|
Слимп
|
|
|
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:16 | Сообщение # 2 |
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 1. Самое Лучшее Изумительное Майское Пиво!
Вообще-то Семён вовсе не собирался переноситься в один из Истинных Миров, больно ему это надо было! Тем более вот так вот, с бухты-барахты, не подготовившись, в нетрезвом виде и даже рюкзачок походный не собрав. Но так уж получилось! Так уж вышло. И виноваты во всём были водка и пиво – правда, очень хорошее пиво, не разливное с пивзавода, а бутылочное, марочное и очень хмельное. Часто покупать себе такое пиво Семён не мог, средства не позволяли – откуда деньги у студента. А вот потреблять его, тем более бесплатно – да сколько угодно! Главное, чтобы такого пивка было побольше, обстановка подушевнее и, главное, без суеты, с умным разговором, неспешно, со вкусом. И вот оно всё сошлось – и бесплатное пиво, и душевная обстановка, и разговоры. И Истинные Миры в нагрузку, будь они неладны.
А дело было вот как: один хороший знакомый Семёна купил себе домик на окраине города. Ну не очень чтобы домик, так, развалюху бревенчатую. Новостройка до этого района ещё не добралась, потому старых домов здесь хватало и, что самое главное, продавали их не дорого. Причём за рубли, а не за доллары.
Хороший знакомый, Витя Филиппов, был небогатым художником, который давно мечтал о собственной мастерской, где можно было бы творить бессмертные полотна и по необходимости прятаться от жены – Витина жена довольно отрицательно относилась к его творчеству как таковому. Потому что творчество и водка у Вити шли почему-то рука об руку, не принося большого достатка в семью.
Удачно продав последнюю картину, не истратив ни копейки на любимый напиток, Витя взял да и купил себе домик под мастерскую. Резко так купил, неожиданно даже для себя самого. А так как домик был уже много лет нежилым, мусору в нём накопилось преизрядно как от прежних жильцов, так и от вездесущих бомжей, то пригласил художник Филиппов своих близких друзей для генеральной уборки своей долгожданной мастерской. С соответствующим угощением после грязной работы.
Уборку закончили вечером, когда уже совсем стемнело. Весь мусор вынесли поближе к рощице, которая была рядом, почти за окнами избушки, и сожгли. Костровое пламя и дым разогнали комаров; огонь был такой сильный, что Семёну даже стало жарко, хотя стоял он от костра за десяток шагов и одет был довольно легко, старенькие джинсы да рубашка-безрукавка – что ещё надо летом? Полная луна, июньская вечерняя прохлада, треск сгорающих деревяшек и далёкое кваканье лягушек напомнило Семёну его славное пепсикольное детство. Печёную картошку напомнило. А ещё напомнило горячие шашлыки из более взрослой жизни, с водкой и застольными песнями.
Наверное, те же самые воспоминания прорезались у остальных участников трудового десанта: возле костра никто задерживаться особо не стал, все поспешили к домику. К положенному угощению. К накрытому столу.
Семён тоже собрался было уходить, но напоследок всё же обошёл костёр кругом, так, на всякий случай, проверяя, не осталось ли на земле чего из мусора, того, что не попало в огонь; не тлеет ли где ненароком сухая трава – роща ведь неподалёку! Да и домик деревянный, мало ли что… Далеко ли до пожара. Тем более, что после угощения следить за огнём будет просто некому. Скорее всего.
Вот тут-то Семён и наступил кроссовкой на свою судьбу – вернее, на папку. Папка была самая обычная, картонная, с верёвочными тесёмками: один бок папки был обуглен. Видимо, она соскользнула с мусорной горы ещё в самом начале, когда пламя только разгоралось и потому уцелела. Хотел было Семён кинуть её в огонь, да передумал – папка была увесистая, чем-то туго набитая. Кинуть её просто так в костёр, даже не заглянув внутрь… Семён взял папку и, рассеянно помахивая ею, пошёл к избушке-мастерской, на огонёк в окне.
Посреди небольшой комнаты, теперь чистой и уютной, стоял ободранный стол, оставшийся в наследство от бывших жильцов, крепкий и надёжный – даже бомжи не смогли его сломать, хотя наверняка пытались. Вокруг стола, на овощных ящиках, по-простому, сидела вся честная гвардия: сам Витя-художник и его знакомый Андрей Давыдов, журналист и непризнанный писатель; Алексей Ивтушенко, единственный очкарик среди присутствующих, признанный бард и карикатурист; ещё пара мужиков, с которыми Семён лично знаком не был, но в лицо знал – они работали в местной газете, куда Семён регулярно носил свои рассказы. В общем, застолье обещало быть интересным. Не скучным.
На столе, на газетной скатерти, стояла зажжённая керосиновая лампа, горкой лежали бутерброды с колбасой, рядом, в миске, ждали своей участи сочные помидоры вперемешку с зелёными пупырчатыми огурчиками; ещё был свежий молодой лучок, крупно нарезанный хлеб и обязательные плавленые сырки в круглых баночках. И бутылки, самые разные, в основном водка дешёвых сортов. Из вина было несколько пузырей классического портвейна, на любителя; особняком стояло марочное пиво. Пива было много.
– Ну, друзья мои, – пробасил хозяин, оглядывая стол и гостей тёплым взглядом, – чем богаты, тем и… – и, не закончив фразу, махнул рукой и потянулся за ближайшей бутылкой. Зазвенели стаканчики-стограммовки, забулькала водка: праздник начался. Семён выпил полстаканчика водки за здоровье хозяина, полстаканчика за хату, чтобы стояла и не разваливалась, а больше водку пить не стал, приналёг на пиво. Не любил Семён сорокоградусную, не жаловал её. То ли дело пиво! Самый демократичный и вкусный напиток. Безвредный.
Вот этот безвредный напиток и подвёл Семёна, потому как лёг на водку, да ещё с устатку и на пустой желудок. Но это потом случилось, а пока что сидел Семён на ящике, плечом к плечу с бардом Ивтушенко, попивал тёмное пиво из горлышка и понемногу грыз бутерброд – есть ему что-то расхотелось.
После двух-трёх стопок друзья-собутыльники развеселились. Пошли разговоры о делах светских, о скандалах городских, о новостях не очень афишируемых – как-никак, а народ здесь собрался к информации доступный, газетчики, одно слово. Однако темы себя быстро исчерпали – светская жизнь, в отличие от столицы, здесь не бурлила, была серая и тоскливая. Скандалы были мелкие, без должного размаха, и вызывали не изумление и возмущение, а одно лишь раздражение своей убогостью. Не афишируемые новости касались лишь бюджетных злоупотреблений местной администрации, купленных должностей и непонятных перестановок в городском управлении. Какой город – такие и новости.
Семён немного заскучал. Решив дождаться, когда собеседники наконец дойдут до нужной кондиции, когда пойдут анекдоты и общий трёп на более интересные темы, он временно отошёл от разговора. А так как просто сидеть и наливаться пивом было скучно, то достал Семён папку ту обгорелую, под себя вместо сидушки подсунутую, положил её на колени и развязал тесёмки.
Где-то в глубине души надеялся Семён, что в папке окажется что-нибудь неожиданное, особое – может, рукопись какая, о делах давних повествующая, которую можно было бы переработать и издать. Или какие другие бесценные документы, таинственные и жутко важные. Компромат какой-нибудь. Откровения.
Но ничего подобного в той папке не было. А была в ней толстая пачка газет, пожелтевших от времени, местных и центральных. Очень, очень старых газет, конца сороковых – начала пятидесятых годов. С одной стороны, конечно, жаль, что не рукопись… Но с другой, если разобраться – весьма даже любопытная находка! Настоящее свидетельство давно минувшей эпохи. Сиюминутное отражение неизвестной Семёну действительности, далёкой от него, как неолит. Или даже как юрский период.
Было Семёну от роду двадцать два года, был он молод, здоров, неплох собой – плечист, роста выше среднего, темноволос – и он, разумеется, никак не мог застать тех времён, когда печатались эти газеты. И вообще о годах прошедших, до своего рождения, имел он крайне смутное, противоречивое представление, больше созданное телевидением, чем школьными учебниками истории. История – впрочем, также как и политика и бизнес – его никогда особо не интересовала, даже в школе, хотя большинство его сверстников уже в начальных классах прекрасно осваивали азы купли-продажи. А о политиках знали гораздо больше, чем учительница математики о своём предмете. Вот такой он был неправильный, этот Семён! Не от мира сего. Наверное потому и не пошёл он в большой бизнес по окончанию школы, и в малый не пошёл. А поступил в технический университет, где обучался последние годы всяким, мало кому сейчас нужным премудростям. И зачастую жалел об этом своём необдуманном поступлении, потому что уже на втором курсе понял, что техникой ему заниматься неинтересно. А интересно Семёну было писать всякие фантастические истории, в которых придуманная им действительность была гораздо интереснее, чем та, в которой он жил. Для Семёна, разумеется. И неоднократно подумывал Семён бросить к чёртовой матери опостылевшую ему учёбу, уехать в Москву из родного города и поступить там в литературный институт, чтобы обучиться писательскому делу по серьёзному, профессионально, да не получалось что-то. То одно мешало, то другое.
После первого курса призвали Семёна в армию, где он отслужил свои два года в глухомани, в лесах, в системе ПВО, в техническом расчёте. От беспросветной таёжной тоски его спасали лишь рассказы, которые он неустанно писал, придумывая темы во время боевых дежурств, да редкие попойки с друзьями: чего-чего, а казённого спирта на точке хватало, проблемой было не спиться за эти два года.
В родной город Семён вернулся с десятком больших рассказов в двух толстых тетрадях, рассказах не о воинской службе, не о таёжных приключениях – случалось с ним и такое, тайга есть тайга – а о невозможном, о несуществующем. Были в тех рассказах и космические пришельцы, и драконы; всякие колдуны-злодеи да лихие богатыри тоже имелись… Много чего было. И все эти рассказы, один за другим, опубликовала местная газета, куда семёновские сочинения попали совершенно случайно – он дал почитать их одной своей хорошей знакомой, бывшей однокласснице. А одноклассница, оказывается, уже полгода как работала в той газете, в редакторском отделе: вскоре рассказы были напечатаны в нескольких ежемесячных приложениях, специально посвящённых фантастике. Что само по себе было для Семёна настоящим потрясением: он-то думал, что фантастику в газетах печатают только лишь по знакомству. Или за взятку.
Семён восстановился в университете и продолжал, как прежде, посещать занятия, но вскоре охладел к учёбе. Не интересовали его больше технические знания, хоть ты тресни. Хотелось чего-то другого, а чего именно – было непонятно. Вот тогда и появилась у Семёна мысль бросить всё и начать заново, как душа требовала. Так что был Семён сейчас на перепутье, но никак не мог сделать решительный шаг. Наверное, смелости не хватало резко изменить свою жизнь… Но судьба сегодня позаботилась за него сама.
– А что это у тебя такое? – вдруг поинтересовался сосед Алексей, который был старше Семёна почти в два раза, но с которым Семён был давно на «ты», как, впрочем, и со многими остальными в редакции: случалось уже вместе водку пить, а кто же после совместной выпивки «выкать» друг дружке будет, не по-русски оно! Не по свойски.
– Ну-ка, ну-ка, – бард отложил в сторону взятую было в руки гитару, обязательную спутницу его гостевых походов, забрал с Сениных коленок газеты вместе с папкой.
– Это где же ты, Семён Владимирович, архивчик такой раскопал? – Ивтушенко с изумлением рассматривал газеты одну за другой, близко поднося их к своим очкам – света от керосиновой лампы было маловато для нормального чтения, приходилось чуть ли не елозить носом по строчкам. – Гляньте-ка, Берия в президиуме! А вот и товарищ Сталин собственной персоной, на всю полосу… – Алексей с удивлением глянул на Семёна. – Ты что, братец, от фантастики к соцреализму перешёл? Материалы собираешь? Ну, старик, после Солженицына тебе там делать нечего, – и снова уткнулся в газету.
– Что случилось? – вразнобой зашумели остальные и, забыв о только что произнесённом хозяином дома тосте, о поднятых стаканах, нетерпеливо потянулись через стол, посмотреть, что же там такое происходит; ветхие листы сразу разошлись по рукам.
– Какой ещё реализм, – возмутился Семён, едва успев отобрать себе газету с портретом Сталина, – при чём здесь реализм! В папке они лежали, газеты эти. Я её возле костра подобрал, думал, там какие документы важные, а оказалось вот что, – Семён пригляделся, – «Правда» называется. Орган Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, здесь так и написано… В каком таком смысле «орган»? – он с подозрением уставился на Ивтушенко, словно это именно он подсунул ему такую странную газету.
– Молодой ты ещё, чтобы в таких вещах разбираться, – от души хохотнул журналист Давыдов, – не о том думаешь. Не о тех органах. Дай-ка мне свою газету, – он протянул Семёну в обмен другую. – Почитай лучше нашенскую, местную. От пятьдесят второго года. Почти свежая, – и зашелестел отобранной у Семёна «Правдой». На некоторое время в комнате стало тихо – развернувшись к лампе так, чтобы свет падал на страницы, полутрезвый народ углубился в чтение, явив собой классическую композицию для картины «Изба-читальня». Скажем прямо – такое могло произойти только лишь с журналистами, ни одна нормальная застольная компания не променяла бы произнесённый тост и полные стаканы на какие-то там старые газеты. О чём чуть погодя и сообщил раздосадованный Филиппов, принципиально не читавший никаких газет, даже тех, где иногда печатались репродукции его работ: он так и сидел, одинокий и обиженный, с поднятым стаканом, пока ему это не надоело. Вот тогда он и высказал своё особое, веское мнение о всяких писаках-бумагомараках. О шакалах пера, променявших дармовую водку и великолепный тост на всякое тухлое старьё. О свиномордах, забывших правила гостеприимства и о том, кто здесь хозяин. Спохватившись, сконфуженные свиноморды поспешили вернуть газеты Семёну Владимировичу и, чтобы успокоить разбушевавшегося хозяина, немедленно выпили. После чего тут же налили по следующей, по штрафной. Чтобы Витя не расстраивался. И потребовали от него очередного тоста.
Семён, как самый младший в этом коллективе, мог не пить, пропустить штрафную по желанию, что он и сделал. Тем более, что в отличие от остальных он не устыдился витиного монолога, потому как журналистом себя не считал, а продолжил читать врученную ему товарищем Давыдовым местную газету, раздел частных объявлений. Вернее, одно объявление.
Очень странным было это объявление. Очень. Остальные-то были самые обычные, бытовые – кто-то что-то продавал, кто-то что-то покупал, кто-то с кем-то разводился и спешил о том уведомить всю городскую общественность, – а это объявление… Набранное высоким готическим шрифтом, занимающее приличную площадь, оно сразу бросалось в глаза и не заметить его было просто невозможно. Вот что там было написано, дословно:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Дорогой друг! Если тебе надоела хроническая нищета, бессмысленность и убогость твоей серой жизни, а сердце зовёт к ратным подвигам и великой славе; если ты хочешь увидеть Истинные Миры во всём их блистательном великолепии, но не имеешь такой возможности; если ты хочешь разбогатеть и возвыситься, то это объявление – для тебя!
Военный Магический Двор Его Императорского Величества проводит постоянный набор на курсы офицеров-магов по следующим специальностям: магия боевая, атакующая; магия боевая, оборонная; магия разведывательная; магия диверсионная; магия прочая.
Курсанты-ученики, прошедшие второй отборочный тур и не вызвавшие сомнений в своей лояльности по отношению к Его Императорскому Величеству, зачисляются соответственно своим магическим возможностям на объявленные факультеты.
Дорогой друг! Не упусти свой шанс! Потому что первый отборочный тур ты уже прошёл: ты увидел это объявление.
Если ты решился, то не медли: читай вслух путеводное заклинание. Мы ждём тебя!
Возраст конкурсантов не ограничен.
Данное объявление действительно в течение бессрочного количества лет.
Искатели слимпа к обучению не допускаются.
Начальник Магического Двора,
Маршал Магических Войск Стратегического Назначения
Ити Б.Р.В. (Посмертный).
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:16 | Сообщение # 3 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – Ни фига себе, – сказал наконец Семён Владимирович, перечитав объявление в шестой раз, – это и есть ваш соцреализм? Фэнтези от пятьдесят второго года? Ну, блин, вообще, – и повернулся к Ивтушенко:
– Алексей Анатолиевич, растолкуйте мне эту заметку с точки зрения соцреализма. Желательно с точки зрения Солженицына. Будьте любезны! – и сунул газету в руки Ивтушенко. Бард только-только закусился лучком и потому в ответ промычал лишь что-то нечленораздельное, но газету взял и уставился на указанное Семёном место. Прожевав, Алексей Анатолиевич громко и с чувством прочитал:
– Продаётся дойная корова пятнистой наружности, один рог обломан. Недорого. Обращаться по адресу… Ну, дальше и читать не стоит. С точки зрения соцреализма – это финансовая операция, связанная с передачей частной собственности одного физического лица другому. Я так думаю. С точки зрения Солженицына… Да он такой ерундой никогда и не занимался! Старик, бросай валять дурака и лучше выпей водки, пока она ещё есть. От твоего пива одно лишь расстройство мозгам и желудку, – и вернул газету опешившему Семёну.
– Какая корова? – взвыл Семён. – Какая?!
– Однорогая и дойная, – жуя, обстоятельно пояснил с дальнего конца стола Давыдов, – на предмет молока и мяса. И недорого.
– В целях повышения благосостояния, так сказать. И животноводства, – ехидно посмеиваясь непонятно чему, добавил Витя-художник и налил по следующей.
– Погодите, погодите, – замотал головой Семён, – что-то не то происходит… Витя, а ну-ка теперь ты прочитай, – и отнёс злополучную газету Филиппову, – вот здесь… отсюда.
– Срочный ремонт обуви, – равнодушно сказал Филиппов, глянув на страницу, – качество гарантируется. Улица Большая Лесная, будка восемь. Ну и что? – и откусил от бутерброда.
– Как – что? – взвился Семён Владимирович. – Вы же одно и то же объявление видите по-разному. Не то, что увидел я! Другое!
– Чего? – не понял Витя. – Хочешь сказать, мы уже надрались до того, что и читать разучились? Брось, – встал и хотел было сказать очередной тост, но его остановил один из малоизвестных Семёну мужичков – как оказалось, его звали Сашей – и вежливо попросил газету. Саша обнаружил, что в заколдованном объявлении говорилось и не о корове, и не о ремонте обуви, а сообщалось о разводе некой гражданки Тимирязевой с мужем, находящимся под следствием. Вот так.
Над столом повисло тягостное молчание. Газета пошла по кругу: все с недоумением таращились на невероятное объявление-хамелеон, перечитывая его по очереди так и сяк, даже кверху ногами, но всё равно каждый раз читалось одно и то же. Но у каждого – своё.
– Пора пьянку закруглять, – наконец сделал верный вывод хозяин мастерской. – Допились. Скоро не то что сумасшедшие объявы мерещиться станут, зелёные марсиане на столе появятся. Пятнистой наружности. Запросто. – И налил всем ещё разок. Для снятия стресса.
Выпили молча. Семён Владимирович тоже выпил водки, – а как же иначе, после такого-то, – хорошенько залив её пивом. И как-то разом начал быстро пьянеть, словно чистого спирта вместо пивка хватанул.
– Да-а, – чуть погодя неопределённо протянул Алексей Анатолиевич, нетвёрдой рукой макая лук мимо кучки соли, – надо же… А, кстати, ты-то что прочитал? С тебя же всё началось.
– Да вот, – Семён почесал в затылке, – такая непонятка, что… Эх! – пожал плечами и зачитал то самое объявление. Настоящее.
– Слимп какой-то, – задумчиво сказал никогда не пьянеющий Давыдов, облокотившись о стол и подперев тяжёлую голову обеими руками, – аббревиатура, что ли? Сельский Лепрозорий Имени Мери Поппинс. Несомненно. – И захихикал.
– Что-то там о транспортном заклинании говорилось, – подал голос Ивтушенко, – неужто есть такое?
– Есть, – невнятно согласился Семён Владимирович, язык уже плохо слушался его, заплетался вовсю, – мелким шрифтом напечатано. В самом низу, – и неожиданно икнул.
– Тогда читай его, – чётко и строго приказал Витя, – глядишь, оно вместо такси нас по домам развезёт. Дожились, ёлы-палы, уже заклинания в газетах публиковать начали! Мр-ракобесы, – и затих, неожиданно заснув прямо за столом.
– Эй, погоди! Стой! – всполошился Ивтушенко, но было поздно: Семён Владимирович, послушно кивнув, старательно и, насколько мог членораздельно, икая через слово, произнёс короткую, абсолютно непонятную фразу.
– …твою мать! – это было последнее, что услышал Семён от барда, роняя газету и проваливаясь в зелёную ледяную темноту.
…Испугаться Семён не успел, падение было слишком коротким. Но то ли от холода, то ли от чего другого, а протрезвел он за эти секунды основательно. Точно под ледяным душем постоял.
Зелёный сумрак рассеялся, сменившись обычным, не потусторонним; Семён открыл глаза. И тут же закрыл их. Потому как того, что он увидел, было достаточно, чтобы понять – с ним случилось что-то ужасное. Одно из двух: либо у него началась белка, либо в пиве была какая-то сильная наркота. Ничем иным объяснить происшедшее с ним Семён Владимирович пока не мог, хотя о белой горячке знал только лишь понаслышке, а наркотиками никогда не пользовался, испытывая к ним изначально брезгливое отвращение. Семён потрусил головой, крепко потёр лицо и уши руками, пару раз глубоко вздохнул и снова открыл глаза. Но бредовое видение не исчезло.
Он стоял посреди то ли большого круглого зала, то ли искусно обработанной пещеры – далёкие гладкие стены вокруг него уходили ввысь, где-то в вышине смыкаясь над головой глухим куполом. Стены и сам купол ровно тускнели матовым молочным светом, создавая впечатление пасмурного осеннего дня; по стенам, спиралью снизу вверх, шла какая-то бесконечно длинная надпись, сделанная громадными, в рост человека, чёрными широкими буквами. Буквы были абсолютно непонятными, больше похожими на размытые чернильные кляксы и подтёки, чем на читаемые знаки. Не могло быть таких письмён ни у каких известных Семёну народов! Однако Семён почему-то знал, что это именно буквы, стоило ему лишь разок на них взглянуть. И ничего хорошего в той надписи не было, это Семён тоже понял сразу, хотя и не мог объяснить, откуда взялась у него такая уверенность.
А рядом с ним, с Семёном Владимировичем, лишь руку протяни, высилась гора золота. Были здесь и монеты, и разные цепи, и какие-то пузатые кувшины с витыми ручками, и кубки с самоцветными украшениями. Из небрежно брошенных в кучу там и тут золотых ларцов высыпались разноцветные камни, которые зловеще посверкивали среди монет словно чьи-то мокрые глаза.
Высокая, выше самого Семёна, гора блестела неживым драгоценным сиянием, искажённо отражая в начищенных кувшинах и без того перекошенную физиономию Семёна Владимировича.
Стояла мёртвая тишина.
Вот тут-то Семён и перепугался: не стены заморочные так подействовали на него, не золото, в немыслимых количествах наваленное перед ним, а именно – тишина. Тишина, от которой гудело в ушах.
– Эй, есть тут кто? – вполголоса спросил Семён, невольно пятясь от пышного золотого великолепия и затравленно оглядываясь по сторонам. – Или как?
Под ногами оглушительно хрустнуло. Семён Владимирович глянул вниз и с воплем отпрыгнул в сторону: Семён стоял как раз на костях, на человеческих костях. На скелете. Собственно, скелета как такового уже не было – он только что осыпался рёбрами, превратившись от Сениной кроссовки в плоскую костяную насыпь. Серый пыльный череп, с аккуратной дырочкой во лбу, потеряв нижнюю челюсть, медленно откатился в сторону.
– А, нашего полку прибыло! – уверенным, хорошо поставленным баритоном сказал раздавленный скелет. Разумеется, скелеты говорить не могут, подумал Семён, не бывает такого, но голос явно доносился откуда-то из костей, из-под дуг сломанных рёбер.
– Кто тут? – срывающимся голосом повторил Семён. – Кто говорит? – и, на всякий случай ступая тихо-тихо, подался в сторону, подальше от разговорчивых останков.
– Вот, – удовлетворённо заметил тот же голос, – у него уже и слуховые галлюцинации начались. Голоса слышит! Что-то уж слишком быстро… Последний из слимперов, если не ошибаюсь, лишь через неделю зов Горга услышал. – Голос запнулся, в сомнении похмыкал. – Кажется, этот Горг у них ангел подземелья… Или не ангел? Да нет, ангел, но не подземелья. И не Горг. Что-то я запутался в их дурацкой мифологии… – пожаловался баритон. – Тоска-а-а, – голос зевнул с прискуливанием. – Одно и тоже. Да-с, – и умолк.
– Да кто же здесь?! – взорвался Семён. – Какие слимперы? Какие ангелы? Он ещё и издевается, зараза! Сейчас я тебе покажу, как над похмельным человеком изгаляться, – не придумав ничего лучшего, он схватил с пола череп и со злостью метнул его в костяную кучку. Тяжёлая серая пыль облачком взметнулась над костями и Семён, обессилев, сел на пол.
– Ну где же я? – в тоске спросил он сам себя, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, – что со мной? Ой худо мне, ой тошно, – и замолчал, тупо глядя вниз.
– Эй, блевать только не вздумай, – ехидно предупредил голос, – воды в этих местах нет. Нету водички. Стало быть, потеря жидкости невосполнима. В пустыне и то влаги больше… Зато золота сколько! Навалом. Небось, не золотишко искал, а? Не золотишко. А попал сюда. Вот же дурак! Ну давай, давай, начинай на судьбу свою жаловаться, стонать начинай. Не стесняйся. Не ожидал, небось, в такое местечко угодить? Э-э, да откуда тебе знать-то про него… На твоём месте, дурень, я бы поостерёгся к стенкам подходить. Тем более надписей касаться… Дольше проживёшь. Впрочем, ты всё равно их не видишь. И я не вижу, но зато о них знаю, такая вот у нас с тобой разница… Жаль, что ты меня не слышишь. Знаешь, если бы…
– Вижу я, вижу. И слышу, – Семён поднял голову. – И надписи эти винтовые вижу, и голос твой гнусный только глухой не услышит. Сам-то ты где, болтун хренов?
– Окх, – голос крякнул, словно его владелец чем-то поперхнулся на полуслове. И опять наступила тишина.
Семён встал, угрюмо глянул в сторону разговорчивой кучки костей, с ненавистью сплюнул в её сторону и пошёл изучать окрестности. Как оказалось, изучать особо было нечего: зал был практически пуст. За исключением самой золотой горы и пары десятков мумий, живописно разбросанных по всему необъятному полу, в зале ничего не было.
Больше всего мумий находилось возле самосветных матовых стен, под первым витком низко идущей чёрной надписи. Словно те, кто лежал сейчас под великанскими кляксами букв, умерли мгновенно, едва коснувшись их; во всяком случае, у Семёна Владимировича создалось именно такое впечатление. Умерли и мгновенно мумифицировались. Одежды практически ни на ком из них не имелось, хотя кое-где рядом с добротно высушенными покойниками валялись на полу лоскуты обугленной ткани. Семён обошёл зал пару раз, не решаясь близко подходить к подозрительным стенам – он хорошо помнил предупреждение таинственного голоса – и наконец вернулся к тому месту, откуда начал свой обход. К говорящим костям.
– Ну, и что дальше? – с независимым видом спросил он, присаживаясь перед черепом на корточки. – Какие ещё инструкции будут? Ты можешь мне по-человечески объяснить, где я? Только без всяких ангелов и разных там горгов. Хорошо?
– Поклянись, – торжественно сказал голос, – самым святым для себя поклянись, что ты и вправду воспринимаешь мои слова. Хотя нет, не надо. Просто подними правую руку и скажи: «Я слышу тебя, о Магический Вор!».
– Зачем это? – не понял Семён. – Я тебя и так прекрасно слышу, без поднятых рук. У меня уши не под мышками растут.
– А вот ты всё равно скажи, – заупрямился баритон, – а то бывают всякие совпадения, знаешь ли. Иначе не буду с тобой разговаривать! – пригрозил голос. – Я жду.
– Ну, – чувствуя себя неловко от глупости происходящего, неуверенно сказал Семён, – значит, я, Семён Владимирович, слышу тебя, о Магический Вор. Достаточно?
– Невероятно, – с расстановкой, по слогам сказал баритон, – и впрямь слышит. Эй, руку забыл поднять!
– Ах да, – спохватился Семён и помахал правой рукой в воздухе. – Всё?
– Да вроде всё, – с сомнением произнёс голос, – как я ещё могу проверить, не галлюцинация ли ты? Может, ты мне только кажешься, а на самом деле я сам с собой разговариваю. Это, однако, надо обдумать.
– Короче, говорилка, ты где прячешься? – с раздражением спросил Семён Владимирович. – Хватит мне голову морочить! Думать он собрался… Здесь ты, что ли? – и, поднявшись с корточек, осторожно разгрёб кости ногой.
Под беспорядочно сваленными обломками рёбер, под лохмотьями пыли и обрывками материи, на окаменевшем позвоночнике скелета лежал круглый стальной медальон. Его цепочка, тоже стальная, петлёй захлёстывала шейные позвонки и Семёну пришлось приподнять хребет, чтобы снять медальон с бывшей шеи.
Медальон был размером с металлическую пятирублёвку; с одной его стороны, гладкой и отполированной, были выгравированы очень маленькие, почти не различимые глазу непонятные символы. Что-то вроде химических и математических формул, но вперемешку, как попало. С другой стороны медальона присутствовал один единственный, очень простой и до обидного знакомый рисунок: кулак с нагло оттопыренным средним пальцем.
– Ну вообще… – протянул Семён Владимирович, не зная, как и реагировать на такую находку.
– Так. Что видим? – строгим учительским голосом поинтересовался стальной кружок. – Ты говори, не стесняйся. Должен ведь я убедиться. – А в чём убедиться, медальон не пояснил. Не соизволил.
– С одной стороны значки какие-то. Очень мелкие, не разберу, что именно, – медленно ответил Семён, внутренне удивляясь самому себе, вернее тому, с какой лёгкостью он принял очевидный факт: с ним разговаривала неживая вещь. Железка. Возможно, сказалось то, что в Сениных рассказах почти все вещи тоже были говорящими… Шока не было.
– А с другой стороны у тебя выгравировано… – Семён запнулся, не зная как правильнее сформулировать ответ.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился медальон, – и что?
– Кулак с пальцем, – нейтрально ответил Семён. – Неприличный жест.
– Точно! – обрадовался стальной кружок, словно Семён Владимирович сделал великое открытие. – Он увидел! Обалдеть можно. Что ж, поздравляю, ты выиграл главный приз. И я тоже. Вот повезло так повезло! Десять лет в пыли валялся, и вдруг такая удача, – голос неожиданно дрогнул, насморочно всхлипнул и умолк.
– Ты мне толком поясни, что здесь происходит, – как можно мягче и убедительней попросил Семён, – где я оказался, кто ты такой. И что это вообще значит? – Он обвёл рукой вокруг себя.
– Разумеется, разумеется, – торопливо ответил кружок, – всё объясню. Только сначала надень меня себе на шею и скажи: «Беру и владею».
– Это зачем? – с подозрением спросил Семён. – Для чего? Не буду.
– Ты делай, как я сказал, – возмутился медальон, – другие визжали бы от счастья, а этот нос воротит. Надевай и говори! Потом объясню. Скорее, а то Блуждающий Стражник, неровён час, заявится.
– Ну, раз стражник, – нехотя согласился Семён, – тогда, конечно… – он обтёр медальон об свою рубашку, всё же на покойнике висел, неприятно как-то, и надел его.
– Беру и владею, – скучным голосом произнёс Семён Владимирович. Медальон громко звякнул, как микроволновка по окончанию работы и больше ничего не случилось.
– А сейчас что? – Семён потрогал железный кружок пальцем: кружок ощутимо нагрелся, словно его на печке подержали.
– А сейчас надо закончить одно дельце и сваливать отсюда поскорее, – с облегчением сказал медальон. – Теперь это можно. Теперь всё можно. Ты да я, да мы с тобой… Сработаемся, парень!
– Погоди, – томимый нехорошим предчувствием, пробормотал Семён, – в каком смысле «сработаемся»?
– В прямом, – любезно пояснил стальной кружочек. – Ты, дружище, только что вступил в законное и единоличное, пожизненное обладание. Мной. Ты теперь по чародейному каталогу Морокуса – свободный вор с прикрытием. Высшей категории. С чем тебя и поздравляю.
– Опаньки, – только и сказал Семён Владимирович. – Дожился. Бли-ин… – и почесал в затылке. А что ещё можно было сказать?
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:17 | Сообщение # 4 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 2. Сокровенный Легендарный Источник Материальной Помощи
– Значит, так, – деловито сказал медальон, – где-то там, среди золотого хлама, лежит кошель. Мы, я и мой бывший владелец, именно за ним сюда и прибыли. Десять лет тому назад. Крепко поиздержался тогда мой хозяин, в долги влез, да и старость уже была не за горами. Вот и решил он поправить дела разом, одним махом, – кружок на цепочке болтал без остановки, с явным удовольствием, пока Семён ходил вокруг золотой горы, оценивающе меряя её взглядом. – И сунулся-таки в эти проклятые Хранилища… Ну, ты наверняка легенды о них слышал, не мог не слышать, раз сам здесь… Вроде бы всё он предусмотрел, все необходимые путеводные и защитные заклинания понемногу раздобыл; год работал как проклятый, даже ни одного заказа не взял. Это за целый-то год! Не поверишь, пространственный адресок пришлось аж в Пёстром Мире искать. Как-нибудь расскажу, напомни… Как мы там из одного местного колдуна этот адрес вытряхивали – то ещё приключение было.
И что же? Всё предусмотрел, кроме Блуждающего Стражника. О нём даже в легендах не говорилось, представляешь? Наверное, потому, что рассказывать было некому после такой встречи. Вот тебе и результат: от хозяина одни косточки, а я на десяток лет из жизни выпал. Сходили за кошелёчком, называется, – медальон саркастически захихикал.
– Как кошель-то выглядит? – поинтересовался Семён, начиная осторожно разгребать золотую кучу. – Какой он из себя? Размеры, вид? И вообще, зачем он нужен?
– Размер произвольный, по необходимости, – назидательно ответил медальон, – это же кошель! Хранилищный кошель. Кожаный. Из него в любое время и в любом месте можно вынуть ценности, лежащие в конкретном Хранилище. В том, к которому этот кошель привязан. Ты что, легенд не слышал? – удивился кружок.
– Ничего я не слышал, – огрызнулся Семён, с трудом переворачивая тяжёлую золотую вазу, – я вообще в ваших мирах впервые. Я, понимаешь, час тому назад ещё водку с пивом пил и слыхом не слыхивал ни про ваши пёстрые, ни про истинные, ни про какие другие миры, – Семён откатил вазу и, запыхавшись, остановился передохнуть. – Водички бы, – мечтательно сказал он, – совсем сушняк замучил.
– Водички можно, – растерянным голосом сказал медальон, – это входит в мои обязанности… Ты что, серьёзно ничего не знаешь об Истинных Мирах? Да кто ты такой? Откуда?
– Сначала попить, – потребовал Семён, воспрянув духом, – и немедленно. Чего-нибудь холодненького.
– Слушаюсь, – ответил медальон, и возле Сениных ног тут же материализовался глиняный кувшин. В кувшине оказалась холодная родниковая вода, которой хватило и попить, и умыться. Семён, пофыркивая от удовольствия, вылил остатки себе на голову и почувствовал себя самым счастливым человеком. Вернее, счастливым вором с прикрытием.
– Однако, – бодро сказал Семён, – теперь и жить можно. Эхма, что у нас там насчёт безразмерных кошельков? – и снова полез в золотые залежи. Небрежно раскидывая цепи, слитки и ларцы, расшвыривая ногами монеты и камни, Семён Владимирович продолжил поиски, заодно рассказывая медальону о своих недавних приключениях. По правде говоря, особо рассказывать было и нечего, хотя повествование всё же получилось длинным. Очень длинным и очень сумбурным: Семён то и дело перескакивал с одного на другое, вспоминая кучу не относящихся к делу подробностей. Несмотря на то, что Семён Владимирович и причислял себя к литераторам, но рассказывать вслух толково и по существу он не умел, в его исполнении даже анекдоты получались несмешными. Так что, когда кошелёк нашёлся, медальон был в курсе всей Сениной жизни, от школьных лет до сюжета последнего, вчерне написанного рассказа. И о транспортном заклинании в старой газете тоже знал.
– Армейские штучки, – фыркнул медальон, едва Семён закончил своё повествование. – Знакомое дело. Эти их вербовочные объявления хуже тараканов – сами по себе плодятся, сами по себе блуждают из мира в мир. И всегда находят газету, где сами по себе и печатаются. И что интересно – только в разделе объявлений. А всякие способные к магии недотёпы на них клюют. Вот же мусорное колдовство!
– Этот? – Семён пропустил мимо ушей ехидное замечание насчёт всяких недотёп и поднял кошель, завалившийся под изящный ночной горшок. – Тот самый кошелёк?
– Тот самый, – согласился медальон. – Наверное. А других нету?
– Нету, – подытожил Семён. – Во всяком случае, я больше не вижу, – и тряхнул кошелем, сбивая с него пыль.
Кошелёк, из-за которого в своё время погиб бывший владелец воровского медальона, был самым обычным мешочком из крепкой выделанной кожи, с кожаной тесёмкой-завязкой. Невзрачным и небогатым с виду. Так себе кошель был, на нетребовательного владельца. Без претензий.
– А как с ним обращаться? – полюбопытствовал Семён, приноравливая мешочек к ременной петельке на джинсах. – Инструкция имеется?
– Да какая там инструкция, – вздохнул медальон, – открывай и пользуйся. Руку засовывай, что нащупал, то твоё. Мда-а, послал мне случай напарничка… Ты, поди, и воровать-то не умеешь?
– Не умею, – засмущался Семён, словно в чём дурном признался. – Я, в общем, как-то и не собирался в воры записываться. Я вообще ничего не собирался…
– А заклинание прочёл, – сердито оборвал его стальной кружок, – да ещё ухитрился так его переврать, что попал не к Магическому Двору, а прямиком к Магическому Вору. Специально захочешь, не получится! Значит, это судьба. Будем, стало быть, из тебя человека делать, деваться некуда, – медальон горестно вздохнул, хмыкнул и вдруг доверительно добавил:
– Главное, потенциал у тебя ого-го какой! Знаешь, а ведь никто из моих бывших владельцев не мог со мной разговаривать. Никто. Не слышали они меня и всё тут. И охранную магию не каждый видеть мог, а если мог, то лишь самую простую, низшего уровня… Впрочем, я её тоже почти не вижу, к сожалению. Зато хорошо чувствую наличие волшебства. Особенно те места, где оно запрятано. А ты видишь… Да я вообще людей с такими удивительными способностями, как у тебя, никогда и не встречал, хотя уж сколько веков по мирам путешествую, всякого повидал. И знак мой незримый ты разглядел… Не-ет, не зря мы с тобой встретились, не зря.
– Это который знак? – спросил польщённый Семён Владимирович. – Формулы, что ли?
– Да нет. Ту клинопись любой увидеть может. Я имею в виду тот, который с пальцем, – с досадой пояснил медальон. – Подпись мастера, который меня изготовил: знак ручной работы, единственный экземпляр. Хм, не понимаю, чего ты в нём такого неприличного обнаружил?
– А… э… – не нашёлся что ответить Семён. Не объяснять же бесполой железке обычаи и нравы совершенно чуждого ей мира. Всё равно не поймёт. И потому Семён молча привязал кошелёк к джинсовой петельке, подёргал его, проверяя, хорошо ли держится. Кошелёк держался хорошо.
– Всё, – сказал Семён Владимирович, – готово. Поехали.
– Поздно, – тускло сказал медальон. – Опоздали. Не успеваю я… Блуждающий Стражник явился. Ох и не везёт мне! А ведь так всё хорошо начиналось… Ты вот что, стой и не двигайся, авось пронесёт. Я тебя прикрою, само собой, но кто знает, что получится. С прежним хозяином что-то не очень… На всякий случай – прощай, – и медальон умолк.
Семён, заранее пугаясь, завертел головой, во все глаза высматривая таинственного грозного стражника. Но вроде всё было как и раньше: золото, мумии и тишина. И больше никого и ничего. Хотя…
Слабый звук шагов донёсся откуда-то из-за спины. Семён обернулся и замер, в недоумении разглядывая странное создание, уныло бредущее в его сторону от далёкой матовой стены.
Блуждающий Стражник блуждал, судя по всему, очень много сотен лет, потому что был дряхлым до невозможности. Настолько, насколько может быть дряхлым устройство, которое никогда не чистили, не смазывали и не проводили с ним регламентных работ. Блуждающий Стражник был механизмом. Своеобразным механизмом, соответствующим миру, где его создали: корпусом служили рыцарские доспехи, ныне изъеденные ржавчиной до дыр. Сквозь прорехи грязного до черноты корпуса то там, то здесь ясно виделись железные внутренности, какие-то трубочки, вращающиеся шестерёночки и подвижные маятнички.
Сам вид стражника Семёна не испугал, а скорее успокоил. И не такое в кино видал. А вот то, что было у механического рыцаря в руках… Это заслуживало внимания. Этого надо было остерегаться. Потому что пистолеты, особенно крупного калибра, типа «Магнума», у Семёна всегда вызывали чувство уважительной опаски.
– Прямо «Звёздные войны» какие-то, – прошептал себе под нос Семён Владимирович, – эпизод десятый, не отснятый.
Словно услышав Сенины слова, стражник остановился и, поскрипывая шарнирами, принялся оглядываться, неестественными рывками поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.
И в этот момент медальон создал вокруг Семёна обещанную защиту. Что-то вроде полупрозрачного колпака, накрывшего его от макушки до самого пола. Колпак состоял из бесчисленного количества чешуек-шестигранников, часть из которых почему-то не прилегали плотно друг к дружке, а были либо повёрнуты поперёк, либо задраны как попало, что напрочь искажало перспективу: Семён словно очутился перед волнистым, местами дырявым стеклом. Смотреть сквозь такое стекло было крайне утомительно, а потому, не думая о том, что он делает, чисто автоматически, Семён протянул руку и пригладил едва ощутимые чешуйки, те, которые были перед лицом, ставя их на место. От этого движения произошло сразу две вещи – стражник уставился в его сторону щелью забрала и неожиданно быстро поднял обе руки, наведя широкие стволы на Семёна Владимировича. А чешуйки – все, до единой, по всему защитному колпаку – вдруг разом стали на место.
Семён замер с вытянутой рукой. И дышать стал через раз, на всякий случай. Стражник постоял, постоял, и, внезапно утратив всякий интерес к подозрительному месту, опустил руки и побрёл дальше, по дуге обходя золотую гору. Вскоре металлическое шарканье стихло. Семён медленно обернулся: стражник, не снижая скорости, вошёл в молочную стену и исчез. Как будто его здесь никогда и не было.
– Уф, – сказал медальон, – пронесло… Вовремя ты… извиняюсь, вы, Семён Владимирович, моё заклятье невидимости усилили. Я даже и не знал, насколько оно у меня несовершенное. Хорошее, но не совершенное. Что же вы, уважаемый, со мной как с детской игрушкой… о самом главном-то и умолчали… Честное слово, обидно. Могли бы и правду сказать, я всё равно разболтать не смогу. Даже если бы и захотел.
– Какую правду? – озаботился Семён. – Ты о чём?
– Ну как же, – в баритоне прорезались странные истерические нотки, – а то мы не знаем, не понимаем мы… Легенд о Настройщике не слышали. Да-с. Извините, если что не то сказал раньше, не знал. Не ведал я!
– Вот что, если ты решил закатить истерику, так давай будешь её устраивать в другом месте, хорошо? – недовольно буркнул Семён. – Надоело мне здесь. Двигаем отсюда, пока твой ржавый охранник назад не притопал. С него станется.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил медальон, – одну минутку, – и тут же, понизив голос, спросил с придыханием:
– А какой он, этот Блуждающий Стражник? Я-то его не вижу, не дано мне этого. Только ощущаю… Страшный, да?
– Невозможно страшный, – согласился Семён, – сторукий, одноногий и ходит задом наперёд. Прыжками. А рот с клыками на спине.
– Вот ужас-то, – сказал медальон. – Ну и пусть. Теперь мне на всё плевать. Пускай себе хоть тысячерукий! Хоть с зубами в заднице. Эх, какой мне, оказывается, компаньон в этот раз достался… Аж самому себе завидно. Так, значит, изволите воспользоваться моей помощью? Сами, стало быть, не жела… Впрочем, о чём это я! Сию минуту.
– Ты вот что, – недовольно сказал Семён, поднося медальон близко к лицу, – прекращай выкать, не люблю я этого. Давай по-свойски. Раз мы с тобой с самого начала на «ты», значит, так будет и дальше. И ещё – как тебя зовут? Не могу же я к тебе без имени обращаться.
– Зовут? – растерялся медальон. – Да никак не зовут. Магический Вор – это лишь рабочее название, символ для составления заклинаний. Обращение.
– Значит, будешь сейчас с именем, – пообещал Семён. – И будут тебя звать… гм, звать тебя будут… Мар. Сокращённо от рабочего названия.
– Сподобился я, – торжественно возвестил голос. – Надо же, собственное имя получил! От самого Настройщика и получил. Кто же я теперь по табелю о рангах буду, ежели с собственным именем, да ещё и при Настройщике? Морокус такое не предусматривал… М-м, на уровне имперской парадной подвязки, что ли? Не-ет, куда там, выше бери! Неужели вровень с кардинальским жезлом… ни хрена себе… – слова перешли в невнятное бормотание. В молитвы. Похоже, Мар ни с того, ни с сего начал впадать в религиозный экстаз.
– Этого ещё не хватало! – рявкнул Семён. – Отставить! Потом, всё потом. Поехали!
И они поехали.
Мир вокруг Семёна вспыхнул разноцветными всполохами, горячая волна пронеслась сквозь него и стало необычно легко во всём теле: в этот раз перенос был иным. Не таким, как в первый. Наверное, потому, что в Истинные Миры Семён добирался, скажем так, несколько не в себе и своим ходом, а в этот раз его транспортировали с максимальным удобством и комфортом. Заботливо. Как родного.
Комната, в которой оказался Семён Владимирович, в отличие от зала Хранилища не поражала своими размерами. Но и назвать её маленькой было никак нельзя: просторная, с высоким арочным потолком, она напоминала дорогую квартиру из домов постройки пятидесятых годов. Из тех, что строились быстро, серьёзно и качественно. Как правило, в центре города.
Стрельчатые, далеко разнесённые друг от дружки окна-витражи – точь-в-точь какие обычно рисуют в иллюстрациях к романтическим историям о рыцарских замках – сияли разноцветными солнечными огнями, раскрашивая богатую обстановку в немыслимые радужные цвета.
Громадный пушистый ковёр застилал весь пол, от стены до стены; посреди ковра поблескивал матовой полировкой широкий низкий стол, окружённый четвёркой глубоких кресел.
А в углу, под приспущенным балдахином, стояла кровать. Такая, какую Семён видел лишь в рекламных роликах да фильмах про сладкую безбедную жизнь: где-то метра два на три, с высоким и наверняка очень мягким матрасом. Мечта лентяя. И только сейчас Семён Владимирович понял, насколько он устал.
– Всё, приплыли, – сказал непонятно кому Семён и, сбрасывая на ходу кроссовки, поплёлся к кровати.
– Где это мы? – всполошился Мар. – Куда попали? Ничего не понимаю. Это что же за адресок указал мой бывший хозяин в возвратном заклинании? Надо разобраться. Эй, эй, не спи, – медальон тревожно зазвенел, – не спи, кому говорю! – и замолк. Потому что Семён плашмя упал на кровать, придавив собой воровской амулет, и мгновенно уснул.
– Вот так они все попадаются, – сказал чуть погодя очень раздосадованный и сильно приглушенный одеялом голос. – Уж, поверьте, не по моей вине. Да-с, не по моей. А в первую очередь по личной неосторожности. Во вторую – из-за жадности. А в третью – из-за баб… И чего они хорошего в них находят? Не понимаю. Короче, я полностью снимаю с себя ответственность за происходящее, слышишь?.. Не слышит, – пожаловался одеялу медальон. – Спит. Ну что ты будешь делать! Хоть и Настройщик он, а до приличного вора моему хозяину ещё расти и расти. Если, конечно, его раньше не съедят, при такой-то беспечности, охо-хо… Ладно, попробую сам всё выяснить, – Мар умолк. Надолго.
Когда Семён проснулся, он секунд десять таращился в окружающий его полумрак, не в силах вспомнить, где он и что с ним такое приключилось. Почему он не дома. А когда вспомнил, то расстроился. Расстроился тому, что замечательное приключение оказалось на поверку всего лишь обычным сном. Похмельным и потому очень ярким, но сном. А на самом деле он, видимо, отключился у Вити-художника в новой мастерской и его, сонного, перенесли в кладовку, чтобы под ногами не путался, туда как раз завезли пяток гостевых матрасов, именно для таких случаев припасённых. Вот и опробовал…
Семён, сильно переваливаясь, прошёл на коленях по пружинистому и с размаху толкнул рукой дверь кладовки. И, вывалившись через откидной полог, упал на мягкое. На ковёр.
– Так это, значит, не сон, – прошептал Семён Владимирович, глядя на окружающую его обстановку поверх разбросанных кроссовок, – какая радость! Наверное. – Тут Семён встал, потянулся, глянул на медальон у себя на груди, посмотрел на тёмные замковые окна, на стол, сервированный к ужину, с серебряными колпаками над горячими блюдами, с зажжёнными свечами в многоярусном подсвечнике, и первым делом поинтересовался:
– А где тут…
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:17 | Сообщение # 5 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – Туалет? – готовно переспросил Мар. – Прямо и направо. За гобеленом. Гостиничная планировка, ошибиться невозможно. Ага, я же говорил!
Пока Семён решал неотложные, накопившиеся ещё с того мира дела, медальон, не тратя зря времени, обстоятельно доложил ему обо всём, о чём только смог разузнать: Мар по своим магическим каналам ухитрился подключиться незамеченным к гостиничной информационной сети и выяснить всё, что его интересовало. Как оказалось, возвратное заклинание прежнего владельца было настроено на лучший отель Перекрёстка, что было вполне разумно – из Хранилищ, как правило, возвращаются с деньжатами. Если вообще возвращаются. Гостиничный номер был предоставлен автоматически, по мгновенному запросу возвратного заклинания с подтверждением гарантированной оплаты; номер, к сожалению, достался не из самых лучших – баронский, из внепространственного запасника. Короче говоря, аварийный вариант. Для таких вот нежданных гостей. Но если Семён против, то…
Семён был не против, совсем не против. Его вполне устраивал и баронский вариант. Даже аварийный. О чём он сообщил Мару, с удовольствием вымывшись под водопадным аварийным душем и вытершись роскошным аварийным полотенцем: баронские туалетные хоромы были обставлены по последнему слову современной сантехники, что само по себе было удивительно. Насколько Семён помнил из исторических фильмов, феодалы, которые бароны, понятия не имели о гигиене. Тем более об унитазах и биде. И джакузи. Накинув на себя висевший в стенном шкафчике банный халат, больше похожий на королевскую мантию, Семён вернулся в комнату.
– Но это же Перекрёсток, – изумился Мар, не дослушав Сениных восторгов, – и ничего в том странного нету. Другое дело, если б мы по нашей заявке да за наши денежки вдруг оказались бы в натуральном баронском жилище: вот уж где действительно свинарник! Никакой цивилизации. Вот это и было бы странно.
– Кстати, о деньгах, – спохватился Семён, – денег у меня нет.
– Как это – нет? – развеселился медальон. – А хранилищное золото? А камни? А кошель, в конце концов?
– Я имел в виду местную валюту, – смутился Семён Владимирович, поняв, что ляпнул очевидную ерунду, – деньги в смысле банкнот. Наличку. Вот начну я золотом где попало расплачиваться, так меня же быстро заприметят! И рано или поздно ограбят. У вас тут часто грабят?
– Кто? – заинтересовался Мар. – Кого? Кто заприметит и кого ограбят? Тебя, что ли? А я для чего? Я же, как-никак, твой напарник. Телохранитель и советчик. Друг, в конце концов.
– Слушай, друг, – сказал Семён, принюхиваясь к доносящимися от стола запахам, – знаешь что? Я, пожалуй, поем, а ты пока просвети меня, непонятливого, про ваши миры, перекрёстки и финансовую систему. Последнее меня особо интересует. С учётом нашего безразмерного кошелька, – и придвинул поближе к столу тяжёлое кресло.
Мироздание, по мнению Мара, было устроено просто и логично. Вначале был создан единый Мир – бесконечный в пространстве и во времени диск. Абсолютно плоский. Но разбитый на Истинные Миры (Семён, когда услышал о плоском варианте вселенной, чуть не подавился котлетой), которые соседствуют друг с дружкой, изначально закрытые от соседей мощными колдовскими границами. В виде ледяного безвоздушного пространства. Просто так перейти из одного мира в другой невозможно, как ни старайся: сколько бы ты ни путешествовал, а без должного заклинания в итоге всё равно вернёшься на прежнее место, откуда начал свой путь. Словно по шару гуляешь. Такое вот странное колдовство.
После был создан Перекрёсток… Кем создан? Да теми же, кто придумал и всё остальное мироздание. Древними магами. Богами, всемилостивыми и благими. Аминь.
На этом у Мара все его познания о мироустройстве закончились и он с облегчением перешёл к более понятным ему темам. К самому Перекрёстку.
Перекрёсток, как понял Семён из путаных объяснений медальона, был нейтральным общим миром, где решались основные политические и торговые вопросы всех Истинных Миров. Эдакой глобальной зоной безопасности. Попасть сюда мог далеко не каждый, а лишь тот, кто имел особое разрешение: Мар с гордостью доложил, что у него имеется масса всевозможных разрешений и доступов. И не только в мир Перекрёстка, но и во многие другие закрытые места. На естественный вопрос Семёна: «Откуда?», медальон уклончиво пояснил, что была как-то у него с одним из бывших хозяев срочная работёнка, спецзаказ по взлому секретного каталога магических доступов. Работу, хоть и с трудом, но выполнили в срок, и неплохо на этом подзаработали; вот тогда-то им самим кое-что и перепало. В качестве приза. О чём заказчик, разумеется, и не подозревал.
Вообще у Мара оказалось довольно бурное прошлое: изготовленный в незапамятные времена самим Вирти-тонкоруким – личным ювелиром императрицы и официальным придворным астрологом того времени, и неофициальным специалистом по взлому заговоренных сейфов – медальон должен был, по замыслу его создателя, помочь принести ему, Вирти, великое магическое состояние. Сделать его могущественным волшебником. Денег и золота у придворного мага и так хватало, а вот с толковыми, качественными заклинаниями было неважно. Плохо с ними было! То есть вообще – никак. Не хотел никто ими делиться. А медальон с его особой, тонкой настройкой должен был вывести Вирти-тонкорукого на те сейфы, где хранились самые действенные, самые ценные заклинания. Чужие. А если сильно повезёт – то даже и на слимп, в реальности которого Вирти ничуть не сомневался, напрочь отвергая официальное мнение. Мнение о том, что никакого слимпа в природе не существует.
Но придворные интриги не дали ему возможности испробовать медальон в действии: через пару дней Вирти повесили по пустяковому, вздорному обвинению. Причём повесили сразу и окончательно, без права воскрешения и реинкарнации. И даже без права посмертного существования. Перед повешеньем Вирти-тонкорукий всё же успел отдать медальон своему ученику, не объясняя его особых свойств, – просто передал, сказав ритуальную фразу. Видимо, надеялся он всё-таки вернуться с того света, этот ювелир-астролог, не захотел делиться секретом даже с учеником. Да тот тоже не промах оказался: смог самостоятельно вычислить большинство возможностей амулета, чем и не преминул воспользоваться… Дальше всё пошло по проторенной дорожке – медальон передавали по наследству, иногда под виселицей; его дарили по пьянке; его снимали с убитого – продать или украсть амулет было невозможно, снять с мёртвого дозволялось – и воровали, воровали… Воровали золото и рабов; воровали с его участием живую воду в мире Тёмных Островов и пыль забвения для шаманов Мира Снов; взламывали при его помощи имперские магохранилища, иногда по собственной воле, за плату, иногда по принуждению; воровали тени умерших преступников из Дальнего Реестра, когда по заказу родственников, когда по заказу врагов умерших.
Иногда воровали и ради развлечения, чтобы квалификацию не терять: что-нибудь, да воровали.
Последний хозяин Мара, вор-неудачник с кармическим наказанием в виде хронического невезения, владел медальоном недолго, лет пять всего. Даже воровской амулет не смог спасти беднягу, так уж, видимо, было тому предопределено – быть убитым Блуждающим Стражником. Хоть не повесили позорно, и то дело. А магических состояний никто из бывших владельцев Мара так и не нажил…
Пока Семён Владимирович кушал мясной салат, запивая его светлым пивом, без названия, но очень вкусным, Мар всё продолжал и продолжал рассказывать. Похоже, говорить он мог безостановочно и сколько угодно – одно слово, нашёл себе слушателя! Слушателя, которому было интересно всё: и факты, и легенды. Любая информация.
Факты были такие: заклинания, в отличие от вещей, нельзя было ни купить, ни продать, такое уж у них было свойство, иначе они теряли свою силу. Их можно было только обменять на другое заклинание. Или подарить. Или украсть. Чем компаньоны Мара и занимались последние полторы сотни лет, специализируясь исключительно на похищениях редких – и взломах охранных – заклинаний, но никак не на их раздаче! Украденное, согласно специфики колдовства, дарилось заказчику, а заказчик взамен дарил похитителям некоторую сумму наличностью, или что иное, по договоренности – и таким образом соблюдалось условие безвозмездной передачи заклинаний. Во избежание их порчи.
Вот так оно всё и шло, из года в год, вплоть до того чёрного дня, когда медальон оказался в Хранилище. Где он надолго и остался. Вынужденно.
Легенд было много. Самых разных: и о лунном дьяволе, и о седьмом сне, и об отражённых зомби, и о счастливом сглазе… Мар даже не стал перечислять их все – Перекрёсток вобрал в себя мифы множества Миров – а остановился только на двух легендах. Которые, возможно, и не были легендами. Потому как одна из них неожиданно стала явью: древняя сказка о Настройщике. Об особом человеке, наделённом даром видеть волшебство в любом его проявлении; о человеке, способном изменять эту видимую для него магию как угодно. Перенастраивать по необходимости. И будто бы живёт этот Настройщик на обратной стороне Вселенского Диска, изредка приходя в Истинные Миры, чтобы отдохнуть там от своей нелёгкой работы. От поддержания чародейного миропорядка.
Второй рассказанной Маром легендой была история о слимпе. Которого не существует, но слухи о котором прошли сквозь века. О неком… о нечто… – тут медальон запутался в определении, но быстро нашёлся, – о какой-то фиговине, настолько сильной, что можно при её помощи то ли миры запросто создавать, то ли наоборот – запросто их разрушать, хрен его знает! Или что другое интересное делать. А ещё в той легенде говорилось о том, что хранится этот таинственный слимп неведомо где, а ежели кому из людей удастся отыскать его, тогда всем станет хорошо. А особенно тому, кто тот слимп отыщет… Тут Мар как бы невзначай, мимоходом поинтересовался, а нет ли у Семёна ненароком с собой слимпа, или как?
– Или как, – ответил Семён Владимирович, заканчивая ужин, – дома забыл. На кровати. На обратной стороне диска, – и неудержимо расхохотался. На что медальон хотел было обидеться, но передумал, о чём и сообщил Семёну. Понятное дело, с пониманием сказал Мар, кто же такую ценность с собой в дальний путь берёт, когда вокруг столько бесчестного жулья, не то что он, Мар. Ему Семён мог бы этот слимп доверить как собственную дочь, если бы она у него была, потому как ни дочки, ни всякие слимпы ему, Мару, и даром не нужны… Хотя нет, даром взял бы. Из принципа. Но дело не в том, – очень уж ему, Мару, хочется узнать, что же такое этот слимп на самом деле. Увидеть его хочется! В натуральном виде. Но ежели дома забыл… Если это такая тайна…
Нет, не поверил медальон в Сенину историю с газетным заклинанием, очень уж вписывался Семён в известную легенду о Настройщике. А мир Семёна, о котором тот говорил – мир без магии, унылый и неинтересный, – ну никак не вписывался в мироздание по Мару. Потому что не существовало таких миров! Не должно было существовать. Даже на обратной стороне вселенной. Так Мар прямо и сказал Семёну Владимировичу, решительно и окончательно расставив всё по своим, по правильным местам. Для себя расставив. Так, как оно должно было быть, а не так, как придумал Настройщик по имени Семён.
Семён Владимирович выслушал этот произнесённый с большим чувством монолог, покивал согласно, отодвинул от себя тарелку и произнёс:
– Пусть будет так. Ладно, признаюсь тебе как другу – я и впрямь Настройщик. Чего уж темнить…
– А я что говорил! – обрадовался медальон. – Меня не проведёшь! Умный я. Опытный.
– Но дело в том, – понизил голос Семён, – что я новый Настройщик. Старый-то помер, а своё дело мне оставил… Слимп не оставлял, учти. Пошутил я про кровать… Ну, я там всё наладил по серьезному, чтобы работало долго и как надо, и прямиком сюда, к вам. Поглядеть, что да как. Много наслышан, а вот бывать в ваших краях как-то не приходилось… Работа у меня такая, – особая, настроечная. Много не погуляешь. Короче, я сейчас в отпуске и намерен хорошенько отдохнуть. Развлечься.
– Как долго развлекаться будем? – деловито поинтересовался медальон. – Год, два? Десять лет? Пару столетий?
– А сколько получится, столько и будем, – усмехнулся Семён. – Пока назад не призовут. На ту сторону. Лет пятьдесят, думаю, погуляем, если при правильном образе жизни. А то и больше.
– Я почему спрашиваю, – смущённо пояснил Мар, – тут такое дело, понимаешь… Если год, то ничего, протянем. А если больше, то…
– Не понимаю, – признался Семён. – Ты прямо говори! Учти, я Настройщик молодой, неопытный. Ничего в ваших Мирах и в вашем колдовстве не понимаю. Так что ты поконкретней, ладно? Не стесняйся. Руби правду, я согласен.
– Хорошо, – покорно согласился медальон, – рублю. Работать придётся, вот что. На одном золоте не проживёшь. Нет, поесть-попить, конечно, можно… Дом купить или магазин какой – запросто. С голоду не умрёшь. Но если гулять, да ещё полвека, тогда одного золота мало. Заклинания нужны, вот как. Чтобы из мира в мир перелетать, чтобы… Чтобы ни от кого не зависеть! – нашёл верную фразу Мар. – Моё-то колдовство короткое, одноразовое… Ну, не одноразовое, – поправился амулет, – но конечное. Подзаряжать его надо. Да и вообще… Болтаться без дела пятьдесят лет, попросту проедая золото – фу! Не по мне это. Тоскливо.
– И не по мне тоже, – серьёзно согласился Семён, – так что будем работать. Слушай, может, мне в армию податься? К Магическому Двору. И Миры посмотрим, и заодно с магией что-нибудь придумаем. Как, а?
– Ты чего? – опешил Мар. – Пиво в голову ударило? Вот ещё, в армию! Объявлению поверил, ха-ха. Хе-хе. Запомни, что в хорошие места не зовут. А тем более не вербуют. Армия! Что ты о ней знаешь… Был один тип, лет пятнадцать меня носил, пока за бутылку очередному вору не променял, – так вот, этот типчик из армейских был. То ли дезертировал он, то ли выперли его за пьянку, не знаю. Не говорил. Зато об армии, как надерётся, много чего собутыльникам рассказывал. И знаешь, что я понял из его болтовни? То, что творческому человеку делать там нечего. Вот и весь сказ.
– Коротко и по существу, – оценил услышанное Семён. – Убедил. А кем же тогда? Работать – кем?
– По специальности, – уверенно ответил Мар, – вором с прикрытием. Поверь, в этом деле нам не будет равных! Ты, с твоим талантом, и я, с моим опытом… Да мы кого хочешь обставим, было бы кого.
– Согласен, – не раздумывая сказал Семён, чего уж тут было думать! Мар был прав – более надёжного и опытного спутника Семён Владимирович, при всём своём желании, вряд ли бы нашёл в этих странных Мирах. А что до воровства… Не бельё же с верёвок тырить будут, в конце-то концов! Не по карманам шарить.
– Только у меня одно условие, – предупредил Семён. – Не хочу я быть вором с прикрытием. Не звучит оно как-то… Давай лучше так: буду я называться специалистом по отладке заклинаний. Просто и многозначительно.
– Как скажешь, – безмятежно согласился Мар. – Хоть заклинателем пиявок. Суть от этого не меняется.
На том и порешили.
…Пока они так мило беседовали, за многоцветными окнами забрезжил рассвет. Наступило утро.
– Думаю, пора и на волю, – заметил Семён, мельком глянув на окна, – в люди пора. Хочу посмотреть, что за Перекрёсток у вас такой. Самое время.
– Здесь и днём и ночью самое время, – усмехнулся Мар, – особенно ночью. На Перекрёстке по ночам не дрыхнут, а дела делают! Или развлекаются. Столица Миров, как-никак. Неофициальная.
– Да? – удивился Семён, который хоть и не считал себя провинциалом, но к бурной жизни больших городов был непривычен. – Что же ты раньше не сказал? Пошли бы ночью. Интересно ведь!
– Пока не стоит, – охладил его пыл медальон. – Шастать по ночам можно тогда, когда знаешь – где, что и как. Чтобы на лишние неприятности по глупости не нарваться.
– Так, – сказал Семён Владимирович, – понятно. Ладно, пошли тогда при дневном свете разбираться, где чего. И как. За гостиницу кому платить?
– Положи на стол то, чем решил расплатиться, – посоветовал Мар, – и скажи: «В расчёте». Если оплата устроит, нас выпустят.
– А если не устроит? – полюбопытствовал Семён, шаря в кошельке. – Что тогда? О, чего-то нащупал… – он достал из мешочка золотую монету и положил её на стол.
– Если не устроит, тогда познакомишься с полиментами, со скорым судом и высылкой в Исправительный Мир, – доброжелательно пояснил медальон. – Не самое лучшее место. Бывал я и там.
– В расчёте, – произнёс Семён: монета исчезла со стола и через пару секунд на столешнице возникла тонкая пачка фиолетовых купюр, перетянутых резинкой.
– Сдача, – коротко пояснил Мар. – Монету проверили, оценили и теперь мы можем убираться куда угодно.
– Быстро у вас здесь, – уважительно сказал Семён Владимирович, засовывая пачку в плотный джинсовый карман, – лихо.
– У нас тут всё быстро, – вздохнул медальон. – Иногда чересчур… – но вдаваться в подробности не стал. – Первым делом, – немного подумав, сказал Мар, – надо тебя как следует приодеть. В лучшем магазине. А то что же ты за вор с прик… извиняюсь, специалист по отладке, если весь из себя такой ободранный! Тебя как, прямиком в магазин, или самостоятельно, пешочком по улицам? Для ознакомления.
– Пешочком, – решил Семён, – и по центральным. А как же! Гулять так гулять, – и в ту же секунду оказался на улице.
Мир Перекрёстка, похоже, ничем особо не отличался от привычного Семёну земного. То же солнце в голубом, по-утреннему чистому небу, та же зелёная трава на газонах, те же деревья в скверах. Но всё остальное…
Воздух был чист – это в первую очередь отметил для себя Семён Владимирович, глотнув его от неожиданности полной грудью, не привык ещё Семён к мгновенным перемещениям – и без городского бензинового привкуса. Лесом пахло, травяной свежестью. Цветами.
Проспект, на котором очутился Семён, стрелой уходил вдаль; широкие тротуары были заполнены прохожими в самых странных и экзотических одеждах. Моды и стили были перемешаны напрочь и, судя по всему, это никого не шокировало – никто ни на кого не обращал внимания, спеша по своим делам. Во всяком случае на Семёна не оборачивались.
По проезжей части разъезжали дивные разномастные кареты, некоторые с лошадьми, а некоторые и без; среди них то и дело мелькали привычные для Сениного глаза машины, то современные, каплевидные, то угловатые и нелепые, словно удравшие из музеев – но ни одна из них не рычала двигателем, выбрасывая выхлопные газы. С экологией в этом мире, похоже, был полный порядок.
Дома, выходящие своими фасадами на проспект, тоже поражали воображение: нигде Семён не видел такой планировки. Если это, конечно, можно было назвать планировкой. Современные многоэтажные небоскрёбы – сталь, бетон, зеркальные стёкла – соседствовали с величественными готическими замками и напыщенными султанскими дворцами, стена к стене, изредка прореживаясь маленькими аккуратными парками.
Всё выглядело настолько непривычно, что у Семёна закружилась голова, он перевёл взгляд на небо, чтобы немного придти в себя… И чуть не упал: по небу неторопливо плыл косяк летающих тарелок. Классических неопознанных объектов, ослепительно блестящих под солнечными лучами; тарелки почётным эскортом сопровождали чёрный пузатый дирижабль. Под дирижаблем развевался вымпел с броской алой надписью «Дипломатический».
– Однако, – пробормотал Семён.
– Что, пробирает? – весело поинтересовался медальон. – Перекрёсток, он и есть Перекрёсток. Нам прямо, – и чуть потише добавил:
– Ты сильно по сторонам не глазей, не надо. И кошель рукой придерживай. На всякий случай. Я, ежели что, о нём позабочусь, можешь не беспокоиться, но всё же… – и умолк.
Семён кашлянул, принял озабоченный вид и деловой походкой двинулся в путь.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:18 | Сообщение # 6 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 3. Самонастраиваемый Лицензионный Имперский Маскировочный Прибор
Магазин одежды меньше всего походил на магазин. И Семён точно прошёл бы мимо – остановился бы, поглазел, но прошёл, – если бы Мар вовремя его не притормозил.
– Тпру! – скомандовал медальон. – Приехали. Нам сюда, направо, – и захихикал, увидев Сенину реакцию.
– Сюда? – поразился Семён Владимирович. – В этот… Ты уверен?
– Уверен, уверен, – с усмешкой подтвердил медальон, – именно сюда. В этот.
Справа от Семёна, за громадной – от тротуара до второго этажа – стеклянной витриной, на фоне искусственного тропического заката, в самых непринуждённых позах сидели, стояли и лежали дамочки в роскошных одеяниях. Те, которые стояли и те, которые сидели в креслах, были одеты хоть и пёстро, но вполне приемлемо. А вот те, которые томно возлежали на низких диванах, были почти без ничего: то, что имелось на них, кружевное и воздушное, одеждой назвать было никак нельзя. Потому что оно ничего не закрывало. Скорее наоборот, подчёркивало.
– Что-то не похоже на магазин… – неуверенно сказал Семён, робко делая шаг к витрине. – На другое похоже. На бордель какой-то.
– Можно подумать, ты раньше в наших магазинах бывал, – резонно заметил Мар. – Ох и провинция эта ваша обратная сторона мира, как я погляжу! Ох и темнота. Бордели, между прочим, совсем по другому разряду оформляются. Не так броско. Я тебе потом покажу, если захочешь, – пообещал Мар и довольно захохотал.
– Где тут дверь? – сухо спросил Семён, оставляя без внимания последнюю реплику. – Как туда войти?
– Просто, – пояснил медальон, – иди сквозь красавиц и всё. Это же мираж. Реклама.
– А стекло? – на миг задумался Семён Владимирович. – Что, мне и сквозь него идти? Сквозь витрину ломиться, что ли?
– Какое стекло? – теперь уже удивился Мар. – Нету там никакого стекла. И быть не может. Э, да ты что-то магическое, небось, углядел… Наверное, защита там у них какая-то, от пыли или дождя. Безвредная.
– Мда-а, есть однако и свои недостатки в твоём особом зрении, – озаботился вслух медальон. – Видеть преграды там, где их нет… Это, знаешь ли, может однажды нас крепко подвести. Ты вот что – если увидишь чего непонятного, тогда немедленно меня спрашивай. Я-то сразу скажу, настоящее оно или так, волшебное. Обман твоего зрения.
– Ладно, – сказал Семён, – договорились, – и, на всякий случай зажмурясь, шагнул в витрину: стекла, как и предупреждал Мар, не оказалось. Лишь тёплый ветер мазнул Семёна по лицу.
Магазин внутри оказался небольшим, без привычных для Семёна прилавков, вешалок и кабинок примерки. Да что там кабинок – даже одежды в нём не было, в этом хвалёном магазине! А был в наличии лишь скучающий продавец, худой и подозрительно румяный, да непонятный круглый постамент посреди зала. И всё.
– А где одежда? – требовательно спросил Семён Владимирович у внезапно затихшего медальона. – Костюмы где? Может, я не туда попал?
– Туда, туда, – убеждённо заверил Семёна продавец, – не сомневайтесь. Вы, я так понимаю, издалека будете?
– Из очень далёкого далека, – согласился с ним Семён. – А у вас что, только дамская одежда в наличии имеется? А то на витрине, знаете ли…
– Судя по всему, вы действительно нездешний, – продавец, загадочно улыбаясь, оглядел парня с ног до головы и неожиданно подмигнул ему. – И наверняка с окраинных миров. Первый день на Перекрёстке, да?
– Первый, – вздохнул Семён.
– Тогда приступим, – решительно сказал румяный продавец, доставая из ниоткуда блокнот и ручку. – А для того, чтобы правильно подобрать нужный костюм, я должен задать вам несколько простых вопросов. Попрошу отвечать быстро и не задумываясь! Итак. Какая историческая эпоха вам больше нравится? Ваш любимый цвет? Сексуальная ориентация? Мучили ли вы в детстве животных? – продавец, не прекращая допроса, раскрыл блокнот и приготовился в нём записывать. – Боитесь ли вы своего отражения? Часто ли случаются у вас запоры? Если бы у вас был слимп, то какой бы мир вы создали первым – простой или перевёрнутый?
– Мне бы одеться, – пробормотал Семён, затравленно озираясь и пятясь к выходу, – какие к чёрту отражения… куртку бы да штаны поновее… дурдом какой-то.
– Скажи ему, что у тебя наступил шестой уровень агрессивности, – серьёзным голосом посоветовал медальон, – что ты спишь когда хочешь и всегда помнишь лик своего отца, а все метийцы – ублюдки и сволочи. И у них гнилые зубы. И уверенней говори! Надменно.
Семён открыл рот, закрыл. Продавец, размахивая ручкой, наступал на Семёна, продолжая заглядывать в свой блокнот:
– …вызывает ли у вас цифра семь желание отхлестать самого себя ремнём?..
– У меня, между прочим, шестой уровень агрессивности, – слабым голосом сказал Семён Владимирович. – И цифр я не знаю. И букв тоже. Неграмотный я.
– Надменней! Хами, кому говорю! – зашипел медальон. – А то не отвяжется.
– Шестой уровень! – гаркнул Семён. – У меня! Агрессивности, век воли не видать! Сплю когда хочу, лик папашки своего помню, зубы лечу. А все метийцы – гады и уши не моют.
– Про уши, знаешь ли, перебор, – задумчиво сказал Мар, – хотя кто знает, кто знает…
Продавец умолк на полуслове, сначала побледнел, а после пошёл багровыми пятнами. Мгновенно спрятав блокнот и ручку в никуда, он рухнул на пол и распростёрся перед Семёном ниц.
– О светлоликий! – с горечью взвыл продавец, неудобно выворачивая голову, чтобы хоть как-то видеть Семёна. – Не вели своей страже меня занормаливать! Не понял я, что шутишь ты, под видом чужеземца пришедший, верных слов не помнящего. Да будет сон твой глубок и лик отца светел!
– То-то же, – грозно произнёс Семён. – Давай обслуживай. И по быстрому. А то я к седьмому уровню запросто перейду. А после и к восьмому! Я в гневе страшен.
– Повинуюсь, – продавец вскочил, как на пружине подпрыгнул, и опрометью кинулся к круглому постаменту.
– Слушай, а чего я ему такое сказал? – тихонько спросил Семён у медальона, направляясь следом за продавцом. – Обидел его, что ли? Вон как носится. Как наскипидаренный.
– Разумеется, обидел, – охотно подтвердил Мар. – Ещё как обидел! Оскорблениями, дозволенными к публичному произношению лишь лицам королевской крови. У них там строгая иерархия насчёт ругательств, в их Чистолёдном Мире, – медальон зло хохотнул. – Гаденький мир. Все как один на психоанализе сдвинуты. В общественный сортир без опроса не пустят! Да и вообще, не люблю я метийцев с их татуированным румянцем. Один из моих хозяев был метийцем. Это, если ты не знаешь, низшая каста сотелей. А сотели…
– Отстань, – нервно попросил Семён, – а то я обрушу на тебя свою шестиуровневую ярость. Нечего меня подставлять! Наговорил, понимаешь, человеку из-за тебя чёрт-те что. Даже неудобно… За царя себя выдал! Тьфу.
– Ничего, – утешил Семёна медальон, – зато он теперь в лепёшку разобьётся, но предоставит нам то, что нужно.
– А что нам нужно? – удивился Семён. – Одежда, она и есть одежда.
– Ты давай иди, – уклонился от ответа Мар, – сначала посмотрим, чего у них в наличии имеется.
А в наличии имелось всё. Круглый постамент оказался и гардеробной, и складом готовой одежды одновременно: едва только Семён подошёл к нему, как над постаментом вспыхнуло белое неоновое зарево и стали в том зареве появляться развёрнутые в полный рост костюмы, один другого краше. Повисев несколько секунд в воздухе, очередной костюм исчезал, уступая место следующему. И все они имели ярко выраженный монаршеский стиль. Во всяком случае неизменная горностаевая мантия и бриллиантовые украшения по всему воротнику наталкивали именно на такую мысль.
– Тю! – с досадой воскликнул Мар. – Он же тебе королевские шмотки предлагает.
– Разумеется, – вполголоса, чтобы не услышал продавец, огрызнулся Семён, – меньше ругаться надо было. По-королевски.
– А ты дай ему в ухо, – кровожадно посоветовал медальон. – И скажи, что тебе нужен маскировочный комплект типа «Хамелеон». Или «Летучая мышь» на худой случай. Или что-нибудь подобное. Откуда я знаю, чего они тут за десять лет понапридумывали.
– Не буду я в ухо, – мотнул головой Семён, – хватит с него сильных впечатлений. Ещё помрёт от волнения… Эй ты, метиец! – спесиво обратился Семён Владимирович к продавцу, снова входя в роль капризного царька. – Этого барахла у меня и так навалом. Все шкафы забиты. Ты мне «Хамелеон» подавай! Или «Бэтмана».
– Какого ещё бетмана? – опешил Мар. – Не говорил я такого.
– Или «Летучую мышь», – через губу поправился Семён. – Желаю. Маскировочную.
– Но, ваше величество… Это же имперские военные склады! – на продавца словно напал столбняк, он замер, в отчаянии воздев к потолку руки. – Секретные! Нет у меня к ним допуска. Не велите меня занормаливать, не виноват я… Может, лучше охотничий костюмчик бесплатно возьмёте, а? Со складной походной короной.
– О допуске заговорил, – удовлетворённо пробормотал Мар, – откупаться пробует. Значит, вот-вот дойдёт до кондиции и не будет протестовать, ежели мы из его магазинчика прямиком в склад сунемся. Так. Какой там у них на складах допуск? – приглушённо забормотал Мар. – Не то, опять не то… Ага! Есть. Можешь меня предъявлять. Приложи к постаменту… С шеи меня сними и приложи. Нельзя перед подданными спину гнуть… Вот так.
В неоновом свете возник серенький невзрачный комбинезон из тонкой глянцевой материи, с еле заметной молнией от воротника до пупка; пристёгнутый закруглённый капюшон парил над ним в воздухе, словно нахлобученный на чью-то невидимую голову.
– Так вот ты какой, «Хамелеон» имперский, – задумчиво сказал Мар, – много наслышан, а видеть не приходилось. Бери его скорей и сваливаем, пока нас не засекли! Допуск допуском, но и о сигнализации не надо забывать. Наверняка где-то к нему прицеплена.
– Эта, что ли? – Семён пригляделся: от комбинезона, от пояса, тянулся в сторону и таял за пределами неонового сияния оранжевый огненный шнурок. Недолго думая, Семён протянул руку, легко оторвал невесомый шнур от материи и завязал его конец узелком. Так, на всякий случай. Освобождённый шнурок дёрнулся и скользнул куда-то за пределы видимости; комбинезон, внезапно став материальным, упал на постамент серой кучкой.
– Ну-с, будь здоров и не забывай по утрам зубы чистить, – назидательно сказал Семён продавцу, беря комбинезон под мышку, – и уши мой. И румянец чаще подкрашивай, – парень покопался в кошельке, вынул пригоршню золотых монет и небрежно швырнул их под ноги сникшему продавцу.
– Эй, ты чего-то чересчур щедрый! – возмутился Мар. – И половины хватило бы. Денежки-то ему лично пойдут, а не в казну – никто в здравом уме не станет афишировать, что с его помощью секретный склад бомбанули. Тем более перечислять такие деньги в военное ведомство.
– Царь я или не царь? – не повышая голоса сказал Семён. – Как хочу, так и плачу. Имею право! Конституцией не запрещено, – и направился к выходу.
Окинув на прощанье миражных девиц пристальным взглядом, Семён Владимирович пошёл дальше по улице, на ходу пытаясь разглядеть обновку.
– Только не здесь! – всполошился медальон. – Зайдём в какой-нибудь скверик, там можно будет и переодеться.
– Было бы во что переодеваться, – вздохнул Семён. – Купил с твоей подачи… можно даже сказать – со склада спёр… а чего купил-спёр – непонятно. Больно оно невзрачное, это приобретение. В таком только спортом заниматься, по стадиону бегать. И то при хорошей погоде и без зрителей. Чтобы не засмеяли.
– Хе, – сказал Мар, – хе-хе. Посмотрим, что ты потом скажешь. Когда переоденешься.
– Кстати, – вспомнил Семён Владимирович, – а как это продавец ухитрился меня вычислить? То, что я приезжий?
– По вопросу о дамской одежде, – охотно пояснил Мар. – Потому что старожил таких дурацких вопросов задавать не стал бы. Это же реклама! А задача рекламы – привлечь внимание. Вот потому мужики и видят на витрине расфуфыренных тёток. А был бы ты женщиной, увидел бы совсем другое.
– Да? – удивился Семён и нахмурился задумавшись. – А если мужчина вдруг увидит там не женщин? А, скажем, тоже мужиков? Полуголых.
– Э, какая продавцам разница, – отмахнулся медальон, – да хоть кобылу в розочках. Главное, чтобы покупатель в магазин зашёл. У нас, братец, в личную жизнь лезть не принято. Ты, главное, деньгу давай, а всё остальное никого не касается… Вот подходящий скверик, – Мар качнулся на цепочке, потянул её, словно потяжелел внезапно. – Кусты высокие, полиментов не видно… Можно переодеваться.
– Да кто они такие, ваши полименты? – Семён, по быстрому сбросив грязные джинсы, рубашку-безрукавку и кроссовки, принялся натягивать комбинезон на себя. Лёгкая материя была на ощупь тёплой и шелковистой, серая ткань словно скользила по телу – создавалось такое странное впечатление, будто бы это не Семён надевал комбинезон, а комбинезон вбирал в себя Семёна.
– Во всех мирах есть службы охраны, – пояснял тем временем Мар, – где полиция, где милиция. Где стража. Здесь – полименты. Ясно?.. Эй, ты свои прежние шмотки просто так в кусты не бросай, нельзя ношеным барахлом раскидываться! Ещё наведут через него на тебя порчу. Или отыщут нас поисковым заклятьем… Бери старьё с собой, сожжём его где-нибудь по пути. Во избежание неприятностей.
– Ну ты уж скажешь, – недоверчиво покачал головой Семён, – порчу наведут. Мистика какая-то. Колдовство – это да, согласен. Но порча…
– Никакой мистики, – запротестовал медальон, – сам сколько раз порченых видел. Ладно, хватит болтать. Оделся? Капюшон можешь пока в кармашек спрятать, он там, на спине. А теперь представь себе, во что бы ты хотел одеться. Только тщательно представляй! С подробностями.
Семён призадумался. Ничего путного в голову не лезло, так, ерунда всякая. Придумывать себе опять джинсы и рубаху было глупо, а на большее фантазии не хватало. Ну не костюм-тройку же изобретать!
– А вот деловых костюмов не надо, – подал голос Мар, – ты образно думай, не стандартно. У нас стандартно только госслужащие одеваются.
Семён невольно глянул на себя – вместо комбинезона на нём был серый мешковатый костюм. Костюм-тройка на голое тело.
– Понятно, – уверенно сказал Семён Владимирович, хотя ничего толком и не понял, – образно, говоришь?.. – и стал думать образно, то есть вспоминать иллюстрации ко всем прочитанным им когда-то книжкам. Конечно, гораздо уместнее сейчас было бы припомнить какой-нибудь журнал моды, но такими журналами Семён никогда не интересовался.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:18 | Сообщение # 7 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – Не то, – категорически забраковал Мар первую Сенину попытку одеться в наряды книжных героев, и вторую забраковал. И десятую тоже не одобрил. А вот от двенадцатой пришёл в восторг.
– То, что надо, – одобрительно сказал медальон. – Простенько и со вкусом. Сам выдумал или подсмотрел где?
– Читал, – рассеянно ответил Семён, оглядывая себя с некоторым изумлением.
Серый комбинезон исчез, превратившись в смутно знакомые Семёну Владимировичу одежды: кожаный камзол и кожаные штаны-чулки – всё ночного чёрного цвета – отливали тусклым серебряным тиснением; стоячий воротник и манжеты чёрной же рубашки были оторочены серебристой канвой, в чём Семён лично убедился, специально оттянув жёсткий воротничок в сторону и страшно скосив на него глаза; длинный чёрный плащ-накидка с плотным серебряным шитьём по краям ниспадал на чёрные мягкие сапоги. Сам плащ был застёгнут у шеи небольшой серебряной брошью в виде розы. Руки закрывали щегольски чёрные, с обязательным серебряным отливом перчатки.
– Кажется, шпага ещё должна быть, – пожаловался Семён, привязывая кошелёк к широкому чёрному поясу, – в таком же стиле. На чёрной перевязи и в серебряно-чёрных ножнах. А её нету. Некомплект!
– Не положено, – отрезал медальон, – оружие при надобности отдельно покупается. Это же маскировочный костюм, а не арсенал.
– Ну раз отдельно, – с сожалением вздохнул Семён, – тогда и без шпаги можно походить. Временно… Как бы мне от этих перчаток избавиться, надоели уже, честное слово, – раздражённо буркнул Семён Владимирович, – кошелёк толком привязать не могу… Ух ты, пропали! – Семён изумлённо уставился на свои голые руки. – Удобно, ничего не скажешь.
– То ли ещё будет, – самодовольно заметил Мар, – зря, что ли, я полночи нужный магазин вычислял. Хорошо, что метийцы народ консервативный и скучный, сколько лет в одном и том же месте одёжную лавочку держат. Не подвели на этот раз, честь им за то и хвала… Я тебе говорил, что терпеть их не могу?
– Так ты что, всё нарочно подстроил? – возмутился Семён, уперев под плащом руки в бока. – И меня не предупредил?
– Разумеется, – спокойно согласился медальон, – придумал и подстроил. Нужна была импровизация. Если не боишься умных слов – адекватная реакция. А если бы ты всё заранее знал, фиг бы что у нас с тобой получилось! Актёр из тебя не очень, не умеешь ты пока свои эмоции контролировать. У тебя же всё на лице написано. Неубедительный из тебя царь вышел бы, ты уж извини за прямоту. Подумаешь, слукавил я чуть-чуть, так ведь для пользы дела… Зато у нас теперь «Хамелеон» есть, последней модели. Да за такой костюмчик любой вор не то что душу заложит – сам себя украдёт и перепродаст!
– Ну, знаешь ли, – растерялся Семён, не находя слов, – ну вообще. Актёр из меня плохой, скажет ещё! Ты выражения-то выбирай.
– Понятно, – усмехнулся Мар. – Значит, насчёт всего остального не сердишься? Насчёт импровизации.
– Да в общем-то нет, – подумав, признался Семён. – Только на будущее давай без запланированных неожиданностей, ладно? А то я обижусь.
– Обещаю, – преувеличенно честным голосом поклялся медальон и тихонько захихикал; Семён решил, что ему лучше не выяснять причины столь неожиданного веселья.
Взяв свёрток с вещами под мышку, Семён Владимирович прогулочным шагом направился в глубь сквера.
Высокие деревья, росшие вдоль аллеи, шелестели густой листвой под тёплым ветром. Солнце уже поднялось довольно высоко и заметно припекало жёлтую аллейную брусчатку: было около полудня. Но Семён в своём чёрном одеянии ничуть не страдал от жары – скорее, ему было прохладно. Словно в новой одежде был спрятан микрокондиционер, поддерживающий оптимальную температуру. Может, так оно и было на самом деле, Семён не задумывался о таких пустяках – хорошо себя чувствует, и ладно. Бытовые чудеса воспринимались уже как должное.
По веткам деревьев прыгали серые белки, изредка прицельно кидая в одинокого прохожего мелкие орешки; было тихо. Только иногда порывами налетал ветер, шумел листьями и тогда белки замирали на своих ветках, испуганно оглядываясь по сторонам. У Семёна заскребло на душе – больно уж этот уютный пейзаж напоминал центральный городской парк в далёком семёновском мире. Не хватало лишь детворы, мороженщиков с ларями, аттракционов и кинотеатра. И пьяных.
– Чую, – загробным голосом внезапно изрёк медальон, – не одни мы тут. Печёнкой чую! Следят за нами, что ли? Ты давай не зевай, по сторонам поглядывай, – Мар тревожно зажужжал, словно маленький трансформатор.
– Откуда у тебя печёнка, – усмехнулся Семён: в слежку верилось слабо, какая ещё может быть слежка в таком славном месте. – Ты чего разгуделся? Комаров отгоняешь?
– Это присказка такая, про печёнку, – нервно ответил медальон, – и, пожалуйста, не отвлекай меня от выполнения моих прямых обязанностей! От твоей охраны. Надо все защитные блоки на всякий случай подготовить.
– Было бы от кого охра… – Семён осёкся.
Впереди, шагах в десяти от Семёна, из-за кустов резко вышел невысокий худенький человек, – даже не человек, а человечек, большеголовый карлик, – в белом чистеньком костюмчике, больше похожем на плотно облегающий скафандр. В одной руке человечек держал что-то вроде коробки с ручкой. Тоже белую.
На ходу развернувшись к Семёну в шаге как солдат на плацу, карлик несколько театральным жестом нацепил себе на нос узкие тёмные очки, заранее припасённые в другой руке, прижал коробку к груди и быстро откинул её боковую крышку. Внутри коробки на пружинной подставке лежал здоровенный, налитый кровью глаз.
– Не смотри! – в панике крикнул Мар. – Окаменеешь!
Вокруг Семёна Владимировича вспыхнуло насыщенное фиолетовое зарево – это медальон спешно включил один из своих защитных блоков. Наверное, особый блок от дурного глаза.
От белой коробки к фиолетовому зареву протянулся грязно-коричневый луч, больше похожий на материальное щупальце, чем на нематериальный взгляд.
– Уроды! – натужно взвыл Мар. – До чего же чужих ненавижу! Ох, колется как… Ходу, ходу отсюда! Меня надолго не хватит. Глаз шибко мощный, свежий… И где они, гады, их берут?
– Ах так! – разозлился Семён. – Значит, так, да? – и, швырнув в сторону одёжный свёрток, не бросился наутёк, как советовал медальон, а высунул руки за фиолетовое сияние и сгоряча ухватился за коричневый луч. Голыми руками.
Ощущение было неприятное, словно Семён сжал в руках шланг работающего дерьмовоза: скользкий луч вибрировал и дёргался, так и норовя из них выскользнуть.
Карлик демонически хохотал, тыкая в сторону Семёна свободной ручкой, всхлипывал от смеха и изредка показывал Семёну Владимировичу нехороший жест. Тот самый, который был выгравирован у Мара на обратной стороне. Знак ручной работы в единичном экземпляре.
– Ну я тебя, паршивца, – вконец осатанел Семён, рывком отодрал полупрозрачный шланг от поблекшей фиолетовой защиты и, покряхтывая от напряжения, отогнул его в сторону, нацелив коричневую кишку на весёлого карлика; взгляд, как Семён и надеялся, сразу же удлинился и жадно уткнулся в самого карлика и в его коробку.
– Опс, – изумлённо сказал белый человечек и окаменел, превратившись в беломраморную статую: вид у статуи – в мраморных чёрных очках, с протянутой вперёд рукой и торчащим из кулака кривым пальцем – был крайне хулиганский. Налитый кровью глаз не успел сомкнуть свои веки и тоже окаменел – вывалившись из коробки, он бильярдным шаром прокатился по тёплой брусчатке и застрял где-то в кустах.
– Мы что, победили, да? – словно не веря в случившееся, слабым голосом спросил Мар. – И как ты это сделал?
– А ты что, не видел? – Семён подобрал свёрток, обогнул статую по большой дуге и трусцой поспешил прочь.
– Не видел, – вздохнул медальон. – Самое интересное как раз и пропустил: защиту держал. Тут уж не до разглядываний.
– Где бы руки помыть? – Семён Владимирович на ходу сорвал с кустов пригоршню листьев и с отвращением стал оттирать ладони, хотя они были совершенно чистыми. – Чего он хотел, этот карла-марла? Налетел ни с того, ни с сего. Псих какой-то. Ты можешь мне объяснить, что случилось?
– Конечно, могу, – уверенно ответил Мар. – На тебя напал один из чужих с глазом василиска в чемодане. Или Медузы-Горгоны из Каменного Мира. Говорят, что она ими иногда приторговывает, когда на мели сидит. Ей это раз плюнуть – вырвала, а через день новый вырастает. Хм, интересно, а Медуза глаза себе под местным наркозом рвёт, или так, по-простому? Э… о чём это я? Ах да. Значит, напал на нас чужой, но почему-то сам окаменел. Видно, бракованный ему глаз попался. Контрабандный.
– Зачем напал? – официально, как на допросе спросил Семён. – С какой целью?
– А хрен его знает, – не менее официально ответил Мар, – не сказал. Напал и всё тут. Может, перепутал с кем. А может, пошалить решил. Кто их, чужих, знает! Они все чокнутые и уроды. Изначально. Так ты мне всё же не ответил, что случилось-то на самом деле.
Семён кратко объяснил – и про липкий коричневый взгляд, и про то, как изогнул его. И что из этого вышло.
– Вот всё время забываю, что ты Настройщик, – с досадой воскликнул Мар, выслушав рассказ. – Отношусь к тебе как к этому… А ты – ого! Нет, надо тобой серьёзно заняться, ох как надо. Поднатаскать тебя в основах магии, теории обучить. С умными людьми познакомить, в конце концов есть же на свете хоть где-то умные люди! А то делать ты что-то можешь, и ещё как можешь, – так, как никто другой не сумеет, – а вот чего делаешь, небось и самому непонятно. И мне непонятно. А всё, что непонятно – опасно. Можно рано или поздно на этом непонятном крепко погореть.
Да и вообще как-то оно по-дилетантски, знаешь ли, – колдовские взгляды руками гнуть, узелочки на армейских сигнализациях вязать… Несерьёзно. Глобальней надо! А без учёбы ничего глобального у нас с тобой не выйдет.
– Ты что, заметил как я сигнальный шнур узлом закручивал? – уязвлённо заметил Семён. – А придурялся, что охранного колдовства не видишь. Которое высшего уровня. Шарлатан!
– Шнура не видел, – с сожалением признался Мар. – Видел лишь, как ты руками узел в воздухе крутил. И сообразил, что ты делаешь. Ладно, нечего ругаться – надо из парка поскорее уходить. Не то ещё на второго чужого нарвёмся – они всегда парой ходят. И второй далеко не карлик… Или полименты к свежей статуе слетятся, с них станется! Шастают на скоролётах где ни попадя. Носятся, понимаешь, как полуночные ведьмы на помелах, тьфу на них.
– А кто такие «чужие»? – спохватился Семён, враз вспомнив интересный фильм с аналогичным названием. – Не похожи они на ящеров! Те с зубами и хвостом. И с кислотой вместо крови.
– А почему они должны быть на ящериц похожи? – заинтересовался медальон. – Никогда о таких не слышал. Что, новая разновидность появилась? И где ты их видел? С кислотой вместо крови, надо же! Брр, какая дрянь. Ох и буйная же у тебя фантазия… Я тебе потом про чужих расскажу. Если попросишь.
Сквер закончился большими чугунными воротами, живописно вставленными в ажурную декоративную решётку. За воротами кипела дневная городская жизнь, и никому не было дела до Семёна с его необычными возможностями и с его загадочными проблемами – обычная жизнь обычного столичного мира, абсолютно равнодушного ко всему, кроме денег. Так во всяком случае, подумалось Семёну. И он был недалёк от истины.
– Время обеда, – флегматично сообщил Мар. – Можно зайти в ресторан. Я-то есть не буду, что-то не хочется. И никогда не хотелось. Но тебе советую. Знаешь, говорят, что нервные стрессы лучше всего лечатся хорошей едой.
– Закуской, – с усмешкой поправил его Семён.
– Тебе виднее, – не стал спорить медальон.
Семён гордо расправил плечи и пошёл вдоль сказочных домов, задрав нос и твёрдо ступая по мостовой. Похоже, его чёрно-серебряная одежда вызывала у встречных прохожих необъяснимое замешательство – они вовсю пялились на Семёна и старались уступить ему дорогу. Шарахались в стороны, если уж прямо. Семён Владимирович шёл, непрестанно хмурясь и косо поглядывая по сторонам – то ли его расстроило происшествие с гнусным карлой, то ли есть хотелось зверски, он и сам не мог понять.
– От нас шарахаются, – нейтральным голосом сообщил Мар. – У тебя с одеждой всё в порядке? Ширинка застёгнута?
Семён быстрым движением руки проверил:
– Всё в порядке. Её вообще нет.
– Странный покрой, – заметил медальон, – такую важную деталь и упустили.
– Ничего странного. В книжках о таких мелочах не пишут, – отмахнулся Семён Владимирович. – Потому я её и не учёл. Приспичит – сама появится. У меня костюм самонастраивающийся. Хочешь – перчатки тебе, хочешь – ширинки. Хоть две штуки.
– Интересная мысль, – поддакнул Мар. – Две ширинки. Мда-а… Наводит на размышления.
Семён усмехнулся, но ничего не сказал.
– Кстати, у нас по пути огненная урна, – заботливо предупредил медальон, – не забудь выбросить в неё свёрток. Вон, драконья башка красуется. Видишь?
Семён видел. Небольшая драконья голова на короткой шее и с широко раскрытой пастью торчала прямо из тротуара возле проезжей части; над пастью дрожал горячий воздух.
– Остроумно, – одобрил Семён, бросая по очереди свои вещи в раскалённую пасть, – безотходная утилизация, стало быть. Грамотно придумано.
– А как же, – согласился Мар, – приятное с полезным. От старья избавляешься и заодно канализационных драконов подкармливаешь. Они давно у нас на самообеспечении… Что дадут, то и жрут. Всеядные они.
– Благодарствуйте, – сыто рыкнула чешуйчатая голова и утонула в брусчатке, оставив после себя в тротуаре рваную дыру. Впрочем, дыра скоро затянулась, словно её никогда и не существовало.
– А был ли дракончик? – тупо глядя в свежую брусчатку и чувствуя в голове некую странную лёгкость, медленно спросил сам себя Семён. И сам себе ответил:
– Ой, что-то мне нехорошо… Ой, закуситься надо. И выпить! Обязательно – выпить. И чем раньше, тем лучше.
И только уже отойдя на приличное расстояние от того места, где он воспользовался услугами огненной урны, Семён Владимирович вспомнил, что среди скормленных дракону вещей не было одной кроссовки. Левой.
– Шут с ней, – легкомысленно решил Семён. – Подумаешь.
И пошёл дальше искать ресторан.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:19 | Сообщение # 8 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 4. Стационарная Латентно-Ионная Магическая Преграда
Ресторан был небольшой, чистенький и уютный, без броской внешней рекламы: на фасаде султанского дворца имелась лишь крупная, сделанная арабской вязью броская надпись «Покушаем?», с громадной буквой «О», стилизованной под круглую дверь. Вот в эту букву Семён и зашёл.
Зал был почти пуст – из дюжины столиков было занято всего два, да и те, судя по количеству пустых тарелок на них, должны были скоро освободиться. Семён хотел было присесть за один из незанятых столов, поближе к выходу, но не успел: из-за расписной ширмы, отделяющей общий зал от кухни, выбежал чем-то взволнованный толстяк в незастёгнутом, наспех наброшенном поверх делового костюма праздничном красном халате. Мелко семеня и испуганно улыбаясь, толстяк подбежал к Семёну Владимировичу и, преданно заглядывая ему в глаза, зашептал торопливой скороговоркой:
– Что же вы в общем зале… Вам же не сюда, неможно вам здесь, со всеми так запросто… вернее, им с вами… Я, как владелец ресторана, как верноподданный гражданин… Что про меня подумают! Что власть не уважаю, подумают, ежели… Никоим образом, ни-ни, – и, ласково подхватив Семёна под локоток, настойчиво потащил его за ширму; у толстяка оказалась железная хватка, и Семён не стал сопротивляться. Тем более что и медальон молчал, не давая никаких советов. Видимо, тоже растерялся.
За ширмой оказалась вовсе не кухня, а тяжёлая дубовая дверь. Без надписей, но с блестящей латунной биркой в виде короны.
– Ведь вы при исполнении, – многозначительно произнёс владелец ресторана, отворяя дверь, – мало ли что… Сюда, будьте любезны! – и чуть ли не втолкнул Семёна в комнату. – Приятного аппетита, – вежливо пожелал толстяк напоследок, – кушайте на здоровье, – и тихонько закрыл за Семёном дверь. Было слышно, как он с той стороны шумно переводит дух и старательно похлопывает ладонями. Словно грязь с них стряхивает.
В комнате, ярко освещённой широким потолочным окном, был всего лишь один посетитель, лысый и мордастый здоровяк в сером штатском костюме; мордастый что-то аппетитно жевал, сидя за большим квадратным столом. Стол был всего один на весь зал, но зато какой! Прямоугольный и здоровенный, на шести витых ножках, перламутровый и инкрустированный мелкими самоцветными камушками, помпезный до невозможности. Сидя за таким столом хорошо было подписывать указы о награждениях. Или о казнях. Или вести международные переговоры. Но никак не есть.
Однако за столом именно ели. Вернее, ел – этот самый единственный посетитель. Лысый.
– Присаживайтесь, уважаемый, – лысый приветственно помахал зажатой в руке куриной ножкой, – здесь все свои. Что, напугали хозяина? Ох и любите вы эффектные появления, что и говорить. Нда-а… Впрочем, имперская служба безопасности так и должна действовать – не только эффективно, но и эффектно. Вы, я так понимаю, только со службы, раз в парадном? Ну и что там, во дворце, новенького? Ладно, ладно, шучу я. Не нужны мне ваши тайны, – мордастый добродушно рассмеялся. – Скажете ещё что-нибудь не то, секретное, у вас там везде одни секреты, и придётся вам тогда меня арестовывать. Для неразглашения и выяснения личности, так сказать. А мне после обеда ходить в ваше ведомство ох как не охота. Лень… Вы курицу закажите, – посоветовал разговорчивый здоровяк, – хорошая сегодня курица. В меру зажарена. И грибы советую, под сметанным соусом. Вас, кстати, как зовут? Меня – Бартон, – лысый посетитель, не дожидаясь ответа, вынул из кармана платок, обтер лицо. – Фу, ну и жара. Вы пивка возьмите, холодненького… Или, если желаете, винца можно. Я бы тоже выпил, но расходы, расходы… Платят нам не то что вам, – пожаловался он, потупив в стол глаза, – маловато платят, – и выжидательно замолк, уставясь на чисто обглоданную ножку, словно впервые её увидел.
Семён Владимирович намёк понял.
– Зовут меня Семён, – представился он, садясь за стол, – и если вы не против, давайте я вас вином угощу.
– Не против, – поспешно ответил Бартон, роняя косточку в тарелку. – Давайте.
– Курицу, грибов под соусом и вина! – требовательно сказал Семён в воздух. – Ну и что там ещё на закуску… Салат какой-нибудь. И пива.
– Креветочный салат, – быстро добавил Бартон, – а пиво из подвала. Тёмное пиво.
– Тёмное, – согласился Семён. – А как же.
Поверхность стола на миг покрылась белым туманом: пустые тарелки, объедки и крошки бесследно исчезли, сменившись свежей сервировкой и заказанными блюдами. Причём блюдами в двойном экземпляре – даже куриц было две. И два графина с пивом. И две больших бутылки вина. Похоже, здесь очень уважали имперскую службу безопасности.
– Вот это дело, – радостно сказал Бартон, – это по-нашему. Это с уважением. Ну-с, дражайший Симеон, будем здоровы! – и ловко откупорил бутылку, стукнув по донышку ладонью.
– Пиво не пей, – подал голос медальон, – крепкое оно. С ног свалит, особенно если с вином его замешаешь. Лучше вообще ничего не пей. И поменьше говори. Непонятная ситуация…
– Стаканчик-то не повредит, – мудро заметил Семён, – что же это я, всухую курицу харчить буду?
– Кто сказал – всухую? – возмутился Бартон, бережно разливая вино по глубоким хрустальным бокалам. – Я такую глупость не говорил. Это же форменное преступление, есть курицу без вина! Тем более без пива. За такое однозначно казнить надо. Как за извращение основ мироздания… Я, видите ли, второй окружной дознаватель, – пояснил Бартон, осторожно поднимая полный бокал и разглядывая вино на просвет, – по нечётным работаю. Выходной я сегодня… А мне такое вино не подают, – с завистью пробормотал лысый дознаватель, – вот что значит служба безопасности… Да, так вот – повидал я, значит, за годы своей работы всякого народу и вот что понял: ежели кто ни вина, ни пива не пьёт, в хорошей компании посидеть не любит, то всё – конченый он человек. Мой клиент! Подследственный материал. Ты любого непьющего копни, обязательно какая-нибудь крамола у него за душой найдётся. Обязательно! Мироизвращение какое-нибудь. Те же слимперы, мать их… – и лихо выпил, словно тост сказал. Да ещё пивом запился.
Семён лишь пригубил вино и принялся за курицу, то и дело поддакивая разгулявшемуся дознавателю: Бартону собеседник явно не требовался – ему был нужен слушатель. И бутылка.
Если бы Семён – или Симеон, как его упорно называл быстро пьянеющий мордастый собутыльник – был бы на самом деле офицером службы имперской безопасности, то он должен был арестовать болтливого собеседника по крайней мере уже раз пять. За крамолу и подрывные речи. Потому что за то время, пока пустела первая бутыль и второй графин, от Бартона досталось всем – в первую очередь государю-императору за его мягкотелость и недальновидность, во вторую – императрице за шашни с кардиналом, после – кардиналу за политические интриги с жрецами-слимперами и чужими, с которыми…
Тут Бартон на миг протрезвел, с ужасом взглянул на Семёна, обозвал его с испугу коллегой и тут же пояснил, что эти подрывные речи вовсе не его личное мнение, а чистосердечные признания государственных преступников, им с пристрастием допрошенных, кои признания в протоколах дословно отображены и по инстанциям, соответственно приказу, переданы. После чего выпил подряд два бокала вина – от неловкости ситуации, наверное, – и, придя в чувства, то есть окосев напрочь, предложил немедля ехать к девочкам. А потом уснул, откинувшись на спинку стула.
– И что мне теперь с ним делать? – с неприязнью глядя на спящего дознавателя, спросил Семён Владимирович. – Может, хозяина позвать?
– Не надо, – сказал Мар, – и так проспится. А сделать надо вот что: у него на шее, под одеждой, должен быть медальон. По виду такой же, как я. Вытащи его и приложи ко мне.
– Зачем это? – поинтересовался Семён, шаря за пазухой у спящего окружного дознавателя. – Для чего? Да, есть медальон… Ну-ка, – он крепко прижал один металлический кругляш к другому. Дознавательский медальон тут же стал заметно холоднее, а Мар – теплее.
– Всё, – доложил Мар, – можно уходить. Быстро-быстро. Заплатить только не забудь.
Семён кинул на стол пару фиолетовых купюр из пачки, оставшейся от уплаты за гостиницу – те растворились в воздухе, не долетев до столешницы. Напрасно подождав сдачу, Семён махнул на неё рукой и вышел из ресторана на улицу.
– Теперь прикид надо сменить, – посоветовал медальон, – засветились мы в нём. Да и разгуливать по улицам в парадной форме службы безопасности – это уже верх наглости! Хм, в моё время вообще никакой такой имперской службы не было, – озадаченно сказал Мар. – Во всяком случае официально. Сколько изменений за какие-то десять лет, надо же…
Зайдя в ближайшую подворотню, Семён напряг всю свою фантазию и за пару секунд изменился до неузнаваемости, прикид получился что надо: выглаженные стрелкой брючки, короткая дутая курточка, рубашка с отложным воротником, и всё странной зелёно-серой расцветки. Пятнами. Туфли и те были зелёными, как из крокодильей кожи.
– Ну ты даёшь, – только и сказал Мар, – натуральный огородник из Зелёного Мира. Там тоже такие расцветки любят.
– А я не модельер, – огрызнулся Семён, – как умею, так и творю.
– Ну-ну, – хихикнул медальон, – творец он. Слушай, создатель, надо бы нам на некоторое время укрыться. На дно лечь, понимаешь о чём я толкую? Нужно мне во всём, что здесь творится, хорошенько разобраться. Чужие, среди бела дня нападающие на офицера безопасности… сплетни о кардинале… Определённо чувствую – что-то изменилось за эти годы! И крепко изменилось. В худшую сторону.
– Печёнкой чувствуешь? – беззлобно подзадорил Семён Мара.
– В этот раз – селезёнкой, – парировал медальон. – В гостиницу возвращаться не будем, незачем два раза подряд в одном и том же месте ночевать. Двинем-ка мы на окраину, там, думаю, найдём что-нибудь подходящее. Какой-нибудь запечатанный дом. Главное, чтобы в нём линия связи сохранилась, а уж подключиться к ней я и сам сумею. Или ты поможешь.
– Интернет, да? – поинтересовался Семён. – Всемирная информационная сеть?
– Хорошее название, – одобрил Мар. – Верное. Ты туда – интер? А тебе в ответ – нет! Вот-вот, что-то типа того. Типа информационной сети. Но не всемирная: подумаешь, новости одного мира, кому они интересны, кроме местных жителей. Выше бери – вседисковая!
– Ну да, – глубокомысленно покивал Семён, – галактические сплетни. И впрямь интересно.
– Сам ты галактический, – снисходительно рассмеялся Мар. – Говорю тебе – вседисковые! Новости и сплетни. Темнота ты необразованная, хоть и Настройщик. Хоть и с обратной стороны. Ладно, поехали в частную зону, – на миг в глазах у Семёна потемнело и он оказался совершенно в другом месте. Не на центральном проспекте.
Нарядные одноэтажные дома, утопающие в зелени, стояли вдоль тихой неширокой улицы. Обычные дома, без архитектурных заморочек и приятные взгляду. Не шокирующие.
– Иди и на дома внимательно смотри, – посоветовал медальон. – Если увидишь что необычное, сразу мне сообщай. Наверняка хоть какой-нибудь из них да под сигнализацией. Значит, пустой. Значит, будем вселяться.
Семён пошёл по сонной улочке, вслух удивляясь тому, как она вообще может существовать в таком бойком мире, как Перекрёсток.
– Спальный район, – коротко пояснил Мар, услышав Сенины высказывания. – Причём очень большой. Мы сейчас в центре находимся, на окраинах дома повыше будут, помногоэтажнее. А здесь самые богатенькие живут! Ты не смотри, что дома с виду неказистые, это они лишь снаружи так себе. Для скромности. Если внутрь попадём, тогда увидишь, какие они на самом деле. Я-то уж знаю.
– Увижу, – согласился Семён. – Ты мне вот что лучше объясни, пока я нужный дом ищу – что ты сделал с медальоном того дознавателя, а? И откуда ты вообще знал о его медальоне – что, рыбак рыбака видит издалека? Он что, тоже вор с прикрытием? Однако слишком много воров развелось! Конкуренты, блин.
– Хорошая пословица, – отметил Мар, – никогда такой не слышал. Надо запомнить. А насчёт дознавательского жетона… Так это же типовой государственный знак с обязательным разовым комплектом необходимых заклинаний. У всех служащих имеется. Примитивное устройство. Заодно, между прочим, это и удостоверение личности. Зря, что ли, я такой вид имею? Тут, братец, моим изготовителем всё продумано было! До мелочей.
Каждый имперский служащий имеет такой жетон. Как только на службу поступает, так сразу его и получает. Для служебного использования. В случае крайней необходимости.
Правда, некоторые из моих бывших владельцев поговаривали, что такие жетончики имеют и обратную – в переносном смысле – сторону: при их помощи якобы можно запросто найти любого его носителя, где бы он ни находился, хочет он того или нет. И мигом доставить его в имперскую канцелярию. А ещё говорили, что эти даровые амулеты при необходимости могут стать и убийцами, уничтожая впавших в немилость имперских чиновников. Или без афиши, в мгновение ока, забросить таких бедолаг в какой-нибудь несуществующий Мир, где нет ни магии, ни общего языка… Ну это уже, конечно, враки, – категорически заявил Мар, – как можно попасть в нечто несуществующее?
– Думаю, что можно, – задумчиво сказал Семён. – Так всё-таки, что ты с чужим медальоном сделал?
– Как что? – удивился Мар. – Ясное дело, что. Перекачал его заклинания к себе. Я ведь почти пустой, чтобы ты знал. Последний хозяин меня вообще не подзаряжал, а вот пользовался мной вовсю! Напряжёнка у меня с заклинаниями, понимаешь. Которое для путешествия в другие миры так вообще закончилось… В дознавательском жетоне магии не густо было, да и слабенькая уже – с такими-то гастрономическими запросами, как у этого проглота, и чтобы он не попользовался казённым волшебством в своё удовольствие! Ничего, вино жрать и без заклинаний можно, – злорадно добавил медальон.
– Нехорошо ты поступил, – вяло запротестовал Семён, – неэтично.
– Этично, неэтично, – возмутился Мар, – какая ещё, к чертям собачьим, может быть этика в моей специальности! Не заложено в меня такое, чтобы дуракам их глупость прощать. А то сам бы давно дураком стал, – успокаиваясь, подытожил медальон. – Этичность с воровством – две вещи несовместные. Усёк?
– Ладно, проехали, – миролюбиво сказал Семён. – И то верно – с волками жить – по-волчьи выть. Никуда не денешься.
– Да ты просто кладезь премудрости, – обрадовался Мар, – так и сыплешь интересными высказываниями. А ну-ка, расскажи ещё чего-нибудь, – и заинтересованно умолк.
Семён бродил по тихим улицам, с любопытством рассматривал дома и вполголоса декламировал себе под нос пословицы и поговорки. Редкие встречные прохожие с почтением посматривали в его сторону – поэты и сумасшедшие на Перекрёстке охранялись законом. Как редкость.
Нужный дом отыскался, когда уже завечерело. Семён сразу обратил на него внимание, едва свернул на очередную улицу – уж больно тот выделялся среди соседних аккуратных домиков с подстриженными газончиками под окнами: дом был высокий, старый и тёмный от времени. Неухоженный газон перед домом зарос высокой травой и сорняками; окна были затянуты снаружи чёрной блестящей материей с белыми, местами смывшимися от дождей непонятными знаками, похожими на те, которые Семён видел когда-то на стенах в Хранилище. Но эти надписи были вполне очевидные, заметные для любого прохожего. А вот едва различимая клетка из голубых лучей, окружавшая тёмный дом, вряд ли была видна хоть кому-нибудь. Кроме Семёна, разумеется.
– Похоже, дом необитаем, – сделал вывод медальон, когда Семён сообщил ему о невидимой клетке, – только охрана здесь какая-то странная. Весь дом обнесли, перестраховщики. Обычно сигнализация ставится только на двери и окна. На крышу иногда тоже ставится. Но что бы вот так, на целый дом… Будем брать, – решил Мар. – То есть вселяться. С новосельем нас! – и добавил, вспомнив одну из Сениных присказок:
– Гость в доме – радость в доме. Ну, пошли радовать хозяев, – и бодро засвистел какой-то лихой мотивчик.
– Ты глянь, он ещё и свистеть умеет, – удивился Семён, продираясь сквозь заросли в обход дома, – какой разносторонний.
– Не разносторонний, а талантливый, – поправил Семёна польщённый Мар. – Ты ещё не слышал, как я пою! Хочешь, продемонстрирую?
– Не надо, – поспешно ответил Семён, – не время.
– И то верно, – согласился медальон и затих.
Дом был надёжно закрыт клетью со всех сторон – голубые прутья частой сеткой блокировали чёрный ход с его задней стороны, куда Семён и направился в первую очередь: негоже ломиться в охраняемый дом с парадного входа. Могут и увидеть.
– А вот мы их сейчас, – уверенно сказал Семён Владимирович, пытаясь деловито закатить рукава, но вредный костюм не позволил ему это сделать, попросту убрав рукава вообще, – сетка, говорите? Ну-ну, – и, примерясь, попытался ухватиться за один из прутьев. Навроде того, как он однажды за коричневый взгляд хватался. И тут случилось неожиданное – его долбануло с такой силой, что он отлетел в близкие кусты, где и лежал с минуту, охая и причитая.
– Вот видишь, – сочувственно сказал Мар, когда Семён несколько пришёл в себя, – непростое это дело, охрану ломать. С наскоку не всегда выходит. Тебе ещё повезло, что не убило! Как видишь, не всегда можно голыми руками за мощные заклинания хвататься, – посетовал Мар. – Учиться тебе надо. А потом уже за серьёзные дела приниматься. Да вот некогда и не у кого. Жаль… Оклёмался? Давай теперь подумаем, что сделать можно. – Мар на секунду запнулся. – Знаешь, а сдаётся мне, что вовсе это не охранная сигнализация. Слишком уж она серьёзная для такого простого дела. Даже чересчур.
– А что же тогда оно такое? – Семён, кряхтя, встал на ноги.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:19 | Сообщение # 9 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – Больше похоже на глухой заслон, – авторитетно заявил медальон. – Наподобие таких, какие иногда ставят на специальных охраняемых объектах. В магохранилищах, например. Или на военных складах. Помню, вскрывали мы один склад… Слушай, так может, это и есть магохранилище? – спохватился Мар. – Частное. Слыхал я о таких случаях. Тогда нам тем более в этот дом попасть нужно. Придумывай поскорее, как это сделать, – заторопил медальон Семёна, – страсть как хочется частное хранилище увидеть. Там заклинаний небось валом! Вот уж укомплектуюсь, на сто лет вперёд.
– Э-э, – в затруднении протянул Семён, – насчёт склада, который вы вскрывали… Как вы тогда управились?
– А никак, – любезно ответил медальон. – Пришибло тогда моего владельца. Вот как тебя, только насмерть. Аж дымился бедняга! Весь обуглился… Меня после его помощник носить стал. Тоже потом погиб, но это была уже совсем другая история. Смешная и поучительная. Значит, пошёл он как-то…
– Заткнись, – приказал Семён. – Накаркаешь.
Мар заткнулся.
Семён подошёл к голубым прутьям, внимательно их оглядел. Потом задумался – и зелёный наряд на нём вдруг трансформировался, превратившись во что-то, похожее на водолазный скафандр. Резиновый. С перчатками.
– Ты меня колдовством, – угрожающе сказал Семён решётке, – а я тебя – естеством. Как говорилось в одном детском фильме. – И смело схватился за прутья. Мар ахнул, но ничего не произошло: Семён, шёпотом ругаясь, стал с силой отжимать прутья в разные стороны, освобождая себе проход к двери. Через минуту всё было закончено.
– Надо же, электрическое волшебство изобрели, – усмехнулся Семён Владимирович, проходя к затянутой паутиной двери, – додумались, умники, – превратил резиновый скафандр в туристический костюм с комплектом привычных кроссовок и толкнул дверь.
Перед Семёном был чистенький коридорчик, освещённый дежурным потолочным плафоном. Прикрыв за собой дверь, Семён с опаской пошёл по коридору – всё-таки у него ещё не было опыта по вторжению в чужие дома, и он на каждом шагу ожидал какого-нибудь подвоха. Ловушку для нежданных гостей.
Дальше был холл. Широкий, устланный багрово-красным ковром, с диванчиками вдоль стен; окна, закрытые снаружи чёрной материей, света практически не давали, но освещения было более чем достаточно – многорожковая хрустальная люстра под высоким потолком сияла ровным и очень белым светом. Ярко, как осветительная ракета.
С одной стороны из холла тянулась вверх широкая лестница с низкими мраморными ступенями, ведущая на второй этаж; по бокам лестницы, в углублениях, были две резные двери с маленькими табличками – таблички тускнели красным тревожным светом. Как фотографические фонари.
С противоположной от лестницы стороны была дверь выхода – над ней сверху, прямо на стене, так и было написано: «Выход». Буквы были хоть и серебряными, но расплывчатыми и какими-то косыми, словно написанными второпях. Сама дверь была крест-накрест заколочена толстыми длинными досками. Изнутри заколочена.
– Нехорошее какое-то место, – поёжился Семён. – Вон, дверь забита. И свет везде горит. Словно ждут нас.
– Ерунда, – отмахнулся медальон, – света он испугался! Забыли выключить и всё. А дверь для надёжности заколотили, от таких как мы. Пошли на второй этаж. Чувствую я, что дом просто переполнен магией. У меня специальная настройка на неё имеется, – похвастался Мар. – Так она показывает, что на втором этаже интереснее всего будет. Наверное, там самые крутые заклинания хранятся. В сейфе. Ты сейфы вскрывать умеешь? Ах да… Ничего, я подскажу. Пошли, – и медальон нетерпеливо закачался на цепочке.
Семён потоптался на месте.
– Всё равно мне здесь не нравится, – упрямо повторил он. – Пошли лучше отсюда. Я другой дом подыщу, не такой жуткий. У меня всё внутри холодеет… не пойму, от чего, но тоска берёт… Страшно мне!
– Тогда тем более всё осмотреть надо, – сурово сказал Мар. – Со страхом надо бороться! Если не найдёшь его причины сейчас, то тогда всю жизнь пустых домов бояться будешь. Так говорил мой бывший хозяин-метиец, когда своего помощника работе обучал. А он был дока в вопросах психологии, мой бывший хозяин. Его потом помощник и задушил, – совсем некстати добавил Мар. – Воспитал на свою голову.
Семён сглотнул, передёрнул плечами и пошёл к лестнице.
– Эти дома особые, – бодрым голосом продолжал рассказывать Мар, – в них сколько хочешь скрытых этажей и подвалов может быть. Можно себе позволить такую роскошь, когда денег навалом! Хотя я в этом никакого смысла не вижу, но некоторым нравится превращать свои дома в многомерный лабиринт. Помню, мы неделю как-то шлялись по такому дому. Хорошо что тот мой хозяин, забыл как его звали, позаботился заранее – запаковал в меня еду и воду. Ну, заклинания пищевые…
– А они у тебя остались, те заклинания? – шёпотом спросил Семён, поднимаясь по лестнице.
– Не-а, – также бодро ответил медальон, – последнюю воду ты в Хранилище выпил. Да ерунда это! Выживем.
– Не проще ли было снять где-нибудь дом на недельку, – раздражённо пробормотал Семён, подходя к двери на следующем этаже, – с линией связи. Денег-то у нас невпроворот.
– А как же кодекс вора с прикрытием? – запротестовал Мар. – А острые ощущения, в конце концов?!
Семён открыл дверь.
– Ё-моё, – дрожащим голосом сказал медальон, – а вот и острые ощущения. Доболтался…
Семён сначала ничего не увидел, слишком резок был переход от яркого медицинского света к полумраку, но чуть погодя глаза у него привыкли. И он тоже увидел…
Зал был высок настолько, что потолок его терялся в темноте; казалось, что стены, свободно задрапированные чёрной, такой же как и на окнах, материей, бесшумно и медленно колышутся под непрерывным ледяным сквознячком; резкий оранжевый свет, идущий от пола, переливался на мягких стенах невнятными отражёнными разводами.
Посреди зала, нацелившись в стены острыми лучами, на полу тлела неугасимым вулканическим пламенем большая колдовская пентаграмма. Очень большая пентаграмма. Огромная. Потому что оценить её размер можно было очень легко: возле каждого луча огненной звезды лежало по скрюченному человеческому скелету. Скелеты в сравнении с пентаграммой были маленькими и жалкими. Убогими.
Но не это привлекло внимание Семёна, не это. Хотя да – в первый миг Семён был по-настоящему потрясён увиденным, у него даже ноги подкосились. Хорошо, не упал, успел о дверной косяк прислониться.
Из центра оранжевой звезды, словно луч прожектора, бил в тёмный далёкий потолок столб фиолетового света, призрачного, пронизанного серебристыми искрами. Искры медленно вспыхивали и гасли; от столба доносилось тихое электрическое потрескивание.
Семён попятился. Шагнув задом, он вышел из зала и осторожно закрыл дверь.
– Пожалуй, ты был прав, – неохотно согласился Мар, когда Семён на цыпочках стал спускаться вниз по лестнице, – нехорошее это место. Отвратительное. Магии навалом, а толку никакого. Слимперская берлога, факт! Это не их сеткой накрыли, это они ею от всего мира отгородились. Свой поисковой ритуал проводили, да в чём-то крепко напортачили. Пришибло колдунов… Видел, как ихний переходной столб заклинило? До сих пор светится. Очередного психа ждёт… Все они, слимперы, по сути своей самоубийцы. Такая у них разрушительная религия. Потому-то они всегда и были вне закона. А сейчас… Надо же, кардинал и слимперы. И чужие. – Мар расстроенно умолк.
Семён направился было к выходу из дома, но медальон остановил его:
– Придётся нам, однако, здесь переночевать. На улицах сейчас полиментовых патрулей как блох на собаке! Элитный район, как-никак. Охраняют, чтоб им пусто было. Можно, конечно, выйти из дома и перенестись куда-нибудь, но стоит ли? Только магию зря тратить, а её и так мало… Давай всё же поищем линию связи. Должна она здесь быть. Обязана. Для слимперов связь – первое дело. Они же по всему Диску раскиданы, сектанты хреновы. Везде обосновались.
– Значит, так, – решил Семён. – Я буду искать линию, а ты мне пока что расскажешь о слимперах. Всё, что знаешь. А то я только и слышу: «Слимперы то, слимперы сё», а кто это такие – не знаю.
– Правда? – удивился медальон. – А разве я тебе не говорил? Упущение, виноват. Тогда слушай.
И пока Семён ходил по дому, – резные двери с красными табличками оказались входом в сеть длинных запутанных коридоров, – осторожно заглядывая в незапертые пустые комнаты, Мар хорошо поставленным голосом рассказывал ему историю о слимперах. Словно лекцию читал.
Движение слимперов зародилось в те времена, когда появилась легенда о всемогущем слимпе. Которого никто не видел. Слимперами называли тех, кто, поверив в легенду, решил во что бы то ни стало разыскать эту неведомую диковину. Дураков на свете всегда хватало, и потому слимперов поначалу не воспринимали всерьёз – чудят люди, ну и пусть себе чудят. Вреда от них не было никакого, а польза имелась – болтаясь по всему Вселенскому Диску в поисках своего божества, слимперы поневоле завязывали деловые отношения в неизведанных мирах, открывая для себя и для других новые торговые пути. И, разумеется, всё время торговали, торговали… Причём удачно. Поиски чуда и выгодные сделки друг другу вовсе не мешали.
Потом, как-то исподволь, незаметно, это движение стало более организованным – к руководству в конце концов пришли маги-профессионалы. Тёмные и жестокие личности. Из тех, кто умел руководить и подчинять себе чёрной магией слова (…тогда ещё не было комплексных заклинаний, – пояснил Мар, – магия слова, ха! Примитив…). Но и этого хватило, чтобы движение слимперов стало мощной организацией. С жёсткой иерархией сверху донизу и безусловным слепым повиновением. А дальше пошло-поехало: не прошло и ста лет, как слимперы приобрели такую экономическую и политическую силу, что противопоставили себя всей империи. И началась война. Подробностей Мар не знал, помнил только, что шла та война лет двадцать-тридцать. И за это время опустошила и перекроила кучу миров – ещё бы, глобальные магические сражения! С применением тяжёлых необратимых заклинаний.
– В некоторые из таких миров даже сейчас опасно соваться, – помолчав, добавил Мар. – Хотя со времён войны прошли сотни лет, но остаточный магический фон там до сих пор такой сильный, что неподготовленный человек запросто может превратиться во что угодно. Причём без возможности обратного изменения. Закрытые миры, короче говоря… Кстати, чужие как раз оттуда родом, из этих закрытых миров, – мимоходом пояснил медальон. – Побочный эффект общих боевых действий. Дети войны, как их у нас официально величают в газетах, когда у империи вновь начинает зудеть комплекс вины. Ублюдки, как называю их я.
Ну так вот – о слимперах. Расколотили их армию в пух и прах, на том вроде бы дело и закончилось: всё, хана слимперам настала. Ан нет – вновь они объявились. Живучие, сволочи, оказались. Как кошки. Не сами слимперы, разумеется, а их идеи. Вернее, мечта, – поправился Мар. – Мечта отыскать слимп и всё начать сначала. С полной переделкой мироустройства под свои идеалы… Их уже и в тюрьмах натурально гноили, и вешали, и на кол сажали. И в масле живьём варили – да толку-то! Главных магов не смогли взять, не успели – ушли они в подполье, организовали по новой секту с её казарменным уставом, возродили свою религию и продолжили поиски слимпа.
– И как же они это делают? – спросил Семён, устало присаживаясь на корточки возле входа в очередную комнату. – Ищут как? Ты рассказывай, не отвлекайся, а я посижу чуток. Ноги устали, – и расслабленно привалился спиной к стене.
– Да ты и сам наверху видел – как, – убитым голосом сказал медальон. – Спрячутся где-нибудь, звезду на полу начертят и переходной столб вызовут. После молитву Горгу прочитают и – прыг в пентаграмму! А там уже куда нелёгкая вынесет. Их, по задумке, должно притягивать к тем местам, где сосредоточена особо сильная магия – такой у них, понимаешь, расчёт, что рано или поздно кто-нибудь таким образом на слимп и наткнётся. Я, пока в Хранилище был, троих прыгунов лично наблюдал: ка-ак выскочит такой из воздуха с истошным воплем: «Слимп!», глаза безумные, рожа от счастья перекошенная. Ну потом-то, когда до него доходит куда он на самом деле попал, настроение, понятное дело, резко меняется…
Эти слимперы перед смертью обязательно в своих грехах Горгу каялись, обычай у них такой. Причём подробно каялись. Основательно.
Горг, чтоб ты знал – это такой ихний святой, только я так и не понял какой: то ли бог смерти, то ли бог безумия. В общем, наслушался я историй о слимперской жизни вдосталь. Можно сказать, знатоком-слимпероведом стал.
А после покаяния они с собой и кончали. Пытались сквозь хранилищную стену выйти. Жуткое зрелище! Одежда мгновенно сгорает… Я же говорю – самоубийцы, – подвёл итог сказанному Мар.
– То-то их столько по-над стеной в Хранилище валялось, – вспомнил Семён. – Теперь понятно, откуда там голые мумии. А я думал, что их туда нарочно понакидали, для устрашения. Клад охранять. Ну ладно, – Семён встал и толкнул дверь.
Это помещение резко отличалась от всех остальных. Не было здесь пустоты и запустения, как в предыдущих комнатах, или таинственных всполохов и холодного сквозняка, как в зале на втором этаже: это была библиотека. Здесь было тепло и пахло книгами.
Вдоль стен стояли высокие шкафы из чёрного дерева, скупо поблёскивая то ли бронзовыми, то ли золотыми ручками; за стеклянными дверцами темнели корешки книг с тусклыми нечитаемыми надписями.
Пол застилал ковёр нейтрального серого цвета; в глубине комнаты, под низко расположенным настенным светильником, располагались небольшой столик и пара глубоких кресел рядом с ним. На столике, под стеклянным колпаком, лежала маленькая книжка в чёрном переплёте.
– Есть, – торжествующе сказал Мар, – нашли.
– Чего нашли? – озираясь по сторонам, спросил Семён – он в это время обнаружил на обратной стороне двери засов и с облегчением запер дверь: на душе у него сразу стало легче.
– Линию связи нашли, – уверенно ответил медальон. – Чувствую я её. А ты что, разве не видишь? – удивился Мар. – Линия – штука изначально магическая, не можешь ты её не заметить. Или нарочно притворяешься?
– Знал бы, как она выглядит, обязательно тебе доложил бы, – рассеянно сказал Семён, протирая глаза. – Ни фига не вижу, никаких линий… Что у них тут с освещением? В глазах рябит. Словно мухи перед носом летают.
– Значит, всё-таки видишь, – сделал вывод медальон. – А то я подумал, что у нас нестыковочка вышла. Линия связи – это тебе не булавка, она объёма требует. Вся комната линия и есть. Ты вот что, посиди пока в кресле, отдохни. Книжку какую-нибудь возьми почитай, вон их здесь сколько. Может, какая и с картинками попадётся. А я пока своим делом займусь, – Мар умолк.
Семён увалился в кресло, с удовольствием вытянул ноги. Зевнул пару раз и, так как делать было нечего, взял из-под колпака чёрную книжицу.
Книжица оказалась без картинок, к тому же старой и растрёпанной – не скрепленные листы разом высыпались из обложки куда попало, на стол и на пол, стоило Семёну взять книжку в руки. Семён подобрал со стола один листик, самый ближний, и с интересом осмотрел его.
Текст, напечатанный на листике, был нечитаемый. Нет, буквы были вполне понятны, вполне. Но слова, написанные теми буквами, представляли из себя сплошную абракадабру. В двух местах, правда, встречалось нечто более-менее вразумительное, вынесенное в самое начало страницы – на одной стороне листа была надпись: «На лихого дядю», на другой: «Вода». Просто «Вода» и всё. Без пояснений.
– Мар, глянь-ка, чего я нашёл, – обрадовался Семён, разглядывая листик. – Ба! Да это заклинания, целая книжка магии вроссыпь. Вот повезло! Это же мы разом все проблемы с твоим тощим волшебством решим. Я сам теперь колдовать чего хочешь смогу. Запросто.
– Что? – отстранённо откликнулся медальон. – Можешь немного подождать? Занят я. Подключаюсь…
– Подключайся, подключайся, – снисходительно разрешил Семён и поднёс листик поближе к лицу, разглядывая буквы сквозь неприятную рябь в глазах. – «Вода», хм. Это насчёт попить, что ли? Хорошо было бы, во рту пересохло. – Семён подумал, почесал голову. – Ванную, кстати, тоже неплохо было бы принять. Хочу воды. И побольше, побольше! – он встал из кресла, принял подобающую магу позу: ноги на ширине плеч, одна рука в бок, другая, с листиком, перед собой, брови нахмурены – и громко, тщательно артикулируя слова и строго соблюдая пунктуацию, прочитал заклинание.
Мир вокруг Семёна внезапно задёрнулся чёрной пеленой. В этой темноте что-то натужно завывало, как перегруженный двигатель, трещало и свистело. Трясло неимоверно – у Семёна даже зубы заныли от вибрации. Вдруг тряска прекратилась, темнота приобрела зелёный призрачный цвет и рассеялась; стало светло и тепло.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:20 | Сообщение # 10 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 5. Солнечный Ландшафт Идеального Морского Пляжа
Семён открыл глаза.
Ни комнаты связи, ни шкафов, ни кресла – ничего этого не было и в помине. А было роскошное утро с неправдоподобно большим солнцем в чистом небе, был океан до самого горизонта, и ещё был пляж с сухим яично-жёлтым песком. Песок похрустывал под ногами Семёна, тяжёлая волна лизнула носки кроссовок. Пахло водорослями и свежестью. Простором пахло.
Семён попятился от волны, отмахиваясь от неё зажатым в руке листиком, оступился и упал.
– Где связь? – нервно завопил Мар. – Что случилось? Я только-только в линию вошёл… Ух ты! Откуда море с селёдками взялось?
– Сам хотел бы знать, – сердито ответил Семён, садясь. – Мне какое-то халтурное колдовство попалось! Книжка дефективная оказалась. Я всего лишь хотел воды организовать, пока ты занят был. Попить, искупаться… Побриться наконец. Чего время терять?
– Какое колдовство? – шёпотом спросил Мар. – Какая книжка?
– Да вот эта, – Семён потрусил перед медальоном измятым листком. – Видишь, «Вода» написано. В заголовке.
– Отлично, – уныло сказал Мар. – Лучше не придумаешь. Значит, помыться захотел… Много водички-то пожелал?
– Много, – не стал скрывать Семён. – Я думал, ванна в комнате появится. Или корыто на худой случай. А ни корыта, ни ванны! И вообще утащило чёрт-те куда. Не собирался я никуда переносится, честное слово. Как-то само оно…
– Понятно, – обречённо вздохнул медальон. – Вот тебе вода. Видишь, до самого горизонта налито… Небось самый большой океан во всех Мирах. Как ты заказывал.
– Не заказывал я никаких океанов, – замотал головой Семён. – Зачем мне океан? Что я с ним делать буду?
– Мыться. Бриться. – Мар подумал. – Можно ещё вещи постирать. Или утопиться. По настроению. Это примитивное заклинание, которым ты так здорово воспользовался, полностью выполнило твоё пожелание. Буквально. Как ему и было велено. Доставило тебя к воде, которой много… Ну зачем, зачем ты читал его, не посоветовавшись со мной? Это из той книжки, что на столе лежала, под колпаком? Чёрная такая, верно? Кто бы мог подумать, что она древним сборником базовых заклинаний окажется! Первичных. Без элементарных мер защиты. Как же это я недоглядел… – закручинился медальон.
– Ну чего ты, чего, – принялся успокаивать его Семён. – Всё в порядке. Подумаешь, небольшое путешествие приключилось! Зато какой прекрасный вид, воздух какой! Утро вместо вечера, разве плохо? Даже спать расхотелось… Раз уж мы сюда попали, давай-ка я ополоснусь, а после двинем назад. Включать тебя в линию.
– Легко сказать, – буркнул Мар. – Я же говорил тебе, что у меня проблема с заклинанием путешествия из мира в мир.
– Не беда, – рассеянно ответил Семён, во все глаза глядя на блистающий океан: вдали по изумрудной глади скользила большая стая дельфинов. – Красиво идут… – и безразлично махнул рукой, ерунда мол всё это. По сравнению с дельфинами.
– И, значит, мы никак не сможем покинуть этот мир, – бодро закончил своё сообщение медальон. – Никогда. Если я не подзаряжусь.
– Ерунда, – опять махнул рукой Семён. – Что-о?!
– Дошло, – прокомментировал Мар. – Сообразительный какой.
Семён похмыкал, переваривая услышанное, хотел было огорчиться, но передумал – больно уж утро хорошее было. Не мог такой мир оказаться ловушкой.
– Ничего, пробьёмся, – решил Семён. – Найдём дворец побогаче, с заклинаниями в сейфе, зарядим тебя на всю катушку. Заработаешь, куда денешься.
– Воистину мудрое решение, – восхитился медальон. – Только где тот дворец искать? Я что-то поблизости его не вижу. Океан вижу, пляж вижу. Лес тоже вижу. А дворцов нету! Не построили ещё.
Семён оглянулся – позади, за песчаной насыпью, действительно был лес. Начинаясь с одиноко растущих деревьев и мелких кустиков, он постепенно густел, издали выглядя непроходимой чащей. Над кустами порхали мелкие радужные пичужки, больше похожие на бабочек, чем на птиц. Из чащи иногда доносились обрывки слабых, но довольно пронзительных криков, которые перекрывали шум волн.
– Харчат кого-то, – отметил Мар. – Ишь как надрывается. Закон джунглей!.. Купаться будешь? Если передумал, тогда лучше пошли отсюда. Куда-нибудь. Где сейфы бывают. Через лесок пойдём или как?
– Или как, – Семён захрустел песком, направляясь в сторону восходящего солнца. – По пляжу пройдусь. Авось где лес пореже будет.
– Авось, – легко согласился медальон.
Шли долго. Солнце поднялось высоко в небо, стало припекать. Семён от жары не страдал, но идти притомился – сухой песок оказался не очень удобной дорогой для ходьбы. Не очень.
Океан так же неумолчно накатывал свои волны на бесконечный пляж, шипя пеной; лес тянулся и тянулся, то приближаясь к океанскому прибою, то отступая от него; путь казался бесконечным.
– Привал, – наконец решил Семён, – осточертело мне пешком гулять. Надо и отдохнуть. Всё-таки я выкупаюсь, – Семён Владимирович повёл плечами и туристический комплект превратился в то, чем был изначально. В серенький невзрачный комбинезон.
Семён положил медальон на листик с предательским заклинанием, придавил их кошелем, чтобы ветром не унесло, кинул рядом комбинезон и пошёл купаться.
Вода была замечательная. Хотя поначалу она показалась Семёну ледяной, но это было только поначалу. Накупавшись всласть, Семён вышел на берег, попрыгал на одной ноге, выливая воду из уха и вернулся к комбинезону.
– Подъём, – сказал Семён, надевая медальон на шею. – Пора дальше двигаться. – И принялся натягивать комбинезон. – Слушай, Мар, я тебя сразу спросить хотел, да из головы как-то выскочило с этой твоей новостью насчёт невозвращения… Расскажи мне про эти первичные заклинания – что оно такое? Особенно про меры защиты, о которых ты упоминал. Чтобы на эти грабли больше не наступить. И чтобы мне идти не так скучно было.
– Сборник заклинаний, из которого ты листик дёрнул, очень древняя книга, – задумчиво отозвался медальон. – Я и не знал, что такие ещё сохранились. Сборник базовых заклинаний, надо же… Раритет! Если ты не знаешь, что такое раритет…
– Знаю, – перебил его Семён. – Дальше.
– Как бы тебе объяснить попонятнее… Это ранние, очень простые и очень сильные заклинания, но без необходимых мер защиты. Не предусматривающие последствий. Опасное колдовство, особенно для того, кто никогда раньше магией слова не занимался.
– Да чем же оно так опасно? – Семён тем временем превратил комбинезон в удобный спортивный костюм и полуботинки с жёсткой подошвой, сунул кошель и сложенный листик в специально созданный нагрудный карман и зашагал дальше, держась ближе к лесу, где почва была понадёжнее.
– Ну, представь, что ты решил погасить свечку, – привёл пример Мар. – При помощи такого упрощённого заклинания. А звучать оно будет примерно так, если перевести его на общепонятную речь: «Желаю, чтобы свечка погасла». Коротко, без излишеств. Значит, взял ты и прочитал его. Безо всяких уточнений и дополнений. Без конкретного указания, каким образом должна погаснуть твоя свеча.
– Допустим, – согласился Семён. – Ну и что? Погаснет?
– Обязательно, – заверил его Мар. – Но как?
– Молча, наверное. – Семён пожал плечами. – Какая разница, как именно. Главное – результат.
– Есть разница, – раздражённо буркнул медальон. – Думать ты не хочешь… Простое заклинание не решает, как. Оно просто выполняет твою волю. Буквально. Значит, могут быть следующие варианты: для начала, предположим, отсыреет фитилёк. Ну, это нормально, это не страшно… или вот посмешнее случай – вдруг сам по себе обрушивается твой дом, убивая тебя самого и заодно, естественно, гася свечку. Или во всём твоём мире вдруг пропадает воздух. Отчего свечка, разумеется, тоже гаснет. Хороший результат, а? Можно и ещё вариантов понапридумывать, но мне кажется, что достаточно и этого. Понял?
– Понял. Непростое это дело, оказывается, свечки гасить, – с умным видом изрёк Семён, – опасное для здоровья занятие. – И рассмеялся.
– Нечего дразниться, – оскорбился медальон, – я тебе дело говорю, а ты хи-хи да ха-ха! Несерьёзное у тебя отношение к магии. Неправильное.
– Ты меня убедил, – напрасно пытаясь убрать улыбку с лица, принялся успокаивать его Семён, – Мне всё понятно. Не буду я первичные заклинания про горящие свечки читать, вот ещё! Не там ударение поставишь, не ту букву ляпнешь и готово – ни свечек тебе, ни воздуха. Ни спичек.
– При чём здесь спички! – с досадой воскликнул Мар. – Ничего ты не понял. Да, правильное ударение. Да, грамотное прочтение. Но это ещё не всё! Давай рассмотрим другой пример. Э-э… Хотя бы твою попытку соорудить ванну с водой. Чтобы искупаться. Раз тебе всё понятно, то представь, что ты всё-таки решил ещё раз воспользоваться заклинанием воды. Чтобы ванну принять. Представил? Так, хорошо. А теперь надо добавить уточняющие пожелания. Иначе вместо ванны опять в океан макнёшься, но уже не по своей воле. Ну давай, уточняй, – медальон затих в ожидании.
– Эк ты меня врасплох, – озадачился Семён, даже шаг уменьшил. – Уточнить… Хм. Ладно, уточняю: хочу ванну с водой. Чугунную.
– Пожалуйста, – отозвался Мар. – Грязная чугунная ванная, измазанная чёрт знает чем, а в ней кипящая вода. Причём ванна немедленно переворачивается и кипяток выливается тебе на ноги.
– Это почему же? – поразился Семён.
– Ты не указал, чтобы ванна была с ножками, – доброжелательно заметил медальон. – Не все ванны имеют ножки. И о температуре воды забыл. Вторая попытка!
– Хочу чистую, эмалированную, чугунную ванну с ножками, – начал перечислять Семён, – с тёплой, приятной для меня водой.
– Будьте любезны, – сообщил Мар. – Есть ванна. На тебя упала. Ты её месторасположение не указал. Вот она и материализовалась над твоей головой. Третья попытка!
– Ах так, – завёлся Семён, – так, значит… Повторяю всё предыдущее и указываю, что ванна должна возникнуть рядом со мной. На полу или где там ещё. Где я нахожусь.
– Готово, – немедленно откликнулся медальон. – Всё чин-чинарём. Стоит, родимая. Ну?
– Что – ну? – пожал плечами Семён. – Залезаю в неё и…
– И умираешь, – уточнил Мар. – Потому что вода отравленная. Ты же не заказывал безопасную для тебя воду! Вот и получил то, что получил. А отравленной воды в Мирах хватает.
– Тогда всё то же самое, только с безопасной водой, – зарычал Семён. – Что ещё?!
– А вместе с безопасной водой ты получаешь, предположим, массу стеклянных пиявок. Маленьких таких, почти невидимых. В Озёрном Мире водятся. О них ты ничего не сказал. Хотя должен был указать в своём пожелании, что хочешь воду не только безопасную, но и без вредных дополнений в виде любых живых или магических существ.
– Давай по-новому, – потребовал Семён, разойдясь не на шутку. – Всё предыдущее не считается!
– Не считается, – подтвердил медальон. – И ты тоже не считаешься. Так как тебя уже ошпарило, раздавило в лепёшку и отравило до размягчения костей. А над тем, что осталось, стеклянные пиявки поработали. Что, доколдовался? Доуточнялся?
– Ну, вообще, – только и сказал Семён. Слов у него не было. Прошагав некоторое время в задумчивом молчании, Семён чертыхнулся.
– Блин, вот ты меня уел, так уел! Из головы не выходит твоя задачка с ванной… Всё. Никаких первичных заклинаний! Никогда. Теперь я понимаю, как мне посчастливилось, что меня лишь к океану забросило. В другой мир. Могло быть и хуже.
– Ага, – кротко согласился Мар.
– Тогда ещё вопрос, – сказал Семён, сосредоточенно обдумывая что-то. – Скажи, почему в той книжке, из которой я лист утянул, никакой магии не ощущалось. Обычная книга, обычные буквы. Ни тебе сияний, ни тебе каких других явлений. Книжка как книжка.
– А ты что, в зерне колос можешь увидеть? – рассмеялся медальон. – Заклинания – это причина действия, а не само действие! Скрытый источник возмущающих факторов, которые и формируют необходимые изменения реальности. Я имею в виду заклинания, написанные в книге. К комплексным это, кстати, тоже относится.
– Как-то ты круто загнул с объяснением, – уважительно сказал Семён. – По-философски прямо-таки. Заумно.
– Разве же это заумно, – возразил польщённый Мар. – Один из моих хозяев был философом. Вот уж кто умел говорить так, что порой сам себя не понимал! Приспичило ему как-то в сортир, на центральной улице. Страсть как приспичило. А единственная уличная кабинка оказалась занята. И как после оказалось, тоже философом. Они, мыслители, очень любят думать, сидя на горшке…
Семён слушал историю, похохатывая в неожиданных местах – Мар рассказывал хорошо, в лицах, – и не забывал посматривать по сторонам. Особенно в сторону леса, откуда изредка доносились истошные обезьяньи вскрики и глухое, приглушённое расстоянием рычание. И невольно старался держаться подальше от леса, постепенно сойдя с твёрдой почвы на жёлтый пляжный песок.
– …и тогда у них завязался спор о том, что первично: еда, растущая из унавоженной земли, или дерьмо, которым унавоживают ту землю, из которой растёт та еда. А так как моего философа подпёрло до невозможности, а его собеседник и не думал выходить из кабины, то спор у них получился крайне горячий и непримиримый…
Ярко-синее пятно, выпуклой кляксой разлившееся над песком, Семён приметил издалека. Поначалу он подумал, что это выброшенные на берег местные водоросли, но, подойдя поближе, увидел, что ошибся. Это были не водоросли – синее пятно было прозрачным и походило на линзу, брошенную на песок выпуклой стороной вверх; песок под линзой был зелёным-презелёным. Как молодая трава.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:20 | Сообщение # 11 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – …и тогда судья неожиданно сослал нас в Исправительный Мир, – воодушевлённо закончил свой рассказ Мар. – И всё потому, что мой философ не мог внятно объяснить на суде, из-за чего он, собственно говоря, настолько взбеленился, что выбил дверь в сортире и швырнул пострадавшему в морду своё собственное дерьмо. Так что горе от ума – понятие не иносказательное.
– Да-да, – рассеянно согласился Семён. – Кстати, о неожиданностях. Ты что-нибудь видишь на песке, вон там, – парень указал рукой. – Синее такое. С зеленью.
– Ни синего, ни зелёного не вижу, – уверенно сказал Мар. – Э, да ты что-то волшебненькое углядел! Пошли посмотрим поближе. Руками только не хватайся сразу, а то будет как в прошлый раз. Ещё прибьёт ненароком.
– Не учи учёного, – ответил Семён и направился к занятной кляксе.
Вблизи клякса оказалась заревом, пробивающимся из-под песка. Нормальным колдовским заревом, очень ярким и очень насыщенным. Семён обошёл его по кругу, осторожно потрогал пальцем, но ничего особенного не произошло, – так, лишь слегка закололо в подушечке.
– Будем копать, – решил Семён, – оно под песком где-то.
– Что – оно? – полюбопытствовал Мар.
– То, что светится, – Семён принялся разгребать песок, отшвыривая его горстями в сторону. Скоро песок повлажнел, копать стало труднее, но и зарево заметно усилилось.
– Был такой случай, – пыхтя, сказал Семён, помогая себе вместо совка большой золотой монетой, вынутой из кошелька, – одна тётка вот так точно копала-копала и целый инопланетный космический корабль раскопала. Древнюю летающую тарелку. А потом сама в инопланетянина превратилась. Докопалась…
– Инопланетяне – это кто? – деловито поинтересовался Мар. – Колдуны?
– Что-то вроде того, – согласился Семён. – Но это не на самом деле было. Фантастика это. Сказка.
– Нет, ну почему же сказка, – Мар похмыкал. – Вот, например, прыгалки чужих… Те, круглые, которые по небу летают – ты их ещё видел вместе с дипломатическим пузырём… так у них одно из охранных заклятий как раз для таких случаев предусмотрено. Ежели, при перелёте из мира в мир при помощи той прыгалки, все чужие в ней вдруг возьмут и ненароком помрут, и, значит, управлять ею больше будет некому, так это заклятье обязательно кого-нибудь из местного населения в чужого превратит. Тыщу лет ждать будет, но дождётся! Переделает, зараза, так, что родная мама не узнает. Чтобы прыгалку в родной мир вернул. Жадные они, сволочи, эти чужие… У них даже магия чужая, – зло сказал медальон. – Техническая. Вредная. Только с прыгалками и могут из мира в мир путешествовать. Слушай, бросай копать! А вдруг и впрямь под песком чужая хреновина лежит? Летучая тарелка по-твоему.
– Это не тарелка, – сказал Семён, – это… – и с натугой выдернул из песчаной ямы чёрную пузатую бутыль, обмазанную смолой: горлышко сосуда было запечатано большой сургучной печатью, от которой и шло сияние. Семён встал на ноги и легонько встряхнул бутылку – внутри неё что-то тяжело переместилось.
– Ха, вино! – обрадовался Мар. – Древнее! Это здорово. За древнее вино знатоки очень хорошо платят! И золотом, и заклинаниями, по выбору. Вот мы транспортное заклинание себе за бутыль и выторгуем. Полезная находка. Поздравляю. Конечно, можно такое заклинание и на хранилищное золото выменять, но на вино, случается, охотнее клюют.
– И часто бутылки такими колдовскими печатями опечатывают? – Семён пощёлкал по сургучу ногтём.
– Впервые вижу, – честно сказал медальон. – Наверное, очень ценное вино. Вот и опечатали. Чтобы в уксус не перешло.
– Сейчас попробуем, какое оно ценное, – пообещал Семён, ковыряя пробку монетой. – Сдаётся мне, что вовсе не вино внутри. Сдаётся мне… – и, отколупнув печать, с хлопком выдернул пробку.
Из бутылки донёсся заунывный речитатив:
– …и, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, учитывая все предыдущие свои обеты, в этот раз я клянусь лишь в том, что тот, кто освободит меня, будет предан смерти. Мной. Лично… О, уже откупорили! Давно надо было так поклясться.
– Тыкай пробку взад! – завопил Мар. – Это джинн!
Но воткнуть пробку назад Семён не успел – с реактивным воем из сосуда вырвалась струя бурого дыма; бутылка вылетела у Семёна из рук и стала носиться над берегом как крылатая ракета, то и дело тыкаясь в песок донышком.
– Не было печали, – расстроился медальон, – так хорошо шли, истории друг дружке рассказывали. А теперь с джинном воевать придётся! Слышал, что он сказал? Что убивать своего освободителя будет. То есть тебя. Эх, докопался. Как твоя тётка-дура…
Между тем дым собрался в бурое облако, из которого быстренько слепился невысокий длиннобородый старичок в грязном тюрбане, засаленном халате и остроносых дырявых туфлях на босу ногу. Старичок сильно покачнулся, вдохнув свежего морского воздуха, но устоял на ногах, кашлянул и, приняв угрожающую позу – скрещённые на груди руки, одна нога вперёд, глаза вытаращены донельзя, – дрожащим фальцетом заголосил:
– Ты, посмевший освободить меня! – голос у старичка сорвался на визг: джинн удивлённо смолк, тихонько покашлял.
– Ты, посмевший освободить меня, – тоном ниже и не так надрывно сказал старичок и склонил голову, прислушиваясь к собственному голосу. – У тебя, который освободил меня, есть зеркало? – совсем тихо спросил старик, ощупывая своё лицо. – Дай скорее.
– То убивать собрался, то зеркало теперь ему подавай, – недовольно проворчал Мар. – Откуда, ёлки-палки, у нас зеркало найдётся? Так ему и скажи. Пусть он сначала от своих гнусных намерений откажется, а уж потом с просьбами обращается!
– А я не с тобой говорю, о болтливая железяка, – окрысился старичок. – Тебя я в первую очередь убью. Вот посмотрюсь в зеркало и убью.
– Глянь-ка, слышит меня! – обрадовался Мар. – Ещё один слухач нашёлся. Семён, а он случаем не воплощение старого Настройщика? Того, о котором ты когда-то говорил. Который помер и своё дело тебе завещал.
– Джинны никогда и никому не завещают своё тело, – визгливо заявил старик, – вот ещё!
– А, он ещё и глухой к тому же, – пробормотал медальон. – Ей-ей, становится интересно.
– Так есть у вас зеркало или нет? – нетерпеливо повторил свой вопрос джинн.
– К сожалению, нету, – Семён развёл руками. – Скажите, вас за что в бутылку укупорили?
– Оно тебе надо знать? Не скажу, – взвился старичок: вопрос для него оказался явно болезненным. – Готовься к смерти, о несчастный! – джинн засучил рукава халата и уставился на Семёна, меряя его с ног до головы свирепым взглядом.
– Ну, – сказал Семён, внутренне готовясь к магической атаке. – И что дальше?
– Конец тебе! – завопил старичок, делая руками сложные пассы и нетерпеливо подпрыгивая на месте:
– Так, теперь так… Вот тебе, вот тебе! Нет, наоборот, – он остановился, отдышался, обтёр потное лицо бородой и опять замахал руками. – Кажется, так. Или не так?.. Что, страшно?!
– Не очень, – признался Семён. – Вредно вам так напрягаться. Успокоились бы, что ли. Давайте мирно поговорим, а? Без рукомашества.
– Ни о какой пощаде не может быть и речи, – категорически заявил джинн. – Я клятву нерушимую дал, – и замахал руками пуще прежнего. Внезапно старичок взвыл в бессильной ярости, погрозил кулаком в сторону бутылки и с протяжным криком: – Зашибу-у! – кинулся на Семёна. Семён попытался увернуться, но старичок хватко уцепился за рукав его спортивной куртки. Тряся рукав как енот тряпку, джинн повизгивал от возбуждения; в конце концов он вцепился в материю и зубами.
– Припадочный, – рассудительно сказал Мар. – Сошёл с ума от одиночества. Смотри, за руку тяпнет! Колдовать он точно не может, – сделал вывод медальон. – Иначе бы не кусался.
– Успокойтесь, папаша, – Семён с трудом отодрал джинна от себя, – в вашем возрасте и такие эмоции. Вы знаете, что такое инфаркт?
– Или инсульт, – подсказал образованный медальон.
– Всё, всё у меня отобрали, – упав на песок зарыдал джинн, размазывая концом чалмы слёзы по всему лицу. – Молодость отняли, богатство отняли, колдовской силы – и той лишили! О горе мне, несчастному! Пойти на чалме повеситься, что ли? – Старик с отвращением подёргал себя за бороду. – Или на бороде, вон она какая длинная. В самый раз будет.
– Чалма от вас никуда не убежит, – решительно сказал Семён, ставя лёгенького джинна на ноги. – Вы давно в бутылке-то? Сколько веков?
– Давно, – покивал джинн, – очень давно. Три недели.
– Это срок, – уважительно поддакнул Мар. – Три недели, это…
– Сам посидел бы, – опять завёлся старик, – вот я тогда на тебя посмотрел бы! Темно, холодно, сыро. Скучно. А сколько сидеть ещё – неизвестно.
– За что же вас так, а? – Семён подобрал бутыль, потрусил её горлышком вниз – из бутылки выплыли остатки бурого дыма, на лету превратившись в драный матрас и дырявое одеяло.
– Там ещё рукопись должна быть, – насморочно всхлипнув, сказал джинн. – Особо ценная. Моя.
– Вот она, – Семён подобрал с матраса тугой свиток из плотного пергамента, – прошу, – и подал его старику.
– Спасибо, – буркнул джинн. – Эх, всё равно больше не пригодится, – старичок взвесил на руке свиток, хотел было швырнуть его в воду, но передумал. – Перед смертью перечитаю, – пояснил он, пряча пергамент за пазуху. – Так как я только что стал клятвопреступником, у меня есть лишь один выход. – Джинн с тоской посмотрел в сторону леса: видимо, выискивал дерево с толстой веткой.
– Клятвопреступником? Только что? – изумился Семён. – А я и не заметил. Это когда же?
– Когда дал клятву убить своего освободителя, – торжественно изрёк джинн, вытягиваясь по стойке смирно. – А клятву исполнить не смог. По освобождению.
– А-а, это… – спохватился Семён. – Верно, была клятва, слышали. Но я вас раньше раскупорил. До того. До клятвы.
– Правда? – оживился джинн. – А что я в тот момент говорил? Что именно?
– Будучи в здравом уме и твёрдой памяти, – подсказал Мар. – Насчёт твёрдой памяти, может, так оно и есть. А вот относительно здравого ума…
– Спасён! – завопил джинн и затопал ногами от восторга. – Второй раз спасён! И от заточения в бутылке, и от позорной смерти. Счастье-то какое, – и с умилением посмотрел на Семёна-спасителя. – Спасибо тебе, о величайший из раскупоривателей.
– Толку-то от твоего спасибо, – фыркнул практичный Мар. – Был бы ты волшебником, тогда другое дело. Тогда можно было бы с тебя что-нибудь поиметь. А так… Хе!
– Был бы я волшебником, ты бы уже давно заткнулась, о болтливая железяка, – высокомерно сказал джинн. – Я бы первым делом клятву исполнил. Ту самую. И пикнуть бы не успели! А потом бы вы уже сами разбирались, до неё вы меня освободили, или после… Посмертно.
– Старый хрыч, – посмеиваясь сказал медальон, – дырка от бублика. Он ещё и пугать меня надумал задним числом, каков наглец! А ну полезай в свою дудку обратно, чтоб я тебя больше не видел!
– Я – дырка? – разволновался джинн. – Да я… Дай, дай железку! – старик запрыгал вокруг Семёна, пытаясь дотянуться до его шеи. – Чтобы меня, великого шейха звёзд, шахского прорицателя и астролога, так жестоко унижали? Никто не смеет безнаказанно оскорблять Мафусаила-ибн-Саадика. Дай железку, я её съем! Это я могу. Не жуя.
– Тихо! – рявкнул Семён. – Никто никого есть не будет. И в дудки, то есть в бутылки, лезть не станет. Что вы как маленькие, ну нельзя же так, – Семён взял разгорячённого Мафусаила за шиворот халата и отставил его в сторонку. – Остынь, – приказал парень джинну.
– А ты, – обратился Семён к медальону, – ты ведь сам говорил насчёт его твёрдой памяти и всего остального… Видишь, нехорошо человеку, с головой у него проблемы! Колдовать разучился, оттого и нервничает. Пожалуйста, не задирай старичка, не надо. Договорились?
– Договорились, – без желания согласился медальон. – Хотя такого просто грешно не задирать. – Мар уныло помолчал. – Ну, раз ты просишь… Слышишь, джинн, давай на мировую? Ты меня не ешь, а я тебя не трогаю. В знак уважения к твоей профессии. У меня к придворным астрологам особое отношение. Своеобразное.
– Извинись! – потребовал джинн. – С почтением извинись.
– Извиняюсь, – покорно сказал Мар.
– А почтение? – с подозрением спросил Мафусаил. – Трепет в голосе – где?
– У меня ангина, – хрипло заявил медальон. – Только что разыгралась. Потому и не слышно почтения. А так – скорблю и каюсь. Всенепременно.
– Извинения приняты, – надменно оповестил Мафусаил океанскую даль. – В первый и последний раз.
– Вот и хорошо, – Семён огляделся. – Не подскажите ли, уважаемый джинн, есть ли здесь поблизости какой-нибудь город? А то всё океан да океан. Надоело уже по пляжу бродить.
– Город? – нахмурился Мафусаил. – А как же, есть город. Там, – джинн уверенно махнул рукой в ту сторону, куда и шёл до встречи с ним Семён. – Там находится трижды благословенный и трижды проклятый город городов, великий Баддур.
– Кстати, а как называется ваш мир? – внезапно заинтересовался Мар. – Какое у него название по имперскому списку истинных миров?
– Мир наш называется Ханским, о любознательная железяка, – довольно вежливо ответил Мафусаил-ибн-Саадик, – и ни о каких имперских списках я никогда не слышал. Как и о какой-то там империи.
– Закрытый мир, – упавшим голосом сказал Мар. – Я как чувствовал! Вот же влипли…
– А дозволено ли будет теперь мне узнать – кто вы такой, о храбрый открыватель бутылок? – почтительно спросил джинн, прижимая руки к груди и низко кланяясь Семёну.
– Дозволено, – кивнул парень. – Меня зовут Семён Владимирович, а любознательную железяку – Мар.
– Воры мы, – равнодушно добавил медальон. – Временно безработные. Специалисты по отладке заклинаний. Из другого мира.
– А! – крикнул пятясь от них Мафусаил. – А!
– Заклинило деда, – посочувствовал Мар. – По спине его постучи. Чего это он, бородой подавился?
– Сбылось моё предсказание! – опомнился джинн, выхватывая из-за пазухи пергаментный свиток и потрясая им над собой. – Всё сбылось! И именно так, как я здесь описал. Не солгали мне звёзды! Есть, есть правда в этом мире, – и торжествующе ткнул в небо пергаментной трубкой.
– Значит, вам одним крупно повезло с таким справедливым мироустройством, – заботливо отметил медальон. – Уникальный случай. Можете радоваться, – и едко захихикал. Но тихо-тихо. Чтобы дедушку не обидеть.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:21 | Сообщение # 12 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 6. Сообщество Лиц, Имеющих Массу Проблем
Семён шёл по направлению к городу; джинн бегал вокруг Семёна Владимировича как приблудная собачонка, преданно заглядывая ему в глаза. И одновременно изливал Семёну душу, витиевато и многословно. Как умел.
– …И тогда звёзды сказали мне, о султан моего сердца, что в наш недостойный мир скоро явятся два великих умельца, два виртуоза воровского дела, кои познакомятся со мной при трагических для меня обстоятельствах и смутят после своими деяниями умы людские, и сотрясут основы города Баддур. И придёт тогда конец правлению великого шаха Карамана, будь проклят он от пяток до кончика макушки!.. Два умельца, большой и малый. Причём один будет на другом, а вместе они едины – так сказали звёзды, чем повергли меня в великое замешательство. И находясь в том тягостном недоумении, поведал я неосторожно шаху всё, что узнал от звёзд, не облачив жестокую правду в одеяния недомолвок и иносказаний. И вскричал тогда в гневе грозный Караман: «Лгут твои звёзды! И ты лжец, поганый и недостойный!». И ещё сказал неправый шах: «Коли такие они великие, что шепчут о тех ворах светила небесные, и раз предсказано тебе с ворами теми встретиться – так пусть для начала выкрадут они тебя из темницы стеклянной, заклятьем моим опечатанной; силу и молодость твою пусть выкрадут из сокровищницы моей, ифритом лютым охраняемой! А там видно будет», – после чего трижды хлопнул в ладони и заточил меня в мерзкий сосуд, слугами учтиво поднесённый. И приказал тем слугам закопать бутыль со мной где-нибудь подальше от города. И стал я тем, чем стал, – закончил свою печальную повесть джинн, на ходу промакивая глаза рукавом халата. – Одно лишь меня радует: то, что сбылась первая часть предсказанного звёздами – я на свободе.
– Сокровищница – это хорошо, – одобрительно сказал Мар, – люблю сокровищницы. А вот лютый ифрит – это плохо. Не люблю я ифритов.
– А ты их часто встречал? – Семён козырьком приложил ладонь ко лбу, пристально всмотрелся вдаль. – Похоже, лес заканчивается: впереди что-то вроде бухты виднеется. Значит, скоро будет город.
– Не встречал я ифритов никогда. Но всё равно их не люблю, – упрямо повторил медальон. – Охранник он и есть охранник, как его не обзывай. Тем более лютый. Ну её к чертям, ту сокровищницу! Обойдёмся и без сотрясений основ славного города. Тихо-мирно бомбанём какой-нибудь сейф с заклинаниями и свалим в местечко поспокойнее, без ифритов. На Перекрёсток. В тот дом, с пентаграммой и со связью. Интересное место… Мафусаил, у вас сейфы сложные?
– Нет у нас никаких сейфов, о неразумная железяка, – сухо ответил джинн, – не ведаю я о столь дивных местах для хранения заклинаний. Ибо настоящие заклинания творятся не записанными на бумаге словами, а движением рук, пальцев, глаз и бровей. И тайным напряжением пупка.
– Как так, – не поверил Семён, – да я целую книжку разговорных заклинаний недавно в руках держал! Ни о каких пупках там вроде не упоминалось. Правда, я её толком не смотрел… да и пользоваться теми заклинаниями нельзя – они все первичные. Без необходимых мер защиты.
– Вот! – назидательно поднял палец Мафусаил. – Потому словоговорение и стало повсеместно магией недозволенного толка. Ибо от слов говорящих лишь одни беды происходят. Сказано в преданиях, что была когда-то великая битва между небесными богами: богами чародейного слова и богами волшебства тела. И погибли в муках боги слова, страхом необычайным объятые, в страхе том напоследок наш мир породив. И увидели это боги тела, и сошли тогда они в тот несчастный мир и научили жителей его неразумных основам магии жестов и поз. И после оставили их в покое, уйдя в свою небесную высь.
– Слимперские штучки, – презрительно заметил Мар. – Колдовство немытых рук и грязных ногтей. Убожество.
– А насчёт защиты от первичных заклинаний, – продолжил джинн, удачно не расслышав сказанное медальоном, – то встречал я одного мага-отступника, знавшего универсальное слово защиты. Которое добавляется к таким заклинаниям, делая их безопасными и доступными для повсеместного использования. Даже для вовсе неискушённых в магии. Особое слово! Я о нём услышал, когда того словесника-иноверца в шахской пыточной от ереси перевоспитывали.
– Какое слово? – хором воскликнули Семён и Мар.
– Не помню, – расстроенно ответил джинн. – Оно мне и не нужно было, то слово запоминать. Ересь и вред!
– Жаль, – коротко сказал Семён. – Очень жаль. А найти того словесника можно?
– Нельзя, – с сожалением покачал головой Мафусаил. – Ибо прах его был скормлен свиньям в назидание остальным. А свиньи заколоты и скормлены псам. А псы…
– Достаточно, – оборвал джинна Семён. – Круто тут у вас с инакомыслящими… с иначе колдующими обходятся. Недружелюбно.
– На том и стоим, – гордо кивнул Мафусаил. – Но все ваши проблемы можно с лёгкостью уладить! Стоит лишь вернуть мне из шахской сокровищницы былую силу и молодость, как память моя сразу же восстановится. И я с радостью помогу вам своим волшебным умением, о блистательные воры! Тем более, что я и так должен своему освободителю одно желание – по закону второй, более ранней клятвы.
– А почему не три? – немедленно влез в разговор медальон. – Как правило, обещают три желания, а не одно. Я слышал сказки о джиннах! Меня не проведёшь.
– Раньше надо было меня освобождать, о хитроумная железяка, – усмехнулся джинн. – После первой клятвы. До второй.
– Собственно говоря, – прервал их спор Семён, – не очень-то нам то чародейное слово и нужно было. Нужно, но не очень. Нам бы из вашего мира выбраться, и ладно. Вернуться туда, откуда мы сюда попали. Это можно устроить?
– Разумеется, о владелец говорящего железа, – кивнул Мафусаил. – Можно или изучить волшебство тела, на что уйдёт лет двадцать, и вернуться самому, без посторонней помощи. Или помочь бедному джинну в его беде. За что бедный джинн обязуется выполнить одно ваше сокровенное желание. То есть отправить вас назад.
– Так или иначе, а всё идёт к тому, что придётся нам лезть в шахский дворец, – задумчиво сказал Семён. – Магию движения ни я, ни ты, Мар, не потянем.
– Я бы потянул, – возразил медальон, – да у меня ни рук, ни бровей нету. Ни тем более тайного пупка. А какая ж магия, да без дырочки на пузе!
– Никакой, – подтвердил джинн. – В магии тела насчитывается сто пятьдесят два основных движения, не считая трёхсот шести вспомогательных поз – из них двадцать пять настолько срамных, что я и говорить о них не стану, дабы не пачкать свои уста и ваш чуткий слух такими недостойными словами. И везде обязателен пупок! Это ключевая часть заклинания действием.
– А вот и город, – Семён остановился, уперев руки в бока. – Красив, ничего не скажешь. Как на картинке.
Великий город Баддур раскинулся сразу за широкой синей бухтой, ступеньками поднимаясь от неё по пологой длинной горе. Белые здания с серебряными крышами прятались среди прохладной зелени; узенькие улицы змеились между ними, ответвляясь лабиринтами ещё более узких переулков. Две высокие каменные стены отделяли город от подступающего к нему леса, с одной и другой стороны горы: возле дальней стены расположился причал.
В бухте стояло несколько больших одномачтовых кораблей со спущенными парусами; маленькая вёсельная лодочка медленно шла от одного из кораблей к далёкому причалу.
На самом верху горы красовалась высокая серебряная башня, ослепительно сияющая под жарким послеполуденным солнцем. Башня была удивительно похожа на космическую ракету – такую, какой её рисуют в комиксах, – и настолько, что Семён невольно затаил дыхание, ожидая услышать далёкий гром работающих двигателей. Но услышал лишь слабый лай собак да скрипучие крики вездесущих чаек.
– Ослепнуть можно, – Семён протёр глаза, – вам что, серебро девать некуда?
– Иначе никак нельзя, – джинн мельком глянул в небо, – это необходимая защита от заоблачных шайтанов. Шайтаны те летают в круглых небесных повозках и за нами тайком подглядывают. И днём и ночью. Особенно ночью. И коли не убережёшься да зазеваешься, так и украсть могут в рабство. Запросто! Или разума лишить во сне. А серебро их надёжно отпугивает. Не могут они заглядывать в такие дома, где крыши серебром покрыты. Боятся, наверное.
– Чужие, – сразу догадался Мар. – Эти могут, в рабство-то. Только зачем им рабы? Не понимаю. Хм, интересно, а при чём здесь серебро? Может, оно как-то чего-то отражает… чем-то там на них воздействует… Никогда не слышал о такой взаимосвязи, – озадачился медальон.
– Обычно серебряными пулями оборотней убивают, – рассеянно сказал Семён, придирчиво оглядывая себя: маскировочный костюм стал белым просторным халатом, белыми шароварами и чёрными туфлями с загнутыми носками. На голове у Семёна появилась пышная чалма, тоже белая. – Но то оборотней… Ну как, Мафусаил, нормально я смотрюсь?
– Вполне, достопочтенный, – подтвердил джинн. – Только лучше бы тебе победнее выглядеть. И погрязнее. Там заплатка, здесь дырка… И тогда городская стража у ворот не будет домогаться от тебя денег. Ибо одинокий незнакомец, да ещё богато одетый, может стать жертвой их неуёмной алчности.
Пока джинн произносил свою тираду, Семён опять преобразился: сейчас он выглядел как близкий родственник самого Мафусаила. Такой же ободранный и гадкий. Как помойный кот.
– Очень хорошо, – одобрил джинн. – Остановиться можно будет у меня дома, о чародей воровских одежд. Дом, конечно, у меня тоже отобрали, не удивлюсь, если в нём кто-то уже проживает, но есть одна никому не известная пристройка к нему, с большой комнатой и отдельным выходом на соседнюю улицу. В тупик. И ключ там же спрятан, в тайничке.
– А зачем такая пристройка нужна? – Семён с интересом покосился на джинна. – Для астрологических занятий? Или для отработки двадцати пяти неприличных поз?
– Не скажу, – заупрямился Мафусаил. – Оно тебе и не нужно знать, поверь мне! Тайна сия настолько ужасна, что даже я содрогаюсь, вспоминая о существовании той комнаты. Пойдём скорей в город, о пытливый знаток отмычек, пойдём, – и, закруглив тем самым разговор о загадочной пристройке, потащил Семёна следом за собой, привычно ухватив его за рукав.
Баддур лишь издали выглядел тихим и спокойным городом – со стороны, обращённой к океану. Путники вошли в славный Баддур с другой его стороны, обойдя вдоль стены пологую гору и раскинувшиеся на ней дома с серебряными крышами: там, за горой, и был настоящий город – шумный и пыльный. Живой.
Как пояснил джинн, возле бухты обитали только шахские придворные, шахские наложницы и богатые, достойные уважения представители купеческого сословия. В серебряной башне проживал сам шах, сто колючек ему в пальцы и калёное шило в пуп, а под башней находилась та самая сокровищница, куда славному вору по имени Семён и надлежало заглянуть в ближайшее время.
Городские ворота были распахнуты настежь. Перед воротами стоял вьючный караван из непривычных для Семёна животных – нечто среднее между верблюдами и ослами; четверо дюжих стражников были заняты выколачиванием въездной мзды из несговорчивого старшего караванщика и потому совершенно не обратили внимания на двух нищих, торопливо проковылявших мимо них к воротам.
Баддур сразу ошеломил Семёна громким шумом, криками, пёстрыми красками, толкотнёй и суетой. И запахами. Было такое впечатление, что сразу за воротами начинался базар без конца и края – место, где торговали всем сразу: и тканями, и скотом, и посудой, и едой.
Дымились над мангалами румяные шашлыки; то там, то тут высились горы дынь – или каких других плодов, но очень похожих на дыни; был виноград в высоких плетёных корзинах, над которыми вились осы; протяжно кричали разносчики холодной воды, предлагая утолить жажду; на разные голоса вопили менялы, обещая самый выгодный обмен денег; в теньке, под полосатыми матерчатыми навесами, сидели толстые продавцы вина, молча и услужливо разливая вино в оловянные стаканчики – их товар в рекламе не нуждался.
Продавцы тканей, продавцы зелени, продавцы табака, продавцы фруктов, продавцы ножей, продавцы сладостей… У Семёна голова пошла кругом. И ещё он почувствовал, что сильно проголодался. Да что там проголодался – жрать хотелось до невозможности! Последний раз он ел чёрти когда, и вообще в другом мире.
– Минутку, – Семён полез в карман и нащупал там золотой кругляш, которым он недавно орудовал вместо совка. – Мафусаил, пошли пообедаем. Я угощаю, – и показал джинну монету. Джинн испуганно огляделся по сторонам – не заметил ли кто блеска золота? – и, привстав на цыпочки, торопливо зашептал Семёну в ухо:
– Не вздумай предлагать такую монету уличным продавцам! Тебя сразу обвинят в том, что ты её у кого-то украл. И позовут стражу! Сам подумай – откуда у бедных нищих может быть золото? Не надо зря рисковать, о неразумный любитель вкусной еды, и лучше отдай опасное богатство мне, подальше от соблазна.
– Бери, – великодушно разрешил Семён, небрежно суя монету в руку джинну, – у меня таких ещё много. Не обеднею. Но есть-то всё равно хочется.
– Будет тебе еда, – торжественно пообещал Мафусаил, пряча золотой за щёку, – фкоро буфет. – Щека у джинна заметно опухла; от монеты у Мафусаила явно испортилась дикция.
– Так фернее, – пояснил джинн, – иф кафмана мофут укфасть. Изо фта – нет.
– Теперь у него полный комплект старческих недомоганий, – безмятежно сказал Мар. – Глухой, шепелявый и без памяти. Можно и в утиль сдавать. В приют для престарелых джиннов.
Мафусаил зло сверкнул на медальон глазами, но промолчал – говорить ему сейчас действительно было трудно. Махнув рукой в сторону, джинн потянул Семёна за собой, лавируя среди горланящих продавцов, повозок и торговых шатров. Семён на ходу проверил, на месте ли кошелёк и листик с заклинаниями – всё было надёжно спрятано во внутренних нагрудных карманах. Было бы очень обидно, если бы его, вора с прикрытием, обворовал какой-нибудь мелкий рыночный воришка. Обидно и невосполнимо.
Джинн вытащил Семёна из толчеи и поволок его дальше, в сторону кривобоких саманных домиков, отгороженных от рынка низкими глинобитными заборчиками. Нырнув в узкий переулок между домами, Мафусаил поспешно зашагал вверх по поднимающейся в горку дороге, то и дело оглядываясь назад.
– Есть у меня подозрение, о мой быстроногий спутник, что за нами кто-то следит, – вынув монету изо рта, с тревогой сообщил Мафусаил и в очередной раз оглянулся назад. – Блеск золота порой поопаснее жадного стражника будет! – и спрятал монету в складках своей чалмы.
– Не переживай, – Семён ободряюще похлопал старика по спине, – пробьёмся. Правда, Мар?
– Возможно, – уклончиво ответил медальон. – Проблема лишь в том, как именно пробьёмся. И чем пробиваться будем. Видишь впереди двоих? По-моему, у них в руках дубинки. Или кистени, не разберу…
– Сзади тоже двое, – севшим голосом доложил Мафусаил. – И тоже с дубинами. Ой-ой…
Демонстративно поигрывая тяжёлыми дубинками и нагло улыбаясь, два крепких молодца в лохмотьях поджидали Семёна и джинна возле очередного поворота узкой улочки. Сзади подбегали ещё двое, для устрашения громко ругаясь и размахивая на бегу увесистыми палками.
– Деньги! – громко сказал один из встречных молодцов и с ухмылкой протянул вперёд руку. – Гони монету, сволочь, пока тебя не прибили. Давай-давай, – и нетерпеливо поманил джинна пальцем.
– Какую монету? – очень натурально возмутился Мафусаил, тряся бородой от страха. – Сам посуди – откуда у нищего странника может быть золото?
– Вот ты и проговорился, – заметил второй молодец, перехватил дубинку из руки в руку и лениво спросил напарника:
– Может, пришибить их для начала? До смерти. А потом и поговорим.
– Рашик, там кого-то на улице убивать собрались, – донёсся из-за глиняного забора испуганный женский голос, – Рашик! Зови стражу!
– Уймись, женщина, – недовольно ответил невидимый Рашик, – не лезь в мужские дела. Сами разберутся, – и голоса тут же стихли.
– Настоящий мужчина, – одобрительно кивнул в сторону забора молодец с протянутой рукой. – Уважаю. – И хмуро глянул на странников. – Ну, долго я ещё буду ждать?
– Ситуация выходит из-под контроля, – шепнул Мар. – Что делать будем? Может, отдадите монету? Хрен с ней, у нас ещё есть.
– Эти одной монетой не откупятся, – быстро шепнул Семён. – Заклинание невидимости у тебя ещё работает?
– Чуть-чуть работает, – так же быстро ответил медальон.
– Тогда начинай мерцать, – еле слышно приказал Семён, – так, чтобы я то виден был, то не виден, – и шагнул вперёд, небрежно оттолкнув джинна к забору.
– Дети порока! – взревел Семён, поднимая к небу руки. – Как вы смеете нападать на моего раба! Именем царя шайтанов, за такую провинность объявляю и вас своими невольниками! Ко мне, моя круглая небесная повозка! Ко мне! Сегодня ты повезёшь не одного, а сразу пятерых рабов – то-то будет радости в моих садах ужаса! – и раскатисто захохотал прямо в рожи опешившим разбойникам.
Одновременно с этим маскировочный костюм лихорадочно стал преображаться, превращаясь то в саван смерти, то в бинты мумии, то в медицинский халат, заляпанный кровью – Семён спешно придумывал себе одёжку пострашнее; наконец костюм успокоился, превратившись в ушастый бетманский наряд. Семён позволил себе лишь несколько отступлений от классического кинообраза – отказался от ненужного плаща и организовал у себя на груди и на спине по выпуклому кровавому глазу. И тут включилось мерцание.
Добры молодцы взвыли от ужаса – и те, что были спереди, и те, что подбежали сзади. А когда оба глаза, на спине и груди, медленно моргнули… Дубинки остались лежать на земле. А добры молодцы пропали, только пыль осталась висеть на дорогой.
– Рашик, Рашик, – истошно запричитал женский голос за забором, – что с тобой? Почему ты упал? Рашик, зачем ты подглядывал в щелку?! Ой, Рашик, Рашик…
– Вперёд, – Семён подхватил обмякшего джинна под руку и как ни в чём не бывало пошёл дальше, на ходу превращаясь из кровавого шайтана в безобидного нищего.
– Это было круто, – с восторгом сказал Мар, – давно я так не веселился! Это, знаешь, будет похлеще, чем когда один из моих хозяев изображал овцу – мы тогда из пещеры циклопа выбирались… Ты знаешь, кто такие циклопы?
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:22 | Сообщение # 13 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| – Знаю, – отмахнулся Семён. – А как звали того твоего хозяина? Не Одиссей ли?
– Зачморой его звали, – пренебрежительно ответил медальон. – Кличка такая. Имени у него не было, не заслужил. А Одиссей… М-м, что-то знакомое… Не помню. Вроде слышал где-то, а где – не помню. А что, важная шишка?
– Да уж поважнее твоего Зачморы. – Семён потрусил джинна за плечо. – Мафусаил, очнись!
– Не забирай меня, о красноокий шайтан, – взмолился джинн, не открывая глаз, – ибо слаб я и стар, чтобы быть твоим рабом.
– Да, в этот раз ты был убедителен, – согласился Мар, – в этот раз лицедейство у тебя получилось. И что важно – без моей придумки! С моргающими глазами, так это вообще… Ха-ха! Вот как рождаются нездоровые слухи и начинается сотрясение основ города – с хорошо организованного обмана. Профессионально сделанного. Добротно. Что ж, лиха беда начало, – медальон помолчал. – Знаешь, – сказал Мар, – я думаю, что тебе надо внимательно ознакомиться с пророчеством этого слабонервного астролога. Больно уж всё совпадает. И освобождение из бутылки с нашим дальнейшим знакомством. И сотрясение основ: во всяком случае ребят с дубинками и неведомого Рашика ты уже потряс. На всю оставшуюся жизнь. Через час весь город будет гудеть… Знаю я эти отсталые миры, у них сплетни разлетаются быстрей птиц. – Медальон коротко хохотнул. – Быть большой буче, – счастливо сказал он. – Быть! Зуб даю, – но не уточнил, чей именно.
Дом с пристройкой находился в элитном районе, где проживали шахские придворные и купцы, возле бухты. Чтобы избежать лишних расспросов со стороны патрулирующих район стражников, Семён в одном из пустых переулков придал себе вид богатого торговца: плотный белый халат с золотой оторочкой, белые шаровары и белая чалма, чёрные туфли – тот самый набор, который в своё время забраковал Мафусаил. В этом районе такой наряд оказался как нельзя кстати – стражники равнодушно проходили мимо идущего по своим делам важного купца и семенящего рядом с ним стариком-слугой.
В торце глухого тупика, изогнутого и заваленного мусором, была крепкая дубовая дверь, грязная и почти не видимая на фоне такой же грязной стены. Поковырявшись в мусоре, Мафусаил вытащил из-под какой-то помятой кастрюли большой ржавый ключ с затейливой бородкой.
– Не поверите, скольких усилий стоило мне привести этот чистенький закоулок в такой безобразный вид, – пожаловался джинн, вставляя ключ в замочную скважину. – Пришлось мусор самому понемногу приносить, из бедных кварталов. Зато никто сюда и носа не суёт – если случайно и забредут, так сразу же и уходят. Свалка, одно слово, – и с усилием провернул ключ.
Замок издал неожиданно мелодичный звук и обшарпанная дверь слегка приоткрылась.
– Ну ты и конспиратор, – восхитился Семён. – Дверь, небось, тоже грязью специально мазал? Для маскировки.
– Само собой, – буркнул джинн и, пропустив Семёна впереди себя, вошёл следом за ним и запер за собой дверь. Семён с изумлением огляделся.
Пристройка была хороша. Настолько хороша, что называть её безликим словом «пристройка» было оскорбительно по отношению к такой хоромине: над головой был высокий лепной потолок с неяркими матовыми лампами, утопленными в причудливой лепнине; необъятный зал тянулся куда-то вдаль, задрапированный вдоль и поперёк разноцветными шелками; высокие зеркала по стенам, изящные столики и кушетки где ни попадя, и – далеко в глубине, еле видимая сквозь тонкие шелка, громадная кровать, укрытая от посторонних глаз опущенным серебристым пологом.
– Траходром, – со знанием дела сказал Мар. – Место любовных утех. Ай да джинн, ай да астролог! Ай да звездочёт.
– Да, в таком местечке и на ум не придёт звёзды считать, – охотно согласился с медальоном Семён. – А кто же, если не секрет, бывал здесь? Какие-нибудь астрологини? Предсказательницы судеб?
– Увы мне, – закручинился Мафусаил, – что теперь скрывать! Прелюбодеяние и разврат творились в этой обители греха… Здесь, в этом гнезде порока, прекрасные шахские наложницы тайно любили меня, – джинн протёр глаза бородой и трубно высморкался в полу грязного халата, – а я любил их. Всех! Ну, не сразу, конечно, откуда столько сил, а по очереди и в разные дни, – джинн с презрением посмотрел в сторону далёкой кровати. – Горе мне, горе! Как я мог? Нет чтобы отдаваться таинствам звёзд, изучать движение светил, преумножать свою мудрость…
– Тебе, Мафусаил, здорово повезло, что ты на предсказании погорел, а не на тайных свиданиях, – поспешил утешить джинна Семён. – Представляешь, что было бы, если б шах-государь тебя в таком месте да со своими наложницами застукал?!
– Не представляю, – мрачно ответил джинн. – Шах большой выдумщик насчёт пыток и медленного умерщвления неугодных. Всё! Никогда больше такого не повторится. Никогда! Наука и звёзды – вот мой удел, вот занятие, достойное пылкой любви. А не плотские утехи.
– Это он сейчас так говорит, – шепнул Мар. – Посмотрим, что он запоёт, когда помолодеет, – и мелко затрясся на цепочке в приступе беззвучного смеха.
– Кстати, о предсказаниях, – Семён присел на кушетку. – Дай посмотреть твой свиток. Может, чего интересного прочитаю. А ты пока сообрази насчёт еды как обещал, хорошо? Прямо мутит от голода, надо же.
– С радостью, о великий знаток грамоты, – Мафусаил достал из-за пазухи пергаментную трубку и с полупоклоном вручил её Семёну Владимировичу. – Я искренне надеюсь, что мои слабые попытки приподнять незримую завесу далёкого будущего стоят тех усилий, кои…
– Жрать давай! – рявкнул Семён и стукнул кулаком по столику.
– Есть! – по-военному коротко отчеканил джинн и спешно умчался в глубь зала, лишь занавески колыхнулись от ветра.
– С ним только так, – сердито проворчал Семён, разворачивая свиток. – Ну-ка, что тут про нас говорится? – и углубился в чтение.
Пока Мафусаил сервировал стол вяленым мясом, сухими лепёшками и невесть откуда взятыми свежими фруктами и кувшином холодной воды, Семён изучал предсказания.
Предсказаний было много. Лет на триста вперёд, а то и больше: чёткой хронологии, естественно, не было никакой. Где-то в самом конце свитка Семён нашёл и телеграфно короткое сообщение о нём самом, о Семёне Владимировиче: ничего нового, о чём бы им тогда не рассказал джинн, в том предсказании не имелось. Все остальные пророчества были настолько туманны и насыщены столь непонятными намёками и ссылками, что читать их было просто бессмысленно. Всё равно ничего не было понятно.
Семён отложил пергамент и вплотную занялся мясом и лепёшками, запивая их холодной водой. Пока он ел, джинн успел где-то выкупаться, коротко подстричь бороду и переодеться во всё новое. В таком виде он выглядел куда как благообразнее, хотя одежда ему была заметно великовата; отмытый и подстриженный джинн здорово смахивал на постаревшего Шона Коннери. Как брат-близнец.
– Скажи, Мафусаил, а звёзды тебе случаем не намекнули, как мы сможем пробраться в шахскую сокровищницу? – Семён с аппетитом захрустел яблоком. – Или, может, ты у них сегодня ночью поспрашиваешь? Я вижу, ты с небесными светилами накоротке – вон сколько пророчеств наклепал! И что, все-все сбудутся?
– Сомневаюсь, – джинн отщипнул кусочек лепёшки. – Сомневаюсь, что звёзды помогут мне в столь пустяковом для них деле, как проникновение во всякие там сокровищницы. Нет им до людских сокровищ никакого дела! А насчёт долгосрочных предсказаний… Насчёт них я тоже сомневаюсь. В их правдивости. Звёзды порой бывают весьма лживы… Но долг астролога заставил меня записать всё, что я узрел в небесах, дополнив предсказания обязательными в таком случае туманными намёками и расплывчатыми предположениями.
– А зачем они нужны, эти намёки и предположения? Туманные. – Семён с удовольствием запил яблоко холодной водой и вытер рот салфеткой.
– Как же иначе? – удивился джинн. – Предсказания вещь деликатная. Нельзя в них ничего говорить откровенно и в лоб! Тем более с указанием конкретных дат. Опасно это. Что далеко ходить, три недели тому назад… А, ладно. Что случилось, то случилось. Так вот, о любознательный повелитель карманов, знай же – чем больше тумана и непонятностей в пророчестве, тем больше шансов, что такое долгосрочное предсказание окажется верным, даже если оно изначально ошибочно или попросту выдумано. Когда-нибудь, но верным! Пусть даже и через сотни лет. Когда случайно, хоть немного, хоть чуть-чуть, оно совпадёт с каким-нибудь важным событием, о котором астролог, по правде говоря, и понятия не имел – потомки обязательно растолкуют его расплывчатое пророчество так, как этого не смог бы сделать и сам предсказатель. Достаточно одного такого совпадения и всё: имя твоё обессмертится на века. Как гения и провидца. А у меня таких предсказаний сотни! Хоть одно, но сработает… Я так думаю.
– Так он в гении метит, – догадался медальон, – в веках наш дедушка прославиться хочет! Вот это размах, вот это амбиции, – позавидовал Мар. – Молодец. А я-то думал, что он недотёпа. А он ух какой оказывается! Всё, я тебя уважаю. Хочешь ты того или нет.
– Я не против, – скромно ответил джинн. – Уважай.
– Ну вылитый Нострадамус, – зевая сказал Семён. – Тотальный провидец. Теперь я понимаю, как делаются великие предсказания. Жулики вы, господа астрологи. Никому верить нельзя, – зевнул ещё раз и растянулся на кушетке. – Устал я что-то. Пожалуй, посплю немного.
– Отдыхай, о непревзойдённый специалист по замкам, – согласно покивал Мафусаил. – Сегодня ночью нам предстоит нелёгкая работа! А я пока схожу к шахской башне, посмотрю, что да как. Думаю, в таком обличии меня никто в тех краях не признает, – поклонился и ушёл, тихонько заперев входную дверь снаружи. И Семён немедленно уснул.
Проснулся Семён оттого, что ему кое-куда приспичило. Так как джинн забыл объяснить Семёну Владимировичу, где именно находятся столь важные удобства, пришлось Семёну искать их самому. Заодно он полностью ознакомился с безразмерной пристройкой и убедился, что она, в общем-то, действительно невелика, а дополнительное пространство в ней было создано всё той же магией: комната попросту была повторена много раз, о чём ясно говорили видимые только Семёну дымчатые перегородки пространственных состыковок.
Кроме удобств обнаружился и небольшой комнатный садик с карликовыми фруктовыми деревьями и журчащим между ними ручьём – джинн, судя по ухоженности садика, был ещё и эстетом-садоводом; Семён с трудом удержался от того, чтобы вырезать на стволе ветвистой яблоньки какую-нибудь необычную памятную надпись. Матерную.
– Что за школьные дела! – отругал он самого себя и пошёл к выходу. – А куда это наш знатный мичуринец запропастился? – раздражённо спросил он у закрытой входной двери. – Что-то слишком долго его нету. Уж не опознал ли кто его? Шахские наложницы, например. И мучают сейчас беднягу, по старой памяти, – развеселившись от такого предположения, Семён пропустил момент, когда дверной замок мелодично тренькнул.
Дверь распахнулась и вошёл джинн. Вид у Мафусаила был растрёпанный и крайне озадаченный. Словно он только что отстоял длинную скандальную очередь в пивнухе, а долгожданное пиво взяло и закончилось у него прямо перед носом. Совсем.
– Что случилось? – встревожился Семён, напуганный горестным выражением лица джинна. – Опознали? Всё пропало?
– Золото, – дребезжащим голосом произнёс Мафусаил, протягивая Семёну Владимировичу очень знакомую монету. И трагически замолчал, как будто этим словом было сказано всё.
– Действительно, золото, – согласился Семён, взял тяжёлый кругляш и недоумённо повертел его в руках. – Ну и что?
– Это неправильное золото, – убеждённо сказал джинн. – И делают его в неправильном мире. В шайтанском.
– Чего это он нашими деньгами недоволен? – возмутился Мар. – Семён, я понял – это местный заговор против нашего богатства. Нас третируют!
– Попрошу внятных объяснений, – потребовал Семён, не обращая внимания на опрометчивое заявление медальона. – Почему неправильное? Как это понимать?
– Его не существует, – понизив голос и зачем-то оглядываясь по сторонам, произнёс джинн. – Оно как бы есть, но его как бы и нету. Я только что заходил к Абдулле-меняле, есть тут один… меняет туда-сюда… Так он через золотомерное стекло стал монету проверять, как положено. На предмет наведённой порчи, сглаза и прочего колдовства. Бывает, знаете, камушек в дорогую монету превратят или кусок свинца заклинанием облагородят… Глянул он в стёклышко – и всё, сразу отказался от размена. Шайтанское, кричит, у тебя золото. Нету его! Потому что стекло ни монеты, ни чего другого вместо неё не увидело. Вообще. Стражников хотел позвать!
– Позвал? – встрепенулся Мар.
– Не успел, – огорчённо ответил Мафусаил. – Я его тем стеклом по голове стукнул. Тяжёлое стекло, на подставке… Хороший человек был Абдулла, всегда мне денег занимал. А так – сволочь сволочью. Ростовщик.
– Интересное кино получается, – Семён раздражённо швырнул на столик злополучную монету, – золото, которого у меня навалом, элементарной проверки не выдерживает. Специальное стекло его не видит! Чёрт-те что, а не богатство. Хлам. Фальшивка.
– Не скажи, – запротестовал медальон. – Мало ли чего там ихнее стекло не углядело… Разобраться сначала надо, а уж после ругаться. Не зря же Хранилища существуют, не зря же их столько лет ищут! Не будут в таких местах всякую фальшивку держать. Смысла нету. Может, оно особое, то золото. Хитрое. С секретом.
– Хитрое оно там, или не хитрое, а хлеба на него не купишь, – пожал плечами Семён. – Во всяком случае там, где есть золотомерные стёклышки.
– Но не у всех же они имеются, – резонно заметил Мар. – В крайнем случае будем покупать хлеб у слепых продавцов. Или у косоглазых. Выкрутимся как-нибудь.
– Слепой продавец, – с сомнением покачал головой джинн, – это как безногий скороход, о хитромудрая железяка. Не бывает таких! Во всяком случае я не встречал ни тех, ни других.
– На концентратах проживём, – буркнул Семён. – На пищевых заклинаниях. По-походному, стало быть.
– Кстати, о походных условиях, – спохватился Мар. – Ничего не получится. У меня полный пробел на эту тему! Заклинания еды тоже закончились, понимаешь. Я ведь тебе говорил…
– Что там в городе? – поспешил сменить неприятную тему Семён. – Всё спокойно? Народных волнений по поводу явления шайтанов не было?
– Никаких проблем, – заверил джинн. – Особых волнений уже нет, всё под контролем шахской стражи. Рынок разогнали, когда горожане полсотни нищих прирезали, тех, в которых свидетели-бандиты узнали переодетых шайтанов. Нас, то есть. Да сгорело десятка два домов. Да пару купеческих кораблей, что в бухте стояли, под шумок разграбили и на дно пустили. А так – всё тихо и мирно. Уже.
– Вот народ поразвлекался! – восхитился Мар. – Корабли, и те не пожалели. Да, большая буча – вещь серьёзная… А что там насчёт шахской башни?
– Всё нормально, – успокоил Мафусаил Семёна, хотя вопрос задал медальон. – Тайный лаз остался там же, где и был… А я что, не говорил вам про него? Нет? – обеспокоился джинн. Семён отрицательно помотал головой. – Значит, как-то к слову не пришлось. Обычным образом в шахскую башню нам никак не пробраться, о специалисты по скрытым перемещениям, а вот через мой ход, пожалуй, будет можно. Наверное.
– Откуда он взялся-то? – поинтересовался любознательный Мар. – Крысы, что ли, его прогрызли? Тайные ходы в стратегические объекты специально не делают! Себе дороже станет. Особенно ежели там сокровищница. Султаншах не позволил бы.
– Разумеется, не позволил бы, – вздохнул Мафусаил. – Но Гюзель, она такая… такая пылкая! Такая непредсказуемая! А шах её из башни никуда не отпускает. И я, в нарушении всех устоев, самолично… – джинн, заикаясь от смущения, постепенно перешёл на шёпот, – подло воспользовавшись доверенным мне знанием… нагло обманув сторожевых духов… посмел создать магический лаз. О позор мне! О стыд!
– Наш человек, – убеждённо сказал медальон. – С задатками. Так ты что, прямо в башне, у шаха под носом – того? Только не ври, что это ты делал в шахской спальне, да ещё и на его кровати. Всё равно не поверю.
– Именно так! – джинн в тоске заломил руки. – Неискупимы мои прегрешения. И случившееся со мной я считаю лишь малым наказанием за всё то, что сделал я, предавшись постыдному зову своей необузданной плоти и неукротимой похоти! Увы мне, увы.
– Просто половой гигант какой-то, – пробормотал Семён, с невольным уважением глядя на тщедушного старика. – А ты не врёшь?
– Перед лицом смерти не лгут, – торжественно ответил Мафусаил, строго глядя на Семёна. – Если мы не проникнем в сокровищницу, то дни мои будут сочтены. И очень скоро. И лгать мне в этом случае недостойно, о пытливый укротитель ифритов.
– Ифрит! – всполошился Мар. – Про ифрита я ведь и забыл! Что с ним делать? Что?
– Пройдём через магический ход, а там видно будет, что, – рассудительно сказал Семён. – Там посмотрим.
– Эх, где наша не пропадала, – разухабисто решил медальон. – В том смысле, что в местных ходах этого уж точно не случалось: никакая наша здесь ещё не пропадала. Пошли, что ли?
– Пошли, – согласился Семён. – Прямо сейчас. Чего тянуть-то.
– Только я вас очень прошу, – взмолился Мафусаил, – будьте осторожны. Крайне осторожны! И молчите в любом случае. Даже если нас поймают. Даже если у нас ничего и не получится. Чтобы стража ход не обнаружила!
– Это почему? – снисходительно поинтересовался Семён. – Сам, что ли, после за своей молодостью пойдёшь? Если мы засыплемся. Если ты живой останешься.
– Вот именно. – Джинн страстно облизал губы. – Если жив останусь, то Гюзель я обязательно навещу. Напоследок.
– А врал, что старенький, – изумлённо сказал медальон, – что зарёкся навеки. Ох ты, – и засмеялся так, что заходил ходуном на цепочке.
Семён подумал и присоединился к нему.
– Не понимаю причин столь неуместного веселья, – сухо сказал Мафусаил, раздражённо тыкая ключом в дверной замок. – Я только поцеловать её хотел напоследок, – и с силой крутанул ключ.
– А как же, – просипел Мар, – я и не сомневался. Именно что поцеловать. Не более, – и заржал крайне неприличным образом.
|
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:22 | Сообщение # 14 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Глава 7. Сторожевой Ловчий Ифрит, Могущественный и Преданный
К шахской башне Семён и Мафусаил добрались без приключений.
Была тёмная безлунная ночь, жаркая и влажная. Улочки были пусты и тихи, лишь изредка где-то дурными голосами взлаивали собаки, но сразу же испуганно замолкали; тяжёлый ночной воздух пах горелым.
Редкие встречные группы ночного дозора были слышны издалека: стражники гулко топали сапогами по грунтовке и нарочито громко бренчали оружием, пугая возможных шайтанов. Потому обойти дозор стороной было несложно – сложно было не запутаться в лабиринте глиняных стен, закоулков и тупичков. Но джинн легко ориентировался в тёмном неосвещённом городе – видимо, такие походы вслепую были для него привычны. Впрочем, Семёна это вовсе не удивляло: при таких-то запретных увлечениях да не научиться безошибочно определять направление?! Когда от этого порой зависит вся твоя жизнь. И не только твоя…
Серебряная башня возникла неожиданно: были сначала какие-то низкие незапертые дверцы в толстых каменных стенах, куда приходилось пролазить чуть ли не на четвереньках; после был сад с сырой землёй и сладким запахом спелых яблок; после кусты с жёсткими ветками и острыми колючками; и вдруг – башня.
Стояла такая темень, что, несмотря на полированное серебро стен, Семён так и не увидел башню сквозь листву и через пару шагов наверняка врезался бы в неё, если бы джинн вовремя его не предупредил:
– Мы пришли, о ловкий покоритель сокровищниц. – Мафусаил деликатно попридержал Семёна за талию и вывел его на открытое пространство, где было несколько посветлее. – Сейчас мы с той стороны башни, где стражники никогда не бывают: здесь самая толстая стена и самые густые заросли шиповника. Потому опасаться нам нечего. Но и медлить не стоит! Позволь, я укажу тебе мой лаз, – джинн, судя по осторожным шлепкам, пытался в это время найти что-то на поверхности башенной стены.
– Если ты о том магическом проходе, на котором лежит твоя рука, то можешь не беспокоиться, – со смешком ответил Семён. – Я его и так вижу. И более того…
– Что? – с испугом спросил джинн. – Что – более того?
– Их пять, входов этих. – Семён пристально вгляделся в темноту. – Нет, даже шесть… Семь!
Серебряная башня на фоне чёрного неба выделялась как еле видное белое облако; по низу облака шёл неровный ряд зелёных пятен, круглых словно иллюминаторы на борту океанского лайнера, призрачных и таинственных.
– В который полезем? – деловито поинтересовался Семён, превращая свой халат в облегающее чёрное трико. – Нам бы в тот, который к сокровищнице поближе. Чего нам в спальню к шаху лезть! Обойдёмся и без спальни.
– Семь ходов, – потрясённо пробормотал Мафусаил, – целых семь! Кто же ещё кроме меня? Неужели Селим-визирь? Или Махмуд-казначей? Или кто ещё?! – взвыл джинн, хватаясь за голову.
– Э, да милая Гюзель, похоже, ещё та штучка, – неприязненно сказал Мар, но очень тихо, лишь для одного Семёна. – Сочувствую нашему джинну. Выражаю ему свои соболезнования. Семён, давай действуй, а то Мафусаил сейчас от ревности помрёт. Так и не дождавшись своей молодости.
– Точно, – спохватился Семён, – ты прав. Мафусаил! – Семён поймал руку джинна. – Давай не отвлекаться. Сначала дело, а после сцены ревности. Да и вообще сперва разобраться надо, куда эти ходы ведут и когда они сделаны, может, они вовсе и не к твоей Гюзели протянуты. Башня древняя… Ты подумай – а если этим проходам лет двести? Или триста. Какая ещё там Гюзель, триста лет тому назад!
– Давайте разбираться, – немедленно согласился джинн и вроде бы стал успокаиваться. Во всяком случае за голову он перестал хвататься сразу.
– Твой ход куда ведёт? – спросил Семён, подходя к первому зелёному пятну.
– В одну из шахских опочивален, – угрюмо ответил джинн. – В ту, где Караман бывает реже всего.
– Не лучший вариант. – Семён задумался. – А как в эти ходы вообще попадают? Открывают их как?
– Обычно каждый настраивает вызов своего прохода на личное ключевое движение, – помолчав, произнёс Мафусаил. – Вовсе не магическое. Моё было настроено на пожатие плеч с одновременным подниманием левой брови.
– И с тайным напряжением пупка, – серьёзным голосом подсказал Мар. Джинн невесело хмыкнул.
– Меня не интересует ключ, – сказал Семён, вглядываясь в тусклое зелёное пятно. – Меня интересует сам замок. Ну-ка, открой свой ход!
Поверхность мафусаилового лаза была сплошь испещрена крупными тёмными разводами: разводы напоминали неровные серые кляксы грязи, налипшей поверх зелёного лесного мха. Джинн пошевелился в темноте, зашуршал одеждой – серые кляксы внезапно провернулись по вертикали, оказавшись с изнанки такими же зелёными; через мгновение вся поверхность пятна засияла ровным фосфорным светом. И тут же пятно превратилось в тёмную дыру: из открывшегося хода потянуло прохладным и донеслись звуки далёкого могучего храпа.
– Это не Гюзель, – убеждённо сказал Мар. – Гюзели так не храпят.
Джинн торопливо зашуршал одеждой и ход закрылся, сначала опять позеленев, а после покрывшись серыми кляксами.
– Шах Караман, – дрожащим голосом поведал Мафусаил. – Нельзя нам в этот ход.
– Ясное дело, – согласился Семён. – Пошли к другому. Я, кажется, понял, что надо делать.
Остановившись возле следующего пятна, Семён, недолго думая, принялся легонько тыкать пальцем в серые пятна, насильно проворачивая их в нужное положение – через пять секунд ход открылся.
– Готово, – тихо сказал Семён. – Кто первый?
– Возможности твои просто удивительны, – прошептал джинн, кланяясь Семёну Владимировичу в пояс. – Но позволь мне, немощному, всё же идти следом за тобой, о взломщик пустоты. Ибо не должно старцу, не способному к ратным делам, поспешать впереди столь славного воина, который…
– А вдруг этот ход в спальню Гюзель? – задумчиво предположил медальон. – Прямиком к её кровати.
– Я первый! – Мафусаил резко оттолкнул Семёна и рыбкой нырнул в проход. Семён крякнул от неожиданности, усмехнулся и тоже скользнул в лаз.
Это была продуктовая кладовая: судя по холодному воздуху, она была устроена в подвале. Тусклое дежурное освещение высвечивало ряды высоких стеллажей вдоль длинных стен, с банками, кулями, пакетами и коробками на полках; с низкого потолка свисали подвешенные на верёвках копчёные окорока. Отдельно стояли деревянные лари для круп и муки. Далеко в глубине кладовой виднелись ряды высоких бочек с большими латунными кранами.
– А, значит, это Муса-повар тайную лазейку себе организовал, – облегчённо сказал Мафусаил, оглядываясь по сторонам. – Вот жулик. А говорил, что знаком лишь с поварской магией. Лгун и гнусный обманщик! – в праведном гневе воскликнул джинн. – Впрочем, мне на его делишки плевать. Главное, что Гюзель здесь ни при чём. Пошли следующие ходы проверять, – Мафусаил намерился было вернуться к проходу, но Семён остановил его.
– Сокровищница далеко отсюда? – спросил он джинна.
– Рядом, – нетерпеливо ответил Мафусаил, – коридором пройти. Успеется! Пошли, пошли остальные лазы проверим. Я должен знать! Гюзель!
– Мы пришли сюда не за этим, – осадил джинна Семён. – Вот сходим к ифриту, уладим с ним дела, а уж после… если время будет.
– А ну как он меня убьёт, – заныл Мафусаил. – И я погибну, так и не узнав, верна она мне или нет?
– Ничего, посмертно проверишь, – утешил джинна медальон. – А если окажется, что неверна, будешь донимать её ночными визитами. Бабы привидений страсть как боятся.
Джинн с отвращением передёрнул плечами и молча направился в сторону бочек.
– Не время пить! – окликнул его Семён.
– Там выход, – не поворачиваясь, уныло ответил Мафусаил. – За бочками.
Выйдя из кладовой, джинн поплёлся по узкому коридору, понуро свесив голову и не обращая внимания на то, идёт за ним Семён или нет. Видимо, заранее готовился к скорому переходу в привиденческое состояние.
Семён догнал джинна и дальше они пошли вместе, плечом к плечу.
Коридор казался бесконечным: плавно изгибаясь, он постепенно опускался всё ниже и ниже под землю. Плоские светильники на стенах, такие же как в кладовой, тревожно мерцали белым вечерним светом; становилось всё холоднее.
– Электричество? – кивнул на светильники Семён.
– Заклинания, – равнодушно ответил Мафусаил.
И тут коридор закончился. Впереди был широкий пустой зал, залитый тем же неверным светом: далеко-далеко, на другой стороне зала, была видна высокая двустворчатая золотая дверь. Даже не дверь – ворота. Вход в шахскую сокровищницу.
Зал от коридора отделяла еле видимая перегородка, словно отлитая из толстого стекла. Явно магического происхождения.
– Стоп! – Семён резко остановился и попридержал джинна за плечо. – Пришли. Не шевелись! Даже не дыши. Если сможешь.
Мафусаил покорно кивнул. И ещё раз кивнул. И ещё раз.
– Стенку перед нами видишь? – шепнул Семён, обращаясь к медальону.
– Нет, – сразу отозвался Мар. – Значит, опять защитное волшебство. Но от кого? Сокровищницы от нас, или нас от ифрита? Кстати, а что ифрит?
– Пока не вижу, – Семён осторожно подошёл к прозрачной стене поближе. – Пока что…
И тут он увидел ифрита.
Большое видится на расстоянии. Тем более очень большое и почти невидимое – ифрит, оказывается, всё это время стоял возле Семёна, прислонясь спиной к полупрозрачной стене. А теперь он отошёл от неё – Семён вначале заметил слабое перемещение в воздухе, а после внезапно обнаружил и самого ифрита.
Охранник сокровищ был широкоплеч, высок и могуч; матовые блики от колдовского освещения тягуче переливались по его стеклянной фигуре. Почти голый, в одной лишь набедренной повязке, но с тяжёлым кривым ятаганом на поясе, ифрит выглядел очень опасно. Очень.
Ифрит повернул свою прозрачную голову в сторону Семёна и еле заметно шевельнул прозрачными губами.
– Ещё один глупец пришёл сюда, чтобы найти здесь свою погибель. Что же ты медлишь, несчастный? В чём сомневаешься? Иди же ко мне. Переступи разделительную черту и познай радость смерти. Как и многие другие до тебя. Ха. Ха. Ха, – раздельно, как пишут в книжках, прохохотал ифрит. Голос у охранника был под стать ему самому – сильный, но одновременно абсолютно невыразительный. Словно механический.
Семён невольно глянул себе под ноги: на полу, прямо перед носками его кроссовок, была проведена тонкая ровная черта. Как будто бы выцарапанная гвоздём. Еле видная.
– Чего головой крутишь? – горячо зашептал Мар. – Есть там ифрит, или нет?
– А вы что, не слышали? – Семён глянул на медальон, посмотрел в сторону джинна. Мар не ничего не ответил, а Мафусаил отрицательно помотал головой: старика била нервная дрожь.
– Понятно, – Семён облизнул пересохшие губы. – Магия очень высшего порядка. Супервысшего. Попробую-ка я с ним поговорить. – И громко сказал:
– Привет тебе, о ифрит.
– Привет и тебе, о смертный, – насмешливо ответил страж. – Не поверишь, до чего забавно разговаривать с теми, кто тебя на самом деле не ощущает. Небось, будешь меня сейчас убеждать в том, что ты великий маг, который на самом деле может слышать мою речь? Который пришёл вернуть мне память и освободить меня из ненавистного заключения? Взамен на доступ к шахским сокровищам… Бывали у меня и такие гости, бывали. Да никто из них не ушёл. Поганые обманщики! Словоблуды.
– Не буду я тебя ни в чём убеждать, – пожал плечами Семён. – Я просто поболтать с тобой хочу. А память я возвращать не умею. Это пускай врачи занимаются, которые головы лечить умеют. А я не умею. Я простой вор… ну, не очень простой. И не очень-то и вор, но так уж получилось… Короче, тут такое дело – мне вовсе не нужны шахские сокровища. У самого золота хватает. А нужно…
– Погоди-ка, – торопливо перебил Семёна ифрит, быстро приблизясь к перегородке, – повтори всё ещё раз и помедленней. Твои слова не похожи на случайное совпадение…
– Поразительно знакомая ситуация, – пробормотал Семён. – Так вот, повторяю: я пришёл тебя не убеждать. Достаточно?
– А в какой руке я держу ятаган? – возбуждённо спросил ифрит, упираясь обеими руками в стену. – В какой?
– Да он у тебя вообще на поясе висит, – ответил Семён, отступая от стены на шаг, – без ножен и на левом боку. И ещё, чтобы сразу снять все вопросы: ты в одной лишь набедренной повязке. И босой. И с бритой головой. И ещё, – Семён вгляделся в близкое лицо тяжело дышащего ифрита, – у тебя посреди лба шишка. Точно рог проклюнулся.
– Верно, – медленно сказал ифрит. – Всё так. Значит, ты действительно меня и видишь, и слышишь. Что ж, пожалуй, я тебя пропущу к сокровищам. Пожалуй. Но за одну маленькую услугу – верни мне память и освободи меня! Всего-то.
– А как я это сделаю? – растерялся Семён.
– Как хочешь, – непререкаемо ответил ифрит. – Такое моё условие. Хоть ты и вор, как сам сказал, но ты и великий чародей. Смог скрытно пробраться в башню, смог увидеть преграду… смог услышать и описать меня. Сможешь и всё остальное.
– Ладно, – нехотя согласился Семён. – Попробую. Только ты расскажи мне о себе всё, что помнишь. Может, я и соображу, чем тебе помочь.
– Заходи, – коротко сказал ифрит, отходя в сторону. – Не стоит нам беседовать вот так, через проклятую преграду. Заходи. Не убью. Даю слово.
– Мафусаил, ты побудь пока здесь, – указал Семён джинну. – Нам с ифритом поговорить надо. На той стороне. Если что, дорогу обратно знаешь. – Джинн послушно кивнул.
– Отчаянный ты человек, Семён-ибн-Владимирович, – восхитился медальон. – Люблю отчаянных. Ты мне всё больше и больше нравишься. – И замолчал.
Семён вздохнул, мысленно перекрестился и решительно шагнул сквозь неощутимую стену. И вошёл в зал. Роковая черта осталась позади.
– Ты понимаешь, что теперь ты в моей власти? – негромко спросил ифрит, не делая, однако, никаких угрожающих жестов. – Что я волен сделать с тобой что хочу?
– Понимаю, – согласился Семён. – Но одно ты не можешь сделать – убить меня! Ты дал слово.
– Верно, – сказал ифрит, присаживаясь на корточки. – Но я могу тебя сильно покалечить. А после ты и сам умрёшь. Впрочем, не будем об этом. Время ещё не пришло. Ты просил меня рассказать о себе? Рассказ мой будет короток. Я очнулся здесь таким, каким ты меня видишь. Триста или двести пятьдесят лет тому назад, уж не помню точно. И все эти годы вынужденно служу охранником. На моей памяти уже сменилось десять шахов; были сотни неудачных ограблений; были десятки попыток вступить со мной в обманный сговор; много чего было! Но я убил всех, кого смог. Правителей – не смог. К сожалению. – Ифрит шумно вздохнул. – Эти подлецы имеют амулет, который передают друг дружке по наследству. Который защищает их от меня. Навроде той стены, – страж с ненавистью кивнул в сторону выхода в узкий коридор, где в ожидании маялся джинн. – Есть мне не надо. Пить тоже не требуется. Скука! Смертельная скука – вот что страшно… Пожалуй, если ты меня не освободишь, то я не стану тебя калечить, – неожиданно решил ифрит. – Просто останешься здесь и будешь меня развлекать. Будет хоть с кем поговорить! А удрать ты всё равно не сможешь, – усмехнулся страж. – Спать мне тоже не требуется. Так что станешь частью охраняемых мной сокровищ. И всё.
– Там поглядим, – уклончиво ответил Семён. Становиться частью сокровищ ему вовсе не хотелось. – Давай я тебя осмотрю. Может, что необычное обнаружу.
– Я сам – одно сплошное необычное, – гордо ответил ифрит. – Смотри. – И встал в полный рост.
Что-то правил Антигона - Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:23 |
|
| |
|
Антигона |
Дата: Воскресенье, 01 Апр 2012, 19:24 | Сообщение # 15 |
|
Княгиня де Веллар
Новые награды:
Сообщений: 3079
Магическая сила:
| Семён обошёл стражника по кругу, внимательно рассматривая его со всех сторон, но ничего подозрительного не обнаружил – ифрит как ифрит. Бывают и похуже. Наверное.
– А ну-ка, садись, – приказал Семён. – Очень уж ты высокий. Хочу твою шишку на лбу осмотреть. Не беспокоит? – профессиональным врачебным голосом спросил он у стражника. – Чешется – не чешется? К перемене погоды, случаем, не болит?
– Не болит, – ифрит сел на пол, сложив ноги по-турецки. – И не чешется. Далась тебе эта шишка! Ты особое ищи. Может, у меня на спине проклятье какое написано? – стражник отстегнул ятаган от пояса и с удовольствием поскрёб лезвием себе спину. – Вот там действительно порой зудит.
– Спина в порядке, – мимоходом сообщил Семён, близко разглядывая прозрачную шишку на прозрачном лбу. – Мыться надо почаще, тогда и спина чесаться не будет.
– Мыться! – возмутился ифрит. – Откуда здесь вода возьмётся. Я бы с удовольствием…
– Закрой глаза и не смотри на меня – потребовал Семён. – Отвлекаешь. Странная у тебя шишка, очень странная… Там, внутри, что-то есть. Огонёк какой-то. Сейчас я его…
– Сделаешь мне больно – ухо тебе оторву, – предупредил ифрит. – Я на расправу скорый!
– Лечение без боли всё равно что нога без мозоли, – авторитетно заявил Семён, – ничего, потерпишь.
Мар явственно фыркнул.
– Итак, – Семён потёр ладони, – приступаю.
– Угу, – сказал ифрит. – Приступай. – И закрыл глаза.
Семён легонько коснулся шишки – по телу стражника прошла крупная дрожь. Семён успокаивающе похлопал ифрита по твёрдому как дерево плечу и снова вернулся к наросту на лбу стражника.
Внутри мягкой на ощупь шишке действительно было что-то странное. Что-то светящееся, очень тонкое и длинное, уходящее вглубь прозрачной головы. Что-то наподобие изогнутой иглы – с маленьким шариком-шляпкой со стороны лба. Семён осторожно надавил большим пальцем на шишку сбоку и внезапно она поплыла под нажимом его пальца, быстро тая, как воск горящей свечи. Семён глухо чертыхнулся – горячие капли потекли по лицу ифрита.
– Не сильно жжёт? – испуганно спросил Семён. Очень уж лишаться уха ему не хотелось.
– Нога без мозоли, – сквозь зубы ответил страж. – Действуй, лекарь. Действуй. Я потерплю.
Опухоль исчезла. Семён подцепил ногтями светящийся шарик и осторожно потянул иглу к себе: та легко пошла наружу.
– О, – вдруг сказал ифрит. – Вон оно что! Теперь я вспомнил, – и беззвучно захихикал. Словно ему пятки пощекотали.
Семён выдернул иглу полностью. И едва он это сделал, как игла мгновенно погасла и растворилась в воздухе, лишь золотой шарик выпал у Семёна из пальцев; и тут невидимый ифрит стал видимым. Стал человеком. Семён попятился от него – ифрит, бывший ифрит, был невообразимо грязен. И вонял ещё как! Как бомж со стажем. Но не это было главным, не это… Главным было то, что всё получилось. И путь к сокровищнице был открыт.
Человек легко встал на ноги. И покровительственно улыбнулся Семёну.
– Что ж, вор-лекарь, – дружелюбно сказал бывший ифрит, – ты и впрямь вылечил меня. А я выполню своё обещание. Ступай в сокровищницу и бери всё, что тебе надо. И быстро уходи отсюда! Потому что скоро здесь станет очень шумно и очень небезопасно. Потому что я вернулся. Я – первый шах этой страны и основатель города Баддура. Я – познавший магию летящего жеста не от второсортных учителей, а от прямых потомков богов волшебства тела. И я иду возвращать себе трон.
– А за что вас… В ифриты – за что? – не удержался от ненужного вопроса Семён.
– Этого тебе знать не положено, – надменно ответил основатель города, – целее будешь. Торопись, вор! – и спешно вышел из зала, пройдя сквозь безвредную теперь для него магическую преграду и толкнув по пути боком зазевавшегося Мафусаила. И даже не заметил этого.
– Джинн, давай сюда! – махнул рукой Семён. – Быстро-быстро! Надо успеть тебя восстановить, пока не началось.
– Что не началось? – подбегая трусцой и на ходу потирая ушибленное плечо, спросил джинн. – Видал грубияна? Толкнул и не извинился. Одно слово – ифрит.
– Дворцовый переворот, – ответил Семён, направляясь к золотым дверям. – А толкнул тебя ваш новый шах. Уж этот шахом точно будет! Можешь не сомневаться.
– Хороший человек, – немедленно отреагировал Мафусаил. – Он мне сразу понравился.
– Исключительный симпатяга, – поддакнул медальон. – Душка. Такой сам будет своих наложниц в постель к тебе подкладывать. Чтобы ты не скучал. А как же!
– Не трогай меня за святое, – вяло огрызнулся джинн. – Много ты понимаешь в любовных утехах, – и сосредоточенно умолк, обдумывая очевидный факт: смена шаха наверняка вела к смене гарема. А смена гарема плюс возвращённая молодость сулили приятные неожиданности… Джинн Мафусаил расправил плечи, ускорил шаг и засвистел что-то радостное и игривое; настроение у джинна заметно улучшилось.
– Ты что-нибудь слыхал о вашем первом шахе? – мимоходом спросил Семён. – О самом первом. Который Баддур основал.
– Конечно, – Мафусаил перестал свистеть. – Драматическая история, полная печали и очень нравоучительная. Брат шаха, злобный и завистливый человек, возжелал власти и одной из любимых жен шаха. И, вступив в мерзкий сговор с той нечестивой женщиной, ночью, когда шах спал, вогнал ему колдовскую иглу в голову, запечатав ту иглу неуничтожимой заговоренной печатью. Он был словесником, этот презренный брат! И шаха не стало… А сын шаха, от той жены-предательницы, увидел после в башне призрак своего отца и сошёл с ума. А придворные, обнаружив сумасшествие принца…
– Тсс, – Семён приложил палец к губам. – Дальнейшее – молчание.
Пройдя сквозь ещё одну прозрачную стену, возле дверей сокровищницы, они остановились перед самими золотыми воротами.
– Надеюсь, хоть тут сюрпризов не будет, – Семён взялся за гнутую витую ручку. – Хватит на сегодня, – и открыл ворота.
Внутри сокровищницы царил полный бардак. Не в том сладостном понимании, которое вкладывал в это слово джинн, а в самом обычном и бытовом. В утилитарном.
Горы золотых монет и украшений, разбросанных по грязному полу там и сям; пыльные сундуки, стоявшие как попало; кучи одежд, наваленных где придётся… Продуктовая кладовая по сравнению с шахской сокровищницей была образцом порядка и чистоты.
По стенам и потолку зала, светившихся ровным матовым светом, были начертаны до боли знакомые расплывчатые письмена. Семён даже принялся с испугом озираться по сторонам: нет ли где поблизости блуждающего стражника? Стражника, разумеется, не было.
– И где же в этом кавардаке запрятана твоя сила и молодость, о половозрелый джинн? – брюзгливо спросил Мар. – Да мы тут до смены шахской династии ковыряться будем! Может, ты их по запаху найдёшь, или там по каким другим приметам? Какие приметы у твоей силы и здоровья? Особые, броские.
– Не дразни деда, – оборвал Семён речь медальона. – Он и так в замешательстве. Видишь, как кручинится. – Джинн стоял в полной прострации, безумными глазами обводя кучи золота и барахла.
– Бутылочка, – выдавил из себя Мафусаил. – Должна быть фиолетовая бутылочка. Помню, её вместе с тем сосудом приносили. В который меня заточили.
– Это уже ближе к делу, – одобрил Мар. – Это даёт шансы. Все на поиски бутылочки! Нашедшему – премия. В размере молодости и возвращения на Перекрёсток.
Джинн словно с цепи сорвался: он бросился к золотым кучам с диким воплем, словно людоед к толстому миссионеру; Семён еле успел догнать и ухватить Мафусаила за шиворот.
– К стенам не подходи, – предупредил Семён джинна зловещим шёпотом. – Умрёшь на месте. И не ори так! Уши закладывает. Спокойней надо, спокойней. Никуда твоя бутылка от нас не убежит, – и отпустил Мафусаила.
Поиски были недолгими – фиолетовая бутылочка стояла неподалёку от входа, сиротливо прячась между сундуками. Джинн схватил её дрожащими руками, в нетерпении содрал с пузырька сургучную пробку и жадно приник к горлышку.
– Пока наш друг восстанавливает свои силы, – поставленным голосом шоумена сказал Мар, – я бы рекомендовал тебе, Семён, набрать местного золотишка впрок. Пользуясь случаем, так сказать. Во избежание дальнейших недоразумений с нашим, хранилищным. Не зря ведь рисковали! Надо и нам хоть что-то поиметь с этого приключения.
– Согласен, – Семён поискал, во что бы сложить монеты, нашёл в куче тряпья пыльную кожаную сумку с длинным наплечным ремнём и насыпал в неё золота. Не очень много, так, на мелкие расходы. И чтобы сумка зря не тяготила: таскать постоянно на себе солидный запас металлических денег – удовольствие небольшое.
Вместе с последней пригоршней золота Семён выудил из драгоценной кучи нечто необычное, здесь вовсе неуместное – хорошо сделанную рукоять то ли сабли, то ли ятагана. Рифлёная, удобная, с прикрывающей пальцы толстой стальной дугой-пластиной, она хорошо ложилась в ладонь. И при случае могла послужить неплохим кастетом.
– Возьму, – решил Семён. – Вставлю приличный клинок, закажу ножны. Буду при оружии! А то ни ножа, ни пистолета… Хожу как пацифист драный, это при моей-то работе, – и кинул рукоять в сумку.
– Свершилось! – зычно сказал кто-то у Семёна за спиной. – Вот он я. Такой же, каким был раньше. Смотри!
Семён обернулся.
Старик-джинн исчез. Перед Семёном, радостно улыбаясь, стоял здоровенный детина: черноволосый, брови вразлёт, с аккуратной напомаженной бородкой, с румянцем на высоких скулах, с ослепительной белозубой улыбкой и голубыми наглыми глазами. Одежда, большая для старика, трещала на детине по швам.
– Эк его разнесло, – только и сказал Мар.
– Поздравляю, – сухо сказал Семён. Он не любил красавчиков.
– Джинн, возвращай нас! Как обещал, – потребовал медальон. – А то помчишься сейчас кобелевать, только мы тебя и видели.
– Сначала надо выйти из башни, – помолодевший Мафусаил с тревогой огляделся по сторонам. – Неподходящее здесь место для творения путевого волшебства. Вдруг что не так сработает…
Внезапно пол под ногами Семёна вздрогнул. Тяжёлый гул прокатился по стенам сокровищницы; золотые кучи со звоном стали осыпаться, раскатываясь монетами во все стороны.
– Землетрясение? – округлил глаза джинн. – Именно сейчас?
– Смена власти, – крикнул Семён, торопливо вешая кожаную сумку на плечо. – Бежим! – И они припустили со всех ног обратно, к лазу в продуктовой кладовой.
Башню трясло. Что происходило на её верхних этажах, Семён даже и представить себе не мог. Да и были ли нынче у башни верхние этажи? Неизвестно. Возможно, что и не было.
Пол спирального коридора то и дело уходил из-под ног Семёна; парня швыряло от стенки к стенке как пьяного. Более массивный и потому более устойчивый Мафусаил подхватил Семёна под руку и поволок его по коридору чуть ли не на себе.
– Штормит, однако, – посетовал Мар. – Случилось мне как-то попасть с одним из моих хозяев в сильную бурю. Мы тогда контрабандой промышляли… – Семён не услышал продолжения: начался такой грохот, что медальон предпочёл замолчать.
В кладовой всё было по-прежнему, лишь окорока раскачивались на своих верёвках, да попадали с полок пакеты и коробки. Джинн подтащил Семёна к тому месту, где они вошли в башню и бодро толкнул его в дыру прохода, но чуток промахнулся – Семён крепко шмякнулся о камни и упал на пол.
– Все рёбра поотшибал, мазила, – сказал он Мафусаилу, кривясь от боли в боку. – Инвалидом сделал!
– Ну, извини, – развёл руками джинн. – Увлёкся. Поспешил.
– Чего уж там, – Семён вдохнул полной грудью, выдохнул: рёбра вроде были целы. – Вперёд, на волю! – и на четвереньках влез в проход. Джинн последовал за ним.
На воле было раннее утро. Прозрачное тёмно-синее небо очистилось от ночных облаков, воздух пах морем и розами. Кое-как закрыв за собой проход и продравшись сквозь заросли шиповника куда подальше от шахской башни, Семён оглянулся.
Верхушка серебряного здания ослепительно сияла под лучами рассветного солнца. Как ни странно, башня была целой и даже не подрагивала. Ничто не указывало на то, что внутри неё идёт смертельная борьба за власть. С применением тяжёлой магической артиллерии.
Джинн перехватил Сенин взгляд и понятливо подмигнул:
– Шахская башня и не такое видала! Не бойся, не обвалится. А нам, я думаю, всё же будет полезнее убраться отсюда куда подальше, пока правители власть делят. Весьма надеюсь, что Карамана прихлопнут, – лучезарно улыбнулся Мафусаил. – Пока всё идёт так, как я и предсказал… Слушай, а зачем тебе так торопиться с возвращением? Пошли, отсидимся у меня в пристройке. А после пойдём к новому шаху на поклон. Толковые астрологи да виртуозы отмычек любому правителю пригодятся! Мы ему напомним, кто его спас, и он нас обласкает.
– Вот же темнота неграмотная, – расхохотался Мар. – Насчёт женщин ты знаток, не спорю. Но в дворцовых интригах, увы, ты дуб дубом. Обласкает… Ага, и орден заодно даст. Посмертно. Не вздумай ему хоть словом, хоть взглядом намекнуть на то, что ты знаешь, кем он был раньше. А вот о своём предсказании смены власти и о своём заточении в бутыль можешь новому шаху смело рассказывать. Будешь политическим страдальцем за правду! Таких страдальцев новые властители жалуют. Особенно тех, кто предсказал их приход к власти. Только опусти подробности о нашей встрече. Ты нас вообще не видел! Усёк?
– В твоих словах есть смысл, – опечалился джинн. – Да, интриги – это не по моей части. Хорошо, так и сделаю. Ни словом, ни взглядом…
– А теперь, – сказал Семён, – если все вопросы у нас решены… Мар, у тебя вопросов больше нет?.. тогда попрошу, Мафусаил-ибн-Саадик, выполнить обещанное. Отправить нас назад, на Перекрёсток. В то же место, откуда мы перенеслись в ваш мир.
– Прощайте, – сказал джинн. – Вряд ли мы когда-нибудь уже свидимся. – Он протянул Семёну руку. – Будь удачлив в своих делах, о сметливый вор. – Семён крепко пожал протянутую ему руку, встал на цыпочки и похлопал Мафусаила по плечу:
– И тебе удачи, о покоритель гаремов!
Джинн подмигнул Семёну, отступил от него на шаг.
– Начинаю, – предупредил Мафусаил и быстро замахал руками, делая ими сложные непредсказуемые движения. Словно каратист во время боя.
Воздух вокруг Семёна приобрёл странный тёмно-синий оттенок и начал уплотняться в кокон; от рук джинна летели длинные негаснущие искры, сами собой сплетаясь в толстый подвижный жгут – через миг жгут удлинился и коснулся воздушного кокона.
– Гюзели привет! – крикнул Семён, но джинн его не услышал: мир вокруг Семёна Владимировича вспыхнул радужными огнями, жаркая волна прокатилась по всему телу и…
И Семён перенёсся.
|
|
| |
]
