заступница все-таки услышала безмолвные мольбы Итки, когда избитый и изнасилованный озверевшими от отсутствия женщин солдатами он окровавленной кучкой лежал в углу крошечной комнатки. Она послала ему пьяного хан’рэя, пьяного настолько, что, перед тем как наброситься на экзотического дэй’о, тот забыл запереть дверь. А как иначе? Заступница никогда не оставляет своих несчастливых детей, она приходит в самый отчаянный момент, ласково берет за руку и уводит в мир, где нет ни боли, ни страха, ни отчаяния. Туда, куда уходят все дэй’о и куда нет доступа прочим дэй’ном.
Разумеется, Итки не собирался показываться на глаза униэн, он просто не успел слезть с дерева, когда они проезжали мимо по лесной тропе. Целый отряд свирепых воинственных мужчин и… она – девушка, похожая на его любимое озеро. Дэй’о заглянул в нее, точь-в-точь как в водную гладь, и увидел на поверхности ледяных вод знакомое отражение. Серо-зеленые глаза, зеленые в гневе и серые в покое, жесткое, почти жестокое выражение лица в обрамлении огненно-алых прядей растрепанных волос. Так всегда бывает, когда любовь. Ведь не зря девушка показалась беловолосому дэй’о такой знакомой. Ее силу чуял бывший помощник главного жреца в беспокойном искалеченном князе-униэн. Итки еще удивился. Мужчины редко так сильно наполняют себя любовью, так полно отдают себя женщине.
Ни один из Полуночных не может устоять пред искушением, любым искушением. Новые ощущения ли, любопытство ли, боль или наслаждение настолько притягательны для любого из Детей Ночи, что те с легкостью уподобляются ночным мотылькам, летящим на огонь. В этом смысле Итки мало чем отличался от хан’рэев, а потому, увидев женщину Отступника, он не смог скрыться в лесу, не узнав, что же с ней происходит. Несколько дней дэй’о крался следом за отрядом, высматривая, подслушивая, изучая повадки охранников. Особенно когда понял, что девушка – практически пленница огромного свирепого воина по прозвищу Волчара. Из разговоров воинов Итки узнал про нашествие Чардэйка, из них же о грядущей участи Хелит.
О да! Ее звали Хелит! Хе-е-е-елит! Красивое имя для… волшебного озера. Для девушки, впрочем, тоже. Дэй’о-альбинос ничего не слыхал про нынешнего Верховного Короля униэн, он даже не знал, как того звать, но, что правда, то правда, рыжий князь достоин стать королем. Великодушие к слабым ныне огромная редкость среди властителей.
Поначалу Итки не догадывался, как помочь Хелит. Но он знал один верный способ. Заступница никогда не отказывала в добром совете своему «сыну». Она увидит, как истово он молится, поймет, как чисты его помыслы, и услышит, обязательно услышит.
В небе над заснеженным лесом сорвалась звезда, упала, закатилась куда-то в холмы и горы Приграничья, канула, сливаясь с земной твердью. Это ли не чудо чудное, диво дивное? Или то сама Заступница снизошла?
Она пришла, бесшумно ступая по мягкому снегу, нежно поцеловала беловолосого дэй’о в лоб, и от ее незримого присутствия Итки внезапно стало совсем тепло. Он еще сильнее зажмурился от невыразимого никакими словами счастья разделенной любви, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Заступница не любит слез.
– Помоги мне…
Итки мечтал лишь о том, чтобы однажды Она разрешила ему открыть глаза. Но только в Лучшей Земле дозволяется дэй’о смотреть Заступнице в глаза. В синие добрые ласковые глаза той единственной, которая не забыла об отверженных и обреченных на муки от рождения до смерти.
Зимний ветер показался Итки наполненным горячим духом летнего травостоя, свежего меда и теплого песка… Девушка-озеро не должна страдать. Он дождался удобного момента и осторожно взрезал ткань палатки, мысленно благодаря своего рыжего спасителя за великолепный подарок.
Эр’Иррин еще не знал такой осады: беспощадной, упрямой, исступленной. Казалось, дэй’ном перепутали твердыню Приграничья с Лот-Алхави, вознамерившись взять неприступную крепость штурмом во что бы то ни стало. К гордости Мэя осада Эр’Иррина оказалась для Чардэйка дорогостоящей и кровавой забавой. Не зря Рыжий вкладывал в его строительство все силы, знания по фортификации, опыт почти целого столетия беспрерывных войн и все, что осталось от души. Он лично нанимал каменщиков, сам проверял чертежи, сунул нос в каждую печь для обжига извести, три года неусыпно следил за рытьем колодца. Мэй даже успел пожалеть о том, что раньше… когда еще мог вкладывать в работу нечто большее, чем физическую силу, не строил замков и крепостей, отдавая предпочтение всяким мелочам, вроде оружия, украшений или других безделиц. Право слово, приятно видеть, как враги раз за разом обламывают зубы о твое последнее творение. Иного повода радоваться у Мэя не было. Стоило подняться на внешнюю стену и выглянуть в бойницу, чтобы утратить последние крохи доброго расположения духа, чудом оставшиеся от сна. Дэй’ном заполонили всю долину, их было больше, чем песка в море, чем змееглавых рыб в Бэннол. Казалось, весь Чардэйк отправился в военный поход. И тот факт, что большая часть воинства Эйгена – дэй’о, ничуть не утешал Рыжего. И не радовало отсутствие Йагра’су. Вигил будет гнать своих неполноценных сородичей на убой безо всякой жалости, пока не завалит их трупами окрестности Эр’Иррина. Благо, по-настоящему морозных дней пока не случалось, а то ведь Эйген мог из тел своих убитых построить рядом «контрзамок». А Эр’Иррин обороняло всего полторы сотни защитников, считая женщин.
Время шло, а никаких признаков, что Тир-Луниэн дал достойный отпор врагу, у обороняющихся не было. Теперь стало понятно, почему Чардэйк втянул Приграничье в затяжную войну на целое лето. Чтобы не удалось собрать мало-мальски приличного урожая. Кто ж станет крестьянствовать, если не сегодня завтра все пожгут-потопчут захватчики? Запасливый и дальновидный князь, конечно, сумел наполнить кладовые, но сто пятьдесят ртов кормить досыта сложно и накладно. Замок оборонялся, запасы муки и солонины медленно, но неуклонно таяли, Мэй мрачнел лицом и кричал в редкие мгновения сна, Дайнар только и делал, что бранился, Гвифин весь прокоптился магическими эликсирами и нес всякий бред, Даугир лежала в лазарете с простреленным легким. От Фест осталась пригоршня пепла – ее убили дэй’ном. Каждому – свое, да?
Но сдаваться князь Мэйтианн и его фиани не собирались ни при каких обстоятельствах. В крайнем случае, те мужчины, которые не падут в бою, умертвят женщин и раненых, а потом… Об этом эр’ирринцы старались не думать. Особенно на сон грядущий.
– Кай, ты бы пошел, проведал отца, – мягко посоветовал Гвифин.
Не ради воссоединения нэсского семейства советовал, а чтобы мальчишка подышал свежим воздухом. В каморке у ведуна стояла убойной силы вонь – нечто среднее между запахом кошачьей мочи и тухлой рыбы, от которой даже у привычного фрэя слезились глаза.
– А скоро ты закончишь? – уклонился от милости юный маг.
– Не скоро. Отрава должна еще настояться. Тебе не тошнит от вонищи?
– Мы привычные, – буркнул Кай. – Пущай воняет, лишь бы дэй’номов била наповал.
Приготовленным ядом потом смажут стрелы, и даже малая царапина убьет любого, в ком течет кровь Полночных. Гвифин откровенно гордился своим усовершенствованным рецептом, а потому запах его ничуть не смущал. Наоборот, чем сильнее вонь, тем крепче яд. Такая вот странная зависимость.
– Папаша твой обижается небось.
– Ему не до меня. Отсыпается после ночного дежурства, – нехотя пояснил парень, выказывая осведомленность о делах родни.
Шиан Медведь и еще несколько семей из общины переселенцев не ушли с остальными беженцами, а остались в Эр’Иррине, предпочитая сражаться за князя Мэя и разделить его участь. Однако же Каю воссоединение с родителями не принесло ничего хорошего. Шиан глядел на сына с плохо скрываемым ужасом. Особенно после очередного штурма, когда мальчишка хитрым пасом шуйцы и парочкой непонятных словесов живьем поджарил сразу нескольких дэй’ном. Да так, что они запеклись в собственных доспехах, точно моллюски в раковине. Шиан – человек откровенный, а потому сказал прямо: «Може, тебя, паря, не мои чресла породили? Уж не знаю, чего на твою мамку думать». Кай разве только не зарыдал в голос от жестокой обиды. А кто всегда говорил: мол, вот она – моя кровинушка, сыночек единокровный? Спрашивается, где справедливость?
– А правду говорят, что нашего князя папашка тоже шибко за волшбу ругал? – спросил вдруг юный маг.
– Кто говорит? – уточнил Гвифин, мысленно ухмыляясь.
«Вспомнили! Мудрецы твердолобые!»
– Люди… унияне… – смутился паренек.
– Финигас вообще был скуп на похвалы, особенно для Мэя; зачастую тот годами не слышал от отца доброго слова, но не за волшбу, как ты выразился, это точно.
– А за что?
– Он желал для Мэя высокой доли. Хотел, чтобы первенец превзошел всех и во всем.
– А князь?
– А он и превзошел, – вздохнул Гвифин. – Только Финигасу мало было и мастерства, и ведовства, и славы, и доблести. Ему всегда было мало.
На дне темных глаз ведуна вспыхнул нехороший огонек застарелого гнева. Вспыхнул и тут же погас, подергиваясь седым пеплом многолетней горечи. Сколько раз юный гордый княжич тихонько плакал от обиды, закрывшись от Гвифина толстой книгой, думая, что тот не слышит тоненьких всхлипов. Даже веки прикрывать не надо, чтобы снова увидеть, как на склоненной макушке мелко подрагивает огненный хвостик, сколотый серебряной заколкой. Потом Мэй научился давать отпор и орать научился не хуже папаши, и молчать по полгода. Странная у Финигаса любовь была к первенцу. Многие обманулись показной жесткостью, когда хотели стравить их меж собой. Если бы Гвифину даровано было зачать с женщиной дитя, то он бы очень хотел, чтобы его сын совсем немного, но походил и нравом, и даром на Рыжего Мэя, на Отступника.
– Родительская любовь – любопытная штука, Кай. Она эгоистична и требовательна. И нет-нет, а припомнятся под горячую руку да в запале ссоры все грешки чада, начиная от пригоршкового возраста и заканчивая вчерашним неласковым словом. Дитя уж само внуков нянчит, а для тебя оно остается несмышленышем и писклявым комочком плоти. Твоей плоти и крови! Вот и Финигас бесился, когда понял, что Мэю не нужно ноги переставлять, что у того и ум свой, и соображения, а, упаси Лойс, ума с талантом поболе, чем у родителя.
Кай внимал молча, никак не показывая своей заинтересованности в повествовании.
– А чего ж мой папаша взъелся? – с тоской спросил он еле слышным шепотом. – Едва ли не байстрюком обозвал.
– Он ведь на тебя столько надежд возлагал, – снисходительно пояснил ведун. – Думал, станешь его наследником в земледельческой работе, гордостью фермерского рода, а в старости – надеждой и опорой. На брата твоего, уж прости, он точно в этом деле кое-чего положил. И тут такая неприятность вышла – сын магом оказался. Ошибочка в планах и устремлениях, верно?
– Так я ж не виноват! – отчаянно пискнул паренек.
– Так и Мэй не виноват. Никто не виноват. Но кто ж признается?
– Я не хотел быть магом. Я хотел, как папаша… Я бы и сейчас… вернулся бы…
Эр’ирринский колдун грустно-прегрустно улыбнулся. Где-то он уже слышал что-то похожее. Где тот мальчик – сын простого хлебопека, который это сказал? Который никуда не собирался уезжать из маленького приморского городка, похожего на узорную шкатулочку, как все города Тир-Луниэна. Он не хотел колдовать, не хотел варить вонючих декоктов, не хотел дышать книжной пылью, а мечтал просыпаться задолго до рассвета, растапливать печь, месить загодя поставленное тесто, с легкостью тягая огромные тяжелые поддоны со свежей выпечкой, усталый, потный, но счастливый. А в праздники, распродав товар, ходить с детьми на пустынный пляж – купаться и собирать морских звезд. Разве тот мальчик хотел слишком многого?
– Забудь о плуге и посевах. Кто вкусил от могущества Силы, тот никогда не сможет вернуться. Не дадут. Да и сам не захочет, – молвил печально Гвифин. – Жизнь – не колокол. Качнул его вправо, а он потом снова влево пойдет. Из таких путешествий не возвращаются…
Ведун удивительным образом умудрялся одновременно пребывать разумом и в далеком прошлом и возле котла с варевом. Он моментально отметил, что вонь достигла апогея, и сразу же швырнул в котел ложку белого кристаллического порошка. Тот произвел самое благоприятное воздействие на нюх магов, убив весь запах сразу и на корню.
– Ну вот и готово! – радостно возвестил он, любуясь ядовито-желтым цветом отравы. – Теперь упарим все втрое, и будет нашим лучникам отличная подмога. Иди скажи лорду Мэю, чтоб не волновался.
Кай больше не стал противиться, безропотно отправился выполнять поручение. Мэя он любил и почти боготворил. Юнца не смущало, что его идеал грязен, измучен, небрит и за десять шагов от него шибает потом. Было бы странно, если бы розами, воду-то берегли для питья. Оно, конечно, снег можно растапливать, но то мера крайняя.
Навстречу Каю уже бежал кто-то из воинов-униэн, призывая мага к князю. На псарню. Срочно! Как говорится, на ловца и зверь…
Мэй сидел на корточках над мертвой сукой Ро. Любимица вдруг захворала, хотя князь от себя кусок отрывал, лишь бы та не голодала. Ни псари, ни Гвифин так и не смогли ничего поделать, хоть поили всякой дрянью целебной, колдовали и всяко-разно ворожили. Да только без толку. Ро исчахла за каких-то несколько дней.
– Ждала меня, – спокойно сказал Мэй, закрывая потухшие глаза псины.
Кай не удивился. Ро просто не могла умереть, не ощутив на своем лбу руку любимого, единственного и ненаглядного своего господина. Пожалуй, никто из обитателей Эр’Иррина не отказался бы от такой чести. И Кай, тоже.
– Сожги ее. Она достойна, – попросил Рыжий, с трудом отнимая пальцы от густой черной шерсти.
Юный нэсс только кивнул в ответ. Думал, князь будет плакать. У самого слезы наворачивались. Но глаза Мэя оказались столь же сухи, как его голос. Шелестящий и бесстрастный, словно пустынный ветер. «Неужто не жалко животину? Но, видно, сердце доброго князя окончательно спеклось в пламени битв. А еще говорят, будто он любит прекрасную далаттскую деву. Врут! Разве такой может любить?»
Князь сам вынес еще теплый труп на двор, уложил на снег и отошел в сторонку. Мол, делай свое дело, я свое сделал.
Заклинание и пассы руками получались у Кая уже без всякого напряга, сами по себе. Печальная обязанность сжигать тела мертвых была возложена на него, ибо дрова тоже были на вес золота.
Вспышка белого пламени превратила Ро в легкую кучку праха.
– Спасибо, в’етт, – молвил Мэй, крепко, до боли, сжав ладонь нэсса. – Я не знал, что делать с… телом. Не за стену же выбрасывать. Она была такая отважная.
Он будто пытался оправдаться, изрядно смутив паренька откровенностью. Это ж известно – униэнские князья никому отчета не дают, кроме самого Верховного Короля, а тут перед каким-то мальчишкой-колдунишкой. Непорядок!
Мэй выглядел настолько растерянным, словно не мог поверить в смерть Ро. Так по крайней мере показалось Каю. Но не спрашивать же, так это или нет?
Краток собачий век, ох и краток. По большому счету, он лишь в несколько раз меньше, чем жизнь нэсс. Только и успеет Рыжий Мэй привыкнуть к мальчику по имени Кай, а тот уже мужчина, а там и старость Каева не за горами. Несправедливо? Может быть. Но кому больней-то будет, когда уйдет душа огненного мага прямиком к Отцу и станет тоненьким рассветным лучиком? Старики шептались, что нэсс сотворены для радостей, а унияне – для горестей. Кай глядел на высоких красивых мужчин и женщин и не верил. Чего только старые да завистливые к чужой молодости не наболтают? А теперь, когда меж униэн очутился, до конца понял странную мудрость нэсскую. Не в сроках дело. Не может тот же князь Мэйтианн оставить ничего на потом, не может переложить на правнуков ни дел, ни долгов, ни трудов. Все униэн таковы. Вот и радуйся, нэсс, ибо не узнать тебе, чем обернется в грядущем самый малый поступок, наслаждайся неведением. Разве не счастье?
Усилиями Рыжего Мэя и его соратников Эр’Иррин основательно врос корнями в скальное основание, нарастил неприступные стены, ощетинился катапультами и стал тем, чем по замыслу изначально и должен быть – костью в горле у армии Чардэйка. И если Верховный Вигил рассчитывал на силу колдовства, то и тут Рыжий умудрился его обставить. Его огненный маг сумел дать отпор даже самой Эрайо’су. Вот когда Эйген пожалел, что злополучный хан’наг Соган сдох слишком быстро. Погубленная им Йагра’су могла бы по нескольку раз поднимать мертвецов и бросать их на штурм Эр’Иррина снова и снова.
Верховный Вигил шел по дороге к неприступной крепости, проложенной так, чтобы любой пришелец был повернут к замку правым боком, не прикрытым щитом. Очень неуютное положение, и только черный узкий вымпел парламентера защищал Эйгена от дружного залпа эр’ирринских лучников. Но униэн не посмеют нарушить древний закон: «Переговорщик неприкосновенен».
Подъемный мост опустился, едва только вигил и двое его сопровождающих приблизились к краю неглубокого рва.
«Н-да, подкопа тут не сделаешь, – с сожалением отметил Эйген. – Сплошная скала».
Его собственное душевное состояние, к величайшему сожалению, было далеко от твердокаменности основания Эр’Иррина. Мысли о скорой встрече с Мэем у хан’анха холодили сердце. Эйгену просто не терпелось скорее скрестить взгляды с Рыжим. И если бы не абсолютное бесчестье, которое неминуемо последует, он бы пожертвовал собой, бросившись и заколов главного врага Чардэйка. Но тогда на всех дэй’ном падет страшное проклятие. Боги очень не любят, когда смертные презирают их волю. Пророчество не абсолютно, всегда есть крошечный зазор для выбора и случая. Именно такой щелочкой хотел воспользоваться Эйген.
Мэй не заставил себя ждать, проскочив через маленькую узкую дверцу в створке ворот, он явил себя парламентерам-дэй’ном во всей красе. Следом за ним за врата вышли Дайнар ир’Саган и Ллотас ир’Танно – самые давние и верные соратники. Но главный военачальник Чардэйка не удостоил их даже взглядом. Зато он не отрывал глаз от лица Рыжего.
Кажется, он помолодел с тех пор, как они виделись в последний раз. Такой же гибкий, ловкий и невозмутимый. И, к ужасу хан’анха, не только до ужаса похожий на Финигаса, но к тому же исполненный ярких сильных чувств. Куда же делась испепеленная гулкая бездна его души? Где безжизненная пустыня эмоций?
– Мэйтианн’илли… – процедил вигил сквозь зубы.
– Эйген’хан’анх…
Обращение – часть церемониала. Как и предъявление раскрытых ладоней друг другу и сопровождающим. Оба без доспехов, если не считать тонких кольчуг под сюрко, оба безоружны – ни меча, ни кинжала, только щиты с личными гербами в руках соратников. Эйген в пушистой меховой шапке, Мэй простоволос.
– Что тебе надобно, Эйген’хан’анх? – спросил он после традиционного обмена кивками с остальными дэй’ном.
– Я хочу предложить тебе почетный плен именем Повелителя Чардэйка.
В глазах Рыжего мелькнуло искреннее удивление.
– Мне? Плен? – не поверил он.
– Тебе, Мэйтианн’илли, и только тебе, – надменно заявил Эйген. – Это большая честь.
– Твойумать! – воскликнул почти восхищенно униэн. – В кои-то веки Чардэйк мне что-то решил предложить и выбрал такой бесполезный дар. Повелитель и ты, хан’анх, превзошли наглостью самого Лойса.
– Оглянись, Мэйтианн’илли, и посчитай количество наших баллист и катапульт. Они сотрут Эр’Иррин с лица земли. К тому же мое войско уже рядом с Далаттом, армия хан’гора Ламмина на днях форсировала Сирону, и я не вижу достойного противника, который в силах воспрепятствовать нам разорвать Тир-Луниэн пополам. Может, ты знаешь такого человека, сын Финигаса?
Мэй никак не отреагировал на откровенную издевку.
– Даже нескольких: князь Хейнигин, мой брат Сэнхан, Лайхин Волчара, ну и наш добрый государь Альмар, разумеется, – ответствовал невозмутимо Рыжий. – Я и сам тебе могу жару задать, хан’анх, в крайнем случае.
Губы Эйген прорезала жестокая ухмылка, которая заставила поежиться Дайнара. Теперь он понял, зачем явился вигил. Вовсе не затем, чтоб предложить плен, будь он тридцать три раза почетным. И даже не затем, чтобы пугать осадными орудиями.
– Очень забавно, что ты упомянул последних трех. Видишь ли, они сейчас чрезвычайно заняты, чтобы помнить о судьбах народа и государства. Они охотятся на твою женщину – леди Хелит Гвварин.
Мэй молчал, а хан’анх уже не мог остановиться. Он просто упивался каждым словом, смаковал его как собственное наслаждение или как чужую боль.
– Причем по разным причинам. Сэнхан из-за того, что она сбежала и увезла с собой княжича Аллфина. Волчара из желания посадить на трон нового Верховного Короля. Альмар же, чтобы удержать на голове платиновый венец, – с наслаждением открыл глаза Рыжему на истинное положение дел вигил. – Я так понимаю, ты не знал, Джэрэт’лиг.
– Кто бы мог подумать, что ты падешь так низко, хан’анх, – равнодушно прошелестел в ответ Мэй, в точности копируя голос своего отца. – Прикрываться званием парламентера и бессовестно лгать каждым словом.
– Я лгу?
– Ты, хан’анх! – отрезал униэн. – Ни слова правды нет в твоих словах, кроме тех, что ты сказал про устремления Волчары и Альмара. Так это ни для кого в Тир-Луниэне не секрет. Волчара даже мне предлагал лот-алхавский трон. Тоже мне великие тайны. Ха!
– Позор! Властью в Луниэне уже вразнос торгуют, – фыркнул негромко один из дэй’ном, но Мэй не снизошел до него ни словом, ни взглядом.
– Я не имею привычки лгать, – откровенно возмутился вигил. – Твоя женщина давно уже сбежала из Галан Мая и теперь представляет прекрасную мишень для парней ир’Брайна или же Волчары, я уж не говорю про обычных разбойников, насильников и убийц. Отважная девица, но неосмотрительная.
Эйген сам не ведал, чего он ждет от Мэя в ответ, но уж точно не столь отстраненного безразличия.
– И каким образом увязаны между собой мой… почетный плен и Хелит? Не вижу логики. Я сдамся, ты меня замучаешь, но ни Хелит, ни Тир-Луниэну от этого никакой пользы. Ты решил меня напугать своими выдумками или баллистами? Так мои стрелки не менее меткие, чем твои, они сумеют попасть в твои орудия. Или думаешь, я так же трепетно дорожу собственной шкурой, как ты своей? – ухмыльнулся униэнский князь.
Хан’анх содрогнулся от возмущения. Зеленые насмешливые глаза, ядовитый язык Финигаса, чья презрительно-брезгливая гримаса застыла на лице Мэя – ненавистный Лойсов выродок издевался.
– Достанет того, что ты дорожишь белобрысой шлюхой из Далатта, – фыркнул Эйген. – Что еще хуже.
– Ты всегда так грубо говоришь о женщинах? – притворно удивился Мэй и, повернувшись к Дайнару, добавил: – Я же говорил тебе – он женоненавистник и трахает только мужиков.
Переговоры стремительно превращались в базарную склоку двух ангаек и вызывали лишь злость и азарт. А ведь Эйген дал себе труд прийти к стенам Эр’Иррина вовсе не для того, чтобы упражняться в остроумии с лукавым наглецом. Кроме того, вигил не видел никакой разницы, с кем спать – с мужчинами или с женщинами. Дэй’ном вовсе не считали мужеложство чем-то запретным. Мэя следовало выбить из колеи, заставить делать ошибки. Если, конечно, Кананга права и он действительно влюблен. По этим Финигасовым отродьям никогда не понятно, что у них на уме.
– Я скоро с величайшим удовольствием оценю преимущества женского тела, ежели таковые имеются. Имеются ведь? А, Джэрэт’лиг?
– Всяко лучше, чем с неполноценными дэй’о, – хмыкнул Мэй. – А! Я догадался! Ты пришел рассказать мне о своих альковных планах! Что ж, похвально, очень похвально, я могу поделиться некоторым опытом. Женщины меня всегда любили.
– Не стоит волноваться, я подробно расспрошу Хелит, – парировал вигил.
Видит Лойс, это было глупо и нелепо – два могущественных врага, взрослых мужа, прирожденных воина переругивались, как мальчишки-подростки, безуспешно пытаясь поддеть друг друга. Еще немного – и дело дойдет до снятых штанов и сравнения достоинств – у кого больше. Так недолго приморозить самое дорогое.
– Тебе не стоило тратить время и силы, вигил, я не поддамся на провокации, – уверял Рыжий. – И не сдамся. С чего бы это? Эр’Иррин продержится до самого Даэмли. Может быть, это мне стоит предложить тебе почетный плен? Пытать-то я тебя уж точно не буду, – хамски заявил он.
Высокие скулы хан’анха окрасились легким румянцем, выдавая крайнюю степень бешенства.
– Ты пожалеешь!
– Ты тоже!
Эйген не побоялся повернуться к Мэю спиной, когда уходил. Если бы он только знал, каким это было искушением для униэн, непременно возликовал бы, ибо добился, чего хотел. Вопреки всем доводам рассудка Рыжий поверил хан’анху. Почти сразу. Тем более все стало понятно, когда он встретился глазами с Дайнаром. Виноватыми-виноватыми…
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:35 | Сообщение # 34 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| – Ты хорошо запомнил его одежду? – требовательно спросил Эйген у второго своего спутника, за все время не вымолвившего ни звука. – Ты почувствовал его образ?
– Да, мой господин, – отозвался тот и низко поклонился. – Не извольте волноваться, мы с Арра’су сделаем все, как надо. Ни один из магов униэн не сможет определить подмену.
– Даже Читающая?
Колдун с укоризной посмотрел на хан’анха.
– Читающая сможет все, вы же знаете. Но я сомневаюсь, чтобы поддельные тряпки Рыжего повезли к ней.
– Будем надеяться, – процедил Верховный вигил. – И поторопитесь там с Арра’су.
Мэй медленно перечитал запоздавшее послание брата. Потом еще раз и понял, что ничего не сможет сказать Дайнару. Ни поблагодарить, ни отругать. Всякое действие ныне утратило малейший смысл. Разумеется, можно устроить соратнику разнос, тем более что Дайн готов принять любое наказание. Справедливое или несправедливое, неважно.
А вот при мысли о Хелит Рыжему становилось плохо. Словно на грудь лег огромный тяжелый камень, не дающий как следует вздохнуть. Из-за этого проклятого «камня» невозможно ни есть, ни пить. Забытое чувство вернулось к Мэю так же внезапно, как когда-то покинуло. Его невозможно было не узнать. И звалось оно – Страх. Он растекся по жилам холодным огнем, одновременно замораживая и выжигая все нутро, так внезапно, что Рыжий растерялся. Столько лет он не боялся ни за себя, ни за родню, ни за кого.
Хелит, что же ты наделала? Где ты теперь? Что с тобой? Всевозможные ужасы разъяренными дикими пчелами роились в его голове, жалили разум изнутри. Кровавые сцены насилия, которым он не раз становился свидетелем, вставали пред мысленным взором, словно кислотой выжигая глаза. Ведь с одинокой беззащитной женщиной можно сделать все что угодно. Все! Боги!
Мэй почувствовал, что задыхается, его рот заполнился желчью, он встал из-за стола и прошелся от стены к стене, пытаясь усмирить невыносимую боль в сердце. Казалось, оно сейчас лопнет, разорвется на части, взломав тесную клетку ребер.
Так болит зуб – редкий случай среди униэн, но такое иногда происходит. Когда нет покоя, и человек мечется, не в силах остановиться. Встает, ложится, садится в мучительных поисках наиболее удобного положения, чтобы только перевести дух. После долгого блуждания по просторной светелке внутри надворотной башни Мэй все-таки сумел найти позу, в которой он мог и дышать и даже немного думать – согнувшись и упершись руками в стену, словно пытаясь сдвинуть ее с места. Со стороны казалось, что не слишком трезвый князь пристально изучает носки своих сапог.
– Мой лорд, что с тобой? – вдруг испуганно спросил Дайнар. – Что ты делаешь?
– А?
Мэйтианн с удивлением увидел свежие капельки на полу. Осторожно и недоверчиво провел пальцем по ресницам, попробовал их на вкус. Потом присел на корточки коснулся мокрых пятнышек.
– Что это? – прошептал он, не смея поверить увиденному.
– Слезы…
Князь опустился на колени, уселся на собственные пятки и закрыл лицо ладонями.
«Боги! Ито Всеблагая! Хелит любимая! Я снова стал живым человеком! Я вернулся!» – думал он, медленно и мучительно воскресая из мертвых.
Всю ночь они шли через лес без остановки. Дэй’ном-альбинос вел троицу беглецов какими-то тайными звериными тропами, старательно упреждая возможную погоню. Пришлось довольно долго бежать по берегу незамерзающего ручейка. Ноги промокли, и к рассвету Хелит вообще не чувствовала ступней.
– Снимайте сапоги! – решительно приказал альбинос, едва они остановились в густом и темном ельнике.
Но у Хелит не было сил и пальцем пошевелить. Тогда дэй’ном сам содрал с ее ног обувь и стал тщательно до красноты растирать ступни и пятки.
Ранх последовал его примеру, занявшись своими ногами.
– Я не могу, – простонал Аллфин голосом умирающего.
– Сейчас! Я тебе помогу, лорд, – отозвался Итки и метнулся к измученному княжичу.
Но едва вызволитель прикоснулся к мальчишке, тот со всего маху пнул дэй’о в грудь.
– Не подходи, мразь!
Итки ничуть не удивился, встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало вернулся к Хелит. Все своим видом говоря: «Ну, не хочешь, как хочешь. Чего сразу пинаться?»
– Если ты думаешь, что я буду тебе ноги греть, то ты сильно ошибаешься, – сказала девушка. – И Ранх не будет. Так что, либо сам, либо мучайся с обмороженными ногами.
Несмотря на жестокий марафон по зимнему лесу, она до сих пор не могла поверить в неожиданное спасение. Будто это Великие Духи ниспослали в помощь беловолосого и красноглазого дэй’о, похожего на инопланетянина. Это странное хрупкое существо сразу понравилось Хелит своей беззащитностью и какой-то изысканно-трогательной уродливостью. Его призрачные крылья, которые ей все время мерещились, чем-то напоминали стрекозиные. Жаль только, что они были перекручены и изломаны. Прозрачные кривые культяпки вместо роскошных ажурных крылышек, треугольное костлявое личико, алые глазищи, тонкие пальцы с распухшими суставами – искалеченный принц, изгнанный из цветочной страны дюймовочкиных эльфов за ужасное преступление.
«Какие бывают преступления в Цветочной Стране Вечного Счастья? Или как там было у Андерсена? Может быть, изменил Дюймовочке с какой-нибудь легкомысленной эльфочкой?» – отстраненно размышляла Хелит. Уж больно внезапно и стремительно случился побег из лагеря Волчары. Не успела как следует отчаяться, и вдруг из ниоткуда появляется это инфернальное создание, предъявляет охотничий нож Мэя и двумя словами убеждает пленницу следовать за собой. А униэн сразу же верит словам дэй’о и не сомневается в его благородстве. Не иначе боги потихоньку начали сходить с ума, наблюдая за перипетиями жизни Хелит.
– Аллфин, нельзя быть таким, – по возможности мягко сказала она. – Он ведь не виноват.
– Плевать мне! Это же дэй’о! – возмутился княжич. – Урод и выродок.
– Тебе больше по душе такой красавец, как Волчара?
– Мне по душе униэн, а не всякие белобрысые твари, – зло прошипел Аллфин. – Небось клинок дядькин украл.
– Это – подарок, – сказал Итки и прижал к груди нож.
– Как же! Подарок! Ты еще скажи…
– Заткнись! – прикрикнула Хелит. – Закрой рот немедленно! Иначе получишь по зубам!
Княжич испуганно уставился на девушку. Он успел узнать, что она всегда держит слово. Сказала «по зубам», значит, будет именно по зубам. Причем в полную силу. Дядюшка выбрал в суженые суровую женщину.
Ранх откровенно побаивался красноглазого дэй’о и сторонился, подозревая в нем проклятого. А проклятье, согласно ангайским поверьям, штука заразная.
Но Итки не смущали ни ненависть юного рыжего униэн, ни страх ангая, он привык к такому обращению еще в Чардэйке. Лишь бы девушка по имени Хелит не отвратила своего ясного взора.
– Ты отведешь нас в Далатт? – спросила она.
– Конечно.
– А это далеко?
– Нет, всего лишь несколько дней пути, – заверил ее дэй’о. – Вы уже согрелись? Отдохнули?
И был чрезвычайно удивлен, узнав, что беглецы ни капельки не отдохнули. Наоборот, они совершенно не способны встать на ноги.
– Надо бы идти дальше, – растерянно пробормотал он, оглядываясь вокруг. – Волк уже отправил вслед погоню. Надо бежать.
Он был прав. Пошел снег – лучший друг преследуемых.
– Я никуда не пойду! – воскликнул Аллфин.
– Пойдешь, еще как пойдешь.
Сказать по правде, Хелит с величайшим трудом встала с пенька, но лучший пример, как известно, личный. Если слабая женщина способна преодолеть себя, то молодому наследнику Галан Мая сам Лойс велел проявить мужество, присущее внуку Финигаса.
До самой ночи они брели гуськом через метель, останавливаясь только для того, чтобы проглотить по кусочку лепешки, случайно прихваченной с собой, и заесть его снегом. И только когда совершенно стемнело, Итки привел всю компанию на заброшенный хутор. К тому времени они настолько устали и вымотались, что, не разбирая рас и титулов, сбились в тесную кучку, прижались друг к дружке и сразу же задремали. В пустой вымороженной избе, по крайней мере, стены защищали от пронизывающего ветра.
Хелит уткнулась носом в макушку Аллфина, спину ей грел Ранх, а ноги – Итки. Видят боги, они были почти счастливы, обретя долгожданный покой. И благородный княжич с радостью принял тепло презренного дэй’о, которое этой ночью означало жизнь.
«Интернационал…» – стало последней мыслью девушки перед тем, как сон укрыл ее пушистым мягким крылом.
Хелит снилась Алиночка с изумрудными стрекозиными крылышками. Она сидела на кровати и читала книгу. Наверное, «Гарри Поттера» или про котов-воителей Эрин Хантер. Дочка сидела спиной, а Хелит стояла в дверях детской. Так часто случалось в прошлой жизни. Невозможно, просто невозможно налюбоваться на хорошенькую ладную девочку, и так хочется ухватить и навеки запечатлеть в памяти ее детские неповторимые годы. Алиночка закрыла книгу, сложила свои волшебные крылышки и легла, прижавшись щечкой к подушке. Пухлые щечки, еще не успевшие утратить почти младенческой округлости, слипшиеся реснички. Ты плакала, деточка моя? Стремительное летучее время, отделяющее дитя от подростка, час до пробуждения женственности, минута до угловатой неловкости переходного возраста, миг до преображения.
– Мамочка, – всхлипнула Алина и тихонько заплакала.
– Я тут! Я с тобой! – крикнула Хелит… и проснулась.
В хрустальной предутренней тишине ее вопль всех перебудил.
– Кажется, ветер утих, – сказал негромко Итки, внимательно прислушиваясь.
Утих не только ветер, исчезли абсолютно все звуки. Домик замело по самую крышу, и это спасло беглецов от холодной смерти. Толстый слой снега не грел, но не давал морозу добраться до спящих.
Ранх выломал из пола несколько досок и развел костер, чтобы растопить в котелке немного снега и попить горячего. У Итки в самодельном мешочке из заячьей шкурки нашлись две пригоршни сухих черных ягодок, которые тут же были брошены в кипяток. Пахли они восхитительно, если не сказать – дивно. Такого аромата Хелит никогда раньше не ощущала. Что-то среднее между ежевикой и черноплодной рябиной, при том еще невероятно вкусно. Варево отхлебывали по очереди из деревянной чашки, обжигаясь и поскуливая от удовольствия, и по венам разливалось животворное бодрящее тепло.
А за стенами их ненадежного укрытия разгорался лютый морозный день. Он жестокой рукой расчертил ослепительно синее небо тоненькими серебристыми мазками высоких облаков, полагая, что ночная метель надежно укутала землю и лес. Какое дело зимнему дню до двуногих смертных, рискнувших отправиться в опасный путь? Были бы здравы елки и глирны, покойны тридесятые сны медведей и радостен бег волчьей стаи на тропе охоты. Люди сами обязаны о себе позаботиться, ежели жить хочется. Хочется ведь? То-то же!
Итки хватило одного взгляда на зимнюю безмятежность утра, чтобы сильно призадуматься и усомниться в правильности своего выбора. Хелит может замерзнуть насмерть вместе с малолетним сородичем и ангаем. А дэй’о совершенно не желал ей зла.
– Дальше мы пойдем вдоль реки. Это небольшой крюк, но в лесу не так холодно, как на равнине.
Разумеется, они сбежали из лагеря Волчары не в нижнем белье, а постарались надеть под куртки все теплые вещи, но по такому морозу лучше всего подошли бы длиннополые тяжелые шубы. Путников спас только энергичный шаг и немного еды. Итки умудрился найти кладовку какой-то здешней белки, полную вкусных жирных орехов. Но ночевать пришлось в лесу, в специально выкопанной в сугробе траншее на лапнике, им же укрывшись сверху. Очень неудобно, зато тепло.
По дороге в Далатт Хелит наконец-то по достоинству оценила выносливость и живучесть, доставшуюся униэн в дар вместе с божественным огнем. Силы появлялись где-то за гранью обычных человеческих возможностей, когда казалось, что больше нельзя сделать и шага вперед, девушка заставляла себя двигаться, ноги подчинялись и шли дальше. Более того, они с Аллфином умудрились тащить на себе Ранха, которому пришлось хуже дэй’о и униэн.
Но кто-то замолвил словечко за голодных беглецов пред Великими Духами и Владыками Стихий, чтобы снегом запорошило глаза преследователям, не треснул под ногами лед, чтоб в силок попалась куропатка, а под глубоким сугробом красноглазый дэй’о учуял ловчую яму. Разминулись они со стаей волков и подозрительной семейкой бродячих нэсс, благополучно обошли стороной стоянку браконьеров, незамеченными миновали несколько деревушек. Словом, кто-то сильно хотел, чтобы Хелит добралась до своей вотчины целой и невредимой.
Голод и крадущаяся по пятам смерть от холода быстрее, чем все нотации и морали, сделали упрямого Аллфина шелковым и послушным. Он уже не чурался красноглазого дэй’о, а еще через два дня, оказалось, что ближе приятелей в целом мире не найдется. Во всяком случае, Хелит на Мэева племянника нарадоваться не могла. Рыжий малолетка оказался и выносливым, и упорным, и даже добрым. По-своему, конечно.
Но под стенами Далатта Хелит ждало немалое разочарование. Город и окрестности были буквально наводнены солдатами со всего Тир-Луниэна, а над дворцом рядом со знаменем с цветком Пятилистником Кер развевался королевский штандарт. Надо сказать, что Хефейд добросовестно выполнил пожелания владетельницы, потратив лето и осень на восстановление стен, приобретение катапульт и прочие меры обороны. Она как в воду глядела, а теперь и перед Альмаром не стыдно, и город в относительной безопасности. Но само по себе присутствие короля в Далатте сильно осложнило исполнение задуманного. Так просто во дворец теперь не попадешь, это понятно. И разумеется, ир’Брайн тут как тут. Куда ж без него, родимого?
– Надо их отвлечь, – предложил Аллфин.
Хелит с подозрением покосилась на княжича.
– Закидаем стражников снежками?
– Шутка такая? Нет! Я пойду во дворец и потребую встречи с королем. Как наследник Тир-Галана. И пока государь будет удивляться…
– И пока пошлет ир’Брайна лозину резать на розги… – ухмыльнулась девушка. – Тот сразу догадается, что где ты, там и я.
– Тогда надо послать весточку мадду Хефейду, – заявил Ранх.
– Тебя сразу опознают.
– Думайте скорее, миледи, – вздохнул Итки. – А то либо мы замерзнем, лежа на снегу, либо нас заметят.
И жалобно поглядел на Хелит. Кому-кому, а ему-то вовсе не улыбалось добровольно идти в стан униэн.
– Под дворцом есть подземный ход, который ведет куда-то за стены города. Вот если бы найти это место, – вспомнила Хелит. – Один коридор был сырой, значит, вел к реке.
Разговоры о подземельях невероятно заинтересовали Итки, он стал выспрашивать подробнее, докапываясь до мелочей, даже попросил нарисовать примерный план дворца. Дэй’о оказался бóльшим знатоком в рытье ходов, чем можно было подумать. И прекрасно разбирался в защитных ловушках.
– Я был помощником жреца в Драконовом Храме, – скромно пояснил он. – Мне по должности полагалось.
Знания Итки пригодились лишь отчасти, когда пришлось искать вход в подземелье. Полночи излазив по высохшим обледенелым зарослям камышей, они нашли нужное место. В обрывистом овражке, заросшем густым кустарником, который надежно маскировал крошечную пещерку. Риск был огромен и не только из-за возможных ловушек. Подпорки внутри хода могли рассохнуться, и тогда при малейшем неловком движении на лазутчиков обрушатся тонны смерзшегося грунта. Немного поколебавшись, Хелит решила, что отступать поздно. А если честно, леди Гвварин настолько вымоталась, что наплевала на все возможные риски. Перебор получился с опасностями. Хрупкая далаттская дева успела привыкнуть к тому, что ее жизни каждый миг грозят десятки опасностей, она устала бояться. Просто устала.
Впереди шел Итки, следом Ранх, потом Хелит и в арьергарде Аллфин. Хотя говорить «шли» было бы изрядным преувеличением. Скорее медленно ползли на четвереньках, то и дело врезаясь головой в зад впереди идущего. Только это обстоятельство и примирило княжича с его положением. Как бы хорошо он теперь ни относился к Итки, но упираться носом в зад дэй’о… такого уровня толерантности Аллфин еще не достиг.
В подземелье царила вечная сырость, отчего холод стал совершенно непереносим.
– Аллфин! – сказала Хелит зловещим голосом, когда они добрались до тайной гробницы Ридвен. – Хочешь, я тебя кое с кем познакомлю?
– С кем? – испуганно прошептал княжич.
– С одной интересной дамой, – заинтриговала его девушка. – Не пожалеешь.
Второй раз вскрыть погребение оказалось делом плевым. В прошлый раз Ранх просто прислонил сорванную с петель дверь к проему. Саркофаг, накрытый полуистлевшим полотнищем, стоял на прежнем месте, а в нем безмятежно покоились кости древней воительницы.
– Знакомься, юный Джэрэт’лиг, это – Ридвен Ястребица, – объявила Хелит.
Череп с роскошной прической нахально скалился со дна саркофага.
– Привет, старая сволочь, – ласково молвила она, почти с любовью разглядывая свою прародительницу. Ну, почти свою.
Видит Лойс, если старушка смогла из гроба добиться того, чего хотела, то при жизни для нее вообще не существовало никаких преград.
– Почему-то мне кажется, что ты не станешь возражать, если я еще немного пограблю твою гробницу, Ридвен?
С этими словами леди Гвварин без всякого стеснения начала снимать с иссохших фаланг золотые колечки-коготки. Итки искренне восхитился, Аллфин едва ли не до икоты перепугался такого откровенного святотатства, а Ранху было глубоко плевать. У него чудовищно распухли и болели отмороженные ноги.
Казалось бы – носить на пальцах золотые когти не слишком удобно, однако Хелит еще раз убедилась, что Ридвен знала толк в украшениях. Колечки сидели как влитые и совершенно не мешали.
– Можешь звать меня теперь Лара Крофт, – заявила далаттская владетельница обобранному скелету.
– А кто такая ларакрофт? – полюбопытствовал дэй’о.
– Расхитительница гробниц, – пояснила Хелит, жалея о вооружении знаменитой героини.
Два автоматических пистолета ей сейчас бы совершенно не помешали, мягко говоря. Не говоря уж о старом добром пулемете «а-ля Анка», с которым можно было бы разогнать всю армию Чардэйка к лойсовой матери.
– Вы знали, что когти волшебные? – снова поинтересовался Итки.
– Н-е-е-е-т…
Если бы Ридвен была жива и увидела выражение лица Хелит, то, верно, померла бы снова, но уже от смеха.
«Старая стерва! – с восхищением подумала девушка. – Конечно же, она никогда не стала бы носить эти колечки исключительно ради эстетического удовольствия. Накладные ногти в Тир-Луниэне еще не скоро будут в моде. Об этом можно было бы давно догадаться!»
Покойная воительница сумела-таки удивить наследницу своего чародейского оружия. Копье и когти шли комплектом, иначе их не похоронили бы вместе с хозяйкой. Осталось только испытать, как они взаимодействуют. Если наконечник сам по себе стреляет молниями, то что же будет, если взять его руками со съемными «когтями»?
Вполне естественно, что Альмар не стал занимать комнаты отсутствующей хозяйки. В огромном и запущенном Далаттском дворце комнат, комнатушек и комнатищ имелось превеликое множество. Выбирай апартаменты на свой вкус, но не жалуйся на пыль, пауков и кошек. Ибо обилие мохнатых тварей и хвостатых зверюг есть непременный атрибут исконно далаттского гостеприимства, мало чем отличающегося от полного пренебрежения. Оллесовы порядки не изменились с тех самых пор, как здесь подряд две сотни лет правил суровый нелюдимый воин, сумевший отобрать у своего государя самую прекрасную и желанную женщину. Лишь на заре ранней юности Альмар посещал этот город и с тех пор ни разу не нашел в себе сил навестить дом, где прожила последние годы Ллефел. Но война есть война, и на ней нет места трогательным воспоминаниям о неразделенной любви. И все же… Верховный Король, как потерянный, несколько дней бродил по анфиладам дворца, где свистели ледяные сквозняки. То ли пытаясь понять, как могла леди Ллефел променять утонченную роскошь Лот-Алхави на пыльный сонный склеп, то ли ища ответ на мучивший его долгие годы вопрос: любила ли она Оллеса на самом деле или все-таки мстила недоверчивому королю. Ллефел родила мужу троих детей – сыновей и дочь и, согласно официальной версии, не смогла пережить безвременной гибели первенца. А на самом деле? Молчит мраморное изваяние, отдаленно напоминающее своими идеальными чертами жившую здесь когда-то женщину, молчит холодный горельеф на гробнице Оллеса в семейной усыпальнице. Грустно, грустно…
Впрочем, печальным воспоминаниям государь Альмар предавался исключительно в свободное от военных совещаний и заседаний Совета время. Представители всех Домов Тир-Луниэна съехались в Далатт, за исключением лорда Хейнегина, остановившего продвижение войска Ламмина. Альмар, как никто, понимал, насколько уязвим сейчас, когда враг захватил часть Исконного Тир-Луниэна. Пока драка шла в Приграничье, Высокие Лорды смотрели на войну, как говорится, сквозь веера своих женщин, то есть как на нечто далекое и отстраненное. Тем паче Отступник Мэй сам вызвался стеречь рубежи. Но когда Чардэйк начал масштабное нашествие, все вдруг спохватились и всю вину возложили… правильно, на Верховного Короля. На кого ж еще?
Последним в Далатт явился злой, как тысяча дэй’ном-берсерков, Лайхин Волчара. И сразу же, воды не испив, потребовал экстренного созыва Королевского Совета. Мол, отечество в опасности и враг на пороге, так чего ж мы медлим? Альмар не стал противиться. Хотят откровенного разговора – пожалуйста! Только чтоб потом без обид. Хотя, когда это совет заканчивался тихо-мирно и без единой разбитой благородной рожи?
В бывший кабинет Оллеса набилось столько народа, что даже разжигать камин не потребовалось, так густо надышали самые знатные и могучие воины Тир-Луниэна. Кстати, и без вина тоже можно спокойно обойтись. Кое-кто накануне приложился к бочонку вина из запасов леди Гвварин.
Когда Альмар вошел в комнату, шум сразу же стих, присутствующие вскочили, почтительно кланяясь Верховному Королю. Это – хороший знак. Значит, еще не все потеряно.
Король занял место во главе стола и спокойно оглядел собравшихся, его темные глаза скользнули по знакомым лицам. Лорд Гваихмэй – самый старый из Высоких, белый, как лунь, мрачный и вечно раздраженный. Лорд Ольвен – заядлый спорщик, безраздельный господин самой щедрой житницы Тир-Луниэна – благословенной долины Куаль. Красавчик Сайнайс, выглядевший в зрелом возрасте, как юноша-подросток. Горе тому, кто обманется синим сиянием его огромных очей и решит, будто тонкие пальцы не держали ничего тяжелее кубка с вином или кисточки живописца. Обманчива красота униэн. Лорд Сайнайс мог голыми руками убить шестерых легко вооруженных воинов. В его роду вот уже тысячу лет культивировали и развивали искусства рукопашного боя. Ранэль по прозвищу Золотой Лебедь спал на ходу, ведь еще два дня назад он бился с дэй’ном. И со своего места встал с трудом и, сев обратно, тут же положил голову на сложенные руки. Но лучше не обольщаться: дескать, Лебедь дрыхнет и ничегошеньки не слышит. Все он слышит и выводы делает быстрее других. А вот и Орэр’илли всегда готов все поставить с ног на голову, додумать, о чем не говорили, и накрутить себя. Такого мнительного человека еще поискать.
Лорд Сэнхан Джэрэт’лиг молчит и прячет глаза, явно зол и с жестокого похмелья. Он неприязненно переглядывается с Волчарой. За его спиной лорд Тиншер. Тот последний, кто видел Отступника Мэя живым. И в связи с недавними событиями, скорее всего, останется таковым. А к Альмару в сны скоро будут приходить сразу двое братьев Джэрэт’лигов – старший и младший.
– Ну что ж, благородные господа, начнем, пожалуй, наш совет. Раз уж мы собрались здесь в столь ранний час, – молвил король. – Выслушаем же лорда Глайрэ.
Лайхин не заставил себя упрашивать. Он вскочил так резко, что опрокинул стул.
– Войско собрано, ополчение рвется в бой, даже наемники из ангай и те готовы, но мы почему-то не двигаемся с места. Государь дожидается, пока Эйген осадит Далатт или когда ему пришлют голову Рыжего? Я никогда не любил Отступника, скажу прямо, я его и сейчас ненавижу, но сидеть и ждать, пока Верховный Вигил окончательно растерзает Эр’Иррин и все Приграничье, подло!
Альмар нахмурился:
– Лайхин, вы призываете поспешить на помощь Мэю? А ведь он сам вызвался пожертвовать собой ради отчизны и народа.
Ледяные глаза Волчары подозрительно заблестели.
– Государь так настойчиво ждет самопожертвования от всех нас, что, если мы случайно не торопимся, жертвует нашими жизнями по собственной воле и усмотрению, – прошипел он.
Лайхин нарывался, откровенно и без всякого стеснения провоцируя Верховного Короля на скандал.
– Чардэйк выбрал не слишком удачное время, чтобы напасть…
– Для кого неудачное? – перебил Альмара Золотой Лебедь. – Для нас или для них? Не думаю, что хан’анх вкупе с Повелителем такие уж дураки. Это нам повезло, что Мэй все лето держал Чардэйк в Приграничье, и мы сумели вырастить и благополучно убрать урожай.
Раньше он короля никогда не смел перебивать.
– Мы выступим сразу после Дня Безымянных. Это решено! – повысил голос Альмар.
– Кем решено? – взвился Волчара.
– Мною и Советом. Пока вас не было, лорд Глайрэ, нам пришлось решать государственные вопросы. Где вы, к слову, были?
В интонациях государя читался подтекст, заставивший Лайхина побледнеть. Он метнул подозрительный взгляд на Риадда ир’Брайна, молчаливой сумрачной тенью замершего за креслом короля.
– У меня были важные дела, – отрезал Глайрэ’лиг.
– Важнее, чем война с Чардэйком? – ядовито вопрошал Альмар.
Но Волчара не стушевался, как предполагалось. Чего-чего, а решимости ему было не занимать. Он уперся руками в столешницу и подался вперед.
– Помочь даме в час невзгод – обязанность рыцаря и благородного человека, государь. Разве не так, лорд ир’Брайн? Не затравить, заметьте, а помочь и защитить.
Воцарившаяся тишина нарушалась лишь тяжелым дыханием Сэнхана. Все прекрасно поняли, о какой даме шла речь. Сплетни о бегстве леди Гвварин поползли по столице едва ли не сразу. И только неимоверными усилиями агентов Риадда они не успели дойти до Приграничья. А сама Хелит как сквозь землю провалилась. Вместе с сыном Сэнхана.
– Ты видел моего сына, Лайхин? – спросил требовательно тот.
– Как тебя сейчас. Жив, здоров и… невоспитан. Но кто-то… – Волчара сделал многозначительную паузу. – Кто-то выкрал его вместе с Хелит.
– Вот как?! – Брови короля удивленно взлетели вверх.
Он-то полагал, что леди Гвварин уже на полпути в гарем какого-нибудь ангайского царька. Или лежит в канаве с перерезанной глоткой.
– Ага! Именно! Я полагаю, кое-кто знает, где сейчас находится Аллфин и Хелит.
Высокие лорды, не сговариваясь, синхронно повернули головы и посмотрели на ир’Брайна. Даже король. Сэнхан встал.
– Если с моим сыном и невесткой что-то случится… я сожгу тебя заживо, Риадд. И… – Желваки на скулах князя Тир-Галана ходили ходуном. – Мне не нужен Верховный Король, предающий своих друзей и воюющий с невинной юной женщиной.
Альмар ответил самым будничным и спокойным тоном, на какой был способен.
– Ты понимаешь, что твои слова означают мятеж, лорд Джэрэт?
В этот самый миг, когда Сэнхан уже успел открыть рот для отповеди, дверь в кабинет разлетелась на мелкие щепочки. В освободившемся дверном проеме стояла Ридвен Ястребица.
У Риадда ир’Брайна нервно дернулась щека, Сэнхан закашлялся, а Лайхин стал нащупывать под собой опрокинутый стул.
Нет, разумеется, сама воительница не поднялась из гробницы, но ее неистовый дух глядел из светлых ярких глаз леди Хелит Гвварин, прадочери великой королевы. Растрепанная, перемазанная грязью с ног до головы, с шелушащимися пятнами на лице, она тем не менее крепко и недвусмысленно сжимала в руках мерцающее серебристым светом копье, нацеленное в сердце Верховного Короля Тир-Луниэна. Золотые когти на красных распухших пальцах, перекошенные в усмешке потрескавшиеся, кровоточащие губы. А рядом с ней рыжий княжич, обмороженный ангай и жуткий красноглазый дэй’о – маленькая, но непокоренная армия отчаяния.
– Где Мэй? – спросила она у Альмара хриплым простуженным голосом.
– Он в плену, – тихо ответил он, прощаясь с жизнью.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:36 | Сообщение # 35 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 18
Хелит идет на войну
Акстимма
– ТЫ?! – прорычал ир’Брайн, звонко впечатывая ладонь в инкрустированную яшмой столешницу. – Взять ее! – крикнул он ошеломленным стражникам, топтавшимся позади нарушительницы спокойствия.
Не тут-то было. Дворец далаттских владетелей уже был взбудоражен. Стремительное продвижение Хелит к месту проведения Королевского Совета сопровождалось немыслимым переполохом. Поначалу кое-кто даже решил, будто это нападение лазутчиков дэй’ном. Но остановить девушку никто так и не сумел. Для нее не существовало препятствий, начиная от закрытых дверей и заканчивая скрещенными алебардами стражников, которые отскакивали от нее, как капли воды от поверхности раскаленной сковороды. Какая-то невидимая сила отбрасывала здоровенных воинов в разные стороны, словно кожаные мячики для игры в шлой. Ястребица на мелочи не разменивалась, когда выбирала для себя оружие.
– Заткнись! – вскричала далаттка.
Тонкая молния прорезала воздух прямо возле левого уха Риадда. В комнате сразу запахло паленым волосом.
Предупреждение произвело на собравшихся сильное впечатление. Многим вспомнились строки из хроник, тайно гуляющих по всему Тир-Луниэну, где через раз упоминалось сверхъестественное волшебство Ридвен Ястребицы. Ушлые летописцы наперебой твердили, что отчаянная воительница не то купила, не то выкрала секрет всесокрушающего заклинания у Читающей-по-Нитям. Старым хронистам, помешанным на дурацких фантазиях, естественно, давно никто уже не верил. А зря.
– У кого он в плену? – переспросила недоверчиво Хелит.
– У Верховного Вигила, – невозмутимо ответствовал король.
Для Высоких Лордов его слова тоже оказались неприятной новостью. Однако вскакивать с мест, кричать или другим способом демонстрировать свою некомпетентность они не стали. Несолидно как-то, да еще и от женщины с легендарным оружием наперевес можно с легкостью получить молнией в лоб.
Всем несказанно повезло, в особенности Альмару. Причем по двум причинам сразу. Во-первых, Хелит просто не поверила королю, а во-вторых, ее представления о плене ограничивались кинохроникой времен Великой Отечественной и войны в Афганистане. В противном случае, от Королевского Совета осталась бы только груда пепла.
– Ложь! Мэй никогда не сдался бы в плен! Придумай что-нибудь поубедительнее, государь, – жестко произнесла далаттка и добавила, глядя в упор на ир’Брайна: – Только посмей пальцем пошевелить!
– Миледи, послы дэй’ном принесли в доказательство его одежду, – пояснил терпеливо Альмар, не сводя глаз со зловеще мерцающего наконечника. – Наши маги утверждают, что кольчуга и куртка сняты с тела Отступника.
– Это – не доказательство, – не унималась девушка. – Мэй мог… выбросить пришедший в негодность доспех.
– А головы Дайнара и Ллотаса он тоже выбросил за негодностью? – прошипел Риадд.
– И ты ничего не сказал?! – прокричал Сэнхан королю. – Мой брат в плену, а ты молчишь?!
Краска сползла с его красивого лица. Если это правда… если Рыжий попался в руки дэй’ном… Сэнхану не надо рассказывать о том, какая участь ждет его старшего брата.
– Ты веришь? – требовательно спросила Хелит у тир-галанского владетеля. – Ты допускаешь такую возможность? Мэй мог сдаться?
– Я не знаю… – выдавил из себя Сэнхан и отвел глаза. – Его могли захватить тяжело раненным… Морген тоже не собирался сдаваться и свято верил в удачу.
– Когда это стало известно? Когда?
Хелит едва сдержалась, чтобы не проткнуть Альмара насквозь.
– Вчера, – ответствовал король. – Маги всю ночь изучали доказательства.
– И когда ты собирался нас посвятить, государь? – зло бросил Волчара. – После Дня Безымянных?
– Тогда, когда счел бы нужным, – отрезал тот, с трудом сдерживая раздражение и гнев. – Я действую в высших интересах!
– Стало быть, Эр’Иррин пал, – мрачно молвил Золотой Лебедь. – Боюсь, теперь дэй’ном не станут ждать до Дня Безымянных.
– Проклятье! Сколько будут продолжаться недомолвки?! – взорвался негодованием Орэр’илли.
Высокие Лорды подняли такой шум, что у Хелит заложило уши. Разумеется, о судьбе Отступника они думали меньше всего.
– Тихо! – приказала девушка и для острастки хлестанула над головами нобилей ярко-голубой молнией.
С потолка обильно посыпалась штукатурка.
– Я хочу видеть эти ваши… доказательства. Я все равно не верю.
– Зрелище не для глаз женщины, – предупредил Альмар.
Он оказался прав. Слуги принесли кольчугу, уже начавшую ржаветь от крови, и жуткую изуродованную голову, чертами отдаленно напоминавшую Дайнара ир’Сагана. Черные смоляные волосы слиплись от крови, один глаз вытек, без ушей… Хелит сама не поняла, как нашла силы глядеть в мертвый глаз человека, которого помнила живым, зная, что он погиб страшной смертью.
– Дайн…
Она не заплакала. Не получилось.
– Проклятые дэй’ном! Смерть им! – хрипло взвыл Орэр’илли.
– Смерть! – подхватили лорды.
Итки закрыл глаза руками. Сейчас они разорвут его на куски, столько ненависти и бешенства в диком животном вопле разгневанных униэн.
– Что же вы собираетесь сделать для освобождения Рыжего? – спросила далаттка. – Им нужен выкуп? Земли?
В комнате повисло гнетущее молчание.
– Верховному Вигилу и Повелителю Чардэйка нужна ты, моя леди! – звонко отчеканил Риадд.
Злорадству ир’Брайна не было предела. А Высокие Лорды Тир-Луниэна молчали. Даже Сэнхан.
– Ах, им нужна я! Отлично! – заявила Хелит. – Они меня получат.
И развернувшись на каблуках, пошла прочь. Дэй’о, ангай и княжич заковыляли следом. Против ожидания, Аллфин не кинулся в объятия к отцу. Он не мог бросить женщину, которую отчаянно защищал, пусть и вырезанной из ветки глирна палкой. Сэнхан мог гордиться своим первенцем.
Хелит била крупная дрожь. Такая сильная, что она не могла без посторонней помощи вынуть ногу из штанины, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно снять сапоги или пуговицу расстегнуть. Моддрон Гвирис пришлось раздевать госпожу, как маленькую. Она брезгливо отбрасывала в сторону грязные вонючие тряпки и только дивилась отваге былой проказницы и хохотушки, выросшей на глазах у них с Хефейдом. Теперь даже воевода смотрит на девушку с нескрываемым восхищением. Про обычных дружинников вообще говорить нечего – они за свою бесстрашную госпожу умрут безо всякого приказа. Они окружили апартаменты владетельницы живой стеной и приготовились отразить любое покушение на жизнь и покой леди Хелит Гвварин. Даже Сэнхана не пускают. Никого, пока благородная госпожа будет приводить себя в порядок.
Будь на то воля Хелит, она бы просто упала на кровать лицом вниз и зарыдала от усталости и обиды за Рыжего. От злости на короля и его советников у нее и так закладывало уши, а руки чесались разнести весь дворец по кирпичику. Сволочи, сволочи, сволочи! Мэй столько сделал для всей страны, для всех униэн, ангай и нэсс, а они, паразиты наглые, и пальцем не пошевелили, чтобы ему помочь.
– Что с Ранхом? – спросила девушка у моддрон.
– В лазарете.
– А Итки?
– Кто?
– Красноглазый дэй’о.
– Спит на полу возле твоей постели, миледи. Я ему миску с кашей поставила.
Критиковать выбор Хелит никто не осмелился. Наследница Оллеса и Ястребицы, возлюбленная Отступника в своем праве. Хочет, заводит лошадь, хочет – гончую, а пожелает дэй’о приютить – никто не осудит. Вот моддрон Гвирис и относилась к пареньку, как к экзотическому домашнему животному. Пусть себе живет, разве кто возражает? Лишь бы не шкодил.
– Он поел?
– Аж за ушами трещало, – усмехнулась женщина.
– Это хорошо. Передай княжичу Аллфину – пусть к отцу возвращается.
– Непременно, миледи.
«Надеюсь, Сэнхан простит меня», – тоскливо думала Хелит, забираясь в огромную бадью, полную горячей воды.
Аллфин множество раз представлял себе, что скажет отцу при встрече. Мысленно повторял доводы, каждый раз напоминая себе, что обязан держаться с достоинством, не показывать своего страха перед наказанием. Его жажда приключений и славы была утолена. Теперь следовало поступить так, как полагается.
Странное дело. Все, что до сих пор казалось Аллфину пустой формальностью и дурацкими правилами, вдруг обрело смысл и реальную цену. Он действительно виноват, но как сказать об этом отцу, чтобы не уронить ни его, ни своего достоинства? Как верно и недвусмысленно выразить степень своей вины и не скатиться к глупому и никому не нужному самобичеванию?
Княжич высоко поднял подбородок, сделал четыре широких шага от порога комнаты и опустился на одно колено. Взгляд на отцовы руки, скрещенные на груди, и ни на мизинец выше.
– Я – плоть твоя от плоти, я – кровь твоя и продолжение, признаю свою вину. Воля твоя наказывать и прощать, отец мой и господин, – ровным голосом произнес мальчик.
Только так – несколькими суровыми ритуальными фразами, за которыми сокрыты раскаяние, надежда и откровенность.
Сказать по правде, Сэнхан немного растерялся. Он ожидал всего, чего угодно, – истерики, оправданий и даже громогласного обвинения в недостатке родительского внимания. Но только не соблюдения архаичного ритуала, которому Аллфина приходилось учить из-под палки. Но сын Финигаса взял себя в руки, чтобы не нарушить церемонию неуместными проявлениями родительских чувств, и ответил в том же духе:
– Ты – плоть моя от плоти, сын. Я прощаю твой жестокий и необдуманный поступок…
В конце концов, тир-галанскому князю жаловаться не приходилось. Из Галан Мая сбежал взбалмошный мальчишка, а вернулся – мужчина и боец. Именно эти качества увидел он, когда мальчик старательно прикрывал собой спину Хелит, воинственно выставив вперед, точно фамильный меч, жалкую палку. Аллфин настроен был сражаться не на жизнь, а на смерть, невзирая на усталость и страх. А значит, он выдержал испытание на прочность. Пройдет еще немало времени, пока княжич станет достоин своих великих предков, прежде чем научится отвечать за поступки. Но первый шаг в этом направлении он уже сделал.
– Но знай, сын мой, ты будешь примерно наказан, дабы искупить свою вину, – добавил Сэнхан, с горечью понимая, что так никогда и не слышал этой фразы из уст своего отца.
Финигас никогда до конца не прощал своих сыновей, годами напоминая о былой промашке бесконечными упреками.
Проступок влечет за собой покаяние, покаяние – прощение, а наказание ставит точку и покрывает вину – таков естественный ход вещей. Но не для Финигаса.
Сэнхан серьезно и честно пожал руку своему мальчику, признавая за ним право быть услышанным и понятым. Право, которого они с Мэем всегда были лишены.
«Ничего, Рыжик, у тебя в жизни все будет иначе», – мысленно пообещал он сыну.
Все ошибаются в юности, да не все вырастают настолько, чтобы признавать ошибки и искренне попросить прощения.
Холод пропитал Хелит насквозь, точь-в-точь, как мед горбушку белого пшеничного хлеба, забытую в блюдечке с золотым сладким лакомством. Холод проник в каждый капилляр, забрался в каждую клеточку, и казалось, стал неотъемлемой частью плоти. Совсем как золотые когти, которые не удавалось снять с пальцев. Мешать они не мешали, но и привыкнуть к их невесомому присутствию девушка никак не могла. Хотя смотрелось здорово, даже как-то стильно, что ли. Мэю бы понравилось…
Хелит гнала прочь любые мысли о его возможной смерти. Она сказала себе: «Он жив!» – и плотно закрыла доступ любым страхам. Испытанный метод из прошлой жизни. Если она будет бояться, то ничем и никому помочь не сможет. Страх уничтожает, потрошит изнутри, обессиливает, сковывает по рукам и ногам хуже цепей и кандалов.
Когда-то там, в другой жизни, после короткой, но яростной истерики над выпиской из истории болезни, женщина с темными волосами и карими с золотистыми крапинками глазами заставила себя встать с кровати, подошла к зеркалу и, пристально посмотрев на себя, официально объявила войну недугу. Войну на уничтожение: с раком, с жалостью, с ленью, со страхом. Она боролась, честно и бескомпромиссно, и не ее вина, что битва оказалась бесславно проиграна.
Пускай теперь из тусклых зеркальных глубин смотрит на Хелит совсем иное лицо, пусть враг ныне другой, но душа… душа осталась прежней, а значит, она будет бороться. Привычка, знаете ли.
– Хватит валяться, – сурово заявила моддрон Гвирис. – Так вот уснешь в горячей воде и потонешь. Давай я тебя помою.
– Я сама, – вяло воспротивилась девушка.
– Лежи, – ласково мурлыкнула домоправительница. – Справлюсь как-нибудь с твоими костями. Отдыхай и наслаждайся.
О да! То было истинное наслаждение. Самое большее, на что сподобилась Хелит за последнюю дюжину дней – растереться снегом, раздевшись до пояса. Приятного, само собой, в такой помывке мало. А у моддрон такие сильные и мягкое руки, мыло пахнет цветами, а вода горяча в самую меру, чтобы не обжигать, а греть, изгоняя из каждой поры грязь и холод.
– Что же нам делать с твоими волосами, уан? – печально вздохнула моддрон Гвирис.
Волосам и впрямь пришел… как бы это выразиться поприличнее – абзац. Копна длинных роскошных волос перепуталась, слежалась под шапкой, сбилась в колтуны.
– Придется срезать, – решила Хелит и, поймав на себе изумленный взгляд домоправительницы, утешила бедную женщину: – Не под корень, конечно. По плечи.
Моддрон не стала всплескивать руками, а тем более причитать и ужасаться. Это у женщин-униэн не в почете. Жалко, конечно. Таких длинных и пушистых кос по всему Тир-Луниэну бескрайнему еще поискать. Но иного выхода не придумать. Не ходить же благородной деве нечесаной, словно бродячей грязнуле-нэсс.
Так они и шлепнулись на пол – двумя неопрятными бурыми жгутами. Не свои – не жалко?
Зато теперь можно как следует помыть голову и причесаться. А Мэй и без кос будет ее любить. Ну разве что удивится чуть-чуть. Изогнет красивую тонкую бровь, бросит на губы ироническую полуулыбку и скажет что-то вроде: «Это мода теперь такая пошла? Хм… Старею, должно быть».
Лойс бы с ними, с косами, вернуть бы Рыжего. А там видно будет…
Как ни ругалась Гвирис, как ни злилась на «чурбана» и «самодура», но мадда Хефейда в светелку владетельницы допустила. Вернее, была вынуждена пропустить. Хелит сама пожелала говорить с воеводой. Насчет Мэя, разумеется.
– Да уж! Навела ты у нас шороху, красота моя, – усмехнулся тот, присаживаясь в кресло напротив госпожи, завернутой в огромное пуховое одеяло.
Наружу торчали только худенькая девичья мордашка да когтистая ручонка.
– Давно я ир’Брайна в такой ярости не видел. Потешила ты старика, ох и потешила. Мое старое черствое сердце чуть не разорвалось от радости при виде его перекошенной рожи.
– Почему ты не с Мэем? – тихо, но отчетливо спросила девушка.
Хефейд покаянно поник седой головой.
– Так вышло, добрая госпожа. Он сам не пожелал меня видеть у Бобрового ручья. Ужель винить теперь меня станешь?
– Стану, обязательно стану, – жестоко заявила Хелит. – Если не пойдешь со мной Рыжего вызволять.
Воевода вскинул на далаттскую владетельницу круглые от удивления глаза.
– Что за чушь ты порешь, миледи? Я за тобой – хоть куда, хоть к Лойсу в когти, хоть на пирушку к Тэному пойду, и парни мои, все, как один, следом увяжутся с развернутым знаменем и с песней. Но ведомо ли тебе, что легче вырвать душу Бездн, чем отобрать у вигила Эйгена его добычу? Уж не надумала ли ты отдать себя взамен Рыжего? И не думай! И себя погубишь, и его не спасешь!
– Ты видел мое оружие, мадд Хефейд?
– Копьецо у Ястребицы было знатное, – согласился воевода. – Но им целое войско не разгонишь.
– А зачем тогда армия тир-луниэнская? Чтобы обжирать потихоньку далаттских обывателей? – зло бросила Хелит. – Я Мэя в беде не оставлю. Пусть Альмар не надеется.
– Я гляжу, у тебя не только коготки прорезались, госпожа, – со вздохом заметил Хефейд.
– Эти? – девушка продемонстрировала свое приобретение. – Отличная у Ридвен получилась шутка. Во всяком случае, чесаться теперь будет гораздо удобнее.
– Чесаться – да! – рассмеялся невесело старый воин. – Драться с Чардэйком – нет. Маловато будет. Что-то я не помню, чтоб Ястребица одним махом сметала с поля боя армии врагов. Даже если будет за твоей спиной все униэнское войско, ты сама подумай, как найти одного-единственного пленника в Чардэйке? Рыжего давно в Хикмайю отвезли на потеху к Повелителю.
Хелит упрямо сжала губы, но в душе признала правоту воеводы.
– А если захватить хан’анха Эйгена, а потом поменять на Мэя?
– Хм… Плевать Олаканн на вигила хотел. Нового поставит. Ну, разве что Канангу пленить… Спроси у своего красноглазого приятеля, сколь высоко ценятся родственные узы меж самими дэй’ном. Если Повелителю в башку стукнет, то он из сестриных потрохов суп сварит.
И чем дольше говорил Хефейд, тем тоскливее становилось на душе у леди Гвварин. По всему выходило, что Мэю нельзя ничем помочь, а остается лишь ждать и надеяться. Причем надеяться исключительно ради самого процесса, потому что никаких оснований верить в милосердие дэй’ном нет. Хотелось жалобно скулить, как безвинно побитой дворовой псине. Скулить и ползать на брюхе, авось сжалится судьба-злодейка.
– Хеф, что же мне делать?
– С чем? С кем?
– С копьем этим кошмарным, с бедой моей – Мэевым пленом, с государем Альмаром… Веришь – еще мгновение, и я бы его вместе с ир’Брайном насквозь…
Воевода задумчиво подергал себя за толстую косу, пожевал губами, поскреб ногтями небритую щеку, словно запуская мыслительный процесс с новой силой.
– Копье – твое законное наследство, государь наш тоже вроде бы не совсем дурень, чтобы с ним невозможно было договориться, а касательно Мэя… Так я тебе скажу, дева… Чует мое сердце: не все так плохо, как мы думаем.
Девушка выпростала из-под одеяла руку и легонько, чтоб не поранить когтями, коснулась запястья старого воина. Рядом с Хефейдом было так покойно. Почти как возле Мэя. Почти…
– Ты уверен? Ты что-то чувствуешь? Скажи мне, пожалуйста, что ты не врешь моего утешения ради, – с мольбой и тайной надеждой спросила Хелит.
– Не вру, маленькая госпожа, – срывающимся шепотом ответил Хефейд и по-отечески поцеловал владетельницу в лоб. – Ложись спать, а утром все решится так, как ты хочешь.
Сказал просто, не подозревая, до какой степени прав окажется.
Голоса униэн усыпляюще журчали из соседнего покоя, струились в щелочку под дверью, сочились в уши Итки. В кои-то веки дэй’о нормально поел, помылся, переоделся в чистую, теплую и сухую одежду. Вот бы ему теперь спать и видеть яркие сказочные сны, посылаемые Заступницей детям своим в утешение. Но не получалось у Итки ни глаз сомкнуть, ни забыться. Пока госпожа Хелит плескалась, смывая дорожную грязь, он успел не только тарелку с кашей опустошить, но и сгрызть до мяса все ногти на руках. Глупая детская привычка, с которой он всеми силами боролся, насколько это только возможно для дэй’ном, возвращалась с новой силой, едва Итки начинал терзаться сомнениями. Сказать – не сказать? Поверит или не поверит? А главное, помогут ли его знания девушке и ее рыжему князю? Ну как тут заснуть бедному красноглазому дэй’о, когда мучает куча вопросов и ни на один нет ответа?
Не до сновидений было и Верховному Королю Альмару, который безо всякой цели наматывал круги по сильно натопленному покою, маясь от духоты и рискуя окончательно сгубить драгоценный шастский ковер двадцати пяти оттенков синего цвета в хитроумном рисунке. А ведь густой и мягкий ворс предназначался специально, чтобы приятно ласкать голые государевы пятки. Однако же было Альмару совсем не до услаждения чувств. Стены давили со всех сторон, а время, столь щедро отмеренное богами неторопливым униэн, стремительно утекало в никуда, увлекая за собой королевское спокойствие и душевное равновесие. Оставить без последствий для леди Гвварин утреннее происшествие государь не мог, но и обрушить на Хелит всю мощь своего гнева не осмеливался. Кто бы мог подумать, что семя Оллеса и чрево Ллефел породят такое отчаянное существо, способное взять в руки легендарное копье Ридвен? А может быть, правду говорят нэсские жрецы, когда твердят, будто души униэн обречены без конца возвращаться в этот мир? Тогда получается, что дух Ястребицы воплотился снова и Читающая-по-Нитям предрекла смену династий вовсе неспроста. Как теперь, спрашивается, заснуть Верховному Королю Тир-Луниэна, осознавшему собственную обреченность?
– Ито Благая, Всесветлая! Не оставь нас… и в силе своей… брата моего убереги… от нестерпимых мук…
Сэнхан молился впервые за последние пятьдесят лет. Не спал и молился, уронив голову на широкий каменный подоконник. Молился так истово, так исступленно, как будто стояла пред ним сама Перворожденная и Всеблагая и из всех смертных внимала только ему одному. Как не молил Великих Духов со дня смерти Моргена. При одной мысли о том, каково Мэю в плену, Сэнхан начинал задыхаться и плакать. Не взахлеб и подвывая, как делают женщины, а по-мужски – скупо и сдавленно. Его рыжий братец – недосягаемый идеал детства, образец для подражания в юности, опора в бою, защита от отцовского гнева, вечный укор последних лет – сейчас мучился в руках чардэйкских палачей. И никто не в силах был ему помочь. Никто. Даже все тир-луниэнское войско. Даже Хелит со своим чародейским копьем. И это было несправедливо! Несправедливо!
Не спал той ночью хитроумный Риадд ир’Брайн, строя тысячи коварных и далеко идущих планов. Так и не лег в кровать удрученный мадд Хефейд. Пил всю ночь и не пьянел мрачный Лайхин Волчара. Мучился от боли в ногах верный ангайский воин Ранх. До самого рассвета предавалась плотским утехам с красивым офицером тайной службы ненаследная принцесса Кананга; напряженно размышлял над планом грядущего сражения Верховный Вигил Эйген; переводила господские свечки, укрывшись в кладовке и читая захватывающий любовный роман, тонконогая слезливая девица Бессет. До рези в глазах смотрела в увеличительную трубу на далекие звезды Читающая-по-Нитям униэн. Далаттские дружинники всю ночь простояли плечом к плечу, храня покой госпожи. Короче, мало кому удалось поспать этой ночью.
Снег сыпал не переставая. Выл ветер, ему в холмах вторили волки. Скрипели ставни, стонали деревья в саду. Древний далаттский дворец, растревоженный бесцеремонным вторжением чужаков, тоже бодрствовал. Близкая война растравила его долгую и жестокую память. Негромко перешептывались меж собой статуи бывших владельцев – бесстрашных воинов, шуршали тяжелыми парчовыми далматтиками суровые дамы из семейства Гвварин на картинах и фресках, поскрипывали ржавые насквозь древние доспехи, плакали горячим воском свечи…
И только Хелит из рода Гвварин провалилась в сон, едва очутившись в собственной постели. Ее ресницы сомкнулись так стремительно, что чуть не прихлопнули первый из снов.
То был замечательный сон… К Хелит пришел Мэй: простоволосый, в тонкой длинной камизе, с многообещающей улыбкой на губах – только снежная баба не растаяла бы от сладостного предвкушения. Они медленно и осторожно переплели пальцы…
«Люблю тебя! Люблю», – беззвучно шептал он, прокладывая поцелуями дорожку от уголка губ все ниже по шее к ключице, и еще ниже…
Совсем как тогда, в их последнюю ночевку на постоялом дворе у границ Тир-Галана, когда Мэй был так ненасытен, а Хелит настолько бесстыдна, что они даже… Впрочем, какая разница, если двое любят и желают, без конца возрождаясь друг в друге из пламени страсти и самоотречения?
Что может быть лучше, чем заснуть в объятиях любимого, единственного и неповторимого, свернуться клубочком в тесной колыбели его бесконечной нежности?
А потом она увидела своих детей. Они стояли возле больничной койки, глядели на свою изуродованную болезнью спящую мать и пытались не плакать от страха. Обтянутые желтоватой кожей высокие скулы, лысая голова, исколотые тонкие руки, катетеры и капельницы. Кто эта чужая женщина? Это ведь не наша неунывающая мама, которая звонко смеялась, рассыпая вокруг себя золотые колокольчики радости? Правда, Игорешка? Правда, Алинчик. Нашу маму позвали на небо? Наверное.
Пройдет много лет, прежде чем девочка сможет простить себя за то, что в тот последний день перед операцией не пошла в больницу вместе с братом.
И до конца своих дней мужчина – тот самый юноша с тремя тюльпанчиками – будет иногда видеть в толпе родное незабываемое лицо.
Они не забудут и не простят…
Мне сорок лет.
Так много. Так мало…
Любимые ненаглядные лица таяли, стирались, превращаясь постепенно в мерцающие тени, и, сколько она ни звала, сколько ни молила, время безжалостно истребляло последние ниточки, тянущиеся из одной жизни в другую.
Снова сон, как лукавый фокусник, сменил скорбные одежды былого горя на погребальный саван дурного предчувствия…
Хелит увидела себя бегущей по серому речному льду, толстому и неподатливому. Ноги скользили, она падала, потом вставала, опираясь на бесполезную палку, и снова бежала, оглядываясь на темную фигуру преследователя. А тот, казалось, не знал устали, медленно, но уверенно настигая свою жертву. Расстояние между ними неуклонно сокращалось, не оставляя Хелит никаких шансов. До берега, чернеющего гребенкой далекого леса, не успеть при всем желании. Впрочем, спасения нет и там.
Поняв, что больше не может бежать, девушка остановилась и неумело выставила перед собой шест. Это только со стороны могло показаться, что они равны по силам. Невысокий парень с аккуратным хвостиком русых волос, в кожушке, похожий на фермера, неотличимый от десятков тысяч своих ровесников и сородичей. Голубые глаза смотрят спокойно и равнодушно, меч не дрогнет в руке, когда он будет убивать. Убивать и только убивать. Не из ненависти или отвращения – нет! К чему такие сантименты? Всего лишь работа и ничего личного.
Какое-то время они кружили на одном месте. Затем профессиональным отточенным движением парень отвел в сторону шест, сделал ловкую подсечку, и Хелит упала на спину. На лед. Холодный-прехолодный. Девушка пыталась было зажмуриться, но почему-то не смогла, не захотела облегчать убийце задачу. Какой-то бесконечный миг они пристально глядели друг другу прямо в глаза, зрачок в зрачок. А потом лезвие меча вонзилось в горло… Даже ни капельки не больно.
Так у только что убитого телеоператора падает на землю камера, продолжая бесстрастно снимать после смерти хозяина.
Убийца повернулся и ушел. Вразвалочку. В сторону леса. Темный силуэт на фоне серо-белого неба. А она смотрела, смотрела, смотрела, смотрела… пока белый свет не обернулся тьмой… навсегда.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:36 | Сообщение # 36 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Приглашение от Альмара прозвучало, как вызов на дуэль. Юноша в мипарти королевских цветов, небрежно кивнув, сунул в руки скрученную трубочкой записку, перевязанную белым шнурком. В его взоре читалось нестерпимое любопытство и плохо скрываемое презрение – общая черта всех лот-алхавских придворных.
– Вам велено явиться к утренней трапезе, миледи, – пробурчал парень и отвесил на прощание подчеркнуто хамский поклон.
За такое пренебрежение в былые времена Рыжий мог расквасить нос не сходя с места. Так, по крайней мере, утверждал мадд Хефейд, который стал свидетелем постыдной сцены. Но Хелит более всего озаботила необходимость переодеваться из простого домашнего блио в нечто более торжественное, а следовательно, более неудобное, тяжелое и сковывающее движения. С помощью моддрон Гвирис девушка выбрала и облачилась в парадное платье наподобие котарди насыщенно-зеленого цвета с бесчисленными застежками из серебра и бирюзы. Венец владетельницы торжественно лег поверх волос.
– Копье не забудь с собой прихватить, – напомнил Хефейд таким серьезным тоном, что Хелит заподозрила воеводу в банальной подначке.
В тяжелом с волочащимся подолом наряде, не то что копье – лишнее колечко покажется непосильной ношей. Она будет выглядеть донельзя глупо. Но и без защиты идти к Альмару не хотелось. В итоге сошлись на компромиссном варианте – Хелит взяла с собой только наконечник, сняв его с древка. Резной узенький футлярчик, в котором копье пролежало почти тысячу лет, походил на экзотическое украшение.
Завтрак с Верховным Королем – мероприятие официальное и не имеющее ничего общего с простым приемом пищи. Сидят у него за столом только знатнейшие из знатных. Прислуживают им вовсе не простые стольники, а лишь благороднейшие из вассалов. С другой стороны, зрелище душераздирающее – собрание мрачных мужчин, половина из которых жестоко страдает от похмелья, а вторая половина – от недосыпа. А так как по утрам униэн ели что-то вроде пирога из слоев омлета и холодной каши, омерзительного на вкус, а сверху эту гадость поливали острым соусом, то манеры в Большой трапезой зале царили самые чопорные. Когда Хелит вошла, Высокие Лорды в полном составе уже расселись по местам и в ожидании государя уныло созерцали содержимое тарелок. Лайхин откровенно присосался к кувшину с водой (после ночной попойки его мучила жажда) и едва не поперхнулся, узрев пред собой нарушительницу спокойствия.
– Какого?.. – нелюбезно полюбопытствовал он.
– Цыц, ты! – фыркнул лорд Сайнайс. – Милости просим, моя прекрасная леди Гвварин. Нам так не хватало общества благородной дамы, – и многозначительно посмотрел на Волчару.
Предполагалось, что Хелит займет почетное место по правую руку от государя, как хозяйка дома. Но после вчерашнего, кто знает… Она замешкалась в нерешительности.
– Вчера вы были более бесстрашны, миледи. Я не настолько мстителен и мелочен, как может показаться, – негромко молвил Альмар, появившись из-за расписной ширмы, загораживающей вход из гостевых покоев.
Он галантно подал руку и проводил девушку к креслу. Ладонь у государя показалась ей прохладной и шершавой. Пальцы, унизанные перстнями, чуть-чуть подрагивали.
– Что вы сделали со своими волосами? – вежливо поинтересовался правитель.
– Обрезала колтуны, государь, – ровно ответила белокурая дева, с содроганием вспоминая грязно-белый войлок на своей голове.
– Очень жаль. Мне всегда нравились ваши косы, – меланхолично пробормотал Альмар и покосился на футляр возле правой руки Хелит. – Ваши опасения меня смущают. Рыцарю не пристало мстить слабой женщине. – Их величество разве что не мурлыкал, точно матерый черный кот.
– Ешьте, я не собираюсь вас травить, – усмехнулся король.
– Я не голодна.
При мысли о том, чтобы подцепить серебряной ложкой буро-белесый липкий кусок и отправить его в рот, у далаттской владетельницы в желудке начинались спазмы. Право слово, лучше голодной ходить.
– Странно. Фрэй Раудан утверждает, что ребенка вы не носите, отчего же такая разборчивость? Тем более по утрам.
Что ни говори, а торжественный завтрак – прекрасная возможность приватно наговорить друг другу гадостей. Беременность у женщины-униэн – событие столь важное и нечастое, что шутить на эту тему считается верхом бестактности и граничит с оскорблением. Во всяком случае, благородный рыцарь из далаттской дружины, назначенный прислуживать Хелит за столом, напрягся и тяжело задышал.
– Спокойнее, ир’Лайэн! – напомнил Риадд, исполнявший обязанности королевского виночерпия, метнув на воина пронзительный взгляд.
– Обычно страсть, разгоревшаяся меж мужчиной и женщиной, заканчивается рождением ребенка. Я не думаю, что Мэйтианн’илли отказался бы от мысли обрести наследника, – негромко вслух размышлял король.
В свое время Хелит с удивлением узнала, что униэн считали зачатие не столько результатом физиологического, так сказать, процесса, сколько духовным актом, зависящим почти целиком от желания будущих родителей.
– Но, к счастью, ничего такого не произошло, – чуть слышно шепнул ир’Брайн, наклонившись якобы подлить Альмару еще немного вина. – Может, тебе не так уж и хотелось… А?
Хелит, делано улыбаясь, пригрозила советнику пальчиком: мол, шутки могут скоро закончиться, и тогда в ход пойдут когти.
– Не твоя забота, ир’Брайн! Держись в рамках или отведаешь пощечин, – со злой улыбкой сказала она. – Был бы тут Мэй – держал бы язык на привязи? А?
Высокие Лорды, если и чавкали, то очень негромко, поэтому прекрасно слышали беседу слово в слово. Ранэль – Золотой Лебедь начал поглядывать на Хелит с плохо скрываемым восторгом. Он любил дерзких женщин. Волчара поморщился. Он бы и сам надавал ир’Брайну по хребту. Сэнхану, так же как и далаттке, кусок не лез в горло. Он нервно отщипывал крошки хлеба и запивал их сильно разбавленным вином. Тир-галанский князь не ждал от официального завтрака ничего доброго ни в смысле кулинарии, ни по части политических последствий. Альмару всегда нравилось тешиться с жертвами своего недовольства, как коту с мышью. Сегодняшнее мероприятие – не что иное, как ловушка. Знать бы еще – какая.
– Кстати, – обронил вдруг государь, откладывая ложку и опуская руки в чашу для омовений. – Наш общий друг успел сделать вам предложение, леди Хелит?
Сайнайс подавился кашей, а лорд Гваихмэй уронил на пол чашу с вином, забрызгав скатерти.
Хелит медленно повернула к нему лицо и положила ладонь на футляр с наконечником колдовского копья.
– Весьма странный вопрос, государь.
– Ну почему же? Может быть, я сам хотел бы на вас жениться? – заявил Альмар во всеуслышание. – Я упустил свой шанс с вашей поистине удивительной матерью, так отчего же не попытать счастья с не менее прекрасной дочерью? Выходите за меня, леди Хелит. Я могу стать добрым мужем.
«А вот и ловушка», – обреченно подумал Сэнхан. Лорд Тиншер громко хрустнул костяшками пальцев. Давненько Верховный Король никого не удивлял своими выходками. Лорды в гробовой тишине уставились на Альмара и Хелит. Даже Орэр’илли сидел, проглотив язык.
– Раньше надо было думать, государь мой, – спокойно ответствовала леди Гвварин. – При живом суженом звать замуж нехорошо.
Ей почудилось, стены трапезной надвинулись со всех сторон, норовя раздавить дерзкую букашку. С фресок на Хелит смотрели яркими глазами терзаемые животные: драконы, олени, кабаны. А еще казалось, будто умирающие твари оплакивают не свою участь, а судьбу Оллесовой дочери, ставшей вдовой прежде, чем законной женой.
– Живом? – делано удивился король.
– Не нужно Мэя прежде времени хоронить, – чопорно отчеканила девушка. – Вдруг дэй’ном обманули, вдруг он жив? Пошлите разведчиков – пусть доведаются правды.
– Разведка у нас в ведении лорда ир’Брайна. Обращайтесь к нему, миледи.
– Да уж… И проси хорошенько, – откровенно глумился тот. – Не хочется рисковать моими людьми в столь безнадежном деле.
– Если в Тир-Луниэне больше не осталось отважных мужчин и не сыскать смельчаков, то я сама спасу Рыжего. Попытаюсь спасти…
Первым начал смеяться ир’Брайн, громко, на высокой истеричной ноте, словно специально, чтобы Высокие Лорды ощутили всю комичность момента. Поглядите на нее! Полюбуйтесь, милостивые господа, то не своенравная девчонка перед вами – это сама Ридвен Ястребица! Ха-ха-ха! Собралась воевать Чардэйк! Вот ведь смех какой…
Главы Домов ничего особо веселого в требованиях далаттской властительницы не увидели и отреагировали сдержанно.
– Что веселого? – спросил напрямую Золотой Лебедь. – Девица Гвварин хулит нас позорными словами, обзывает трусами, а ты, знай себе, зубы скалишь, в’етт ир’Брайн?
– И верно! – поддержал его лорд Гваихмэй. – Мне Рыжего не слишком жалко, но и ждать, пока хан’анх чардэйкский соберет свою армию в единый кулак, я не хочу. А Рыжий, к слову, никогда не стал бы тянуть с хорошей дракой. Что-что, а Отступник знал толк в военном деле.
– Хочет идти спасать – пусть идет на выручку, – согласился Орэр’илли. – Хватит разводить тут лот-алхавские интриги!
Скандал вышел нешуточный. Высокие повскакивали из-за стола и принялись орать друг на дружку, обвиняя во всех грехах и поминая давние обиды, начиная с детских лет. Все вместе они клевали Риадда ир’Брайна. Об Отступнике, естественно, никто и не вспомнил.
«Что я тут делаю?» – растерянно спросила себя Хелит.
– Подумайте над моим предложением, миледи, – прошептал ей прямо на ухо Альмар, прежде чем разрешил покинуть поле словесной баталии. – Я редко кого зову в жены.
– Скорее ад замерзнет, – ответила она.
Порой голливудские штампованные фразочки из уст «крепких орешков» очень точно отражают суть вещей.
В спальне царил густой серый сумрак из-за плотно закрытых ставен. На дворе все еще буйствовала метель. Хелит грызла зубами рукав платья, чтобы не кричать и в отчаянии не расцарапать себе лицо золотыми когтями.
«Что же делать? Что мне теперь делать? Куда бежать? Кого просить?» Она прекрасно понимала, что теперь не поможет даже копье Ястребицы. Ничто не поможет! Ничто!
– Хелит! Пожалуйста! Хелит…
– Лойс! Как ты меня напугал… – охнула девушка, шарахаясь в сторону.
– Тише, прошу вас, тише. Мне нужно сказать…
– Что?
Пальцы дэй’о впились в ее предплечья с нечеловеческой силой.
– Это страшная тайна. Великая тайна! – горячее легкое дыхание обжигало щеку. – Только молчите. Молчите и слушайте.
Было слышно, как громко стучит его сердце. Тук-тук-тук! Итки не мог ждать. Борьба с самим собой кончилась безоговорочной капитуляцией. Да, он до смерти боялся магии Повелителя и Главного Жреца Драконова Храма, но еще больше дэй’о страшился погубить Хелит и вконец запутался в предположениях и страхах. Но дольше молчать было нельзя.
Тук-тук-тук! Бьется сердце красноглазого изгоя, и каждое слово, с огромным трудом выталкиваемое из глотки, пульсирует на языке, обжигая небо.
Помоги, Заступница! Дай сил и наставь на истинный путь своего несчастливого сына.
– Один раз в сорок семь лет блуждающая звезда Драконье Око поднимается над горизонтом так высоко, что оказывается на том самом месте, откуда сбежала в незапамятные времена – на голове Ночного Дракона, – шептал почти беззвучно Итки. – И только раз в сорок семь лет в Драконов Храм, что стоит на склоне священной горы Тайю, приезжает сам Повелитель Чардэйка. Ночью, в миг Воскрешения Ночного Дракона он совершает ритуальное жертвоприношение во имя грядущих изменений. Кровь жертвы дарует Чардэйку процветание, а магам – силу. Главный Жрец утверждает, что Повелитель, таким образом, меняет будущее всего мира.
Хелит почувствовала, как плывет и качается мир у нее под ногами, как вращается вокруг своей оси планета и летит через бездну пространства и времени свет давно погасших звезд.
– Это случится ровно через десять дней, миледи. В ночь на сорок седьмой день Акстимма он наденет священную корону и пронзит костяным ножом сердце знатного пленника. Ты бы подошла идеально, но теперь… я думаю, на этот раз на алтаре будет лежать рыжий князь Приграничья. Ровно через десять дней. У нас осталось совсем мало времени, чтобы спасти его, миледи. Надо торопиться.
– Ты уверен?
Итки судорожно всхлипнул:
– Госпожа, я не знаю точно… Думаю, через десять дней наступит самая важная ночь для всех дэй’ном и для Повелителя. А рыжий князь, сын Финигаса Неистового в его руках и…
– Я поняла. Десять дней, говоришь?
В полумраке Итки показалось, что глаза Хелит светятся. И руки… у нее были такие холодные руки…
Нельзя сказать, что никто не попытался остановить леди Гвварин. Хефейд пытался. Бурчал под нос, мол, не иначе как овладело девушкой безумие и пора вязать ее веревками да поить успокоительными отварами. Сэнхан тоже старался вовсю, затмив красноречием ораторов древности. Но Хелит лишь поцеловала его в щеку, напомнив между делом, что она уже взрослая и способна отвечать за свои поступки. А еще посоветовала подержать Аллфина взаперти не меньше шестидневия. Чтобы не повторилась предыдущая история с побегом. Даже Волчара и тот попробовал отговорить ее от безумного предприятия, напомнив о месте всех женщин в общем миропорядке. Но Хелит откровенно пригрозила поджарить особо активных на поприще непрошеной заботы о ближних, не посчитавшись с чьим-то возрастом или титулом.
– Ты куда мою Пэрис задевал? – сварливо поинтересовалась она у Лайхина. – Барышнику сплавил?
– На постоялом дворе оставил, – признался тот. – И денег дал на содержание. Лошадка-то неплохая.
– Верни ее Сэнхану, – распорядилась Хелит на прощанье. – А то ведь ославлю как конокрада.
Из вредности говорила, потому что в любом случае не стала бы обрекать породистую кобылу на блуждание в зимних горах. Все равно пришлось бы где-нибудь бросить. Итки утверждал: идти придется по таким узким тропам, что не каждый взрослый мужчина сумеет их одолеть. Сам дэй’о телосложением тянул на худосочного недоразвитого подростка. Сплошные мослы и кости, в чем только душа держится. Естественно, они оделись потеплее, взяли припасов, но никто не верил в то, что леди Гвварин вернется. И почти всех такой вариант устраивал. Не станет Хелит – сойдет на нет гнусное пророчество.
Грустная получилась у далаттской владетельницы армия – она сама да уродец-дэй’о. Хорошо, хоть не приняты средь униэн бессмысленные истерики относительно целесообразности поступков взрослых мужчин и женщин. Каждый вправе сам решать, как ему распоряжаться своей жизнью: жертвовать собой или беречься, отдавать или брать. На то ты и разумное существо, чтобы понимать меру ответственности. И пусть весь Чардэйк, его могущественный Повелитель, Верховный Вигил и тысячи тысяч неистовых дэй’ном даже и не подозревали о том, что Хелит Гвварин объявила им войну, но так оно и было на самом деле. Она не стала кричать в сторону Лотримарских гор сквозь ледяной ветер пресловутое «иду на вы!» и не разразилась высокопарной речью перед строем далаттских рыцарей. Зачем, если все решится не здесь и не сейчас?
Драконье Око неумолимо кралось в родное созвездие. Остальные звезды холодно взирали на происходящее действо, а обе луны так и вообще плевать хотели на грядущее светопреставление. Они проносились по ночному небу, всецело занятые друг другом и своей вечной игрой в догонялки. Бродячая звезда подгоняла путников вперед, не давая им расслабиться и забыть о главной цели. Благо, короткие зимние дни сгорали быстро, точно пересушенный хворост, а долгие холодные ночи курились тьмой неторопливо, как кадильницы ангайских первосвященников.
– Кем была твоя мать, Итки?
– Не помню, госпожа моя.
Белый иней на белых ресницах, воспаленные веки ночного зверька.
– Знаешь ли, кто твой отец?
– Понятия не имею.
– Неужели тебе все равно, дэй’о?
– А что я могу изменить?
У таких, как Итки, не может быть никакой родни, это привилегия благородных. Кто знает, может, он сын какой-то принцессы? Хотя… сомнительно. Тогда его попросту удавили бы еще в колыбели. Он вырос среди отверженных при Драконовом Храме, с самого раннего детства прислуживал жрецам. У них имелась только одна мать – всесильная и милосердная Заступница, за одно только упоминание имени которой жрецы могли заживо содрать кожу с еретика. И неоднократно такое проделывали. Итки просто умел держать язык за зубами. Умел он уворачиваться от тяжелой руки Главного Жреца, а также угождать оному в любой прихоти. Слава Заступнице, старый желчный дэй’фа слыл аскетом и укротителем плоти.
Забавно… Презирающие дэй’о, полноценные и плодовитые сородичи бессознательно подражали изгоям в области сдерживания животных порывов. В особенности служители культа и колдуны. Невозмутимость, дарованная Итки от рождения вместе с молочно-белой кожей, бесцветными волосами и красными глазами, достигалась его хозяином путем долгих медитаций и чтения специальных заклинаний. Не укрощай жрецы без устали свою бешеную натуру – каждое жертвоприношение заканчивалось бы кровавой оргией и поножовщиной.
– Ты не боишься возвращаться? – спросила Хелит на очередном привале.
Дэй’о страдальчески поморщился:
– Боюсь. Но я должен. Заступница учит нас платить за добро добром, а на зло отвечать равнодушием. Чтобы тем самым приумножать милосердие и обуздывать жестокость.
– И у тебя получается?
– Нет. Не всегда. Но когда рыжий князь выкупил меня у бродячих нэсс и дал нож, у него не было никакой причины помогать дэй’ному. Его привела ко мне Заступница. Как же я могу подвести ее?
Определенная логика в словах Итки, несомненно, содержалась.
– Я рада, что ваши дороги пересеклись.
– Так хотела Заступница, – убежденно твердил дэй’о.
Каждый вечер он прежде, чем прижаться к Хелит и забыться чутким сном вечной жертвы, шептал себе под нос слова благодарности своей богине. За не слишком холодный ветер и не чрезмерно глубокий снег, за бледный рассвет и скорый закат, за каждый прожитый день и благополучно пережитую ночь. А еще Итки молил Заступницу о жизни для Рыжего Мэя, и, когда думал, что Хелит ничего не слышит – о ее здоровье и счастье. И только для себя ничего не просил беловолосый дэй’о. У него уже имелось все, о чем только может мечтать такой, как он, – доверие Хелит и нож униэнского князя. Два самых главных сокровища этого мира.
На седьмой день пути, с огромным трудом и риском миновав перевал, Итки осмелился спросить:
– Кто эти дети, которые снятся тебе каждую ночь, моя госпожа?
Скрытничать Хелит не стала:
– Это мои дети. Мои дети из другой жизни.
Но рассказывать историю о смерти и воскрешении не потребовалось. Альбинос понял все по-своему.
– О да! У меня тоже есть другая жизнь. Итки-из-снов тоже когда-нибудь станет отцом. Он уже и невесту присмотрел, – радостно заявил он и охотно пояснил, что Эта жизнь – всего лишь сон Другого Итки и наоборот. – Я не думал, что униэн знают о таких вещах, – с огромным уважением добавил дэй’о.
Путешествие и вправду становилось все больше похоже на сон смертельно больного безумца. Хелит и Итки шли и шли по заснеженному древнему лесу – две крошечные смертные букашки, упорно ползущие по склону священной горы Тайю. Отчего-то мнилось, будто в мире никого, кроме их двоих, не осталось, и не было ни войны, ни любви, ни смерти, а только снег, черные стволы деревьев, низкие тучи, ватная тишина и холод. Дэй’ном знали, что делали, когда прятали святыню в этих суровых краях. Сюда и со стороны Чардэйка-то попасть крайне сложно. Если бы не хрупкий беловолосый дэй’о, то Хелит сгинула бы в одном из скальных разломов, и косточек ее никто не нашел.
А утром 45-го дня Акстимма – Зимника леди Хелит наконец увидела сам Драконов Храм и поняла, что не зря отправилась в путь.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:36 | Сообщение # 37 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 19
Неизбежность страшных чудес
Акстимма
Давным-давно, когда все люди были одинаковы, когда униэн путали с дэй’ном, а нэсс ничем не отличались от ангай, жили на свете драконы. Были они мудры, коварны и любопытны. Такими сотворил их Тот, Чье Имя Непостижимо, в начале всех времен.
Драконы жили сами по себе, ибо у них было все, что нужно для счастья – свобода, небо и вдохновение. Но людям соседство с драконами совсем не нравилось, они завидовали бессмертию, магии и вольности крылатых змеев. А раз завидовали, значит, ненавидели. И однажды люди решили объединиться в единый народ, чтобы сообща изгнать страшных соседей.
Но драконы были мудры, они послали к подножию Престола Того, Чье Имя Непостижимо, – самого коварного из своих собратьев. Он не стал жаловаться на людей. Нет! Дракон поступил иначе.
Он сказал Великим Духам: «В том, что люди столь завистливы, жестоки и лживы, нет их вины. Ибо они обделены божественными дарами. Как же не завидовать, если все они смертны, а мы живем вечно; они ковыряются в земле, а мы царствуем в небесах; они бесталанны, а мы без конца творим красоту? Разве это справедливо?»
Великие Духи устыдились своей жадности и решили исправить ошибку. На поляне Древнего Леса поставили они три большие чаши. Одну наполнили огнем, другую – чистой водой, а третью – медом… На радость драконам, прекрасно знавшим, какова истинная сущность людей и чем обернутся для двуногих смертных подарки, ибо были не только мудры, но и коварны. Что получилось потом, все знают – дэй’ном не смогли поровну разделить содержимое кубков и навеки утратили душевное равновесие, жадные нэсс и ревнивые ангай едва не передрались из-за меда Смерти, а замешкавшиеся униэн обрекли себя на чрезмерно долгую жизнь, исполненную одиночества.
С помощью мудрости и коварства драконы раз и навсегда избавились от угрозы со стороны людей. Но когда увидели они, насколько разными стали двуногие, то не могли устоять перед ненасытным своим любопытством. А когда узнали смертных лучше – поняли, что хоть и горьки оказались Дары Богов, но теперь люди стали чем-то большим, нежели просто живыми и разумными существами. Эту частицу божественного мы зовем душой, которой нет у драконов.
Так поняли крылатые бессмертные змеи, что Великие Духи оказались дальновиднее и хитрее.
И дабы искупить свою вину перед людьми, научили тех четырем Искусствам – песням, магии, любви и войне.
Ибо были мудры.
И дабы отомстить Богам, драконы приобщили людей к четырем порокам – богохульству, предательству, разврату и насилию.
Ибо были коварны.
Сделали они так и улетели в другие миры.
Ибо, прежде всего прочего, они были очень любопытны…
Более всего тайная святыня дэй’ном напоминала знаменитую средневековую гравюру «Вавилонская башня», которую Хелит помнила еще по школьному учебнику истории. Наверное, что-то подобное также получится, если Великую Китайскую стену закрутить в спираль. Исполинское каменное сооружение из массивных стен заслоняло половину неба и казалось абсолютно неприступным, почти монолитным. Могучие контрфорсы по всему периметру, зубцы, бойницы, башни – то ли крепость, то ли тюрьма, но уж никак не храм. Черный каменный монумент ненависти и гордыне – вот что это было такое.
– Как же мы туда попадем? – уныло поинтересовалась Хелит, продолжая рассматривать образец архитектуры дэй’ном. – Там, наверное, кроме жрецов и прислуги, полным-полно охраны, сопровождающей Повелителя?
– Ничего подобного, – заверил ее Итки. – Мало кто в Чардэйке вообще знает о существовании Храма. Даже ближайшее окружение Олаканна, по-моему, не догадывается. Он и все его предшественники всегда прибывали сюда в одиночку. А жрецов здесь только сорок человек, да еще сто десять слуг. Жрецы вообще никогда не покидают внутренних помещений, а слугам разрешено выходить наружу лишь в двух случаях – похоронить жреца и встретить нового претендента на темный балахон иерарха.
Хелит тут же вообразила себе толпу полубезумных фанатиков с мучнистого оттенка лицами и горящими неутоленной страстью глазами, возглавляемых демоническим Повелителем. И ей стало жутко, когда она представила Мэя в такой компании. Воображение рисовало Олаканна некой помесью Дракулы, Моргота и Джека-потрошителя, хотя наверняка выглядел он вполне благообразно. Если убрать ауру кровожадности и призрачные крылья, то дэй’ном в большинстве своем довольно миловидны, можно сказать, красивы немного трагической декадентской красотой падших ангелов. Тот же Итки, попади он в современный мир, вполне сошел бы за перепившего накануне гота или панка.
– Как же они отпустили тебя во внешний мир?
– Интриги, – печально улыбнулся дэй’о. – Среди изгоев они еще опаснее, чем среди благородных. Провинись я перед жрецом, меня бы тут же принесли в жертву, и дело с концом. Но кто-то из рабов тихонечко вписал мое имя в список «порченых» – и все.
– Кто такие «порченые»?
Глаза у Итки стали отрешенными и мутными, почти неживыми.
– Тебе лучше не знать, леди, – прошептал он. – Этого лучше никому не знать. Особенно, для чего предназначены «порченные».
Хелит уже уяснила, что в культуре дэй’ном полным-полно всевозможных жутких ритуалов, от которых самого маркиза де Сада стошнило бы. Поэтому дальше расспрашивать дэй’о не решилась. Есть подробности, в которые и в самом деле лучше не вникать.
– Нам надо отдохнуть, хорошо поесть и выспаться, – предупредил Итки. – Как только стемнеет, мы проберемся внутрь и будем всю ночь идти по коридорам, покуда не доберемся до Святилища. Как раз успеем к началу ритуала. Не бойся, – поспешно утешил он девушку, – Там есть такие ходы, лестницы и галереи, по которым веками никто не ходит. Веками! Нас никто не заметит.
…Но не все драконы улетели в другие миры. Один остался. Ибо он желал познать смысл и значение Смерти. Он поселился в безымянных еще тогда горах, которые мы зовем ныне Лотримар. На самой границе меж землями четырех народов. И всякого проходящего мимо он расспрашивал о смерти.
Все отвечали на вопрос «Что есть Смерть?» по-разному.
Нэсс говорили: «Она – наша Кара за грехи. Наше вечное Проклятье!»
Ангай твердили, что Смерть – лишь Врата в новую Жизнь.
Униэн равнодушно называли ее Неторопливой Госпожой.
Дэй’ном звали Возлюбленной Богиней и вожделели ее, как блудницу.
А Последний Дракон лишь дивился прихотливости восприятия и не верил никому. Ибо был умен.
Тогда он разослал приглашения самым великим мудрецам каждого народа.
Первым приполз на коленях нэсс и униженно молил дракона о бессмертии.
Исполненный презрения крылатый змей его съел.
Затем пришел ангайский муж и потребовал для себя сокровенных знаний в обмен на тайну Смерти.
Дракон в гневе прогнал его.
Следом явился дэй’ном и попросился в ученики.
Бессмертный милостиво согласился.
Не пришел только мудрец из народа униэн…
Итки развел крошечный костер в неглубокой прогалине между деревьев и вскипятил олкар , чтоб запивать сухари. Жирное соленое варево являлось скорее супом, чем чаем. Поначалу Хелит просто воротило от запаха и вкуса напитка, но потом она втянулась и оценила питательность олкара. Две чашки вполне заменяли обед с ужином, сосущее чувство голода тут же исчезало, а холод отступал.
Когда Хелит наконец согрелась и смогла думать о чем-то еще, кроме непослушных от усталости ног и негнущейся спине, она с содроганием поняла, что, возможно, этот день станет последним в ее короткой жизни Здесь. Ведь еще и года не миновало с пробуждения на песчаном берегу Бэннол.
– Я давно хочу тебя спросить… – смущенно сказала леди Гвварин. – Если не возражаешь?
– Спрашивай сейчас, госпожа моя, дальше нам придется молчать, а потом… только Заступница знает, доведется ли нам еще раз поговорить… Так что спрашивай!
Итки имел в виду вовсе не смерть. Он искренне верил в благополучный исход дела. Разумеется, они спасут рыжего князя, потому что Заступница на их стороне. Это же очевидно! Вот только дэй’о нет места рядом с униэн. Чем бы ни кончилась их отчаянная авантюра, Итки придется уйти. Для собственного же блага.
– Скажи мне, Итки, – после некоторого замешательства спросила Хелит. – Каково это быть дэй’ном? Почему вы такие?
Красноглазый нисколько не удивился вопросу. Напротив, он словно давно ждал его.
– Какие? Свирепые и кровожадные?
– Да.
– А разве вы – униэн не бываете ни жестоки, ни беспощадны?
– Бываем. И нэсс бывают такими, и ангай.
Мэй сам признавался, что в отношении дэй’ном не ощущает ничего, кроме испепеляющей душу ненависти и практически неутолимой жажды убивать.
– Значит, дело не в этом. А в чем же? – продолжала Хелит.
Дэй’о не на шутку задумался и какое-то время молчал, не сводя красных глаз с пляшущих язычков пламени. От чего чудилось, будто в глубине зрачков на самом дне горит огонь.
– Когда я сбежал и жил в лесу, то очень часто не мог ночью заснуть. Я садился на берегу Бэннол и смотрел, как в ее текучих водах отражаются звезды и луны, и наслаждался своим спокойствием, нежеланием нарушить тишину и замутить воду. Радовался всему тому, что свойственно дэй’ном, и чего я не ощущаю. Дело ведь не в том, что дэй’ном кровожадны и несдержанны, точно дикие твари. Волки жестоки и могут резать скот просто ради забавы и удовольствия. Но волк, в отличие от моих сородичей, умеет радоваться и быть счастливым. В миг удачного завершения охоты, в любовном беге с волчицей или лежа в высокой траве в час заката, неважно. Волк счастлив волчьей сутью своей и судьбой, и участью. А дэй’ном тяжело и невыносимо даже с самим собой. Не ведают они ни удовлетворения, ни насыщения, не говоря уж о согласии и равновесии. Ты понимаешь, о чем я говорю, униэн? О согласии в себе самом.
Хелит понимала. Очень хорошо понимала.
– Но ты ведь другой, совсем другой.
Итки откинул с лица длинную челку и поглядел на свою спутницу так, словно видел впервые.
– Откуда ты знаешь, какие демоны живут в моей душе, униэн?
– А какие? – тихо спросила девушка.
– Темные, страшные, безумные… Я видел столько ужасного, что иногда удивляюсь, как мои глаза до сих пор не вытекли. И меня лучше не будить перед рассветом, когда сон слишком глубок, чтоб ненароком не выпустить на волю кошмары.
– Так отчего ж ты не бросаешься на меня с ножом? Ни разу не попытался изнасиловать и убить?
Хелит терпеливо ждала, что же ответит дэй’о, долго ждала.
– Я знаю, какое это счастье… желать кому-то одного лишь добра.
Сказал, не скрывая вызова. Мол, попробуй, поспорь со мной и докажи обратное. Если сможешь. Хелит спорить не стала. Зачем?
… «Почему не пришли униэн?» – спросил тогда Дракон.
«Они исполнены гордыни, – заявил надменно дэй’ном. – Ослеплены возможностью жить дольше всех»
«Долгая жизнь – не благо и не подарок, – говорил Дракон. – Нет хуже муки, нет страшнее проклятия, чем долгая жизнь, лишенная смысла и цели, а потому униэн навсегда обречены искать достойную цель и вкладывать смысл в каждое слово и поступок».
«А остальные народы?» – вопрошал дэй’ном.
«Нэсс будут всегда торопиться и жадно копить все, что сумеют заполучить, – знания ли, силу ли, власть ли, веру ли. Зато справедливые ангай сумеют поделить накопленные знания, силу, мудрость и веру», – ответствовал крылатый змей.
«Что же останется на долю дэй’ном? »
«А вам – опередившим всех, но не сумевшим договориться меж собой, предстоит найти путь равновесия, – молвил Дракон. – И то будет самый сложный путь».
«Так помоги нам, о Бессмертный! Сделай нас сильнее, научи быть справедливыми и укажи цель!»
Но Дракон лишь молчал и улыбался, глядя на распаленного страстями и желаниями дэй’ном. Ибо был он мудр и не желал становиться пастухом для целого народа.
«С высоты моего полета вы все одинаково маленькие и хрупкие, но во всех вас есть теперь частица божественной сущности, позволяющая воспарить духом так высоко, как только можно, и дотянуться чувствами и помыслами до Престола Творца».
«Чтобы летать, надобны крылья», – опечалился дэй’ном.
Засмеялся Дракон, засмеялся так, что тряслись горы и реки выходили из берегов, а луны едва не оторвались от небесной тверди, а когда отсмеялся, сказал:
«Ты хочешь иметь крылья, глупый смертный? Ты их получишь! А я погляжу, как вы сумеете ими воспользоваться».
И стало так по воле его…
Сумерки нагнали путников, когда до Храма сталось идти всего ничего, а чтобы посмотреть на верхний край стены, уже приходилось задирать голову. За острые шпили башенок упорно цеплялся звездным крылом Небесный Дракон, готовясь снова узреть дела смертных.
Тут-то и подверглась испытанию на прочность непреклонная вера дэй’о в удачу. Уже перед самой стеной он вдруг ослабел. Итки присел на корточки, обхватил колени руками и уткнулся в них лицом.
Да кто он такой, чтобы пойти против самого Повелителя, против тысячелетнего храма, против всего Чардэйка?! Ничтожный уродливый червь! Солдатская подстилка! Грязное отродье, недостойное жить и дышать!..
– Что с тобой?
Всю дорогу через горный перевал Хелит не уставала дивиться упорству и выносливости своего беловолосого друга. Он сам не унывал и ее поддерживал всеми силами. Откуда только их черпал, непонятно. И вдруг такой срыв.
Хелит села рядом, крепко обняла юношу за плечи и прижала его голову к своей груди. Так же как много раз обнимала и жалела своего ребенка… своего маленького мальчика… свою маленькую девочку. И неважно, что случилось: двойка, разбитая коленка, смерть котенка или несчастная детская любовь. Зачем тогда вообще заводить детей, если их не любить и не жалеть?
– Итки! Пожалуйста!! Миленький! Я тоже боюсь, мне тоже страшно. Но мы уже пришли… поздно отступать… Итки, никто, кроме тебя, не сможет помочь Мэю… Итки!
Девушка трясла его за плечи, пытаясь заглянуть в глаза, достучаться. Она целовала его в иссеченный шрамами лоб, в грязные щеки, в почти бесцветные щетинки ресниц. И звала по имени…
…Когда же тьма неверия уже почти сомкнула пальцы на горле Итки, пришла Заступница. Ласково, почти по-матерински коснулась спутанных волос на макушке и шепнула:
«Посмотри на меня, сынок», – исполняя заветнейшую мечту дэй’о.
Итки с величайшим трудом поднял голову и сквозь слезы увидел…
Да! Она стояла по колено в снегу – пресветлая и благая, синеглазая добрая богиня отверженных.
«Я пребуду с тобой, сынок. Не бойся, мой чистый мальчик! Ничего не бойся!»
А может быть, Итки напутал и принял за нее униэн, его храбрую девушку-озеро, в чьих глубинах жила беда и боль, не меньшая, чем у самого дэй’о. Это уже не столь важно! Главное, он смог победить страх, преодолеть себя.
Он посмотрел в темное небо, на звездного Дракона… возможно, его порадует, что самый ничтожный из народа – его единственного ученика, научился быть сильным и не сдаваться, познал милосердие и благодарность.
– Хелит, ты ведь видишь мои… крылья? – спросил вдруг Итки.
– Вижу.
– Какие они? – Голос его дрожал.
– Они… – Хелит подавилась дыханием напополам со слезами. – Они… прекрасны…
Дэй’о благодарно улыбнулся. Нет, леди Хелит и не думала врать. Его корявые обрубки были совершеннее, чем крылья всех драконов, вместе взятых, а главное… самое главное… в ее глазах, светлых и сияющих, как снежные вершины Лотримара, они и в самом деле были прекрасны.
Как без помощи светильника в кромешной тьме бывший помощник Главного Жреца отыскал замаскированную под сплошной камень дверь, для Хелит осталось загадкой. Но Итки безошибочно надавил на едва приметный выступ камня, и перед ними открылась дыра, дыхнувшая густым запахом плесени и сырости.
– Не отпускай мою руку, – шепнул дэй’о, крепко сжал замерзшие пальцы Хелит и добавил, когда за их спинами захлопнулась потайная дверь: – Дальше мы пойдем молча!
Целую вечность униэн и дэй’о шли по бесконечному темному узкому коридору. Девушка очень быстро утратила чувство времени. В полной тишине и темноте все чувства сосредоточились на кончиках пальцев, касающихся твердой от мозолей и бесчисленных шрамов ладони Итки. Его тепло да размеренное дыхание – единственная связь с реальностью и доказательство существования остального мира.
На самом деле Хелит впервые очутилась внутри культового здания. Не то чтобы в Тир-Луниэне не было храмов или униэн не уделяли внимания Великим Духам. Ито и Лойса поминали в разговоре регулярно и через слово. Однако назвать поклонением или даже религией их отношение к богам довольно сложно. Униэн чтили покровителей миропорядка в праздниках и торжественных церемониях, вроде Права Судии в Сайгэллов день, но не более того. Ни жрецов, ни первосвященников, ни духовенства как такового в обществе униэн не наблюдалось, в отличие от тех же нэсс или ангай. В своих путешествиях по землям Исконного Тир-Луниэна Хелит несколько раз видела аскетичные сооружения наподобие первых древнерусских храмов с округлыми куполами и узкими незапертыми дверями, но без окон – храмы Тэнома – бога забвения, сна и насильственной смерти. Если человеческие страдания, причем любого происхождения, будь то потеря близкого, неразделенная любовь, тоска и разочарование в жизни, становились невыносимыми, то несчастный заходил внутрь и никогда не возвращался. Как мать Мэя. Единственный приемлемый способ самоубийства для униэн.
К Ито Благой Перворожденной – Подательнице Жизни можно было обращаться везде в любой час дня и ночи. А еще в особых местах росли Древа Барраса Щедрого, под которыми частенько справляли свадьбы или заключали деловые и дружеские союзы. Сила Судии частенько воплощалась в виде родников и источников, поэтому об особо проницательных судьях и дознавателях говорили: «Напился из Сайгэллова ручья». Считалось, что где-то на севере, посреди горного плато стоит храм Лойса, но никто, в том числе самые дотошные летописцы, не ведали точного места его расположения. Словом, жизнь теперешних сородичей Хелит была начисто лишена сколь-либо существенной религиозности. Сакральную часть духовной жизни составляли волшебники, культурную – художники, поэты, зодчие и музыканты. И никто не брался толковать простому смертному Высшую Волю. То ли униэн оказались слишком свободолюбивы и самодостаточны, то ли просто не хотели, чтобы кто-то называл себя их пастырями и гнал, точно стадо, в одном ему известном направлении. Боги занимались своими делами, люди своими, и никто никому не мешал грешить и каяться, не грозил карами и не обещал воздаяния.
А еще у каждого из народов имелось по собственной Великой Волшебнице – Читающей-по-Нитям, на чью помощь и поддержку сильно рассчитывала Хелит.
«Вот оно!» – сказал она себе, едва заслышав о блуждающей звезде – Драконьем Оке. Фраза отшельницы Ктали-Руо о потухшей зенице драконьей крепко запечатлелась в сознании девушки.
Есть что-то завораживающее в предопределенности: она по-змеиному гипнотизирует душу-птицу, а когда пробьет роковой час, то мало кто способен сопротивляться неизбежному. Хелит хотела спасти Мэя, но, судя по всему, его спасение было напрямую связано с исполнением одного из условий Ктали-Руо, а следовательно, на шаг приближало к Читающей-по-Нитям, которая могла вернуть Хелит к детям. Но что же тогда будет с Рыжим? Он останется здесь, а она… Змей, кусающий себя за хвост, цепочка благих намерений, ведущих к порогу ада, две стороны одной монеты. И никто не знает, чем кончится не нами начатый путь. Но всегда можно дойти до самого края и заглянуть за горизонт…
Последний из Драконов обучил своего ученика-дэй’ном магии и целительству, механике движения небесных тел и стихосложению, искусству сотворения иллюзий и способам продления молодости, а также многому такому, о чем не должны знать смертные. И все это в обмен на душу, которую Дракон собирался забрать после естественной смерти ученика. Ибо первоэлементы плоти, пребывая в вечном кругу превращений, никогда не исчезают в небытие, и только душа способна познать смысл Смерти.
Поначалу оба сочли сделку удачной, но чем больше узнавал о мире и его тайнах дэй’ном, тем сильнее не хотел умирать. Процесс познания оказался настолько захватывающим, что ученик возжелал бессмертия.
«Прости, но тут я ничем не могу помочь тебе, – сказал Дракон. – Я лишь могу отнять твою жизнь. Сроки могут быть разными, но все вы изначально смертны, по воле Того, Чье Имя Непостижимо».
И тогда дэй’ном задумал изменить будущее, чтобы отсрочить час своей кончины. Он стал постепенно и хитростью выспрашивать о тайнах ритуала у ничего не подозревающего крылатого змея. Ведь грядущее нисколько не страшит бессмертных неизвестностью. И, конечно, не смутила ученика Дракона необходимость кровавой человеческой жертвы.
«Скажи мне, Учитель, как же ты видишь то, что должно произойти, если его еще нет в нашем мире?» – спросил лукавый дэй’ном.
«Глазами. Глаза мои весьма зорки», – рассмеялся Дракон…
Черная кишка коридора кончилась внезапно, когда Хелит уже потеряла всякую надежду. Итки вдруг остановился, долго и внимательно прислушивался к происходящему за стеной, а потом снова нажал какой-то тайный рычаг. Рассветные серые сумерки, сочившиеся откуда-то сверху, чуть не ослепили Хелит. Боги! А ведь они с дэй’о и в самом деле шли ночь напролет без отдыха и остановки.
Итки прижал губы к уху девушки и совершенно беззвучно прошептал:
– Мы во внутреннем круге покоев. Дальше будет сложнее. Будь внимательна и осторожна.
«Сложнее?!» – едва не крикнула Хелит.
Теперь пришлось красться среди теней от одной колонны к другой. Холодный серый камень, покрытый мельчайшей резьбой, стылый воздух, рассеянный неровный свет, зловещие шорохи со всех сторон. Если раньше непрошеных гостей окружала тягостная липкая тишина, то во внутреннем круге пространство было до краев насыщено всевозможными звуками. Негромкими, но навязчивыми, скребущими, стонущими, сиплыми и унылыми. Хелит все время казалось, будто где-то рядом за стеной мучают невидимых маленьких животных, а те плачут, скулят и молят о пощаде. Иногда она ловила себя на мысли, что до сих пор не может до конца поверить в происходящее. Наследница Ридвен в святая святых Чардэйка? Ястребица может гордиться. Если они с Итки останутся в живых, то наверняка станут героями легенды. И если не выживут, тоже.
Несколько раз Хелит отчетливо слышала звук шагов где-то совсем близко. Итки тотчас сильно стискивал ее плечи и зажимал рот ладонью. Или рисовал на щеке крест, что означало: «Замри!», и тогда девушка играла в «Море волнуется – раз!»
Дэй’о научил ее дышать легко-легко, поверхностно и почти неощутимо. Ведь жрецы, всю жизнь проведшие в тишине храма, очень чувствительны к любому постороннему звуку. И малейшее подозрение влечет за собой незамедлительный обыск. Нет, лазутчиков здесь никогда не ждали, а вот если удастся изловить незадачливого дэй’о за чем-либо недозволенным, а еще лучше жреца низшего ранга…
Анфилады пыльных сумрачных залов кончились и начались лестницы, то уводящие куда-то в поднебесье, то спускающиеся к самому центру земли. Лестницы, лестницы, лестницы… ступени большие и маленькие, уводящие то вверх, то вниз. Не путешествие, а сон спятившего курьера.
Мнилось, что поглотило их обоих гигантское чудовище, как библейский кит Иону, и теперь придется бесчисленные годы странствовать по внутренностям каменного исполина, всю оставшуюся долгую жизнь униэн. Идти, и идти, и идти, брести, ползти и сдохнуть однажды, как крысы в темном узком лазе. Лестницы, коридоры, галереи, колоннады, залы… Как ты тут жил, Итки-Снежок? Как рос и мужал в вечном страхе и подчинении, без надежды на освобождение? Как ты сумел остаться чист душой в этом безумном термитнике?
А потом он сказал:
– Вот мы и пришли.
Они нырнули в узкой проход, изогнутый дугой, и, пройдя еще несколько метров, оказались в полукруглой нише, откуда открывался вид на Святилище.
И однажды, когда смерть подобралась к дэй’ном совсем близко и он чувствовал ее холодное дыхание на своих губах, вероломный ученик вырезал глаз у спящего Дракона. Тогда, изнемогая от безумной боли, Дракон взмыл высоко-высоко в ночное небо и метался там, круша небесную твердь в ярости и отчаянии.
«За что ты так жестоко поступил со мной, дэй’ном? Разве не я учил тебя премудростям? Разве не я открыл тебе секреты мироздания?» – вопрошал он.
«Я всегда получаю желаемое!» – смеялся коварный ученик. Он ждал, когда обессилевший Дракон опустится на землю, чтобы забрать и второй глаз.
«Ничего ты не получишь! – прокричал Дракон. – Никогда не преодолеть тебе воли Того, Чье Имя Непостижимо! Никогда не отсрочить час своей кончины! Непомерно высока цена прозрения будет для тебя и твоего народа!» – и сам вырвал уцелевшее око и зашвырнул его так далеко, как только мог. А сам рассыпался звездной россыпью, оставив ученика ни с чем.
Но один раз в сорок семь лет звезда, которой стало вырванное драконье око, воссоединяется с его небесным телом, и тогда владыки дэй’ном творят самые сильные чары, на которые вообще способны смертные маги. Но цена тем чарам – кровь королей, героев, великих воинов и прекраснейших женщин…
«Дорога Сновидений. Легенды и сказания, правдивые и не очень». Сочинение анонима.
Хелит и сама не знала, чего ждала от церемонии жертвоприношения дэй’ном. Может быть, какой-то особенно мрачной атмосферы в затянутом черной тафтой зале, светильников из человеческих черепов, чаш с кровью и распростертых в живописных позах одурманенных девственниц. Настоящий ритуал выглядел гораздо проще и даже в чем-то прозаичнее, но оттого многократно страшнее любой болезненной фантазии.
В относительно небольшом овальном зале, в куполе которого имелось отверстие, находилось два возвышения. Прямоугольный, гладко отполированный камень на одном из них служил алтарем. Все так, как рассказывал Итки: углубление для тела жертвы и желобок, предназначенный для стока крови в белую округлую чашу. Ничего лишнего, исключительно функционально и просто, чтоб не отвлекать Повелителя от главного. Пугающая рациональность, в которой нет места ни жалости, ни сочувствию. Жертва, кем бы она ни была, всего лишь связующая нить между желаниями людей и волей богов. Даже глядеть на алтарь было боязно и неприятно.
Гораздо сильнее заинтересовала Хелит переливающаяся всеми оттенками алого объемная фигура на втором возвышении.
«Что это?» – глазами спросила она, кивнув на дивный полупрозрачный не то кувшин, не то цветок.
– Портал для Повелителя, – ответил Итки одними губами.
«Ловко придумано, – подумала девушка. – Интересно, а у Альмара есть что-нибудь подобное?»
А ведь и верно, зачем ехать через полстраны, привлекать всеобщее внимание, дергать охрану и вообще бросать без надзора столицу и придворных, если можно шагнуть в портал из собственного будуара?
Постепенно в темный зал стали приходить жрецы, одетые в темные широкие балахоны с капюшонами. Сначала они позаботились об освещении, поместив факелы в гнезда на стенах, а потом стали в круг и принялись негромко читать какие-то мантры, спокойно и размеренно, будто на уроке. Сразу было видно, народ к мероприятию готовился серьезно, чтоб все шло гладко и без досадных запинок.
Затем появился и сам Повелитель в длинных белых одеждах, наподобие древнеримской тоги. Он невозмутимо вышел из алого сияния портала, аккуратно пригладил волосы и проследовал к алтарю. Один из жрецов тут же надел Олаканну на голову высокую корону. Даже издали было видно, что она сделана очень грубо, без малейшего намека на изящество и красоту. Обычный обод и множество острых длинных зубцов. Единственное, что притягивало взгляд, – это большой круглый камень размером с кулак взрослого мужчины, вставленный спереди в обод. Изумрудно-золотой, мерцающий изнутри, вспыхивающий яркими искорками – он более всего напоминал живой глаз. Даже черный вертикальный зрачок имелся. Он не просто сверкал – он смотрел по сторонам, оценивал и примеривался. Не зря дэй’ном звали его Драконьим Оком и считали мощнейшим магическим артефактом. Похоже, в легендах гораздо больше правды, чем может показаться.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:37 | Сообщение # 38 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Пока Хелит пыталась рассмотреть камень, в зал на носилках внесли закутанное в белое покрывало тело. Жесткая ткань скрывала его с головы до ног, не давая возможности определить, кто находится под ней.
Олаканн удовлетворенно кивнул и взял из протянутых к нему рук Главного Жреца широкий нож с костяным лезвием.
Тысячу раз прав был Рыжий Мэй, когда утверждал, что сложные и пышные церемонии проводятся невеждами, которые не только сами мало смыслят в истинном предназначении ритуала, но им и сказать-то нечего. Они еще яростно спорили с Дайнаром по этому поводу.
Но в отличие от иных хранителей сакральных знаний, Повелитель Чардэйка точно знал, что и зачем делает. Хелит никогда раньше не слышала языка, на котором он произносил речь, но смысл ее был понятен и так, без всякого перевода. Олаканн просил для своего войска победы в предстоящей битве, он желал раздвинуть границы своей империи до самого моря, он хотел полного изничтожения униэн. И ради исполнения желаемого он отдавал жизнь, кровь и душу жертвы. Драконье Око в небе заняло нужное положение, камень в короне окончательно ожил: задвигался, налился гневом и бешенством, жадно впившись узким пульсирующим зрачком в недвижимое безвольное тело на алтаре.
– Теперь пора! – скомандовал Итки.
Это было то самое незабываемое чувство родом из кошмарных снов, когда нужно бежать-спасаться, а ноги отнимаются, и нет сил сделать хотя бы шаг. Хелит вдруг почувствовала, что не может пошевелиться, не может оторвать взгляда от жертвенного ножа, уже занесенного над грудью Мэя. А в том, что на алтаре лежит именно он, девушка не сомневалась. Это ведь его кровь желаннее всего для любого из дэй’ном, кровь великого воина и будущего короля Тир-Луниэна. Такая жертва обязательно будет принята.
Сознание Хелит странным образом раздвоилось. Она уже бежала к алтарю, раздавая направо-налево удары молний-плетью, одновременно продолжая сидеть в тайной нише, сотрясаемая крупно дрожью.
К действительности далаттку вернул острый запах паленого. Тлели хламиды на жрецах, а сами они отлетали в стороны, точно кегли в кегельбане. Итки бежал следом, стараясь не отставать.
«Значит, все-таки сумела!» – ликовала в душе Хелит.
Сумела победить страх перед волшебством дэй’ном и неверие в собственные силы.
Пожалуй, торжественно-драматичный выход в центр зала с последующим произнесением монолога эпической героини вполне вписался бы в общую концепцию событий, произошедших с Хелит за минувший неполный год, но, как водится, на деле же зачитывать длинный список преступлений Повелителя против человечности у новоиспеченной террористки не было ни времени, ни сил. Не говоря уже о сольном выступлении в стиле Лютиэн Тинувиэль. Да и не тянул зловредный Повелитель Чардэйка на мятежного валу Мелькора. Даже до уровня Саурона недотягивал. Высокий, симпатичный молодой мужчина с аккуратно зачесанными длинными волосами без явных признаков врожденного злодейства на гладко выбритом лице. К тому же массивная корона ему чрезвычайно мешала и натирала кожу на лбу, заставляя все время морщиться и ерзать. Что, в общем-то, неудивительно с таким здоровенным и наверняка тяжеленным камнем. Камень этот светился так ярко, что Олаканн мало что мог видеть перед собой дальше вытянутой руки.
Более того, внезапное и наглое вмешательство посторонних в тщательно спланированный ритуал потрясло короля дэй’ном до глубины души.
– Что такое? – только и успел спросить он, прежде чем, отбросив от себя драконовых жрецов, Хелит испытанным жестом наставила на него всесокрушающее копье. Да так, чтобы острие наконечника уперлось прямо в камень.
– Нож положи, – приказала она. – И делай то, что я тебе скажу, если жить хочешь.
Жрецы, наученные горьким опытом общения с копьем Ястребицы, отнюдь не торопились бросаться Повелителю на выручку. Разбежались и попрятались в темных углах святилища, благо таких мест хватало с лихвой. Но на всякий случай, для особо отчаянных и преданных, буде таковые сыщутся среди служителей кровавого культа, девушка добавила:
– Если кто-то посмеет приблизиться, я убью заложника… э-э-э… Повелителя.
Никогда ранее брать заложников Хелит не доводилось, а потому пришлось пользоваться знаниями, почерпнутыми в голливудских боевиках и подсмотренными в теленовостях.
– Я сказала – брось ножик, – напомнила она королю дэй’ном.
Олаканн от неожиданности разжал пальцы, роняя клинок на плиты пола.
– Итки, развяжи Мэя! Быстро!
Беловолосый склонился над обездвиженным пленником и замер на месте.
– Чего ты возишься? Скорее! – подгоняла его Хелит.
– Хелит… а это не он… – пробормотал изумленный дэй’о.
– Как это – не он? – не поверила леди Гвварин. – А кто?
– Кан… кан…
Не отводя оружия от заложника, Хелит взглянула на алтарь и тоже потеряла дар речи. На алтарном камне специально в углублении для тела жертвы в белом саване лежала ненаследная принцесса Кананга. К счастью, без признаков сознания. Пока что.
– Так… А где же Мэй? – гневно поинтересовалась у Повелителя Хелит.
Сам факт принесения в жертву единокровной сестры ее почему-то вовсе не взволновал.
– Кто?
– Мэйтианн’илли Джэрэт’лиг, сын Финигаса, князь Приграничья, Отступник Мэй, если тебе так больше нравится.
– Не знаю, – растерянно пробормотал Олаканн.
– Не ври мне, дэй’ном! – зарычала Хелит. – Он в плену у Верховного Вигила!
Темные глаза Повелителя из миндалевидных стали абсолютно круглыми. И по величине, кажется, сравнялись с камнем в короне. Стало понятно, что Олаканна новость потрясла не меньше, чем спасителей Рыжего.
«Отлично! – подумала тут же девушка. – Обменяю Повелителя на Рыжего».
Чего только не придет в голову под действием адреналина.
– Пойдешь со мной, скотина безрогая, – заявила она королю дэй’ном. – Посмотрим, как высоко тебя ценит твой хан’анх. Руки вверх!
И что самое удивительное, Олаканн действительно поднял руки.
– Хелит! – крикнул вдруг Итки, пытаясь предупредить о новой опасности.
Это пришла в себя несостоявшаяся жертва. Кананга одним сильным движением отшвырнула от себя тщедушного дэй’о, вскочила ногами на алтарь и возмущенно уставилась на Хелит. Точь-в-точь, как Ленин на буржуазию. Так любила говаривать покойная бабушка, благополучно пережившая все войны и революции XX века.
– Ты?! – взвыла принцесса.
Наверное, в представлении дэй’ном ритуальное убийство ближайшей родственницы – вовсе не повод для сильных обид, потому что Канангу потрясло вовсе не собственное недвусмысленное положение жертвы, а неожиданное появление униэн в самом сердце Чардэйка. Скандал, да и только!
И на этом шутки, как это часто бывает в самый ответственный момент, кончились.
Повелитель Чардэйка не был бы Повелителем, если бы не умел мгновенно отреагировать на любые изменения, касающиеся его жизни. Едва почуяв растерянность незваной гостьи, он тут же попытался вырвать из ее рук копье. Сначала ударил сверху, а потом дернул. И то ли чародейское оружие не потерпело такого обращения, то ли Хелит перепугалась до полусмерти, но копье неожиданно взорвалось в руках у униэн. Молния, вырвавшаяся из кончика острия, угодила прямо в сверкающий камень на лбу Олаканна.
Повелитель не успел даже закричать. Наверное, сердце его еще билось, когда голова вместе с короной почернела и обуглилась. Плоть сгорела, металл начал плавиться, а камень почернел и лопнул, брызнув осколками.
Хелит отбросило в сторону, но копье она так и не выпустила.
– А-а-а-а! Око! – заверещала на весь Храм ненаследная принцесса. – Драконье око!
И бросилась, как рассвирепевшая тигрица, на убийцу своего брата, в слепой жажде прикончить девку-униэн, погубившую только что самый могущественный артефакт дэй’ном. Хелит попробовала метнуть молнию в Канангу, и тут выяснилось, что чудеса закончились. Пресловутое наследство Ястребицы оказалось вещью в каком-то смысле одноразовой.
Незадачливую «диверсантку», еще не пришедшую в себя от потрясения, принцесса так приложила спиной об пол, что у Хелит начисто вышибло дыхание. Хрупкая на вид дэй’фа обладала силой борца сумо и хваткой росомахи. В порыве ярости она решила задушить девку Рыжего. Вот когда пригодились золотые когти Ридвен. Нет, ими удобнее всего было не столько чесаться, сколько драться. Стоило Хелит вонзить их в спину Кананге, а затем полоснуть принцессу по щеке, чтобы та ослабила хватку и отпустила полузадушенную девушку. И пока колдунья выла и каталась по земле, держась за окровавленное лицо, униэн отползла в сторону.
– Бежим!
Итки не стал досматривать, чем кончится поединок между двумя благородными дамами. Он поволок Хелит за собой к порталу. Вслед им летели вопли разъяренной дэй’фы. Кананга пыталась колдовать, но, к счастью, ей мешали раны. Жрецы тоже вспомнили, что в их Храме творятся безобразия, артефакт погиб, ритуал нарушен, а виновники бегут от наказания.
– Прыгай! – отчаянно крикнул Итки.
– Куда?! А Мэй!
– Прыгай! Спасайся! В круг прыгай!
Дэй’о схватил ошеломленную леди Гвварин в охапку и буквально втолкнул в столб ледяного пламени портала.
Полет вне времени и пространства по хитрым сопряжениям магического портала сравнить оказалось не с чем. И даже назвать полетом бесконечное падение в черную вращающуюся бездну было бы сложно. Разум спокойно, как бы со стороны, наблюдал, как извивается, корчится и заходится в зверином вопле ужаса беспомощное тело. Разум продолжал хладнокровно просчитывать вероятность того, что она выпадет из портала где-нибудь в столице Чардэйка прямо в покоях Повелителя. А тело в это время орало, брыкалось и рыдало. И надо сказать, разум его очень даже понимал. Неизвестность и страх доведут до истерики кого угодно.
Падение-полет продолжался так долго, что Хелит успела подумать о своих обеих жизнях, пожалеть себя, Мэя, а главное, спокойно проанализировать все случившееся в Драконовом Храме.
Последний кусочек мозаики встал на свое место в сложном узоре напряженных раздумий Хелит. А она-то все время не могла понять, почему с ней все ЭТО приключилось. Да очень просто. До смешного просто. Если смертный, пусть даже Повелитель целого народа, вмешивается в естественный ход вещей, то его надо остановить. И тоже руками смертного существа. Для того и призвали Великие Духи душу умершей женщины, чтобы сделать ее живым оружием. Что богам жизнь, что им смерть, если на кону целый мир? И тогда в ход идут пророчества и духи предков, магические артефакты и короны царств земных. В Лойсов день рождается рыжий мальчик, обреченный на страдания со дня появления на свет. Солнечным осенним днем матери двоих детей ставят страшный диагноз… Пешки, обычные пешки в божественной игре.
Из Тьмы они с Итки упали в Свет. Яркий, ослепительный, белый, как снежное поле, такой же бездонный и бесконечный, как синее небо над головами беглецов.
– А-а-а-а-а-а-а! – истошно орал дэй’о на высокой ноте, выпучив глаза и разрывая голосовые связки.
Хелит испуганно огляделась и тут же подхватила его истошный вопль.
– А-а-а-а-а-а!
Они сидели посреди снежной целины, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, а с обеих сторон прямо на них неслись две армии.
– Униэ-э-э-э-э-э-э! – кричали бегущие воины под разноцветными знаменами Тир-Луниэна.
– Д-э-э-э-э-э-э-й! – вторили их враги, устремившиеся навстречу.
Ревели трубы, свистели стрелы, лязгало и звенело железо, ржали кони, вопили люди. Еще несколько мучительных мгновений, и, когда прольется кровь, свершится великое жертвоприношение. Во имя будущего. На радость всем коварным и любопытным, ибо мудростью здесь и не пахло.
А в центре всего этого ужаса двое беззащитных – дэй’о и униэн – прижимались друг к другу в безнадежной попытке спастись.
Словно вернулись в мир те времена, когда все люди были одинаковы, когда униэн путали с дэй’ном, а нэсс ничем не отличались от ангай.
И Смерть парила над ними, огромная, могучая и ненасытная, как дракон.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:37 | Сообщение # 39 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 20
Make love not war!
Акстимма
Зимой темнеет быстро. Вроде бы только-только рассвело, и вот уж снова сумерки, плавно перетекающие в ночь. Лучшего времени для разведывательной вылазки не придумаешь. В неясных тенях легко проскользнуть незамеченным мимо вражеских дозоров. Но на этот раз разведчики вернулись слишком быстро.
– Они уходят! – доложил Мэю запыхавшийся Наввано. – У каждого костра самое большее по трое сидят, а половина палаток пуста. Колонна уже спустилась к переправе!
Эр’ирринцы не стали выть от восторга. Каждый понимал, что ничего хорошего эта новость не сулит. У Чардэйка есть цели и поважнее упрямой крепости, он собирает армию в кулак, точнее в два мощных кулака, чтобы одновременно ударить по Тир-Луниэну и выпустить свои армии наконец на оперативный простор. Хан’анх Эйген очень сильно рассчитывает вернуться в Приграничье после победы и если не добить Эр’Иррин, то уморить голодом.
Теперь Мэю предстояло решить, что делать дальше. Одно ясно: оставаться и ждать, чем кончится поединок между Тир-Луниэном и Чардэйком, все равно что ждать неизбежную, хоть и отсроченную смерть.
Рыжему на размышления самой судьбой было отпущено совсем немного времени, и он в полной мере прочувствовал каждый миг, отделяющий одну смену дозоров от другой. Тщетно искал князь какое-то промежуточное решение, безболезненный выход из сложившегося положения хотя бы для своих людей. Не было его. Не было!
В конце концов Мэй собрал всех, кто был способен стоять на ногах и держать оружие в руках, во внутреннем дворе. Всех своих фиани, отважных мужчин и сильных женщин, униэн, ангай и нэсс, дворян и простолюдинов, прирожденных землепашцев, волею случая вынужденных научиться ратному делу, и потомственных воинов. Ему отчаянно хотелось сказать этим измученным людям что-то воодушевляющее, что-то по-настоящему мудрое, что-то, способное вдохновить на подвиги. Например, толкнуть прочувствованную речь со ступеней паласа при рваном свете коптящих факелов об их любимой родине, о земле, породившей столько красоты, о великолепных городах и тихих сонных селениях, о щедрых садах и плодоносных нивах. Напомнить имена героев, отдавших жизнь за свободу Тир-Луниэна, и деяния великих королей… Наверное, это стоило сделать, чтобы дать им ощутить себя частью истории, частью легенды. Со стороны все смотрелось бы драматично и даже красиво.
Возможно, так поступил бы кто-нибудь другой, только не сын Финигаса, лучше всех знающий цену героизму и самоотверженности. А цена эта всегда чрезмерна и неоправданно высока.
Поэтому Мэй сказал просто и коротко:
– Сейчас мы перебьем тех, кто остался в лагере, а потом отправимся следом за войском хан’анха. Медлить нельзя!
Часть эр’ирринских воинов выбралась из замка потайным ходом и напала на спящий лагерь дэй’ном, сея смерть и панику, а когда переполох в стане врага достиг пика, в Эр’Иррине, опустили мост и открыли ворота, выпустив два десятка всадников во главе с Рыжим. Они-то и довершили разгром, не пощадив никого. Но радоваться было рано.
Оставив Ллотаса удерживать замок, Мэй с этими двумя десятками конных поторопился догнать арьергард дэй’ном. Невелика подмога, но Рыжий словно чуял, что все же сможет пригодиться Тир-Луниэну. Двадцать рыцарей – это мало и несерьезно, но зачастую малая сила, приложенная в нужном месте, решает судьбу великого сражения. Мэйтианн’илли знал об этом не понаслышке.
«И все-таки, что бы там ни болтали злые языки, именно моя заслуга в том, что Тир-Луниэн серьезно и по-настоящему не воевал почти пятьдесят лет», – думал Альмар, проезжая верхом мимо строя солдат. Его доспехи ярко блестели на солнце, притягивая к себе все взгляды. Сталь и пурпур – так красиво. День вообще выдался великолепный. Синее небо, белый снег и черный жирный мазок сожженного дотла Эльясса между белизной и синью. Городок пылал всю ночь, освещая поле грядущей битвы, чтобы униэн загодя могли видеть и ужасаться приготовленной к бою мощи Чардэйка.
Кому надо, тот увидел, а если кто и ужаснулся, то оставил впечатление при себе. Есть ли смысл мучиться страхами и сомнениями, если все жизни и смерти сочтены и поделены между Лойсом и Тэномом? Будет день, а там посмотрим, чья возьмет. Во всяком случае, такие настроения царили в лагере униэн.
Верховный Король Альмар, к примеру, пригубив на сон грядущий пару глотков галанского, отправился почивать скорее рано, чем поздно, и спал сладко, как невинный младенец. Ему снилась Ллефел.
Альмар и раньше не спешил идти впереди собственного войска, почитая такое показушное геройство излишеством. Он собирался возглавить одну из решающих атак.
Ветер трепал тысячи маленьких четырехугольных флажков, прикрепленных к спине каждого воина Тир-Луниэна, вне зависимости, униэн это, нэсс или ангай. Флажки шелестели, словно листья деревьев в густом лесу – тихо, но слитно. Звук напряженного ожидания скорой бури.
– Они идут, государь, – сказал коннетабль Эйтлин ир’Гнэйд, привставая в стременах и прикладывая к глазу увеличительную трубу.
Тогда Альмар развернул своего гнедого, поднял его на дыбы и отсалютовал мечом неведомо кому. Может быть, самому Тэному.
– Смерть им! Смерть! – во весь голос прокричал гарцевавший рядом Золотой Лебедь, и клич его подхватили сотни, нет, тысячи надсаженных глоток.
– За униэн!
– Уни-э-э-э-э-э-э!
Сначала сделали залп лучники, потом второй и, наконец, третий. Земля вздрогнула и застонала.
Два войска кинулись навстречу, точно обезумевшие цепные псы, чтобы впиться в глотку и рвать друг дружку в клочья. По снегу тяжеловооруженная конница дэй’ном не пошла, так же как и униэнская, пустив впереди себя пеших прокладывать дорогу. Чтобы потом вонзиться в уязвимое место и взрезать один из флангов пехоты всесокрушающим клинком, метя в сердце врага.
С грохотом и воем две армии сшиблись, и тогда небо над эльясским полем кузнечным молотом обрушилось на сражающихся, разбрызгивая в разные стороны кровавые брызги. То началось великое пиршество Смерти. Никто никого не собирался щадить, пленных ни униэн, ни дэй’ном не брали, а потому пики, копья, дротики, алебарды, топоры, шестоперы и мечи вдоволь испили крови обоих народов, а на десерт вкусили нэсских и ангайских черепов да кишок.
– Эх-х-х-хей!!! – кричал лорд Гваихмэй, круша любимым моргенштерном окруживших его со всех сторон чардэйкских ландскнехтов. – Бей! Убивай! Эге-ге-е-е-ей!
И прежде всякой помощи успел уложить вокруг себя множество вражеских солдат.
Лойс раздери! Он был так рад. Хуже нет, чем тихо чахнуть возле очага без возможности погибнуть с честью на поле брани, как отец, дед и прадед.
Страстное желание старого лорда сбылось лишь спустя час, когда ловкий дэй’ном сумел попасть наконечником копья в прорезь шлема. Кто знает, может быть, Гваихмэй умер счастливым?
– Государь! Пора! Самое время! – кричал ир’Брайн, по случаю битвы закованный в вороненую сталь.
– Пусть Орэр стоит на месте! – отрезал Альмар. – Пошли к нему гонца! Что бы ни случилось, Орэр будет стоять! Он – наш основной резерв.
– Но конница…
– Риадд, вот посмотришь, их кони увязнут в низине. Там теперь не снег, а болото. А развернуться им негде.
Альмар говорил так уверенно, что ему внял бы, наверное, и сам Финигас.
«Нет, старый негодяй не поверил бы даже собственному сыну!» – подумалось вдруг ир’Брайну.
Видя, как прогнулся под напором Сайнасовых копейщиков левый фланг Чардэйка, Альмар решил, что настало время показать себя в бою. Он пришпорил гнедого и возглавил атаку. Вал конницы скатился с невысокого холма и над ним реял королевский штандарт.
– За короля! А-а-а-а-а-альма-а-а-а-ар! – взорвалась диким воплем пехота.
– Поднажмем! За мной! За мной! – весело орал лорд Сайнайс, кидаясь в самую гущу сражения, не давая дэй’ном развернуть строй.
Вот он-то совершенно не собирался умирать. Напротив, изящный синеглазый лорд намеревался отправить в бездну как можно больше дэй’ном и выйти победителем, а потом вернуться в родной замок и сделать своей жене еще одного ребенка, а лучше сразу двоих. Чтоб наверняка!
«А еще дострою этот распроклятый мост через Тайр, – думал Сайнайс, разрубая от плеча до бедра молоденького вражеского офицера, – и затребую с управляющего поместьями полнейший отчет, – решил он, уворачиваясь, как вьюн, от совершенно убойного выпада пикой. – Дурит, не иначе дурит меня, старый пес. Да! И старшую отправлю в Лот-Алхави, – решил он проявить твердость в отношении отроковицы-дочери, вспарывая живот наемнику-нэсс, – к тетке. Пусть себе мужа там присматривает».
– Вперед! Вперед! – прокричал азартно он.
И в этот миг на Сайнайса упало солнце.
Мэй схватился за голову, застонав в голос, словно тяжко раненый. Его отряду пришлось сделать небольшой круг, чтобы форсировать Бэннол. К тому же они задержались, громя приотставший обоз дэй’ном. Не проходить же мимо такого лакомого куска, который можно вырвать из ненасытной пасти Чардэйка?
И теперь с вершины поросшего редким сосняком холма Рыжему открылась почти вся панорама сражения и маневр униэн.
Это была ловушка. Классическая ловушка хан’анха Эйгена. Точно так же он разбил армию ангайского короля Дгерона, а до него шастское войско при Бро. Выманить обманным маневром основную часть конницы и подставить врага под магическую атаку. Верховный Вигил пускал в ход боевых магов очень редко. Но весьма метко. И никогда не считался с потерями среди своих, которые были неизбежны.
– Альмар! Альмар! Стой! – кричал изо всех сил Рыжий, понимая, что за воем, скрежетом и грохотом его никто не услышит.
Верховный Король Тир-Луниэна скакал навстречу собственной гибели. Правда, он еще не знал об этом. Да и толку с того, что Мэй все видел и все понимал? Он ничего уже не мог сделать. Только обрушить удар возмездия на богомерзких колдунов, которые уже сотворили и пустили волну ядовитого огня и на какое-то время стали обычными смертными. Уязвимыми и практически беззащитными.
– Уничтожить! – прорычал князь.
Их было всего двадцать, но они неслись вперед, как океанская волна. Двадцать рыцарей Эр’Иррина, успевших познать позор бегства и отчаяние осады, сумели поразить Чардэйк в самое уязвимое место. Они смели малочисленную охрану и ворвались в ставку обессиленных на время колдунов. Униэн топтали магов конскими копытами, рубили наотмашь черепа и протыкали насквозь, кромсали на куски, били влет арбалетными болтами. Убивали, убивали, убивали, убивали…
Слишком хорошо они знали, как сейчас, в этот самый момент, умирают их братья по крови: страшно, в муках и дикой агонии, умоляя пресечь страдания, заклиная о смерти. Так умирал Верховный Король и князь Тиншер, и еще полторы сотни лучших воинов Тир-Луниэна.
– Месть! За короля!
– За короля-а-а-а-а-а!
– Убивай!
Их было всего лишь двадцать. Но ударили они страшно, прямо в спину дэй’ном, сея в сердцах врагов ужас и панику. Этот вопль подхватили уцелевшие после магической атаки униэн и снова бросились в бой.
Мэй пробивался к Альмару, надеясь на какое-то особенное чудо. Но на этот раз небеса и боги оставались глухи. Рыжий не рубился так озверело, даже когда рвался на выручку к отцу. Он сам не мог понять, отчего появилась такая уверенность, но твердо решил спасти Альмара во что бы то ни стало. Потому что, если тот умрет…
Отыскать в месиве из обгорелых тел государя оказалось делом непростым, но Мэй его нашел. Еще живым.
– Альмар!
Видит Ито Всеблагая, видят боги, в этот момент Мэй забыл обо всем, что разделяло их долгие годы. Обиды, подозрения, недомолвки, сплетни, зависть и недоверие – все исчезло. А остались только детская дружба и память о тех ослепительно счастливых годах, когда они с Альмаром верили друг другу, а тень платинового венца не перечеркнула доверия и радости.
Последние капли жизни утекали из короля, когда он открыл глаза и пристально, почти сурово, посмотрел на Рыжего. Темные от боли очи на фоне полуобугленного мяса, в которое превратилось его красивое гордое лицо. Черная кровоточащая щель, образовавшаяся вместо рта, раздвинулась:
– Л-л-л-лле…фе…л… – смог прошептать Король, прежде чем Благая и Пресветлая Ито милостиво освободила его душу из агонизирующего тела.
У Тир-Луниэна больше не было Верховного Короля.
– Я бы на твоем месте не радовался прежде времени, Мэйтианн’илли! – раздался за спиной Рыжего до рвоты знакомый голос.
Воистину, Эйген превзошел сам себя по части внушительности и самоуверенности. Чего стоили только доспехи, инкрустированные золотом и яшмой, высокий шлем с ярким плюмажем. Словно не в бой шел, а на высокий официальный прием во дворец к Повелителю. Понятное дело, грязный, забрызганный кровью Рыжий выглядел на его фоне чучело чучелом.
Мэй молниеносно развернулся и встал в боевую стойку, защищая собой тело мертвого короля.
– Ты же его ненавидел! – искренне удивился Эйген. – К чему такие жесты? От Альмара уже не убудет, а мне приятно насадить его голову на пику.
– Смотри, чтоб твою никуда не нацепили, – мрачно посоветовал князь-униэн.
– Дерзко! – хмыкнул вигил, нацеливая на того острие меча.
Собственно говоря, поле боя не располагает к долгим беседам. Удивительно, как они вообще сумели услышать друг друга, прежде чем скрестили клинки.
Эйген сразу оценил силу и мастерство Рыжего. Враки, не был сын Финигаса безумцем и берсерком. Он дрался спокойно и хладнокровно, выверяя каждый выпад по самым высоким канонам. Мэй ни разу не позволил противнику занять выгодную позицию, заставляя без конца защищаться. За исключением единственного случая, когда появилась возможность контратаковать. Которой вигил тут же и воспользовался. Эйген ударил коварно, снизу, метя в пах. Этот удар мог оказаться смертельным, но был парирован. Никто из смертных ни смог бы отбить такой удар. Никто! Кроме Рыжего Мэя, князя Приграничья.
А тот лишь злорадно заржал и сплюнул кровью точно в центр нагрудника вигила. Дикая ярость в тот же миг затопила сознание дэй’ном. Он уже не контролировал себя, изнемогая от желания развалить надвое ненавистного Рыжего. На что, собственно, тот и рассчитывал.
Удара, которым Мэй достал Верховного Вигила, тот не увидел. И уже понимая, что в лицо ему летит тонко свистящая сталь, хан’анх успел рефлекторно закрыться щитом. И ошибся. Боль ослепила. Низким жестоким ударом Рыжий рассек ему бедро. Эйгена отбросило назад. Тут-то ему наконец повезло. Верховного Вигила спасли трое безвестных пехотинцев, двое из которых были самые что ни на есть дэй’о. Это они не дали Рыжему прикончить Эйгена. Все трое пали один за другим, но вигила успели оттащить под защиту строя.
К своему искреннему удивлению, лорд Сайнайс выжил после магической атаки. Его задело самым краем, а потом дэй’ном приняли его за мертвого. Выглядел он, конечно, чудовищно – закопченный, что твой окорок, без бровей и ресниц. Но вполне боеспособный и подвижный. Девять поколений воинов в роду – это не шуточки.
– Не мой сегодня день, – бодро заявил он Рыжему, даже не слишком удивившись неожиданному появлению князя в гуще сражения. – Срочно бери командование на себя! Орэр ждет в резерве!
Потеря Верховного Вигила ослабила войско Чардэйка гораздо сильнее, чем униэн – утрата Альмара.
Мэй подхватил королевскую хоругвь и вскочил на Сванни. Пусть видят – все под контролем.
– За короля!
– ля-а-а-а-аа-аа-а! – подхватили его истошный вопль воины.
И все, у кого имелись глаза, увидели, что у знаменосца алые, как кровь, волосы.
– Финига-а-а-а-а-с! – кричали одни в исступлении.
– Мэ-э-э-э-э-эй! – отвечали другие, узнавшие Рыжего.
То было знамение. Если угодно, знак победы! С Финигасовым сыном они победят, как побеждали с легендарным отцом.
Кабак – он везде кабак. Хоть в Нафарре, хоть в любом из семи Шастских Кангатов, хоть в самом Тир-Луниэне преславном. Здесь пьют, жрут, блюют и блудят взрослые матерые мужики во всякий час дня и ночи, круглогодично, индивидуально и коллективно. На то он и кабак, чтоб спускать деньги на вино и лапать девок. И уж совсем грешно обойти сторонкой гостеприимно распахнутые двери заведения, когда кошель полон сладко звенящим серебром, и так не терпится похвалиться перед каждым собутыльником своими славными подвигами. Война ведь только-только кончилась, и не чем-нибудь, а победой. И какой победой! Будет о чем рассказывать внукам-правнукам. Спросит когда-нибудь любопытный постреленок у своего героического деда о битве при Эльяссе: мол, верно ли пишут в книжках аль брешут бумагомаратели всякие? Было али не было? А дед шваркнет по столу кулаком и скажет авторитетно: «Было! Не сумлевайся!»
Высоким он был, выше всех присутствующих почти на целую голову, широк в плечах неимоверно, и только совершенный безумец решился бы задирать такого детину. Редко когда средь нэсс рождаются настоящие богатыри. Чтоб на груди кольчуга лопалась от напора мускулов, а на его двуручник вообще без содрогания нельзя глядеть. Прямая дорожка такому в наемники. Ни один униэнский князь не откажется от крепыша-нэсс. И хоть на вид наемник казался молод, но ратное дело знал без обмана. Иначе не носил бы парень перевязь под стать рыцарю и меч с клеймом известного мастера. И, разумеется, не поил бы ради минутной блажи весь кабак вечер напролет. У ленивых да неумелых деньги не водятся.
Поглядишь на такого, аж завидки берут. Право слово!
– Силен ты пить, паря! Ох и силен! Куда тока лезет? – заявил один из любопытных, но не шибко денежных посетителей, коими полнится каждая корчма.
Богатырь окинул добродушным взглядом собеседника. Ничего особенного, парень как парень. Вроде как приятный на вид, и на вора не похож.
– Тебе-то какое дело до моей глотки, землячок? Мои деньги! Хочу пью, хочу гуляю, хочу друзей угощаю! – пробасил он.
Приблуда воодушевился перспективой отведать пенной влаги на халяву и решительно подсел к столику наемника.
– Так угости, коль богат. Боги, они ж делиться заповедовали.
А тот и не возражал.
– Ладно, землячок! Выпей за мое здравие, я седня не жадный.
Хмельной наемник звонко шлепнул медной кружкой о столешницу с такой силой, что чуть пополам не развалил могучее творение столяра. Силушки-то немерено, вон какие плечи отрастил.
– Эй, хозяин! Мне и моему другану новому – по три кружки пива! Да гляди, не разбавляй, лойсов сын!
Подавальщики тотчас метнулись к стойке.
Торопись, чашник, торопись! Наливай полней и не жалей крепкого ангайского пива для честного солдата-победителя, злобных дэй’номов поборителя. Чтоб они все передохли!
– Люди говорят, тебе за подвиги дарован надел земельный на том берегу Бэннол? – деликатно спросил любитель дармовщинки.
Голубые его глаза смотрели на благодетеля, по меньшей мере, восторженно.
– Бери выше, землячок! – гордо вскинул подбородок наемник. – Я теперь – человек обычая!
– Чего?
– У, деревенщина! – поморщился мóлодец, но снизошел и пояснил. – То есть рыцарь князя Приграничья. Всамделишный рыцарь. В законе то бишь.
– Вона как! – поразился его собеседник.
– А то!
– Дык, ты ж того… нэсс по крови. Простолюдин.
– И чего теперь? – набычился новоиспеченный благородный рыцарь. – Меня сам Рыжий Мэй к присяге привел. Чуешь? И не за просто так, а за подвиг на бранном поле.
В кабаке установилась преисполненная жгучей завистью тишина.
– Опа! И чего за подвиг ты такой совершил?
– Униянку спас от смерти. И нечо таращиться, точно на голую бабу! Чистую правду говорю. Далаттскую владетельницу сохранил для Рыжего, уберег от дэй’номского меча, заслонил от стрел, – объявил наемник громогласно. Чтоб все слышали и боле не переспрашивали.
– Да ты расскажи толком-то, чего там приключилось на Эльясском поле, а то ведь слухи ходют разные, – не унимался голубоглазый.
– А ты не слушай, – отмахнулся богатырь. – Брешут поганые людишки, все брешут. А дело как было-то… Да ты пей, землячок, пей. Я расскажу тебе, как дело было. А вышло вот как. Стоял я, аккурат, по правому флангу, но не совсем, чтобы справа, а ближе к центру. Причем, заметь, землячок, в первом ряду.
– А не боязно было? – охнул любопытствующий, не забывая сделать хороший глоток из кружки.
– Боязно, спору нет, зато чести больше. Ну, значица, стою я, стою, жду, когда отмашку командиры дадут. Тут трубы взревели, и краем глаза вижу вспышку яркую. Точно солнышко крохотное полыхнуло или звезда с неба упала. Ну, все побегли, а я-то впереди всех, и прямиком к тому самому месту припустил, где заприметил вспышку.
– А там?!
– Не перебивай! Прибегаю и вижу – девка-униянка и пацаненок дэй’номский. Она в него, как кошка в свого кошененка вцепилась, орет благим матом и собой, стал быть, от дэй’номов прикрывает. Ежели я хоча б чуточку опоздал, ихний громила обоих бы на пику наколол, как рыбешек на острогу. Ну я его и приложил по-нашенски – секирой по черепушке. Полбашки долой снес. Видит Тэном, любо-дорого посмотреть было, как мозги его в разные стороны разбрызгало. Девка как заорет пуще прежнего, мол, спаси нас благородный воин. Да только меня просить было не надобно. Само получилось. Налетели со всех сторон злые бестии, я давай отбиваться, а тут и братушки мои подоспели. Девке бы в сторонку отползти, так у нее в ноге стрела торчит. А у дэй’номеныша ваще в трех местах по стреле. Не уйти им, свои затопчут без всякого злого умыслу.
– А ты чего?
– А я чего, я дал команду в круг стать, чтоб ни одна собака близко не подобралась. А дэй’номы все лезут и лезут, точно им у той девки чем-то намазано. Униянка орет, пацан ее хрипит, кровища хлещет, и тут зарево ка-а-а-ак полыхнет.
– Ого! И чего это было?
– То магики чардэйковские по нашим врезали, да прямо по королю. Там, конечно, и своим досталось. Огонь и яд не выбирают, кого косить. Но то было с левого флангу, а мы с другого краю пристроились. Ох, чего-то в глотке пересохло.
Герой эльясского сражения залихватски опрокинул в горло очередную кружку, крякнул и продолжил свою повесть, тем паче что слушателей у него прибавилось. Почитай, все, кто в том кабаке был, вокруг собрались.
– А дальше-то чего было, дальше-то, – теребил его собутыльник.
– Дальше, зема, совсем худо нам пришлось. Дэй’номы слабину почуяли и сызнова навалились. Началась тут страшная сеча, какой не было со времен Мор-Хъерике. Рубили мы их бердышами и дубасили моргенштернами, а они лезли и лезли, что твои тараканы, ежели в щель кипятку ливануть.
– А униянка?
– Девка-то ничего. Я ее своим щитом закрыл, а она мальчонку к себе прижала и тихо так подвывала. Оно ж понятное дело, бабе на войне делать нечего.
– Так как же ты ее признал-то?
– Да кто ее признавал-то? – удивился нэсс. – Они мне все на одно лицо. Где мне отличить? Баба себе и баба. Мордаха грязная, лохматая, вся в кровище. Это потом уже, когда погнали дэй’номов, словил я униянского паренька и носом в ихнюю девку ткнул. Хотел, стал быть, дальше бежать. Парень тот, лишь увидел девку, сразу же своих кликнул, а тут и Рыжий появился.
– И каков он?
– Каков? Как все мы были – вот каков. Волос – да, красен, а так грязный, мокрый, кровью залитый. Девку на руки взял да понес.
– А ты?
Наемник лишь плечами пожал:
– Ничего. Уж было развернулся своих парней догонять, а мне униянин другой – черноволосый, глазастый такой и говорит: «Найди меня, Дайнара ир’Сагана – княжьего человека, в лагере, обязательно найди». Ты, говорит, подвиг совершил, спасши благородную и отважную женщину – далаттскую леди, и тебе за храбрость положена награда. Во как!
– Ух! Повезло тебе!
– Это верно! – ухмыльнулся нэсс. – Какой дурак от награды-то откажется? Я этого Дайнара сыскал на следующий день. Чтоб, стал быть, не забылось обещаниеце.
– Разве унияне чего забывают?
– Так и этот не забыл. Отвел меня к самому Рыжему, все честь по чести, грит, вот он героический нэсский воин по имени Черпак. Ну и пошло-поехало. Князь не стал жадничать, браслет серебряный дал и совершил омаж надо мной. Так что теперь я рыцарь со своим манором.
А люди слушали и завидовали рубаке-наемнику, его необыкновенному везению. Кто ж знал, что девка-униянка так дорога Рыжему? Посетовали, поцокали понимающе языками, да и вернулись к мирным и приятным развлечениям – пиву, костям и девкам. А чего? Самое оно!
Любопытный же голубоглазый паренек, так упорно донимавший везучего наемника, куда-то быстро заныкался, словно и не было его никогда. Кого спроси, никто его личину не сумел бы опознать во второй раз. Шибко неприметный хлопец оказался.
Кто бы мог догадаться, что паренек лил не столько пиво в рот, сколько чужую похвальбу в уши. Ибо, вернувшись в казарму городского гарнизона Далатта, бдительным дневальным ни в чем недозволенном заподозрен не был, тем паче в пьянстве. Он спокойно разделся, улегся на узкую койку и почти сразу же заснул сном истинного праведника.
«Ничего-ничего, – сказал он себе, прежде чем уснуть. – Торопиться некуда. Пусть леди Хелит окрепнет, пусть почувствует себя в полной безопасности. Рано или поздно она окажется рядом – беззащитная. И вот тогда Чужой не промахнется».
Он знал, что в Чардэйке сейчас царит хаос. Принцесса Кананга и Верховный Вигил яростно дерутся за власть. Ему там делать пока нечего. Но чуть позже хан’анх Эйген, безусловно, оценит хорошо выполненный заказ. Смерть леди Хелит будет прекрасным аргументом в споре с ненаследной принцессой. Короче, всему свое время. Особенно умирать.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:38 | Сообщение # 40 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Стрела в ноге – это больно. Очень, очень и очень больно. И когда она попадает, и когда ее вытаскивает лекарь, и потом в процессе заживления раны, тоже ничего хорошего. Сотрясение мозга – это чертовски неприятно. Рвота, головокружение и постоянные головные боли не способствуют бодрости тела и духа. А если добавить для полноты картины вывихнутую лодыжку, рассаженные до кости колени и локти, рваную рану на скальпе, по громадному фингалу под каждым глазом и содранные ногти, то самочувствие Хелит менялось от очень плохого до хреновей не бывает. Это если вкратце. И пусть на униэн все заживает, как на кошках и собаках, вместе взятых, но от этого ж никому не легче.
Полный покой, предписанный безвестным, но впечатлительным врачевателем, домочадцы соблюдали в буквальном смысле слова. Все посещения моддрон Гвирис свела до трехразового приема пищи и перевязок, а из-за добавляемого в питье сонного отвара Хелит почти все время дремала. И если поначалу это пошло исключительно на пользу здоровью, то чем дальше, тем тягостнее становилось день-деньской лежать в полном одиночестве и созерцать трещинки в штукатурке на потолке. К тому же подобное времяпрепровождение сильно напоминало онкологическое отделение.
Мэй, временно возведенный Советом Домов в ранг высшего военного вождя, громил армию вероломного Нафарра, дабы остальным союзникам Тир-Луниэна впредь не повадно было. Скупые весточки от него приходили редко и нерегулярно. В основном Рыжий справлялся о здоровье и просил беречь себя. Далатт и так стерегли пуще всякой королевской сокровищницы, а Хелит ничего ровным счетом не грозило, кроме неимоверной скуки и возведенного в закон безделья. Мэй мог спокойно себе воевать и не терзаться понапрасну. Ему так было проще.
Все, что произошло с того момента, как они с Итки выпали из портала, не то чтобы стерлось из памяти, но казалось подернутым каким-то туманом или дымкой. Хелит так отчаянно пыталась спасти дэй’о, что совсем позабыла сказать о смерти Повелителя Олаканна. Когда Мэй нес ее полуживую через поле в лагерь, в промежутках между обмороками Хелит все пыталась объяснить ему, сообщить главную новость, обрадовать, можно сказать.
– Молчи… ничего не говори… прошу тебя… – шептал он сиплым срывающимся голосом.
Память цепко хранила гулкое биение его сердца, размеренность быстрых шагов и предельно сосредоточенный взгляд. Наверное, если бы понадобилось, то Мэй дошел бы до самого Лот-Алхави. Но, к счастью, таких подвигов от него не потребовалось. А понадобилось исключительное терпение и немного хладнокровия. Причем срочно. Целителя к Хелит Рыжий волоком волок за ногу прямо по земле, когда ему показалось, что тот медлит с оказанием помощи.
Перед тем как вытащили стрелу, девушка снова вспомнила о своих приключениях в Чардэйке.
– Я ж Олаканна убила, – устало пробормотала она, робко трогая Рыжего за плечо. – Честное слово.
Но что Мэй посмотрел на нее как-то странно, он как раз срезал с ее ноги наполненный кровью сапожок, и сказал нечто вроде:
– Как это мило с твоей стороны. Очень кстати.
А может, ничего он не сказал, а лишь ругнулся? Дальше ее вырвало на макушку склоненного лекаря, и недавняя сумасшедшая эскапада показалась чем-то малосущественным по сравнению с отвратительным самочувствием.
Вот всегда так бывает, стараешься, стараешься, а в итоге – ни денег, ни славы, не говоря уж про здоровье.
А потом ушел Итки.
Просто взял и ушел, а Хелит узнала об этом только через несколько дней. Спросила у моддрон Гвирис про него, все ли в порядке с дэй’о. Может, хочет в гости зайти, проведать? А в ответ услышала:
– Ушел твой красноглазый.
– Как ушел? – не поняла девушка.
– Невмоготу ему стало в униэнском городе жить. Каждый норовит задеть хотя бы словом. Вот и ушел подальше, – пояснила домоправительница.
Хелит тут же вспомнила, что она здесь владетельница и госпожа, приказала звать мадда Хефейда и уже у него затребовала отчета:
– Куда он ушел? Почему отпустили? Отчего со мной не поговорил и не попрощался?
На что воевода ничуть не смутился.
– Отвечу строго по порядку, уан. Ушел он в заповедный лес Лаэг-Форойт, там ему будет и спокойнее, и удобнее, и со всех сторон лучше, чем в Далатте. Итки хоть и дэй’о, а человек хороший. Негоже держать его при себе, как ручного волка. Далатт для него чисто зверинец – мучение и неволя. Ты разве такого для него желала?
Разумеется, ничего подобного Хелит для Итки не хотела. Она сама ломала голову, как достойно отблагодарить своего друга за все, что он для нее сделал.
– Не печалься о дэй’номе, уан, не тревожься. Я ему дал все необходимое для обустройства на новом месте, не сомневайся. Все честь по чести: инструмент всякий нужный, провизии столько, что до лета хватит, лук хороший, стрел два колчана, чашки-плошки, одежду крепкую и новую, сапог две пары. Не пропадет твой Итки, – ободряюще усмехнулся Хефейд. – Мы еще завидовать его вольности будем.
– А почему не попрощался?
Взор воеводы исполнился немой грусти.
– Хелит, ему ведь тоже тяжело. Не хотел душу себе теребить и тебя расстраивать, конечно. Вот придет весна, ты сама к нему в гости съездишь. Не в открытую, само собой, но тайно, чтоб поменьше народу знало. Ни к чему такие вещи афишировать. Дэй’о – не лучшая компания для княжны-униэн.
– Ага, – пробурчала она. – Как Олаканна идти воевать, так подходящая, а как помочь и защитить – так негоже.
– А куда деваться? – вздохнул мадд Хефейд. – Ненависть, обоюдно лелеемая веками, за три дня не исчезает. Такова жизнь.
Хочешь не хочешь, а пришлось Хелит согласиться с доводами далаттского воеводы. Он не лукавил, говорил, как есть – голую и неказистую правду. Никакие подвиги не заставят униэн возлюбить хотя бы одного из Полуночных. Простить и забыть пролитую за века непримиримой вражды кровь тоже не выйдет.
Один зимний день сменялся другим, Хелит быстро выздоравливала, каждое утро просыпаясь сильнее, чем накануне. И если бы не тягостные кошмары, которыми полнились ее сны, все бы ничего. Снился Повелитель Олаканн с драконьим глазом между черными провалами обугленных глазниц, снилось Эльясское поле, снились одинокие и страдающие дети, снилась собственная смерть на льду от руки молодого нэсс. В итоге Хелит не выдержала и попросила у моддрон Гвирис полчашки сонного отвара на ночь, от которого сны не снятся вообще, а проваливаешься в черную пустоту до самого утра. Главное, не переусердствовать с отваром.
Зима уже кончалась, сезон Акстимма подходил к концу, когда, проснувшись на рассвете, Хелит встретилась глазами с Мэем. Он сидел на полу рядом с кроватью. Не слишком удобно, зато можно спокойно наблюдать за спящей девушкой.
– А вот и ты…
– А вот и я, – согласился Рыжий.
Он успел загодя сбрить щетину и умыться, чтоб спросонок не пугать своим зверским видом любимую. Чтоб ей было приятно с ним целоваться, потому что в планах Мэя было нацеловаться с Хелит за все время разлуки до обморока, до изнеможения. Надо сказать, что план пришелся ей по душе настолько, что леди Гвварин потребовала немедленного приведения его в исполнение, с непременным последующим расширением повестки дня и углубленной проработкой всех ее восхитительно-желанных пунктов. Видит Ито Благая, они честно заслужили чуть-чуть радости.
Метель мела весь день, засыпая Далатт по самые крыши, а древний город чутко сторожил покой этих двух, обреченных на хрупкое и непростое счастье любить в час испытаний. И до самого вечера никто из обитателей дворца не осмелился постучать в двери господских покоев.
На излете зима от щедрот своих одарила Хелит и Мэя чудесными днями, проведенными наедине, вдали от тревог и бед остального мира, душой и телом принадлежа только лишь друг другу и больше никому. Наверное, у всех влюбленных настает такой дивный час, когда все складывается к их пользе и радости, когда каждое слово обладает особым смыслом и значением, каждый взгляд ласкает, а каждый жест бережет.
Они отчаянно торопились наверстать упущенное и успеть получить от жизни столько счастья, сколько уместится в человеческом сердце.
Хелит пришлось рассказать обо всех своих странствиях, начиная с момента, когда в Галан Май нагрянул ир’Брайн. Униэн не придерживались правила: «О мертвых хорошо или ничего», но хулить покойника дурными словами Мэю совсем не хотелось. Счастливые всегда великодушны и склонны прощать. Он слушал спокойно и внимательно, если надо, уточнял детали, но ни единым словом не упрекнул Хелит в безрассудстве и недальновидности.
– Видишь ли, – задумчиво сказал он как-то. – Мы все порой совершаем такие несусветные глупости, творим совершенно невообразимые безумства и столько раз бездумно подвергаем себя риску, что я редко когда берусь судить чужие авантюры. Своих хватает. Есть ли смысл корить тебя за то, что ты сделала, сейчас, когда минуло столько времени?
– Ты на редкость хладнокровен, – улыбнулась Хелит.
– Я на редкость опытен во всем, что касается безумных поступков, – заверил ее Рыжий.
– А я как подумаю, что могло статься, так мороз дерет по коже: повстречать диких зверей, замерзнуть насмерть, нарваться на разбойников, нас с Итки могли поймать дэй’ном… да мало ли еще чего могло случиться. Словно то не я была, – честно призналась девушка.
– Пожалуй, все гораздо сложнее, – проворчал задумчиво Мэй. – Если, как ты говоришь, все было предопределено, если Боги призвали нас из разных миров и времен, то я не думаю, что они не смогли бы убрать с твоей тропы стаю голодных волков или отвести взгляд грабителям. Предопределенность – довольно непростая штука.
Они частенько валялись на волчьей шкуре возле очага в одном нижнем платье, наслаждаясь теплом и близостью, ели засахаренные в меду фрукты, понемногу цедили вино, целовались. Словом, делали все то, что обычно делают любовники, оставшись наедине. И разговаривали, естественно. О прошлой жизни Хелит, техническом прогрессе, о драконах, королях и разных странах, об истории и современности, о всяких приятных мелочах и о своих чувствах. О чем угодно, кроме будущего. Мэй решительно изгнал из мыслей любое напоминание о предстоящей встрече с Высокими Лордами, где будет решаться судьба престола Тир-Луниэна, а Хелит постаралась забыть о неизбежном визите к Читающей-по-Нитям. И какое-то время они оба успешно справлялись с этим непростым делом. Стоило затуманиться зелени Мэевых глаз, как на помощь приходили руки и губы Хелит, быстро отгоняющие тревогу. В конце концов, какой мужчина устоит пред откровенными ласками и обжигающей нежностью? Рыжий не менее решительно боролся с печальными улыбками, задумчивыми паузами в беседе и особенно с крошечной морщинкой между бровями. Своими методами.
Однако же неумолимая судьба нашла тропинку в занесенных снегом полях и своей настойчивостью разрушила их сказочный терем спокойствия.
Проснувшись утром 101-го дня Акстиммы, Хелит вопреки обыкновению не обнаружила рядом Рыжего, а, когда, потягиваясь и зевая, вышла в сопредельный со спальней покой, застала его за чтением срочного послания из Мор-Киассы – древнейшего из городов униэн. Появление узкого длинного свитка, покрытого витиеватыми письменами, в руках Мэя означало единственное – Высокие Лорды созывают Совет. Длинные, по-домашнему распущенные по плечам волосы скрывали выражение княжьего лица, но, без сомненья, тот пребывал в наихудшем расположении духа.
В таком настроении его лучше вообще не трогать, но Хелит решила спросить:
– Они зовут тебя?
– Да. Причем настоятельно и срочно. Торопятся с выбором нового Верховного Короля, – молвил сухо Рыжий и стал смотреть в окно на снегопад.
– Ты согласишься? – поинтересовалась Хелит.
– На что?
В голосе сына Финигаса сразу же прорезались отцовские стальные нотки.
– Ты знаешь, о чем я, – мягко напомнила леди Гвварин.
– Тебя интересует, приму ли я платиновый венец? – резко уточнил Мэй. – И стану тем, кем хотел меня видеть… он? Нет! Мне не нужна корона мертвеца!
Мысль, что исполнится последнее желание Финигаса, казалась ему невыносимой.
– А как же предсказание?
– Хелит, в нем не сказано, что ты станешь королевой, а твой муж – королем, – резко заявил Мэй. – Я не хочу быть королем.
– Чего же ты хочешь?
– У меня есть все, что нужно – Приграничье, Эр’Иррин, братья и ты. Сверх того я ничего не желаю, – сказал Рыжий и, прижав девушку к себе, прошептал: – Он… он не должен снова одержать верх.
Хелит прикусила язык, чтобы не обмолвиться ненароком об условиях отшельницы, одно из которых уже исполнено. Эта проклятая недоговорка сильно отравляла ей жизнь, но сказать Мэю напрямую о своем желании хотя бы попытаться вернуться к детям Хелит не могла. Не могла! Проще сразу вонзить ему нож в сердце. «Пусть все идет так, как идет», – решила она про себя.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:38 | Сообщение # 41 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 21
Благие намерения
Акстимма
Милые бранились, а остальным обитателям Далаттского дворца оставалось тешиться надеждой, что буря, разразившаяся между леди Гвварин и князем Мэем, не накличет бед. Нрав у Рыжего отнюдь не бархатный, а спуску он не давал никому, даже в лучшие времена. Хелит, конечно, равнять с другими его женщинами не следовало. Ее мизинца ни одна не стоит, это понятно. Князь Мэй за далаттскую деву душу Лойсу заложит и даст себя на куски изрубить. Но если уж вышла меж влюбленными ссора, то всем лучше поберечься, чтобы не угодить под горячую руку. Сначала перепало спальнику, несвоевременно заглянувшему в господские покои. Мэйтианн’илли всегда славился меткостью, и на этот раз не промахнулся деревянным футляром от свитка. Повторять слова, которыми князь его наградил, молодой человек в присутствии постельничего не решился. На мадда Хефейда, с которым случайно столкнулись в коридоре, Рыжий просто наорал, посоветовав не путаться под ногами. Дайнару же хватило свирепого взгляда из-под насупленных бровей.
Леди Хелит, в свою очередь, весь день простояла возле окна, сцепив в замóк тонкие пальчики. И выглядела такой печальной, что моддрон Гвирис не решилась идти к ней с расспросами, а больше в Далаттском дворце благородных дам, достойных стать собеседницами, не водилось. Прислуга же шепталась по углам, но никто так толком ничего и не узнал, кроме того, что Мэй почти всю ночь просидел в кабинете покойного лорда Оллеса в обнимку с кубком крепкого вина, а леди Гвварин заперлась в собственной спальне.
Наутро Рыжий хладнокровно сообщил: они с госпожой отбывают на Совет Лордов в Мор-Киассу, и приказал собираться.
Нельзя сказать, что все началось с мелочи, потому как предложение выйти замуж, прозвучавшее из уст князя, назвать безделицей сложно в любом случае. Хелит несказанно удивилась причине, по которой Мэй с раннего утра облачился в строгую котту, гладко зачесал волосы и вел себя немного странно, если не сказать – скованно. Мэй особо не стремился соблюдать традиции, но до сей поры он делал предложение всего один раз. Ему в ту пору как раз исполнилось шесть лет, а даме сердца, его маленькой кузине, пять. Более случая такого не представлялось. Удивительно ли, что Рыжий нервничал? И уж, конечно, он не рассчитывал услышать в ответ – «Нет». Смущенное, почти стыдливое, но довольно решительное «нет», вполне внятное, чтобы трактовать его двояко.
– Хелит, я не прошу чего-то необыкновенного, – растерялся поначалу Мэй. – Я прошу лишь стать моей женой и матерью моих детей. Почему ты против?
Все отговорки вроде неудачно выбранного времени, предосудительности с точки зрения злополучного предсказания и риска быть обвиненными в попытке воспользоваться случаем из личной корысти его ничуть не убедили.
– Ты выйдешь за меня по всем правилам, а я публично откажусь от короны – и не будет никаких пересудов. Да будет тебе известно, что венец Верховного Короля никому не предлагают дважды. И дело решится в нашу пользу единым махом.
– Ты затем и зовешь меня замуж? Лишь бы отделаться от короны? – поинтересовалась Хелит.
Мэй оскорбился до глубины души:
– Соображаешь, что говоришь? Я тебя люблю!
– Значит, торопиться некуда. Нам не дадут доехать до Мор-Киассы, едва станет известно о браке. Все решат – ты едешь короноваться. Сразу, не выслушав мнения Лордов, – пыталась убедить его девушка.
– Никто не узнает. Это будет домашняя тихая церемония.
Хелит даже не представляла себе, как выглядит бракосочетание униэн, но отказывалась вовсе не потому, что боялась огласки или по какой-то из названных ранее причин. Сказать Мэю, что их брак может продлиться лишь до того момента, как она поднимется на гору Лот-Хишши к Читающей, у нее язык не поворачивался.
– Погоди! – не унимался Рыжий. – Может быть, ты хочешь для меня трона Верховного Короля? Да? Так и скажи! Я должен знать и понимать, чего ты хочешь!
«Сказать ему, что я хочу хотя бы попытаться вернуться к детям? – мрачно подумала Хелит, избегая прямого взгляда. – Сказать, как безумно его люблю, но еще не готова забыть о прежней жизни настолько, чтобы похоронить надежду и начать все заново? И не ощущаю в себе желания нарожать с новым мужем других детей?»
Нельзя вышвырнуть из памяти почти двадцать лет забот, тревог, любви, переживаний. Нельзя перечеркнуть девять месяцев ожидания, рождение ребенка и всякий миг его и твоей жизни, переплетенных настолько, что нет никакой возможности их разделить и обособить. И врут, подло врут сериалы, фильмы и книги, в которых матери, если они, конечно, нормальные, могут забыть о своих детях ради новой жизни! Пусть даже она будет во сто крат лучше и радостнее предыдущей. Так не бывает.
Хелит снились ее дети каждую ночь, и каждый день она по многу раз вспоминала о них. Она помнила, все время помнила…
– Я удивляюсь, как до сих пор никто не придумал, что я сам добил Альмара! Но в случае чего они обязательно припомнят и это, – жестко обронил Мэй.
– Давай поговорим об этом позже, – смиренно попросила она. – Такое замечательное утро…
Не хотелось ссориться, не хотелось тратить на объяснения один из последних дней уединения. Может быть, последний их общий день. Ну зачем, скажите, надо было вообще заводить этот разговор? Кому станет легче? Но много ли мужчин это понимают? Вот именно! Прискорбно мало. Мэй нахмурился и разозлился пуще прежнего.
– Нет в этом утре для меня ничего замечательного, – проворчал он. – Я просто не верю своим ушам. Женщина, которую я люблю сильнее жизни, отказывает мне…
– Не отказываю, а предлагаю подождать, – уточнила девушка, еще надеясь уладить все миром.
– Чего?! Более выгодного предложения? – взорвался искренним негодованием князь. – Я тебе не гожусь в мужья? Отступник тебе не пара?
– Чушь! Разве я так говорила? – возмутилась леди Гвварин.
– Ты сказала не так, но сути это не меняет! Ты прикрываешься какими-то несущественными отговорками, не приводя никаких разумных доводов.
– Они разумны! Ты просто не хочешь меня понять! – закричала раздосадованная Хелит, памятуя о том, что лучший способ защиты – это нападение, благо, униэн такой поговорки не знали.
– Неправда! Я тебя внимательно слушал. Их попросту не существует, – отчеканил Мэйтианн. – Ты уходишь от ответа.
– Нет, я никуда не ухожу.
– Хорошо, – молвил Рыжий, сжимая плечи девушки так, чтобы она не могла отвернуться. – Тогда ответь мне: я тебе не люб? Не мил? Ты уже не любишь меня?
Его невозможно не любить, как невозможно перестать дышать по собственной воле. Такого красивого, гордого, умного и отважного мужчину, равного которому нет в обоих мирах.
– Люблю, – честно ответила девушка.
– Прекрасно. Ты хочешь жить со мной? – настаивал он.
«Гораздо больше, чем ты думаешь», – сказала мысленно Хелит и кивнула в знак согласия.
– Тогда почему ты не соглашаешься стать моей женой?
– Еще не время…
– Хелит! Ты слышишь меня?! Я спрашиваю о причине отказа!
Мэй едва сдерживался, еще немного и начал бы трясти ее за плечи. Он буквально нюхом чуял ее нежелание говорить правду. Хелит что-то скрывала.
– Тебя к чему-то вынудил Волчара? – предположил он. – Заставил поклясться ему?
– Нет! Волчара тут ни при чем!
– А кто при чем? Кто?
«Ктали-Руо!» – едва не призналась Хелит.
– Тебе хочется стать Верховной Королевой?
Слова отшельницы горели на внутренней стороне век огненными письменами: «…когда исполнится отчая клятва и единственный из достойных обретет сокровище…»
Тяжелое гнетущее молчание он истолковал по-своему и взмолился, став пред нею на колени.
– Хелит, проси, чего хочешь! Проси сокровищ земных и небесных! Проси чудес и подвигов! Но только не этого! Из-за этой проклятой короны погиб Морген, из-за нее я лишился отца, она же отняла у меня волшебный дар и часть души! Хелит, любимая! Я умру ради тебя! Но только не это!
Хелит стало дурно. Рыжий на коленях? Какое еще унижение можно измыслить для гордого князя, для сына Финигаса? Разве только принудить ползать на пузе. Она подняла его на ноги почти насильно.
– Мэй! Перестань! Не надо! Я все расскажу.
Рассказ о встрече с ангайской Зрячей – батти-бу и посещении отшельницы Ктали-Руо, а также о высказанных ею условиях Рыжий слушал, как смертный приговор – молча и даже отрешенно. Но оцепенение длилось недолго.
– Какие условия? Что ты должна сделать? – почти равнодушно спросил Мэй голосом, от которого зудела кожа.
– Одно уже исполнилось – Драконья зеница погасла, – ответила Хелит.
– А остальные?
– Я не… – Ее губы тряслись. – Не могу сказать тебе…
Тогда Мэй швырнул в стену резной стул и высказал миру, богам и Тому, Чье Имя Непостижимо, все, что думает по поводу своей жизни и судьбы.
– Сволочи! Ненавижу! Вам мало было всего! Вам мало было смирения и покорности! Вам мало было моей души! Вы теперь хотите отнять у меня еще и ее? Сволочи! Скоты! – кричал он в исступлении.
Воистину Рыжий был страшен в гневе. Он бушевал и проклинал небеса, не в силах справиться со своим отчаянием.
– Мэй! Мэй! Не надо! Это я во всем виновата! Это – я! – взмолилась леди Гвварин.
– Почему, почему вы вернули ей память? – продолжал вопрошать небеса князь. – Зачем?!
Рыжий припомнил мирозданию и отцовские причуды, и его предсмертное прозрение, и даже молву людскую, сделавшую из него отцеубийцу. Ничего не забыл, все вспомнил, включая свое рождение в проклятый лойсов день.
– Мэй! Я не пойду к Читающей! Я не могу так поступить с тобой.
– Я могу… А ты пойдешь, – отрезал он и выскочил из покоев прочь, громко хлопнув дверью.
Мэй сомнамбулой бродил между деревьями в саду, не замечая, как набиваются снегом домашние сапожки, не чувствуя холода и не слыша ничего вокруг, кроме мысленного жаркого монолога. От одного дерева к другому, взад и вперед, ничего не видя перед собой, но его злость была направлена вовсе не на любимую женщину, ее-то как раз он ни в чем не винил. Пожалуй, на ее месте Рыжий сделал бы то же самое – дошел бы до конца, до самого края, сделал бы все от него зависящее. Он не очень верил в то, что Читающая сумеет вернуть Хелит в тот страшный и нелепый мир, откуда она пришла. У него были свои причины не верить, но отговаривать девушку от попытки встретиться с великой волшебницей Мэй ни за что не стал бы. Она имеет право!
Его душила обида и злость на какого-то незримого манипулятора, дергающего их всех за невидимые ниточки, заставляя исполнять непостижимую волю. Все эти пророчества, предсказания, проклятия и знамения испортили жизнь стольким людям, в том числе и ему самому, что впору начать охоту на пророков.
«Нет в тебе должного смирения», – недовольным, полным укора тоном сказал совсем рядом Финигас.
Мэй дернулся, обернулся и увидел его, прислонившегося к серому яблоневому стволу. Снег на рыжих волосах, жестокая усмешка, знакомый наклон шеи… Или не снег это, а седина, и не усмешка, а гримаса неутолимой боли. Какой бы он ни был, но, видно, слишком тяжко видеть родителю, как мечется и тоскует искалеченная сыновья душа.
«Нет в тебе гибкости. Одно лишь упрямство и гордыня», – продолжал отец.
– Зачем пришел? Соблазнять прелестями королевского сана? – прохрипел Мэй и закашлялся. У него перехватило дыхание от волнения.
«Вот еще! Пусть тебя женщины соблазняют».
И снова эта усмешка. А в ней, словно червячок в яблоке, – печаль пополам с разочарованием. Ну и пусть! Никто не идеален.
– Ты уже не властен надо мной! Кончилась твоя власть! Еще тогда – в Мор-Хъерике! – напомнил Рыжий звенящим от напряжения голосом. – Я – Отступник!
«Ты так думаешь? – иронично обронил Финигас. – А что же я здесь делаю? Мне положено в Чертогах Воинов драться с бесчисленными врагами да брагу пить, не пьянея, а я в далаттском саду торчу. Думаю, потому, что я по-прежнему с тобой и до сей поры остаюсь твоим господином. Господином твоей памяти, господином твоего духа и помыслов. Скажешь – нет?»
Мэй уж было открыл рот, чтоб гаркнуть: «НЕТ!» – но вовремя остановился. Если быть честным с собой, если осмелиться признаться, то, выходит, снова прав отец?
«Во-о-от! Негоже отцу перечить через каждое слово», – молвил Финигас. Он уже не выглядел, как прежде, дерзким и воинственным. Немолодой муж, исполненный печали и смертельной тоски… А ведь был он когда-то недосягаемым идеалом, почти небожителем.
«Именно… а я всегда был только живым человеком, – вздохнул устало призрак. – Пускай, славным и доблестным воином, но не божеством же. Я ошибался и грешил, обманывался и заблуждался… Знаешь, ведь это со всеми бывает. Даже с такими, как я».
Мэйтианн задохнулся от неожиданности:
– Значит, ты признаешь, что был не прав… Вот не ожидал…
«Я хотел тебе самого лучшего, сын мой. Только самого лучшего. Веришь?»
– Мне не нужна эта отравленная предательством и ложью корона…
«Имеешь полное право. Но давай, ты станешь противиться из собственных побуждений, а не для того, чтобы доказать что-то человеку, умершему полвека назад, от которого не осталось даже горстки пепла. Меня нет больше, помни об этом. Есть только твоя жизнь – настоящая и будущая».
Видят Боги, случилось подлинное чудо – Финигас просил о чем-то.
– Так что же мне делать? – окончательно растерялся Мэй.
«Не знаю. Сам решай. Изберешь ли ты трон Верховного Короля или служение в Приграничье, ты везде сможешь быть счастливым. Для этого много не требуется – желанная женщина, дети, зачатые в обоюдной страсти, верные друзья, соратники и единомышленники. Ты достоин всего этого, сын…»
Мэй поднял глаза на окно второго этажа, на темный женский силуэт в нем, и благодарно улыбнулся, чувствуя кровь на прокушенных губах.
«Мне нравится твоя женщина. Она отважная и честная. Только береги ее! Крепко береги и не отпускай от себя далеко, – строго сказал Финигас. – Особенно если рядом замерзшая река».
Сказал и растаял в снежном вихре, а Мэй так и остался, вжавшись лбом в шершавую кору старухи-яблони.
Сколько он там простоял? Час? Два?
– Холодно… не ровен час замерзните. Миледи послала.
Это мадд Хефейд набросил на его плечи меховой плащ. Только теперь Рыжий почувствовал, как продрог.
– Миледи тревожилась…
– Скажи ей, что мне нужно подумать.
– Разумеется, князь.
Подбить тех немногих, кто уцелел из шайки Арана Сойки, на грабеж не составило ни малейшего труда. Наемнику самому, не умеющему спокойно пройти мимо серебряной монетки, еще не доводилось встречать таких жадных сородичей-нэсс. Недаром о людях Сойки ходили нехорошие разговоры, будто они сироту могли убить за плесневелый сухарь, зажатый в ладони. Бородатый и Тыква годились Чужому в деды, Башмак и Папоротник тоже выглядели весьма солидно, а остальных насобирали буквально за одну ночь. Просидевшие почти всю зиму на голодном пайке, дрожащие от страха перед армейскими патрулями, наводнившими округу перед эльясской битвой, разбойники неимоверно обрадовались редкой возможности предаться любимому делу. Естественно, Чужой и словечком не обмолвился о том, на кого планируется нападение. На Рыжего хвост задирать никто не решился бы. А что оставалось делать, если далаттская владетельница и носа не казала за стены дворца, а срок исполнения заказа близился к концу? Нэсс в охрану не брали, потому попасть внутрь было сложнее, чем в неприступный Эр’Иррин. Впрочем, ангай тоже не привечали, но задача Чужого от этого легче не становилась. Он уже начал беспокоиться, все же срок, отпущенный вигилом, на исходе.
И вдруг такая удача! Подслушанный случайно разговор двух воинов-униэн о скором отъезде Мэйтианна и леди Хелит в Мор-Киассу натолкнул наемника на простой, но действенный план. Он давно присматривался к завсегдатаям окрестных трактиров, а сотоварищи Сойки идеально подходили на роль «мяса». Никаких сомнений – Рыжий порубит нападающих, даже не слишком сильно вспотев, но пока он будет занят, Чужой сможет вплотную заняться леди Хелит. Одного меткого выстрела из хорошего арбалета со стальной дугой должно хватить, хотя наемник не считал себя первоклассным стрелком.
Внезапный отъезд владетельницы огласке не предавался – это сыграло Чужому на руку. Наемные лиходеи до последнего момента не должны были догадываться, кто будет жертвой. Иначе бы сто раз подумали, невзирая на полное отсутствие мозгов, прежде чем соглашаться на авантюру.
Место для нападения наемник выбрал почти идеально. Дорога шла вдоль реки, совершая те же изгибы, что и русло. Поворотов было более чем достаточно. С одной стороны довольно крутой склон, с другой – лес. Сверху тракт просматривался великолепно.
Однако же охрана у Рыжего не зря ела свой хлеб, тщательно прикрывая собой подопечную и не давая ни приблизиться, ни как следует прицелиться. Вот когда Чужой порадовался собственной предусмотрительности.
Он издали наблюдал, как из засады показались Тыква с Башмаком и нагло обратились к Рыжему.
– Куда путь-дорожку держим, господин хороший? – оскалился Тыква.
Сразу видно, лиходей не имел опыта общения с князьями. Иначе не стоял бы столбом поперек дороги, ожидая, когда Мэй снизойдет до ответа. Тот и не стал заводить беседу, а сразу зарубил наглеца, даже не успевшего узнать в знатном рыцаре знаменитого Рыжего.
Из леса гурьбой повалили остальные разбойники, но рассматривать подробности побоища наемный убийца не стал. Все его внимание сосредоточилось на единственной всаднице в отряде.
Чужой тщательно прицелился и, нажав на спуск арбалета, понял одно – промазал. Молоденький униянин некстати поднял на дыбы свою кобылу и один болт угодил прямо ей в грудь. А второй болт, посланный следом в ногу парня, не выбил всадника из седла. Лошадь тут же упала на бок, подминая под себя хозяина, но этой досадной заминки хватило, чтобы девушка проследила направление выстрела и увидела убийцу. Она пришпорила лошадь, рванув в сторону речки. Мысленно Чужой ругнулся и заторопился следом. Другого случая выполнить задание ему не представится. Река близко, он еще успеет догнать беглянку. В лесу с густым подлеском особенно быстро не поскачешь, а на льду она будет отличной мишенью, справедливо рассуждал Чужой. Так оно и вышло.
С трудом продравшись через кусты, Хелит обнаружила перед собой берег К’ерв. Песок вперемешку со снегом переходил в толстый лед, который простирался далеко вперед, насколько хватало взгляда. Где-то там, на другом берегу, за темной полосой деревьев в небо поднимались несколько тонких струек дыма.
Хелит не повезло: лед затрещал и провалился под копытами гнедой прямо возле берега. Перепуганная лошадь громко заржала, просела на зад и забилась в образовавшейся промоине, разбивая передними копытами лед еще сильнее. Леди Гвварин успела выпрыгнуть из седла и отскочить подальше в сторону. В этом месте было достаточно мелко, чтобы гнедая смогла выбраться на берег сама.
Девушка оглянулась, и у нее перехватило дыхание. Это было то самое место из сна. Испытанным приемом опытного странника по кошмарам сильно ущипнула себя за бедро, надеясь, что сейчас проснется. Но ничего похожего не произошло. Все осталось на месте: лед, река, далекий берег и убийца, неторопливо выходящий из подлеска.
Хелит не стала дожидаться его приближения, а бросилась прочь, поскальзываясь и петляя из стороны в сторону, как спасающийся от лисы заяц. В руке наемника она увидела арбалет.
«Ну-ну, милая, хочешь побегать? Поглядим, что у тебя получится», – ухмыльнулся наемник, отшвыривая бесполезный самострел в сторону. Два последних болта он все равно успел выпустить в униэн.
Чужой торопился настичь свою жертву еще до того, как она ступит на противоположный берег. Нэсс старательно закрепил на сапогах маленькие железные скребки, чтоб обувь не скользила, и смело шагнул на лед.
«Беги, девочка, беги! – ухмыльнулся он. – Это даже немного забавно». Его всегда радовала и возбуждала небольшая погоня. Стоит дать жертве фору, чтобы она не сразу отчаялась и сдалась. Будь на месте леди Хелит мужчина, вроде Рыжего, наемник не стал бы играть в кошки-мышки. Он вообще не рискнул бы брать заказ на князя ни за какие деньги, пусть его хан’анх хоть озолотить пообещался бы. У Рыжего чутье на такие вещи звериное. Прецеденты имелись. Охотников до крови Финигасова сына уже на небольшой погост наберется.
Женщина – совсем другое дело. Легкая, лакомая, можно сказать – красивая добыча. Жаль только, не получится сначала поиметь ее. Униянка будет драться, а от отчаянного сопротивления Чужой никогда удовольствия не получал. Ему по душе были страх и покорность. Пока жертва надеется на пощаду, она готова на все. Вот когда веселуха… А тут, не ровен час, можно глаз лишиться, а заодно и евнухом стать. И как бы ни манила мягкая гладкая кожа и светлые, чуть серебристые волосы, но придется действовать решительно.
Чужой прибавил шагу, леди Хелит – тоже. Расстояние между ними неуклонно сокращалось.
Вот он уже слышит тяжелое дыхание женщины. Она почти задыхается.
«Это тебе не в прятки играть с фрейлинами, милая, – довольно ухмыльнулся наемник. – У тебя уже болят легкие и подкашиваются коленки. И это хорошо».
Впереди маячила заброшенная лунка с торчащей из нее длинной вешкой.
«Может быть, просто столкнуть в воду и утопить? – размышлял нэсс на бегу. – Усложнить задачу Рыжему или так оставить?» Но хан’анх желал видеть кровь. Он ее получит.
Видимо, отчаявшись убежать, униянка вытащила вешку и приготовилась защищаться. Смех просто какой-то, а не поединок. Что ни говори, а охота вышла забавная. Самая увлекательная из возможных – на живого человека, на красивую женщину.
В отличие от предсказанного во сне, у Хелит не было никакого шеста в руках. А он сейчас ой как пригодился бы. Ноги скользили, она падала, потом вставала и снова бежала, оглядываясь на темную фигуру убийцы. И все же расстояние между ними уменьшалось с каждым шагом.
А потом Хелит увидела эту дурацкую вешку, которая буквально загипнотизировала беглянку. Ей бы мимо пробежать, но девушка действовала, как запрограммированная, прекрасно отдавая себе отчет, что делает шаг навстречу собственной смерти. Леди Гвварин достала вешку и неумело выставила ее перед собой. Точь-в-точь как в кошмарном сне.
Преследователь приблизился. Да, он был невысокого роста и русоволосый, голубоглазый, в куртке-бригантине, если и схожий с обычным фермером, то только издали. А вблизи его ни с кем не спутаешь – такие глаза могут быть лишь у профессионального убийцы. Спокойные и равнодушные, стеклянные, кукольные.
Он непринужденно отбил неумелый удар, перехватив импровизированное оружие, и легко выдернул защитницу-вешку из рук. Что будет дальше, Хелит уже знала: подсечка, падение на спину и короткий взгляд друг другу зрачок в зрачок.
«Больно не будет… больно не будет… совсем… Холодно, но не больно».
Темный силуэт заслоняет низкое облачное небо…
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:38 | Сообщение # 42 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Откуда здесь взялись разбойники? Зачем нападать на хорошо вооруженный отряд, когда их обогнал богатый пушной обоз? Этими вопросами Мэй специально задаваться не собирался. Пусть обеспокоится тутошний барон-землевладелец. И хотя шайка немаленькая попалась, но по большей части – сплошь оборванцы, вооруженные самодельными копьями и ржавыми тесаками. Пока воины-униэн без всякой жалости рубили хамов, Мэй тревожно огляделся. Он готов был присягнуть, что несколько мгновений назад видел Хелит где-то рядом, потом его отвлек крик Хельха, а когда снова повернулся, то девушка уже исчезла. Она будто растворилась в снежных зарослях.
– Хелит! – требовательно позвал Рыжий.
Никакого ответа.
– Хелит!
Тишина. Ни отклика, ни зова.
– Брэйтт?!
Парень пытался остановить кровь, хлещущую из бедра.
– Где она?!
Раненый юноша что-то просипел, показывая на лошадиный труп. Князь выдернул из туши чужой арбалетный болт и поднес к глазам. Он соображал очень быстро. Нападение спланировано. И теперь Хелит в опасности! Мэй внимательно осмотрелся. Ага! Вот и следы! Они вели к реке.
«Береги ее! Не отпускай от себя далеко, особенно если рядом замерзшая река».
Река! Мэй вонзил шпоры в бока Сванни и, не разбирая дороги, помчался в сторону К’ерв.
«Береги ее!» – верещало растревоженное воронье.
По грязному песку носилась перепуганная гнедая Хелит, тут же валялся арбалет, а вдалеке маячили две фигурки. Князь, свесившись вниз из седла, подобрал оружие. В дополнение к окровавленному болту.
Рыжего бросило в жар. Он почувствовал, как по лбу и щекам текут горячие капельки пота. В голове низким колокольным гулом звучал голос отца: «Береги! Береги! Береги ее!»
Мэй отъехал дальше по берегу от образовавшейся промоины.
– Сванни, не подведи меня! – попросил он.
Вороная без страха, мягко, но уверенно ступила на затрещавший лед.
– Отлично! Молодец!
И не дожидаясь, когда мелкие трещинки под ее копытами разойдутся в разные стороны, погнал лошадь вперед, понимая, что не успевает. Убийца настигнет девушку раньше, чем окажется в досягаемости меча. Из-под копыт Сванни полетело в разные стороны снежное крошево. У Мэя в ушах свистел ветер, стучали зубы в ознобе, а сердце… оно оледенело.
«Все, что угодно! Слышите – все! Читающая… чужой мир… королевский венец… Я сделаю все! Я взойду на погребальный костер! Только дайте мне несколько мгновений! Несколько лишних мгновений!»
Время стало вязким и горячим, как расплавленное стекло…
Хелит достала какую-то длинную палку.
Убийца остановился.
Мэй изо всех сил натянул поводья. Спрыгнул из седла.
Убийца вырвал шест из рук девушки и замахнулся для подсечки…
«Примерно 50 ниррэ. Попаду. Должен попасть», – подумал Рыжий, натягивая широкую тетиву и вкладывая болт.
Быстрый удар по ногам. Хелит упала на спину.
Мэй прицелился.
Нэсс с мечом стал наклоняться к девушке.
«Руки! Нельзя дрожать!» – приказал себе Рыжий, задержал вдох и плавно спустил крючок.
Темный силуэт на фоне низких облаков покачнулся и стал заваливаться на бок…
Болт вошел ему точно в ухо, но Чужой этого даже не понял. Он умер мгновенно, и ему не было больно. Совсем.
Сказано было: «Когда ты уйдешь тропою вещих снов навстречу смерти». Ктали-Руо не лгала. Вещий сон сбылся, но Рыжий Отступник сумел переиграть его по-своему, сломав стальной хребет неизбежности одним выстрелом. Он склонился над Хелит, помогая подняться, а потом прижал к себе крепко-крепко, строго следуя совету Финигаса. Мэй хотел что-то сказать – успокаивающее, ласковое, но оказалось, он растерял все слова, пока мчался на выручку. Раскатились они, разбежались в разные стороны по весеннему льду, весело подпрыгивая, канули в прорубь и упали на дно. Забыл Рыжий Мэй, как следует браниться и как просить прощения. Вылетели из головы все слова любви и радости. Он мог лишь бесстыдно шарить руками по ее плечам, спине и бедрам, на ощупь убеждаясь в здоровье и благополучии любимой. Чуткие пальцы свидетельствовали – жива! Губы и глаза тоже не лгали – теплая макушка, пахнущие чем-то сладким волосы, мокрые ресницы…
«Она живая! Живая!» – безмолвно кричало обезумевшее от радости сердце.
Бесчисленные миры вращались вокруг двух крошечных, крепко прижавшихся друг к другу существ, замерших между тяжелым низким небом и спящей подо льдами рекой. Где-то там, далеко-далеко остались самое начало XXI века от Рождества Христова и последние дни 4819 года Эпохи Третьего Царства Униэн, высокие компьютерные технологии и стальные мечи, клонирование и волшебство. Им, этим двум живым песчинкам, ставшим в этот миг единым целым, не было сейчас ни до кого никакого дела. Сорвись со своей орбиты светило, упади на земную твердь сразу обе луны, они бы не разжали объятий.
На восьмой день, задержавшись из-за снежного бурана, перешедшего в ледяной ливень, Мэй и Хелит добрались до Мор-Киассы. Восемь незабываемых дней, наполненных отчаянием, любовью, обреченностью, нежностью и доверием. Одного не доверила леди Гвварин своему возлюбленному – не сказала ему о сути третьего условия. Это было бы нечестно по отношению к Рыжему. Бесчеловечно и жестоко. Заставить его самому себе мостить дорогу в преисподнюю? Не бывать этому!
Мор-Киассу делила пополам Сирона на верхний и нижний город, совсем как Будапешт. На высоком берегу стояла одна из древнейших цитаделей Тир-Луниэна – суровый каменный замок в окружении более новых, легких и хрупких дворцов знати. На низком берегу, как водится, шла насыщенная торговая жизнь. Непохожие меж собой, но неотделимые друг от друга две части древнего города вместе создавали особую атмосферу. Множество мостов, роскошных и простых, перекинулись через величавую благородную Сирону. Казалось, могучий рыцарь древнего рода и легкомысленная яркая танцовщица протянули руки навстречу. Именно здесь, а не в Лот-Алхави короновали владык униэн, здесь собирались на Ковен маги, и здесь же заключали купцы самые дорогие сделки. А кроме прочего, Мор-Киасса все четыре тысячи лет оставалась вольным городом, не принадлежа никому из удельных князей.
Когда Хелит спросила, отчего вышло, что этому городу оказана такая высокая честь, Мэй ответил очень просто:
– Лот-Хишши рядом.
Гора, вернее высокий холм, на котором жила Читающая-по-Нитям, находился всего лишь в дне пути отсюда.
Но девушка старалась не думать об этом. Очень старалась.
Сэнхан заранее снял усадьбу, и впервые за много лет вся семья собралась под одной крышей. Однако Рыжему судьба приготовила новое неожиданное испытание – в Мор-Киассу прибыл его брат Идор. Вот уж кого Мэю видеть не хотелось, так это его. Не то чтобы они друг друга сильно не любили, просто слишком уж разными они были. Идор ревновал к отцу, искренне продолжая считать, что Финигас слишком мало времени уделял младшим из-за первенца. О временах, когда брат громче всех обвинял Рыжего во всех грехах и преступлениях, в семье старались вообще не вспоминать. Тайгерн с Идором принципиально не разговаривал.
Хелит представилась редкая возможность увидеть Джэрэт’лигов вместе. Это было потрясающее зрелище: легкомысленно-вальяжный Тайго, серьезный и преисполненный чувством ответственности Сэнхан, взвинченный и напряженный Идор, замкнутый и неприступный Мэйтианн и, конечно, восторженный Аллфин. Все братья, как на подбор, в джинсах ангайского производства. Мастер Бастан сам, безо всякой подсказки, додумался делать заклепки на карманах, не говоря уже о разнообразии рисунков на лейблах. Тут тебе и геральдические знаки, и узоры, а также имена владельцев и волшебные обереги. Короче, чего только душа пожелает.
Мэя даже не пришлось уговаривать.
– Ну как? – немного робея, спросил он, показываясь сначала Хелит.
– Камизу покороче, и внутрь заправь, – посоветовала она.
Смех смехом, а ведь глаз не оторвать от длинных стройных ног, затянутых в синюю ткань.
– Ты прямо как настоящий ковбой.
– Это еще кто такие? – подозрительно спросил Рыжий.
Ну не говорить же князю, знатному человеку, что в этих штанах он похож на коровьего пастуха! Пришлось выкручиваться:
– Ковбои – это благородные степные рыцари, защитники справедливости и меткие стрелки.
Объяснение Мэю понравилось.
– Неудивительно, что в твоем мире такую одежду носят все поголовно. Простолюдинам наверняка нравится приобщаться к рыцарской славе хотя бы через штаны, – одобрительно кивнул князь и пообещал: – Надену д’шинсы на Совет. Пусть завидуют.
Хелит улыбнулась. До чего же приятно осознавать, что американские корпорации, европейские модельеры и китайские швейные фабрики никогда не получат этот рынок сбыта. В чем в чем, а в ангайском качестве можно не сомневаться. Так же как и в ангайской честности.
– Если мы когда-нибудь разоримся, то станем жить на твою долю от прибылей.
– Только если ты согласишься украсить свой герб изображением синих штанов, – поддержала Хелит его шутку.
Они оба старательно и сознательно говорили о будущем, только как о чем-то общем и совместном. Так было нужно. Чтобы не сойти с ума.
Королевский Совет назначили на утро последнего дня Акстимма. Униэн очень любили символы. Последний день сезона Забвения должен стать последним днем без Верховного Короля, чтобы в первый день сезона Возрождения весь народ обрел новую надежду. Высокие Лорды сделают кому-то предложение, от которого сложно отказаться, а этот некто либо примет венец, либо отвергнет. А уж потом будут долгие торги за каждую привилегию, бесконечные заседания и взаимные обвинения. Но сначала состоится красивая и величественная церемония, перед чьей древностью тушуются даже ритуалы дэй’ном. Главы Домов соберутся вместе в одном зале, одетые в боевые доспехи, те самые, в которых они познали ярость кровавой сечи. Соберутся, чтобы поклясться на стали своих мечей в единодушном желании избрать Верховного Короля. Новый лорд Гваихмэй поднесет избраннику платиновый венец на полотнище королевских цветов, а от того потребуется только лишь взять его в руки. В знак согласия. Или накрыть тканью – отказываясь от чести. Коронация будет гораздо позже, в следующем году.
Дабы Мэй не тратил лишнее время на сборы, Хелит накануне аккуратно разложила одежду и жестоко сожалела, что не увидит его на самой церемонии. Женщин туда не пускали. Считалось, сам ритуал подобен решающей битве, а на войне дамам не место. С последним утверждением Хелит соглашалась полностью и целиком.
Доспехи чуть ли не до блеска вычистил Хельх. Он же должен был облачить своего господина и сопроводить в цитадель.
– Не будем терять времени даром, – заявил решительно Мэй и, вместо того чтобы слушать наставления взволнованного Сэнхана, утащил любимую в спальню. – Разве я не заслужил несколько ласковых и вдохновляющих слов? – лукаво усмехнулся он.
– И не только слов, – согласилась она.
А потом они лежали счастливые и вдохновленные. Кто бы сомневался, верно?
– Ты так и не скажешь мне про суть третьего условия Читающей? – спросил неожиданно Рыжий.
Хелит отрицательно покачала головой: мол, даже не проси, не скажу.
– Значит, оно зависит от меня, – догадался Мэй. – И ты решила довериться моему выбору. Хм… это разумно.
– Ты ведь не веришь, что Читающая сможет… вернуть меня обратно?
– Не верю, – согласился он и добавил, тяжело сглотнув: – Но мне все равно страшно. Очень страшно.
– И мне, – тихо отозвалась Хелит, крепче прижимаясь к его груди.
Умом Мэй понимал: она делает это ради детей. Наверное, ради своих он бы добрался даже до Престола Того, Чье Имя Непостижимо. Что может быть ценнее и важнее для униэн, чем родной по крови ребенок? Но терять Хелит… Рыжий и в самом деле не верил, будто Читающей-по-Нитям под силу перемещение из одного мира в другой. Когда-то он был волшебником, сам творил чудесные колдовские вещи и точно знал, где предел сил. Но Хелит верила если не в свое возвращение, то в чудо. Она желала одного: помочь своим детям.
Но коль придется снова пожертвовать всем, он сделает это. Даже если потом незачем будет жить дальше. Без Хелит.
«Жизнь так несправедлива, так жестока, а боль и страдания не делают нас лучше, – думала леди Гвварин, втайне любуясь дремлющим Мэем. – Он заслужил быть королем, он – самое лучшее, что могло со мной случиться в обеих жизнях».
Князь задышал ровнее, веки его окончательно смежились, мышцы лица расслабились, и сквозь жесткий каркас непреклонной воли и самоконтроля проступил истинный облик. Лицо преданного друга, заботливого сына и отца, любящего супруга – того, кем Рыжий был на самом деле всегда. Лицо настоящего Мэя.
«Пожалуйста! – всхлипнула Хелит. Она сама не знала, кого просила и к кому обращалась, заливая слезами подушку и ночную сорочку Мэя. – Пусть ему будет хорошо. Пусть он будет счастлив! Пожалуйста!»
Спал крепким сном господин Приграничья, вверив себя высшей воле, ибо не во власти смертных спорить с судьбой на равных. Каждому по силам ноша его.
Но если плачет о тебе в ночи любящее безутешное сердце, то может случиться всякое.
Может?
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:39 | Сообщение # 43 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Глава 22
Одно на двоих
Акстимма – Даэмли
Утром последнего дня Акстимма Мэйтианн’илли пробудился задолго до рассвета, немного полежал с закрытыми глазами, наслаждаясь сладким теплом, идущим от Хелит. А потом осторожно, чтоб случайно ее не разбудить, выбрался из-под одеяла и ускользнул в густой синий сумрак. Слуги уже растопили баню, приготовили полотенца, простыни, мыло и чистое исподнее для всех Джэрэт’лигов, чтобы те совершили положенное обычаем омовение. Насколько помнил Мэй, в юности такие семейные помывки превращались сначала в шуточное побоище, а потом в грандиозную попойку. Заводилой всегда был Морген, а нагоняи от отца доставались исключительно Рыжему, как самому старшему и обязанному вести себя достойно даже в бане. Право слово, ему так не хватало все эти годы пошлых побасенок Тайго, пламенеющих ушей Сэнхана и даже снисходительных ухмылок Идора, каждая из которых призвана доказывать его моральное превосходство. Пусть себе! Был бы жив-здоров. Брат, кровь родная, отблеск отцовского неугасимого огня.
Аллфин, разумеется, крутился рядом, подавая поочередно то мыло, то мочалку. Мэй не возражал. По просьбе Сэнхана он делал вид, что страшно гневается на племянника за дерзкий побег из Галан Мая. Даже отчитал в духе Финигаса: свистящим шепотом и в крайне жестких выражениях. Где-то в душе Мэй завидовал рыжему мальчишке. Сам бы он в таком же возрасте не рискнул пойти против отца.
– А когда станет известно, кого выбрали Верховным Королем?
– Завтра на рассвете. Над цитаделью поднимут королевский штандарт, а герольды разнесут весть по всей стране, – терпеливо пояснил Мэй, продолжая тщательно оттирать ногти от въевшейся грязи.
– Я надеюсь, им будете вы, дядя, – заявил мальчишка.
Рыжий лишь хмыкнул в ответ. Понятное дело, парень хочет польстить своему кумиру. Надо один раз увидеть, каким завистливым взглядом он впивается в уродливые шрамы на груди дяди, чтобы простить неловкие слова. Навоображал себе небось про всякую героическую чушь. А если бы не Сэнхан со своим метким луком, то, верно, распотрошил бы старшего и шибко умного братца дикий зверь.
Впрочем, осмелься Аллфин расспросить дядюшку поподробнее о пожеланиях относительно собственного будущего, тот бы не знал что и ответить. Накануне только самый ленивый из униэнских нобилей не заслал кого-то из слуг разведать о настрое Рыжего Мэя. Кто понаглее, отписался о своих личных предпочтениях, иногда в самых простых выражениях выражая желание или нежелание видеть на престоле одного из Джэрэт’лигов. Мэю осталось лишь подивиться количеству сторонников, а также недоброжелателей. Оказалось, что его персона, как и прежде, вызывает в народе униэнском самые противоречивые чувства.
После бани Мэй словно заново родился, мрачность его сама собой развеялась, и он без особых возражений и недовольства позволил Хельху заняться облачением.
Когда дело дошло до тонкой кольчуги, в покои заявился Тайго.
– К тебе можно? – спросил он.
– Ты уже вошел, – махнул рукой Рыжий. – Помоги с курткой.
Тайгерн окинул критическим взором одежду брата и поморщился:
– Не мог выбрать что-нибудь поновее? У тебя есть отличный нагрудник с инкрустацией.
– Обойдутся, – фыркнул Мэй. – Главное, чтобы мне было удобно. Застегни наручи.
Их состояние тоже оставляло желать лучшего, настолько потертыми они были, но критиковать выбор брата Тайго не решился. Как и новомодные ангайские штаны, именуемые д’шинсы, в которые Мэй облачил свой зад. Лишь полюбопытствовал:
– Хочешь все-таки нахамить Высоким Лордам?
– Не твое дело! – огрызнулся Рыжий, делая вид, что более всего поглощен прической.
Хельх как раз тщательно вплетал в ритуальные косички черные и белые шнурки – три на лбу и по одной на висках. Толстая коса – традиционная прическа униэн – делала Мэя еще больше похожим на Финигаса. А когда оруженосец набросил ему на плечи великолепный плащ из темно-зеленого бархата, подбитый рысьим мехом, то Тайгерну стало жутко. Именно так был одет их отец накануне дня своей смерти.
– Что ты надумал? – тихо спросил он.
– Я собираюсь на Королевский Совет, – холодно обронил Мэй. – Забыл?
Сказал так, что у Тайго потемнело в глазах. От гнева и обиды.
– Не разговаривай так со мной, брат! Не смей смешивать меня с грязью, как это делал Финигас! Я больше не мальчик, которым помыкали все, кому не лень!
– А я не фигурка в «ангелах»! Чтоб кидать кости и двигать мною как заблагорассудится! – возмутился в свою очередь Мэй. – Сам додумался или Сэнхан подослал? А сам не пришел, потому что знал – выгоню.
Тайго прикусил язык. Как и прежде, старший братец их всех насквозь видит еще с детского возраста. Это у Рыжего от отца. Его не обманешь и вокруг пальца не обведешь, будь ты хоть сам Лойс.
– Вот объясни мне, тебе-то это все зачем? – спросил Отступник. – Я же никому поблажки не дам – ни своим, ни чужим. Тебе же первому перепадет. Отправлю держать Приграничье, а потом спрошу как с недруга. Ты это понимаешь?
Младший братец тяжело вздохнул:
– Мэй, ты зря до сих пор считаешь меня легкомысленным остолопом, которому только скакать меж дамскими будуарами. Я давно уже взрослый. Ты забыл о моей клятве в Санн-Рэй?
После Мор-Хъерике, после смерти Финигаса Рыжий сидел под домашним арестом, ожидая Королевского суда. Совсем один в заброшенной загородной усадьбе, безоружный, лишенный дара, измученный бессонницей, искалеченный душевно и покинутый даже слугами. Тайго приехал вместе с Дайнаром, Ллотасом и Даугир, презрев запрет Верховного Короля, и первым встал на колени перед братом, буквально насильно вложив свои руки в руки Мэя. Он первый поклялся защищать своего господина «от всех мужчин и женщин, как живых, так и мертвых».
Нет, Рыжий не забыл, а на его губах до сих пор горел соленый от слез поцелуй Тайгерна. Они все не могли сдержать слез, когда увидели, во что превратили несправедливые наветы и жестокие обвинения гордого сына Финигаса. И если Даугир – слабой женщине – это простительно, то от Дайнара с Ллотасом никто такого проявления чувств не ожидал. И не забыл Мэй, что тогда смог наконец заснуть, только положив голову на колени младшего братишки.
– Я помню, Тайго…
– А если помнишь, то зачем пытаешься обидеть? Я искренне считаю, что ты станешь величайшим из королей Тир-Луниэна. Ты достоин.
В комнате повисла гнетущая тишина. Тайгерн не сводил глаз с сурового лица брата, в надежде, что искренние слова подвигнут Рыжего на решение и внушат уверенность.
– Тайго, скажи мне, что такое особенное делает человека королем? – вдруг спросил тот. – Когда ты опустился предо мной на колени… тогда в Санн-Рэй… о чем ты думал? Ты лишь хотел поддержать дух старшего брата? Или было что-то еще?
Ответить оказалось не так просто. Тайгерн задумался.
– Ты почти умирал, ты утрачивал себя… Если честно, я думал, что тебя спасет только мысль о долге перед людьми, вверившими тебе свою честь.
– Считаешь, теперь меня тоже нужно спасать с помощью платинового венца?
Тайгерн без малейшего душевного трепета встретил взгляд брата.
– Теперь спасать нужно Тир-Луниэн, – сказал он. – Он стоит того.
И впервые за долгие годы у Мэя не нашлось ответных слов. Он просто стоял и смотрел, как его младший брат изящно разворачивается на каблуках и исчезает за дверью.
Разве Альмар был плохим королем? Разве это не его усилиями Тир-Луниэн получил почти полстолетия мира и относительного благополучия? Рыжий сам не заметил, что разговаривает вслух.
– Что же я такое пропустил за эти пятьдесят лет?
– Вы просто были слишком поглощены делами Приграничья, мой лорд, – негромко отозвался Хельх.
Рыжий вздрогнул и поглядел на оруженосца с таким искренним изумлением, будто заговорила Сванни.
– И ты туда же?
Чего больше было в голосе Мэя – удивления или угрозы – неясно, но Хельх осмелел настолько, чтобы развить свою мысль.
– Никогда еще Великие Дома не были так разобщены и погружены в мелкие дрязги, как в царствование государя Альмара. А вы относились к нему как к другу…
– Я не припомню, чтобы интересовался твоим мнением, – проворчал князь. – Альмар был хорошим королем.
Он знал государя с детства и видел его недостатки. Альмар, с одной стороны, всегда был нерешительным, а с другой – очень податливым. Зачастую, кто из советников последним выходил из его кабинета, того мнения и придерживался государь. По большому счету, очень долгие годы Альмара формировал ир’Брайн. А это неправильно! Король делает сам себя.
– Вы будете самым лучшим королем!
– А ну цыц! – рявкнул Мэй.
– Не рычи на мальчика!
Полусонная Хелит со спутанной гривой серебряно блестящих волос вышла поглядеть, что там за скандал. Она доверчиво потянулась за поцелуем, в который Мэй вложил всю свою любовь и нежность.
– Прости, я тебя разбудил.
– Хотел сбежать и не попрощаться?
Нужно было родиться с рыбьей кровью в жилах, чтобы не томиться по этой женщине, чтобы не желать делить с ней каждый день и час. Рыжий вжался лицом в ее плечо.
– Я люблю тебя, Хелит, – прошептал он так, чтоб услышала только она. – Что бы ни случилось, как бы ни повернулось, ты всегда будешь моей единственной королевой.
– Делай то, что считаешь нужным, слушай себя, а я приму любой твой выбор.
Именно то, что Мэй одновременно больше всего хотел и боялся услышать.
Он все понял. Вдруг, внезапно, будто прозрел и увидел свет. И этот свет вонзился в сердце, как кинжал.
Ито Благая, разве так можно со смертными? Больно же.
Князь Мэй, прозванный Отступником, чье имя знал каждый, в ком текла кровь униэн, ехал в полном одиночестве по узким улицам Мор-Киассы навстречу своей невероятной судьбе и чувствовал себя сторожевым псом, которого волокут за цепь в будку. Предсказание Читающей, отцовское желание, воля Высоких Лордов, любовь к Хелит – звенья этой цепи. Они крепче стали его меча и тверже каменных стен древнего замка. И больше всего хотелось Рыжему взвыть и вгрызться зубами в собственную ладонь. Да сколько же можно оставаться безвольной марионеткой?! И если бы спросили его в этот миг, отчего он так сильно противится почетному выбору, то, скорее всего, ответил бы Отступник Мэй, что всю жизнь стремился вершить собственную судьбу сам, и только сам, что всегда хотел понять, кто же он такой. Были времена, когда Рыжий знал точный ответ на этот вопрос. Да! Он был воином, волшебником, сыном своих благородных родителей, братом и верным вассалом. У него имелись все основания считать так. До битвы в Мор-Хъерике так оно и было. А потом вдруг оказалось, что все это шелуха. Отец отрекся, дар иссяк, суверен предал. И когда осенним листопадом облетели все достоинства и заслуги, когда все, кроме самых преданных, отвернулись, от Мэйтианн’илли осталось так унизительно мало, что хоть руки на себя накладывай. Бесчувственное равнодушное существо без устремлений и будущего, жаждущее только крови врагов и забвения в яростной битве – вот что он такое, как ни прискорбно было это признавать. Ничем не лучше дэй’ном.
А потом появилась Хелит, сумевшая его полюбить. Боги, как это у нее получилось? Не пожалеть и не снизойти, а полюбить. Мэю иногда казалось, что миновал целый век, как в его жизни появилась любовь, воскресившая в нем живого человека, столько всего произошло. Ради этой любви Рыжий мог сделать все, что угодно, не только корону надеть. А вот мог ли он сказать самому себе предельно честно и откровенно: «Я – король!»?
У ворот цитадели его поджидал Сайнайс верхом на белоснежном жеребце. Плащ с воротником из чернобурки, расшитые жемчугом перчатки и тяжелая цепь советника на груди.
– Может, местами поменяемся? – предложил Мэй вместо приветствия.
– Даже не надейся, – хохотнул красавчик-лорд. – Как-нибудь обойдусь. Я больше всего боялся, что выбор падет на меня.
Сайнайс вовсе не набивал себе цену. Спроси кто-нибудь мнения Рыжего, то он бы сразу указал на синеглазого владетеля Аларинка. Тот шагал по жизни если не смеясь, то не переставая улыбаться, что бы ни случилось.
– Выручай, Рыжий! – шутливо взмолился Сайнайс. – Бери эту штуковину себе, – имея в виду корону.
– Неохота связываться с лот-алхавскими интриганами?
– Мэй, а кому охота? У меня дома куча дел. Ты же знаешь, я не могу бросить школу, Бригинн будет недовольна.
– А мне, значит, заняться больше нечем?
Красивое точеное лицо князя Аларинка в кои-то веки приобрело серьезное выражение. Он уже не шутил.
– Ты всегда излучал власть. Пойми, Альмар бы не стал так… нервничать, если бы рядом с тобой он не чувствовал себя самозванцем, – заявил Сайнайс. – Тогда возле Эльясса люди при виде тебя испытывали восторг и свято верили в победу. Я сам воспрянул духом, когда понял, что ты возглавишь войско. Вместе с тобой мы победили, и даже злейшие недруги не смогут отрицать этого факта. Тир-Луниэну нужен истинный король.
– Но я не чувствую себя королем. Внутри.
– А ты загляни глубже, Мэйтиан’илли, – ухмыльнулся синеглазый князь. – А лучше спроси у Волчары. Он уже весь истомился, тебя дожидаясь.
Мэй даже не заметил, как к ним приблизился Лайхин, хотя тот был не один, а с двумя кузенами в качестве эскорта. Волчара за короткое время умудрился нажить себе врагов в Мор-Киассе, так что вооруженный эскорт ему был теперь необходим.
– Тоже станешь уговаривать? – устало спросил Рыжий.
– Сдался ты мне, – рыкнул Волчара. – Не надоело еще, что все вокруг тебя пляшут, как вокруг девицы-недотроги? Ждешь, когда Высокие в ноженьки начнут падать?
– Пошел ты…
Лайхин если и умел что делать, так это дразнить и хамить. А уж позлить Рыжего у него просто язык чесался.
– Вот она – благодарность Джэрэт’лигов! Ты ему девку спасаешь от лютой смерти, нянчишься с нею как с родной дочерью, а в ответ тебя грубо посылают.
К чести Хелит она про Волчару ни единого дурного слова не сказала. Подробности их совместного путешествия Мэй узнал от Аллфина. Потихоньку вытянуть из мальчишки правду оказалось несложно.
– Ты ж вроде сам хотел на лот-алхавский трон залезть? Передумал? – огрызнулся Мэй.
Лайхин оскалился по-волчьи, обнажив острые выступающие вперед клыки, лишний раз демонстрируя схожесть с серым лесным разбойником.
– Глайрэ’лиги всегда под себя гребли, – напомнил князь Аларинка, одаривая Волчару ехиднейшей своей усмешкой. – Им только дай добраться до королевской казны.
Тому бы в драку, да кто ж против Сайнайса пойдет? Не успеешь охнуть, как ни одной целой кости не останется.
Лайхину пришлось только зубами скрипеть.
– Хватит! – рыкнул Мэй. – Надоело!
Ему и в самом деле надоела эта игра. Детская хитрость Высоких Лордов заслуживала только насмешки. Но смеяться Рыжий не торопился. Виданное ли дело, чтобы Сайнайс и Волчара со свитой без всякого словесного сопротивления легко поклонились и поспешили ретироваться? Словно Мэй уже надел венец.
Мэйтианн застыл на месте, потрясенный и совершенно сбитый с толку.
«Что же это получается? Вхожу в роль? – подумалось ему. – Получается, если все вокруг скажут тебе тысячу раз: «Мой государь», то начинаешь верить в свое величие?» Мэю всегда казалось, что королем должен быть особенный человек, обладающий мощным и гибким умом, обостренным чувством справедливости, но не жестокий; дипломатичный, но не лжец. К тому же иметь авторитет у подданных и военный талант. А себя таковым Рыжий не считал. Нет, разумеется, заслуги имелись и немалые, особенно в том, что касается ратных подвигов. Но, боги, как же всего этого мало!
Он шел по коридорам цитадели кружным путем, специально удлинив путь, пытаясь собраться с мыслями. Хелит говорила, что в ее мире существует поговорка: «Каждый сам кузнец своего счастья». Интересное высказывание. Если так, то, принимая из рук молодого Гваихмэя платиновый венец, Рыжий ковал себе вовсе не счастье, а погибель. Ведь исполнится третье условие, и тогда Хелит сможет идти к Читающей… Что будет дальше, Мэй думать не хотел. А если он останется без Хелит?!
Лойс! Может быть, ты знаешь?! Или родиться в лойсов день означает только одно – быть проклятым с мига своего появления на свет? Почему он обречен вечно жертвовать всем, что имеет? Тогда в Мор-Хъерике он не понимал, что теряет, но теперь-то все иначе.
Два молчаливых стража распахнули настежь двери в церемониальный зал, который во все века потрясал воображение простотой и величием. Серый полированный с золотистыми прожилками камень на полу. Стены, покрытые снизу доверху удивительными по красоте и совершенными по исполнению барельефами. Тут тебе и битвы времен Первого Царства, и лики королей униэн, и изысканные узоры. А в узкие, не шире локтя, высокие окна, забранные бледно-синим и золотисто-желтым стеклом витражей, лился свет, разрезая пространство холодными и теплыми лучами-клинками.
Высокие Лорды ждали только Мэя, образовав круг. Символ равенства Домов, знак единства и согласия. Рыжий – всего лишь равный средь равных по крови, происхождению и титулу. Такой же, как и все остальные, но избранный стать на ступень выше.
Лорд Ольвен в вороненых доспехах, загадочная улыбка застыла на устах Сайнайса, а напротив невозмутимый Ранэль в высоком верхнем шлеме, украшенном золочеными лебедиными крыльями. Мрачный, как на похоронах, Орэр’илли и Сэнхан – необычайно бледный и напряженный. Ну и, разумеется, Лайхин в плаще, подбитом волчьим мехом, со злорадной ухмылкой, растянувшей тонкогубый рот. С сыном лорда Тиншера – белокурым серьезным юношей по имени Киан Рыжий знался еще до последней войны, а вот внука Гваихмэя он видел впервые. По виду и некоторым деталям Мэй сделал вывод, что они с лордом Тэндалом практически ровесники. Тот сильно волновался и старался лишний раз не смотреть на претендента, то ли от смущения, то ли от наследственной неприязни. Гваихмэй никогда не любил Финигаса, и по инерции его сыновей тоже. Причины неприязни коренились в далеком прошлом, и оба старых князя унесли эту тайну в бездны Тэнома. Впрочем, Финигаса тяжело было возлюбить – это факт.
Мэйтианн сделал круг по залу, обойдя собравшихся, поприветствовав каждого из Высоких Лордов, а затем поднялся на небольшое, в две ступеньки, возвышение. Золотистый свет из витражного окна за спиной окутал фигуру Рыжего со всех сторон, точно сияющий кокон.
Огонь волос и высокая фигура в темной и вовсе не торжественной одежде – Мэй не только походил на горящую свечу, он и чувствовал себя так же. Что тут виной – обычное волнение или сокрытое в цитадели волшебство, но Рыжего охватила дрожь, под кожей разлилось жидкое пламя, и на какое-то мгновение он полностью ослеп и онемел. Право же, оставаться один на один со своей душой довольно мучительно.
– Мы клянемся честью своей, кровью и благословением Великих духов, что единодушно и без принуждения, по доброй воле и без тайного умысла выбираем мужа сего из благородного рода Джэрэт, званого от рождения Мэйтианном и прозванного Отступником, сына Финигаса, внука Фаранна, и призываем его на трон славного Тир-Луниэна.
Голоса Высоких заполнили собой весь зал, они безумными птицами метались и бились в узкие окна, пытаясь вырваться из плена каменных стен.
«Отец! Ты слышишь меня?!» – безмолвно взывал Мэй к Финигасу, видя приближающегося лорда Тэндала.
Но на этот раз никто не отозвался. Зачем, если вот уже пятьдесят лет в ушах Мэя звучал его голос: «ничего не закончится, пока ты не возьмешь платиновую корону».
Тонкий обруч, усыпанный алмазами, светился изнутри и неизменно притягивал к себе все взгляды. В короне униэнских Верховных Королей не сыскалось бы и капли магии, но отчего-то чудилось, будто надевший ее станет по силе и могуществу равен богам. Так мнилось почти всем, кроме Рыжего. Однажды она уже валялась у его ног. Тогда в кабинете Альмара Мэй испытал такую гамму неприятных чувств, что даже сейчас к горлу подкатывала тошнота.
Лорд Тэндал молча протянул венец и впервые осмелился посмотреть в глаза избраннику Домов. И чуть не выронил драгоценную реликвию. В их серо-зеленой глубине плескался такой ужас, такая мука, словно внук павшего князя поднес Рыжему смертельно ядовитую змею.
…ничего не закончится…
Хелит! Ты должна меня понять! Я люблю тебя! Я так люблю тебя! Я должен дойти до конца!
Мэй протянул онемевшие руки и… взял венец, совершенно не чувствуя его веса. Перед его глазами плыли огненные круги. Кровь гулко пульсировала где-то за глазными яблоками.
Все должно закончиться.
Он будет королем.
А Хелит должна получить право взойти на Лот-Хишши.
Так будет правильно.
Он должен.
Должен.
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:39 | Сообщение # 44 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Природа будто откликнулась на всенародную радость и решила поддержать нового Верховного Короля дружным и ранним теплом. Акстимма-Забвение без боя сдался Даэмли-Возрождению, и ко дню весеннего равноденствия земля уже покрылась зеленым травяным ковром. Такого не случалось больше столетия, и было сочтено добрым предзнаменованием. Королю Мэю прочили долгое и славное царствование, а от его правления ждали исключительно благоденствия. Внезапно, словно по волшебству, ему простили прегрешения и поголовно полюбили всем сердцем. Хотя ничего особенного он не обещал, кроме напряженного труда и немалых усилий от каждого подданного.
Коронация была назначена на тридцатые числа Даэмли. Все окончательно определилось. В том, кто будет королевой, тоже никто не сомневался. Наследница древнего рода подходила для этой роли лучше всех. Одно удивляло приближенных Рыжего – влюбленные не торопились соединиться в законном браке. Сколько ни намекал Сэнхан на желательность такого шага, но Мэй лишь отмахивался да отшучивался. Шутил он, правда, со странным выражением лица, словно пристраивал шею на плаху. Согласитесь, это очень странно, когда мужчина и женщина, делящие ночью одно ложе, старающиеся не расставаться даже на полдня, так изощренно обходят столь естественную тему, как супружество. Казалось бы, пустяк какой, но вскоре вслед за крайне подозрительным Дайнаром насторожились Тайго с Сэнханом, и не только они одни. И стали подмечать за Мэем и Хелит другие странности. Например, они никогда не заговаривали о будущем и ничего далее коронации не планировали. Зная характер Мэйтианна, его друзья и братья очень скоро начали терзаться самыми дурными предчувствиями. Что-то должно было случиться, что-то плохое и непоправимое. Чересчур уж все хорошо и благостно складывается. Так не бывает. Особенно с человеком, родившимся в Лойсов день.
Если допустимо сравнение жизни в красивом замке в окружении друзей и доброжелателей, почитаемой и лелеемой, с существованием на самом дне преисподней, то – да! Хелит обитала в аду. С одной стороны, она сходила с ума от тоски по детям, а с другой – ежедневно видеть, как самый достойный и единственный во всех мирах мужчина из последних сил пытается не выдать своей боли, как неумолимо меркнет свет в его глазах, не просто невыносимо, а убийственно.
«А вдруг весь этот год всего лишь видение во время агонии на операционном столе? Я просто сплю и вижу сон, а потом либо по-настоящему умру, либо выкарабкаюсь, чтобы хотя бы еще немного побыть рядом с детьми, чтобы судиться с Сашкой из-за квартиры, чтобы получить инвалидность по онкологии… Чтобы жить без Мэя, без Аллфина и Сэнхана, без Ранха и Итки, – все чаще и чаще думалось Хелит. – Боже, как же все запуталось!»
О таких перемещениях лучше всего смотреть фильмы или книги читать, но самой выбирать между любимыми, между мирами, между счастьем быть со своим ребенком и счастьем подлинной любви – увольте.
Хотя, по правде говоря, на самом деле не было никакого выбора. По крайней мере, для Хелит. Рожая Игоря, а затем Алину, она знала, что отныне принадлежит только им, и только их счастье и благополучие имеют значение. Иначе не стоит вообще заводить детей. И никаких попреков, вроде: «Я отдала тебе всю жизнь, а ты…» У тебя есть выбор и, делая его, надо помнить о том, что ты привносишь в мир Живую Душу, а не заводишь новую игрушку.
И самое жуткое, что Мэй-то как раз понимал это лучше всех.
Вот почему Хелит не могла заставить себя утром встать, собраться, взять на конюшне вновь обретенную мисс Пэрис Хилтон и отбыть в сторону Лот-Хишши. Что же это – поцеловать Мэя, сказать ему: «Прощай, мой любимый! Удачного тебе царствования и всего наилучшего!» – а потом развернуться и уйти? Кем же надо быть, чтобы причинить ему такую боль, а себе – такую муку?
Солнце медленно садилось. Мор-Киассу обдувал теплый южный ветер. Он шелестел полотнищами флагов, шуршал бумагами, горой сваленными на столе в кабинете Мэя. Окно было распахнуто настежь. Закат выдался удивительный – абсолютно золотой. Пылало все небо, по нему плыли облака червонного золота, сусально переливалась черепица крыш, а вдаль утекал золотой поток Сироны.
Хелит постояла в дверном проеме, зачарованная весенней роскошью заката, впитывая впечатления каждой клеточкой, чтобы навсегда запомнить и запечатлеть в сознании это сказочное зрелище. Мэй делал вид, что поглощен чтением отчетов.
– Завтра я поеду в Тир-а-Лисс, – сказал он. – Один.
– Как – завтра? Через три дня у тебя коронация, – удивилась девушка.
– Помню.
– Я могу поехать с тобой? – поинтересовалась Хелит.
– В том нет никакой нужды.
Сказал как отрезал, без малейшей возможности возразить.
И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – Рыжий решил облегчить ей задачу. Великодушно и милосердно хочет избавить от тяжелой сцены прощания. Он ведь сильный, а потому может себе позволить роскошь жертвовать.
– Мэй…
– Так будет лучше, – молвил он хладнокровно. – Для всех.
Нет ничего более тяжкого и мучительного, чем всю ночь делать вид, будто спишь, а на деле лежать с закрытыми глазами и точно знать, что равномерно вздымающаяся и опадающая грудь любимого – такая же иллюзия, а на деле он бодрствует и ждет рассвета. И очень хочет заплакать, но больше всего на свете страшится, что любимая женщина отступится от задуманного и никогда ему не простит этой слабости.
Ито Всеблагая! Господи, боже мой! Как все непросто!
Хелит еле-еле дожила до утра и сумела перетерпеть и не вцепиться руками, ногами и зубами в Рыжего, когда, уходя, тот склонился над ней, якобы спящей, и поцеловал в уголок рта. И только когда стихли за окном голоса отбывающего в Тир-а-Лисс отряда, она дала себе волю – рыдала в подушку, еще пахнущую Мэевыми волосами, оплакивая свое горькое и злое счастье.
– Куда прикажете ехать, миледи? – озабоченно спросил Хельх, придерживая стремя своей госпоже.
– К Лот-Хишши.
– Куда?!
Непонятно одно, как только у парня глаза не выскочили из орбит.
Вершина Лот-Хишши, затянутая плотными облаками, издалека виднелась над верхушками деревьев. Лес уже успела насквозь пронизать нежная зеленовато-серебряная дымка едва лопнувших почек. В мир снова пришла весна – время обещаний и надежд, час возрождения жизни. Для кого-то всего лишь время года. Для кого-то – символ бессмертия.
К подножию холма вела подсохшая тропинка. Обычная такая тропинка, по которой не так уж часто кто-то ходит. Видимо, далеко не каждому удается выполнить все условия Читающей-по-Нитям. Хелит все гадала, какой окажется Великая Волшебница униэн, но опыт предыдущего общения с чародеями этого мира подсказывал, что лучше не загадывать. Будь что будет, решила в конце концов девушка. Скоро она своими глазами увидит Читающую.
Хельх оторопело взирал поочередно то на госпожу, то на клубящееся марево тумана.
– Некоторые по многу дней блуждали в лесу на склонах, но так и не попали к Читающей, – предупредил он.
– Я не заблужусь.
– Я подожду вас, моя леди, – заявил юноша.
– Не стоит, – грустно улыбнулась Хелит. – Лучше забери Пэрис и возвращайся в Мор-Киассу. Доложишь князю… вернее, государю Мэю.
– А! Так вы надолго! – протянул Хельх.
«Догадливый юноша!»
– Да, надолго, – подтвердила леди Гвварин, слезая с лошади и делая первый шаг по дороге на вершину горы.
Наверх вела не тропа, а тщательно вырезанная в земле, укрепленная досками и камнями и присыпанная песочком лестница. Очень скромная лестница в небеса.
Земляные ступеньки уводили в туман. Такой густой, что не видать кончиков пальцев вытянутой вперед руки. Когда Хелит выбивалась из сил и присаживалась отдохнуть на очередную ступеньку, он ласково похлопывал по ее щекам влажными ладонями. Мол, не сдавайся, осталось-то всего ничего. За слоем тумана не было видно солнца, и сложно понять, сколько же времени длился подъем. Может быть, целый день, а может, лишь несколько часов. Во всяком случае, на плоскую, как стол, вершину Хелит забралась еще засветло. Здесь росла совсем не по-весеннему густая трава, а среди ухоженного газона стоял маленький, какой-то совершенно игрушечный домик. Порожек, выложенный кирпичом, белые ставенки на окнах, обычное дверное кольцо без выкрутасов и печная труба, из которой гостеприимно вился дымок. Даже маленькая резная лавочка у стены. Не иначе Читающая любила посидеть на солнышке, лузгая семечки и почесывая кошку за ухом. А почему нет? Кошка у нее точно имелась. Черно-белая, с огромными белыми усищами и изумрудными глазами. Она с царственным видом восседала на подоконнике.
Хелит медленно подошла ближе и тихонько постучала кольцом.
– Заходи! – отозвались изнутри.
Чисто беленные стены, пестрые половички на полу, цветы в горшках, вышитая скатерть, пюпитр с раскрытой толстой книгой, корзинка с вязаньем – ни дать ни взять идиллия из старой доброй детской сказки. После которой дети крепко спят всю ночь и видят хорошие сны.
Читающая возилась у печки, проверяя готовность ароматной сдобы. Все это напоминало сцену из «Матрицы».
– Печеньицем угощать не буду, – громко сказала волшебница. – А присесть предложу.
Она повернулась к гостье, давая себя рассмотреть как следует. Ну и самой взглянуть на пришлую.
Не было в Читающей ничего особенного. Обычная женщина-униэн средних лет – высокая и крепкая, с правильными чертами лица: высокий лоб, ровный нос, густые темные брови, серые глаза, бледные губы. Черные толстые косы, перевитые синими лентами, ниспадали почти до самого пола. Синей полосой были оторочены горловина и подол котты из темно-коричневой шерсти. Испачканные в муке руки Читающая вытерла о чистый фартук и сделала приветственный жест.
– Спасибо, – отозвалась Хелит и села на край лавки.
– Не за что пока еще благодарить, – неласково отозвалась волшебница. – Ты выполнила условия, чего же ты хочешь? – спросила она, скрестив руки на груди.
– Я хочу вернуться к своим детям.
– Хм…
Читающая в задумчивости потерла пальцем подбородок, продолжая разглядывать гостью.
– Разве ты не умерла там… в своем мире?
– Умерла.
– А почему хочешь вернуться? – продолжала допрос волшебница. – Разве тебе плохо здесь с Мэем?
– Хорошо, но мои дети…
– Знаю. Они страдают. Смерть матери – это страшное горе.
– Я не могу допустить, чтобы им было плохо.
– Понятно, – отрезала Читающая и, немного помедлив, добавила: – Но я не могу вернуть тебя назад.
У Хелит пересохло во рту, и язык прилип к небу.
– Как? – пролепетала она.
– А так!
Суровое лицо Читающей смягчилось настолько, насколько возможно, она улыбнулась почти жалостливо.
– Ты умерла, и тебя похоронили, родные оплакали, а чужие забыли. В том мире тебя больше нет. Теперь ты здесь.
– Но ты ведь Великая Волшебница! Ты можешь… Как же так?!
В дальнем углу дома стоял ткацкий станок с недоделанной работой. Отличный станок с педальным приводом реми́зок и гребнем-бердо. Сразу видно, что хозяйка знает толк в ремесле. Волшебница уверенно подошла к станку и подманила к себе потрясенную и растерянную Хелит.
– Я лишь читаю по Нитям, но плету их вовсе не я. И Ткач уже сделал свой выбор. Ткань бытия все еще в работе. А ты была лишь частью ее… – Она запнулась, словно собиралась повторить прежнее имя, но передумала. – Хелит Гвварин.
– Значит, все зря. Я зря добивалась исполнения условий, зря мучила Мэя, зря надеялась…
– Нет, не зря, – жестко заявила Читающая. – Ты избавила наш мир от Драконьей Зеницы, ты подарила униэн подлинного короля, и самое важное, наконец-то узнала, кто ты такая. Это немало.
– Но мои дети… как же они без меня?! И не говори, что такова их судьба. Это неправильно!
Хелит почти кричала на Великую Волшебницу.
– Разве я сказала, что бессильна помочь твоим детям? – вопросительно приподняла бровь Читающая. – Что-то я не припоминаю, когда это было.
– Ты сказала, что не можешь вернуть меня, – напомнила ей леди Гвварин.
– Да, именно так. Но помочь могу. Условия исполнены – ты вольна просить меня о чуде. Но не для себя.
– Ах, вот!..
Гостья охнула и прижала ладони к губам, лихорадочно соображая, что хочет сказать ей волшебница.
«Ну конечно же! Как же она сама-то не догадалась?! Эдак ведь кто угодно сможет требовать исполнения своих желаний. Просить можно, но не для себя. И не исключено, что исполняются только истинные желания, как у Стругацких в «Пикнике на обочине», – рассуждала Хелит.
– Все гораздо проще, – усмехнулась Читающая, нежно поглаживая полированное дерево планки ремизки.
– Ты мои мысли читаешь? – поразилась девушка.
– Пфуй! Не так это сложно. И… нет! Сюда приходят только с истинными желаниями. Разве ты еще не поняла, как тяжелы условия? Сокровищ у меня не допросишься. – Улыбка у чаровницы вышла жестокая, если не сказать хищная. – Если хочешь – погуляй и подумай о том, чего бы тебе хотелось, – предложила она великодушно. – Ты зациклилась на перемещении, а есть и другие решения. Хочешь пирожок?
Есть Хелит совершенно не хотелось. Даже пахнущие чем-то сладким пышные пирожки с пылу с жару. К своему ужасу она чувствовала некоторое облегчение. Все-таки боязно было возвращаться, тугая петля отчаяния и вины до того сильно стянула горло, что трудно стало дышать. Значит, она – плохая мать, значит, Игорь с Алиной обречены всю жизнь носить эту рану.
Полянку вокруг дома целиком заволокло туманом, Хелит старалась не отходить далеко, чтобы не заблудиться. Кружила и кружила поблизости, пытаясь сконцентрироваться, как-то справиться с чувствами, пока не сформулировала просьбу.
Когда она вернулась, Читающая сидела за станком, неторопливо прокидывая челнок с утком между нитями основы. Волшебница даже головы не повернула:
– Надумала?
– Да. Сделай так, чтобы мои дети не страдали из-за моей смерти, чтобы их не мучило ложное чувство вины, чтобы в их душах не осталось незаживающей раны. Это ты можешь?
Читающая вздохнула.
– Я что-то подобное и предполагала… – Она помолчала. – Хорошо, я сделаю, как ты просишь, потому что, наверное, это единственное желание, которое я в силах исполнить.
Волшебница медленно встала и подошла к Хелит вплотную.
– Ткань все еще в работе… – Сильные ладони легли на плечи Хелит. – Слушай меня внимательно, женщина с душой из другого мира, слушай внимательно, ибо как только я спрошу твоего согласия, а ты согласишься, твое желание исполнится. Готова?
Та молча кивнула в ответ.
– У твоих родителей сорок лет назад появится другая дочь, и это она родит мальчика и потом девочку от мужчины, которого ты звала мужем. Тебя, такую, как ты есть, не будет в том мире никогда. Твои дети не будут помнить о тебе, они будут детьми другой женщины, у той, которая не заболеет злой хворью и не умрет прежде срока. Твои дети никогда не познают боль утраты и не увидят, как медленно чахнет их мать, не будут ходить на могилу и по ночам плакать от тоски. Но они не будут твоими. Согласна ли ты отдать своих детей другой женщине?
Хелит чувствовала, как по щекам у нее текут слезы.
О, великий царь Соломон, ты знал, как рассудить двух женщин. И как узнать, кто из них настоящая мать! Ты знал!
– Согласна, – тихо сказала она, почти не раздумывая.
– Да будет так! – воскликнула Читающая и звонко хлопнула в ладони.
Это было как выстрел в сердце, как неожиданный удар по лицу. Словно под ногами разверзлась бездонная пропасть и в нее бесконечно падала онемевшая душа. Падала, кружилась, летела…
– Пойдем свежим воздухом подышим, – спокойно предложила волшебница.
У девушки подгибались ноги, и ее пришлось вести под руку. Оказалось, что туман развеялся и полянка залита светом.
«Какой долгий день», – подумалось Хелит, когда она прислонилась спиной к теплой стене и огляделась по сторонам.
– Тут время течет иначе. На самом деле прошло три дня, – ответила на безмолвный вопрос Читающая, присаживаясь рядышком на лавочку. К ней на колено тут же спланировал огромный черный ворон.
– Должно быть, Мэй уже коронован, – предположила девушка, глядя на гордую благородную птицу.
– Скорее всего, – согласилась Читающая, осторожно пригладив отливающие синевой перья.
При свете дня она казалась еще моложе. Не такой суровой и всемогущей. Обычная женщина с добрым лицом, умеющая печь пирожки и ткать.
– Он простит меня? – робко спросила Хелит, имея в виду Мэя.
– Уже простил. Как может не простить тот, кто любит и жертвует?
– Мне так больно.
– Знаю. Когда ты рожала, тебе было больно, а ты ведь знала, что твой ребенок когда-нибудь вырастет и станет самостоятельным и, что греха таить, однажды забудет поздравить тебя с днем рождения. У него будут свои дела и заботы, свои дети. А ты все равно простишь. Потому что любишь, – молвила чародейка.
Леди Гвварин громко шмыгнула носом:
– Пусть только они будут счастливы…
– Они будут. И ты тоже. Ты ведь будешь помнить. Для тебя они навсегда останутся твоими, и ты будешь точно знать, что не стала причиной их страданий. Разве это не прекрасно?
Права была Читающая-по-Нитям народа униэн.
– Возвращайся к своему рыжему королю, люби его, роди ему детей, сделай его счастливым и сама будь счастлива. Редко кому дается шанс начать подлинно новую жизнь. Ты доказала обоим мирам и самому Ткачу, что достойна этой чести.
Они еще немного посидели молча. Читающая достала из кармана фартука кусочек хлеба и скормила своему другу-ворону, а потом пришла кошка и позвала хозяйку в дом.
– Прощай, королева Хелит.
– Я не королева, – поправила волшебницу девушка.
– Так иди и стань ею! – рассмеялась Читающая. – Дело-то поправимое.
Легко сказать!
Она сошла… нет, не с ума, а в туман, чуть золотистый, подсвеченный невидимым с земли солнцем, влажный и грустный туман, висящий над горой Лот-Хишши, хранящий от чужих глаз волшебный и хрупкий мир Читающей-по-Нитям с ткацким станком, печкой, черно-белой кошкой и настоящим вороном из леса.
Спустившись метров на пятьдесят, Хелит села на одну из земляных ступенек. Одна, совсем одна в тумане, густом-прегустом, как молоко, глушившем все посторонние звуки. Долго-долго сидела, сгорбившись, уткнувшись лбом в колени. Ждала чего-то, слушала шелест перьев в крыльях ворона, тихий звон маленьких капелек конденсата, падающих с мокрых веток. Обычай есть такой – посидеть «на дорожку», подумать о всяких важных мелочах. Иногда очень полезно. А потом встала и шепотом сказала:
– Мэй, ты слышишь, я возвращаюсь.
Идти вниз по земляным ступенькам гораздо проще. Вниз, вниз и вниз к своему миру, одновременно новому и привычному, к любящему Мэю, к благородному Дайнару, мудрому Сэнхану, разгильдяю Аллфину, верному Ранху, чьи ноги уже почти зажили, к мадду Хефейду, моддрон Гвирис, кусачей непоседе Бессет и, разумеется, к Итки, который невероятным образом сумел прислать в мешке торговца шерстью маленькую записочку. Как хорошо, что можно к кому-то вернуться.
Шаг за шагом, со ступеньки на ступеньку, все ниже и ниже. Постепенно поредела белесая туманная мгла, истаяла под теплыми солнечными лучами промозглая сырость и неожиданно, словно златоглазый огненный зверь, на Хелит прыгнул яркий весенний день. Ни единого облачка на бездонной сини небес, ни ветерка, и только две лошади, усердно подбирающие с земли первую травку. Белая и черная. Значит, Хельх остался ждать, решила девушка и обрадовалась. Рассеянный, забывчивый и закомплексованный паренек, стесняющийся собственной тени, вызвал к жизни самые теплые чувства.
– Хельх! Хе… – крикнула она и осеклась.
Кто-то сидел на самой нижней ступеньке. У него были ярко-рыжие полыхающие живым огнем волосы. И платиново-алмазный венец. И серо-зеленые шальные от счастья глаза.
– Мэй!
Казалось, они стояли напротив бесконечно долго, до тех пор, пока не кончилось само время. Мэй мало чего боялся в жизни, но в этот миг до дрожи страшился обмануться в надеждах. Вдруг она окажется призраком, плодом воображения измученного разума?
Руки легли на обтянутые кожаным доспехом широкие плечи, губы нашли друг друга. Рыжий молча прижал ее к себе. Возможно, он знал все наперед, а если не знал точно, то догадывался, но не посмел разубеждать. А если и не знал, то все равно желал любимой одного добра. И жертвовал собой, лишь бы исполнилось ее желание. Но все это – вся жертвенность, доверие и надежда не требовали никаких дополнительных объяснений. Так ведь и должно быть, когда любишь? Не правда ли?
Впереди у них была целая жизнь и одно счастье, честно разделенное поровну на двоих.
– Ты очень вовремя, – лукаво улыбнулся Мэй, щурясь обольстительно и загадочно. – Ты мне нужна.
– А что будем делать? – переборов сладкую истому от долгого поцелуя, полюбопытствовала Хелит.
– О! – многозначительно закатил глаза Рыжий, нагло интригуя. – Ни за что не догадаешься.
Там за лесочком раскинулось море пестрых шатров, палаток и навесов. Там терпеливо ожидала их возвращения огромная толпа разнаряженного люда: мужчины и женщины, простые воины, рыцари и Высокие Лорды, униэн, ангай и нэсс. При появлении государя смолкли все разговоры, утихла музыка, и в наступившей тишине голос Мэя стал слышен каждому.
– Это моя жена! – громко сказал он. – Моя и ваша единственная повелительница!
И тогда все собравшиеся, как один, одновременно опустились на колени.
– Как это понимать? – тихонечко спросила Хелит, потрясенно взирая на проявление верноподданнических чувств.
– Мы только что поженились, дорогая, – легко обронил государь.
– И это все?
– Ну да! – совершенно искренне удивился Мэй. – А чего ждать-то?
И в самом деле, чего ждать?
|
|
| |
|
Syrena |
Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 20:41 | Сообщение # 45 |
|
Горожанин
Новые награды:
Сообщений: 783
Магическая сила:
| Эпилог
По неведомой мне причине огромное количество людей до сих пор убеждены, что необычайная судьба моей сестры обусловлена удивительными обстоятельствами ее рождения. Как живой свидетель события, хочу раз и навсегда развеять нелепые слухи о якобы имевших место светопреставлениях и небесных знамениях того памятного дня.
Моя благородная мать никогда не любила Лот-Алхави, а потому уехала из столицы в Галан Май задолго до родов. А когда до срока оставалось не больше 30 дней, туда же приехали и мы с отцом. Отец исключительно ради того, чтобы провести время наедине с мамой, я же еще и затем, чтоб повидаться с дядями-тетями и их семьями. Все Джэрэт’лиги собрались тем летом в Галан Май в ожидании рождения принцессы.
Последний день Даэмли выдался солнечным и ясным. Как сейчас помню, схватки начались во время завтрака, а уже после обеда мать благополучно произвела на свет здоровую девочку. Очень скоро отец вынес показать нам ее, завернутую в чистую пеленку. И скажу честно, она ничем не отличалась от прочих новорожденных – красный морщинистый паучок с тоненькими ручками и ножками. Красавицей она казалась лишь отцу да матери, как мои собственные дети – нам с Императрицей.
Праздник, устроенный по случаю рождения Алинн, действительно запомнился, но в основном количеством уничтоженных запасов знаменитого галанского вина.
Не было ни громов, ни чудесного сияния в небесах, ни даже лунного затмения. Просто сестра моя Алинн родилась от великой любви людей, в чьих достоинствах никто и никогда не сомневался. Если народная молва и летописи без устали славят доблесть и мужество короля Мэя, если по сей день слагаются песни о бесстрашии королевы Хелит, то скажите на милость, почему их родная кровь и плоть – Алинн, унаследовав немеркнущую славу предков, не может ее приумножить делами и свершениями своими? Кому, как не внучке Финигаса, дочери Мэйтианна и Хелит, отважиться пересечь океан и дерзновенно открыть новую землю, которую мы все зовем ныне Благословенным Краем? Я не вижу причин отказывать моей прекрасной и неистовой сестре в праве быть самой собой.
И что бы там ни говорили, будто Алинн родители любили больше, чем меня, это – ложь! Столько любви, сколько познал я, не получал никто. Даже сейчас, когда ни Мэя, ни Хелит уже нет с нами, я ощущаю их нежность и заботу всем сердцем. И мне не стыдно признаться, что порой до слез тоскую по ласковым рукам мамы, ее чудным нездешним песням, и так отчаянно мне иногда не хватает мудрого и честного совета отца, его спокойной уверенности и бесконечной самоотдачи. А еще мне так хочется верить, что где-то в более счастливых мирах мои родители по-прежнему вместе…
«Письма Неизвестному».
Из личного архива Императора Моргена Джэрэт’лига .
|
|
| |
]
