|
"Война мага" Том третий "Эндшпиль"
|
|
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 09:56 | Сообщение # 31 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Глава восьмая
Восемь остроносых драккаров плыли на юго-запад. День сменялся ночью, бесчисленные звёзды поворачивались на незримых хрустальных сферах, в свой черёд уступая место всевластному солнцу. Дымящий исполин Громотяг остался далеко позади; свежий попутный ветер надувал паруса, и гребцам капитана Уртханга почти не приходилось браться за вёсла.
Орки-кормчие вели своих морских коней давно известной дорогой, где, словно на обычном тракте, подробно сосчитаны и учтены дни пути, повороты и тому подобное. Ветра и течения, положения Солнца, Луны и звёзд – из года в год хаживавшие на крутобоких грозных красавцах старательно заносили это на чистые берёзовые дощечки – раскалённым остриём ножа, чтобы уж наверняка не стёрлось и не затерялось.
По ночам, не боясь никого и ничего, на мачтах поднимали сигнальные огни в раздутых и засушенных рыбьих пузырях. Путь хоженый – через закраину Моря Ветров на середину меж полуднем и закатом, к берегам Левой Клешни, туда, к широко распахнутой пасти морского залива, в самой глубине которого затаилась столица жуткой Империи.
«Всё возвращается на круги своя, – думала Клара, стоя на самом носу головного драккара и обхватив руками высоко взнесённую шею деревянного чудовища, покрытую затейливой резьбой. – Мы едва унесли ноги из Великой Пирамиды и, не успев оглянуться, опять туда лезем. Услуга за услугу – орки хотят погулять напоследок, хотят пустить дымом столицу Клешней и… и я их понимаю. Это будет справедливо. Одна пирамида взорвалась, но это только одна, только один камень, только один жертвенник. Других тоже хватает. Конечно, пирамиды, к сожалению, не сжечь. Но ничего; мы что-нибудь придумаем». Кормчий Дарграт хитро подмигнул Кларе, когда в порту на «длинных» закатывали целые вереницы пузатых бочонков; наверняка с какой-нибудь орочьей огневой смесью, составлять которые они великие мастера.
«Хорошо бы захватить парочку этих, как их, правящих и распоряжающихся, – продолжала размышлять чародейка. – Да, и в уличных разговорах там упоминали и ещё каких-то синдиков. Тоже неплохо бы словить. Все разговоры о том, что они „сдерживают Тьму“, разумеется, полный вымысел. Они собирают силу всеми доступными способами, не гнушаясь ничем, даже магией крови. Строят свои жуткие эскадры, набивают корабли оживлёнными мертвецами… Эх, эх, и почему Кицум решил там остаться? Почему не перебил их всех и не догнал нас?..»
Сейчас Клара уже совершенно не сомневалась, что тому, кому оказалось благоугодно принять личину старого мельинского циркача, по плечу любые армии. Хотя, с другой стороны, над той же Сильвией Кицум так и не смог взять верха… Так что, может, он всё сидит в тех жутких бараках?.. Жаль, и весть-то никак не подать…»
После того как они расстались с клоуном, Клара несколько раз подступала с расспросами к Бельту и его дочери, мол, кто такой Кицум? То, как они держали себя на Дне Миров и в других местах, явно говорило о том, что они знают об их загадочном спутнике куда больше, чем весь их отряд и сама госпожа Хюммель.
Однако её ждало разочарование. Ниакрис с отцом упорно отмалчивались, ссылаясь на то, что, мол, он сам всё скажет – когда придёт время. И Клара в конце концов оставила напрасные попытки.
– Кирия Клара, – это Шердрада.
– Слушаю тебя, доблестная.
– Берег близко, кирия. Ещё ночь, и минуем Распах. Распахом обитатели Волчьих островов называли устье залива, из-за которого остров, собственно говоря, и обретал вид крабьей клешни.
– Войдём во вражьи воды. Здесь почти не бывало «длинных», наши всё больше шарят по открытому взморью. Почти наверняка наткнёмся на галеру. Разреши мне охранять твою спину, кирия. Твои спутницы – великие воины, они должны идти вперёд, их славе нужна кровь. Ты победила меня и вернула обратно жизнь. Прошу, разреши мне встать у твоего плеча. Если я паду, мои сестры встанут на моё место.
Клара невольно вздохнула. Молодые орчанки изъяснялись исключительно высоким штилем. «Сестры» Шердрады, как и следовало ожидать, никакими сестрами ей не приходились. Ещё один красивый оборот – все, кто сражается на одном драккаре, становятся братьями. Ну, или сестрами, как в этом случае.
– Хорошо, Шердрада. Если суждено случиться бою, ты встанешь у меня за левым плечом.
– Благодарю щедрую кирию, – слегка поклонилась орка. – Ей не придётся пожалеть об этом.
«Не придётся, не придётся», – проворчала про себя Клара. Конечно, задержка в Империи Клешней – это потеря времени; но, с другой стороны, может, действительно удастся разузнать что-то о Западной Тьме. Ведь нельзя же просто подплыть к завесе мрака и рубануть её разом и Алмазным, и Деревянным Мечами – к сожалению. Увы, столь простые решения встречаются только в сказках.
Яркий день, и восемь низких хищных теней тихо пробираются вдоль молчаливого побережья. Кормчие отворачивают от серых скал – тут часто натыканы сторожевые башни, там заметят, пошлют весть, и десятки чёрно-зелёных галер устремятся наперерез.
Улучив минуту, Клара спросила капитана Уртханга, в самом ли деле драккары Волчьих островов не ходят к столице Клешней.
Старый орк выпустил корявую короткую трубочку, пристально взглянул на чародейку.
– А что ж с того, госпожа Клара? Ну да, не хаживали тут наши. Смелые, что рискнули, так и не вернулись к Громотягу. Так ведь с ними тебя не было, верно? Так что прорвёмся. А по чуть-чуть отщипывать, – он помотал головой, – не для меня. Бить так бить.
– Может статься, встретим их галеры, – вставила Клара.
– Может, и встретим. Тут дозорных хватает – и не только на башнях. Скажи, госпожа чародейка, можешь ли ты сделать так, чтобы моих «длинных» только мы с тобой да моя команда видели?
– Трудно, – покачала головой Клара. – Постараюсь отвести глаза береговой страже…
– Не только им, кирия, не только им. Клешням и птицы служат, и морские змеи, и прочие гады. Только китов им подчинить не удалось. Да и всей их магии поганой не хватит – морскими царями управлять. А так-то да, если до столицы дотопаем – первыми с Волчьих островов будем.
– Погоди хвалиться, ар, другие, может, тож дотопали – да только тут и остались, – вставил кормчий.
– Твоя правда. Ну, ничего – мы первыми станем, кто тут погуляет и обратно… гм… ну, просто от Клешней уберётся, – несколько смешался Уртханг.
Он хорошо помнил слова Клары, что, очень возможно, назад они не вернутся вообще.
Берега глубоко врезавшегося в сушу залива были густо заселены. Тут и там попадались небольшие рыбачьи посёлки и городки покрупнее; но над каждой прибрежной деревушкой, над каждым хутором, всюду, поднимаясь выше скал, вздымались серые, или коричневатые, или чёрные вершины рукотворных гор – пирамид.
– Сколько ж они успели их настроить… – только и качал головою Бельт.
– Даром время не теряли, – вторила ему Ниакрис.
…Флотилию капитана Уртханга не оставляла удача.
Берега залива стали сходиться, он кишмя кишел рыбачьими посудинами, пузатыми грузовыми галерами, тащившими за собой тяжёлые баржи, – однако восемь «длинных» незамеченными проскользнули почти до самой столицы Империи Клешней. Клара Хюммель могла заслуженно гордиться собой.
– В порт не полезем, – говорил Уртханг, когда настала последняя ночь и восемь драккаров, сцепившись бортами и бросив якоря, отстаивались на мелком месте в виду столицы. – Там наверняка и казармы, и всё такое. Пойдём по суше. Ударим с трёх сторон…
– И распылим силы? – сердито возражала ему Клара. – Бить кулаком надо!
– А куда бить-то, а? Может, кирия скажет? – насмешливо замечал орк. – Где у них казна, где сокровищница? Скажи мне, госпожа, и больше мне ничего не надо.
Клара сердито отвернулась, однако старый мореход был совершенно прав. Куда наступать в незнакомом городе, где сама Клара знала один-единственный маршрут – от внешних ворот до того места, где совсем недавно высилась Великая Пирамида?
– А, кирия? Ты ж чаровница знатная. Может, сотворишь что-нить такое, эдакое, завихривистое? Скажешь нам, куда идти, чтобы мы время не теряли, пустые подвалы обшаривая?
– Резон тут есть, конечно, – согласилась Клара. – Но маги Империи Клешней искусны, в этом я, поверь, убедилась на собственной шкуре. Стоит мне пустить в ход волшебство, и об этом узнают в столице. Нет, атаковать нам придётся вслепую, уповая на внезапность, а не на мои заклинания.
– Ну хоть что-то ты нам сказать можешь, кирия? Где нам шарить?
– В пирамидах, мне кажется, вам делать нечего. Туда пойду я, искать «правящих и распоряжающихся», как выражались мои не слишком гостеприимные хозяева, когда мы в прошлый раз забрели в столицу.
– И на том спасибо. – Горбы прибрежных холмов и сопок опоясались цепочками огоньков. Капитан покосился на них, фыркнул, презрительно усмехнулся. – Мы с трёх сторон пойдём, как сказал. Ты, кирия Клара, своё дело сделаешь, мы – своё. Ты только того… сделай уж, чтобы поярче горело, а? Нам суматоха да страх ой как надобны.
Клара поколебалась.
– Мы выдадим этим себя с головой… Раньше времени, – поправилась она, видя недовольную гримасу на жутковатой физиономии орка.
– Ну, рано или поздно они нас… гм… всё равно и увидят, и услышат, – проворчал он. – Так чего уж тут теперь…
– А ты не забыл, доблестный, что нам требуется не только столицу Клешней пограбить? – чуть более резко, чем нужно, вырвалось у Клары.
– Не забыл. Но как ещё брать это место прикажешь?
– Сделаем так, – решилась чародейка. – Я зажгу тебе город. Но мы уйдём раньше. Когда доберёмся до пирамид… ты сам всё увидишь. Готовь свои отряды, Уртханг, и сам будь готов. Как заполыхает, времени размышлять да собираться уже не останется.
– За наставления спасибо, – насмешливо поклонился орк. – Так и поступим, не сомневайтесь, кирия Клара.
– Шердраду и её орчанок я с собой возьму.
– И то верно, – одобрил капитан. – Иначе совсем взбесятся. А так и впрямь тебе спину прикроют.
– Тогда и мне мешкать нечего. – Клара решительно направилась туда, где коротали ночные часы её спутники. – Жди сигнала, доблестный. И, ручаюсь, ты его не пропустишь. Даже если уляжешься спать.
– Не премину, – усмехнулся орк. – Дарграт! Давай поднимай свою задницу. Кирия Клара пойдёт вперёд, осветить нам путь.
– Добро! – хриплым со сна голосом откликнулся кормчий. – Эй, лежебоки!.. Оружайся!..
…Лодчонка мягко воткнулась в песчаное дно; Шердрада первой соскочила в мелкую воду. Трое её товарок не отставали; следом за ними на берег выбрались Клара, Райна, Тави, Бельт и Ниакрис.
Угрюмые холмы подступали здесь почти к самой черте прибоя. Клара глубоко вдохнула, расправила плечи. Невольно и совершенно не к месту вспомнила последний вечер в Рейервене, жаркую баню – когда теперь ещё удастся себя побаловать?
Готовясь к бою, Клара не побрезговала плотной курткой двойной тюленьей кожи – как уверяли орки, такую не вдруг прошибёшь даже доброй стрелой. Вообще весь её отряд оделся, словно всю жизнь провёл на Волчьих островах. Истрепалась, перемазалась захваченная с собой из дома одежда, у Клары с Раиной остались только сапоги, скроенные на совесть из шкуры мелких василисков, обитавших в недальних пределах Долины.
Тави и Ниакрис за время пути успели помириться и подружиться с Шердрадой и её орчанками. Размалевав с их помощью лица, они почти не отличались от свирепых зеленокожих воительниц и только оружие взяли другое – привычные сабли Тави, пара малых топоров у Ниакрис (захваченный ещё в Драконовых горах клинок синеватой стали она давно выбросила), в отличие от лёгких копий у молодых орок.
Бельт удовольствовался коротким и широким тесаком. Его оружием сделаются погибшие воины врага, как в приснопамятной пирамиде.
Маленький отряд углубился в прибрежные холмы. Тоскливо завывал ночной ветер, шумели серые травы, мелкие зверьки порскали в разные стороны, и Клара досадливо поморщилась: того и гляди, стража вознамерится узнать, что тут такое творится, тем более что дозорные башни торчали повсюду, на каждой вершине, на каждом холме. Другое дело, что далеко не у всех в бойницах трепетали огни – большая часть башен казалась покинутой.
«Значит, всё же берегутся, – думала Клара, шагая во главе своего отряда. – В прошлый раз нас провели главным трактом. Сейчас глянем, какова эта Империя Клешней с непарадной стороны».
За безлесными прибрежными холмами начались поля, ровные, идеально квардратные. Когда Клара и её спутники ещё только шли к столице, здесь царила зима, а сейчас – всё буйно зацвело, весна наступила сразу, чуть ли не за несколько дней.
По правую руку горизонт закрывали исполинские пирамиды. Слева, насколько мог окинуть глаз, под оранжеватой луной тянулись возделанные земли, лишь изредка перемежавшиеся взметнувшимися к поднебесью рощами, и Клара вновь поразилась, насколько же нечеловечески правильно и тщательно возделаны угодья во владениях Клешней. Поистине, живые так не могут.
А вот и знакомые уже шесты, несущие на вершинах ожерелья призрачных огней, и знакомое тошнотворное чувство.
Гниль, всюду гниль, невидимая расползающаяся плесень. Не жизнь и не смерть, сон на грани, как у тех воинов, с которыми отряд Клары столкнулся, едва угодив в Империю.
«Кицум, – подумала Клара. – Где ты, где? Ты нам нужен, нужен, как никогда. Вернись. Ведь не слово же, данное этой нечисти, удерживает тебя в „заложниках“. Возвращайся, нам ведь предстоит самый главный бой в Эвиале!»
Как оказалось, не везде и не всюду столица Империи Клешней, город, чьего названия они так не узнали, пребывал в гордой незащищённости. Имелись и стены, но их словно возводили исключительно для красоты – между башен зияли широченные проёмы, где, похоже, никто ничего строить и не собирался.
– Не от таких, как мы, защищались, – только и проговорил Бельт в ответ на немой вопрос Клары.
Безо всяких препятствий отряд спустился с холмов, узкой полевой тропкой миновал расцветающие луга и пажити, пробежал в тени угрюмой рондоли и…
Вступил на звонкие камни мостовой.
Столица Империи Клешней.
У самого её края протянулась ровная, как по линейке проведённая улица, дома стояли только с одной стороны, ближе к центру города. Клара вновь увидела подзабытые было руны на стенах и плитах мостовой, железные водяные насосы на каждом углу; окна и двери наглухо закрыты, все до одной ставни заперты, словно здесь готовились к шторму.
«Да, будет вам сегодня шторм, – со злобой подумала чародейка. – Будет шторм, да небывалый. Нет, жечь жилые кварталы я не стану, там дети, а они ни в чём не виноваты». Волшебница помнила, что ближе к скопищу пирамид начинались кварталы «храмов» или чего-то похожего; там и разгуляемся.
Улицы освещались – со многих карнизов через регулярные промежутки на цепях свисали кованые железные фонари, явно питаемые магией – настолько яркий, ровный и белый свет они давали.
Обнаружилась и стража. Отряды по восемь воинов в ало-зелёной шипастой броне, сделанной из панцирей морских чуд, мерно вышагивали по пустым тротуарам, печатая шаг, словно на королевском смотру. Никого, похоже, не заботило, что топот подбитых железом сапожищ может помешать кому-то спать. Ночная стража в Долине, например, ходила исключительно на цыпочках, и горе тому караульному, что потревожил бы сон, например, нежной госпожи Ирэн Мескотт.
– Они так грохочут, что и мёртвых поднимут! – фыркнула Ниакрис, когда отряд в очередной раз укрылся за углом от прошагавшего мимо патруля.
– Может, для того и ходят? – шёпотом отозвался её отец. – Они ведь и сами… того… неживые.
Это было чистой правдой. Улицы имперской столицы стерегли конструкты, «новые зомби», последнее изобретение здешних магов, решивших, что подъятые мертвецы куда надёжнее живых воинов.
Шердрада и её подруги дрожали от нетерпения – так хотели кинуться в бой; вид ало-зелёной брони повергал их в настоящее исступление.
– Ну, может, здесь? – предложила вдруг Тави, останавливаясь возле трёхэтажного «храма» с толстыми, в три обхвата, колоннами.
Что взрывать и предавать огню – Кларе было, в сущности, всё равно. Конечно, если удастся захватить «распоряжающихся» – это хорошо, но их главный бой – не здесь.
– А почему именно это? – спросила Ниакрис. Ученица Вольных молча кивнула на-большой барельеф у входа.
Три гигантские фигуры. Дуотт, шестирукий великан и крылатая тварь, пожирающие покорно шагающие к разверстым пастям вереницы человеческих фигурок – изображённых здесь размером с муравья.
Ниакрис гневно нахмурилась, её отец кивнул.
– Один из ранних жертвенников, – уверенно проговорил он. – Боги, в чью честь он возведён, давно забыты, а жертвы всё равно приносились. Пока что дуотты, или кто тут за хозяев, не научились этой силой распоряжаться.
– Значит, решено, – кивнула Клара. – И давайте не мешкать, друзья, надеюсь, второй раз нам из их пирамид удирать сломя голову не придётся. – Она выразительно погладила Алмазный и Деревянный Мечи у пояса.
…Воздух между каменными исполинами Империи Клешней, казалось, застоялся и протух от вечной, не находящей выхода ненависти. Клара и её спутники брели по пустым, геометрически выверенным улицам-ущельям, то и дело укрываясь в нишах и за статуями от вышагивающих с отупляющей правильностью стражников.
– Словно обряд у них какой, – заметила Райна.
– Почему?
– Да какой прок от их хождений, кирия Клара? Что, заметили они нас? Остановили? Нет. Вот и думаю, что не для этого они здесь.
– Для того, не для того… – проворчала Ниакрис, подбрасывая и ловя гномий топорик, – а не пора ли нам туда? – Она мотнула головой туда, где в лунном свете чернел провал входа в пирамиду.
– А мы тут славно поработали, – заметила Тави.
– Угу, славно, – согласилась валькирия, и Клара, в свою очередь, тоже кивнула. Кое-чем можно было гордиться.
Там, где раньше высилась угрюмая громада Великой Пирамиды, теперь разверзлась настоящая пропасть, и по стенам соседних строений побежали трещины. Бесформенный провал, на дне которого до сих пор что-то дымилось; незаметно было, что хозяева Империи Клешней пытаются как-то исправить повреждения: ни строительных лесов, ни груд камня или штабелей брёвен.
– Идёмте. – Ниакрис решительно нырнула в черноту прохода.
– Ты уверена, что нам именно сюда?
– Уверена, госпожа Клара, – усмехнулась дочь некроманта. – Нутром чую, как говорится.
Ниакрис сейчас словно преобразилась. Выпрямившись, вытянувшись в струну, она запрокинула голову, вглядываясь куда-то в ночное небо, туда, где на фоне звёздной россыпи мрачно чернели острые вершины зловещих пирамид.
– Что ты, дочка? – остановился рядом с ней Бельт.
– Они тут, отец, – звеняще отозвалась Ниакрис. – Они тут, понимаешь? Я чувствую. Их. Тех самых, что и в прошлый раз.
Клара и Райна недоумённо переглянулись. Для чародейки эта пирамида ничем, кроме облика, не отличалась от соседних.
– Правящие тут, – продолжала настаивать дочь некроманта.
– Идёмте, – решилась Клара.
– Мертвечина близко, – вдруг выпалила Шердрада, вскидывая копьё на изготовку.
– Быстро, внутрь! – скомандовала волшебница. Чёрный зев пирамиды поглотил маленький отряд.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 09:57 | Сообщение # 32 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Всё случилось, как и предсказывал мессир Архимаг. Двое пожилых чародеев выбрались из мекампских лесов и благополучно достигли Брамма, небольшого городка на тракте, связывавшем Эгест и Мекамп. Игнациус, громко восхищаясь пасторальностью пейзажей, выбрал небольшую гостиницу, из окон которой и впрямь виднелся морской берег. На Читающего наложили изменяющее облик заклинание, так что для посторонних он превратился в унылого тощего негоцианта с длинным красным носом и глубоко посаженными глазками.
– Просто прелестно, восхитительно, бесподобно, – только и повторял Игнациус. – Вы не поверите, мой дорогой друг, как хорошо бывает хоть немного отдохнуть от ответственности. Тащить на плечах всю Долину – в конце концов утомишься. А тут… такая простота, чистота, наивность… а хорошенькие девушки поневоле заставляют забыть, что мне уже перевалило за три тысячи, – с этими словами Игнациус ущипнул за мягкое место пробегавшую мимо служаночку. Та немедля и с готовностью захихикала – старичок был презабавный, добрый, щедрый и ласковый.
Динтра только головой покачал.
– Ваш замысел, мессир, поражает своей глубиной. Мы с вами преспокойно прохлаждаемся тут, в тиши и покое, попиваем молочко безо всякой примеси магии, над нами настоящее солнце, а не симулякра Долины, всё это чудесно и замечательно, но не пора ли вспомнить, зачем мы здесь?
– Ещё не время, – безмятежно усмехнулся Архимаг. – Мы расставили фигуры. Теперь осталось только ждать, когда все сделают положенные им по правилам ходы.
– Мессир, вы так уверены, что…
– Да, я уверен, милейший мой Динтра. Уверен. Я не для того столько веков просидел в своём кресле, чтобы сейчас испытывать сомнения и колебания. Боги вообще и Падшие в частности – если откровенно, не очень умны. Слишком уж рвутся обратно к власти, слишком уж нестерпима потеря. Человек, или гном, или эльф – тот, наверное, погиб бы, сражаясь, и на том упокоился. А что сделать с бессмертными? С теми, кого не развоплотить и не убить простой сталью? Так и живут, исходя завистью и злобой, ожидая удобного момента… – Игнациус отхлебнул парного молока из глиняной кружки, заел белой булкой, намазанной мёдом. – М-м-м… простые радости, мой друг, простые радости никогда не потеряют свою цену.
– Но Клара Хюммель…
– На Волчьих островах и сейчас, несомненно, собирает ватагу для героического натиска. – Архимаг хихикнул. – Дело, исключительно подходящее для Клархен. Стр-р-рашная и уж-жасная Тьма, последний бой, пожертвовать собой и прочая чепуха. Мы, дорогой друг, конечно же, отправимся следом. Но не сразу, не сразу – Клару нельзя спугнуть. Вы же сами видели, как она опрометью кинулась прочь от нас, когда мы всего-навсего хотели помочь ей в пирамиде.
– Но что Клара сможет сделать против Западной Тьмы? Даже имея Алмазный и Деревянный Мечи?
– А это неважно. – Игнациус жмурился, подставляя лицо весеннему солнцу. – Может, подплывёт к самой завесе и примется рубить её, может, решит сплести какое-нибудь хитроумное заклинание, используя силу Мечей… не знаю. Да это и не имеет никакого значения. Те, кому Клара обещала это оружие, мигом всё почувствуют. И… явятся сюда.
Динтра кивнул.
– Да, мессир, вы говорили об этом. Но, допустим, Падший – или Падшие, ибо их несколько, насколько я помню, – и в самом деле явятся сюда. Что мы станем делать? Я задавал этот вопрос множество раз, но вы всегда уходили от ответа, мессир.
– Уйду и сейчас, – проворчал Игнациус, не открывая глаз. На морщинистой, покрытой старческими веснушками коже лежали солнечные пятна; и становилось особенно хорошо видно, насколько мессир Архимаг всё ж таки древен. – Друг мой, дорогой Динтра. Ну неужели вы до сих пор ещё не догадались? Что вы так принуждаете меня непременно проговорить это вслух? Хотите казаться глупее, эдаким старичком-целителем, наполовину выжившим из ума, только и помнящим, что свои примочки да мази? Бросьте, честное слово. Один ваш меч говорит сам за себя.
Лекарь удивлённо поднял брови.
– Мессир, но я действительно не понимаю. Вряд ли вы надеетесь одолеть Падших в открытом бою.
– Хоть одна здравая мысль, – фыркнул Игнациус. – Я показал бы себя последним недоумком, всерьёз рассчитывая победить бога, пусть даже и бывшего. Я, позвольте заметить, ещё не страдаю манией величия.
– Тогда остаётся только одно… – начал было Динтра, но Игнациус неожиданным, по-молодому резким движением закрыл ему рот ладонью.
– Ни слова больше, дорогой друг. Они, как я уже имел честь заметить, разносятся слишком далеко.
Так, неспешно беседуя, двое чародеев сидели на крытой галерее трактирчика; солнце опускалось за край Моря Призраков, близился вечер. Где-то вдруг тоскливо взвыла собака.
– Сегодня, кажется, нас ожидает интересная ночка… – вполголоса проговорил Игнациус.
Принёсшая ещё кувшин молока служанка игриво встряхнула тёмными косами, явно приняв это на свой счёт.
– Ты совершенно права, дорогая, – усмехнулся Игнациус, протягивая ей золотой. – И в этом смысле тоже.
– Я приду, господин, – поклонилась девушка.
– Приходи, приходи, Мёлль, дитя моё… В старости так мало радостей, если б ты только знала!.. Только глядя на вас, юных бабочек, резвящихся над лугом жизни, и чувствуешь, что кровь ещё струится по жилам…
– Господин, ну уж старческим-то бессилием вы точно не страдаете, – ухмыльнулась чернокосая. – Я после прошлой ночи ажио ходить не могла, глаза слипались, стоя засыпала! Замучили вы меня, бедную, как есть замучили…
– Вот потому и даю золотой, что замучил. – Игнациус отпустил ей лёгкого шлепка. – И сегодня намерен заняться тем же. Так что готовься.
– Буду готова, не сомневайтесь, господин. – Девушка ловко спрятала золотой за вырез платья. – А что ж ваш достойный спутник всё один да один? Может, мне Каринку с собой захватить, а, господин?
– Нет, спасибо, – покачал головой Динтра. – Стар я для подобного, милочка. Пусть твоя Каринка спит спокойно.
– Она бы лучше беспокойно… но не в одиночестве, – захихикала девушка.
Целитель поморщился и отвернулся, смотря на тонущий в море алый солнечный диск.
«А ведь про Динтру болтали, что он – любитель хорошей кухни и смазливых служаночек… – вдруг вспомнил Игнациус. – Так зачем целибат тут разыгрывать?»
– Вы правы, мессир, – негромко произнёс лекарь, когда черноволосая служанка убежала с подносом грязной посуды. – Сегодня особая ночь. С запада надвигается мрак, Тьма пошла на очередной приступ…
– Бросьте, дружище, вы стали выражаться словно затрапезный бард-сказочник. – Игнациус надменно оттопырил губу. – Тьма, как легко понять, никуда не ходит и никаких приступов не устраивает. А вот Империя Клешней, где мы с вами оставили по себе такую память, похоже, и впрямь решила проверить, так ли крепка оборона востока, как о ней говорили.
– Они выслали армаду. Я чувствую, мессир.
– И я даже могу сказать, куда именно, – безмятежно заметил Архимаг. – Два города. Два важнейших центра старого света. Один, где сосредоточено обучение молодых магов; и второй, где особо усердно поклоняются Спасителю. Есть и третий флот, но вот что они штурмуют, даже я пока что понять не могу. Какой-то храм… прямо посреди моря…
Брови Динтры чуть заметно сдвинулись.
– Во всяком случае, – жизнерадостно продолжал Игнациус, – это, бесспорно, нам на руку. Кларе не придётся прорубать себе дорогу к Западной Тьме, весь флот Клешней ушёл к нам сюда, на восток.
– Это может задержать нас, – уже въявь нахмурился целитель.
– Помилуйте, Динтра, с какой стати? – Игнациус изобразил ленивое непонимание. – Пусть воюют сколько влезет. Тем меньше у нас будет хлопот на западе. Я не забыл, как лишился чувств в той же Империи!
– Но они не оставят здесь камня на камне, – упрямо возразил лекарь.
– Если наш замысел не удастся, «камня на камне» не останется от множества миров, мой дорогой. Как Падшие расправляются с непокорными, я видел собственными глазами, любезный друг. Так это всего лишь путь необходимого, меньшего зла. Чем-то всегда приходится жертвовать. Вы никогда не ампутировали руку или ногу, чтобы сохранить жизнь раненому? Вот то-то же.
– Так то раненый, да ещё и раненный совершенно особенной магией, мне неподвластной, – возмутился целитель. – А то два огромных города, мессир!
– Ну и что вы предлагаете? – раздражение Игнациуса стало неприкрытым. – Вмешаться в сражение? Явиться в белых одеждах, аки ангелы Спасителя, и начать устанавливать тут свои порядки?
– Какие порядки, о чём вы, мессир… Всего лишь дать отпор вторгшимся. Не знаю, как вам, а мне Империя Клешней не нравится. Очень. Так что я изначально на стороне её врагов.
– Я тоже, мой дорогой, я тоже. – Игнациус в шутливом раскаянии вскинул руки. – Но наша победа в конечном итоге станет победой и над Клешнями, как нетрудно понять. Так что я не склонен подвергать нашу миссию каким бы то ни было превратностям. Мы с вами, извините, не боги. Даже не бывшие и не павшие. Приходится расставлять иные приоритеты.
Динтра долго молчал, отвернувшись.
– Мессир, – жёстко проговорил он напоследок. – Мы долго были друзьями, но я не забывал своего места. Сейчас же то, что вы предлагаете, становится поперёк всего, во что я верю и чего держусь. Мы покинем вас, вместе с Читающим, и постараемся…
– Перестаньте, Динтра. Во-первых, флоты уже изготовились к бою. Во-вторых, вы туда просто не успеете, а помогать вам встать на тонкие пути я не стану. В-третьих, это просто глупо, потому что драться нам наверняка придётся – или вы забыли моё обещание помочь Эвиалу избавиться от этой напасти, так называемой Западной Тьмы? Разве я когда-либо нарушал своё слово, отступался от него? Вы долгожитель, Динтра, вы давно в Долине – разве её Архимаг хоть раз отрёкся от сказанного!
– Нет, – признал целитель.
– Тогда перестаньте, пожалуйста, портить мне настроение своим неуместным героизмом. У меня сегодня, позвольте напомнить, свидание. Не знаю, сколько их мне ещё осталось, поэтому намерен насладиться каждым. Вам, любезный друг и соратник, от всего сердца посоветовал бы не вставать в горделивую позу, а уделить внимание той же Каринке. Один золотой, вами подаренный ей «за любовь», позволил бы её семье есть досыта целых два месяца – если уж не можете одолеть свой зуд благотворительства.
Целитель вновь ответил не сразу, но голос у него звучал неестественно ровно и спокойно:
– Мессир Архимаг, я поверю вам и последую за вами. И… давайте каждый помнить свои обещания.
– Не волнуйтесь, дорогой друг, я пока не жалуюсь на память, – желчно бросил Игнациус. – Можете мне поверить, ждать нам осталось недолго. Когда Клара окажется у цели, мы вступим на тонкий путь и в мгновение ока очутимся рядом с ней. Не будь я Игнациус, честное слово!
…Чёрный фламберг упивался боем. Воздух выл и стонал от боли, воронёное лезвие не щадило даже бесплотных духов, случайно оказавшихся на его пути. Крупинки драконьего кристалла жгли руку, но сейчас Сильвия даже радовалась этой боли, она словно бы защищала юную воительницу от проклятия магов Эвиала – отката.
…Обернуться совой, взмыть над трещащей, разваливающейся палубой. Короткий рывок, крылья упираются в воздух, превращение ещё в воздухе, под ногами вновь доски, замах, ярость, боль – и наслаждение, острое и леденящее, когда чёрное лезвие прочерчивало смертоносный полукруг. Хруст разрубаемой древесины, крики людей – да, здесь хватало и их, хотя «новые зомби» составляли, наверное, три четверти армии вторжения.
Мутная волна слизи. Зловоние. Отбросы – вот что были эти зомби, собранные воедино и направляемые поистине огромной мощью, затаившейся там, за морем, откуда так недавно вернулась и сама Сильвия. Фламберг рубил корабли, и они оседали на дно ордосского порта; однако мёртвые воины в ало-зелёных доспехах отнюдь не спешили расстаться с видимостью своего существования. С муравьиным упорством они выбирались с осевших до середины мачт галер, цепляясь за обломки, бултыхались и – мало-помалу вылезали-таки на пирсы Ордоса.
Там их встретили немногочисленные чародеи – защитники города; магические щиты больше не могли остановить пущенные в упор огнешары, зомби расшвыривало в разные стороны, нагрудники и шлемы, усеянные острыми шипами, горели с шипением и треском, но, даже обгоревшие и обуглившиеся, неживые воины Империи Клешней поднимались на ноги и шли вперёд.
Сильвия ничего этого не замечала. Страсть и разрушение – это сильнее ещё не изведанной ею настоящей любви. Покончив с зашедшими в гавань кораблями, белая сова устремилась к остальным галерам, сгрудившимся на ближнем рейде.
Но здесь её уже ждали. Маги Клешней, благоразумно державшиеся подальше от судов обречённого авангарда, быстро разобрались, что к чему.
Белая сова со всего размаха врезалась в невидимый барьер; закувыркалась, полетела вниз, теряя перья, со всплеском врезалась в воду, но фламберга так и не выпустила.
– Ах вот вы как, – прохрипела Сильвия, выныривая на поверхность и отплёвываясь. – Вам бы лучше улепётывать, но вы решили драться. Отлично! Драку вы и получите!..
Она набрала воздуху и нырнула.
Но, раз вцепившись, чародеи Клешней не выпускали добычу так просто. Сильвию словно опутывали невидимые сети, она едва удержала фламберг – свой фламберг, которым крутила и вертела, словно соломинкой! Воздух горел в лёгких, так и не сумев размахнуться, она рванулась вверх, неловко и нелепо ткнув остриём меча в оказавшийся рядом осклизлый борт чёрно-зелёной галеры.
Острая вспышка боли. Левая рука, сжимавшая коробок с драгоценными крупинками, окуталась облаками пузырьков, вода словно закипела вокруг кулачка Сильвии; чёрный меч послушно прошёл насквозь через бронзовую обшивку, деревянные борта, шпангоуты, поперечные брусы и выставил жало с другой стороны.
Галера разломилась пополам, просев с тяжким «умф». Одна. Но оставалось ещё множество других. Задыхающаяся Сильвия вынырнула, отчаянно разевая рот, словно выброшенная на берег рыбка. Рядом тонула галера, немногочисленные матросы-люди прыгали с накренившейся палубы, а девушка с чёрным мечом отчаянно пыталась разорвать затягивающиеся всё туже незримые тенёта.
Биться холодно и рассудочно не получалось. Она одна, врагов слишком много. «Наллика, Наллика, Хранитель Эвиала, помоги мне!» – взмолилась Сильвия. И ответ пришёл – без слов, лёгким дуновением: «Ты знаешь, что такое ненависть и как она могущественна. Растворись в ней, дай ей волю. Это больно, страшно и плохо, но иначе нам не остановить нашествия». Великий принцип меньшего зла. …Ты ведь учил меня тому же, отец. Могуществу ярости. Справедливости силы. Ты редко появлялся, а я была совсем маленькая. Потом ты перестал приходить совсем, и я лишь недавно поняла, кем ты сделался. Сейчас я знаю, почему. Ты столкнулся с настоящим врагом, с неодолимой силой. С Крылатым Ужасом Юга, от которого наши пращуры бежали на Берег Черепов.
Ты схватился с ним, и ты проиграл. Сделавшись Хозяином Ливня.
Давным-давно, задолго до моего рождения. Я – не человек, вдруг подумала Сильвия. Мне открыты другие пути.
Я принимаю твой путь, отец. Я не буду биться в силках, подобно беспомощной, бессильной птичке. Дед, когда порол меня, хотел, чтобы я стала сильной и злой. Истинной чародейкой Красного Арка.
Я научилась, дед. Я вспомнила, папа.
Вы стали врагами, вы не поделили Силу – оно и понятно, не зря же простолюдины так любят пословицу об одной берлоге и двух медведях. Но я свожу воедино далеко разбросанные концы. Во мне оживут и Хозяин Ливня, и глава Красного Арка.
Я – Сильвия, и у меня своя дорога. Горе тем, кто встанет передо мной!
Я принимаю уготованную мне судьбу.
…На сей раз она даже не закричала, когда сквозь левую ладонь прямо в сердце прянула разящая молния. Стянувшиеся сети рвались, словно старые гнилые верёвки; фламберг запылал красным, и вокруг Сильвии всклубился столб густого горячего пара. Золотая пайцза заполыхала, но Сильвия не чувствовала боли.
Уже не превращаясь в сову, она почувствовала, что легко поднимается над поверхностью воды. Чёрный меч горел, став цвета раскалённого железа; и Сильвия, ощущая себя непобедимой и неуязвимой, ринулась на ближайшую галеру, подобно огнедышащему дракону.
И немногочисленные маги – защитники Ордоса увидели, как над морем поднялась исполинская призрачная фигура, жуткое страшилище в изъеденной ржавчиной броне, с громадным чёрным мечом в одной руке, что мог, казалось, дотянуться до самого солнца, и черепом, нанизанным на спинной хребет, – в другой. Призрак грозно потряс клинком, из глазниц черепа вырвались два потока ядовито-зелёного пламени; там, куда они попадали, галеры Империи Клешней разлетались мелкими обломками, словно кто-то раздирал их изнутри. В потоках струящегося из глазных провалов огня металась крошечная тёмная фигурка, один за другим отправлявшая на дно чёрно-зелёные боевые корабли.
Никогда Сильвия не чувствовала такого восторга, такого упоения, такого счастья. Кажется, по лицу текли слёзы – она не замечала. Она не видела вообще ничего, кроме взлетающего и падающего фламберга в своей руке. Судьба. Богиня свирепого и беспощадного мщения. Непобедимая и неуязвимая.
Отец, я иду к тебе. В наших жилах одна кровь. …Но среди обломков кораблей упрямо барахтались ; не желавшие тонуть воины Империи Клешней в ало-зелёных доспехах. Многих утащили на дно гибнущие галеры, многие зомби захлебнулись (ибо воздух им всё-таки требовался) и с заполненными водой лёгкими отправились в последний путь. Остальные же, цепляясь за плавающие бочонки, реи и тому подобный мусор, понемногу выгребали к заветному берегу, где защитники Ордоса схватились с разрозненными отрядами нападавших, сумевших таки выбраться на сушу. Но даже немногочисленные, потерявшие строй и порыв, не прикрытые пытавшимися остановить Сильвию магами, зомби сеяли вокруг себя смерть и опустошение. Памятные ещё по Арвесту косы заработали, вздымаясь и опускаясь, разрубая щиты, рассекая доспехи и плоть. Ордосские ополченцы, воспрянувшие было духом при виде смерти, обрушившейся на вражьи корабли, подались назад, отступая за баррикады, разряжая самострелы в наступающих; увы, здесь не оказалось ни Белых Слонов, привыкших держаться до последнего, как в Скавелле, ни владыки Мельина, как никто, умеющего собирать вокруг себя всех, способных носить оружие и обрушиться на врага волной разящей атаки.
Флот вторжения разворачивался, растягивался, галеры далеко оттянувшихся крыльев налегали на вёсла, стремясь пробиться к берегу, пока неведомая чародейка увлекалась уничтожением центра армады.
Не дремали и чародеи. Те из них, что покамест ощущали под ногами не глубину, а кажущиеся такими прочными толстые доски палубы, вновь стягивали кольцо вокруг Сильвии.
…Хозяйка Ливня боролась с удушьем, воздух вокруг неё сделался словно бы разреженным, она задыхалась, с сипением втягивая его через сжатые до хруста зубы.
Один за другим с дальних кораблей взмывали, устремляясь к ней, шары бледно-зеленоватого пламени; устрашающая фигура с черепом в левой руке исчезла, задние галеры ровняли строй; к заклинаниям добавились сотни стрел и десятки копий, пущенных корабельными баллистами. Она отбивалась фламбергом, и наконечники вражьих болтов разлетались со звоном, столкнувшись с чёрной сталью.
И всё горячее и горячее становились крупинки в левой руке.
Безоблачное весеннее небо над морем подернулось первыми тучками – низкими, клубистыми, серыми. Они появились словно бы из ниоткуда, их не пригнало ветром, горизонты оставались чистыми; мало-помалу их становилось всё больше и больше, солнце скрылось, низкие космы потемнели, из серых становясь почти что аспидно-чёрными. Прогрохотал первый гром, прянула первая молния, расщепив мачту имперской галеры; но сама Сильвия сейчас могла лишь защищаться – такой мощный и плотный обрушился на неё обстрел. От шаров зелёного пламени она уворачивалась, копья и дротики – отбивала фламбергом, или, вернее сказать, их отбивал сам чёрный меч, защищая свою хозяйку.
Злость и подступающее отчаяние, сменившие безумную эйфорию. Всё больше и больше галер обходили её, устремляясь к берегу; гавань Ордоса заполнилась уже наполовину, с грохотом падали штурмовые трапы, новые и новые отряды мервецов в зелёном и алом топали по мосткам, перебегая с палубы на палубу, с корабля на корабль; и в конце концов оказывались на портовых пирсах.
От бело-розовых шпилей, золочёных колоннад, выгнувшихся, словно коты на солнце, акведуков – навстречу ало-зелёной волне летели огненные шары, облака ледяных игл, с потемневших небес срывались короткие росчерки молний, и сперва они находили цель – по пирсам чья-то рука словно набросала россыпи облачённых в шипастые доспехи тел: «новые зомби» Империи Клешней не обладали неуязвимостью мертвяков, подъятых обычными некромантическими заклинаниями. Однако наступавшие не обращали внимания на потери: страха смерти они не испытывали, равно как и боли. Вдобавок кто-то из имперских магов вновь попытался прикрыть их незримым щитом – растянуть его на всех не удалось, однако там, где ало-зелёная волна глубже всего проникла в город, огнешары и молнии защитников лишь бессильно отскакивали от непроницаемой преграды. Быть может, милорд ректор Анэто нашёл бы способ справиться с призрачным барьером; но, увы, немногочисленные деканы и адъюнкты Академии Высокого Волшебства не смогли переломить ход битвы.
И Сильвия не смогла тоже. Ей сейчас приходилось больше думать о том, как уцелеть самой – в облаке нацеленных на неё стрел и заклятий.
Не отступлю. Не сдамся. Ибо я – наследница Красного Арка и Смертного Ливня…
…впервые сражающаяся не за себя.
Нет, силы не хватает. Зачерпнуть больше, резче, глубже!..
…В охватившей всё тело боли тонет ожог от раскалившихся крупинок. Сильвия наяву видит шагающего по мельинским пределам Хозяина Ливня, видит гонимые им смертоносные тучи, видит ржавые шлем и нагрудник, видит жуткий череп на позвоночном столбе, пляшущие огни в глазницах; острые края золотой пайцзы режут тело, Сильвия беззвучно кричит, надрываясь от вопля агонии; она забывает даже о чёрном мече.
Уничтожить их. Уничтожить любой ценой.
За мной целый мир. За мной благие боги, положившиеся на меня.
Я впервые сражаюсь не за себя.
Угольно-чёрные облака над головой Сильвии изронили первые капли.
Тяжёлые, воняющие кислым.
Уничтожить их всех.
Но у меня не хватает сил, и даже фламберг…
Капли летят, растягиваясь в полёте, словно миллионы нацеленных вниз жёлто-зеленоватых дротиков.
На кораблях Империи Клешней слишком поздно заметили опасность.
Задымились верхушки мачт, реи, натянутые канаты, свёрнутые паруса. Почернели высоко взнесённые резные фигуры на носах.
А потом закричали люди, ещё остававшиеся на верхних палубах.
Зомби тупо стояли и таращились в пространство. Они не видели врага, а дождь к таковым никак не относился.
Лопались бакштаги, с грохотом рушились вниз обуглившиеся реи, убивая, круша и калеча. Люди катались по палубам, кто-то тщетно искал спасения в трюмах – бесполезно, усилившийся до неистового ливень настигал их и там – потому что доски палуб стремительно чернели и распадались угольной трухой.
Смертный Ливень пришёл в Эвиал.
Чёрное небо ревело, там крутились бешеные воронки невесть откуда взявшихся штормов, тучи извергали из себя бурлящие потоки яда, море окуталось паром, изо всех сил пытаясь вобрать в себя и растворить злую силу иномировой отравы. Окутанные белым, один за другим распадались прахом чёрно-зелёные галеры, расползаясь отвратительными пятнами тёмной золы.
Ливень хлестнул и по берегу, дымились пирсы, проваливались вниз деревянные подмостки, воины в красно-зелёном напрасно искали укрытия под крышами портовых складов – строения рушились сами, немногие уцелевшие зомби выбегали обратно: создания имперских некромантов не боялись смерти, но инстинкт самосохранения в них вложили, ведь нет смысла терять их просто так, не в бою с неприятелем. Первой не выдерживала Смертный Ливень их плоть, и пустые панцири один за другом валились на чёрный камень Ордоса – единственное, что смогло противостоять Ливню.
Тучи двинулись было на город – но опомнившаяся Сильвия потянула их обратно.
Нет, зачем же так… не надо туда…
Она сама оставалась невредима, Смертный Ливень не трогал свою повелительницу, но Сильвия чувствовала и знала – времени осталось совсем немного.
Навернулись злые слёзы. Я же ничего не успела! У меня ничего и никого не было, даже щенка или котёнка, я не целовалась… по-настоящему, с тем, от чьих шагов сладко заходится и замирает сердце, а не из холодного любопытства или желания учинить интрижку!.. Стойте же, стойте, я не хочу, мне страшно, мама!..
«Недолгой была твоя служба, Сильвия».
«Наллика! Хранительница, помоги!..»
«Дороги назад нет. Ты спасла Ордос, но зашла слишком далеко».
«Нет! Я боюсь… больно, Наллика!»
Молчание.
И тут, словно лопнув, незримый зонтик, прикрывавший Сильвию, исчез. Первые капли с яростью голодных пираний впились в неё – и девушка, выпустив чёрный меч, с последним отчаянным воплем низринулась в море.
Всплеск, и волны сомкнулись над её головой.
Осталась только боль, но это длилось недолго.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 09:59 | Сообщение # 33 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| – Надо же, – озабоченно проговорил Игнациус. – Что-то совсем непонятное…
– Чего ж тут непонятного, – буркнул Динтра, обменявшись быстрыми взглядами с Читающим. – Истечение смерти. Жуткое заклинание. Необратимое и неотразимое. Не завидую тем, кто под него угодил.
– Да, но кто всё это устроил?.. Флот Империи Клешней, штурмовавший Ордос, насколько я могу понять, уничтожен. – Мессир Архимаг склонился над расстеленной картой.
– Это уж надо справиться у вас, мессир, – сухо отозвался целитель и отвернулся.
«Сильвия. Маленькая негодница, она что, возомнила себя героиней, борющейся за свободу и правду?! – Губы старого мага скривились в брюзгливой, презрительной гримасе. – Идиотка. Дура набитая. Ты должна была умереть так, как это нужно мне, а не твоей внезапно проснувшейся совести!»
– Не представляю, что станет теперь с городом, – по-прежнему глядя в окно, проговорил Динтра. – Истечение смерти может остановить только вызвавший. Даже вам, мессир, это, пожалуй, не по плечу.
– Никогда не считал, будто бы всемогущ, – огрызнулся Архимаг.
– Думаю, нам придётся внести кое-какие поправки в наши планы, мессир.
– Динтра, вы опять строите из себя защитника слабых и обиженных?
– Почему «строю», мессир? Я всегда им и оставался, да простится старику маленькая похвальба. Истечение смерти нельзя оставлять просто так. Если мы не заткнём дыру, то заклятье станет постоянным. Обретёт форму некоего самоподдерживающегося явления, ну, например, смерча или ливня. И начнёт странствовать по несчастному миру, оставляя за собой одни руины. Тем более что здесь вызвана какая-то особо смертоносная форма. Настоящий яд, почти что абсолютный растворитель.
Игнациус усмехнулся:
– Вы неисправимый идеалист, друг мой Динтра. Вам бы лишь порассуждать об униженных и оскорблённых. Не надо запугивать себя, Эвиал – закрытый мир, и никакое истечение смерти не может сделаться постоянным. Заклятье мощное, не спорю, и действительно необычное, но оно конечно, Динтра, конечно и не способно к самоподдержанию…
– Читающий так не считает, – метнув взгляд на своего компаньона, уверенно заявил целитель. – В Эвиале сейчас происходит слишком много пертурбаций. Я вполне допускаю, что истечение сделается постоянным. Для этого ему необходимо лишь определённое число жертв. Человеческих, и не только.
– Пожалуйста, воздержитесь от лекций, любезный друг, – огрызнулся Игнациус. – Я и без вас отлично представляю себе природу смертного истечения, но наши планы это не изменит.
– Конечно! – с неожиданным энтузиазмом откликнулся Динтра. – Не изменит и изменить не может. Особенно если мы отправимся туда прямо сейчас. Мы же всё равно собирались ждать, пока Клара Хюммель не доберётся до Западной Тьмы? Вам ведь не составит никакого труда справиться с последствиями истечения, пока я помогу обитателям города врачевать раненых?
«Льстишь, хитрец, – подумал Игнациус. – Правда, лесть у тебя донельзя груба. Так нельзя. Эх, Динтра, Динтра, до седых волос в Долине дожил, а ничему, кроме своих клистиров да примочек, так и не научился. Впрочем, оно и к лучшему. Зачем нам ещё один Игнациус? И одного-то слишком много». Он позволил себе усмехнуться своей же, весьма сомнительной шутке.
– Отчего бы и нет? – пожал плечами мессир Архимаг. – Если вам так уж не по сердцу здешние воздух, свежее молоко и расположение юных очаровательниц – давайте потащимся в этот, как его, Ордос. Эх, Динтра, как же вы ещё молоды. Честное слово, ну прямо ровесник нашей сумасбродки Клары.
– Не вижу в этом ничего плохого, – нахохлился лекарь. – Да и то сказать, мессир, вы уповаете на закрытость Эвиала – но мы-то в него проникли. Да и из него, как мне подсказывает Читающий, кое-кто выбирался. Следовательно, закрытость неабсолютная. А значит, шансы истечению смерти сделаться постоянным существенно возрастают.
– Вас послушаешь, друг мой, так я получаюсь настоящим воплощением мирового зла, – хмыкнул Игнациус. – Ладно, ладно, я не против. Взглянем воочию на этот беспорядок.
– И на его виновников тоже, – добавил лекарь.
«А вот этого уже не надо. О Сильвии тебе лишних подробностей знать не полагается. Но какая девчонка! Устроить здесь, в Эвиале, настоящий Смертный Ливень! Поздравляю, старина, ты не ошибся ни в выборе, ни в методах. Сильвия, похоже, сослужит тебе куда большую службу, чем ты рассчитывал. – В груди Игнациуса затрепыхалось и закололо. – Спокойно, спокойно, старина.
Чудак Динтра не догадывается, что моя дорогая Гончая сейчас открывает Эвиал. Или, вернее, пытается открыть. Конечно, снести все барьеры у неё не получится. Но лазейку она пробьёт. И это только увеличивает шансы на конечный успех всего предприятия. Разумеется, они и так абсолютны, иных планов я просто не составляю, однако никакая поддержка лишней не окажется. Но открывшаяся лазейка в Эвиал… причём не от моей руки… это же… это же…
Это всё равно что намазать леток мёдом перед роем пчёл.
Они это почуют. Сразу же. Не могут не почуять.
И тогда…»
Он глубоко выдохнул. Теряешь голову, старина. В твоём возрасте это непростительно. Восторгаться будем после, когда всё удастся.
Тогда действительно имеет смысл прикрыть лазейку, разумеется, после того, как весть разнесётся достаточно далеко и отзовётся там, где надо. Для вящей правдоподобности. Прекраснодушие дурачка Динтры может дорогого стоить. Без сомнения, они так и подумают – глупый Игнациус, обуреваемый идиотскими стремлениями к благу ближнего своего, кинулся затыкать прорыв собственной задницей. Очень хорошо. Лучше и быть не может.
– Тогда давайте отправляться, – брюзгливо проговорил он вслух. – Рассчитайтесь с хозяйкой, дорогой друг, раз это ваша идея. А я попрощаюсь с девочками.
– Сейчас я свет…
– Не надо, Райна. Не надо никакого света. Я и так отлично всё вижу.
– Так то ты, Ниа, а остальные…
– Тихо вы! Шердрада! Прикроешь нам спину. Я пойду вперёд. Тут полным-полно ловушек. В Великой Пирамиде мы прошли спокойно, а тут придётся повозиться.
– Кстати, храм-то вовсю горит, – заметил Бельт, оглядываясь.
На стенах плясали алые отблески.
Клара с живостью представила, как пламя поднимается всё выше, гудит и ревёт, перекидываясь на соседние строения; удальцы капитана Уртханга получили долгожданный сигнал.
Ниакрис решительно двинулась вперёд по узкому коридору. Что-то негромко щёлкнуло, хрустнуло, лязгнуло в толще стен; Кларе показалось, что разочарованно.
– Насовали тут, – проворчала дочь некроманта. – Словно их грабят что ни день.
– Скорее уж «что ни ночь», – заметил Бельт. – Орки славно погуляют.
И точно – проникая даже сюда, в глубину пирамиды, из города донеслись дикие боевые кличи морской вольницы.
Ниакрис даже не повернула головы. Выученица Храма Мечей занималась привычным, с детства знакомым делом – обезвреживала смертоносные ловушки, как механические, так и магические, на которые строители пирамиды не поскупились. Правда, ничего особо серьёзного или неодолимого. Это остановило бы орков Уртханга или пиратов Кинта, но не настоящего воина, ученика Стоящего во Главе.
Мало-помалу тьма сделалась непроницаемой. Отряд ощупью пробирался за дочерью некроманта, которой, похоже, света вовсе не требовалось. Тишина нарушалась лишь однообразными «стой!» да «теперь можно».
«Идём прямиком в логово», – подумала Клара, невольно касаясь эфесов Алмазного и Деревянного Мечей. Её излюбленная рубиновая шпага не шла с ними ни в какое сравнение. Мечи источали силу, настоящую физическую мощь.
Величайшее могущество. Величайшая власть. И всё это неведомо как упало в руки Кэру, шалопутному мальчишке, которому ещё сидеть и сидеть за партой да прилежно водить девочек на чинные свидания в присутствии тётушек всех мастей и калибров? И всё это неведомо как родилось в заштатном мирке под названием Мельин?..
«Счастье ещё, что мне случалось там бывать, что у Игнациуса имелись какие-то связи с тамошней Радугой… Но всё равно не понимаю! Эти мечи… они впору самим богам. Звёзды зажигать и гасить такими клинками! И… клянусь бездной, я сама зажгу одну такую звезду прямо здесь, в Эвиале. Западная Тьма, тебе не уцелеть. Ты не сильнее этих мечей. Иначе ты не оставалась бы в пределах этого мира. Ты рванулась бы к следующим, голодная, обречённая вечно пожирать и никогда не насыщаться. Но теперь этого не случится. Потому что я – тут и уже никуда не уйду. Пусть я невольно открыла тебе дорогу, позволила Сильвии разрубить ту скрижаль – но теперь я вернулась, чтобы исправить ошибку. Тебя больше не будет. Можешь не сомневаться. И никакие „империи Клешней“, или как бы ещё ни именовались твои клевреты, уже не помогут!»
Восторг сдавил горло. Ради этого жил боевой маг по найму – ради мгновений высокого торжества, осознания, что ты сражаешься за добро, правду и свет, а не только за золото. Ну, правящие и распоряжающиеся, где вы? Потолкуем по душам, а потом нам надо спешить. Дальше, к самому краю мира.
Тем временем узкий коридор стал привычно ветвиться, обернувшись настоящим лабиринтом, однако Ниакрис не заколебалась ни на миг. Дочь некроманта шагала легко и уверенно, полоса ловушек кончилась, началось нечто вроде похоронных каморок с белыми костяками.
– Это не склепы, – нарушила тишину Тави. – Это жертвы. Их замуровывали заживо!
– Способ варварский, но действенный, – подтвердил и Бельт.
Клара нетерпеливо дёрнула плечом. Жертвы, не жертвы – она хотела скорее покончить с этим. Каждая минута промедления обращалась в пытку. И без того пришлось пойти на уступки оркам, желавшим пограбить.
– Не задерживаемся, – коротко бросила чародейка. – Ниакрис, ты чувствуешь их?
– Ещё бы нет, – усмехнулась девушка. – Скоро придём, немного осталось.
– Ещё один кристалл? Жертвенный покой?
– Н-нет. – Дочь некроманта впервые заколебалась. – Что-то другое. Это старая пирамида. Прежняя великая. Наверное, вообще самая первая.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Чувствую, Тави. Знаешь, когда встречаешь что-то старое, забытое, но некогда очень важное, в детстве, например?..
– Моя дочка хочет сказать, что она уже имела дело с этими созданиями, – пояснил Бельт. – Давным-давно по счёту Эвиала.
– Не совсем с ними, – задумалась Ниакрис. – Дуотты…
– …поймавшие меня в ловушку, действовали в союзе с иными силами за пределом Эвиала, – докончил старый некромант. – И, возможно, этих сил было несколько. Они хитры, змееглавцы, умеют взять и у тех, и у этих… и всегда считают, что им удастся выйти сухими из воды. Даже свой собственный разгром и почти полное уничтожение они считали временными, ничего не значащими неудачами на пути к полной и абсолютной победе.
– Так какие это силы? – Клара нетерпеливо притопывала носком высокого сапога.
– Дуотты, когда я состоял у них в учениках, якшались прежде всего с хаосом, насколько я понимаю, – пояснил Бельт. – Но, помимо этого…
– Отец! – резко перебила Ниакрис. – Не время и не место. Идёмте скорее, тут нельзя долго оставаться.
Клара недоумённо пожала плечами. Чародейка ничего не чувствовала, кроме тупой, давящей мощи каменной громады над головой.
Дочь некроманта уверенно зашагала дальше. Остальной отряд, включая прикрывавших спину молодых орок, осторожно двинулся следом, на ощупь.
– Как это ты всё видишь? – позавидовала Тави. – Мне без заклятья ни в какую, а ты идёшь как по ровному.
– В Храме учили видеть не глазами, – коротко отмолвила Ниакрис. Вдаваться в подробности она явно не собиралась.
Тави обиженно замолчала.
Однако дорога во тьме продолжалась недолго, вскоре впереди забрезжил свет, желтоватый и неяркий, явно не от факелов или масляных ламп.
– Мы близко, – шёпотом предупредила Ниакрис.
– Молодец, дочка, – пробормотал Бельт себе под нос. Едва слышно, но Клара разобрала слова.
– Теперь вперёд пойду я, – гордо объявила Клара, и верная Райна тотчас встала у неё за правым плечом; за левым молчаливой тенью выросла молодая орка. – Потолкуем с правящими.
Бельт покачал головой.
– Не слишком разумно, кирия.
– Я и без того осторожничала слишком долго, – отрезала чародейка. – Шердрада! Ты и твои – готовы?
– Для чести – всегда, – глухим от волнения голосом отозвалась орка.
– Тогда прикройте нам с Раиной спину. Ниакри, Тави, Бельт – останетесь сзади. Я не намерена тут слишком задерживаться.
Ниакрис только покачала головой, но ничего не сказала.
Клара решительно выдернула из ножен рубиновую шпагу и шагнула под низкую арку, откуда лился желтоватый свет.
Над ордосским портом бушевал Смертный Ливень. Свирепостью и беспощадностью он оставил мельинского собрата далеко позади, его струи прожигали насквозь всё, любую преграду, обращая в чёрный мокрый пепел дерево и камень, землю и траву; поверхность моря кипела, над ней вздымались исполинские клубы пара. Только вода ещё противостояла низвергавшейся с обезумевших небес отраве, и грязно-жёлтые капли, соприкасаясь с поверхностью моря, вились заживо поджариваемыми змеями, мерзко и отвратительно шипя.
Смертный Ливень стирал с лица Эвиала остатки флота Империи Клешней. Не уцелело ни одной галеры, последние обломки распались тёмным прахом, да на дно бухты легли железные якоря с обрывками цепей.
Низливающийся яд не пощадил ни людей, ни зомби в ало-зелёных панцирях, да и сами панцири сопротивлялись ему немногим дольше своих носителей. Не оставалось ни черепов, ни костей, ничего. Оплывали почерневшие волноломы, давно ничего не осталось от деревянных пирсов. Край Смертного Ливня задел и Ордос, к счастью, лишь ближайшие к порту кварталы. Нападавшие и защитники вместе, бок о бок погибали на баррикадах, уцелевшие ополченцы Ордоса бросились наутёк, преследуемые немногочисленными зомби, но с ними маги Академии уже могли управиться – сквозь завесу Ливня прорвалось лишь несколько десяков врагов.
Однако вслед за ними потянулся и сам Ливень, словно норовя не упустить ни одного. Под его струями стремительно темнели и проваливались крыши, обламывались стропила, пятна черноты заливали раскрывшиеся чердаки, и немногие обитатели, ещё остававшиеся в обречённых домах, погибали в страшных муках, успевая увидеть, как яд разъедает плечи и руки вываливаются из распадающихся суставов.
К счастью, большинство жителей припортовой части Ордоса успели спастись, бежав заблаговременно; правда, далеко ли убежишь, если угольно-аспидные тучи расползаются всё шире и желтоватая отрава захватывает всё новые кварталы?
Высокие кипарисы обращались в обугленные свечки, подламывались и падали, словно доблестные воины, сдерживавшие врага, сколько могли. Тяжко стонала земля, становившаяся чёрной кашей, разжижавшаяся, всё глубже впускающая в себя яд; держалась только скала – основание Ордоса. Магия, что была древнее самых первых заклятий, прозвучавших под небом этого мира, защищала её – пока что, и Ордосу не грозило провалиться в новосотворённое болото.
Тёмный круг в небесах, Смертный Ливень, хлещущий своими плетьми стонущую землю, – казалось, приговор Эвиалу выносила сама судьба.
Вызванная новой Хозяйкой буря медленно убивала обречённый город.
Она помнила падение. Помнила жуткую жгучую боль, словно с неё живой сдирали кожу. Потом пришло удушье, давящее и неотступное. Смерть-избавительница почему-то медлила.
Тьма сменилась слабым серым полумраком. Сильвия открыла глаза – и тотчас поняла, что нет, она их не «открывала», то есть не поднимала век. Они просто исчезли.
Плеск волн и гладкий мрамор уходящих в воду ступеней под ладонями. Сильвия попыталась поднять взгляд – и вновь поняла, что ей не требуется для этого никаких усилий. Не надо поворачивать голову, не надо напрягать мышцы шеи.
Но она не сделалась бесплотной, нет. Руки – вот они, обычные, всё как всегда. Рядом, покрытый мелкой водой, лежит фламберг. На обмотанной кожаным ремешком рукояти можно сомкнуть пальцы, почувствовать её тяжесть; Сильвия судорожно вцепилась в отцовский меч. Привычная свобода, тяжеленный клинок в её руке по-прежнему легче соломинки.
Она лежала на ступенях Храма Океанов, только на сей раз перед входным портиком никого не оказалось. И небо из пронзительно голубого сделалось тускло-серым.
А ещё вокруг стояло кольцо чёрно-зелёных галер.
Сильвия ошеломленно уставилась на них – ещё один флот, ещё одна армада, ничуть не меньше той, что она разила при Ордосе. Сколько ж их там, мелькнула мысль, или корабли в Империи Клешней растут на дубах, подобно желудям?
Она выпрямилась, машинально стряхнув капли с чёрного клинка. Вам мало? Вы явились за добавкой?
Только сейчас, придя в себя, она заметила срывавшиеся с корабельных палуб тёмные точки катапультных ядер. Они взмывали вверх, описывая высокие дуги, обрушивались вниз – и, словно натыкаясь на незримую преграду, бессильно разбивались тучей осколков, не долетев до Храма примерно полсотни саженей.
Так, всё понятно. Классический отпорный щит, Сильвия сама умела ставить такие ещё совсем зелёной девчонкой.
Она сделала шаг к храму – и чёрный меч, как и в прошлый раз, тотчас налился тяжестью. Волоча оружие по ступеням, Сильвия выбралась на холодный мрамор – сейчас он казался мёртвым, могильным камнем.
Что-то ушло из Храма. Сейчас это был просто нелепый мраморный островок, невесть как очутившийся посреди неприветливого моря.
– Госпожа! – несмело окликнула Сильвия. Отчего-то заходить в тёмный проём входа стало боязно. – Госпожа Хранительница! Наллика!..
Звонкая тишина. Даже волны умолкли. Девушка словно через силу шагнула к порогу. Где ты, эльфийка с флейтой? Крылатый воин с двумя мечами? Что тут творится?
– Стой и не двигайся! Чей это голос? Наллики?.. Сильвия послушно остановилась.
– Брось меч.
Она повиновалась, по-прежнему не понимая, что происходит.
Фламберг тупо звякнул о мрамор, словно никчёмная железяка. Из чудесного клинка тоже уходила жизнь.
– Теперь входи, – произнёс тот же голос.
Вот и знакомый полумрак Храма, вот и Колокол Моря; а где же…
– Ты исполнила свой долг.
На сей раз – голос Наллики. Сильвия резко обернулась – выход загораживали трое. Хранительница, крылатый мечник и флейтистка. Только… почему они так странно на неё смотрят?.. Тем более если она и впрямь исполнила свой долг?
– Но зашла слишком далеко, – в голосе Наллики послышались слёзы. – Ты знаешь, что творится сейчас в Ордосе?
Сильвия только и смогла, что помотать головой.
– Маги называют это истечением смерти, а в твоём родном мире – Смертным Ливнем.
– Смерт… – подавилась Сильвия.
– Ты пробила брешь в скорлупе Эвиала. И привела с собой Смертный Ливень. Флот Клешней уничтожен, но льющийся с небес яд движется на Ордос. И от него не спастись под каменными крышами, как на твоей родине.
– Ты винишь меня, Хранительница?! – Сильвия гордо вскинула голову. – Да, я дочь Хозяина Ливней. Да, я открыла Смертному Ливню дорогу в Эвиал. Но я могу уничтожить теперь любой флот, любую армаду, любую твердыню твоих врагов, Хранительница! И я могу остановить Ливень. Ты говоришь, он угрожает Ордосу? Сейчас его не станет!
– Наивная… – прошелестела флейтистка.
– Смелая. Но глупая. Я тоже таким был, – заметил крылатый воин.
Сильвия топнула ногой.
– Дайте мне мой меч, и я покажу вам, кто здесь повелевает Ливнем!
На лице Хранительницы отразилась мука.
– Да, ты сможешь. Но этим только глубже загонишь себя в…
– У нас нет выбора.
– Портовые кварталы уже под Ливнем, – разом заговорили спутники Хранительницы.
– Я остановлю его, – уверенно бросила Сильвия. Сейчас она поистине чувствовала себя всесильной. Боль и удушье сгинули бесследно, она могуча, она непобедима, она…
Вот только куда ж исчезли две крупинки? Левая рука пуста. Выронила, выпустила?..
– Нет. Они сгорели и рассыпались во прах, отдав тебе все силы, – проговорила Хранительница. Голос её по-прежнему дрожал от слёз.
– Неважно. Он мой, мой по праву крови, и я справлюсь!
– «Он» – это Смертный Ливень?
– Да! Наследство у меня небогатое, но и такому рад будешь! – с вызовом бросила Сильвия. – Дай мне пройти, Хранительница!
– Посмотри на себя, – бросила та в ответ. Сильвия недоумённо покосилась на собственные руки. Всё как обычно, и, чтобы взглянуть вниз, надо опускать голову, и веки моргают, как положено. Пальцы и ладони тоже совершенно обычные, разве что прибавилась пара свежих царапин. Грудь, живот, ноги… одежда, конечно, совсем никуда, мокрая, драная, вся в каком-то чёрном, жирном пепле…
– Поднеси ей зеркало, – повернулась к крылатому воину флейтистка.
– Зачем? – угрюмо отозвался тот.
– Она не видит себя. Вернее, видит себя прежнюю.
– Какую «прежнюю»?! – не выдержав, завопила Сильвия.
– Посмотри сюда, – еле слышно выдохнула Хранительница.
Перед девушкой сгустился синеватый туман, обретший форму овального зеркала меж пары витых подпорок. В стекле клубилась мгла, Сильвия шагнула ближе, машинально поправляя волосы, и…
У неё вырвался дикий вопль ужаса, достойный разъярённого дракона, и Сильвия без чувств распростёрлась на полу Храма Океанов.
– …Вставай! – резанул чужой голос. – Вставай. Ты обещала спасти Ордос, Хозяйка Ливней.
Лежавшее ничком на мраморных плитах существо нехотя пошевелилось.
– Спаси Ордос. Доверши начатое.
– Я-а… – в ответ раздался низкий, почти неразборчивый хрип. – Кто я?.. Или это морок? Там, в зеркале?..
– Спаси город, и я отвечу тебе. – Наллика закрыла лицо руками, но голос её больше не дрожал.
– Наспасалась… так, что сама… а меня, меня кто-нибудь будет спасать?.., нет? – рвалось бессвязное.
– Останови Ливень, если ты теперь и впрямь его Хозяйка. – Наллика уронила руки, взглянув прямо на распростёртое замершее существо, ещё совсем недавно бывшее Сильвией Нагваль. – Ты так красиво и хорошо говорила. Подтверди делом!
– Делом? Когда я стала… стала…
– Истинной Хозяйкой, – отрезала Наллика. – Кровь есть кровь, Сильвия. Ты настоящая дочь своего отца. Не медли, заклинаю тебя. Спаси Ордос, и тогда мы все станем думать, как спасти тебя. Я буду молить пославшего меня в Эвиал, чтобы он преклонил слух к твоей судьбе.
– Опять надо что-то покупать, – прохрипела новоиспечённая Хозяйка Ливня. – Никто ничего не делает просто так. Зачем я полезла спасать этот ваш проклятый городишко, у меня там что, родня, друзья, близкие? Нет, сказали: «Иди, Сильвия», и я пошла, потому что поверила. А оказывается… всё то же самое. Купи нашу помощь, милочка. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Конечно, это ведь так удобно.
Наллика не выдержала, отвернулась.
– Мы уже помогли тебе, – мягко проговорила эльфийка с флейтой. – Трогвар вытащил тебя из-под Смертного Ливня. Только он, призрак, и мог это сделать. Останься ты там, на дне…
– Может, мне и стоило бы просто сдохнуть? – прорыдало существо.
– Нет. Вот тогда ты бы точно сделалась чудовищем. Храм Океанов позволяет тебе видеть себя такой, какой ты была, помогает сохранить память, надежду на возвращение. Без этого ты обернулась бы просто воплощением ненависти, несущей смерть и разрушение ещё вернее, чем Западная Тьма. Твой Ливень куда злее отцовского.
– Откуда ты это знаешь?!
– Ты забыла, кому я служу и чьи властью поставлена оберегать Эвиал?
– Так попроси ж его тогда! – взвыло создание, вскакивая на ноги и рванувшись прямо к Наллике.
Крылатый воин невольно шагнул вперёд, загораживая Хранительницу.
– Боишься… – усмехнувшись, каркнуло существо. – Брезгуешь. Как спасать, так, мол, давай, Сильвия. Что, противно? Ручки мои не нравятся? Косточки проглядывающие? Мясцо гнилое?
– Я буду умолять Хедина Милостивца и Ракота Заступника. – Наллика решительно отстранила Трогвара, шагнула навстречу Сильвии, опустилась на колени и обняла несчастную. – Я буду молить и заклинать их, чтобы они только простёрли над тобой свою длань. Храм Океанов – твой дом, Сильвия. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Ты сможешь видеть себя такой, как привыкла. Я больше никогда не явлю тебе этого зеркала. Но я не могу допустить уничтожения Ордоса. Останови Ливень. Я встаю перед тобой на колени. Спаси город, Сильвия, умоляю тебя!
Та неловко высвободилась из объятий Хранительницы.
– Х-хорошо. Поверю… ещё раз. Заодно и от этих избавимся. – Она дёрнула головой, явно намекая на окружившую Храм стаю рукотворных чёрно-зелёных акул.
– Эвиал в неоплатном долгу перед тобой, Сильвия. – Наллика, Трогвар и эльфийка, как по команде, склонили головы.
Существо хрипло и скрипуче расхохоталось.
– Выпью, выпью, выпью… – вдруг выговорило оно и опрометью выбежало из Храма.
Наллика вздрогнула.
Смертный Ливень медленно тянулся прочь от Ордоса, оставляя после себя широкое чёрное пятно, где не было теперь ни единого камня, ни единого деревца и даже сама земля, размягчившись, обратилась в тёмное болото, источая кисло-ядовитый пар. Оцепеневшие защитники города молча провожали страшную тучу взглядами. Зомби Империи Клешней, те, кто успел углубиться в городские кварталы и избегнуть общей участи под Смертным Ливнем, схватились врукопашную с оборонявшими Ордос ополченцами. Некоторые из неупокоенных падали под градом огнешаров и разящих голубых молний – гибель флота и «собратьев» была им глубоко безразлична, они знали только свой приказ и рвались вперёд, несмотря ни на что; управлять же ими стало некому.
Их встретили высыпавшие на улицы маги Академии, грудь в грудь сшиблись ополченцы; несколько чародеев попытались обойти сражавшихся и хоть как-то оградить огромное отравленное пятно, оставшееся на месте порта и ближайших к нему городских кварталов.
А чёрные тучи, по-прежнему изливая яд и оставляя за собой широкую полосу парящего моря, ползли прочь, повинуясь приказу новой властительницы.
…Белоснежный мрамор под ногами Хозяйки Ливня потемнел, словно присыпанный пеплом. Та, что совсем недавно звалась Сильвией Нагваль, застыла в напряжённой позе, воздев руки к небу. Незримые вожжи тянулись на десятки и сотни лиг, направляя бег несущих смерть облаков; это оказалось трудно, словно тащишь в гору мешок, набитый давящими на спину угловатыми каменюками. С каждым мгновением косматые тучи всё набирали и набирали ход, несясь, словно подгоняемые неистовым штормом.
Хозяйка Ливней чувствовала каждую каплю, что обретали свободу и устремлялись вниз, к морю, в жадной и неутолимой страсти соединиться с плотью и обратить её в ничто. Она никогда не испытывала ничего подобного. Смерть других становилась её жизнью; и теперь она понимала отца. Он не мог поступить иначе. Он не мог жить иначе, но не мог и выпустить страшные тучи на волю.
Меньшее зло, прошептали обезображенные губы, где сквозь лохмотья кожи и почерневшего мяса проглядывали кости. Меньшее зло, и ничего более.
«Идите сюда, облака. Я разделю вас, я образую кольцо. Ни одна капля не упадёт на Храм. Мне нужны только вы, на чёрно-зелёных галерах. Мне нужны ваши души, и я выпью их. Мне некуда деться. Я такова, какая есть.
Мой Ливень – моя смерть и моя жизнь. Я – меньшее зло.
…Прощай, жизнь, – пронеслось мимолётное. – Прощай, всё то, чем я жила. Все горделивые планы, надежды, расчёты. Честолюбие, гордость, желание. Упоение, жажда, утоление. Всё, из чего я состояла. И ты, моя память, тоже прощай…»
Её переполняли чужие воспоминания. Простые и грубые мысли матросов с погибших под Ордосом вражеских галер. Вместе с душами Хозяйка Ливня вбирала в себя всё, с чем расстались те, кто распался жирным чёрным ! пеплом, мокрым и отвратительным. И сейчас к этим воспоминаниям добавятся другие – небо над Храмом Океанов стремительно темнело, наливалось чернотой, набухало смертью.
И всё-таки последний барьер она не переступала. Сильвия Нагваль не встала сама под струи льющегося с небес яда, разъедавшего всё и вся. Облака расходились, обтекая мраморный храм, сверкавший посреди сгустившегося сумрака, словно маленькая лампада.
Кажется, на вражеской эскадре быстро поняли, в чём дело. Быть может, каким-то образом получили известие с гибнущих у Ордоса кораблей, быть может, некий чародей успел послать сообщение за миг до того, как сам обратился в пепел, – какая разница? Град сыпавшихся на Храм ядер внезапно прекратился, на галерах поспешно ставили паруса, сотни и тысячи вёсел вспенили воду.
«Вы не уйдёте, – посулила Хозяйка Ливня. – Я – чудовище, а мы очень не любим упускать добычу».
– Не думай так, – Наллика бестрепетно положила руку на обезображенное, полуистлевшее плечо. – Ты не чудовище. Ты Сильвия Нагваль, дочь мага, некогда – могучего, сильного и гордого. Человека, Сильвия, человека! Он бросил вызов страшной силе, девочка, и заплатил столь же страшную цену. Но ему едва ли понравилось бы, что его дочь и впрямь стала кровожадным, бездушным чудовищем, пожирающим людские души для того, чтобы жить, и живущим лишь для того, чтобы пожирать!
Уродливая голова, где в прорехах между жидкими прядями пегих волос виднелась кость черепа, медленно повернулась к Хранительнице. Глазищи-буркалы, где кипел жёлто-зелёный яд, в упор взглянули на Наллику, но та даже не дрогнула.
– Разве тебе не рассказывали сказок о красавице и заколдованном чудовище?
– Это были глупые сказки, – раздвоенный чёрный язык с явным усилием вытолкнул хриплые слова.
– Всегда остаётся надежда. – Наллика не отрываясь смотрела прямо в лицо Хозяйки. – Пока есть магия, есть и вера, что мы найдём нужный ключ. Новые Боги могущественны, Сильвия, в их власти многое. Думаю, они сумеют излечить тебя. Но только если ты сама захочешь излечиться, если твой яд не отравит тебя саму…
– Спсиб за издание, – речь Хозяйки становилась всё более невнятной. – Выпью, выпью, выпью… мнг, мнго сладкх душ, душонк, трепщущх от страха… нчтжества…
– Сильвия! – выкрикнула Наллика, что было сил тряся Хозяйку за плечи. Хранительница даже не обратила внимания, что пальцы её до половины погрузились в мягкую, мылкую, расползающуюся плоть. – Держись, борись, не пускай это в себя!
– Арргх! – Хозяйку Ливней затрясло, забило крупной дрожью. Уродливые руки, тянущие облака, размешивающие их незримой лопаткой, тряслись, из мяса белыми червями высовывались кости. Кольцо туч над Храмом Океанов замкнулось, струи яда хлынули на отчаянно пытавшиеся спастись галеры.
Повторялось то же самое, что и под Ордосом.
Ломающиеся реи и мачты, вмиг сгорающие и осыпающиеся пеплом паруса, обломки вёсел, торчащие из портов, и люди – мечущиеся по расползающимся палубам, по вмиг почерневшим доскам, пытающиеся прикрыться щитами, а потом падающие и ненадолго замирающие. Ненадолго – потому что потоки Смертного Ливня за считаные мгновения оставляли от тел только пятна чёрной жирной сажи. Затем наступала очередь корабля, борта и днище расставлялись, обломки погружались в парящее море, некоторое время беспорядочно кружили по поверхности, чтобы потом исчезнуть – на сей раз уже навсегда.
В Хозяйку Ливня устремлялся поток дикой, первозданной мощи. Крики умирающих, последние мольбы и богохульства, брань, стоны, визг – всё сливалось воедино.
Наслаждение. Высшее довольство. Теплота. Сытость. Пожирать – что может быть естественнее?
Откуда этот назойливый шум? Чей это голос? Чужие руки… откуда?
Трогвар и эльфийка с флейтой выбежали следом за Хранительницей.
– Сильвия, это не твоя судьба! Мы сможем тебе помочь, только если ты сама себе поможешь! – с отчаянием выкрикивала Наллика.
– Не так, – вдруг бросил Крылатый Пёс, в свою очередь хватая Сильвию за плечи. – Играй! – бросил он эльфийке.
Та поспешно кивнула, припадая губами к деревянной флейте.
Над парящим морем поплыла нежная, неземная мелодия, некогда звучавшая в лесах у Дренданна.
– Я был там, где ты сейчас, – тяжело произнёс тот, кого Наллика называла Трогваром. – Я прошёл этими дорогами. Я прыгнул в пламя, когда мне предложили сделаться не тем, кем я был. Я всё равно изменился, обрёл крылья и стал «демоном», воином свиты великого Ракота Заступника. Тьма укрывала меня, а пламя служило пищей. Я водил в бой тёмные легионы. Одерживал победы, сжигал вражьи воинства и обращал во прах твердыни. Ужас бегущих передо мной радовал, их смерти – заставляли ликовать. Едва завидев меня, целые армии бросали оружие и обращались в бегство. Но мы всё равно проиграли. Они выводили против нас неисчислимые армады. Тьма не успевала рождать нам новые полки. Мы отступали… жгли за собой всё и вся и злобно радовались огню, испепелявшему леса и посевы. Пусть они найдут здесь лишь нагую золу, думали мы. А потом у нас осталась одна, последняя цитадель, которую мнили неприступной и несокрушимой…
Речитатив Трогвара сливался с мелодией флейты. Тучи над Храмом Океанов медленно таяли, и страшные руки Хозяйки Ливней больше не тряслись. Она неотрывно смотрела прямо в глаза крылатому воину.
– Мы пожирали чужую смерть. Мы наслаждались ею. Война стала нашей сутью, нашей кровью и плотью. Чужие души воспаряли, изгнанные из тел нашим оружием. Чужая боль окутывала нас, словно фимиам. Мы купались в ней, мы не мыслили своего бытия без неё.
Пока нас не разбили окончательно, пленив нашего предводителя.
Я думал, что не смогу без этого. Но смог. Ты тоже можешь. Ты не слабее меня, Сильвия. Я родился за целые зоны до твоего появления на свет, в совсем ином мире, но испытывал те же чувства. Это всё одно и то же, Сильвия. Принимает ли форму Смертного Ливня или крылатого демонического тела, повелевающего иной, но не менее убийственной магией. Когда пьёшь чужие жизни, то сперва очень быстро пьянеешь, а потом травишься. Каждый убитый тобой враг – это не вставший рядом друг или, по крайней мере, союзник. Не дай заразе проникнуть слишком глубоко, Сильвия. Смертный Ливень ещё какое-то время останется в твоей власти. Тебе будет плохо, очень плохо. Жажда вызвать тучи и спустить их с поводка станет испепеляющей. Жалкие черви, копошащиеся в грязи у твоих ног, – вот кем предстанут люди, эльфы, гномы и все прочие. Те, кто и так обречён. Кто с ужасом и отвращением побежит от тебя, вздумай ты пройтись по их селениям. Пролитая кровь и исторгнутые души заставляют забыть, что такое цветы, или роса, или радуга на небе. Так мстят убитые тобой, превращая тебя в ещё более жуткое страшилище, понимаешь? Это их месть, Сильвия, месть кошмарная и почти неотвратимая – если только ты сама не станешь бороться. Играй, играй, не останавливайся! – это уже флейтистке.
Мелодия сплеталась с шорохом волн. Тучи медленно отступали, кольцо становилось всё шире – хотя Смертный Ливень продолжал извергаться в море, и над поверхностью поднимались клубы раскалённого пара. Но здесь, подле Храма Океанов, вновь наступали тишина и покой. Из волн высунулась любопытная мордочка морского кузнечика, чёрные блестящие глаза уставились на удивительную четвёрку, усы шевельнулись, словно у кота.
Воздетые руки Хозяйки Ливней медленно опустились, плечи ссутулились. Шаркая и загребая ногами, она, словно слепая, побрела к стене Храма, привалилась к чистому мрамору – и он уже не почернел от её прикосновения.
А потом Сильвия Нагваль заплакала. Ей казалось, что из её глаз катятся самые настоящие слёзы; Наллика, Трогвар и флейтистка же видели их, как они есть – мутно-жёлтые капли дурно пахнущей слизи. Слёзы срывались, капали на белый камень, он шипел и дымился, но вот неожиданно накатила волна посильнее, прозрачный язык лизнул стену, и от пятен на мраморе не осталось даже следа.
– Всё будет хорошо, – прошептала Наллика, помогая Хозяйке Ливней подняться и уводя её внутрь храма. – Всё будет хорошо.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:00 | Сообщение # 34 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| – Надо признать, мессир, что мы опоздали.
– И, прошу заметить, любезный друг, отнюдь не по моей вине.
– Никто не винит вас, мессир. Я лишь скорблю о ненужных жертвах, о разрушенных жилищах, о погибших кораблях… Это ведь чей-то хлеб.
– Избавьте меня от ваших сентиментальностей, Динтра. Простите, я раздражён и резок, но давайте покончим скорее с этим.
Двое чародеев стояли примерно в полулиге от ордосских стен, на небольшом прибрежном холме. Прямо перед ними лежало огромное пятно отвратительного парящего болота – надолго въевшиеся в землю следы Смертного Ливня.
– Истечение было очень сильно… – заметил Динтра.
– Весьма тонко подмечено, – огрызнулся Игнациус. – Давайте разделимся, любезный мой спутник. Вы отправитесь в город. Там наверняка полно раненых, сие по вашей части. А я займусь этим. – Архимаг кивком указал на чёрную топь. Со здешней гадостью не справиться и всей Гильдии целителей, вместе взятой.
– Совершенно справедливо, мессир. Встретимся здесь же перед заходом солнца?
– Ну уж нет. – Игнациус надменно выпятил подбородок. – Прошу вас, друг мой, озаботиться поиском достойной наших седин гостиницы.
– На манер той, с Мёлль и Каринкой?
– Ваша догадливость делает вам честь, любезный мой соратник, – ехидно поклонился архимаг. – И не качайте так головой, вы не святоша, честное слово. Как бишь зовут того пастырька, что ошивается у нас в храме Спасителя?
– Отец Вент, – недовольно отозвался Динтра. – Зачем вы делаете вид, что не помните его, мессир?
– Потому что не люблю всех и всяческих божьих прихвостней. – Игнациус демонстративно рассматривал свои ногти.
– Хорошо. – Динтра сдержался, хотя это далось ему с явным трудом. – Я найду гостиницу.
– Замечательно, – кивнул архимаг. – И пошлите мне весть обычным путём.
Старый лекарь молча кивнул, поддёрнул запылённую мантию, поправил меч на поясе, с которым не расставался даже ночью, подчёркнуто вежливо поклонился Игнациусу и вперевалку зашагал по дороге к Ордосу.
«Давай-давай, целомудренник новоявленный», – желчно подумал Игнациус. Ему отчего-то доставляло странное удовольствие злить старика Динтру. О себе, кстати, мессир Архимаг так никогда не думал, предпочитая определение «зрелый муж».
«Однако же Сильвия тут и впрямь постаралась, – подумал он, выбрасывая лекаря из головы. – „Истечение смерти“, н-да. Смертный Ливень, и куда до них мельинским, если верить тем же Арбелю и Сежес. Упустил я этот момент, упустил, – осудил он себя. – Не проверил девчонку до самого дна. Клара обожает подбирать и тащить в Долину всяких чудиков, почитая каждого за великий магический талант, да-да, как же, помню, как она рассказывала о Сильвии. А. малышка-то оказалась в кровном родстве с самим Хозяином! Да, понятно, отчего Ар-бель всегда говорил о нём с такой неохотой… Заиметь первостатейную нежить в Красном Арке, из которой можно было вылепить кого угодно, хоть великого вампира, хоть источник магии, сравнимый с этими кладбищами, на которых Арбель и иже с ним строили свои башни. Отличная работа, приходится признать. Как-то ведь заманили это страшилище, подсунули ему… гм… настоящую мать-героиню, готовую принести своё лоно на алтарь возлюбленного Ордена и для блага его же, брр! – Игнациус поёжился с невольным отвращением. – Предпочитаю простых девочек вроде Мёлль или Каринки… Так или иначе, они заполучили Сильвию. Воспитали. Но… дали маху, девчонка вырвалась у них из рук – назовём это так, – примчалась ко мне, явно чувствовала силу (тут мессир Архимаг самодовольно надулся), но и я тоже сплоховал. Решил, что она послужит мне преотличнейшей гончей, вынудит Клару Хюммель идти туда, куда надо мне, делать, что мне потребно. Ничего, Игнациус, ничего. Ошибка не непоправима, ты никогда не составляешь планы, рассыпающиеся из-за единственной неточности. Конечно, следовало заподозрить Сильвию, когда она избавилась от дарованных ей артефактов. Несомненно, сказалась папочкина кровь. Впрочем, сейчас до девчонки не добраться. Новая Хозяйка Смертных Ливней, да ещё и здесь, в Эвиале!.. Брешь она, конечно, пробила серьёзную. А вот насколько серьёзную и как далеко разносится запах, мы сейчас узнаем…»
Игнациус покряхтел для виду, поджал губы, сложил ладонь подзорной трубой и уставился на чёрное болото. Весёлого, как и следовало ожидать, мало. Субстанция куда разрушительнее мельинской. Убирать её отсюда – возни не оберёшься, да ещё и испытаешь на себе всю прелесть отката. Гм-м-м… задача, достойная мессира Архимага.
Хотя… если ты всё продумал правильно, то в твоих же интересах если и убирать, так только это пятно. И в то же время сделать так, чтобы Смертный Ливень отправился бы в новый путь через весь Эвиал. Почему, зачем? Х-ха, да это ж легче лёгкого. Если он, Игнациус, всё правильно понимает, если всё правильно прикинул, сюда может заглянуть сам Спаситель. Сущность, с которой мессир Архимаг ещё ни разу не сталкивался лицом к лицу, несмотря на многочисленные попытки. А для прихода Спасителя (тем более второго), необходимо, чтобы его позвали по-настоящему. Чтобы Он сделался последней надеждой, а мир – оказался на краю пропасти.
А для этого Смертный Ливень очень даже подойдет. Да и потом… Игнациус хихикнул про себя, потом это выйдет особенно забавно.
«Так что вперёд, Сильвия, новоявленная Хозяйка Ливня! Удачи тебе и лёгкой дороги. А я займусь другим делом. Динтра так хочет убрать последствия? Отчего бы и нет, пока лекарь мне ещё нужен. Я так и не понял, на кого он работает. Да и проблемка сама по себе интересная, я никогда ещё не брался всерьёз за истечение смерти. Посмотрим, посмотрим…»
Бормоча себе под нос, Игнациус спустился с холма. Несмотря на три тысячи лет за плечами, ему по-прежнему было интересно делать что-то в первый раз. Жаль только, что с годами такие случаи представлялись всё реже и реже.
Так что пятно мы уберём, думал мессир Архимаг. А вот сам Смертный Ливень – нет. Пусть Сильвия погуляет, позабавится.
Игнациус глубоко вздохнул и принялся за работу. Ни с чем не сравнимое ощущение – упиваться близящейся с каждым мигом победой. Упиваться и знать, что, несмотря на все усилия пытающихся тебе помешать, любое их трепыхание ведёт лишь к твоему конечному триумфу.
А след от первого Смертного Ливня мы уберём. Чего уж там.
Ученик Хедина, Истинного Мага, а впоследствии – Нового Бога, человек, родившийся бездны времени назад совсем в другом мире, привыкший к жизни под чужой личиной, Хаген быстро шагал по ордосским улицам, оставляя по левую руку обезображенные Смертным Ливнем кварталы. Игнациус остался позади, на берегу; стоило мессиру Архимагу скрыться из виду, как мгновенно изменилась даже сама походка «целителя Динтры», вновь сделавшись молодой, широкой и упругой. Голубой меч сам рвался из ножен, просясь в бой.
Хаген давно потерял счёт сражениям и небесам, под которыми сверкал этот клинок, добытый ещё Учителем в пыточных залах Бога Горы.
Бывший хединсейский тан усмехнулся. Всё меняется местами, верх становится низом и обратно: кто бы мог подумать, что с тем же Богом Горы я окажусь в одной шеренге?
Хотя лучше бы на его месте была Ильвинг. И сын… его первенец. Но они давным-давно умерли, и истёрлась даже сама память о них – по-прежнему стоят лишь угрюмые серые бастионы Хединсея. Редко, но Хаген всё же бывал там, словно чувствуя, что ему необходима эта щемящая боль в сердце.
Там, на Хединсее, могилы Ильвинг и детей. С любимой Хаген прожил хорошую, славную жизнь, полную чувств и радостей. Учитель не смог даровать этой женщине то же, что и своему ученику, как всегда, ссылаясь на всё тот же закон Равновесия, – она и так прожила очень долгую по человеческим меркам жизнь. И под конец, конечно, о многом стала догадываться…
Стой, Хаген. Ты опять начнёшь вспоминать тот день, когда Учитель беспомощно развёл руками и отвернулся, не в силах выдержать твой взгляд. Перед тобою битва, вечный тан вечного Хединсея, и, как бы ни менялись эпохи, миры и небеса, бой всегда останется боем, истинным предназначением мужчины.
Толстый, одышливый, потливый лекарь совершенно несвойственным этой породе людей боевым шагом проходил ордосские улочки; впереди послышались вопли, треск ломающихся копий и утробное урчание наступающих зомби.
Стали попадаться изрубленные топорами, истыканные пиками мертвяки, а ещё – пустые ало-зелёные панцири, валявшиеся в зловонных коричневых лужах, словно зомби просто растворились, обратившись в жижу.
Голубой меч привычно лежал в ладони.
И Хаген, тан Хединсея, так же привычно усмехнулся, когда клинок свистнул, разрубив шипастый панцирь и тело мертвяка наискось от плеча до самой поясницы.
Конечно, это неосторожно и Учитель бы не одобрил, отрешённо думал Хаген, рубя одного за другим новосотворённых воинов Империи Клешней. Лучше уж лечить раненых, это тоже благородное дело, тем более что косы у этих тварей наверняка отравлены. Но нет – не могу. Должен сжимать рукоять меча, должен слушать свист лезвия, видеть рассечённые тела врагов, перешагивать через них, чувствуя горький вкус победы.
Примерно половина мертвяков дисциплинированно развернулась и обступила Хагена – всё-таки это были «новые зомби», далеко не такие же тупые и бестолковые, как обычные неупокоенные. Сверкнула синеватая сталь кос.
Хаген привычно уклонился, сделал выпад – но ещё до того, как остриё Голубого меча пронзило зомби насквозь, мертвяк вдруг замер, забулькал, затрясся, ноги у него подкосились, и он рухнул – голова на глазах размягчалась, череп таял, словно лёд на солнце.
Ученик Хедина ощутил напор чужой тёмной силы. И в тот же миг…
– Держись, друг! – раздался глухой выкрик из-за спин защитников Ордоса.
Возвышаясь, словно башня, над головами ополченцев, там появился некто, едва не заставивший Хагена удивиться.
Тёмно-коричневая чешуя, покрывающая длинный заострённый череп, жёлтые глаза, казалось, провалившиеся внутрь, рот – узкая рубленая щель.
…Декан факультета малефицистики, дуотт Даэнур – как позже узнает Хаген.
…Ученик Хедина успел заметить, что странная фигура пытается что-то наспех чертить на мостовой и чуть ли не зажигать чёрные свечи; но тут мервяки, словно почуяв неладное, разом забыли о Хагене, всем скопом бросившись на нового противника. Самый первый из зомби вдруг зашатался, из-под шипастого панциря хлынул отвратительный коричневый поток нечистот, и неупокоенный рухнул, на глазах растекаясь тёмной дурно пахнущей лужей, однако остальные, потеряв ещё троих, поднятых на пики ополченцами, разом окружили дуотта и взмахнули косами.
Хаген опоздал на долю мгновения.
Голубой меч запел, вычерчивая в воздухе сложную вязь, и под ноги тану стали падать изрубленные в куски мертвяки. Пощады просить они просто не умели.
Хаген вбросил оружие в ножны и метнулся к упавшему дуотту, на ходу расстёгивая лекарскую сумку. Заклятья – вещь хорошая, но и снадобьями пренебрегать не следует.
– Господин… – несмело проговорил один из ополченцев постарше, весь забрызганный коричневым. – Вы… его… это ж – дуотт, из Академии, тёмный… Он нам помогал, держался…
Хаген не ответил. Ему хватило одного взгляда – этот, как его назвали, дуотт (то ли имя, то ли название таких, как он) – уже не жилец.
Жёлтые глаза приоткрылись, мягкие щупальца вокруг них шевельнулись в последний раз. Дуотт взглянул прямо в лицо Хагену. Страшно обезображенное, рассечённое в двух местах чешуйчатое лицо дрогнуло, сжавшиеся зрачки впились в склонившегося над ним человека, и Хаген мог поклясться, что видит умирающий куда больше, чем хотелось бы хединсейскому тану.
– Ты пришёл… – едва различимое шипение на общем человеческом языке. – Я знал, что так и будет, что твой предтеча… – Спазм, жёлтые огни глаз на миг погасли, скрывшись под тяжёлыми веками. – Ты… силён.
Ты… извне. Послан? Ты ведь послан?.. Скажи им, что беда близко. Что Эвиал открывается… и что мои соплеменники-дуотты готовят… возвращение. Вместе с…
Но тут жёлтые глаза закрылись окончательно, и дыхание старого дуотта пресеклось. Жизнь, однако, пока ещё не спешила покидать исковерканное, искалеченное тело.
«Он ещё поборется, этот старый дуотт, но едва ли дотянет даже до утра. Так что, похоже, здесь придётся задержаться», – мрачно подумал Хаген, выпрямляясь и кивая перепуганным ополченцам.
– Отнесите его… прямо в Академию. Быть может, что-то ещё удастся сделать.
Никто не усомнился в праве Хагена распоряжаться. А гостиницу пусть мессир Архимаг ищет себе сам.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:00 | Сообщение # 35 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Глава девятая
Фесс, преподобный Этлау и отец Суэльтен сломя голову мчались по узким аркинским улочкам. Клешни решили повторить вчерашний ночной штурм. Что ж, посмотрим, не посчастливится ли и нам повторить кое-что из удавшегося.
Святой город почти полностью опустел. Те из мужчин, кто не бежал с семьями, взялись за оружие и стояли сейчас на стенах; Курия на сей раз не паниковала (Фесс даже невольно оглянулся в поисках всё того же жирного монаха с осликом), понтифик и его бреннерская охрана тоже куда-то скрылись.
– Его святейшеству это не понравится! – заскулил отец Суэльтен, когда впереди замаячили припортовые боевые башни. – Он дал нам приказ работать над заклятьем исхода, а не нестись невесть куда! Есть кому встретить Клешни и без нас!
Словно отвечая ему, впереди бахнуло очередное разрывное ядро, выпущенное со штурмующей галеры; ярко-рыжая вспышка пламени вырвала из темноты словно бы присевшие от ужаса дома с плотно закрытыми ставнями и подпертыми дверьми.
– Ага, как же, есть кому, так я и поверил… – проворчал в ответ Этлау. – Погоди, то ли ещё будет, вот уви…
– Стойте! – дорогу им преградила дюжина вывалившихся из-за угла воинов. – Приказ Его святейшества…
Некроманту не требовалось долго гадать, кто они такие.
– Бреннер? – тем не менее произнёс он вслух. Один из преградивших ему дорогу молча кивнул.
– Да, наслышан, как говорится. Только зачем останавливаться? Идёмте со мной и покажите на этих выродках, чего стоит ваша школа. – Некромант мотнул головой в сторону порта. – Идёте? Нет? Или позволите Клешням устроить тут второй Арвест? Сегодня они не отступят, пойдут до самого конца. И я тоже пойду, храбрые воители замка Бреннер. Вчера мы уже отбили один приступ. Отобьём и сегодня, если нам не мешать. Вы со мной или против меня? Решайте быстро!
– У нас приказ… – угрюмо начал кивнувший воин, однако трое других вдруг разом шагнули вперёд.
– Мы присягали защищать Святой город до самой последней крайности, Зеддах, – сказал, вставая рядом с Фессом, другой воин с двуручной секирой. – Защищать, а не бежать.
– Повинование Его святейшеству… – начал было Зеддах, но ещё трое его товарищей только покачали головой.
– Архипрелаты меняются. Аркин стоит. Зеддах сплюнул под ноги.
– Бреннер такого никогда не видел! Но… Тьма с вами. Я тоже пойду. Не думай, что скроешься от меня, некромант.
– Не собираюсь никуда скрываться, – ответил Фесс. – Вам дорогу к порту показать или сами помните?
– Возвращаться надо… – по-прежнему ныл отец Суэльтен, едва перебирая ногами.
Раздражённый Этлау сделал движение, будто собираясь схватить его за рукав перепачканной рясы, и монашек, взвизгнув, припустил так, точно за ним гнался сам
Спаситель, угрожая тут же, на месте, лишить благодати противоестественным образом. – Туда же?..
– Да, где и вчера, – кивнул отец Этлау. – Посмотрим, научились ли Клешни чему-нибудь.
– Едва ли. Иначе не полезли бы там же, где вчера. Высадились бы в другом месте, окружили б город…
– Они словно морской прилив, – дерзнул робко заметить отец Суэльтен. – Он ведь тоже не выбирает, где накатить на сушу.
Этлау пренебрежительно фыркнул:
– Вам бы только поэмы писать, брат Суэльтен.
– Я тебе не брат, отступник! – в очередной раз пискнул монашек, окончательно приходя в ужас от собственной смелости.
Этлау только махнул рукой.
– Все станем братьями, – посулил он, сощуриваясь, – если Клешни ворвутся в Аркин. Тогда не до рассуждений будет. Неясыть! Давай торопись. Сегодня они гребли порасторопнее. Ты про котов не забыл, брат Суэльтен? Пошли с нарочным приказ, чтобы сюда доставили, да поживее.
Они поднимались по винтовой лестнице в башню, и защитники города поспешно отскакивали в стороны, спеша убраться с их пути.
Позади топали бреннерцы, Зеддах неразборчиво бормотал что-то себе под нос, явно составляя оправдательную речь для Его святейшества.
– Смотри, где они уже, – посторонился Этлау, и некромант припал к бойнице.
За их спинами вновь разгорались пожары, правда, медленно и неохотно – всё, что могло послужить пищей пламени, сгорело ещё вчера. А впереди, гордо развернув фронт и держа равнение, как на параде, надвигалась сплошная стена чёрно-зелёных судов. Как и при первом штурме, с палубных катапульт то и дело срывались ядра, начинённые жидким огнём.
– Ты чувствуешь, некромант?
Фесс молча кивнул. Конечно же, он чувствовал. Что-то изменилось, на поле боя вышла новая, неведомая сила, и она… некромант затруднялся понять её принадлежность. Не Сущность, не Западная Тьма, не Спаситель со святой магией, не эльфы, не Тёмная Шестёрка, не Салладорец…
Салладорец!
Птенцы!
Да… и нет, потому что неведомая сила оставалась.
Фесс резко обернулся к бледному монашку:
– Птенцы Эвенгара Салладорского пошли в атаку.
– Надо возвращаться! – заревел Зеддах. – Его святейшество нас всех живыми велит сварить!
– У тебя нет ни рук, ни ног, доблестный Зеддах, чтобы воспрепятствовать этому? – не выдержал Фесс. – Разве ты в чём-либо виноват? Разве ты струсил, бежал от врага? Нет, ты здесь, перед его лицом и готов сражаться до конца. Так в чём твоя вина, за что тебя варить живьём?!
Среди бреннерцев раздалось одобрительное ворчание.
– Оставь эти речи, некромант, и помоги мне, – резко бросил Этлау, не отрываясь от бойницы. – Похоже, вчера они выбили у нас большинство катапульт, с берега им почти не отвечают. Сделаешь, как вчера, чтобы я мог оттолкнуться?..
– Конечно, – кивнул Фесс, встряхивая руками. Сегодня, возможно, потребуется и магия слова, и магия жеста, и даже – как ты там, старый Парри! – архаичное рунное чародейство.
– Надо остановить их и заняться эвенгаровыми выползками. – Этлау с хрустом размял пальцы. – Чую, крови сегодня прольётся… Смотри не описайся со страху, брат Суэльтен. Прекрати дрожать и займись тем, что умеешь. Святым пламенем, да чтобы всю гавань осветило. Пусть их щит его отражает, а мы тем временем… – Он выразительно стукнул кулаком в ладонь. – Не спи, Неясыть! Не на вечеринке с блудницами, как небось в Академии развлекались.
Фессу захотелось было ответить, что в Академии у него не было никаких девушек, ни блудниц, ни скромниц, никого; однако хватило одного беглого взгляда в бойницу, чтобы он разом забыл о всех пикировках.
Галеры двигались всё быстрее, соблюдая всё тот же строгий, невозможно правильный порядок. Обычные кормчие-люди не выдержали бы настолько идеальный строй, тут явно потрудилась магия. Казалось, все галеры шли словно по ниточке, а за линией имперского флота вставала диковинная зелёная заря, окрашивая край неба в цвет больного смарагда.
Новая сила показывала своё лицо. Нагло, откровенно, более не скрываясь. Смерть смешивалась с не-жизнью, иным состоянием бытия, где движение – ничто, где изменения означают нечто совершенно иное, где нет привычных нам категорий: время, пространство, длина, ширина, высота и так далее; не только Сущность вкладывала силы в Империю Клешней, у неё, смятенно подумал некромант, имеются и другие союзники.
Но кто это или что это? Что им надо, зачем, почему?.. Владычество над Эвиалом? Трансформа, как утверждает Салладорец?
Перед штурмовыми галерами сгустилось нечто возле призрачной зеленоватой завесы. Отец Суэльтен трясся от ужаса, но умения не растерял – шар Святого пламени высотой с двухэтажный дом соткался прямо в воздухе перед бойницей и, петляя, устремился навстречу галерам.
– Не пройдёт, – уныло бросил Этлау. – Разве что иллюминацию устроит.
Шар столкнулся с зелёной завесой и взорвался, действительно осветив самые дальние закоулки обширной аркинской гавани.
Кое-где, на дальних волноломах, с галер уже высаживалась имперская пехота, ручейки красно-зелёных панцирей струились к берегу. Вокруг башен, с которых били немногочисленные уцелевшие после вчерашнего штурма катапульты защитников, вскипали короткие схватки: короткие, потому что воинов в красно-зелёном оказалось не так просто убить простым оружием.
Эти ратники больше не отдавали жизни, которые – в крайнем случае! – мог бы использовать некромант Неясыть. Кто-то очень мудрый и дальновидный надоумил Клешни, как обойти эту угрозу.
В сложной и запутанной игре, что вели в схватке за Эвиал самые разные силы, наступал перелом. Маски падали, угрозы уступали место мечам. Предыдущие атаки Империи Клешней – что под Арвестом, что у Скавелла – были лишь репетициями главного удара, нанесённого сегодня.
– Их не удержать, – мрачно изрёк преподобный отец-экзекутор. То есть, конечно, бывший отец-экзекутор.
– Не каркай, святоша, – рявкнул на него некромант. – Я готов, посылать Облако Джамны?
– Нет. – Этлау попытался изобразить блеклую улыбку. – Мне потребуется кое-что из твоего иного арсенала.
– Какого ещё «иного»?! Не тяни, инквизитор, Клешни сейчас доберутся до башен! У нас времени на один удар!
– Из арсенала Чёрной башни. Только не говори, что ничему там не научился!
– Что же именно?
– Что угодно, лишь бы поистребительнее, – бросил Этлау, нервно потирая руки.
Бреннерские воины на всякий случай подались в стороны, куда подальше.
Чёрная башня. Что-нибудь поистребительнее. Славно выражаешься, преподобный отче.
Но ведь не зря же Сущность показывала тебе лестницу иллюзий и миражей. Она ничего не делала просто так, и каждый её план имел самое меньшее двойное, если не тройное дно.
Из сумрака вынырнуло уродливое лицо карлика с глефой, жуткой карикатурой на самого Фесса. Ты мне многого не досказал, двойник. Послание так и оставалось расшифрованным не до конца.
Истребительное заклятье. По-настоящему смертоносное, истинно гибельное, не общеизвестная замена меча, камня или заострённой палки на молнию или огненный шар.
Там, на дне, куда вели ступени Чёрной башни, остались нераскрытые тайны. Рысь стала просто удачным предлогом, сам Фесс побоялся спуститься ниже. Его второе «я», уродливый карлик, отражение его собственных страхов, гордыни, презрения к «низкорождённым», стоял на лестничном марше, указывая путь. Однако он, Кэр Лаэда, так и не решился взглянуть себе в лицо. Предпочёл увериться и убедить себя в том, что Глефа ничего не значил, совсем ничего.
Ты давно не вспоминал двух несчастных мельинских девчушек, походя убитых воином Серой Лиги, доверенным самого Патриарха Хеона. Да, тебя потом мучили кошмары, но раскаялся ли ты по-настоящему? А ведь Тьма намекала тебе именно на это. Она хотела, чтобы ты вгляделся в себя глубже самых строгих укоров совести, проник в самую сердцевину сознания и открыл там… что?
Слишком поздно жалеть, некромант. Чёрной башни больше не существует, а всё, что ты вынес с лестницы миражей, – это знание о поури.
И ты не освоил там ничего по-настоящему нового. Ты перенаправлял мощь Сущности, разя тем же оружием, что и противостоящие тебе маги вкупе с преподобным отцом-экзекутором. В то время как Сущность подталкивала тебя именно к сокровенному знанию, к самой глуби бытия, показывала дорогу, которой, несомненно, прошёл в своё время Салладорец, прошёл с тем, чтобы стать действительно величайшим тёмным магом всех времён и народов.
Не освоил? Нет, не так. Не применял против людей, что верно, то верно. Но чтение книг из библиотеки не могло пройти даром.
Время послушно замедлилось. В несколько исчезающих мгновений можно сделать очень многое, если знаешь как.
Перед глазами Фесса послушно распахивались толстые тома, страницы, испещрённые руническими символами; настоящую магию невозможно освоить только по книгам, она – нечто много большее, чем просто набор слов, которые достаточно произнести – и заклинание совершится.
Нет, он не зря провёл время в Чёрной башне.
– Отойдите, отойдите все! – скомандовал некромант.
На самом деле он просто тянул время. Всегда невыносимо страшен последний шаг; а здесь Фесс не мог ступить на внезапно открывшуюся дорогу, откуда ему гнусно улыбался карлик с глефой.
Сейчас некромант видел себя словно со стороны: замершая фигура в драном, заношенном плаще, руки распростёрты, лицо запрокинуто, глаза плотно зажмурены, словно они страшатся взглянуть на окружающее – и было отчего: ведь, как ни поворачивай, как ни выгораживай себя перед собственной совестью, это он, некромант Неясыть, Фесс, Кэр Лаэда, стоит за множеством разыгравшихся и в Мельине, и в Эвиале трагедий.
Если бы он не передал тогда Императору белую перчатку…
Если бы послушался Клару и остался в Долине после ранения…
Если бы уже здесь, в Эвиале, отрёкся от некромантии, как убеждала его Вейде…
Да, тогда он лишился бы очень многого. Чести, совести, права уважать себя и прямо смотреть в глаза противнику.
Но что значит твоя честь по сравнению с чужими жизнями?
Не является ли именно это высшей доблестью – пожертвовать не собой, но своей честью и остаться жить?
Перед замершим Фессом вновь поднималась Чёрная башня во всём грозном великолепии блистающей брони. Её окружали шесть раскрывшихся тёмных колодцев, шесть чёрных провалов, над ними курился парок. Море очистилось ото льда, и холодные серые волны бессильно плескались вокруг распахнутых жерл, не захлёстывая внутрь.
Тёмная шестёрка, подумал Фесс. Шестеро древних богов Эвиала, появившиеся здесь в тот самый миг, как сам этот мир обрёл плоть. Как они родились, неведомо, но они пребывали здесь изначально, с первого звёздного отблеска и первого солнечного луча. Тьма воплотилась в них, они стали её глазами, ушами и руками. Они изменяли мир так, как сами того желали, в рамках отмеренного им.
А потом пришли новые хозяева.
В том числе – Спаситель и Западная Тьма или, вернее, Сущность.
Наверное, Дарре, Уккарону, Аххи, Сиррину, Зенде и Шаадану это не сильно понравилось. Наверное, каждый из них, пока сохранял сознание и силы, мечтал отомстить.
И, кто знает, щедрые подношения, возврат некромантом кровавого долга – не могли ли они пробудить Шестерых от затянувшегося сна?
Оцепеневший и выпавший из стремительного бега времени некромант мог только наблюдать, как над чёрными колодцами медленно соткались шесть сероватых, словно из тумана сложенных фигур. Две напоминали человеческие, женские; остальные предстали диковинными чудищами.
Они медленно поплыли над ярящимся морем, прямо к крошечному островку, где высился игольчато-аспидный шпиль.
Что я вижу, что это такое? Я должен потопить галеры Клешней, ворвавшиеся в аркинскую гавань, а вместо этого?.. Откуда эти видения, кто обращается ко мне? Сущность? Кто подсказывает мне дорогу, а то, что это подсказка, я уже и не сомневаюсь?
Рядом с шестью серыми призраками появилась седьмая фигурка.
Фесс совершенно не удивился, увидав там поури с глефой. Карлик призывно махнул теням и первым побежал к Чёрной башне, воинственно размахивая оружием. Глефа крутилась и шипела, рассекая воздух; только сейчас Фесс осознал, что в мире явленного ему видения царит полная тишина, все звуки разом умерли, даже плеск волн; утихли ветра, постоянно выводившие заунывные рулады в острых шпилях Чёрной башни.
Карлик добежал до ворот, по-хозяйски пнул в них ногой. Створки беззвучно прогнулись, словно сделанные из бумаги. Второй удар – и одна из створок сорвалась с петель.
Шесть серых теней втянулись в пролом.
В следующий миг бойницы Чёрной башни полыхнули алым, из них, вышибая рамы и ставни, вырвались клубящиеся струи рыже-чёрного пламени. Чудовищное порождение Сущности оседало, проваливалось в собственные подвалы, туда, куда вели ступени так и не пройденной Фессом лестницы иллюзий и миражей.
Падали стены, рушились шатры – основания шпилей, и сами железные спицы, дольше всего сопротивлявшиеся пламени, кренились и срывались с опор.
Кипящее пламя мало-помалу опадало, чёрная облицовка башни исчезла без следа, и тут из этого облака, где канули и карлик с глефой, и шестеро призраков – прямо вверх, в небеса вырвалось нечто ослепительно-слепящее, прекрасное и стремительное в великолепном порыве, словно сказочная птица феникс, о которой Фесс читал ещё в далёком детстве.
Клинок крылатого огня устремился прямо в тёмный небосвод, с лёгкостью взрезая его. Открылась бездна, переливающаяся всеми цветами радуги, бездна, где физическое смешивалось с ирреальным, полыхали знакомые Фессу тропы между мирами, и туда, в смешение этих путей, мерно взмахивая крыльями, улетал дивный феникс.
– Спасибо тебе, некромант, – раздалось напоследок.
Дивный, никогда ещё не слышанный им голос. Женский, глубокий, как вековечная ночь, и светло-радостный, словно весенний рассвет.
Вспышка – и небеса закрылись.
Над тем местом, где совсем недавно высилась Чёрная башня, вновь стягивались тучи, начинал сеять мелкий снежок. Чёрные колодцы медленно закрывались, море словно зализывало раны, на самом островке не осталось ничего, кроме заваленной дымящимися обломками широченной воронки.
Шестеро призраков и карлик с глефой исчезли бесследно.
Некромант вздрогнул, возвращаясь в привычное тело. Только что он парил, бесплотный и неуязвимый, – и вот брошен жестокой рукой обратно, в привычный мир, на площадку аркинской боевой башни, и прямо в лицо Фес-су нагло ухмыльнулись размалёванные чёрно-зелёные галеры Империи Клешней, шедшие на последний приступ.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:01 | Сообщение # 36 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Уже дрались на дальних волноломах, пехота в ало-зелёных панцирях легко опрокинула преградивших им дорогу ополченцев. Лучшие полки защитников Аркина пока что приберегались в резерве.
– …поистребительнее, – заканчивал фразу преподобный отец Этлау.
Стоп, он ведь уже это говорил?..
Поистребительнее, мрачно усмехнулся про себя Фесс, поняв, что петля замкнулась и его выбросило чуть раньше, чем следовало, – что ж, ни одно заклятье не является совершенным.
Но теперь в нём что-то изменилось. Он видел дорогу так же чётко, как и лежавшую перед ним бухту, озаряемую тусклым заревом пожаров на берегу, видел массы оживших мертвецов на палубах надвигающихся кораблей и чётко знал, что ему надо делать.
«Нет, преподобный отец, сегодня мне не придётся служить подпоркой для твоих заклинаний».
Чёрная башня знала, чем привлечь адепта запретного знания.
Рука Фесса нырнула под плащ, потянувшись к потайному карману, где всё это время мирно дремал вынесенный из Чёрной башни шестигранник. Сердце клепсидры, скрупулёзно отмерявший каждый миг, остававшийся некроманту в цитадели Западной Тьмы.
Артефакт? Могущественный источник силы, способной гасить и зажигать звёзды? Или просто кусочек тёмного металла, рождённого в неведомых кузницах?
Пальцы с хрустом сдавили шестигранник, внезапно заострившиеся грани врезались в кожу, Фесс заскрипел зубами от боли, но сдавил ещё сильнее.
Нет времени на сожаления и стенания. С ладони некроманта на каменные плиты башни закапала кровь.
– Где кошки, Суэльтен?! – Фессу показалось, что он проговорил это нормальным, обычным, чуть ли не будничным голосом; однако, если судить по перекосившимся и побелевшим лицам даже бывалых бреннерцев, прозвучало это… гм… не слишком обычно.
Монах тоненько взвизгнул и, закатив глаза, сполз по стене вниз. Остальные бреннерцы дружно повернулись к некроманту, а в следующий миг опрометью кинулись к лестнице, толкаясь и опрокидывая друг друга. Площадка мгновенно опустела, там остались только Фесс, бесчувственный монашек да невозмутимый отец Этлау.
– П-прекрасно выглядишь, Неясыть, – голос у инквизитора всё-таки дрогнул, броня хладнокровия дала трещину.
– Где я выгляжу? Как я выгляжу? – рассердился некромант. Он лично не замечал никаких изменений.
– Не видишь? Тогда лучше тебе этого и не знать, – отозвался Этлау. Потряс головой, шагнул к бойнице. – Если ты устроил этот… маскарад как прелюдию настоящего чародейства, настоятельно советую тебе явить это сейчас и, более того, сейчас же. Клешни уже взяли оба волнолома и вот-вот начнут высаживаться на пирсах.
Фесс не стал больше задавать вопросов. Маскарад… в голове у почтенного отца-экзекутора, похоже, слегка помутилось после отлучения от Святой матери нашей, вот что.
На котов, конечно, рассчитывать не приходится, подумал он, глядя на обеспамятовавшего отца Суэльтена. Ладно… справимся. Справимся на собственной крови – вон как славно течёт. Легко, быстро и красиво. Оттолкнуться от неё – что может быть проще и понятнее? Сила, которая всегда с собой, – и всё-таки чародеи весьма неохотно прибегали к этому. Очень легко было сорваться, пропустить точку возврата, после чего оставалась лишь одна дорога – прямиком в Серые Пределы.
Однажды он, Фесс, едва не угодил на эту дорогу. Давным-давно, в совсем иной жизни, когда и он тоже был совершенно иным. Тогда и Прадд, и Сугутор, и даже Атлика – все ещё оставались с ним. Великие бездны, сколько ж времени прошло… несколько веков, самое меньшее. Уже умерли и истлели все, кого он знал, – а сам некромант всё живёт, всё меряет зачем-то шагами этот мир. Вороньё следует за ним по пятам, тропа отмечена бесчисленными трупами – однако ноги несут его всё вперёд и вперёд, словно пущенное чьей-то неведомой рукою копьё.
Но сейчас цель близка, очень близка. Ещё немного, какие-то мгновения для метнувшего дротик – и остриё с хрустом вонзится в плоть врага.
Фесс не замечал, что кровь, капающая с его пальцев, сделалась иссиня-чёрной. Шестиугольник, ключ от клепсидры, раскалился – некромант меланхолически подумал, что уже должна была начать обугливаться кожа.
«Ну что, Сущность, не думала ты, что я поражу твоих наймитов твоим же оружием? Скавелл… там ты тоже говорила что-то… подобное, ты тоже дала мне силы уничтожить Червя, потому что его послали твои враги (хотя откуда враги у такой, как ты? С тобой могут сражаться только люди или эльфы с гномами, чьи жизни ты готова отнять). А сейчас я отправлю к праотцам присланные с твоих земель корабли вместе с готовыми к бою зомби, а ты лишь молча утрёшься. Я сделаю это с помощью твоего арсенала, часть которого унёс с собой; Чёрную башню и в самом деле могли стереть с лица земли, но, пока я жив и пока у меня в руке ключ от клепсидры, – я могу воздвигнуть свою собственную башню, там, где посчитаю нужным.
Пусть она поднимется лишь в моём воображении – это неважно. Я вновь взгляну в её книги, пройдусь по её коридорам, вспомню, как сидел у огня вместе с Рысей и рассказывал юной драконице сказки разных миров, как описывал ей Долину и тётушку Аглаю, у меня в ушах вновь зазвенит Рысин звонкий хохот, и мрачное вместилище Тьмы, цитадель Сущности, сделается тем, во что мы её превратили, – в наш дом, пусть и на короткое время.
Вот и библиотеки, вот и полки с фолиантами, уходящие в бесконечность. Той, первой Чёрной башне приходилось притворяться обычным строением; моя башня может выглядеть так, как ей и пристало – домом беспредельностей, пересечением безумных пространств».
Некромант засмеялся счастливо, легко и весело. Он нашёл то, что искал, и знал, что уже не сойдёт с правильной тропы, пусть даже она ведёт к Серым Пределам. В конце концов, такова твоя специальность, Фесс, – бродить у самых дверей Смерти, споря с ней за власть над упокоенными.
Краем глаза он заметил, как Этлау вздрогнул и попятился – ближе к ведущей вниз винтовой лестнице.
– Боишься, слуга трёх господ? – Фессу отчего-то это показалось чрезвычайно смешно. В самом деле, как можно служить разом и Спасителю, и Сущности, и ещё кому-то третьему, когда все эти силы готовы вцепиться друг другу в глотку?
Этлау что-то отвечал, но рот его раскрывался и закрывался совершенно беззвучно, словно плотный воздух перестал пропускать человеческую речь.
– Боишься, и правильно делаешь, – сообщил Фесс бывшему инквизитору. – Потому что я… ха-ха… сейчас устрою тут ма-аленький фейерверк. То есть что я, совсем наоборот. Будет темнота. Полная…
Он громко, нараспев принялся читать заклинание. Додревняя, архаичная, давным-давно вышедшая из употребления форма наложения чар – но те, кто впервые вывел и записал эту формулу в безвестно канувших веках, меньше всего думали о том, чтобы казаться в чьих-то глазах «современными». Едва ли и само такое слово существовало в их эпоху.
Этлау затрясся всем телом, упал на колени, умоляюще протягивая руки.
– Слишком поздно, ха-ха, – весело сообщил ему некромант, окончив пассаж. – Славное получилось заклинание, честное слово, славное! Ручаюсь, друг мой Этлау, ничего подобного ты ещё не видел. Да и я сам тоже, так что посмотрю с удовольствием.
Некромант скрестил руки на груди и замер у бойницы, с неподдельным интересом глядя на подступающие галеры – иные уже начали перекидывать штурмовые трапы на пирсы аркинской гавани.
– Умирайте, – бросил Фесс, охваченный всё тем же пьянящим безумием, сводящим с ума всемогуществом. Он не обращал внимания на изрезанную левую ладонь, на кровь, струящуюся куда обильнее, чем обычно при таких порезах; не замечал подползшего к нему на коленях и отчаянно вцепившегося в его плащ Этлау.
Он достиг своей Чёрной башни, он понял, как её строить. Теперь она будет везде, где он того пожелает, – стоит лишь пожертвовать немного собственной крови. Но это ведь мелочь, правда, когда в обмен предлагаются такие богатства?
– Умрите, – повторил Фесс, приводя чары в действие.
Да, это была настоящая некромантия, некромантия высшей пробы. Старику Даэнуру, помнившему Войну Волка и Аррасскую равнину, эти чары, несомненно, пришлись бы по душе, если только она у него имеется.
Когда-то нечто подобное Фесс применил в обречённом Арвесте, когда использовал вытянутую у умиравшего воина жизненную силу, чтобы уничтожить несколько десятков воинов Империи Клешней – тогда ещё обычных людей, хотя и отравленных чародейством пополам с алхимическими декоктами. Сейчас же он развернул настоящую сеть, опутавшую весь флот в аркинской бухте, сеть смерти, смерти всего и вся – плоти, дерева, железа, ткани.
Бухта не озарилась пламенем огнешаров, темноту не вспороли ветвящиеся плети молний – напротив, мрак сделался совершенно непроглядным. Незримые нити, сплетения и узелки наброшенной некромантом сети беззвучно двинулись от сторожевых башен к пирсам, на которые уже ворвалась ало-зелёная волна, ощетинившаяся бесчисленными остриями сиреневатой стали.
Неупокоенные воины Империи Клешней сделали ещё один шаг – и оказались прямо в раскинутом Фессом неводе.
Они не закричали – мёртвые не кричат и не чувствуют боли. Однако скреплявшие их плоть заклинания начали распадаться, и вместе с чарами распадались и тела – отваливались руки и ноги, головы чудовищными мячами скатывались с плеч, падая под ещё шагающие ноги.
В мгновение ока все причалы покрылись жутким месивом из гниющего мяса и трухи доспехов. Железо пожирала ржавчина, кирасы из панцирей морских гадов покрывались сетью трещин и разваливались на мелкие кусочки. Собрав первый улов, сеть двинулась дальше, и теперь её добычей стали уже сами галеры.
Из гнёзд вылетали на совесть вкрученные болты, со свистом выскакивали гвозди, ещё в воздухе осыпаясь ржавой пылью. Лопались скобы, ломались крепления, расставлялись крепко сбитые дощатые наборы. И само дерево стремительно гнило, щепилось, крошилось, словно на него набросилась целая орда жуков-точильщиков.
Галеры, в свою очередь, разваливались, стремительно тонули, оставляя на поверхности только немного плавающей трухи. Гибли и зомби, и немногочисленные живые матросы с капитанами. Кто-то пытался спастись вплавь, но незримая сеть настигала его и в воде.
…Фесс не знал и не мог знать, что происходящее сейчас в аркинской бухте словно две капли воды похоже на творившееся в другом порту – ордосском.
Заклинание работало именно так, как ему и полагалось. Никаких отклонений, никаких неприятных сюрпризов, столь часто подстерегавших некроманта в прошлом. Он вырос и изменился. В конце концов, он не зря столовался в Чёрной башне.
И не зря носил её в себе всё это время.
А ещё – он впервые не чувствовал отката. И стоило ему осознать это, как накатилась волна ликующего, экстатического освобождения – Эвиал больше не имеет надо мной власти? Он отпускает меня – или я сам вырвался из его объятий?
Оказавшийся в ловушке флот Клешней попытался двинуться прочь, в открытое море, но сеть Фесса подстерегала его и там, словно исполинский удав, она заключила в свои кольца великое множество кораблей, и там, где прошёл этот незримый невод, не осталось ничего, кроме гнили, слизи и праха.
Трясся у ног некроманта Этлау, дёргался, что-то вопил – Фесс не слушал и не слышал, он тянул и тянул сделавшуюся очень тяжёлой сеть, она словно переполнилась, и каждая следующая сажень давалась со всё большим трудом.
Чародеи на обречённых судах наконец пришли в себя и попытались что-то сделать – некромант ощутил судорожные рывки, словно кто-то пробовал резать толстенные верёвки тупым перочинным ножом, приходил в отчаяние и рвался со всей силой.
Заклинание Фесса очистило примерно половину гавани, когда сопротивление возросло ещё больше, так что сеть почти остановилась.
Некромант перевёл дух и что было сил потянул незримый канат. Заклятье не угасало, оно поддерживало само себя (как и то приснопамятное, едва не погубившее начинающего некроманта возле Арвеста), однако Фессу противостояла сейчас явно нечеловеческая мощь, причём ничем не уступавшая его собственной.
«Сущность? Явилась, так сказать, лично?» – на миг мелькнула паническая мысль.
Нет, конечно же, нет. Это полная чепуха. Она никогда не переберётся через барьер, пока цел тот самый ключ, за которым, как нелишне напомнить, он, Фесс, и полез в аркинские катакомбы.
Кто-то из Её наместников. Большая шишка, важная птица. «Держится он хорошо, – невольно признал Фесс. – Такого не вдруг сломишь; но сегодня, приятель, тебе не повезло. Потому что ты нарвался на меня, а я сегодня как-то не расположен ко всепрощению, пониманию и непротивлению злу насилием. Ты – моё персональное зло, и с тобой я буду бороться, пока один из нас не свалится замертво, или, вернее, пока тебя не схарчит моё заклинание».
Некромант заскрипел зубами – заклятье проникало всё глубже в него самого, словно иззубренный нож с неровно отломанным остриём. Кровь вольно струилась по левой ладони, кружилась голова, но Фесс ни на что не обращал внимания. Сегодня, сейчас он довершит неудавшееся в Скавелле. Он, а не какой-то там Червь, он сам уничтожит Её флот, Её мертвяков и управляющих ими колдунов, а с ними и тех живых, что продали свои души, встав в один строй с подчинёнными злой волей конструктами.
«Нет пощады. Ни мне, ни им».
Но там, на обречённых галерах Империи Клешней, её собственные маги и чародеи тоже собрали все силы в кулак. Сеть уже почти не двигалась, а тянущая боль медленно поднималась от кончиков пальцев к плечам некроманта.
Перед глазами вдруг появилось белое лицо Этлау, перекошенный рот инквизитора, его выпученный единственный глаз.
«Чего он хочет?» – пробилось наконец удивление.
Отец-экзекутор коротко размахнулся и влепил некроманту звонкую пощёчину.
– Ты тоже умрёшь, – пошатнувшись, безмятежно пообещал ему Фесс.
– А-а-ачнись! – надсаживаясь, заорал ему Этлау в самое ухо. Замахнулся вторично, но тут уже Фесс перехватил его запястье в воздухе, перебросив заветный шестигранник в правую ладонь.
На рукаве серого одеяния отпечаталась окровавленная ладонь некроманта.
Этлау вывернулся и вновь бросился на Фесса, обхватил его, пытаясь повалить на пол.
– Всё равно умрёшь, – сообщил некромант, отбрасывая от себя тяжело дышащего инквизитора.
– Безумец! Да ты на небо посмотри, на небо! – вопил преподобный отец, на сей раз уже не пытаясь подняться.
– Всё самое интересное уже кончилось, – искренне удивился Фесс вопросу. – Феникс улетел, дорога закрылась…
– Какой феникс, какая дорога?! Посмотри, посмотри, своими глазами!
Ночное небо над Аркином и впрямь изменилось.
Звёзды исчезали, потому что среди них зарождались и тянулись вниз ещё более чёрные и непроглядные, чем сама темнота, хорошо знакомые и памятные ещё по незабвенному Арвесту воронки смерчей.
Птенцы. Они пустили в ход своё излюбленное оружие, а он, Фесс, о них совсем забыл – флот Клешней, их галеры полностью поглотили его внимание.
Кто-то из выкормышей Эвенгара сумел уйти, подобно несчастной Атлике, подобно тому мальчишке в салладорской пустыне. И Святой город сейчас ожидала судьба исчезнувшего Арвеста.
Этлау вновь метнулся к некроманту – тот отшвырнул его, словно тряпичную куклу.
Ярость достигла предела, Фесса трясло, однако наваждения исчезли бесследно, он вновь стал собой. Клешни… бездна с ними, сеть пусть распадается. Ему, Кэру Лаэде, наконец-то представилась возможность сойтись в поединке (пусть даже и заочном) с лучшим тёмным магом Эвиала, что не потерялся бы и среди чародеев Долины. Кто знает, совладал бы с Эвенгаром даже мессир Архимаг…
Воронки смерчей спускались, их было почти не видно, зато некромант, зажмурившись, чётко ощущал все и каждую из них. Нацелились, разогнались, готовы броситься на город, словно стая волков на израненного лося; а там, в подвалах кафедрального собора, – тела друзей, Рыси-первой, которая…
…которая для тебя всё равно жива. Ты не веришь в её смерть, ты страстно жаждешь, чтобы похвальба инквизиторов оказалась правдой.
И потому нельзя бежать. Ни за что.
Ты слишком долго прятал от себя эту мысль, ты страшился признаться в ней даже самому себе. Ты сражаешься и убиваешь во многом ещё и потому, что и впрямь не веришь в окончательную гибель Рыси. Ты готов смириться с утратой друзей – на войне как на войне. Но с её смертью – нет! Это даже меньше, чем соломинка, за которую хватается утопающий. Ты хочешь верить инквизиторам, несмотря ни на что, и никакие свидетельства, никакие доказательства на тебя не подействуют.
Фесс затряс головой, бросился к стоявшей в углу бочке с водой, зачерпнул полной горстью, с наслаждением плеснул в лицо. Стало немного легче.
– Птенцы, Этлау. Птенцы в городе. Или где-то рядом.
Этлау не смог бы ответить, даже если б очень захотел. Преподобный отец, кажется, совсем лишился рассудка – царапал ногтями каменную стену, словно надеясь открыть потайную дверь.
Чёрные воронки смерчей опускались. Дважды он, Фесс, оказывался бессилен перед ними – под Ар вестом и после, в салладорской пустыне. И вот сейчас – что сделает некромант? Что осталось у него в арсенале?..
Только одно. Идти дальше, вглубь, по лестнице миражей вслед за нелепым карликом, за уродливой карикатурой на самого себя.
«Чёрная башня, она всегда со мной. Её не надо искать, истинная Тьма не нуждается в физических воплощениях. Она всегда со мной, просто я не замечал этого, не знал, как обратиться, как сказать; теперь знаю, как знаю, и насколько велика окажется цена».
Ведь не зря же опрометью бросились от тебя наутёк бывалые бреннерские рубаки.
Некроманта разрывало, растягивало между совершенно различными мирами: в одном он застыл, привалившись к стене, невидяще глядя на корчащегося Этлау, рядом, в бухте, медленно приходили в себя галеры Клешней – истребительное заклинание Фесса угасало, отражённое чародеями Империи. В другом же на месте Святого города возвышалась исполинская башня, никакого сравнения с той, реальной, где некроманту и Рыси довелось провести столько времени. В этом мире не существовало никаких флотилий и армад, там были лишь башня – и нацеленные в неё копейно-острые воронки падающих с небосклона смерчей.
Птенцы Салладорца метили и попадали куда глубже, чем туповатые зомби Империи Клешней.
«Ну, покажешься ли ты сейчас, Сущность? Дерзнёшь ли выступить, когда я поворачиваю твою мощь против твоего же вернейшего слуги? Чёрная башня, твой королевский подарок, – вот она, надо мной и вокруг меня. Я могу невозбранно пройтись по её коридорам, заглянуть во все покои, в лаборатории и библиотеки, в арсеналы и кладовые. У меня в руках – ключ от твоего оплота, и, пока он напитан моей кровью, стены тёмной твердыни всегда защитят меня.
Но едва ли даже они выстоят против излюбленного оружия Салладорца».
Некромант чувствовал себя стоящим высоко-высоко, на крошечной дозорной площадке под основанием острого, вытянувшегося к самому небу шпиля. Мир вокруг изменился, над головой неслись клубистые серые тучи, внизу – расстилались угрюмые равнины, где редкие холмы чередовались с редкими же перелесками, порой мелькали кучки каких-то хижин. Со всех сторон к Чёрной башне тянулись ниточки дорог, она казалась центром раскинувшейся до самого горизонта паутины.
Это не Эвиал. Во всяком случае, не этого времени.
Но птенцы Салладорца были здесь. Именно они пошли в атаку на неприступную, вознёсшуюся к самым облакам твердыню, именно они спустили с привязи дремлющие силы Хаоса, которому ненавистно любое упорядочивание, неважно, сияет ли оно слепящим светом или погружено в первородную тьму.
Хаос? Слово нашлось само, но иного определения некромант дать не мог. Слишком много лжи громоздилось вокруг, все, все говорили ему в лучшем случае лишь часть правды. Начиная с Архимага Игнациуса ещё там, в Долине, и кончая Вейде, королевой Вечного леса. Пожалуй, единственным исключением оставался Император. Император Мельина.
Некромант вспоминал изображения чудовищных созданий на стенах гробницы Эвенгара и тех тварей, что вырвались из чёрных саркофагов, спеша вернуть своего повелителя к жизни, – несомненно, он тогда так и не расшифровал правильно оставленного ему послания. Те, кто взял верх над Салладорцем, не были ни глупцами, ни невеждами. Они прекрасно понимали, что надо сделать. Несмотря на то что оставались инквизиторами и верными слугами Спасителя.
Салладорец, как истинный полководец, не собирался ограничиваться лишь одним союзником, вернее, союзницей. Именно «союзницей», не «госпожой» – он не признавал никакого подчинения. Он заимствовал Силу всюду, где только мог, – и, наверное, легко давал все требуемые от него клятвы. Давал – и тотчас бежал занимать у других, у тех, кто скорее всего терпеть не мог другого заимодавца.
«Как я мог быть так слеп?! – терзался Фесс. – С самого начала, с приснопамятного Арвеста – как я мог не разглядеть очевидного: мощь Салладорца, уход Атлики остановили вторжение Клешней, и наивно было бы полагать, что Сущность вот так же легко позволила распорядиться своей Силой, чтобы уничтожить свои собственные войска. Конечно, Она долго помогала мне, но тут совсем другое дело, Ей требовался Разрушитель, и Она охотно жертвовала пешками в большой игре. А ради чего Ей было жертвовать армией, уже взявшей Арвест? Что дала Ей эта катастрофа? Ничего, кроме…»
…кроме нового челядника, возрождённого Этлау, ещё одного слуги многих господ.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:01 | Сообщение # 37 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| «Так, может… – заколебался Фесс. – Может, часть Её – это тот же Хаос? Таинственное и почитавшееся невозможным смешение?..»
Меж тем воронки приближались – правда, в этом мире они двигались неторопливо, словно массивные тараны, со всех сторон нацеливаясь в броню Чёрной башни.
Капает с кулака тёплая кровь, сделавшаяся такой же чёрной, как и стены твердыни мрака. Это единственное (кроме шестигранного ключа и птенцов), что осталось от прежнего мира, «настоящего» Эвиала. Кружится голова, всё сильнее, но Фесс заставляет себя не обращать на это внимания. Его взор проникает очень далеко, за самый горизонт, он видит и восходный край земли, где в Эвиале лежат владения Синь-И, и южный, утопающий в пене девственных джунглей, и северный, затянутый вечными льдами; и лишь на запад его взгляд проникнуть не может. Преграда вздымается до самых небес и даже выше; опускается на океанское дно, прорезает его и уходит глубже, в неведомые недра.
Только теперь Фесс видит, что пресловутая завеса – не подобие крепостной стены, над которой могут пролетать птицы и вольно веять ветры. Это – исполинский шар, намертво вросший в самую плоть Эвиала. Некто донельзя могущественный поставил эту преграду, закрывающую путь как оттуда, так и туда.
Вдоль западного побережья Левой и Правой Клешней, вдоль закатного края Утонувшего Краба протянулась цепь алых огоньков; нечто подобное Фесс уже видел, когда впервые понял природу окружающего Сущность барьера. Вот и тот самый разрыв в цепи, разрыв, где Западная Тьма потянулась на восток.
А вдобавок ещё и раскрывались небеса. Из таящейся за ними непроглядной черноты на Эвиал низринулось нечто, спелёнатое тенётами пламени, огненным болидом прочертило тёмную сферу и рухнуло где-то на юге, возле Изгиба.
Нечто чужое, совершенно чужое, втянутое в Эвиал бушующим вокруг него смерчем.
Немного погодя последовал ещё один болид, иной по природе – Фесс чувствовал это, как обычный человек различает вкус совершенно одинаковых на первый взгляд кристалликов соли и сахара. Закованное во втором коконе существо не имело ничего общего с первым; оно исчезло в салладорских пустынях.
Новая напасть. А он – он один. Один, против всех этих сил, сущностей и созданий, имя коим – легион.
Смерчи приближались. Фесс поискал взглядом библиотеку – в его собственной башне ему не требовалось мерить всю дорогу шагами. Он не сомневался, что мудрость Сущности (а Она была-таки мудра, как ни неприятно признавать достоинства заклятого врага) не могла оставить это без внимания.
Да, в его собственной башне не требовалось ни рыться в грудах запылённых томов, ни судорожно листать страницы, время от времени слюнявя пальцы, точно нерадивый ученик, забывший домашнее задание.
Некромант засмеялся легко и свободно. Иногда положение марионетки имеет свои преимущества. Конечно, не он сам создал эти стены, не он воздвиг островерхие башенки, не он увенчал их нацеленными в небо шпилями. Ключ и его кровь – Сущность, бесспорно, получала новую власть над ним.
Зато он ни на шаг не подвинулся к естеству Разрушителя.
И сейчас им предстояло сразиться с общим врагом. Как и тогда, в Скавелле, против Червя. На сей раз враг оказался посерьёзнее; но всё-таки птенцы – это ещё не сам Салладорец или какая-нибудь персонификация его хозяев.
Чёрные тараны придвинулись совсем близко к стенам, но заклятье уже лежало, готовое к броску, словно охотничий пардус. Отличное, превосходное заклинание, взятое готовеньким с послушно раскрывшихся невидимых страниц.
…Левая рука онемела почти до плеча, когда некромант привёл чары в действие. Дрожащие пальцы судорожно сжимали липкий от крови шестиугольник ключа, чёрные капли срывались и тупо хлюпали, падая в собравшуюся у ног Фесса лужу.
«Сколько я ещё продержусь? – вдруг подумал он. – На сколько хватит крови в жилах? И что случится, когда…»
Навстречу чёрным таранам поползли облака серой мглы. Никаких тебе разящих молний или хотя бы огненных шаров.
И когда серое соприкоснулось с чёрным, у Фесса вырвался крик. Его согнуло в дугу, швырнуло о стену, он упал на колени в лужу собственной крови.
«Позови нас».
Глухой и далёкий голос, пробивающийся словно сквозь вату.
«Призови нас и присягни нам!»
Другие, совсем другие.
«Позови нас», – повторяет первый голос.
«Присягни!» – с напором требует второй.
«Позови…» – эхом угасает первый.
«ПРИСЯГНИ!» – гремит второй, заполняя весь слух.
Фесс с трудом поднимается, цепляясь за стену. Странно, под пальцами – грубый шершавый камень аркинской башни, а не отполированные блоки его собственной тёмной твердыни. Перед глазами всё плывёт, на краткий миг он видит какую-то бухту и сильно убавившийся в числе флот чёрно-зелёных галер, упорно выгребающих к пирсам; а потом всё вновь возвращается на место, ледяная броня охватывает левую руку до самого плеча, поднимается к горлу.
Серая мгла вобрала в себя чёрные воронки, погасила их и растворила.
Я не стану никого звать, яростно твердит некромант. Не буду никому присягать. Я один, нет даже Рыси, и очень хорошо, потому что Аэсоннэ должна жить, вот такая вот простая истина.
«Позови нас, – вновь слышит он. – Нам не надо присягать, просто позови…»
Вокруг Чёрной башни дрожит и колеблется земля, рушатся дальние холмы, открываются круглые жерла колодцев; некромант оглядывается – их шесть, и над тёмными провалами курится дымок.
«Позови нас», – почти умоляюще звучит голос.
«Позови нас».
«Ты думаешь, они тебе помогут? – глумливо перебивает второй голос. – Они бессильны, это лишь тени и отзвуки прошлого! Присягни, и…»
Остановитесь! – беззвучно, надрываясь, кричит Фесс. Я никого не стану слушать! Не стану… не стану… Ведь мне же надо…
Мне надо обратно. Обратно, повторяет себе Фесс, сомнамбулически пялясь на окровавленную ладонь. Он ещё не в Эвиале, но уже и не в своей собственной башне…
Что-то сбивает его с ног, опрокидывает на спину. Потоком льётся сверху ледяная вода; некромант приходит в себя, изломанный, измочаленный, выжатый до предела. Не остаётся уже никаких сил, ни первых, ни последних.
Над ним склоняется Этлау. Инквизитор тоже бледен, вокруг глаз синева, но держится он бодро.
– Вставай, вставай, Неясыть. Тут такое с тобой творилось – я думал, меня Спаситель рассудка лишает. Вставай или нет, садись, я тебе руку перетяну, дай, эту штуковину спрячу…
Фесс молча отдёрнулся. Окровавленная ладонь нырнула за пазуху, пряча заветный ключ. Этлау он не достанется ни под каким видом.
– Ладно, не хочешь – не давай, – с неожиданной покладистостью кивнул, инквизитор. – Не думал, что доживу, чтобы тебе это сказать, Неясыть. Я ведь тоже в Арвесте побывал, помню, что это такое – оказаться под теми вихрями… и уж не надеялся, что их кто-то остановить сможет, ну, кроме разве что самого Салладорца.
– Я… их… остановил?
– Именно, – с готовностью кивнул разжалованный экзекутор. – Какой-то серой мглою. Она вдруг поднялась им навстречу… и смерчи исчезли. А вот ты, Неясыть, много крови потерял… – Этлау взглянул вниз и осёкся.
– Что… чёрной… крови… никогда не видел? – прохрипел Фесс, едва проталкивая звуки сквозь болезненно стиснувшиеся зубы.
Инквизитор ничего не ответил. Молча подхватил некроманта под мышки, помогая встать.
– А птенцы-то никуда не делись, – угрюмо бросил он, глядя в сторону. – С одной стороны – Клешни, с другой – Эвенгаровы выкормыши. Ты, Неясыть, сейчас и с мышью не сладишь, а жаль. Как ты эти галеры крушил! Любо-дорого посмотреть. Вот только до конца не довёл. Да не дёргайся ты, дай ладонь перевязать, кровью же изойдёшь! Вот ведь дела, порезы-то совсем мелкие, а кровят, словно главная жила пресечена…
Фесс обессиленно откинул голову, затылком опираясь о холодный камень. Сколько же всего вместили в себя эти мгновения…
– Этлау… когда бреннерцы побежали… что ты увидел? Только скажи правду, ради твоей веры в Спасителя!
Инквизитор отвёл взгляд.
– Ты уверен, Неясыть, что тебе это нужно? Мало ли что примерещиться могло, когда такая магия в дело пошла!
– Скажи правду, Этлау.
– Ну, хорошо. – Единственный глаз отца-экзекутора вновь воззрился на Фесса. – Чудищем ты сделался, Неясыть, самым натуральным чёртом, как в детских сказках о Спасителе, что ребятишкам рассказывают. С крыльями, хвостом, а уж пасть такая, что любую тварь из Змеиных лесов один вид её напугал бы до смерти.
– И… всё? – вытолкнул слова некромант. – А чего ж… побежали-то все?
– Так решили, что вот сейчас Разрушитель и воплотится, – безыскусно объяснил инквизитор. – Даже я, признаюсь, поддался… Ну, так то уже прошло. И у тебя, и у меня. Вставай, вставай, Неясыть. Давай, на моё плечо обопрись. И уходим отсюда. Порт уже не удержать, а если птенцы в Аркин ворвутся, так тогда и вовсе всему конец. На вот, пей давай, а то опять без чувств свалишься.
Голова у Фесса кружилась, кровь ещё сочилась сквозь тряпицу, однако с помощью Этлау он сумел выпрямиться.
– А Его святейшество хотел заклятье перемещения из Эвиала…
– Обойдётся Его святейшество, – неожиданно резко бросил инквизитор. – Решил, что долг свой перед Спасителем до конца выполнил.
– Погоди… Этлау… а что ты мне говорил о Нём, тогда ещё, когда только столкнулись?..
– Что говорил, то и сейчас повторю, – усмехнулся инквизитор, помогая некроманту спускаться по ступеням.
За их спинами мёртвая пехота в зелёно-алом вновь стала высаживаться на аркинские пирсы – только теперь проделывала это с куда большей осторожностью. Навстречу шеренгам неупокоенных полетели стрелы и камни защитников Аркина; Фесс этого не знал, но его заклинание, вмиг отправившее в небытие половину атакующего флота, вновь даровало надежду оборонявшимся; во всяком случае, обрушившийся на когорты Клешней смертоносный град сделал бы честь и Серебряным Латам владыки Мельина.
– Здесь теперь и без нас управятся, – пыхтел Этлау, выводя некроманта из-под низкой арки. – Ну и где эти бреннерцы, хотел бы я знать?
На улицах в сгустившемся ночном сумраке, слабо рассеиваемом только догоравшими кое-где пожарами, было пустынно. Наверху орали и вопили защитники Аркина, опорожняя колчаны навстречу молча устремившимся на штурм отрядам зомби.
– Идём, идём, некромант. Ты сам-то ноги переставлять можешь?
Фесс попытался шагать быстрее, по возможности не совсем уж повисая на подставившем плечо инквизиторе.
– И не оборачивайся, Неясыть. Тут ты уже ничем не поможешь. Жаль, что дочки твоей тут поблизости нет, уж она-то бы навела порядок…
– Вот единственное, что меня со всем этим мирит, – скрипнул зубами Фесс, – что здесь нет моей дочери.
– Напрасно сердишься, Неясыть, совсем напрасно. Сегодня ведь не просто битва за Аркин, хоть и прозываемый Святым городом. Да ты и сам это понял, иначе не явился бы сюда эдаким страшилищем. Не только здесь драка идёт. Ты ведь тоже куда-то… – Этлау неопределённо покрутил над головой свободной рукой, – ты ведь тоже куда-то отправился?
Лгать не имело смысла. Фесс молча кивнул – произносить слова было по-прежнему больно. Инквизитор тоже покивал в ответ.
– И как там было, а, Неясыть?
– Отвратно. – Фесс надеялся, что это пресечёт дальнейшие расспросы.
Они медленно брели сквозь аркинские лабиринты, переходили горбатые мостики, выгнувшиеся над бесчисленными рукавами речной дельты; за их спинами всё громче и дальше разносилась какофония сражения: треск ломающегося оружия, звон сталкивающихся клинков, стоны и вопли; всё сливалось в единый, сплошной и ровный не то рокот, не то гул.
А с другой стороны тоже наплывал гром – но уже совсем другого боя. Там не сшибалась сталь, не ударяли друг в друга щиты; однако некромант слышал грохот обваливающихся камней, шипение проносящихся огненных шаров, треск лопающихся молний, звон разлетающихся ледяных игл – стихийная волшба во всём её разнообразии. Птенцы ли прибегли к ней или защитники Аркина, мастера Святой магии, решившие испробовать весь арсенал?
Ноги некроманта заплетались, он едва шагал. Этлау скорчил злую гримасу, поднырнул Фессу под бок, почти потащив его вперёд. Получилось куда быстрее.
– У нас нет времени на пасторальные прогулки, Неясыть. Нам надо успеть остановить салладорских змеёнышей.
– А Клешни?
– Их задержат. Пусть они займут припортовые кварталы, там всё равно ничего ценного.
«Кроме домов простых обывателей, которые скорее всего сровняют с землёй – огнём или магией», – подумал Фесс, но мысли текли как-то вяло, лениво, словно некромант знал, что они отвлекают его от чего-то куда более важного. Оставалось только вспомнить это «более важное»…
Центральная часть Святого города казалась совершенно вымершей. Ни огней, ни людей, ничего – словно Курия решила бросить свой оплот на произвол судьбы.
– Где же Его святейшество? – проговорил некромант.
– Я знаю, где он скрывается – если только не убрался отсюда, – отозвался Этлау, неутомимо таща Фесса вперёд, словно муравей гусеницу.
– Почему бреннерцы даже не попытались привести меня к нему, раз получили такие строгие приказы?
Этлау усмехнулся, сверкнув единственным глазом.
– Ты, Неясыть, своим превращанием едва не заставил меня самого подштанники намочить, что же говорить о бедных простых рубаках?
– Бедных? Простых? – Фесс постарался вложить в вопрос побольше сарказма.
– Именно. Бедных и простых. Ягнят в лоне Святой матери Церкви. Они так привыкли делать всё, как им говорят, что не способны взглянуть в глаза ничему новому.
– Я бы так не сказал, – проворчал некромант, вспоминая Вечный лес и четвёрку бреннерцев, едва не поставивших его на колени.
– Они выросли, зная, что Курия и Аркин всегда правы. Что слуги Спасителя не могут ошибаться, что все их поступки продиктованы свыше. Что нет иной правды, кроме Его слова. Когда ты… гм… изменился, они поняли, вернее, почувствовали – чтобы такое понять, нужно иметь чуть больше соображения, чем у них, – так вот, они почувствовали, что не имеют над тобой больше власти, что им с тобой не справиться, даже кинься они на тебя всем скопом. Вот и разбежались – не знают, что теперь с тобой делать, а новых приказов отдать некому, – закончил Этлау.
Нельзя сказать, что слова инквизитора показались Фессу особенно убедительными. Он слишком хорошо помнил дыхание Смерти, подступившей как никогда близко, именно в тот момент, когда он столкнулся в домене Вейде с посланной по его следу четвёркой охотников.
Скорее просто задумали что-то иное. Или понтифик решил сменить приоритеты, думал некромант. Или…
– Они проломили стену, – хладнокровно оповестил его Этлау, свободной рукой утирая пот. – Ворвались внутрь. Наших просто размётывают.
Фесс молчаливо признался себе, что уже давно, как и разжалованный отец-экзекутор, думает о защитниках Аркина как о «наших». Не стало «инквизиторов», «святых братьев», «серых». Только «наши». Несмотря на то что он, Фесс, совсем недавно натравливал на них костяных драконов и призывал на Аркин все мыслимые и немыслимые бедствия. Святая Церковь была его самым старым, страшным и последовательным врагом в Эвиале – если не считать Западной Тьмы, конечно.
– Кстати, а где Фейруз? – припомнил некромант.
– Фейруз… остался у понтифика. После того как меня схватили, больше беднягу не видел, – отозвался Этлау. – Не о том ты думаешь, Неясыть, как есть не о том.
– Но, если тебе удалось так просто накинуть удавку на мальчишку, бывшего со мной всё время, то…
– Думаешь, я такое же проделаю и с кем-то из птенцов? – Этлау бледно усмехнулся. – Спасибо за комплимент, Неясыть, но я не солгал тебе и в первый раз – я смог захомутать парня только потому, что он служил у нас. Быть может, он – не единственный, кого салладорские чада заслали к нам, но их я не знаю.
– А что, обязательно знать?
– Обязательно. Иначе заклинание не сработает.
– Ну что ж ты так, преподобный отец-экзекутор?
– Оставь свои смехушечки, Неясыть. Впрочем, оно и хорошо – раз язвишь, то пошёл на поправку. Когда сможешь сплести хоть что-нибудь?
Некромант прислушался к себе. Ноющая боль, пустота и бессилие внутри.
– Нет, ещё не сейчас, Этлау. Но будь уверен, я скажу, сразу скажу.
– Да уж, скажи, пожалуйста. Я на тебя рассчитываю. Мне в одиночку птенцов не удержать, да и тебе тоже. Если справимся, так только вдвоём.
– А где негаторы магии? – вспомнил Фесс. – Почему их не применили ни в порту, ни против салладорского выводка?
– Хороший вопрос! – хмыкнул бывший инквизитор. – Мой негатор у меня забрали, когда схватили. Другими может распоряжаться только понтифик. Но эти негаторы настроены давить обычную магию, как, например, твою. Однако вспомни – когда тебя вытаскивали с аркинского эшафота, прямо… гм… у меня из-под рук, никакие негаторы не остановили магию эликсиров, использованную твоими спасителями. Негаторы ничего не смогли сделать и против того голема, что перебил столько стражников. Их действие не абсолютно, Неясыть. Да и то вспомнить – тогда, в Эгесте, ты ведь сломил негатор бедняги Марка, да будет земля ему пухом. Поэтому из двух зол, как всегда, выбрали третью глупость: оставили магию и нашим, и вашим.
– А как надо было?
– На всю катушку, как говорят у вас, в Академии.
– Но негатор же не обязательно подавляет любую магию. Его можно настроить только на вражескую!
– Для этого требуется, чтобы враг эту магию применил. Вспомни, ведь прежде, чем наваливалось полное бессилие, ты успевал хоть что-то, но сделать. Пусть не так, как привык, не того размаха – но успевал. А тут…
Инквизитор явно крутил и недоговаривал.
– Ну, пусть бы применили. Кто мешал настроить негатор после этого? И, подавив магию птенцов…
– Я думаю, – досадливо прервал его Этлау, – что ни на Клешни, ни на Салладорцевых молодцов наши артефакты просто не действуют.
– Хорошее объяснение. Дельное, – помолчав, уронил некромант, решив пока не обострять вопрос.
– Иное вряд ли получится, – фыркнул отец-экзекутор.
Они давно миновали кафедральный собор и ратушную площадь с лобным местом, оставили позади Курию. Звуки битвы приближались; Фесс мало-помалу оправился и шёл почти что сам, лишь опираясь на плечо казавшегося неутомимым Этлау.
– А тебя, преподобный отче, выходит, можно поздравить с освобождением?
– Выходит, – помедлив, нехотя отозвался инквизитор.
– Просто удивительно, что Его святейшество так беспечен…
– Не до меня ему, – буркнул инквизитор, но как-то неуверенно. – И вообще, Неясыть, что за разговоры? Мы с тобой уже дрались вместе, и, по-моему, неплохо. И сейчас вот снова кулаками махать, а у тебя всё какие-то вопросы… заковыристые.
– Извици, Этлау, – с неожиданной кротостью сказал Фесс. – Не хотел обидеть. Нам и впрямь сейчас драться плечом к плечу, так что…
Разумеется, думал он сейчас совершенно иное. Подозрений скапливалось всё больше; да, конечно, решающего доказательства пока что нет, но и суммы имеющегося хватит, чтобы относиться к внезапно схваченному и так же внезапно освобождённому инквизитору с известным подозрением.
Впереди наконец показались огни, чадя, горели масляные бочки, улицу перегородила баррикада, возле неё в напряжённом ожидании застыли арбалетчики в кольчугах, накинутых прямо поверх серых ряс.
На инквизитора и некроманта удивлённо косились, но не более того. Видно, весть о том, что они оба – на свободе и защищают Святой город, уже успела разнестись достаточно широко.
– Где они? – неприятным голосом осведомился Этлау, глядя поверх голов.
Стрелки переглянулись, похоже, бывший экзекутор вновь вспомнил привычки времён своего преподобия.
– В трёх кварталах, – отозвался наконец один из «серых», постарше, арбалет его явно видал виды, в отличие от нового, только что из арсенала оружия у остальных. – Прут неостановимо.
– Чем атакуют, что в ходу?
– Не могу знать… – Воин помедлил, потом всё-таки решил ответить по чести. – Не могу знать, сударь некромансер. Наши мастера ответили им Святой магией, да только сильны эти выродки, Спасителевы враги, нам за грехи посланные, – не берёт их, почитай, ничего.
– Вот мы и поглядим. – Этлау бесцеремонно прислонил Фесса к стене. Над головой некроманта покачивался аккуратный крендель – они оказались возле лавки булочника. Дом был брошен, однако запах ароматной сдобы остался и сейчас почти что сводил Фесса с ума, до боли напоминая родной дом, Долину и тётушку Аглаю, священнодействующую на кухне. Каких только пирогов и плюшек она не пекла!..
– Ну-ка, ну-ка. – Этлау без всяких церемоний распахнул дверь и скрылся внутри; немного времени спустя инквизитор вынырнул из проёма, таща большой поднос с булками. – Ешь давай. Ещё тёплые, недавно из печи. Работал бедняга до последней возможности.
Некромант благодарно кивнул и впился зубами в ароматную хлебную мякость. Корочка хрустит, внутри тепло, м-м-м, объедение!
– Лопай, Неясыть, лопай. Много крови потерял, давай, хоть поешь чуток.
– Спасибо, Этлау.
– Не за что. Это я о себе забочусь, ты не думай. Давай, мастер-некроманстер, готовься. Скоро наши птенчики и до нас доберутся, – развязно бросил бывший инквизитор.
– Сам готовься, святоша. Прошлый раз чуть не описался, давай, заранее сходи отлить, – не остался в долгу Фесс.
Этлау расхохотался, с неожиданной силой хлопнув некроманта по плечу.
– Вот таким ты мне нравишься больше, Неясыть. Нет, положительно, какая жалость, что мы не поговорили так раньше, сразу после Больших Петухов!
– Комаров, – поправил его Фесс. – Да и потом, у нас ведь беседа была, только уж больно… – он помедлил, – какая-то беспорядочная.
– Именно! – подхватил инквизитор. – Именно что беспорядочная! Ну ничего, теперь, глядишь, всё уладим…
– Коль до рассвета доживём, – закончил некромант.
– Ночь скоро кончится. – Этлау поглядел на небо. – Глянь, Неясыть, и тучи разошлись. Звёзды-то какие! Кажется, сейчас вниз посыплются, как яблоки.
– Тебя никак потянуло на поэзию, преподобный отче?
– Если ты считаешь, что мы не дотянем до утра, то, пожалуй, разумно будет попробовать что-то новое, – парировал Этлау.
– Слушай, инквизитор… – Фесс колебался. – Хочу всё-таки тебя спросить…
– Они живы, – сухо отозвался одноглазый священник. – Я тебе не солгал. Но, чтобы вернуть их к жизни, потребуется… гм… немало времени и усилий. И, разумеется, Святой город, по возможности, целый, а не в виде груды развалин.
Некромант молча кивнул. Подозрения его усиливались, но подозрения ещё не есть уверенность. Ведь даже когда он стоял на вершине возрождённой Чёрной башни, своих друзей он так и не увидел. Да, непонятные пламенные болиды (наверняка ещё какая-то напасть!), но не Рысь, Прадд и Сугутор.
Ты никак не можешь сказать себе «нет», Кэр Лаэда. Словно азартный игрок, забывший обо всём, ты удваиваешь и удваиваешь ставки, в безумной надежде отыграться. Но, как известно, если на первую клетку шахматной доски положить два зерна, на вторую – четыре, на третью – восемь и так далее, то на последней окажется столько, сколько не собрать и всем пахарям мира…
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:02 | Сообщение # 38 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Так и ему, Фессу, не собрать средств для последней ставки. И он упорно отказывается признаваться себе в этом.
– Идут, идут! – завопили впереди.
Фесс вздохнул, прикончив последний крендель. Хорошо работал неведомый булочник. Плюшки с корицей, м-м-м, мягкие, сочные, объедение. Сколько можно, а, Кэр?..
…Давным-давно, в совсем ином мире, нашедший его почтальон передал последнее послание от тётушки, где она умоляла непутёвого племянника вернуться. Может, она была не так уж и неправа?..
С грохотом лопнул огненный шар, угловой дом в сотне шагов от баррикады тяжело вздохнул, словно от нестерпимой боли, и осел, выбросив целое облако кирпичной пыли. Хороший дом, наверное, преуспевающего купца или искусного ремесленника; семья вернётся (если вернётся) к груде развалин.
Раньше ты так не думал, Кэр. Ты шёл своим путём, не оборачиваясь и не смотря под ноги. Да, случалось, тебя мучила совесть; но разве она остановила твою руку, когда ты убивал того несчастного мальчишку в башне Красного Арка?
«Ничего, когда я справлюсь с птенцами, – молча посулил себе Фесс, – совесть моя промолчит. Уж тут-то она меня не замучает. Их надо остановить, просто уничтожить, как взбесившихся псов, – может, даже жалея в душе несчастных и ни в чём не виноватых животных. Просто чтобы жили другие, незаболевшие».
По улице опрометью неслось с дюжину защитников Аркина – воины и монахи, вперемежку. То один, то другой останавливались, чтобы выпустить навстречу приближающемуся врагу или стрелу, или шар, сотканный из бледного Святого пламени.
– Отца б Суэльтена сюда… – вслух процедил сквозь зубы инквизитор.
Бегущие воины перебирались через баррикаду, встряхивались, кто-то очумело мотал головой, кто-то жадно пил из протянутой фляжки, кто-то мелко крестился и вполголоса читал молитвы.
– Точно, отца Суэльтена и впрямь не хватает. Неужто настолько перепугался, что обо всём на свете забыл, шкуру свою спасая?
– Вряд ли. – Инквизитор привстал, силясь что-то разглядеть в облаках дыма и пыли, скрывших всё перед баррикадой. – Устыдился скорее всего. Сейчас небось где-то тут, просто мы с ним разминулись… ага, а вот и наши возлюбленные чада!
– Заблудшие, преподобный.
– Заблудшие, но всё равно любимые, некромант, это у вас чуть что – и зомбировать, а Святая матерь наша ищет путей исправления и для самой пропащей души… – Внешняя праведность слов не могла скрыть горькой усмешки. – Тебе помочь, Неясыть? Вот они идут.
Из озаряемой языками пламени темноты, из клубящегося праха одна за другой выныривали человеческие фигуры. О, нет, они не надвигались ровными и стройными рядами, подобно безмозглым зомби; птенцы приближались короткими перебежками, от одного укрытия к другому. Перебегающих прикрывали другие, и тогда ночную тьму разрезали острые росчерки огненных стрел, а самих птенцов на мгновение окутывало нечто вроде прозрачных радужных коконов – явно какой-то вид магического щита, от которого бессильно отлетали пущенные почти в упор арбалетные болты.
– Хитрые мерзавчики, – хмыкнул Этлау. – Расходуют силу разумно.
– Она у них заёмная, – напомнил некромант. – Дар Салладорца. Если вынудить их его растратить…
– …то они снова заставят кого-нибудь уйти, — перебил инквизитор. – Один раз ты, Неясыть, их остановил, но, по-моему, стоило это тебе слишком дорого.
– Как можно говорить о дороговизне, если мы оба живы? – пожал плечами Фесс. – Не спи, преподобный! Постарайся смести им щиты, я сделаю остальное.
– Разогнался, – проворчал Этлау. – Тоже мне, десятник, нашёл себе волонтёра-новобранца… – Однако мешкать больше и в самом деле не стал.
Лишённый сана, но не способностей к Святой магии, инквизитор подчёркнуто избегал обращаться к силе Сущности. Словно стремясь выбраться на одному ему ведомую тропу из топкой трясины, он использовал только и исключительно чары Спасителя.
Дым, туман, хмарь и темнота отступали перед яростным потоком слепящего света, Этлау гордо выпрямился в полный рост, стоя прямо на баррикаде и даже не думая скрываться. Его рука нырнула под изодранную рясу (ту самую, в которой его схватили и повлекли на правёж), вытащив небольшой нательный косой крест, перечёркнутую стрелу, символ Спасителя, – обычно висевший у него поверх одеяния исчез, наверное, отобрали в застенке. Этлау громко, нараспев, читал молитву, самую первую, которой учат совсем маленьких детишек:
«Господин и Спаситель наш, прииди и оборони мя, сохрани от зла таящегося, от недруга злоумышляющего, от неверных путей и тьмы в помыслах…»
Шар неистово пылающего света всё расширялся, расталкивая умирающую ночь, и птенцы невольно попятились. Фесс высматривал среди них Старшую, не без оснований полагая, что стоит выбить её – остальные выкормыши Эвенгара сами разбегутся кто куда.
Или от отчаяния попытаются уйти, что тоже нельзя исключить.
Но Старшая не показывалась, благоразумно держась где-то в тени подальше от самой схватки. Остальные птенцы встретили напор света радужными бликами своих щитов, баррикаду вокруг инквизитора начало мять и ломать, мешки с землёй рвались, набитые камнями бочки лопались, перевёрнутые телеги трещали, и от бортов сами собой отлетали длинные щепки.
Преподобный отец-экзекутор стоял неколебимо. Ряса развевалась, точно под сильным ветром, однако он лишь упрямо нагибался и продолжал во весь голос молиться, перекрывая грохот сражения.
Раздуваемый им шар света коснулся выставленных радужных щитов, и они тотчас замерцали, пытаясь вобрать в себя и рассеять обрушенную на них мощь. Некромант видел лица птенцов, совсем молодые лица вчерашних детей, подростков, попавшихся на крючок хитроумного Салладорца… и знал, что жалость никак не должна остановить его руку.
– «И не убоюсь я ни пути неправедного, ни дороги позапущенной, ибо Ты со мною всегда, в беде и в радости, Спаситель, и покорно жду я Суда твоего…» – продолжал тем временем Этлау, давя попятившихся птенцов напором испепеляющего сияния. Их щиты один за другим исчезали, нашла дорогу удачная арбалетная стрела – мальчишка в переднем ряду схватился за пробитое навылет бедро и беззвучно опрокинулся на спину. Фесс мельком удивился, что раненый не визжал и не вопил от боли, не дёргался и не катался; он просто замер на спине, широко раскинув руки, и только бурно вздымавшаяся грудь говорила, что он ещё жив.
Этлау не оборачивался, но Фесс уже чувствовал, что силы инквизитора на пределе. Святая магия не могла выстоять против ускользающей силы Салладорца; птенцы быстро взялись за руки, перед ними вновь замерцала призрачная радуга. Из-за выдвинутого щита вырвалась молния, мимоходом лизнула двоих стрелков, задела стену дома по левую сторону от баррикады и вроде бы безвредно лопнула в сереющем небе – однако и оба арбалетчика, и добротная кирпичная кладка тотчас вспыхнули, словно солома, облитая в придачу горючим земляным маслом. Аккуратная белая штукатурка отваливалась целыми пластами, с треском лопались заполненные раствором швы, горящие, словно головни, камни вываливались из стены, ударялись о мостовую и рассыпались облаком жгучих искр. Оба стрелка обратились в почерневший уголь; кольчатые рубахи на них расплавились.
– Некромант! – не выдержав, крикнул Этлау.
Но Фесс уже спешил на помощь. Инквизитор и в самом деле заставил птенцов вложить почти все силы в ограждавший их щит, более того, им пришлось взяться за руки, древним как мир способом увеличивая силы накладывающих одно заклинание магов. Пришла пора платить – за заёмную и неправедную силу, за безымянную деревню на пути сюда, за всё.
На сей раз Фессу не было нужды возводить вокруг себя Чёрную башню или окроплять собственной кровью ключ от зачарованной клепсидры, защищавший, помимо всего прочего, ещё и от последствий отката. Некромант ударил – простым, надёжным, не требовавшим пентаграмм, рун или воскуриваний заклинанием, Могильным Ветром, считавшимся одним из основных в базовой малефицистике наряду с уже упоминавшимся Облаком Джамны.
Могильный Ветер, или Дыхание Радалуса, одного из основоположников боевой некромантии, жившего в эпоху Войны Быка, обращал воздух в, грубо говоря, содержимое давно зарытого в землю гроба. Заклятье это давалось даже новичкам факультета злоделания, Фесс с Даэнуром проходили его в самом начале курса, но оно было слабосильным и кратковременным, легко сбивалось, его сносил даже самый обычный ветер. Дыхание Радалуса смогло бы остановить одного, в лучшем случае двух воинов, удержать на коротком поводке выкидывающего коленца зомби, но не более того.
Разумеется, только если не браться за дело как следует.
Простые и несложные заклинания, для которых достаточно врождённой магической силы, способности управлять хаотично разлитыми потоками мощи, как ни странно, бывает достаточно сложно отразить. От того же Могильного Ветра куда надёжнее просто убежать, чем пытаться встретить его контрзаклинанием.
Но, пережив обретение новой Чёрной башни, своей собственной, Фесс сумел вложить в немудрёное заклинание такую силу, что Даэнур бы, наверное, не поверил собственным глазам.
Пылающий шар Этлау исчез, словно задутая свеча, инквизитор с завидной резвостью спрыгнул вниз с остатков баррикады. Резкий порыв холодного ветра ударил в лица напиравшим птенцам, последние остатки их щитов угасли, питомцы Салладорца невольно закрылись локтями от режущих незримых струй…
И начали умирать.
Это оказалось отвратительным зрелищем.
Передовая пятерка, трое пареньков и две совсем молоденькие девчушки дружно разжали руки и одинаковыми движениями схватились за горло, в корчах валясь на мостовую. Фесс почувствовал, как ему под дых тоже въехал незримый кулак, но с трудом удержался на ногах.
За первой настал черёд второй пятерки птенцов, пытавшихся укрыться за выступами фасадов, – напрасно. Прежде чем кто-то из них успел в последний раз вспомнить маму, ноги их подкашивались, мальчишки и девчонки без чувств падали на жёсткий камень.
– Десять, – издевательски-громко считал Этлау. – Двенадцать… пятнадцать… отличная работа, Неясыть… семнадцать… Двадцать! Превосходно, замечательно, великолепно, полдела уже сделано…
Из мглы, клубившейся в дальнем конце улочки, выступила новая фигура.
Фессу не требовалось глаз, чтобы узнать её – Старшая. Всё в тех же широких шароварах, некогда идеально-снежной белизны, а теперь драных, перепачканных и прожжённых во множестве мест.
Над головой девушки тем же белым огнём, что и сфера Этлау, горела приснопамятная корона Салладорца, какие он возлагал на своих птенцов там, в мёртвой южной пустыне.
Заклятие некроманта рассыпалось, растаяло, как ему и положено, согласно классическим учебникам того же Радалуса. Старшая смела чары Фесса играючи, с той же издевательской лёгкостью, что и Эвенгар творил свою волшбу, стоя перед кипящими бессильной яростью Фес-сом и драконицей.
– Ты, враг мой, – донеслось до Кэра.
– Проклятье! – зарычал Этлау, почему-то кидаясь к некроманту. – Закройся, она сейчас…
Ночь сменилась днём, тьма – светом и обратно. Фесс запомнил только тупой удар о мостовую – ноги отказались его держать. Потом – жар, жуткий и испепеляющий. Треск бушующего пламени, и безумный, налитый кровью глаз преподобного Этлау возле самого лица.
– Так, так, так, – с лёгкой иронией проговорил чей-то неприятно-знакомый голос. Пламя вокруг угасло, и Фесс очумело завертел головой, пытаясь осмотреться.
Баррикада исчезла, вместе с домами булочника и шорника, в которые упиралась. Не стало и еще доброй дюжины домов, росшие во двориках старые деревья вырвало с корнем, оставив только обугленные комли, сиротливо торчащие из почерневшей земли. Не осталось в живых ни одного из защитников баррикады, не осталось даже их тел – всё обратилось в невесомый пепел. Уцелели только некромант и инквизитор; при этом всё лицо Этлау покрывала кровь, руки тряслись, а в воздухе вокруг них медленно угасало знакомое свечение святого пламени – им преподобный сумел встретить атаку Салладорца, отразив первый, самый страшный удар.
– Какая трогательная сцена, – глумливо произнёс Эвенгар, брезгливо перешагивая через пятна чёрного жирного пепла. – Подумать только, некромант и инквизитор, заключившие друг друга в братские объятия! Я готов поверить, что Спаситель был прав и волк таки возляжет рядом с ягнёнком.
Фесс попытался пошевелиться – напрасная попытка. Не осталось и магии, внутри прочно обосновалась прежняя болезненная пустота. В Могильный Ветер он вложил всё, что имел.
– На что же ты потратишь свои последние силы, а, чародей? – издевался Салладорец, скрещивая руки на груди. – Ты ведь не сможешь сейчас даже зарезаться.
– Что тебе надо, Эвенгар? – неожиданно спокойным и твёрдым голосом произнёс инквизитор.
– О, вот и наш доблестный отец Этлау, – притворившись, что только сейчас узнал его, всплеснул руками Салладорец. – Меч веры. Щит света и правды, надежда и опора Святой матери Церкви. Как тебе понравилась та небольшая пьеска, которую они разыграли перед тобой, Неясыть?
– К-какая пьеска? – прохрипел Фесс. Салладорец театрально поднял брови, изображая несказанное изумление.
– Да, порой способность читать в чужой памяти доставляет столько разочарований в человеческой природе… Впрочем, мне подобное разочарование не в диковинку. Дорога к осознанию трансформы, её необходимости всегда начинается с подобного… Что же до пьески – ты ещё не понял, Неясыть, что «арест» и «лишение сана» нашего милейшего отца Этлау есть всего лишь спектакль, поставленный для одного-единственного зрителя – тебя?
Сердце некроманта сжалось, он в упор взглянул на Этлау, в его единственный глаз.
Инквизитор только пожал плечами.
– Ты забыл, что говоришь с тем, кого по праву можно поименовать Отцом Лжи? Он ещё и не такое скажет.
– Зачем мне говорить «такое», если я сказал чистую правду? – развёл руками Эвенгар. – Погляди на меня, лишённый сана. Дерзнёшь? Или побоишься, что я выверну наизнанку твою жалкую душонку и явлю всем её гнилое дно, где только похоть, властолюбие да извращённая жестокость?
– Ты явился сюда потолковать обо мне? Раскрыть, так сказать, глаза некроманту?
– Некромант давно обо всём подозревал. Только не подавал виду.
Фесс тяжело подвинулся, сел. Хорошо бы хоть к чему-нибудь привалиться, но вокруг не осталось ни единой целой стены, даже развалин.
– Кончай эти душеспасительные беседы, Салладорец. Ты выиграл. Мы проиграли. Докончи то, зачем явился сюда.
– Не волнуйся, Неясыть. Как я уже имел честь тебе говорить, всё, что бы ты ни предпринял, послужит лишь к вящему успеху моего предприятия. Так что не волнуйся, сегодня ты не умрёшь. Во всяком случае, не от моей руки.
– Не слишком ли ты уверен в себе, Салладорец? – прохрипел Этлау, пытаясь стереть с лица кровь и копоть.
Эвенгар вновь рассмеялся, легко и искренне.
– Я, инквизитор, уверен в себе ровно настолько, насколько мне нужно, чтобы побеждать. Если я что-то говорю – я знаю, зачем это делаю. И знаешь, что я хочу тебе сказать, Этлау? – Салладорец шагнул к инквизитору, нагнулся, заложив руки за спину, вперил взгляд тому прямо в лицо. – Я оставляю вас в живых лишь потому, что вы оба ещё сослужите мне службу. Будь вы бесполезны, не сомневайся, я не колеблясь угостил бы вас ещё одним подарочком. – Он не без самодовольства повёл рукой вокруг себя. – Но вы мне ещё пригодитесь. Не мните о себе слишком много, мои планы исполнятся и без вас, поэтому я не собираюсь вас охранять или оберегать. Мои птенцы заслужили небольшое развлечение, коего я не хочу их лишать. Счастливо оставаться, дорогие мои, меня, увы, влекут неотложные дела. Да, и спасибо тебе, дорогой некромант, – если б не твоё Дыхание Радалуса, меня бы тут не было. Смерть моих птенцов открыла мне дорогу в Аркин, былые понтифики, не чета нынешнему ничтожеству, приняли соответствующие меры предосторожности. – По лицу Эвенгара пробежала донельзя неприятная гримаса. – Но они погибли за меня, убитые тобой, Неясыть, моим коллегой по ремеслу. – Ещё одна глумливая ухмылка. – И мне открылась тропка. Верно,
Старшая? – Он властно обнял подошедшую девушку за плечи.
– Верно, о Великий Учитель, – восторженно выдохнула та.
– Прощайте, голубки. Ворковать, боюсь, вам осталось недолго, птенцы моего гнезда, видите ли, очень рассержены гибелью своих товарищей. Полагаю, они захотят отомстить. Всего наилучшего, дорогие мои. Что же до меня, я отправляюсь за аркинским ключом. Как ты совершенно справедливо заметил, Неясыть, Западную Тьму ограждает двойной барьер. Я намерен снять его. – Кривая усмешка. – Ты спросишь, зачем я всё это тебе рассказываю? Да всё потому же, мой юный и нетерпеливый друг, – все твои действия, любые твои действия послужат мне только на пользу. Ты прост, Неясыть, прост и до унылого предсказуем. Предугадать твои действия смог бы и ребёнок. Так что, повторяю, всего наилучшего. Встретимся на Утонувшем Крабе, любезные друзья мои, если, конечно, вы сумеете до него добраться. Ну а нет – тогда на всякий случай прощайте. В конце концов, вежливость – это всё, что отличает нас от зверей.
Салладорец отвесил шутовской поклон, кивнул Старшей и, по своему обыкновению, растворился в воздухе. В лицо некроманту словно хлестнул жёсткий порыв горячего ветра пустыни, несущего тучи взметённого песка, колючего и режущего. Эвенгар исчез словно бы без малейшего усилия, но на сей раз Фесс знал, что это не так. Аркин не зря называли Святым городом. Его обороняли не только бреннерские воины, не только полки рядовых .братьев или дружины ополченцев.
Что-то неправильное, нарочитое чудилось Фессу в этих Эвенгаровых речах. Если ты задумал «трансформу», если ты верный слуга Сущности – то к чему всё это?
Но… «пьеска»? «Представление для единственного зрителя»? Некромант быстро взглянул на инквизитора. Тот не отрываясь глядел на Старшую, за спиной которой один за другим появлялись остальные птенцы.
– Сейчас скажет что-нибудь донельзя выспреннее… – неожиданно проворчал Этлау, словно речь шла вовсе и не об их жизнях.
«Рыся, – подумал Фесс. – Дочка. Как хорошо, что ты дале…»
«Папа, я иду!»
Остолбенев, некромант невольно вскинул взгляд.
С посеревшего небосклона прямо на них стремглав мчалась яркая, слепящая искра, словно сорвавшаяся с весеннего листа капля чистейшей росы, в которой на краткий миг её полёта вспыхнул близнец могучего дневного светила.
Старшая вскинула руку – и одновременно сверху низринулся поток драконьего пламени.
Вспышка, грохот, некроманта швырнуло оземь и протащило, безжалостно обдирая бока, добрый десяток саженей.
«Папа!» – заверещала Рыся.
Жемчужная драконица заложила невероятный кульбит, когти заскребли по камням, высекая снопы искр.
Поток драконьего пламени разбросал противников в разные стороны. Похоже, Аэсоннэ не пыталась никого убить, скорее – разделить птенцов и инквизитора с некромантом.
Этлау ошалело мотал головой, лоб у инквизитора рассекло, из ссадины сочилась кровь. Фесс подумал, что, наверное, выглядит сейчас не лучше – чувство было такое, что у него не осталось ни одного целого ребра.
Рысь воинственно выгнула шею, оскалила внушающие ужас зубы. Птенцы невольно попятились, все, за исключением Старшей.
И тут из-за их спин из серого полумрака внезапно свистнула стрела, стена мглы лопнула, извергнув десятки невысоких коренастых фигурок.
Поури шли за своей возлюбленной Ишхар, не боясь ни пламени, ни смерти.
Следом за ними топали зомби, подъятые Фессом, – эти стремились к своему повелителю.
– Салладорец! Уйдёт! – заорал инквизитор в самое ухо Фессу.
– Рысь, осторожнее! – не обращая внимания, крикнул некромант: жемчужная драконица едва увернулась от пронёсшейся рядом молнии.
Но со спины птенцов уже брали в клещи набегавшие поури, и чада Эвенгара рассудили правильно, что сегодня не их день. Старшая что-то выкрикнула, и, соблюдая строгий порядок, прикрывая друг друга, птенцы стали отступать, благоразумно не расшвыриваясь больше молниями. Рысь зарычала, расправила крылья, готовая рвануться в погоню.
– Тьма с ними! – взвизгнул Этлау. – Салладорец, Салладорец сбежит! За ним, Неясыть, за ним!
– Дочка, тебе нельзя…
«Можно, папа, можно! — рассмеялась драконица. – У меня с ними давние счёты, ещё с той пустыни. Но птенцы пусть бегут. А вот Салладорец ускользнуть не должен, Этлау прав. За ним, пап, за ним! И я с вами!»
– Нет!
«Да отчего ж „нет“, папа? Ты же сам всё это измыслил, я сразу поняла: мы как будто уходим из Аркина и ждём твоей команды. Команды ты так и не дал, мне пришлось решать самой… Ну скажи, я ведь верно всё сделала?»
Нет, она неисправима, мрачно подумал некромант.
– Не будем мешкать, – деловито бросила Рысь, уже успев перекинуться. – Поури птенцов не выпустят. А зомби пусть идут против Клешней, там у них достойный соперник. Скорее, папа, не мешкай! Сейчас я ещё могу взять след Салладорца.
– Твоя дочь умна, храбра и говорит чистую правду, – тут же встрял Этлау.
«Пьеска, разыгранная для тебя одного…» – вспомнил некромант слова Эвенгара. Очень может быть, очень даже может. Святой Престол пытался разыграть головоломную комбинацию, но удар Клешней смешал им все карты. Так или иначе, у инквизитора сейчас своя собственная партия. Он и Рыська правы, как ни печально – Эвенгар не должен уйти.
– Идём. Только я перенацелю неупокоенных.
– Ради всего святого, не мешкай, некромант, – простонал Этлау. – Если Салладорец получит то, зачем он сюда явился…
– Не трать красноречие, ты не на проповеди, святой отец, – оборвал инквизитора Фесс. – Сейчас. Совсем чуть-чуть…
Птенцы скрылись, преследуемые по пятам неустрашимыми поури; молчаливые вереницы пошатывающихся зомби прошагали мимо, направляясь к порту; некромант надеялся, что у защитников Аркина хватит ума дать сцепиться двум мёртвым армиям.
С неба потянулись уже знакомые чёрные рукава смерчей – похоже, уходил ещё кто-то из птенцов, но Фесс не успел даже испугаться: витые копья тьмы впивались в крыши домов, размётывали стены, но не производили и сотой доли тех разрушений, что вызвала Атлика в несчастном Арвесте.
– Ты видел, некромант?! Они не могут сладить с Аркином!
– Вижу, Этлау, вижу…
Тем не менее Святой город горел, не спасали многочисленные речные рукава. Где сейчас Курия, что делает понтифик, почему не защищают свою столицу?..
«Призови нас», – ворвался в сознание густой бас.
Рысь аж подпрыгнула на месте.
– Кто это был, папа?
Инквизитор непонимающе воззрился на девочку-дракона.
– О чём ты, дитя моё?
– Кто звал тебя, пап? – Рысь полностью проигнорировала отца-экзекутора.
– Не знаю, – развёл руками Фесс. Драконица покачала головой.
– Мне это не нравится, – объявила она. – Впрочем, это – потом. Всё – потом. После Салладорца.
Таинственное чутьё племени Хранителей Кристаллов уверенно вело Рысь по следу. Фесс ничуть не удивился, поняв, что они направляются прямиком к кафедральному собору, по-прежнему гордо и неколебимо возвышавшемуся над окутанным дымом, тяжело, если не смертельно раненным городом.
– Ты хорошо знаешь аркинские катакомбы, Этлау. Где оно может быть, то, что ищет Салладорец?
– Вопросы у тебя, Неясыть… Я не был посвящен во все секреты аркинского понтификата.
– Но ты ж у них был… чуть ли не святым, по-моему! Этлау желчно хмыкнул.
– Эти глупцы оказались нетверды в вере. Истинное благочестие не требует подтверждения чудесами. Они смотрели на меня как на созданного Им голема, одерживающего победу за победой посредством вложенной в меня заёмной силы. Но таким, как я, не доверяют секретов. Нас могут страшиться, нам могут поклоняться, но доверять – никогда. В этом смысле мы весьма схожи с тобой, некромант.
Фесс промолчал. Как-то не хотелось признавать, что в словах Этлау на сей раз крылось немало правды.
Громада собора грозно нацелила в небеса копья бесчисленных шпилей и оконных арок. Здесь было пусто и безжизненно: кто мог – сражался, остальные бежали.
– Не думаю, что Его святейшество ещё остаётся в Аркине, – проронил Этлау, решительно направляясь через весь собор к высокой, богато разукрашенной кафедре, с которой вещали архипрелаты Святого города. – Сбежал, когда понял, что с тобой ничего не получается. Но так просто он не отступится. Заклятье выхода из Эвиала, надо же! Далеко удирать собрался.
Фесс промолчал. Он впервые оказался в главном аркинском храме; и здесь поистине было на что посмотреть.
На жёстких, отполированных до блеска скамьях могли, наверное, рассесться самое меньшее три-четыре тысячи человек, а если потесниться, так влезли бы и все пять. Просторные нефы, поддерживаемые исполинскими колоннами арки; в нишах застыли статуи прославленных подвигами во славу Спасителя смиренных Его служителей; повсюду – золотые оклады, искрящиеся самоцветы, тонкая резьба, отполированный мрамор.
– Удивительно, – вслух подумал Фесс, – здесь же сердце магии Святого города, почему никто не попытался засесть тут?
– Потому что собор должен стоять во имя Спасителя, а стены храма да не осквернятся кровью, – отозвался инквизитор. – Грязь можно отмыть, но кровь – никогда.
– Интересная теория для воинственной церкви, огнём и мечом искореняющей крамолу…
– Какая есть, – сухо ответил Этлау. – Ага, здесь! – Он распахнул неприметную низкую дверку, одну из многих, притаившихся в боковом притворе. – Идёмте, идёмте же. Дочь моя, ты уверена?..
Рысь энергично кивнула.
– Нам вниз. Салладорец там. И теперь уж я его не упущу!
Начался спуск. Знакомые винтовые лестницы, короткие переходы, обилие железных дверей по сторонам коридоров; здесь ещё горели факелы, дисциплинированно зажжённые сменой послушников; но чем глубже уходили некромант, драконица и инквизитор, тем меньше становилось света. Вскоре тьма стала непроницаемой, и пришлось обращаться к магии; перед троицей поплыл сотворенный драконицей небольшой светящийся шарик.
Этлау считал шаги, что-то бормотал, отмечая двери и попадавшиеся время от времени замурованные проёмы. Рысь больше не пыталась указывать дорогу; она лишь удерживала след Салладорца и знала, что Эвенгар – тут, внизу.
– Странно, что он не обрушил за собой переходы, – заметил Фесс, когда позади осталась очередная винтовая лестница. – С его-то способностью перемещаться в один миг куда угодно…
– Вряд ли он может проходить сквозь стены, Неясыть.
– Хотелось бы верить, – проворчал некромант. – Никогда ещё не сталкивался с такими врагами, Этлау.
– Я тоже, – признался инквизитор. – Правда, был один в своё время… в Чёрной башне.
– Ну да, ну да. Один был. А другой её штурмовал, – отозвался Фесс. – Не льсти ни мне, ни себе, отец-экзекутор. Порознь мы Эвенгару и в подмётки не годимся. Даже втроём с Рысей мы ему в лучшем случае ровня. Да и то я сомневаюсь.
– Сомнения – вещь гибельная, – провозгласил Этлау, по своему обыкновению наставительно подняв палец.
– Хватит, преподобный, – рыкнула Рыся, словно и не перекидывалась в девушку.
– Умолкаю, умолкаю…
– Скажи лучше, отец-экзекутор, что станем делать с Салладорцем? Как его остановить? Твой негатор, быть может?
– Негатор? – быстро переспросил инквизитор, и глаза его как-то подозрительно скосились в сторону. – Так его ж у меня нет, Неясыть, отобрали его у меня и обратно не отдали.
«Пьеска для одного-единственного зрителя…»
– Ну, на нет и суда нет, – вслух ответил некромант. – Тогда что ты предложишь?
Они осторожно крались пустыми и тёмными коридорами; покачиваясь, плыл перед ними сотворенный Аэсоннэ шарик света. Рысь воинственно поводила саблей, словно ожидая, что Салладорец внезапно вынырнет из тьмы прямо перед ней.
– Курия чего-то ждёт, – вместо ответа вдруг проговорил инквизитор. – Негаторы магии, столько веков верно служившие Святому городу, бездействуют. Это, разумеется, неспроста. Его святейшество, похоже, решил обхитрить всех, включая и Империю Клешней, и Салладорца.
– Заманивает имперских зомби в глубь города? – понимающе кивнул Фесс.
– Именно. Зомби, птенцов и самого Салладорца. А заодно – мятежного некроманта и отступившегося инквизитора, продавшихся Тьме.
– Слишком сложно, – усомнилась Рысь.
– Аркинские понтифики интриговали втихую целые столетия, – вздохнул Этлау. – Стравливали эбинских нобилей друг с другом и с императорским двором, поддерживали бесконечные свары баронов Эгеста, не давая создаться единому государству. Они привыкли. Инквизиция правила не только страхом. А тут – такая возможность! Город нетрудно отстроить. А вот заполучить славу победителя Клешней, Разрушителя и Салладорца разом – ради такого Его святейшество архипрелат с лёгкостью пожертвует не только Аркином.
– Молчи, инквизитор, – шикнула вдруг Рысь. – Он уже совсем близко.
– Где? – Этлау завертел головой. – Тут ничего нет, я знаю эту часть, одни старые камеры… Где он, дитя моё? Прямо перед нами? Ниже?
– Ниже, – одними губами ответила драконица. – Один ярус. Что там у вас, что за погреба?
– Нету там ничего, я же сказал, – раздражённо прошипел Этлау. – Всё сколько-нибудь важное много ниже.
– Где туда спуск?
– Да прямо перед твоим носом, некромант! – Инквизитор махнул в сторону глубокой тёмной ниши справа от них, где начиналась очередная винтовая лестница.
– Салладорец там, – убеждённо повторила Рыся. – Я его словно перед собой вижу!
– А что делает?
– Стоит, папа. Руками копается в чём-то.
Если аркинский ключ здесь, мельком подумал некромант, то неужто ж его оставили совершенно без охраны? Или это такой хитрый замысел – если замуровать что-то в стене, то как найдёшь? Наверное, от обычного чародея это и впрямь помогло бы – ведь он, Фесс, так и не нашёл точного местонахождения артефакта. От обычного чародея, но не от Салладорца – этот, похоже, читал аркинские тайны, словно открытую книгу.
– Готовь своё наилучшее заклятье, инквизитор. Посоветовал бы тебе взять меч, да только…
– Ничего. – Этлау покрутил головой, заметил торчавший из стены старый железный костыль с кольцом, куда вставлялись факелы, протянул руку и без малейших усилий вырвал заострённый дрын. – И это сойдёт, на крайний случай. – Он глубоко вздохнул, по привычке начал было осенять себя знамением, но поспешно уронил руку. – Идём, что ли? Только я – первый.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:02 | Сообщение # 39 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| – Охотно уступлю тебе сию честь, преподобный отче. Рысь подозрительно легко согласилась замыкать процессию.
Спускаясь по ступеням, некромант ощутил в груди незнакомый и противный холод. Не страх смерти – к нему он давно уже привык, пройдя столько схваток в Эвиале. Нет, что-то худшее. Предчувствие неотвратимой беды.
Шарик света послушно угас, воцарилась полная тьма.
Впереди – ни малейшего проблеска; Салладорец, если он там, не нуждался в освещении. Оно и неудивительно – пролежать столько времени в саркофаге.
Ступени кончились. Воину Серой Лиги положено видеть в темноте не хуже кошки, но на сей раз взор Фессу заткала какая-то особая, совершенно непроницаемая тьма, рассеять которую могла только достаточно сильная магия или…
…Или драконий огонь. Некромант даже не почувствовал, как перекинулась Рыся, настолько стремительно и гладко она это проделала. Поток клубящегося пламени покатился вперёд, словно морская волна, ударив в грубый камень стен, огненные брызги разлетелись в разные стороны. Мрак сгинул в единый миг, и, казалось, в небольшой каморке в принципе не могло ничего уцелеть.
Раздался смех.
Эвенгар стоял, скрестив руки на груди, невредимый, среди волн драконьего пламени. Сероватый призрачный щит чуть дрожал, закрывая великого мага с ног до головы, и вся сила юной драконицы не могла пробить эту защиту.
– Святая наивность, – отсмеявшись, проговорил Салладорец. – Ну мыслимо ли быть таким предсказуемым, Неясыть? До сих пор ты не удивил меня ни единым поступком, ни единым необычным ходом. Таким, как ты, даже не нужны сакраментальные ниточки, как у марионеток, чтобы за них дёргать, – ты сам, по собственной воле идёшь именно туда и делаешь именно то, что от тебя требуется. Сперва ты помог мне освободиться из заточения. Потом – проникнуть в Аркин. Ты алчно стремился заполучить аркинский ключ, и, отталкиваясь от твоего желания, мне легко удалось установить, где он. Хитро запрятано, ничего не скажешь. Защиту ставили настоящие мастера; впрочем, именно на это я и рассчитывал. Так что не знаю, как тебя и благодарить, Неясыть. Всеми своими успехами я обязан тебе, – глумливо закончил Эвенгар.
Драконий огонь угасал, камора вновь погружалась во тьму. Фесс и Этлау словно оцепенели – их враг казался просто неуязвимым.
Рысь так не думала.
Жемчужный дракон одним стремительным движением ринулся на Салладорца, когти и клыки впились в серую преграду; некромант успел заметить гримасу боли на лице тёмного мага, прежде чем он с явным усилием оттолкнул обеими руками от груди что-то невидимое; Рысь отбросило, когти заскрежетали по каменным плитам, оставляя глубокие борозды.
– Заслуживает уважения, – голос Эвенгара сбился и звучал уже далеко не так насмешливо. – Прекрасный порыв, дитя драконов, прекрасная атака. Жаль только, бесполезная. Меня таким не проймёшь. И заклятья ваши, дорогие коллеги, тут ничего не сделают. Впрочем, призывать вас смириться с неизбежным не стану, всё равно не поверите. Ну, кто следующий хочет попытаться?
Рысь глухо рычала, когти впивались в камень, лапа медленно ползла, царапая пол.
Закрытый своим щитом Салладорец стоял прямо посредине каморы и явно чего-то ждал.
Ключ, подумал некромант. Где он? Уже у Эвенгара? По-прежнему в тайнике? И чего медлит первый ученик старика Даэнура?
Этлау тем временем потерял терпение.
– Ловко закрылся, хитрый щит измыслил! – каркнул он, обличающе нацелившись пальцем в Салладорца. – Думаешь, из гроба вылез, так теперь непобедим? Думаешь, на тебя управы не найдётся?..
Эвенгар слушал, сохраняя на лице выражение скучающей иронии.
– Думаешь, написал свой трактат и постиг всё на свете, стал господином и былого, и грядущего, и самих Серых Пределов? А вот и нет, никому такого не дано, ни человеку, ни эльфу, ни гному, ни магу, ни дракону, никому! И потому я, смиренный слуга Света и справедливости, положу этому конец! Вот тебе!
Речь у инквизитора получилась в лучших традициях назидательных детских сказок (особенно удался пассаж о смиренном слуге Света и справедливости), однако заклятье вышло просто на загляденье.
В подземелье пронёсся колокольный звон, словно целый сонм звонарей разом принялся за работу. Незримые хоры затянули торжественный церковный гимн; тьма исчезла, отовсюду струился тёплый свет, словно от множества зажжённых свечей. За спиной Салладорца прямо в воздухе соткался символ Спасителя – перечёркнутая стрела, от пола до самого потолка. Возле протянутых рук инквизитора появилось нечто вроде иконописного лика, медленно поплывшего прямо к оторопевшему тёмному магу.
– О! Нет! Только не это! – ненатурально взвизгнул Салладорец, проделывая какие-то сложные пассы. – Пощады, доблестный монах, пощады!
– Этлау, стой! – заорал Фесс, понявший, что происходит, но было уже поздно.
Призрачный лик Спасителя и его же символ беспрепятственно проплыли сквозь казавшуюся непроницаемой защиту Эвенгара. Чародей забился и задёргался, словно в агонии, нелепо взмахнул руками, и…
Камни пола под его ногами брызнули облаком тёмных осколков. Плита разлетелась вдребезги, открылось небольшое прямоугольное углубление, озарённое каким-то багровым светом.
Эвенгар выпрямился, торжествующе улыбаясь.
– Вот и всё, дорогие коллеги. Вы положительно оказали мне немалую услугу. Всей моей силы не хватило бы, чтобы взломать преграду, её могла сокрушить только Святая магия, магия Спасителя или же – как гласит одно из моих, к сожалению, до сих пор не опубликованных по цензурным соображениям сочинений – заклятье некроманта. А я, друзья, – Салладорец в притворном самоуничижении развёл руками, – я всего лишь простой тёмный маг, отнюдь не некромант. Я учился у Даэнура, но старик быстро понял, что мастерить зомби отнюдь не по моему характеру и дарованию. Да и мой Трактат… вот скажи, любезный инквизитор, есть ли там хоть слово о некромантии? О Тьме – да, с избытком. А вот про ваше труположество – ни полсловечка! Налагавшие защиту знали, что делают. Но теперь, спасибо вам большое, крышка убрана. Теперь я забираю то, что принадлежит мне по праву…
– Ничего ты ниоткуда не заберёшь, Эвенгар Салладорский, – прогремел усиленный незримым рупором голос аркинского понтифика.
Этлау был прав. С первого до последнего слова. Потому что Курия и в самом деле устроила засаду, охоту с живцом.
В стенах с грохотом рухнули вниз плиты, скрылись в предусмотрительно вырубленных пазухах. Через открывшиеся проходы ринулась толпа воинов, большинство – бреннерцы, среди них затесались монашеские рясы мастеров Святой магии. Впрочем, зачем они здесь, Фесс не понял – потому что в единый миг ожили все аркинские негаторы чародейства, сминая и размётывая всё и всяческое волшебство. Архипрелат не рисковал – однонаправленное подавление всегда менее надёжно всеобщего, есть шанс промахнуться, к тому же пределов доступного Эвенгару никто не ведал и ведать не мог.
Фесс сжал кулаки, невольно скривившись от боли, – чувство было такое, словно за него принялся десяток неумелых зубодёров с тупыми свёрлами и разболтанными клещами. Пустота внутри, сосущая и тягучая, он словно расставался с частью собственного естества.
Серый щит Салладорца замерцал, сделался почти прозрачным.
Величайший из тёмных магов выразительно поднял бровь.
– Надо же, – совершенно спокойно произнёс он вполголоса. – Додумались. Что ж, поздравляю, Ваше святейшество. Неплохо сыграно, признаю. Неплохо. За прошедшие века ваши мастера изрядно усовершенствовали эти штуковины, раньше-то я ломал их играючи… Твоя взяла, господин архипрелат. Готов раскаяться и надеюсь, что мне сохранят жизнь. – Эвенгар с самым сокрушённым видом протянул руки, словно сам предлагая заковать себя в кандалы.
– Ага! – хрипло каркнул Этлау, глаза его горели. – Значит, есть на свете справедливость! Порок наказан, добро торжествует, как и положено, как и заповедано Им!
– Ты, отступник, не упоминай Его всуе, – грозно одёрнул Этлау невидимый понтифик. – Вина твоя ещё не искуплена, и обвинения не сняты. Но мы признаём, что своими сегодняшними деяниями ты заслужил известное снисхождение. Стража! Заковать Салладорца. Железа на руки и на ноги да гирю потяжелее!
– Снисхождения, Ваше святейшество, снисхождения! – простонал Эвенгар. – В конце концов, я ведь нанёс не так много ущерба. Аркин претерпел много разрушений от Империи Клешней, не от моих птенцов… Я готов раскрыть все секреты, готов…
– Об этом, воскресший, мы побеседуем особо, – посулил архипрелат. – Ну, кандалыцики, где вы там?! Шевелитесь, если не хотите, чтобы вас оставили в Эвиале!
«Ого, да Его святейшество, похоже, не расстался с мыслью выбраться отсюда», – подумал некромант.
– Смиренно предаю себя в руки справедливейшего из земных судов, – покаянно проговорил Эвенгар. Он казался совершенно раздавленным.
– Исключительно разумно и верно, Салладорец, – одобрил понтифик. – Будь послушен, и тогда, быть может, я найду способ использовать твои знания; после чего, конечно, смогу и вознаградить за верную службу.
– Всецело предаю себя в распоряжение Вашего святейшества, – низко поклонился Салладорец. – Вы победили, что доказывает ваше право отдавать мне приказы. Незазорно подчиниться более разумному. Вот только… Ваше святейшество, что же делать с ключом? Его хранилище разбито, о чём я теперь горько сожалею…
С самым робким, заискивающим и покорным видом Эвенгар опустил руку в углубление; выпрямился, сжимая нечто чёрно-красное, вспыхивающее багровым. Фесс так и впился глазами в заветный ключ.
Аркинский ключ. Его цель, ради которого он сунул голову в пасть зверю – полез в катакомбы Святого города. Нет, ни на что из обыденной жизни он не походил, и уж меньше всего – на то, чем открывают простые замки.
Это походило на составленные вместе небольшие кубики с иссиня-чёрными гранями; по рёбрам же постоянно пробегали алые вспышки, и со стороны казалось, что там ползают десятки огненных червяков. Кубики выглядели соединёнными совершенно хаотично, безо всякой системы.
– Что же мне с ним делать, Ваше святейшество? – сокрушённо проговорил Эвенгар, крутя странную вещицу в руках. – Древние заклинания разрушены. Оставлять ключ на воле опасно. Вы ведь знаете характер сего артефакта, к чему всё это может привести…
Понтифик безмолвствовал, и затребованные им кандальщики отчего-то тоже не торопились. Эвенгар поднял ключ к самым глазам.
– Вы ведь, конечно, внимательно изучали его историю, Ваше святейшество? Не могли не изучать, это делает каждый архипрелат, начиная свой понтификат. И в вашем личном, сверхтайном архиве, конечно же, говорится, почему и как погиб некий маг по имени Фрегот Готлибский…
Фесс вздрогнул.
– А, ты ни о чём не подозревал, дорогой коллега? Фрегот Готлибский считается героем, сложившим голову в неравной битве с голодными зомби. Всё это так, неупокоенные действительно разорвали его на куски. Но лишь после того, как он, явившись в Аркин, умолял тогдашнего понтифика разрешить ему воспользоваться этим ключом. Готлибский не понимал всей мощи этого артефакта, однако одно он понял правильно – ключ к вратам Западной Тьмы можно использовать для того, чтобы стереть с лица земли всех подъятых к тому моменту неупокоенных. Фрегот сам дознался до этого, он был отличным аналитиком. Он сумел установить сам факт существования ключа, исследуя слабые изменения в степени исполнения набора стандартных магических заклинаний. Блестящий и очень упорный ум, ничего не скажешь. Жаль только, что бедняга посвятил себя Свету, а не Тьме…
Окружавшие Салладорца воины и монахи безмолвствовали. Ничего не предпринимал и понтифик, так и не появившийся сам на месте событий.
– Фрегот догадался, что есть артефакт, уравновешивающий всю неупокоенность. Он правильно связал его с Западной Тьмой, смог установить его местонахождение. Когда же положение стало отчаянным и Готлибский отправился на север, где свирепствовало небывалое, невиданное ещё бедствие, где поднимались целые погосты, где кучки зомби бродили по градам и весям, не оставляя на своём пути ничего живого, – бедный маг рассчитывал склонить сердце аркинских архипрелатов к своей идее: воспользоваться ключом, чтобы избыть беду раз и навсегда. Иначе, – Салладорец вдруг взглянул прямо в глаза некроманту, – очень трудно объяснить, почему же опытный маг воздушной стихии, прекрасно знавший, что его оружие практически бессильно против восставших мертвецов, очертя голову кинулся на верную гибель.
Но Фреготу объяснили, понятно и доходчиво, что…
– Достаточно! – резко выкрикнул голос понтифика. – Эвенгар Салладорский, не заставляй нас усомниться в глубине и искренности твоего раскаяния и прекрати эти неправдивые речи!
– Неправдивые речи? О, Ваше святейшество, Ваше святейшество! – укоризненно покачал головой плененный чародей. – Я всего лишь напомнил об опасностях, которые таит в себе этот ключ, раз покинув своё хранилище. Вы не дали мне договорить. Фреготу объяснили, что сей артефакт можно использовать лишь один раз и лишь для достижения поистине великой цели, вдобавок – когда к этому сложатся необходимые условия. После этого несчастный маг, потеряв душевное равновесие, бросился в безнадёжный бой, в каковом, – Эвенгар вдруг громко всхлипнул, – он и погиб. Но опасностей, исходящих от ключа, это не отменяет.
– Ты хочешь сказать, Салладорец…
– …что Святой Престол ни на йоту не изменился за прошедшие три века, – резко перебил первосвященника чародей. – Точно такие же глупцы, олухи и ослы решили, что могут наложить лапы на самого Эвенгара Салладорского, обманувшего саму смерть! Да-да, как же, держи карман шире. Получайте, вы, все!
И он одним движением раздёрнул ключ на две половинки.
Фесс опоздал на считаную долю секунды.
Он опередил всех: воинов Бреннера, монахов, каких-то служек, кинувшихся было к пленному магу. Некромант со всего размаха врезался плечом в поставленный Салладорцем барьер, проломил его, словно лёгкую стенку, и оказался совсем рядом с Эвенгаром.
Тот уже начинал исчезать, бледнеть, истаивать – однако враз справиться со всей совокупной мощью негаторов Святого города не смог даже аркинский ключ.
Пальцы Фесса успели вцепиться в руку Салладорца. Она стремительно теряла материальность, однако некроманту хватило и оставшегося у него короткого мгновения. Эвенгар взвыл от боли, на сей раз неподдельно. Фесс одним движением вырвал у него половину разъятого артефакта, левая рука Кэра выхватила кинжал… однако остриё клинка нашло только пустоту.
Салладорец исчез, а там, где только что пульсировала алым вторая половинка аркинского ключа, начал стремительно набухать шар абсолютно непроглядной тьмы.
Мышцы Фесса едва не лопнули в отчаянном усилии, однако он успел отскочить назад, почти рухнув на инквизитора и Рысь.
В следующий миг тьма стремглав бросилась на них, и свет в глазах некроманта померк.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:03 | Сообщение # 40 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Глава десятая
Первый легион и гномы маршировали, забыв о сне и отдыхе. По западной стороне Разлома, где не осталось ни единого живого существа, мимо бесчисленных и зловещих пирамид. Помощники Сежес трудились не покладая рук, однако ни один зиккурат не отозвался.
«Эйвилль, – думал Император, покачиваясь в седле. – Эльфийка-вампир. Слуга кровожадных богов. Интересно, к кому эта Белая Тень причисляла себя и себе подобных, не говоря уж о козлоногих? К вегетарианцам? Впрочем, что-то оная Эйвилль не торопится со столь громогласно заявленной местью…»
Невольно он вспоминал Эвиал, ту жуткую крепость и бездонный колодец, где стены выложены из человеческих тел. Болезнь проникла очень глубоко. У похитившего Тайде призрака имелись могущественные хозяева, а у тех – многочисленные союзники. И они двигались от мира к миру, одни беря стремительным штурмом (наверное, подобно тому, как они наступали сейчас на Мельин), а другие – измором, медленной и долгой осадой, когда и появлялись чудовищные язвы крепостей, под которыми погребены неисчислимые жертвы.
Но всё же они не были всесильны. Могучи – да. Но не непобедимы. Над ними, в свою очередь, властвовали некие законы, отличные от тех, которым подчинялись люди, эльфы, гномы и другие, кто живёт и умирает, над кем правит время. Оставалось надеяться, что защитники Мельина ещё успеют отыскать то, что остановит вторжение. И, к сожалению, этим «чем-то» не могли стать простые и верные клинки легионеров. Когорты дрались героически, но против неисчислимой орды козлоногих не выстояла бы и стократно сильнейшая армия.
Великая Пирамида с огненным кристаллом внутри – только это и могло спасти, если верить посмертной речи медведицы Муроно, чародейки народа данкобаров.
Плохо. Император вообще не любил положений, где не оставалось выбора. Один-единственный способ одолеть врага – это почти что полное отсутствие способа. Если противником командуют не идиоты (а на такую удачу Император давно отучился рассчитывать), то возле слабого, уязвимого места или могущественного артефакта, от сохранности которого зависит успех всей войны, разумеется, будет выставлена охрана. Даже если появление неприятеля совершенно невероятно. И скорее всего эта охрана будет многочисленной. Первый легион и гномий хирд, конечно, стоят немалого. Но и они не всесильны.
Магия? Сежес с её пятью помощниками да «сенным обозом»? Да, чародейство Мельина действовало на козлоногих, все это видели. Быть может, соберись под рукой волшебницы Лива вся без исключения Радуга… но громадное большинство чародеев выбрало сторону баронов-мятежников, и это понятно – почти все маги Семи Орденов происходили из знатных семейств Империи, среди повстанцев – их отцы и братья.
Император стискивал зубы и гнал прочь упорно прокрадывающуюся мысль: а может, стоило вести войну по-иному или же вовсе не стоило? Худо-бедно, но Империя жила. Да, легионы отправлялись на нелепую смерть за океаном, где шла совершенно ненужная престолу война, затеянная всё той же Радугой; да, Семицветье свирепо стерегло свою монополию на чародейство, жестоко расправляясь со всеми, пытавшимися заниматься «незаконной волшбой». Не щадили никого, даже детей.
Семена гнева падали на тщательно удобренную почву. И давали быстрые всходы. Недаром с такой охотой обрушились на магов имперские легионы; недаром так дружно восстал Чёрный Город, обитатели которого дрались словно лучшие когорты мельинской армии.
Всё так.
Но цена победы! Но разорённые и запустевшие земли, нашествие гномов и Дану, ведомых Драгниром и Иммельсторном, нашествия, оставившие по себе страшную кровавую память, которая не смоется ещё очень, очень долго, баронский мятеж, вторжение Семандры?
И, конечно же, Разлом. Жуткая рана на теле мира, через которую устремился враг куда страшнее всех «Радуг» и «Семицветий», вместе взятых?!
Колебания правителя не должны видеть его подданные. Для простых легионеров и центурионов, легатов и гномов, всех, кто отправился с Императором в этот поход, – в седле гордо восседал правитель великой державы, гордый и сильный, уверенный в себе и, конечно же, знающий, что надо делать.
«Так и должно оставаться. Я могу терзать себя сомнениями, могу строго осуждать себя – но это не вырвется наружу. Даже ночью, в постели с Тайде, я не скажу ей всего. Она тоже должна верить. И, наверное, она-то – больше и крепче, чем все остальные, вместе взятые. Я заменю храбро погибшего легионера, искусного гнома-строителя, легата – умелого командира; даже Тарвусу и Клавдию замена найдётся, даже Сежес; а вот Тайде – нет.
Не знаю, дерзнул бы я начать эту войну снова, если бы знал, чем оно всё кончится, – честно признавался себе Император. – Не знаю. Манипулы и когорты – не колоды игральных карт. Они – из живых людей, надеющихся попировать после победы.
Эти сомнения – не признак слабости. Надеюсь».
…Остался позади не один десяток лиг. В опустевшей стране неоткуда было добыть продовольствие, кроме как охотой; ежедневно Императору приходилось отправлять две-три когорты на добычу. Взятый с собой провиант правитель Мельина велел сберегать всеми силами.
А пирамиды всё не кончались: ступенчатые и гладкие, покрытые блестящими, словно золото, плитами и сложенные из дикого серого камня. Самые разные, какие только могла измыслить человеческая (и не только) фантазия. Иные отзывались недоброй магией, когда Сежес и её помощники пытались их прощупать; но всякий раз это оказывалась мелкая замурованная нечисть, слуги зиккуратов, отнюдь не та «великая», о которой говорила давным-давно погибшая волшебница народа данкобаров.
Вечером четырнадцатого дня к Императору примчался измученный почтовый голубь – разумеется, отыскать адресата птице помогала магия. Правитель Мельина развернул тонкий, мелко исписанный убористым почерком свиточек, нахмурился и велел немедля созвать совет.
– Разлом уходит на север почти до самых Диких гор, – сумрачно произнёс он. – В своё время мы насчитали в нём без малого две сотни лиг, если со всеми изломами и изгибами. Позади уже полтораста, а никакой пирамиды, что оказалась бы ключом ко всей этой цепи. Вдобавок, – он поднял свиток, лёгкий шёлк развернулся, и все увидели оттиснутую внизу печать проконсула Клавдия, – пришло сообщение из столицы. Барон Брагга оказался-таки дураком. Он отверг все предложения нашего проконсула, наплевав даже на заложников. Армия мятежников выползла из логова и приближается к Мельину. Клавдий готов защищать город до последнего человека, однако я спрашиваю вас: так ли это необходимо? И есть ли шансы всё-таки найти эту самую «великую пирамиду» в ближайшие шесть-семь дней?
– Барон Брагга и впрямь оказался глупее, чем я о нём думала, – досадливо проговорила Сежес. – Неужели вторжение козлоногих его ничему не научило?
– Сейчас не время для риторических вопросов, – угрюмо заметил Император. – Видать, не научило. Клавдий сообщает, что козлоногие наступают несколько медленнее, их фронт всё время расширяется, новые отряды маршируют от Разлома и число тварей по-прежнему возрастает, однако теперь они валят уже не так густо. Твои чародеи, Сежес, и Девятый Железный дерзнули дать бой. Уничтожили самое меньшее десять тысяч бестий, отступили вовремя и без потерь.
– Первый легат Скаррон заслужил звание консула, – отозвалась чародейка.
– Бесспорно. Но суть в том, что до Мельина вторжение до сих пор не докатилось. Это, похоже, подействовало на баронов… совсем не так, как ожидалось. Клавдий упоминает о том, что мятежники якобы тоже столкнулись с козлоногими и… одержали решительную победу. Не знаю, не могу в такое поверить. У них нет твоего «сена», у них нет такой пехоты, как в легионах, нету гномов…
– Если только Каменный Престол не вступил с ними в унию, – ввернул Баламут.
– Об этом Клавдию ничего не известно. Серая Лига не ответила на его призыв, а вот на посулы тех же баронов, похоже, польстилась: на побережье, посреди собственного лагеря, неизвестным убийцей зарезан Серторий, первый легат, командир Четвёртого легиона. Все обстоятельства выдают руку Серой Лиги.
– Сегодня ночью мы постараемся ответить на вопрос повелителя, – решительно заявила Сежес. – Если Радуга столкнулась с козлоногими и действительно применила какую-то магию – мы об этом узнаем. Не так много, как хотелось бы, и не сможем увидеть, как всё происходило, но…
– Этого будет более чем достаточно, – кивнул Император. – Сейчас же нам надо решить – продолжать ли марш на север или повернуть назад? Дикие горы труднопроходимы, на крайнем севере смыкаются с Отпорным хребтом, за которым – только безжизненная тундра. Если повернуть назад, то у Мельина мы окажемся самое большее через три недели. Если же идти вперёд… то путь займёт не меньше двух месяцев. Вдобавок у нас не хватит провианта.
– Я – за то, чтобы, значит, вперёд идти, – подбоченился Баламут. – Много прошагали, совсем немного впереди осталось! А пирамида эта, которую ищем, непременно появится. Может, в том месте, где Разлом сходится, не знаю. Но появится! Нутром чую.
– Ах, нутром… – протянула Сежес. – Если нутром, то, конечно, с этим не поспоришь…
– А всё потому, госпожа волшебница, что ты гномояда не употребляешь. По чарочке утром, после обеда и перед сном – и твоё уважаемое нутро так чуять научится, что…
– Хватит! Хватит! – Сежес возмущённо зажала уши. – Оставь моё нутро в покое, нахальный гном!
– Баламут, достаточно. Что скажет легат Сулла?
– Что я скажу, мой Император. Поворачивать негоже. Никто на плечах у нас не висит, тылы не треплет, по ночам вставших отлить не режет. Что ж не идти? А господину проконсулу, да простится мне эта смелость, я бы передал, чтобы отходил на юг. Брагга только того и ждёт, чтобы осаду замкнуть, запереть все легионы в Мельине, как в ловушке. Не лишимся мы Империи, даже если столицу на время уступим.
– Бароны раззвонят об этом на всех перекрёстках, – поморщилась Сежес. – Брагга коронуется, объявит себя новым Императором. Для простонародья кто владеет Мельином – тот владеет и страной. В легионах возникнет шатание. Семандра наверняка вновь полезет в наступление, а Тарвус уже ушёл на запад, остановить их считайте, что и некому. Да и сдать столицу без боя – расписаться в собственной слабости. Мол, что ж это за правитель, не сумевший защитить даже собственный дворец?
– Мельин сейчас не имеет значения, – тихо проговорила Сеамни. – Пусть он достанется баронам без боя. Пусть Клавдий вступит с ними в переговоры. Пусть он… – И она принялась развивать свой план.
Клавдий Септий Варрон, проконсул Империи, командующий объединёнными силами Второго, Шестого, Девятого Железного, Одиннадцатого и подтянувшегося наконец Пятнадцатого легионов, стоял на парапете мельинской привратной башни, держа в отставленной руке приказ Императора, только что принесённый почтовым голубем.
Рядом с проконсулом толпились спешно собранные командиры легионов.
– Приказ повелителя – всем ясен? – Клавдий обвёл всех тяжёлым взглядом.
– Наш Император всегда выражался коротко, чётко и ясно, – пожал плечами Сципион. – Чего же тут не понять?
– Погано дело наше, но ничего не придумаешь, – вздохнул Публий, командир Одинадцатого легиона. – Повелитель вновь взял всё на себя.
– Он приказал мне вступить в переговоры непосредственно с Браггой. – Клавдий потряс свитком.
– Значит, вступим, – решительно сказал первый легат Гай, начальствовавший над Шестым. – Готов отправиться добровольцем. – Император приказал сделать это именно мне, – отрезал Клавдий. – И повелитель прав – Брагга слишком горд и заносчив, он не станет говорить ни с кем, кроме меня да ещё, быть может, графа Тарвуса. – Брагга прикажет четвертовать тебя, Септий, как только ты попадёшь к нему в руки! – взорвался вспыльчивый Скаррон, командир прославленного Девятого. – Барончик этот наплюёт на все обычаи и правила, равно писаные и неписаные, чтобы только заполучить корону, пусть даже на час, пока козлоногие не оставят от него рожки да ножки. Ты его разве не знаешь? – Знаю, Скар, ещё бы не знать. Но… – Клавдий развёл руками. – Чтобы план повелителя удался, придётся идти мне. Иначе не миновать беды. Командир Железного легиона молча отвернулся. Остальные пятеро легатов переглянулись. – А мы ведь ещё и не выпили ничего за здоровье новоявленного консула, – попытался разрядить атмосферу Гай. – Скаррон, смотри не обмани уж! – Не обману, – проворчал тот. – Мне, братья, это не по душе. И план не по нутру, и чин этот. Эх, вот если б мы и впрямь козлоногих погнали, как, болтают, Брагге удалось…
– Бабьи пересуды больше слушай да магам покрепче верь, – фыркнул Сципион. – Ещё и не такого наговорят. А людишки-то уши и развесят, мол, дыма без огня не бывает. Ещё как бывает, у чародеев – так ещё и не такое.
– Я вот что думаю, господа легаты… – медленно проговорил Клавдий. – Повелитель наш добр. А тут надобно решить дело раз и навсегда.
– Будто ещё как-то можно! – хмыкнул Сципион. – Однако Император наш никогда не прикажет… такого. Только если сам возьмётся.
– Да, на чужие плечи не переложит, – поддержали Гай и Публий.
Скаррон молча кивнул.
– Так, значит, всем тоже эта мысль пришла? – Клавдий по очереди взглянул в глаза каждому.
Командиры легионов одни за другим молча кивали.
– Тогда… – задумался проконсул, – тогда делаем так. Ты, Скаррон, со своим Девятым Железным…
Баронское ополчение появилось перед Мельином на третий день после этого разговора. Брагга наступал медленно и осторожно, воспользовавшись тем, что козлоногие последнее время и впрямь продвигались весьма неспешно.
Северные ворота оказались широко распахнуты. На башнях же… что такое?
– Вывешены флаги Конгрегации, ваша милость! Барон Брагга долго пялился на колышущиеся под свежим ветром штандарты.
– Х-ха! Старина Клавдий решил, что может меня обхитрить!
– Ваша милость, послы! Вон, смотрите, из ворот выезжают! – выкрикнул молодой оруженосец, вытягивая руку.
От стен Мельина навстречу баронскому войску и впрямь двигалась небольшая кавалькада. Над ней, как и над воротами, развевался всё тот же флаг мятежников.
Бароны за спиной у Брагги зашумели.
– Что это, они решили сдаться?
– Или затеять переговоры?
– А может, маги ошиблись и Император по-прежнему в столице?
– Не ошиблись они, – повернулся Брагга. – Нету его там. Сбежал, говорят, куда-то на юг, а точнее сказать не получается. Но в том, что удрал, – уверены и голову на отсечение дают. Я им верю.
Кавалькада тем временем приближалась. Брагга грузно привстал в стременах, приложил ладонь козырьком.
– Вроде бы узнаю Клавдия, этого императорского пса… Других не знаю.
– Гай, из худородных, командир Шестого легиона, – осторожно подсказал Брагге молодой сквайр.
– А остальные?
– Вроде просто охрана… – неуверенно протянул юноша.
– Вроде… – ворчливо бросил Брагга. – Всех должен в лицо знать! Вот как я. Если бы ещё и глаза не подводили…
Вокруг знатных баронов толпились оруженосцы, сквайры с арбалетами, семандрийские наёмники с луками – и все держали приближающихся слуг Императора на прицеле.
Проконсул Клавдий ехал без шлема и щита, в одном нагруднике и с коротким мечом у пояса. По сравнению с баронами, сейчас напоминавшими башни из кованого железа в сплошных доспехах, он казался едва ли не голым. На полкорпуса отставая от него, рысил Гай, следом – четверо немолодых легионеров, один из которых держал древко, на котором развевалось широкое полотнище стяга мятежников.
Брагга даже и не подумал шевельнуться, когда Клавдий спешился шагах в десяти от него. Гай встал рядом с проконсулом, легионеры взяли коней под уздцы.
– Благородный и милостивый барон! – Клавдий учтиво поклонился. – Легионы Мельина почтили меня честью донести до тебя, твоя милость, наше слово.
– Что тебе нужно, Варрон? – неприязненно осведомился Брагга. – Спасаешь свою шкуру? Зачем тебе наш флаг? Если решил сдаться, мог бы выйти под белым, как принято. Ну, не трать моё время, дело говори!
– Благодарю твою милость за любезное разрешение, – вновь поклонился проконсул. – Хочу донести тебе, милостивый барон, что именуемый «Императором Мельина» покинул город с горсткой верных ему войск и убыл в неизвестном направлении. Мельин никто не защищает.
– То есть вы сдаётесь? – немедля прервал его Брагга.
– Сдаёмся? – выразительно поднял брови Клавдий. – Разве твоя милость победила нас в открытом бою? Разве мельинские легионы разбиты? Разве благородный барон втоптал в грязь наших орлов? Разве мы бежали? Нет, о достойнейший Брагга, нет, о доблестный барон. Мы не разбиты и не собираемся бежать, равно как и признавать себя побеждёнными.
Барон побагровел. Его сторонники угрожающе надвинулись на шестёрку имперцев.
– Мы не разбиты, твоя милость, но нам не за что больше сражаться. Император покинул нас. Легионам нечего защищать. Империя перестала быть.
– Так вы сдаётесь?! – вторично прорычал Брагга, уже теряя терпение. – Я готов принять капитуляцию, Варрон. Легионы выйдут из крепости и сложат оружие, всё: щиты, шлемы, доспехи, гладиусы, пилумы – всё до последней стрелы последнего велита. Тогда, быть может, я и стану с тобой разговаривать.
Клавдий слегка усмехнулся.
– Милостивый барон не хочет решить дело миром? Он непременно хочет штурмовать Мельин? Но мои солдаты могут сражаться не за Империю, а за самих себя, если узнают, что их хотят разоружить, а затем наверняка сделать крепостными или продать в рабство. А в Мельине сейчас – шесть легионов, твоя милость, шесть полнокровных легионов, один раз уже разбивших твои полки на Ягодной гряде. Штурм дорого обойдётся тебе, милостивый барон. Очень дорого. А мои легионеры скорее погибнут, чем пойдут под ярмо. Когорты не сдадутся!
Лицо достославного барона сделалось словно варёная свёкла.
– Ты мне угрожаешь, Варрон? Мне, который…
– Я не угрожаю, твоя милость. Я просто говорю правду. Легионам не за что сражаться, кроме самих себя; но уж за себя, будь уверен, достославный, мы станем драться до последнего. Ты хочешь взять Мельин измором? Воля твоя, но с налёту город не захватить. Народу в столице до сих пор немного, продовольствия вдоволь, реку при всём желании не отвести. Осада неизбежно затянется. А резаться станем – кто остановит тварей, прущих от Разлома?
– Х-ха! Мы их уже, остановили, пока твои легионы пердохались!
Клавдий молча проглотил оскорбление, только поклонился ещё учтивее.
– Если таково решение твоей милости, то позволь нам удалиться. Мы не хотим проливать крови. Если я говорю сейчас с новым правителем Мельинской Империи, он должен понимать, что лизоблюды, ползающие перед ним на брюхе, стоят немногого. Легионы будут драться. Однако, если новый владыка державы проявит державную же мудрость, он удержит мечи в ножнах, а стрелы – в колчанах.
Глазки барона впились в лицо проконсула. Клавдий любезно улыбался – и откуда только взялись дипломатические таланты у простого и прямого, точно меч-гладиус, рубаки?
Барон Брагга прекрасно понимал, что взять имперскую столицу «на щит» окажется трудновато. Город стоял на реке, слишком широкой и полноводной, чтобы её можно было отвести и уморить защитников жаждой. Река же позволяла осаждённым поддерживать связь с теми частями страны, где мятежников, мягко говоря, не жаловали, откуда засевшие в Мельине лоялисты, верные законному Императору, смогут получать и провиант, и подкрепления. А с востока вдобавок двигался граф Тарвус со свежими легионами.
– Ну, отчего же так сразу – «удалиться», «легионы будут драться»… Никто не ставит под сомнение доблесть тех, кто одержал победы на Свилле и… гм… на Ягодной гряде. В моём шатре мы сможем поговорить без помех, проконсул.
Клавдий молча поклонился. Четверо легионеров остались снаружи, вошли только он и Гай.
Пара молоденьких сквайров быстро подала вино, закуски, расставила золотые кубки – барон Брагга путешествовал с комфортом.
– Теперь можно говорить свободнее. – Вместе с бароном в шатре остались только его старший сын, уже зрелый муж, да старый глухонемой старик – прислуживать за столом.
– Мой благородный отец, – молодой баронет Брагга недобро зыркнул на Клавдия, – в своей безграничной доброте стерпел твои дерзкие речи, Варрон. Не советую тебе продолжать в том же духе.
– Публий, – рыкнул старый барон. – Не стоит сейчас говорить о дерзостях. Храбрость проконсула, как и первого легата Гая, всем известна. Их не запугаешь. Поговорим о деле, господа. Так что же вы имеете предложить?…
– Мы предлагаем, – спокойно ответил Клавдий, – сдать Мельин новому правителю Империи. Город Мельин, но не занимающие его сейчас легионы. Они сохраняют всё вооружение, запасы и так далее, их командиры не смещаются, и им гарантируется полная неприкосновенность. Достославный барон Брагга с войском вступают в столицу, и, раз на то высказана воля благородных сословий, он коронуется, Его преосвященство возлагает на него знаки императорского достоинства.
– Неужто узурпатор бежал, бросив даже их? – Молодой Публий Брагга скривил презрительную гримасу.
– Оставивший нас бывший правитель справедливо решил, что они ему больше не понадобятся. А на южных берегах удобнее продавать безымянные драгоценные камни, а не всем известные сокровища короны, могущие навести на его след. Если доблестный барон пожелает, мы доставим ему эти регалии.
Брагга крякнул, самодовольно упёр руки в бока.
– А печать? Печать императорская где?
– У меня, – спокойно ответил Клавдий, раскрывая ладонь.
Публий и его отец воззрились на золотую печатку.
– Она самая. – Старый барон алчно пожирал перстень взглядом. – Давай его сюда, Клавдий!
– Я вручу его твоей милости, как только тебя, доблестный барон, провозгласят новым правителем Империи и на тебя будет возложена корона, – непреклонно ответил проконсул. – Таков закон, ты его знаешь так же хорошо, как и я. Едва ли достойно будет с самых первых шагов нарушать установления.
– Узурпатор понарушал их куда больше, – вскипел Публий. – А вы всё равно служили ему, убивали и магов, и благородное сословие! Злодей казнил несчастного Аастора, а легаты безмолвствовали! Давай сюда печать, Варрон, иначе…
– Уймись, – негромко произнёс старший Брагга, но так, что молодой баронет тотчас осёкся. – Клавдий прав. Не станем брать пример с беглого узурпатора. Не нарушим древних уложений. Оставь печать у себя, проконсул. И… прости моего сына. Ему предстоит ещё многому научиться.
– Как будет угодно, батюшка, – поспешно поклонился Публий. Видно, старый барон умел держать сынка в руках.
– Но не следует также забывать об осторожности, – невозмутимо заметил Брагга, глядя в глаза проконсулу. – Ты опасаешься моей мести легионерам, ну а я опасаюсь хитроумной ловушки. Мне нужны гарантии.
– Мы останемся заложниками, – просто сказал Клавдий. – А легионы присягнут тебе, доблестный барон. Какие ещё гарантии можно дать? Тебе служит Серая Лига, пусть они охраняют тебя и других баронов, коим предстоит занять места в новом Коронном Совете. Твоё войско вступит в Мельин. Оно многочисленно. Пусть займёт императорский дворец и кварталы вокруг него, что уже отстроены, стены и ворота внутреннего обвода. Если новый правитель желает действительно править, а не дрожать каждый миг за свою жизнь, он начнёт с милостей и установления справедливых законов, а не с мести, пыток, казней и проскрипций.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:04 | Сообщение # 41 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| – Верно сказано, – кивнул Брагга. – Ну что ж, проконсул… если ты доставишь мне императорские регалии, я, пожалуй, оставлю тебе твой пост. Занимайся легионами, ты в этом понимаешь.
– Благодарю твою милость за выказанную щедрость, – поклонился Клавдий.
– Девятый Железный легион тоже присягнёт новому повелителю, —вступил в разговор Гай. – Но, милостивый государь мой барон, что же делать с козлоногими? Они по-прежнему наступают, хотя и не так проворно, как раньше!
– Как только я коронуюсь, мы двинемся против них, – важно надулся Брагга. – Легионам представится отличный шанс доказать свою преданность. Пышных же празднеств по случаю коронации устраивать не станем. Казну следует поберечь. – Достойнейший барон распоряжался; уже совсем войдя в роль правителя Мельина.
– А остальная Конгрегация… они согласны с появлением именно этой династии? – осторожно осведомился Гай.
Брагга и его сын обменялись быстрыми взглядами.
– Я был избран предводителем свободного нобилитета славной мельинской державы, – напыщенно сообщил старый барон. – Мы ставили целью именно утверждение нового правления. Стало быть, императорские регалии – мои, и мои по праву!
– Следует ли мне передать их твоей светлости открыто, перед всеми, или же лучше сделать это тайно? – самым невинным голосом осведомился Клавдий.
Брагга вновь покраснел.
– Если я сделаю это не таясь, в виду выстроенного войска, – медоточиво продолжал проконсул, – сие весьма укрепит доверие к новому повелителю. Должность моя достаточно высока, легионы следуют за мной и верят мне. Увидев, как я делаю это, как я передаю святыни нашей Империи, воины, бесспорно, проникнутся расположением к начинающей властвовать династии.
Старый барон вновь взглянул на сына, тот – на отца.
– Гм… кхе-кхе, – наконец прочистил горло Браг-а. – Мне кажется, регалии будет безопаснее всего передать тайно. Мне понятны твои соображения, Клавдий, и я ценю твоё усердие. Ты, конечно, прав, для верности легионов это будет лучше. Но… я вынужден учитывать и другие обстоятельства, о которых сейчас говорить не считаю возможным и нужным. Ступайте, Клавдий, и ты, Гай. Идите и доставьте мне то, о чём мы сейчас говорили. На завтра назначим торжественный въезд в Мельин.
Командиры легионов молча поднялись, поклонились и оставили шатёр.
– Вымерло всё, Гвин. – Сеамни приподнялась в седле, огляделась. Лес подступал к самому Разлому, войско с трудом протискивалось по узкому краю, вдоль самого обрыва.
– Эта пропасть кого хочешь испугает, Тайде. Звери тоже чуют.
– Нет, я не о них. – Дану прищёлкнула пальцами. – Древние Силы Мельина. Их нет. Нигде.
– Древние Силы? – удивился Император. – Но их… но они же…
– Когда Онфим только вёл меня подбирать Иммельсторн, я попыталась убить его. Именно с помощью Древних Сил, Безродных, обитавших в Дадроунгдоте. Друнг, как его называли люди, издавна служил обиталищем малопонятных сущностей, равнодушных ко внешнему миру, но расположенных к нам, Дану, и к нашим чащобам. Онфим тогда оказался ловчее, он сумел отбить удар. Но с тех пор я запомнила их, эти Силы…
– Ни разу не слышал от тебя о них ни слова, пока мы тут странствовали…
– Я только сейчас это поняла, – призналась бывшая Видящая. – Поняла, чего мне не хватает в этих лесах. Древних. Именно их. Ощущения, что они – где-то рядом. Мы можем их не видеть, они могут не говорить с нами, не показываться, не иметь дела – но не исчезнуть же полностью!.. – Она вздохнула, перевела дух, провела тонкой ладонью по лбу. – Это всё после той твари на Свилле, – добавила Сеамни жалобно. – Чувствую… всё больше и больше. Ты говорил, Нерг меня разбудил? Не знаю, что они со мной сотворили, но… Иммельсторн теперь со мною почти всегда, – почти со стыдом призналась она. – И – память, что я натворила, пока оставалась Видящей.
– Не думай об этом. – Император потянулся с коня, коснулся плеча Дану. – Скажи ещё о Древних.
– Нечего даже и говорить, – развела руками Сеамни. – Они просто исчезли. Бесследно.
– Погибли? Уничтожены? Кем, козлоногими?
– Нет. Козлоногие и не пытались выбраться на эту сторону Разлома. Древние… ушли. Вернее… – Тайде прижала пальцы к вискам, крепко зажмурилась. – Не сами. Не добровольно. Их… словно унесло. Да. Точно. Унесло – вот слово.
– Куда? – только и смог спросить Император. Вместо ответа Дану только кивнула на заполненную серым туманом пропасть.
– В Разлом…
– Не спрашивай больше ничего, Гвин, я не смогу ответить. Я думаю об этом постоянно, непрестанно, но не знаю, кто это сделал, зачем или как. Древние Силы Мельина сгинули в Разломе, и мне страшно даже представить, кто на это может быть способен.
– Кто бы ни был – нам до него не дотянуться, – посетовал Император. – Прыгать второй раз в Разлом…
– Может, и придётся, – неожиданно закончила Дану. – Пирамиды пришли оттуда, из других миров. Что, если даже уничтожение этой «великой» ничего нам не даст, что, если потребуется пробиваться в Эвиал, на Утонувший Краб?
– Я помню рассказы вампира Эфраима об этом острове. Что-то жуткое, непредставимое. Ночной Народ, он говорил, бежит от него и никогда там не появляется. Весомая рекомендация, не находишь?
Сеамни кивнула:
– Наше время истекает. Клавдий сообщал, что козлоногие замедлили наступление, но я уверен, что это лишь временно. Сама ж видела, что тут делалось…
За дни и недели пути вдоль пропасти небольшое войско Императора насмотрелось на эту дикую, чудовищную картину: всё новые волны живого тумана выплескивались за восточный край Разлома, оборачиваясь там новыми десятками и сотнями козлоногих тварей. Не обращая никакого внимания на легионеров, бестии сбивались в небольшие отряды и без промедления уходили на восход, туда, где продолжала сражаться Мельинская Империя.
– Если мы не найдём главную пирамиду, придётся просто сковыривать их по одной, – мрачно заметил Император. – Оставим тут гномов и Сежес, а сами вернёмся.
– А всё потому, что ты так меня и не послушал. Мы ведь в два голоса тебе говорили, что без магии крови тут ничего не сделаешь. Клавдий писал о том, что бароны якобы одержали победу над козлоногими? Наверняка прибегли к человеческим жертвоприношениям, да ещё и Нерг мог постараться…
– И что, у них всё так легко и просто получилось? – недоверчиво переспросил Император.
– Если вмешались всебесцветные – то могло и выгореть. Раз уж Восьмой орден сумел справиться с твоей хворью и моим беспамятством.
– По-моему, так остановить орду посложнее будет…
– Посложнее? Едва ли. Козлоногих надо просто убивать, любыми способами. А вот нас с тобой следовало вылечить, то есть разрушить только то, что нужно, и не задеть ничего жизненно важного.
– Не буду спорить. Подождём донесения от Клавдия. Хорошо ещё, что голуби способны пролететь над Разломом…
Дикие горы приближались. Где-то под ними – укрывище Каменного Престола, оплот тех гномов, что до сих пор сражались с Империей.
– Они-то небось козлоногих даже и не заметили, – ворчали в легионе. Подземные воители Баламута только отмалчивались. – Как разбивали наши обозы, так и разбивают.
Здесь, вблизи северной оконечности Разлома, некогда действовал Пятнадцатый легион, пока его не отозвали к столице.
Страшная живая пропасть меж тем начала сужаться. Вскоре до противоположного края уже могла долететь сильно пущенная стрела… камень из пращи… брошенное человеческой рукою копьё…
Пирамиды теперь почти что налезали одна на другую, становясь всё выше и выше. Наконец-то нашлась работа для Сежес и её помощников – скопление кенотафов населяли злобные бестелесные существа, оказавшиеся большими охотниками до живительной алой влаги, что струится в человеческих жилах. Двое легионеров и один гном расстались с жизнью, из них досуха высосали всю кровь до капли.
Чародейке Голубого Лива пришлось засучить рукава и прибегнуть к старинной, но действенной ритуальной магии. Это помогло, хотя никаких видимых побед Сежес не одержала.
Утром двадцатого дня с начала северного марша войско увидело Великую Пирамиду.
Ни у кого не возникло и тени сомнения. Совсем не исполинская, она не вздымалась выше облаков и не подавляла всё и вся своими размерами. Скромная и неказистая на вид, сложенная из коричневатого пористого ракушечника; ступени стёрты, словно по ним к вершине поднимались миллионы миллионов ног.
Вокруг возвышались пирамиды покрупнее и позначительнее видом; с гладкими отполированными гранями, сверкающими под летним солнцем, грозные и внушительные. Но ни одна не распространяла вокруг себя так очевидное любому живущему дыхание смерти. Никто не смог бы описать это словами, но все, без исключения, легионеры Серебряных Лат, спроси, куда они ни за что не полезли бы по собственной воле, – не сговариваясь, разом указали бы на это невзрачное строение.
Войско встало само, не дожидаясь никаких приказов. Никто не расставался с доспехами, не торопился снять щиты с левых рук. Когорты не нарушили строя.
Император, Сеамни, Сежес, Баламут, Сулла застыли, молча глядя на цель их странствия.
– Добрались-таки, – пробормотал старый легат. – Поди ж ты… а я не верил…
Император сделал вид, что не слышал этих слов.
Бледная Сеамни застыла, не отводя взгляд от поднимавшихся к вершине коричневых ступеней. Пирамиду венчал грубо вытесанный из чёрного камня шар, на котором даже с изрядного расстояния можно было разглядеть метки, оставленные не слишком умелым резцом.
– Вы все думаете то же, что и я? – нарушил недоброе молчание Император:
Ответа не последовало. Сежес с застывшим взглядом рылась в седельной сумке, бормоча: «Где моя нюхательная соль?..» Баламут тискал топорище и корчил зверские рожи, словно надеясь испугать невидимого врага. И только Сулла глядел на кенотаф спокойно, как и положено бывалому легату, прошедшему всю дорогу наверх, начиная с рядового велита.
– Разворачивай легион, – скомандовал ему Император. – Баламут, пусть гномы займутся таранами. Чувствую, они нам понадобятся.
Правитель Мельина был совершенно прав. Коричневая пирамида не имела ничего даже отдалённо напоминавшего вход.
Никто не мог находиться рядом с ней хоть сколько-нибудь долго. И людей, и даже крепких сердцем гномов охватывала жуткая смертная тоска, руки опускались, и в голове оставались мысли только о том, что неплохо бы разом покончить со всеми мучениями, бросившись в бездну Разлома.
Даже призраки-вампиры, от которых Сежес приходилось обороняться постоянно обновляемыми заклинаниями, не дерзали приближаться к коричневой пирамиде.
Первыми к ней отправились Император, Сеамни и Баламут. Сулла занимался легионом, Сежес – своими охранными чарами.
– Мы ещё сомневаемся, Тайде? – коротко бросил Император, когда они подошли вплотную.
Бледная Дану, похоже, боролась с собственными привидениями. Во всяком случае, сквозь плотно стиснутые зубы вырвалось нечто вроде: «Троша… простишь ли?..»
– Я стараюсь всегда сомневаться, Гвин. Уж слишком бросается в глаза…
– А может, они того и хотели? – Баламут с самым независимым видом почесал бороду, стараясь показать, что ему все эти пирамиды – ну совершенно нипочём. – Мол, давайте, старайтесь, лезьте, стены долбите, а мы вам в это время… – Он поставил кулаки один на другой и, скорчив зверскую физиономию, сделал движение, точно сворачивая курице шею.
Ему никто не ответил. Кони отказывались приближаться к коричневому строению, Император со спутниками брели пешком, с трудом заставляя себя волочить ноги. Был яркий день, но в душе правителя Мельина царила самая чёрная ночь.
Что, если Сежес и Тайде правы? И ему стоило отбросить собственные принципы, согласившись на магию крови? Не уводить войско неведомо куда, а встретить мятежных баронов на мельинских стенах? Что теперь делать с этой пирамидой? Крушить таранами? А если ошибка, если это всего лишь приманка для наивных, возомнивших, что они способны справиться со всей силой Разлома?
Император досадливо тряс головой, отгоняя навязчивые мысли. В лагере стучали топоры – гномы не покладая рук трудились над парой здоровенных таранов, оковывая предусмотрительно взятым с собой железом тупые комли брёвен.
Со всех сторон пирамида выглядела совершенно одинаково. И, казалось, стоит тут с сотворения мира, вдоль её основания поднялись густые травы.
Правитель Мельина запрещал себе думать о том, что творится сейчас в его столице. Если Клавдий в точности исполнит порученное ему – тогда шансы еще остаются. Если же проконсул решит геройствовать…
– Сумеете пробиться, Баламут?
– Смеяться изволите, мой Император. Не возвели ещё таких стен, через которые бы мы, гномы, не пробились!
– А если там сплошной камень?
– Подкоп выроем, – не замешкался с ответом предводитель гномов. – Выроем котлован, значит, да эту погань в Разлом и обрушим, чтобы убиралась туда, откуда пришла.
– Хорошо бы, но земля тут неподатливая. Козлоногие знали, где пирамиды ставить!
– Пробьёмся, – повторил Баламут. – Не о том печёшься, мой Император…
– Интересно как, – хмыкнул правитель Мельина. – А о чём же, по-твоему, следует?
Баламут остановился, снизу вверх взглянул в лицо человеку:
– Как вниз пойдём. Как на этом Утонувшем Крабе биться станем. Как обратно домой выберемся.
– Эк хватил, гноме. – Император покачал головой.
– Да уж хватил, не жалуюсь, повелитель. А только, чтобы Разлом закрыть и тварей евонных навек избыть, – одну пирамидку сковырнуть маловато будет. Пусть даже с зачарованными камешками внутри.
«Он прав, – подумал правитель Мельина. – Только в сказках достаточно бывает убить одного злого волшебника, чтобы всё вновь стало как и прежде, а герои жили бы долго, счастливо и умерли в один день. Пирамида эта, конечно, поважнее других; но, чтобы избыть Разлом навеки, надо идти туда, откуда он протянулся. Мне одному? Или нет? Не знаю. Серебряные Латы – решатся ли? А гномы? Баламут-то, похоже, не дрогнет».
…Серебряные Латы разбили лагерь – на почтительном расстоянии от зловещей пирамиды. Копали рвы, вбивали колья – за брёвнами приходилось отправлять по целой манипуле, пока одни рубили, другие стояли в боевых порядках, с пилумами наготове, словно в любой миг ожидая атаки.
Сежес и её помощники тоже не знали покоя – бестелесные твари так и кружили вокруг войска, их тут собралось видимо-невидимо, всех мыслимых форм и видов; молодые чародеи лихорадочно рылись в предусмотрительно захваченных с собой «Сборниках нежитеописания», вспоминая редкие отпорные заклятья, давным-давно не пускавшиеся в ход. Пришлось рисовать рунические обереги, ворожить над таким «примитивом», как сушёные лягушачьи лапки или вороньи перья – предметы, обычно использовавшиеся «дворовыми» колдунами, теми самыми, с кем Радуга некогда вела беспощадную войну.
Гномы оказались крепче людей. Работали с мрачным упорством, от каждой тени не шарахались, хотя уставали быстрее обычного и часто сменялись. Кое-что делали сами, из заботливо сохранённых во всех передрягах небольших самоцветов выкладывали затейливые фигуры – и призракам это явно не нравилось. Сежес сама не погнушалась прийти, поползать на коленях вместе с гномьими чарознатцами, поделиться, чем знала. Баламут всплескивал руками и всё порывался налить «добрую четверть гномояда»; Сежес вяло отказывалась.
К самой пирамиде никто не дерзал приблизиться. Император людей к ней не гнал: если враг есть, то пусть уж лучше сам придёт. Безмолвное коричневое строение презрительно возвышалось над муравьиной вознёй незваных гостей. Бывалые легионеры (а иных среди Серебряных Лат и не имелось) то и дело хватались за обереги и амулеты да шептали отводящие зло наговоры; кто-то молился Спасителю.
Пять дней войско простояло у стен пирамиды, пока Император не решил, что для штурма всё, наконец, готово. Несмотря на предупреждение Муроно, легионеры сработали три настоящих, добротных тарана – попытать крепость коричневых стен. Всё готово и к отражению вражьей атаки – если какие-нибудь козлоногие были-таки оставлены на страже, не только призраки и привидения.
Вечером пятого дня из Мельина прибыл второй голубь.
Колокола уцелевших звонниц оглашали мельинские улицы торжественным благовестом. Длинная вереница баронской конницы медленно втягивалась через северные ворота; блеск начищенных доспехов, увитые цветами поводья боевых коней, целое море вьющихся вымпелов и прапорцев. Немногочисленные мельинские обыватели предпочли отсидеться дома. Совершалось неслыханное – в Империи менялась династия.
Говорили, что проконсул Клавдий изменил Императору, предложив свой меч барону Брагге. Болтали также, что среди верхушки мятежников – нестроение, что далеко не все согласны с тем, чтобы корона досталась их военному вождю. В конце концов, единственная битва, которую он дал, закончилась тяжким разгромом Конгрегации, и, если бы не Разлом, Император, конечно, уже поразвешивал бы повстанцев вверх ногами на воротах их собственных замков.
Шептались, будто бы граф Тарвус, истинный местоблюстель престола, движется с востока, ведя с собой огромное войско, уже разбившее семандрийцев на Свилле.
Страшные известия с запада на время отошли в тень. Козлоногие по-прежнему надвигались, но теперь куда медленнее, по нескольку дней задерживаясь на одном месте.
Ходили слухи, что якобы мятежные бароны вкупе с чародеями сумели-таки отбить натиск чудовищ и те после этого сделались куда осторожнее.
Сами же бароны и их дружинники, однако, об этом говорили крайне неохотно и мало. Помалкивали и заметно присмиревшие маги Радуги; когда повстанческое войско заняло столицу, чародеи смирнёхонько принялись наводить порядок в своих уцелевших башнях, которые гномы Баламута не успели разобрать на блоки.
Легионы оставались в казармах. Не разоружённые, ^расформированные.
И пока что не приведённые к присяге. Присягать оказалось некому.
– Бароны-то – перегрызлись все, – шёпотом делился Клавдий с остальными командирами легионов. – Браггу далеко не все хотят, многие себя достойными считают.
– Как ты и говорил, проконсул, – заметил Сципион. – И откуда в тебе такое? Мы ж, почитай, вместе начинали. Из одного города вербовались, в одной когорте лямку тянули…
– Поневоле и не такое придумаешь, – отмахнулся Клавдий. – Главное, всё идёт, как и рассчитывали.
– Серые вот только меня волнуют, – признался Гай. – Лига пошла на службу к Радуге, верно, решили, что бароны – это всерьёз и надолго, вот и спешат урвать ещё каких ни есть охранных грамот.
– Не Лига к баронам пошла, – поправил товарища Скаррон. – Патриархи большей частью за морем, на юге, как Император говорил. Тут остались единицы, причём далеко не из лучших.
– Может, они и из худших, однако на Сертория и того хватило, – мрачно заметил Публий, командир Одиннадцатого легиона. – Думаешь, не прознаются, что мы здесь собирались?
– Да пусть бы и прознались, – махнул рукой Клавдий. – Если спросят, я и отрицать не стану. Да, собирались. Потому как за солдат своих отвечаем, чтобы им в это трудное время не потерпеть ни в чём ущербу. Сципион, что от твоих разведчиков?
– На Поясном тракте козлоногие в пяти переходах от Мельина, но уже вторые сутки стоят на месте. Продвинулись к северу и югу, на Хвалин и к устью Маэда, примерно на один переход. Не торопятся, гады…
– Силы копят, – сказал угрюмый Публий. – Не потому они встали, что бароны с магами их где-то побили. А просто фронт всё растягивается да растягивается, они ж наступают, как растопыренной пятернёй бьют. Тут никаких тварей не хватит, сколько бы из Разлома ни валило. Вот и медлят. Зато, когда соберут, сколько надо, – так помчатся, только пыль столбом.
Клавдий вздохнул, оглядел тесную каморку, служившую оружейной легатов Первого легиона. За толстыми стенами почти неслышимо перекликались часовые. Проконсул не поскупился на охрану, расставив легионеров, что называется, под каждой щелью и на крыше. Он предпочитал вызвать подозрительность баронов, чем допустить, чтобы хоть один Серый услыхал то, о чём сегодня тут говорилось.
– Не только, Публий, не только. Что силы копят – это верно, их строй совсем истончился, бить уже можно. А вот маги с баронами их и впрямь потрепали.
– Откуда известно? Как? Кто? Когда? – разом заговорили все командиры.
Проконсул дёрнул щекой.
– А на то я вам видока представлю. Молодого барона Аастера.
– Барона Аастера? – неприятно удивился Гай. – Сынка того мятежника, которого повелитель саморучно в поединке заколол?
Клавдий кивнул.
– Он самый. Но с тех пор служит верно, и даже сейчас – к баронам не переметнулся, не перебежал. При мне всё время.
– Может, разведывает? Прознатчик засланный? – хором усомнились Публий и Скаррон. – Недаром его повелитель с собой-то не взял…
– Повелитель и нас с вами не взял, так что, все теперь в предатели хором запишемся? – отрезал проконсул. – Я Марию верю. Да и потом, не собираюсь его в наш разговор посвящать. Пусть придёт, доложит – и до свидания. А про сбор Брагга и так узнает. Шила в мешке не утаишь.
Недовольно ворча, командиры легионов уступили.
Юный барон Аастер отсалютовал собравшимся легатам, новоиспечённому консулу и самому Клавдию так, словно перед ним оказался сам Император.
– Докладывай, барон. Повтори всё то, что мне успел рассказать.
– Слушаюсь, мой проконсул. Господа легаты, консул Скаррон. Я был послан в разведку на север неделю тому назад. И вот чему стал свидетелем…
Барон Марий Аастер действительно служил не за страх, а за совесть. Император был жесток, но справедлив. И верен слову. Семью казнённого барона Грациана никто не тронул. Мать и сестры остались в замке, совершенно свободные как жить там, так и уехать на все четыре стороны. Никто не притронулся к казне Аастеров – после того как были уплачены контрибуции за погибших при штурме замка воинов Империи.
И Аастер служил. Как и обещал отцу, честно. Нет, он не полюбил Императора. И не простил, как не может сын простить того, кто отнял жизнь у его отца, пусть даже в честном поединке. Ведь правду сказать, не слишком честен был тот бой – сколько лет отцу и сколько правителю Мельина? – он сам годился в сыновья старому Грациану Аастеру.
Но слово дано. И молодой барон Аастер не собирался его нарушать.
Конечно, он мог уйти к мятежникам. И, наверное, они бы его приняли. Даже объяснили бы, что слово, данное узурпатору в подобных обстоятельствах, ничего не стоит.
Но его отец, прежний барон Грациан Аастер, в свою очередь, нарушил слово и присягу своему сюзерену. Император не может быть не прав, веками твердила та же Радуга. Ну а класть легионы за морем – отец нынешнего Императора что, был вправе?
Нет, он, Марий Аастер, не изменит слову и не перебежит к Брагге, нацелившемуся на императорский трон. Нынешний правитель Мельина суров и жесток, как жестоки, скажем, ураган или зимняя буря. Барон же Брагга примется в первую очередь набивать свой карман, отписывать земли многочисленным родственникам и самым рьяным льстецам – Марий не обольщался насчёт предводителя Конгрегации. Редкое качество для его юных лет, но в разведке имперского войска взрослеешь куда быстрее, чем на дворе родового замка.
Получив под начало десяток всадников Одиннадцатого легиона, Марий повёл их на северо-запад, аккуратно и осторожно огибая прогнувшийся дугою фронт козлоногих, искусно избегая встреч с рыщущими по окрестностям их шайками.
Путь лежал сквозь самое сердце Империи. Увы, земли до сих пор не оправились: сперва вторжение гномов и Дану, саранча и ожидание конца света, нашествие волков и бесконечные вереницы легионных вербовщиков. Здесь крепче всего поддерживали Императора, и отсюда встало в строй имперских когорт большинство молодых мужчин. Иные уже сложили головы далеко на востоке, под семандрийскими стрелами.
Сейчас с севера надвигалось войско мятежных баронов, и поселяне, владевшие своей землёй, не знавшие слова «серв», заранее приготовились к худшему. Скот угнан в лесные укрывища, запасы вывезены. Деревни вдоль трактов опустели, словно во времена чумных поветрий.
Отправившиеся с Марием всадники – зрелые, видавшие виды воины – слушались его охотно. Мол, он хоть и голубая кровь, а наш, сразу видно. И дело своё знает, распоряжается толково, гонор не показывает, совета спросить не стесняется.
После четырёх дней конного пути продвинулись уже далеко на север, пробираясь самым краем лесов, чтобы ненароком не нарваться на баронские авангарды. Опять же, Марию-то, наверное, и ничего, он бы отбрехался, а вот его десяток точно перебили бы, даже брось легионеры оружие.
Утром пятого дня край леса круто повернул на восток, перед разведчиками раскинулась обширная равнина, замкнутая с востока невысокой холмистой грядой. Чернели деревенские крыши, вился просёлок, синела нить узкой речушки.
И на равнине шло сражение.
Марий велел спешиться, отвести подальше и спрятать испуганных лошадей. Им было чего бояться – козлоногие.
Рогатые твари сошлись врукопашную с войском, над рядами которого развевался целый лес цветных прапорцев.
Мятежники. Отряды Конгрегации»
Не особо многочисленные, едва ли пятнадцать тысяч. Половину, правда, составляла отборная рыцарская конница, остальное – вооружённая длинными пиками пехота, неумело отбивавшаяся от наседавших козлоногих.
А вот закованные в железо всадники то и дело переходили в короткие контратаки, сдавливали клин козлоногих с флангов и по сигналу труб дисциплинированно отступали.
– Сроду такого не видел, – проворчал седой ветеран, следующий по старшинству в десятке после Мария. – Никогда бароны в таком порядке не сражались.
И верно – выучке позавидовали бы и лучшие легионы Империи.
– Кто-то хорошо управляет этим боем, – заметил Марий.
Рыцари действительно нападали дружно, разогнав коней и разя козлоногих длинными копьями. Нанеся один удар, тотчас поворачивали назад, отходили, прячась за пехотным строем.
Марий был вместе с Императором в той жуткой битве, когда вся армия Мельина пыталась встать на пути нашествия, в тщетном ожидании помощи от всебесцветного Нерга. Он хорошо запомнил тогдашних противников, их ярость, напор, быстроту, неутомимость и невероятную живучесть.
Здесь же козлоногие атаковали вяло, их шатало, точно пьяных, они нелепо размахивали ладонями по воздуху, словно норовя зацепить какого-то невидимого врага.
– Белены они объелись, что ли? – выразил общее недоумение бывалый десятник.
– Не, тут магия замешана, – откликнулся Марий.
Как и многих отпрысков благородных фамилий, его учили началам магии, просто чтобы определить, имеет он к ней способности или нет; способности у Мария нашлись, но отправляться в орденскую башню старший сын и наследник барона Грациана Аастера никак не мог. И сейчас он чувствовал пущенные в ход заклятья, правда, смутно, не умея разобрать, какие именно это чары и где находятся творящие их.
– Твоя милость, глянь-ка сюда, – вытянул руку десятник. – Что там за дымок на вершине? Нехороший он какой-то, неладный. Может, сходим посмотрим?
Легко сказать – сходим…
Но старый воин был прав. Дымок и впрямь казался нехорошим. Снежно-белый, каким никогда не бывает настоящий дым, да и пар тоже – клубы плотные, непроницаемые и не рассеиваются.
…Не сразу и не вдруг, но Марию с тремя товарищами удалось подползти так, что стало видно, что же там творится.
Здесь распоряжались маги, десятка три в разноцветных плащах Флавиза, Угуса и Кутула. С полсотни мрачных рыцарей с мечами наголо обступили дрожащую толпу – ребятишки мал мала меньше, все не старше десяти лет. Маги то и дело хватали очередного мальчишку или девчонку – кто оказывался ближе, вздёргивали на грубом подобии походной дыбы и деловито резали, словно свинью.
– Да што ж это такое творицца… – потрясённо выдохнул десятник.
Большинство обречённых уже не кричали и не плакали. Кто-то стоял на коленях, умоляюще тянул руки к отворачивающимся рыцарям, кто-то просто лежал лицом вниз на истоптанной траве; дважды самые отчаянные бросались прямо на стражей, и тогда в дело вступали длинные рыцарские клинки.
– Осторожнее, вы, хватит материал нам переводить! – зло крикнула немолодая чародейка в жёлтом плаще Угуса. – Не вы ловили, не вам его и кромсать!
Рядом громоздилась настоящая груда детских тел, изрезанных ритуальными кинжалами и окровавленных. Перед дыбой полыхал костёр, в него лили кровь жертв, и от странного бледного пламени поднимался в небеса столь же странный, клубистый белый дым. Несколько волшебников явно плели заклятья – неподвижно стояли у огня, простерев руки в стороны.
– Ещё давай, Аваги, они уже лопаться начали! – крикнул маг в фиолетовом наряде Кутула. – Лопаются твари-то, не только ослабели, но прям-таки взрываются!
– Много? – откликнулась волшебница в жёлтом плаще, видно, та сама Аваги.
– Десятка три уже рвануло.
– Мало. А вообще как?
– Поток редеет, Меркий говорит, сейчас и вовсе перестанут.
– Отлично. Живее режьте, сони! Если окажется, что можем всех их перечпокать так…
Однако «перечпокать» не получилось. Обмирающий Марий досмотрел кошмарный спектакль до самого конца – баронская армия перебила большой отряд козлоногих, понеся небольшие потери. Но на вершине холма срочно возводился огромный погребальный костёр – сжигать принесённых в жертву детей.
– После этого мы повернули назад, – доканчивал побледневший Марий свой рассказ. – Явились к господину проконсулу. Он велел молчать, а сегодня – поведать вам всё как есть.
Легаты и консул, матёрые вояки, перевалившие на пятый десяток, прошедшие огонь, воду и медные трубы, давно потерявшие счёт шрамам, молчали и прятали взгляды.
– Радуга нашла способ борьбы с козлоногими. Человеческие жертвы. Маги собирают детей, прикрываясь эдиктом нашего Императора – мол, он его даровал для борьбы с напастью.
– И что ж, отдают детей? Просто так отдают? – прорычал Скаррон.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:04 | Сообщение # 42 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| – Никак нет, – отрапортовал Марий. – Бежит народ кто куда. Я так думаю… что сейчас в Мельине начнут.
– Брагга что, самоубийца?
– Есть много способов, консул. Например, переодеть баронских дружинников легионерами и проделывать всё от имени нашего повелителя. Невелика хитрость. А магов, творящих подобное, назвать ренегатами. Сложно, не спорю, и раскусить не так уж трудно – но, похоже, Семицветье и впрямь решило, что цель оправдывает средства.
– А ну как и впрямь оправдывает? – Гай смотрел в пол, с мукой цедя слова. – Если остановят чародеи бестий, а? Что тогда, проконсул?
– Зачем пустые вопросы, Гай? Сам ведь знаешь. Наше дело – сберечь Империю. Она должна жить. Всё остальное – неважно.
– А ты, проконсул, готов для этого детишек на дыбе вздёргивать и горло им резать? – напирал командир Шестого легиона.
– Я, Гай, никогда ничего подобного не делал и, убереги Спаситель, делать никогда не стану, – отчеканил Клавдий. – Пустые вопросы задаешь, говорю ж тебе. Наше дело правое.
– Ответь прямо, проконсул, не виляй, – глядя прямо в глаза Клавдию, врубил первый легат. – Если готов собирать малышей, как ягнят на забой, так какая разница, кто в Мельине сидит, кто отдаёт приказы?
– Есть разница, – проконсул покраснел от гнева. – Нашему повелителю советовали прибегнуть к магии крови. Он отказался. А если б настал край и он на самом деле согласился бы – так сам скорее под нож лёг, чем детей вот так, как кутят негодных…
– Хватит тебе, Гай, – нахмурился и Скаррон. – Император до такого б никогда не дошёл. Он придумал бы способ. Вытащил же он Дану с самого дна Разлома!
Командир Шестого легиона ничего не ответил, лишь упрямо нагнул голову.
– Император не стал бы резать детей, – убеждённо повторил Клавдий. – Если же другого способа бы не осталось… и он ничего бы не придумал… тогда, Гай, наверное, да. Но он и сам не остался бы жить после такого. А
Радуге – всё едино. Понимаешь теперь? Она ведь простая, разница-то.
– Эх! – Гай только махнул рукой. – Что вылупились-то, братья-легаты? Решили, что я уже мыслю, как бы к Брагге переметнуться? Сроду никому не сдавался, ни к кому не перебегал, да так и помру, то знаю крепко. Только ведь прижучили ж маги козлоногих! То – правда или нет? Одолели иль то всё россказни?
– Марий говорит – одолели. Десяток, что с ним ходил, подтверждает, – мрачно уронил Клавдий.
– Ну, сами видите, – развёл руками Гай.
– Ничего мы не видим, – процедил сквозь зубы Клавдий. – Кроме того, что Радуга совсем облик людской потеряла. Эх, жаль, мы тогда только одну из главных башен взяли…
– Глядишь, и остальные брать придётся, – заметил Сципион. – Но не в том сейчас дело. Проконсул, всё ли осталось в силе?
Клавдий выпрямился, вздёрнул подбородок – словно перед решающей атакой.
– Именно так. Я ничего не менял. Но, может быть, – он в упор взглянул на Гая, – может быть, кто-то решил остаться в сторонке? А?
– Чего «а»? Чего на меня зенки выпятили? – немедля вскипел командир Шестого легиона. – Я что, предлагаю магам сдаться?
– Не знаю, что ты предлагаешь. – Скаррон скрестил руки на груди. – Если не сдачу, то выражайся яснее.
– Тебе, Скар, вечно всюду измена чудится!..
– А если чудится она ему, Гай, то иди и поднимай легион, – распорядился Клавдий. – Сам ведь знаешь, что делать.
– Знаю. И не подведу! – Гай зло сверкнул глазами.
– Ты-то не подведёшь. А вот язык твой тебя – он может, рано или поздно. К делу, господа легаты. Время отрабатывать доверие нашего Императора.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:04 | Сообщение # 43 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Интерлюдия II. Мудрость Эйвилль
– Я, Я виновата, Познавший Тьму. Высокая, очень бледная эльфка со струящимися, подобно водопаду, иссиня-чёрными волосами стояла на одном колене перед Хедином. Удавки подслушивавших больше не существовало, теперь они с Познавшим Тьму могли говорить без утайки. – Я виновата, – повторила она, не дерзая поднять дивные лучащиеся глаза – глубже самой бездонной из бездн. – Я опоздала. Хотела спасти своих.
– Эйвилль, брось эти церемонии, – резко оборвал её Хедин. – Мне не нужны твои покаяния. Мне требуется твоё искусство.
– Всё, что в моих силах, ве…
– Оставь славословия Гелерре, гарпии неисправимы. Эйвилль, этот мир – Кирддин – умертвили с невиданной быстротой и так, что никто не уцелел. Случилось невозможное – потому что выжившие есть при любой эпидемии. Не существует заклинаний, разом уничтожающих целые города и страны, – всегда останутся те, на кого чары не подействуют. Но здесь – подействовали. Мне нужно узнать, как это было сделано. Если повезёт – то и кем. Ненавижу предположения, когда они упрямо не переходят в уверенность.
– Я поняла, Познавший, – смиренно проговорила эльфка-вампир, не поднимаясь с колена. – Мы сделаем всё, что сможем, и даже больше.
– Надеюсь, – отрывисто бросил Хедин. – Сражаться тут не с кем, здесь лишь мёртвая пустыня. Пока что мёртвая. Жизнь вернётся в Кирддин, но только после того, как мы поймём, что поселенцам… ничто не угрожает.
Эльфка молча кивнула в знак согласия.
– Тогда приступай, Эйвилль. Мы и без того потеряли слишком много времени.
Хедин кивнул и зашагал прочь – к лагерю его подмастерьев.
Совершенно обычные палатки, тенты и шатры. Со стороны похоже, что на днёвку остановился крупный караван. Правда, многовато самого причудливого оружия, ну да торгуют ещё и не таким. Да и народ в этом «караване» странноват – никогда вместе не собиралось столько совершенно непохожих друг на друга созданий.
Ракот не усидел в Кирддине, кипучая натура бывшего Властителя Тьмы требовала действий. Хедин знал, что удерживать брата – бесполезно.
Ловушку в Кирддине они благополучно уничтожили. Что теперь придумают Ямерт и его присные? Могло ведь показаться, что именно они стояли за этой западнёй… Сети раскинули далеко, мышеловку соорудили, ничего не скажешь, с выдумкой.
– Думать, брат, это твоё дело, – сказал Ракот Хедину на прощание. – Думать в тиши и одиночестве. Ну а мне лучше всего размышляется, когда вокруг свистят стрелы, а копья ломаются о щиты. Тут уже три дня ничего не происходит, и я, зевая, скоро вывихну себе челюсть. Ты называл другие ключевые миры, Зидду и Скробок, верно? Вот туда я и направлюсь. Сперва в Зидду, а там посмотрим.
– Далековато, – покачал головой Хедин. – Не вдруг докричишься.
– Возьму Читающего, так что тебе, как в сказке, достаточно будет только подумать. – Ракот ухмыльнулся.
Хедин не возражал.
Он понимал Ракота. Каждый умерший мир – ещё один шрам на душе брата-воина. В этом Владыка Тьмы изменился, оставшись прежним в другом – отлично умея воевать, он привык сходиться с врагами лицом к лицу – именно так он бился с Молодыми Богами, бился до самого последнего дня и самого последнего штурма.
«Ну а Познавшему Тьму остаётся в полном соответствии с титулом копаться на старых могильниках, – подумал Хедин. – Разрывать некрополи да толковать по душам с Читающим, умеющим разобрать почти любое заклинание, глядя в свои эфирные шары…»
Лагерь Новых Богов тщательно охранялся; Хедин миновал окружавший его частокол, коротко кивнул отсалютовавшим ему часовым-морматам.
«Всё спокойно, повелитель», — немедля доложил старший.
Хедин вновь кивнул. Он привык к этой роли, к этому обличью – немолодого мужчины лет сорока пяти, с худым и резким лицом. Сейчас он казался никак не богом, скорее – какой-то патриций древней империи, успевший и поводить полки, и позаседать в сенате.
Встречавшиеся по пути подмастерья старательно салютовали. Это требовалось им, не Познавшему Тьму. Это им необходимо было ощущать себя частью целого, самого лучшего, самого сильного воинства, когда-либо шагавшего по Упорядоченному, и, разумеется, на службе самого лучшего бога.
Хедин не препятствовал. Пока это ограничивалось горящими глазами Гелерры – пусть себе. Можно согласиться и на некоторое количество храмов (как в том же Северном Хьёрварде), но не больше. Если в его честь станут сооружать коллосальные пирамиды, а мириады уверовавших станут простираться ниц перед его статуями высотой с корабельную мачту – вот тогда-то он и станет уязвим.
В углу просторного шатра застыл Читающий – как всегда, изломанная тень. Вокруг плавали, ничем не поддерживаемые, двенадцать эфирных шаров. На Познавшего Тьму Читающий не обратил никакого внимания – слишком давно и слишком хорошо они знали друг друга. О нет, это был не тот, что помогал тогда ещё мятежному магу, когда рати Молодых Богов волна за волной накатывались на серые бастионы Хединсея, – того давно упокоил его родной мир. За верную службу Хедин долго и небезуспешно отодвигал кончину Читающего, пока тот сам не попросил о «вечном сне».
Над раскладным походным столом парило что-то вроде трёхмерной карты Упорядоченного. Хедин задумчиво смотрел на мягко светящиеся огоньки – вот Мельин, вот Эвиал, а вот и сам Кирддин. Вот Зидда, вот Скробок, вот Хьёрвард… Миры, миры, неисчислимое множество миров, а если разобраться – так всего лишь крошечный островок в необъятном океане, некогда созданный Творцом посреди действительно безбрежных пустынь Хаоса, истинно вечного, истинно великого.
Конечно, настоящее Упорядоченное не трёхмерно. Даже ум Нового Бога (но бывшего мага, хоть и Истинного) не мог в полной мере постичь эту истину – само пространство бесконечно мерно, где-то обретая вид привычных всем длины, ширины и высоты, а где-то поднимаясь до таких абстракций, что это можно было только принять, но не понять. Впрочем, некоторые смертные отлично научились пользоваться Межреальностью. Пользуются и даже не задумываются, как и почему они могут дышать там или испытывать привычную им земную тяжесть или отчего разнесённые необозримыми безднами пространства миры оказываются для них совсем рядом, в нескольких днях, неделях или месяцах пешего пути.
А между разноцветными огоньками слепяще белым пылали отрезки Пути. Козлоногие медленно, но верно прокладывали дорогу Неназываемому; мешавшие им миры обращались в ничто, в развалины, в пыль; и тогда снежная змея совершала ещё один бросок. Разумеется, на грубой трёхмерной карте Путь не мог пролечь ровной и сплошной линией, только короткие росчерки, там, где его действительно можно было представить в виде «дороги».
Пока ещё этот тракт далёк от большинства ключевых миров, за исключением Мельина, очень далёк. Но козлоногие неутомимы, не знают страха смерти, не впадают в отчаяние после поражений. Новые Боги одержали в этих битвах бессчётное число побед. Побед столь же полных и абсолютных, сколь и бессмысленных: выкошенные легионы Неназываемого возрождались вновь, Путь слегка менял направление… но и только. Самые крепкие бастионы козлоногие обходили или же штурмовали некоторые до тех пор, пока чистая случайность не приносила им победу.
Неназываемый мог ждать. Новые Боги – нет. Вечность ушла, истаяла по каплям.
«Когда-то Упорядоченное выбрало нас, – думал Хедин, невидяще глядя на карту. – По крайней мере, так поведал нам Орлангур, а уж сколько правды крылось в его словах – никто не знает. Что значит „Упорядоченное выбрало“? Выбрало для чего? Чтобы мы справились с Неназываемым?.. Но тогда оно совершило неправильный выбор. Тварь – вот она, здесь, никуда не делась. Мы втянулись в вечную войну – как всегда, исключительно ради вечного мира. Мы так и не смогли достучаться до сознания Неназываемого. Ракот сомневался, есть ли вообще у твари таковое, но тут он не прав. Ведь что такое те же козлоногие, как не отражение мыслей чудовища? Они из плоти Упорядоченного, могут говорить понятными нам словами и действовать в пределах понятного нам плана. Ракот ведь пытался вызвать их на переговоры, пытался… – Очередная невесёлая усмешка. – Он самолично изрубил в куски, наверное, несколько тысяч бестий, но ничего не добился. Выглядело это так, что слово „переговоры“ для них совершенная дикость, что такой концепции просто не существует. Разумеется, они лгали, даже расставаясь с жизнями. Они прекрасно умеют договариваться, когда хотят. Достаточно вспомнить историю с Долиной Магов. Хаген подробно рассказывал – тогда-то козлоногие как раз проявили завидный дипломатический талант. Демонстрация силы, запугивание, подкуп мнимой „безопасностью“ – и маги, из числа лучших в Упорядоченном, трусливо бегут без единого выстрела, даже не попытавшись вступить в бой. Они – бежали, а вот Мерлин – нет. Где ты теперь, былой враг, былой Глава Совета?.. Обиды и распри давно забыты. Мы оба стояли за Упорядоченное так, как понимали это, как того требовала наша совесть, но ты принёс себя в жертву и освободился – от всего. От груза собственных ошибок и от угрызений совести – не зря ведь ты сменил даже имя, сделавшись Акциумом там, на не существующем больше Брандее. Мы чтим твою могилу в мельинской земле, великий Мерлин. Ты всё-таки взял верх, и я признаю это. Ты спас тот же Мельин, но…
…но наша смерть не принесла бы облегчения Упорядоченному. Никто не знает пределов сил Неназываемого, никто не скажет – решись мы с Ракотом на такое, – приведёт ли это к успеху. А иначе нельзя. Воин, жертвующий собой в разгаре жестокой битвы, верит, что его товарищи довершат дело, и потому бесстрашно бросается прямо на копья вражеской фаланги, собой пробивает кажущийся несокрушимым строй и умирает, слыша над собой победные крики соратников.
Мы можем броситься на вражеские копья. Но кто пойдёт в атаку по нашим телам? Подмастерья?.. – Кривая усмешка. – Мы с Ракотом – одни. У нас нет пантеона «младших богов», как у Молодых Богов. Конечно, тот же Яргохор по-прежнему водит мёртвых по тёмному тракту к безднам Хель, а Владыка Горы, Шарэршэн, теперь у нас «на посылках», но всё это не то, не то, не то…
Даже детьми мы не обзавелись. Точнее, Ракот-то наверняка – во время его «варварских» инкарнаций. Думаю, немало бегает по разным мирам его отпрысков, таких же буйных, неукротимых и черноволосых, с голубыми, словно северное небо весной, глазами. Сильных, свирепых, но это сила и свирепость самой природы.
Правда, в битве с Неназываемым они рядом с нами не встанут».
А ты, Познавший Тьму? Помнишь Керу, Огненную деву, перед которой ты так долго сохранял полное инкогнито? Она ведь любила тебя. По-своему, но любила. И – не простая смертная! – она могла бы подарить тебе сына. И сейчас, быть может, он встал бы рядом с тобою, прикрывая тебе спину.
Думаешь о Кере, Хедин? Пытаешься заглушить память о последнем вскрике другой, единственной настоящей за все эти века? Стараешься забыть штурм Брандея, «ультиматум» его хозяев, более похожий на предсмертный вопль отчаяния, тщишься оправдать себя, что, мол, «так было нужно»?
Кулаки Познавшего Тьму сжались. Сейчас он страстно мечтал очутиться рядом с Ракотом, в самой гуще кровавой сечи, неважно, во имя чего или против кого. Недостойно, конечно же; но это просто минутная слабость, сейчас она пройдёт, сгинет без следа, сгинет, не может не – сгинуть.
А ведь у вас могли бы быть дети. Не сакраментальное Дитя-Горе, Горджелин Равнодушный, получивший в Хьёрварде прозвище Снежного Мага, – а потом, много позже, когда не стало Поколения и некому было бы отправляться в небытие. Сбежав на Брандей, Макран, Эстери и иже с ними сумели обмануть Закон Древних, прибегнув к защите Хаоса – чем лишний раз доказали, что защитные барьеры вокруг Упорядоченного далеко не столь крепки, как тебе бы хотелось.
Да, у вас могли быть дети. Стоило лишь договориться с Брандеем.
Если, конечно, это было не…
Обманывай свои разум и память, Познавший Тьму, но не сердце. Оно не солжёт тебе, как бы порою ни хотелось.
Ведь, в конце концов, чем уж так опасен был тот же Брандей? Конечно, слуги Хаоса не давали тебе спокойно спать, сударь мой Новый Бог. Конечно, этот гнойник требовалось вскрыть… но только после того, как ты вытащишь оттуда Сигрлинн. Быть может, тебе бы это не удалось. Быть может, это вообще оказалось бы невозможным – как не можешь ты воскресить мёртвых детишек Кирддина, чьи пустые глазницы занесло сыпучим сухим песком.
Но ты не попытался. Ты прикрылся удобным щитом неверия, ты заставил сердце если не замолчать, то с крика перейти на шёпот. И теперь не можешь себя за это простить.
Губы плотно сжаты. Глаза Нового Бога твёрдо глядят на магическую карту. В шатёр осторожно заглядывает эльф и поспешно отшатывается: повелитель, несомненно, составляет план очередной победоносной кампании, мешать ему сейчас – смертный грех.
…А ведь когда-то, давным-давно, когда мы только-только покинули Голубой Город в Джибулистане и разошлись в разные стороны, открывать новые миры и пространства, пересекать меридиан и встречать рассветы под причудливыми небесами, ты была знаменита. Даже Орден, собрался такой, Орден влюблённых в тебя рыцарей из разных земель; и на своих щитах они просто и без лишнего мудрствования писали «За прекраснейшую из дам! За Сигрлинн!».
Говорят, кое-где заветы этого Ордена свято хранят и по сей день. Их-то, настоящих хранителей, и повёл за собою Ракот…
А что сделал ты, Хедин, ты, кого Сигрлинн спасала, кого закрывала собой – в дни твоего победоносного восстания, когда она вела двойную игру, до последнего пытаясь уберечь тебя от убийственного, как она считала, гнева Молодых Богов? Конечно, сейчас тебе не слишком приятно вспоминать об этом. Конечно, ты убеждаешь себя, что «ни в чём нельзя быть уверенным». Конечно, ты ни разу не говорил с Сигрлинн после того последнего вашего дня вместе – на башне Хединсея, до того, как твою былую возлюбленную охватил поток Пламени Неуничтожимого из чаши в руках ученицы.
…Хедин услыхал, как заскрипели его же собственные зубы. Услыхал словно бы со стороны; лоб пылал, глаза заливал пот, словно у самого обычного человека.
Хедин Милостивец, как называли его немногие «истинно следующие», Познавший Тьму, Новый Бог Упорядоченного, тяжело вздохнул и заставил себя на самом деле увидеть карту. Сигрлинн или не Сигрлинн – но, если он проиграет этот бой, исчезнет последняя, даже самая эфемерная надежда.
Которая всегда остаётся, несмотря на все доводы разума.
Итак, по порядку, Хедин. Выпей ледяной воды и заставь себя думать. Не завидуй Ракоту, он слабее тебя. Думай.
Эвиал. Якорный мир для Мельина, а вдобавок – ещё и закрытый. Мир, в котором обитает такая странная субстанция, как Западная Тьма. Ты помнишь этот мир, Познавший, крылья сокола отведали его ветров. Ты помнишь и чудовищную битву у ничем не примечательного рыбацкого городишка, когда ты безуспешно пытался предотвратить неминуемое; ты потерпел неудачу, Червь ожил, выпив заклятье мага Долины по имени Клара Хюммель (Хаген не раз упоминал её в своих рассказах); однако другой чародей, к которому давно уже стоило бы присмотреться (если не позвать в подмастерья), сумел-таки остановить чудовище.
И тут начинается непонятное. Ибо та самая Западная Тьма дала ему на это силы.
Так чьи же когти, клыки и лапы переплелись в тот день, насмерть сражаясь за Эвиал?
Червь – тварь Хаоса. В этом сомнений нет. Очень похоже на брандейцев, очень – не будь проклятый остров уничтожен много веков назад, я бы сказал, что это их работа.
Если Западная Тьма – отродье всё того же Неназываемого, тогда её деяние вполне понятно и объяснимо. Породившему её чудовищу годится в пищу как Упорядоченное, так и то, что лежит за его пределами. Лордам Хаоса (кем бы они ни были) придётся солоно, если пожирающая всё и вся тварь доберётся до их владений.
«В принципе, – про себя усмехнулся Хедин, – я заключил бы союз и с ними. Враг у нас, как оказалось, общий… если только они не надеются, что Неназываемый ограничится только Упорядоченным. Связь с нашим… планом бытия, скажем так, у них имеется – ведь заточил же Хаос Мерлина, бежавшего с Брандея. Заточил, а не уничтожил – значит, на что-то надеялся. Человеко-орудия Хаоса, конечно же, действуют в Упорядоченном, и они достаточно ловки, чтобы не попадаться на глаза нам с Ракотом. Надо поручить… той же Гелерре. Хотя нет, она сейчас слишком нужна здесь. Тогда Дзарташу. Ему, как мормату, творению Ракота, Хаос ближе, чем другим. Может почувствовать, может ощутить его… да, решено. Но это не главное. Сейчас – не главное».
Губы Познавшего Тьму сошлись побелевшей линией, морщины стали глубже и резче. В эти дни коричневокрылый сокол не знал отдыха, покрывая огромные расстояния от полюса и до полюса Кирддина. Плоский, как блин, он имел, в отличие от круглых миров, не северный и южный полюса, а полюса тепла и холода. Сокол окунался то в испепеляющий жар, то в леденящий холод: вместе с подмастерьями он разыскивал следы тех, кто уничтожил всё живое в этом мире и расставил хитроумную западню, куда едва не попались сами Новые Боги.
Мало знать, кто это сделал. Важно ещё и как.
Некогда здесь, на привольных равнинах, задолго до того, как по Кирддину расселились люди, обитала немногочисленная раса великанов. Хедин припоминал – в почти позабытые годы его собственного ученичества, когда молодой маг ещё только познавал мир, он читал об этом; в библиотеке Замка Всех Древних сохранились упоминания о «высоких», или «титанах», как их ещё называли. Волшебные существа, в чём-то сродни драконам – магия была для них и водой, и хлебом, и воздухом. Однако титаны Кирддина сошли в небытие задолго до появления на свет Последнего Поколения, поколения Хедина и Ракота. Сойти-то сошли, но оставили по себе долгую память. Властолюбивые и воинственные, не признававшие над собой ничьей власти, они прославились своими войнами с Древними Богами; даже Старый Хрофт, помнится, рассказывал Хедину об этих войнах. Племя йотунов, с которым титаны состояли в родстве, почти полностью сгинуло в великой Боргильдовой битве; но другие их сородичи в иных мирах, оказавшиеся более благоразумными, продержались куда дольше. Их сражения с Древними Богами сотрясали миры и вдребезги разносили небесные своды. В редчайших случаях верх одерживали дальние родственники Хрофта; куда чаще – титаны, за чьей спиной маячили тени Молодых Богов, и ещё сколько-то битв завершилось просто взаимным истреблением.
Здесь, в Кирддине, титаны одолели. Циклопические храмы, воздвигнутые в честь этой победы, некогда гордо высились от ледяной пустыни до пустыни иссушенной. Но по местному счёту миновали тысячелетия, и от величественных построек остались в лучшем случае полузаваленные катакомбы. Камень давно рухнувших стен предприимчивые люди растащили на собственные крепости, казавшиеся жалкой пародией на творения древних строителей.
Титанов мало интересовали леса и степи. Они обживали глухие, дикие предгорья, возводя там свои цитадели. И, как смог понять Хедин, не раз и не два сходились в жестокой борьбе с самыми первыми хозяевами Кирддина, его Древними Силами.
И не раз брали верх, до тех пор, пока последний из Древних не пал к ногам торжествующих победителей.
Сидя у стола, перед слабо мерцающими огоньками миров в его карте, Хедин устало вздохнул, с усилием провёл ладонями по лицу, точно пытаясь стереть впитавшийся в поры запах давно минувших ненависти, отчаяния и злого торжества. Великаны оказались весьма искусны в изобретении магических ловушек. Не в силах одолеть Древних на поле брани, они мало-помалу выловили их всех, ну или почти всех – после чего повергнуть оставшихся уже ничего не стоило.
Ловушки. Чтобы они сработали против первых хозяев Кирддина, титанам пришлось потрудиться. Как они это сделали, Хедин пока ещё не понял, но идея заключалась в том, чтобы несколько изменить в Кирддине ток незримых магических течений, подправить русла великих невидимых рек, что давали жизнь всему Упорядоченному; причём изменить таким образом, что в самом мире стали образовываться «застойные лужи», места, где Древние становились бессильны.
Именно в такое место и заманили Познавшего Тьму вместе с Ракотом и Гелеррой. Замок построили наново, а вот древняя «яма» так и осталась тут с незапамятных времён. И, честно признавался себе Познавший Тьму, ещё немного – и затея с ловушкой увенчалась бы успехом. Они с названым братом даже и не подозревали о существовании таких вот «провалов»; окажись на их месте просто Древние Боги, они нипочём бы не выбрались из ловко измысленной западни.
Кто-то, знакомый с тактикой великанов и иже с ними, решил повторить некогда удавшийся приём. Не получилось; но незримые противники Хедина, похоже, нимало не смущались поражениями. Они умели извлекать из них уроки и учиться на собственных ошибках.
Конечно, стиль западни вполне подходил дружной компании Ямерта. Достаточно вспомнить Хьёрвард, Хранимое Королевство, Храм…
Так что же они?
Неопределённость раздражала. Познавший Тьму привык составлять и решать задачи со множеством неизвестных, однако там всегда содержалась логика, которую он мог уразуметь и соответственно составить верный прогноз. Он, Хедин, ошибался, конечно же, но очень редко. В конце концов, его собственный план, план обретения истинной свободы, от Поколения и Молодых Богов, где составной частью выступало освобождение Ракота, стремительно вылился во всеобщее и решающее сражение с Молодыми Богами, но при этом позицию не пришлось переписывать полностью, с первого и до последнего слова.
Итак, ловушку сработал некто, хорошо знакомый с историей народа титанов, искушённый в интригах и не очень любящий схватки один на один. «Что, слишком напоминает Молодых Богов? – обратился Хедин к невидимому собеседнику. – Да, и мне это подозрительно. Уж больно очевиден намёк».
В придачу к древнему знанию была ещё и чудовищная жестокость, заставлявшая вспомнить о Губителе в зените его страшной славы. Хедин не знал, что приключилось с этим заветным оружием Молодых Богов. Пока шли схватки за Хединсей, он, ужас и кошмар многих «мятежных» миров, так и не появился.
Подмастерья Хедина дружно рыли носами землю, все в поту, пене и мыле то и дело прибегали с докладами. Необычный поиск захватил всех.
Ямерт. Хаос. Спаситель. Дальние. Орлангур с Демогоргоном. Козлоногие. Новые маги, маги, не прошедшие посвящения Источником и оттого так и не сделавшиеся полноценным Поколением. Кто ещё? Кого он забыл и упустил из тех, кто способен действовать в пределах всего Упорядоченного, а не одного-единственного мира или малой их совокупности (таких-то считать – не пересчитать!)?
– Да вроде бы никого, – заставил себя произнести это вслух Хедин. Внутреннее молчание становилось совершенно невыносимым.
«Если только это не кто-то совершенно новый», – подумал он, ощущая знакомый холодок. Здесь ведь совершенно ничего удивительного. Бессмертные (как будто бы) Силы тоже родятся, живут и умирают, подобно простым смертным. Могут возникнуть иные, незнакомые, пока ещё не столкнувшиеся ни с самими Новыми Богами, ни с их подмастерьями.
«Быть может, мы слишком засиделись? Старый багаж, надёжные заклинания, привычный враг… Что, если мы упустили нечто донельзя важное, такое, что должно прямо-таки бросаться в глаза тем, кто по-настоящему умеет не только смотреть, но и видеть?»
Хедин со вздохом поднялся, прошёлся вокруг стола, украдкой кидая взгляды на пребывающего словно бы в вечной летаргии Читающего. Когда-то это племя способно было прочесть любое заклятье, сотворенное в любой точке Упорядоченного, если, конечно, наложивший чары не знал о Читающих и не прятал от них волшбу специально. А сейчас? Ведь эта ловушка творилась не без помощи магии, причём магии высших порядков, доступных или богами, или… гм… вставшим почти что вровень с ними. Хедин несколько вечеров подряд не давал покоя Читающему, заставляя вновь и вновь искать в эфирных шарах след сотворившей этот «замок» волшбы.
Надо ли говорить, что поиски оказались совершенно напрасны?
Кто-то сумел укрыть чары даже от Читающих. Невольно вспоминается случившееся в Хьёрварде…
Ракот скорее всего отмёл бы все эти аргументы одним движением брови. Быть бы ему Древним Богом, подумал Хедин, богом тех, кто сражается, – какой покровитель воинов получился бы из него! Как это – Читающий что-то не видит? Ну да, ну да, случилось однажды, так и враг-то какой тогда был!
…Дел в Кирддине осталось совсем немного. Эйвилль предстояло выяснить, как мир был уничтожен, сопоставить (буде она что-то отыщет) с тем, что покажут эфирные шары Читающего; это первая часть отведённого ей, о второй и третьей Хедин старался сейчас не думать, уж слишком этот план подходил для кого-нибудь вроде Макрана или Эстери. А потом… потом надо сделать так, чтобы этот мир как можно скорее ожил. Сейчас он – слабое звено, и козлоногим ничего не стоит им овладеть (только присутствие его, Хедина, с подмастерьями, подозревал Познавший Тьму, и спасает эти несчастные небеса). Поэтому сюда должны вернуться люди. Те, кто станет верить, любить, ненавидеть – словом, просто жить. Кто возьмёт под свою руку струящуюся через Кирддин магию.
Для этого Гелерра и отправилась открывать порталы.
А возможно, ему повезёт, и он дождётся ещё одного удара. Хедин покачал головой – он привык быть охотником, а не добычей. Однако его враги, похоже, отлично знали, где он находится, а вот сам Познавший Тьму, несмотря на все титулы, несмотря на помощь Читающего, знал о своих новых (или старых?) врагах меньше чем ничего.
Во всяком случае, Хедин не прятался. Не маскировал заклятья. Не отдавал подмастерьям приказа укрываться. Пусть смотрят, если смогут. Озабоченный Новый Бог, оставшийся в одиночестве, пытается разобраться, кто же это так ловко наступил ему на хвост. Он, этот Бог, окружён целой свитой приспешников, но нельзя сказать, что такой уж большой. Соблазнительно, не так ли? Возможность покончить дело единственным ударом; правда, тут уже придётся выходить на честное ристалище и сражаться лицом к лицу.
Он ждал. По натянутому пологу шатра что-то весело выстукивал дождь, словно там шли маршем тысячи маленьких барабанщиков. Скоро ночь, Эйвилль развернётся в полную силу – он, конечно же, пойдёт смотреть. Эльфка-вампир не очень это любит, но ничего, на сей раз потерпит. Пусть они видят его. Пусть почувствуют его одиночество, растерянность, неуверенность.
У него найдутся свои собственные ловушки.
|
|
| |
|
AlienVS |
Дата: Суббота, 26 Окт 2013, 10:05 | Сообщение # 44 |
|
Архимаг
Новые награды:
Сообщений: 490
Магическая сила:
| Когда мрак растянулся ленивой кошкой от края до края небосклона и крошечные, кажущиеся игрушечными звёзды высеребрили его шкуру, Эйвилль действительно вышла на охоту. Тонкую фигурку эльфки обвивал чёрный шёлк, лицо пересекали нанесённые тёмной охрой полосы; тускло поблескивали иглы клыков, она их больше не прятала. Вместе с Эйвилль до лагеря Хедина добрались ещё двое таких же, как она, эльфов-вампиров, но охотница вышла сегодня одна. В конце концов, тех двоих она обратила сама, у них просто не хватит ни сил, ни опыта.
– Если не возражаешь, я хотел бы присутствовать, – услыхала вампирша.
Хедин. Познавший Тьму. Хозяин, повелитель и – для Эйвилль – спаситель. Выдернувший её из гущи озверелой толпы, из-под занесённых осиновых колов. Получивший её преданность – до самого конца, каким бы он ни был.
Но сейчас Эйвилль почувствовала укол жгучей обиды. Почему он пришёл? Не доверяет ей? Она ведь так старалась, с ума сходя от голода, равнодушно проходила мимо лопухов, пренебрегавших защитой, самих подставлявших горло под её клыки… только чтобы он убедился – она не безумна, она сама, разум, а не тёмная вампирья сущность управляет её жизнью.
Всё равно обойтись без крови она не могла, причём – не только человеческой. Людская помогала не умереть от голода, однако для того, чтобы в полной мере показать свою магию (причудливую и ни на что не похожую, унаследованную от единственного эльфа-в ампира, добровольно вставшего наЭТ У стезю и обретшего способности вампира не после укуса и обращения-инициации, а силой одного лишь чародейства), – для этой магии требовалась кровь эльфов.
Познавший Тьму доставлял ей всё потребное. Иногда она приходила к смертельно раненному собрату, даруя ему последний покой и сладкие минуты забытья, свободные от ужаса v< боли перед тихим, словно отход ко сну, концом. Но Хедин строго запрещал е й обращения; за всё время она дала начало лишь пятерым.
И одной из этой пятёрки уже не стало.
Эвиал, проклятый мир. Проклятый человек, явившийся в Эвиал из другого мира, тоже проклятого. Явившийся со странным и страшным оружием, перед которым оказалась бессильна вся вампирья магия. Она, Эйвилль, не успела.
Смерть какого, кто соединён в великое кольцо живою кровью, чувствуется всем кругом. Эйвилль знала, как погибла обращенная ею. И знала, что обязана отомстить.
– Я знаю, о чём ты думаешь, – негромко и спокойно проговорил Познавший Тьму, вставая рядом. – Об убийце, о том, кто сразил твою товарку. Я знаю, как кричит в тебе её памяти её последние слова, последние чувства. Но, быть может, её память сказала тебе, как она вообще оказалась в Эвиале?
Упырица покачала головой.
– Нет, повелитель. Я знаю лишь образ убийцы. Я слышу лишь её отчаяние и боль. А что он а делала в Эвиале… не знаю. Подобных мне мало, Артрейя могла искать новых братьев…
Хедин кивнул.
– Но почему она умерла? Ваше племя убить не так-то просто.
Эйвилль потупилась.
– Да, повелитель. Требуется или серебро, или зачарованное деревянное оружие. Но на сей раз всё пошло не так. Артрейю убили, сразили последней смертью, и её больше нет.
Они помолчали.
– Тебе сейчас очень тяжело, Эйвилль, – наконец проговорил Хедин. – Я хочу дать тебе дело, которое поможет, растворит хотя бы часть утраты. Найди тех, кто высосал жизнь из Кирддина, скажи мне их имена, и, клянусь познанной мною Тьмой, я отдам их тебе.
Эйвилль окаменела.
– Кровь богов, – прошептал Хедин, приближая губы к уху эльфки, холодному, словно выточенному из цельного куска льда. – Подумай, на что ты станешь способна, отведав её.
– Я-а… сделаю всё, повелитель, – с трудом произнесла Эйвилль; у неё кружилась голова.
– Но ты должна забыть о мести, – непререкаемым тоном распорядился Познавший Тьму.
– Не могу и не хочу лгать моему спасителю – я не забуду, даже если бы очень этого хотела. Вырвать из себя эти воспоминания мне не под силу.
– Не можешь вырвать – не вырывай, Эйвилль. Я не собираюсь терзать твою память. Но мстить или как-то ещё вредить убийце ты не будешь. Человек защищался.
– У него было оружие наших врагов! – не выдержала Эйвилль. Погибшая подруга превратилась словно в пылающий уголь. – Оружие козлоногих! Артрейя успела его узнать!
– Возможно, – очень спокойно и сдержанно сказал Хедин. – Но речь идёт об Императоре Мельина.
– Знаю, – отвернулась эльфка. – Наслышана. Зверь и тиран. Вверг свой мир в такой хаос, что…
– Эйвилль, – негромко произнёс Познавший Тьму, и вампиресса тотчас осеклась.
– Прости, повелитель, – на сей раз она упала на оба колена. – Прости, я… забылась. Я сама не понимаю, что говорила…
– Встань, пожалуйста. Не надо играть, Эйвилль. Я слишком давно и хорошо тебя знаю. И принимаю такой, какая ты есть. Не надо становиться ни «лучше», ни «хуже». Ты не причинишь вреда Императору Мельина.
– Я не причиню вреда Императору Мельина, – без выражения повторила Эйвилль.
– Вот и хорошо. Твоего слова мне достаточно. – Хедин слегка наклонил голову. – А теперь приступай. Я постараюсь тебе не мешать.
Эльфка молча кивнула и встряхнула длинными узкими ладонями. Блеснули тонкие ногти, покрытые золотистым лаком.
– Меня нет. Не обращай внимания, – предупредил Познавший Тьму, отступая в тень.
Эйвилль взялась за дело. Предстояло слиться с этим миром, подобно тому как настоящий вампир сливается с жертвой, когда хочет не просто насытиться, но ещё и обратить.
Разумеется, она не собиралась вонзать клыки в только-только начавшую отходить от губительной засухи плоть Кирддина. По плечам и капюшону эльфки что было силы колотили дождевые капли, и это вполне могло сойти за льющуюся из открытой раны кровь. Вампиресса запрокинула голову, зажмурила миндалевидные глаза – капли врезались в кожу, вода скапливалась в глазницах, и сквозь опущенные веки Эйвилль видела отражение пути, проделанного мельчайщими частицами влаги.
«Да, – подумала она. – Никто так не может, даже Познавший Тьму. Одна я могу».
Привычное чувство остановившегося времени. Магия Быстрой Воды, дивный и удивительный дар эльфки-вампира, набирала мощь и силу, взор Эйвилль проникал всё дальше в прошлое, туда, где родились эти упавшие на её лицо капли.
Она узнает много, однако это будет только первой частью.
Хедин, не шевелясь, тоже стоял под холодными струями дождя. Человеческой плоти это бы не слишком понравилось, но, в конце концов, на то ведь и существует божественный статус, чтобы позволять себе маленькие преимущества. Закон Равновесия на это не распространяется – хотя сам бы Хедин предпочёл совершенно обратное.
Эйвилль работала виртуозно. Когда-то он спас несчастную, как ему показалось, эльфку из жалости, думая, что её вампирство – беда, а не вина; он ошибался. Но Эйвилль на самом деле могла удерживать себя в руках; а порою – как сейчас, например, – оказывалась совершенно незаменима.
Её заклятье потребует немало времени. Познавший Тьму приготовился терпеливо ждать. Если он прав, если он только прав, те, кто устроил эту ловушку, разумеется, пытаются осторожно приглядывать за творящимся в Кирддине. Осторожно – потому что боятся выдать себя раньше времени. Такие типусы уповают прежде всего на интригу, на тщательно разработанные комбинации, что ведут в «совершенно надёжные», по их мнению, западни. Отсюда их страсть к сохранению тайны, поэтому они так озабочены секретностью; и поэтому именно попытка Эйвилль приподнять завесу тайны может заставить их действовать. Во всяком случае, Хедин на это надеялся. Не выйдет – что ж, у Познавшего Тьму имелись и другие планы.
Далеко-далеко от Кирддина, в мире со странным названием Зидда, где по зелёному небу горохом катятся одно за другим четыре солнца и где почти не бывает ночи, – там, в этом мире, на краю пропасти, застыла фигура высокого, широкоплечего воина с волнистыми чёрными волосами, завернувшегося в тяжёлый алый плащ. Рядом негромко рычал, припав к земле всеми шестью лапами и брюхом, диковинный зверь, слегка смахивавший на облитого блестящей чешуёй кабана, только раза эдак в три больше.
Здесь, в Зидде, земная тяга двукратно превосходила привычную по Хьёрварду, Мельину, Эвиалу или тому же Кирддину. Зидда делалась не для людей и не принадлежала людям.
Однако лапы козлоногих тянулись и сюда. Во всяком случае, Ракот в этом не сомневался. Брат Хедин придумывал какие-то запутанные комбинации, как с погибшим Кирддином, но враг, по крайней мере, не уступал ему хитроумием. Равно как и склонностью к действиям из тени.
Ракот оглянулся. Читающий уже устроился в тени огромного дольмена, расставив вокруг свои светящиеся эфирные шары. Непривычная тяга донимала изнеженное существо, и потому Читающий попросту парил сейчас в слабо светящемся голубоватом коконе, не заботясь о том, что недруг может и обнаружить подобное чародейство.
Да, здесь пока спокойно, подумал Ракот. Но спокойствие, как часто бывает, обманчиво. Зидда – ключевой мир. Это означает, что его падение вызовет резкое ослабление магических потоков во множестве других, расположенных неподалёку (в масштабах Упорядоченного) или же связанных с ним эфирными путями Межреальности. Падение магии означает, что перестанут работать привычные здешним чародеям формы заклинаний; однако главная беда в том, что ослабнут и естественные барьеры, воздвигнутые самой природой Упорядоченного перед козлоногими. Материя сопротивляется, как может, и оттого слуги Неназываемого не в силах тянуть свой Путь через пустые пространства; нет, им требуется сокрушать и обращать в ничто миры, превращать их в кладбища, чтобы жуткая дорога продвинулась ещё дальше к пределам сущего, к тем самым барьерам, что отделяют реальность живых от диких равнин Хаоса.
У Зидды тоже есть свои «якоря», что помогают ей держаться – подобно тому как Кирддин помогал Мельину. Но неприятности в Кирддине начались много позже того, как в Империи Людей разразилась кровавая смута; не исключено, что здесь, в Зидде, тоже должно случиться нечто, знаменующее начало общей атаки на «якорные» миры.
Собственно говоря, «возмущения», как выразился Читающий, уже начались. Ракот не собирался терпеть, ждать и маневрировать где-то вдали от поля главной битвы с тем, чтобы в конце концов явиться к шапочному разбору, когда ничего уже не исправишь. Нет. На сей раз такого не повторится.
– Я пошёл, – буднично сообщил бывший Владыка Тьмы Читающему. Странное создание никак не ответило – похоже, они удостаивали настоящей беседы только Хедина, первым нашедшего к ним дорогу. Впрочем, нельзя сказать, что Ракота это сколько-нибудь задевало. Приказы выполняются, сообщения доставляются – чего ещё можно желать? Ну разве что пару-тройку таких вот Читающих в те дни, когда он по праву носил свой гордый титул безо всяких приставок «бывший», а его рати – казавшиеся ему неисчислимыми – шли на приступ самого Обетованного, где заперлись Молодые Боги, «обделавшиеся от ужаса», как он тогда выражался.
Ракот усмехнулся. Поражение не стало менее горьким, несмотря на все минувшие тысячелетия. Оно некоторым образом даже помогало жить, потому что даже бесконечность божественного существования может приедаться. Гнев, боль и стыд тех давних лет по-прежнему жгли душу Владыке Тьмы; и он лелеял мечту, что в один прекрасный день он сам встретится с «компанией на „Я“, уже без брата Хедина, чтобы не как тогда в Упорядоченном, в день их с Познавшим Тьму победы, – чтобы честный бой грудь на грудь, сила против силы и клинок против клинка. Ямерт почитался сильнейшим мастером меча во всём сущем – во всяком случае, так обстояло дело в те года, когда Поколение Хедина и Ракота только-только утверждало себя в Упорядоченном.
Вот бы и сейчас так! Бросить вызов; швырнуть на песок арены тяжёлый плащ, расправить плечи, почувствовать свежий ветер кожей; вскинуть меч, взять в левую руку кинжал – и встретить, наконец, врага так, как только и достойно встречать его настоящему воину. Ну что это за победа – ударить в спину, свалить сверху каменную глыбу?.. Нет, настоящее – это когда честно, глаза в глаза, ненависть – против ненависти.
Ракот глубоко вздохнул. Размечтался, старина. Как же, пожалуй, дождёшься от Молодых Богов удовлетворения на ристалищном поле!.. Он много раз посылал им вызовы – и ни разу не удостоился ответа. Даже когда они, как казалось, безнадёжно проигрывали, их воинства, оборонявшие подступы к Обетованному, рассеялись без следа, торжествующие полки Ракота шли к радужным садам, а чёрные знамёна Тьмы Побеждающей колыхались от края и до края небосклона, насколько мог окинуть глаз.
Даже когда Ракот стоял под стенами Обетованного, когда он предлагал всем своим противникам свободный выход – если только Ямерт примет поединок с ним, Владыкой Мрака, – Молодые Боги не ответили. Вернее, их ответ пришёл в совершенно иной форме.
Ракот зло прищурился. Он не забыл того разгрома и никогда не забудет.
Впрочем, оборвал он себя, ты размечтался. Зидда в опасности, неужели надо напоминать? Он словно наяву увидал перед собой улыбку Хедина и сам невольно улыбнулся в ответ. Хитроумный брат всегда подшучивал над его, Ракота, тягой к простым приключениям и честной пляске мечей. Что ж, посмотрим, не сладит ли честный меч на сей раз.
Ракот сделал шаг – с обрыва прямо в бездну. Внизу расстилался коричнево-зелёный лесной покров, исполинские деревья раскинули свои кроны, под которыми запросто смогло бы укрыться целое войско.
Чёрночешуйчатый зверь, похожий на кабана, бестрепетно двинулся следом за хозяином. Они плавно опускались, и красный плащ Ракота, как обычно, вился за его плечами языком ярящегося пламени.
Владыка Тьмы не сомневался – его сейчас видит множество внимательных глаз, множество местных чародеев, способных обнаруживать чужие заклинания, сейчас бросились к своим аппаратам, где над магическими кристаллами дрожат тревожные огни – Ракот здесь. Ракот идёт.
Пусть видят. Пусть знают. Он пришёл выманить на себя зверя из берлоги. Так что смотрите, смотрите внимательнее, вглядывайтесь пристальнее, хватайтесь за головы (или что тут у вас заместо голов), и знайте – нисходит Ракот. Владыка Тьмы. Пусть даже и «бывший».
И да убоятся враги его.
А следом за великим Ракотом, спокойно и деловито, словно шагать сквозь раскрывающиеся небеса для них – самое привычное дело, молча шли рыцари в белой броне, с чёрной квадратной рамкой на щитах и нагрудниках – рамкой для портрета, в котором – снежная бесконечность, ибо никакая кисть не способна отобразить истинную красоту Прекрасной Дамы, великого идеала, которой они служат от рождения до смерти. Разнообразно вооружённые, плечистые, с опущенными забралами – пять дюжин бойцов, но стоили они многих сотен.
Без лишней спешки, но и не мешкая, рыцари последовали за Ракотом. За ними торопились оруженосцы, служки, грумы и тому подобный люд, давно уже привыкший, что их господ забрасывает в самые удивительные и причудливые места – но они ни разу ещё не потерпели настоящего поражения. Неудачи – случались, тщательно заносились в анналы, изучались и разбирались по косточкам. Орден Прекрасной Дамы умел не повторять ошибок.
Сегодня они станут сражаться в Зидде, треть всех братьев – рыцарей Прекрасной Дамы. Они одержат верх – и на стенах Летописного Чертога в Джибулистане, в Голубом Городе, что Прекрасная Сигрлинн сотворила в пору своей молодости, появится новая страница.
Высеченная золотом по белому мрамору, а не серебром по чёрному, как записывались поражения.
Эйвилль долго не шевелилась, застыв со странно запрокинутой головой; глазницы совершенно заполнились дождевой водой, и новые капли, попадая в них, взмётывали небольшие фонтанчики. Казалось невероятным, что живое существо может оставаться настолько неподвижным, да ещё в столь неудобной, неестественной позе, однако Хедин давно привык ничему не удивляться. Эльфов-вампиров было очень мало во всём Упорядоченном, пожалуй, только Эйвилль и оставшиеся четверо из её гнезда.
Она наверняка попросит разрешения создать замену погибшей эльфке, с неудовольствием подумал Познавший Тьму. Да, Эйвилль была порой очень полезна, а то и совершенно незаменима, но… множить вампиров – эта мысль вызывала у Хедина совершенно инстинктивный протест. А уж о Хагене и говорить нечего. Этот истреблял кровопийц всюду, где только встречал.
Эйвилль наконец вздрогнула, очень медленно стала выпрямляться, стараясь не расплескать воду из глазниц. Погрузила в неё самые кончики пальцев – вверх по неестественно длинным фалангам побежали цепочки бело-лунных огоньков, призрачных, ирреальных, бесплотных, словно над гнилыми болотами.
Огоньки поднялись по рукам, с локтей перебрались на плечи, спрятавшись в густой волне чёрных как ночь волос, и те словно бы подхватила невидимая волна, они вздыбились, как от сильного порыва ветра. Вздыбились – и так остались.
Эйвилль наконец стряхнула воду с глаз, расправила плечи. Хедин чувствовал творимые ею заклинания, но не вмешивался и даже не пытался их расшифровать – вампиресса отличалась невероятной чувствительностью и столь же невероятной обидчивостью. Она не дерзнёт высказывать что-либо в лицо ему, Хедину, – но усердия у неё поубавится.
Голыми руками (меж пальцев то и дело проскакивали белые молнийки) Эйвилль принялась чертить прямо на размокшей от дождя земле какую-то фигуру.
Хедин ждал. Магия эльфки-вампирши разносилась дачеко-далеко окрест, звучала даже и за пределами Кирддина – именно этого и добивался Познавший Тьму. «Ну же, ну, давайте, давайте, чего вы ждёте! Вы забросили мне свою приманку, и я клюнул; теперь моя очередь».
Неслышными шагами приблизился эльф – сородич Арриса, Ульвейн.
– Повелитель, вернулась Гелерра.
– Так быстро? – шёпотом отозвался Хедин.
– Она говорит – там беда. Готовая армия вторжения.
– Чья армия? – сдвинул брови Познавший Тьму. – Веди гарпию сюда. Эх… – Он бросил досадливый взгляд на погружённую в вычерчивание Эйвилль. – Зови, Ульвейн. И побыстрее.
– Повинуюсь. – Эльф быстро поклонился и исчез в ночи, как умеют только Тёмные эльфы.
«Только этого и не хватало, – зло подумал Хедин. – Армия вторжения, надо же! Вы хотите сказать, что предусмотрели и этот вариант – мы с Ракотом вырываемся из вашей ловушки и принимаемся наводить тут порядок? Похоже… но тогда они наверняка развернут сейчас охоту и на моего названого брата.
Эйвилль, Эйвилль! Скорее! Я не хочу оставлять тебя сейчас одну, я жду весточки от наших гостеприимных хозяев…»
Из мрака вновь возник Ульвейн, рядом с ним, бледная и разъярённая, появилась гарпия.
– Великий Хедин. – Она упала на одно колена
– С возвращением, Гелли. – Ей бесполезно говорить, что ему неприятны эти почести, присущие скорее древним тиранам. – Что там случилось?
– Я попала в засаду, повелитель. Меня ждали.
– Стоп. Ждали именно тебя или просто кого-то, кто станет открывать порталы?
– Второе, учитель. – Она не заметила едва уловимого неудовольствия на лице Познавшего Тьму. «Учителем» его имел право назвать только Хаген. – Я добралась безо всяких приключений. Это хороший мир, молодой и сильный. Там живут простые люди, которые умеют любить и ненавидеть, но пока ещё не слишком хорошо выучились бить в спину или ронять в бокал кристаллик яда. Я удостоверилась… посмотрела на их города… вернее, городки… там живут в народоправстве, повелитель… и, когда первый портал был уже почти готов…
– То есть уже можно было установить, куда он ведёт? – резко перебил Познавший Тьму.
– Совершенно точно, – склонила голову гарпия. – Я ещё не открыла сами врата, а они уже ринулись на меня. Со всех сторон. Думаю, хотели взять в плен – потому что пытались оглушить дубинками и запутать в сетях.
– Я надеюсь, – ледяным голосом осведомился Хедин, – что Гелерра не посрамила своего имени?..
– Не посрамила, учитель. – Гарпия гордо вскинула точёный подбородок. – Я уничтожила с десяток нападавших. Трёх связала и доставила сюда, живыми и невредимыми.
Ульвейн одобрительно кивнул.
– Отличная работа, Гелли. Займись их допросом.
– Повелитель, могу ли я помочь?..
– Можешь, Ульвейн. Мне нужны точные и достоверные сведения, и чем скорее, тем лучше. Так, а что за армия вторжения, Гелерра?
– После того как я отбилась, повелитель, и захватила пленных – отправилась по их следу. Явилась прямо в их лагерь. Это не люди, наставник.
– Вот даже так, – не удержался Хедин.
– Я слышала о таких созданиях, но никогда не видела воочию. Четверорукие, двуногие, рогатые головы, напоминают бычьи. Тело серо-зелёное, всё в чешуе. Могучие – обычным людям с ними не справиться. Вооружены двуручными топорами и самострелами, щитов нет, носят кожаные доспехи с нашитыми костяными бляхами. Бляхи прочные, твёрже стальных.
– Сколько их там всего?
– Я бы сказала – двадцать семь или двадцать восемь тысяч, – задумалась на миг гарпия. – Определила бы и точнее, но у них сильные маги, моё присутствие засекли, я ощутила наводящиеся заклинания. Я не стала рисковать.
– Совершенно правильно, одна тысяча роли не играет, – кивнул Хедин. – Эта армия, как я понял, она ведь не из местных?
Гелерра покачала головой:
– Нет, повелитель. Её тоже перебросили туда, используя порталы.
Ульвейн не удержался, тихонько присвистнул.
– Дело становится всё более интересным. – буркнул Хедин. – Ладно, Гели, Ульв – займитесь пленными. Когда я закончу здесь с Эйвилль, я хочу знать всё: из какого они мира, кто их привёл сюда, какие были приказы…
– Не беспокойтесь, учитель.
– Исполним в лучшем виде, не впервой. – Эльф даже изобразил лёгкую обиду: мол, за кого же повелитель нас держит?
– Тогда идите, – коротко кивнул Хедин, вновь поворачиваясь к Эйвилль.
Вампиресса не теряла времени даром.
На земле светилась вырисованная всё тем же бело-лунным магическая фигура. Не обычная в начертательной магии многолучевая звезда, а несколько пересекающихся и концентрических кругов; насколько успел понять Хедин, эльфка изобразила небесные сферы Кирддина и ещё какого-то мира.
А потом Эйвилль вдруг гортанно что-то выкрикнула, и со всех линий фигуры в тёмное, сеющее дождём небо устремились направленные отвесно вверх лучи света. На мгновение низкие облака отразили все до единого нарисованные на земле круги; облака мгновенно закрутило, там возникла кипящая воронка, в самом её центре возник круг абсолютной, непроглядной черноты. Из ладоней Эйвилль вырвался игольчато-тонкий луч бело-лунного света, пронёсся сквозь завесу дождя и вонзился, точно стрела в центр мишени, прямо в середину чёрного круга посреди бешено крутящегося облачного вихря.
Обессиленная вампирша почти упала на руки подбежавшему Хедину.
– Я… нашла… откуда… вытягивали… высасывали… – прошептала она, прежде чем лишиться чувств.
Серебристый луч лезвием шпаги вонзался в небо, облака расползались всё дальше, чёрный круг расширялся, но заклятье Эйвилль чётко удерживало его на одном месте, намертво запечатлев пробитый злым чародейством канал – его посредством кто-то действительно могущественный высосал из несчастного Кирддина все его живительные соки.
– Да… – прошептал Хедин. Вампиресса вновь и вновь доказывала, насколько прав он был, выдернув её из-под занесённых кольев. – Ты молодец, Эйвилль. Ядам тебе сотворить Пятую. Потому что ты только что показала мне дорогу прямо в их логово.
Он на руках нёс почти невесомое тело в свой шатёр. Возле него тенями маячили двое – те самые эльфы-вампиры, обращенные Эйвилль.
– Вот ваша госпожа, – остановился Хедин. – Она нуждается в отдыхе, и…
– …и в пище, повелитель, – склоняясь до самой земли, прошептал один из вампиров.
– Я знаю, – с каменным лицом отрезал Хедин. – Не стоит напоминать мне об этом настолько часто. Всё будет устроено.
Второй вампир, сжав зубы, пихнул первого кулаком в бок, мол, чего ты удумал, безумец, кому дерзишь!
– Возьмите Эйвилль, – повторил Хедин. Вампиры молча повиновались.
Пустой замок на красной скале продолжал свой путь над мятущейся бездной. Угрюмый и равнодушный, он совершал предназначенное от века неведомыми строителями, не желая ни знать, ни ведать ни о чём, кроме лишь этого вечного, нескончаемого движения. Заданное новым хозяином направление изменилось, и точно так же изменился горизонт, к которому вечно стремился замок: теперь там плясали изумрудные сполохи, языки пламени вздымались до незримого чёрного небосклона, жадно лизали тёмный купол.
Замок летел навстречу огненной купели.
|
|
| |
]
