|
Пир стервятников
|
|
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 22:50 | Сообщение # 16 |
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
БРИЕННА
При виде старой каменной изгороди, пересекающей поле, Бриенна покрылась мурашками.
Это здесь прятались лучники, подстрелившие бедного Клеоса Фрея... Впрочем, через полмили она увидела точно такую же изгородь и засомневалась. Изрытая дорога то и дело поворачивала, а облетевшие деревья запомнились ей зелеными. Может быть, она уже проехала то место, где Джейме выхватил меч из ножен своего убитого кузена? И где тот лес, в котором они сражались? Где ручей, куда они забрели в пылу боя, пока их не застигли врасплох Бравые Ребята?
– Миледи? Сир? – Подрик так и не решил до сих пор, как к ней следует обращаться. – Что вы ищете?
Что ищу? Тени былого...
– Изгородь, мимо которой проезжала когда то. Не важно. – Это случилось , когда у сира Джейме были еще целы обе руки. Ух , как я его ненавидела за вечные смешки и ухмылки. – Тише, Подрик. Может быть, в лесу еще остались разбойники.
Мальчик окинул взглядом голые деревья, мокрую палую листву, грязную дорогу впереди.
– У меня есть меч. Я умею им пользоваться.
Как же , умеешь ты. Смелости тебе не занимать , а вот умения... Ты можешь сколько угодно называть себя оруженосцем , но человек , которому ты служил , не был рыцарем.
В дороге она постепенно вытянула из паренька его историю. Ветвь дома Пейнов, к которой он принадлежал, шла от какого то младшего сына и давно обеднела. Отец Подрика всю жизнь прослужил в оруженосцах у своих богатых кузенов и успел жениться на дочери свечника, прежде чем погибнуть при подавлении мятежа Грейджоя. От нее и родился Подрик. В четыре года мать подкинула сына той самой богатой родне, а сама сбежала со странствующим певцом, беременная теперь уже от него. Подрик ее не помнил. Обоих родителей ему с грехом пополам заменил сир Седрик Пейн, хотя из путаного рассказа мальчика следовало, что сир Седрик обращался с ним скорее как со слугой, нежели как с сыном. Когда Бобровый Утес созвал знамена, рыцарь взял мальчишку с собой – ходить за конем и чистить кольчугу, – а сам вскоре погиб в речных землях, сражаясь на стороне лорда Тайвина.
Вдали от дома, одинокий и без гроша, Подрик прибился к толстому межевому рыцарю по имени сир Лоример Пузатый. Тот был человеком лорда Леффорда и охранял обоз. «Ребятам, которые стерегут харчи, голодать не приходится», – говаривал он, пока его не накрыли с окороком, похищенным из запасов самого лорда Тайвина. Тогда Тайвин Ланнистер повесил его в назидание другим мародерам. Подрик, с которым добрый рыцарь поделился ветчиной, мог разделить с ним и виселицу, но его спасло родовое имя. Сир Киван Ланнистер принял в нем участие и определил его оруженосцем к своему племяннику Тириону.
Сир Седрик показал мальчику, как чистить коня и удалять камешки из подков, сир Лоример приобщил его к воровству, но владеть мечом они его не учили. Бес по крайней мере отправил его к мастеру над оружием, когда они прибыли в Красный Замок. Тот преподал пареньку несколько уроков, но во время голодного бунта сир Арон Сантагар оказался в числе убитых, и учению Подрика пришел конец.
Бриенна выстрогала из опавших веток два меча и нашла, к своему удовольствию, что рука повинуется Подрику лучше, чем язык. Но при всей смелости и прилежании этому тощему недокормышу недоставало силенок. Если он и выжил в битве при Черноводной, как уверял, то потому только, что никто не позаботился прикончить его. «Ты себя называешь оруженосцем, – сказала ему Бриенна, – но я встречала пажей вдвое младше твоего возраста, которые легко бы тебя побили. Если останешься со мной, будешь каждый вечер ложиться спать со свежими мозолями и весь в синяках, а болеть все у тебя будет так, что ты и заснуть не сможешь. Зачем тебе это нужно?»
«Нужно, – упорствовал мальчуган. – Мозоли. И синяки. То есть не они, но все равно, сир. Миледи».
И он оставался верен своему слову, а Бриенна – своему. Подрик не жаловался, и как только на его правой ладони вскакивал новый волдырь, он с гордостью предъявлял его ей. И за лошадьми он исправно ухаживал. Однако он все же не настоящий оруженосец , а я не рыцарь , напоминала себе Бриенна, сколько бы он ни называл меня сиром. Отправить бы его прочь подобру поздорову , но куда он пойдет? Кроме того, хотя он не имеет никакого понятия, куда делась Санса Старк, он может знать больше, чем сам думает. Какая нибудь случайная полузабытая фраза может послужить ключом к ее розыскам.
– Сир... миледи. Вон там впереди повозка.
Бриенна и сама уже разглядела тележку на двух высоких колесах, ползущую в сторону Девичьего Пруда. Ее, впрягшись в постромки, тянули мужчина и женщина, по виду крестьяне.
– Придержи коня, – сказала она мальчику, – не то они примут нас за разбойников. Лишнего не говори и будь вежлив.
– Слушаюсь, сир, миледи. – Мальчишка явно обрадовался, услышав, что его могут принять за разбойника.
Крестьяне настороженно оборачивались на едущих рысью всадников, но Бриенна всячески давала понять, что ничего дурного не замышляет. Дальше они двигались уже вместе, вчетвером. Путь пролегал через заросшие сорной травой поля, мимо луж жидкой грязи и сожженных деревьев.
– Был у нас вол, – сказал пожилой, красный от натуги крестьянин, – да волки его увели. И дочку нашу забрали. Она то к нам вернулась после того сражения у Синего Дола, а вол нет. Съели его, видать.
Женщина, моложе его лет на двадцать, молчала и таращилась на Бриенну, будто на теленка с двумя головами. На Тартскую Деву часто смотрели таким манером. Леди Старк была добра к ней, но другие женщины, почти все, жестокостью не уступали мужчинам. Бриенна не могла бы сказать, кто причинял ей больше мучений: хорошенькие девушки с острыми язычками, звонко смеющиеся у нее за спиной, или дамы, скрывающие презрение под маской холодной вежливости. Женщины простого звания были и того хуже.
– В последний раз я видела Девичий Пруд разрушенным, – сказала она. – Городские ворота взломали, половину домов сожгли.
– Теперь они малость отстроились. Тарли хоть и крут, да посмелей Моутона. И разбойников в лесах поубавилось. Главных злодеев Тарли порубал своим огромадным мечом. Вы то как, не встречали лихих людей?
– Нет. – Чем дальше от Синего Дола, тем пустыннее становилась дорога. Путники, завидев двух всадников, мигом скрывались в лесу – все, исключая двадцать усталых пилигримов с бородатым септоном во главе, шедших на юг. Придорожные гостиницы либо стояли разграбленные, либо превратились в настоящие крепости. Вчера Бриенне и Подрику встретился дозор лорда Рендилла с копьями и длинными луками. Их окружили, и капитан долго выспрашивал Бриенну, но в конце концов позволил им ехать дальше. «Поберегись, женщина. Не все кругом такие порядочные, как мои парни. Пес переправился через Трезубец с сотней злодеев. Говорят, они насильничают над каждой женщиной, которая им попадется, и отрезают ей титьки на память».
Бриенна сочла себя обязанной пересказать это крестьянину и его жене. Мужчина, выслушав ее, плюнул.
– Иные бы их взяли, что псов, что волков, что львов. Ничего, к Девичьему Пруду эта шайка не сунется, пока там заправляет лорд Тарли.
Лорда Рендилла Тарли Бриенна знала со времен похода короля Ренли. Теплых чувств она к нему не испытывала, но не забывала при этом, что она у него в долгу. По милости богов она надеялась уехать из Девичьего Пруда, не попавшись ему на глаза.
– Когда бои прекратятся, город вернут лорду Моутону, – сказала она. – Его милость прощен королем.
– Прощен? – засмеялся старик. – Это за что же? За то, что в замке отсиживался? Людей своих послал в Риверран биться, а сам не пошел. Город разорили сперва львы, потом волки, потом наемники, а его милость знай посиживает в укрытии и горя не знает. Вот брат его нипочем бы не стал этак прятаться. Он смелый был, сир Миле, только его давно уже Роберт убил. Призраки, снова призраки.
– Я ищу свою сестру, – сказала Бриенна. – Красивую девушку тринадцати лет. Вы, часом, такую не видели?
– Девок не видали, хоть пригожих, хоть уродок.
Никто ее не видел – но что делать, приходится спрашивать.
– Дочь Моутона тоже в девках недолго останется, – продолжал старик. – Ее выдают за сынка Тарли. Яйца мы везем как раз им на свадьбу – пойдут на пироги да коврижки.
– Это хорошо. – Значит, жених – маленький Дикон. Сколько же ему лет – восемь, десять? Сама Бриенна впервые стала невестой в семь, а жених был тремя годами старше – младший сын лорда Карона, застенчивый мальчуган с бородавкой на верхней губе. Встретились они один единственный раз, по случаю их помолвки. Два года спустя его вместе с сестрами и родителями унесла злая простуда. Будь он жив, их поженили бы сразу после ее расцвета, и вся ее жизнь повернулась бы совсем по другому. Не разъезжала бы она теперь в мужской кольчуге, с мечом на боку, не разыскивала бы пропавшее дитя другой женщины. Рожала бы своих детей в Ночной Песне, нянчила их и вскармливала. Эта мысль, не новая для Бриенны, всегда вызывала в ней легкую грусть, но и облегчение тоже.
Солнце наполовину скрылось за тучами, когда они, выехав из за черных деревьев, увидели перед собой Девичий Пруд, а за ним – воды залива. Городские ворота починили и укрепили, по розовым каменным стенам вновь прохаживались стрелки с арбалетами. Над караульной реяло красно золотое знамя короля Томмена, где черный олень сражался с золотым львом. Другие знамена представляли охотника Тарли, и лишь над замком на вершине холма виднелся красный лосось дома Моутонов.
У въездной решетки стояла дюжина стражников с алебардами – солдаты из войска Тарли, судя по знакам у них на груди, хотя эмблемы самого лорда никто не носил. Бриенна подметила двух кентавров, молнию, синего жука и зеленую стрелу – ни одного шагающего охотника. Сержант носил на себе павлина с выгоревшим на солнце хвостом. При виде крестьянской тележки он свистнул.
– Что тут у вас? Яйца? – Он подкинул одно, поймал и ухмыльнулся. – Ладно, мы их забираем.
– Это для лорда Моутона, – всполошился старик. – Для свадебных пирогов.
– Ничего, куры еще снесут. Я уж полгода яиц не ел. На вот, и не говори, что тебе не плачено. – И он швырнул крестьянину под ноги горсть медяков.
– Этого мало, – подала голос женщина.
– А я говорю, в самый раз. За яйца и за тебя тоже. Берите ее, ребята, – больно она хороша для этого деда. – Двое стражников прислонили алебарды к стене и потащили отбивающуюся женщину прочь. Крестьянин смотрел на это с серым лицом, но не смел перечить. Бриенна двинула лошадь вперед.
– Отпустите ее.
Солдаты замешкались, и женщина вырвалась от них.
– Не твое дело, – сказал один. – Знай помалкивай.
Бриенна достала меч.
– Обнаженная сталь – это разбоем пахнет, – сказал сержант. – Знаешь, что делает лорд Тарли с разбойниками? – Он стиснул яйцо, которое так и держал в руке, и желток просочился у него между пальцев.
– Я знаю, что делает лорд Рендилл с разбойниками, – ответила на это Бриенна. – И с насильниками.
Она надеялась, что имя лорда их усмирит, но сержант, бросив раздавленное яйцо, махнул своим людям, и Бриенну окружил стальной частокол.
– Так что, говоришь, делает он с...
– С насильниками, – подхватил мужской голос. – Он холостит их или отправляет на Стену, а порой делает и то, и другое. Ворам же он рубит пальцы. – Из караульной вышел томный молодой человек с мечом на поясе и в некогда белом верхнем камзоле. Белизна еще проступала кое где под зелеными травяными пятнами и запекшейся кровью. Эмблема на нем представляла бурого оленя, мертвого и подвешенного на шесте.
У Бриенны в животе точно нож повернули.
– Сир Хиль, – с трудом выговорила она.
– Ее лучше не трогать, ребята, – предостерег сир Хиль Хант. – Это Бриенна Красотка, Тартская Дева, зарубившая короля Ренли и половину его Радужной Гвардии. Подлость ее не уступает уродству, а страшней ее нет никого... разве что ты, Нужник, но твой папаша был задницей буйвола, так что тебе простительно. Ее то отец – Тарт Вечерняя Звезда.
Стражники, заржав, отвели алебарды.
– Может, ее под стражу взять, сир? – спросил сержант. – За убийство Ренли?
– А зачем? Ренли был мятежником. Мы тоже были мятежниками, все до единого, но теперь верно служим королю Томмену. – Рыцарь сделал крестьянам знак проезжать в ворота. – Стюард его милости порадуется вашему товару. Вы найдете его на рынке.
Старик приложил костяшки пальцев ко лбу.
– Благодарствую, милорд. Настоящего рыцаря сразу видно. Пошли, жена. – Они снова впряглись и загрохотали колесами по булыжнику.
Бриенна двинулась следом, Подрик за ней. Настоящий рыцарь... м да... Слева, у входа в переулок, стояла разрушенная конюшня. Наискосок от нее, на балконе своего заведения, перешептывались три полуодетые шлюхи. Одну Бриенна как будто помнила по лагерю – та как то спросила, что у нее в бриджах, хрен или дырка.
– В жизни не видал лошади безобразнее, – высказался сир Хиль, глядя на Подрикова скакуна. – Странно, что на ней сидите не вы, миледи. Не хотите отблагодарить меня за вмешательство?
Бриенна спешилась, оказавшись на голову выше рыцаря.
– Я отблагодарю вас при случае – на турнире.
– Как отблагодарили Рыжего Роннета? – засмеялся Хант. Красивый переливчатый смех заставлял забыть о его некрасивом лице. Когда то это лицо казалось Бриенне честным, но после стало ясно, что она ошибалась. Взлохмаченные каштановые волосы, ореховые глаза, небольшой шрам у левого уха, ложбина на подбородке и нос крючком. А вот смех у него славный, и смеется он часто.
– Разве вы не должны охранять ворота?
Он скорчил гримасу.
– Мой кузен Алин гоняется за разбойниками. Он, несомненно, вернется с головой Пса, покрытый славой, а я должен вместо него стеречь эти ворота, благодарю за напоминание. Надеюсь, вы остались довольны мною, моя красавица. Что вы, собственно, ищете?
– Конюшню.
– Есть одна у восточных ворот. Эта сгорела.
Бриенна и без него это видела.
– Касательно того, что вы сказали солдатам. Я была с королем Ренли в миг его смерти, но убило его колдовство. Клянусь в этом на моем мече. – Она взялась за рукоять, готовая сразиться, если Хант в глаза назовет ее лгуньей.
– Угу. А с Радужной Гвардией разделался Рыцарь Цветов. Сира Эммона вы, пожалуй, еще одолели бы – он всегда лез на рожон и легко уставал. А вот Ройса вряд ли. Как боец он был вдвое лучше вас... хотя вы и не боец. Жаль, что нет слова «бойца». Что же привело Тартскую Деву в Девичий Пруд?
Я ищу сестру , девицу тринадцати лет , едва не сказала она. Сир Хиль отлично знает, что у нее нет сестер.
– Мне нужно повидать одного человека в месте под названием «Смердящая гуска».
– Я думал, Бриенна Красотка с мужчинами не встречается, – подковырнул он. – «Смердящая гуска»... подходящее имечко. Пахнет там уж точно не благовониями. Это около гавани, но сначала вы отправитесь со мной к его милости.
Сира Хиля Бриенна не боялась, но ведь он – один из капитанов Рендилла Тарли. Стоит ему свистнуть, и на подмогу прибежит сотня солдат.
– Разве я под арестом?
– По делу Ренли, вы хотите сказать? Да кто он такой? Короли у нас давно поменялись, иные и по два раза. Про него все и думать забыли. – Он взял Бриенну за локоть. – Прошу вас сюда.
Она отдернула руку.
– Сделайте одолжение, не прикасайтесь ко мне.
– Извольте, – с кривой улыбкой ответил он.
Бриенна с трудом узнавала памятный ей город, пустой и разрушенный. Теперь на улицах толпились свиньи и ребятишки, а сожженные дома почти все снесли. На пустырях зеленели огороды, стояли торговые палатки и рыцарские шатры. Строились повсюду: на месте сгоревшей деревянной гостиницы росла каменная, на городской септе клали новую крышу. Пилы и молотки звенели в осеннем воздухе. Рабочие таскали бревна, десятники разъезжали туда сюда. У многих на груди красовался охотник Тарли.
– Город отстраивают солдаты? – удивилась Бриенна.
– Они предпочли бы, конечно, играть в кости, пить и развратничать, но лорд Рендилл счел за лучшее занять их работой.
Она полагала, что Хант отведет их в замок, но он шел к гавани. Торговые корабли снова вернулись в порт, отметила она с удовлетворением. У причалов стояли одна галея, один галеон, большой двухмачтовый баркас и два десятка рыбачьих лодок. В заливе тоже виднелись рыбаки. Если в «Смердящей гуске» ничего мне не скажут , куплю себе место на корабле , решила Бриенна. До Чаячьего города она доберется быстро, а оттуда и до Гнезда недалеко.
Лорд Тарли вершил правосудие на рыбном рынке.
У самой воды установили помост, к которому приводили обвиняемых. Слева стояла виселица с петлями человек на двадцать. Пока что на ней болтались четверо – один недавний, трое давнишних. Мертвеца, созревшего в самый раз, клевала одинокая ворона – все прочие разлетелись, напуганные толпой горожан, которые собрались в надежде увидеть, как будут вешать еще одного.
Лорд Тарли сидел на помосте вместе с лордом Моутоном, бледным рыхлым человеком в белом дублете, красных бриджах и горностаевом плаще, застегнутом пряжкой лососем из червонного золота. Сам Тарли был одет в кольчугу, вареную кожу и стальной панцирь. Над левым его плечом торчала рукоять большого меча. Меч этот, по прозванию Губитель Сердец, был гордостью его дома. Внизу стоял щуплый подсудимый в домотканом плаще и грязном кафтане.
– Я никого не трогал, милорд, – донеслось до слуха Бриенны. – Просто взял то, что оставили септоны, когда убегали. Если хотите отрубить мне за это палец – нате, рубите.
– Да, вору обычно отрубают один палец, – жестким голосом ответил Тарли, – но тот, кто ворует в септе, крадет у богов. Семь пальцев, – приказал лорд, обращаясь к капитану стражи. – Большие оставьте ему.
– Семь?! – Вор, побледнев, затрепыхался в руках схвативших его стражников, но слабо, как будто казнь уже совершилась. Бриенна невольно вспомнила, как закричал сир Джейме, когда аракх Золло отсек ему руку.
Следующим перед судом предстал пекарь, обвиняемый в том, что подмешивал опилки в муку. Ему лорд Рендилл назначил штраф – пятьдесят серебряных оленей. Пекарь поклялся, что у него нет таких денег, и лорд присудил один кнут за каждую недостающую монету. Далее пришла очередь изможденной серолицей женщины, наградившей дурной болезнью четырех солдат Тарли.
– Полить ей срамные части щелоком и бросить ее в темницу, – распорядился лорд. Пока рыдающую потаскуху волокли прочь, ему попалась на глаза Бриенна, стоявшая между Подриком и сиром Хилем. Лорд нахмурился, но не подал виду, что узнал ее.
Следующим шел матрос со стоящего в гавани галеона. Обвинителем выступал лучник лорда Моутона с завязанной рукой и лососем на груди.
– Этот ублюдок, с позволения вашей милости, продырявил мне руку ножом. Я, говорит, его в кости надул.
Лорд отвел взгляд от Бриенны и посмотрел на него.
– И что же, он правду сказал?
– Нет, милорд. Я ни в жизнь...
– За воровство я отрубаю палец, но коли солжешь мне, будешь повешен. Может, покажешь мне свои кости?
– Кости то? – Лучник взглянул на Моутона, но тот смотрел на лодки в заливе. – Ну да, – стрелок проглотил слюну, – они мне, конечно, удачу приносят, только...
– Отрубить ему мизинец, – потерял терпение Тарли. – Пусть сам выберет, на которой руке. А здоровую ладонь пробить гвоздем под пару другой. Всех остальных отведите обратно в темницу. С ними я разберусь завтра. – Он поманил к себе сира Хиля. Бриенна последовала за рыцарем.
– Милорд... – Стоя перед ним, она вновь почувствовала себя восьмилетней.
– Миледи. Чему мы обязаны... этой честью?
– Меня послали искать... – замялась она.
– Как же можно найти кого то, не зная имени? Сознаетесь ли вы в том, что убили лорда Ренли?
– Нет.
Тарли пораздумал. Он судит меня , как судил тех , других , поняла Бриенна.
– Вы хотите сказать, что всего лишь позволили совершиться убийству, – произнес наконец лорд.
Он умер у нее на руках, залив ее своей кровью...
– Это было колдовство. Я никогда бы...
– Никогда бы? – Его голос хлестнул ее словно бич. – Это верно. Вам никогда бы не следовало надевать кольчугу и опоясываться мечом. Никогда бы не следовало покидать чертог своего отца. Это война, а не бал в честь праздника урожая. Клянусь богами, мне надлежит немедля посадить вас на корабль и отправить обратно на Тарт.
– Сделав это, вы ответите перед троном. – Смелые эти слова прозвучали у нее тоненько, как то по детски. – Подрик, найди в моей седельной сумке пергамент и покажи его милости.
Тарли хмуро развернул врученную ему грамоту и прочел, шевеля губами.
– По королевскому делу... Что же это за дело такое? Коли солжешь мне , будешь повешен...
– С санса Старк.
– Будь она здесь, я знал бы об этом. Бьюсь об заклад, она бежала к себе на север. В надежде найти убежище у кого то из знаменосцев своего отца. Счастье ее, если она сделает правильный выбор.
– Она могла отправиться также в Долину, – неожиданно для себя выпалила Бриенна. – К сестре своей матери.
– Леди Лиза скончалась, – проронил лорд Рендилл. – Некий певец сбросил ее с горы. Теперь в Гнезде хозяйничает Мизинец, но долго он там не продержится. Не станут лорды Долины склонять колено перед выскочкой, только и умеющим, что считать медяки. – Лорд вернул Бриенне ее пергамент. – Ступайте куда хотите и поступайте как вам угодно... но когда кто нибудь учинит над вами насилие, не ищите правосудия у меня. Вы заслужили это своим сумасбродством. А вам, сир, надлежит быть там, где приказано. Я, сколько помню, доверил вам городские ворота.
– Точно так, милорд, но я думал...
– Слишком много вы думаете, – молвил лорд Тарли и зашагал прочь.
Итак, Лиза Талли мертва. Бриенна стояла под виселицей, зажав в руке свою драгоценную грамоту. Толпа разошлась, и вороны снова слетелись на прерванный пир. Некий певец сбросил ее с горы... Быть может, и сестрой леди Кейтилин полакомились вороны?
– Вы говорили о «Смердящей гуске», миледи, – сказал сир Хиль. – Если хотите, чтобы я показал вам...
– Возвращайтесь к своим воротам.
Тень раздражения прошла по его лицу – некрасивому и к тому же нечестному.
– Что ж, воля ваша.
– Именно.
– Мы просто играли, чтобы скоротать время. Ничего дурного у нас не было на уме. – Сир Хиль помедлил. – Бен погиб на Черноводной, вы слышали? И Фарроу тоже, и Уилл Журавль. А Марк Маллендор из за раны потерял полруки.
Вот и хорошо, хотелось сказать Бриенне. Он сполна это заслужил. Но она промолчала, вспомнив, как он сидел у своего шатра, держа на плече обезьянку в кольчужной рубашке, и как эти двое строили рожи друг другу. Как же это сказала про них Кейтилин Старк в ту ночь у Горького Моста? «Летние рыцари». Настала осень, и они все облетели, как листья.
Бриенна повернулась к Ханту спиной.
– Идем, Подрик.
Мальчуган поспешил за ней, ведя лошадей в поводу.
– Куда мы теперь? В эту «Смердящую гуску»?
– Я – да, а ты пойдешь на конюшню у восточных ворот. Спроси у конюхов про гостиницу, где мы могли бы заночевать.
– Да, сир, миледи. – Подрик смотрел в землю, пиная ногами камешки. – А вы знаете, где она, эта «Гуска»?
– Нет.
– Он сказал, что проводит нас. Этот рыцарь. Сир Киль.
– Хиль.
– Да, Хиль. Что он вам сделал, сир? То есть миледи.
Мальчик при своем косноязычии был далеко не глуп.
– В Хайгардене, когда король Ренли созвал знамена, несколько человек, в том числе и сир Хиль, вздумали поиграть со мной. Это была злая игра, обидная и недостойная рыцарей. Восточные ворота в той стороне. Жди меня там.
– Как скажете, миледи. Сир.
Вывески на «Смердящей гуске» не было. Бриенна, проискав ее битый час, наконец спустилась по деревянной лестнице в подвал живодерни. У входа она ушибла голову о низкую потолочную балку. Гусей не видно, из мебели несколько табуреток да скамейка у глинобитной стены. Вместо столов – старые винные бочки, источенные червями. Зато обещанный смрад не обманул бы ничьих ожиданий. В основном он складывался из винных паров, сырости и плесени, но попахивало также отхожим местом, а отчасти и покойницкой.
В таверне не было никого, кроме трех тирошийских матросов – они сидели в углу, бурча друг на друга сквозь зеленые и пурпурные бороды. Один, бросив взгляд на Бриенну, сказал что то, вызвавшее у двух других смех. Хозяйка стояла за доской, положенной на два бочонка, – вся круглая, бледная, почти лысая, с огромной мягкой грудью под грязным платьем. Походило на то, что боги слепили ее из сырого теста.
Бриенна, не решившись попросить здесь воды, заказала чашу вина и добавила, что ищет человека по имени Дик Пройдоха.
– Дик Крэб? Он тут почитай каждую ночь бывает. – Хозяйка смерила взглядом кольчугу и меч Бриенны. – Коли убить его хотите, то сделайте это в другом месте. Нам хлопот с лордом Тарли не надо.
– Я хочу просто поговорить с ним. Зачем мне его убивать?
Женщина пожала плечами.
– Кивните мне, когда он придет, и я отблагодарю вас.
– Велика ли благодарность то будет?
Бриенна выложила на доску медную звездочку и села так, чтобы видеть лестницу.
Вино отдавало маслом, и в нем плавал волос. Жидкое , как мои надежды отыскать Сансу , сказала себе Бриенна, вынув его. Розыски сира Донтоса не привели ни к чему, а Долина после смерти леди Лизы больше не казалась Бриенне надежным убежищем. Где же ты , Санса? Отправилась домой в Винтерфелл или соединилась со своим мужем, как, похоже, думает Подрик? Бриенна не хотела плыть за Узкое море, она ведь не владела тамошним языком. Будет совсем уж нелепо, если она начнет там объясняться на пальцах. Над ней попросту посмеются, как посмеялись в Хайгардене. Ее щекам стало жарко при мысли об этом.
Когда Ренли возложил на себя корону, Тартская Дева проделала путь через весь Простор, чтобы вступить в его войско. Сам король принял ее милостиво и пригласил к себе на службу, но его лорды и рыцари оказались не столь любезны. Бриенна и не ждала, что ей окажут теплый прием. Она заранее приготовилась к холодности, к насмешкам, к вражде – всего этого она уже нахлебалась досыта. Не всеобщее презрение, а доброта немногих людей – вот что делало ее уязвимой. Она трижды побывала в невестах, но до Хайгардена за ней никто не ухаживал.
Началось все с Бена Биши – он, один из немногих в лагере Ренли, был выше ее ростом. Он прислал своего оруженосца почистить Бриенне кольчугу и преподнести ей серебряный рог для питья. Сир Эдмунд Амброз превзошел его, послав ей цветы и пригласив проехаться с ним верхом. Сир Хиль Хант опередил обоих – он подарил ей прекрасно иллюстрированную книгу со ста рыцарскими историями. Для ее лошадей он посылал яблоки и морковку, ее шлем украсил шелковым синим плюмажем. Он передавал ей лагерные сплетни и делал меткие замечания, вызывавшие у нее улыбку. Однажды он даже провел с ней учебный бой, что значило для нее больше всего остального.
Она полагала, что это его пример побудил других рыцарей обходиться с нею учтиво. Более чем учтиво. За столом они боролись за место с ней рядом, наперебой предлагая налить ей вина или принести сладкого. Сир Ричард Фарроу играл на лютне любовные песни у ее шатра. Сир Хью Бисберри принес ей горшочек меда, «сладкого, как тартские девы». Сир Марк Маллендор смешил выходками своей черной обезьянки с Летних островов, межевой рыцарь по имени Уилл Журавль предлагал помассировать плечи.
Этого она не позволила. Она ничего им не позволяла. Когда сир Оуэн Дюймель сгреб ее в охапку и поцеловал, она отпихнула его так, что он плюхнулся задом в костер. После этого она посмотрела на себя в зеркало. Все то же широкое веснушчатое лицо, большегубое, с лошадиными зубами. Она хотела одного – быть рыцарем и служить королю Ренли, но теперь...
Добро бы она еще была единственной женщиной в лагере, так ведь нет. Даже войсковые шлюхи были красивей, чем она, а лорд Тирелл каждую ночь задавал королю Ренли пиры в своем замке, где под волынки, рога и арфы танцевали высокородные девицы и прекрасные дамы. «Почему вы так любезны со мной? – хотелось крикнуть ей всякий раз, когда какой нибудь рыцарь отпускал ей комплимент. – Что вам от меня нужно?» Рендилл Тарли, прислав за ней двух своих латников, разрешил эту загадку. Его маленький сын подслушал, как смеялись между собой четверо рыцарей, седлая коней, и рассказал своему лорду отцу.
Они побились об заклад – на нее.
Все затеяли, как сказал ей лорд, трое его собственных рыцарей – Амброз, Биши и Хиль Хант. Но слух об этом разошелся по лагерю, и другие тоже вступили в игру. Каждый должен был поставить золотого дракона, а вся сумма предназначалась тому, кто лишит Бриенну невинности.
«Я положил этой забаве конец, – сказал Тарли. – Одни... игроки тщились превзойти других, и ставки росли с каждым днем. Еще немного, и кто нибудь непременно попытался бы взять приз насильно».
«Они же рыцари, – пролепетала Бриенна. – Они давали обет».
«Рыцари и люди чести. Вы одна во всем виноваты».
«Но, милорд, – вознегодовала она, – я не давала им никакого повода...»
«Довольно и того, что вы здесь. Если женщина ведет себя как потаскуха, с ней и обходятся как с таковой. Войско в походе – не место для девственниц. Если вы хоть немного дорожите своей добродетелью и честью вашего дома, снимите кольчугу, вернитесь домой и попросите отца найти для вас мужа».
«Я приехала, чтобы сражаться, – не уступала она. – Чтобы стать рыцарем».
«Боги сотворили мужчин для войны, а женщин – для продолжения рода. Женщина ведет свою битву на родильной постели».
Кто то спускался по лестнице. В таверну вошел тощий остролицый оборванец с грязными волосами. Он глянул на тирошийцев, задержал взгляд на Бриенне и обратился к хозяйке:
– Вина, да чтоб без лошадиной мочи.
Женщина, глядя на Бриенну, кивнула.
– Я поставлю тебе вино, – громко сказала Бриенна, – за пару слов.
– За пару? – с подозрением повторил мужчина, занимая табурет напротив нее. – Я много слов знаю. Пусть миледи скажет, что хочет услышать, и Дик Пройдоха к вашим услугам.
– Мне говорили, что ты обдурил дурака.
Оборванец задумчиво приложился к чаше.
– Может, и обдурил. – На нем был выцветший, драный дублет с оторванной эмблемой какого то лорда. – Кому до этого дело?
– Королю Роберту. – Бриенна положила на бочку серебряную монету – на одной стороне голова Роберта, на другой олень.
– Да ну? – Дик с ухмылкой крутанул монету на днище столешнице. – Вон он как славно пляшет, король – хей нонни, хей нонни, хей нонни хо. Может, я и видал вашего дурака.
– С ним была девушка?
– Целых две, – без запинки ответил Дик.
– Две? – Кто же другая – Арья?
– Их я не видал, врать не стану, но платил он за проезд для троих.
– Куда он хотел плыть?
– Помнится, за море.
– А помнишь ли ты, какой он был с виду?
– Дурак он и есть дурак. – Дик ловко смахнул со стола крутящуюся монету. – Боялся он сильно.
– Боялся чего?
– Он не говорил, но старина Дик чует, когда страхом пахнет. Он ходил сюда чуть не каждую ночь, ставил морячкам выпивку, шутковал, песни пел. А как заявились ребята с охотничком на груди, ваш дурак побелел весь и ни гугу. – Дик подвинул свой табурет поближе. – Солдаты Тарли следят в оба за каждой лоханкой в порту. Кому нужен олень, тот идет в лес, кому нужен корабль – в гавань. Ваш дурак не смел туда сунуться, ну я и предложил свою помощь.
– Какую помощь?
– Такая помощь стоит побольше серебряного олешки.
– Скажи, и получишь еще одного.
– Поглядеть надо. – Бриенна достала еще монету. Он закрутил и эту, улыбнулся, смахнул в карман. – Раз не можешь сесть на корабль, надо, чтоб корабль пришел к тебе сам. Я ему и сказал: знаю, мол, такое место, где это может случиться. Тайное место.
Бриенну проняло холодом.
– Приют контрабандистов. Ты послал дурака к ним.
– Вместе с двумя его милашками, – хихикнул Дик. – Вот только в то место, куда я его послал, корабли давненько уже не захаживали. Лет этак с тридцать. – Он почесал нос и спросил: – А вам он на что, дурак то?
– Эти две девочки – мои сестры.
– Да ну? Вот бедняжки. У меня тоже сестричка была. Худышка такая, коленки торчком. А как отросли у нее титьки, тут рыцарский сын и сорвал ее цветик. Теперь она в Королевской Гавани, зарабатывает лежмя.
– Куда ты послал их?
– Чего не помню, того не помню.
– Куда? – Еще один олень лег на бочку, но Дик подвинул его обратно к ней.
– Оленю не сыскать... вот разве дракон отыщет.
Как знать, добьется ли правды золото. Сталь вернее. Бриенна взялась было за кинжал, но потом все таки нащупала в кошельке золотой и выложила на бочку.
– Так куда же?
Оборванец попробовал монету на зуб.
– Ишь, сладкий. Помнится мне, будто на Раздвоенный Коготь. Это к северу отсюда. Дикое место, одни холмы да болота, но я там родился и вырос. Дик Крэб меня звать, хотя все кличут Диком Пройдохой.
Бриенна не стала представляться в ответ.
– Где именно на Раздвоенном Когте?
– В Тараторки. Вы ведь слыхали про Кларенса Крэба?
– Нет.
– Ну как же, – удивился Дик. – Сир Кларенс Крэб, предок мой. Он был восьми футов росту и такой сильный, что вырывал сосны с корнем одной рукой и метал на полмили. Ни один конь не мог его выдержать, поэтому он ездил на зубре.
– При чем он к твоей тайной бухте?
– Жена его была лесной ведьмой. Как сир Кларенс, бывало, убьет кого, так несет его голову домой, а ведьма поцелует ее в губы и оживит. Там у них и лорды были, и колдуны, и знаменитые рыцари, и пираты. Даже один король синедольский. И все они давали Крэбу советы. Лишенные тел, громко говорить они не могли, зато никогда и не умолкали. Чем еще головам заниматься, как не болтать? Вот замок Крэба и прозвали Тараторками. Да и посейчас так зовут, хотя он вот уж тысячу лет как разрушен. Уединенное место. – Дик сжал кулак и отправил дракона погулять по костяшкам. – Тоскливо ему одному то. Вот кабы десять...
– Десять драконов – это целое состояние. Хочешь и меня обдурить?
– Ни в коем разе. А вот проводить к дураку могу. – Дракон проплясал обратно. – В самые Тараторки, миледи.
Бриенне не нравились его игры с монетой, однако...
– Шесть драконов, если найдем мою сестру, два – если одного дурака. А не найдем никого, так ни с чем и останешься.
– Будь по вашему. Шесть так шесть.
Слишком уж быстро он согласился. Бриенна сжала ему запястье, не дав прикарманить дракона.
– Смотри же. Если считаешь меня легкой добычей, то зря.
Крэб потер руку.
– Тьфу ты пропасть. Больно.
– Извини. Моей сестре тринадцать лет. Я должна найти ее, пока...
– Пока какой нибудь рыцарь до нее не добрался. Как не понять. Считайте, что она спасена. Дик Пройдоха теперь ваш с потрохами. Встретимся у восточных ворот, как светать станет. Мне еще лошаденку себе надо достать.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 22:53 | Сообщение # 17 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЭМВЕЛ
Море сделало Сэмвела Тарли зеленым.
Дело было не только в том, что он боялся пойти ко дну, хотя он, конечно, боялся, но и в качке.
– Живот – мое слабое место, – признался он Дареону в день их отплытия из Восточного Дозора.
– Оно и видно, Смертоносный, вон ты как его раскормил, – ответил певец, хлопнув его по спине.
Сэм старался держаться храбро, хотя бы ради Лилли, которая еще ни разу не видела моря. После бегства из Замка Крастера им встречались озера, и она даже им дивилась. Когда же «Черный дрозд» отчалил от пристани, она начала дрожать, и по щекам у нее потекли слезы. «Боги милосердные», – без конца шептала она. Первым скрылся из глаз Восточный Дозор, а там и Стена стала уменьшаться и наконец пропала совсем. Поднялся ветер. Серые паруса цветом напоминали вылинявший от частых стирок черный плащ, а Лилли побелела от страха. «Это хороший корабль, – втолковывал ей Сэм. – Не надо бояться». Но она прижала к груди ребенка и поскорее спустилась вниз.
Сэм, вцепившись в планшир, стал следить за взмахами весел – они так слаженно и красиво двигались, притом лучше было смотреть на них, чем на воду. Если смотреть на воду, сразу вспоминается, как легко утонуть в море. Лорд отец Сэма как то бросил его, маленького, в пруд, чтобы научить плавать. Вода мигом набралась в рот, в нос и в легкие – мальчик кашлял и задыхался еще много часов после того, как сир Хиль его вытащил. После этого он никогда не заходил в воду выше пояса.
Тюлений залив много глубже и далеко не так спокоен, как рыбный садок отцовского замка. Его серо зеленые воды так и кипели, а берег, вдоль которого шел корабль, пугал скалами и бурунами. Даже если Сэм каким то чудом доплывет до него, волны швырнут его на камни и размозжат ему голову.
– Русалок высматриваешь, Смертоносный? – спросил Дареон.
Молодой певец, белокурый, с ореховыми глазами, походил скорее на переодетого принца, чем на черного брата.
– Нет. – Сэм сам не знал, куда он смотрит и как его занесло на этот корабль. Я еду в Цитадель , чтобы выковать себе цепь , стать мейстером и как можно лучше послужить Ночному Дозору , говорил он себе, но эта мысль только утомляла его, ничего больше. Он не хотел быть мейстером и носить на шее тяжелую, холодную цепь. Не хотел покидать своих братьев, единственных друзей, которые были у него в жизни. И уж совсем не хотел встречаться с отцом, который отправил его умирать на Стену.
У других все иначе. Для них это путешествие может оказаться счастливым. Лилли окажется в Роговом Холме, далеко от ужасов, испытанных ею в Зачарованном лесу. Служанки у отца в замке живут в тепле и сытости – она и мечтать не могла о такой благодати, когда была женой Крастера. Сын вырастет у нее на глазах и станет егерем, конюхом или кузнецом. Если же он выкажет способности к военному делу, то какой нибудь рыцарь и в оруженосцы его может взять.
Мейстера Эйемона тоже ждет лучшая участь. Приятно думать, что остаток своих преклонных лет он проведет среди теплых бризов Староместа, в обществе других мейстеров, делясь своей мудростью с кандидатами и школярами. Он стократ заслужил такой отдых.
Даже Дареону впереди что то светит. Он всегда утверждал, что неповинен в изнасиловании, по причине которого угодил на Стену, – он, мол, состоял при дворе какого то лорда и пел в его чертоге во время ужина. Теперь у него снова появится такая возможность. Джон его сделал вербовщиком вместо пропавшего без вести Йорена. Он будет странствовать по Семи Королевствам, петь о подвигах Ночного Дозора и время от времени возвращаться к Стене с новобранцами.
Путешествие, пусть долгое и полное трудностей, для них по крайней мере может завершиться удачно. Сэм утешался этим. Я еду ради них , ради счастливого конца и ради Ночного Дозора , говорил он себе. Но море, чем дольше он смотрел на него, становилось все глубже и все холоднее.
Не смотреть, однако, было еще хуже. Сэм понял это, сойдя в тесную, общую для всех кормовую каюту. Стараясь отвлечься от тошноты, он заговорил с Лилли, кормившей сына.
– Этот корабль доставит нас в Браавос, где мы пересядем на другой и пойдем в Старомест. Когда то я читал про Браавос в одной книге. Он построен в лагуне, на ста маленьких островах, и там у них есть титан, каменный человек высотой больше ста футов. Вместо лошадей у них лодки, а их лицедеи разыгрывают истории, написанные нарочно для них, вместо обычных глупых комедий. Пища у них тоже хорошая, особенно рыбная. Там всего много и все свежее – и угри, и моллюски, и крабы. Надо будет побыть там хоть несколько дней между кораблями. Чтобы посмотреть представление и отведать устриц.
Сэм думал приободрить ее, но из этого ничего не вышло. Ее глаза тускло смотрели на него сквозь пряди немытых волос.
– Как хотите, милорд.
– А тебе чего бы хотелось?
– Ничего. – Она отвернулась и переложила ребенка к другой груди.
Качка всколыхнула яичницу с ветчиной и поджаренным хлебом, съеденную Сэмом еще до отплытия. Не в силах больше оставаться в каюте, он вскочил и вылез по трапу наверх, где отдал завтрак морю. Его так скрутило, что он, не разобравшись, кинулся к наветренному борту, и его обрызгало собственной рвотой. Несмотря на это, ему стало гораздо лучше... правда, ненадолго.
Галея «Черный дрозд» была самым большим кораблем Ночного Дозора. «Ворона буревестница» и «Острый клюв», как сообщил мейстеру Эйемону Коттер Пайк, превосходили ее быстротой, но то были боевые корабли, поджарые хищные птицы с открытыми палубами для гребцов. Для перехода через бурное Узкое море за Скагосом «Черный дрозд» подходил лучше. «Там случаются штормы, – предостерег их Пайк. – Зимние хуже всего, зато осенью они чаще бывают».
Первые десять дней, пока «Дрозд» тащился через залив, не теряя из виду земли, прошли довольно спокойно. Когда налетал ветер, становилось холодно, однако его свежий соленый запах действовал подкрепляюще. Сэм почти ничего не ел, а то, что ему удавалось таки впихнуть в себя, долго там не задерживалось, но в остальном он держался не так уж плохо. Его попытки вдохнуть мужество в Лилли успехом, однако, не увенчались. Она не выходила на палубу вопреки всем его уговорам и старалась забиться в какой нибудь темный угол. Малютке путешествие по морю нравилось не больше, чем его матери. Он все время пищал, срыгивал молоко и без передышки пачкал свои меховые одеяльца.
Пахло от него хуже некуда, и свечи, которые в большом количестве зажигал Сэм, не могли перебить эту вонь.
На свежем воздухе было куда приятнее, особенно когда Дареон играл и пел для своих знакомых гребцов. Он знал все их любимые песни: грустные – «День, когда вешали Черного Робина», «Жалоба русалки», «Осень дней моих»; бодрые – «Стальные копья», «Семь мечей для семи сынов»; озорные – «Ужин у миледи», «Цветик цветочек», «Мэгетт веселой девицей была». «Медведя и прекрасную деву» подхватывали за ним все гребцы, и «Черный дрозд» словно летел над водой. По их урокам у Аллисера Торне Сэм знал, что мечом Дареон владеет неважно, но голос у него был чудесный. «Гром, политый медом», – сказал про него однажды мейстер Эйемон. Дареон играл на лютне, на скрипке и даже баловался сочинительством. О песнях, сотворенных самим певцом, Сэм был невысокого мнения, но слушать его очень любил. Сидеть приходилось на ларе, до того твердом и занозистом, что Сэм чуть ли не благодарил судьбу за свои жирные ягодицы. Толстяки повсюду носят с собой собственную подушку.
Мейстер тоже предпочитал проводить время на палубе, завернувшись в груду мехов и устремив взгляд на море.
– Куда это он смотрит? – полюбопытствовал как то Дареон. – Для него тут так же темно, как и в каюте.
Эйемон, услышав его – слух у него, как у всех незрячих, был очень острый, несмотря на старость, – сказал:
– Я ведь не от рождения слеп. В прошлый раз, проплывая этим путем, я видел каждый утес, каждое дерево, каждый бурун. Я смотрел на чаек, которые летели за нами. Мне было тогда тридцать пять, и я уже шестнадцать лет носил мейстерскую цепь. Эг хотел, чтобы я помогал ему править, но я решил, что мое место здесь. Для плавания на север он предоставил мне «Золотого дракона» и дал в провожатые своего друга, сира Дункана. Ни один рекрут еще не прибывал на Стену с таким почетом с тех пор, как Нимерия прислала Дозору шестерых королей в золотых кандалах. А чтобы я приносил присягу не в одиночестве, Эг открыл свои тюрьмы и снабдил меня, по его словам, почетным эскортом. Одним из бывших узников был не кто иной, как Бринден Риверс, выбранный позднее лордом командующим.
– Красный Ворон? Я знаю песню о нем, – сказал Дареон. – «Тысяча и один глаз». Только я думал, он лет сто назад жил...
– И я тоже. А ведь когда то был молодым, как теперь вы. – От собственных слов мейстеру, как видно, взгрустнулось. Он стал кашлять, а потом задремал, покачиваясь вместе с кораблем в своих шубах.
Под серым небом корабль держал путь на восток, потом на юг и опять на восток. Тюлений залив становился все шире. Черный наряд капитана, седого брата Дозора с животом, как пивной бочонок, до того выцвел, что команда звала его Сизарем. Он все больше молчал – говорил за него помощник. Тот начинал сыпать проклятиями каждый раз, как утихал ветер или гребцы начинали лентяйничать. На завтрак все ели овсянку, в полдень – горох, вечером – соленую говядину, соленую баранину или соленую же треску. Еду запивали элем. Дареон пел, Сэм мучился рвотой, Лилли плакала и кормила дитя, мейстер спал или сидел с открытыми глазами, ветер крепчал с каждым днем и делался все холоднее.
Это свое морское путешествие Сэм, несмотря ни на что, находил куда более терпимым, чем предыдущее. На борту галеона «Летнее солнце» лорда Редвина он оказался лет в десять. Этот великолепный корабль, в пять раз больше «Дрозда», имел три больших винно красных паруса, а весла его сверкали белизной и золотом. При выходе из Староместа мальчик, затаив дыхание, следил, как они работают... но это осталось единственным его хорошим воспоминанием о Винном проливе. Тогда Сэма тоже сразила морская болезнь, к отвращению его лорда отца.
По прибытии же в Бор дело пошло еще хуже. Сыновья близнецы лорда Редвина прониклись к Сэму презрением с первого взгляда. Каждое утро они изобретали что нибудь новенькое для посрамление его на ристалище. Через два дня Сэм с поросячьим визгом просил пощады у Хораса Редвина. Через пять другой брат, Хоббер, нарядил в свои доспехи кухонную девчонку, и она до слез измолотила Сэма деревянным мечом. Когда правда открылась, все оруженосцы, пажи и конюшата схватились за животы со смеху.
«Он немного недосолен, мой парень», – сказал отец лорду Редвину в тот же вечер. «И перчику бы не худо добавить, – тут же подхватил борский дурак, дребезжа своей погремушкой, – и гвоздички, и яблоко сунуть в рот». Лорд Рендилл запретил сыну есть яблоки, пока они гостили у Пакстера Редвина. На обратном пути Сэма опять тошнило, но он так радовался отъезду из Бора, что чуть ли не ликовал при очередном приступе рвоты. Только в Роговом Холме он узнал от матери, что везти его назад отец не намеревался. «Вместо тебя должен был приехать Хорас, а тебя собирались оставить там как пажа и чашника лорда Пакстера. Если бы ты ему понравился, он со временем отдал бы тебе свою дочь». Сэм до сих пор помнил, как мать утирала ему слезы своим кружевным платочком, предварительно поплевав на него. «Бедный мой Сэм, – причитала она, – бедный, бедный».
Хорошо бы повидать ее снова, думал он, глядя, как разбиваются волны о каменный берег. Может быть, она даже гордилась бы, увидав его в черном. «Я теперь мужчина, матушка, – сказал бы он ей, – стюард Ночного Дозора. Братья прозвали меня «Сэм Смертоносный». Он и родного брата Дикона хотел повидать, и сестер. «Видите, – сказал бы он им, – на что то и я гожусь».
Но вдруг отец тоже окажется дома?
Подумав об этом, Сэм еле успел перегнуться через борт, и его снова стошнило – хорошо хоть, не против ветра. Он теперь приспособился травить с нужного борта и сделался прямо таки мастером в этом деле.
Так он по крайней мере думал, пока «Черный дрозд» не оторвался от суши и не пошел на восток, к Скагосу.
Этот остров, каменистый, грозный на вид, населенный дикарями, лежал в устье залива. Сэм читал, что здешний народ обитает в пещерах, а воины ездят верхом на косматых единорогах. Скагос на древнем языке значило «камень», поэтому сами островитяне называли себя детьми камня, но соседи северяне их недолюбливали и кликали скаггами. Сто лет назад Скагос взбунтовался, и мятеж долго не могли подавить. На этой войне погиб лорд Винтерфелла и сотни его присяжных бойцов. В некоторых песнях говорилось, что воины скагги едят сердце и печень убитых ими врагов. В старину дети камня, совершая набеги на соседний остров Скейн, женщин брали себе, а мужчин убивали и поедали их на галечном берегу, и длился такой пир две недели.
Дареон тоже знал эти песни. Когда из моря поднялись бледно серые вершины Скагоса, он присоединился к стоявшему на носу Сэму.
– По милости богов мы можем увидеть единорога.
– По милости капитана мы так близко не подойдем. Здесь предательские течения и камни, способные расколоть корабль пополам, как яйцо. Только Лилли не говори – ей и так страшно.
– Не знаю уж, кто из них больше ревет – она или ее пащенок. Он затыкается, только когда она сует ему грудь, но тогда она сама принимается выть.
Сэм это тоже заметил.
– Может, мальчик ей делает больно, – примирительно молвил он. – Если у него зубки режутся...
Дареон одним пальцем извлек из лютни насмешливый звук.
– Я думал, одичалые – смелый народ.
– Она тоже смелая, – не уступал Сэм, хотя и он, по правде сказать, никогда не видел ее в таком жалком состоянии. Она старалась прятать лицо и не выходила на свет, но он замечал, что глаза у нее всегда красные, а щеки мокры от слез. На его вопросы, что с ней, она только трясла головой, предоставляя ему самому догадываться. – Просто ее море пугает. До Стены она только и знала, что Замок Крастера да лес вокруг. Вряд ли ей доводилось отлучаться хотя бы на пол лиги от места, где она родилась. Реки и ручьи ей знакомы, но озер она не видела никогда, о море и говорить нечего... вот она и боится.
– Мы и землю то ни разу не теряли из виду.
– Это у нас еще впереди, – невесело произнес Сэм.
– Ну, уж Смертоносный соленой водицы не должен бояться.
– Я и не боюсь, – солгал Сэм, – но Лилли... Ты вот спел бы ей колыбельную, ребенок, глядишь, и уснул бы.
– Пусть сперва вставит затычку ему в зад, – скривился Дареон. – Сил моих нет это нюхать.
Назавтра небо еще больше нахмурилось, и пошел дождь.
– Пойдемте вниз, там хотя бы сухо, – предложил Сэм Эйемону, но старый мейстер ответил с улыбкой:
– Мне нравится, когда дождь мочит лицо, Сэм. Это как слезы. Побудем еще немного, прошу тебя. Я так давно не плакал и забыл, как это бывает.
Если уж дряхлый мейстер не пожелал уходить с палубы, Сэму поневоле пришлось остаться. Он битый час проторчал рядом со старцем, завернувшись в свой плащ, и промок до костей. Эйемон же, казалось, не замечал ничего. Сэм, кое как заслоняя его от ветра, ждал, что старик вот вот попросится вниз, но тот не просился.
– Давайте все таки спустимся, – не выдержал Сэм, когда на востоке зарокотал гром. Эйемон не ответил, и Сэм понял, что старик просто напросто спит. – Мейстер, – он осторожно потряс его за плечо, – проснитесь.
Белые слепые глаза открылись.
– Эг? – Дождь струился у него по щекам. – Знаешь, Эг, мне приснилось, что я состарился.
Сэм, не зная, как быть, подхватил мейстера на руки и понес вниз. Силой он никогда не мог похвалиться, а промокшая одежда делала мейстера вдвое тяжелее, однако тот и теперь весил не больше маленького ребенка.
Когда Сэм с мейстером на руках втиснулся в каюту, оказалось, что все свечи там догорели. Лилли и не думала их зажигать. Малыш спал, а она, свернувшись в углу, тихо плакала под большим черным плащом, который ей дал Сэм.
– Ну ка помоги мне, – обратился он к ней. – Надо растереть его и согреть.
Она поднялась сразу, не заставляя себя просить. Вдвоем они раздели мейстера и укрыли его грудой мехов. Он был весь холодный и липкий на ощупь.
– Ляг рядом и обними его, – сказал Сэм. – Согрей его своим телом. – Она и этому подчинилась, шмыгая носом, но не промолвив ни слова. – А Дареон где? Вместе нам будет теплей. – Сэм собрался пойти наверх за певцом, но тут палуба вздыбилась и ушла у него из под ног. Лилли заголосила, Сэм хлопнулся на пол, ребенок проснулся и завопил.
Не успел он подняться, корабль снова перевалился с волны на волну. Лилли швырнуло Сэму в объятия, и она так вцепилась в него, что он едва мог дышать.
– Не бойся, – сказал он. – Подумаешь, шторм. Когда нибудь сыну будешь рассказывать, как вы плыли по морю. – Но она лишь вонзила ногти ему в плечо, вся сотрясаясь от бурных рыданий. Что бы он ни говорил, ей только хуже становится. Она так прижималась к нему, что он возбудился, несмотря ни на что. Ему стало стыдно, но Лилли как будто ничего и не чувствовала, только жалась к нему еще крепче.
Так оно с тех пор и пошло. Солнца они больше не видели. Серые дни чередовались с непроглядно черными ночами, если только над Скагосом не сверкала молния. Все изголодались, но есть не могли. Капитан, чтобы подкрепить гребцов, открыл бочку огненного вина. Сэм тоже попробовал. Раскаленные змеи проползли ему в глотку и обожгли грудь. Дареон быстро пристрастился к этому пойлу и трезв бывал редко.
Паруса то убирали, то ставили вновь. Один оторвался и улетел прочь, как большая серая птица. Огибая южное побережье Скагоса, они увидели на скалах разбившуюся галею. Часть ее погибшей команды выбросило на берег, где мертвыми занялись крабы и птицы.
– Дьявольски близко идем, – проворчал Сизарь. – Если подует как следует, очутимся рядом с ними.
Обессиленные гребцы налегли на весла, и корабль пошел на юг, к Узкому морю, оставляя за кормой Скагос. Вскоре горные вершины острова уже ничем не отличались от грозовых туч.
После восьми дней и семи ночей спокойного плавания снова начались бури, еще хуже прежних.
Сэм потерял им счет и очень из за этого огорчался. Кажется, всего штормов было три, но для него они слились в один с краткими промежутками.
– Да какая тебе разница? – прикрикнул на него Дареон, когда они все сидели в каюте. Никакой , хотел сказать Сэм, но когда я об этом думаю , то забываю , что все мы можем пойти ко дну , что меня тошнит , а мейстера все время трясет.
– Никакой... – начал он, но дальнейшие его слова заглушил гром, и он покатился по вставшей торчком палубе. Лилли плакала в голос, младенец вопил, наверху орал Сизарь, старый капитан, не произносивший обычно ни единого слова.
Ненавижу море , думал Сэм. Ненавижу , ненавижу. Молния вспыхнула так ярко, что осветила каюту сквозь щели в потолочном настиле. Это хороший корабль , хороший крепкий корабль. Он не потонет. Я не боюсь.
В одну из передышек, когда Сэм мучился, свесившись за борт, он услышал, как один гребец говорит другому: это все потому, что на борту женщина, к тому же еще одичалая.
– С родным отцом спала, – слышал Сэм сквозь крепнущий ветер, – а это уж последнее дело. Мы все потонем, если не спровадим за борт эту бабу с ее поганым отродьем.
Сэм не стал с ними спорить. Они были люди сильные, жилистые, закаленные годами тяжелой работы с веслами. Однако он убедился, что его нож хорошо наточен, и сопровождал Лилли всякий раз, как она выходила по малой нужде.
Дареон, и тот не сказал об одичалой ни одного доброго слова. Как то, по настоянию Сэма, он стал играть колыбельную, чтобы убаюкать дитя, но Лилли на первом же куплете залилась слезами.
– Силы преисподней, – возмутился Дареон, – неужто ты даже музыку без вытья слушать не можешь?
– Ты просто играй, – просительно сказал Сэм, – играй и пой.
– Ей это ни к чему. Она нуждается в хорошей порке – а может, и в мужике. Отстань, Смертоносный. – Он отпихнул Сэма и ушел к гребцам выпить огненного вина.
Сэм к тому времени был на грани помешательства. К зловонию он почти притерпелся, но из за шторма и рыданий Лилли не спал уже несколько суток.
– Нельзя ли ей дать что нибудь? – тихонько спросил он у мейстера, который как раз проснулся. – Отвар какой нибудь, чтобы она так не боялась?
– Это не страх. Это горе, а от горя снадобий нет. Пусть ее слезы текут, Сэм, – ты все равно их не остановишь.
– Она же едет в безопасное место, – не понял Сэм. – Туда, где тепло. О чем ей горевать?
– Ты, Сэм, хоть и зрячий, но ничего не видишь. Перед тобой мать, оплакивающая свое дитя.
– У него морская болезнь, вот и все. Как и у всех нас. Как только мы придем в Браавос...
– Мальчик и там останется сыном Даллы, а не ее малышом.
Это дошло до Сэма не сразу.
– Да нет же... она... конечно, это ее ребенок. Лилли ни за что не уехала бы без сына. Она любит его.
– Она кормила грудью обоих и другого мальчика тоже любит, но все не так, как своего. Матери даже родных детей любят по разному, не исключая и нашей небесной Матери. Уверен, что свое дитя она оставила не по собственной воле. Могу только догадываться, что пообещал ей лорд командующий или чем пригрозил... но обещания и угрозы, безусловно, имели место.
– Нет. Вы ошибаетесь. Джон никогда бы...
– Джон – нет. Лорд Сноу – иное дело. Порой из двух можно выбрать только одно – то, что принесет людям меньше горя.
Только одно. Сэм вспоминал все, что они выстрадали вместе с Лилли, – Замок Крастера, смерть Старого Медведя, долгий путь через снега и обжигающий ветер, упыри в Белом Древе, Холодные Руки и полное дерево воронов. И Стена, Стена, Стена, и черные врата под землей. Ради чего они переносили все это? Горький выбор, и счастливого конца не видать.
Ему хотелось кричать, выть, рыдать, свернувшись в клубок. Джон поменял младенцев. Поменял, чтобы спасти маленького принца, чтобы увезти его от костров леди Мелисандры, от фанатичных людей королевы, от их красного бога. А если они сожгут мальчика Лилли, кому до этого дело? Одной только Лилли. Он ведь Крастерово отродье, гнусный плод кровосмешения, а не сын Короля за Стеной. Он не годится в заложники, не годится в жертву, ни на что не годится. У него даже имени нет.
Сэм вылез на палубу поблевать, но у него ничего не вышло. Настала ночь, до странности тихая, какой давно уже не бывало. Море было черным и гладким, как стекло. Гребцы отдыхали на веслах, двое трое уснули сидя. Ветер дул в паруса. На севере показались звезды, а среди них красный скиталец, которого одичалые называют Вором. Вот она , моя звезда , горько думал Сэм. Это я помог выбрать Джона лордом командующим , я привел к нему Лилли с ребенком. Нет на свете счастливых концов.
– Смертоносный! – Дареон подошел к нему, не видя, как ему больно. – Наконец то хорошая ночь. Гляди, звезды. Может, даже луна покажется. Кажется, худшее позади.
– Нет. – Сэм вытер нос и показал толстым пальцем на юг, во мрак. – Смотри. – Как раз в этот миг там сверкнула молния, беззвучно, но ослепительно ярко. Вспышка осветила громады туч, заслонивших полнеба, – красных, пурпурных, желтых. – Худшее еще впереди. Счастливых концов не бывает.
– Боги праведные, – засмеялся Дареон. – Ну и трус же ты, Смертоносный.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 22:55 | Сообщение # 18 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
| 
ДЖЕЙМЕ
Лорд Тайвин Ланнистер въехал в этот город верхом, в красных доспехах, блистающий золотом и дорогими камнями, – а покинул его в высокой повозке, задрапированной багряными полотнищами его знамен, в сопровождении шести Молчаливых Сестер.
Погребальный кортеж выехал из Королевской Гавани через Ворота Богов, которые были шире и роскошнее Львиных. Джейме остался недоволен этим выбором. Отец был львом, этого никто не мог отрицать, но даже лорд Тайвин никогда не объявлял себя богом.
Повозку окружала почетная стража из пятидесяти рыцарей с багряными вымпелами на копьях. Следом ехали западные лорды. Джейме, следуя рысью в голове колонны, видел их трепещущие на ветру знамена – вепрей, жуков, барсуков, зеленую стрелу, красного вола, скрещенные алебарды и копья, дикого кота, землянику, рукав с раструбом, четыре солнечных диска.
На лорде Браксе бледно серый дублет с серебряной парчой в прорезях, на груди приколот аметистовый единорог. Лорд Джаст одет в черные стальные доспехи с инкрустацией из трех золотых львиных голов. Посмотреть на него, так слухи о его смерти не слишком преувеличены – раны и тюремное заключение превратили его в тень себя прежнего. Лорд Банфорт перенес битву гораздо удачнее, хоть сейчас опять на войну. Пламм в пурпуре, Престер в горностае, Морленд в рыжих и зеленых тонах... но плащи на всех одинаковые, из красного шелка, в честь человека, которого они провожают в последний путь.
За лордами шли сто арбалетчиков и триста латников, тоже в красных плащах. Джейме в своем белом, в чешуйчатой белой броне, казался самому себе неуместным среди этого красного потока.
Разговор с дядей не улучшил его самочувствия.
– Лорд командующий, – сказал сир Киван, когда Джейме подъехал к нему. – У ее величества есть какие то распоряжения, касающиеся меня?
– Я здесь не ради Серсеи. – Позади них медленно, мерно забил барабан. Умер , как будто возвещал он, умер , умер. – Я приехал, чтобы проститься. Он мой отец.
– И ее тоже.
– Я не Серсея. У меня есть борода и нету грудей. Если ты все еще путаешь нас, дядюшка, сосчитай мои руки. У Серсеи их две.
– Насмешничать вы оба горазды. Избавьте меня от своих шуток, сир. Я не расположен выслушивать их.
– Как скажешь. – Все шло не так гладко, как Джейме надеялся. – Серсея, не сомневаюсь, сама попросила бы меня проводить вас, но у нее много других неотложных дел.
– Как и у всех нас, – фыркнул сир Киван. – Как там твой король поживает?
– Неплохо, – примирительно ответил Джейме, расслышав в дядином тоне упрек. – Сейчас при нем находится Бейлон Сванн, достойный и храбрый рыцарь.
– Раньше, когда речь заходила о белых гвардейцах, это разумелось само собой.
Мы не выбираем себе братьев , подумал Джейме. Будь мне позволено самому подбирать людей , Королевская Гвардия вернула бы себе прежнюю славу. Но в устах человека, известного всей стране как Цареубийца, человека с дерьмом вместо чести, это прозвучало бы пустой похвальбой. Пусть все остается как есть – он приехал не затем, чтобы спорить с дядей.
– Сир, – сказал он, – вам следует примириться с Серсеей.
– Разве между нами война? Впервые слышу.
– Несогласие между двумя Ланнистерами только на руку врагам нашего дома.
– Если несогласие существует, то не по моей вине. Серсея желает править страной – что ж, прекрасно. Я прошу одного: оставить меня в покое. Мое место в Дарри, рядом с сыном. Замок нужно отстроить, земли засеять и обеспечить им защиту. По милости твоей сестры мне больше и нечем занять свое время, – с горьким смехом добавил сир Киван. – С тем же успехом можно устраивать свадьбу Ланселя. Его невеста уже теряет терпение, дожидаясь нас в Дарри.
Невеста вдова, уточнил про себя Джейме. Лансель ехал в десяти ярдах за ними – глаза у него запали, волосы – седые, и выглядел он старше, чем лорд Джаст. При виде его у Джейме засвербели отсутствующие пальцы. «Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать...» Он много раз пытался поговорить с Ланселем, но никак не мог застать его одного. Тот всегда был либо с отцом, либо с каким нибудь септоном. У него в жилах молоко вместо крови , мало что он сын Кивана , думал Джейме. Тирион лгал. Он сказал это нарочно , чтобы ранить меня.
Выбросив кузена из головы, он опять заговорил с дядей:
– После свадьбы ты останешься в Дарри?
– Думаю, да – на время. Вдоль Трезубца, по слухам, рыщет Сандор Клиган. Твоя сестра требует его голову. Возможно, теперь он примкнул к шайке Дондарриона.
Джейме, как и добрая половина королевства, тоже слышал о беспримерно жестоком набеге на Солеварни. Женщин насиловали и калечили, детей убивали на глазах у их матерей, дома и целые улицы предавали огню.
– Рендилл Тарли сейчас в Девичьем Пруду – пусть с разбойниками управляется он. Тебя я предпочел бы видеть у Риверрана.
– Там командует сир Давен, Хранитель Запада. Лансель во мне нуждается гораздо больше, чем он.
– Ну как знаешь. – «Умер, умер, умер», – стучал барабан. – Советую тебе не отпускать от себя своих рыцарей.
– Это угроза, сир? Угроза?
Джейме опешил.
– Всего лишь совет. Я имел в виду Сандора.
– Я вешал разбойников, в том числе и рыцарского звания, когда ты еще пеленки марал. И не намерен выступать на Сандора с Дондаррионом в одиночку, если ты этого опасаешься. Не все Ланнистеры совершают глупости ради славы.
Да ты никак в мой огород метишь , дядюшка.
– Аллам Марбранд способен расправиться с ними не хуже тебя. И Браке тоже, и Банфорт, и Пламм, кого ни возьми. А вот десницы из них не вышло бы.
– Твоей сестре известны мои условия. Они не изменились. Скажи ей об этом, если при случае окажешься у нее в спальне. – И сир Киван ускакал прочь, оборвав разговор.
Несуществующая рука Джейме дернулась. Он надеялся вопреки надежде, что Серсея ошиблась, но нет. Киван знает про них, про Томмена и Мирцеллу. А Серсея знает, что он знает. Сир Киван – Ланнистер из Бобрового Утеса. Джейме не верил, что она способна причинить ему вред, но... Если он заблуждался насчет Тириона, то и насчет Серсеи может обманываться. Раз уж сыновья убивают отцов, почему бы племяннице не приказать укокошить дядюшку? Уж очень много этот дядюшка знает. Впрочем, Серсея может надеяться, что за нее это сделает Пес. Если Сандор Клиган убьет в бою сира Кивана, ее руки останутся чистыми. А он непременно убьет, если они встретятся в поле. Киван когда то был сильным бойцом, но теперь он уже не молод, а Пес...
Процессия между тем двигалась мимо.
– Лансель, – окликнул Джейме своего кузена, ехавшего с двумя септонами по бокам, – я еще не поздравил тебя с женитьбой. Жаль, что долг не позволяет мне быть на твоей свадьбе.
– Короля нельзя оставлять.
– Совершенно верно, а все таки хотелось бы мне побывать на твоем провожанье. Миледи ведь уже побывала замужем, правда? Думаю, она охотно покажет тебе, где что.
Несколько лордов, слышавших это, расхохотались, септоны неодобрительно сморщились, Лансель беспокойно поерзал в седле.
– Я достаточно осведомлен, чтобы исполнять свои брачные обязанности, сир.
– Как раз то, что нужно молодой в первую ночь. Муж, способный справиться со своими обязанностями.
Щеки Ланселя слегка порозовели.
– Я молюсь за тебя, кузен. И за ее величество королеву. Да будет мудрость Старицы с ней, и да защитит ее Воин.
– Зачем Серсее Воин, когда у нее есть я? – Джейме повернул коня, заполоскав на ветру белым плащом. Бес лгал. Серсея скорей труп Роберта положила бы на себя, чем этого придурковатого святошу. Надо было придумать получше , Тирион , злобный ты выродок. Джейме проскакал мимо погребальных дрог, направляясь к городу.
Улицы по дороге к Красному Замку показались ему пустыми. Солдаты, толпившиеся в игорных притонах и харчевнях, почти все ушли. Половину тирелловских войск Гарлан Галантный увел обратно в Хайгарден, его леди мать и бабушка отправились вместе с ним. Другая половина во главе с Мейсом Тиреллом и Матисом Рованом выступила на юг, брать Штормовой Предел.
Солдаты Ланнистеров, две тысячи закаленных бойцов, остались стоять лагерем под стенами города. Они ждут, когда прибудет флот Пакстера Редвина, чтобы перевезти их через Черно водный залив на Драконий Камень. Лорд Станнис, отплыв на север, оставил там, по всей видимости, лишь небольшой гарнизон. Двух тысяч человек, как рассудила Серсея, будет более чем достаточно.
Все прочие жители запада вернулись к своим женам и детям – отстраивать дома, засевать поля, собирать последнюю жатву. Серсея до их ухода возила к ним Томмена, чтобы воины могли приветствовать своего короля. Никогда еще она не была столь прекрасна, как в тот день, с улыбкой на губах, с осенним солнцем в золотых волосах. Кто бы что ни говорил о его сестре, она умеет внушить мужчинам любовь, когда постарается.
Въехав в ворота замка, Джейме увидел на внешнем дворе две дюжины рыцарей, которые сражались с кинтаной . Вот еще одно занятие, которое больше ему не по силам. Копье тяжелее меча, а он и с мечом то теперь управляется еле еле. Можно попробовать держать копье левой рукой, но это значит перенести щит в правую. Когда же ты атакуешь с копьем, твой противник всегда находится слева, и меч в правой руке нужен тебе, как соски на панцире. Нет , видно , турниры мои позади , подумал он, спешиваясь, – и все таки задержался посмотреть.
Сира Таллада Высокого мешок с песком вышиб из седла. Могучий Вепрь двинул по щиту так, что дерево треснуло. Кеннос из Кайса расколол его окончательно, и для сира Дермота из Дождливого Леса повесили новый щит. Ламберт Торнберри нанес лишь скользящий удар, но Безбородый Джон Битли, Хамфри Свифт и Алин Стакспир все били хорошо и метко, а Рыжий Роняет Коннигтон сломал копье. Затем на коня сел Рыцарь Цветов и всех посрамил.
Джейме всегда полагал, что победа на турнире на три четверти зависит от мастерства всадника. Сир Лорас скакал превосходно, а копьем владел так, точно с ним и родился... недаром же у его матушки всегда такой кислый вид. Он попадает как раз туда, куда хочет попасть, а равновесие держит, как кошка. Пожалуй, и Джейме он сбил с коня не только по счастливой случайности. Жаль, что нельзя испытать мальчугана еще раз. Джейме грустно покачал головой и ушел.
Серсея сидела у себя в горнице с Томменом и темноволосой мирийкой, женой лорда Мерривезера. Все они смеялись, глядя на великого мейстера Пицеля.
– Я пропустил что то забавное? – спросил, входя, Джейме.
– Вот ваш отважный брат и вернулся, ваше величество, – промурлыкала леди Мерривезер.
– Большей частью. – Серсея, как он догадывался, уже успела приложиться к чаше с вином. Последнее время она всегда держала штоф под рукой – она, так презиравшая Роберта Баратеона за его пьянство. Джейме это не нравилось, как, впрочем, и все, что в эти дни делала его сестра. – Великий мейстер, – сказала она, – поделитесь вашей новостью с лордом командующим.
– Птица из Стокворта, – промямлил Пицель, чувствуя себя крайне неловко. – Леди Танда извещает, что дочь ее Лоллис разрешилась от бремени крепким, здоровым сыном.
– Ты нипочем не угадаешь, брат, как они назвали этого маленького ублюдка.
– Они хотели назвать его Тайвином, сколько я помню.
– Хотели, но я запретила. Сказала Фалисе, что отродье какого то свинаря и полоумной свиньи не может зваться благородным именем моего отца.
– Леди Стокворт уверяет, что к этому непричастна, – продолжал Пицель. На его морщинистом лбу выступил пот. – Она пишет, что имя выбрал муж Лоллис, этот наемник. Он, видимо...
– Тирион, – догадался Джейме. – Он назвал мальчика Тирионом?
Старик кивнул трясущейся головой и вытер лоб рукавом.
– Вот видишь ли, дорогая сестра, – принужденно рассмеялся Джейме. – Ты искала Тириона повсюду, а он все это время прятался у Лоллис в утробе.
– Ах, как смешно. Оба вы с Бронном забавники. Думаю, он сейчас ухмыляется, глядя, как Тирион сосет вымя его полоумной женушки.
– Может быть, этот ребенок чем то похож на вашего брата, – предположила леди Мерривезер с гортанным смехом. – Может быть, он родился карликом или безносым.
– Нужно, однако, послать что то в подарок прелестному малютке, – сказала Серсея, – не правда ли, Томмен?
– Можно котенка послать.
– Львенка, – вставила леди Мерривезер. «Чтобы малютка не зажился на свете», – говорила ее улыбка.
– У меня на уме другое, – сказала Серсея.
Новый отчим скорее всего. Этот ее взгляд был Джейме знаком. Вот так же она смотрела в ночь свадьбы Томмена, когда горела Башня Десницы. Зеленый отсвет дикого огня делал зрителей похожими на сборище гниющих трупов, торжествующих вурдалаков, но один мертвец выделялся среди всех остальных. Серсея даже с мертвенно зеленым лицом сохраняла свою красоту. Она стояла, приложив руку к груди, приоткрыв рот, и ее глаза сверкали, как изумруды. И еще она плакала, вспомнил Джейме, – непонятно только, от горя или в порыве восторга.
Тогда, глядя на нее, он почувствовал отвращение. Эйерис Таргариен тоже всегда возбуждался при виде пламени. Королевская Гвардия знает все секреты своего короля. Отношения между Эйерисом и его королевой в последние годы его правления сделались крайне натянутыми. Спали они розно, а днем всячески избегали друг друга. Но когда Эйерис сжигал человека, он непременно в ту же ночь посещал королеву. Ночью после того, как он сжег десницу с палицей и кинжалом в гербе, Джейме и Джон Дарри несли караул у дверей ее опочивальни. «Мне больно, – кричала королева Рейелла. – Ты мне делаешь больно», – доносилось до них сквозь дубовую дверь. Джейме это почему то ранило больше, чем крики горящего заживо лорда Челстеда. «Мы поклялись защищать и ее», – сказал наконец он. «Поклялись, да только не от него», – ответил Дарри.
После этого Джейме видел Рейеллу всего лишь раз, в утро ее отплытия на Драконий Камень. Королева в плаще с низко опущенным капюшоном села в закрытый возок и отбыла в гавань, но он слышал, как шептались потом ее служанки. Королева вся исцарапана, говорили они, и грудь у нее искусана, точно ею зверь какой овладел. И Джейме знал про себя, что зверь этот носит корону.
Под конец Безумный Король стал таким боязливым, что не допускал никакого прикосновения стали к своей особе и оружия не терпел, исключая мечи своих белых рыцарей. Он ходил с немытой, всклокоченной бородой, серебристо золотые волосы ниспадали до пояса, желтые ногти отросли на девять дюймов, как когти. Но сталь, которой он не мог избежать, терзала его по прежнему – сталь Железного Трона. Руки и ноги у него всегда были покрыты струпьями и незажившими ранами.
Теперь он царствует над поджаренным мясом и обугленными костями, вспомнил Джейме, глядя на улыбку своей сестры. Царствует над пеплом.
– Ваше величество, – произнес он, – могу ли я сказать вам два слова наедине?
– Хорошо. Томмен, тебе давно уже пора на урок. Ступай вместе с великим мейстером.
– Да, матушка. Сейчас мы учим историю Бейелора Благословенного.
Леди Мерривезер тоже удалилась, поцеловав королеву в обе щеки.
– Вернуться мне к ужину, ваше величество?
– Я очень рассержусь на вас, если не вернетесь.
Джейме невольно заметил, как мирийка покачивает бедрами. Соблазн на каждом шагу, да и только. Когда дверь за ней закрылась, он откашлялся и сказал:
– Сначала Кеттлблэки, потом Квиберн, потом она. Странными людьми ты окружаешь себя, дорогая сестра.
– Я очень полюбила леди Таэну. Она развлекает меня.
– Она одна из компаньонок Маргери Тирелл. И доносит о тебе своей маленькой королеве.
– Само собой. – Серсея подошла к буфету, чтобы снова налить себе вина. – Маргери просто затрепетала вся, когда я попросила ее уступить мне Таэну. Надо было ее слышать. «Она будет вам сестрой, как была мне. Разумеется, я вам ее уступаю, ведь у меня есть кузины и другие фрейлины». Наша маленькая королева не хочет, чтобы я была одинока.
– Если она шпионка, зачем брать ее к себе?
– Маргери и вполовину не столь умна, как ей кажется. Она и понятия не имеет, что за змейку пригрела у себя на груди. Таэна сообщает маленькой королеве лишь то, что желательно мне, – порой даже правду. – Глаза Серсеи вспыхнули лукавым огнем. – А мне она пересказывает все, что делает дева Маргери.
– В самом деле? Что тебе, собственно, известно об этой женщине?
– Я знаю, что у нее есть сын и она желает вознести его высоко. Ради него она готова на все. Матери все одинаковы. Леди Мерривезер, может быть, и змея, но далеко не глупа. Она знает, что я могу сделать для нее больше, чем Маргери, и потому старается быть мне полезной. Ты удивился бы, узнав, какие любопытные вещи она мне рассказала.
– Что же это за вещи?
– Знаешь ли ты, – сев у окна, спросила Серсея, – что Королева Шипов повсюду возит с собой сундучок, полный золота? Старые монеты, отчеканенные еще до Завоевания. Если у кого нибудь из купцов достанет глупости запросить плату золотом, она расплачивается хайгарденскими дланями, которые вдвое легче наших драконов. Кто же посмеет жаловаться, что леди мать Мейса Тирелла его обманула? – Серсея пригубила свою чашу. – Теперь расскажи, как проехался.
– Дядя сделал мне замечание относительно твоего отсутствия.
– Что мне за дело до его замечаний.
– Дело прямое. Он мог бы тебе пригодиться. Если не в Риверране и не в Утесе, то на севере, против лорда Станниса. Отец всегда полагался на Кивана, когда...
– Хранитель Севера у нас Русе Болтон, он и разделается со Станнисом.
– Лорд Болтон отрезан от Севера Перешейком и Железными Людьми во Рву Кейлин.
– Это ненадолго. Скоро его бастард устранит это маленькое препятствие. Лорд Болтон получит от Фреев еще две тысячи войска во главе с сыновьями лорда Уолдера, Хостином и Эйенисом. Более чем достаточно, чтобы прикончить Станниса с его недобитками.
– Сир Киван...
– У него и в Дарри полно хлопот – надо же научить Ланселя подтирать задницу. После смерти отца он перестал быть мужчиной. Он старик, дряхлый старик. Давен и Дамион послужат нам куда лучше.
– Что ж, сойдут и они. – Джейме не имел ничего против этих своих кузенов. – Но тебе все еще нужен десница. Если не дядя, то кто?
– Не бойся, не ты, – засмеялась она. – Может быть, муж Таэны. Его дед был десницей при Эйерисе.
Десница с рогом изобилия. Джейме довольно хорошо помнил Оуэна Мерривезера – приятный был человек, но добился немногого.
– И так отличился, что Эйерис отправил его в изгнание и забрал себе его земли.
– Роберт вернул их ему, хотя и не все. Таэна будет довольна, если Ортон получит назад остальное.
– Ты затеяла это, чтобы порадовать какую то мирийскую шлюху? Я думал, речь идет об управлении государством.
– Государством управляю я.
Да помогут нам Семеро, если так. Сестра воображает себя лордом Тайвином с парой титек, но в этом она заблуждается. Отец был безжалостен и непоколебим, как горный ледник, а Серсея – это дикий огонь, особенно когда ей перечат. Она хихикала, как девчонка, узнав, что Станнис покинул Драконий Камень: он, мол, отказался от борьбы и добровольно уплыл в изгнание. Когда же с севера пришла весть, что он объявился у Стены, ярость ее не знала предела. Она умна, это так, но ей недостает терпения и способности судить трезво.
– Тебе в помощь нужен сильный десница.
– Только слабый правитель нуждается в сильном деснице, как Эйерис нуждался в отце. Сильному нужен послушный слуга, который будет исполнять его приказания. – Серсея поболтала вино в чаше. – Лорд Таллин, скажем. Он не первый пиромант, который станет десницей.
Нет, не первый. Последнего убил Джейме.
– Говорят, что ты хочешь сделать Аурина Уотерса мастером над кораблями.
– Кто то наушничает тебе на меня? – Не дождавшись ответа, Серсея сердито тряхнула волосами. – Уотерс хорошо подходит для этой должности. Он полжизни провел на палубе кораблей.
– Полжизни? Да ему от силы лет двадцать.
– Двадцать два – ну так что же? Отцу еще и двадцати одного не исполнилось, когда Эйерис сделал его десницей. Давно пора, чтобы вокруг Томмена завелась молодежь вместо всех этих сморщенных старцев. Аурин по крайней мере силен и крепок.
Силен, крепок, хорош собой... «Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать...»
– Лучше бы ты выбрала Пакстера Редвина. Он командует самым большим флотом Вестероса. Аурин мог бы водить ялик, если ты ему купишь такой.
– Ты просто ребенок, Джейме. Редвин – знаменосец Тирелла и племянник его гадкой матушки. Мне не нужны ставленники Тирелла в совете.
– Не нужны Томмену, ты хочешь сказать.
– Ты хорошо знаешь, что я хочу сказать. Слишком хорошо.
– Я знаю, что с Аурином Уотерсом ты придумала неудачно, а с Таллином и того хуже. Что до Квиберна... боги, Серсея, он же был в шайке Варго Хоута! Цитадель отняла у него цепь!
– Серые овцы. Квиберн показал себя очень полезным человеком. И преданным, чего я даже о своей родне не могу сказать.
Продолжай в том же духе , сестра , и нас всех расклюет воронье.
– Вслушайся в собственные слова, Серсея. Тебе в каждом углу мерещатся карлики, и в друзьях ты видишь врагов. Дядя Киван тебе не враг. И я тоже.
Ее лицо исказилось от ярости.
– Я умоляла тебя о помощи. На колени перед тобой становилась, а ты отказал!
– Мои обеты...
– ...не помешали тебе убить Эйериса. Слова – это ветер. Ты мог бы получить меня, но предпочел белый плащ. Убирайся.
– Сестра...
– Выйди вон, говорю я. Мне тошно смотреть на твой мерзкий обрубок. Вон! – Она запустила в него винной чашей и промахнулась, но Джейме понял намек.
Вечер застал его в общей комнате башни Белый Меч, с чашей дорнийского красного и Белой Книгой. Он листал страницы культей правой руки, когда вошел Рыцарь Цветов. Сир Лорас снял плащ, отстегнул пояс с мечом и повесил их на колышек рядом с Джейме.
– Я видел вас во дворе сегодня, – сказал тот. – У вас хорошо получалось.
– Я бы сказал, лучше, чем хорошо. – Лорас налил себе вина и сел за стол полумесяц напротив Джейме.
– Скромный рыцарь ответил бы «милорд слишком добр» или «у меня хороший конь, это его заслуга».
– Конь в самом деле неплох, а милорд столь же добр, как я скромен. – Лорас кивнул на Белую Книгу. – Лорд Ренли всегда говорил, что книги нужны одним только мейстерам.
– Эта книга про нас. Здесь записана история каждого человека, когда либо носившего белый плащ.
– Я ее смотрел. Гербы в ней красивые, но мне больше нравится, когда в книге много картинок. У лорда Ренли было несколько с такими, что септон ослеп бы, увидев их.
– Здесь вы таких не найдете, сир, – слегка улыбнулся Джейме, – но заключенные в ней истории могут открыть вам глаза. Полезно знать судьбы тех, кто жил раньше нас.
– Они мне известны. Принц Эйемон Драконий Рыцарь, сир Раэм Редвин, Великодушный, Барристан Смелый...
– Гвейн Корбрей, Алин Коннингтон, Дарри Демон. Все верно. О Люкаморе Сильном вы тоже, должно быть, слышали.
– О Любострастнике? Три жены и тридцать детей, не так ли? Ему еще хрен отрезали. Хотите спою вам песню о нем, милорд?
– Ну а сир Терренс Тойн?
– Он спал с любовницей короля и умер злой смертью. Мораль такова: если носишь белые бриджи, завязывай их потуже.
– Джайлс Серый Плащ? Оривел Отверстая Длань?
– Джайлс был предателем, Оривел – трусом. Они опозорили плащ, который носили. К чему вы ведете, милорд?
– Ни к чему. Не ищите оскорбления там, где его нет, сир. Как насчет Длинного Тома Костейна?
Лорас потряс головой.
– Он прослужил в Королевской Гвардии шестьдесят лет.
– Когда это? Я ни разу...
– Сир Доннел Синедольский?
– Это имя я, кажется, слышал, но...
– Аддисон Хилл? Микаэль Мертинс, Белый Филин? Джеффори Норкросс, прозванный Несдающимся? Красный Роберт Флауэрс? Что вы можете сказать мне о них?
– Флауэрс – имя бастарда. И Хилл тоже.
– А между тем оба они в свое время командовали Королевской Гвардией. Все это записано в книге. Есть в ней и Роланд Дарк – до меня таких молодых рыцарей в Королевской Гвардии еще не было. Свой плащ он получил на поле брани и погиб час спустя.
– Как видно, воин он был не из важных.
– Не скажите. Он погиб, защищая своего короля. Белый плащ носили многие отважные рыцари, и почти все они ныне забыты.
– Значит, они и не заслуживали иного. Героев, лучших из лучших, будут помнить всегда.
– И злодеев тоже. – Глядишь , про кого то из нас и сложат песню , подумал Джейме. – А также тех, в ком есть нечто и от героя, и от злодея. Вроде него. – Он постучал по раскрытой странице.
– О ком это вы? – Сир Лорас вытянул шею. – Десять черных кружочков на алом поле. Не знаю такого герба.
– Он принадлежал Кристону Колю, который служил при Визерисе Первом и Эйегоне Втором. – Джейме закрыл Белую Книгу. – По прозванию Своевольный.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 22:59 | Сообщение # 19 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЕРСЕЯ
Экие жалкие людишки, думала королева, глядя на трех человек, преклонивших перед нею колени. Кому только не улыбается счастье.
– Ваше величество, – тихо промолвил Квиберн, – малый совет...
– Совет подождет. Они будут только рады, услышав от меня о смерти изменника. – Вдали колокола Септы Бейелора вызванивали свою скорбную песнь. По тебе , Тирион , колокола не будут звонить. Я обмакну твою уродливую башку в смолу , а хилое тельце брошу собакам. – Встаньте, – сказала Серсея будущим лордам, – и покажите, что принесли.
Они поднялись, оборванные и безобразные. У одного чирей на шее, и все они не мылись по меньшей мере полгода. Мысль о том, что такое отребье может сделаться лордами, забавляла Серсею. На пирах их можно будет сажать рядом с Маргери. Главный развязал кожаный мешок, запустил туда руку, и приемный чертог королевы тут же наполнился запахом мертвечины. Голова, извлеченная из мешка, позеленела и кишела червями. Пахнет , как от батюшки. Доркас зажала рот, Джаселину стошнило, но королева даже не поморщилась.
– Вы убили не того карлика, – выговорила она наконец – отчетливо и со злостью.
– Как не того, – осмелился подать голос один оборванец. – Беспременно он. Подгнил только малость.
– И новый нос себе отрастил, – заметила Серсея, – да еще какой здоровенный. Тирион лишился носа в сражении.
Трое дуралеев переглянулись.
– Про это мы знать не знали, – сказал предъявитель головы. – Глядим, карлик идет, ну и...
– Он сказал, что он воробей, – вмешался дурак с чирьем, – а ты говоришь – врет он, мол. – Это было обращено к третьему.
И ради этих то скоморохов я заставляю ждать свой малый совет , с гневом подумала королева.
– Вы попусту потратили мое время и убили невинного. Вам самим следовало бы головы отрубить. – Но если она это сделает, другие могут испугаться, и Бес ускользнет. Лучше воздвигнуть пирамиду из голов мертвых карликов, чем дать такому случиться. – Прочь с моих глаз.
– С позволения вашего величества, – сказал тот, что с чирьем. – Прощения просим.
– А голову то оставить? – спросил тот, кто держал ее.
– Отдайте ее сиру Меррину. Да нет же, в мешок спрячь, недоумок. Выведите их, сир Осмунд.
Трант вынес голову, Кеттлблэк выпроводил оборванцев. Только завтрак Джаселины, оставшийся на полу, свидетельствовал о том, что они здесь побывали.
– Уберите это сейчас же, – приказала ей королева. Эта голова – уже третья, и она по крайней мере действительно принадлежала карлику. Предыдущую сняли с какого то уродливого ребенка.
– Не тревожьтесь, карлика непременно найдут, – заверил ее, вернувшись, сир Осмунд. – И тогда ему настанет конец.
Настанет ли? Прошлой ночью Серсее приснилась старуха с желваками на щеках и каркающим голосом. В Ланниспорте все звали ее Магги Жабой. Знай отец , что она мне сказала , он вырвал бы ей язык. Но я никому не говорила об этом , никому , даже Джейме. Мелара решила , что если мы промолчим о ее предсказании , то и сами со временем забудем его. А забытые пророчества не имеют никакой силы.
– Мои осведомители ищут следы Беса повсюду, ваше величество, – сказал Квиберн. Его новая одежда, весьма напоминавшая мейстерскую, была, однако, не серой, а белой – безупречно белой, как плащи королевских гвардейцев. Подол, рукава и жесткий высокий ворот были вышиты золотом, талию опоясывал золотой кушак. – В Староместе, в Чаячьем городе, в Дорне, даже в Вольных Городах. Куда бы он ни бежал, мои шептуны разыщут его.
– Вы предполагаете, что он покинул Королевскую Гавань. Но он вполне может прятаться в Септе Бейелора и раскачиваться на колоколе, производя этот ужасный трезвон. – Доркас помогла королеве подняться. – Пойдемте, милорд, мой совет ждет. – Она оперлась на руку Квиберна, и он повел ее вниз по лестнице. – Вы уже справились с тем небольшим делом, которое я вам поручила?
– Да, ваше величество. Сожалею, что это заняло столько времени. Уж очень у него голова большая. Насекомые долго трудились, очищая ее. Зато для черепа я приготовил ларец черного дерева с серебром, обитый изнутри бархатом.
– Хватило бы и мешка. Принцу Дорану нужна голова, а в чем он ее получит, ему наплевать.
Во дворе колокольный звон стал еще громче. Сколько шума из за какого то верховного септона – долго ли еще нам это терпеть? Это , конечно , приятнее для слуха , чем вопли Горы , но все же...
Квиберн как будто прочел ее мысли.
– На закате колокола умолкнут, ваше величество.
– Рада слышать – но откуда вы это знаете?
– Моя служба как раз и заключается в том, чтобы знать.
Она кивнула. Варис нас всех заставил поверить в свою незаменимость. Какие же мы были глупцы. Как только королева известила о том, что место евнуха займет Квиберн, прежние шептуны не замедлили представиться новому начальнику, чтобы впредь продавать свои услуги ему. Все дело, было в серебре, а вовсе не в самом Пауке. Квиберн будет служить короне ничуть не хуже. Она заранее предвкушала гримасу, которую скроит Пицель, когда Квиберн сядет на свое место.
Во время заседаний у дверей зала совета всегда стоял один из рыцарей Королевской Гвардии – на сей раз сир Борос Блаунт.
– Что то вы нынче бледны, сир Борос, – любезно заметила ему королева. – Съели что нибудь нехорошее? – Джейме велел ему пробовать блюда, приготовленные для короля. Борос терпеть не мог напоминаний об этом своем позоре, и его обвисшие щеки тряслись, когда он отворял двери перед королевой.
Советники примолкли, увидев ее. Лорд Джайлс раскашлялся и разбудил Пицеля, прочие поднялись и забормотали приветствия. Серсея лишь едва улыбнулась в ответ.
– Я знаю, милорды, вы простите мне мое опоздание.
– Мы здесь, чтобы служить вашему величеству, – сказал сир Харис Свифт, – и с радостным нетерпением ожидать, когда вы нас осчастливите.
– Лорда Квиберна вы все, полагаю, знаете. Великий мейстер Пицель не обманул ее ожиданий.
– Лорда Квиберна? – вскричал он, побагровев. – Ваше величество, это... мейстер приносит обет не владеть землями и не носить титула...
– Но ваша Цитадель лишила его мейстерской цепи, – напомнила ему Серсея. – А раз он не мейстер, то и ваши обеты соблюдать не обязан. Евнуха мы, если помните, тоже именовали лордом.
– Этот человек непригоден... – не унимался Пицель.
– Не говорите мне о пригодности после того, как опозорились с телом моего лорда отца.
– Но не думает же ваше величество... – Пицель, словно заслоняясь от удара, поднял дрожащую руку. – Молчаливые Сестры удалили у лорда Тайвина внутренности, выпустили всю кровь... мы приняли все меры предосторожности... поместили внутрь соли и ароматные травы...
– Избавьте меня от этих гадких подробностей. Ваши меры предосторожности я почувствовала собственным носом. Целительское искусство лорда Квиберна спасло жизнь моему брату, и я не сомневаюсь, что королю он послужит лучше вашего сладкоречивого евнуха. Вы знакомы с другими советниками, милорд?
– Я был бы плохим осведомителем, если б не знал их, ваше величество. – Квиберн сел между Ортоном Мерривезером и Джайлсом Росби. Мой малый совет... Серсея выкорчевала из него все розовые стебли и всех, кто имел отношение к ее дяде и братьям. Их заменили люди, обязанные чем то исключительно ей. Она даже назвала их по новому, как принято в Вольных Городах: никаких «мастеров» у нее при дворе больше не будет. Ортон Мерривезер – верховный судья, Джайлс Росби – лорд казначей, Аурин Уотерс, молодой бастард из Дрифтмарка – адмирал.
А новый десница – сир Харис Свифт.
Круглый, лысый, подобострастный, с потешным белым пушком там, где полагается быть подбородку. На желтом дублете лазурными бусинами вышит петух, герб его дома, мантия голубого бархата украшена сотней золотых рук. Он в восторге от своего назначения, не понимая по недостатку ума, что он, в сущности, заложник, а не десница. Дочь его замужем за сиром Киваном, а дядя обожает свою супругу, хотя грудь у нее плоская, ноги цыплячьи, а подбородок отсутствует, как и у батюшки. Пока сир Харис в руках у Серсеи, Киван Ланнистер крепко подумает, прежде чем ей перечить. Тесть, конечно, не самый лучший заложник, но лучше уж хлипкий щит, чем совсем никакого.
– Будем ли мы иметь честь видеть среди нас короля? – спросил Ортон Мерривезер.
– Мой сын играет со своей маленькой королевой. Пока что все его королевские деяния состоят в прикладывании большой печати к пергаментам. Он слишком юн, чтобы ведать государственными делами.
– А наш доблестный лорд командующий?
– Он у своего оружейника, который хочет снабдить его новой рукой. Я знаю, как неприятно всем смотреть на его увечье. Притом здесь ему, полагаю, было бы не менее скучно, чем Томмену. – Аурин Уотерс усмехнулся, услышав это. Вот и хорошо. Чем больше они смеются, тем меньше их следует опасаться. – Есть ли у нас вино?
– Да, ваше величество. – Ортон Мерривезер некрасив – нос у него большой и бугристый, ярко рыжие волосы вечно взлохмачены, – но ведет себя с отменной учтивостью. – Дорнийское красное, борское золотое и сладкая хайгарденская наливка.
– Пожалуй, борское. Дорнийские вина вызывают оскомину, как и сами дорнийцы. – Мерривезер тут же наполнил ее чашу. – С них, думаю, и начнем.
У великого мейстера все еще дрожали губы, но он пересилил себя.
– Как вам будет угодно. Принц Доран взял своих непокорных побочных племянниц под стражу, но в Солнечном Копье все еще неспокойно. Принц пишет, что не может обеспечить спокойствия, пока не добьется обещанного нами правосудия.
– Само собой разумеется. – Что за надоедливое создание этот принц. – Ему пришлось долго ждать, но теперь ожидание подходит к концу. Я посылаю к нему Бейлона Сванна с головой Григора Клигана. – У сира Бейлона будет и другое задание, но об этом она умолчит.
– О о. – Сир Харис поворошил свою нелепую бороденку. – Так он умер, сир Григор?
– Видимо, да, милорд, – ввернул Аурин Уотерс. – Я слышал, что отделение головы от туловища бывает смертельно.
Серсея наградила его улыбкой: она любила меткое словцо, если оно метило не в нее.
– Сир Григор умер от ран, согласно предсказанию великого мейстера.
Пицель с громким «гм м» покосился на Квиберна.
– Копье было отравлено. Ни один человек на свете не сумел бы его спасти.
– Да, вы так и сказали в самом начале, я помню. О чем вы говорили, когда я вошла, сир Харис?
– О воробьях, ваше величество. По словам септона Рейнарда, их в городе около двух тысяч, и с каждым днем прибавляются новые. Их главари проповедуют о роке и поклонении демонам.
Серсея, пригубив вино, нашла его превосходным.
– Что ж, это можно понять. Как иначе назвать красного бога, которому поклоняется Станнис, если не демоном? Истинно верующие должны воспротивиться подобному злу. – Это ей подсказал Квиберн, умная голова. – Наш покойный верховный септон, боюсь, был чересчур снисходителен. Преклонный возраст лишал его сил и зоркости.
– Да, он был дряхлым старцем, ваше величество, – Квиберн улыбнулся Пицелю, – и его кончина не должна удивлять нас. Это великое благо – умереть мирно, во сне, на склоне своих долгих лет.
– Это так, – согласилась Серсея, – но его преемник, надо надеяться, будет более деятельным. Мои друзья с другого холма говорят, что хотели бы видеть своим новым главой Торберта или Рейнарда.
– У меня тоже есть друзья среди Праведных, – откашлявшись, сказал Пицель, – и они за септона Оллидора.
– Люцеона тоже не следует сбрасывать со счетов, – сказал Квиберн. – Прошлой ночью он угощал тридцать Праведных молочным поросенком и борским золотым, а днем он раздает хлеб беднякам.
Аурин Уотерс от этого разговора о септонах скучал не меньше Серсеи. Вблизи его волосы казались скорее серебряными, чем золотыми. У принца Рейегара глаза были лиловые, а у него зеленовато серые, однако сходство... Не ради ли нее Уотерс сбрил свою бороду? Она на десять лет его старше и все же желанна ему – Серсея видела это по его взгляду. Мужчины смотрели так на нее с тех пор, как у нее только только проклюнулись груди. Они говорили, что причиной тому ее красота, но Джейме был тоже красив, а на него они так не смотрели. Маленькой девочкой она иногда шутки ради рядилась в одежду брата и всегда поражалась перемене в поведении мужчин, принимавших ее за Джейме. Даже сам лорд Тайвин...
Пицель и Мерривезер все еще спорили о том, кто же станет верховным септоном.
– Один будет служить нам ничуть не хуже другого, – резко вмешалась в спор королева, – но кто бы из них ни надел кристальную корону, он должен будет предать Беса анафеме. – Этот последний как то загадочно молчал по поводу Тириона. – Что до так называемых воробьев, пусть ими занимаются Праведные – нам, пока они не проповедуют измены, до них дела нет.
Лорд Ортон и сир Харис произнесли нечто утвердительное, лорд Джайлс при попытке сделать то же самое зашелся в приступе кашля. Серсея отвернулась, когда он выплюнул в платок кровавый сгусток.
– Мейстер, письмо из Долины у вас с собой?
– Да, ваше величество. – Пицель извлек его из груды других пергаментов и разгладил. – Это скорее хартия, чем письмо. Подписано в Рунстоне Бронзовым Джоном Ройсом, леди Уэйнвуд, лордами Хантером, Редфортом, Бельмором, а также Саймондом Темплтоном, Рыцарем Девяти Звезд. Все они приложили к сему свои печати. Они пишут...
Экая тягомотина.
– Милорды сами могут это прочесть, если пожелают. Ройс и другие собирают людей, чтобы идти на Гнездо. Они намерены сместить Мизинца с поста лорда протектора – силой, если понадобится. Вопрос в том, должны ли мы это допускать.
– А что, лорд Бейлиш просил нас о помощи? – спросил Харис Свифт.
– Пока еще нет. Похоже, его все это очень мало волнует. В последнем своем письме он упоминает о мятежниках лишь мельком, а далее следует просьба выслать ему морем какие то старые гобелены Роберта.
Сир Харис покопался в своей бороденке.
– А лорды, подписавшие хартию, просят вмешательства короля?
– Нет, не просят.
– В таком случае нам лучше ничего не предпринимать.
– Война в Долине стала бы настоящей трагедией, – заметил Пицель.
– Война? – засмеялся Мерривезер. – Лорд Бейлиш большой забавник, но войны остротами не выигрываются. Сомнительно, что там может пролиться кровь. И так ли уж важно, кто будет регентом при маленьком лорде Роберте, пока Долина исправно вносит свои налоги?
Не слишком важно, решила Серсея. При дворе Мизинец, честно говоря, приносил больше пользы. Он имел настоящий талант к добыче золота и притом не кашлял.
– Лорд Ортон меня убедил. Мейстер Пицель, известите лордов, подписавших письмо, что с Петиром не должно случиться никакого вреда; если это условие будет выполнено, король не станет возражать против тех способов управления Долиной, которые они изберут вплоть до совершеннолетия Роберта Аррена.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Может быть, перейдем теперь к делам флота? – предложил Аурин Уотерс. – Ад, который разразился на Черноводной, пережило не более дюжины наших кораблей. Надобно подумать о восстановлении нашего могущества на море.
– Это чрезвычайно важный вопрос, – кивнул Мерривезер. – А не прибегнуть ли нам к помощи Железных Людей, врагов нашего врага? Давайте прикинем, что может запросить с нас за это Морской Трон.
– Им нужен Север, – сказал Пицель, – но благородный отец нашей королевы обещал Север дому Болтонов.
– Вот незадача, – посетовал Мерривезер. – Однако Север велик, и его можно поделить – хотя бы на время. Болтон может согласиться, если мы заверим его, что окажем ему любую военную помощь после победы над Станнисом.
– Я слышал, что Бейлон Грейджой умер, – сказал сир Харис. – Известно ли нам, кто правит островами теперь? У лорда Бейлона, помнится, был сын?
– Лео... – подтвердил Росби, – или Тео.
– Теон Грейджой воспитывался в Винтерфелле как подопечный Эддарда Старка, – разъяснил Квиберн. – Вряд ли он мог бы стать нашим другом, но его можно не принимать в расчет: он пленник и сидит у Болтонов в Дредфорте.
– Значит, сын у него единственный. – Сир Харис задумался. – Но у покойного были, кажется, еще братья.
Варис знал бы , с раздражением подумала Серсея.
– Я бы не спешила заключать полюбовный союз с этими спрутами. Их очередь придет, когда мы покончим со Станнисом. То, что нам нужно, – это собственный флот.
– Предлагаю построить десять новых боевых кораблей, – сказал Аурин. – Для начала.
– А денег на это где взять? – осведомился Пицель.
Лорд Джайлс воспринял это как сигнал к новому приступу и принялся выкашливать мокроту в свой красный платок.
– У нас нет... – кое как выговорил он при этом.
Сир Харис, умудрившись разгадать смысл его слов, возразил:
– Доходы казны никогда еще не были столь велики. Сир Киван мне сам говорил.
– Расходы... золотые плащи... – выдавливал из себя лорд Джайлс.
Это Серсея и раньше слышала.
– Наш лорд казначей хочет сказать, что золотых плащей у нас в избытке, а золота мало. – Вечный кашель Росби начинал ее злить. Гарт Тучный, пожалуй, оказался бы не таким утомительным. – Доходы наши весьма высоки, но долги Роберта их превышают. Посему я решила приостановить наши выплаты Великой Септе и Железному банку Браавоса до конца войны. – Новый верховный септон примется заламывать свои святейшие руки, а браавосцы раскудахтаются, но что с того? – Деньги, сбереженные таким образом, пойдут на постройку нового флота.
– Мудрое решение, ваше величество, – одобрил Мерривезер. – Такая мера до окончания войны просто необходима.
– Согласен, – молвил сир Харис.
– Ваше величество, – задребезжал Пицель, – вы не знаете, сколько это вызовет осложнений. Железный банк...
– ...останется у себя в Браавосе, за морем. Со временем они получат свое золото, мейстер. Ланнистеры всегда платят свои долги.
– У браавосийцев на этот счет есть своя пословица. – Цепь Пицеля, украшенная дорогими камнями, тихонько звякнула. – «Железный банк всегда получит свое».
– Он получит свое, когда будет угодно мне, а до тех пор пусть соблаговолит подождать. Начинайте закладку своих кораблей, лорд Уотерс.
– Охотно, ваше величество.
– Далее... – Сир Харис взял со стола еще какой то пергамент, – вот письмо, где лорд Фрей обращается с просьбами...
– Сколько еще земель и почестей способен поглотить этот человек? – вознегодовала Серсея. – В младенчестве он, наверно, сосал трех мамок.
– Милорды могут не знать, – вставил Квиберн, – но в городских харчевнях и винных подвалах поговаривают, будто трон причастен к преступлению лорда Фрея.
Все прочие смотрели растерянно.
– Это вы про Красную Свадьбу? – спросил Аурин.
– Преступление? – повторил сир Харис. Пицель шумно прочистил горло, Росби закашлялся.
– Особенно усердствуют воробьи, – продолжал Квиберн. – Красная Свадьба вопиет против законов божеских и человеческих, говорят они, и все, кто в ней соучаствовал, прокляты.
Серсея мигом раскусила, к чему он клонит.
– Лорд Уолдер уже очень стар и скоро предстанет перед судом Отца нашего. Пусть воробьи чернят его память, сколько хотят. К нам это отношения не имеет.
– О нет, – сказал сир Харис.
– Никакого, – сказал Мерривезер.
– Даже думать так не годится, – сказал Пицель. Лорд Джайлс закашлялся.
– Если могилу лорда Уолдера оплюют, червям будет все равно, – согласился Квиберн, – но не худо бы и наказать кого то за Красную Свадьбу. Несколько голов, снятых с Фреев, могли бы смягчить Север.
– Лорд Уолдер никого из своих в обиду не даст, – возразил Пицель.
– Он не даст, – протянула Серсея, – но его наследники могут быть не столь щепетильны. Есть надежда, что лорд Уолдер окажет нам любезность и не станет медлить с кончиной. И если новый лорд переправы захочет избавиться от докучливых сводных братьев, сестер и кузенов, то проще всего обвинить их в злодействе.
– Пока лорд Уолдер жив, надо рассмотреть еще одно дело, – сказал Уотерс. – Золотые Мечи расторгли договор с Миром. В гавани я слышал, что они перешли к лорду Станнису и он теперь переправляет их через море.
– Чем он платить то им будет? – усомнился Мерривезер. – Снегом? Не зря же они называются золотыми – а много ли у Станниса золота?
– Очень немного, – заверила королева. – Лорд Квиберн говорил с командой мирийской галеи, стоящей в заливе. Они уверяют, что Золотые Мечи направляются в Волантис. Если они собираются переправиться в Вестерос, то идут несколько не в ту сторону.
– Возможно, им надоело сражаться на стороне проигравших, – предположил Мерривезер.
– И это верно, – согласилась с ним королева. – Только слепой не способен видеть, что мы вот вот выиграем войну. Лорд Тирелл стоит у стен Штормового Предела, а Фреи и мой кузен Давен, новый Хранитель Запада, скоро возьмут Риверран. Корабли лорда Редвина прошли Тартский пролив и быстро движутся вдоль побережья. На Драконьем Камне против его флотилии осталась лишь горстка рыбачьих лодок. Замок может продержаться какое то время, но как только мы займем порт, гарнизон будет отрезан от моря. И из всех супостатов у нас останется только сам Станнис.
– Он, если верить лорду Яносу, хочет объединиться с одичалыми, – заметил Пицель.
– Дикари в шкурах, – махнул рукой Мерривезер. – Станнис, должно быть, совсем отчаялся, если ищет союза с ними.
– Налицо не только отчаяние, но и глупость, – рассудила королева. – Теперь Русе Болтон без труда переманит северян к нам – известно ведь, как ненавидят они одичалых. Некоторые дома уже примкнули к его бастарду, чтобы выбить островитян из Рва Кейлин и расчистить лорду Болтону путь обратно на Север. Амбер, Рисвелл... не помню, кто там еще. Даже Белая Гавань может скоро стать нашей. Ее лорд дал согласие выдать обеих внучек за наших союзников Фреев и пустить в свой порт наши корабли.
– Я думал, у нас их нет, – растерялся сир Харис.
– Виман Мандерли был преданным знаменосцем Эддарда Старка, – напомнил великий мейстер. – Можно ли ему доверять?
– Доверять нельзя никому.
– Он стар, толст и напуган – но в одном, правда, тверд. Заявляет, что не склонит колено, пока ему не вернут наследника.
– А что, этот наследник у нас? – спросил сир Харис.
– В Харренхолле, если жив еще. Его взял в плен Григор Клиган. – Гора, как известно, обращался с пленными круто, даже если ему обещали хороший выкуп. – Если он мертв, надо будет, полагаю, послать лорду Мандерли головы тех, кто убил его, с нашими искренними извинениями. – Если принцу Дорнийскому довольно одной головы, то толстяк северянин в тюленьих шкурах как нибудь удовольствуется целым мешком.
– Но лорд Станнис, вероятно, тоже попытается заключить союз с Белой Гаванью? – сказал Пицель.
– Пытался уже. Лорд Мандерли отвечал уклончиво и переслал его письма нам. Станнис требует мечи и серебро Белой Гавани, а что взамен? Ничего. – Надо бы поставить свечу Неведомому за то, что прибрал Ренли, а не Станниса. Случись по другому, Серсее жилось бы куда тяжелее. – Нынче утром прилетела еще одна птица. Станнис прислал в Белую Гавань своего лукового контрабандиста, чтобы тот вел переговоры от его имени. Мандерли его засадил в тюрьму и спрашивает, как с ним поступить.
– Пусть отправит его к нам для допроса, – предложил Мерривезер. – Этот человек знает много ценных вещей.
– Лучше его умертвить, – сказал Квиберн. – Его смерть послужит уроком Северу – пусть видят, какая судьба ждет изменников.
– Согласна, – молвила королева. – Я уже поручила лорду Мандерли отрубить ему голову. Тогда союз между Станнисом и Белой Гаванью утратит всякую вероятность.
– Станнису понадобится новый десница, – ухмыльнулся Аурин. – Может, на сей раз это будет реповый рыцарь?
– Реповый? – удивился сир Харис. – Кто такой? Я не слышал.
Уотерс в ответ лишь глаза возвел к потолку.
– А вдруг лорд Мандерли откажется это сделать? – выразил сомнение Мерривезер.
– Не посмеет. Голова лукового рыцаря – это монета, которой он надеется выкупить жизнь своего сына, – улыбнулась Серсея. – Старый дурак был, наверно, по своему предан Огаркам, но теперь, когда все волки истреблены...
– Ваше величество забывает о леди Сансе, – сказал Пицель.
– О нет, ее я прекрасно помню, – ощетинилась королева. – Вместо того чтобы бросить ее в темницу как дочь изменника, я ввела это волчье отродье в нашу семью. Она делила со мной чертог и очаг, играла с моими детьми. Я кормила ее, одевала, пыталась чему то учить, и чем же она отплатила мне за мою доброту? Помогла Бесу убить моего сына. Когда мы найдем карлика, то найдем и ее. И обещаю вам, что перед смертью она будет долго петь, моля Неведомого о поцелуе.
Неловкое молчание, наставшее после ее слов, разозлило Серсею. Языки они, что ли, все проглотили? И на что ей, собственно, нужен этот совет?
– Во всяком случае, – продолжала она, – младшая дочь лорда Эддарда находится у лорда Болтона и будет выдана за его сына Рамси, как только падет Ров Кейлин. – Пока девчонка будет хорошо играть свою роль и оправдывать притязания Болтонов на Винтерфелл, они не станут особо докапываться, настоящая это Старк или дочка стюарда, которую им подсунул Мизинец. – Если Северу непременно нужен кто то из Старков, пусть получают. – Серсея снова подставила Мерривезеру винную чашу. – А вот на Стене дела не столь хороши. Братья Ночного Дозора совсем рехнулись и выбрали Старкова бастарда своим лордом командующим.
– Да... правда, он зовется не Старк, а Сноу, – вздохнул Пицель.
– Я как то видела его в Винтерфелле, – вспомнила королева, – хотя Старки старались убрать парня с глаз долой. Он очень похож на отца. – Побочные отпрыски Роберта тоже на него походили, но он хотя бы не тащил их к себе домой. После злосчастного случая с кошкой он заговорил было о том, чтобы привезти ко двору свою незаконную дочь. «Делай как хочешь, – сказала ему Серсея, – но знай, что город – нездоровое место для подрастающей девочки». Синяк, которого стоили ей эти слова, трудно было скрывать от Джейме, но ни о какой дочке речи больше не заходило. Не будь Кейтилин Талли такой мышью, она придушила бы Джона Сноу еще в колыбели. Теперь эта грязная работа предстоит ей, Серсее. – Сноу унаследовал от лорда Эддарда склонность к измене, – сказала она. – Отец хотел вручить Станнису державу, сын раздает ему земли и замки.
– Ночной Дозор обязуется не участвовать в войнах Семи Королевств, – напомнил совету Пицель. – Уже несколько тысяч лет черные братья соблюдают эту традицию.
– До настоящего времени. В своем письме к нам бастард подтверждает, что Дозор ничьей стороны не придерживается, но дела его изобличают лживость этих слов. Он дает кров и пищу Станнису, имея при этом наглость просить у нас людей и оружия.
– Неслыханно! – воскликнул лорд Мерривезер. – Нельзя допустить, чтобы Ночной Дозор присоединился к Станнису.
– Мы должны объявить этого Сноу предателем и мятежником, – поддержал сир Харис. – Пусть черные братья низложат его.
Великий мейстер важно кивнул, соглашаясь с ними.
– Предлагаю уведомить Черный Замок, что они больше не получат людей, пока не уберут Сноу.
– Нашим новым кораблям понадобятся гребцы, – вставил Уотерс. – Пусть лорды отправляют своих воришек не на Стену, как раньше, а к нам.
Квиберн с улыбкой подался вперед.
– Ночной Дозор защищает нас всех от снарков и грамкинов. Я за то, чтобы помочь храбрым черным братьям, милорды.
– Что вы такое говорите? – уставилась на него Серсея.
– Чистую правду. Дозор уже много лет испытывает недостаток в людях. Если лорд Станнис внял их просьбе, может ли король Томмен остаться глух? Хорошо бы его величеству послать на Стену человек сто. Якобы для того, чтобы надеть черное, а на деле...
– Чтобы сместить Джона Сноу! – восторженно завершила Серсея. Нет, не зря она взяла Квиберна в свой совет. – Именно так мы и сделаем, – засмеялась она. Если этот бастард действительно сын своего отца, он ничего не заподозрит. Еще и поблагодарит ее, прежде чем получит клинок между ребер. – Здесь, конечно, нужна осторожность. Предоставьте это мне, милорды. – Королева была довольна. Так и надо расправляться с врагами – кинжалами, а не указами. – Мы славно потрудились сегодня, благодарю вас. Есть еще что нибудь?
– Последнее, ваше величество, – извиняющимся тоном промолвил Уотерс. – Не хотелось бы занимать совет пустяками, но в гавани ходят странные слухи. Моряки с Востока говорят о драконах...
– А также о мантикорах и бородатых снарках? – усмехнулась Серсея. – Когда услышите что то о карликах, милорд, приходите ко мне. – Она поднялась, давая понять, что заседание окончено.
На дворе дул резкий осенний ветер, и колокола Великой Септы продолжали звонить. Два десятка рыцарей, сражавшиеся с мечами и щитами, тоже производили немалый шум. Сир Борос Блаунт проводил королеву в ее покои, где леди Мерривезер смеялась чему то вместе с Доркас и Джаселиной.
– Что вас так рассмешило?
– Близнецы Редвин, – сказала Таэна. – Они оба влюблены в леди Маргери. Раньше они дрались из за того, кто будет лордом Бора, а теперь вознамерились оба вступить в Королевскую Гвардию, чтобы быть рядом с маленькой королевой.
– Веснушек у них всегда было больше, чем мозгов. – Впрочем, это полезно знать. Если Орясину или Боббера застукают в постели у Маргери... Любопытно, нравятся ли маленькой королеве веснушки. – Позови сюда сира Осни Кеттлблэка, Доркас.
– Слушаюсь, ваше величество, – вспыхнув, ответила девушка.
– С чего это она так раскраснелась? – полюбопытствовала Таэна Мерривезер, когда Доркас вышла.
Теперь пришла очередь Серсеи смеяться.
– Любовь. Она положила глаз на нашего сира Осни. – Он младший из братьев Кеттлблэков, тот, что бреет бороду. У него, как и у Осмунда, волосы черные, нос крючком и улыбка всегда наготове, но на щеке, стараниями одной из шлюх Тириона, остались глубокие борозды. – Он, должно быть, пленил ее своими шрамами.
– Вот вот, – с озорной искрой в глазах подтвердила леди Мерривезер. – Шрамы придают мужчине опасный вид, и это воспламеняет женщин.
– Как откровенно вы говорите, миледи, – поддразнила ее королева. – Если опасность так возбуждает вас, зачем же вы пошли замуж за лорда Ортона? Он очень мил, спору нет, однако... – Петир как то заметил, что Ортон имеет большое сходство с рогом изобилия, украшающим его герб: волосы у него морковного цвета, нос как свекла, а вместо мозгов разварной горох.
– Милорд скорее добр, чем опасен, это так, – засмеялась Таэна. – Впрочем... надеюсь, ваше величество не подумает обо мне слишком плохо, но я была не совсем девицей, когда ложилась в его постель.
Все вы в Вольных Городах шлюхи , что уж там говорить. Еще одно полезное знание – когда нибудь оно может ей пригодиться.
– Скажите же мне, кто был ваш первый любовник... такой опасный?
Таэна покраснела, сделавшись еще смуглее.
– Не стоило бы говорить... но ведь ваше величество сохранит мой секрет?
– У мужчин – шрамы, у женщин – тайны. – Серсея поцеловала Таэну в щеку. Ничего , голубушка , скоро ты мне все расскажешь.
Доркас привела сира Осни, и королева отпустила своих дам.
– Присядьте со мной у окна, сир. Вина? – Она наполнила его чашу собственноручно. – Ваш плащ сильно поношен. Я намерена дать вам новый.
– Белый? Разве кто нибудь умер?
– Пока нет. Вы хотели бы служить в Королевской Гвардии вместе со своим братом?
– С позволения вашего величества, я предпочел бы служить в гвардии королевы. – Осни усмехнулся, отчего царапины у него на щеке сделались ярко красными. Серсея провела по ним пальцами.
– У вас дерзкий язык, сир. Вы заставляете меня забываться помимо воли.
– Это хорошо. – Он припал губами к ее руке. – Возлюбленная моя королева.
– Вы злой. Рыцари так не поступают. – Его ладонь гладила ее груди сквозь шелковую ткань платья. – Довольно.
– Нет. Я хочу вас.
– Я уже была вашей.
– Всего один раз. – Он грубо стиснул ей грудь, и ей вспомнился Роберт.
– Одна славная ночь для одного славного рыцаря. Вы оказали мне услугу, и я вас вознаградила. – Пальцы Серсеи переместились к завязкам его бриджей, где чувствовалась твердая плоть. – Тот конь, на котором вы скакали вчера во дворе, у вас новый?
– Черный жеребец? Да. Подарок от брата Осфрида. Я назвал его Полуночником.
– Прекрасный боевой конь, но для развлечений лучше подходит резвая молодая кобылка. – Ее пальцы легонько сжались. – Скажите правду – вы находите маленькую королеву красивой?
Сир Осни настороженно отстранился.
– Пожалуй, да – для девицы. Мне больше нравятся зрелые женщины.
– Можно иметь и ту, и другую, – прошептала она. – Сорвите для меня эту розочку, и я в долгу не останусь.
– Розочку... речь ведь о Маргери? – Серсея почувствовала, что пыла у него поубавилось. – Но она жена короля. Один королевский рыцарь уже лишился головы за то, что спал с женой короля, верно?
– Это было давно. – Тот рыцарь спал с любовницей, а не с женой, и голова как раз осталась при нем. Все остальное Эйегон велел ему отрубить на глазах у женщины. Не нужно, впрочем, чтобы Осни задумывался над этой старой историей. – И Томмен – не Эйегон Недостойный. Он делает то, что велит ему мать, я же хочу, чтобы головы лишилась Маргери, а не вы.
Рыцарь пораздумал.
– А заодно и невинности?
– И ее тоже, если допустить, что она все еще невинна. – Серсея вновь провела пальцами по шрамам у него на лице. – Или вы опасаетесь, что Маргери не поддастся вашим... чарам?
– Я ей нравлюсь, – обиделся рыцарь. – Ее кузины вечно подшучивают над моим носом, но в последний раз Маргери велела Мегге замолчать и сказала, что лицо у меня красивое.
– Вот видите.
– Вижу, – с сомнением подтвердил Осни, – но что со мной будет после того, как...
– Как вы сделаете то, что задумали? – с колючей улыбкой подсказала Серсея. – Связь с королевой – это государственная измена. Томмену, хочешь не хочешь, придется послать вас на Стену.
– На Стену? – опешил рыцарь.
Она с трудом удержалась от смеха. Нет, это лишнее. Мужчины не любят, когда над ними смеются.
– Черный плащ очень пойдет к вашим глазам. И к волосам тоже.
– Со Стены люди не возвращаются.
– Вы вернетесь, но сначала убьете там одного мальчишку.
– Какого мальчишку?
– Бастарда, который сговорился со Станнисом. Он совсем молод и зелен, а с вами будет сотня людей.
Она чувствовала, что Осни боится, но гордость не позволяла ему сознаться в этом. Мужчины все одинаковы.
– Я убил уже столько мальчишек, что и счет потерял, – заявил он. – Когда он умрет, я получу помилование от короля?
– Помилование и лордство в придачу. – Если собратья Сноу прежде тебя не повесят. – У королевы должен быть принц консорт, не знающий страха.
– Лорд Кеттлблэк? – Медленная улыбка поползла по лицу Осни, и шрамы налились красным. – Красиво звучит. Такой сякой лорд...
– ...достойный разделить ложе с королевой.
– Больно там холодно, на Стене, – нахмурился он.
– Зато у меня тепло. – Серсея обвила его шею руками. – Переспи с девчонкой, убей мальчишку, и я буду твоей. Надеюсь, у тебя хватит мужества?
Осни, помедлив не больше мгновения, кивнул.
– Я ваш.
– Да, сир, вы мой. – Она поцеловала его, дав почувствовать свой язык, и отпрянула. – На сегодня довольно. Прочее подождет. Будешь грезить обо мне ночью?
– Да, – хрипло ответил он.
– А когда ляжешь в постель с нашей девой Маргери – будешь?
– Буду, – пообещал Осни.
– Вот и хорошо.
Он ушел, и она позвала Джаселину. Пока та расчесывала ей волосы, Серсея скинула туфли и потянулась, как кошка. Я рождена для всего этого , думалось ей. Изящество замысла, вот что самое главное. Даже Мейс Тирелл не посмеет вступиться за свою доченьку, если ее застанут с таким, как Кеттлблэк, и ни Станнис Баратеон, ни Джон Сноу не удивятся тому, что Осни после этого отправили на Стену. Серсея позаботится о том, чтобы измену раскрыл сир Осмунд, чтобы преданность двух других братьев Кеттлблэк не ставили под сомнение. Если б отец видел ее сейчас, он не торопился бы так выдавать ее замуж снова. Жаль, что ему это недоступно. Все умерли – он, Роберт, Джон Аррен, Нед Старк, Ренли Баратеон. Один Тирион остался, но и он не протянет долго.
Вечером королева позвала в свою спальню леди Мерривезер.
– Хотите вина?
– Немножко, – засмеялась мирийка. – Впрочем, можно и побольше.
– Я хочу, чтобы завтра вы посетили мою невестку, – сказала Серсея, пока Доркас раздевала ее на ночь.
– Леди Маргери мне всегда рада.
– Я знаю. – От Серсеи не укрылся тон, которым Таэна всег
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:01 | Сообщение # 20 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ЖЕЛЕЗНЫЙ КАПИТАН
Обогнув мыс при северном ветре, «Железная победа» вошла в священные воды залива Колыбель Нагги.
Виктарион стоял на носу вместе с Нутом Цирюльником. Над берегом Старого Вика высился травянистый холм, где проросли из земли ребра Нагги толщиной с корабельную мачту, а высотой вдвое больше.
Кости чертогов Серого Короля... Виктарион чувствовал магическую силу этого места.
– Именно здесь Бейлон впервые назвал себя королем, – вспомнил он. – Здесь он поклялся отвоевать наши вольности, и Тарл Трижды Тонувший увенчал его короной из плавника. «Бейлон! – кричали все. – Бейлон наш король!»
– Так же громко будут выкликать и твое имя, – посулил Нут. Виктарион кивнул, не разделяя, однако, уверенности Цирюльника. У Бейлона было три сына и любимая дочь.
Он так и сказал своим капитанам во Рву Кейлин, когда они приступили к нему с просьбами заявить свои права на Морской Трон. «Сыновья Бейлона все мертвы, – говорил Рыжий Ральф Стонхауз, – а дочь она и есть дочь. Ты был правой рукой своего брата и должен подхватить меч, который выронил он». Когда Виктарион напомнил, что брат приказал ему оборонять Ров от северян, Ральф Кеннинг сказал: «Волки разбиты наголову, лорд. Зачем нам завоевывать эти болота и терять острова?» «Вороний Глаз отсутствовал слишком долго и нас не знает», – добавил Хромой Ральф.
Эурон Грейджой, король Островов и Севера... Мысль об этом пробуждала в сердце Виктариона былую ярость, однако...
«Слова – это ветер, – ответил он им, – а ветер хорош, лишь когда он наполняет твои паруса. Вы хотите, чтобы я сразился с Вороньим Глазом? Чтобы брат пошел на брата, островитянин на островитянина?» Эурон, что бы там ни произошло между ними, все таки старший. Нет хуже злодея, чем тот, кто проливает родную кровь.
Все изменилось, когда Мокроголовый призвал их на вече. Эйерон говорит голосом Утонувшего Бога , сказал себе Виктарион, и если бог желает , чтобы Морской Трон занял я... На следующий день он, оставив командовать во Рву Ральфа Кеннинга, направился по суше к реке Горячке, где среди тростников и плакучих ив стоял на приколе Железный Флот. В море, несмотря на переменчивую погоду, он потерял только один корабль, и вот они дома.
Сразу за «Железной победой» шли «Горе» и «Железная месть». Следом растянувшимся на много лиг строем поспешали к вечернему приливу «Твердая рука», «Железный Ветер», «Серый призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон» и прочие – девять десятых Железного Флота. Душа Виктариона радовалась при виде их парусов. Ни один мужчина не любил своих жен хотя бы наполовину так сильно, как лорд капитан любил свои корабли.
На песчаном берегу, сколько хватал глаз, выстроились ладьи с торчащими, словно копья, мачтами. На глубине стояли баркасы, карраки и другие трофейные корабли, слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. Всюду виднелись знакомые знамена.
– Это, часом, не «Морская песнь» лорда Харло? – прищурился Нут, крепко сбитый, кривоногий и длиннорукий: зрение с годами стало ему изменять. В молодости про него говорили, что брошенный им топор может сбрить человеку бороду.
– Она самая. – Родрик Чтец, как видно, умудрился расстаться со своими книгами. – А вон там «Громобой» старого Драмма и «Ночная летунья» Блэкрида. – Виктарион узнавал их даже со спущенными парусами и обвисшими знаменами, как и подобало лорду капитану Железного Флота. – И «Серебряный плавник» – это какой то родственник лорда Сейвина. – Виктарион слышал, что Вороний Глаз утопил старого Ботли, а наследник его погиб у Рва Кейлин, но оставались еще братья и младшие сыновья, не то четверо, не то пятеро. Им Вороньего Глаза любить не за что.
Взгляд Виктариона упал на узкую, низко посаженную одномачтовую галею. Ее свернутые паруса были черными, как беззвездное небо. «Молчаливый» даже на якоре казался быстрым и беспощадным. Его нос украшала черная чугунная дева с простертой вперед рукой – тонкая талия, гордо выпяченная высокая грудь, красивые длинные ноги. Чугунные волосы точно развеваются на ветру, глаза перламутровые, а рта нет вовсе.
Виктарион сжал кулаки. Этими самыми руками он забил до смерти четырех мужчин и одну жену. Волосы его тронула седина, но вся прежняя сила пока при нем – грудь широкая, как у быка, живот плоский, как у мальчишки. Тот, кто проливает родную кровь, проклят в глазах богов и людей, напомнил ему Бейлон, отсылая Вороньего Глаза в море.
– Он здесь, – сказал Виктарион Цирюльнику. – Убирай паруса, дальше пойдем на веслах. Пусть «Горе» и «Железная месть» станут так, чтобы перекрыть «Молчаливому» выход в море, а остальные должны закупорить весь залив. Чтоб ни одна ворона отсюда не вылетела без моего разрешения.
С берега уже слышались приветственные крики родных и знакомых, увидевших паруса «Победы», но «Молчаливый» молчал. На его палубах толпилась диковинная команда – одни черные, как смола, другие приземистые и волосатые, словно соториосские обезьяны. Настоящие чудища.
«Победа» бросила якорь в двадцати ярдах от «Молчаливого».
– Спусти шлюпку, я поеду на берег, – сказал Виктарион. Пока гребцы рассаживались, он пристегнул пояс – меч на одном бедре, кинжал на другом. Нут набросил ему на плечи плащ лорда капитана. Девять слоев золотой парчи были сшиты в виде кракена дома Грейджоев, щупальца болтались у голенищ. Поверх кафтана из черной вареной кожи надета кольчуга – во Рву Кейлин Виктарион не снимал ее даже ночью. Боль в спине и плечах перенести легче, чем кровавый понос. Отравленной стреле какого нибудь болотного дьявола достаточно лишь оцарапать кожу, и человек начинает корчиться, с криками извергая из себя красно бурую жижу. Кто бы ни сел на Морской Трон , я разделаюсь с этой болотной нечистью , дал себе слово Виктарион.
Он водрузил на голову высокий шлем в виде того же кракена. Железные щупальца опускались вдоль щек и смыкались под подбородком. Шлюпка уже ждала его.
– Сундуки оставляю на тебя, – спускаясь в нее, сказал Виктарион Нуту. – Смотри, чтобы их стерегли как следует. – От этих сундуков зависело многое.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Я пока еще не король, – хмуро ответил Виктарион, садясь на корме.
Эйерон Мокроголовый встречал его у кромки прибоя со своим водяным мехом под мышкой, тощий и длинный, хотя и ниже Виктариона. Нос торчал, как акулий плавник, на костлявом лице глаза казались металлическими. Борода у него отросла до пояса, скрученные веревки волос падали до самых колен.
– То, что мертво, умереть не может, брат, – сказал он, когда холодные волны закипели вокруг их лодыжек.
– Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. – Виктарион снял шлем и встал на колени. Море налилось ему в сапоги, промочило бриджи, соленая струя из меха оросила лоб. – Где наш брат Вороний Глаз? – спросил лорд капитан, окончив молитву.
– В своем парчовом шатре, среди шума и гама. Безбожники и чудовища ему теперь стали еще милее, чем прежде. Этот наш брат пошел не в отца.
– И не в мать. – Виктарион не хотел говорить о насилии в этом месте, освященном костями Нагги и чертогов Серого Короля, но ему много ночей подряд снилось, как он бьет кольчужным кулаком по ухмыляющейся роже Эурона и дурная кровь хлещет из разбитого носа. Нет, нельзя. Он дал слово Бейлону. – Все ли собрались? – спросил он Мокроголового.
– Все, чье слово что нибудь значит. Капитаны и короли. – На Железных островах это означает одно и то же, ведь каждый капитан – король на своем корабле, и каждый король обязан быть капитаном. – Намерен ли ты заявить права на отцовский трон?
Виктарион представил себя сидящим на Морском Троне.
– Если Утонувший Бог того захочет.
– Волны скажут тебе его волю, – отвернувшись, молвил Мокроголовый. – Прислушайся к волнам, брат.
– Хорошо. – Он представил себе, как волны шепчут его имя, как это имя выкрикивают капитаны и короли. Если чаша перейдет к нему, он не пронесет ее мимо рта.
Вокруг уже собрались люди, желающие сказать ему приветственные слова. Виктарион видел в толпе жителей каждого острова – Блэкридов, Тауни, Орквудов, Стонтри, Винчей и многих других. Гудбразеры явились в полном составе – со Старого Вика, с Большого и с Оркмонта. Кодды тоже, хотя эти у всех порядочных людей вызывают только презрение. Скромные Шеперды, Уиверы, Нетли стояли плечом к плечу с представителями древних и знатных домов. Даже Хамблы, потомки рабов и соленых жен, и те были здесь. Один из Вольмарков хлопнул Виктариона по спине, двое Спарров сунули ему в руки мех с вином. Он выпил, утер рот и пошел с ними к кострам – говорить о войне, добыче и своем славном будущем царствовании.
К ночи моряки Железного Флота поставили у черты прилива огромный шатер из парусины, чтобы Виктарион мог попотчевать полсотни знаменитых капитанов жареными козлятами, соленой треской и омарами. Эйерон, тоже пришедший на пир, ел рыбу и пил воду, но в море выпитого капитанами эля мог свободно поместиться Железный Флот. Свои голоса Виктариону обещали Фралегг Сильный, умница Альвин Шарп, горбатый Гото Харло. Гото даже дочь свою предложил ему в жены.
– Я неудачлив в браке, – сказал ему Виктарион. Первая его жена умерла, разродившись мертвой дочерью, вторую унесла оспа, а третья...
– Король должен иметь наследника, – настаивал Гото. – Вороний Глаз собирается предъявить вечу трех своих сыновей.
– Бастардов и выродков. Сколько лет твоей дочери?
– Двенадцать. Красива, только что расцвела, способна к деторождению, и волосы у нее цвета меда. Груди пока еще маленькие, но бедра в самый раз. Она больше удалась в мать, чем в меня.
Это, как понял Виктарион, означало, что горба у девушки нет. Но, пытаясь представить ее себе, он видел жену, которую убил своими руками. Он рыдал при каждом ударе, который ей наносил, а потом отнес ее на скалы, чтобы скормить крабам.
– Я с радостью взгляну на твою дочку, когда надену корону, – сказал он. Гото, не смея надеяться на большее, отошел довольный.
Бейелору Блэкриду угодить оказалось труднее. Он сидел рядом с Виктарионом, пригожий и гладколицый, в черно зеленом полосатом камзоле. Соболий плащ был застегнут серебряной семиконечной звездой. Восемь лет он провел заложником в Староместе, и там его приучили молиться семи богам зеленых земель.
– Бейлон был безумен, Эйерон еще хуже, Эурон самый безумный из всех троих, – говорил он. – А ты, лорд капитан? Если я выкрикну твое имя, ты положишь конец этой безумной войне?
– Хочешь, чтобы я согнул колено? – нахмурился Виктарион.
– Если понадобится, то да. Мы не выстоим одни против всего Вестероса. Король Роберт доказал это, к нашему горю. Бейлон сказал, что выкупит свободу железом, но наши женщины, и среди них моя мать, заплатили за его корону пустыми постелями. Старый закон умер.
– То, что мертво, умереть не может, оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Через сто лет люди будут петь о Бейлоне Смелом.
– О Бейлоне Короле Вдов. Я охотно сменял бы его свободу на живого отца. Нет ли у тебя одного в запасе? – Не дождавшись ответа, Блэкрид фыркнул и отодвинулся.
В шатре становилось жарко и дымно. Двое сыновей Горольда Гудбразера подрались и опрокинули стол; Уилл Хамбл проиграл заклад и должен был съесть свой сапог; Ромни Уивер под скрипку Маленького Ленвуда Тауни спел «Кровавую чашу», «Стальной дождь» и другие старые боевые песни; Кварл Девица и Элдред Кодд сплясали с топориками. Много было смеху, когда один из пальцев Элдреда плюхнулся в чашу Ральфа Хромого.
В общем смехе Виктариону послышались звонкие женские ноты. Он встал и увидел ее у входа – она шептала что то на ухо Кварлу Девице, и тот покатывался еще пуще. Он надеялся, что у нее хватит ума не являться сюда, но улыбнулся помимо воли.
– Аша! – крикнул он ей своим капитанским голосом. – Племянница!
Она стала пробираться к нему, стройная и гибкая – в высоких сапогах со следами соли, зеленых шерстяных бриджах, в кожаной, с распущенными шнурками безрукавке поверх стеганого камзола.
– Дядюшка. – Аше, с ее высоким для женщины ростом, все таки пришлось стать на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – Рада видеть тебя на моем вече.
– На твоем? – засмеялся Виктарион. – Да ты никак пьяна, девушка? Садись. Я что то не заметил у берега твоего «Черного ветра».
– Я причалила у замка Норна Гудбразера и проехала через остров верхом. – Она села на табурет и, не спросясь, взяла себе чашу Нута Цирюльника. Нут, давно уже упавший хмельной головой на стол, ничего на это не возразил. – Кто теперь держит Ров?
– Ральф Кеннинг. После гибели Молодого Волка нам досаждают одни болотные дьяволы.
– Старки – не единственные северяне. Железный Трон назначил хозяина Дредфорта Хранителем Севера.
– Будешь учить меня военному делу? Я бился с врагами, когда ты еще грудь сосала.
– И терпел поражение. – Аша поднесла чашу к губам. Виктарион не любил, когда ему напоминали о Светлом острове.
– Каждый должен проиграть битву в юности, чтобы не проиграть войну в старости. Надеюсь, ты не собираешься заявлять о своих правах.
– А если собираюсь, то что? – с дерзкой улыбкой спросила она.
– Здесь многие помнят, как ты плавала нагишом в море и играла в куклы.
– Я и с топорами играла.
– Это верно, – признал он, – но женщине нужен муж, а не трон. Став королем, я найду тебе пару.
– Как ты добр, дядюшка. Подыскать тебе красивую жену, когда я стану королевой?
– Я неудачлив в браке. Давно ли ты здесь?
– Так давно, что успела заметить: дядя Мокроголовый пробудил тех, кого и не ожидал. Драммы собираются заявить о себе, а Тарл Трижды Тонувший будто бы говорил, что Марон Вольмарк – законный наследник по черной линии.
– Королем должен быть кракен.
– Вороний Глаз – кракен, и старший брат идет впереди младшего. – Но я, – Аша придвинулась ближе, – как родная дочь короля Бейлона иду впереди вас обоих. Выслушай меня, дядюшка...
Договорить ей помешала внезапная тишина. Пение умолкло, Маленький Ленвуд Тауни опустил свою скрипку, даже ножи и миски перестали стучать.
В шатер вошли еще с дюжину человек. Виктарион узнал Сушеного Джона Майра, Торвольда Бурый Зуб, Лукаса Левшу Кодда. Гермунд Ботли скрестил руки на позолоченном панцире, который снял с ланнистерского капитана во время первого мятежа Бейлона. Рядом с ним стоял Орквуд с Оркмонта. Позади виднелись Стонхенд, Квеллон Хамбл, Рыжий Гребец с огненными косами, Ральф Шеперд, Ральф из Лордпорта, Кварл Невольник.
И Вороний Глаз, Эурон Грейджой.
Мало же он изменился с того дня , когда посмеялся надо мной и ушел , подумал Виктарион. Эурон, самый красивый из сыновей лорда Квеллона, нисколько не подурнел за три года изгнания: волосы по прежнему черные, как полночное море, без единого белого гребешка, бледное лицо с аккуратной темной бородкой все такое же гладкое. На левом глазу черная кожаная нашлепка, но правый голубеет, как летнее небо, и улыбается.
– Вороний Глаз, – промолвил Виктарион.
– Король Вороний Глаз, братец. – Губы Эурона при свете ламп казались темными, почти синими.
– Короля изберет вече, – сказал, поднявшись, Мокроголовый. – Ни один безбожник...
– Не может сидеть на Морском Троне. Как же, как же. – Эурон оглядел шатер. – В последнее время я, к слову сказать, частенько сиживал на Морском Троне, и никто из богов не препятствовал мне. Есть ли человек, знающий их лучше, чем я? Лошадиные боги, боги огня, золотые боги с глазами из драгоценных камней, боги, вырезанные из кедра или из горных утесов, незримые боги... Я знаю их всех. Я видел, как люди убирают их цветочными гирляндами и льют в их честь кровь козлов, быков и малых детей. Я слышал, как им возносят молитвы на полусотне разных наречий. Исцели мою отсохшую ногу, заставь девицу меня полюбить, дай мне здорового сына. Спаси меня, помоги мне, сделай меня богатым... защити меня! От врагов, от ночного мрака, от колик в животе, от степных кхалов, от работорговцев, от свирепых наемников. Защити от «Молчаливого». – Эурон засмеялся. – Безбожник? Полно тебе, Эйерон. Я самый набожный из всех мореходов. Ты служишь одному богу, а я служил десяти тысячам. От Иба до Асшая люди молятся, завидев мои паруса.
– Они молятся деревьям, – возразил жрец, грозя костистым перстом, – золотым идолам и чудищам с козлиными головами. Ложным богам.
– Именно, – подхватил Эурон, – за это я их и убиваю. Я проливаю их кровь в море и засеваю их визжащих баб моим семенем. Понятно, что их божки ложные, раз они не мешают мне это делать. В благочестии я даже тебя превзошел, Эйерон. Пожалуй, это тебе надо стать на колени и просить моего благословения.
Рыжий Гребец громко засмеялся, услышав это, и другие присоединились к нему.
– Глупцы, – сказал жрец, – слепцы и невольники, вот вы кто. Не видите разве, кто стоит перед вами?
– Король, – ответил Квеллон Хамбл.
Мокроголовый плюнул и вышел вон, а Эурон обратил свой улыбчивый глаз на Виктариона.
– Что ж ты не скажешь приветливых слов столь долго отсутствовавшему брату, лорд капитан? А ты, Аша? Как поживает твоя леди мать?
– Плохо. Один человек сделал ее вдовой.
– Я слышал, что Бейлона сбросил на скалы Штормовой Бог, – пожал плечами Вороний Глаз. – Кто этот убийца, о котором ты говоришь? Назови его имя, племянница, и я сам отомщу ему.
Аша встала из за стола.
– Его имя ты знаешь не хуже меня. Тебя не было три года, а назавтра после смерти моего лорда отца ты вдруг вернулся.
– Ты винишь в его смерти меня? – мягко спросил Эурон.
– По твоему, я не права? – резко бросила Аша. Виктарион нахмурился. Опасно так говорить с Эуроном, даже когда его глаз не перестает весело улыбаться.
– Разве я повелеваю ветрами? – обратился Вороний Глаз к своим приспешникам.
– Нет, ваше величество, – ответил Орквуд с Оркмонта.
– Никто из людей не может повелевать ветрами, – добавил Гермунд Ботли.
– Будь так, – сказал Рыжий Гребец, – ты плыл бы, куда хотел, и твои паруса всегда бы полнились ветром.
– Вот тебе мнение трех отважных моряков, – сказал Эурон. – «Молчаливый» был в море, когда погиб Бейлон. Если не веришь словам своего дяди, можешь опросить всю мою команду.
– Команду немых? Только этого недоставало.
– Я знаю, чего тебе недостает: мужа. Торвольд, я запамятовал – есть у тебя жена?
– Одна есть, – ухмыльнулся Бурый Зуб, показывая всем, за что ему дали такое прозвище.
– А вот я холостой, – объявил Лукас Левша Кодд.
– Оно и неудивительно, – заметила Аша. – Коддов презирают все – и мужчины, и женщины. Не смотри на меня с такой скорбью, Лукас – твоя, знаменитая левая рука всегда при тебе. – И она повела кулаком сверху вниз.
Кодд выругался, а Вороний Глаз, положив руку ему на грудь, сказал:
– Как это неучтиво, Аша. Ты задела Лукаса за живое.
– Рада, что мне это удалось. Я бросаю топор не хуже любого мужчины, но когда цель так мала...
–Девушка забывается, – проворчал Сушеный Джон Майр. – Она возомнила себя мужчиной, а Бейлон ей в этом потворствовал.
– Ту же ошибку твой отец совершил с тобой.
– Отдай ее мне, Эурон, – предложил Рыжий Гребец. – Я сделаю ее задок красным, как мои волосы.
– Хочешь, чтобы впредь тебя звали Рыжим Евнухом? – Аша подбросила в воздух свой топорик и ловко поймала его. – Вот он, мой муж, дядя. Каждый мужчина, который хочет меня, должен сперва потолковать с ним.
Виктарион грохнул кулаком по столу.
– Я не допущу здесь кровопролития. Забирай свою свору, Эурон, и уходи.
– Я думал, ты окажешь мне более теплый прием, брат. Я старший и скоро стану твоим законным королем.
– Вече решит, кому носить корону из плавника, – потемнел Виктарион.
– В этом я согласен с тобой. – Эурон поднес два пальца к нашлепке у себя на глазу и вышел. Его спутники потянулись за ним, как собаки. Некоторое время тишина продолжалась. Затем Маленький Ленвуд Тауни снова взялся за скрипку, вино и эль потекли рекой, но некоторым гостям расхотелось пить. Первым ускользнул Элдред Кодд, прижимая к груди раненую руку, за ним Уилл Хамбл, Гото Харло и значительное число Гудбразеров.
– Пойдем прогуляемся, дядюшка, – попросила Аша, положив руку ему на плечо.
Ветер крепчал. Тучи, несущиеся по бледному лику луны, напоминали идущие на таран галеи. Малочисленные звезды светили слабо. Мачты на берегу торчали густо, как лес. Виктарион слышал легкое потрескивание ладей, гул снастей, плеск трепещущих на ветру знамен. Более крупные суда, стоящие на якоре, маячили в тумане, как зловещие тени.
Дядя с племянницей, шагая вдоль самой черты прилива, отошли подальше от лагеря и костров.
– Скажи мне, дядюшка, почему Эурон тогда ушел в море с такой поспешностью?
– Он часто уходил промышлять.
– Но не на такой долгий срок.
– Он повел «Молчаливого» на восток – это долгое путешествие.
– Я спрашиваю, почему он ушел, а не куда. – Не получив ответа, Аша сказала: – Меня не было здесь, когда отплыл «Молчаливый». Мой «Черный ветер» ушел в обход Бора на Ступени, отбирать безделушки у лиссенийских пиратов. Когда я вернулась, Эурон исчез, а твоя новая жена умерла.
– Она была всего лишь морской женой. – Он не прикасался ни к одной другой женщине с тех пор, как скормил ее крабам. Когда он станет королем, надо будет жениться по настоящему. Взять себе королеву, чтобы родила ему сыновей. Король должен иметь наследника.
– Отец отказывался говорить о ней, – сказала Аша.
– Зачем говорить о том, чего нельзя изменить. – Он не хотел продолжать этот разговор. – Я здесь видел ладью Чтеца.
– Я потратила все свои чары, выманивая его из Книжной башни.
Стало быть, Харло все за нее. Виктарион нахмурился еще больше.
– Ты не можешь надеяться, что тебя выберут. Ты женщина.
– Не потому ли я всегда проигрываю состязание на то, кто дальше пустит струю? – засмеялась она. – Мне больно говорить это, дядюшка, но ты, кажется, прав. Четыре дня и четыре ночи я пью с королями и капитанами, слушаю их разговоры... и то, о чем они молчат, тоже. Все мои за меня, и многие Харло тоже, и Трис Ботли, и еще кое кто, но их недостаточно. – Она поддела ногой камешек и скинула его в воду между двумя ладьями. – Я подумываю о том, чтобы выкрикнуть имя моего дядюшки.
– Которого? У тебя их трое.
– Даже четверо. Дядя, послушай меня. Я сама увенчаю тебя короной из плавника, если ты согласишься со мной поделиться.
– Чем поделиться? – Женщина сама не знает, что говорит. Уж не хочет ли она стать его королевой? Виктарион неожиданно для себя посмотрел на Ашу так, как никогда не смотрел прежде, и его мужская плоть сразу отозвалась на это. Она дочь Бейлона , напомнил он сам себе. Я помню , как она девчушкой кидала топорики в дверь. – На Морском Троне может поместиться только один человек, – скрестив руки, сказал он.
– Вот ты на него и сядешь. А я буду стоять позади, стеречь твою спину и шептать тебе на ухо то да се. Ни один король не может править в одиночку. Даже драконы, сев на Железный Трон, всегда имели помощников, то есть десниц. Сделай меня своей десницей, дядя.
Ни один островной король еще не нуждался в деснице, тем более женского пола. Капитаны и короли будут смеяться над ним.
– Почему ты хочешь быть моей десницей?
– Чтобы покончить с этой войной, пока она не покончила с нами. Мы завоевали все, что было в наших силах... и все это потеряем, если не заключим мир. Я обращалась с леди Гловер любезно, как только могла, и она уверяет, что ее лорд охотно пойдет на переговоры со мной. Говорит, что северяне, если мы вернем им Темнолесье, Торрхенов Удел и Ров Кейлин, уступят нам мыс Морского Дракона и весь Каменный Берег. Эти земли, хотя и мало населены, в десять раз больше всех островов вместе взятых. Обмен заложниками скрепит договор, и обе стороны сговорятся действовать вместе против Железного Трона...
– Эта леди Гловер тебя за дуру принимает, племянница, – хмыкнул Виктарион. – Мыс Морского Дракона и Каменный Берег и так уже наши. Зачем нам нужно что то им возвращать? Винтерфелл сожжен, обезглавленный Молодой Волк зарыт в землю. Мы займем весь их Север, как мечталось твоему лорду отцу.
– Займем, если ладьи научатся плавать по лесу. Рыбак может поймать на удочку серого левиафана, но тот увлечет его за собой и утопит, если вовремя не обрезать леску. Север для нас слишком большой кусок, и народу там живет слишком много.
– Ступай играть в свои куклы, племянница, а войны выигрывать предоставь воинам. Вот мои две руки. – Он показал ей два кулака. – Третья никому не нужна.
– Зато дом Харло может кое кому понадобиться.
– Гото Горбун предлагает мне свою дочь в жены. Если я возьму ее, Харло будут мои.
– Глава дома Харло – лорд Родрик, – заметно смутилась Аша.
– У Родрика нет дочерей, только книги. Гото будет его наследником, а я – королем. – Эти слова, произнесенные вслух, прозвучали веско, как предсказание. – Вороньего Глаза слишком долго не было дома.
– Человек на расстоянии кажется больше, чем он есть, – заметила Аша. – Пройдись между кострами, если смелости хватит, и прислушайся к разговорам. Там говорят не о твоей силе и не о моей признанной красоте. Там рассказывают про Вороньего Глаза... про земли, в которых он побывал, про женщин, которых он там имел, и про мужчин, которых убил, про разграбленные им города, про то, как он сжег флот лорда Тайвина в Ланниспорте...
– Львиный флот сжег я, – заявил Виктарион. – Я собственными руками бросил факел на их головной корабль.
– Но придумал это Вороний Глаз. – Аша продела руку под его локоть. – И жену твою он убил... правда?
Бейлон не велел ему говорить об этом, но Бейлона больше нет.
– Он сделал ей ребенка, а убийство оставил мне. Я и его убил бы, но Бейлон не допустил братоубийства в своих чертогах. Он послал Эурона в изгнание и запретил ему возвращаться...
– ...пока он, Бейлон, жив?
Виктарион опустил взгляд на свои руки, сжатые в кулаки.
– Она наставила мне рога. У меня не было выбора. – Если бы это открылось, люди смеялись бы над ним, как смеялся Вороний Глаз. «Она пришла ко мне в полной готовности, – хвастался Эурон. – Видно, наш Виктарион не во всем велик». Но Аше он не мог в этом признаться.
– Мне жаль тебя, а ее еще жальче, – сказала она, – но придется мне, видно, заявить собственные права на Морской Трон.
– Дело твое, женщина.
– Чье же еще, – сказала она и ушла.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:21 | Сообщение # 21 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
УТОПЛЕННИК
Когда руки и ноги совсем закоченели, Эйерон Грейджой вышел на берег и оделся.
Он убежал от Вороньего Глаза, как в былые годы, но волны, разбиваясь над его головой, лишний раз напомнили ему, что тот человек умер. И возродился из моря сильнее и крепче, чем прежде. Возрожденный Эйерон не боится никого из смертных, не боится тьмы и даже костей своей души, серых и жутких. Звук открывающейся двери, скрежет заржавленных петель...
Хитон, выстиранный жрецом две недели назад, все еще хрустел от крупинок соли. Домотканая шерсть липла к мокрой груди, впитывала струящуюся из волос соленую влагу. Эйерон заново наполнил свой мех и повесил себе на плечо.
В темноте на него наткнулся вышедший по нужде утопленник. Эйерон благословил его, положив руку ему на голову, и пошел дальше. Берег шел в гору, сперва отлого, потом все круче. Песок под ногами сменился жесткой травой. Эйерон поднимался медленно, прислушиваясь к голосу волн. Море не устает никогда, и он должен быть столь же неутомимым.
На вершине холма, подобно стволам вековых деревьев, росли из земли чудовищные каменные ребра числом пятьдесят четыре. Сердце Эйерона при виде их забилось быстрее. Нагга была морским драконом, самым могущественным существом, когда либо выходившим из моря. Она вскармливала кракенов, левиафанов и топила в гневе целые острова, но Серый Король убил ее, а Утонувший Бог обратил ее кости в камень, чтобы люди вечно дивились отваге первого из королей. Ребра Нагги стали столбами и стропилами королевского чертога, ее челюсти – троном. Здесь он царствовал тысячу и семь лет. Здесь женился на русалке и обдумывал свои битвы со Штормовым Богом. Отсюда правил камнем и солью, одетый в водоросли и увенчанный короной из зубов Нагги.
Но это было на заре времен, когда на суше и на море обитали поистине могучие люди. Чертог этот обогревался живым огнем Нагги, которым Серый Король сумел завладеть. Стены его украшали гобелены из серебристых водорослей. Воины Серого Короля вкушали дары моря за столом в виде морской звезды, сидя на стульях из перламутра. Теперь все это кануло в прошлое. Люди измельчали, и жизнь их стала короче, чем в старину. После смерти Серого Короля Штормовой Бог погасил огонь Нагги, гобелены и стулья растащили, кровля сгнила, стены рухнули. Даже костяной королевский трон поглотило море. Лишь кости Нагги остались, чтобы напоминать Железным Людям о былых чудесах.
Эйерон Грейджой полагал, что довольно и этого.
За девятью ступенями, вытесанными в камне на холме, вздымались вершины Старого Вика. Вдали виднелись суровые черные горы. Эйерон, став на пороге прежних дверей, хлебнул соленой воды из меха и обернулся лицом к морю. Из моря мы вышли и в море вернемся. Даже отсюда он слышал неумолчный рокот волн, чувствовал силу таящегося под водой бога. Эйерон преклонил колени. Ты направил ко мне твой народ , говорил он богу. Они покинули свои чертоги и хижины и пришли сюда, к костям Нагги. Они собрались из каждой рыбачьей деревни и каждой укромной долины. Даруй же им мудрость узнать истинного короля и силу отринуть ложного. Жрец молился всю ночь – когда бог посещал его, он мог обходиться без сна, как обходятся волны и рыбы.
На рассвете ветер разогнал тучи. Черное небо стало грифельно серым, черное море позеленело, черные горы Большого Вика на том краю залива оделись голубоватой хвоей гвардейских сосен. Краски вернулись в мир, и сто знамен заполоскались в воздухе. Эйерон видел рыбный косяк Ботли, кровавую луну Винчей, темно зеленые деревья Орквудов. Видел боевые рога, левиафанов, серпы и огромных золотых кракенов. Невольники и морские жены ворошили угли, чистили рыбу, готовя еду для капитанов и королей. Люди на берегу просыпались, откидывали одеяла из тюленьих шкур, требовали подать им первый рог эля. Пейте вволю , думал жрец, ибо сегодня нам предстоит свершить божье дело.
Море тоже пробуждалось. Волны росли под натиском ветра и орошали брызгами борта кораблей. Эйерон слышал в глубине глас Утонувшего Бога, вещавший: в этот день я буду с тобой , верный мой раб. Ни один безбожник не сядет на мой Морской Трон.
Утопленники нашли его здесь, под ребрами Нагги, прямого и сурового, с развевающимися на ветру волосами.
– Время пришло? – спросил Рас.
– Пришло, – кивнул Эйерон. – Идите и созовите всех. Утопленники, стуча одной палицей о другую, двинулись вниз.
Треск поднялся такой, будто сто деревьев разом застучали ветвями. Бум бум бум, начали бить барабаны. ААААААААООООО ООО, запели боевые рога. Люди, бросая свои костры, шли к чертогам Серого Короля: гребцы и кормчие, корабельщики, воины с топорами и рыбаки с неводами. Одних сопровождали рабы и морские жены, других, часто ходивших в зеленые земли, – мейстеры, певцы и рыцари. Простолюдины, невольники, дети и женщины охватили подковой подножие холма, капитаны и короли всходили по склону. Эйерон видел веселого Зигфрида Стонтри, Андрика Неулыбу, посвященного в рыцари Харраса Харло. Лорд Бейелор Блэкрид в собольем плаще стоял рядом со Стонхаузом в потертой тюленьей коже. Виктарион возвышался над всеми, кроме Андрика, – без шлема, но в доспехах и в золотом кракеновом плаще. Быть ему королем, думал жрец. Кто усомнится в этом, посмотрев на него?
Мокроголовый воздел костлявые руки. Рога, барабаны и голоса умолкли, утопленники опустили палицы. Лишь рокот волн, который не дано унять человеку, звучал как прежде.
– Из моря мы вышли и в море вернемся, – начал Эйерон – тихо, заставляя собравшихся напрягать слух. – Штормовой Бог в гневе своем сверг Бейлона с высот его замка на камни, но теперь он пирует в водных чертогах Утонувшего Бога. – Жрец поднял глаза к небу. – Умер Бейлон! Умер железный король!
– Король умер! – хором подхватили утопленники.
– Но то, что мертво, умереть не может – оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде! Брат мой Бейлон, чтивший старый закон и плативший за все железом, Бейлон Смелый, Бейлон Благословенный, Бейлон Дважды Венчанный, вернувший нам наши вольности и нашего бога, – Бейлон умер. Но железный король восстанет, и взойдет на Морской Трон, и будет править нашими островами.
– Король восстанет! – откликнулся хор.
– Воистину так. – Голос Эйерона загремел, как прибой. – Но кто он? Кто сядет на место Бейлона? Кто будет править священными островами? Здесь ли он? – Жрец раскинул руки. – Кто будет у нас королем?
С неба ему отозвалась чайка. Толпа зашевелилась, словно проснувшись. Все поглядывали друг на друга, выжидая. Вороний Глаз всегда был нетерпелив. Быть может, он заявит о себе первым – если так, дело его проиграно. Капитаны и короли проделали долгий путь, чтобы попасть на этот пир, и не станут набрасываться на первое же предложенное им блюдо. Они захотят посмаковать, отведать кусочек того, щепотку этого, пока не решат, что им больше по вкусу.
Эурон, видимо, тоже понимал это. Он стоял, скрестив руки на груди, в окружении своих немых и уродов, и ничто не нарушало тишины, кроме ветра и волн.
– У Железных Людей должен быть свой король, – после долгого молчания снова заговорил жрец. – Спрашиваю еще раз: кто будет у нас королем?
– Я, – послышалось вдруг снизу, и нестройные голоса поддержали: – Гилберт! Гилберт король! – Капитаны расступились, и претендент со своими сторонниками занял место рядом с Эйероном под ребрами Нагги.
Это был высокий, худощавый лорд с меланхолическим бритым лицом и выступающей челюстью. Трое заступников, ставших на две ступени ниже, держали его меч, щит и знамя. Они так походили на лорда, что Эйерон принял их за его сыновей. Один развернул знамя, показав всем черную ладью на диске заходящего солнца.
– Я Гилберт Фарвинд, лорд Одинокого Света, – объявил высокий собранию.
Эйерон знал кое кого из Фарвиндов. Эти странные люди владели западной оконечностью Большого Вика и мелкими островками, расположенными еще дальше к западу. Островки эти так малы, что каждый может прокормить лишь одну семью. Одинокий Свет – самый дальний из них. Плыть до него восемь дней по бескрайнему морю, мимо лежбищ тюленей и морских львов. Тамошние Фарвинды еще чудней всей прочей своей родни. Говорят, будто они оборотни, способные превращаться в морских львов, моржей и даже в пятнистых китов, волков моря.
Лорд Гилберт тем временем стал рассказывать о чудесной земле на том берегу Закатного моря, где нет зимы и смерть не имеет власти.
– Сделайте меня своим королем, и я поведу вас туда, – восклицал он. – Мы построим десять тысяч кораблей, как когда то Нимерия, и поплывем в страну, что лежит далеко на западе. Там каждый муж будет королем и каждая жена королевой.
Его глаза меняли цвет, словно море, делаясь то серыми, то голубыми. Глаза безумца, умалишенного. Эта его страна – хитрые силки Штормового Бога, поставленные, чтобы погубить Железных Людей. Люди Фарвинда предложили вечу дары – тюленьи шкуры, моржовые бивни, браслеты из китовой кости, оправленные в бронзу рога. Капитаны и короли отвернулись, предоставляя все это простому люду. Когда глупец завершил свою речь и заступники стали выкрикивать его имя, клич подхватили одни только Фарвинды, да и то не все. Вскоре крики «Гилберт король» затихли. В небе снова послышался голос чайки. Птица села на ребро Нагги, а лорд Одинокого Света, несолоно хлебавши, пошел вниз с холма.
– Спрашиваю еще раз, – снова вышел вперед Эйерон, – кто будет у нас королем?
– Я, – прогремел чей то бас, и толпа опять расступилась. Этого, восседающего на резном стуле, втащили на холм его внуки. Развалину двадцати стоунов весом и девяноста лет от роду окутывал плащ из шкуры белого медведя. Его собственные волосы не уступали белизной медвежьему меху, белая борода, неотличимая от плаща, укрывала старца до самых бедер. Внуки, при всей своей недюжинной силе, едва справлялись со своей ношей. Они водрузили деда перед чертогами Серого Короля, и трое остались внизу, как его заступники.
Шестьдесят лет назад он, пожалуй, мог бы склонить вече на свою сторону, но ныне его время прошло.
– Да, я! – зычным голосом повторил старец. – А что такого? Кто тут лучше меня? Для тех, у кого глаз нет, скажу, что меня зовут Эрик Айронмакер. Эрик Молотобоец. Эрик Справедливый. Покажи им мой молот, Тормор. – Один из внуков тут же предъявил это внушающее ужас орудие: голова как хлебная коврига, рукоять обмотана кожей. – Не счесть, сколько рук я расплющил этим молотом – спросите воров, они вам скажут. И голов на своей наковальне я тоже разбил довольно – об этом вам скажут вдовы. Я мог бы перечислить подвиги, совершенные мною в сражениях, но мне уже восемьдесят восемь, и я не доживу до конца своего рассказа. Если старость мудра, нет никого мудрее меня. Если сила зависит от телосложения, сильнее меня никого не найдете. Вам нужен король, у которого есть наследники? Я не берусь сосчитать своих. Каково звучит – король Эрик! А ну ка повторяйте за мной: ЭРИК! ЭРИК КОРОЛЬ!
Все его внуки подхватили клич, и вперед вышли правнуки. Из раскрытых ими ларцов к подножию ступеней хлынул поток стали, бронзы и серебра: браслеты, ожерелья, кинжалы, метательные топорики. Несколько капитанов взяли дары и присоединились к растущему хору. Но в гром голосов внезапно врезался женский голос:
– Эрик! – Мужчины расступились, и женщина, поставив ногу на нижнюю ступень, сказала: – Встань, Эрик.
На холме стало тихо. Дул ветер, волны бились о берег, собрание перешептывалось.
– Девчонка, – громыхнул Эрик, глядя на Ашу Грейджой. – Что ты сказала, проклятая?
– Встань, Эрик, – повторила она. – Встань, и я прокричу твое имя вместе со всеми, и первая пойду за тобой. Тебе нужна корона? Встань и возьми ее.
В толпе раздался смех Вороньего Глаза. Эрик, свирепо посмотрев на него, вцепился в подлокотники своего трона. Лицо у него побагровело, руки затряслись, на шее забилась толстая синяя жила. Казалось, он вот вот и впрямь встанет, но силы оставили его, и он со стоном обмяк на сиденье. Смех Вороньего Глаза стал еще громче. Старик уронил голову и одряхлел в мгновение ока. Внуки унесли его вниз.
– Кто будет править Железными Людьми? – снова воззвал Эйерон Мокроголовый. – Кто будет у нас королем?
Толпа пребывала в нерешительности. Одни смотрели на Эурона, другие на Виктариона, на Ашу тоже поглядывали. Зеленые волны разбивались о борта кораблей. Сверху снова послышался пронзительный, унылый крик чайки.
– Назови свое имя, Виктарион, – произнес глава дома Мерлинов, – и покончим с этим скоморошеством.
– Назову, когда буду готов, – ответил Виктарион. Эйерон остался доволен братом. Это верно. Пусть подождет.
Следующим вызвался Драмм, еще один старец, хотя и моложе Эрика. На холм он взобрался самостоятельно, и на бедре его висел Багровый Дождь, знаменитый меч, выкованный в Валирии до Рокового Дня. Сопровождали его сыновья Денис и Доннел, оба видные воины, а третьим был Андрик Неулыба, великан с ручищами как молодые деревья. То, что он выступает на стороне Драмма, говорило в пользу последнего.
– Где написано, что наш король должен быть кракеном? – начал Драмм. – С какой стати Пайк возомнил себя главным? Самый крупный остров у нас – Большой Вик, самый богатый – Харло, наша святыня – Старый Вик. Когда черную линию поглотил драконов огонь, Железные Люди выбрали своим главой Викона Грейджоя, это правда... но как лорда, а не как короля.
Начало его речи, весьма удачное, вызвало одобрительные возгласы, но они поутихли, когда старик принялся рассуждать о славных деяниях Драммов. Он помянул Дейла Ужасного, Рорина Грозу Морей, сто сыновей Горменда Драмма Прародителя. Он обнажил Багровый Дождь и поведал, как Хильмар Драмм Хитрый отнял его у некоего рыцаря с помощью смекалки и увесистой палицы. Он говорил о кораблях, давно затонувших, о битвах восьмисотлетней давности. Вече мало помалу стало роптать, а он знай себе молол языком.
В сундуках, раскрытых его сторонниками, обнаружились скудные дары. Троны бронзой не покупаются, заметил про себя Эйерон. Верность этого правила подтвердили довольно скоро затихшие крики: «Драмм! Драмм! Дунстан король!»
У Эйерона сводило живот, и ему казалось, что шум прибоя усилился. Пора уже Виктариону заявить о себе.
– Кто будет у нас королем? – снова возгласил жрец, но на сей раз его горящие черные глаза отыскали в толпе брата. – Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя. Один из них превзошел всех братьев могуществом и не ведал страха.
Виктарион, встретившись с ним взглядом, кивнул. Капитаны расступились перед ним, и он взошел на ступени.
– Благослови меня, брат. – Виктарион стал на колени, склонил голову, и Эйерон оросил его чело соленой водой из меха.
– То, что мертво, умереть не может, – промолвил жрец, и Виктарион завершил:
– Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде.
Когда он встал, внизу выстроились его заступники, прославленные бойцы: Ральф Хромой, Рыжий Ральф Стонхауз, Нут Цирюльник. Стонхауз держал знамя Грейджоев – золотой кракен на черном, как полночное море, поле. Как только он развернул его, капитаны и короли стали выкрикивать имя лорда капитана. Виктарион дождался, когда они умолкнут, и начал:
– Все вы меня знаете. Если хотите услышать сладкие речи, поищите их в другом месте. Я петь не мастер. У меня есть топор и вот это. – Он покачал вечу два огромных своих кулака в кольчужной броне, а Нут поднял над головой устрашающий боевой топор. – Я был хорошим братом, – продолжал лорд капитан. – Когда Бейлон задумал жениться, он послал на Харло за своей невестой меня. Я командовал его ладьями во многих сражениях и был побежден лишь однажды. После первой коронации Бейлона я отплыл в Ланниспорт, чтобы подпалить львиный хвост. Во второй раз он доверил мне освежевать Молодого Волка, если тот побежит в свое логово. От меня вы получите больше, чем получили от Бейлона. Вот все, что я хотел вам сказать.
– ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН НАШ КОРОЛЬ! – закричали его заступники, а из сундуков полилось серебро, золото, драгоценные камни – богатейшая военная добыча. Капитаны принялись хватать самое лучшее, повторяя клич: – ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! – Эйерон пристально следил за Вороньим Глазом. Выскажется тот сейчас или предоставит вечу идти своим чередом? Орквуд с Оркмонта шептал что то на ухо Эурону.
Но не Эурон положил конец крикам, а женщина. Она заложила два пальца в рот, и ее свист рассек поднявшийся шум, будто нож.
– Дядя! Дядя! – Выхватив из кучи крученую золотую диадему, она взлетела на ступени. Нут схватил ее за руку, и Эйерон долю мгновения еще надеялся, что заступники брата заставят женщину умолкнуть. Но она вырвалась и сказала Рыжему Ральфу нечто такое, от чего он шарахнулся в сторону. Вече затихло. Всем было любопытно послушать, что скажет дочь Бейлона Грейджоя.
– Спасибо, что принес на мое вече такие богатые дары, дядя, – обратилась она к Виктариону, – но напрасно ты оделся в доспехи. Обещаю, что не трону тебя. – Аша повернулась лицом к капитанам. – Нет никого храбрей моего дяди, нет никого сильнее и злее в бою. И до десяти он считает не хуже любого, я видела... правда, чтобы добраться до двадцати, ему приходится снимать сапоги. – В толпе засмеялись. – Однако он пережил всех своих жен и не нажил ни одного сына. Вороний Глаз старше его и имеет больше прав...
– Верно! – заорал снизу Рыжий Гребец.
– Верно то верно, но у меня прав еще больше. – Аша нахлобучила золотую диадему на свои темные волосы. – Брат короля не может опережать королевского сына.
– Сыновья Бейлона все мертвы, – крикнул Ральф Хромой. – Здесь я вижу только его дочку!
– Дочку? – Аша сунула руку за пазуху. – Ого! Что это тут? Показать вам? Некоторые не видали такого с тех пор, как их отняли от груди. – Смех раздался снова. – Беда, когда у короля титьки растут – так ведь в песне поется? Ты верно заметил, Ральф, я женщина... не старуха, правда, а куда моложе тебя. Ты ведь у нас не только на ногу хромаешь? – Аша выхватила кинжал, спрятанный у нее на груди, и подняла его высоко. – Я еще и мать, а это мое малое дитятко. Ко мне, заступники! – Вызванные стали чуть ниже нее: Кварл Девица, Тристифер Ботли и рыцарь Харрас Харло с мечом Приход Ночи, не менее прославленным, чем Багровый Дождь Дунстана Драмма. – Мой дядя сказал, что вы все его знаете. Вы знаете и меня...
– Не худо бы узнать тебя ближе! – крикнул кто то.
– Ступай домой и узнай поближе свою жену, – крикнула в ответ Аша. – Дядя сказал, что даст вам больше, чем дал мой отец. Что же это такое? Золото и слава, скажете вы. И воля, которая слаще всего. Да, отец дал нам все это... и вдов у нас приумножил, как подтвердит вам лорд Блэкрид. Сколько ваших домов пожгли, когда сюда пришел Роберт? Сколько дочерей обесчестили? Сожженные селения и разрушенные замки, вот что дал вам отец. С ним вы изведали вкус поражения, с дядей нахлебаетесь досыта. Я обещаю совсем другое.
– А ты что нам дашь? – спросил Лукас Кодд. – Вязать нас усадишь?
– Да, Лукас. Мы свяжем себе королевство. – Она перебросила кинжал из руки в руку. – Пусть нам послужит примером урок Молодого Волка, который выигрывал каждое свое сражение... а в итоге проиграл все.
– Волк не кракен, – возразил Виктарион. – То, что кракен схватил, он уже не выпустит, будь то ладья или левиафан.
– Что же такое схватили мы, дядя? Север? Иначе говоря, множество лиг земли далеко от моря. Мы взяли Ров Кейлин, Темнолесье, Торрхенов Удел, даже Винтерфелл – а что получили взамен? – По знаку Аши люди с «Черного ветра» вынесли вперед дубовые сундуки. – Вот богатства Каменного Берега. – Из первого сундука на ступени посыпалась галька – черные, серые, белы голыши, гладко обкатанные морем. – Вот сокровища Темнолесья. – Во втором сундуке лежала груда сосновых шишек. – Вот, наконец, золото Винтерфелла. – В кучу гальки и шишек покатились круглые желтые репки величиной с человечью голову. Аша подцепила одну на кинжал. – За это, Хармунд Шарп, погиб в Винтерфелле твой сын Харраг. – Она метнула репу тому, кого назвала. – У тебя ведь есть еще сыновья? Если хочешь променять их на репу, кричи в короли моего дядю.
– А если я закричу тебя, что будет? – спросил Хармунд.
– Будет мир. Будут земли. Будет победа. Я дам вам мыс Морского Дракона и Каменный Берег. Там плодородная земля, строевой лес, а уж камней столько, что все младшие сыновья смогут построить себе по чертогу. Мы получим и северян... в союзники, чтобы выступить вместе против Железного Трона. Выбор прост. Я – это победоносный мир, дядя – это война и неминуемое поражение. – Аша спрятала свой кинжал. – Выбирайте, Железные Люди.
– ПОБЕДА! – закричал Родрик Чтец, сложив ладони у рта. – Победа и Аша!
– АША! – подхватил лорд Бейелор Блэкрид. – АШУ В КОРОЛЕВЫ!
– АША! АША! АША! – грянула команда «Черного ветра». Они топали ногами и вскидывали вверх кулаки. Эйерон не верил своим ушам. Она хочет оставить незавершенным отцовский труд! Однако Тристифер Ботли кричит ее имя, и многие Харло тоже, и Гудбразеры, и краснолицый лорд Мерлин. Никогда бы он не подумал, что столько народу отдаст свои голоса... за женщину!
Другие, однако, помалкивали или шептались с соседями.
– Не надо нам трусливого мира! – взревел Ральф Хромой, а Ральф Стонхауз, размахивая знаменем, завел сызнова: – Виктарион! Виктарион! ВИКТАРИОН! – В толпе начинали толкать друг друга. Кто то запустил в Ашу сосновой шишкой. Она увернулась, и корона, которую она сама на себя надела, свалилась у нее с головы. Жрецу казалось, что он оказался на вершине огромного потревоженного муравейника. Крики «Аша» и «Виктарион» сталкивались в воздухе – точно шторм бушевал над холмом. Штормовой Бог посетил нас , чтобы посеять раздор и ярость , думал Эйерон.
Но весь этот гвалт рассек, как удар меча, голос рога.
Раскаленный зловещий вопль, повисший в сыром морском воздухе, пронизывал тело до самых костей.
ААААААААААААРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ! В рог дул человек Эурона, бритоголовый и страшный. На руках у него сверкали золотые и опаловые браслеты, широкую грудь украшала татуировка в виде хищной птицы с окровавленными когтями.
Витой черный рог, который он держал обеими руками, был длинней человеческого роста. Его скрепляли кольца из красного золота и темной стали. Когда рог звучал, казалось, что вырезанные на них иероглифы древней Валирии загораются красным огнем.
ААААААААААААРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
Ужасный звук, исполненный боли и ярости, терзал слух. Эйерон, зажав уши, стал молить Утонувшего Бога послать могучий вал и захлестнуть рог, но тот продолжал завывать. Это зов самой преисподней, хотел крикнуть жрец, но его все равно бы никто не услышал. Надутые щеки разрисованного трубача обещали вот вот лопнуть, птица на его груди словно порывалась взлететь. Древние знаки раскалились уже добела. Рог ревел, и эхо, рожденное им в холмах, отражалось от гор Большого Вика по ту сторону залива, заполняя собой весь мир.
Всем уже мерещилось, что этот рев будет длиться вечно, но тут он умолк.
Трубач, выдохшись наконец, пошатнулся и чуть не упал. Орквуд с Оркмонта подхватил его под руку, Лукас Левша Кода, принял у него рог. Жерло рога дымилась, а на губах трубача жрец разглядел кровавые пузыри. Птица у него на груди тоже сочилась кровью.
Эурон Грейджой взошел на холм медленно, и глаза всего веча неотрывно следили за ним. Чайка над головой кричала не переставая. Безбожник не может сидеть на Морском Троне, твердил про себя Эйерон. Однако он не мог помешать брату высказаться, и его губы шевелились в безмолвной молитве.
Заступники Аши и Виктариона расступились. Жрец сделал шаг назад, опершись рукой на холодное ребро Нагги. Эурон, став на пороге чертогов Серого Короля, обратил свой улыбчивый глаз к капитанам и королям, но жрецу виделся и другой его глаз, тот, который Эурон прятал.
– Железные Люди, – сказал Вороний Глаз, – вы слышали, как трубит мой рог. Теперь выслушайте меня. Я брат Бейлона, старший из живых сыновей Квеллона. В моих жилах течет кровь лорда Викона и Старого Кракена, странствовать же мне довелось дальше, чем им обоим. Лишь один из ныне живущих кракенов никогда не испытал поражения. Лишь один никогда не сгибал колена. Лишь один дошел до Асшая через Край Теней, где видел чудеса и ужасы, не поддающиеся воображению...
– Если тебе так понравилось там, отправляйся обратно, – крикнул розовощекий Кварл Девица, один из заступников Аши.
Вороний Глаз не снизошел до ответа.
– Мой младший брат хочет завершить войну Бейлона и взять Север. Моя дорогая племянница сулит нам мир и сосновые шишки. – Темные до синевы губы искривились в улыбке. – Аша предпочитает победу поражению, Виктарион мечтает о королевстве вместо жалких клочков земли. Со мной вы получите и то, и другое.
Вы прозвали меня Вороньим Глазом, а у кого же глаз острее, чем у вороны? После каждой битвы вороны слетаются сотнями и тысячами на трупы убитых. Смерть они видят издалека. Я вижу и говорю вам, что Вестерос скоро погибнет, и те, кто пойдет за мной, будут пировать до конца своих дней.
Мы, Железные Люди, некогда были завоевателями. Молва о нас гремела повсюду, где слышался шум прибоя. Брат предлагает вам довольствоваться холодными и мрачными землями, племянница обещает и того меньше... я же дам вам Ланниспорт, Хайгарден, Бор, Старомест. Дам Простор и речные земли, Королевский и Дождливый леса, Дорн и Марки, Лунные горы и Долину Аррен, Тарт и Ступени. Вестерос будет наш целиком! – Он бросил взгляд на жреца. – К вящей славе Утонувшего Бога, само собой.
Даже Эйерона захватила на миг эта смелая речь. Когда жрец впервые увидел красную комету на небе, им завладела та же мечта. Мы пройдем по зеленым землям огнем и мечом , неся гибель семерым богам и белым деревьям...
– Вороний Глаз, – подала голос Аша, – ты оставил свой рассудок в Асшае? Если мы не способны удержать Север – а мы не способны, – как мы можем завоевать все Семь Королевств?
– Такое уже бывало. Разве отец не учил тебя истории? Можно подумать, Виктарион, что дочь нашего брата никогда не слыхивала об Эйегоне Завоевателе.
– При чем он тут, Эйегон? – Виктарион скрестил руки на одетой в кольчугу груди.
– С историей я знакома не хуже тебя, Вороний Глаз, – сказала Аша. – Эйегон Таргариен завоевал Вестерос с помощью драконов.
– Мы сделаем то же самое, – заявил Эурон. – Этот рог я нашел в дымящихся руинах Валирии, куда никто не смел ступить, кроме меня. Вы слышали его голос и ощутили на себе его мощь. Это драконий рог, а красное золото и валирийская сталь, которыми он окован, исписаны заклинаниями. В такие рога трубили повелители драконов, пока Рок не смел их с лица земли. С этим рогом, Железные Люди, я подчиню драконов себе.
– Лучше бы ты завел рог, чтобы скликать к себе коз, – рассмеялась Аша. – Драконов больше не существует.
– Опять таки заблуждаешься, девочка. На свете есть три дракона, и я знаю, где их найти. Разве это не стоит короны из плавника?
– ЭУРОН! – крикнул Лукас Левша Кодд.
– ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН! – завопил Рыжий Гребец.
Немые и черномазые с «Молчаливого» раскрыли сундуки Эурона и высыпали дары. Жрец услышал голос Гото Харло, набравшего полные руки золота; к нему присоединились Горольд Гудбразер и Эрик Молотобоец.
– ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! – Крик разрастался, переходя в рев. – ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН КОРОЛЬ! – Точно сам Штормовой Бог вещал из грозовых туч над холмом Нагги: – ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН!
Даже жрец порой сомневается. Даже пророка порой посещает ужас. Эйерон Мокроголовый больше не находил в себе бога. В громе голосов, выкрикивавших имя его брата, ему слышался скрежет заржавленных дверных петель.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:22 | Сообщение # 22 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
БРИЕННА
К востоку от Девичьего пруда вздымались дикие холмы, и серо зеленые сосны стояли на них ствол к стволу, как солдаты.
Дик Пройдоха сказал, что по берегу моря ехать короче и легче всего, поэтому они почти не теряли залив из виду. Прибрежные городки и деревни становились все меньше и попадались все реже. Отыскав ближе к ночи гостиницу, Бриенна брала себе и Подрику отдельную комнату, а Дика отсылала спать вместе с прочими постояльцами.
– В одной постели спать дешевле, миледи, – в очередной раз завел Дик. – Можете положить между нами свой меч. Старый Дик безобидный парень, галантный как рыцарь и кристально честный.
– Что то мутноват твой кристалл, – заметила на это Бриенна.
– Если опасаетесь спать со мной рядом, я и на полу могу прикорнуть.
– Не на моем.
– Можно подумать, вы ни на грош мне не доверяете, – обиделся Дик.
– Доверие, как и золото, надо еще заслужить.
– Как знаете, но на севере, где и дороги то нет, вам поневоле придется довериться Дику. Я мог бы пригрозить вам мечом и потребовать свое золото – кто бы мне помешал?
– У тебя нет меча. А у меня есть.
Она закрыла дверь у него перед носом и прислушивалась, пока не убедилась, что он ушел. Дик Крэб при всей своей пройдошистости не Джейме Ланнистер, не Бешеная Мышь и даже не Хамфри Вагстафф. Он тощ от постоянного недоедания, из доспехов у него только помятый полушлем с пятнами ржавчины, а вместо меча старый щербатый кинжал. Когда она бодрствует, ей нечего его опасаться.
– Подрик, – сказала она, – гостиницы скоро кончатся, и придется нам ночевать под открытым небом. Нашему проводнику я не доверяю. Будешь меня охранять, пока я сплю?
– Ночью, миледи? Сир. – Подрик задумался. – У меня меч есть. Пусть только Крэб вас тронет, я его враз убью.
– Нет. Не вздумай с ним драться. Я прошу только посторожить меня и разбудить, если он начнет вести себя подозрительно. Я сразу проснусь, вот увидишь.
Крэб показал себя в истинном свете на следующий же день, когда они остановились напоить лошадей. Отойдя в кусты и присев, Бриенна услышала голос Подрика:
– Ты что это? А ну перестань.
Управившись со своим делом, она натянула бриджи, вышла на дорогу и увидела Дика, отряхивавшего муку с рук.
– В моих сумках драконов ты не найдешь, – сказала она ему. – Я ношу золото при себе. – Часть хранилась в кошельке у нее на поясе, остальные в пришитых внутри карманах. Толстый кошель в седельной сумке был набит медяками разного вида... и мукой, чтобы казаться еще толще. Мукой Бриенна запаслась у повара «Семи мечей», когда уезжала из Синего Дола.
– Дик ничего дурного не замышлял, миледи. – Он растопырил измазанные в муке пальцы, показывая, что безоружен. – Хотел только посмотреть, правда ли у вас есть драконы. На свете столько мошенников, все так и норовят надуть честного человека. Это я не про вас, вы не думайте.
Бриенна надеялась, что проводником он окажется более умелым, чем вором.
– Ладно, поехали дальше.
В дороге Дик часто пел, но ни одной песни не доводил до конца, выдергивая кусок отсюда, кусок оттуда. Бриенна подозревала, что он хочет ее очаровать и усыпить ее бдительность. Порой он уговаривал их с Подриком спеть вместе с ним, но мальчуган стеснялся, а Бриенна не поддавалась на уговоры. «Ты разве не пела для своего отца? – спросила ее как то леди Кейтилин в Риверране. – А для Ренли?» Нет, Бриенна не пела, хотя ей хотелось... очень хотелось... Если Дик не пел, он болтал, рассказывая разные истории о Раздвоенном Когте. Там в каждой долине свой лорд, говорил, и объединяет их только одно – недоверие к чужакам. Кровь Первых Людей там очень густа.
– Андалы хотели взять Раздвоенный Коготь, но мы их топили в болотах и пускали им кровь в долинах. Но то, что их сыновья не могли сделать мечами, их красивые дочки сделали поцелуями. Девушек выдавали замуж в непокоренные дома, вот так то.
Взять Раздвоенный Коготь под свою руку пытались и Дарклины, синедольские короли, и Моутоны из Девичьего Пруда, и надменные Селтигары с Крабового острова. Но жители полуострова знали свои леса и болота куда лучше всех пришлецов, а если их очень уж прижимали, скрывались в пещерах, сотами пронизывавшие тамошние холмы. Когда завоеватели долго не приходили, они сражались друг с другом. Кровная вражда между семьями была глубока и темна, словно их болота. Порой какой нибудь героический муж устанавливал на мысу мир, но это длилось, лишь пока жил сам миротворец. В истории остались лорд Люсифер Харди, братья Брюн, Старый Костолом, но Крэбы превосходили всех. Дик отказывался верить, что Бриенна никогда не слыхала о сире Кларенсе Крэбе и его подвигах.
– Зачем же мне лгать? – возражала она. – В каждом месте есть свои собственные герои. Там, откуда я родом, поют о сире Галладоне из Морна, рыцаре без упрека.
– Какой еще Галладон? Впервые слышу. Чем он таким прославился то?
– За его доблесть и благородство сама небесная Дева прониклась любовью к нему и подарила рыцарю волшебный меч. Клинок назывался Правосудная Дева. Ни один другой меч не мог против нее устоять, ни один щит не выдерживал ее поцелуя. Сир Галладон носил Правосудную Деву с гордостью, но обнажил ее только трижды. Он не желал сражаться ею против смертных, ибо ее мощь всякий бой сделала бы нечестным.
Дика это очень развеселило.
– Рыцарь без упрека? Дурак он без упрека, вот что. Какой прок от волшебного меча, если ты им не пользуешься?
– Владеть им – большая честь. Дик загоготал еще пуще.
– Сир Кларенс Крэб вашего рыцаря на подтирку пустил бы, миледи. Если б они встретились, в Тараторках прибавилась бы еще одна говорящая голова. «Зря я не воспользовался своим волшебным мечом, – жаловалась бы она другим головам. – Ох, зря».
– Возможно, – не сдержала улыбки Бриенна, – только сир Галладон был совсем не дурак. Против врага восьми футов ростом, восседающего на зубре, он вполне мог обнажить Правосудную Деву. Рассказывают, что однажды он убил ею дракона.
Дика это не поразило.
– Костолом тоже дрался с драконом. И без волшебного меча обошелся. Просто завязал драконью шею узлом, и тот всякий раз, выдыхая огонь, поджаривал самому себе зад.
– А что делал твой Костолом, когда пришел Эйегон?
– Что что. К тому времени он уже умер, вам ли не знать. Эйегон послал на Раздвоенный Коготь Висенью, свою сестру. Наши лорды уже прослышали о конце Харрена и, не будь дураки, сложили перед нею мечи. Королева сказала, что отныне они – ее люди и не должны подчиняться ни Девичьему Пруду, ни Синему Долу, ни Крабовому острову. Это не мешает проклятущим Селтигарам посылать на восточный берег своих прислужников, чтобы собирать подати. Если послать побольше, кто нибудь и назад может вернуться... потому как мы кланяемся только своим лордам и королю. Настоящему королю, не Роберту и его семейке, – плюнул Дик. – Крэбы, Брюны и Боггсы стояли на Трезубце вместе с принцем Рейегаром. И в Королевской Гвардии наши тоже служили: Харди, Кейв, Пайн и целых три Крэба. Клемент, Руперт и Кларенс Короткий. Кларенс имел шесть футов росту, но был коротышкой по сравнению с тем сиром Кларенсом. Мы все на Раздвоенном Когте верны драконам.
Чем дальше на северо восток, тем безлюднее становилась округа. Гостиницы кончились, прибрежная дорога едва проглядывала в сорной траве. Ночь они провели в рыбачьей деревне – Бриенне за несколько медяков позволили лечь в амбаре. Они с Подриком забрались наверх, на сеновал, и втащили за собой лестницу.
– А я вот возьму и уведу ваших лошадей, – грозил снизу Крэб. – Вы бы их тоже с собой прихватили, миледи. – Не дождавшись ответа, он продолжал: – Ночью дождь зарядит надолго. Вы, значит, с Подом в тепле, а старый Дик в одиночку околевать должен. – Он сгреб сено, устраивая себе постель. – В жизни не встречал такой недоверчивой женщины.
Бриенна свернулась под плащом, Подрик сопел рядом. Я не всегда была такой , могла бы ответить она. В детстве я верила , что все мужчины благородны , как мой отец. Верила даже тем , кто превозносил мою красоту , ум и грацию. Глаза мне открыла септа Роэлла. «Они говорят так , чтобы добиться милостей от вашего лорда отца. Ищите правду в зеркале , а не на мужских устах». Бриенна плакала, получив этот жестокий урок, но он сослужил ей хорошую службу в Хайгардене, когда сир Хиль и его друзья задумали поиграть с ней. Девица в этом мире не должна быть доверчивой, если хочет сохранить свою девственность, думала она, слушая, как стучит дождь по крыше.
В общей схватке у Горького Моста она выискивала своих обидчиков и побивала их одного за другим – Фарроу, Амброза, Биши, Марка Маллендора, Раймонда Нейланда, Уилла Журавля. Гарри Сойера она сшибла конем, Робину Поттеру разбила шлем, украсив рыцаря большущим шрамом. Когда все они пали, Матерь послала ей Коннингтона. На сей раз сир Роннет держал в руке меч, а не розу, и каждый наносимый ему удар был для нее слаще поцелуя.
Последним в тот день ей под горячую руку угодил Лорас Тирелл. Рыцарь Цветов за ней не ухаживал – можно сказать, вовсе на нее не смотрел, – но он носил на щите три золотые розы, а Бриенна ненавидела эти цветы. Один их вид наполнил ее бешеной силой. Когда она наконец уснула под шум дождя, ей приснился тот бой и сир Джейме, накидывающий ей на плечи радужный плащ.
Дождь шел и утром. Во время завтрака Дик Пройдоха предложил переждать его.
– Сколько прикажешь ждать? Еще день? Неделю? А может, до следующего лета? Нет. У нас есть плащи, а путь впереди еще долгий.
Дождь не прекращался весь день, и узкую тропу, по которой они ехали, совсем развезло. Деревья стояли голые, бурая опавшая листва под ними промокла насквозь. Плащ Дика, несмотря на беличью подкладку, тоже промок, и проводника била дрожь. Бриенне стало жаль его. Ему часто приходилось голодать, это ясно. Существует ли на самом деле эта бухта контрабандистов или разрушенный замок под названием Тараторки? Голодный способен на отчаянные поступки. Быть может, он придумал все это, чтобы заманить ее в безлюдное место.
Весь мир свелся к ровному шуму дождя. Дик горбился, как будто это помогало ему остаться сухим. Когда стало темнеть, деревни поблизости не оказалось и леса, в котором они могли бы укрыться, тоже. Пришлось устраивать лагерь в скалах, ярдах в пятидесяти от черты прилива. Камни по крайней мере защищали от ветра.
– Надо бы покараулить ночью, миледи, – сказал Дик, пока она пыталась разжечь сырые дрова. – Вдруг тут хлюпари водятся.
– Хлюпари?
– Нечисть такая, – со смаком поведал Дик. – Издали их можно принять за людей, но головы у них очень большие, и где у человека волосы, у них чешуя. Сами они белые, как рыбье брюхо, всегда мокрые и рыбой воняют. Между пальцами у них перепонки, а во рту зеленые зубы, острые, как иголки. Говорят, будто Первые Люди перебили их всех, только вы не верьте. Ночью они тихонько приходят на своих перепончатых лапах, хлюп хлюп, и крадут непослушных детей. Девочек оставляют себе в жены, а мальчишек едят. И тебя съедят, парень, – ухмыльнулся он, глядя на Подрика, – прямо сырым.
Подрик взялся за меч.
– Пусть только сунутся.
– Думаешь, их так просто убить, хлюпарей? А вы что скажете, миледи, – вы ведь нехорошая девочка?
– Нет. – Хорошая, только глупая. Дрова не желали загораться – Бриенна уже устала возиться с огнивом. Растопка слегка дымилась, но это и все. Отчаявшись, она завернулась в плащ и прислонилась к скале, приготовившись как нибудь протянуть эту холодную, мокрую ночь. Пока она, мечтая о горячем, жевала вяленую говядину, Дик рассказывал, как сир Кларенс Крэб сражался с королем хлюпарей. Бриенна не могла не признать, что он хороший рассказчик. Марк Маллендор со своей обезьянкой тоже, бывало, ее забавлял.
Из за ненастья они не видели, как село солнце и вышла луна. Настала черная, беззвездная ночь. Крэб, истощив запас историй, улегся спать, Подрик тоже засопел, а Бриенна все сидела, слушая шум прибоя. Где ты , Санса? Ждешь в Тараторках корабля , который никогда не придет? И кто там с тобой? Заплачено за троих , сказал Крэб. Вы встретились с Бесом или ты нашла свою сестру Арью?
После долгого дня Бриенна устала. Ее клонило в сон, несмотря на дождь и на сидячее положение. Начав уже клевать носом, она вдруг очнулась с колотящимся сердцем и увидела над собой чью то фигуру. Выпутавшись из плаща, она поднялась. Дик Пройдоха спал, наполовину зарывшись в мокрый песок. Тьфу ты, пропасть. Приснилось.
Напрасно она, пожалуй, бросила сира Крейтона и сира Иллифера. Они, похоже, честные люди. Вот если бы Джейме поехал с ней... но он королевский рыцарь и должен быть рядом со своим королем. И предметом ее грез был не он, а Ренли. Она поклялась защищать его и не сдержала своей клятвы. Поклялась за него отомстить и опять нарушила клятву, убежав с леди Кейтилин. Клятва, которую она дала самой леди Старк, тоже остается невыполненной. Ветер переменился, и дождь бил Бриенне в лицо.
Назавтра дорога вытянулась в усыпанный галькой желобок, а ближе к полудню оборвалась у выветренного утеса. Наверху, на сером небе, виднелись три кривые башни какого то замка.
– Это и есть Тараторки? – спросил Подрик.
– По твоему, это развалины? – проворчал Крэб. – Это Дирден, усадьба старого лорда Брюна. Тут дороге конец. Дальше поедем по сосновому бору.
– Как же мы попадем наверх? – разглядывая скалу, спросила Бриенна.
– Запросто. – Крэб повернул коня. – Не отставайте только от Дика. Кто замешкается, того хлюпари заберут.
Поднимались они по крутой каменной тропе – большей частью естественной, но кое где для облегчения подъема были вырублены ступени. Их окружал скальный коридор, проеденный морской водой и ветрами. Его стены порой принимали фантастические формы.
– Вон голова людоеда, видите? – показывал Дик, и Бриенна улыбалась, в самом деле различая нечто подобное. – А там каменный дракон. Другое крыло у него отвалилось, когда еще мой отец был мальчонкой. Прямо над ним висюльки, чисто ведьмины сиськи. – Взгляд Дика воровато скользнул по груди Бриенны.
– Сир, – сказал Подрик, – миледи. Там всадник.
– Где? – Ни одна из скал на всадника как будто не походила.
– На дороге. Не каменный, настоящий. Едет за нами. Вон там.
Бриенна повернулась в седле. Они поднялись уже высоко, и берег под ними был виден на много лиг. Между утесом и неизвестным всадником оставалось около пары миль.
– Нечего на меня смотреть, – огрызнулся Крэб, поймав ее подозрительный взгляд. – Кто бы он ни был, старый Дик ни при чем. Скорей всего кто нибудь из людей Брюна с войны возвращается. Или певец какой, они ж известные шатуны. Но не хлюпарь, это точно. – Он сплюнул в сторону. – Эти на лошадях не ездят.
В этом Бриенна по крайней мере была с ним согласна.
Последние несколько сотен футов оказались самыми трудными и опасными. Мелкие камни сыпались из под копыт лошадей. Выбравшись из расщелины, путники очутились под стенами замка. Там появилось и тут же исчезло чье то лицо. Бриенне показалось, что это женщина, и она сказала об этом Дику.
– Брюн слишком стар, чтоб по стенам расхаживать, – согласился он, – а его сыны и внуки все ушли на войну. Кроме баб да сопливых ребят, тут никого не осталось.
Ей хотелось спросить, которому из королей присягнул лорд Брюн, но это больше не имело значения. Быть может, не все из его сыновей вернутся домой. И на гостеприимство здесь рассчитывать нечего. Замок, где живут одни женщины, дети и старики, вряд ли откроет двери вооруженным людям.
– Ты говоришь о лорде Брюне так, будто знаешь его, – заметила она Дику.
– Знавал когда то.
Она бросила взгляд на его дублет с чьей то сорванной эмблемой. В том, что Крэб – дезертир, можно не сомневаться. Может быть, всадник, догоняющий их, – его собрат по оружию?
– Поехали, – поторопил Дик. – Неровен час старик всполошится. Из арбалета и баба выстрелить может. – Он показал на известковые лесистые холмы впереди. – Дальше дорог нет, только ручьи да звериные тропы, но миледи может не опасаться. Старый Дик знает эти места.
Этого Бриенна как раз и боялась. В ветре, дующем здесь, наверху, она чуяла что то неладное.
– А всадник? – Если его конь не умеет скакать по волнам, он тоже скоро сюда поднимется.
– А что всадник? Если это какой то недоумок из Девичьего Пруда, то он и дороги то наверх не найдет, а коли здешний, мы успеем скрыться в лесу, и след наш простынет.
Простынет, но на земле то останется. Бриенна нахмурилась, думая, не лучше ли встретить чужого здесь, с мечом в руке. Но она окажется полной дурой, если это вправду странствующий певец или один из сыновей лорда Брюна. Тут Крэб прав , признала она. Если всадник так и будет за нами следовать , я с ним разделаюсь завтра.
– Будь по твоему, – сказала она, направив кобылу к лесу. Замок лорда Брюна остался позади и скоро скрылся из глаз.
Гвардейские сосны и страж деревья вставали вокруг, вонзая вечнозеленые копья в небо. Землю устилала опавшая хвоя толщиной с крепостную стену, усеянная шишками. Лошади ступали по ней беззвучно. Небольшой дождик то переставал, то снова принимался идти, но под соснами они его вовсе не чувствовали.
По лесу они продвигались гораздо медленнее, чем прежде. Бриенна понимала, как здесь легко заблудиться: все стволы казались ей совершенно одинаковыми. Самый воздух выглядел неподвижным, зеленовато серым. Сучья задевали ее руки, царапали свежераскрашенный щит. Сверхъестественная тишина с каждым шагом становилась все более угнетающей.
На Дика она тоже действовала. «Жил был медведь, косолапый и бурый, страшный, большой и с лохматою шкурой», – скрипучим голосом затянул он ближе к вечеру. Сосны впитали его песню, как впитывали ветер и дождь, и Дик вскоре умолк.
– Нехорошо здесь, – сказал Подрик. – Плохое место. Бриенна, чувствуя то же самое, не сочла нужным признаться в этом.
– В сосновом бору всегда мрачно, но это обыкновенный лес. Бояться здесь нечего.
– А хлюпари как же? И говорящие головы?
– Экий умный парнишка, – засмеялся Дик.
– Нет никаких хлюпарей, – раздраженно сказала Бриенна. – И голов тоже.
Так они и ехали по холмам, то вверх, то вниз. Бриенна молилась, чтобы Дик оказался честным малым и не сбился с пути. Сама она теперь уже не нашла бы и обратной дороги к морю. Небо днем и ночью покрыто низкими тучами, и на солнце со звездами надежда плохая.
В тот день они рано остановились на ночлег, добравшись до затянутого ряской болота. Почва в серо зеленом свете казалась как будто бы твердой, но лошади тут же увязли в ней по самые бабки. Пришлось поскорее выбираться назад.
– Ничего, – успокаивал Крэб. – Вернемся обратно на холм и спустимся в другом месте.
Назавтра повторилось то же самое. Они ехали через сосны и болота, под темным небом и непрестанным дождем, мимо трясин, пещер и заросших мхом развалин древних острогов. О каждой груде камней у Дика имелась своя история. По его словам выходило, что эти сосны взросли на крови. Терпение Бриенны начинало истощаться.
– Долго ли еще? – спросила она наконец. – Мне сдается, мы уже видели все деревья на Раздвоенном Когте.
– Где там все. Но теперь уж недолго. Видите, лес поредел – Узкое море близко.
Шут , которого он мне обещал , в итоге скорее всего окажется моим собственным отражением в пруду , думала она – но не поворачивать же было назад, проделав такой долгий путь. Путешествие, что там скрывать, утомило ее до крайности. Ляжки от бесконечной езды стали как железо, а спать ей последнее время удавалось не более четырех часов за ночь, пока свою стражу нес Подрик. Если Дик Пройдоха попытается их убить, полагала она, то сделает это именно здесь, в хорошо знакомых ему местах. Может также быть, что он ведет их в какое нибудь разбойничье логово, где поджидают добычу его дружки. Или просто водит по кругу, пока тот всадник их не догонит. После замка лорда Брюна они не видели ни единого человека, но это еще не значит, что их никто не преследует.
Может быть , мне самой придется его убить , сказала она себе ночью, обходя лагерь, и ей сделалось дурно от этой мысли. Их старый мастер всегда выпытывал, готова ли она для боя. «В руках у тебя сила, как у мужчины, а сердце девичье. Одно дело сражаться во дворе с тупым мечом, и совсем другое – вогнать человеку в живот фут острой стали и глядеть в его угасающие глаза». Чтобы она очерствела душой, сир Гудвин посылал ее к замковому мяснику резать ягнят и поросят. Поросята визжали, ягнята кричали, как испуганные малые дети. Убивая их, Бриенна ничего не видела из за слез, а окровавленную одежду приказывала сжечь. Но сир Гудвин все еще сомневался. «Поросенок – одно, человек – другое. Когда я в твои годы служил оруженосцем, был у меня друг. Сильный, быстрый, ловкий, первый во всем. Мы знали, что когда нибудь из него выйдет прекрасный рыцарь. Тут началась война на Ступенях. Я видел, как мой друг поверг своего противника на колени и выбил топор у него из рук. Тут бы и прикончить врага, но он замешкался на долю мгновения, а в битве доля мгновения стоит жизни. Тот человек выхватил кинжал и отыскал щель в доспехах моего друга. Сила, ловкость, доблесть, с таким трудом приобретенное мастерство... все пошло псу под хвост, потому что у него рука дрогнула убить человека. Помни об этом, девочка».
Бриенна села на камень и принялась точить меч. Я помню , сказала она тени своего наставника. Помню и молюсь , чтобы рука у меня не дрогнула.
Настал день, холодный и все такой же ненастный. Солнце не показывалось, но когда черное вокруг стало серым, Бриенна поняла, что пора седлать лошадей. С Диком во главе они снова въехали в лес. Бриенна следовала за ним по пятам, Подрик замыкал.
Замок явился им неожиданно. Только что их окружали одни только сосны, потом они объехали валун и увидели впереди просеку. В конце ее, на расстоянии мили, раскинулись во всю ширь небо и море... а на краю обрыва стояли развалины замка.
– Вот вам и Тараторки, – сказал Дик. – Прислушайтесь и услышите, как трещат говорящие головы.
– Я слышу, – прошептал Подрик.
Бриенна тоже слышала тихое бормотание, идущее то ли из под земли, то ли из руин впереди. Они приближались к замку, и этот звук становился все громче. Да это же море, поняла вдруг она. Волны пробили утес и теперь плещутся там внизу, в гротах.
– Никакие это не головы, – сказала она. – Это шепот волн.
– Головы, – упрямился Дик. – Волны не шепчут.
Спорить с ним не имело смысла – головы так головы. Замок был сложен из больших, не скрепленных раствором камней самой разной величины и формы. Их покрывал толстый мох, из фундамента проросли деревья. Во многих старинных замках есть богороща, но этот замок она заняла целиком. С лошадью в поводу Бриенна дошла до разрушенной крепостной стены. Кучи камней обросли ядовитым красным плющом. Привязав лошадь к дереву, она вышла на край утеса. В пятидесяти футах под ней волны лизали остатки башни, а дальше виднелся вход в большую пещеру.
– Раньше тут был маяк, – сказал подошедший Дик. – Он рухнул, когда я был вдвое младше Пода. А в бухту отсюда вели ступени, но и они теперь обвалились. После этого контрабандисты перестали сюда заходить. В грот еще можно пройти на лодках, а дальше то что? Видите? – Он положил руку ей на спину, указывая куда то другой.
Бриенна похолодела. Стоит ему толкнуть, и она окажется внизу, на камнях. Отступив от края, она сказала:
– Убери руки.
– Да я только...
– Не хочу ничего знать. Где тут ворота?
– На той стороне. – Крэб замялся. – Ваш дурак, часом, не злопамятный, нет? А то я подумал – вдруг он рассердился из за карты, которую я ему продал... опять же про контрабандистов я не сказал, что их тут больше не бывает.
– Ты теперь богатый и сможешь вернуть ему то, что содрал с него за свою «помощь». – Бриенна не думала, что Донтос Холлард может представлять хоть какую то угрозу. – Если он, конечно, все еще здесь.
Они двинулись в обход крепостной стены. Замок когда то был треугольным, с башней на каждом углу. Деревянные ворота давно прогнили. Когда Бриенна потянула за одну створку, та отломилась и упала на нее. Внутри стоял знакомый зеленый сумрак – лес вторгся за стены замка. Но решетка за воротами уцелела, и ее зубья уходили глубоко в рыхлую землю. Прутья порыжели от ржавчины, однако не уступили, когда Бриенна их потрясла.
– Здесь давным давно никто не ходил.
– Хотите перелезу? – предложил Подрик. – Вон там, где стена обвалилась.
– Слишком опасно. Камни еле держатся, и на них растет ядовитый плющ. Должна быть калитка.
Калитка нашлась на северной стороне замка, в буйных зарослях ежевики. Кто то обобрал все ягоды и расчистил тропинку через кусты.
– А вот здесь кто то недавно прошел, – насторожилась Бриенна.
– Ваш дурак со своими красотками. Что я вам говорил? Санса? Бриенне слабо верилось в это. Даже такой пьянчуга, как Донтос Холлард, вряд ли притащил бы ее в это богами забытое место. Руины вселяли в Бриенну какое то смутное беспокойство. Сансы она здесь не найдет, но посмотреть все таки надо. Тут побывал кто то, явно желавший скрыться.
– Идем со мной, Крэб, – сказала она, – а ты, Подрик, постереги лошадей.
– Я тоже хочу пойти. Я оруженосец и могу драться.
– Потому то я и хочу, чтобы ты остался. Вдруг в лесу разбойники есть – нельзя же бросать лошадей без присмотра.
Подрик поддел ногой камешек.
– Ну, как скажете.
Бриенна, пробравшись сквозь ежевику, потянула за ржавое кольцо. Калитка возмущенно завизжала и открылась с большим трудом. От этого визга кожа Бриенны покрылась мурашками. Она достала меч – кольчуга и вареная кожа не казались ей больше надежной защитой.
– Вперед, миледи, – поторопил ее Дик Пройдоха. – Чего замешкались? Старый Крэб уж тысячу лет как помер.
В самом деле, чего она ждет? Не будь дурой, Бриенна. Там, внутри, колышется море, пробившее толщу скалы. Это в самом деле похоже на шепот – можно представить себе, как головы стоят на полках и болтают друг с другом. «Зря я не воспользовался своим волшебным мечом, – говорит одна. – Ох, зря».
– Подрик, – окликнула Бриенна. – Там у меня в одеяла завернут меч – принеси ка его сюда.
– Сейчас, сир. Миледи, – сказал мальчик и убежал.
– Меч? – Дик почесал за ухом. – Вы ж его в руке держите – зачем вам еще один?
– Этот для тебя. – И Бриенна подала его Крэбу рукоятью вперед.
– Нет, правда? – Дик нерешительно протянул руку, словно опасаясь укуса. – Недоверчивая леди дает старому Дику меч?
– Ты хоть умеешь им пользоваться?
– Я Крэб. – Он выхватил у нее меч. – Во мне течет кровь старого сира Кларенса. – Он со свистом рассек воздух и ухмыльнулся. – Лорда, как говорится, делает меч.
Вернулся Подрик, неся Верного Клятве бережно, как ребенка. Дик присвистнул при виде роскошных ножен с львиными головами, но замолчал, когда Бриенна обнажила клинок. Даже в воздухе он звучал резче, чем обычный меч.
– За мной, – сказала она Крэбу и боком, пригнув голову, пролезла в калитку.
Перед ней простирался заросший двор. Слева находились ворота и какое то обвалившееся строение – должно быть, конюшня. В стойлах, пробивая побуревшую соломенную крышу, росли молодые деревья. Справа гнилые деревянные ступени вели не то в темницу, не то в погреба. На месте главного здания валялись камни, зеленые и пурпурные от густого мха. Повсюду стояли шеренгами гвардейские сосны, между которыми, как белица затворница, затесалось бледное молодое чар древо. За его темно красными листьями в проломе стены виднелись небо, море... и остатки костра.
Неумолчный шепот наполнял уши. Бриенна, став на колени у кострища, понюхала обгоревшую хворостину, поворошила пепел. Огонь горел здесь не далее как минувшей ночью – быть может, кто то пытался подать сигнал проходящему кораблю.
– Ээээээй, – закричал Дик, – есть тут кто?
– Тихо, – одернула его Бриенна.
– Может, там кто то прячется и не решается показаться. – Он подошел к ступеням, ведущим вниз, заглянул в темноту и снова позвал: – Ээээээээй, есть кто внизу?
Одно деревце закачалось, и из кустов выскочил человек, такой грязный, точно все это время сидел прямо в земле. В руке он сжимал сломанный меч, но Бриенну поразило не это, а его лицо с маленькими глазками и плоским широким носом.
Друзья его называли Пиг – или Свин.
После этого все стало происходить очень быстро. Из колодца бесшумно, как змея, скользящая по мокрой листве, вылез второй человек – с коротким, толстым метательным копьем, в полушлеме, обмотанном грязным куском красного шелка. Бриенна и его узнала. Позади нее, из красных листьев на дереве, высунулась еще одна голова.
– А вот вам и ваш дурак, – задрав голову, сказал Крэб.
– Дик, – вскричала она, – ко мне.
Шагвелл, гогоча, свалился с чардрева. Его шутовской наряд от грязи почти утратил свою пестроту, а вместо трещотки он вооружился кистенем – тремя шипастыми шарами, приделанными цепью к деревянной рукоятке. Шагвелл махнул им понизу, и одно из колен Крэба превратилось в фонтан из костей и крови.
– Смехота, – крякнул шут. Меч, который дала Дику Бриенна, улетел куда то в бурьян. Крэб корчился на земле, крича и держась за покалеченную ногу. – Глядите, это же контрабандист Дик, который нарисовал нам карту. Ты проделал весь этот путь, чтоб вернуть нам золото?
– Ой, не надо, – причитал Дик, – ой, нога...
– Что, больно? Хочешь, вылечу?
– Оставь его, – крикнула Бриенна, а Дик, закрывая окровавленными руками голову, опять завопил: – НЕ НАДО! – Шагвелл, раскрутив свой кистень, обрушил его на лицо Крэба. Раздался отвратительный хруст, и в наступившей тишине Бриенна услышала стук собственного сердца.
– Какой ты плохой, Шагги. – Человек, вылезший из колодца, засмеялся, увидев лицо Бриенны. – Опять ты, женщина? Решила нас выследить? Или соскучилась без друзей?
Шагвелл, перескакивая с ноги на ногу, вращал кистенем.
– Она из за меня приехала. Она обо мне грезит каждую ночь, когда сует пальцы в щелку. Она хочет меня, ребята! Кобылища стосковалась по своему веселому Шагги! Я ее накачаю дурацким семенем через задницу, и она ожеребится маленьким мной.
– Тогда тебе другая дырка нужна, Шагги, – со своим дорнийским распевом сказал Тимеон.
– А я попробую и ту, и другую. Для верности. – Он приблизился к Бриенне справа, между тем как Пиг обходил ее слева, вынуждая прижаться спиной к утесу. Проезд на троих, вспомнила Бриенна.
– Вас здесь только трое.
– Мы все разбрелись кто куда после Харренхолла, – сказал Тимеон. – Утсивок со своими подался на юг, в Старомест, Рорж решил попытать счастья в Солеварнях, а мы с ребятами двинули в Девичий Пруд, но на корабль так и не попали. – Дорниец взвесил копье на руке. – А Варго сильно расхворался от твоего укуса. Ухо у него почернело и стало гноиться. Рорж и Утсивок хотели сразу уйти, а Хоут им – нет, мол, держите замок. Я, говорит, лорд Харренхоллский, и никто этого у меня не отнимет. Шепеляво, само собой, как всегда. Мы слыхали, что Гора убивал его по частям – нынче руку отрубит, завтра ногу, а обрубки потом забинтует, чтобы козел не загнулся. Член он приберег напоследок, но тут за ним прислали птицу и отозвали его в Королевскую Гавань, поэтому он прикончил Хоута и уехал.
– Я здесь не из за вас. Я ищу... – Она чуть было не сказала «свою сестру». – Ищу одного дурака.
– Так я и есть дурак, – пропел Шагвелл.
– Ты не тот. Я другого ищу... он путешествует со знатной девицей, дочерью лорда Старка из Винтерфелла.
– Тогда тебе нужен Пес, – рассудил Тимеон, – но его тут тоже нет. Только мы.
– Сандор Клиган? Почему он?
– Так она у него, дочка Старка. Я слыхал, она ехала в Риверран, а он ее украл, пес поганый.
Риверран. Она ехала в Риверран. К своим дядям.
– Откуда ты знаешь?
– Один мужик мне сказал. Из шайки Берика. Лорд молния ее тоже ищет. Разослал своих людей вверх и вниз по Трезубцу. Мы наткнулись на трех таких после Харренхолла, ну и выпытали из одного правду.
– Он мог и солгать.
– Мог, но не солгал. После мы слышали, что Пес убил трех людей своего брата в харчевне на перекрестке дорог. Там с ним была девчонка. Хозяин поклялся в этом перед тем, как Рорж его порешил. И шлюхи то же самое подтвердили. Ох и уродины же. С тобой не сравнить, конечно, но все же...
Зубы мне заговаривает , поняла Бриенна. Пиг приблизился слева, Шагвелл скакнул к ней справа. Она попятилась, сознавая, что так они скоро сбросят ее с утеса.
– Не подходите!
– Я, пожалуй, в нос тебе вставлю, женщина, – объявил Шагвелл. – Вот смехота то будет!
– Членик то у него махонький, – пояснил Тимеон. – Опусти свой меч, и мы обойдемся с тобой по хорошему. Нам надо золото, чтоб с контрабандистами расплатиться, вот и все.
– А если я дам вам золота, вы нас отпустите?
– Отпустим, если дашь кое что еще, – улыбнулся Тимеон. – Всем троим. И заплатим, как порядочной шлюхе, по оленю с носа. А нет, так мы все равно возьмем и твое золото, и тебя.
Вспомни, что Гора делал с Варго Хоутом, и решай. Ну, что выбираешь?
– Вот это, – сказала Бриенна и метнулась к Пигу.
Он заслонился своим обломком меча, но клинок Бриенны прошел ниже, легко пронзив бедро Пига сквозь плотную кожу и шерсть. Он рухнул навзничь, успев чиркнуть сталью по кольчуге Бриенны. Она, добив его ударом в горло, повернулась к Тимеону как раз в тот миг, когда он метнул копье. Оно пролетело мимо, слегка зацепив ее щеку. Видишь , сир Гудвин , подумала она, чувствуя, как по лицу бежит кровь. Рука у меня не дрогнула.
– Твоя очередь, – сказала она Тимеону, доставшему второе копье, еще короче и толще первого. – Бросай.
– Ага. Чтобы ты увернулась, а потом меня заколола? Давай ты, Шагги.
– Ну да. Видал, что она с Пигом сделала? Ей лунные крови в голову бросились. – Они обступили ее с двух сторон, и как Бриенна ни поворачивалась, один непременно оказывался у нее за спиной.
– Давай, – поторопил Тимеон. – Дохлую ее тоже поиметь можно.
– Ну спасибо тебе. – Засвистел раскручиваемый кистень. Выбери одного , сказала себе Бриенна. Выбери и убей , только быстро. Брошенный непонятно откуда камень угодил Шагвеллу в голову, и Бриенна, не раздумывая, кинулась на Тимеона.
Он был посильнее Пига, но его короткое метательное копье не могло соперничать с валирийской сталью. Никогда еще Бриенна не действовала с таким проворством. Верный Клятве в ее руках казался живым. Дорниец успел ранить ее в плечо, но она тут же отсекла ему ухо и половину щеки, а затем, пробив кольчугу, вогнала добрый фут стали ему в живот.
Он еще пытался бороться, когда она выдернула меч. По желобкам на клинке текла кровь. Тимеон, ощупав свой пояс, вынул кинжал, и она отсекла ему руку, подумав: это тебе за Джейме.
– Смилуйся, Матерь, – выдохнул Тимеон. Кровь хлестала у него изо рта и перерубленного запястья. – Кончай. Отправь меня назад в Дорн, проклятая сука.
Она исполнила его просьбу.
Оглушенный Шагвелл стоял на коленях, нашаривая кистень. Когда он поднялся на ноги, его стукнул по уху еще один камень. Подрик влез на разрушенную стену и стоял среди плюща, держа наготове третий.
– Я ж говорил, что умею драться! – крикнул он.
– Сдаюсь, – пытаясь уползти, завопил дурак. – Не трогайте Шагги. Грех убивать такого забавника.
– Ты ничуть не лучше их всех. Ты грабил, насиловал и убивал.
– Да, врать не стану... зато я смешной. Парни от моих шуток животики надрывают.
– А женщины плачут.
– Тут уж я ни при чем. У вас просто нет чувства юмора.
– Копай могилу. Здесь, под чардревом, – показала мечом Бриенна.
– Чем? Лопаты то нет.
– У тебя есть руки. – На одну больше , чем вы оставили Джейме.
– Стоит ли трудиться? Оставь их воронам.
– Ворон накормят Тимеон и Пиг, а Дик Пройдоха ляжет в могилу. Он Крэб. Это его вотчина.
Земля размякла от дождей, однако дурак рыл могилу до самого вечера. Он справился с этим затемно, до крови ободрав себе руки. Бриенна спрятала в ножны Верного Клятве и понесла Дика Крэба к яме. На его лицо страшно было смотреть.
– Прости, что не доверяла тебе. Я разучилась верить кому бы то ни было.
Дурак мог бы еще попытаться , подумала она, опустившись на колени у края могилы, я как раз повернулась к нему спиной.
Она не ошиблась. Его хриплое дыхание раздалось у нее над ухом за миг до того, как Подрик предостерегающе крикнул. Шагвелл занес над ней острый камень, но у нее в рукаве имелся кинжал.
Нож почти всегда оказывается сильнее камня.
Бриенна отбила в сторону его руку и вонзила лезвие ему в живот.
– Смейся теперь, – приказала она, но он застонал. – Смейся. – Она схватила его за горло одной рукой и еще раз пырнула в живот. – Смейся же! – Она повторяла это, пока ее рук
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:24 | Сообщение # 23 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ПРИНЦЕССА
Под палящим солнцем Дорна богатство измеряется не только золотом, но и водой, поэтому все его колодцы ревностно охраняются. Но колодец в Шандистоне высох лет сто назад, и его хранители переместились в более влажную местность, бросив свое скромное жилище с колоннами и тройной аркой. После них сюда явились пески и вернули себе прежнее достояние.
Арианна Мартелл с Дрю и Сильвой приехала в заброшенную усадьбу на закате, когда весь запад пламенел золотом, пурпуром и киноварью. Казалось, что сами руины тоже горят: поваленные колонны излучали розовый свет, по каменным полам с глубокими трещинами ползли красные тени, золотые и рыжие пески угасали и лиловели вместе с меркнущим небом. Гаррин прибыл на несколько часов раньше, рыцарь по прозванию Темная Звезда находился здесь со вчерашнего дня.
– Красиво тут, – заметил Дрю, помогая Гаррину поить лошадей. Воду они привезли с собой. Дорнские кони быстры, неутомимы и могут долго бежать там, где другие лошади падают, но даже им иногда нужно пить. – Как вы узнали про это место?
– Дядя привозил меня сюда вместе с Тиеной и Сареллой. – Арианна улыбнулась, вспомнив об этом. – Он ловил ядовитых змей и показывал Тиене, как выдаивать из них яд, не опасаясь за свою жизнь. Сарелла переворачивала камни, сметала песок с мозаики и хотела узнать все о людях, которые жили здесь.
– А что делали вы, принцесса? – спросила Крапинка. Принцесса сидела у колодца и воображала, что ее привез сюда рыцарь разбойник, чтобы сделать с ней все, что придет ему в голову. Высокий, сильный, черноглазый, с острым гребнем волос на лбу. Что только не сохраняется в памяти...
– Я мечтала, – сказала она, – а когда солнце закатилось, я села у ног дяди и стала просить его рассказать сказку.
– Принц Оберин знал множество сказок. – Гаррин, ее молочный брат, тоже был тогда с ними – они никогда не разлучались с тех пор, как научились ходить. – Помнится, в тот вечер он рассказал нам про принца Гаррина, в честь которого меня и назвали.
– Гаррин Великий, – подсказал Дрю, – герой ройнаров.
– Да. Он наводил ужас на всю Валирию.
– Они поужасались, а потом убили его, – сказал сир Герольд. – Может, и меня бы назвали Герольдом Великим, если б я положил в смертельной битве двести пятьдесят тысяч своих солдат? Уж лучше останусь Темной Звездой – этим именем я хотя бы обязан себе одному. – Он сел на обод сухого колодца и стал точить меч.
Арианна пристально следила за ним. Он достаточно знатного рода , чтобы сгодиться в консорты. Отец усомнится , в здравом ли я уме , зато дети у нас будут красивы , как повелители драконов. Если и есть в Дорне мужчина красивей его, ей такой неизвестен. У сира Герольда Дейна орлиный нос, высокие скулы, сильный подбородок. Бороду он бреет, но густые волосы падают на плечи, как серебряный горный ледник, разделенный надвое черной как смоль полосой. Рот, однако, у него злой, а язык еще злее. Глаза при свете заходящего солнца кажутся черными, но Арианна видела их вблизи и знает, что они фиолетовые. Темно лиловые и гневные.
Почувствовав, вероятно, на себе ее взгляд, он поднял глаза от своей работы и улыбнулся. К щекам Арианны прилила кровь. Не надо было его сюда брать. Если он вот так же посмотрит на нее при Арисе, песок обагрится кровью... кто знает чьей? В Королевскую Гвардию по традиции отбираются лучшие рыцари Семи Королевств, но у Темной Звезды своя слава.
Ночи в пустыне холодные. Гаррин набрал дров для костра – сухие белые ветки деревьев, погибших сто лет назад. Дрю, насвистывая, постучал по кремню и развел огонь.
Они сели в кружок, передавая друг другу мех с летним вином. Темная Звезда не участвовал в этом – он пил неподслащенную воду с лимоном. Гаррин, будучи в приподнятом настроении, развлекал их последними новостями из Дощатого города в устье Зеленой Крови, куда речные сироты собираются на торг с кораблями из за Узкого моря. На востоке, если верить морякам, творятся чудеса и ужасы: восстание рабов в Астапоре, драконы в Кварте, серая чума в Йи Ти. На островах Василиска появился новый пиратский король, совершивший набег на Высокодрев. В Квохоре приверженцы красных жрецов взбунтовались и хотели сжечь Черного Козла. А Золотые Мечи расторгли договор с Миром, когда мирийцы как раз собрались выступить на войну с Лиссом.
– Лиссенийцы перекупили их, – предположила Сильва.
– Мудрые и трусливые лиссенийцы, – добавил Дрю.
Но Арианна то знала, в чем дело. Если у Квентина будут Золотые Мечи... «Сверху золото, под ним жгучая сталь», – гласит их девиз. Твоя сталь должна жечь очень горячо , братец , если ты вздумаешь тягаться со мной. Арианну в Дорне любят, а Квентина знают плохо. Один отряд наемников этого не изменит.
– Пойду отолью, – сказал, поднявшись, сир Герольд.
– Смотри под ноги, – предостерег его Дрю. – С тех пор, как принц Оберин подоил здешних гадюк, прошло порядочно времени.
– Я вскормлен змеиным ядом, Дальт. Гадюка, которая укусит меня, пожалеет об этом. – И он ушел в проем разрушенной арки.
– Вы уж простите, принцесса, – тихо промолвил Гаррин, – но этот человек мне не нравится.
– Жалко, – заметил Дрю, – он то, сдается мне, от тебя без ума.
– Он нам нужен, – напомнила всем Арианна. – Без его замка нам просто не обойтись, и его меч, возможно, тоже понадобится.
– Горный Приют – не единственный замок в Дорне, – вставила Крапинка, – и есть много других рыцарей, которые любят вас. Дрю, скажем.
– Верно, – подтвердил тот. – У меня отменный конь, славный меч, и доблестью я уступаю... ну, разве что некоторым.
– Какой нибудь паре сотен, сир, – подсказал Гаррин.
Арианна молчала. Дрю и Крапинка – самые близкие ее друзья после кузины Тиены, а Гаррин поддразнивает ее с тех самых пор, как они вместе сосали грудь его матери, но сейчас она не в том настроении, чтобы шутить. Солнце зашло, и на небо высыпали звезды. Сколько же их... Арианна прислонилась спиной к колонне. Может, и брат ее смотрит на те же звезды, где бы он ни был? Видишь вон ту белую, Квентин? Как ярко она горит. Это звезда Нимерии , а тот млечный шлейф позади нее – это десять тысяч ее кораблей. При жизни она не уступала мужчинам , и меня ждет та же судьба. Ты не отнимешь у меня то , что принадлежит мне по праву рождения.
Квентин был еще мал, когда его отправили в Айронвуд, слишком мал, по мнению матери. В Норвосе не принято отдавать детей на воспитание чужим людям, и леди Мелларио так и не простила принца Дорана за то, что он разлучил ее с сыном.
«Мне это не больше по нраву, чем тебе, – подслушала как то Арианна слова своего отца, – но на мне кровный долг, и Квентин – единственная монета, которую лорд Ормонд согласен принять».
«Монета? – вскричала мать. – Он твой сын! Что это за отец, который платит долги собственной плотью и кровью?»
«Это принц», – ответил на это Доран Мартелл.
Он до сих пор притворяется, что его сын у лорда Айронвуда, но мать Гаррина видела Квентина в Дощатом городе, переодетого купцом. А спутник его очень похож на Клотуса Айронвуда, беспутного сына лорда Андерса. Их сопровождает мейстер, знающий языки. Мой брат не так умен , как он полагает , думала Арианна. Умный человек отплыл бы из Староместа, даже если бы это значило сделать большой крюк. В Староместе он мог бы остаться неузнанным. А в Дощатом городе у Арианны друзья, и они, естественно, задались вопросом, с чего это принцу и сыну лорда вздумалось отправиться за море под фальшивыми именами. Один из этих друзей, пробравшись ночью в окошко, тихонько отпер железный ларец Квентина и нашел внутри любопытные свитки.
Арианна многое бы отдала, чтобы узнать, сам ли Квентин задумал эту поездку... но на упомянутых свитках стояла печать с солнцем и копьем Дорна. Родственник Гаррина не посмел ее вскрыть и прочесть написанное, однако...
– Принцесса... – Рядом с ней при свете звезд появился сир Герольд.
– С облегчением, – сухо молвила Арианна.
– Благодарствую. Песок тоже остался благодарен, впитав мою влагу. – Он поставил ногу на голову упавшей статуи – она, должно быть, изображала Деву, пока пески не стерли ее лицо. – Но пока я ее изливал, мне пришло в голову, что ваш план может не принести вам желаемого.
– Чего же я, по вашему, желаю, сир?
– Освобождения песчаных змеек. Мщения за Оберина и Элию. Верно я говорю? И отведать, какова на вкус львиная кровь.
И осуществить мои наследственные права , добавила про себя Арианна. Получить Солнечное Копье и отцовское место. Получить Дорн.
– Я желаю справедливости, – ответила она вслух.
– Называйте как хотите. Короновать маленькую Ланнистер – пустая затея. Она никогда не сядет на Железный Трон. И войны, желательной вам, не будет. Льва не так то легко раздразнить.
– Лев умер, и кто знает, который из детенышей львице более дорог.
– Тот, который у нее в логове. – Сир Герольд обнажил меч, блеснувший при свете звезд. – Вот что начинает войны. Не золотая корона – стальной клинок.
Я не убиваю детей , мысленно ответила Арианна.
– Спрячьте его. Мирцелла находится под моей защитой. И вы знаете, что сир Арис не позволит даже волосу упасть с ее головы.
– Я знаю одно, миледи: Дейны убивают Окхартов вот уже несколько тысяч лет.
У нее дух захватило от такой наглости.
– Мне кажется, Окхарты за это время убили не меньше Дейнов.
– В каждой семье свои традиции. – Темная Звезда убрал меч в ножны. – Всходит луна, и я вижу, что ваш образец всех совершенств едет сюда.
Он славился остротой своего зрения. Скачущий по пустыне всадник на высоком сером коне действительно оказался сиром Арисом в белом плаще. Принцесса Мирцелла сидела позади него, тоже закутанная в плащ. Низко надвинутый капюшон скрывал ее золотые локоны.
Когда Арис снял ее с коня, Дрю преклонил перед ней колено.
– Ваше величество...
– Моя госпожа... – Сильва опустилась на песок рядом с ним.
– Я ваш, моя королева. – Гаррин упал на оба колена. Растерянная Мирцелла вцепилась в руку Ариса Окхарта.
– Почему они говорят мне «ваше величество»? Что это за место, сир Арис, и кто эти люди?
Неужели он ничего не сказал ей? Арианна, улыбаясь и шурша шелками, вышла вперед.
– Это мои верные друзья, ваше величество... которые будут также и вашими.
– Принцесса Арианна? – Девочка обхватила ее руками. – Почему они называют меня королевой? Разве с Томменом что то случилось?
– Боюсь, что у него дурные советчики, и они сговорились отобрать у вас трон.
– Трон? Железный Трон? – Растерянность Мирцеллы усилилась. – Но Томмен не отбирал его. Он...
– ...младше вас, не так ли?
– Да, я на год старше его.
– Значит, Железный Трон ваш по праву. Не вините своего брата, ведь он совсем еще мал. Им руководят дурные люди, зато вас окружают друзья. Позвольте я представлю их вам. Вот это сир Эндрю Дальт, ваше величество, наследник Лимонной Рощи.
– Друзья зовут меня Дрю, и я почту за честь, если ваше величество тоже будет называть меня так.
Его открытое лицо и приветливая улыбка не усыпили подозрений Мирцеллы.
– Пока мы еще мало знакомы, я должна говорить вам «сир».
– Как вашему величеству будет угодно.
– А это леди Сильва Сантагар, моя королева, – продолжала Арианна. – Моя милая Крапинка.
– Почему вам дали такое прозвище? – спросила Мирцелла.
– Из за веснушек, ваше величество, – или потому, что я наследница Крапчатого Леса, как они уверяют.
Следующим Мирцелле представили Гаррина, длинного, расхлябанного, с серьгой гвоздиком в одном ухе.
– Сиротка Гаррин, который меня смешит. Его мать была моей кормилицей.
– Мне жаль, что она умерла, – сказала девочка.
– Да нет же, ваше величество, она в добром здравии. – Гаррин сверкнул золотым зубом – Арианна заплатила за него, сломав ему настоящий. – Миледи хотела сказать, что я принадлежу к сиротам Зеленой Крови.
О том, кто такие сироты, Мирцелла уже успела узнать во время путешествия вверх по реке. Арианна подвела будущую королеву к последнему из своих приближенных.
– Последний по порядку, но не по значению, ваше величество, – сир Герольд Дейн, рыцарь из Звездопада.
Сир Герольд опустился на одно колено. Темные глаза, в которых отражалась луна, холодно смотрели на маленькую принцессу.
– Был еще Эртур Дейн, – вспомнила Мирцелла. – Он служил в Королевской Гвардии при безумном короле Эйерисе.
– Да, Меч Зари. Его больше нет в живых.
– И теперь имя Меча Зари носите вы?
– Нет. Меня называют Темной Звездой. Я человек ночи, а не зари.
Арианна увела девочку в сторону.
– Вы, должно быть, проголодались. У нас есть финики, сыр, оливки и сладкий лимонад для питья. Наедаться, однако, не стоит – после короткого отдыха мы тронемся дальше. В пустыне лучше всего путешествовать ночью, пока солнце еще не взошло. Так легче для лошадей.
– И для всадников тоже, – добавила Сильва Крапинка. – Пойдемте греться, ваше величество. Служить вам – честь для меня.
Когда она ушла с принцессой к костру, сир Герольд пожаловался Арианне:
– Нашему дому десять тысяч лет, он известен с самых ранних времен. Почему же из всех Дейнов помнят одного моего кузена?
– Он был славным рыцарем, – заметил сир Арис Окхарт.
– Со славным мечом, – добавил сир Герольд.
– И большим сердцем. – Сир Арис взял Арианну под руку. – Позвольте на два слова, принцесса.
– Пойдемте. – Она ушла с ним в руины, в мощеный внутренний дворик, наполовину занесенный песком. Под плащом на рыцаре был золотой парчовый дублет с тремя зелеными дубовыми листьями его дома. Острие своего легкого шлема он на дорнийский манер повязал желтым шарфом. Если бы не плащ, его могли бы принять за любого здешнего рыцаря. Белый шелк, развеваемый легким ветром, мерцал при луне. Рыцарственно, но глупо – он ведь виден издалека.
– Что этому ребенку известно?
– Не так уж много. Перед отплытием из Королевской Гавани ее дядя сказал ей, что я ее защитник и она должна выполнять мои распоряжения ради своего же блага. Кроме того, она слышала, как на улицах взывают к возмездию, и понимает, что это не игра. Она храбрая девочка и умная не по годам. Сделала все, о чем я ее просил, и ни единого вопроса не задала. – Рыцарь огляделся по сторонам и понизил голос. – Есть, однако, новости, которые вам следует знать. Тайвин Ланнистер умер.
– Как так умер? – воскликнула пораженная Арианна.
– Его убил Бес. И королева снова стала регентом при своем сыне.
– Вот как? – Женщина на Железном Троне... Арианна поразмыслила и решила, что это к лучшему. Чем больше лорды Семи Королевств привыкнут к правлению королевы Серсеи, тем легче им будет склонить колено перед королевой Мирцеллой. Лорд Тайвин был опасным противником, и без него враги Дорна станут намного слабее. Ланнистеры убивают друг друга – как это мило. – А что стало с карликом?
– Он сбежал. Серсея обещала лордство тому, кто доставит ей его голову. – Арис прижал принцессу к колонне, его рука нашла ее грудь. Впившись в нее долгим поцелуем, он стал поднимать ее юбки, но Арианна со смехом вывернулась.
– Я понимаю, как будоражит кровь борьба за престол, но сейчас у нас на это нет времени. Позже. – Она погладила его по щеке. – Были какие нибудь затруднения?
– Только Тристан. Он хотел сидеть у постели Мирцеллы и играть с ней в кайвассу.
– Он переболел краснухой в четыре года, я же вам говорила. Второй раз ею заразиться нельзя. Надо было сказать, что у нее серая хворь, это бы его отпугнуло.
– Его то да, но не мейстера.
– Да, Калеотт... Он хотел ее осмотреть?
– Я описал ему красные пятнышки у нее на лице, и он сказал, что это пройдет только само собой. Дал мне бальзам для облегчения зуда.
Дети старше десяти лет от краснухи не умирают, но для взрослых она бывает смертельна, а мейстер Калеотт в детстве ею не болел. Арианна узнала об этом, когда сама в восемь лет подцепила краснуху.
– Хорошо. А служанка? Она достаточно убедительна?
– Если близко не подходить. Бес выбрал ее именно с такой целью среди множества девочек знатного рода. Мирцелла помогла ей завить волосы и сама нарисовала пятна у нее на лице. Они с ней дальние родственницы. В Ланниспорте полным полно разных Ланни, Ланнетов и Лантелей, и у всех у них волосы желтые. В ночной сорочке Мирцеллы, намазанная бальзамом мейстера и при тусклом свете она даже меня провела бы. Куда трудней оказалось найти замену мне самому. По росту мне ближе всех Дейк, но он слишком толст, поэтому я надел свои доспехи на Ролдера и велел ему опустить забрало. Он на три дюйма ниже, чем я, но авось этого никто не заметит, пока меня рядом нет. Притом он не будет выходить из покоев Мирцеллы.
– Нам нужно всего несколько дней. К тому времени принцесса будет вне досягаемости моего отца.
– Где же это? – Он зарылся лицом в ее шею. – Вам не кажется, что пора открыть мне остальную часть плана?
Смеясь, она оттолкнула его.
– Сейчас нам пора трогаться в путь.
Луна увенчала голову Лунной Девы, когда кавалькада, покинув руины Шандистона, двинулась на юго запад. Сир Арис и Арианна ехали во главе, Мирцелла на резвой кобылке – между ними. Гаррин и Сильва следовали позади, два дорнийских рыцаря замыкали колонну. Нас семеро , впервые заметила Арианна, и это показалось ей добрым знаком. Семь всадников на пути к славе. Когда нибудь певцы обессмертят их всех. Дрю хотел собрать побольше народу, но это привлекло бы к ним нежелательное внимание, и каждый лишний человек увеличивает опасность измены. Так по крайней мере учил Арианну отец. Доран Мартелл, даже будучи моложе и крепче, соблюдал осторожность и был сторонником умолчаний и тайн. Пора ему сложить свое бремя, но она не допустит ни малейшего ущерба для его персоны и его чести. Пусть доживает свой век в Водных Садах, окруженный смеющимися детьми, лимонами и апельсинами. И Квентин, кстати, может составить ему компанию. Когда она коронует Мирцеллу и освободит песчаных змеек, под ее знамена станет весь Дорн. Айронвуды могут сколько угодно говорить в пользу Квентина – в одиночку они не опасны. Если же они переметнутся к Томмену и Ланнистерам, она велит Темной Звезде вывести их под корень.
– Я устала, – пожаловалась Мирцелла после нескольких часов в седле. – Далеко ли еще? И куда мы едем?
– Принцесса Арианна везет ваше величество туда, где вы будете в безопасности, – заверил ее сир Арис.
– Путь еще долгий, – сказала Арианна, – но когда мы доберемся до Зеленой Крови, станет легче. Там нас встретят люди Гаррина, речные сироты. Они водят свои лодки на шестах вверх и вниз по Зеленой Крови и ее притокам, рыбачат, собирают плоды и выполняют много других работ.
– Верно, – весело подтвердил Гаррин. – Мы живем на воде, играем, поем и пляшем. Кроме того, мы хорошие лекари. Моя матушка – лучшая повитуха во всем Вестеросе, а отец умеет сводить бородавки.
– Какие же вы сироты, если у вас есть родители? – спросила Мирцелла.
– Они ройнары, – объяснила Арианна, – и их матерью была река Ройн.
– Я думала, все дорнийцы были когда то ройнарами, – удивилась девочка.
– Отчасти, ваше величество. Во мне течет кровь Нимерии наряду с кровью Морса Мартелла, дорнийского лорда, за которого она вышла замуж. В день их свадьбы Нимерия сожгла свои корабли, и ее народ понял, что назад возврата не будет. Многие радовались, глядя на этот пожар, ибо их путь к берегам Дорна был долог и страшен. Люди гибли от штормов и болезней, попадали в руки к работорговцам. Были, однако, и такие, что оплакивали горящие корабли. Эта красная сухая земля с ее семиликим богом не пришлась им по сердцу. Поэтому они, следуя старым обычаям, сколотили себе лодки из обгоревших корабельных досок и поселились на реке Зеленая Кровь. Мать, о которой они поют в своих песнях, – не наша небесная Матерь, а Ройн, чьи воды питали их на заре времен.
– Помнится, у ройнаров был еще бог черепаха, – сказал сир Арис.
– Речной Старец – не главное божество, – ответил Гаррин. – Его тоже родила Мать Река. Он победил Крабьего Короля и завоевал власть над всем, что обитает под проточными водами.
– Ваше величество тоже из числа победителей, – с наигранной веселостью продолжил разговор Дрю. – Мы наслышаны о ваших жестоких сражениях с принцем Тристаном на поле кайвассы.
– Он всегда располагает свои клетки одинаково. Горы впереди, а слоны на перевалах. Ну я и посылаю своего дракона съесть его слонов.
– А ваша служанка тоже играет в эту игру? – спросил Дрю.
– Розамунда? Нет. Я пыталась ее научить, но она говорит, что правила чересчур сложные.
– Она тоже Ланнистер? – спросила леди Сильва.
– Да, только из Ланниспорта, не из Бобрового Утеса. Волосы у нее такого же цвета, как у меня, но прямые, а не кудрявые. Если по правде, она на меня не очень похожа, но когда она надевает мое платье, малознакомые люди могут принять ее за меня.
– Так вы и раньше это проделывали?
– Да. На «Быстрокрылом», на пути в Браавос. Септа Эглантина выкрасила мои волосы в коричневый цвет, будто бы в шутку, а в самом деле на случай, если мой дядя Станнис захватит корабль.
Видя, что девочка устала, Арианна скомандовала привал. Они опять напоили лошадей. Передохнули немного, поели сыра и фруктов. Мирцелла разделила апельсин с Крапинкой, Гаррин плевался в Дрю оливковыми косточками.
Арианна надеялась достичь реки до восхода солнца, но выехали они много позже, чем было задумано, и утренняя заря застала их в седлах.
– Принцесса, – сказал Темная Звезда, поравнявшись с ней, – если вы не намерены все таки уморить это дитя, я советовал бы ехать быстрее. Шатров у нас нет, а пески днем губительны.
– Я это знаю не хуже вас, сир, – ответила Арианна, однако приняла его слова к сведению. Лошадям приходилось тяжело, но лучше уж потерять шестерых скакунов, чем одну принцессу.
С запада начал дуть горячий ветер, несущий песок. Арианна закрыла лицо. Бледно зеленый шелк ее вуали внизу постепенно переходил в желтый. Зеленые жемчужинки, пришитые для утяжеления, постукивали одна о другую.
– Я знаю, почему моя принцесса носит вуаль, – сказал сир Арис, глядя, как Арианна прикрепляет ее к своему медному шлему. – В противном случае ее красота затмила бы само солнце.
– Ваша принцесса носит вуаль, чтобы солнце не слепило глаза и песок не набивался в рот, – принужденно засмеялась она. – Советую и вам поступить так же, сир. – Где он набрался этих тяжеловесных любезностей, ее белый рыцарь? В постели он хорош, но остроумие в число его талантов не входит.
Дорнийцы по ее примеру тоже закрыли лица, а Сильва помогла в этом маленькой принцессе, но сир Арис упорствовал. Вскоре по его лицу заструился пот, а щеки сильно порозовели. Еще немного, и он совсем испечется в своей парче, думала Арианна. Такое случалось уже не раз. Много войск с гордо развернутыми знаменами приходили сюда через Принцев перевал, чтобы бесславно сгинуть в красных дорнийских песках. «Солнце и копье, представленные в гербе дома Мартеллов, суть два рода оружия, излюбленные дорнийцами, – сказал Юный Дракон в своем хвастливом «Завоевании Дорна», – но солнце из них наиболее смертоносно».
Они, к счастью, ехали по самому краю пустыни, не углубляясь в нее. Увидев кружащего в безоблачном небе ястреба, Арианна поняла, что худшее позади. Вскоре им встретилось дерево песколюб – кривое, колючее, но извещающее о том, что вода где то близко.
– Теперь уже скоро, ваше величество, – заверил Гаррин, увидев вдали, у сухого ручья, целую рощицу песколюбов. Солнце било сверху, как огненный молот, но теперь, в конце пути, это уже никого не пугало. Они остановились, чтобы еще раз напоить лошадей, напились сами, смочили свои покрывала и приготовились к последнему переходу. Еще через пол лиги появилась тощая трава и оливы. За грядой каменистых холмов трава стала гуще и зеленее. Здесь росли лимонные рощи, орошаемые сетью старых каналов. Гаррин, первым разглядев впереди зеленые воды реки, заорал и помчался к ней.
Арианне, когда она ездила с тремя песчаными змейками навещать мать Тиены, случалось переправляться через Мандер. По сравнению с этим могучим потоком Зеленая Кровь едва ли могла называться рекой, однако она давала жизнь всему Дорну. Имя ей дали за мутно зеленый цвет, но сейчас эта зелень горела на солнце золотом. Редко глазам Арианны представлялось столь отрадное зрелище. Дальше все просто: они пойдут на шестах вверх до Вервия и поднимутся по притоку, сколько будет возможно. Достаточно времени, чтобы подготовить Мирцеллу ко всему, что им предстоит. За Вервием снова начнутся пески. Чтобы преодолеть их, им понадобится помощь Песчаника и Адова Холма, но Арианна не сомневалась, что получит ее. В доме Уллеров воспитывался Красный Змей до своего посвящения в рыцари, а любовница Змея Эллария Сэнд – внебрачная дочь лорда Кворгила, то есть четверо песчаных змеек приходятся ему внучками. Арианна решила, что коронует Мирцеллу в Адовом Холме и там же поднимет свои знамена.
Лодка, укрытая ветвями плакучей ивы, ждала их в лиге вниз по течению. Эти суденышки, низкие и широкие, Юный Дракон презрительно именовал «хижинами на плотах», но здесь он был явно несправедлив. Все сиротские лодки, кроме совсем уж бедных, ярко раскрашены и покрыты искусной резьбой. Эта, с деревянным рулем в виде русалки и рыбьими головами по бортам, являла взору все оттенки зеленого. На палубе шесты, канаты и сосуды с оливковым маслом, на носу и корме – железные фонари. Но где же команда? – подумала Арианна, не видя ни одного человека.
– Эй вы, лежебоки, рыбьи глаза, просыпайтесь, – закричал Гаррин, спрыгнув с коня. – Принимайте свою королеву! Вылезайте и несите вино. У меня во рту...
Дверь палубной надстройки открылась, и на солнце вышел Арео Хотах со своей секирой.
Гаррин замер на месте, Арианне же показалось, будто секира перерубила ее пополам. Не может быть. Не может быть, чтобы все кончилось этим.
– Ты последний, кого я ожидал здесь увидеть, – сказал Дрю, и принцесса поняла, что пора действовать.
– Прочь! – крикнула она, соскочив наземь. – Арис, защищайте принцессу...
Хотах стукнул древком о палубу, и над резными бортами поднялась дюжина гвардейцев с метательными копьями и арбалетами. Еще несколько появились на крыше каюты.
– Сдавайтесь, моя принцесса, – сказал капитан, – иначе нам придется перебить всех, кроме вас и ребенка, как приказал ваш отец.
Мирцелла, не шевелясь, сидела в седле, Гаррин медленно пятился с поднятыми руками.
– Сдаться будет всего разумнее, – сказал Дрю, отстегнул пояс с мечом и бросил его на землю.
– Нет! – Сир Арис поставил коня между Арианной и солдатами. Клинок в его правой руке сверкнул серебром, левую он успел продеть в лямку щита. – Вы не возьмете ее, покуда я жив.
Дурак ты безмозглый , промелькнуло в голове Арианны.
– Ты что, Окхарт, слеп или глуп? – хохотнул Темная Звезда. – Их слишком много. Убери меч.
– Делайте, как он говорит, сир Арис, – посоветовал Дрю.
Мы попались , сир , хотела сказать Арианна. Ваша смерть ничего не решит. Сдавайтесь , если любите вашу принцессу. Но слова эти так и остались непроизнесенными.
Сир Арис Окхарт, взглянув на нее с тоской и любовью, вонзил золотые шпоры в бока своего коня и пошел в атаку.
Он мчался к лодке, и белый плащ трепетал у него за плечами. Ничего столь рыцарственного и столь сумасбродного Арианне на своем веку видеть не доводилось.
– Неееееет! – закричала она, но дар речи вернулся к ней слишком поздно. Загудел один арбалет, за ним другой. Хотах выкрикнул что то. Тяжелый дубовый щит на таком расстоянии защищал не лучше пергамента. Первый болт пригвоздил его к плечу рыцаря, второй оцарапал Арису висок. Брошенное кем то копье угодило коню в бок, но скакун, шатаясь, продолжал бежать вверх по сходням. – Нет, – кричал кто то, какая то маленькая дурочка, – нет, не надо, я этого совсем не хотела. – Мирцелла тоже пронзительно кричала от страха.
Меч сира Ариса махнул вправо и влево, сразив двух копейщиков. Конь, став на дыбы, ударил в лицо гвардейца, перезаряжавшего арбалет, но другие продолжали стрелять. Скакун, утыканный болтами, рухнул на палубу. Арис успел свалиться с него и даже удержал меч. Он привстал на колени рядом с поверженным конем... и над ним вырос Арео Хотах.
Белый рыцарь слишком медленно поднял свой меч. Секира Хотаха отделила от плеча его правую руку, взмыла, брызгая кровью, вверх, опустилась снова в страшном двуручном размахе.
Голова Ариса Окхарта хлопнулась в тростники, и Зеленая Кровь, тихо плеснув, смыла красную.
Арианна не помнила, как слезла с лошади, быть может – просто упала. Упираясь коленями и руками в песок, она рыдала, тряслась и извергала наружу свой ужин. Нет , стучало у нее в голове. Никто не должен был пострадать , ведь я так хорошо все придумала.
– Держите его, – взревел Арео Хотах. – Не дайте уйти!
Мирцелла тоже лежала на земле, с плачем закрывая лицо руками, и между ее пальцев струилась кровь. Арианна не понимала, в чем дело. Одни солдаты садились на коней, другие сгрудились вокруг заговорщиков, но все это не имело смысла. Она просто спит, и ей снится страшный кровавый сон. Не может такое происходить наяву. Сейчас она проснется и посмеется над своими ночными ужасами.
Когда ей стали связывать руки за спиной, она не сопротивлялась. Один из гвардейцев, одетый в цвета ее отца, рывком поднял принцессу на ноги, другой достал из за ее голенища метательный нож – подарок кузины Ним.
Арео Хотах, хмурясь, взял его у солдата.
– Принц приказал мне вернуть вас в Солнечное Копье. – Кровь Ариса Окхарта обрызгала его щеки и лоб. – Простите великодушно, маленькая принцесса.
– Как он узнал? – Арианна подняла к нему залитое слезами лицо. – Я была так осторожна. Как он узнал?
– Кто то проговорился, – пожал плечами Хотах. – Кто то всегда проговаривается.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:32 | Сообщение # 24 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Каждую ночь перед сном она бормотала в подушку свою молитву:
– Сир Григор, Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. – Имена Фреев с переправы она бы тоже добавила в перечень, если б знала их. Но когда нибудь она узнает и убьет их всех.
Оказалось, однако, что в Черно Белом Доме замечают все шепоты, даже самые тихие.
– Дитя, – спросил как то добрый человек, – чьи это имена шепчешь ты по ночам?
– Ничьи.
– Ты лжешь. Все люди лгут, потому что боятся. Одни постоянно, другие – лишь изредка. Некоторые лгут лишь в чем то одном и повторяют это так часто, что сами начинают верить в свою ложь... хотя маленькая частица их душ знает, что они лгут, и это отражается у них на лице. Скажи мне, чьи это имена.
Арья прикусила губу.
– Не важно чьи.
– Нет важно, – настаивал он. – Скажи.
Скажи , или окажешься на улице , послышалось ей в его голосе.
– Это люди, которых я ненавижу. Я желаю им смерти.
– Мы слышим много таких молитв в этом доме.
– Я знаю. – Благодаря Якену Хгару ее желание сбылось трижды. Стоило только шепнуть...
– Ты потому и пришла к нам? – продолжал добрый человек. – Пришла научиться нашему мастерству, чтобы убить ненавистных тебе людей?
Арья не знала, как на это ответить.
– Может быть.
– Тогда ты пришла не в то место. Не ты решаешь, кому жить, а кому умирать. Это в руках Многоликого. Мы лишь слуги его, поклявшиеся исполнять волю бога.
– Да? – Арья оглядела статуи, у ног которых мерцали свечи. – Который из них он?
– Все из них.
Он так и не назвал ей своего имени, и девочка призрак тоже – та худышка с большими глазами, напоминавшая ей другую маленькую девочку, Ласку. Она и Арья жили в подвале. Там же помещались трое послушников, двое слуг и повариха Умма. Эта женщина любила поговорить за работой, но Арья не понимала ни слова из ее болтовни. У других имен не было, или они просто не хотели говорить, как их зовут. Один слуга был очень стар и согнут в три погибели, у другого, краснолицего, волосы росли из ушей. Она думала, что они оба немые, пока не услышала, как они молятся. Из послушников самый старший казался ровесником ее отца, двое других были немногим старше Сансы, бывшей когда то ее сестрой. Все они носили одежду, черную с левой стороны и белую с правой, капюшонов им не полагалось. У доброго человека и девочки призрака все обстояло наоборот: справа черное, слева белое. Арье дали одежду слуги – рубаху из некрашеной шерсти, мешковатые портки, полотняные подштанники и тряпичные башмаки.
Добрый человек, единственный, кто знал общий язык, каждый день спрашивал ее:
– Кто ты?
– Никто, – отвечала она, бывшая когда то Арьей из дома Старков, Арьей Надоедой, Арьей Лошадкой. И еще Арри, Лаской, Голубенком, Солинкой, чашницей Нэн, серой мышью, овцой, призраком Харренхолла... но все это не взаправду. В глубине души она Арья из Винтерфелла, дочь лорда Эддарда Старка и леди Кейтилин, у которой были когда то братья Робб, Бран и Рикон, сестра Санса, лютоволчица Нимерия, сводный брат Джон Сноу. Там, в глубине души, она кто то... но ему не такой ответ нужен.
С другими она по незнанию их языка разговаривать не могла, но вслушивалась в их речь и повторяла запомнившиеся слова. Самый младший послушник, несмотря на свою слепоту, наблюдал за свечами. Он обходил храм в своих мягких туфлях, среди бормотания старух, каждый день ходивших сюда молиться. Зрение не требовалось ему, чтобы узнать, которая из свеч потухла. «Он руководствуется запахом, – объяснил Арье добрый человек, – притом над горящими свечами воздух теплее». Закрой глаза, предложил он ей, и попробуй сама.
Сами служители храма молились рано утром, еще до завтрака, стоя на коленях у тихого черного пруда. Иногда молитву читал добрый человек, иногда девочка призрак. Арья знала на браавосском всего несколько слов – те, что совпадали по звучанию с валирийскими, – и молилась сама, мысленно: «Сир Григор, Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея». Если Многоликий – настоящий бог, он услышит ее и без слов.
Верующие являлись в Черно Белый Дом почти всегда в одиночку. Они ставили свечи к выбранному ими алтарю, молились у пруда, порой плакали. Некоторые, испив из черной чаши, погружались в сон, но таких было мало. Здесь не устраивалось служб, не звучали песнопения, не возносились хвалы. Храм никогда не бывал полон. Порой кто то из прихожан просил встречи со жрецом, и добрый человек или девочка уводили его в святилище, но такое опять таки случалось редко.
Всего вдоль стен, окруженные свечами, стояли тридцать богов. Старухи, как заметила Арья, предпочитали Плачущую, богатеи – Ночного Льва, бедняки – Путника в плаще с капюшоном. Солдаты поклонялись Баккалону, Бледному Отроку, моряки – Луноликой Деве и Сардиньему Королю. У Неведомого был свой алтарь, хотя к нему почти никто не ходил. Как правило, у его ног мигала одна единственная свеча. Это ничего , сказал добрый человек. У него много ликов и много ушей , чтобы слышать нас.
Пригорок, на котором стоял храм, пронизывали выбитые в камне ходы. Жрецы и послушники спали на первом уровне подземелья, Арья и слуги – на втором. Третий был закрыт для всех, кроме жрецов, – там находилось святилище.
Арья в свободные от работы часы могла ходить где угодно, не покидая, однако, пределов храма и не спускаясь на третий ярус. В одной из кладовых хранилось оружие и доспехи: нарядные шлемы, диковинные старинные панцири, мечи, кинжалы, арбалеты, длинные копья с листовидными наконечниками. В другом склепе меха и богатые цветные шелка лежали бок о бок с дурно пахнущими лохмотьями и потертой дерюгой. Тут должна быть и сокровищница, решила Арья. Ей представлялись золотые блюда, мешки с серебром, голубые, как море, сапфиры, нитки крупного зеленого жемчуга.
Однажды она наткнулась на доброго человека, и он спросил, что она делает здесь. Она сказала, что заблудилась.
– Лжешь, и что еще хуже – лжешь неумело. Кто ты?
– Никто.
– Снова ложь, – вздохнул он.
Виз избил бы ее в кровь, поймав на вранье, но в Черно Белом Доме все по другому. Умма на кухне может порой стукнуть ее поварешкой, чтоб не мешалась, но из других ее никто пальцем не тронул. Они поднимают руку, только если надо кого то убить, полагала Арья.
С поварихой она неплохо ладила. Та совала ей в руку нож, показывала на лук, и Арья его крошила. Умма подталкивала ее к горке теста, и Арья месила его, пока повариха не говорила «стой» (из браавосских слов, выученных Арьей, «стой» было первым). Арья разделывала рыбу и обваливала ее в орехах, которые колола Умма. Добрый человек сказал, что в соленых водах вокруг Браавоса полным полно всякой рыбы и моллюсков. Медленная бурая река, впадая в лагуну с юга, образует широкую полосу тростников, заводей и отмелей. Там водятся в изобилии мидии, устрицы, черепахи, лягушки, крабы разных пород, угри – красные, черные и полосатые; все это часто появлялось на резном деревянном столе, за которым трапезничали служители Многоликого Бога. Рыбу Умма приправляла морской солью и перечными горошинами, в уху из угрей добавляла чеснок. В редких случаях она даже на шафран расщедривалась. Пирожку бы понравилось здесь, думала Арья.
Ужин был ее любимым временем – ведь последнее время она далеко не всегда ложилась спать на сытый живот. Иногда за едой добрый человек позволял задавать вопросы. Однажды она спросила, почему все прихожане храма такие умиротворенные – у нее дома люди боятся смерти. Она помнила, как рыдал прыщавый оруженосец, когда она пырнула его в живот, как молил о пощаде сир Амори Лорх, когда Хоут бросил его в медвежью яму. Помнила, как кричали люди в деревне на берегу Божьего Ока, когда Щекотун допрашивал их про золото.
– Смерть – не самое худшее, – ответил ей добрый человек. – Это дар, который преподносит нам бог, прекращение нужды и страданий. Когда мы рождаемся на свет, Многоликий каждому из нас посылает темного ангела, который идет за нами по жизни. Когда человек не может более нести груз своих грехов и своих мук, ангел берет его за руку и уводит в край ночи, где светят вечно яркие звезды. Те, кто пьет из черной чаши, ищут своего ангела. Если они боятся, свечи их успокаивают. Чем пахнут для тебя наши свечи, дитя?
Винтерфеллом , могла бы сказать она. Снегом , дымом , сосновой хвоей. Конюшней. Смехом Ходора , битвой Робба и Джона на дворе , песней Сансы про какие то дурацкие локоны. Криптой , где сидят каменные короли , горячим хлебом , богорощей. И моей волчицей , ее мехом , как будто она по прежнему рядом со мной.
– Ничем, – сказала Арья, чтобы послушать, что он скажет в ответ.
– Лжешь – но свои секреты ты умеешь хранить, Арья из дома Старков. – Так он называл ее, лишь когда бывал недоволен ею. – Ты ведь знаешь, что вольна отсюда уйти. Ты пока еще не наша. Можешь отправляться домой, когда пожелаешь.
– Вы сказали, что если я уйду, то не смогу больше вернуться.
– Да, это так.
Ей сделалось грустно. Сирио тоже так говорил. Сирио Форель, который научил ее работать Иглой и погиб за нее.
– Я не хочу уходить.
– Тогда оставайся... но помни, что Черно Белый Дом – не сиротский приют. Здесь все должны нести свою службу. Валар дохаэрис, как говорим мы. Ты должна повиноваться, если желаешь остаться у нас. Повиноваться всегда и во всем. Если ты не способна на это, то уходи.
– Я способна.
– Что ж, увидим.
Кроме помощи Умме, у нее были и другие обязанности. Она подметала в храме полы, прислуживала за едой, разбирала одежду умерших, вытряхивала их кошельки и пересчитывала диковинные монеты. Мертвых они с добрым человеком находили каждое утро, совершая обход. Тихо, как тень, говорила она себе, вспоминая Сирио. У каждой ниши она приоткрывала тяжелую железную дверцу фонаря, который держала в руке, и искала мертвых.
Некоторые из них приходили сюда на час или на день, другие посещали храм целый год. Испив сладкой темной воды из пруда, они укладывались на каменную скамью за статуей того или иного божества, закрывали глаза и больше не просыпались. «Дар Многоликого принимает бесчисленное множество форм, – говорил добрый человек, – но здесь он всегда ласков». Найдя мертвеца, он читал молитву и убеждался, что тот в самом деле мертв. Приведенные Арьей слуги уносили покойника в подземелье, послушники раздевали и обмывали его. Одежда, деньги и ценности складывались в ящик, тело переносилось в святилище, доступное только жрецам; то, что происходило там, Арье не полагалось знать. Однажды за ужином у нее зародилось ужасное подозрение. Она отложила нож и уставилась на кусок белого мяса. «Это свинина, дитя, – сказал добрый человек, видя ее испуг, – всего лишь свинина».
Каменная кровать напоминала ей Харренхолл и ту кровать, на которой она спала, когда драила лестницы под началом у Виза. Тюфяк, набитый тряпками вместо соломы, был еще комковатее харренхоллского, но зато не кололся. Одеял она могла брать сколько захочет – толстых шерстяных одеял, красных, зеленых и клетчатых. В каморке она спала одна. Здесь она держала свои сокровища – серебряную вилку, шляпу и перчатки без пальцев, подаренные ей моряками с «Дочери Титана». Здесь же лежала ее прежняя одежда, сапоги, пояс, кинжал, небольшой запас монет... и, конечно, Игла.
Свободного времени у нее оставалось немного, но Арья упражнялась, когда только могла, сражаясь с собственной тенью, падающей от синей свечи. Однажды это увидела девочка призрак, проходившая мимо. Она не сказала ни слова, но добрый человек на другой день проводил Арью до самой каморки.
– Тебе надо избавиться от всего этого, – сказал он.
– Это мое, – испугалась Арья.
– Кто же ты?
– Никто.
– Это принадлежит Арье из дома Старков. – Он взял серебряную вилку. – Как и все остальное. Им здесь не место, как и ей. Слишком гордое у нее имя. У нас, смиренных слуг, нет места для гордости.
– Я тоже служу, – пробормотала она. Вилка нравилась ей.
– Ты играешь в служанку, но в глубине души остаешься дочерью лорда. Ты брала себе много других имен, но сбрасывала их, словно платья. Под ними ты всегда была Арьей.
– Я не ношу платьев. В них драться нельзя.
– Зачем тебе драться? Разве ты какой нибудь убийца, таящийся в темном переулке? Перед тем, как испить из холодной чаши, – вздохнул он, – ты должна вручить Многоликому всю себя. Тело и душу. Если ты не в силах сделать это, тебе придется уйти.
– Но железная монета...
– Ею ты заплатила, чтобы попасть сюда. Теперь ты должна платить снова, и дорогой ценой.
– Золота у меня нет.
– То, что мы предлагаем, не покупается золотом. Цена этого – ты сама. Люди разными путями идут через долину горя и слез, и наш – труднее всего. Для него мало кто создан. Здесь нужна недюжинная сила тела и духа, нужно жесткое и сильное сердце.
На месте сердца у меня дыра , думалось Арье, а идти мне некуда.
– Я сильная. Не слабее вас.
– Ты думаешь, что другого места для тебя нет на свете. – Он точно подслушивал ее мысли. – Ошибаешься. В доме какого нибудь купца тебе было бы легче служить. А может быть, хочешь стать куртизанкой, чтобы мужчины слагали песни о твоей красоте? Скажи только, и мы отправим тебя к Черной Жемчужине или к Дочери Сумерек. Будешь спать на розовых лепестках, носить шелковые юбки, которые шуршат на ходу, и знатные лорды до сумы дойдут, лишь бы приобрести твою невинность. Хочешь выйти замуж, растить детей? Скажи, и мы найдем тебе мужа. Честного подмастерья, богатого старика, морехода – кого только пожелаешь.
Арья, ничего этого не желавшая, молча потрясла головой.
– Ты мечтаешь о Вестеросе, дитя? Завтра отплывает «Красотка» Луко Престейна. Она идет в Чаячий город, Синий Дол, Королевскую Гавань и Тирош. Хочешь, мы посадим тебя на нее?
– Я только что оттуда. – Иногда Арье казалось, что она бежала из Королевской Гавани тысячу лет назад, иногда – что только вчера, но она знала одно: назад ей возвращаться нельзя. – Я могу уйти, если вы так хотите, но туда я не поеду.
– Мои желания ничего не значат. Быть может, сам Многоликий привел тебя сюда, чтобы сделать своим орудием... но я, глядя на тебя, вижу ребенка, хуже того – девочку. На протяжении веков Многоликому служили многие, но лишь немногие среди них были женщинами. Женщина приносит в мир жизнь, мы даруем смерть. Совмещать то и другое не дано никому.
Опять он меня пугает , подумала Арья. Как тогда с червяком.
– Мне все равно, – сказала она.
– А напрасно. Останешься здесь, и Многоликий заберет у тебя уши, и нос, и язык. Заберет твои грустные серые глаза, видевшие так много. Заберет руки, ноги, сокровенные части тела. Заберет твои мечты и надежды, то, что ты любишь и что ненавидишь. Тот, кто поступает к нему на службу, должен отдать все, что делает его собой. Способна ли ты на это? – Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза так глубоко, что она содрогнулась. – Не думаю.
Арья отбросила его руку.
– Я смогу, если захочу.
– Так говорит Арья из дома Старков, которая ест могильных червей.
– Я все отдам, если так надо.
– Тогда начни с этого. – И он показал на ее сокровища.
В ту ночь Арья, как всегда, прошептала свою молитву, но уснуть ей не удалось. Она ворочалась на своем тюфяке, кусая губы, и чувствовала внутри дыру вместо сердца.
Поздней ночью она встала, надела то, в чём пришла сюда, застегнула пояс – Игла с одного боку, кинжал с другого. Нахлобучила шляпу, заткнула за пояс перчатки без пальцев, взяла серебряную вилку и крадучись поднялась наверх. Здесь не место для Арьи из дома Старков. Ее место в Винтерфелле, да только его больше нет. Снег и холодные ветры несут смерть одинокому волку, но стая живет. У нее нет больше и стаи. Королева, сир Илин, сир Меррин перебили стаю Арьи, а когда она попыталась завести себе новую, они разбежались – Пирожок, Джендри, Йорен, Ломми Зеленые Руки, даже Харвин, служивший ее отцу. Арья приотворила двери и вышла в ночь.
Она оказалась снаружи впервые с тех пор, как пришла в храм. Небо было пасмурное, туман укрывал землю, как рваное серое одеяло. Справа слышался плеск чьих то весел. Браавос, город тайн. Она сошла под навес, к пристани, и вокруг ее ног заклубился туман. Он скрывал воду, но Арья слышала, как та плещется о каменные столбы. Вдали горел огонек – костер красных жрецов.
Вилка тяжелая – настоящее серебро. Но она чужая, ведь ее подарили Солинке. Арья бросила ее себе под ноги и услышала тихий всплеск, когда она ушла под воду.
Следом отправилась шляпа, за ней перчатки. Арья высыпала из кошелька на ладонь пять серебряных оленей, девять медных звездочек, еще какие то гроши и полушки. Все они тоже полетели в воду. Настал черед сапог, которые плеснули громче всего. Исчез в тумане кинжал, взятый у лучника, молившего Пса о последней милости. И пояс, и плащ, и камзол, и бриджи, все до нитки, кроме Иглы.
Арья стояла на конце мола, бледная, дрожащая, вся в мурашках. Ей мерещилось, что Игла шепчет «колоть надо острым концом» и еще «не говори Сансе». Там, на клинке, метка Миккена. Пустяки. Это просто меч. В подземелье их штук сто, не меньше. Игла слишком маленькая для меча – игрушка, и только. Арья сама была совсем маленькая и глупая, когда Джон подарил ей эту безделку.
– Обыкновенный меч, – произнесла она вслух – и поняла, что это неправда.
Игла – это Робб, Бран и Рикон, мать и отец. Даже Санса. Это серые стены Винтерфелла и смех его жителей. Это летний снег, сказки старой Нэн, сердце дерево с красными листьями и пугающим ликом, запах земли в теплице, северный ветер, сотрясающий ставни ее комнаты. Это улыбка Джона Сноу, который ворошил ей волосы и называл маленькой сестрицей. При мысли о нем глаза Арьи наполнились слезами.
Полливер отнял у нее меч, когда она попала в плен к людям Горы, но в гостинице на перекрестке дорог Игла отыскалась снова. Так распорядились боги. Не Семеро, не Многоликий, а боги ее отца, старые боги Севера. Пусть Многоликий забирает все, но это он не получит.
Арья зашлепала вверх по ступенькам в чем мать родила, крепко держа Иглу. На середине лестницы под ноги ей подвернулся расшатанный камень. Присев, она попыталась расшатать его еще больше, выковыривая ногтями крошки извести. После долгих усилий камень подался, и она обеими руками вытащила его.
– Здесь с тобой ничего не случится, – сказала она Игле. – Никто не будет знать, где ты лежишь, только я.
Арья протолкнула ножны с мечом в дырку и вставила камень на место – теперь он ничем не отличался от всех остальных. Поднимаясь обратно к храму, она считала ступеньки, чтобы знать, где найти свой тайник. Он может еще ей понадобиться.
– Когда нибудь, – прошептала она.
Она не сказала доброму человеку о том, что сделала, но он все равно узнал. На другой день после ужина он снова пришел в ее келью.
– Присядь, дитя, посиди со мной. Я хочу рассказать тебе одну сказку.
– Какую? – с подозрением спросила она.
– О том, как всё у нас начиналось. Если ты станешь одной из нас, тебе нужно знать, кто мы и откуда взялись. Люди шепчутся о Безликих из Браавоса, но мы старше самого города тайн. Мы были и до Титана, и до разоблачения Утеро, и до основания города. В этих северных туманах мы достигли расцвета, но зародились мы в Валирии, среди рабов, что надрывались в глубоких шахтах под Четырнадцатью Огнями, освещавшими некогда ночи Республики. Почти во всех рудниках сыро и холодно, и прорублены они в мертвом холодном камне, но Четырнадцать Огней были живыми горами с огненным сердцем и жилами, по которым струилась лава. В рудниках старой Валирии всегда было жарко – чем глубже, тем жарче, а углублялись они постоянно. Рабы трудились в раскаленной печи. До стен нельзя было дотронуться, воздух, разящий серой, обжигал легкие. Даже самые толстые сандалии не спасали ноги от ожогов. Порой из стены, пробитой в поисках золота, вырывалась струя пара. Кипящая вода или лава. Некоторые забои были такими низкими, что там работали на четвереньках или скрючившись в три погибели. А еще в этой красной тьме водились черви.
– Земляные? – нахмурилась Арья.
– Огненные. Говорили, что они сродни драконам, поскольку тоже выдыхают пламя, – но драконы парили в небе, а черви буравили почву и камень. Если верить старым сказаниям, эти черви жили в Четырнадцати Огнях еще до того, как появились драконы. В раннем возрасте они не больше твоей ручонки, но матерые могут разрастаться до чудовищной величины, и человека они не любят.
– Они убивали рабов, да?
– Там, где в стенах имелись трещины или дыры, часто находили обугленные тела. Тем не менее рудники продолжали углубляться. Рабы гибли десятками, но хозяевам до этого не было дела. Красное золото, желтое золото и серебро ценились больше человеческих жизней, ибо рабы в старой Валирии стоили дешево. Во время войн валирийцы брали тысячи пленных, а в мирные времена те плодили новых рабов. Тех, кто в чем нибудь провинился, отправляли умирать в красную тьму.
– Почему же они не восставали?
– Рудничные бунты не были редкостью, но они, как правило, заканчивались ничем. Повелители драконов владели магией, и всех, кто восставал против них, ждала гибель. Лишь первому из Безликих удалось чего то достичь.
– Кто же он был? – выпалила, не подумав, Арья.
– Никто. Одни говорят, что он сам был рабом, другие – что он родился свободным гражданином и принадлежал к знатному роду. Некоторые уверяют даже, будто он служил в руднике надсмотрщиком, и в его сердце проникла жалость к невольникам. Как бы там ни было, он постоянно находился среди рабов и слышал, как они молятся. В шахтах работали люди ста разных народов, произносившие молитвы, обращенные к разным богам, на своих языках, но молились они об одном и том же. О свободе и прекращении страданий. Простая, казалось бы, вещь – но боги оставались глухи к их молитвам, и люди продолжали страдать. Быть может, эти боги мертвы? – спрашивал себя тот человек, и однажды ночью в красной тьме он испытал озарение.
У всех богов есть свои орудия, мужчины и женщины, которые служат им и исполняют их волю здесь, на земле. Рабы вопреки очевидности молятся не ста разным богам, а одному богу, имеющему сто разных ликов... и орудие этого бога – он. В ту же ночь он выбрал самого несчастного из страдальцев, молившегося горячее всех остальных, и освободил его из неволи. Так был вручен первый дар.
– Он убил этого раба?! – отпрянула Арья. Такой поступок представлялся ей крайне неправильным. – Лучше бы он хозяев убил!
– Он одарил и их тоже... но это уже другая история, и вряд ли следует ее кому то рассказывать. – Добрый человек склонил голову набок. – Кто ты, дитя?
– Никто.
– Ты лжешь.
– Откуда ты знаешь? Это что, волшебство?
– Не нужно быть чародеем, чтобы отличать правду от лжи, для этого достаточно пары глаз. Научиться читать по лицам нетрудно. Смотри на глаза, на губы. На мускулы в уголках рта, – он дотронулся до нее двумя пальцами, – ив месте соединения шеи с плечами. Одни лжецы моргают, другие смотрят на тебя неподвижно, третьи отводят взгляд. Некоторые проводят языком по губам. Многие прикрывают рот перед тем, как солгать, словно желают скрыть свой обман. Бывают и более тонкие признаки, но они есть всегда. Притворная улыбка очень похожа на искреннюю, однако они столь же различны, как сумерки и рассвет. Ты ведь можешь отличить сумерки от рассвета?
Арья кивнула, хотя не была уверена, что она может.
– Значит, ты можешь научиться отличать также правду от лжи... и когда научишься, для тебя в этом мире больше не будет секретов.
– Научи меня. – Она согласна стать никем, если без этого нельзя обойтись. Когда человек никто, у него внутри нет дыр.
– Тебя будет учить она, – сказал добрый человек, и у двери возникла девочка призрак. – Начиная с браавосского языка. Какой от тебя толк, если ты не говоришь на нем и не понимаешь других? А ты взамен обучишь ее своему языку. Будете учиться друг у друга – согласна?
– Да, – ответила Арья – и с этого мгновения сделалась послушницей Черно Белого Дома. У нее забрали одежду слуги и дали другую, черно белую, мягкую, как то старое красное одеяло, которым укрывалась она в Винтерфелле. Под нее она надевала штанишки из тонкого белого полотна и черную, ниже колен, сорочку.
Они с девочкой призраком показывали друг другу на разные вещи, произносили слова на родном языке и заучивали чужие. От простых слов – чашка, свечка, башмак – они перешли к более сложным, а там и к фразам. Сирио Форель когда то заставлял Арью стоять на одной ноге, пока та не начинала дрожать. Потом посылал ее на охоту за кошками. Еще позже она плясала водяной танец на ветках деревьев с деревянным мечом в руке. Все это было трудно, но учить новый язык оказалось еще труднее.
Шить и то легче, подумала она как то, забыв половину слов, которые вроде бы знала, а другие выговорив так дурно, что девочка призрак посмеялась над ней. Фразы у меня получаются такими же корявыми , как раньше стежки. Не будь эта девчонка такой маленькой и щуплой, Арья расквасила бы ей нос. Вместо этого она прикусила собственную губу, думая: я слишком глупа для науки и слишком глупа , чтобы все это бросить.
Девочка призрак усваивала общий язык быстрей, чем она – браавосский.
– Кто ты? – спросила она однажды Арью после ужина.
– Никто, – ответила Арья по браавосски.
– Лжешь. Надо лгать хорошее.
– Не хорошее, а лучше, глупая, – засмеялась Арья.
– Лучше глупая. Я тебе покажу.
На другой день они стали играть, задавая друг дружке вопросы. Иногда они отвечали правду, иногда врали. Задававшая вопрос должна была отличить истину от лжи. Девочка призрак всегда говорила верно, Арья же только угадывала, и большей частью неправильно.
– Сколько тебе лет? – спросила девочка.
– Десять, – ответила Арья и показала ей десять пальцев. Во всяком случае, она думала , что ей все еще десять, хотя как знать. В Браавосе дни считают не так, как в Вестеросе. По расчетам Арьи, ее десятый день рождения давно миновал.
Девочка кивнула, и Арья, как могла, спросила по браавосски:
– А тебе сколько?
Девочка тоже показала ей десять пальцев, повторила этот жест еще дважды и добавила шесть. Лицо ее при этом оставалось спокойным, как вода в пруду. Не может это быть правдой, решила Арья, она ведь маленькая, и сказала:
– Ты лжешь. – Но девочка, покачав головой, снова показала на пальцах «тридцать шесть», потом сказала это словами и заставила Арью повторить.
Назавтра Арья рассказала об этом доброму человеку.
– Она не лжет, – усмехнулся он. – Та, кого ты принимаешь за девочку, – это взрослая женщина, всю жизнь посвятившая Многоликому. Она отдала ему то, чем она была, отдала то, чем могла бы стать, отдала все жизни, заключенные в ней.
– И я буду такой же? – призадумалась Арья.
– Не будешь, если сама не захочешь. Ее такой сделал яд. Яд... Теперь Арья все поняла. Каждый вечер после молитвы девочка выливала в черный пруд какую то жидкость из каменного флакона.
Девочка женщина и добрый человек были не единственными служителями Многоликого Бога. Иногда в Черно Белый Дом приходили другие. Приходил толстяк с пронзительно черными глазами, крючковатым носом и большим желтозубым ртом. Приходил суровый, который ни разу не улыбнулся, – он был светлоглазый, но с полными темными губами. У красавца при каждом посещении менялся цвет бороды и нос, но он всегда оставался красивым. Эти трое являлись чаще всего, но были и другие: косой, молодой лорд, голодный. Однажды толстяк с косым пришли вместе, и Умма послала Арью прислуживать им.
– Наполнишь кубки – и стой смирно, как статуя, – сказал ей добрый человек. – Поняла?
– Да. – Прежде чем учиться движению, надо научиться быть неподвижной, говорил ей Сирио Форель, и она научилась. Она служила чашницей у Русе Болтона в Харренхолле, а он бы кожу с нее содрал, если б она хоть раз пролила вино.
– Это хорошо. Неплохо бы тебе заодно стать слепой и глухой. Пусть все, что здесь будет сказано, войдет тебе в одно ухо и выйдет в другое. Не слушай.
В ту ночь Арья слышала многое, но разговор шел в основном на браавосском, и она понимала едва ли одно слово из десяти. Неподвижная, словно камень, твердила она себе. Труднее всего было бороться с зевотой. Порой она засыпала стоя, со штофом в руках, и ей снилось, что она волчица и бежит по лунному лесу, слыша позади вой большой стаи.
– Они тоже жрецы, эти люди? – спросила она утром доброго человека. – А лица у них настоящие или нет?
– Как думаешь ты, дитя?
Она полагала, что нет.
– Якен Хгар тоже жрец? Как ты думаешь, он вернется когда нибудь в Браавос?
– Кто кто? – с полнейшей невинностью переспросил жрец.
– Якен Хгар. Который дал мне железную монету.
– Я не знаю никого с таким именем.
– Он сменил лицо, и я спросила, как он это делает. А он сказал, что это не труднее, чем сменить имя, только уметь надо.
– В самом деле?
– Ты меня научишь менять лицо?
– Если хочешь. – Он взял ее за подбородок и повернул голову. – Надуй щеки и высунь язык.
Арья так и сделала.
– Ну вот твое лицо и стало другим.
– Я не про это. Якен умел колдовать.
– Волшебство даром не дается, дитя. Нужны годы молитв, самоотречения и науки, чтобы отточить мастерство.
– Годы? – растерялась она.
– Будь это просто, это бы делали все. Прежде чем стать бегуном, надо научиться ходить. Зачем прибегать к чарам там, где сойдет и фокус?
– Так я и фокусы показывать не умею.
– Тогда учись строить рожицы. У тебя на лице, под кожей, есть мускулы – учись ими пользоваться. Все это – щеки, губы и уши – принадлежит тебе. Улыбки и хмурость не должны налетать на тебя, словно шквал. Пусть улыбка, как подобает служанке, приходит к тебе лишь по твоему зову. Учись управлять лицом.
– Покажи как.
– Надуй щеки. – Она надула. – Подними брови. Нет, выше. – Она подняла. – Хорошо. Ты увидишь, что долго такую гримасу удержать не сможешь. Завтра попробуй снова. В подземелье ты найдешь мирийское зеркало. Упражняйся перед ним каждый день по часу. Учись владеть глазами, ноздрями, щеками, ушами, губами. – Он снова взял Арью за подбородок. – Кто ты?
– Никто.
– Лжешь. И лжешь неумело, дитя.
Она отыскала мирийское зеркало. Теперь она садилась перед ним каждое утро и каждый вечер, поставив по бокам две свечи, и строила рожи. Если она научится управлять лицом, то сможет лгать сколько захочет.
Вскоре после этого добрый человек приказал ей обмывать мертвых вместе с другими послушниками. Это было куда легче, чем скрести лестницы в Харренхолле. Тяжело приходилось, только когда покойник попадался большой и толстый, но большинство усопших были тощие – кожа да кости. За работой Арья гадала, что привело их к черному пруду. Ей вспоминался рассказ старой Нэн о том, как в долгую зиму старики, зажившиеся на свете, вдруг объявляли, что идут на охоту. «Тогда их дочери плакали, а сыновья отворачивались к огню, но никто их не останавливал и не спрашивал, на какого это зверя им вздумалось поохотиться, когда на дворе лежат сугробы и воет холодный ветер». Кто знает, что говорят своим сыновьям и дочерям старые браавосийцы, прежде чем отправиться в Черно Белый Дом.
Одна луна сменялась другой, но Арья не наблюдала этого. Она работала, обмывала покойников, гримасничала перед зеркалом, учила браавосский язык и старалась помнить, что она – никто.
Однажды добрый человек прислал за ней.
– Выговор твой ужасен, но понять тебя с грехом пополам можно. Придется тебе на время покинуть нас. Единственный способ изучить язык как следует – это говорить на нем с утра до вечера. Ты должна уйти.
– Когда? – спросила она. – И куда?
– Прямо сейчас. За этими стенами лежат сто островов Браавоса. Ты ведь знаешь, как сказать «мидии», «устрицы» и так далее?
– Знаю, – сказала Арья и произнесла эти слова как могла лучше.
Ее старательность вызвала у него улыбку.
– Сойдет. У гавани ниже Затопленного Города найдешь торговца рыбой по имени Бруско. Он хороший человек, а спина у него больная. Ему нужна девочка, чтобы возить его тележку и продавать его раковины сходящим на берег морякам. Вот ты этим и займешься, ясно?
– Да.
– А когда Бруско спросит, кто ты?
– Я отвечу «никто».
– Нет. За пределами этого Дома такой ответ не годится.
Она пораздумала.
– Могу назваться Солинкой из Солеварен.
– Солинку знают Тернесио Терис и его люди. Твоя речь тебя выдает, поэтому придется сказать, что ты из Вестероса, но имя лучше выбрать другое.
Арья прикусила губу.
– Может быть, Кошка Кет?
– Пожалуй... Кошек в Браавосе полно – если прибавится еще одна, никто не заметит. Ты Кет, сиротка из...
– Из Королевской Гавани. – В Белой Гавани она тоже бывала с отцом, но Королевскую знала лучше.
– Отлично. Твой отец ходил на галее, был мастером над гребцами. Когда твоя мать умерла, он стал брать тебя в море. Потом он тоже умер, а капитан, не имея в тебе нужды, высадил тебя в Браавосе. Как назывался корабль?
– «Нимерия», – не задумываясь, выпалила она.
В ту же ночь Арья ушла из Черно Белого Дома. Плащ, линялый и залатанный, в самый раз для сиротки, скрывал длинный нож на ее правом бедре. Ноги болтались в слишком больших сапогах, камзол так протерся, что ветер его насквозь продувал. Зато перед ней лежал весь Браавос, пахнущий дымом, солью и рыбой, с извивами каналов и улиц. Прохожие посматривали на нее с любопытством, оборвыши попрошайки кричали непонятное. Вскоре она окончательно заблудилась.
– Сир Григор, – распевала она, идя через каменный мост с четырьмя арками. С него виднелись мачты кораблей в Мусорной Заводи. – Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. – Пошел дождь. Арья подставила ему лицо, такая счастливая, что плясать в пору, и сказала: – Валар моргулис, валар моргулис, валар моргулис.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 23:35 | Сообщение # 25 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АЛЕЙНА
Восходящее солнце, хлынувшее в окна, разбудило Алейну. Гретчель, услышав, что госпожа села и потянулась, тут же подала ей халат. Комнаты за ночь остыли. Когда придет зима, будет еще хуже. Зимой в этом месте холодно, как в гробнице.
– Огонь еле теплится, – подпоясавшись, заметила девушка. – Подбавь дров, пожалуйста.
– Слушаюсь, миледи, – сказала старуха.
Покои Алейны в Девичьей башне много больше и роскошнее спаленки, которую она занимала при леди Лизе. Теперь у нее своя гардеробная, а с балкона из резного белого камня открывается вид на Долину. Пока Гретчель возилась с огнем, Алейна вышла туда. Камень холодил босые ноги, ветер гулял, как всегда у них наверху, но великолепное зрелище заставило ее забыть обо всем. Девичья была самой восточной из семи стройных башен Гнезда, и Алейна видела перед собой всю Долину в утренней дымке, с лесами, полями и реками. Горы на солнце сверкали, как золотые слитки.
Как красиво! Вверху видна снежная вершина Копья Гиганта – по сравнению с ней замок, притулившийся на плече горы, кажется крохотным. Над пропастью, куда летом падают Слезы Алисы, теперь нависли сосульки двадцати футов длиной. Над замерзшим водопадом парит сокол, раскинув синие крылья. Вот бы и мне такие , подумала девушка.
Держась за перила, она посмотрела вниз. В шестистах футах под ними – Небесный Замок. Оттуда широкие, вырубленные в камне ступени ведут через Снежный и Каменный Замки на самое дно Долины. Башни и здания Ворот Луны похожи на детские игрушки. Вокруг его стен стоят лагерем лорды Хартии, и люди снуют между шатрами, как муравьи. Будь они настоящими муравьями, их можно было бы раздавить.
Два дня назад к ним присоединился молодой лорд Хантер со своими людьми. Нестор Ройс закрыл перед ними ворота, но у него в гарнизоне меньше трехсот человек. Между тем каждый из лордов Хартии привел с собой тысячу, а всего этих лордов шестеро. Алейна знала их имена наизусть. Бенедар Бельмор, лорд Громогласия. Саймонд Темплтон, Рыцарь Девяти Звезд. Хортон Редфорт, лорд Редфорта. Анья Уэйнвуд, леди Железной Дубравы. Гилвуд Хантер, называемый всеми «молодым лордом», лорд Длинного Лука. И Джон Ройс, самый могущественный и грозный из них, Бронзовый Джон, лорд Рун стона и кузен Нестора, возглавляющий старшую ветвь дома Ройсов. После гибели Лизы Аррен они собрались в Рунстоне, где поклялись защищать лорда Роберта, защищать Долину и стоять друг за друга. О лорде протекторе в их хартии нет ни слова, однако там говорится о «недостойном правлении», с которым надо покончить, а также о «мнимых друзьях и дурных советчиках».
Алейна, совсем заледенев на ветру, вернулась в комнату, чтобы выбрать платье для завтрака. Петир отдал ей весь гардероб своей покойной жены. Шелка, атлас, бархат, меха – она и мечтать не могла о таком богатстве, хотя почти все это было ей чересчур велико. Леди Лиза сильно располнела за годы своих беременностей, выкидышей и рождения мертвых детей. Но несколько старых платьев шились для юной Лизы Талли еще в Риверране, а другие Гретчель успешно подогнала для своей хозяйки: у Алейны в тринадцать лет длина ноги такая же, как у ее тетушки была в двадцать.
В это утро она остановила свой выбор на платье цветов дома Талли – красном и синем, с оторочкой из белки. Гретчель помогла ей продеть руки в пышные рукава, зашнуровала корсаж на спине, расчесала и убрала волосы. Вечером, перед сном, Алейна заново их покрасила. Ее природная золотистая рыжина благодаря средству тети Лизы давно уже превратилась в жженый каштан, но каждый раз, спустя короткое время, упорно пробивается у корней. Что делать, когда это средство кончится? Краску привезли из Тироша, из за Узкого моря.
Спускаясь вниз к завтраку, Алейна заново поразилась тишине, царящей в Гнезде. Во всех Семи Королевствах не найти более тихого замка. Слуг здесь мало, все они старые и говорят приглушенными голосами, чтобы не потревожить юного лорда. У них наверху нет ни лошадей, ни собак, ни бьющихся во дворе рыцарей. Даже шаги часовых в этих бледных чертогах звучат до странности глухо. Слышно лишь, как ветер поет и стонет у башен. Когда она только сюда приехала, слышался еще шум Слез Алисы, но теперь водопад замерз, и Гретчель говорит, что он до весны не растает.
Лорд Роберт сидел в Утреннем Чертоге один и без всякой охоты возил деревянной ложкой по миске овсянки с медом.
– Я просил яйца всмятку, – пожаловался он. – Три яйца и ветчину.
Яиц у них нет, ветчины тоже. Запасов овса, пшеницы и ячменя в Гнезде хватит на целый год, но свежие продукты поставляет им снизу Мия Стоун, чья то незаконная дочь. Теперь, когда лорды Хартии разбили свой лагерь у подножия горы, Мие через них не пробиться. Лорд Бельмор, первый из шестерых пришедший к воротам, послал Мизинцу ворона, извещая, что Гнездо больше не получит еды, пока не отправит вниз лорда Роберта. Пока еще не осада, но очень близко к тому.
– Когда Мия придет, тебе сварят сколько захочешь яиц, – пообещала Алейна мальчику. – Она привезет и масло, и дыни, и разные прочие вкусности.
– Я хочу сейчас, – продолжал дуться Роберт.
– Сейчас яиц нет, зяблик, ты же знаешь. Ешь, пожалуйста, овсянку, она тоже вкусная. – Для примера Алейна сама съела ложку, но Роберта это не вдохновило.
– Не хочу есть, – заявил он. – Хочу обратно в постель. Я совсем не спал ночью. Я слышал пение. Мейстер Колемон дал мне сонного вина, но я все равно слышал.
Алейна отложила ложку.
– Будь пение, я бы его тоже слышала. Тебе приснился сон, вот и все.
– Нет, не сон. – Глаза мальчика налились слезами. – Это пел Мариллон. Твой отец сказал, что он умер, а он живой.
– Он правда умер. – Слова Роберта пугали ее. Довольно и того, что он такой хилый и хворый, – что, если он к тому же повредился умом? – Это правда, зяблик. Мариллон очень любил твою леди мать и не мог жить после того, что с ней сделал. Вот он и шагнул в небо. – Тела она не видела, как не видел и Роберт, но не сомневалась в смерти певца. Это лорды Хартии убили его, подняв свой вздорный мятеж.
– Но я каждую ночь его слышу! Даже когда закрываю ставни и прячу голову под подушку. Зря твой отец не отрезал ему язык. Я говорил ему, а он не послушался.
Язык был оставлен ему для признаний.
– Будь хорошим мальчиком и кушай овсянку, – попросила Алейна. – Для меня.
– Не хочу овсянку. – Роберт запустил ложку через всю комнату. Она попала в гобелен и запачкала белую шелковую луну. – Лорд хочет яиц!
– Пусть лорд ест овсянку и скажет спасибо, – сказал Петир Бейлиш, появившись в дверях вместе с мейстером Колемоном.
– Слушайтесь лорда протектора, милорд, – поддержал мейстер. – Ваши лорды знаменосцы поднимаются на гору, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение, и вы должны подкрепить свои силы.
Роберт потер глаза.
– Отошлите их прочь. Не хочу их видеть. Если они явятся, я их отправлю в полет.
– Мне бы хотелось того же, милорд, однако я обещал, что здесь им не причинят вреда, – сказал Петир. – Как бы там ни было, уже поздно отсылать их обратно. Они, вероятно, уже добрались до Каменного Замка.
– Почему они не дают нам покоя? – жалобно спросила Алейна. – Мы им ничего дурного не сделали. Что им нужно от нас?
– Самую малость – лорда Роберта и Долину, – улыбнулся Петир. – Их будет восемь – с ними лорд Нестор, который служит проводником, и еще Лин Корбрей. Сир Лин не тот человек, чтобы усидеть на месте, когда дело пахнет кровью.
Алейну это вряд ли могло утешить. Лин Корбрей убил на поединке почти столько же человек, сколько в бою. Она знала, что он получил свои шпоры во время восстания Роберта, сражаясь сперва против Джона Аррена у ворот Чаячьего города, а затем под его знаменами на Трезубце, где он сразил принца Ливена Мартелла, белого рыцаря Королевской Гвардии. По словам Петира, принц был уже весь изранен к тому времени, как ход битвы привел его к последнему танцу с Покинутой. «Но с Корбреем об этом лучше не заговаривать, – присовокупил к своему рассказу Мизинец. – Те, кто пытался, получили случай расспросить на этот счет самого Мартелла – глубоко в преисподней». Если хотя бы половина того, что она слышала от стражи Гнезда, правда, то Лин Корбрей опаснее всех шестерых лордов Хартии, вместе взятых.
– Зачем он сюда поднимается? – спросила Алейна. – Я думала, Корбрей за вас.
– Лорда Лионеля мое правление устраивает, но у его братца на все свои взгляды. Это Лин на Трезубце выхватил Покинутую у раненого отца и убил человека, нанесшего рану. Пока Лионель оттаскивал старика в тыл к мейстерам, Лин возглавил атаку на дорнийцев, грозивших левому крылу Роберта, разнес их ряды и убил принца Ливена. Поэтому старый лорд, умирая, завещал Покинутую младшему сыну. Лионель, получивший земли, замок, титул и деньги, все еще полагает, что его незаконно лишили наследия предков, в то время как Лин... словом, Лионеля он любит не более, чем меня. Недаром же он так рьяно искал руки Лизы.
– Я не люблю сира Лина, – вмешался Роберт. – Отошлите его вниз. Я его не пущу сюда. Матушка говорила, что наше Гнездо неприступно.
– Ваша матушка скончалась, милорд, и Гнездом вплоть до вашего шестнадцатилетия буду управлять я. Принеси его милости другую ложку, Мела, – приказал Петир сгорбленной служанке, маячившей у ведущих на кухню ступеней. – Он еще не доел овсянку.
– Не стану есть! Лети, овсянка! – На сей раз Роберт метнул в воздух деревянную миску со всем ее содержимым. Петир успел увернуться, но мейстеру она угодила в грудь, заляпав лицо и плечи, отчего он завопил совсем не по мейстерски. Алейна бросилась успокаивать маленького лорда, но поздно – припадок уже начался. Мальчик сбил на пол кувшин с молоком и сам повалился вместе со стулом. Алейне он попал ногой в живот так, что она согнулась.
– О боги праведные, – с отвращением произнес Петир. Мейстер, с овсянкой на лице и в волосах, поспешил к своему питомцу, бормоча ласковые слова. Один комок густой слезой сползал у него по щеке. Все таки этот приступ не такой сильный, как в последний раз, утешала себя Алейна. Когда мальчика перестало трясти, на зов Петира пришли двое стражников в небесно голубых плащах и серебристых кольчугах.
– Уложите его в постель и поставьте пиявки, – сказал лорд протектор, и один из часовых взял мальчика на руки. Я бы и сама могла его отнести , подумала Алейна. Он весит не больше куклы.
– Лучше бы отложить переговоры на другой день, милорд, – задержавшись, сказал Колемон. – После смерти леди Лизы припадки усилились и стали чаще. Я то и дело пускаю ребенку кровь, даю ему сонное вино и маковое молоко, однако...
– Он спит двенадцать часов в сутки, – сказал Петир. – Иногда он должен и бодрствовать.
Мейстер запустил пальцы в волосы, стряхнув на пол овсянку.
– Леди Лиза давала его милости грудь при каждом недомогании. Архимейстер Эброз утверждает, что материнское молоко обладает целебными свойствами.
– Вы советуете найти для него кормилицу, мейстер? Для лорда Орлиного Гнезда и Защитника Долины? А отлучить когда прикажете – в день его свадьбы? Чтобы он от соска кормилицы перешел сразу к жениному? – Петир издевательски рассмеялся. – Не думаю. Предлагаю вам изыскать другой способ. Мальчик любит сладкое, так?
– Сладкое?
– Ну да. Пироги, пышки, варенье, сотовый мед. Вы не пробовали добавлять в его молоко «сладкий сон»? Всего щепотку, чтобы он успокоился и трясучка его не мучила.
– Щепотку? – У мейстера дернулся кадык. – Совсем чуть чуть и не слишком часто... да, надо попробовать...
– Вот и попробуйте, прежде чем вывести его перед лордами.
– Воля ваша, милорд. – И мейстер, позвякивая цепью, заспешил прочь.
– Отец, – сказала Алейна, – хотите овсянки на завтрак?
– Терпеть ее не могу. – Он смотрел на нее глазами Мизинца. – Лучше я позавтракаю твоим поцелуем.
Дочь не должна оказывать отцу в поцелуе, поэтому она подошла и чмокнула его в щеку.
– Какое послушание, – одними губами улыбнулся Мизинец. – Исполни еще одну мою просьбу: вели повару подогреть красного вина с изюмом и медом. Наши гости иззябнут после долгого восхождения. Будь с ними мила и предложи им вина, хлеба и сыра. Что у нас там осталось из сыров?
– Белый острый и тот, с дурным запахом.
– Подай белый – и смени платье.
Алейна бросила взгляд на свой сине красный подол.
– Разве оно...
– Оно слишком отдает домом Талли. Вряд ли лордам Хартии понравится, что моя побочная дочь расхаживает в платье моей покойной жены. Выбери что нибудь другое, только не голубое с кремовым – об этом то, думаю, тебе не надо напоминать?
– Нет. – Голубой и кремовый – цвета дома Арренов. – Вы сказали, их восемь... значит, Бронзовый Джон тоже будет?
– Единственный, кто хоть что нибудь значит.
– Бронзовый Джон меня знает. Он гостил в Винтерфелле, когда его сын отправился на север, чтобы надеть черное. – Она тогда по уши влюбилась в сира Уэймара, смутно помнилось ей, – но что взять с маленькой глупышки, которой она была в той прежней жизни. – А в Королевской Гавани, на турнире десницы, лорд Ройс видел Сансу Старк еще раз.
– Ройс, конечно, заметил твое хорошенькое личико, – Петир приложил палец к подбородку, – но ведь оно было одним из тысячи. Он наверняка больше следил за турниром, чем за какой то девочкой среди зрителей. Что до Винтерфелла, то там Санса была совсем ребенком, к тому же рыженькой. Моя дочь – взрослая, красивая девушка, и волосы у нее каштановые. Люди видят то, что ожидают увидеть, Алейна. – Он поцеловал ее в нос. – Вели Мадди развести огонь в горнице. Я приму лордов там.
– Не в Высоком Чертоге?
– Да не допустят боги, чтобы они увидели меня близ высокого сиденья Арренов и подумали, что я намерен его занять. Столь худородные ягодицы не должны и мечтать о благородных подушках на нем.
– Значит, в горнице. – Ей следовало бы остановиться на этом, но слова вылетели сами собой. – Если вы отдадите им Роберта...
– ...и Долину?
– Долина и так у них.
– Большей частью, согласен, однако не вся. В Чаячьем городе меня любят, и среди лордов у меня друзья тоже есть. Графтон, Линдерли, Лионель Корбрей... хотя с лордами Хартии они, конечно, сравниться не могут. Да и куда нам с тобой деваться, Алейна? В мой роскошный дворец на Перстах?
Она уже думала об этом.
– Джоффри отдал вам Харренхолл. Там вы были бы лордом по праву.
– Разве что по названию. Мне нужен был громкий титул, чтобы жениться на Лизе, а Ланнистеры что то не торопились передать мне Бобровый Утес.
– Но замок все равно ваш.
– Да, и какой замок... неоглядные чертоги, разрушенные башни, сквозняки, привидения. Отапливать его – сплошной убыток, оборонять его невозможно. Есть еще такая мелочь, как проклятие...
– Проклятия существуют только в песнях и сказках. Эти ее слова, похоже, позабавили Петира.
– А разве есть песня про Григора Клигана, умершего от смазанного ядом копья? Или про того наемника, которому сир Григор отрубал сустав за суставом? Ему замок достался от сира Амори Лорха, а тому – от лорда Тайвина. Одного убил медведь, другого – карлик. Леди Уэнт, как я слышал, тоже умерла. Лотстоны, Стронги, Харроуэи... Харренхолл убивает всех, кто коснулся его.
– Тогда отдайте его лорду Фрею.
– Хорошая мысль, – засмеялся Петир. – А еще лучше вернуть его нашей любезной Серсее. Не стану, впрочем, говорить о ней дурно – она должна прислать мне некие чудесные гобелены. Правда мило с ее стороны?
Услышав имя королевы, Алейна застыла.
– Ничего милого в ней нет. Я ее боюсь. Если она вдруг узнает, где я...
– То мне придется вывести ее из игры раньше, чем я полагал. Если она, конечно, сама не выйдет. – Легкая улыбка Петира дразнила Алейну. – В игре престолов даже самые незначительные фигуры наделены собственной волей и могут отказаться делать придуманные для них ходы. Запомни это хорошенько, Алейна. Вот урок, который Серсее Ланнистер еще предстоит выучить. А пока не заняться ли тебе делом?
Да, разумеется. Она распорядилась подогреть вино, нашла в кладовой круг белого сыра и приказала напечь хлеба на двадцать человек – вдруг лорды взяли с собой кого то еще. Если они отведают нашего хлеба и соли , думала Алейна, то уже не смогут причинить нам вреда. Фреи, убив в Близнецах ее мать и брата, попрали все законы гостеприимства, но трудно поверить, что столь благородный муж, как Джон Ройс, опустится до чего то подобного.
Из кухни она перешла в горницу. На полу там лежит мирийский ковер, поэтому тростник можно не настилать. Она попросила двух слуг поставить на козлы столешницу и принести восемь дубовых, обитых кожей стульев. Будь это пир, она поставила бы один стул во главе стола, второй на другом конце и по три с каждой стороны, но сейчас она готовилась не к пиру. Шесть стульев с одной стороны, распорядилась Алейна, два с другой. Теперь лорды Хартии, должно быть, поднялись уже до Снежного Замка. Подъем, даже верхом на мулах, занимает почти весь день, а пешком в Гнездо добираются за несколько суток.
Возможно, лорды засидятся до поздней ночи, и понадобится сменить в горнице свечи. Когда Мадди разожгла огонь, Алейна послала ее вниз за душистыми восковыми свечами – их подарил леди Лизе лорд Ваксли, один из ее поклонников. После этого девушка опять спустилась на кухню – присмотреть за вином и выпечкой хлеба. Все было в порядке, и у нее еще оставалось время, чтобы выкупаться, помыть голову и переодеться.
Ее внимание остановило платье из пурпурного шелка и другое, из синего бархата с серебряными прорезями, под цвет ее глаз, – но потом она вспомнила, что Алейна незаконная дочь и должна одеваться сообразно своему положению. Лучше взять вот это, темно коричневое, из тонкой шерсти, где на лифе, подоле и рукавах вышиты золотой нитью листья и виноградные лозы. Оно к лицу ей, и в то же время такое могла бы носить и служанка. Она примерила несколько ожерелий – драгоценности леди Лизы Петир тоже ей отдал, – но все они показались ей чересчур богатыми. В конце концов она остановилась на простой бархотке цвета осенних листьев. Посмотревшись в серебряное зеркальце Лизы, которое подала ей Гретчель, она убедилась, что это украшение хорошо подходит к густым каштановым волосам. Лорд Ройс нипочем меня не узнает , подумалось ей. Я и сама то себя узнаю с трудом.
Чувствуя себя почти столь же уверенно, как Петир Бейлиш, Алейна Стоун вооружилась улыбкой и сошла вниз встречать гостей.
Орлиное Гнездо – единственный замок в Семи Королевствах, где главный вход расположен ниже темниц. Каменные ступени, ведущие на гору мимо Каменного и Снежного Замков, обрываются у Небесного. Последние шестьсот футов подъема – это отвесная скала. Здесь посетители слезают с мулов и либо садятся в деревянную люльку, служащую для поднятия припасов, либо карабкаются по каменной трубе, цепляясь руками на вырубленные в ней ямки.
Лорд Редфорт и леди Уэйнвуд, самые пожилые из лордов Хартии, выбрали люльку, которую затем опустили еще раз за тучным лордом Бельмором. Остальные предпочли подняться самостоятельно. Алейна, встретив их в Палате Полумесяца, где жарко пылал огонь, приветствовала их от имени лорда Роберта. Здесь же гостям подали хлеб, сыр и горячее вино в серебряных чашах.
Петир заставил ее выучить здешние гербы, поэтому она узнавала всех, хотя никого не знала в лицо. Красный замок – это, естественно, Редфорт, коренастый, с аккуратной седой бородкой и добрыми глазами. Леди Анья, единственная женщина среди подписавших Хартию, одета в темно зеленую мантию, где агатовыми бусинами вышито сломанное колесо Уэйнвудов. Шесть серебряных колоколов на пурпуре – это толстяк Бельмор. На его многочисленных подбородках растет морковно рыжая борода. Саймонд Темплтон рядом с ним кажется особенно темным и угловатым. Нос крючком и льдисто голубые глаза делают этого рыцаря похожим на красивую хищную птицу. На дублете у него девять звезд, обрамленных косым золотым крестом. Молодой лорд Хантер в горностаевом плаще привел Алейну в замешательство, пока она не разглядела застежку – пять серебряных стрел, расположенных веером. Этому «юноше», на ее взгляд, ближе к пятидесяти, чем к сорока. Отец его, правивший Длинным Луком чуть ли не шестьдесят лет, умер столь внезапно, что поговаривают, будто новый лорд ускорил его кончину. Щеки и нос Хантера красны словно яблоки – это указывает на приверженность к горячительным напиткам. Нужно будет наполнять его чашу, как только она опустеет.
У самого молодого из всех на груди три ворона с окровавленными сердцами в когтях. Каштановые волосы доходят до плеч, один непослушный локон упал на лоб. Сир Лин Корбрей. Алейна боязливо приметила его жесткий рот и недобрый взгляд.
Последними вошли Ройсы, лорд Нестор и Бронзовый Джон. Лорд Рунстона очень высок – ростом он не уступит Псу. Он уже сед и покрыт морщинами, но огромные ручищи по виду способны сломать иного юнца словно прутик. Суровое лицо этого старика живо напомнило Сансе его пребывание в Винтерфелле. Вот он, сидя за столом, тихо беседует с ее матерью. Вот возвращается с охоты с притороченным за седлом оленем, и его голос гремит среди каменных стен. Вот он, сражаясь на учебном дворе, валит наземь ее отца и поворачивается, чтобы сразить вдобавок и сира Родрика. Он узнает ее, непременно узнает. Может быть, ей стоило бы броситься к его ногам и просить покровительства? Но если он не поддерживал Робба, с какой стати он будет заступаться за Сансу? Война окончена, Винтерфелл пал.
– Лорд Ройс, – робко спросила она, – не выпьете ли чашу вина, чтобы согреться?
Свинцово серые глаза Бронзового Джона, спрятанные под невиданно косматыми бровями, сощурились.
– Я тебя знаю, дитя?
У Алейны отнялся язык, но ее выручил лорд Нестор.
– Алейна – побочная дочь лорда протектора.
– Мизинцев мизинчик потрудился на славу, – с ехидной улыбкой сказал Лин Корбрей. Бельмор засмеялся, и к щекам Алейны прихлынула кровь.
– Сколько тебе лет, дитя? – спросила леди Уэйнвуд.
– Ч четырнадцать, миледи. – На миг она позабыла, сколько лет должно быть Алейне. – И я уже достигла расцвета.
– Цветочек, надо надеяться, еще не сорван, – пробормотал в большущие усы молодой лорд Хантер. – Но так и просит, чтобы его сорвали, – добавил Лин Корбей, как будто ее и не было здесь.
– Как видно, в Доме Сердец подобные речи считают учтивыми? – Анья Уэйнвуд начинала седеть, вокруг глаз пролегли морщинки, кожа на подбородке отвисла, но всякий сразу бы понял, что перед ним благородная дама. – Следите за своим языком, сир. Эта девушка, несмотря на свои юные годы, успела достаточно настрадаться.
– Мой язык вашей милости не касается, – ответил Корбрей. – Последите лучше за своим. Я не терплю выговоров, что могли бы подтвердить вам некоторые покойники.
– Проводи ка нас к своему отцу, Алейна, – отвернувшись от него, сказала леди Уэйнвуд. – Чем скорей мы покончим с этим, тем лучше.
– Лорд протектор ожидает вас в горнице. Прошу следовать за мной, милорды. – Крутая мраморная лестница вела из Палаты Полумесяца мимо житниц и нижних темниц замка. Лорды Хартии, проходя под тремя амбразурами, сделали вид, что не замечают их. Бельмор скоро начал пыхтеть, как кузнечный мех, а лицо Редфорта сделалось серым под стать волосам. Часовые наверху загодя подняли решетку. – Прошу сюда, милорды. – Алейна провела их по галерее, где висели великолепные гобелены. Сир Лотор Брюн открыл перед ними дверь горницы и сам вошел следом за остальными.
Петир сидел за столом с чашей вина в руке, просматривая какой то новенький белый пергамент.
– Добро пожаловать, милорды, – сказал он, подняв глаза на вошедших, – и вы, миледи. Я знаю, как утомительно восхождение на гору. Прошу садиться. Алейна, милочка, еще вина нашим гостям.
– Да, батюшка. – Свечи, к ее радости, уже горели, распространяя аромат мускатного ореха и прочих дорогих пряностей. Пока она ходила за штофом, гости рассаживались – лишь Нестор Ройс помялся немного, прежде чем занять пустой стул рядом с Петиром, а Корбрей подошел к очагу погреть руки. Сердцевидный рубин в эфесе его меча при этом вспыхнул алым огнем. Заметив, как он улыбается сиру Лотору, Алейна решила, что для своих почтенных лет сир Лин очень красив, но улыбка у него нехорошая.
– Ваша Хартия, которую я только что перечел, превосходна, – начал Петир. – Видно, что ее составлял весьма одаренный мейстер. Жаль только, что вы и мне не предложили ее подписать.
Этого они явно не ожидали.
– Вас? – произнес Бельмор.
– Я владею пером не хуже кого другого, и никто не любит лорда Роберта больше, чем я. Что до мнимых друзей и дурных советчиков, их непременно надо искоренить. Сердцем и рукой я с вами, милорды. Укажите, где мне поставить свою подпись.
Алейна, разливая вино, слышала, как хмыкнул Лин Корбрей. Другие, видимо, растерялись, но затем Бронзовый Джон хрустнул пальцами и сказал:
– Мы пришли не за твоей подписью и не намерены зубоскалить с тобой, Мизинец.
– Жаль. Обожаю позубоскалить. – Петир отложил свиток в сторону. – Что ж, воля ваша. Позвольте тогда спросить напрямик: что вам нужно от меня, лорды и леди?
– От вас – ничего. – Саймонд Темплтон уперся в Петира холодными голубыми глазами. – Нам нужно, чтоб вас здесь не было.
– Не было? – с притворным удивлением повторил Петир. – Где же мне быть, как не здесь?
– Король сделал вас лордом Харренхолла, – заметил лорд Хантер. – Большего никто и желать не может.
– Речные земли нуждаются в лорде, – подхватил старый Хортон Редфорт. – Риверран осажден, Бракен и Блэквуд открыто воюют между собой, по обоим берегам Трезубца разгуливают шайки злодеев. Непогребенные тела лежат повсюду, куда ни глянь.
– В ваших устах это звучит весьма привлекательно, лорд Редфорт, – ответил Петир, – но здесь меня, к сожалению, держат неотложные дела. К тому же надо подумать о лорде Роберте. Неужели вы хотите, чтобы я тащил больного ребенка в этот страдающий от войны край?
– Его милость останется здесь, в Долине, – заявил Джон Ройс. – Я намерен взять мальчика к себе в Рунстон и вырастить из него рыцаря, которым Джон Аррен мог бы гордиться.
– Почему Рунстон? – осведомился Петир. – Отчего не Железная Дубрава, не Редфорт, не Длинный Лук?
– Все эти замки его милость тоже посетит в свое время, – заверил лорд Бельмор.
– В самом деле? – с заметным сомнением произнес Петир.
– Если вы пытаетесь настроить нас друг против друга, лорд Петир, то не трудитесь, – посоветовала леди Уэйнвуд. – Здесь мы говорим в один голос. Рунстон устраивает нас всех. Лорд Джон превосходно воспитал трех своих сыновей, и более подходящего опекуна для юного лорда нечего и желать. Его мейстер Хелливег много старше и опытнее вашего Колемона и сможет успешнее лечить лорда Роберта. Воинскому мастерству мальчика будет учить Сэм Стоун Силач, отличнейший мастер оружия. Септон Люкос станет его духовным наставником. Кроме того, в Рунстоне будут другие мальчики его возраста – куда более подходящее общество, чем старухи и наемники, которыми он окружен здесь.
Петир потеребил бородку.
– Лорд Роберт действительно нуждается в обществе ровесников, я согласен. Но Алейну едва ли можно назвать старухой. Мальчик нежно любит мою дочь, он сам вам скажет об этом. Кроме того, я недавно просил лорда Графтона и лорда Линдерли прислать мне своих сыновей. Оба мальчика – сверстники Роберта.
– Щенки комнатных собачек, – засмеялся Лин Корбрей.
– Роберту нужен также мальчик постарше – какой нибудь юный оруженосец, могущий служить ему примером для подражания. У вас в Железной Дубраве, миледи, есть как раз такой мальчик. Вы ведь не откажете прислать мне Гарольда Хардинга?
– Лорд Петир, – невольно заулыбалась Анья Уэйнвуд, – вы самый ловкий вор, какого я видела в жизни.
– Я не намереваюсь красть у вас этого мальчика, однако они с лордом Робертом могли бы стать друзьями.
– Это в самом деле неплохо придумано, – вставил Бронзовый Джон, – и они подружатся... в Рунстоне, под моей опекой.
– Отдайте нам мальчика, – сказал лорд Бельмор, – и можете беспрепятственно ехать в Харренхолл, в законные ваши владения.
– Ваши слова предполагают, что в противном случае мне придется плохо, милорд? – с мягким упреком спросил Петир. – Но отчего же? Моя покойная жена полагала, что и Гнездом я владею вполне законно.
– Лорд Бейлиш, – сказала леди Уэйнвуд, – Лиза Талли была вдовой Джона Аррена, матерью его ребенка и правила Долиной как регентша Роберта. Вы, скажем откровенно, не Аррен, и в Роберте нет вашей крови. По какому же праву вы собираетесь править нами?
– Лиза, помнится мне, назначила меня лордом протектором.
– Лиза Талли не была уроженкой Долины, – сказал лорд Хантер, – и не имела права распоряжаться нашими судьбами.
– Ну а лорд Роберт? Или ваша милость предполагает, что судьбой родного сына леди Лиза тоже не имела права распорядиться?
Нестор Ройс, молчавший все это время, теперь вступил в разговор.
– Когда то я сам надеялся заключить брачный союз с леди Лизой. Отец лорда Хантера и сын леди Аньи питали такую же надежду, Корбрей же не отходил от нее добрых полгода. Если бы она выбрала одного из нас, никто бы не оспаривал сейчас его права быть лордом протектором. Вышло, однако, так, что она выбрала лорда Мизинца и доверила своего сына его заботам.
– Мальчик приходится сыном не только ей, но и Джону Аррену, – нахмурился Джон Ройс. – Он принадлежит Долине, кузен.
– Чем же Орлиное Гнездо хуже Рунстона? – невинно вопрошал Петир. – Его как будто не выносили за пределы Долины.
– Остри сколько хочешь, Мизинец, но мальчик отправится с нами, – не выдержал Бельмор.
– Мне жаль разочаровывать вас, лорд Бельмор, но мой пасынок останется здесь, со мной. Он слаб здоровьем, как все вы прекрасно знаете. Путешествие сказалось бы на нем самым плачевным образом. Я как его отчим и лорд протектор не могу этого допустить.
Саймонд Темплтон прочистил горло.
– У нас тут внизу по тысяче человек на каждого, Мизинец.
– Вы превосходно выбрали место.
– В случае надобности мы можем собрать много больше.
– Вы угрожаете мне войной, сир? – спросил Петир, не выказывая ни малейшего страха.
– Лорд Роберт отправится с нами, – сказал Бронзовый Джон.
Казалось, переговоры зашли в тупик, но тут в дело вмешался Лин Корбрей.
– Меня тошнит от всей этой болтовни. Если будете слушать Мизинца, то уйдете от него без штанов. С такими, как он, можно разговаривать только сталью. – И сир Лин обнажил меч.
– У меня при себе нет меча, сир, – развел руками Петир.
– Это легко исправить. – Огоньки свечей плясали на дымчато сером клинке. – Сансе при виде него вспомнился Лед, меч отца. – Он есть у вашего яблочника. Велите ему дать вам меч или достаньте кинжал.
Лотор Брюн тоже взялся за оружие, но пустить его в ход им помешал Бронзовый Джон, в гневе поднявшийся с места.
– Спрячьте ваш меч, сир! Корбрей вы или Фрей? Мы с вами гости этого дома.
– Неслыханно, – поддержала его леди Анья.
– Уберите меч, Корбрей, и не позорьте нас, – отозвался лорд Хантер.
– Полно, Лин, – более мягким тоном сказал лорд Редфорт. – Так мы ни к чему не придем. Уложи Покинутую обратно.
– Моя леди хочет пить, – не уступал Корбрей. – Всякий раз, когда она выходит плясать, ей требуется капелька красного.
– Ничего, потерпит, – сказал, став перед ним, Бронзовый Джон.
– Лорды Хартии, – фыркнул Лин. – Лучше бы вы назвали себя старыми кумушками. – Он вдвинул темную сталь в ножны и вышел, оттеснив плечом Брюна. Алейна слышала его удаляющиеся шаги.
Анья Уэйнвуд и Хортон Редфорт переглянулись, лорд Хантер допил вино и снова подставил Алейне чашу.
– Вы должны извинить нас за эту выходку, лорд Бейлиш, – сказал сир Саймонд.
– Должен? – с холодом в голосе повторил Мизинец. – Его привели сюда вы, милорды.
– Мы не хотели... – начал Бронзовый Джон.
– Его привели сюда вы. Я был бы в своем праве, позвав людей и взяв под стражу вас всех.
Хантер взвился так, что чуть не выбил штоф у Алейны из рук.
– Вы поручились за нашу безопасность!
– Будьте же благодарны за то, что я в отличие от некоторых человек чести. – Алейна еще никогда не слышала, чтобы Петир говорил так сердито. – Я прочел вашу так называемую Хартию, выслушал ваши требования. Теперь выслушайте меня. Уберите снизу ваши войска, отправляйтесь по домам и оставьте моего сына в покое. «Недостойное правление» – слова верные, не отрицаю, но относятся они к Лизе, а не ко мне. Дайте мне год, и я с помощью лорда Нестора сделаю так, что никто из вас не будет в обиде.
– Это вы так говорите, – сказал Бельмор. – С какой стати мы должны доверять вам?
– И вы еще смеете говорить, что я недостоин доверия? Не я обнажил сталь во время переговоров. Вы пишете о защите лорда Роберта, а сами отказываете ему в пропитании. Этому пора положить конец. Я не воин, но буду биться, если вы не снимете осаду. В Долине, кроме вас, есть и другие лорды, и Королевская Гавань тоже не оставит нас своей помощью. Если хотите войны, скажите об этом прямо, и в Долине прольется кровь.
Алейна видела, что лордами овладевает сомнение.
– Год – не такой уж и долгий срок, – промолвил Редфорт. – Возможно, если выдадите... ручательства...
– Никто из нас не хочет войны, – подтвердила леди Уэйнвуд. – Осень на исходе, надо к зиме готовиться.
– Но к концу года... – пропыхтел Бельмор.
– Если я не наведу порядка в Долине, то сам откажусь от поста лорда протектора, – пообещал Петир.
– Мне это представляется честным условием, – вставил Нестор Ройс.
– И никаких гонений, – потребовал Темплтон. – Никаких разговоров об измене и мятеже. Вы должны поклясться и в этом.
– Охотно, – ответил Петир. – Я хочу, чтобы меня окружали друзья, а не враги. Я прощаю вас всех и сделаю это письменно, если хотите. Даже и Лина Корбрея. Его брат – хороший человек, и незачем срамить благородный дом.
– Быть может, нам посовещаться, милорды? – спросила леди Уэйнвуд своих единомышленников.
– Нет нужды – и так ясно, что победил он. – Серые глаза Бронзового Джона с ног до головы смерили Петира Бейлиша. – Мне это не по душе, но свой год он, похоже, выиграл. Используйте его с толком, милорд, и не думайте, что вы тут всех одурачили. – И он распахнул дверь так, что чуть не своротил петли.
После этого состоялось нечто вроде пира, хотя Петиру пришлось извиниться за скромное угощение. Привели Роберта в кремово голубом дублете, и он вел себя очень мило, как настоящий маленький лорд. Бронзовый Джон этого не видел – он покинул Гнездо, а Лин Корбрей отбыл и того раньше. Все остальные заночевали в замке.
Он их просто околдовал, думала Алейна, укладываясь в постель и слушая, как воет ветер за окнами. Непонятно откуда взявшееся подозрение не давало ей спать – так недогрызенная кость не дает покоя собаке. Поворочавшись некоторое время, она встала, оделась и вышла, оставив в комнате спящую Гретчель.
Петир еще не лег и что то писал.
– Алейна, милая, что привело тебя сюда в такой час?
– Мне нужно знать – что случится за этот год?
Он отложил перо.
– Редфорт и Уэйнвуд – старые люди. Кто то из них может умереть, а глядишь, и оба преставятся. Гилвуда Хантера прикончат его же братья – скорее всего молодой Харлан, который уже помог умереть лорду Зону. Лиха беда начало, я это всегда говорил. Бельмор – продажная душа, его можно купить. Темплтона я сделаю своим другом. С Бронзовым Джоном, боюсь, дружбы не получится, но пока он один, он не так уж и страшен.
– А сир Лин Корбрей?
– Сир Лин останется моим заклятым врагом. – Огоньки свечей отражались в глазах Петира. – Он будет высказывать свою ненависть и презрение всем и каждому, будет предлагать свой меч всем заговорщикам, желающим свергнуть меня.
В этот миг ее подозрение обратилось в уверенность.
– Чем же вы вознаградите его за эту услугу?
– Золотом, мальчиками и обещаниями, – расхохотался Петир. – Сир Лин – человек простой, моя радость. Золото, мальчики и убийства – вот все, что он любит.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Вторник, 17 Дек 2013, 01:10 | Сообщение # 26 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЕРСЕЯ
– Я хочу сидеть на Железном Троне, – канючил король. – Джоффу вы позволяли.
– Джоффри было двенадцать лет, а не восемь.
– Но ведь я же король. Это мой трон.
– Кто тебе это сказал? – Серсея сделала глубокий вдох, чтобы Доркас зашнуровала ее потуже. Эта крупная девушка намного сильнее Сенеллы, хотя и не так ловка.
– Никто, – покраснел Томмен.
– Никто? Так то ты называешь свою леди жену? – Серсея чуяла, что за этим бунтом стоит Маргери Тирелл. – Если будешь лгать, мне придется послать за Пейтом и приказать, чтобы его высекли до крови. – Пейт служил мальчиком для битья и при Джоффри, и при Томмене. – Ты этого хочешь?
– Нет, – надулся король.
– Так кто же тебе сказал?
– Леди Маргери, – пошаркав ногами, признался мальчик. Королевой при матери он ее благоразумно не стал называть.
– То то же. Я вынуждена заниматься серьезными делами, Томмен, делами, которые тебе пока еще не по разуму. Мне совсем не нужно, чтобы на троне у меня за спиной елозил глупый мальчишка, пристающий ко мне с детскими вопросами. Маргери, верно, полагает, что ты и на заседаниях совета должен присутствовать?
– Да. Она говорит, мне нужно учиться быть королем.
– Когда подрастешь, сможешь заседать в совете сколько тебе вздумается. Ты увидишь, как скоро тебе это надоест. Роберт в совете всегда дремал. – Если вообще удостаивал его своим присутствием , добавила она про себя. – Он предпочитал охотиться, а скучные дела оставлял старому Аррену. Ты помнишь этого лорда?
– Он умер от живота.
– Да, верно. Бедняга. Если уж тебе пришла такая охота учиться, выучи для начала имена всех королей Вестероса и всех десниц, которые им служили. Завтра я спрошу у тебя этот урок.
– Хорошо, матушка, – послушно ответил мальчик.
– Вот и умница. – Серсея не намеревалась выпускать из рук бразды правления до самого совершеннолетия сына. Я полжизни ждала этого , пусть и он подождет , говорила она себе. Она играла роль послушной дочери, стыдливой невесты, покладистой жены. Страдала от пьяных ласк Роберта, ревности Джейме, насмешек Ренли. Терпела хихикающего Вариса и скрежещущего зубами Станниса. Подлаживалась к Джону Аррену, Неду Старку и злобному карлику, своему брату, каждый раз обещая себе, что когда нибудь наступит ее черед. Если Маргери Тирелл задумала лишить ее вожделенного торжества, пусть лучше подумает еще раз.
Завтракала она, однако, в дурном настроении, а остаток утра провела с лордом Джайлсом и его счетными книгами, слушая его кашель о звездах, оленях и драконах. Затем лорд Уотерс доложил, что три первых военных корабля почти закончены, и просил еще золота, чтобы отделать их с подобающей роскошью. Ей было приятно удовлетворить его просьбу. Обедала она с членами купеческих гильдий, которые жаловались, что воробьи запруживают улицы и ночуют прямо на площадях. Придется, возможно, приказать золотым плащам выгнать этих бродяг из города, подумалось ей, – и туг в чертог явился великий мейстер.
На последних советах Пицель вел себя крайне сварливо. Он остался недоволен капитанами, которых Аурин Уотерс подобрал для ее новых судов. Все они были молоды, а Пицель ратовал за опыт и настаивал, чтобы корабли отдали капитанам, уцелевшим после битвы на Черноводной. «Это славные моряки, доказавшие свою верность на деле», – говорил он. «Они доказали только одно – что умеют плавать, – возразила ему Серсея, принявшая сторону лорда Уотерса. – Мать не должна жить дольше своих детей, а капитан – дольше своего корабля». Ее слова Пицелю не пришлись по нраву.
Сегодня он был расположен более мирно и даже изобразил на лице улыбку.
– Добрые вести, ваше величество, – объявил он. – Виман Мандерли выполнил ваш приказ и обезглавил Станнисова лукового рыцаря.
– Это доподлинно известно?
– Голова и руки казненного выставлены на городской стене Белой Гавани. Лорд Виман удостоверяет это, а Фреи подтверждают. Они видели эту голову с луковицей во рту, и пальцы на одной руке укорочены.
– Прекрасно. Известите Мандерли, что сын будет ему возвращен, ибо он доказал свою преданность королю. – Теперь в Белой Гавани тоже настанет мир, а Русе Болтон со своим бастардом идут на Ров Кейлин с двух сторон – один с юга, другой с севера. Как только Ров будет взят, они совместными силами выбьют островитян из Торрхенова Удела и Темнолесья. Это позволит им заключить союз с оставшимися знаменосцами Неда Старка, когда придет время выступить против Станниса.
На юге Мейс Тирелл раскинул лагерь под стенами Штормового Предела и бомбардирует замок камнями – без особого, впрочем, успеха. Хорош вояка! Ему бы следовало поместить в гербе толстяка, восседающего на своей жирной заднице.
Прием нудного браавосского посла она уже откладывала на две недели и охотно отложила бы еще на год, но лорд Джайлс заявил, что не в силах более выдерживать его натиск. Королева начинала задумываться, есть ли у лорда казначея силы хоть на что нибудь, кроме кашля.
Браавосиец представился как Нохо Димиттис – имечко в самый раз для него. Даже голос его раздражал королеву. Она беспокойно ерзала на сиденье, гадая, долго ли еще ей придется выслушивать его дерзкие речи. Шипы и лезвия Железного Трона позади нее отбрасывали на пол жутковатые тени. Только сам король или его десница имели право сидеть на нем. Серсея занимала место у его подножия, в золоченом кресле с красными подушками.
– Этим делом должен заниматься скорее наш лорд казначей, – ввернула она, как только браавосиец остановился перевести дух.
Это явно не удовлетворило благородного Нохо.
– Я имел уже шесть бесед с лордом Джайлсом. Он кашляет и просит его извинить, а золота как не было, так и нет.
– Поговорите в седьмой раз, – любезно предложила Серсея. – Число семь священно для нас.
– Ваше величество изволит шутить, я вижу.
– Никоим образом. Разве я улыбаюсь? Или смеюсь? Уверяю вас, когда я шучу, никто не может удержаться от смеха.
– Король Роберт...
– ...умер, – отрезала королева. – Железный банк получит свое золото, как только мы подавим этот мятеж.
Он осмелился бросить на нее гневный взгляд.
– Ваше величество...
– Аудиенция окончена. – Она довольно натерпелась для одного дня. – Сир Меррин, проводите благородного Нохо Димиттиса, а вы, сир Осмунд, ступайте со мной. – Ей хотелось принять ванну и переодеться до прихода гостей. Ужин обещал быть не менее скучным. Тяжелая это работа – управлять королевством, тем более семью королевствами.
На лестнице Осмунд Кеттлблэк поравнялся с ней, высокий и стройный, весь в белом. Убедившись, что здесь больше никого нет, Серсея взяла его под руку.
– Как поживает ваш младший брат?
– Неплохо, – замялся сир Осмунд, – вот только...
– Только что? – с намеком на гнев произнесла королева. – Признаюсь, мое терпение на исходе. Нашему милому Осни давно пора стать жеребчиком при нашей кобылке. Я назначила его щитом Томмена, чтобы он каждый день мог бывать в ее обществе, а розочка до сих пор не сорвана. Быть может, его чары не действуют?
– С его чарами все в порядке – он как никак Кеттлблэк. – Сир Осмунд запустил пальцы в свои маслянистые черные волосы. – Все дело в ней.
– Что вы хотите этим сказать? – Серсея начала уже сомневаться относительно сира Осни. Возможно, другой пришелся бы Маргери больше по вкусу. Скажем, Аурин Уотерс с его серебристыми волосами или здоровенный детина наподобие сира Таллада. – Девица предпочитает кого то еще? Ваш брат неприятен ей?
– Очень даже приятен. Он рассказывал, что на днях она потрогала шрамы у него на лице и спросила, что за женщина его наградила ими. Он не говорил, что это сделала женщина, но она все равно узнала – наверно, от кого то другого. Она и застежку его плаща поправляла, и волосы убирала со лба, и все такое. Один раз, у мишеней, она попросила его показать, как надо держать длинный лук, и он ее обнял. Она смеется его озорным шуткам и отвечает на них своими, еще более смелыми. Она хочет его, это ясно, но...
– Но? – повторила Серсея.
– Они никогда не бывают одни. Король с ними почти все время, а если не он, то еще кто нибудь. Две из ее дам спят с ней в одной постели, меняясь поочередно. Две другие приносят ей завтрак и помогают одеться. Молится она со своими септами, читает с кузиной Элинор, поет с кузиной Эллой, шьет с кузиной Меггой. Она забавляется соколиной охотой с Янной Фоссовей или Мерри Крейн либо играет в «приди ко мне в замок» с маленькой Бульвер. Она никуда не выезжает без пяти шести спутников и берет с собой дюжину гвардейцев по меньшей мере. Мужчины окружают ее всегда, даже в Девичьем Склепе.
– Мужчины? – Это уже сулило надежду. – Что за мужчины?
– Певцы, – пожал плечами сир Осмунд. – Она просто помешана на певцах, жонглерах и разных других скоморохах. А за ее кузинами постоянно увиваются рыцари. Осни говорит, что всех хуже сир Таллад. Этот здоровый олух никак не может выбрать между Элинор и Эллой, но одну из них позарез хочет. Близнецы Редвин тоже все время при них. Боббер носит цветы и фрукты, Орясина бренчит на лютне – ни дать ни взять кошку душат, говорит Осни. Этот, с Летних островов, тоже под ногами путается.
– Джалабхар Ксо? – презрительно фыркнула Серсея. – Он, не иначе, выпрашивает у нее золото и мечи, чтобы отвоевать свою родину. – Ксо под своими перьями и драгоценностями, в сущности, нищий. Роберт мог бы положить конец его приставаниям одним твердым «нет», но этому пьянчуге, видите ли, смерть как приспичило завоевать Летние острова. Размечтался о темнокожих нагих красотках в плащах из перьев, с черными, как уголь, сосками. Поэтому вместо «нет» Роберт всегда отвечал Ксо «на будущий год», и этот год так и не настал никогда.
– Не знаю, выпрашивает ли, ваше величество. Осни говорит, он учит их своему языку. То есть не его, а кор... кобылку с кузинами.
– Кобыла, говорящая на языке Летних островов, произвела бы большой шум, – сухо проронила Серсея. – Скажи брату, чтобы хорошенько наточил шпоры. Скоро я найду для него способ оседлать лошадку, можете быть уверены.
– Скажу, ваше величество. Ему и самому не терпится. Кобылка то хороша.
Он желает только меня , дурак ты этакий , мысленно сказала Серсея. У Маргери между ног он ищет лишь свое лордство. При всей ее влюбленности в Осмунда он порой казался ей таким же тупицей, как Роберт. Надо надеяться, что мечом он орудует быстрее, чем головой. Томмену это когда нибудь может понадобиться.
Идя под тенью сгоревшей Башни Десницы, они услышали крики «ура». Какой то оруженосец, проскакав по двору, ловким ударом привел поперечину кинтаны в движение. «Ура» ему кричал курятник Маргери во главе с ней самой. Много шуму из ничего. Можно подумать, этот мальчишка победил на турнире. Не успев подумать об этом, Серсея с испугом увидела, что всадник – не кто иной, как Томмен в позолоченном панцире.
Осталось лишь улыбнуться и подойти к сыну. Рыцарь Цветов помог ему спешиться, и мальчик, сам не свой от волнения, спрашивал всех и каждого:
– Видели? Я сделал все так, как сказал сир Лорас. Вы видели, сир Осни?
– Видел, – подтвердил Осни Кеттлблэк. – Великолепное зрелище.
– Вы держитесь в седле лучше, чем я, мой король, – вставил сир Дермот.
– Я и копье сломал – сир Лорас, вы слышали?
– Это было как удар грома. – Белый плащ сира Лораса удерживала на плече роза из хризолита и золота, ветер шевелил роскошные каштановые кудри. – Превосходный наезд, но одного раза недостаточно. Вы должны повторить это завтра и упражняться каждый день, пока каждый ваш удар не будет попадать в цель и копье не сделается продолжением вашей руки.
– Это и мое желание.
– Ты просто чудо. – Маргери, грациозно согнув колено, обняла короля и поцеловала в щеку. – Берегись, брат, – еще несколько лет, и мой отважный супруг ссадит тебя с коня на турнире.
Все три кузины согласились с ней, а малютка Бульвер скакала вокруг, распевая:
– Томмен всех победит, победит, победит!
– Победит, когда вырастет, – сказала Серсея.
Их улыбки увяли, как розы, побитые заморозком. Старая рябая септа опомнилась первая и преклонила колено, прочие сделали то же самое, кроме маленькой королевы и ее брата.
Один Томмен, не замечая внезапного похолодания, лепетал свое:
– Вы видели, матушка? Я сломал копье о щит, и мешок меня даже не задел!
– Я смотрела с той стороны двора. Молодчина, Томмен. Меньшего я от тебя и не ожидала. Рыцарство у тебя в крови. Когда нибудь ты станешь первым, как твой отец.
– Никто не сравнится с ним, – ласково улыбнулась Маргери. – Я, однако, ничего не знала об успехах короля Роберта на ристалище. Скажите, пожалуйста, ваше величество, какие турниры он выиграл? Каких знаменитых рыцарей выбил из седел? Я знаю, королю тоже хочется послушать о победах его отца.
Серсею бросило в жар – девчонка ее поймала. Турнирный боец из Роберта был, по правде сказать, никудышный. Он всегда предпочитал общую схватку, где мог побивать остальных затупленным топором или молотом. Она думала о Джейме, когда произносила эти слова. Как могла она так забыться?
– Роберт выиграл турнир на Трезубце, – вывернулась Серсея. – Он выбил из седла принца Рейегара и нарек меня королевой любви и красоты. Меня удивляет, что вы не знали этой истории, дочь моя. Помогите моему сыну снять доспехи, сир Осмунд, – распорядилась она, не дав Маргери времени придумать ответ, – а вас, сир Лорас, я прошу на два слова.
Рыцарю Цветов ничего не оставалось, как пойти за ней подобно щенку, каковым он и был. Взойдя с ним на витую наружную лестницу, Серсея спросила:
– Кто все это затеял?
– Моя сестра, – откровенно признался он. – Сир Таллад, сир Дермот и сир Портифер наскакивали на кинтану, вот королева и предложила, чтобы его величество тоже попробовал.
Называет ее королевой , чтобы мне досадить , отметила про себя Серсея.
– А вы что же?
– Я помог его величеству облачиться в доспехи и показал ему, как держать копье.
– Этот конь слишком велик для него. Что, если бы он упал? Если бы мешок с песком ударил его по голове?
– Без синяков и разбитых губ ни один рыцарь не обходился.
– Я начинаю понимать, отчего ваш брат стал калекой. – Это, к ее удовольствию, стерло улыбку с его хорошенькой мордочки. – Возможно, мой собственный брат плохо объяснил вам ваши обязанности. Вам надлежит оберегать моего сына и защищать его от врагов. Обучать его рыцарскому мастерству должен мастер над оружием.
– В Красном Замке нет мастера над оружием с тех пор, как был убит Арон Сантагар, – с легким укором заметил сир Лорас. – Его величеству скоро девять, и он жаждет учиться. По возрасту ему полагается уже быть оруженосцем. Кто то просто обязан давать ему уроки.
Обязан и будет давать , да только не ты.
– У кого вы сами были оруженосцем, сир? – милостиво спросила она. – У лорда Ренли, не так ли?
– Имел эту честь.
– Я так и думала. – Серсея знала, как крепки узы между рыцарем и его оруженосцем, и ей не хотелось, чтобы Томмен сблизился с Лорасом Тиреллом. Рыцарь Цветов не мог служить примером для какого бы то ни было мальчика. – Вы открыли мне глаза. Государственные дела, война и кончина отца заставили меня забыть о столь важном вопросе, как назначение нового мастера над оружием. Я тотчас же исправлю эту ошибку.
Сир Лорас откинул локон, упавший на лоб.
– Ваше величество не найдет никого, кто владел бы мечом и копьем хотя бы наполовину столь же искусно, как я.
От скромности ты не умрешь , это ясно.
– Томмен не ваш оруженосец, а ваш король. Вы обязаны сражаться за него, не щадя жизни, – и только.
Оставив его на подъемном мосту через сухой ров с железными пиками, она одна вошла в Крепость Мейегора. Где же взять этого мастера над оружием? – думала она, поднимаясь в свои покои. Раз она отказала сиру Лорасу, к другим рыцарям Королевской Гвардии обращаться уже нельзя – это значило бы сыпать соль на рану и вызывать гнев Хайгардена. Кто же тогда – сир Таллад, сир Дермот? Томмен успел привязаться к своему новому телохранителю Осни, но тот оказался менее ловок с девой Маргери, чем Серсея надеялась, а для его брата Осфрида у нее были другие планы. Можно лишь пожалеть о том, что Пес взбесился. Томмен всегда побаивался Сандора Клигана за его грубый голос и обожженное лицо, а язвительный характер Клигана послужил бы хорошим противоядием от слащавой галантности Лораса Тирелла.
Ей вспомнилось, что Арон Сантагар был дорнийцем. Не послать ли в Дорн? Между Солнечным Копьем и Хайгарденом пролегло много веков кровавой междоусобицы. Да, дорниец подошел бы ей как нельзя лучше. Уж верно у них найдется несколько хороших бойцов.
В своей горнице она застала лорда Квиберна – он читал что то, сидя на подоконнике.
– Я должен доложить вашему величеству кое о чем.
– Снова измены и заговоры? Говорите, но только кратко. У меня позади долгий, утомительный день.
– Как пожелаете, – сочувственно улыбнулся он. – Есть слух, что архон Тироша предложил условия Лиссу с намерением положить конец их торговой войне. Говорят также, что Мир готов вступить в войну на стороне Тироша, но без Золотых Мечей им вряд ли удастся...
– Мне это безразлично, – перебила его Серсея. Вольные Города постоянно воюют между собой, и незачем Вестеросу разбираться в их распадающихся союзах и свежих интригах. – Нет ли у вас чего нибудь поважнее?
– Восстание рабов в Астапоре перекинулось, похоже, на Миэрин. Моряки с дюжины кораблей говорят о драконах...
– О гарпиях. В Миэрине чтут гарпий, – вспомнила королева. Миэрин так далек – это где то на востоке, дальше Валирии. – И что мне за дело до этого бунта? В Вестеросе рабов нет. Это все, что вы имеете сообщить?
– Есть новости из Дорна, которые ваше величество найдет более занимательными. Принц Доран взял под стражу сира Дейемона Сэнда, бастарда, бывшего прежде оруженосцем у Красного Змея.
– Я его помню. – Сир Дейемон был в числе рыцарей, сопровождавших принца Оберина в Королевскую Гавань. – В чем он провинился?
– Требовал освободить дочерей принца Оберина.
– Глупец.
– Наши друзья в Дорне уведомляют нас также о том, что дочь Рыцаря Крапчатого Леса неожиданно заключила помолвку с лордом Эстермонтом. В ту же ночь она уехала в Зеленую Скалу, и говорят, будто их брак уже состоялся.
– Это можно объяснить бастардом у нее в животе, – накручивая на палец локон, предположила Серсея. – Сколько невесте лет?
– Двадцать три, ваше величество, в то время как лорду Эстермонту...
– Добрых семьдесят. – Эстермонты приходились ей сродни через Роберта, чей отец в приступе похоти или безумия взял одну из них в жены. К тому времени, как Серсея вышла за Роберта, его мать давно умерла, но оба ее брата явились на свадьбу и прогостили целых полгода. Позже Роберт решил, что учтивость требует вернуть им визит, и они отправились на скалистый островок Эстермонт близ мыса Гнева. В их поместье, Зеленой Скале, Серсея провела две недели, самые длинные в ее молодой жизни. Джейме в первый же день нарек этот замок Зеленым Дерьмом, и она вскоре переняла у него это название. Целыми днями она наблюдала, как ее августейший супруг охотится, пьет со своими дядюшками и колошматит кузенов во дворе замка.
Имелась там и кузина, вдовушка с грудями как дыни – муж ее и отец умерли в Штормовом Пределе во время осады. «Ее отец был добр ко мне, – сказал Роберт, – а с ней мы играли вместе». Недолго думая, он возобновил эти игры. Стоило жене смежить глаза, как он потихоньку уходил утешать несчастную одинокую женщину. Однажды Серсея попросила Джейме проследить за ним, чтобы увериться в своих подозрениях. Брат вернулся и спросил, хочет ли она, чтобы Роберт умер. «Нет, – ответила молодая жена, – я хочу, чтобы у него рога выросли». Ей хотелось верить, что именно в ту ночь был зачат Джоффри.
– Итак, жена Элдона Эстермонта на пятьдесят лет моложе его, – сказала она Квиберну. – Каким образом это может касаться меня?
– Не знаю, право... но и Дейемон Сэнд, и девица Сантагар были приближенными дочери принца Дорана Арианны – так по крайней мере заявляют дорнийцы. Возможно, в этом нет ничего особенного, но я подумал, что вашему величеству следует знать.
– Что ж, теперь я знаю. – Она начинала терять терпение. – Еще что нибудь?
– Так, пустяковина. – И Квиберн рассказал ей о кукольном представлении, имеющем последнее время большой успех у городского простонародья. Там рассказывается о том, как зверями правило племя надменных львов. – Со временем, гласит эта крамольная сказка, львы дошли до того, что принялись пожирать своих собственных подданных. Когда благородный олень выступает против них, львы и его съедают, говоря: это наше право, потому что мы самые сильные из зверей.
– Тут и сказке конец? – Серсея нисколько не рассердилась. Эта история, если смотреть на нее в верном свете, могла послужить полезным уроком.
– Нет, ваше величество. В конце вылупившийся из яйца дракон съедает всех львов.
Это меняло дело, превращая кукольников из простых наглецов в изменников.
– Дураки безмозглые. Рисковать головой ради деревянного дракона! – Серсея поразмыслила. – Пошлите на это представление своих шептунов. Если среди зрителей окажутся видные люди, назовите мне их имена.
– Могу я спросить, какая участь их ожидает?
– Для состоятельных – пеня. Половины имущества будет довольно, чтобы научить их уму разуму и пополнить казну, не разорив этих глупцов окончательно. Бедняков мы лишим одного глаза, чтобы впредь на крамолу не льстились. Кукольники пойдут на плаху.
– Их четверо. Быть может, ваше величество отдаст мне двоих для моих собственных целей? Особенно пригодилась бы женщина...
– Я уже отдала вам Сенеллу, – резко заметила королева.
– Увы, эта бедная девушка совершенно... изнурена.
Серсее не хотелось думать об этом. Сенелла пошла с ней, ни о чем не подозревая, – она думала, что ее взяли прислуживать, и очень удивилась, когда Квиберн надел ей на руку цепь. До сих пор вспоминать тошно. Как холодно там, в подземелье, – даже факелы горят неровно, будто дрожат. И вопли этого существа во мраке...
– Хорошо, берите женщину – даже двух, если нужно. Но сначала я хочу знать имена.
– Как прикажете. – И Квиберн откланялся.
Солнце уже садилось. Доркас приготовила королеве ванну. Серсея, нежась в теплой воде, обдумывала, что скажет гостям за ужином, – и тут к ней ворвался Джейме, не слишком опрятный и пахнущий конским потом. С собой он привел Томмена.
– Сестра, – начал он, приказав Джаселине и Доркас выйти, – король хочет поговорить с тобой.
В комнате стоял пар, волосы у Серсеи намокли.
– В чем дело, Томмен? – обманчиво мягким голосом спросила она.
Мальчик, зная, что ничего доброго это не сулит, оробел.
– Королю нужен на завтра его белый скакун, – сказал Джейме, – для обучения копейному бою.
Серсея села повыше.
– Никакого урока не будет.
– Нет будет, – выпятил губу Томмен. – Я должен учиться каждый день.
– Ты будешь учиться, – пообещала ему мать, – когда у нас появится новый мастер над оружием.
– Не хочу мастера над оружием. Хочу сира Лораса.
– Ты слишком превозносишь этого юношу – видно, что твоя женушка наговорила тебе о нем много лестного, но Осмунд Кеттлблэк как рыцарь втрое сильней его.
– Не тот Осмунд Кеттлблэк, которого знаю я, – засмеялся Джейме.
Серсея охотно удушила бы брата. Пожалуй, надо будет приказать Лорасу, чтобы он дал Осмунду выбить себя из седла. Это снимет с глаз Томмена радужную пелену. Если посолить устрицу, она съежится, если посрамить рыцаря, с ним произойдет то же самое.
– Я выпишу тебе наставника из Дорна, – сказала она сыну. – Дорнийцы – лучшие турнирные бойцы во всем государстве.
– Нет, не лучшие, – уперся Томмен. – Не нужен мне никакой дорниец, хочу сира Лораса. Такова моя воля!
Джейме знай посмеивался. Видя, что помощи от него не дождешься, Серсея сердито шлепнула рукой по воде.
– Может, за Пейтом послать? Мне твоя воля не указ. Ты мой сын.
– Я еще и король. Маргери говорит, что короля все должны слушаться. Я хочу, чтобы завтра оседлали моего белого скакуна и чтобы сир Лорас поучил меня атаке с копьем. Еще хочу котенка и не хочу есть свеклу. – Король, завершив свою речь, скрестил руки на груди.
– Поди ка сюда, Томмен, – сказала Серсея, не обращая внимания на смешки Джейме. Мальчик попятился. – Боишься? Король не должен знать, что такое страх. – Томмен подошел, опустив глаза, и она погладила его золотые кудри. – Король или нет, ты совсем еще мал. Пока ты не вырос, страной правлю я. Тебя будут учить, обещаю, но только не Лорас. У рыцарей Королевской Гвардии есть обязанности поважнее детских игр – спроси лорда командующего. Не так ли, сир?
– О да, куда как важнее, – с улыбочкой молвил Джейме. – Объезжать городские стены, к примеру.
– А котенка то мне можно взять? – со слезами в голосе спросил Томмен.
– Может быть – если выбросишь из головы кинтаны и копья. Обещаешь не заговаривать больше об этом?
Мальчик пошаркал ногами.
– Да.
– Вот и хорошо. А теперь беги, потому что я жду гостей.
В дверях Томмен задержался и заявил:
– Когда стану королем по настоящему, не велю подавать свеклу к столу.
Джейме захлопнул за ним дверь обрубком руки.
– Не пойму что то, ваше величество, – вы пьяны или умом скорбны?
Она снова хлопнула по воде, плеснув ему на ноги.
– Придержи язык, а не то...
– Не то что? Снова пошлешь меня объезжать городские стены? – Он сел, скрестив ноги. – Они в полном порядке. Я облазил каждый дюйм, осмотрел все семь ворот. На Железных заржавели петли, Королевские и Грязные следует заменить после ущерба, нанесенного им таранами Станниса. Сами стены крепки, как никогда, но ваше величество забывает, что наши друзья из Хайгардена находятся не вне, а внутри их.
– Ни о чем я не забываю. – Ей вспомнилась золотая монета с рукой на одной стороне и головой забытого короля на другой. Как попала она в тайник под ночным горшком какого то бедолаги тюремщика? Откуда у такого, как Рюген, старое золото Хайгардена?
– Я впервые слышу от тебя о новом мастере над оружием. Придется немало потрудиться, чтобы найти рыцаря лучше, чем Лорас Тирелл. Сир Лорас...
– Я знаю, что он такое, и не допущу его к своему сыну. Ты бы лучше напомнил ему о его обязанностях. – Вода в ее ванне совсем остыла.
– Он знает, в чем его долг, и лучшего копья...
– Ты был лучше, пока не лишился руки. И сир Барристан в молодости. И Эртур Дейн, и принц Рейегар. Не расхваливай мне этот цветочек. Он всего лишь нахальный юнец. – Ей надоели приставания Джейме. К ее лорду отцу никто не смел приставать. Когда Тайвин Ланнистер говорил, его слушались. Когда говорит Серсея, все чувствуют себя вправе советовать ей, противоречить и даже отказывать. Потому лишь, что она женщина и не может сразиться с ними на мечах. Даже Роберта, безмозглого дурака, они уважали больше. Она не могла уже этого выносить, от Джейме в первую очередь. Надо избавиться от него как можно скорее. Когда то она мечтала о том, что они будут править государством совместно, но на деле он стал для нее скорее помехой, нежели помощью.
Она поднялась из ванны.
– Когда мне понадобится ваш совет, я скажу вам об этом, сир. А сейчас оставьте меня, мне нужно одеться.
– Как же, как же. Мы ждем гостей к ужину. Что замышляете на сей раз? Я уже запутался в ваших интригах. – Его взгляд упал на мокрые золотые завитки под ее животом.
Он все еще хочет меня , решила Серсея.
– Горюешь о том, что потерял, братец?
Он поднял глаза.
– Я тоже люблю тебя, дорогая сестрица, и все же ты дура. Красивая золотая дура.
Это ее ужалило. Он говорил с ней куда нежнее там, в Зеленой Скале, в ту ночь, когда наградил ее Джоффом.
– Выйди вон. – Она повернулась к нему спиной, и он ушел, повозившись у двери со своей культей.
Пока Джаселина занималась приготовлениями к ужину, Доркас помогла королеве надеть новое платье. Полоски блестящего зеленого атласа чередовались с полосками черного бархата, лиф был отделан черным мирийским кружевом. Мирийские кружева стоят дорого, но королева должна быть ослепительной в любое время, а несколько ее старых платьев по вине нерадивых прачек сели и перестали на нее налезать. Высечь бы мерзавок за это, но Таэна уговорила ее проявить милосердие – добрых правителей, дескать, народ больше любит. Поэтому Серсея просто вычла стоимость платьев из их жалованья.
Доркас подала ей серебряное зеркальце. Хороша, подумала Серсея, улыбаясь своему отражению. До чего же приятно снять траур. Черное ужасно ее бледнит. Жаль, что леди Мерривезер не будет за ужином – с Таэной всегда так весело. У Серсеи не было такой задушевной подруги со времен Мелары Гетерспун, которая на поверку оказалась жадной маленькой интриганкой, возомнившей о себе не по чину. Не надо, впрочем, думать плохо о мертвых. Благодаря ей Серсея научилась не доверять никому, кроме Джейме.
Когда она вошла в горницу, гости успели уже хорошо приложиться к наливке. Леди Фалиса не только похожа на рыбу, но и пьет, как она, подумала королева, бросив взгляд на опустевший до половины штоф.
– Милая Фалиса, – воскликнула Серсея, поцеловав гостью в щеку, – и славный сир Бальман. Меня крайне огорчило известие о вашей дорогой матушке. Как дела у леди Танды?
– Как вы добры, ваше величество. – Казалось, что Фалиса вот вот заплачет. – Мейстер Френкен говорит, что при падении она раздробила себе бедро. Он сделал что мог – остается только молиться...
Молитесь сколько хотите – все равно она умрет еще до новой луны. Женщины в возрасте Танды Стокворт не выживают после перелома бедра.
– Я буду молиться за нее вместе с вами, – сказала Серсея. – Лорд Квиберн сказал мне, что леди Танду сбросила лошадь?
– Ее подпруга лопнула во время езды, – сказал Бальман Берч. – Конюх не заметил, что ремень истерся, и наказан за это.
– Надеюсь, что строго. – Королева села и жестом предложила своим гостям сделать то же самое. – Еще наливки, Фалиса? Мне помнится, вы ее любите.
– Как мило, что ваше величество помнит об этом. Запомнить нетрудно. Чудо , что она еще не льется из тебя с другого конца , по словам Джейме.
– Как вы доехали?
– Плохо, – пожаловалась Фалиса. – Почти все время шел дождь. Мы думали заночевать в Росби, но воспитанник лорда Джайлса отказал нам в гостеприимстве. Попомните мое слово: когда Джайлс умрет, этот простолюдин сбежит с его золотом. Возможно, он даже земли и лордство попытается захватить, хотя Росби после кончины Джайлса должен отойти к нам. Моя леди мать приходится теткой его второй жене и троюродной сестрой самому Джайлсу.
Что у вас на гербе , миледи , – ягненок или загребущая обезьяна?
– Лорд Джайлс собирается умереть с тех пор, как я его знаю, однако он все еще здесь и, надеюсь, останется с нами на долгие годы. Думаю, мы все сойдем в могилу под его кашель, – улыбнулась Серсея.
– Скорее всего, – согласился сир Бальман. – Но нас, ваше величество, огорчил не только приемыш Росби. На дороге мы видели грязных мужиков с кожаными щитами и с топорами. У многих на кафтанах нашиты священные семиконечные звезды, но вид у них самый злодейский.
– Они называют себя воробьями, – пояснила Серсея. – Настоящее бедствие. Придется нашему новому верховному септону заняться ими сразу после помазания – в противном случае я разделаюсь с ними сама.
– Его святейшество еще не избран? – спросила Фалиса.
– Нет, – вынужденно призналась Серсея. – Септон Оллидор был близок к этому, но воробьи проследили за ним до публичного дома и голого выволокли на улицу. Теперь, вероятнее всего, выберут Люцеона, хотя наши друзья на другом холме говорят, что ему пока недостает голосов до требуемого числа.
– Да осветит им Старица путь своей золотой лампадой, – благочестиво пожелала леди Фалиса.
– Неловко говорить, ваше величество... – замялся сир Бальман, – но, чтобы между нами не затаилась обида, надо вам знать, что такое имя бастарду выбрали не моя жена и не ее матушка. Лоллис у нас проста, а ее муж склонен к черному юмору. Я просил его найти более подходящее имя, но он только смеялся в ответ.
Королева разглядывала его поверх чаши с вином. Когда то сир Бальман был хорошим турнирным бойцом и одним из самых красивых рыцарей в Семи Королевствах. С тех пор у него сохранились пышные усы, но в остальном годы обошлись с ним немилостиво. Волнистые белокурые волосы сильно поредели, живот увеличился. Как орудие он оставлял желать много лучшего, но делать нечего, придется обойтись тем, что есть.
– Тирион до пришествия драконов было именем королей. Бес осквернил его, но этот мальчик, возможно, вернет ему прежнюю честь. – Если проживет достаточно долго. – Вы не виноваты, я знаю. Леди Танда мне как сестра, которой у меня никогда не было, а вы... вы... – Голос Серсеи дрогнул. – Простите, но я живу в постоянном страхе.
Фалиса открыла и снова закрыла рот – настоящая рыба и полная дура при этом.
– В страхе, ваше величество?
– Я ни одной ночи не спала целиком после гибели Джоффри. – Она вновь наполнила чаши. – Друзья мои... ведь вы же друзья? Мои и короля Томмена?
– Милый наш мальчик, – с чувством промолвил сир Бальман. – «Горды своей верностью» – таков девиз дома Стоквортов, ваше величество.
– Если бы на свете было больше таких людей, как вы, добрый сир. Скажу вам правду: я с большим сомнением отношусь к сиру Бронну Черноводному.
Муж с женой переглянулись, и Фалиса сказала:
– Он отъявленный наглец, ваше величество. Невежа и сквернослов.
– Не истинный рыцарь, – добавил сир Бальман.
– Разумеется, нет, – улыбнулась ему Серсея. – Истинный рыцарь здесь, рядом со мной. Я помню, как блистательно вы сражались... на каком же это турнире?
– Не в Девичьем ли Пруду, шесть лет тому? – со скромной улыбкой предположил Бальман. – Но нет, вашего величества не было там, иначе королевой любви и красоты стали бы вы. Быть может, в Ланниспорте после подавления Грейджоева мятежа? Я тогда выбил из седла многих славных рыцарей...
– Да, именно там. – Улыбка исчезла с лица Серсеи. – Бес скрылся в ночь смерти моего отца, оставив двух честных тюремщиков лежать в луже крови. Предполагают, что он бежал за Узкое море, но я в этом не уверена. Карлик очень хитер. Быть может, он до сих пор таится поблизости, замышляя новые злодеяния. Быть может, его кто то прячет.
– Брони? – задумчиво произнес сир Бальман, разглаживая свои роскошные усы.
– Он всегда был приспешником Беса. Один Неведомый знает, сколько людей он отправил в ад по приказу карлика.
– Я бы заметил, если б карлик появился в наших владениях, – усомнился сир Бальман.
– Мой брат так мал, что просто создан быть незаметным. – У Серсеи дрогнула рука. – Казалось бы, имя ребенка мало что значит, но наглость, если она остается безнаказанной, порождает бунт. А Брони, как доложил мне Квиберн, собирает отряд наемников.
– Он принял на службу четырех рыцарей, – подтвердила Фалиса.
– Моя добрая жена льстит им, называя этот сброд рыцарями, – фыркнул сир Бальман. – Все они выскочки, бывшие наемники, без капли рыцарского духа.
– Этого я и боялась. Брони собирает мечи для карлика. Да уберегут Семеро моего невинного сына. Бес убьет мальчика, как убил его брата. – Серсея всхлипнула. – Друзья, моя честь в ваших руках... но что такое честь королевы по сравнению со страхом матери?
– Говорите смело, ваше величество, – подбодрил ее сир Бальман. – Ваши слова не выйдут из стен этой комнаты.
Серсея через стол стиснула его руку.
– Я стала бы лучше спать, услышав, что с сиром Бронном случилось несчастье... на охоте или еще где нибудь.
– Несчастье, повлекшее за собой смерть? – подумав, спросил сир Бальман.
Нет , довольно будет сломать ему палец. Враги повсюду , а в друзьях – одни дураки.
– Прошу вас, сир, – прошептала она, – не заставляйте меня говорить это...
– Понимаю, – с важностью молвил сир Бальман. Репа, и та бы быстрей смекнула.
– Вы рыцарь в полном смысле этого слова. Молитвы испуганной матери не пропали даром. – Серсея сопроводила эти слова поцелуем. – Действовать надо быстро. У Бронна пока еще мало людей, но если мы будем медлить, он сколотит себе целую шайку. – Вслед за Бальманом она поцеловала Фалису. – Я никогда этого не забуду, друзья мои, подлинные друзья, гордые своей верностью. Даю вам слово, мы найдем Лоллис лучшего мужа. – Скажем , одного из Кеттлблэков. – Ланнистеры всегда платят свои долги.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Вторник, 17 Дек 2013, 01:13 | Сообщение # 27 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
За новым штофом наливки последовали тушенная в масле свекла, горячий хлеб, щука с травами и ребра дикого вепря. Серсея после смерти Роберта полюбила кабанье мясо. Даже общество сотрапезников не слишком угнетало ее, хотя Фалиса сюсюкала, а Бальман охорашивался весь ужин от супа до сладкого. Отделаться от них ей удалось только за полночь. Сир Бальман храбро предложил выпить еще, и королева сочла, что благоразумнее согласиться. За половину того , что потрачено на эту наливку , я могла бы нанять Безликого и не думать больше о Бронне , подумала она, наконец спровадив гостей.
Ее сын в этот час давно уже спал, но Серсея все таки зашла к нему, прежде чем лечь самой. Рядом с мальчиком, к ее удивлению, свернулись клубочком три черных котенка.
– Это еще откуда? – спросила она Меррина Транта, выйдя из королевской опочивальни.
– Подарок маленькой королевы. Она хотела подарить одного, но его величество никак не мог решить, кого из них выбрать.
Ну что ж, это лучше, чем выковыривать их кинжалом из брюха матери. Но как неуклюже обхаживает Маргери Томмена – это просто смешно. Он слишком мал для поцелуев, поэтому она дарит ему котят. Да еще черных. Черные кошки приносят несчастье – вспомнить хотя бы, что случилось с маленькой дочерью Рейегара здесь, в этом замке. Ее матерью могла бы стать Серсея, если бы не та жестокая шутка, которую Безумный Король сыграл с лордом Тайвином. Лишь безумие могло побудить Эйериса отказаться от дочери Тайвина, забрав взамен его сына, а собственного сына женить на болезненной дорнийской принцессе, черноглазой и плоскогрудой.
Память о том, как ее отвергли, даже после стольких лет причиняла Серсее боль. Перед ней и теперь витал образ принца Рейегара, перебирающего длинными тонкими пальцами серебряные струны своей арфы. Кто из мужчин, когда либо живших на свете, мог сравниться с ним красотой? Впрочем, он был больше чем человек – в нем текла кровь древней Валирии, кровь богов и драконов. Отец с раннего детства обещал ей, что она выйдет за Рейегара. Ей было тогда шесть или семь, не больше. «Не говори никому, дитя, – наказывал он, улыбаясь (никто, кроме Серсеи, не видел его улыбающимся). – Его величество должен еще дать согласие на вашу помолвку, а пока это будет наш секрет». И это оставалось секретом, хотя однажды девочка нарисовала себя и Рейегара верхом на драконе – она сидела позади, обхватив принца руками. Когда Джейме обнаружил этот рисунок, она сказала ему, что это король Джейехерис с королевой Алисанной.
В десять лет она наконец увидела своего принца воочию – на турнире, устроенном ее лордом отцом в честь прибытия ко|роля Эйериса. Под стенами Ланниспорта устроили трибуны для зрителей, и крики простого народа перекатывались между ними и Бобровым Утесом, как гром. Лорда Тайвина приветствовали вдвое громче, чем короля, а принца Рейегара и того громче.
Семнадцатилетний Рейегар Таргариен, только что посвященный в рыцари, въехал на поле, одетый в черный панцирь поверх золотой кольчуги. Длинные шелковые ленты – красные, золотые, оранжевые – струились за его шлемом, как языки пламени. Он поразил копьем двух дядей Серсеи и дюжину лучших западных рыцарей, а вечером игрой на своей серебряной арфе довел Серсею до слез. Девочку представили принцу, и она утонула в его грустных фиалковых глазах. На сердце у него рана , подумалось ей тогда, но я исцелю его , когда мы поженимся. Даже ее красивый брат Джейме рядом с Рейегаром показался ей всего лишь хлипким мальчишкой. Принц будет моим мужем , думала она, вне себя от волнения, а когда старый король умрет , я стану королевой. Тетушка выдала ей эту тайну перед турниром. «Ты должна быть особенно хороша, – говорила леди Дженна, оправляя на племяннице платье, – ибо на заключительном пиру вас с принцем Рейегаром объявят женихом и невестой».
Не будь Серсея так счастлива в тот памятный день, она нипочем не осмелилась бы зайти в шатер Магги Жабы. На этот подвиг ее толкнуло желание доказать Жанее и Меларе, что львицы ничего не боятся. Да и с какой стати будущей королеве бояться какой то безобразной старухи? Лишь теперь, целую жизнь спустя, Серсея покрывалась гусиной кожей, вспоминая ее предсказание. Жанея убежала из шатра с визгом, но Серсея с Меларой остались. Они дали колдунье вкусить их крови и посмеялись над ее глупыми пророчествами. Все они представлялись им сущим вздором. Она все равно будет женой принца Рейегара, что бы там ни говорила старая ведьма. Так обещал ей отец, а слово Тайвина Ланнистера – золото. К концу турнира она перестала смеяться. Не было ни заключительного пира, ни объявления о помолвке, а король и ее отец обменивались холодными взглядами. Когда Эйерис с сыном и всеми своими рыцарями отбыл в Королевскую Гавань, Серсея в слезах, ничего не понимая, бросилась к тетке. «Твой отец предложил королю этот брак, – сказала ей леди Дженна, – но король и слушать не захотел. «Ты самый смышленый из моих слуг, Тайвин, – сказал Эйерис, – но кто же станет женить своего наследника на дочери своего слуги?» Вытри слезы, малютка. Где это видано, чтобы львы плакали? Отец найдет тебе другого мужа, еще лучше Рейегара».
Неправда , тетя. Отец испортил мне жизнь , а теперь Джейме делает то же самое. Вместо Рейегара отец навязал мне Роберта , и предсказание Магги распустилось пышным ядовитым цветком. Если бы я вышла за Рейегара , как предназначили боги , он и не взглянул бы на ту волчицу. Он и теперь был бы нашим королем , а я его королевой и матерью его сыновей.
Серсея так и не простила Роберту его смерти.
Львы вообще не склонны прощать, что скоро узнает на себе сир Брони Черноводный.
БРИЕННА
Хиль Хант настоял, чтобы они взяли головы.
– Тарли выставит их на стене, – заявил он.
– У нас нет дегтя, – возразила Бриенна. – Они сгниют по дороге. Оставьте их здесь. – Ей не хотелось ехать через зеленый сумрак соснового бора с головами убитых ею людей.
Но Хант, не послушав ее, сам отрубил мертвецам головы, связал их вместе за волосы и повесил себе на седло. Бриенна притворялась, будто не замечает их, но порой, особенно ночью, она чувствовала на себе взгляды их мертвых глаз, а однажды ей приснилось, что они перешептываются.
Раздвоенный Коготь провожал их сыростью и холодом. Дождь если не шел, то собирался пойти. Путники никак не могли согреться и с большим трудом отыскивали сухие дрова для костра.
Когда они достигли ворот Девичьего Пруда, их сопровождали полчища мух. Шагвеллу ворона выклевала глаза, Пиг и Тимеон кишели червями. Бриенна и Подрик приспособились ехать в ста ярдах впереди, чтобы не дышать этой мерзостью, сир Хиль делал вид, что утратил обоняние напрочь. «Закопайте их», – уговаривала его Бриенна на каждом ночлеге, но он уперся на своем. Скажет, поди, лорду Рендиллу, что это он убил всех троих, подозревала она, – но рыцарь, к чести своей, ничего такого не сделал.
– Заика оруженосец бросил камень, – поведал он Тарли во дворе замка Моутона. Головы уже передали сержанту, который распорядился почистить их, обмакнуть в деготь и водрузить над воротами. – Остальное – дело рук женщины.
– Все трое? – недоверчиво произнес лорд.
– Она так дралась, что и шестерых бы прикончила.
– А девицу Старк вы нашли? – спросил Тарли Бриенну.
– Нет, милорд.
– Вместо этого вы убили нескольких крыс. Как вам это понравилось?
– Совсем не понравилось, милорд.
– Жаль. Однако вкус крови вы изведали и доказали все, что хотели доказать себе и другим. Пора вам снять эту кольчугу и одеться как подобает. В порту стоят корабли, и один из них должен зайти на Тарт. Я вас посажу на него.
– Благодарю вас, милорд. Не надо.
Лицо лорда Тарли говорило, что ему очень хочется воткнуть ее собственную голову рядом с головами Тимеона, Пига и Шагвелла.
– Вы намерены упорствовать в своем безумии?
– Я намерена найти леди Сансу.
– Я видел, как она дралась с этими Скоморохами, ваша милость, – вставил сир Хиль. – Она сильнее многих мужчин и так проворна, что...
– Это заслуга ее меча, – рявкнул лорд. – Валирийская сталь всегда окажет себя. Сильнее многих мужчин, говорите? Согласен. Не мне отрицать, что это создание – ошибка природы.
Он и ему подобные осудят меня всегда , что бы я ни сделала , решила Бриенна.
– Есть вероятность, милорд, что Сандор Клиган знает что то о судьбе девушки. Если бы я смогла его разыскать...
– Клиган подался в разбойники. Одни говорят, что он состоит в шайке Берика Дондарриона, другие – что нет. Знай я, где они прячутся, я сам бы выпустил им кишки и сжег падаль. Мы вешаем разбойников дюжинами, но главари до сих пор ускользают от нас. Клиган, Дондаррион, а теперь еще и Бессердечная – как вы полагаете найти их, если это даже мне не под силу?
Бриенна не знала, что на это ответить.
– Я могу попытаться, милорд.
– Ну что ж. С грамотой, которая у вас есть, моего позволения вам не требуется, однако я даю вам его. Если вам посчастливится, вы всего лишь сотрете ляжки в седле, если нет, то Клиган может и в живых вас оставить, когда попользуется вами вместе со всей своей шайкой. Приползете обратно на Тарт с песьим подарочком в животе.
Бриенна пропустила это мимо ушей.
– Не скажет ли ваша милость, сколько человек у Пса под началом?
– Шесть, шестьдесят, шестьсот – смотря у кого спрашивать. – Рендиллу Тарли явно надоел этот разговор, и он повернулся, чтобы уйти.
– Если я и мой оруженосец могли бы воспользоваться вашим гостеприимством до...
– Нет. Я не потерплю вас под моим кровом.
– Насколько я понимаю, милорд, – произнес сир Хиль Хант, – это пока еще кров лорда Моутона.
Тарли испепелил его взглядом.
– У Моутона мужества не больше, чем у червя. Не говорите со мной о Моутоне. Я слышал, ваш отец – достойный человек, миледи. Если так, мне его жаль. Одним боги посылают сыновей, другим дочерей. Ни один отец не заслуживает отпрыска наподобие вас. Коли останетесь живы, леди Бриенна, не возвращайтесь в Девичий Пруд, пока городом правлю я.
Слова – это ветер , сказала себе Бриенна. Они не могут ранить. Мне они как с гуся вода. «Воля ваша, милорд», – хотела сказать она, но Тарли не стал дожидаться ее ответа. Она вышла со двора как во сне, не понимая, куда идет.
– Здесь есть гостиницы, – заметил, догнав ее, сир Хиль. Она мотнула головой, не желая с ним разговаривать.
– Помните «Смердящую гуску»?
Ее плащ до сих пор хранил аромат этого заведения.
– А что?
– Ждите меня там завтра в полдень. Моего кузена Алина в числе прочих посылали на поиски Пса. Я с ним поговорю.
– Зачем это вам?
– Если вы добьетесь успеха там, где Алин потерпел крах, я буду его дразнить этим до конца наших дней.
Сир Хиль не солгал – гостиницы в Девичьем Пруду были. Сгоревшие, правда, еще нуждались в восстановлении, а остальные просто ломились от солдат лорда Тарли. За день Бриенна и Подрик объехали все, но нигде не нашли пристанища.
– Сир... миледи, – сказал Подрик на закате дня. – Тут стоят корабли, а на кораблях есть гамаки. Или койки.
Порт кишел людьми лорда Рендилла, как головы Кровавых Скоморохов мухами, но сержант узнал Бриенну и пропустил их. Местные рыбаки кричали, распродавая дневной улов, однако ее занимали суда покрупнее, пришедшие из за Узкого моря. Их в гавани было с полдюжины – правда, один их них, галеон «Дочь Титана», уже отдавал канаты, готовясь уйти с вечерним приливом. Подрик с Бриенной обошли оставшиеся. Хозяин «Белой чайки» принял Бриенну за шлюху и заявил, что его корабль не бордель, а гарпунщик с иббенийского китобоя предложил купить мальчика, но другие встретили их более приветливо. На «Пахаре моря», баркасе, пришедшем из Староместа с заходом в Тирош, Пентос и Синий Дол, она купила Подрику апельсин.
– Отсюда пойдем в Чаячий город, – сказал капитан, – а из него вкруг Перстов к Сестрам и Белой Гавани, если погода позволит. У нас чисто, крыс мало, есть свежее масло и яйца. Желаете плыть на север, миледи?
– Нет. – Не теперь. Это большое искушение , однако... По дороге к следующему причалу Подрик вымолвил:
– Сир... миледи... а вдруг миледи правда домой поехала? Леди Санса то есть.
– Ее дом сожгли.
– Все равно. Там ее боги, а боги не умирают. Да... в отличие от молодых девушек.
– Тимеон был злодей и убийца, но не думаю, что он солгал насчет Пса. Нельзя плыть на север, пока мы не разузнаем все в точности.
Приют они нашли в восточном конце гавани, на борту потрепанной штормами торговой галеи «Мирийка». Во время бури она потеряла мачту и половину команды, а денег на починку не хватало, поэтому хозяин с радостью за несколько медяков сдал постояльцам пустую каюту.
Ночь прошла беспокойно. Сначала Бриенну разбудил дождь, потом ей почудилось, что Дик Пройдоха подкрадывается и хочет убить ее, и она вскочила с ножом в руке. Не сразу вспомнив, что Дик погиб, она кое как уснула опять, и ей приснились убитые ею Скоморохи. Они плясали вокруг нее, насмешничали и щипались, не боясь ударов ее меча. Она изрубила их в лоскуты, а они все не унимались – Шагвелл, Тимеон, Пиг... и Рендилл Тарли тоже, и Варго Хоут, и Рыжий Роннет Коннингтон. Роннет держал в руке розу. Когда он протянул ее Бриенне, она отсекла ему руку.
Проснулась она в поту и остаток ночи пролежала без сна под своим плащом, слушая, как стучит дождь по палубе. Ночь выдалась бурная. Далекие раскаты грома вызывали у Бриенны мысли о браавосийском корабле, отплывшем с вечерним приливом.
Наутро они отправились в «Смердящую гуску». Бриенна разбудила неряху хозяйку, и та подала им жирные колбасы, поджаренный хлеб, вино, кувшин с кипятком и две чистые чаши. Кипятя воду, женщина все время поглядывала на Бриенну и наконец сказала:
– Вы с Диком Пройдохой ушли, я вас помню. Что ж он, надул вас?
– Нет.
– Может, изнасиловал?
– Нет.
– Лошадь у вас увел?
– Нет. Его убили разбойники.
– Разбойники? – Женщина скорее удивилась, нежели расстроилась. – Я всегда думала, что его либо повесят, либо на Стену пошлют.
Они съели хлеб и половину колбас. Подрик пил воду, слегка приправленную вином. Бриенна подлила в вино воды, спрашивая себя, что она, собственно, здесь делает. Хиль Хант не заслуживает звания рыцаря. Его честная мина – всего лишь маска, какие носят скоморохи. Она не нуждается в его помощи, в его защите и в нем самом. Может, он и совсем не придет. Назначенное им свидание – еще одна из его шуток, не больше.
Она уже собиралась уйти, но тут он явился.
– Миледи, Подрик... Боги, вы здесь что то ели? – ужаснулся он, глянув на посуду и стынущие в сале колбасы.
– Это вас не касается, – отрезала Бриенна. – Виделись вы с вашим кузеном? Что он вам рассказал?
– Сандора Клигана в последний раз видели при набеге на Солеварни. Потом он ушел вдоль Трезубца на запад.
– Трезубец велик, – хмуро сказала Бриенна.
– Да, но не думаю, что наш пес отбежал далеко от устья. Вестерос, как видно, ему опостылел – в Солеварнях он хотел сесть на корабль. – Сир Хиль достал из за голенища пергамент и, отодвинув блюдо с колбасами, развернул его на столе. Это оказалась карта. – Пес убивает трех людей своего брата в гостинице на перекрестке дорог, вот здесь, а после налетает на Солеварни, – показывал пальцем сир Хиль. – Похоже, он угодил в западню. Вверху, в Близнецах, Фреи, на юге, за рекой, – Дарри и Харренхолл, на западе Блэквуды дерутся с Бракенами, в Девичьем Пруду – лорд Рендилл. Дорога в Долину завалена снегом, не говоря уж о стерегущих ее горных кланах. Куда псу податься?
– Если он заодно с Дондаррионом...
– Алин уверен, что нет. Люди Дондарриона его тоже ищут. Говорят повсюду, что хотят повесить его за то, что он натворил в Солеварнях. Они, дескать, к этому непричастны. А лорд Рендилл распространяет обратные слухи в надежде настроить простой народ против Берика и его братства. Пока люди укрывают лорда молнию, взять его нет никакой возможности. Есть еще и другая шайка, которую возглавляет Бессердечная, будто бы любовница лорда Берика. Рассказывают, что ее повесили Фреи, но Дондаррион поцелуем вернул ее к жизни, и теперь она, как и он, бессмертна.
– Если Клигана в последний раз видели в Солеварнях, – изучая карту, сказала Бриенна, – то искать его след нужно там.
– Алин говорит, что в Солеварнях не осталось никого, кроме укрывшегося в своем замке старого рыцаря.
– Может быть, но начинать откуда то надо.
– Есть один человек, септон. Он прошел через мои ворота за день до вас. Зовут его Мерибальд. Родился, вырос и прослужил всю жизнь на реке. Завтра он отправляется в свой обход и Солеварен никак не минует. Мы можем поехать с ним.
– Мы? – вскинула взгляд Бриенна.
– Я еду с вами.
– Нет.
– Скажем иначе: я еду с септоном Мерибальдом в Солеварни, а вы с Подриком как хотите.
– Лорд Рендилл снова приказал вам следить за мной?
– Он приказал мне держаться от вас подальше. Лорд Рендилл полагает, что изнасилование шайкой разбойников пошло бы вам только на пользу.
– С чего же вы тогда решили ехать со мной?
– Либо так, либо снова караулить ворота.
– Но если ваш лорд приказал...
– Он больше не мой лорд.
– Вы отказались от своей службы? – изумилась Бриенна.
– Его милость известил меня, что не нуждается более ни в моем мече, ни в моем нахальстве, что, впрочем, означает одно и то же. Отныне я буду вести полную приключений жизнь межевого рыцаря... хотя за Сансу Старк нас, думаю, вознаградят щедро.
Земли и золото – вот что у него на уме.
– Моя цель – спасение девушки, а не продажа. Я дала клятву.
– Но я то, насколько помню, ни в чем не клялся.
– Потому я и не желаю, чтобы вы со мной ехали.
Они отправились в путь на следующее утро, как только солнце взошло.
Странное зрелище они представляли собой: сир Хиль на гнедом скакуне, Бриенна на крупной серой кобыле, Подрик на пегой кляче и пеший септон Мерибальд с посохом, ведущий за собой ослика и большую собаку. Ослик был так навьючен, что Бриенна опасалась за его спину.
– Тут у меня еда для голодных, – объяснил он своим спутникам у ворот Девичьего Пруда. – Семена, орехи, сушеные фрукты, овес, мука, ячменный хлеб, три круга желтого сыра из гостиницы у Шутейных ворот, соленая треска для меня, соленая баранина для Собаки... ну и чистая соль. Еще лук, морковь, репа, два мешка бобов и четыре с ячменным зерном. Еще девять штук апельсинов – у меня, признаться, к ним слабость. Мне дал их один моряк. Боюсь, что до весны других отведать уже не придется.
Мерибальд, септон без септы, согласно церковной иерархии, стоял всего одной ступенью выше нищего брата. Сотни таких же, как он, служителей переходили от деревни к деревне, отправляя священные таинства, скрепляя браки и отпуская грехи. Жителям полагалось кормить септона и давать ему кров, но поскольку они были такие же бедняки, как и он, Мерибальд старался не задерживаться долго на одном месте. Добрые хозяева гостиниц порой разрешали ему переночевать на кухне или в конюшне. Кроме того, он мог рассчитывать на гостеприимство в септриях, острогах и даже в нескольких замках. Когда никакого прибежища поблизости не оказывалось, он устраивался ночевать в лесу или под изгородью.
– У нас на реке много хороших изгородей, – говорил он. – Старые лучше всего. Со столетней живой изгородью ничего не сравнится. Заберешься внутрь и спишь, что в твоей гостинице, а блох там куда как меньше.
Он, не чинясь, признался, что читать писать не умеет, зато знает сотню разных молитв и заучил наизусть целые страницы из Семиконечной Звезды, а деревенским больше ничего и не надо. Морщинистое обветренное лицо септона обрамляла грива седых волос. Высокий, шести футов ростом, он привык клониться вперед на ходу и казался из за этого много ниже. Руки у него были словно дубленые, ногти грязные, а таких больших ног Бриенна в жизни не видела. От ходьбы босиком они ороговели и сделались черными.
– Двадцать лет никакой обуви не носил, – сказал он Бриенне. – В первый год у меня на ногах было больше мозолей, чем пальцев. Наступишь, бывало, на камень, и кровь хлещет, как из свиньи, но я молился, и небесный Сапожник сделал мои подошвы твердыми.
– На небе нет никакого сапожника, – возразил ему Подрик.
– Есть, только ты, наверно, зовешь его другим именем. Скажи, паренек, кого из семи богов ты любишь больше всего?
– Воина, – не задумываясь, выпалил Подрик.
– Отцовский септон в Вечернем Замке всегда говорил нам, что бог один, – сказала Бриенна.
– Един в семи лицах. Вы правы, миледи, но простым людям трудно понять единство Святой Седмицы. Я и сам человек простой, а потому говорю всегда, что богов семеро. Что до Воина, я еще не видывал мальчика, который бы его не любил. А я вот, по своим годам, люблю Кузнеца: Без его трудов Воину и защищать было бы нечего. В каждом городе и в каждом замке есть свой кузнец. Они куют плуги, чтобы землю пахать, гвозди, чтобы корабли строить, подковы для наших верных коней, крепкие мечи нашим лордам. Кузнеца все уважают, потому мы и назвали одного из Семерых в его честь... но он, бог то есть, мог бы называться и Крестьянином, и Рыбаком, и Плотником, и Сапожником. Это все равно, каким он ремеслом занимается. Главное то, что он трудится. Отец правит, Воин сражается, Кузнец работает – вот вместе и получается то, что должен делать мужчина. Кузнец – один из ликов божества, ну а Сапожник – один из ликов самого Кузнеца. Именно он услышал мою молитву и укрепил мои ноги.
– Милость богов велика, – сухо заметил сир Хиль, – но не проще ли обуться, чем беспокоить их?
– Это мне наказание такое положено, босиком ходить. Даже септон может быть грешником, вот и моя плоть слаба. И во мне бродили соки по молодости то лет... а девушкам даже септон кажется принцем, ведь только он один и уходил дальше чем за милю от их деревни. Я им, бывало, читал из Семиконечной Звезды, и Книга Девы лучше всего пронимала. Грешен, грешен я был, пока обувь не сбросил. И вспомнить то стыдно, скольких девиц я лишил невинности.
Бриенне тоже вспомнилось нечто постыдное: лагерь под стенами Хайгардена, где сир Хиль и другие рыцари поставили на кон ее собственную невинность.
– Мы как раз ищем одну девушку, – открылся септону Подрик Пейн. – Благородную девицу тринадцати лет, с золотистыми волосами.
– Я думал, вы разбойников ищете.
– Их тоже, – подтвердил Подрик.
– Другие путники стараются избежать встречи с ними, – заметил Мерибальд, – а вам вот они зачем то понадобились.
– Нам нужен только один, – сказала Бриенна. – Пес.
– Сир Хиль говорил мне. Да хранят вас Семеро, дочь моя. Говорят, за ним тянется след из убитых младенцев и поруганных дев. Бешеный Пес Солеварненский, вот какое прозвище ему дали. Зачем добрым людям встречаться с таким злодеем?
– Возможно, что девушка, о которой говорил Подрик, сейчас у него.
– Вот оно как? Тогда за нее, бедняжку, нужно усердно молиться.
Помолись и за меня , хотелось сказать Бриенне. Попроси Старицу осветить мне своей лампадой путь к леди Сансе , а Воина дать мне силу , чтобы ее защищать. Но все это осталось невысказанным – Хиль Хант, чего доброго, мог услышать ее и посмеяться над ее женской слабостью.
Из за пешего септона и его тяжело нагруженного осла всадники продвигались медленно. На запад они следовали не по большой дороге, которая когда то привела Бриенну и Джейме в разграбленный, заваленный трупами Девичий Пруд. Слегка отклонившись на север, они предпочли ей тропу вдоль берега Крабьей бухты, которая не значилась ни на одной из драгоценных карт сира Хиля. По эту сторону Девичьего Пруда в отличие от мыса Раздвоенный Коготь не было и помину о крутых холмах, черных болотах и сосновых лесах. Здесь под серовато голубым сводом небес простирались песчаные дюны и соленые заводи. Дорога, то и дело пропадая в тростниках и мелких прудах, вновь обнаруживалась милю спустя. Бриенна понимала, что без Мерибальда они бы сразу сбились с пути. Септон постоянно выходил вперед и пробовал зыбкую почву своим посохом. Деревья в этих местах не росли, и путники не видели ничего, кроме моря, песка и неба.
Нельзя было представить себе земли, более отличной от Тарта с его горами, водопадами, высокими лугами и тенистыми долинами, но и в ней была своя красота. В многочисленных медленных ручьях водились лягушки, над бухтой парили крачки, в дюнах слышались голоса птиц перевозчиков. Однажды дорогу им перебежала лисица, и собака Мерибальда ее свирепо облаяла.
Люди им тоже встречались. Одни ютились среди тростниковых зарослей в домишках, слепленных из перемешанного с соломой ила, другие выходили рыбачить в бухту на кожаных челноках, а дома ставили на шатких, врытых в песок деревянных сваях. Многие из них жили вдали от других – скорее всего в одиночку. Чужих людей здесь, как видно, стеснялись, но ближе к полудню собака опять залаяла, и три женщины, выйдя из тростников, вручили Мерибальду корзину с раковинами. Взамен он дал каждой по апельсину, хотя моллюски здесь были дешевле грязи, а заморские плоды стоили дорого. Одна была совсем старая, другая беременная, третья свежая и прелестная, как весенний цветок. Когда Мерибальд отошел исповедать их, сир Хиль с ухмылкой заметил:
– Похоже, боги сопутствуют нам – по крайней мере Дева, Матерь и Старица. – Подрик был поражен, и Бриенне пришлось объяснять ему, что это всего лишь местные жительницы.
Снова тронувшись в путь, она заметила септону:
– Эти люди живут меньше чем в дне езды от Девичьего Пруда, однако война их не тронула.
– Да что с них и взять то, миледи. Все их богатство – ракушки, камешки и кожаные лодчонки, а за оружие сходят ржавые ножи. Они родятся, живут, любят и умирают. Они знают, что правит ими лорд Моутон, но мало кто из них его видел, а Риверран и Королевская Гавань для них только названия.
– Однако богам они молятся, и это, думаю, ваша заслуга. Долго ли вы проповедуете в речных землях?
– Скоро сорок годов минет, – сказал он, и собака гавкнула, подтверждая его слова. – Каждый мой обход начинается в Девичьем Пруду и кончается там же, а занимает полгода, если не больше. Однако я не сказал бы, что хорошо знаю Трезубец. Замки знатных лордов я вижу разве что издали. Путь мой лежит через городки, остроги, деревушки, у которых даже имени нет, через изгороди и холмы, через ручьи, где можно напиться, и пещеры, где можно укрыться. Проселки, которыми пользуется бедный народ, на пергаменте не рисуют, но я их все исходил раз по десять.
Проселками и разбойники охотно пользуются, а пещеры могут служить им укрытием. Бриенну кольнуло подозрение, и она спросила себя, хорошо ли сир Хиль знает этого человека.
– Одиноко вам, должно быть, живется, септон.
– Со мной всегда Семеро, и мой верный слуга, и Собака.
– А имени у вашего пса разве нет? – спросил Подрик.
– Есть, должно быть, да только я не знаю его.
– Как же так? Он ваш, а вы не знаете, как его звать?
– С чего ты взял, что он мой?
Пес сказал свое слово, гавкнув и завиляв хвостом. Он был громадный, не меньше десяти стоунов, косматый, но добродушный.
– Чей же тогда? – настаивал Подрик.
– Свой и божий. Своего имени он мне не назвал, вот я и кличу его Собакой.
В уме Подрика явно не умещалась мысль, что собаку можно звать просто Собакой. Помолчав немного, он сообщил:
– У меня тоже был пес, давно, в детстве. Я его звал Героем.
– А он им был?
– Кем был?
– Героем.
– Н нет. Но все равно хорошая была псина. Он умер.
– Собака охраняет меня в дороге. Ни волк, ни разбойник не смеет тронуть меня, когда он рядом, даже в эти опасные времена. Хотя с волками теперь просто сладу не стало, – помрачнел септон. – Одинокому путнику разумнее всего спать на дереве. За всю свою жизнь я не видел больше дюжины волков разом, а сейчас по Трезубцу рыщет стая, где зверей несколько сотен.
– Вы сами то с ними встречались? – спросил сир Хиль.
– Семеро уберегли меня от такой напасти, но я не раз слышал их по ночам. Кровь в жилах стынет от такого хора. Даже Собаку в дрожь бросает, а он немало волков убил на своем веку. – Септон потрепал Собаку по голове. – Люди вам скажут, что это демоны, а водит их будто бы волчица, исчадие ада, огромная и безмолвная, словно тень. Говорят, что она зубра может повалить в одиночку. Ни силки, ни капканы ее не берут, сталь и огонь не пугают. Она убивает всех волков, которые тщатся ее покрыть, а питается одной только человечиной.
– Добились вы таки своего, септон, – засмеялся сир Хиль. – У бедняги Подрика глаза вот вот из орбит выскочат.
– А вот и нет, – возмутился Подрик. Собака поддержал его лаем.
Ночлег они устроили в дюнах. Бриенна отправила Подрика на берег собрать плавник, но он вернулся с грязными коленками и пустыми руками.
– Теперь отлив, миледи. Вода отошла, там только мокрый песок и лужи.
– Не заходи на отмель, дитя, – предупредил его септон. – Морской песок не любит чужих и может тебя проглотить.
– Ну уж. Обыкновенная грязь.
– Да, пока она не набьется тебе в нос и в рот – тогда эта грязь убивает. – Мерибальд смягчил угрозу улыбкой. – Отряхни коленки, и вот тебе долька от апельсина.
Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Позавтракав соленой треской и апельсиновыми дольками, они тронулись в путь еще до восхода. Позади них лежал розовый небосклон, впереди сиреневый. Собака бежал впереди, обнюхивая тростник и через каждые пару шагов задирая ногу – дорогу он знал, как видно, не хуже, чем Мерибальд. Резкие голоса крачек приветствовали утренний прилив.
Днем они остановились в крохотной деревушке, первой, что попалась им на пути. Над мелким ручьем торчали на сваях восемь домишек. Мужчины вышли в море на лов, но женщины с ребятишками спустились из своих жилищ по веревочным лесенкам и собрались вокруг септона на молитву. Мерибальд, совершив службу, отпустил им грехи и оставил репы, мешок бобов, а также два апельсина, которыми столь дорожил.
– Этой ночью хорошо бы покараулить, друзья мои, – сказал он, когда они ушли из деревни. – Эти люди видели трех недобитков в дюнах, к западу от старой сторожевой башни.
– Всего трое? – улыбнулся сир Хиль. – Для нашей воительницы это пустяк. И к вооруженным людям они вряд ли сунутся.
– Если только не оголодали вконец, – заметил септон. – На соленых болотах есть пища, да только не всякий ее найдет, а эти беглецы ведь не здешние. В случае нападения предоставьте их мне, сир, прошу вас.
– Что же вы будете с ними делать?
– Накормлю их. Предложу исповедаться, чтобы я мог отпустить им грехи. Позову их с нами на Тихий остров.
– Это все равно что предложить им перерезать нам глотки, пока мы спим, – ответил сир Хиль. – У лорда Рендилла против недобитков есть средства получше – сталь и пеньковая веревка.
– Сир миледи, – вмешался Подрик, – а эти недобитки тоже разбойники?
– Более или менее, – сказала Бриенна.
– Скорее менее, чем более, – не согласился с ней Мерибальд. – Разбойники отличаются друг от друга как птицы разных пород. Крылья есть и у перевозчика, и у морского орла, но они – не одно и то же. В песнях разбойники преступают закон, чтобы отомстить злому лорду, но в жизни они больше похожи на вашего кровожадного Пса, чем на лорда молнию. Это дурные люди, движимые жадностью, отравленные злобой. Они плюют на богов и ни о ком не заботятся, кроме себя самих. Недобитки больше достойны жалости, хотя могут быть столь же опасны. Почти все они люди простого звания, никогда и на милю не удалявшиеся от родного дома, пока лорд не повел их на войну. Они маршируют под его знаменами в худой одежонке и обуви, вооруженные порой серпами, мотыгами или палицами – привязал камень ремешками к дубине, вот тебе и оружие. Братья идут рядом с братьями, сыновья – с отцами, друзья – с приятелями. Наслушавшись песен и сказок, они мечтают о чудесах, которые увидят, о славе и о богатстве. Война представляется им самым замечательным приключением, которое им довелось испытать на своем веку.
А потом они вступают в бой.
Одним довольно одной битвы, чтобы сломаться, другие держатся годами, потеряв этим битвам счет, – но даже тот, кто пережил сто сражений, может дрогнуть в сто первом. Брат видит смерть брата, отцы теряют своих сыновей, друзья на глазах у друзей зажимают руками вспоротые животы.
Возглавлявший их лорд падает, другой лорд кричит, что отныне они переходят к нему. Кто то вдобавок к плохо залеченной ране получает еще одну. Они никогда не едят досыта, сапоги у них разваливаются после долгого перехода, одежда изорвалась и сопрела, половина из них от плохой воды гадит прямо в штаны.
Новые сапоги, теплый плащ, ржавый полушлем снимают с убитых, а потом начинают грабить живых, таких же бедняков, на чьих землях идет война. Режут овец, забирают кур, а от таких дел до увода дочерей всего один шаг. Однажды такой вояка оглядывается по сторонам и видит, что его друзей и родных больше нет и он воюет среди чужих, под знаменем, плохо ему знакомым. Он не знает, где он и как попасть обратно домой, а лорд, за которого он сражается, не знает его по имени, однако приказывает ему стоять насмерть со своим копьем, серпом или мотыгой. Потом на него обрушиваются рыцари с закрытыми сталью лицами, и гром их атаки заполняет собой весь мир...
Тогда человек ломается. Он бежит или уползает с поля, скользя между мертвыми телами, он скрывается и ищет убежища. О доме он уже и думать забыл, а короли, лорды и боги значат для него меньше, чем кусок тухлого мяса или бурдюк с кислым вином, которые помогут ему протянуть еще день и заглушить страх. Так он и живет, недобиток, – со дня на день, от одного куска до другого, как зверь, а не как человек. Я не спорю с леди Бриенной – в такие времена путнику следует остерегаться беглых латников... но и пожалеть их тоже не худо.
За речью Мерибальда последовала глубокая тишина. Бриенна слышала шепот ветра в ивах и далекий голос гагары. Слышала дыхание Собаки, бегущего рядом с ослом и септоном.
– Сколько же лет было вам, – прервала она затянувшееся молчание, – когда вы отправились на войну?
– Не больше, чем вашему пареньку. Маловато для воина, но я не хотел отставать от братьев. Биллем назначил меня своим оруженосцем, хотя был, конечно, не рыцарем, а поваренком, и оружием ему служил уворованный там же на кухне нож. Он умер на Ступенях от лихорадки, так и не пустив свой клинок в дело, как и другой мой брат, Робин. Оуэну разнесли голову палицей, а его друга Рябого Джона повесили за насилие над женщиной.
– Война Девятигрошовых Королей? – спросил сир Хиль.
– Так ее называли, хотя я сам ни одного короля не видел и ни грошика не заработал. Но война была. Это точно.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Вторник, 17 Дек 2013, 01:14 | Сообщение # 28 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЭМВЕЛ
Сэм, покачиваясь с носка на пятку, смотрел в окно, где солнце закатывалось за остроконечные крыши. Опять напился небось или девчонку себе нашел. Хоть ругайся, хоть плачь. Дареон его брат по Дозору. Когда он поет, лучшего и желать невозможно, но если попросить его о чем то еще...
Серые пальцы тумана уже ползли по стенам домов у канала.
– Он обещал вернуться, ты сама слышала, – сказал Сэм. Лилли взглянула на него опухшими красными глазами сквозь завесу спутанных, немытых волос, словно боязливый зверек из за куста. Они давно уже не зажигали огня, но она все жалась к очагу, словно надеялась найти в холодной золе остатки тепла.
– Ему тут не нравится, – тихо, боясь разбудить ребенка, сказала она. – У нас грустно, вот он и уходит туда, где много вина и улыбок.
Да уж. Вина всюду много, только не здесь. Гостиниц, кабаков и веселых домов в Браавосе хоть отбавляй. Если Дареон предпочитает огонь и чашу вина обществу плачущей женщины, трусливого толстяка и хворого старца, кто упрекнет его в этом? Один только Сэм. Он обещал, что вернется до сумерек, обещал принести вина и еды.
Сэм снова взглянул в окно, надеясь вопреки всякой надежде увидеть спешащего к дому певца. Ночь опускалась на город тайн, струилась по переулкам, текла по каналам. Скоро добрые горожане закроют ставнями окна и запрут двери. Ночь – время наемных убийц и продажных женщин, новых друзей Дареона. Последнее время певец только про них и толкует. Сочиняет песню об одной куртизанке по имени Лунная Тень – она, мол, услышала его пение у Лунного пруда и наградила его поцелуем. «Ты бы лучше серебро с нее взял, – ответил на это Сэм. – Нам деньги нужны, а не поцелуи». А Дареон ему с улыбкой: «Иногда поцелуй стоит дороже золота, Смертоносный».
Из за этого Сэм тоже сердился. Не о распутных женщинах надлежит Дареону складывать песни, а о Стене и подвигах Ночного Дозора. Джон надеется, что такие песни привлекут молодежь в черное братство. А у певца на уме одно – золотые поцелуи, косы из серебра и алые губки. Кто же захочет надеть черное, слушая про алые губки?
К тому же дитя от музыки просыпается и начинает кричать, Дареон орет на него, Лилли принимается плакать – в итоге певец убегает и не возвращается несколько дней. «Руки чешутся врезать ей за это вытье, – жалуется он, – и спать она мне не дает».
Ты бы тоже плакал , если бы потерял сына , чуть не сказал ему Сэм. Нельзя винить Лилли за ее горе. Вместо нее Сэм винил Джона Сноу. Давно ли его сердце сделалось каменным? Однажды, когда Лилли спустилась за водой на канал, Сэм задал этот вопрос Эйемону. «Когда ты сделал его лордом командующим», – ответил старик.
Даже теперь, в этой холодной комнате под нависшей кровлей, Сэму не хотелось верить в то, что Джон в самом деле так поступил. Но это, должно быть, правда – с чего бы еще Лилли так горевать? Спросить бы у нее попросту, чей ребенок у нее на руках, но для этого Сэму недоставало отваги. Он боялся услышать ответ. Я все таки трус , Джон. Мои страхи сопровождают меня , куда бы я ни отправился.
Над крышами Браавоса точно гром прокатился – это Титан на той стороне лагуны объявил о наступлении ночи. Ребенок тут же проснулся, завопил и разбудил Эйемона. Лилли дала мальчику грудь. А старик, заворочавшись на своей узкой койке, сказал:
– Эг? Почему так темно?
Потому что ты слеп. После их прибытия в Браавос разум Эйемона стал слабеть с каждым днем. Мейстер забывает, где он находится, и бормочет бессмыслицу про своего отца или брата. Ему сто два года, напоминал себе Сэм, – но ведь в Черном Замке мейстер всегда мыслил ясно, несмотря на глубокую старость.
– Это я, Сэмвел Тарли, – в который раз повторил Сэм. – Ваш стюард.
– Сэм. – Старик моргнул, облизнул губы. – Да, верно. Мы в Браавосе. Прости меня, Сэм. Уже утро?
– Нет. – Сэм потрогал его лоб, холодный и липкий. Старик дышал тихо, но с трудом. – Теперь ночь, мейстер. Вы спали.
– Какая долгая ночь... и как холодно.
– Топить нечем, а хозяин больше в долг не дает. – Они уже в четвертый или пятый раз вели тот же разговор. Лучше бы я дров купил , каждый раз корил себя Сэм. Он бы по крайней мере лежал в тепле.
Их последнее серебро он истратил на целителя из Дома Красных Рук – высокого, бедного, в одеянии, расшитом красными и белыми узорами. Денег хватило всего на полфляги сонного вина. «Это облегчит его кончину, – сказал целитель, а на вопрос Сэма, нельзя ли сделать что то еще, ответил: – У меня есть мази, настойки, микстуры, яды. Я мог бы пустить ему кровь, дать слабительное, поставить пиявки, да только зачем? Пиявками молодость не вернешь. Он стар, и в легких у него сидит смерть. Давай ему это питье, и пусть спит подольше».
Сэм так и делал и днем, и ночью, но сейчас старик что то разошелся и порывался сесть.
– Надо идти вниз, в гавань.
Снова он за свое.
– Вы слишком слабы, чтобы идти. – Простуда, подхваченная Эйемоном в море, терзала его хилую грудь. К приходу в Браавос он так ослабел, что с корабля его вынесли на руках. Тогда их мешок с серебром был еще полон, и Дареон в гостинице потребовал самую большую кровать. Им дали такую, что восьмерым впору, и плату взяли тоже за восьмерых. – Мы пойдем туда завтра, – пообещал Сэм, – и найдем корабль, который отправляется в Старомест. – В браавосском порту жизнь кипела даже осенью. Будь Эйемон здоров, им не составило бы труда найти подходящее судно. Заплатить за проезд было бы потруднее... разве что дождаться корабля из Семи Королевств. Кого то из староместских купцов, имеющего родственников в Ночном Дозоре. Должен же кто то еще уважать людей, охраняющих Стену.
– Старомест, – вздохнул мейстер. – Я видел его во сне, Сэм. Как будто я снова молод, а со мной мой брат Эг и тот большой рыцарь, которому он служил. Мы выпивали в старой гостинице, где делают такой крепкий сидр. – Он опять попытался привстать, но тут же рухнул обратно. – Гавань. Там мы найдем ответ на вопрос о драконах. Мне нужно знать.
Тебе нужен сытый живот и жаркий огонь в очаге , думал Сэм.
– Кушать хотите, мейстер? У нас осталось немного хлеба и сыра.
– Не сейчас, Сэм. Потом. Когда окрепну немного.
– Как же вы окрепнете, если не будете есть? – В море после Скагоса они все почти ничего не ели. Осенние штормы гнались за ними по всему Узкому морю. Иногда они налетали с юга, чреватые громом, молнией и дождем, иногда приходили с севера, и свирепый ветер пронизывал человека насквозь. Однажды утром Сэм увидел, что весь корабль покрыт льдом и сверкает, как жемчуг. Капитан велел срубить мачту и закрепить на палубе. Дальше они двигались на одних только веслах. Пока вдали не показался Титан, еда никому не шла в горло.
На берегу, однако, Сэм ощутил волчий голод. То же самое было с Дареоном и Лилли. Даже младенец стал сосать намного усерднее, а вот Эйемон...
– Хлеб, правда, черствый, но я могу выпросить на кухне подливки, – уговаривал его Сэм. Хозяин – человек жесткий и подозрительно относится к одетым в черное иноземцам, но его повар куда добрее.
– Нет, не надо. Вот разве глоток вина...
Вино обещал купить Дареон на деньги, которые соберет своим пением.
– Вино будет чуть позже, – сказал мейстеру Сэм. – Есть вода, но не слишком хорошая. – Хорошая вода здесь текла по большому кирпичному акведуку. Богачам она поступала по трубам прямо в дома, бедные черпали ее ведрами из публичных фонтанов. Сэм послал туда Лилли, забыв, что она всю жизнь провела в Замке Крастера и даже в торговых городках никогда не бывала. Каменный лабиринт островов и каналов, где не росло ни травы, ни деревьев, а люди заговаривали с ней на непонятном наречии, перепугал ее так, что она сразу же заблудилась. Сэм нашел ее плачущей у каменных стоп какого то давнишнего морского начальника. – Воду мы берем из канала, – объяснил Сэм, – но повар ее кипятит. Есть еще сонное вино, если хотите.
– На сегодня я уже выспался. Дай мне воды, будь так добр. Это ничего, что она из канала.
Сэм помог старику сесть и поднес чашку к его пересохшим губам, но половина воды все равно пролилась на грудь.
– Довольно, – закашлявшись, сказал Эйемон после пары глотков. – Смотри, как ты меня выкупал. – Старика пробирала дрожь. – Почему здесь так холодно?
– У нас больше нет дров. – Дареон уплатил хозяину двойную цену за комнату с очагом, но они понятия не имели, как дороги здесь дрова. Деревья здесь встречаются только в садах вельмож, а сосны на островах в лагуне браавосийцы не рубят, поскольку те заслоняют город от морских бурь. Топливо привозят на баржах вверх по рекам и переправляют через лагуну. Даже навоз здесь в цене, ведь лошадей в городе куда меньше, чем лодок. Путешественникам поневоле пришлось столкнуться с этим, застряв в Браавосе и не имея возможности плыть дальше с больным мейстером на руках. Сэм был уверен, что еще один морской переход убьет старика.
Эйемон ощупью нашел руку Сэма на одеяле.
– Мы должны пойти в гавань, Сэм.
– Когда вы поправитесь. – Эйемон не вынесет брызг и ветра с моря, а Браавос весь стоит на воде. К северу отсюда расположена Пурпурная гавань, где под куполами и башнями Морского Дворца стоят торговцы из Браавоса. На западе, в Мусорной Заводи, причаливают корабли из других Вольных Городов, из Вестероса, Иббена и сказочных восточных земель. Есть много пристаней и помимо них – для рыбаков, ловцов креветок и крабов, приходящих с илистых отмелей и рек. – Сейчас это вам не по силам.
– Тогда ступай один, – настаивал Эйемон, – и приведи ко мне того, кто видел драконов.
– Я? Да ведь это сказки, мейстер. Матросские байки. – Дареон тоже хорош – собирает всякий вздор по кабакам и тащит сюда. Он и про драконов рассказывал среди всего прочего, но запомнил эту историю плохо, будучи в сильном подпитии. – А может, Дареон сам все выдумал, как это водится у певцов.
– Возможно, но даже в песне, вымышленной с начала и до конца, должно быть зернышко правды. Вылущи для меня это зернышко, Сэм.
– Я не знаю, кого спрашивать и о чем. По валирийски я говорю плохо, а на браавосском и половины не понимаю. Зато вы знаете языки, и как только вам станет лучше...
– Когда же это мне станет лучше, Сэм?
– Скоро, надо только отдыхать и побольше есть. Вот придем в Старомест...
– Я больше не увижу его. Теперь я знаю. – Старик чуть сильнее сжал руку Сэма. – Скоро я встречусь со своими братьями. С одними я связан кровью, с другими обетами, но они мои братья все до единого. И отец... он никогда не думал, что престол перейдет к нему, но случилось именно так. Он говорил, что это кара, постигшая его за удар, которым он неумышленно сразил своего брата. Я молюсь, чтобы после смерти он обрел покой, которого никогда не знал в жизни. Септоны говорят, что мы, сбросив земное бремя, отправляемся в дивный край, где царят смех и любовь, где всего вдосталь... но что, если за стеной, называемой смертью, нет ничего, кроме боли, мрака и холода?
Ему страшно, понял Сэм.
– Не надо думать о смерти. Вы больны, но скоро поправитесь.
– Не в этот раз, Сэм. Ночью, во сне, человек задает вопросы, которые не осмеливается задать днем. Для меня из всех вопросов остался только один: почему боги, отняв у меня зрение и силы, дали мне такую долгую жизнь? Для чего им понадобился на земле никчемный старик? – Сэм видел, как дрожат его покрытые пятнами руки. – Я помню, Сэм. Я все еще помню.
– Что вы помните?
– Драконов... горе и славу нашего дома.
– Последний дракон умер до того, как вы родились. Как же вы можете помнить их?
– Я вижу их во сне, Сэм. Вижу красную звезду, каплю крови на небе. Красный цвет еще живет в моей памяти. Я вижу их тени на снегу, слышу треск кожистых крыльев, чувствую их горячее дыхание. Моим братьям тоже снились драконы, и эти сны убивали их одного за другим. Полузабытое пророчество вот вот исполнится, Сэм. Либо нас ждут чудеса и ужасы, которые никто из живых не в силах постичь, либо...
– Либо что?
– Либо я просто умирающий старик, который бредит в горячке, – усмехнулся мейстер. Белые глаза устало закрылись и открылись опять. – Не надо было мне оставлять Стену. Лорду Сноу этого знать не дано, но я то должен был знать. Огонь пожирает, а холод хранит. Стена... но теперь уж поздно возвращаться назад, слишком поздно. Неведомый ждет за дверью, и нельзя отослать его прочь. Ты верно служил мне, стюард, послужи еще раз, напоследок. Ступай в гавань, Сэм, и разузнай все, что сможешь... о драконах...
Сэм высвободил руку из холодных пальцев старика.
– Хорошо... я пойду, если вы так хотите. Я только... – Нельзя отказывать мейстеру , думал он. Заодно и Дареона поищу там , возле Мусорной Заводи. Да. Найду его , и мы вместе пойдем к причалам , а потом купим еды , и вина , и дров. Разведем огонь , состряпаем что нибудь горячее... Сэм встал. – Все, я пошел. С вами останется Лилли. Запри за мной дверь, хорошо? – Неведомый ждет за дверью...
Лилли, с ребенком на руках и полными слез глазами, кивнула. Сейчас опять расплачется, не иначе. Сэм не мог больше выносить ее слез. Его меч висел на стене рядом со старым надтреснутым рогом, который подарил ему Джон. Сэм подпоясался, завернулся в свой черный шерстяной плащ и спустился по деревянной скрипучей лестнице. Одна дверь гостиницы выходила на улицу, другая – на канал. Сэм вышел в первую, чтобы не проходить через общую залу и не видеть кислой мины, которой хозяин встречал неугодных ему постояльцев.
Ночь была холодная, но далеко не столь туманная, как многие до нее. И на том спасибо. Туман в Браавосе порой сгущается так, что человек собственных ног не видит. Однажды Сэм из за этого чуть в канал не свалился.
Мальчиком, читая историю Браавоса, он мечтал побывать здесь. Мечтал увидеть, как встает из моря грозный Титан, покататься на узкой лодке мимо дворцов и храмов, увидеть водяных плясунов, сверкающих клинками при свете звезд. Теперь, когда эта мечта сбылась, ему не терпелось уехать отсюда.
Подняв капюшон, он зашагал по булыжнику к Мусорной Заводи. Пояс с мечом сползал, и Сэм то и дело подтягивал его на ходу. Во избежание опасных встреч он выбирал самые узкие и темные улицы, но каждый бродячий кот заставлял его вздрагивать... а кошек в Браавосе полным полно. Надо найти Дареона. Вдвоем они как нибудь разберутся, что делать дальше. Мейстера покинули силы, Лилли убита горем и ничего не соображает, но Дареон – брат Ночного Дозора. Не нужно думать о нем плохо – может, он не возвращается потому, что обижен на Сэма. Или лежит зарезанный где нибудь в переулке, или плавает лицом вниз в одном из каналов. Ночью по городу расхаживают убийцы брави в разноцветных одеждах, ища работу для своих тонких клинков. Они начинают драку по любому поводу или вовсе без повода, а Дареон вспыльчив и остер на язык, особенно когда выпьет. Однако, хоть он и поет о великих битвах, это еще не делает его воином.
Лучшие в городе гостиницы и питейные заведения располагались вокруг Пурпурной гавани и Лунного пруда, но Дареон предпочитал Мусорную, где на общем языке говорило больше народу. Сэм начал свои розыски с «Зеленого угря», «Черного лодочника» и «У Морогго», где Дареон уже пел раньше. Там он певца не нашел. У «Дома тумана» дожидались клиентов змеи лодки. Сэм попытался расспросить лодочников, не видел ли кто певца, одетого в черное, но они не понимали его валирийского – или не хотели понять. Он заглянул в грязный подвальчик под второй аркой моста Наббо, где едва помещались десять человек, но Дареона и там не было. Сэм попытал счастья в «Изгоях», «Семи лампадах», в борделе под названием «Кошкин дом» – там он встретил странные взгляды, но помощи не обрел.
Выходя, он чуть не столкнулся под красным фонарем заведения с двумя молодыми людьми – темноволосым и белокурым. Темный сказал что то по браавосски.
– Извините, не понимаю, – ответил Сэм, пятясь от них. В Семи Королевствах знать носит бархат и цветные шелка, а простой народ – бурую домотканую шерсть и холстину. В Браавосе все наоборот. Наемные убийцы щеголяют словно павлины, а знать ходит в сером, лиловом, темно синем и черном.
– Мой друг Терро говорит, что на тебя смотреть противно, такой ты жирный, – пояснил на общем языке светловолосый в камзоле, сшитом наполовину из зеленого бархата, наполовину из серебряной парчи. – А твой меч так дребезжит, что у моего друга болит голова. – Другой, этот самый Терро, одетый в винно красный камзол и желтый плащ, добавил что то на браавосском. – Еще Терро говорит, что ты одет не по званию. Разве ты лорд, чтобы носить черное?
Сэму хотелось убежать, но он боялся запутаться в собственном поясе. Главное, меч не трогать. Такие, как эти двое, малейшее прикосновение к рукояти воспринимают как вызов. Надо найти какие то слова, чтобы их успокоить.
– Нет, – только и пришло ему в голову, – не лорд.
– Конечно, не лорд, – сказал чей то детский голос. – Он из Ночного Дозора. Из Вестероса. – На свет, толкая перед собой тачку с раковинами, вышла девочка – тощенькая, в больших сапогах, с копной грязных волос. – Там, в «Счастливом порту», есть еще один такой же – он поет для Морячки. Если они спросят, кто самая прекрасная женщина на свете, говори, что Соловушка, – посоветовала она Сэму, – не то они тебя вызовут. Может, мидий у меня купишь? Устрицы я все продала.
– У меня денег нет, – сказал Сэм.
– Ишь ты, денег нет, – засмеялся белокурый. Темный опять произнес что то по браавосски, и светлый перевел: – Мой друг Терро замерз. Будь так добр, толстячок, отдай ему свой плащ.
– Не вздумай, – снова вмешалась девочка. – Потом они попросят тебя снять сапоги, и скоро ты останешься голый.
– Котят, которые мяукают чересчур громко, топят в канале, – предупредил белокурый.
– Котята царапаются. – В ее левой руке вдруг появился нож, тонкий, как и она сама. Терро сказал что то своему другу, и они ушли, пересмеиваясь.
– Спасибо, – сказал Сэм. Девочка спрятала нож.
– Если ты ночью ходишь с мечом, значит, тебя можно вызвать. Может, ты сам хотел с ними подраться?
– Нет. – Это вышло у Сэма так визгливо, что он поморщился.
– Ты правда из Ночного Дозора? Никогда еще не видела таких черных братьев, как ты. Если хочешь, можешь забрать у меня остатки. Покупателей все равно не будет – темно уже. К Стене собираешься ехать?
– Нет, в Старомест. – Сэм взял запеченную в золе раковину, раскрыл ее и жадно проглотил содержимое. – Тут мы проездом. – Мясо моллюска ему понравилось, и он съел еще одного.
– Безоружных брави никогда не задевают, даже такие верблюжьи какашки, как Терро и Орбело.
– Ты кто?
– Никто. – От нее пахло рыбой. – Раньше была кем то, а теперь стала никем. Можешь звать меня Кошкой Кет, если хочешь. А ты кто?
– Сэмвел из дома Тарли. Ты хорошо говоришь на общем.
– Мой отец был мастером над гребцами на «Нимерии». Как то он сказал на улице, что моя мать красивее, чем Соловей, и его убили за это. Не эти верблюжьи какашки, а настоящий браво. Когда нибудь я горло ему перережу. Капитан не оставил меня на борту, ссадил на берег, а Бруско принял к себе. Теперь я хожу с его тачкой. А ты на какой корабль хочешь сесть?
– Мы оплатили проезд на «Леди Ашеноре».
– Она ушла давно, – подозрительно прищурилась девочка. – Ты что ж, не знал?
Знал, преотлично знал. Они с Дареоном стояли на пристани, глядя, как поднимаются и опускаются весла «Ашеноры», идущей мимо «Титана» в открытое море. «Ну, вот и все», – сказал тогда Дареон. Будь Сэм посмелее, он столкнул бы его в воду. Когда он хочет соблазнить какую нибудь девчонку, у него с языка мед струится, а задержаться в Браавосе капитана уговаривал один только Сэм. «Я и так уж три дня дожидаюсь вашего старикана, – отрезал тот. – Мои трюмы полны до отказа, а люди уже полюбились с женами на прощание. «Ашенора» уйдет с первым приливом, будете вы на борту или нет».
«Прошу вас, – молил его Сэм. – Еще несколько дней, о большем я не прошу. Когда мейстер Эйемон окрепнет...»
«Окрепнет он, как же. – Минувшей ночью капитан сам зашел к ним в гостиницу, чтобы взглянуть на Эйемона. – Он совсем плох, и я не хочу, чтобы он помер на моем корабле. Оставайтесь с ним или бросьте его, мне дела нет. Я отчаливаю». Что еще хуже, он отказался вернуть деньги, которые получил за проезд. «Вы взяли лучшую каюту, и она ждет вас. Если вам не угодно ее занять, я тут ни при чем. С какой стати я должен нести убытки?»
Теперь мы могли быть уже в Синем Доле , с грустью подумал Сэм, а с попутным ветром и до Пентоса бы дошли.
Но что пользы рассказывать все это девочке с тачкой?
– Ты говорила, что видела певца...
– В «Счастливом порту». Он на Морячке хочет жениться.
– Жениться?
– Ага. Она спит только с теми, кто на ней женится.
– Где он, этот «Счастливый порт»?
– Напротив «Корабля скоморохов». Могу показать.
– Я знаю дорогу. – Вывеску «Корабля скоморохов» Сэм уже видел раньше. – Мне надо бежать. – Нельзя Дареону жениться! Он присягу давал.
Сэм припустил по скользким булыжникам. Он отдувался, черный плащ хлопал у него за спиной. На бегу он придерживал пояс. Встречные поглядывали на него с любопытством, бродячий кот с шипением отскочил.
Как только он, красный и запыхавшийся, вошел в «Счастливый порт», на шее у него повисла одноглазая женщина.
– Не надо, – сказал ей Сэм. – Я не затем пришел. – Она ответила что то на браавосском. – Я не знаю вашего языка, – сказал Сэм по валирийски. Он обвел взглядом таверну, где горели свечи и трещал огонь в очаге. Кто то пиликал на скрипке, две девушки, взявшись за руки, плясали вокруг красного жреца. Одноглазая прильнула к Сэму всей грудью. – Прошу вас, не надо.
– Сэм! – воскликнул знакомый голос. – Пусти его, Уна, – это Сэм Смертоносный, мой брат по Дозору!
Одноглазая отлепилась, продолжая держать Сэма за руку.
– Я готова умереть от его удара, – вызвалась одна из плясуний.
– Как по твоему, он даст мне потрогать свой меч? – спросила другая. На стене была нарисована пурпурная галея, команду которой составляли женщины – нагие, но в высоких морских сапогах. В углу похрапывал тирошийский матрос с пышной алой бородой. Пожилая грудастая женщина играла в плашки с чернокожим уроженцем Летних островов в наряде из черных и красных перьев. Посреди комнаты восседал Дареон, держа на коленях девицу, одетую в его черный плащ.
– Смертоносный, – пьяным голосом продолжал певец, – познакомься с моей леди женой. Женщины тают, как масло, когда я пою, и я тоже не устоял. – Он чмокнул девицу в нос. – Поцелуй Смертоносного, жена, он мой брат. – Девушка поднялась, и Сэм увидел, что под плащом на ней нет ничего. – Не вздумай соблазнить мою жену, Смертоносный, – засмеялся Дареон, – зато из ее сестричек можешь выбрать любую. Полагаю, что денег у меня хватит.
Денег, на которые ему полагалось купить еды – и дров, чтобы согреть мейстера Эйемона.
– Что ты наделал? Ты не вправе жениться. Ты, как и я, дал присягу. Тебе за это могут голову отрубить.
– Мы поженились только на одну ночь, Смертоносный. За это даже в Вестеросе головы не лишают. Ты разве сам не ходил в Кротовый городок поискать зарытых сокровищ?
– Нет, – покраснел Сэм. – Я никогда бы...
– А как же твоя одичалая? С ней то ты точно переспал раз другой. Столько ночей в лесу, под одним плащом... не верю я, что у вас ничего не было. Садись, Смертоносный. Выпей вина, возьми себе женщину.
Сэм не воспользовался его предложением.
– Ты обещал вернуться до сумерек. Принести вина и еды.
– Ты так и убил Иного? Запилил его до смерти? У меня на то жена есть. Не хочешь выпить за молодых, так убирайся.
– Пойдем со мной. Мейстер Эйемон очнулся, и ему не дают покоя драконы. Он толкует о кровавых звездах и тенях на снегу. Может, ему легче станет, если мы раздобудем какие то сведения. Помоги мне.
– Только не в свадебную ночь. Завтра. – Дареон встал и повел новобрачную к лестнице.
Сэм встал у него на пути.
– Ты обещал, Дареон. Ты дал присягу, и это сделало тебя моим братом.
– В Вестеросе. По твоему, это Вестерос?
– Мейстер Эйемон...
– ...умирает. Тот узорный лекарь, на которого ты извел все наше серебро, именно так и сказал. – Рот певца сжался в твердую линию. – Бери девку или проваливай, Сэм. Не порти мне свадьбу.
– Я уйду только вместе с тобой.
– Ну нет. С вами мне больше не по пути. Я отрекаюсь от черного. – Дареон сорвал с девушки плащ и швырнул его Сэму в лицо. – На, укрой старика – может, согреется малость. Мне эта ветошь теперь ни к чему, я скоро в бархате ходить стану. На будущий год оденусь в меха и буду есть...
Рука Сэма, неожиданно для него самого, сжалась в кулак и двинула певца по губам. Дареон выругался, его голая жена завизжала, а Сэм навалился на певца и пригвоздил его к столу. Они были примерно одного роста, но Сэм весил вдвое больше, а злость, столь несвойственная его натуре, вытеснила из него всякий страх. Он еще раз ударил Дареона в лицо, двинул в живот и принялся молотить по плечам. Тот вцепился ему в запястья, но Сэм боднул его головой и разбил губу. Певец отпустил его руки и заплатил за это расквашенным носом. В таверне слышались мужской смех и женская ругань. Противники копошились, словно две завязшие в меду черные мухи. Кто то оттащил Сэма прочь. Он и его ударил, но тот треснул его по голове чем то тяжелым.
Вылетев из таверны в туман головой вперед, Сэм увидел под собой черную воду. Еще миг, и канал рванулся ему навстречу.
Сэм пошел ко дну камнем, большим валуном. Вода – темная, холодная, соленая – заливала глаза и нос. Когда он открыл рот, чтобы позвать на помощь, она и туда набралась. Молотя ногами, Сэм пускал пузыри. Плыви , приказал он себе. Плыви. Соль щипала глаза, слепила. Он выскочил на поверхность, глотнул воздуху, попытался ухватиться за скользкую стену канала и снова ушел под воду.
Холод, пропитав одежду, добрался до самой кожи. Пояс соскользнул и опутал лодыжки. Все , тону , подумал в панике Сэм. Это конец. Попытавшись всплыть еще раз, он стукнулся носом о дно. Что то вроде угря скользнуло меж его пальцев. Нет, сдаваться нельзя! Мейстер Эйемон умрет без него, и у Лилли совсем никого не останется. Он должен выплыть, должен...
Что то, громко плеснув, охватило кольцом его грудь. Это угорь , огромный угорь , сейчас он утянет меня вниз... Боги праведные , я тону , тону...
Очнувшись, он увидел, что лежит на спине, а чернокожий с Летних островов лупит его по животу кулачищами. Хватит, больно же, хотел крикнуть Сэм, но вместо слов изрыгнул воду. Его била дрожь. Черный опять двинул его в живот, и из носа брызнула фонтаном вода.
– Хватит, – выдавил Сэм и добавил: – Я жив. Жив.
– Да. – Спаситель склонился над ним – огромный, черный и мокрый. – Ты должен Ксондо много перьев. Вода загубила красивый плащ Ксондо. – Теперь уже и Сэм видел, что плащ испорчен вконец.
– Я не хотел...
– Ксондо видел. Зачем так барахтался? Толстый вода сама держит. – Он сгреб Сэма за грудки и поставил на ноги. – Ксондо помощник на «Пряном ветре». Много языков говорит. Ксондо смешно, как ты бил певца. – На черном лице сверкнула широкая белая улыбка. – Ксондо знает все про драконов.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Вторник, 17 Дек 2013, 01:25 | Сообщение # 29 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
– Как тебе до сих пор не надоест носить эту кошмарную бороду? Ты с ней вылитый Роберт. – Сестра сменила траур на ярко зеленое платье с рукавами из серебристого мирийского кружева. На золотой цепочке вокруг ее шеи висел изумруд с голубиное яйцо.
– У Роберта борода была черная, а моя из чистого золота.
– С изрядной примесью серебра. – Серсея ловко вырвала у него седой волос. – Линяешь ты, братец. Становишься бледным подобием себя прежнего. Вернее сказать, бескровным – благодаря своим белым одеждам. – Она дунула на волос, и тот улетел. – В багрянце и золоте ты мне нравишься куда больше.
А ты мне нравишься в лучах солнца , с каплями воды на обнаженном теле , мысленно ответил ей Джейме. Поцеловать бы ее, отнести на руках в спальню, бросить на ложе... она спала с Ланселем , с Осмундом Кеттлблэком , а может , и с Лунатиком...
– Давай заключим сделку. Ты освободишь меня от этого долга, а я вручу тебе бритву.
Серсея сжала губы в тонкую линию. Она пила подогретое вино со специями, и от нее пахло мускатным орехом.
– Хочешь поторговаться со мной? Напомнить тебе о твоем обете повиновения?
– Я дал обет защищать короля, и мой долг – находиться с ним рядом.
– Твой долг быть там, куда он тебя пошлет.
– Томмен прикладывает печать ко всему, что ты ему подсовываешь. Эта сумасшедшая затея целиком твоя. Зачем было назначать Давена Хранителем Запада, если ты ему ни на грош не веришь?
Серсея сидела у окна, и позади нее Джейме видел сгоревший остов Башни Десницы.
– В чем причина ваших колебаний, сир? Мужество покинуло вас заодно с правой рукой?
– Я дал клятву леди Старк никогда более не поднимать оружия против Старков и Талли.
– Ты дал эту клятву под угрозой меча.
– Как я смогу защитить Томмена, если меня здесь не будет?
– Победив его врагов. Отец говорил, что скорый удар меча защищает надежней любого щита. Согласна, что без руки махать мечом трудновато, но лев, даже увечный, способен внушать страх. Мне нужен Риверран, а Бриндена Талли я хочу видеть закованным или мертвым. В Харренхолле тоже следует навести порядок. Мне срочно требуется Вилис Мандерли, если он еще жив и в плену, а гарнизон не отвечает ни на одно из моих посланий.
– Там сидят люди Григора, – напомнил Джейме, – а Гора подбирал себе бойцов за жестокость и тупость. Твоих воронов, вероятней всего, они слопали вместе с письмами.
– Потому я и посылаю тебя в те края. Надеюсь, что тобой то, братец, они все же подавятся. – Серсея разгладила юбку. – А Королевской Гвардией в твое отсутствие будет командовать сир Осмунд.
Она спала с Ланселем , с Осмундом Кеттлблэком , а может , и с Лунатиком , почем мне знать...
– Это решать не тебе. Если я уеду, меня заменит сир Лорас.
– Ты шутишь? Тебе ведь известно, как я к нему отношусь.
– Если б ты не отправила Бейлона Сванна в Дорн...
– Иного пути не было. Дорнийцам нельзя доверять. Красный Змей вызвался драться за Тириона, забыл? Я не оставлю у них свою дочь без всякой защиты. И не позволю, чтобы Королевской Гвардией командовал Лорас Тирелл.
– Как мужчина Лорас стоит трех твоих Осмундов.
– Твои понятия о том, что такое мужчина, сильно изменились за последнее время.
Джейме ощутил гнев.
– Лорас, конечно, не лыбится при виде твоих титек, но я не думаю...
– Подумай ка вот о чем. – Эти слова Серсея сопроводила пощечиной.
Джейме не сделал попытки заслониться.
– Придется мне отрастить бороду погуще, чтобы смягчать ласки моей королевы. – Сорвать бы с нее платье и от ударов перейти к поцелуям. Раньше, когда обе его руки были в целости, у них все так и происходило.
Глаза королевы превратились в две зеленые льдинки.
– Вам лучше уйти, сир.
...с Ланселем , с Осмундом Кеттлблэком , с Лунатиком...
– Ты не только однорукий, но и глухой? Дверь позади вас, сир.
– Как вам будет угодно. – Джейме повернулся на каблуках и вышел.
Ему слышался смех богов. Он ведь прекрасно знал, что Серсея не любит, когда ей перечат. Ласковые речи принесли бы ему куда больше пользы, но что же делать, если при одном взгляде на нее он впадает в гнев.
Отчасти он был даже рад покинуть Королевскую Гавань. Сборище лизоблюдов и дураков, окружавших Серсею, ему опротивело. «Малюсенький совет» – так, по словам Аддама Марбранда, прозвали их на Блошином Конце. А Квиберн... он, правда, спас Джейме жизнь, но при этом остался Кровавым Скоморохом. «От Квиберна смердит опасными тайнами», – предупреждал Джейме сестру, но она только посмеялась. «У всех нас есть свои тайны, братец».
Она спала с Ланселем , с Осмундом Кеттлблэком , а может , и с Лунатиком , почем мне знать...
Сорок рыцарей и столько же оруженосцев ожидали его у конюшен Красного Замка. Половину из них составляли западные жители, присягнувшие на верность дому Ланнистеров, половину – недавние враги, ставшие ныне сомнительными друзьями. Сир Дермот из Дождливого Леса держал штандарт Томмена, Рыжий Роннет Коннингтон – белое знамя Королевской Гвардии. Пэгу, Пайперу и Пекльдону выпала честь быть оруженосцами лорда командующего. «Держи друзей за спиной, а врагов на глазах», – советовал ему когда то Самнер Кракехолл – или это был отец?
В поход Джейме ехал на чистокровном гнедом коне, для боя у него имелся великолепный серый жеребец. Он давно перестал давать имена своим лошадям: они часто гибнут в боях, и когда ты знаешь, как их зовут, смотреть на это еще тяжелее. Но, услышав, что юный Пайпер называет коней Славным и Доблестным, Джейме засмеялся и махнул на это рукой. Доблестный носил красную попону дома Ланнистеров, Славный – белый вальтрап Королевской Гвардии. Джосмин Пекльдон держал под уздцы гнедого, пока сир Джейме садился в седло. Этот оруженосец, один из трех, был тонок, будто копье, длиннорук, длинноног, с мышиными волосами и нежным пушком на лице. Под красным плащом Ланнистеров виднелся камзол с гербом его собственного дома – десять пурпурных звезд на желтом поле.
– А ваша новая рука, милорд? – спросил юноша.
– Надень ее, Джейме, – посоветовал сир Кеннос из Кайса. – Помаши горожанам, и они будут рассказывать своим детям, что видели чудо.
– Навряд ли. – Джейме не желал являть народу золотую фальшивку. Пусть видят его культю. Пусть видят калеку. – Можешь помахать им за меня, Кеннос, – обеими руками и даже ногами, коли охота. – Собрав поводья в левую руку, он развернул коня. – Пейн, вы поедете рядом со мной.
Сир Илин Пейн, подъехавший к нему, напоминал нищего на пиру. Старая заржавленная кольчуга поверх кафтана из вареной кожи, никаких эмблем как на коне, так и на всаднике, щит так изрублен, что не поймешь, в какой цвет его выкрасили когда то. Со своим мрачным лицом и глубоко запавшими глазами сир Илин мог бы сойти за саму смерть... да и был ею долгие годы.
Был, но больше не будет. Сир Илин входил в цену, которую Джейме запросил за своё послушание. Вторую половину этой цены представлял собой сир Аддам Марбранд. «Они нужны мне», – заявил Джейме сестре, и она не стала противиться. Ей и самой скорее всего хотелось избавиться от них. С сиром Аддамом Джейме дружил с детских лет, а молчаливый палач был когда то человеком его отца. Будучи капитаном гвардии десницы, сир Илин похвастался, что государством вместо короля управляет сир Тайвин, и король Эйерис отрезал ему за это язык.
– Открыть ворота, – приказал Джейме, а Могучий Вепрь своим громовым голосом повторил: – ОТКРЫТЬ ВОРОТА!
Когда Мейс Тирелл выступал через Грязные ворота под звуки барабанов и флейт, народ тысячами высыпал на улицы, чтобы его проводить. Мальчишки маршировали рядом с солдатами, их сестры посылали из окон воздушные поцелуи.
Воинству Джейме встретились на пути лишь несколько шлюх да пирожник с товаром. Посредине Сапожной площади двое оборванных воробьев, собрав вокруг себя пару сотен человек, посылали проклятия на головы безбожных демонопоклонников. Толпа разделилась, пропуская конный отряд, и проводила его угрюмыми взорами.
– Они любят розы, но не львов, – заметил Джейме. – Моей сестре следует обратить на это внимание. – Сир Илин промолчал – лучшего собеседника для долгого похода и желать не приходится.
Основная часть войска ждала их за стенами города: сир Аддам с вольными всадниками, сир Стеффон Свифт с обозом, Святая Сотня старого Бонифера Доброго, конные лучники Сарсфилда, две сотни тяжелой конницы сира Флемента Бракса, мейстер Гулиан с четырьмя сотнями воронов. Не так уж и много, меньше тысячи человек в целом, но у стен Риверрана они и в таком числе никому не нужны. Замок уже осажден армией Ланнистеров и Фреями, у которых солдат еще больше. Последняя птица оттуда принесла весть, что с продовольствием у них плохо. Бринден Талли, прежде чем засесть за стенами замка, вымел дочиста всю округу.
Если там было что подметать. Судя по тому, что видел в речных землях сам Джейме, все поля там сожжены, все города разграблены, все девицы испорчены. Теперь сестра посылает его завершить работу, начатую Амори Лорхом и Григором Клиганом. При мысли об этом Джейме чувствовал горечь во рту.
Вблизи Королевской Гавани дорога была безопасна, насколько может быть безопасной дорога в военное время, однако Джейме все таки выслал Марбранда с его людьми на разведку.
– В Шепчущем лесу Робб Старк захватил меня врасплох, – сказал он. – Больше такого со мной не случится.
– Ручаюсь, что не случится. – Марбранд заметно радовался тому, что он снова сидит на коне и что на нем дымчато серый плащ его дома, а не золотой, положенный начальнику городской стражи. – Если враг подойдет к нам хотя бы на дюжину лиг, ты узнаешь об этом заблаговременно.
Джейме строго запретил кому бы то ни было покидать колонну без его разрешения. Без этого запрета скучающие юные лорды непременно принялись бы носиться по полям, распугивая крестьянский скот и топча урожай. Близ города еще сохранились коровы и овцы, на деревьях виднелись яблоки, на кустах – ягоды. В полях стояли скирды ячменя, овса и озимой пшеницы, по дороге вереницей тянулись повозки. Джейме знал, что дальше все будет не столь благополучно.
Следуя во главе войска рядом с безмолвным сиром Илином, Джейме чувствовал, что почти доволен. Солнце грело спину, ветер ласково, как рука женщины, ворошил волосы. Маленький Лью Пайпер прискакал со шлемом, полным ежевики. Джейме съел горсть, а остальным велел поделиться с другими оруженосцами и сиром Илином.
Собственное молчание, видимо, стесняло Пейна не больше, чем ржавая кольчуга и вареная кожа. Единственными звуками со стороны сира Илина были перестук копыт его мерина и побрякиванье меча в ножнах. Несмотря на угрюмое выражение его рябого лица и холодные, как замерзшее озеро, глаза, Джейме чувствовал, что Пейн тоже рад походу. У него был выбор – он мог отказать и по прежнему исполнять обязанности Королевского Правосудия.
На эту должность сира Илина определил Роберт Баратеон в качестве свадебного подарка своему тестю – предполагалось, что это вознаградит Пейна за язык, утраченный на службе дому Ланнистеров. Палач из него вышел превосходный – голову он, как правило, отсекал с одного удара, а его безмолвие вселяло ужас в приговоренных. Редко бывает, чтобы человек так хорошо соответствовал своему посту.
Решив взять его с собой, Джейме отправился к сиру Илину, который жил в самом конце Гульбища Предателя. На верхнем этаже приземистой полукруглой башни содержались почетные пленники, рыцари и лорды, ожидающие выкупа или обмена. Вход в настоящие темницы помещался внизу, за двумя дверьми, железной и деревянной. В промежутке между верхом и низом располагались покои смотрителя тюрьмы, лорда исповедника и палача. Последний по традиции заведовал также тюрьмой и всеми ее служителями.
Для этой своей задачи сир Илин Пейн не годился совсем. Неграмотному и к тому же немому, ему поневоле пришлось передоверить тюрьму своим подчиненным. Лорда исповедника в государстве не было со времен Дейерона Второго, а последний смотритель прежде занимался торговлей тканями и должность свою купил у Мизинца еще при Роберте. Она, без сомнения, приносила ему недурной доход, пока он по глупости не вступил в заговор с другими богатыми дурнями, чтобы возвести Станниса на Железный Трон. Они называли себя Оленьими Людьми, поэтому Джофф распорядился приколотить к их головам оленьи рога и выкинуть их из катапульты за стены города. Ныне его замещал главный надзиратель, старый согбенный Реннифер Лонгуотерс, вечно бубнивший о «капле драконьей крови» в своих жилах. Именно он отпер двери темниц и провел Джейме туда, где уже пятнадцать лет проживал Илин Пейн.
Здесь воняло тухлятиной, тростник на полу кишел тараканами. Войдя, Джейме чуть не наступил на крысу. Большой меч Пейна лежал на столе рядом с точильным бруском и масляной тряпицей. Сталь, безупречно чистая, отливала синевой при бледном свете, а вокруг этого совершенства валялись груды одежды вперемешку с доспехами, насквозь проржавевшими кольчужными рубахами и битыми винными кувшинами. Этот человек живет одной только смертью, подумал Джейме. Сир Илин вышел к нему из спальни, откуда пахнуло переполненным ночным судном.
«Его величество поручил мне отвоевать для него речные земли, – сказал Джейме. – Я хотел бы взять вас с собой... если вы найдете в себе мужество отказаться от всего этого».
Сир Илин ответил ему долгим немигающим взглядом, но когда Джейме уже собрался уйти, тот кивнул. Теперь они ехали рядом. Быть может , для нас с тобой еще есть надежда , подумал Джейме, взглянув на него.
Ночлег они устроили под стенами замка Хэйфордов. На закате у подножия холма, по берегам текущего там ручья, выросло сто шатров. Здесь, поблизости от столицы, Джейме не ожидал ничего худого... но его дядя Стаффорд на Окскроссе тоже думал, что ему ничего не грозит. Лучше было не рисковать.
Получив приглашение на ужин от кастеляна леди Хэйфорд, Джейме захватил с собой сира Илина, сира Аддама, сира Бонифера Хасти, Рыжего Роннета, Могучего Вепря и еще около дюжины рыцарей.
– Я, пожалуй, пристегну эту руку, – сказал он перед тем, как отправиться в замок.
Пек тут же принес ее – весьма натуральную, золотую, с перламутровыми ногтями. Полусогнутые пальцы, казалось, готовились обхватить винный кубок. Сражаться я больше не могу , зато выпить – извольте , размышлял Джейме, пока мальчик пристегивал ее ремешками к обрубку. «Отныне вас станут называть Златоруким, милорд», – заверил его оружейник во время первой примерки. Ошибаешься , любезный. Я останусь Цареубийцей до самой смерти.
Золотой рукой за ужином все восхищались, пока Джейме не разлил свое вино и не рявкнул, обращаясь к Флементу Браксу:
– Если эта хреновина тебе так понравилась, отруби свою правую руку и забирай ее. – После этого все умолкли, предоставив ему напиваться в мире и тишине.
Владелицу замка, пухлого младенчика, еще в грудном возрасте выдали за его кузена Тирека, и по мужу она была Ланнистер. Ее привели за ручку, чтобы показать гостям. На парчовом платьице леди Эрмесанды зелеными бусинками были вышиты скрещенные полосы дома Хэйвортов. Девчушка вскоре раскапризничалась, и кормилица унесла ее.
– О лорде Тиреке так ничего и не слышно? – спросил кастелян, когда подали форель.
– Нет. – Тирек пропал бесследно во время бунта в Королевской Гавани, когда Джейме еще находился в плену. Будь он жив, ему теперь исполнилось бы четырнадцать.
– Я сам занимался розыском по приказу лорда Тайвина, – сказал Аддам Марбранд, очищая рыбу от костей, – но добился не большего, чем Байвотер до меня. До того, как толпа прорвала оцепление золотых плащей, мальчика видели верхом на коне. Позднее коня нашли одного, без всадника. Тирека, вероятней всего, сдернули вниз и убили – но где же в таком случае его тело? Тела остальных убитых остались лежать на месте, отчего же Тирека нет?
– Они сочли, что выгоднее будет оставить его в живых, – предположил Могучий Вепрь. – За любого из Ланнистеров можно получить большой выкуп.
– Да, но ведь выкупа до сих пор никто не потребовал, – заметил Марбранд. – Мальчик точно в воду канул.
– Он мертв. – Джейме успел выпить три кубка, и золотая рука казалась ему все более тяжелой и неуклюжей. Проще было крюк прицепить. – Поняв, кого убили, бунтовщики бросили тело в реку. В Королевской Гавани хорошо помнят, что такое гнев моего отца. Лорд Тайвин исправно платил свои долги.
– Верно, – подтвердил Могучий Вепрь, и разговор перешел на другое.
Однако позже, в башне, где ему отвели комнату, Джейме усомнился в собственной правоте. Тирек наряду с Ланселем служил оруженосцем у короля Роберта. Знание бывает ценнее золота и опасней кинжала. Джейме представился улыбчивый, пахнущий лавандой Варис. У евнуха имелись осведомители по всему городу. Ему не составило бы труда похитить Тирека в суматохе... знай он заранее, что толпа собирается взбунтоваться. Варис знал все и обо всех – по крайней мере он весь двор заставил в это поверить. Но Серсею он о бунте не предупредил и провожать Мирцеллу в гавань почему то не поехал.
Джейме открыл ставни. Похолодало, на небо вышел двурогий месяц. Золотая рука блеснула при лунном свете. Евнуха ею не удушишь, но превратить скользкую улыбочку в красное месиво очень даже можно. Джейме очень хотелось ударить кого нибудь.
Сир Илин точил свой меч.
– Пора, – сказал ему Джейме, и палач пошел за ним вниз по крутым ступеням. На маленьком дворике помещалась оружейная, где Джейме взял два щита, два полушлема и пару затупленных турнирных мечей. Вручив один Пейну, он взял другой в левую руку, а правую продел в лямку щита. Золотые пальцы держали плохо, и щит вихлялся.
– Когда то вы были рыцарем, сир, – сказал Джейме. – Я тоже. Посмотрим, на что мы годны теперь.
Сир Илин в ответ отсалютовал мечом, и Джейме тут же пошел в атаку. Пейн заржавел не меньше своей кольчуги и не обладал силой Бриенны, но успешно отражал удары либо мечом, либо щитом. Месяц глядел сверху на их пляску, мечи сопровождали ее стальной музыкой. Какое то время немой рыцарь позволял Джейме вести танец, затем начал понемногу ему отвечать. Перейдя в наступление, он задел бедро противника, плечо, руку выше запястья, обрушил град звонких ударов на его шлем. Он выбил щит из правой руки Джейме и едва не рассек ремешки между культей и золотой кистью. К концу схватки Джейме весь покрылся синяками, но зато протрезвел.
– Мы еще потанцуем, – пообещал он. – И завтра, и послезавтра.
Будем плясать , пока я не научусь владеть левой рукой , как владел правой.
Сир Илин, раскрыв рот, издал прерывистый звук. Это он смеется, понял Джейме, и внутри у него что то сжалось.
Утром никто даже не заикнулся относительно его синяков, и звона мечей ночью тоже как будто никто не слыхал. Только Лью Пайпер в лагере задал Джейме вопрос, который не посмели задать рыцари.
– У Хэйфордов служат горячие девки, парень, – с усмешкой сказал ему Джейме. – Целуют взасос.
Новый день, такой же ясный и ветреный, сменился ненастным, а после натрое суток зарядил дождь. Войско вопреки непогоде продвигалось на север по Королевскому тракту, и Джейме каждый вечер отыскивал укромное место, чтобы обзавестись свежими страстными поцелуями. Они с Илином дрались в конюшне, где стоял одноглазый мул, и в погребе придорожной гостиницы между бочонков вина и эля. Дрались в обугленном остове каменного амбара, на лесистом островке посреди мелкой речки, в чистом поле, где дождь стучал по щитам и шлемам.
Джейме изобретал разнообразные предлога для своих ночных отлучек, понимая при этом, что никто его сказкам не верит. Аддам Марбранд наверняка догадывался, в чем дело, и другие капитаны скорее всего тоже подозревали истину. Но при Джейме никто про это не заговаривал, а единственный свидетель того, каким никудышным бойцом стал ныне Цареубийца, был лишен языка.
Война теперь заявляла о себе со всех сторон. Поля, где полагалось колоситься пшенице, заросли бурьяном выше лошадиных голов, на дороге не стало путников, и округой от сумерек до рассвета распоряжались волки. Большей частью у них хватало благоразумия держаться подальше, но у одного из разведчиков Марбранда, когда он спешился по малой нужде, они зарезали лошадь.
– Не может зверь быть таким наглым, – заявил Бонифер Добрый. – Это демоны в волчьих шкурах, посланные нам за наши грехи.
– Видно, этот конь много нагрешил в своей жизни, – заметил Джейме, стоя над трупом бедного животного. То немногое, что осталось на костях, он велел засолить, предвидя, что мясо им пригодится.
В месте под названием Свиной Рог они обнаружили старого рыцаря Роджера Хогга, засевшего в своей башне с шестью латниками, четырьмя арбалетчиками и парой десятков крестьян. Сир Кеннос высказал предположение, что огромный, заросший сир Роджер – отдаленный родственник Кракехоллов, чьей эмблемой был ощетинившийся вепрь. Могучий Вепрь счел, что это не лишено оснований, и целый час расспрашивал старика о его предках.
Джейме больше занимало, что думает Хогг о волках.
– Нам больше хлопот причинили волки под белой звездой, – сказал ему старый рыцарь. – Они шли по вашему следу, милорд, но мы дали им хороший отпор и зарыли троих на реповом поле.
После них к нам, простите великодушно, нагрянули треклятые львы. Командовал ими некто с мантикором на щите.
– Сир Амори Лорх, – разъяснил Джейме. – Мой лорд отец дал ему приказ посеять смуту на речных землях.
– Мы не речные жители, – ответил на это сир Роджер. – Я вассал дома Хэйфордов, а леди Эрмесанда склонила коленку перед Королевской Гаванью – или склонит, когда научится хорошо ходить. Я им так и сказал, но этот сир Лорх не больно то меня слушал. Он забил половину моих овец, зарезал трех отличных молочных коз и пытался поджарить меня в моей собственной башне. Да не тут то было – стены у нас восьмифутовой толщины. Он поленился разводить огонь сызнова и уехал. Настоящие серые волки пришли потом и сожрали овец, которых мантикор нам оставил. Овчины нам удалось сохранить, но ими ведь сыт не будешь. Как нам быть то теперь, милорд?
– Засевайте поля и молитесь, – сказал ему Джейме, – авось успеете еще снять урожай. – Это не особенно обнадеживало, но больше он ничего предложить не мог.
Назавтра войско перешло через ручей, служивший границей между вассалами Королевской Гавани и Риверрана. Мейстер Гулиан, сверившись с картой, сказал, что ближние холмы принадлежат братьям Уодам, рыцарям землевладельцам, подчинявшимся Харренхоллу. От обеих усадеб остались одни головешки, и ни самих братьев, ни их крестьян не было видно, но в погребе одного замка поселились разбойники. Один из них носил рваный красный плащ, но Джейме повесил его заодно с остальными, чувствуя, что вершит правосудие. Возьми это себе за правило , Ланнистер , и когда нибудь тебя , возможно , все таки прозовут Златоруким. Златоруким Судьей.
На подъезде к Харренхоллу мир стал еще более серым. Воины ехали под свинцовым небом, вдоль озера, похожего на лист кованой стали. Может быть, и Бриенна проезжала по той же дороге, если пришла к заключению, что Санса Старк отправилась в Риверран. Будь на дороге встречные, он спросил бы, не видели ли они хорошенькую девушку с золотисто рыжими волосами или здоровенную девицу с лицом, от которого молоко киснет. Но им никто не встречался, даже волки, и только вдали слышался заунывный вой.
Наконец за оловянными водами выросли башни Черного Харрена – пять искривленных пальцев, воткнутых в небо. Мизинец, хоть и значился лордом Харренхолла, явно не торопился вступить во владение, поэтому «наводить там порядок», как выразилась Серсея, выпало Джейме Ланнистеру на пути в Риверран.
В необходимости навести этот самый порядок он не сомневался. Григор Клиган отбил замок у Кровавых Скоморохов как раз перед тем, как Серсея отозвала его в Королевскую Гавань. Его люди, безусловно, до сих пор мотаются там внутри, как сухие горошины в сундуке, но восстановить королевский мир на Трезубце им не по силам. Единственное, на что они способны, – это с миром упокоить кого то в могиле.
Разведчики сира Аддама доложили, что ворота Харренхолла заперты. Джейме построил свое войско перед ними и велел Кенносу из Кайса трубить в черный витой рог Геррока, окованный старым золотом.
Когда рог прозвучал трижды, петли заскрипели, и ворота медленно отворились. Так толсты были стены замка Черного Харрена, что Джейме миновал десяток амбразур, прежде чем оказаться на освещенном солнцем дворе, где он не так давно простился с Кровавыми Скоморохами. Сквозь утоптанную землю проросли сорняки, мухи жужжали над дохлой лошадью.
Из башен вышли несколько человек сира Григора – все как один с жесткими глазами и крепко сжатыми ртами. Только такие солдаты и могли служить у Горы. В злодействе и жестокости Кровавые Скоморохи превзошли их совсем ненамного.
– Едрит твою! Джейме Ланнистер! – выпалил немолодой уже латник. – К нам пожаловал сам Цареубийца, ребята, копье мне в задницу!
– Ты кто такой? – спросил Джейме.
– Сир называл меня Сраным Ртом, милорд. – Он поплевал на руки и потер себе щеки – красоту навел, надо полагать.
– Прелестно. Кто здесь главный, ты?
– Я? Хрена с два. – Крошек, застрявших в бороде сквернослова, хватило бы на прокормление целого гарнизона. Джейме не сдержал смеха, и Сраный Рот, приняв это как знак одобрения, тоже заржал, прибавив: – Копье мне в задницу!
– Слыхали просьбу? – обратился Джейме к Илину Пейну. – Возьмите копье подлиннее и вставьте ему.
У Пейна копья не было, но Безбородый Джон Битли охотно кинул ему свое. Пьяный гогот Сраного Рта оборвался как по сигналу.
– Уберите от меня эту хрень.
– Думай вперед, о чем просишь, – посоветовал ему Джейме. – Так кто же здесь главный? Сир Григор назначил кого нибудь кастеляном?
– Полливера, – ответил другой солдат, – да только его Пес убил. И его, и Щекотуна, и парнишку Сарсфилда.
Снова Пес.
– Почем ты знаешь, что это был Сандор? Ты его видел?
– Нет, милорд, мы сами не видели. Нам трактирщик сказал.
– Это случилось в гостинице на перекрестке дорог, милорд, – подал голос солдат помоложе, с копной желтых волос. На шее у него висело монисто, принадлежавшее ранее Варго Хоуту, – монеты из ста дальних стран, серебряные и золотые, медные и бронзовые, круглые, квадратные, треугольные, вперемешку с кольцами и кусочками кости. – Трактирщик клялся, что сделал это человек с наполовину сожженным лицом. С ним был еще мальчонка оборвыш. Они изрубили Полливера со Щекотуном на куски и уехали вниз по Трезубцу, так нам сказали.
– Вы послали за ними погоню?
Сраный Рот сморщился, словно от боли.
– Нет, милорд, не послали, едрена мать.
– Если пес взбесился, ему следует перерезать глотку.
– Ну, я Полли не сказать чтоб сильно любил, а Пес сиру братом доводится, ну и...
– Тут мы оплошали, милорд, – вмешался солдат с монистом, – но надо быть сумасшедшим, чтобы лезть в драку с Псом.
Он посмелее других, отметил про себя Джейме, и пьет меньше, чем Сраный Рот.
– Струсили, стало быть.
– Не то чтобы струсили, милорд, – просто оставили его людям получше нас. Сиру, к примеру сказать, или вам.
Да , будь у меня две руки... Джейме себя не обманывал. Теперь Сандор его бы прихлопнул как муху.
– Как тебя звать?
– Раффорд, милорд, но все меня кличут Раффом.
– Собери весь гарнизон в Зале Тысячи Очагов, Рафф. И пленных тоже, я хочу на них посмотреть. И этих гостиничных шлюх. Не забудем и Хоута. Известие о его смерти огорчило меня, и я хотел бы взглянуть на его голову.
Голову принесли, и оказалось, что козлу перед смертью отрезали губы, уши и нос. Несмотря на эти увечья и выклеванные глаза, Джейме с уверенностью опознал его по жидкой бороденке длиной в два фута. На черепе, кроме нее, сохранилось лишь несколько клочков плоти.
– А тело где? – спросил Джейме.
Все потупились, и Сраный Рот наконец промямлил:
– Сгнило, сир. И съедено.
– Один пленник все просил есть, – пояснил Раффорд, – вот сир и велел накормить его жареной козлятиной. Для начала сир отрубил Хоуту руки и ноги, они и пошли на жаркое.
– Почти все сожрал тот жирняга, – добавил Сраный Рот, – но сир велел, чтобы всем пленным дали отведать. И самому Хоуту тоже – чтоб, значит, сам себя ел. Мы в него пихаем, а он ноет, и жир по бороденке течет.
Твои псы взбесились оба , отец. Джейме вспомнились сказки, которые он слышал ребенком в Бобровом Утесе, о безумной леди Лотстон, которая принимала ванны из человеческой крови и устраивала людоедские пиры здесь, в этих самых стенах.
Месть внезапно утратила для него всякий вкус.
– Выброси это в озеро. – Джейме кинул Пеку голову Хоута и обратился к собравшемуся гарнизону: – Пока лорд Петир не прибудет сюда, чтобы вступить во владение, Харренхоллом от имени короля будет командовать сир Бонифер Хасти. Желающие, буде сир Бонифер их оставит, могут перейти под его руку. Остальные отправятся со мной в Риверран.
Люди Горы переглянулись, и кто то сказал:
– Сир обещал нам щедрое вознаграждение.
– Так и было, – подтвердил Сраный Рот. – «Щедрая награда всем, кто воевал под моим стягом». – Все остальные согласно загудели.
– Всякий, кто останется здесь, – заявил, подняв руку, сир Бонифер, – получит сто акров земли. Надел этот увеличится вдвое, когда владелец женится, и втрое, когда у него родится первенец.
– Земля, сир? – плюнул Сраный Рот. – Наклал я на эту землю. Была б нам охота в ней ковыряться, мы, с вашего позволения, так и сидели бы дома. Щедрая награда, сказал наш сир, – стало быть, золото.
– Если вы недовольны, ступайте в Королевскую Гавань и подайте жалобу моей дражайшей сестре. Займемся пленными, – сказал Джейме Раффорду. – Начнем с сира Вилиса Мандерли.
– Это жирный, что ли?
– Надеюсь, что так. И не вздумай сказать, что он умер, иначе вы все разделите его участь.
Надежды Джейме обнаружить в темницах Шагвелла, Пига или Золло успели развеяться. Скоморохи разбежались все до единого, бросив Варго Хоута на произвол судьбы. Из людей леди Уэнт в подземельях осталось трое – повар, отворивший калитку сиру Григору, согбенный оружейник Бен Чернопалый и девушка по имени Пиа, сильно подурневшая с тех пор, как Джейме уехал из Харренхолла. Кто то сломал ей нос и выбил половину зубов. Увидев Ланнистера, она бросилась ему в ноги, плача и судорожно сжимая его колени, пока Могучий Вепрь не оттащил ее прочь.
– Больше тебя никто не тронет, – пообещал ей Джейме, но она лишь расплакалась еще пуще.
С другими узниками обращались несколько лучше. Среди них оказался сир Вилис Мандерли и другие знатные северяне, которых Гора взял в плен на бродах Трезубца. Все эти рыцари, за которых полагался немалый выкуп, были грязны и оборваны. Некоторых украшали свежие синяки, кое у кого шатались зубы и пальцев недоставало, но раны у них были аккуратно перевязаны, и голодными они не сидели. Понимали ли они, каким мясом их кормят? Джейме решит, что лучше об этом не спрашивать.
Заключение сломило их всех, особенно сира Вилиса, толстяка с кустистыми усами, тусклыми глазами и печально обвисшими брылами. Услышав, что его отвезут в Девичий Пруд и там посадят на корабль, идущий в Белую Гавань, он повалился на пол и разрыдался еще громче, чем Пиа. Потребовалось четверо, чтобы его поднять. Слишком уж ты налегал на жареную козлятину , подумал Джейме, испытывая жгучую ненависть к этому проклятому замку. Харренхолл за свои триста лет пережил больше ужасов, чем Бобровый Утес за три тысячи.
Джейме приказал развести огонь в очагах большого чертога, и повар заковылял обратно на кухню – готовить еду для вновь прибывших. «Только не козлятину», – предупредили его.
Сам Джейме ужинал в Охотничьем чертоге с сиром Бонифером Хасти. Этот сухопарый журавль за каждым словом поминал Семерых.
– Солдаты сира Григора мне не нужны, – заявил он, разрезая грушу, такую же сморщенную, как он сам, и следя, чтобы ее несуществующий сок не брызнул на чистенький пурпурный дублет с косой белой полосой его дома. – Не желаю держать этих греховодников у себя на службе.
– Мой септон говаривал, что все мы не без греха.
– Это правда, но есть грехи, чернотой своей превосходящие все остальные, и смрад их бьет прямо в нос Семерым.
Видно , у тебя самого нос не лучше , чем у моего брата , иначе мой смрад заставил бы тебя поперхнуться этой грушей.
– Хорошо, я вас избавлю от вояк Григора. – Лишние бойцы всегда пригодятся. Во время штурма, к примеру. Послать их на лестницы первыми, и дело с концом.
– И шлюху заберите отсюда, – попросил сир Бонифер, – из тюрьмы.
Когда Джейме сам был здесь пленником, Квиберн прислал Пиа ему, думая сделать приятное своему подопечному. Но Пиа, которую сегодня вывели из темницы, разительно отличалась от хорошенькой смешливой простушки, юркнувшей тогда Джейме под одеяло. Она имела неосторожность заговорить, когда сир Григор потребовал тишины. За это Гора своим кольчужным кулаком выбил ей зубы и сломал нос. Она бы не отделалась так легко, но Серсея, к счастью, срочно вызвала Гору в Королевскую Гавань на поединок с Красным Змеем. Его кончина не вызывала у Джейме скорби.
– Пиа родилась в этом замке, – сказал он сиру Бониферу. – Другого дома у нее нет.
– Эта женщина – источник разврата. Я не потерплю, чтобы она вертела своими... прелестями перед моими людьми.
– Думаю, у нее пропала охота вертеть перед кем то прелестями, но если вы так настаиваете, я возьму и ее. – Хотя бы в прачки. Оруженосцы безропотно ставят ему шатер, чистят коня и полируют доспехи, но стирка его белья представляется им делом не мужским и постыдным. – Но сумеете ли вы удержать Харренхолл с одной только Святой Сотней? – Отряд Хасти, строго говоря, уже не мог называться сотней, потеряв четырнадцать бойцов на Черноводной, – однако сир Бонифер, несомненно, пополнит его, как только найдет достаточно праведных рекрутов.
– Никаких затруднений я не предвижу. Старица озарит нам путь, а Воин придаст силу нашему оружию.
Неведомый же , может статься , приберет всех твоих святош. Неясно, кто убедил Серсею назначить сира Бонифера кастеляном Харренхолла, но похоже, что Ортон Мерривезер. Хасти, кажется, когда то служил его деду. Верить, что человек по прозвищу Добрый может исцелить раны, нанесенные речным землям Русе Болтоном, Варго Хоутом и Григором Клиганом, – как раз в духе этого рыжего дуралея.
Хотя в чем то Мерривезер, пожалуй, и прав. У Хасти, выходца из штормовых земель, на Трезубце нет ни друзей, ни врагов. Стало быть, и кровной мести тоже нет, и долгов, которые следует уплатить, и приспешников, требующих награды. Он трезв, справедлив, наделен сильным чувством долга, а солдат дисциплинированней его восьмидесяти шести святош не сыскать во всех Семи Королевствах. Любо дорого посмотреть, как выезжены их большие серые мерины. Мизинец полагал, что сир Бонифер выхолостил заодно и конников – очень уж безупречная у них репутация.
С другой стороны, что можно сказать о солдатах, знаменитых выездкой своих лошадей, а не числом убитых врагов? Молиться они горазды, а вот драться... На Черноводной они как будто не посрамили себя, но отличиться тоже не отличились. Сир Бонифер в юности успешно выступал на турнирах, но затем то ли потерпел поражение, то ли опозорился, то ли столкнулся со смертью и отказался от турниров навсегда как от занятия пустого и суетного.
Однако Харренхоллом должен кто то командовать, и этот слепок с Бейелора Благословенного – именно тот, кого выбрала для этой цели Серсея.
– У этого замка дурная слава, – предостерег Джейме, – притом вполне заслуженная. Говорят, что Харрен и его сыновья до сих пор бродят ночью по этим чертогам, объятые пламенем. И тот, кто их видит, загорается сам.
– Я не боюсь привидений, сир. Сказано в Семиконечной Звезде, что ни один дух не способен причинить вреда человеку истинно верующему.
– Что ж, полагайтесь на веру, но о стальных доспехах тоже не забывайте. Все, кто держал Харренхолл до вас, кончили плохо. Гора, Хоут, даже мой отец...
– Простите мне мою смелость, но никто из них не был человеком благочестивым. Небесный Воин поможет нам против любого врага. Мейстер Гулиан и его вороны останутся с нами, в Дарри со своим гарнизоном сидит лорд Лансель, Девичий Пруд держит лорд Рендилл. Втроем мы повыведем здесь всех разбойников, и добрые люди по милости Семерых опять вернутся в свои деревни, вспашут поля и отстроят дома.
Разве что те , кого козел не успел перебить. Джейме обхватил золотыми пальцами кубок с вином.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Вторник, 17 Дек 2013, 01:32 | Сообщение # 30 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
– Если к вам в руки попадет кто то из Бравых Ребят, известите меня немедленно. – Неведомый прибрал Хоута, не дав Джейме им завладеть, но Золло еще гуляет на воле вместе с Шагвеллом, Роржем, Верным Утсивоком и прочими.
– Чтобы вы подвергли их пыткам, а после казнили?
– Можно подумать, что вы на моем месте простили бы их.
– Да, если бы они искренне раскаялись в содеянном. Я принял бы их как братьев и помолился бы вместе с ними, прежде чем послать их на плаху. Грехи можно простить, но преступления требуют кары. – Хасти сложил пальцы домиком, некстати напомнив Джейме отца. – Как прикажете поступить с Сандором Клиганом?
Читай молитву и беги , как только увидишь его.
– Отправьте его прямиком к любимому брату, – сказал Джейме вслух. – Хорошо, что у богов целых семь преисподних – одна братьев Клиганов нипочем не вместила бы. – Он тяжело встал из за стола. – Но если вам посчастливится взять Берика Дондарриона, подождите до моего возвращения. Я хочу привести его в Королевскую Гавань с веревкой на шее, чтобы сир Илин снес ему голову принародно.
– А его сподвижник, мирийский жрец? Говорят, он повсюду сеет свою ложную веру.
– С ним делайте что вам будет угодно – целуйтесь, молитесь, на куски его режьте.
– Я отнюдь не желаю с ним целоваться, милорд.
– Он с вами, думаю, тоже. – Улыбка на лице Джейме сменилась зевком. – Пойду спать, с вашего позволения.
– Извольте, милорд. – Хасти явно хотелось помолиться, а Джейме хотел подраться. Шагая через две ступеньки, он вышел на свежий воздух. Могучий Вепрь и Флемент Браке сражались на освещенном факелами дворе, и латники подбадривали их криками. И смотреть нечего – ясно, что сир Лайл одолеет. Джейме стал удаляться от шума и света, ища сира Илина. Он прошел под крытым мостом, пересек двор Расплавленного Камня и только тут понял, куда идет.
У медвежьей ямы горел фонарь, освещая крутые ярусы каменных сидений. Кто то пришел сюда раньше Джейме. Может быть, сир Илин. Яма – самое подходящее место для боевой пляски.
Но рыцарь, стоявший на краю, был кряжистей Пейна, носил бороду, а на его красно белом камзоле Джейме разглядел грифонов. Коннингтон. Что он то здесь делает? Медведь, от которого остались только кости да клочья шкуры, так и валялся внизу, наполовину зарытый в песок. Джейме стало жаль зверя – но он по крайней мере умер в бою.
– Уж не заблудились ли вы, сир Роннет? Немудрено в таком большом замке.
– Хотел посмотреть на место поединка медведя с не слишком прекрасной девой. – Рыжий Роннет поднял фонарь повыше, и борода у него заалела, как язык пламени. От него пахло вином. – Правда ли, что она сражалась нагая?
А это еще откуда взялось?
– Нет, – сказал Джейме. – Скоморохи нарядили ее в розовое атласное платье и дали ей турнирный меч. Хоут хотел посмеяться над ее смертью. Будь иначе...
– То медведь при виде голой Бриенны удрал бы во все лопатки.
Джейме не поддержал шутки Коннингтона.
– Вы говорите так, будто с ней знакомы.
– Мы были женихом и невестой.
Это, признаться, удивило Джейме. Бриенна ни разу не говорила ему, что была помолвлена.
– Значит, отец все же нашел для нее партию...
– Он делал это трижды. Вторым, по желанию собственного родителя, был я. Говорят, что девица страшна собой, сказал я ему, на что он ответил: все они одинаковы, когда задуваешь свечу.
– Ваш отец... – Джейме присмотрелся к его камзолу с двумя грифонами, обращенными лицом друг к другу на красно белом поле. Будто танцуют... – Он брат нашего покойного десницы, не так ли?
– Кузен. Братьев у лорда Джона не было.
– Да, я вспомнил. – Джон Коннингтон был другом принца Рейегара. Когда Мерривезер позорно отступил перед восставшим Робертом, а Рейегара нигде не могли найти, Эйерис ухватился за Коннингтона и сделал его десницей. Но с десницами своими Безумный Король обращался круто, и лорда Джона после Колокольной битвы постигла такая же участь. Его лишили всех почестей, земель, состояния и отправили в изгнание за море, где он вскоре спился и умер. А вот его кузен, отец Рыжего Роннета, примкнул к мятежникам и после Трезубца получил в награду замок Гриффин Руст – но львиную долю коннингтоновских земель Роберт отдал более рьяным своим приверженцам.
Сир Роннет, стало быть, всего лишь рыцарь землевладелец. Для такого Тартская Дева поистине лакомый кусочек.
– Отчего же расстроилась свадьба? – спросил Джейме.
– Я съездил на Тарт и увидел ее. Девица шестью годами моложе меня, но одного со мной роста. Хавронья в шелках, хотя даже у свиньи сиськи больше бывают. Языком она ворочала с огромным трудом. Я вручил ей розу и дал понять, что больше она ничего от меня не получит. Бьюсь об заклад, – Коннингтон заглянул в яму, – даже медведь был не столь волосат, как эта уродина...
Золотая рука Джейме двинула его в зубы так, что рыцарь покатился вниз по ступенькам. Фонарь разбился, пролитое масло воспламенилось.
– Вы говорите о высокородной даме, сир. Извольте звать ее по имени – Бриенна.
Коннингтон отполз в сторону от пылающих струй.
– Слушаюсь, милорд. Пусть будет Бриенна. – Он плюнул кровью под ноги Джейме: – Бриенна
|
|
| |
]
