Основатель - Страница 4 - Пабы Хогсмита

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 00:59 | Сообщение # 46

Княгиня де Веллар

Дина взяла Рамона за рукав куртки, но в ее жесте не было страха. Она всецело доверяла патрону, и даже в вопросе, нет ли случайно в коридоре ловушек, не прозвучало беспокойства.
— Чувствуешь запах? — вместо ответа спросил вьесчи.
Девушка потянула носом, оглянулась в поисках его источника.
— Да. Как будто плесень.
— Разновидность грибка Cryptococcus neuromyces. «Проклятие фараонов». Вызывает сильнейшие галлюцинации и мучительную смерть через полчаса. Наказание для всех смертных расхитителей гробниц, если, конечно, им каким-то чудом удастся попасть сюда.
— А для бессмертных?
— А из бессмертных только я и Вольфгер знали заклинание, открывающее этот коридор.
Дина крепче сжала локоть Рамона, глядя по сторонам. Круг света выхватывал из темноты новые картины. Великолепные сцены охот, боев и пиров сменяли одна другую. За ними следовали изображения загробных судилищ и путешествий через небесный Нил.
Каждый шаг поднимал в воздух облачко пыли. Гирлянды паутины трепетали от малейшего дуновения. Коридор стал шире, и рисунки на его стенах изменились.
— Это не египетские! — воскликнула Дина, заставив Рамона направить свет на один из них.
— Фрески Атлантиды, — ответил он спокойно, хотя сам не ощущал этого спокойствия.
— Невероятно, — прошептала девушка, глядя на картины, светящиеся золотом.
С облаков, клубящихся красным светом, сходила на землю богиня в тунике цвета индиго. В одной руке она держала серп, в другой — связку молний. Рядом изгибалась сизая воронка смерча, а его черенок вырастал из раковины, которую держал в руках смеющийся смуглый юноша лет шестнадцати. Над сверкающей пирамидой горел золотой диск. Его бережно держали трое — двое мужчин и женщина, — одетые в длинные яркие одежды.
— Люди думали, что по велению Лугата светит солнце, — с внезапной горечью произнес Рамон, проходя мимо последнего рисунка. — И как велико было разочарование смертных, когда они поняли, что это не так.
Дина промолчала, жадно глядя на изображения давно погибшего клана. Пристально вглядывалась в лица кровных братьев, с улыбками глядящих на нее со стен. Видимо, пыталась найти среди них Рамона. Но не находила.
— Кто это рисовал? — спросила она тихо.
— Один из фэри. Очень давно. — Вьесчи отвел фонарем длинную густую кисею паутины, свисающую с выступа на потолке, и увидел впереди стену, перегораживающую коридор.
На ней виднелось всего лишь одно изображение, грубо вырезанное в камне. Пирамида с шаром на вершине — знак клана Лугат.
Рамон подошел ближе и снова почувствовал, как зашевелилась спираль магического артефакта в груди. На этот раз настойчиво и болезненно. Коже стало горячо и мокро. Негоциант поспешно распахнул куртку, рванул ворот рубашки, и тут же из его тела в стену ударил луч красного света. Он неторопливо скользнул по камню и стал медленно выползать из тела вьесчи, втягиваясь в шар Лугата, сворачивался кольцами, вспыхивая все ярче. Древняя магия этого места не терпела рядом с собой никакую другую.
Рамон выронил фонарь и, чтобы не упасть, оперся обеими руками о стену. Произнес сквозь зубы, стараясь успокоить встревоженную Дину:
— Все нормально. Иначе оно не впустит меня…
Символ клана вспыхнул, стены вокруг угрожающе загудели, одна из плит поползла в сторону. Вьесчи едва успел отступить. Опустив голову, он машинально взглянул на грудь. Она оказалась залита кровью, но ран не было видно, исчезло также ощущение легкого покалывания под кожей, к которому он так давно привык.
— «Не будет в твоих руках ни меча, ни посоха, ни свитка… не войдет сюда ни воин, ни странник, ни мудрец…» — процитировал Рамон обрывок древнего пророчества и тут же сообразил, что слова, произнесенные им, звучат непривычно. Он говорил на языке своей родины.
Словно в ответ, впереди, за порогом, зажглась вереница дрожащих огоньков. Они высветили широкие ступени, ведущие вниз…
С каждым шагом свет, идущий снизу, становился все ярче. Засияли рисунки на стенах — бесформенные клубы облаков, сиреневых, розовых, лиловых. В отличие от затхлости верхнего коридора, здесь воздух наполняла прохладная свежесть. Временами налетал легкий ветерок, пахнущий грозой.
Плиты под ногами тоже были расписаны с удивительным мастерством, казалось, по ним непрерывным потоком течет прозрачная вода, и даже как будто слышался ее мелодичный плеск.
Дина, засмотревшись на это чудо, едва не оступилась на очередной ступени, и Рамон крепко взял ее за руку.
— Неужели это все тоже сделали фэри? — спросила она, стараясь больше не смотреть себе под ноги.
— Да. По моим рассказам.
— Удивительно. — Девушка оглянулась и произнесла неуверенно: — По-моему, вон то облако движется. И это тоже! А там начался дождь!
— Поэтому идем быстрее, пока нас не намочило, — улыбнулся Рамон, чувствуя, как на лицо упало несколько капель, и прибавил шагу.
Пальцы Дины крепче сжали его ладонь, и он услышал ее едва слышное бормотание:
— Я хочу получить эту магию.
Стены облаков, сжимающих лестницу, расступились, и спутникам открылся большой идеально круглый зал. В его центре светилось нечто бесформенное, потолок тонул в сером полумраке.
— Закрой глаза, — сказал Рамон, и Дина послушно выполнила его просьбу.
Не выпуская руки девушки, он вел ее вперед, с улыбкой замечая, как воспитанница хмурится, чувствуя, что вокруг происходят что-то, но честно не подсматривает. Негоциант заставил ее сделать еще несколько шагов и разрешил:
— Теперь смотри.
Девушка открыла глаза и громко вскрикнула от изумления и восторга.
Зал, лестница, каменные стены — исчезли. Она и Рамон стояли на выступе одной из граней огромной пирамиды. На головокружительной высоте. Вокруг возвышались горы, поросшие густым лесом. С их вершин, серебрясь в сером предутреннем свете, падали нити водопадов. Они превращались в бурные реки у подножия скал и бежали в долину, пестревшую клочками обработанных земель, яркими зелеными лоскутами рисовых полей и лохматыми гривами масличных пальм.
Там, далеко под ногами, кружил в потоке воздуха кондор, носились легкие парашютики семян и первые робкие лучи солнца. Здесь же, в густой черной тени над пирамидой, горели звезды. Ровный, сильный ветер ерошил волосы и трепал одежду.
Рамон смотрел в долину, окруженную зубцами гор, и чувствовал, как сильно колотится сердце. Прежняя сила вдруг всколыхнулась в душе. Все еще слепая и безгласная, она рвалась на волю, пытаясь найти две другие такие же силы и слиться с ними.
Негоциант уже забыл, какое наслаждение вызывает этот великолепный обман. И как долго он сам жил этим обманом…
Он едва слышал, как Дина кричит ему что-то, захлебываясь от восторга, смеется, сжимая его плечо, и ее милое лицо становится волшебно-прекрасным… Как у всех, кого он приводил в свой храм давным-давно, в прошлом…
— Оптический обман, — сказал он негромко, но Дина поняла его, и радость мгновенно скатилась с ее лица. — Магия фэриартос.
Рамон взял воспитанницу за плечи и шагнул вместе с ней в сторону. Пирамида, созданная сотнями отражений, стала плоской и мгновенно погрузилась в зеркальный пол. Вместе с ней там же скрылась долина. Теперь вьесчи стоял на тонком стекле, под которым угадывались очертания его старого храма.
Горы исчезли. Лишь потоки воды, искусно нарисованные на стенах, указывали на те места, где только что на скалах росли густые джунгли. Да на потолке поблескивали огоньки южных созвездий.
Дина освободилась из рук Рамона, шагнула туда-сюда, резко обернулась, присела, вглядываясь в прозрачный пол, выпрямилась и тихо рассмеялась:
— Это не обман. Все по-прежнему здесь. Просто нужно уметь видеть.
Негоциант улыбнулся, думая, сколько времени он проводил в этом зале, упиваясь воспоминаниями прошлого, пока не понял однажды, что не может вернуть былую силу.
Он посмотрел на Дину, но вместо современной девчонки, дико несовместимой с древним великолепием подземного храма, увидел совсем другое…

Зал был залит кровью. Ни водопады, ни ливни, мастерски нарисованные, не могли смыть ее. Густой запах меди висел в воздухе.
Вольфгер, шагнувший было сюда, остановился. И рассмеялся, когда к его ногам упало все еще теплое тело юной девушки. Она была мертва. Так же как и юноша, раскинувшийся поодаль.
— Друг мой, — задушевно произнес некромант, глядя на бойню, учиненную в храме, — тебе пора остановиться. Иначе ты изведешь всех молодых людей Мемфиса.
Ра-Ил свирепо обернулся. Его руки были по локоть залиты кровью, своей и чужой. По золотому жреческому облачению расплывались багровые пятна, с клыков оскаленного морского дракона на маске падали тяжелые липкие капли.
— Жалкие, выродившиеся твари! — прорычал он сквозь зубы. — И это ты называешь хорошим материалом?!
Лугат едва сдержался, чтобы не пнуть все еще живое человеческое тело, распростертое на алтаре у его ног.
— Эта, например, была очень хороша. — Продолжая посмеиваться, Вольфгер наклонился, повернул к себе голову мертвой девушки, раздвинул ее губы и полюбовался совсем недавно прорезавшимися клыками. — Чем она тебя не устроила?
— Они все пусты! — Ра-Ил вытер лезвие ритуального кинжала о свою одежду. — Ни капли силы, ни частицы умения! Все, что я даю им, уходит как будто в песок!
Некромант выпрямился и прошел в зал, больше не обращая внимания на кровь, пачкающую подол его белоснежного одеяния. Приблизился к жрецу, задумчиво посмотрел на новую жертву — длинноногую чернокожую девушку.
— Но ты же понимаешь, что это значит? Дело не в них.
Ра-Ил содрал с головы золотую маску, небрежно отбросил ее в сторону.
— Да. Дело во мне. Они не могут принять мою силу, потому что ее у меня нет. Я надеялся, время излечит… Но, видимо, ждать бесполезно…
— Бесполезно убивать новообращенных, мстя им за свою беспомощность. Сколько еще веков ты будешь сидеть в этом зале, упиваясь воспоминаниями прошлого?! — жестко спросил Вольфгер. В его светлых чуть косящих глазах загорелся зеленый магический огонь, но он тут же притушил его и произнес мягко: — Если не возражаешь, я заберу тела. Мне, в отличие от тебя, они пригодятся.
Повернулся и неторопливо пошел прочь. Остановился у подножия лестницы и бросил небрежно:
— Ты больше не лугат. Смирись с этим.
Ра-Ил с ненавистью взглянул на его высокую фигуру, медленно, с величием живого бога-фараона, поднимающуюся по лестнице.
Кадаверциан был прав. И осознание этого вызывало еще большую ярость.
Девушка у его ног открыла затуманенные глаза и глубоко, с дрожью, вздохнула. Эта была последней.
Жрец поднял руку и снова взрезал свое запястье, произнося про себя слова обряда посвящения…

Рамон тряхнул головой, прогоняя видение. Провел обеими руками по лицу. Улыбнулся Дине, напряженно наблюдающей за ним:
— Воспоминания.
— Я поняла, — отозвалась она, но тактично не стала спрашивать, что именно он вспомнил.
На полу, точно в том месте, где возникала вершина пирамиды, тускло светился алтарь. Золотой круг, образованный тонкими золотыми дорожками, тянущимися в центр, к выемке в форме человеческого тела.
Вьесчи крепко сжал кулак, чувствуя, как начинает покалывать пальцы сила, разбуженная телепатом-даханаваром. В воздухе запахло озоном.
А потом снова вспомнилась мертвая жертва, залитая кровью, но негоциант усилием воли прогнал видение.
— С тобой так не будет, — уверенно сказал он, глядя на Дину, присевшую на корточки возле круга.
— Не будет что? — спросила воспитанница, поднимая взгляд от золотых дорожек.
Рамон не ответил. Его все сильнее охватывало лихорадочное возбуждение.
Предвкушение…
— Сними все лишнее, ложись сюда и не бойся.
Девушка послушно разулась, стянула курточку, расстегнула длинные бусы из разноцветного стекла и бросила поверх одежды. Оставшись в тонкой кофточке и юбке, она, помедлив, осторожно опустилась на алтарь, поеживаясь от холода металла.
— Не бойся, — повторил Рамон.
Лицо Дины было спокойно, она смотрела на патрона с любопытством, полностью доверяя ему. А он подумал, была бы воспитанница так же невозмутима, если бы знала о десятках молодых людей, загубленных им в злобном отчаянии.
Негоциант вынул из кармана брюк перочинный нож, опустился на колени рядом с Диной, бережно взял ее левую руку, перевернул вверх запястьем и быстрым движением надрезал вену. Девушка вздрогнула от боли, инстинктивно дернулась, но Рамон держал ее крепко. Тяжелые красные капли закапали на золотую дорожку и, сливаясь друг с другом, побежали тонким живым ручейком. Быстро заполняя желобки, прорезанные в золоте, вычерчивали запутанный узор.
В глазах Дины мелькнул страх. Вместе с кровью из нее уходили и силы, но негоциант не собирался отпускать ее. С терпеливым вниманием естествоиспытателя он смотрел на девушку, замечал, как белеют ее губы и сереют щеки.
Наверное, на его лице отразилась тень прежнего безумия, с каким он пытался передать людям часть своей несуществующей силы, потому что девушка отчаянно рванулась, желая выбраться из алтаря. Вьесчи толкнул ее обратно и крепко прижал руку, из которой теперь лился непрерывный красный ручеек, к золотому основанию круга.
— Нет! — вскрикнула она, пытаясь освободиться. — Рамон, не надо!
Он почти не обратил внимания на то, что она назвала его по имени, хотя это было впервые.
Кадаверциан привыкли работать со смертью, едва ли не умирать сами в своих немыслимых магических действах, нахтцеррет равнодушно относились к убийству, вриколакос не знали страха перед физической гибелью, асиман ставили над ней эксперименты, фэриартос умели видеть в ней своеобразную красоту. Вьесчи не знали ничего из этого. Поэтому страх перед смертью ослепил ученицу негоцианта, и несколько минут перед тем, как потерять сознание, она отчаянно боролась за свою жизнь. А потом затихла, покорно вытянувшись на каменном ложе, окруженная тонким красным орнаментом, вытекшим из ее вен.
Рамон погладил Дину по спутанным русым волосам и закатал рукав своей рубашки. Теперь его кровь с растворенной в ней древней магией полилась на желтый металл, смешалась с кровью воспитанницы. Багровая жидкость, ставшая похожей на подвижную ртуть, быстро устремилась в обратную сторону — к руке девушки, и через порез стала втекать обратно, неся с собой новую силу.
Негоциант помнил свои эксперименты с магией других кланов. Все вьесчи, которым он пытался дать ее, погибали. Но сейчас все должно быть по-другому.
«В ней должна быть сила Лугата, хотя бы далекий отголосок, тень, эхо», — думал он. Чем быстрее пустели желобки, наполненные их смешанной кровью, тем ярче розовели губы Дины, чаще билась жилка на ее обнаженной шее, и сильнее бурлила в Рамоне прежняя сила…
В какой-то миг ему показалось, что ученица перестала дышать, но спустя мгновение она с хрипом вдохнула воздух и закашлялась. Резко села, с недоумением глядя, как последние красные капли впитываются в ее руку, и закрывается порез. Потом огляделась по сторонам, будто впервые видя зал, задержала взгляд широко распахнутых глаз на Рамоне, сидящем рядом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне показалось, ты хочешь меня убить. — Она взглянула на запястье, на котором не осталось даже следа пореза, потерла кожу.
— Я и убил тебя, — усмехнулся Рамон.
Воспитанница нахмурилась. И сейчас же воздух вокруг ее головы задрожал, запахло озоном, послышался сухой треск электрического разряда, и девушка вскрикнула, обожженная собственной магией.
Негоциант рассмеялся, глядя на ее изумленное лицо, и сказал, не сдерживая торжества и удовлетворения:
— Дина Лугат.
Он помог ей подняться, крепко обнял и прижал к себе, чувствуя ответное объятие. Девушка уже простила ему пережитые боль и страх.
— Почему я? — спросила она, прижимаясь лицом к его груди. — Ты мог обратить любого.
— Потому что я уже привык к тебе, — ответил он полушутливо-полусерьезно.
Снова подумал о том, что будет делать с остальными вьесчи, лишенными магии, но не бесполезными, и решил оставить все как есть. Не имело смысла разрушать дело, на создание которого потрачено немало сотен лет.
Самым главным сейчас становилось завершение триады. Иначе сила, пробужденная Даханаваром и усиленная древним храмом, не получит достойного применения.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:01 | Сообщение # 47

Княгиня де Веллар

Глава 29
Чужая стая

Дружба трагичнее любви — она умирает гораздо дольше.
Оскар Уайльд. Несколько мыслей в назидание чересчур образованным.

20 марта

Огромная серая волчица бежала, все сильнее углубляясь в лес по тропинке, едва заметной в снегу.
В вершинах деревьев гудел ветер.
Рогнеда скользила под тяжелыми ветвями, усыпанными снегом, и чутко принюхивалась. Этой дорогой не ходил никто из оборотней. Так повелось. В каждом лесу есть запретные места, окутанные тайнами легенд. В каждом доме есть правила, которые нельзя нарушать.
Летом здесь было глухо, сыро, неуютно. Молчали птицы и не цокали белки. Зима выбелила коряги, засыпала бурелом, сгладила черные вывороченные корни. Дневное небо было затянуто тяжелыми снеговыми облаками, сквозь них не пробивался ни один лучик солнца. Но Рогнеда чувствовала его жар.
Неподалеку застрекотала сорока, потом еще одна, и еще.
Волчица замерла на мгновение, принюхалась и скользнула под куст лещины, согнувшийся под тяжестью снега. Затаилась. Человеческая часть разума, скрытая в зверином теле, понимала, как удивились бы дети, увидев свою Мать, крадущуюся в чаще, словно лисица с украденной курицей по деревенскому двору. Они привыкли считать ее полновластной хозяйкой всего леса.
К сорочьему стрекоту присоединился громкий стук. Как будто кто-то изо всех сил бил колом по стволу дерева. Волчица подняла голову и уловила, наконец, в воздухе дорожку запаха. Едкого, обжигающего ноздри. Она сдержала рычание, поднимающееся в горле, проползла несколько метров под ненадежным укрытием веток и бесшумно прыгнула под еловые лапы. Побежала вперед, держась подветренной стороны.
Рогнеда знала, что ее не могли ни учуять, ни услышать, но могли почувствовать. Хотя днем опасность была меньше.
Волчица по широкой дуге обогнула поляну, с которой доносился стук, пробежала мимо упавшего дерева. Это была сосна. Срубленная несколько дней назад, она все еще пахла смолой, на ее стволе виднелись свежие следы от топора. Золотистую кору присыпал снег. Неподалеку лежала еще одна.
Спустя короткое время к чистому запаху наста и хвои примешался еще один. Рогнеда увидела разодранную тушку зайца. И убили его не для еды. Кто-то позабавился, окропив снег алой кровью и растянув пушистую шкурку на острых сучьях куста.
«Плохо, — подумала женщина, — очень плохо». Волчица тихо заворчала, вздыбив шерсть на загривке, и устремилась дальше.
Тяжелые тучи, наконец, прорвались. Повалил снег. Он падал плотной стеной на открытых кусках леса и кружил редкими хлопьями в густом ельнике. Хищница фыркнула, стряхивая с носа легкую снежинку, и побежала быстрее.
Избушка появилась как всегда неожиданно. Словно выпрыгнула из белой пелены. Покосившийся, низкий домик привалился к стволу огромной ели, и ее нижние ветви почти скрыли его. Двери не было, вместо нее в стене виднелся узкий лаз.
Несколько мгновений волчица стояла, принюхиваясь и прислушиваясь. Но уловила только шелест снега и запах прелого дерева от хижины.
Рогнеда скользнула в дыру и, оказавшись внутри, тут же приняла человеческий облик. В единственной комнате этой берлоги было грязно, еще грязнее, чем в прошлый раз. На земляном полу валялась гора поеденных молью волчьих шкур. Рядом стоял глиняный кувшин, издающий зловоние старой крови. Выложенный черными от копоти камнями очаг. Похоже, его уже давно не зажигали. У стены темнела покосившаяся лавка и виднелась дыра подземного хода под корни ели.
Женщина оглядела жалкое логовище и вдруг услышала негромкое ворчание. Груда шкур, валяющихся на полу, зашевелилась, из-под нее выбрался огромный грязно-белый зверь. Встряхнулся, оскалился, зарычал. С длинных желтоватых клыков закапала голодная слюна, косматая шерсть на загривке и хребте поднялась дыбом.
Рогнеда тяжело вздохнула и развязала тесемки мешочка, висевшего на груди.
Женщина вытащила из мешочка горсть трав и швырнула в морду зверю за мгновение до того, как он бросился на нее. Волк взвыл, отскочил в сторону, мотая головой и захлебываясь от свирепого рычания, снова попытался прыгнуть на Рогнеду, но рухнул на пол, уже не в силах справиться с ее магией. Звериное тело менялось. Медленно и болезненно. Превращение, происходящее с ней самой и ее братьями за несколько мгновений, здесь растянулось на долгие минуты, сопровождаясь хрустом суставов, хрипом и стонами.
Рогнеда стояла, безучастно глядя, как у ее ног корчится оборотень, превращающийся в человека.
— В прошлый раз тебе было легче.
Все еще стоя на четвереньках, он поднял голову, взглянул на нее сквозь спутанные космы светло-серых волос. Оскалился и заставил себя подняться.
Он был на голову выше Рогнеды. Поджарый, мускулистый. Под грязной рубахой, распахнутой на груди, виднелись белые следы шрамов. Лицо, которое когда-то казалось ей красивым, стало еще грубее, жестче утрачивало мягкость человеческих черт. Светло-голубые глаза — точная копия глаз брата. Да и сам он — отражение Иована, только моложе на десять лет. Человеческих лет.
— Здравствуй, Велед, — сказала женщина тихо.
Оборотень тяжело сел на лавку, разминая шею.
— Не думал… что ты придешь… снова. — Слова давались ему с трудом, а голос звучал пока слегка невнятно. — Думал, уже надоело.
Клан Вриколакос состоял из нескольких вожаков, переростков, умеющих контролировать волчье обличье, и пары щенков, только учившихся это делать.
А еще были те, кто жил отдельно в лесной глуши. Дикие, опасные, мудрые собственной звериной мудростью.
Когда-то давно семья вриколакосов разделилась. Большинство считали, что должны жить как можно дальше от людей и других кланов. Не подчиняться правилам большого мира, такого враждебного и непонятного. Следовать законам, оставленным предками — первыми потомками Основателя. Убивать чужаков, ступивших на закрытую лесную территорию. Только так, считали они, возможно сохранить себя, свою уникальную природу. Добиться независимости и уважения.
И лишь Иован понимал, чем закончится гордое одиночество оборотней.
Тонкая ниточка, связывающая волка и человека в их душе, оборвется. Простые потребности, простые мысли, простые законы. Свобода. Нет невыполнимых желаний и неосуществимых целей. Не к чему стремиться. Не над чем размышлять, не с кем беседовать. И ни к чему быть людьми, связанными моралью и совестью.
Иован не хотел простой жизни по закону «подчиняйся сильному и трави слабого». Не желал убивать в себе человека. И ушел для того, чтобы создать новый клан. Гордо носящих волчью шкуру, а не живущих в ней. Он заставлял детей, принимающих звериное обличье, не терять разум. Учил их быть хладнокровными, выдержанными и уважающими друг друга. И не считал унизительным общаться с другими кланами.
В лесу хватило места для всех. Вриколакос жили по своим правилам. А те, другие, по своим. Не мешая, но и не помогая.
Выкодлаки были дикими. Свобода превращала их в жестоких кровожадных существ, почти потерявших способность принимать человеческий образ. Не люди, не волки. Но этот путь они избрали сознательно.
Велед зевнул, потянулся, хрустнув суставами. Насмешливо посмотрел на задумавшуюся Рогнеду.
— Как Иован не боится отпускать тебя ко мне?
Глава клана знал, куда она уходит раз в год, зимой. Ничего не говорил, молча принимая ее выбор.
— Это ты приказал срубить сосны вокруг берлог?
— Да. — Оборотень развалился на лавке, глядя на нее со злобной усмешкой.
Рогнеда усмирила гнев, начавший пробуждаться в душе, и сказала спокойно:
— Эти деревья распространяют светлую силу, спокойствие. Они помогают тебе…
— В чем?! — рявкнул он, впиваясь в крошащееся дерево скамьи черными ногтями, похожими на когти. — Быть человеком? А если я не хочу?! Если мне… нам всем нравится быть такими.
Рогнеда безразлично пожала плечами, еще раз осмотрела темное логово:
— Да, человек не стал бы жить в такой грязи. И волк тоже. Ты слишком ленив, чтобы бороться за свой разум.
Он вскочил с плавностью хищного зверя и заворчал, свирепо глядя на нее исподлобья:
— Лучше бы тебе помолчать, женщина, пока я не разорвал твое красивое белое горло.
Рогнеда невесело улыбнулась в ответ на эту угрозу. Велед, не чувствуя ее страха, успокоился. Внимательно посмотрел на нее:
— Зачем ты приходишь?
— Не могу оставить родича.
Когда-то ей казалось, что она любит брата Иована, потом — что жалеет. И наконец все прошло, остался один долг.
Оборотень улыбнулся, и на его лице появилось задумчивое выражение.
— Женщина и волчица по сути своей очень похожи. И та и другая — отважны, преданны и заботливы.
Рогнеда почувствовала, как ее сердце сжалось на мгновение.
— Если ты так беспокоишься о моей участи, можешь остаться сама. В каждой женщине живет волчица. — Оборотень протянул руку и коснулся гривы ее волос. — Но цивилизация надела на тебя намордник и поводок. Ты заперта в человеческом теле, словно в конуре, и не можешь подать голоса. Ты думаешь, что можешь превращаться в волка, и поэтому свободна?
Рогнеда тряхнула головой, сбрасывая его руку. На нее давно не действовали его слова искушения и не волновали прикосновения. Она осталась равнодушна.
— Я знаю, почему вы не пускаете к нам молодняк, — продолжил оборотень, начиная раздражаться из-за ее безразличия. — Боитесь, что они предпочтут вольную жизнь с нами вашим нудным нравоучениям. Вы держите их в клетках.
— Мы по-разному понимаем волю. — Женщина повела плечами, чувствуя, что грязная, затхлая берлога начинает угнетать ее. Давить. Хотелось быстрее вырваться в лес, на свежий снег. — Здесь все сгнило. Как эти шкуры. Ты снял их со своих братьев?
— С тех, кто не подчинялся мне, — проворчал Велед и пояснил с оттенком гордости: — Это законы стаи.
— Да, ты живешь в стае. А я — в семье. — Осторожно переступая по грязному полу, Рогнеда подошла ближе к выходу.
— Зачем ты пришла? — повторил он, проницательно глядя на нее. — Тебе ведь что-то от меня нужно?
— Основоположник вернулся, — ответила она просто.
Велед запустил пальцы в серые волосы, сел на скамью, усмехнулся, посмотрел по сторонам, словно впервые видя свою берлогу. И она, точно повинуясь его взгляду, стала меняться. Расширились стены, превращаясь из закопченных досок в светлые, золотистые бревна, ушел вверх потолок, пропуская в дом прохладный, чистый воздух. На полу появились зеленые еловые лапы, пахнущие свежо и морозно. Развернулась широкая лестница, ведущая на нижний этаж. Оттуда повеяло душистым теплом и послышалось потрескивание печи. На белые лавки легли пушистые шкуры северных оленей.
— Так тебе легче? — спросил оборотень, с улыбкой глядя на женщину.
Отделившись от своих диких лесных братьев, вриколакос утратили большую часть магии, и каждый раз, видя нечто подобное, Рогнеда не могла сдержать удивления.
— Тогда давай поговорим.
Он и сам изменился. Его одежда и волосы стали чистыми. Звериная натура, казалось, скрылась глубоко в душе.
— Вы знаете, что можете найти здесь убежище. Мы дадим вам защиту.
— Благодарю, но мы сами можем защитить себя. — Рогнеда села на скамью, вдыхая запах леса, хвои и теплых шкур. — Я пришла не за этим. У тебя, я знаю, был амулет защиты от чужих мыслей…
— Волчий Глаз… — произнес он задумчиво.
— Ты можешь дать его мне?
— Это не слишком надежный оберег.
— Знаю.
Несколько мгновений Велед пристально смотрел на женщину. Потом решительно поднялся с лавки:
— Ну, раз он тебе нужен, пойдем, поищем.
Он первым выскользнул из дома, перевоплотившись. Рогнеда последовала за ним, тоже принимая волчье обличье.
Лес неуловимо преобразился. Глубокое беззвучие сменилось ровным гулом ветра среди стволов. Сумерки сгустились, мягким бархатом укрывая землю. Запахи стали острее и ярче.
Они бежали рядом. Две молчаливые серые тени.
Снегопад прекратился. В воздухе закружили яркие, враждебные запахи. Опасность, спящая днем, зашевелилась, и с минуты на минуту была готова проснуться. Казалось, деревья оживали, со скрипом вытягивая застывшие сучья, стараясь зацепить бок волчицы. Стряхивая снег, поднимали тяжелые лапы, чтобы не дать ей укрытие. Этот лес был враждебен ей так же, как и его обитатели.
Сумерки укрывали серое легкое тело, но ее запах плыл следом и, не спеша развеяться, выдавал Рогнеду.
Она миновала поваленные деревья и вдруг уловила слева быстрое движение. Стремительную тень, метнувшуюся за кустами. А спустя секунду послышался вой. Это были не протяжные певучие голоса волков — казалось, невидимые существа издеваются, плохо изображая напевы зверей. Они хрипели, сипели, вопили, хохотали, как гиены, и угрожающе бормотали.
Шерсть на спине хищницы поднялась дыбом. В темноте Рогнеда уже видела поблескивающие искорки глаз, черные силуэты. Не люди… не волки.
Она заворчала тихонько, а ее спутник грозно рыкнул в сторону преследователей, и те отстали.
Впереди показалась поляна, занесенная снегом. Велед остановился, огляделся по сторонам, потом взглянул на Рогнеду, и она поняла, что должна остаться здесь, не вмешиваться в его магию.
Волчица легла на снег. Оборотень, казалось, улыбнулся, глядя на нее, прыгнул в сторону и скрылся в дремучих зарослях.
Хищница положила голову на лапы, готовясь к длительному ожиданию. Прикрыла глаза, ощущая разноцветные запахи и звуки, клубящиеся вокруг. Ей снова вспомнилась ночь в глухое время декабря, когда волки собираются в стаи…

Стояла лютая стужа. Дым над печными трубами поднимался прямыми столбами. Воздух звенел от холода, а деревья трещали. Звезды стали ярче и ближе.
На родине Рогнеды никогда не было таких морозов и таких дремучих лесов. Море, омывающее черные скалы, щедро отдавало тепло, собранное летом. Воздух был напитан влагой и солью. Снег, если и выпадал зимой, быстро таял.
Здесь все было чужим. И она сама тоже оказалась чужой.
Местные с неодобрением косились на красивую, надменную женщину. Также они была недовольны Иованом. «Привез чужачку. Своих баб ему мало!» Впрочем, высказывать недовольство открыто никто не решался. Слишком неуживчивый нрав был у охотника.
За окошком, не переставая, выл ветер. Иован должен был вернуться несколько часов назад. Еще совсем недавно Рогнеда металась по дому, не находя себе места. Схватила полушубок, собираясь идти в лес. Но тут же уронила его на пол. Куда идти? Где искать?
На ее родине опасность была понятной. Шторм на море, рана во время схватки с одним из норманнских племен. Но чего ждать от этих лесов, о которых сочиняли дикие небылицы, она не знала. Сам Иован с преувеличенно серьезным видом рассказывал ей о лесовиках, болотницах и волчьих пастырях. А потом забавлялся над ее изумлением…
Рогнеда застыла, напряженно вслушиваясь. Ветер стих, и вместо него послышался далекий волчий вой. Оборвался, оставив после себя зловещую звенящую тишину.
А потом, спустя короткое время, она услышала шаги. Медленные и тяжелые.
Женщина выскочила из дома, задохнулась от ледяного ветра и едва успела поддержать Иована. Его полушубок задубел от крови. В волосы и бороду набился снег, руки казались ледяными.
Рогнеда помогла мужу добраться до кровати, усадила и принялась стаскивать окровавленную одежду. Он пробормотал что-то непонятное и повторил на родном языке Рогнеды:
— Волки.
— Как ты ушел от них?
— Не ушел. — Он попытался улыбнуться, но скривился от боли. — Пожевали и выплюнули.
— Оно и видно, — произнесла сквозь зубы женщина, вспарывая ножом штанину, намокшую от крови. — На тебе живого места нет.
— Видно не по вкусу пришелся.
Он, как всегда, шутил, пытаясь успокоить ее.
Рогнеда осторожно промыла все раны и царапины. Особенно глубокая была на плече. Перевязала. Отошла к печи, занявшись приготовлением целебного отвара.
— Я уже хотела идти к Веледу. Просить его идти искать тебя.
— Да ну? — Иован пристально взглянул на нее. Она спиной почувствовала его тяжелый взгляд.
— Я понимаю. Никто бы не пошел в лес ночью, но надеялась…
— Больше не ходи к нему, — буркнул он, покосился на кружку с отваром, который держала Рогнеда, и спросил: — А покрепче ничего нет?
Она молча наклонилась, коснулась губами его лба, но не ощутила жара, который должен был возникнуть из-за ран. Однако не успела удивиться.
Входная дверь распахнулась, и в избу ввалился Велед — словно слышал, что о нем только говорили. Выглядел он еще более буйным, чем обычно. Волосы торчали дыбом, воротник рубахи расстегнут. Иован говорил, что у брата была жена, но она пропала. Не вернулась из леса. То ли дикий зверь задрал, то ли в трясину случайно забрела. И с тех пор Велед жил один.
Он застыл на пороге, обвел горницу диковатым взглядом, посмотрел на Иована, приподнявшегося на кровати, перевел взгляд на Рогнеду, держащую кружку, и широко ухмыльнулся.
— Ты ей не сказал, — произнес он с глубочайшим удовольствием.
— Проваливай… — рыкнул Иован. — Не до тебя сейчас.
— Так и знал, что не скажешь, — продолжил тот, входя в круг света от масляного светильника. И женщина невольно содрогнулась, заметив, как горят его глаза.
— Что не сказал? — спросила она.
— Он больше не человек, Рогнеда. Погляди на его раны.
Она с недоумением взглянула на мужа. Тот сел, с ненавистью глядя на брата, а он продолжил с насмешкой:
— Ну, расскажи ей. Кто отозвал волков? Кто вернул тебе жизнь? Ты бы умер в лесу. Истек кровью.
— Скажи лучше, кто навел на меня волков?! Они шли за тобой. Я видел.
Велед покачал головой с укоризной. Притворно вздохнул:
— А я-то думал, ты благодарить будешь. Такую силу получил. Власть над зверьми… Ну ладно, может, жена отблагодарит.
— Убирайся! — рявкнул Иован, стремительно вскакивая на ноги.
Посмеиваясь, его брат вышел, хлопнув дверью. С улицы снова послышался волчий вой. Иован громко засопел и принялся снимать с себя повязки. Ран на его теле больше не было.
— Велед оборотень, выкодлак, — угрюмо произнес он, не глядя на жену. — Уже год. И отныне я такой же зверь. И всегда буду зверем… Теперь ты знаешь. Можешь уйти.
Он наконец поднял взгляд, и в его глазах Рогнеда увидела глухую тоску.
Она не ушла. Не смогла. А потом, спустя короткое время, и сама захотела разделить с ним лесную свободу, захотела стать такой же, как он…

Волчица стряхнула человеческие воспоминания, чувствуя чужое приближение, насторожилась, начала приподниматься. Из-за кустов выскочил белый волк, держа в пасти окровавленную тушку зайца. Она упоительно пахла свежей кровью. Хищница невольно облизнулась, наблюдая за сородичем.
Тот вышел на середину полянки, положил добычу на снег. Перевоплотился, как и в прошлый раз с трудом, вытер рукавом рот, испачканный кровью, и оглянулся на Рогнеду. Та снова застыла, не желая помешать ему случайно.
Велед присел на корточки рядом с мертвым зверьком. Быстрым движением рассек его шкуру. Прокусил свою руку и принялся рисовать знаки, похожие на руны, вокруг белого пушистого тельца. Рогнеда почувствовала, как шерсть на загривке поднимается дыбом. Мощная магия окатила ее порывом горячего ветра. Снег вокруг жертвы начал таять.
Велед уронил на зайца несколько капель своей крови, машинально лизнул рану на руке, вынул из кармана камешек, похожий на осколок мутного стекла. Кусочек кварца, в котором пульсировала древняя мощная магия. Рогнеда и сама умела собирать силу вриколакос с помощью некоторых трав и минералов. Но подобный артефакт мог создать лишь брат Иована.
— Настало время пробудить тебя…
Бормоча что-то неразборчивое, Велед осторожно опустил камень на окровавленное тельце. Рогнеда ожидала очередной вспышки магии, но ничего не почувствовала. Оборотень неторопливо подошел к ней, сел рядом. Снег окончательно растаял под мертвым зверьком, и он скрылся из глаз, провалившись в сугроб.
— Теперь подождем немного, — сказал Велед, потягиваясь.
Помолчал и спросил чуть насмешливо:
— Иован не жалеет, что лишает себя такой сильной магии?
«Нам достаточно того, что мы имеем», — подумала Рогнеда.
— Ну, как знаете, — улыбнулся он, будто прочитав ее мысли…
Ночь клонилась к концу, когда выкодлак поднялся, вернулся к центру поляны, запустил руку по локоть в дыру в сугробе и вытащил гладкий кругляш кварца, пульсирующий желтым светом.
— Волчий Глаз, — произнес Велед, любуясь своим творением. — Используй его с умом, Рогнеда. Второй такой я создать не смогу.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:03 | Сообщение # 48

Княгиня де Веллар

Глава 30
Триада

Люди обожают отдавать другим то, что им самим уже не нужно. Вот что называется настоящим великодушием!
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

20 марта

Он не собирался возвращаться к матери и сестре. Это можно было бы считать позорным отступлением. Дало повод родным к снисходительному участию. А Валентин не терпел, когда его жалели. Хотя поводы для сочувствия были.
Неудавшийся ревенант, неудавшийся кадаверциан. Сплошные неудачи.
Хорошо хоть проблем с жильем не возникло. У него была собственная квартира — подарок отца. И достаточное количество денег на карточке. А в случае острой необходимости можно было залезть в так называемый фонд ревенанта. Но пока Валентин не ощущал потребности в покупке личного самолета или яхты. Хотя о последней он иногда подумывал.
Неплохо было бы поплавать по Карибскому морю или хотя бы по Средиземному. Пригласить с собой Дону… Изредка причаливать к одиноким пустым островам, ловить рыбу, лежать на мягком песке белых пляжей, смотреть на ленивые теплые волны. Он бы пил местное вино, а она — его кровь…
Валентин так ярко представил лунную южную ночь. Мерцающие серебряные волосы вилиссы, ее тело, совсем рядом в воде, сверкающей золотыми искрами, почти реально почувствовал прикосновение горячих губ к своей шее.
И тут же грубо одернул себя. «Успокойся, неудачник! Ничто подобное тебе не грозит в ближайшие сто лет».
Что ему стоило соврать Кристофу, будто он дошел до могилы в центре пещер и сорвал асфодель там? А можно было сказать правду. О том, что Смерть сама выбрала его. Теперь, после того как прошло достаточное количество времени, Валентин не понимал, что заставило его уйти от кадаверциан. И вообще не мог представить, как мог уйти от Доны.
«Был бы сейчас ее учеником, кретин, — говорил сам себе Корвинус, выходя из ближайшего к дому супермаркета, нагруженный продуктами. — А может, и не просто учеником. Говорят, у них у всех очень близкие отношения со своими воспитанниками. Я получил бы мощнейшую магию. Доказал бы ей, что достоин ее. В конце концов, прошел бы Пещеры Смерти еще раз».
Но это были пустые эмоции, рассудком он понимал, что недостоин быть в клане Смерти. Мудрый Кристоф весьма наглядно показал ему это. Наверное, нужно испытывать к нему благодарность за то, что дал попробовать свои силы. Оценил себя еще раз.
Но Валентин чувствовал лишь разочарование и раздражение. Потому что продолжал болтаться меж двух миров — людским и вампирским. Почти уйдя из одного, но так и не попав в другой…
Удобнее перехватив пакет с продуктами, Корвинус подошел к своему подъезду. Набрал код. Резко выдохнул. Теперь предстояло еще одно испытание. Подняться по лестнице до лифта. С некоторых пор вид обычной бетонной лестницы, запахи и звуки подъезда начали вызывать содрогание. Когда юноша попадал в обычный дом, ему тут же начинало казаться, что он снова находится в Пещерах Смерти и на следующем лестничном пролете увидит отца в образе оборванного бродяги. Впору обращаться к психиатру.
Валентин представил, какие выводы о его душевном состоянии мог бы сделать специалист, если рассказать ему о своих снах и страхах. Саркастически рассмеялся, широко распахнул дверь и едва не сбил девушку, которая, оказывается, тихо подошла и встала за его левым плечом, тоже, видимо, собираясь войти в подъезд. Она тихо ойкнула, но шустро успела отскочить в сторону, чтобы не получить тяжелой металлической створкой по лбу.
— Смотреть надо, куда идешь! — зло рявкнул на нее Валентин.
Она удивленно приподняла брови и ответила холодно:
— А ты очень любезен, как я погляжу.
Корвинус вспомнил, что видел эту девчонку только что. Она бродила между полками в супермаркете. И пока он выбирал макароны, с интересом поглядывала на него. Валентин равнодушно прошел мимо, сделав вид, будто не замечает ее интереса. Сейчас ему было не до знакомств. К тому же в девчонке не было ничего особенного. Миловидная шатенка с длинной челкой до бровей. Глаза вроде серо-голубые. Худая. И одета очень просто — короткая юбка, короткая куртка, высокие шнурованные ботинки.
— Если у тебя неудачный день, не стоит срывать злость на незнакомых людях, — посоветовала она уже чуть дружелюбнее.
В этом была доля правды.
— Ладно, извини, — ответил он спокойнее, выпустил дверь и придержал ее ногой, чтобы не закрылась. — Тебе туда?
— Вообще-то нет, — ответила девушка, пристально глядя на него. — Но теперь, пожалуй, зайду.
Валентин пожал плечами, не собираясь ломать голову над тем, что подвигло ее на это решение. И так было понятно, что незнакомка хотела продолжить общение с ним. И в этом не было ничего удивительного. Он уже давно привык к подобному интересу со стороны девчонок.
Корвинус вошел первым, с удовольствием почувствовав, что на этот раз подъезд не вызывает в нем никаких неприятных ассоциаций. Даже освещение сегодня казалось ярче, а консьерж за своей стойкой — приветливее.

— Так что, действительно неудачный день? — спросила девушка, подходя вместе с ним к лифту.
— Смотря с чем сравнивать, — отозвался Валентин, перекладывая тяжелый пакет в другую руку. — Неудачными были прошлые семь лет. Но на фоне последнего отвратительного месяца они очень даже неплохи. А сегодняшний день рядом с ним — просто паршивый.
Девушка весело рассмеялась:
— Похоже, ты неудачник со стажем.
— Точно, — хмуро отозвался Корвинус, глядя на табло над дверцами. — Лучше не скажешь.
Грузовой лифт прочно застрял на шестом этаже. А пассажирский мотался туда-сюда между десятым и восьмым.
— Может, пешком? — предложила его случайная спутница.
— Нет уж, спасибо, — резко отозвался Валентин. — Подожду, пока эти придурки накатаются.
Подниматься по лестнице и снова покрываться потом от воспоминаний о недавнем походе по владениям Смерти он не собирался. Корвинус подошел к окну, закрытому декоративной решеткой, и сел на подоконник. Девушка снова внимательно посмотрела на него. Видимо, сделала для себя еще какие-то выводы. Например, о том, что он слишком ленив для того, чтобы подниматься пешком по лестнице. Но она сказала совсем не то, чего он ожидал:
— Тебя всегда так раздражают окружающие или только последние семь лет?
«Посмотрел бы я на тебя, — мрачно подумал Валентин, — как бы ты реагировала на окружающих, если бы пережила все то, что случилось со мной». И вообще его начали бесить ее внимательные взгляды. А ощущение, что у него принимают экзамен и он проваливается на каждом вопросе, усиливалось.
— А тебе какое дело? Чего ты ко мне привязалась? И вообще, кто ты такая? Психолог на практике? У тебя задание — выбери занятого человека и достань его нелепыми вопросами о его жизни? Или манера знакомиться такая? Так вынужден разочаровать. С такой занудной манерой общаться у тебя никаких шансов понравиться хоть кому-то.
— Какой же ты все-таки хам, Корвинус, — вдруг устало сказала она, спрыгнула с подоконника, одернула юбку и пошла к выходу.
— А в чем дело? — агрессивно воскликнул он, глядя в спину удаляющейся девушке, и лишь спустя секунду понял, что она назвала его именем, которое не знал никто. В человеческом мире, естественно.
— Постой! Ты откуда знаешь, кто я?!
— Оттуда, — бросила она, не оборачиваясь, и вышла из подъезда.
Валентин бросился следом. Но когда выскочил на улицу, девчонки уже нигде не было видно.
— Чушь какая! — буркнул он сердито, развернулся и пошел обратно.
Если эта девчонка была кем-то из вампиров, а это, несомненно, так, то почему он не почувствовал этого? Впрочем, ответ был очевиден. Он — человек, лишенный способностей ревенанта, а люди не могут отличить кровных братьев от обычных смертных.
Валентин поднялся в свою квартиру-студию, бросил пакет с продуктами у барной стойки и подошел к окну, тупо глядя на яркие огни соседних домов.
Кто же такая эта неслучайная знакомая? И что ей было надо от него? Неужели проверяла, подходит ли он для ее клана? Или просто захотела поглазеть на одного из легендарных Корвинусов?
Или он опять прохлопал ушами очередной свой шанс. Снова совершил ошибку…
Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Валентин вздрогнул. Но тут же вспомнил, что ждал приятелей. Хотя с этой девицей и забыл обо всем. Направляясь к двери, он машинально взглянул на циферблат часов и понял, что гости опоздали по меньшей мере на два часа.
— Ну и где вас носило так долго? — спросил Валентин, распахивая дверь, и остолбенел, когда увидел, кто стоит на пороге.
Темноволосый мужчина с лицом испанского гранда сдержанно улыбнулся:
— Я бы на твоем месте не открывал дверь, предварительно не узнав, кто за ней.
Корвинус сразу понял, кто это, хотя до этого видел его только в картотеке отца.
— А вы… ко мне? — озадаченно спросил он.
— К тебе.
— Вообще-то я жду друзей… — пробормотал Корвинус, пытаясь сообразить, как деликатно дать понять гостю, что он пришел в не самый лучший момент, и в то же время показать, что он рад этому визиту.
— Я посоветовал молодым людям зайти позже, — отозвался негоциант.
— Ну… тогда проходите.
Рамон вошел, мельком оглядел маленькую квартиру Корвинуса, нахмурился почему-то, но ничего не сказал. Сел в кресло, положив ногу на ногу, и посмотрел на Валентина.
— Ты поступил очень неразумно, оставшись в Столице. Это большой риск.
— Я же не ревенант, — ответил тот, усаживаясь на диван напротив. — Кому я могу быть нужен?
— Основателю, например, — небрежно заметил испанец.
Валентин озадаченно уставился на него.
— Какому еще основателю?
— Отрадно сознавать, что хоть кто-то в нашем мире может существовать в блаженном неведении о происходящем, — сказал вьесчи, и Валентин не совсем понял, издевается тот или нет.
— Ну, так объясните, что происходит, — буркнул он.
Рамон удобнее устроился в кресле и спросил:
— Ты слышал о столкновении во дворце даханавар?
— Да, — нехотя отозвался Корвинус, вспоминая кошмарные фотографии, которые видел недавно на закрытом форуме. — Читал в интернете. Там, говорят, было жуткое побоище.
— Это дело рук Основателя — древнего существа, создателя всех кровных братьев. Долгие века он был… устранен от реальной жизни, но теперь вернулся и устанавливает свои порядки, убивая нас.
Несколько секунд Валентин пытался переварить полученную информацию.
— То есть вы хотите сказать, что в Столице появился некий прародитель всех вампиров?
— Абсолютно верно.
— Почему отец никогда ничего не говорил о нем?
Это был риторический вопрос.
— Но если этот Основатель сам создал вампиров, — медленно продолжил Корвинус, сообразив, что в рассказе Рамона есть логический провал, — зачем же ему уничтожать их?
— Во-первых, он питается нашей кровью. Во-вторых, у него есть свои планы, которые он воплощает за наш счет.
— Какие планы? — настороженно спросил Валентин. Можно было не сомневаться, что все, касающееся вампиров, имеет отношение и к нему самому.
— Когда я увижу его, непременно спрошу, — улыбнулся Рамон. — Но одним из них вполне может быть убийство нового ревенанта.
— Ну и при чем здесь я?
— Дело не в тебе. Твоя сестра может погибнуть.
— А если мне все равно? — с вызовом спросил Валентин.
— Тогда ты глуп, — резко отозвался вьесчи. — И я не удивляюсь, почему кадаверциан не взял тебя в клан.
— Он готов был меня взять! — воскликнул оскорбленный Корвинус. — Я сам отказался!
— Значит, он сделал так, чтобы ты отказался. Но сути это не меняет. Если тебе все равно, что ревенант погибнет из-за твоих детских эгоистических обид…
— Я не хочу, чтобы Виттория погибла! — перебил его Валентин. — Просто не понимаю…
— Основатель может использовать тебя для того, чтобы добраться до нее.
— Зачем?
— А зачем он убил прежнего ревенанта? Судья исчез. Совет распался. Кланы больше ничего не объединяет, ничто не сдерживает взаимную неприязнь. Разобщение и хаос — именно то, что нужно Основателю.
Рамон говорил что-то еще, но Валентин пропустил остальное мимо ушей. Его сознание зацепилось за одну-единственную мысль.
— Значит, из-за него погиб отец… Но почему он не защищался?! Он же ревенант! Он мог блокировать любую магию!
— Он не ожидал нападения, — мягко отозвался негоциант в ответ на отчаяние Валентина. — Он его даже не почувствовал. У него просто заболело сердце. Как может заболеть у любого человека.
Корвинус вскочил. Подошел к кухне, отвернулся от гостя, и чтобы хоть как-то отвлечься от тяжких мыслей, достал из холодильника бутылку минералки, отвинтил крышку, налил в стакан и, глядя на веселые пузырьки газа, спросил:
— Значит, вы уверены, что теперь опасность грозит мне? Но почему тогда Кристоф ничего не сказал об этом? Он предупредил, чтобы я был осторожен, но… — Валентин пожал плечами, отпил воды и снова повернулся к Рамону.
— Кристоф очень занят и не может предусмотреть все, — ответил тот. — Так что я взял на себя труд немного помочь ему.
— Как?
— Хочу предложить тебе помощь и защиту моего клана.
— Вьесчи? — не слишком почтительно спросил Валентин, но Рамон не оскорбился, наоборот, улыбнулся понимающе.
— Нет. Я говорю о Лугате.
— Лугат давным-давно мертв!
— Не совсем. Кое-кто из него благополучно дожил до наших дней.
Валентин уставился на гостя. Постепенно до него начала доходить вся невероятность ситуации. Он медленно вернулся на свое место и, не сводя ошарашенного взгляда с гостя, спросил:
— И… кто это?
— Я. И моя воспитанница. Кажется, ты сегодня уже познакомился с ней.
— Так, значит, та девчонка… — пробормотал Корвинус, начиная понимать все до конца, — значит, она тоже… а я думал она просто так… Она что, следила за мной?! Проверяла, подхожу ли я вам?!
— Всего лишь хотела понять, что ты за человек, — миролюбиво ответил Рамон.
— Ну и как?! Поняла?! — агрессивно спросил Валентин.
— Видишь ли, в чем дело, — продолжил в том же дружелюбно-терпеливом тоне негоциант. — Мы не одиночки, в отличие от всех остальных кланов. Лугат состоял из триад. Наша сила разделена между тремя кровными братьями. И взаимодействие между ними невозможно без доброжелательного и доверительного отношения. Поэтому Дине было интересно посмотреть на своего возможного родственника.
— Я понял, — уже более мирно отозвался Валентин. — И что у вас за магия?
— Мы управляем стихией. Ураганы, наводнения, смерчи, грозы…
Мысли Корвинуса разбегались. С одной стороны, он был озадачен и растерян, с другой, где-то в глубине сознания зрела уверенность в том, что он уже точно знает, как поступить.
— Значит, если я стану… лугатом, то смогу вызывать торнадо и землетрясения?
— Не сразу, но со временем, вполне возможно.
— И вы просто так возьмете меня в клан? Безо всякого испытания?
— По-моему, у тебя в жизни было достаточно испытаний, — ответил Рамон, прекрасно понимая, что все эти вопросы вызваны попыткой оттянуть неизбежное изменение. Человеческим страхом.
— Да… пожалуй, — ответил Валентин. — Можно мне подумать?
— Разве ты уже не решил все для себя, когда шел к кадаверциан? Ты больше не можешь жить простой человеческой жизнью.
В этом Рамон был прав, но Валентин почувствовал, что ему необходимо еще одно усилие воли для того, чтобы решиться.
Древний, могущественный клан. Действительно могущественный. Если про Основателя все правда, а скорее всего, это так и есть — у него появится возможность защититься от него. Не сбежать в убежище под крыло к мамочке. А реально научиться сражаться и отомстить за отца.
Для Доны он перестанет быть беспомощным смертным.
И прекратятся наконец бесконечные кошмары, которые снились каждую ночь. Отец, сгорающий в зеленом пламени. Безликая фигура Смерти, застывшая возле его кровати. Смеющаяся Дона в объятиях мужчины, подозрительно напоминающего Кристофа…
— Ладно. Я согласен, — произнес Валентин отрывисто. — Когда вы сможете обратить меня?
— В древности обращение каждого нового ученика требовало подготовки и сопровождалось красивым ритуалом, — задумчиво произнес Рамон и добавил с легким сожалением: — Сейчас правила упростились. Как ты понимаешь, храмов Лугата больше не существует.
— Обойдусь без ритуала, — пренебрежительно ответил Корвинус, но все-таки не удержался и добавил небрежно, стараясь, чтобы его слова не прозвучали просьбой ребенка попасть на утренник, посвященный Новому году: — Хотя, конечно, было бы неплохо, если бы это событие как-то запомнилось.
Рамон усмехнулся, полез в карман, достал маленькую хрустальную пирамиду и поставил ее на журнальный столик.
— Этот артефакт я сделал несколько дней назад. Он поможет тебе не забыть сегодняшний день.
Валентин криво улыбнулся, пытаясь понять, как безделушка может ему помочь. Рамон поднялся, протянул руку и уколол палец об острую верхушку пирамиды. По ее гладкому боку потекла красная капля. А спустя мгновение Корвинус понял, что окружающий мир исчез.
Валентин увидел, что стоит посреди огромного зала.
Сквозь высокие окна в его белых стенах смутно виднелись пальмы, мягко покачивающие листьями, берег моря и золотая половинка луны, отбрасывающая на воду широкую сверкающую дорожку. Корвинусу показалось, что он слышит мягкое шипение волн, набегающих на берег, и чувствует соленое дыхание океана.
На белом полу под ногами вился тонкий сверкающий орнамент, а над головой висела гигантская хрустальная пирамида, опущенная вниз вершиной.
Из полумрака навстречу Валентину выступил высокий мужчина в свободном темно-синем одеянии, напоминающем тогу. Половину его лица закрывала золотая маска, изображающая свирепо оскаленную морду какого-то неведомого зверя. И узнать в этой величественной, слегка нереальной фигуре негоцианта, неизменно одетого в деловой костюм и занятого финансовыми расчетами, было очень трудно.
Рамон медленно приблизился, и Валентин вдруг совершенно отчетливо услышал шелест ветра, плеск волн, шум дождя, отдаленный раскат грома… Где-то зазвучала тихая музыка, вплетаясь в рокот океана.
На миг Корвинусу почудилась фальшь во всем происходящем, но иллюзия была настолько реальна, что в нее было невозможно не поверить.
Лугат… видимо, теперь негоцианта нужно было называть именно этим древним именем, поднял руку, и Корвинус увидел, что в ней зажат нож с длинным лезвием, также отливающим золотом.
— Если не можешь смотреть, закрой глаза, — услышал юноша гулкий голос из-под маски.
— Я не боюсь, — ответил он скорее для себя.
Орнамент на полу вспыхнул желтым.
Рамон протянул руку. Валентин почувствовал прикосновение холодного металла к своей коже. И тут же его человеческая суть взбунтовалась. Она не хотела умирать, страшилась изменений, которые вот-вот должны были произойти с ней, и Корвинус не смог справиться с приступом паники. Все происходило не так, как он ожидал. Никто не собирался прокусывать его горло и пить кровь. Кажется, Рамон собирался банально зарезать его.
Валентин вцепился в запястье лугата, но не сумел отвести нож — острое лезвие распороло кожу, вонзилось в горло. Боли не было, но несостоявшемуся ревенанту показалось, что жизненные силы хлынули из него стремительным потоком.
Он понял, что падает, но его подхватили и мягко опустили на камни.
И уже гаснущим зрением Корвинус увидел в руках Рамона большой хрустальный кубок. Его ножка была вырезана в виде пирамиды, на вершине которой установлена половина шара. Она была наполнена красной жидкостью.
А через мгновение Валентин почувствовал прикосновение к своим губам холодного стекла, ощутил вкус крови, и мир вокруг погас.

Он лежал на неровной поверхности, ощущая затылком что-то упругое и теплое… Валентин резко открыл глаза и увидел Дину, склонившуюся над ним. Его голова лежала у нее на коленях.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила девушка.
— Нормально, — ответил он, машинально касаясь шеи. Шрама на ней не было, крови тоже.
Иллюзия, созданная артефактом Рамона, рассеялась, он снова оказался в своей квартире. Похоже, он проспал всю ночь, потому что за окном было светло. Но свет, разливающийся по улице, казался очень странным. Словно кто-то включил невероятную иллюминацию. Облака на западе сияли всеми оттенками красного. От ярко-алого до темно-багрового. Они закручивались грозными спиралями и угрожающе надвигались на густо-синее небо, усыпанное звездами, в глубине которого тоже что-то двигалось и струилось.
Валентин невольно поднялся, чтобы лучше разглядеть это чудо.
— Небесное течение, — тихо произнесла Дина. — Теперь ты тоже видишь?
Корвинус кивнул, потрясенный. И только сейчас, наконец, понял — изменился не мир за окном, он сам изменился.
Из ванны вышел Рамон, вытирая руки полотенцем. Он выглядел слегка утомленным, но довольным собой.
— Доброй ночи, Валентин Лугат, — произнес он с улыбкой, и бывший человек понял, что ему нравится, как звучит его новое имя.
Гораздо больше, чем предыдущее.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:06 | Сообщение # 49

Княгиня де Веллар

Глава 31
Волчий глаз

Если бы люди меньше сочувствовали друг другу, меньше было бы неприятностей.
Оскар Уайльд. Идеальный муж.

21 марта

Ожидая встречи, Рамон сидел на диване в своей большой гостиной. Он чувствовал себя переполненным магией, и недовольный голос воспитанницы не мог испортить его великолепного настроения.
Лишь сила Лугата обладала уникальным свойством приумножаться, когда ею делились с кем-то.
— Его вообще не надо было обращать! Он наглый, бездарный!.. — Дина запнулась, не в силах подобрать достойного эпитета для нового родственника. Ее одежда все еще была мокрой насквозь — последствия не слишком удачного заклинания. — Я не хочу находиться с ним в одном доме!
Она была не права. Валентин Корвинус в прошлом, а теперь Валентин Лугат оказался не лишен дарования. Немного высокомерен, но кто из жрецов прошлого мог похвастаться отсутствием надменности.
— Дина, мы уже обсуждали этот вопрос. Давай не будем вновь к нему возвращаться, — устало попросил Рамон и тут же, опровергая сам себя, начал объяснять вновь: — Наша магия подчиняется лишь триаде…
— Я понимаю, — перебила воспитанница, которой не меньше чем учителю надоели эти бесконечные разговоры. — Но почему нужно было обращать именно его?! У меня, например, есть очень много знакомых людей, и все они отличные ребята. Почему бы тебе…
— Он Корвинус. Древняя, благородная кровь.
— Но у меня нет благородных предков, — буркнула раздосадованная Дина. — Почему тогда ты дал силу Лугата мне?
Рамон тяжело вздохнул. Ревность… обычная ревность. Как это знакомо.
— Потому что я люблю тебя, — ответил он, заметил, как на лице девушки неудовольствие сменяется счастливой улыбкой, и добавил строго: — И давай закончим этот пустой спор. Есть более важные вещи. Нам нужно найти место для тренировок. Эта квартира не выдержит мощных атмосферных воздействий.
— Можно заниматься в моем бывшем доме, — небрежно произнес Валентин, бесшумно появляясь в дверях. — Он сейчас пустой.
Рамон взглянул на него, снова отмечая, как изменился сын ревенанта с момента обращения. Напускное человеческое высокомерие сменилось спокойным достоинством чрезмерно уверенного в себе существа. Но это пройдет. Очень скоро.
— Необходимо открытое пространство, — ответил Рамон. — Нежелательно, чтобы кого-нибудь из нас убило стеной рушащегося здания.
В темных глазах Валентина вспыхнул внезапный азарт. Сила магии, которой он стал обладать, с каждым мигом вдохновляла его все больше.
— Может быть, на пустыре, за старыми домами? Они все нежилые, подготовлены под снос. Нас никто не увидит.
— Я бы поехала в парк, — вмешалась Дина и вопросительно посмотрела на Рамона. — Помнишь, мы гуляли там? И вышли на большой луг. Там нет вообще никаких зданий.
— Да, помню… — рассеянно отозвался негоциант.
Вряд ли он сможет забыть этот парк. Рядом с ним на Рамона пыталось напасть псевдонекротическое существо — сложная иллюзия, созданная Иноканоаном. И уже не в первый раз вьесчи задумался о том, какой магической мощью нужно обладать, чтобы создать морок, обманувший даже Дону — вилиссу из клана Смерти. Так что от того места у негоцианта сохранились не самые лучшие воспоминания.
— Так что насчет парка? — спросил Валентин.
— Позвоню-ка я Иовану, — решил Рамон, поднимаясь с дивана. — У нас были в прошлом дела, касающиеся земельных участков. Думаю, он сможет дать удачный совет. А вы оба пока займитесь чем-нибудь полезным.
Ученики вышли из комнаты, демонстративно не глядя друг на друга.
«Ничего, скоро взаимная неприязнь пройдет, — подумал Рамон, набирая номер Иована. — Ничто не способно объединять лучше магии Лугата».
Оборотень не отвечал, впрочем, в этом не было ничего удивительного. Рамон отложил мобильный, лег на диван, сунув под голову кожаную подушку, и прикрыл глаза. До визита к Доне оставалась еще пара часов… Он не собирался спать, но едва закрыл глаза, как тут же память, разбуженная Дарэлом, выплеснула яркую картину прошлого…

Сирил расхаживал по комнате, едва не натыкаясь на стулья и пиная все, что попадалось под ноги.
— Она надо мной все время издевается! Она меня презирает!
На его белой льняной тунике виднелось несколько красных пятен крови, светлые волосы казались растрепанными сильнее обычного, а на щеке темнел быстро заживающий, но все еще заметный рубец — след недавней потасовки, а может быть, заклинания, примененного в одиночку.
Ра-Ил Лугат, старший жрец Северного храма, сидел перед огромным куском полированного кварца, заменяющего ему стол, и пытался работать. В просторные покои на среднем ярусе пирамиды залетал теплый южный ветер. Через открытые треугольные окна виднелась бухта, светящаяся огоньками судов, стоящих на рейде. Слышался ровный шелест пальм и непрерывный треск цикад. Земля остывала, и дрожащие потоки тепла, невидимые человеческому глазу, поднимались в воздух, тая в прохладном небе. У горизонта клубились облака.
Ра-Ил перевел взгляд от окна на свиток папируса с прогнозами погоды на грядущий месяц и заставил себя сосредоточиться.
«Гордость Илории» собирался выйти в море через неделю, и его владельцы умоляли жрецов Лугата предоставить погоду, благоприятную для плавания, обещая взамен сказочное вознаграждение в виде драгоценных камней и лучших рабынь.
— Не могли подождать, — пробормотал Ра-Ил. — Тащатся на своем корыте в самые шторма.
— Что ты сказал? — спросил Сирил, останавливаясь.
— Она тебя любит, — ответил старший жрец, не поднимая головы.
— Почему тогда говорит, что я… — Он запнулся, вспомнив пережитое недавно оскорбление, но явно не желал посвящать наставника в подробности. — Как она вообще может говорить такое?!
— Ка-Ми переменчива, непостоянна и капризна так же, как и стихия, которой служит.
— Но…
— И я бы на твоем месте, — повысил голос Ра-Ил, — занялся делом вместо того, чтобы тратить силы на бессмысленные эмоции. Возьми карты. Изучи розы ветров и сверься с течениями. Мне нужно доставить эту лоханку целой до материка.
Сирил возмущенно выдохнул, потом сгреб со стола свитки и уселся с ними на пол у окна. На его смуглом лице с тонкими чертами застыло выражение высокомерного презрения — такого не добиться репетицией перед зеркалом. Вечной жизни и могущества жрецов Лугата были удостоены лишь юноши и девушки самого высокого происхождения. Так что умение демонстрировать превосходство над окружающими у Сирила было врожденным.
Пару минут ученик молча изучал схемы, скептически хмыкая, затем незаметно для себя увлекся.
— Они уверены, что хотят заходить в Малбаи? Можно швартоваться в другом порту.
— Уверены.
— Какой груз будет на корабле?
— Сельскохозяйственные инструменты, оружие, шкуры морских единорогов, жемчуг.
— А обратно?
— Дерево кедра и рабы.
Сирил прошептал что-то неразборчивое, и его светлые раскосые глаза стали совсем прозрачными. В воздухе на миг повеяло свежим запахом грозы.
— Почему бы им не подождать до начала навигации?
— Золото, друг мой. Золото. — Ра-Ил поставил несколько отметок на полях своего папируса. — Успеют первыми — вся прибыль их.
— Глупая алчность. И почему мы вечно должны помогать жадным купцам?
— Вопрос престижа. Корабли под флагом с пирамидой и шаром приходят в любой порт в любое время года.
Они работали еще несколько часов, до тех пор, пока небо не стало светлеть. Сирил, начавший записывать первые знаки длинного заклинания под диктовку учителя, оторвался от своего занятия и пошел опускать щиты на окнах.
Ра-Ил потянулся, слегка утомившись от долгого сидения на одном месте. И тут же почувствовал тонкую вибрацию прозрачного шара, стоящего на краю столешницы. Передвинул его ближе. В глубине сферы закружился золотистый туман, а через мгновение из него выступило красивое женское лицо с высокими скулами, яркими полными губами и черными завитками волос, небрежно падающими на гладкий лоб. Взгляд темных глаз, подведенных черной тушью, казался немного рассеянным. Но это впечатление было обманчиво. Гостья умела быть необычайно проницательной.
— Доброй ночи, Ра-Ил, — произнесла она, улыбаясь. — Ты выглядишь уставшим.
Сирил, зажигавший светильники, услышал знакомый голос и понимающе усмехнулся. Отношения учителя с прекрасной жрицей напоминали ему его собственные схватки с Ка-Ми.
— Доброй ночи, Ола. Чем вызван столь ранний, вернее поздний визит?
Он ожидал услышать обычный ироничный или легкомысленный ответ, но глаза женщины стали на миг растерянными, а голос был тих и задумчив:
— Знаешь… мне сегодня приснился плохой сон. Он меня тревожит. В последнее время я постоянно ощущаю угрозу. Не знаю, откуда она идет, но не могу успокоиться. Постоянно думаю об этом. А ты… ничего не чувствуешь?
— Нет. — Он улыбнулся, глядя на растерянную женщину. — Неужели старшая жрица цветущей Аюлы стала верить снам, словно испуганная девчонка-послушница? Неужели прекрасная столица стала навевать тебе кошмары?
Ола прикусила алую нижнюю губу, нахмурилась, но тут же улыбнулась и произнесла с прежней насмешливостью:
— Тебе, конечно, живется спокойнее. Сидишь в своем захолустье, зачаровываешь дождик для крестьянских полей и отводишь шторма от лодочек рыбаков.
— Эти крестьяне и рыбаки кормят твою обожаемую столицу. А до ваших интриг мне нет никакого дела.
Улыбка женщины вдруг стала слишком понимающей и сочувствующей:
— Ра-Ил, послушай, ты можешь вернуться в любое время. С твоими способностями и силой глупо продолжать сидеть в этой жалкой дыре. Я говорила с Кором. Он готов забыть обо всем, что ты наговорил ему. Но, конечно, тебе нужно извиниться.
Жрец поднялся, оперся кулаками о стол, нависая над шаром и лицом женщины:
— Передай Кору, что я не возьму обратно ни одного слова. Он бездарный маг и жадная скотина. Его место не на троне верховного жреца, а у выгребной ямы в качестве младшего помощника чистильщика. Я не собираюсь служить придворным шаманом у императора, к которому он имеет столь сильное пристрастие. Если он хочет вести войны, пусть справляется собственными силами — без прирученных молний и ветра, дующего в корму.
— Но, послушай, нам самим выгодно…
— Мне это не интересно. Я буду продолжать зачаровывать дождик и водить в море лодки.
— Ты упрям и глуп, — с достоинством произнесла Ола. — Ты можешь сколько угодно продолжать делать вид, что тебе нравится оставаться в этом убожестве. Но если не хочешь думать о себе, подумай о своих учениках. Из-за своего ослиного упрямства ты запер их в нищей норе и лишил возможности проявить способности, а также занять место, подобающее их происхождению.
Ра-Ил шумно выдохнул и опустился на прежнее место. Этот разговор и подобные ему повторялись каждую неделю с удручающей регулярностью. Лестью, насмешками, а иногда и откровенным шантажом Ола пыталась выманить его обратно в Аюлу. Но каждый раз неизменно натыкалась на «ослиное упрямство» и отступала.
— Ладно, поступай, как знаешь, — заявила она наконец, и ее лицо в шаре стало постепенно таять. — Но мое терпение может рано или поздно закончиться.
— Я тоже был рад тебя видеть, — сказал он пустой сфере и отодвинул ее на прежнее место.
Больше они не виделись и не разговаривали. Через три дня прекрасная, цветущая Антарина была расколота невероятным по силе природным катаклизмом. И те, кто жил в центре материка, погибли первыми…

Рамон открыл глаза, просыпаясь от назойливых гудков будильника. Перед глазами все еще стояло южное небо, видимое через треугольное окно, бесконечная полоса моря и лицо женщины, которая была мертва уже несколько тысячелетий.
Проклятый даханавар! Воспоминания, от которых лугат отказался давным-давно, назойливо возвращались. Интриги многовековой давности, любовь, уничтоженная в незапамятные времена, земля, само существование которой превратилось в легенду…
Вьесчи поднялся с дивана, вынул из ящика стола плоскую коробку, сунул ее в карман. Когда он проходил мимо комнаты Дины, увидел, что та сидит у телевизора, смотрит прогноз погоды и сосредоточенно записывает что-то в блокнот…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:07 | Сообщение # 50

Княгиня де Веллар

Вилисса явно заждалась его. Дверь открылась сразу. Поразительная особенность всех некромантов — полная уверенность в своей силе и ни грамма осторожности.
Пентхаус Доны не удивил Рамона. Нечто подобное он и представлял. Много света, зеркал и блестящего паркета. В просторном холле вместо люстры — светильники в виде длинных, острых кристаллов. Светло-бежевые стены. В углу — узкая ваза с причудливо изогнутыми ветвями, покрытыми искусственным снегом.
Вилисса, одетая в простой черный джемпер и такую же черную узкую длинную юбку, на фоне своей зеркально-белой квартиры казалась маленьким траурным призраком.
— Проходите, Рамон. Кристоф скоро будет.
На ее белых тонких пальцах поблескивали кольца с бриллиантами. В одном из них негоциант узнал свою работу.
Значительную часть гостиной занимал массивный сливочно-белый диван, похожий на сугроб. Два кресла — сугробы поменьше. На полу растянулась лохматая шкура полярного медведя. Люстра была похожа на неровно вырубленный из айсберга кусок льда. Одна из стен завешана круглыми зеркалами разных диаметров — от размера кофейного блюдечка и заканчивая хорошим подносом. Они были похожи на проталины, наполненные ледяной водой.
Дона с легкой улыбкой вопросительно подняла брови, заметив выражение лица Рамона.
— Пытаюсь понять, получил я обморожение или еще нет.
Она тихо рассмеялась в ответ и указала на кресло.
Негоциант сел. Дона опустилась напротив, погрузив маленькие босые ступни в густой медвежий мех. Спокойная, вежливая, выдержанная, невозмутимая. Пахнущая свежими, чуть горьковатыми духами. Глядя на нее, трудно было поверить, что в этом стройном теле, в белых руках, свободно лежащих на подлокотниках, скрывается сила, способная поднимать мертвых. Грязная, с точки зрения вьесчи, работа, не подходящая для этой девушки.
На стене, противоположной зеркальной, висел портрет красивой женщины в черном закрытом платье, с пышными светлыми волосами, уложенными в высокую прическу. Ее белое, чуть полноватое лицо выражало бесконечное лукавство и беспечность. Она сидела, слегка наклонив голову, искоса глядя на зрителя голубыми глазами с чуть поднятыми внешними уголками. И в ней было какое-то неуловимое сходство с Доной.
— Ван Дейк, — узнал Рамон руку художника. — Это вы?
— Моя мать, — улыбнулась Дона, оглядываясь на портрет.
Вьесчи оценивающе взглянул на девушку:
— Так, значит, это она была той знатной английской дамой, которая пригласила живописца посетить туманный Альбион?
Вилисса ничего не ответила на вопрос Рамона.
— Вам удалось достать артефакт?
— Да. — Он хлопнул по нагрудному карману куртки. — И, поверьте, это было непросто.
— Верю. — Она снова улыбнулась и спросила: — Как вы чувствуете себя теперь, снова обретя магию?
Негоциант посмотрел на стену, увешанную зеркалами, и тут же на их поблескивающих поверхностях стали распускаться тонкие морозные узоры.
— Вновь ощущаю себя целым, — ответил он.
С едва слышным мелодичным звоном открылась и спустя мгновение захлопнулась входная дверь. Раздались быстрые шаги, и в гостиную вошел Кристоф. Кивнул Доне и требовательно уставился на Рамона:
— Принес?
— Вриколакосы называют эту вещь Волчий Глаз. — Негоциант встал, однако не спешил отдавать артефакт новому владельцу. — Как и все предметы подобного рода, его нельзя носить на себе. Он должен быть вживлен в тело, иначе не станет работать.
Рамон открыл крышку шкатулки и вытащил амулет, похожий на обрывок паутины, в центре которой сиял желтый камень. Серые тонкие волокна непрерывно колыхались, словно на них дул ветер. По ним пробегали едва заметные блики.
— Из чего это сделано? — спросила Дона, подаваясь вперед, чтобы лучше рассмотреть Глаз.
— Он не сделан, — уточнил вьесчи, — он выращен. Магия вриколакос. Чувствуете эманации?
Взяв артефакт за одну из тонких нитей, он слегка покачал камень в воздухе. Тот засветился зловещим красным светом, и Рамон оценивающе взглянул на Кристофа:
— Руку. Правую.
— Я сама могла бы… — вмешалась Дона, но негоциант деликатно отстранил ее.
— Ценю ваш опыт хирурга, вилисса, но эта работа для вьесчи.
Его позабавило выражение легкой тревоги, с которым девушка посмотрела на Кристофа. Колдун ободряюще улыбнулся ей и закатал манжет рубашки.
Рамон положил артефакт обратно в шкатулку, вынул из кармана тонкий ремень с зеленоватой пряжкой, пристегнул запястье некроманта к ручке кресла и предупредил:
— Будет больно.
Кадаверциан равнодушно кивнул, сжимая и разжимая пальцы.
— Нет, ты не понял, будет действительно больно.
— В твоем голосе слышится злорадство, — усмехнулся Кристоф.
— Я пережил подобную… операцию. Теперь мне предстоит удовольствие осознать, что я не останусь одинок в своих мучениях.
— Буду рад доставить тебе такое удовольствие, — с не меньшей иронией отозвался некромант.
Откинув ногой белую шкуру, Рамон достал из шкатулки небольшой нож с широким лезвием на костяной рукояти. Наклонился над рукой колдуна, собираясь сделать первый разрез, как вдруг его внимание отвлекла интересная деталь.
— Забавно, — пробормотал вьесчи.
— Что? — спросила Дона.
— Линия жизни. — Он провел концом лезвия по ладони некроманта. — Здесь обрыв. Ты должен был умереть.
— Я и умер, — со смешком отозвался Кристоф.
Вьесчи понял, о чем тот говорит, и отрицательно покачал головой:
— К превращению в кадаверциана это не имеет отношения. Ты должен был умереть насильственной смертью еще будучи человеком. Можно сказать, что Вольфгер спас тебя, обратив… Дона, позволь взглянуть на твою руку.
Вилисса приподняла брови, но возражать не стала. Рамон взглянул на ее узкую ладонь и сказал торжествующе:
— То же самое. Видишь — разрыв. Ты должна была погибнуть лет в двадцать — двадцать пять. Человеческих лет.
— Так и есть, — спокойно кивнула она, — меня пытались убить. Люди Кромвеля. И убили бы, если б не Кристоф и Вольфгер.
— Хотел бы я посмотреть на руки остальных кадаверциан, — задумчиво произнес Рамон, глядя на зеркала, поверхность которых все еще искрилась его морозными цветами.
— Хочешь сказать, что некромантами становятся только потенциальные покойники? — иронически осведомился Кристоф.
— Это было бы весьма символично. — Вьесчи прервал свои размышления по поводу происхождения кадаверциан и удобнее перехватил нож. — Ладно. Начнем, пожалуй.
Мастера Смерти умели терпеть боль. Те, кто специализируется на призыве потусторонних сущностей и оживлении мертвой плоти, готовы проливать свою кровь каждый день по несколько раз. Пока Рамон резал ладонь колдуна, тот спокойно наблюдал за ним и улыбался нахмуренной Доне. Она следила за движениями негоцианта так сосредоточенно, словно, по меньшей мере, принимала у него экзамен по хирургии.
— Защита от любого телепата, — произнес вьесчи, сделав последний надрез. — Единственная из существующих.
Он вынул из шкатулки Волчий Глаз и опустил его на окровавленную ладонь Кристофа. Тонкие нити-паутинки мгновенно ожили, зашевелились и погрузились в надрезанную плоть. Колдун застыл, шумно втянув воздух. Его пальцы свело судорогой, на лбу выступили капли пота.
Дона стремительно подошла к собрату, опустилась на пол возле кресла и взяла кадаверциана за свободную руку. Тот крепко стиснул ее пальцы и закрыл глаза, дыша часто и неровно.
— Долго это будет продолжаться? — с тревогой спросила вилисса.
— Пока не приживется, — безразлично ответил Рамон, вытирая лезвие ножа платком. — От двух до пяти часов. Это магия вриколакос. Она, естественно, очень болезненна и, кроме того, враждебна кадаверциан.
Желтый камень, пульсируя, медленно погружался в ладонь Кристофа. На предплечье того четко выступили вены, и казалось, можно было видеть, как течет по ним кровь.
— Дона. — Рамон подал вилиссе второй ремень — пару к тому, которым был привязан колдун. — На всякий случай. Побочный эффект в виде неадекватных реакций пройдет довольно быстро, но если что…
— Благодарю, Рамон, — холодно ответила девушка, по-прежнему обеими руками сжимая ладонь колдуна. — Не думаю, что это потребуется.
— Как знаешь. — Он отвесил вилиссе ироничный поклон. — Ну что ж. Больше моя помощь не требуется.
— Спасибо, — хрипло произнес кадаверциан, не открывая глаз.
— Пока еще не за что.

Когда за вьесчи закрылась дверь, девушка поспешила обратно в гостиную. Кристоф сидел в прежней напряженной позе. Волосы прилипли к его мокрому лбу, под приоткрытыми веками виднелись светящиеся зеленью узкие полоски белков. И вместе с острым сочувствием Дона ощутила неожиданный приступ злости. На Основателя, Дарэла, вриколакосов и самого мастера Смерти.
— На какие жертвы еще ты готов пойти ради него?
— Ради него? — переспросил колдун, едва шевеля губами.
— Я говорю про Дарэла. Почему ты скрываешь от всех, что он жив?
— Лориан мог ошибиться. Основатель великолепно умеет морочить голову…
— Нет! — воскликнула вилисса, сама удивляясь своему гневу. — Ты знаешь, что он говорил правду! Но ты утаил даже про Витдикту. Ты знал, что большинство из нас… все мы между спасением нашего мира и спасением телепата выберем первое.
— Я хочу дать Дарэлу убежище, где он будет в безопасности… — словно не слыша ее последних слов, сказал Кристоф. — В относительной безопасности. Там, откуда Основатель не сумеет выбраться. А у нас будет время для того, чтобы решить, как убить одного и выручить другого.
Дона молча покачала головой, понимая, что все ее возражения бессмысленны. Колдун, как всегда, уже все решил, и переубедить его будет невозможно.
— Иноканоан научил тебя выходить в их мир?
— Да. Научил, — после недолгой паузы ответил собеседник, и его тон не понравился Доне. Она взглянула на собрата и увидела глубокую морщину, появившуюся на его лбу.
— И что он взял взамен?
— Мои сны, — усмехнулся Кристоф, растирая запястье привязанной руки.
— Сны?! — удивилась вилисса. — Мне никогда не казалось, что в наших снах есть большая ценность. Впрочем, лигаментиа всегда думают иначе, чем другие.
Колдун рассеянно кивнул, размышляя о своем, а потом вдруг схватился за плечо привязанной к креслу руки, словно пытаясь не дать боли ползти дальше.
— Оборотни действительно… нас не любят, — выговорил он с трудом, и гнев вилиссы тут же растаял в потоке горячего сострадания.
— Это скоро закончится. — Она снова села на пол рядом с колдуном. — Если Рамон не ошибся.
Кристоф усмехнулся и опустил руку ей на голову. Порезы затягивались, камень, наливаясь кровавым светом, медленно сливался с ладонью.
— Надеюсь, я не обрасту шерстью и не начну выть на луну, — сказал кадаверциан, стараясь отвлечь Дону от тревожных мыслей.
— Я знаю, зачем ты делаешь это, — произнесла она тихо. — Из-за Флоры.
Вилисса почувствовала, что колдун убрал ладонь с ее волос, и горько улыбнулась.
— В Дарэле ее кровь, частичка ее силы. Поэтому ты защищаешь его. Ты пытаешься сохранить все, связанное с ней.
Она поднялась и теперь смотрела на колдуна сверху вниз.
— Я начинаю верить в могущество даханавар. Они не отпускают тех, кому были дороги, даже после смерти.
Девушка отвернулась и хотела выйти из комнаты, оставив Кристофа наедине с его болью, но ее остановил его резкий голос:
— Дона, проследи за тем, чтобы с этого дня кадаверциан прекратили всякое общение с другими кланами. Ни телефонных переговоров, ни личных встреч, ни писем.
Она повернулась с удивлением, опасаясь, что начинаются обещанные неадекватные реакции. Но колдун смотрел на нее совершенно осмысленно. Жестко и требовательно.
— Ты поняла меня?
— Да, мэтр, — отозвалась она холодно и почтительно. — И как долго продлится эта неожиданная изоляция?
— До тех пор, пока я не посчитаю нужным ее отменить, — ответил он, закрыл глаза, прислонился затылком к спинке кресла, а потом сказал тихо, обращаясь как будто уже не к вилиссе: — Несколько сотен лет назад я уже говорил нософоросу о том, чего хочу. Сохранить этот мир неизменным. А единственное, что может сделать Основатель — разрушить его.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:09 | Сообщение # 51

Княгиня де Веллар

Глава 32
Дом на набережной

Человек наделен чем угодно, но только не разумом. И в сущности я рад, что это так.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

29 марта

В парке пахло весной. Воздух, наполненный ароматами мокрой коры, влажной земли и последнего снега, растекался над землей, словно река в половодье, сметая холодные серые запахи зимы.
На тонких деревцах вербы начали лопаться жесткие почки, из-под них выглядывали пушистые, мягкие «барашки». Деревья свободнее раскачивали ветвями, освобожденными от мороза. По лужам, прихваченным по краям корочкой льда, пробегала рябь.
Несколько молодых людей и девушек сидели на спинках двух скамеек, поставив ноги на сиденья, и весело болтали. Их голоса звучали звонко и пронзительно в свежем, прохладном, струящемся воздухе. Словно крики птиц, почувствовавших наконец, весну и слегка опьяненных ею.
Проходя мимо, Основатель посмотрел на людей с обычным жадным любопытством. Одна из девушек, с распущенными по плечам кожаной куртки светлыми волосами, поймала его взгляд и улыбнулась кокетливо. Парень, сидящий рядом с ней, спрыгнул со спинки скамьи и торопливо подошел к Атуму.
— Извини, прикурить не найдется? — Он показал незажженную сигарету.
Основатель молча щелкнул пальцами, высекая асиманскую искру, и сложил ладони, загораживая от внимания людей маленький магический фокус. Человек наклонился, коснулся концом сигареты крошечного дрожащего огонька, но не заметил, что тот горит прямо на коже незнакомца. Затянулся, выпрямился и кивнул благодарно:
— Спасибо.
— Не за что, — ответил тот и неторопливо пошел дальше.
«В последнее время кадаверциан ведут себя странно, — вспомнил он слова Храньи. — Неожиданно оборвали контакты со всеми. Засели в своей резиденции. То ли готовятся к чему-то, то ли чего-то ждут…»
— Ждут, — сказал Основатель вслух. — И я даже знаю кого…
Он не удивился бы, увидев знакомый особняк пустым и заброшенным. С мокрым неухоженным садом, заваленным пластиковыми бутылками, банками из-под пива, окурками и сигаретными пачками, вытаявшими из-под снега.
Но реальность оказалась гораздо невероятнее.
Атум застыл от удивления и невольно огляделся — не видят ли прохожие того же, что и он. Но люди равнодушно проходили мимо, ничего не замечая.
За тяжелой кованой решеткой стоял темный, наполовину разрушенный готический замок. Его левое крыло было увито густым плющом, оставляя лишь вытянутые проемы окон, в которых светились зеленоватые призрачные огоньки. Над правым — лежащим в руинах — с громким карканьем вились вóроны. Одна огромная, иссиня-черная птица сидела на обломке стены и чистила клюв о камни.
Перед домом, за редкими колючими кустами, торчали из земли старые, потемневшие от времени кресты.
Основатель очнулся от изумления, подошел к ограде и взялся за ручку калитки. Почувствовал под пальцами холодный металл, покрытый шершавой ржавчиной, и понял, что это, скорее всего, не галлюцинация. А если и морок, то не его.
Дверца открылась с тоскливым скрипом. На узкой каменной дорожке, ведущей к крыльцу, лежал толстый слой мокрых листьев, заглушающий звук шагов. Голые кусты вздрагивали от ветра и топорщились острыми шипами.
На одной из могил Атум заметил полупрозрачный тонкий силуэт, сидящий прислонившись к кресту. Словно почувствовав чужой взгляд, призрачная женщина подняла голову. Основатель увидел прекрасное скорбное лицо, которое вдруг оскалилось, превращаясь в злобную, хищную маску.
Он равнодушно отвернулся от недружелюбного призрака и решительно поднялся на крыльцо. За каменными стенами ощущалась яркая искра чужой жизни. Значит, хозяин был дома.
Привычного звонка не обнаружилось. Вместо него висел витой шнур, напоминающий удавку.
Основатель усмехнулся своим мыслям и потянул за него. В глубине дома послышался гулкий удар. Словно отзываясь на этот звук, дверной шнурок дернулся в руке гостя и попытался обрасти шипами, но Атум, уже понявший, с чем имеет дело, ударил по нему заклинанием, и тот успокоился.
Открыли не сразу. В мертвой тишине сада-кладбища тонули шумы проезжающих мимо особняка машин, только ровно гудел ветер, каркали вóроны, и тихо всхлипывала девушка-призрак, сидящая на могиле.
Наконец в доме послышались тяжелые неторопливые шаги, и дверь отворилась.
— Здравствуй, Кристоф, — сказал Основатель после недолгой паузы, за которую с вновь вернувшимся удивлением успел рассмотреть хозяина дома. — Впечатляющий вид. — Он кивнул на кресты у себя за спиной. — Пригласил нового дизайнера?
Колдун молча отступил внутрь прихожей, давая гостю пройти. Он не выглядел ни обрадованным встрече с другом, ни удивленным, ни настороженным. Более того, его мысли и чувства заслоняла какая-то серая, мутная пелена. И было непонятно, знает ли кадаверциан, кто скрывается под маской телепата.
— Прости, что не приходил так долго, — рассеянно сказал Основатель, заходя внутрь и настороженно оглядываясь. — Надо было разобраться с кое-какими делами.
Внешне ничего не изменилось. Только исчезли флаги с гербами кланов, спускавшиеся раньше с перил верхней галереи. Но так же темнел кадаверцианский крест на гладком полу, и серебрились полосы света, льющиеся из открытых окон.
Однако все вокруг казалось плывущим, смазанным, так же, как и мысли Кристофа. Тени лежали не там, где им полагалось, стены выглядели перекошенными, неустойчивыми. В воздухе витали странные незнакомые ароматы, слышались приглушенные звуки. То ли пение, то ли свист ветра.
Краем глаза Атум постоянно видел движение чьих-то неуловимых силуэтов, но едва поворачивал голову, не мог разглядеть ничего необычного.
— Ты один?
— Один. — Кадаверциан сделал приглашающий жест в сторону гостиной и прошел следом за гостем.
Основатель окинул взглядом египетские статуи в углах комнаты, горящий камин и темные гобелены на стенах. Здесь все было более-менее стабильно.
Он опустился в удобное кресло и внимательнее посмотрел на колдуна, подбрасывающего в огонь новое полено.
— Ты плохо выглядишь, Кристоф. Так же, как и твой дом.
Кадаверциан сел напротив гостя, и на его лице, освещенном ярким светом пламени, стали заметнее фиолетовые круги вокруг запавших, покрасневших глаз, ввалившиеся щеки, продольные морщины на лбу.
— Что случилось?
— Ничего особенного, — отозвался тот небрежно, но даже его усмешка, которую так хорошо помнил Дарэл, показалась Основателю смазанной. — Проклятие клана Иллюзий.
Услышав ненавистное название, Атум почувствовал пока еще отдаленный всплеск злости.
— Я так и понял. Что им было нужно от тебя?
— Мне от них. Информация, — уточнил Кристоф, и в его мыслях, затянутых туманом усталости, мелькнули смутные воспоминания о непрерывно меняющемся доме Иноканоана. — Мой учитель был не слишком откровенен со мной.
В комнату медленно вплыло зеленое облако, превратилось в длинную полосу дыма и обвилось вокруг статуи Сета. Повисело некоторое время, потом обрело форму полуобнаженной девушки с длинными черными волосами и неторопливо ушло сквозь стену.
Кристоф равнодушно проводил ее взглядом, а Атум, переставший удивляться чему бы то ни было, невозмутимо продолжил беседу:
— О чем же ты хотел узнать у этих сдвинувшихся малолетних мерзавцев?!
— Об Основателе.
Некромант улыбнулся, как будто предчувствуя дальнейшую реакцию собеседника. А тот застыл с открытым от изумления и негодования ртом. Потом рассмеялся, но тут же резко оборвал смех.
— А ты не мог получить интересующие тебя знания от кого-то другого? Менее наглого и безумного?
— Никто не мог сказать ничего полезного. — Кристоф устало провел обеими руками по лицу. — Гин-чи-най постарались скрыть настоящие сведения.
Услышав второе ненавистное слово, Атум едва сдержался, чтобы не зарычать от ярости.
— И что тебе пришлось отдать за сведения о том, что Основатель — безумный убийца с мозгами набекрень?
— Свои сны.
Сначала Атуму показалось, что он ослышался. Но тут же он увидел в мыслях Кристофа подтверждение этих слов.
— Подожди. — Основатель придвинулся вперед, ближе к некроманту, вместе со своим креслом. — Повторим еще раз. Ты пошел к лигаментиа для того, чтобы получить информацию о создателе всех кровных братьев? Причем заведомо ложную. И отдал за это свои сны?! Кристоф, извини меня, но ты… я не могу найти достойного определения твоей… неразумности. И сколько времени ты не спал?
Теперь рассмеялся колдун, его тусклые глаза сверкнули прежней зеленью:
— Не так долго.
— Не так долго для того, чтобы не начать сходить с ума?!
Атум саркастически хмыкнул. Вряд ли кадаверциан знал, что, отдавая свои сны лигаментиа, перестанет их видеть и соответственно спать. Вернее, перестанет отличать реальность от мира сновидений. Не сможет понять, когда бодрствует, а когда погружается в пространство кошмаров и прекрасных видений. И откроет им дорогу в свою реальность.
Теперь Основателю стало окончательно ясно, что происходит с домом некроманта и с ним самим.
— Слишком высокая плата, — сказал Атум негромко.
— В этом мире все стоит недешево. — Кристоф провел по глазам тыльной стороной ладони, словно пытаясь смыть с них многодневную усталость.
До гостя кадаверциана долетел отголосок мысли колдуна о том, что ему пришлось выбрать между собственными сновидениями и Крестом Основателя. Первое показалось не таким уж важным. Второе он посчитал нужным для защиты своего клана.
— Защита клана! — воскликнул Атум со всем возможным презрением. — Проведи меня в мир кадаверциан, и я навырезаю тебе из основного креста сколько угодно таких защит. Ты сможешь вызывать не только Битах, но ее братьев, сестер и внучатых племянников. Основателю… — Он запнулся и бросил играть в недомолвки. — Мне гораздо важнее ты сам. Твоя цельная личность со всеми снами, воспоминаниями, желаниями и привязанностями.
Левая рука Кристофа засветилась вдруг мягким зеленым светом. Атум почувствовал в воздухе легкий аромат аниса, а в мыслях кадаверциана — настороженную сосредоточенность. Если можно было предположить, что сначала он надеялся, будто перед ним может быть настоящий Дарэл, то именно теперь его сомнения должны были окончательно рассеяться.
— Я знаю, что говорят обо мне, — усмехнулся Основатель в ответ на его напряжение, — что говорили. Сумасшедший убийца, злобное чудовище… — Он поднялся и принялся расхаживать по комнате под пристальным взглядом колдуна. — Не отрицаю, может быть, в чем-то они правы. Ну а если посмотреть на всех, кто живет в этом мире?
Атум остановился перед статуей сидящего Анубиса и погладил его по острым ушам.
— Я не убиваю людей и даже не пью их кровь. Им вообще все равно, есть я или нет. Для них чудовища — вы, каждый из кровных братьев. А с точки зрения животных, это смертные — жестокие твари, душегубы. Все зависит от того, с какой ступени смотреть.
— Как поживает Дарэл? — неожиданно прозвучал у него за спиной ровный голос.
Неизбежный вопрос. Основатель усмехнулся, взял статую за оба уха и прижался лбом к ее холодному лбу.
— Никак. Ты-то должен знать. Вселение новой сущности неизбежно уничтожает прежнюю. Извини, — добавил он, глядя в глаза Анубису, и выпустил его.
Каменный шакал протяжно зевнул, демонстрируя длинные клыки и загнутый язык, лениво тряхнул головой, улегся на пол, вытянув лапы, и снова застыл.
— Извини, — повторил Атум, — я испортил твою статую.
— Чего ты хочешь от меня? — слегка устало, как показалось собеседнику, спросил колдун.
Похоже, его не впечатлило увиденное. Впрочем, разум, лишенный магии сновидений, слабо реагирует на необычное, будь то ожившее изваяние или вернувшийся в реальность Основатель. Иначе вряд ли кадаверциан реагировал бы на гибель друга так спокойно.
«Можно поблагодарить лигаментиа», — подумал Атум.
Он вернулся на свое место, сел, наклонился вперед и, глядя в тусклые глаза некроманта, улыбнулся:
— Прежде всего — освободить тебя от проклятия клана Иллюзий. Если ты, конечно, не возражаешь…
Правда и вымысел, сны, морок и реальность тесно переплелись в разуме Кристофа. Атуму казалось, что он видит в нем бесформенный клубок шипов, колючек, острых ветвей, за которые цепляются обрывки зеленого струящегося газа. Заклинание «Тернового куста», принадлежащее лигаментиа, прочно срослось с сознанием кадаверциана, вытягивая из него не только сновидения, но и все силы, связанные с ними.
— Терновник в твоей голове цветет буйным цветом, — пробормотал Основатель. — А заклятия клана Иллюзий плохи тем, что их весьма трудно нейтрализовать. Для этого требуется очень богатая фантазия.
Кристоф сидел с закрытыми глазами, пока Основатель колдовал над его подсознанием, пытаясь выдрать из него коварное заклинание.
— Ты обратил Вольфгера…
Это был даже не вопрос. Размышление, попытка представить давние времена.
— Нет, — ответил Атум машинально, «обрубая» особенно крепкие ветви «терна». — Не совсем. Второе поколение обращали мои первые слуги. Я уже почти не мог функционировать. Только отдавал приказы. Кадаверциан… то есть лудэр — был последним. Я отдал ему свой дух и на какое-то время перестал существовать.
— Первые слуги? — В памяти Кристофа мелькнуло смазанное воспоминание: зеленый туман, существо с головой шакала, спящее в гробу…
— Да, — подтвердил Основатель, вскользь глянув на эту картинку. — Молох, Сокар, Урн и другие. Они же обучали магии новообращенных людей.
— А те потом убили своих учителей?
— Естественно, — равнодушно отозвался Основатель. — Старые боги покинули землю, их место заняли молодые. Красивые, сильные, почти всемогущие. Ведь так всегда и бывает.
В глубине дома зазвонил телефон. Но ни хозяин, ни гость не обратили на него внимания, и через минуту настойчивые трели оборвались.
Основатель почувствовал, как начинает ослабевать заклинание лигаментиа, и его цепкие шипы разлетаются струями серого дыма. Осталось сделать еще одно небольшое усилие…
— Ну вот, — сказал он наконец, отсекая последнее, жадное щупальце, беспомощно хватающееся за обрывки чужих снов. — Все. Теперь твои сновидения снова принадлежат только тебе. Можешь благодарить.
— Благодарю. — Кристоф прикоснулся ко лбу и поморщился.
— Понимаю, — небрежно заметил Атум, массируя ладонь, все еще покалывающую от шипов, — такое чувство, будто у тебя в голове гудит пчелиный рой. Но это пройдет. Через какое-то время.
Он помолчал, наблюдая за колдуном, и произнес то, ради чего пришел сюда:
— И теперь пришло время очередных перемен. Даханавар, фэриартос, нахтцеррет, асиман и все прочие должны уйти. Они отслужили свое. Останутся новые… хм… боги. Кадаверциан.
Кристоф пристально посмотрел на него, в его мыслях, все еще мутных после бессонницы, всколыхнулось яркое недоверие… и еще более яркое понимание.
— Так вот что ты делаешь… все эти бессмысленные стычки между кланами… Нападение асиман на даханавар, бойня в «Лунной крепости». Ты уничтожаешь кланы не для развлечения. Ты освобождаешь место для кадаверциан.
Основатель душевно улыбнулся:
— Рад, что ты оценил мои усилия. Или все-таки не одобряешь эти методы?
Кристоф неопределенно покачал головой, и Атум вдруг почувствовал необходимость убедиться в том, что колдун понимает его до конца.
— Неужели тебе есть дело до них? Лживых тварей, прислуживающих гин-чи-най? Они убили твоего учителя. И скрывали правду не только о его смерти. Обо всем мире, окружающем тебя. Неужели тебя волнует их судьба?
— По большому счету нет, — ответил колдун, и Основатель услышал искренность в его словах и, что самое главное, мыслях.
— Верно. Я знаю, что вы долгое время не общались с остальными семьями. Потом ты попробовал вернуться в политику, но быстро понял бессмысленность этого и снова отказался от контактов с другими кланами. Тебя интересуют только твои родственники. Их благополучие и дальнейшие успехи. А я могу дать вам все это и намного больше этого.
— Чего ты хочешь лично от меня?
— Остаться здесь.
— В этом доме или в этом мире?
— Для меня это одно и то же.
В воспоминаниях Кристофа всплыла яркая картина — полутемная оранжерея, желтый свет, льющийся сквозь ветви пальм, Фелиция, сидящая на скамье. Взволнованная, огорченная, усталая мормоликая в пепельно-сером хитоне.
— Я просил у Фелиции Даханавар возможность вернуться в клан, — задумчиво произнес Основатель, отвечая на эти мысли.
Он посмотрел в огонь, и тот, повинуясь его взгляду, начал обвиваться вокруг решетки, опасно рассыпая искры.
— Снова быть ее телепатом или близким другом, если она захочет. Но только для того, чтобы уничтожить Вторую старейшину.
Он взглянул на Кристофа и увидел понимание в его глазах.
— Она ведь говорила тебе об этом? В Стэфании заключена сила гин-чи-най, реальная угроза для меня. Я хотел избавиться от нее.
— Но Фелиция не поверила тебе, и ты натравил на даханавар асиман.
Основатель утвердительно наклонил голову, чувствуя, что его искренность произвела впечатление на кадаверциана. Хотя тот был не настолько наивен, чтобы не понимать — собеседник говорит то, что он уже слышал. Значит, пришло время совершить какой-нибудь эффектный жест. Сделать вид, что собирается уйти, например.
— Я всего лишь пытаюсь защититься. — Атум поднялся, взял куртку, брошенную на соседнее кресло. — Так же, как и ты, как все вы. Ладно, приятно было побеседовать. Не хочу злоупотреблять твоим терпением и гостеприимством.
Несколько мгновений Кристоф смотрел на него с глубокой задумчивостью и произнес наконец:
— Мое терпение и гостеприимство не пострадают, если ты задержишься в этом доме на какое-то время.
Основатель широко улыбнулся, сам не ожидая, что его так обрадует это решение колдуна. Но не успел выразить своего удовольствия по этому поводу. В комнату влетело существо, слегка напоминающее пиранью, состоящее, казалось, из одних острых зубов. Заклинание Атума развеяло его в дым.
— Какое-то время окружающее тебя пространство может быть слегка агрессивно, — пояснил он, стряхивая с водолазки серую пыль, оставшуюся от твари. — Кошмары не желают уходить из реальности. Но я помогу тебе справиться с этим. В благодарность за гостеприимство и понимание.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:17 | Сообщение # 52

Княгиня де Веллар

Глава 33
«Непобедимый»

Слушать — это очень опасно: тебя могут убедить.
Оскар Уайльд. Идеальный муж.

29 марта

Паула открыла глаза. На миг ей показалось, что она все еще в доме Кристофа, вынесшего ее из «Лунной крепости». И сейчас в голове зазвучит голос Александра, который спросит, как чувствует себя ученица. Попросит прощения за то, что не смог защитить ее.
Но в тот же миг зыбкая иллюзия развеялась и сменилась гранитной твердостью настоящей реальности. В недавнем прошлом действительно была резиденция Нахтцеррет. Объятая огнем и заваленная трупами…
После трагично прервавшегося маскарада Словен увез Паулу. Тогда девушка, впервые проснувшись у него, также не сразу поняла, где находится.
Свеча на резном столике освещала незнакомую комнату, обставленную деревянной мебелью. В высоком шкафу виднелись корешки потрепанных книг, стопка музыкальных дисков, несколько кристаллов аметиста и ряд красных керамических кубков. Льняные портьеры мягкими складками драпировали окно, закрытое плотным щитом. В кресле, рядом со свечой сидел растрепанный, лохматый Словен. Уши его были заткнуты круглыми шариками наушников, отсутствующий взгляд устремлен на огонь.
Фэри резко села, задев локтем за спинку низкой жесткой кушетки. Увидела засохшую кровь на своих руках, разодранное платье. Уловив это стремительное движение, оборотень встрепенулся, потянул за провод, освобождаясь от наушников.
— Я думал, ты будешь спать еще сутки.
— Фэриартос регенерируют во сне, — отозвалась она, продолжая оглядываться. — Чей это дом?
— Мой, — ответил оборотень, запихивая выключенный плеер в карман.
— Мы в лесу?
— Нет. Это квартира. — Словен криво улыбнулся. — Бальза хотел забрать тебя к себе, но я посчитал, что у меня будет спокойнее.
Фэри кивнула и спросила тихо:
— Вазари мертв?
Вриколакос мрачно промолчал, прекрасно понимая, что ответ она знает сама.
Александра больше не было в живых, а ведь только он мог защитить своих учеников от смерти. Девушка усилием воли заглушила боль, вспыхнувшую в душе, и произнесла первое, что пришло в голову, только для того, чтобы нарушить тягостную тишину:
— Не думала, что кто-то из вас живет в городе.
— Я и не живу… почти, — неохотно отозвался Словен. — Это все, что осталось от прошлого.
Паула неожиданно увидела предмет, который не заметила сразу. Синтезатор, бережно прикрытый куском полиэтилена, стоящий у стены.
— Это твой?
— Типа того, — уклончиво ответил оборотень, тоже взглянув в ту сторону.
Паула с новым интересом посмотрела на Словена, встала и подошла к инструменту.
— «Корг», — прочитала она название. — У Гемрана была «Ямаха». — Девушка аккуратно сняла полиэтилен и оглянулась на вриколакоса. — Можно?
Он пожал плечами, выдвинул из-за тахты табурет. Сунул вилку в розетку.
Паула села перед инструментом, задумалась на мгновение и опустила руки на клавиши. Словен устроился на полу, прислонившись спиной к стене, и, внимательно глядя на девушку, стал слушать музыку. Это была старинная баллада о поисках древнего королевства, разрушенного еще в незапамятные времена, а может быть, никогда и не существовавшего. Баллада о мечте. Печальная и очень красивая. Паула знала, что эту мелодию любил Вазари.
— Почему ты не поешь? — спросил оборотень, когда фэри перестала играть. — Ты же хочешь.
Она удивленно взглянула на вриколакоса, и он пояснил:
— Когда ты играла — пела про себя. Я видел. Почему не делаешь этого вслух?
— Не могу. — Фэри отвернулась, машинально водя пальцем по надписям на инструменте. — Не получается. Я не чувствую того, о чем пытаюсь петь.
— Ерунда. Если ты чувствуешь музыку, и она звучит в тебе, все ты можешь. — Словен поднялся и чуть подтолкнул девушку, требуя освободить себе место.
Она поднялась, слегка удивленная его словами. Оборотень уселся на табурет и требовательно уставился на нее волчьими глазами, засветившимися желтым.
— Ты всегда думала, музыка это то, что досталось тебе от человеческой жизни? А человеческая жизнь — то, что не очень хочется вспоминать?
Паула промолчала, сама не понимая, почему не прерывает неприятный для нее разговор.
— Знаешь, что такое свобода? — спросил он. — Для меня?
Фэри отрицательно покачала головой.
— Скорость. Когда я в городе — сажусь на мотоцикл и несусь по шоссе с огромной скоростью. И в какой-то миг перестаю чувствовать себя человеком. Волчий образ — тоже свобода. От логики, от человеческих предрассудков, от желаний. То есть нет таких желаний, которые я не мог бы выполнить. Твоя свобода — музыка. И она же — твоя сила. Так почему ты не живешь в ней? Хочешь, попробуй почувствовать себя свободной по-настоящему.
Словен стянул перчатки с обрезанными пальцами, придвинулся ближе к клавишам и взглянул на Паулу, неподвижно стоящую рядом.
— Забавно, — сказала она тихо. — В «Лунной крепости» я начала защищаться… сражаться из-за тебя. Сейчас ты помогаешь мне почувствовать то, что, как мне казалось, я уже давно забыла… Все мужчины, с которыми я общалась раньше, дарили мне подарки, внимание, охрану — даже Дарэл, давший понимание магии, делал это ради своей выгоды. И ни один из них не пытался вернуть мне саму себя…
Оборотень широко улыбнулся, блеснув длинными клыками:
— Я же сенсор, а не телепат. Моя работа — не давать забыть братьям и сестрам, кто они есть на самом деле.
Он отвернулся от задумчивой Паулы и заиграл ту же балладу, что она до этого. Не так блестяще, как Гемран, Морган или Ференц, но довольно прилично. Фэри посмотрела на закрытое окно, за которым начиналась и все никак не могла начаться весна, и запела негромко. О своей мечте, о своей жизни. Как пел Гемран. Не задумываясь, не сомневаясь…
Говорят, если бы можно было заставить птицу думать над тем, как именно та летит, она бы никогда не смогла расправить крылья…
Паула пела, полностью растворившись в простой мелодии. Не боялась взять неверную ноту. Впервые за очень долгое время она радовалась тому, что была собой. Настоящей.
Когда песня закончилась, фэри оглянулась на Словена, увидела его смеющиеся глаза и поняла, что он тоже доволен…
Сигнал телефона заставил Паулу вздрогнуть от неожиданности. В комнату стремительно вошел Словен с мобильным девушки. Фэри кивком поблагодарила вриколакоса, молча взяла сотовый, взглянула на номер и поспешила ответить:
— Да, Фелиция?
— Доброй ночи, Паула. — Приятный голос мормоликаи звучал, как всегда, очень доброжелательно. — Я хочу просить тебя об одолжении.
— Слушаю вас.
— Я намереваюсь собрать Совет, — продолжила леди даханавар. — И пригласить на него тебя.
— Совет? — Фэри озадаченно взглянула на Словена, но тот мотнул головой, требуя, чтобы она не отвлекалась от разговора. — И какому вопросу он будет посвящен?
— Основателю, — так же мягко ответила Фелиция. — Ты ведь уже знаешь о его возвращении?
— Да, я… — Паула резко вздохнула, вспоминая визит к Леонардо. — У меня есть некоторые сведения об этом. Но откуда вы знаете?..
— Ты же не думаешь, будто, покинув клан, я остаюсь в полном неведении обо всем происходящем в Столице, — невесело улыбнулась собеседница. — Ты, несомненно, слышала, что случилось во дворце даханавар, видела бой в «Лунной крепости» и должна была сделать определенные выводы. И, кроме того… к тебе обращался колдун. У него ведь тоже возникли вопросы, связанные с Основателем и кланом Искусства?
— Да, — тихо ответила Паула.
— У всех нас есть обрывки информации, — заговорила гречанка после секундной паузы. — И, по-моему, настало время поделиться ею, если мы не хотим, чтобы погибли все наши родные.
— Думаю, вы правы. — Фэри снова посмотрела на Словена, но тот явно думал о чем-то своем, не слыша ни слова из их беседы.
— Если ты согласна приехать, у меня будет к тебе еще одна просьба. Пожалуйста, приведи с собой Миклоша.
— Вы знаете, что Бальза жив?
— Об этом знает уже весь город. — В голосе Фелиции проскользнули насмешливые нотки. — Он обставил свое возвращение к жизни с большим шумом.
Паула не смогла сдержать улыбку.
— Но почему вы думаете, что он послушает меня? Согласится приехать?
— Потому что во время боя в «Лунной крепости» господин Бальза выступил явно не на стороне Основателя. А еще, поверь мне, Паула, ему не хватает наших прежних собраний, со спорами, с конфликтами. Он скучает по прошлой жизни и захочет вернуть хотя бы ее тень.
Небольшой особняк был укрыт от любопытных взглядов прохожих высокой, аккуратно подстриженной живой изгородью. У калитки стоял смутно знакомый Пауле слуга-испанец. Окинув фэри цепким взглядом, он посмотрел на хмурого Словена и посторонился, пропуская гостей.
Длинный коридор, залитый светом золотистых плафонов в форме раковин, закончился дверью. За ней слышались звуки голоса, который с некоторых пор перестал пугать Паулу.
Она вошла без стука и увидела довольно любопытную картину. У незажженного камина на низком табурете сидел Миклош, раздетый до пояса. Красивая японка в кимоно сливового цвета точными профессиональными движениями обрабатывала раны на его спине. Бывший глава Нахтцеррет сквозь зубы шипел от боли и одновременно выговаривал что-то довольно резкое рыжеволосой девице, сидящей за ноутбуком в дальнем углу комнаты. Едва взглянув на нее, Паула узнала Рэйлен.
Миклош, почувствовав появление фэри, поднял голову, и девушка не смогла сдержать улыбки. Настолько непривычно он выглядел — лохматый, потный, бородатый, Бальза казался намного старше своих лет и, более того, как будто потерял всю свою прежнюю злобную ауру.
— Нахттотер, — произнесла она вместо приветствия, — смерть пошла вам на пользу. Вы стали как-то человечнее.
Рэйлен сердито засопела в ответ, но ничего не сказала. Миклош раздраженно взглянул на Паулу, явно хотел ответить что-то, не слишком любезное, но в это мгновение дверь бесшумно отворилась, и в комнату проскользнул Словен в образе волка. Оборотень шумно принюхался, фыркнул и нахально развалился на роскошном персидском ковре. На бородатой физиономии Миклоша мелькнуло выражение почти физической боли, когда он увидел вриколакоса, разлегшегося на его бесценном имуществе.
— Сделай одолжение, убери отсюда свою псину.
Паула пожала плечами, огляделась и опустилась в кресло, стоявшее неподалеку от Рэйлен. Та снова неодобрительно покосилась на нее и уткнулась в экран.
— Я думала, нахтцеррет и вриколакос наконец пришли к соглашению.
— Не все нахтцеррет и не все вриколакос, — отозвался Миклош, морщась от боли, — но это тебя не касается.
Он дернулся и отвел руку японки:
— Благодарю, Норико, достаточно.
Та отошла, изящно поклонилась и вышла из комнаты, окинув фэри ничего не выражающим взглядом.
— Вы плохо выглядите, Миклош, — серьезно сказала Паула, глядя, как господин Бальза пытается натянуть рубашку.
— Без тебя знаю, — буркнул он, застегивая пуговицы.
— Эти раны… они будут заживать очень долго, я чувствую в них магию лигаментиа. Она должна быть очень болезненна для вас.
Паула говорила и одновременно недоумевала, как может так спокойно общаться. Совсем недавно она ненавидела его, желала мучительной смерти и была бы счастлива видеть его страдания, а теперь снисходительно беседует.
— Что ты можешь понимать в заклинаниях лигаментиа?! — рявкнул Бальза и снова поморщился, неловко поводя плечами. — О, дьявол, где Дарэл нахватался такой магии?!
— Это был не Дарэл, — тихо сказала Паула, с содроганием вспоминая «тхорнисха» в золотой маске.
— А кто же это был? — насмешливо отозвался Миклош, поправляя рукава рубашки.
— Основатель.
— Да, конечно, — саркастически рассмеялся собеседник. — Основатель! А я — Дед Мороз. Тебе надо отдохнуть еще, Паула. Похоже, одно из заклинаний сильно повредило твою голову.
Фэри резко поднялась, со злостью и презрением глядя на собеседника:
— Ты до сих пор не заметил, что мир меняется?! Что происходит нечто такое, чему ты не можешь найти объяснения?! Сколько еще магии нужно обрушить на тебя, чтобы ты прозрел наконец?!
Рэйлен приподнялась из-за компьютера, явно собираясь проучить фэри, посмевшую дерзить любимому нахттотеру. В ответ оборотень припал к полу, и в его горле послышалось тихое, угрожающее рычание.
— Ты не найдешь в сети никакой полезной информации. — Фэри пренебрежительно указала на ноутбук, не обращая внимания на грозное выражение на некрасивом лице девушки. — Ни слова.
Миклош мельком взглянул на Рэйлен, и та опустилась на прежнее место. Словен расслабился, но продолжал лежать, не спуская с рыжей настороженного взгляда. Господин Бальза взял стул, поставил его напротив кресла фэри и сел, закинув ногу на ногу.
— Хорошо. Я слушаю.
— Мне придется начать с самого начала.
— Хоть с сотворения мира, — хмыкнул нахттотер.
Рассказ Паулы был долгим. Фэри вспоминала все, что ей рассказывал Кристоф, и о чем услышала от Леонардо. Про гин-чи-най, Основателя, Дарэла, собравшего всю силу кланов… Сначала Миклош сидел спокойно, прожигая ее взглядом, затем поднялся и принялся расхаживать по комнате.
— Нахттотер! — неожиданно воскликнула Рэйлен, до этого тихо сидящая за компьютером. — «Темный тлен»! Дарэл заслонился от вас «Темным тленом», а вы говорили, что никто из нас больше не может выполнить это заклинание.
Бальза ничего не ответил на это заявление.
— Кто еще знает? — спросил он, остановившись посреди комнаты, повернувшись к Пауле спиной и глядя в стену.
— Кристоф, Фелиция, Рамон, Иноканоан, старшие фэриартос…
— Хорошо, сформулирую вопрос по-другому. — Господин Бальза обернулся, свирепо глядя на фэри. — Почему этого не знаю я?!
— По всей видимости, ваш учитель не успел или не захотел рассказать вам. А что касается остальных кланов, не помню, чтобы Золотые Осы тесно общались с кем-то из них. Поэтому вы всегда были лишены действительно важной информации.
Миклош что-то буркнул в ответ и снова принялся расхаживать по комнате, вытирая белоснежным платком мокрый лоб.
Оборотень вдруг резко повернул голову в сторону двери и прислушался. Затем вскочил и выбежал из комнаты.
— …наконец-то, — пробурчал господин Бальза.
— Фелиция хочет собрать Совет, — продолжила Паула. — Нечто вроде прежнего. И, я думаю, вам тоже следует быть там.
— Хватит с меня Советов Фелиции! — раздраженно отозвался тхорнисх. — Я еще при ревенанте устал от пустой болтовни.
— Считаете себя непобедимым? Основатель уничтожит вас, даже если вы вооружитесь всеми древними артефактами.
— С чего ты взяла, будто я собираюсь сражаться с ним? Может, я хочу присоединиться к Основателю?
— Поздно, — улыбнулась Паула. — После боя в «Лунной крепости» он вряд ли видит в вас своего преданного сторонника. Думаю, он захочет отомстить. И для него не будет сложно узнать, где вы живете. Так что я на вашем месте поменяла бы дом. И кроме того, — продолжила фэри, — с ним уже объединилась Хранья. А вы не выносите все, с чем соприкасается она.
— Ладно, хватит доводов, — поморщился господин Бальза. — Когда будет проходить этот ваш Совет? Возможно, я буду…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:22 | Сообщение # 53

Княгиня де Веллар

Глава 34
Сила Лудэра

Руководствоваться одним лишь разумом — в этом есть что-то вульгарное. И крайне неразумное.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

31 марта

Стараясь ступать как можно тише, Основатель вошел в комнату, где, по его предположению, находился Кристоф. Это было помещение, одновременно похожее на келью, подземную часовню и тюремную камеру, — с каменными стенами и круглым сводом потолка. В полу темнело отверстие, прикрытое железной решеткой. Далеко внизу чуть слышно плескалась вода.
Колдун сидел у низкого бортика колодца и острым концом кинжала чертил что-то на полу.
— Отличное место, чтобы избавляться от трупов.
Кадаверциан молча поднял голову и посмотрел на гостя слегка отсутствующим взглядом. Его мысли были полностью заняты сложным, смутно знакомым Основателю рисунком.
— А… Заклинания Лудэра, — довольно равнодушно заметил он, когда линии, начерченные на камне некромантом, вспыхнули на миг зеленым и тут же погасли. — Пытаешься практиковаться в чужой магии?
— Если кадаверциан и Лудэр были единым кланом, — колдун снова наклонился над рисунком, — то и магия наша должна быть обшей.
Атум пожал плечами:
— Вы слишком далеко отошли друг от друга. Очень долго были разъединены. Кадаверциан поклонялись смерти. Лудэр — жизни. — Он поразмыслил секунду и уточнил: — Тому, что они понимали под жизнью.
Подойдя ближе, Основатель сел рядом с колдуном, поднял с пола камешек и бросил в колодец. Спустя несколько долгих мгновений послышался отдаленный всплеск.
— Некроманты стали работать с мертвой плотью и существами-падальщиками, — продолжил он. — Заклинатели занимались стихийными духами — существами не менее сильными, но живыми. Если хочешь, я могу попытаться научить тебя этому. Но видишь ли, в чем дело…
Атум ненавязчиво забрал у Кристофа кинжал и сам провел пару линий на полу.
— Для того чтобы ты в полной мере освоил магию лудэра, мне придется отсечь тебя от пространства кадаверциан. Нет, ты по-прежнему сможешь вызывать Темного Охотника и прочих существ, — тут же поспешил заверить он Кристофа, прежде чем тот успел задать вопрос, — но войти в мир под Крестом больше не сумеешь.
Колдун поднялся, неторопливо прошелся по комнате, прикоснулся к одному из камней, сильнее других выдающемуся из стены, и тот медленно задвинулся обратно в кладку.
— Когда я общался с нософоросом… — начал некромант, но Основатель решительно мотнул головой, показывая, что не намерен слушать дальше.
— Давай не будем говорить о нософорос, — мягко попросил он. — Их не существует… для меня. Они — прошлое: облик, от которого я благополучно избавился, идеи, давно себя изжившие, и давнее предательство… Хотя нет, я это даже предательством это назвать не могу. — Атум скривился, не обращая внимания на недоумение Кристофа, вызванное подобной откровенностью. — Глупцы думают, что гин-чи-най считают их ровней, доверяют им свои секреты и тайные знания. А на самом деле нософорос для них — всего лишь жалкие потомки опасного беглеца. Уродцы, решившие жить по правилам мудрых, благородных хозяев. Они даже злости у меня не вызывают. Одно презрение.
Он помолчал, в полной мере осознавая всю глубину своего разочарования этими далеко не самыми удачными своими созданиями, и все же спросил, не сдержав любопытства:
— И что же тебе сказал нософорос?
— Что Вольфгер был главой клана Лудэр, — ответил некромант. — Той изначальной семьи, объединявшей обе силы.
— Да, именно так. — Основатель кивнул, с интересом глядя на колдуна.
Тот по-прежнему выглядел невозмутимым, но в душе у него было далеко не спокойно. Кто бы мог подумать, что ученик мэтра окажется так недоволен скрытностью учителя.
— Но мир некромантов был открыт для него. Он мог приходить…
— Не мог, — снова перебил собеседника Основатель и довольно улыбнулся. — Так же, как этого не могут делать представители всех остальных кланов и я, объединяющий в себе их силу. Но Вольфгер сумел проникнуть в потусторонний мир кадаверциан — после того, как разъединил клан и, так сказать, целиком и полностью обратился к Смерти. Лишь когда он сделал это, для него открылся тот запредельный край… Забавно, не правда ли? — Атум рассмеялся, взглянул на Кристофа, который остался невозмутим, явно не находя в его словах ничего смешного. — Забавно, что попасть в другой мир, в тот мир, откуда я пришел, можно только через реальность кадаверциан. То есть умерев символически…
Эта мысль заставила Основателя задуматься, а когда он очнулся от размышлений, некромант продолжал терпеливо смотреть на него, ожидая завершения.
— Но, в общем, если ты желаешь овладеть магией лудэра, готовься к тому, что лишишься некоторых привычных способностей кадаверциан, — подвел итог он.
Однако Кристофа, похоже, не обеспокоила перспектива потерять часть своих талантов. Его мысли были заняты другим.
— Значит, для тебя закрыты магические миры всех кланов?
— Да, — нехотя отозвался Основатель, наклонился и стер часть рисунка. — Это плата за мое, прости за нескромность, могущество.
Некромант кивнул, принимая к сведению новое знание о своем госте, и поднял взгляд к потолку — в комнату влетело размытое существо, напоминающее струйку дыма с огромными глазами. Еще одно маленькое бесприютное сновидение.
Оно пометалось беспомощно, но не успело скрыться в колодце. Атум развеял его.
— Кажется, это было последним, — заметил он безразлично. — Ну, так что, ты все еще заинтересован в магии лудэра?
— Заинтересован.
— Тогда тебе придется провести меня в мир кадаверциан. Только там я смогу, так сказать… отрезать тебя от источника.
— И что ты возьмешь взамен? — неожиданно спросил колдун.
— Взамен?
— Ты появился на моем пороге с мешком магических подарков. Избавил от проклятия лигаментиа, очистил дом, щедро делишься мощнейшими давно забытыми заклинаниями… Зачем?
Некромант в упор уставился на Основателя, и его глаза сверкнули зеленью. «Злится», — с легким удивлением понял тот.
— Я уже говорил тебе, Кристоф, что мне нужно. Во-первых…
— Да, я помню, — небрежно отмахнулся от него колдун. — Рай для всех кадаверциан и убежище для тебя. Но, извини… — Он запнулся, не желая произносить вслух подлинное имя собеседника.
— Можешь называть меня по-прежнему, Дарэл, — подсказал Основатель.
Однако, в отличие от Фелиции, колдун не ухватился за призрачную возможность «оживить» телепата. Некромант криво усмехнулся, прислонясь спиной к стене.
— Ты — не Дарэл. У тебя лишь его тело. Личность в нем другая.
— Да, я понимаю, что ты не ударишься в сентиментальные переживания, вновь увидев физиономию якобы погибшего друга, — заметил Основатель. Помолчал и решил все же сказать то, что принято говорить в подобных случаях: — Извини, что с ним так получилось. Дарэла убила моя воля к жизни. Тебе ведь знакомо это чувство.
Колдун молча смотрел на гостя. Его не особенно интересовали оправдания и извинения. Больше всего он желал услышать ответы на свои вопросы.
— Это правда, что после твоего перехода в мир кадаверциан все существа, живущие там, вырвутся в реальный мир?
— Правда, — спокойно ответил Атум, не понимая беспокойства Кристофа по этому поводу. — Ну и что? Это не имеет значения. До моего появления в этой реальности люди жили рядом с ними веками. Ну, не совсем рядом… — он повел рукой, пытаясь изобразить истинную дистанцию, — в отдалении. Приносили жертвы, проводили ритуалы, которые нужно было выполнять, чтобы не погибнуть. Не забывали определенные правила — одни места обходить, в других оставлять несколько девственниц. Ну, ты знаешь законы обращения с духами…
— Я знаю, — негромко ответил Кристоф, с интересом глядя на Основателя. — А люди — нет. Они слишком долго жили свободными.
— Но у них есть ты и клан Кадаверциан. Вы поможете им разобраться. Представь, какую силу и власть ты можешь получить, Кристоф.
Колдун улыбнулся, в его воспоминаниях мелькнула какая-то полуразмытая картина, но Основатель снова не успел рассмотреть ее.
— Не хочешь прогуляться? — Атум поднялся и небрежно повел рукой в сторону стены.
В каменной кладке появился выход — несколько широких ступеней вели в весенний сад. На ветвях старых корявых яблонь едва только набухали зеленые почки, молодая травка пробивалась сквозь бурую листву, лежащую на мокрой земле. В лунных пятнах светились белые звездочки цветов. Ночная иллюзия дышала, шелестела теплым ветром и едва уловимо пахла первым дождем.
Основатель спустился на каменную дорожку, петляющую меж деревьев, и направился вперед. Кадаверциан пошел рядом.
— Мне жаль, что погиб твой ученик, Сэмюэль, — сказал Атум, и Кристоф, привыкший к манере гостя вести беседу, не удивился внезапной смене темы разговора.
В его воспоминаниях мелькнула довольно неприятная картина гибели молодого кадаверциана.
— Жаль, — повторил спутник, действительно испытывая чувство утраты. — Сэм оказался очень талантлив.
— Неужели? — скептически осведомился колдун. Но сомневался он не в способностях погибшего ученика, а в неожиданной осведомленности гостя.
Тот глубоко вздохнул, понимая, что снова вынужден говорить правду. И пока эта необходимость не вызывала сожаления.
— У него был один-единственный дар. Ощущать присутствие Основателя, выполнять его просьбы, транслировать его волю. Что-то вроде даханаварского сканэра, только наоборот. — Атум наклонился и поднял спелое яблоко, неизвестно как оказавшееся на дорожке весеннего сада. — Хотя сначала большую часть времени юноша сам до конца не осознавал, что делает. Но потом он понял, какие перспективы для всего клана откроет мое возрождение.
По лицу Кристофа, ярко освещенному лунным светом, скользнула легкая тень, он отвел ветку яблони, низко свисающую над дорожкой.
— Я думал, с Основателем был связан только Вольфгер.
Атум чуть поморщился, пытаясь задвинуть поглубже не самые приятные ощущения, оставшиеся после «общения» с мэтром.
— Вольфгер обладал высоким интеллектом, волей и огромным желанием жить! Управлять существом с таким набором качеств изнутри практически невозможно. Поэтому гин-чи-най и сидели тихо — мой дух оказался надежно упрятан в сознание главы клана Кадаверциан. Без малейшего шанса вырваться. — Основатель крепко сжал яблоко, и оно, словно отвечая на его злость, начало покрываться шипами. — Лишь когда появился Сэм, я снова мог начать предпринимать некоторые шаги к своему возрождению. Он навел тебя, Кристоф, на мысль, каким полезным может стать знакомство с телепатом. Нашел Вивиана, с которым я оказался после смерти Вольфгера, уничтожил тело молодого кадаверциана, чтобы освободить мой дух. Но самое главное, через сознание Сэма, через его влияние на Дону я смог постепенно, каждый день, вливать желания в Вольфгера, которые он принимал за свои. И наиболее сильным из них стало — сосредоточение всей возможной мощи в своих руках и, доходящее до маниакального, стремление не позволить никому вмешиваться в свои планы.
Атум разжал пальцы, и на дорожку посыпалась серая труха, оставшаяся от плода. Отряхнул ладони.
— Оно же стоило мэтру жизни… — негромко произнес Кристоф, глядя, как ветер подхватывает пепел и несет куда-то в глубину сада.
— Если бы талант Сэма был развит лучше, смерти Вольфгера… всех смертей можно было бы избежать… Если бы кровным братьям веками не внушали, какое я чудовище, твоему ученику не пришлось бы убивать себя, чтобы не выдать мои планы. — Гость остановился у тополя, растущего посреди фруктового сада, и с улыбкой посмотрел на колдуна. — Если бы гин-чи-най не заставили кланы разъединиться, не было бы всех этих бессмысленных войн. Если бы они веками не стравливали вас друг с другом…
— Можешь не продолжать. — Кристоф протянул руку, сорвал несколько клейких почек с ветки, растер между пальцами, поднес к носу, вдыхая смолистый аромат настоящего дерева. — Я знаю все, что ты можешь сказать дальше. Я сам неоднократно повторял себе то же самое. Мне уже давно надоело быть пешкой в игре великих магов.
— Знал бы ты, как я устал от этой игры, — доверительно сказал Атум. — Но ее необходимо довести до конца. И сейчас пришло время сделать последний ход.
По саду пробежало легкое волнение. Словно громкий вздох с той стороны. Зашумели деревья, по диску луны скользнула едва уловимая дрожь, порыв ветра погнал по дороге сухие прошлогодние листья.
— Я хочу полностью оборвать связь гин-чи-най с этим миром. Стэфанию мне уничтожить не удалось, но клан Даханавар разобщен и слаб. Сейчас им не до охоты за Основателем. Фелиция сама в опале. Остаются нософорос и лигаментиа.
— Так ты планируешь уничтожить Хранителей и клан Иллюзий?
— Тебе это кажется малореальным? Даже после того, как ты убедился, что я обладаю силой всех кланов?
Луна поднялась еще выше, и весь сад залил холодный белый свет. Силуэты деревьев в нем казались мертвыми.
— Скажи, Кристоф, — медленно произнес Атум, глядя, как в зрачках некроманта дрожат две капли расплавленного лунного серебра, — ты поможешь мне?
Колдун молчал некоторое время, потом произнес негромко и уверенно:
— Я помогу тебе. — И, улыбнувшись, добавил: — В обмен на магию Лудэра.
На какой-то миг Основателю почудилась фальшь в его словах. Не в интонации, не в мыслях — в чувствах. Атум наклонился ближе, заглянул в зеленые глаза, увидел в них только спокойствие и тут же понял, что ошибся. Постоянное ожидание обмана заставляло видеть его везде. Даже там, где лжи не может быть.
Лаборатория кадаверциана казалась слегка запущенной. Видимо, он не пользовался ею уже давно. Здесь пахло дезинфицирующими растворами и едва ощутимо — «ихором», в котором не так давно покоился Вивиан. На плафоне лампы лежал тонкий слой пыли.
Подготовка заняла немного больше времени, чем рассчитывал Основатель. Кое-какие ингредиенты, необходимые для изготовления состава, нашлись в сейфе Кристофа. Другие пришлось позаимствовать в лаборатории Амира без ведома последнего.
Атум расставил на столе флаконы, колбы и пробирки, начертил несколько защитных формул, натянул медицинские перчатки и застыл, тупо глядя прямо перед собой.
— Как печально, — пробормотал он. — Как печально, что я должен так поступить с тобой, Кристоф. Но мне нужно отомстить моим «дорогим братьям». Моей силы хватит на то, чтобы сделать это. А ты сам пожелал получить магию лудэра.
Атум навалился кулаками на край стола, пережидая приступ внезапного раскаяния. Жаль создавать из друга Дарэла живое оружие против гин-чи-най и еще более печально осознавать, что он погибнет, переступив порог, отделяющий мир кадаверциан от мира Основателя.
— Но, понимаешь, мне больше не попасть туда, — сказал он, обращаясь к отсутствующему некроманту. — А заклинание, которое я заложу в тебя во время ритуала, возвращающего магию лудэра, уничтожит всех родственников, выбросивших меня в эту реальность. Ты и сам, конечно, погибнешь, но ведь мэтр никогда не согласится отдать мне кого-нибудь из своих учеников, так что…
Основатель тряхнул головой, вновь заставляя себя сосредоточиться на подготовке к работе.
Колдун вернулся через час. Путешествие по Пещерам Смерти никак не сказалось на нем. Впрочем, для старших представителей клана оно не представляло серьезной угрозы. Он молча поставил перед Основателем колбу с Зеркальной Пылью.
— Отлично, — отозвался тот, рассматривая сосуд, наполненный сверкающими искрами. — Спасибо. Твоя часть работы закончена. Теперь начнется моя. Если хочешь, можешь остаться и понаблюдать.
Кадаверциан, конечно, остался, пристально следя за действиями гостя. Анализировал. Запоминал.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу тебя отравить? — в шутку осведомился Атум, тщательно смешивая сложный состав.
— Отравишь, если добавишь чуть больше экстракта змееголова. Но я считаю капли, — с усмешкой ответил Кристоф.
Хороший ученик был у Вольфгера. Внимательный. Основатель подошел к холодильнику, вынул из него пакет с кровью. Вскрыл, налил в стакан и, высыпав туда же получившийся состав, размешал.
— Теперь возьми это. Чтобы провести ритуал в потустороннем мире, тебе надо выпить эликсир сейчас… Хотя если ты не уверен во мне…
Кристоф поднялся из кресла, взял стакан и без колебаний выпил залпом получившийся напиток. Перевел дыхание.
— На вкус довольно неплохо.
— Рад, что доставил тебе удовольствие. — Атум благожелательно улыбнулся некроманту и добавил мысленно: «Напоследок».
Затем сообразил, что снова погружается в глубокие размышления, и усилием воли вернул себя в настоящее:
— Ну что, Крис, ты готов? Первый этап пройден.
Колдун поставил пустой стакан на стол. Машинально провел ладонью по лбу, уже начав ощущать легкую дезориентацию, вызванную зельем. Затем повел рукой, и в воздухе перед ним, заслоняя реальность, представленную стеной лаборатории, появились очертания двух перекрещенных размытых линий. Сквозь них просачивались тонкие струйки тумана.
Увидев этот символ потустороннего мира, Основатель почувствовал, как по спине его пробежал легкий озноб приятного предвкушения, и шагнул вперед.
Сероватый туман укрывал черный крест, но его грани были смутно видны. Атум глубоко вдохнул влажный воздух, пахнущий первым снегом и зеленой травой. Услышал легкий шелест ветра, сделал еще один шаг, и вдруг пространство поплыло перед его глазами. Туман и черная крестовина за ним исчезли. Превратились в зал со стенами из тысяч зеркал…
Все внутри Основателя застыло в ужасающем предчувствии догадки… Не мир кадаверциан! Это был… Атум стремительно обернулся. Кристоф стоял на пороге, окруженный едва заметной сиреневой дымкой. Всего полшага отделяло его от реальности. Колдун улыбнулся почти с сочувствием в ответ на ошалелый взгляд спутника и поднял руку в немом жесте прощания. На ладони некроманта виднелся едва заметный красноватый след…
Словно со стороны Атум услышал свой вопль ярости и бросился назад, но наткнулся на гладкое стекло.
Со всех сторон его окружал равнодушный, безумный мир лигаментиа.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:28 | Сообщение # 54

Княгиня де Веллар

Глава 35
Совет отверженных

Да, все мы сейчас так обеднели, что комплименты — это единственное подношение, какое мы можем себе позволить.
Оскар Уайльд. Веер леди Виндермир.

31 марта

В Столице снова шел снег. Легкий, мягкий, неспешно кружащийся в темном небе. Воздух, проникающий в гостиную сквозь щель открытой форточки, не пах ничем, казался стерильно холодным. Фелиция закрыла окно и опустила штору, поморщившись от запаха пыли, пропитавшего плотную ткань. На нее тут же упали резкие, изломанные тени от ветвей старого дерева, но Себастьян принес еще одну лампу, поставил на столик у окна, и черные силуэты растаяли.
Этот особняк пустовал давно. От стен тянуло холодом, и огонь, горящий в камине, никак не мог прогнать его. Гобелены и ковры казались заплесневевшими. С тяжелой люстры свисали длинные нити паутины, чуть колышущиеся от сквозняка.
— Что ж, господа, — иронично произнес Рамон, сидящий в кресле у дальней стены, — предлагаю внеочередное, неофициальное заседание Совета отверженных считать открытым. Пора подвести итоги. Кто возьмет на себя роль ревенанта?
Фелиция посмотрела на негоцианта. Рамон улыбался, наблюдая, как по кончикам его пальцев пробегает крошечная белая искорка. Вернув магию, он выглядел абсолютно довольным собой, миром, даже с возродившимся в нем Основателем, и всеми кровными родственниками.
Но, говоря об отверженных, он был прав. Мормоликая оставила клан по воле гин-чи-най. Миклош — по воле сестры. Сам Рамон пребывал в двойственном положении, видимо, начиная чувствовать свою оторванность от вьесчи.
Дверь распахнулась, и Себастьян проводил в комнату еще двух гостей. Фелиция увидела сосредоточенную Паулу в компании Миклоша. Бывший глава Золотых Ос выглядел угрюмым как никогда. А борода не добавляла ему привлекательности. Болезненно щурясь, Бальза окинул взглядом всех присутствующих и едва сдержал недовольную гримасу.
— С возрождением, господин Миклош! — весело воскликнул Рамон. — Признаться, нас всех порядком удивило ваше везение.
Тхорнисх буркнул что-то нелюбезное и уселся в свободное кресло. Фелиция почувствовала исходящую от него огромную магическую мощь. Пассивную, спящую, но очень опасную. Однажды она уже ощущала нечто подобное. Излучать столь мощные эманации могла лишь главная реликвия клана Золотых Ос. Значит, Бальза рискнул завладеть Жалом и только поэтому смог уйти живым от Основателя.
Паула заняла место напротив Рамона.
— Я рада, что вы все смогли прийти, — сказала мормоликая.
— Не все, — резко произнесла Паула, — к сожалению.
Она выглядела встревоженной и напряженной. Под тщательно наложенным макияжем проступала бледность, выдающая ее многодневную усталость.
— Антониса не будет. — Она произнесла имя нового главы клана с некоторым усилием, словно все еще не веря, что он занял место Александра. — У нас возникли некоторые разногласия. Новая политика фэриартос — абсолютное невмешательство.
— Ничего особо нового в этом нет, — пробормотал Миклош и добавил с ноткой одобрения в голосе: — А ты, Паула, насколько я понимаю, не одобряешь дипломатию вашего маэстро?
Мрачный и решительный взгляд фэри был ему ответом.
— Также я не вижу многоуважаемых кадаверциан, — заметил Бальза, рассматривая набалдашник на своей трости.
Это замечание было встречено всеобщим многозначительным молчанием.
— Лично я был бы не против, если бы нас посетили лигаментиа. — Рамон смотрел на золотистый свет лампы.
— Они не придут, — после секундной паузы ответила Фелиция, опустив взгляд на складки своего бирюзового хитона. — Для них все кровные братья — предатели. Мы не смогли сдержать возрождения Основателя, им больше нет дела до того, что будет с нами…
— С этим вставшим из могилы можно договориться? — поинтересовался Миклош, рассматривая гобелен, на котором один из титанов древности сражался с не менее древним богом.
— С ним нельзя договориться! — воскликнула мормоликая, впервые за долгое время теряя терпение. — Когда ты поймешь это?! Он согласится с любым твоим предложением, притворится твоим лучшим другом, помощником или даже любовником. А потом будет убивать твоих близких, родственников, слуг, просто потому, что это ему нравится.
Гневное сопение Миклоша, готового разразиться ответной тирадой, заглушил голос тактичной Паулы:
— Но как можно бороться с существом, которое обладает силой всех кланов и к тому же читает мысли?
— У кого-нибудь есть подходящие идеи? — спросил Рамон, явно поддерживая дипломатию фэри.
Ответить никто не успел. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату шагнул Кристоф.
— Я запер его! — сказал он, с трудом переводя дыхание, словно всю дорогу от своего особняка до дома, где проходил Совет, пробежал бегом. — В мире лигаментиа. Иноканоан говорил…
— Кого, прости, ты запер? — осведомился Миклош, глядя на колдуна, словно тот был невменяемым.
— Основатель. В мире лигаментиа, — раздельно произнес некромант, смерив «ночного рыцаря» внимательным взглядом. — Иноканоан считает, что оттуда нет выхода. Но я в этом не уверен. У нас совсем немного времени для того, чтобы решить, как от него избавиться. И если мы поторопимся, то успеем понять, как его уничтожить… Я надеюсь, ни у кого не возникает сомнений в том, что его нужно уничтожить?
Он опустился на стул, стоящий рядом с креслом Миклоша, и тот поморщился, почувствовав веяния магии клана Иллюзий, все еще окутывающие кадаверциана.
— Сомнений нет, — отозвался Бальза, пытаясь незаметно отодвинуться подальше от некроманта. — Но есть вопрос. Если он такой плохой, почему он до сих пор не уничтожил всех вас?
Все взгляды тут же обратились к мастеру Смерти, словно тот знал ответы на любые вопросы про Основателя. Кристоф заметил это всеобщее напряженное внимание и улыбнулся невесело.
— Он учился, — ответил колдун. — Попав в этот мир, он стал обладать магией, которой еще никогда не пользовался. Его сила изменилась. Мы, получившие ее от Основателя, изменили ее. Нашли заклинания, которых он не знал. Ему понадобилось время, чтобы освоиться с ними. Но он учится всему очень быстро. Это его уникальная способность — усваивать новые знания.
Все присутствующие помолчали, обдумывая эту информацию.
— Его дух неуничтожим, — напомнил Рамон, пристально глядя на кадаверциана.
— Но если полностью разрушить тело… — предположил Миклош, вытирая белоснежным платком вспотевший лоб.
— Тело, в котором обитает Основатель, сейчас невозможно разрушить, — отозвалась Фелиция. — Его магия слишком сильна.
— Есть еще один способ, — задумчиво произнес опальный нахттотер. — Заклинание «Армагеддон», помнится, было в реквизите у кадаверциан. Оно может лишить чужака источников питания.
— Нет, — резко ответила Фелиция. — Только не это. Оно уничтожит все. Весь этот мир.
— Черт с ним, с миром! — с воодушевлением воскликнул Миклош. — Сколько продержимся мы на старых запасах крови?
— Вы, как всегда, гуманны, господин Бальза, — произнесла мормоликая ледяным тоном.
— Ну что ж, раз здесь затронули тему о моем человеконенавистничестве… — тхорнисх неприятно улыбнулся. — Несколько веков я молча наблюдал за проявлениями вашей так называемой любви к людям, но сейчас, похоже, у меня появилась возможность высказаться… Мое отношение к смертным ничуть не хуже, чем их отношение друг к другу. Я даже убиваю их в меньших масштабах, чем они устраивают это сами для себя. И за все время существования Золотых Ос я не смог придумать ничего более жестокого, чем придумали люди — массовые убийства, резервации, концентрационные лагеря, геноцид, садистические опыты… — Он усмехнулся, поразмыслил мгновение и поправил сам себя: — Впрочем, последнее это уже не моя область. И я также иногда проявляю милосердие, как и они. — Миклош мельком взглянул на Паулу, с легким отвращением слушающую его речь. — Так что, уважаемые родственники, я ничуть не хуже и не лучше их. И это я остался человеком, в отличие от всех вас. Это я ничуть не изменился с момента обращения. Так же, как не изменились мои желания. Среди всех вас именно я — наиболее человечен. Поэтому мне странно видеть ваше столь негативное отношение.
— Браво, — тихо пробормотал Рамон. — Господин Бальза всегда знал, как себя подать в обществе.
— Никто не утверждает, что люди не бывают жестоки, — ответила Фелиция, слегка удивленная словами Миклоша и неожиданным выводом, который он сделал. — Но мы, в отличие от них…
— Прошу меня извинить, — вторгся в спор Кристоф. — Если не ошибаюсь, мы обсуждаем способы уничтожить Основателя, а не степень человеколюбия всех присутствующих… — Он подождал, пока взгляды обратились к нему, и продолжил: — Я могу осуществить заклинание «Армагеддона». Но проблема в том, что Основатель не пользуется обычными источниками питания. Ему не нужны люди. Он пьет нашу кровь.
Собрание застыло в некотором затруднении.
— А если попытаться вытянуть из него силу с помощью Большого круга, — внес новое предложение Рамон.
— Основателя не смогли обезвредить, когда он, беспомощный и слабый, был заперт в чужом теле, — ответил кадаверциан, внимательно рассматривая свою правую ладонь.
— Может, не стоило запирать его в чужом пространстве? — саркастически заметил Миклош. — Это был не слишком благородный поступок. Совсем не в твоем духе, Кристоф.
Колдун посмотрел на него с неожиданной злостью. Фелиции показалось, что она почувствовала отголосок магической волны, пробежавшей по рукам некроманта.
— Я сделал это для того, чтобы больше ни у кого не возникло желания заигрывать с ним, пытаясь получить от него подачку.
— Хорошо, предположим, мы сможем загнать его в Круг. — Бальза кивнул, видимо, решив сегодня больше не спорить с некромантом. — И что дальше?
— В прошлый раз его пытались поместить в некий артефакт, — отозвался Рамон. — Мы можем попробовать сделать то же самое снова…
— Должен быть другой способ уничтожить его, — тихо произнесла мормоликая.
— Я думаю… — с легкой неуверенностью начала говорить Паула, и когда взгляды всех присутствующих обратились к ней, ее голос зазвучал тверже: — Я думаю, никто из нас не представляет, как бороться с Основателем. Но в клане Искусства есть фэриартос, который может узнать это. Задать правильные вопросы тем, у кого есть ответы.
— Неужели? — скептически осведомился Миклош, вновь вытирая лоб платком. — И у кого есть ответы?
— У того, кто был ближе всех к Основателю, — ответил за нее Кристоф.
— Если ты о Вольфгере, то он мертв, — заметил Рамон.
— Это неважно, — покачала головой фэри. — Гемран Фэриартос может слышать умерших. Если он сумеет поговорить с Вольфгером…
— Подожди! — перебил девушку Миклош с выражением величайшего недоумения на бородатой физиономии. — Ты что же, серьезно веришь в этот бред? В то, что какой-то там паяц действительно может общаться с нашими покойниками? Может, еще предложишь провести спиритический сеанс? В жизни не слышал ничего глупее!
— То есть ты отрицаешь существование после смерти? — поинтересовался Кристоф, с улыбкой глядя на рассерженную Паулу.
— Не отрицаю, — неприятно улыбнулся Миклош. — И поэтому предпочитаю наслаждаться жизнью здесь и сейчас.
— Правильное решение. — Колдун, внезапно став серьезным и прищурившись, уставился на тхорнисха. — У кадаверциан существует много легенд, связанных с потусторонним миром. В одной из них говорится, что Тёмные Охотники — это души первых созданий Основателя, а бетайласы — особо злобных кровных братьев.
Миклош неприятно улыбнулся, не отводя взгляда.
— А у нахтцеррет существует предание…
— Господа, прошу вас, — решительно вмешалась Фелиция, — давайте не будем вспоминать предания наших кланов. Все они, бесспорно, весьма любопытны. Многие даже придуманы здесь присутствующими. Но на это сейчас нет времени. Паула права. — Она взглянула на напряженную фэри. — Мы не знаем, как бороться с Основателем. Но если Гемран сумеет… — мормоликая помедлила, подыскивая наиболее верное слово, — побеседовать с Вольфгером, и тот сможет ответить на наши вопросы, это будет спасением для всех нас.
— Прошу поправить меня, уважаемые господа и дамы, если я ошибаюсь, — вкрадчиво произнес Рамон. — Вы что же, всерьез надеетесь, что бывший мэтр кадаверциан будет о чем-нибудь говорить с Гемраном Фэриартосом или с кем-нибудь еще из нас? Отвечать на вопросы? Вы думаете, он будет помогать нам? Спасать нас? После того, как мы же его и убили?
— Говори за себя, — негромко буркнул Миклош.
— Отправили туда, где он вынужден прозябать до сих пор, — продолжил Рамон, не глядя на тхорнисха. — Да ему плевать на то, что будет с нами. Более того, думаю, Вольфгер чертовски зол на всех нас, и его только порадуют наши проблемы.
— Мы можем хотя бы попытаться, — ответила Фелиция.
— Значит, я могу сообщить о нашем согласии? — спросила Паула.
И хотя Миклош снова пробормотал что-то скептическое, возражений не последовало.
Фэри прикрыла глаза, ее застывшее лицо стало напряженным, и через несколько секунд собравшиеся услышали громкий стук в окно.
Все одновременно посмотрели в ту сторону, и в то же мгновение штора откинулась сама собой. На подоконнике сидел уличный голубь. Он несколько раз переступил красными лапками, взмахнул крыльями и влетел в комнату.
Покружил вокруг Паулы, мягко задел крылом ее щеку, бросил на колени обрывок бумаги и растворился в воздухе…
Фэри схватила листок, торопливо прочитала его и вскочила.
— Да, — произнесла она срывающимся голосом. — Все верно… — Паула обвела взглядом присутствующих. — Он попытается выполнить нашу просьбу.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:33 | Сообщение # 55

Княгиня де Веллар

Глава 36
По ту сторону Витдикты

Святое, а значит, неприкосновенное — это единственное, к чему стоит прикасаться.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

2 апреля

Гемран снова стоял посреди увитого зеленью двора, чувствуя, как леденеют пальцы. Шелест листьев винограда и воркование голубей заглушал ровный шум голосов. Сегодня он был особенно силен и назойлив. Тени из прошлого непрерывно шептали о своей боли и одиночестве.
Фэриартос мельком глянул на белые листы нотной бумаги, разбросанные по камням. Никогда еще он не работал столько, быть может, только в юности, одолеваемый желанием покорить весь мир. Но сейчас Гемран записывал мелодии, слышимые только ему, и обрывки стихов, из которых могут сложиться новые песни, лишь для того, чтобы не провалиться в безумие потустороннего пространства, рвущегося в его реальность.
Певец сел на землю под ивой, разгладил ладонью лист бумаги, источающий тонкий аромат духов, и еще раз прочитал короткое послание, полученное минуту назад.
«Он не захочет говорить с тобой… скорее всего, не захочет. Он зол и оскорблен на весь мир. Он не придет сам, но ты должен найти его. Убеди его отвечать на вопросы. Я знаю, ты сможешь. Надеюсь на тебя. Люблю. Паула».
Британец невесело улыбнулся. Подобная вера в его способности должна была воодушевлять. Так же, как и мысль о том, что где-то в реальности четверо могущественных старейшин с нетерпением ждут, когда Гемран Фэриартос принесет им ответ на самый главный вопрос за все существование кровных братьев: «Как уничтожить Основателя?»
«Самое забавное, что все они мне глубоко безразличны, — с иронией подумал певец. — Все, что я делаю — только ради Паулы. Только потому, что она просит… А еще я не должен забывать, что Дарэл помог мне. Однажды, в прежней человеческой жизни…»
Гемран знал о том, как именно Основатель попал в этот мир. Если верить Фрэнсису, даханавар, в чьем теле теперь обитал Атум, должен быть мертв. И, наверное, вряд ли можно считать помощью попытку уничтожить существо, убившее Дарэла, бывшего когда-то другом Британца. Но все-таки Вэнс хотел верить в то, что он возвращает долг.
Послышался приглушенный хлопок двери, легкие шаги. Мимо прошла девушка, закутанная в белое покрывало, робко взглянула на Гемрана, робко улыбнулась, и ее тонкая фигура снова исчезла в доме. Вэнс так и не смог понять, кто она такая. Видение Леонардо или ожившее произведение искусства, скрашивающее одиночество великого художника.
Гемран прислонился затылком к шершавому стволу, понимая, что дальше тянуть бессмысленно. Ему все равно придется погрузиться в мир призраков.
С легким содроганием Вэнс вспомнил один из последних уроков Фрэнсиса. Тогда перед фэриартосом открылся путь в тот самый призрачный мир, отголоски которого он слышал, и воротами в который был сам.
Певец несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза, позволяя сумрачному и неназываемому, скрытому в глубине его души, выползти наружу.
Стихли голоса голубей, шорох листьев и ветвей ивы. Мир Леонардо обволокло тревожное безмолвие, а спустя мгновение он исчез.
Гемран с головой окунулся в серый дым. Казалось, что, кроме бесформенных клубов, тут нет ничего. И Вэнс не был уверен, что здесь есть он сам. Периодически густая пелена выплескивала смутные, едва оформленные образы. Лица, фигуры, прекрасные и уродливые, печальные, злобные, бесстрастные. Все они постоянно менялись, кружили вокруг фэриартоса, словно рой бабочек вокруг фонаря.
Видения, призраки… Гемран чувствовал, что притягивает их, но и они тянули его так же сильно.
— Вольфгер… — позвал он беззвучно. — Вольфгер Кадаверциан!..
Вэнс словно плыл по огромной реке из дыма и облаков, среди которых изредка змеились белые молнии. Наверное, так должна была выглядеть изнанка Витдикты. Смертельная, беспощадная, безликая. Вместилище силы и магии кровных братьев. А также их душ…
— Вольфгер! Мне нужно поговорить с тобой!
Александр говорил, что погибший клан Лудэр как будто бы мог вызывать души умерших. Правда это или нет, теперь уже не проверишь, заклинатели давно сами превратились в тени.
— Вольфгер!
Мэтр кадаверциан не желал откликаться. Тишина давила на уши, дым стал гуще. Гемран почувствовал, как начинает терять силы. И понял, что больше не может ждать. Оставалось последнее средство.
Вэнс оглянулся еще раз и прокусил запястье. Словно в ответ на его боль, окружающий мир взорвался белыми молниями, дым закрутился темным водоворотом. Несколько капель крови сорвались с ладони, но не упали на землю, а повисли в воздухе сверкающими красными горошинами. Гемран увидел черную воронку, в глубине которой сверкали молнии, успел подумать о том, ради кого пришел сюда, прежде чем его поглотила глухо рокочущая чернота.
Первое, что он услышал — тихий шорох. Но это был не привычный шелест голосов. Шел дождь. Обычный прохладный осенний дождь.
Гемран стоял в темном мокром переулке, и окружающий мир казался ошеломляюще реальным. До последней детали.
Фонари не горели. В темноте светились лишь редкие окна в домах. Их робкий свет отражался в мелких лужицах, заполнивших выбоины в асфальте. Где-то вдали слышался ровный гул машин, пронзительные вопли сирен. Возле серой стены кирпичного дома стояли в ряд ржавые мусорные баки. По их крышкам барабанил дождь.
Неподалеку Вэнс увидел машину. Синий «бентли». Окно со стороны водителя было открыто.
Фэриартос глубоко вдохнул воздух, пахнущий сыростью и бензином. Мельком заметил, что прокушенное запястье не болит и на нем не видно даже следа. И медленно пошел вперед.
Сквозь далекий рокот города, смешанный с шелестом дождя, послышались звуки радио — приглушенное бормотание диджея, обрывки веселых мотивчиков, модных тридцать лет назад, заунывные песнопения, четкие голоса дикторов, пронзительные вскрики, отголоски классической музыки.
Гемран почувствовал, как по его спине пробежала волна озноба от этой жуткой какофонии, а волосы на затылке поднимаются дыбом. Но он заставил себя приблизиться к «бентли», заметив смутные очертания человеческой фигуры за рулем.
Под ногами захрустел лед. Его тонкая корочка сковала асфальт, выползая из-под шин автомобиля. Лицо овеял морозный ветер.
Бок машины был ледяным. Открывая дверцу, Вэнс почувствовал, как металл обжег его пальцы лютым холодом. В салоне плавали кристаллики инея, лениво оседая на приборной доске, креслах и окнах, на плаще мужчины, неторопливо повернувшегося навстречу неожиданному пассажиру.
В памяти Вэнса всплыли наставления Фрэнсиса.
«Будь вежлив, — говорил призрак погибшего фэриартоса, — мертвые требуют почтения. Настойчив, но не навязчив… Не позволяй запугивать себя. И не давай никаких обещаний. Это может стоить тебе жизни».
— Вольфгер? — спросил фэриартос негромко.
Впрочем, необходимости в ответе не возникало. Гемран уже видел портрет бывшего главы некромантов. А у мэтра кадаверциан было запоминающееся лицо. Надменное, волевое, непреклонное. Очень высокий лоб, надбровные дуги, выступающие чуть сильнее, чем нужно, светло-зеленые глаза, левый косит едва заметно.
— Прости, что побеспокоил тебя…
— Фэриартос, — произнес Вольфгер задумчиво, пристально разглядывая гостя.
Музыка и голоса, звучащие по радио, внезапно смолкли. Остался слышен лишь шум дождя, барабанящего по крыше. И холод как будто уменьшился, перестав пробирать до костей.
— Меня зовут Гемран Вэнс.
— Ты думаешь, мне это интересно? — с легкой насмешкой осведомился кадаверциан.
— Думаю, нет, — спокойно отозвался певец. — Но тебе наверняка любопытно, зачем я искал встречи с тобой, хоть ты и старался не пропустить меня в свой… — он обвел взглядом салон машины, — мир.
Вольфгер издал резкий короткий смешок, откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
— Единственный, кто может проникнуть в мой… — он снова выразительно усмехнулся, — мир, это фэриартос, видящий смерти. Я знаю, зачем ты здесь, Гемран Вэнс. Мой ответ — нет.
— Но я пока еще не задавал никаких вопросов.
— Значит, не потратишь время, попусту сотрясая воздух.
Фрэнсис говорил, многие после смерти теряют разум. Полностью или частично, поэтому общаться с призраками весьма мучительно. Хотя Вольфгер, похоже, испытывал трудности не с логикой, а с симпатией к миру живых.
Вэнс обвел взглядом темную улицу за окном, словно мог найти там подсказку для дальнейшего поведения.
— Я понимаю… — заговорил он наконец, старательно подбирая слова, — твои чувства. Ты должен быть зол на тех, из-за кого оказался здесь. И на меня тоже. Ведь я жив. Но…
— Чем ты занимаешься? — внезапно спросил его кадаверциан и, видя недоумение на лице Гемрана, пояснил с легким нетерпением: — Ты — фэриартос, значит, имеешь прямое отношение к искусству. Что ты делаешь? Пишешь картины? Сочиняешь стихи? Составляешь икебаны? — Я музыкант, — ответил Вэнс, пока еще не понимая, какое отношение имеет его занятие к предыдущему разговору. — Певец.
— Отлично. — Вольфгер удобнее устроился в своем кресле. — Спой.
— Что?
— Спой. Одну из своих песен.
Недоумение Гемрана сменилось внезапным раздражением, и ему пришлось сделать большое душевное усилие, чтобы не показать этого.
— Ну, — насмешливо поторопил его некромант. — К сожалению, у меня не найдется аккомпанемента. Но ты можешь сыграть на крышках от мусорных ящиков. Должно получиться весьма эффектно.
«Издевается», — со злостью подумал Гемран.
— Спою, — ответил он, глядя в глаза Вольфгера. — Если ты скажешь, как уничтожить Основателя.
Кадаверциан рассмеялся, а в машине снова заклубился холод.
— Почему ты думаешь, что мне известно это?
— Никто, кроме тебя, не был так крепко связан с ним. В тебе был его дух.
— Вот как?! — Собеседник с издевательски-глубокомысленным видом покачал головой, и его зрачки вспыхнули зеленью. — Какие глубокие познания о моей личной жизни. Кто обратил тебя, Гемран Вэнс?
— Паула… Фэриартос, — с трудом ответил певец, чувствуя, как стужа сжимает его горло и все тело леденеет.
— Красивая женщина с горячими чувственными губами и мягкими нежными руками, не так ли? — Некромант не отрываясь смотрел на Вэнса, и тому показалось, что лицо кадаверциана начинает напоминать костлявый лик Смерти. — Знаешь, кто был моим учителем? Одно из первых созданий Основателя. Чудовище по имени Молох. Он дал мне силу, позволяющую управлять мертвой материей и существами потустороннего мира, а также дух своего создателя. И все мое существование с момента обращения было посвящено борьбе с сущностью, живущей в моей душе. Я не позволял ему вырваться на свободу многие тысячелетия…
Вольфгер замолчал, слепо глядя мимо Вэнса на стекла, которые медленно затягивала изморозь.
— Те, кто убил меня, посчитали, что сумеют управлять им лучше меня. Они не думали о последствиях. Они посчитали себя всемогущими. Пусть пожинают плоды своей самонадеянности.
Холод снова уполз под машину, дышать стало легче. Вольфгер перевел взгляд на Вэнса и улыбнулся почти по-дружески:
— Тебе говорили, что твой дар рано или поздно сведет тебя с ума? Чем чаще ты будешь приходить сюда, тем быстрее это произойдет. Отправляйся домой, Гемран. И скажи своим могущественным друзьям, пославшим тебя сюда, что Основатель неуничтожим.
Вэнс помолчал, глядя на рукава своей куртки, покрывающиеся белым рисунком инея, и произнес тихо:
— Ты прав. Меня обратила прекрасная женщина. И я не хочу, чтобы она погибла от рук Основателя, его слуг или кого-то еще. Я понимаю, ты зол на тех, кто убил тебя…
— Все гораздо хуже, — с прежней насмешкой отозвался кадаверциан. — Я не зол. Я мертв. И мне уже все равно.
— …но неужели нет никого, кто был бы дорог тебе? — продолжил Гемран, изо всех сил пытаясь разрушить холод и равнодушие Вольфгера. — Ради кого ты мог бы помочь?
Некромант отвернулся от Вэнса, глядя вперед, на черную улицу, снова появившуюся за стеклом, ставшим прозрачным.
— Если они узнают, как избавиться от Основателя, что получу я?
На миг фэриартосу показалось, что Вольфгер снова издевается над ним, но он спросил вежливо:
— Что ты хочешь?
— Вечность в салоне старой машины в грязном переулке не слишком радостная перспектива, не находишь? Найди кого-нибудь, кто скрасит мое одиночество.
— Кого?
Кадаверциан взглянул на Гемрана, похоже, искренне наслаждаясь его удивлением.
— Дона Кадаверциан. Пожалуй, остаток вечности я бы согласился провести вместе с ней.
— Но она жива! Ты хочешь, чтобы я убил ее для тебя?!
Вольфгер пожал плечами:
— А ты хочешь, чтобы жила твоя Паула? Меняю ее жизнь и благополучие всего мира на жизнь Доны.
— Но я не могу распоряжаться чужой судьбой!
— Именно за этим тебя сюда и отправили. Распоряжаться судьбами. Так что делай свой выбор быстрее.
— Тебе доставить ее немедленно или ты подождешь? — насмешливо спросил Гемран, пытаясь придать разговору хотя бы тень разумности.
— Я подожду, — благодушно отозвался Вольфгер. — Недолго.
Теперь Вэнс отвернулся от собеседника для того, чтобы смотреть на мокрую черную улицу за окном.
Дона за жизнь, спокойствие и счастье Паулы… За его собственную возможность быть с любимой женщиной. За возвращение прежнего мира…
— Хорошо. Я… обещаю.
— Ты понимаешь, что не можешь нарушить слово, данное умершему, видящий смерти? — В глазах некроманта вдруг снова вспыхнула зелень, а из голоса исчезли добродушные интонации. — Иначе твоя магия обернется против тебя.
— Да. Я знаю.
— Большой круг, — негромко произнес бывший мэтр кадаверциан. — Кровь и сила всех кланов… Витдикта. И артефакт, в который можно запереть его дух.
— Запереть? — переспросил Гемран, заставив себя не думать о только что данном обещании. — А можно его уничтожить?
Вольфгер помолчал, затем ответил негромко, словно беседуя сам с собой:
— С помощью человека, пережившего Витдикту, можно получить надежную тюрьму для одного из гин-чи-най. У смертного нет магической силы, он не связан с ночным миром, обратить его вторично нельзя. Тень Витдикты сможет сдерживать Основателя надежнее любых оков… После смерти пути людей и наши пути слишком разные. Когда человек умрет, чужой дух, слитый с его сознанием и душой, рассеется… Кстати, — добавил он, — клан Леарджини пытался создать вместилище для духа Основателя. И погиб именно поэтому.
Он замолчал, явно потеряв интерес к собеседнику. Радио снова забормотало на одной ноте, и сильнее забарабанил по крыше дождь.
— Спасибо, — сказал Вэнс.
— Не за что, — равнодушно откликнулся некромант. Потом снова взглянул на Гемрана: — И вот еще что. Моему ученику, Кристофу, очень интересно, как здесь. После смерти. Скажи ему… холодно… Жутко холодно…
Пространство вокруг вдруг затуманилось, превращаясь в сизый дым. Его клубы закружили вокруг Вэнса, чтобы постепенно начать таять… и медленно рассеялись.
Гемран открыл глаза и понял, что лежит в густой траве под ивой. Он не мог двигаться, едва мог дышать. Мир призраков выпил все его силы.
В зеленой тени листвы неожиданно появилось прелестное женское лицо, обрамленное золотистыми завитками волос. Нежная, но на удивление сильная рука помогла приподняться, к губам прислонился край бокала. Гемран сделал глоток, и тут же почувствовал, как по его венам начинает струиться тепло, разгоняя холод потустороннего мира. Хотя он никак не мог понять, что пьет — кровь или простую воду.
— Спасибо, — сказал Вэнс, когда девушка поднялась, прижимая к груди пустой кубок. — Очень вам благодарен.
Она улыбнулась и, ничего не ответив, скрылась в доме. Несколько мгновений Гемран задумчиво смотрел ей вслед, потом снова закрыл глаза, сосредоточившись на том, что нужно передать старейшинам сказанное Вольфгером. Все про Основателя, и ни слова — про Дону Кадаверциан.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:37 | Сообщение # 56

Княгиня де Веллар

Глава 37
Большой круг

Миром движут личности, а не идеи.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

7 апреля

Сквозняк колебал пламя свечей и перебирал складки ветхих занавесей на окнах. Потрескивали горящие дрова в камине. В сыром воздухе чувствовался едва уловимый запах дыма.
Северная резиденция, давно нежилая, с неохотой пустила в себя новых постояльцев. Фелиция постоянно чувствовала легкую головную боль, вызванную отголоском силы, все еще разлитой здесь. Эманации Витдикты пронизывали стены и пол, ощущались в сквозняках и слышались в скрипах старых дверей.
Этот дом казался населенным призраками. Незримые и голодные они бродили по темным лестницам и тяжко вздыхали в подвалах. Смотрели с почерневших от времени картин и изодранных гобеленов.
Но мормоликая предпочитала не замечать этого.
Себастьян бесшумно передвигал кресла, расставляя их на прежние места, и не мешал думать.
Фелиция снова достала обрывок пожелтевшей нотной бумаги, который прислал Гемран, и прочитала:
«Большой круг, кровь всех кланов… человек, переживший Витдикту». Так просто на первый взгляд. Казалось, удача на их стороне. Дарэл, который возродил Основателя, сам создал оружие для его уничтожения. «Вот только сможем ли мы воспользоваться им?.. — Фелиция опустилась в кресло перед камином. — Кровь и сила всех кланов…»
На последнем Совете, который Рамон назвал Советом отверженных, едва получив ответ на вопрос, как уничтожить Основателя, у всех появились новые сомнения.
— Значит, для того, чтобы убить его, нам надо провести Большой круг? — задумчиво спросил Миклош, прикладывая платок ко лбу. — Кто-нибудь из вас когда-нибудь проводил этот ритуал?
Все присутствующие молчали некоторое время.
— Франциск, — ответил, наконец, Кристоф. — Он знает все тонкости его проведения.
— Замечательно, — едко отозвался тхорнисх, — нашим поводырем будет слепой. Давайте мыслить логически. Кто примет участие в этом, так называемом, изгнании? Не будем упоминать о никогда не существовавших кланах и сразу перейдем к реальным. В первых рядах, несомненно, даханавар. — Не вставая с кресла, он отвесил ироничный поклон в сторону Фелиции.
Та утвердительно наклонила голову.
— Далее, по всей видимости, кадаверциан, — продолжил опальный нахттотер, явно наслаждаясь ролью Судьи. — Лудэр больше не существует, но так как изначально эти два клана были едины, с некромантами проблем не будет.
— Да, — нехотя ответил Кристоф. — Основа магии одна.
— Далее. — Миклош положил ногу на ногу, с легким высокомерием обводя взглядом всех присутствующих. — Теоретически нахтцеррет в моем лице, но я еще не решил до конца, стоит ли мне участвовать в этой авантюре. Вот, собственно, и все.
— Ты забыл про Рамона, — деликатно напомнила Фелиция.
— А, вьесчи, — пренебрежительно махнул рукой Миклош.
— Не вьесчи, — лениво поправил его господин де Кобреро. — А Лугат. — Он посмотрел на мормоликаю и пояснил: — Я возродил триаду. Мои ученики, конечно, еще очень юны, но с их помощью я смогу держать Большой круг.
— Ну да, — буркнул тхорнисх, — Паула говорила мне о чем-то таком… Что ж… — Он довольно ехидно посмотрел на негоцианта: — С возрождением, господин Рамон.
— Благодарю вас, господин Миклош, — с довольной улыбкой ответил тот.
— Теперь, что касается клана Искусства. — Рыцарь ночи взглянул на бледную, взволнованную Паулу. — В связи с этим кланом у меня возникают большие сомнения. Вряд ли мы можем рассчитывать на кого-то из них.
— Это не так! — звонко воскликнула фэри. — Я буду на ритуале!
— Ты?! — Миклош саркастически рассмеялся. — Да тебя любое заклинание пришибет, как мотылька.
— Мы очень ценим твою готовность помочь, Паула, — мягко сказала Фелиция. — Но твой магический потенциал еще не достаточно высок. Если бы нас согласился поддержать Антонис…
— Не думаю, — тихо ответила девушка, глядя на свои крепко сжатые пальцы.
— Ну, естественно, — презрительно заметил Миклош.
— Александр пришел бы! — Фэри взглянула на тхорнисха с плохо скрытой злостью. Но тут же отвела взгляд в сторону, словно вновь почувствовав боль от смерти маэстро, нахмурилась. — Я могу попросить Леонардо, но не уверена…
— Нужно обратиться к Иноканоану и Соломее, — сказал Кристоф. — Когда-то вы были одним кланом. Так же, как и мы с лудэром. Их сила дополнит твою.
Паула благодарно улыбнулась кадаверциану, явно ободренная его готовностью принять во внимание и ее желание участвовать. Миклош передернул плечами, пробормотав что-то неразборчивое, но явно нелюбезное в адрес клана Иллюзий.
— Иноканоан может не согласиться, — заметила Фелиция, не обращая на тхорнисха внимания.
— Согласится, — ответил колдун с той же уверенностью, с какой она убеждала Паулу в том, что Миклош придет на Совет.
— Надо попросить его выбросить Основателя из мира Грани прямо в Большой круг, — внес предложение Рамон. — Это было бы огромной помощью всем нам. Может быть, самой ценной из возможного.
— Я знаю, кто не явится точно, — мрачно произнес нахттотер, аккуратно складывая свой носовой платок. — Асиман. Амир не станет рисковать своей шкурой ни при каких обстоятельствах.
— Асиман примут наше предложение, — улыбнулась мормоликая, вспомнив недавний визит Якоба. — Один из них недавно обещал мне свою поддержку.
— Неужели? И кто же он? — поинтересовался Кристоф.
— Он попросил сохранить его имя в тайне, — дипломатично ответила Леди.
— Как насчет вриколакоса? — спросил Миклош, выразительно глядя на Паулу. — Ты теперь с ними дружишь.
— Словен сказал, что они помогут, — уверенно ответила девушка.
— Значит, остается только нософорос, — заметил Рамон, взглянул в сторону задымившего камина, чуть шевельнул ладонью, и легкий ветерок заставил струйку дыма заползти обратно в трубу. — Ты, кажется, был у него, Кристоф. Сможешь навестить еще раз?
— Не знаю, что из этого получится, но попытаюсь, — ответил кадаверциан. Судя по его лицу, воспоминание о походе к Хранителю не доставляло некроманту особо приятных воспоминаний. Но он был готов рискнуть снова.
— Еще нам нужен ревенант, — напомнил Рамон.
— Эта маленькая сопливая девчонка? — скривился Миклош.
— Как я уже говорила, эта маленькая девочка единственный ревенант, который у нас есть, — откликнулась Фелиция. — И мы не можем ждать, пока она вырастет.
— Нет, мне все больше не нравится эта затея, — хмуро сообщил нахттотер, пристально глядя на свою трость.
— Предложи что-нибудь другое, — утомленно посоветовала мормоликая.
— А нельзя связаться с гин-чи-най? Пусть сами разбираются со своим родственником!
— Отличная идея, — ответил Кристоф с легким раздражением. — Подожди минуту, где-то у меня был записан номер их сотового.
Паула улыбнулась, взглянув на уязвленного ночного рыцаря.
— Давайте не будем тратить время на бессмысленные препирательства, — поспешила вмешаться Фелиция, прежде чем Миклош успел придумать достаточно язвительный ответ.
— Позвольте мне подвести итог нашей встречи, — поддержал ее Рамон. — Надо заручиться поддержкой лигаментиа и нософорос. Привезти в Столицу ревенанта и этого мальчика — Лориана. Найти место для проведения изгнания.
— Северная резиденция, — ответила Фелиция. — На этом месте до сих пор лежит тень Витдикты.
— И необходимо действовать быстро, — закончил негоциант.
С этим никто спорить не стал.
— Кстати, еще один момент. — Миклош отбросил концом трости щепку, лежавшую у ножки его кресла. — Если мне не изменяет память, для большей действенности ритуала нужно собрать реликвии кланов. Это не обязательно, но все же будет лучше, если мы примем возможные меры. Жало Золотых Ос с недавнего времени вновь обрело своего хозяина. — Он высокомерно окинул взглядом всех присутствующих, ожидая увидеть их потрясенную реакцию. Но так как ее не последовало, продолжил едко: — По поводу даханаварской я не задаю вопросов. Госпожа Фелиция сама представляет собой реликвию, в некотором роде.
— Я привез Крест Основателя, — сказал Кристоф.
— Что ты сделал?! — Миклош дернулся, словно ужаленный.
— Крест Основателя в Столице? — нахмурилась Паула.
Негоциант вопросительно взглянул на гречанку, и та утвердительно опустила веки.
— Ты притащил сюда дрянь, из-за которой мы вынуждены были оставить Прагу?! — завопил было нахттотер, но тут же успокоился и, к удивлению присутствующих, произнес задумчиво: — Впрочем, если Крест поможет избавиться от Основателя и Храньи, не буду иметь ничего против… На этом, полагаю, наша консультация завершена. Желаю вам всем дожить до следующей встречи.
И Бальза, поднявшись, первым вышел из комнаты.
Фелиция последний раз посмотрела на клочок нотной бумаги и бросила его в камин.
Невероятно, что кто-то мог говорить с Вольфгером… Сколько лет мэтр кадаверциан был мертв, и вот теперь мормоликае казалось, будто она вновь слышит его голос.
— Вольфгера убили не мы, — сказала Леди, и Себастьян замер за ее спиной, понимая, что сейчас она говорит не сама с собой. Ей был нужен собеседник, вернее внимательный слушатель.
Мажордом подошел, оперся о спинку ее кресла. Гречанка взглянула снизу вверх на его красивое лицо, освещенное пламенем камина.
— Вольфгера убил Основатель. Никто из нас не знал, что именно в мэтре кадаверциан был скрыт его дух… кроме него самого. — Она снова отвернулась к огню и продолжила тихо: — Я не знаю, как многие века ему удавалось бороться с этим… проклятием. Но никто ни о чем не догадывался. А потом Вольфгер начал меняться. Он вел себя так, словно у него возник какой-то план… Спрашивал, не надоело ли мне жить под постоянной властью незримых тюремщиков…
Мормоликая закрыла глаза и ярко увидела перед собой кадаверциана. Его лицо, на котором надменность могла мгновенно смениться искренним дружелюбием, а высокомерное равнодушие превратиться в участливое внимание. Было в нем нечто бесконечно привлекательное и отталкивающее одновременно.
Были времена, когда Вольфгера принимали за гиперборейца, затем за левита, потом за валашца, а после этого долгое время его считали французом.
Она снова услышала голос, звучащий с едва заметным акцентом:
— Фелиция, скажи мне. Ты счастлива?
Она смотрела на мэтра кадаверциан с бесконечным удивлением. А он расхаживал по ее маленькому уютному зимнему саду, с явным удовольствием прислушиваясь к плеску фонтана.
— Что за странный вопрос?
— Абсолютно закономерный. — Он сел на бортик бассейна, пристально глядя на нее. — Ты не чувствуешь, что с каждым годом здесь становится все труднее дышать?
— Вольфгер, я не очень хорошо понимаю тебя сегодня.
— Хорошо, скажу прямо. Этот мир становится слишком тесным. — Он выгреб из кармана горсть крошек и бросил их в воду. Золотистые карпы тут же набросились на угощение. — Слишком знакомым. Скучным.
— Даже если это так… — Фелиция села рядом с ним. — Мы ничего не можем с этим сделать.
— Помнишь времена, когда мы были настоящими богами? Когда от нас зависело все.
— От нас и сейчас зависит очень многое.
— Это неправда, — небрежно отмахнулся он, — и ты сама понимаешь это. Мы утешаем себя подобными словами. «Мы влияем на людей. Решения, которые они принимают, выгодны нам». А на самом деле… Зачем тебе вечная жизнь, если ты вынуждена проводить ее, постоянно скрываясь.
— Прошлого не вернуть.
— Фелиция, ты умная женщина. А говоришь банальности. Все возвращается. Тебе ли не знать. Форма может быть измененной, а суть одна.
— Вольфгер, чего ты хочешь?
— Вернуть прошлое, — улыбнулся он. — Я знаю, как сделать нас по-настоящему свободными.
— И как же?
— Еще не время говорить об этом. Но ты узнаешь об этом первой.
Он поцеловал ее в лоб, как младшую сестру, поднялся и вышел из сада…
Фелиция открыла глаза, все еще чувствуя это призрачное прикосновение губ к своей коже. Взглянула на Себастьяна, по-прежнему стоящего рядом.
— Тогда я не поняла, о чем он говорит. И тем более не поняла, что это говорит даже не он. А Основатель в нем. Вольфгер перестал ему сопротивляться.
Мормоликая протянула руки к огню, пытаясь согреть их.
— Мы пытались остановить мэтра. Не убить. Но он бежал, и Основатель уничтожил его, когда понял, что может снова оказаться в наших руках. Почувствовал, что защита в лице Вольфгера стала слишком ненадежна… Древний артефакт, в незапамятные времена созданный леарджини, — ледяная клетка, в которую была вплетена часть магии ревенанта и нософороса, надежно сдерживала главу некромантов.
Он казался спящим. Ничего не чувствующим. И Фелиция была рада, что старый друг ничего не знает о том, что она имела отношение к его пленению.
— Клетка могла сдерживать его бесконечно долго. Но не сдержала. Я не знаю, как Вольфгеру удалось ускользнуть… И когда нософорос нашел кадаверциана, он был уже мертв, — тихо сказала она Себастьяну. — Основатель предпочел убить его…
Мажордом не ответил и лишь крепко сжал ее руку, как всегда выражая сочувствие и понимание.
— Фелиция… — В комнату без стука вошел Рамон. Он выглядел уставшим и не вполне довольным своими усилиями. — Я сделал все, что смог. Пойди взгляни.
— Да. Конечно.
Леди взяла холщовую сумку, лежащую на соседнем кресле, и спустилась в нижний зал. Здесь ярко горели факелы, освещая огромное мрачное помещение с высоким арочным потолком.
По каменному полу, замыкаясь в круг, тянулась широкая зеркальная полоса. Вдоль внешней части окружности на равном расстоянии друг от друга были расставлены чаши для крови — необходимые детали проведения опасного ритуала. Рядом с несколькими из них стояли черные металлические треножники.
— Здесь будут лежать реликвии кланов, — уточнил Рамон, видя, что Фелиция внимательно разглядывает их.
— Миклош заявил, что явится со своим ножом непосредственно перед ритуалом… — продолжил негоциант. — Опасается, что его украдут. — Рамон усмехнулся. — Остальные, думаю, поступят так же. Я постарался воссоздать пирамиду Лугата.
Он кивнул на хрустальную фигуру. Шар на ее вершине испускал яркое белое свечение.
— Ты отлично поработал, — сказала Фелиция и увидела, что Рамону приятна ее похвала. — Что сказал Иноканоан?
— Они выбросят Основателя в Большой круг, как только мы будем готовы к этому.
Негоциант усмехнулся, вспомнив еще что-то:
— Франциск Кадаверциан полтора часа втолковывал мне все тонкости проведения ритуала. Теперь твоя очередь почтительно внимать ему.
— Значит, все готово? — тихо спросила мормоликая, глядя на полосы света, исходящие от сферы на вершине пирамиды Лугата.
— Да. И в скором времени мы наконец избавимся от Основателя…

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:45 | Сообщение # 57

Княгиня де Веллар

Глава 38
Иллюзия…

Реализм как метод абсолютно несостоятелен, и в этом смысле двух вещей следует избегать художнику — современности формы и современности содержания.
Оскар Уайльд. Упадок лжи.

Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.
Оскар Уайльд. Идеальный муж.

Дарэл Даханавар

— Предатель!! Благородный, добродетельный Кристоф?! Он подло предал меня! Бросил в мир лигаментиа! И это после всего, что я для него сделал!..
Злобные эмоции Основателя, непрерывно вскипающие в моей душе, начинали раздражать. Он был в ярости. В бешенстве. И больше всего Атума возмущало не пребывание в мире Иноканоана, а «измена» кадаверциана, которого он уже давно начал считать своей собственностью.
— Он закрыл свои подлинные мысли… Каждое слово — ложь! Я убью его! Магией лудэра. Нет, «Могильной гнилью», от которой он так ловко вылечился в Ирландии! — примерно так можно было перевести в слова чувства, клокочущие в нем.
«Сначала выберись отсюда», — посоветовал я мысленно.
Я лежал на бревне, перекинутом через ручей, в котором вместо воды текло нечто вроде серого марева. Вокруг расцветали и тут же вяли огромные цветы немыслимых расцветок. Бирюзовый водопад медленно тек вверх по сапфировой горе, а внутри нее переливалось белое пламя. Нереальные картины нереального пространства.
Здесь все было относительно, даже время. Я не знал, как долго брожу по фантасмагорическим полянам мира иллюзий. Все они были похожи на фрагменты сказочных снов.
Впервые за очень долгое время я жил — думал, чувствовал, двигался самостоятельно. Мир лигаментиа неожиданно придал мне сил. Разбудил, вытолкнул на поверхность мое сознание и уже не давал ему засыпать.
Все пошло не так, как рассчитывал Атум. Он получил по крайней мере три неприятных сюрприза: тень Витдикты на Лориане, «предательство» Кристофа и мое внезапное пробуждение, которое отодвинуло чужака на задний план. Поэтому сейчас он тихо рычал от злости, но не мог ничего изменить.
Мир лигаментиа действовал на него гораздо хуже, чем на меня. Мое пробудившееся сознание защищало его от мощных эманаций Грани. Поэтому Основатель без колебаний отошел в тень. Прятался в моей «шкуре», предоставив выпутываться мне.
Но я не собирался ничего предпринимать. Меня, в отличие от него, полностью устраивала сложившаяся ситуация.
— Если бы я знал, что задумал некромант!.. — продолжал глухо рычать Атум. — Но в его голове не было ни мысли об этом!
«Кстати, по поводу предательства, — перебил я, глядя на водопад, неспешно поменявший направление и теперь струящийся вниз, плавно огибая мое место отдыха. — Ты же собирался убить Кристофа».
— Я не планировал его убивать, — глухо отозвался Атум.
«Да. Конечно, — насмешливо хмыкнул я. — Ты хотел отправиться вместе с ним в мир кадаверциан, но, насколько я помню, даже не думал давать ему магию лудэра. Ты решил превратить его в оружие, нечто вроде бомбы замедленного действия, и выбросить в свой мир, чтобы уничтожить гин-чи-най. А вместе с ними был бы уничтожен мастер Смерти. Я могу ошибаться, но, по-моему, именно это называется убийством».
Атум злобно и нечленораздельно огрызнулся в ответ. Неудачи приводили его в неистовство, но еще сильнее выводила из себя беспомощность, с которой приходилось мириться. А также глухую ярость вызывал я.
— Значит, это ты мешал мне?! Заслонял его сознание?
Я не знал, как кадаверциан смог обмануть Основателя, и тот тут же прочитал это в моих мыслях.
— Не ты. Ну а Фелиция? Что сделали с ней? Почему она перестала мне доверять?
— Я положил в ее постель человеческое тело, истекающее кровью.
— Ублюдок, — почти равнодушно заметил Основатель, против воли отмечая оригинальность моей выдумки. — А почему во время боя асиман не смогли связаться со мной? Тоже твоих рук дело?
— Я блокировал их призывы о помощи. Даханавар и кадаверциан убивали пироманов, а те не могли вызвать Дух Огня.
Атум затих, буря захлестывавших его эмоций внезапно улеглась.
— Надеюсь, ты понимаешь, что рано или поздно тебя здесь убьют? — осведомился чужак через некоторое время поспокойнее.
— Кто? Собственные кошмары?
— Лигаментиа! Думаешь, они позволят тебе разгуливать здесь вечно? Поверь, я хорошо знаю этих мерзавцев. Они уничтожат твое тело и сознание, а мне придется мотаться у Грани, лишенному материальной оболочки, словно последнему бетайласу!
В его словах была доля истины. Я прекрасно понимал, что как только у противников Основателя появится хоть малейшая возможность избавиться от него — они сделают это без колебаний.
— Никто не будет тебя спасать. Даже твой вечный защитник Кристоф не станет рисковать.
— А если мне все равно?
— Не все равно, — отозвался он с усмешкой. — Ты хочешь жить. Мне ли не знать… Мы должны выбраться отсюда, Дарэл. Как можно скорее выбраться отсюда!
— Я уже сказал, мне безразлично, даже если я останусь здесь навсегда. Так что можешь сам заниматься собственным спасением.
Но эмоциональных откликов больше не было. Атум понял, что все его доводы — глас вопиющего в пустыне. И умолк…
Я знал, что не должен рассчитывать ни на кого. Бывают ситуации, когда надеяться на помощь не имеет смысла. Но также было понятно и то, что Кристоф не убил опасного врага, а просто отправил в ссылку, убрал со сцены на какое-то время…
Я улыбнулся. Кадаверциан оставался верен себе. Впрочем, он и не мог уничтожить дух Атума.
Основатель затих. Временами мне казалось, будто его вообще нет, и все произошедшее со мной — лишь иллюзия. Очень сложный, тонко выстроенный морок Иноканоана. В памяти внезапно вспыхнула яркая картина из прошлого. Я увидел красивый профиль Флоры на фоне черного неба, расцвеченного невероятными огнями северного сияния. Запрокинув голову, она с восторгом смотрела на зеленое призрачное пламя, реющее над горизонтом, а полярная ночь расцветала волшебным ледяным блеском…
Ничего не значащие теперь воспоминания. Но я отчаянно уцепился за них, чувствуя, что они придают мне гораздо больше сил, чем ненависть или мечты о мести…
«Красивая женщина, — в такие слова можно было облечь яркую эмоцию Атума, внезапно заинтересовавшегося картиной, выплывшей из моего прошлого. — Флора Даханавар?»
— Тебе не повезло, что она мертва. Думаю, она была бы счастлива разделить с тобой власть над кадаверцианом и всем миром.
Основателю стало весело на миг. Затем любопытно. И мои воспоминания вдруг сделались намного ярче, как будто его магия осветила мое прошлое.
Маленькая гостиница казалась нарядным пряничным домиком из сказки. Снег, укрывающий ее, сверкал, словно сахарная глазурь, окошки светились уютным желтым светом.
— «Северный приют». Отель Сигурда Эриксона, — прочитал Кристоф написанное на деревянной вывеске над дверью и вопросительно взглянул на меня.
— Этот дом принадлежал моему прадеду, — пояснил я, сбивая снег с ботинок. — Потом здание перестроили и открыли гостиницу.
— Летом здесь останавливаются, чтобы ловить форель, — весело сказала Флора, приближаясь к нам, — а зимой любуются северным сиянием.
Она рассеянно улыбнулась, глядя на светящиеся окна дома, а затем снова перевела мерцающий топазовый взгляд на огни, полыхающие во все небо.
Леди вспоминала о том, как приезжала сюда однажды очень долгой полярной ночью. Тогда все было по-другому. И я был другим. Человеком, наивно полагающим, что устраиваю романтическое приключение для любимой женщины. А она нежно улыбалась мне, планируя привести в клан нового сканэра…
Стены холла небольшой гостиницы были обшиты дубовыми панелями, на полу лежали оленьи шкуры, горели свечи в больших стеклянных подсвечниках. На столике возле растопленного камина стоял огромный чан, наполненный, судя по запаху, горячим глегом. Возле него выстроились ряды глиняных бокалов. Где-то в отдалении, со стороны столовой, звучали приглушенный гул человеческих голосов и легкая музыка.
Ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз.
За стойкой дремал управляющий.
Увидев нас, он приветствовал меня так, словно я вернулся после часовой прогулки, а не отсутствовал два года. Этот пожилой норвежец никогда не задавал мне вопросов. Ему самому нравилась атмосфера загадочности, окружающей владельца «Приюта».
Проводив Флору в ее комнату, я открывал дверь своего номера, когда почувствовал легкое покалывание в виске. У Кристофа возникло несколько вопросов, и он хотел поговорить «конфиденциально».
«Не думаю, что это была хорошая идея», — прозвучал у меня в голове голос колдуна.
«Пригласить тебя сюда?»
«Ты хотел быть с Флорой. Это место, где ты мог быть с ней. Зачем все усложнять?»
Мысленный разговор часто абсурден и нелогичен, но гораздо более непритворен, чем беседа вслух.
«Мне трудно с ней последнее время. Трудно быть искренним. Не могу смириться с тем, что она такая, какая она есть».
В эмоциях Кристофа мелькнула насмешливая досада.
«Значит, эта поездка для тебя — еще одна попытка вернуть прежние отношения с прекрасной леди? Или убедить себя в том, что ее непостоянство — часть ее очарования?»
«Нет. Просто хочу еще раз пережить воспоминания прошлого. А когда Флора рядом, они становятся ярче».
Кадаверциан хмыкнул неодобрительно, но больше ничего не сказал, предпочитая не учить меня жизни. Хотя мастер Смерти и не был сканэром, он прекрасно знал, какие именно чувства я испытываю к Флоре, как бы я ни скрывал их.
Полярная ночь давала нам возможность существовать наравне с людьми. Теперь мы могли бодрствовать в то же время, что и они, не закрывать окна, без опаски смотреть на небо.
Флора наслаждалась каждой минутой свободы. Каталась на коньках и в санях, запряженных оленями, любовалась северным сиянием и каждый вечер появлялась в гостиной в новом платье и новых украшениях, заставляя дам-постоялиц зеленеть от зависти.
Кристоф старательно уклонялся от роли буфера в наших отношениях. Колдун нашел великолепного собеседника в лице немолодого бельгийского врача. Сидя в гостиной перед камином, они могли часами обсуждать статьи о последних медицинских открытиях. А хорошенькая молодая жена бельгийца, недовольно хмурясь, сидела рядом, с очередным любовным романом в руках. Досадовала на мужчин, которые, по ее мнению, могли бы проявлять больше внимания к ней, чем к скучным беседам.
Чопорная англичанка средних лет неодобрительно косилась на весело хохочущую Флору, играющую в дартс со мной и адвокатом-итальянцем. В отличие от остальных, он приехал в поисках не северного сияния, а симпатичных молодых девушек. Конечно же даханаварская леди произвела на него огромное впечатление. А она уже внесла молодого человека в список своих временных доноров.
Пара за самым дальним столом ни на кого не обращала внимания. Они всегда были отрешены от окружающего мира и полностью погружены друг в друга. Я узнал причину подобной отрешенности, едва уловив их чувства. А кадаверциан, взглянув в первый раз на хрупкую женщину в скромном сером платье, чуть нахмурился, и в его мыслях отчетливо промелькнуло слово «лейкемия».
— Как в новелле Стефана Цвейга, не правда ли? — шепнула Флора, отвлекшись от игры, и, глядя на двух людей, взяла меня под руку.
Ее глаза блестели ярким интересом. Для леди пребывание среди людей всегда было невероятно увлекательно, словно посещение театра. Но если в последнем разыгрывались поддельные страсти, здесь все оставалось подлинным…
— Я немного устала, — сказала вдруг она, отдавая мне свои дротики. — Пойду немного отдохну перед ужином.
Флора улыбнулась адвокату и удалилась из гостиной, даже не взглянув в сторону Кристофа. Похоже, их непростые отношения этой зимой были слегка подернуты ледком.
Мы с итальянцем поиграли еще немного. Я давал ему выиграть и в полной мере насладиться своим превосходством. И чем больше партий проигрывал, тем сильнее росло его расположение ко мне.
Дамы в отсутствие затмевающей все живое Флоры слегка повеселели. Бельгийка пересела ближе к англичанке, и они принялись самозабвенно болтать. Вечер обещал быть таким же мирным и тихим, как все прежние вечера. Но его спокойствие неожиданно было грубо нарушено. Я вдруг услышал отдаленный женский вопль. В нем не было ужаса, скорее гнев и отвращение. Но это уже не имело значения, потому что кричала Флора.
Женщины испуганно замерли. Мы с Кристофом одновременно бросились к выходу. За нами после некоторой заминки устремился адвокат.
Я первым вбежал в номер, услышал еще один вскрик отвращения, донесшийся из ванной комнаты, и шагнул туда.
Сначала я увидел зеркало. В нем отражалась фигура, с ног до головы залитая чем-то красным, со слипшимися волосами и в заляпанном полотенце, в последний миг наброшенном на тело.
На мгновение потеряв дар речи, я встретился взглядом со сверкающими от бешенства топазовыми глазами на лице, покрытом багровыми потеками.
— Я не ранена! — резко сказала Флора, обращаясь к Кристофу, не успевшему открыть рот.
В то же мгновение леди заметила людей, появившихся в дверях, и, весьма правдоподобно изобразив ужас, бросилась в мои объятия. Залепетала беспомощно в ответ на тревожные вопросы:
— Я хотела принять душ, открыла кран, но вместо воды на меня полилось… вот это!
Я сдернул с крючка банный халат и накинул на ее дрожащие от ярости плечи.
Кристоф подошел к чугунной ванне, провел по сетке душа, растер между пальцами красную каплю, задумчиво попробовал на вкус.
— Кровь. Похоже, свиная.
Он повернулся к жене управляющего, протиснувшейся в ванную комнату и обтирающей платком полное встревоженное лицо.
— На прошлой неделе закололи кабана, — ответила та взволнованно и глубоко вздохнула, отчего ее обширная грудь мягко заколыхалась. — А я делаю кровяную колбасу, вот и оставила… В банке, она стояла на леднике. Кто мог взять?..
— Кто-то пошутил, наверное, — произнес адвокат неуверенно.
— Глупая шутка, — процедила Флора сквозь зубы и отстранилась от меня.
— Идемте, милочка, — поспешно сказала жена управляющего, ласково обнимая ее за плечи. — Я вам помогу.
Все еще кипя от злости, леди позволила себя увести.
Кристоф вытирал руки платком, и в его памяти мелькали довольно странные воспоминания, напоминающие гравюры Гойи.
— И кто, вы думаете, мог это сделать? — со сдержанным любопытством поинтересовался адвокат, поправляя перед зеркалом шейный платок. — Думаете, среди нас есть кто-то, способный на такое?
— Нет ничего сложного в том, чтобы выкрасть емкость с кровью и налить ее в нагревательный бак, — рассеянно ответил Кристоф, изучая систему подачи воды к душу.
— Господин Марко имеет в виду моральный аспект произошедшего, — сдерживая улыбку, пояснил я, поймав несколько озадаченный взгляд адвоката. — Окатить женщину кровью может лишь человек с чрезвычайно специфическим чувством юмора.
— Кому-то это могло показаться весьма возбуждающим, — пробормотал Кристоф, мельком вспомнив о Миклоше Бальзе, известном любителе извращенных развлечений.
— Поместить кровь в бак могли не позднее девятнадцати часов и не ранее семнадцати, — заговорил итальянец, переходя на деловой тон, более уместный в зале суда. — Мы с вами, господин Дарэл, вне подозрения, поскольку, начали играть в шестнадцать двадцать и закончили партии только…
Дальше я не слушал, но адвокат, вдохновленный открывшейся возможностью показать свой профессионализм, не заметил потерю интереса к его размышлениям.
Затем он принялся оценивать алиби всех постояльцев, а Кристоф сказал мне мысленно: «Если ты волнуешься за нее, можешь просканировать окружающее пространство на предмет злых намерений».
«Все, что связано с Флорой, всегда было закрыто для меня, — ответил я, делая вид, что продолжаю слушать итальянца. — Но, если честно, думаю, это могло быть всего лишь небольшой местью. За ужином почитаю мысли гостей и узнаю, кого именно из них она довела сильнее всех».
— Ну а вы, Кристоф, — спросил адвокат откровенно прокурорским тоном, — чем вы занимались с четырех до семи?
Колдун проигнорировал этот вопрос, явно не собираясь доказывать свое алиби…
Новости всегда распространяются быстро. Уже через полчаса все постояльцы знали о неприятном инциденте, происшедшем с высокомерной красавицей. Флоре пришлось пережить несколько довольно болезненных для ее самолюбия минут, когда перед ужином гости устремились к ней с изъявлениями искреннего и фальшивого сочувствия. Надо признать, все они были слегка встревожены, хотя дамы и считали втайне, что надменная кокетка получила по заслугам.
Флора была вынуждена притворно вздыхать, благодаря за дружеское участие и раздражаясь все больше. Еще бы, высокородную даханаварскую леди окатили кровью, причем даже не человеческой. Смириться с этим ей было очень трудно. Даже громогласные заявления управляющего о том, что он непременно найдет виновного в гнусной выходке и лично утопит его в бочонке с сельдью, не успокоили ее.
Едва сев за стол, она поспешила излить на ком-нибудь свое дурное настроение.
— Не думала, Кристоф, что ты можешь отличать по вкусу кровь животных, — сказала Флора, излишне резкими движениями разворачивая накрахмаленную салфетку. — Тебе приходилось пить свиную?
— Приходилось, — невозмутимо ответил колдун, сидящий напротив.
— Неужели? — воскликнула жена бельгийского врача, жадно прислушивающаяся к разговору. В ее голосе слышалась смесь отвращения и любопытства. — Но зачем?
— Чтобы выжить, — с легкой улыбкой отозвался колдун.
Мы с Флорой поняли настоящий смысл его ответа, и леди произнесла ангельским тоном:
— Может быть, ты расскажешь. Нам всем было бы очень интересно послушать.
Дамы, предчувствуя невероятно увлекательную, а быть может, и драматичную историю, поспешили присоединиться к ее просьбе, впервые показав солидарность с раздражающей их красавицей.
И кадаверциан без малейшего смущения принялся пересказывать им содержание романа одного из французских писателей. Женщины, не знающие языка Мольера и Гюго, внимали, затаив дыхание. Флора, читавшая ту же самую книгу, иронично улыбалась, периодически задавая Кристофу невинно-каверзные вопросы о добыче алмазов в Южной Африке и способах передвижения по пустыне в дневное время.
Но колдун не давал поймать себя на лжи, «вспоминая» весьма достоверные подробности из своих «путешествий».
Флора повеселела, похоже, забыв о недавней неприятности. Адвокат, хотя и делал вид, будто больше занят говяжьим стейком, чем рассказами некроманта, прислушивался с не меньшим интересом. Насытившийся бельгиец начал сонно посапывать и, наконец, удалился, пробормотав невнятные извинения. Его жена едва заметила его отсутствие, страстно переживая вымышленные «приключения» Кристофа. Даже англичанка не сводила взгляда с кадаверциана, неожиданно оказавшегося куда «интереснее», чем она предполагала.
Атмосфера за столом стала более непринужденной. Гости были рады возможности забыть о неприятном происшествии.
— Все это вздор и чепуха, — заявил пожилой адмирал, едва Кристоф сделал небольшую паузу. — Никто не может прыгнуть с водопада Виктория и не разбиться.
— Нет, отчего же, — вмешался адвокат. — Если знать нужное место, и глубина реки будет достаточно большая…
— Посмотрел бы я на того, кто решит проделать то же самое на Ворингфоссене, — скептически отозвался норвежец. — Есть легенда, как со скалы в него упал тролль, так он разбился насмерть, что уж говорить о человеке.
— У вас о каждом холме сочинена легенда. Но правды в них ничуть не больше, — отмахнулся итальянец, прикладываясь к стакану с глегом.
Кристоф, которому уже наскучили собственные россказни, с улыбкой слушал их спор.
— Олаф, расскажи о своем путешествии к Северному полюсу, — обратился я к управляющему.
Флора, покачивая бокалом с белым вином, лукаво взглянула на него, и добавила:
— Думаю, оно не менее увлекательно, чем все услышанное нами сегодня.
Норвежец отложил нож с вилкой и действительно собрался потрясти всех присутствующих своей историей. Но жена бельгийского врача произнесла капризным тоном:
— Что может быть любопытного на севере. Африка гораздо интереснее.
Англичанка поддержала ее энергичным кивком.
Гости так увлеклись, что даже не заметили появления мужа больной женщины. Он бесшумно подошел к столу, остановился возле кадаверциана и, замешкавшись на долю секунды, сказал тихо:
— Господин Кристоф, вы не могли бы пойти со мной? Анна не очень хорошо себя чувствует. Ведь вы врач и, возможно, посоветуете… — Он замолчал, едва колдун повернулся к нему, заранее готовый к отказу.
— С учетом того, что я патологоанатом, и все мои пациенты мертвы изначально… — Кристоф улыбнулся, предоставив человеку самому решать, стоит ли настаивать на его помощи дальше.
— Дело в том, что доктор Вандворд ушел отдыхать, и я не решусь его беспокоить, — с легким налетом отчаяния пробормотал проситель.
— Если Ренье уснул, его уже ничем не разбудишь, — с презрительной гримасой заметила жена бельгийца. — Можете не стараться.
— Ну, хорошо. Посмотрим, что я могу сделать, — сказал Кристоф, поднимаясь из-за стола, и слегка поклонился дамам. — Прошу меня извинить.
С уходом кадаверциана общая беседа расстроилась сама собой. Женщины направились к десертам, тихо обсуждая утреннюю прогулку к ближайшему магазину. Мужчины удалились в курительную комнату к коньяку и сигарам. А Флора взяла меня под руку и незаметно, но настойчиво увлекла к двум креслам, стоящим возле камина.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар

Послать сову

Лиственница, ус снежного барса, 12,5 дюймов

Дата: Воскресенье, 08 Янв 2012, 01:45 | Сообщение # 58

Княгиня де Веллар

— Хочу признаться тебе в своих подозрениях, — произнесла она тихо, глядя на меня прекрасными мерцающими глазами. — Сначала я решила, что это твоя шутка. С кровью в нагревательном баке.
— Неужели? — Я скрыл неприятное удивление, вызванное этим откровением. — Ты думала, у меня такое плохое чувство юмора?
— Я думала, это небольшая месть за боль, которую я тебе причинила… причиняю все время.
— За боль?!
— Не притворяйся удивленным. — Она устало вздохнула, посмотрела мельком на норвежку, сосредоточенно убирающую со стола, и продолжила серьезно: — Ты злишься, ревнуешь, не можешь меня простить за то, что я не могу быть только с тобой.
Она осеклась и чуть нахмурилась, увидев мою снисходительную улыбку.
— Флора, дорогая, очень приятно, что ты пытаешься понять меня. Но самое сильное чувство, которое я испытываю к тебе, это дружеское… родственное тепло.
Леди не удивилась, не огорчилась. Похоже, ее по каким-то причинам устраивал мой ответ.
— Вот и хорошо. — Она улыбнулась и нежно коснулась рукой моей щеки. — Я рада, если так.
Я не успел почувствовать ни сожаления, ни досады, потому что внезапно услышал голос Кристофа. Он прозвучал в моей голове так громко, словно колдун стоял рядом.
«Дарэл! Ты мне нужен. Немедленно. И Флора тоже. Мне требуется срочная рекомендация даханавар».
— Кристоф зовет нас, — сказал я леди, вопросительно приподнявшей брови. — Похоже, у него возникли трудности.
— Трудности? У Кристофа? — Она с демонстративно высокомерным недоумением повела плечами, прикрытыми тонкой шалью. Но в ее глазах мелькнуло любопытство.
Комната, в которой мы оказались спустя несколько минут, была просторной и уютной, но из-за скудного освещения казалась темной и душноватой. По тяжелым шторам на окнах и белому потолку сновали тени, словно обезумевшие деревья, размахивая ветвями, пытались пробиться внутрь. Пахло палеными волосами и еще чем-то едким. В полной тишине слышалось торопливое тиканье часов на столике у стены и тяжелое хриплое дыхание женщины, разметавшейся на кровати. С первого взгляда казалось, будто она лежит, раскинув руки и ноги, но затем я увидел, что она крепко привязана за лодыжки и запястья к резным столбикам полога.
Муж больной, выглядевший изможденным и затравленным, стоял у дальней стены. Его взгляд метался по комнате, словно он был готов смотреть куда угодно, лишь бы не на Анну. Кристоф сидел в кресле у окна, скрестив руки на груди и излучая почти осязаемое бешенство. Увидев меня, он молча кивнул, поднялся, уступая место Флоре, но та сделала вид, будто не заметила этого.
— Я могу ошибаться, — холодно произнесла она, останавливаясь посреди комнаты, — но, по-моему, совершенно не обязательно связывать больную лейкемией.
Я подошел к женщине и наклонился над ней. Бледное лицо Анны блестело от пота, потрескавшиеся губы шептали что-то бессвязно, а в душе, в мыслях плавала серая, тусклая муть.
— Господин Анхельм, — ласково произнес Кристоф, и человек вздрогнул, услышав его голос. — Не могли бы вы еще раз рассказать, что именно произошло с вашей возлюбленной?
— Я думал… мы думали, это ей поможет, — залепетал тот бессвязно. — Но мы не знали, что нас так обманут.
— Эта женщина умирала, — свирепо сказал Кристоф, обращаясь к нам. — Они были у пяти докторов, и все сказали, что ей осталось не больше года. Тогда их занесло к так называемому оккультисту, который согласился помочь. За определенную плату, разумеется. Хорошо, что в Средние века мы извели большинство этих шаманов, заклинателей и вызывателей духов, — добавил он по-французски, справедливо подозревая, что Анхельм не поймет его.
— Вы извели? — спросил я на том же языке, отходя от больной.
Флора резко повернулась ко мне и осведомилась со всей возможной язвительностью, обращенной, впрочем, больше к некроманту:
— Ты не знал, что кадаверциан приложили свою руку к работе инквизиции? В какой-то мере это они устроили ту охоту на ведьм. Сколько умных, талантливых и просто красивых людей погибло…
— И сколько спасено, — мрачно отозвался Кристоф, не глядя на леди, и пояснил специально для меня: — В эту женщину вселен один из низших духов-некроморфов. Это единственные существа, связь с которыми доступна людям. Он дает ей возможность жить. И сводит с ума. Раньше с помощью инквизиции мы, действительно, искали и уничтожали смертных, умеющих вызывать эти некротические сущности и вселять их в людей.
— Но как они могут делать это, не будучи некромантами? — спросил я, не обращая внимания на гневное фырканье Флоры, опустившейся, наконец, в кресло.
— Это древние знания, существовавшие еще до появления кадаверциан.
— Большая часть которых была уничтожена некромантами, — произнесла леди с глубочайшим сожалением, — но кое-что все-таки осталось. Искаженное и практически неприменимое.
— И вы не обращали людей, умеющих вызывать этих духов? — Я снова посмотрел на Анну, которая дернулась несколько раз, пытаясь освободиться от пут, поняла, что это невозможно, и снова затихла.
— Некоторых, — уклончиво ответил колдун.
Анхельм, напряженно прислушивающийся к нашему разговору, пытался понять, что именно мы так увлеченно обсуждаем, но пока не решался вставить ни слова.
— Но если в ней некротический дух, — сказал я, успокаивающе улыбаясь человеку, — ты можешь изгнать его, Крис?
— Не могу. Я даже не почувствовал его, впрочем, как и ты, Дарэл, потому что некроморфа заслоняет живая человеческая сущность. — Некромант снова раздраженно взглянул на Анхельма и продолжил: — Мы вселяем слуг только в мертвые тела. Никто из нас никогда не станет подвергать потустороннее существо мукам обитания в живом теле. Более того, я просто не в состоянии вырвать его отсюда. — Он кивнул на женщину.
— Значит, эта кровь, — задумчиво произнесла леди, — не шутка и не месть. Это…
— Призыв о помощи, в том виде, в каком это существо представляет его себе, — сказал колдун, подходя к Анне и опуская руку на ее лоб. — И он обращен к тебе, Флора. К вам обоим — даханавар. Тем, кто знает, как обращаться с людьми.
— И что, по-твоему, мы можем сделать? — Впервые за долгое время в ее взгляде, брошенном на колдуна, не было холода.
— Если Крис не в состоянии изгнать это существо из Анны, — задумчиво произнес я, глядя на тени, блуждающие по потолку, — мы можем провести ее через Бездну. Дух не сможет туда попасть, и вынужден будет остаться в этом мире.
— Это все равно что предложить пропустить ее через соковыжималку, — резко отозвалась Флора. — Плоть останется, зато вся кровь выльется.
— Узнала новые разработки нахтцеррет? — доброжелательно поинтересовался Кристоф.
— Очень смешно, — дерзко отозвалась леди, тряхнув каштановыми кудрями, и снова посмотрела на меня. — Ты ведь понимаешь, насколько это нереально?
— Понимаю. Но все же лучше, чем убить ее сразу.
— Если мы убьем ее, — скучающим тоном произнес Кристоф, — то получим труп с обезумевшим от ярости некротическим существом внутри. И я не уверен, что в процессе его освобождения уцелеет хотя бы одна стена в этом доме. Слишком мощную магию придется задействовать.
Флора задумалась. Я не мог прочитать ее мысли, но и так знал, что творится у нее в голове, леди не стала бы убивать человека, даже если бы это не грозило разрушениями, о которых предупреждал Кристоф. Сама идея посещения Бездны не вызывала у нее оптимизма, но врожденный дух авантюризма и желание постоянно бросать вызов жизни сейчас боролись с осторожностью.
— Ну, хорошо, — сказала она, наконец, негромко. — Мы сделаем это.
— Простите, — произнес вдруг тихо Анхельм, и мы одновременно повернулись к нему, вспомнив о его присутствии. — Так вы можете нам помочь?
Он понял, почувствовал, что происходит нечто необычное. Не простое совещание врача со своими друзьями. Впрочем, после посещения оккультиста он, как ему казалось, был готов к любым странностям.
Я подошел к человеку.
— Анхельм, ты ведь понимаешь, чем все закончится в итоге? Можно исправить тот… вред, что нанес ей шарлатан, к которому вы ходили. Но спасти ее невозможно. Она все равно умрет.
— Понимаю, — произнес человек бесцветным голосом, глядя на женщину, застывшую на постели. — Я хотел, чтобы Анна жила. Но мое желание видеть ее всегда рядом с собой принесло ей только страдание. Я не хочу, чтобы она мучалась больше. Пусть все будет так, как должно.
— Мне очень жаль, — добавил я тихо и слегка прикоснулся к его сознанию. Анхельм пошатнулся, затем опустился на стул возле дальней стены и застыл, тупо глядя в пустоту.
— Он ничего не вспомнит, — пояснил я в основном для Кристофа.
Тот молча кивнул, отошел в сторону, словно уходя со сцены, на которой должно было разворачиваться действие, где главные роли принадлежали даханавар.
Флора поднялась, сняла тонкую шаль, подошла к кровати, встала слева. Я остановился справа. Леди посмотрела на меня, я кивнул, и мы одновременно прикоснулись к связанным рукам Анны…
Привычный мир не исчез. Мебель осталась на прежних местах, стены так же иссекали неровные тени. Изменились люди, находящиеся в комнате. Вместо их плотных вещественных тел я видел только переливчатые, вытянутые силуэты. Тонкие столбы бледного света, похожие на белые свечи, пламя над которыми, все утончаясь, тянулось куда-то ввысь, сквозь потолок и крышу, к невидимому для меня небу.
Анна, превратившаяся в такой же светильник, жгла мою ладонь, крепко держащую ее запястье.
Я посмотрел на Флору. Ее лицо, обнаженные плечи, руки, тело под бирюзовым платьем сияли, окруженные бликами чужого, отраженного, украденного света. Ледяная Луна, блистающая от лучей Солнца. Никогда она не была прекраснее, чем на краю нашей Бездны.
Кресло, в котором сидел Кристоф, оказалось пустым. Он остался в прежней реальности, которая не выпускала в наш мир ничего, касающегося смерти.
Леди улыбнулась, протягивая руку, чтобы коснуться моей руки, светящейся тем же призрачным светом. Единственное место, где эта женщина принадлежала мне целиком, где не было никого, кроме нас и горящих ровным теплом человеческих аур.
Несколько блаженных мгновений… Затем мне в лицо ударил порыв горячего ветра. Он разметал волосы Флоры каштановым облаком, полным золотых искорок. Стены комнаты рухнули, рассеялись, и я увидел новые полосы света, плывущие в пустоте. Сотни, тысячи огней. Одни были ближе и сияли ровно и мощно, другие — дальше, похожие на факелы, третьи — совсем далеко, тонкие золотистые проволочки…
Затем стал таять и весь остальной мир. Теперь мы стояли на краю спирали безграничного, медленного, туманного водоворота, неспешно погружающего свои витки в невообразимые глубины, пронизанные рассеянным туманным свечением Мальстрема призрачного мира. Неба здесь не было, а был все тот же бесконечный круговорот мутного света. Если присмотреться, казалось, будто сквозь него виднеется нечто более материальное.
В последний раз, когда я приходил сюда, мне виделись черные скалы, поросшие лесом. Сейчас взгляд задерживался на блестящих древесных стволах, окруженных яркой весенней зеленью. Бездна сама показывала гостям то, что хотела. Человеческие ауры погасли, оставшись в преддверье нашего мира. И я больше не чувствовал ни чужих эмоций, ни мыслей. Глубокая, бархатная тишина окружала меня. Полное беззвучие, в котором особенно громко стучало мое сердце и билась человеческая жизнь, которую мы с Флорой по-прежнему крепко держали в руках.
Ветер усилился. Я стал различать в его гуле обрывки мелодий, настолько непривычных и причудливых, что чувствовал, как озноб пробегает по спине под свитером.
Водоворот закружил сильнее. В буйном вихре все сложнее становилось различать детали этого мира. И трудно было удержаться на ногах. Я чувствовал, как меня тянет вниз, в глубины, распахивающиеся под ногами.
— Уходим! — долетел до меня сквозь шум и пение урагана крик Флоры.
Ветер развевал ее волосы и платье. Казалось, что вихрь Бездны сейчас подхватит леди и унесет прочь.
— Рано!
Я почти не видел Анну, чувствовал лишь тепло ее руки в своей руке и различал тонкий, едва уловимый силуэт. Наверное, ей было больно. Должно было быть больно, когда мощное дыхание мира даханавар касалось ее, но я не мог почувствовать этого.
А спустя мгновение водоворот рассеялся, исчез, так же как и стены гостиницы, в которой мы были, казалось, сотню лет назад. Вокруг двигалось бессчетное множество призрачных теней. Уродливых, прекрасных, тусклых, сверкающих подобно молниям, плыли длинные ленты, похожие на огни северного сияния, и каждое оглушало меня. Тысячи оттенков разнообразных человеческих чувств, ощущений, мыслей, заполнявших эту грань Бездны, слепили.
Мне показалось, будто я задыхаюсь в этой толпе призраков. И лишь Флора — материальное воплощение жажды жизни — сияла рядом, не давая потерять себя.
Анна излучала страх перед смертью и одновременно желание освободиться от мучившей ее жизни, острое чувство вины перед любимым человеком и жажду покоя.
— Где я? — услышал я удивленную полумысль-полуэмоцию женщины, на краткий миг очнувшейся от своего сна.
Она попыталась вырваться, привлеченная ярким всполохом бурной радости, пронесшейся мимо, и тут же снова затихла. Умиротворенная, забывшая обо всем.
— Теперь уходим, — сказал я Флоре.
И, прежде чем мир обрушился вновь, мы отступили.
Больше не было ничего. Ни ярких столбов света, ни водоворота, ни теней… Мы снова находились в реальной, темной, душноватой комнате. Пахло горячим свечным воском и анисом. На стенах все еще играли отсветы зеленого магического огня. Кристоф стоял, утомленно прислонившись к столбику кровати, и смотрел на мирно спящую женщину, освобожденную от веревок. Анхельм по-прежнему тупо глядел в пустоту перед собой.
Флора выпустила мою руку, глубоко вздохнула и провела дрожащими пальцами по лбу. Я тяжело опустился на край кровати, чувствуя, что дышу часто и тяжело, словно не могу отдышаться после долгого бега.
— Я выпустил некроморфа, — сказал кадаверциан, поднимая шаль с пола и накидывая ее на плечи Флоры.
Та благодарно кивнула и закуталась в мягкую пашмину. Леди била дрожь, а на ее бледном лице виднелись отчетливые следы усталости.
— Трудно пришлось? — спросил я.
— Не труднее, чем вам, — с улыбкой ответил колдун.
Анна слегка пошевелилась, что-то пробормотала.
— Сделаешь так, чтобы они ни о чем не помнили, — попросила меня Флора, пытаясь привести в порядок прическу. — И о поездке к оккультисту тоже. Я не хочу повторять визит в Бездну.
Я быстро провел несложное магическое воздействие и вышел из комнаты вслед за леди. Кристоф задержался, чтобы дать «медицинскую консультацию» больной и ее другу.
А мне удалось прочитать в его мыслях желание как можно скорее посетить некоего оккультиста, занимающегося незаконным вселением духов-некроморфов в живых людей.
Закрыв за собой дверь в комнату Анхельма и Анны, Флора посмотрела на меня теплым, лучистым взглядом.
— Зайти в Бездну так далеко я могу только с тобой, — тихо сказала она. — Даже мой учитель не мог продержаться на «Мосту Грез» больше минуты.
В глазах леди светилось восхищение… восторг… почти любовь. Ничего не отвечая, я наклонился и поцеловал ее. На мгновение Флора крепко прильнула ко мне, а затем отстранилась, улыбаясь.
— Я покину тебя ненадолго. Приведу себя в порядок. — Она коснулась разметавшихся по плечам волос. — Надеюсь, в этот раз никаких сюрпризов с душем не будет.
Леди рассмеялась и пошла к лестнице, а я стоял и смотрел ей вслед, чувствуя, как счастье буквально переполняет меня…
Воспоминания оборвались. На секунду мне показалось, будто Флора все еще жива, нет никакого Основателя, и я по-прежнему свободен. Но эта иллюзия быстро рассеялась.
Я все еще лежал на тонком мостике, перекинутом через «ручей», а над моей головой висело нечто вроде огромной сиреневой стрекозы, часто взмахивающей полупрозрачными крыльями. У нее было человеческое лицо, но я не успел разглядеть его. Едва мой взгляд остановился на мороке, как тот стремительно унесся прочь. Камыш, прежде беззвучно колыхавшийся на берегах, разросся до толщины дубов, и теперь в каждой складке коры сверкали разноцветные капли света, похожие на бриллианты.
Но самым странным были ощущения Основателя. Он дрожал от восторга и непонятного торжества.
«Ты не прав, Дарэл, — услышал я его чувства. — Как бы ни была умна и талантлива Флора, ты — гораздо более ценный союзник».
Перед моими глазами вновь вспыхнул ореол магической двери, ведущей в Бездну.
«В твоих воспоминаниях очень много полезной информации. Как я и ожидал. И ты не можешь не думать, Дарэл. Никто из вас не может не мыслить и не вспоминать».
Его магический рывок был внезапным и очень сильным. Собрав все силы и не обращая внимания на жгучие эманации Грани, Атум старался открыть, притянуть к себе ворота Бездны. Я вскочил, пытаясь оторваться от них. Но было уже поздно. Мир лигаментиа заволновался.
Цветы нереальных оттенков, деревья и стрекозы с человеческими лицами разлетелись во все стороны, словно сухие листья. Пространство иллюзий не желало соприкасаться с пространством реальных эмоций. Оно съежилось, расползаясь в разные стороны, я успел заметить странное существо, покрытое шипами. Оно метнулось ко мне, видимо, пытаясь удержать, но тут же земля у меня под ногами разошлась черной трещиной. И я понял, что падаю, проваливаюсь в полнейшую черноту… в которой редкими желтыми точками зажглись ночные фонари Столицы.

Москва — Прага — Берген,
2004–2009 гг.

Тот, кто ищет, тот всегда найдет. Особенно если знает то, что он ищет...
Клан Веллар