Обладатель белого золота - Страница 3

[

]

Страница 3 из 3 « 1 2 3
Модератор форума: Хмурая_сова

Обладатель белого золота (Стивен Дональдсон)

Обладатель белого золота

GolDiVampire

Дата: Четверг, 12 Июл 2012, 15:48 | Сообщение # 31

Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

«Я отдам ему кольцо», – так он сказал. Остановить его Линден не могла. Однако, если он, отказавшись от себя, позволит увлечь себя на ведущую в никуда дорогу, не останется никого, кто, хотя бы пожелал его остановить. Поэтому она сносила боль. Мокша Джеханнум заполнял тошнотой каждый ее нерв, отравлял ядом каждое биение сердца, разрывал ее в клочья каждым движением. Она сознательно цеплялась за свое «я» и отказывалась от покоя, сознательно отдавала себя на нестерпимые мучения, лишь бы сохранить способность видеть. И надежду попытаться.
– Отдашь? – со сдавленным смехом вымолвили ее уста. – Поздновато ты пришел к мудрости, жалкий низкопоклонник.
Даже в ее нынешнем положении Линден ощутила негодование – Ковенант никак не заслуживал такого прозвания. Но мокша язвительно насмехался над ним.
– Однако твое конечное унижение было предречено заранее. Ты ведь дрожал за свою жизнь, когда угодил в лапы пещерников? И правильно делал – эти простофили непременно убили бы тебя, а уж выманить у них кольцо не составило бы труда. С момента твоего призвания все твои надежды были не более чем глупостью и безрассудством. Все пути вели к торжеству Презирающего, а твои тщетные потуги...
– Я устал от болтовни, – прохрипел Ковенант. Он едва держался на ногах, но, тем не менее, сила его решимости вызывала у Опустошителей внутренний трепет. – Не льстите себя надеждой, что сумеете сломить меня.
Ощутив, как содрогнулся мокша, Линден прикрикнула на него:
– Трус! – и тут же стиснула зубы, испытав на себе силу ярости Опустошителя. Но Ковенант не видел, что происходит с ней, и не знал, какую цену платит она за неповиновение.
– Кольца ты не получишь, – угрюмо пробормотал Ковенант, – и вообще тебе повезет, ежели он оставит тебя в живых, после того как покончит со мной. – Взгляд пылающих глаз Ковенанта был тверд, как горячий мрамор. – Ведите меня к нему.
– Ну конечно, низкопоклонник, – язвительно отозвался мокша. – Я трепетно повинуюсь твоей воле.
Так или иначе, Опустошитель развернул Линден и заставил ее двинуться вдоль ущелья.
Оба подземных чудовища, которыми теперь управлял брат мокши, маячили позади Ковенанта. Но коснуться его – Линден ощущала это чувствами Опустошителя – они не смели.
Путь оказался долгим, и каждое биение наполняло ее сердце нескончаемой мукой. Опустошитель наслаждался ее страданиями и изощренно приумножал их. Извлекая образы из недр ее памяти, он обрушивал их на беззащитное сознание Линден, заставляя их казаться более вещественными и реальными, чем гранит Горы Грома.
...Марид с оскаленными клыками, рычащая как хищница Джоан, жаждущая крови Ковенанта... Души, загубленные Солнечным Ядом... Рот ее матери, склизкая мокрота, зловонная, как гниль в ее легких... Располосованные запястья отца, зияющие ликованием и смертью...
Мокша изобретал все новые и новые способы мучить ее, и она знала, что мучениям не будет конца, если только она не откажется от своего «я». Но Линден держалась. С упорством, казавшимся бессмысленным, она цеплялась за то, чем была прежде, – за Линден Эвери, давшую обещание. И в тайных закоулках души замышляла уничтожить мокшу Джеханнума.
О, этот путь показался ей очень долгим! Очень долгим, хотя она и знала – не могла не знать, – что для Опустошителя он был короток, как бросок камня через черную бездну. Наконец промозглый свет карауливших Ковенанта чудовищ выхватил из тьмы вырубленную в скале лестницу – немыслимо древнюю, с истертыми за тысячелетия ступенями, но все же достаточно широкую и безопасную. Опустошитель поднимался бодро, в радостном предвкушении. Линден же следила за Ковенантом, выискивая признаки головокружения и страха.
Выглядел он ужасно. Она чувствовала, как болят ушибленные кости его черепа, улавливала неровное биение пульса. Лихорадочный озноб делал все его движения неточными и нетвердыми. На лбу бусинками выступил пот.
Но он продолжал идти так же решительно, как тогда, на Небесной Ферме, когда отправился в лес вызволять свою бывшую жену. Казалось, будто собственная слабость и отсутствие точки опоры каким-то образом поддерживают его.
Но едва ли он пребывал в здравом уме. Сердце Линден обливалось кровью, тогда как мокша Джеханнум обливал ее презрением.
Лестница достигала в длину нескольких сотен футов, а Линден и вовсе казалась нескончаемой. Опустошитель гнал ее вверх без малейшей передышки, словно хотел извлечь из доставшегося ему тела все, на что оно было способно. Но, в конце концов, она добралась до узкого отверстия в стене, через которое были видны отблески скальных огней. Лестница тянулась и выше, но мокша направил ее в тоннель. За ней последовал и Ковенант, а за ним – его охранники.
С каждым шагом возрастала жара. В конце концов, Линден стало казаться, будто она идет сквозь огонь, но для мокши это ничего не значило. Ни крутизна, ни жар, ни отвратительное зловоние ничуть его не смущали.
А мучения Линден множились – все ее пациенты, которых не удалось вылечить, представали перед ней и обвиняли ее с неистовством фурий. Она погубила их – и может быть, потому что хотела этого. Разве не черпала она силу из их страданий?
Коридор оборвался, и она оказалась там, где взращивал и лелеял свои коварные замыслы Лорд Фоул.
В Кирил Френдоре. В Сердце Грома.
В том самом месте, куда Кевин-Расточитель Страны явился, дабы свершить Ритуал Осквернения. В том самом, где Друлл-Камневый Червь обрел утраченный Посох Закона. В черном средоточии древнего и рокового могущества Горы Грома.
Там, где предстояло решиться судьбе Земли.
Линден знала об этом благодаря чувствам мокши Джеханнума: дух Опустошителя трепетал в алчном предвкушении.
Сердце Грома представляло собой огромную круглую пещеру: по всей окружности зияли входы в тоннели, походившие на искаженные в беззвучных криках немыслимой боли рты. Стены во всех направлениях испещряли игравшие на множестве граней скальные огни. Иглы яркого света отражались от украшавшего высокий потолок массивного скопления сталактитов, словно бы созданных из медленно тающего металла. Вокруг скальных выступов клубилась светотень оранжево-красных проблесков.
Но весь этот свет, казалось, не мог коснуться фигуры, высившейся в центре зала на невысоком помосте, недвижной, словно статуя, и неразличимой в деталях. Возможно, то был человек, а возможно, и Великан. Возможно, он стоял спиной к Линден. Ни его размеры, ни очертания не поддавались определению даже с помощью чувств Опустошителя. Но от этой фигуры исходило немыслимое, подобное пронизывающему, рождающему эхо крику, ощущение силы.
Воздух был полон смрадом серы, столь едким, что на глазах Линден, наверное, выступили бы слезы, будь она властна над своими глазами и своими слезами. Но под этим запахом таился другой, не столь резкий, но не менее тошнотворный, полный могильной сладости.
Запах гниения.
Мокша упивался, жадно поглощая его ноздрями Линден. Чудовищная сила, исходившая от фигуры на возвышении, пронизывала Линден насквозь, – она казалась способной сокрушить гору, вырвать сердце Страны, ввергнуть мироздание в хаос и разрушение.
Ковенант стоял неподалеку, но держался отстраненно, видимо, не желая усугублять ее и без того нелегкое положение. Он не обладал видением, но и будь у него способности Линден, едва ли смог бы услышать, как пытается она докричаться до него, убедить его, что они должны быть вместе. Ведь он был слеп ко всему, что могла видеть она. А она видела все и знала все, что ждало его впереди.
Все, кроме одного: Линден не понимала, как у него, избитого и измотанного, хватало сил для того, чтобы стоять здесь с таким видом, словно это место принадлежало ему.
Чувством мокши она ощутила, как Опустошитель отослал стражников Ковенанта: в них больше не было нужды. А Ковенант повернулся к ней и беззвучно, одними губами, произнес ее имя, словно пытаясь сказать нечто, чего он не мог вымолвить, а она услышать.
Пульсация света усилилась – казалось, еще чуть-чуть, и на Линден обрушатся светящиеся сталактиты. Расстегнутая рубашка создавала ощущение того, будто гниль растекается по ее обнаженному телу. Жара сжала ее ослабленную волю словно кулак.
Стоящий на возвышении повернулся.
Ее подводили даже органы чувств мокши Джеханнума. Глаза ее были подобны затуманенным линзам: она видела лишь стекающие, разбегающиеся очертания. Возможно, рассмотреть фигуру получше мешали и вспышки света. Но, так или иначе, стоящий на возвышении походил на мужчину: очертания фигуры наводили на мысль о широкой груди, могучих руках, патриаршей бороде и летящем, струящемся одеянии.
Ростом с Великана, мощный, словно гора, источающий жар, он охватил взглядом весь Кирил Френдор, и ее, и Ковенанта так, будто одним только взором мог вымести их прочь.
Лишь его глаза Линден могла рассмотреть отчетливо.
Глаза, которые она уже видела прежде.
Глаза острые, как клыки, гнилые и беспощадные, полные зрелой силы, неистового желания, сочащиеся алчной скверной. В лесу за Небесной Фермой они возникли из пламени и, проникнув в самую глубь ее души, наполнили каждый нерв, каждую клетку нескончаемым презрением. Этот взгляд требовал от нее полного паралича воли, словно именно в этом и заключалась суть ее существования. А когда она, совладав со слабостью, устремилась вниз по склону, чтобы попытаться спасти Ковенанта, в этих глазах застыло грозное обещание никогда больше не позволить ей набраться храбрости и подняться над губительной противоречивостью, присущей смертным. И сейчас с чудовищной, бесконечно умноженной злобой они повторили это обещание и претворили его в жизнь.
Потянувшись мимо мокши Джеханнума к остаткам ее стиснутого страхом сознания, он непререкаемо подтвердил:
– Никогда больше. Никогда.
Линден услышала собственный, сдавленный страхом голос:
– Он пришел, чтобы отдать кольцо. По твоей воле я доставил его сюда.
Даже Опустошитель не мог выдержать взгляд своего господина и силился отвести глаза в сторону.
Но Фоул на миг задержал свой взгляд: он зондировал сознание Линден в поисках признаков неповиновения. Затем Презирающий промолвил:
– С тобой я говорить не буду.
Голос его исходил от скального света, из гнилостных испарений, из полутеней сталактитов. Он был глубок, как недра Горы Грома, и пронизан жестокостью. Каждое слово сопровождали оранжево-красные вспышки.
– Я не говорил с тобой. В этом не было нужды – и нет. Я говорю затем, чтобы направить слушающих меня на предназначенные им тропы, но твой путь был предопределен с самого начала. Ты неплохо подходила для служения мне, и все твои решения способствовали осуществлению моих замыслов. Добиться от тебя желаемого было для меня пустяковой забавой, не требовавшей усилий. Когда я обрету свободу... – В его клубящихся размышлениях Линден услышала насмешку, – ...ты будешь сопровождать меня, чтобы твои мучения могли длиться вечно. Я с радостью помечу твою плоть своими метами.
Устами Линден Опустошитель хихикнул, выражая полное одобрение. Саму же ее взгляд Презирающего поверг в полное смятение. Ей хотелось завыть, но она не могла издать ни звука.
Наверное, ей следовало уйти в никуда. Но Ковенант не уходил. И хотя, судя по виду, не мог сделать и шага, все же попытался прийти ей на помощь.
– Не делай из себя посмешище, – неожиданно заявил он. – Ты уже побит и даже не догадываешься об этом. Все твои угрозы попросту жалки.
Не приходилось сомневаться в том, что он лишился рассудка. Но его безумный сарказм отвлек внимание Презирающего от Линден. Она была оставлена во власти Опустошителя, и тот дал волю своей жестокости, заставив ее пережить все те мучения, что сулил ей в вечности Фоул. Но как только взгляд Лорда Фоула перестал терзать ее, Линден ощутила, что еще способна цепляться за свое «я». Упорства ей было не занимать.
– А, – голос Презирающего прозвучал, как вздох сошедшей с горы снежной лавины, – наконец-то мой враг предстал передо мной. Он не пресмыкается, но в этом уже нет нужды. Он произносит слова, в которых нет никакого смысла, и воистину унижен полностью, хотя сам не в силах уразуметь даже это. Он не понимает, что отдал себя в кабалу более позорную, нежели любое низкопоклонство, ибо стал орудием своего врага и более не свободен выступить против меня. И теперь, будучи вынужден подчиниться, малодушно полагает, будто это избавит его от ответственности за разрушение. – От злобного смеха забился скальный огонь, и немые крики эхом отдались от стен. – Он воистину Неверящий, ибо не верит, что, в конечном счете, отвечать за судьбу Земли придется ему. Томас Ковенант!.. – Фоул алчно подался вперед. – Радость лицезреть жалкие потуги вознаграждает меня за долготерпение, ибо твое конечное поражение было столь же несомненным, как и моя воля. Даже соверши я ошибку, возможность воспользоваться ею для своей пользы все равно принадлежала бы не тебе, а твоей спутнице. Но ты и сам видишь, – размытый взмах могучей руки указал на Линден, – какова она.
Презирающий рассмеялся, но в смехе его не было веселья.
– Заполучи она твое кольцо, и мне было бы о чем задуматься. Но я недаром избрал именно ее – женщину, неспособную свернуть с тропы исполнения моих желаний. Ты глупец, – продолжал Лорд Фоул, – ибо, зная, что обречен, все равно явился сюда. Теперь я получу твою душу.
Голос его наполнил легкие Линден обжигающим жаром, и мокша Джеханнум поежился от вожделения в предвкушении насилия и разрушения.
Логика Презирающего казалась безукоризненной, что делало его слова еще ужаснее. Одна его рука, кажется, – ибо взгляду Опустошителя это представлялось мощным мазком – сжалась в кулак. Ковенанта резко рвануло вперед, и он оказался в пределах досягаемости Лорда Фоула. Стены разбрызгивали свет так, словно устрашенная Гора Грома разразилась рыданиями.
Следующие слова Презирающего прозвучали тихо, как шепот самой смерти:
– Отдай мне кольцо.
Голос был столь непререкаемо властным, что на месте Ковенанта Линден повиновалась бы без размышлений. Но тот не шелохнулся. Правая рука его бессильно свисала, кольцо поблескивало на онемелом пальце, будто оно имело не больше значения, чем сам этот палец. Левый кулак сжимался и разжимался, словно поддерживая биение сердца. Глаза Ковенанта были темны, как бездонное ночное небо. Но что – убежденность или безумие – позволяло ему стоять прямо, с высоко поднятой головой?
– Пустые слова, – промолвил Ковенант. – Сказать можно все, что угодно, но ты ошибаешься и должен узнать всю правду. На сей раз, ты зашел слишком далеко. Все, что сделал ты с Анделейном! С Линден!.. – Он с горечью сглотнул и продолжил: – Мы не враги. Это всего лишь очередная ложь. Возможно, сам ты в нее и веришь, но от этого она не перестает быть ложью. Ты даже начинаешь походить на меня.
Линден приметила особый блеск в глазах Ковенанта. Конечно же, он обезумел и говорил как безумец.
– Ты всего-навсего одна из сторон меня. Одна из составляющих человеческой личности, того, что может быть названо человеком. Ядовитая сторона, враждебная, ненавидящая прокаженных, но, – в голосе Ковенанта звучала неколебимая уверенность, – мы с тобой единое целое.
Это утверждение заставило Линден изумиться тому, кем же стал Ковенант, тогда как у Презирающего оно вызвало лишь очередной, короткий и резкий, как лай, смешок.
– Не пытайся объединиться со мной ни во лжи, ни в истине. Для этого ты слишком глуп. Слово «ложь» куда лучше подходит для определения того пустяшного томления, которое ты именуешь любовью. Истина обрекает тебя на проклятие здесь. Три с половиной тысячи лет готовил я Землю к исполнению моей воли. В твое отсутствие, низкопоклонник! И мне нет нужды в софистике твоего неверия.
Голос Презирающего разил, как клинок. Скальные огни неистово полыхали, но и в самом ярком свете облик Фоула не становился более различимым.
– Отдай мне кольцо!
Ковенант осунулся. Неизбежность устрашала его, однако и сейчас он не подчинился, а неожиданно заговорил о другом:
– По крайней мере, освободи Линден. – Он подался вперед, приняв едва ли не просительную позу. – Она больше не нужна тебе. Даже ты должен быть удовлетворен тем, сколько страданий досталось на ее долю. Я предлагал ей это кольцо – и она отказалась. Отпусти ее. – Несмотря ни на что, он все еще пытался ее спасти.
Ответ Лорда Фоула заполнил Кирил Френдор:
– Все кончено, низкопоклонник!
Гнилостный запах, приводивший в экстаз Опустошителя, терзал плененное сознание Линден.
– Ты понапрасну испытываешь мое терпение. Она – это плата, уплаченная мне ее собственными действиями. Ты глух к себе? Ты произнес слова, отречься от которых невозможно. Никогда!
Размытые очертания Фоула источали концентрированную порчу. Отчетливо, словно раскалывая голосом камни, он потребовал в третий раз:
– Отдай мне кольцо!
Ковенант осел, словно разваливаясь на глазах. Последние силы покидали его, он уже не мог делать вид, что держится прямо. Ибо потерял все. В конце концов, он был всего-навсего маленьким человеком, со всеми человеческими слабостями. И без дикой магии никак не мог противостоять Презирающему.
Когда он слабо поднял свою изуродованную руку и начал стаскивать с пальца кольцо, Линден простила его. Иного выбора не было. Ковенант сделал все мыслимое и немыслимое, неоднократно превосходя самого себя в попытках спасти Страну. И если, в конце концов, он потерпел поражение, то это его беда, а не вина.
Но глаза Ковенанта вовсе не были глазами сломленного человека. Они сияли чернотой, как межзвездная бездна, как последняя полночь, недоступная Солнечному Яду.
На все – чтобы поднять руку, стянуть кольцо, как бы отказываясь от обручения с человечностью и любовью, и протянуть неоскверненное белое золото Презирающему – ушло не более трех мгновений. Но ужасающее значение происходящего сделало их долгими, как агония. Достаточно долгими для того, чтобы Линден собрала остатки своей воли, чтобы поднять их против Опустошителя.
Она простила Ковенанта. Он был слишком дорог ей и перенес слишком много мучений, чтобы винить его. Он дал ей все, чего могло просить ее сердце.
Но она не подчинилась.
Гиббон говорил, что бремя судьбы Страны ляжет на ее плечи, и теперь эти слова обретали новое значение. Ибо никто, кроме нее, не имел такой возможности встать между Ковенантом и его поражением.
Гиббон говорил, что из-за своей способности к особому видению она подобна металлу, из которого будет выковано орудие разрушения Земли.
Ну что ж, пришло время узнать, что же за орудие из нее вышло.
Наконец, Гиббон говорил, что она есть Зло. Возможно, он прав и в этом.
Но ведь Зло само по себе есть форма силы.
Линден приблизилась к своему обладателю, почти слилась с ним, и из глубочайших корней прошлого к ней пришло ощущение презрения ко всему, что имеет плоть и может быть подчинено. Презрения, рожденного страхом. Страхом перед любой формой жизни, способной не поддаться Опустошителю. Перед лесами. Харучаями. Он испытывал неутолимую жажду обладания, безраздельного владычества, обеспечивающего безопасность и бессмертие. Сама возможность отказа внушала ему ужас, ибо с неумолимой логикой указывала на возможность гибели. Ибо если можно не поддаться Опустошителю, стало быть, его можно и убить.
Утраченного ныне единого сознания лесов Линден просто не могла постичь, но Великанов и харучаев знала достаточно хорошо. Подхватив нити этого знания, она вплела их в ткань своей цели.
Великаны и харучаи всегда обладали способностью противостоять Опустошителю. Возможно, потому что долгая история Страны не была ими выстрадана, и они не научились сомневаться в своей независимости. А возможно, все дело было в том, что они не прибегали – или почти не прибегали – к каким-либо внешним выражениям силы, а потому полнее ощущали значение внутреннего выбора и считали истиной именно это. Но как бы то ни было, в отличие от жителей Страны, оба эти народа не были подвластны обладанию. Ибо, делая выбор, верили, что он имеет значение.
Вера – вот единственное, в чем она нуждалась.
Стремясь подавить Линден, мокша впал в неистовство, и жестокость его не знала предела. Он использовал все, что могло причинить ей боль, оскверняя ее, как был осквернен Анделейн, заставляя заново переживать самое страшное: убийство Нассиса и прикосновение Гиббона, встречу с таящимся в Сарангрейве и злобную изощренность Касрейна. На ее глазах Ковенант истекал кровью в лесу за Небесной Фермой. Вливая кислоту в ее раны, Джеханнум доказывал тщетность всех ее потуг.
Ибо единственный выбор, действительно имевший значение, она сделала давно, приняв наследие отца. Страсть, ничуть не отличавшуюся от страсти ее обладателя. Злоба сделала ее такой, какой она и была на самом деле, жалкой, раздавленной подобно Стране, обреченной вечно носить внутри себя Солнечный Яд.
Но ужас ее положения и безмерность ее страданий каким-то образом сделали ее проницательнее. Открыли ей глаза на лживость Джеханнума. Лишь единожды она попыталась укротить смерть, уничтожив жизнь. И после этого случая все ее старания были направлены на избавление людей от страданий. Напуганная, преследуемая, Линден не была жестокой. И ее история не сводилась лишь к самоубийству. Зловоние, исходившее изо рта того старика на Небесной Ферме, вызывало у нее тошноту, но она готова была вдыхать этот смрад, лишь бы только спасти его.
Она являла собой Зло. Внутренний отклик на темную мощь мучителя побуждал ее подчиниться. Но инстинкт целительницы помог раскрыть обманную суть ухищрений мокши. Линден признала себя средоточием противоречий, и это более не парализовало ее.
Она обрела силу, чтобы сделать выбор.
Опустошитель обрушился на нее с еще пущей яростью, но Линден уже вырвалась из оков зла, и она освободилась.
Лорд Фоул еще не успел получить кольцо: между его рукой и рукой Ковенанта оставалось крошечное расстояние. Рев скального огня возглашал алчное торжество.
Линден не двинулась: на это уже не было времени. Оставаясь на месте, словно по-прежнему пребывала во власти мокши, она потянулась к сверкающему кольцу Ковенанта с помощью рожденного Страной видения. И, овладев дикой магией, отбросила его руку назад.
Лорда Фоула охватил неслыханный гнев – казалось, неистовый поток злобы просто-напросто сметет Линден прочь. Но она знала: сейчас, когда она обрела контроль над Ковенантом и над кольцом, Фоул не коснется ее. Неожиданно она оказалась столь сильна, что смогла отвернуться от Презирающего. Ее защищала необходимость свободы: уступить или бросить вызов зависело от нее.
В безмолвной отстраненности взирала она на человека, которого любила и чье бремя собиралась взять на себя.
Устоять перед ней он не мог. Как-то раз это ему удалось, но теперь все обстояло иначе. Обойдясь собственными малыми силами, она подчинила его полностью, как некогда элохимы или Касрейн.
«Это не Зло! – мысленно кричала она ему и себе. – На сей раз не Зло». Ее предыдущая попытка овладеть им и впрямь была непростительной ошибкой. Догадавшись о намерении вступить в Ядовитый Огонь, она восприняла это как покушение на самоубийство и непроизвольно попыталась остановить его. Но, то были его жизнь и его риск. Она не имела права вмешиваться.
Но теперь он отрекался не только от себя, но и от Земли. Не только поступался собственной жизнью, но и обрекал на уничтожение жизнь как таковую. А стало быть, и ответственность ложилась на нее. И вместе с ответственностью она обретала право вмешаться.
«Я имею право!» – пыталась докричаться до него Линден. Но Ковенант не отвечал. Он был полностью подчинен ее воле.
Сейчас она видела его там, где, кажется, уже встречалась с ним прежде, в тот раз, когда пошла против себя, чтобы спасти Ковенанта от молчания, в которое ввергли его элохимы. На поросшем цветами лугу, под безмятежным небом, где светило ясное солнце. Теперь она понимала, что то был один из благоуханных лугов Анделейна, окруженный лесами и холмами. И теперь он уже не был молод. Он стоял перед ней так же, как и перед Презирающим, – с разбитым лицом, с обессиленным, обмякшим телом. Глаза его были сосредоточены на ней и пылали, словно жаркая полночь, словно черный светоч бездонных небес.
Никакая улыбка не могла смягчить этот взгляд.
Он стоял там, словно ждал, когда она вызнает, наконец, у него всю правду. Но ей не удавалось преодолеть разделяющую их пропасть. Желая заключить его в объятия, она бежала к нему изо всех сил, но глаза его светились темнотой, а расстояние между ними не уменьшалось. Она чувствовала, что, достигнув его, узнает, наконец, какое видение было явлено ему в Ядовитом Огне, и поймет, в чем источник его уверенности. А он был весьма уверен, неколебим, как само белое золото. Но приблизиться к нему ей не удавалось.
– Не прикасайся ко мне!
Его отказ, возведенный в апофеоз отказ прокаженного, поднял в Линден такую волну печали, что на миг она ощутила себя заблудившимся ребенком.
Но тут же ей захотелось повернуться и всей своей новообретенной силой обрушиться на Презирающего. Вызвать белый огонь и смести этого негодяя с лица земли.
Заразу иногда приходится выжигать. А иначе, зачем вся эта сила? И она могла это сделать. Ибо он, Фоул, истерзал Ковенанта так, что теперь Линден не могла достичь его. И чем горше была ее мука, тем жарче становилось стремление овладеть огнем. Левая рука Ковенанта сжимала кольцо, сам же он целиком и полностью находился под ее контролем. Она была способна на это. Раз не осталось другой надежды, раз ей не под силу докричаться до его любви – пусть будет так. Она завяжет схватку, будет бороться, не страшась разрушения, и одержит верх. Пусть Лорд Фоул увидит, что за оружие он выковал.
Но взгляд Ковенанта удерживал ее, и она рыдала, словно не была способна ни на что, кроме рыданий. Он ничего не сказал, ничего ей не предложил. Но смотрел на нее, и отвернуться она не могла. А он – разве мог он принять ее? Подобно гнусному Опустошителю, она овладела его волей и смаковала его беспомощность, лишив человеческого начала. Но он остался человеком, желанным, упрямым человеком, который был дорог ей, как жизнь. Возможно, он и безумен. Но что, если с ней дело обстоит еще хуже?
Разве ты не есть Зло?
Да, само собой, это так. Но пламя в его глазах вовсе не обвиняло ее во Зле. Он никоим образом не презирал ее. Он лишь отвергал обладание его разумом.
Ты говорила, что доверяешь мне.
И кто она такая, чтобы не верить ему? Даже если сомнение и вправду необходимо, почему сомневаться следует в нем, а не в ней самой? Кевин-Расточитель предостерегал ее, и она чувствовала его искренность. Но возможно, и Кевин ошибался, ибо после всего содеянного был ослеплен последствиями и собственным отчаянием. А Ковенант стоял перед нею под солнцем среди цветов, словно краса Анделейна была его внутренним убеждением, той почвой, на которой он обретал опору. Он был одинок и мрачен, так же как и она. Но ее мрачность была сродни темному коварству пещерятника, тогда как мрак его очей напоминал собой душу истинной ночи, куда не в силах проникнуть Солнечный Яд.
Да, снова сказала себе Линден. Она знала, что обладание есть Зло, Зло само по себе, под какой бы личиной оно ни крылось и чем бы ни пыталось оправдаться, но пыталась убедить себя в обратном: и потому что жаждала силы, и потому что желала спасти Страну. Ей и сейчас казалось, что даже Зло может быть оправдано, если оно необходимо, дабы не позволить Фоулу завладеть кольцом. Но она не спорила, она плакала. По-настоящему плакала.
Я найду какой-нибудь другой ответ, говорил ей Ковенант.
В действительности только это обещание и имело значение. Усилием воли она отпустила его – отпустила любовь, надежду и силу, словно все это составляло единое целое, слишком чистое для того, чтобы его можно было осквернить насилием, обладанием. Подавив стон отчаяния, она повернулась и пошла прочь, из-под безмятежного солнца в неистовство скальных огней и тлетворного смрада.
Собственными глазами она увидела, как Ковенант снова поднял кольцо так, будто пропали его последние страхи. Собственными ушами она услышала, как облегченно и торжествующе рассмеялся Лорд Фоул. Жара и отчаяние накрыли ее, словно крышка гроба.
Мокша Джеханнум снова попытался овладеть ею, но теперь это оказалось ему не под силу. Линден переполняла печаль, и она почти не замечала попыток Опустошителя.
Возглас Презирающего заставил Кирил Френдор содрогнуться:
– Дура!
Он торжествовал над Линден, не над Ковенантом. Его глаза пронизывали ее сознание, выискивая след порчи.
– Разве я не говорил, что любой твой выбор способствует моим целям? Ты служила мне всегда и во всем! – С потолка сыпались осколки сталактитов. – Именно ты согласилась отдать мне кольцо.
Он поднял руку, и в его хватке серебристый кружок начал разгораться. Голос Презирающего с каждым словом набирал силу и гремел так, что казался способным разрушить гору:
– Наконец-то я обладаю всем. Жизнь и Время в моей власти – отныне и навеки! Пусть же мой враг зрит и трепещет. Освободившись от узилища, избавившись от мучений, я буду править Вселенной!
Под напором его злобного торжества Линден уже не могла держаться прямо. Голос Фоула раскалывал ее слух, сбивал ритм ее сердца. Ноги ее подогнулись, но, стоя на коленях на содрогающемся камне, Линден стиснула зубы и поклялась, что даже если она потерпит неудачу во всем остальном, она не будет – не будет! – вдыхать эту проклятую гниль. Теперь стены пещеры всеми своими гранями издавали серебристый звон. Мощь Презирающего приобретала апокалиптический вес. Но тут Линден услышала слова Ковенанта. Каким-то чудом ему удалось удержаться на ногах. Он не кричал, но каждое его слово звучало отчетливо, как предсказание:
– Великое дело. Я мог бы сделать то же самое, будь я столь же безумен, как ты.
Уверенность Ковенанта оставалась неколебимой.
– И в этом нет силы, одна видимость. Ты не в своем уме.
Презирающий качнулся к Ковенанту. Дикая магия заставляла Кирил Френдор извергать вместо скального света белое пламя.
– Низкопоклонник, я покажу тебе, какова моя сила!
Его очертания подернула рябь экстаза. Лишь гнилые, жестокие, как клыки, глаза оставались четко различимыми. Казалось, они срывали плоть с костей Ковенанта.
– Я твой Обладатель !
Возвышаясь над Ковенантом, Лорд Фоул воздел руки, словно призывая проклятие на голову своего врага. В кулаке он сжимал кольцо, вожделенную награду за несчетные века ухищрений и козней. Сияние кольца должно было не только ослепить Линден, но выжечь глаза из ее глазниц, однако от мокши Джеханнума она узнала, как защитить зрение. Ей казалось, будто она вглядывается в горнило оскверненного солнца, но она оставалась способной видеть.
Видеть удар, нанесенный Фоулом Ковенанту так, словно дикая магия была кинжалом.
Удар такой силы, что Гора Грома содрогнулась, а сталактиты посыпались с потолка, словно дождь копий: лишь чудом ни одно из них не попало в Линден.
Удар, швырнувший Ковенанта наземь и едва ли не переломавший ему все кости. Тело Ковенанта содрогалось в конвульсии, по нему пробегали кольца концентрированной белой силы. Он попытался крикнуть, но падение вышибло весь воздух из его легких. В следующий миг он затих, и из раны в центре его груди ударил ослепительно белый огненный фонтан. Казалось, что сама его кровь обратилась в пламя, чистое пламя, не тронутое ни тьмой, ни порчей. В эти мгновения Ковенант выглядел так, будто все еще был жив.
Но пламя ослабло, а затем и угасло. На полу осталось недвижное тело – пустая, жалкая оболочка.
Линден не могла даже кричать. Обхватив себя руками, она молча стояла на коленях, и лишь душа ее вопила от горя.
А Лорд Фоул продолжал смеяться.
Он смеялся словно вампир, словно торжествующий демон мучений. Его алчный хохот сотрясал гору, и сталактиты градом сыпались вниз. По полу от стены до стены пробежала трещина, будто камень раскололся в истошном крике. Кирил Френдор полнился серебристым огнем, и этот огонь делал Презирающего титаном.
– Берегись, мой враг! – Крик его оглушил Линден несмотря на ее инстинктивную самозащиту. Она услышала его не ушами, а тканями и сосудами легких. – Трепещи! Краеугольный камень Арки Времени в моих руках, и теперь я разнесу ее по камушкам. Помешай мне, если сможешь!
Кольцо неистовствовало, словно в его кулаке было зажато беспрерывно растущее солнце. Яростно вздымаясь, огонь концентрировался вокруг него. Сила его уже превысила мощь Ядовитого Огня, превзошла любое могущество, какое Линден когда-либо могла вообразить, превзошла все, что виделось ей в ночных кошмарах.
Но, невзирая на страх, невзирая на то, что каменный пол содрогался, словно в агонии, она собрала жалкие остатки сил и поползла по направлению к Ковенанту. Помочь ему она не могла, но хотела хотя бы в последний раз заключить его в объятия. И попросить прощения, пусть он и не услышит ее. Лорд Фоул, концентрирующий в себе мощь грядущего катаклизма, вырос до невероятных размеров, но Линден, хотя и была сокрушена телом и духом, проползла мимо, словно игнорировала его. Добравшись до Ковенанта, она села рядом и положила его голову себе на колени. Волосы ее упали ему на лицо.
На этом мертвом лице застыло странное выражение – облегчения и боли одновременно, словно в последний миг Ковенанту хотелось и зарыдать, и расхохотаться.
– По крайней мере, я поверила тебе, – сказала она. – Пусть что-то было не так, но, в конце концов, я поверила тебе. – Боль сжала ее сердце. – Ты даже не попрощался.
Никто из тех, кого она любила, так и не попрощался с ней.
Гнилой смрад Фоула не давал ей дышать. Камень гудел, предвещая грядущее разрушение. Пещера Кирил Френдор казалась отверстой раной горы, ее ртом, растянувшимся в диком крике. Похоже, сама ее плоть истлевала и растворялась от близости столь немыслимой мощи. Лорд Фоул готовился нанести последний удар.
Линден непроизвольно оторвала взгляд от Ковенанта, от его вины и невиновности, ибо в ней росла уверенность в том, что хоть кто-то живой должен стать свидетелем разрушения времени. Пока сохранялось сознание, она могла видеть, что творит Презирающий, и хотя бы посылать свой протест к небесам.
Огненный вихрь вокруг Фоула закрутился и вырос, словно он собирался поглотить гору, разорвать в клочья Землю. Но постепенно Презирающий собрал пламя в себя и сфокусировал его в держащей кольцо руке. Оно было слишком ярким, чтобы смотреть на него: даже сжатый кулак Презирающего пульсировал, как абсолютное сердце мира.
С ужасающим криком он бросил вверх вобравшую в себя неимоверную мощь сферу.
Но прошло лишь мгновение, и его восторженный экстаз сменили изумление и ярость.
Сила удара рассеялась где-то в толще камня. Нацелясь на Арку Времени, Фоул преобразовал пламя в нечто, по сути, не имеющее физической природы, хотя сотрясение едва не лишило Линден сознания. Но гора не разрушилась, хотя казалось, что где-то наверху разверзлось полуночное небо. В черной бездне рассеялись бесчисленные вспышки пламени.
Внутри самой Горы появилась просвечивающая сквозь толщу камня сеть горячих светящихся линий, которые, сливаясь и умножаясь, приобретали все более определенную форму. Из дикой магии и черной пустоты возникал контур человека.
Человека, вставшего между Лордом Фоулом и Аркой Времени. Вбирая в себя мощь нанесенного Презирающим удара, фигура обретала все большую вещественность, все более различимые черты.
Черты Томаса Ковенанта.
Там, в толще камня, возник призрак Томаса Ковенанта. От смертного существования на его лице осталось лишь смешанное выражение уверенности и скорби.
– Нет! – вскричал Презирающий. – Нет!
– Да, – спокойно возразил Ковенант. Голос его не был земным, не производил никакого звука, однако был отчетливо слышен, невзирая на непрекращающиеся толчки и гул от эха ярости Фоула. Линден без труда разбирала каждое слово, звучавшее для нее подобно зову трубы.

Подпись

Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire

Дата: Четверг, 12 Июл 2012, 15:49 | Сообщение # 32

Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

– Бринн указал мне верный путь. Он одолел хранителя Первого Дерева, пожертвовав собой, позволив себе пасть. А Морем просил меня помнить о «парадоксе белого золота». Долгое время я не понимал его – а ведь я и есть тот самый парадокс. Ты не можешь отобрать у меня дикую магию...
С этими словами Ковенант как бы продвинулся ближе к поверхности камня. Он являл собой силу, чистую, как белый огонь.
– Положи кольцо, – сказал он Презирающему.
– Никогда! – взревел Лорд Фоул. Разыгравшаяся в нем мощь нетерпеливо требовала жертвы. – Не знаю, что за безумное ухищрение позволило тебе восстать из Умерших, но это тебе не поможет. Единожды ты сумел одолеть меня, но больше я не потерплю унижения! Никогда! Никогда! Ты собственноручно, добровольно отдал белое золото мне, и оно мое! Если ты посмеешь вступить со мной в бой, сама Смерть не защитит тебя от моего гнева!
– Повторяю тебе, ты ошибаешься. – Черты лица призрака обозначили нечто похожее на улыбку. – Я и в мыслях не имею сражаться с тобой.
В ответ Лорд Фоул нанес удар. Воздух зашипел, как мясо на сковородке. Свирепое пламя, способное снести верхушку пика, устремилось на Ковенанта.
Тот не попытался укрыться, уклониться или ответить ударом на удар. А просто принял его на себя.
Принял и сморщился от боли, однако не дрогнул. Сила неистовствовала, терзая его так, что Линден трудно было понять, как может выносить такое даже душа умершего. Однако он впитал в себя все пламя без остатка и отважно выступил вперед.
– Я не собираюсь с тобой сражаться, – повторил Ковенант. Похоже, он даже сейчас жалел своего губителя. – Ты способен лишь причинять мне боль. Но боль длится недолго и только закаляет меня. – В голосе его послышалась нотка сочувствия к Презирающему. – Положи кольцо.
Но ярость и досада Фоула делали его глухим к любым доводам.
– Нет! – снова взревел он. Страх не удерживал Презирающего, воплощавшего в себе абсолютное насилие. – Нет! Нет! Нет!
С каждым вскриком он наносил удар. Снова и снова, все яростнее и чаще. Сила белого огня была достаточной, чтобы низвергнуть Гору Грома, сбросить ее с Землепровала в гибельные объятия Сарангрейвской Зыби. Достаточной, чтобы обратить в пепел само Первое Дерево. Достаточной, чтобы разрушить Арку Времени. Серебристое кольцо многократно умножило древнюю мощь Лорда Фоула. Он наносил один удар за другим. Кирил Френдор гудел, подобно погребальному колоколу. Едва не лишившись чувств, Линден припала к телу Ковенанта, ища в нем последнее прибежище и стараясь не лишиться рассудка, в то время как Лорд Фоул на ее глазах пытался сокрушить первооснову мироздания.
Но каждый удар приходился отнюдь не по Арке Времени, а всего лишь по призраку. Сила причиняла боль Ковенанту, но ни малейшего вреда ничему другому. С каждым ударом, поглощая всю мощь огня, он становился крепче. Он уже не был скорбным видением, подобно Умершим Анделейна, не был беспомощен, как павшие Бездомные Коеркри. Ныне он воплощал в себе чистоту дикой магии, став неодолимым препятствием на пути разрушения.
Фоул же, напротив, с каждым ударом становился слабее. Он не мог поразить Ковенанта, поскольку тот не оказывал сопротивления, но и остановиться тоже не мог. После стольких тысячелетий томления он не мог смириться с неудачей, и обращенная на Ковенанта ярость не знала предела. Между тем каждый не достигший цели удар зримо истончал его субстанцию. Вкладывая в безумные попытки всего себя, Фоул сам постепенно обращался в призрак. Через некоторое время он уже стал полупрозрачным.
Но он не остановился. Признать поражение было для него невозможно, но невозможной оказывалась и победа. Он готов был вечно продолжать попытки уничтожить Ковенанта, но узилище Времени, в котором он был заточен, не предусматривало для него вечности. Очертания его становились все более зыбкими, пока, наконец, он не оплыл как свеча и не пропал из виду.
Потрясенная Линден услышала слабый металлический звон. Кольцо упало на возвышение, немного прокатилось и застыло на месте.

Глава 20
Солнцемудрая

В недрах Кирил Френдора медленно, словно оседающая пыль, воцарилась тишина. Большая часть скальных огней погасла, но некоторые еще продолжали гореть, тускло освещая каверну. Воздух по-прежнему был насыщен серой, но теперь, с исчезновением острого запаха эфирного масла, казался почти чистым. На месте многих сталактитов в потолке пещеры зияли дыры. Дрожь отдаленных сотрясений то и дело прокатывалась под ногами, но они уже не несли угрозы. С каждым разом толчки становились все слабее, постепенно удаляясь за пределы досягаемости восприятия Линден.
Скрестив ноги, она сидела рядом с возвышением, на коленях ее покоилась голова Ковенанта. Он не дышал – он уже начал остывать.
Все, что делало Ковенанта столь дорогим ей, уходило, но она не хотела с этим мириться. На его лице застыло странное выражение, в котором смешались поражение и триумф – сплав всепрощения и непреклонности. Так или иначе, он выглядел более умиротворенным, чем когда бы то ни было.
Она не поднимала глаз, чтобы встретить взгляд его серебристого призрака. Ей не требовалось видеть, как склоняется он над ней, словно его сердце истекает кровью, желая ее утешить. Достаточно было простого ощущения его присутствия. В молчании склонилась она над телом Ковенанта. Красота, которую он обрел, наполняла ее глаза слезами.
Некоторое время Линден чувствовала, как настойчиво он очищает воздух, удаляя едкие запахи и дух разрушения, а потом услышала произнесенное им ее имя. Голос его звучал нежно и почти по-человечески, словно он не преступил грань жизни и смерти:
– Прости.
Казалось, он в действительности считал, будто прощение нужно не ей, взывавшей к нему, но именно ему.
– Прости, я не знал, что еще можно сделать. Я должен был остановить его.
– Я понимаю, – отвечала она. – Ты был прав. Никто другой не смог бы этого сделать.
Будь у нее хоть половина его понимания, хоть малая толика его смелости, она бы попыталась помочь ему. Другого выхода не было. Но ее попытка не могла бы увенчаться успехом. Она была отравлена тьмой слишком сильно для столь чистого жертвоприношения.
– Никто иной... – повторила Линден. Ее душили подступающие рыдания, но пока она еще сдерживала их. Сдерживала, сознавая, что, когда нагрянет истинная печаль, это будет ей не под силу. Он был потерян для нее.
Сам он, видимо, уже пребывал за гранью сострадания, где царит неизбежность, но чувствовал поднимавшуюся в ней боль и пытался откликнуться на нее. Нежно, как сама любовь, он промолвил:
– Теперь твоя очередь. Возьми кольцо.
Кольцо. Оно лежало на краю выступа, может быть, футах в двадцати от нее. Лишенное света и силы, оно представляло собой не более чем бесконечный серебристый кружочек, имеющий не большую ценность, чем звено сброшенных оков. Без тех, кто мог бы им воспользоваться, – Ковенанта и Лорда Фоула – оно теряло всякое значение.
Линден же чувствовала себя слишком слабой и осиротевшей для того, чтобы делать что-то с этим кольцом. Будь у нее какое-то основание надеяться, что его дух и плоть смогут воссоединиться, она повиновалась бы без размышлений. Но ответы на эти вопросы были уже получены. И Линден не желала выпускать его тело из своих объятий.
– Линден... – Голос лучился нежностью и добротой, но она чувствовала, как возрастает его настойчивость. – Постарайся понять. Я знаю, как это тяжко после того, что тебе пришлось пережить. Но попытайся. Мне нужно, чтобы ты спасла Страну.
Она по-прежнему не могла поднять взгляд. Его мертвое лицо было единственным, что, приковывая к себе, позволяло ей сохранять остатки самообладания. Подняв глаза на невыразимо прекрасное лицо призрака, она потеряла бы себя. Кончиками пальцев Линден пробежала по его исхудалым щекам и сказала:
– В этом нет нужды. Ты уже сделал это.
– Нет, – без промедления отвечал он. – Не сделал. – С каждым словом его напряжение ощущалось все отчетливее. – Я всего лишь остановил его. Но ничего не исцелил. Солнечный Яд остался, он может существовать и сам по себе. А Земная Сила испорчена так, что самостоятельно ей не восстановиться. – Голос его стремился проникнуть в самое ее сердце. – Линден, пожалуйста. Возьми кольцо.
Но в ее сердце бушевала буря, казавшаяся рожденной в тех же глубинах, где коренилось ее старое тяготение к тьме.
– Я не могу, – промолвила она. Душу ее пронизывало исходившее от него сострадание. – Пойми, не могу. Ты ведь сам знаешь, что делает со мной Сила. Я не смогу перестать приносить Зло людям, которым хочу помочь. Кольцо превратит меня в нового Опустошителя.
Дух Ковенанта светился пониманием. Но он не попытался откликнуться на ее страх, развеять его. Напротив, в голосе появился намек на усилие. Тихая, но явственная нотка нетерпения.
– Я не могу сделать это сам. У меня нет рук, и никакая сила мне не доступна. Физически я не существую. И в любой момент могу быть отослан. Я таков, каковы умершие. Их можно призвать – и отослать прочь. Всякий, кто знает, как это делается, может отослать меня. – Казалось, он считал эту угрозу реальной. – Даже Фоул мог бы сделать это, когда бы ни попытался использовать против меня дикую магию. Пойми, Линден. – Накал его чувства говорил об опасности. – Фоул мертв. Но убить Презрение невозможно. А Солнечный Яд, если он сохранится, будет настойчиво притягивать его назад. И рано или поздно вернет его и восстановит его мощь. Пройти мимо меня и разрушить Арку он не сможет, но обретет способность делать со Страной – со всей Землей – что ему заблагорассудится. Линден! – Мольба рвалась из него, но он принудил себя говорить мягко и нежно. – Я не хочу причинять тебе ни малейшей боли, не хочу просить о большем, чем ты можешь дать. Я бы не просил ни о чем, ты и так уже сделала слишком много. Но ты должна понять, Линден. Ты начинаешь таять!
То была правда. Она ощутила это как слабый испуг, некое предчувствие бури. Тело Ковенанта становилось все плотнее и тяжелее, все более реальным, тогда как ее плоть, напротив, истончалась. Она слышала дуновение ветра, походившее на дыхание древней горы. Все вокруг нее – скальные огни, камень стен, сам воздух Кирил Френдора – становилось все более резким, слово она обретала все большую тонкость восприятия. Она развоплощалась. Медленно, неумолимо развоплощалась. Скоро ей предстояло истаять, как оплывшей свече.
– Так бывает всегда, – продолжал Ковенант. – Когда умирает тот, кто призвал тебя сюда, исчезает и сила, что удерживала тебя. Ты возвращаешься назад, в свой мир, к своей собственной жизни. Фоул не умер по-настоящему, но в той мере, в какой это было необходимо, чтобы призвать тебя, он и не жив. В этом смысле его можно считать умершим. Линден, ты упускаешь последний шанс!
Его настойчивость начинала походить на гнев. Хотя, возможно, то была яростная печаль, вызванная неизбежностью ее скорого исчезновения.
– Возьми кольцо.
Линден слабо вздохнула. Ей не хотелось двигаться: перспектива развоплощения, казалось, сулила ей обретение мира. Но предвестницей ветра, дующего между мирами, была боль. Она теряла его. Что бы ни случилось, теперь она теряла его окончательно.
Однако это не было отказом. Линден поклялась сделать все, чтобы покончить с Солнечным Ядом. Но любовь к Ковенанту не позволяла ей встать. Всего остального она уже лишилась.
Она не торопилась – казалось, что торопиться некуда. Процесс развоплощения был медленным, и она сохраняла восприимчивость в достаточной степени, чтобы ощущать его. Застонав от боли, Линден нежно опустила его голову и одеревенелыми, почти бесчувственными пальцами стала застегивать рубаху. В этом кошмаре она пыталась воспользоваться своей рубашкой, чтобы остановить кровотечение, и тоже потерпела неудачу.
Неожиданно в ее сознании колоколом загремел голос. Линден казалось, что она узнает его, но такого не могло быть. Этот голос не мог принадлежать ему. И она не была готова к столь пренебрежительному попранию своих чувств.
– Изыди, тень. Твое дело сделано, больше ты не испугаешь меня.
Властный приказ наполнил пещеру эхом, и в тот же миг серебристый призрак развеялся, словно унесенный ветром туман. Сила Ковенанта ушла вместе с жизнью, и он не имел возможности сопротивляться.
Он успел лишь выкрикнуть ее имя и исчез, оставив после себя слабое серебристое свечение. Затем истаяло и оно. Пропало все, за что она могла держаться.
И тут голос загремел снова гневно, загудел колоколом, оглушающе взревел рогом:
– Избранная, не смей! Оставь кольцо!
А следом за этим громовым призывом в Кирил Френдор вступили Вейн и Финдейл. В едином порыве устремившись вперед, они ни на миг не прекратили отчаянной схватки.
Точнее сказать, боролся элохим, тогда как Вейн лишь удерживал его. Будучи воплощением Земной Силы, некой текущей субстанцией, Финдейл непрерывно менял форму, но не мог высвободить запястье из хватки отродья демондимов. Черное творение юр-вайлов оставалось неуязвимым и неустрашимым.
Вместе они продвигались к кольцу. Финдейл протягивал к нему свободную руку и отчаянно заклинал:
– Избранная, не трогай кольцо!
Вейн изо всех сил препятствовал Финдейлу, мешал ему дотянуться до кольца, но если элохим не мог высвободить руку, то и отродью демондимов было не под силу удержать Обреченного. Сцепившись как ястребы, они неуклонно продвигались к возвышению.
Как-то отстраненно Линден подумала, что сейчас, пожалуй, ей стоило бы пойти и забрать кольцо. Забрать по той простой причине, что ни один из соперников не заслуживал, на ее взгляд, доверия. Ни Вейн – непостижимое воплощение насилия, ни Финдейл, у которого сострадание и презрение чередовались так, словно и то и другое представляло собой не более чем одну из граней его лживости. К тому же бесцеремонность, с какой был отослан Ковенант, пробудила гнев в ее таявшем сердце. Но она медлила слишком долго. Горные ветры уже продували ее насквозь, словно она обратилась в тень. Голова Ковенанта была куда более вещественной, чем ее ноги: она уже не могла пошевелить ими. Потолок нависал над ней, уплотняясь с каждым мгновением, камень обретал твердость алмаза. Этот мир стал для нее велик, слишком тяжел, слишком плотен. Яркость скального света непереносимо терзала взгляд. Финдейл и Вейн, двигаясь катастрофически резко, неуклонно приближались к кольцу. Навершия Посоха Закона укоряюще поблескивали на лодыжке и запястье отродья демондимов. Линден истончилась до полного бессилия, высвободиться из-под веса головы Ковенанта она уже не могла.
Ей хотелось кричать, но она стала слишком бесплотной даже для этого. Гора Грома не могла услышать ее.
Но неожиданно Линден получила отклик на свой безмолвный призыв. Получила тогда, когда уже распростилась с последней надеждой.
Из тоннеля, того самого, что привел в Кирил Френдор и ее, вывалились две фигуры. Появились и застыли на месте. Вид их был ужасен. Они еле держались на ногах и казались едва ли не ходячими мертвецами. Ее длинный меч был иззубрен и окровавлен, кровь обагряла руки и просачивалась сквозь кольчугу. Его надсадное хриплое дыхание безошибочно указывало на повреждение легких. Но необычайная доблесть их оставалась неугасимой. Невесть откуда Красавчик нашел в себе силы отчаянно прохрипеть:
– Избранная, кольцо!
Неожиданное появление Великанов казалось невероятным, трудно было представить, как они могли спастись от пещерников. Но, так или иначе, они находились здесь, живые и, несмотря ни на что, несломленные. Для Линден их приход явился благословением, укрепившим ее дух. Это помогло ей не поддаться уносящему прочь ветру, вернуться в себя. Между тем, чтобы достичь кольца, Финдейлу оставалось сделать всего один шаг. Удержать его Вейн уже не мог.
Но Обреченный не достиг своей цели.
Собрав остатки видения, Линден потянулась к обручальному кольцу Ковенанта, и из него, как подтверждение ее прав, ударил всполох пламени. Теперь это кольцо, дарованное как залог любви и неизбежности, принадлежало ей, и первое же касание наполнило ее болью и радостью, благодарностью и гневом. И восстановило ее тело. Она вновь стала столь же реальной, как камень и плоть, ощутимой как бешенство Финдейла, смелость Великанов, непримиримое упорство Вейна. Давление, выталкивавшее ее из пределов Земли, не ослабло, но теперь она могла противостоять ему.
Белое пламя заставило элохима отпрянуть. Лишь после этого Линден осторожно, словно он был жив, опустила голову Ковенанта на каменную площадку.
Оставив его одного, она встала и подошла к кольцу.
Какой-то миг Линден боялась физического прикосновения, словно огонь мог опалить ее. Но она знала, что это не так, безошибочно чувствовала, что принадлежащее ей пламя не может ей повредить. И решительно протянула руку к кольцу.
В тот же миг серебристый огонь взбежал по ее запястью, словно воспламенилась сама плоть. Он плясал и жег в такт биению ее сердца, но тело оставалось неповрежденным. Цену за использование Силы предстояло уплатить потом, когда дикая магия уйдет, сейчас же она, напротив, вливалась в ее жилы, неся с собой полноту жизни, радость и возможность выбора.
Линден хотелось кричать от переполнивших ее чувств. Сила наполнила ее, но сила эта не была Злом. Ибо Зла не было в ней самой. Тяга, что преследовала ее всю жизнь, та самая, которой она так страшилась в себе, ибо видела в ней одну лишь тьму, сама отвергла Зло. Ибо у нее было два имени, и одно из них – жизнь.
Первым порывом было поспешить на помощь Великанам, исцелить их раны, разделить с ними и все облегчение, и оправдание. Но перед ней стояли Вейн и Финдейл: прежде всего она должна была подумать о них. С лица отродья демондимов не сходила все та же странная усмешка, предплечье покрывала грубая, шероховатая корка. Финдейл старался избегать ее взгляда. Весь его облик выражал нескончаемое страдание. Глаза были полны слез, серебряные волосы всклокочены, как у безумца. Он привалился к Вейну, словно в тот миг, когда Линден коснулась кольца, он лишился всей своей силы.
Она больше не сердилась на них – ей не было нужды в гневе, – но интуитивно чувствовала; что Вейн вплотную приблизился к исполнению своего таинственного предназначения и что это исполнение каким-то образом зависит от нее. Но даже белое золото не могло обострить ее чувствительность настолько, чтобы ей удалось прочесть его помыслы. Линден не была уверена ни в чем, кроме страха Финдейла.
Цепляясь за плечо Вейна, Обреченный лепетал как дитя:
– Я элохим. Проклятие обручило меня со смертью, но я не создан для смерти. Я не хочу умирать.
Неожиданно – так неожиданно, что Линден отступила на шаг, – отродье демондимов промолвил:
– Ты не умрешь. – Голос его был мелодичен и чист, столь же безупречен, как и его словно вышедшая из-под резца ваятеля плоть – и так же лишен сострадания. Трепет Финдейла был ему безразличен – он не признавал и не отвергал его. – Это не смерть, а преображение. Таково предназначение. Мы должны избавить Землю от скверны. – Затем он голосом, в котором не звучало ни мольбы, ни призыва, обратился к Линден. – Солнцемудрая, ты должна обнять нас.
Линден уставилась на него.
– Обнять?..
Он не ответил, словно, сказав должное, навеки лишился голоса. Но взгляд его выражал ожидание и непонятную, неколебимую уверенность в том, что она поступит, как сказано.
Линден помедлила. Она знала, как мало оставалось времени. Давление, старавшееся заставить ее отказаться от исполнения предначертанного, возрастало. А вскоре должно было стать слишком сильным, чтобы она могла ему противиться. Но сейчас ей требовалось принять решение жизненной важности. Все сошлось воедино – загадочный замысел юр-вайлов, ухищрения элохимов, спасение Страны... Она ошибалась слишком часто и не могла позволить себе ошибиться снова.
Ища поддержки, Линден обернулась к Великанам, однако Красавчик уже не мог помочь ей. Привалившись к стене, он боролся со страшной болью в груди. Вокруг его рта запеклась кровь. Первая стояла рядом, опершись на меч и глядя на Линден. Весь ее облик выражал молчаливую готовность покуда достанет сил поддерживать Избранную во всем, что бы та ни предприняла.
Финдейл резко обернулся к Вейну, и в этот миг Линден без всякого видимого основания поняла, что верит отродью демондимов. А может, она просто начинает верить себе?
В ее правой руке, подчеркивая настоятельность решения, бился белый огонь. Вейн был жесток, смертельно опасен и безразличен к любым заботам, кроме собственных. Но поскольку он был дан Ковенанту Идущим-За-Пеной, поскольку единожды поклонился ей, поскольку спас ей жизнь и поскольку яростно сражался со своими извращенными скверной создателями – она поступила так, как просил он.
Когда Линден обвила руками шеи Вейна и Финдейла, элохим содрогнулся. Но на этот страх его обрекла воля соплеменников, которую нельзя было не исполнить. И в последний миг он поднял голову, дабы прозреть личную Суть.
В тот же момент Линден превратилась в шаткое навершие силы, контролировать которую не могла, да и не пыталась. Взрыв невиданной мощи не произвел, однако, ни огня, ни свечения – Великаны, должно быть, так ничего и не заметили. Вся его энергия была направлена внутрь нее самой.
И двух странных созданий, сжатых в ее объятиях.

Дикая магия заключена в каждом камне,
И Белое Золото может высвободить ее или подчинить.
Золото – металл, не встречающийся в Стране,
И Закон, по которому была создана Страна,
Не может управлять им, ограничивать или подчинять...
...белое – Белое Золото
Потому, что белизна – это цвет кости,
Структура плоти, основы жизни.

Наполненные серебряным жалом объятия эти стали тиглем, в котором Вейн и Финдейл плавились, обретая новое бытие.
Финдейл, страдающий элохим, воплощение Земной Силы. Высокомерный, самодостаточный и способный на все. Посланный своим народом, чтобы спасти Землю, во что бы то ни стало. Обрести кольцо для себя, если он сможет. А если не сможет, сполна заплатить за неудачу.
Уплатить именно эту цену.
И Вейн, отродье демондимов, искусное творение юр-вайлов. Непроницаемый и загадочный, твердостью превосходящий камень. Живущий лишь во имя неведомой цели, поставленной их творцами, и безразличный ко всему иному. Оба они были воплощением противоположностей, но в объятиях Линден противоположности эти сливались воедино. Текучая Земная Сила Финдейла и безупречная твердость Вейна образовывали единое целое. Нечто новое обретало форму между навершиями Посоха Закона. Элохим терял очертания, и, казалось, протекал сквозь отродье демондимов. Вейн, в свою очередь, утончался и растягивался в направлении железных колец на правом запястье и левой лодыжке.
Корка с его предплечья стекла, и оно заблестело, словно дерево. Именно дерево предоставляло себя для преображаемой сущности.
Поняв, что же все-таки происходит, Линден достигла апофеоза. Сила дикой магии была велика, но сейчас недостаточно было даже и ее. Вейн и Финдейл требовали большего.
Вейн был сотворен столь превосходно, что, будучи рукотворным, смог воплотить в себе естественный Закон Роста. Создав его, юр-вайлы преобразили свое самоотвращение в красоту. Но он был напрочь лишен какого бы то ни было этического императива, равно как и чувства цели – за пределами его предназначения. Сущность Финдейла составляла сила, способная сделать Закон действующим. Но сам он, в силу присущей элохимам самопоглощенности, не мог придать ей значение. Вдвоем они могли составить совершенно новую сущность, но чтобы она возникла, чтобы состоялось преображение, требовалось участие человека, обладающего белым золотом.
Линден сделала все, что могла. Страх, гнев и сомнения она отбросила в сторону – здесь им не было места. В экстазе белого огня изливала она свою обостренную любовь к здоровью и исцелению, к Анделейну и Земной Силе. В экстазе белого огня она сама избрала цель, которую возжелала и тем самым сделала ее истинной.
В ее руках оживал новый Посох Закона.
Живой Закон наполнял сохранившиеся навершия, живая Сила сияла в волокнах новообретенного дерева. Старый посох испещряли руны, но этот был живым и ни в каких надписях не нуждался.
И когда пальцы Линден сомкнулись вокруг гладкого древка, ее едва не смыло волной открывшихся возможностей.
Почти мгновенно ее видение стало огромным, словно сама гора. Она чувствовала чудовищный вес и немыслимую древность Горы Грома, ощущала медленное, разрушительное дыхание камня. В лабиринте тоннелей, словно мошки, суетились пещерники. В бездонных глубинах затаились Опустошители. Где-то высоко над ней несколько уцелевших юр-вайлов наблюдали за Кирил Френдором – все происходившее каким-то образом отражалось в лужице кислоты – и приветствовали успех Вейна одобрительным лаем. Щека Линден ощущала жар раскаленной лавы. Мириады тоннелей, пещер, провалов и логовищ зияли болезненной пустотой. Отвратительный запах заполнял пещерятник, ибо протекавшая по Ущелью Предателя река иссохла и более не вымывала прочь отбросы и нечистоты. А на вершине пика, ожидая, когда призовут их к жизни, припав к земле, замерли Огненные Львы.
А затем дикая магия вынесла Линден наружу. Еще не успев осознать и половины новообретенных возможностей, она поднялась над Горой и увидела перед собой Страну.
Поднималось солнце. Хотя телесно Линден оставалась в Кирил Френдоре, обостренность восприятия позволяла ей чувствовать прикосновение Солнечного Яда с особой силой. Он пронизывал ее, словно нож, словно раскаленный, отравленный клык. Она стала слишком восприимчивой и слишком уязвимой, а потому непроизвольно отшатнулась назад, под защиту горы. Туда, где, широко раскрыв глаза, смотрели на нее Великаны, а на полу покоилось мертвое тело.
Солнце плодородия. Линден охватила дрожь. Сандер и Холлиан более всех прочих боялись солнца чумы, но для Линден солнце плодородия было отвратительнее любого другого, ибо извращало и коверкало саму жизнь.
Языки пламени лизали каменные стены, по полу пробежала длинная трещина. Великаны не отрывали от нее изумленных взоров.
Но времени у Линден оставалось все меньше. А она нуждалась в нем – нуждалась в отдыхе, утешении и покое, которые позволили бы ей укрепить дух, набраться смелости. Но давление неуклонно возрастало, и теперь ее удерживала здесь сила Посоха, ибо именно этой силой поддерживались Законы, в соответствии с которыми осуществлялись призыв и возвращение. Сейчас только сжатое в руке кольцо, цепкое прикосновение к гладкому дереву и столь же цепкая воля позволяли Линден противиться уносящему прочь порыву.
Она знала, что ей предстояло сделать.
Знала и страшилась этого.
Но знала и другое: стоит ей сейчас дрогнуть – и все страдания и потери окажутся напрасными. Она не могла потерпеть поражение. Она оказалась Избранной потому, что была способна выполнить последнюю волю Ковенанта. Это было непросто, но лишь тяжесть такого свершения соответствовала бремени ее долгов. Ведь одна мысль о том, что ей придется не только коснуться Солнечного Яда, но и впитать его, вызывала неодолимую тошноту и ни с чем несравнимый ужас. Она должна была стать Страной – так же как и вся Страна подвергнуться не сдерживаемому ничем осквернению Солнечным Ядом. Вновь оказаться запертой на мансарде рядом с умирающим отцом. Вновь быть подвигнутой к убийству матери.
Но она уже прошла через все это, прошла и обрела новую жизнь, несопоставимую с прежней. И спасенный ею на Небесной Ферме старик обещал, что она не потерпит поражения, ибо в мире еще есть любовь. Однако, испытывая потребность хоть в какой-то поддержке, Линден еще раз обернулась к Великанам.
Они не двигались. Их зрение не позволяло увидеть и осмыслить все происходящее. Но лицо Первой светилось неукротимой решимостью, кровь и грязь не могли замарать неразрушимую красу. Она походила на орлицу.
Красавчик же улыбнулся, словно взгляд Линден был единственным благословением, в котором он нуждался.
С помощью белого кольца и Посоха Закона Линден вытянула из Великанов усталость, восстановив их природную силу, и исцелила поврежденные легкие Красавчика. Затем, словно для того, чтобы еще раз проверить себя перед решающим испытанием, она распрямила его деформированные кости. Великан обрел способность держаться прямо и нормально дышать.
Но теперь у нее почти не оставалось времени. Ветер, дувший между мирами, крепчал, и она знала, что не сможет сопротивляться ему долго.
С мужеством отчаяния она открыла себя и по собственному выбору вновь вышла на Солнечный Яд. Его ужасная мощь превосходила все мыслимые пределы. Взору Линден предстала сломленная Страна – сломленная и умирающая, беспомощная, словно возникавший перед нею в ночном кошмаре, распростертый с ножом в груди Ковенант. Из его раны струилась кровь, сильнее, чем можно было себе представить. Из раны Страны истекала скверна. Не встречая отпора, она пожирала Землю, и с каждым восходом эта омерзительная страшная рана становилась все шире. Лишь сердце Анделейна оставалось нетронутым, но тлетворная сила порывалась захлестнуть и его. Сама земля в агонии истекала кровью.
И Линден оставалось лишь утонуть в этой трясине.
Страшная правда о природе Солнечного Яда заключалась в том, что его невозможно было сломить, разбить или сжечь. Любая попытка сделать это являла собой не более чем глупость.
Но в правой руке Линден сжимала кольцо, ярость и страсть дикой магии, а в левой Посох – живой и овеществленный Закон. Руководимая видением – тем самым, что делало ее столь уязвимой, что позволяло Солнечному Яду бежать сквозь нее, подобно приливной волне, оскверняя каждый нерв и каждый мускул ее тела, – Линден укрепила свой пребывавший на склоне Горы Грома дух и вступила в бой.
В этом странном сражении, судьбоносном и роковом, Линден не имела противника. Ей противостояла гниль, волею Лорда Фоула поразившая Земную Силу. Сам по себе Солнечный Яд не имел ни воли, ни цели. Он представлял собой голод, алчно пожиравший все естественное и живое. Она могла бы наносить удар за ударом, извергая пламя в опустошенные небеса, не причинив Яду ни малейшего ущерба. Рассвет лишь едва занялся, а повсюду, куда достигали лучи, из тела земли, словно могильные черви, тянулись отвратительные проростки. А за этим плодородием таились дождь, пустыня и чума. Сменяя друг друга в сумбурной последовательности, они становились все сильнее, приближая то время, когда удастся сокрушить основание Страны. С тем чтобы Солнечный Яд мог распространиться по всей Земле.
Но Линден усвоила уроки Ковенанта – и Опустошителя – и не пыталась атаковать Солнечный Яд. Вместо того она призвала его в себя, впитывая его в свою плоть.
Тот ужас, ту боль, то отвращение, что испытала она в этот миг, невозможно было сравнить ни с чем. Но она выстояла. Посох пылал с такой силой, что, казалось, должен был испепелить ее на месте. Но вместо этого сила Закона и дикой магии испепелила принятую ею на себя скверну. Пройдя сквозь нее, Земная Сила излилась наружу исцеленной и чистой.
Линден едва ли осознавала происходящее. То, что она совершала, являло собой акт экзальтации, избранный скорее интуитивно, нежели осознанно. Но сейчас она с безупречной ясностью поняла главное: Страну можно освободить. Поняла и со всей страстью своего упорного сердца, со всей любовью, на какую была способна, окунулась в работу, для которой была Избрана.
Она обратилась в бурю, в невидимый постороннему взгляду, но невероятно могучий смерч, сметавший яд с поверхности земли и вытягивавший его из ее пор. Отовсюду с расстилавшихся перед ней несчетных лиг вбирала она в себя отравленную Земную Силу и возвращала ее Стране очищенной и исцеленной, изливая ее невидимым, но благотворным дождем.
Самый дух ее стал целительным эликсиром. Она, Линден Эвери, воистину стала Целительницей, Избранной, Солнцемудрой – той, что отвергала Солнечный Яд самой своей жизнью.
Изумрудная аура полыхала над ней, но силою Закона плодородию возвращался естественный, природный порядок, и в конечном итоге зеленое свечение исчезло.
Синее солнце обрушило на Линден свое громыхающее неистовство, но она впитала в себя каждую каплю дождя, каждую взвесь тумана, каждый громовой удар – и Страна освободилась от солнца дождя.
Опаляя ее кожу, занялось коричневое солнце пустыни. Но Линден знала, что в нормальном климате жара так же необходима, как и все остальное, и ее лишь следовало привести к норме. В собственных костях ощущала она ритм подъемов и падений, точную и жизнетворную смену времен года. Силою Посоха огонь пустыни был умерен до ласкающего тепла и выпущен наружу.
И наконец, она увидела сочившееся кровавым ядом солнце чумы, словно бы насылающее на нее тучи ядовитого гнуса. Линден съежилась, ощущая особую уязвимость. Но даже чума являлась не более чем искажением истины, ибо и ей могло найтись место в естественном порядке вещей. И нашлось, когда она была возвращена в природные рамки и подчинена восстановленному Закону.
Солнцемудрая и Обладательница кольца, Линден освободила Земную Силу от тлетворного яда, вернув ее Стране.
Но даже она не могла сделать все. Самоотдача уже ослабила Линден настолько, что расстилающаяся до горизонта земля начала вращаться в ее глазах. И у нее не было возможности вернуть Стране луга и рощи, деревья и цветы, животных и птиц. Тем не менее, сделано было достаточно. Она знала, чувствовала всем своим сердцем, что в почве еще оставались семена растений, да и разрушенные сокровищницы вейнхимов не были уничтожены полностью, что-то, способное дать приплод и размножиться, просто не могло не сохраниться. Она видела животных и птиц, живших на юге, в горах, докуда не успел дотянуться Солнечный Яд. Придет время, и они вернутся. Оставшиеся в маленьких селениях люди выдержат.
Было у Линден и еще одно основание считать, что будущее возможно. Анделейн не погиб. Сердце его стало оплотом сопротивления тлетворному натиску, и он выстоял.
Ибо в нем пребывали Сандер и Холлиан.
Сохраняя человеческий облик, они вмещали в себя столько же Земной Силы, как и сами Холмы. Но они могли сражаться, и Линден видела, как они сражались. А сейчас, озаряемые чудесным светом того, кем они были, и того, чему служили, Сандер и Холлиан уже приступили к восстановлению порушенного.
«Да! – сказала про себя Линден. – Да».
Через долгие лиги послала она им слово, и они должны были его услышать.
Затем она удалилась.
Линден боялась, что усиливающийся с каждой секундой ветер унесет ее прочь прежде, чем она успеет вернуться в свое тело. Слишком слабая для того, чтобы улыбнуться своему успеху, Линден возвратилась внутрь Горы Грома.
Оказавшись в пещере, она по лицам Великанов поняла, что уже истаяла настолько, что пребывает за пределами их восприятия. Печаль исказила лицо Красавчика, в глазах Первой блестели слезы. Они не имеют возможности узнать о случившемся до тех пор, пока не выберутся из пещерятника и не увидят освобожденную Страну. Но Линден не могла покинуть их в горе, ведь они дали ей так много. Собрав остаток силы, она потянулась к их умам, и ее молчаливое прикосновение возвестило о победе. То был единственный дар, что могла она им оставить.
Но этого оказалось достаточно.

Подпись

Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire

Дата: Четверг, 12 Июл 2012, 15:49 | Сообщение # 33

Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

Первая удивленно открыла глаза, нежданная радость осветила ее лицо. Красавчик, откинув голову, с ликованием в голосе воскликнул:
– Ну что, Линден Эвери. Разве я не говорил, что ты истинная Избранная!
Сквозь нее пронесся долгий порыв ветра. Сейчас, уже сейчас Линден предстояло расстаться с Великанами навсегда. Но каким-то невероятным усилием ей удалось задержаться еще чуть-чуть и увидеть, как Первая подхватила выроненный ею Посох Закона.
Кольцо оставалось в ее ладони, но истончившаяся рука уже не могла удержать Посох. Первая, сжимая его и, словно принося обет, сказала:
– Он не попадет в дурные руки... – Достигавший ушей Линден голос казался физически твердым, словно гранит. – Я буду хранить его во имя будущего, которое Друг Земли и Избранная добыли для Страны, не щадя своих жизней. Коли Сандер и Холлиан живы, он им пригодится.
Красавчик засмеялся, заплакал и поцеловал жену. Затем он склонился и поднял на руки тело Ковенанта. Спина Великана больше не была искривленной. Вместе с женой он покинул Кирил Френдор. Она шагала решительно, как и подобало готовой к встрече с миром воительнице. Он же сопровождал ее, приплясывая с веселыми ужимками и прыжками.
Уходила и Линден. Гора высилась над нею, безмерная, как провал между звездами. Она была тяжелее печали, больше утраты. Никакой силе не дано было исцелить того, что пришлось претерпеть ей. Линден оставалась смертной, тогда как печали Горы Грома предстояло длиться вечно.
Еще один порыв ветра подхватил Линден, и она почувствовала, как ее уносит во внешнюю тьму.

ЭПИЛОГ
Глава 21
«Сказать прощай»

Но когда ветер подхватил ее, Линден более не ощущала его силы. Он оторвал ее от Страны, словно она была не более чем туманной дымкой, но разве туман может чего-то страшиться? Она знала, что как только минует оцепенение, к ней вернется боль, такая боль, что заставит ее кричать. Однако Линден не пугало и это, ибо боль являлась одной из сторон любви.
Но сейчас боль молчала, и ветер мягко нес ее сквозь безбрежную тьму. Она уже утратила свои сверхчувственные способности – так же как утратила Страну, – а потому совершенно не ориентировалась в пересекаемом ею пространстве и не представляла себе его размеров. Но кольцо – кольцо Ковенанта, – ее кольцо лежало на ладони как залог утешения.
Пронизывая полночь, между мирами, потерявшая представление о времени, Линден стала припоминать обрывки песни, пропетой некогда Красавчиком. Некоторое время то были только обрывки, но затем боль собрала их воедино:

Есть в сердце дальний уголок
Там, где очаг потух давно.
Укромный, тихий уголок,
Где пылью все заметено.
Пора бы вычистить золу
и пыль смести при свете дня.
Но что осталось в том углу,
так много значит для меня.
Ведь помнят пепел и зола,
Что здесь любовь была.
Пусть так должно произойти.
Как слово мне произнести,
Как силы мне в себе найти
Сказать последнее «прости».
И хоть иного не дано,
коль не горит любви очаг,
Язык немеет все равно,
и до сих пор не знаю, как
Мне жить в сердечной пустоте,
Сказав «прощай» своей мечте.
И в запыленном том углу,
Одной надеждою дыша,
В остывшем очаге золу
Воспоминаний вороша,
Я не могу захлопнуть дверь,
отрезать все и все забыть,
Ведь сердце даже и теперь
желает биться и любить,
Пока осталась хоть зола
Там, где любовь жила.

Песня заставила ее вспомнить об отце. Она снова увидела его на пороге смерти. Презрение обрекло его на самоубийство. Его самоотречение возросло до такой степени, что стало отречением от самой жизни. Но подобно религии ее матери, для доказательства своей истинности это самоотречение нуждалось в свидетелях. А стало быть, как и все, выставляемое напоказ, было фальшью. Однако сейчас Линден думала об отце с жалостью, на какую прежде никогда не была способна. Он ошибался на ее счет: она любила его. Любила его и мать, хотя горечь порой не позволяла ей понять это. Понимание пришло сейчас.
И каким-то образом это понимание подготовило ее к тому, что случилось потом. Когда из тьмы зазвучал голос Ковенанта, она не испытала ни страха, ни потрясения.
– Спасибо тебе. – Голос был хриплым от избытка чувств. – У меня нет подходящих слов, поэтому я скажу просто – спасибо.
По щекам Линден заструились, слезы, жгучие, как само горе. Но она радовалась этим слезам, как радовалась его голосу.
– Я знаю, – продолжал Ковенант, – это было ужасно. С тобой все в порядке?
Она кивнула, хотя это едва ли могло иметь значение. Ветер, казалось, кружил ее на месте, но значения не имело и это. Линден хотела одного – слышать его голос, пока остается хоть малейшая возможность, и, чтобы заставить его говорить, она произнесла первые слова, пришедшие ей на ум:
– Ты был прекрасен. Но как ты это сделал? Я не могу понять – как?
В ответ он вздохнул – в этом вздохе слышались и усталость, и воспоминание о перенесенной боли. Не было в нем лишь сожаления.
– Не думаю, чтоб я вообще что-нибудь делал. От меня требовалось только желание. Ну а все прочее... все прочее сделал возможным Каер-Каверол. Хайл Трой. – Голос его исполнился печали. – В, том и заключалась «необходимость», о которой он говорил. Он должен был отдать свою жизнь, ибо только это позволяло открыть некую тайную дверь. Благодаря этому Холлиан вернулась к жизни, я же, в отличие от иных Умерших, сохранил способность к действию. Он нарушил Закон, который должен был удержать меня от противодействия Фоулу. В противном случае я оставался бы не более чем наблюдателем.
Фоул не понимал этого. Или отказывался понимать. Так или иначе, он пытался игнорировать этот парадокс. Парадокс белого золота – и его собственный. Он жаждал овладеть белым золотом – кольцом. Но я тоже был белым золотом, составлял с ним единое целое. И он не мог изменить этот факт, убив меня. Фоул нанес мне удар моим собственным огнем, а в результате сделал то, чего никаким образом не мог добиться я сам. Выжег из меня свою же порчу. И я обрел свободу. – Ковенант приумолк, обратившись внутрь себя. – Конечно, я не знал, что должно было случиться, и больше всего боялся, что он оставит меня в живых, чтобы разрушить Арку на моих глазах. – Линден смутно припомнила, что Ковенант и впрямь выглядел тогда так, будто молил Фоула о смерти. – Мы не были врагами, что бы он там ни твердил. Мы – я и он – составляли одно. Но Фоул, похоже, этого не знал. Или не хотел знать, ибо сама подобная мысль была ему ненавистна: Но нравится ему это, нет ли – Зло не может существовать, если не существует того, что может противостоять ему. В этом смысле мы – ты и я – и есть Страна. А он всего лишь одна из сторон нашего существования, как, впрочем, и мы одна из его сторон. В этом и заключается сущность его парадокса. Убивая меня, он пытался убить часть себя самого, но самоубийство не совершается по частям. В результате он сделал меня сильнее. До тех пор пока я принимал его – или мою собственную силу, – не пытаясь сделать с ним то, что он хотел сделать со мной, Фоул не мог пройти мимо меня. И не сможет.
Затем Ковенант умолк. По правде сказать, для Линден важны были не его ответы – на многие вопросы она уже получила свои. Ей просто хотелось дольше, как можно дольше слышать звуки его голоса. И как только он остановился, она тут же задала новый вопрос. Спросила о том, как Первой и Красавчику удалось спастись от пещерников. Ковенант издал нечто, похожее на смешок, что не могло не порадовать Линден.
– Ну, в этом, пожалуй, есть и моя заслуга. Лорд Фоул снабдил меня силой, и я уже не мог просто стоять там, не имея возможности коснуться тебя. Я должен был хоть что-то сделать. Он с самого начала знал, чем занимаются пещерники, и не мешал им, видя в этом еще одну возможность нажать на нас. Ну так вот, я взял да и помог им – поднял что-то из-под того кургана. Что это было – понятия не имею, все продолжалось недолго. Но покуда пещерники кланялись, у Первой и Красавчика появилась возможность убраться восвояси. А я подсказал им, как найти тебя.
Линден нравилось, как звучит его голос. В нем не было больше чувства вины – видимо, оно выгорело вместе с порчей. И сейчас, думая о том, что он для нее сделал, она почти забывала, что никогда больше не увидит его живым. Но уже в следующий миг некий инстинкт подсказал Линден, что тьма колеблется, а стало быть, отведенное им время подходит к концу. И она попыталась сказать самое главное:
– Ты дал мне все, о чем я и не мечтала. И я благодарна тебе, даже за то, что причиняет боль. Никто и никогда не преподносил мне таких даров. Я желала бы лишь одного...
Тьма колебалась и редела. Безмерное ничто постепенно трансформировалось в нечто вещественное. И Линден с ужасающей отчетливостью знала, во что именно, и ее ужас и боль вылились в осиротелый крик. Этот безмолвный крик улетел во тьму. В немом изумлении она поняла, что способна вынести будущее.
– Желала бы лишь одного – не потерять тебя.
В последний раз она возвысила голос, воскликнув, как если бы была женщиной Страны:
– Прощай, любимый.
Ветер принес его ответ:
– В прощании нет нужды. Теперь я навсегда останусь частью тебя. Ибо ты всегда будешь помнить...
Голос замирал где-то на краю ее сердца, но она еще расслышала затихающие слова:
– Я останусь с тобой, пока ты жива.
Затем он исчез. А следом исчезла и пустота. Линден почувствовала, что лицо ее прижато к камню.
Свет пробивался сквозь опущенные веки, и, еще не успев поднять голову, она поняла, что вернулась в себя. В обычный рассвет обычного нового дня.
В прохладном весеннем воздухе висел запах росы. Но были и другие запахи: пепла, горелого дерева и уже свернувшейся крови.
Некоторое время Линден лежала неподвижно, позволяя преображению завершиться. Затем она попыталась приподняться на руках. И в тот же миг забытая рана за левым ухом напомнила о себе острой болью. Невольно застонав, она осела на камень.
Неизвестно, сколько пролежала она так, убеждая себя, что ее рана не имеет никакого значения. У нее не было особого желания открывать глаза и смотреть по сторонам. Но в следующий миг чьи-то руки, не слишком сильные – во всяком случае, если мерить силу по ее меркам, – но настойчивые и заботливые, приподняли Линден на колени.
– Линден, – послышался осипший от тревоги голос немолодого мужчины. – Слава Богу.
Зрение возвращалось к ней постепенно: поначалу казалось, будто все окружающее находится где-то в отдалении. Первым делом она осознала рассвет, затем увидела серый шероховатый камень и выжженное пятно в сердце зеленого леса. И лишь потом – тело Ковенанта. Он был распростерт на камне, внутри начерченного кровью треугольника. Свет падал на его мертвое лицо, как знак благовещения.
Из груди его торчал нож. Тот самый, делавший неизбежным все остальное.
– Линден, Линден, – повторял держащий ее за плечи мужчина. – Как жаль, что все так обернулось. Не следовало втягивать вас в эту историю. И оставлять ее с ним. Но кто же мог знать, что ему грозит такая опасность?
Линден медленно повернула голову и встретила обеспокоенный и усталый взгляд доктора Беренфорд.
Глаза его глубоко запали, под ними дрожали тяжелые мешки. Нестриженые седые усы лезли в рот. От характерной язвительности его тона не осталось и следа. Почти со страхом он задал ей тот же вопрос, что и Ковенант:
– С вами все в порядке?
Линден кивнула, насколько позволяла рана за ухом, и скрипучим, безжизненным голосом произнесла:
– Они убили его... – Горе ее нельзя было выразить словами.
– Знаю. – Беренфорд заставил ее сесть и потянулся за своим медицинским саквояжем. В следующий момент она ощутила в воздухе запах антисептика. С мягкой настойчивостью он раздвинул ее волосы и, не переставая говорить, принялся обрабатывать рану.
– Ко мне домой заявились миссис Джейсон с тремя своими детьми. Может, вы ее видели в день вашего приезда, возле здания суда? Она там торчала с плакатом, на котором было написано: «Покайтесь». Это особа из тех, кто считает, что докторам и писателям уготовано место в аду. Но тут ей без врача было не обойтись. Она вытряхнула меня из постели несколько часов назад. У них у всех, – Беренфорд судорожно сглотнул, – и у нее, и у детишек, были обожжены правые ладони. Страшные ожоги.
Доктор закончил заниматься раной, но не шевелился и не делал попыток заглянуть ей в глаза. Некоторое время Линден тоже сидела неподвижно, тупо уставясь на остывший пепел, но затем взгляд, ее вернулся к Ковенанту. Он лежал, одетый в старую футболку и потертые джинсы, словно никакой саван не был бы под стать благородству смерти. Застывшие черты лица были искажены страхом и болью, но было в них нечто, заставляющее вспомнить о надежде. Не будь с ней доктора, Линден, наверное, бросилась бы к Ковенанту, обняла бы его. Он не заслужил того, чтобы остаться покинутым и после смерти.
– Поначалу она ничего не хотела мне рассказывать, – продолжил Беренфорд, – но пока я вез всю семейку в больницу, в ней что-то сломалось. Кажется, она все же ужаснулась тому, что натворила. Дети ее вопили от боли, так что можно понять, каково было матушке. Полагаю, они не отдавали себе отчета в том, что делают. Думали, что Бог признал, наконец, их праведность. У них у всех было видение – одно и то же, – и они повиновались ему. Можете себе представить – убили лошадь, чтобы ее кровью намалевать знак на его доме. Так или иначе, все они были не в своем уме. Почему они прицепились именно к нему, я не знаю. Может, из-за того, что он написал «греховную» книгу? Она всю дорогу талдычила что-то насчет «свершившегося осквернения» и твердила, что он принесен в жертву, дабы очистить мир от греха. «Воздаяние и апокалипсис» – ни больше, ни меньше. По ее мнению, Джоан была жертвой, и спасти ее иным путем не было никакой возможности. Ну не прекрасно ли это? – с горечью воскликнул он. – Они, видите ли, не могли противиться велению свыше. А свыше им было велено сунуть руки в огонь. Бедняги полагали, что таким образом они спасают мир.
Линден понимала, что за чувства одолевают старого врача. Но она прошла через худшее. Не оборачиваясь, она сказала:
– Они были такими же, как Джоан. Ненавидели себя, свои жизни – все принадлежавшее им и связанное с ними. Ненавидели собственную беспомощность. Так же как и мои родители. Эта ненависть и привела их к безумию.
Линден испытывала к этим людям жалость.
– Полагаю, вы правы, – со вздохом отозвался Беренфорд. – Такое порой случается.
Затем он закончил свой рассказ:
– Так или иначе, миссис Джейсон и ребятишек я оставил в приемном покое, а сам отправился прямиком к шерифу. Тот поначалу мне не поверил – решил, наверное, что я сам спятил, – но на Небесную Ферму все же поехал. Мы нашли Джоан. Представьте себе, она спала, а когда мы ее разбудили, решительно ничего не могла вспомнить. Но выглядела при этом так, словно к ней, наконец, вернулся рассудок. Точно не скажу, но, во всяком случае, она не производила впечатление буйнопомешанной. Я попросил шерифа отвезти ее в больницу, а сам отправился поискать вас.
Линден взглянула на него с удивлением: забота немолодого доктора, предусмотрительно подумавшего о том, к какому заключению может прийти шериф, если обнаружит ее возле мертвого тела Ковенанта, тронула в ее душе какую-то забытую струну. И струна эта отозвалась.
Смущенно сглотнув, Беренфорд пояснил то, что она уже успела понять.
– Не хотел я, чтобы шериф ехал со мной. Он мог бы заподозрить вас в причастности ко всему этому кошмару.
Он по-прежнему избегал ее взгляда, а вот Линден, глядя на этого доброго, сострадательного человека, поняла, что дух Ковенанта жив. Сам того не ведая, Беренфорд показал ей, как в действительности нужно сказать «прощай».
Положив руку на его плечо, Линден мягко сказала:
– Не вините себя, вы не могли знать, что случится. К тому же он обрел то, чего желал больше всего на свете. Оправдался перед собой. – Опершись на Беренфорда, она поднялась на ноги.
Теплые солнечные лучи ласкали ее. Вокруг обгорелой прогалины теснились покрытые свежей весенней листвой деревья. В этом мире тоже существовало здоровье, которому стоило служить, равно как и раны, нуждающиеся в исцелении.
– Пойдем, – сказала она, как только Беренфорд встал. – Думаю, нас с вами ждет немало работы. Придется повозиться не только с обожженными ладошками миссис Джейсон и ее ребятишек. Ран и болячек на нашу долю хватит.

Подпись

Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

GolDiVampire

Дата: Четверг, 12 Июл 2012, 15:49 | Сообщение # 34

Клан Эсте/Эрц-герцогиня Фейниэль/Мисс Хогсмит 2014

ГЛОССАРИЙ

ак-хару – принятое у харучаев прозвание, выражающее высшую степень почтения
алианта (драгоценные ягоды) – ягоды с целебными свойствами
Анделейн (Холмы) – регион Страны, не подверженный воздействию Солнечного Яда
Арка Времени – символ существования и сущности времен
аргулехи – свирепые ледяные чудовища
Амит – жительница подкаменья Кристалла

Баннор – харучай, некогда Страж Крови
Бездомные – прозвание Великанов, некогда населявших Прибрежье
белое золото – магический металл, не встречающийся в Стране
Берек Полурукий – древний герой, Лорд-Основатель
Бринн – харучай, бывший телохранитель Ковенанта, ставший хранителем Первого Дерева
Богун Невыносимый – герой преданий Великанов
Бхратхайрайния – государство бхратхайров
бхратхайры – народ, живущий близ рубежей Великой Пустыни

Ваура – древесный сок, отгоняющий насекомых и служащий защитой от хвори, вызываемой Солнечным Ядом
Всеединый Лес – древний лес, некогда покрывавший всю Страну
Великаны – раса мореплавателей
Вейн (отродье демондимов) – существо, выведенное юр-вайлами с неизвестной целью
вейнхимы – порождение демондимов, противоположность юр-вайлам
Великая Топь – болотистый регион Страны (Глотатель Жизни)
Великлав – совет Великанов
Великая Пустыня – земля, лежащая за пределами Страны, родина бхратхайров и песчаных горгон
Верные – правители Страны
Верхняя Страна – часть Страны, регион к западу от Землепровала
Верховье (Верхнее плато) – плато над Ревелстоуном
Виселичная Плешь – древнее место казней в Дремучем Удушителе
витрим – целебная жидкость, напиток вейнхимов
водопад Фэл – водопад у Ревелстоуна
Враг – термин, обозначающий Фоула по отношению к Создателю
Всадник – член клана Верных
Встречающий Восход – верхний парус на передней мачте корабля Великанов
Высокий Лорд – в прошлом глава Совета Лордов

Герн – харучай, телохранитель Холлиан
Гиббон на-Морэм – предводитель Верных
Глаз Земли – присущая некоторым Великанам способность предвидеть невзгоды и нужды
«глоток алмазов» – целительный напиток Великанов
Гора Грома – скалистый пик в центре Землепровала
Горячая Паутинка – Великанша, Первая в Поиске
Горячий Убийца – поток лавы, прежде защищавший Ясли Фоула
гравелинг – человек, обладающий умением воздействовать на Ядовитый Огонь с помощью камня
гравий – огненный камень, иначе костровик
Грейвин Френдор – Гора Грома
Гримманд Хоннинскрю – Великан, капитан «Звездной Геммы»

Джеханнум – Опустошитель, известный также как мокша и Пожиратель Плоти. Некогда вселился в тело Великана
дикая магия – сила белого золота, считающаяся краеугольным камнем Арки Времени
Доррис – харучай
Дом – родина Великанов
драгоценные ягоды – алианта
Дремучий Удушитель – древний лес Страны
дромонд – каменный парусник Великанов
Друг Земли – прозвание Берека, а затем Ковенанта
Друг Великанов – прозвание Деймона, а затем Ковенанта
Друлл-Камневый Червь – древний вожак пещерников
Духи Анделейна – населяющие Анделейн создания живого света
Душегрыз – таинственный и опасный океан

Елена – дочь Лены и Ковенанта, бывшая в прошлом Высоким Лордом

Закон – естественный, природный порядок вещей
Закон Жизни – обособление живых от мертвых
Закон Смерти – обособление мертвых от живых
Зал Даров – огромное помещение в Ревелстоуне, предназначенное для размещения произведений искусства
Замок Лордов (твердыня Лордов) – Ревелстоун
Заповедный (Пещерный) мост – мост, ведущий к катакомбам под Горой Грома
«Звездная Гемма» – корабль Великанов, на котором те отправились на поиски Первого Дерева
Землепровал – гигантский обрыв, отделяющий Верхнюю Страну от Нижней
Земная Суть – термин, обозначающий разные стороны мировоззрения элохимов: их представления о собственной природе, природе мироздания и моральном долге. Воспринимается также в значении Земное Слово, Земной Долг. В понимании элохимов связывается с Земным Червем
Земная Сила – источник всей магической силы в Стране
золотень – кленоподобное растение с золотистыми листьями
Зола-В-Очаге – Великанша, жена Морского Соуса

Избавитель – одно из прозваний Ковенанта
Избранная – прозвание Линден Эвери
Инфелис – правительница элохимов
Иллеарт – зеленый камень, источник злой силы

каамора – ритуал очищения огнем, принятый у Великанов
Каер-Каверол – Лесной старец Анделейна, некогда Хайл Трой
Кайл – харучай, телохранитель Линден, а затем Ковенанта
Касрейн Круговрат – чародей, правивший Бхратхайрайнией
Кенаустин Судьбоносный – персонаж преданий харучаев
Кастенессен – элохим, бывший некогда Обреченным
Кевин-Расточитель Страны – сын Лорика, древний Высокий Лорд, свершивший Ритуал Осквернения
Кир – харучай, погибший в Бхратхайрайнии
Кирил Френдор (Сердце Грома) – вместилище силы внутри Горы Грома
Клачан – земля элохимов
Коеркри (Печаль) – некогда город Великанов Прибрежья
Колосс (Землепровала) – древняя каменная статуя, некогда оберегавшая Верхнюю Страну
Колючая Оправа – горы, замыкающие в кольцо Элемеснеден
красавин (брага Красавчика) – придуманное Красавчиком целебное питье, смесь витрима с «глотком алмазов», она же Смолянка
Красавчик – Великан, участник Поиска, муж Горячей Паутинки
крилл – магический кинжал, изготовленный Лориком
кроел – таинственное существо, у которого Касрейн выторговал долголетие
кемпер – титул, соответствующий званию первого министра гаддхи

Лена – дочь Этиаран, мать Елены, жившая в древности в подкаменье Мифиль
Лес Великанов – лес на севере страны
Лесной старец – хранитель Лесов Страны
лианар – деревянная палочка, используемая эг-брендом
Лорд Фоул – Презирающий
Лорды – древние правители страны
Лорд-Основатель – титул Берека Полурукого
Лорик-Усмиряющий Зло – сын Деймона, отец Кевина, древний Лорд.

Мрак – разрушительная буря, посылаемая Верными как проклятие
Марид – житель подкаменья Мифиль
Мастер – одно из прозваний Фоула, принятое у Верных
мастер-рукх – огромный железный треугольник, хранившийся в святилище Ревелстоуна. Подпитывал силой и контролировал прочие рукхи
Мемла – бывшая Всадница Верных
Мерцающее озеро – озеро над Ревелстоуном недалеко от Землепровала
Метеглин (медовуха) – бодрящий напиток людей Страны
меченосцы – Великаны, обученные воинскому искусству
Мифиль – река, давшая название одноименному подкаменью
Морской Соус – кок «Звездной Геммы», муж Золы-В-Очаге
Мореход Идущий-За-Пеной – древний Великан

на-Морэм – правитель Верных
на-Морэм-вист – средний ранг в клане Верных
на-Морэм-ин – высший ранг в клане Верных
на-Морэм-кро – низший ранг в клане Верных
настволье – наименование селения, жители которого в прошлом пользовались древесной магией
Нассис – отец Сандера, наследник миссии Вольных Учеников
Неверящий – одно из прозваний Ковенанта
никоры – гигантские морские чудовища, отпрыски Червя Конца Мира
Ном – песчаная горгона

Обладатель кольца – прозвание Ковенанта, данное ему элохимами
Обреченный – элохим, по выбору соплеменников выполняющий определенную миссию
Опустошители – злые духи, древние слуги Лорда Фоула
оркрест – Солнечный Камень
отродье демондимов – Вейн

Первая в Поиске – предводительница Великанов, последовавшая зову Глаза Земли
«Пенный Змей» – трискал, принадлежавший Хоннинскрю и Морскому Мечтателю
Песчаная Стена – огромная стена, ограждающая Бхратхайрайнию
песчаные горгоны – чудовища Великой Пустыни
пещерники – злобные твари, обитающие под Горой Грома
пещерятник – катакомбы в Горе Грома, обиталище пещерников
подкаменники – жители подкамений
подкаменье – селение, жители которого в прошлом пользовались магией камня
подкаменье Дюринга – родная деревня Хэмако, разрушенная Мраком
подкаменье Мифиль – деревня рядом с одноименной рекой
подкаменье Кристалла – родная деревня Холлиан
подкаменье Рубежное – деревня на севере Страны
Поиск – экспедиция Великанов, поставившая своей целью исправить нанесенный Стране вред. Глава экспедиции именовалась Первой в Поиске
Полурукий – прозвание Берека, а затем Ковенанта
Порча – прозвище Лорда Фоула, принятое у харучаев
Предсказание – пророческий ритуал Верных
Презирающий – Лорд Фоул
Первое Дерево – волшебное дерево, из которого был вырезан Посох Закона
Посох Закона – орудие силы, вырезанное Береком из Первого Дерева
Прибрежье – район Страны, где прежде обитали Великаны
Презрение – Зло, термин, обобщающий помыслы Фоула
Песчаная Стена – стена вокруг Бхратхайрайнии
Повенчанный-Со-Смолой – одно из имен Красавчика

Расточитель Страны – прозвание Кевина
ранихины – гигантские кони, некогда жившие на равнине Ра
Ревелстоун – твердыня в скале, обитель Верных
реймены – люди, в древности служившие ранихинам
риш – община вейнхимов
ришишим – собрание риша, а также место проведения такого собрания
Ритуал Осквернения – магическое действо, акт отчаяния, приведший к опустошению большей части Страны
Рысаки – верховые животные, выведенные Верными с помощью Солнечного Яда

Солнечные Ведуньи – женщины, которые могут воздействовать на Солнечный Яд
Самадхи – Опустошитель, он же Шеол
Сандер, сын Нассиса – бывший гравелинг подкаменья Мифиль
Сарангрейвская Зыбь – опасный, болотистый регион Нижней Страны
Святилище – некогда зал вечерних служб в Ревелстоуне, ставший местом хранения мастер-рукха и кормления Ядовитого Огня
Северные Равнины – регион Страны
Северные Высоты – регион Страны
Севинхэнд – Великан, якорь-мастер Звездной Геммы
Семь Заветов – тайное знание, оставленное потомкам Кевином
Серая – река
Стражи Крови – прежние слуги Совета Лордов
Сердце Корабля – рулевое колесо корабля Великанов
Сивит на-Морэм-вист – Всадник Верных
Сирол Вейлвуд – обитает в Дремучем Удушителе
скальный огонь – свет, излучаемый камнем
Солнечный Камень – оркрест
Солнцемудрые (Солнечные Ведуньи) – женщины, способные воздействовать на Солнечный Яд. Солнцемудрой элохимы прозвали Линден Эвери
Смотровая Площадка Кевина – наблюдательный пункт в горах близ подкаменья Мифиль
Солнечный Яд – сила, извлекаемая Лордом Фоулом в процессе разрушения природных законов
Соулсиз – река
Соленый Зуб – утес у входа в гавань Дома Великанов
Сотканный-Из-Тумана – Великан, участник Поиска
Старые Лорды – Лорды, правившие Страной до Ритуала Осквернения
Стилл – харучай, телохранитель Сандера
Судьба – мировоззренческая концепция вейнхимов, включающая понятия проклятия, предопределения и долга. Понятие «Судьба» используют и юр-вайлы, но вкладывают в него иное содержание

Танцующие-На-Волнах – водяные девы
твердыня на-Морэма – Ревелстоун
трискал – учебное судно великанов
Трос-Морской Мечтатель – великан, участник Поиска, брат Хоннинскрю. Погиб у Первого Дерева

Удерживающая Пески – цитадель правителей Бхратхайрайнии
уссусимиела – весьма питательный сорт дыни, выращиваемый жителями Страны
Утверждающий Жизнь – один из титулов Ковенанта

Финдейл – элохим, Обреченный
Фол – один из харучаев

Хайл Трой – человек из мира Ковенанта, ставший Лесным старцем
харучаи – народ, живущий в Западных Горах
Херим – Опустошитель, он же торайя
Холлиан, дочь Амис – в прошлом эг-бренд подкаменья Кристалла
хранитель Первого Дерева – мистическая фигура, охранитель подступов к Первому Дереву
Хэмако – бывший подкаменник, принятый в риш вейнхимов
Хигром – харучай

Центральная Равнина – регион Страны

Чант – один из элохимов
Червь Конца Мира – мистическое существо. По поверьям элохимов – зиждитель мироздания
Чистый – искупительный образ преданий джехеринов
Чтец – член клана Верных, управляющий мастер-рукхом

Шеол – Опустошитель, он же самадхи

эг-бренд – человек, предсказывающий смену фаз Солнечного Яда с помощью магии дерева
Элемеснеден – родина элохимов
элохимы – дивный народ, встреченный Великанами во время их странствий
Этнаран – женщина из подкаменья Мифиль, мать Лены

Южные Равнины – регион Страны
Южные Пустоши – регион Страны
юр-вайлы – порождение демондимов, злобные существа, владеющие магическим учением
Ядовитый Огонь – огненный луч, с помощью которого Верные воздействовали на Солнечный Яд
Ясли Фоула – древнее обиталище Презирающего, разрушенное Ковенантом
Яростный Шторм – Великанша, боцман корабля Великанов

Подпись

Entre l'amour et la mort (с)

Драконово дерево и лёгочная вена летучей мыши, 13 дюймов

Обладатель белого золота (Стивен Дональдсон)

Страница 3 из 3
«
1
2
3