|
Улауг |
Дата: Воскресенье, 25 Мар 2012, 20:01 | Сообщение # 2 |
Мастер словоплет
Новые награды:
Сообщений: 96
Магическая сила:
| Я Гарри, мне шесть лет. Мою маму зовут Шлюха.
Сейчас я сижу у окна и смотрю книжку с картинками. Интересно. В книжке нарисованы такие вещи, которых я никогда не видел. Например, лес, речка, старинный замок, и другие дети — много детей. Я никогда не видел других детей и не был на улице. Я даже домовых эльфов никогда не видел — они подают еду и исчезают так быстро, что я не успеваю их заметить. Еще я не видел луны, и звезд, и радуги, и животных, ну, кроме оборотней. Мама все время жалеет меня, но у меня все хорошо — она ведь рядом.
На маме только тоненький халатик. Когда Госпожа Беллатрикс входит к нам, мама одним движением сбрасывает его и опускается на колени, совсем раздетая. Ей не холодно — тут везде согревающие чары, а на полу пушистый ковер, но она почему-то все равно вздрагивает. Вы не знаете, почему? Я не хочу, чтобы мама дрожала. Госпожа широко расставляет ноги, приподнимает короткую юбку, и мама ныряет туда.
— Поторопись, шлюха. У тебя десять минут, а потом я сама тебя потороплю, — говорит Беллатрикс. И мама торопится. Я вижу, как она ритмично движется, а распущенные волосы елозят по голой спине. Госпожа облизывает губы, подается вперед, налегает на маму. Я не знаю, сколько проходит времени, но Госпожа Беллатрикс машет палочкой, и из нее свисают длинные кожаные хвосты плети. Плеть опускается на белую мамину попу и оставляет на ней тонкие красные полосы. Мама дрожит сильнее, движется активнее, и Госпожа тоже начинает дрожать, закусывает губы, и глаза ее как будто смотрят в никуда. Ей хорошо, она наваливается на маму сильнее, поднимает ногу и опирается на мамино плечо. Когда она, наконец, отпускает маму, я вижу, как мама потирает след от острого каблука.
— К тебе сегодня собрался Мальсибер заглянуть, — лениво сообщает Госпожа Беллатрикс. — Ты же знаешь, он любит, чтобы было растянуто.
Она протягивает маме огромный, скользкий от смазки искусственный черный член. Мама пытается засунуть его себе между ног, но у нее ничего не получается.
— Быстрее, грязнокровка! — одергивает Госпожа. — У меня нет времени тут с тобой возиться.
Мама пытается насадиться на член, но тот не лезет. Мама чуть не плачет. Тогда Госпожа обращает внимание на меня.
— Ты, щенок! — командует она. — Спусти штаны и нагнись.
Я знаю, что в таких случаях надо торопиться, вскакиваю, дергаю резинку штанов вместе с трусами, и обхватываю себя за щиколотки. Если повезет, будет не очень больно.
— Так, шлюха! — говорит Беллатрикс, проводя кончиком палочки сверху вниз у меня в попе. — Ты действительно хочешь, чтобы я вставила твоему выродку?
Мама плачет, о чем-то просит, и, наконец, запихивает в себя дилдо. Госпожа отпускает меня, слегка шлепнув по попе, толкает маму на кровать, и прикасается палочкой к основанию черной штуки, торчащей между ног мамы. Дилдо начинает двигаться, а мама громко всхлипывает.
— На два часа, — сообщает Беллатрикс. — Ты сама виновата. И только посмей вытащить, я обещаю тебе, что засуну его в твоего пащенка!
Она уходит. Я тихонько сижу у окошка. Резиновый член громко хлюпает во время движения. Мама стонет и плачет в подушку. Я сажусь рядом и глажу ее по голове. Мама улыбается сквозь слезы.
— Хороший мой, — говорит она, — только не забудь уйти сразу, как кто-нибудь появится.
Раньше мама пробовала запирать меня в ванной на то время, пока приходили господа, но мне было скучно, и еще страшно за маму. Вы только не говорите никому, но в ванной тоненькая дверь, и через нее мне все слышно. Я всегда все слышу. Я сказал по секрету маме, тогда она махнула рукой, и разрешила оставаться, только сказала, чтобы я вел себя тихо, когда господа у нее. Я послушный. Я умею вести себя совсем незаметно.
Наша комната довольно большая. Посередине стоит большая кровать. Она для мамы и для господ. Моя кроватка и столик со стулом стоят около окна. Слева, в углу, сложены мои игрушки. Их мало. В противоположном углу, около вделанных в стену железных колец, лежат на столе игрушки для мамы и господ. Их гораздо больше. Когда я был помладше, однажды я забрался в тот угол и играл большим розовым членом, представляя, что это мороженое — на картинке оно такого же цвета. Когда господа это увидели, они долго смеялись и говорили, что «щенок вырастет хорошей соской». Господин Эйвери после этого принес мне кукольный домик с мебелью. Мама сказала, что это для девочек, а мне все равно нравится. Кукол можно кормить, укладывать спать, переодевать, раздевать совсем и трахать друг с другом. Они совсем как настоящие, даже умеют стонать и взвизгивать. Я показал, как они это делают, господину Эйвери, и он наколдовал мне для кукол наручники и плетку — тоже совсем как настоящие. Жаль, что мама спрятала их, как только господа ушли.
Дверь открывается, и я убегаю в свой угол. Входят Мальсибер и еще двое господ, которых я не знаю по именам. Один из них совсем черный — вот я и увидел негра. Я стараюсь не смотреть в ту сторону, хотя много раз видел, как маму имеют. Просто я боюсь, что если буду смотреть, они однажды захотят меня тоже. Мама сказала, что не переживет этого.
Я достаю цветные карандаши и альбом, которые принес господин Люциус, когда мама однажды была с ним хорошая. Они заколдованы. Карандаши не стачиваются и не ломаются, а в альбоме очень много страниц, поэтому места можно не жалеть. Сначала я рисовал все, что вижу за окном, куда так хочет мама — и траву, и деревья, и голубой защитный купол, и сторожевых оборотней. Потом я попробовал нарисовать то, чего никогда не видел. Нарисовал маггла и показал маме, но она только заплакала. Госпожа Беллатрикс говорила, что маггл — это послушная скотина, а господин Мальсибер — что это просто дырки с ушами. Маггла я срисовал с кентавра в книжке сказок, только вместо лица у него была большая черная дырка, а по бокам большие уши — чтобы было удобно держаться за них, когда маггла трахают. Маме почему-то не понравилось.
Потом мама попросила меня нарисовать собачку и кошечку за их обычными делами. Я нарисовал — пес трахал кошку в зад, прикусывая ее ухо. Не знаю, почему мама опять плакала.
Я не выдерживаю и на минутку оборачиваюсь. Мама стоит на четвереньках. Негр толкает свою толстую багровую штуку ей в рот, а с другой стороны Мальсибер и другой господин пытаются засунуть два члена сразу. На простыни пятна крови — это мамина кровь. Господин Мальсибер впивается пальцами в мамино бедро, натягивая ее на себя. В этом месте опять будут черные синяки. Негр постоянно бормочет что-то вроде «глубже, девочка», и тянет маму за волосы. Разве он не понимает, что так ей больнее?
Однажды я засунул карандаш себе в попу, это было больно и неудобно. Мама расстроилась и сказала, чтобы я больше так не делал, а я спросил, почему? Господин Мальсибер говорит, что ждет не дождется, чтобы мне вставить, а я ведь знаю, что он любит хорошо растянутых. У всех ведь свои привычки. У Господина Эйвери не встает, пока он не исхлещет маму плеткой, а господину Гойлу обязательно надо видеть ее слезы. Госпожа Кэрроу капризнее всех, с ней мама возится порой часами, а вот ее брат, который приходит вместе с ней, кончает, только наблюдая за ними.
Иногда господа приходят по очереди, иногда — большой толпой. Бывают даже дни, когда не приходит никто. Изредка приходит Черный. Это я так его зову, потому что он мне не нравится и всегда носит черное. Он единственный не требует звать себя Господином, не бьет маму и не трахает ее. Бывает, что мама радуется ему, а бывает — плачет. Однажды я видел, как мама кричала на Черного, что все из-за него, и что она давно бы отдыхала, если бы не его проклятая просьба. И била его кулаками в грудь, и по щекам, и царапала до крови, а он только молча смотрел на нее, поджав губы. Почему он всегда столько молчит? Маме, наверное, надоело его бить, и она только всхлипывала, уткнувшись ему в грудь, и бормотала что-то вроде «не могу, не сумею…»
Ночью я проснулся от того, что мне стало трудно дышать. Было тяжело и душно, и я позвал маму. Сразу тяжесть исчезла и я открыл глаза. Мама сидела на краю моей кровати, склонившись, и плакала. Она все время повторяла «не могу», а в руках сжимала свою подушку. Я не люблю, когда мама плачет. Я так и сказал, а мама пошмыгала носом, как маленькая, и улыбнулась. Погладила меня по голове, поцеловала и сказала «спи, солнышко». Мне так нравится, когда она меня так зовет! Как будто, я и правда могу ее согреть.
В другой раз к маме долго никто не приходил, а потом я проснулся ночью от того, что маму кто-то трахал, но очень тихо. Я еще удивился, почему в темноте, и решил, что это, наверное, Господин Люциус, потому что мама не плакала, только громко вздыхала и стонала. Было слышно, как они целуются, а ведь мало кто целует маму. А потом он застонал громче, и выдохнул «Лили», а ведь так маму называет только Черный! Я заплакал, и закричал, что он предатель, что он теперь тоже будет делать маме больно, что она ему верила, а больше не будет. Я еще что-то кричал, не помню, а мама обнимала меня и говорила, что это не так, что я не понял. Я посмотрел на нее, но она выглядела довольной.
— Мама, он же тебя трахал? — спросил я.
— Ты ошибся, Гарри, — ответила она. — Ты еще не знаешь, это называется «заниматься любовью». Ты просто спутал, дорогой. Это ничего, ты спи.
Мне хотелось спать, но руки у мамы были совсем ледяные — наверное, согревающие чары уже выветрились, ночами это часто бывает.
— Но ты совсем холодная, мама! Я должен тебя согреть, я же твое солнышко?
— Спи, родной. Сегодня меня Северус согреет.
Из-под маминой руки я глянул на Черного и впервые увидел, что он улыбается. Оказывается, он это умеет! Мама тоже чуть-чуть улыбалась, и я решил, что прощу его, раз мама не против. Может, он и правда умеет греть?
Потом Черный стал появляться чаще, они с мамой подолгу говорили о чем-то непонятном и много колдовали. Он даже давал ей свою палочку, но у них все чего-то не получалось.
А потом мама тихонько разбудила меня ночью, велела молчать, и идти тихонько. С ней был Черный, он шел впереди с палочкой в руке, а мама держала меня за руку и тихо-тихо шла за ним на цыпочках.
Я спросил, куда мы идем, и Черный ответил, что в убежище и чтобы я замолчал. Я не знал, что такое «убежище», но сказал, что это неправильно — если оно убежище, в него нужно бежать, а не идти, и мама чуть-чуть улыбнулась. Мы пошли еще быстрее, и я подумал, что бежать все-таки правильно. Перед какой-то дверью Черный долго махал палочкой, а мама подхватила меня на руки. Он сказал, что можно идти. Мы вышли на улицу, повернули за угол, а оттуда потекло такое страшное, холодное и темное, что я заорал и описался.
Дальше я не помню, а потом я открыл глаза в нашей комнате. Мама была тут, снова раздетая, а на ее горле был ошейник с длинной цепью, пристегнутой к спинке кровати. Черный тоже был тут, тоже голый. Он был связан, весь в запекшейся крови, и все время тихо ругался. Мама сидела рядом, пыталась развязать веревки, и что-то ему шептала, я не услышал, что. Но Черный разозлился и закричал:
— Лили, ну почему твой сын каждый раз все портит? — и мне стало очень обидно, потому что я даже не знал, что испортил.
А мама ответила:
— Кто же знал, что у Гарри индивидуальная реакция на дементоров? Он никогда еще с ними не встречался. Прости, Северус, что у нас не получилось. Ты сам говорил, что шанс ничтожно мал. Гарри не виноват.
Черный зло посмотрел на меня и махнул рукой. А потом пришли господа и Черный закрыл меня в ванной, велев сидеть тихо. Только я все равно все слышал. Я всегда слышу.
…Я Гарри, мне шесть лет. Теперь у меня есть папа, и его зовут Шлюха. В подарок папе я нарисую убежище, в которое он так стремился.
|
|
| |
|
Улауг |
Дата: Понедельник, 26 Мар 2012, 01:18 | Сообщение # 7 |
|
Мастер словоплет
Новые награды:
Сообщений: 96
Магическая сила:
| brisingamen, спасибо за комментарий. да мне самой было страшно это писать.
Хмурая_сова, ну да, но он слышит вокруг такие слова, впитывает их - откуда ему знать другое? каждый ребенок учится тому, чему учит его окружение.
Арианна, вот-вот, Гарри просто не знает ничего другого. Да, это искалеченная психика и искалеченная судьба. Но... вот такая ситуация, страшненько.
Луна, прошу прощения за ужастик на ночь, конечно. Этот текст меня не отпускал буквально, пока не написала. Страшно и жутко.
А началось все с того, что меня в обсуждении другого фика ("Поздно...") спросили, верю ли я, в рамках канонных характеров, что Темный Лорд мог сохранить жизнь Лили? Я тут же ответила: только вместе с Гарри, она бы не позволила другого. На что были высказаны сомнения, что маленького Гарри Лорд мог оставить в живых. Мне предложили представить такую ситуацию, где Лили и Гарри живы, но это не противоречит характеру Лорда. Ну, я и представила. а потом дофантазировалась... Сначала думала о полуголодном существовании в темницах, честно говоря. А потом заявка на кинк-фесте подсказала развитие ситуации. Вот так оно все и было бы, несмотря на мерзость ситуации. Ну, может, с насилием я преувеличила, но пленниками они оставались бы точно. А Снейп ходил бы вокруг, извивался, пытался одновременно спасти любимую женщину и добиться ее взаимности... И, скорее всего, безрезультатно. Страшная история, угу.
|
|
| |
]
