Пятое Правило Волшебника, или Дух огня - Страница 2

[

]

Страница 2 из 4 « 1 2 3 4 »
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Пятое Правило Волшебника, или Дух огня (Терри Гудкайнд)

Пятое Правило Волшебника, или Дух огня

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:07 | Сообщение # 16

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 21
Она воздела руки-крылья и сильным глубоким голосом запела старинную балладу, древнюю, как миф.
Явились они из страны леденящего мрака,
Настолько прекрасны, насколько ужасна их власть,
Исчадия смерти, исчадия тлена и праха,
Пришли в этот мир, чтобы здешнюю магию красть.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Не всякий способен увидеть их странные игры,
Когда путешествуют, сидя верхом на волне,
Роятся над пламенем, как бестелесные искры,
Иль в ивовых лозах таятся, скитаясь во тьме.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
На грани меж воздухом, огненной дымкой, волною
Они существуют. И смертный любой обречен,
Едва лишь пленится безмерной красой ледяною,
Едва их увидит — с могилой навек обручен.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
В охоте расставшись, но вновь собираясь для танца,
Для гибельной пляски, незримой коварной игры,
Любого введут в состоянье прекрасного транса,
Готовясь насытить своей королевы костры.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Когда же ушел с водопадов Он, жаждущий тризны,
Когда прозвонили охранные колокола,
Когда Он призвал и потребовал плату, и трижды
Пропели набаты, и на Гору гибель пришла,
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Пытались они ускользнуть, не поддаться заклятью,
Пытались прельстить, откупиться иль очаровать,
Но Черной связал, обессилил Он их Благодатью,
И черные души пришлось им Ему отдавать.
Колокола смолкли, и Гора убила их всех.
И Гора похоронила их всех.[1]

Молодая певица завершила свою зачаровывающую песню на невероятно длинной ноте, и гости разразились шквалом аплодисментов.
Это была древняя баллада о Йозефе Андере, и лишь по одной этой причине ее любили все. Далтон как-то однажды пересмотрел все древние тексты в попытке узнать смысл песни, но не нашел ничего, что могло бы пролить свет, к тому же слова баллады варьировались, поскольку версий существовало несколько. Это была одна из тех песен, смысл которых никто толком не понимает, но все очень любят, потому что в ней совершенно очевидно отражалась победа, одержанная некогда всеми глубоко уважаемыми основателями Андерита. По традиции эта чарующая мелодия исполнялась лишь в особо торжественных случаях.
По какой-то странной причине Далтону показалось, что сейчас слова песни более понятны ему, чем прежде. У него возникло ощущение, что он вот-вот поймет смысл. Но ощущение исчезло так же быстро, как появилось, и Кэмпбелл переключился на другое.
Длинные рукава певицы коснулись пола, когда она поклонилась Суверену, а затем рукоплещущим гостям, сидящим за головным столом рядом со столом Суверена. Расшитый золотом шелковый балдахин прикрывал оба головных стола. Откинутые края балдахина поддерживали андерские копья вдвое больше обычных. Это создавало эффект, будто головные столы стоят на подмостках, что, по мнению Далтона, было недалеко от истины.
Певица поклонилась остальным гостям, сидящим за длинными столами по обе стороны приемного зала. Рукава ее наряда были отделаны белыми совиными перьями, и когда она во время исполнения воздевала руки, то походила на крылатую женщину, некое странное существо из тех времен, о которых говорилось в ее песне.
Стейн, сидевший рядом с министром и его женой, вяло аплодировал и явно прикидывал, как молодая певица будет выглядеть без перышек. Сидящая по правую руку Далтона Тереза хлопала, сопровождая аплодисменты криками «браво!». Далтон, тоже хлопая, подавил зевок.
Певица удалилась, приветственно помахав раздающемуся ей вслед одобрительному свисту. Когда она исчезла, в зал вошли четыре оруженосца с платформой, на которой возвышался марципановый корабль, плывущий по марципановым волнам. Надутые паруса были, судя по всему, сделаны из сахара.
Естественно, сие произведение служило лишь для того, чтобы объявить, что следующие блюда будут рыбными, как преследуемый пряничными гончими пряничный олень, прыгающий в кусты остролиста, за которыми прятался желейный кабан, анонсировал мясные блюда, а фаршированный орел, с крыльями, распростертыми над бумажной панорамой города Ферфилда, предшествовал дичи. На галерее звон фанфар и барабанная дробь возвестили о прибытии следующей перемены.
Перемен было уже пять, и каждая состояла не меньше, чем из дюжины блюд. Сие означало, что предстоит еще семь перемен, и в каждой по крайней мере по двенадцать блюд. Между переменами гостей развлекали музыканты, жонглеры, трубадуры и акробаты, а по столам по кругу пускалось дерево с засахаренными фруктами. В подарок гости получили, ко всеобщему восторгу, механических лошадок.
Среди разнообразия мясных блюд было и обожаемое Терезой мясо молодняка — молочные поросята, телята, оленята и медвежонок, стоящий на маленьких лапках. Медвежонка переносили от стола к столу, и за каждым столом шкура, прикрывающая зажаренную тушку, отодвигалась в сторону, чтобы слуги могли отрезать ломти мяса гостям. Дичь — пудинг из лебяжьих шей, воробьи, столь любимые министром за их афродизийный эффект, горлицы, орлы и запеченные павлины, которых снова оперили и при помощи проволоки закрепили так, что казалось, будто летит стая.
Никто не рассчитывал, что такое количество пищи будет съедено. Нет, такое разнообразие было не только для того, чтобы у гостей имелся обширный выбор, но и для того, чтобы поразить их изобилием. Визит в поместье министра культуры был знаменательным событием, а для многих даже становился предметом обсуждения и бесед на многие годы.
Угощаясь, гости поглядывали на головной стол, где сидел министр, двое богатых пекарей, которых он пригласил за свой стол, и представитель Имперского Ордена. Стейн прибыл под всеобщие приглушенные охи и ахи, вызванные его военным облачением и плащом из человеческих скальпов. Стейн был сенсацией для многих женщин, у которых колени подгибались от перспективы заполучить в постель такого мужчину, и они одаривали его весьма недвусмысленными взглядами.
Бертран Шанбор являл собой полную противоположность воину из Древнего мира. На пир министр облачился в обтягивающий пурпурный дублет без рукавов, украшенный великолепной вышивкой, золотой нитью и серебряной канвой, надетый поверх простого короткого камзола. Этот наряд придавал его довольно-таки округлой фигуре более подтянутый мужественный вид. Белый стоячий кружевной воротник выглядывал из-под низкого ворота дублета. Такие же кружева украшали грудь и рукава.
Поверх дублета с плеч свисал великолепный темно-пурпурный, отороченный по вороту и груди мехом охабень. Рукава украшали полосы красного шелка с нашитыми между полосками рядами жемчуга.
Ясноглазый, улыбчивый — его улыбка всегда казалась предназначенной собеседнику, — с копной темных седеющих волос, Бертран Шанбор представлял собой внушительную фигуру. Все это и личность Шанбора — точнее, власть, которой он был облечен как министр культуры, — вызывало восхищение мужчин и страстное желание женщин.
Гости, если не глазели на стол министра, исподволь поглядывали на соседний с министерским, где сидел Суверен с супругой, тремя взрослыми сыновьями и двумя взрослыми дочерьми. Смотреть открыто на Суверена не осмеливался никто. Ведь в конце концов Суверен — наместник самого Создателя в мире живых, не только правитель страны, но и святейший религиозный вождь. Многие в Андерите — и андерцы, и хакенцы — боготворили Суверена до такой степени, что, когда проезжала его карета, с рыданиями падали на землю и каялись в грехах.
Суверен, жизнерадостный и внимательный, несмотря на ухудшающееся здоровье, был облачен в сверкающие золотом одежды. Красный камзол подчеркивал круглые рукава одеяния. Ярко-желтые чулки, пришитые разноцветными шнурами на середине бедер к бриджам. Перстни с каменьями на каждом пальце. Голова Суверена безвольно поникла, будто золотой медальон с инкрустированными бриллиантовыми горами стал со временем настолько тяжел, что под его тяжестью у Суверена согнулась спина. Руки владыки были усыпаны не уступающими по размеру перстням старческими пятнами.
Суверен пережил четырех жен. Нынешняя с любовной заботой стерла платочком остатки еды с подбородка мужа. Далтон сомневался, что она перешагнула двадцатилетний рубеж.
К счастью, сыновья и дочери Суверена, хоть и прихватили с собой своих супругов, детей оставили дома. Внуки Суверена были совершенно невыносимы. Никто не осмеливался сказать милым крошкам ничего, кроме ласковых поощрительных слов, когда они носились без присмотра. Некоторые из них были значительно старше нынешней бабушки.
Далтон сидел по одну руку от министра, по другую восседала госпожа Хильдемара Шанбор в элегантном серебряном платье с вырезом столь же низким, как у прочих присутствующих дам. Она шевельнула пальцем, и арфистка, сидящая перед головным столом, но ниже платформы, перестала играть. Жена министра правила пиром.
На самом деле ни в каком управлении пир не нуждался, однако Хильдемара настаивала, чтобы ее считали истинной хозяйкой величественного действа, и в этой связи время от времени принимала участие в процессе, воздевая палец, чтобы в нужное время остановить арфистку. И многие искренне полагали, будто весь пир вертится по мановению пальчика госпожи Шанбор.
Арфистка, безусловно, знала, когда ей следует прекратить играть, но тем не менее ждала, пока возденется благородный перст, не осмеливаясь сама прекратить игру. Пот выступил у нее над бровью, пока она не сводила глаз с госпожи Шанбор, опасаясь пропустить повелительный жест.
Хотя госпожу Шанбор повсеместно превозносили как яркую красавицу, она была женщиной довольно полной, с крупными чертами лица и всегда вызывала у Далтона ассоциации со статуей, которую ваял ремесленник, обладающий скорее рвением, нежели талантом. Далеко не то творение, которым хочется любоваться подольше.
Арфистка воспользовалась паузой, чтобы взять стоявший подле ее золотой арфы кубок. Она наклонилась, и министр тут же воспользовался случаем заглянуть ей за корсаж, одновременно подтолкнув Далтона локтем, на тот случай, если помощник вдруг упустил открывшееся зрелище.
Госпожа Шанбор заметила хищный взгляд мужа, но не выказала никакой реакции. Она никогда не реагировала. Хильдемара прекрасно знала, какой властью она обладает, и охотно соглашалась за это платить.
Впрочем, оставаясь наедине с супругом, госпожа Шанбор иногда лупила Бертрана чем ни попадя, но скорее за какой-то светский проступок в отношении нее, чем за супружескую измену. У нее не было действительных оснований возражать против его похождений, поскольку сама она тоже не являлась образцом добродетели и временами скрытно наслаждалась обществом любовников. Кэмпбелл хранил в уме их список.
Далтон сильно подозревал, что, как и любовниц ее мужа, партнеров Хильдемары тоже привлекала власть, которой она обладает, и надежда получить какие-либо привилегии. Однако подавляющее большинство понятия не имели, что происходит в поместье, и представляли ее всего лишь верной любящей женой — представление, которое она сама бережно культивировала. Народ Андерита любил Хильдемару, как в других странах любят королеву.
И во многих смыслах она и была королевой. Хитрая, владеющая информацией, целеустремленная, Хильдемара частенько издавала приказы за закрытыми дверями, пока Бертран искал развлечений. Министр зависел от ее знаний и опыта и часто обращался к ней за советом, не интересуясь, какому мерзавцу она оказывает покровительство или какой культурный разгром оставляет после себя.
Независимо от того, что она думает о своем муже, Хильдемара трудилась не покладая рук, чтобы сохранить его власть. Если он рухнет, она упадет вместе с ним. В отличие от супруга Хильдемара редко напивалась и потихоньку потягивала вино, довольствуясь одним-двумя бокалами за весь вечер.
Далтон никоим образом не мог недооценивать ее. Хильдемара плела собственную паутину.
Гости ахнули от восторга, когда из марципанового корабля выскочил «моряк», наигрывая на дудочке веселый рыбацкий мотивчик, аккомпанируя себе на прикрепленном к поясу бубне. Тереза засмеялась и радостно захлопала в ладоши.
— Ой, Далтон! — сжала она под столом колено мужа. — Ты когда-нибудь мог подумать, что мы будем жить в таком прекрасном месте, познакомимся с такими великолепными людьми и увидим дивные вещи?
— Конечно.
Она снова засмеялась и нежно толкнула его плечом. Далтон смотрел, как за столом справа аплодирует Клодина. Слева Стейн подцепил ножом кусок мяса и не церемонясь принялся есть прямо с клинка. Он жевал с открытым ртом, наблюдая за представлением. Судя по всему, развлечения были не того сорта, что предпочитал Стейн.
Слуги начали разносить подносы с рыбными блюдами, заливая их соусом и накладывая гарнир. У Суверена были собственные слуги, дегустировавшие и готовящие ему блюда. Чтобы отрезать лучшие куски Суверену и членам его семьи, они пользовались принесенными с собой ножами. Для того чтобы нарезать блюдо на тарелке, у них имелись другие ножи. В отличие от остальных тарелки Суверену меняли после каждой перемены.
Министр наклонился поближе, держа в руке кусок свинины, который он предварительно макнул в горчицу.
— До меня дошел слух о женщине, которая собирается распространить неприятную ложь. Возможно, тебе следует заняться этим делом.
Далтон двумя пальцами взял с тарелки, которую разделял с Терезой, кусок груши, вымоченной в миндальном молоке.
— Да, министр, я уже разобрался. Она не хотела проявить неуважения.
Он кинул грушу в рот.
— Ну вот и отлично, — выгнул бровь министр.
Он ухмыльнулся и подмигнул через голову Далтона. Тереза, улыбаясь, приветственно склонила голову.
— Ах, Тереза, дорогая, говорил ли я вам уже, как божественно вы выглядите сегодня вечером? А прическа просто чудесна! Она придает вам вид доброго духа, пришедшего облагодетельствовать мой стол. Не будь вы замужем за моим помощником, я бы позже пригласил вас танцевать.
Министр редко танцевал с кем-то, кроме жены и — в виде протокольной обязанности — с заезжими высокопоставленными дамами.
— Почту за честь, министр, — заикаясь, пролепетала Тереза. — Как и мой муж, я уверена. Я не могу оказаться в более надежных руках в танцевальном зале. Или в любом другом месте.
Несмотря на обычное умение держаться со светской невозмутимостью, Тереза вспыхнула от оказанной Бертраном высокой чести. Она взволнованно опустила голову, помня о завистливых взглядах, следящих за ее беседой с самим министром культуры.
По гневному взгляду, сверкнувшему из-за спины министра, Далтон понял: не стоит опасаться, что этот танец — в процессе которого министр, несомненно, прижмет к себе полуобнаженную грудь Терезы — состоится. Госпожа Шанбор не позволит Бертрану демонстрировать отсутствие безоговорочной верности супруге.
Далтон вернулся к делам, поворачивая беседу в нужном ему направлении:
— Кое-кто из городских должностных лиц очень озабочен той ситуацией, о которой мы говорили.
— Что он сказал? — Бертран знал, о каком Директоре идет речь, и мудро воздерживался от упоминания имен, но глаза его гневно сверкнули.
— Ничего, — заверил его Далтон. — Но он настойчив. Он может предпринять расследование — потребовать объяснений. Есть люди, тайно нам противодействующие, и они с радостью поднимут крик о неприличном поведении. Если нам придется отбиваться от беспочвенных обвинений в нелояльности, это приведет к опасной потере времени и уведет нас в сторону от выполнения долга перед народом Андерита.
— Да вся эта идея — полный абсурд! — ответил министр, придерживаясь двусмысленного стиля разговора. — Ведь не веришь же ты на самом деле, что наш народ действительно устраивает заговор, чтобы противостоять нашим добрым деяниям?
Фраза прозвучала очень гладко, поскольку Бертран не раз ее произносил. Обычная предосторожность требовала, чтобы разговоры на публике велись крайне осторожно. Среди гостей вполне могли оказаться люди, владеющие волшебным даром, надеющиеся с его помощью услышать что-то, не предназначенное для посторонних ушей.
Далтон и сам прибегал к услугам женщины, обладающей таким даром.
— Мы посвятили жизнь служению андеритскому народу, — произнес Далтон, — и все же остаются завистники, жаждущие остановить прогресс и помешать нам улучшать положение трудящихся.
С тарелки, которую он разделял с женой, Бертран взял жареное лебединое крылышко и макнул его в мисочку с пряным соусом.
— Значит, по-твоему, подстрекатели, возможно, постараются создать нам сложности?
Госпожа Шанбор, внимательно прислушивающаяся к разговору, наклонилась ближе к мужу.
— Всякие там ораторы мгновенно ухватятся за возможность уничтожить отличную работу Бертрана. И охотно помогут любым смутьянам. — Она пристально посмотрела на Суверена, которого кормила с ладони юная супруга. — Нам предстоит серьезное дело, и совершенно не нужно, чтобы противники мельтешили у нас на пути.
Бертран Шанбор был наиболее вероятным кандидатом на пост Суверена, но у него имелись и враги. Суверен избирался пожизненно. Малейшая промашка в столь критический период могла выбросить министра из списка кандидатов. И многие просто спали и видели, чтобы министр допустил такой промах, пристально следя за ним и прислушиваясь к каждому слову.
Как только Бертран Шанбор станет Сувереном, можно будет перестать беспокоиться, но до той поры следует быть крайне осторожным.
— Вы отлично понимаете ситуацию, госпожа Шанбор, — одобрительно кивнул Далтон.
— Из чего, надо полагать, следует, что у тебя есть конкретное предложение, — хмыкнул Бертран.
— Верно. — Далтон понизил голос едва не до шепота. Крайне невежливо шептать при посторонних, но выхода у него не было. Необходимо начинать действовать, а шепота не услышит никто. — Думаю, наилучшим выходом будет, если мы нарушим существующее равновесие. То, что я имею в виду, поможет не только отделить зерна от плевел, но и не даст произрасти другим сорнякам.
Искоса поглядывая на стол Суверена, Далтон объяснил свой план. Госпожа Шанбор, улыбнувшись краем губ, приосанилась. Рекомендации Далтона пришлись ей по душе. Бертран, бесстрастно наблюдая за Клодиной, кивком выразил свое согласие.
Стейн вогнал кинжал в стол, демонстративно распоров тончайшую льняную скатерть.
— Почему бы мне просто не перерезать им глотку?
Министр огляделся по сторонам, проверяя, слышал ли кто предложение Стейна. Хильдемара побагровела от ярости. Тереза побледнела, услышав подобную речь из уст человека, носившего плащ из человеческих скальпов.
Стейна уже предупреждали. Если подобное заявление услышат и сообщат в соответствующие инстанции, за этим немедленно последует полоса расследований, которая наверняка привлечет внимание самой Матери-Исповедницы. И она не успокоится, пока не выяснит всю правду, а ежели таковое случится, она вполне может использовать свою магию, чтобы отстранить министра. Навсегда.
Далтон одарил Стейна убийственным взглядом, сулящим молчаливую угрозу. Стейн ухмыльнулся, демонстрируя желтые зубы.
— Дружеская шутка.
— Мне наплевать, насколько велика армия Имперского Ордена, — прорычал министр специально для тех, кто мог услышать слова Стейна. — Если вас не пригласят — что еще предстоит решить, — вся она поляжет перед Домини Диртх. Император знает, что это так, иначе не предлагал бы на наше рассмотрение столь щедрые условия мира. Я уверен, что он будет крайне недоволен, если один из его людей оскорбит нашу культуру и законы, по которым мы живем. Вы здесь представляете императора Джегана и прибыли, чтобы изложить нашему народу позиции императора и его щедрое предложение, не более того. Если понадобится, мы можем потребовать, чтобы эти предложения изложил кто-нибудь другой.
Стейн лишь ухмыльнулся этой пламенной речи.
— Да я только пошутил, конечно. Такая пустая болтовня в обычаях моего народа. Там, откуда я прибыл, такие слова вполне обычны, и никто не обижается. Заверяю вас, что просто хотел вас позабавить.
— Надеюсь, вы будете лучше выбирать выражения, когда станете говорить с нашим народом, — буркнул министр. — Вы прибыли для обсуждения крайне серьезных дел. Директора вряд ли верно оценят столь грубый юмор.
— Мастер Кэмпбелл объяснил мне нетерпимость вашей культуры к таким заявлениям, — хрипло засмеялся Стейн, — но моя грубая натура вынудила меня забыть его мудрые слова. Пожалуйста, извините мое дурное чувство юмора. Я никого не хотел обидеть.
— Ну ладно. — Бертран откинулся на спинку стула. Внимательный взгляд скользил по гостям. — Народ Андерита очень плохо воспринимает жестокость и не привык к таким разговорам, не говоря уж о действиях.
Стейн склонил голову.
— Мне еще предстоит усвоить образцовые обычаи вашей великой культуры. Я с нетерпением жду возможности узнать ваши наилучшие порядки.
После столь обезоруживающих слов мнение Далтона об имперце возросло. Всклокоченная голова Стейна производила обманчивое впечатление. То, что скрывалось внутри этой головы, было куда как упорядоченно.
Если госпожа Шанбор и уловила злобное ехидство в тираде Стейна, то никак этого не продемонстрировала, и на лице ее снова появилось обычное приторное выражение.
— Мы все понимаем и восхищаемся вашим искренним стремлением узнать то, что кажется вам… странными обычаями. — Она кончиками пальцев подтолкнула к Стейну его кубок. — Пожалуйста, попробуйте нашего лучшего вина из долины Нариф. Нам всем оно очень нравится.
Если госпожа Шанбор не уловила в словах Стейна скрытого сарказма, то Тереза поняла все точно. В отличие от Хильдемары Тереза всю свою сознательную жизнь провела среди женщин на линии фронта, где слова использовали как оружие, способное пустить противнику кровь. И чем выше уровень, тем острее оружие. В такой ситуации либо быстро учишься понимать, когда тебя укололи и пустили кровь, либо выбываешь из игры.
Хильдемаре не требовалось уметь разить словом. Ее защищала власть. Андерские генералы редко скрещивают мечи.
Потягивая вино, Тереза с прагматичным уважением наблюдала за Стейном, опорожнившим кубок одним большим глотком.
— Отличное вино! Вообще-то говоря, я бы сказал, лучшее, что мне доводилось когда-либо пить.
— Мы рады слышать такую оценку из уст столь много путешествовавшего человека, — ответил министр.
Стейн поставил кубок на стол.
— Я сыт по горло. Когда я смогу произнести свою речь?
— Когда гости насытятся, — поднял бровь министр.
Снова ухмыльнувшись, Стейн принялся есть с ножа очередной кусок мяса. Жуя, он нагло встречал пылкие взгляды, которыми его одаривали некоторые женщины.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:13 | Сообщение # 17

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 22
Музыканты на галерее исполняли морскую мелодию, а слуги спустили вниз длинные голубые транспаранты. Транспаранты колыхались, создавая эффект волны, по которой плыли нарисованные на ткани рыбацкие суда.
Пока слуги Суверена обслуживали хозяина, оруженосцы, облаченные в ливреи цветов поместья, сновали вокруг стола министра, поднося серебряные тарелки с разнообразными рыбными блюдами. Министр выбрал крабовые ножки, балык, жареных миног и угрей в шафрановом соусе. Оруженосцы поставили выбранные блюда между министром и его женой.
Министр Шанбор макнул большой кусок угря в шафрановый соус и предложил жене. Хильдемара, нежно улыбнувшись, взяла кончиками пальцев угощение, но вместо того, чтобы поднести к губам, положила на тарелку и повернулась к Стейну, чтобы спросить с внезапной заинтересованностью о кулинарных обычаях его страны. За то короткое время, что Далтон пробыл в поместье, он успел выяснить, что больше всего на свете госпожа Шанбор ненавидит угрей.
Когда один из оруженосцев предложил их вниманию блюдо с лангустами, Тереза сказала Далтону, с надеждой подняв бровки, что охотно съела бы одного. По требованию Далтона оруженосец ловко очистил лангуста, вынул нежное мясо, сдобрив маслом, положил на поджаренный хлеб. Далтон отрезал себе кусок мяса морской свиньи с блюда, которое протягивал ему на вытянутых руках оруженосец с низко склоненной, как и положено, головой. Оруженосец преклонил колени, грациозно поднялся и удалился танцующей походкой.
Сморщенный носик Терезы поведал, что угря ей вовсе не хочется. Далтон взял одного себе, и то лишь потому, что кивок усмехнувшегося министра сказал ему, что он должен это сделать. Министр наклонился к его уху и прошептал:
— Угорь полезен для конца, если ты понимаешь, о чем я.
Далтон лишь улыбнулся, прикидываясь, что оценил совет. Его мысли были заняты насущными проблемами, а кроме того, проблем с «концом» у него не было.
Тереза поглощала карпа в чесноке, а Далтон, лениво ковыряя жареную селедку с сахаром, наблюдал за хакенскими оруженосцами, которые, как оккупационная армия, сновали между столами. Они несли подносы с жареной щукой, форелью и окунем; печеной треской, хеком и сельдью; приготовленным на углях карасем, лососем, осетром и тюленем. А также крабов, креветок, устриц и мидий, жаркое из рыбы с миндалем, супницы с ухой из моллюсков. И все это с многообразными разноцветными соусами и подливками. Прочие блюда подавались в художественном изобилии соусов и травяных настоев. Морская свинья с горошком в винном соусе, осетровые молоки и бока морского петуха, здоровенный пирог с начинкой из трески и камбалы, залитый зеленой глазурью.
Еда, представленная в таком изобилии и столь изысканно приготовленная, служила не только как политический спектакль, предназначенный для демонстрации могущества и богатства министра культуры, но также имела — чтобы защитить министра от обвинений в показной пышности — глубокую религиозную подоплеку. Многообразие снеди являлось демонстрацией величия Создателя и, несмотря на кажущееся изобилие, было не чем иным, как бесконечно малой частью Его щедрости.
То, что пир был дан не ради какого-то светского события — скажем, свадьбы или празднования юбилея очередной военной победы, — подчеркивало его религиозную суть. Присутствие Суверена, наместника Создателя в мире живых, лишь придавало пиру еще более священный аспект.
Если же богатство, могущество и благородство министра и его супруги и производило впечатление на гостей, то это было лишь случайным и неизбежным побочным эффектом.
От разговоров и смеха в зале стоял непрерывный шум. Гости пили вино, угощались разными блюдами, пробовали соусы. Арфистка снова заиграла, чтобы развлечь пирующих. Министр, поглощая угря, беседовал с женой, Стейном и двумя богатыми пекарями, сидевшими на дальнем конце стола.
Далтон вытер губы, решив воспользоваться всеобщей расслабленностью. Сделав последний глоток вина, он обратился к жене:
— Тебе удалось выяснить еще что-нибудь касательно нашего разговора?
Тереза отрезала ножом кусочек щуки, взяла его и обмакнула в красный соус. Она знала, что он имеет в виду Клодину.
— Ничего особенного. Но подозреваю, что овечка не заперта в овине.
Терезе не были известны все подробности дела, но она знала достаточно, чтобы понять: Клодина может учинить министру крупные неприятности. Кроме того, хотя об этом никогда не говорилось особо, Тереза отлично знала, что сидит за головным столом не только потому, что ее муж знает вдоль и поперек все законы.
— Когда я с ней разговаривала, — понизила голос Тереза, — она много внимания уделяла Директору Линскотту. Ну, знаешь, следила за ним, пытаясь изобразить, что и вовсе на него не глядит. И наблюдала, не видит ли кто, что она на него смотрит.
Информация Терезы всегда была точной, а не основывалась на предположениях.
— Зачем, по-твоему, она трещала всем женщинам, что министр ее принудил?
— Думаю, она говорила всем о министре, чтобы защитить себя. Полагаю, она рассуждала так: если люди уже будут знать об этом, то она обезопасит себя от того, что ее могут заткнуть, прежде чем кто-нибудь спохватится. По какой-то причине она вдруг закрыла рот на замок. Но, как я уже сказала, она не сводила глаз с Директора Линскотта, притворяясь, будто не смотрит.
Тереза предоставила мужу самому делать выводы. Далтон, поднявшись, наклонился к жене.
— Спасибо, солнышко. Позволь мне удалиться ненадолго. Нужно урегулировать кое-какие дела.
Она схватила его за руку.
— Не забудь, ты обещал представить меня Суверену!
Далтон легонько чмокнул ее в щеку и встретился глазами с министром. Слова Терезы лишь подтвердили разумность его плана. Слишком многое поставлено на карту. Директор Линскотт может оказаться настойчивым. Далтон был почти уверен, что доставленное хакенскими парнями послание заткнет Клодину. Если же нет, то его план наверняка положит конец ее проискам. Далтон едва заметно кивнул министру.
Перемещаясь по залу, он останавливался то там, то тут, здороваясь со знакомыми, обмениваясь шутками и слухами, кому-то что-то предлагая или обещая с кем-то встретиться. Все считали его представителем министра, сошедшим с головного стола обойти гостей и узнать, все ли довольны.
Добравшись наконец до истинной цели, Далтон изобразил теплую улыбку.
— Клодина, надеюсь, вам лучше. Тереза порекомендовала мне узнать и позаботиться, не нужно ли вам что, учитывая, что Эдвин не смог прийти.
Она ответила ему неплохой имитацией искренней улыбки.
— Ваша жена просто душка, мастер Кэмпбелл. Со мной все в порядке, благодарю вас. Отличная еда и прекрасное общество окончательно привели меня в норму. Пожалуйста, передайте ей, что мне гораздо лучше.
— Рад слышать. — Далтон наклонился ближе к ее уху. — Я собирался выдвинуть одно предложение Эдвину — и вам, — но мне неудобно просить вас об этом не только потому, что Эдвина нет в городе, но и из-за вашего столь неудачного падения. Мне бы не хотелось навязывать вам работу, когда вы не совсем здоровы. Пожалуйста, зайдите ко мне, когда окончательно оправитесь от ушиба.
Клодина, нахмурившись, повернулась к нему.
— Спасибо за заботу, но со мной все в порядке. Если у вас есть какое-то дело, касающееся Эдвина, то он захотел бы, чтобы я вас выслушала. Мы с ним работаем в тесном контакте, и у нас нет друг от друга секретов, когда речь идет о делах. И вам это отлично известно, мастер Кэмпбелл.
Далтон не только знал, но и рассчитывал именно на это. Он присел на корточки, а она развернула стул, чтобы сесть к нему лицом.
— Пожалуйста, простите мне мое предположение. Ну, видите ли, — начал он, — министр испытывает огромное сочувствие к тем, кто не может прокормить семью иначе как прося подаяние. И даже если они могут выпросить еду, их семьям все равно нужна еще одежда, приемлемое жилье и прочие необходимые вещи. Несмотря на щедрые пожертвования добрых жителей Андерита, многие дети ложатся спать голодными. От нищеты страдают как хакенцы, так и андерцы, и министр сочувствует и тем, и другим, поскольку несет за них ответственность. Министр лихорадочно трудился и наконец доработал последние детали нового закона, позволяющего получить работу многим людям, у которых иначе не было никакой надежды ее найти.
— Это просто замечательно с его стороны! — провозгласила она. — Бертран Шанбор — хороший человек. Нам повезло, что он стал министром культуры.
Далтон провел рукой по губам, а она отвела глаза.
— Ну и министр частенько упоминает, с каким уважением он относится к Эдвину — за весь гигантский труд, что он проделал, — так что я предложил министру, что было бы неплохо продемонстрировать наше уважение к тяжелому труду Эдвина и его преданности делу. Министр охотно согласился и мгновенно предложил заявить, что новый закон предложен и спонсирован депутатом Эдвином Уинтропом. Министр даже пожелал, чтобы закон назывался Закон Уинтропа о дискриминации при найме. В честь вашего мужа. И вашу, конечно, за весь ваш огромный вклад в общее дело процветания Андерита. Всем известно об огромном вкладе, сделанном вами в законы, написанные Эдвином.
Взгляд Клодины снова устремился на Далтона. Она прижала руку к груди.
— О, мастер Кэмпбелл, это очень любезно с вашей стороны и со стороны министра. Вы просто застигли меня врасплох — и Эдвина, я уверена, тоже. Мы, безусловно, просмотрим закон как можно быстрее, чтобы провести его как можно более полное внедрение.
— Видите ли, — поморщился Далтон, — министр только что сообщил мне, что ему не терпится объявить о новом законе именно сегодня. Я-то планировал сначала показать вам проект закона, чтобы вы с Эдвином могли с ним ознакомиться прежде, чем он будет обнародован, но поскольку почти все Директора сейчас присутствуют здесь, министр решил воспользоваться подвернувшейся возможностью, ибо ему тяжело представить, что эти несчастные нищие пробудут без настоящей работы хоть один лишний день. Они должны кормить свои семьи.
Клодина облизала пересохшие губы.
— Ну да, я понимаю… пожалуй. Но я действительно…
— Вот и отлично! Очень мило с вашей стороны.
— Но мне действительно надо сначала просмотреть закон. Эдвин захотел бы…
— Да-да, конечно. Я все понимаю и заверяю вас, что вы получите экземпляр незамедлительно. Завтра утром его вам вручат.
— Но я имела в виду — до того, как…
— Поскольку все здесь, министр твердо намерен объявить новый закон сегодня. Министр не хочет откладывать его вступление в силу, не желает он также расстаться с мыслью присвоить имя Уинтропа столь судьбоносному закону. И министр так надеялся, что Суверен, раз уж он нынче здесь — а всем нам известно, насколько редко он наносит визиты, — услышит Закон Уинтропа о дискриминации при найме, предназначенный людям, у которых доныне не было никакой надежды на работу. Суверен знает Эдвина и, следовательно, будет очень доволен.
Клодина бросила быстрый взгляд на Суверена и снова облизала губы.
— Но…
— Вы хотите, чтобы я попросил министра отложить объявление? Министр будет огорчен не столько тем, что Суверен не услышит о новом законе, сколько тем, что будет упущена возможность как можно быстрей улучшить положение несчастных голодающих детишек, чье благополучие зависит от него. Вы ведь понимаете, не правда ли, что это делается лишь ради благополучия детей?
— Да, но для того, чтобы…
— Клодина, — Далтон взял ее ладошку обеими руками, — у вас нет детей, поэтому я понимаю, что вам трудно сочувствовать тем родителям, которые отчаялись прокормить своих малышей, отчаялись найти работу, но попытайтесь все же понять, насколько они напуганы.
Она открыла было рот, но не издала ни звука. Далтон продолжил, не давая ей возможности собраться с мыслями:
— Попытайтесь понять, что значит быть отцом или матерью, ждущими день за днем чуда, хоть малейшей надежды на то, что появится работа и им удастся накормить детей. Разве вы не можете помочь? Можете постараться понять, что испытывает безработная молодая мать?
Ее лицо стало пепельно-серым.
— Конечно, — прошептала наконец она, — я понимаю. Правда, понимаю. И могу помочь. Уверена, что Эдвин будет рад, когда узнает, что назван покровителем этого закона…
Прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, Далтон поднялся.
— Благодарю вас, Клодина. — Он снова завладел ее рукой и поцеловал. — Министр будет очень рад узнать о вашей поддержке, как и те люди, которые смогут отныне найти работу. Вы сделали доброе дело для детей. Наверняка вам сейчас улыбаются добрые духи.
К тому времени, когда Далтон вернулся на свое место, оруженосцы снова пошли по кругу, быстро ставя в центр каждого стола пироги. Гости озадаченно глядели на пироги, корочка которых была надрезана, но не разрезана до конца. Нахмурившись, Тереза внимательно смотрела на пирог, стоявший в центре стола перед министром и его женой.
— Далтон, — шепнула она, — пирог движется сам по себе!
Далтон спрятал улыбку.
— Должно быть, тебе привиделось, Тэсс. Пирог не может двигаться.
— Но я совершенно уверена…
В этот момент корочка треснула и приподнялась. Из дырки высунулась головка черепахи и уставилась на министра глазами-бусинками. Затем появилась лапа, и черепаха вылезла из пирога. За ней последовала другая. По всему залу удивленные гости смеялись, аплодировали и изумленно переговаривались, глядя на вылезающих из пирогов черепах.
Конечно, черепах никто заживо не запекал. Пироги пекли, наполнив сухими бобами. Когда корочка запеклась, в нижней корке проделали дырку, через которую высыпали бобы и засунули черепах. Затем верхнюю корочку надрезали, чтобы она легко ломалась и зверюшки могли удрать.
Как развлечение на пиру черепаховый пирог имел огромный успех. Зрелище понравилось всем без исключения. Иногда это были черепахи, иногда птицы. И тех, и других специально выращивали для этих целей, чтобы порадовать и изумить гостей.
Когда оруженосцы с деревянными бадейками начали обходить столы и собирать расползшихся черепах, госпожа Шанбор подозвала мажордома и велела ему отменить представление перед следующей переменой. Затем она поднялась, и по залу пробежал шепоток, после которого повисла тишина.
— Добрые люди, уделите мне толику внимания, будьте так любезны. — Хильдемара оглядела зал, желая убедиться, что все ее слушают. Ее платье, казалось, светится холодным серебристым светом. — Высочайшее призвание и наш всеобщий долг — помогать нашим нуждающимся согражданам. Сегодня наконец мы надеемся сделать следующий шаг в оказании помощи детям Андерита. Это весьма решительный шаг, требующий мужества. К счастью, у нас есть вождь, обладающий таким мужеством. Для меня огромная честь представить вам величайшего человека, с которым я удостоилась быть знакомой, человека честного, неустанно работающего на благо нашего народа, человека, никогда не забывающего о нуждах тех, кто больше всего нуждается в нас, человека, для кого забота о лучшем будущем нашего народа превыше всего, — моего мужа, министра культуры Бертрана Шанбора.
Хильдемара надела на лицо улыбку и, зааплодировав, повернулась к мужу. Зал взорвался аплодисментами и приветственными криками. Бертран, сияя, поднялся и обнял жену за талию. Она восторженно поглядела ему в глаза. Он ответил исполненным любовью взглядом. Гости завопили громче, радуясь, что столь возвышенная супружеская чета смело ведет Андерит вперед.
Далтон встал и зааплодировал, высоко подняв руки, вынуждая всех присутствующих встать тоже. Он изобразил широчайшую улыбку, чтобы даже те, что сидят в самом конце зала, увидели ее, а затем, продолжая хлопать, повернулся к министру с супругой.
Далтон работал со многими людьми. Некоторым из них он не доверил бы провозгласить даже тост. Другие отлично следовали его планам, но не могли ухватить всю картину в целом до тех пор, пока не видели конечный результат. Никто из них не мог играть в одной лиге с Бертраном Шанбором.
Министр мгновенно ухватил суть и цель наспех изложенного Далтоном плана. Он вполне мог усовершенствовать его и сделать своим. Далтон никогда не видел человека столь ушлого, как Бертран Шанбор.
Улыбаясь, Бертран поднял руку, одновременно отвечая на приветственные вопли и призывая к тишине.
— Граждане Андерита, братья и сестры, — начал он низким, искренне звучавшим голосом, разносившимся до самых дальних уголков зала. — Сегодня я прошу вас задуматься о будущем. Пришло время нам проявить мужество оставить наши прошлые привязанности там, где им и место, — в прошлом. Вместо этого мы должны задуматься о будущем наших детей и внуков.
Он замолчал и, улыбаясь, ждал, пока смолкнет новый взрыв оваций. Затем продолжил, вынуждая публику к тишине:
— Наше будущее обречено, если мы позволим ретроградам править нашим воображением вместо того, чтобы дать возможность умственному потенциалу, дарованному нам Создателем, устремиться в свободный полет.
И снова ему пришлось ждать, пока стихнут рукоплескания. Далтон восхищался соусом, которым Бертран сдобрял в ином случае довольно неаппетитный кусок.
— Мы все, присутствующие в этом зале, облечены возложенной на нас ответственностью за весь народ Андерита, а не только за тех, кому повезло в жизни. Пришло время нашей культуре включить в себя всех жителей Андерита, а не только избранных.
Далтон вскочил и, хлопая в ладоши, засвистал. Все немедленно последовали его примеру и встали, разразившись приветственными криками и свистом. Хильдемара, продолжая сиять восторженной улыбкой любящей и преданной жены, встала и тоже захлопала своему супругу.
— Когда я был молод, — негромко продолжил Бертран, когда гости утихли, — я познал, что такое голод. Тогда Андерит переживал тяжелые времена. Мой отец был безработным. Я видел, как от голода рыдала перед сном моя сестренка. Видел, как тайком плакал отец, которому было стыдно, что у него нет работы, потому что ему не хватало квалификации. — Он замолчал и откашлялся. — Он был гордым человеком, но это едва не сломило его дух.
Далтон рассеянно подумал, а была ли вообще у Бертрана сестра.
— Сегодня тоже есть гордые люди, люди, желающие работать, и в то же время полно работы, которую надо делать. Сейчас строится несколько правительственных зданий, а в плане еще больше. Мы ведем строительство дорог, чтобы улучшить торговлю. Еще нам предстоит построить мосты на горных перевалах. Реки дожидаются строителей, чтобы возвести пилоны для мостов на этих дорогах и перевалах. Но никто из этих гордых людей, жаждущих трудиться и нуждающихся в работе, не может трудиться на этих работах и многих других, потому что не имеют квалификации. Как когда-то мой отец.
Бертран Шанбор оглядел аудиторию, внимательно ждущую его решения.
— Мы можем обеспечить этих гордых людей работой. Мой долг как министра культуры позаботиться, чтобы эти люди получили работу и могли прокормить своих детей, детей, которые и есть наше будущее. Я просил наши самые блестящие умы найти решение, и они не разочаровали ни меня, ни народ Андерита. Мне бы хотелось поставить в заслугу себе этот блестящий новый закон, но, увы, не могу. Эти радикально новые предложения были внесены людьми, которые заставили меня гордиться тем, что я занимаю свой пост и таким образом могу помочь им воплотить в жизнь новый закон. В прошлом бывали и такие, кто постарался бы использовать все свое влияние, чтобы похоронить этот закон в самых глубоких тайниках. Я не допущу, чтобы всякие эгоистические соображения убили надежду на будущее наших детей.
Бертран позволил себе гневно сверкнуть глазами, а его гневный взгляд был способен заставить людей бледнеть и дрожать от страха.
— В прошлом бывали такие, кто заботился лишь о себе подобных и ни за что не позволил бы другим проявить себя.
Не понять, о ком идет речь, было просто невозможно. Время мало способствовало лечению ран, нанесенных хакенскими владыками, — эти раны всегда оставались свежими и кровоточащими. Было весьма полезно оставлять их в таком виде.
Лицо Бертрана снова украсила знакомая улыбка, которая по контрасту с предыдущим гневным выражением казалась еще более обаятельной.
— И эта новая надежда выражена в Законе Уинтропа о дискриминации при найме. Госпожа Уинтроп, не могли бы вы встать? — жестом предложил он Клодине.
Вспыхнув, она посмотрела на окружавшие ее улыбающиеся лица. Раздались аплодисменты. Клодина походила на загнанную лань. Нехотя она поднялась со стула.
— Друзья мои, муж госпожи Уинтроп Эдвин Уинтроп — отец нового закона, а госпожа Уинтроп, как нам всем известно, является его незаменимым помощником в депутатской деятельности. Я нисколько не сомневаюсь, что госпожа Уинтроп сыграла существенную роль в новом законе своего мужа. Эдвин у нас вечно занят, но мне хотелось бы поздравить госпожу Уинтроп с великолепной работой, и я надеюсь, что она передаст мои поздравления Эдвину, когда он вернется.
Весь зал вместе с Бертраном принялся поздравлять ее и ее отсутствующего мужа. Клодина, красная как рак, осторожно улыбалась. Далтон приметил, что Директора, не зная, о чем, собственно, закон, поздравляют ее вежливо, но весьма сдержанно. Прошло некоторое время, прежде чем все покончили с поздравлениями и снова расселись по местам, чтобы услышать суть нового закона.
— Суть Закона Уинтропа о дискриминации при найме выражена в самом его названии, — объяснил наконец Бертран. — Это означает честное и открытое, а не привилегированное и закрытое предоставление работы. Для осуществления всех нынешних гражданских и общественных строительных проектов нам нужно проделать огромную работу на благо нашего народа.
Министр окинул аудиторию решительным взглядом.
— Но одна гильдия придерживается ради своей выгоды древних прерогатив, мешая таким образом прогрессу. Не поймите меня превратно, у этих людей высокие идеалы, и они все великие труженики, но пришло время отринуть старые порядки, предназначенные для защиты немногих избранных. Таким образом, согласно новому закону, работу получит каждый, кто пожелает трудиться на этом поприще, а не только члены закрытого братства Гильдии Каменщиков!
Аудитория дружно ахнула. Бертран продолжал напирать.
— Более того, из-за этой закрытой гильдии, где лишь немногие соответствуют их таинственным и излишне жестким правилам, народу Андерита приходится платить за общественные строительные работы гораздо больше, чем платили бы, будь дозволено работать другим! — Министр потряс кулаком. — Мы все платим слишком высокую цену!
Директор Линскотт побагровел от сдерживаемой ярости.
— Огромные знания каменщиков должны быть использованы. — Бертран ткнул в присутствующих пальцем. — Безусловно, должны, но с появлением этого нового закона неквалифицированные рабочие тоже получат работу и будут трудиться под присмотром каменщиков, и детям не придется голодать, потому что их отцы получат желанную работу.
Министр продолжил, подчеркивая каждое слово ударом кулака о ладонь.
— Я призываю Директоров Комитета Культурного Согласия теперь показать нам открытым голосованием, что они поддерживают закон, предоставляющий работу голодающим людям, поддерживают правительство, которое наконец-то сможет завершить общественное строительство по приемлемой цене, используя труд тех, кто хочет работать, а не только членов тайного общества каменщиков, которое устанавливает свои собственные чудовищные расценки, которые все мы вынуждены терпеть! Что Директора поддерживают детей! Поддерживают Закон Уинтропа о дискриминации при найме!
Директор Линскотт вскочил на ноги.
— Я протестую против такого голосования! У нас еще не было времени…
Он замолчал, увидев, что Суверен поднял руку.
— Если другие Директора пожелают продемонстрировать свою поддержку, — твердо провозгласил Суверен, — то собравшиеся здесь люди должны это узнать, чтобы никто не смог лжесвидетельствовать о том, какого мнения о новом законе каждый из Директоров. Нет ничего плохого в том, что Директора выразят свое мнение здесь и сейчас. Поднятие рук не есть финальный акт поддержки и не отрицает возможности обсуждения прежде, чем закон будет официально принят.
Суверен своей нетерпеливостью невольно избавил Бертрана от необходимости настаивать на голосовании. Хотя такое голосование и правда не делало закон окончательным, но существующие распри между гильдиями и профессиями обеспечат его окончательное утверждение в дальнейшем.
Далтону не было необходимости ждать, когда Директора проголосуют. Он нисколько не сомневался в результате. Закон, только что оглашенный министром, был не чем иным, как смертным приговором одной из гильдий, и министр только что продемонстрировал Директорам топор палача.
Хотя они и не понимают причины, Директора увидят, как одного из них вышибли. Хотя лишь четверо из Директоров являлись мастерами гильдий, другие тоже были весьма уязвимы. Ростовщиков могли вынудить снизить проценты или вообще запретить их деятельность, торговцев — изменить маршруты и привычные рынки сбыта, а стряпчих и адвокатов — работать по расценкам, которые будут по карману даже нищему. Ни одна профессия не застрахована от появления нового закона, если ее представители чем-то не угодят министру.
Если сейчас Директора не поддержат министра, топор запросто может обрушиться на их гильдию или профессию. Министр призвал к открытому голосованию лишь для того, чтобы показать им, что топор не обрушится на них, если они сделают все как надо.
Клодина рухнула на стул. Она тоже поняла, что все это значит. Людям официально запрещалось заниматься строительными работами, если они не являлись членами гильдии. Гильдия устанавливала правила обучения, стандарты, расценки, занималась судебными разбирательствами, ежели таковые возникали, выделяла рабочих на строительство по мере необходимости, заботилась о больных и покалечившихся каменщиках, выплачивала пособия вдовам погибших при несчастных случаях на работе. Если неквалифицированным рабочим будет позволено заниматься строительством, члены гильдии потеряют свои преимущества. И это уничтожит Гильдию Каменщиков.
Для Линскотта это означает конец его карьеры. За то, что в бытность его Директором гильдия потеряла свои преимущества, каменщики отзовут Линскотта в мгновение ока. Неквалифицированные рабочие отныне смогут работать. А Линскотт станет парией.
Естественно, в конечном итоге строительные работы обойдутся дороже. Ведь неквалифицированный труд — он неквалифицированный труд и есть. Человек, отлично знающий свое дело и получающий за свой труд больше, в конечном счете обходится дешевле, а сделанная им работа безупречна.
Один из Директоров поднял руку, демонстрируя свою неофициальную, но по многим практическим соображениям окончательную поддержку нового закона. Остальные наблюдали за его рукой, как за кинжалом, вонзающимся в сердце человека. И этим человеком был Линскотт. Никто не хотел разделить его участь. Один за другим Директора поднимали руки, пока их не стало одиннадцать.
Линскотт, прежде чем покинуть зал, одарил Клодину убийственным взглядом. Ставшая пепельно-серой, Клодина опустила голову.
Далтон захлопал в ладоши. Это заставило всех оторваться от драматического зрелища, и гости тоже стали аплодировать Директорам. Стоявшие вокруг Клодины принялись поздравлять ее, говоря, какое великое дело они с мужем сделали для детей Андерита. Сплетники начали немедленно возмущаться эгоистическим поведением каменщиков. Скоро из желающих поблагодарить Клодину образовалась целая очередь, и все они также восхваляли министра культуры за его бескорыстную смелость.
Клодина пожимала руки с бледной улыбкой на лице.
Вряд ли Директор Линскотт отныне соизволит перемолвиться хоть словом с Клодиной Уинтроп.
Стейн глянул на Далтона с лукавой улыбкой, Хильдемара самодовольно ухмыльнулась ему, а Бертран хлопнул помощника по спине.
Когда все расселись по местам, арфистка приготовилась заиграть снова, но Суверен поднял руку. Глаза присутствующих устремились на него.
— Мне кажется, нам следует воспользоваться случаем и перед следующей переменой послушать то, что хочет нам сказать прибывший издалека чужеземец.
Надо полагать, Суверен с трудом боролся со сном и, прежде чем уснуть, хотел услышать Стейна. Министр снова поднялся и обратился к гостям:
— Дамы и господа, как вам всем известно, идет война. И у каждой из воюющих сторон есть свои аргументы, почему мы должны присоединиться к ней, а не к противнику. Андерит хочет лишь мира. Мы не испытываем ни малейшего желания видеть, как наши юноши и девушки проливают кровь в чужой битве. Наша страна уникальна, поскольку защищена Домини Диртх, так что нам нет необходимости бояться, что война придет на нашу землю. Но есть и другие соображения, не последнее из которых — внешняя торговля.
Мы намереваемся выслушать, что нам скажут Магистр Рал, Владыка Д’Хары, и Мать-Исповедница. Они намерены пожениться, о чем все вы, безусловно, слышали от наших дипломатов, вернувшихся из Эйдиндрила. Таким образом, Д’Хара объединится со Срединными Землями, образовав могучую силу. Мы с глубочайшим уважением ждем, что они нам скажут. Но сегодня мы имеем возможность услышать, что предлагает нам Имперский Орден. Император Джеган прислал нам из Древнего мира, что лежит за Долиной Заблудших, которая теперь, впервые за тысячи лет, открыта для прохода, своего представителя. Позвольте мне представить вам императорского посланца, мастера Стейна! — Бертран указал рукой на имперца.
Раздались вежливые аплодисменты, тут же смолкшие, едва Стейн встал. Имперец представлял собой весьма внушительную, грозную и поразительную фигуру. Он продел большие пальцы под ремень, на котором в данный момент не висело оружия.
— Мы ведем борьбу за наше будущее, примерно такую же, какую вы только что наблюдали, только более широкомасштабную. — Стейн взял небольшой кусок жесткого хлеба и могучими руками раздавил его. — Нас, человеческую расу — а в нее входят и добрые граждане Андерита, — медленно уничтожают. Нас отбрасывают назад. Душат. Нас лишают нашего предназначения, лишают будущего. Самой жизни. Точно так же, как ваши сограждане лишены работы из-за эгоистических гильдий, паразитирующих на других, лишая их работы и, следовательно, возможности прокормить детей, магия паразитирует на всех нас.
По залу пробежал шепоток. Люди растерялись и несколько заволновались. Некоторые опасались магии, но многие весьма уважали.
— Магия решает за вас вашу судьбу, — продолжал Стейн. — Обладающие магией правят вами, хотя вы и не давали на это добровольного согласия. У них есть могущество и власть, и они держат вас в своих лапах. Владеющие магией пользуются заклинаниями, чтобы причинить вред тем, кому завидуют. Владеющие магией причиняют вред и губят тех, кого боятся, кто им не нравится, кому завидуют. Да и просто для того, чтобы держать массы в напряжении. Владеющие магией правят вами, нравится вам это или нет. Не будь магии, разум человека мог бы расцвести. Пришло время простым людям самим определять свою судьбу, без того, чтобы над нами довлела магия, принимала за нас решения и определяла наше будущее. — Стейн развернул свой плащ. — Это скальпы тех, кто владел волшебством. Каждого я убил своими руками. Я помешал этим ведьмам и колдунам корежить жизнь нормальных людей. Люди должны бояться Создателя, а не каких-то там колдуний, чародеев или ведьм. Мы должны боготворить Создателя, и никого другого.
По залу пробежал одобрительный говорок.
— Имперский Орден уничтожит магию в этом мире точно так же, как мы уничтожили магию, разделявшую на протяжении тысячелетий народы Нового и Древнего мира. Орден победит. Человек сам должен определять свою судьбу. Даже без нашей помощи на свет рождается все меньше и меньше наделенных даром, будто сам Создатель, с его почти безграничным терпением, утомился от их мерзости. Древняя религия магии отмирает. Таким образом сам Создатель подает нам знак, что человеку пришло время отринуть магию.
Одобрительный шум стал громче.
— Мы не хотим воевать с народом Андерита. Не хотим мы и принуждать вас против воли брать в руки оружие и присоединяться к нам. Но мы твердо намерены уничтожить силы магии, ведомые этим ублюдочным сыном Д’Хары. Каждый, кто присоединится к нему, падет от наших мечей, как те, кто владел волшебством, — он потряс своим плащом, — пали под моим.
Стейн медленно погрозил присутствующим пальцем, другой рукой придерживая плащ.
— Так же, как я убил этих ведьм, выступивших против нас, мы убьем всех, кто пойдет против нас. У нас, кроме мечей, есть и другие способы покончить с магией. Точно так же, как мы уничтожили магию, разделявшую наши миры, мы покончим со всей магией вообще. Пришло время простых людей.
— И чего же, если не силы нашей могучей армии, хочет от нас Орден? — небрежно поднял руку министр.
— Император Джеган дает слово, что, если вы не присоединитесь к тем, кто воюет за магию, мы не нападем на вас. Все, что нам надо, это торговать с вами, как вы торгуете с другими.
— Ну, — заявил министр, играя специально для присутствующих роль скептика, — у нас уже есть долгосрочные договоры, согласно которым большая часть наших товаров поставляется в Срединные Земли.
— Мы даем вдвое выше самой высокой цены, — улыбнулся Стейн.
Суверен поднял руку, вынуждая смолкнуть даже шепоток.
— Какой объем продукции Андерита хотели бы вы приобрести?
Стейн оглядел аудиторию.
— Все. Мы — огромная сила. Вам не нужно брать в руки меч, воевать мы будем сами. Но если вы продадите нам вашу продукцию, то будете в безопасности, а ваша страна станет настолько богатой, что вы и представить себе не можете.
Суверен встал, оглядывая аудиторию.
— Благодарим вас за то, что вы донесли до нас слова императора, мастер Стейн. Ваши слова дали нам, — он обвел рукой присутствующих, — обширную пищу для размышления. А теперь пусть продолжается пир.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:13 | Сообщение # 18

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 23
Голова у Несана трещала чудовищно. От слабого предрассветного света болели глаза. Даже кусочек чеснока, который он сосал, не мог избавить от пакостного ощущения во рту. Он догадывался, что жуткая головная боль и мерзкий привкус во рту — последствия слишком большой дозы вина и рома, которыми они с Морли вчера накачались. Но, невзирая на эти неприятности, Несан пребывал в отличном расположении духа и улыбался, отскребывая жирные горшки.
Хотя двигался он неторопливо, опасаясь, что от малейшего резкого движения голова просто развалится, мастер Драммонд не орал на него. Здоровенный шеф-повар казался весьма довольным, что пир наконец завершился и можно вернуться к обычной готовке. Мастер Драммонд уже несколько раз давал Несану всякие поручения, но ни разу не назвал Несуном.
Несан услышал чьи-то приближающиеся шаги и, подняв голову, увидел шеф-повара.
— Несан, вытри руки.
Юноша послушно отряхнул руки от мыльной воды.
— Слушаю, господин.
Вспомнив то ни с чем не сравнимое удовольствие, которое испытал вчера вечером, когда его самого назвали господином, он схватил полотенце и вытер руки.
Мастер Драммонд промокнул лоб своим собственным кипенно-белым полотенцем. Судя по тому, как обильно он потел, шеф-повар, похоже, вчера тоже изрядно приложился к спиртному и нынче утром пребывал не в лучшем настроении. Чтобы пир прошел должным образом, на кухне была проделана грандиозная работа, и Несан искренне считал, что мастер Драммонд тоже вполне заслужил удовольствие напиться. В конце концов, ему наверняка надоедает все время слушать обращение «господин».
— Отправляйся в кабинет мастера Кэмпбелла.
— Господин?
Мастер Драммонд засунул полотенце за пояс. Стоявшие рядом женщины пристально следили за разговором. Джилли тоже сердито сверкала глазами, наверняка поджидая случая оттаскать Несана за ухо и выговорить за его мерзкое хакенское поведение.
— Далтон Кэмпбелл только что сообщил, что желает тебя видеть. Надо думать, он имеет в виду немедленно, Несан, так что отправляйся и сделай все, что ему нужно.
— Да, господин, сию секунду, — поклонился Несан.
Прежде чем Джилли успела среагировать, он обошел ее по дуге и исчез как можно быстрей. Это поручение Несан был счастлив выполнить и не желал, чтобы его тормозила кислолицая молочница.
Он летел вверх через две ступеньки, и режущая головная боль казалась сущей ерундой. Добравшись до третьего этажа, Несан почувствовал себя просто чудесно. Он пробежал мимо того места, где Беата двинула ему по физиономии, дальше по правому коридору, туда, куда лишь неделю назад он поздним вечером относил блюдо с нарезанным мясом. В кабинет Далтона Кэмпбелла.
Дверь приемной была открыта. Несан перевел дыхание и вошел, самым почтительным образом опустив голову. Он бывал здесь лишь раз и толком не знал, как следует себя вести в кабинете помощника министра.
В помещении стояли два стола. На одном в беспорядке валялись бумаги, почтовые сумки и сургуч. Второй, темный и блестящий стол, был почти пуст, не считая пары книг и незажженной лампы. Утреннее солнце, льющееся в высокие окна, давало света более чем достаточно.
У противоположной от окна стены на скамейке сидели четверо молодых людей. Они обсуждали дороги в отдаленных городах и селениях. Это были гонцы — желанная работа многих обитателей поместья, — поэтому Несан посчитал, что тема беседы вполне логична, хотя прежде всегда полагал, что гонцы обсуждают те великолепные вещи, которые видят на своей работе.
Все четверо были абсолютно одинаково одеты в униформу служащих помощника министра — добротные черные сапоги, темно-коричневые штаны, белые рубашки с кружевным воротником и дублеты с рукавами, украшенные вышивкой в виде переплетенных рогов изобилия. Обшлага и подолы дублетов отделаны вышитыми черными и коричневыми колосьями. С точки зрения Несана, в таком костюме гонцы выглядели очень благородно, особенно гонцы помощника министра.
В поместье имелось великое множество самых разнообразных гонцов и посыльных, и их униформа разнилась в зависимости от человека или отдела, на который они работали. Несан знал гонцов, работающих на министра, госпожу Шанбор, отдел канцлера, отдел обер-церемониймейстера. У военного коменданта имелось в распоряжении несколько гонцов. Целая армия работала на сотрудников и обитателей поместья. Даже у кухни имелся свой посыльный. Иногда Несану попадались и такие, принадлежность которых он не мог определить.
Несан никак не мог понять, зачем их нужно так много. Не представлял, сколько писем и поручений может давать один человек.
Но больше всего гонцов — чуть ли не целая армия — обслуживали отдел помощника министра Далтона Кэмпбелла.
Сидевшие на скамейке молодые люди довольно дружелюбно улыбнулись Несану. Двое даже приветственно кивнули.
Несан кивнул в ответ. Один из парней, на пару лет постарше Несана, ткнул пальцем в соседнюю дверь.
— Мастер Кэмпбелл ждет тебя, Несан. Заходи.
Несан удивился, что его назвали по имени.
— Спасибо.
Он прошел через высокую дверь в соседнее помещение и остановился в прихожей. В приемной он бывал и прежде, но дверь в кабинет всегда оставалась закрытой, а потому Несан и полагал, что кабинет мастера Кэмпбелла примерно такой же. Но кабинет оказался гораздо больше и величественней. С богатой сине-золотой драпировкой на трех окнах, прекрасными дубовыми стеллажами, уставленными разноцветными толстыми фолиантами, напротив которых стояли несколько великолепных андерских боевых штандартов — красные полоски с вкраплением синего на желтом фоне. Штандарты стояли на подставке в окружении потрясающих алебард, секир, боевых топоров и прочего оружия на длинных рукоятках.
Далтон Кэмпбелл поднял голову от массивного стола полированного красного дерева. Крышка представляла собой кожаные квадраты с позолоченными краями, большой в центре, квадраты поменьше — вокруг.
— А, вот и ты, Несан! Отлично. Закрой дверь и проходи, будь любезен.
Несан, выполнив приказ, пересек комнату и подошел к бюро.
— Слушаю, господин. Что вам угодно?
Кэмпбелл откинулся на кожаном стуле. Его бесценный меч в ножнах стоял подле мягкой скамейки на специальной подставке из червленого серебра, похожей на свиток. На ней были выгравированы какие-то буквы, но Несан не умел читать, поэтому не понимал их значения.
Покачиваясь на задних ножках стула и постукивая кончиком ручки по зубам, помощник министра пристально изучал Несана.
— Ты проделал с Клодиной Уинтроп отличную работу.
— Благодарю, господин. Я постарался как можно лучше выполнить все, что вы мне велели.
— И отлично с этим справился. Некоторые на твоем месте запаниковали бы, не выполнили моих инструкций. Я всегда могу найти применение людям, четко выполняющим приказ и помнящим точно, что я велел им сделать. Вообще-то я собирался предложить тебе новую должность в моем отделе. Должность гонца.
Несан тупо уставился на помощника министра. Слова-то он расслышал, но смысл никак до него не доходил. У Далтона Кэмпбелла полно гонцов. Целая армия.
— Господин?
— Ты хорошо справляешься с поручениями. Я хотел бы, чтобы ты стал одним из моих гонцов.
— Я, господин?
— Работа легче, чем на кухне, и в отличие от нее еще и оплачивается. Помимо предоставления еды и жилья. А получая деньги, ты сможешь откладывать их на будущее. Возможно, в один прекрасный день ты заслужишь обращение «господин» и тогда сможешь купить себе что-нибудь. Может быть, и меч.
Несан ошалело молчал, в голове его снова и снова прокручивались слова Кэмпбелла. Он никогда и не мечтал получить работу гонца. Даже не задумывался о возможности получить работу, дающую больше, чем пищу и кров, изредка выпивать неплохое винцо и перехватывать там-сям чаевые.
Конечно, он мечтал иметь меч, уметь читать, но все это были пустые фантазии, и он отлично это понимал. Несан никогда не отваживался мечтать о чем-то реальном, как, к примеру, получить работу гонца.
— Ну так что скажешь, Несан? Хочешь стать одним из моих гонцов? Конечно, ты тогда не сможешь носить эти… эту одежду. Тебе придется облачиться в форму гонца. — Далтон Кэмпбелл перегнулся через стол и оглядел юношу с ног до головы. — Это включает в себя и сапоги. Чтобы работать гонцом, тебе придется обуться в сапоги. И переехать в более подходящее жилье. Гонцы живут все вместе. Спят на кроватях, а не на тюфяках. Кроватях с постельным бельем. Конечно, тебе придется самому ее застилать и держать в порядке свой шкаф, но постельное белье и одежду гонцов стирают прачки.
Несан сглотнул.
— А как насчет Морли, мастер Кэмпбелл? Морли тоже сделал все так, как вы велели. Он станет гонцом вместе со мной?
Кожаное сиденье скрипнуло, когда Далтон Кэмпбелл снова откинулся на стуле, раскачиваясь на задних ножках. Поигрывая ручкой с сине-белым прозрачным корпусом, он смотрел Несану в глаза. Наконец он опустил ручку.
— Сейчас мне требуется лишь один гонец. Пора тебе начать думать о себе, Несан, о своем будущем. Или ты желаешь оставаться поваренком всю жизнь? Пришло время делать то, что нужно лично тебе, Несан, если ты желаешь занять мало-мальски стоящее место в жизни. Сейчас у тебя есть шанс вырваться с кухни. Возможно, единственный шанс. Я предлагаю место тебе, а не Морли. Принимай или отказывайся. Но что тогда с тобой станет?
Несан облизнул пересохшие губы.
— Ну, понимаете, я люблю Морли. Он мой друг. Но вряд ли в жизни есть что-то, что мне хотелось бы больше, чем стать у вас гонцом, мастер Кэмпбелл. Я согласен на эту работу, если вы хотите меня на ней видеть.
— Отлично. Тогда добро пожаловать в коллектив, Несан, — дружески улыбнулся Кэмпбелл. — Твоя верность другу заслуживает уважения. Надеюсь, ты так же будешь относиться к службе здесь. Пока что я предоставлю Морли… временную работу, но подозреваю, что в какой-то момент в будущем откроется вакансия и он присоединится к тебе в коллективе гонцов.
От этих слов Несан испытал облегчение. Ему страшно не хотелось терять друга, но он готов был на что угодно, лишь бы вырваться с ненавистной кухни мастера Драммонда и стать гонцом.
— Вы очень добры, господин. Я уверен, что Морли будет служить вам верой и правдой. Я же клянусь, что буду.
Далтон Кэмпбелл снова подался вперед, ножки стула со стуком опустились на пол.
— Что ж, отлично. — Он двинул через стол сложенный лист бумаги. — Отнеси это мастеру Драммонду. Это уведомление, что я взял тебя на должность гонца и отныне ты больше ему не подчинен. Мне подумалось, что ты захочешь сам вручить ему эту бумагу как первое официальное поручение.
Несану хотелось скакать и вопить от радости, но он сохранил невозмутимость, как, по его мнению, и полагалось гонцу.
— Да, господин, будет исполнено.
Он вдруг поймал себя на том, что стоит более гордо, чем обычно.
— А сразу после этого один из моих гонцов, Роули, отведет тебя на склад. Там тебя обеспечат на первое время более или менее подходящей по размеру униформой. А потом белошвейки снимут с тебя мерки и сошьют униформу по тебе. От своих служащих я требую, чтобы все были аккуратно одеты в пошитые на заказ ливреи. И жду от моих гонцов, чтобы они не позорили своим внешним видом мой отдел. Сие означает, что одежда должна быть чистой, сапоги начищены, волосы причесаны. И ты постоянно будешь вести себя совершенно безукоризненно. Подробности объяснит Роули. Ты справишься с этим, Несан?
— Да, господин, конечно, господин. — У Несана дрожали колени.
Мысль о новой одежде, которую ему предстоит носить, вдруг заставила его устыдиться своих обносков. Еще час назад он полагал, что выглядит вполне нормально, но теперь так не думал. Ему не терпелось сбросить лохмотья поваренка.
Интересно, а что подумает о нем Беата, увидев его в красивой новой ливрее гонца?
Далтон Кэмпбелл кинул на стол кожаный кошель. Замок был запечатан сургучной печатью с оттиском пшеничного колоса.
— А когда приведешь себя в порядок и переоденешься, отнеси этот кошель в Комитет Культурного Согласия в Ферфилде. Знаешь, где он находится?
— Да, мастер Кэмпбелл. Я вырос в Ферфилде и почти все там знаю.
— Так мне и сказали. У нас трудятся гонцы со всего Андерита и в основном обслуживают места, которые хорошо знают. Места, откуда они родом. Поскольку ты вырос в Ферфилде, то по преимуществу будешь там и работать.
Далтон Кэмпбелл выудил что-то из кармана и бросил.
— Это тебе.
Несан поймал и тупо уставился на серебряный соверен. Он сильно подозревал, что не каждый богач таскает с собой такую огромную сумму.
— Но, господин, я еще не проработал месяца!
— Это не зарплата гонца. Зарплату ты будешь получать в конце каждого месяца. — Далтон Кэмпбелл поднял бровь. — Это за проделанную нынче ночью работу.
Клодина Уинтроп. Вот что он имеет в виду. Это за то, что они с Морли запугали Клодину Уинтроп и вынудили молчать.
Она называла Несана господином.
Несан положил соверен на стол. Нехотя он пальцем подвинул монетку к Далтону Кэмпбеллу.
— Вы мне ничего за это не должны, мастер Кэмпбелл. Вы ведь ничего мне за это не обещали. Я сделал это, потому что хотел помочь вам и чтобы защитить будущего Суверена, а вовсе не ради награды. Я не могу взять деньги, которые не заслужил.
Помощник министра мысленно улыбнулся.
— Возьми деньги, Несан. Это приказ. Когда отнесешь кошель в Ферфилд, на сегодня у меня больше поручений не будет. И я хочу, чтобы ты потратил кое-что из этих денег — или все, если захочешь, — на себя. Развлекись, получи удовольствие. Купи что-нибудь поесть. Или выпить. Эти деньги — твои. Трать их на что пожелаешь.
Несан сдержал восторг.
— Да, господин, спасибо вам! Я поступлю так, как вы говорите.
— Вот и хорошо. Только еще одно, — облокотился Кэмпбелл на стол. — Не трать их на городских шлюх. Этой весной среди проституток в Ферфилде распространились мерзкие заболевания. А это очень несимпатичная смерть. Если воспользуешься услугами заразившейся шлюхи, то не проживешь достаточно долго, чтобы стать опытным гонцом.
Хотя мысль поиметь женщину казалась весьма заманчивой, Несан не представлял, как сможет набраться храбрости проделать все это и предстать голым перед кем бы то ни было. Он любил смотреть на женщин, как ему понравилось смотреть на Клодину Уинтроп, Беату, любил воображать их обнаженными, но никогда не представлял себя голым перед ними да еще в возбужденном состоянии. Ему достаточно сложно скрывать пред ними свое возбуждение и в одежде. Ему очень хотелось женщину, но он совершенно не представлял, как сможет справиться с неловкостью и не потерять охоты.
Может, если бы была девушка, которую он хорошо знал, которая ему бы нравилась, за которой он какое-то время бы ухаживал, целовался с ней и обнимался, он придумал бы, как справиться с этим. Но Несан и вообразить не мог, как это кто-то может набраться смелости пойти к женщине, которой прежде отродясь не видел, и раздеться перед ней догола.
Разве что все это происходит в темноте. Наверное, так оно и есть. Наверное, в комнатах у шлюх темно, и люди друг друга не видят. Но он все равно…
— Несан?
Несан закашлялся.
— Клянусь, что не пойду ни к каким шлюхам в Ферфилде. Нет, господин, не пойду.
Глава 24
Выпроводив юношу, Далтон зевнул. Он встал задолго до рассвета и с тех пор был весь в делах, разбираясь со служащими, выслушивая проверенных помощников, доложивших обо всех мало-мальски заслуживающих внимания разговорах на пиру, затем проверял, готовы ли нужные бумаги и письма. Сотрудники, в чьи обязанности, помимо всего прочего, входило копирование и подготовка писем, занимали шесть комнат дальше по коридору, но для того, чтобы выполнить поручение в столь короткие сроки, им пришлось занять еще несколько помещений.
Обычно Далтон с первыми лучами света рассылал своих гонцов во все концы Андерита. Позже, когда министр просыпался и расставался с той, что на данный момент оказывалась в его постели, Далтон сообщал ему необходимые сведения, чтобы министра не застали врасплох, поскольку официально документы якобы исходили от Бертрана.
Глашатаи зачитывали послания в залах заседаний, в гильдиях, в торговых залах, залах городских советов, трактирах, корчмах, на каждом военном посту, в каждом университете, в каждой мастерской, тюрьме, на мельницах и фабриках, рыночных площадях, повсюду, где имелись большие скопления людей, — от одного конца Андерита до другого. Буквально в течение нескольких дней послание, в точности, как его написал Далтон, оказывалось на слуху у всех.
Глашатаи, не передающие дословно текст послания, рано или поздно попадались, и их заменяли другими людьми, больше заинтересованными в дополнительном доходе. Помимо рассылки документов глашатаям, Далтон рассылал копии бумаг людям, которые за небольшую мзду слушали глашатаев и сообщали, если те хоть немного искажали текст. Это тоже было частью его паутины.
Очень немногие понимали, как Далтон, важность того, чтобы тщательно продуманный, гладко звучащий текст слышали все и каждый. Очень немногие понимали, какой властью обладает человек, контролирующий поток информации для народных масс. Люди верят тому, что им говорят, если информацию правильно подать. Верят независимо от того, что это за информация. Буквально единицы понимали, каким мощным оружием является поданная под нужным соусом и тщательно препарированная информация.
Теперь в стране появился новый закон. Закон, запрещающий ограничения по найму на строительных работах и приказывающий нанимать всех желающих поработать на данном поприще. Еще вчера подобная акция против одной из могущественнейших профессиональных гильдий была совершенно немыслима. Документ, составленный и разосланный Далтоном, призывал народ руководствоваться высшими идеалами андерской культуры и не предпринимать никаких враждебных действий в отношении каменщиков за их прошлую отвратительную политику, способствовавшую голоданию детей. Вместо этого в документе предлагалось следовать новым, более высоким стандартам Закона Уинтропа о дискриминации. Так что застигнутым врасплох каменщикам теперь вместо нападок на новый закон придется неустанно и отчаянно пытаться доказать, что они вовсе не намеренно вынуждали голодать соседских ребятишек.
И довольно скоро каменщики по всей стране не только подчинятся, но и радостно примут новый закон, будто самолично всячески пропихивали его в жизнь. У них нет выбора. Иначе их забросает камнями разъяренная толпа.
Далтон любил предусматривать все возможные последствия и предпочитал подстилать соломку заранее. К тому времени, когда Роули переоденет Несана в ливрею гонца и парень отправится в город с пакетом, для Комитета Культурного Согласия, если вдруг одиннадцать Директоров по какой-то причине изменили свое мнение, будет уже слишком поздно что-либо предпринимать. К этому моменту глашатаи уже станут зачитывать новый закон по всему Ферфилду, и вскоре о нем узнают везде и всюду. Теперь ни один из одиннадцати Директоров не сможет переиграть результат открытого голосования на пиру.
Несан отлично впишется в коллектив гонцов Далтона. Всех их он тщательно отбирал на протяжении десяти лет, молодых людей из злачных мест, которые иначе были бы пожизненно обречены на тяжелый труд, не имели бы практически никакого выбора и никакой надежды. Все они были грязью под ногами андерской культуры. А теперь, передавая послания глашатаям, они помогали эту самую культуру кристаллизовать и контролировать.
Гонцы делали гораздо больше, чем просто доставляли документы. В некотором смысле они были чем-то вроде личной армии, оплачиваемой налогоплательщиками, и одним из средств, с помощью которых Далтон достиг своего нынешнего положения. Все его гонцы были непоколебимо верны одному лишь Далтону, и никому более. Большинство из них охотно пожертвовали бы жизнью, буде он того возжелает. И иногда такая необходимость возникала.
Далтон улыбнулся, обратившись мыслями к более приятным вещам. Терезе, в частности. Она чуть ли не парила от восторга, что была представлена Суверену. Когда они после пира вернулись к себе и легли спать, она, как и обещала, весьма громогласно показала ему, какой хорошей может быть. А Тереза могла быть потрясающе хороша.
Она была настолько возбуждена встречей с Сувереном, что все утро провела в молитвах. Далтон сомневался, что ее тронуло бы сильней знакомство с самим Создателем. Он был рад, что смог доставить Терезе такую радость.
Во всяком случае, она хотя бы не хлопнулась в обморок, как это произошло с некоторыми женщинами и даже одним мужчиной, когда их представили Суверену. Хотя такая реакция была вполне обычной, эти люди чувствовали себя потом весьма неловко. Впрочем, все отлично поняли и охотно приняли их реакцию. В некотором роде это было знаком отличия, символом веры, доказывающим преданность Создателю. Никто и не расценил такую реакцию иначе, как проявление искренней веры.
Далтон, однако, считал Суверена самым обычным человеком. Безусловно, занимающим высокий пост, но всего лишь человеком. Однако для многих Суверен был чем-то гораздо выше. Когда Бертран Шанбор, человек, которого и так уже сильно уважают и которым восхищаются как самым потрясающим министром культуры всех времен, станет Сувереном, он тоже будет объектом безрассудного поклонения.
Впрочем, Далтон подозревал, что большинство этих истеричных баб предпочли бы упасть под Суверена, а не перед ним. Для большинства это было бы не банальным совокуплением, а религиозным актом. Даже мужья чувствовали себя облагодетельствованными, если их жены благочестиво соглашались разделить ложе с Сувереном.
Раздался стук в дверь. Далтон собрался было произнести «войдите», но женщина уже вошла. Франка Ховенлок.
— А, Франка! — Далтон встал. — Рад тебя видеть! Тебе понравилось на пиру?
По какой-то причине женщина выглядела мрачной. Темноволосая и темноглазая, обычно держащая себя так, что казалось, будто она все время находится в тени, даже когда стояла на ярком солнце. Все это создавало воистину мрачный эффект. Рядом с Франкой даже воздух казался застывшим и холодным.
Она на ходу схватила стул, подтащила к столу, плюхнулась напротив Далтона и скрестила руки на груди. Несколько ошарашенный Далтон опустился на стул.
Вокруг ее прищуренных глаз собрались морщинки.
— Не нравится мне этот тип из Имперского Ордена, Стейн. Ни капельки не нравится.
Далтон расслабился. Франка носила свои черные, почти до плеч, волосы распущенными, но при этом они никогда не падали ей на лицо, будто замороженные ледяным ветром. Висков чуть коснулась седина, что отнюдь не старило ее и придавало лишь более серьезный вид.
Простое платье цвета охры было наглухо застегнуто до шеи. Чуть выше ворота виднелась черная бархатная лента. Лента, как правило, была черного бархата, но не всегда. Однако она всегда была в два пальца шириной.
Именно потому, что Франка вечно носила на горле эту ленту, Далтона очень интересовало, почему она ее носит, а в первую очередь — что под ней скрывается. Но, поскольку Франка есть Франка, он никогда не спрашивал.
Далтон знал Франку Ховенлок вот уже почти пятнадцать лет и половину этого срока прибегал к услугам ее дара. Иногда ему приходила странная мысль, что, возможно, ей когда-то отрубили голову, а она потом пришила ее себе обратно.
— Мне очень жаль, Франка. Он что-то тебе сделал? Оскорбил? Попытался лапать тебя, да? Если это так, то я с ним разберусь, даю слово.
Франка знала, что слову Далтона можно верить. Она сложила длинные изящные пальцы домиком.
— Тут с избытком баб, жаждущих его общества. Я ему для этого не нужна.
Далтон, совершенно растерянный, но все равно сохраняющий осторожность, развел руками.
— Тогда в чем же дело?
Франка облокотилась на стол и положила голову на руки.
— Он что-то сделал с моим даром, — понизив голос, сообщила она. — Украл его или… не знаю…
Далтон моргнул, мгновенно оценив серьезность сообщения.
— Ты хочешь сказать, что, по твоему мнению, этот человек владеет магией? Что он наложил заклятие или что-то такое?
— Не знаю! — рявкнула Франка. — Но что-то он сотворил.
— Откуда ты знаешь?
— На пиру я пыталась, как обычно, слушать разговоры. Говорю тебе, Далтон, не знай я, что у меня есть дар, можно было бы подумать, что у меня его вовсе никогда не было. Ничего. Ничегошеньки я ни у кого не вытянула. Вообще.
Далтон сделался не менее мрачен, чем она.
— Ты хочешь сказать, что твой дар не помог тебе услышать вообще ничего?
— Ты что, оглох? Я тебе об этом и твержу!
Далтон побарабанил пальцами по столу. Повернулся, уставился в окно. Поднялся, открыл раму и впустил в комнату легкий ветерок. Потом жестом попросил Франку подойти.
Он указал на двоих мужчин, беседующих под деревом на лужайке.
— Вон те двое. Расскажи, о чем они говорят.
Франка облокотилась о подоконник и чуть высунулась, глядя на мужчин. Осветившее ее лицо солнце открыло, насколько время неласково обошлось с той, которую Далтон всегда считал самой красивой, если не самой таинственной из всех известных ему женщин. Но даже сейчас, несмотря на неотвратимое воздействие времени, ее красота поражала.
Далтон следил, как мужчины жестикулируют, но не слышал ни слова. Франка же благодаря своему дару должна была услышать их без труда.
Лицо Франки застыло. Она вся замерла и казалась восковой фигурой — из тех, что показывают на передвижной выставке, приезжающей в Ферфилд два раза в год. Далтон даже не мог понять, дышит ли она.
Наконец она раздраженно вздохнула.
— Не слышу ни слова. Они слишком далеко, чтобы можно было прочесть по губам, так что от этого умения мне толку тоже никакого, но, главное, я не слышу ничегошеньки, а должна.
Далтон поглядел вниз, вдоль здания, тремя этажами ниже.
— А эти двое?
Франка выглянула. Далтон сам их почти что слышал. Смех, какой-то возглас. Франка снова застыла.
На сей раз ее вздох просто полыхал яростью.
— Ничего, а я их почти слышу без всякого волшебства.
Далтон закрыл окно. По лицу Франки пробежало гневное выражение, и Далтон увидел то, чего никогда у нее не замечал: страх.
— Далтон, ты должен избавиться от этого типа. Должно быть, он чародей. У меня от него мороз по коже.
— С чего ты взяла, что это он?
Она дважды моргнула.
— Ну… А что это еще может быть? Он заявляет, что способен уничтожить магию. Он здесь всего несколько дней, а у меня эта беда началась всего несколько дней назад.
— У тебя сложности и в других вещах? С другими проявлениями дара?
Франка отвернулась, ломая руки.
— Несколько дней назад я состряпала небольшое заклинание для женщины, что пришла ко мне. Маленькое заклинание, которое должно было восстановить ей месячные, но при этом не позволить забеременеть. Сегодня утром она вернулась и сказала, что не сработало.
— Ну, наверное, это сложное заклинание. И для него требуется много всякого разного. Полагаю, что такие вещи не всегда получаются.
— Прежде получалось всегда, — покачала она головой.
— Может, ты заболела? Не чувствуешь себя как-то иначе последнее время?
— Я чувствую себя абсолютно как обычно! И ощущение такое, будто моя сила так же сильна, как всегда. Должна быть — так ведь нет! Прочие чары тоже не действуют. Видишь ли, я все тщательно проверила.
Далтон встревоженно наклонился ближе:
— Франка, я мало что в этом понимаю, но, возможно, что-то зависит от уверенности в себе? Может, тебе достаточно лишь поверить, что ты это можешь, чтобы все снова получилось?
Она сердито оглянулась.
— Откуда у тебя такое идиотское представление о волшебном даре?
— Понятия не имею, — пожал плечами Далтон. — Признаю, я ничего не понимаю в магии, но мне не верится, что Стейн обладает волшебным даром или имеет при себе что-то магическое. Он не того сорта человек. К тому же сегодня его вообще здесь нет. Так что он никак не мог помешать тебе услышать тех людей внизу. Он поехал изучать окрестности. И уже довольно давно.
Франка медленно повернулась к нему, выглядя одновременно устрашающе и испуганно. От этого зрелища его почему-то продрал мороз по коже.
— Тогда, боюсь, я просто утратила свое могущество, — прошептала она. — Я беспомощна.
— Франка, я уверен…
Она облизнула враз пересохшие губы.
— Серин Раяк ведь в казематах, да? Меня совершенно не прельщает, чтобы он и его психованные последователи…
— Я уже тебе говорил, что он на цепи. Я даже не уверен, что он вообще еще жив. Сомневаюсь, откровенно говоря, после столь долгого времени. Но, как бы то ни было, тебе не стоит беспокоиться из-за Серина Раяка.
Франка кивнула, уставясь в пространство.
— Франка, — тронул Далтон ее руку, — я уверен, что твоя сила вернется. Попытайся не слишком переживать по этому поводу.
— Далтон, я в ужасе! — На ее глаза навернулись слезы.
Он осторожно обнял плачущую женщину, желая утешить. В конце концов, Франка не только владеющая волшебным даром женщина, но и друг.
На ум пришли слова древней баллады, исполненной на пиру.
Исчадия смерти, исчадия тлена и праха,
Пришли в этот мир, чтобы здешнюю магию красть.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:14 | Сообщение # 19

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 25
Роберта вздернула подбородок повыше и вытянула шею, чтобы осторожно посмотреть поверх скалы на простиравшиеся далеко внизу плодородные поля ее любимой долины Нариф. Темно-коричневые свежевспаханные поля перемежались со свежей зеленью новых всходов и более темными зелеными пастбищами, где пасся на свежей травке скот, кажущийся отсюда кучкой медлительных крошечных муравьев. И через все это протекал Даммар, сверкая и переливаясь на утреннем солнце, в обрамлении растущих вдоль берегов высоких темно-зеленых деревьев, выстроившихся, как почетный караул, вдоль величавой реки.
Каждый раз, когда Роберта забиралась в леса возле Скалы Гнезд, она непременно любовалась сверху прекрасной долиной. А потом всякий раз опускала глаза на лежащий у ног темный лес, шелестящую листву и заросшие мхом ветви, туда, где земля была твердой и надежной.
Поправив котомку, Роберта двинулась дальше. Пробираясь среди кустов ежевики и боярышника, осторожно ступая между переплетенными корнями и поваленными деревьями, перебираясь по камушкам через ручейки и уклоняясь от цепких лап елей, она шарила по земле палкой, отодвигая упавшие ветки и вороша прошлогоднюю листву, всю дорогу продолжая поиск.
Увидев желтую шляпку, Роберта остановилась посмотреть. Лисичка, с удовольствием отметила она. Настоящая лисичка, а не ядовитый мухомор. Многие любили веселые желтые лисички за их ореховый привкус. Она осторожно сорвала гриб и, прежде чем сунуть в котомку, погладила — просто ради удовольствия коснуться нежной поверхности.
Гора, на которой она собирала грибы, была небольшой по сравнению с соседними громадинами и, за исключением Скалы Гнезд, довольно пологой. По ней бежали тропинки, некоторые были протоптаны людьми, но в основном — звериные тропы. Именно такой лес в последнее время предпочитали ее старые кости и усохшие мышцы.
С этого склона можно было увидеть простиравшийся далеко на юге океан. Роберта часто слышала, что это поразительное зрелище. Многие люди раз или два в год поднимались сюда специально, чтобы проникнуться величием Создателя, любуясь его творением.
Некоторые тропинки бежали по краю обрыва. Кое-кто даже умудрялся перегонять по этим горным тропинкам отары овец. За исключением того путешествия в детстве, когда ее па, да упокоит Создатель его душу, взял их в Ферфилд, которого она совсем уже не помнила, Роберта больше никогда не забиралась так высоко. Ее вполне устраивала жизнь в низине. В отличие от многих других Роберта никогда не взбиралась на более высокие горы. Она боялась высоты.
А еще выше, на высокогорье, имелись места и похуже, как, например, пустошь, где гнездились варфы.
Ничего там не водилось, в этом пустынном месте, ничего не росло — ни былинки, ни травинки, ничего, кроме кустов пака, процветающих на этой ядовитой болотистой воде. И, как она слышала, вообще не было ничего, кроме высохшей потрескавшейся каменистой почвы и выбеленных костей животных. Будто какой-то другой мир, как говорили те, кому доводилось видеть это место. Там царило безмолвие, нарушаемое лишь шумом ветра, собиравшего темную высохшую землю в курганы, которые со временем становятся все выше и передвигаются, будто ищут что-то, но никогда не находят.
Горы пониже, вроде той, где Роберта собирала грибы, были прекрасными, пологими и зелеными и, если не считать Скалу Гнезд, не такие обрывистые и каменистые. Роберта любила места, где много деревьев и кустарников и где произрастает много всякой всячины. Оленьи тропы, по которым она бродила, пролегали в стороне от так не любимых ею обрывов и никогда не приближались к Скале Гнезд, которую называли так потому, что там любили гнездиться соколы. Роберта любила глухие леса, где в изобилии росли грибы.
Она собирала грибы, чтобы продать на рынке. Роберта их продавала сырыми, сушеными, маринованными и по-всякому приготовленными. Почти все называли ее грибной тетушкой, и никак иначе. Торговля грибами позволяла заработать немного денег, чтобы купить нужные в хозяйстве вещи — иголки с нитками, кое-что из одежды, пуговицы и застежки, лампу, керосин, соль, сахар, орехи, — то, что несколько облегчало жизнь. Облегчало жизнь ее семье, в особенности ее внукам. Собранные Робертой грибы позволяли приобрести все эти вещи в дополнение к тому, что они выращивали сами.
Ну и конечно, грибы — отличная еда. Больше всего она любила грибы, что растут в лесу на горе, предпочитая их тем, что произрастают в долине. Грибы лучше растут там, где влажно. Роберта всегда считала, что нет ничего лучше грибов, выросших на горе, и многие предпочитали покупать у нее именно из-за этих собранных в горах грибов. У Роберты имелись тайные места, где она каждый год собирала самые лучшие. Большие карманы ее передника были битком набиты, как и котомка за плечами.
Стояла довольно ранняя весна, и Роберта находила главным образом большие скопления опят. Опята лучше всего запекать в кляре, поэтому Роберта продавала их сырыми. Но если повезет, она наберет лисичек, которые можно продавать и сушеными. Нашла она и приличное количество рыжиков — их придется чистить, чтобы продать подороже.
Для белых в большинстве мест еще рановато, хотя летом их будет в изобилии, но Роберта посетила одно из своих заветных местечек, где растут ели, и нашла несколько штук. Их она обычно сушила. Роберта даже обнаружила гнилую березу с целым рассадником чаги. Повара ее любят, потому что чага ярко и сильно горит, а мужчины правят об нее бритвы.
Опираясь на посох, Роберта склонилась над съедобным на вид коричневатым грибом. На нем оказалось беловатое колечко. Она увидела, что желтоватые прожилки лишь начали рыжеть. Для этого гриба время года тоже подходящее. Недовольно хмыкнув, она оставила смертельно ядовитую поганку расти и двинулась дальше.
Под могучим дубом, ствол которого был побольше, чем плечи двух ее запряженных в соху буйволов вместе взятых, она обнаружила три большие пряные лисички. Пряная разновидность этих грибов произрастала исключительно под дубами. Они уже стали из желтых оранжевыми. Изысканное лакомство!
Роберта знала, где находится, но она зашла чуть в сторону от обычного маршрута, вот почему она никогда раньше не видела это дерево. Заметив огромную крону, Роберта мгновенно поняла, что в такой тени наверняка отличное грибное место. И не разочаровалась.
У основания дуба, прямо вокруг ствола, она с радостью увидела трубочники, или буйволовы вены, как их некоторые называли из-за того, что эти похожие на трубки грибы бывали иногда ярко-красного цвета и напоминали кровеносные сосуды. Эти, правда, оказались розоватыми с легким красноватым оттенком. Роберте больше нравилось название «трубочник», но вообще-то эти грибы она не очень жаловала. Некоторые, впрочем, покупали их за терпкий вкус и довольно неплохо платили.
Под деревом в глубокой тени обнаружилось кольцо колокольчиков-духов, которые называли так за похожие на колокола шляпки. Они не были ядовитыми, но из-за терпкого вкуса и жестковатой ножки их никто не любил. Хуже того, принято считать, что тот, кто вступит в круг колокольчиков-духов, будет заколдован, так что люди, как правило, даже видеть не желали эти славные грибочки. Роберта наступала в круги колокольчиков с детства, когда ее за грибами брала с собой мать, и никаким суевериям, связанным с ее любимыми грибами, не верила. Она вступила в круг колокольчиков-духов, представив себе, что слышит их тихий мелодичный звон, и собрала трубочники.
Одна из ветвей дуба, по толщине не уступавшая объемистой талии Роберты, росла достаточно низко, чтобы на нее можно было сесть.
Роберта опустила котомку на землю. Облегченно вздохнув, она прислонилась к другой ветке, которая оказалась на удивление удобной подпоркой для усталой спины и головы. Казалось, дерево приняло ее в свои оберегающие объятия.
Замечтавшись, Роберта сперва подумала, что ей почудилось, будто кто-то зовет ее по имени. Это был приятный, тихий зов, даже скорее ощущение, чем звук.
Но, услышав зов снова, она поняла, что это ей не кажется. Роберта была полностью уверена, что кто-то произносит ее имя, но как-то более нежно, чем голосом.
Этот необычный зов задевал какие-то струнки в ее сердце. Он звучал словно музыка добрых духов. Наполненный любовью, нежностью, состраданием и теплотой, этот звук заставил ее вздохнуть и почувствовать себя счастливой. Он касался ее, как солнечный луч в прохладный день.
Услышав зов в третий раз, Роберта выпрямилась, желая увидеть источник этого нежного зова. Но, даже пошевелившись, она чувствовала себя, как в приятном сне, умиротворенной и довольной. Окружающий лес, казалось, сверкал в утреннем солнце, сиял в его лучах.
Роберта тихо ахнула, увидев его стоящим неподалеку.
Она никогда его не видела, но, казалось, знала всю жизнь. Она знала, что это близкий друг, ее с юности воображаемый партнер, хотя вообще она не очень-то прежде об этом задумывалась. Казалось, это тот, кто всегда был с ней. Тот, о котором она всегда мечтала. Лицо его не поддавалось описанию, но было почему-то хорошо ей знакомо.
Поняв, что он настоящий, в точности такой же, каким она его всегда представляла, когда целовала в мечтах — а она проделывала это с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы знать, что поцелуй — нечто большее, чем то, чем одаривает тебя мама на ночь. Его поцелуи были теми, что одаривает любовник в постели. Нежными и смелыми.
Роберта и не думала, что он действительно существует, но теперь была совершенно уверена: она всегда знала это. Вот он стоит прямо перед ней и смотрит ей в глаза. Разве может он быть ненастоящим? Волосы отброшены с лица, открывая его теплую улыбку. Странно только, что она не может точно сказать, как он выглядит, и в то же время знает его лицо не хуже своего собственного.
И знает все его мысли, точно так же, как он знает все ее мысли и желания. Он — ее настоящая половина.
Она знает его мысли, и ей нет необходимости знать его имя. То, что она не знает его имени, лишний раз доказывает: они объединены на каком-то более глубоком, духовном уровне — так к чему им обычные слова.
И вот теперь он вышел из этого воображаемого мира, желая быть с нею, как и она жаждала быть с ним.
Он протянул ей изящную руку. Его улыбка была понимающей, любящей и доброй. Он понимал ее. Понимал такое, чего никто никогда не понимал. Роберта всхлипнула от счастья, что он так хорошо ее понимает, понимает ее душу.
Он раскрыл ей объятия, призывая ее к себе. Роберта потянулась в его объятия, сердце ее устремилось к нему.
Казалось, что она парит. Ее ноги едва касались земли. Тело плыло, как зернышко в воде, когда она кинулась к нему. Ринулась в его объятия.
Чем ближе к нему, тем теплее ей становилось. Это было не то тепло, когда солнце согревает кожу, а тепло, которое испытываешь, когда тебя обнимает за шею ребенок. Тепло, как в материнских объятиях, тепло, как от улыбки любовника, от его сладкого поцелуя.
Всю свою жизнь Роберта стремилась к этому, стремилась оказаться в его объятиях и ощутить его нежные руки, шептать ему о своих мечтах, потому что знала: он поймет, желала почувствовать его дыхание, когда он шепнет ей на ухо, что все понимает.
Она жаждала прошептать ему о своей любви и услышать ответное признание.
Ничего в жизни она не хотела больше, чем оказаться в этих объятиях, так хорошо ей знакомых.
Мышцы ее больше не были иссохшими, кости не болели. Она больше не была старой. Годы соскользнули с нее, как соскальзывает одежда с любовников, стремящихся побыстрей отделаться от препятствий и добраться до обнаженного тела.
Ради него, только ради него одного Роберта снова обрела цветущую юность, когда все возможно.
Его руки тянулись к ней, он хотел ее не меньше, чем она его. Роберта потянулась к его рукам, но до них было далеко. Она бросилась вперед, но расстояние, казалось, не уменьшалось.
Паника охватила ее — вдруг он исчезнет прежде, чем она сможет наконец коснуться его. Казалось, она плывет в вязком меду и совершенно не продвигается к цели. Всю свою жизнь она жаждала коснуться его. Всю жизнь хотела ему сказать. Всю жизнь мечтала соединить свою душу с его душой.
И вот теперь он уплывает прочь.
Роберта, с трудом передвигая ставшие тяжелыми ноги, шла, обдуваемая легким ветерком, в объятия своего возлюбленного.
И все же до него было еще далеко.
Он тянул к ней руки, она чувствовала его желание. Она стремилась утешить его, защитить от бед и невзгод, утишить его боль.
Он почувствовал ее желание и громко выкрикнул ее имя, придавая ей силы. От звучания ее имени, произнесенного его губами, сердце Роберты запело от счастья, запело от желания вернуть ту же страсть, что он вложил в это слово.
Она плакала оттого, что не знает его имени и не может позвать его, вложив в свой зов всю свою бессмертную любовь.
Роберта со всех сил тянулась к нему, забыв о всякой осторожности и желая лишь коснуться его.
Протягивая руки к его пальцам, она кричала о своей любви, о своем желании. Его руки раскинулись, чтобы принять ее в любящие объятия. И она бросилась в эти объятия. Сверху ярко светило солнце, ветер теребил ее волосы и раздувал платье.
Когда он снова страстно выкрикнул ее имя, она простерла руки, чтобы наконец-то обнять его. Казалось, она бесконечно летит к нему по воздуху, а солнце освещает ее лицо и ветер треплет волосы, и это прекрасно, потому что теперь она там, где мечтала быть, — с ним.
Это мгновение было лучшим в ее жизни. Ничего более чудесного она не испытывала никогда. И не существовало более сильной любви во всем мире.
Она слышала чудесные колокола, торжественно звонящие в честь этих чувств.
Сердце ее чуть не разорвалось, когда последним сильным рывком она кинулась в его объятия, во весь голос крича о своей любви, своем желании и счастье, желая лишь узнать его имя, чтобы она могла отдать всю себя ему.
Его сияющая улыбка предназначалась ей, только ей одной. Его губы были только для нее. Она преодолела оставшееся расстояние, всей душой желая наконец познать поцелуй того, кто был любовью всей ее жизни, ее настоящей второй половиной, единственной подлинной страстью ее существования.
Его губы наконец оказались рядом, и Роберта упала в его раскрытые объятия.
И в то мгновение, когда ее губы вот-вот должны были слиться с его губами, она увидела сквозь него, позади него, стремительно приближающееся дно долины и узнала наконец его имя.
Смерть.
Глава 26
— Вон, — указал Ричард, наклонившись так, чтобы Кэлен могла проследить, куда он показывает. — Видишь те черные тучи? — Он дождался ее кивка. — Прямо под ними и чуть правее.
Стоя посреди казавшегося безбрежным океана высокой травы, Кэлен выпрямилась и прикрыла глаза ладонью от яркого утреннего солнца.
— Я все равно его не вижу, — раздраженно вздохнула она. — Но я никогда не могла видеть вдаль так хорошо, как ты.
— Я тоже его не вижу, — сообщила Кара.
Ричард снова оглянулся, внимательно изучая пустынную степь, дабы удостовериться, что никто не застигнет их врасплох, пока они смотрят, как приближается тот одиночка. Однако никакой угрозы не заметил.
— Увидите, и довольно скоро.
Он пошарил рукой, чтобы проверить, на месте ли меч, и сообразил, что делает, лишь когда не обнаружил ножен на привычном месте у левого бедра. А потому сдернул с плеча лук и натянул стрелу.
Столько раз он желал отделаться от Меча Истины и его неодолимой магии, пробуждающей в нем ненавистные инстинкты. Магия меча в сочетании с врожденным даром Ричарда порождала смертельную ярость. Зедд, когда впервые вручил Ричарду меч, сказал, что это всего лишь орудие. И со временем Ричард понял слова деда.
И все же это было жуткое орудие.
Тот, кто владел мечом, должен был управлять не только мечом, но и самим собой. И это понимание было самым главным, чтобы использовать меч так, как полагалось. И предназначался меч только настоящему Искателю Истины.
Ричард содрогнулся при одной мысли, что столь опасная магия может оказаться не в тех руках. И возблагодарил добрых духов, что меч по крайней мере в надежном месте.
Идущий на фоне клубящихся туч, переливающихся под утренним солнцем от желтого до тревожного фиолетового грозового оттенка, человек постепенно приближался. Сверкающие вдалеке зарницы освещали скрытые каньоны, обрамляющие долину стены гор и высокие вершины.
По сравнению с другими местами, где Ричарду доводилось бывать, небо и тучи над равниной казались невероятно огромными. Наверное, потому, что от горизонта до горизонта нет ничего — ни гор, ни деревьев, — что могло бы нарушить грандиозную панораму.
Грозовые тучи передвинулись восточнее, лишь на рассвете забрав с собой и дождь, отравлявший существование все время, что они пробыли в Племени Тины, первый день путешествия и мерзкую холодную ночь без огня. Ехать под дождем было неприятно. И в результате все трое пребывали в несколько раздраженном состоянии.
Кэлен, как и сам Ричард, переживала за Зедда с Энн и беспокоилась о том, что еще может выкинуть Шнырк. Да и необходимость предпринять долгую поездку вместо того, чтобы быстро вернуться в Эйдиндрил через сильфиду, не вдохновляла — ведь они спешили по делу чрезвычайной важности.
Ричард почти поддался соблазну рискнуть. Почти.
Но Кару явно тревожило что-то еще. Она была столь же приятной в общении, как засунутый в мешок кот. Однако Ричард не испытывал ни малейшего желания доставать этого кота и получать царапины. Он посчитал, что, если бы было что-то действительно серьезное, Кара бы ему сказала.
Вдобавок ко всему в столь тревожной ситуации Ричард чувствовал себя несколько неуютно без привычного меча. Он боялся, что Шнырк доберется до Кэлен, а он не сумеет ее защитить. Даже без гадостей, учиняемых сестрами Тьмы, Исповедницу подстерегали другие, более привычные опасности, ведь многие, окажись она беззащитной, с удовольствием воспользовались бы случаем урегулировать по-своему то, что они считали несправедливым.
Магия исчезает, а значит, рано или поздно могущество Исповедницы исчезнет тоже, и Кэлен нечем будет защищаться. Он, Ричард, должен иметь возможность защитить ее, но без меча он в себе не так уверен.
Каждый раз, когда он привычным жестом тянулся к мечу и не находил его, Ричард испытывал странную опустошенность. Как будто отсутствовала какая-то часть его самого.
И несмотря на это, Ричарду почему-то не хотелось в Эйдиндрил. Что-то во всей этой истории было не так. Он уговаривал себя, что просто переживает из-за того, что оставил Зедда как раз тогда, когда тот так слаб и уязвим. Но Зедд четко дал понять, что выбора нет.
Второй день путешествия был солнечным, сухим и куда более приятным, нежели предыдущий. Ричард натянул тетиву чуть сильней. После встречи с псевдокурицей, точнее, со Шнырком, он не намеревался позволить приблизиться кому бы то ни было, кроме друзей.
Ричард хмуро глянул на Кэлен.
— Знаешь, по-моему, мать когда-то рассказывала мне какую-то историю о коте по кличке Шнырк.
Придерживая волосы, чтобы на ветру не лезли в лицо, Кэлен тоже нахмурилась.
— Странно. Ты уверен?
— Нет. Она умерла, когда я был совсем маленьким. Трудно припомнить, действительно ли она это рассказывала, или я просто обманываю сам себя.
— А что, как тебе кажется, ты помнишь? — поинтересовалась Кэлен.
Ричард попробовал пальцем тетиву и чуть ослабил натяжение.
— Кажется, я упал и разбил коленку, и она старалась меня рассмешить, ну, понимаешь, чтобы я забыл о том, что ушибся. По-моему, это тогда она рассказала о том, что, когда она была маленькой, ее мать говорила ей о коте, который повсюду шнырял, налетая на все подряд, и за это получил прозвище Шнырк. Готов поклясться, что помню, как она при этом смеялась и спрашивала, не кажется ли мне эта кличка смешной.
— Да, очень смешная, — заявила Кара, всем своим видом показывая, что вовсе так не считает.
Пальцем она приподняла наконечник стрелы и, соответственно, лук, который держал Ричард, в направлении приближающейся опасности, которую, по ее мнению, Ричард игнорировал.
— А почему ты сейчас об этом вспомнил? — спросила Кэлен.
Ричард указал подбородком на приближавшегося человека.
— Я размышлял о том человеке — ну, прикидывал, какие еще гадости могут тут шнырять в округе.
— И когда ты размышлял о шныряющих в округе гадостях, — бросила Кара, — ты решил просто стоять и ждать, когда они нападут на тебя?
Не отвечая Каре, Ричард кивнул на чужака.
— Теперь ты должна его уже видеть.
— Нет, я по-прежнему не вижу, где ты… Погоди-ка… — Кэлен приподнялась на цыпочки и поднесла руку к глазам. — Вон он! Теперь вижу.
— Думаю, нам нужно спрятаться в траве, а затем напасть на него, — порекомендовала Кара.
— Он увидел нас в тот же момент, что и я его, — усмехнулся Ричард. — Он знает, что мы тут. Нам не удастся застать его врасплох.
— Что ж, по крайней мере он всего один, — зевнула Кара. — Трудностей не будет.
Кара, стоявшая вторую стражу, не соизволила разбудить Ричарда, когда пришла его пора охранять. Она дала ему поспать еще часок. К тому же вторая стража, как правило, самая тяжелая.
Ричард снова оглянулся.
— Может, ты и видишь лишь одного, но их гораздо больше. Не меньше дюжины.
Кэлен снова прикрыла глаза ладонью от солнца.
— Я больше никого не вижу. — Она посмотрела по сторонам и назад. — Я вижу только одного. Ты уверен?
— Да. Когда мы с ним друг друга увидели, он оставил других позади и пошел к нам один. Они все еще ждут.
Кара подхватила сумку и подтолкнула Кэлен с Ричардом.
— Пошли. Мы можем уйти от них и скрыться с глаз, а потом спрятаться. Если они последуют за нами, мы застанем их врасплох и быстро положим конец преследованию.
Ричард толкнул ее.
— Успокойся, а? Он идет один и не угрожает никаким оружием. Будь это нападением, он прихватил бы с собой всех остальных. Подождем.
Кара скрестила руки на груди и сердито поджала губы. Она казалась не такой самоуверенной, как обычно. Ладно, готова она ему рассказать, что ее беспокоит или нет, все равно придется с ней поговорить и выяснить, в чем дело. Может, Кэлен удастся что-нибудь из нее вытянуть.
Человек поднял руку и дружески помахал.
Внезапно узнав подходившего, Ричард снял стрелу и помахал в ответ.
— Это Чандален.
Вскоре и Кэлен помахала рукой.
— Ты прав, это Чандален.
Ричард убрал стрелу в колчан.
— Интересно, что он тут делает?
— Пока ты изучал собранных в домах кур, — сообщила Кэлен, — он пошел со своими людьми проверить один из дальних патрулей. Сказал, что им повстречались какие-то хорошо вооруженные чужаки. Его людей обеспокоило поведение пришельцев.
— Они враждебно настроены?
— Нет, — отбросила Кэлен за спину влажные волосы. — Но стражники Чандалена сообщили, что они странно спокойны. И Чандалена это обеспокоило.
Ричард кивнул, наблюдая за приближавшимся Чандаленом и заметив, что тот не имеет при себе никакого оружия, кроме кинжала за поясом. Согласно обычаю, Чандален подходил без всякой улыбки. Люди Племени Тины, пока не обменяются должными приветствиями, не улыбаются, даже когда встречают в степи друзей.
С мрачным видом Чандален быстро шлепнул по лицу Ричарда, затем Кэлен и Кару. Хотя большую часть пути он бежал, Чандален, даже не запыхавшись, официально приветствовал их.
— Силы Матери-Исповеднице. Силы Ричарду-С-Характером.
Официальное приветствие, адресованное Каре, он сопроводил кивком. Она была охранником, как и он.
Все трое вернули пощечину и пожелали Чандалену силы.
— Куда вы направляетесь? — поинтересовался Чандален.
— Возникли сложности, — ответил Ричард, предложив охотнику бурдюк с водой. — Нам нужно вернуться в Эйдиндрил.
Чандален, приняв бурдюк, издал озабоченное ворчание.
— Курица-что-не-курица?
— Некоторым образом да, — сказала Кэлен. — Как выяснилось, это волшебство, сотворенное сестрами Тьмы, которых держит в плену Джеган.
— Магистр Рал прибег к своей магии, чтобы уничтожить курицу-что-не-курица, — сообщила Кара.
Чандален, явно обрадовавшись этой новости, отпил воды.
— Тогда почему вы должны ехать в Эйдиндрил?
Ричард упер лук в землю и оперся на него.
— Заклинание, сотворенное сестрами Тьмы, ставит под угрозу все и всех, кто обладает магией. Из-за этого ослабели Зедд с Энн. Они остались ждать в вашей деревне. В Эйдиндриле мы надеемся найти магию, которая сможет противодействовать магии сестер Тьмы, и тогда к Зедду снова вернется могущество и он расставит все по местам. Магия сестер Тьмы сотворила ту тварь, что убила Юни. Никто не защищен от нее, пока мы не доберемся до Эйдиндрила.
Внимательно выслушав, Чандален аккуратно закрыл бурдюк и вернул хозяину.
— Тогда вы должны как можно быстрей отправиться в путь, чтобы сделать то, что можете только вы. — Он оглянулся. — Но мои люди встретили чужаков, которые сначала должны с вами увидеться.
Ричард повесил лук на плечо и уставился вдаль. Но не смог понять, что за люди на подходе.
— Ну и кто же они такие?
Чандален, прежде чем ответить, быстро глянул на Кэлен.
— У нас есть старая поговорка. При кухарке лучше держать язык за зубами, иначе рискуешь оказаться в супе вместе с той курицей, что склевала ее зелень.
Ричарду показалось, что Чандален со всех сил пытается не смотреть на озадаченную Кэлен. И, хотя совершенно не понимал причины, Ричард подумал, что отлично понял смысл высказывания, каким бы странным он ни был. Возможно, просто неудачный перевод?
Незнакомцы были уже неподалеку. Чандален, у которого Шнырк убил одного из доверенных охотников, наверняка желал, чтобы Ричард с Кэлен сделали все возможное, чтобы остановить врага, и не стал бы настаивать на задержке, не будь у него на то веской причины.
— Если для них так важно встретиться с нами, то пошли.
— Они просили о встрече только с тобой. — Чандален схватил Ричарда за руку. — Может, хочешь пойти один? А потом вы поедете своим путем.
— Почему это Ричард должен захотеть пойти один? — поинтересовалась Кэлен. Подозрительность так и сквозила в ее тоне. Затем она добавила что-то на языке Племени Тины, которого Ричард не понимал.
Чандален поднял руки, демонстрируя пустые ладони, будто желая показать, что не вооружен и драться не намерен. По какой-то причине он не желал принимать участия в происходящем.
— Может, мне следует… — начал Ричард и осекся, напоровшись на подозрительный взгляд Кэлен. Он кашлянул. — Я хотел сказать, что у нас нет секретов друг от друга, — поправился он. — И я всегда рад видеть Кэлен рядом. Ладно, нам некогда. Пошли.
Чандален кивнул и повел их навстречу судьбе. Ричарду показалось, что охотник закатил глаза с выражением «только потом не говори, что я тебя не предупреждал».
Ричард видел десятерых охотников Чандалена, идущих позади семерых чужеземцев, а с каждого фланга еще по три, на почтительном расстоянии. Казалось, что охотники Племени Тины лишь сопровождают чужаков, но Ричард знал: они готовы атаковать при малейшем проявлении враждебных намерений. У вооруженных чужаков на землях Племени Тины столько же шансов, сколько у сухого дерева в грозу.
Ричард надеялся, что и эта гроза тоже пройдет стороной. Кэлен, Кара и Ричард поспешали за Чандаленом по влажной молодой траве.
Охотники Чандалена были первой линией обороны Племени Тины. И многие обходили обширные земли племени десятой дорогой, наслушавшись об их ярости в бою.
Но шестеро мужчин в просторных одеждах казались совершенно равнодушными к эскорту опытных и смертельно опасных охотников Чандалена. Что-то в этом равнодушии показалось Ричарду знакомым.
Когда группа подошла достаточно близко, Ричард вдруг узнал их и аж споткнулся.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы поверить своим глазам. Что ж, по крайней мере теперь стало понятно то равнодушие, с которым отнеслись чужаки к охотникам Чандалена. Ричард понятия не имел, что занесло этих людей так далеко от родных мест.
Все шестеро были одеты и вооружены одинаково. Ричард знал имя лишь одного из них, но и остальные были ему знакомы. У этих людей было определенное предназначение, обозначенное еще тысячелетия назад их законодателями — теми чародеями времен великой войны, которые забрали их родину и создали Долину Заблудших, отделившую Древний мир от Нового.
Их мечи с черными рукоятями и широкими кривыми клинками пребывали в ножнах. К кольцу на рукоятке была привязана веревка, второй конец которой крепился у меченосцев на шее, чтобы не потерять оружие во время битвы. Помимо этого, каждый нес дротики и маленький круглый простой щит. Ричарду доводилось видеть и женщин, вооруженных точно так же и предназначенных той же цели, но на сей раз здесь были только мужчины.
Для этих людей владение мечом было видом искусства. И они предавались ему даже при свете луны, если светлого дня им казалось мало. Владение мечом было для них культом, и они относились к своему занятию с фанатичным рвением. Все эти мужчины были мастерами меча.
Седьмой в группе была женщина, одетая иначе и не вооруженная. Во всяком случае, в привычном смысле этого слова.
Ричард не очень-то разбирался в такого рода вещах, но быстро подсчитал, что она не меньше чем на седьмом месяце беременности.
Густая масса длинных темных волос обрамляет красивое лицо. Царственные черты, пронзительные темные глаза. Темно-коричневое платье из тонкой шерсти стянуто на талии замшевым поясом. Концы пояса украшают грубо обработанные драгоценные камни. По внешней кромке рукавов и по плечам платья нашиты разноцветные полоски. Каждая продета в отдельную дырочку и каждая — Ричард знал — пришита молящимся.
Молитвенное платье. Разноцветные полоски, развеваясь на ветру, передавали молитву добрым духам. Такое платье вправе носить только мудрая женщина племени.
Мысли Ричарда судорожно метались. Зачем эти люди оказались так далеко от своих земель? На ум не приходило ничего хорошего, зато очень много неприятного.
Ричард остановился. Кэлен встала слева от него, Кара — справа, Чандален — рядом с Карой.
Ни на кого не обращая внимания, мужчины в свободных одеждах положили дротики на землю и опустились перед Ричардом на колени. Склонившись лбом до земли, они так и остались стоять.
Женщина молча смотрела на Ричарда. В ее глазах было то же выражение, которое он часто видел у других: у сестры Верны, у ведьмы Шоты, у Энн и Кэлен. Такой бездонный взгляд был признаком волшебного дара.
Она глядела Ричарду в глаза с такой мудростью, которой ему отродясь не достичь, и на ее губах мелькнула едва заметная улыбка. По-прежнему не произнося ни слова, она опустилась на колени впереди шестерых сопровождавших ее мужчин. Коснувшись лбом земли, она поцеловала носок его сапога.
— Кахарин, — уважительно прошептала она.
Ричард наклонился и схватил ее за плечи, заставляя встать.
— Дю Шайю, мое сердце радуется, когда я вижу, что с тобой все хорошо, но что ты тут делаешь?
Она поднялась, и лицо ее расплылось в улыбке. Шагнув, она поцеловала его в щеку.
— Конечно, я пришла, чтобы увидеть тебя, Ричард, Искатель, Кахарин, муж мой.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:17 | Сообщение # 20

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 27
— Муж? — услышал Ричард озадаченный голос Кэлен. И внезапно ужас осознания потряс его до мозга костей. Ричард вспомнил о древнем законе, о котором поведала ему Дю Шайю.
В свое время он отмел ее утверждения как иррациональное верование либо неверную интерпретацию истории племени. И вот теперь древний призрак снова вернулся к нему.
— Муж? — повторила Кэлен чуть громче и чуть настойчивей.
Темные глаза Дю Шайю обратились на Кэлен, всем своим видом она демонстрировала, что весьма неохотно отрывает взгляд от Ричарда.
— Да, муж. Я Дю Шайю, жена Кахарина, Ричарда, Искателя. — Дю Шайю погладила свой выпирающий живот и просияла от гордости. — Я ношу его дитя.
— Предоставь это мне, Мать-Исповедница, — вмешалась Кара. В голосе ее звучала неприкрытая угроза. — На сей раз я этим займусь.
Кара выхватила кинжал из-за пояса Чандалена и кинулась к Дю Шайю.
Ричард оказался быстрей. Метнувшись к Морд-Сит, он толкнул ее в грудь. Это не только остановило Кару, но и отбросило шага на три назад. Ричарду и без нее хватало забот. Он толкнул ее еще разок и заставил отступить еще на несколько шагов от стоявшей группы.
— А теперь слушай меня! — Ричард вырвал из пальцев Морд-Сит кинжал. — Ты ровным счетом ничего не знаешь об этой женщине.
— Я знаю…
— Ничего ты не знаешь! Слушай меня! Ты воюешь с прошлым. Это не Надина! И ничего общего с Надиной не имеет!
Сдержанный гнев наконец прорвался. С яростным воплем Ричард вогнал кинжал в землю с такой силой, что тот полностью ушел в почву.
Кэлен положила руку ему на плечо.
— Ричард, успокойся. В чем дело? Что тут происходит?
Ричард пятерней взъерошил волосы. Стиснув зубы, он оглянулся и увидел, что шестеро мужчин по-прежнему стоят на коленях.
— Джиаан и все остальные, поднимайтесь с колен! Вставайте!
Мужчины мгновенно поднялись. Дю Шайю спокойно и терпеливо ждала. Чандален и его охотники попятились. В Племени Тины Ричарда прозвали Ричард-С-Характером и, хотя и не удивились его вспышке, все же предпочли убраться подальше.
Ни Чандален, ни кто другой не подозревали даже, что злился Ричард на то, что убило одного из них, а скорее всего, как он теперь понимал, двоих — и наверняка убьет больше.
Кэлен озабоченно посмотрела на него.
— Ричард, успокойся и возьми себя в руки. Кто эти люди?
Он никак не мог успокоить дыхание. И сердцебиение. И разжать кулаки. И привести в порядок скачущие мысли. Казалось, буквально все вышло из-под контроля. Подавленные страхи вырвались наружу и обрушились на него все разом.
Ему следовало сообразить раньше! Ричард мысленно поносил себя за упущение.
Но должен же быть способ помешать этому! Надо обдумать все как следует. Пора прекратить бояться того, что еще не произошло, и думать о том, как не дать этому свершиться.
И тут он осознал, что все уже случилось. И сейчас ему нужно искать решение.
Кэлен взяла его за подбородок и заглянула в глаза.
— Ричард, ответь мне. Кто эти люди?
Он с беспомощной яростью потер лоб.
— Это бака-бан-мана. Что означает «не имеющие хозяев».
— Теперь у нас есть Кахарин, и мы больше не бака-бан-мана, — сообщила, не двигаясь с места, Дю Шайю. — Теперь мы бака-тау-мана.
Не многое поняв из объяснения Дю Шайю, Кэлен снова обратилась к Ричарду. На сей раз в ее голосе прозвучали раздраженные нотки.
— Почему она говорит, что ты ее муж?
Мысли Ричарда уже были так далеко, что ему пришлось сосредоточиться, чтобы понять, о чем спрашивает Кэлен. Она не понимала всей сложности задачи. Для Ричарда вопрос Кэлен казался совершенно незначительным. Давняя история. Пустяки по сравнению с нависшим над ними будущим.
Он нетерпеливо попытался ее успокоить.
— Кэлен, это совсем не то, что ты думаешь.
Она облизнула губы и вздохнула.
— Отлично. — Зеленые глаза смотрели прямо на него. — Тогда почему бы тебе не объяснить мне толком?
— Ты что, не видишь? — Охваченный нетерпением, он указал на Дю Шайю. — Это древний закон! Согласно древнему закону, она моя жена! Во всяком случае, она так считает.
Ричард сдавил пальцами виски. Голова гудела.
— У нас крупные неприятности, — пробормотал он.
— У тебя вечно крупные неприятности, — хмыкнула Кара.
— Кара, прекрати, — сквозь зубы процедила Кэлен и снова обратилась к Ричарду: — Ричард, да о чем ты толкуешь? Что вообще происходит?
В голове проносились отрывки из дневника Коло.
Он никак не мог собраться с мыслями. Мир трещит по швам, а ее интересует прошлогодний снег. Поскольку он совершенно ясно видел кошмарную перспективу, то никак не мог понять, почему Кэлен этого не видит.
— Ты что, не видишь?
Мысли Ричарда бешено метались, перебирая призрачные возможности, пока он пытался сообразить, что же делать дальше. Время стремительно ускользало. Он даже не знал, сколько его осталось.
— Я вижу, что ты ее обрюхатил, — заявила Кара.
— После всего, что мы пережили вместе, ты обо мне такого чудесного мнения, Кара? — сурово поглядел на Морд-Сит Ричард.
Кара ехидно скрестила руки на груди и не ответила.
— Подсчитай сама, — сказала Каре Кэлен. — Когда эта женщина забеременела, Ричард был пленником Морд-Сит в Народном Дворце Д’Хары.
В отличие от эйджилов, что носил на шее Ричард в память о двух женщинах, отдавших за них с Кэлен жизнь, Кэлен носила эйджил Денны, той Морд-Сит, что по приказу Даркена Рала пленила Ричарда и мучила чуть ли не до смерти. Денна решила сделать Ричарда своим партнером, но никогда не рассматривала это как брачные отношения. Для Денны это был всего лишь еще один способ мучить и унижать его.
В конце концов Ричард простил Денне то, что она с ним делала. Денна, зная, что он убьет ее, чтобы убежать, отдала ему свой эйджил и просила помнить о ней не просто как о Морд-Сит. Она попросила его разделить с ней ее последний вздох. Именно благодаря Денне Ричард стал понимать этих женщин и сочувствовать им, а поэтому и стал единственным человеком, которому удалось вырваться от Морд-Сит.
Ричард удивился, что Кэлен уже все подсчитала. Он не ожидал, что она усомнится в нем. И ошибся. Кэлен, казалось, прочла, о чем он думает, по его глазам.
— Это делается чисто автоматически, — шепнула она. — Понимаешь? Ричард, пожалуйста, объясни, что происходит.
— Ты ведь Исповедница. Ты знаешь, насколько по-разному заключаются браки. Кроме тебя, все Исповедницы выбирали себе супругов, исходя из своих собственных соображений, только не по любви, и перед тем, как выйти замуж, применяли к партнерам свою магию. Мнение мужчины никого не интересовало, верно?
Исповедница выбирала себе мужа примерно по тому же принципу, как выбирают хорошего производителя. Поскольку магия Исповедницы уничтожала избранного мужчину как личность, то, как бы ей того ни хотелось, при выборе мужа для Исповедницы любви места не было. Исповедница избирала супруга, исходя из тех качеств, которые он мог передать дочери.
— Там, откуда я родом, — продолжил Ричард, — зачастую супругов своим детям выбирают родители. В один прекрасный день отец может сказать: «Вот этот будет твоим мужем» или «Вот эта будет твоей женой». У разных народов разные обычаи и обряды.
Кэлен быстро глянула на Дю Шайю. Взгляд ее остановился дважды — сначала на лице, потом на животе.
Когда глаза Кэлен вновь обратились на мужа, взгляд их внезапно стал ледяным.
— Ну так расскажи мне о ее законах.
Кэлен бессознательно теребила висящий на золотой цепочке темный камешек, подаренный Шотой. Ведьма совершенно неожиданно пожаловала к ним на свадьбу, и Ричард отлично помнил ее слова.
«Это мой подарок вам обоим. Я делаю это из любви к вам и ко всем остальным. Пока ты будешь носить это, у тебя не будет детей. Празднуйте ваш союз и вашу любовь. Теперь вы заполучили друг друга, чего всегда и хотели. Хорошенько запомните мои слова — никогда не снимай этот камень, когда будете вместе. Я не позволю ребенку мужского пола, родившемуся от этого союза, жить. Это не угроза. Это обещание. Но если ты забудешь о моей просьбе, я вспомню о своем обещании».
Ведьма тогда заглянула Ричарду в глаза и добавила: «И лучше тебе сразиться с самим Владетелем Нижнего мира, чем со мной».
Изящный трон Шоты был обтянут кожей опытного волшебника, заступившего Шоте дорогу. Ричард мало что знал о своем врожденном даре. Он не слишком верил словам Шоты, что их ребенок будет чудовищем, способным уничтожить мир, но пока что они с Кэлен решили прислушаться к предупреждению ведьмы. Да и выбора у них не было.
Ласковое касание пальцев Кэлен напомнило ему, что она ждет ответа.
Ричард усилием воли заставил себя говорить медленно.
— Дю Шайю — из Древнего мира, что по ту сторону Долины Заблудших. Я помог ей, когда сестра Верна везла меня в Древний мир. Другое племя, маженди, захватили Дю Шайю в плен и собирались принести в жертву. Они держали ее в заточении много месяцев. А их мужчины развлекались с нею, как хотели. Маженди ожидали, что я, будучи волшебником, помогу им принести ее в жертву в обмен на беспрепятственный проход по их землям. Но я освободил Дю Шайю и надеялся, что она проведет нас по своим родным болотам, поскольку мы теперь не могли идти по землям маженди.
— Я предоставила людей, которые в целости и сохранности провели Ричарда и ведьму по болотам до большого каменного дома ведьм, — сообщила Дю Шайю, будто это проясняло ситуацию.
Кэлен лишь заморгала.
— Ведьму? Дом ведьм?
— Она говорит о сестре Верне и Дворце Пророков, — пояснил Ричард. — Они позволили нам пройти по их земле не потому, что я освободил Дю Шайю, а потому что осуществил древнее пророчество.
Дю Шайю подошла и встала рядом с Ричардом, словно будучи в своем праве.
— В соответствии с древним законом Ричард пришел к нам и танцевал с духами, доказав таким образом, что он Кахарин и мой муж.
У Ричарда создалось впечатление, что Кэлен прямо-таки взъерошилась.
— Что это значит?
Ричард открыл рот, подбирая слова, но Дю Шайю, вздернув подбородок, заявила:
— Я — мудрая женщина бака-тау-мана. А также хранительница законов. Было предсказано, что Кахарин известит о своем появлении танцем с духами и пролив кровь тридцати бака-бан-мана. Деяние, доступное лишь избранному и только с помощью духов. Было сказано, что, когда это произойдет, мы перестанем быть свободным народом и станем принадлежать ему. Мы все в его власти. Именно ради этого момента наши мастера клинка тренировались всю свою жизнь. Потому что им предназначалась честь обучить Кахарина, чтобы он смог сразиться с Темным Духом. Ричард доказал, что он Кахарин, пришедший, чтобы вернуть нам наши земли, как и обещали древние.
Легкий ветерок трепал длинные густые волосы Дю Шайю. В ее глазах не отразилось ничего, но легкая хрипотца выдала ее чувства.
— Он убил тридцать, как и предсказывал старый закон. Эти тридцать стали легендой нашего народа.
— У меня не было выбора, — едва слышно прошептал Ричард. — Иначе они убили бы меня. Я умолял их остановиться. Умолял Дю Шайю прекратить это. Не для того я спас ей жизнь, чтобы убить всех этих людей. Но в конце концов мне пришлось защищаться.
Кэлен смерила Дю Шайю долгим взглядом.
— Она была пленницей, ты спас ей жизнь и вернул к своим. — Ричард кивнул. — А она привела своих убить тебя? Так она тебя отблагодарила?
— Не совсем так. — Ричарду было неловко защищать людей, чьи действия вылились в столь грандиозное кровопролитие. Он до сих пор помнил тошнотворный запах крови и смерти.
Кэлен снова одарила Дю Шайю ледяным взглядом.
— Но ты спас ей жизнь?
— Да.
— Ну, тогда объясни, что же тут «не совсем так»?
Несмотря на тяжесть воспоминаний, Ричард попытался найти нужные слова.
— То, что они сделали, своего рода проверка. Проверка на жизнь или смерть. Это вынудило меня научиться пользоваться магией меча так, как я и не предполагал возможным. Чтобы выжить, я призвал опыт всех, кто владел мечом до меня.
— Что ты имеешь в виду? Как ты мог призвать их опыт?
— Магия Меча Истины хранит все боевые навыки тех, кто когда-либо сражался этим мечом. И плохих, и хороших. Я догадался, как заставить это работать на меня, предоставив хранящимся в мече духам разговаривать со мной. Но в горячке боя не всегда есть время на слова. Поэтому иногда это всплывает у меня в голове в виде картинок-символов. Это было поворотным моментом в понимании, почему меня в пророчествах называют Fuer grissa ost drauka: Несущий смерть.
Ричард коснулся амулета на груди. Рубин изображал каплю крови, а линии вокруг него были символическим изображением танца. Для боевого чародея этим говорилось многое.
— Вот, — прошептал Ричард, — вот танец со смертью. Но именно тогда, в сражении с тридцатью воинами Дю Шайю, я понял это впервые. Пророчества гласили, что однажды я появлюсь. В пророчествах и древних законах сказано, что они должны обучить меня танцевать с духами тех, кто владел Мечом Истины до меня. Сомневаюсь, что они до конца понимали, как испытание послужит этому, знали лишь, что должны исполнить свой долг, и если я тот самый, то я выживу. Мне были необходимы эти знания, чтобы противостоять Даркену Ралу и отправить его обратно в Подземный мир. Помнишь, как я тогда призвал его у Племени Тины, он вырвался в наш мир, а затем меня забрали сестры Света?
— Конечно! — ответила Кэлен. — Значит, они втянули тебя в это сражение не на жизнь, а на смерть при их подавляющем численном превосходстве, чтобы вынудить тебя прибегнуть к твоему волшебному дару. А в результате ты убил ее тридцать мастеров меча?
— Совершенно верно. Они следовали пророчеству. — Ричард обменялся взглядом со своей единственной настоящей женой — единственной в его сердце. — Ты же знаешь, какими жуткими бывают пророчества.
Кэлен наконец отвела взгляд и кивнула, охваченная собственными болезненными воспоминаниями. Пророчества уже доставили им массу неприятностей и подвергли непростым испытаниям. Одним из таких испытаний была Надина, вторая жена, навязанная Ричарду пророчеством.
Дю Шайю вздернула подбородок.
— Пятеро из тех, кого убил Кахарин, были моими мужьями и отцами моих детей.
— Пятеро ее мужей… Добрые духи!
Ричард метнул на Дю Шайю не слишком ласковый взгляд.
— Спасибо тебе большое!
— Ты хочешь сказать, что по ее законам, поскольку ты убил ее мужей, то обязан стать ее мужем?
— Нет, не потому, что я убил ее мужей, а потому, что, убив всех тридцать, я доказал, что я их Кахарин. Дю Шайю — их мудрая женщина. По их закону мудрая женщина предназначена в мужья Кахарину. Мне следовало бы подумать об этом раньше.
— Безусловно! — оскорбилась Кэлен.
— Слушай, я понимаю, как это звучит, понимаю, что на первый взгляд в этом нет смысла…
— Да нет, все в порядке. Я понимаю. — Лед в глазах сменился скрытой болью. — Значит, ты поступил благородно и женился на ней. Конечно. Для меня в этом очень много смысла. — Она придвинулась ближе. — И ты был так занят, что запамятовал сообщить об этом до того, как женился на мне. Конечно. Я понимаю. Кто бы не понял? Не может же мужчина помнить обо всех своих женах, которые у него разбросаны повсюду. — Скрестив руки, она отвернулась. — Ричард, как ты мог…
— Нет! Все не так! Я никогда не соглашался. Извини, что забыл сказать тебе об этом, но мне и в голову это не приходило, поскольку со временем я просто выбросил это из памяти как странное поверье отдельного племени. Я никогда не принимал это всерьез. Она просто-напросто считает, что, поскольку я убил всех этих людей, то тем самым стал ее мужем.
— Так и есть, — кивнула Дю Шайю.
Кэлен бросила быстрый взгляд на Дю Шайю, хладнокровно взвешивая его слова.
— Значит, ты никогда и ни в каком смысле не соглашался жениться на ней?
— Это-то я и пытаюсь тебе втолковать! — всплеснул руками Ричард. — Извини, но не могли бы мы поговорить об этом позже? Похоже, у нас возникли серьезные неприятности. — Кэлен выгнула бровь, и он немедленно поправился: — Другие неприятности.
Кэлен окинула его снисходительным взглядом. Ричард отвернулся и сорвал травинку, размышляя о более чем вероятной неприятности куда похуже, чем раздражение Кэлен.
— Ты многое знаешь о магии. В смысле, ты ведь выросла в Эйдиндриле в окружении волшебников, которые тебя обучали, и изучала книги в замке Волшебника. Ты ведь Мать-Исповедница.
— У меня нет волшебного дара в общепринятом смысле слова, — сказала Кэлен. — Он не такой, как у волшебников и колдуний, но да, я разбираюсь в магии. Будучи Исповедницей, я изучала магию во всех ее разнообразных проявлениях.
— Тогда ответь мне вот на что. Если есть какое-то определенное условие, чтобы сотворить какое-то волшебство, то может ли, по каким-то неоднозначным правилам, требование считаться выполненным, даже если положенный ритуал как таковой состоялся?
— Да, конечно. Это называется эффектом отражения.
— Эффект отражения. Как он действует?
Кэлен, намотав на палец длинный локон, некоторое время размышляла.
— Скажем, есть комната с одним окном, и, следовательно, до какого-то угла солнце никогда не достает. Можно направить солнечный луч в этот вечно темный угол?
— Ну, поскольку ты назвала это эффектом отражения, то, видимо, берется зеркало, чтобы оно отражало луч в угол.
— Верно. — Кэлен выпустила прядь и подняла палец. — Хотя луч сам никогда угол не осветит, ты при помощи зеркала можешь направить солнце туда, куда оно иначе не достигает. Магия иногда может срабатывать точно так же. Конечно, магия куда как сложней, но это самый простой способ, каким я могу объяснить. Даже если только лишь по какому-то древнему закону что-то соответствует давным-давно позабытому условию, заклинание может отразить условие, чтобы выполнить необходимые для какого-то волшебства требования. Как вода пытается достичь удобного ей уровня, так и магия зачастую ищет свой собственный выход из положения — в рамках своих законов, конечно.
— Вот этого я и боялся, — пробормотал Ричард.
Он пожевал травинку, глядя на простиравшиеся на горизонте тучи, то и дело пересекаемые молниями.
— Магия, о которой идет речь, примерно тех же времен, что и это древнее пророчество о Кахарине, — наконец произнес он. — Вот в чем беда.
Кэлен схватила его за руку, вынуждая поглядеть на нее.
— Но Зедд сказал…
— Он солгал. А я купился. — Ричард раздраженно отшвырнул травинку. — Зедд прибег к Первому Правилу Волшебника — люди верят лжи либо потому, что хотят ей верить, либо потому, что боятся, что это правда. Я хотел ему поверить, — пробормотал Ричард. — Он обдурил меня.
— О чем это ты? — заинтересовалась Кара.
Ричард обреченно вздохнул. Он проявил беспечность не только тут.
— Зедд. Он все придумал с этим Шнырком.
— Зачем это ему? — поморщилась Кара.
— Потому что по какой-то причине он не хочет, чтобы мы знали, что шимы на свободе.
Ричард поверить не мог, какого дурака свалял, забыв о Дю Шайю. Кэлен права, что так разозлилась. Его извинения просто жалкие. И это он-то — Магистр Рал? Которому должны верить и за которым следовать?
Кэлен потерла бровь.
— Ричард, давай подумаем как следует. Не может ли быть…
— Зедд сказал, чтобы призвать шимов в этот мир, ты должна быть моей третьей женой.
— Помимо всего прочего, — возразила Кэлен. — Он сказал «помимо всего прочего».
Ричард устало поднял палец.
— Дю Шайю. — Он поднял второй. — Надина. — Поднял третий. — Ты. Ты моя третья жена. Во всяком случае, в принципе. Может, я так и не считаю, но волшебникам, сотворившим заклинание, было глубоко наплевать, что я там считаю, а что нет. Они сотворили волшебство, которое запускается при исполнении определенных условий.
Кэлен испустила что-то вроде мучительного вздоха.
— Ты забываешь одну существенную деталь. Когда я произнесла вслух имена трех шимов, мы еще не были женаты. Я еще не была твоей второй женой, не говоря уж о том, чтобы быть третьей.
— Когда я был вынужден жениться на Надине, чтобы проникнуть в Храм Ветров, а ты — выйти замуж за Дрефана, в наших сердцах мы принесли обеты друг другу. И из-за этих обетов поженились там и тогда. Во всяком случае, с точки зрения духов. Даже Энн согласилась, что так оно и есть. Как ты только что объясняла, магия иногда действует по таким неоднозначным правилам. Не важно, как мы к этому относимся, формальные требования — требования, обусловленные древней магией, сотворенной волшебниками во время великой войны, когда было сделано пророчество о Кахарине и установлен древний закон, — выполнены.
— Но…
— Кэлен, мне очень жаль, что я сдуру не подумал, но мы должны это признать. — Ричард подчеркнул жестом свои слова. — Шимы на свободе.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:18 | Сообщение # 21

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 28
Независимо от того, насколько вескими Ричард считал свои аргументы, непохоже было, что Кэлен они убедили. Она даже не казалась способной воспринять доводы рассудка. Она просто злилась.
— А Зедду ты сказал о… ней? — ткнула Кэлен в Дю Шайю. — Сказал? Наверняка же ты ему что-то говорил.
Ричард мог понять ее чувства. Он бы тоже не порадовался, обнаружив, что у нее есть другой муж, о котором она не удосужилась сообщить — не важно, виновна она была или нет, — даже если бы этот муж был бы таким же символическим, как Дю Шайю в качестве его жены.
Но все же имелись вещи серьезнее, чем какие-то запутанные условия, согласно которым Дю Шайю считалась его первой женой. Не просто серьезнее, а чрезвычайно опасные. Кэлен должна это понять. Должна понимать, что у них — большая беда.
Они уже и так потратили слишком много бесценного времени. Ричард молил добрых духов, чтобы они помогли ему заставить Кэлен понять истинность его слов без необходимости до конца рассказывать ей, почему он знает, что все обстоит именно так.
— Я же сказал тебе, Кэлен, что начисто забыл об этом, потому что не счел это серьезным, следовательно, и не предполагал, что это следовало принять в расчет. К тому же когда у меня было время сказать ему? Юни умер до того, как у нас появилась реальная возможность поговорить с Зеддом, а потом он придумал эту сказочку при Шнырка и отправил нас с этим дурацким поручением.
— Тогда откуда он знал? Чтобы обмануть нас, он сначала должен был об этом узнать. Откуда Зедд знал, что на самом деле я твоя третья жена — пусть даже по какому-то… — она сжала кулаки, — какому-то дурацкому древнему закону, о котором ты столь удачно забыл?
— Если ночью идет дождь, — всплеснул руками Ричард, — не обязательно видеть тучи, чтобы знать, что дождь льет с неба! Если Зедд знает о чем-то и понимает, что это такое, он не станет задаваться вопросом почему, а озадачится починкой крыши!
Кэлен сжала пальцами переносицу, пытаясь успокоиться.
— Ричард, возможно, он действительно верит тому, что рассказал нам о Шнырке. — Кэлен бросила ледяной взгляд на его первую жену. — Может, он верит в это, потому что это правда.
— Кэлен, мы должны это принять, — покачал головой Ричард. — Будет только хуже, если мы сделаем вид, будто ничего не знаем, и станем исходить из ложной предпосылки. Уже гибнут люди.
— Смерть Юни вовсе не доказывает, что шимы на свободе.
— Дело не только в Юни. Появление шимов в нашем мире стало причиной рождения мертвого ребенка.
— Что?!
Кэлен раздраженно взъерошила волосы. Ричард вполне понимал ее желание, чтобы это был Шнырк, а не шимы, потому что в отличие от шимов со Шнырком они разобраться в состоянии. Но желания и реальность — разные вещи.
— Сначала ты забываешь, что у тебя уже есть одна жена, а теперь еще и предаешься фантазиям! С чего ты вообще пришел к такому выводу?
— Потому что присутствие шимов в этом мире каким-то образом уничтожает магию. А Племя Тины обладает магией.
Хотя Племя Тины было довольно изолированным и вело самую простую жизнь, оно отличалось от прочих. Люди племени умели вызывать духов предков и беседовать с умершими. Хотя сами они не считали, что владеют магией, но только люди Тины могли вызвать предка из внешнего круга Благодати, провести его через границы между мирами во внутренний круг жизни, пусть даже на короткое время.
Если Имперский Орден выиграет войну, то Племя Тины, как и многие другие, будет поголовно вырезано за то, что владеет магией. А с разгуливающими на свободе шимами племя просто-напросто вымрет, не дожив до конца войны.
Ричард заметил, что стоящий неподалеку Чандален внимательно прислушивается к разговору.
— Племя Тины обладает уникальной магией, которую призывает на сборищах. И каждый ребенок племени рождается с этим даром, этой магией. И потому все они уязвимы для шимов. Зедд нам говорил, да и в дневнике Коло я читал, что первыми пострадают слабейшие. — В голосе Ричарда зазвучала грусть. — А кто может быть слабее, чем нерожденное дитя?
Кэлен, потеребив камень на цепочке, отвела глаза. Потом уронила руку и попыталась подавить раздражение и прибегнуть к логике.
— Ричард, мы не можем делать выводов. Новорожденные умирают довольно часто. Это вовсе не доказывает, что магия исчезает.
Ричард повернулся к Каре. Морд-Сит стояла неподалеку и слушала разговор, одновременно наблюдая за степью, охотниками Племени Тины и в особенности за бака-тау-мана.
— Кара, когда твой эйджил стал бесполезным?
Кара вздрогнула. Вряд ли она выглядела бы более изумленной, дай он ей оплеуху. Она открыла рот, однако не смогла издать и звука.
Но тут же вздернула подбородок, не желая признавать поражения.
— С чего вы взяли, Магистр Рал…
— Ты схватила кинжал Чандалена. Я никогда прежде не видел, чтобы ты променяла свой эйджил на какое-то другое оружие. Ни одна Морд-Сит этого не сделает. Так когда, Кара?
Облизнув губы, она прикрыла глаза и отвернулась.
— Последние несколько дней мне стало сложно чувствовать ваше местонахождение. Я не чувствую никакой разницы, только мне все труднее становится определять, где вы. Сперва я сочла, что это ерунда, но, судя по всему, с каждым днем узы все слабее. А магия эйджила зависит от наших уз с Магистром Ралом.
Когда Морд-Сит находились не слишком далеко, то благодаря волшебным узам всегда точно знали, где он находится. Должно быть, внезапная утрата этого умения может запросто выбить из колеи.
Кара откашлялась, не отрывая глаз от туч на горизонте. В ее синих глазах стояли слезы.
— Эйджил мертв в моих руках.
Только Морд-Сит могла переживать из-за исчезновения магии, которая причиняет ей боль всякий раз, как она касается ее. Такова была сущность и ни с чем не сравнимая верность долгу этих женщин.
Кара повернулась к нему, и глаза ее снова загорелись.
— Но я по-прежнему верна вам и сделаю все, чтобы защитить вас. Для Морд-Сит это ничего не меняет!
— А для д’харианского войска? — прошептал Ричард, прикидывая все увеличивающиеся трудности. Народ Д’Хары был связан со своим Магистром волшебными узами. — Джеган приближается… Без армии мы…
Узы были древней магией, которую он унаследовал как владеющий даром Рал. Эти узы создал его предок для защиты от сноходцев. Без них… Даже если Кэлен и верит, что это Шнырк, а не шимы, Зедд сказал, что от этого магия тоже исчезнет. Ричард понимал, что, какую бы историю им ни сочинил Зедд, она должна быть достаточно близка к истине, чтобы обмануть их.
В любом случае Кэлен должна видеть гниющие плоды на древе магии. Она ободряюще нашарила его руку.
— Возможно, армия и не чувствует уз так, как прежде, Ричард, но она привязана к тебе и другим. Большая часть Срединных Земель пошла за Матерью-Исповедницей, а они вовсе не связаны со мной волшебными узами. И точно так же солдаты пойдут за тобой, потому что верят тебе. Ты доказал им, что ты вождь, а они доказали тебе свою верность.
— Мать-Исповедница права, — заметила Кара. — Армия останется верной потому что вы — ее вождь. Истинный вождь. Они верят в вас. Так же, как и я.
— Я это высоко ценю, Кара, — глубоко вздохнул Ричард, — правда, ценю, но…
— Вы — Магистр Рал. Вы — магия против магии. А мы — сталь против стали. И так будет всегда.
— В том-то все и дело. Я не могу выступить магией против магии. Будь это даже Шнырк, а не шимы, магия не сработает.
— Значит, вы придумаете, как заставить ее работать, — пожала плечами Кара. — Вы — Магистр Рал. Это ваша работа.
— Ричард, — проговорила Кэлен, — Зедд сказал, что сестры Тьмы призвали Шнырка и именно поэтому магия исчезает. У тебя нет доказательств, что это шимы. Нам ничего не остается, как сделать то, о чем просил Зедд, и тогда он сможет противостоять магии сестер Тьмы. Как только мы доберемся до Эйдиндрила, все станет на свое место.
Ричард все никак не мог собраться с духом сказать ей.
— Кэлен, мне бы очень хотелось, чтобы все было, как ты говоришь, но, увы, это не так.
Ее запас терпения начал подходить к концу.
— Почему ты настаиваешь, что это шимы, тогда как Зедд сказал, что это Шнырк?
— Подумай сама, — наклонился к ней Ричард. — Моя бабушка, жена Зедда, судя по всему, рассказывала своей дочери, моей маме, историю о коте по кличке Шнырк. Всего лишь раз мама упоминала мне о коте по кличке Шнырк, но Зедд не знал, что она мне рассказывала. Это просто забавная история, которую мама рассказала мне, когда я был совсем маленьким, как рассказывала мне множество всяких историй и сказок, чтобы утешить или рассмешить. Я никогда не говорил об этом Зедду. По какой-то причине Зедд захотел скрыть истину. Шнырк — скорее всего первое, что пришло ему в голову, потому что когда-то у него был такой кот. Признайся, разве имя Шнырк не кажется тебе несколько… причудливым, если подумать?
Кэлен сложила руки на груди и нехотя поморщилась.
— Мне казалось, я единственная, кто так подумал. Но это все равно ничего не доказывает. Могло быть просто совпадением.
Ричард знал, что это шимы. Так же, как он чувствовал, что та курица — вовсе не курица, и желал, чтобы Кэлен ему тогда поверила, он отчаянно хотел, чтобы она поверила ему и теперь.
— А что они вообще такое, эти шимы? — поинтересовалась Кара.
— Давным-давно кое-кто в Древнем мире хотел уничтожить магию, как сейчас Джеган, и, по всей вероятности, по тем же причинам: чтобы было проще править мечом. А в Новом мире хотели магию сохранить. Чтобы одержать победу, волшебники с обеих сторон создали чудовищное разнообразное оружие, отчаянно надеясь положить конец войне. Многое из этого оружия — мрисвизов, например, — создавали из людей. При помощи Магии Ущерба у людей какие-то качества отнимались, и при помощи Магии Приращения добавлялись необходимые способности или свойства. Или кому-то просто придавались нужные возможности. Думаю, к таким людям относятся сноходцы — им просто добавлена одна способность, и их волшебники использовали как оружие. Джеган — потомок тех сноходцев периода великой войны. Оружие, предназначенное для войны. В отличие от Джегана, который хочет истребить магию лишь для того, чтобы свободно обратить свою против нас, во время великой войны люди Древнего мира действительно пытались уничтожить магию. Всю магию. И шимы предназначались именно для этого — украсть магию из мира живых. Они были вызваны из Подземного мира — принадлежащего Владетелю мира смерти. Как объяснял Зедд, такая тварь, как только она выпущена из Подземного мира, не только уничтожит магию, но и таким путем уничтожит вообще все живое.
— Он еще сказал, что они с Энн могут с этим справиться, — буркнула Кэлен.
Ричард оглянулся.
— Тогда зачем они нам солгали? Почему он не доверился нам? Если он действительно способен с этим справиться, почему просто не сказать нам правду? — Он покачал головой. — Происходит что-то гораздо более серьезное.
Молчавшая все это время Дю Шайю нетерпеливо скрестила руки на груди.
— Наши мастера клинка запросто порубят на куски этих мерзких…
— Тс-с! — Ричард прижал палец к ее губам. — Не говори больше ни слова, Дю Шайю. Ты ничего в этом не понимаешь. И не представляешь, какие неприятности можешь учинить.
Убедившись, что Дю Шайю будет молчать, Ричард снова повернулся ко всем спиной и уставился на светлеющее небо на юго-востоке, там, где лежал Эйдиндрил. Ему надоело спорить. Он знал совершенно точно, что шимы на свободе. И ему надо было подумать, что с ними делать. А еще ему нужно было многое выяснить.
Он припомнил, что, когда отчаянно искал в дневнике Коло другие сведения, ему попадались куски, где Коло, помимо всего прочего, упоминал о шимах. Волшебники постоянно слали в замок Волшебника сообщения и доклады, где содержались сведения не только о шимах, но и о других, не менее страшных и потенциально катастрофических событиях.
Коло писал об этих сообщениях, во всяком случае, о тех, что посчитал интересными, значительными или любопытными, но не давал полной информации. Зачем ему было писать это в личном дневнике? Ричард сомневался, что Коло вообще полагал, будто кто-то посторонний станет читать его дневники. Так что он просто упоминал о полученных в очередном сообщении сведениях и давал краткую оценку. Поэтому Ричард мог почерпнуть оттуда лишь удручающе куцую информацию, да еще к тому же предвзятую.
Больше сведений Коло фиксировал, когда был напуган и, похоже, использовал дневник как способ обдумать возникшую задачу в попытках найти решение. Довольно долго он был напуган теми сведениями, что поступали в замок о шимах. Кое-где Коло фиксировал в дневнике то, что прочитал в докладах, будто чтобы оправдать свои страхи и спрятать от самого себя степень своей озабоченности.
Ричард помнил, что Коло упомянул волшебника, которого отправили, чтобы он разобрался с шимами. Андер. Кто-то там Андер. Полного имени Ричард не помнил.
Волшебник Андер гордо носил прозвище «Гора». Надо полагать, здоровенный был мужик. Впрочем, Коло его явно недолюбливал и в своем дневнике частенько называл «Шишкой на ровном месте». Из дневника Коло Ричард вынес впечатление, что этот Андер много о себе воображал.
Ричард отлично помнил, как в одном месте Коло возмущался, что люди не применяют как должно Пятое Правило Волшебника: учитывай то, что люди делают, а не только то, что говорят, ибо деяниями выявляется ложь.
Коло был явно в бешенстве, когда писал, что, не учитывая многие деяния, люди не применяют Пятое Правило к волшебнику Андеру, иначе давно бы поняли, что он блюдет интересы только себя, любимого, а вовсе не своего народа.
— Ты так и не сказал, что такое шимы, — нарушила размышления Ричарда Кара.
Порыв ветра раздул золотой плащ Ричарда, будто подталкивая вперед. Только вот куда? Вокруг летали жуки, в молодой траве стрекотали кузнечики. Далеко на западе отчетливо виднелась летящая клином на север стая гусей.
Когда на свадьбе всплыл вопрос о шимах, Ричард не придал им серьезного значения. Зедд тогда отмел их страхи, да к тому же мысли Ричарда тогда были совсем о другом.
Но позже, когда возле дома духов была убита курица, потом погиб Юни, а при приближении той куриной твари у Ричарда мороз пробегал по телу, а затем еще и Зедд добавил кое-каких сведений, растущая тревога вынудила Ричарда припомнить все, что ему известно о шимах. Прежде он просматривал дневник Коло в поисках других решений и не слишком обращал внимание на сведения о шимах, но все же усилием воли и при помощи почти постоянной сосредоточенности вспомнил довольно много.
— Шимы — древние существа, созданные в Подземном мире. Чтобы призвать их в мир живых, нужно прорвать Благодать. Будучи порождениями Подземного мира, они сотворены одной лишь Магией Ущерба и поэтому, едва появившись в мире живых, немедленно нарушают равновесие. Будучи полностью творениями Магии Ущерба, для существования в нашем мире они требуют Магии Приращения, ибо существование есть форма проявления Магии Приращения, и потому шимы, пока находятся здесь, высасывают магию из нашего мира.
Кару, которая мало что знала и понимала в магии, этот ответ явно запутал еще больше. Ричарду ее растерянность была вполне понятна. Он тоже мало что знал о волшебстве и сам не очень-то понимал то, о чем сам ей только что сказал. Он даже не был уверен, что эти сведения точны.
— Но как они это делают?
— Представь, что мир живых — это ведро воды. А шимы — дырка в ведре, которую только что открыли и через которую вытекает вода. Как только вся вода вытечет, ведро опустеет и рассохнется и перестанет быть пригодным к дальнейшему употреблению сосудом. Можно сказать, что оно отныне пустая раковина, лишь жалкое подобие того, чем была раньше. Само присутствие шимов здесь высасывает магию из мира живых, как дырка в ведре, но, чтобы привести их в этот мир, они были вызваны в виде существ. У них есть их собственные свойства. Они могут убивать. Будучи волшебными существами, они могут, если хотят, принимать облик того, кого убивают — курицы, например, — но при этом сохраняют свое истинное могущество. Когда я всадил в курицу стрелу, шим сбросил свой ложный облик. Настоящая же курица с самого начала валялась дохлой у стены. Шим лишь принял ее форму для маскировки, чтобы преследовать нас.
У Кары появилось не свойственное ей озабоченное выражение.
— Ты хочешь сказать, — она глянула на стоящих вокруг, — что шимом может оказаться кто угодно?
— Из того, что я понял, шимы — сотворенные магией существа, и у них нет души, поэтому они не могут принимать человеческий облик, только животный. По словам Зедда, верно и обратное: у Джегана есть душа, и поэтому он может проникать лишь в человеческий разум, ибо сноходцу требуется кто-то с душой. Когда волшебники создавали оружие из людей, у тех тварей, которых они творили, душа сохранялась. Именно поэтому ими можно было управлять — в какой-то степени, во всяком случае. Шимами же, как только они оказываются в мире живых, управлять невозможно. Это одна из причин, по которой они так опасны. С тем же успехом можно пытаться договориться с молнией.
— Ладно, — подняла Кара палец, как бы делая для себя заметку, — значит, человеком это быть не может. Отлично. — Она указала на небо. — Но не может ли один из этих жаворонков оказаться шимом?
Ричард поглядел на пролетавших птах.
— Думаю, да. Если он мог стать курицей, то наверняка может убить любое животное и принять его форму. Хотя особой необходимости в этом нет. С тем же успехом он может спрятаться в луже у твоих ног. — Ричард указал на влажную почву. — Один из них совершенно определенно предпочитает воду.
Кара глянула на лужу и отошла на шажок.
— Ты хочешь сказать, что тот шим, который убил Юни, прятался в воде? Охотился за ним?
Ричард бросил быстрый взгляд на Чандалена и кивнул.
— Шимы прячутся или поджидают в темных местах, — продолжил он. — Они каким-то образом перемещаются по кромкам предметов, вроде трещин в камнях или кромке воды. Во всяком случае, так полагают. Коло писал, что они скользят по кромке, там, где что-то встречается с нечто. Некоторые прячутся в огне и могут перемещаться на искрах.
Он покосился на Кэлен, вспомнив, как вспыхнул дом мертвых, где лежало тело Юни.
— Если они рассержены или обижены, то могут и сжечь что-то просто из вредности. Говорят, некоторые так прекрасны, что при одном взгляде на них у человека замирает дыхание. Навсегда. Они едва различимы, если только ты не привлечешь их внимание. Из дневника Коло следует, будто, как только жертва их видит, они принимают вид самого большого желания жертвы, и это желание неодолимо. Должно быть, именно так они соблазняют людей и влекут к смерти. Возможно, как раз это и произошло с Юни. Может, он увидел что-то столь чудесное, что побросал свое оружие, забыл обо всем, последовал за этим в воду, где и утонул. Другие же, наоборот, обожают внимание и любят, когда их боготворят. Полагаю, раз они пришли из Подземного мира, то разделяют страсть Владетеля к поклонению. Говорят, что некоторые шимы даже защищают тех, кто почитает их, но это весьма опасное дело. Коло говорит, что такое отношение их убаюкивает. Но если ты перестаешь поклоняться им, они тут же обрушиваются на тебя. Больше всего они любят охоту, она им никогда не надоедает. Они охотятся за людьми. И совершенно безжалостны. Больше всего они любят убивать огнем. Грубый перевод их названия с древнед’харианского означает «посланцы судьбы» или «посланцы смерти».
Дю Шайю молча сверкала глазами. Мастера меча бака-тау-мана по большей части умудрялись сохранять невозмутимый и расслабленный вид, но их позы чуть изменились, что не ускользнуло от взгляда Ричарда.
— Ладно, — вздохнула Кара, — общий смысл мы, кажется, уловили.
Чандален, внимательно слушавший рассказ, наконец заговорил:
— Но ты ведь не веришь в это, Мать-Исповедница? Ты веришь тому, что сказал Зедд, что это не эти самые посланцы смерти?
Кэлен, прежде чем ответить, посмотрела Ричарду в глаза и мягко сказала:
— Объяснения Зедда во многом схожи, и его версия с тем же успехом объясняет то, что произошло, и не менее опасна. Но существенная разница между ними в том, по словам Зедда, что когда мы доберемся до Эйдиндрила, то сможем покончить с этой бедой. Я вынуждена признать, что считаю правым Зедда. Я не верю, что это шимы.
— Мне бы очень хотелось, чтобы это было так — правда хотелось бы, — потому что, как ты говоришь, тогда, добравшись до Эйдиндрила, мы смогли бы этому противостоять, — произнес Ричард. — Но это шимы. Я думаю, Зедд просто хотел убрать нас подальше от опасности, пока он будет пытаться найти способ отправить шимов обратно в Подземный мир.
— Магистр Рал — магия против магии, — сказала Кара, обращаясь к Кэлен. — Он лучше знает. Он считает, что это шимы, значит, это шимы.
Раздраженно вздохнув, Кэлен отбросила волосы назад.
— Ричард, ты сам себя убедил, что это шимы. Говоря об этом с такой убежденностью, ты практически убедил Кару, в точности как убедил себя. Именно потому, что ты боишься, что это правда, ты уделяешь этому больше внимания, чем оно того заслуживает.
Она явно напоминала ему о Первом Правиле Волшебника, намекая, что он верит лжи.
Ричард взвесил степень решимости, светящейся в ее зеленых глазах. Ему нужна ее помощь. Он не может разбираться с этим в одиночку.
Наконец Ричард решил, что выбора у него нет. Попросив остальных подождать, он обнял Кэлен за плечи и отвел достаточно далеко, чтобы другие не слышали.
Ему необходимо, чтобы она поверила. Выбора у него не осталось.
Он должен ей сказать все.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:19 | Сообщение # 22

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 29
Кэлен охотно последовала за мужем, когда он повел ее по мокрой траве в сторонку от остальных. Она предпочитала продолжить спор наедине. Ричард, в свою очередь, тоже не хотел сообщать ей в присутствии других то, что должен сказать.
Краем глаза Ричард видел, что охотники Чандалена небрежно оперлись на свои копья, чьи наконечники были смочены ядом. Казалось, они лениво дожидаются, когда Ричард с Кэлен закончат беседу и вернутся к основной группе. Но Ричард отлично знал, что это лишь видимость. Он видел, что охотники стоят так, чтобы держать бака-тау-мана под присмотром. В конце концов, здесь ведь их земли, и, несмотря на то что они знают Ричарда, бака-тау-мана для них остаются чужаками.
Бака-тау-мана, в свою очередь, казались совершенно равнодушными к присутствию охотников Племени Тины. Мастера меча лениво переговаривались между собой, смотрели на застилавшие горизонт тучи, зевали, потягивались.
Когда Ричард с сестрой Верной впервые повстречался с мастерами меча, то спросил у нее, опасны ли они. Сестра Верна рассказала, что в юности видела, как мастер меча бака-бан-мана, оказавшийся в Танимуре, перебил человек пятьдесят полностью вооруженных солдат, прежде чем с ним совладали. Верна сказала, что они сражаются, как непобедимые духи, и некоторые их таковыми и считают.
Ричарду не хотелось, чтобы какое-то недоразумение спровоцировало бой между Племенем Тины и бака-тау-мана. И те, и другие были отличными воинами.
Кара не сводила ледяных глаз ни с тех, ни с других.
Наподобие трех сторон треугольника, Племя Тины, бака-тау-мана и Кара были едины. Все они, хотя и смотрели на мир по-разному, были связаны с Ричардом и Кэлен и служили общему делу. У всех были одни и те же ценности: семья, друзья, тяжелый труд, честность, долг, верность, свобода.
Кэлен ласково, но настойчиво коснулась его груди.
— Ричард, несмотря на те чувства, что обуревают меня в данный момент, я знаю, что сердце у тебя на месте, просто ты рассуждаешь неразумно. Ты — Искатель Истины и должен перестать настаивать на своей правоте и постараться увидеть истину. Мы можем противостоять магии сестер Тьмы и остановить Шнырка. Зедд с Энн уничтожат заклинание. Ну почему ты так упираешься?
— Кэлен, — тихо проговорил он, — эта псевдо-курица была шимом.
Она рассеянно потеребила висящий на тонкой цепочке темный камень.
— Ричард, ты знаешь, как я тебя люблю и верю в тебя, но в данном случае я почти готова…
— Кэлен, — снова проговорил он, вынуждая ее замолчать. Он знал, о чем она думает и что собирается сказать. И теперь хотел, чтобы она только слушала. Он подождал, пока ее глаза не сказали ему, что она готова слушать. — Ты призвала шимов в этот мир. Ты сделала это не нарочно и не для того, чтобы причинить зло. Думать иначе и в голову никому не придет. Ты сделала это, чтобы спасти меня. Я умирал и нуждался в твоей помощи, так что отчасти я тоже принимал в этом участие. Не сделай я того, что сделал, тебе не было бы необходимости делать то, что сделала ты.
— Ну да, и не забудь помянуть наших предков. Не плоди они детей, мы бы не родились и не совершили наших преступлений. Полагаю, их ты тоже учтешь?
Облизнув губы, Ричард нежно взял ее за плечи.
— Я просто хотел сказать, что все это началось с того, что ты помогла мне. Но это никоим образом не делает тебя виноватой хоть в чем-то. Ты должна это понять. Однако из-за того, что ты произнесла слова, завершившие заклинание, ты невольно стала ответственной за дальнейшее. Ты привела шимов в этот мир. По какой-то причине Зедд не хотел, чтобы мы об этом знали. Мне очень жаль, что он не сказал нам правды, но тем не менее он этого не сделал. Уверен, у него были на то веские причины, во всяком случае, кажущиеся ему таковыми, иначе он не стал бы нам лгать. Может, они и действительно веские.
Кэлен, прикрыв глаза, потерла пальцами лоб, молясь о терпении.
— Ричард, я согласна, что есть некоторые странности в поведении Зедда и вопросы, на которые еще предстоит получить ответ, но это вовсе не означает, что мы должны искать иной ответ лишь ради того, чтобы его иметь. Зедд — Волшебник первого ранга, и мы должны верить тому, что он сказал, и выполнить его просьбу.
Ричард погладил ее по щеке. Ему очень хотелось оказаться с ней наедине, совсем наедине, чтобы он мог загладить свою дурацкую забывчивость. Ему страшно не хотелось говорить то, что он намеревался сказать, но выхода не было.
— Пожалуйста, Кэлен, сначала выслушай, а уж потом решай, ладно? Мне бы очень хотелось ошибаться, честное слово. Но ты послушай, а потом реши сама. Когда охотники Племени Тины охраняли нас в доме духов, шимы бродили вокруг. Один из них убил курицу. Просто потому, что им нравится убивать. Юни, услышав шум, как услышал я, прибежал посмотреть, в чем дело, но ничего не нашел. Тогда он обругал убийцу, чтобы вынудить того показаться. Тот показался и убил Юни за то, что он его оскорбил.
— Я тоже обругала ту куриную тварь, так почему же она меня-то не убила? — Кэлен устало потерла глаза. — Скажи мне, Ричард. Почему она не убила меня?
Он некоторое время смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, собираясь с духом.
— Шим сказал тебе почему, Кэлен.
— Что?! — подскочила она. — Что ты несешь?!
— Эта куриная тварь — никакой не Шнырк. Это шим, и он вовсе не называл тебя «Мать-Исповедница». Это был шим. И сказал именно то, что хотел сказать. Он назвал тебя «Мать».
Кэлен изумленно смотрела на него.
— Они уважают тебя, — продолжил Ричард. — В определенной степени, во всяком случае. Потому что ты призвала их в мир живых. Ты дала им жизнь. И они считают тебя той, кто дал им жизнь, матерью. Ты лишь предположила, что куриный монстр собирался добавить «Исповедница», когда назвал тебя матерью, потому что ты привыкла к такому обращению. Но шим вовсе не собирался называть твой титул, Кэлен. Он обратился к тебе именно так, как хотел, — «мать».
Ричард почти зримо видел, как правдивость его слов прорывает тщательно выстроенную ею крепость рационализма. Иногда истину чуешь нутром, и тогда уже прятаться от нее не получается никак.
Глаза Кэлен наполнились слезами.
Она крепко прижалась к нему, ища убежища в его надежных объятиях. Всхлипнув, она сердито вытерла вытекшую слезу.
— Думаю, только это тебя и спасло, — тихо сказал Ричард, покрепче ее обнимая. — Но мне бы не хотелось еще раз доверять твою жизнь их милосердию.
— Мы должны их остановить, — шмыгнула носом Кэлен. — Добрые духи, нам необходимо их остановить!
— Знаю.
— Ты знаешь, что надо делать? — спросила Кэлен. — Имеешь хоть какое-нибудь представление, как отправить их обратно в мир смерти?
— Пока нет. Чтобы найти решение, надо признать существование задачи. Полагаю, это мы теперь сделали?
Кэлен кивнула, утирая слезы. Решимость высушила глаза так же быстро, как осознание истины вызвало слезы.
— А почему шимы околачивались у дома духов?
Во время их брачной ночи, когда они предавались любви, нечто на улице порождало смерть. От одной мысли об этом Ричарду становилось дурно.
— Не знаю. Может, шимы хотели быть поближе к тебе.
Кэлен лишь кивнула. Она поняла. Поближе к матери.
Ричард вспомнил побледневшее лицо Кэлен, когда Ниссел принесла в дом мертвых мертворожденного младенца. Ребенок родился мертвым из-за шимов. И это было лишь началом.
— Что такое Черная Благодать? Ты упоминал о ней вчера, когда мы пришли к Зедду с Энн.
— Большая часть сведений о шимах почерпнута из одного — чуть ли не первого — сообщения о них. Коло был так перепуган, что написал об этом гораздо больше, чем обычно. В конце сообщения, что он цитирует, сказано: «Запомни хорошенько мои слова: опасайся шимов и в случае острой необходимости на голой земле трижды нарисуй песком, солью и кровью Черную Благодать».
— И что это значит?
— Понятия не имею. Я надеялся, что Зедд или Энн могут знать. Зедд знает все о Благодати. И я думал, что об этой он тоже знает.
— Как по-твоему, эта Черная Благодать остановит шимов?
— Я просто не знаю, Кэлен. Хотя мне приходило в голову, что, возможно, это отчаянный совет совершить самоубийство.
Кэлен рассеянно кивнула, размышляя над записями Коло.
— Вполне могу понять, если это совет покончить с собой. Я чувствовала исходящее от шима зло, — сказала она, уставясь в пространство. — Когда я была в доме, где Племя Тины готовит покойников к похоронам, и эта куриная тварь — шим — была там тоже, я чувствовала исходящее от нее зло. О духи, это было ужасно! Оно выклевывало Юни глаза. Хотя он уже был мертв, оно все равно хотело выклевать ему глаза.
— Знаю. — Ричард снова привлек ее к себе.
— Вчера у Зедда с Энн, — Кэлен чуть отодвинулась, окрыленная надеждой, — ты сказал, что Коло пишет, будто сначала они сильно встревожились, но после проверки выяснили, что шимы — не слишком сложное оружие и с ними легко справится.
— Да, но Коло лишь мельком отметил, что в замке Волшебника успокоились, обнаружив, что это не такая уж большая беда, как они сперва думали. Но не упомянул, каким образом с ней справились. Написал только, что они отрядили волшебника по прозвищу Гора разобраться с ними. Что он и сделал.
— Ты не знаешь, есть ли какое-нибудь оружие против них? Юни был вооружен до зубов, и толку ему от этого не было ровным счетом никакого, но, возможно, какое-то оружие имеется?
— Коло ничего не говорит об этом. Стрелы ту куриную тварь не убили, и огонь им тоже не вредит. Однако Зедд сильно настаивал, чтобы я забрал из замка Меч Истины. Хоть он и соврал насчет Шнырка, но, возможно, лишь для того, чтобы убрать нас подальше от опасности. Однако сомневаюсь, что он солгал насчет меча. Он хотел, чтобы я его взял, и сказал, что, возможно, это единственная магия, которая сможет нас защитить. В этом я ему вполне верю.
— Почему, по-твоему, та куриная тварь от тебя удрала? Я хочу сказать, если шимы считают меня своей матерью и не желают мне зла, это их некоторое уважение ко мне я могу понять, но раз они так могущественны, то почему удирают от тебя? Ты лишь выпустил в шима стрелу. А стрелы, по твоим словам, не могут их убить. Так почему же он удрал?
Ричард отбросил волосы со лба.
— Я и сам размышлял об этом. Единственный вывод, к которому я пришел, это что они порождения Магии Ущерба, а я единственный за несколько тысячелетий, кто от рождения владеет Магией Ущерба. Может, они боятся, что Магия Ущерба способна их одолеть. Возможно, так и есть. Во всяком случае, надеюсь.
— А огонь? Тот единственный свадебный костер, что еще горел и который ты затоптал? Это ведь был один из шимов, верно?
Ричарду было крайне неприятно, что шим находился в их свадебном костре. Это был своего рода вызов.
— Да. Сентраши, второй шим. В переводе означает «огонь». Первый, Реехани, означает «вода», а третий, Вази, — «воздух».
— Но ты загасил огонь. И шим ничего не сделал, чтобы тебе помешать. Раз уж они убили Юни за то, что он их оскорбил, то на тебя-то за это они точно должны были разозлиться. И куриная тварь от тебя сбежала.
— Да не знаю я, Кэлен! Нет у меня ответа.
Некоторое время она колебалась, глядя ему в глаза.
— Может, они не тронули тебя потому же, почему не тронули меня?
— Меня они тоже считают своей матерью?
— Отцом, — сообщила Кэлен, машинально поглаживая камешек на шее. — Я произнесла заклинание, чтобы сохранить тебе жизнь, не дать тебе перейти в мир мертвых. Заклинание вызвало шимов, потому что они из мира мертвых и в их власти не дать тебе пересечь черту. Возможно, поскольку мы замешаны в этом оба, они считают нас своими родителями.
Ричард глубоко вздохнул.
— Не исключено. Я не утверждаю, что так оно и есть, но когда я рядом с ними, то чувствую, что за этим кроется что-то большее, нечто, от чего у меня волосы дыбом становятся.
— Что именно?
— Каждый раз, как они оказываются рядом со мной, я ощущаю обуревающие их жажду чего-то и чудовищное вожделение.
Кэлен потерла руки, вздрогнув от мысли, что столь чудовищное зло — где-то поблизости. Невеселая ироническая улыбка искривила ее губы.
— Шота всегда говорила, что мы с тобой породим чудовище.
— Когда-нибудь, Кэлен. — Ричард взял ее лицо в ладони. — Когда-нибудь.
Боясь расплакаться, Кэлен отвернулась от него и уставилась вдаль. Совладав с голосом, она заговорила.
— Раз магия исчезает, то по крайней мере и Джеган лишится ее помощи. Он управляет колдуньями и волшебниками, чтобы те помогали его полчищам. Если он больше не сможет этого, то хоть какая-то польза от всей этой истории есть. Он направил одного из этих волшебников, чтобы убить нас. И одну из сестер Света, чтобы притащить чуму из Храма Ветров. Если из-за шимов магия исчезает, то и у Джегана она исчезнет тоже.
Ричард закусил губу.
— Я как раз об этом и думал. Если та куриная тварь испугалась меня из-за того, что я обладаю Магией Ущерба, то Джеган вполне может потерять контроль над теми, кто обладает магией, но…
— Добрые духи! — прошептала Кэлен, повернувшись к нему. — Сестры Тьмы! Может, они не с рождения владеют Магией Ущерба, но умеют ею пользоваться.
Ричард нехотя кивнул.
— Боюсь, что у Джегана все еще остаются сестры Тьмы. И их магия будет действовать.
— Значит, наша единственная надежда на Зедда с Энн. Будем надеяться, что они смогут остановить шимов.
Ричард не смог выдавить из себя улыбки.
— Каким образом? Ни один из них не может пользоваться Магией Ущерба. Их магические способности исчезнут, как и все остальное. Они станут столь же беспомощны, как тот мертворожденный ребенок. Я уверен, что они из деревни уехали, только вот куда?
Кэлен одарила его взглядом Матери-Исповедницы.
— Вспомни ты вовремя о своей первой жене, Ричард, мы могли бы сказать Зедду. Возможно, это имело бы значение. Теперь этот шанс для нас упущен. Ты выбрал очень неподходящее время для забывчивости.
Ричард хотел с ней поспорить, доказать, что это не имеет ровным счетом никакого значения, сказать, что она ошибается, но не смог. Она не ошибалась. Зедд отправился в одиночку сражаться с шимами. Ричард прикинул, не вернуться ли им обратно и не последовать ли за дедом.
Кэлен наконец взяла его за руку и, ободряюще потрепав по плечу, повела обратно. Держа голову прямо, она шла с невозмутимым и властным выражением Матери-Исповедницы.
— Мы пока не знаем, что с этим делать, — провозгласила Кэлен, — но я полностью уверена — в наш мир пришли шимы.
Глава 30
Специально для охотников Кэлен повторила свои слова на языке Племени Тины. Ричарду очень хотелось, чтобы права оказалась она и угрожал бы им Шнырк, а не шимы. На Шнырка у них управа имелась.
Сообщение Кэлен по вполне понятным причинам никого не оставило равнодушным, особенно если учесть, что она, столь рьяно отстаивавшая мнение, что это Шнырк, теперь вдруг резко переменила позицию, заявив, что нисколько не сомневается: миру угрожают именно шимы, и никто иной.
После этого ее заявления ни у кого не осталось сомнений. Казалось, после слов Кэлен мир изменился для всех.
Над равниной повисла тревожная тишина.
Ричарду требовалось срочно решить, что делать дальше, но никаких догадок не возникало. Он даже не представлял, с чего начать. Только теперь он понял, что нужно ему было сделать, когда имелась возможность. Но он тогда был так озабочен нависшей угрозой, что ни на что не обращал внимания.
Далеко же он убрел от родных лесов. Он страстно желал снова оказаться там. По крайней мере в бытность свою лесным проводником он никогда не блуждал и точно знал, по какому пути идет.
Ричард обратился к темноволосой мудрой женщине бака-тау-мана:
— Зачем вы проделали весь этот путь, Дю Шайю? Что вы тут делаете?
— Ага! — протянула Дю Шайю, с подчеркнутой тщательностью складывая руки на груди. — Теперь Кахарин желает, чтобы я говорила!
Женщина просто кипела от возмущения. Ричард не очень понимал причины ее настроения, да это, если честно его, нисколько не волновало.
— Да. Зачем вы пришли?
— Мы шли много дней. Путешествие было тяжелым. Мы похоронили некоторых из тех, кто вышел с нами. Нам пришлось с боем прорываться по враждебным местам. Мы пролили кровь многих, чтобы добраться до тебя. Мы оставили наши семьи и любимых, чтобы доставить нашему Кахарину предупреждение. Мы шли без пищи и сна, испытывая неудобства и лишения. Мы пережили ночи, когда все мы плакали, боясь неизвестности и тоскуя по родине. Я шла с ребенком, которого Кахарин попросил меня выносить, когда я собиралась пойти к травнице и убить его. Вытравить вместе с мерзкими воспоминаниями, с ним связанными. А Кахарин даже не соизволил заметить, что я почтила его просьбу и приняла на себя ответственность за это дитя. Кахарин даже не понял, что каждый день этот ребенок, которого он попросил меня выносить, напоминает мне о времени, которое я провела, прикованная цепью к стене у этих вонючих маженди. Напоминает о том, каким образом я забеременела. Напоминает обо всех мужиках, что использовали меня и смеялись надо мной. Напоминает о том, что я тогда каждый день ждала, что этот день станет последним и меня зарежут и принесут в жертву. Напоминает о том, как я оплакивала своих собственных детей, которые останутся без матери, рыдала, что больше никогда не увижу их милые смеющиеся мордашки и не порадуюсь тому, как они растут. Но я почтила пожелания Кахарина и вынашиваю ребенка этих псов, потому что Кахарин попросил меня об этом. Кахарин же уделяет своему народу, проделавшему столь долгий путь, лишь толику внимания, будто мы какие-нибудь блохи. Он не спрашивает, как идут дела у нас на родине. Он даже не предлагает нам сесть с ним, чтобы мы могли порадоваться тому, что наконец вместе. Он не спрашивает, довольны ли мы. Не спрашивает, не голодны ли мы, не хотим ли пить. Он лишь вопит и доказывает, что мы вовсе не его народ, потому что не знает наши древние законы, по которым мы жили многие века, и отметает некоторые священные законы лишь потому, что его им не учили, будто по одной только этой причине они не важны. Согласно этим законам, многие пожертвовали жизнью, чтобы благодаря им он кое-чему выучился и смог прожить еще один день. Он думает о своем народе не больше, чем о грязи под ногами. Он без раздумья отбрасывает дарованную ему по нашим законам жену. Он обращается со своей законной женой, как с тварью последней, вспоминая о ней, лишь когда понадобится. Древние законы обещали нам Кахарина. Признаю, что они вовсе не обещали такого, что станет почитать свой народ и его обычаи и законы, объединившие нас, хотя, по моему мнению, любой нормальный человек почтил бы тех, кто так много выстрадал ради него. Я пережила гибель моих мужей от твоей руки и оплакивала их подальше от твоих глаз, чтобы ты не страдал от этого. Мои дети храбро пережили смерть своих отцов, павших от твоей руки. Они плакали по ночам, тоскуя о мужчине, что целовал их на ночь и желал добрых снов. А ты даже не потрудился поинтересоваться, каково мне без моих мужей, которых мы с детьми нежно любили, не поинтересовался ты и как пережили потерю мои дети. Ты не спросил, как жилось мне без моего нового мужа, данного мне согласно нашим законам, пока он носился где-то в поисках других жен. Тебе настолько наплевать на меня, что ты даже не соизволил упомянуть о моем существовании своей новой жене.
Дю Шайю возмущенно вздернула подбородок.
— А теперь, значит, мне дозволено слово молвить? Теперь, значит, ты желаешь услышать, что я хочу сказать после столь долгого и трудного пути? Теперь, значит, желаешь узнать, есть ли мне что сказать достойного твоего высокородного слуха?
Дю Шайю плюнула Ричарду под ноги.
— Мне стыдно за тебя! — И повернулась к нему спиной.
Ричард уставился ей в затылок. Мастера меча смотрели кто куда, делая вид, что они глухие и слепые и вообще их тут нет.
— Дю Шайю! — Ричард и сам начал потихоньку закипать. — Не сваливай на меня смерть этих людей! Я сделал все, что мог, чтобы избежать схватки. И тебе это прекрасно известно. Я умолял тебя прекратить это. Ты могла это сделать, но даже не попыталась остановить их. Я был вынужден сделать то, что сделал. Ты отлично знаешь, что у меня не было выбора.
— У тебя был выбор! — сверкнула она глазами, полуобернувшись. — Ты мог предпочесть умереть, а не убивать. В благодарность за то, что ты для меня сделал, за то, что спас меня от маженди, я пообещала тебе, что если не будешь сопротивляться, то умрешь быстро. И тогда потеряна была бы лишь одна твоя жизнь, а не тридцати человек. Раз уж ты такой благородный и так радеешь за сохранение жизней, тебе следовало пожертвовать собой.
Ричард, скрипнув зубами, потряс пальцем.
— Ты натравила на меня своих людей и надеялась притом, что я просто позволю себя убить и не стану сопротивляться? Дай я тогда себя убить, смертям бы не было конца! Ты отлично знаешь, что я принес вам мир, который сохранил гораздо больше жизней! А во всем остальном, что происходит, ты не понимаешь вообще ничего!
— Ты ошибаешься, муж мой, — фыркнула Дю Шайю. — Я понимаю гораздо больше, чем тебе хотелось бы.
— Магистр Рал, — возвела Кара очи горе, — вам действительно нужно научиться больше уважать ваших жен, иначе у вас дома не будет ни минуты покоя. — И продолжила чуть слышно краешком губ, шагнув вперед: — Дайте мне с ней поговорить как женщине с женщиной. Посмотрим, не смогу ли я утрясти для вас это дело.
Подцепив Дю Шайю под руку, Кара отвела ее в сторонку для приватного разговора. Шесть мечей выскочили из ножен. В мгновение ока мастера меча двинулись вперед, перебрасывая вращающиеся мечи из одной руки в другую. Свистящие клинки сверкали на солнце.
Охотники Племени Тины шагнули им наперерез. В считанные мгновения спокойные равнины превратились в поле битвы.
— Всем стоять! — рявкнул Ричард, подняв руку.
Он встал перед Карой с Дю Шайю, перекрывая воинам путь.
— Кара, отпусти ее. Она — их мудрая женщина. К ней нельзя прикасаться. Тысячелетиями людей бака-тау-мана уничтожали и приносили в жертву маженди. И по вполне понятной причине бака-тау-мана выходят из себя, когда к ним прикасаются чужаки.
Кара немедленно выпустила руку Дю Шайю, но из обеих групп воинов ни одна не желала отступить первой. У охотников Племени Тины внезапно на их землях появились враждебные чужаки. У мастеров меча вдруг появились противники, готовые напасть на них за то, что они защищают свою мудрую женщину. В столь накаленной обстановке легко могло произойти такое, что кто-нибудь один мог сорваться и напасть первым, а уж трупы начать считать потом.
— Слушайте меня! Вы все! — снова гаркнул Ричард.
Рукой он нашарил на шее Дю Шайю кожаный шнурок, надеясь, что это именно то, что он ищет.
Глаза охотников расширились, когда Ричард вытащил вещицу на свет и они увидели болтающийся на шнурке свисток Птичьего Человека.
— Это свисток, что мне подарил Птичий Человек. — Краем глаза поглядев на Кэлен, он шепотом велел ей переводить. Кэлен немедленно заговорила на языке Племени Тины, а Ричард продолжил:
— Вы помните, что Птичий Человек дал мне его в знак мира. Эта женщина, Дю Шайю, защитница своего племени. В честь Птичьего Человека и во исполнение его мечты о мире я отдал этот свисток ей, чтобы она могла призвать птиц склевать посевы ее врагов. Когда ее враги испугались, что у них не будет зерна и им грозит голод, они в конце концов согласились на мир. Впервые за все времена между этими племенами воцарился мир, и все они обязаны этим свистку, подаренному Птичьим Человеком. Бака-тау-мана в огромном долгу перед Племенем Тины. Племя Тины тоже в долгу перед бака-тау-мана за то, что они чтят этот дар и используют так, как того и хотело Племя Тины: чтобы нести мир, а не войну. Племя Тины должно гордится тем, что бака-тау-мана доверил подарку Племени Тины принести мир и безопасность их семьям. Оба ваши племени — друзья.
Никто из воинов не пошевелился, обдумывая слова Ричарда. Наконец Джиаан убрал меч за спину и распахнул рубашку на груди, подставив обнаженную грудь Чандалену.
— Мы благодарны тебе и твоему народу за мир и безопасность, что принес нам ваш обладающий могучим волшебством подарок. Мы не станем с вами биться. Если вы хотите взять обратно мир, что подарили нам, можете пронзить наши сердца. Мы не станем драться с такими великими миротворцами, как Племя Тины.
Чандален убрал копье и упер тупым концом в землю.
— Ричард-С-Характером говорит правду. Мы рады, что ваш народ использовал наш подарок как должно — чтобы принести мир. Добро пожаловать на нашу землю. Здесь вам ничто не грозит.
Активно жестикулируя, Чандален отдал приказ своим охотникам. Когда все воины успокоились, Ричард тихонько выдохнул и мысленно возблагодарил добрых духов за помощь.
Кэлен взяла Дю Шайю за руку и решительно заявила:
— Я сама поговорю с Дю Шайю!
Мастерам меча бака-тау-мана это явно не понравилось, но они не знали, что делать. Ричарду предложение Кэлен тоже не пришлось по душе: беседа запросто могла вылиться в новую войну.
Однако он, хоть и весьма неохотно, решил, что пусть уж лучше Кэлен поступает как ей угодно и поговорит с Дю Шайю. К тому же выражение лица Кэлен явственно говорило, что не ему решать. Ричард повернулся к мастерам меча:
— Кэлен, моя жена, — Мать-Исповедница и вождь всех народов Нового мира. Ее следует уважать так же, как нашу мудрую женщину. Даю вам слово Кахарина, что Мать-Исповедница не причинит Дю Шайю зла. Если я вам солгу, можете считать, что моя жизнь принадлежит вам.
Мужчины кивком выразили свое согласие. Ричард не знал, кто в их глазах главней — он или Дю Шайю, но его спокойный и решительный тон снял все возражения. А еще он знал, что, помимо всего прочего, эти люди уважают его не только потому, что он убил тридцать мастеров меча, а потому что он сделал нечто гораздо более важное: вернул им земли предков.
Ричард стоял плечом к плечу с Карой и наблюдал, как Кэлен уводит Дю Шайю подальше в высокую траву. На травинках еще блестели капли прошедшего утром дождя, оставившего на равнине лужицы.
— Лорд Рал, — тихонько спросила Кара, — вы считаете, что это мудро?
— Я доверяю мнению Кэлен. У нас крупные неприятности. И мы не можем терять время.
Кара довольно долго размышляла, катая в пальцах эйджил.
— Лорд Рал, раз магия исчезает, то ваша исчезает тоже?
— Будем надеяться, что нет.
Он подошел к мастерам меча. Кара шла рядом. Хотя Ричард узнал нескольких из них, но по имени знал лишь одного.
— Джиаан, Дю Шайю сказала, что некоторые из вас умерли по пути сюда.
Джиаан убрал меч в ножны.
— Трое.
— В бою?
Меченосец несколько растерянно отбросил со лба темные волосы.
— Один. С остальными двумя… произошел несчастный случай.
— Связанный с водой или огнем?
Джиаан тяжело вздохнул.
— С водой нет, но один упал в костер, когда стоял на часах. Он сгорел раньше, чем мы успели сообразить, что происходит. Тогда мы подумали, что он, должно быть, при падении ударился головой. Но судя по тому, что ты тут рассказал, возможно, это не так. Могли эти шимы убить его?
Ричард кивнул. Он с горечью прошептал имя одного из этих посланцев смерти — Сентраши, шим огня.
— Ну а третий?
Джиаан переступил с ноги на ногу.
— Когда мы шли по перевалу, он вдруг решил, что умеет летать.
— Летать?
Джиаан кивнул:
— Только вот летать он умел, как тот булыжник.
— Может, он просто оступился и упал?
— Я видел его лицо, перед тем как он решил полетать. Он улыбался так же, как улыбался, когда впервые увидел нашу родину.
И снова Ричард горько прошептал имя третьего шима. Три шима — Реехани, Сентраши и Вази — вода, огонь и воздух — взяли еще жизни.
— В Племени Тины шимы тоже убили людей. Я надеялся, что они только здесь, где находимся мы с Кэлен, но, судя по всему, в другие места они тоже поспели.
Ричард увидел, как за спиной мастеров меча охотники Чандалена притаптывают траву, готовясь развести костер, чтобы разделить трапезу с новыми друзьями.
— Чандален! — Охотник поднял голову. — Не разводите огня!
Ричард рысцой подбежал к Чандалену и его охотникам.
— А в чем дело? — поинтересовался Чандален. — Почему ты не хочешь, чтобы мы развели костер? Поскольку мы тут застряли, то хотим приготовить поесть и разделить со всеми нашу трапезу.
— Понимаешь, — почесал бровь Ричард, — злой дух, что убил Юни, может находить людей с помощью огня или воды. Мне очень жаль, но до поры до времени вам придется жить без огня. Если вы будете разводить огонь, злые духи могут убить твой народ.
— Ты уверен?
— Эти люди, — Ричард положил руку на плечо Джиаана, — такие же сильные, как Племя Тины. По пути сюда один из них был убит злым духом из костра.
Джиаан кивком подтвердил, что так оно и было.
— Не успели мы сообразить, как он уже полыхал, как факел, — сказал Джиаан. — Он был сильным и храбрым человеком. Его нельзя было захватить врасплох, но мы не услышали от него ни звука до самой его смерти.
Чандален, огорченно поиграв желваками, оглядел простиравшиеся вокруг равнины, затем снова посмотрел на Ричарда.
— Но если у нас не будет огня, как мы будем есть? Мы должны печь лепешки из тавы и готовить пищу. Мы не можем есть сырое мясо и зерно. А женщины на огне обжигают посуду, а мужчины пользуются огнем, чтобы делать оружие. Как мы будем жить?
Ричард огорченно вздохнул.
— Не знаю, Чандален. Я совершенно уверен лишь в том, что огонь может снова привлечь злых духов. Шимов. И просто сообщаю тебе единственный известный мне способ уберечь твой народ. Полагаю, вам все же придется разводить огонь, только нужно постоянно помнить о таящейся в нем опасности. Если все будут знать об этом, то, возможно, при необходимости вы и сможете пользоваться огнем.
— И нам нельзя пить, поскольку приближаться к воде опасно?
— Увы, ответа у меня нет, Чандален. — Ричард устало провел ладонью по лицу. — Я только знаю, что вода, огонь и высота опасны. Шимы умеют с их помощью убивать людей. И чем дальше мы станем от них держаться, тем для нас лучше.
— Но, исходя из твоих слов, даже если мы все сделаем, как ты говоришь, шимы все равно будут убивать.
— У меня нет ответов, Чандален. Я пытаюсь рассказать тебе все, что мне известно, чтобы ты смог по возможности уберечь своих людей. Однако могут существовать и другие опасности, о которых я даже не знаю.
Чандален, подбоченясь, посмотрел на принадлежащие его народу равнины. Играя желваками, он размышлял о чем-то. Ричард мог только гадать о ходе мыслей охотника. Он терпеливо ждал, когда Чандален заговорит.
— Это правда, что родившийся мертвым ребенок умер из-за того, что шимы пришли в наш мир? — нарушил наконец молчание Чандален.
— Мне очень жаль, Чандален, но я считаю, что да.
Темный пронзительный взгляд охотника встретился с серыми глазами Ричарда.
— А как эти злые духи вообще оказались в нашем мире?
Ричард коснулся языком уголков губ.
— Я полагаю, что Кэлен, чтобы спасти мне жизнь, сама не зная того, невольно призвала их с помощью магии. Поскольку к ним прибегли, чтобы спасти мне жизнь, то это по моей вине они здесь.
Чандален поразмыслил над признанием Ричарда.
— Мать-Исповедница ни за что бы не помыслила зла. И ты тоже. И все же из-за вас посланцы смерти здесь?
Тон Чандалена сменился с тревожного и озабоченного на властный. В конце концов, он ведь теперь старейшина. И его ответственность за благополучие своего народа гораздо больше, чем у простого охотника.
Примерно так, как охотники Племени Тины и меченосцы бака-тау-мана, очень похожие по своему мировоззрению, чуть было не передрались между собой, отношения между Ричардом и Чандаленом в свое время тоже были весьма напряженными. К счастью, оба вовремя поняли, что у них гораздо больше общего, чем поводов для разногласий.
Ричард посмотрел на остатки туч на горизонте и светлую полосу дождя.
— Боюсь, что так. Добавлю еще, что я по небрежности не вспомнил очень ценные для Зедда сведения, когда была такая возможность. А теперь он уже уехал в поисках шимов.
Чандален снова, прежде чем заговорить, тщательно взвесил слова Ричарда.
— Вы — из Племени Тины и оба сражались, чтобы защитить нас. Мы знаем, что вы оба не хотели призвать шимов и причинить зло. — Чандален гордо выпрямился — росточком он даже не дотягивал Ричарду до плеча — и произнес: — Мы знаем, что вы с Матерью-Исповедницей оба сделаете все необходимое, чтобы поправить дело.
Ричард отлично понимал кодекс чести, долга и ответственности, по которому жил этот человек.
Хотя они с Чандаленом были представителями совершенно различных народов с очень разной культурой, Ричард рос во многих смыслах в соответствии с таким же, как у Чандалена, кодексом чести. Возможно, подумал он, не такие уж они и разные. Может, они по-разному одеваются, но у них одинаковые чаяния, стремления и желания. И опасения у них тоже одни и те же.
Не только отчим Ричарда, но и Зедд учили его многому из того, чему учило Чандалена его племя. Если ты совершил проступок, не важно, по каким причинам, то должен сам все исправить наилучшим образом.
Ты можешь испугаться, это понятно, никто и не ждет от тебя бесстрашия, но самое худшее, что ты можешь сделать, — убежать от учиненных тобою бед. Не важно, что ты оступился случайно, ты не пытался отрицать свою вину. Ты не сбежал. Ты сделал все необходимое, чтобы поправить дело.
Это из-за Ричарда шимы вырвались в этот мир. То, что сделала Кэлен, чтобы спасти ему жизнь, уже стоило другим жизней. Она тоже не дрогнет и пойдет на все, чтобы остановить шимов. Это даже не подлежит обсуждению.
— Даю тебе слово, старейшина Чандален, что не будет мне отдыха, пока Племени Тины и всем остальным угрожают шимы. Я не успокоюсь, пока не отправлю шимов в Подземный мир, где им и место. Или умру, пытаясь это сделать.
На губах Чандалена мелькнула теплая, преисполненная гордости улыбка.
— Я знал, что мне не придется напоминать тебе о данном тобой обещании всегда защищать наш народ, но мне приятно слышать из твоих уст, что ты не забыл своей клятвы.
И к удивлению Ричарда отвесил ему оплеуху.
— Силы Ричарду-С-Характером. Пусть его кипящая ярость будет направлена на наших врагов.
Ричард, потирая челюсть, повернулся и увидел, что Кэлен с Дю Шайю возвращаются.
— Для лесного проводника у тебя просто талант влипать в кучу неприятностей, — прокомментировала Кара. — Как по-твоему, после их беседы у тебя осталась хотя бы одна жена?
Ричард понимал, что Кара откровенно над ним подтрунивает в свойственной ей странной манере, пытаясь поднять ему настроение.
— Одна, я надеюсь.
— Ну а если нет, — хихикнула Кара, — то всегда останемся мы с тобой.
— Место жены уже занято, премного благодарен. — Ричард двинулся к женщинам.
Кэлен с Дю Шайю бок о бок шли по траве. Лица обеих были совершенно бесстрастными. Что ж, по крайней мере крови не видно.
— Твоя другая жена уговорила меня поговорить с тобой, — заявила Дю Шайю подошедшему Ричарду. — Тебе повезло, что у тебя есть мы обе, — добавила она.
Ричард счел за благо прикусить язык, дабы с него не сорвались неуместные комментарии.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:20 | Сообщение # 23

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 31
Дю Шайю подошла к своим меченосцам — судя по всему, чтобы приказать им сесть и отдохнуть, пока она будет беседовать с Кахарином. Кэлен ткнула Ричарда пальцем под ребра, подталкивая к мешкам.
— Принеси Дю Шайю подстилку, чтобы она могла сесть, — тихонько прошептала она.
— Зачем ей наша? У них есть их собственные подстилки. К тому же ей вовсе не нужна подстилка, чтобы поговорить со мной.
Кэлен снова ткнула его в ребра.
— Просто пойди и принеси, — прошипела она. — На тот случай, если ты не заметил, эта женщина беременна, и ей неплохо отдохнуть.
— Ну, это все равно не значит…
— Ричард! — рявкнула Кэлен, потеряв терпение. — Если хочешь заставить кого-то подчиниться твоей воле, это гораздо проще сделать, когда даешь человеку возможность одержать небольшую победу, чтобы он мог сохранить лицо. Хочешь, я сама принесу ей подстилку?
— Ну, тогда ладно. Думаю…
— Вот видишь? Ты только что это доказал. И ты принесешь подстилку.
— Значит, Дю Шайю одержит маленькую победу, а я — нет?
— Ты взрослый мальчик. Цена, запрошенная Дю Шайю, — подстилка, на которой она будет сидеть, рассказывая тебе, почему они здесь. Цена совершенно мизерная. Ей стоит продолжать уже выигранную войну лишь для того, чтобы окончательно унизить и растоптать противника.
— Но она…
— Знаю. Дю Шайю перешла все границы, сказав тебе то, что сказала. Ты это знаешь, я знаю, и она знает. Но она была оскорблена в лучших чувствах, и отчасти по делу. Всем нам свойственно ошибаться. Она не понимает размеров опасности, с которой мы столкнулись. Она согласилась помириться ценой нашей подстилки, на которой будет сидеть. Она всего лишь хочет, чтобы ты проявил к ней уважение. Ничего с тобой не сделается, если ты немножко ей подыграешь.
Они подошли к мешкам, и Ричард оглянулся. Дю Шайю еще разговаривала с мастерами меча.
— Ты ей угрожала? — тихонько спросил он, доставая из мешка подстилку.
— О да, — шепотом ответила Кэлен, положив руку ему на плечо. — Будь с ней поласковей. Она теперь гораздо больше склонна быть чуть нежнее после нашей с ней милой беседы.
Ричард разыграл целый спектакль, тщательно утоптав траву и аккуратнейшим образом расстелив подстилку перед Дю Шайю. Рукой разгладил все складки, водрузил в середину бурдюк с водой и жестом пригласил ее:
— Пожалуйста, Дю Шайю, присядь и поговори со мной. — Он не мог заставить себя назвать ее женой, но полагал, что это не имеет значения. — Твои слова очень важны, а время нас поджимает.
Дю Шайю тщательно проверила, насколько хорошо он примял траву и удобно ли лежит подстилка. Удовлетворившись результатом осмотра, она уселась с краю, подогнув под себя ноги. Сидя совершенно прямо, высоко подняв голову и сложив на коленях руки, она выглядела чуть ли не величественной. Ричард решил, что так оно, собственно, и есть.
Он отбросил за спину свой золотой плащ и уселся, скрестив ноги, на другом крае. Подстилка была небольшой, и их колени почти соприкасались. Вежливо улыбнувшись, Ричард предложил ей бурдюк.
Дю Шайю грациозно приняла подношение, а Ричард вспомнил, как впервые увидел ее. Она была в ошейнике, прикована к стене, голая, грязная и воняла так, будто провела у этой стены месяцы — а она и провела, — но при этом показалась ему такой же величественной, как теперь, когда она чистая и облачена в молитвенное платье мудрой женщины.
Вспомнил он и как она испугалась, когда он старался ее освободить, и укусила его. Воспоминание было таким отчетливым, что он едва ли не чувствовал ее зубы на своей руке.
И тут ему пришла в голову тревожная мысль, что эта женщина обладает волшебным даром. Он не знал точно, насколько этот дар силен, но отчетливо видел его отражение в ее глазах. Каким-то образом его собственный дар позволял ему видеть эту бездонность в глазах тех, кого хотя бы немного присыпала волшебная пыльца дара.
Сестра Верна поведала Ричарду, что попыталась кое-что проделать с Дю Шайю, чтобы проверить ее возможности. Верна сказала, что заклятия, которые она накладывала на Дю Шайю, просто исчезали, как брызги на горячем песке. Но попытки Верны не прошли незамеченными. Верна сообщила, что Дю Шайю знала, что Верна делает, и каким-то образом умела сводить это на нет.
Ричард уже давно установил, что, помимо всего прочего, дар Дю Шайю включает в себя и какую-то примитивную форму прорицания. Учитывая, что она месяцами просидела на цепи, он сильно сомневался, что ее волшебный дар как-то может воздействовать на внешний мир. Люди, чья магия может воздействовать на других, вряд ли позволили бы посадить себя на цепь и дожидаться, когда их принесут в жертву. И не стали бы кусаться. Но Дю Шайю умела противостоять направленному на нее магическому воздействию. Довольно распространенная форма защиты против волшебного оружия, как выяснил Ричард.
С появлением в мире живых шимов магия Дю Шайю, независимо от ее мощи, исчезнет. Если уже не исчезла. Ричард подождал, пока она напьется и вернет бурдюк, затем приступил к беседе.
— Дю Шайю, мне нужно…
— Спроси, как живет наш народ.
Ричард глянул на Кэлен. Та закатила глаза и кивнула.
Ричард положил бурдюк и прокашлялся.
— Дю Шайю, я счастлив видеть тебя в добром здравии. Благодарю тебя за то, что прислушалась к моей просьбе и сохранила ребенка. Я знаю, что это великая ответственность — вырастить дитя. Я уверен, что ты будешь вознаграждена до конца дней радостью за твое решение, а ребенок будет вознагражден твоей мудростью. Знаю также, что не столько мои слова повлияли на твое решение, сколько твое сердце. — Ричарду не нужно было притворяться искренним, он и вправду говорил от чистого сердца. — Мне очень жаль, что ты оставила других своих детей, чтобы предпринять столь долгое и опасное путешествие, дабы донести до меня свои мудрые слова. Я знаю, что ты не пустилась бы в столь долгий и опасный путь ради пустяка.
Дю Шайю ждала, явно не совсем довольная. Ричард, терпеливо играя по ее правилам, перевел дыхание и продолжил:
— Пожалуйста, Дю Шайю, расскажи мне, как поживают бака-тау-мана, вернувшись наконец на земли своих предков.
Дю Шайю соизволила благосклонно улыбнуться.
— Наш народ живет хорошо и счастлив на своей родине благодаря тебе, Кахарин, но о нем мы поговорим позже. Сейчас же я должна рассказать тебе, зачем я здесь.
Ричард усилием воли подавил гнев в глазах.
— С нетерпением жду твоего рассказа.
Она открыла было рот, но тут же в свою очередь гневно сверкнула глазами.
— Где твой меч?
— У меня его с собой нет.
— А почему?
— Мне пришлось оставить его в Эйдиндриле. Это долгая история и не…
— Но как ты можешь быть Искателем без своего меча?
Ричард вздохнул поглубже.
— Искатель Истины — это человек. Меч Истины — лишь орудие, которым Искатель пользуется, примерно так же, как ты использовала свисток, чтобы добиться мира. Я могу быть Искателем и без меча, как и ты остаешься мудрой женщиной без волшебства свистка.
— Как-то это неправильно. — Она казалась озадаченной. — Мне нравился твой меч. Он рассек ошейник на моей шее, оставив голову на месте. Он объявил нам тебя как Кахарина. Твой меч должен быть при тебе.
Решив, что он уже довольно поиграл в ее игры, Ричард подался вперед, уже не скрывая гнева во взгляде.
— Я заберу меч, как только окажусь в Эйдиндриле. Мы как раз направлялись туда, когда встретили вас. И чем меньше времени я проведу, сидя тут сиднем, тем быстрей прибуду в Эйдиндрил и смогу взять меч. Извини, Дю Шайю, если я кажусь тебе торопливым. Я не хочу тебя обидеть, но я очень беспокоюсь за жизнь невинных людей и тех, кто мне дорог. И спешу я ради безопасности бака-тау-мана тоже. Буду очень признателен, если ты скажешь мне, зачем вы здесь. Люди гибнут. Некоторые из твоих тоже погибли. Я должен выяснить, способен ли я что-либо сделать, чтобы остановить шимов. Меч Истины может мне в этом помочь. А для этого мне нужно быть в Эйдиндриле. Не могли бы мы побыстрей закончить разговор?
Дю Шайю улыбалась, довольная тем, что он оказал ей должное уважение. Внезапно улыбка сползла с ее лица, и впервые за все это время она показалась Ричарду неуверенной в себе, маленькой и испуганной.
— Муж мой, мне были тревожные видения насчет тебя. Как у мудрой женщины у меня иногда бывают видения.
— Рад за тебя, но не желаю об этом слышать.
— Что? — уставилась она на него.
— Ты сказала, что у тебя бывают видения.
— Да.
— Не желаю ничего слышать ни о каких видениях.
— Но… но… Ты должен! Это же видение!
— Видения — разновидность пророчества. Пока что от пророчеств у меня сплошные неприятности. Я не хочу ничего слушать.
— Но видения помогают.
— Нет, не помогают.
— Они выявляют истину.
— Они не более правдивы, чем сны.
— Сны тоже бывают вещими.
— Нет, не бывают. Это всего лишь сны. И видения тоже не бывают вещими. Просто видения, и все.
— Но я видела тебя в этом видении!
— Наплевать. Не желаю ничего об этом слышать.
— Ты был в огне.
— Мне иногда снится, что я летаю, — тяжело вздохнул Ричард. — Но это вовсе не значит, что я действительно умею летать.
— Тебе снится, что ты летаешь? — Дю Шайю наклонилась к нему. — Как птица? Никогда о таком не слышала.
Она выпрямилась.
— Это всего лишь сон, Дю Шайю. Как твое видение.
— Но мне было такое видение! А это означает, что оно вещее.
— То, что я летаю во сне, не значит, что я и правда летаю. Я не прыгаю с высоты, размахивая руками, как крыльями. Это всего лишь сон, как и твои видения. Я не умею летать, Дю Шайю.
— Но можешь сгореть.
Ричард уперся кулаками в колени и чуть откинулся назад, моля добрых духов даровать ему терпение.
— Ладно, хорошо. Что еще было в этом видении?
— Ничего. Это все.
— Ничего? Только это? Я в огне? Всего лишь сон о том, что я горю?
— Не сон, — покачала она пальцем. — Видение.
— И ты проделала весь этот путь, чтобы сообщить мне об этом? Что ж, спасибо тебе большое, что пришла из такого далека, чтобы рассказать мне, но теперь нам действительно пора двигаться дальше. Скажи своему народу, что Кахарин желает им всех благ. Счастливого пути домой.
Ричард сделал вид, что намерен встать.
— Разве что у тебя есть еще что сказать? — добавил он.
Дю Шайю чуть растерялась под его напором.
— Я испугалась, увидев моего мужа в огне.
— Я бы тоже испугался, оказавшись в огне.
— Мне бы не хотелось, чтобы Кахарин сгорел.
— Кахарину бы тоже не хотелось сгореть. Ну так показало тебе твое видение, как мне этого избежать?
Она опустила голову и потеребила подстилку.
— Нет.
— Вот видишь? Ну и какой в твоем видении прок?
— Полезно знать такие вещи, — сказала она, скатывая шерстяной шарик. — Это может помочь.
Ричард почесал лоб. Дю Шайю явно собиралась с духом сказать ему что-то более важное, более тревожное. Он сообразил, что видение — лишь предлог. Он чуть смягчил тон, чтобы помочь ей.
— Спасибо за предупреждение, Дю Шайю. Я буду помнить, что оно сможет мне каким-то образом помочь.
Дю Шайю вскинула на него глаза и кивнула.
— Как вы меня нашли? — спросил он.
— Ты же Кахарин. — Она снова стала величественной. — А я — мудрая женщина бака-тау-мана, хранительница древних законов. Твоя жена.
Ричард все понял. Она была связана с ним узами, примерно как д’харианцы. Как Кара. И как Кара, Дю Шайю могла ощущать, где он находится.
— Я был на сутки пути южней. Вы едва не упустили меня. Тебе стало сложно определять мое местонахождение?
Дю Шайю отвела взгляд и кивнула.
— Я всегда могла, и днем и ночью, указать направление и сказать: Кахарин вон там. — Она чуть помолчала, затем овладела собой и продолжила: — Но становилось все трудней и трудней определять.
— Несколько дней назад мы были в Эйдиндриле, — сказал Ричард. — Вы двинулись в путь задолго до того, как я оказался здесь.
— Да. Ты был не тут, когда я впервые поняла, что должна идти к тебе. Ты был гораздо, гораздо дальше на северо-востоке, — махнула она назад.
— Тогда зачем вы пошли сюда, если ты чувствовала меня на северо-востоке, в Эйдиндриле?
— Когда я стала ощущать тебя все хуже и хуже, я поняла, что что-то происходит. Мои видения сказали мне, что я должна найти тебя прежде, чем окончательно перестану тебя чувствовать. Если бы я шла туда, где, как я знала, ты находился, когда мы вышли в путь, то тебя бы там не оказалось, когда мы пришли. Тогда я прислушалась к своим видениям, пока они у меня еще были, и двинулась туда, куда они мне подсказали. К концу путешествия я могла ощущать, что ты здесь. Но вскоре я вообще перестала тебя чувствовать. Мы тогда были еще довольно далеко отсюда, так что нам не оставалось ничего другого, как продолжать идти в этом направлении. Добрые духи услышали мои молитвы и дали нашим путям пересечься.
— Я рад, что добрые духи тебе помогли, Дю Шайю. Ты хороший человек и заслуживаешь их помощи.
Она снова потеребила подстилку.
— Но мой муж не верит моим видениям.
Ричард облизнул губы.
— Мой отец частенько велел мне не есть грибов, которые я находил в лесу. Он говорил, что видит, как я ем ядовитый гриб, потом заболеваю и умираю. Он не имел в виду, что действительно видит, как это происходит, а просто беспокоился за меня. Он предупреждал меня о том, что может произойти, если я съем незнакомый гриб.
— Я понимаю, — едва заметно улыбнулась она.
— Были твои видения истинными? Может, это были лишь видения того, что возможно, но не обязательно произойдет?
— Верно, некоторые видения показывают то, что может произойти, но еще не обязательно произойдет. Возможно, видение о тебе принадлежит к числу таких.
Ричард взял в руки ее ладошку.
— Дю Шайю, — ласково проговорил он, — пожалуйста, скажи, зачем ты ко мне пришла?
Она погладила разноцветные лоскутки на рукавах, словно напоминая себе о молитвах, что вложили в них люди. Эта женщина несла на себе груз ответственности мужественно, храбро и с достоинством.
— Бака-тау-мана счастливы оказаться снова на своей земле после столь долгой разлуки с родиной. Наша родная земля именно такая, как о ней говорили предки. Плодородная. С изобилием воды. Это хорошее место, чтобы растить детей. Место, где мы свободны. Наши сердца поют от счастья, что мы дома. Все люди должны иметь то, что ты дал нам, Кахарин. Каждый народ должен спокойно жить своей жизнью. И быть в безопасности. — Лицо ее вдруг стало очень печальным. — А вы — нет. Ты и твой народ этих земель в Новом мире, о котором ты мне рассказывал, вы в опасности. Идет огромная армия.
— Джеган! — выдохнул Ричард. — У тебя было видение?
— Нет, муж мой. Мы видели ее своими собственными глазами. Мне стыдно говорить тебе об этом, стыдно потому, что мы очень испугались, а мне не хотелось признаваться в этом. Когда я была прикована к стене и знала, что маженди скоро принесут меня в жертву, я не так боялась, потому что должна была умереть лишь я, а не мой народ. Мой народ сильный и избрал бы другую мудрую женщину на мое место. И они сражались бы с маженди, если бы те пришли на болота. Я бы умерла, зная, что бака-тау-мана будет жить дальше. Мы ежедневно тренируемся с нашим оружием, чтобы никто не мог прийти и уничтожить нас. Мы всегда готовы, как велят древние законы, сражаться с каждым, кто посягнет на нас. Никто, кроме Кахарина, не может противостоять нашим мастерам меча. Но какими бы сильными ни были наши мастера меча, они не в состоянии противостоять такой армии. Когда они соизволят обратить на нас внимание, мы не сможем с ними справиться.
— Я понимаю, Дю Шайю. Расскажи мне, что вы видели.
— Я не могу передать словами то, что видела. Не знаю, как сказать так, чтобы ты понял, насколько велика эта армия. Сколько у них лошадей. Сколько фургонов. Сколько оружия. Эта армия тянулась от горизонта к горизонту много дней. Им несть числа. Это все равно что считать травинки на этой равнине. Я не знаю слов, какими можно выразить это количество.
— Полагаю, ты только что это сделала, — пробормотал Ричард. — Значит, на вас они не напали?
— Нет. Они не шли по нашим землям. Мы боимся за наше будущее, когда эти люди решат поглотить нас. Такие не оставят нас в покое надолго. Такие захватывают все, и им всегда мало. Наш народ погибнет весь. Наших детей перебьют. Женщин захватят. У нас нет никакой надежды совладать с такой силой. Ты — Кахарин, ты должен знать о таких вещах. Так велит древний закон. Как мудрая женщина бака-тау-мана я стыжусь того, что вынуждена показывать тебе свой страх и говорить, что наш народ боится, что мы все погибнем в зубах этой твари. Мне бы хотелось сказать тебе, что мы храбро смотрим в глаза смерти, но это не так. Мы смотрим с дрожью в сердце. Ты — Кахарин, тебе этого не понять. Ты не ведаешь страха.
— Дю Шайю, — ошарашенно возразил Ричард. — Мне частенько бывает страшно!
— Тебе? Никогда! — Она оторвала взгляд от подстилки. — Ты так сказал, чтобы мне не было стыдно. Ты бесстрашно сразился с тридцатью мастерами меча и победил. Только Кахарин способен на такое. Кахарин бесстрашен.
— Я сразился с тридцатью, — приподнял ей подбородок Ричард, — но вовсе не бесстрашно. Я был в ужасе. Точно так же, как сейчас, я боюсь шимов и предстоящей войны. Признаваться в боязни чего-то — вовсе не проявление слабости, Дю Шайю.
— Благодарю тебя, Кахарин, — улыбнулась она в ответ на его доброту.
— Значит, Имперский Орден не пытался на вас напасть?
— Пока что нам ничего не грозит. Я пришла предупредить тебя, потому что они идут в Новый мир. Они прошли мимо нас. Сначала они нападут на вас.
Ричард кивнул. Орден шел на север, в Срединные Земли.
Генерал Райбих с почти стотысячной армией двигался маршем на восток, чтобы перекрыть южные подходы к Срединным Землям. Генерал попросил у Ричарда разрешения не возвращаться в Эйдиндрил. Он планировал охранять южные проходы в Срединные Земли, в особенности обходные пути в Д’Хару. Это план казался Ричарду вполне стоящим.
И вот теперь судьба распорядилась так, чтобы д’харианская армия Райбиха встала на пути Джегана.
Силы Райбиха, возможно, не настолько велики, чтобы разбить Имперский Орден, но д’харианцы — бесстрашные воины и смогут удержать проходы на север. Как только они выяснят, куда двигается Джеган, Райбиху можно будет прислать еще войска.
В распоряжении Джегана имелись волшебники и сестры Света и Тьмы. У генерала Райбиха тоже были сестры Света. Сестра Верна — теперь аббатиса Верна — дала Ричарду слово, что сестры будут сражаться с Орденом и применяемой им магией. Магия теперь исчезает, но это касается и магии приспешников Джегана, за исключением, возможно, сестер Тьмы и тех волшебников, кто умеет пользоваться Магией Ущерба.
Генерал Райбих, как Ричард и другие генералы в Эйдиндриле и Д’Харе, рассчитывали на то, что сестры Света используют свои возможности, чтобы отследить путь Джегана в Новом мире. Тогда, с помощью этих сведений, можно расположить д’харианскую армию на выгодных позициях для обороны. И вот теперь магия исчезает, они станут слепыми, как кроты.
К счастью, Дю Шайю и бака-тау-мана помешали Ордену захватить их врасплох.
— Это неоценимая помощь, Дю Шайю, — улыбнулся Ричард. — Вы принесли очень важные сведения. Теперь мы знаем, что делает Джеган. Значит, они не попытались пройти по вашим землям? Просто прошли мимо?
— Чтобы напасть на нас сейчас, им нужно сворачивать в сторону. Из-за их численности они прошли очень близко, но, как дикобраз под брюхом пса, наши мастера меча сделали это соприкосновение весьма болезненным. Мы захватили кое-кого из вождей этих двуногих собак. Они сказали нам, что пока что их армию не интересует наша крошечная земля и народ, и они охотно прошли мимо. Они охотятся на более крупную дичь. Но когда-нибудь они вернутся и сотрут бака-тау-мана с лица земли.
— Они рассказали о своих планах?
— Все рассказывают, если уметь спрашивать, — улыбнулась Дю Шайю. — Шимы — не единственные, кто пользуется огнем. Мы…
— Идея мне понятна, — поднял руку Ричард.
Ричард потеребил губу, размышляя над важной информацией.
— Логично. Они некоторое время собирали силы в Древнем мире. Но стоять на месте вечно они не могут. Армию надо кормить. Армии такого размера надо передвигаться, и ей требуется продовольствие. В огромных количествах. А Новый мир для них с этой точки зрения весьма лакомый кусок, помимо завоевания территорий. — Он посмотрел на стоящую у его левого плеча Кэлен. — И куда, по-твоему, они вероятнее всего отправятся за продовольствием?
— Таких мест много, — пожала плечами Кэлен. — Они могут грабить повсюду, куда заявятся, мародерствуя по мере продвижения в глубь Срединных Земель. Если они будут продвигаться, лишь исходя из соображений снабжения продовольствием, то будут просто кормиться по ходу, как летучая мышь жуками. Или могут напасть на какую-нибудь страну с большими запасами. Лифания, например, обеспечит их большим количеством зерна. У Сандерии огромные стада овец, что даст Ордену мясо. Если они захватят богатую продовольствием страну, то обеспечат себя надолго и тогда уже следующую цель будут выбирать из чисто стратегических соображений. Нам тогда придется трудновато. На их месте я так бы и поступила. Если они будут хорошо обеспечены продовольствием, нам будет сложно вычислять их следующую цель, и, соответственно, мы не будем знать, куда направлять армию.
— Мы можем воспользоваться армией Райбиха, — подумал вслух Ричард. — Возможно, ему удастся блокировать Орден или хотя бы замедлить его продвижение, а мы тем временем эвакуируем людей и продовольствие до того, как Джеган доберется до них.
— Непростая задачка — переместить такие запасы. Если Райбих застигнет врасплох войска Джегана, — сказала Кэлен, тоже размышляя вслух, — втянет их в драку и задержит, мы сможем подвести достаточно войск с флангов…
Дю Шайю покачала головой.
— Когда нас изгнали с родной земли законодатели, мы были вынуждены жить в сырых местах. Когда на севере шли продолжительные дожди, начиналось наводнение. Река выходила из берегов и растекалась вширь. И ее поток сносил все на своем пути. Мы не могли ничего противопоставить этой стремнине. И никто не может. Ты думаешь, что у тебя получится, пока оно не приходит. И тогда ты либо ищешь места повыше, либо умираешь. Эта армия — как наводнение. Вы даже представить себе не можете, какая она огромная.
От этих слов и тоски в глазах женщины у Ричарда мурашки поползли по телу. Хотя она не могла точно назвать численности надвигающейся орды, это и не имело значения. Он и так понял, как будто она каким-то образом внедрила картинку прямо ему в мозг.
— Дю Шайю, спасибо тебе, что доставила нам эти сведения. Этим ты спасла множество жизней. Теперь по крайней мере нас не застигнут врасплох, как вполне могло случиться. Спасибо тебе.
— Генерал Райбих уже движется на восток, так что у нас есть некоторое преимущество, — сказала Кэлен. — Теперь мы должны его известить.
— Мы можем сделать крюк по пути в Эйдиндрил, — кивнул Ричард, — чтобы встретиться с ним и решить, что делать дальше. К тому же мы можем взять у него лошадей. Это сэкономит нам время. Лишь бы только он не ушел слишком далеко. Время сейчас решает все.
После битвы, в которой д’харианцы разбили здоровенный экспедиционный корпус Джегана, Райбих развернул армию и устремился на восток. Д’харианцы возвращались на охрану северных проходов из Древнего мира, где Джеган собирал свое войско, готовясь двинуться на Срединные Земли и, вполне вероятно, на Д’Хару.
— Если мы сможем добраться до генерала и предупредить его о приближении орды Джегана, то тогда сможем отправить от него гонцов в Д’Хару за подкреплением, — предложила Кара.
— А также в Кельтон, Яру и Греннидон, помимо прочих, — добавила Кэлен. — На нашей стороне уже много стран с армиями наготове.
— Логично, — кивнул Ричард. — Мы хотя бы выясним, где они потребуются. Только бы побыстрее попасть в Эйдиндрил.
— А ты уверен, что это теперь имеет какое-то значение? — спросила Кэлен. — Это ведь шимы, а не Шнырк.
— То, что попросил нас сделать Зедд, возможно, и не поможет, но мы ведь не можем быть до конца в этом уверены, правда? Может, он не солгал о том, что это нужно срочно сделать, просто затуманил нам мозги Шнырком, чтобы мы не думали о шимах.
— Мы можем проиграть Джегану раньше, чем до нас доберутся шимы. А труп есть труп. — Кэлен огорченно вздохнула. — Не знаю я, какую игру затеял Зедд, но правда помогла бы нам вернее определиться в дальнейших действиях.
— Мы должны идти в Эйдиндрил, — отрезал Ричард. — Вот и все.
В Эйдиндриле остался его меч.
Ричард был Искателем Истины и связан узами с Мечом Истины. Без меча у него было такое чувство, что ему чего-то не хватает где-то внутри.
— Дю Шайю, — спросил Ричард, — когда эта огромная армия шла мимо вас по пути на север…
— А я вовсе не говорила, что она шла на север.
— Но… — заморгал Ричард. — Но она должна была двигаться именно туда! Они идут в Срединные Земли либо на Д’Хару. А это в любом случае на север.
Дю Шайю решительно покачала головой.
— Нет. Они не идут на север. Они шли мимо наших земель с юга, вдоль берега, следуя ему, а теперь идут на запад.
— На запад? — ошарашенно переспросил Ричард.
— Дю Шайю, ты уверена? — Кэлен рухнула на колени подле Ричарда.
— Да. Мы следовали за ними, рассылали разведчиков во всех направлениях, потому что мои видения предупредили меня, что эти люди очень опасны для Кахарина. Некоторые из их начальников, что мы захватили, знали имя Ричард Рал. Вот поэтому-то я и пришла предупредить тебя. Эта армия знает твое имя. Ты нанес им поражение и расстроил их планы. Они тебя ненавидят. Их люди нам это сказали.
— Может ли твое видение обо мне в огне означать лишь огонь их ненависти?
Дю Шайю некоторое время поразмышляла.
— Ты разбираешься в видениях, муж мой. Видение не всегда означает то, что показывает. Иногда оно говорит лишь, что это возможно и нужно быть внимательным, а иногда, как ты говоришь, видение лишь выражает идею, а не событие.
Кэлен схватила Дю Шайю за рукав.
— Но куда они идут? Где-то они должны свернуть на север и устремиться в Срединные Земли. На карту поставлены человеческие жизни! Вы узнали, куда они идут? Мы должны знать, где они свернут на север!
— Нет, — ответила Дю Шайю, озадаченная их удивлением. — Они собираются идти вдоль берега большой воды.
— Океана? — уточнила Кэлен.
— Да, они так это называли. Они намерены идти вдоль большой воды на запад. Захваченные нами люди не знали, как называется то место, только лишь что они идут далеко на запад, в страну, где, как вы сказали, большие запасы продовольствия.
— Добрые духи! — прошептала Кэлен, выпустив рукав Дю Шайю. — Мы по уши влипли!
— Да уж, — сжал кулаки Ричард. — Райбих слишком далеко на востоке и движется не в том направлении!
— Все гораздо хуже, — бросила Кэлен, устремив взгляд на юго-запад, будто могла видеть, куда направляется Орден.
— Ну конечно! — выдохнул Ричард. — Это страна, о которой говорил Зедд, та, что возле долины Нариф. Изолированное государство на северо-западе отсюда, где растет много зерновых. Так?
— Да, — подтвердила Кэлен, не сводя глаз с горизонта. — Джеган идет к основной кормушке Срединных Земель!
— Тоскла, — припомнил Ричард, как назвал эту страну Зедд.
Кэлен, повернувшись, сердито кивнула:
— Похоже, что так. Вот уж никогда не думала, что Джеган настолько уклонится в сторону. Я думала, что он постарается как можно быстрее нанести удар по Срединным Землям, проникнуть в глубь Нового мира, чтобы не дать нам времени собрать войско.
— Я тоже этого ожидал. И Райбих был того же мнения. А теперь он несется к воротам, в которые Джеган и не собирается ломиться.
Ричард побарабанил пальцами по колену, оценивая сложившуюся ситуацию.
— Что ж, по крайней мере это может дать нам дополнительное время, и теперь мы знаем, куда Имперский Орден идет. В Тосклу.
Кэлен покачала головой. Она тоже, судя по всему, взвесила ситуацию.
— Зедд знает старое название этой страны. А оно поменялось. Ее называли Венгрен, Вендиция и Турслан, помимо прочих. Тосклой ее уже довольно давно не называют.
— А! — Ричард не особенно вслушивался в ее слова, мысленно прикидывая список того, что им нужно обдумать. — И как же она теперь зовется?
— Андерит.
Ричард мгновенно поднял голову. Его вдруг будто окатило ледяной волной.
— Андерит? Почему? Почему ее назвали Андерит?
Кэлен нахмурилась, видя выражение его лица.
— В честь одного из древних основателей. Его звали Андер.
Ричард застыл.
— Андер, — моргнул он. — Йозеф Андер?
— А это ты откуда знаешь?
— Волшебник, которого называли Гора? Тот, которого, как написал Коло, они направили разбираться с шимами? — Кэлен кивнула. — Это его прозвище, так его все называли. А настоящее его имя — Йозеф Андер.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:21 | Сообщение # 24

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 32
Ричарду казалось, что мысли у него в голове перемешались окончательно. Он пытался найти выход из положения с шимами, и в то же время перед его мысленным взором текла бесконечная вереница льющейся из Древнего мира сюда вражеских солдат.
— Ладно, — поднял он руку, призывая всех к тишине. — Ладно, утихните. Давайте-ка лучше попробуем разложить все по полочкам.
— Весь мир может погибнуть из-за шимов еще до того, как Джеган захватит Срединные Земли, — высказалась Кэлен. — В первую очередь мы должны разобраться с шимами — ты сам меня в этом убедил. Не то чтобы миру для выживания так уж необходима магия, но нам-то она точно нужна, чтобы противостоять Джегану. Он будет просто счастлив, если станем биться с ним только мечом. Мы должны ехать в Эйдиндрил. Ты сам сказал, вдруг Зедд говорил правду о том, что нам надо сделать в замке Волшебника? С той бутылкой? Если мы не справимся с этим, то, возможно, таким образом поможем шимам захватить мир живых. И если не начнем действовать быстро, то запросто можем опоздать.
— И мне нужно, чтобы мой эйджил снова стал действовать, — нетерпеливо встряла Кара, — иначе в случае необходимости я не смогу защищать вас обоих. Я считаю, что нам надо двигаться в Эйдиндрил и остановить шимов.
Ричард посмотрел на обеих женщин.
— Отлично. Но как мы остановим шимов, если поручение Зедда — лишь дурацкая задачка, заданная нам, чтобы убрать нас с дороги? Что, если он просто беспокоился и хотел защитить нас, пока сам будет пытаться разобраться с шимами? Наподобие того, как любящий отец при виде подозрительного незнакомца отправляет детей в дом, чтобы они срочно подсчитали ему дрова возле очага.
Ричард видел, как лица обеих помрачнели.
— Я хочу сказать, что сведения о том, что Йозеф Андер, которого в древности отправили разбираться с шимами, и основатель Андерита — одно и то же лицо, чрезвычайно важны. Может, это что-то значит, а Зедд этого просто не знает. Я не говорю, что нам следует ехать в Андерит. Духам известно, как мне хочется побыстрей попасть в Эйдиндрил. Просто я боюсь упустить что-то важное. — Ричард сжал виски. — Я не знаю, что делать.
— Значит, надо ехать в Эйдиндрил, — резюмировала Кэлен. — Там по крайней мере мы знаем, что у нас есть шанс.
Ричард продолжил рассуждать вслух:
— Возможно, это лучший вариант. В конце концов, Гора, то есть Йозеф Андер, мог остановить шимов где-то в другом месте — где-нибудь в противоположном конце Срединных Земель, — а уже потом, гораздо позже, после войны, к примеру, помочь основать страну, которую нынче называют Андеритом.
— Верно. Значит, мы должны добраться до Эйдиндрила как можно быстрее, — настаивала на своем варианте Кэлен. — И надеяться, что это остановит шимов.
— Послушай! — Ричард поднял палец, призывая ее к терпению. — Я в принципе согласен, но как мы остановим шимов, если поручение Зедда — полная чушь? Очередная его хитрость? В таком случае окажется, что мы не предприняли ровным счетом ничего ни против шимов, ни против Джегана. Такую возможность мы тоже должны учитывать.
— Лорд Рал, ехать в Эйдиндрил все равно дело стоящее, — продолжала наседать Кара. — Не только потому, что там ваш меч и Зедд поручил нам там дело, а потому, что там в вашем распоряжении будет дневник Коло. И Бердина поможет вам с переводом. Должно быть, она все это время продолжала с ним работать. Возможно, она уже нашла еще что-нибудь о шимах. Возможно, у нее есть ответы, которые вас поджидают. А если и нет, то все равно книжка будет у вас, а вы знаете, что искать.
— Верно, — согласился Ричард. — И другие книжки в замке есть. Коло пишет, что с шимами оказалось гораздо легче справиться, чем все думали.
— Да, но все они владели Магией Ущерба, — заметила Кэлен.
Ричард тоже ею обладал, но практически не знал, как ею пользоваться. По-настоящему он разбирался только в том, как действует его Меч Истины.
— Может, в одной из книжек в замке Волшебника есть ответ, как справиться с шимами, — добавила Кара. — И не исключено, что это совсем не сложно. И Магия Ущерба для этого не требуется. — Морд-Сит скрестила руки на груди, всем своим видом выказывая неприязнь к магии. — Может, вам достаточно лишь воздеть палец и велеть им убраться.
— Да, ты ведь волшебник, — сказала Дю Шайю, не поняв, что Кара, по обыкновению, глумится. — Ты можешь это сделать.
— Ты мне льстишь, — хмыкнул Ричард на высказывание Дю Шайю.
— И все равно так или иначе получается, что единственный выход — ехать в Эйдиндрил, — подвела итог Кэлен.
Ричард неуверенно покачал головой. Как же трудно принять верное решение. Он колебался, кидаясь то в одну сторону, то в другую. Ему страшно не хватало информации, чтобы склонить чашу весов в нужную сторону. Порой ему хотелось кричать, что он всего лишь лесной проводник и понятия не имеет, что делать, и чтобы пришел кто-нибудь и выдал подсказку. Иногда он казался себе самозванцем, выдающим себя за Магистра Рала, и жаждал бросить все и удрать в Вестландию.
Сейчас он пребывал именно в таком настроении.
Как же он жалел, что Зедд ему солгал! А в результате он болтается, как льдинка в проруби, и не знает, к какому берегу плыть. И все оттого, что он, Ричард, не воспользовался мудростью Зедда, когда имелась такая возможность. Если бы только он потрудился тогда пошевелить мозгами и вспомнить о Дю Шайю!
— Почему ты возражаешь против Эйдиндрила? — спросила Кэлен.
— Сам не знаю, — хмыкнул Ричард. — Но теперь нам точно известно, куда идет Джеган. И надо с этим что-то делать. Если он захватит Срединные Земли, нам всем конец, и уже тогда нам с шимами явно не совладать. — Он принялся вышагивать. — Что, если шимы — не такая уж большая угроза, как мы думаем? Нет, с точки зрения дальнейшей перспективы, безусловно, они опасны, но что, если им нужны годы на то, чтобы нанести действительно сильный ущерб? Непоправимый ущерб? Насколько я понимаю, на это им потребуются века.
— Да что с тобой, Ричард? Они убивают людей сейчас! — Кэлен указала в направлении деревни Племени Тины. — Они убили Юни. Убили нескольких бака-тау-мана. Мы должны сделать все необходимое, чтобы остановить их. Ты сам меня в этом убедил.
— Я согласна с Матерью-Исповедницей, лорд Рал, — заявила Кара. — Мы должны ехать в Эйдиндрил.
Дю Шайю поднялась на ноги.
— Можно мне сказать, Кахарин?
Ричард вернулся из мира мыслей.
— Да, конечно!
Она собралась было что-то сказать, но так и застыла с открытым ртом. На ее лице появилось озадаченное выражение.
— Этот человек, что их ведет, Джеган, он волшебник?
— Ну да, в некотором роде. Он способен завладевать разумом людей и таким образом управлять ими. Он называется сноходец. Никакой другой магией он не владеет.
Дю Шайю некоторое время размышляла над его словами.
— Никакая армия не может долго существовать без поддержки жителей своей страны. Он управляет всеми жителями своей страны таким образом? И все на его стороне?
— Нет. Он не способен воздействовать на всех одновременно. Он должен выбирать кого-то одного, кто ему нужен в данный момент. Ну, примерно как мастера меча в бою сперва выбирают самые важные цели. Он берет тех, кто обладает магией, и управляет ими, чтобы пользоваться их волшебством для своих целей.
— Значит, таким образом ведьмы вынуждены творить зло по его указке? И своей магией держат его народ за глотку?
— Нет, — произнесла из-за спины Ричарда Кэлен. — Люди подчиняются добровольно.
На лице Дю Шайю было написано сомнение.
— Вы считаете, что люди сами позволяют такому человеку быть их вождем?
— Тираны могут править только с согласия своих граждан.
— Значит, они тоже плохие люди, а не только он один?
— Эти люди ничем не отличаются от прочих, — пояснила Кэлен. — Как собаки вокруг пиршественного стола, люди собираются вокруг тирана в стремлении подобрать брошенные на пол объедки. Конечно, не все виляют хвостом, но большинство — да, если тиран сперва вынуждает их истекать слюной от ненависти и дает добро их гнусным инстинктам, позволяя им чувствовать себя при этом так, будто они делают то, что надо. Многие предпочитают брать, а не зарабатывать. А тираны охотно потакают таким желаниям.
— Шакалы, — констатировала Дю Шайю.
— Шакалы, — согласилась Кэлен.
Встревоженная услышанным, Дю Шайю опустила глаза.
— Значит, все еще ужасней. Я предпочла бы считать, что эти люди одержимы магией сноходца или даже самим Владетелем, чем знать, что они следуют за этим зверем по собственной воле.
— Ты хотела что-то сказать, — напомнил Ричард. — Ты сказала, что хочешь что-то сообщить. Мне бы хотелось это услышать.
Дю Шайю сложила руки на животе. Растерянность сменилась озабоченностью.
— По пути сюда мы тайно следовали за этой армией, чтобы узнать, куда она идет. Мы захватили кое-кого из них, чтобы знать точно. Армия двигалась очень медленно. Каждую ночь их вождь приказывал разбить шатер для него и его женщин. Шатры большие, в них свободно могло разместиться несколько человек, и со многими приспособлениями, чтобы ему было удобно. Для других важных лиц они тоже разбивали палатки. И каждую ночь пировали. Их вождь, Джеган, ведет себя как отправившийся в увеселительную поездку великий и богатый король. А в фургонах едут женщины, некоторые добровольно, некоторые — нет. И каждую ночь их пускают по кругу. Эту армию ведет не только жажда завоеваний, но и похоть. Сперва они удовлетворяют свои инстинкты, а потом двигаются в поисках завоеваний. У них много экипировки. Много запасных лошадей. Полно мясных туш. Длинные караваны фургонов везут самую разнообразную пищу. У них есть фургоны со всем на свете, начиная от кузниц до мукомолен. Они везут столы и стулья, ковры, посуду и бокалы, упакованные в деревянные ящики. И каждую ночь они все это распаковывают, чтобы шатер Джегана выглядел как дворец, окруженный домами его приближенных. Со всем этим барахлом и удобствами кажется, что путешествует целый город. Армия течет, как медленная река, — жестом показала Дю Шайю. — Это занимает время, но ничто не может ее остановить. Она идет и идет. Их много, они движутся медленно, но они идут. Я знала, что мне нужно предупредить Кахарина, поэтому мы не стали дальше их преследовать и пошли быстро. Бака-тау-мана умеют передвигаться пешком так же быстро, как конные.
Ричарду доводилось с ней ехать. Утверждение не совсем точное, но близкое к истине. Как-то раз он посадил Дю Шайю на лошадь. Она сочла ее порождением зла.
— Быстро продвигаясь на северо-запад по большой и открытой земле, мы неожиданно наткнулись на большой город с высокими каменными стенами.
— Должно быть, Ренвольд, — заметила Кэлен. — Это единственный в степи большой город, который мог попасться вам по пути. И у него именно такие стены, как ты описываешь.
— Ренвольд, — кивнула Дю Шайю. — Мы не знали, как он назывался. — Ее пристальный взгляд, взгляд королевы, сообщающей важные новости, перешел с Кэлен на Ричарда. — Их навестила армия этого человека, Джегана. — Дю Шайю уставилась вдаль, как будто видела все снова. — Никогда не думала, что люди могут быть такими жестокими. Даже маженди, как бы мы их ни ненавидели, никогда не сделали бы ничего подобного тому, что сделали солдаты с тамошними жителями. — По щекам Дю Шайю заструились слезы. — Они вырезали всех. Стариков, молодых, детей и даже младенцев. Но не сразу, сначала они… — Дю Шайю не выдержала и разрыдалась. Кэлен ласково обняла ее, и Дю Шайю прижалась к ней, сделавшись вдруг похожей на ребенка. Ребенка, которому довелось увидеть слишком многое.
— Знаю, — тихонько проговорила Кэлен, тоже готовая расплакаться. — Знаю. Я тоже побывала в большом городе со стенами, по которому прошлись преданные Джегану люди. И знаю, что ты видела. Я шла среди мертвецов в стенах Эбиниссии. И видела, какую резню учинил там Орден. Видела также, что они сначала сделали с живыми.
Дю Шайю, мудро и бесстрашно руководившая своим народом, с отвагой и гордостью выдержавшая месяцы плена, живя с мыслью о том, что ее неизбежно принесут в жертву, видевшая, как, следуя законам, которые она блюла, погибли ее мужья, женщина, добровольно глядевшая в лицо смерти, когда помогала Ричарду уничтожить Башни Погибели, при воспоминании об увиденном в Ренвольде рыдала, как ребенок, уткнувшись в грудь Кэлен.
Мастера меча отвернулись, чтобы не видеть свою мудрую женщину в таком отчаянии. Чандален с охотниками, поджидавшие неподалеку конца дискуссии, тоже глядели в сторону.
Ричард и представить не мог, что что-то может заставить Дю Шайю расплакаться при свидетелях.
— Там был один мужчина, — выговорила сквозь всхлипывания Дю Шайю. — Единственный, которого мы нашли живым.
— Как ему удалось уцелеть? — Ричарду последнее показалось несколько притянутым за уши. — Он не сказал?
— Он сошел с ума. Он выл, взывая к добрым духам, оплакивал свою семью. Все время кричал что-то о своей вине и глупости и молил добрых духов простить его и вернуть ему дорогих ему людей. В руках у него была разлагающаяся голова ребенка. И он разговаривал с ней, как с живой, молил о прощении.
По лицу Кэлен пробежала тень. Медленно и явно неохотно она спросила:
— У него были длинные седые волосы? И красный плащ с золотой вышивкой?
— Ты его знаешь? — подняла голову Дю Шайю.
— Посол Селдон. Он вовсе не пережил разгром города. Он приехал позже. В момент нападения он был в Эйдиндриле. — Кэлен посмотрела на Ричарда. — Я предложила ему присоединиться к нам. Он отказался, заявив, что поддерживает решение Совета Семи, посчитавшего, что их страна, Мардония, станет уязвимой, если присоединится к одной из сторон. Он отказался присоединиться к нам или к Ордену, сказав, что, по их мнению, нейтралитет безопасней для их страны.
— Что ты ему ответила? — поинтересовался Ричард.
— Передала твои слова — твое заявление, что сторонних наблюдателей в этой войне не будет. Я сказала ему, что как Мать-Исповедница я провозгласила беспощадную войну Ордену. Сообщила послу Селдону, что наше с тобой мнение едино, и что его страна либо с нами, либо против нас, и что у Имперского Ордена такой же взгляд на дело. Я пыталась объяснить ему, что с ними произойдет. Но он не слушал. Я умоляла его подумать ради благополучия его семьи. А он заявил, что они в полной безопасности за стенами Ренвольда.
— Да, такого урока я не пожелал бы никому, — прошептал Ричард.
Дю Шайю снова расплакалась.
— Я молилась, чтобы та голова не была головой его собственного ребенка. Она мне до сих пор снится!
Ричард ласково коснулся ее руки.
— Мы все понимаем, Дю Шайю! Террор, проводимый Орденом, рассчитан именно на то, чтобы деморализовать будущие жертвы, застращать их настолько, чтобы они сдались. Поэтому-то мы и боремся с этими людьми.
Дю Шайю, вытирая слезы ладошкой, глянула на него.
— Тогда я прошу тебя пойти туда, куда идет Орден. Или хотя бы пошли кого-нибудь предупредить их. Чтобы люди могли убежать, прежде чем их захватят, замучают и перережут, как тех, которых мы видели в Ренвольде. Этих андерцев надо предупредить. Они должны бежать.
Она снова заплакала, горько всхлипывая. Ричард смотрел, как она уходит в высокую траву, чтобы поплакать наедине.
Он почувствовал на плече ладонь Кэлен и обернулся.
— Эта страна, Андерит, еще не сдалась нам. Их представители были в Эйдиндриле и слышали наше предложение, да? Им известна наша позиция?
— Да. Их представителей предупредили, как и всех прочих, — ответила Кэлен. — Их известили о грозящей беде и о том, что мы намерены сражаться. Андериту известно, что альянсу Срединных Земель пришел конец и что мы ждем от них капитуляции перед Д’Харианской империей.
— Д’Харианской империей. — Эти слова казались такими холодными и горькими. Вот он, лесной проводник, чувствующий себя самозванцем на троне, который отвечает за целую империю. — Не так давно Д’Хара наводила на меня ужас. Я боялся, что она захватит всю землю. А теперь в ней наша единственная надежда.
Кэлен улыбнулась иронии ситуации.
— От прежней Д’Хары осталось лишь название, Ричард. Большинство людей знают, что ты сражаешься за их свободу, а не для того, чтобы их поработить. Теперь тирания облачилась в железный плащ Имперского Ордена. Андериту известны условия — те же, что мы выставили всем прочим странам. Если они добровольно присоединятся к нам, то станут одним народом с нами, живущим по честным и справедливым законам и пользующимся равными правами. Они знают, что исключений не будет ни для кого. Известны им и санкции и последствия, если они к нам не присоединятся.
— Ренвольду говорили то же самое, — напомнил ей Ричард. — Они нам не поверили.
— Не все хотят видеть правду. Мы не можем на это рассчитывать и должны сосредоточиться на тех, кто разделяет наши убеждения и готов биться за свободу. Ты не можешь жертвовать хорошими людьми, Ричард, и рисковать всем делом ради тех, кто не желает видеть истину. Это было бы предательством в отношении тех храбрецов, что присоединились к нам и за которых ты несешь ответственность.
— Ты права. — Ричард тихо вздохнул. Он думал так же, но было приятно услышать это от нее. — У Андерита большая армия?
— Ну… да, — кивнула Кэлен. — Но настоящую защиту Андериту обеспечивает вовсе не армия, а оружие, называемое Домини Диртх.
Хотя название походило на древнед’харианское, Ричард не сразу сообразил, что оно означает, поскольку мысли были заняты многим другим.
— Им можно воспользоваться, чтобы остановить Орден?
Кэлен, задумавшись, принялась обрывать кончики травинок.
— Это древнее волшебное оружие. Имея Домини Диртх, Андерит теоретически всегда был защищен от внешней агрессии. Они входят в состав Срединных Земель, потому что нуждаются в нас как в торговых партнерах. Им нужен рынок сбыта для того огромного количества зерна и мяса, что они производят. Но, имея Домини Диртх, они практически автономны, почти независимы от Срединных Земель. Наши отношения всегда были сложными. Как и предыдущая Мать-Исповедница, я вынудила их признать мою власть и, следовательно, власть правящего Совета, если Андерит и дальше желал с нами торговать. Однако андерцы — гордый народ и всегда считают себя особенными, лучше других.
— Но это они так думают, а не я. И не Джеган. Так что там с этим оружием? По-твоему, оно может остановить Имперский Орден?
— Ну, вообще-то им не пользовались уже много веков. — Кэлен, размышляя, водила по подбородку пучочком травы. — Но не могу представить, почему бы и нет? Его эффективность отбивает всякое желание нападать у кого угодно. Во всяком случае, в обычное время. Со времени последнего крупного конфликта им пользовались лишь при относительно мелких набегах.
— А как оно действует? — заинтересовалась Кара.
— Домини Диртх — оборонительный рубеж неподалеку от границ со степью. Он представляет собой линию огромных, расположенных на расстоянии друг от друга, но в пределах видимости колоколов. Они стоят на страже по всей границе Андерита.
— Колокола, — повторил Ричард. — И как эти колокола их защищают? Ты хочешь сказать, что их используют как набат для вызова войск?
Кэлен покачала травинкой, как учитель указкой. Зедд обычно так же качал пальцем, да еще с озорной улыбочкой, чтобы Ричард не обижался на то, что его поправляют. Кэлен, однако, не поправляла, а обучала, потому что во всем, что касалось Срединных Земель, Ричард оставался учеником.
И тут, едва слово «обучала» пришло ему на ум, как его осенило.
— Это не те колокола, — сказала Кэлен. — Они даже не очень-то на них похожи, разве что по форме. Они вырезаны в камне и с годами стали пещеристыми и корявыми. Они больше похожи на древние монументы. Жуткие монументы. Растущие словно из земли посреди степи, выстроившись в линии до самого горизонта, они очень похожи на позвоночник какого-то огромного мертвого и бесконечно длинного чудовища.
Ричард озадаченно потер подбородок.
— И какого же они размера?
— Они возвышаются над травой и колосьями, стоя на толстых каменных постаментах шириной в восемь или десять футов. Постаменты примерно в рост человека. В них прорублены ступеньки вверх. Сами же колокола высотой… ну, я не знаю… восемь-девять футов вместе с рамой. С тыльной части каждого колокола в том же камне вырезана круглая стенка, как… как щит. Или как отражатель настенной керосиновой лампы. Андеритская армия постоянно охраняет каждый колокол. При приближении врага солдат по приказу становится за щит, а потом по Домини Диртх — этим колоколам — бьют длинной деревянной палкой. Они издают очень низкий звон. Во всяком случае, те, кто стоит за щитом, слышат низкий звон. Никто из нападавших не выжил, чтобы поведать миру, какой звук идет наружу, в зону смерти.
Недоумение Ричарда тут же сменилось изумлением.
— Что колокола делают с нападающими? Что делает этот звук?
Кэлен покатала травинки в пальцах, сминая их.
— Срывает мясо с костей.
Ричард даже представить себе не мог такого ужаса.
— Как по-твоему, это легенда, или ты точно знаешь, что так оно и есть?
— Я как-то видела результат. Какое-то примитивное степное племя собралось сделать набег, чтобы отомстить за свою женщину, изнасилованную андерским солдатом. — Она сокрушенно покачала головой. — Это было мерзкое зрелище, Ричард. Куча кровавых костей посреди… посреди фарша. Видились клочья волос, обрывки одежды. Я видела ногти и кончики пальцев, но остального мне распознать не удалось. Не будь этих клочков и костей, сроду не догадаться, что это был человек.
— Тогда сомнения нет — эти колокола используют магию, — заявил Ричард. — И на каком расстоянии они убивают? И как быстро?
— Насколько я понимаю, Домини Диртх убивает все, что перед ним на расстоянии видимости. Как только они зазвонили, агрессор успевает сделать шаг, от силы два, а потом кожа начинает трескаться, мышцы и плоть отрываются от костей, все внутренние органы — сердце, легкие, вообще все — вываливаются из грудной клетки, кишки выпадают из живота. Защиты от этого нет. Как только Домини Диртх зазвонил, все перед ним обречено на гибель.
— А может захватчик тайно проскочить ночью? — уточнил Ричард.
Кэлен покачала головой:
— Там равнина, так что защитники видят на многие мили. А ночью горят факелы. К тому же перед ними еще широкая полоса вскопанной земли, чтобы нападающий не мог укрыться в траве или среди колосьев. До тех пор, пока у Домини Диртх дежурят солдаты, миновать его невозможно. Во всяком случае, прошли уже тысячелетия с тех пор, как это удалось.
— Количество нападающих имеет значение?
— Насколько мне известно, Домини Диртх может уничтожить любое количество народа, движущееся на Андерит, пока охраняющие его солдаты бьют в него.
— Армию, к примеру… — прошептал себе под нос Ричард.
— Ричард, я знаю, о чем ты думаешь, но, раз появились шимы, магия исчезает. Было бы глупым и неоправданным риском рассчитывать на то, что Домини Диртх остановит орды Джегана.
Ричард посмотрел на укрывшуюся в траве Дю Шайю, которая все плакала, спрятав лицо в ладони.
— Но ты сказал, что у Андерита имеется и большая армия.
Кэлен нетерпеливо вздохнула:
— Ричард, ты обещал Зедду, что мы поедем в Эйдиндрил.
— Обещал. Но не сказал когда.
— Это подразумевалось само собой.
Он повернулся к ней лицом.
— Не будет нарушением обещания, если сперва мы завернем кое-куда еще.
— Ричард…
— Кэлен, вполне возможно, что, раз магия исчезает, Джеган видит в этом свой шанс захватить Андерит и все имеющиеся там продовольственные запасы.
— Это будет довольно паршиво для нас, но у Срединных Земель есть и другие источники продовольствия.
— А что, если продовольствие — не единственная причина, по которой Джеган идет на Андерит? — выгнул бровь Ричард. — У него есть обладающие даром люди. И они быстро узнают, как Зедд с Энн, что магия исчезает. А если они догадаются, что виной тому шимы? Что, если Джеган увидит в этом шанс захватить непобедимую в прошлом страну, а потом, когда все придет в норму, если шимов изгонят обратно в Подземный мир?..
— У него нет никаких возможностей узнать, что это шимы, а даже если и узнает, то откуда ему знать, как с ними справиться?
— В его распоряжении волшебники и колдуньи из Дворца Пророков. Эти люди изучали хранившиеся там книги. На протяжении столетий изучали. Я и представить не могу, как много они знают. А ты?
Судя по тревоге в глазах Кэлен, такая мысль не приходила ей в голову.
— Ты думаешь, они могут знать, как изгнать шимов?
— Понятия не имею. Но если знают или придут в Андерит, а потом найдут способ с ними справиться, то сама подумай, чем это грозит. Армия Джегана всем скопом окажется в Срединных Землях, под прикрытием Домини Диртх, и тогда мы никакими силами их не задавим. А они смогут когда захотят, в любой угодный им момент, нападать на Срединные Земли. Андерит — страна большая. А если Домини Диртх будет в руках Джегана, мы даже не сможем вести там разведку и не будем знать, в каком месте он в данный момент сосредоточил свои войска. Не можем же мы охранять всю границу, так что у него-то будут все возможности шпионить за нами. И он сможет спокойно прорываться там, где меньше всего наших войск, и атаковать Срединные Земли. А если потребуется, то нанести удар и потом снова скрыться за Домини Диртх. Если он не поленится заняться немножко планированием боевых действий и запасется чуть-чуть терпением, он может подождать, пока образуется где-нибудь брешь, а наши войска окажутся слишком далеко, чтобы вовремя отреагировать, и тогда вся его орда прорвется сквозь бреши в нашей линии обороны и обрушится на Срединные Земли. А прорвавшись за линии обороны, они смогут делать что захотят, а нам останется лишь безуспешно гоняться за ними. Как только он окажется за каменной завесой Домини Диртх, время станет играть на него. Он сможет ждать неделю, месяц, год, десять лет, пока мы не устанем и не ослабеем от постоянной напряженности. И тогда внезапно обрушится на нас.
— Добрые духи! — прошептала Кэлен и пронзительно глянула на Ричарда. — Все это лишь предположения. А если у них нет никакого способа изгнать шимов?
— Да не знаю я, Кэлен! Я просто рассуждаю на тему «что, если». Мы должны решить, что нам делать. И если примем неверное решение, можем потерять все.
— Вот тут ты прав, — вздохнула Кэлен.
Ричард повернулся и увидел, что Дю Шайю стоит на коленях, склонив голову и сложив руки, как в молитве.
— В Андерите есть книги, библиотеки?
— Ну конечно. У них огромная Библиотека Культуры, как они ее называют.
— Если существует ответ, то почему он должен быть именно в Эйдиндриле? — поднял бровь Ричард. — В дневнике Коло? Что, если ответ, ежели таковой вообще существует, хранится в их библиотеке?
— Если вообще в какой-нибудь книге есть этот самый ответ. — Кэлен устало отбросила длинный локон, свисающий ей на грудь. — Ричард, я согласна, что все это очень тревожно, но на нас лежит ответственность за других, и мы должны действовать соответственно. На карту поставлены жизни целых народов. Если для того, чтобы спасти остальных, придется пожертвовать одной страной, я с великой неохотой и скорбью предоставлю эту страну ее судьбе, чтобы выполнить мой долг перед большинством. Зедд велел нам ехать в Эйдиндрил, чтобы разрешить задачу. Может, он сформулировал эту задачу иначе, но суть-то от этого не меняется. Если, выполнив его поручение, мы остановим шимов, мы должны это сделать. Наш долг — действовать наилучшим образом во благо другим.
— Знаю. — Гнет ответственности может быть весьма утомительным. Им необходимо быть и там, и там. — Просто во всей этой истории меня что-то весьма беспокоит, а я никак не пойму, что именно. Более того, я сильно опасаюсь, что неверный выбор может обойтись нам слишком дорого.
Она взяла его за руку.
— Я знаю. Ричард.
Ричард высвободил руку и отвернулся.
— Мне действительно нужно заглянуть в эту книжку, «Близнец Горы».
— Но разве Энн не сказала, что спросила Верну с помощью дорожного журнала, а та ответила, что книга уничтожена?
— Да, верно, значит, невозможно… — Ричард резко обернулся. — Дорожный журнал! — Его осенило. — Кэлен, путевые журналы — средство связи, которым пользуются сестры, когда отправляются в дальние поездки.
— Да, мне это известно.
— Дорожные журналы сделали для них волшебники древности, во времена великой войны.
— И что? — озадаченно нахмурилась Кэлен.
Ричард заставил себя моргнуть.
— Эти журналы парные. И ты можешь переписываться только с парным твоему собственному.
— Ричард, я не понимаю…
— Что, если волшебники пользовались такими же? Из замка Волшебника их вечно отправляли повсюду со всякими поручениями и заданиями. И так в замке узнавали, что где творится? И таким образом координировали действия? Что, если они пользовались ими так же, как и сестры Света? Ведь волшебники тех времен наложили заклятие на Дворец Пророков и создали для сестер дорожные журналы.
— Я по-прежнему не очень понимаю… — все еще хмурилась Кэлен.
Ричард схватил ее за плечи.
— А что, если уничтоженная книга, «Близнец Горы», это путевой дневник? Парный путевому дневнику Йозефа Андера?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:28 | Сообщение # 25

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 33
Кэлен потеряла дар речи.
Ричард сжал ей плечи.
— Что, если второй, парный дневнику Андера, все еще существует?
Она облизала губы.
— Вполне вероятно, что в Андерите они хранят что-то такое.
— Наверняка. Они преклоняются перед ним. В конце концов, они страну назвали его именем. И вполне логично, что, если такая книга существует, они ее хранят.
— Возможно. Но не обязательно.
— То есть?
— Иногда человека не ценят его современники. Не признают его значения и лишь много времени спустя воздают ему должное, да и то зачастую лишь используют как средство достижения власти. И в последнем случае свидетельства об истинных убеждениях этого человека только мешают, и от них стараются побыстрее отделаться. Даже если в Андерите не тот случай и они уважают образ мыслей Андера, все равно страна стала так называться относительно недавно, когда Зедд покинул Срединные Земли. Иногда люди становятся объектом поклонения просто потому, что от их философских взглядов мало что осталось и спорить не с чем, и тогда этот человек обретает ценность как символ чего-то. Скорее всего от вещей Йозефа Андера не осталось ничегошеньки.
Несколько огорошенный логикой ее слов Ричард задумчиво потирал подбородок.
— И еще одна неизвестность, — наконец заговорил он. — Дело в том, что записи в дорожном журнале можно стирать, чтобы освободить место для новых сообщений. Даже если то, о чем я думаю, правда и он написал в замок о найденном решении и книга до сих пор существует и в данный момент находится в Андерите, для нас от нее может не оказаться никакого проку. Потому что этот кусок он мог запросто стереть, чтобы написать что-то другое. Но, — добавил он тут же, — это единственное, на что нам приходится рассчитывать.
— Не единственное, — возразила Кэлен. — Есть еще один вариант, и куда более надежный, — это то, что мы должны сделать в замке Волшебника.
Ричарда неудержимо тянуло к наследию Йозефа Андера. Будь у него хоть малейшее доказательство, что эта тяга — не плод его воображения, он не раздумывал бы ни секунды.
— Кэлен, я знаю…
И осекся. Волосы у него на затылке встали дыбом, казалось, в шею воткнули мелкие ледяные булавки. Ленивый ветерок тихонько развевал его золотой плащ. По рукам побежали мурашки.
Ричард чувствовал, как зло призрачными пальцами касается позвоночника.
— В чем дело? — озабоченно спросила Кэлен.
Не ответив, он резко повернулся и пристально оглядел равнину. Никого и ничего. Вокруг волнами колыхались травы, освещенные золотыми лучами солнца. Вдалеке среди туч сверкали зарницы. Хотя грома слышно не было, небольшое сотрясение почвы все же ощущалось.
— Где Дю Шайю?
Стоявшая чуть в стороне Кара, не сводя глаз с бака-тау-мана, указала:
— Я видела ее вон там пару минут назад.
Ричард поглядел и ничего не увидел.
— И что она делала?
— Плакала. Может, она присела отдохнуть или помолиться.
Это Ричард тоже видел.
Он громко позвал Дю Шайю. Тишину равнины нарушала лишь далекая песня жаворонка. Сложив ладони рупором, Ричард позвал снова. Когда и во второй раз ответа не последовало, мастера меча вскочили и кинулись на поиски.
Ричард ринулся туда, куда указала Кара и где он сам в последний раз видел Дю Шайю. Кара с Кэлен наступали ему на пятки, когда он несся по высокой траве, хлюпая по лужам. Мастера меча и охотники звали Дю Шайю. Ответа не было, поиск стал отчаянным.
Колышущаяся трава будто издевалась над ними, волнуясь то здесь, то там, привлекая взор и намекая на присутствие, но так и не выдавая, где прячет Дю Шайю.
Краем глаза Ричард уловил какую-то темную форму, отличавшуюся по цвету от молодой зелени травы. Он резко свернул вправо и помчался по мокрой травяной подушке, плавающей в море грязи и проваливавшейся под его ногами.
Почва стала чуть тверже. Он снова углядел неуместное темное пятно и чуть изменил направление, шлепая по стоячей воде.
И внезапно наткнулся на нее. Дю Шайю лежала в траве и, похоже, спала. Платье задралось до колен, обнажив белые голени.
Она лежала лицом вниз в луже несколько дюймов глубиной.
Ричард нырнул вперед, чтобы не упасть на нее. Схватив ее за плечи, он рванул ее вверх и перекатил на спину. Мокрое платье облепило объемистый живот, подчеркивая беременность. Пряди мокрых волос прикрывали бескровное лицо.
Дю Шайю смотрела вверх темными мертвыми глазами.
У нее было такое же странное жаждущее выражение, как у Юни, когда Ричард нашел его утонувшим в крохотном ручейке.
Ричард потряс холодное безвольное тело.
— Нет! Дю Шайю! Нет! Я видел тебя живой лишь минуту назад! Ты не можешь умереть! Дю Шайю!
Ее рот раскрылся, руки неловко болтались, она не подавала признаков жизни. Да и какие признаки могли быть? Она умерла.
Когда Кэлен сочувственно положила руку ему на плечо, он с воплем бессильной ярости упал на спину.
— Она только что была жива, — сказала Кара. — Я видела ее живой и здоровой буквально несколько секунд назад!
Ричард зарылся лицом в ладони.
— Знаю. Добрые духи! Я знаю. Как же я сразу не сообразил, что происходит!
Кара оторвала ему руки от лица.
— Лорд Рал, ее душа все еще может быть в теле.
Стоявшие вокруг мастера меча и охотники Племени Тины дрожали мелкой дрожью.
Ричард покачал головой.
— Мне очень жаль, Кара, но она умерла.
Мысленно он видел ее живой, ясно и четко вспоминая все с ней связанное.
— Лорд Рал…
— Она не дышит, Кара. — Ричард потянулся закрыть Дю Шайю глаза. — Она мертва.
Кара жестко ударила его по запястью.
— Разве Денна тебя ничему не научила? Морд-Сит должна была обучить своего воспитанника делиться дыханием жизни!
Ричард, поморщившись, отвернулся от пронзительных голубых глаз Кары. Препротивный ритуал она напомнила, надо сказать. Ужасные воспоминания всколыхнулись в его мозгу, по кошмару соизмеримые со смертью Дю Шайю.
Морд-Сит разделяла со своим воспитанником дыхание, когда тот пребывал уже в объятиях смерти. Это была священная обязанность Морд-Сит — разделить с ним его боль, его последний вздох, когда он уже ускользал в смерть, как бы для того, чтобы увидеть то запретное, что лежит по ту сторону бытия. Таким образом они разделяли, когда приходило время убить воспитанника, с ним его смерть, деля с ним его последнее дыхание.
Прежде чем Ричард, чтобы бежать, убил свою госпожу, она тоже попросила его разделить с ней ее последнее дыхание.
Ричард почтил ее последнюю просьбу и вобрал в себя последний вздох Денны, когда она умирала.
— Кара, я не понимаю, какое это имеет отношение к…
— Отдай ей его обратно!
— Что?! — только и смог уставиться на нее Ричард.
Кара, рыкнув, решительно отодвинула его в сторону. Опустившись на колени, она прижалась ртом ко рту Дю Шайю. Ричард пришел в ужас. А он-то считал, что сумел привить Морд-Сит большее уважение к жизни!
Зрелище снова вызвало у него мрачные воспоминания. Увидев опять воочию знакомую сцену, этакое извращенное интимное действие, он как бы очутился в Народном Дворце пленником Денны. Ричард буквально окаменел, увидев, как Кара вдруг припомнила столь мерзкую вещь из своего прошлого. И разозлился, что она так и не преодолела плоды своего жестокого воспитания и образа жизни.
Зажав Дю Шайю нос, Кара продолжала вдувать воздух в легкие. Ричард потянулся к широким плечам Кары, чтобы отшвырнуть ее от Дю Шайю. Его просто бесил вид Морд-Сит, совершающей подобное с мертвым телом.
И так и замер с протянутыми руками, не коснувшись Кары.
Что-то в поведении Кары, в ее настойчивости подсказало, что все не так, как кажется на первый взгляд. Подложив одну руку Дю Шайю под шею, а другой зажав ей нос, Кара еще раз вдохнула ей воздух в рот. Грудь Дю Шайю поднялась и медленно опустилась, пока Кара сама набирала воздух.
Один из мастеров меча, багровый от ярости, потянулся к Каре, поскольку Ричард явно передумал. Ричард перехватил его руку. Встретившись с вопросительным взглядом Джиаана, он покачал головой. Джиаан нехотя отошел.
— Ричард — шепнула Кэлен, — что она, во имя духов, творит? Зачем делает такую нелепую вещь? Это какой-то д’харианский ритуал для мертвых?
Кара набрала побольше воздуха и резко вдула его Дю Шайю.
— Не знаю, — шепнул в ответ Ричард. — Но это не то, о чем я подумал.
Кэлен изумилась еще больше.
— А что ты мог подумать?
Не желая говорить об этом, Ричард лишь поглядел в ее зеленые глаза. Он услышал, как Кара снова вдувает воздух в безжизненное тело Дю Шайю.
И отвернулся, не способный смотреть дальше. Он не мог понять, зачем Кара все это делает, какой в этом прок, но и сидеть здесь он дальше не мог. Пусть другие смотрят.
Он пытался убедить себя, что это, возможно, как предположила Кэлен, какой-то д’харианский ритуал для отбывающей души. Он вскочил, но Кэлен схватила его за руку.
Раздался натужный кашель.
Ричард крутанулся на каблуках и увидел, как Кара разворачивает Дю Шайю набок, слегка поддерживая. Дю Шайю, давясь, ловила воздух ртом. Кара хлопнула ее по спине, как новорожденного, но значительно сильней.
Дю Шайю закашлялась и тяжело задышала. А потом ее начало рвать. Ричард, рухнув на колени, подхватил тяжелую массу ее волос и держал, пока ее выворачивало.
— Кара, что ты сделала? — Ричард глазам не верил, видя вернувшуюся к жизни умершую женщину. — Как тебе это удалось?
Кара постучала Дю Шайю по спине, вынуждая выкашлять оставшуюся воду.
— Разве Денна не учила тебя делиться дыханием жизни?
В голосе ее сквозило раздражение.
— Да, но… но это не было…
Дю Шайю, вцепившись в руку Ричарда, выплюнула еще воду. Ричард поглаживал ее по спине и волосам, давая ей понять, что все они тут, с ней. Легкое ответное пожатие сказало ему, что она знает.
— Кара, — спросила Кэлен, — что ты сделала? Как ты вырвала ее у смерти? Это какое-то волшебство?
— Волшебство! — фыркнула Кара. — Никакое это не волшебство! И близко не лежало. Просто ее душа еще не покинула тело, только и всего. Иногда, когда душа еще не отлетела, еще не поздно. Но это нужно делать немедленно. И в этом случае иногда удается вернуть им дыхание жизни.
Мужчины, отчаянно жестикулируя, восторженно что-то верещали друг другу. Они только что стали свидетелями чуда, которое наверняка войдет в легенды. Их мудрая женщина ушла в мир мертвых — и вернулась!
Ричард в полном недоумении уставился на Кару.
— Ты можешь? Ты умеешь возвращать мертвым дыхание жизни?
Кэлен, что-то ласково шепча, убирала с лица Дю Шайю пряди волос. Ей пришлось остановиться, когда Дю Шайю закашлялась и ее снова вырвало. Какой бы больной и бледной Дю Шайю ни выглядела, дышала она явно уже лучше.
Кэлен взяла покрывало, протянутое одним из мужчин, и завернула в него дрожащую Дю Шайю. Кара наклонилась ближе к Ричарду, чтобы никто не слышал.
— А как, по-твоему, Денне удавалось так долго сохранять тебе жизнь, когда она мучила тебя? Она умела это делать лучше всех. Я Морд-Сит и знаю, что с тобой делали, и я знала Денну. Ей обязательно время от времени приходилось проделывать это с тобой, чтобы ты не умер, пока она не закончила. Но тогда это была кровь, а не вода.
Это Ричард тоже помнил — как кашлял кровью так, будто тонул в ней. Денна была любимицей Даркена Рала, потому что была лучшей. Говорили, что она умеет держать своих пленников на пороге смерти дольше, чем любая другая Морд-Сит. И то, что сейчас проделала с Дю Шайю Кара, было частью того, как Денна этого добивалась.
— Но я никогда не думал…
— Никогда не думал что? — нахмурилась Кара.
Ричард помотал головой:
— Никогда не думал, что такое возможно. Не тогда, когда человек уже умер. — После того, как Кара совершила столь благородный поступок, у него язык не поворачивался сказать ей, что он сперва думал, будто она удовлетворяет какие-то свои вынесенные из прошлого мерзкие запросы. — Ты сотворила чудо, Кара. Я тобой горжусь!
— Лорд Рал, — сурово глянула на него Кара, — прекратите говорить со мной так, будто я какой-то великий дух, явившийся в этот мир. Я Морд-Сит. Любая Морд-Сит это умеет. Мы все умеем.
Схватив его за воротник рубашки, она подтащила его ближе.
— И вы тоже умеете. Денна научила. Знаю, что научила. Вы могли сделать это с той же легкостью, что и я.
— Я не знаю, Кара. Я только брал дыхание жизни, но никогда не отдавал.
Она выпустила его воротник.
— Это то же самое, только в другом направлении.
Дю Шайю заползла Ричарду на колени. Он ласково погладил ее по голове. Она цеплялась за его пояс, рубашку, обхватила грудь, вцепившись что было сил, а он попытался ее успокоить.
— Муж мой, — сумела выдавить она, — ты спас меня… от поцелуя смерти.
Кэлен держала Дю Шайю за руку. Ричард взял другую и положил на облаченное в алую кожу колено.
— Тебя спасла Кара, Дю Шайю. Кара вернула тебе дыхание жизни.
Дю Шайю шарила по ноге Кары, пока не нащупала ее руку.
— И ребенка Кахарина… Ты спасла нас обоих. Спасибо тебе, Кара. — Она хрипло вздохнула. — Благодаря тебе дитя Ричарда будет жить. Спасибо тебе.
Ричард посчитал, что сейчас не самое подходящее время поднимать вопрос об отцовстве.
— Ерунда. Лорд Рал и сам бы справился, но я оказалась ближе и опередила его.
Коротко пожав руку Дю Шайю, Кара встала, чтобы освободить место благодарным мастерам меча, желающим подобраться поближе к своей мудрой женщине.
— Спасибо тебе, Кара, — повторила Дю Шайю.
Кара скривилась от отвращения к людям, благодарившим ее за то, что она сделала что-то доброе.
— Мы рады, что твоя душа еще не покинула тебя и ты смогла остаться с нами, Дю Шайю. И ребенок лорда Рала тоже.
Глава 34
Неподалеку мастера меча и большинство охотников всячески обихаживали Дю Шайю. Мудрая женщина бака-тау-мана вернулась из мира духов или его ближайших окрестностей, и Ричард видел, что где-то в пути она растеряла все свое тепло. Одних покрывал было недостаточно, и Ричард сказал, что при условии, если все будут держаться вместе во избежание неприятных сюрпризов, можно развести костер, чтобы согреть Дю Шайю.
Двое охотников Племени Тины вырвали траву и выкопали узкую щель, пока остальные охотники делали плотно скрученные травяные жгуты. Жгуты были такими плотными, что из травы выдавливалась практически вся влага. Четыре жгута они покрыли тягучей смолой и сложили пирамидкой, затем подожгли их, а оставшиеся жгуты сложили вокруг огня для просушки. И очень быстро получили сухую траву для топки и отличный костер.
Дю Шайю походила на слегка отогревшуюся смерть. И ей все еще было очень плохо. Что же, она по крайней мере жива. Дышала она лучше, хотя и кашляла. Мастера меча позаботились, чтобы она выпила горячего чаю, пока охотники, в одночасье превратившиеся в наседок, готовили ей кашу из тавы. Судя по всему, Дю Шайю поправится и пока что останется в мире живых.
Ричарду казалось чудом, что человек ожил после смерти. Если бы ему кто-нибудь рассказал о подобном, вряд ли он поверил бы, не увидь он это собственными глазами. И это во многом перевернуло его мысли и изменило взгляд на мир.
Отныне Ричард не сомневался в том, что им нужно делать.
Кара, скрестив руки, наблюдала за суетившимися вокруг Дю Шайю мужчинами. Кэлен тоже воспринимала все происходящее не менее зачарованно, чем остальные. Кроме Кары. Эта-то не видела ничего особенного в том, что мертвец снова задышал. Судя по всему, то, что Морд-Сит считают обычным делом, несколько удивляет остальных людей.
Ричард ласково взял Кэлен под руку и привлек к себе.
— Ты говорила, что никто не проходил через Домини Диртх уже много веков. Значит, кому-то это как-то раз удалось?
Кэлен, оторвавшись от наблюдения за Дю Шайю, поглядела на мужа.
— Ну, это история довольно темная и весьма спорная. Во всяком случае, за пределами Андерита.
С тех пор, как Дю Шайю впервые упомянула это место, у Ричарда сложилось стойкое убеждение, что Андерит не принадлежит к любимым Кэлен странам.
— Как так?
— Ну, эта история требует некоторых объяснений.
Ричард вытащил из мешка три лепешки тавы и протянул Кэлен с Карой по одной. Сам же он не сводил глаз с лица Кэлен.
— Я весь внимание.
Кэлен отломила кусочек, явно размышляя, с чего начать.
— Страну, ныне известную как Андерит, когда-то завоевал народ, называемый хакенцы. Жителей Андерита учат, что хакенцы использовали Домини Диртх против исконных жителей этой земли, тех, которых сейчас называют андерцами.
Когда я в детстве училась в замке, волшебники рассказывали мне иное. Ну, как бы то ни было, это случилось много веков назад, а история, как известно, обладает свойством меняться в зависимости от того, кто ее преподает. К примеру, могу смело предположить, что Имперский Орден будет преподносить захват Ренвольда иначе, чем мы.
— Я хочу узнать об Андерите, — мягко напомнил Ричард, пока она жевала кусок тавы. — Его историю, как тебе ее изложили волшебники.
Кэлен, проглотив таву, продолжила:
— Ну, много столетий тому назад — примерно две-три тысячи лет — из степи пришли хакенцы и захватили Андерит. Известно, что это было племя из дальних мест, чьи земли, возможно, по какой-то причине стали непригодны для проживания. Такое случалось и в других местах, к примеру, когда землетрясение или наводнение меняло русло реки. Иногда бывшие плодородными земли становились слишком засушливыми для сельского хозяйства и животных. Иногда племена мигрировали из-за неурожайных лет.
Как бы то ни было, мне рассказывали, что хакенцы каким-то образом миновали Домини Диртх. Как им это удалось, не знает никто. Многие погибли, но все же они прошли и захватили землю, нынче именуемую Андеритом.
Андерцы тогда были главным образом кочевниками, и их племена жестоко сражались между собой. У них не было ни письменности, ни строительства, не знали они металла, социальная структура — практически неразвита. Короче, по сравнению с хакенскими завоевателями они были отсталым народом. Не то что они были дураками, просто хакенцы обладали более продвинутыми знаниями и технологиями.
И оружие хакенцев тоже превосходило андерское. К примеру, у них имелась кавалерия, и они лучше координировали свои действия и тактику. У них была четкая иерархическая структура, тогда как андерцы без конца ругались между собой из-за того, кто будет командовать их войсками. Это одна из причин, по которой хакенцы, как только миновали Домини Диртх, легко подавили андерцев.
Ричард протянул Кэлен бурдюк.
— Хакенцы были воинами и завоевателями, как я понял. Они жили за счет завоеваний?
Кэлен вытерла с подбородка воду.
— Нет, они не относились к тому типу завоевателей, которым нужны лишь рабы и война. Они не вели хищнических войн.
Хакенцы принесли с собой знания обо всем, от изготовления кожаной обуви до работы с металлом. Они были образованными людьми. Они имели представление о высшей математике и ее прикладном значении, в архитектуре в частности.
Хакенцы прекрасно знали земледелие, пахали на волах и лошадях в отличие от андерцев, вскапывавших вручную крошечные участки и занимавшихся собирательством. Хакенцы создали ирригационные системы и ввели рисоводство в дополнение к другим культурам. Они умели вести селекционные работы, выводили сорта пшеницы, наиболее подходящие для местных климатических и водных условий. У них было сильно развито коневодство. Они знали, как вывести отличный скот, и выращивали большие стада.
Кэлен вернула бурдюк и откусила еще тавы.
— Как обычно при завоеваниях, хакенцы правили, как правят победители. Хакенские порядки сменили андерские. На земли пришел мир, хотя и навязанный хакенскими правителями. Они были суровыми, но не жестокими. Вместо того чтобы попросту вырезать андерцев, как обычно поступали большинство завоевателей, они вовлекли их в хакенский социум, пусть даже изначально как дешевую рабочую силу.
— Значит, андерцы тоже пользовались хакенскими привилегиями? — с набитым ртом уточнил Ричард.
— Да. Под властью хакенских правителей на землю пришло изобилие. Процветал и хакенский народ, и андерский. Численность андерцев была низкой, практически на грани вымирания. Но с изобилием пищи популяция значительно увеличилась.
Дю Шайю зашлась в приступе кашля, и они обернулись к ней. Ричард присел на корточки и, пошарив в мешке, вытащил сверточек, который дала им Ниссел. Развернув его, он обнаружил сушеные листья, которые Ниссел как-то давала ему, чтобы снять боль. Кэлен указала травы, что успокаивают желудочные боли. Отложив немного в тряпицу, Ричард протянул остальное Каре.
— Скажи мечникам, чтобы положили немного в чай и дали настояться. Это успокоит ей желудок. Скажи Чандалену, что это Ниссел нам дала. Пусть втолкует это Дю Шайю и меченосцам, чтобы они не волновались.
Кара кивнула. Он вложил ей в ладонь еще листьев.
— И скажи Дю Шайю, чтобы она, попив чаю, пожевала потом вот эти листья. Они должны снять боль. Потом, если боли возобновятся или ее снова затошнит, может пожевать еще.
Кара поспешила выполнить приказ.
Она могла сколько угодно не признаваться, но Ричард знал, что ей приятно помогать тем, кто нуждается в помощи. И нет ничего более приятного, чем вернуть кого-то к жизни.
— Ну так что там было дальше с хакенцами и андерцами? Все шло хорошо? Андерцы учились у хакенцев? — Он отломил кусочек тавы. — Мир и братство?
— По большей части. Хакенцы привнесли упорядоченное правление, тогда как андерцы до завоевания склочничали между собой вплоть до кровавых разборок. На самом деле хакенцы убили при завоевании куда меньше андерцев, чем сами андерцы регулярно приканчивали в своих междоусобицах. Во всяком случае, так рассказывали учившие меня волшебники.
Хакенцы ввели правовую систему, хотя я вовсе не утверждаю, что она была полностью справедливой и равной. Во всяком случае, она была более четкой, чем власть толпы или попросту право сильного, которые прежде царили у андерцев. Покорив андерцев и установив свои порядки, хакенцы научили андерцев читать.
Андерцы, будучи отсталым племенем, были невежественными, но далеко не дураками. Пусть они не додумались до чего-то сами, но быстро сообразили, как и что делать, приспособили новые познания для своих нужд. В этом они были великолепны.
— Тогда почему страна называется не Хакенландия? — помахал свернутой тавой Ричард. — Ты ведь сказала, что большинство жителей Андерита хакенцы?
— Об этом позже. Я к этому подхожу. — Кэлен оторвала еще кусок лепешки. — Как объяснили мне волшебники, у хакенцев была такая правовая система, которая, как только они осели в Андерите и страна начала процветать, стала еще лучше.
— Правовая система? От завоевателей?
— Цивилизация не бывает сразу полностью развитой, Ричард. Это постепенный процесс. И частью этого процесса является перемешивание племен и рас, и это перемешивание зачастую проходит методом завоеваний, и эти завоевания частенько приносят с собой новое и прогрессивное. Нельзя чисто импульсивно судить о ситуации, лишь исходя из простых критериев, как нашествие и завоевание.
— Но если один народ приходит и вынуждает другой народ…
— Посмотри на Д’Хару. Благодаря завоеванию — тобой — Д’Хара теперь страна, где царит справедливость, где жестокость и пытки больше не являются методами правления.
Ричард не собирался оспаривать этот пункт.
— Допустим. Просто все это смахивает на то, что одна культура уничтожается другой, завоевавшей ее. Это несправедливо.
Она одарила его взглядом, каким частенько одаривал Зедд, означавшим, что от него никак не ожидали, что он станет повторять распространенное, хоть и в корне неверное мнение, вместо того чтобы увидеть истину. Именно поэтому, когда она заговорила снова, Ричард навострил уши.
— Ни одна культура не имеет привилегированного права на существование. Культура не ценится сама по себе лишь потому, что она просто существует. Без некоторых культур мир был бы куда лучше. — Она повела бровью. — Предлагаю в этой связи тебе на рассмотрение Имперский Орден.
Ричард испустил глубокий вздох.
— Мне понятен ход твоих мыслей.
Он хлебнул воды, а Кэлен съела еще тавы. И все же ему казалось неправильным, чтобы культуру со своими собственными традициями и историей уничтожали полностью. Но в определенной мере он понимал, что хочет сказать Кэлен.
— Значит, андерский образ жизни прекратил свое существование. Так что ты говорила о хакенской правовой системе?
— Несмотря на наше мнение о способе, которым они оказались в Андерите, хакенцы были людьми, высоко ценившими справедливость. На самом деле они считали ее краеугольным камнем упорядоченного и процветающего общества. Таким образом, сменявшиеся поколения хакенцев предоставляли все больше свобод завоеванным ими андерцам и постепенно стали считать их равными себе. Эти сменяющиеся поколения приобрели видение мира, похожее на наше, а также начали испытывать стыд за то, что их предки сделали с андерским народом. — Кэлен устремила взгляд вдаль, на зеленые равнины. — Конечно, куда легче испытывать стыд, когда виновные уже много веков как покойники, особенно если такое раскаяние, по умолчанию, делает тебя высоконравственным без необходимости выдерживать проверку современным тебе окружением. Ладно, как бы то ни было, их приверженность своим понятиям справедливости на поверку обернулась началом падения хакенского народа. Андерцы всегда ненавидели хакенских завоевателей и не переставали вынашивать планы мести.
Один из варивших кашу охотников принес в каждой руке по теплому куску тавы с толстым слоем дымящейся каши. Кэлен с Ричардом с благодарностью приняли горячую пищу, и Кэлен поблагодарила охотника на его языке.
— Так каким же образом хакенская правовая система привела к тому, что теперь хакенцы стали практически рабами благодаря андерскому чувству справедливости? — поинтересовался Ричард, когда они съели по изрядной порции каши, сдобренной сладкими сушеными ягодами. — Как-то с трудом верится.
Он видел, что сидевшая возле костра завернутая в покрывала Дю Шайю не проявляет к каше никакого интереса. Кара с травяным настоем сидела подле Дю Шайю и следила, чтобы та хотя бы немного отпила из крошечной деревянной чашечки.
— Правовая система была не причиной падения хакенцев, Ричард, а лишь крошечным шажком в этом направлении. Одним из ключевых моментов истории. Я просто рассказываю тебе самые важные моменты. И результаты. Со временем такие вещи случаются с культурой и обществом. Благодаря справедливым законам андерцы смогли постепенно подниматься вверх и в результате получили возможность захватить власть. Андерцы ничем не отличаются от других в своем стремлении к власти.
— Хакенцы были правящим народом. Как это их угораздило оказаться в противоположном конце? — Ричард покачал головой. Ему с трудом верилось, что все было так, как рассказывали Кэлен волшебники.
— Это еще не все. — Кэлен слизнула с пальцев кашу. — Как только справедливые законы распространились и на андерцев, они стали для них палочкой-выручалочкой.
Оказавшись равными членами общества, андерцы воспользовались своими свободами, чтобы завоевать определенный статус. Сначала просто стали участвовать в деловых предприятиях, трудовых сообществах, ставших впоследствии гильдиями, становились членами маленьких местных советов и так далее, и тому подобное. Потихоньку, шаг за шагом.
Нет, ты не думай, андерцы тоже самоотверженно трудились. Поскольку справедливые законы распространились на всех, андерцы смогли собственным тяжким трудом получить то же, что имели хакенцы. Они стали преуспевающими и уважаемыми людьми.
Но самое главное — они стали ростовщиками.
Видишь ли, как выяснилось, у андерцев просто потрясающая деловая хватка. Постепенно они стали классом торговцев, а не рабочих. А со временем торговля дала возможность некоторым андерским семьям сколотить состояния.
Дальше они стали ростовщиками, и, соответственно, в их руках сосредоточилась финансовая власть. Несколько больших андерских семей контролировали большую часть финансов и в довольно значительной степени стали теневой властью за спиной хакенского владычества. Хакенцы почили на лаврах, а андерцы по-прежнему были целенаправленными.
Стали андерцы и учителями. Почти с самого начала хакенцы считали преподавание простой задачей, которой вполне можно позволить заняться андерцам, освободив хакенцев для более солидного занятия — правления. Андерцы взяли на себя все аспекты преподавательской деятельности — не только преподавание как таковое, а и составление инструкций и методик, а следовательно, и содержание преподаваемых предметов.
Ричард проглотил немного каши.
— Насколько я понимаю, со стороны хакенцев это каким-то образом оказалось ошибкой?
Кэлен, взмахнув сжатым в руке кусом тавы с кашей, подчеркнула значимость своих слов.
— Помимо чтения и математики, детям преподавали историю и культуру, чтобы они понимали свое место в культуре и обществе своей страны.
Хакенцы хотели, чтобы все дети знали, что существуют пути гораздо лучшие, чем война и завоевания. Они считали, что, если андерцы будут рассказывать детям о жестоком хакенском завоевании благородного андерского народа, это поможет их детям вырасти более цивилизованными, уважающими других. Но вместо этого андерцы внедрили в юные умы чувство вины, что способствовало подрыву единства хакенского общества и падения уважения к авторитету хакенского правления.
А затем случился природный катаклизм — длящаяся целое десятилетие засуха. Именно в этот период андерцы наконец предприняли шаги, чтобы скинуть хакенское правление.

Вся экономика страны базировалась на зерне, главным образом пшенице. Фермы чахли, и фермеры не могли поставить на экспорт зерно, за которое торговцы уже заплатили вперед. Торговцы требовали возврата денег, поскольку все пытались пережить трудные времена. Многие, у кого не было достаточно финансовых средств, потеряли свои фермы.
Можно было ввести государственный контроль, чтобы снять панику, но правящие хакенцы боялись, что это не понравится стоящим за их спиной ростовщикам.
А потом пришли еще большие беды.
Люди начали умирать. Вспыхнули голодные бунты. Ферфилд сожгли дотла. И хакенцы, и андерцы подняли жестокие восстания. В стране царил хаос. Многие перебрались в другие страны, в надежде найти там лучшую долю, пока не умерли с голоду.
Андерцы, впрочем, воспользовались своими деньгами, чтобы купить продовольствие за границей. Только финансовые запасы богатых андерцев позволяли закупать пищу за рубежом, и для большинства эти поставки были единственной возможностью выжить. И андерцев благодаря этим зарубежным поставкам стали считать спасителями.
Андерцы покупали разорившиеся мастерские и фермы у людей, страдавших от безденежья. Андерские деньги, какими бы скудными они ни были, и их продовольственные поставки были единственным, что спасало большинство семей от голодной смерти.
И вот тогда андерцы затребовали истинную цену и начали осуществлять свою месть.
Правительство хакенцев толпы на улицах обвиняли в царящем в стране голоде. Андерцы же, с их торговыми связями, провоцировали и расширяли народное недовольство. В стране наступила анархия, хакенских правителей убивали прямо на улицах, их тела волочили перед ликующей толпой.
Хакенских ученых кровожадные напуганные толпы сочли виновными за голод. Образованных хакенцев называли врагами народа даже большинство хакенцев — фермеры и рабочие. Образованным хакенцам устроили кровавую резню. В период беззакония и восстаний весь хакенский правящий класс систематически вырезался. Каждый занимавший более или менее ответственный пост хакенец был подозреваемым и, следовательно, подлежал уничтожению.
Андерцы быстро уничтожили — либо финансовыми способами, либо руками зверствующей толпы — все принадлежавшие хакенцам предприятия и концерны.
И в образовавшемся вакууме андерцы захватили власть и навели порядок в обеспечении продовольствием голодных — как андерцев, так и хакенцев. Когда пыль улеглась, андерцы уже управляли страной, а вскоре при помощи сильных наемных войск установили там свой порядок.
Ричард перестал жевать. Он ушам своим не верил. Он ошарашенно смотрел на Кэлен, которая, живо жестикулируя, повествовала о падении разума.
— Андерцы поставили все с ног на голову, представив белое черным, а черное белым. Они провозгласили, что никакой хакенец не может справедливо судить андерца из-за древней традиционной хакенской несправедливости к андерцам. А андерцы, из-за того, что их так долго и несправедливо угнетали хакенские правители, наоборот, отлично понимают, что такое неравенство, поэтому они, и только они, могут судить по справедливости.
Принятие как должное баек о жестокости хакенцев было единственным способом уцелеть. Испуганные хакенцы, пытаясь доказать, что эти жуткие обвинения ложны, и желая избежать гибели от руки хорошо вооруженного войска, добровольно подчинились власти андерцев и их беспощадных наемников.
Андерцы, так долго лишенные власти, безжалостно насаждали свои привилегии.
Хакенцам отныне запрещалось занимать ответственные должности. Постепенно, якобы потому что хакенские правители требовали от андерцев, чтобы к ним обращались по фамилии, хакенцам отказали даже в праве носить фамилию, разве что они каким-то образом докажут, что достойны этого, и получат специальное разрешение.
— Но разве они не перемешались? — спросил Ричард. — За все это время — разве хакенцы и андерцы не переженились между собой? Не стали единым народом?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:29 | Сообщение # 26

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Кэлен покачала головой.
— С самого начала высокие темноволосые андерцы считали, что брак с рыжими хакенцами — преступление перед Создателем. Они считают, что Создатель, в мудрости своей, сделал людей различными. Они считают, что люди не должны смешиваться, как скот, для получения лучшего потомства. Я не говорю, что такого не случалось вовсе, но сейчас этого практически нет.
Ричард покатал в руке остатки тавы с кашей.
— И как там дела обстоят сейчас? — Он кинул в рот оставшийся кусок.
— Поскольку только униженные, то бишь андерцы, могут быть достойными, потому что это их угнетали, то только они могут находиться у власти. Они учат, что хакенский гнет длится по сию пору. Даже взгляд, брошенный хакенцем, может быть интерпретирован как проявление ненависти. Соответственно, хакенец не может быть униженным, а следовательно, достойным, потому что он порочен по своей натуре.
Теперь хакенцам запрещено законом читать, из боязни, что они снова захватят власть и, безусловно, продолжат угнетать и уничтожать андерский народ — это, как они изволят выражаться, так же верно, как то, что ночь всегда длиннее дня. Хакенцы, чтобы знали свое место, обязаны посещать занятия, именуемые общим покаянием. Вот так вкратце андерцы теперь правят хакенцами.
Только имей в виду, Ричард, я рассказываю тебе то, что мне говорили волшебники. То, чему учат андерцы, — совсем другое. Они говорят, что были угнетенным народом, который благодаря своей благородной натуре смог после столетий гнета снова осуществить свое культурное превосходство. Насколько я понимаю, такая версия тоже вполне может оказаться правдивой.
Ричард, подбоченясь, недоверчиво посмотрел на нее.
— И Совет в Эйдиндриле допускал подобное? Позволял андерцам вот так поработить хакенцев?
— Хакенцы покорно подчиняются. Они верят тому, чему их учат андерские учителя: что так лучше для всех.
— Но как Совет вообще мог допустить такое извращение самого понятия справедливости?!
— Ты забываешь, Ричард, что Срединные Земли — союз независимых государств. Исповедницы помогали обеспечивать, чтобы правление в Срединных Землях было в определенной степени справедливым. Мы не спускали убийство политических противников, но если люди вроде хакенцев добровольно подчиняются порядкам своей страны, Совет ничего не может сделать. Жестокое правление подавлялось. Странное — нет.
— Но хакенцы терпят все это лишь потому, что их учат всяким бредням! — всплеснул руками Ричард. — Они не понимают, насколько это глупо! Это все равно что злоупотреблять чьим-то невежеством!
— Для тебя это злоупотребление, Ричард, а они видят это иначе. Они видят в этом способ сохранить мир в своей стране. И это их право.
— То, что они сознательно держат их в невежестве, лишь доказывает, что это прямое злоупотребление.
— А разве не ты только что чуть ли не с пеной у рта доказывал мне, что хакенцы не имели права уничтожать андерскую культуру? — накинулась на него Кэлен. — А теперь настаиваешь, что Совет должен был поступить так же?
— Ты говорила о Совете Срединных Земель. — На лице Ричарда мелькнуло раздражение.
Кэлен сделала еще глоток и протянула бурдюк Ричарду.
— Все это случилось много веков назад. Тогда ни одна страна не была сильна достаточно, чтобы навязать свои законы остальным Срединным Землям. При помощи Совета мы просто пытались вместе действовать. А там, где правители выходили за грань, вмешивались Исповедницы.
Попытайся мы диктовать суверенным государствам, как им править на своих землях, союз давно бы распался и на смену сотрудничеству и дипломатии пришла бы война. Я не говорю, что такой подход был совершенным, Ричард, но он позволял большинству людей жить в мире.
— Допустим, — вздохнул он. — Я не очень-то разбираюсь в управлении. Полагаю, Срединные Земли существовали по этим правилам не одно тысячелетие.
Кэлен отщипнула кусочек лепешки.
— Вещи вроде тех, что произошли в Андерите, — одна из причин, по которым я пришла к пониманию и принятию того, что ты пытаешься осуществить, Ричард. До твоего прихода, подкрепленного мощью Д’Хары, ни одна страна не была достаточно сильной, чтобы установить справедливые законы для всех народов. Перед лицом такой угрозы, как Джеган, у Союза Срединных Земель не было никаких шансов.
Ричард даже представить себе не мог, что стоило ей, Матери-Исповеднице, видеть, как все то, ради чего она трудилась всю свою жизнь, распадается на части. Отец Ричарда, Даркен Рал, подтолкнул события, которые перетрясли весь мир. Кэлен хотя бы сумела разглядеть среди этого хаоса возможный выход.
Ричард почесал бровь, размышляя, что же делать дальше.
— Ладно, теперь я немного знаком с историей Андерита. Уверен, что знай я историю Д’Хары, то нашел бы ее еще более гнусной, и все же теперь д’харианцы идут за мной и сражаются за справедливость, как ни странно это звучит. Духи знают, что некоторые повесили прошлые грехи Д’Хары на мою шею.
Из того, что ты мне рассказала об истории Андерита, они не похожи на тех, кто подчинится правлению Имперского Ордена. Как по-твоему, Андерит присоединится к нам?
Кэлен, обдумывая вопрос, глубоко вздохнула. А он-то надеялся, что она ответит «да» не задумываясь!
— Там правит Суверен, который одновременно и их религиозный вождь. Этот элемент их общественной формации идет еще с андерских религиозных представлений древности. Директора Комитета Культурного Согласия влияют на того, кого пожизненно избирают Сувереном. Предполагается, что Директора должны проверять моральные качества человека, назначенного Сувереном. Примерно так, как Великий Волшебник выбирает подходящего человека на место Искателя.
Жители Андерита верят, что, как только Директора провозглашают кого-то Сувереном, этот человек становится выше плотских интересов и соприкасается с самим Создателем. Некоторые фанатично верят, что его устами говорит Создатель. Некоторые относятся к нему с тем же почтением, с каким поклоняются самому Создателю.
— Значит, это его нужно убедить в необходимости присоединиться к нам?
— Отчасти. Но на самом деле Суверен не правит в общепринятом смысле этого слова. Он скорее своего рода идол, которого почитают за то, что он собой воплощает. Сейчас андерцы составляют пятнадцать—двадцать процентов от общей численности населения, но хакенцы относятся к Суверену так же, как и андерцы.
Он обладает властью назначать членов правительства, но, как правило, довольствуется тем, что просто утверждает того, кого изберут. В основном Андеритом правит министр культуры. Он утверждает план развития страны. В настоящий момент это некто Бертран Шанбор.
Канцелярия министра культуры, расположенная неподалеку от Ферфилда, — тот правительственный орган, который будет принимать окончательное решение. Представители, с которыми я встречалась в Эйдиндриле, передадут наши слова министру Шанбору.
Невзирая на мрачную историю страны, Андерит сейчас — сила, с которой нужно считаться. Если древние андерцы были примитивным народом, теперь они далеко не такие. Это богатые торговцы, в чьих руках широкие торговые сети и огромные средства. И правят они столь же умело. Они надежно держат в руках власть и страну.
Кэлен замолчала.
Ричард оглядел пустынную равнину. С того самого момента, как шим пришел убить Дю Шайю, а он почувствовал, что волосы на затылке встали дыбом, он непрерывно прислушивался к своим ощущениям, надеясь быстрее отреагировать на тревогу и вовремя предупредить остальных.
Он оглянулся посмотреть, как Кара скармливает Дю Шайю кашу. Дю Шайю следовало бы сидеть дома, а не таскаться беременной по горам и долинам.
— Андерцы вовсе не разжиревшие ленивые мягкотелые купчишки, — продолжила Кэлен. — За исключением армии, где существует некое подобие равенства, только андерцам разрешено иметь оружие, и они неплохо владеют им. Андерцы, вопреки твоему возможному мнению, далеко не дураки, и с ними нелегко справиться.
Ричард снова пристально оглядел равнину, мысленно прикидывая план действий.
— В Эбиниссии и Ренвольде Джеган ясно показал, что он делает с теми, кто отказывается присоединиться к нему, — молвил он. — Если Андерит не присоединится к нам, они снова падут жертвами иноземных захватчиков. Только вот у этих захватчиков начисто отсутствует понятие о справедливости.
Глава 35
Размышляя над тем, что рассказала ему Кэлен, Ричард молча смотрел в ту сторону, где лежал Эйдиндрил.
Экскурс в историю Андерита лишь укрепил его решение.
— Я знал, что мы наверняка идем не туда, — произнес он наконец.
Кэлен хмуро поглядела на пустынные равнины на северо-западе.
— Ты о чем?
— Зедд любил мне повторять, что если дорога легка, то скорее всего ты идешь не тем путем.
— Ричард, мы же уже со всем разобрались, — с усталой решимостью сказала Кэлен, отбрасывая волосы с лица. — Нам нужно в Эйдиндрил. Теперь-то ты должен ясно это понимать.
— Мать-Исповедница права, — подхватила подошедшая к ним Кара. Ричард заметил, что сжимавшие эйджил пальцы Морд-Сит побелели. — Шимов необходимо изгнать. Мы должны помочь Зедду восстановить магию.
— Да неужто? Ты представить себе не можешь, Кара, как я рад слышать, что ты отныне такая поклонница магии. — Ричард огляделся в поисках мешков. — Я должен идти в Андерит.
— Ричард, поступив так, мы пренебрежем тем заклинанием, которое способно помочь нам справиться с шимами!
— Я ведь Искатель, не забыла? — Ричард был признателен Кэлен за совет и высоко ценил его, но теперь, когда он выслушал ее, проанализировал варианты и принял решение, его терпение подошло к концу. Пришло время действовать. — Дай мне делать мое дело.
— Ричард, это…
— Ты, помнится, поклялась Зедду, что будешь защищать Искателя даже ценой жизни. Настолько ты сочла это важным. Я не прошу твоей жизни, прошу только понять: я делаю то, что должен.
Кэлен набрала побольше воздуха, стараясь сохранять терпимость и спокойствие.
— Зедд настоятельно требовал, чтобы мы сделали это для него, чтобы он смог противостоять исчезновению магии. — Она дернула Ричарда за рукав. — Мы не можем все дружно мчаться в Андерит!
— Ты права.
Кэлен подозрительно нахмурилась.
— Вот и хорошо.
— Мы не все дружно помчимся в Андерит. — Ричард нашел подстилку и схватил ее. — Ты права, Эйдиндрил тоже важен.
Кэлен схватила его за рубашку и заставила повернуться лицом.
— Ну уж нет! — погрозила она ему пальцем. — Даже и не думай, Ричард! Мы женаты. Мы так много пережили. И теперь не расстанемся. Не сейчас. И уж конечно, не из-за того, что я рассердилась на тебя за то, что ты позабыл сообщить Зедду о своей первой жене. Я этого не потерплю, слышишь, Ричард?
— Кэлен, это не имеет никакого отношения…
Сверкая зелеными глазами, она встряхнула его за рубашку.
— Не потерплю! После всего, что нам пришлось пережить, чтобы быть вместе!
Ричард скосил взгляд на Кару.
— В Эйдиндрил может поехать один из нас.
Он отнял ее руки от рубашки и тихонько сжал, прежде чем она успела вымолвить еще хоть слово.
— Мы с тобой поедем в Андерит.
Брови Кэлен сошлись на переносице.
— Но если мы оба… — Она бросила быстрый взгляд на Кару.
— Что это вы оба на меня так смотрите? — всполошилась Морд-Сит.
Ричард обнял Кару за плечи. Той это, похоже, вовсе не пришлось по вкусу, и он поспешно убрал руку.
— Кара, тебе придется ехать в Эйдиндрил.
— Мы все едем в Эйдиндрил.
— Нет. Нам с Кэлен нужно в Андерит. У них есть Домини Диртх. И армия. Мы должны заставить их присоединиться к нам, а потом подготовить их к нашествию Ордена. Мне нужно выяснить, нет ли там чего, что может помочь изгнать шимов. Сейчас мы намного ближе к Андериту, чем если идти туда из Эйдиндрила. Я не могу терять время. Вполне вероятно, что мы сможем изгнать шимов, а Андерит покорится, и мы тогда воспользуемся Домини Диртх, чтобы остановить, а может, даже уничтожить войско Джегана. Слишком многое поставлено на карту, чтобы упускать такую возможность. Это слишком важно, Кара. Ты, конечно же, понимаешь, что у меня просто нет выбора?
— Нет есть! Мы можем все поехать в Эйдиндрил. Вы — Магистр Рал. Я — Морд-Сит. Я должна быть с вами и защищать вас.
— Предпочитаешь, чтобы я послал Кэлен?
Кара поджала губы, но не ответила.
Кэлен взяла его за руку.
— Ричард, ты сам сказал, что ты Искатель. Тебе необходим твой меч. Без него ты уязвим. А меч в Эйдиндриле. Там же бутылка с заклинанием, дневник Коло и библиотека с множеством книг, где, возможно, отыщется ответ. Мы должны ехать в Эйдиндрил. Расскажи ты все Зедду, мы, возможно, не оказались бы в нынешней ситуации, но теперь уже поздно и мы должны сделать то, о чем он просил.
Ричард выпрямился и посмотрел ей в глаза. Кэлен скрестила руки на груди.
— Кэлен, я — Искатель. И будучи Искателем, я обязан делать то, что считаю нужным. Признаю, что совершил ошибку, и сожалею об этом, но не могу допустить, чтобы эта ошибка помешала мне исполнить мой долг так, как я считаю нужным. Будучи Искателем, я отправляюсь в Андерит. Как Мать-Исповедница ты должна поступать так, как тебе велит долг и сердце. Я понимаю. Я хочу, чтобы ты поехала со мной, но, если ты должна следовать иным путем, я по-прежнему буду любить тебя. — Он наклонился к ней. — Выбирай.
Кэлен, все так же скрестив на груди руки, молча смотрела на него. Наконец ее раздражение утихло, и она кивнула. Затем коротко взглянула на Кару. А потом тихонько сказала:
— Пойду посмотрю, как там Дю Шайю.
Когда Кэлен отошла за пределы слышимости, Кара заговорила:
— Мой долг — оберегать и защищать Магистра Рала, и я не…
Ричард жестом прервал ее.
— Кара, будь любезна выслушать. Мы многое вместе пережили, мы трое. И все трое бывали на волоске от смерти. И каждый из нас не раз обязан двум другим жизнью. Ты для нас не просто телохранитель, и прекрасно это знаешь. Кэлен — твоя сестра по эйджилу. Ты мой друг. И я знаю, что я для тебя не просто Магистр Рал, и тебя связывают со мной не только волшебные узы. Всех нас связывают узы дружбы.
— Поэтому-то я и не могу тебя оставить. Я не оставлю вас, Магистр Рал. Я буду охранять вас с вашего разрешения или без оного.
— Каково тебе без эйджила?
Она не ответила. Видимо, боялась, что голос выдаст ее чувства.
— Кара, тебя удивит, если я скажу, что чувствую себя точно так же без Меча Истины? А я обхожусь без него дольше, чем ты без эйджила. И от этого у меня жуткое ощущение пустоты где-то внутри. Постоянная ноющая боль, будто мне ничего в жизни не нужно так, как почувствовать этот ужасный предмет в своей руке. У тебя так же?
Кара кивнула.
— Кара, я ненавижу этот меч, в точности как наверняка и ты, где-то глубоко внутри, должна ненавидеть свой эйджил. Однажды ты сдала его мне. Помнишь? Ты, Бердина и Райна. Я попросил у вас прощения за то, что вынужден просить вас оставить их пока у себя, чтобы вы могли помочь нам в нашей борьбе.
— Помню.
— Больше всего на свете я бы хотел не нуждаться в этом мече. Мне бы хотелось, чтобы царил мир и я мог положить меч в замке и оставить его там. Но он мне нужен, Кара. Как тебе нужен эйджил, без которого ты ощущаешь пустоту, чувствуешь себя уязвимой, беззащитной и испуганной, и стыдишься в этом признаться. Я испытываю то же самое. Как тебе нужен эйджил, потому что ты хочешь нас защитить, мне нужен мой меч, чтобы защищать Кэлен. Если с ней что-нибудь произойдет из-за того, что у меня не было меча… Кара, я забочусь о тебе, поэтому так важно, чтобы ты поняла. Ты не просто Морд-Сит, не просто наш телохранитель. Ты нечто гораздо большее. Для тебя важно думать, а не просто действовать. Ты должна быть больше, чем обычная Морд-Сит, чтобы ты действительно могла помочь как наш защитник. Я рассчитываю на то, что ты и дальше будешь помогать нам в нашей борьбе. Сейчас ты должна ехать в Эйдиндрил вместо меня.
— Я не стану выполнять этот приказ.
— Я не приказываю, Кара. Я прошу.
— Это нечестно.
— Кара, это не игра. Я прошу твоей помощи. Ты единственная, к кому я могу обратиться.
Она сердито посмотрела на грозовые тучи на горизонте, перебросила на грудь длинную светлую косу и сжала ее в кулаке, как обычно вцеплялась в свой эйджил в припадке ярости. Ветерок бросал выбившиеся светлые прядки ей в лицо.
— Если таково ваше желание, Магистр Рал, я поеду.
Ричард ободряюще положил руку ей на плечо. На сей раз она не напряглась.
— Что вы хотите, чтобы я там сделала?
— Я хочу, чтобы ты как можно быстрей съездила туда и обратно. Мне необходим меч.
— Ясно.
Кэлен поглядела в их сторону, Кара ей махнула, и Кэлен поспешила к ним.
— Магистр Рал приказал мне возвращаться в Эйдиндрил, — сухо сообщила Кара.
— Приказал? — переспросила Кэлен.
Кара лишь хмыкнула. Она приподняла висевший у Кэлен на груди эйджил.
— Для лесного проводника у него просто талант влипать в во всякие истории. Я попрошу тебя как сестру по эйджилу приглядеть за ним вместо меня, хотя знаю, что мне нет необходимости об этом просить.
— Я глаз с него не спущу.
— Сначала ты должна перехватить генерала Райбиха, — сказал Ричард. — У него возьмешь лошадей, чтобы быстрей добраться до Эйдиндрила. Ему также необходимо сообщить, что мы намерены делать. Расскажи ему все. И Верне с сестрами тоже. Они должны это знать. Возможно, они обладают полезными сведениями, которые нам пригодятся. — Ричард уставился на юго-запад. — И мне понадобится эскорт, раз уж мы намерены войти в Андерит и потребовать от них капитуляции.
— Не беспокойтесь, Магистр Рал, я передам Райбиху приказ прислать людей для вашей охраны. Конечно, они не так хороши, как Морд-Сит, но все же смогут вас защитить.
— Эскорт должен быть впечатляющим. Когда мы войдем в Андерит, полагаю, будет лучше, если мы будем выглядеть достаточно внушительно. Особенно если учесть, что магия Кэлен может исчезнуть в любой момент. Я хочу, чтобы эти люди в Андерите поняли, что мы настроены весьма серьезно.
— Вот теперь вы начинаете рассуждать здраво, — кивнула Кара.
— Тысяча человек вполне сойдут за впечатляющий эскорт, — сказала Кэлен. — Меченосцы, пикинеры и лучники — самые лучшие — и запасные лошади, конечно. И гонцы. У нас есть важные сведения о шимах и Джегане, которые нужно разослать по разным местам. Кроме того, надо координировать передвижения войск и держать всех в курсе событий. У нас есть сосредоточенные в различных странах армии, которые нужно немедленно выдвигать на юг.
Кара кивнула.
— Я лично отберу солдат для вашего эскорта. У Райбиха элитные войска.
— Отлично, только мне бы не хотелось, чтобы боеспособность его войска упала, так что не нужно брать костяк армии, — сказал Ричард. — Скажи генералу, что я приказал отправить дозоры присматривать за северными дорогами из Древнего мира. На всякий случай. Но самое главное — я хочу, чтобы он развернул свои основные силы в обратном направлении и двигался сюда.
— Дозволено ли ему атаковать?
— Нет. Я не хочу, чтобы он рисковал армией, затевая битву с Орденом на этих равнинах. Это может нам слишком дорого обойтись. Как бы хороши ни были его солдаты, им не устоять против такого громадного войска, пока мы не подтянем еще силы. Но главным образом я не хочу, чтобы он атаковал потому, что самая большая ценность Райбиха в том, что Джеган не будет подозревать о присутствии его армии здесь. Я хочу, чтобы Райбих шел на восток, следуя за Джеганом, но держался чуть северней и на почтительном расстоянии. Скажи ему, чтобы не высылал много разведчиков — ровно столько, чтобы не терять след Ордена, не больше. Джеган не должен подозревать о присутствии армии Райбиха. Эти д’харианцы — все, что стоит между Орденом и Срединными Землями, если Джеган вдруг свернет на север. И внезапность — единственный союзник Райбиха до тех пор, пока мы не разошлем гонцов за подкреплением. Я не хочу рисковать людьми Райбиха без острой необходимости. Но он понадобится мне как затычка, если дела пойдут наперекосяк. Если Андерит капитулирует, мы сможем соединить их армию с нашей. Если нам удастся изгнать шимов и получить под наше командование армию Андерита, вовремя подогнать туда другие наши силы, то мы даже сможем зажать орду Джегана между нами и океаном. Тогда попробуем оттеснить его в зубы Домини Диртх. Это оружие убьет их, а нашим войскам даже не придется биться.
— А в Эйдиндриле? — спросила Кара.
— Ты слышала объяснения Зедда?
— Да. На пятой колонне слева в анклаве Первого Волшебника стоит черная бутылка с золотой филигранной крышкой. Ее нужно разбить Мечом Истины. Мы с Бердиной ходили с вами в анклав Великого Волшебника. Я помню это место.
— Отлично. Ты можешь воспользоваться мечом, чтобы разбить бутылку с тем же успехом, что и я. — Кара кивнула. — Просто поставь бутылку на пол, как сказал Зедд, возьми меч и разбей ее.
— Это я могу, — согласилась Кара.
Ричард прекрасно знал, насколько Кара не переносит все, что связано с магией. Помнил он и как им с Бердиной не хотелось идти в анклав Великого Волшебника. Оставалась еще одна трудность: с волшебными щитами замка.
— Если магия в замке действительно исчезла, у тебя не возникнет сложностей с прохождением щитов. Они тоже исчезнут.
— Я помню, как они ощущаются. И пойму, действуют они еще или я могу пройти.
— Расскажи Бердине все, что тебе известно о шимах. У нее уже может иметься ценная информация. Ежели нет, в ее распоряжении дневник Коло. Получив от тебя сведения, она будет знать, что искать. — Ричард, подняв палец, схватил ее другой рукой за плечо. — Но в первую очередь меч и бутылка! Бердина — потом. Не оставляй ни то, ни другое без присмотра ни одной лишней минуты. Шимы могут попытаться помешать тебе. Помни об этом. Будь постоянно настороже и не теряй бдительности. Держись подальше от воды и огня. Не принимай ничего за чистую монету. Они могут знать, что заклинание в бутылке способно повредить им. Прежде чем ты уедешь, мы спросим Дю Шайю и узнаем, не может ли она пролить свет на то, как им удается соблазнить человека на смерть. Если она помнит, это может оказаться ценным, чтобы уберечься от шимов.
Кара кивнула. Даже если она и боялась, то ничем этого не показала.
— Как только доберусь до генерала Райбиха, дальше понесусь как ветер. Сначала я поеду в замок, возьму ваш меч и разобью бутылку. Затем привезу вам ваш меч, Бердину и книжку. Где мне вас найти?
— В Ферфилде, — ответила Кэлен. — Скорее всего в лагере наших войск, неподалеку от города, возле поместья министра культуры. Если нам придется уехать, мы оставим тебе сообщение или несколько солдат. Если не сможем, постараемся сообщить генералу Райбиху.
— Кара… — Ричард замялся. — Чтобы разбить бутылку, тебе понадобится достать меч из ножен.
— Естественно.
— Будь осторожна. Это волшебное оружие, и Зедд полагает, что оно по-прежнему действует. Обладает магией.
Кара вздохнула, обуреваемая неприятными мыслями.
— И что он сделает, когда я его достану?
— Точно не скажу. Он реагирует на разных людей по-разному, в зависимости от того, чего они хотят от его магии. Я по-прежнему Искатель, но, возможно, он воздействует на любого, кто его держит. Я просто не знаю, как его магия подействует на тебя. Это оружие, которое питается яростью. Просто будь осторожна и помни, что не только ты будешь пользоваться им, но и он тобой. Он будет влиять на твои чувства, пытаться вызвать гнев.
— Ему и особо стараться не придется, — сверкнула глазами Кара.
— Просто будь осторожней, — улыбнулся Ричард. — Когда разобьешь бутылку, не доставай больше меч из ножен ни при каких обстоятельствах, разве что в случае смертельной опасности. Если ты им кого-то убьешь…
Он замолчал. Кара вопросительно подняла бровь.
— Если я им кого-то убью… то что?
Ричарду пришлось сказать ей, чтобы она не сделала чего-то опасного.
— Это причиняет боль.
— Как эйджил?
Он нехотя кивнул.
— Может, даже хуже. — Вспоминая, он заговорил тише. — Ярость необходима, чтобы противостоять боли. Если ты горишь праведным гневом, это защищает тебя, но, добрые духи, как же это больно!
— Я Морд-Сит. Я приветствую боль.
— Это больно вот здесь, Кара, — постучал себя Ричард в грудь. — Такая боль тебе не понравится, поверь. Уж лучше твой эйджил.
Она улыбнулась ему грустной понимающей улыбкой.
— Тебе необходим твой меч. Я его привезу.
— Спасибо, Кара.
— Но не прощу за то, что ты вынудил меня оставить тебя без защиты.
— Он не останется без защиты.
Они обернулись. Это была Дю Шайю. Бледная, с растрепанными волосами, завернутая в покрывало, она больше не дрожала. Ее лицо было воплощением мрачной решимости.
Ричард покачал головой.
— Тебе нужно возвращаться к своему народу.
— Мы пойдем с моим мужем. Мы защищаем Кахарина.
Ричард решил не спорить на тему муж — не муж.
— Прежде чем мы отправимся в Андерит, подойдут наши войска.
— Они не мастера меча. Мы будем защищать тебя вместо Кары.
Кара склонила голову перед Дю Шайю.
— Вот и хорошо. Мне будет спаться спокойней, если я буду знать, что вы с мастерами меча защищаете его.
Ричард, одарив Кару сердитым взглядом, обратился к мудрой женщине бака-тау-мана:
— Дю Шайю, теперь, когда с тобой все в порядке, я не хочу, чтобы ты зря рисковала жизнью — и своей, и ребенка. Ты уже и так чуть не погибла. Ты должна вернуться к своим. Ты им нужна.
— Мы все живые мертвецы. Это не имеет значения.
— О чем ты?
Дю Шайю сложила руки. Мечмастера стояли позади нее подобием королевского эскорта. Из-за их спин наблюдали охотники Племени Тины. Какой бы больной и измученной ни выглядела Дю Шайю, она снова обрела величие.
— Прежде чем мы ушли, — спокойно произнесла она, — мы сказали нашему народу, что мы умерли. Сказали, что мы потеряны для мира живых и не вернемся к ним до тех пор, пока не предупредим Кахарина и не позаботимся о его безопасности. Наш народ оплакал нас еще до нашего отъезда, потому что для них мы умерли. Только выполнив то, что мы сказали, мы можем вернуться к ним. Не так давно я встретилась с посланцами смерти, шимами. Кара, защитник Кахарина, вернула меня из мира духов. Духи, в мудрости своей, позволили мне вернуться, чтобы я могла исполнить долг. Когда Кара вернется с твоим мечом и ты будешь в безопасности, только тогда мы оживем и сможем идти домой. Но до тех пор мы — живые мертвецы. Я не прошу твоего разрешения идти с тобой. Я сообщаю тебе, что мы идем с тобой. Я — мудрая женщина бака-тау-мана. Я все сказала.
Стиснув зубы, Ричард вознамерился сердито погрозить ей пальцем, но Кэлен схватила его за руку.
— Дю Шайю, — сказала она, — я тоже дала такую клятву. Когда я приехала в город Эбиниссию и увидела перерезанных Имперским Орденом людей, я поклялась отомстить. Мы с Чандаленом встретились с маленькой группой молодых новобранцев, тоже видевших гибель родного города. Они были полны решимости наказать виновных. Я дала обет, что буду считать себя мертвой до тех пор, пока те, кто совершил это злодеяние, не будут наказаны, и только после этого вернусь к жизни. Те, что были со мной, тоже поставили на кон свои жизни. Только пятеро этих юношей вернулись к жизни вместе с Чандаленом и мной. Но все те, кто истребил жителей Эбиниссии, сдохли. Я понимаю, какую клятву вы дали, Дю Шайю. Такая клятва священна, и ею нельзя пренебрегать. Ты и мастера меча идете с нами.
Дю Шайю поклонилась Кэлен.
— Благодарю тебя, что чтишь обычаи моего народа. Ты мудрая женщина и тоже достойна быть женой моего мужа.
— Кэлен… — закатил глаза Ричард.
— Племя Тины нуждается в Чандалене и его охотниках. Кара, подчиняясь твоей просьбе, отправляется к генералу Райбиху, а затем в Эйдиндрил. Пока генерал не пришлет нам людей, мы остаемся одни и очень уязвимы. Дю Шайю со своими мечниками станут нам ценной и желанной защитой. Когда столько поставлено на карту, гордости нет места, Ричард. Они идут с нами.
Ричард заглянул в зеленые глаза Кары, ставшие ледяными и суровыми. Она тоже этого хотела. Темные глаза Дю Шайю сверкали стальным блеском. Она решение приняла. Зеленые глаза Кэлен… Ну, ему совсем не хотелось даже думать, что таится в ее зеленых глазах.
— Ладно, — буркнул он, — пока солдаты нас не нагонят, можете оставаться.
Дю Шайю озадаченно посмотрела на Кэлен.
— Тебе он тоже вечно сообщает то, что ты знаешь и без него?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:32 | Сообщение # 27

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 36
Несан, низко склонив голову, видел только ноги мастера Спинка, вышагивавшего между скамьями. Каблуки его сапог медленно выстукивали по деревянному полу. Кое-кто тихонько всхлипывал, главным образом женщины постарше.
Несан их не винил. Ему тоже иногда хотелось плакать на общем покаянии. Такие уроки необходимы, если они хотят побороть свою порочную хакенскую натуру. Несан понимал, но от этого было не легче.
Когда мастер Спинк говорил, Несан предпочитал смотреть в пол, не рискуя встретиться с ним взглядом. Встречаться глазами с андерцем, повествующим об ужасах, которые творили с его предками предки Несана, было стыдно.
— И так случилось, — продолжал рассказ мастер Спинк, — что хакенские орды случайно наткнулись на эту деревушку. Мужчины, отчаянно тревожась за свои семьи, собрали простых андерцев из ближайших деревень и хуторов. И вместе молили Создателя, чтобы их усилия отбить кровожадных захватчиков увенчались успехом.
В отчаянии они уже отдали хакенцам как мирное подношение почти все свои запасы и весь скот. Они послали гонцов с этим подношением и со словами, что не хотят войны, но никто из отважных посланцев не вернулся обратно.
И тогда у этих людей зародился простой план — встать на вершине холма, размахивая оружием над головой. Конечно, вовсе не для того, чтобы вызвать на бой, а чтобы всего лишь продемонстрировать свою силу в надежде убедить хакенцев обойти деревню стороной. Эти люди были простыми земледельцами, никакими не воинами, и оружием им служили самые обычные крестьянские орудия. Они не хотели биться. Они хотели мира.
И вот там они стояли, эти люди, о которых я вам говорил, — Шелби, Уиллан, Камден, Эдгар, Ньютон, Кенвей и многие другие, все эти добрые и хорошие люди, с которыми вы познакомились за последние несколько недель, что я рассказывал вам об их жизни, их надеждах, чаяниях, простых и светлых мечтаниях. Они стояли там, на вершине холма, надеясь убедить хакенских скотов пройти мимо. Они стояли там, размахивая своими орудиями — топорами, молотками, вилами, лопатами и серпами. Махали ими в воздухе, надеясь спасти своих жен и детишек, с которыми вы теперь тоже знакомы.
«Тук-тук-тук», выстукивали сапоги мастера Спинка, когда он приблизился к Несану.
— Но хакенское войско не соизволило пройти мимо этих простых людей. С хохотом и воем они обратили против добрых андерцев свой Домини Диртх.
Кто-то из девушек ахнул. Другие зарыдали в голос. Несану тоже стало нехорошо, пересохло во рту. Он не удержался и всхлипнул, представив жуткую смерть этих добрых людей. Жители гор за прошедшие недели стали его добрыми друзьями. Он знал имена их жен, родителей и детей.
— И пока жестокие хакенские ублюдки в красивых мундирах смеялись и веселились, — Несан видел, как сапоги учителя замерли прямо возле него, — пробил Домини Диртх, срывая плоть с костей этих добрых людей.
Женщины — даже и многие мужчины — громко всхлипывали, выражая свою скорбь. Несан ощутил на своем затылке взгляд темных глаз мастера Спинка.
— Крики несчастных андерских крестьян вознеслись к андерскому небу. Это был их предсмертный крик, а тела их рвали на части при помощи безжалостного оружия, Домини Диртх, прекрасно одетые, веселящиеся хакенские орды.
Какая-то пожилая женщина вскрикнула от ужаса. Мастер Спинк по-прежнему стоял над Несаном. В этот момент Несан уже не гордился своей ливреей гонца, как тогда, когда остальные встретили его появление на собрании изумленным шепотком.
— Я вижу, ты получил красивую форму, Несан, — произнес мастер Спинк таким тоном, что у Несана кровь заледенела в жилах.
Он знал, что от него ждут ответа.
— Да, господин. Хотя я был ничтожным хакенским поваренком, господин Кэмпбелл по доброте своей дал мне работу гонца. Он хочет, чтобы я носил эту форму, чтобы все хакенцы видели, что андерцы помогают нам стать лучше, чем мы есть. Он хочет, чтобы гонцы производили хорошее впечатление, помогая ему разносить по миру слово об отличной работе министра культуры во благо нашего народа.
Мастер Спинк отвесил Несану подзатыльник, от которого тот слетел с лавки.
— Не смей огрызаться! Меня не интересуют твои хакенские оправдания!
— Прошу прощения, господин. — Несан знал, что подниматься с четверенек не стоит.
— У хакенцев вечно найдутся оправдания! Ты одет в красивую форму, в точности как те жестокие хакенские правители, и наслаждаешься этим так же, как они, и при этом пытаешься сделать вид, что это не так.
И по сей день мы, андерцы, жестоко страдаем от бесконечной хакенской ненависти! Каждый взгляд хакенца это безусловно подтверждает. Нам никогда не избавиться от этого. Всегда найдутся хакенцы в форме, которую они с удовольствием носят, чтобы беспрестанно напоминать нам о хакенских владыках.
Ты доказал порочность своей натуры, пытаясь оправдать то, чему оправдания нет и быть не может, — твою эгоистичную наглость, самодовольство и гордыню. Все вы жаждете стать хакенскими владыками. И мы, андерцы, вынуждены ежедневно терпеть это хакенское издевательство!
— Простите меня, мастер Спинк. Я виноват. Я надел это из гордости. Я виноват, что позволил моей мерзкой хакенской натуре одержать верх.
Мастер Спинк недовольно хмыкнул, но продолжил урок. Зная, что заслужил худшего, Несан был счастлив, что так легко отделался. И облегченно вздохнул.
— Когда мужчины погибли, женщины и дети в деревне остались беззащитными.
Сапоги снова застучали «тук-тук-тук», когда учитель принялся выхаживать между скамейками. На которых сидели хакенцы. Только когда он отошел на значительное расстояние, Несан осмелился встать с четверенек и снова сесть на скамью. В ушах звенело совсем как тогда, после оплеухи, отвешенной ему Беатой. Слова мастера Спинка едва прорывались сквозь ревущий звон.
— Будучи хакенцами, они, естественно, решили двинуться в деревню, чтобы поразвлечься на свой гнусный манер.
— Нет! — вскрикнула сидевшая в заднем ряду женщина и расплакалась.
Заложив руки за спину, мастер Спинк продолжал вышагивать, не обращая на нее внимания. Такие выкрики случались частенько.
— Хакенцы, желая развлечься и попировать, вошли в деревню. Им хотелось немного жареного мясца.
Кое-кто из сидевших попадал на колени, дрожа от страха за тех, с кем за эти недели так хорошо успел познакомиться. Заскрипели скамьи, Несан тоже преклонил колени.
— Но, как вы знаете, это была небольшая деревушка. Перерезав весь скот, хакенцы поняли, что этого мяса им будет мало. Хакенцы есть хакенцы, и выход из положения искали не долго. Они схватили детей.
Больше всего на свете Несану хотелось, чтобы урок закончился. Он был не в силах слушать дальше. Похоже, кое-кто из женщин думал так же. Они рухнули лицом на пол, рыдая и моля добрых духов охранить несчастных невинных убиенных андерцев.
— Все вы знаете, как звали этих детишек. Сейчас каждый из вас назовет мне по одному имени, чтобы мы не забыли об этих молодых жизнях, отнятых столь безжалостно. Каждый из вас назовет мне одно имя ребенка из этой деревни — девочки или мальчика, — заживо зажаренных на глазах у их матерей.
Мастер Спинк начал с последнего ряда. И каждый, на кого он указывал, называл имя, причем большинство вслух молили добрых духов не оставить души этих детей. Прежде чем отпустить аудиторию, мастер Спинк подробнейшим образом описал, что испытывали сжигаемые заживо дети, их крики и боль и как долго дети умирали. Сколько времени потребовалось, чтобы зажарить их тела.
Это было столь чудовищно, что в какой-то момент, буквально на мгновение, Несан впервые усомнился в правдивости этой истории. Он представить себе не мог, что кто-то, пусть даже жестокие хакенские владыки, мог сотворить такое.
Но мастер Спинк — андерец. Он не станет лгать. Уж во всяком случае, не в такой важной вещи, как история страны.
— Поскольку уже поздно, — сказал мастер Спинк, когда все были опрошены, — мы оставим до следующего урока рассказ о том, что сделали хакенские завоеватели с женщинами деревни. Возможно, детям повезло, ибо они уже не увидели, что творили хакенские извращенцы с их матерями.
Когда их отпустили, Несан вместе с остальными бросился к дверям, довольный, что урок на сегодня закончен. Никогда он еще так не радовался холодному ночному воздуху. Его бросало то в жар, то в холод, в голове крутились картины чудовищной гибели андерских детишек. Прохладный ветерок охладил горящее лицо. Он вдохнул холодного чистого воздуха.
Пока он стоял, прислонившись к растущему у дороги клену, выжидая, когда перестанут дрожать колени, из дверей появилась Беата. Несан выпрямился. Из окон и дверей лилось достаточно света, чтобы она без труда могла разглядеть его. Увидеть в новой одежде гонца. Он надеялся, что Беата сочтет ее более приемлемой, чем мастер Спинк.
— Добрый вечер, Беата.
Она остановилась и медленно оглядела его с ног до головы, изучая его облачение.
— Несан.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, Беата.
— Так же, как всегда. — Она подбоченилась. — Вижу, ты влюбился сам в себя в этой красивой форме.
Несан вдруг утратил дар речи и способность думать. Ему всегда нравилось, как выглядят гонцы, и он думал, что ей эта форма тоже понравится. Он надеялся увидеть ее улыбку. А она яростно сверкала глазами. Теперь он сильно сожалел, что сразу не отправился прямиком домой.
— Мастер Далтон предложил мне место…
— И, надо думать, ты с нетерпением ждешь следующего урока, чтобы узнать, что сотворили эти хакенские скоты в красивой форме с теми беспомощными женщинами! — Она подошла поближе. — Тебе понравится. Для тебя это будет так же здорово, как если бы ты видел все своими глазами!
Несан ошарашенно смотрел, как она, резко развернувшись, исчезла в ночи.
Прохожие видели, как она отстегала его словами, мерзкого хакенца. Одни удовлетворенно улыбались, другие просто смеялись над ним. Несан, сунув руки в карманы, повернулся спиной к дороге и прижался плечом к дереву. Медленно закипая, он ждал, когда зеваки двинутся дальше по своим делам.
До поместья час ходьбы. Он хотел выждать, пока все попутчики уйдут, чтобы шагать в одиночестве. Желания беседовать с кем бы то ни было у него не имелось. Несан размышлял, не купить ли себе выпивки и надраться. Деньги еще оставались. Или отыскать в поместье Морли, раздобыть бутылочку и вдвоем раздавить. Да, мысль о том, чтобы напиться, казалась весьма притягательной.
Внезапно ветер сделался совсем холодным, и у Несана по спине побежали мурашки.
Он чуть из сапог не выпрыгнул, когда чья-то рука коснулась его плеча. Оглянувшись, он увидел перед собой андерку средних лет. Темные до плеч волосы указывали на высокое положение в обществе. Серебристые пряди на висках говорили о том, что она старая. Было слишком темно, чтобы разглядеть, насколько морщинистое у нее лицо, но Несан мог точно сказать: лицо морщинистое.
Он поклонился андерке, испуганный, что та продолжит выволочку, устроенную ему Беатой, или прикажет ему что-нибудь сделать.
— Она тебе небезразлична? — спросила женщина.
Вопрос застиг Несана врасплох.
— Не знаю! — выкрикнул он.
— Она обошлась с тобой довольно грубо.
— Я это заслужил, мэм.
— Чем?
— Понятия не имею, — пожал он плечами.
Несан не мог понять, чего ей от него надо. И от пристального взгляда ее темных глаз мороз пробирал по коже. Она смотрела так, будто ощипывала цыпленка на ужин.
На ней было простое платье, в тусклом свете казавшееся темно-коричневым, застегнутое по самую шею. Да, она одета не как женщина благородного сословия, но длина волос подсказывает, что эта дама из высокопоставленных.
Чем-то она неуловимо отличалась от прочих андерок. И еще одно показалось Несану странным: широкая черная лента, закрывающая шею до самого подбородка.
— Иногда девушки говорят гадости, потому что боятся признать, что юноша им нравится. Боятся, что не нравятся ему.
— А иногда говорят гадости, потому что хотят их сказать.
— Тоже верно, — улыбнулась андерка. — Она живет в поместье или здесь, в Ферфилде?
— В Ферфилде. Работает у Ингера-мясника.
Похоже, андерка сочла это забавным.
— Может, она просто привыкла видеть несколько больше мяса на костях? И когда ты немного повзрослеешь и чуть раздашься, она найдет тебя более привлекательным?
— Может. — Несан снова засунул руки в карманы.
Он этому не верил. К тому же сильно сомневался, что когда-нибудь раздастся, как она выразилась. Он уже достаточно взрослый и останется внешне таким, как сейчас.
Андерка отступила на шаг и некоторое время изучала его физиономию.
— Ты хочешь ей понравиться? — наконец спросила она.
Несан откашлялся.
— Ну, иногда. Во всяком случае, мне хочется, чтобы она хотя бы перестала меня ненавидеть.
Женщина улыбнулась так, будто была чем-то довольна. Вот только чем?
— Это можно устроить.
— Мэм?
— Если она тебе нравится и ты хочешь, чтобы ты ей тоже нравился, это можно устроить.
— Как это? — изумленно заморгал Несан.
— Подсыпать ей кое-что в еду или питье.
Внезапно он все понял. Эта женщина — чародейка. Так вот почему она казалась такой странной. Ну да, говорят ведь, что люди, владеющие магией, странные.
— Вы хотите сказать, что можете что-то сделать? Наложить заклятие? Или еще что-нибудь?
Ее улыбка стала шире.
— Или еще что-нибудь.
— Я только начал работать у мастера Кэмпбелла, мэм. Мне очень жаль, но мне пока это не по карману.
— А, понимаю. — Улыбка исчезла. — Ну а если было бы по карману?
Не успел он ответить, как она задумчиво поглядела на небо:
— Впрочем, можно сделать это позже, когда у тебя будут деньги. — И тихонько пробормотала, будто сама себе: — Это даст мне время выяснить, смогу ли я справиться с задачкой…
Она поглядела ему в глаза.
— Ну, так как тебе?
Несан сглотнул комок. Ему вовсе не хотелось оскорблять андерку, да еще обладающую волшебным даром. Он замялся.
— Ну, мэм, видите ли, штука в том, что если я ей когда-нибудь понравлюсь, то мне бы хотелось, чтобы я понравился ей просто потому, что понравился. Не хочу вас обидеть, мэм. Но сомневаюсь, что мне захочется, чтобы я нравился девушке лишь благодаря какому-то заклятию. Вряд ли мне доставит удовольствие думать, что я могу нравиться девушкам только с помощью волшебства.
Женщина, негромко рассмеявшись, потрепала его по спине. Нет, она вовсе не насмехалась над ним. Несан не помнил, чтобы хоть один андерец, разговаривая с ним, вот так мило смеялся.
— Молодец! — подняла она палец. — Когда-то давно мне сказал то же самое один волшебник.
— Волшебник! Должно быть, это было страшно! Встретиться с волшебником, я хочу сказать.
— Да нет, — пожала она плечами. — Он был очень милым человеком. Я тогда была совсем маленькой. Видишь ли, дар у меня врожденный. Он сказал мне, чтобы я всегда помнила, что магия не нужна людям, которые любят тебя просто ради тебя самой.
— А я и не знал, что здесь есть волшебники.
— Не здесь, там, в Эйдиндриле, — махнула она рукой.
Несан мгновенно навострил уши.
— В Эйдиндриле? Что на северо-востоке?
— Нет, ну ты совсем умница! Да, на северо-востоке. В замке Волшебника. Меня зовут Франка, — протянула она руку. — А тебя?
Несан осторожно взял ее руку и, склонив голову, преклонил колено.
— Я Несан, мэм.
— Франка.
— Мэм?
— Франка. Так меня зовут. Я назвала тебе свое имя, Несан, так что можешь звать меня по имени.
— Простите, мэм… то есть Франка.
Она снова тихонько засмеялась.
— Что ж, Несан, было приятно с тобой познакомиться. Теперь мне пора возвращаться в поместье. Ты же, я полагаю, пойдешь и напьешься. Именно этим, насколько я понимаю, любят заниматься юноши твоего возраста.
Несан вынужден был признать, что мысль о выпивке его весьма прельщает. Но и возможность узнать о замке Волшебника тоже не хотелось упускать.
— Думаю, мне тоже лучше вернуться в поместье. Если вы не против идти с хакенцем, то я с удовольствием пойду с вами… Франка, — запоздало добавил он.
Она снова посмотрела ему в лицо так, что у него поджилки затряслись.
— У меня есть дар, Несан. Это значит, что я отличаюсь от большинства людей, и поэтому почти все, и андерцы, и хакенцы, думают обо мне так же, как большая часть андерцев думают о тебе, потому что ты хакенец.
— Правда? Но вы ведь андерка!
— Быть андеркой недостаточно, чтобы смыть клеймо чародейки. Мне известно, каково это: понимать, что люди тебя не любят, даже ничего толком о тебе не зная. Мне будет приятно идти с тобой, Несан.
Несан расплылся в улыбке, потрясенный отчасти тем, что разговаривает с андеркой, а отчасти тем, что андерцы не любят ее — тоже андерку — из-за того, что она обладает магией.
— Но разве они не уважают вас за ваш волшебный дар?
— Они меня боятся. Иногда это хорошо, а иногда — плохо. Хорошо, потому что люди хотя и не любят тебя, но вежливо обращаются с тобой. А плохо, потому что люди, когда чего-то боятся, пытаются это уничтожить.
— Я никогда так об этом не думал.
Он вспомнил, как было здорово, когда Клодина Уинтроп назвала его «господином». Он понимал, что Клодина сказала так только потому, что испугалась, но все равно было приятно. Однако вторую часть высказывания Франки он не понял.
— Вы очень мудры. Это магия? Магия делает человека мудрым?
Франка снова рассмеялась, будто сочла его забавным, как рыбку с ножками.
— Будь оно так, замок назывался бы замком Мудреца, а не замком Волшебника. А некоторые и вовсе, возможно, были бы поумней, родись они без волшебного дара.
Несан никогда прежде не встречал человека, побывавшего в Эйдиндриле, не говоря уж о замке Волшебника. Он никак поверить не мог, что человек, обладающий магией, с ним беседует. И немножко беспокоился, потому что не понимал в магии ничего и боялся, что, если Франка рассердится, она может причинить ему зло.
Но при этом чародейка казалась ему просто очаровательной, хотя она и старая.
Они молча зашагали по дороге в сторону поместья. Молчание почему-то беспокоило Несана. Интересно, а может она при помощи своей магии прочесть его мысли?
Несан оглянулся на нее. Вроде как она на его мысли никакого внимания не обращает.
— Не возражаете, Франка, если я спрошу, что это? — указал он на ее шею. — Эта лента? Я никогда ни на ком такого не видел. Это как-то связано с магией?
Она расхохоталась.
— А знаешь ли, Несан, что ты первый, кто за многие годы спросил об этом? Даже если ты слишком мало знаешь, чтобы бояться задавать колдунье столь личный вопрос.
— Простите, Франка. Я не хотел вас оскорбить.
Несан уже начал беспокоиться, что разозлил ее. Вот уж чего ему точно не нужно, так это злить андерку, да еще и чародейку к тому же. Некоторое время они шли молча. Несан сунул взмокшие ладони в карманы.
Наконец она заговорила:
— Дело не в этом, Несан. Это не оскорбление. Просто твой вопрос вызвал тяжелые воспоминания.
— Простите, Франка. Мне не следовало спрашивать. Иногда я болтаю глупости. Извините.
Он уже раскаивался, что не отправился пить.
Буквально через пару шагов она остановилась и повернулась к нему:
— Нет, Несан, это не было глупо. Вот.
Она подцепила ленту и отодвинула в сторону, чтобы ему было видно. Хотя было довольно темно, Несан в свете луны разглядел толстую вздутую полоску, восковую на вид, окольцовывающую ее шею. Ему показалось, что это какой-то жуткий шрам.
— Однажды кое-кто пытался меня убить. Потому что я обладаю магией. — В ее повлажневших глазах отражалась луна. — Серин Раяк и его приспешники.
Несан отродясь не слышал этого имени.
— Приспешники?
Она поправила ленту.
— Серин Раяк ненавидит магию. И у него есть приспешники, которые разделяют его взгляды. Они настраивают людей против людей с даром. Приводят их в состояние исступленной ненависти и жажды крови. Нет ничего хуже толпы, у которой в голове лишь желание кого-то убить. То, на что одному человеку не хватило бы смелости, запросто можно осуществить скопом, если все решат, что это правильно. Толпа живет своей жизнью. Это вроде стаи собак, преследующих одинокую жертву. Раяк поймал меня и надел веревку на шею. Они связали мне руки за спиной. Нашли дерево, перебросили конец веревки через сук и вздернули меня вверх с помощью петли на шее.
Несан пришел в ужас.
— Добрые духи! Это же должно быть зверски больно!
Она, уставясь в пустоту, казалось, не слышала его.
— Подо мной сложили дрова. Собирались развести большой костер. Но не успели его зажечь — я сумела сбежать.
Несан невольно потер шею, пытаясь представить, каково это — висеть в петле.
— Этот человек, Серин Раяк, он хакенец?
Двинувшись дальше, она покачала головой.
— Чтобы быть мерзавцем, не обязательно быть хакенцем, Несан.
Некоторое время они шли в молчании. У Несана сложилось стойкое убеждение, что она витает где-то далеко, вспоминая, как висела в петле. Он недоумевал, почему она тогда не задохнулась. Может, решил он, потому что петля не была тугой, завязана не скользящим узлом.
Интересно, как ей удалось сбежать? Но Несан понимал, что уже довольно, и не осмелился спросить.
Он слушал, как под ногами хрустят камушки, и исподтишка посматривал на Франку. Она больше не казалась счастливой, какой была вначале. Лучше бы он держал язык за зубами!
Наконец он решил спросить ее о том, что прежде вызвало у нее улыбку. К тому же именно об этом он в первую очередь и хотел ее расспросить и ради этого пошел с ней.
— Франка, а какой он, замок Волшебника?
Он был прав: она улыбнулась.
— Огромный! Ты даже представить себе не можешь, а я не смогу объяснить. Он стоит на горе, высоко над Эйдиндрилом, за каменным мостом, перекинутым через пропасть в тысячи футов глубиной. Часть замка вырублена прямо в скале. Широкие, как дорога, бастионы, ведущие к разным строениям, возвышающиеся, как скалы, стены с бойницами. И высоченные башни. Он великолепен.
— А вы видели Искателя Истины? Или Меч Истины, когда там были?
— Знаешь, а вообще-то да, — нахмурилась она. — Моя мать была колдуньей. И ходила в Эйдиндрил повидать Великого Волшебника. Не знаю зачем. Мы прошли по одному из бастионов в анклав Великого Волшебника. У него свои, отдельные покои, где хранятся всякие чудеса. И я помню блестящий сверкающий меч.
Ей явно нравилось об этом рассказывать, поэтому Несан спросил:
— И какой он? Анклав Великого Волшебника? И Меч Истины?
— Так, дай-ка припомнить… — Она задумчиво потеребила подбородок и начала рассказ.

Глава 37
Потянувшись за упавшей ручкой, Далтон Кэмпбелл увидел ноги входящей в его кабинет женщины. По толстым щиколоткам он, даже не поднимая глаз, понял, что явилась Хильдемара Шанбор. Если где-то и есть женщина с более страшными ногами, то Далтону она еще не попадалась.
Он положил ручку на стол и, улыбнувшись, встал.
— Госпожа Шанбор! Проходите, пожалуйста!
В приемной солнышко освещало дежурившего Роули, готового в любой момент собрать гонцов, если понадобится Далтону. Сейчас нужды в них не было, но, учитывая визит Хильдемары Шанбор, очень даже вероятно, что скоро появится.
Госпожа Шанбор закрыла дверь, а Далтон, обогнув стол, выдвинул для нее стул. На ней было шерстяное платье соломенного цвета, подчеркивающего болезненную бледность кожи. Подол доходил до середины лодыжек. Толстые ноги были подобны колоннам.
Едва удостоив взглядом предложенный стул, Хильдемара осталась стоять.
— Счастлив вас видеть, госпожа Шанбор.
— Ах, Далтон, ну почему вы всегда такой чинный? — улыбнулась она. — Мы с вами достаточно долго знакомы, чтобы вы могли называть меня Хильдемара. — Далтон открыл рот, чтобы поблагодарить ее, но она добавила: — Наедине.
— Конечно, Хильдемара.
Хильдемара Шанбор сроду не приходила, чтобы поинтересоваться чем-то столь обыденным, как текущие дела. Она всегда являлась как холодный ветер перед бурей. Далтон решил, что лучше, если гроза разразится сама, без его помощи. И еще он решил вести себя и дальше вполне официально, несмотря на этот ее демарш с именем.
Хильдемара слегка нахмурилась, будто что-то отвлекло ее внимание. Она потянулась к его плечу — так, словно заметила торчащую нитку. Бьющий в окна солнечный свет играл на каменьях перстней и рубиновом ожерелье. У этого платья декольте было куда как скромнее, чем у дам на пиру, но, на взгляд Далтона, могло быть и поменьше.
Чисто женским легким движением Хильдемара сняла несуществующую нитку и пригладила ткань. Далтон скосил взгляд на плечо, но ничего не увидел. Удовлетворившись, она нежно провела рукой по его плечу.
— Ах, Далтон, у вас роскошные плечи! Такие мускулистые и крепкие. — Она посмотрела ему в глаза. — Вашей жене повезло, что у нее такой муж.
— Благодарю, Хильдемара. — Из осторожности он не произнес больше ни слова.
Она коснулась его щеки. Унизанные кольцами пальцы скользнули по лицу.
— Да, ваша жена — счастливая женщина.
— А ваш муж — счастливый мужчина.
Засмеявшись, она убрала руку.
— Да, ему часто везет. Но, как говорят, то, что на первый взгляд кажется удачей, — всего лишь результат непрерывной практики.
— Мудрые слова, Хильдемара.
Циничный смех смолк, и она коснулась рукой его воротника, словно желая поправить. Пальцы побежали по шее, коснулись мочки уха.
— Я слышала, что ваша жена верна вам.
— Я счастливый человек, сударыня.
— И вы верны ей тоже.
— Я очень ее люблю и соблюдаю данные нами обеты.
— Как мило, — улыбнулась она и ущипнула его за щеку — скорее стервозно, чем игриво. — Что ж, надеюсь как-нибудь уговорить вас стать чуть менее… скованным во взглядах, скажем так.
— Если найдется женщина, которая сможет когда-нибудь расширить мой кругозор, то это будете вы, Хильдемара.
Она потрепала его по щеке и снова цинично рассмеялась.
— Ах, Далтон, да вы и вправду удивительный человек!
— Спасибо, Хильдемара. Из ваших уст это большой комплимент.
Она продолжила:
— И вы проделали отличную работу с Клодиной Уинтроп и Директором Линскоттом. Я и не представляла, что кто-то может одним выстрелом убить двух зайцев.
— Я постарался ради министра и его прекрасной жены.
Хильдемара окинула его холодным расчетливым взглядом.
— Жена министра была очень унижена болтовней этой бабы.
— Сомневаюсь, что она станет и дальше…
— Я хочу, чтобы ее не было.
— Прошу прощения? — склонил голову набок Далтон.
— Убейте ее!
Далтон, выпрямившись, заложил руки за спину.
— Могу я узнать, по какой причине вы просите об этом?
— То, чем там занимается мой муж, — это его дело. Создатель знает, что он таков, каков есть, и изменит его разве что кастрация. Но я не позволю какой-то бабе унижать меня перед всеми, выставляя дурой. Скрытые сплетни — одно, а публичные заявления, превращающие меня в объект открытого обсуждения и шуточек, — совсем другое.
— Хильдемара, я не думаю, что высказывания Клодины предназначались для того, чтобы учинить вам неприятности. Она сделала это, чтобы объявить о недостойном поведении Бертрана. Но, как бы то ни было, заверяю вас, что Клодина больше рта не раскроет, да и к тому же она утратила доверие тех, кто мог бы ее выслушать.
— Так-так, Далтон, да вы еще и галантны к тому же!
— Вовсе нет, Хильдемара. Я просто надеюсь объяснить вам…
Она снова ухватила его за воротник, но теперь — отнюдь не ласково.
— Ее уже начали уважать идиоты, что приняли за чистую монету ту кучу дерьма насчет голодающих детишек и предоставления работы неквалифицированным трудягам. Они толпятся у ее дверей, желая получить ее поддержку. Такое всеобщее уважение опасно, Далтон. Это дает ей власть. Но гораздо хуже выдвинутые ею обвинения. Она рассказывала всем, кто слушал, что Бертран ее принудил. Сиречь изнасиловал.
Далтон понимал, к чему клонит жена министра, но предпочитал, чтобы она высказалась и обосновала приказ. Это в дальнейшем даст ему больше снарядов, а ей оставит меньшее пространство для маневра, если она станет потом все отрицать или надумает отдать его на растерзание.
— Обвинение в изнасиловании вызвало бы у народа разве что желание зевнуть, — возразил Далтон. — Я запросто могу заставить их считать это прерогативой человека, обладающего огромной властью, нуждающегося в простых и безобидных способах сбросить напряжение. Никто не станет всерьез осуждать его за столь безобидное деяние. Я легко смогу доказать, что министр — выше обычных законов.
Хильдемара Шанбор сильнее сдавила ему ворот.
— Но Клодину могут пригласить в Комитет Культурного Согласия в качестве свидетеля. Директора боятся могущества Бертрана и его способностей. И мне они тоже завидуют. Если захотят, они будут отстаивать ее дело и представят это как деяние, противное Создателю, пусть оно и не нарушает гражданского права. И это противное Создателю деяние способно выкинуть Бертрана из списка кандидатов на пост Суверена. Директора могут объединиться и упереться рогом, оставив нас беспомощными и на их милости. Нам всем тогда придется искать себе новое пристанище, не успеем и глазом моргнуть.
— Хильдемара, я полагаю…
Она приблизила его лицо к своему.
— Я хочу, чтобы ее прикончили!
Далтон всегда считал, что доброта и щедрость души делают женщину особенно привлекательной. Хильдемара являла собой обратную сторону медали. Ее эгоистичный деспотизм, безграничная ненависть к тем, кто стоял на ее пути, превращали ее в страшилище.
— Конечно, Хильдемара. Раз вы этого хотите, так и будет сделано. — Далтон ласково убрал ее руку с воротника. — Будут ли особые пожелания, как это должно быть сделано?
— Да, — прошипела она. — Никаких несчастных случаев. Это убийство — и должно выглядеть как убийство. Не будет никакого проку, если другие подстилки моего муженька не поймут урок. Я хочу, чтобы оно было кровавым. Таким, что заставит баб глаза вытаращить. Ничего общего со «спокойно почила во сне», понятно?
— Ясно.
— И наши руки должны оставаться чисты. Ни при каких обстоятельствах подозрения не должны пасть на кабинет министра. Но я хочу, чтобы это был запоминающийся урок для тех, кто надумает распустить язык.
У Далтона уже созрел план. Отлично подходящий к требованиям. Никто не сочтет это несчастным случаем, это, безусловно, будет кровавая каша, и он точно знал, на кого укажут, если ему понадобится, чтобы указали.
Он вынужден был признать, что Хильдемара привела довольно веские аргументы. Директорам показали лезвие топора, и они запросто могли решить, что в их интересах тоже помахать своим топором.
— Как пожелаете, Хильдемара.
На ее лице опять появилась улыбка.
— Вы здесь совсем недавно, Далтон, но я прониклась большим уважением к вашим талантам. Если я и ценю что-то в Бертране, так это его умение подбирать людей, способных выполнять нужную работу. Он отлично подбирает людей, иначе, понимаете ли, ему пришлось бы заниматься всем этим самому, а для этого потребовалось бы покинуть ту, кем он был бы в тот момент увлечен. Насколько я понимаю, вы достигли нынешнего поста не с помощью щепетильности, Далтон?
Далтон не сомневался, что Хильдемара скрытно проверила его деятельность и знает: он справится с задачей. Более того, она ни за что не дала бы ему подобного поручения, если бы сомневалась. Нашлись бы другие, к кому она могла обратиться.
Очень осторожно он вплел в свою паутину еще ниточку.
— Вы попросили меня об одолжении, Хильдемара. Оказать его вполне в моих силах.
Это не было одолжением, и оба об этом знали. Это был приказ. Но он хотел повязать ее как можно крепче, пусть даже в ее мыслях, и потом этот росток пустит корни.
Отдать приказ на убийство куда хуже обвинения в такой мелочи, как изнасилование. А Далтону однажды может что-то понадобиться в рамках ее сферы влияния.
Удовлетворенно улыбнувшись, она взяла в ладони его лицо.
— Я так и знала, что вы тот, кому это дело по плечу. Спасибо, Далтон.
Он склонил голову.
Хильдемара тут же помрачнела, будто солнце забежало за тучу. Пальцем она приподняла ему подбородок.
— Но помните, что если кастрировать Бертрана не в моих силах, то уж вас — запросто. В любой момент.
— Тогда я постараюсь не давать вам повода, сударыня, — улыбнулся Далтон.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:42 | Сообщение # 28

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава 38
Несан почесал руку через рукав засаленной одежды поваренка. Он, пока не переоделся в ливрею гонца, и не представлял, какие прежде носил лохмотья. Ему нравилось то уважение, которым он стал пользоваться, как только его сделали гонцом. Не то чтобы он стал важной персоной, но все же большинство народа уважало гонцов как людей, наделенных определенной ответственностью. Поварят не уважал никто.
Ему жутко не хотелось переоблачаться в старые лохмотья. Это было все равно что окунуться в прежнюю жизнь. Но для нынешнего дела лохмотья были необходимы.
Из какой-то отдаленной гостиницы доносилась негромкая мелодия лютни. Наверное, из трактира «У весельчака», что на улице Ваверн. Там частенько пели менестрели.
Пронзительные трели гобоя звучали в ночи. Когда гобой смолкал, менестрель начинал петь баллады, но слова на таком расстоянии различить было невозможно. Однако мелодия, живая и приятная, заставляла сердце колотиться быстрее.
Оглянувшись, Несан разглядел в лунном свете мрачные физиономии других гонцов. Они тоже были в старых обносках, оставшихся от прежней жизни. Несан твердо намеревался оставаться в этой своей новой жизни. И ни за что не позволит другим отступить. Чего бы это ни стоило.
Выглядели они все как банда бродяг. В нынешнем облачении узнать их просто невозможно. Никто не сможет отличить их от других рыжеволосых хакенских юнцов в лохмотьях.
В Ферфилде вечно болталось полно хакенских юнцов, надеявшихся найти какую-никакую работенку. Их часто гоняли с улиц. Некоторые отправлялись за город, чтобы наняться батраками на фермы, некоторым удавалось найти работу в самом Ферфилде, некоторые прятались за домами и пили, а иные дожидались темноты, чтобы грабить прохожих. Последние, впрочем, жили не очень долго, если попадались городским гвардейцам. А они, как правило, попадались.
Сапоги Морли скрипнули, когда он присел на корточки рядом с Несаном. Несан, как и прочие, пошел на сегодняшнее дело в сапогах, бывших частью униформы гонцов. Вряд ли кто из прохожих это разглядит.
Хотя Морли и не был еще гонцом, мастер Кэмпбелл попросил его присоединиться к Несану и тем гонцам, что оказались в пределах досягаемости. Морли расстроился, что не получил места гонца вместе с Несаном. Несан передал ему слова мастера Кэмпбелла, что пока Морли может быть время от времени полезным для разных дел и в один прекрасный день скорее всего вольется в коллектив гонцов. И пока такая перспектива Морли вполне утешила.
Новые приятели из гонцов были ребятами неплохими, но Несан все равно был рад обществу Морли. Они довольно долго вместе проработали на кухне, а это что-то да значит. Когда ты несколько лет с кем-то вместе выпиваешь, между вами образуется довольно крепкая связь. Во всяком случае, по мнению Несана. Морли, похоже, думал так же и был рад приглашению и очередной возможности проявить себя.
Несмотря на страх, Несан не хотел подводить Далтона Кэмпбелла. К тому же у них с Морли были свои причины постараться сегодня: у них имелся личный интерес. И все же у Несана непрерывно потели ладони, и он то и дело вытирал их о колени.
Морли ткнул Несана в бок. Несан посмотрел на тускло освещенную дорогу, тянувшуюся вдоль двух- и трехэтажных каменных домов, и увидел Клодину Уинтроп, которая только что вышла на крыльцо. С ней был мужчина, как и говорил мастер Кэмпбелл. Богато одетый андерец с мечом на боку. Судя по узким ножнам, меч был легким. Быстрое и смертельно опасное оружие, прикинул Несан, мысленно сделав этим мечом пару финтов.
Роули в ливрее гонца подошел к высокому андерцу и вручил свернутый свиток. Они перекинулись парой слов, пока мужчина вскрывал печать и читал послание, но Несан был слишком далеко, чтобы расслышать, о чем речь.
В трактире по-прежнему звучала музыка. Менестрель то играл на гобое, то пел, то играл на лютне.
Мужчина сунул бумагу в карман дублета и, повернувшись к Клодине Уинтроп, что-то проговорил. Слов Несан не расслышал. Она поглядела в сторону Ферфилда, покачала головой и указала в направлении поместья, туда, где у дороги в темноте прятались гонцы, одетые в темное. Клодина улыбалась и явно пребывала в хорошем настроении.
Мужчина пожал ей руку, желая, надо полагать, доброй ночи, и поспешил в город. Она помахала ему вслед.
Роули принес послание от Далтона Кэмпбелла. И теперь, вручив его, растворился во тьме. Роули объяснил всем, как и что будет происходить. Он всегда инструктировал других. В отсутствие Далтона Кэмпбелла Роули всегда знал, что надо делать.
Несану Роули нравился. Для хакенца он был очень уверен в себе. Далтон Кэмпбелл относился к нему с уважением, как и ко всем прочим, но все же чуть с большим, чем к остальным. Будь Несан слепым, то мог бы подумать, что Роули — андерец. С той лишь разницей, что он хорошо относился к Несану, хоть и по-деловому.
Клодина Уинтроп в одиночестве зашагала к поместью. Двое патрульных городской гвардии, здоровенные андерцы с алебардами, обходившие улицу, смотрели ей вслед. До поместья было недалеко. От силы час ходьбы.
Ночь выдалась приятная, довольно теплая, но не настолько, чтобы было слишком жарко идти пешком. В небе светила полная луна. Приятная ночь для прогулки. Женщина набросила на плечи кремовую шаль, хотя, как заметил Несан, нынче вырез ее платья был не таким низким, как в прошлый раз.
Она могла бы сесть на лавочку и дождаться какой-нибудь кареты из тех, что регулярно курсировали между городом и поместьем, но не стала. В этом не было особой необходимости. Когда карета нагонит ее по дороге, она всегда сможет туда сесть, если устанет идти.
Роули позаботился о том, чтобы карета задержалась по какой-то надобности.
Несан ждал там, где им велел ждать Роули, и наблюдал за быстро шагавшей по улице Клодиной Уинтроп. Музыка звучала у него в ушах. Ее ритм совпадал с ритмом его сердца.
Он смотрел, как Клодина идет по улице, и выстукивал пальцами по коленке мелодию песенки «До колодца и обратно», где рассказывалось о мужчине, который ухаживает за женщиной, он ее любит, а она не обращает на это внимания. Мужчине наконец это надоело, и, как поется в песне, он ее поймал и спросил, выйдет ли она за него замуж. Она сказала «да». И тогда мужчина струсил, и она начала гонять его до колодца и обратно.
Чем дальше Клодина шла, тем сильнее сомневалась в правильности принятого решения. Она то и дело поглядывала по сторонам — направо, где простиралось поле пшеницы, налево, где росло сорго. Чем дальше оставались позади огни города, тем быстрее она шагала. Теперь лишь луна сопровождала ее на вьющейся среди полей дороге.
Несан, сидя на корточках, покачивался из стороны в сторону, сердце отчаянно колотилось. Он страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте, где угодно, только не здесь. Потом, когда они сделают то, что должны, ничто уже не будет как прежде.
Он не знал, сможет ли сделать то, что велено. Не знал, хватит ли ему духу. В конце концов, людей и без него достаточно. Ему нет необходимости проявлять себя. Остальные справятся сами.
Но Далтон Кэмпбелл хотел, чтобы это сделал он, Несан. Хотел, чтобы он усвоил, как надо действовать, если люди не выполняют своих обещаний. Хотел, чтобы Несан стал полноправным членом команды гонцов.
А для этого ему необходимо выполнить приказ. По-настоящему принять участие. Им-то вон явно не страшно, не то что ему. Значит, ему никак нельзя показывать свой страх.
Он застыл, широко открытыми глазами глядя на приближавшуюся женщину. Песок хрустел под ее ногами. При одной только мысли о предстоящем его охватил ужас. Как он мечтал, чтобы Клодина развернулась и побежала обратно. Она еще довольно далеко от них. А все казалось так просто, когда он кивал, слушая указания Далтона Кэмпбелла!
Когда Несан, стоя в кабинете Кэмпбелла, слушал инструкции, все казалось проще пареной репы. При свете дня все выглядело логичным и правильным. Несан пытался помочь ей, предупредил о последствиях. Не его вина, что она ослушалась приказа.
Но сейчас, во тьме ночи, среди полей, когда Клодина уже совсем рядом, все выглядело иначе.
Несан стиснул зубы. Он не может подвести других. Они будут гордиться им. Он докажет, что достоин.
Теперь у него новая жизнь. Он не хочет снова оказаться на кухне, чтобы Джилли снова таскала его за уши и выговаривала за его мерзкое хакенское поведение. Не желает снова стать Несуном, как его обзывали до того, как Далтон Кэмпбелл предоставил ему возможность проявить себя.
Несан чуть не завопил от неожиданности, когда Морли ринулся к женщине.
И, не размышляя, бросился следом за приятелем.
Клодина ахнула. Она попыталась закричать, но Морли заткнул ей рот мясистой ладонью. Все трое рухнули на землю, и Несан пребольно ударился локтем. Морли всей тушей приземлился на женщину, впечатав ее в дорогу. Она только охнула.
Сначала она лягалась и пихалась, пыталась кричать, но все бесполезно: они были слишком далеко от жилья.
Казалось, она состоит из одних коленок и локтей, так отчаянно она сражалась за жизнь. Несану наконец удалось перехватить ей одну руку и с хрустом завернуть за спину. Морли вцепился в другую руку и рывком поставил ее на ноги. Несан быстро связал ей руки за спиной, а Морли воткнул в рот кляп и для надежности замотал сверху тряпкой.
Морли с Несаном подхватили Клодину под руки и потащили по дороге. Она упиралась каблуками, извивалась, сопротивлялась. Подскочили остальные. Двое схватили ее за ноги, оторвали от земли и понесли. Третий ухватил за волосы.
Впятером, окруженные остальными, они пронесли ее еще примерно полмили, подальше от города. Клодина Уинтроп в ужасе пыталась кричать, но издавала лишь глухое мычание. Всю дорогу она отчаянно крутилась и извивалась.
После того, что она натворила, у нее имелись все основания впасть в панику.
Когда город скрылся за горизонтом, они свернули вправо, двинувшись по полю. Надо было убраться подальше от дороги — на случай, если вдруг кто-нибудь появится. Не хватало только, чтобы на них неожиданно наткнулась какая-то карета. Тогда пришлось бы бросать Клодину и разбегаться. Далтону Кэмпбеллу не понравится, если они провалят дело.
Добравшись до ложбинки, где, как им показалось, они были за пределами видимости и слышимости, они бросили свою ношу на землю. Женщина приглушенно вскрикнула. При свете луны Несан разглядел ее расширенные глаза. И снова она смотрела на него, как овца на мясника.
Несан взмок не столько от усилий, сколько от испуга за то, что они творят. Сердце бешено колотилось, в ушах пульсировала кровь, колени тряслись.
Морли поставил Клодину Уинтроп на ноги и придерживал сзади.
— Я же предупреждал тебя, — выдохнул Несан. — Ты что, совсем дура? Я же предупреждал тебя, чтобы ты больше не распространяла изменнические сплетни о нашем министре культуры! Это ложь, что министр тебя изнасиловал, ты пообещала, что прекратишь об этом говорить, и нарушила слово.
Женщина отчаянно замотала головой. То, что она пыталась отрицать свою вину, лишь укрепило его решимость.
— Я велел тебе не распространять этой гнусной лжи о нашем министре культуры! И ты обещала! А сама снова начала молоть языком, изрыгая эту ложь!
— Ты ее предупреждал, Несан, — сказал один из гонцов.
— Вот именно. Несан прав, — добавил второй.
— Ты давал ей шанс, — высказался третий.
Они похлопали Несана по спине. Ему стало приятно, что они им гордятся. Это придавало ему значительности.
Клодина снова замотала головой. Одна бровь у нее была рассечена.
— Они правы, — встряхнул ее Морли. — Я там был. И слышал, что Несан тебе говорил. Тебе следовало поступить, как было сказано. Несан и правда давал тебе шанс.
Она отчаянно пыталась что-то сказать, но мешал кляп. Несан вырвал тряпку из ее рта.
— Нет! Я не нарушала обещания! Клянусь, господин! Я ничего не говорила после того, как вы мне велели молчать! Клянусь! Пожалуйста! Вы должны мне верить! Я никому ничего не говорила после того, как вы велели мне умолкнуть! Не говорила! Клянусь!
— Говорила! — сжал кулаки Несан. — Мастер Кэмпбелл сказал нам, что говорила! Или ты сейчас станешь утверждать, что мастер Кэмпбелл лжец?!
Она затрясла головой.
— Нет! Пожалуйста, господин, вы должны мне верить! — Клодина начала всхлипывать. — Пожалуйста, господин! Я сделала так, как вы велели!
Слушая, как она все отрицает, Несан пришел в бешенство. Он ее предупреждал. Предоставил ей шанс. Мастер Кэмпбелл давал ей шанс, а она все равно не прекратила свои изменнические речи.
Даже то, что она называла его «господин», не очень его радовало. А вот стоявшие позади него и подстегивавшие к дальнейшим действиям гонцы — да, те радовались.
Несан больше не желал слушать ее вранье.
— Я велел тебе держать рот на замке! А ты не захотела!
— Я вас послушалась, — рыдала она, беспомощно обвиснув в руках у Морли. — Послушалась! Я больше никому ничего не говорила! Пожалуйста! Я не говорила…
Несан со всей силы впечатал кулак ей в лицо. С размаху. И почувствовал, как под рукой ломается кость.
Кулак заныл, но боль была какая-то тупая. Лицо Клодины мгновенно залила кровь.
— Отличный удар, Несан! — подбодрил Морли. Остальные поддержали его. — Двинь-ка ей еще разок!
Гордый похвалой, Несан вошел в раж. Он согнул руку. Эта женщина желала зла Далтону Кэмпбеллу и министру. Будущему Суверену. Несан обрушил всю свою ярость на эту андерскую бабу.
Второй удар выбил ее из рук Морли, и она боком рухнула на землю. Несан видел, что челюсть у нее вывихнута. Залитое кровью лицо стало неузнаваемым, нос был разбит.
Он как-то отстраненно отметил, что зрелище ужасающе.
И тут остальные обрушились на нее, как свора псов. Морли был самым сильным и свирепым. Они ее подняли, и все одновременно принялись избивать. Голова ее болталась из стороны в сторону. От ударов в живот женщина складывалась пополам. Они лупили ее по почкам. Удары сыпались градом. Женщина упала.
Как только она оказалась на земле, они принялись избивать ее ногами. Морли пнул ее в затылок, кто-то другой — в висок. Они били с такой силой, что тело подскакивало. Звуки ударов, резкие и глухие, были почти не слышны за пыхтением усердно работавших гонцов.
Пинавшему ее в ребра Несану казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны. Зрелище вызывало отвращение и возбуждало. Он был частью чего-то важного, он делал важное дело для Далтона Кэмпбелла и министра культуры, будущего Суверена.
Но все же какую-то часть его воротило от содеянного. Какая-то часть его души вопила и сожалела, что они дождались, когда женщина выйдет из дома. Но какая-то часть его была в восторге, в восторге от того, что он принимает в этом участие, в восторге, что он — один из команды.
Несан не знал, сколько это длилось. Ему казалось, что прошла вечность.
Тяжелый запах крови бил в ноздри, ее привкус чуть ли не ощущался на языке. Вся их одежда была в кровавых пятнах. Кровь покрывала кулаки и забрызгала лица.
Пережитый опыт преисполнил Несана чувством товарищества. Они смеялись, радуясь своему братству.
Услышав, как приближается карета, они застыли. Глядя друг на друга дикими глазами, они, тяжело дыша, прислушались.
Карета остановилась.
Не пытаясь выяснить, почему карета встала, не дожидаясь, пока кто-нибудь появится, они бросились прочь, чтобы нырнуть в дальний пруд и смыть с себя кровь.
Глава 39
Услышав стук в дверь, Далтон поднял глаза от доклада.
— Да?
Дверь открылась, и всунулась рыжая голова Роули.
— Мастер Кэмпбелл, тут кое-кто хочет вас видеть. Говорит, его зовут Ингер. Говорит, он мясник.
Далтон был занят, и ему было неохота разбираться с кухонными делами. У него и так хватало дел, требующих решения. Множество разных дел, от полной ерунды до достаточно серьезных, и все требовали его внимания.
Убийство Клодины Уинтроп наделало много шума. Ее хорошо знали и любили. Она была заметной фигурой. Город неистовствовал. Но, если знать как, всегда можно воспользоваться ситуацией. Далтон был в своей стихии.
Он позаботился о том, чтобы в момент убийства Стейн выступал перед Директорами Комитета Культурного Согласия, чтобы никто не смог заподозрить имперца. Человек, носящий плащ из человеческих скальпов, пусть даже добытых в бою, всегда рискует вызвать подозрение.
Городская гвардия рапортовала, что патрульные видели, как Клодина Уинтроп пошла пешком из Ферфилда в направлении поместья. Вполне обычная вещь, даже по ночам. Эта дорога была сильно загружена транспортом и до сих пор считалась совершенно безопасной. Гвардейцы сообщили и о группе молодых хакенцев, пивших той ночью в городе, незадолго до убийства. Естественно, люди предположили, что на нее напали хакенцы, и громко объявляли случившееся очередным доказательством ненависти хакенцев к андерцам.
Теперь ночью пешеходов сопровождали гвардейцы.
Целый хор голосов требовал от министра сделать что-нибудь. Эдвин Уинтроп, сраженный убийством жены, слег. Но и он тоже взывал к правосудию.
Нескольких юнцов арестовали, а потом отпустили, когда было доказано, что они в ночь убийства работали на ферме. На следующую после убийства ночь изрядно набравшиеся в трактире мужчины двинулись на поиски «хакенских убийц». Обнаружив несколько хакенских парней, они, пребывая в глубочайшей уверенности, что перед ними убийцы, забили их до смерти под радостные крики зевак.
Далтон написал для министра несколько речей и от его имени разослал приказ с указанием мер, которые следует принять в связи с возникшим кризисом. Убийство предоставило министру предлог в одной из своих жарких речей намекнуть на тех, кто не желал видеть его Сувереном, как на виновников разжигания страстей вокруг нового закона, спровоцировав таким образом всплеск насилия. Он призвал к принятию новых жестких законов, охлаждающих «мстительные порывы». Его нападки на Комитет Культурного Согласия подорвали позиции Директоров, находившихся в оппозиции министру.
Собравшиеся слушать его выступление толпы министр призвал принять меры — не указав, какие именно, — против эскалации насилия. Такие меры никогда не обозначались конкретно, и чрезвычайно редко какие-либо действия предпринимались вообще. Но таких воззваний вполне хватало, чтобы убедить народ: министр настроен действовать решительно. Главное — выказать озабоченность, а это не требует усилий и не нуждается в проверке действием.
Конечно, для обеспечения этих мер придется поднять налоги. Блестящая формулировка: выставить оппозицию разжигателем насилия и приравнять ее к жестокости хакенских владык и убийц. Министр с Далтоном таким образом захватывали контроль над большей частью экономики страны. А это — власть.
Бертран наслаждался, оказавшись в центре всего, раздавая приказы, обличая зло, встречаясь с разными группами озабоченных граждан и успокаивая народ. Вся эта история скорее всего довольно быстро заглохнет, народ займется другими делами, и об убийстве забудут.
Хильдемара была счастлива. А Далтона только это и интересовало.
Роули все еще ждал, просунув голову в дверь.
— Скажи Ингеру, чтобы шел со своими заботами к мастеру Драммонду, — бросил Далтон, берясь за следующий документ. — Драммонд — шеф-повар, подготовка пира — его обязанность. Я дал ему список инструкций. Он наверняка знает, как заказывать мясо.
— Слушаюсь, господин.
Дверь закрылась, и снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом весеннего дождя. Такой дождик полезен для пшеницы. А хороший урожай утихомирит ворчания по поводу новых налогов. Откинувшись на стуле, Далтон вернулся к чтению бумаг.
Похоже, отправитель этого сообщения видел целителей, направлявшихся в резиденцию Суверена. С самими целителями ему переговорить не удалось, но целители провели в резиденции всю ночь.
Возможно, в их помощи нуждался кто-то другой, не обязательно Суверен. В резиденции Суверена живет очень много людей, почти столько же, сколько в поместье министра культуры, с той разницей, что все они обслуживают только Суверена. Вся деловая жизнь, даже та немногая, что велась Сувереном, кипела в отдельном здании. Там же Суверен давал аудиенции.
В поместье министра тоже случалось, что целители проводили одну-две ночи с больным, но это вовсе не означало, что болен сам министр. Самую большую опасность для министра мог представлять какой-нибудь ревнивый муж, что маловероятно. Мужья, как правило, наоборот, стремились подсунуть своих жен кому-нибудь из высокопоставленных чиновников, чтобы добиться для себя привилегий и поблажек. Отстаивать же свои права было неполезно для здоровья.
Как только Бертран станет Сувереном, проблема чьих-то оскорбленных чувств отпадет сама собой. Для женщин — большая честь удостоиться внимания Суверена. Это означало прикоснуться к святости. Считалось, что совокупления с Сувереном благословляет сам Создатель.
Любой муж охотно сам затолкает жену в постель Суверена, если она не возражает. Престижность была, так сказать, побочным эффектом приобретаемой святости. И муж был главным, кто пожинал все плоды. Ежели благочестивая дама, удостоившаяся интереса Суверена, была совсем юной, то благословение снисходило и на ее родителей.
Далтон вернулся к предыдущему сообщению и перечитал его. В последние дни никто не видел жену Суверена. Она не нанесла запланированный официальный визит в детский дом. Возможно, это она заболела.
Или сидит у постели мужа.
Ждать смерти старого Суверена — все равно что ходить по канату. Покрываешься потом, и учащается пульс. Перспектива была радужной, главным образом потому, что смерть Суверена — чуть ли не единственное событие, на которое Далтон не мог повлиять. Суверена слишком хорошо охраняли, чтобы рискнуть помочь ему перейти в мир иной. Особенно когда старик и так уже одной ногой в могиле.
Оставалось только ждать. А пока суд да дело — очень осторожно направлять все в нужное русло. Они должны быть во всеоружии, когда наступит час.
Далтон перешел к следующему документу, но не обнаружил ничего интересного. Какой-то мужчина жаловался на женщину, обвиняя в том, что она якобы наложила на него заклятие, поразившее его подагрой. Этот человек пытался записаться на прием к Хильдемаре Шанбор, поскольку она была известна чистотой нрава и добрыми деяниями, чтобы заняться с ней сексом на предмет снятия заклятия.
Далтон издал короткий смешок, представив себе совокупляющуюся парочку. У мужика, помимо отвратительного вкуса по части женщин, к тому же еще явно не все дома. Далтон записал имя жалобщика, чтобы потом передать охране, вздохнув, что приходится тратить время на такую вот чушь.
Снова раздался стук в дверь.
— Да?
Опять возникла голова Роули.
— Мастер Кэмпбелл, я передал этому мяснику, Ингеру, что вы велели. А он говорит, что пришел не по делам кухни. — Роули понизил голос до шепота. — Говорит, что в поместье случились какие-то неприятности, и хочет поговорить об этом с вами, а если вы его не примете, то он пойдет в Комитет к Директорам.
Выдвинув ящик, Далтон убрал туда сообщения, оставшиеся на столе бумаги перевернул лицом вниз и встал.
— Впусти его.
Ингер, мускулистый андерец, лет на десять старше Далтона, вошел, приветственно кивнув.
— Спасибо, что приняли меня, мастер Кэмпбелл.
— Не за что. Пожалуйста, проходите.
Ингер вытер руки и снова поклонился. Он оказался неожиданно опрятно одет, чего Далтон от мясника не ожидал. Он больше походил на торговца. Далтон сообразил, что, раз этот человек способен обеспечивать мясом поместье, он владеет большим предприятием, и значит, скорее действительно торговец.
— Пожалуйста, присаживайтесь, мастер Ингер, — жестом пригласил Далтон.
Глаза Ингера обежали кабинет, ничего не оставляя без внимания. Мелкий лавочник, поправил себя Далтон.
— Спасибо, мастер Кэмпбелл. — Здоровенный мясник взялся лапищей за спинку стула и придвинул его ближе к столу. — Достаточно — просто Ингер. Привык, знаете ли. — Его губы изогнулись в улыбке. — Только мой старый учитель звал меня мастер Ингер, да и то перед тем, как дать мне палкой по рукам. Как правило, за то, что я не готовил уроки по чтению. Вот за цифры меня никогда не лупили. Считать я любил. Полезная штука, как выяснилось. Умение хорошо считать помогает мне в делах.
— Да, могу себе представить, — согласился Далтон.
Ингер, кинув взгляд на боевые стяги и копья, продолжил.
— Теперь-то у меня дело широко поставлено. Поместье министра — мой лучший покупатель. Уметь считать необходимо, чтобы вести дела. Пришлось выучиться. У меня работает много хорошего народа. И всех заставляю учиться считать, чтобы не ошибались при поставках.
— В поместье весьма довольны вашей работой, заверяю вас. Пиры не были бы столь великолепными без вашей неоценимой помощи. Вы имеете полное право гордиться, поставляя столь отборное мясо и птицу.
Ингер расплылся в улыбке, будто его только что поцеловала симпатичная девчонка на ярмарке.
— Благодарствуйте, мастер Кэмпбелл. Очень любезно с вашей стороны. Вы правы, я действительно горжусь своей работой. Многие не столь любезны, как вы, и не замечают этого. Вы действительно хороший человек, как о вас и говорят.
— Я стараюсь, как могу, помогать людям. Я всего лишь их покорный слуга, — любезно улыбнулся Далтон. — Могу ли я вам чем-то помочь, Ингер? Нужно что-то изменить в поместье, чтобы вам было легче работать?
Ингер придвинулся вместе со стулом. Положив локоть на стол, он наклонился к Далтону. Рука у него была размером с хороший окорок. Застенчивость мгновенно исчезла, густые брови сошлись на переносице.
— Штука в том, мастер Кэмпбелл, что я не спускаю своим людям ни малейших огрехов. Я трачу время, обучая их рубить и готовить туши, учу счету и все такое. И не терплю тех, кто ленится и тем гордится. Я всегда говорил, что основа процветающего предприятия — чтобы клиент был доволен. Те, кто этого не понимает, видят мой кулак или дверь. Некоторые говорят, что я слишком требователен, но я такой, какой есть. И в моем возрасте уже не изменишься.
— По мне, так вполне честный подход.
— Но, с другой стороны, — продолжил Ингер, — я ценю тех, кто у меня работает. Они делают добро мне, а я им. Я знаю, как некоторые относятся к своим работникам, особенно хакенцам, но я не таков. Люди относятся ко мне хорошо, и я к ним так же. По-моему, это справедливо. При таком подходе к делу сближаешься с теми, кто у тебя работает и живет. Понимаете, о чем я? С годами они становятся почти что членами семьи. Они становятся тебе дороги. Это вполне естественно, если у тебя есть мозги в голове.
— Я вполне могу понять, как…
— Некоторые из моих работников — дети тех, кто работал у меня прежде и с чьей помощью я стал уважаемым мясником. — Ингер наклонился чуть ближе. — У меня двое сыновей, и они хорошие ребята, но иногда мне кажется, что те, кто у меня живет и работает со мной, мне дороже этих двоих. И одна из таких работников — славная хакенская девчушка по имени Беата.
В голове Далтона зазвенели тревожные колокольчики. Он вспомнил ту девушку-хакенку, которую Бертран со Стейном вызвали наверх, чтобы с нею поразвлечься.
— Беата… Не могу сказать, что это имя мне о чем-то говорит, Ингер.
— Да и не с чего. У нее дела на кухне. Помимо всего прочего, она поставляет мою продукцию. Я ей доверяю, как собственной дочери. Она отлично соображает в цифрах. Запоминает все, что я скажу. Это важно, потому что хакенцы не умеют читать, так что я не могу дать им список. Очень важно, чтобы они хорошо запоминали. И мне никогда не приходится следить за погрузкой, потому что она никогда ничего не путает и берет то, что я перечисляю. С ней я не беспокоюсь, что она возьмет что-то не то или чего-то не хватит.
— Понимаю…
— Так вот, вдруг ни с того ни с сего она категорически отказалась возить товар в поместье.
Далтон видел, как сжался объемистый кулак мясника.
— Сегодня мы должны были поставить сюда большой груз. Для пира. Я велел ей запрячь Броуни, потому что у меня есть для нее груз, который надо доставить в поместье. Она сказала «нет». — Ингер грохнул кулаком по столу. — «Нет!»
Мясник чуть отодвинулся и поправил покосившуюся свечку.
— Я плохо воспринимаю, когда мои работники говорят мне «нет». Но Беата, ну, она мне как дочь. Поэтому вместо того, чтобы залепить ей оплеуху, я попытался с ней поговорить. Я думал, может, тут замешан какой-то парень, который ей разонравился и она больше не хочет его видеть, ну или еще что-нибудь такое. Я не очень-то разбираюсь в том, что творится у девочек в голове, с чего они вдруг с цепи срываются. Я ее усадил и спросил, почему она не хочет везти груз в поместье. А она ответила, что не хочет, и все. Я сказал, что это не аргумент. Она ответила, что отвезет двойной груз куда угодно в другое место. Сказала, что готова в наказание всю ночь драить полы, но в поместье не поедет ни за что. Тогда я спросил, не связано ли ее нежелание с тем, что в поместье с ней кто-то что-то сделал. Она отказалась отвечать. Отказалась наотрез! Заявила, что больше никогда не будет ничего возить в поместье, и все тут. Я сказал, что раз она отказывается объяснять, чтобы я мог понять, в чем дело, то ей придется везти груз в поместье, хочет она или нет. И тогда она расплакалась.
Ингер снова сжал кулак.
— Я знаю Беату с пеленок. И сомневаюсь, что хотя раз за последние лет двенадцать видел ее плачущей. Я видел, как она, разделывая туши, сильно резала себе руки, но ни слезинки не уронила. Ни разу слезы не пустила, даже когда я ей поддавал. Морщилась от боли, но не плакала. Она плакала, когда умерла ее мать. И это был тот самый единственный раз, когда я видел ее плачущей. До того момента сегодня, когда я сказал ей, что она все равно поедет в поместье. Так что товар я привез сам. А теперь, мастер Кэмпбелл, хоть я и не знаю толком, что тут произошло, но что бы это ни было, Беата из-за этого плачет, и ее слезы подсказывают мне, что случилось что-то нехорошее. Она раньше всегда любила сюда ездить. Всегда высоко отзывалась о министре как о человеке, которого глубоко уважает за все, что он делает для Андерита. Она гордилась тем, что возит товар в поместье. А теперь все переменилось. Зная Беату, я догадываюсь, что кто-то тут ее принудил. И зная Беату, готов спорить, что добровольно она не уступила бы. Ни за что. Как я уже сказал, она мне почти как дочь.
Далтон не сводил глаз с мясника.
— Она хакенка.
— И что из этого? — Ингер в упор смотрел на Далтона. — Так вот, мастер Далтон, я хочу заполучить того юнца, что обидел Беату. Судя по тому, как она ревела, я понимаю, что там был не один, а больше. Может, ее обидели сразу несколько. Я знаю, что вы человек занятой, да еще это убийство Клодины Уинтроп, упокой Создатель ее душу, но я буду признателен, если вы разберетесь с этим делом. Я не намерен никому спускать такое с рук.
Далтон, облокотившись на стол, сложил руки домиком.
— Заверяю вас, Ингер, что не допущу, чтобы подобные вещи безнаказанно творились в поместье. Я считаю это дело очень серьезным. Министр культуры работает здесь, чтобы служить народу Андерита. И это просто ни в какие ворота не лезет, если один или несколько работающих здесь мужчин обидели молодую женщину.
— Никаких «если», — насупился Ингер. — Так оно и было.
— Да, конечно. Смею вас заверить, что я сам займусь делом и доведу его до конца. Я не потерплю никого столь опасного в поместье, будь то андерец или хакенец. Здесь все до единого должны чувствовать себя в полной безопасности. И не позволю никому, андерцу ли, хакенцу ли, увильнуть от правосудия. Однако вы должны понимать, что в связи с убийством столь важной дамы и возможной опасностью для жизни других людей, включая хакенок, в первую очередь я должен заниматься расследованием этого преступления. Город взбудоражен. Народ ждет, что чудовищное преступление будет наказано.
— Я понимаю, — наклонил голову Ингер. — И принимаю ваше личное заверение, что этот юнец или юнцы не останутся безнаказанными. — Ингер встал, скрипнув стулом. — Или не юнец.
Далтон поднялся.
— Молодой он или старый, мы приложим все усилия, чтобы найти виновного. Даю слово.
Ингер пожал Далтону руку. Рукопожатие у него было крепеньким, чтобы не сказать костедробильным.
— Я рад, что обратился к тому, кому следовало, мастер Далтон.
— И вы не ошиблись.
— Да? — отозвался Далтон на стук в дверь. Он догадывался, кто пришел, поэтому продолжал писать инструкции для новых охранников, которых распорядился поставить в поместье. Гвардейцы, охранявшие поместье, армейскому начальству не подчинялись. Все они были андерцами. Далтон ни за какие пряники не доверил бы армии охрану поместья.
— Мастер Кэмпбелл?
Он поднял взгляд.
— Заходи, Несан.
Несан вошел и замер перед столом. Он казался выше, с тех пор как надел форму гонца, и еще больше приосанился после той истории с Клодиной. Далтон был доволен тем, как Несан со своим мускулистым приятелем выполнили поручение. Кое-кто из других гонцов предоставил Далтону подробный отчет.
Далтон отложил ручку.
— Несан, ты помнишь нашу с тобой первую встречу?
Вопрос несколько озадачил Несана.
— Да… э-э… да, господин! — гаркнул он. — Помню.
— Там, чуть дальше по коридору. Возле площадки.
— Да, мастер Кэмпбелл. И очень признателен вам за то, что вы не… То есть за то, что вы так хорошо ко мне отнеслись.
— За то, что я не сообщил на кухню, что ты находился там, где тебе быть не полагалось.
— Да, господин. — Несан облизнул губы. — Вы были очень добры, мастер Кэмпбелл.
Далтон потер висок.
— Я припоминаю, что ты тогда сказал мне, что министр очень хороший человек и тебе бы не понравилось, если бы кто-то отзывался о нем плохо.
— Да, господин, это правда.
— И ты доказал, что слов на ветер не бросаешь. Доказал, что сделаешь все необходимое, чтобы защитить его доброе имя. — Далтон слегка улыбнулся. — А помнишь, что я тебе еще сказал тогда на площадке?
Несан откашлялся.
— Что я когда-нибудь заработаю право на фамилию?
— Верно. Пока что ты действуешь так, как я от тебя ожидал. А припоминаешь ли, что еще тогда произошло на площадке?
Далтон не сомневался, что парень все помнит. Такое не забывается. Несан напрягся, пытаясь найти слова, чтобы сказать, не называя вещи своими именами.
— Ну, господин… то есть там…
— Несан, ты помнишь, как та юная дама тебя ударила?
Несан кашлянул.
— Да, господин, это я помню.
— И ты ее знаешь?
— Ее зовут Беата. Она работает у мясника Ингера. Она ходит со мной на покаяние.
— И ты, конечно, видел, что она тут делала. Министр тебя видел. Стейн тебя видел. Ты наверняка видел их с ней?
— Министр не виноват, господин. Она получила то, что просила. Только и всего. Она все время сохла по нему, рассказывала, какой он красавец и какой чудесный человек. Каждый раз вздыхала, произнося его имя. Зная ее, можно точно сказать, что она получила что хотела, господин.
Далтон улыбнулся про себя.
— Она тебе нравилась, да, Несан?
— Ну, я толком не знаю, господин. Трудновато хорошо относиться к кому-то, кто тебя ненавидит. Со временем надоедает, знаете.
Далтон прекрасно понимал, как паренек на самом деле относится к этой девице. У него все чувства на лбу написаны.
— Понимаешь, Несан, дело в том, что эта девушка может внезапно пожелать учинить неприятности. Иногда девушки так поступают спустя некоторое время. Когда-нибудь ты сам с этим столкнешься. Будь осторожен, выполняя их пожелания, потому что иногда они потом могут заявить, что никогда ни о чем подобном не просили.
Паренек изумился.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:44 | Сообщение # 29

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— А я и не знал, господин! Спасибо за совет!
— Короче, как ты сказал, она получила лишь то, что просила. Силой ее никто не принуждал. Теперь же она, похоже, передумала и, вполне возможно, начнет вопить об изнасиловании. Почти как Клодина Уинтроп. Женщины, побывавшие с занимающими важные посты мужчинами, иногда так потом поступают, желая что-нибудь получить. Их обуревает жадность.
— Мастер Кэмпбелл, я уверен, что она не…
— Недавно мне нанес визит Ингер.
Несан позеленел.
— Она рассказала Ингеру?!
— Нет. Она лишь заявила, что больше не станет возить в поместье товар. Но Ингер — человек неглупый. Он полагает, что ему известна причина. И он хочет справедливости. Если он заставит эту девушку, Беату, выдвинуть обвинение, министр может незаслуженно оказаться объектом мерзких обвинений. — Далтон встал. — Ты знаешь эту девушку. Может возникнуть необходимость разобраться с ней, как с Клодиной Уинтроп. Она тебя знает. И позволит тебе приблизиться.
Несан стал зеленовато-пепельным.
— Мастер Кэмпбелл… господин, я…
— Ты что, Несан? Ты уже не хочешь заработать фамилию? Потерял интерес к работе гонца? Разонравилась новая форма?
— Нет, господин, дело не в этом.
— А в чем, Несан?
— Ни в чем, господин. Ну… как я уже сказал, она получила лишь то, что просила. И понимаю, что она не имеет права обвинять в чем-то министра, потому что он ничего плохого не сделал.
— Не больше права, чем было у Клодины.
Несан судорожно сглотнул.
— Нет, господин. Не больше.
Далтон уселся обратно.
— Я рад, что мы друг друга поняли. Я тебя позову, если она станет опасна. Будем надеяться, этого не произойдет. Кто знает, может, она и передумает выдвигать такие мерзкие обвинения. Может, кто-нибудь сумеет вбить ей в голову немного здравого смысла до того, как понадобится защищать министра от ее гнусных инсинуаций. Возможно, она даже придет к выводу, что работа у мясника — не для нее, и отправится работать на какую-нибудь ферму. Или еще куда.
Далтон лениво жевал кончик ручки, провожая глазами Несана, аккуратно прикрывшего за собой дверь. И думал, что было бы любопытно посмотреть, как парнишка справится с задачей. Если у него ничего не выйдет, то Роули справится наверняка.
Но если Несан все сделает как надо, тогда все детали улягутся в нужную мозаику, одна к одной.
Глава 40
Сапоги мастера Спинка, вышагивавшего между скамьями, заложив руки за спину, ритмично выстукивали по полу. Слушатели все еще всхлипывали, оплакивая андерских женщин, переживая за то, что сделала с ними хакенское войско. Несан полагал, будто знает, что ему предстоит услышать на этом уроке, но ошибся. Рассказ был куда ужасней, чем он мог себе вообразить.
Он чувствовал, что лицо у него не уступает по цвету волосам. Мастер Спинк отлично заполнил пробелы в сексуальных познаниях Несана. Но это оказалось далеко не столь приятным, как он предполагал. То, о чем он всегда так сладостно мечтал, вызывало после рассказов мастера Спинка о тех андерских женщинах лишь отвращение.
Еще больше усугубляло положение то, что Несан сидел между двумя женщинами. Зная, о чем будет урок, женщины попытались сесть кучкой с одной стороны комнаты, а мужчины — с другой. Обычно мастеру Спинку было безразлично, как они рассаживаются.
Но в этот раз он всех пересадил по-своему, поочередно, мужчина—женщина, мужчина—женщина. Он знал всех и каждого, знал, кто где живет и где работает. Он всех перемешал, сажая рядом малознакомых людей.
Он сделал это, чтобы усугубить испытываемую каждым неловкость, пока он рассказывал о каждой женщине и о том, что с ней проделывали. Он описывал все в мельчайших подробностях. Ошарашенная аудитория почти и не всхлипнула ни разу, все были слишком смущены, чтобы рискнуть привлечь к себе внимание.
Несан, например, и слыхом не слыхивал о том, что такое возможно между мужчиной и женщиной, а ведь он наслушался всякого от других поварят и гонцов. Конечно, те люди — хакенские владыки, и они были далеко не добрыми и ласковыми. Они хотели причинить тем андерским женщинам как можно больше боли. Хотели унизить их. Вот насколько отвратительными были хакенцы.
— Не сомневаюсь, что все вы тут думаете, — продолжал мастер Спинк, — «все это произошло очень давно. Много веков назад. То были хакенские владыки. Теперь мы стали лучше».
Сапоги мастера Спинка остановились перед Несаном.
— Ведь ты так думаешь, верно, Несан? Именно так думаешь, сидя тут в своей красивой форме? Ты считаешь, что вы лучше тех хакенских владык? Что хакенцы научились быть лучше?
— Нет, господин, — пролепетал Несан. — Мы не лучше.
Мастер Спинк, хмыкнув, двинулся дальше.
— Кто-нибудь из вас думает, что нынешние хакенцы расстались со своими отвратительными привычками? Вы считаете себя лучше, чем ваши пращуры?
Несан исподволь огляделся. Примерно половина слушателей нерешительно подняли руку.
— Ах вот как?! — взорвался мастер Спинк. — Вы считаете, что нынешние хакенцы стали лучше? Вы, наглая публика, считаете себя лучше?!
Руки быстренько опустились.
— Вы ничуть не лучше! Вы и по сей день придерживаетесь своих отвратительных привычек!
Он снова принялся вышагивать между скамьями, ритмично стуча каблуками сапог.
— Вы не лучше, — повторил он, но уже более спокойно. — Вы такие же.
Несан не помнил, чтобы учитель когда-либо был так расстроен. Казалось, он вот-вот расплачется.
— Клодина Уинтроп была всеми уважаемой и почтенной женщиной. Всю свою жизнь она трудилась во благо всех людей. И хакенцев, и андерцев. Одним из последних ее деяний был закон, отменяющий устаревшие порядки, чтобы отныне голодающие люди, большинство из которых — хакенцы, могли найти работу. Но перед смертью ей пришлось узнать, что вы ничем не отличаетесь от тех хакенских владык, что вы точно такие же.
Стук каблуков снова разнесся по комнате.
— У Клодины Уинтроп оказалось кое-что общее с теми женщинами древности, о которых я вам сегодня рассказывал. Ее постигла та же участь.
Несан нахмурился. Он-то знал точно, что с Клодиной Уинтроп ничего подобного не произошло. Она умерла быстро.
— Как и тех женщин, Клодину Уинтроп изнасиловала банда хакенцев.
Несан поднял глаза, нахмурившись еще сильней. Но, сообразив, что хмурится, тут же сменил выражение лица. К счастью, мастер Спинк в этот момент был в другом конце, заглядывая в глаза каждому сидящему там мужчине, и не заметил изумления Несана.
— Мы можем только догадываться, сколько долгих часов несчастной Клодине пришлось выносить этих веселившихся от души насильников. Мы можем только предполагать, сколько их было, этих жестоких бессердечных хакенцев, подвергших ее такой пытке на том пшеничном поле. По тому, как сильно были вытоптаны посевы, власти предполагают, что их было человек тридцать—сорок.
Аудитория в ужасе ахнула. Несан ахнул тоже. Их там и половины-то не было! Ему хотелось встать и заявить, что это неправда, что они никаких таких мерзостей с Клодиной не делали, и что она заслужила смерти за то, что хотела навредить министру и будущему Суверену, Бертрану Шанбору, и что он, Несан, лишь выполнял свой долг. Несану хотелось сказать, что они сделали доброе дело для министра и Андерита. Но он только еще ниже опустил голову.
— Но там было вовсе не тридцать или сорок человек, — провозгласил мастер Спинк и обвел пальцем аудиторию — Там были все вы! Все вы, хакенцы, насиловали ее, а потом убили. Из-за той ненависти, которую все еще вынашиваете в ваших сердцах, вы все принимали участие в изнасиловании и убийстве.
Он повернулся спиной к слушателям.
— А теперь вон отсюда! Хватит с меня на сегодня ваших исполненных ненависти хакенских глаз. Я больше не могу выносить ваших преступлений. Убирайтесь! Уходите до следующего собрания и подумайте о том, как вам стать лучше.
Несан бросился к двери. Он не хотел упустить Беату. Не хотел разыскивать ее на улице. Он потерял ее в устремившейся наружу толпе, но исхитрился протолкаться в первые ряды выходивших.
Оказавшись на свежем воздухе, Несан отошел в сторонку. Он внимательно оглядел тех, кто вышел до него, но Беаты не заметил. Отойдя в тень, он принялся ждать, не спуская глаз с выходящих людей.
Увидев девушку, он громким шепотом окликнул ее.
Беата остановилась и завертела головой, пытаясь понять, откуда и кто ее зовет. Шедшие следом натыкались на нее, и она шагнула в сторону, ближе к Несану.
На ней не было того синего платья, что так нравилось Несану и в котором она была в тот день, когда ее позвали к министру. Сегодня она надела платье пшеничного цвета с темно-коричневой накидкой.
— Беата, мне надо с тобой поговорить.
— Несан? — Она подбоченилась. — Несан, это ты?
— Да, — прошептал он.
Она повернулась, чтобы уйти. Несан схватил ее за руку и рванул к себе в тень. Последние слушатели торопливо расходились по домам, не обращая никакого внимания на встречу двоих молодых людей после собрания. Обычное дело. Беата попыталась вырваться, но Несан держал крепко и тащил ее дальше к деревьям и кустам, растущим возле зала собраний.
— Пусти! Сейчас же отпусти, Несан, не то я закричу!
— Мне необходимо с тобой поговорить, — настойчиво зашептал он. — Пошли!
Она начала драться. Но Несан упорно тащил ее за собой, пока они не оказались в глубокой тени за кустами, где их никто не мог увидеть. И если они не будут шуметь, то и услышать их тоже никто не сможет. Сквозь ветви деревьев светила луна.
— Несан! Убери от меня свои мерзкие хакенские грабли!
Повернувшись к ней, он выпустил ее руку. Беата тут же подняла другую, чтобы ударить его. Несан этого ждал и перехватил ей запястье. Тогда она двинула ему другой рукой по щеке.
Он отвесил ей ответную оплеуху. Он ударил не сильно, но от неожиданности Беата оторопела. Для хакенца ударить кого-либо было преступлением. Но он ведь ударил ее совсем легонько. Он вовсе не собирался причинить ей боль, лишь удивить и заставить выслушать.
— Ты должна меня выслушать! — прорычал он. — У тебя серьезные неприятности.
В свете луны он ясно видел, что ее глаза мечут молнии.
— Это у тебя неприятности! Я расскажу Ингеру, что ты затащил меня в кусты, ударил, а потом…
— Ты уже и так натрепала Ингеру достаточно!
Она на мгновение замолкла.
— Не понимаю, о чем ты. Я ухожу. Не собираюсь стоять тут и ждать, чтобы ты снова ударил меня, особенно когда ты только что продемонстрировал свое мерзкое хакенское обращение с женщинами!
— Ты все равно меня выслушаешь, даже если для этого мне придется швырнуть тебя на землю и сесть сверху!
— Только попробуй, ты, тощая маленькая глиста!
Несан крепко сжал губы, стараясь не обращать внимание на оскорбление.
— Беата, пожалуйста! Пожалуйста, выслушай меня. Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.
— Важное? Может, для тебя и важное, а мне наплевать! Ничего не желаю слушать! Я знаю, какой ты! Знаю, как ты радовался…
— Ты хочешь, чтобы работающие у Ингера люди пострадали? Хочешь, чтобы пострадал Ингер? То, что я хочу сказать, ко мне никакого отношения не имеет. Не знаю, почему ты так плохо обо мне думаешь, но не собираюсь оправдываться ни в чем. То, что я хочу сказать, касается только тебя.
Беата, фыркнув, скрестила руки на груди и некоторое время размышляла. Несан выглянул между ветками, чтобы убедиться, что никто за ними не следит. Беата заложила волосы за ухо.
— Раз уж ты не собираешься рассказывать мне, какой ты красавчик в этой роскошной форме, такой же, как у тех мерзких владык, то так и быть, говори. Только быстро. У Ингера есть для меня работа.
Несан облизнул губы.
— Сегодня Ингер привез в поместье товар. Он поехал сам, потому что ты отказалась впредь ездить в поместье.
— Откуда ты это знаешь?
— Умею слушать.
— И каким это…
— Ты будешь слушать? У тебя крупные неприятности, и тебе грозит нешуточная опасность.
Она подбоченилась, но замолчала, и Несан продолжил.
— Ингер считает, что в поместье тебя обидели. Он потребовал, чтобы с этим делом разобрались, и желает знать имя обидчика.
Беата пристально посмотрела на него.
— Откуда тебе это известно?
— Я же сказал, что умею слушать.
— Я Ингеру ничего не рассказывала.
— Не важно. Он сам догадался или как еще — не знаю, но суть в том, что он беспокоится о тебе и горит желанием, чтобы с этим делом разобрались. Он вбил себе в голову, что желает справедливости. И он не отступится. Начнет докапываться.
Девушка раздраженно вздохнула.
— Не надо мне было отказываться! Надо было поехать, и не важно, что со мной могло снова произойти.
— Я не виню тебя, Беата. На твоем месте я поступил бы так же.
Она подозрительно поглядела на него.
— Я хочу знать, кто тебе все это рассказал.
— Я ведь гонец, понимаешь, и кручусь возле всяких важных людей. А те беседуют между собой обо всем, что творится в поместье. Я просто слышал разговор, вот и все. Штука в том, что, если ты начнешь рассказывать о том, что случилось, люди посчитают, что ты хочешь причинить вред министру.
— Ой, да брось ты, Несан! Я всего лишь хакенская девка! Как я могу навредить министру?
— Ты же сама мне рассказывала, что люди думают, что он станет Сувереном. Ты слышала когда-нибудь, чтобы кто-то плохо отзывался о Суверене? Ну так вот, министр уже почти назначен Сувереном. И как, по-твоему, отнесутся к тому, если ты начнешь трепать о случившемся? Считаешь, что сочтут тебя хорошей девочкой, говорящей правду, а министра лжецом, за то, что он опровергает твои слова? Нас учат, что андерцы не лгут. Если ты скажешь хоть слово против министра, то это на тебя повесят ярлык лгуньи. Более того, лгуньи, пытающейся причинить вред министру.
Она размышляла над его словами как над какой-то неразрешимой загадкой.
— Ну, я вообще-то не собиралась, но если бы и сказала, то министру пришлось бы признать, что я говорю правду. Потому что это правда и есть. Андерцы не лгут. Только хакенцы по натуре своей мерзавцы. Если ему придется отвечать, то он скажет правду.
Несан сердито вздохнул. Он знал, что андерцы лучше них и что хакенцы мерзки по самой своей сути, но постепенно начал приходить к выводу, что андерцы тоже далеко не все непорочны и идеальны.
— Послушай, Беата, я знаю, чему нас учили, но это не всегда правда. Некоторые вещи, которым они нас учат, полная глупость. Не все, что они говорят, правда.
— Все правда, — отрезала она.
— Ты можешь так думать, но это не так.
— Да ну? А мне кажется, ты просто не желаешь признавать, насколько отвратительны хакенские мужчины. Просто не хочешь, чтобы у тебя была такая черная душа. И хочешь, чтобы не было правдой то, что те хакенцы сделали с теми несчастными женщинами много лет назад, и то, что хакенцы сделали с Клодиной Уинтроп.
Несан отбросил волосы со лба.
— Беата, ну подумай сама! Откуда мастер Спинк может знать, что сделали с каждой из тех женщин?
— Из книжек, дубина! На тот случай, если ты забыл, напомню, что андерцы умеют читать! В поместье полно книг, в которых…
— И думаешь, мужики, что изнасиловали этих женщин, потом остановились по дороге, чтобы записать все подробности? А предварительно поинтересовались у этих женщин, как их зовут, а затем подробненько записали просто для того, чтобы имелись списки всех их деяний?
— Да! Именно это они и сделали! Как и всем хакенским мужчинам, им понравилось то, что они сделали с теми женщинами. И они все записали. Это всем известно. Все это есть в книжках.
— А Клодина Уинтроп? Ну-ка, скажи мне, где та книжка, где записано о том, что ее изнасиловали те мужчины, которые ее убили?
— Ну, ее же изнасиловали. Это очевидно. Это сделали хакенцы, а хакенские мужчины всегда так поступают. Ты и сам должен знать, каковы хакенские мужчины, ты, маленький…
— Клодина Уинтроп выдвинула обвинение против министра. Она все время заигрывала с ним и казалась заинтересованной в нем. А потом, когда он наконец положил на нее глаз и она охотно легла под него, после этого она решила передумать. И начала рассказывать всем подряд, что он ее принудил и взял против ее воли. В точности, как оно в самом деле произошло с тобой. А в результате, после того как она начала распространять повсюду ложь, что министр ее изнасиловал, она стала трупом.
Беата молчала. Несан знал, что Клодина всего лишь пыталась учинить министру неприятности. Далтон Кэмпбелл ему так сказал. С другой стороны, то, что случилось с Беатой, произошло без согласия девушки, и все же она тем не менее не пыталась устроить бучу из-за этого.
Вовсю пели сверчки. Беата стояла в темноте и молча смотрела на Несана. Несан огляделся, чтобы лишний раз убедиться, что никого поблизости нет. Сквозь ветки кустарника он видел идущих по улице прохожих. Но никто не обращал внимания на темные кусты, за которыми стояли они с Беатой.
Наконец она заговорила, но от прежней горячности и следа не осталось.
— Ингер ничего не знает, а я не собираюсь ему ничего рассказывать.
— Теперь уже поздно. Он уже побывал в поместье и всех перебаламутил, заявив, что тебя там изнасиловали. Высокопоставленных людей. Он выдвинул требования. Он жаждет справедливости. Ингер заставит тебя сказать, кто тебя обидел.
— Не сможет.
— Он андерец. А ты — хакенка. Он сможет. Но даже если он передумает и не станет тебя трясти, все равно он уже разворошил осиное гнездо, и в поместье могут решить вытащить тебя к судье, и он прикажет тебе назвать имя обидчика.
— Я стану все отрицать, — настаивала Беата. — Они не смогут заставить меня сказать.
— Нет? Ну тогда ты сама станешь преступницей, если откажешься рассказать, что произошло. Они думают, что это сделал какой-то хакенец, и поэтому желают знать его имя. Ингер — андерец, и он говорит, что тебя изнасиловали. Если ты не скажешь им, они запросто могут посадить тебя на цепь, и будешь сидеть, пока не передумаешь. Но даже если они этого не сделают, ты уж точно потеряешь работу и станешь изгоем. Ты говорила, что хочешь пойти в армию. Что это твоя мечта. Преступники не могут служить в армии. И мечте твоей придет конец. Ты станешь нищенкой.
— Я найду работу. Я умею работать.
— Ты хакенка. Отказ сотрудничать с судом сделает тебя преступницей. Никто не примет тебя на работу. Ты закончишь свою жизнь на панели.
— Ни за что!
— Нет, закончишь! Когда наголодаешься и намерзнешься, начнешь торговать собой как миленькая. Будешь продавать себя мужчинам. Старикам. Мастер Кэмпбелл сказал мне, что шлюхи болеют жуткими болезнями и умирают. И ты так же помрешь, из-за того, что переспала со стариком, который…
— Нет! Не стану, не стану…
— А на что ты тогда будешь жить? Если тебя объявят хакенской преступницей за отказ отвечать на вопросы судьи, то на что ты будешь жить? А если ответишь, кто тебе поверит? Тебя назовут лгуньей, и опять же ты окажешься преступницей за то, что оболгала андерца, занимающего ответственный пост. Это тоже преступление, знаешь ли — выдвигать против андерских должностных лиц ложные обвинения.
Она некоторое время пристально смотрела ему в глаза.
— Но оно ведь не ложное. Ты можешь подтвердить правдивость моих слов. Ты говорил, что хочешь стать Искателем Истины, помнишь? Это твоя мечта. Моя мечта — пойти в армию, твоя — стать Искателем Истины. Как человек, желающий стать Искателем, ты должен будешь встать и подтвердить истинность моих слов.
— Я хакенец. Ты действительно считаешь, что они поверят словам двух хакенцев, а не самому министру культуры? Совсем сдурела? Беата, никто не поверил Клодине Уинтроп, а она была андеркой, да еще и высокопоставленной. Она выдвинула обвинения против министра, чтобы ему досадить, и теперь она мертва.
— Но если это правда…
— Что правда, Беата? Что ты говорила мне, какой министр великий человек? Что ты находишь его очень красивым? Что ты смотрела на его окно, вздыхала и называла его Бертраном? Что у тебя глазки загорелись, когда тебя пригласили к министру? Что Далтону Кэмпбеллу пришлось держать тебя под локоток, чтобы ты не взлетела от восторга, получив приглашение зайти к министру, чтобы он лично поведал тебе на предмет передачи Ингеру, как ему нравится поставляемое Ингером мясо? Я только видел тебя и его… Может, потом тебя одолела жадность. Женщины потом так себя ведут, я слышал. Отдавшись добровольно, они иногда потом выдвигают обвинения, чтобы получить для себя что-нибудь. Так люди говорят. Все, что мне известно, это что ты, вполне возможно, пришла в такой восторг от встречи с ним, что сама задрала подол и поинтересовалась, не хочет ли он тебя. Ты же мне ничего не рассказывала! Единственное, что я от тебя получил, — это оплеуху. Очень может быть — за то, что я видел, как ты получаешь удовольствие в объятиях министра в то время, когда должна работать. Насколько мне обо всем этом известно, такое тоже может быть правдой.
У Беаты задрожал подбородок, и она попыталась сморгнуть набежавшие слезы. Рухнув на колени, она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
Несан некоторое время тупо смотрел, не зная, что делать. Наконец он опустился на колени рядом с девушкой. Он ужасно встревожился, видя ее плачущей. Он знал Беату давно и ни разу не слышал, чтобы она плакала, как другие девчонки. И вот теперь она рыдает, как ребенок.
Несан сочувственно тронул ее за плечо. Она сбросила его руку.
Поскольку в утешении она не нуждалась, Несан просто молча сидел. У него мелькнула мысль уйти и оставить ее плакать в одиночестве, но потом он решил, что если ей вдруг что-то понадобится, то по крайней мере в ее распоряжении будет он.
— Несан, — выговорила она сквозь слезы, — что мне теперь делать? Мне так стыдно! Я такое устроила! Это я во всем виновата, я соблазнила хорошего андерского мужчину, и все из-за моей гнусной похотливой хакенской сущности! Я этого не хотела, и не думала его соблазнять, и все же соблазнила! То, что он сделал, он сделал по моей вине. Но я не могу врать и говорить, что уступила добровольно, потому что это не так. Совсем наоборот. Я пыталась с ними бороться, но куда там, они были гораздо сильней меня. Мне так стыдно! Что же мне теперь делать?
Несан проглотил стоявший в горле комок. Ему не хотелось этого говорить, но ради ее безопасности он вынужден. Если он этого не сделает, Беата запросто может закончить тем же, что и Клодина Уинтроп. А он может оказаться тем, кому прикажут это сделать. И тогда всему конец, потому что Несан отчетливо понимал: он не сможет причинить зла Беате. И снова окажется на кухне отскребывающим котлы. В лучшем случае. Но скорее согласится на это, чем причинит боль Беате.
Несан взял ее за руку и ласково разжал ей пальцы. Потом порылся в кармане и вложил в ее ладошку булавку со спиральной головкой. Ту самую, которой Беата обычно закалывала воротник своего платья. Ту самую, которую она потеряла на третьем этаже поместья в тот день.
— Ну, насколько я понимаю, Беата, ты влипла по уши. И я не вижу никакого другого выхода, кроме одного.

Глава 41
— Да, пожалуйста, — улыбнулась Тереза.
Далтон взял с протянутого слугой блюда два печеных телячьих яичка. Хакенец преклонил колени, грациозно выпрямился и удалился скользящей походкой. Далтон положил мясо на тарелку, которую делил с Терезой, с удовольствием жующей свое любимое блюдо — кролика в собственном соку.
Далтон устал, и ему до смерти надоел затянувшийся пир. У него имелись не терпящие отлагательства дела, которые требовали внимания. Конечно, его наипервейшая обязанность служить министру, но этому самому министру куда бы больше пошло на пользу, ели бы его помощник сейчас потихоньку в тени занимался делами, вместо того чтобы сидеть на виду у всех за верхним столом, кивая и смеясь скабрезным шуточкам министра.
Бертран, размахивая куском колбасы, рассказывал что-то нескольким богатым торговцам, сидевшим на дальнем конце верхнего стола. По утробному хохоту торговцев и по тому, как Бертран помахивал колбасой, Далтон отлично знал, какого рода вещи тот рассказывает. Стейн больше всех наслаждался пошлым анекдотом.
Как только смех затих, Бертран извинился перед женой и попросил прощения за анекдот. Хильдемара хихикнула и лишь отмахнулась, заявив, что муж просто неисправим. Торговцы засмеялись ее добродушной терпимости к выходкам супруга.
Тереза тихонько ткнула Далтона локотком и шепотом поинтересовалась:
— Что за анекдот рассказал министр? Мне отсюда не слышно.
— Тебе следует благодарить Создателя, что он не одарил тебя более тонким слухом. Это один из тех Бертрановых анекдотов, если понимаешь, о чем я.
— А! — усмехнулась она. — Но ты мне его дома расскажешь?
— Дома, — улыбнулся Далтон, — я тебе его продемонстрирую, Тэсс.
Она гортанно рассмеялась. Далтон взял телячье яичко и обмакнул в чесночно-винный соус. Дал жене откусить кусочек и слизнуть соус с его пальцев, а потом сунул в рот остатки.
Продолжая жевать, он обратил внимание на трех сидящих в противоположном конце зала Директоров, увлеченных какой-то серьезной беседой. Они активно жестикулировали, хмурились, качали головами и подчеркивали пальцем что-то ими сказанное. Далтон знал, о чем идет речь. Почти все разговоры в зале крутились вокруг одной и той же темы — убийства Клодины Уинтроп.
Министр, облаченный в узкую пурпурно-ржавый полосатый кожаный дублет, надетый поверх расшитого золотом колета, наклонился поближе к Далтону, приобняв его за плечи. Белый кружевной манжет министра был заляпан красным вином, и казалось, будто у него из-под узкого рукава течет кровь.
— Все еще очень сильно переживают смерть Клодины, — сказал Бертран.
— Увы. — Далтон обмакнул кусок баранины в мятное желе. — Это ужасная трагедия.
— Да, она заставила нас всех понять, насколько еще мы далеки от идеалов цивилизованности, к которым так стремимся. Эта трагическая смерть показала нам, как много предстоит сделать, чтобы сплотить хакенцев и андерцев в единое мирное сообщество.
— Под вашим мудрым руководством нам это удастся, — с искренним энтузиазмом заявила Тереза, пока Далтон жевал баранину.
— Спасибо за поддержку, дорогая. — Бертран наклонился еще ближе к Далтону и понизил голос. — Я слышал, что Суверен, возможно, болен.
— Правда? — Далтон слизнул с пальцев мятное желе. — Болезнь серьезная?
Бертран с фальшивой печалью покачал головой.
— Мы не знаем.
— Мы будем за него молиться, — сказала Тереза, тщательно выбирая кусочек перченой говядины. — И за бедного Эдвина Уинтропа.
Бертран улыбнулся.
— Вы очень добросердечная и заботливая женщина, Тереза. — Он уставился на лиф ее платья, будто желал разглядеть за низким декольте доброе сердце. — Если я когда-нибудь заболею, мне больше всего хотелось бы, чтобы за меня молила Создателя столь благородная женщина, как вы. Наверняка его сердце растает от ваших нежных слов.
Тереза просияла. Хильдемара, грызя кусочек груши, задала мужу какой-то вопрос, и он повернулся к ней. Стейн, наклонившись к ним обоим, заговорил на какую-то интересующую его тему. Но когда слуга принес блюдо с поджаренной говядиной, все трое уселись прямо.
Стейн взял пригоршню хрустящих кусочков, Далтон тем временем снова глянул на Директоров, по-прежнему увлеченных разговором. Оглядев противоположный стол, он встретился взглядом с Франкой Ховенлок. Выражение ее лица сказало ему, что она не может услышать, о чем говорят Директора. Далтон не знал, что случилось с ее волшебным даром, но это становилось серьезной помехой.
Слуга протянул министру серебряное блюдо. Бертран взял несколько кусочков свинины. Подошел следующий прислужник, предлагая ягнятину с чечевицей, которую любила Хильдемара. Виночерпий, прежде чем двинуться дальше, наполнил все бокалы на верхнем столе. Министр собственническим жестом обнял Хильдемару за плечи и что-то зашептал ей на ухо.
В зал вошел слуга с корзиной хлеба и отнес на сервировочный столик, где хлеб должны были нарезать и разложить на серебряные блюда. Со своего места Далтон не видел, все ли в порядке с хлебом. Изрядное количество выпечки было сочтено неподходящим для пира и списано для раздачи бедным. Остатки пира, обычно в большом количестве, всегда раздавались беднякам.
У мастера Драммонда нынче днем при выпечке хлеба возникли какие-то неприятности. Что-то там связанное с «взбесившейся» плитой, как описал происшедшее шеф-повар. Одна из женщин сильно обгорела, прежде чем с плитой разобрались. У Далтона имелись более серьезные неприятности, чем сгоревший хлеб, так что он не стал особо вникать в подробности.
— Далтон, — вновь переключил министр свое внимание на помощника, — вам удалось обнаружить какие-либо улики по делу об убийстве Клодины Уинтроп?
Сидевшая по другую сторону от министра Хильдемара, казалось, весьма заинтересована услышать ответ Далтона.
— Я веду расследование в нескольких многообещающих направлениях, — спокойно ответил Далтон, — и надеюсь вскоре довести следствие до конца.
Им, как всегда, приходилось тщательно выбирать выражения, беседуя во время пиров, дабы не давать лишней пищи для размышлений возможным слушателям. Помимо Франки, на пиру запросто могли присутствовать и другие слухачи, у которых не возникло никаких затруднений с их талантом. Далтон, не говоря уж о Бертране с женой, нисколько не сомневался, что Директора вполне способны прибегнуть к услугам обладателей волшебного дара.
— Ну, видишь ли, штука в том, что, по словам Хильдемары, кое-кто начинает поговаривать, будто мы недостаточно серьезно занимаемся этим делом, — сообщил Бертран.
Далтон начал было приводить доказательства обратного, но Бертран жестом остановил его и продолжил:
— Конечно, это неправда. Я точно знаю, как усиленно ты трудишься, чтобы обнаружить преступников.
— Днями и ночами, — включилась в разговор Тереза. — Могу заверить вас, министр Шанбор, что Далтон последнее время почти глаз не смыкает, настолько усиленно он работает с того самого дня, как была убита несчастная Клодина.
— Ах да, я это знаю. — Хильдемара, перегнувшись через мужа, демонстративно, специально для Терезы и присутствующих, потрепала Далтона по руке. — Я знаю, как усиленно трудится Далтон. Все очень высоко ценят его усилия. Мы знаем, сколь многих он уже опросил в поисках информации. Просто дело в том, что некоторые начинают задаваться вопросом, увенчаются ли все эти усилия успехом и отыщутся ли виновные. Люди боятся, что убийцы до сих пор бродят среди них, и желают скорейшего завершения следствия.
— Вот именно, — кивнул Бертран. — А мы больше кого бы то ни было жаждем, чтобы убийство было раскрыто, дабы успокоиться, что наш народ снова может спокойно жить.
— Да, — глаза Хильдемары холодно сверкнули, — убийство должно быть раскрыто.
Не услышать ледяной приказ в ее тоне было просто невозможно. Далтон не знал, сообщила ли Хильдемара Бертрану о том, что она приказала сделать с Клодиной, но это и не имело для него особого значения. Он покончил с поручением этой бабы и двинулся дальше. И он совсем не возражал, если она уберет за ним мусор и нейтрализует любые возможные неприятности.
Далтон ждал, что рано или поздно министр с женой утомятся от жалоб, причем раньше, чем народу надоест обсуждать убийство высокопоставленной дамы из поместья. И предосторожности ради уже состряпал несколько вариантов действия на этот случай. Теперь же походило на то, что он вынужден запускать свои планы в действие.
Первоначальной задумкой было просто выждать, поскольку Далтон нисколько не сомневался: разговоры вскоре прекратятся и всю эту историю благополучно забудут. Или станут лишь изредка поминать с легким налетом скорби, а то и вовсе просто сплетничать. Но Бертран желал выглядеть полным совершенством, не допускающим недоработок в чем бы то ни было. И усилия, которые требовались от других для сохранения этого образа, министра мало трогали. А Хильдемаре и вовсе было наплевать. Однако их нетерпеливость могла стать опасной.
— Я не меньше других хочу, чтобы убийцы были найдены, — произнес Далтон. — Однако как законник я связан данными мною клятвами соблюдать закон и обязательствами найти истинного виновника и не могу просто взять и ложно обвинить первого попавшегося лишь для того, чтобы удовлетворить общественное мнение. Я помню, как вы когда-то предостерегали меня от подобных действий. — Последняя фраза предназначалась специально для посторонних ушей.
Увидев, что Хильдемара готова возражать против малейшей отсрочки, Далтон тихо добавил не без толики черного юмора:
— Было бы не только неправильным торопиться и ложно обвинять невинных, необходимо еще учитывать вариант, что мы их поспешно обвиним и приговорим, а Мать-Исповедница вдруг пожелает принять исповедь и обнаружит, что мы приговорили невиновных. И тогда наша некомпетентность вполне справедливо станет очевидна не только Матери-Исповеднице, но также Суверену и Директорам.
Далтон хотел быть совершенно уверен, что они хорошо поняли риск этой затеи, а потому продолжил:
— Однако будет еще хуже, если мы приговорим этих людей к смерти и приведем приговор в исполнение до того, как Мать-Исповедница ознакомится с делом. Тогда она может вмешаться по собственной воле, причем так, что это приведет не только к смене правительства, но и к тому, что в наказание высшее руководство подвергнется воздействию ее магии.
После этой краткой, но отрезвляющей отповеди Бертран с Хильдемарой довольно долго сидели молча, выпучив глаза.
— Да, конечно, Далтон. Безусловно, ты прав, — после продолжительной паузы проговорил Бертран, растопырив пальцы, как рыба плавники. — Я вовсе не хотел, чтобы мои слова были восприняты таким образом. Как министр я не могу позволить, чтобы кого-то ложно обвинили. Я ни за что не допущу подобного. Это было бы не только чудовищной несправедливостью в отношении ложно обвиненных, но и позволило бы истинным виновникам избежать правосудия и снова убивать.
— Но мне показалось, что вы уже практически готовы назвать имена убийц? — В голосе Хильдемары снова зазвенели угрожающие нотки. — Я столько наслышана о ваших талантах, что склонна думать, что вы просто перестраховываетесь. Ведь наверняка старший помощник министра позаботится, чтобы справедливость восторжествовала как можно скорей? Народ захочет знать, что министр культуры достоин занимаемой должности. И все должны увидеть, что он плодотворно довел это дело до конца.
— Верно. — Бертран буравил жену взглядом до тех пор, пока она не откинулась на спинку стула. — Мы желаем справедливого разбирательства.
— Стоит также добавить, что идут разговоры о какой-то хакенской девушке, которую недавно изнасиловали, — добавила Хильдемара. — Слухи об изнасиловании всегда распространяются быстро. И люди считают, что эти два преступления связаны.
— До меня эти слухи тоже доходили, — вздохнул Далтон. — Это ужасно.
Следовало бы догадаться, что до Хильдемары эти сведения так или иначе дойдут, и она пожелает, чтобы и этот вопрос тоже был решен. Далтон был готов и к такому варианту, но надеялся, что удастся как-нибудь обойти этот вопрос.
— Хакенская девушка? А кто сказал, что она не лжет? Может, она просто пытается таким образом прикрыть внебрачную беременность и заявляет об изнасиловании лишь для того, чтобы вызвать сочувствие в дальнейшем?
Бертран макнул в горчицу кусочек свинины.
— Ее имени еще никто не назвал, но, насколько я слышал, считают, что изнасилование имело место. Ее имя пытаются выяснить, чтобы доставить ее к судье.
Бертран, нахмурившись, многозначительно смотрел на Далтона, пока не убедился, что тот понимает, о ком идет речь.
— Люди боятся, что это не только правда, но и что изнасиловали ее те же, кто убил Клодину. Опасаются, что одни и те же преступники уже совершили два преступления и на этом не остановятся.
Бертран сунул кусок свинины в рот. Стейн, медленно жуя хрустящую говядину, внимательно прислушивался к разговору со всевозрастающим отвращением. Уж он бы наверняка быстро со всем разобрался с помощью меча. Далтон бы тоже так поступил, будь все так просто.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Суббота, 28 Апр 2012, 23:44 | Сообщение # 30

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

— Именно поэтому преступление должно быть раскрыто. — Хильдемара снова придвинулась ближе. — Люди должны знать, кто виноват.
Отдав недвусмысленный приказ, она выпрямилась на стуле.
— Я знаю тебя, Далтон, — сжал Бертран плечо помощника. — И знаю, что ты просто не хочешь раньше времени заявлять о раскрытии преступления из присущей тебе скромности, но также знаю наверняка, что ты его уже раскрыл и вскоре объявишь имена убийц. Причем до того, как люди затравят несчастную хакенскую девочку и потащат ее к судье. После того, что ей совершенно очевидно пришлось пережить, было бы несправедливо подвергать ее еще большим унижениям.
Никто этого не знал, но Далтон уже уговорил Несана столкнуть камешек с горы. Однако теперь он ясно видел, что придется ему самому пнуть этот камень, причем в совершенно другом направлении.
Сидевший рядом с Хильдемарой Стейн с отвращением отшвырнул кусок хлеба.
— Хлеб горелый!
Далтон вздохнул. Этому типу явно нравятся грубые выходки. Он терпеть не может, когда его не замечают, и как ребенок выкидывает всякие фокусы, чтобы привлечь внимание. А они исключили его из разговора.
— На кухне возникли кое-какие неприятности с печами, — сообщил Далтон. — Если вам не нравится поджаристый хлеб, срежьте подгоревшую корочку.
— У вас неприятности с ведьмами! — рявкнул Стейн. — А вы рекомендуете срезать корочку! Так вы решаете все сложности?
— У нас неприятности с печами, — сквозь зубы процедил Далтон, быстро оглядывая зал, чтобы проверить, обращает ли кто-нибудь внимание на имперца. Несколько женщин, сидевших слишком далеко, чтобы что-то расслышать, строили Стейну глазки. — Возможно, что-то с вытяжкой. Завтра мы все поправим.
— Ведьмы! — повторил Стейн. — Это ведьмы своим колдовством сожгли здесь хлеб. Всем известно, что, если поблизости есть ведьма, она не удержится, чтобы не сжечь хлеб!
— Далтон, — прошептала Тереза, — он разбирается в магии. Может, ему известно что-то, чего не знаем мы.
— Он просто суеверный, вот и все, — улыбнулся Далтон жене. — Насколько я знаю Стейна, он просто над нами издевается.
— Я могу помочь вам их обнаружить. — Стейн, откинувшись на стуле, принялся чистить ножом ногти. — В ведьмах я разбираюсь. Скорее всего именно ведьмы убили ту женщину и изнасиловали другую. И я найду их для вас, раз уж вы сами не можете. Еще один скальп на плаще мне не помешает.
Швырнув салфетку на стол, Далтон извинился перед женой, встал, обошел министра с Хильдемарой и, подойдя к Стейну, наклонился к его уху. От имперца воняло.
— У меня есть особые причины вести дело так, как я считаю нужным, — прошептал Далтон. — Следуя моим планам, мы заставим эту лошадь пахать наше поле, везти нашу карету и тащить бочку с водой. Если бы мне просто захотелось конины, мне не понадобилась бы твоя помощь. Я бы сам ее зарезал. Поскольку я уже предупреждал тебя, чтобы ты думал, прежде чем говорить, а ты явно не внял предупреждению, то позволь мне объяснить так, чтобы ты наконец понял.
Стейн ухмыльнулся, демонстрируя желтые зубы, а Далтон наклонился к нему еще ближе.
— Эта неприятность отчасти возникла из-за тебя и благодаря твоему неумению изящно воспользоваться тем, что дается тебе добровольно. Ты предпочел силой взять девушку, которая вовсе себя не предлагала. Я не могу изменить того, что произошло, но если ты еще хотя бы раз не вовремя откроешь рот с целью произвести сенсацию, я лично перережу тебе глотку и отошлю твою голову твоему императору в корзине. И попрошу прислать кого-нибудь, у кого мозгов побольше, чем у похотливой свиньи.
Далтон прижал кончик зажатого в руке кинжала к подбородку Стейна.
— Ты здесь сидишь в присутствии людей, выше тебя рангом. Так что, будь любезен, разъясни сидящим за столом добрым людям, что это всего лишь твоя очередная грубая шуточка. И, Стейн, лучше тебе говорить очень убедительно, или клянусь, что этой ночи ты не переживешь.
Стейн любезно рассмеялся.
— Ты мне нравишься, Кэмпбелл. Мы похожи. Я знаю, что мы с тобой сварим кашу. Вам с министром Орден понравится. Несмотря на ваши пританцовки, мы с вами похожи.
Далтон повернулся к Бертрану с Хильдемарой:
— Стейн хочет что-то сказать. А как только он закончит, я пойду проверю, нет ли новых сведений. Не исключено, что я узнаю имена убийц.
Глава 42
Несан торопливо шагал по тускло освещенному коридору. Роули сказал, что это важно. Босые ноги Морли шлепали по деревянному полу. Этот звук теперь казался Несану странным. Несану, никогда до получения должности гонца прежде не носившему обуви, пришлось довольно долго привыкать к стуку каблуков. И вот теперь уже шлепанье босых ног кажется ему непривычным. К тому же этот звук напоминал о том времени, когда он сам был босоногим поваренком, а Несан терпеть не мог вспоминать об этом.
То, что он теперь гонец, казалось ему сном, ставшим явью.
В открытые окна лились звуки музыки из пиршественного зала. Играла и пела арфистка. Несану нравился ее чистый голос и звучание арфы.
— Знаешь, о чем пойдет речь?
— Нет. Но сомневаюсь, что в этот час нас попросят доставить куда-то послание, — ответил Несан. — Особенно во время пира.
— Надеюсь, это не займет много времени.
Несан знал, что подразумевает Морли. Они только-только расположились выпить. Морли раздобыл почти полную бутылку рома, и они с Несаном вознамерились напиться до умопомрачения. И не только. У Морли имелась знакомая судомойка, которая сказала, что с удовольствием выпьет с ними. Морли предупредил Несана, что они должны сперва подпоить ее как следует. Несан заранее предвкушал дальнейшее.
А еще он хотел поскорее забыть свой разговор с Беатой.
Приемная оказалась пустой, в ней царила полная тишина. Роули не стал возвращаться с ними, они были здесь вдвоем. Далтон Кэмпбелл, нетерпеливо вышагивающий в своем кабинете, заложив руки за спину, увидел юношей и жестом велел заходить.
— А, вот и вы. Отлично.
— Чем можем быть полезны, мастер Кэмпбелл? — спросил Несан.
В кабинете горели лампы, освещая все приятным теплым светом. В открытое окно задувал ветерок, колыша легкие занавески. Боевые стяги чуть развевались.
Далтон Кэмпбелл вздохнул.
— У нас неприятности. Связанные с убийством Клодины Уинтроп.
— Какие неприятности? — поинтересовался Несан. — И можем ли мы как-нибудь помочь справиться с ними?
Помощник министра потер подбородок.
— Вас видели.
У Несана по спине пробежал холодок.
— Видели? То есть как?
— Ну, помнишь, ты рассказывал, что вы слышали, как остановилась карета, а потом все побежали к пруду, чтобы в него нырнуть?
Несан сглотнул комок.
— Да, господин.
Далтон Кэмпбелл снова вздохнул. Он побарабанил пальцами по столу, как бы подыскивая слова.
— Ну так тело нашел как раз кучер этой самой кареты. И вернулся в город, чтобы позвать гвардейцев.
— Вы нам об этом уже говорили, мастер Кэмпбелл, — напомнил Морли.
— Да, но все дело в том, что, как я только что узнал, он оставил возле тела своего помощника. А тот проследовал за вами среди хлебов. До самого пруда.
— Добрые духи! — выдохнул Несан. — Вы хотите сказать, он видел, как мы плавали и отмывались?
— Он видел вас двоих. И только что назвал ваши имена. Несан с Морли, он сказал. С кухни поместья.
Сердце Несана бешено колотилось. Он пытался собраться с мыслями, но в панике не мог ухватить ни одной.
Чем бы он ни руководствовался, не важно, что он действовал во благо, его все равно приговорят к смерти.
— Но почему он не рассказал сразу, раз он нас видел?
— Что? А! Полагаю, он был в шоке от увиденного, поэтому… — Далтон Кэмпбелл махнул рукой. — Послушай, у нас нет времени обсуждать что да почему. Теперь уже мы так или иначе ничего не можем поделать.
Высокий андерец выдвинул ящик.
— Мне очень жаль. Я знаю, что вы оба сделали для меня доброе дело. Для всего Андерита. Но факт остается фактом: вас видели.
Он достал из ящика туго набитый кошелек и кинул на стол.
— Что с нами теперь будет? — Глаза Морли стали совсем огромными. Несан знал, что сейчас испытывает друг. У него самого поджилки затряслись, когда он попытался вообразить свою казнь.
И тут его окатила новая волна ужаса, и он чуть не завопил. Он вспомнил рассказ Франки о том, как толпа накинула ей петлю на шею и подвесила, разведя под ногами костер, а она задыхалась, болтая ногами в воздухе. Только вот Несан не владел магией, которая поможет ему сбежать. Он почти ощущал затягивающуюся на шее петлю.
Далтон Кэмпбелл подтолкнул к ним кожаный кошель.
— Я хочу, чтобы вы взяли вот это.
Несану пришлось сосредоточиться, чтобы понять сказанное Кэмпбеллом.
— Что это?
— Главным образом серебро. Впрочем, золото там тоже есть. Как я уже сказал, мне очень жаль. Вы оба оказали большую помощь и доказали, что вам можно доверять. Однако теперь, поскольку вас видели и могут опознать как тех самых… Вас казнят за убийство Клодины Уинтроп.
— Но вы можете сказать им…
— Я ничего не могу им сказать. Мои первейшие обязательства — забота о Бертране Шанборе и будущем Андерита. Суверен болен. И Бертрана Шанбора могут в любой момент призвать на пост Суверена. Я не могу повергнуть всю страну в хаос из-за Клодины Уинтроп. Вы оба — все равно что солдаты на войне. А на войне гибнет много хороших людей. К тому же народ так сильно возбужден из-за этого дела, что меня никто и слушать не станет. И разъяренная толпа схватит вас и…
Несан испугался, что сейчас потеряет сознание. Он дышал так часто, что в голове мутилось.
— Вы хотите сказать, что нас казнят?
Далтон Кэмпбелл очнулся от задумчивости.
— Что? Нет. — Он снова подтолкнул в парням кошель. — Я же сказал, тут уйма денег. Возьмите. И уезжайте. Неужели непонятно? Вы должны бежать, иначе умрете еще до захода солнца.
— Но куда мы пойдем? — заныл Морли.
Далтон Кэмпбелл махнул куда-то в окно.
— Прочь. Подальше отсюда. Туда, где они вас никогда не найдут.
— Но если можно как-то все объяснить, сказать людям, что мы лишь сделали то, что необходимо…
— А изнасилование Беаты? Тебе не следовало насиловать Беату.
— Что?! — едва не задохнулся Несан. — Но я никогда… Клянусь, я никогда бы этого не сделал! Клянусь, мастер Кэмпбелл!
— Не имеет значения, сделал бы или нет. Люди считают, что это сделали вы. И не станут слушать мои объяснения. Они считают, что Беату изнасиловали те же, кто изнасиловал и убил Клодину Уинтроп. И вам они тоже не поверят, учитывая, что тот человек может опознать вас как убийц Клодины Уинтроп. Так что не имеет никакого значения, насиловали вы Беату или нет. Мужчина, видевший вас — андерец.
— Нас ищут? — Морли провел дрожащей рукой по бледной до зелени физиономии. — Вы говорите, что нас уже ищут?
Далтон Кэмпбелл кивнул.
— Если останетесь здесь, вас казнят за оба эти преступления. Ваш единственный шанс — бежать. И как можно быстрей. Поскольку вы оба были для меня весьма полезными и отлично послужили делу культуры Андерита, я хотел предупредить вас, чтобы у вас хотя бы был шанс спастись. Я отдаю вам все свои сбережения, чтобы помочь бежать.
— Ваши сбережения? — Несан покачал головой. — Нет, мастер Кэмпбелл, мы их не возьмем. У вас есть жена и…
— Я настаиваю. А если понадобится, то прикажу. Только будучи уверенным, что хоть так смог вам немного помочь, я буду спокойно спать по ночам. Я всегда делаю все, что в моих силах, чтобы помочь верным мне людям. Это последнее, что я могу сделать для вас обоих. — Он указал на кожаный кошель. — Возьмите и разделите между собой. Воспользуйтесь этим, чтобы уехать подальше отсюда. И начать новую жизнь.
— Новую жизнь?
— Совершенно верно, — кивнул мастер Кэмпбелл. — Вы даже сможете купить себе мечи.
— Мечи? — изумленно заморгал Морли.
— Конечно. Здесь достаточно, чтобы купить каждому по дюжине мечей. Если вы уедете в другую страну, там вы уже не будете хакенцами, как здесь. В других странах вы будете свободными людьми и сможете купить мечи. Создайте себе новую жизнь. Найдите новую работу, все новое. Имея эти деньги, вы сможете познакомиться с хорошими женщинами и ухаживать за ними как положено.
— Но мы никогда не покидали Ферфилда! — Морли чуть не плакал.
Далтон Кэмпбелл, опершись на стол, наклонился к ним.
— Если вы останетесь, вас казнят. Гвардейцы знают ваши имена и наверняка ищут вас, пока мы тут с вами беседуем. Скорее всего они уже наступают вам на пятки. Я молю Создателя, чтобы они не видели, как вы шли сюда. Если хотите жить, берите деньги и сматывайтесь. Найдите себе новую жизнь.
Несан быстро оглянулся. Он никого не видел и не слышал, но преследователи могли появиться в любой момент. Он не знал, что делать, но понимал, что они должны последовать совету Далтона Кэмпбелла и бежать.
Несан схватил кошель.
— Мастер Кэмпбелл, вы самый хороший человек, которого я когда-либо знал. Мне очень жаль, что я не смогу работать на вас всю оставшуюся жизнь. Спасибо вам за то, что сказали, что нас ищут, и за то, что даете нам возможность начать все заново.
Далтон Кэмпбелл протянул руку. Несану никогда прежде не доводилось обмениваться рукопожатием с андерцем, и это оказалось приятным. Он почувствовал себя мужчиной. Далтон Кэмпбелл пожал руку и Морли.
— Удачи вам. Рекомендую раздобыть лошадей. Купите их, а не крадите, не то наведете преследователей на след. Я знаю, что это будет непросто, но постарайтесь вести себя естественно, чтобы не вызывать подозрений. Поаккуратней с деньгами, не транжирьте понапрасну на шлюх и выпивку, иначе не успеете оглянуться, как они кончатся. А ежели таковое произойдет, вас наверняка схватят, и вы не проживете достаточно долго, чтобы умереть от болезни, которой вас наградят шлюхи. Если вы вдумчиво воспользуетесь деньгами, то сможете прожить на них несколько лет, это даст вам время устроить себе новую жизнь в любом месте, что вам понравится.
Несан снова пожал Кэмпбеллу руку.
— Спасибо за совет, мастер Кэмпбелл. Мы ему последуем. Купим лошадей и уедем отсюда. Не беспокойтесь о нас. Нам с Морли доводилось жить на улице. И мы отлично знаем, как укрыться от враждебных нам андерцев.
Далтон Кэмпбелл улыбнулся.
— Нисколько не сомневаюсь. Что ж, в таком случае — да пребудет с вами Создатель!

Вернувшись на пир, Далтон обнаружил, что Тереза сидит на его месте и весело чирикает с министром. Ее смех колокольчиком разносился по залу, сопровождаемый низким смехом Бертрана. Хильдемара, Стейн и торговцы о чем-то тихо переговаривались между собой.
Тереза с улыбкой взяла Далтона за руку.
— Вот и ты, милый! Теперь ты можешь с нами посидеть? Бертран, скажите Далтону, что он слишком много работает! Он должен поесть!
— Да-да, Далтон, ты трудишься гораздо больше, чем остальные. Твоя жена без тебя чувствует себя ужасно одинокой. Я тут пытался ее немного развлечь, но ее мои истории совершенно не интересуют! Она вежливая женщина и делает вид, что ей весело, но на самом деле единственное, чего она желает, — это рассказывать мне, какой ты хороший человек, о чем я знаю и так.
Тереза передвинулась на свой стул, и они с Бертраном усадили Далтона на место. Далтон жестом попросил жену подождать. Зайдя за спину министра с Хильдемарой, он вклинился между ними, положив руки им на плечи. Сановная пара склонила головы поближе.
— Я только что получил новые сведения, подтвердившие уже имевшуюся у меня информацию. Как выяснилось, первые известия об этом преступлении были весьма неточны. На самом деле убийц Клодины Уинтроп всего двое. — Он протянул министру запечатанный свиток. — Вот их имена.
Бертран взял бумагу, а по лицу его жены скользнула улыбка.
— А теперь слушайте внимательно, будьте любезны, — продолжил Далтон. — Я уже шел у них по пятам, но, прежде чем мы успели их арестовать, они украли большую сумму денег из кассы кухни и сбежали. Сейчас ведутся интенсивные поиски.
Он вопросительно поднял бровь, внимательно глядя в лицо обоим слушателям, желая убедиться, что они поняли: он состряпал эту историю не без причины. Выражение их лиц говорило, что они прекрасно уловили скрытый смысл слов.
— Завтра, в любой момент, когда захотите, огласите имена, указанные в этой бумаге. Они оба работали на кухне. Они убили и изнасиловали Клодину Уинтроп. Они изнасиловали ту хакенскую девушку, что работает у мясника Ингера. И вот теперь они обчистили кухонную кассу и удрали.
— А эта хакенка ничего не расскажет? — спросил Бертран, обеспокоенный тем, что девушка, если ее прижмут, станет отрицать, что ее изнасиловали эти двое, и укажет на него самого.
— К сожалению, испытание, выпавшее на ее долю, оказалось слишком тяжелым, и она убежала. Мы не знаем, куда она направилась, возможно, к дальним родственникам, живущим далеко отсюда, но в любом случае она сюда не вернется. Городской гвардии известно ее имя. Если она вдруг надумает вернуться в город, я первым узнаю об этом и лично прослежу за ее допросом.
— Значит, ее нет, и опровергнуть она ничего не сможет? — Глаза Хильдемары гневно сверкнули. — Тогда зачем нам давать им целую ночь форы? Народ желает казни преступников. Публичной казни! И мы вполне могли бы устроить для народа этот спектакль. Ничто, кроме показательной публичной казни, их не удовлетворит.
Далтон терпеливо вздохнул:
— Народ хочет знать, кто это сделал. Бертран назовет имена. И таким образом продемонстрирует, что службы министра нашли убийц. То, что они удрали до того, как их имена стали достоянием гласности, лишний раз подтверждает их вину. — Далтон нахмурился. — Любой иной вариант может навлечь на нас неприятности в виде Матери-Исповедницы. А с этой неприятностью нам ни за что не справиться. Эта казнь никак не послужит нашим целям, а вот риску подвергнет немалому. Народ вполне удовлетворится тем, что преступление раскрыто и преступники уже не бродят среди них. Любое лишнее движение поставит под угрозу все наши планы в тот момент, когда мы уже стоим на пороге покоев Суверена.
Хильдемара начала было возражать.
— Он абсолютно прав! — отрубил Бертран.
— Да, пожалуй, — тут же пошла она на попятный.
— Я сделаю сообщение завтра, а рядом со мной будет стоять Эдвин Уинтроп, если будет себя достаточно хорошо чувствовать, — сказал Бертран. — Отлично, Далтон. Просто здорово. За это ты заслуживаешь награды.
— О, это я тоже запланировал, министр, — соизволил наконец улыбнуться Далтон.
— Не сомневаюсь, Далтон, — ухмыльнулся Бертран. — Не сомневаюсь.
Он заразительно рассмеялся, не оставив равнодушной даже свою жену.

Утирая слезы, Несан с Морли торопливо шагали по коридорам поместья. Они шли быстро, но не бежали, памятуя слова Кэмпбелла, что нужно вести себя как можно естественней. Завидев охранников, они свернули в сторону, чтобы их не успели разглядеть. Издали Несан казался обычным гонцом, а Морли — работником поместья.
Но если их заметит охрана и попытается остановить, придется прорываться. К счастью, шум пира заглушал их шаги.
У Несана возникла кое-какая мыслишка, которая могла помочь им удрать. Не тратя времени на объяснения, он схватил Морли за рукав и потащил за собой к лестнице.
На нижнем этаже он быстро отыскал нужную комнату. Там никого не было. Прихватив лампу, Несан с Морли скользнули внутрь и закрыли за собой дверь.
— Несан, ты что, спятил? Зачем ты запер нас здесь? Мы уже могли быть на полпути к Ферфилду!
Несан облизнул губы.
— Скажи-ка, Морли, кого они ищут?
— Нас!
— Да нет, я имею в виду, исходя из их образа мысли, кого они ищут? Гонца и поваренка, верно?
Морли, не отводя глаз от двери, почесал в затылке.
— Ну, наверное.
— Ну так это — складское помещение, здесь хранится униформа. Пока белошвейки шили мне форму, мне тут выдали уже готовую, чтобы я ее носил, покуда не сделали мою.
— Ну, раз ты ее получил, то чего мы тут…
— Раздевайся.
— Зачем это?
— Морли! — раздраженно рявкнул Несан. — Они ищут гонца и поваренка! Если ты наденешь форму гонца, мы превратимся в двух гонцов!
— О! — Морли широко раскрыл глаза. — Отличная мысль!
Он торопливо сбросил обноски поваренка, а Несан уже шарил по полкам в поисках униформы цветов помощника министра. Он швырнул Морли темные штаны.
— Эти подойдут?
Морли натянул их и застегнул.
— Сойдет.
Несан извлек белую рубашку с кружевным воротом.
— А вот это?
Он наблюдал, как Морли пытается застегнуть ее. Рубашка оказалась явно узка и едва не трещала на массивных плечах Морли.
— Сверни ее, как было, — хмыкнул Несан, ища другую.
— Чего ради стараться? — швырнул рубашку Морли.
— Подними и аккуратно сложи. Хочешь, чтобы нас поймали? Никто не должен знать, что мы побывали тут. Если они не узнают, что отсюда взяли одежду, то нам же лучше.
— А! — Морли поднял рубашку и принялся ее складывать своими огромными ручищами.
Несан протянул ему другую, оказавшуюся чуть-чуть великоватой. Несан быстренько отыскал дублет с длинным рукавом, украшенный вышитыми переплетенными колосьями. Дублет был оторочен черно-коричневым кантом, положенным гонцам Далтона Кэмпбелла, и сидел на Морли как влитой.
— Как я выгляжу? — спросил поваренок.
Несан поднял лампу повыше и присвистнул. Приятель был куда более статным, чем Несан, и в форме гонца выглядел чуть ли не аристократом. Несан и не подозревал, что Морли такой красавчик.
— Куда лучше Роули.
— Да ну? — ухмыльнулся Морли. И тут же посерьезнел. — Давай-ка сваливать отсюда.
— Сапоги, — напомнил Несан. — Тебе нужно обуться, иначе вид получается самый дурацкий. На-ка, надень носки, иначе мозоли натрешь.
Морли натянул носки и принялся перебирать сапоги, пока не нашел подходящие по размеру. Несан велел ему собрать старые шмотки и забрать с собой, чтобы не оставлять свидетельств на тот случай, если вдруг пропажа и обнаружится (что весьма сомнительно, поскольку одежды тут много и сложена она отнюдь не аккуратно).
Заслышав в коридоре шаги, Несан задул лампу. Они с Морли замерли, стоя в темноте. От ужаса они даже перестали дышать. Шаги приблизились. Несану хотелось убежать, но если они побегут, то им придется выскакивать в дверь, а за дверью-то как раз и находились люди.
Люди. Несан сообразил, что шагают двое. Стража. Стража, совершающая обычный обход.
Несан задрожал, снова представив свою казнь на глазах жаждущей крови толпы. По спине ручьем тек пот.
Дверь распахнулась.
Несан видел вставшего в дверях стражника, освещенного со спины льющимся из коридора светом. Видел он и меч на его бедре.
Несан с Морли укрылись в глубине комнаты между полками. Длинный прямоугольник льющегося в открытую дверь света остановился буквально у носков сапог Несана. Он затаил дыхание, опасаясь шевельнуть хоть пальцем.
Может, вошедший из светлого коридора стражник и не заметит их в темноте.
Стражник закрыл дверь и двинулся дальше по коридору со своим напарником, по ходу открывая двери комнат. Вскоре шаги стихли вдали.
— Несан, — выдохнул Морли, — мне срочно надо облегчиться! Не могли бы мы убраться отсюда, а?
Несану потребовалось усилие, чтобы заговорить.
— Конечно.
Он шагнул к двери. Как приятно оказаться в пустом светлом коридоре. Друзья поспешили к ближайшему выходу — черному ходу неподалеку от пивоварни. По дороге они выкинули обноски Морли в помойное ведро.
Они слышали старого пивовара, распевавшего пьяные песенки. Морли вознамерился было остановиться и прихватить с собой какой-нибудь выпивки. Несан, облизнувшись, некоторое время поиграл с этой мыслью. В общем-то неплохо. Он бы тоже не отказался выпить прямо сейчас.
— Нет, — наконец прошептал он. — Я не хочу оказаться на плахе из-за выпивки. У нас полно денег. Купим позже. Я не желаю задерживаться здесь ни одной лишней секунды.
Морли нехотя кивнул. Они поспешили к черному ходу. Несан шел впереди. Они слетели вниз по ступенькам — тем самым, где впервые повстречали Клодину Уинтроп и «побеседовали» с ней. Если бы она только прислушалась к предупреждению и сделала так, как велел ей Несан!
— Мы будем забирать наши вещи? — поинтересовался Морли.
Несан остановился и глянул на стоящего под освещенным окном приятеля.
— А ты считаешь, они стоят того, чтобы ради них умереть?
— Ну, вообще-то нет, — поскреб ухо Морли. — Просто там осталась красивая настольная игра, которую мне па подарил. Больше ничего такого у меня нет, кроме одежды, да и то одни лохмотья. Одежда, что сейчас на мне, куда лучше даже той, в которой я хожу на покаяния.
Всеобщее покаяние. Несан вдруг с острой радостью осознал, что им больше никогда не придется ходить на эти покаяния.
— Ну, у меня тоже ничего ценного нет. Пара медяков в сундучке. Но это ерунда по сравнению с тем, сколько у нас сейчас. Считаю, нам надо двигать в Ферфилд и купить там лошадей.
— А ты умеешь ездить верхом? — скривился Морли.
Несан огляделся, чтобы проверить, нет ли поблизости стражников, и дружески подтолкнул Морли вперед.
— Нет, но подозреваю, что мы научимся довольно быстро.
— Надо думать, — кивнул Морли. — Но давай все же купим лошадок попокладистее.
Шагая по дороге, они в последний раз оглянулись на поместье.
— Я рад, что мы оттуда убрались, — заявил Морли. — Особенно после того, что сегодня произошло. И рад, что мне больше не придется вкалывать на кухне.
— О чем это ты? — нахмурился Несан.
— А ты что, не слышал?
— Чего не слышал? Я весь день был в Ферфилде, доставлял послания.
Морли схватил Несана за руку и заставил остановиться. Оба тяжело дышали.
— О пожаре! Ты ничего не слышал о пожаре?
— Пожар? — удивился Несан. — Да что ты несешь?!
— Да, на кухне. Сегодня днем. Очаги с печками вдруг словно взбесились!
— Взбесились? Как это?
Морли широко взмахнул руками и издал нечто вроде рева, пытаясь изобразить вырывающийся огонь.
— Огонь вдруг чудовищно полыхнул! Хлеб сгорел вчистую. Огонь был таким жарким, что котел оплавился.
— Быть не может! — изумился Несан. — Кто-нибудь пострадал?
Морли расплылся в хищной улыбке.
— Джилли здорово обгорела. — Он пихнул Несана локтем в бок. — Она как раз делала подливку, когда огонь взбесился. И ей обожгло ее уродливую лиловую рожу. Волосы сгорели, и вообще. — Морли удовлетворенно засмеялся — как человек, годами ждавший вознаграждения. — Сказали, что она скорее всего не выживет. И пока жива, будет жутко страдать от боли.
Несана обуревали сложные чувства. Он вовсе не испытывал сочувствия к Джилли, но все же…
— Морли, тебе не следует радоваться, что пострадала андерка. Это лишний раз демонстрирует нашу гнусную хакенскую сущность.
Морли скривился и зашагал дальше. Почти всю дорогу они бежали, ныряя в поле всякий раз, как появлялась карета. Они прятались в пшенице или сорго, в зависимости от того, с какой стороны было удобнее скрываться в нужный момент. Там они опускались на землю и, затаив дыхание, ждали, пока карета проедет.
Несан обнаружил, что воспринимает их побег скорее как освобождение, чем как паническое бегство. Чем дальше они уходили от поместья, тем меньше он боялся, что их поймают. Во всяком случае, ночью.
— Думаю, днем нам лучше прятаться, — сказал он Морли. — По крайней мере сначала. Будем днем прятаться в каком-нибудь надежном месте, откуда видно, приближается кто-то или нет. А ночью будем ехать, и нас никто не увидит. А если и увидят, то не смогут разглядеть.
— А если кто-нибудь наткнется на нас днем, пока мы будем спать?
— Установим дежурство. Как солдаты. Один будет караулить, пока другой спит.
Морли, похоже, счел логику Несана просто потрясающей.
— Я бы в жизни до этого не додумался!
В окрестностях Ферфилда они перешли на шаг. Затеряться на его улицах они умели не хуже, чем прятались в полях при приближении кареты.
— Мы можем купить лошадей и убраться отсюда еще нынче ночью, — сказал Несан.
Морли минутку подумал.
— А как мы выберемся из Андерита? Мастер Кэмпбелл сказал, что есть страны, где никого не волнует, что мы хакенцы. Но как мы минуем армейские отряды на границе у Домини Диртх?
Несан дернул Морли за рукав дублета.
— Мы ведь гонцы, не забыл?
— И что?
— А то, что мы скажем, что едем по делам.
— У гонцов бывают дела за пределами Андерита?
Несан ненадолго задумался.
— Ну а кто станет утверждать обратное? Если мы скажем, что едем со срочным поручением, они не станут задерживать нас до выяснения, так оно или нет, потому что на это уйдет слишком много времени.
— Они могут потребовать показать послание.
— Но мы ведь не можем показывать им секретные послания, верно? Мы просто скажем, что едем с тайной миссией в другую страну, которую не можем назвать, с важным посланием, которое не имеем права им показывать.
— Думаю, сработает, — ухмыльнулся Морли. — Пожалуй, нам все-таки удастся уехать отсюда.
— Готов спорить, что да.
Морли рывком остановил Несана.
— Несан, а куда мы поедем? У тебя есть какие-нибудь соображения?
И тут настал черед ухмыльнуться Несану.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Страница 2 из 4
«
1
2
3
4
»