|
Баллада. Осенние пляски фей
|
|
|
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:01 | Сообщение # 2 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Пролог
Я - охотник. Увидев желанную цель, я иду за ней, выслеживаю и приручаю ее.
Вернее, не «ее», а «его». Люблю молодых талантливых мужчин, и чем они красивее, тем лучше. Приятнее. Раз уж мне приходится смотреть на них до самой их смерти, пусть хотя бы радуют глаз.
Я не жестока, я щедра. Все они умоляли осчастливить их моими дарами: красотой, вдохновением и смертью. Я превращала их заурядную жизнь в нечто выдающееся. Я - лучшее, что было у любого из них.
Пожалуй, я не охотник, а благодетель.
Сегодня я ни та, ни другая. Кто-то призвал меня в осенний лес, воплотил мою неуловимую сущность в живом теле. Я никого не вижу, но чувствую растворяющиеся остатки заклинания. Звук моих шагов по сухим листьям тревожит, напоминает об уязвимости. Моя человеческая форма непривычно шумная, слишком выделяется среди кроваво-красных зарослей. В воздухе висит аромат жженого тимьяна и горящих листьев: запах заклинаний и осенних костров. Как только подвернется подходящий человеческий разум, хотя бы обрывок мысли, нужно отсюда убираться.
- Привет, фея.
Обернувшись, я успела увидеть только летящий мне в лицо железный прут.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
ты все еще экстрасенс? можешь увидеть что с нами будет? по-моему те кто преследовал нас летом не успокоились, я думала они отстанут.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Музыка - смысл моей жизни.
Перед тем как подать документы, я проштудировал все брошюры музыкального колледжа Торнкинг-Эш. Они утверждали, что школа будет развивать наши и без того изрядные музыкальные способности, и обещали сложную, интересную программу. По их версии, мы - выпускники - должны стать суперподростками с разнообразнейшими талантами, а глубина нашего образования и дополнительные курсы произведут впечатление даже на приемные комиссии университетов Лиги Плюща.
Тогда я подумал: «Круто!» К тому же туда поступала Дейдре, а значит, я был обречен.
Оказавшись на месте, я обнаружил, что учеба - это учеба, как сказала бы Маргарет Тэтчер. Что в лоб, что по лбу. Правда, я проучился всего-то семь дней; возможно, отличия проявляются позднее. С другой стороны, я не очень терпелив. Да и вряд ли дополнительные курсы по теории музыки так уж сильно отличают нас от студентов обычных колледжей.
Наверное, я бы меньше переживал, будь я, к примеру, виолончелистом. Тогда я вступил бы в одну из восьми миллионов групп кампуса. (Зачем называть территорию школы кампусом? Выпендрежники!) Когда люди говорят «музыкант», они не имеют в виду волынщиков. Если мне скажут еще хоть слово о народной музыке, я кого-нибудь ударю.
В общем, первые шесть дней мы проходили «ориентирование», в ходе которого выяснилось, где идут занятия, как зовут преподавателей, когда в столовой подают обед и что дверь на четвертом этаже моего общежития заедает. На пятый день я начал понимать, что делаю. На шестой я уже чувствовал себя как рыба в воде.
На седьмой мне стало скучно. Вечером того самого седьмого дня я сидел в машине брата и слушал музыку - подавать со злостью, приправив тоской. Я где-то читал о таком исследовании: одну группу подопытных крыс ученые заставляли слушать рок, а вторую - классическую музыку. Не помню деталей, но суть в том, что крысы, которые слушали классику, тихо и мирно продвигались по карьерной лестнице, а крысы, слушавшие рок, превратились в каннибалов и разорвали друг друга в клочья. Я не знаю, какая группа так на них подействовала, поэтому мне трудно судить о цели эксперимента, но я точно знаю: если бы меня заставили две недели подряд слушать «Pearl Jem», я обязательно съел бы своего соседа.
В общем, шел вечер седьмого дня, потому что на правой руке у меня было семь отметок: шесть вертикальных черточек, перечеркнутых седьмой, чтобы обозначить конец недели. Я сидел в своем крошечном мирке, врубив басы на такую мощность, что вибрировали ягодицы. В общежитиях правила насчет громкости строгие - особенно в то время, когда кто-нибудь занимается, так что музыку особо не послушаешь.
Солнце прожигало красную дорожку за зданием общежития. Учебные корпуса выглядели величественно, с колоннами в южном стиле, но у общежитий никаких архитектурных претензий не было: просто коробки, слепо пялящиеся тысячей немигающих глазниц.
Музыка играла так громко, что стук в стекло я сначала не услышал. Лицо стучавшего меня неожиданно удивило: круглое, заурядное, неуверенное. Пол, мой сосед по комнате. Гобоист. Наверное, при расселении решили, что мы подружимся на почве того, что у нас обоих язычковые инструменты - больше ничего общего у нас нет.
Я опустил окно:
- Соус к картошке будете?
Пол рассмеялся гораздо громче, чем заслуживала моя шутка. По-моему, он меня побаивается.
- Смешно.
- Обращайся. Чего надо?
- Я в комнату собирался, ну… - он неопределенно взмахнул тетрадью, - задание по началам анализа делать. Ты вроде тоже хотел?
- Хотел? Не-е-ет. Но придется.
Я выключил радио и вдруг обнаружил, что, несмотря на жару, весь пошел гусиной кожей. Я втянул руку в машину. Мое подсознание - шестое чувство - нашептывало на непонятном языке, заливало душу холодом, будто предупреждая: «Назревает что-то странное». Я-то думал, что прошлым летом это чувство полностью исчерпалось.
- Пойдем.
Пол с видимым облегчением, как будто и не ждал, что я соглашусь, начал обсуждать преподавателей и одноклассников. Я не стал бы его слушать, даже если бы не отвлекался на мурашки по коже. Люди слишком много болтают; обычно, если слышишь начало и конец, середину можно пропускать.
Вдруг в потоке речи прозвучали слова звонкие, как голос среди общего шума, и Пол снова завладел моим вниманием. Я выключил радио:
- Как ты сказал? «Так поют мертвые»?
- Чего? - нахмурился Пол.
- Ты сказал «так поют мертвые»?
Он уверенно покачал головой:
- Нет. Я сказал «пошлю к черту». У меня сегодня было пение с листа. У…
Радио было выключено, но я все равно слышал музыку. Она меня буквально завораживала, и едва мог собрать мысли.
- Слушай, давай оттянемся немного в комнате, а? Всего пару минут.
Как будто эта неправильно услышанная фраза - так поют мертвые - открыла дверь, сквозь которую доносилась музыка. Необычная, настойчивая музыка.
Пол выдавил нечто вроде согласия, и я запер машину:
- Я побежал.
- Трусцой? - поинтересовался Пол, но меня уже и след простыл.
Я пробежал через стоянку, мимо кубиков-общежитий, мимо украшенного светлыми колоннами Янси-холла, мимо фонтана со смеющимся сатиром перед зданием Сьюард-холла… Мои кроссовки, следуя зову песни, шлепали по выложенной кирпичами дорожке.
Музыка нарастала, сплетаясь с мелодией, играющей внутри меня всегда и дающей мне направление, ориентацию в мире. Дорожка закончилась, но я продолжал бежать, спотыкаясь на поросших травой кочках. Казалось, сейчас я спрыгну с края мира. Над холмами полыхало закатное осеннее солнце, а в голове у меня билась единственная мысль: «Опоздал».
И все- таки я увидел его, неизвестного, вдали на холмах, почти за пределами видимости. Едва различимый силуэт, темная фигура неопределенного роста на бесконечном ослепительно золотом возвышении. Прежде чем потеряться среди темных деревьев вдали, фигура замерла.
Музыка в голове играла громко, так, точно через наушники проникала прямо в мозг. Однако странным образом я понимал, что эта музыка - не моя. Она предназначена для кого-то - или чего-то - другого, а мне просто не повезло ее услышать.
Меня это убивало.
Он обернулся и долго смотрел на меня. Я застыл, пораженный не его музыкой, которая продолжала вести мелодию, повторяя: «взрасти, восстань, иди», а его нездешностью, простертыми пальцами рук, которые что-то удерживали под землей, расправленными плечами, подчеркивавшими его силу и непостижимость, а самое главное, огромными ветвистыми рогами на голове, которые застилали небо.
Я не заметил, как он пропал, - в то же мгновение, когда солнце исчезло за краем холма, погружая мир в сумерки. Я глядел ему вслед, немного запыхавшись, ощущая биение сердца в шраме над левым ухом, и не понимал: то ли я хотел бы никогда его не встречать, то ли жалел, что не успел добежать и спросить, почему снова могу видеть его и ему подобных.
Я повернул к школе, но не успел сделать и шага, как почувствовал толчок в живот. Я потерял равновесие и чуть не упал.
Неизвестный резко выдохнул:
- О боже, простите!
До боли знакомый голос. Дейдре. Моя лучшая подруга. Вроде бы.
- Ничего, вторая почка мне все равно ни к чему, - прохрипел я в ответ.
Дейдре, вспыхнув, моментально изменилась в лице, я так и не смог понять, что оно выражало изначально. Я впился в нее глазами. После того как я столько раз представлял себе ее огромные серые глаза на бледном тонком лице, было странно видеть ее наяву.
- Джеймс! Джеймс! Ты Их видел? Они должны были пройти мимо тебя!
Я попытался собраться. Я привык, что мое шестое чувство всегда настороже; удивительно, что меня застиг врасплох такой важный для меня человек.
- Кого Их?
Она сделала шаг в сторону и всмотрелась вдаль, за холмы, напряженно щурясь в наступающую темноту.
- Фей. Их было четверо. Или пятеро?
Я изрядно нервничал. Она так быстро двигалась, что ее волосы, собранные в короткий темный хвост, беспорядочно болтались.
- Подожди, остановись. У меня сейчас голова закружится. Ты сказала «феи»? Опять?
Дейдре на минуту зажмурилась. Открыв глаза, она выглядела уже спокойнее, больше похожей на себя.
- Глупо, да? Я, наверное, просто двинулась. Мне кажется, что они повсюду.
Я не знал, что сказать. Даже просто смотреть на нее было больно - почти забытое ощущение. Вроде как заноза саднит - не когда ее только загонишь, а постоянная тупая боль в месте, откуда ее вытащили.
Дейдре покачала головой:
- Глупее не придумаешь. Я тебя сто лет не видела, мы всего пять минут как разговариваем, а я уже ною, хотя прыгать должна от радости. Ты… прости меня, я никак не могла прийти повидаться.
В какой- то момент я подумал, что она еще что-нибудь добавит к «прости меня». Какие-то слова, означающие, что она понимает, какую боль мне причинила. Не услышав ничего, я хотел было обидеться и наговорить гадостей, однако не решился. Вместо этого, я как последний рыцарствующий идиот-мазохист, пришел ей на помощь.
- В буклете писали, что здесь больше пятнадцати акров территории, мы бы могли еще несколько лет не встретиться.
Дейдре закусила губу:
- Я не ожидала, что уроков будет так много. Но… здорово. Я очень рада тебя видеть.
Последовала длинная неловкая пауза. Раньше мы бы дружески обнялись… Впрочем, это было до Люка и до сообщения, которое я ей отправил и которое ни она, ни я не могли забыть.
- Ты загорела, - сказал я.
Вранье, Ди никогда не загорает.
Она почти улыбнулась в ответ:
- А ты постригся.
Я провел рукой по голове, задержавшись пальцами на свежем шраме над ухом.
- Мне выбрили место, куда накладывали швы, а я просто довел дело до конца. Подумывал выбрить на затылке первые буквы имени, но представь, только сейчас осознал, что они складываются в слово «ДЖЕМ». По-моему, это личное оскорбление.
Ди рассмеялась, и я невольно обрадовался.
- А мне кажется, тебе подходит, - сказала она, разглядывая мои руки, так густо покрытые каракулями до запястий, что под чернилами почти не видно кожи.
Я хотел спросить, как у нее дела, про фей, про сообщение, но важные слова не шли с языка.
- Больше, чем тебе.
Она снова рассмеялась, хотя я и не думал ее смешить, мне просто нужно было что-то сказать.
- Вы что здесь делаете?
Мы с Ди развернулись и оказались лицом к лицу с Евой Линнет, преподавателем драматической литературы. В тусклом свете она напоминала маленького бледного призрака. Симпатичное лицо портила хмурая гримаса.
- Вы вышли за территорию школы.
Что- то было не так, но я не сразу сообразил что именно. Она пришла со стороны холмов, а не от школы.
Линнет склонила голову, делая вид, что только сейчас заметила Дейдре. Ди покраснела, как будто нас застукали.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:02 | Сообщение # 3 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| - Не знаю, в каких школах вы учились раньше, но здесь мы такого не одобряем, - бросила Линнет.
До этого лета я бы отшутился, сказал бы, что она не о том думает, что я с рождения у Ди в рабстве или что между нами ничего не может быть, поскольку Ди отталкивает какая-то химическая составляющая моей кожи. Вместо этого я просто сказал:
- Вы ошиблись.
Прозвучало так, как будто я оправдываюсь, и она это почувствовала, потому что продолжила:
- Неужели? Зачем же вы тогда сюда пришли?
Я понял. Я посмотрел мимо нее, в сторону холмов:
- Мы ждали вас.
Линнет выглядела то ли рассерженной, то ли испуганной. Некоторое время она молчала.
- По-моему, нам всем здесь не место. Ступайте по своим общежитиям и забудьте, что здесь видели. Нехорошо начинать учебный год с неприятностей.
Линнет развернулась и пошла к школе, Ди восхищенно посмотрела на меня, а затем повела глазами в сторону Линнет, явно пытаясь сказать: «У нее крыша поехала!»
Я пожал плечами и криво усмехнулся. По-моему, с крышей у Линнет все в порядке. Сдается мне, что не я один бежал за музыкой.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
вчера все странно вышло, оч скучаю по нашим разговорам.
только ты вряд ли захочешь м слушать, думаю о многом.
о люке, мое сердце разбито, м тошнит от мыслей о нем.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
День одиннадцатый (11) (эльф), если верить пометкам на моей левой руке. Закончилась первая неделя - сплошные знакомства и вводные занятия. Вторая неделя начала показывать зубы: пошли ответы у доски, навалилось огромное количество домашней работы. Странно, я почему-то думал, что школа для музыкально одаренных будет непохожа на обычную, а единственное отличие в том, что здесь роли распределяются по группам инструментов в оркестре.
Медные духовые: придурки. Деревянные духовые: кучка снобов. Струнные: заучки, которые все время тянут руки. Ударные: клоуны.
Волынщики: я.
Только занятия по английскому у мистера Салливана остались без изменений. Первый урок по вторникам, четвергам и субботам. Кофеин свой. Он разрешает нам пить кофе на уроке и не притворяется, что в несусветную рань можно обойтись без допинга.
Так вот, Салливан - куратор курса, блюститель порядка в общаге, преподаватель английского - вел занятия, сидя на столе и не выключая музыку в проигрывателе. Остальные преподаватели на второй неделе прекратили реверансы и взялись за нас по-серьезному, а Салливан остался все тем же молодым угловатым посланником Шекспира и компании. Читать он задал убийственно много еще на первой неделе, и на второй ничего не изменилось. Мы бы, может, и возражали, но нам разрешили потреблять кофеин, ставить столы по своему усмотрению и даже ругаться по мере необходимости.
- Мы будем изучать «Гамлета», - объявил Салливан утром одиннадцатого дня, держа в руках огромную термокружку, от которой по всей аудитории расползался запах кофе. Поскольку Салливан - младший преподаватель, он живет при школе и выполняет обязанности куратора. Коридор рядом с его комнатой всегда пахнет как кофейное святилище. - Кто из вас его читал?
В классе нас было немного, даже по местным стандартам - всего восемь человек. Никто не Поднял руки.
- Вы - дикари! - радостно провозгласил Салливан. - Впрочем, пожалуй, так даже лучше. Ну хоть название вам знакомо?
Класс отозвался утвердительным бормотанием. Сам я «Гамлета» не читал, хотя к Шекспиру отношусь неплохо с тех самых пор, как услышал: «Весь мир - театр. В нем женщины, мужчины - все актеры» [1] . Не то чтобы я фанат или член тайного общества, ничего такого, однако непременно поздоровался бы с ним при встрече в коридоре.
Салливан продолжил:
- Что ж, с этого и начнем. О чем вы думаете, когда слышите название «Гамлет»? Нет, Пол, руку поднимать не нужно. Просто говорите по очереди.
- О еде, - выпалил Эрик. Формально, он не студент. По-моему, он кто-то вроде помощника преподавателя, но я еще ни разу не видел, чтобы он помогал Салливану. - Ну знаете, омлет по-деревенски или как-то так.
Ответ был такой глупый, что остальные моментально расслабились. Планка установлена очень низко, можно говорить почти все что угодно.
- О привидениях, - сказала вокалистка по имени Меган. Вокалисты меня раздражают; очень трудно отнести их к какой-нибудь группе инструментов оркестра.
- Быть или не быть! - проорал Уэсли. Его тоже зовут Пол, но он согласился отзываться на фамилию, чтобы не было путаницы. Очень мило с его стороны - у Пола, который мой сосед по комнате, фамилия Шляйермахер, я ее и пишу-то с трудом, а уж выговорить и подавно не могу.
- Все умерли, - добавил Пол.
Почему- то при его словах я опять подумал о фигуре в холмах за школой.
- Самоубийство, - сказал я. - И еще Мел Гибсон.
- Мел Гибсон? - спросил у меня из-за спины Эрик.
Салливан ткнул пальцем в мою сторону:
- Нужно было все-таки поднять руку, мистер Морган. Оказывается, вы знакомы с «Гамлетом».
- Вы не об этом спрашивали, - сказал я. - Вы спросили, кто из нас его читал. Я видел кусок фильма по телевизору. По-моему, Мел Гибсон лучше играет в килте.
- Очень кстати сказано - про фильм, а не про килт. Прежде чем читать пьесу, посмотрим фильм. Правда, без Мела Гибсона - ты уж прости, Джеймс. Собственно, потому я и притащил вот это… - Салливан указал на телевизор за спиной. - Вот только…
Он окинул взглядом комнату, сдвинутые в круг столы, нас, готовых внимать потокам изрекаемой им мудрости.
- Вот только я опасаюсь, что, пока мы будем смотреть, вы себе все на свете отсидите на этих стульях. Нужно притащить что-нибудь получше. Кто у нас сильный?
И мы притащили два дивана из общего холла на втором этаже. По четыре человека, мы пронесли их по коридору в свой класс мимо закрытых дверей других аудиторий. Салливан помог нам придвинуть их к стене и закрыть шторы, чтобы экран не отсвечивал. В комнате стало темно, хотя за окном было утро.
Мы расселись на диванах, а Салливан развернул стул спинкой вперед и устроился рядом с нами. Мы смотрели начало истории Гамлета (который воспринимал себя слишком всерьез), и впервые с момента приезда я чувствовал себя почти на своем месте.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
когда я увидела фей я подумала что м. б. увижу люка тоже,
но мне показалось, здесь так странно, как будто хотела в
рай, а попала в кливленд.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Еще один невыносимо прекрасный день: деревья в долине еще зеленые, но на северных склонах окружающих холмов и гор листья уже загораются красным и оранжевым. Вид неестественный, как пейзаж вокруг игрушечной железной дороги. Проигрыватель был включен в режиме «громко до омерзения», и, наверное, поэтому я не слышал телефон. Только уловив краем глаза свечение экрана, я понял, что мне звонят.
Может быть, наконец позвонила Ди?
Схватив телефон с пассажирского сиденья, я взглянул на номер. Мама. Ну что ж. Я включил громкую связь и пристроил аппарат на приборную доску:
- Слушаю.
- Джеймс?
- Да.
- Кто это?
- Твой любимый сын. Плод твоего чрева, порожденный папиными чреслами, в бог знает сколько мгновений ока…
- Ты будто в аэродинамической трубе, - перебила мама.
- Я за рулем.
- В аэродинамической трубе?
Я потянулся и придвинул телефон ближе:
- Я говорю по громкой связи. Так лучше?
- Ненамного. Куда ты едешь? У тебя же сейчас занятия.
Я сунул телефон за солнцезащитный козырек. Наверное, все равно шумно, но лучше уже не будет.
- Раз ты знаешь, что у меня занятия, зачем звонишь?
- Огрызаешься?
Прищурившись, я всмотрелся в дорожные указатели и увидел маленький знак с надписью: «Исторический центр города Гэллон, штат Вирджиния» - и стрелкой влево. (По-моему, писать «Вирджиния» не стоило - любой турист, доехавший до этого указателя, не может не знать, в каком штате он находится.)
- Нет, мам, огрызаются только безработные неудачники, обреченные загреметь в тюрьму.
Мама запнулась, узнав собственные слова, тем более что я нарочно произнес их тонким голосом, добавив ее легчайший шотландский акцент.
- Верно, - согласилась она. - Так что ты делаешь?
Разглядывая живописную, но не слишком процветающую главную улицу Гэллона, я ответил:
- Еду на занятие. Сразу отвечаю: занятие у меня по волынке. На следующий вопрос тоже отвечаю сразу: нет, в Торнкинг-Эш нет собственного преподавателя-волынщика. Ну и под занавес, с учетом ответа на твой незаданный вопрос номер два, я понятия не имею, зачем мне дали стипендию.
- Кто будет с тобой заниматься? Преподаватель хороший? - с сомнением в голосе спросила мама.
- Мам, я не хочу об этом думать. От таких мыслей одна тоска, а ты знаешь, что я предпочитаю обращать к миру исключительно радостную сторону своей личности.
- Напомни, зачем ты сюда пошел, если не ради игры на волынке?
Она, конечно, отлично знала зачем, но хотела, чтобы я сам это озвучил. Ха. Два раза «ха». Так я и признался.
- Пусть тебе подскажет материнская интуиция… Слушай, я приехал. Мне пора.
- Позвони, - ответила мама. - Потом, когда будешь настроен серьезнее.
Я припарковался перед магазином музыкальных инструментов Эванса-Брауна. У них тут что, все названия двойные?
- Хорошо, тогда я перезвоню, когда мне исполнится лет тридцать, да?
- Молчи уже, - ласково сказала мама, и на мгновение меня захлестнула ужасная детская тоска по дому. - Мы по тебе очень скучаем. Будь осторожен. И позвони - раньше, чем тебе исполнится тридцать.
Я ответил утвердительно, положил трубку, взял футляр с волынкой с заднего сиденья и направился к дому. За фасадом противного зеленого цвета скрывался теплый уютный интерьер: темно-коричневый ковер, золотисто-коричневая обшивка на стенах, вдоль которых рядами стояли гитары. За стойкой, уткнувшись в журнал «Роллинг Стоун», сидел пожилой тип, как будто вышедший из шестидесятых.
Когда он поднял голову, я заметил, что его седые волосы убраны в маленькую косичку на затылке.
- Я пришел на урок, - сказал я.
Пока он смотрел куда-то на стойку, я разглядывал татуировки на его руках; самая крупная оказалась цитатой из радикальной песни Джона Леннона.
- На какое время вам назначено?
Я указал на собственную руку. Он щурился, пока не увидел нужную запись.
- На три? Вы точны.
Я взглянул на настенные часы за его спиной, окруженные густо налепленными буклетами и открытками. Без двух минут три. Я немного разозлился, что мой ранний приход округлили до ближайшего часа, но промолчал.
- Вам наверх. - Старый хиппи указал в глубину магазина. - Кроме Билла, там больше никого нет.
- Спасибо, товарищ, - произнес я, и старый хиппи улыбнулся в ответ.
Я поднялся по покрытой ковром скрипучей лестнице в адскую жару пропахшего потом и переживаниями второго этажа. В темный узкий коридор выходило три двери, Билл оказался за второй. Я открыл ее пошире, осматривая звукопоглощающее покрытие на стенах, старые деревянные стулья, о которые, похоже, точили когти маленькие тигры, и седоватого мужчину.
Он был ужасно похож на Джорджа Клуни.
- Hola [2] . Я - Джеймс.
Седой не стал подниматься, зато довольно дружелюбно улыбнулся, пожал мне руку и указал на стул напротив:
- Меня зовут Билл. Давай начнем с того, что ты достанешь мелодическую трубку и что-нибудь сыграешь - я должен понять, какой у тебя уровень. Если ты нервничаешь, мы можем немного поговорить, но урок всего полчаса…
Я поставил футляр и опустился рядом с ним на колени, открывая защелки:
- Нет, все нормально.
Я улучил возможность взглянуть на Билла, пока искал чантер. Он сидел, чуть наклонив голову, чтобы прочитать надписи на футляре - у меня он весь в наклейках. Пока Билл читал фразу: «Остерегайтесь драконов, вы хорошо пойдете под хрустящей корочкой и с кетчупом», я примеривался к нему. Его чантер лежал на соседнем стуле, чистый и блестящий. Моя трубка выглядела потрепанной, некоторые отверстия я частично залепил разноцветными кусками изоленты, чтобы добиться идеального строя. У Билла хорошая осанка, у меня одно плечо постоянно выше другого от того, что я так много играю. Его футляр почти новый, а мой выглядит так, будто не один раз прошел через ад. Я почти уверился в том, что это занятие - пустая трата времени, особенно когда он вытаращил глаза при виде моего чантера.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:02 | Сообщение # 4 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Я положил тренировочную трубку на место. Спору нет, облегченная пластиковая версия полноразмерного чантера полезна: во-первых, она примерно в тысячу раз тише, чем настоящая волынка, а во-вторых, на ней физически проще играть - не нужно пыхтеть и потеть, чтобы наполнить мешок воздухом. Но чтобы произвести впечатление, нужен настоящий инструмент.
- Разрешите я сыграю на волынке? В школе трудно найти возможность позаниматься; у меня такое чувство, будто я ее уже сто лет из футляра не доставал.
Билл удивленно пожал плечами:
- Конечно. Других студентов сейчас нет. Делай, как тебе удобнее. Что сыграешь?
- Еще не знаю.
Я достал волынку, вдыхая знакомый - родной - запах кожи и дерева. Я надул мешок, бурдоны привычно легли мне на плечо. В то мгновение, когда они зазвучали, я понял, насколько громкой в этой крошечной комнате будет музыка. Нужно было захватить беруши.
Билл секунд двадцать наблюдал, как я настраиваюсь, следя за моей осанкой, слушая, как ровно я держу звук. Я собирался начать потихоньку и нарастить уровень до чего-то настолько потрясающего, чтобы он под конец кинулся целовать мне ноги, но звук был такой громкий, что я решил закончить поскорее. И рванул с места в карьер, заиграв любимую вещь: зубодробительно сложный рил в миноре, который я сыграл бы и во сне. Быстро. Чисто. Идеально.
Лицо Билла ничего не выражало. Как будто громкость музыки сдула с него все эмоции. Я спустил волынку с плеча, и он покачал головой:
- Я ничему не могу тебя научить… Ты и так это знал, правда? Во всем округе не найдется такого человека. Может, даже во всем штате. Ты участвуешь в конкурсах?
- До этого лета участвовал.
- Почему перестал?
Я пожал плечами:
- Достиг вершины. Продолжать стало скучно. Почему-то мне неприятно было ему об этом говорить.
Билл снова покачал головой. Его глаза изучали мое лицо, и я точно знал, что он думает, потому что все всегда думают одно и то же: «Ты такой молодой. (А я такой старый)».
- Я свяжусь со школой, - вяло произнес он. - Пусть решают, что с тобой делать. Но они же были в курсе, когда брали тебя?
Я опустил инструмент:
- Да.
- Тебе нужно поступать в университет Карнеги-Меллона, там сильная программа для волынщиков.
- Я как-то об этом не думал, - ответил я.
Билл не уловил моего сарказма:
- Подумай. - Он смотрел, как я складываю инструмент. - В обычной консерватории ты только время потеряешь.
Я серьезно покивал, выслушал еще некоторое количество умных замечаний, пожал ему руку и ушел.
Когда я вышел из магазина, на бордюре сидела девчонка. Поскольку настроение у меня было довольно мерзкое, я бы ее даже не заметил, вот только сидела она сантиметрах в пяти от моей машины. Даже со спины было понятно, что ей невыносимо скучно.
Я долго и шумно устраивал волынку на заднем сиденье, надеясь, что она уловит намек: «Отползай, или я тебя перееду, когда буду выезжать со стоянки».
Но она не пошевелилась, поэтому, завершив возню, я обошел машину и стал перед ней. Девчонка сидела неподвижно, подняв лицо навстречу послеполуденному солнцу и прикрыв глаза, притворяясь, что ничего вокруг не замечает.
Может, она ходит со мной на какие-то занятия и я должен ее узнать? Вряд ли: ее одежда не соответствовала правилам школы: обтягивающая рубашка с принтом, изображающим рукописный текст, и джинсы-клеш, из-под которых выглядывали сандалии на гигантской платформе. С другой стороны, прическу я бы обязательно узнал: вьющиеся светлые волосы, длинные впереди, но коротко и выразительно выстриженные на затылке.
- Милочка, - задушевно сказал я, - вы сидите прямо перед моим бампером. Нельзя ли переместить вашу бездельничающую особу немного южнее и позволить мне уехать?
Она распахнула глаза.
Я будто в ледяную воду нырнул. По всему телу побежали мурашки, а в голове зловеще зазвучало предупреждение: «Что-то не так», - за которым нахлынули непрошеные воспоминания о летних событиях.
Девчонка - если, конечно, это была девчонка - перевела взгляд на меня. Голубые глаза сияли на фоне дымчатых теней.
- Я жду тебя уже целую вечность.
Ее дыхание окутало меня запахами сонных поникших полевых цветов, недавнего дождя и дыма далеких костров. Я чувствовал пощипывание в пупке - опасность.
- Вечность - это несколько столетий или время занятия? - осторожно спросил я.
- Не льсти себе. - Девчонка поднялась, отряхивая ладони о ягодицы. Из-за обуви она оказалась неожиданно высокой - ее глаза были почти вровень с моими. Она стояла так близко, что я мог бы раствориться в ее запахе. - Всего полчаса, хотя скучища такая, будто и впрямь несколько столетий. Поехали.
- Чего?
- Подвези меня до школы.
Ну ладно. Может, мы и вправду знакомы? Я попробовал представить ее в школе, на занятиях, да хоть где-то на территории - и не смог. Легче было представить ее в роще, резвящейся вокруг какого-то несчастного, которого она только что принесла в жертву неизвестному мне языческому божеству.
- Тебе в Торнкинг-Эш?
Она бросила на меня испепеляющий взгляд.
Я подчеркнуто внимательно уставился на ее клешеные джинсы:
- Что-то не помню среди наших студентов такого занимательного создания.
Она улыбнулась на слове «создание» и открыла дверь с пассажирской стороны:
- Да неужели? Поехали.
Обычно нахальный тип, застающий людей врасплох, - это я… Да безопасно ли садиться с ней в машину? Наверняка нет, особенно после целого лета интриг, автокатастроф и фей.
Я сел за руль.
Как только я повернул ключ в зажигании, включилось радио, и девчонка скорчила гримаску:
- Ну и фигню ты слушаешь.
Она ткнула в какую-то кнопку, и машину заполнил головокружительно быстрый рил. На тусклом индикаторе появились цифры 108.3. Я, конечно, не бог весть какой физик (это потому, что физикой я не интересуюсь), но мой приемник так себя вести явно не должен.
- Ладно. Значит, ты учишься в Торнкинг-Эш. Как тебя зовут?
- Я не говорила, что я там учусь, - заметила она, разувшись и пристраивая босые ноги на приборную панель. - Я просто попросила меня туда отвезти.
- Прости, не сообразил. Как тебя зовут?
Она посмотрела на мои руки на руле, как будто там мог быть написан ответ, и задумчиво скривилась:
- Нуала. Нет, Эленора. Нет, Полли… нет, подожди! Нуала мне нравится больше. Да, зови меня Нуала.
Она растянула имя, как будто в нем было много «у»: Ну-у-у-у-у-у-а-ла. На ее лице играла самодовольная полуулыбка, которая так подходит моей собственной физиономии.
- Точно?
Она посмотрела на свои ногти:
- Женщина всегда имеет право передумать.
- А ты - женщина? - спросил я.
Нуала мрачно на меня покосилась:
- Задавать такие вопросы неприлично.
- Ой, а я и не подумал… Ну так что, мы знакомы?
Она махнула на меня рукой:
- Помолчи, а? Я слушаю музыку.
Нуала до упора отодвинула сиденье, уставилась в потолок и закрыла глаза. Мне в голову пришла ужасная мысль, что она слушает музыку не по радио, а какую-то другую, далекую, слышную только ей. Лучи послеполуденного солнца лились в машину сквозь боковое окно, подсвечивая целую галактику веснушек на ее щеках. Веснушки почему-то выглядели неправильно: слишком невинно. Слишком по-человечески.
Она открыла глаза и сказала:
- Значит, ты - волынщик.
Чтобы сделать такой вывод, сверхъестественные способности не требовались. Пока я играл для Билла, меня мог услышать любой прохожий; и все равно я искал второй смысл в ее словах.
- Да. Причем отличный.
Ехидно улыбаясь, она пожала плечами:
- Ничего такой.
- Пытаешься меня разозлить?
- Просто слыхала и получше. - Нуала повернулась ко мне, и улыбка исчезла. - Я слышала ваш разговор, волынщик. Здесь тебе делать нечего. Хочешь преуспеть в том, чем занимаешься?
Предупреждающие покалывания превратились в острую боль.
- Глупый вопрос. Ты уже знаешь на него ответ, иначе не спрашивала бы.
- Я в состоянии тебе помочь.
Я прищурился, подбирая слова.
- Каким образом?
Краем глаза я наблюдал, как она вытянулась на сиденье и вдруг резко подалась ко мне:
- Могу нашептать тебе тайны, которые перевернут твою жизнь.
Я отодвинулся, чтобы не поддаться аромату ее дыхания. У меня уже даже мурашки были в мурашках.
- И, я уверен, совершенно бескорыстно?
- Ты этого даже не заметишь. Но я очень постараюсь. Зато ты станешь лучшим волынщиком всех времен.
Мне вспомнилось множество историй, предостерегающих от сделок с дьяволом и ему подобными; ехать с ней в машине, пожалуй, и в самом деле небезопасно.
- Я конечно польщен, но все же откажусь. - Мы приближались к школе. Интересно, что она сделает, когда мы подъедем. - Мой текущий уровень крутости меня устраивает. Да и заниматься без преподавателя - одно удовольствие. Разве что ты предложишь пробную подписку без обязательств, которую через тридцать дней можно отменить, не оставаясь тебе должным и не сообщая номер своей кредитной карты.
Нуала оскалилась:
- Отказываться, когда кто-то вроде меня предлагает помощь, очень невежливо. Таким самовлюбленным придуркам, как ты, ее вообще редко предлагают.
- Я очень вежливо отказался!
- Ты даже не обдумал мое предложение.
- Обдумал. Вот, слышала паузу? Секунду назад? Это я опять обдумал. Но все равно говорю «нет».
- Останови машину. Я выйду здесь.
- А как же школа?
Нуала как когтями вцепилась пальцами в дверную ручку:
- Не беси меня, Джеймс Морган. Останавливайся, не то я тебе голову оторву.
В ее голосе звучала такая ярость, что трудно было не поверить. Я съехал на обочину и остановился среди деревьев. Нуала дернула ручку:
- Открой замок, идиот!
Я нажал на кнопку, и она распахнула дверь. Обернувшись, Нуала снова впилась в меня взглядом голубых глаз:
- Ты все равно не способен учиться. Самодовольный кретин.
Она хлопнула дверью, и я рванул с места. В зеркале заднего вида отразился лишь вихрь сухих листьев над дорогой.
Нуала
Ослепительный желтый
покров, бурное море осени
рассыпает цветы уходящего
мира, дары возрожденью.
В укрытии теплых по-летнему
дней ночи с морозной
проседью
продлевают порочную жатву
томленья.
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Почему- то этот день -день, когда мне впервые сказали «нет», - запечатлелся в памяти в мельчайших мучительных подробностях. Духота в машине Джеймса, мягкая потертая обивка сиденья под моей ладонью, кричащее (великолепие разноцветных листьев за окном, багряные дубы, в точности повторяющие цвет его волос. Ком в горле - моя ярость. Настоящая ярость. Я не злилась целую вечность.
Целую вечность я получала все, что хотела.
Ярко- красное солнце коснулось верхушек деревьев, а я по-прежнему была не в настроении. Студенты группками по двое-трое начали возвращаться в общежития. Некоторые шли поодиночке, опустив глаза, засунув руки в карманы или придерживая лямки рюкзаков. Легкая добыча -таким юным одиноким душам трудно вдали от семьи и друзей, и музыка заполняет всю их жизнь. Они светились разными оттенками синего, светло-зеленого, цвета морской волны - цвета моих глаз. Если бы после моего предыдущего ученика прошло больше времени, я, быть может, и соблазнилась бы, но я все еще чувствовала себя сильной, непобедимой.
А вот и Джеймс с тремя приятелями. Неправильно. У моей добычи нет друзей, музыка - главное в их жизни. Такие, как он, не должны ладить с людьми. Даже пытаться не должны. Я бы усомнилась, он ли это, несмотря на уже знакомую короткую рыже-каштановую стрижку и уверенную до развязности походку, но яростное желтое пламя внутри него кричало: «Музыка-музыка-музыка». Желтый - мой любимый цвет.
Я чуть не бросилась к нему, чтобы заставить принять сделку. Или покалечить его. Посильнее. Была у меня парочка исключительно интересных мыслей на эту тему…
Спокойно. Возьми себя в руки.
Вместо этого я, невидимая, пристроилась за Джеймсом с приятелями. Думаю, если бы кому-то пришло в голову внимательно посмотреть в правильном направлении, меня можно было бы заметить, но никто не сообразил. Сейчас вообще мало кто о нас думает, хотя другие феи рассказывали мне, что раньше все было иначе. Те немногие, кто оглядывался, ощущая мое присутствие, видели только вихрь осенних листьев, летящих вдоль тротуара. Это я - невидимый холодок в сумерках, неощутимый комок в горле, непрошеная слеза, вызванная давно забытыми воспоминаниями.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:04 | Сообщение # 5 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| По дороге девочки отделились и свернули к своему общежитию, парни остались вдвоем. Я смогла подобраться ближе, настолько близко, что сияние Джеймса отражалось от моей кожи; хотелось прикоснуться к нему и вытащить из его головы яркие нити музыки. Ну почему он отказался?
Джеймс и оставшийся паренек, главной отличительной чертой которого была невинная улыбающаяся физиономия, разговаривали о бытовом травматизме. Круглолицый приводил статистику смертей, вызванных опрокидыванием торговых автоматов.
- Неужели люди тянут автоматы на себя? Не верю, - сказал Джеймс.
- Я смотрел видео, - ответил круглолицый.
- Полагаю, все это - дело рук ангела-мстителя, который толкает автоматы на жлобов, не способных примириться с потерей денег. - Джеймс быстро изобразил толчок, паническое выражение лица и звук, как будто что-то раздавили. - Сечешь? Когда автомат в следующий раз съест твои пятьдесят центов, просто смирись.
- Вот только следующего раза не будет.
- Ты прав. Смерть помешает людям воспользоваться полученным уроком. Прошу вычеркнуть последнюю реплику из протокола. Пусть люди знают: трагедии, происходящие из-за торговых автоматов, суть не поучительные примеры, но естественный отбор в действии.
Круглолицый рассмеялся, потом взглянул куда-то мимо Джеймса:
- Слушай, там какая-то девчонка на тебя смотрит.
- Они всегда на меня смотрят, - ответил он, однако все равно развернулся и взглянул мимо меня на кого-то другого. Желтое сияние вспыхнуло ярче, сжалось, а потом выплеснулось в мою сторону. Но его глаза нашли не меня, а бледную черноволосую девицу, которая как привидение стояла под фонарем, нервно дергая лямку рюкзака.
Джеймс изменившимся голосом обратился к круглолицему:
- Слушай, ты иди, я тебя через минуту догоню. Мы с ней раньше учились вместе.
Избавившись от приятеля, Джеймс направился к девице. Вокруг нее вились тонкие ниточки оранжевого цвета, как паутина из тянучки. Пожалуй, она стала бы хорошей ученицей… но я люблю молодых симпатичных мужчин.
Джеймс храбро заговорил уверенным, шутливым тоном, хотя я уловила смятение, царившее в его мыслях.
- Привет, псих, как дела?
До противного хорошенькая девица (терпеть не могу привлекательных особ моего пола) улыбнулась в ответ, а потом горестно сморщилась. Гримаса ее не испортила - черт побери!
- Я шла к себе, а потом… Решила взглянуть, как этот фонтан смотрится с подсветкой.
Ну да, конечно. Пришла, чтобы увидеть его, просто не хочешь признаваться. Отлично. Прекрати кокетничать.
Джеймс чуть наклонил голову в мою сторону, как будто что-то услышал, и я отпрыгнула подальше. В ответ на мое резкое движение девица подняла глаза и, нахмурившись, будто заметила меня, посмотрела в мою сторону. Проклятие. Я нагнулась и притворилась, что завязываю шнурки, как обычная студентка, которую все видят. Она не опустила глаза вслед за мной - значит, все-таки не заметила. Наверное, у нее есть какие-то способности ко второму зрению. Неприятная особа.
- Ди, - позвал Джеймс. - Земля вызывает Ди. Планета Ди, прием! Хьюстон, у нас проблемы со связью. Ди, Ди, прием!
Ди перевела взгляд с меня на Джеймса и с усилием моргнула:
- Ах да, прости. Я не выспалась.
Чудесный голос; наверное, она неплохо поет. Я прекратила притворяться, что завязываю шнурки, и не спеша направилась к фонтану, чтобы укрыться в воде. За моей спиной Джеймс что-то сказал Ди, и она рассмеялась с ощутимым облегчением, как будто давно не слышала ничего смешного и теперь была рада узнать, что юмор до сих пор существует.
Я улеглась в фонтане - когда я невидима, я не мокну - и сквозь рябь посмотрела в темнеющее небо. В воде я чувствовала себя в безопасности, совершенно незаметной, полностью защищенной.
Ди и Джеймс подошли к краю фонтана с сатиром и стали прямо надо мной, рядом, но не касаясь друг друга, разделенные невидимым барьером, который возник между ними до моего появления. Джеймс все время шутил, одну за другой выдавал бессмысленные забавные фразы, смешил Ди, чтобы не нужно было разговаривать. Из его страданий вышла бы потрясающая песня. Нужно найти способ заставить его принять сделку.
Они смотрели на сатира, который улыбался им в ответ, вечно танцуя на крошечном дубовом листке посреди воды.
- Я слышала, как ты занимался, - сказала Ди.
- И была потрясена мощью моего таланта?
- Знаешь, по-моему, ты стал играть еще лучше. Я думала, что это невозможно.
- Вполне возможно. Мир - странное и удивительное место.
Из- под воды мне было проще читать мысли Джеймса. У него в голове возникал вопрос, обращенный к самому себе: «Как ты, держишься?»
- Ночи стали холоднее, - сказал он.
- У нас комната прямо ледяная! - с энтузиазмом подтвердила Ди, обрадованная возможностью говорить о пустяках. - Когда уже включат отопление?
- Ну пожалуй, хорошо, что до сих пор не включили - с отоплением днем в комнатах было бы как в духовке.
- Верно. Дни еще жаркие. Наверное, все из-за гор.
Я заметила, как Джеймс подбирает слова, чтобы сказать первую искреннюю фразу за весь разговор.
- Горы прекрасны, правда? Когда я смотрю на них, мне почему-то становится грустно.
Ди не ответила. Как будто если он не шутит, то и слушать не обязательно.
- Странный фонтан, - сказала она, опустив руку в воду рядом с моими ногами, - почему он смеется?
Джеймс потянулся и похлопал сатира по заднице:
- Потому что голый.
- Хорошо, что он стоит перед вашим корпусом. Он ужасен.
- Если хочешь, я его изуродую в твою честь, - предложил Джеймс.
Ди рассмеялась, Сквозь ее смех я почти слышала, как она поет.
- Ладно, мне пора. Не стоит зря попадаться на глаза той безумной училке.
Джеймс потянулся к ней, словно хотел взять ее за руку, или забрать рюкзак, или просто прикоснуться, и сказал:
- Я тебя провожу.
- Не нужно. Я пробегусь. Увидимся завтра?
Его плечи устало поникли, он сунул руку в карман и подтвердил:
- Конечно.
Ди улыбнулась и побежала к женскому общежитию, рюкзак подпрыгивал за ее спиной. Джеймс еще долго стоял у фонтана, полузакрыв глаза, такой же неподвижный, как изваяние сатира. Его короткие темно-рыжие волосы в закатном солнце выглядели еще рыжее. Я лежала в воде и ждала.
Тянулись минуты, за деревьями медленно догорало солнце, а я смотрела на золотое сияние внутри Джеймса, обещавшее творческое величие. Почему он отказался? И неужели я не могу выбросить его из головы только потому, что он сказал «нет»? Я в состоянии дать ему невозможное. Он в состоянии согреть меня, разбудить, оживить.
Я знаю, что делать. Я навею ему сон. Покажу ему малую часть того, на что я способна, и в следующую встречу он не сможет отказаться.
Джеймс вздрогнул и склонил голову, прислушиваясь, как тогда, когда он ощутил мое присутствие, только в этот раз он почувствовал кого-то еще.
Король Терновника. Среди холмов разливалась музыка, сопровождавшая его путь. Звук был еле слышен; я моргнула и обнаружила, что Джеймс исчез. Я выбралась из воды, распространяя вокруг медленные волны, и увидела, как смутная фигура в темноте - Джеймс - бежит со всех ног, как будто от скорости зависит его жизнь. Бежит навстречу оленерогому королю и неторопливой песне мертвых. Кто так бежит навстречу смерти?
Джеймс давно вернулся в свою комнату, когда я тоже направилась в холмы. Только меня интересовала не музыка короля. Меня тянуло к музыке фей - похоже, они устроили где-то здесь танцы.
Я никогда не любила танцевать. За всю историю мира не было ничего более чуждого мне, чем пляски фей внутри ведьминых колец. Сегодняшние танцы на самом большом холме за школой - не исключение, но их здесь было раз в десять больше, чем я когда-либо видела. Кроме меня, никто из фей не в состоянии прикасаться к железу и даже находиться рядом с ним, поэтому они прячутся под холмами и в глуши. Как бы нас ни соблазняла музыка Торнкинг-Эш, невидимое железо в остове школы и блестящие машины на парковках отгоняют всех представителей волшебного народа.
На холме танцевали сотни фей всех видов: высокие прекрасные придворные эльфы, завсегдатаи подобных празднеств, и маленькие уродливые домовые, которых редко встретишь в кругу, потому что они редко соглашаются бросить жилища и работу ради танцев. Они танцевали по двое и трое, прикасались к волосам друг друга, двигались в унисон, и все танцоры были прекрасны.
Остановившись поодаль в сухой высокой траве, я провела ладонями по высохшим верхушкам-колоскам и вздохнула. Немного мне радости от этой встречи. Я надеялась, что буду в Торнкинг-Эш одна.
Непреодолимая сила музыки звала меня, и чем дольше я стояла, слушая пульсацию ритма, тем сильнее было желание пойти и утонуть в нем.
Мне были неинтересны танцоры, странные фигуры, которые они составляли своими телами, чувственные прикосновения кожи к коже. Я направилась к музыкантам. Прекрасный гибкий мальчик из рода фей задавал гипнотическое, первобытное сердцебиение танца, обняв стоящий на его коленях барабан. Рядом с ним скрипач выводил навязчивую, жалобную мелодию, другой эльф с тамбурином создавал идеальный контрапункт резкому ритму, а флейтист с пугающей, отчаянной настойчивостью зазывал всех на танец. Барабанщик был лучше всех - он заставлял свой инструмент звучать как вода, капающая в ведро, как шаги великана, как дробь дождя по крыше. Заставлял забыться.
- Потанцуем, красотка? - Большеногий тролль с лицом, как лопата, схватил меня за руку, но тут же отпустил.
Я усмехнулась:
- Я так и думала, что тебе не это нужно.
Тролль потянулся к стоящему рядом другому троллю и медленно проговорил:
- Ош-лианнан сида.
Вот так меня и объявили. Слова пробежали по толпе, вкрадчивые, как быстрый первобытный ритм, и, пробираясь сквозь толпу, я ощущала на себе взгляды. Я не просто фея-одиночка, я - лианнан сида. Низшая из низших. Почти человек.
- Я и не знала, что у тебя есть талант к танцам, - проходя мимо в танце, пропела фея.
Она и ее приятели ростом едва доходили мне до бедра, их смех больно жалил. Я наблюдала, как они кружатся, безошибочно попадая ногами в барабанный ритм, и заметила кончик хвоста, выглядывающий из-под воздушного зеленого платья.
Я презрительно усмехнулась:
- А я не знала, что ты умеешь говорить. Обезьянам вроде не положено.
Она, нахмурившись, одернула платье и увлекла остальных в сторону. Я состроила им вслед гримасу и стала протискиваться дальше. Я не знала что ищу; может быть, я просто ждала момента, когда музыка наконец окутает меня своими чарами и погрузит в забытье.
Пока я шла, кто-то схватил меня за задницу. Я резко обернулась и увидела шеренгу ухмыляющихся лиц.
- Отвалите, - сказала я, вызвав ответный смех.
- Мы хотим развлечься, шлюшка, - сказал один из них, сопроводив слова грубым жестом. - Поможешь?
Сегодня нет смысла лезть в драку. Я плюнула в их сторону и развернулась, чтобы уйти.
Барабан умолял мои ноги пуститься в пляс, однако я не слушала. Музыка была великолепна, и в любую другую ночь я бы ей поддалась, но сегодня я думала только о Джеймсе и его волынке, о том, что он мог бы сделать с мелодией, которую сейчас играли музыканты. Зачем я пришла? Я стояла как неподвижный остров в бурном море танцоров. Они кружились, раскачивались под музыку и, не стесняясь, разглядывали меня. Вокруг звенел смех.
- Ты потерялась, калъин?
Признаюсь, благожелательность голоса и безобидное обращение - просто «девушка» по-ирландски - меня потрясли. Я обернулась и увидела улыбающегося мужчину в придворном камзоле, наглухо застегнутом на пуговки в виде маленьких раковин.
Человек. Он слегка светился золотым, и я ощутила легкий голод. Привлекательный, с озорными глазами и носом с горбинкой, но не настолько красивый, чтобы быть подменышем, которого младенцем украли феи. Спорю на свои локоны, что это - новый консорт Королевы. О нем слышала даже я, отщепенка в мире фей.
Я настороженно взглянула на него и высокомерно ответила:
- Тебе кажется, что я потерялась, человек?
Он прошелся глазами по моей джинсовой юбке с неровно оборванным подолом, свободной блузе с низким вырезом и обуви на высоченной платформе. Его лицо чуть скривилось, - будто он съел лимон и обнаружил, что эта кислятина на вкус почти ничего.
- Трудно себе такое представить.
Я улыбнулась.
- У тебя совершенно порочная улыбка, - заметил он.
- А я порочна. Ты разве не знаешь?
Его прищуренные от улыбки глаза, сузившись еще сильнее, вновь обратились к моему лицу, а голос стал веселым и игривым.
- Что я должен знать, человек?
Я рассмеялась над его ошибкой. Понятно, почему он ко мне обратился: решил, что мы - одной расы. Неужели я так плохо выгляжу?
- Не буду тебя разочаровывать. Ты скоро и сам все поймешь, а мне, честно говоря, нравится держать тебя в неведении.
- Здесь все говорят честно, - возразил консорт.
Я снова улыбнулась.
- Наши разговоры постоянно возвращаются к началу, - сказал он и протянул руку. - Потанцуем? Всего разок.
Не люблю танцевать с феями, но он - человек. Я сверкнула зубами.
- В этом кругу нельзя станцевать один танец.
- Верно. Тогда мы будем танцевать, пока ты не скажешь «стоп». Идет?
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:05 | Сообщение # 6 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Я поколебалась. Танцевать с консортом Элеонор, не спросив разрешения, не слишком разумно. Тем интереснее.
- А где же наша дорогая Королева?
- Занята другими делами.
Мне показалось, что на полсекунды на его лице промелькнуло облегчение. Он не опустил руку, и я вложила свои пальцы в его ладонь.
Мы закружились и влились в толпу. В мире царила ночь, однако на этом холме, залитом светом волшебных шаров и висящей в воздухе магической пыли, темноты не было и близко.
На нас косились, пока мы танцевали, крепко держась за руки; долетали обрывки фраз:
- …лианнан сида…
- …если Королева узнает…
- …почему она танцует с…
- …он станет королем еще до…
Я крепче сжала пальцы консорта:
- Ты здесь потому, что скоро станешь королем.
Его глаза сияли. Как все люди, начав танцевать, он быстро пьянел от музыки.
- Это ни для кого не секрет.
Я чуть было не выпалила, что понятия об этом не имела, - впрочем, кому охота выглядеть идиотом?
- Ты - всего лишь человек.
- Но я могу танцевать, - возразил он.
И правда. Для человека он танцевал совсем неплохо. Барабанный ритм раскачивал его тело, ноги выписывали сложные фигуры на утоптанной траве.
- А потом, когда я стану королем, у меня будет и магия.
Он закружил меня.
- С чего ты взял, человек?
- Королева пообещала мне, и я ей верю - она не лжет. - Консорт неистово расхохотался, и я поняла, что он растворился в музыке, захвачен танцем и уязвим для нас. - Она очень красивая. Ее красота ранит меня, кальин.
Это как раз неудивительно. Красота Королевы ранила всех, кто ее видел.
- Магия не берется ниоткуда, человек.
Он вновь рассмеялся, как будто я сказала что-то забавное.
- Конечно! Магия переходит из тела в тело, правильно? Значит, она придет от кого-то другого.
Я всегда думала, что я - недоброе создание, но даже мне его слова показались зловещими.
- От кого-то другого? Интересно, откуда возьмется этот «кто-то»? И что от него потом останется?
- Королева очень хитроумна.
Я вспомнила, как она интриговала, чтобы обеспечить себе корону.
- О да, она весьма хитроумна. Только боюсь, кто-то пострадает.
На лице консорта отразилось недоверие.
- Моя Королева не жестока.
Я посмотрела на него. Ударился в детстве головой?… Но он не отказывался от своих слов, поэтому я просто сказала:
- Не все те, кто находит магию, способны ее удержать.
- Скоро Хеллоуин, муза. День мертвых. В этот день магия более изменчива. Королева не даст мне непосильную ношу. Она знает мои слабости. Я не боюсь, я скоро буду одним из вас.
- Стоп, - прорычала я так резко, что он дернул меня за руку, почти вывихнув мне плечо. - По-моему, ты не понимаешь что говоришь.
Он отпустил меня и встал рядом. Вокруг нас танцующие развернулись, чтобы посмотреть, по толпе покатился шепот и бормотание.
- На твоем месте я бы не стала так быстро отказываться от человечности. Сначала хорошенько разберись, что значит принадлежать к народу фей.
Можно было не сотрясать воздух: он просто непонимающе смотрел на меня.
Консорт остался в центре круга. Я еще не успела раствориться в воздухе, когда высокая рыжая фея схватила его за руку, а к моменту, когда я окончательно оставила физическую оболочку, взлетая на человеческих мыслях и мечтах, он снова танцевал. Сверху я не могла отличить его от остальных фей - и не могла понять, что за чувства раздирают меня изнутри. Я улетала прочь, радуясь своему избавлению. У меня есть дело: я еще должна навеять сновидение.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
во время выступл-я ансамблей опять видела фей. Они
пришли на звук и танцевали на свободных стульях, больше
никто их не видел и я прикинулась что тоже не заметила.
они прекрасны, у них под кожей музыка.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Мне снилась музыка.
Пьянящая, заразительная мелодия, пришедшая из неведомой прекрасной и недостижимой дали.
Я мечтал об этой серой песне желания. Она - явь, сны такими быть не могут.
Я знал, что эта до боли прекрасная песня - дело рук Нуалы.
Я проснулся.
Во рту вкус полевых цветов, капель дождя на дубовых листьях, ползущего в сумерках дыма костров. Я - тоска, задыхающееся желание, любовь к недостижимому. Болезненно огромная песня завладела моим телом, придавила меня, не давая вздохнуть, наливая кончики пальцев чудесной тяжестью. Если не торопиться, то у меня есть шанс высвободиться из-под власти золотых волн звука, но хочу ли я свободы?
Запах кожи Ди.
- Эй, Джеймс, проснись! - Голос Пола столкнул тяжесть песни, освобождая мои легкие. - Без двадцати восемь!
Я глубоко вдохнул обнадеживающе нормальные запахи нашей комнаты: не вполне свежее белье, залежалые чипсы, старое дерево полов. Замечательные человеческие запахи. Я ухватился за ощущение человечности, как за спасательный круг в песенном море. Слова Пола не имели никакого значения.
- Без девятнадцати, - сказал Пол.
Вслед за словами послышался звук застегивающейся «молнии». Наверное, рюкзак. Еще один шажок к пробуждению. Я едва сдерживал разочарование.
- Ты проснулся?
Я проснулся. Просто на это потребовалось много времени. Я попробовал подать голос и с удивлением обнаружил, что он меня слушается:
- Без двадцати? Быть такого не может! А как же будильник?
- Прозвонил пятнадцать минут назад. И потом еще раз прозвонил. Ты даже не шелохнулся.
- Это потому что я умер, - ответил я и сел в кровати. Простыни промокли от пота и адски воняли. - Мертвые не шевелятся. Ты уверен, что будильник звонил?
Пол уже оделся и даже успел пригладить волосы водой на манер итальянского гангстера.
- Ну я-то проснулся. - Он посмотрел на меня круглыми глазами за стеклами очков. - Ты заболел?
- Я болен на всю голову, дружище.
Я вылез из кровати. Ощущение было такое, будто выпутываешься из паутины сновидений. Окончательно проснувшись, я смятенно подумал, что моя постель пахнет дыханием Нуалы - осенью, дождем и пустотой. А может, так пахла моя кожа. Не очень-то приятная мысль.
- Увы, в общепринятом смысле слова я здоров. Как думаешь, меня пустят на занятия в таком виде? - Я взмахнул рукой, указывая на трусы и футболку.
- Вряд ли. Даже мне на тебя смотреть противно. Ты завтракать идешь? Поторопись.
Пол стоял у двери, явно не желая уходить без меня. Я выкопал сравнительно чистую пару брюк из кучи на полу, натянул что-то сверху и равномерно взъерошил волосы.
- Иду. Чтоб ты знал, дорогой Пол, завтрак - самый важный прием пищи. Ни за что не пропущу. Интересно, народ вспомнит, что я вчера был в этих же брюках? - Пол мудро счел вопрос риторическим и не стал отвечать. - Я готов. Пойдем… Нет, стой.
Я залез под кровать и вытащил оттуда сумку. Копаясь в вещах на дне, я чувствовал себя так, будто отвечаю на вопрос контрольной.
«Задание 1. Какой предмет из сумки Джеймса поможет ему защититься от сверхъестественной опасности в виде привлекательной девушки?
A. Часы, которые неправильно идут.
Б. Роман (космотриллер), который ему прислала мама, не учтя того факта, что каждая свободная минута Джеймса будет занята чтением разнообразных книг, подсунутых кем-то еще.
B. Зерновые батончики, запасенные на случай голода после ядерной катастрофы.
Г. Железный браслет, который совершенно не помогал ему раньше, хотя отлично защищал остальных».
Я нащупал тонкую неровную полосу железа с утолщениями на концах, согнутую в кольцо, и затянул ее вокруг запястья.
Несколько недель назад отметина от браслета у меня на руке наконец-то пропала.
С железом я буду чувствовать себя лучше - защищенным, непобедимым.
Даже обманывая себя самого, я - великолепный лжец.
Я сжимал шарики, пока они не защемили мне кожу.
- Теперь готов.
За завтраком все было как обычно: кучка музыкантов, которых слишком рано разбудили, собралась в столовой. Должен сказать, архитектор был молодец: всю восточную стену занимали огромные окна. Утреннее солнце заливало комнату, освещая исцарапанные столешницы и потускневшие рисунки на стенах. В любое другое время дня столовая была вполне заурядной, даже слегка обшарпанной, но по утрам, затопленная солнечным светом, она выглядела как собор.
Приглушенные разговоры тонули в стуке ложек по мискам с хлопьями и скрежете вилок, отделяющих кусочки от жесткой яичницы. Я размешивал хлопья, пока они не превратились в пасту. Во рту еще держался вкус музыки из моего сна.
- Джеймс, если ты поел, мне нужно с тобой поговорить.
Салливан. Большинство преподавателей, живущих на территории колледжа, едят позже в отдельной столовой, подальше от студентов, но Салливан часто завтракает вместе с нами. Его урок - первый, так что неудивительно, что он ест в такую беспросветную рань, да и жены у него нет. Меган, с которой мы вместе ходим на занятия по английскому, насплетничала, будто жена бросила Салливана ради директора корпорации, выпускающей какую-то фигню, - разноцветных пони или что-то вроде этого, - так что другой компании к завтраку у Салливана нет.
- У нас совещание, - ответил я.
Салливан посмотрел на моих соседей. Все те же физиономии: Меган, Эрик, Уэсли, Пол. Все, кроме той, кого я хочу видеть. Она что, уже не может сидеть со мной за одним столом?
- Эй, прихвостни, дадите нам с Джеймсом перемолвиться словечком?
- Он во что-то влип? - прервала длинный монолог о британских ругательствах Меган.
- Не сильнее, чем обычно.
Салливан не стал ждать ответа, а просто подхватил мои хлопья и направился к свободному столу.
- Кажется, меня требует начальство, - пожал я плечами. Приятели без меня скучать не будут - сегодня я тот еще собеседник. - Увидимся на занятиях.
Я подошел к Салливану и сел напротив. Есть пасту из хлопьев мне не хотелось, и я просто наблюдал, как он длинными узловатыми пальцами выковыривает из своего завтрака орехи. В нем все было длинным и каким-то помятым, как будто его высушили в машинке, и надели, не погладив. Вблизи мне стало ясно, что он еще очень молод, даже сорока еще нет.
- Со мной связался твой преподаватель по волынке, - сказал Салливан, укладывая еще один орешек в аккуратную кучку на салфетке. Кучка рассыпалась. - Или, может, правильнее сказать «твой бывший преподаватель»?
Он вопрошающе приподнял бровь, не отрывая глаз от орехов.
- Да, так правильнее, - согласился я.
- Как тебе в нашей школе? - Салливан наконец набрал хлопья в ложку и принялся за еду. Со своего места я слышал хруст: он ел хлопья без молока.
- Все лучше, чем китайские пытки.
Мои глаза сосредоточились на руке, в которой он держал ложку. На одном из узловатых пальцев красовалось широкое металлическое кольцо, испещренное какими-то знаками, тусклое и уродливое, как мой браслет.
Салливан проследил за моим взглядом, посмотрел на мое запястье, затем на свое кольцо.
- Хочешь рассмотреть? - Он положил ложку и начал стаскивать его с пальца.
В ушах у меня запела тошнотворная, неуверенная мелодия, и я увидел, как Салливан падает на пол, встает на четвереньки, и его рвет цветами и кровью.
Я на секунду зажмурился. Когда я открыл глаза, он все еще возился с кольцом.
- Не надо, - я замотал головой, - я не хочу на него смотреть. Пожалуйста, не снимайте.
Сначала сказал, потом подумал, нормально ли это прозвучало. Пожалуй, больше похоже на слова какого-то психа, но Салливан, кажется, не заметил. Правда, кольцо оставил в покое.
- Ты не дурак, - продолжил он. - Я уверен, что ты понимаешь, почему я тебя позвал. Мы - школа музыкального профиля, а ты фактически закончил ее с отличием еще до того, как поступил. Я смотрел твои данные. Ты не мог не знать, что у нас нет преподавателей твоего уровня.
Если я матери не признался, почему я здесь, то первому попавшемуся преподу я тоже не скажу.
- Может, я все-таки дурак?
Салливан покачал головой:
- Я дураков повидал, ты на них не похож.
Я чуть не расплылся в улыбке. А он ничего, молодец.
- Хорошо, предположим, что я не дурак. - Я отодвинул тарелку с хлопьями и облокотился на стол. - Предположим, я знал, что не найду здесь Оби-Вана от волынки. Также ради удобства предположим, что я вам не скажу, зачем я пошел сюда учиться, - если, конечно, мы исходим из того, что у меня была причина.
- Согласен. - Салливан посмотрел на часы и снова поднял глаза на меня. Его взгляд был внимательным, не преподавательским. - Я спросил Билла, что с тобой делать.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:05 | Сообщение # 7 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Я не сразу вспомнил, что Билл - преподаватель волынки.
- Он сказал, чтобы я просто оставил тебя в покое. То есть дал бы тебе возможность заниматься в то время, когда у тебя назначен урок, и успокоился. Но, по-моему, это - извращение идеи музыкальной школы. Ты согласен?
- Да, есть в этом что-то неправильное, - ответил я. - Не знаю, правда, стал бы я употреблять слово «извращение»…
- Поэтому я решил, что мы назначим тебе занятия по другому инструменту, - перебил Салливан. - Никаких деревянных духовых и язычковых, ты их слишком быстро освоишь. Возьмем гитару или фортепиано. Чтобы ты не за пять минут научился.
- Имейте в виду, - сказал я, - я немного играю на гитаре.
- Имей в виду, - передразнил меня Салливан, - я тоже. Но на фортепиано я играю лучше. А ты?
- Меня вы будете учить?
- Группы пианистов переполнены обычными студентами. Мне жаль твоего времени, поэтому я выделю окно в промежутках между проверкой ваших кошмарных сочинений, чтобы заниматься с тобой. А ты добавишь фортепиано в список своих музыкальных умений. Если ты не против.
Бескорыстная доброта в людях всегда меня настораживает. А если она направлена на меня, то я настораживаюсь вдвойне.
- У меня такое ощущение, что я - то ли подопытный в эксперименте, то ли инструмент самоистязания.
- Правильно, - ответил Салливан, поднимаясь и забирая почти пустую миску из-под еды для кроликов. - Ты часть моей программы помощи студентам, которые напоминают мне меня в бытность молодым и глупым. И за это тебе спасибо. Увидимся в пятницу в классе. Если сможешь обойтись без своего эго, оставь его в комнате: оно тебе не понадобится.
Он мило улыбнулся и склонил голову, как делают - кто? японцы? - когда прощаются.
Я вытащил из кармана ручку и написал на тыльной стороне запястья: «пт 5:00 ф-но». Чтобы не забыть. Впрочем, такое я вряд ли забуду.
Аудитории для занятий в Чанс-холле похожи на камеры: крошечные квадратные комнатушки; запахи человеческого тела здесь копились тысячу лет, не меньше. В них помещаются только пианино и два пюпитра. Я укоризненно взглянул на подставки - волынщики все запоминают и так, - поставил футляр возле сиденья, достал тренировочный чантер и сел. Сиденье издало звук, будто пукнуло, и медленно подо мной опустилось.
Занятие по фортепиано предстояло через несколько дней, но я раньше здесь не был и решил взглянуть.
На вдохновение в этой комнатке рассчитывать не приходилось. Тренировочный чантер и так звучит как издыхающий гусь, а с такой жуткой акустикой…
Я посмотрел на дверь. На ручке можно было повернуть замок и закрыться - наверное, чтобы никто не ломился в комнату во время занятий. В голове промелькнула мысль, что в одной из этих комнат удобно совершить самоубийство: все будут думать, что ты занимаешься, пока труп не начнет разлагаться.
Я заперся, сел на край табурета и нерешительно поднес чантер к губам; где-то на краю сознания я еще ощущал присутствие песни из сна и боялся, что не смогу удержать ее и она польется из-под моих пальцев. И это будет потрясающе. Полузабытая песня умоляла меня сыграть ее, услышать, как она прекрасна, но я опасался, что, уступив ее мольбам, я соглашусь на то, на что мне нельзя соглашаться.
Не знаю, как долго я колебался, неподвижно сидя спиной к двери, но внезапно я почувствовал в голове какой-то толчок, укол, увидел, как мои руки покрываются гусиной кожей, и понял, что я в комнате не один, хоть и не слышал ни шагов, ни звука открывающейся двери.
Я тихонько втянул в себя воздух, пытаясь понять, что хуже: посмотреть или не знать? Я посмотрел.
Дверь закрыта. На замок. Мое шестое чувство вопило во весь голос: «Что-то не так! Ты не один!» Я суеверно дотронулся до железного браслета на запястье и сумел сосредоточиться. Возник странный запах, похожий на запах озона. Как после удара молнии.
- Нуала? - позвал я.
Ответа не было, но я ощутил прикосновение, тяжесть рядом. Через несколько секунд тяжесть потеплела, я почувствовал лопатки у своих лопаток, спину у своей спины, чужие волосы, касающиеся моей шеи. Кожа пошла мурашками, разгладилась и снова собралась, как будто не могла привыкнуть к постороннему присутствию.
- Я надел железо, - тихо проговорил я.
Тело рядом со мной осталось неподвижным. Мне почудилось биение чужого сердца.
- Я заметила.
Я очень медленно выпустил сквозь зубы воздух из легких, обрадованный тем, что узнал голос Нуалы. Не то чтобы я был рад ее видеть, но незнакомое создание, прислоняющееся ко мне, подстраивающее под меня свое дыхание, - это хуже.
- Мне неудобно, - сказал я, не переставая думать о том, что от разговоров мышцы груди напрягаются и создают между нами трение - жутковатое и в то же время чувственное ощущение. - Я про железо. Обидно, что я напрасно мучался - я надел его из-за тебя.
- Подлизываешься? - поддразнила Нуала. - Здесь есть и более опасные создания.
- Это не может не радовать… Кстати, скажи мне, пока мы еще не ругаемся: насколько опасна ты?
Она издала какой-то звук, будто хотела ответить, но передумала. Повисла жирная уродливая тишина. Наконец Нуала сказала:
- Я пришла послушать.
- Нужно было постучать. Я же не просто так запер дверь.
- Я думала, что ты меня не заметишь. Ты что, провидец? Экстрасенс?
- Вроде того.
Нуала отодвинулась и развернулась к инструменту. Я затосковал, не ощущая ее рядом, мое сердце наполнила неопределенная грусть.
- Сыграй что-нибудь.
- Черт тебя побери, существо! - Я сдвинулся к фортепиано, желая посмотреть на нее, и потряс головой, чтобы освободиться от страдания. - Ты настойчивая.
Она наклонилась вперед, над самыми клавишами, чтобы увидеть выражение моего лица. Волосы лезли ей в глаза, и она заправила короткие светлые пряди за ухо.
- Судя по твоим чувствам, ты хочешь большего. Тебе нужно было сказать «да».
Она наверняка думала, что говорит убедительно, но на меня ее слова произвели прямо противоположный эффект.
- Если я чего-то достигну в этой жизни, то сам, без жульничества.
Нуала скорчила ужасную гримасу:
- Неблагодарный! Ты даже не попробовал сыграть ту песню, с которой я тебе помогла. Это не жульничество. Ты бы и сам ее написал, если бы прожил еще пару тысяч лет.
- Я не соглашаюсь.
- Я помогала тебе без задней мысли. Я хотела, чтобы ты понял, чего мы можем достичь вместе. Но ты ведь не можешь просто взять и воспользоваться случаем. Нет! Нужно сомневаться! Нужно мучиться!… Иногда я вас, глупых людишек, просто ненавижу.
От ее злости у меня разболелась голова.
- Нуала, помолчи, у меня из-за тебя голова болит.
- Не затыкай мне рот! - огрызнулась она и затихла.
- Не обижайся, - сказал я. - Я не вполне тебе доверяю.
Я опустил чантер - он казался мне оружием, которое Нуала может обратить против меня, - и положил пальцы на прохладные клавиши. Чантер был мне знаком и полон возможностей, а гладкие клавиши выглядели невинными и бессмысленными. Я взглянул на Нуалу, и она безмолвно встретила мой взгляд. Ее глаза, если всмотреться, были ошеломительно нечеловеческими, но она была права. В ее глазах я видел себя. Себя, желающего стать кем-то большим, себя, сознающего, что я еще даже не прикоснулся к истинному великолепию.
Нуала осторожно сползла с сиденья, чтобы оно не скрипнуло, и влезла между мной и фортепиано так, что мои руки охватили ее, как клетка. Она прижалась ко мне, вынуждая подвинуться дальше, чтобы ей было где сесть, и нашла руками мои руки, неумело лежащие на клавишах.
- Я не могу играть.
В том, как мы сидели, была удивительная интимность: ее тело идеально повторяло контуры моего, ее длинные пальцы лежали в точности поверх моих. Я бы легкое отдал, чтобы на ее месте была Ди.
- Как это?
Нуала чуть повернула голову - ровно настолько, чтобы я снова уловил дуновение ее дыхания: лето и надежда.
- Я не могу играть. Могу только помочь другим. Даже если я придумаю лучшую песню в мире, я все равно не смогу ее сыграть.
- Физически не сможешь?
Она отвернулась:
- Просто не смогу. Музыка не для меня.
У меня в горле застрял комок.
- Покажи.
Она убрала одну руку с моей и нажала клавишу. Я смотрел, как клавиша подается под ее пальцем один раз, второй, пятый, десятый… ничего не происходило. Слышался только тихий, приглушенный стук нажимаемой клавиши. Она взяла мою руку и подтащила ее туда, где только что был ее палец. Нажала клавишу моей рукой. Фортепиано печально запело и утихло, как только Нуала подняла мой палец.
Она больше ничего не сказала. А зачем? Воспоминание об этой единственной ноте еще звенело у меня в голове.
Нуала прошептала:
- Подари мне одну песню. Я ничего не попрошу взамен.
Мне следовало отказаться. Если бы я знал, как больно будет потом, я бы отказался.
Наверное.
Вместо этого я сказал:
- Пообещай. Дай мне слово.
- Даю слово. Я ничего у тебя не возьму.
Я кивнул. Мне подумалось, что она меня не видит, однако она все равно поняла, потому что положила свои пальцы на мои и откинула голову, обдавая меня запахом клевера. Чего она ждет? Что я сыграю? Я не умею играть на этом дурацком фортепиано!
Нуала указала на клавишу:
- Начинай отсюда.
Неловкий из-за того, что между моим телом и инструментом было ее тело, а между мной и моим мозгом было… что-то, принадлежащее ей, я нажал клавишу - и узнал первую ноту песни, которая занимала мои мысли с момента пробуждения. Я неуклюже перешел к следующей ноте, запинаясь и несколько раз промахнувшись, - фортепиано воспринималось инородным, как будто я пытался говорить на чужом языке. Потом, чуть быстрее, - к следующей. Еще одну я угадал со второй попытки. Следующую - сразу. И вот я уже играю мелодию, а левая рука начинает неуверенно подбирать басовую линию, поющую у меня в голове.
Музыка… Она звучала так, будто я не украл ее у Нуалы, а сочинил сам. Вот фрагмент мелодии, которую я периодически наигрывал на протяжении многих лет, вот восходящая линия басов, которая понравилась мне в альбоме «Аудиослейв», вот мой гитарный рифф. Музыка была моя, но сильнее, концентрированнее, изысканнее.
Я прекратил играть и уставился на инструмент. Я так хотел согласиться, что не мог выговорить ни слова. Я хотел принять ее сделку, и меня ранила необходимость отказа. Я зажмурился.
- Не молчи, - промолвила Нуала.
Я открыл глаза:
- Черт. Я сказал Салливану, что не умею играть на фортепиано.
Мне и нравилось, и не нравилось жить в общежитии. С одной стороны, независимость: можно бросать все на пол и три дня подряд есть на завтрак шоколадное печенье (плохая идея, потому что потом приходится несколько уроков ходить с черными крошками в зубах). Плюс товарищество: если засунуть семьдесят пять парней в одно здание, то куда ни плюнь, обязательно попадешь в музыканта мужского пола.
С другой стороны, ожесточение, клаустрофобия и усталость. Никакой возможности остаться наедине с собой, быть тем, кем можно быть только вдали от чужих глаз, вырваться из рамок навязанной другими роли.
Хуже всего было дождливыми вечерами - как сегодня. Занятия закончились, на улицу не выйдешь. Общежитие разрывается от множества звуков, наша комната битком набита.
- Я скучаю по дому, - заявил Эрик.
- Тебе до дома пять миль, ты не имеешь права скучать, - ответил я.
Я работал в многозадачном режиме: разговаривал с Полом и Эриком, читал «Гамлета» и решал домашнее задание по геометрии. Эрик работал в нуль-задачном режиме, то есть валялся ничком на полу и отвлекал нас от уроков.
- У меня там лежат макароны - их нужно только разогреть, - сообщил Эрик, - но если я за ними поеду, надо будет заправляться.
- Можешь и поголодать. - Я перевернул страницу «Гамлета». - Разогретые макароны слишком хороши для лодырей вроде тебя.
Я скучаю по макаронам, которые готовит моя мама. В них всегда килограмма четыре сыра и бекона столько, словно она всю свинью туда положила. Скорее всего, это часть злобного плана по уничтожению моих сосудов в раннем возрасте, но я все равно скучаю.
- Ты это в пьесе вычитал? - спросил со своей кровати Пол. Он тоже сражался с «Гамлетом». - Очень по-шекспировски звучит: «Все что, милорд, неладно с вами - все такое - и вы - всего лишь лодырь».
- Гамлет крут, - сообщил Эрик.
- Сам ты крут, - ответил я.
По коридору мимо нашей двери пробежала шумная компания в плавках. Даже думать не хочу, что там затевали.
- Ну почему они не могут разговаривать по-человечески? - спросил Пол и зачитал вслух несколько строк. - Я понимаю только фразу про «жуткое виденье, представшее нам дважды» [3] - прямо как про жену моего брата написано.
- Это еще ничего, - сказал я, - по крайней мере понятно, что на человеческий это переводится примерно так: Горацио считает, что мы чего-то не того покурили, однако передумает, когда увидит призрак и сам наложит в штаны. Не то что дальше: «Вступил в союз с мечтой самолюбивой» [4] и тому подобное. Нельзя столько разговаривать. Неудивительно, что Офелия наложила на себя руки, прослушав пять актов этого бреда; я сам был бы готов на что угодно, лишь бы голоса заткнулись.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:06 | Сообщение # 8 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Вообще- то я и так уже был готов на все ради тишины. По коридору кружила компания в плавках, этажом выше кто-то топал ногами по полу в такт неслышной нам музыке, а рядом какой-то идиот играл, вернее, пронзительно мяукал на скрипке -у меня даже голова разболелась.
Пол застонал.
- Ненавижу эту книгу. Пьесу. Как там ее… Ну почему Салливан не задал нам «Гроздья гнева» или что-нибудь еще, написанное человеческим языком?
Я покачал головой и уронил толстый том на пол. С этажа ниже послышался крик и стук чего-то тяжелого, запущенного в потолок.
- «Гамлет» хотя бы короткий. Я выйду ненадолго. Сейчас вернусь.
Я оставил Пола хмуриться в раскрытую книгу, а Эрика - в пол и спустился по лестнице. В вестибюле какой-то придурок молотил по клавишам старого фортепиано. Даже я играю лучше. Я направился к черному ходу, чтобы спастись от шума. С тыльной стороны общежития был пристроен навес, опирающийся на массивные светлые колонны.
Лил дождь, холод был адский. Я вытянул рукава, пальцами собрав края в комок, чтобы не задувало, и долго смотрел на холмы. Дождь вымыл все цвета, заполнил низины туманом и опустил небо на землю. Простиравшийся передо мной пейзаж был древним, неизменным и болезненно прекрасным, и в ответ на эту боль мне хотелось взять в руки волынку.
Любопытно, не наблюдает ли за мной Нуала, невидимая и опасная. Я искал в интернет-библиотеке информацию о более сильной защите от фей, чем железо, и записал несколько слов на руке у основания мизинца: терн, ясень, дуб, красный. Нужно выяснить, как выглядит этот дурацкий ясень, чтобы превратить слова в защиту.
Я пошел к краю навеса, куда меньше задувало… Черт. Два раза черт. Вот и побыл в одиночестве.
У стены общежития, обхватив себя руками, сидела маленькая темная фигурка. Я бы вернулся внутрь, но что-то в силуэте выдавало существо женского пола, а руки так закрывали спрятанное под капюшоном лицо, что было понятно: она плачет. Неожиданное зрелище в мужском общежитии.
Она не подняла головы на звук моих шагов, однако, подойдя поближе, я узнал обувь: поношенные черные ботинки «Док Мартене». Я присел рядом и одним пальцем приподнял край капюшона. Ди взглянула на меня и опустила руку. Слез на лице не было, но красные глаза подтвердили, что она плакала.
- Привет, ненормальная, - тихо сказал я. - Что ты делаешь здесь, в жутких дебрях мужской общаги?
Ди снова пошевелилась, как будто собираясь смахнуть невидимую мне слезу. Она потерла веко и протянула мне палец:
- Хочешь ресничку?
Я взглянул на крошечную одинокую ресницу на кончике ее пальца.
- Я читал, что ресниц - конечное число, так что, если ты их все повыдергиваешь, у тебя больше не останется.
Она нахмурилась:
- По-моему, ты выдумываешь.
Я прислонился спиной к стене рядом с ней и обхватил ноги руками. Сидеть на кирпичах было холодно.
- Если бы я выдумывал, то изобрел бы что-нибудь поинтереснее. Там прямо так и было написано: «Девочки-подростки под влиянием стресса выдергивают ресницы и остаются лысыми уродинами». Я бы такое не придумал.
- Если хочешь, я вставлю ее обратно, - предложила Ди.
Она ткнула пальцем в глаз, и я вспомнил, что он красный от слез. Не выношу, когда Ди плачет.
- Мой преподаватель по арфе - тролль. А как твой волынщик?
- Я его убил и съел. В наказание меня учат играть на фортепиано.
Ди мило нахмурилась:
- Не могу представить тебя за роялем.
Я вспомнил, как несколько часов назад пальцы Нуалы лежали поверх моих на прохладных клавишах.
- А я не могу представить тролля, играющего на арфе. Я думал, что все арфисты - эфемерные создания.
- Ого, какое слово,
- Самому нравится. Я даже знаю, как оно пишется.
Ди покачала головой:
- Все равно она тролль. Постоянно долбит меня, чтобы я держала локти, а мне неудобно, и еще она твердит, что я все делаю не так и что меня учили какие-то дураки от народной музыки. А если я не хочу играть классику? Я хочу играть ирландскую музыку. И чтобы хорошо играть, оттопыривать локти не обязательно.
Она скривила губы - вот-вот расплачется. Не может быть, чтобы какая-то идиотка преподавательница довела ее до слез - Ди намного сильнее, чем кажется. Дело в чем-то другом.
- В общежитиях так ужасно во время дождя. Не спрячешься.
Я не мог спросить, что на самом деле случилось. Странно - если подумать, я никогда не мог у нее это спросить. Поэтому я просто вздохнул и протянул руку, приглашая. Она, не колеблясь, придвинулась ближе, прижалась щекой к моей груди и тоже вздохнула, глубже и тяжелее, чем я. Я обнял ее и откинул голову к стене. Ди в моих руках была материальной, теплой, но ненастоящей. Я тысячу лет ее не обнимал.
Что решат остальные, если выйдут под навес и увидят нас? Что мы встречаемся? Что Ди меня любит и улизнула из своей общаги, чтобы со мной встретиться? Или они поймут правду: что наша встреча не имеет значения? Когда-то я полагал, что между нами что-то есть, но это было до прошлого лета, до Люка. Я дурак.
Мне до смерти хотелось, чтобы все это - объятия, ее слезы на моей футболке - означало для нее то же самое, что и для меня. Если бы мы и правда встречались, я бы спросил ее, почему она плачет. Почему она пришла сидеть у колонн моего общежития, а не своего? Видела ли она Нуалу? Не из-за нее ли Нуала вообще здесь оказалась?
Но я не мог ничего спросить.
- Говори, - приглушенно сказала Ди.
Я не сразу понял, что она хочет. Я открыл глаза и уставился на серые пласты облаков, катившихся к земле.
- Что?
- Джеймс, скажи что-нибудь. Я хочу слышать твой голос. Пошути. Просто говори.
Шутить не хотелось.
- Я всегда шучу.
- Значит, будь как всегда.
Я спросил:
- Почему ты плакала?
Но она не ответила, потому что я не спросил это вслух.
Я слишком радовался ее присутствию, чтобы испытывать свою удачу, задавая вопросы, которые могут ее отпугнуть. Поэтому я трепался о занятиях, о недостатках использования Пола и чипсов в качестве будильника, я был остроумен и несерьезен… но даже когда она смеялась, я умирал от тоски.
Нуала
Возможно ль без сродства
прожить,
семью на миг лишь обрести,
и все же честно говорить
«Здесь был мой дом» в конце
пути?
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Наблюдать, как Джеймс спасает Ди за общежитием, было неприятно. Мне быстро надоел ее унылый вид, и я решила сходить в кино. Если уж смотреть мелодраму, так на большом экране и с участием высокооплачиваемых красивых актеров. По дороге в кинотеатр я думала над тем, сколько всего мне не нравится в Ди. Стоя в очереди за билетом - в общем-то, ненужным, - я размышляла, не тренируется ли она строить грустное лицо перед зеркалом. А может, у нее природный дар вызывать сочувствие у парней. Мне такого таланта не досталось.
- Какой фильм? - спросил скучающий парень в кассе.
- Удиви меня, - ответила я и помахала банкнотами.
Он не сразу понял, что я имею в виду:
- Ты серьезно?
- Серьезней не бывает.
Он поднял брови, нажал несколько клавиш на терминале, одарил меня зловещей улыбкой, которая вернула мне симпатию к человеческой расе, и протянул билет лицевой стороной вниз.
- Второй зал направо. Приятного просмотра.
Я вознаградила его улыбкой и пошла по полутемному, устеленному ковром коридору. Воздух пах маслом, на котором жарят попкорн, средством для чистки ковров и тем особенным ароматом, который пропитывает все зрительные залы. В знакомой обстановке моя голова снова начала перебирать неприятные мне черты Ди.
Во- первых, у нее слишком большие глаза. Как у пришельца.
Я считала двери, чтобы попасть в нужный зал, не поддаваясь искушению посмотреть, что же для меня выбрал кассир.
Во- вторых, ее голос поначалу кажется приятным, но быстро начинает раздражать. Чтобы послушать пение, можно и диск купить.
В зале было тихо и довольно пусто - только две или три другие парочки. Наверное, зловещая улыбка означала, что кассир послал меня на какую-то фигню.
В- третьих, она просто использовала Джеймса, чтобы ей было не так паршиво. Такое позволено только мне.
Я выбрала место в самой середине зала и положила ноги на спинку сиденья в предыдущем ряду. Идеальное место. Если кто-нибудь придет и сядет передо мной, я его убью.
В- четвертых, она слишком хорошо вписывалась в объятия Джеймса. Как будто это не в первый раз. Как будто она заявила на него права.
На экране запустили трейлеры. Обычно я ими наслаждаюсь, радуюсь обещанию будущих фильмов, но сегодня я не могла сосредоточиться. Во-первых, когда эти фильмы выйдут в прокат, меня здесь уже не будет: все премьеры были заявлены на рождественские каникулы и следующий год. Во-вторых, я мысленно репетировала диалог для следующей встречи с Джеймсом.
Я скажу ему:
- Безответная любовь.
Он искоса посмотрит на меня и спросит:
- Ты о чем?
А я отвечу:
- Это не в твоем стиле.
Вот так, коротко. Чтобы он знал, что я заметила. А может, я покажусь ей и скажу:
- Оказывается, здесь не одна я использую людей в своих целях.
А потом я призову гончих Оуэна, чтобы они отгрызли ей ступни. Тогда ему не будет так удобно ее обнимать. Рост не тот. Кто захочет обнимать карлицу?
Я расплылась в улыбке.
Фильм начался с энергичной рок-баллады годов семидесятых и вида на Нью-Йорк из кабины вертолета. Партия гитары была выдающаяся - интересно, не я ли приложила к ней руку? Вскоре я поняла, что кассир отправил меня смотреть романтическую комедию. Не мой жанр, но сойдет, чтобы отвлечься от мыслей о Джеймсе и песне, которую он мне сегодня сыграл. Неужели я ее больше не услышу? Я в нее почти влюбилась!
Еще с полчаса я тщетно пыталась вникнуть в фильм. Милый сюжет, главные герои целуются под приятную музыку, и я начала представлять себе, как буду себя чувствовать в объятиях Джеймса, думать, придется ли моя голова ему прямо под подбородок, как у Ди… Потом я вспомнила его машину, которая пахла, как он, и представила, что этот запах остался и у меня на коже…
Черт!
Я вышла, не останавливаясь поболтать с кассиром, хотя и чувствовала на себе его взгляд. Наверное, он подумал, что фильм мне не понравился. Наверное, так и было. Я вышла в сумерки. Дождь закончился, где-то вдалеке грохотал гром. Я быстро пошла по скользкому от дождя тротуару, словно надеялась убежать от собственных мыслей.
Не то чтобы раньше моих учеников ко мне не тянуло - почти все они, бедняжки, мечтали забраться ко мне под одежду и ради этого больше старались и лучше играли.
Но со мной-то такое не должно происходить! Я - не человек.
Углубившись в себя, я не поняла, что рядом кто-то есть, пока свет фонарей не начал оплывать и колебаться, как пламя свечи, а затем вспыхнул вновь. Кто бы ни подбирался ко мне, нельзя выдавать свой страх, поэтому я шла дальше по тротуару, будто не замечая происходящего. Может, это всего лишь одинокая фея, которая меня не тронет.
Мои надежды испарились, когда я услышала в отдалении голоса и увидела на тротуаре приближающуюся пару. Внутренности скрутило незнакомое ощущение пустоты. Нервы.
Я встретилась с Королевой.
Раньше, пока предыдущую Королеву еще не разорвали на куски, Элеонор всегда ходила в белом. Бледное золото ее волос на белом казалось ярче. Став Королевой, Элеонор сменила цвет одежды на традиционный зеленый, и в свете фонарей ее длинные волосы выглядели почти белыми. Сегодня на ней было платье убийственной красоты: темно-зеленое с черным, рукава и подчеркивающий длинную шею высокий воротник расшиты золотыми кольцами и блестками, шлейф, украшенный драгоценными камнями, тянется по тротуару. В отличие от предыдущей Королевы, Эленор носит вместо короны небольшую жемчужную диадему, мерцающую, как молочные зубы.
Ее красота причиняла боль. Джеймс при виде меня чувствует себя так же?
Эленор рассмеялась прелестным жутким смехом. Ее спутник был не из числа фей, как я сначала подумала, а консорт, человек, с которым я танцевала. Он улыбнулся мне краешком губ и снова обратил глаза на Эленор. Такой человечный: хрупкий, влюбленный, не владеющий собой.
- Маленькая шлюха, - радостно обратилась ко мне Королева, - как тебя зовут на этот раз?
Я так часто слышала эти слова, что даже не дернулась.
- Хочешь, чтобы я произнесла имя здесь, где любой может им завладеть? - ответила я и тут же пожалела. Я тысячи раз слышала, как мне отвечают: «Все прочее ты сама отдашь любому».
Но Элеонор только благосклонно улыбнулась, и я подумала, что, может быть, «шлюха» в ее устах - просто обращение.
- Мне ни к чему твое настоящее имя, фея. Как тебя зовет мальчик, с которым ты сейчас?
Джеймс отказался от сделки, значит, ответ «Нуала» будет ложью, а я, как и Элеонор, не могу врать, так что пришлось говорить правду.
- Я сейчас одна.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:06 | Сообщение # 9 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Ее жалость обжигала как пощечина.
- Совсем ослабела, бедняжка?
- Я в порядке. Он умер всего несколько месяцев назад.
Консорт нахмурился, и я почувствовала, как он думает, нужно ли ему принести мне вежливые соболезнования. Элеонор слегка склонила к нему голову и пояснила:
- Чтобы выжить, ей нужны мальчики. Их творческая сущность. Конечно, бедолаги в конце концов умирают, зато секс, говорят, незабываемый. Не волнуйся, милый, тебя я ей не отдам. Он - поэт.
Я поняла, что последняя фраза адресовалась мне, и снова взглянула на консорта. Его ответный взгляд был спокойным, без осуждения. Сейчас, без какофонии танца, мысли человека было прочитать легче. Я осторожно потянулась, чтобы узнать его имя, но в ответ получила мертвую тишину: он защищал свое имя не хуже любой феи. Значит, он - не полный идиот, несмотря на странный вкус в отношении женщин.
- Ищешь нового… ученика? - спросила Элеонор, и я поняла: все это время она знала, что я одна. - Когда будешь выбирать, поосторожней с моими придворными, дорогая. У нас происходит много такого, во что нельзя вмешиваться. Последний Самайн все надолго запомнят.
С некоторой заминкой я вспомнила, что Самайн - это Хеллоуин. Я подбородком указала на консорта:
- Из-за него? Ходят слухи, что кое-кого прочат в Короли.
Наверное, я сболтнула лишнее, но взять слова обратно было уже нельзя. Впрочем, Элеонор смотрела на меня, как на новорожденного щенка.
- Воистину, у моего народа нет секретов… Консорт побледнел, наверняка сожалея о собственной болтливости.
Королева погладила его по руке, будто чувствуя его беспокойство:
- Все в порядке, дорогой, никто не осуждает тебя за то, что ты станешь Королем. - Она вновь посмотрела на меня: - Ты же не будешь говорить об этом со своими учениками, маленькая муза? Все феи знают о наших планах, однако людям о них знать вовсе не обязательно.
- Буду нема как рыба, - саркастически ответила я. - При чем здесь люди?
Элеонор рассмеялась. Консорт пошатнулся от восторженной боли.
- Милочка, нас сюда притягивает человек - клевер-хенд. Мы, как всегда, следуем за ней против собственной воли. Но после Самайна мы сами будем выбирать свой путь и от этого обретем больше магии, станем сильнее. - Королева помедлила. - К тебе это, конечно, не относится. Бедное создание, ты всегда будешь привязана к ним.
Я возмущенно смотрела на нее, не понимая, кого я ненавижу больше, ее или себя.
Ее губы растянулись в улыбке.
- Я забываю, как обидчивы юные. Скажи, сколько весен ты встретила?
Я смотрела на нее, уверенная, что она и так знает ответ и просто дразнит меня, чтобы разъярить или довести до слез. Мысленно я видела, как языки пламени жадно лижут мою кожу. Воспоминание и предчувствие одновременно. Мое тело сгорело много лет назад, но боль не забывалась, хотя я потеряла память обо всем остальном.
- Шестнадцать.
Новая Королева сделала шаг вперед и, стоя очень близко, провела пальцем по моему горлу к подбородку, чтобы поднять мое лицо:
- Какое странное у тебя бессмертие. Я удивляюсь, что ты не валяешься у меня в ногах с просьбой освободить от такой участи.
Ее ног было просто не видно под широким подолом, но даже если бы я их видела, я не могла представить себя умоляющей. Я отступила, чтобы избавиться от прикосновения.
- Все равно бесполезно. Мне не избежать своей судьбы. Я не боюсь.
Элеонор загадочно улыбнулась:
- Я думала, что мой народ не может лгать. Воистину, ты ближе всех к людям. - Она покачала головой. - Запомни мои слова, дорогая. Не лезь в наши дела, и, может быть, в этом году я сама приду посмотреть, как ты горишь.
Я оскалилась и выплюнула:
- Ваше присутствие будет большой честью.
- Я знаю, - ответила Элеонор, и в следующее мгновение она и консорт исчезли.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
мы говорим о ерунде но я так много хочу т сказать. я по-
терялась, здесь все музыканты но нет таких как я. все любят
барокко джаз или рок. вроде чепуха но достает.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Я резко проснулся, пытаясь снять с лица паутину музыки. Она липла ко мне нежными, опасными прядями, и я скреб себя, пока не понял, что это - сон, а я расковыриваю ногтями свою очаровательную мальчишескую мордашку. Музыка из сна. Музыка Нуалы. Я стукнул затылком о стену, и получившийся звук не оставил никаких сомнений, что я погубил некоторое количество клеток мозга.
Я начинаю ненавидеть утро.
Еще и телефон звонит, и из-за него мне кажется, что в голове работает молотками целая армия крошечных, но очень воинственных гномов. Я ненавижу телефон. Не только этот, в моей комнате, но и вообще все телефоны, которые когда-либо звонили до полудня.
Я вывалился из постели и схватил джинсы.
Все еще не освободившись от музыки, от сна, от элементарной усталости, я прикрыл лицо рукой и ответил:
- Алло?
- Джеймс? - спросил знакомый приятный голос. В желудке появилось покалывание - зловещее предчувствие неминуемого унижения.
Я зажал трубку плечом и начал завязывать шнурки.
- Как всегда.
- Это мистер Салливан. - Где-то послышался смех. - Я сейчас на уроке английского.
Черт, черт, черт. Я посмотрел на будильник - начало десятого. Вранье, Пол никогда бы не ушел на занятия без меня.
- Логично, - ответил я, спешно натягивая второй ботинок, - вы же его преподаете.
Голос Салливана не изменился:
- Я тоже так думаю. Мы с классом хотим знать, не почтите ли вы нас своим присутствием?
Снова смех.
- Я на громкой связи?
- Да.
- Пол, ты - предатель! - проорал я. Затем добавил, обращаясь к Салливану: - Увлекся, пока красил ресницы. Буду через минуту.
- Ты велел уходить без тебя! - послышался ответный крик Пола. Я ничего подобного не помнил, но брякнуть такое вполне мог.
- Рад слышать, - сказал Салливан. - Мы уж решили звать тебя всем классом.
- Я ни за что не пропустил бы ваше занятие. - Я встал и оглянулся, пытаясь понять, откуда идет запах цветов. - Не сочтите за лесть, но лишь ваши лекции и радостные улыбки скрашивают мое пребывание в Торнкинг-Эш.
- О, я знаю, что это правда. До встречи. Ребята, попрощайтесь с Джеймсом!
Класс закричал «Пока!», и я положил трубку. Я еще раз оглянулся, чувствуя в комнате постороннее присутствие.
- Нуала, - позвал я. - Нуала, ты здесь?
Тишина. Когда все должны быть на занятиях, в общежитиях удивительно тихо. Я не знал, в комнате Нуала или нет, но все равно произнес:
- Если ты здесь, то слушай хорошенько. Убирайся из моей головы. Я не хочу твоих снов. Я не хочу твоих даров. Убирайся.
Хотя ответа не последовало, в нашей неубранной комнате продолжал висеть неуместный запах летних роз, как будто она знала, что я вру. Я схватил с комода ручку, нашел на руке пустое место у основания большого пальца, написал «экзорцизм» и показал его пустой комнате, чтобы она увидела, а я не забыл. Потом схватил рюкзак и ушел подальше от запаха Нуалы.
- Ты хорошо спал, Джеймс? - приветливо спросил Салливан, когда я сел на свое место.
- Как будто меня баюкали сонмища ангелов, - заверил я его, доставая тетрадь.
- Оно и видно, - ответил Салливан, обращая взгляд на доску. - Мы разговаривали о подготовке к вашему первому настоящему домашнему заданию. Тема - метафора. Первую часть урока мы обсуждали метафоры. Тебе знакомо это понятие?
Я написал на руке: «метафора».
- Мой учитель умен, как бог.
- Это сравнение, - поправил Салливан и написал на доске «как/будто/словно». - Сравнение использует одно из этих слов. Метафора будет, если я скажу: «Мой учитель - бог».
- Это правда!
Сидевшая справа Меган захихикала и покраснела.
- Спасибо, Меган, - сказал Салливан, не поворачиваясь. Он написал на доске: «Метафора в „Гамлете”». - Но пока я не защитил диссертацию, я все же предпочитаю слово «полубог». Итак. Три страницы о метафоре в пьесе «Гамлет» - вот ваше задание.
Мы застонали на восемь голосов.
- Не впадайте в детство, - заявил Салливан. - Мы начнем с развернутого плана. Все до неприличия просто. Даже младшие школьники могут писать о метафоре. Да что там, с таким заданием справится и детский сад.
Я подчеркнул слово «метафора» на своей руке. Использование метафор в «Гамлете» - это, наверное, самая скучная тема в мире. Нужно не забыть вскрыть себе вены.
- Джеймс, я не думал, что такое возможно, но ты проявляешь еще меньше энтузиазма, чем твои одноклассники. То, что я вижу на твоем лице, - последствия избыточного сна или явное отвращение? - спросил меня Салливан.
- Ну, честно говоря, я не в восторге от задания, - ответил я. - С другой стороны, никто не обещал, что задания по английскому будут дико увлекательными.
Салливан сложил руки на груди:
- Джеймс и остальные. Если вы придумаете что-нибудь дико увлекательное, имеющее отношение к «Гамлету» и/или к метафоре, я с удовольствием посмотрю на ваши планы. Вы должны хоть чему-нибудь научиться, а если вам не нравится тема, вы все равно залезете в Интернет и купите готовую работу.
- А что, так можно? - выдохнул Пол.
Салливан ответил ему мрачным взглядом:
- На этой радостной ноте мы заканчиваем занятие. Думайте над планами и продолжайте чтение. На следующем уроке обсудим.
Все собрались и безнаказанно ушли, а меня, как и следовало ожидать, задержали. Салливан дождался, пока остальные уйдут, закрыл за ними дверь и оперся на край стола. Выражение лица у него было искреннее и сочувствующее. Утренний свет из окна подсвечивал его тускло-каштановые волосы почти до цвета белого золота, и из-за этого он выглядел, как усталый ангел в витраже, из тех, что не очень-то любят трубить в божественную трубу, а скорее просто таскают ее за собой, потому что так надо.
- Жду громов и молний, - сказал я.
- Я мог бы тебя наказать за опоздание, - начал Салливан, и я тут же понял, что ничего такого он не сделает, - но, пожалуй, на первый раз ты отделаешься легким испугом. В следующий раз…
- …я получу по полной, - закончил я.
Он кивнул.
Тут было бы уместно сказать «спасибо», однако слово почему-то не шло с языка. Я не мог даже вспомнить, когда произносил его в последний раз. Никогда не думал, что я неблагодарен.
Салливан взглянул на мои руки, пытаясь понять, что на них написано. Все слова обычные, но их смысл доступен только мне одному.
- Я знаю, что ты не обычный подросток, - сказал он и нахмурился, будто собирался сказать совсем не это. - Я знаю, что ты глубже, чем кажешься.
Он перевел глаза на мой железный браслет.
В голове промелькнуло несколько ответных реплик: «Я удивительно глубок», или «В замке моей личности множество комнат», или «Наконец-то хоть кто-то заметил», - но все они были неуместными, и я не стал отвечать.
Салливан пожал плечами:
- В преподавателях тоже есть скрытые глубины. Если захочется поговорить, не бойся обратиться к кому-нибудь из нас.
Я посмотрел ему прямо в глаза и вновь отчетливо увидел, как он падает на колени, изрыгая поток цветов и крови.
- О чем поговорить?
Салливан коротко и невесело рассмеялся:
- Например, про мой любимый рецепт запеканки. Или про то, чего боится твой сосед по комнате. Или про то, почему ты сейчас так погано выглядишь. Как тебе темы?
Я видел в его зрачках, как он умирает, и ждал, когда же он отведет взгляд. Не дождался.
- Я давно ищу хороший рецепт лазаньи. Она ведь считается запеканкой, да?
Его губы искривило подобие печальной улыбки.
- Тебе пора на следующий урок, Джеймс. Если что, ты знаешь, где меня найти.
Я взглянул на широкое железное кольцо у него на пальце и вновь поднял глаза:
- Мистер Салливан, кем вы были до того, как стали учителем английского?
Он кивнул, медленно втягивая и выпуская нижнюю губу:
- Хороший вопрос, Джеймс. Отличный.
Но отвечать не стал, а я не стал спрашивать снова.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщении:
все судят о т по музыке кот ты слушаешь. моя соседка ин-
рид побит моцарта. она скучает по дому но не может го-
ворить об атом со мной потому что я слушаю народную
ирландскую музыку и мы говорим на разных языках.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Обычно я практиковался на удачно расположенном за школой холме. Удачность расположения выражалась в том, что учебные корпуса и общежития были достаточно далеко, чтобы не все в школе слышали, какой именно рил я в данный момент играю, но достаточно близко, чтобы в случае дождя или нападения бешеных барсуков я успел бы, не пострадав, добежать до укрытия.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:07 | Сообщение # 10 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Выдался великолепный осенний день, как на картинке, что любят печатать на глянцевой бумаге и вешать на стенах в маленьких компаниях, а с моего места казалось, что красоты еще больше, словно я смотрел в увеличительное зеркало. Быстрые легкие облака, запах костров в ветре и высокое ярко-синее небо, будто заключившее холм в огромный лазурный пузырь.
Я чувствовал себя так, словно могу находиться в любой точке мира или даже Вселенной; мой холм казался мне отдельной планетой.
Игра на волынке требует множества умений. Это в равной степени музыка, физическая нагрузка, решение головоломок и тренировка памяти. И еще исследования в теории чисел. Три бурдона - басовый и два тенора. Один чантер - мелодическая трубка, в ней восемь отверстий, одна трость, состоящая из двух язычков, которые вибрируют и создают тон. Один мешок, одна духовая трубка, чтобы его накачивать, и бесконечное число шуточек со словом «надувная». Я достал волынку из футляра и прижал трость, чтобы подстроить тон, прежде чем вставить чантер в мешок и забросить его на плечо.
Я некоторое время настраивался и успел сыграть несколько маршей для разминки, когда начала собираться моя обычная публика. Эрик устроился поодаль с какой-то мучительно толстой книгой на иностранном языке, которую он читает для работы над магистерской диссертацией. Меган - с романом в руках. Еще двое незнакомых студентов уселись спиной ко мне на безопасном расстоянии и принялись за домашние задания. Пол, неизменно присутствующий из солидарности. И Салливан. Вот это новость. Он вскарабкался на холм, размахивая длинными конечностями, как богомол, мгновение разглядывал надпись на моей футболке («Голоса утверждают, что вам нельзя доверять»), а затем поднял глаза на меня.
Я выпустил изо рта духовую трубку.
Ветер растрепал волосы Салливана, и он вполне сошел бы за одного из студентов. Тот директор, ради которого его бросила жена, должно быть, чертовски красивый или чертовски богатый.
- Я тебя смущаю?
Если он хотел спросить, не странно ли мне, что он присоединился к благодарной публике на холме, то ответ, конечно, был «да». Вслух я сказал:
- Обидное предположение.
- Правда? - Салливан одним ловким движением уселся по-турецки. - Я просто не хочу мешать твоим занятиям.
- А вот это уже - чистое вранье. Я совершенно уверен, что вы здесь именно для того, чтобы помешать, - сказал я, и Салливан улыбнулся в ответ. - Так что признавайтесь, это что - рекогносцировка?
Салливан демонстративно поерзал на траве, устраиваясь поудобнее, вытащил маленький магнитофон и поставил его на землю между нами:
- Хочу послушать, как играет лучший волынщик Вирджинии. Понимаешь ли, по мне, так все волынщики одинаковы, как будто они всегда играют один и тот же марш. Какой там самый известный? «Храбрая Шотландия»?
Я одарил его легким оскалом и укоризненно произнес:
- Мистер Салливан, я думал что шутить - мое дело.
Он ухмыльнулся в ответ. Я отошел, чтобы заполнить мешок воздухом, и задумался, что бы мне сыграть, чтобы стереть ухмылку с его лица. Что-то быстрое? Грустное? Раз он просматривал мою конкурсную историю, он знает, какая у меня техника, значит, трудное до судорог в пальцах - не тот вариант. Тогда сыграем что-нибудь, чтобы он вспомнил тоску, которую испытывал, когда его предала жена.
Я проверил настройку и принялся играть «Колыбельную старухи». Должен сказать, что это, наверное, самая жалобная и тоскливая вещь, когда-либо написанная для волынки; даже в руках менее талантливого музыканта она довела бы до слез и Гитлера. Салливан был обречен.
Тем более что я вложил в нее все, что смог. У меня накопилось достаточно горестей, чтобы заставить музыку звучать по-настоящему. Ди, которая должна была быть здесь, но не пришла, моя чудесная разбитая вдребезги машина, которая должна была стоять на стоянке вместо машины моего брата, и просто тот факт, что я - чертов остров среди тысячи людей, и уготованная мне доля последнего представителя исчезающего вида порой наваливается на меня такой тяжестью, что не дает дышать.
Я остановился.
Все захлопали. Пол изобразил, что смахивает со щеки слезу и роняет ее в траву. Салливан нажал кнопку «запись».
- Вы не записывали? - спросил я.
- Не знал, стоит ли тратить пленку.
Я нахмурился, он нахмурился в ответ, а потом я понял, что волоски у меня на руках предупреждающе стали дыбом.
- Ничего не говори, - сказал мне голос Нуалы за секунду до того, как сама она прошла мимо Эрика, Пола и Салливана и стала рядом со мной. - Кроме тебя, меня сейчас никто не видит, так что, если ты заговоришь, все подумают, что ты в свое время застрял в родовом канале и у тебя была асфиксия.
Я хотел ответить что-то вроде «спасибо за подсказку», но язвить молча очень трудно. К тому же, несмотря на то что я до ужаса ее боялся, она сегодня была чертовски хороша. Сплошные солнечные пряди в волосах, острый нос в веснушках и саркастическая улыбка. На облегающей черной футболке написано «вражда», а джинсы так низко сидят на бедрах, что между ними и футболкой на одной из тазовых косточек виден блестящий шрам.
Я, наверное, пялился, а может, она прочитала мои мысли, потому что Нуала сказала:
- Не могу не признать, что в кои-то веки мне нравится, как я выгляжу. Обычно вы, трагически талантливые музыканты, хотите, чтобы я выглядела бледной и хрупкой. - Она опустилась на колени рядом с футляром и заглянула внутрь, ни к чему не прикасаясь. - Но ты хочешь, чтобы я выглядела круто, и мне это нравится.
Я тоже стал на колени и, отвернувшись от остальных, притворился, будто вожусь с тростью. Сказать я все равно ничего не мог, но, по крайней мере, я получил возможность не выглядеть идиотом, пялясь в пространство.
Нуала села на корточки, выставив обтянутые джинсами острые коленки, и улыбнулась:
- И не говори, что тебе не нравится, как я выгляжу.
Она выглядела сногсшибательно, но это не имело никакого значения. То, что она одевалась так, чтобы меня привлечь, слегка пугало.
- Дело не только в одежде, - продолжила Нуала. Я заметил, что она не отбрасывает тени, и неприятно дернулся. - Лицо тоже. Я так выгляжу, потому что ты так хочешь. Когда я приближаюсь к кому-нибудь вроде тебя, я меняюсь, чтобы быть привлекательнее. Не по собственной воле. И уж поверь, иногда музыканты о таком фантазируют… Но сейчас я наконец-то чувствую себя так, будто выгляжу одинаково снаружи и внутри.
Я не хотел никакой привлекательности. Я хотел, чтобы она убралась подальше от моего холма.
- Нет, ты хочешь, чтобы я приходила, а то я бы не возвращалась, - осклабилась Нуала.
- Нервничаешь, Джеймс? - поинтересовался Салливан.
- Не льстите себе! - крикнул я в ответ.
Я сунул чантер обратно в волынку и встал, отвернувшись от Нуалы. Я боялся, что она права и я так одержим своей музыкой, что в конце концов сломаюсь и попрошу у нее помощи.
Пристроив инструмент на плече, я заиграл стратспи - народный танец, достаточно сложный, чтобы отвлечь меня от Нуалы. Сдвоенные «ми» сегодня звучали кошмарно, и в конце мелодии я повторял их, пока они не стали более четкими.
- Со сдвоенными все нормально, ты придираешься. Ты играешь, как всегда, великолепно, - сказала Нуала у меня над ухом. Я замер, ощущая на лице цветочный аромат ее дыхания. - Хочешь бесплатную подсказку? Попроси Эрика сходить за гитарой. Все честно. Это просто маленький совет. Можешь его не принимать.
Я смотрел, как над холмом летят белые облака, огромные тайные страны, сотканные из белого и бледно-голубого, и следил за тенями, которые они отбрасывали на холмы. Все по-честному. Я не соглашаюсь.
- Эрик, - сказал я, и губы Нуалы довольно растянулись, - ты не хочешь сходить за гитарой?
Эрик оторвал глаза от книги, и на его лице отразилась гораздо более простая и невинная радость.
- Не вопрос! Я сейчас!
Он вскочил и побежал к корпусам, а пока его не было, я завел череду радостных и бесконечных джиг, так что Нуала не могла и слова вставить.
Потом я увидел, как Эрик взбирается на холм с гитарным футляром в руке, а рядом с ним идет девушка с усилителем. Я так широко улыбнулся, что мне пришлось прекратить играть. Нуала ошибается. Если бы она и правда выглядела так, как я хочу, она бы выглядела в точности как девушка, поднимающаяся на холм вместе с Эриком.
Раскрасневшаяся от солнца и подъема Ди улыбнулась мне и, чуть задыхаясь, сказала:
- Может, в следующий раз будешь заниматься поближе к школе?
В тот вечер, выбежав в холмы за песней оленерогой фигуры, я смог подобраться ближе, чем раньше. Так близко, что я видел каждую веточку рогов на фоне кроваво-красного заката. Так близко, что я видел, как темная ткань плаща сминает траву. Так близко, что я лучше, чем когда-либо, слышал мучительную красоту мелодии.
Я слышал каждое слово его песни, но так и не мог понять, что она означает.
Я только знал, что она мне нужна.
После того как он исчез, я еще долго не шел обратно. Я сидел на холме и слушал шепот ветра в длинной траве вокруг меня. Я смотрел на звезды и желал большего, чем я есть, и большего, чем есть мир, и просто желал.
Джеймс
Салливан не стал назначать взыскание за то, что я проспал урок, и я решил, что больше проблем у меня не будет, но, очевидно, я ошибался. Он поймал меня перед уроками на следующий день и не дал зайти в класс.
- Сегодня можешь на занятие не приходить, Джеймс.
Из его комнаты тянулся аромат кофе.
- Я буду скучать без «Гамлета».
- В прошлый раз ты не слишком беспокоился.
- О боже, это все из-за прошлого занятия?
Салливан обжег меня взглядом, на котором можно было бы поджарить яичницу, и выпустил мою руку:
- Косвенно - да. Ты сегодня пропускаешь занятие, потому что у тебя встреча с Грегори Норманди.
Я видел это имя на визитной карточке, приложенной к моему пакету документов о приеме, и под ним было написано слово «президент». Я почувствовал себя котом, которого пытаются засунуть в наполненную ванну.
- А можно я просто миллион раз напишу «я больше никогда-никогда не пропущу урок»?
Салливан покачал головой:
- Это будет слишком бездарное применение для твоих талантливых пальцев, Джеймс. Ступай. Мистер Норманди ждет тебя в административном корпусе. Постарайся держать уровень яда пониже. Он на твоей стороне.
А я надеялся тихо и спокойно начать свое утро с «Гамлета»… Со стороны Салливана совершенно нечестно отправлять меня на встречу с представителем властей до обеда.
Я нашел Грегори Норманди в Маккомас-холле: небольшом восьмиугольном здании с окнами на каждой стороне. Я скрипел кроссовками по деревянному полу восьмиугольного вестибюля и смотрел на портреты на стенах - восемь мужчин и женщин в разных стадиях нахмуренности и облысения. Вероятно, основатели сего достойного заведения. Пахло цветами и мятой, хотя я не видел ни того, ни другого.
Проверив коричневые пластиковые таблички на семи из восьми дверей, я нашел имя Норманди и постучал.
- Войдите.
Его кабинет выходил на восток, и ослепительно-яркое утреннее солнце лилось внутрь через огромные окна. Когда глаза немного привыкли, я увидел Грегори Норманди за столом, на котором красовались стопки бумаг и две вазы с маргаритками. Я немного удивился, особенно маргариткам, поскольку хозяин кабинета был коротко, почти налысо острижен, а мускулатура у него была достаточная, чтобы запросто надрать мне задницу. Даже в рубашке и галстуке он выглядел не как президент учебного заведения, а как президент бойцовского клуба.
Норманди смотрел куда-то в область моего уха, и я не сразу сообразил, что он рассматривает шрам.
- Ты, наверное, Джеймс Морган. Рад нашей встрече. Садись.
Я сел напротив него и моментально утонул в мягких подушках. В окне за спиной Норманди я видел фонтан с сатиром.
- Спасибо, - осторожно сказал я.
- Как тебе в Торнкинг-Эш?
- С удовольствием каждый вечер заказываю еду в комнату.
Норманди состроил гримасу, которая мне не особенно понравилась. Похоже, Салливан предупредил его, что я - нахал, и я оправдал его ожидания.
- Итак, ты выяснил, что наш преподаватель волынки не соответствует твоему уровню.
Я мысленно примерил несколько ответов, но в итоге просто пожал плечами.
Норманди открыл бутылку колы, сделал глоток и поставил ее обратно:
- И наверное, ты недоумеваешь, зачем мы тебя сюда пригласили.
Я невольно прищурил глаза:
- Знаете, я именно об этом и думал. Но все равно польщен приглашением.
- А как ты полагаешь, твоей подруге Дейдре здесь нравится?
У меня по рукам побежали мурашки, и я спросил резче, чем собирался:
- Я здесь из-за нее?
Норманди средними пальцами передвинул взад-вперед какие-то бумаги. Движение показалось мне странно изящным.
- Как по-твоему, Джеймс, что у нас за школа?
- Музыкальная, - ответил я, зная, что ответ неправильный.
Он продолжал передвигать бумаги, не поднимая на меня глаз.
- Музыка интересует нас так же, как врачей интересует температура. Когда врач видит температуру, он почти наверняка знает, что в организме инфекция. Когда мы видим подростка с выдающимся музыкальным талантом, мы почти наверняка знаем…
Норманди поднял на меня глаза, ожидая, что я закончу за него.
Я не сводил с него глаз. Трудно себе представить, что он и правда говорит о том, о чем я думаю. Как там выразился Салливан? Учителя глубже, чем кажутся?
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:07 | Сообщение # 11 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| - Что я должен сказать? - спросил я.
Норманди ответил другим вопросом:
- Откуда у тебя этот шрам? Газеты писали про «несчастный случай». Вырезка приложена к твоему заявлению.
Я сглотнул и с удивлением услышал, как осторожно звучит мой голос:
- Чего вы хотите?
- Я хочу, чтобы ты сказал мне, если увидишь что-то странное. И в особенности если Дейдре Монаган увидит что-то странное. Мы здесь… - на слове «здесь» он выразительно ткнул пальцем в стол, - не просто так. И мы хотим быть уверены, что такие студенты, как вы с Дейдре, успешно доберетесь до колледжа. Без… помех.
Я потер мурашки руками:
- Зачем вы мне это говорите?
- Мистер Салливан слышал, как ты играешь. Он думает, что ты настолько хорош, что можешь привлечь нежелательное внимание. А Дейдре я слышал сам и сам понимаю ее возможности.
Странно было слышать, как он все время называл ее Дейдре, а не Ди. Как человек, который даже не знает, что ее нужно звать Ди, может разбираться в ее проблемах?
- Я вам сообщу, - сказал я и после длинной паузы добавил: - Это все?
Норманди кивнул, и я встал со своего места. Он поднял глаза:
- Я знаю, ты не хочешь говорить о Них. И не надо. Не мне тебе объяснять, что Их нельзя поминать вслух. Но, пожалуйста, сообщи Патрику - мистеру Салливану, - если ты его увидишь.
Я не сказал ему то, что думал. Я думал, что не то чтобы ему не верю, скорее я не верю, что он может быть полезен. Минувшим летом взрослые, знавшие о феях, сделали только хуже.
- Спасибо за заботу, - вежливо произнес я.
Это был первый и последний раз, когда я приходил к нему в кабинет.
Нуала
У сна свой ритм, мелодия
своя,
и в песнях смерти есть
приливы и отливы,
полузабытая прекрасная
гармония,
полета и падения мотивы.
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Джеймс много спит. Нетрудно догадаться, что он спит, когда ему скучно, грустно или когда он пытается убедить себя в том, что у него все отлично. Причем засыпает он в самое неподходящее время: утром посреди урока или под вечер, так что потом, когда остальной мир отдыхает, у него сна ни в одном глазу. Круглолицый сосед Джеймса твердо убежден, что режим «сплю-когда-хочу» - признак уверенности в себе, но я-то знаю, что Джеймс просто над собой издевается.
Одним прохладным днем он спал, свернувшись в своей постели, а Круглолицый где-то в другом месте что-то делал с гобоем. Я сидела на краю кровати и наблюдала, как Джеймс спит. Его сон, как и все остальные его дела, выглядел напряженным, как будто он соревновался и ни на секунду не мог ослабить оборону. Он подтянул исписанные руки к лицу, чуть ли не в узел сплетя запястья странным, красивым жестом. Косточки на кистях побелели от напряжения.
Я подвинулась чуть ближе и, не касаясь, провела рукой над его кожей, которая в ответ на мое присутствие моментально пошла мурашками. Я невольно улыбнулась.
Джеймс вздрогнул, но не проснулся. Он летал во сне. Вроде бы люди, которые летают во сне, - самовлюбленные маленькие засранцы. Где-то я это читала.
Ну что ж. Я могу навеять ему незабываемый сон. Я переместилась на другую сторону кровати, балансируя на грани видимости, чтобы не разбудить его, и всмотрелась в нахмуренное лицо. Я бы с удовольствием навеяла ему видение о том, как он случайно лажает перед целой кучей народа, или что-нибудь такое же унизительное, но все дело в том, что я так не умею. Лучше всего мне удаются сны мучительно прекрасные, такие, после которых люди просыпаются и чувствуют себя обездоленными. Я на собственном опыте убедилась, что с этим нельзя слишком усердствовать: один из первых моих учеников покончил с собой после такого сна. Честно. Некоторые совершенно не умеют страдать.
Я осторожно провела руками по волосам Джеймса. Он снова задрожал - то ли от холода, то ли от предчувствуя того, что я собиралась сделать. Я вошла в его сон, приняв свой обычный отвратительно-шикарный вид.
Он дернулся и жалобно спросил:
- Ди?
Я скоро ее возненавижу.
Я резко воплотилась - даже голова заболела - и стукнула его по голове: - Проснись, червяк.
Джеймс содрогнулся и, не открывая глаз, сказал:
- Нуала.
Я смотрела на него.
- Еще я известна тем, что я - единственная женщина, которая когда-либо окажется в твоей постели, неудачник.
Он со шлепком закрыл лицо руками:
- Боже милосердный, голова просто раскалывается… Убей меня, злобное создание, и избавь меня от моей доброты.
Я пережала ему горло пальцем, чуть-чуть, чтобы он не мог сглотнуть без моего позволения:
- Не искушай меня.
Джеймс откатился из-под моего пальца и уткнулся лицом в бело-синюю клетчатую подушку. Его голос звучал приглушенно:
- Нуала, ты такая обаятельная. Сколько лет ты уже освещаешь нашу грешную землю ярким светом своей выдающейся личности?
Я заметила, как он мысленно перебирает варианты: сто, двести, тысяча лет. Он думал, что я такая же, как остальные.
- Шестнадцать, - отрезала я. - Ты что, не знаешь, что неприлично задавать такие вопросы?
Джеймс повернулся ко мне, и я увидела, что он хмурится.
- Я часто веду себя неприлично. Шестнадцать - по-моему, совсем недолго. Ты же имеешь в виду годы, а не столетия?
Отвечать было не обязательно, но я не стала упираться:
- Не столетия.
Джеймс потерся лицом о подушку, как будто мог таким образом стереть остатки сна, затем посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь. Не отводя глаз и не меняя выражения лица, он проговорил:
- Наверное, феи… как бы это сказать… развиваются намного быстрее людей.
Я соскользнула с кровати и присела на корточки рядом с ним, чтобы наши глаза были вровень:
- Хочешь услышать на ночь милую сказку, человек?
- Бесплатно?
Я зашипела сквозь стиснутые зубы.
Он повел плечами и махнул рукой, чтобы обозначить, что ему все равно, как я реагирую.
- Давным-давно, тринадцать лет назад, в штате Вирджиния объявилась фея. Уже полностью развитая и в сознании, но с совершенно пустой башкой. Она абсолютно ничего не помнила о том, как туда попала, кроме того, что это было как-то связано с огнем. Жила себе, встретила других фей и быстренько сообразила, что она, как и остальные феи, практически бессмертна. Вот только в отличие от прочих, каждые шестнадцать лет на Хеллоуин она сгорает дотла, а потом совершенно волшебным образом восстает из пепла как новенькая, но без памяти, и точно так же проводит следующие шестнадцать лет, и следующие, и следующие. Вот и сказочке конец.
Я отвернулась. Зачем я все это рассказала?
Джеймс помолчал, а потом произнес:
- Ты сказала «феи».
Вот уж чего не ждала…
- И что?
- А я думал, что Они - вы - терпеть не можете, когда вас так называют. - Джеймс сел на кровати. - Я думал, о вас нужно говорить, пользуясь всяческими замечательными эвфемизмами. Ну там, «добрый народ» или «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Черт, запутался в фольклоре.
Я вскочила и заметалась по комнате в поисках чего-нибудь тяжелого или острого.
- Ну я все-таки не одна из Них, правда? Ладно, плевать. Не знаю, зачем я тебе рассказала. Такие эгоисты обращают внимание лишь на свою драгоценную персону.
- Нуала. - Джеймс не повышал голос, но напряжение так возросло, что его слова казались криком. - Давай теперь я расскажу тебе милую сказку. Чуть больше месяца назад я вышел из больницы. Я провел там все лето, пока мне собирали по кусочкам голову и зашивали легкие.
Я перевела глаза на свежий, почти не прикрытый короткими волосами шрам у него над ухом и вспомнила о бессмысленном шраме у меня на тазовой косточке. Для Джеймса в нем был смысл.
- Они разбили мою машину, мою потрясающую машину, которую я всю свою сознательную жизнь доводил до совершенства. Они сломали жизнь моей подруге, почти убили меня, а все, что нам осталось, - это шрамы и ты возле моей кровати.
Он поднялся, посмотрел мне в глаза и скрестил руки на груди. Он выглядел таким печально-смелым. Внутри него так ярко сияли золотые искры, что я чуть не зашаталась от голода.
- Так скажи мне, Нуала, с какой радости я сейчас должен думать о ком-то, кроме своей драгоценной персоны?
Мне нечего было ответить.
Он развернулся и схватил с кровати коричневый свитер с капюшоном.
Я выпалила:
- С такой, что я Их вижу, а ты - нет.
Джеймс замер. Он не дернулся, не отреагировал - просто замер. Надолго. Когда он наконец обернулся, натягивая свитер, он уже справился с собой.
- Еще один твой бесценный дар. Я на вас на всю жизнь насмотрелся. Не обижайся, тут ничего личного.
Я ухмыльнулась:
- А мне кажется, что не насмотрелся. Куда бежишь?
Джеймс с несчастным видом натягивал кроссовки. Мы оба знали, что он бежит навстречу королю терновника.
- Ну чего ты хочешь? - Джеймс протиснулся мимо меня, как будто я - пустое место. Просто очередная знакомая. Ему плевать на знакомых, на всех, кроме этой дуры Дейдре, которой, в свою очередь, плевать на него. - Я никогда не соглашусь.
Он вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. На его месте я бы хлопнула ей изо всех сил. Да я и на своем месте хотела ей хлопнуть. Несколько долгих минут я стояла в его комнате, воображая, как Джеймс, следуя своему еженощному маршруту, выбирается через окно на первом этаже, чтобы не идти мимо комнаты Салливана.
Я могу сдаться. Могу найти какого-нибудь другого парня, сияющего золотым обещанием, и забрать жизнь у него, но что толку? У меня все равно времени только до Хеллоуина. Я не умру, даже если никого не найду. Мне совершенно нечего терять. Мне нужен Джеймс.
Я вихрем вылетела из окна в темное ночное небо, проплыла на абстрактных человеческих мыслях и нашла Джеймса: маленький теплый огонек, притаившийся в высокой золотистой траве холма. Он наверняка почувствовал, что я приземлилась рядом, но ничего не сказал, когда я медленно проявилась, ощущая кожей холодный вечерний воздух.
Я сердито выдрала пучок травы и начала разрывать каждую травинку на маленькие кусочки. Когда-то я видела, как фея разорвала на куски человека. Он осушил болото за домом и случайно убил фей, которые жили в воде. Фея колодца затащила бедолагу на старое болото и разорвала на части. Я спросила за что, ведь он и не подозревал, что в болотах живут феи. Косматое создание с жабрами прошипело в ответ: «Незнание не оправдывает преступление». Именно тогда я поняла, что я отличаюсь от остальных.
Это называется милосердие. У меня оно есть, а у других фей нет. И еще много чего.
- Можно спросить, зачем ты приходишь сюда каждый вечер? Мог бы в это время строить алтарь в свою честь.
Джеймс заворчал. Я услышала в отдалении первые ноты песни. Он закрыл глаза, как будто звук причинял ему физическую боль, и саркастически прошептал:
- Я получаю физическое удовлетворение от собственной храбрости, когда сбегаю. Я сейчас уже порядком завелся. Пощупай мои соски - они твердые, как камушки.
Я поморщилась:
- Ну, если тебе нравится…
- О да, - ответил он, не отрывая взгляд от горизонта, где вот-вот должна была появиться голова с оленьими рогами.
- Ты понимаешь, что это небезопасно? - спросила я. - Помнишь, я говорила, что бывают и похуже меня? Это как раз тот случай. Ты совсем не соображаешь?
Я увидела огромные рога на мгновение раньше Джеймса, схватила его и потянула в траву, чтобы мы оба спрятались. Мы свернулись в клубки рядом друг с другом, подтянув колени к подбородку, рука к руке, голова к голове. Я чувствовала, как он дрожит от моего присутствия, предупрежденный своим странным даром, но он не отстранялся.
Я зашептала ему прямо в ухо:
- Это Кернуннос. Гвин ап Нидд. Гадес. Гермес. Король мертвых.
Песня стала громче, она плакала и голосила, и я чувствовала, как Джеймс борется с ее притяжением. Он неслышно зашептал, наверное понимая, что я читаю его мысли:
- О чем он поет?
Я тихо переводила:
Я смотрю за мертвыми, а они смотрят за мной.
Мы - холод и тьма, мы - одно и множество,
Мы ждем и ждем, так поют мертвые.
Так пою я: взрасти, восстань, иди.
Так пою я: те, кто не на небесах и не в аду, взрастите, восстаньте, идите.
Некрещенные и неблагословленные, придите ко мне из своих убежищ в дубовых ветвях.
Жалкие полудемоны,, свернувшиеся в грязи, пойманные моей силой, восстаньте и идите.
Ваш день близится.
Услышьте меня. Готовьтесь к празднеству.
Джеймс трясся, опустив голову, прикрывая ее руками. Он так и сидел, прижав к затылку руки с побелевшими костяшками, пока песня не затихла и солнце не зашло, погрузив нас в темноту. Затем медленно сел и посмотрел на меня так, что я поняла: между нами что-то изменилось. Вот только что именно?
- У тебя бывают предчувствия, что произойдет ужасное? - спросил Джеймс, в сущности не ожидая ответа.
Я тоже села:
- Обычно ужасное - это я.
Джеймс натянул капюшон и встал. Затем - о чудо! - протянул руку, чтобы помочь встать мне, как будто я - человек, и хрипло произнес:
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:09 | Сообщение # 12 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| - Ты сама говорила - бывают и похуже.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
это дайне сиды с кот живет люк. я узнала брендана. не
знаю чего он хочет, они ждали меня после уроков.
он спросил хочу ли я еще раз увидеть люка.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Вашингтон находится за тысячу миль от Торнкинг-Эш. Ну, может, не за тысячу, но, по ощущениям, не меньше. Мне казалось, что автобус, везший нас в театр «Марион», - это космический корабль, который доставил нас с отдаленной планеты, усыпанной осенними листьями, на закатанную в асфальт луну, украшенную редкими декоративными деревьями и населенную пришельцами в деловых костюмах.
Пол устроился за мной, у окна, а я разбирал ручки и пытался удержать все запчасти на лежащей у меня на коленях тетради. Где-то впереди сидела Дейдре, и рядом с ней болталась большая часть моего мозга.
За окном то и дело мелькали полосы полуденного света, прорывающиеся между высокими зданиями. Там, где свет касался верхушек домов, они сияли кроваво-красным светом. По тротуару шли сотни людей: туристы, бизнесмены, бездомные… Все заглядывали в автобус голодными, усталыми или отстраненными глазами, и все выглядели одинокими. Одинокие люди в волнах человеческого моря.
- Я хочу нажраться, - глубокомысленно произнес Пол.
Он много чего говорит задумчиво, с усилием, но такого я еще не слышал. Обычно Пол употребляет фразы вроде: «Не понимаю, что тут имеют в виду», - если смотрит в книгу или в конспект. Или: «Мне надоело, что никто не понимает нюансов игры на гобое». Нюансы игры на волынке тоже мало кто понимает, и я бы, пожалуй, мог обсудить с ним эту тему, если бы гобой не был таким дурацким инструментом.
Я перевел взгляд с людей на улице на аккуратно уложенные на моей тетради разобранные ручки. Они тихонько задребезжали, когда автобус тронулся на светофоре.
- «Нажраться» - это слишком грубо. «Утопить печаль в вине» звучит гораздо романтичнее. Ну или просто «напиться» на худой конец.
- Если я не нажрусь сейчас, мне может больше не представиться возможности.
Пол взглянул на мою тетрадь и отдал ручку из своего рюкзака. Я ее тоже разобрал и присоединил ее внутренности к общей коллекции.
- А когда еще? Родителей нет, за общагой практически никто не следит…
- Ну, не знаю. Может, в колледже удастся? Говорят, некоторые особо счастливые выпускники старшей школы, вроде нас с тобой, потом туда поступают.
Я принялся случайным образом собирать ручки обратно, чтобы получилось три ручки-Франкенштейна.
- А вдруг я умру раньше? Умру, ни разу не нажравшись? И предстану перед небесными вратами трезвым девственником?
Меня это зацепило. Я взял одну из ручек и написал на тыльной стороне руки «святой».
- Думаю, многие тебе сказали бы, что только такие и войдут в небесные врата. Чего вдруг тебе захотелось напиться?
Пол пожал плечами и посмотрел в окно:
- Не знаю.
Наверное, ответственный взрослый объяснил бы ему, что глупо напиваться для самоутверждения. Но я скучал, а еще я в целом - безответственный тип, то ли от природы, то ли намеренно, поэтому я сказал:
- Я тебе его достану.
- Кого?
- Пиво. Пол, сосредоточься. Ты же этого хочешь? Алкоголя?
Глаза Пола за стеклами очков округлились еще больше.
- Серьезно? Но как…
- Т-с-с-с… Не забивай голову моими поразительными возможностями. Я - на то и я. Ты раньше пиво пил?
Я написал на указательном пальце «пиво», потому что на руке место уже закончилось.
Пол рассмеялся:
- Очень смешно. Мои родители говорят, что пиво оскверняет душу.
Я улыбнулся в ответ. Отлично. Будет невообразимо весело. Неделя налаживается.
- Чему радуешься, Джеймс? - спросил Салливан, развернувшись на своем месте за несколько сидений впереди и с подозрением меня разглядывая. - У тебя довольно зловещая улыбка.
Я несколько умерил пыл, но продолжал улыбаться. Интересно, долго он слушал? Впрочем, для моих коварных планов это несущественно.
Салливан продолжал наблюдать за мной, подняв бровь. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум автобуса.
- Так лучше, но все равно зловеще. Не могу отделаться от ощущения, что ты замышляешь нечто на грани дозволенного, вроде переворота в небольшой латиноамериканской стране.
Я снова расплылся в улыбке. Салливан единственный из всех преподавателей говорит на моем языке.
- Сейчас не до того.
Салливан с недовольной гримасой посмотрел на Пола, потом на меня:
- Надеюсь, все будет в рамках закона.
Пол замигал, а я безразлично пожал плечами:
- В большинстве стран это разрешено.
Салливан печально улыбнулся:
- А в этой стране?
- Мой дорогой наставник, зря вы занимаетесь дедукцией. Лучше почитайте какие-нибудь английские стихи.
- Я за вами наблюдаю, мистер Морган. - Он направил палец на мои покрытые каракулями руки. - Запишите и запомните, - закончил он и отвернулся.
У меня на руках уже не осталось места, поэтому я не стал записывать. Голоса вокруг меня стали громче - автобус въезжал на огромную стоянку.
- Кого мы будем слушать? - спросила Меган откуда-то рядом с Салливаном.
- Ансамбль Райли-Боттса, - ответил он.
Опять название с дефисом. Плохой знак. Остается только ждать кровавого дождя и полчищ саранчи.
Салливан добавил:
- Замечательный ансамбль, который сыграет множество произведений, и я уверен, что миссис Тивс потом будет вас о них спрашивать.
- Обязательно буду! - возвестила миссис Тивс. - Так что не выбрасывайте программки!
Автобус остановился, и Салливан вместе с миссис Тивс направили нас через стоянку к театру. Я увидел, как Салливан шевелит губами, пересчитывая нас по головам.
- Сорок шесть. Тридцать четыре, - сказал я, впрочем скорее для проформы.
- Замолчи, Джеймс, - добродушно ответил он, - ты меня не собьешь.
Путем неимоверных усилий со стороны Салливана и миссис Тивс мы добрались до вестибюля. Там было дико холодно, пахло хвоей, а пол от стены до стены устилал бордовый ковер. Все деревянные части отделки были снежно-белые и покрыты завитками.
Внутри обнаружилась еще одна группа студентов - из колледжа. Мы по сравнению с ними выглядели как дети. Девушки из колледжа встряхивали волосами и хихикали. Они на два года ближе к семейным машинам, аэробике и ботоксу, чем наши девчонки.
- Привет. - Ди смущенно улыбнулась, прижимая к груди тетрадь. Этюд в красном, черном и белом: ковер, ее волосы, ее лицо. - Будешь со мной дружить?
- Не буду, ты противная, - ответил я.
Она просунула свою руку под мою и прислонилась ко мне головой:
- Хорошо. Тогда давай сядем вместе. Можно?
Салливана рядом не было, поэтому он не мог сказать мне «нет». А в темном зале уже никто не разберется - я отсюда видел, что освещена только небольшая сцена.
- Нам все можно. Мы - молодые независимые американцы. Нам никто не указ.
- Точно!
Ди рассмеялась и прихватила кожу у меня на локте. Я сглотнул.
Мы сели подальше от студентов колледжа. Вокруг нас все переговаривались громким шепотом. В зале оказалось еще холоднее. Так близко к Ди и в таком холоде я чувствовал себя неуверенно, как будто часть меня вела отдельное существование.
Ди прошептала:
- Здесь такая холодина. Хоть рука у тебя теплая.
Я наклонился к ней и прошептал в ответ:
- В ансамбле играют пингвины. Я прочитал в программке, что они отказываются играть при температуре выше десяти градусов по Цельсию, потому что начинают потеть и их ласты теряют сцепление со струнами.
Ди засмеялась, но тут же спохватилась и виновато зажала рот рукой.
- Джеймс, - яростно прошипела она, - Тивс из-за тебя на меня наорет. Она невыносима.
Я сжал ее руку, согревая пальцы:
- Скорее всего, климакс. Не принимай на свой счет.
- Не удивлюсь, если ты прав… Чего они так тянут? - Ди вытянула шею и оглянулась, словно в темноте можно было рассмотреть причину задержки. - Мы точно все околеем, пока они начнут. Ты, наверное, угадал про пингвинов. Долго разогреваются.
- Ты - гений остроумия.
Она легонько шлепнула меня свободной рукой:
- Заткнись. Я уступаю роль шутника тебе.
Тут огни на сцене загорелись ярче, и все замолчали. Восемь музыкантов вышли и заняли свои места на сцене.
Рядом со мной Ди едва справилась со смехом. Она закусила костяшки пальцев, чтобы не хихикать, и беспомощно прошептала:
- Пингвины…
Весь ансамбль был наряжен в смокинги, и до разной степени приглаженные волосы создавали бесспорное сходство с пингвинами. Правда, когда они заиграли, Ди сразу прекратила смеяться. Я даже не знал, что они играли первыми - не мог оторвать глаза от сцены, чтобы взглянуть в программку. Рядом со мной Ди замолчала и замерла, слушая, как сладко и мелодично стонут и воркуют струнные. Я вздохнул, чувствуя, как замирает какая-то вечно беспокойная часть меня, и слушал.
Я осознавал только музыку и то, что я держу Ди за руку.
Она не отняла ее, когда музыканты доиграли, и мы по-дурацки хлопали ее свободной рукой по моей. Оркестр сыграл еще две вещи, хорошие, но не такие потрясающие, как первая, хотя от каждой следующей меня все равно бросало в дрожь, а потом Ди отпустила мою руку и прошептала:
- Я сейчас.
Она тихонько соскользнула со своего места и оставила меня одного, с ощущением, что моей руке недостает тяжести ее пальцев, и прохладой подсыхающего пота на моей ладони.
Я рассеянно прослушал две короткие пьесы, но потом я уже не мог отделаться от мыслей о ее мокрой руке и о том, что, может быть, она вышла не за тем, чтобы наведаться в туалет. В театре было так холодно, что я не мог понять, отчего у меня мурашки: от холода или от чьего-то присутствия.
Я быстро вышел из зала, не заботясь о том, видят ли меня, и в вестибюле заметил какого-то типа, которому явно было неудобно в форме. Я спросил его, где туалет, а потом, озаренный внезапным прозрением, спросил, не видел ли он Ди.
- Темные волосы, до отвращения симпатичная, примерно такого роста.
- Да. Она пожаловалась, что ей душно. Я посоветовал подняться на балкон.
Он указал на покрытую бордовым ковром лестницу на второй этаж.
- Благодарю, Дживз, - сказал я и потрусил наверх.
Я шел по узкому коридору, дергая за все ручки, пока не нашел Дверь на крошечный балкон, выходящий на уродливый проулок за театром и тыльные стороны нескольких магазинов. Слева был виден кусочек улицы, забитой машинами. Я вышел в приятное тепло и закрыл за собой дверь.
Ди сидела на полу, прислонившись к стене. Услышав щелчок закрывающейся двери, она подняла голову.
Наверное, впервые за свою жизнь я спросил у нее то, что хотел:
- Как ты?
На фоне выбеленной каменной стены она выглядела совсем маленькой. Ди жалобно протянула ко мне руку, бессознательно, а может, и намеренно подражая моим действиям, когда я нашел ее сидящей в одиночестве за общежитием.
Я сел рядом, и она прислонилась ко мне. Снизу доносились автомобильные гудки, рев мотоцикла, грохот какого-то строительного оборудования. Я во второй раз в жизни сказал ей, что думал, хотя, наверное, она поняла мои слова по-другому.
- Я тебя потерял.
- Я замерзла. Нужно было взять с собой свитер. Видишь, когда мама не указывает мне, что делать, я совершенно расклеиваюсь.
- Да уж, ты действительно расклеилась, - кивнул я и обнял ее.
Мое сердце гулко билось в груди, пока я набирался смелости, чтобы в третий раз сказать ей то, что думаю. Я закрыл глаза, сглотнул и задал вопрос:
- Ди, почему ты ушла? На самом деле? Что случилось?
И я сказал это вслух.
Но все оказалось напрасно, потому что она не стала отвечать. Она высвободилась и встала, а потом подошла к перилам. Она долго стояла там, наблюдая за машинами, как будто важнее их ничего нет. Я даже начал опасаться, что нас хватятся и начнут искать. Я тоже встал, подошел к ней и принялся наблюдать за миром.
Ди посмотрела на меня. Я чувствовал ее взгляд на своем лице, волосах, плечах, как будто она меня анализировала, оценивала. Пыталась понять, в кого я превратился за девять лет дружбы.
- Хочешь меня поцеловать? - спросила она.
Я вдохнул.
- Джеймс, - снова сказала она, - мне это важно. Ты хочешь меня поцеловать?
Я растерянно повернулся к ней.
Ее лицо приняло странное, неуверенное выражение, губы вытянулись в прямую линию.
- Если хочешь, то… поцелуй.
Когда я наконец смог заговорить, мой голос звучал, как чужой:
- Странно таким образом просить, чтобы тебя поцеловали.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:09 | Сообщение # 13 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Ди закусила губу:
- Я думала… я хотела понять… если ты не хочешь, то есть я не хочу все портить, то есть…
Так не должно было случиться. Я на мгновение закрыл глаза, а потом взял ее за руку. По мне сразу же побежали мурашки, и я опять прикрыл глаза. Невыносимо хотелось найти ручку и написать что-нибудь на руке. Если бы я мог написать «поцелуй», или «какого черта», или «освежитель для рта», я смог бы с этим всем разобраться.
Где- то вдалеке завыла сигнализация. Я наклонился к Ди и легко поцеловал ее в губы. Мир не рухнул, ангельский хор я не услышал, но мое сердце остановилось, и я почувствовал, что не могу сделать следующий вдох.
Глаза Ди были закрыты.
- Попробуй еще, - сказала она.
Я положил руки ей на затылок… Тысячу раз себе это представлял! Я чувствовал ладонями тепло ее кожи, чуть липкой от жары, пахнущей цветами и шампунем. Я очень осторожно поцеловал ее снова. После долгой-долгой паузы она мне ответила. Я замерзал посреди жаркого дня и ощущал ее губы, ее руки, наконец крепко обвившиеся вокруг меня, и целовал ее, целовал и целовал. Мы потеряли равновесие и оказались в дальнем углу, не отрываясь друг от друга, а потом я уткнулся лицом в ее волосы, чтобы перевести дух и понять, что, черт возьми, происходит.
Мы долго стояли в тени, обнявшись, а потом Ди расплакалась. Сначала я чувствовал только, что ее трясет, а потом отступил и увидел ее мокрое от слез лицо.
Ди подняла на меня безнадежно грустные глаза и закусила губу:
- Я вдруг вспомнила Люка. Вспомнила, как он меня целовал.
Я не двигался. Наверное, она считает, что я… лучше, чем на самом деле. Более… бескорыстный. Более… не знаю. Я выпустил ее руки и сделал еще шаг назад.
- Джеймс.
У меня внутри все умерло. Ее голос меня не трогал. Я сделал еще шаг, оказался у двери и начал возиться с ручкой. Меня окутал запах клевера, тимьяна и цветов. Шестое чувство что-то нашептывало мне, но я просто хотел уйти.
- Джеймс, прошу тебя, Джеймс. Прости. Я не это имела в виду.
Прерывистым голосом она повторяла мое имя. Я наконец-то справился с проклятой дверью. Ди зарыдала, как никогда раньше.
- О боже, Джеймс, прости. Джеймс!
Я спустился по лестнице, миновал служащего, выскочил на улицу и прошел на стоянку к автобусу.
Нуала сидела на бордюре. Она ничего не сказала, когда я сел рядом с ней. И хорошо, потому что внутри меня не осталось слов. И музыки тоже. Я перестал существовать.
Я сложил руки на ногах и опустил на них голову.
В конце концов Нуала спросила:
- Они здесь из-за тебя или из-за нее?
Нуала
Сладость летней ночи -
минута за минутой
за минутой
неблагозвучье чар, и сахар
на губах, и танцы до упаду
я вспоминал тебя - минута
за минутой за минутой,
когда нашел чужие губы,
онемел, и так погиб.
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Той ночью, когда солнце село, я снова услышала, как Они поют и танцуют на том же холме за школой. Я не стала к ним приближаться, просто стояла под навесом за общежитием Джеймса и слушала, обхватив себя руками. Там собрались дайне сиды, переполненные музыкой и идущие на зов. Обычно Они появляются только в солнцестояние, но вот, пожалуйста, - плач их волынок и скрипок не спутаешь ни с чем. Не об этом ли говорила Элеонор, когда обещала, что мы станем сильнее? О том, что вернутся даже слабые дайне сиды ?
От прикосновения к плечу я вздрогнула и почти успела растаять, пока не сообразила, в чем дело.
- Т-с-с-с… - рассмеялся незнакомый голос, - тихо, красотуля.
Смех вывел меня из себя, а словечко «красотуля» довершило дело. Я резко обернулась, скрестив руки на груди. Передо мной, протягивая руку и улыбаясь, стоял сид с зеленоватой, как у всех дайне сидов в человеческом мире, кожей.
- Чего тебе? - сердито спросила я.
Его улыбка не померкла, рука не опустилась. Он пах своим народом: клевером, закатными сумерками и музыкой. Совсем не так, как Джеймс, который слегка пахнет пенкой для бритья и кожей волынки.
- Почему ты здесь одна? У нас играет музыка, и мы будем танцевать до утра.
Я оглянулась и посмотрела на далекий свет. Я знала, какими словами можно описать танцы фей, потому что Стивен, один из моих учеников, когда-то записал их под мою диктовку: какофония, сладость, смех, изнеможение, сбитое дыхание, вожделение, беспомощность. Я встретилась глазами с прекрасным зеленокожим сидом.
- Ты разве не знаешь, кто я?
- Ты - лианнан сида, - ответил он, и я удивилась тому, что он пригласил меня, даже зная об этом. Он обшарил меня глазами. - Ты прекрасна. Потанцуй. Мы становимся все сильнее, и танцевать приятно, как никогда. Пойдем танцевать со мной. Для того мы и здесь.
Я посмотрела на его протянутую руку, невольно вспоминая такое же движение Джеймса.
- Это ты здесь, чтобы танцевать, - ответила я, - у меня совершенно другие планы.
- Не глупи, девочка, - сказал сид, потянув меня за руку. - Мы все здесь ради удовольствия.
Я попыталась отнять руку, он ее не пускал.
- Ты не слышал? Я умираю. Что за радость танцевать с умирающей феей?
Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее, затем перевернул ладонью вверх и то ли поцеловал, то ли прикусил нежную кожу запястья:
- Ты еще жива.
Он держал мою руку крепко - гораздо крепче, чем мог бы держать дайне сид так близко к людям, железу и современным вещам.
- Отпусти, а то здесь станет одной умирающей феей больше.
- Ты что, танцуешь только с людьми?
Он говорил мягко, как будто не он держал меня за руку, как будто я не произнесла слово «фея». Он притянул меня ближе и прошептал на ухо:
- Говорят, когда лианнан сида целует мужчину, он видит рай.
Если бы я знала его имя, я убила бы его. Я плохо дерусь, но хорошо убиваю. Впрочем, ни одна фея не скажет мне своего имени, тем более один из дайне сидов, которые сохранили в себе столько нашей магии.
- Правда?
- Правда. А еще говорят… - он вплотную прижал губы к моему уху, обещая, как все феи, вечную жизнь и бездумную радость, - что разделить ложе с лианнан сидой - неземное удовольствие.
Он потянулся и схватил мою вторую руку.
Значит, он намерен меня изнасиловать. Только феи так не говорят. Они говорят «соблазнить» или «овладеть». Обычно такое случается только с людьми. У настоящей феи есть права; будь я настоящей феей, дайне сид не коснулся бы меня губами, пронизывая меня музыкой, - не позволила бы Королева. Однако я ни фея, ни человек, поэтому только мне есть дело до того, что со мной происходит.
Я думала о том, как мне противно прикосновение его пальцев, липких, как сок молочая, о том, какой ярко-белой кажется восходящая над общежитием луна, как колонны здания похожи на оскаленные зубы… а он шарил руками по телу, которое Джеймс сделал прекрасным.
Его длинные пальцы почти полностью обхватили мою шею, сильно, чтобы дать понять, на что он способен.
- Я очень хочу увидеть рай.
Я плюнула в него. Слюна блестела на его щеке ярче, чем сияли в слабом свете его темные глаза, а он улыбался, как будто я преподнесла ему лучший в мире подарок. Я ненавидела его, ненавидела всех фей за их снисходительность. Я могла бы закричать, но с неожиданной ясностью поняла: где бы я ни была, в мире не найдется такого существа, которое, услышав меня, придет мне на помощь.
- Я вижу слезы? Ты и правда как человек, - заметил сид, хотя это было чистое вранье, потому что я никогда не плачу. - Не плачь, красотуля, слезы тебя портят.
Он полез мне под рубашку. Я дернулась и отчаянно забилась, во второй раз в жизни не имея возможности получить то, что хочу.
Знакомым, привычным движением я сжала свободную руку в кулак и двинула его в нос. Я где-то читала, что, если правильно ударить, можно убить противника, загнав косточку из переносицы в мозг.
Он головокружительно быстро увернулся, и мой кулак лишь скользнул по его челюсти. Он попытался схватить мою руку. Я оказалась быстрее и разодрала ему ногтями лоб и щеку, оставив белые отметины, которые моментально налились кровью. Наверняка это было больно, но он не переставал улыбаться.
Моя вторая рука все еще была так плотно зажата в его пальцах, что я задохнулась от боли.
Я сопротивлялась, толкала его, пинала ногами, выкручивалась, как будто могла освободиться… Он был слишком силен. Как в солнцестояние. Слишком силен для дайне сида, стоящего рядом с человеческим сооружением.
Я хотела, чтобы мой разум вырвался, растворился в невыносимо прекрасном сне, но не могла дотянуться ни до одного навеянного сновидения, великолепного и нездешнего. Он забирал их себе.
Джеймс
Я проснулся и широко распахнул глаза, всей кожей ощущая покалывание. В комнате было темно как в погребе, и я точно знал, что часы показывают 3:04, потому что перед глазами по-прежнему стоял сон о том, как я секунду назад проснулся.
Я сел, схватил рубашку, натянул джинсы, подумал о ботинках. Не успею. Нет времени.
Пол на соседней кровати застонал, перевернулся как невидимая темная глыба и затих, обняв подушку. От жары он сбросил одеяло, хотя меня знобило.
Затаив дыхание, я выскользнул в коридор, стараясь двигаться быстро и бесшумно, даже не зная, куда я иду и почему так тороплюсь.
В тусклом зеленоватом свете просматривались очертания закрытых дверей. Я прошлепал на едва освещенную лестницу, где пахло потом и глубокой ночью. Я на мгновение задержался у окна, через которое я выбирался, чтобы послушать оленерогого короля; впрочем, во сне я видел не его. Нужно идти к задней двери.
Я прокрался в холл первого этажа мимо комнаты Салливана, опасаясь, что он выпрыгнет из двери, как чертик из коробки, но мне удалось дойти до цели в полной тишине. Я повернул ручку, чтобы замок за мной не защелкнулся, и, дрожа от холода, вышел на веранду.
Нуала прижималась к стене, неестественно вывернувшись, до предела вытянув руки вверх и в стороны, как на распятии. По ее щекам бежали слезы, и она пыталась пнуть что-то впереди себя. Казалось, она целую вечность не замечала, что я смотрю на нее, а когда она все же поняла, что я рядом, на ее лице отразилось какое-то странное чувство. В это же мгновение ее тело странно дернулось, и я наконец сообразил.
«Я Их вижу, а ты - нет».
- Не стой! - прорычала Нуала. Но не злобно. Скорее как пойманный зверь.
Я схватился за железный браслет, стягивая его с запястья, и бросился к ней. Ее руки освободились, и она указала на невидимого противника. Слишком поздно.
Меня что- то ударило -твердое, нечеловеческое, наполненное электричеством; я пошатнулся и взмахнул браслетом. Может, я и слепой, но не дурак. Невидимое тело с шумом стукнулось о колонну, и я рванул вперед, вытянув железо перед собой, как меч. Я снова ударил - и на этот раз увидел зеленоватое, прекрасное, но совершенно чуждое существо, которое прошипело:
- Здравствуй, волынщик.
А потом оно обратилось в лебедя и улетело прочь. Я посмотрел, как белое пятно растворяется в темном небе, и повернулся к съежившейся на кирпичном полу Нуале. Она суетливо пыталась пригладить волосы, словно желая выглядеть пристойно, и при этом не прекращала плакать. Но не по-человечески. Слезы одна за другой бежали по ее лицу, а она их даже не замечала, поправляя рубашку и зализывая какой-то порез или царапину на запястье.
- Он был один? - спросил я.
- Мерзавец! - Нуала говорила так, будто слезы не меняют ее голос. - Мерзкие феи. Ненавижу Их! Ненавижу!
Я опустился перед ней на колени, чувствуя сквозь ткань джинсов холодные и острые края кирпичей. Что делать? Спросить «Ты в порядке?» Я даже не знал, что произошло. Он ее изнасиловал? Почти изнасиловал? Так вообще можно сказать? Одежда растрепана, волосы всклокочены, сама плачет - эта психованная стерва плачет! - значит, она не в порядке. Значит, случилось что-то плохое.
Может, ее нужно обнять? Правда, она ни разу не дала понять, что ей приятны человеческие ласки…
- Заткнись. - Нуала прикрыла лицо руками. - Черт, Джеймс, ты можешь просто заткнуться?
Я понял, что она имеет в виду мои мысли в то же мгновение, когда Нуала поняла, что плачет. Она встала, отвела от лица мокрую ладонь и ошеломленно на нее уставилась. Потом пошевелила пальцами, наблюдая за переливами слабого света в слезинках, и из ее глаз снова покатились слезы.
Я растерялся. У каждого из нас своя роль, а теперь Нуала меня подводит, потому что я уже не знаю, кем я должен быть рядом с ней.
Нуала сердитым движением вытерла руки о короткую джинсовую юбку и одернула подол.
- Теперь ты знаешь. - Не глядя на меня, она продолжала собирать с одежды невидимые пылинки.
- Что я знаю?
- Каково мне.
Я моргнул. Судя по выражению ее лица и прерывающемуся голосу, она сказала что-то важное и значительное. Я прокрутил в голове всю предшествовавшую сцену и все ее слова.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:10 | Сообщение # 14 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| - Нуала, я не умею читать мысли.
- Я - фея-одиночка. Понимаешь, что это значит?
Она запнулась, как будто и правда ждала, что я отвечу.
- Джеймс, это значит, что я - урод.
По- моему, она еще ни разу не называла меня по имени. Странно, я чувствовал себя так, будто я уже не мог доверять мнению, которое у меня о ней сложилось. В кармане лежала ручка, и мне ужасно хотелось достать ее. Я прямо-таки видел буквы, которые напишу: «Звать по имени».
- Если хочешь - зови, - промолвила Нуала, указав подбородком на карман, где лежала ручка. - Не понимаешь? Я - еще больший урод, чем ты.
Я плотно сложил руки на груди. Надо было бы сказать что-нибудь ехидное, чтобы разрядить обстановку, но я не хотел. Я хотел, чтобы она договорила до конца.
- Никто меня не поддерживает. Ты и не представляешь, Какой ты счастливчик. Человеческие законы, школьные правила, родители, Салливан, даже Пол. Они не дают тебе остаться наедине с миром. Я - всего лишь я, никто. Глупо, да? До меня только сейчас дошло, что я завидую… - Она исступленно и горестно рассмеялась. - Завидую тебе, придурку, который всего-то должен был помочь мне продержаться до момента, когда я сгорю и обо всем забуду.
Я вздохнул. Если бы на ее месте была Ди, я бы подождал еще мгновение, чтобы она выплеснула все эмоции полностью, но Нуала - не Ди, она устроена по-другому. Я подумал о том, что хотел написать на руке.
- Нуала, - сказал я.
Она посмотрела на меня.
- Нуала, давай устроим, ну, не знаю… передышку? Завтра ты опять начнешь называть меня придурком и уламывать добровольно расстаться с жизнью, а я снова буду считать тебя стервой и отказываться от твоего предложения, но на сегодня давай объявим перемирие? У меня от всех этих мыслей голова болит! Может, пойдем куда-нибудь поедим? В это время вообще можно где-нибудь поесть?
Я не мог прочесть ее реакцию.
- Никак не привыкну к твоей идиотской храбрости… Ты меня хоть когда-нибудь боялся?
- Я боюсь тебя до потери сознания, - честно ответил я.
Она безумно расхохоталась, на этот раз по-настоящему, как будто я - остроумнейший человек на свете. Этот смех делал ее то ли самой страшной, то ли самой прекрасной девушкой в мире, и я не мог понять, чего хочу больше: рассмешить ее снова или убежать со всех ног?
Джеймс
Я сидел в кинотеатре, на часах было 4:13, а рядом со мной сидела фея, она же муза, она же энергетический вампир. Мы смотрели «Шестое чувство».
Мне уже доводилось попадать в странные, сюрреалистические ситуации. Например, я видел, как моя лучшая подруга передвигает предметы силой мысли. Еще меня вытаскивал из разбитой машины бездушный сид-убийца. О том, что я чувствую неумолимое притяжение еженощной песни короля мертвых, я вообще молчу. По всем правилам в этот список стоило бы добавить и то, что мы сидели с Нуалой в кино: смотрели, как сумасшедший маленький мальчик говорит Брюсу Уиллису, что видит мертвых людей.
А на душе у меня было, как ни странно, почти хорошо.
Ну разве что Нуала немного перестаралась с маслом в попкорне, но, черт возьми, я тоже не знаю, как обращаться с этими дурацкими автоматами. И вообще, много масла в попкорне не бывает.
- Смотри, - скомандовала Нуала.
Она не ела. Я знаю, что людям нельзя есть еду фей, потому что тогда они навсегда останутся в Волшебной стране. Может, у фей с человеческой едой то же самое?
Нуала шлепнула меня по руке, чтобы привлечь внимание:
- Смотри. Видишь? Каждый раз, когда должно произойти что-то сверхъестественное, режиссер дает подсказку. Что-то красное. Видишь там красный цвет?
Странно, что именно Нуала говорит мне об этом.
- Ага.
Я так долго сидел, что затекла задница. Я пошевелился и пристроил ноги на спинку впередистоящего сиденья. Нуала продолжала, не отрываясь, смотреть на экран, свет картинки мигал на ее лице, и при каждой перемене освещенности ее зрачки сужались и расширялись. Удивительно похожа на человека… и в то же время бесконечно далека от человечности.
- Сколько фильмов ты видела? - спросил я. Не то чтобы фильм не занимал, но я уже раз четырнадцать видел концовку, так что мне интереснее было, зачем Нуала потащила меня в кино и почему из всех фильмов выбрала именно этот.
- Наверное, несколько тысяч. Не знаю. Пока я не разобралась, что со мной происходит, я хотела стать режиссером.
Я устал, поэтому не сразу сообразил, что она имеет в виду. Я не успел прокомментировать, когда Нуала испепелила меня взглядом и сказала:
- За шестнадцать лет режиссером не станешь. Да и какой смысл?
Вопрос был глупый.
- Такой же, как у всех остальных, кто хочет стать режиссером. Ты правда этого хочешь? Кино снимать?
- Именно кино. Прожить все эти жизни, да еще с музыкой на фоне. Это как прожить тысячу жизней, не отказываясь от своей. - Нуала лениво улыбнулась в экран. - Я даже придумала себе псевдоним. Иззи Леопард.
Я расхохотался.
Нуала меня стукнула, и по руке опять побежали мурашки.
- Прекрати!
Я прикрыл лицо рукой:
- И как ты только такое придумала? Прямо цирковой псевдоним. Смертельный номер! Весь вечер на арене Иззи Леопард!
Нуала снова шлепнула меня по руке:
- Зато оригинально! Хорошо запоминается. Люди будут говорить: «Кто режиссер?» - «Иззи Леопард, она просто гений!»
- Цирковой.
Нуала яростно взглянула на меня:
- Знаешь, я могу тебя убить.
- О, если бы каждый раз, когда мне это говорят, я получал деньги… Даже так: каждый раз, когда мне это говоришь ты.
Она забрала у меня ведерко с попкорном и поставила его на кресло с другой стороны.
- Зачем я угощала тебя попкорном? Надо было заставить тебя пить масло, чтобы не издевался над моим режиссерским псевдонимом!
Я ухмыльнулся:
- Да, такая участь страшнее смерти.
Я задумался о ее словах про тысячи жизней, которые можно прожить на экране. Тысячи человеческих жизней. Важное уточнение.
- Все-таки шестнадцать лет - немалый срок. Ты вполне могла бы стать режиссером.
Нуала развернулась лицом ко мне, нахмурив брови, и заговорила, перекрывая напряженное музыкальное сопровождение последней сцены:
- Ты что, совсем дурак? Вроде несложно догадаться. Меня раздражают люди, которые выдумывают отговорки.
- Только не говори, что времени недостаточно. Ты могла хотя бы попробовать. Шестнадцати лет хватит, чтобы попробовать.
Она зашипела сквозь зубы и покачала головой:
- Точно дурак. Ты не слышал, как я играю на фортепиано? Так вот, слова я писать тоже не в состоянии. Если бы мне нужно было что-то создать во время режиссуры, я бы не смогла.
- Тяжело. Но преодолимо, - заметил я.
Она не прищурилась, скорее просто уголки ее глаз стали жестче.
- Ладно. А что, если у меня поменяется внешность?
Я криво усмехнулся:
- Мадонне это сходит с рук.
Нуала подняла руки перед собой и сжала их в кулаки, как будто представляя, что душит меня:
- Ну да, конечно. А что делать с тем, что я, как все феи, должна следовать за самым сильным клеверхендом? Что будет, если, как только я начну работу, клеверхенд решит переехать на другой край страны? Ты что, не понимаешь? Я вообще не могу вести нормальную жизнь, и уж тем более не могу строить карьеру. Дело не в том, пытаюсь я или нет.
Я понял подтекст: в ней столько от человека, что быть феей ей в тягость, и столько от феи, что она не может вести человеческую жизнь. Но я просто сказал:
- При чем тут клеверхенд?
Нуала, не глядя, махнула рукой в сторону экрана. Он погас, и мы очутились в полной темноте. Через несколько секунд мои глаза начали приспосабливаться к едва различимому свету предупреждающей подсветки в проходах, но все равно я видел только огромные синие глаза Нуалы. Даже по одним глазам было понятно, что на ее лице застыло недоверчивое выражение.
- Вспомни свою we-девушку. Мне понадобилось ровно две секунды, чтобы понять. Неужели ты знаешь о феях и о ней, но не знаешь, кто такие клеверхенды?
Когда она упомянула Ди, у меня что-то сжалось в животе. Я больше не хотел сидеть в липком кресле кинотеатра. Хотелось вскочить, мерить пол шагами, двигаться. Хотелось пробить стену кулаком.
Нуала взглянула на мои руки, как будто тоже представила, как я пробиваю стенку:
- Предыдущая Королева была клеверхендом. Она умерла. Теперь твоя ненастоящая девушка приехала сюда, она - самый сильный клеверхенд, а значит, мы тоже здесь.
- Не называй ее так.
- Их так называют. Тех, кто притягивает фей. Мы должны оставаться рядом с ними. Волшебная страна всегда находится где-то поблизости от клеверхенда.
Я вспомнил слова Ди в ту первую ночь, когда мы встретились в школе. «Ты Их видел?»
Я устал всматриваться в темноту, устал держать глаза открытыми, поэтому опустил веки и уткнулся лбом в кулаки:
- Выходит, Они всегда будут рядом с ней…
Не знаю, сможет ли Ди это выдержать.
- Пока не появится более сильный клеверхенд.
Голос Нуалы был совсем близко, но я не открывал глаз. Я чувствовал ее дыхание.
- Зачем ты написал на руке «мертвые»?
- Не помню.
- Я тебе не верю. О чем ты думал, когда это писал?
- Не помню.
- Ты ее любишь?
- Нуала, отстань от меня.
Она не сдавалась:
- Ответь: «да» или «нет»? Я даже не человек. Это все равно что признаться себе.
Я так плотно прижимал веки кулаками, что перед глазами бессмысленно заплясали разноцветные узоры светло-сиреневого и зеленого цвета.
- Нуала, я очень вежливо попросил тебя оставить меня в покое. Это не значит, что в глубине души я хочу, чтобы ты долбила меня, пока я не передумаю. Это значит, что я и правда не хочу об этом говорить. Ни с тобой, ни с кем другим. Ничего личного.
Нуала схватила мои кулаки, рассыпая по моим рукам озноб:
- Почему ты больше не играешь после того, как поцеловал ее?
Отстань.
Что мне было говорить, даже если бы я хотел ответить? Что всякие глупости, вроде музыки и дыхания, потеряли смысл? Что после того, как я поцеловал Ди, в моей голове был один только белый шум, в котором я не мог найти ни единой ноты?
- Это уже кое-что, - сказала Нуала.
Опять мысли читает. Может, она не в состоянии прекратить?
Мне не хотелось ничего прибавлять к мыслям о Ди. Я вроде как сменил тему.
- По-моему, тебе повезло.
- Мне?!
- Ага. - Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и одна рука Нуалы легла мне на щеку. Под чуждым прикосновением кожа на моем лице подобралась.
- Если бы в нашем дурацком мире бессмертие было у одной тебя, это было бы ужасно. Только представь, тебе пришлось бы помнить многие годы, в течение которых все, кого ты знала, исчезают.
Нуала нахмурилась, разглядывая свои пальцы:
- Другие феи помнят.
- Ты сама сказала, что не такая, как остальные. У них нет настоящих чувств. Тебе нужно быть человечнее, правильно? Чтобы легче было нас ловить.
Она молчала.
- Так сколько в тебе человеческого?
Спросив, я понял, что сам не вполне понимаю, что именно я имею в виду, но отказываться от вопроса не стал.
Нуала долго молчала, и я решил, что она не станет отвечать. Наконец она сняла руку с моей щеки:
- Слишком много. Я думала, что я не очень-то человечна, но, кажется, я ошиблась. А может, это от того, что я умираю. Может, оно всегда так. Откуда мне знать? Шестнадцать лет - это не так уж и много, когда они заканчиваются.
Я выпрямился. Мне не нравилось, что я чувствую.
- Прекрати себя жалеть.
- Сначала сам прекрати, - капризно ответила она.
Я посмотрел на свои руки. В слабом свете я едва мог различить некоторые слова: «мертвые», «валькирия», «идти за ними до низа».
- Давай вместе что-нибудь напишем.
Нуала слегка нахмурилась.
- Не гляди на меня так, будто не понимаешь, о чем я. Давай что-нибудь напишем.
- Ты хочешь, чтобы я помогла тебе что-нибудь написать?
- Нет. Я хочу, чтобы мы оба использовали свой мозг и мои руки, чтобы что-то написать.
- Что именно?
- Не знаю. Музыку? Пьесу?
Нуала очень старалась не выглядеть довольной.
- Ты не пишешь пьесы.
- Если мы придумаем пьесу с музыкой, ты сможешь ее поставить. Салливан задал нам творческое задание - что-нибудь про метафору. Конечно, не фильм… с другой стороны, нам нужно успеть до Хеллоуина.
Она очень внимательно на меня посмотрела. Я всегда мечтал, чтобы на меня так смотрела Ди. Почему-то мне показалось, что она меня сейчас поцелует, потому что Нуала не сводила глаз с моего рта. Я испугался, что она поцелует меня, а я подумаю про Ди, и тогда она убьет меня, и я умру мучительной смертью, которую трудно будет объяснить агентам страховой компании.
|
|
| |
|
Кристиан |
Дата: Суббота, 03 Дек 2011, 11:10 | Сообщение # 15 |
|
Клан Эндор/Королева фон Метц/Клан Алгар
Новые награды:
Сообщений: 6512
Магическая сила:
| Нуала перевела взгляд на мои глаза:
- Доставай ручку.
Я послушался. Бумаги не было, но это было неважно.
- Как мы ее назовем?
Нуала, не колеблясь, забралась в кресло позади меня, чтобы иметь возможность обхватить мои плечи. Мое шестое чувство утверждало, что она холодная, но, когда она прижалась щекой к моей щеке, прикоснулась к ней самым уголком губ, во мне взорвалось совершенно другое ощущение.
Я щелкнул кнопкой ручки, чтобы начать писать, мгновение подержал ее у своей ладони, прислушиваясь к молчанию Нуалы, и вывел: «Баллада».
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
идиотка, все испортила, сама не знаю что мне нужно. ду-
мала что может быть ты. только ты целовался всерьез. черт.
только что видела делию. что она здесь делает?
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Поскольку я - не настоящий ученик, а Салливан - никудышный организатор, наш первый урок игры на фортепиано перенесли на следующую пятницу. А поскольку на следующей неделе мы с ним остались такими, как были, мне пришлось идти на урок в здание старого школьного концертного зала. В обычных классах занимаются настоящие пианисты, кларнетисты и виолончелисты, а также их настоящие преподаватели и дирижеры.
Так и получилось, что я пробирался к Бриджид-холлу. В подтверждение того, что Бриджид бесполезен для школы Торнкинг-Эш, хозяйственники оставили шелестящие осенние листья на газоне, отделяющем его от остальных зданий, и позволили плющу и самшиту поглотить унылый фасад из желтого кирпича. Тем самым они предупреждали родителей, которые приезжают навестить своих чад: «Не фотографируйте эту часть кампуса! Мы и сами знаем, что это здание слишком уродливое, чтобы в нем заниматься».
Дверь была покрыта облупившейся красной краской. Интересно. Других красных дверей я на территории не видел. Одиночка, вроде меня. В знак солидарности я слегка стукнул костяшками пальцев о ручку.
- Приятель, - тихонько проговорил я, - мы с тобой единственные в своем роде.
Я вошел в длинную узкую комнату, в которой толпа складных стульев внимала происходящему на низкой сцене в другом конце здания. Пахло плесенью и старым дощатым полом, плющ застилал матовые оконные стекла. Встроенные светильники освещали дряхлый рояль, которому, наверное, было столько же лет, сколько и самому зданию. Все вместе могло бы служить наглядным пособием к краткому курсу «Все, что вы хотели забыть об архитектуре пятидесятых».
Салливан сидел у рояля, перебирая клавиши узловатыми пальцами. Ничего выдающегося, но с инструментом он обращаться умеет. Да и рояль, вопреки ожиданиям, звучал лучше, чем выглядел. Я прошел между стульями-зрителями, схватил один из тех, что стояли в первом ряду, и вместе с ним поднялся на сцену.
- Приветствую вас, сэнсэй, - сказал я и сбросил рюкзак на стул. - Какой удивительный инструмент.
- Правда. По-моему, об этом здании все позабыли. - Салливан сыграл стандартный финал и поднялся. - Даже не верится, что у них здесь был концертный зал. Уродливое сооружение, да?
Я обратил внимание на это «у них». Салливан нахмурился:
- Ты себя нормально чувствуешь?
- Не выспался.
Мягко говоря!… Больше всего я хотел, чтобы день уже закончился и я мог упасть в кровать и отключиться.
- Что, сон у меня на уроке не в счет?
- Ученые утверждают, что в лежачем положении информация воспринимается лучше.
Он покачал головой:
- Узнаем на контрольной. - Салливан указал на стульчик перед роялем. - Прошу на трон.
Я сел. Стульчик скрипнул и предательски зашатался. Рояль был настолько старый, что имя производителя над клавишами почти стерлось. И еще он пах измельченными старушками.
Салливан поставил ноты на пюпитр: Бах, не слишком сложный на первый взгляд, но слишком много нотных линеек для волынки.
Салливан развернул складной стул и сел на него задом наперед, внимательно глядя на меня:
- Значит, раньше ты на рояле не играл…
Воспоминание о том, как пальцы Нуалы ложатся на мои, переплелось с картинами прошедшей ночи. Я сжал пальцы в кулак и потом медленно их расслабил, чтобы не дрожали.
- Баловался один раз после нашего разговора. - Я провел рукой по клавишам и все-таки чуть вздрогнул, вспомнив Нуалу. - В общем и целом, можно считать, что мы незнакомы.
- Значит, тебе не сыграть эту пьесу?
Я снова посмотрел в ноты. Как будто на другом языке написано.
- Нет. Я ее не понимаю.
Голос Салливана изменился, стал жестче:
- А ту музыку, которую ты принес с собой?
- Не понимаю.
Салливан указал подбородком на мои руки, прикрытые длинными рукавами черной футболки с надписью «Ржу-нимагу»:
- Я прав?
Я хотел спросить, откуда он знает. Мог догадаться. Надписи - слова и ноты вперемежку - уходили под рукава. Или я закатывал их у него на уроке? Не помню.
- Я не умею играть на рояле с листа.
Салливан поднялся, сделал знак, чтобы я встал, и сел на мое место:
- Зато я умею. Закатай рукава.
Я послушался, стоя в желто-оранжевом свете сценических огней. Обе руки были покрыты маленькими буковками, неровными черточками нот на кое-как нарисованном нотном стане. Нотная запись шла до самых плеч, становясь все более кривой и неудобочитаемой на правой руке, потому что мне неудобно было писать левой.
Салливан смотрел на мои руки со смесью ярости, ужаса и отчаяния на лице.
- Где начало?
Я не сразу нашел его на сгибе левого локтя.
Он начал играть. Музыка танцевала, перескакивая между мажором и минором. И еще она была гораздо лучше, чем я помнил. Таинственная, прекрасная, тоскующая, темная, легкая, яркая, низкая и высокая. Увертюра. Собрание всего, что мы должны были включить в пьесу.
Салливан доиграл часть, написанную на моей левой руке, остановился и указал на плоский футляр для инструмента, прислоненный к ножке рояля:
- Подай, пожалуйста.
Он извлек оттуда магнитофон, который брал с собой на холм. Поставив аппарат на рояль, взглянул на него, как будто внутри содержались все секреты мира, и нажал кнопку.
Я спросил тихим металлическим голосом:
- Вы не записывали?
- Не знал, стоит ли тратить пленку.
Долгая пауза, шипение пленки, отдаленное пение птиц. Голос Нуалы:
- Ничего не говори.
Я не сразу сообразил, что следует из этой записи. Она продолжала:
- Кроме тебя, меня сейчас никто не видит, так что, если ты заговоришь, все подумают, что ты в свое время застрял в родовом канале без кислорода.
Салливан остановил запись:
- Джеймс, скажи мне, что ты не заключил сделку.
Он произнес это так серьезно и напряженно, что я просто ответил правду:
- Не заключил.
- Ты же не просто так это говоришь? Скажи мне, что ты не отдал ей ни года своей жизни.
- Я ничего ей не отдал, - ответил я, не зная, правда ли это. Мне казалось, что неправда.
- Хотел бы я верить… - Салливан схватил меня за руку и вывернул ее, так что я почти уткнулся носом в собственные каракули. - Учти, они не отдают такое даром. Ты - мой ученик, и мне надо знать, что или кого ты пообещал взамен этой музыки, потому что я должен беречь глупых талантливых детей вроде тебя от смерти, и теперь мне придется разгребать последствия.
Следовало что-то ответить. Не обязательно что-то остроумное, хоть что-то.
Салливан выпустил мою руку:
- Ты думаешь, что недостаточно хорош сам по себе? Черт возьми, ты - лучший волынщик в штате!… Я должен был понять, что тебе мало. А может, ты решил, что это касается только тебя? Так не бывает, Джеймс!
Я одернул рукава:
- Я не заключил сделку. Вы просто не знаете.
Или знает?
Салливан смотрел на полустертые буквы над клавишами.
- Джеймс, я понимаю, ты считаешь, что я - идиот. Музыкант, который променял свою мечту на должность половой тряпки в школе для богатеньких. Правильно?
Поскольку Нуала умеет читать мои мысли, она сформулировала бы это лучше, но для несверхъестественного существа он оказался очень близок к истине. Я пожал плечами, решив, что говорить тут особо нечего.
Салливан поморщился, проводя пальцами по клавишам:
- Десять лет назад я был на твоем месте. Меня ожидало большое будущее. Никто не мог мне помешать. В Джульярдской музыкальной школе мне прочили блестящую карьеру. В этом была вся моя жизнь.
- Не люблю поучительных историй, - сообщил я ему.
- У этой истории любопытный конец, - с горечью ответил Салливан. - Они сломали мою жизнь. Я даже не подозревал об Их существовании. Но ты-то знаешь! Они используют таких, как мы, для собственных целей, потому что мы стремимся к тому, что Они нам предлагают, и недовольны тем, что имеем. Да, мы хотим то, что есть у Них, а Они хотят то, что есть у нас… но из этого не следует, что нам понравится конечный результат обмена. Скорее наоборот.
Он оттолкнулся от рояля и встал со скамьи.
- Садись.
- Признаться, меня не очень-то тянет играть на рояле.
- Меня тоже не тянуло, - сказал Салливан, - но Они не особенно любят этот инструмент, так что нам обоим лучше играть на нем. Садись.
Я сел - оставшись при мнении, что Салливан знает о Нуале меньше, чем думает.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
ты говорил что ты экстрасенс, я бы хотела спросить что
меня ждет. всегда ли я буду вот так смотреть на все со
стороны? я любила в люке то что с ним я знала мое место в мире.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Я достал из рюкзака упаковку пива, поставил ее на стол рядом с кроватью и развернул стул, чтобы сесть задом наперед. Пол вытаращился на меня так, будто я снес яйцо.
- Не передумал напиваться?
Его глаза стали вдвое круглее обычного.
- Слушай, ты откуда это взял?
Я потянулся за ручкой и написал на руке «список». Не знаю почему. Но мне полегчало.
- Архангел Михаил спустился с небесных высот, и я сказал ему: «Просвети меня, ангел, как достати жердь, которую мой друг Пол сподобился проглотити?», а он мне ответил: «Вот это должно помочь». И выдал упаковку пива. Только не спрашивай, почему именно «Хайнекен».
- Этого хватит, чтобы напиться? - Пол продолжал рассматривать бутылки, как будто вместо них на столе лежала водородная бомба. - В кино люди долго пьют, но все равно не пьянеют.
- Тебе точно хватит.
Я испытывал острое удовлетворение: благодаря моей предусмотрительности, Пол не будет блевать. Он, конечно, славный тип, но убирать за ним я не хочу.
Тут Пол запаниковал:
- А ты будешь пить?
- Я опасаюсь любых субстанций, которые изменяют сознание.
Я вывернул карандаши и ручки из кружки, в которой мы их держали. Они с грохотом раскатились по столу. Я передал кружку Полу.
- Это потому, что ты любишь все контролировать, - сказал Пол, проявляя неожиданную наблюдательность. Он заглянул в кружку. - Зачем?
- Ну, вдруг ты не хочешь пить из бутылки.
- Там стружки от карандашей и прочая дрянь.
Я выдал ему бутылку и опять повернулся к столу, нашел в куче на столе маркер и лист бумаги и принялся писать. По всей комнате начал расползаться запах чернил.
- Прости, дорогуша, не обижайся. Все как нельзя круто. Пицца скоро будет.
- Что ты делаешь?
- Обеспечиваю нам уединение.
Я показал надпись.
«Будьте поделикатней с Полом. Пожалуйста, не прерывайте его чудесный сон. чмоке. Пол».
Я взял подпись в сердечко.
- Ты мерзавец, - констатировал Пол, когда я встал и вышел в коридор, чтобы прилепить объявление снаружи. Донесся звук открываемой бутылки. - Фу, ну и запах.
- Добро пожаловать в мир пива, дружище. - Я рухнул на кровать. - Как и все прочие пороки, пиво снабжено предупреждением, на которое мы обычно не обращаем внимания.
Пол провел пальцем по запотевшему стеклу:
- А где этикетки?
Ему необязательно знать, сколько времени я убил на то, чтобы их содрать и поменять крышки. Воистину, такое можно сделать только от большой любви.
- Пиво с поврежденными или неправильными этикетками продают дешевле.
|
|
| |
]
