Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Страница 3

[

]

Страница 3 из 4 « 1 2 3 4 »
Модератор форума: Хмурая_сова

Пабы Хогсмита » Паб "ТРИ МЕТЛЫ" » ВОЛШЕБНАЯ БИБЛИОТЕКА » Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших (Терри Гудкайнд)

Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:04 | Сообщение # 31

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава43
Подготовка к свадьбе Уоррена и Верны заняла больше двух недель. Не то чтобы нельзя было подготовить все гораздо быстрее, просто, как объяснил Зедд Кэлен, «лучше потянуть резину». Он хотел, чтобы все прониклись важностью момента и предвкушали веселье. Чтобы было побольше времени на организацию, изготовление украшений, на приготовление особых блюд и вообще чтобы лагерь принял подобающий облик для большого праздника. Дать людям время вдоволь посплетничать и поболтать о свадьбе в предвкушении торжеств.
Поначалу солдаты довольно вяло приняли новость, но вскоре прониклись атмосферой праздника и вся подготовка превратилась в грандиозное всеобщее веселье.
Уоррена любили все. Он относился к тому типу людей, которых все чуть-чуть жалеют и которые вызывают невольное желание их защищать – эдакий застенчивый нескладеха. Большинство не смыслило ни бельмеса в том, что он говорил. И считали его мало привлекательным для женщин. И то, что он сумел-таки завоевать сердце дамы, казалось им ну совершенно удивительным, и давало мужчинам повод гордиться тем, что он один из них. Это давало им надежду, что в один прекрасный день у них тоже будет свадьба, жена, семья, даже если зачастую все эти храбрые воины внутренне опасались, что и они частенько тоже бывают застенчивыми и неловкими.
Даже за Верну радовались совершенно искренне. Солдаты ее уважали, но никогда не выказывали теплых чувств. Поэтому их веселые и откровенные пожелания всяческих благ приводили Верну в замешательство.
Так что весь лагерь был охвачен предпраздничной суетой куда больше, чем могла надеяться Кэлен. После небольшой заминки в самом начале, уставшие от боев и потерь, давно оторванные от домов и семей солдаты, переварив новость, со вкусом приняли участие в развлечении.
В центре лагеря очистили большой круг – палатки передвинули и возвели на грузовых фургонах помосты, – там-то и должна была проходить свадебная церемония. Помосты нужны были для того, чтобы все присутствующие могли лучше видеть происходящее. Рядышком отвели место под танцы, и все, кто умел играть на музыкальных инструментах и не был на задании, проводили дни и ночи в репетициях. Даже хор организовали, и теперь он репетировал в овраге неподалеку. Куда бы Кэлен ни шла, она постоянно слышал барабаны и флейты, или пронзительные звуки гобоя, или мелодичное звучание струнных инструментов. Музыканты боялись сфальшивить во время праздника куда больше, чем боялись всего Имперского Ордена вместе взятого.
Поскольку в наличии имелось больше сотни сестер Света, было решено устроить после церемонии танцы. Сестры восприняли эту мысль положительно, пока до них не дошло, сколько мужчин приходится на одну женщину и со сколькими им придется танцевать. Но даже несмотря на это, они пришли в восторг от того, сколько внимания им будет уделено во время танцев, и в общем-то идею одобрили. Женщины, возраст которых измерялся столетиями, краснели как девчонки, когда к ним обращались молодые мужчины с просьбой оставить для них танец на грядущей свадьбе.
Ближе к свадьбе солдаты расчистили в лагере своего рода улицы, чтобы после церемонии свадебная процессия могла пройти по всему лагерю. Все хотели иметь возможность лично приветствовать молодоженов и пожелать им счастья.
Кэлен же решила, что после свадьбы Уоррен с Верной поселятся в избушке. Это был ее свадебный подарок, поэтому она пока держала свою задумку в секрете. Так что Кэлен с Карой для видимости поддержали идею масс поставить в сторонке палатку для молодоженов. Кара перенесла вещи Верны в эту самую палатку, где все усыпала пахучими травами и ягодами. Уловка сработала. Верна поверила, что палатка предназначена им с Уорреном, и запретила ему заходить туда до свадьбы.
День свадьбы выдался погожим и не слишком холодным, так что обморозиться никто не рисковал. Снег быстренько убрали с центральной площадки, так что теперь можно было спокойно веселиться. Кое-кто из сестер пришел проверить состояние импровизированной танцплощадки, опробуя ее и давая мужчинам возможность полюбоваться теми, с кем им, возможно, доведется станцевать. Если повезет. Все это было проделано с весельем и задором.
Поскольку Верна все утро провела в своей палатке, где хихикающие сестры делали ей прическу, накладывали макияж и наводили последний штрих на свадебное платье, Кэлен наконец получила возможность украсить и привести в должный вид избушку. Под стрехой в разных углах она повесила мешочки с пахучим бальзамом и украсила стенки пучками красных ягод, за неимением ничего лучшего.
Одна из сестер дала Кэлен кусок полотна, из которого та сделала занавеску на окно. Она трудилась над ней по ночам, вышивая на ткани узоры, чтобы придать простой ткани нарядный вид. А когда все собирались на совещания, прятала ее под подушкой, чтобы Верна с Уорреном не видели. Кэлен расставила по всей комнате ароматные свечи, подаренные сестрами, и наконец повесила занавеску на окно.
Единственное, что Кэлен решила забрать из избушки с собой в палатку, – это статуэтку.
Кэлен как раз застилала постель свежим бельем, когда в избушку ввалилась Кара с чем-то синим в руках.
Заправляя простыню под матрас, Кэлен взглядом проследила, как Кара захлопывает дверь.
– Что это ты приволокла?
– Не поверишь, – ухмыльнулась Кара. – Широкую синюю шелковую ленту. Сестры принайтовали Верну к стулу, пока кудахчут над ней, Зедд отправил Уоррена куда-то там, так что я подумала, что мы с тобой вполне можем использовать эту ленту, чтобы украсить избушку. Чтобы красивее было. Вот, например, можно обернуть лентой мешочки с бальзамом. Будет красиво.
– Отличная мысль, – удивленно пробормотала Кэлен. Она не знала, что ее больше удивило – вид Кары с синей шелковой лентой или то, что Морд-Сит произносит слова «украсить» и «красиво» на одном дыхании. И незаметно улыбнулась, довольная тем, что слышит из уст грозной телохранительницы подобное. Зедд куда больший волшебник, чем он думает.
Кэлен с Карой тщательно укрепили ленту на стенке, обвивая ее вокруг мешочков. Стенка получилась такой красивой, что Кэлен глаз не могла от нее оторвать и все время улыбалась. Затем они принялись за стену напротив двери, не жалея ленты, чтобы произвести максимальное впечатление на Уоррена с Верной, когда они войдут в избушку.
– А где ты вообще раздобыла эту ленту? – прошепелявила Кэлен с полным ртом булавок.
– Бенджамин мне достал, – хихикнула Кара, прикрепляя ленту. – И заставил меня пообещать не спрашивать, где он ее раздобыл. Можешь в это поверить?
Кэлен вынула булавки изо рта.
– Кто?
– Что кто? – Высунув язык, Кара старательно загнала булавку в крепкую древесину.
– Кто, ты сказала, дал тебе ленту?
Кара подняла с пола очередную шелковую полоску.
– Генерал Мейфферт. Понятия не имею, где он...
– Ты сказала «Бенджамин».
Опустив ленту, Кара уставилась на Кэлен.
– Ничего подобного.
– Нет, сказала. Назвала его Бенджамином.
- Я сказала генерал Мейфферт. Ты просто подумала...
– Я понятия не имела, что генерала Мейфферта зовут Бенджамин.
– Ну...
– Бенджамин – имя генерала Мейфферта?
Кара обиженно глянула на Кэлен:
– Ты же знаешь, что да.
Кэлен победоносно ухмыльнулась:
– Теперь знаю.
* * *
Кэлен облачилась в белое платье Матери-Исповедницы. И с некоторым изумлением отметила, что платье стало чуть-чуть велико, впрочем, учитывая обстоятельства, стоило ли этому удивляться. Из-за мороза она взяла и сделанную для нее из волчьей шкуры мантию, но набросила ее, как плащ. Кэлен наблюдала за церемонией и смотрела на десятки тысяч спокойных лиц. Позади нее возвышалась зеленая стена переплетенных еловых лап. Дыхание вырывалось облачками пара в тихом послеполуденном солнечном воздухе.
Поскольку Зедд проводил церемонию, к Кэлен он стоял спиной. И Кэлен зачарованно взирала на его волнистые белые волосы, обычно всклокоченные, но сегодня тщательно расчесанные и аккуратно уложенные. Волшебник был в своем роскошном темно-бордовом балахоне с черными рукавами и капюшоном. Обшлага отделаны серебряной канителью, а ворот и грудь расшиты золотом. На талии одеяние перетягивал красный атласный пояс с золотой пряжкой. Рядом с ним стояла Эди в обычном платье колдуньи с красной и желтой вышивкой по вороту. И почему-то такой контраст не резал глаз.
Верна была в роскошном лиловом, расшитом золотой канителью по квадратному вырезу платье. Великолепная золотая вышивка украшала узкие рукава, убегая под золотую ленту, стягивающую их у локтя. Легкая накидка закрывала грудь и спускалась на широкую юбку, доходившую почти до пола. Волнистые каштановые волосы Верны украшали синие, золотые и алые цветочки, сделанные сестрами из кусочков шелка. Сияя улыбкой, она являла собой красивую невесту-колдунью, стоящую подле симпатичного жениха в лиловом балахоне волшебника.
Церемония подходила к кульминации, и казалось, все присутствующие подались вперед.
– Берешь ли ты, Верна, этого волшебника себе в мужья, – проговорил Зедд ясным голосом, разносящимся над всей толпой, – сознавая его дар и связанные с этим обязанности, и клянешься ли любить и почитать его до самой смерти?
– Да, – мягко проговорила Верна.
– Берешь ли ты, Уоррен, – заговорила Эди, и голос ее по контрасту с голосом Верны казался еще более скрипучим, – эту колдунью себе в жены, сознавая ее дар и связанные с этим обязанности, и клянешься ли любить и почитать ее до самой смерти?
– Да, – решительно ответил Уоррен.
– Тогда, согласно твоей свободной воле, я признаю тебя, колдунья, достойной этого союза и с радостью благословляю его. – Зедд воздел руки. – Я прошу добрых духов улыбкой принять клятву этой женщины.
– Тогда, согласно твоей свободной воле, я признаю тебя, волшебник, достойным этого союза и с радостью благословляю его. – Эди воздела руки. – Я прошу добрых духов с улыбкой принять клятву этого мужчины.
Все четверо взялись за руки и склонили головы. В центре образованного ими круга воздух засветился и яркий луч вознеся к небесам, будто понес их клятву добрым духам.
Затем Зедд с Эди хором произнесли:
– Отныне вы навечно являетесь мужем и женой, связанными клятвой, любовью, а теперь и волшебным даром.
Волшебный свет начал рассасываться снизу вверх, пока не превратился в одинокую звезду, висящую прямо над ними на послеполуденном небосклоне.
В морозной тишине тысячи людей завороженно смотрели, как Верна с Уорреном скрепляют поцелуем союз, заключенный на свадебной церемонии, которую им вряд ли еще когда доведется увидеть: бракосочетание колдуньи и волшебника, отныне связанных не только простыми обетами, но также и магией.
Когда Уоррен с Верной оторвались друг от друга, оба сияя счастливой улыбкой, толпа взревела. В воздух полетели шапки, загремели радостные вопли.
Сияющие Верна с Уорреном, взявшись за руки, повернулись к солдатам и помахали. Солдаты приветствовали их криками, аплодисментами и свистом, будто каждый из них только что поженил родную сестру и лучшего друга.
И тут грянул хор, взяв такую высокую ноту, что звук эхом отразился от деревьев вокруг. Кэлен аж мороз пробрал. И все в долине почтительно замолчали.
Кара, наклонившись к Кэлен, изумленно прошептала, что хор исполняет древнюю д'харианскую свадебную песнь, родившуюся тысячелетия назад. Поскольку певцы тренировались в уединении, Кэлен впервые услышала эту песню. Мелодия была столь могучей, что смела все эмоции, оставив лишь желание наслаждаться ею. Стоящие на краю платформы Уоррен с Верной тоже попали под власть прекрасного гимна их союзу.
В игру вступили флейты, затем тамбурины. Солдаты, в большинстве своем д'харианцы, улыбались, слушая знакомую музыку. И тут Кэлен вдруг сообразила, что поскольку она чуть ли не всю жизнь считала Д'Хару враждебной державой, то ей никогда и в голову не приходило, что у д'харианцев тоже есть свои традиции и обряды, важные, захватывающие или любимые.
Кэлен покосилась на Кару, которая рассеянно улыбалась, слушая пение. Для Кэлен вся огромная Д'Хара являлась тайной. Она знала лишь д'харианских солдат. И не имела ни малейшего представления о д'харианских женщинах – за исключением Морд-Сит, а их вряд ли можно посчитать типичными представительницами женского населения Д'Хары, – детях, домах, обычаях. В конечном итоге она начала считать д'харианцев союзниками, но лишь теперь сообразила, что ничего, по сути, не знает об этом народе, о его наследии.
– Это чудесно, – шепнула она Каре.
Кара кивнула, поглощенная чудесной мелодией, так хорошо знакомой ей, и экзотической новинкой для Кэлен.
Когда хор смолк, Верна, чуть шагнув назад, сжала руку Кэлен. Своего рода извинение, знак понимания того, насколько тяжела должна быть для Кэлен эта церемония.
Не желая позволять тоске омрачать торжественное событие, Кэлен ответила на взгляд Верны сияющей улыбкой. И шагнула вперед, встав за спиной Верны и Уоррена, приобняв обоих за плечи. Толпа постепенно смолкла и Кэлен заговорила.
– Отныне эти двое принадлежат друг другу. Возможно, они всегда друг другу принадлежали. Теперь они вместе навсегда. Да пребудут с ними вечно добрые духи.
Вся толпа как один повторила последнюю фразу.
– Я хочу от всего сердца поблагодарить Верна и Уоррена за то, – продолжила Кэлен, обводя взглядом многотысячную толпу, – что они напомнили всем нам, что такое жизнь. Трудно найти более простое и ясное выражение того, ради чего мы действительно сражаемся, чем сегодняшняя свадьба.
Слушатели согласно закивали.
– Ну а теперь кто желает посмотреть, как эта парочка танцует свой первый танец? – воскликнула Кэлен.
Зрители с радостными криками подались назад, освобождая центральную площадку. Музыканты выстроились за скамейками вокруг.
Пока Уоррен с Верной спускались с платформы, чтобы открыть танцы, Кэлен обняла Зедда и чмокнула в щеку.
– Это одна из лучших твоих затей, волшебник.
Он посмотрел на нее своими ореховыми глазами, которые, казалось, проникали в самую душу.
– Ты в порядке, милая? Я понимаю, что все это тяжко.
Кэлен кивнула, упорно продолжая улыбаться:
– В полном. А тебе все это вдвойне тяжелей.
Зедд внезапно улыбнулся.
– Вот теперь узнаю Мать-Исповедницу! В вечной тревоге за других.
Кэлен смотрела, как смеющиеся Уоррен с Верной кружатся в танце в кругу хлопающих солдат.
– Когда они закончат, а ты станцуешь с Эди, не потанцуете ли со мной, сударь? – спросила Кэлен.
– Вместо него?
– Уверена, что ему бы этого хотелось.
Кэлен не могла сейчас заставить себя произнести его имя, иначе волшебство веселой церемонии было бы безвозвратно нарушено.
Зедд игриво вздернул бровь.
– А с чего ты взяла, что я умею танцевать?
– Да потому что нет на свете ничего, что ты не умеешь! – рассмеялась Кэлен.
– Я быть способна выдать целый список того, чего этот тощий старик не умеет, – с улыбкой сообщила возникшая за спиной Зедда Эди.
Когда молодожены закончили первый танец, на площадку стали выходить и другие пары. Зедд с Эди тоже отправились на танцевальный круг, чтобы показать молодежи, как это делается. Кэлен стояла возле круга вместе с Карой. К ним протолкался смеющийся генерал Мейфферт.
– Мать-Исповедница! – Напор толпы подтолкнул его еще ближе. – Мать-Исповедница, какой чудесный день, верно? Видели ли вы когда-нибудь что-либо подобное?
Кэлен невольно улыбнулась совершенно счастливому генералу.
– Нет, генерал Мейфферт, не думаю.
Офицер быстро глянул на Кару. Некоторое время неловко потоптавшись, он затем повернулся к танцующим. Хотя за последнее время люди получше узнали Кэлен, все же она была Исповедницей, женщиной, рядом с которой и стоять-то боялись, не то что прикасаться. Так что вряд ли кто-нибудь отважится пригласить на танец Исповедницу.
Или Морд-Сит.
– Генерал? – окликнула Кэлен Мейфферта. – Генерал, не могли бы вы оказать мне огромную личную услугу?
– Конечно, Мать-Исповедница! – рявкнул офицер. – Все, что пожелаете! Что я могу для вас сделать?
Кэлен указала на танцевальный круг и толпящихся вокруг солдат и сестер.
– Не могли бы вы потанцевать? Я понимаю, что в принципе мы должны быть начеку во избежание возможных недоразумений, но мне кажется, что люди намного лучше проникнутся праздничным духом этого торжества, если их генерал выйдет в круг и спляшет.
– Сплясать?
– Да.
– Но я... То есть я не знаю, кто...
– Ой, пожалуйста, перестаньте выкручиваться! – Кэлен повернулась, будто ей только что пришла в голову мысль. – Кара. Почему бы тебе не пойти с ним потанцевать, чтобы его люди поняли, что они тоже могут подключиться к танцам?
Голубые глаза Кары заметались между Кэлен и генералом.
– Ну, вообще-то я не понимаю, каким образом...
– Сделай это ради меня. Ну пожалуйста, Кара! – Кэлен повернулась к генералу. – По-моему, мне довелось слышать, как кто-то упоминал, что вас зовут Бенджамин?
Генерал почесал висок.
– Верно, Мать-Исповедница.
Кэлен снова обернулась к Каре.
– Кара, Бенджамину вот нужна партнерша на танец. Как насчет тебя? Пожалуйста. Ради меня!
Кара откашлялась.
– Ну ладно. Только ради вас, Мать-Исповедница.
– И не вздумай переломать ему ребра или еще что-нибудь. Нам нужны его таланты.
Кара бросила на Кэлен сердитый взгляд, пока довольный генерал вел ее в круг.
Скрестив руки на груди, Кэлен с ухмылкой смотрела, как генерал обнял Кару. Денек получился почти что идеальный. Почти что.
Кэлен наблюдала, как Бенджамин изящно кружит Кару в танце, а солдаты вытаскивают вдруг засмущавшихся сестер из рядов зрителей в танцевальный круг. И тут к ней подскочил капитан Райан.
Он вытянулся в струнку,
– Мать-Исповедница... Хм, ну... Мы через многое с вами прошли, и, если не сочтете меня чересчур дерзким, могу ли я пригласить вас... ну, на танец?
Кэлен изумленно заморгала, уставившись на молодого галеанца.
– Ой, ну конечно, Брэдли! Я с удовольствием с тобой потанцую. Но только если ты пообещаешь, что не станешь обращаться со мной, как со стеклянной. Мне совсем не хочется выглядеть глупо.
Ухмыльнувшись, он кивнул.
– Договорились!
Кэлен вложила ладонь ему в руку, а вторую положила на плечо. Капитан обнял ее широкой ладонью за талию под мантией и закружил в танце среди радостно приветствовавших их зрителей. Кэлен стойко выдержала все это, улыбаясь и смеясь. Она думала о статуэтке, напоминая себе, что ей необходимо быть такой же стойкой, что она в состоянии расслабиться и принимать праздник как он есть и не думать о том, чего нет, пока чужой мужчина обнимает ее, пусть и застенчиво.
– Брэдли, ты чудесный танцор.
Его глаза гордо сверкнули. Кэлен почувствовала, как напряжение оставило его, и он плавно заскользил под звуки музыки. Кэлен углядела Кару с Бендажмином, отчаянно старавшихся танцевать, не глядя друг на друга. Когда генерал кружил Кару вокруг себя, он твердо поддерживал ее за талию, длинные светлые волосы Кары развевались шлейфом.
Затем Кэлен увидела, как Кара глядит в глаза Мейфферта и улыбается.
Кэлен мысленно облегченно вздохнула, когда танец закончился и капитана Райана сменил Зедд. Прижавшись к старому волшебнику, она задвигалась в медленном ритме.
– Я тобой горжусь, Мать-Исповедница. Ты подарила этим людям прекрасную вещь.
– И что же?
– Свое сердце. – Он склонил голову набок. – Видишь, как они на тебя смотрят? Ты придаешь им мужество. Ты дала им повод верить в то, что они делают.
– Ах ты хитрюга! Ты можешь дурить головы другим, но не мне. Это ты придаешь мне мужество.
Зедд лишь улыбнулся.
– Знаешь, с самой первой Исповедницы ни один мужчина не догадался, как любить такую женщину, чтобы при этом ее магия не уничтожила его. И я рад, что именно моему внуку удалось совершить этот подвиг благодаря его любви к тебе. Я люблю тебя как родную внучку, Кэлен, и жду не дождусь того дня, когда ты снова будешь вместе с моим внуком.
Кэлен положила голову Зедду на плечо и они продолжили молча танцевать, предаваясь своим воспоминаниям.
Танцы продолжались. Солнце наконец зашло и теперь площадку освещали факелы и огни костров. Сестры после каждого танца меняли партнеров, и все же вереница веселых мужчин, желающих с ними потанцевать, не заканчивалась, причем отбоя не было от партнеров не только у самых молодых и красивых сестер. Помощники поваров расставили на столах простое угощение, обмениваясь шуточками с солдатами, отправлявшимися на службу. Уоррен с Верной между танцами продегустировали самые различные блюда с разных столов.
Кэлен еще разок станцевала с капитаном Райаном и еще раз с Зеддом, но затем заняла себя беседой с солдатами и офицерами, чтобы ей больше не пришлось с кем-либо танцевать, на тот случай, если кто-то еще наберется храбрости пригласить ее на танец. Так ей куда лучше удавалось наслаждаться празднеством.
Она как раз беседовала с юными офицерами, наперебой рассказывающими ей, как им нравится праздник, когда кто-то тихонько тронул за плечо. Обернувшись, она увидела улыбающегося Уоррена.
– Мать-Исповедница, почту за честь пригласить вас на танец.
Кэлен заметила, что Верна танцует с Зеддом. Что ж, этот танец будет совсем иным.
– Я охотно потанцую с таким неотразимым женихом.
Уоррен двигался легко и изящно, а вовсе не скованно, как она ожидала. Он казался совершенно умиротворенным, спокойно воспринимая толчею, солдат, радостно похлопывавших его по спине, и шутливые замечания сестер.
– Мать-Исповедница, я хотел поблагодарить тебя за самый лучший день в моей жизни.
Кэлен улыбнулась, глядя в его молодое лицо с древними глазами.
– Спасибо тебе, Уоррен, что согласился на это большое торжество. Я знаю, что такие вещи не в твоем вкусе...
– О, вовсе нет! Просто, понимаешь, меня частенько называли кротом.
– Да? А почему?
– Потому что я обычно все время торчал в хранилищах, изучая пророчества. Не то чтобы я так уж обожал копаться в книжках... Я просто боялся выходить.
– Но все же вышел.
– Ричард меня вытащил.
– Да? Я не знала.
– В каком-то смысле ты продолжила то, что он начал. – Уоррен рассеянно улыбнулся. – Я просто хотел поблагодарить тебя. Я знаю, как мне его не хватает и как его не хватает Верне. И знаю, что людям не хватает их Магистра Рала.
Кэлен смогла лишь кивнуть.
– И знаю, как ты скучаешь по мужу. Именно поэтому я и хотел тебя поблагодарить. За то, что ты подарила нам вот этот праздник, за то, что ты сегодня даришь нам свое обаяние, несмотря на душевную боль. Все здесь разделяют с тобой эту боль. Пожалуйста, помни, что, хоть тебе его и недостает, ты не одинока и находишься среди тех, кто тоже его любит.
Кэлен печально улыбнулась:
– Спасибо.
Они продолжили танец, хихикая над изредка проскальзывающими фальшивыми нотами и неуклюжими па некоторых солдат. Музыка вдруг резко смолкла.
И тогда Кэлен услышала звуки рога.
Встревоженные солдаты мгновенно кинулись за оружием, но тут один из часовых крикнул, что это приближаются свои.
Озадаченная Кэлен вытягивала шею, как и все остальные, пытаясь увидеть, кто же это может быть. Все ее войска были здесь. Она разрешила всем присутствовать на торжестве.
Толпа расступилась перед всадниками. Кэлен не смогла скрыть удивления. Генерал Болдуин, главнокомандующий кельтонских войск, возглавлял колонну, восседая на великолепном гнедом жеребце. Он резко остановил коня. Пригладив пальцем подернутые сединой темные усы, он оглядел толпу вокруг себя. Седеющие темные волосы закрывали уши, на макушке проглядывала лысина. Генерал являл собой величественное зрелище в подбитом зеленым шелком плаще, закрепленном на плече двумя аграфами. Его лазоревый камзол украшал герб, разделенный по диагонали черной линией на желтое и синее поле. Высокие ботфорты были приспущены ниже колен. Длинные черные, отороченные мехом перчатки он засунул за широкий ремень с резной пряжкой.
Солдаты расступились, давая Кэлен пройти.
– Генерал!
Болдуин в свойственной ему величественной манере поднял руку, расплывшись в улыбке.
– Рад вас видеть, Мать-Исповедница.
Кэлен начала было говорить, но тут, раздвигая толпу, на танцевальный круг вылетели лошади. Они вынеслись в круг, как языки пламени – дюжина Морд-Сит в красном кожаном облачении. Одна из них ловко соскочила с коня.
– Рикка! – воскликнула Кара.
Женщина цепким взглядом обежала толпу. Наконец углядела Кару, тут же выскользнувшую из объятий генерала Мейфферта.
– Кара, – проговорила вновь прибывшая как своего рода приветствие. Она огляделась по сторонам. – А где Ханна?
– Ханна? – переспросила Кара, подходя ближе. – Ее здесь нет.
Женщина поджала губы.
– Так я и думала. Когда я так и не получила никакого ответного послания, то подумала, что ее больше нет... Но все надеялась...
Кэлен вышла вперед, несколько раздраженная тем, что женщина посмела вылезти вперед генерала Болдуина.
– Рикка, не так ли?
– А! – По лицу Рикки скользнула понимающая улыбка. – Ты, должно быть, не кто иная, как жена Магистра Рала, Мать-Исповедница. Узнаю описание. – Она небрежно отсалютовала, прижав кулак к сердцу. – Да, я Рикка.
– Рада видеть здесь тебя и твоих сестер по эйджилу.
– Я примчалась из Эйдиндрила, как только Бердина получила ваше послание. В нем многое объяснялось. Мы с ней его обсудили и решили, что я с несколькими сестрами должна отправиться сюда, чтобы помочь нашему делу. Шесть Морд-Сит я оставила с Бердиной охранять Эйдиндрил и Замок Волшебника. А еще я привела двадцать тысяч солдат. А с этим вот генералом – она ткнула пальцем себе за спину – мы повстречались неделю назад.
– Ваша помощь нам, безусловно, пригодится. Очень мудро со стороны Бердины. Я ведь знаю, как ей хотелось тоже приехать, но она знает город и замок. И рада, что она последовала моим указаниям. – Кэлен вперила в Рикку твердый взгляд Матери-Исповедницы. – А ты прервала генерала Болдуина.
Кара рванула Рикку за руку и оттащила в сторону.
– Рикка, нам надо поговорить, прежде чем ты приступишь к служению лорду Ралу и его жене, которая к тому же еще и сестра по эйджилу.
Рикка удивленно вздернула бровь.
– Да ну? И как такое может...
– Позже! – с улыбкой оборвала ее Кара, прежде чем та успела вляпаться в еще более крупные неприятности, и оттеснила Рикку и прочих Морд-Сит в сторонку. Зедд, Эди, Уоррен и Верна подошли к Кэлен.
Генерал Болдуин, успевший тем временем спешиться, шагнул вперед и опустился на колено, склонив голову.
– Моя королева, Мать-Исповедница.
– Поднимись, дитя мое, – произнесла Кэлен формальный ответ под внимательным взглядом всех обитателей лагеря. Для них все происходящее тоже было немаловажным.
Генерал встал.
– Я приехал, как только получил ваше письмо, Мать-Исповедница.
– Сколько людей вы привели с собой?
Вопрос, казалось, его несказанно удивил.
– То есть как... Всех. Сто семьдесят тысяч. Когда моя королева просит привести ей армию, я ей таковую привожу.
По лагерю пробежал шепоток. Новость передавалась из уст в уста.
Кэлен была ошарашена. Она даже перестала ощущать холод.
– Просто превосходно, генерал. Войска нам очень нужны. Мы ведем настоящую войну, как я уже объясняла в письме. Имперскому Ордену постоянно подходит подкрепление. Нам нужно отрезать эти пути.
– Понял. Кельтонская армия вкупе с теми д'харианцами, что пришли с нами из Эйдиндрила, втрое увеличивает имеющиеся здесь в вашем распоряжении силы.
– И можем вызвать еще дополнительные войска из Д'Хары, – добавил генерал Мейфферт.
Кэлен почувствовала, как искорка веры загорается в ее сердце.
– К весне они нам наверняка понадобятся. – Она повернулась к генералу Болдуину. – А как там лейтенант Лейден?
– Кто? О, вы, должно быть, имеете в виду сержанта Лейдена. Теперь он всего лишь возглавляет разведвзвод. Когда солдат бросает свою королеву, он может считать себя счастливцем, если сохранит голову на плечах, но с учетом того, что он действовал в защиту ее народа... Я просто отправил его охранять отдаленный перевал. Надеюсь, он достаточно тепло одевается.
Кэлен захотелось обнять лихого генерала. Но вместо этого она лишь благодарно коснулась пальцами его руки.
– Благодарю, генерал. Нам, безусловно, нужны войска.
– Ну, они встали лагерем в полусутках пути отсюда. Не мог притащить их всех сюда.
– Все в порядке. – Кэлен жестом подозвала Морд-Сит. – Вас я тоже рада видеть, Рикка. С помощью Морд-Сит мы сможем успешней справляться с вражескими колдунами. Возможно, мы даже сможем изменить расклад. Кара уже помогла расправиться с несколькими волшебниками, но, боюсь, лорд Рал возложил на нее другую задачу, приказав охранять меня. Так что она продолжит действовать в этой роли. Ну а вы все вольны отправляться на отлов.
Рикка склонилась в поклоне.
– Охотно. – Выпрямившись, она улыбнулась. – А Бердина ведь предупреждала меня насчет нее, – вполголоса сообщила она Каре.
– Тебе следовало бы прислушаться к Бердине, – хлопнула ее Кара по спине. – Пошли, я помогу тебе найти место...
– Нет, – остановила их Кэлен. – Сегодня праздник. Генерал, Рикка и все сестры тоже приглашены. Вообще-то я просто настаиваю.
– Что ж, – просветлела Рикка, – мы будем рады остаться. Чтобы защищать жену Магистра Рала.
Кэлен привлекла Рикку поближе.
– Рикка, у нас тут уйма мужчин и очень мало женщин. Сейчас танцы. Иди и танцуй.
– Что?! Да ты в своем...
Кэлен вытолкнула Морд-Сит в танцевальный круг. И щелкнула пальцами музыкантам.
– Продолжим!
Она повернулась к генералу Болдуину.
– Генерал, вы прибыли в самое подходящее время. В разгар праздника. Не соблаговолите ли потанцевать со мной?
– Мать-Исповедница?
– Я также и ваша королева. Генералы ведь танцуют с королевами, не так ли?
Улыбнувшись, Болдуин галантно предложил ей руку.
– Конечно, танцуют, моя королева!
Когда уже давным-давно стемнело, свадебная процессия прошествовала по «улицам» лагеря, приветствуя всех обитателей. Солдаты от души поздравляли Уоррена с Верной, давали ехидные советы, дружески похлопывали по спине или просто махали руками.
Кэлен вспомнила те времена, когда Срединные Земли трепетали перед этими людьми. В правление Даркена Рала они были грозными завоевателями, внушавшими ужас. И она удивлялась, насколько человечными и воспитанными оказались д'харианцы, когда им дали возможность проявить себя таковыми. На самом деле эту возможность дал им Ричард. И она знала, что многие из этих людей отлично это понимают и высоко ценят.
Наконец они дошли до конца длинной, продуваемой всеми ветрами дороги, до палатки, которую Уоррен с Верной считали своим новым жильем. Сопровождающие пожелали новобрачным доброй ночи и отправились назад, догуливать свадьбу.
Не давая молодоженам остановиться, Кэлен втиснулась между ними, взяв обоих под руки, и повела по тропинке среди высоких деревьев. Лунный свет, проникая сквозь кроны, мягко освещал снег. Не имея представления о том, что она затеяла, Верна с Уорреном и не подумали протестовать, когда Кэлен потащила их дальше.
Наконец за деревьями показалась избушка. Кэлен остановилась, чтобы дать новобрачным возможность увидеть пробивающийся сквозь занавеску свет. По сравнению с жизнью в военном лагере этот мирный домик казался еще более романтичным.
– Борьба нам предстоит долгая и трудная, – произнесла Кэлен. – И создавать в таких условиях новую семью – дело непростое. Передать не могу, как я рада, что вы двое решились на это в столь трудные времена. Для всех нас это значит очень много. И мы все за вас очень рады.
Когда-нибудь нам предстоит покинуть это место, поскольку Орден, безусловно, по весне двинется вперед. Если не раньше. Но до той поры мне бы хотелось, чтобы эта избушка стала вашим домом. По крайней мере это в моей власти – дать вам возможность нормально пожить вместе.
Верна вдруг неожиданно расплакалась, уткнувшись лицом в плечо Кэлен. Кэлен, посмеиваясь – уж больно несвойственно было Верне столь бурное проявление эмоций, – погладила ее по спине.
– Не самая удачная идея – обливаться слезами, когда твой новоиспеченный супруг как раз собрался уложить тебя в кровать, Верна.
Шутка сработала и Верна тоже рассмеялась. Схватив Кэлен за плечи, она заглянула ей в глаза.
– Даже не знаю, что сказать...
Кэлен поцеловала Верну в щеку.
– Любите друг друга, будьте добры друг к другу и цените каждый проведенный вместе миг – вот чего мне хотелось бы больше всего.
Уоррен обнял ее, тихонько поблагодарив. Кэлен смотрела, как он ведет Верну к избушке. В дверях оба повернулись и помахали ей. Уоррен подхватил Верну на руки и перенес через порог. Ее смех колокольчиком разнесся среди деревьев.
Кэлен в одиночестве побрела к лагерю.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:04 | Сообщение # 32

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава44
Дверь чуток приоткрылась. В щели показался налитый кровью глаз.
– У вас не найдется комнаты? Мы с женой ищем комнату. – Прежде чем мужчина успел захлопнуть дверь, Ричард быстро добавил:
– Нам сказали, что у вас есть одна свободная.
– И что с того?
Несмотря на то что это было и так очевидно, Ричард вежливо ответил:
– Нам негде остановиться.
– А какого лешего вы приперлись со своими проблемами ко мне?
Ричард слышал, как где-то наверху переругиваются мужчина с женщиной. За несколькими выходившими в коридор дверьми непрерывно орали младенцы. Воняло горелым маслом. Через открытую дверь черного хода виднелся узкий переулок, там ребятня постарше гонялась с воплями под дождем за детишками помладше.
Ричард, ничего не ожидая, проговорил в узкую щелку:
– Нам нужна комната.
Где-то в переулке монотонно брехал пес.
– Многим нужна комната. А у меня только одна. Я не могу отдать ее вам.
Никки отодвинула Ричарда в сторону и приблизила лицо к щели.
– У нас есть деньги, чтобы заплатить за неделю. – Она придержала дверь рукой, когда мужчина начал ее закрывать. – Это общественные комнаты. Ваш долг – помогать людям получить комнату.
Мужик всем телом навалился на дверь, захлопнув ее прямо у Никки перед носом.
Никки снова постучала, но Ричард уже двинулся прочь.
– Забудь об этом, – сказал он. – Пошли, получим буханку хлеба.
Как правило, Никки следовала за ним без споров, даже без комментариев. Но на сей раз, вместо того чтобы подчиниться, она настойчиво забарабанила в дверь. Под ее ударами посыпались все слои самой разнообразной краски, от синего до желтого.
– Это ваш долг, – крикнула Никки перед закрытой дверью. – Вы не имеете права отказывать нам. – Никакого ответа. – Мы сообщим о вас.
Дверь снова приоткрылась. На сей раз налитый кровью глаз смотрел угрожающе.
– У него есть работа?
– Нет, но...
– Убирайтесь. Оба. Иначе это я сообщу о вас!
– И за что же, позвольте спросить?
– Слушайте, леди, у меня есть комната, но я должен держать ее для людей, стоящих в начале списка.
– А откуда вы знаете, что мы не стоим в начале?
– Потому что если бы было так, то вы бы с этого начали я показали бы ордер с печатью. Люди в начале списка давно уже ждут жилье. Так что вы ничем не лучше воров, раз пытаетесь отнять место у добропорядочных законопослушных граждан. А теперь убирайтесь, не то я сообщу ваши имена околоточному надзирателю.
Дверь снова захлопнулась. Угроза сообщить их имена несколько ослабила боевой настрой Никки. Она вздохнула и они пошли прочь, корявый пол скрипел и стонал под ногами. Что ж, по крайней мере они хоть ненадолго укрылись от дождя.
– Нам нужно продолжить поиски, – сказала Никки. – Однако если бы ты сперва нашел работу, нам бы это помогло. Может быть, завтра ты сможешь заняться поисками работы, а я продолжу искать жилье.
Оказавшись снова под холодным дождем, они пересекли грязную улицу к брусчатому тротуару на противоположной стороне. У них имелись еще адреса, но Ричард сильно сомневался, что им удастся найти жилье. Он уже и сосчитать не мог, сколько раз у них перед носом захлопывали двери. Но Никки желала получить комнату, так что они продолжали поиски.
Никки сказала, что для этой южной части Древнего мира такая холодная погода – явление необычное. Люди говорили, что холод и дожди скоро кончатся. Несколько дней назад стало тепло и сыро, поэтому у Ричарда не было оснований не доверять их словам. Ему было странно и непривычно видеть зеленые леса и поля в разгар зимы. На некоторых деревьях, правда, ветви обнажились, но большая часть зеленела листвой.
Здесь, так далеко на юге Древнего мира, никогда не бывало таких холодов, чтобы замерзала вода. Люди лишь недоуменно моргали, когда Ричард рассказывал о снеге. А когда Ричард пытался объяснить, что снег – это хлопья застывшей воды, которые падают с неба и покрывают землю белым ковром, некоторые возмущенно отворачивались, считая, что он над ними издевается.
Ричард знал, что дома зима в самом разгаре. Несмотря на царившую вокруг суматоху, Ричард ощущал внутреннее спокойствие, зная, что Кэлен скорее всего находится в тепле и уюте построенного им домика. И поэтому ничто в этой новой жизни не казалось настолько важным, чтобы вывести его и себя. Пищи у Кэлен в достатке, дров тоже хватит, чтобы им было тепло, и Кара составляет ей компанию. Пока что она в полной безопасности. Конечно, зима не будет длиться вечно, и весной она сможет уехать, но на данный момент она в безопасности. Ричард был в этом совершенно уверен. И это, а также мысли и воспоминания о Кэлен были его единственной отрадой.
Бездомные ютились в переулках, используя любой более или менее пригодный материал, чтобы сделать себе укрытие. Стены делали из рваных покрывал. Он полагал, что они с Никки могли бы дальше жить в таких вот хибарах, но он боялся, что Никки может заболеть от холода и сырости, то есть боялся, что в этом случае и Кэлен заболеет тоже.
Никки посмотрела бумажку, что несла в руке.
– Эти места, список которых они нам дали, доступны и для вновь прибывших, а не только тех, кто в списках. Им нужны рабочие. Им следовало бы получше позаботиться о том, чтобы для них было жилье. Видишь, Ричард? Видишь, как трудно простым людям жить?
Ричард, сунув руки в карманы и нахохлившись от ветра и дождя, спросил:
– Ну, и как попадают в эти самые списки?
– Мы пойдем в жилищную контору и попросим комнату. Они могут поставить нас на лист ожидания.
Звучало это просто, но опыт показывал, что все куда сложней, чем кажется.
– Если жилья не хватает, то каким образом то, что мы попадем в список, поможет найти комнату?
– Люди все время умирают.
– Тут есть работа, и поэтому мы сюда и приехали. Почему сюда все приезжают. Я буду работать, и тогда мы сможем платить больше. У нас еще есть немного денег. Нам нужно лишь найти место, где сдают жилье за умеренную плату. Без всяких этих дурацких списков.
– Нет, Ричард, ты что, и вправду так бесчеловечен? А как те, кому повезло меньше, смогут вообще когда-либо получить жилье? Орден устанавливает цены, чтобы не дать развернуться алчным. И следят, чтобы ни у кого не было никаких привилегий. И так получается по-честному для всех. Нам нужно лишь попасть в список на жилье, и все будет в порядке.
Шагая по скользкой брусчатке, Ричард размышлял, сколько им придется жить под открытым небом, пока их имена поднимутся вверх списка. Сдается, что куче народу нужно поумирать, прежде чем им с Никки дадут жилье, с длинной очередью за ними самими тех, кто, в свою очередь, будет ждать их смерти.
Он пошел сперва по одной стороне тротуара, затем по другой, чтобы не сталкиваться с прущей навстречу толпой и при этом не наступать на грязную мостовую. Он снова прикинул, не остаться ли за городом. Многие именно так и поступали. Но это, судя по всему, главным образом преступники и полностью отчаявшиеся люди, вынужденные жить там, где нет городских гвардейцев. Не воспротивься Никки этой затее, Ричард давно нашел бы местечко подальше и построил какой никакой кров, возможно, в компании с другими, чтобы было легче противостоять всяким нежелательным инцидентам.
Никки идея не понравилась. Никки желала жить в городе. В город в поисках лучшей доли приходили тысячи. Там нужно было заносить себя в разные списки и выстаивать длиннющие очереди, чтобы попасть к чиновникам на прием. Никки говорила, что больше шансов это сделать, если есть жилье в городе.
День клонился к вечеру. Очередь в пекарню тянулась от дверей на полквартала.
– Почему все эти люди стоят в очереди? – шепотом спросил Ричард Никки. Каждый день, когда они ходили за хлебом, повторялась одна и та же картина.
– Наверное, не хватает пекарен, – пожала она плечами.
– По-моему, учитывая количество клиентов, многие хотели бы открыть пекарни.
Никки наклонилась поближе, взгляд ее потемнел.
– Мир не так прост, как тебе бы хотелось, Ричард. В Древнем мире так когда-то было. Гнусной человеческой сути позволялось процветать. Люди устанавливали на товары свои собственные цены, их единственной целью была алчность, а не благополучие других людей. Только обеспеченные слои населения могли позволить себе покупать хлеб. А теперь Орден следит за тем, чтобы все получали все необходимое по честной цене. Орден заботится обо всех, не только о тех, кто обладает преимуществами.
Она всегда так горячилась, когда говорила о гнусной человеческой сущности! Ричард не переставал удивляться, с чего это сестре Тьмы так волноваться по этому поводу, но спрашивать не стал.
Очередь двигалась не сказать чтобы быстро. Женщина перед ним, озабоченная их перешептыванием, сердито оглянулась.
Ричард встретил ее сердитый взгляд лучезарной улыбкой.
– Добрый день, мэм. – Ее мрачный взгляд смягчился при виде его сияющей улыбки. – Мы с женой, – он показал на Никки, – недавно в городе. Я ищу работу. И жилье нам тоже нужно. Вы не могли бы подсказать, как молодой паре, приезжим, получить тут жилье?
Женщина, прижимавшая к груди обеими руками холщовую сумку, полуобернулась, опустила руки и прислонилась плечом к стене. В сумке лежал лишь желтый кусок сыра. Улыбка Ричарда и его дружелюбный тон – какими бы искусственными они ни были – явно были настолько необычными, что она не смогла сохранить свой суровый вид.
– Вы должны иметь работу, чтобы получить жилье. Жилья в городе не хватает, поскольку сюда приезжает много работников благодаря щедрости Ордена. Если ты здоров, ты должен иметь работу, и тогда они занесут тебя в список.
Ричард, продолжая улыбаться, почесал затылок. Очередь чуть продвинулась.
– Я хочу работать.
– Легче получить жилье, если не можешь работать, – поведала женщина.
– Но, кажется, вы ведь только что сказали, что необходимо иметь работу, чтобы получить жилье?
– Верно, если ты здоров. А те нуждающиеся, кто не может работать, имеют полное право на привилегии и попадают в начало списка. Как мой бедный муж. У него чахотка.
– Мне очень жаль, – ответил Ричард.
– Таков уж жалкий человеческий удел – страдать, – кивнула она, – и ничего с этим не поделаешь, не стоит и пытаться. Только в другой жизни мы будем вознаграждены. А в этой жизни долг каждого обладающего возможностями человека помогать тем несчастным, кто ими не обладает. Именно так он может заслужить награду в загробном мире.
Ричард не стал вступать в дискуссию. Она погрозила ему пальцем.
– Те, кто может работать, в долгу перед теми, кто по разным причинам не в состоянии трудиться на благо всех.
– Я могу работать, – заверил ее Ричард. – Мы приехали... из небольшого местечка. С фермы. И плохо знаем, как найти работу в городе.
– Орден предоставил людям множество рабочих мест, – произнес стоящий позади Никки мужчина, привлекая внимание Ричарда. Брезентовый плащ незнакомца был плотно застегнут по самую шею. Он медленно моргал огромными карими глазами, как жующая жвачку корова. – Орден рад каждому, кто вносит свой вклад в нашу борьбу, но ты должен твердо помнить о нуждах других людей – как того желает Создатель – и получить работу должным образом.
Ричард, у которого кишки свело от голода, слушал объяснения.
– Во-первых, ты должен принадлежать к какой-нибудь рабочей ячейке. Они защищают права граждан Ордена. Тебе нужно предстать перед ревизионной комиссией, чтобы получить их согласие войти в состав ячейки, и получить характеристику одного из членов ячейки, который внесет твою кандидатуру. Вот что тебе нужно сделать, прежде чем ты получишь работу.
– А почему я не могу просто прийти. Почему они не могут просто нанять меня, если им нужны работники?
– То, что ты из деревни, вовсе не означает, что ты не должен помнить о том, чтобы вносить свой вклад на великие нужды Ордена.
– Ну конечно, – кивнул Ричард. – Я всегда работал на себя, то есть занимался сельским хозяйством, чтобы обеспечить едой других, как и должно. Я не знаю, как нужно действовать в городе, как работают на предприятии.
Огромные коровьи глаза перестали моргать. Мужчина некоторое время подозрительно смотрел на Ричарда, затем снова взгляд его стал осоловелым. Его челюсти снова задвигались, когда он опять принялся жевать слова.
– Первоочередная задача любого предприятия – быть чутким к нуждам людей, способствовать благосостоянию граждан, быть справедливым. Ревизионная комиссия следит за этим. Потому что задачи куда сложней, чем узкие интересы самого предприятия.
– Понятно, – кивнул Ричард. – Что ж, я был бы очень вам признателен, если бы вы объяснили мне, как нужно действовать. – Он коротко взглянул на Никки. – Я хочу быть хорошим гражданином и все делать, как надо.
По тому, с каким энтузиазмом мужчина принялся объяснять, с какой скоростью заморгали его коровьи глаза, Ричард понял, что тот каким-то образом задействован в процессе. Ричард не спросил, как заручиться поддержкой одного из членов рабочей ячейки. Очередь ползла вперед, а мужчина все рассказывал в мельчайших деталях о различных видах деятельности, что нужно в каждом случае и что все это – на благо тех, кто живет под властью Ордена и в милости Создателя.
Пока тот с тайным удовольствием излагал все это, Никки исподволь молча наблюдала за Ричардом. Казалось, она ждет, что он вот-вот превратится из вежливого слушателя в убийцу. Ричард же отлично понимал, что сражаться с этим типом – занятие совершенно бессмысленное, так что оставался вежливым.
Как выяснилось, этот человек, представившийся как Гуджонс, больше всего знал о строительных рабочих. Поскольку Ричард мало что смыслил в строительстве, он развлекался тем, что то и дело задавал вопросы, на которые господин Гуджонс охотно отвечал. И очень пространно.
Хлеб закончился раньше, чем подошла их очередь. Ворчащие люди разошлись по своим делам. Ричард, прежде чем уйти, поблагодарил женщину и господина Гуджонса.
На перекрестке он остановился, пока Никки изучала квартирный список. Вокруг возвышались мрачные громады домов. Красная краска одного из домов настолько поблекла, что нарисованный на стене человек казался призраком. А надпись под ним и вовсе не читалась.
Прохожие пялились на промокшую насквозь Никки, не замечая ее лица. Ее светлые волосы прилипли к голове, губы тряслись, руки дрожали, и все же она не жаловалась на холод, как все остальные. Им сказали, что другого списка с новыми адресами они не получат до завтра, поэтому Никки старалась сохранить этот, но под проливным дождем проигрывала сражение за бумажку.
По грязи тащились лошади. Фургоны скрипели и трещали под грузом. Только основные магистрали, вроде той, по которой шли Ричард с Никки, были достаточно широкими, чтобы фургоны могли двигаться в обоих направлениях. По некоторым улочкам возможно было только одностороннее движение, причем зачастую их перегораживали сломавшиеся фургоны. На одной из таких улочек Ричард видел даже павшую лошадь. Гниющий труп, вокруг которого тучами роились мухи, так и оставался запряженным в фургон, будто поджидал, пока кто-то его уберет. Некоторые улочки были настолько узкими, что там могли проехать лишь ручные тележки. А еще более узкие проходы были пригодны только для пешеходов.
Вонь от отбросов на улицах, служивших заодно и открытым канализационным стоком, стояла такая, что в первую неделю Ричарда просто выворачивало наизнанку, пока он не принюхался. Но в переулках, где они с Никки ночевали, было еще хуже. Дождик лишь вымывал из ям и щелей нечистоты, но хотя бы немного смывал грязь.
Все города, увиденные Ричардом с того момента, как они въехали в Древний мир и двигались на юг от Танимуры, были похожи на этот. Везде чудовищная нищета и нечеловеческие условия. Казалось, все тут попало в какую-то вечную ловушку, выгребную яму. Все эти города, где некогда кипела жизнь, были центром устремлений и амбиций, сюда люди стремились в погоне за мечтой. Но каким-то образом мечты превратились в серую мерзость разложения. Казалось, всем на все наплевать. Все походили на сонных мух и попросту маялись, ожидая, что жизнь улучшится, не имея при этом ни малейшего представления, как эта лучшая жизнь должна выглядеть и когда она наступит. Они существовали, опираясь на тупую веру, уверенные лишь в том, что в загробном мире жизнь будет идеальной.
Виденные Ричардом города в точности соответствовали тому, каким Ричард видел уготованное Новому миру будущее под пятой Имперского Ордена.
Однако это место представляло собой один огромный город, равного по величине которому Ричард отродясь не видел. Он бы в жизни не поверил, что такой мегаполис может существовать, если бы не увидел собственными глазами. Грязные улицы с обшарпанными домами разбегались по всем холмам, занимали всю низину и тянулись на многие мили на пересечении двух рек. Жалкие хибары, построенные кое-как из глины, всяких деревяшек, соломенных кирпичей и прочих подручных средств, в великом множестве окружали город со всех сторон, как грязная пена вокруг гнилого бревна в стоячем пруду.
Таким был город-страна Алтур-Ранг – нынешнее сердце Древнего мира и Имперского Ордена – родной город императора Джеганя.
Когда Ричард с Никки только въехали в Древний мир и продвигались на юг к Алтур-Рангу, они остановились в самом крупном из северных городов Древнего мира, Танимуре, где когда-то стоял Дворец Пророков. Танимура, одной из последних в Древнем мире попавшая под иго Ордена, была величественным городом, с широкими бульварами, многоэтажными домами с колоннами, аркадами и высокими окнами. Танимура, какой бы большой она ни была, при ближайшем рассмотрении оказалась окраиной Древнего мира, достаточно далеко расположенной от центра, чтобы разложение только сейчас доползло до нее.
Там Ричард чуть больше месяца работал подмастерьем у каменщиков, одним из дюжины, – таскал камни и замешивал раствор на строительстве приземистого неказистого здания. Для подсобных рабочих каменщики держали простые хижины, где те жили с семьями, так что у Никки была крыша над головой. В конечном итоге хозяин доверил Ричарду работать с каменщиками. Когда один из каменотесов заболел, Ричарду предложили вместо него обтесывать гранитные плиты.
Ричард обнаружил, что ему нравится держать в руке молоток и зубило, обтачивать камень так, как ему хочется. В какой-то степени это походило на резьбу по дереву. Только нечто большее.
Время от времени хозяин, подбоченясь, стоял над Ричардом, наблюдая, как он работает. И изредка ворчливо вносил небольшие коррективы в его метод работы. Через какое-то время, когда хозяин понял, что Ричард принцип усвоил и обтесывает камень так, как надо, он перестал за ним присматривать. Вскоре каменщики стали предпочитать обработанные именно Ричардом камни в качестве угловых камней.
Потом прибыли другие каменотесы для выполнения более сложной работы – изготовления украшений. Когда они только прибыли, Ричарду очень хотелось увидеть их работу. Они вырезали на лицевых панелях вокруг входа огромные языки пламени, символизирующие Свет Создателя. А под ним толпу скорченных людей.
Ричард видел множество резьбы по камню в различных местах, где ему довелось побывать, начиная от Дворца Исповедниц в Эйдиндриле до Народного Дворца в Д'Харе, но нигде не видел ничего подобного тем фигурам, что вырезали на стене того здания в Танимуре. Эти фигуры не были ни грациозными, ни величественными, ни вдохновляющими – совсем наоборот. Скорченные, исковерканные, съежившиеся под Светом. Один из ремесленников сообщил Ричарду, что только так и должно изображать человечество – как грешную, жалкую и невежественную толпу. Ричард предпочел продолжить обтесывать камни.
Когда труд каменщиков над резиденцией Ордена в Танимуре закончился, не стало и работы. Плотники в помощниках не нуждались. Резчики, зная, что помощь в вырезании горестей человеческих им пригодится, предложили Ричарду работать с ними. Но он отказался, сославшись на то, что не обладает нужными способностями.
К тому же Никки уже давно хотела двигаться дальше. Танимура была лишь местом, где можно было немного подзаработать, чтобы закупить провизии для предстоящего долгого путешествия. Ричард с удовольствием убрался подальше от удручающего зрелища продвигавшихся работ.
По дороге в Алтур-Ранг во всех городах, где они проезжали, Ричард видел много резных изображений на домах. И куда больше стояло на площадях или напротив входов в дома. И все они изображали ужасы: Владетель подземного мира, хлещущий кнутом людей; люди, сами себе выкалывающие глаза; страдающие люди, корчащиеся в агонии, искалеченные и деформированные; люди на четвереньках, как стая собак, преследующие женщин и детей; отчаявшиеся, сами бросающиеся в могилы. Было очень много изображений того, как за жалкими людьми наблюдает Свет Всеблагого Создателя, изображенного в виде пламени.
Древний мир представлял собой сплошное воспевание страданий.
По пути к югу они останавливались в нескольких городах, где Ричард мог найти временную работу без необходимости заносить себя в списки. Они с Никки питались в основном капустным супом, состоящим преимущественно из воды. Иногда ели рис, чечевицу или тюрю, изредка, как роскошь, солонину.
Несколько раз Ричарду удавалось наловить рыбы или поймать птицу или кролика. Но жить за городом в Древнем мире было трудно. Идея жить на природе приходила в голову очень многим. Ричард с Никки здорово похудели за время пути. Ричард начал понимать, почему люди на резных изображениях скелетообразны.
Никки указала конечную цель путешествия, но в остальном не вмешивалась, предоставив Ричарду принимать решения, и подчинялась без всяких жалоб. Они шли неделя за неделей, изредка за пару медяков проезжая часть пути на попутном фургоне. Они пересекали реки, на берегах которых стояли города, достаточно крупные, чтобы иметь каменные мосты, и шли дальше по городам и весям. Им попадались огромные поля пшеницы, подсолнухов, проса и кое-каких других злаков. Но большая часть земель пустовала. Видели они и стада коров и отары овец.
Фермеры продавали путешественникам козий сыр и молоко. Хотя волшебный дар и проснулся в нем, Ричард мог есть мясо только тогда, когда не воевал. Он полагал, что это некий противовес, следствие закона равновесия в магии. Когда он кого-то убивал, то не мог есть мяса. Но поскольку сейчас он ни с кем не дрался, то мог спокойно есть мясо без опасения, что его потом вывернет. К сожалению, мясо они могли себе позволить крайне редко. Некогда любимый сыр он едва выносил с тех пор, как проснулся его дар. Увы, выбор частенько был небогатым – либо есть сыр, либо голодать.
Но больше всего его встревожили размеры Древнего мира, в частности – численность населения. Ричард наивно полагал, что Новый мир и Древний примерно одинаковые. Но это было не так. Новый мир – блоха на спине Древнего.
Время от времени им навстречу попадались бесконечные колонны солдат, маршировавших на север, в Срединные Земли. Пару раз колонна тянулась мимо них несколько дней. Видя эти нескончаемые ряды войск, Ричард всякий раз молча радовался, что Кэлен тихо сидит в их горном домике. Ему даже думать не хотелось о том, что она может сражаться в армии, противостоящей этой неисчислимой орде.
Весной, когда Кэлен сможет наконец выбраться из их домика, а эти имперские орды смогут начать настоящее наступление на Новый мир, все сопротивление, которое сможет им оказать Д'Харианская империя, будет уже сломлено. Ричард надеялся, что генерал Райбих все же решит не выступать против Ордена. Ричарду очень не хотелось, чтобы этих храбрецов смела и раздавила надвигающаяся лавина.
Как-то раз в одном небольшом городке Никки пошла на реку стирать, поскольку Ричард нанялся на день чистить стойла. В город пожаловала большая группа каких-то высоких чинов, и лошадей в конюшне стало слишком много, чтобы владелец справился сам. Ричард оказался в нужном месте в нужное время и получил таким образом работу. А вскоре после того, как чиновники заняли все комнаты на постоялом дворе, вслед за ними притопала большая армейская часть и расквартировалась на окраине города.
К счастью, Никки все это время находилась в другом конце города, занимаясь стиркой. И к несчастью, рота солдат, пришедшая в город развеяться, решила принять добровольцев. Ричард, таская воду лошадям, старался быть тише воды, ниже травы, но сержант все равно его углядел. Так что, оказавшись не в том месте не в то время, Ричард стал «добровольцем» в Имперском Ордене. Новобранцев разместили в самом центре огромного лагеря.
Ночью, когда большинство уже спало, Ричард сам себя списал из армии вчистую. Ему удалось избавить себя от службы в рядах Имперского Ордена часа за три до рассвета. К этому времени Никки уже успела сходить на конюшню и узнать, что с ним случилось. Ричард обнаружил ее возле костра, вышагивающую туда-сюда в темноте. Быстро собрав вещи, они весь остаток ночи шли на юг. Поскольку светила полная луна, они шли полями, а не по дорогам, дабы не нарваться на патрули, на тот случай, если его разыскивают. Но с этого времени, Ричард, едва завидев солдат, старался превратиться в невидимку.
Ричард пришел в ужас, увидев, сколько же народа заселяет Древний мир, потому что из этого очевидным образом следовало, что имперские полчища, уже пришедшие в Новый мир, – капля в море, и это только начало. Он-то полагал, что Орден, возможно, постепенно потеряет интерес к войне, которая ведется так далеко от родных мест, или что народ Древнего мира устанет от тягот этой войны. Теперь же он понимал, что эти мысли были глупой мечтой.
Не нужно быть чародеем или пророком, чтобы понять, что все войска, которые только может выставить Новый мир, даже по самым оптимистичным оценкам, не имеют ни малейшего шанса выдержать напор миллионов и миллионов солдат, которые на глазах Ричарда шли на север, не говоря уж о тех, которые шли другими маршрутами и которых он не видел. Срединные Земли обречены.
С тех самых пор, как народ Андерита предпочел Орден свободе, он в глубине души знал, что Новый мир падет. Он вовсе не испытывал удовлетворения от того, что оказался прав. Видя собственными глазами громадные полчища, он понял, что свободе пришел конец и всякое сопротивление Ордену – не что иное, как чистой воды самоубийство.
Ход событий казался неотвратимым, мир обречен пасть под пятой Ордена. И будущее его и Кэлен казалось столь же безнадежным.
Но одно из самых странных мест, которое они с Никки посетили по пути на юго-восток, место, о котором она никогда прежде не упоминала, находилось менее чем в неделе пути к югу от Танимуры. Ричард тогда все еще пребывал в довольно гадком настроении, размышляя о мерзких резных изображениях – Никки неожиданно свернула на старую и явно редко используемую дорогу, уходящую в сторону от основного тракта. Дорога шла через холмы к небольшому городку на берегу тихой реки.
* * *
Большая часть предприятий здесь оказались заброшенными. Ветер гонял пыль по опустевшим складским помещениям с разбитыми окнами. Многие дома превратились в руины, крыши провалились, плющ и мох уютно обжили потрескавшиеся стены. Только окраинные дома были обитаемы – здесь жили те, кто разводил животных и обрабатывал ближайшие поля.
В северной части города лишь один крошечный магазинчик продавал всякую всячину окрестным фермерам. Имелись тут еще сапожник, гадалка и одинокий постоялый двор. В центре города торчали остовы домов, давным-давно обчищенные мародерами. Некоторые дома еще стояли, но большинство давно обрушилось. Ричард с Никки шагали по центру города, сопровождаемые одним лишь ветром.
Дойдя до южной окраины, они увидели останки того, что некогда было огромным кирпичным зданием. Не говоря ни слова, Никки свернула с дороги и побрела к разрушенному дому. Деревянные перекрытия и крышу пожрал огонь. Толстый ковер мусора и веток устилал деревянный пол. Вообще-то от здания остались практически одни стены, да и те уже почти обвалились, лишь небольшой кусок восточной стены был еще достаточно высоким, и там сохранился оконный проем.
Никки смотрела на бренные останки строения. Ветер трепал ее золотистые волосы. Она стояла там, где когда-то ее укрывала бы крыша, руки ее безвольно повисли, а спина стала далеко не такой прямой, как обычно.
И стояла так чуть ли не целый час, заблудившись среди призраков.
Ричард терпеливо ждал, опершись на остатки верстака.
– Ты знаешь это место? – спросил он наконец. Она моргнула, будто начисто забыла о его присутствии, затем долго глядела на него, словно он тоже – один из призраков. А потом подошла чуть ближе, отведя наконец свои огромные голубые глаза, и провела пальцами по верстаку.
– Я выросла в этом городе, – как-то отстранение проговорила она.
– А! А это место? – спросил Ричард.
– Тут делали оружие и доспехи, – прошептала Никки. Он представления не имел, с чего это вдруг она захотела увидеть это место.
– Оружие?
– Самое лучшее во всей стране. Двойной закалки. Сюда за доспехами и оружием приезжали короли и знать.
Ричард оглядел остатки сооружения, недоумевая, к чему все это.
– Ты знала того, кто делал это оружие?
Она покачала головой. Ее глаза снова видели призраков.
– Нет, – прошептала она, – к сожалению, я никогда его не знала.
По ее щеке скатилась одинокая слезинка. В этот момент она очень походила на маленькую девочку, потерянную в этом мире, одинокую и напуганную.
Не знай Ричард, кто она такая на самом деле, он не удержался бы и обнял это заброшенное хрупкое дитя и постарался утешить.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:05 | Сообщение # 33

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава45
Никки устала, замерзла и потеряла терпение. Она желала найти жилье.
Ее целью было привести Ричарда в Алтур-Ранг, сердце империи, чтобы показать ему воочию справедливость дела Ордена. Она знала, что Ричард – человек высоких моральных принципов, и ей хотелось посмотреть, как он отреагирует, столкнувшись в несомненными благими целями своего врага.
Она хотела, чтобы Ричард узнал, как тяжело живется простым людям, как трудно им в этом мире. Ей было любопытно, как он поведет себя в такой ситуации. Она хотела швырнуть его в огонь и посмотреть, как он реагирует на жар. Она рассчитывала, что к сегодняшнему дню он будет взволнован и растерян. А он оставался хладнокровным и невозмутимым.
Она думала, что он разозлится, когда узнает, что ему придется сделать, чтобы получить работу. Но не дождалась. Он спокойно выслушал объяснения того типа, Гуджонса, с какими практически непреодолимыми трудностями приходится сталкиваться тому, кто хочет найти работу. Никки ждала, что он треснет как следует надутого чинушу, а Ричард вместо этого его жизнерадостно поблагодарил. Будто все то, за что он так наивно сражался, так эгоистично защищал прежде, больше не имеет для него значения.
Когда она была его учителем во Дворце Пророков, всякий раз, когда она думала, что знает, как он отреагирует, он делал нечто такое, чего она даже и предвидеть не могла. И сейчас он поступал точно так же, хоть и иным способом. То, что прежде было стихийным юношеским бунтом, превратилось в опасную бдительность хищника. Лишь оковы на сердце не давали ему вонзить в нее когти.
Когда Никки захватила Ричарда, она на мгновение увидела стоящую на окне его дома статуэтку, изображавшую гордую женщину. Никки было ясно как божий день, что статуэтку вырезал Ричард. В ней явственно проступало уникальное мировосприятие Ричарда, которое Никки мгновенно узнала. Статуэтка являлась зримым воплощением скрытой части его волшебного дара. Она была противовесом его боевого таланта, но при этом Никки четко распознала в ней наличие магии.
Зная, что Ричард ее вырезал, Никки рассчитывала, что он согласится на работу резчика, которую ему предложили в Танимуре. Но он отказался. У него испортилось настроение и он мрачно молчал еще много дней.
Когда они проходили по очередному городу, она видела, что он изучает статуи и резные изображения. Поскольку он тоже занимался резьбой, она думала, что он сочтет эти творения потрясающими. И снова ошиблась. Она не понимала его. Конечно, ни одна из них не была так тщательно сделана, как вырезанная им статуэтка, но все же это были скульптуры и по идее должны были заинтересовать его. И кислое выражение его лица – всякий раз, как он видел резьбу – поражало ее.
Как-то раз она свернула чуть в сторону – только чтобы показать ему знаменитую городскую площадь и гордо выставленные там произведения искусства. Она рассчитывала немного взбодрить его видом столь известного произведения. Но он вовсе не возрадовался. Удивленная его реакцией, она спросила, почему ему так явно не нравится скульптура, называющаяся «Мучительное прозрение».
– Это смерть, – с отвращением ответил он, отвернувшись от знаменитой скульптуры.
Это был сложный скульптурный ансамбль: множество людей вырывали себе глаза, узрев величественный Свет Создателя. А другие люди – в основании статуи – не ослепили себя, и их рвали на части твари подземного мира. А от ослепших людей миньоны Владетеля убегали.
– Да нет же. – Никки развеселило столь неверное восприятие, но она сдержала смех, чтобы ненароком не унизить его. Вместо этого она решила ненавязчиво просветить его и разъяснить, что символизирует знаменитый ансамбль. – Это изображение ничтожной человеческой сущности. Здесь изображены люди, только что узревшие Его сияющий Свет, и в результате они поняли безнадежную сущность низменности человеческой. То, что они вырывают себе глаза, означает, что Создатель настолько совершенен, что они больше не могут выносить вид самих себя.
Эти люди – герои, потому что показывают нам, что мы не должны нагло желать возвыситься над нашей мерзкой сутью, что это грех – сравнивать себя с Создателем. Это показывает, что все мы – лишь безликие незначительные частички всего созданного Им человечества, и, следовательно, каждая отдельно взятая жизнь значения не имеет. Это творение учит нас, что только общество в целом имеет ценность. Те, что изображены внизу, кто не присоединился к остальным людям и не ослепил себя, испытывают вечные муки в лапах Владетеля.
Теперь ты понял? Это произведение изображает человека порочным существом, каковым он и является, чтобы мы видели сами, что каждый из нас должен посвятить себя улучшению человечества, потому что единственная цель нашего существования: творить добро и почитать творение Создателя – нас. Так что, как видишь, это вовсе не смерть, а истинная суть жизни.
Никки учили, что эта скульптура вдохновляет людей, поскольку подтверждает истинность того, что они суть твари ничтожные.
Ни разу за всю жизнь никто не одаривал ее таким уничтожающим взглядом, каким одарил Ричард. И она почему-то почувствовала себя ничтожеством.
Никки в ужасе сглотнула, увидев выражение его глаз – совершенно противоположное тому неуловимому выражению, которое так ее интриговало. Он не произнес ни слова, но прошел не один день, прежде чем она решилась снова поглядеть ему в глаза.
Иногда, когда она ожидала вспышки ярости, Ричард оставался вялым и становился агрессивным, когда она ожидала равнодушия. Никки начала задумываться, не ошиблась ли она, посчитав, что в нем есть нечто особенное.
Как-то раз она даже настолько отчаялась, что решила – нет в нем ничего достойного внимания. Глядя, как он спит, она окончательно пришла к выводу, что пора расстаться с надеждой узнать о смысле жизни что-то еще, помимо того, чему учила ее мать. Никки с грустью решила, что на следующий день, после того как посетит родные места, она положит конец этой глупой затее и вернется к Джеганю.
Но после посещения того, что осталось от предприятия ее отца, она снова увидела в его серых глазах то самое выражение и поняла, что вовсе не ошиблась.
Танец только начинается.
Они шли по грязному коридору общежития. Никки жестом велела Ричарду идти рядом. Никки желала получить тут жилье. Ей хотелось лечь спать в сухом месте. Она решительно постучала в дверь, выглядевшую так, будто развалится на части, если Никки будет неосторожной.
Она заглянула в список, затем сунула его в карман и принялась ждать ответа. В этом общежитии, как и в тех, где они побывали прежде, должны были предоставлять жилье вновь прибывшим. Императору нужные рабочие.
Мысленно она представляла себе, что именно тут они и обоснуются. Она смотрела на пятно на омерзительной зеленой штукатурке. И представляла себе, что будет видеть каждый день всю жизнь это пятно чайного цвета в форме лошадиного крупа со вздернутым хвостом. И представляла, как Ричард каждый день будет проходить мимо него по пути на работу и каждый вечер по пути с работы. Как приходится ходить всем остальным.
Никки снова постучала в дверь, а Ричард тем временем наблюдал за темной лестницей с перекошенными ступеньками. Никки никогда не могла понять, почему он изучает все те вещи, что он изучал, но не возражала, доверяя его инстинктам. Судя по выражению лица, темная лестница ему явно не нравилась. Будучи сестрой Тьмы, Никки не боялась того, чего обычно боятся простые смертные. Она снова постучала.
Голос из-за двери велел им убираться.
– Нам нужна комната, – заявила Никки таким тоном, что никаких сомнений не оставалось, – она твердо намерена получить желаемое. Она постучала сильней. – Мы есть в списке. Нам нужна комната.
– Это ошибка, – раздался приглушенный голос. – Комнат нет.
– Послушайте-ка, – сердито произнесла Никки, – уже становится поздно...
Трое незамеченных ею юнцов, что сидели на лестнице, подошли к перилам. Все трое – без рубашек, демонстрируя мускулы, как это любят делать все молодые люди. И все трое с ножами.
– Так-так, – проговорил с кривой усмешкой один юнец, плотоядно обшаривая Никки взглядом. – Что это у нас тут? Две мокрые крысы?
– Мне нравится клевый хвост блондинистой крыски, – хихикнул второй.
Ричард схватил ее за руку и, не говоря ни слова, выволок на улицу, обратно под дождь. Никки упиралась, всю дорогу шепотом протестуя. Она поверить не могла, что сам Магистр Рал, Искатель Истины и Несущий Смерть, испугался троих парней. Даже скорее мальчишек.
Пока они спускались по обшарпанным ступенькам, Ричард привлек ее ближе.
– Ты лишена магии, не забыла? Нам вовсе не нужны такого рода проблемы. Не имею ни малейшего желания оказаться зарезанным из-за комнаты. Оно того не стоит. Знать, когда не стоит вступать в драку, не менее важно, чем уметь драться.
Никки хотелось найти жилье, но в конечном итоге она все же пришла к выводу, что Ричард, пожалуй, прав. Трое юнцов стояли в дверях, хохоча и обзывая Ричарда по-всякому. Но им вовсе не хотелось вылезать под дождь. Никки и прежде доводилось видеть подобных сопляков. Эта новая поросль ничем не отличается от остальных – наглые, агрессивные, зачастую опасные. По крайней мере из них получаются хорошие солдаты для армии Джеганя.
Ричард быстро тащил ее по улице. Он несколько раз свернул наугад в узкие переулки, чтобы убедиться, что их не преследуют.
Алтур-Ранг казался бесконечным. В сумерках и под дождем было почти ничего не видно. Они блуждали в запутанном лабиринте улиц и переулков. В последний раз Никки бывала тут много лет назад. Несмотря на все усилия Ордена, здесь все еще царила нищета. Никки даже думать боялась, что бы тут творилось, не помогай Орден.
Оказавшись на улице пошире, они наконец нашли укрытие под выступом крыши вместе с небольшой группкой людей, тоже пытавшихся укрыться от дождя. Никки обхватила себя руками, спасаясь от холода. Ричард вместе с остальными, жавшимися к стенке, наблюдал за случайным фургоном, пробиравшимся по раскисшей улице. Никки понять не могла, как это Ричарду удается не мерзнуть в такую погоду. Но наслаждалась теплом его тела, когда маленькая толпа прижала ее к нему. Ричард поглядел, как она трясется от холода, но не смог заставить себя обнять ее, чтобы хоть немного согреть. А она не попросила.
Никки вздохнула. В Древнем мире холода стоят недолго. Через пару дней снова станет тепло и влажно.
Когда они посетили жалкие остатки предприятия ее отца, ей на миг показалось, что Ричарду хочется обнять ее и утешить. Как бы он ее ни ненавидел, как бы ни хотел уйти, он проникся сочувствием.
Стоя под дождем, Никки позволила себе предаться воспоминаниям, вызвавшим приятную тоску.
Ричард что-то высматривал. Проследив за его взглядом, она увидела, что фургон как-то странно подпрыгивает. И в этот момент колесо с громким треском отломилось.
И тут же под тяжестью груза сломалась ось и фургон осел набок. Людей на тротуаре обдало фонтаном грязи. На возниц обрушился град ругани. Когда ось сломалась, четверка лошадей остановилась – и ось второго заднего колеса тоже сломалась и весь зад фургона рухнул в грязь.
Из фургона вылезли двое, чтобы оценить ущерб. Тощий возница выругался и пнул в сердцах сломанное колесо. Второй, невысокий крепыш, спокойно проверил уцелевшие части и груз.
Ричард, нахмурившись, подтолкнул Никки вперед, направившись к фургону. Та нехотя пошла, недовольная тем, что пришлось выйти из-под укрытия.
– Придется, – с твердой решимостью произнес коротышка. – Тут недалеко.
Второй снова выругался.
– Это не мое дело, Ицхак, и ты это знаешь. Я не стану этого делать!
Затем Ицхак беспомощно всплеснул руками, когда его упертый напарник направился в голову фургона и, понукая лошадей, исхитрился оттащить фургон в сторону, освобождая путь другим фургонам, уже начавшим скапливаться за ним. Оттащив фургон, он тут же принялся распрягать коней.
Коротышка обернулся и оглядел толпу зрителей.
– Мне нужна помощь, – крикнул Ицхак редкой толпе.
– А что делать-то? – спросил один из близстоящих.
– Нужно оттащить эти железки на склад. – Почесав толстую шею, он ткнул пальцем. – Вон туда, в кирпичный дом с выцветшей красной надписью на стене.
– А сколько дашь? – спросил тот же зевака.
Ицхак начал сердиться. Он оглянулся и увидел, что его напарник уводит лошадей.
– Я не могу сейчас ничего заплатить без разрешения, но завтра, если придешь, то наверняка...
Зрители понимающе с отвращением рассмеялись и двинулись дальше кто куда. Коротышка остался в одиночестве, стоя по щиколотку в грязи. Вздохнув, он повернулся к фургону и откинул бортик. В фургоне лежали железные болванки.
Ричард шагнул на проезжую часть. Никки же хотела посетить еще несколько адресов до наступления темноты. Она схватила его за рукав, но он лишь сердито глянул на нее. Никки злобно фыркнула, но все же пошла за ним по грязи к крепышу, который с натугой вытягивал длинную болванку.
– Ицхак, не так ли? – спросил Ричард. Мужчина обернулся и кивнул.
– Верно.
– Если я тебе помогу, Ицхак, я действительно получу завтра деньги? Только говори правду.
Ицхак, плотный мужичок в забавной красной шляпе с узкими полями, наконец с сожалением покачал головой.
– Ну а если я тебе помогу перетащить эти железяки на склад, – продолжил Ричард, – ты позволишь нам с женой переночевать там, чтобы мы могли укрыться от дождя?
Мужичок почесал затылок.
– Мне не разрешается пускать туда кого бы то ни было, вдруг что-нибудь случится? Вдруг пропадет что-нибудь? И я тут же, – он щелкнул пальцами, – окажусь без работы.
– Всего лишь до завтра. Я просто хочу спрятать ее от дождя, пока она не заболела. А железо мне ни к чему. К тому же я не обворовываю людей.
Мужичок снова почесал в затылке, оглянулся на фургон, затем посмотрел на Никки. Ее трясло, и это была вовсе не игра. Он глянул на Ричарда.
– Одна ночь на складе не будет честной платой за разгрузку всего этого добра. На это уйдут часы.
– Если ты согласен, и я согласен, – ответил Ричард, перекрывая шум дождя, – значит, это честная плата. Я не прошу больше и согласен сделать это за указанную цену.
Коротышка уставился на Ричарда, как на сумасшедшего. Сняв шляпу, он поскреб темную шевелюру. Затем отбросил влажные волосы назад и водрузил шляпу на место.
– Вам придется убраться оттуда, как только я приеду завтра утром с новой партией. Мне не нужны неприятности...
– Из-за меня у тебя их не будет. Если меня застукают, скажу, что взломал замок.
Ицхак некоторое время размышлял, явно удивленный последним высказыванием Ричарда. Затем еще раз оглянулся на груз и наконец кивнул.
Он вытащил длинную болванку и водрузил на плечо. Ричард взвалил на свое мускулистое плечо две, придерживая рукой.
– Пошли, – сказал он Никки. – Давай-ка отправим тебя внутрь, чтобы ты обсохла и согрелась.
Она попыталась поднять железную болванку, желая помочь, но это было ей не по силам. Временами ей так недоставало ее могущества! Что ж, по крайней мере она хотя бы чувствует свою магию через связь с Матерью-Исповедницей. Поддержка этой связи на таком расстоянии требовала немалых усилий, но ей это все же удавалось. Она пошла рядом с Ричардом следом за мужчиной к сухому помещению, которое Ричард только что выиграл для нее.
На следующий день распогодилось. С крыш, впрочем, еще капала вода. Ночью, когда Ричард вместе с Ицхаком таскал болванки, Никки натянула между рядами бечевку, которую Ричард носил в мешке, и развесила сырые вещи. К утру большая часть более или менее высохла.
Они спали на деревянных подставках – чтобы не спать в грязи. Все тут воняло железной пылью и было покрыто тонкой черной пленкой. Согреться на складе было нечем. В распоряжении имелась лишь лампа, оставленная им Ицхаком, у которой Никки могла погреть хотя бы руки. Они спали, не снимая мокрой одежды. Но к утру и она более или менее просохла.
Большую часть ночи Никки не спала, а, грея руки у лампы, наблюдала в ее свете за спящим Ричардом, размышляя о его серых глазах. Она испытала шок, увидев эти глаза на предприятии отца. И они вызвали поток воспоминаний.
На рассвете Ричард приоткрыл дверь склада ровно настолько, чтобы можно было выскользнуть наружу, и вытащил на улицу их вещи. Небо над городом казалось ржавым. Оставив Никки присмотреть за вещами, он вернулся, чтобы запереть дверь изнутри. Она слышала, как он забирается внутри склада к окну. Затем он спрыгнул снаружи на землю.
Когда наконец прибыл Ицхак с очередной партией железок, Ричард с Никки чинно сидели у дверей склада. Когда фургон проехал мимо них во двор и остановился перед двойными дверями, Никки увидела, что лошадьми правит вчерашний возница.
Длинный возница подозрительно посмотрел на них.
– Это еще что? – спросил он Ричарда.
– Простите, что беспокою, – произнес Ричард, – но я просто пришел сюда пораньше, до открытия склада, чтобы узнать, не найдется ли у вас какой-нибудь работы?
Ицхак глянул на Никки и увидел, что она просохла. Он исподволь поглядел на запертую дверь и понял, что Ричард сдержал слово и избавил его от возможных неприятностей.
– Мы не можем нанимать работников, – ответил возница. – Вам нужно пойти в контору и занести себя в списки.
Ричард вздохнул.
– Понял. Что ж, благодарю вас, господа. Пойду попытаю счастья. Доброго вам дня.
Никки уже научилась распознавать по голосу Ричарда, когда он что-то затевает. Он посмотрел в один конец улицы, потом в другой, будто никак не мог сообразить, что ему делать. Он явно что-то задумал. Похоже, он давал Ицхаку возможность расплатиться за помощь более существенно, чем он уже расплатился. Он ведь предоставил вчера вечером Ричарду перетаскать вдвое больше железяк, чем перенес сам. И Ричард ни разу не возразил. Ицхак откашлялся.
– Погоди-ка. – Он слез с фургона, чтобы открыть двери склада, но приостановился возле Ричарда. – Я старший грузчик. Нам нужен еще человек. У тебя вроде бы крепкая спина. – Носком сапога он нарисовал в грязи план. – Отправляйся в контору вон туда, – ткнул он пальцем через плечо, – вниз по улице, до третьего поворота, затем направо еще шесть улиц. – Он нарисовал в грязи X. – Там и контора. Занеси себя в списки.
Ричард, улыбаясь, склонил голову.
– Я так и сделаю, сударь.
Никки знала, что Ричард отлично помнит, как Ицхака зовут, но он специально для возницы, которому не доверял после того, как тот прошлой ночью бросил своего напарника, изображал, что незнаком с ним. Чего Ричард не понимал, так этого того, что возница поступил так, как должен был поступить. Запрещается брать на себя работу, которая принадлежит другим. Это воровство. За груз отвечает грузчик, а не возница.
– Пойди сперва запишись в рабочую ячейку грузчиков, – сказал Ицхак Ричарду. – Заплати взнос. Это в том же здании. Затем запишись в список на работу. Я вхожу в городскую рабочую ячейку, которая представляет ревизионной комиссии новых соискателей. Сиди там и жди снаружи. Позже, на собрании, я выскажусь за тебя.
Возница сплюнул.
– На хрена тебе это надо, Ицхак? Ты даже не знаешь этого малого.
Ицхак зыркнул на возницу.
– Ты видел в коридорах хоть одного такого здоровяка, как этот парень? Нам нужен на склад еще один грузчик. Мы только что потеряли одного и нужна замена. Ты что, хочешь, чтобы я повесил себе на шею какого-нибудь тощего дедка, за которого мне самому придется все делать?
– Вряд ли! – заржал возница.
– К тому же глянь на его молодую жену, – указал Ицхак на Никки. – Тебе не кажется, что ей не помешало бы нарастить немного мяса на костях? Вроде бы вполне славная молодая пара.
Возница снова сплюнул.
– Да вроде бы.
Ицхак, двинувшись к дверям, небрежно хлопнул Ричард по плечу.
– Будь там.
– Буду.
Ицхак приостановился и оглянулся.
– Совсем забыл. Тебя звать-то как?
– Ричард Сайфер.
Кивнув, Ицхак повернулся к дверям.
– Я Ицхак. До вечера, Ричард Сайфер. И не вздумай подвести меня, слышишь? Если окажется, что ты лентяй и подведешь меня, я брошу твою жалкую шкуру в реку с болванкой на шее.
– Я не подведу, Ицхак, – улыбнулся Ричард. – Я хороший пловец, но не настолько.
Шагая по грязной дороге в поисках какой-нибудь еды, прежде чем отправиться в контору и встать в очередь на работу, Ричард спросил:
– Что не так?
Никки с отвращением покачала головой.
– Обычным людям не везет так, как тебе, Ричард. Обычные люди страдают и борются за выживание, а тебе твоя удача преподносит работу на блюдечке.
– Если это удача, – спросил Ричард, – то с чего это у меня спина разламывается после переноски всех этих железок на склад?

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:06 | Сообщение # 34

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава46
Закончив разгружать последний фургон болванок, Ричард оперся руками на кучу и опустил голову, тяжело дыша. Мышцы рук и спины гудели. Куда проще разгружать вдвоем, один в фургоне, другой на земле, но мужик, что должен был помогать при разгрузке, уволился несколько дней назад, заявив, что с ним плохо обращаются. Ричард не больно-то по нему скучал. Даже когда этот гад соизволял поднять свою задницу, от него было больше вреда, чем пользы.
За окном начинало темнеть, небо на западе окрасилось в пурпур. По шее тек пот, прокладывая дорожки в черной металлической пыли. Как же хотелось нырнуть в прохладное горное озеро! Даже сама мысль об этом освежала. Продолжая мечтать о купании, Ричард переводил дух.
Из-за угла выплыл Ицхак с лампой в руке.
– Ты слишком усердно трудишься, Ричард.
– Мне казалось, что меня наняли работать.
Ицхак некоторое время взирал на него. В одном глазу отражался желтый свет лампы.
– Прими совет. Ты слишком усердствуешь. Это лишь навлечет на тебя неприятности.
Ричард работал на складе вот уже три недели, загружая и разгружая фургоны. И успел познакомиться с другими работниками. Поэтому отлично понимал, что имеет в виду Ицхак.
– Но я все еще опасаюсь оказаться в воде с болванкой на шее.
Ицхак сверкнул глазами и гулко расхохотался.
– Тогда я просто выступал специально для Йори.
Йори звали возницу, отказавшегося разгружать сломавшийся фургон. Ричард зевнул.
– Да знаю, Ицхак.
– Тут тебе не ферма, с которой ты пришел. Жить по правилам Ордена – это совсем другое дело. Ты должен помнить о нуждах других, если надеешься продержаться. Так уж устроен мир.
Ричард уловил предостерегающие нотки в интонации Ицхака и отлично понял смысл ненавязчивого предупреждения.
– Ты прав, Ицхак. Постараюсь об этом не забывать.
Ицхак лампой указал на дверь.
– Сегодня собрание рабочей ячейки. Тебе пора двигаться.
Ричард застонал.
– Ну, не знаю... Уже поздно, и я устал, как собака. Я и вправду скорее...
– Ты же не хочешь, чтобы твое имя начали склонять все вокруг? Не хочешь, чтобы люди начали говорить, что у тебя нет чувства гражданского долга?
– Я думал, эти собрания – дело добровольное, – хмыкнул Ричард.
Ицхак снова расхохотался. Ричард взял свои вещи с полки в углу и помчался на выход, чтобы Ицхак мог запереть дверь.
Снаружи, в наступающей темноте, Ричард едва разглядел соблазнительную фигурку Никки, сидящую на стене у входа на склад. Но у Ричарда изгибы ее тела вызывали лишь одну ассоциацию: со змеей. Жилья у них по-прежнему еще не было, но она часто приходила на склад, проведя день в очередях за хлебом и прочими необходимыми товарами. Они вместе возвращались к своему убежищу в спокойном переулке примерно в миле от склада. Ричард дал немного денег местным пацанам, чтобы те охраняли их приют и не позволяли никому занять его. Пареньки были еще достаточно юными, чтобы быть благодарными за денежку, и достаточно взрослыми, чтобы ответственно относиться к своей работе.
– Хлеба достала? – спросил Ричард, подойдя. Никки спрыгнула со стенки.
– Сегодня хлеба нет. Закончился. Но я достала нам немного капусты. Так что сварю суп.
У Ричарда урчало в животе. Он рассчитывал на хлеб. И чтобы прямо сейчас слопать кусок. А на суп нужно время.
– Где твоя сумка? Если ты купила капусту, то где она?
Улыбнувшись, она достала маленький предмет. И на ходу подняла его так, чтобы в сумерках видны были очертания.
Ключ.
– Комната? Мы получили жилье?
– Я сегодня утром наведалась в жилищную контору. Наконец пришла наша очередь. Они выписали нам комнату. Господину и госпоже Сайфер. Сегодня мы уже будем там ночевать. Что очень кстати: похоже, снова пойдет дождь. Я уже отнесла свои вещи в нашу комнату.
Ричард потер ноющие плечи. Его окатило волной отвращения от унижения, которому она подвергла его... подвергла Кэлен. Временами он ощущал некий намек на что-то очень важное в Никки и в том, что она делает, но по большей части его бесил идиотизм всего этого.
– Ну, и где эта комната? – Он надеялся, что не в другом конце города.
– Это одна из тех, где мы уже побывали. Неподалеку отсюда. Там, где пятно на стене, сразу как входишь в дом.
– Никки, тут повсюду пятна на стенках.
– Пятно, которое похоже на лошадиный круп с поднятым хвостом. Скоро увидишь.
Ричард умирал от голода.
– Мне сегодня снова придется переться на собрание рабочей ячейки.
– Ой! Собрания рабочих ячеек – важное дело. Они помогают людям не забывать о том, что правильно, и о долге каждого перед остальными.
Эти собрания были сущей пыткой. Ничего толкового там отродясь не говорилось. Пустая трата времени. Однако были и такие, которые только и ждали эти собрания, чтобы встать и начать распространяться во славу Ордена. Это был их звездный час, когда они чувствовали себя кем-то значительным, важным.
Те, кто не показывался на собраниях, приводили в пример в качестве не очень преданных Ордену людей. Если отсутствующий не приводил достойных причин своего отсутствия, то запросто мог оказаться заподозренным в подрывной деятельности. Отсутствие доказательств значения не имело. Выдвигая подобные обвинения, некоторые чувствовали себя более значительными личностями в стране, где высшим идеалом было всеобщее равенство.
Угроза подрывной деятельности, как темное облако, постоянно нависала над Древним миром. Было вполне обычным зрелищем, когда городские гвардейцы по подозрению в подрывной деятельности волокли людей в околоток. Пытки порождали признания, подтверждавшие правдивость обвинителя. Исходя из этой логики, те, кто произносил длинные речи на собраниях, точнехонько указывали на нескольких бунтарей, что подтверждалось дальнейшим признанием этих самых «бунтарей».
Из-за постоянно царившего в Алтур-Ранге подспудного напряжения многих беспокоили подстрекания к бунту – исходящие из Нового мира, согласно официальной версии. Представители Ордена мгновенно подавляли подобные слухи, как только выявляли. Другие граждане настолько боялись, что укажут на них, что велеречивых ораторов на собраниях рабочих дружно заверяли в массовой поддержке их высказываний.
На многих площадях как напоминание о том, что грозит тем, кто свяжется с дурной компанией, висели тела неблагонадежных, причем до тех пор, пока птицы не очищали добела их кости. Самая распространенная шутка, которой удостаивался человек, высказавший что-то не в масть, звучала так: «Ты хочешь быть похороненным на небе?»
Они свернули за угол к залу собраний. Ричард снова зевнул.
– Не помню я пятна, которое похоже на лошадиный круп.
Они шли по краю темной улицы. Под ногами хрустели камешки. Впереди виднелась лампа Ицхака, торопящегося на собрание.
– Ты тогда смотрел в другую сторону. Это тот дом, где живет та троица.
– Какая троица?
На собрание поспешал народ. Некоторых Ричард знал, других – нет.
И тут он вспомнил. И остановился.
– Ты имеешь в виду ту дыру, где живут те три обормота? С ножами?
Он едва различил в темноте ее кивок.
– Именно.
– Класс! – Ричард провел ладонью по лицу. – Ты не спросила, нельзя нам поселиться где-нибудь в другом месте? – спросил он, когда они двинулись дальше.
– Для новичков в городе получить жилье – это чистое везение. А комнату тебе определяют, когда приходит твоя очередь. Если ты отказываешься, то снова оказываешься в конце списка.
– Ты уже отдала управляющему деньги?
– Все, что было, – пожала она плечами. Ричард на ходу скрипнул зубами.
– Это же все наши деньги до конца недели.
– Я могу растянуть суп.
Ричард ей не верил. Она наверняка каким-то образом постаралась сделать так, чтобы им дали именно эту комнату. Он сильно подозревал, что ей охота посмотреть, как он поведет себя с теми юнцами, поскольку теперь вынужден с ними столкнуться. Она вечно делает мелкие пакости, задает странные вопросы, высказывает всякую дурь, чтобы посмотреть на его реакцию, увидеть, как он справится с ситуацией. Ричард никак не мог понять, что ей вообще от него надо.
Эта троица его обеспокоила. Он отлично помнил, как эйджил Кары причинил Кэлен такую же боль, что и Никки. Если эти трое изнасилуют Никки, то Кэлен тоже придется все это выносить. От одной этой мысли его прошиб холодный пот.
Придя на собрание, Ричард с Никки уселись на задний ряд в прокуренной комнате. Они слушали выступления тех, кто вещал во славу Ордена: как Орден помогает людям жить праведной жизнью. Мысли Ричарда унеслись к их с Кэлен домику в горах, он вспомнил родник за домом. Он вспоминал те летние деньки, когда наблюдал, как Кэлен болтает ногой в воде. Его скручивало от тоски, когда он мысленным взором ласкал изгибы ее ног.
Последовали спичи о долге каждого рабочего перед согражданами. Многие речи велись монотонными голосами и повторялись так часто, что было совершенно очевидно, что слова значения не имеют, важен лишь сам факт их оглашения. Ричард вспомнил смех Кэлен, когда он поймал для нее рыбок и посадил в банку.
Следующие ораторы – руководители ячеек, или городские старшины – с жаром и страстью вещали о том, как они высоко ценят политику Ордена. Несколько человек поднялись и заговорили о тех, кого нет на собрании, называя отсутствующих по именам и обличая их нелояльное поведение, наплевательское отношение к благополучию своих братьев-рабочих. По залу пробежал шепоток.
Когда речи закончились, встали несколько жен рабочих и объяснили, что у них появились дополнительные нужды, потому что только что родился очередной ребенок, муж временно не работает, находящиеся на их попечении родственники серьезно заболели и т.п. После высказывания каждой из них объявлялось голосование и вздымался лес рук. Если ты согласен поступить по справедливости и хочешь, чтобы ячейка им помогла, то подними руку.
Тех, кто руки не поднимал, брали на заметку. Ицхак растолковал Ричарду, что ты в принципе можешь не поднимать руку, если не согласен, но если будешь это делать слишком часто, то тебя занесут в список неблагонадежных. Ричард понятия не имел, что это за список такой, но ему было несложно подчиниться. К тому же Ицхак сказал, что вовсе не желает оказаться в списке, и сам он чаще поднимает руку, чем нет.
Ричард поднимал руку каждый раз. Ему было глубоко наплевать на происходящее. Он не желал принимать в этом участие, не желал пытаться улучшить что-то, и ему было все равно, хорошо или плохо живут эти люди. Большинству, похоже, нравилось, что Орден управляет их жизнью, избавляя от бремени думать самим. В точности как в Андерите. Никки казалась удивленной и даже несколько разочарованной тем, что он всякий раз поднимает руку. Но не возражала и не задавала вопросов.
Ричард даже едва отдавал себе отчет, что поднимает руку. Он мысленно улыбался, вспоминая изумление Кэлен, восторг в ее зеленых глазах, когда она впервые увидела «Сильную духом». Ричард охотно вырезал бы для нее гору, лишь бы снова увидеть ее радость и восторг при виде чего-то, что ей нравится, чего-то для нее ценного и дорогого.
Заговорил очередной оратор, жалуясь на несправедливые условия труда и рассказывая, что он вынужден был уволиться, чтобы не позволять транспортной компании так эксплуатировать его. Это был тот самый тип, что уволился, предоставив Ричарду разгружать фургоны в одиночку. Ричард поднял руку вместе с остальными, разрешая выплатить этому хмырю полный шестимесячный оклад в виде компенсации.
После всех этих многочисленных голосований, перешептываний, записи всех решений здоровым членам ячейки было объявлено, что они должны внести справедливую лепту в помощь нуждающимся. Ричарду было сказано, что все, кто может, обязаны трудиться с полным усердием, дабы помогать тем, кто работать не в состоянии.
Когда назывались имена, люди поднимались и выслушивали, какую часть из зарплаты на следующей неделе у них забирают. Поскольку Ричард был новичком, его фамилию назвали последней. Он встал, глядя через дымный зал на людей в траченных молью пальто, сидящих за длинным столом, сконструированным из двух старых дверей. В одном конце сидел Ицхак, во всем поддерживая большинство. Сидевшие в президиуме женщины все еще перешептывались. Закончив переговоры, они что-то прошептали председателю. Тот кивнул.
– Ричард Сайфер, принимая во внимание, что ты новенький, тебе еще предстоит восполнить свой долг перед рабочей ячейкой. Твоя зарплата за следующую неделю целиком идет на помощь нуждающимся.
Ричард какое-то мгновение тупо глядел на него.
– Но... что я буду есть? И как платить за жилье?
Сидящие в зале хмуро повернулись к нему. Председатель хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.
– Ты должен благодарить Создателя за отличное здоровье, позволяющее тебе работать, молодой человек. А сейчас тут есть те, кому не так повезло в жизни, как тебе, те, чья нужда куда больше твоей. Помощь страждущим и нуждающимся важней эгоистичного личного обогащения.
Ричард вздохнул. Да какое все это имеет, в сущности, значение? В конце концов, ему ведь везет в жизни.
– Да, сударь. Я понял, что вы имеет в виду. Я с радостью отдаю мою зарплату нуждающимся.
Как же он жалел, что Никки пустила по ветру их деньги!
– Ну, – сказал он, когда они вышли наконец на свежий воздух, – полагаю, мы можем стребовать с управляющего квартплату назад. Мы можем и дальше жить там, где жили, пока я не заработаю и не скоплю немного денег.
– Квартплата возврату не подлежит, – сообщила Никки. – Управляющий поймет нашу проблему и позволит нам жить в долг, пока мы не сможем начать его гасить. На следующем собрании тебе нужно лишь встать и объяснить ревизионной комиссии свои трудности. Если ты все правильно изложишь, они окажут тебе вспомоществование для выплаты квартплаты.
Ричард иссяк. Ему казалось, что все это – какой-то дурацкий сон.
– Вспомоществование? Да это моя зарплата! За работу, что я выполняю!
– Это эгоистичный взгляд на вещи, Ричард. Работа – это милость со стороны рабочей ячейки, компании и Ордена.
Ричард слишком устал, чтобы спорить. К тому же вовсе не ожидал никакой справедливости хоть в чем-то, что делалось во имя Ордена. Ему хотелось лишь добраться до их нового жилья и упасть спать.
Когда они открыли дверь, один из тех трех юнцов рылся в сумке Никки. Держа в одной руке ее нижнее белье, он ухмыльнулся, глядя на вошедших через плечо.
– Так-так, – протянул он, поднимаясь. Рубашки на нем по-прежнему не было. – Похоже, две мокрые крысы нашли-таки нору для жилья.
Его похотливый взгляд скользил по Никки. На лицо ей он даже не смотрел.
Никки сперва выхватила у него сумку, потом свои вещи. И принялась запихивать их в сумку. Юнец наблюдал, продолжая ухмыляться. Ричард испугался, что она наплюет на узы с Кэлен и воспользуется своей силой, но Никки лишь разъяренно поглядела на нахала.
Комнатушка оказалась жалкой и обшарпанной. Низкий потолок просто давил. Когда-то он был побелен, но теперь потемнел от чада свечей и ламп, комната походила на пещеру. Освещала помещение одинокая свечка, горевшая на замызганной полочке у двери. В углу, у засиженной мухами стенки стоял перекосившийся шкаф. Одна дверца шкафа выломана. Единственное, на что можно сесть, кроме замызганного и ободранного соснового пола, – два деревянных стула подле стола у окна. Маленькие квадратики стекла на окне были все заляпаны пятнами краски всех цветов радуги. Через маленький выбитый треугольник Ричард видел серую стену соседнего здания.
– Как ты сюда попал? – рявкнула Никки.
– Универсальный ключ, – помахал он ключом, как королевским жезлом. – Мой папаша – управляющий. Я просто осматривал ваши шмотки на предмет подрывной литературы.
– А ты умеешь читать? – Никки просто сочилась ядом. – В жизни не поверю, пока своими глазами не увижу!
С физиономии юнца не сходила вызывающая ухмылка.
– Нам не нужны тут подрывные элементы. Это может подвергнуть опасности всех остальных. Мой отец обязан сообщать о любой подозрительной деятельности.
Ричард шагнул в сторону, пропуская направившегося к двери парня, но тут же перехватил его за руку, когда тот схватил свечку.
– Это наша свечка, – произнес Ричард.
– Да ну? С чего ты это взял?
Ричард сжал крепче обнаженную мускулистую руку парня. Глядя ему в глаза, он жестом показал:
– На ее основании вырезаны наши инициалы.
Парень машинально перевернул свечку, чтобы посмотреть. Горячий воск брызнул ему на руку. Взвыв, он выронил свечу.
– Ох ты! Беда какая! – спокойно проговорил Ричард. Наклонившись, он поднял свечу. – Надеюсь, с тобой все в порядке? Горячий воск в глаза ведь не попал, а? Жутко больно, когда горячий воск попадает в глаз.
– Да? – Юнец отбросил прямые темные волосы со лба. – А откуда ты знаешь?
– У себя на родине я как-то видел, как это случилось с одним бедолагой.
Ричард высунулся в коридор, где горела на полке еще одна свечка. И ногтем демонстративно нацарапал Р и С на основании свечи.
– Вот видишь? Мои инициалы.
Юнец даже не соизволил поглядеть.
– Угу, – буркнул он и рванулся к дверям.
Ричард вышел с ним вместе и зажег свечу от той, что горела в коридоре. Юнец, притормозив, высокомерно глянул на Ричарда.
– А как тот придурок ухитрился залить себе воском глаза? Он что, такой же тупой здоровенный облом вроде тебя?
– Да нет, – небрежно ответил Ричард. – Вовсе нет. Это был озабоченный юнец, по глупости позарившийся на чужую жену. И воск в глаза ему налил муж.
– Да ну? А почему этот тупоголовый козел попросту не закрыл их?
И тут Ричард впервые за все время одарил парня не сулящей ничего хорошего улыбкой.
– Да потому что ему сперва отрезали веки, чтобы он не мог закрыть глаз. Видишь ли, там, откуда я родом, с каждым, кто прикасается к женщине вопреки ее воле, обращаются не больно-то ласково.
– Да ну?
– Ага. И веки – не единственное, что отрезали тому молодцу.
Юнец снова отбросил волосы со лба.
– Ты что, мне угрожаешь, облом?
– Нет. Я не могу сделать тебе ничего хуже того, что ты уже делаешь себе сам.
– Это ты о чем?
– Ты никогда ничего в жизни не добьешься. Ты всегда будешь ничтожеством, грязью, что счищают с сапог. У тебя есть лишь одна жизнь, а ты ее растрачиваешь впустую. И это очень печально. Сомневаюсь, что ты имеешь хотя бы малейшее представление, что означает быть по-настоящему счастливым, совершить что-то действительно стоящее, чтобы можно было гордиться собой. Ты сам все это на себя навлек, и хуже этого ничего быть не может.
– Я не могу изменить свою жизнь.
– Нет, можешь. Ты сам строишь свою жизнь.
– Да ну? И как ты себе это представляешь?
– Посмотри, в каком свинарнике ты живешь, – обвел рукой Ричард. – Твой отец – управляющий. Почему бы тебе не проявить немного гордости и не привести в порядок это место?
– Так он ведь управляющий, а не хозяин. Хозяин был алчным сукиным сыном, сдирающим плату, которая многим была недоступна. Орден забрал этот дом себе. А хозяина за его преступления против народа замучили до смерти. Моему отцу дали работу управляющего. Мы просто присматриваем за этим домом, чтобы помогать таким дуракам вроде тебя, у кого нет жилья. У нас нет денег на ремонт дома.
– Денег? Разве нужны деньги, чтобы убрать весь этот мусор в коридоре? – указал Ричард.
– Не я его набросал.
– А погляди на эти стены. Чтобы их вымыть, деньги вовсе не нужны. А пол в этой комнате? Его не мыли лет десять как минимум.
– Эй, я ведь не уборщица!
– А ступени у подъезда? Кто-нибудь в один прекрасный день свернет себе шею. Может, даже ты сам или твой отец. Почему бы тебе для разнообразия не сделать что-нибудь полезное и починить их?
– Я же сказал, у нас нет денег на ремонт.
– А для этого деньги и не нужны. Ее нужно лишь перебрать и заменить прогнившие ступеньки. А их можно вырезать из валяющихся повсюду деревяшек.
Парень вытер ладони о штаны.
– Раз ты такой умный, так чего ж не починишь ступеньки?
– Отличная мысль. Я так и сделаю.
– Да ну? Я тебе не верю. – К парню снова вернулась наглость.
– Завтра, после работы, я починю ступеньки. Если придешь, то я научу тебя, как это делать.
– Может, и появлюсь, чтобы посмотреть на придурка, который будет чинить что-то, что ему даже не принадлежит, и чинить задаром к тому же.
– Вовсе не задаром. А потому, что я тоже хожу по этой лестнице, и чтобы дом, в котором я живу, выглядел поприличней. И мне не хочется, чтобы моя жена сломала себе ногу. Но если ты захочешь прийти и научиться, как чинить лестницу, то сперва наденешь рубашку из уважения к живущим в твоем доме женщинам.
– А если я приду посмотреть, но не стану напяливать рубашку, как какой-то старый пердун?
– Тогда у меня не найдется достаточно к тебе уважения, чтобы тратить время на то, чтобы учить тебя чинить ступеньки. И ты ничему не научишься.
– А если я не хочу ничему учиться?
– Ну, тогда, наоборот, я узнаю кое-что новое о тебе.
– Да за каким лешим мне вообще нужно учиться чинить какие-то дурацкие ступеньки? – закатил глаза парень.
– Вообще-то особой необходимости учиться чинить ступеньки у тебя нет, но если тебе не наплевать на себя самого, то тебе следовало бы хотеть чему-нибудь научиться. Даже самым простым вещам. Человек начинает гордиться собой, только если делает что-то полезное, пусть это всего лишь только починка нескольких ступенек.
– Да ну? Я и так горжусь собой.
– Ты запугиваешь людей и их страх ошибочно принимаешь за уважение. Никто не может дать тебе самоуважение, даже те, кому ты небезразличен. Самоуважение человек зарабатывает сам. А пока что ты умеешь только пыжиться и выставлять себя дураком.
– Это кого ты обозвал... – скрестил на груди руки парень.
Ричард ткнул парня пальцем в гладкую грудь, вынуждая отступить на шаг.
– У тебя всего одна жизнь. Шляться по улицам, оскорбляя прохожих и пугая людей, с твоей бандой – это все, что ты хочешь от жизни? Это все, на что ты хочешь растратить свою единственную жизнь? Каждый, кто чего-то хочет от жизни, хочет, чтобы его жизнь что-то значила, пожелал бы учиться. Завтра я починю эти ступеньки. И завтра мы узнаем, что ты собой представляешь.
Юнец снова с вызовом скрестил руки на груди.
– Да ну? Ну а может, я предпочту провести время с дружками?
– Именно поэтому-то твоя жизнь и зависит только от тебя, – пожал плечами Ричард. – Не могу сказать, что совершил что-то очень уж значительное в своей жизни, но я всегда сам делаю свой выбор. В данный момент я предпочитаю починить ступеньки и слегка привести в порядок место, где я живу, вместо того чтобы хныкать и ждать в надежде, что кто-то другой это сделает за меня. И горжусь тем, что умею делать это сам.
Починка лестницы не сделает тебя человеком, но придаст тебе немного самоуважения. Если хочешь, приводи с собой друзей, и я научу вас всех, как использовать ваши ножики на что-то более полезное, чем размахивание ими перед носом у прохожих.
– Мы ведь можем прийти тебя оборжать, облом.
– Ладно. Но если вы с корешами хотите научиться чему-то полезному, то лучше вам для начала показать мне, что хотите учиться, проявив уважение, и прийти в рубашках. Вот первый стоящий перед тобой выбор. Если сделаешь неправильный выбор, то в дальнейшем возможность выбирать у тебя станет еще более ограниченной. И меня зовут Ричард.
– Как я уже сказал, ты запросто можешь оказаться посмешищем. – Он скорчил рожу. – Ричард.
– Да смейся, если хочешь. Я знаю себе цену и мне нет необходимости доказывать что-либо тому, кто сам себе цену не знает. Если хочешь учиться, то знаешь, что тебе делать. А если еще хоть раз посмеешь угрожать мне ножом или, паче чаяния, моей жене, то тогда совершишь самую последнюю из многочисленных ошибок в своей жизни.
Парень предпочел проигнорировать угрозу и проговорил с еще большей бравадой.
– И кем же я могу стать? Очередным придурком вроде тебя, вкалывающим до седьмого пота на жадюгу Ицхака и его транспортную компанию?
– Как тебя зовут?
– Камиль.
– Что же, Камиль, я работаю за зарплату, чтобы содержать себя и мою жену. У меня есть кое-что ценное: я сам. Кто-то ценит меня достаточно, чтобы платить мне за мое умение и время. В данный момент, став грузчиком, я сделал очередной раз выбор. И я решил починить ступеньки, потому что таким образом улучшу свою жизнь. – Ричард сузил глаза. – И вообще, при чем тут Ицхак?
– Ицхак? Так он же владелец транспортной компании.
– Ицхак всего лишь старший грузчик.
– Ицхак когда-то жил здесь, до того, как Орден забрал дом себе. Мой отец его знал. Вообще-то говоря, ты спишь в его кабинете. И тогда эта транспортная компания принадлежала ему. Но он предпочел алчности путь просветления, когда ему предложили выбор. И согласился, чтобы городская рабочая ячейка помогла ему научиться стать достойным гражданином Ордена. И теперь он знает, что ничуть не лучше остальных. Даже меня.
Ричард оглянулся на стоящую посреди комнаты Никки, внимательно следившую за разговором. Он напрочь о ней забыл. Ему расхотелось дальше вести беседу.
– Завтра вечером я узнаю, придешь ты посмеяться или учиться. Это твоя жизнь, Камиль, и твой выбор.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:07 | Сообщение # 35

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава47
Солнце только что встало. Рассеянный свет проникал на склад через высокие окна. Завидев приближавшегося с очередным списком разгрузки Ицхака, Ричард спрыгнул с подставки, на которой сидел.
Ричард не видел старшего грузчика почти неделю.
– Ицхак? Ты в порядке? Где ты пропадал?
Крепыш торопливо подошел.
– И тебе привет.
– Ой, извини. Привет. Я беспокоился. Ты куда запропастился?
– Собрания, – скривился тот. – Вечные собрания. Сидел то в одной конторе, то в другой. Никакой работы, одни собрания по тому поводу или этому. Пришлось нанести визит разной публике, чтобы договориться об отгрузках необходимых людям товаров. Иногда мне кажется, что на самом деле никому не нужно, чтобы в город вообще поставляли какие-то товары. Для них было бы куда проще, если бы все получали деньги, но при этом не работали. Тогда им не придется подписывать бумажки и беспокоиться, что в один прекрасный день их могут призвать отчитаться за то, что они это сделали.
– Ицхак, это правда, что эта транспортная компания когда-то принадлежала тебе?
Тот аж задохнулся.
– Кто тебе это сказал?
– Так как? Эта компания действительно принадлежала тебе?
– Полагаю, до сих пор принадлежит, – пожал плечами Ицхак.
– Что произошло?
– Что произошло? Да ничего, кроме того, что я оказался сообразительным и догадался, что она требовала куда больше забот, чем мне нужно.
– Чем они тебе пригрозили?
Ицхак некоторое время пристально смотрел на Ричарда.
– Откуда ты? Что-то я не видал таких деревенских пареньков.
– Ты мне не ответил, – улыбнулся Ричард.
– Да зачем тебе это? – раздраженно отмахнулся крепыш. – Что было, то было. Человек должен реально смотреть на вещи и выбирать лучшее из того, что ему преподносит жизнь. Передо мной стоял выбор, и я его сделал. Реальность такова, какова она есть. А сожаления не накормят моих детей.
Ричарду вдруг показалось, что он ведет себя жестоко. И решил оставить тему.
– Я все понимаю, Ицхак. Правда, понимаю. Прости.
Крепыш снова дернул плечами.
– Теперь я тут работаю, как и все остальные. Это куда легче. Я должен подчиняться общим правилам, иначе потеряю работу, как и любой другой. Нынче все равны.
– Хвала Ордену. – Ицхак улыбнулся ерничанью Ричарда. Ричард протянул руку. – Давай список.
Старший грузчик протянул бумажку. Там было указано всего два адреса, а также количество, цена и качество.
– Что это? – поинтересовался Ричард.
– Нам нужно, чтобы с фургоном поехал грузчик, чтобы забрать железо и проследить за доставкой.
– Так что, я теперь работаю на фургонах, что ли? Почему? Мне казалось, я нужен тебе на складе.
Ицхак снял свою красную шляпу и почесал темные редеющие волосы.
– Нам поступили кое-какие... жалобы.
– На меня? Что я такого сделал? Ты же знаешь, что я хорошо работаю.
– Слишком хорошо. – Ицхак водрузил шляпу на место. – Мужики на складе говорят, что ты мелочный и загребущий. Их слова, не мои. Они говорят, что ты вынуждаешь их чувствовать себя ущербными, демонстрируя, какой ты молодой и сильный. Говорят, что ты смеешься над ними у них за спиной.
Многие из этих мужчин были помоложе Ричарда и достаточно сильными.
– Ицхак, да я никогда...
– Да знаю, знаю. Но им так кажется. Не усложняй себе жизнь. Важно то, что они думают, а не то, что есть на самом деле.
Ричард с досадой вздохнул.
– Но рабочая ячейка мне заявила, что я способен работать, тогда как многие не могут, и что я вроде как должен приложить все усилия на то, чтобы облегчить бремя этих несчастных, тех, у кого нет моих возможностей. Они сказали, что я потеряю эту работу, если не буду выкладываться полностью.
– Это узкая дорожка.
– И я переступил черту.
– Они хотят, чтобы тебя убрали.
– Значит, я уволен? – вздохнул Ричард.
– И да, и нет, – помахал рукой Ицхак. – Ты уволен со склада за некорректное поведение. Я уговорил комиссию дать тебе еще один шанс и перевести на фургоны. Там работы немного, потому что ты имеешь право только загружать их и разгружать по прибытии на место. Куда меньше шансов нарваться на неприятности.
– Спасибо, Ицхак, – кивнул Ричард.
Взгляд Ицхака забегал по сторонам, словно пытаясь спрятаться среди болванок, бочонков с древесным углем и груд железной руды, ожидавших отправки. Он почесал висок.
– Там меньше платят.
Ричард стряхнул со штанов и с рук металлическую и угольную пыль.
– А какая разница? Они все равно все у меня забирают и отдают другим. На самом деле вовсе не я теряю в зарплате, а другие недополучат моих денег.
Ицхак хихикнув, хлопнул Ричарда по плечу.
– Ты тут единственный, на кого я могу положиться, Ричард! Ты отличаешься от других. Я чувствую, что все, что я тебе говорю, никогда не уйдет дальше тебя.
– Я никогда бы так с тобой не поступил.
– Знаю. Поэтому и говорю тебе то, что никогда не сказал бы никому другому. Предполагается, что я должен быть как все и работать, как и все остальные, но также я должен обеспечивать работой. Они забрали мое предприятие, но хотят, чтобы я по-прежнему управлял им для них. Безумный мир.
– Ты и половины не знаешь, Ицхак. Так что там с этой погрузкой-разгрузкой фургонов? Что нужно сделать?
– Я задолжал поставку одному кузнецу за городом.
– Почему?
– Ему заказали инструменты, а у него нет металла. Многие ждут поставок. Большую часть этого барахла, – махнул он на болванки, – заказали еще прошлой осенью. Прошлой осенью! Уже весна на носу, а они только поступили! И все обещаны тем, кто заказал раньше.
– А почему такая задержка?
– Похоже, ты все же действительно невежественный деревенщина! – хлопнул себя по лбу Ицхак. – Где ты был все это время? Под камнем прятался? Нельзя получить что-то лишь потому, что тебе это нужно. Ты должен ждать своей очереди. Твой заказ должен быть одобрен ревизионной комиссией.
– Почему?
– Почему, почему, почему! Ты только это слово и знаешь?
Вздохнув, Ицхак пробормотал под нос что-то насчет того, что Создатель испытывает его терпение. И принялся объяснять Ричарду, шлепая пальцами одной руки по ладони другой.
– Потому что ты должен думать о других, вот почему. Должен принимать во внимание нужды других. Если я заберу на себя всю поставку металла, то какой шанс остается тем, кто хочет делать то же самое? Если я монополизирую весь бизнес, это несправедливо. Это лишит людей работы. Все, что есть, должно быть разделено. Наблюдательный комитет должен следить, чтобы все было поделено поровну на всех. Некоторые не могут выполнять заказы так быстро, как я, у них могут быть какие-то проблемы, недостаточно рабочих или у их рабочих какие-то проблемы, поэтому я должен ждать, пока они не справятся со своими сложностями.
– Но это ведь твое предприятие, почему ты не можешь...
– Почему, почему, почему! На-ка, возьми накладную. Мне вовсе не нужно, чтобы этот кузнец приперся сюда и снова на меня орал. У него неприятности из-за невыполненного заказа и ему нужен металл.
– А почему у него неприятности? Я думал, что все должны ждать своей очереди. Ицхак поднял бровь и понизил голос.
– Его заказчик – Убежище.
– Убежище? Это еще что такое?
– Убежище. – Ицхак развел руки, показывая что-то большое. – Так называется то, что строят для императора.
Название было Ричарду незнакомо. Именно на строительство нового императорского дворца и приезжали в Алтур-Ранг многочисленные рабочие. Он подозревал, что как раз поэтому Никки так стремилась приехать в этот город. Ей было зачем-то нужно, чтобы он тоже принял участие в осуществлении этого грандиозного проекта. Надо полагать, таково ее искаженное представление об иронии.
– Этот новый дворец будет огромным. – Ицхак снова взмахнул руками. – Много работы для многих людей. На строительство Убежища уйдут годы.
– Значит, если товар предназначен для Ордена, то лучше поскорее доставить необходимое. Я берусь.
Ицхак, улыбнувшись, отвесил глубокий поклон.
– Ну наконец-то ты начал понимать, господин Ричард-Почемучка! Кузнец работает напрямую на строителей дворца, которые подчиняются властям предержащим. И строителям нужны инструменты и всякая всячина. Они не желают слушать оправданий от какого-то ничтожного кузнеца. Кузнец тоже не желает выслушивать моих оправданий, только в отличие от него – подчиняющегося только дворцу – я вынужден подчиняться решениям ревизионной комиссии. Так что я между молотом и наковальней.
Ицхак замолчал, потому что пришел другой грузчик с какой-то бумажкой. Пока Ицхак читал ее, грузчик косился на Ричарда. Вздохнув, Ицхак отдал грузчику короткие распоряжения. Когда тот удалился, Ицхак снова обратился к Ричарду:
– Я могу доставлять только то, что мне разрешает ревизионная комиссия. В той бумажке, что я только что получил, приказ от комиссии придержать груз леса, предназначенного на шахты, потому что этот груз заказчику доставит другая компания, которой необходима работа. Понял? Я не могу вышвыривать из бизнеса других, поступая несправедливо и поставляя товара больше, чем они, иначе вляпаюсь в неприятности и меня заменят кем-то другим, кто не будет столь бесчестным в отношении конкурентов. Эх, это совсем не как в старые добрые денечки, когда я был еще молодым и глупым.
Ричард скрестил руки.
– Ты хочешь сказать, что если ты хорошо работаешь, то навлекаешь на себя неприятности? Как я?
– Хорошая работа! Да кто тут знает, что такое хорошая работа? Все работают вместе ради всеобщего блага. Вот что такое хорошая работа. Если ты помогаешь своим согражданам.
Ричард наблюдал, как во дворе двое загружают фургон углем.
– Ты ведь на самом деле не веришь во всю эту чушь, верно, Ицхак?
Ицхак испустил долгий мучительный вздох.
– Ричард, пожалуйста, загрузи фургон, когда приедешь на плавильню, затем поезжай с фургоном к Убежищу и разгрузи его у кузнеца. Пожалуйста. И не заболей в процессе, не сорви спину и пусть у тебя дети тоже не заболеют, ладно? Я не хочу снова видеть тут этого кузнеца, иначе сам отправлюсь купаться с болванкой на шее.
– Спина у меня в порядке, – расхохотался Ричард.
– Вот и хорошо. Я пришлю возницу. – Ицхак погрозил пальцем. – И не проси возницу помочь при загрузке или разгрузке. Нам вовсе ни к чему такого рода жалобы на следующем собрании. Мне пришлось упрашивать Йори не выдвигать жалобы после того, как имел глупость попросить его помочь разгрузить тогда сломавшийся фургон, в тот день, когда шел дождь. Когда ты помог мне перетаскать груз на склад. Помнишь?
– Помню.
– Пожалуйста, не связывайся с Йори. Не прикасайся к поводьям – это его работа. Будь хорошим парнем, ладно? Доставь кузнецу эти железяки, чтобы он больше меня не доставал.
– Ну конечно, Ицхак. Я не доставлю тебе неприятностей. Можешь быть уверен.
– Вот и молодец! – Ицхак пошел прочь, но тут же остановился. – И не забудь поклониться, если увидишь кого-нибудь из этих святош. Слышишь?
– Святош? Каких святош? И как я их узнаю?
– Коричневые балахоны с капюшоном. Ох, да узнаешь сразу! Не ошибешься. Если встретишь, то будь сама вежливость. Если тебя заподозрят в неподобающем отношении к Создателю или что-то в этом роде, то могут приказать пытать. Они – ученики брата Нарева.
– Брата Нарева?
– Верховного жреца Братства Ордена. – Ицхак нетерпеливо всплеснул рукой. – Я должен найти Йори. Пожалуйста, Ричард, сделай, как я прошу. Кузнец засунет меня в свою печь, если я сегодня не доставлю ему металл. Пожалуйста, Ричард, доставь ему груз! Пожалуйста!
Ричард улыбнулся, чтобы успокоить Ицхака.
– Даю слово, Ицхак. Кузнец получит свой металл.
Тяжело вздохнув, Ицхак умчался на поиски возницы.
Глава48
Лишь далеко за полдень они добрались до площадки, где строили Убежище. Ричард, сидевший рядом с Йори на козлах, при виде этого зрелища аж рот раскрыл от изумления. Сказать, что стройка была гигантской, – значило не сказать ничего. Он даже вообразить не мог, сколько же квадратных миль расчистили под эту стройку. Многотысячные бригады рабочих лопатами и кирками выравнивали землю, они казались с высоты холма полчищами снующих муравьев.
Йори сооружение совершенно не интересовало, и он, поплевывая, отвечал «наверное» на все вопросы Ричарда.
Работы пока еще велись в глубине котлована, и Ричард с высоты дороги видел контуры будущего строения. Было трудно представить, каким огромным оно будет. Видя возившихся там мошек, трудно было помнить, что это люди.
По размеру этот дворец не шел ни в какое сравнение со всем, что доводилось Ричарду видеть. Мили и мили земли и садов уходили вдаль. Вдоль подъездной дороги уже начали возводить фонтаны и прочие высокие сооружения. Из разнообразных кустов выстраивали лабиринты. Склоны холмов были усажены деревьями в точности по плану.
Убежище возводили фасадом к озеру, расположенному посреди будущего великолепного парка. Короткая сторона основного строения тянулась на добрую четверть мили вдоль реки. К берегу вели каменные ступени с аркадами, которые только-только начали возводить. Судя по всему, часть дворца будет возводиться на озере, и там построят причалы для прогулочных судов императора.
За рекой простиралась большая часть города. Впрочем, город продолжался и на том берегу, где строился дворец, но далеко от Убежища. Ричард представить не мог, сколько же снесли домов и переселили людей ради этой стройки. Этот дворец не задумывался как отдаленная императорская резиденция, а, наоборот, находился в самом центре Алтур-Ранга. Дороги мостили миллионами булыжников, чтобы многочисленные граждане Ордена могли прийти и полюбоваться величественным сооружением. Там уже за веревочными заграждениями толпились массы людей, наблюдавших за строительством.
Несмотря на нищету Древнего мира, все говорило о том, что этот величественный дворец будет непревзойденным по великолепию – настоящая жемчужина короны.
Огромными штабелями лежали камни самых разных сортов. Ричард видел, как их обтесывают до нужных размеров и форм. Тяжелый послеполуденный воздух звенел от отдаленного стука сотен молотков и резцов. Здесь имелся гранит и мрамор самых разных цветов и огромное количество известняка. Специальные строительные фургоны ждали своей очереди на разгрузку. Под тяжелые бревна, из которых были сделаны передние и задние оси, были брошены длинные каменные блоки. Для каменщиков выстроили хижины и большие открытые навесы, чтобы они могли работать, независимо от погоды. Древесина сложена штабелями под специально сделанными навесами, а то, что не поместилось, укрыли брезентом. По периметру стройки везде были накиданы небольшие горки материалов для раствора, похожие на муравьиные кучи. Это впечатление подчеркивалось еще и крошечными фигурками людей, снующих вокруг.
Кузня находилась в стороне от стройки, у дороги, в маленьком городке строителей. Строительный городок был довольно-таки большим, Ричард таких никогда не видел. Но, конечно, Ричард никогда прежде не видел и столь грандиозного строительства. Он видел великолепные дворцы, которые уже давно построены. И видеть самое начало такой стройки было откровением. От грандиозности всего этого голова шла кругом.
Йори опытной рукой заставил лошадей попятиться и поставил фургон прямо перед открытыми двойными дверями.
– Вот ты и на месте, – сообщил он. Довольно длинная речь для тощего возницы. Он достал ломоть хлеба и бурдюк с пивом, слез с фургона и пошел искать местечко дальше по холму, где смог бы сесть и наблюдать за стройкой, пока Ричард станет разгружать металл.
В кузне было темно и жарко, даже в переднем складском помещении. Как и во всех кузнях, стены рабочего помещения были покрыты сажей. Окон мало, и почти все чуть ли не под самой крышей и закрыты ставнями, поскольку в темноте легче определить состояние горячего металла.
Хотя кузня была построена недавно специально для работы на строительство дворца, выглядела она так, будто ей лет сто. Повсюду валялись в полном беспорядке всяческие инструменты. Кучи инструментов. Щипцы, плавильные тигли, циркули, угольники и всякие штуковины висели на стропилах, как некие огромные насекомые. Похоже, эти штуки использовали, чтобы скреплять части между собой. На низеньких стендах, словно сколоченных второпях, висели самые разные штампы с длинными ручками. На некоторых стендах висели шлифовальные круги. В гнездах по кромке некоторых столиков торчали сотни напильников и рашпилей. На других в полном беспорядке лежали молотки, причем самые разнообразные. Ричард и представления не имел, что их так много. Молотки все лежали рукоятками вверх – крышки были похожи на подушечки для булавок.
На полу ногу было некуда поставить. Тут стояли ящики, переполненные деталями, брусками, заклепками, клиньями, обрезками металла, крючьями, битыми тиглями, деревянными зажимами, ломами, кусочками олова, обрывками цепей, шкивами и тому подобным. И самые разные приспособления для наковален. Все это покрывал слой сажи, пыли и металлической пыльцы.
Возле наковален стояли большие широкие бадьи с водой. Кузнецы били молотами по раскаленному металлу, расплющивая его, выравнивая, склепывая и выковывая. Раскаленный металл шипел и дымился, когда его окунали в воду. Другие переворачивали щипцами заготовки, казавшиеся пойманными кусочками солнца. Кузнецы держали эти завораживающие кусочки и с помощью молота превращали в изделия.
В таком шуме Ричард едва мог собраться с мыслями.
Один работник раздувал огромные кузнечные мехи, налегая на них всем своим весом. Под давлением воздуха огонь ревел. Повсюду, где только можно, стояли переполненные углем корзины. Какие-то странные металлические изделия и трубы были установлены в гнезда. К лавкам и подпоркам прислонены металлические обручи. Некоторые обручи предназначались для бочек, а те, что побольше, – для фургонных колес. Там и сям по всему помещению валялись тигли и молоты, где их в спешке побросали в борьбе с раскаленным металлом.
Короче, тут был полный кавардак.
В дверях стоял мужчина в кожаном переднике. Он держал в руках грифельную доску, исчерченную лабиринтом линий, и изучал здоровенную штуковину из металлических брусков, находившуюся в соседнем помещении. Ричард ждал, не желая ему мешать. Тот задумчиво постучал мелком по губе, затем стер линию на доске и нарисовал ее снова, чуть сдвинув места пересечения.
Ричард нахмурился, изучая чертеж. Почему-то изображенное на нем казалось смутно знакомым, хотя он никак не мог сообразить, что же это.
– Не вы ли старший кузнец? – спросил Ричард, когда мужчина оглянулся.
Брови его, казалось, застыли в вечно сердитом выражении. Волосы он стриг коротко – очень мудрое решение, когда работаешь вблизи огня и раскаленного добела металла, – что добавляло угрожающей суровости его облику. Среднего роста и жилистый, благодаря манере поведения он казался крупнее, чем на самом деле, и производил впечатление человека, вполне способного справиться с любыми возникающими проблемами. Судя по тому, как остальные работники поглядывали на него, они явно опасались этого человека.
Следуя внезапному импульсу, Ричард указал на только что проведенную мужчиной линию.
– Это неверно. То, что вы только что нарисовали, – неверно. Верх расположен правильно, но вот низ должен бы вот тут, а не там, где его обозначили вы.
Тот и бровью не повел.
– А ты знаешь, что это за штуковина?
– Ну, не совсем, но я...
– Так какого лешего ты смеешь указывать мне, где расположить эту опору?
Казалось, он готов сунуть Ричарда в печь и расплавить там.
– Ну, навскидку, я точно не скажу. Но что-то подсказывает мне, что...
– Лучше тебе оказаться тем парнем, что привез металл.
– Это я и есть, – ответил Ричард, радуясь возможности сменить тему, и сожалея, что не удержал язык за зубами. Но он ведь просто пытался помочь. – Куда...
– Где тебя носило весь день? Мне было сказано, что металл доставят прямо с самого утра. Чем ты занимался? Дрых до полудня?
– Нет, сударь. Мы сразу же отправились на литейный завод. Ицхак отправил меня туда еще на рассвете. Но там возникли проблемы, потому что...
– Меня это не интересует. Ты сказал, что привез металл. Уже и так достаточно поздно. Разгружай его.
Ричард огляделся по сторонам. Ни одного свободного клочка.
– И куда мне его разгружать?
Старший кузнец сердито оглядел заваленное помещение, будто ждал, что какие-нибудь кучи сами собой передвинутся в другое место. Но напрасно.
– Если бы ты приехал тогда, когда должен был, то разгрузил бы здесь, сразу за дверью склада. А теперь они приволокли эти здоровенные салазки, которые нужно сварить, так что придется тебе оттащить болванки в заднее помещение. В следующий раз вылезай из койки пораньше.
Ричард старался быть вежливым, но уже начинал терять терпение. Была охота получать выволочку из-за того, что у кузнеца день не задался!
– Ицхак ясно дал понять, что металл должен быть доставлен вам сегодня, и отправил меня проследить за этим. Я привез ваш металл. И что-то не вижу никого, кто еще смог бы доставить вам его так быстро.
Рука с грифельной доской опустилась. Впервые за все время кузнец внимательно посмотрел на Ричарда. Рабочие, кто слышал слова Ричарда, быстренько поспешили убраться подальше.
– Сколько металла ты привез?
– Пятьдесят болванок, восемьдесят фунтов.
Кузнец сердито вздохнул.
– Я заказывал сто. За каким лешим они послали с фургоном идиота, когда...
– Вы хотите послушать, как обстоят дела, или желаете поорать на кого-нибудь? Если желаете понапрасну сотрясать воздух, то валяйте, брань на вороту не виснет, но когда все же захотите узнать, как все обстоит в действительности, дайте знать, и я вам расскажу.
Кузнец некоторое время молча таращился на него, как бык на пчелу.
– Как тебя зовут?
– Ричард Сайфер.
– Ну, так как же все обстоит в действительности, Ричард Сайфер?
– Завод хотел выполнить заказ. У них склады завалены под завязку. Они не могут отгрузить металл. Они хотели выдать мне весь заказ, но приписанный к ним транспортный инспектор не позволил нам забрать все сто болванок, потому что другая транспортная компания должна получить свою равную долю груза, но у нее сломались фургоны.
– Значит, фургонам Ицхака не разрешено брать больше, чем положенная им честная доля, которая в данном случае равна пятидесяти болванкам, и не больше.
– Совершенно верно, – подтвердил Ричард. – По крайней мере до тех пор, пока другие транспортные компании не смогут тоже доставлять свою часть груза.
Кузнец кивнул.
– Завод спит и видит продать нужный мне металл, но я не могу заполучить его сюда. Мне не разрешено самому перевозить его, дабы не лишать транспортных рабочих вроде тебя работы.
– Что касается меня, – сказал Ричард, – то я смог бы привезти сегодня еще одну партию, но они сказали, что не могут выдать мне груз до следующей недели. Я бы посоветовал вам задействовать все транспортные компании, какие можно, на поставку вам груза. Таким образом у вас куда больше шансов получить необходимое.
Кузнец впервые улыбнулся. Его явно развеселила глупость подобного предложения.
– Думаешь, я сам до этого не додумался? Я сделал заказ во все компании, что есть. Но Ицхак – единственный дееспособный в данный момент. А у остальных проблемы с фургонами, лошадьми или рабочими.
– Что ж, я привез вам хотя бы пятьдесят болванок.
– Мне этого хватит от силы до конца дня и на завтрашнее утро. Сюда. – Кузнец повернулся. – Я покажу, куда сложить.
Он провел Ричарда по загруженной кузне, мимо рабочих и сваленных материалов. Они прошли по короткой галерее, оставив шум позади, и попали в тихое соседнее здание, соединенное с кузней галереей, но стоящее отдельно. Кузнец отвязал веревку и открыл ставень, прикрывающий окно на крыше.
В центр большого помещения полился свет, осветив большую глыбу мрамора. Ричард замер, уставившись на величественный камень.
Мрамор казался тут совершенно не к месту. В дальнем конце помещения находились высокие двери, через которые и втащили сюда на салазках этот монолит. Кроме мраморной глыбы, тут больше ничего не было. На покрытых черной сажей стенах висели разнообразные резцы и молоточки.
– Можешь сложить болванки тут, в сторонке. Только будь осторожен, когда станешь втаскивать их сюда.
Ричард моргнул. Он почти забыл о кузнеце. Ричард не сводил глаз с великолепного камня.
– Я буду осторожен, – ответил он, не глядя на кузнеца. – Камень я не поврежу.
Когда кузнец направился к выходу, Ричард спросил:
– Я вам представился. А как зовут вас?
– Касселла.
– И все?
– Нет. Господин. Не забывай об этом.
Ричард, улыбаясь, последовал за ним.
– Да, сударь, господин Касселла. Э-э... Можно спросить, что это?
Кузнец остановился и развернулся кругом. Он оглядел стоящий на свету кусок мрамора, как любимую женщину.
– Не твое дело, вот что это
Ричард кивнул.
– Я поинтересовался лишь потому, что этот камень просто чудесный. Раньше я видел лишь мраморные статуи или другие изделия из него.
Господин Касселла посмотрел, как Ричард взирает на камень.
– Тут, на стройке, мрамор повсюду. Тысячи тонн мрамора. А это лишь небольшой кусок. А теперь разгрузи мой ополовиненный заказ.
К тому времени, когда Ричард закончил разгрузку, он взмок так, что хоть выжимай, и вывозился не только в металлической пыли от болванок, но и покрылся копотью кузницы. Он спросил, нельзя ли сполоснуться в бочке с дождевой водой, где мылись кузнецы перед уходом домой, и получил добро.
Закончив мыться, Ричард обнаружил господина Касселлу наедине с грифельной доской в опустевшей мастерской. Кузнец вносил в чертеж исправления и писал сбоку цифры.
– Я закончил, господин Касселла. Сложил болванки в стороне, подальше от мрамора.
– Спасибо, – пробормотал тот.
– Позвольте спросить, сколько вам придется заплатить за эти пятьдесят болванок?
Взгляд кузнеца снова стал сердитым.
– А тебе что за дело?
– Судя по тому, что я слышал на литейном, мужик там надеялся выполнить весь заказ, чтобы получить 3,5 золотой марки. Следовательно, поскольку вы получили лишь половину заказа, вам придется заплатить 1,75 золотой марки за пятьдесят металлических болванок. Я прав?
Взгляд кузнеца посмурнел еще больше.
– Я же сказал, тебе какое дело?
Ричард сунул руки в задние карманы штанов.
– Ну, я просто думал, не захотите ли вы купить еще пятьдесят болванок за 1, 5 золотой марки.
– Значит, ты к тому же еще и вор.
– Нет, господин Касселла, я не вор.
– Тогда как ты собираешься продать мне болванки на четвертак дешевле, чем завод? Потихоньку льешь металл дома по ночам, господин Ричард Сайфер?
– Вы хотите меня выслушать или нет?
Кузнец раздраженно скривил рот.
– Говори.

– Литейщик был в ярости из-за того, что ему не позволили отгрузить вам весь заказ. У него больше металла, чем он в состоянии продать, потому что ему не позволяют транспортировать его, а во всех транспортных компаниях такой бардак, что они не показываются. Он сказал, что охотно продаст мне металл за меньшую цену.
– Почему?
– Ему нужны деньги. Он показал мне остывшие печи. Он задолжал заплату рабочим, ему нужны уголь, руда и ртуть, помимо всего прочего, но не хватает денег на закупку. Единственное, чего у него в избытке, – это готовый металл. Его бизнес задыхается, потому что он не может сбыть продукцию. Я спросил, по какой цене он согласился бы уступить мне металл, если ему не придется транспортировать его. Если я сам его заберу. Он ответил, если я приду затемно, он продаст мне пятьдесят болванок за 1,25 золотой марки. Если вы пожелаете купить их у меня за 1,5, то к утру я доставлю вам еще пятьдесят болванок, когда, как вы сказали, они вам понадобятся.
Кузнец вытаращился на Ричарда, как на вдруг ожившую у него на глазах и заговорившую металлическую болванку.
– Ты же знаешь, что я собираюсь платить 1,75, почему же предлагаешь за 1,5?
– Я хочу продать металл за меньшую стоимость, чем вам пришлось бы платить при посредничестве транспортной компании, – объяснил Ричард, – чтобы вы вместо этого купили металл у меня, и потому что мне нужно, чтобы вы сперва дали мне взаймы 1,25 марки, чтобы я мог купить болванки и доставить их вам. Завод продаст их мне только в том случае, если я сразу оплачу.
– А что помешает тебе попросту испариться с моими деньгами?
– Мое слово.
– Твое слово? – хохотнул кузнец. – Да я тебя знать не знаю!
– Я же сказал, мне зовут Ричард Сайфер. Ицхак до смерти вас боится, и он доверил мне привезти вам металл, чтобы вы не свернули ему шею.
Господин Касселла снова улыбнулся.
– Я вовсе не собирался свернуть Ицхаку шею. Этот мужик мне симпатичен. Он зажат в тиски. Но не вздумай ему передать мои слова. Мне нравится держать его в напряжении.
– Раз вы этого не хотите, – пожал плечами Ричард, – то я не скажу ему, что вы умеете улыбаться. Однако мне известно, что ваше положение еще хуже, чем у Ицхака. Вы должны поставлять продукцию Ордену, но при этом зависите от их методов.
Кузнец опять улыбнулся.
– Итак, Ричард Сайфер, так когда же ты будешь здесь со своим фургоном?
– У меня нет фургона. Но если вы согласитесь, я доставлю вам пятьдесят болванок прямо сюда, – Ричард ткнул на место во дворе, где Йори поставил фургон, – и сложу штабелем к рассвету.
Господин Касселла нахмурился.
– Раз у тебя нет фургона, то как ты собираешься доставить сюда болванки? Пешком?
– Совершенно верно.
– Ты в своем уме?
– У меня нет фургона, и я хочу заработать. Тут не так уж далеко. По моим прикидкам, я могу переносить по пять штук за ходку. Получается всего лишь десять ходок. К рассвету справлюсь. Я привык ходить пешком.
– Ну-ка, давай поподробней. Зачем тебе это надо? Только правду!
– Моя жена недоедает. Рабочая ячейка забирает почти всю мою зарплату, поскольку я могу работать, и отдает ее тем, кто не работает. Из-за того, что я трудоспособен, я стал рабом тех, кто работать не может или не хочет. Такой подход поощряет людей находить всяческие предлоги предоставлять другим заботиться о них. Мне очень не нравится быть рабом. И я прикинул, что смогу заключить с вами сделку, предложив более выгодную цену. Мы оба при этом выигрываем. Ценность за ценность.
– А если я соглашусь, то на что ты намерен потратить эти деньги? Поразвлечься малость? Пропить их?
– Мне нужны деньги, чтобы купить фургон и лошадей.
Кузнец нахмурился сильней.
– А для чего тебе фургон?
– Мне нужен фургон, чтобы доставлять вам металл, который вы станете у меня покупать, потому что я могу продавать вам его по более низкой цене и доставлять тогда, когда надо.
– Хочешь быть похороненным на небесах?
Ричард улыбнулся.
– Нет. Мне просто неожиданно пришло в голову, что император желает, чтобы дворец был построен. Насколько мне известно, у них на строительстве достаточно рабов – людей, которых они захватили. Но рабов недостаточно, чтобы делать все. Им нужны люди вроде вас и литейщиков.
Если власти Ордена хотят, чтобы работы продвигались, а не объяснять императору Джеганю, почему дело стоит, то предпочтут смотреть в другую сторону. И в этой вынужденной ситуации открывается ряд возможностей. Полагаю, мне придется подкупить кое-кого из чиновников, чтобы они занимались делами где-нибудь еще, когда я приезжаю за грузом, но я уже заложил это в цену. Я буду работать сам по себе, не создавая транспортной компании, так что они предпочтут считать это способом осуществления их нужд без необходимости отменять ими же наложенные уймы ограничений.
Вы получите металл по более низкой цене, чем сейчас, а я смогу вам его поставлять. Сейчас вы не можете получить необходимое даже по высокой цене. А так вы тоже будете изготавливать больше продукции. Мы оба получаемся в выигрыше.
Кузнец некоторое время размышлял, словно пытаясь найти слабое звено в предлагаемом Ричардом плане.
– Либо ты самый глупый из всех жуликов, что я видел, либо... Даже не знаю, кто. Но мне дышит в затылок брат Нарев, а это далеко не подарок. Совсем не подарок. Наверное, мне не стоит тебе этого говорить, но ты ведь знаешь, как меня боится Ицхак? Так вот, я пугаюсь в десять раз сильней, когда брат Нарев приходит поинтересоваться, почему изделия не готовы. Братья не желают ничего знать о моих проблемах, они просто хотят то, что им нужно.
– Я понимаю, господин Касселла.
Кузнец вздохнул.
– Ладно, Ричард Сайфер, полторы золотые марки за пятьдесят доставленных к завтрашнему рассвету болванок. Но сейчас я дам тебе лишь одну с четвертью. Еще четвертак получишь утром, когда металл будет здесь.
– Заметано. Кстати, а кто такой этот брат Нарев?
– Брат Нарев? Он верховный жрец...
– Кажется, кто-то поминает мое имя? – Голос был настолько низким, что едва не посыпались инструменты со стен.
Ричард с кузнецом, обернувшись, увидели приближавшегося к ним человека. Свободный балахон не скрывал могучего телосложения. В наступающей темноте глубокие морщины на его лице казались еще более выразительными. Из-под густых нависших бровей сверкали темные глаза. На лоб свисала прядь седеющих волос. Он походил на призрак, явившийся пугать этот мир.
Господин Касселла поклонился. Ричард последовал его примеру.
– Мы как раз обсуждали проблему, как получить достаточное количество металла, брат Нарев.
– Где мои новые резцы, кузнец?
– Мне еще...
– У меня там полно камня, и нет резцов для его обработки. Каменотесам нужны инструменты. Ты задерживаешь строительство моего дворца.
– Это Ричард Сайфер, брат Нарев, – указал кузнец на Ричарда. – Он как раз говорил мне, что, возможно, сможет доставить мне необходимый металл и...
Верховный жрец жестом приказал молчать.
– Ты можешь доставить кузнецу то, что ему нужно? – рявкнул брат Нарев на Ричарда.
– Это возможно.
– Так делай.
– Как прикажете, брат Нарев, – склонил голову Ричард.
Темная фигура повернулась к кузне.
– Показывай, кузнец.
Кузнец, судя по всему, знал, чего хочет верховный жрец, и последовал за ним, жестом пригласив Ричарда с собой. Ричард все понял: он не получит денег, пока кузнец не разберется с этой важной персоной, только что растворившейся в недрах кузни.
Когда кузнец, щелкнув пальцами, по пути указал на лампу, Ричард немедленно подхватил ее. С помощью длинной щепки, которую запалил на углях печи, он зажег фитиль лампы и держал ее перед братом Наревом и кузнецом, вставшими в дверях помещения, где на полу стояло непонятное сооружение из металлических брусьев.
Господин Касселла поднес доску ближе к свету. Брат Нарев поглядел на чертеж, затем на переплетение брусьев на полу, сравнивая их.
Ричарда мороз продрал по коже, когда он внезапно сообразил, что это за штуковина на полу.
Брат Нарев ткнул в чертеж, на ту линию, о которой Ричард сказал, что она не правильная.
– Эта линия неверная, – рыкнул брат Нарев.
– Но мне нужно стабилизировать тут массу, – провел кузнец пальцем над чертежом.
– Я велел тебе добавить скоб, а не предлагал разрушать основную схему. Можешь оставить верхушку суппорта там, где ты ее разместил, но низ должен быть прикреплен... вот тут.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:07 | Сообщение # 36

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Брат Нарев указал в ту же точку, что и Ричард. Господин Касселла почесал короткий ежик волос, исподволь метнув на Ричарда испепеляющий взгляд.
– Это получится, – согласился кузнец. – Будет непросто это сделать, но получится.
– Меня не интересует, просто это или нет, – угрожающе проговорил брат Нарев. – Я не хочу, чтобы в этой части было что-то закреплено.
– Да, сударь.
– Швов быть не должно, чтобы никаких выступов не было видно, когда ее покроют золотом. В первую очередь сделай вот это.
– Да, брат Нарев.
Верховный жрец повернулся к Ричарду и пристально посмотрел на него.
– Что-то в тебе такое... Я тебя знаю?
– Нет, брат Нарев. Я никогда не встречался с вами прежде. Я бы запомнил. Я имею в виду встречу с таким великим человеком, как вы. Я бы ни за что не забыл такой встречи.
Тот подозрительно оглядел Ричарда.
– Да, пожалуй, не забыл бы. Доставишь кузнецу металл.
– Я же сказал, что доставлю.
Когда длинный суровый мужчина уставился Ричарду в глаза, тот машинально потянулся к мечу, чтобы убедиться, что он легко выходит из ножен. Меча не было.
Брат Нарев открыл было рот, чтобы сказать что-то, но его внимание отвлекли двое вошедших в кузню молодых людей. Они были тоже в балахонах, как и верховный жрец.
– Брат Нарев, – позвал один из них.
– В чем дело, Нил?
– Привезли книгу, за которой вы посылали. Вы велели тут же сообщить вам.
Брат Нарев кивнул молодым ученикам, затем сурово поглядел на господина Касселлу с Ричардом.
– Чтобы все было сделано, – приказал он обоим. Ричард с кузнецом склонили головы, и верховный жрец покинул кузню.
Ощущение было такое, словно темная туча только что скрылась за горизонтом.
– Пошли, – сказал господин Касселла, – я дам тебе золото.
Ричард проследовал за ним в маленькую комнатушку, где старший кузнец извлек сейф, прикованный массивной цепью к здоровенной скобе в полу под доской, служившей ему столом. Открыв сейф, он протянул Ричарду золотой.
– Виктор.
Ричард поднял взгляд и нахмурился.
– Что?
– Виктор. Ты спрашивал мое имя. – Он отсчитал серебро на четверть марки и положил на лежащую в ладони Ричарда золотую монету. – Виктор.
Глава49
Покончив с делами у Ицхака, Ричард, прежде чем отправиться за металлом для Виктора, поспешил домой. Он торопился не поужинать, а сообщить Никки, что ему нужно вернуться на работу. Она как-то раз недвусмысленно дала понять, что они муж и жена, и она косо посмотрит на его незапланированные исчезновения. Ричард должен оставаться в Алтур-Ранге и работать, как любой обычный человек.
Камиль с одним из своих друзей поджидал его. Оба облачились в рубашки.
Ричард остановился у ступенек и поглядел на обоих.
– Извини, Камиль, но мне нужно вернуться на работу...
– Значит, ты еще больший придурок, чем я думал, – берешь и ночную работу тоже. Тебе следовало бы просто перестать стараться. В жизни бесполезно пытаться что-то сделать. Ты должен просто принимать то, что жизнь тебе дает. Я так и знал, что ты отыщешь какой-нибудь предлог не делать то, что говорил. А я уж чуть было не подумал, что ты, возможно, отличаешься от...
– Я собирался сказать, что мне нужно вернуться на работу, поэтому нам придется заняться делом прямо сейчас.
Камиль скривил рот, как обычно выражал свое недовольство теми, кто старше и глупей его.
– Это Набби. Он тоже хочет поглядеть на твою дурацкую затею.
Ричард кивнул, не реагируя на наглое поведение Камиля.
– Рад познакомиться, Набби.
Третий парень злобно глядел из тени, отбрасываемой лестницей в коридоре. Он был самым здоровенным из троицы и рубашки не надел.
Чтобы разобрать ступеньки, Ричард воспользовался своим кинжалом и ржавым металлическим бруском, что нашел для него Камиль. Это было нетрудно – они готовы были рассыпаться сами по себе. Под наблюдением двоих юнцов Ричард очистил пазы. Поскольку они стерлись из-за того, что разболтались, он углубил их, показывая обоим, что делает, и объясняя, как обрезать концы, чтобы вошли в углубленные пазы. Ричард смотрел, как Набби с Камилем выстругивают клинья по изготовленному им образцу. Они были счастливы продемонстрировать ему свое умение работать ножами. Ричард же был счастлив, что это помогает побыстрей завершить работу.
Как только лестницу собрали, Набби с Камилем принялись носиться вверх-вниз по починенным ступенькам, судя по всему немало удивленные тем, что ступени не ходят ходуном под ногами, а крепко стоят, и довольные тем, что тоже приложили руку к их починке.
– Вы оба проделали отличную работу, – сказал им Ричард, потому что так оно и было. Парни не стали отвечать какой-нибудь дерзостью, а радостно заулыбались.
На ужин Ричард съел жидкое просо при тусклом свете горящего фитилька, плавающего в льняном масле. Запашок от этого жалкого освещения не способствовал аппетиту, к тому же в вареве было больше воды, чем проса. Никки сказала, что уже поела и больше не хочет. И предложила Ричарду доесть все.
Ричард не стал вдаваться в подробности насчет своей второй работы. Она ведь настаивала лишь на том, чтобы он работал. А уж чем он при этом занимается, значения для нее не имело. Она вела домашнее хозяйство, предоставляя Ричарду зарабатывать им на жизнь.
Никки вроде бы была довольна, что он познает на собственном горбу, как простому люду приходится вкалывать до седьмого пота лишь для того, чтобы худо-бедно сводить концы с концами. Обещание принести денег на еду вроде бы вызвало довольную искорку в ее глазах, но вслух она ничего не сказала. Ричард заметил, что черная ткань, когда-то плотно обтягивавшая ее пышный зад, теперь висит мешком. Локти и руки Никки стали костлявыми.
Когда он съел еще ложку варева, Никки небрежно заметила, что приходил управляющий, отец Камиля.
Ричард оторвался от еды.
– И что сказал?
– Что, раз у тебя есть работа, жилищный комитет постановил брать с нас дополнительную квартплату, чтобы помочь тем жильцам района, кто платить не в состоянии. Видишь, Ричард, как жизнь по законам Ордена воспитывает в людях внимание к другим, чтобы все мы вместе трудились во благо других?
Практически все, что не забирал рабочий комитет, отнимали местные жилищные комитеты или другие комитеты, и все для одной цели: улучшения жизни граждан Ордена. У Ричарда с Никки практически ничего не оставалось на еду. Одежда Ричарда с каждым днем все больше ветшала, но куда меньше, чем платья Никки.
Похоже, ее мало волновало повышение квартплаты. По крайней мере пищевые продукты были относительно дешевы. Когда имелись в наличии. Люди говорили, что это лишь благодаря милости Создателя и мудрости Ордена они вообще могут позволить себе купить хоть какое-то продовольствие. На складе Ицхака Ричард слышал разговоры, что можно купить много самой разнообразной еды, но за приличные деньги. У Ричарда таких денег не было.
Во время поездки с Йори в литейных цех и к кузнецу Ричард видел вдали роскошные дома. Там по улицам ходили хорошо одетые люди, иногда проезжали экипажи. Эти люди не пачкали ни своих рук, ни морального облика работой. Это были люди с высокими моральными принципами. Иначе говоря, чиновники Ордена, следившие за тем, чтобы те, кто обладает возможностями, жертвовали на дело Ордена.
– Самопожертвование – моральный долг всех людей, – вещала Никки в ответ на его зубовный скрежет. Ричард не совладал с собой.
– Самопожертвование – это мерзкое и бессмысленное самоубийство рабов.
Никки вытаращилась на него, словно он только что сказал, что материнское молоко – яд для новорожденного.
– Ричард, я действительно считаю, что это самая жестокая вещь из всего, что ты говорил.
– Жестоко говорить, что я не стану радостно жертвовать собой ради этого бандита Гейди? Или ради других неизвестных мне бандюков? Жестоко не жертвовать добровольно то, что принадлежит мне, всякой алчной твари, жаждущей даже ценой крови жертв обладать краденым, не заработанным добром?
Жертвовать собой ради чего-то дорогого, ради чьей-то дорогой для тебя жизни, ради свободы и свободы тех, кого уважаешь – как я пожертвовал собой ради жизни Кэлен, – вот единственная разумная причина для такой жертвы. Отречение от себя означает, что ты раб, который должен отдать самое ценное, что у тебя есть – жизнь, – любому наглому ворюге, который потребует ее.
Жертвовать собой – не что иное, как требование, навязываемое хозяином рабу. Поскольку к моей шее приставлен нож, то это вовсе не мне на пользу, что у меня отнимают то, что я зарабатываю своими руками и умом. Это на пользу лишь тому, кто держит нож, и тем, кто числом, а не разумом диктует, что хорошо, что плохо для всех, – тем, кто подхалимничает перед хозяином, чтобы иметь возможность подлизать каждую каплю крови, что он упустит.
Жизнь бесценна. Поэтому жертвы ради свободы оправданны. Потому что ты идешь на это ради самой жизни и возможности прожить ее, поскольку жизнь без свободы – не что иное, как медленная, неизбежная смерть, принесение себя в жертву во «благо» человечества. Причем это самое человечество включает в себя кого угодно, кроме тебя. Человечество – это всего лишь сборище индивидуумов. Почему чья-то жизнь должна быть более ценной, более важной, чем твоя собственная? Безрассудное принудительное самопожертвование – это бред.
Она смотрела не на него, а на танцующий в мисочке с маслом огонек.
– Ты ведь на самом деле так не считаешь, Ричард. Ты просто устал и сердишься, что тебе придется работать и даже ночью лишь для того, чтобы удержаться на плаву. Ты должен понимать, что те, кому ты помогаешь, находятся здесь, чтобы помогать обществу, включая тебя, окажись ты одним из отчаянно нуждающихся.
Ричард даже спорить не стал, а лишь сказал:
– Мне жаль тебя, Никки. Ты даже не знаешь цены своей собственной жизни. Самопожертвование для тебя – пустой звук.
– Это неправда, Ричард, – прошептала она. – Я иду на жертвы ради тебя... Я сэкономила это просо для тебя, чтобы у тебя были силы.
– Силы держаться на ногах, когда вся моя жизнь катится псу под хвост? Почему ты пожертвовала своим ужином, Никки?
– Потому что это правильно. Я это сделала во благо других.
Ричард кивнул, глядя на нее в упор при тусклом свете фитилька.
– Ты готова голодать ради других. Кого угодно. Как насчет этого мерзавца, – он ткнул пальцем за спину, – Гейди? Ты готова умереть с голоду, чтобы он мог есть? Это имело бы смысл, Никки, если бы эта жертва была ради кого-то для тебя дорогого, так ведь нет! Это самопожертвование ради каких-то бессмысленных серых идеалов Ордена.
Она не ответила. Ричард отодвинул к ней миску с остатками ужина.
– Мне не нужна твоя бессмысленная жертва.
Она целую вечность смотрела на миску с просом. Ричарду было ее жаль, жаль, что она не в состоянии понять. Он подумал о том, что может произойти с Кэлен, если Никки заболеет от недоедания.
– Ешь, Никки, – мягко проговорил он. Она наконец взяла ложку и подчинилась.
Закончив, Никки подняла на него свои голубые глаза, вечно ищущие чего-то такого, что он не мог научить ее видеть.
Она отодвинула миску на середину стола.
– Спасибо за ужин, Ричард.
– За что ты меня благодаришь? Я ведь раб, который должен жертвовать собой ради любого ничтожества, которое в чем-то там нуждается.
Ричард направился к двери. Взявшись за ручку, он повернулся.
– Мне надо идти, не то я потеряю работу.
Она кивнула. Ее огромные голубые глаза наполнились слезами.
Ричард нес по темным улицам первую партию из пяти болванок из литейного цеха в кузню Виктора. Из некоторых окон немногочисленные зрители недоуменно провожали взглядом человека, тащившего мимо них груз. Они моргали, не понимая, чем он, собственно, занят. А Ричард работал только на себя.
Согнувшись под тяжестью железок, Ричард твердил себе, что, перенося по пять болванок за раз, ему придется сделать всего лишь десять ходок. А чем меньше ходок, тем лучше. Он перенес пять штук во вторую ходку и в третью. Вернувшись в четвертый раз в литейный, он решил, что придется сделать дополнительную ходку, чтобы немного передохнуть, и несколько ходок переносил лишь по четыре болванки. Ричард уже потерял счет, сколько раз ходил туда-сюда по ночным улицам. В предпоследний раз он с трудом поднял всего три болванки. Оставалось еще три. Усилием воли он заставил себя в последнюю ходку перенести все три, совершая короткие переходы и немного отдыхая.
Последние три болванки он принес к кузне Виктора незадолго до рассвета. Плечи буквально отваливались. Ему надо было идти на работу, к Ицхаку, поэтому он не мог ждать прихода Виктора с оставшимся четвертаком.
Дневная работа казалась отдыхом по сравнению с ночной выматывающей отгрузкой металлических болванок. Йори открывал рот, только если к нему обращались, поэтому Ричард попросту залег в загруженный углем фургон и урывками немного поспал, пока фургон катил своей дорогой. Но при этом все же был доволен, что выполнил обещание.
Вернувшись домой после этого бесконечного дня, Ричард увидел стоящих на ступеньках Набби с Камилем. Оба в рубашках.
– Мы ждали, когда ты вернешься и закончишь работу, – сказал Камиль.
Ричард едва на ногах стоял.
– Какую работу?
– Ты сделал только парадную лестницу. Ты сказал, что собираешься починить лестницу. А эти ступеньки – лишь часть лестницы. Лестница черного хода вдвое длинней и в еще худшем состоянии, чем эти. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жена и другие живущие в этом доме женщины свернули себе шею, когда пойдут на задний двор к очагу или в туалет?
Так они себе представляли небольшую проверку. Ричард понимал, что упустит шанс, если оставит их вызов без ответа. Но он так устал, что с трудом соображал.
В дверях появилась голова Никки.
– Мне показалось, что я слышу твой голос. Иди ужинать. У меня есть для тебя суп.
– А чая нет?
Никки покосилась на облаченную в рубашки парочку.
– Могу приготовить. Пошли, я принесу чай, пока ты ешь.
– Принеси его на задний двор, пожалуйста, – попросил Ричард. – Я обещал починить лестницу.
– Сейчас?
– Еще пару часов будет светло. Я могу есть во время работы.
Камиль с Набби задавали больше вопросов, чем в предыдущий вечер. Пока Ричард с двумя парнями работали, третий юнец, Гейди, шлялся вокруг. Обнаженный по пояс Гейди подчеркнуто оглядел Никки с ног до головы, когда она принесла Ричарду чай и суп.
Закончив наконец работу, Ричард пошел в комнату, бывшую когда-то кабинетом Ицхака, а теперь ставшую их с Никки домом. Стянув рубашку, он сполоснул лицо водой из таза. Голова раскалывалась.
– Помой голову, – сказала Никки. – Ты жутко грязный. Мне не нужны тут вши.
Вместо того чтобы спорить, доказывая, что никаких вшей у него нет, Ричард окунул голову в таз и принялся мыть волосы куском жесткого мыла. Так было проще, чем вступать в дискуссию, иначе ему не скоро удастся поспать. Никки ненавидела вшей.
Надо полагать, следует радоваться, что в этом фальшивом браке ему досталась хотя бы чистоплотная жена. Никки содержала в чистоте комнату, постель и одежду Ричарда, несмотря на то что ей было трудно носить воду из колодца. Она никогда не возражала против работы, которую необходимо было выполнять, чтобы изображать жизнь обычных людей. Похоже, Никки хотела чего-то настолько сильно, что так хорошо вжилась в роль, и в отличие от Ричарда, никогда не забывавшего, что она сестра Тьмы и его поработительница, она сама об этом иногда забывала. Ричард снова макнул голову в таз и сполоснул волосы.
Пока вода стекала по подбородку и спине обратно в таз, он спросил:
– Кто такой брат Нарев?
Никки, сидевшая на своем тюфяке и чинившая вещи, застыла и подняла голову. Шитье вдруг показалось совершенно неуместным, словно эта пародия на семейную жизнь утратила для Никки свой шарм.
– Почему ты спросил?
– Да повстречался с ним сегодня у кузнеца.
– На стройке?
Ричард кивнул.
– Я отвозил туда металл.
Никки вернулась к шитью. Ричард наблюдал при неровном свете фитиля, как она ровными стежками пришивает заплатки на коленях его штанов. Через некоторое время она прекратила работу.
– Брат Нарев – верховный жрец Братства Ордена, древней секты, посвятившей себя претворению в жизнь воли Создателя в этом мире. Он – душа и сердце Ордена, их духовный вождь, фигурально выражаясь. Брат Нарев и его ученики ведут за собой праведных жителей Ордена путями вечного Света Создателя. Он – советник императора Джеганя.
Ричарда эта новость застала врасплох. Он не ожидал, что она так много знает об этом. Он насторожился.
– Какого рода советник?
Никки сделала очередной стежок, прошивая ткань длинной ниткой.
– Брат Нарев был педагогом Джеганя, его учителем, советником и ментором. Брат Нарев зажег огонь в душе Джеганя.
– Он волшебник, не так ли. – Это не было вопросом. Она подняла глаза от шитья. По ее глазам Ричард видел, что она прикидывает, говорить ему, или нет. Твердый взгляд Ричарда сказал ей, что он желает услышать всю правду.
– Ну, на уличном жаргоне его можно назвать и так.
– Что это значит?
– Обычные люди, мало разбирающиеся в магии, назвали бы его волшебником. Но, строго говоря, волшебником он не является.
– Тогда кто он? Строго говоря?
– Вообще-то он колдун.
Ричард лишь вытаращился на нее. Он всегда полагал, что волшебник и колдун – это одно и то же. Ричард сообразил, что вообще-то, если подумать, люди, разбирающиеся в магии, всегда называли обладающего волшебным даром – волшебником. Он ни разу не слышал, чтобы кто-то хотя бы упоминал о колдунах.
– Ты хочешь сказать, что он вроде тебя, колдуньи, только мужского рода?
Вопрос на мгновение ее поставил в тупик.
– Ну, полагаю, ты можешь видеть это в таком аспекте, но это не совсем верно. Если уж хочешь сравнить его с кем-то, то скорее у него больше общего с волшебником, поскольку оба – мужского пола. Но вообще-то это не важно.
Ричард стер с лица воду.
– Никки, пожалуйста. Я не спал всю ночь и валюсь с ног. Не усложняй, а? Просто объясни мне, что это значит.
Никки отложила работу в сторону и жестом предложила ему сесть с ней рядом, на свету. Ричард натянул рубашку. Зевнув, он уселся, поджав под себя ноги.
– Брат Нарев – колдун, – начала она. – Извини, но разницу не так просто объяснить. Это очень сложная штука. Я постараюсь объяснить как можно более понятно, но пойми, что я не могу слишком упрощать, иначе и намека на реальное положение вещей не останется.
Колдуны похожи на волшебников, но при этом отличаются от них. Ну, как вода и масло – и то, и другое – жидкости. И то, и другое текучее, и оба могут растворять вещи. Но они не смешиваются и растворяют разное. Так же не смешивается и магия волшебников и колдунов, и действуют они по-разному.
Что бы колдун ни противопоставлял волшебнику, и наоборот, что бы волшебник ни противопоставлял колдуну, это не сработает. Хотя и тот, и другой обладают магией, это разные аспекты магии. Они не смешиваются, магия каждого нейтрализует другую, превращая ее в... ничто.
– То есть как магия Ущерба противоположна магии Приращения?
– Нет. Хотя на первый взгляд это и правильный путь к пониманию, но совершенно неверное восприятие сути. – Никки подняла руки, будто собираясь начать с начала, но потом снова уронила их на колени. – Очень трудно объяснить эту разницу человеку вроде тебя, который практически не понимает, как действует его собственный волшебный дар. Тебе не хватает основных знаний. Нет таких слов, которые были бы одновременно и точны, и понятны для тебя. Это выше твоего понимания.
– Ну... Ты имеешь в виду, как волк и кугуар, хотя оба хищники, но при этом существа разного вида?
– Это чуть ближе.
– Как часто встречаются колдуны?
– Примерно так же часто, как сноходцы... – ответила она, многозначительно поглядев на него. – Или боевые чародеи.
Хотя Ричард и не мог понять, а она – объяснить, по какой-то причине эти сведения встревожили его.
– Так все же, что он делает иначе?
Никки вздохнула.
– Я не специалист и точно не уверена, но, по-моему, он в основном делает то же, что и волшебник, но только с уникальным магическим качеством колдуна. Спирт и пиво оба пьянят, но это напитки разного сорта и делаются из разных вещей.
– Один из них сильней.
– С колдунами и волшебниками это не так. Теперь понимаешь, почему такого рода сравнения не подходят? Сила волшебника и колдуна зависит от индивидуальности, а не от фундаментальной основы его магии.
Ричард, размышляя, поскреб затылок. Исходя из того факта, что оба могут пользоваться магией, он не мог найти разницы, имеющей маломальскую важность с практической точки зрения.
– А может он что-то такое, чего не может волшебник? – Он ждал. Казалось, она вовсе не размышляет над вопросом, а скорее прикидывает, отвечать или нет. – Никки, когда ты захватила меня, то обещала, что будешь правдиво отвечать мне на вопросы. Ты сказала, что тебе нет резона обманывать меня.
Она пристально поглядела ему в глаза, но затем все же отвела взгляд и убрала длинные светлые волосы с лица. Этот жест неожиданно и болезненно напомнил ему Кэлен.
– Возможно. Я думаю, он каким-то образом узнал, как воссоздать заклятие, окружавшее Дворец Пророков. Тысячи лет назад это особое заклинание создали волшебники, владевшие обеими сторонами магии. Мне думается, что одно из отличий колдунов от волшебников в том, что их сила не делится на два составляющих элемента, как у волшебников. Поэтому, хотя его магия действует иначе, он вполне мог узнать вполне достаточно, каким образом волшебники, в те времена владевшие, как и ты, обеими сторонами магии, смогли создать это заклятие вокруг Дворца Пророков, чтобы суметь воссоздать его своим собственным способом.
– Ты имеешь в виду заклятие, замедляющее старение? Ты думаешь, он может соткать такого рода паутину?
– Да. Джегань мне об этом поведал. Я в юности знала брата Нарева. Он уже тогда был взрослым мужчиной, мечтателем, проповедующим доктрины Ордена. Он глубокомысленно твердил о том, что желал бы прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как его видение Ордена дает всходы. Когда меня забрали во Дворец в Танимуру, мне кажется, именно это подало ему идею и он вскорости тоже приехал туда.
Сестры ничего о нем не знали. Они считали его всего лишь обычным слугой. Поскольку его дар отличен от дара волшебника, они не обнаружили его возможностей. Теперь я уверена, что он приехал туда специально изучить окружавшее Дворец заклятие, чтобы потом воспроизвести его в собственных целях.
– Почему он не штурмовал Дворец, не захватил его? Тогда он мог бы спокойненько использовать заклятие в своих целях?
– Возможно, что сначала он думал, что в один прекрасный день захватит Дворец для своих целей – вообще-то у императора Джеганя был именно такой план, – но также вполне возможно, что он с самого начала изучал заклятие, – потому что хотел не просто воспроизвести его, а усовершенствовать.
Ричард потер бровь, пытаясь хоть немного уменьшить головную боль.
– Ты хочешь сказать, что, возможно, сейчас он полагает, что сможет сплести вокруг Убежища – нового дворца императора – заклятие вроде того, что окружало Дворец Пророков, только лучше, чтобы старение замедлилось еще больше, чтобы он сам и им избранные могли прожить еще дольше?
– Да. Не забывай, возраст – вещь относительная. Для того, кто живет тысячу лет, все, что меньше века, кажется кратким мигом. Для того же, кто живет много тысяч лет, жизнь, которая длится всего лишь какую-то жалкую тысячу лет, покажется скоротечной.
Я подозреваю, что брат Нарев научился так замедлять старение, что может стать практически бессмертным. Джегань планировал захватить Дворец Пророков. Вполне вероятно, что в случае захвата Дворца брат Нарев собирался усовершенствовать заклятие так, чтобы оно отвечало его целям.
– Но я помешал их планам.
Никки кивнула.
– Как и все те, кто жил во Дворце, брат Нарев сейчас стареет, как любой нормальный человек. Как только ты оказываешься вне зоны действия заклятия, то тебе кажется, что ты сломя голову несешься к могиле. Сколько бы относительной молодости у брата Нарева ни осталось, он наверняка спит и видит сохранить ее вечно. Оставаться вечно относительно молодым имеет смысл. Оставаться же вечным стариком куда менее привлекательно. Из-за того, что ты уничтожил Дворец Пророков, где он мог бы спокойно и не торопясь воплощать в жизнь свой план, он был вынужден действовать быстрей, чем собирался.
Ричард плюхнулся спиной на матрас, положив руку на лоб.
– У него есть кузнец, который делает в металле специальную заготовку для этого заклятия. Кузнец представления не имеет, что именно делает. Эту заготовку потом должны покрыть золотом.
– Для чистоты. Скорее всего это лишь небольшая часть всего процесса. Вполне может оказаться даже, что эта позолоченная заготовка – всего лишь образец, по которому настоящую волшебную паутину создадут из чистого золота.
Ричард задумчиво прищурился.
– Если это образец, то тогда скорее всего Нарев собирается создать несколько таких паутин, чтобы они действовали совместно.
– Да, такая возможность тоже не исключена, – нахмурилась Никки.
– Изготовление такой штуки может навредить кузнецу?
– Нет. Это благотворное волшебство. Несмотря на то, для каких целей его творят, это заклинание благотворное. Оно замедляет старение, чтобы продлить жизнь.
– А что у брата Нарева за ученики?
– Молодые волшебники из Дворца Пророков.
Ричард не на шутку встревожился:
– Я был во Дворце Пророков. Они меня узнают.
– Нет. Они учились там, но последовали за братом Наревом еще до твоего приезда. Если они тебя и увидят, то узнать никак не смогут.
– Если они волшебники, разве они не смогут распознать, что я обладаю магией?
Никки презрительно улыбнулась.
– Они не настолько талантливы. По сравнению с тобой они – жалкие букашки.
Почему-то Ричарда этот комплимент не успокоил.
– А не узнают ли брат Нарев либо его ученички тебя?
Она снова стал серьезной.
– О, меня-то они узнают сразу.
– Похоже, брат Нарев силен. Не сможет ли он распознать, что я обладаю волшебным даром? Он так странно на меня смотрел. И спросил, не знает ли меня. Он что-то почуял.
– Почему ты подумал, что он волшебник?
Ричард, размышляя, вытащил из матраса торчащую соломинку.
– Вообще-то ничто этого не выдавало, но я это сильно подозревал, исходя из ряда мелочей: как он себя ведет, как смотрит на людей, как говорит. Да все в нем. Только после того, как я предположил, что Нарев – волшебник, я сообразил, что та штуковина, что кузнец для него делает, выглядит как какая-то магическая заготовка.
– Он начать подозревать, что ты маг, исходя из такого же рода вещей. Ты можешь определить мага?
– Да. Я научился узнавать свойственный им бездонный взгляд. И некоторым образом могу видеть ауру вокруг тех, в ком дар силен, у тебя, кстати говоря. Иногда вокруг тебя воздух трещит.
Никки зачарованно уставилась на него.
– Надо же! Никогда о таком не слышала. Должно быть, это как-то связано с тем, что ты владеешь обеими сторонами магии.
– Ты тоже. А ты разве не видишь?
– Нет, но я получила магию Ущерба иным способом.
Она отдала душу Владетелю подземного мира.
– Но у брата Нарева ты ничего подобного не видишь, верно? – Ричард покачал головой, и она продолжила объяснение:
– Это потому, как я уже объясняла, что вы обладаете разными аспектами магии. За исключением наблюдательности и способности рассуждать, с помощью волшебства ты не можешь определить наличие у него дара. Так и он с помощью колдовства не может распознать дар в тебе. Ваша магия не действует друг на дружку. Только твои логические способности позволили тебе распознать в нем мага.
Ричард сообразил, что Никки окольными путями говорит ему, что если он не хочет, чтобы Нарев распознал в нем чародея, ему следует быть поосторожней с этим типом.
Бывали времена, когда Ричарду казалось, что он понял ее игру.
Бывали времена, как вот сейчас, когда казалось, что все его представления о преследуемых ею целях рассыпаются в прах. Иногда ему почти казалось, что она высказывает ему свои убеждения не потому, что верит в них, а в отчаянной надежде получить повод в них не верить в надежде, что Ричард отыщет ее в каком-то потерянном, темном мире и покажет оттуда выход. Ричард мысленно вздохнул. Он ведь не единожды приводил ей свои доводы, что ее убеждения ложны, но вместо того чтобы поколебать, это ее в лучшем случае злило, а в худшем – укрепляло в ее убеждениях.
Ричард, хоть и вымотался начисто, лежал и сквозь ресницы наблюдал, как Никки, освещенная жалким плавающим в масле фитильком, склонилась над шитьем. Одна из самых могущественных женщин в мире казалась вполне довольной тем, что, сидя практически в темноте, латает ему штаны.
Никки случайно укололась. Поморщившись от боли, она потрясла рукой. Ричард, похолодев, вдруг вспомнил о волшебных узах между ней и Кэлен. Его возлюбленная тоже только что ощутила этот укол.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:09 | Сообщение # 37

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава50
Ричард взял протянутый Виктором белоснежный кусочек.
– Что это?
– Попробуй, – настойчиво махнул рукой Виктор. – Съешь. А потом расскажешь, понравилось или нет. Это с моей родины. На-ка, с красным луком еще вкусней.
Белый кусочек оказался нежным, плотным и обильно сдобренным солью и специями. Ричард издал животный стон и закатил глаза.
– Виктор, да ничего вкуснее в жизни не едал! Что это?
– Лярд.
Они сидели на пороге перед двойными дверями помещения, где стоял кусок мрамора, и смотрели, как рассвет освещает стройку, где уже начали возводить стены Убежища. Людей внизу пока было немного. Но вскоре рабочие начнут прибывать толпами, чтобы начать трудиться над возведением Убежища. Строительство шло безостановочно изо дня в день, в ясную погоду и в дождь. Весна уже было на носу, и хорошая погода стояла чуть ли не каждый день, лишь изредка во второй половине дня шел дождь, но не сильный и не холодный. Так, вполне приятный освежающий дождичек, к тому же смывающий с тебя грязь.
Если бы не постоянные думы о Кэлен, не тревожные мысли о войне далеко на севере, не ненавистное состояние пленника, не вкалывающие на стройке рабы, не угнетение людей, исчезновения и пытки и жестокая и репрессивная политика Ордена в Алтур-Ранге, весна могла бы показаться Ричарду очень даже радостной.
К тому же с каждым днем он все больше волновался о том, что Кэлен вскоре сможет покинуть их домик в горах. Он до смерти боялся, что она примет участие в этой войне, которая скоро разгорится во всю мощь.
Откусив кусочек мягкого лука, Ричард снова принялся за лярд. И опять застонал от удовольствия.
– Виктор, я никогда ничего подобного не пробовал. Что такое лярд?
Виктор протянул ему еще кусок, который Ричард охотно взял. После долгой трудовой ночи этот сытный деликатес казался просто манной небесной.
Виктор указал ножом на котелок с белым содержимым.
– Лярд – это топленый кабаний жир.
– Этот котелок с твоей родины?
– Нет-нет, я сам его приготовил. Я ведь родом из мест далеко на юге отсюда, очень далеко. На берегу моря. Это там мы делаем лярд. Когда я приехал сюда, то стал делать его и здесь.
Я кладу топленый жир в чаны, которые сам вырезал из мрамора, такого же белого, как лярд. – Виктор во время беседы сильно жестикулировал, молотя по воздуху так же энергично, как бил молотом по металлу. – Жир помещают в чаны с солью грубого помола, розмарином и другими специями. Время от времени я помешиваю его в растворе. Жир, чтобы превратиться в лярд, должен год томиться в камне.
– Целый год?!
Виктор энергично закивал.
– Тот, что мы сейчас едим, я сделал прошлой весной. Мой отец научил меня делать лярд. Лярд делают только мужчины. Мой отец работал на каменоломне. Лярд придает силы, если долгими часами ворочать мраморные глыбы или махать киркой. Да и кузнецам лярд тоже помогает целый день работать молотом.
– Значит, там, где ты жил, есть каменоломни?
Виктор махнул могучей рукой в сторону возвышавшейся у них за спиной мраморной глыбы.
– Вот. Это каватурский мрамор, с моей родины. – Он указал на несколько складских площадок внизу. – Вон там, там и там тоже мрамор из Каватуры.
– Значит, ты оттуда? Из Каватуры?
Виктор, по-волчьи ухмыльнувшись, кивнул.
– Оттуда идет весь этот чудесный мрамор. Наш город получил название от мраморных каменоломен. В моей семье все резчики либо каменотесы. А я? Я закончил тем, что стал кузнецом, изготавливающим для них инструменты.
– Кузнецы тоже скульпторы.
Виктор рассмеялся.
– А ты? Откуда ты родом?
– Я? Издалека. В наших краях мрамора нет. Только гранит. – Ричард предпочел сменить тему, чтобы не погрязнуть во лжи. – Ну, так когда тебе понадобится еще эта особая сталь?
– Завтра. Сможешь?
Необходимую Виктору сталь варили довольно далеко отсюда, на сталелитейном заводе, расположенном неподалеку от углежогов. Сталеварам требовалось огромное количество угля для производства высококачественной стали. Руду доставляли на баржах с копей неподалеку. На то, чтобы съездить туда и обратно, уйдет почти вся ночь.
– Конечно. Я, пожалуй, скажу сегодня, что приболел, и посплю немного.
За последние несколько месяцев он стал ну просто очень болезненным. Что вполне соответствовало тому, как работают все прочие. Немного поработай, потом прикинься больным и скажи рабочей ячейке, что ты прихворнул. Некоторые подкрепляли свое заявление какой-нибудь историей, но в этом не было необходимости. Рабочая ячейка никогда не задавала вопросов.
Единственное, что Ричард пропускал крайне редко, так это собрания, где называли тех, кто неправильно себя вел. На собраниях часто звучали чьи-либо имена, но было куда больше шансов привлечь к себе внимание, пропуская эти собрания.
Названного зачастую потом арестовывали и давали возможность признаться. Нередко люди, чьи имена назвали на собрании в числе тех, кто ведет себя неудовлетворительно, кончали и с собой.
– Один из учеников брата Нарева, Нил, приходил вчера с новыми распоряжениями, – несколько напряженно проговорил Виктор. – Того, что ты мне привез, хватит на сегодня, но к завтрашнему дню мне кровь из носу понадобится эта сталь.
– Ты ее получишь.
– Уверен?
– Виктор, я тебя хотя бы раз подводил?
Физиономия Виктора расплылась в беспомощной улыбке. Он передал Ричарду еще кусочек лярда.
– Нет, Ричард, никогда. Ни разу. Я уже потерял всякую надежду еще хотя бы раз повстречать человека, который бы держал свое слово.
– Ну ладно, мне, пожалуй, пора двигаться, чтобы заняться лошадьми. У них была трудная ночка, а мне нужно, чтобы они отдохнули перед сегодняшней. Сколько стали тебе нужно?
– Двести. Половину квадратных, половину круглых.
Ричард изобразил болезненный стон.
– Ты либо превратишь меня в богатыря, либо прикончишь, Виктор!
Виктор согласно улыбнулся.
– Возьмешь золото?
– Нет. Заплатишь, когда привезу.
Ричард уже не нуждался в предоплате. Он приобрел тяжелый фургон и сильных лошадей. Он платил Ицхаку за их содержание на конюшне транспортной компании, где они стояли вместе с лошадьми компании. Ицхак помог Ричарду все устроить. Он отлично знал чиновников, живших в тех великолепных домах. Те никак не могли бы позволить себе эти дома на одну зарплату чиновников Ордена.
– Ты поосторожней с Нилом, – сказал Ричард.
– Это почему?
– По какой-то причине он считает, что я нуждаюсь в нравоучениях. Он действительно верит, что Орден – спаситель человечества. Он ставит благополучие Ордена выше благополучия человечества.
Виктор, поднимаясь, вздохнул и поправил свой кожаный передник.
– Я тоже о нем такого же мнения.
Они прошли в дом, когда солнце только-только осветило стоящий в комнате мрамор. Ричард коснулся холодного камня, как делал всегда, когда проходил мимо. Мрамор казался живым. Живым и могучим.
– Виктор, я как-то уже спрашивал у тебя, что это. Может, теперь все же расскажешь?
Кузнец остановился и оглядел стоящий перед ним белый камень. Потом легонько коснулся его, нежно проведя пальцами по поверхности.
– Это моя статуя.
– Какая статуя?
– Та, что я хочу однажды создать. В моей семье много скульпторов. И сколько я себя помню, мне всегда тоже хотелось ваять. Я хотел стать великим скульптором. Создавать великие творения.
Но вместо этого мне пришлось идти в подмастерья к кузнецу на каменоломне. Нужно было содержать семью. Я ведь старший сын. Мой отец с кузнецом были друзьями, и отец попросил его взять меня к себе... Он не хотел, чтобы еще один сын погиб на каменоломне. Это ведь опасное и трудное дело – вырезать мраморные глыбы из горы.
– А ты уже занимался резьбой? Ну, по дереву, к примеру?
Виктор, не отрывая глаз от мрамора, покачал головой.
– Я хотел работать только с камнем. Я купил этот мрамор на сэкономленные деньги. Он мой. Мало кто может сказать, что ему принадлежит часть горы. Тем более такая чистая и красивая, как эта.
Ричард отлично понимал его чувства.
– Так что же ты хочешь изваять из него, Виктор?
Тот прищурился, словно хотел проникнуть в самую суть камня.
– Не знаю. Говорят, что камень сам тебе скажет, что ты должен из него сделать.
– И ты в это веришь?
Виктор рассмеялся густым смехом.
– Да нет, не очень! Но штука в том, что это действительно прекрасный кусок мрамора. Нет лучше материала для статуй, чем мрамор из Каватуры, и очень немногие куски каватурского мрамора обладают такими чудесным качеством, как этот. Я не вынесу, если из него сделают что-то страшное, как те статуи, что делают нынче.
– Когда-то, давным-давно, из такой красоты делали только красоту. Но теперь уже нет, – с горечью прошептал он. – Теперь человек должен изображаться искореженным, как нечто постыдное.
Ричард отвозил сделанные Виктором инструменты вниз, где работали скульпторы, и у него была возможность посмотреть вблизи на их творения. Внешнюю сторону стен должны были заполнить гигантские скульптурные композиции. Эти стены, окружающие дворец, тянулись на многие мили. А скульптуры, которые делали для Убежища, были таким же, какие Ричард уже видел повсюду в Древнем мире, но не имели себе равных по количеству. Весь дворец должен был стать эпическим изображением видения Орденом сущности жизни и искупления в другой, потусторонней жизни.
Фигуры, которые ваялись, были неестественными, с конечностями, которые ни при каких обстоятельствах не могли действовать. Те, что создавались в виде барельефов, были навечно запаяны в камень, из которого едва выглядывали. Позы изображали человека бессильным, бесплотным и ничтожным.
Мышцы, кости и плоть были собраны в кучу в виде чего-то бессильного и настолько непропорционального, что в них не было практически ничего человеческого. Выражение лиц невозмутимое, если статуи изображали добродетель, либо искаженное ужасом, болью и мукой, если отображали судьбу грешников. Добродетельные мужчины и женщины, согнутые непосильным трудом, всегда изображались смотрящими на мир с тупой покорностью.
По большей части было трудно отличить мужское изображение от женского, поскольку их земные тела, этот вечный источник стыда, прикрывали мешковатые одеяния вроде тех, что носили священники Ордена. Чтобы лучше отобразить учение Ордена, лишь грешники были обнажены, чтобы все могли лицезреть их мерзкие изъязвленные тела.
Статуи сии изображали человека беспомощным, обреченным из-за своего низкого интеллекта выносить тяжкое бремя своего существования.
Ричард подозревал, что большинство скульпторов боялись ареста и пыток, поэтому постоянно отвечали, что человека должно изображать принимающим свою мерзкую сущность, следовательно, способным получить вознаграждение только после смерти. Статуи должны были убеждать массы, что такова единственная награда, на которую человек может надеяться. Ричард знал, что кое-кто из ваятелей твердо верит этой белиберде. И всегда вел себя с ними крайне осторожно.
– Ах, Ричард, как бы мне хотелось, чтобы ты увидел красивые статуи вместо нынешнего убожества.
– Мне доводилось видеть прекрасные скульптуры, – мягко заверил кузнеца Ричард.
– Да? Я рад. Люди должны видеть красивые вещи, а не это... Это, – он махнул на возводимые стены Убежища, – это зло под маской добра.
– Значит, когда-нибудь ты изваяешь такую красоту?
– Не знаю, Ричард, – признался он наконец. – Орден отбирает все. Они говорят, что отдельная личность ничто и нужна лишь для того, чтобы трудиться на всеобщее благо. Они берут то, что может стать произведением искусства, криком души, и превращают в яд, превращают в смерть. – Виктор лукаво улыбнулся. – Так что при нынешнем раскладе я могу лишь наслаждаться той прекрасной статуей, что заключена в этом камне.
– Я понимаю, Виктор, правда, понимаю. И ты так ее описываешь, что я тоже ее вижу.
– Значит, мы оба будем любоваться моей статуей в таком виде, в каком она есть. К тому же видишь? – Виктор указал в основание камня. – В нем есть изъян. И идет по всему камню. Поэтому-то я и смог его приобрести – из-за изъяна. Если допустить ошибку при работе, то камень может просто рассыпаться. Я так и не додумался, как работать с этим камнем, чтобы использовать все преимущества его красоты, но при этом избежать трещину.
– Может быть, однажды тебя осенит, что сделать из этого камня, как создать из него благородное творение.
– Благородное. Ах, это будет нечто – самая возвышенная форма красоты. – Виктор покачал головой. – Но я не стану этого делать. Не стану до восстания.
– Восстания?
Виктор осторожно глянул на склон за дверью.
– Восстание. Оно грядет. Орден не может оставаться в силе – зло не может оставаться в силе. Вечно, во всяком случае. У меня на родине, когда я был молод, существовала и красота, и свобода. Но нас вынудили отдать жизнь и свободу, капля за каплей, делу справедливости для всех. Люди не понимали, чем обладают, и выпустили свободу из рук ради пустых обещаний лучшей жизни, жизни, где не надо прилагать усилий, стараться чего-то достичь, где нет производительного труда. Всегда найдется кто-то другой, кто будет все это делать, кто будет обеспечивать и сделает их жизнь легкой.
Когда-то наша страна была обильной. А теперь все, что произрастает, гниет, дожидаясь, пока комитеты решат, кому отдать, кто станет это перевозить и сколько это будет стоить. А народ тем временем голодает.
Мятежников – это те, кто недоволен Орденом – обвиняют в том, что это по их вине люди голодают, и все приходит в упадок, и все больше людей арестовывают и казнят. Мы – государство смерти. Орден вечно вещает о своей заботе о человечестве, но их политика не сеет ничего, кроме смерти. По пути сюда я видел тысячи и тысячи трупов, не считанных и не похороненных. Новый мир обвиняют во всех грехах, винят во всех неудачах, и молодежь, желая покарать угнетателя, идет на войну.
Однако многие начали понимать истинное положение вещей. Они и их дети – я и такие, как я – жаждут свободы, чтобы жить своей собственной жизнью, а не быть рабами Ордена и его царства смерти. У меня на родине неспокойно, да и здесь тоже. Грядет восстание.
– Неспокойно? Здесь? Что-то не замечал.
Виктор лукаво улыбнулся.
– Те, у кого восстание в душе, не показывают своих истинных чувств. Орден, вечно боящийся мятежа, пытками выбивает признание из арестованных по ложному обвинению. Каждый день происходит все больше и больше казней. Те, кто хочет перемен у лучшему, вовсе не намерены преждевременно становиться мишенями. В один прекрасный день, Ричард, начнется восстание.
– Не знаю, Виктор, – покачал головой Ричард. – Восстание требует решимости. Сомневаюсь, что такая решимость тут имеется.
– Ты видел людей, недовольных существующим положением вещей. Ицхак, те люди на сталелитейном, мои люди и я сам. Все, с кем ты имеешь дело, за исключением чиновников, которым ты суешь взятки, жаждут перемен. – Виктор поднял бровь. – Никто из них не жалуется в комитет или комиссию на твою деятельность. Ты можешь не захотеть иметь с этим ничего общего и имеешь на это право, но есть и такие, кто прислушивается к слухам о свободе с севера.
Ричард напрягся.
– Свободе с севера?
Виктор торжественно кивнул.
– Ходят слухи об избавителе: Ричарде Рале. Он возглавляет северян в борьбе за свободу. Говорят, что благодаря этому Ричарду Ралу мы восстанем.
Не будь это так трагично, Ричард расхохотался бы.
– А откуда ты знаешь, что этот самый Ричард достоин того, чтобы за ним идти?
Виктор уставился на Ричарда тем взглядом, какой тот запомнил еще с самой первой встречи.
– Человека можно оценить по тому, кто его враг. Ричарда Рала император, брат Нарев со ученики ненавидят так, как никого другого. Он тот самый. Это он несет факел революции.
Ричард смог выжать лишь виноватую улыбку.
– Он всего лишь человек, дружище. Не преклоняйся перед человеком, преклоняйся перед его делом.
На лице Виктора, полном эмоций и с горящим огнем свободы в глазах, снова появилась обычная волчья ухмылка.
– А, так ведь именно так сказал бы Ричард Рал. Поэтому-то он и есть тот самый.
Ричард посчитал за лучшее сменить тему. Он заметил, что уже становилось светло.
– Ладно, мне пора. Не сомневаюсь, ты придумаешь, что делать с камнем, Виктор. Оно само придет в нужное время.
Кузнец метнул на него деланно сердитый взгляд, но это был лишь бледный отблеск гневного взора.
– Я именно так всегда и считал.
Ричард почесал затылок.
– А ты хоть что-нибудь изваял, Виктор?
– Нет, ничего.
– А ты уверен, что умеешь ваять? Что у тебя есть способности?
Виктор постучал по виску, словно желая разубедить скептика.
– Вот тут у меня есть способности. Вот этим я вижу красоту. И для меня лишь это важно. Пусть я даже никогда не прикоснусь резцом к этому камню, я все равно всегда буду видеть заключенную в нем красоту, и этого Орден никогда не сможет отнять у меня.
Глава51
Никки прошла через двор, направляясь к веревке, где сохло белье. Она смахнула пот со лба. Лето еще не наступило, а уже такая жара. У нее ломило спину от утренней стирки и прочей домашней работы. Другие женщины весело сплетничали под теплым солнышком, то и дело хихикая над какой-нибудь забавной историей из семейной жизни. Казалось, все обитатели дома начали оживать вместе с весной.
Впрочем, Никки знала, что весна тут ни при чем.
И это ее здорово злило. Сколько она ни пыталась, никак не могла понять, почему у Ричарда все получается. Никки уже начала думать, что если утащить его в самую глубокую пещеру, какую только сможет отыскать, то солнечные лучи все равно сумеют пробиться в самую темную яму, чтобы осветить Ричарда. Можно подумать, что тут задействована какая-то магия, но она-то точно знала, что никакой магией Ричард не пользуется.
Задний двор, такой запущенный, заросший, грязный и заваленный кучами мусора и отбросов, теперь превратился в огород. Живущие в доме мужчины вечерами после работы очистили двор от грязи. Даже некоторые из тех, кто не работал, вышли вместе со всеми, чтобы помочь с расчисткой. А потом женщины вскопали землю и устроили огород. Так что теперь у них будут овощи. Овощи! И поговаривают о том, чтобы завести кур.
Раньше был один-единственный туалет в самом дальнем углу, переполненный и жутко грязный, а теперь у них две новые кабины в отличном состоянии. Больше не нужно подолгу дожидаться своей очереди, и не стало настойчивых просьб побыстрей освободить помещение и скандалов. Камиль с Набби помогли Ричарду сколотить кабинки из деревяшек, вытащенных из мусорных куч в собственном дворе или принесенных с других помоек.
Никки глазам своим не поверила, когда увидела, как Камиль и Набби – оба в рубашках – копают ямы для новых уборных. Все их сердечно благодарили, а парни сияли от гордости.
Очаг во дворе тоже привели в порядок, и теперь женщины могли ставить несколько горшков одновременно, и дров уходило значительно меньше. Ричард вместе с другими мужчинами сделали подставки для корыт, чтобы их женам не приходилось при стирке сгибаться в три погибели или стоять на коленях. Сделали они и простенький навес из обнаруженных в мусоре обрывков брезента, чтобы женщины не мокли под дождем, когда занимаются стиркой или готовкой.
Обитатели соседних домов, сперва весьма скептически относившиеся к такой активности, начали проявлять любопытство. Ричард, Камиль и Набби охотно объясняли, чем занимаются и что соседи тоже могут привести свои дома в порядок, и даже помогли им начать. Никки орала на Ричарда за то, что он тратит время на чужие дома. А он ответил, что именно она, Никки, все время ему твердила, что помогать другим – его долг. И Никки не нашла, что ответить. Во всяком случае, так, чтобы не выглядеть идиоткой.
Показывая людям, как можно улучшить свой быт, Ричард не читал лекций и не поучал. Он просто – и Никки совершенно не понимала, каким образом – ухитрялся заражать других своим энтузиазмом. Ричард не говорил людям, что им нужно делать, чтобы улучшить свой быт. Он приучал их думать самостоятельно и находить свои решения. И получилось так, что Ричарда полюбили все. И Никки оставалось только молча скрежетать зубами.
Никки сложила белье в плетеную корзину – Ричард научил женщин плести такие корзины. Никки вынуждена была признать, что плести корзины довольно просто, и в них удобней носить белье.
Она поднялась по ступенькам, теперь она не боялась свернуть себе шею на лестнице. Коридор сиял чистотой, полы помыты. Ричард где-то раздобыл ингредиенты для краски, и удалось покрасить стены. И смешивать краску, и красить – оказалось очень увлекательным занятием. Один из обитателей дома умел чинить крыши, и он залатал крышу так, чтобы она не протекала и стены снова не залило.
В коридоре Никки заметила Гейди. Он сидел на ступеньках, и был, как всегда, без рубашки. Он сосредоточенно строгал деревяшку, всем своим видом показывая, какой он опасный парень. Позже женщины поцокают языком и уберут стружки. Гейди, явно недовольный тем, что теперь его все ругают, уставился на Никки. Никки немного набрала вес, ему было на что пялиться.
Вторая работа Ричарда давала возможность покупать больше еды. Он приносил домой всякие вкусные вещи, по которым она тосковала многие месяцы, – кур, масло, приправы, бекон, сыр и яйца. Никки ни разу не удалось найти эти товары в городских лавках. Никки полагала, что во всех магазинах города продают одно и то же, но Ричард говорил, что, разъезжая с фургоном, он попадает в такие места, где ассортимент шире.
На нижних ступеньках сидели Камиль и Набби. Они заметили Никки через открытую дверь, вежливо встали и поклонились.
– Добрый вечер, госпожа Сайфер, – поздоровался Камиль.
– Помочь вам донести? – спросил Набби. Никки их вежливость не на шутку раздражала, поскольку она знала совершенно точно, что они искренни. Парни хорошо к ней относятся, потому что она жена Ричарда.
– Нет, спасибо. Я уже пришла.
Они придержали для нее двери и закрыли, когда она прошла в свою комнату.
Никки подумала, что Ричард, похоже, обзавелся персональной армией, каждый солдат которой всякий раз, завидев его, расплывается в улыбке. Они прямо из кожи вон лезут, чтобы понравиться Ричарду. Камиль с Набби, попроси он их, охотно бы взялись за стирку пеленок – только бы Ричард взял их с собой развозить ночью товары по всему Алтур-Рангу. Но Ричард брал их в эти поездки крайне редко, говоря, что может нажить неприятности, если кто-нибудь заявит в рабочий комитет. Парни не хотели, чтобы у Ричарда были неприятности и он потерял работу, поэтому терпеливо ждали тех редких случаев, когда он звал их с собой.
Комната тоже преобразилась. Потолок вымыли и побелили. Засиженные мухами стены отскребли и покрасили в цвет сомон. Этот цвет выбрала сама Никки, думая, что Ричард ни за что не сможет отыскать необходимые для этого оттенка редкие ингредиенты. И вот теперь стены, словно в насмешку над ней, были цвета сомон.
А однажды заявился мужичок с инструментами. Камиль сообщил, что его прислал Ричард, чтобы привести комнату в порядок. Говорил он на языке, который Никки не понимала. Он много жестикулировал, что-то лопотал и добродушно смеялся, словно Никки хотя бы немного понимала то, что он говорит. Он тыкал пальцами в стены и задавал вопросы. А Никки не имела ни малейшего представления, зачем он здесь, и что должен сделать.
Наконец она сообразила, что, возможно, он пришел починить колченогий стол. Никки постучала по крышке стола ладонью и показала, как он шатается. Мужчина кивнул, ухмыльнулся и залопотал. В итоге Никки предоставила ему разбираться самому и отправилась выстаивать очередь за хлебом. И простояла всю первую половину дня. А вторую – в очереди за просом.
Когда Никки наконец вернулась домой, этот непонятный человек уже ушел. В старое разбитое окно, не только закрашенное, но залитое краской так, что не открывалось, вставлено новое стекло. А в другой стене появилось еще одно окно. Оба окна открыты. Прохладный сквознячок продувал душную комнату.
Никки застыла посреди комнаты, ошарашено глядя в окно на соседний дом. Потом долго таращилась на окно в стене, где прежде никакого окна не было. Теперь была видна улица. Мимо проходила соседка, госпожа Ша-Рим. Она улыбнулась и помахала Никки рукой.
Поставив на пол корзину, Никки закрыла боковое окно, решив что комната достаточно проветрилась. И задернула занавески. Она решила, что следует повесить занавески и на первое окно. Ричард каким-то образом раздобыл ей немного ткани. Когда Никки сшила занавески, он сказал, что она молодец. И Никки вдруг обнаружила, что улыбается в точности, как каждый, кого хвалил Ричард.
Она приволокла Ричарда в самое паршивое место Древнего мира, в самый поганый дом, какой только смогла отыскать, а он в конечном итоге каким-то образом умудрился все улучшить. В точности следуя ее наставлениям, что в этом его долг.
Но она-то затевала совсем другое.
Она сама не понимала, что затевала.
Единственное, что Никки понимала – что живет только ради тех часов, когда Ричард рядом. Пусть она и знала, что он ее ненавидит и больше всего на свете хочет убраться от нее подальше и вернуться к своей Кэлен, Никки ничего не могла с собой поделать: когда он возвращался домой, ее сердце бешено колотилось. Ей иногда казалось, что через волшебные узы с Кэлен она чувствует тоску этой женщины по нему. И каждой частицей своего тела понимала тоску Кэлен.
Начало темнеть. Никки ждала. Жизнь начиналась только тогда, когда Ричард возвращался домой. На смену дневному свету пришел огонек лампы. Теперь у них имелась настоящая лампа, а не плавающий в льняном масле фитилек.
Дверь распахнулась. Ричард ступил на порог. Он разговаривал с Камилем, направлявшимся к себе домой, этажом выше. Было уже довольно поздно. Наконец, продолжая улыбаться, Ричард вошел в комнату и закрыл дверь. И улыбка тотчас испарилась, как всегда.
Он держал набитый мешок.
– Мне по дороге попался лук, морковь и немного свинины. Я подумал, что ты, возможно, захочешь приготовить жаркое.
Никки слабо махнула на просо, в очереди за которым провела полдня. В просо водились жучки и оно было старым. – Я купила проса. Думала сварить тебе суп. – Если хочешь, – пожал плечами Ричард. – Твой суп помог нам пережить довольно паршивые времена.
Никки на мгновение ощутила вспышку гордости, что он оценил ее старания.
Она закрыла окна. На улице было темно. Стоя спиной к окнам и не сводя с Ричарда глаз, она плотно задернула занавески.
Ричард стоял посреди комнаты и смотрел на нее. Он недоуменно нахмурился. Никки подошла ближе. Она отлично осознавала, как вздымается над корсажем черного платья ее открытая грудь. Гейди только что пялился на ее бюст. Она хотела, чтобы и Ричард так же смотрел на нее. Но Ричард смотрел только ей в глаза.
Ее пальцы впились в его мускулистые руки.
– Займись со мной любовью, – прошептала она. Он удивленно поднял брови.
– Что?
– Ричард, я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Сейчас.
Он целую вечность пристально глядел ей в глаза. В ушах Никки грохотала кровь. Каждая частичка ее существа вопила, умоляя его взять ее. Она трепетала в предвкушении.
И он заговорил. Голос его звучал совсем не грубо. Наоборот, очень ласково, но решительно.
– Нет.
Никки показалось, что мириады ледяных иголок вонзились ей в руки. Его отказ поразил ее. Ни разу в жизни ей не отказывал ни один мужчина.
Боль поразила ее в самое сердце, куда худшая, чем та, которую Джегань или кто другой когда-либо ей причиняли. Она-то думала...
Кровь прилила к лицу, холод мгновенно сменился жаром. Никки настежь распахнула дверь.
– Выйди в коридор и жди, – дрожащим голосом приказала она.
Он стоял посреди их комнаты, глядя Никки в глаза. Лампа отбрасывала тени на его лицо. Его плечи были такими широкими, а талия такой узкой... Ей отчаянно хотелось обвить эту талию руками. Никки хотелось завизжать. Но вместо этого она заговорила тихо, но властно.
– Ты выйдешь в коридор и подождешь, иначе...
Никки щелкнула пальцами.
Судя по выражению глаз, он понял, что она не блефует. Сейчас жизнь Кэлен висела на волоске, и если он не подчинится, то Никки, не колеблясь, оборвет этот волосок.
Не сводя с нее серых глаз, Ричард вышел в коридор. Надавив пальцем ему на грудь, она вынудила его отступить, пока он не уперся спиной в стену напротив их двери.
– Будешь ждать здесь, на этом самом месте, пока я не разрешу тебе двигаться. – Она скрипнула зубами. – Иначе Кэлен умрет. Все понял?
– Никки, ты ведь не такая. Подумай, что ты...
– Иначе Кэлен умрет. Понял?
Он вздохнул.
– Да.
Никки направилась к лестнице. На ступеньках сидел Гейди, не сводя с нее темных глаз. Поднявшись, он с наглым видом спустился к ней. Никки прикинула, что он неплохо сложен. Парень подошел почти вплотную, она ощущала жар его тела.
Никки посмотрела ему в глаза. Он был одного с ней роста.
– Я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом.
– Что?

– Мой муж недостаточно удовлетворяет мои потребности. Я хочу, чтобы это сделал ты.
Взгляд парня скользнул на Ричарда, и его физиономия расплылась в ухмылке. Он снова посмотрел на ее грудь, пожирая взглядом то, что было открыто взору.
Гейди был достаточно молод, нахален и глуп, чтобы считать себя неотразимым и думать, что его ребяческая кичливость настолько заводит ее, что она сходит с ума от похоти и жаждет заполучить его.
Одной рукой он привлек Никки к себе, а другой убрал в сторону ее волосы и узкими губами коснулся ее шеи. Когда его зубы скользнули по коже, Никки застонала, поощряя его быть грубым. Меньше всего на свете ей сейчас нужна нежность. Нежность не приносит искупления. Нежность не заставит душу Ричарда корчиться в мучениях. Нежность не причинит ему боли.
Гейди сжал ей ягодицы, притискивая к себе. Он похотливо потерся об нее. Никки тяжело задышала ему в ухо, чтобы придать ему уверенности в том, что он может полностью располагать ее телом.
– Скажи мне, почему.
– Меня тошнит от его телячьих нежностей, ласковых прикосновений и внимания. Совсем не это нужно настоящей женщине. Я хочу, чтобы он понял, что может настоящий мужчина. Я хочу того, чего он мне дать не может.
Она чуть не закричала он боли, когда он выкрутил ей сосок.
– Да ну?
– Да. Я хочу того, что настоящий мужчина вроде тебя может дать женщине.
Его грубые руки стиснули ей грудь. Никки изобразила стон. Гейди ухмыльнулся.
– С полным моим удовольствием.
Никки мутило от его улыбки.
– Нет, с моим, – покорно выдохнула она.
Бросив еще один ненавидящий взгляд на Ричарда, Гейди засунул руки ей под подол, желая удостовериться, что она не врет и действительно позволит делать с собой все, что ему заблагорассудится. Его рука скользнула по ее обнаженным бедрам. Никки покорно раздвинула ноги.
Пока он ее лапал, Никки держалась за его плечи. Гейди горделиво усмехнулся. Пальцы безжалостно лапали ее. У Никки на глаза навернулись слезы. Она задрожала и закусила губу – только бы не закричать. Ошибочно приняв ее всхлипы за похоть, Гейди стал еще активней.
Джегань и Кадар Кардиф – и многие другие – брали ее против воли. Но ни разу она не испытывала такого ощущения насилия над собой, как сейчас, стоя в коридоре и позволяя этой ухмыляющейся маленькой гадине делать с ней все, что угодно.
Никки перехватила руку парня.
– Гейди, ты что, боишься Ричарда? Или тебе не хватит мужества взять меня, пока он будет стоять тут, в коридоре, возле нашей двери, все слыша и понимая, что ты ублажаешь меня куда лучше, чем он?
– Боюсь? Его? – хрипло прорычал он. – Ты только скажи, когда.
– Прямо сейчас. Я хочу тебя прямо сейчас, Гейди.
– Так я и думал.
Никки усмехнулась, увидев, как у него глаза горят от похоти.
– Только скажи-ка сперва «пожалуйста», маленькая шлюшка.
– Пожалуйста. – Ей до смерти хотелось проломить его голову. – Пожалуйста, Гейди.
Держа ее за талию, Гейди высокомерно фыркнул, проходя мимо Ричарда. Никки рукой подтолкнула Гейди в комнату, и попросила чуток обождать. Ухмыльнувшись ей через плечо, он выполнил просьбу. Никки ожгла Ричарда взглядом.
– Мы связаны. Все, что происходит со мной, происходит и с ней. Надеюсь, ты не так глуп, верно? Ты ведь понимаешь, что если хоть на дюйм сдвинешься с места, я заставлю тебя жалеть об этом все оставшуюся жизнь. Клянусь, она умрет нынче же ночью, если ты не будешь стоять тут.
– Никки, пожалуйста, не делай этого. Ты ведь только себе сделаешь хуже.
Он говорил так ласково, с таким сочувствием. Она едва не кинулась ему на шею, умоляя остановить ее... Но его отказ все еще жег стыдом душу.
Обернувшись в дверях, она злобно ухмыльнулась Ричарду.
– Надеюсь, твоей Кэлен это понравится так же сильно, как мне. После сегодняшней ночи она больше никогда тебе не поверит.
Кэлен ахнула. Глаза ее распахнулись. В темноте она различала лишь смутные тени.
Ощущение, которое она не могла определить, не могла понять, обрушилось на нее. Это было что-то совершенно чуждое и в то же время обманчиво знакомое. Что-то постыдное и одновременно желанное. Это ощущение наполнило ее своего рода чувственным ужасом, плавно переходящим в постыдное удовольствие, смешанное с ощущением острой опасности.
Она чувствовала тень над собой.
Ощущения, которые она не могла ни понять, ни контролировать, нахлынули на нее, хотя она и пыталась с ними бороться. Все казалось нереальным. Кэлен снова ахнула от непонятного ощущения. Ее это смутило. Было больно, но в то же время она чувствовала, как в ней просыпается дикий чувственный голод.
Впечатление было такое, словно сейчас с ней Ричард, тут, в постели. Ей снова было так хорошо. Кэлен тяжело дышала. Во рту пересохло.
В объятиях Ричарда она всегда испытывала такое удовольствие от того, что никогда не наступает пресыщение, что всегда остается что-то неизведанное, не испробованное, не найденное. Кэлен всегда приводили в восторг мысли об этом бесконечном поиске недостижимого.
Она резко выдохнула. Теперь она снова ощущала себя участницей этой скачки.

Но того, что происходило сейчас, она и представить себе не могла. Кэлен вцепилась в простыни, рот открылся в беззвучном крике боли.
Это было что-то нечеловеческое, жуткое. Полная бессмыслица. Она снова ахнула, ее охватила паника. Кэлен застонала от ужаса происходящего – от намека на удовольствие во всем этом и от растерянности, что чуть ли не наслаждается ощущениями.
И тут на нее снизошло озарение. Она поняла значение происходящего.
На глаза навернулись слезы. Кэлен каталась по кровати, разрываясь между радостью от того, что чувствует Ричарда, и болью от понимания, что Никки сейчас тоже вот так его чувствует. Ее отбросило на спину.
Кэлен снова ахнула, глаза расширились, все тело напряглось, как струна.
Она вскрикнула от боли. Она корчилась и извивалась, прикрывая груди руками. От боли, которую она не могла ни понять, ни точно определить, слезы хлынули ручьем.
Она так скучала по Ричарду. Хотела его до боли.
На нее накатывали волны оглушающей боли, смешанной с неудовлетворенным желанием, превратившимся в отвращение. Она не могла отдышаться...
И вот все закончилось, Кэлен разрыдалась, власть над телом вернулась, но она слишком измучилась, чтобы двигаться. Она и ненавидела каждое мгновение происходившего, и горевала, что все закончилось, потому что в те мгновения наконец-то снова чувствовала Ричарда.
Кэлен радовалась, что вдруг так неожиданно снова почувствовала его, и испытывала ослепляющую ярость из-за того, что все это означало. Зажав простыню в кулаки, она безутешно плакала.
– Мать-Исповедница? – В палатку скользнула темная фигура. – Мать-Исповедница?
Это появилась Кара. Она зажгла на столе свечку. Свет казался ослепительно ярким. Кара посмотрела на Кэлен.
– Мать-Исповедница, с вами все в порядке?
Кэлен отрывисто вздохнула. Она лежала в своей кровати, запутавшись в покрывале.
Может быть, это всего лишь сон. Ей очень этого хотелось. Но Кэлен знала, что это не так.
Сев, Кэлен провела рукой по волосам.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:10 | Сообщение # 38

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

– Кара... – Это прозвучало, как задушенный всхлип. Опустившись на колени, Кара обхватила Кэлен за плечи.
– В чем дело?
Кэлен судорожно ловила воздух ртом.
– Что стряслось? Чем я могу помочь? Тебе больно? Ты заболела?
– Ох, Кара... Он был с Никки.
Кара немного отодвинулась, посмотрела с сочувствием.
– О чем ты говоришь? Кто был...
Она осеклась, сообразив, о чем идет речь.
Кэлен стала вырываться из рук Кары.
– Как он мог...
– Она наверняка вынудила его, – твердо отрезала Кара. – И он должен был подчиниться, чтобы сохранить тебе жизнь. Должно быть, она пригрозила ему.
Кэлен покачала головой.
– Нет, нет! Уж слишком он этим наслаждался. Он был как зверь. Меня он никогда так не брал. Никогда он не действовал... Ох, Кара, он запал на нее! Не мог больше устоять. Он...
Кара встряхнула Кэлен:
– Проснись! Да открой ты глаза! Мать-Исповедница, проснитесь! Ты спишь наполовину. Еще толком не проснулась.
Кэлен, моргнув, огляделась. Она все еще никак не могла отдышаться, но плакать перестала.
Кара права. Это действительно произошло, сомнений нет, но когда она спала, и во сне застало ее врасплох. И она неадекватно отреагировала.
– Ты права... – невнятно проговорила Кэлен, она охрипла от рыданий. Нос от слез так распух, что она могла дышать только ртом.
– Ну а теперь, – спокойно проговорила Кара, – расскажи, что стряслось.
Почувствовав, как заполыхало лицо, Кэлен пожалела, что горит свеча. Да как она может кому-либо рассказать? Жаль, что Кара услышала и примчалась.
– Ну, через узы, – Кэлен сглотнула, – я почувствовала, что... что... Ну, что Ричард занимается любовью с Никки. Кара скептически поморщилась.
– Ощущения были такими же, как... то есть я хочу сказать, ты уверена? Точно уверена, что это был он?
Кэлен почувствовала, что краснеет еще больше.
– Ну, пожалуй, не совсем. Не знаю. – Она натянула покрывало на грудь. – Я чувствовала... его зубы на мне. Он кусал...
Кара, почесав в затылке, отвела взгляд, не зная, как сформулировать вопрос. Кэлен избавила ее от мучений.
– Ричард никогда со мной так не обращался.
– О! Ну, значит, это был не Ричард.
– То есть как не Ричард? Это наверняка должен быть Ричард.
– С чего вдруг? Ричард что, захотел бы заниматься с Никки любовью?
– Кара... Она могла вынудить его. Угрозами.
– Как по-твоему, Никки – порядочный человек?
– Никки? – Нахмурилась Кэлен. – Ты что, рехнулась?
– Вот мы и приехали. Почему это обязательно должен быть Ричард? Никки могла запросто отыскать какого-нибудь мужичка. Симпатичного селянина. Вполне возможно, что именно так они и было.
– Правда? Ты так считаешь?
– Ты же сама сказала, что это было непохоже на Ричарда. То есть ты еще толком не проснулась... и была в шоке. Ты сказала, он никогда...
Кэлен отвела взгляд.
– Да, пожалуй. – Она снова посмотрела в тусклом свете на Морд-Сит. – Извини, Кара. Спасибо, что побыла со мной. Мне бы не хотелось, чтобы на твоем месте оказался Зедд или кто-то еще. Спасибо.
– Думаю, лучше оставить это между нами, – улыбнулась Кара.
Кэлен благодарно кивнула.
– Если бы Зедд начал задавать мне подробные вопросы, я бы со стыда умерла.
Тут Кэлен сообразила, что Кара завернулась в покрывало, а под ним ничего нет. На груди виднелось темное пятнышко. И еще пятнышки – но посветлей. Кэлен не раз видела Кару обнаженной и что-то не припоминала этих. Вообще-то говоря, не считая шрамов, тело Морд-Сит было на зависть совершенным.
– Кара, что это? – нахмурившись, указала Кэлен. Кара опустила глаза и поплотней запахнула покрывало.
– Это... э-э-э... просто синяк.
Любовный синяк. Оставленный мужскими губами.
– Бенджамин сейчас в твоей палатке?
Кара поднялась на ноги.
– Мать-Исповедница, вы еще толком не проснулись от сна. Засыпайте снова.
Кэлен улыбнулась, глядя вслед удалившейся Каре. Но улыбка исчезла, как только она снова улеглась. В спокойной тишине ее снова начали мучить сомнения.
Она обхватила груди ладонями. Соски болели и ныли. Чуть шевельнувшись, Кэлен поморщилась. Она только сейчас начала понимать, насколько сильно болит и где.
Она поверить не могла, что даже во сне часть этого... Она почувствовала, что снова покраснела. Ей вдруг стало чудовищно стыдно того, что она сделала.
Нет. Она ничего не сделала. Она просто чувствовала что-то через узы с Никки. Это не настоящее. На самом деле с ней ничего не произошло. Это было с Никки. Но Кэлен получила те же повреждения.
Как уже было не раз, Кэлен по-прежнему чувствовала связь с Никки через узы. Почему-то эта женщина вызывала неоднозначные чувства. То, что произошло, оставило какие-то отголоски печали. Кэлен чувствовала, что Никки отчаянно хочет... чего-то.
Кэлен коснулась рукой между ног и вздрогнула от боли. Она поднесла пальцы к свету. Они блестели от крови. Крови было много.
Несмотря на жгучую боль от внутренних разрывов, неловкость и некоторый стыд, Кэлен испытала огромное облегчение.
Теперь она знала наверняка: Кара права. Это был не Ричард.
Глава52
Энн рассматривала березовую рощу в тени больших скал, от которых это место и получило свое название. От белой с черными пятнами коры берез рябило в глазах – никак не разглядеть, что там творится. Пойти, заблудиться и попасть незваным не туда, куда нужно, было бы непоправимой фатальной ошибкой.
Она приходила сюда, к Целителям с Красных Скал, еще в далекой молодости. И дала себе обещание больше никогда сюда не возвращаться. И целителям она тоже это пообещала. Но с тех пор прошла почти тысяча лет, и Энн надеялась, что они об этом забыли.
Об этом месте знали немногие, и уж совсем мало кто сюда приходил. И не без причины.
Термин «целители» был несколько неподходящим и очень обманчивым определением для таких опасных существ – хотя и не совсем незаслуженным. Целители с Красных Скал не' занимались излечением людей, их интересовало только хорошее состояние вещей, имевших для них какое-то значение. А важны для них были очень странные вещи. По правде говоря, после стольких лет Энн удивилась бы, обнаружив, что целители все еще существуют.
И как бы Энн ни нуждалась в их помощи, она почти надеялась, что целители уже больше не заселяют Красные Скалы.
– Посети-и-итель... – прошелестел бесплотный голос – где-то у скал за рощей.
Энн стояла неподвижно. На лбу выступил холодный пот. Она не могла разобрать среди пестроты деревьев, что там такое шевелится. Да ей и не надо было видеть. Она слышала голос. Других таких голосов больше нет. Поборов волнение, Энн постаралась говорить спокойно.
– Да, я посетитель. Рада узнать, что вы здесь.
– Осталось нас лишь несколько, – ответил голос, эхом отражаясь от скал. – Ши-имы забрали остальных.
Именно этого-то Энн и боялась... и на это рассчитывала.
– Пытались, – продолжил голос, перемещаясь среди деревьев. – Не смогли изгнать ши-имов.
Интересно, а могут они вообще еще лечить и сколько еще протянут?
– При-ишла она для лечения? – Поинтересовался голос из глубины скал с другой стороны.
– Пришла, чтобы вы глянули, – ответила Энн, давая понять, что у нее тоже есть условия. Не все будет по-ихнему.
– Ес-сть цена, ты знаешь.
– Да, знаю, – кивнула Энн.
Она уже испробовала все. И ничего не помогло. У нее не осталось выбора, во всяком случае, на ум больше ничего не приходило. Она уже не была уверена, имеет ли вообще для нее значение, что произойдет, и выйдет ли она вообще из Леса у Красных Скал.
Она даже уже не была уверена, сделала ли она вообще хоть что-то хорошее за всю свою жизнь.
– Ну? – спросила она темную тишину.
Что-то мелькнуло среди деревьев, метнувшись в тень под скалой, словно приглашая ее пойти следом, в глубь горы. Потирая все еще болевшие после ожога пальцы, Энн пошла по тропинке и вскоре оказалась перед просветом между деревьями. А дальше – зев пещеры в скале.
Из темного провала за ней следили глаза.
– Войдет она внутрь, – прошипел голос. Энн, вздохнув, решительно сошла с тропинки и пошла в то достопамятное место, которое так и не смогла забыть, сколько бы ни старалась.
* * *
Волосы хлестали Кэлен по лицу. Пробираясь по лагерю, она зажала свою гриву в кулак. Над горами в восточной части долины бушевали грозы. Там сверкали молнии, грохотал гром и лили бесконечные дожди. Порывистый ветер качал деревья, жалобно скрипевшие под натиском стихии.
Обычно в лагере было довольно тихо – чтобы не выдавать своего местонахождения противнику. А сейчас в лагере был такой гвалт, что в ушах звенело. Кэлен встревожил даже не этот необычный шум. В лагере вообще творилось нечто странное.
Кэлен пробиралась сквозь беспорядочную суету лагеря, облаченная в алую кожу Кара отшвыривала солдат с пути Матери-Исповедницы. Кэлен даже не пыталась остановить Морд-Сит. По крайней мере вреда она никому не причиняла. Солдаты, завидев Кэлен в кожаных доспехах, с д'харианским мечом у бедра и торчащей над плечом рукояткой Меча Истины, убирались с ее пути и без помощи Кары.
Поблизости впрягали в фургон лошадей. Солдаты кричали и ругались. Лошади протестующе ржали. По лагерю носились солдаты, спеша доставить послания. Народ торопливо отскакивал в сторону, чтобы убраться с пути несущихся фургонов – из-под колес в разные стороны летела грязь. Длинная колонна копейщиков, по пять в ряд, уже была на марше, уходя в грозную тьму. За ними отправлялись лучники.
Дорожка к избушке была выложена камнями, чтобы не приходилось шлепать по грязи, но когда хуже грязи были тучи комаров, приходилось бегом бежать, чтобы они вконец не забрали. Дождь хлынул, едва Кэлен с Карой перешагнули порог избушки. В избушке находились Зедд, Эди, генерал Мейфферт с несколькими офицерами и Верна с Уорреном. Все толпились вокруг стола, на котором лежало штук шесть карт.
Обстановка в комнате была напряженной.
– Когда? – спросила Кэлен, даже не поздоровавшись.
– Только что, – ответил генерал Мейфферт. – Они свертывают лагерь. Но к атаке не готовятся – просто строятся в маршевые колонны, чтобы двигаться дальше.
– Кто-нибудь имеет представление, в какую сторону? – потерла бровь Кэлен.
Генерал переступил с ноги на ногу, выдавая свое раздражение.
– Разведчики сообщают, что, судя по всему, на север. Подробностей пока нет.
– Они не идут на нас?
– Ну, сменить направление они могут в любой момент или просто отправить сюда армию, но на данный момент, похоже, мы их не интересуем.
– Джеганю нет необходимости идти на нас, – заметил Уоррен. Кэлен он показался несколько бледным. Ничего удивительного. Надо полагать, все они сейчас имеют бледный вид. – Джегань отлично знает, что мы сами за ним потащимся. Так что даже не почешется, чтобы двинуться сюда на нас.
Кэлен не могла оспорить его логику.
– Раз он движется на север, то наверняка понимает, что мы не останемся здесь.
Император сменил тактику. Опять. Кэлен никогда не видела военачальника, подобного ему. У большинства военных есть излюбленные ходы. Выиграв одно сражение с помощью определенной тактики, они потом потерпят десятки поражений, придерживаясь той же тактики, полагая, что коли один раз получилось, то будет получаться и дальше. У некоторых просто не хватало мозгов. Этих было вообще легко просчитать. Их тактика была простой, как дважды два. Они попросту швыряли людей в атаку, как пушечное мясо, надеясь задавить противника числом. Другие были поумней, изобретая по ходу дела новые тактические ходы. Но эти, как правило, были слишком высокого о себе мнения и заканчивали жизнь на острие копья. Другие рабски следовали учебникам по тактике, считая войну некоей разновидностью игры, в которой каждая сторона обязана придерживаться определенных правил.
Джегань же был совсем другим. Он учился понимать противника. У него не было излюбленных ходов. После того как Кэлен нанесла ему урон быстрыми набегами на самый центр его лагеря, он перенял эту тактику и, вместо того чтобы обрушить на д'харианцев всю свою орду, ответил таким же набегом, и весьма успешно. Некоторых можно заставить раз за разом делать глупые ошибки. Джегань никогда не совершал одной и той же ошибки дважды. Он крепко держал в узде свою гордыню и снова менял тактику, не снисходя до того, чтобы доставить Кэлен удовольствие, кинувшись в контратаку.
Д'харианцам все еще удавалось трепать его. Им удалось уничтожить беспрецедентное количество имперцев. Имперский Орден – с далекого юга, а значит, непривычен и плохо подготовлен к суровым зимним условиям Нового мира. Более полумиллиона человек попросту замерзли. Еще несколько сотен тысяч умерли от лихорадки и болезней, вызванных тяжелыми полевыми условиями.
Одна лишь зима обошлась Джеганю почти в три четверти миллиона человек. Это было уму непостижимо.
У Кэлен на южных подступах к Срединным Землям было под командованием около трехсот тысяч. В обычных условиях такая армия могла сокрушить любого врага.
Непрерывно поступавшие из Древнего мира новобранцы не только восполнили потери, но и увеличили численность орды. Теперь численность армии Джеганя превышала два с половиной миллиона. И день ото дня увеличивалась.
Джегань всю зиму спокойно просидел на месте. В таких погодных условиях сражаться было просто невозможно. И он мудро пережидал холода. И когда весна пришла – он продолжал сидеть. Похоже, Джегань достаточно умен, чтобы понимать – ведение военных действий по весенней распутице смерти подобно. Можно потерять все фургоны с провиантом, если они засядут в грязи. Реки непреодолимы из-за паводка.
А потеря фургонов – эта медленная смерть от голода. Кавалерия на раскисшей почве бесполезна. Пехота, конечно, могла пойти в атаку, но без поддержки это скорее всего закончилось бы бессмысленной бойней, причем без особого выигрыша.
Джегань всю весеннюю распутицу пересидел на месте. Его миньоны не без пользы провели это время, распространяя слухи о Джегане Справедливом. Кэлен пришла в ярость, получив рапорт, через несколько недель после события о «мирных посланцах», появившихся в разных городах Срединных Земель с речами о том, что Орден объединяет весь мир во благо всего человечества. Они обещали мир и процветание, если города впустят Орден.
Теперь, когда наконец пришло лето, Джегань возобновил свою кампанию. Он планировал со своей ордой нанести визит в те города, в которых побывали его посланцы.
Дверь резко распахнулась. Это была Рикка. Морд-Сит выглядела так, словно не спала несколько суток.
Кара подошла к ней – на тот случай, если понадобится помощь, – но напрямую помощи не предложила. Морд-Сит терпеть не могли принимать помощь на глазах у посторонних.
Подойдя к столу, Рикка выложила два эйджила.
Кэлен на мгновение прикрыла глаза, затем посмотрела в горящие голубые глаза Рикки.
– Что случилось?
– Не знаю, Мать-Исповедница. Я нашла их головы, нанизанные на колья. Их эйджилы были привязаны внизу.
Кэлен сдержала гнев.
– Ну, Рикка, теперь ты довольна?
– Галина и Сольвейг умерли так, как любая Морд-Сит хотела бы умереть.
– Галина и Сольвейг умерли напрасно, Рикка. Уже после первой четверки мы знали, что это не сработает. Со сноходцем в мозгу маги неуязвимы для Морд-Сит.
– Это могло быть и что-то другое. Если бы мы могли захватить магов так, как их могут захватить Морд-Сит, то получили бы ценных пленников. Ради этого стоило рискнуть. Их маги могут одним мановением руки смести тысячи солдат.
– Мне понятно твое желание, Рикка. Однако одно только желание не делает это возможным. И у нас есть шесть мертвых Морд-Сит, подтверждающих реальное положение вещей. Нельзя разбрасываться жизнями лишь потому, что отказываешься принимать истину.
– И все же считаю...
– Нам тут предстоит решать важные вещи. У меня нет времени на твои домыслы. Я – Мать-Исповедница и жена Магистра Рала. Ты будешь делать то, что я приказываю, или уедешь отсюда. Ясно?
Рикка бросила взгляд на Кару. Но лицо Кары было совершенно бесстрастным. Рикка снова посмотрела на Кэлен:
– Я хочу остаться с вашим войском и выполнять мой долг.
– Отлично. А теперь пойди поешь, пока у тебя есть такая возможность. Ты нам нужна сильной.
Для Морд-Сит едва заметный кивок Рикки был равносилен воинскому салюту. Когда Рикка ушла, Кэлен, отмахнувшись от комаров, снова устремила взгляд на карту.
– Итак, – проговорила она, отодвигая эйджилы, – у кого какие предложения?
– По-моему, нужно наступать им на пятки, – высказался Зедд. – Совершенно очевидно, что мы не можем кидаться в лобовую атаку. Нам ничего другого не остается – только продолжать биться с ними так, как мы это делали прежде.
– Согласна, – кивнула Верна. Генерал Мейфферт потер подбородок, глядя на развернутую на столе карту.
– О чем следует не забывать так это об их численности.
– Ну конечно, нам нужно думать о численности Имперского Ордена, – ответила Кэлен. – У них более чем достаточно людей, для того чтобы разделиться, и все равно – их останется слишком много. Об этом-то я и толкую. Что мы будем делать, если он разделит войско? На его месте я бы так и сделала. Он знает, насколько это осложнит нам жизнь.
Раздался настойчивый стук. Уоррен открыл дверь. Вошел капитан Циммер, он приветствовал собравшихся, прижав кулак к сердцу. В открытую дверь ворвался теплый воздух, пахнущий лошадью. Уоррен вернулся к своим размышлениям у окна.
– Он разделил силы, – сообщил капитан Циммер, словно их опасения породили реальность.
– Направление уже ясно? – Спросила Кэлен. Капитан Циммер кивнул.
– Примерно треть, может, чуть больше, идет вверх по долине Каллисидрина на Галею. Основные силы движутся на юго-восток, скорее всего чтобы войти в долину Керна и двинуться по ней на север.
Никто не хотел начинать разговор, поэтому Кэлен решила покончить с этим вопросом.
– До Галей нам дела нет. Ей на помощь мы войска посылать не будем.
Капитан Циммер указал на карту.
– Нам нужно встать на пути основных сил, чтобы замедлить продвижение. Если мы останемся у них в тылу, то нам останется лишь зачищать оставленный после них бедлам.
– Вынужден согласиться, – вступил в разговор генерал. – У нас нет иного выбора, кроме как попытаться затормозить их. Нам придется удерживать рубежи, но мы хотя бы сможем замедлить их. А иначе они ворвутся в сердце Срединных Земель, сметая все на своем пути.
Зедд наблюдал за Уорреном, который так и стоял в одиночестве у окна.
– Уоррен, а ты что думаешь?
Услышав свое имя, Уоррен обернулся – вид у него был такой, словно мыслями он где-то далеко отсюда. Что-то с ним не так. Он вздохнул, выпрямился, лицо его просветлело – и Кэлен решила, что, видимо, ей показалось. Заложив руки за спину, Уоррен подошел к столу.
Он взглянул на карту через плечо Верны.
– Забудьте о Галее, это гиблое дело. Мы не можем им помочь. Они понесут наказание, наложенное на них Матерью-Исповедницей. Не потому, что она так сказала, а потому, что это правда. Любое войско, что мы туда пошлем, будет обречено.
Зедд искоса посмотрел на коллегу-волшебника.
– Что еще?
Уоррен наконец подошел поближе к карте, протиснувшись между Верной и генералом. Он властно ткнул пальцем в точку на карте, далеко к северу, примерно в трех четвертях пути от их лагеря до Эйдиндрила.
– Вам нужно отправляться туда.
– Так далеко? – нахмурился генерал Мейфферт. – Почему?
– Потому что, – ответил Уоррен, – вы не можете остановить армию Джеганя. Его основные силы. Вы можете лишь надеяться замедлить его продвижение вверх на север, к долине Керна. И там вы должны встать, если хотите задержать его до следующей зимы. Как только они пройдут через вас, они захватят Эйдиндрил.
– Пройдут через нас? – сварливо переспросил генерал Мейфферт.
– А вы что, всерьез рассчитываете остановить их? – поглядел на него Уоррен. – Меня не удивит, если к тому времени их численность достигнет трех с половиной миллионов.
Генерал сердито вздохнул.
– Тогда почему вы считаете, что нам нужно находиться в этой точке? Прямо у них на пути?
– Остановить вы их не сможете, но если достаточно хорошо пощиплете, то не дадите им захватить в этом году Эйдиндрил. Тут их уже начнет поджимать время. Оказав им некоторое сопротивление в этой точке, вы сможете запечатать их на зиму, купив Эйдиндрилу еще один сезон свободы. – Уоррен поглядел Кэлен прямо в глаза. – Следующим летом, через год, Эйдиндрил падет. Подготовь город к этому, как только сможешь, но помни твердо: город падет непременно.
У Кэлен кровь застыла в жилах. То, что он сказал это вслух, ее больно ударило. Захотелось отвесить ему оплеуху.
Осознание того, что Имперский Орден предпринимает наступление прямо в самое сердце Срединных Земель, ужасало. А принять как данность, что Имперский Орден захватит сердце Нового мира, было немыслимо. Кэлен представила Джеганя и его кровожадных головорезов в стенах Дворца Исповедниц, и ей едва не стало дурно.
Уоррен посмотрел на Зедда.
– Замок Волшебника необходимо защитить. Ты это знаешь не хуже меня. Будет конец всему, если их маги доберутся до замка и всего того, что в нем хранится. Думаю, пришло время думать в первую очередь именно об этом. Удержать замок жизненно важно.
Зедд пригладил непослушные волосы.
– Если придется, я удержу замок и в одиночку.
Уоррен отвел от него взгляд.
– Возможно, тебе и придется, – спокойно проговорил он. – Когда мы доберемся до этого места, – он хлопнул по карте, – тебе больше нечего будет делать в армии, Зедд, ты должен отправляться охранять Замок Волшебника и все его содержимое.
Кэлен почувствовала, как кровь бросилась в лицо.
– Ты говоришь об этом так, словно все уже решено и подписано! Словно так предначертано судьбой, и мы ничего не можем с этим поделать. Мы не сможем победить с такими пораженческими настроениями!
Уоррен улыбнулся. Вдруг проявилась свойственная ему застенчивость.
– Мне очень жаль, Мать-Исповедница. Я вовсе не хотел, чтобы у вас сложилось такое впечатление. Я просто дал свой анализ сложившейся ситуации. Мы не сможем остановить их, и бесполезно заниматься самообманом. Их армия растет день ото дня. И мы также должны учитывать, что найдутся страны, которые – как Андерит и Галея – боятся Ордена и предпочтут лучше присоединиться к нему, чем подвергнуться той судьбе, которую Орден уготовил тем, кто отказывается сдаться.
Я жил в Древнем мире. Я изучил методы Джеганя. И мне известно его терпение. Он методично захватывал весь Древний мир, когда о таком никто и помыслить не мог. Он годами строил дороги лишь для того, чтобы осуществить свои планы. Он никогда не сворачивает с пути. Иногда его можно разозлить и заставить поступить опрометчиво, но он быстро приходит в чувство.
Он быстро приходит в чувство, потому что у него есть высшая цель.
Вы должны понимать одну очень важную вещь насчет Джеганя. И это самое важное, что я могу вам сказать о нем: он верит всем сердцем в правильность своих деяний. Конечно, он наслаждается славой и победами, но самое глубокое удовольствие он испытывает от того, что именно он несет то, что он считает – причем искренне – справедливостью тем, кого считает нечестивцами. Он искренне верит, что человечество может расти, с этической точки зрения, только если оно будет следовать нравственным нормам Ордена.
– Бред какой-то, – сказала Кэлен.
– Вы можете так считать, но он искренне верит, что служит всеобщему благу. Он очень искренне в это верит. Это святая истина для него и его присных.
– Он верит, что убийство, изнасилование и порабощение есть справедливость? – спросил генерал Мейфферт. – Да он, должно быть, из ума выжил!
– Он был воспитан жрецами Братства Ордена, – поднял палец Уоррен, подчеркивая значимость своих слов. – И верит, что все это, и даже больше, оправдано. Он верит, что только загробный мир имеет значение, потому что там мы все будем в вечном Свете Создателя. Орден верит, что человек может заслужить эту награду в мире ином, только если будет жертвовать собой ради других в этом мире. А все те, кто отказывается это принимать – а это мы с вами, – должны быть либо силой принуждены следовать путями Ордена, либо уничтожены.
– Значит, сокрушить нас – его священный долг, – сказал генерал Мейфферт. – Он жаждет не наживы, а воплощения своих странных взглядов на спасение человечества.
– Точно.
– Ладно, – вздохнула Кэлен. – Ну, так что же, по-твоему, этот святой поборник справедливости станет делать?
– В принципе, у него есть два пути, как мне кажется. Если он должен завоевать Новый мир и привести все человечество под власть Ордена, он должен захватить два основных места: Эйдиндрил, потому что там средоточие власти Срединных Земель, и Народный Дворец Д'Хары, потому что оттуда правят народом Д'Хары. Если эти два места падут, то посыплется и все остальное. Он сможет захватывать все, что осталось. Так что сейчас императору Джеганю нужно выбрать, что захватить первым.
Имперский Орден идет на Эйдиндрил, чтобы расколоть Срединные Земли. Зачем еще им идти на север? А захватив Эйдиндрил, они развернутся в сторону отдельно стоящей Д'Хары. Что может больше деморализовать противника, чем захват столицы?
Я не утверждаю, что это предрешено, я лишь объясняю вам, как действует Орден. Это то самое, до чего Ричард уже додумался сам. Учитывая, что на самом деле мы не в состоянии остановить их, думаю, что это только мудро – принимать реальность такой, какая она есть. Согласны?
Взгляд Кэлен обратился к карте.
– Я верю, что в самые черные времена мы должны верить в себя. Я не намерена сдавать Д'Харианскую империю Имперскому Ордену. Мы должны стараться вести военные действия как можно лучше, пока нам не удастся переломить ситуацию.
– Мать-Исповедница права, – со спокойной властностью проговорил Зедд. – В ту войну, что была в моей молодости, тоже бывали времена, когда все казалось безнадежным. Но мы все же победили и отшвырнули захватчика туда, откуда он пришел.
Д'харианские офицеры дружно промолчали. Тем захватчиком была Д'Хара.
– Но теперь все иначе. То была война, которую затеял злокозненный вождь. – Зедд поглядел в глаза генералу Мейфферту, затем капитану Циммеру, а потом всем остальным офицерам. – Во время войны на каждой стороне есть и хорошие, и плохие люди. Ричард, как новый Магистр Рал, дал этим хорошим людям шанс.
И в этой войне мы должны победить. Как бы ни было трудно в это поверить, но в Древнем мире есть хорошие люди, которым тоже не хочется жить под сапогом Ордена или воевать за идеалы Ордена. Тем не менее мы должны остановить их.
– Итак, – указала Кэлен на карту, – как, по-вашему, поведет войну Джегань?
Уоррен снова постучал по карте к югу от Эйдиндрила.
– Зная Джеганя и то, как он обычно расправляется с противником, думаю, он будет придерживаться генерального плана. У него есть цель, и он будет упрямо продвигаться к этой цели. Мы не совершали ничего такого, с чем бы ему уже не приходилось сталкиваться ранее. Учитывая его огромный опыт, сомневаюсь, что эту войну он считает какой-то особенной. Я вовсе не умаляю наших усилий – всякая война преподносит свои сюрпризы, и мы преподнесли ему несколько весьма неприятных. Однако я веду к тому, что в основном эта война идет так, как он ожидал.
У них уйдет все лето, чтобы добраться до того места, которое я вам указал, – учитывая его обычную скорость продвижения и то, что вы все же его тормозите. Джегань, как правило, всегда продвигается медленно, но неотвратимо. Он просто кинет в бой столько людей, сколько понадобится, чтобы сокрушить противника. Он понимает, что если не торопить события, то противник будет только дольше трястись от страха. А когда Джегань наконец заявится со своей ордой, противник зачастую уже готов будет сдаться, так как устал бояться неизбежного.
Если вы поставите вашу армию там, где я вам указал, то сможете защитить Эйдиндрил на всю следующую зиму, а Джегань будет терпеливо ждать. Он уже усвоил, какие суровые зимы в Новом мире, и не станет вести зимнюю кампанию. Но летом, когда они двинутся вперед, Эйдиндрил падет. Независимо от того, будете вы стоять на пути основных сил или нет. А когда они войдут в Эйдиндрил, мы должны во что бы то ни стало удержать Замок Волшебника. Это все, что мы можем сделать.
В комнате воцарилось молчание. Огонь в камине не горел. Верна и Уоррен уже уложили вещи и были готовы тронуться в путь, как и большая часть армии. Уоррен и Верна теряли свой дом. Кэлен покосилась на занавески, которые давным-давно сшила для них. Свадьба казалась смутным воспоминанием.
А ее собственная свадьба и вовсе сном. Когда она просыпалась, Ричард казался ей призраком. Отупляющая, бесконечная напряженная война была единственной реальностью. Иногда ей даже казалось, что она вообще его выдумала, что на самом деле его никогда и не существовало вовсе, и того счастливого лета в горах никогда не было. И эти сомнения ужасали куда больше, что вся орда Джеганя.
– Уоррен, – мягко спросила Кэлен, – а что дальше? Что произойдет следующим лето, когда они захватят Эйдиндрил?
Уоррен пожал плечами:
– Понятия не имею. Может, Джегань на некоторое время удовлетворится перевариванием Эйдиндрила, устанавливая контроль за Срединными Землями. Он верит, что его долг перед Создателем – привести все человечество под власть Ордена. Но рано или поздно он двинется на Д'Хару.
Кэлен подумала и обратилась к капитану Циммеру:
– Капитан, поднимайте своих людей. Пока мы собираемся, можете напомнить Джеганю, что наши мечи еще остры.
Капитан, ухмыльнувшись, прижал кулак к сердцу. Кэлен оглядела всех присутствующих.
– Я намерена заставить Орден оплачивать кровью каждую пядь. Если это все, что я могу, то я буду это делать до последнего дыхания.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:10 | Сообщение # 39

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава53
Нестерпимо воняло нечистотами. Ричард стер пот со лба. Наконец-то впервые за весь долгий путь на перегруженном фургоне его начал чуть-чуть обдувать легкий ветерок.
Отвлекшись от мыслей о том, что Кэлен с Карой уже давно покинули безопасное убежище в горах, он заметил непривычное для столь позднего часа движение на улицах. То и дело сновали темные фигуры и ныряли в темные дома. Свет из открывающихся дверей на миг освещал проезжую часть. Луны не было, и Ричарду показалось, что из еще более темных переулков за ним кто-то наблюдает, дожидаясь, когда он проедет дальше. За грохотом колес фургона он не слышал, говорят они что-то или нет.
Свернув на ту улицу, которая вела к углежогу, Ричард вынужден был остановиться: какие-то люди с длинными копьями перекрыли ему дорогу. Один из них схватил лошадей под уздцы. Другие окружили фургон, направив на Ричарда копья. Это были гвардейцы.
– Что ты тут делаешь? – спросил ближайший гвардеец. Ричард спокойно ответил.
– Я меня есть специальный пропуск для поездок по ночам. Это для императорского дворца.
Обычно слов «императорский дворец» было достаточно, и его всегда пропускали.
Гвардеец погрозил пальцем.
– Коли у тебя есть пропуск, то покажи.
Похоже, нынче ночью гвардейцы решили проявить рвение. Ричард вынул свернутую бумагу из кожаного мешочка, который носил под рубашкой, и протянул гвардейцу. С металлическим скрипом солдат открыл заслонку лампы и посветил на бумагу. Еще несколько голов склонилось над пропуском, читая содержание и изучая печати. Все было подлинным. Ну еще бы – этот пропуск обошелся Ричарду в небольшое состояние.
– Можешь ехать. – Гвардеец протянул Ричарду пропуск. – Ничего необычного в городе по дороге не видел?
– Необычного? Что вы имеете в виду?
Гвардеец хмыкнул.
– Если бы видел, то не спрашивал. – Он махнул рукой. – Двигай.
Ричард даже не шелохнулся.
– В городе неспокойно? – Он стал озираться, изображая испуг. – Появились разбойники? Мне грозит опасность? Если опасно, то я поверну обратно.
Гвардеец издевательски заржал.
– Да нечего тебе бояться! Просто некоторые несознательные граждане устроили небольшой тарарам, потому что им больше нечем заняться.
– И только? Вы уверены?
– Тебя ждет работа для дворца. Вот и выполняй ее.
– Да, сударь. – Ричард дернул поводья. Тяжелый фургон тронулся дальше.
Он не знал, что происходит, но сильно подозревал, что гвардейцы заняты отловом очередных мятежников для допроса. Скорее всего им очень хочется побыстрей вернуться к себе на квартиры, так что всякий, кто попадется к ним в лапы, скорее всего будет объявлен мятежником со всеми вытекающими последствиями. Несколько дней назад арестовали одного из работников Ицхака. Он перебрал домашней наливки и слишком рано ушел с собрания. Домой он так и не пришел. Несколько дней спустя до Ицхака дошли сведения, что тот человек сознался в преступлениях против Ордена. Его жену и дочь тоже арестовали. Жену, сознавшуюся в том, что она скверно отзывалась об Ордене и плохо думала о своих соседях, выпоров, отпустили. Дочь пока еще не выпустили. Никто даже не знал, где ее содержат.
Ричард потихоньку добрался до окраины, дальше простирались поля. Он вдохнул полной грудью аромат свежевспаханной земли. Огни редких ферм мерцали как одинокие звезды. В лунном свете Ричард разглядел очертания леса. Когда он въехал на территорию углежога – углежог, нервный малый по имени Фаваль, быстро подскочил к фургону.
– Ричард Сайфер! Вот и ты! Я уже начал беспокоиться, думал ты не приедешь.
– Почему?
Углежог тоненько засмеялся. Фаваль часто смеялся совершенно несмешным вещам. Ричард понимал, что просто он такой. Фаваль был нервный мужичок, и своим смехом не хотел никого обидеть, он просто-напросто ничего не мог с собой поделать. Однако многие избегали его из-за этого странного смеха, опасаясь, что он сумасшедший – поскольку это наказание, как они считали, которым Создатель карает грешников. Другие злились на него, потому что думали, что он смеется над ними. От этого Фаваль лишь еще больше нервничал и соответственно еще больше смеялся. У него не хватало передних зубов и нос был кривой, поскольку не раз бывал сломан. Ричард понимал, что углежог действительно ничего не может с собой поделать, поэтому никогда на него не обижался. В конечном итоге Фаваль полюбил его.
– Не знаю. Я просто подумал, что ты можешь не приехать.
Фаваль беспомощно заморгал. Ричард был несколько озадачен.
– Фаваль, я же сказал, что приеду. С чего ты вдруг решил, что меня не будет?
Фаваль потеребил ухо.
– Да так.
Ричард слез с фургона.
– Меня остановили городские гвардейцы...
– Нет! – Хохоток Фаваля разорвал тишину. – Чего они хотели? Они о чем-нибудь тебя спрашивали?
– Спросили, не видел ли я чего необычного.
– А ты не видел. – Он хихикнул. – И они тебя отпустили. Ты ничего не видел.
– Ну, вообще-то видел я того парня с двумя головами.
В тишине стрекотали сверчки. Фаваль моргал, раскрыв рот от изумления.
– Ты видел человека с двумя головами?
На сей раз расхохотался Ричард.
– Да нет, Фаваль, не видел. Я просто пошутил.
– Да? Ну, так это не смешно.
Ричард вздохнул.
– Наверное. Ты подготовил уголь? Мне еще предстоит долгая ночь. Виктор ждет металл, а Приска – уголь, иначе, по его словам, ему придется закрывать лавочку. Он сказал, что ты не выполнил его последний заказ.
Фаваль захихикал.
– Я не мог! Я хотел, Ричард Сайфер. Мне нужны деньги. Я задолжал дровосекам за деревья, их которых сделал уголь. Они сказали, что перестанут поставлять мне лес, если я с ними не расплачусь.
Фаваль жил на краю леса, поэтому сырья у него под рукой было навалом, но ему было запрещено рубить лес. Все ресурсы принадлежали Ордену. Деревья рубили только тогда, когда имеющие разрешение на вырубку дровосеки нуждались в работе, а не тогда, когда кому-то требовалась древесина. Так что большая часть древесины валялась на земле и гнила. Всякий, пойманный за незаконным сбором древесины, подлежал аресту за кражу у Ордена.
Фаваль умоляюще поднял руки:
– Я пытался доставить Приске уголь, но комитет отказал мне в разрешении. Они сказали, что я не нуждаюсь в деньгах. Не нуждаюсь в деньгах! Можешь себе представить? – Он болезненно рассмеялся. – Он сказали, что я богач, потому что у меня есть свое дело, и мне придется подождать, пока они позаботятся о нуждах простых людей. Я лишь стараюсь выжить.
– Знаю, Фаваль. Я сказал Приске, что это не твоя вина. Он все понимает. У него самого такие же проблемы. Он просто в отчаянии, потому что ему до зарезу нужен уголь. Ты ведь знаешь Приску. Он вечно рычит на тех, кто совершенно не виноват в его трудностях. Я сказал ему, что привезу партию угля сегодня ночью и еще две завтрашней ночью. Могу я рассчитывать завтра на две партии угля?
Ричард протянул серебряную монетку за уголь.
Фаваль молитвенно сложил руки.
– О, благодарю тебя, Ричард Сайфер! Ты мой спаситель! Эти дровосеки просто гнусные типы. Да, да, и еще две завтра. Я уже сейчас их делаю. Ты мне все равно что сын, Ричард Сайфер. – Хихикнув, он мотнул головой куда-то во тьму. – Вон он, делается. Ты его получишь.
Ричард видел десятки и десятки холмиков, похожих на маленькие скирды. Это и были земляные печи. Из небольших деревянных полешек, вбитых в землю впритык друг к другу, делался круг. В центр клался трут, затем все это сверху засыпалось прелыми листьями и ракитником, а сверху это сооружение присыпалось плотно утрамбованной землей. Затем разжигался огонь и дырку закрывали. Дней шесть – восемь из небольших отдушин уходила влага и дым, а когда дым больше не шел, отдушины закрывали, чтобы загасить огонь. Затем, когда все остывало, земляные печи можно было вскрывать и доставать уголь. Так что работа углежога было довольно трудоемкой, но несложной.
– Давай помогу загрузить фургон, – предложил Фаваль.
Ричард схватил уже направившегося за углем Фаваля за рубашку.
– Что происходит, Фаваль?
Фаваль, засмеявшись, прижал палец к губам, словно ему было больно смеяться. Поколебавшись, он все же шепотом ответил:
– Восстание. Оно началось.
Ричард так и думал.
– Что тебе об этом известно, Фаваль?
– Ничего! Я ничего не знаю!
– Фаваль, это ведь я, Ричард. Я не выдам тебя.
Фаваль засмеялся.
– Конечно, нет. Конечно, нет. Прости меня, Ричард Сайфер. Я так нервничаю, что не подумал.
– Так что там с этим восстанием?
Фаваль беспомощно развел руками.
– Орден, он душит народ. Жить невозможно. Если бы не ты, Ричард Сайфер... ну, не хочу об этом думать. Но другие, они не такие везучие. Они голодают. Орден отнимает все, что они выращивают. У людей арестовывают близких. А те сознаются в том, чего не делали.
Тебе об этом известно, Ричард Сайфер? Что они сознаются в том, чего не делали? Я сам никогда этому не верил. Я думал: раз сознаются, значит, виноваты. Зачем сознаваться, если невиновен? – Он хихикнул. – Зачем? Я думал, что они скверные люди, желающие причинить вред Ордену. Я думал, что так им и надо, и радовался, что их арестовали и наказали.
– Так что же заставило тебя изменить точку зрения?
– Мой брат. – Хихиканье Фаваля вдруг превратилось во всхлипывание. – Он помогал мне жечь уголь. Мы вместе его делали. Мы содержали таким образом наши семьи, делая уголь. Вкалывали от рассвета да заката. И спали в одном доме, вот там. Вон он стоит. В одной комнате. Мы все время были вместе.
В прошлом году, на собрании, где мы все должны были вставать и рассказывать, как Орден делает нашу жизнь лучше, когда мы уже уходили с собрания, его арестовали. Кто-то назвал его имя как возможного мятежника. Я тогда не встревожился. Мой брат не был ни в чем виноват. Он жег уголь.
Ричард ждал продолжения. По спине его струился пот. Фаваль некоторое время молча смотрел в никуда.
– Я целую неделю каждый день ходил к казармам говорил им, что брат ничего не сделал против Ордена, что мы с ним любим Орден, что Орден хочет, чтобы все люди были сыты и одеты.
Гвардейцы сказали, что мой брат в конце концов сознался. В государственной измене, как они это назвали, – он замешан в заговоре, цель которого – свержение Ордена. Они сказали, что он в этом сознался.
Я был так зол, что собирался пойти на следующий день к чиновникам в казармах и сказать им, что они жестокие твари. Моя жена кричала и плакала, умоляла меня не ходить туда, боясь, что и меня тоже арестуют. Ради нее и детей я не пошел. К тому же все равно толку бы не было. Они получили от моего брата признание. А раз ты сознался, значит, ты виновен. Это всем известно.
Они казнили моего брата. Его жена с детьми по-прежнему живет с нами. Мы едва... – Хихикнув, Фаваль закусил костяшки пальцев.
Ричард положил руку ему на плечо.
– Я все понимаю, Фаваль. Ты ничего не мог поделать.
Фаваль вытер глаза.
– А теперь я виновен в инакомыслии. А это ведь преступление, знаешь. И я виновен в этом. Я думаю о том, какой могла бы быть жизнь без Ордена. Я мечтаю обзавестись собственной телегой – всего лишь телегой, – чтобы мои сыновья и племянники могли поставлять покупателям тот уголь, что мы делаем. Разве это было бы не чудесно, Ричард Сайфер? Я мог бы купить... – Он замолчал.
Затем растерянно поднял взгляд.
– Но Орден говорит, что такие мысли – преступление, потому что я ставлю мои желания выше нужд других. Но почему их нужды важней моих? Почему?
Я пошел попросить разрешение купить телегу. А мне сказали, что я не могу ее иметь, потому что это оставит без работы возчиков. Они заявили, что я алчный, потому что хочу оставить людей без работы. И обозвали эгоистом за такие мысли.
– Это неправильно, – со спокойно уверенностью сказал Ричард. – Твои мысли вовсе не преступны и не злокозненны. Это твоя жизнь, Фаваль. Ты должен иметь возможность прожить ее так, как тебе нравится. Ты должен иметь возможность купить телегу и работать, и улучшить условия жизни – для себя и для своей семьи.
Фаваль рассмеялся.
– Ты говоришь как революционер, Ричард Сайфер!
Ричард вздохнул, думая, насколько все это бесполезно.
– Нет, Фаваль.
Фаваль некоторое время пристально изучал его.
– Оно уже началось, Ричард Сайфер. Восстание. Оно началось.
– Мне нужно доставить уголь. – Ричард пошел к фургону и загрузил в него корзину.
Фаваль помог загрузить следующую.
– Тебе следовало бы присоединиться к ним, Ричард Сайфер. Ты – умный парень. Им бы пригодилась твоя помощь.
– Зачем? – Ричард подумал, стоит ли ему надеяться на что-то толковое. – Какие у них планы? Ради чего это восстание?
Фаваль хихикнул.
– Ну, они намерены завтра пройти маршем по улицам. Они собираются требовать перемен.
– Каких перемен?
– Ну, я думаю, требовать права на труд. Требовать, чтобы им позволили делать то, что они хотят. – Он хихикнул. – Может, я смогу обзавестись телегой? Как по-твоему, Ричард Сайфер? Думаешь, после этого восстания я смогу купить телегу и развозить уголь? Тогда я бы смог делать больше угля.
– Но какой у них план? Что они будут делать, если Орден скажет «нет»? А он скажет.
– Делать? Ну, думаю, они очень рассердятся, если Орден скажет «нет». Возможно, не вернутся на работу. Некоторые говорят, что пойдут тогда громить продуктовые лавки.
Надежды Ричарда увяли, не успев расцвести.
Углежог ухватил Ричарда за рукав.
– Что мне делать, Ричард Сайфер? Присоединиться мне к восстанию? Посоветуй.
– Фаваль, тебе не следует спрашивать чьего-либо совета о таких вещах. Как ты можешь ставить в зависимость свою жизнь, жизнь твоих близких от того, что тебе скажет фургонщик?
– Но ты умный человек, Ричард Сайфер. Я не такой умный, как ты.
Ричард постучал пальцем углежогу по лбу.
– Фаваль, вот тут, в твоей голове, у тебя достаточно мозгов, чтобы знать, что тебе следует делать. Ты уже сказал мне, почему Орден никогда не сможет дать людям лучшую жизнь, указывая всем и каждому, как им следует жить. Ты сам до этого додумался. Ты, углежог Фаваль, куда умнее Ордена.
– Ты так думаешь, Ричард Сайфер? – просиял Фаваль. – Мне никто прежде никогда не говорил, что я умный.
– Ты достаточно умен, чтобы решить для себя, что тебе делать и какие могут быть последствия.
– Я боюсь за жену, невестку и всех наших детей. Мне не нужен Орден, но я боюсь того, что может произойти с ними, если меня арестуют. Как они будут жить?
Ричард загрузил в фургон очередную корзину.
– Фаваль, послушай меня. Восстание – опасное дело. Если ты хочешь принять участие в восстании, то должен точно знать, чего хочешь добиться, быть готовым отдать жизнь за свою свободу.
– Правда? Ты так считаешь, Ричард Сайфер?
Последние искорки надежды угасли.
– Фаваль, оставайся дома и делай уголь. Приске нужен уголь. Орден арестует участников, и всей этой заварухе придет конец. Ты хороший человек. И я не хочу, чтобы тебя арестовали.
Фаваль заулыбался.
– Хорошо, Ричард Сайфер. Раз ты так говоришь, то я останусь здесь и буду жечь уголь.
– Вот и отлично. Я приеду завтра ночью. Только, Фаваль, если завтра все еще будет неспокойно, возможно, я не смогу до тебя добраться. Если демонстранты все еще будут на улицах и дороги будут перекрыты, я просто не смогу проехать.
– Я понимаю. Ты приедешь, как только сможешь. Я доверяю тебе, Ричард Сайфер. Ты ни разу меня не подводил.
Ричард улыбнулся.
– Послушай, если они завтра затеют восстание и я не смогу приехать, то вот тебе деньги за следующую партию. – Он протянул углежогу еще одну серебряную монетку. – Не хочу, чтобы дровосеки перестали рубить для тебя лес. Плавильням нужен уголь.
Фаваль захихикал в искреннем восторге. Он поцеловал монетку и сунул ее в сапог.
– Уголь будет готов. А теперь давай я помогу тебе погрузить корзины.
Фаваль был не единственным углежогом, с кем торговал Ричард. Он работал с целой группой – чтобы плавильням хватало угля. Все это были простые трудяги, пытающиеся свести концы с концами. Они старались как могли выжить под игом Ордена.
На продаже угля плавильням Ричард зарабатывал немного, но наверстывал упущенное на продаже железа и стали, которые покупал у металлургов. Доставка угля была лишь небольшим побочным делом, чтобы заполнить ночь, коли уж он все равно разъезжал на своем фургоне. Все, что Ричард зарабатывал на угле, по большей части уходило на взятки. Неплохо зарабатывал он на руде, ртути, соли, добавках, глиноземе, свинце, сурьме и всем прочем, в чем нуждались плавильни, но на что не могли получить ордер или добиться доставки, когда это нужно. Тут для Ричарда работы было куда больше, чем он мог осилить. Это позволяло ему оплачивать содержание лошадей, и еще немного оставалось. Сталь же и железо приносили чистую прибыль.
К тому времени, когда он добрался до плавильни с партией угля, Приска, мускулистый старший металлург, уже нетерпеливо вышагивал по двору. Могучими руками он схватился за край фургона. Он заглянул внутрь.
– Давно пора!
– Мне пришлось с часок постоять по дороге от Фаваля, пока городские гвардейцы проверяли груз.
– Ублюдки! – махнул мясистой рукой Приска.
– Да ладно, успокойся, все в порядке. Они ничего не взяли. Я привез все.
Металлург вздохнул.
– Честно тебе скажу, Ричард, удивительно, что мои печи еще горят.
Ричард рискнул задать опасный вопрос:
– Ты не замешан в... волнениях в городе, а?
Приска некоторое время внимательно смотрел на Ричарда.
– Ричард, грядут перемены. Перемены к лучшему.
– Какие перемены?
– Началось восстание.
Ричард почувствовал, как искорка надежды разгорается вновь, но на сей раз сильней. Надежды на свободу не для себя, ибо сковывающие его цепи были куда крепче, а для тех, кто жаждал обрести свободу. Фаваль – хороший человек, настоящий работяга, но далеко не так умен и могуществен, как Приска. Приска знал куда больше, чем казалось возможным для него знать. Приска сказал Ричарду имена всех чиновников, которые за взятки выдавали нужные бумаги, и посоветовал, сколько кому давать.
– Восстание? – переспросил Ричард. – Ради чего?
– Ради нас. Ради людей, желающих иметь возможность жить так, как хотят. Начинается новая эра. Нынче ночью. Вообще-то говоря, уже началась. – Повернувшись к зданию, он распахнул двери. – Когда доберешься до Виктора, обязательно дождись его, Ричард. Ему нужно с тобой поговорить.
– О чем?
Приска отмахнулся.
– Пошли, сгрузишь мне мой уголь и заберешь сталь. Виктор мне голову откусит, если я тебя задержу.
Ричард вытащил из фургона корзину и отволок к сторону.
– Те, кто начал восстание... Что они уже сделали? Какие у них планы?
Приска наклонился поближе:
– Они захватили многих чиновников Ордена. Высокопоставленных чиновников.
– Они их еще не убили?
– Убили?! Ты спятил? Они вовсе не намерены причинять им никакого вреда. Их будут держать под арестом, пока они не согласятся смягчить законы, удовлетворить требования народа.
Ричард вытаращился на него.
– Смягчить законы? И что же они требуют?
– Должны наступить перемены. Люди хотят, чтобы у них было больше прав и на работе, и в жизни. – Он поднял корзину с углем. – Меньше собраний. Они требуют, чтобы к их нуждам относились более внимательно.
На сей раз искорка надежды не затухла, а просто-таки рухнула в ледяную воду.
Ричард практически перестал обращать внимание на Приску, пока они разгружали уголь, а потом загружали сталь. Ему больше не хотелось ничего слышать об этом восстании. Но уши ведь себе не заткнешь.
Эти революционеры продумали все. Они требовали открытых судов над теми, кого арестовал Орден. Требовали разрешить свидания с арестованными. Хотели, чтобы Орден предоставил им сведения о судьбе тех, кто после ареста словно растворился. Упоминались еще требования и детали, но мысли Ричарда были далеко.
Когда Ричард забрался в фургон, чтобы двигаться дальше, Приска схватил его за руку железной хваткой.
– Ричард, пришло время присоединиться к восставшим для тех, кому не все равно.
Они обменялись долгим взглядом.
– Виктор ждет.
Приска, ухмыльнувшись, выпустил руку Ричарда.
– Верно, ждет. Увидимся позже, Ричард. Может, следующая твоя поездка будет уже после того, как Орден удовлетворит требования народа, и ты сможешь приезжать днем и без всяких бумажек.
– Это было бы здорово, Приска.
Когда Ричард добрался до Виктора, у него дико болела голова. Его мутило от того, что он уже слышал и, что боялся услышать.
Виктор был на месте и поджидал его. Для него было несколько рановато. Обычно кузнец приходил ближе к рассвету. Виктор распахнул двери на склад. Он поставил на полку лампу, чтобы Ричард мог подогнать фургон как можно ближе.
Ричард спрыгнул на землю.
– Давай, Ричард, разгружай свой фургон, – улыбнулся Виктор, – а потом мы с тобой поедим лярда и поговорим.
Ричард принялся методично разгружать фургон. Он был не больно-то расположен к беседе, отлично представляя, о чем Виктор намерен с ним поговорить. Виктор, как обычно, предоставил Ричарду разгружать самому, радуясь, что сталь привозят тогда, когда надо. Он редко получал нужное от транспортных компаний, хотя платил им больше.
Ричард не возражал остаться в одиночестве. Лето так далеко на юге Древнего мира было сущим бедствием. Влажность чудовищная, и ночью ничуть не лучше, чем днем.
Работая, он вспоминал те яркие дни, что проводил с Кэлен у родника в горах. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Ему было трудно надеяться, что он когда-нибудь увидит снова ее, но его точила тревога за Кэлен, особенно теперь, когда пришло лето. Иногда ему было так больно думать о ней, скучать по ней, тревожиться за нее, что приходилось выбрасывать ее из головы. А иногда только мысли о ней помогали ему жить дальше.
К тому времени, как он закончил, небо уже начало светлеть. Ричард нашел Виктора в дальней комнате. Двери были раскрыты настежь, чтобы ранний свет падал на мраморный монолит. Кузнец любовался своим камнем, той заключенной в нем статуей, которую видел только он.
Прошло довольно много времени, прежде чем он заметил стоящего рядом Ричарда.
– Давай, Ричард, поешь со мной лярда.
Они уселись на пороге, глядя на простиравшееся внизу Убежище, на мили каменных стен, розовеющие в рассветных лучах. Даже отсюда Ричард мог разглядеть на одной из стен мерзкую статую, изображавшую ничтожность человечества.
Виктор протянул Ричарду белый кусочек лярда.
– Ричард, восстание, о котором я тебе говорил, началось. Но ты наверняка об этом уже слышал.
– Нет, не началось, – возразил Ричард. Виктор тупо уставился на него.
– Но оно ведь началось!
– Начался большой бедлам. А вовсе не то восстание, о котором мы с тобой говорили.
– Нет, это оно. Вот увидишь. Сегодня многие выйдут на улицы. – Виктор взмахнул рукой. – Ричард, мы хотим, чтобы ты возглавил нас.
Ричард ждал этого.
– Нет.
На сей раз его ответ застал Виктора врасплох.
– Но почему?
– Потому что очень многие погибнут.
Виктор хохотнул.
– Да нет же, Ричард! Ты не так понял. Это не такого рода восстание. Это выступление людей доброй воли. Это восстание ради улучшения человечества. Это то, что проповедует Орден. Мы – народ. Орден говорит, что он – для народа, и теперь, когда мы выскажем ему народные требования, им придется прислушаться и уступить.
Ричард грустно покачал головой.
– Ты хочешь, чтобы я стал твоим вождем?
– Да.
– Тогда я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, Виктор.
– Ну конечно, Ричард! Говори.
– Ты будешь держаться подальше от всего, что связано с этими волнениями. Это мой приказ как твоего вождя. Сегодня ты останешься здесь и будешь работать. Держись подальше от всего этого.
Виктор посмотрел на него так, словно воспринял его слова как шутку. Но через пару мгновений понял, что Ричард вовсе не шутит.
– Но почему? Ты не хочешь, чтобы жизнь стала лучше? Хочешь прожить вот так всю оставшуюся жизнь? Ты не хочешь никаких перемен к лучшему?
– Вы намерены перебить тех чиновников Ордена, которых захватили?
– Перебить? Ричард, почему ты говоришь об убийстве? Это ведь ради жизни. Ради того, чтобы она стала лучше.
– Виктор, послушай меня. Эти люди, против которых вы выступаете, не станут играть по вашим правилам.
– Но они захотят...
– Ты останешься здесь, на работе, иначе умрешь вместе со многими другими. Орден подавит это восстание от силы за два дня, а затем начнется охота на всех, кого заподозрят хотя бы в малейшей помощи восставшим. Очень многим предстоит умереть.
– Но если ты возглавишь нас, то сможешь высказать наши требования. Поэтому-то мы и хотим, чтобы ты нас возглавил. Чтобы предотвратить такого рода трудности. Ты умеешь убеждать. Ты знаешь, как добиться нужного результата. Посмотри, скольким ты помог в Алтур-Ранге: Фавалю, Приске, мне и многим другим. Ты нужен нам, Ричард. Нам нужно, чтобы ты убедил людей примкнуть к восстанию.
– Если они не знают, за что борются и чего хотят, то никто и ничто их не убедит. Они смогут победить, только если будут настолько жаждать свободы, что будут готовы не только убивать ради нее, но и умереть за нее. – Ричард встал и отряхнул штаны. – Держись в стороне от всего этого, Виктор, иначе умрешь вместе с ними.
Виктор проследовал за ним до фургона. Вдалеке на строительство императорского дворца начали прибывать рабочие. Кузнец взялся за деревянный бок фургона, явно желая еще что-то сказать.
– Ричард, я понимаю, что ты чувствуешь. Правда, понимаю. Я тоже считаю, что эти люди не так сильно жаждут свободы, как я. Но ведь они не из Каватуры, поэтому, возможно, просто не знают, что такое настоящая свобода. Но на данном этапе это все, что мы можем. Почему бы тебе все же не попытаться, Ричард? Ричард Рал, из Д'Харианской империи, что на севере, он понимает наше стремление к свободе и попробовал бы.
Ричард забрался в фургон. Интересно, откуда люди знают все это? Он восхитился тем, что искорки этих идей смогли долететь так далеко. Взяв поводья и кнут, Ричард обменялся взглядом с кузнецом, опьяненным легким дуновением свободы.
– Виктор, ты бы попытался выковать молотом что-нибудь из холодной стали?
– Конечно, нет! Сталь должна быть раскаленной добела, прежде чем из нее можно что-то сделать.
– Так и с людьми, Виктор. Эти люди – холодная сталь. Сбереги свой молот. Уверен, что Ричард Рал сказал бы тебе то же самое.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:12 | Сообщение # 40

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава54
Восстание продержалось день. Ричард оставался дома. Никки он тоже попросил никуда не ходить. Он сказал ей, что до него дошли слухи о возможных волнениях и что он не хочет, чтобы она пострадала.
А вот охота на мятежников продолжалась неделю. Тех, кто принимал участие в демонстрации, гвардейцы либо убивали прямо на улицах, либо волокли в казематы. Арестованных допрашивали до тех пор, пока они в конечном итоге не называли имена других. Тех, кого допрашивал Орден, как правило, всегда сознавались.
Волна арестов распространилась по всему городу, и длилось это многие дни. Сотни людей похоронили в небе. Постепенно загасили все огоньки волнений. И пепел сожаления посыпал языки. Больше всего люди хотели забыть обо всем этом. О демонстрации даже упоминали крайне редко, словно ее никогда и не было.
Ричард наконец вернулся на работу в транспортной компании, предпочитая пока что не рисковать, разъезжая на своем фургоне по ночам. Йори не говорил ни слова, когда они проезжали по городу мимо виселиц, на которых висели гниющие тела похороненных в небе.
Йори с Ричардом ездили на рудники за рудой для плавилен. Один раз съездили на песчаный карьер к востоку от города. На поездку туда и обратно ушел весь день. На следующий день они доставили камень в западную часть Убежища, где он был нужен для опоры. По ту сторону стен, возле зоны, где работали скульпторы, виднелись виселицы. Штук пятьдесят, а может, шестьдесят. Судя по всему, здесь тоже были репрессии.
На обратном пути они поехали мимо кузницы. Ричард спрыгнул с фургона, сказав Йори, что поднимется на холм пешком и присоединится к нему после поворота. Ричард сказал, что ему нужно известить кузнеца о следующей поставке.
Виктор обрабатывал молотом длинный стальной брусок, держа раскаленный добела металл на наковальне. Он поднял взгляд и, увидев Ричарда, швырнул металл в воду рядом с наковальней. Металл зашипел.
– Ричард! Рад тебя видеть!
Ричард заметил отсутствие нескольких рабочих.
– Заболели?
Виктор мрачно покачал головой.
Ричард отреагировал на известие лишь кивком.
– Рад, что у тебя все в порядке, Виктор. Я просто заскочил убедиться, что у тебя все хорошо.
– Я в порядке, Ричард. – Кузнец повесил голову. – Спасибо за совет. Иначе сейчас я уже мог быть похоронен в небе. – Он махнул на Убежище. – Видел? Многие скульпторы... Все висят на виселицах там, внизу.
Ричард видел тела, но не сообразил, что это скульпторы. Он знал, как они относились к тем статуям, которые ваяли. Как им было ненавистно ваять изображения смерти.
– Приска?
Виктор лишь скорбно покачал головой, слишком расстроенный, чтобы сказать вслух.
– Фаваль?
– Видел его вчера. – Виктор тяжело вздохнул. – Он сказал, что ты велел ему сидеть дома и жечь уголь. По-моему, он собирается переименовать одного из детей в твою честь.
– Если Приска... Что с твоей особой сталью?
Виктор указал на зажатый в щипцах брусок.
– Его заместитель продолжит дело. Ты не можешь смотаться за сталью? У меня не было поставок со дня волнений. Брат Нарев в мерзком настроении. Ему нужны железные суппорты для столбов. Он высказался, что лояльный Ордену и Создателю кузнец уже сделал бы их.
Ричард кивнул.
– Думаю, уже достаточно спокойно. Когда?
– Вообще-то прямо сейчас, но могу подождать и до послезавтра. Еще нужно сделать несколько резцов для тонкой работы, а мне не хватает людей, так что до послезавтра подождет.
– Значит, послезавтра. Думаю, к тому времени будет уже безопасно.
Ричард брел по улице домой, солнце село, но в сумерках видно было еще довольно хорошо. Он размышлял о Викторе, и тут из-за угла появились десять человек и заступили дорогу.
– Ричард Сайфер?
На них не было формы городских гвардейцев, но в последнее время это ничего не значило. Поговаривали, что есть спецкоманды, не в мундирах, которые тоже отлавливали мятежников.
– Верно. Что вам угодно?
Он заметил, что у каждого под плащом меч. И каждый держал руку на рукоятке засунутого за пояс кинжала.
– Как преданные Имперскому Ордену офицеры мы обязаны арестовать вас по подозрению в мятеже.
Когда Никки проснулась, Ричарда все еще не было. Она недовольно заворчала, затем перевернулась на спину и увидела, что сквозь занавески пробивается свет. Судя по всему, рассвело совсем недавно.
Зевнув, она потянулась, заведя руки за голову, и уставилась в потолок – чистый и свежепобеленный. И почувствовала, как в ней закипает злость. Ее беспокоило отсутствие Ричарда по ночам, но запретить ему работать так усиленно она не могла, иначе почувствовала бы себя мошенницей. Ведь в ее намерения входило заставить его понять, как тяжело приходится работать простым людям, чтобы сводить концы с концами, чтобы он понял, что Орден – единственная надежда простых людей улучшить свою жизнь.
Она предупредила, чтобы Ричард не вмешивался в предстоящие народные выступления. И была довольна, что он не стал спорить. Более того, Ричард вроде бы был даже против этих людей. Ее удивило, что во время демонстраций он даже не пошел на работу. И велел Камилю и Набби, причем в самых суровых выражениях, держаться подальше от этого восстания.
Теперь, когда восстание подавили, а власти арестовали большинство мятежников, стало снова безопасно, и Ричард наконец смог вернуться на работу. Восстание было сильным потрясением. Ордену нужно прилагать больше усилий, чтобы втолковать людям, что их долг помогать тем, кому повезло меньше. Тогда не будет никаких волнений на улицах. Потому-то и убрали многих чиновников – за то, что недостаточно трудились на дело Ордена. Хоть какая-то польза от этого восстания.
Никки плеснула в лицо воды из тазика, который Ричард однажды принес домой. Цветочки на нем подходили по цвету к краске на стенах и коврике, который Ричард приобрел на сэкономленные средства. Он, без сомнения, очень изобретателен, ухитряясь экономить из своей скудной зарплаты.
Скинув потную ночную рубашку, она обмылась как могла влажной тряпочкой. Стало легче. Никки терпеть не могла показываться Ричарду потной и грязной.
Она увидела, что миска с жарким, которое она приготовила ему на ужин, так и стоит нетронутая на столе. Он не сказал, что будет работать ночью, но иногда ему бывало просто некогда заскочить домой. Когда он работал по ночам, то, как правило, приходил домой незадолго до рассвета, так что Никки ждала его с минуты на минуту.
Наверняка он придет голодный. Может, приготовить ему яичницу? Ричард любит яичницу. Никки поймала себя на том, что улыбается. Проснувшись, она рассердилась, а вот теперь, думая о том, что нравится Ричарду, – стоит и улыбается.
Она провела рукой по волосам, уже с нетерпением поджидая его появления, чтобы спросить, не хочет ли он яичницы. Он наверняка скажет «да», и тогда она с удовольствием сделает то, что он хочет.
Никки терпеть не могла делать то, что ему не нравилось.
С той жуткой ночи с Гейди прошло несколько месяцев. Это было ошибкой. Никки поняла это задним числом. Сперва-то она радовалась – не потому, конечно, что хотела заняться сексом с этим отвратительным хамом. Она была так унижена отказом Ричарда, так хотела ему отомстить. Сначала она упивалась тем, что делал с ней Гейди, упивалась болью, потому что такую же боль испытывала и Кэлен. Никки наслаждалась этим лишь в том смысле, что это было наказанием Ричарду – за то, как он с ней обошелся. Ничто не могло причинить Ричарду большей боли, чем когда причиняли боль Кэлен.
Гейди ненавидел Ричарда. И поимев Никки, он тоже таким образом мстил ему, и это снова делало Гейди королем. Как бы сильно он ни хотел Никки, отомстить Ричарду он хотел куда больше. Ричард отнял у Гейди его королевство и забрал себе. Никки с дорогой душой помогла этому мелкому бычку снова стать королем. Она знала, что Ричард слышит каждый ее крик боли и понимает, что Кэлен испытывает ту же боль.
Но пока Гейди трудился на ней со всем прилежанием, стараясь изо всех сил как можно больше унизить Ричарда тем, что творит с ней, слова Ричарда «Никки, пожалуйста, не надо. Ты делаешь хуже только себе» неотступно преследовали ее.
Пока Гейди брал ее, Никки старалась представить, что это Ричард, пыталась получить Ричарда хотя бы опосредованно. Но она не могла заставить себя поверить в это, даже чтобы получить удовольствие от фантазии. Она знала, что Ричард никогда не стал бы вот так унижать женщину и причинять ей боль. Ни на одну секунду не могла она представить, что это Ричард.
Более того, Никки начала понимать, что слова Ричарда – не просьба избавить Кэлен от боли, он хотел избавить от боли ее, Никки. Как бы он ее ни ненавидел, он не хотел видеть, как ей причиняют боль.
Ничто из всего им сказанного не могло сильней ранить ей сердце. Доброта – это самая жестокая вещь, которую он только мог с ней сделать.
И последующая боль была ее наказанием. Никки было так стыдно за то, что натворила, что она притворялась перед Ричардом, что ничуть не пострадала. Она хотела избавить его от беспокойства, что Кэлен страдает, как и она. На следующее утро она сообщила Ричарду, что совершила ошибку. Никки не ждала прощения. Она просто хотела, чтобы он знал: она была не права, и она сожалеет.
Ричард ничего не сказал. Он лишь смотрел на нее своими серыми глазами, пока она говорила, а потом ушел на работу.
Кровь у нее шла три дня.
Гейди растрезвонил своим приятелям, что поимел ее. И к ее вящему унижению, поведал во всех подробностях. К удивлению Гейди, Камиль и Набби рассвирепели. Они вознамерились залить ему глаза раскаленным воском и сделать кое-что еще. Что именно, Никки в точности не знала, но догадывалась. Гроза была настолько серьезной, что Гейди предпочел в тот же день удрать и вступить в армию Имперского Ордена. Он вступил туда как раз вовремя, чтобы отправиться со своей частью на север, где шли военные действия. В тот день Гейди напыщенно вещал Камилю и Набби, что уходит, чтобы стать героем.
Никки услышала шаги в коридоре. Улыбнувшись, она выложила на доску три яйца. Но, вопреки ее ожиданиям, Ричард не вошел в комнату. Кто-то постучал в дверь.
Никки отошла на середину комнаты.
– Кто там?
– Никки, это я, Камиль.
Его голос звучал так взволнованно, что она испугалась.
– Я одета. Заходи.
Молодой человек, тяжело дыша, ворвался в комнату. Он был бледен, по щекам текли слезы.
– Они арестовали Ричарда! Прошлой ночью. Они взяли его.
Никки даже не поняла, что яйца из ее рук падают на пол.
Глава55
Никки в сопровождении Камиля поднялась по двенадцати каменным ступеням – в казармы городской гвардии. Казармы – настоящая крепость, загороженная высокими мощными стенами. Никки не просила Камиля сопровождать ее, но сильно подозревала, что ему могла помешать пойти только смерть. Она никак не могла понять, как Ричарду удается вызывать в людях такое чувство.
Когда они покинули дом, Никки была так потрясена случившимся, что плохо понимала происходящее, но все-таки заметила – все обитатели их дома сильно встревожены. Чуть ли не из всех окон выглядывали лица, когда они с Камилем вылетели из дома и помчались по улице. Даже из соседних домов вышли люди и смотрели ей вслед. И у всех были очень мрачные лица.
Что же заставляло всех так переживать за этого человека?
И почему она сама переживает за него?
Внутри грязных казарм толпились люди. Небритый старик с ввалившимися щеками тупо стоял, глядя в никуда. Круглощекие женщины в косынках плакали, а вопящие дети цеплялись за их подолы. Другие женщины стояли с пустыми лицами, будто в очереди за хлебом или просом. Маленький ребенок в одной рубашонке одиноко стоял, засунув крошечный кулачок в рот, и вопил.
У всех было похоронное настроение.
Городские гвардейцы, по большей части здоровенные молодцы с равнодушными лицами, проталкивались сквозь толпу в темные коридоры. Низкая деревянная перегородка разделяла помещение пополам, и вся толпа стояла на одной половине. А за перегородкой переговаривались гвардейцы. За простым столом сидели какие-то люди, гвардейцы приносили им доклады, обменивались шуточками или получали очередные приказы.
Никки протолкалась через толпу к самой перегородке – на перегородку напирали женщины, надеясь, что их вызовут, надеясь узнать хоть что-то, надеясь на чудесное вмешательство самого Создателя. Но вместо этого получали лишь оскорбления.
Никки схватила за рукав проходящего мимо гвардейца. Он смерил ее с ног до головы грозным взглядом. Никки напомнила себе, что лишена своего могущества, и выпустила его рукав.
– Не скажете ли, кто здесь главный?
Он снова оглядел ее с ног до головы и, видимо, счел ее безмужней, а следовательно, доступной. Лицо его расплылось в притворной улыбке.
– Вон там, – указал он. – За столом. Народный Защитник Мускин.
За столом сидел мужчина средних лет, зарывшись в кипы бумаг. Тело его выглядело так, словно таяло на солнце. Его свободная белая рубашка была вся в темных пятнах пота.
Гвардейцы говорили ему что-то на ухо, а его унылый взгляд бесцельно шарил по комнате. Другие чиновники, сидевшие за столом по обе стороны от него, перебирали бумаги, вяло беседовали друг с другом, или с другими чиновниками и гвардейцами, непрерывно снующими по помещению.
Защитник Мускин, чью лысину три с половиной волосины прикрывали так же хорошо, как спящую черепаху несколько травинок, оглядел комнату. Его темные глаза все время двигались, скользя по гвардейцам, чиновникам, толпе посетителей. Скользнув по лицу Никки, Мускин не проявил ни малейшего интереса. Все они были гражданами Ордена, одинаковыми частичками, каждый совершенно незначителен сам по себе.
– Можно с ним поговорить? – спросила Никки. – Это важно.
Улыбка гвардейца стала издевательской.
– Ну конечно, важно. – Он ткнул пальцем на толпу. – В очередь. Жди, когда дойдет до тебя.
У Никки с Камилем не было выбора. Пришлось ждать. Никки была слишком хорошо знакома с нравами и обычаями этих мелких чиновников, чтобы устраивать скандал. Они буквально расцветают, когда кто-то начинает скандалить. Она прислонилась плечом к стене с грязными потеками от многочисленных плеч. Камиль пристроился рядом.
Очередь не двигалась, потому что чиновники никого не принимали. Никки не знала, может, есть специальное время для приема граждан. Но у них не было выбора – оставалось только ждать своей очереди. Утро тянулось, а очередь все не двигалась. Позади них с Камилем тоже скопился народ.
– Камиль, – тихо проговорила Никки, прождав несколько часов, – ты не обязан торчать тут со мной. Ты можешь идти домой.
Глаза парня были красными и опухшими.
– Я хочу подождать. – К удивлению Никки, в голосе его сквозило недоверие. – Я беспокоюсь за Ричарда, – добавил он так, что это прозвучало как обвинение.
Я тоже за него беспокоюсь. Иначе зачем я, по-твоему, пришел к тебе – только потому, что испугался за Ричарда и не знал, что делать. Все остальные либо на работе, либо ушли за хлебом. – Камиль повернулся и прислонился спиной к стене. – Я не верю, что ты волнуешься за него, но я просто не знал, что делать.
Никки смахнула со лба взмокшую прядь.
– Я тебе не нравлюсь, верно?
Он по-прежнему не смотрел на нее.
– Да.
– Могу я спросить, почему?
Камиль стрельнул глазами по сторонам, чтобы проверить, не слушает ли их кто. Но все были погружены в свои собственные заботы.
– Ты – жена Ричарда, и ты предала его. Ты привела Гейди к себе в комнату. Ты шлюха.
Никки заморгала, удивленная его словами. Камиль, прежде чем продолжить, снова огляделся.
– Мы не понимаем, почему такой человек, как Ричард, живет с тобой. Каждая безмужняя женщина в нашем доме, да и в соседних тоже, говорила мне, что, будь она его женой, никогда бы в жизни не легла с другим мужчиной. Они все в один голос твердят, что не понимают, почему ты так поступила с Ричардом. Все огорчились за него, но он нас даже слушать не захотел, когда мы пытались сказать ему об этом.
Никки отвернулась. Она внезапно не смогла больше смотреть на юношу, только что обозвавшего ее нехорошим словом, и по праву.
– Ты ничего не понимаешь, – прошептала она. Краем глаза она заметила, как Камиль пожал плечами.
– Ты права. Я не понимаю. Я не понимаю, как можно сделать такую гадость такому мужу, как Ричард, который так тяжело работает и так хорошо о тебе заботится. Чтобы сотворить такое, нужно быть очень плохим человеком, которому совершенно наплевать на собственного мужа.
Никки почувствовала, как по щекам текут слезы.
– Я забочусь о Ричарде куда больше, чем ты можешь себе представить.
Он не ответил. Повернувшись, она поглядела на него. Камиль тихонечко качался у стенки. Ему было слишком стыдно за нее, он был слишком зол на нее, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Камиль, помнишь, как мы пришли жить в ваш дом?
Парень кивнул, по-прежнему не глядя на нее.
– Помнишь, как ты, Набби и Гейди обращались с Ричардом, каких гадостей ему наговорили? Какими гнусными словами его обзывали? Как угрожали ему ножами?
– Я совершил ошибку, – ответил он, и похоже, искренне.
– Вот и я тоже допустила ошибку, Камиль. – Никки даже не пыталась скрыть слез. Добрая половина женщин в комнате плакали. – Я не могу тебе объяснить, но мы с Ричардом поссорились. Я разозлилась на него. Я была не права. Было глупо с моей стороны сделать такое. Я допустила ужасную ошибку.
Никки шмыгнула носом и достала маленький платочек. Камиль следил за ней краем глаза.
– Я признаю, что это не такого же рода ошибка, как ваше с Набби поведение при первой встрече с Ричардом, но тем не менее это ошибка. Я тоже грубо сыграла.
– Ты не хочешь Гейди?
– Да меня от него тошнит! Я просто использовала его, потому что была зла на Ричарда.
– И ты сожалеешь?
У Никки дрожал подбородок.
– Конечно, сожалею.
– Ты больше так не сделаешь, даже если рассердишься на него? Не пойдешь с другим?
– Нет. Я сказала Ричарду, что допустила ошибку, что мне очень жаль, что я больше никогда так с ним не поступлю. Я говорила искренне.
Камиль некоторое время размышлял, глядя на женщину с ребенком. Ребенок плакал не переставая, потому что хотел на ручки. Женщина что-то тихо проговорила, и малыш прижался к ее ноге и надулся, но кричать перестал.
– Если Ричард может простить тебя, то мне тоже не следует на тебя сердиться. Он твой муж. Вы должны разбираться между собой, не мое это дело. – Он коснулся ее руки. – Ты допустила глупую ошибку. Но теперь все кончено. Не плачь больше из-за этого, ладно? Теперь есть дела поважней.
Никки кивнула, улыбаясь сквозь слезы.
Камиль едва заметно улыбнулся.
– Мы с Набби сказали Гейди, что отрежем ему... сказали, что зарежем его за то, что он сделал с Ричардом. Гейди пригрозил нам ножом, и мы дали ему уйти. Гейди обожает свой ножик. Ему уже доводилось резать им людей. Серьезно резать. Он велел нам дать ему пройти, потому что собирается вступить в армию, что он своим ножом будет выпускать кишки врагам Ордена, что станет героем войны и у него будет много женщин куда лучше жены Ричарда.
– Уверена, что буду не единственной женщиной, пожалевшей о том, что вообще с ним повстречалась.
Только далеко за полдень Народный Защитник Мускин начал прием граждан. У Никки спина разламывалась, но это было ничто в сравнении с тревогой за Ричарда. Два гвардейца подводили людей по одному к столу Мускина.
Очередь продвигалась довольно быстро, потому что Защитник не терпел долгих разговоров. Он быстро пролистывал какие-то бумаги, прежде чем что-то сказать просителю. Но в комнате было так шумно от плача и криков, что Никки не слышала ни слова.
Когда подошла ее очередь, один из гвардейцев отодвинул Камиля в сторону.
– Граждане могут разговаривать с Защитником только по одному.
Никки жестом велела Камилю отойти в сторону и не устраивать скандала. Гвардейцы взяли ее под руки и чуть ли не волоком потащили к Защитнику. Никки возмутило, что с ней обращаются так грубо, как с какой-то обыкновенной... гражданкой.
Она всегда пользовалась определенной властью, иногда гласной, иногда негласной, и никогда особенно не задумывалась над этим. Она хотела, чтобы Ричард познал, как живет обычный трудовой народ. А Ричард вроде бы вполне процветает.
Гвардейцы стояли вплотную к ней, на тот случай, если она вдруг задумает что-нибудь учинить. Они тут всякого навидались. Никки вспыхнула от такого обращения с ней.
– Защитник Мускин, моего мужа...
– Имя. – Его темные глаза скользили по очереди. Наверняка прикидывает, сколько осталось до ужина.
– Ричард.
Он глянул на нее.
– Полное имя.
– Его зовут Ричард Сайфер. Его взяли вчера поздно вечером.
Никки не хотела произносить слово «арестовали», опасаясь усугубить обвинение.
Мускин пошелестел бумагами, совершенно не интересуясь ею. Никки сочла несколько обидным, что этот мужчина не смотрит на нее тем типично мужским расчетливым взглядом, словно мысленно представляя то, что скрыто под одеждой, будто она не понимает, чем они заняты. Оба гвардейца, впрочем, глаз не отрывали от ее бюста.
– А! – Защитник Мускин помахал бумажкой. – Тебе повезло.
– Значит, его выпустили?
Он поглядел на нее так, словно она спятила.
– Он у нас. Его имя на этой бумаге. Людей отвозят в разные места. Народные Защитники не могут знать, где находится каждый.
– Спасибо. – Никки понятия не имела, за что благодарит. – Почему его задержали? В чем его обвиняют?
Чиновник нахмурился.
– Откуда мы можем знать в чем? Он еще не сознался.
У Никки закружилась голова. Несколько женщин до нее упали в обморок во время разговора с Защитником. Руки державших ее гвардейцев напряглись. Защитник начал уже поднимать руку, чтобы велеть им увести ее. Но прежде чем успел это сделать, Никки заговорила настолько спокойно, насколько могла.
– Пожалуйста, Защитник, мой муж – не смутьян. Он ничем не занят, кроме работы. И никогда ни о ком плохо не отзывается. Он хороший человек. И всегда делает то, что ему велено.
На какую-то долю секунды, пока Никки наблюдала, как по его щеке стекает пот, чиновник вроде бы о чем-то задумался.
– У него есть специальность?
– Он хороший работник для Ордена. Он грузчик.
Она поняла, что это ошибка, еще не успев договорить. Рука поднялась и взмахнула, отмахиваясь от Никки, как от мошки. Могучим рывком гвардейцы оторвали ее от земли и поволокли прочь с глаз этой важной персоны.
– Мой муж – хороший человек! Пожалуйста, Защитник Мускин! Ричард не учинял никаких беспорядков! Он был дома!
Она говорила правду, как и те женщины до нее. Она была зла, что не смогла убедить чиновника в том, что она другая. Что Ричард другой. Но теперь поняла, что другие просители пытались сделать то же самое.
Камиль бежал следом за гвардейцами, тащившими ее по темному коридору к боковой двери, на выход из каменной крепости. Вечерний свет залил коридор, когда они открыли дверь. И выкинули ее на улицу. Никки покатилась по ступенькам. Камиля вышвырнули следом за ней. Он упал лицом' в грязь. Никки помогла ему встать.
Стоя на коленях, она посмотрела на дверь.
– Так как с моим мужем? – продолжала настаивать она.
– Можешь прийти в другой день, – ответил один из гвардейцев. – Когда он сознается, тебе скажут, в чем его обвиняют.
Никки знала, что Ричард не сознается ни в чем. Он скорее умрет.
Но для этих людей это значения не имело.
– Могу я увидеть его? – Никки умоляюще сложила руки, стоя на коленях подле Камиля. – Пожалуйста! Могу я хотя бы повидаться с ним?
Один гвардеец что-то шепнул другому.
– У тебя есть деньги? – спросил он.
– Нет, – горестно всхлипнула она. Гвардейцы двинулись обратно.
– Подождите! – закричал Камиль.
Они задержались, и он рванул к ним. Задрав штанину, он стянул с себя сапог, вытряхнул из него монетку и без всякого колебания протянул серебряную денежку гвардейцу.
Тот, поглядев на нее, скорчил кислую мину.
– Этого мало для свидания.
Камиль схватил здоровенного солдата за руку, когда тот собрался уходить.
– У меня дома есть одна. Пожалуйста, позвольте мне сходить за ней. Я бегом! Вернусь буквально через час.
Гвардеец покачал головой.
– Не сегодня. Свидания для тех, кто может заплатить сбор, будут послезавтра, на закате. Но пускают только одного посетителя.
Камиль махнул на Никки.
– Его жена. Она пойдет к нему.
Гвардеец оценивающим взглядом оглядел Никки, – ухмыляясь, словно прикидывая, что еще она может дать за то, чтобы повидаться с мужем.
– Не забудь принести сбор.
Дверь захлопнулась.
Камиль сбежал со ступенек и схватил Никки за руку. Глаза его блестели от слез.
– Что нам делать? Они продержат его еще два дня. Еще два дня!
Он начал всхлипывать от ужаса. Хоть Камиль и не сказал этого вслух, Никки отлично поняла, что он имеет в виду. Еще два дня пыток, чтобы выбить из него признание. А потом они похоронят Ричарда на небе.
Никки решительно взяла парнишку за руку и потащила.
– Камиль, слушай меня внимательно. Ричард сильный. Он выдержит. Ему и раньше приходилось многое выносить. Он сильный. Ты ведь знаешь, что он сильный?
Камиль кивнул, закусив губу и всхлипывая. Боязнь за друга превратила его снова в ребенка.
Всю ночь напролет Никки пялилась в потолок. А утром пошла за хлебом. Стоя вместе с другими женщинами в очереди, она осознала, что у нее, должно быть, такой же угнетенный вид, как и у них. Она была в растерянности. Не знала, что делать. Казалось, все рассыпается в прах.
Следующей ночью она спала от сила пару часов. Она находилась в состоянии постоянной тревоги, считая минуты до восхода солнца. А когда оно взошло, то села за стол, вцепившись в краюху хлеба, которую собиралась отнести Ричарду, и так ждала, когда этот бесконечный день закончится. Соседка, госпожа Ша-Рим, принесла Никки миску капустного супа. Она стояла над Никки, сочувственно улыбаясь, и не уходила, пока не убедилась, что Никки съела все до капли. Никки поблагодарила госпожу Ша-Рим, сказав, что было очень вкусно. Она представления не имела, какой был этот суп на вкус.
На следующее утро Никки решила отправиться к казематам и ждать там, пока ей разрешат войти. Она не хотела опоздать. На ступеньках сидел Камиль, поджидая ее. Вокруг него столпилась небольшая группа людей.
Камиль вскочил.
– Я взял серебряную марку.
Никки хотелось сказать, что ему не надо платить за нее, что она сама заплатит, только вот у нее не было серебряной марки. У нее было лишь несколько серебряных пенни.
– Спасибо, Камиль, я найду денег и верну тебе.
– Не надо мне ничего возвращать. Это для Ричарда. Я решил сделать это для Ричарда. Он для меня дороже.
Никки кивнула. Она понимала, что она бы сгнила прежде, чем кто-то ради нее пожертвовал хоть пенни, хотя она всю свою жизнь посвятила помощи другим. Мать как-то сказала ей, что это не правильно – ждать благодарности, что Никки должна помогать этим людям, потому что у нее есть возможности помочь.
Пока Никки шла по лестнице, люди подходили к ней с наилучшими пожеланиями. Просили передать Ричарду, чтобы он был сильным и не сдавался. И просили сказать им, если они могут хоть чем-то помочь или если ей понадобятся деньги.
Ричард уже сидел несколько дней. Никки даже не знала, жив ли он. Молчаливый поход к казематам был сплошным ужасом. Она боялась узнать, что его казнили, или прийти к нему и увидеть, что он медленно и мучительно умирает от пыток. Никки отлично знала, как Орден допрашивает людей.
Возле боковой двери ожидали еще с полдюжины женщин и несколько пожилых мужчин. Все они жарились под палящим солнцем. Все женщины принесли сумки с едой. Никто не разговаривал. Всех их согнули одни и те же страхи.
Никки смотрела на дверь, а солнце медленно катилось по небосклону. В наступающих сумерках Камиль повесил ей на плечо свой бурдюк.
– Ричард наверняка захочет чем-нибудь запить курицу с хлебом.
– Спасибо, – прошептала Никки.
Железная дверь со скрипом распахнулась. Все поглядели туда и увидели стоящего в дверях гвардейца, приказывающего всем приблизиться. Он поглядел на клочок бумаги. Когда первая женщина взбежала по ступенькам, он остановил ее и спросил имя. Она назвалась, солдат сверился со списком, затем пропустил ее. Вторую женщину он развернул обратно. Та расплакалась, крича, что заплатила за свидание. Солдат ответил, что ее муж сознался в измене и посетители к нему не допускаются.
Рухнув на землю, несчастная завыла. Все с ужасом глядели на нее, опасаясь, что им грозит такая же участь. Следующая женщина назвала свое имя и прошла внутрь. Еще одна вошла, а следующей за ней было сказано, что ее муж умер.
Никки тупо двинулась вверх по лестнице. Камиль схватил ее за руку и сунул ей в ладонь монетку.
– Спасибо, Камиль.
Тот кивнул.
– Передай Ричарду, что... Просто скажи, чтобы он скорей возвращался домой.
– Ричард Сайфер, – ответила Никки гвардейцу. Сердце колотилось как бешеное. Тот быстро глянул в список и махнул, чтобы проходила внутрь.
– Этот человек отведет тебя к нему.
На Никки нахлынула волна облегчения. Он все еще жив!
Внутри темного коридора поджидал другой солдат.
– Следуй за мной, – кивнул он. И двинулся вперед. На каждой руке у него болталось по лампе. Никки старалась держаться поближе к нему, пока они спускались по двум длинным узким лестничным пролетам в сырые подвалы.
В крошечной комнатушке, освещенной шипящим факелом, восседал на лавке обливающийся потом Защитник Мускин, беседуя с двумя мужчинами – младшими чиновниками, судя по тому, с каким подобострастием они ему внимали.
Быстро просмотрев протянутую ему солдатом бумагу, Защитник встал.
– Принесла сбор?
– Да, Защитник Мускин. – Никки протянула монетку. Глянув на денежку, тот быстро сунул ее в карман.
– Штрафы за гражданские правонарушения слишком завышены, – загадочно изрек он, при этом его темные глаза на мгновение задержались на Никки, проверяя ее реакцию.
Никки облизнула губы. В ней вдруг вспыхнула надежда. Она прошла первое испытание, заплатив сбор. А теперь этот алчный ублюдок требует денег за жизнь Ричарда.
Никки заговорила, тщательно подбирая слова, опасаясь допустить хоть малейшую ошибку.
– Если бы я знала размер штрафа, Защитник, то, полагаю, смогла бы найти денег.
Защитник уставился на нее так пристально, что у нее пот выступил на лбу.
– Человек должен доказать, что раскаялся. И выплата огромного штрафа – отличный способ показать свое раскаяние в гражданском проступке. А если меньше, то мы поймем, что раскаяние неискреннее. Послезавтра, в это же время, те, кто сознается в такого рода проступках и за кого кто-нибудь сможет заплатить назначенный штраф, предстанут передо мной для решения.
Он назвал цену: все, что есть. И сказал, что Ричарду нужно сделать. Ей хотелось порвать этому типу его жирную глотку.
– Благодарю вас, что столь любезно поняли проступок моего мужа. Если я смогу увидеть его, то позабочусь о том, чтобы его загрызла совесть.
Чиновник слабо улыбнулся.
– Уж позаботьтесь об этом, молодая леди. Мужчины, которые проводят там, внизу, слишком много времени наедине со своей виной, в конечном итоге сознаются в самых ужасных преступлениях.
Никки сглотнула.
– Я поняла, Защитник Мускин.
Пытки не прекратятся, пока этот человек не получит деньги.
Гвардеец грубо схватил ее за руку и выволок в чернильно-черный коридор, держа обе лампы в одной руке. Они спустились еще на один пролет, в самый низ каземата. Узенькие коридоры извивались во всех направлениях, мимо камер, специально сделанных для содержания преступников. Поскольку казематы находились неподалеку от реки, сюда просачивалась вода, так что здесь постоянно было склизко, сыро и воняло гнилью. Никки видела убегавших во тьму крыс.
Они шлепали по щиколотки в воде, и эхо шагов разносилось по коридору. Вокруг плавали разлагающиеся трупики дохлых крыс. Это место напомнило Никки ее детские кошмары о Подземном мире, об участи, которая, по словам ее матери, ждала тех, кто не выполнял свой долг перед другими людьми.
На каждой низенькой дверце по бокам коридора имелось небольшое отверстие размером с руку, чтобы гвардейцы могли заглядывать внутрь, надо полагать. Света не было никакого, кроме тех ламп, что нес солдат, поэтому сидевшим в камерах смотреть наружу было незачем. При свете лампы Никки видела выглядывающие в эти темные дыры глаза. Из многих отверстий доносились крики боли или тоски.
Стражник остановился.
– Здесь.

С бешено колотящимся сердцем Никки ждала. Вместо того чтобы открыть дверь, солдат повернулся к ней и схватил за груди. Никки стояла неподвижно, боясь пошевелиться. Стражник лапал ее, как дыни на базаре. Она была слишком напугана, чтобы говорить, и опасалась, что он может не пустить ее к Ричарду. Солдат прижался к ней и засунул руку за корсаж, теребя ей соски.
Никки знала, что такие люди нужны Ордену, чтобы нести его учение миру. Приходится признавать, что человеческая натура извращена, и идти на определенные жертвы. Такие скоты нужны, чтобы вбивать нравственность в массы. Она сдавленно ойкнула, когда солдат ущипнул нежную плоть.
Стражник рассмеялся, довольный тем, что облапал, и повернулся к двери. После некоторых проблем с ржавым замком он наконец сумел-таки повернуть ключ. Схватившись за отверстие, он с силой рванул дверь. Дверь медленно отползла ровно настолько, чтобы в нее пролезть. Стражник повесил лампу на стенку внутри рядом с дверью.
– Когда я закончу с некоторыми делами, то приду за тобой, и свидание закончится. – Он снова хохотнул. – Так что побыстрей задирай для него свои юбки. Если, конечно, он в состоянии этим воспользоваться.
Он втолкнул Никки в камеру.
– Это к тебе, Сайфер. Я ее хорошенько для тебя подогрел. – Дверь с грохотом захлопнулась. Никки услышала, как стражник поворачивает ключ, затем его шаги пошлепали дальше.
Квадратная камера оказалась такой крошечной, что Никки могла, раскинув руки, одновременно коснуться обеих стен. Макушкой она задевала потолок. Замкнутость этого помещения наводила ужас. Никки хотелось выскочить отсюда.
Она боялась, что скорчившееся у ее ног тело принадлежит покойнику.
– Ричард?
Она услышала едва слышный стон. Его руки были скованы за спиной какими-то деревянными колодками. Она испугалась, что он может захлебнуться.
Слезы жгли глаза. Никки опустилась на колени. Грязная вода, залившаяся ей в сапоги, теперь намочила и платье.
– Ричард?
Она потянула его за плечо, чтобы перевернуть. Вскрикнув, он отшатнулся.
Когда Никки разглядела его, то закрыла рот обеими руками чтобы заглушить вопль.
– Ох, Ричард!

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:12 | Сообщение # 41

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Никки встала и оторвала подол нижней рубашки. Снова опустившись на колени, она с помощью этой тряпицы осторожно стерла кровь с его лица.
– Ричард, ты меня слышишь? Это я, Никки.
Он кивнул.
– Никки.
Один глаз заплыл начисто. Волосы были в грязи и тине от воды, в которой он лежал. Одежда порвана в клочья. В тусклом свете маленькой лампы Никки видела вздувшие красные раны, рассекающие его плоть.
Он заметил, что она уставилась на эти раны.
– Боюсь, эту рубашку тебе никогда не удастся залатать.
Она слабо улыбнулась его мрачному юмору. Дрожащими пальцами она промокнула ему лицо. Никки не понимала, почему так реагирует на это. Она видала и хуже. Ричард убрал голову от ее руки.
– Я делаю тебе больно?
– Да.
– Прости. Я принесла воды.
Он нетерпеливо кивнул. Никки поднесла к его губам бурдюк. Он начал жадно пить.
Когда Ричард отдышался, Никки сказала:
– Камиль дал денег, чтобы заплатить сбор за свидание с тобой.
Ричард лишь улыбнулся.
– Камиль хочет, чтобы ты выбрался отсюда.
– Я и сам хочу выбраться отсюда. – Его голос был совсем не похож на обычный. Хриплый и едва слышный.
– Ричард, Защитник...
– Кто?
– Чиновник, отвечающий за это. За тюрьму. Он сказал мне, что есть способ вытащить тебя отсюда. Он сказал, что ты должен признать себя виновным в гражданском проступке и заплатить штраф.
Ричард кивнул.
– Я так примерно и предполагал. Он спросил, есть ли у меня деньги. Я сказал, что есть.
– Да? Ты сэкономил денег?
Ричард снова кивнул.
– Деньги у меня есть.
Никки отчаянно вцепилась в остатки воротника его рубашки.
– Ричард, я смогу заплатить штраф только послезавтра. Ты продержишься? Пожалуйста, скажи, ты сможешь продержаться еще два дня?
Он мрачно улыбнулся.
– Я никуда не ухожу.
Тут Никки вспомнила и достала из сумки хлеб.
– Я принесла тебе поесть. Хлеб и немного жареной курицы.
– Курица. На хлебе я долго не продержусь. Тут не кормят.
Она пальцами оторвала кусок курицы и положила ему в рот. Ей было невыносимо видеть Ричарда таким беспомощным. Это ее злило. Ее тошнило от этого. – Ешь, Ричард, – подтолкнула она его, когда его голова начала падать. Он помотал головой, будто стряхивая сон. – Вот, съешь еще немножко.
Она смотрела, как он жует.
– Ты можешь спать в такой сырости?
– Они не дают спать. Они...
Она сунула ему в рот кусок курятины. Она отлично знала методы Ордена. И не желала слышать, какую именно методу они выбрали для него.
– Я вытащу тебя отсюда, Ричард. Не сдавайся. Я вытащу тебя.
Он пожал плечами, словно желая сказать, что это не имеет значения.
– Зачем? Заботишься о своем пленнике? Завидуешь, что другие издеваются надо мной? Боишься, что они убьют меня прежде, чем ты успеешь это сделать?
– Ричард, это не...
– Я всего лишь человек. Важно лишь то, что более значительно. То, что я невиновен, не важно, потому что жизнь одного человека ценности не имеет. Если я должен таким вот образом страдать и умереть, чтобы помочь подвигнуть других следовать путями твоего Создателя и твоего Ордена, кто ты такая, чтобы отказывать им в столь добродетельном конце? Какое значение имеют твои желания? Как можешь ты ставить твою жизнь или мою превыше блага других?
Сколько раз она талдычила ему эту нравственную доктрину этими же словами? И как презрительно, как ядовито, как коварно звучало это в его устах.
В этот момент Никки ненавидела себя. Каким-то образом он извращает все, за что выступает Орден, все, чему она посвятила свою жизнь. Каким-то образом ему удается превратить добродетель во зло. Вот почему он так опасен. Само его существование угрожает всему, за что они борются.
А она уже так близка. Так близка к пониманию того, что ей так нужно понять. Сам факт, что по ее щекам струятся слезы, говорил ей, что и на самом деле есть что-то, из-за чего вся затея стоит свеч. Из-за чего необходима. Та неопределимая искорка, что она видела в его глазах с самого первого мига, она действительно существует.
Если бы она могла дотянуться до этого еще чуть-чуть, то тогда смогла бы наконец сделать то, что лучше всего. И лучше для него. Какая жизнь ему предстоит? Сколько страданий он сможет вынести? Ей было ненавистно, что она обречена служить Создателю таким вот образом.
– Оглянись вокруг, Никки. Ты хотела показать мне лучшую жизнь, что дает Орден. Оглянись вокруг. Разве она не великолепна?
Ей было ненавистно видеть один из его прекрасных глаз таким заплывшим.
– Ричард, мне нужны деньги, что ты сэкономил. Чтобы вытащить тебя отсюда, мне понадобится все. Чиновник сказал, что нужно отдать все, что у тебя есть.
– В нашей комнате. – Он мог лишь хрипло шептать.
– В комнате? Где? Скажи мне, где.
Он покачал головой.
– Ты никогда не найдешь. Нужно знать хитрость, чтобы открыть. Иди к Ицхаку.
– Ицхаку? В транспортную компанию? Зачем?
– Это когда-то был его кабинет. Там в полу есть тайник. Скажи ему, для чего тебе нужны деньги. Он откроет его для тебя.
Она сунула ему в рот еще кусок курицы.
– Ладно. Пойду к Ицхаку. – Она поколебалась, наблюдая, как он жует. – Мне очень жаль, что ты вынужден отдать все, что сумел сэкономить. Я знаю, как тяжело ты работал. Это несправедливо, что они забирают это.
Ричард снова пожал плечами.
– Это всего лишь деньги. Я предпочитаю жизнь.
Улыбнувшись, Никки вытерла слезы на щеках. Это самое лучшее, что она надеялась услышать. Дверь открылась.
– Опускай юбки, женщина. Время вышло.
Когда стражник поволок ее прочь, Никки ухитрилась сунуть Ричарду в рот последний кусок курицы.
– Гражданский проступок! – напомнила она. – Не забудь!
Ему придется сознаться в гражданском проступке, за который можно заплатить штраф. И тогда они его отпустят. Любое другое преступление означает смерть.
– Не забуду.
Она потянулась у нему, пока ее волокли прочь из крошечной камеры.
– Я вернусь за тобой, Ричард! Клянусь!
Глава56
Никки нетерпеливо вышагивала по комнате, пока Ицхак ковырялся с потайной дверцей в углу. Он торчал там уже довольно долго. Чтобы добраться до тайника в полу, он отодвинул шкаф. Периодически он что-то бормотал себе под нос, ругаясь на себя за то, что сделал тайник в таком труднодоступном месте.
– Наконец-то! – Он вскочил на ноги.
Никки надеялась, что тех жалких грошей, что Ричарду удалось сэкономить, хватит, чтобы ублажить Защитника Мускина. Мысленно она прикидывала список лиц, предложивших денег в помощь Ричарду.
– Вот, – подошел к ней Ицхак.
Он торопливо сунул ей в руку тяжелый кошель. Никки изумилась его тяжести. Кошелек с трудом умещался у нее на ладони. Ерунда какая-то. Она подумала, что Ричард, должно быть, насовал туда каких-нибудь железок для тяжести. Развязав кошель, она высыпала содержимое на ладонь.
Никки ахнула. Почти две дюжины золотых марок. Ни одной серебряной. Одно золото.
– Благой Создатель... – прошептала она, вытаращив глаза. – Откуда у Ричарда такие деньги?
Тут было больше денег, чем большинство вполне состоятельных людей видели за всю свою жизнь. Она поглядела Ицхаку в глаза.
– Откуда у Ричарда такие деньги?
Тот, сдернув с головы свою красную шляпу, нетерпеливо махнул на золото у нее в руке.
– Ричард их заработал.
Никки нахмурилась.
– Заработал? Каким образом? Никто не может заработать столько денег. Во всяком случае, честным путем. – Она почувствовала, как в ней закипает злость. – Ричард украл то золото, не так ли?
– Не будь дурой, – раздраженно дернул плечом Ицхак. – Ричард его заработал. Он покупает и продает товар.
Никки скрипнула зубами.
– Как он получил эти деньги?
– Я же тебе сказал, – всплеснул руками Ицхак. – Он их заработал своим горбом. Сам. Он покупает разный товар и продает тем, кто в этом товаре нуждается.
– Товар? Какой товар? Контрабанду?
– Нет! Товар вроде железа и стали...
– Глупости! Как бы он смог их перевозить? Таскал на спине?
– Сначала да. А потом он купил фургон...
– Фургон!
– Да. И лошадей. Он покупает уголь и руду и продает их плавильням. Но главным образом он покупает металл на плавильнях и продает кузнецу. Кузнец расходует много металла. Он покупает его у Ричарда. Вот как Ричард заработал деньги.
Никки схватила Ицхака за ворот.
– Отведи меня к этому кузнецу!
Никки была в ярости. Все это время она считала, что Ричард – честный труженик, вкалывающий в поте лица, а теперь вот обнаружила, что его правильно посадили за решетку. Он виновен в том, что высасывает у честных тружеников их кровные денежки. Он спекулянт.
В данный момент она вовсе не сожалела о том, что с ним делают в тюрьме. Он заслужил это и даже больше. Он преступник, крадущий золото у честных тружеников. Никки трясло от унижения, что ему так вот удалось обвести ее вокруг пальца.
* * *
Никки уже видела прежде стройку, где возводили дворец, но издалека, когда ходила по делам по городу. Так близко к ней она не была ни разу. Похоже, дворец будет именно таким, как его описал Джегань. Зрелище было поразительное. Все вдохновляющие слова брата Нарева, что Никки слышала в детстве, зазвучали в ее мозгу, как божественный хорал.
Стены уже возвели выше уровня окон первого этажа. В некоторых секциях уже положили перекрытия для следующего этажа.
Но больше всего ее поразило то, что было перед стенами. Такого количества скульптур она отродясь не видела. В полном соответствии с указаниями брата Нарева статуи были убедительными и вдохновляющими. Никки видела людей, плачущих над отображенными в камне сценами, плачущих над этим воплощением той ничтожной твари, каковой является человек, и невыносимого совершенства Создателя. Эти весьма впечатляющие скульптурные изображения не оставляли никаких сомнений в том, что Орден – единственная надежда человечества на спасение. Как и сказал Джегань, этот дворец будет оказывать на народ потрясающее эмоциональное воздействие.
– Почему тут виселицы? – Поинтересовалась она у Ицхака, пока они шли по широкой булыжной дорожке, где стояли зрители, наблюдавшие за строительством. Некоторые опускались на колени и молились перед различными жуткими сценами, изображенными в камне.
– Скульпторы. – Покосившись на виселицы, Ицхак сдернул шляпу. – Было сказано, что они участвовали в мятеже.
Никки скользнула взглядом по болтающимся на веревках разлагающимся трупам.
– А с чего это вдруг скульпторам принимать, участие в мятеже? У них есть работа. Более того, они трудятся над творениями, воспевающими славу Ордену. Уж они-то лучше других должны понимать, что для того, чтобы надеяться на вознаграждение в мире ином, необходимо испытать страдания в этом.
– А я и не говорил, что они в нем участвовали. Я сказал: было сказано, что они участвовали.
Никки не стала его поправлять. Все люди безнравственны. Нет ни одного человека, которого приговорили бы к казни несправедливо. Включая Ричарда.
Множество стоявших под надежными укрытиями мраморных монолитов, над которыми трудились скульпторы, теперь были заброшены. Для работы каменщиков были возведены строительные леса и скаты. Пока они клали камни, рабы подтаскивали им по скатам огромные каменные блоки, тащили ведра с раствором, глиной или гравием или работали в траншеях, возводя подземные камеры, где Орден будет избавлять мир от самых отъявленных грешников и где преступники будут сознаваться в своих преступлениях.
Это, конечно, ужасная работа, но нельзя насадить сад, не испачкав рук.
Кузница, расположенная на холме, возвышавшемся над колоссальной стройкой, оказалась самой большой из всех, что Никки когда-либо видела. Хотя, учитывая размах строительства, это вполне понятно. Она осталась ждать снаружи, пока Ицхак быстро пошел за кузнецом.
Грохот молотов, звон стали, запах раскаленного металла, кислоты и дым вызвали наплыв воспоминаний о заводе отца. На какое-то мгновение сердце Никки ускорило свой бег – она снова превратилась в маленькую девочку. Ей казалось, что вот-вот выйдет отец и улыбнется ей, а в его глазах будет тот чудесный энергичный блеск.
Но вместо этого к ней вышел дюжий мужик. И он вовсе не улыбался и смотрел на нее с угрозой. Сперва Никки подумала, что он лысый. Но потом заметила, что волос у него полно, только они очень коротко острижены. Некоторые из рабочих ее отца, имевших дело с раскаленным металлом, тоже так стриглись. Его испепеляющий взгляд вынудил бы любую другую женщину отскочить шагов на пять.
Вытирая руки о тряпку, он шел к ней, изучая ее более осторожно, чем большинство мужчин. Кроме Ричарда. Его плотный кожаный передник был испещрен сотнями маленьких прожженных дырочек.
– Госпожа Сайфер?
Ицхак отошел в сторонку, предпочитая держаться в тени.
– Совершенно верно. Я жена Ричарда.
– Забавно, Ричард ни разу не упоминал о вас. Я предполагал, что жена у него, наверное, есть, но он никогда...
– Ричарда забрали в тюрьму.
Сердитый взгляд мгновенно сменился озабоченным.
– Ричарда арестовали? За что?
– Судя по всему, за самое распространенное преступление. За обман людей.
– За обман людей? Ричарда? Да они совсем спятили!
– Боюсь, что нет. Он виновен. У меня есть доказательства.
– Какие еще доказательства?!
Ицхак, неспособный больше сдерживаться, подошел ближе.
– Деньги Ричарда. Деньги, что он заработал.
– Заработал?! – Вопль Никки вынудил Ицхака отшатнуться. – Вы имеете в виду деньги, которые он украл!
Взгляд кузнеца снова стал испепеляющим.
– Украл? И у кого же, по-вашему, их украл? Кто его обвиняет? Где жертвы?
– Ну, вы, к примеру.
– Я?
– Да, боюсь, что вы – одна из его жертв. Я пришла, чтобы вернуть вам деньги. Я не могу воспользоваться преступными деньгами, чтобы избавить преступника от справедливого наказания. Ричарду придется заплатить за свое преступление. Орден об этом позаботится.
Кузнец, отбросив тряпку в сторону, подбоченился.
– Ричард в жизни ни у кого не украл и серебряного пенни! И у меня в том числе! Он заработал эти деньги.
– Он обманул вас.
– Он продавал мне железо и сталь. Мне нужны сталь и железо, чтобы делать всякую всячину для Убежища. Брат Нарев приходит сюда и рычит на меня, требуя, чтобы я изготовил то да се. Но он не поставляет мне металл, из которого я могу это сделать. А Ричард поставляет. До появления Ричарда меня самого чуть было не похоронили в небе, потому что вот Ицхак, к примеру, не мог поставить мне нужное количество металла!
– Я не мог! Комитет разрешает мне поставлять ровно столько, сколько я поставляю. Меня бы самого похоронили в небе, если бы я привозил больше, чем мне дозволено привозить. В транспортной компании за мной следят все и каждый! И тут же доносят в рабочую ячейку, если я даже плюну не в ту сторону!
– Значит, – скрестила Никки руки на груди, – Ричард воспользовался вашим затруднительным положением. Он привозит по ночам вам металл, и у вас нет иного выбора, кроме как заплатить ему столько, сколько он требует, и ему об этом отлично известно. Он получил все это золото, обманывая вас. Вот как он разбогател – продавая вам по завышенной цене. А это самая мерзкая разновидность воровства.
Кузнец хмуро посмотрел на нее, как на идиотку.
– Ричард продает мне металл намного дешевле, чем я покупаю у транспортных компаний. У Ицхака, к примеру.
– Я продаю по той цене, которую мне указывает комитет, по справедливым ценам! Я ничего не могу сделать!
– Это глупость какая-то, – сказала Никки кузнецу, не обращая внимания на Ицхака.
– Наоборот, очень умно. Видите ли, плавильни производят больше металла, чем могут продать, потому что не имеют права сами его поставлять клиентам. Им нужно производить достаточно металла, чтобы окупать затраты, платить рабочим поддерживать непрерывную работу печей. Если они не будут покупать достаточное количество руды, шахты закроются, и тогда плавильни не получат руды вообще. Они не смогут существовать без сырья. Но Орден не позволяет Ицхаку и ему подобным поставлять столько, сколько действительно необходимо плавильням. Орден неделями обдумывает простейшие запросы. Комитеты рассматривают каждую воображаемую персону, которой, как они полагают, теоретически может быть нанесен ущерб, если Ицхак доставит груз. Плавильни были в отчаянии. Они предложили Ричарду покупать у них излишки по более низкой цене...
– Значит, они тоже пострадали от жульничества Ричарда!
– Да нет же! Благодаря тому, что Ричард покупает у них металл, они больше продают и у них уменьшаются затраты на производство. Они получают больше денег, чем до этого. Ричард продает мне по более низкой цене, чем транспортные компании, потому что сам покупает по более низким расценкам.
Никки брезгливо всплеснула руками.
– И в довершение всего он еще лишает людей работы! Он самый худший из преступников – наживается на горбу бедняков, нуждающихся и рабочих!
– Что?! – запротестовал Ицхак. – Я не могу взять на работу нужное количество людей и не могу получить достаточно разрешений на поставку необходимых людям товаров! Ричард никого не лишает работы – наоборот, он помогает создавать новые рабочие места! Плавильни, с которыми он работает, каждая наняла больше рабочих с тех пор, как Ричард стал покупать у них металл!
– Совершенно верно, – кивнул кузнец.
– Но вы просто не понимаете, – продолжала настаивать Никки, отбросив волосы со лба. – Он вам глаза зашорил. Он обманывает вас, высасывает досуха. Вы становитесь бедней, потому что Ричард...
– Вы не поняли, госпожа Сайфер? Ричард увеличил доходы полудюжине плавилен. Они сейчас работают только благодаря Ричарду. Он покупает у них товар тогда, когда им нужно его продать, а не тогда, когда они наконец получат какое-то идиотское разрешение с кучей печатей. Ричард один, сам по себе, дал возможность целой команде углежогов зарабатывать на жизнь, снабжая эти плавильни углем, а также рудокопам и многим другим. А я сам? Да с Ричардом я заработал больше денег, чем мог себе представить!
Ричард всех нас обогатил, делая очень необходимую вещь, и делая ее куда лучше, чем другие. Он всем нам сохранил работу. Не Орден со всеми своими комитетами, комиссиями и ячейками, а Ричард.
Только благодаря Ричарду я смог не увольнять рабочих. Он никогда не говорит, что что-то невозможно, а находит способ сделать это. И за это время заслужил доверие всех и каждого, с кем имеет дело. Его слово дороже золота.
Да что там говорить, сам брат Нарев велел Ричарду делать все необходимое, чтобы поставлять мне нужный металл. Ричард ответил ему, что сделает. Да строительство этого дворца отродясь не продвинулось бы так далеко, как сейчас, если бы Ричард не поставлял нам все необходимое в срок.
Орден должен благодарить Ричарда, а не расплачиваться с ним пытками и наказаниями. Он крепко помог Ордену тем, что делал то, что им нужно. Эти колонны, что стоят вон там, до сих пор бы не возвели, если бы Ричард не поставил мне металл для креплений. А тех статуй у дворцовых стен тоже бы еще не было, если бы он не привез мне сталь, необходимую для изготовления нужных скульпторам инструментов. А на стройке все перевозят на колесах с металлическими ободьями, которые я сделал из той стали, что поставил мне Ричард. Да Ричард сделал для возведения этого дворца больше, чем кто-либо другой! Да еще и в процессе обзавелся друзьями.
Никки никак не могла переварить услышанное. Наверное, все так и есть. Она помнила, что Ричард встречался с братом Наревом. Как можно заработать столько денег, помочь Ордену и чтобы при этом люди, с которыми ты имеешь дело, по-прежнему тебе доверяли?
– Но он получил такую прибыль...
Кузнец покачал головой, глядя на нее, как на, змею подколодную.
– Прибыль – грязное слово только для всяких паразитов. Они хотят, чтобы это считали злом, чтобы им самим было легче урвать то, что они не заслужили.
Наклонившись к ней, кузнец грозно нахмурился и горячо продолжил:
– Вот что бы мне хотелось знать, госпожа Сайфер, так это то, почему Ричард торчит в вонючей тюряге, где из него пытками выбивают признание, а его супруга в это время торчит здесь и несет околесицу из-за того, что он зарабатывает деньги и в процессе делает нас всех довольными, счастливыми и богатыми.
У Никки желчь подступила к горлу.
– Я не могу заплатить штраф до завтрашнего вечера.
– До встречи с вами я и подумать не мог, что Ричард может ошибаться. – Кузнец стянул через голову фартук и повесил на стену. – С такими деньгами мы можем выкупить его раньше. Думаю, тут больше чем достаточно. Ицхак, пойдешь со мной?
– Конечно! Они меня знают. Мне доверяют. Я тоже пойду.
– Отдайте мне деньги! – Приказал кузнец. Никки, даже не задумываясь, уронила мешочек ему в ладонь. Ричард – не вор. Удивительное дело. Она не понимала почему, но эти люди были явно им довольны. Он помог им всем обогатиться. Для нее все это было полной абракадаброй.
– Пожалуйста, если вы сможете помочь, я буду перед вами в долгу.
– Я делаю это вовсе не ради вас, госпожа Сайфер. Я помогаю другу, которого очень высоко ценю и который заслуживает всяческой помощи.
– Никки. Меня зовут Никки.
– Я – господин Касселла, – рявкнул он, двинувшись прочь.
* * *
Господин Касселла выложил перед Народным Защитником Мускиным четыре золотые монеты. Он сказал Никки с Ицхаком, что хочет иметь кое-что про запас, на тот случай, чтобы они могли «подкачать меха», если понадобится «больше жара».
Кузнец горой возвышался над сидящим за столом человеком. Несколько чиновников уткнулись носом в работу. Все находившиеся в помещении гвардейцы наблюдали за происходящим.
– Ричард Сайфер. Он у вас. Мы пришли заплатит штраф.
Защитник Мускин моргал, глядя на монеты, как жирный карп, слишком обожравшийся, чтобы проглотить червяка.
– Мы не принимаем штрафов до завтрашнего вечера. Возвращайтесь завтра, и если этот человек, Сайфер, не сознался в чем-то более серьезном, то сможете тогда заплатить.
– Я работаю на строительстве дворца, – проговорил господин Касселла. – Брат Нарев загружает меня работой. Я здесь сейчас, так почему бы нам не решить эту проблему, пока мы все тут? Брат Нарев будет рад, если его старшему кузнецу не придется тащиться сюда завтра, когда я здесь уже сегодня.
Темные глазки Защитника Мускина забегали по сторонам, скользя по плачущей толпе. Скрипнув стулом, он придвинулся ближе к столу и сложил толстые пальцы на кипе мятых бумажек.
– Мне бы не хотелось огорчать брата Нарева.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся кузнец.
– Однако брату Нареву не захотелось бы, чтобы я пренебрег своим долгом перед народом.
– Конечно, нет! – вступил в разговор Ицхак. Темные глаза обратились на него, и он тут же сдернул свою красную шляпу. – Об этом не может быть и речи! Мы нисколько не сомневаемся, что вы великолепно исполняете свой долг.
– Ты кто? – спросил Защитник Никки.
– Я – жена Ричарда Сайфера, Защитник Мускин. Я уже была здесь. И заплатила сбор за свидание с ним. Вы мне объяснили насчет штрафа.
Чиновник кивнул.
– Тут проходит много народу.
– Послушайте, – заговорил господин Касселла, – у нас есть деньги на штраф. Если мы можем выплатить его сейчас и забрать Ричарда Сайфера сегодня, то это было бы хорошо. Завтра некоторые из тех, кто пожертвовал сегодня денег на штраф, могут не захотеть этого сделать.
Кузнец выложил на стол еще четыре золотых. Темные глаза Защитника Мускина оставались бесстрастными.
– Все деньги принадлежат народу. Нужда велика.
Никки сильно подозревала, что нужда велика в его собственных карманах и что он попросту вытягивает еще. Словно в ответ на ее мысленное обвинение Защитник Мускин отодвинул от себя восемь золотых – целое состояние по любым оценкам.
– Деньги вносятся не здесь. Нам они ни к чему. Мы – покорные слуги Ордена. Сумма штрафа будет указана в квитанции, но вам придется передать деньги одному из городских комитетов для раздачи нуждающимся.
Никки удивилась, что ошиблась в оценке этого человека. Он действительно честный чиновник. Так это же все меняет! Надежда возросла. Может, в конце концов будет не так уж и трудно освободить Ричарда.
Позади нее, за низкой перегородкой, плакали женщины, вопили дети. Никки с трудом могла дышать из-за вони. Она надеялась, что чиновник ускорит дело, чтобы заняться другими делами с группкой гвардейцев, поджидающих с кипами бумажек в руках, когда он освободится.
– Но вы совершаете ошибку, – добавил Защитник, – если полагаете, что деньгами можно добиться освобождения человека. Орден не заботит жизнь отдельного человека, поскольку ничья конкретная жизнь, в сущности, не важна. Я склонен сказать вам придержать эти деньги, пока мы не проверим, откуда у кого-то могла появиться такая большая сумма. Думаю, что этот человек может представлять собой угрозу общественному порядку, раз ему оказывают такую мощную поддержку. Ни один человек не лучше любого другого. То, что он может отдать столько денег, чтобы избавить себя от справедливого наказания, лишь подтверждает мои подозрения, что ему есть в чем сознаваться.
Скрипнув стулом, он откинулся на спинку и уставился на них.
– Похоже, вы трое думаете иначе. Полагаете, что он лучше других.
– Нет, – небрежно бросил кузнец, – просто он наш друг.
– Орден – ваш друг. Нуждающиеся – предмет вашей заботы. Не ваше дело – заботиться о ком-то больше, чем о других. Такое неподобающее поведение – святотатство.
Вся стоящая перед столом троица молчала. Позади них плач, вопли, лихорадочные молитвы за тех, кто томился внизу, не смолкали ни на секунду. Похоже, что бы они ни говорили, лишь еще больше настраивало этого человека против них.
– Вот если бы у него была профессия, тогда другое дело. Орден очень нуждается во вкладах специалистов. Очень многие прячутся в тени, когда должны стараться внести как можно больший вклад. Долг тех, кто обладает возможностями...
И тут Никки осенило.
– Но у него есть профессия! – выпалила она.
– И какая же? – спросил Защитник, недовольный тем, что его перебили.
Никки шагнула вперед.
– Он – величайший...
– Величие – заблуждение грешников. Все люди одинаковы. Все люди скверны по натуре. Все люди должны преодолевать свою низменную сущность, бескорыстно посвящая свою жизнь помощи другим. Только бескорыстные деяния позволят человеку получить вознаграждение в мире ином.
Кулаки господина Касселлы сжались. Он подался вперед. Если он сейчас начнет спорить, то дело станет непоправимым. Никки довольно чувствительно пнула кузнеца ногой, надеясь таким образом заткнуть его и дать высказаться ей, пока не поздно. Сделав шаг назад, Никки склонила голову, вынуждая таким образом кузнеца отступить.
– Вы очень мудры, Защитник Мускин. Все мы получили от вас ценный урок. Пожалуйста, простите несчастной жене ее глупые речи. Я – простая женщина и растерялась в присутствии столь мудрого представителя Братства Ордена.
Изумленный Защитник промолчал. Никки играла этими словами не одну сотню лет и отлично знала им цену. Она причислила этого человека, всего лишь мелкого чиновника, к сливкам Ордена – самому Братству, – чего ему не достичь никогда. Такие люди спят и видят стать членами Братства. И для этого человека то, что его посчитали обладателем столь высокого статуса, – все равно что быть действительно его обладателем. Для таких людей видимость – это все. Только видимость имеет значение, а не настоящие достижения.
– Так какая же у него профессия?
Никки снова склонила голову.
– Ричард Сайфер – ничем не примечательный скульптор, Защитник Мускин.
Оба стоящих рядом с ней мужчины недоверчиво вытаращились на нее.
– Скульптор? – переспросил Защитник, явно размышляя над услышанным.
– Безликий мастеровой, и его единственное желание в жизни – в один прекрасный день иметь возможность изобразить в камне низменность человечества, чтобы таким образом помочь другим понять необходимость жертвовать собой ради других и Ордена, и таким образом он надеется заслужить награды в мире ином.
Кузнец быстро пришел в себя и добавил:
– Как вам, возможно, известно, многие скульпторы, работавшие в Убежище, оказались изменниками – хвала Создателю, их вовремя раскусили, – так что скульпторам есть много работы, которую нужно сделать во славу Ордена. Брат Нарев может вам это подтвердить, Защитник Мускин.
Темные глазки Защитника Мускина перебегали с одного на другого.
– Сколько у вас денег?
– Двадцать две золотые марки, – ответила Никки. Подтянув регистрационную книгу, Защитник обмакнул перо в чернильницу и занес в реестр размер штрафа. Затем написал приказ на листке бумаги и протянул кузнецу.
– Отнесите это в доки, вниз по улице, – указал он. – Я отпущу заключенного после того, как вы принесете мне на этой бумаге печать рабочей ячейки, в подтверждение, что штраф выплачен тем людям, кто заслуживает их больше всего, – тем, кто нуждается. Ричард Сайфер должен быть лишен всех своих средств, нажитых неправедным путем.
Ричард заслуживает их куда больше, ядовито подумала Никки. Он их заработал, а не другие. Никки подумала обо всех тех ночах, которыми он работал без сна, голодный. Она вспомнила, как он морщился, ложась спать, потому что у него болела спина. Ричард заработал эти деньги, теперь она это знала. А те, кто их получит, не сделали ровным счетом ничего, разве что желают их получить и заявляют, что имеют на это право.
– Да, Защитник Мускин, – поклонилась Никки. – Благодарю вас за мудрое и справедливое решение.
Господин Касселла тихонечко вздохнул. Никки доверительно наклонилась к Защитнику.
– Мы доставим ваше справедливое постановление немедленно, – почтительно улыбнулась она. – Поскольку вы так справедливо обошлись с нами в данном вопросе, могу ли я попросить еще об одном одолжении? – Поскольку с его подачи Орден загреб баснословную сумму, что зачтется ему в плюс, Никки не сомневалась, что чиновник настроен вполне благостно. – Вообще-то это скорее чисто женское любопытство.
Тот испустил утомленный вздох.
– Ну, что еще?
Никки наклонилась настолько низко, что почувствовала исходящий от чиновника кислый запах пота.
– Имя того, кто сообщил о моем муже. Того, кто справедливо передал Ричарда Сайфера правосудию.
Никки знала, что Мускин думает, будто людей охотней принимают в Братство, если они помогают собирать крупные суммы в пользу нуждающихся. И ее вопрос – для него сущая мелочь, поскольку голова его занята приятными мыслями.
Придвинув кипу каких то бумаг, Мускин принялся их просматривать.
– Вот, – произнес он наконец. – О Ричарде Сайфере сообщил молодой солдат, вступивший добровольцем в армию Имперского Ордена. Его зовут Гейди. Сообщение поступило много месяцев назад. Для торжества правосудия требуется время, но Орден всегда следит за тем, чтобы в конце концов правосудие свершилось. Именно поэтому нашего великого императора и называют Джегань Справедливый.
Никки выпрямилась.
– Благодарю вас, Защитник Мускин.
За невозмутимой маской она скрывала дикую ярость, что эта мелкая гадина уже за пределами досягаемости. Гейди заслуживает всяческих мучений.
Записывая свое решение по административному преступлению, Защитник проговорил:
– Отнесите ордер на штраф рабочей ячейке в доках и возвращайтесь сюда, когда получите печать, подтверждающую, что наложенный на него штраф в двадцать две золотые марки выплачен полностью. Затем Ричарду Сайферу надлежит явиться в комитет резчиков для направления на работу. – Он протянул ей бумагу с приказами. – Отныне Ричард Сайфер – скульптор на службе Ордена.
К тому времени, когда они вернулись обратно со всеми бумагами, солнце уже садилось. На кузнеца произвело большое впечатление, как Никки провернула дело с чиновником, когда деньги не помогли. А Ицхак так просто рассыпался в благодарностях. Для нее же значение имело только то, что Ричард выйдет на свободу.
Она была рада, что ошибалась, что Ричард не спекулянт и не вор. Было так противно думать о нем плохо. На какое-то время эти скверные мысли буквально заслонили для нее мир. Никогда еще Никки так не радовалась своей ошибке.
Но, что еще лучше, им удалось! Она получит Ричарда обратно.
Дойдя до боковой двери каземата, Никки с Ицхаком и господином Касселлой принялись ждать. Становилось все темней. Наконец дверь распахнулась. Два гвардейца, держа Ричарда с обеих сторон, спустились на площадку. Увидев, в каком Ричард состоянии, господин Касселла тихонько выругался, а Ицхак пробормотал молитву.
Гвардейцы швырнули Ричарда вперед. Ричард споткнулся. Кузнец с Ицхаком кинулись по ступенькам ему на помощь.
Ричард собрался с силами и выпрямился, темная фигура, гордо стоящая в вечернем свете, бросающая вызов окружающим ее теням. Он поднял руку, приказывая обоим мужчина оставаться там, где они есть. Оба спустились на нижнюю ступеньку, готовые в любой момент кинуться ему на помощь, если понадобится. Никки боялась даже представить, чего стоит Ричарду так вот спокойно, плавно и гордо самому спускаться по ступенькам, словно он – свободный человек.
Он еще не знает, что она с ним сотворила. Никки знала, что для Ричарда нет худшей участи. Пытки, которым его подвергли там, внизу, – ничто по сравнению с теми, на которые обрекла его она.
Никки была уверена, что это то самое, что наконец-то даст ей ответ на то, что она ищет. Если ответ вообще существует.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:14 | Сообщение # 42

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава57
Брат Нарев остановился за плечом Ричарда. Пришедшая с визитом тень. Он часто сновал в окрестностях, желая удостовериться, что скульптурные работы продвигаются, как сказано. Но впервые этот великий человек остановился посмотреть за работой Ричарда.
– Я тебя знаю? – Голос звучал, как царапанье по камню.
Ричард опустил руку с молоточком и посмотрел на жреца.
Он стер грязный пот со лба тыльной стороной левой руки, в которой держал резец.
– Да, брат Нарев. Одно время я поставлял металл. В тот день, когда я имел честь повстречаться с вами, я как раз доставил кузнецу партию железа.
Брат Нарев подозрительно нахмурился. Ричард же хранил на лице спокойно-невинное выражение.
– Работяга, ставший скульптором?
– У меня есть возможности, которые я с радостью использую во благо другим. Я благодарен Ордену за то, что он предоставил мне возможность заслужить награду в мире ином, внося мой посильный вклад в дело Ордена.
– С радостью. – Нил, тень тени, вышел вперед. – Тебе нравится ваять, верно?
– Да, брат Нил.
Ричард радовался, что Кэлен жива. А об остальном он вообще не думал. Он пленник и будет делать все, что потребуется, чтобы сохранить Кэлен жизнь. Вот и все. Что было, то прошло.
Брат Нил высокомерно рассмеялся над покорностью Ричарда. Нил часто приходил проповедовать скульпторам, так что Ричард уже неплохо знал, что он собой представляет. Скульптурные работы, этот идеологический фасад, который дворец намеревался демонстрировать народу, были жизненно важны для Братства Ордена. И Ричард был частым объектом нападок Нила. Нил, волшебник, а не колдун, как Нарев, казалось, вечно испытывал необходимость всяческим образом демонстрировать свое моральное превосходство перед Ричардом. Ричард не предоставлял ему ни малейшей возможности за что-либо уцепиться, но Нил настойчиво продолжал искать, к чему бы придраться.
Брат Нарев верил своим собственным словам с мрачной убежденностью: человек – существо низменное и, только жертвуя собой ради других, может надеяться обрести спасение в мире ином. Он нес свою веру безо всякого удовольствия, выполняя суровый долг.
Нил же, наоборот, просто кипел энтузиазмом. Он верил в провозглашаемые Орденом доктрины с наглой, ничем не прикрытой гордыней, блаженно уверенный в том, что мир нуждается в управлении железной рукой, которое могут обеспечить только посвященные интеллектуалы вроде него – с полным почтением к брату Нареву, конечно.
Ричард уже был сыт по горло изречениями Нила, с полной убежденностью провозглашавшего, что если ему придется приказать вырезать язык миллиону невинных, то это лучше, чем позволить одному человеку изрекать святотатство против само собой разумеющихся праведных путей Ордена.
Брат Нил, розовощекий молодой человек – без сомнения, обманчиво юный, учитывая слова Никки, что он когда-то жил во Дворце Пророков, – часто сопровождал брата Нарева, купаясь в одобрении своего учителя. Нил был главным заместителем Нарева. Может, физиономия у него и свежая, а вот его идеи – нет. Тирания – изобретение древнее, даже если Нил и обманывал сам себя, считая ее блестящей новой идеей по спасению человечества, принесенной миру им со товарищи. Эти идеи были его пассией, с которой он носился со слепой страстью настойчивого любовника, истина, открытая с похотью любовника.
Ничто так не выводило его из себя, как даже слабый намек на несогласие или контраргумент, не важно, насколько обоснованный. Одержимый страстью Нил просто жаждал изничтожить любое несогласие, удавить любую оппозицию, уничтожить любое количество тех, кто не пожелал склониться перед пьедесталом, на котором стояли его безупречные благородные идеалы.
Ни нищета, ни провалы, ни огромное количество смертей, ни плач, ни стоны не могли поколебать его ярого убеждения, что путь Ордена – единственный верный путь человечества.
Другие – послушники, тоже, как и Нил, носившие коричневые балахоны с капюшонами, являли собой потрясающую коллекцию индивидуумов. Среди них были и жестокие, и напыщенные идеалисты, и алчные до умопомрачения, мерзкие, спесивые, застенчивые. Но больше всего было опасно заблуждающихся. И все они разделяли скрытую, злобную и глубокую ненависть к человечеству, что проявлялось в убеждении, что все приятное людям есть зло, следовательно, лишь самопожертвование есть добро.
Все, за исключением Нила, были слепыми последователями брата Нарева и находились полностью под его влиянием. Они верили, что в брате Нареве больше от Создателя, чем от человека. Они ловили каждое его слово, считая их вдохновением свыше. Ричард нисколько не сомневался, что, скажи Нарев им, что они должны покончить с собой ради их дела, они шеи себе свернут, с такой скоростью помчатся на поиски ближайшего ножа.
Нил был единственный, кто верил в божественность своих собственных слов, а не только слов брата Нарева. У каждого вождя должен быть преемник. Ричард был уверен, что Нил уже решил, кто лучше всего подходит на роль следующей инкарнации Ордена.
– Интересный выбор слов. С радостью. – Брат Нарев указал узловатым пальцем на согбенные, деформированные и испуганные фигуры, над которыми работал Ричард. – Вот это наполняет тебя... радостью?
Ричард указал на Свет, который он изобразил падающим на ничтожных людишек.
– Вот, что наполняет меня радостью, брат Нарев. Иметь возможность изобразить людей, согнувшихся перед совершенством Света Создателя. Меня наполняет радостью возможность показать всем низменность человека, потому что таким образом все поймут, что их долг перед Орденом превыше всего.
Брат Нарев подозрительно хмыкнул. При свете солнца его глаза утопали еще больше, а морщины у рта казались еще глубже. В устремленном на Ричарда взгляде смешались недоверие и ненависть с изрядной долей опаски. Только опасение отличало этот взгляд от того, каким он обычно взирал на окружающих. Ричард смотрел на него пустыми глазами. Наконец Нарев дернул ртом, как бы отметая возникшие у него мысли.
– Я одобряю... Забыл, как тебя... Впрочем, имена не важны. Люди не важны. Каждый человек в отдельности – всего лишь незначительная спица в огромном колесе человечества. Имеет значение только, как вращается все колесо, а не отдельная спица.
– Ричард Сайфер.
Одна бровь с пучками черных и белых волос поднялась вверх.
– Да... Ричард Сайфер. Что ж, я одобряю твою работу, Ричард Сайфер. Похоже, ты понимаешь лучше других, как следует изображать человека.
Ричард поклонился.
– Это не я, а сам Создатель направляет мою руку, чтобы помочь Ордену показать людям истинный путь.
Подозрительный взгляд вернулся, но выражение лица Ричарда вынудило брата Нарева в конечном итоге поверить его словам. Брат Нарев, заложив руки за спину, поплыл дальше по другим делам. Нил, как цепляющийся за материнскую юбку ребенок, заторопился следом, чтобы держаться поближе к балахону брата Нарева. Напоследок он бросил через плечо испепеляющий взгляд. Ричард подумал, что Нил вот-вот покажет ему язык.
Насколько Ричарду удалось подсчитать, облаченных в коричневые балахоны послушников было около пятидесяти. Он видел их достаточно часто, чтобы разобраться, что они собой представляют. Виктор как-то упомянул, что на одной из плавилен по той заготовке, что он сделал, отлили из чистого золота примерно такое же количество отливок для заклинания. Виктор считал их лишь украшениями. Ричард видел, как несколько этих золотых отливок устанавливали на верху огромных резных каменных пилонов, расположенных вокруг Убежища. Пилоны из полированного мрамора были сделаны и расположены так, чтобы выглядеть обыкновенными украшениями. Ричард подозревал, что они – нечто куда большее.
Ричард снова принялся ваять тощую неподвижную конечность. Что ж, по крайней мере его собственные конечности снова шевелятся. На это потребовалось время, но он все же выздоровел. Впрочем, нынешняя работа казалась не меньшей пыткой.
Каждый день приходили люди посмотреть на уже установленные скульптуры. Некоторые опускались на булыжные дорожки перед статуями и молились до тех пор, пока колени не начинали кровоточить. Некоторые подкладывали под колени тряпки. Но большинство просто стояли, с обреченным видом взирая на изображенную в камне человеческую сущность.
По лицам некоторых зрителей Ричард видел, что они пришли сюда в слабой, неопределенной надежде, отчаянно желая получить ответ на вопрос, который не могли сформулировать. Пустота в их глазах, когда они уходили, просто разрывала сердце. Это были люди, из которых высосали жизнь, в точности как из тех, кто истекал кровью в казематах Ордена.
Некоторые их этих людей подходили, чтобы посмотреть, как работают скульпторы. За те два месяца, что Ричард работал скульптором в Убежище, с каждым днем вокруг него собиралось все больше зрителей. Иногда они плакали, глядя на то, что выходит из-под резца Ричарда.
За два месяца работы скульптором в Убежище Ричард постепенно начал понимать нюансы работы по камню. То, что он ваял, не вдохновляло, но сам процесс помогал ему справиться с работой. Ричард наслаждался техническими аспектами работы сталью по камню.
Как бы он ни ненавидел те изделия, что ему приходилось ваять, он постепенно полюбил работать с камнем. Мрамор под руками казался почти живым. Он частенько делал мелкие детали с любовью – грациозно поднятый палец, понимающий глаз, грудь, в которой бьется сердце разума.
Закончив такую красоту, он потом деформировал ее в угоду Ордену. И именно это, как правило, и вызывало у зрителей слезы.
Ричард изобретал всевозможные измученные, согбенные, униженные фигуры, склонившиеся под гнетом вины и стыда. Если это способ сохранить жизнь Кэлен, значит, он заставит всех, кто увидит эти фигуры, рыдать навзрыд. В некотором смысле они плакали вместо него, страдали от этих статуй вместо него, и это зрелище уничтожало их вместо него.
При таком раскладе Ричард был в состоянии выдержать эту пытку.
Когда день подходил к концу и тени стали очень длинными, скульпторы, собираясь по домам, начали складывать инструменты в простые деревянные ящики. Все они вернутся сюда на рассвете. Главный строитель передавал им заказы, где указывалось, куда поставят статуи и какого размера. Послушники брата Нарева сообщали подробности сцен, которые должны были быть воплощены в камне.
Ричард ваял скульптуру для главного входа в Убежище. Вокруг нее пойдут мраморные ступени, ведущие к огромной Круглой площади. Расположенные полукружием огромные мраморные колонны окружали дальнюю часть площади. Ричард ваял статуи, которые должны были водрузить на эти самые колонны.
Вход задумывался таким образом, чтобы задавать тон всему дворцу. Брат Нил сообщил Ричарду, что брат Нарев видит в центре площади огромную статую, и это должно быть произведение, которое будет поражать воображение зрителей, внушая им колоссальное чувство собственной вины и стыда за низменную натуру человека. Эта статуя жутью своей будет призывом к бескорыстному самопожертвованию и должна быть изваяна в виде солнечных часов, изображающих людей, устрашенных Светом их Создателя.
Нил описывал этот кошмар с таким восторгом, что Ричарда замутило, когда он мысленно представил себе все Сооружение.
Ричард покинул стройку одним из последних. И, как часто делал, поднялся вверх по холму вдоль серпантина, к мастерским. Виктор находился в кузнице, гася на ночь угли. Наступила осень, жара спала, и кузница перестала быть такой душегубкой, как в разгар лета. Зима так далеко на юге Древнего мира никогда не бывает суровой, но зимой кузница – отличное место, где можно спрятаться от холода, когда придут холодные дождливые дни.
– Ричард! Рад тебя видеть! – Кузнец знал, почему Ричард пришел сюда. – Иди в заднюю комнату. Может, я присоединюсь к тебе, когда закончу тут.
– Валяй, – улыбнулся другу Ричард.
Ричард открыл двойную дверь, туда, где стоял мраморный монолит, ловя последние лучи заходящего солнца. Он часто приходил полюбоваться камнем. Иногда после целого дня, проведенного за ваянием уродства, он приходил сюда и представлял себе скрытую в этом куске мрамора красоту. Ему это было необходимо, и иногда казалось, что только это и позволяет ему еще держаться.
Пальцы Ричарда, испачканные мраморной пылью, коснулись белого каватурского мрамора. Он немного отличался от того камня, с которым он работал на стройке. Теперь он был уже достаточно опытен, чтобы чувствовать едва заметное различие. Камень Виктора был тверже и менее зернист. С ним легче работать.
Камень под пальцами Ричарда был прохладный, как лунный свет, и такой же невинный.
Когда он поднял взгляд, то увидел стоящего рядом лукаво улыбающегося Виктора, наблюдающего за ним.
– После изготовления всех этих уродств, должно быть, приятно увидеть красоту моей статуи?
Ричард в ответ рассмеялся. Виктор прошествовал по комнате, махнув рукой.
– Пошли, посиди со мной, поешь лярда.
В закатном свете они сидели на пороге и поглощали кусочки сытного деликатеса, наслаждаясь прохладным ветерком с холмов.
– Знаешь, тебе не надо приходить сюда, чтобы полюбоваться моей прекрасной статуей, – заметил Виктор. – У тебя есть красивая жена.
Ричард промолчал.
– Не припоминаю, чтобы ты хоть раз упоминал о ней. Я и знать ничего не знал, пока она в тот день не заявилась сюда. Почему-то я всегда думал, что у тебя хорошая женщина...
Виктор нахмурился, глядя на Убежище внизу.
– Почему ты никогда не говорил о ней?
Ричард пожал плечами.
– Надеюсь, ты не сочтешь меня несносным, но просто она не соответствует моему представлению о том, какой должна быть твоя жена.
– Я не считаю тебя несносным, Виктор. Каждый имеет право думать, что хочет.
– Не против, если я спрошу тебя о ней?
– Виктор, я устал, – вздохнул Ричард. – Я не хотел бы говорить о жене. К тому же и говорить-то не о чем. Она моя жена. Что есть, то есть.
Хмыкнув, Виктор сунул в рот большой кусок лука. Проглотив, он взмахнул оставшейся половиной луковицы.
– Нехорошо, когда мужчине приходится весь день ваять это уродство и затем быть вынужденным идти домой к... Да что я несу! Что это на меня нашло? Прости, Ричард! Никки красивая женщина.
– Да, наверное.
– И она заботится о тебе.
Ричард снова промолчал.
– Мы с Ицхаком пытались выкупить тебя за твое золото. Но этого оказалось мало. Тот тип оказался спесивым чинушей. Никки знала, как нужно с ним обращаться. Она своими словами повернула ключ твоей камеры. Если бы не Никки, тебя бы похоронили в небе.
– Значит, она сказали им, что я умею ваять... чтобы спасти мне жизнь.
– Верно. Это она добыла тебе работу скульптора.
Виктор немного подождал, но когда ответа не последовало, разочарованный вздохнул.
– Как тебе резцы, что я прислал?
– Отличные. Хорошо работают. Впрочем, мне бы пригодился резец потоньше.
Виктор протянул Ричарду очередной кусочек лярда.
– Будет.
– Что там со сталью?
– Не волнуйся! – Отмахнулся луковицей кузнец. - Ицхак неплохо справляется вместо тебя. Не так хорошо, как ты, но в общем и целом порядок. Он привозит мне все, что нужно. Всем он нравится, и все счастливы, что он решил восполнить пробел. Орден так жаждет побыстрей закончить сооружение, что закрывает глаза на его активность. Фаваль-углежог спрашивал о тебе. Ему Ицхак нравится, но он скучает по тебе.
Ричард улыбнулся, вспоминая нервного углежога.
– Рад, что Ицхак покупает у него уголь.
В Древнем мире было много хороших людей. Ричард всегда считал их врагами, а теперь вот с некоторыми подружился.
Такое с ним случалось часто и в точности таким же образом. В принципе, везде живут люди как люди, стоит только познакомиться с ними поближе.
Тут были те, кто любит свободу, кто жаждет жить своей жизнью, кто стремится к чему-то, желает чего-то достичь, и те, кто бездумно подчинился застойной идее всеобщего равенства, насаждаемой искусственной серой безликостью. Те, кто хотел своими силами совершенствоваться, и те, кто хотел, чтобы за них думали другие, и согласны были платить за это высшую цену.
Когда Ричард поднялся по ступенькам, его встретили сияющие улыбками Камиль и Набби.
– Мы с Набби сегодня занимались резьбой по дереву, Ричард. Пойдешь глянешь?
Улыбнувшись, Ричард обнял Камиля за плечи.
– Конечно! Пошли посмотрим, что вы сегодня сделали.
Ричард пошел с ними по чистому коридору на задний двор, где Камиль с Набби вырезали лица на старой коряге.
Изображения были ужасными.
– Что ж, Камиль, очень неплохо. Твоя тоже, Набби.
Резные физиономии улыбались, и одно это для Ричарда было бесценным. Несмотря на скверное исполнение, в них было куда больше жизни, чем в том, что делал Ричард изо дня в день.
– Правда, Ричард? – спросил Набби. – Ты думаешь, мы с Камилем сможем стать скульпторами?
– Когда-нибудь, возможно. Но вам нужно больше практики, вам еще многому предстоит научиться. Но всем скульпторам приходится сперва учиться. Вот, гляньте-ка сюда, например. Что вы об этом думаете? Что тут неверно?
Камиль, скрестив руки, сосредоточенно нахмурился, глядя на вырезанное им лицо.
– Не знаю.
– Набби?
Набби застенчиво дернул плечами.
– Не похоже на настоящее лицо. Но не могу объяснить, почему.
– Посмотрите на мое лицо, на глаза. В чем разница?
– Ну, по-моему, у тебя другой разрез глаз, – ответил Камиль.
– И они ближе друг к другу – не так далеко к вискам, – добавил Набби.
– Очень хорошо! – Ричард взял немного земли с грядки с морковкой, затем вылепил из нее лицо. – Видите? Если расположить глаза ближе, как здесь, то становится больше похоже на настоящего человека.
Юноши закивали, изучая его творение.
– Понял, – сказал Камиль. – Я начну заново и сделаю лучше.
– Молодец! – хлопнул его по спине Ричард.
– Может, когда-нибудь мы тоже станем скульпторами, – произнес Набби.
– Может быть, – только и сказал Ричард.
Никки поджидала его, поставив ужин на стол. Миска супа возле горящей лампы. Остальная часть комнаты тонула в вечерних сумерках. Никки сидела за столом.
– Как работалось сегодня? – поинтересовалась она, пока Ричард мыл руки.
Он сполоснул лицо мыльной водой, смывая мраморную пыль.
– Работа есть работа.
Никки потерла пальцем ножку лампы.
– Ты способен ее выдержать?
Ричард вытер руки.
– А у меня есть выбор? Я могу либо работать, либо положить всему этому конец. Разве это выбор? Или ты интересуешься, не созрел ли я уже для самоубийства?
Она подняла взгляд.
– Я вовсе, не это имею в виду.
Он швырнул полотенце рядом с тазом.
– К тому же как я могу не быть благодарным за работу, которую для меня нашла ты?
Голубые глаза Никки снова уставились на крышку стола.
– Это тебе Виктор рассказал?
– Было нетрудно догадаться. Виктор сказал лишь, что ты красавица и что ты спасла мне жизнь.
– У меня не было выбора, Ричард. Они отпустили бы тебя только, если у тебя есть профессия. Мне пришлось им сказать.
Сильней, чем обычно, он ощутил суть танца, что она вела с ним. Она чувствовала себя в безопасности за выставленным щитом в виде «вынуждена была сказать». Но при этом имела возможность наблюдать за ним, проверить, как он отреагирует.
Тяжелый труд от рассвета до заката, когда приходится передвигать каменные монолиты, безостановочно орудовать молотком, совершенно его измотал. У него руки гудели от работы. И при этом приходится опять вести эту бесконечную битву с Никки. Усталость навалилась на него и он плюхнулся на свой матрас.
Усталость – непременная составляющая любой битвы. В точности так, как он чувствовал эту пляску жизни и смерти, когда орудовал своим мечом, ощущал он ее и сейчас. Эта битва была не менее тяжелой, чем все те, что Ричарду доводилось вести прежде. Никки противостоит свободе, противостоит жизни.
Это была пляска со смертью.
Пляска со смертью – на самом деле определение самой жизни, поскольку все люди неизбежно умирают.
– Я хочу кое-что знать, Никки.
Она выжидающе посмотрела на него.
– Что именно?
– Можешь сказать, жива ли Кэлен?
– Конечно. Я все время чувствую связь с ней.
– Значит, она еще жива?
Никки улыбнулась в свойственной ей успокаивающей манере.
– Ричард, с Кэлен все в порядке. Пусть эти мысли не гнетут тебя.
Ричард долго смотрел на нее. Наконец он отвел взгляд и улегся на свои тюремные нары. И отвернулся от взгляда Никки, от пляски.
– Ричард... Я приготовила тебе суп. Иди поешь.
– Я не голоден.
Ричард выкинул ее из головы и попытался вспомнить зеленые глаза Кэлен, погружаясь в блаженное забытье.
Глава58
Ричард чувствовал, как Нил дышит ему в затылок. Юный послушник наблюдал из-за спины Ричарда, как он стучит молоточком по резцу, ваяя разверстый рот грешника, вопящего от боли, когда его тело рвет на части Владетель подземного мира.
– Очень неплохо, – пробормотал Нил, не сдержав восторга от увиденного.
Ричард, опершись рукой с резцом о камень, выпрямился.
– Благодарю, брат Нил.
Глаза Нила, такого же коричневого цвета, как и его балахон, посмотрел на него с наглым вызовом. Ричард этот вызов проигнорировал.
– Знаешь, Ричард, ты мне не нравишься.
– Никто не заслуживает того, чтобы нравиться, брат Нил.
– У тебя на все есть ответ, да, Ричард? – Молодой волшебник улыбнулся, затем, сунув руку под капюшон, поскреб короткую темную шевелюру. – Знаешь, почему ты получил эту работу?
– Потому что Орден дал мне шанс помочь...
– Да нет! – оборвал его Нил, внезапно потеряв терпение. – Я имею в виду, знаешь ли ты, почему открылась вакансия? Знаешь, почему нам понадобились скульпторы и ты получил эту великолепную возможность?
Ричард отлично знал, почему им понадобились скульпторы.
– Нет, брат Нил. Тогда я был еще рабочим...
– Многих из них казнили.
– Значит, были предателями, изменившими нашему делу. Я счастлив, что Орден поймал их.
Коварная улыбка Нила вернулась, он пожал плечами.
– Может быть. Могу сказать, что они неправильно себя держали. Слишком много о себе возомнили, о том, что они эгоистично считали своим... талантом. Очень устарелое понятие, как считаешь, Ричард?
– Не могу знать, брат Нил. Я знаю только, что могу ваять, и благодарен за предоставленную мне возможность выполнить мой долг перед другими людьми, вкладывая в наше дело свои усилия.
Нил отошел чуть назад, смерив Ричарда оценивающим взглядом, словно пытаясь сообразить, издевается Ричард над ним или нет. Но Ричард не дал ему искомой подсказки, поэтому Нил просто продолжил:
– Думаю, кое-кто из них обманывал Орден своей работой. Полагаю, что с помощью своих работ они высмеивали и издевались над нашим благородным делом.
– Правда, брат Нил? Никогда бы не подумал!
– Поэтому-то ты ничто и никогда не будешь кем-то. Ты ничтожество. Как и все те скульпторы.
– Я понимаю, что ничего собой не представляю, брат Нил. Было бы неправильно с моей стороны думать, будто я представляю собой какую-нибудь ценность за исключением того вклада, что могу вносить. Я мечтаю только усиленно трудиться во благо Создателя, чтобы я смог заслужить награду в грядущей жизни.
Улыбка исчезла, ей на смену пришел злобный испепеляющий взгляд.
– Я приказал их казнить. После того, как пытками выбил из каждого из них признание.
Сжимавшие резец пальцы Ричарда напряглись. Сохраняя невозмутимое лицо, он всерьез прикидывал, не вогнать ли резец Нилу в череп. Он знал, что тот даже отреагировать не успеет. Только вот что это даст? Да ничего.
– Я благодарен, брат Нил, что вы раскрыли предателей в нашей среде.
Нил на мгновение подозрительно сощурился, но в конечном счете отмел подозрение, дернув уголком рта. Он вдруг круто развернулся, взметнув подол балахона.
– Пошли со мной, – торжественно приказал он, шагая прочь.
Ричард проследовал за ним по полю, превратившемуся едва ли не в болото под ногами толп рабочих, под колесами фургонов и от всех этих строительных материалов, которые волокли, тянули и катили на стройку. Они прошли мимо того, что казалось бесконечным фасадом дворца. Стены росли все выше, появлялись все новые ряды оконных проемов. Рос и лабиринт внутренних стен, определяя комнаты и коридоры. В этом дворце будут многие мили коридоров. Десятки лестничных пролетов стояли на разных стадиях строительства.
Довольно скоро кое-где на нижних этажах уже начнут класть дубовые полы. Впрочем, сперва над этими секциями нужно еще возвести крышу, чтобы дождь не испортил пол. В некоторых внешних помещениях крыша будет пониже, чем у основной секции, которая должна уходить в поднебесье. Ричард полагал, что эти нижние помещения окажутся под черепичными и свинцовыми крышами еще до зимних дождей.
Он шел за Нилом по пятам к главному входу во дворец. Тут стены были еще выше и почти законченные, со множеством украшений. Нил двинулся по лестнице, выходящей на площадь, шагая через две ступеньки за раз. Белые мраморные пилоны являли собой весьма внушительное зрелище. На многих уже водрузили скульптуры. Эти застывшие в камне искореженные человеческие фигуры впечатляли. Как и было задумано.
Площадь устилал каватурский мрамор с серыми прожилками. Играющее на мраморе солнце превращало площадь с полукружием величественных колонн в нечто сияющее. Казалось, искореженные каменные люди, окружающие площадь, кричат от боли, ослепленные этим светом. Именно такого эффекта брат Нарев и добивался. Нил сделал рукой широкий жест.
– Здесь будет великая статуя – скульптура, венчающая вход в императорское Убежище. – Вот так, с вытянутой рукой, он прокрутился вокруг собственной оси. – Это будет местом, где будут проходить люди, чтобы попасть в величественный дворец – на прием к чиновникам Ордена. Здесь люди приблизятся к Создателю.
Ричард промолчал. Нил какое-то время смотрел на него, затем встал в центре и воздел руки к солнцу.
– Здесь! Будет статуя во славу Создателя, и Свет его будет озарять солнечные часы. Свет упадет на те изображенные в камне жалкие существа – людей. Это будет монумент, воплощающий низменную сущность человека, обреченного влачить жалкое существование в этом мире, скорчившегося от унижения, когда Свет Создателя обнажит мерзкую плоть его и душу в том виде, в каком они есть – безнадежно извращенные.
Ричард подумал, что если бы у сумасшествия имелся поборник, то им стал бы Орден и те, кто его поддерживает.
Нил опустил руки. Дирижер, закончивший выступление.
– Ты, Ричард Сайфер, изваяешь эту статую.
Ричард вдруг вспомнил о молотке, который по-прежнему сжимал в кулаке.
– Да, брат Нил.
Нил погрозил ему пальцем перед самым носом и ухмыльнулся с жестоким удовольствием.
– Не думаю, что ты понимаешь, Ричард. Жди! – выбросил он руку в командном жесте. – Жди здесь.
Он куда-то побежал, коричневый балахон развевался сзади, как поток грязной воды. Нил извлек что-то из-за мраморных пилонов и вернулся, держа добычу в руке.
Это оказалась маленькая статуя. Нил поставил ее на землю, там, где лучи мраморного пола сходились в самом центре площади. Гипсовое изображение того, о чем брат Нил только что поведал. Статуя была еще более мерзкой, чем ее описал Нил. Ричарду ужасно хотелось шарахнуть по ней молотком и разнести вдребезги тут же, на месте. За то, чтобы уничтожить эту пакость, почти стоило умереть.
Почти.
– Вот она, – провозгласил Нил. – Брат Нарев велел одному старшему скульптору сделать макет солнечных часов по его инструкции. Видение брата Нарева действительно уникально. Само совершенство, как считаешь?
– Она в точности такая ужасающая, как вы и сказали, брат Нил.
– А ты ее изваяешь. Просто увеличишь этот макет и сделаешь гигантскую статую из белого мрамора.
Ричард в полной прострации кивнул.
– Да, брат Нил.
Палец снова закачался у него под носом с еще большим восторгом.
– Нет-нет, на самом деле ты ничего не понял, Ричард. – Он ухмылялся, как прачка, стоящая у забора с корзиной грязных сплетен. – Видишь ли, я кое-что проверил насчет тебя. Брат Нарев и я никогда не доверяли тебе, Ричард Сайфер. Нет, никогда. И теперь нам все о тебе известно. Я узнал твой секрет.
Ричард похолодел. Он приготовился к битве. Похоже, у него нет выбора, надо убить Нила.
– Видишь ли, я переговорил с Народным Защитником Мускиным.
Ричард ничего не понял:
– С кем?
Нил расплылся в победной улыбке:
– Тем человеком, что приговорил тебя к работе скульптора. Он вспомнил твое имя. И показал мне дело. Ты сознался в административном проступке. Показал он мне так же, какой штраф ты заплатил – двадцать две золотые марки. Значительная сумма. – Нил снова погрозил пальцем. – Тут правосудие допустило ошибку, Ричард, и ты это знаешь. Никто не может заработать такое состояние при помощи всего лишь административного проступка. Такие деньги можно нажить только неправедным путем.
Ричард слегка расслабился. У него аж пальцы заныли, так крепко, оказывается, сжимал он молоток.
– Нет, – продолжил тем временем Нил, – ты совершил что-то куда более серьезное, чтобы сколотить состояние в двадцать две золотые марки. Совершенно очевидно, что ты виновен в очень серьезном преступлении.
Нил воздел руки, как Создатель перед своими чадами.
– Но я окажу тебе милосердие, Ричард.
– А брат Нарев одобрил это милосердие?
– О да! Видишь ли, эта статуя станет твоим искуплением перед Орденом, твоим способом покаяться за преступные деяния. Ты будешь создавать эту статую тогда, когда не будешь занят на основной работе для дворца. Тебе за эту статую ничего не заплатят. И тебе запрещено брать мрамор, приобретенный Орденом для императорского Убежища, ты должен приобрести мрамор за собственные деньги. И если тебе придется работать целое десятилетие, чтобы заработать необходимую сумму, тем лучше.
– То есть я должен ваять днем тут, на работе, а эту статую делать в личное время, по ночам?
– Личное время? Какая ложная концепция.
– Когда же мне спать?
– Сон не является заботой Ордена, а справедливость является.
Ричард глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он указал молотком на пакость на земле.
– И вот это я должен изваять?
– Совершенно верно. Камень купишь ты, а твоя работа станет вкладом в процветание других людей. Это будет твой подарок гражданам Ордена в наказание за твои преступные деяния. Люди вроде тебя, обладающие возможностями, должны с радостью жертвовать всем, что имеют, в помощь Ордену. Этой зимой дворец освятят. Народу необходимо видеть осязаемое свидетельство того, что Орден может воплотить в жизнь столь величественный проект. Они отчаянно нуждаются в тех уроках, что преподаст им дворец.
Брат Нарев с нетерпением ждет освящения дворца. Он желает провести этой зимой торжественную церемонию, на которой будут присутствовать многие высокопоставленные члены Ордена. Война разрастается. Народу нужно видеть, что и дворец разрастается тоже. Им нужно видеть результаты своей жертвенности.
Ты, Ричард Сайфер, изваяешь величественную статую, которая встанет на входе в императорский дворец.
– Это честь для меня, брат Нил.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Нил.
– Но что, если я... не справлюсь с задачей?
Усмешка Нила перешла в улыбку.
– Тогда вернешься обратно в тюрьму, и следователи Защитника Мускина продержат тебя там до тех пор, пока ты не сознаешься. А когда ты наконец сознаешься, то тебя повесят. И птицы попируют на твоих костях.
Брат Нил указал на гротескный макет.
– Бери. Это то, чему ты посвятишь свою жизнь.
Никки подняла голову, услышав голос Ричарда. Он разговаривал с Камилем и Набби. Она услышала, как он говорит, что устал и не сможет посмотреть их работы, что посмотрит завтра. Никки знала, что парни огорчились. Как-то это не похоже на Ричарда.
Она зачерпнула из горшка с отбитыми краями маисовую кашу и положила в миску. Миску с деревянной ложкой водрузила на стол. Хлеба не было.
Ей хотелось приготовить для него что-нибудь получше, но после того, как у них забрали добровольное пожертвование, денег не осталось. Если бы не огород, разбитый женщинами на заднем дворе, пришлось бы совсем туго. Никки научилась выращивать овощи, чтобы было чем его кормить.
Ричард вошел понурившись и глядя в пол. В руке он что-то нес.
– Я приготовила тебе ужин. Садись и ешь.
Ричард поставил принесенную вещицу на стол подле лампы. Это оказалась маленькая, небрежно сделанная скульптура, изображавшая застывшие в ужасе фигурки. Их частично окружало кольцо. Длинная огненная молния, стандартный символ кары Создателя, ударяла в центр, пронзая несколько явно грешных мужчин и женщин и пришпиливая их к земле. Это было поразительное изображение низменной сущности человеческой натуры и гнева Создателя на гнусные деяния человека.
– Что это? – поинтересовалась она.
Ричард плюхнулся на стул. Он закрыл лицо руками, вцепившись пальцами себе в волосы. Через некоторое время он поднял голову.
– То, что ты хотела, – спокойно ответил он.
– Что я хотела?
– Мое наказание.
– Наказание?
Ричард кивнул.
– Брат Нарев пронюхал о штрафе в двадцать две золотые марки. И сказал, что я наверняка совершил какое-то тяжкое преступление, чтобы получить такие большие деньги, и приговорил меня изготовить статую для главного входа в императорский дворец.
Никки посмотрела на маленькую вещицу на столе.
– Что это?
– Солнечные часы. На кольце стоят метки, обозначающие время. Молния отбрасывает тень Света Создателя на кольцо, указывая время.
– Все равно не понимаю. Почему это наказание? Ты ведь скульптор. Это просто твоя работа.
Ричард покачал головой.
– Я должен приобрести камень на собственные деньги и должен ваять статую по ночам, в личное время, как подарок Ордену.
– А почему ты считаешь, что я именно этого хотела?
Ричард провел пальцем по молнии, глаза его изучали статуэтку.
– Ты приволокла меня сюда, в Древний мир, потому что хотела, чтобы я осознал ошибочность своих убеждений. Я осознал. Мне следовало сознаться в тяжком преступлении и позволить им положить конец всему этому.
Никки, не задумываясь, подошла к столу и положила руку поверх его ладони.
– Нет, Ричард, это не то, чего я хотела.
Он выдернул руку.
Никки пододвинула к нему миску.
– Ешь, Ричард. Тебе понадобятся силы.
Не возражая, он послушался. Заключенный, выполняющий приказ. Никки было неприятно видеть его таким.
Искра исчезла из его глаз, в точности как когда-то исчезла из глаз ее отца.
Он смотрел на стоящую в углу стола скульптуру мертвыми глазами. Вся жизнь, энергия, надежда покинули его. Покончив с ужином, он молча лег на кровать, отвернувшись от Никки.
Никки села за стол, слушая, как шипит лампа, и глядя, как Ричард спит, ровно дыша во сне.
Казалось, его дух сломлен. Она так долго верила, что узнает что-то ценное, когда он окажется загнанным вот так в угол. Судя по всему, она ошибалась, он все же в конечном итоге сдался. Теперь она уже ничего от него не узнает.
Ей мало что осталось делать. Практически нет смысла продолжать всю эту затею. На какое-то мгновение она ощутила сокрушающую тяжесть разочарования. А потом и это чувство исчезло.
Никки, опустошенная и бесстрастная, убрала со стола миску с ложкой и отнесла в таз. Она действовала спокойно, давая ему поспать, сама набираясь решимости вернуться к Джеганю.
Ричард не виноват, что не смог ничему ее научить. Просто в жизни больше нечему учиться. Все так и есть. Мать была права.
Никки взяла нож для разделки мяса и спокойно села за стол.
Ричард уже достаточно настрадался.
Так оно будет лучше.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:15 | Сообщение # 43

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава59
Никки целую вечность сидела за столом, положив рядом нож. Она смотрела Ричарду в спину. Он размеренно дышал во сне. Еще полно времени, чтобы вонзить кинжал ему в спину, между ребрами, в самое сердце.
До рассвета времени больше чем достаточно.
Смерть ведь конец всему. Ей хотелось еще немного на него посмотреть. Никки никогда не надоедало смотреть на Ричарда.
Когда она это сделает, то больше уже никогда не сможет наблюдать за ним. Он уйдет навсегда. Учитывая тот ущерб, что шимы нанесли обоим мирам и связи между ними, она даже не знала, может ли теперь человеческая душа попасть в мир духов. Она даже не знала, существует ли еще подземный мир и отправится ли душа Ричарда туда или он просто... исчезнет навеки... если он сам и то, что является его душой, просто перестанут существовать.
В своем отупелом состоянии она утратила ощущение времени.
Когда Никки поглядела в окно, которое Ричард установил на заработанные им деньги, она заметила, что небо приобрело окраску синяка недельной давности.
Будучи связанной узами с Кэлен, Никки не могла выполнить задуманное с помощью магии. Как бы ее ни воротило от этого и зная, насколько мерзко это будет, все же придется ей воспользоваться острым ножом.
Никки обвила пальцами деревянную рукоять ножа. Ей хотелось сработать быстро. Она не могла вынести даже мысли, что ему придется мучиться. Он и так достаточно настрадался в жизни, и ей не хотелось, чтобы он умирал в муках.
Он недолго поборется, а потом все кончится.
Ричард резко перекатился на спину, а потом сел. Никки застыла, по-прежнему сидя на стуле. Он протер сонные глаза. Сможет ли она убить его бодрствующим? Сможет ли смотреть ему в глаза, вонзая нож ему в грудь?
Придется.
Так будет лучше.
Ричард зевнул, потянулся и вскочил.
– Никки! Что ты делаешь? Ты что, не ложилась?
– Я... я... Кажется, я заснула сидя.
– А... Ну ладно... Я... вот он. Мне это понадобится.
Он выхватил нож у нее из пальцев.
– Могу я позаимствовать его? Он мне понадобится. Боюсь, что потом мне придется заново заточить его для тебя. Мне будет некогда этим заняться перед уходом. Можешь сделать что-нибудь поесть? Мне некогда. Нужно повидаться с Виктором, прежде чем я приступлю к работе.
Никки пребывала в состоянии полного недоумения. Он вдруг ожил. Даже в предрассветном сумраке было видно, что то самое выражение в его глазах снова вернулось. Он казался... решительным и собранным.
– Да, конечно, – ответила Никки.
– Спасибо, – бросил он через плечо, вылетая из двери.
– Куда ты...
Но он уже испарился. Никки решила, что он, должно быть, пошел на двор за овощами. Но почему ему понадобился для этого большой нож? Никки пребывала в растерянности, но тоже оживилась. Ричард, кажется, снова стал самим собой.
Никки достала несколько яиц, которые сэкономила, сковородку и поспешила на двор к очагу. Там еще с вечера тлели угли, давая немного света. Никки осторожно положила туда немного веточек, затем положила сверху ветки потолще. Затем просто-напросто водрузила на дрова сковороду, не устанавливая подставки. Яйца жарятся быстро.
Дожидаясь, пока сковородка нагреется, она услышала странный скребущий звук. В мерцающем свете очага Ричарда на огороде она не видела. Она представления не имела, куда он подевался или что затеял. Она разбила яйца на сковородку и бросила скорлупки в ведро рядом с очагом. Деревянной ложкой она принялась помешивать яйца.
Никки стояла, используя подол, чтобы держать горячую ручку сковородки, и несказанно изумилась, увидев выходящего из-за очага Ричарда.
– Ричард, что ты делаешь?
– Да там кое-какие кирпичи разболтались. Я просто решил укрепить их перед уходом на работу. Я просто вычистил старый раствор. Потом принесу немного свежего раствора и все доделаю.
Сорвав пучок травы, он перехватил у Никки сковородку. Другой рукой он подбросил нож в воздух, поймал за острие и протянул ей рукояткой вперед. Никки взяла тяжелый нож, весь исцарапанный и зазубренный после того, как им чистили кирпичи. Ричард принялся есть стоя.
– Ты в порядке? – поинтересовалась Никки.
– Угу, – промычал он с полным ртом. – А что?
– Ну, прошлой ночью, – она указала в сторону дома, – ты казался таким... опустошенным.
Он нахмурился.
– Я что, не имею права периодически жалеть себя?
– Ну да, можешь, наверное. Но теперь...
– Утро вечера мудренее.
– И?..
– Это ведь будет мой подарок народу, верно? Я дам народу подарок, который ему нужен.
– О чем это ты?
Ричард взмахнул ложкой.
– Брат Нарев с Нилом сказали, что это будет мой подарок народу, значит, так тому и быть. – Он сунул в рот еще яичницы.
– Значит, ты изваяешь ту статую, что они хотят?
Она еще не успела договорить, а он уже несся вверх по лестнице.
– Мне нужно захватить макет и бежать на работу.
Никки поспешила за ним. Он на ходу дожевывал яичницу. В комнате, доев яичницу, он уставился на стоявший на столе макет. Никки ничего не могла понять – он улыбался. Положив сковородку на стол, он схватил макет.
– Скорее всего я вернусь поздно. Нужно начинать отрабатывать наложенную Орденом епитимью, если смогу. Возможно, мне придется работать всю ночь.
Она с изумлением смотрела, как он убегает на работу. Никки поверить не могла, что ему снова каким-то образом удалось избежать смерти. И припомнить не могла, чтобы когда-нибудь так чему-то радовалась, как сейчас. Она решительно ничего не могла понять.
Ричард добрался до кузницы вскоре после Виктора. Рабочие еще не пришли. Виктор не удивился его появлению. Ричард иногда заявлялся спозаранку, и они вдвоем сидели на пороге, глядя на восход солнца.
– Ричард! Рад тебя видеть!
– А я тебя. Виктор, мне надо с тобой поговорить.
Кузнец сердито крякнул.
– Статуя?
– Точно. – Ричард несколько удивился. – Статуя. Ты знаешь?
Виктор двинулся по темной мастерской, лавируя между лавками, инструментами и изделиями, Ричард шел за ним.
– О да, наслышан.
По пути Виктор подбирал то молоток, то металлический брусок и складывал на стол или совал в гнездо – в общем, наводил порядок.
– И что же ты слышал?
– Вечером мне нанес визит брат Нарев. И сообщил, что предстоит освящение Убежища, чтобы продемонстрировать наше уважение к Создателю за все то, что он нам дает. – Он оглянулся, шагая мимо своего каватурского мрамора. – Он сказал, что ты будешь ваять статую на площади. Большую статую. Он сказал, что она должна быть готова ко дню освящения.
Судя по тому, что я слышал от Ицхака и других, Орден строительством такого монументального сооружения, как Убежище – вдобавок к победоносной войне, – желает задушить все попытки восстания. На строительство работает армия рабочих, и не только здесь, но и в каменоломнях, на золотых и серебряных рудниках, в лесах, откуда берут древесину. Даже рабов надо кормить. Чистка в рядах чиновников, руководящих кадров и квалифицированных рабочих после восстания обошлась им дорого. Думаю, этим освящением брат Нарев желает показать народу, какой достигнут прогресс, вдохновить его, втянуть в празднование самые отдаленные территории, полагая, что таким образом зарубит на корню возможные смуты.
В темном помещении только свет, бьющий в люк на потолке, освещал камень. Мрамор мягко мерцал, благодарно отражая свет.
Виктор открыл двойную дверь, выходящую на Убежище.
– Брат Нарев поведал также, что эта твоя статуя будет одновременно и солнечными часами, изображающими Свет Создателя, высвечивающий муки человечества. Он сказал мне, что я должен надзирать за изготовлением гномона и циферблата, на который должна падать тень. Он что-то там говорил насчет молнии...
Повернувшись, Виктор проследил взглядом, как Ричард ставит модель статуи на узкую полочку для инструментов на стене.
– Добрые духи... – прошептал Виктор. – Какое убожество...
– Они хотят, чтобы я изваял вот это. Они желают, чтобы это была статуя, возвышающаяся над главным входом.
Виктор кивнул.
– Об этом брат Нарев тоже поведал. Он сказал, каким должен быть металл циферблата. Он желает бронзу.
– Ты умеешь отливать бронзу?
– Нет. – Виктор постучал костяшками пальцев Ричарду по руке. – Прелесть в том, что очень немногие это умеют. И для этого брат Нарев велел выпустить Приску.
Ричард изумленно моргнул.
– Приска жив? Виктор кивнул.
– Высокопоставленные лица не захотели, чтобы его похоронили в небе, поскольку его умения могут пригодиться. Его заперли в каземате. Орден знает, что ему нужны умельцы. И Приску выпустили, чтобы он сделал то, что им нужно. Если он хочет оставаться в живых, он должен отлить бронзу за свой счет, в качестве дара народу. Они сказали, что это его епитимья. Я должен дать ему спецификации и проследить за сборкой и установкой.
– Виктор, я хочу купить твой камень.
Брови кузнеца недружелюбно насупились.
– Нет.
– Нарев с Нилом прознали о штрафе. И считают, что я слишком легко отделался. Они приказали мне изваять эту самую статую – как Приске отлить бронзу – в качестве епитимьи. Я должен сам приобрести камень и работать с ним после дневных трудов на стройке. Они хотят, чтобы она была готова к зимнему освящению Убежища.
Виктор поглядел на стоящую на полке модель, как на какого-то монстра, пришедшего по его душу.
– Ричард, ты же знаешь, что значит для меня этот камень. Я не...
– Виктор, послушай...
– Нет, – выставил руку Виктор. – Не проси меня об этом. Я не хочу, чтобы этот камень превратился в уродство, как и все, к чему прикасается Орден. Я этого не допущу.
– Как и я.
– Вот, что тебе предстоит изваять! – сердито ткнул Виктор в модель. – Да как ты вообще можешь думать об этом убожестве, посещая мой прекрасный камень?!
– Не могу.
Ричард спустил гипсовую модель на пол. Взяв большой молот, стоявший у стены, он могучим ударом разнес кошмарище на тысячи осколков. И принялся наблюдать, как белая пыль медленно выплывает за порог и летит вниз по холму к Убежищу, как какой-то злой дух, возвращающийся в подземный мир.
– Виктор, продай мне твой камень. Позволь мне высвободить скрывающуюся в нем красоту.
Виктор недоверчиво прищурился.
– В камне есть изъян. Трещина. Из него нельзя ничего изваять.
– Я об этом думал. И нашел способ. Я знаю, что могу это сделать.
Виктор коснулся камня, словно утешая расстроенную возлюбленную.
– Виктор, ты меня знаешь. Разве я хоть раз подставил тебя? Хоть раз обидел?
– Нет, Ричард, никогда, – тихо проговорил кузнец.
– Виктор, мне необходим этот камень. Это самый лучший образец мрамора. Он, как никакой другой, принимает и отражает свет. И он такой зернистости, что позволяет делать мелкие детали. Для этой статуи мне нужен самый лучший. Клянусь, Виктор, если ты мне доверишь его, я не подведу тебя. Я ни за что не предам твой любви к этому камню, клянусь!
Кузнец ласково провел широкой мозолистой ладонью по камню, чуть ли не вдвое возвышавшемуся над ним.
– А если ты откажешься ваять для них статую?
– Нил сказал, что тогда меня отправят назад в тюрьму и продержат, пока я не сознаюсь или не умру под пытками. Я окажусь похороненным в небе ни за грош.
– А если ты вместо этого, – Виктор ткнул в осколки модели, – сделаешь то, что хочешь, а не то, что желают они?
– Может, мне хочется перед смертью снова увидеть красоту.
– Ба! Что ты изваяешь? Что увидишь перед смертью? Что может стоить твоей жизни?..
– Величие человека – самая высшая форма красоты.
Рука кузнеца застыла на камне, он пристально поглядел Ричарду в глаза, но промолчал.
– Виктор, мне нужна твоя помощь. Я ничего не прошу даром. Я дам тебе твою цену. Назови ее.
Виктор окинул камень любящим взглядом.
– Десять золотых марок, – с храброй уверенностью заявил он, зная, что денег у Ричарда нет.
Ричард полез в карман и отсчитал десять золотых. Он протянул деньги Виктору. Кузнец нахмурился.
– Откуда у тебя такие деньги?
– Заработал. Заработал, помогая Ордену строить этот их дворец. Помнишь?
– Но ведь они забрали все твои деньги! Никки сказала им, сколько у тебя есть, и они забрали все.
– Ты ведь не думаешь, что я настолько глуп, чтобы держать все свои деньги в одном месте, а? – хитро прищурился Ричард. – Да у меня там повсюду золото распихано. Если этого мало, я заплачу тебе столько, сколько запросишь.
Ричард знал, что камень ценный, хотя и не стоит десяти марок, но это ведь Виктор, поэтому Ричард и не спорил насчет цены. Он готов был заплатить любую сумму.
– Я не могу взять у тебя деньги, Ричард. – Кузнец решительно махнул рукой. – Я не умею ваять. Это была всего лишь мечта. Поскольку ваять я не умею, то все, что я мог, это мечтать, представляя себе красоту, запрятанную в этом камне. Он с моей родины, где когда-то царила свобода. – Он ласково погладил мрамор. – Это благородный камень. Мне бы хотелось увидеть сделанное из этого каватурского мрамора величие. Ты можешь взять его, мой друг.
– Нет, Виктор, я не хочу отнимать у тебя мечту. Наоборот, я хочу некоторым образом осуществить ее. Я не могу принять это в подарок. Я хочу купить его.
– Но почему?
– Потому что мне придется отдать его Ордену. Я не хочу, чтобы ты отдавал это Ордену. А мне придется это сделать. Более того, они наверняка захотят уничтожить статую. И она должна принадлежать мне, когда они это сделают. Я хочу заплатить тебе за мрамор.
– Значит, десять марок, – протянул руку Виктор. Ричард вложил ему в руку десять марок и зажал ему в ладони.
– Спасибо, Виктор, – прошептал он.
– Куда тебе его доставить? – ухмыльнулся Виктор. Ричард протянул еще один золотой.
– Могу я арендовать это помещение? Мне бы хотелось ваять здесь. Отсюда, когда я закончу, ее легко спустить волоком до дворцовой площади.
– Заметано, – пожал плечами Виктор. Ричард протянул двенадцатую монету.
– И я хочу, чтобы ты изготовил мне инструменты, которыми я буду работать с этим камнем. Самые лучшие инструменты, – какие ты когда-либо делал. Такие, какими пользовались у тебя на родине, ваяя красоту. Этот мрамор требует самого лучшего. Сделай инструменты из лучшей стали.
– Долота, самые разнообразные резцы, в том числе и для тонкой работы, – я все могу сделать. А молотков тут навалом самых разных. Пользуйся.
– Мне также понадобятся рашпили, самые разные. И напильники, прямые, изогнутые, разной насечки. Еще понадобится пемза, высококачественная белая пемза, и большой запас толченой пемзы.
Глаза Виктора расширились. Кузнец был родом из мест, где когда-то делали такие скульптуры. И он отлично понял, что затеял Ричард.
– Ты собираешься изваять плоть в камне?
– Да.
– А ты умеешь?
Ричард знал, повидав статуи в Д'Харе и Эйдиндриле, и со слов других скульпторов, и после своих собственных экспериментов во время работы на дворец, что если ваять правильно, затем отполировать до блеска, то высококачественный мрамор начинает мерцать, и камень начинает казаться мягче и становится похожим на живую плоть. Если все сделать грамотно, то камень кажется чуть ли не живым.
– Мне уже доводилось видеть, как это делается, Виктор, и я научился. Я размышлял над этим много месяцев. Даже когда я начал ваять для Ордена, то все время держал в уме эту задумку. И использовал работу на Орден для практики, пробуя делать то, что видел, чему научился и до чего додумался сам. Даже раньше, когда они допрашивали меня... я думал об этом камне, о той статуе, что, я знаю, заключена в нем, чтобы отвлечься от того, что они со мной делали.
– Ты хочешь сказать, это помогло тебе выдержать пытки?
Ричард кивнул.
– Я могу это сделать, Виктор. – Он решительно поднял кулак. – Плоть в камне. Мне только понадобятся подходящие инструменты.
Виктор потряс зажатым в руке золотом. – Договорились. Я могу изготовить нужные тебе инструменты. Это-то я умею. Я не умею ваять, но инструмент сделать могу, и это будет моим вкладом. То, что я могу сделать, чтобы выявить скрывающуюся в этом мраморе красоту.
Ричард обменялся с Виктором рукопожатием, закрепляя сделку.
– Я хочу попросить тебя еще кое о чем. Об одолжении.
Виктор рассмеялся гулким утробным смехом.
– Я должен кормить тебя лярдом, чтобы тебе хватило силенок работать с этим благородным камнем?
– От лярда я никогда не отказывался! – улыбнулся Ричард.
– Тогда что? – спросил Виктор. – Какое одолжение?
Пальцы Ричарда ласково коснулись камня. Его камня.
– Никто не должен видеть ее, пока она не будет закончена. Включая тебя. Мне понадобится брезентовый полог, чтобы закрывать ее. Я хотел бы попросить тебя не смотреть, пока она не будет готова.
– Почему?
– Потому что мне необходимо, чтобы она в процессе работы принадлежала только мне одному. Мне необходимо быть в одиночестве, пока я буду ваять. Когда я закончу, ее сможет увидеть весь мир, но пока я над ней работаю, она только для моих глаз и больше ничьих. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел ее в незаконченном виде.
Но главным образом я не хочу, чтобы ты ее видел потому, что если что-то пойдет не так, я не желаю, чтобы ты был замешан. Не хочу, чтобы ты знал, чем я тут занимаюсь. Если ты ее не увидишь, то тебя не смогут похоронить в небе за то, что ты им не сообщил.
Виктор пожал плечами.
– Раз ты так хочешь, значит, так тому и быть. Я скажу своим людям, что эту комнату сняли в аренду, доступ в нее запрещен. И поставлю замок на внутреннюю дверь. А на эти двойные двери установлю засов и ключ отдам тебе.
– Спасибо. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит.
– Когда тебе понадобятся резцы?
– Сперва мне понадобится долото для грубой обработки. Можешь изготовить к вечеру? Мне нужно начинать действовать. Времени не так много...
Виктор лишь отмахнулся.
– Долото сделать проще простого. Это я сделаю быстро. Будет готово к тому времени, когда придешь сюда после работы – работы по изготовлению уродства. А остальные резцы будут сделаны задолго до того, как тебе понадобятся, чтобы изваять красоту.
– Спасибо, Виктор.
– При чем тут спасибо? Это сделка. Ты внес предоплату – ценность за ценность между честными людьми. Передать тебе не могу, как приятно иметь еще заказчика помимо Ордена.
Почесав затылок, Виктор стал более серьезным.
– Ричард, они ведь захотят увидеть твою работу, верно? Наверняка захотят видеть, как ты трудишься над их статуей.
– Вряд ли. Они доверяют моей работе. Они дали мне модель, которую нужно увеличить. А ее они уже одобрили. И сказали, что моя жизнь зависит от этого. Нил чуть ли не приплясывал от восторга, рассказывая мне, как приказал пытать и казнить тех скульпторов. Он рассчитывал запугать меня. Сомневаюсь, что им придет в голову проверять.
– А если какой-нибудь из послушников все же заявится, желая посмотреть?
– Ну, тогда мне придется обмотать ему вокруг шеи лом и оставить мариноваться в бочке с рассолом.
Глава60
Ричард коснулся долотом лба, в точности как касался Меча Истины. То, что ему предстоит, – это тоже битва. Битва между жизнью и смертью.
– Будь точен, клинок, – прошептал он.
Долото было восьмигранным, чтобы не скользило в потной ладони. Тупой конец Виктор сделал в точности как надо. А на одной из граней поставил маленькими буковками свои инициалы «ВК» – этакая отметка мастера, гордого своей работой.
Таким тяжелым долотом можно будет сколоть все лишнее очень быстро. Такой инструмент может пробивать мрамор на добрых три пальца в глубину. А если неосторожно вогнать в незамеченную трещину, то может рассыпаться весь камень.
Более легкое долото пробивает дырки поменьше, но и материала скалывает меньше. Но Ричард знал, что даже применяя самое тонкое долото, необходимо остановиться как минимум за полпальца до конечного слоя. Паутинка трещин, оставляемая долотом, ломает кристаллическую структуру мрамора. А с такими повреждениями камень теряет способность светиться и его нельзя отполировать до блеска.
Чтобы изобразить плоть в камне, к последнему слою нужно подбираться крайне осторожно, чтобы никоим образом его не повредить.
Сколов тяжелым долотом все лишнее, можно начинать работать более тонким инструментом, придавая статуе очертания. Подойдя к основному слою, надо продолжить обработку уже всякими резцами, зубчатыми и обычными, чтобы стесать лишнее, не повредив нижние слои. Грубые зубцы снимают пласты камня, оставляя грубые царапины. Затем можно переводить на все более и более тонкий инструмент, а под конец работать резцом шириной в полмизинца.
На стройке он делал фигуры для фризов – то, к чему уже перешли скульпторы. Грубо вытесанные фигуры, с совсем не выделенными мышцами и костями, казались лишенными даже всякого намека на человеческий облик.
А с этой статуей он только-только по-настоящему начнет работать с того места, где скульпторы Ордена заканчивают. С помощью рашпилей он вырисует мышцы, кости, даже вены на руках. Потом тонким напильником заровняет следы рашпиля и обработает самые нежные контуры. Пемзой уберет следы напильника, подготавливая поверхность для полировки пастой из толченой пемзы, сперва используя кожу, потом ткань и, наконец, солому.
Если он все сделает правильно, то в итоге воплотит в камне то, что задумал. Плоть в камне. Величие.
Сжимая тяжелое долото, Ричард коснулся прохладной поверхности камня. Он знал, что внутри. Внутри не только камня, но и его самого.
Никаких сомнений, только страстное предвкушение.
Ричард думал о Кэлен. Прошел уже почти год с тех пор, как он в последний раз заглядывал в ее зеленые глаза, касался лица, сжимал в объятиях. Она уже давным-давно покинула убежище в горах и отправилась навстречу опасностям, которые он очень живо представлял. Иногда он просто впадал в отчаяние, страдая от тоски по ней. Но он знал, что сейчас должен выкинуть из головы все мысли о ней, чтобы полностью посвятить себя выполнению предстоящей задачи.
И Ричард мысленно пожелал Кэлен спокойной ночи – он часто так делал весь этот год.
Затем под углом в девяносто градусов приставил долото к камню и нанес могучий удар. Мраморные крошки брызнули в стороны.
Он задышал глубже и чаще. Началось.
Ричард яростно атаковал камень.
Виктор оставил в мастерской лампы, света было достаточно, и Ричард углубился в работу, нанося удар за ударом. Куски мрамора грохотали, врезаясь в деревянные стены, или мягко шлепали, ударяясь о его руки или грудь. Ясно представляя, что хочет сделать, Ричард сбивал все лишнее.
В ушах звенело от ударов стали о сталь и стали по камню. Но для него это звучало как музыка. Отколотые куски разлетались во все стороны. Для него они были поверженным врагом. В воздухе висела белая пыль битвы.
Ричард знал совершенно точно, чего хочет. Знал, что нужно сделать и как. Цель ясна, путь проложен. Теперь, когда все началось, он целиком ушел в работу.
Пыль выбелила его одежду. Словно камень поглотил его, словно Ричард преображался вместе с ним, пока они не стали одним целым. Острые куски царапали его, отлетая в сторону. Его обнаженные руки, белые как мрамор, вскоре покрылись кровавыми следами этой битвы.
Время от времени Ричард открывал дверь, чтобы вымести мусор. Белые осколки сыпались вниз по холму, звеня, как тысячи крошечных колокольчиков. Покрывавшую его с ног до головы белую пыль пересекали темные ручьи пота и красные царапины. Прохладный воздух холодил разгоряченную кожу. Потом Ричард снова закрывал дверь, отгораживаясь от всего мира.
Впервые чуть ли не за год Ричард чувствовал себя свободным. Тут не было никаких оков, никаких ограничений, не было желаний других, которым нужно подчиняться. В этой борьбе за осуществление своей цели он был полностью свободен.
То, что он намеревался создать, будет полной противоположностью всему, что представляет Орден. Ричард намеревался показать людям жизнь.
Ричард знал, что когда брат Нарев увидит статую, то приговорит его к смерти.
С каждым ударом каменные куски отлетали, приближая его к цели. Ему пришлось встать на табурет, чтобы достать до верхушки камня, передвигаясь вокруг мраморной глыбы, чтобы обработать ее со всех сторон.
Ричард орудовал стальной дубиной яростно, как в бою. Рука, в которой он держал долото, дрожала. Но сколь бы яростными ни были удары, они были четко рассчитаны. Для такой работы можно было бы воспользоваться кайлом. С ним работа шла бы быстрей, но тогда пришлось бы делать полный замах, а Ричард из-за трещины боялся обрушиваться на камень с такой силой. Хотя в самом начале камень выдержал бы напор, но все равно он посчитал, что работать кайлом слишком опасно.
Придется попросить Виктора сделать набор сверл для ручной дрели. Ричард долго и много размышлял о том, как быть с трещиной. И решил сколоть большую ее часть. Сперва, чтобы остановить дальнейшее образование трещин, он просверлит дырки в основной трещине, чтобы снять давление. А потом, просверлив серию близко расположенных дырок, он ослабит камень на большом участке вокруг трещины и уберет большую ее часть.
Фигур будет две: мужская и женская. И в законченном виде промежуток между ними будет там, где Ричард уберет большую часть трещины. Когда самая слабая часть камня уберется, оставшаяся часть сможет выдержать нагрузку при обработке. Поскольку трещина начинается от основания, всю ее убрать не получится, но можно хотя бы уменьшить до приемлемого уровня. В этом и состоит секрет камня: убрать слабые места, а потом продолжить работу с остальным.
Ричард считал, что трещина весьма кстати. Во-первых, она уменьшила стоимость камня, что позволило Виктору его купить. Однако для Ричарда ценность трещины в первую очередь была в том, что заставила его думать о том, как работать с этим камнем. И эти размышления навели его на мысль, которую он сейчас и воплощал в жизнь. Не будь этой трещины, возможно, он бы не додумался именно до этого.
Его наполняла энергия битвы, подпитываемая жаром атак. Камень стоял между ним и тем, что он хотел изваять, и он жаждал уничтожить все лишнее, чтобы добраться до фигур. Откололся большой угловой кусок и заскользил вниз. Сначала медленно, а потом с грохотом рухнув на пол. Ричард продолжал работать, и осколки засыпали павшего врага.
Ему пришлось еще несколько раз открывать двери и выкидывать мусор. Было настоящим наслаждением видеть, как то, что изначально было бесформенным монолитом, постепенно превращается в грубые фигуры. Фигуры еще полностью закрытые, их руки еще далеко не свободны, ноги не расставлены, но уже начали проступать. Придется быть осторожным, когда начнет сверлить, чтобы у фигур не отвалились руки.
Ричард удивился, увидев, что в окно на потолке льется свет. Он проработал всю ночь напролет, сам того не заметив.
Отойдя назад, он оглядел статую, уже более или менее принявшую грубые очертания. Теперь там, где руки, осталось убрать совсем немного. Ричард хотел, чтобы руки были свободными, а тела – грациозными. Живыми. То, что он делал для Ордена, не было свободным, оно было навсегда заключенным в камень, как трупы, навеки застывшие и не способные двигаться.
От камня осталась половина, практически все лишнее ушло. Ричарду до смерти хотелось остаться и продолжить работу, но он не мог. Найдя в углу брезент, оставленный Виктором, Ричард набросил его на статую.
Он открыл дверь, и белая пыль клубами устремилась наружу. На улице среди осколков мрамора сидел Виктор.
– Ричард, да ты тут всю ночь проторчал!
– Похоже.
– Ты похож на доброго духа, – ухмыльнулся Виктор. – Как идет сражение с камнем?
Ричард не нашел что ответить – только сиял от радости. Виктор гулко захохотал.
– Твоя физиономия говорит сама за себя. Ты наверняка устал и проголодался. Давай-ка сядь и отдохни. И пожуй лярда.
Никки услышала, как Камиль с Набби радостно завопили, увидев идущего Ричарда, и с громким топотом помчались ему навстречу. Глянув в окно, она увидела, как они его встречают. Никки тоже была рада, что он пришел домой так рано.
За последние недели, с тех пор как Ричард получил задание изваять статую для брата Нарева, Никки нечасто его видела. Она не могла понять, как Ричард выдерживает эту работу, которая, как она знала, сущее мучение для него. Не из-за размера, а из-за сути.
Однако Ричард казался совершенно счастливым. Часто после работы на стройке, где ваял в камне нравственные уроки для фасада дворца, он потом до глубокой ночи трудился над статуей для дворцовой площади. Каким бы усталым он ни приходил, иногда он часами вышагивал по комнате. Бывали ночи, когда он спал лишь пару часов, потом вставал и еще несколько часов работал над статуей, прежде чем начинались работы на стройке. И несколько раз вообще работал всю ночь напролет.
Ричард казался одержимым. Никки не понимала, как ему это удается. Иногда он заскакивал домой поесть и подремать часок и снова уходил. Никки пыталась заставить его остаться поспать, но он говорил, что епитимью нужно отработать, иначе они снова упекут его в тюрьму. Никки опасалась такой возможности, поэтому особо не настаивала. Уж лучше пусть теряет сон, чем жизнь.
Ричард всегда был сильным и мускулистым, но с приездом в Древний мир, мышцы стали еще более рельефными. Работа грузчика, когда ему приходилось ворочать железки, а теперь скульптора, когда нужно передвигать камни и махать молотом, даром не прошла. Когда он снимал рубашку, чтобы смыть каменную пыль, у Никки при виде его колени подгибались.
Никки услышала в коридоре шаги и восторженные голоса Камиля и Набби, сыпавших вопросами. Она не могла разобрать слов, но отлично узнала тембр голоса Ричарда, спокойно отвечавшего на вопросы ребят.
Как бы он ни уставал, как бы ни был поглощен своей работой, он всегда находил время поговорить с Камилем и Набби, и другими обитателями дома. Теперь он наверняка направляется на задний двор, чтобы указать молодым людям на огрехи в их резьбе по дереву. Днем парни работали по дому, убирая и ремонтируя что нужно. Они перекопали огород и смешали землю с компостом, когда он созрел. Женщины очень оценили, что ребята избавили их от этой тяжелой работы. Ребята мыли, красили и чинили, надеясь, что Ричард одобрит их старания, а затем покажет им что-нибудь новенькое. Камиль с Набби всегда предлагали Никки помощь. В конце концов она ведь жена Ричарда.
Ричард вошел в комнату, когда Никки стояла у стола и крошила в горшок морковку с луком. Он плюхнулся на стул. Ричард выглядел очень усталым после работы на стройке. К тому же он встал ни свет ни заря, чтобы успеть до основной работы поработать над статуей.
– Я пришел поесть. Мне нужно возвращаться, чтобы поработать над статуей.
– Это для завтрашнего жаркого. Я приготовила просо.
– А больше ничего нет?
Никки покачала головой.
– Сегодня мне хватило денег только на просо.
Ричард только кивнул.
Несмотря на усталый вид, в его глазах было что-то такое, какая-то внутренняя страсть, от которой у нее сердце начинало отчаянно колотиться. То непонятное, что она увидела в его взоре в самую первую встречу, стало еще ярче с той ночи, когда она чуть было не пронзила ножом его сердце.
– Завтра будет жаркое, – сказала она. Его глаза смотрели в пространство, изучая что-то, видимое лишь ему одному. – С огорода.
Поставив на стол деревянную миску, она взяла глиняный горшок и наложила ему полную миску проса. В горшке мало что осталось, но он нуждается в еде больше, чем она. Никки все утро простояла в очереди за просом, а потом весь день выбирала из него червей. Некоторые женщины, не перебирая, просто варили его до тех пор, пока все не превращалось в однородную массу. Никки не желала кормить Ричарда подобным образом.
Стоя у стола и шинкуя морковку, она все же в конце концов не выдержала.
– Ричард, я хочу пойти на стройку вместе с тобой и осмотреть статую, которую ты ваяешь для Ордена.
Он некоторое время молчал, пережевывая просо. А когда наконец заговорил, то с какой-то особенной спокойной интонацией, очень подходящей к тому непонятному выражению его глаз.
– Я хочу, чтобы ты увидела статую, Никки. Я хочу, чтобы все ее увидели. Но только после того, как я ее закончу.
– Почему?
Он повозил ложкой в миске.
– Пожалуйста, Никки, дай мне ее закончить, а потом посмотришь.
Ее сердце бешено колотилось. Для него это явно очень важно.
– Ты делаешь совсем не то, что тебе велели, так?
Ричард поглядел ей в глаза.
– Так. Я делаю то, что мне нужно сделать, что нужно увидеть людям.
Никки судорожно сглотнула. Она поняла: это именно то, что она так долго ждала. Он уже был готов сдаться, но потом захотел жить, а теперь готов умереть ради того, что делает.
Никки кивнула, вынужденная отвести взгляд от его серых глаз.
– Я подожду, пока она не будет готова.
Теперь она поняла, почему он в последнее время такой одержимый. Она чувствовала, что есть какая-то связь между этой одержимостью и той искоркой, что тлела в глазах ее отца и ярко полыхала в глазах Ричарда. Сама мысль об этом пьянила.
Это было вопросом жизни и смерти, причем в гораздо более широком смысле.
– Ты уверен в том, что делаешь, Ричард?
– Абсолютно.
Никки снова кивнула.
– Хорошо. Я выполню твою просьбу.
На следующий день Никки спозаранку отправилась за хлебом. Она хотела, чтобы Ричард поел приготовленное ею жаркое с хлебом. Камиль предложил пойти вместо нее, но ей хотелось выйти из дома. Она попросила Камиля приглядеть за жарким, томившимся на угольях.
День выдался пасмурным и прохладным – первые признаки приближавшейся зимы. По улицам бродили толпы людей в поисках работы, двигались телеги, груженные чем угодно, от навоза до грубой темной ткани, ехали фургоны, перевозившие главным образом строительные материалы для дворца. Никки приходилось ступать крайне осторожно, чтобы не вляпаться в кучи навоза на дороге, и проталкиваться сквозь толпу, двигавшуюся медленно, как грязь в открытых стоках.
На улицах было полно нуждающихся, многие из которых наверняка пришли в Алтур-Ранг в поисках работы, хотя в зале рабочей группы народу почти не было. Очереди в булочные выстроились длиннющие. По крайней мере Орден заботится о том, чтобы люди получали хлеб, пусть даже серый и черствый. Однако нужно было идти за ним пораньше, ведь хлеба могло не хватить. Поскольку народу в городе все прибавлялось, с каждой неделей продукты в лавках заканчивались все быстрей и быстрей.
Ходили слухи, что когда-нибудь смогут поставлять больше сортов хлеба. Никки надеялась, что в тот день появится и масло. Масло иногда продавали. И хлеб, и масло стоили недорого, поэтому Никки знала, что может позволить себе купить немножко масла для Ричарда. Если оно будет, конечно. Его практически никогда не бывало.
Никки уже сто восемьдесят лет старалась помогать людям, но, похоже, сейчас людям жилось ничуть не лучше, чем почти двести лет назад. Впрочем, те, что живут в Новом мире, вполне процветают. Когда-нибудь, когда Орден будет править всем миром и имущих заставят делиться с другими, тогда все наконец станет на свои места и все человечество заживет так достойно, как оно заслуживает. Орден об этом позаботится.
Булочная находилась на перекрестке, так что очередь загибалась за угол. Никки стояла за углом, привалившись плечом к стене, и наблюдала за проходившей мимо толпой, и тут вдруг одно лицо привлекло ее внимание.
Глаза ее округлились и она выпрямилась. Никки глазам своим не верила. Что она-то делает в Алтур-Ранге?!
Никки вообще-то вовсе не хотелось это выяснять. Только не сейчас, когда она уже так близка к ответу. Затея с Ричардом дошла до критической стадии. Никки была совершенно уверена, что все вот-вот разрешится.
Ники набросила на голову темную шаль, прикрывая свои светлые волосы, и туго завязала ее под подбородком. Спрятавшись за спину толстой тетки и прижавшись к стене, Никки осторожно выглянула.
Никки наблюдала за сестрой Алессандрой, которая пристально изучала лица всех прохожих. Больше всего она походила на вышедшую на охоту горную львицу.
Никки знала, на кого охотится Алессандра.
При других раскладах Никки была бы рада встрече, но не сейчас.
Никки нырнула обратно в укрытие и не высовывалась, пока сестра Алессандра не растворилась в заливающем улицы человеческом океане.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:15 | Сообщение # 44

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава61
В последний раз покидая свой родной город, Эйдиндрил, Кэлен поплотней затянула свой волчий тулуп, стараясь защититься от пронизывающего ветра. Она вспомнила, что было так же по-зимнему холодно, когда она в последний раз видела Ричарда. В сумятице будней и в пылу битв мысли ее обычно были заняты насущными вопросами. И неожиданное напоминание о Ричарде было пусть и горьким, но приятным отвлечением от военных тревог.
Прежде чем уйти с вершины холма, Кэлен оглянулась, ей хотелось напоследок полюбоваться великолепием Дворца Исповедниц вдали. Всякий раз, когда она видела его могучие белые мраморные колонны и ряды высоких окон, ее охватывало щемящее чувство дома. Многих людей вид дворца пугал или вызывал благоговение, но в Кэлен он всегда будил лишь теплые чувства. Здесь она выросла, и с этим дворцом у нее были связаны многие счастливые воспоминания.
– Это не навсегда, Кэлен.
Кэлен глянула через плечо на Верну.
– Да, не навсегда.
Как бы ей хотелось в это верить!
– Кроме того, – улыбнулась Верна, – мы лишили Имперский Орден людского пополнения, а это именно то, что им на самом деле нужно. И оставляем им лишь камни да деревяшки. А что значат камни и дерево, если люди спасены и в безопасности?
– Ты права, Верна, – улыбнулась Кэлен сквозь слезы. – Только это и имеет значение. Спасибо, что напомнила.
– Не волнуйтесь, Мать-Исповедница, – сказала Кара. - Берлина и другие Морд-Сит вместе с войсками проследят за населением и позаботятся, чтобы они спокойно добрались до Д'Хары.
Кэлен заметно повеселела.
– Хотелось бы мне увидеть рожу Джеганя, когда он будущей весной наконец доберется сюда и не обнаружит ни одной живой души!
Сезон ведения военных действий подходил к концу. Если проведенное вместе с Ричардом в горах лето казалось чудесным сном, то лето бесконечных сражений казалось сущим кошмаром.
Драка была отчаянная, тяжелая и кровавая. Бывали моменты, когда Кэлен думала, что ни она, ни войска больше так не выдержат, что им всем пришел конец. И всякий раз они все же ухитрялись выпутываться. Случалось и такое, что она едва не жаждала смерти, лишь бы только закончился этот непрерывный кошмар, чтобы больше не видеть смерть и страдания, не видеть, как теряются бесценные жизни.
Вопреки огромному численному превосходству Имперского Ордена, несмотря на кажущуюся непобедимость его многомиллионных полчищ, Д'Харианская империя смогла задержать продвижение имперцев и не дать им захватить Эйдиндрил в этом году. Неся многотысячные потери, они все же смогли дать сотням тысяч жителей Эйдиндрила и других лежащих на пути Ордена городов время бежать.
Поздней осенью огромные орды Имперского Ордена добрались до широкой долины, где в Керн вливался широкий приток и где было достаточно места, чтобы сконцентрировать все силы. Однако приближалась зима, и Джегань, уже ученый, не пожелал рисковать. Так что имперцы, пока имелась возможность, предпочли окопаться. Д'харианцы установили оборонительные рубежи северней, перекрыв путь к Эйдиндрилу.
В точности, как и предсказывал Уоррен, Эйдиндрил в этом году оказался имперцам не по зубам. Джегань снова проявил свойственную ему осторожность и терпение. Он предпочел сохранить целостность и боеспособность своих полчищ до лучших времен, чтобы успешно пойти в наступление, когда погодные условия улучшатся. Таким образом, Кэлен с д'харианцами получили небольшую передышку, но это затишье не могло длиться вечно.
Кэлен тихо радовалась, что предсказания Уоррена сбылись: Эйдиндрил падет лишь в следующем году. По крайней мере не будет резни. Она не представляла, с какими тяготами придется столкнуться жителям на пути в Д'Хару, но в любом случае это куда лучше, чем неизбежное рабство и разгул смерти, останься они в городе под пятой Ордена.
Она знала – всегда найдутся те, кто откажется покидать город. В городах на пути Ордена по Срединным Землям некоторые верили в Джеганя Справедливого. Некоторые считали, что добрые духи либо Создатель обязательно позаботятся о них. Кэлен понимала, что никого нельзя спасти от самого себя. Те, кто хотел жить и следовал доводам разума, предпочли уйти. Те же, кто видел лишь то, что хотел видеть, в конечном итоге окажутся рабами Имперского Ордена.
Кэлен коснулась рукоятки торчавшего над плечом Меча Истины. Иногда прикосновение к нему утешало. Дворец Исповедниц больше не был ее домом. Дом там, где они с Ричардом вместе.
Бои частенько бывали таким жаркими, а страх таким сильным, что случались периоды, иногда довольно долгие, когда она даже и не вспоминала о Ричарде. Иногда все физические и душевные силы уходили лишь на то, чтобы прожить еще один день.
Кое-кто, чувствуя, что война эта совершенно безнадежная, дезертировал. Кэлен понимала этих людей. Казалось, что, отступая все дальше в глубь Срединных Земель, их армия ведет лишь непрерывную войну за сохранение собственной жизни против многократно превосходящих сил противника.
Галея пала. То, что ни из одного галеанского города не поступало ни единой весточки, достаточно красноречиво говорило об этом.
И Кельтон они тоже потеряли. Но многие кельтонцы из Винстеда, Пенверро и других городов успели удрать. Большая часть кельтонских войск оставалась с Кэлен, хотя некоторые в отчаянии и рванули домой.
Кэлен старалась по возможности не размышлять о плохом, дабы не отчаиваться и не сломаться. Им удалось спасти очень многих людей, просто-напросто изъяв их из-под носа у Ордена. Во всяком случае, пока что удалось. Это самое большее, что они могли сделать.
За время долгого отступления на север они потеряли в жестоких битвах десятки тысяч солдат. Потери же Ордена были во много раз больше. В летний зной одна лишь лихорадка унесла жизни четверти миллиона. Но это практически не имело значения. Их численность возрастала и они неумолимо двигались вперед.
Кэлен помнила слова Ричарда, что они не смогут победить, что Новый мир падет под пятой Ордена, а если Срединные Земли окажут сопротивление, то это приведет лишь к еще большему кровопролитию. Кэлен нехотя начинала понимать этот безнадежный прогноз. И боялась, что зря губит людей. И все же для нее и речи не могло быть о сдаче.
Кэлен поглядела назад, за длинную колонну эскорта, за деревья, вверх, на горы, где на склоне возвышался над Эйдиндрилом темный силуэт Замка Волшебника.
Зедду придется туда отправляться. Они не могут помешать Ордену захватить Эйдиндрил, но Замок Волшебника отдавать Джеганю нельзя ни при каких обстоятельствах.
Десять дней спустя, на закате, Кэлен со своим сопровождением въехала в д'харианский лагерь. И с первого взгляда стало понятно, что что-то не так. По лагерю с мечами на изготовку неслись солдаты. Другие с пиками бежали на баррикады. Кожаные доспехи и кольчуги натягивались прямо на ходу.
– Интересно, что все это значит? – сердито сверкнула глазами Верна. – Мне не понравится, если Джегань испортит мне ужин.
Кэлен без кожаных доспехов вдруг почувствовала себя голой. В доспехах было неудобно ехать во время длинных переходов, поэтому, оказавшись на дружественной территории, Кэлен сняла их и приторочила к седлу. Они спешились и Кара тут же встала рядом. Поводья они отдали кому-то из подскочивших солдат, немедленно сомкнувшихся вокруг них в оборонительное кольцо.
Кэлен не помнила, какого цвета нынче вымпелы на командных палатках. Она никак не могла сообразить, сколько в точности дней отсутствовала. Где-то чуть больше месяца. Она ухватила за рукав ближайшего офицера.
– Где командиры?
– Вон там, Мать-Исповедница, – указал он мечом.
– Вы знаете, что происходит?
– Нет, Мать-Исповедница. Прозвучал сигнал тревоги. От пробегавшей мимо сестры я услышал, что он подлинный.
– Вам известно, где сейчас мои сестры и Уоррен? – спросила офицера Верна.
– Сестры тут снуют повсюду, аббатиса. А волшебника Уоррена не видал.
Темнело, и дорогу освещали лишь тусклые огни костров. Впрочем, почти все костры загасили по тревоге, так что лагерь стал похож на черный лабиринт.
Мимо проскакали направлявшиеся в разъезд д'харианские кавалеристы. Пехотинцы бегом покидали лагерь на разведку. Похоже, никто не знал, что именно им угрожает, но в этом-то как раз не было ничего необычного. Атаки – помимо того, что были частыми и непредвиденными, – как правило, еще и учиняли изрядный переполох.
Кэлен с Карой и Верной в окружении плотного кольца солдат больше часа пробирались до офицерских палаток по бурлящему лагерю размером с город. И в палатках они не обнаружили ни одного офицера.
– Дурацкий способ действий, – пробормотала Кэлен. Найдя свою палатку со стоящей на столике «Сильной духом», Кэлен зашвырнула внутрь седельные сумки вместе с доспехами. – Давайте-ка просто подождем здесь, чтобы нас можно было найти.
– Согласна, – кивнула Верна.
– Пойдите и найдите офицеров, – приказала Кэлен нескольким солдатам из своей охраны. – Сообщите им, что Мать-Исповедница с аббатисой в командирских палатках. Мы будем ждать здесь докладов.
– И передайте это же всем сестрам, что увидите по дороге, – добавила Верна. – А если увидите Уоррена или Зедда, им тоже скажите, что мы вернулись.
Солдаты исчезли в ночи, торопясь выполнить приказ.
– Мне это не нравится, – пробормотала Кара.
– Мне тоже, – ответила Кэлен, входя в свою палатку.
Кара осталась сторожить снаружи вместе с солдатами, а Кэлен тем временем сняла волчий тулуп и облачилась в кожаные доспехи. Они так часто спасали ее от ран, что она предпочитала с ними не расставаться. Достаточно лишь одному человеку проскользнуть и вогнать в нее меч – и это скорее всего будет конец. Если повезет и проткнут ногу или даже живот, есть шанс, что какая-нибудь из сестер вылечит ее, но если попадут в какое-либо другое место – сердце, снесут голову или перерубят одну из основных артерий, – то тогда даже маги не смогут ничем помочь.
Кожа доспехов была чрезвычайно прочной. Конечно, мечи, копья и стрелы могут ее пробить, но все же она довольно-таки неплохо защищала, при этом в бою не сковывая движения. Удар меча должен быть верно направлен, иначе клинок лишь скользнет по доспеху, и только. Многие солдаты носили металлические кольчуги, защищавшие куда лучше, но для Кэлен такая кольчуга была слишком тяжелой. В бою жизнь зависит от скорости и ловкости.
Кэлен не собиралась зря рисковать жизнью. Она куда ценней для их дела как вождь, чем как простой боец. Но, хотя она и редко напрямую ввязывалась в сражение, бой сам приходил к ней.
Наконец появился сержант с докладом.
– Убийцы, – только и произнес он. Одного этого жуткого слова было достаточно. Так она и думала, и это очень даже объясняет переполох в лагере.
– Сколько жертв? – спросила Кэлен.
– Наверняка знаю только, что один напал на капитана Циммера. Капитан ужинал у костра со своими людьми. Смертельного удара ему удалось избежать, но он получил паршивую рану в ногу. И потерял много крови. Как раз сейчас с ним возятся хирурги.
– А убийца? – спросила Верна. Вопрос сержанта, казалось, удивил.
– Капитан Циммер его прикончил. – Он скривился от отвращения, продолжив доклад. – Убийца был в д'харианской форме. И спокойно передвигался по лагерю, пока не обнаружил цель – капитана Циммера – и не напал.
Верна взволнованно сказала:
– Капитану может помочь одна из сестер.
Кэлен кивком отпустила сержанта. Тот отсалютовал, прижав кулак к сердцу, и отбыл, возвращаясь в своим обязанностям.
И тут Кэлен увидела Зедда. Перед его балахона был мокрым и черным, несомненно, от крови. По лицу старого волшебника струились слезы. По телу Кэлен побежали мурашки.
Верна ахнула, когда Зедд внезапно увидел ее и замер на мгновение, прежде чем поспешил к ним. Верна вцепилась в плечо Кэлен.
Зедд схватил Верну за руку.
– Торопись, – только и сказал он.
Больше ему ничего и не надо было говорить. Все и так все поняли.
С горестным криком Верна поспешила за старым чародеем. Кэлен с Карой побежали следом. Зедд очень быстро вел их среди снующих солдат, несущихся галопом лошадей, марширующих колонн и проводивших перекличку офицеров.
Перекличка нужна была из-за того, что на убийцах была д'харианская форма и они могли спокойно подобраться к своей добыче. Так что было жизненно важно пересчитать всех, чтобы вычислить чужаков. Трудная и сложная задача, но необходимая.
Они протолкались в толпу у палаток, где лежали раненые. Кто-то выкрикивал приказы, несли раненых. В каждой палатке лежали десять – двенадцать человек.
Верна устремилась вперед. Зедд придержал ее, взяв за руки.
– Один из нападавших порезал Холли, – сдавленным голосом проговорил он. – Оказавшийся поблизости Уоррен попытался защитить девочку. Верна, клянусь тебе душой моей умершей жены... Я сделал все, что мог. Да простят мне добрые духи, но я обязан тебе сказать... Я не в силах ему помочь. Он зовет тебя и Кэлен.
Кэлен замерла, сердце подкатило к горлу. Зедд, легонько подтолкнув ее в спину, заставил поторопиться. Кэлен следом за Верной нырнула в палатку.
В дальнем конце палатки лежали закрытые простынями шесть мертвых тел. Там и сям из-под простыней торчали окровавленные руки. На одном из мертвецов не было сапога. Кэлен стояла, тупо на все смотрела и никак не могла сообразить, каким образом солдат потерял сапог. Это казалось так глупо – умереть и потерять сапог. Трагедия и комедия под одним саваном.
Уоррен лежал на матрасе. Над ним склонилась сестра Филиппа. С другой стороны сидела сестра Фиби, держа его за руку. Обе подняли на Верну залитые слезами лица.
– Уоррен, – проговорила сестра Филиппа. – Это Верна. Она здесь. И Кэлен тоже.
Обе сестры быстро отодвинулись, освобождая место для Верны и Кэлен. Зажимая рот, чтобы не зарыдать вслух, они стрелой вылетели из палатки.
Уоррен был белее лежащих рядом чистых бинтов. Его широко раскрытые глаза смотрели вверх... словно он уже ничего не видел. Светлые кудрявые волосы слиплись от пота. Балахон насквозь пропитался кровью.
– Уоррен! – простонала Верна. – Ох, Уоррен!
– Верна? Кэлен? – едва слышно прошептал он.
– Да, любовь моя. – Верна осыпала поцелуями его ладонь.
– Я тоже здесь, Уоррен. – Кэлен сжала безвольную руку молодого волшебника.
– Я должен был продержаться. До вашего возвращения. Чтобы сказать вам обеим.
– Что сказать, Уоррен? – сквозь слезы выговорила Верна.
– Кэлен... – прошептал он.
– Я здесь, Уоррен, – наклонилась она к нему. – Не пытайся говорить, просто...
– Послушай меня...
Кэлен прижала его ладонь к своей щеке.
– Я слушаю, Уоррен.
– Ричард прав. Его видение. Я должен сказать тебе.
Кэлен не находила слов.
По его пепельному лицу скользнула улыбка.
– Верна...
– Что, любовь моя?
– Я люблю тебя. Всегда любил.
– Уоррен, не умирай! – Верна едва могла говорить сквозь душившие ее слезы. – Не умирай! Пожалуйста, не умирай!
– Поцелуй меня, пока я еще жив, – прошептал Уоррен. – И не оплакивай меня, а думай о том, как счастливы мы были. Поцелуй меня, любимая.
Наклонившись, Верна приникла к его губам в нежном любящем поцелуе, роняя слезы на его лицо.
Не в силах дольше выносить душераздирающей сцены, Кэлен вылетела из палатки и оказалась в объятиях Зедда. Она рыдала, уткнувшись ему в плечо.
– Да что же мы творим? – всхлипывала она. – Ради чего? К чему все это? Мы все теряем!
Зедд молча слушал, как она оплакивает бесполезность всего этого.
Тянулись минуты. Кэлен усилием воли заставила себя собраться, снова стать Матерью-Исповедницей. Она не могла допустить, чтобы люди видели ее слабость.
Вокруг молча стояли солдаты. Тут из темноты вышел генерал Мейфферт, Кара с трудом скрыла радость. Он быстро подошел к Каре, но не прикоснулся к ней.
– Рад видеть, что вы вернулись, – сказал он Кэлен. – Как Уоррен?
Кэлен не могла сказать ни слова.
– Не думал, что он протянет так долго, – покачал головой Зедд. – Думаю, он держался лишь на одном желании еще раз увидеть жену.
Генерал горестно кивнул.
– Мы поймали того, кто это сделал.
Кэлен мгновенно оживилась.
– Приведите его ко мне! – прорычала она. Генерал мгновенно заторопился за убийцей. Повинуясь жесту Кэлен, Кара последовала за ним.
– Что он тебе сказал? – тихо спросил Зедд так, чтобы не слышали остальные. – Он хотел тебе что-то сказать.
Кэлен тяжело вздохнула.
– Он сказал: «Ричард прав».
Зедд с несчастным видом уставился в пространство. Уоррен был его другом. Кэлен никогда прежде не видела, чтобы Зедд так привязывался к кому-то, как привязался к Уоррену. Их объединяли такие вещи, которые, она знала, ей никогда не постичь. Несмотря на кажущуюся молодость, Уоррену было больше ста пятидесяти лет, почти ровесник Верны. Для Зедда, всегда выглядевшего как мудрый старый чародей, должно быть, было особенно приятно обсуждать всякие волшебные штучки с человеком понимающим, вместо того чтобы постоянно что-то объяснять и растолковывать.
– Мне он сказал то же самое, – прошептал Зедд.
– Почему Уоррен не воспользовался магией? – спросила Кэлен.
Зедд провел пальцем по щеке.
– Он просто шел мимо, когда этот человек вдруг схватил Холли и пырнул ее. Может быть, убийца не смог найти свою цель, а может, просто заблудился и растерялся либо просто запаниковал и решил убить первого попавшегося, а Холли подвернулась ему под руку.
Кэлен провела ладонью по лицу.
– А может, ему было велено искать волшебника в таком вот балахоне, и, завидев Уоррена, он напал на Холли, чтобы создать переполох и добраться таким образом до Уоррена.
– Тоже возможно. Уоррен в точности не знает. Все произошло мгновенно, Уоррен просто оказался там и среагировал. Я спрашивал его, но он и сам не знает, почему не воспользовался магией. Может быть, увидев сверкающий нож, он побоялся убить Холли, поскольку этот тип держал ее в руках. И в инстинктивном порыве спасти девочку он просто попытался отнять кинжал. И это было смертельной ошибкой.
– А может, Уоррен просто колебался, прежде чем прибегнуть к магии.
Зедд печально пожал плечами:
– Секундное колебание стоило жизни многим волшебникам.
– Если бы я не колебалась, – проговорила Кэлен, предаваясь горьким воспоминаниям, – Никки бы меня не заполучила. И не захватила бы Ричарда.
– Не пытайся исправить прошлое, дорогая. Это невозможно.
– А как насчет будущего?
– То есть? – посмотрел ей в глаза Зедд.
– Помнишь, в конце прошлой зимы, когда мы покидали лагерь – когда Имперский Орден двинулся вперед? – Зедд кивнул и она продолжила:
– Уоррен тогда указал на карте это вот место. И сказал, что мы должны находиться здесь, чтобы остановить Орден.
– Ты хочешь сказать, он знал, что умрет здесь?
– Это ты мне скажи.
– Я волшебник, а не пророк.
– Но Уоррен пророк. – Зедд промолчал, и Кэлен шепотом спросила:
– А что с Холли?
– Не знаю. Я шел поговорить с Уорреном. Все только что произошло. Солдаты ловили того типа. Уоррен орал, чтобы брали живьем. Наверное, считал, что убийца владеет ценными сведениями. Видел истекающую кровью Холли. Она была без сознания. Я немедленно приказал перенести Уоррена сюда и начал работать с ним. Примчавшиеся сестры поместили Холли в другую палатку. – Раздраженный взгляд Зедда уперся в землю. – Я использовал все свои знания. Но их оказалось недостаточно.
Кэлен успокаивающе приобняла его за плечи.
– Все это изначально было не в нашей власти.
Ей было странно видеть человека, служившего ей постоянным источником силы, в состоянии такой слабости. Конечно, глупо было считать, что он останется бесстрастным и сильным в подобных обстоятельствах, но все же это как-то выбивало из колеи. В это мгновение Кэлен осознала все потери, что перенес Зедд за свою жизнь. Сейчас это было отчетливо видно в его ореховых глазах.
Солдаты расступились: вернулись генерал Мейфферт и Кара. За ними два здоровенных солдата волокли юнца. Почти что мальчика вообще-то. Он был достаточно мускулистым, но не шел ни в какое сравнение с тащившими его богатырями. Волосы падали на наглые темные глаза.
– Значит, – вызывающе заговорил юнец, – служа Ордену, я, кажись, заколол кого-то важного. И теперь я герой.
– Поставьте его на колени перед Матерью-Исповедницей, – спокойно приказал генерал Мейфферт.
Солдаты пнули парня под коленки, вынуждая опуститься на землю. Стоя перед ней на коленях, он продолжал ерничать.
– Значит, ты и есть та самая важная шлюха, о которой я так много слыхал. Жаль, что тебя не оказалось поблизости. Я б охотно порезал тебя. Думаю, я кое-кому показал, что неплохо орудую ножичком.
– Следовательно, за неимением меня ты вместо этого порезал ребенка, – спокойно проговорила Кэлен.
– Только чтобы попрактиковаться. Я бы порезал куда больше народу, если бы этот здоровенный тупой боров не наскочил на меня. Но я все равно выполнил мой долг перед Орденом и Создателем.
Это была бравада человека, знавшего, что вот-вот заплатит окончательную цену за свои действия. Он пытался убедить сам себя, что выполнил важное задание. Он хотел умереть героем, а потом в награду отправиться прямиком к Создателю.
Из палатки вынырнула Верна. Двигалась она неторопливо. Лицо ее было пепельно-серым и печальным. Кэлен взяла ее под руку, чтобы поддержать, если понадобится.
Увидев коленопреклоненного юнца, Верна остановилась.
– Это он? – спросила она.
Кэлен ласково сжала руку Верны, предлагая молчаливую поддержку.
– Это он, – подтвердила Кэлен.
– Точно, – ухмыльнулся Верне парень. – Я – тот, кто зарезал вражеского волшебника. Я герой. Орден принесет людям свободу и облегчение, и я этому помог. Такие, как вы, всегда пытаются держать нас в черном теле.
– Держать вас в черном теле, – мертвенным голосом повторила Верна.
– Те, кто от рождения обладает всеми преимуществами и удачей, никогда не хотят делиться. Я ждал, но никто так ни разу и не предоставил мне шанса, пока Орден мне его не дал. Я нанес удар угнетателям людей. Я помог принести справедливость тем, у кого никогда не было шанса. Я убил плохого человека. Я герой!
Молчание всех окружающих казалось еще более гнетущим из-за царившего в лагере шума – солдаты искали оставшихся убийц. Офицеры выкрикивали имена, выслушивая быстрые ответы. Рыщущие в поисках чужаков солдаты сновали во всех направлениях, металлические кольчуги и оружие звенели, как тысячи крошечных колокольчиков.
Стоящий на коленях парень ухмыльнулся Верне.
– В другой жизни Создатель вознаградит меня. Я не боюсь смерти. Я заслужил вечность в его негасимом Свете.
Верна обежала взглядом присутствующих.
– Мне все равно, что вы с ним сделаете, – проговорила она, – но я желаю слышать его вопли всю ночь напролет. Я хочу, чтобы весь лагерь слышал его вопли всю ночь. Я хочу, что разведчики Ордена слышали его вопли. Это будет мое подношение Уоррену.
Молодой человек облизнул губы, сообразив, что дела идут не так, как он ожидал.
– Это нечестно! – громко запротестовал юный убийца. Его начало трясти от страха. Он был готов к мученической смерти, быстрому концу. Но происходило что-то непредвиденное.
– Он умер быстро. И мне должна быть дарована такая же быстрая смерть! Это неправильно!
– Неправильно? Что действительно неправильно, – с жутким спокойствием произнесла Верна, – так это что твоя мать вообще раздвинула ноги для твоего отца. И теперь мы несколько запоздало, но исправим ее ошибку. Что действительно неправильно, так это что хороший и добрый человек погиб от руки ничтожной мелкой трусливой гадины, настолько лишенной здравого смысла, что неспособна распознать ложь, которую теперь выплескивает на нас. Ты хочешь обменять свою жизнь на ту, что ты забрал? Жаждешь умереть за дело, которое по глупости считаешь благородным? Ты получишь то, что хочешь, молодой человек. Но прежде чем умрешь, ты полностью осознаешь, что именно отдаешь, насколько ценна твоя жизнь и как глупо растрачена. И в конечном итоге начнешь жалеть, что мать тебя вообще породила на свет, так же сильно, как сожалеем об этом мы.
Верна обвела решительным взглядом молча наблюдавшую группу.
– Такова моя воля. Пожалуйста, проследите, чтобы она была выполнена.
– Тогда позволь это сделать мне, – шагнула вперед Кара. На ее суровом лице не было и намека на милосердие. – Я лучше всех справлюсь с поставленной тобой задачей, Верна.
Сопляк истерически расхохотался.
– Баба? Вы все считаете, что какая-то здоровенная блондинистая сучка преподаст мне урок? Вы все и впрямь такие психи, как мне говорили!
Верна кивнула.
– Буду тебе обязана, Кара. – Она повернулась, чтобы уйти, но задержалась. – Не позволяй ему умереть до утра, пока я не приду, чтобы присутствовать при этом. Я хочу посмотреть ему в глаза и увидеть, пришел ли этот юноша к пониманию реальности, что жизнь вообще – штука несправедливая, прежде чем расстанется со своей жизнью ни за грош и за то, что является частью великого зла.
– Обещаю тебе, – мягко проговорила Кара, – хоть для тебя в твоей скорби эта ночь покажется вечностью, для него она будет гораздо длинней.
Верна лишь на ходу благодарно коснулась руки Кары. Когда Верна растворилась в ночи, Кара повернулась к Кэлен.
– Мне понадобится палатка. Не стоит никому видеть, что я с ним делаю. Достаточно будет его воплей.
– Как пожелаешь.
– Мать-Исповедница! – Юнец отчаянно вырывался, но солдаты держали крепко. – Если ты такая добрая, как заявляешь, то прояви милосердие!
С губ юнца свисала слюна, он тяжело дышал.
– Я и проявляю, – ответила Кэлен. – Я позволяю тебе понести то наказание, что вынесла тебе Верна, а не то, которому подвергла бы тебя я.
Кара, щелкнув пальцами, указала на парня и двинулась прочь. Солдаты поволокли верещащего юнца следом за ней.
– А что с остальными, которых мы поймали? – спросил генерал у Кэлен.
Кэлен направилась к своей палатке.
– Перережьте им глотки.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Эдельвина

Дата: Воскресенье, 29 Апр 2012, 01:16 | Сообщение # 45

Клан Эсте/Герцогиня Дювернуа

Глава62
Кэлен села, когда поняла, что больше не слышит отдаленных воплей. До рассвета еще было далеко. Может, у него неожиданно отказало сердце?
Нет, Кара – Морд-Сит, отлично обученная своему делу. Кэлен лежала полностью одетая на кровати, слушала душераздирающие крики, переживала за Верну и тосковала по Уоррену. Кэлен иногда покрывалась испариной – когда думала о том, как Ричард однажды перенес воздействие эйджила Морд-Сит.
Чтобы прогнать непрошеные жуткие картинки, она смотрела на «Сильную духом». Свисавшая на веревке лампа освещала резную фигурку теплым светом, грациозные линии развевающегося платья, сжатые кулаки и гордо вскинутую голову. Сколько бы Кэлен ни смотрела на статуэтку, ей никогда не надоедало. Всякий раз это было .потрясение.
Ричард предпочел так смотреть на жизнь, вместо того чтобы поддаться горечи. Погрязни он в разочаровании и горечи, это только лишило бы его способности испытывать счастье.
Кэлен услышала снаружи какой-то шум. Не успела она вскочить, как в проем отдернутого полога просунулась голова Кары. Голубые глаза Морд-Сит сверкали смертельной яростью. Она вошла в палатку, волоча за волосы мальчишку. Того трясло и он судорожно моргал, кровь заливала ему глаза.
Скрипнув зубами, Кара швырнула его вперед. Он рухнул в грязь у ног Кэлен.
– В чем дело? – спросила Кэлен.
Выражение глаз Кары показывало, что она на грани тотального бешенства, едва владеет собой, в ней мало что осталось человеческого. Она практически являла собой живое воплощение того, что называлось одни словом: безумие.
Опустившись на колени. Кара схватила юнца за волосы. Рванув ему голову назад, она притиснула его к своему алому кожаному облачению и прижала эйджил к горлу. Тот задохнулся и закашлял. Изо рта хлынула кровь.
– Скажи ей! – прорычала Кара. Он, словно сдаваясь, поднял руки.
– Я его знаю! Я его знаю!
Кэлен хмуро поглядела на испуганного юнца.
– Кого ты знаешь?
– Ричарда Сайфера! Я знаю Ричарда Сайфера! И его жену, Никки!
Кэлен показалось, что мир рухнул. Под тяжестью этого мира она опустилась на колени перед подопечным Кары.
– Как тебя зовут?
– Гейди! Я Гейди!
Кара прижала эйджил к его спине, он дико заорал. Она с размаху ударила его лицом в землю. – Кара, погоди, – вытянула руку Кэлен. – Нам надо с ним поговорить.
– Знаю. Я просто забочусь о том, чтобы он захотел с нами говорить.
Кэлен еще никогда не видела Кару такой... распоясавшейся. Она не просто выполняла просьбу Верны. Для Кары это дело имело личный оттенок. Уоррен ей нравился, но, что было куда хуже для Гейди, в Ричарде заключалась жизнь Кары. Морд-Сит снова подняла юнца. Из сломанного носа текла кровь. Когда свет упал на Кару, Кэлен заметила блестящую на красной коже кровь.
– А теперь я желаю, чтобы ты рассказал Матери-Исповеднице все, что знаешь.
Хныча, он закивал, не успела Кара даже договорить, приказ.
– Я жил там... куда они приехали. Я жил там, где Ричард с женой...
– С Никки, – поправила Кэлен.
– Да, с Никки. – Он не понимал, что она имеет в виду. – Они поселились в комнате в нашем доме. Мне с моими друзьями он не понравился. А потом Камиль с Набби начали с ним разговаривать. И Ричард начал им нравиться. Я разозлился...
Он так заикался, что никак не мог договорить. Схватив его за скользкий от крови подбородок, Кэлен потрясла его голову.
– Говори! Или я прикажу Каре начать все заново!
– Я не знаю, что говорить, что вам нужно, – прохныкал он.
– Все, что тебе известно о нем и Никки! Все! – проорала Кэлен в дюймах от его лица.
– Расскажи остальное, – проговорила Кара ему на ухо, вздергивая его на ноги.
Кэлен поднялась следом, боясь пропустить хоть одно драгоценное слово.
– Ричард начал собирать людей, чтобы починить дом. Он работал на Ицхака, в транспортной компании. А когда приходил домой вечером, занимался починкой. Он показал Камилю с Набби, как чинить всякую всячину. Я его ненавидел.
– Ты ненавидел его за то, что он улучшал условия жизни?
– Из-за него Камиль с Набби и все остальные начали думать, что могут что-то делать сами, когда они этого не могли. Люди ничего не могут сами. Это жестокое разочарование. Людям должны помогать те, у кого есть возможности. Это их долг. Ричард должен был чинить вещи, потому что он мог это делать. Он не должен был заставлять Камиля с Набби и всех прочих думать, что они сами могут изменить свою жизнь. Никто этого не может. Люди нуждаются в помощи, а не в таких бессердечных и бесчувственных поощрениях.
Я узнал, что Ричард работает по ночам. Он поставлял дополнительные грузы для алчных людей. И зарабатывал деньги, которые не имел права получать.
А потом, как-то ночью, я сидел на ступеньках и услышал, как Никки спустила на Ричарда всех собак. Потом она вышла на ступеньки и попросила меня заняться с ней сексом. Женщины всегда меня хотят. Она такая же шлюха, как и все остальные, несмотря на свой надутый вид. Она сказала мне, что Ричард недостаточно мужик для нее и что она хочет, чтобы я оттрахал ее, потому что он не хочет.
И я ублажил ее по полной. В точности, как она хотела. Оттрахал шлюху по полной. Грубо и жестоко, как она и заслуживала...
Кэлен со всей силы вогнала колено ему в пах. Гейди сложился пополам, неспособный даже вдохнуть. Глаза его закатились и он с грохотом рухнул на землю.
– Я подумала, что тебе понравится этот кусок, – улыбнулась Кара.
Кэлен вытерла слезы.
– Это был не Ричард. Я знала, что это не Ричард. Это был этот скот.
Когда парень начал приходить в себя, Кэлен двинула ему по ребрам. Он вскрикнул. Кэлен нетерпеливо заломила пальцы. Схватив за волосы, Кара рывком поставила его на ноги.
– Заканчивай свой рассказ, – с ледяной яростью приказала Кэлен.
Парень заходился в кашле, исходя слюной и пеной. Каре пришлось удерживать его, чтобы не упал. Она заломила ему руки за спину, чтобы он не мог зажать пах. Лицо парня было искажено от боли.
– Говори или я сделаю это снова!
– Пожалуйста! Я же рассказывал, когда вы меня сами остановили!
– Продолжай!
Он отчаянно закивал.
– Когда я закончил со шлю... когда я расстался с Никки, Камиль с Набби просто взбесились.
– Что значит взбесились? – вздернула ему подбородок Кэлен.
– Взбесились от злости из-за того, что я был с женой Ричарда. Им Ричард нравится, поэтому они разозлились на меня. И собирались меня поколотить. И тогда я решил уйти в армию и сражаться для Ордена с варварами, и...
Кэлен ждала. Она глянула на Кару. Морд-Сит сделала что-то за спиной Гейди, отчего тот вскрикнул.
– И тогда я сдал Ричарда!
– Что ты сделал?
– Сдал его, перед тем как уйти. Сообщил городским гвардейцам Защитника Мускина, что Ричард делает преступные вещи, что ворует работу у трудового люда... что зарабатывает больше, чем положенная ему честная зарплата.
– Не поняла... – нахмурилась Кэлен. – Что это означает?
Гейди трясся от ужаса. Ему явно не хотелось отвечать. Кара прижала эйджил к его ребрам. По насквозь промокшей от пота рубашке потекла кровь. Он попытался, но так и не смог вдохнуть. Пепельное лицо начало багроветь.
– Отвечай ей, – холодно приказала Кара. Она чуть ослабила давление, и Гейди начал хватать воздух ртом.
– Они его арестуют. Они заставят его... покаяться.
– Покаяться? – переспросила Кэлен, боясь услышать ответ.
Гейди нехотя кивнул.
– Скорее всего они пытками добьются от него покаяния. Они могут даже повесить его тело, чтобы птицы склевали его плоть, если он покается в чем-то очень скверном.
У Кэлен подкосились ноги. Ей показалось, что она сейчас упадет. Мир растворился в безумии.
Пинком опрокинув корзину с картами, она быстро перерыла их, пока не нашла ту, что нужно. Достав из ящичка перо чернила, она сняла «Сильную духом» и поставила на пол, расстелив на столике карту.
– Иди сюда! – приказала Кэлен, щелкнув пальцами и указывая на пол у столика. Когда он приблизился, она вложила перо в его дрожащие пальцы.
– Мы находимся здесь, – указала она на карте. Покажи мне, как ты шел сюда с Орденом.
– По этой реке, – показал он. – Я прибыл с подкреплением из Древнего мира, после учебной подготовки. Мы присоединились к императорским войскам и лето шли вверх по течению вот этой реки.
– А теперь я хочу, чтобы ты показал то место, где жил, – указала Кэлен на Древний мир.
– Алтур-Ранг. Вот он, тут.
Кэлен наблюдала, как он, обмакнув перо в чернила, обвел на карте Алтур-Ранг, далеко на юге. В самом сердце Древнего мира.
– А теперь пометь дороги, по которым ты пришел из Древнего мира, включая все города и поселки, через которые проходил.
Кара с Кэлен смотрели, как он помечает дороги и города. Уоррен и сестры были из Древнего мира. Они хорошо знали его территорию, что позволило нарисовать подробнейшие карты.
Закончив, Гейди поднял глаза.
Кэлен перевернула карту.
– А теперь нарисуй Алтур-Ранг. Я хочу увидеть все основные улицы, все, что ты знаешь.
Гейди немедленно принялся рисовать для нее план города. Закончив, он снова поглядел на нее.
– А теперь покажи мне, где живет Ричард.
Гейди послушно пометил на плане место.
– Но я не знаю, там ли он еще. Многие сдают тех, кого подозревают в проступках, против людей. Если они записали его имя и арестовали... Братья могут приговорить к штрафу, или могут даже допросить его и приговорить к смерти.
– Братья? – спросила Кэлен. Гейди кивнул:
– Брат Нарев и его ученики. Они возглавляют Братство Ордена. Брат Нарев – наш духовный вождь. Он и братья – душа Ордена.
– Как они выглядят? – спросила Кэлен. Мысли ее неслись галопом.
– Братья носят темно-коричневые рясы с капюшонами. Они – простые люди, отказавшиеся от жизненных благ ради служения Создателю и нуждам человечества. Брат Нарев ближе к Создателю, чем кто-либо живущий. Он – спаситель человечества.
Гейди был явно очарован этим человеком. Кэлен слушала, пока он излагал все, что знает о Братстве Ордена, братьях и конкретно брате Нареве.
Закончив рассказ, Гейди тихо трясся в воцарившейся тишине. Кэлен не смотрела на него, уставившись в пространство.
– Как Ричард выглядел? – отстраненно спросила она. – Был ли он здоров? Хорошо ли выглядел?
– Да. Он здоровенный и сильный. Всяким придуркам он нравится.
Резко повернувшись, Кэлен наотмашь ударила Гейди по лицу, сбив с ног.
– Убери его отсюда, – велела она Каре.
– Но теперь вы обязаны проявить милосердие! Я рассказал то, что вы хотели! – Он разразился слезами. – Вы должны проявить милосердие!
– У тебя осталось незаконченное дело, – сказала Кэлен Каре.
Откинув полог палатки, Кэлен заглянула внутрь. Сестра Дульчи тихонько похрапывала. Холли подняла голову.
Девчушка жалобно протянула руки, из глаз потекли слезы. Кэлен, опустилась на колени и обняла малышку. Холли разрыдалась.
– Мать-Исповедница! – проснулась сестра Дульчи.
– Сейчас очень поздно, – коснулась Кэлен руки сестры. – Почему бы тебе не пойти поспать, сестра?
Сестра Дульчи довольно улыбнулась, затем с кряхтением встала в низенькой палатке. Из дальнего конца лагеря доносились душераздирающие вопли Гейди.
Отбросив непослушную прядку с лица девочки, Кэлен поцеловала ее в лоб.
– Как ты, дитятко? Ты в порядке?
– Ой, Мать-Исповедница! Это было так ужасно! Волшебника Уоррена ранили. Я видела.
Она снова заплакала. Кэлен принялась укачивать ее.
– Знаю. Знаю.
– С ним все в порядке? Его вылечили, как вылечили меня?
Кэлен стерла слезки со щечки девочки.
– Мне очень жаль, Холли, но Уоррен умер.
Девчушка насупилась с несчастным видом.
– Ему не следовало спасать меня. Это из-за меня он умер.
– Нет, – утешила ее Кэлен. – Это не так. Уоррен отдал жизнь, чтобы спасти всех нас. Он сделал это, потому что любил жизнь. Он не хотел, чтобы зло свободно бродило среди тех, кто ему дорог.
– Вы правда так думаете?
– Ну конечно! Вспомни, как он любил жизнь, как хотел, чтобы те, кто ему дорог, могли свободно жить так, как хотят.
– Он танцевал со мной на свадьбе. Я тогда подумала, что он самый красивый жених на свете.
– И он действительно был красивым женихом, – улыбнулась Кэлен воспоминаниям. – Он был одним из лучших людей, что я знала, и он отдал жизнь, чтобы помочь нам оставаться свободными. И мы почтим его жертву тем, что проживем самую лучшую жизнь, какую сможем.
Кэлен начала подниматься, но Холли крепче прижалась к ней, поэтому Кэлен прилегла с ней рядом. Пригладив волосы девочки, она поцеловала ее в щеку.
– Вы побудете со мной, Мать-Исповедница? Пожалуйста!
– Немножко, солнышко.
Холли уснула, угнездившись под боком Кэлен. Кэлен же роняла горькие слезы над спящей девочкой, девочкой, у которой было право прожить свою жизнь. Но другие хотели отнять у нее это право с помощью мечей.
Когда Кэлен решила наконец, что пора идти, она тихонько выскользнула из палатки и отправилась собирать вещи.
Когда Кэлен вылезла из палатки со спальным мешком, седельными сумками, д'харианским мечом, кожаными доспехами, Мечом Истины и мешком с прочим барахлом, только-только начало светать. «Сильная духом» была аккуратно завернута в спальный мешок.
Падал легкий снежок, извещая тихий лагерь, что в северные Срединные Земли пришла зима.
Казалось, будто все подошло к концу. Кэлен убедила в этом не столько смерть Уоррена как таковая, сколько бесполезность, которую она символизировала. Она больше не могла обманывать самое себя. Истина есть истина. Ричард был прав.
Орден захватит все. Рано или поздно они доберутся и до нее и убьют вместе с теми, кто сражался с ней бок о бок. Порабощение всего Нового мира – лишь вопрос времени. Они уже и так заполонили большую часть Срединных Земель. Некоторые страны сдались добровольно. Не было никакой возможности сопротивляться такой мощи, их ужасным угрозам и соблазнительным обещаниям.
Уоррен засвидетельствовал это в своем предсмертном слове: Ричард был прав.
Она думала, что сможет что-то изменить. Что сможет отбросить назад наступающие орды – одной лишь волей, если понадобится. Большое нахальство с ее стороны. Борцы за свободу проиграли.
Многие жители захваченных стран возложили свою веру на Орден, жертвуя свободой.
И что же ей остается? Бегство. Отступление. Ужас. Смерть.
Ей фактически уже нечего терять. Почти все и так уже потеряно или скоро будет потеряно. И пока у нее остается хотя бы ее жизнь, она воспользуется этим.
Она отправится в сердце Ордена.
– Что это ты затеяла?
Резко обернувшись, Кэлен увидела хмуро наблюдающую за ней Кару.
– Кара, я... Я уезжаю.
– Отлично, – коротко кивнула Кара. – Я тоже думаю, что пора. Я быстро соберусь. Иди за лошадьми, и я встречу...
– Нет. Я уезжаю одна. Ты останешься здесь.
Кара погладила перекинутую на грудь длинную светлую косу.
– Почему ты уезжаешь?
– Мне нечего тут больше делать. Я больше ничего не могу сделать. Я собираюсь вонзить меч в самое сердце Ордена: брата Нарева и его учеников. Это единственное, что я могу сделать им в отместку.
– И ты действительно считаешь, что я останусь отсиживаться здесь? – ухмыльнулась Кара.
– Ты останешься тут, где тебе и следует быть... с Бенджаменом.
– Мне очень жаль, Мать-Исповедница, – ласково проговорила Кара, – но я никак не могу выполнить такой приказ. Моя жизнь – в служении Магистру Ралу, мой долг защищать его. Я обещала Магистру Ралу защищать тебя, а не целоваться тут с Бенджаменом.
– Кара, я хочу, чтобы ты осталась тут...
– Это моя жизнь. Если это конец всему, то я желаю провести остаток жизни так, как сама пожелаю. Это моя жизнь, не твоя. Я еду, и это не обсуждается.
По глазам Кары Кэлен видела, что так оно и есть. Кэлен никогда не думала, что когда-либо услышит, что Кара вот так высказывает свои собственные пожелания. Это действительно ее жизнь. Кроме того, Кара отлично знает, куда собралась Кэлен. Если она уедет без нее, то Кара попросту последует за ней, и все. Заставить Морд-Сит подчиняться приказам зачастую куда трудней, чем пасти муравьев.
– Ты права, Кара. Это твоя жизнь. Но когда мы окажемся в Древнем мире, тебе придется носить что-то другое, чтобы не выдать, кто ты есть на самом деле. Алая кожаная одежда в Древнем мире – верная смерть для нас.
– Я сделаю все необходимое, чтобы защитить тебя и лорда Рала.
Кэлен наконец улыбнулась.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, Кара.
Кара не собиралась улыбаться в ответ, тогда Кэлен смущенно проговорила:
– Прости, что пыталась уехать без тебя, Кара. Я не должна была так поступать. Ты – сестра по эйджилу. Мне следовало сперва с тобой переговорить. Только так нужно обращаться с человеком, которого уважаешь.
Тут Кара улыбнулась.
– Вот теперь ты говоришь здраво.
– Мы вполне можем никогда не вернуться.
– А по-твоему, мы проведем легкую жизнь, если останемся? – пожала плечами Кара. – А по-моему, только смерть нас поджидает, если останемся.
– И я так думаю, – кивнула Кэлен. – Поэтому-то я и должна ехать.
– А я и не спорю.
Кэлен уставилась на падающий снег. Когда настала прошлая зима, они с Карой еле-еле успели вовремя удрать. Кэлен взяла себя в руки и спросила:
– Как считаешь. Кара, Ричард еще жив?
– Ну конечно, лорд Рал жив! – Кара покатала в пальцах эйджил. – Не забыла?
Забыла. Ведь действительно: эйджил работает, пока Магистр Рал, которому присягнула Морд-Сит, жив. Кэлен передала Каре кое-что из своей поклажи.
– Гейди?
– Он умер так, как пожелала Верна. Она не проявила милосердия.
– Ну и хорошо. Милосердие к виновным – предательство в отношении невинных.
Вскоре после рассвета Кэлен добралась до палатки Зедда. Кара отправилась за лошадьми и припасами. Кэлен окликнула Зедда и тот пригласил ее войти. Он поднялся со скамьи, где сидел рядом с Эди, старой колдуньей.
– Кэлен? В чем дело?
– Я пришла попрощаться.
Зедд не удивился.
– Почему бы тебе немного не передохнуть? Уедешь завтра.
– Не осталось никаких «завтра». Зима снова наступает. Если я хочу сделать то, что должна, то не могу терять ни дня.
Зедд ласково обнял ее за плечи.
– Кэлен, Уоррен хотел тебя увидеть. Он считал, что обязан сказать тебе, что Ричард был прав. Для него было очень важно, чтобы ты это узнала. Ричард сказал нам, что мы не должны нападать на сердце Ордена прежде, чем люди докажут, что достойны его, иначе все будет потеряно. А такое сейчас еще менее вероятно, чем было в тот день, когда он это сказал.
– А может, Уоррен имел в виду, что Ричард был прав в том, что мы потеряем Новый мир, так для чего же оставаться? Может, таким образом Уоррен пытался сказать мне, чтобы я отправлялась к Ричарду до того, как умру или Ричард умрет, иначе потом будет поздно даже пытаться.
– А Никки?
– Разберусь на месте.
– Но ты не можешь надеяться на...
– Зедд, ну что еще мне остается? Смотреть, как падут Срединные Земли? Убегать всю оставшуюся жизнь? Прятаться? Каждый день уворачиваться от лап Ордена?
Даже если бы Уоррен ничего не сказал, я сама наконец пришла к пониманию – неважно, насколько я хочу, чтобы было иначе – что Ричард прав. Орден застрял лишь на зиму, дав нам возможность вывести людей из Эйдиндрила. А весной враг хлынет в мой город. А затем они повернут на Д'Хару. И уже некуда будет больше бежать. Пусть эти люди на данный момент бежали, Орден все равно в конечном счете захватит их.
Для меня нет будущего. Ричард был прав. Единственное, что мне осталось, – это провести остаток жизни, живя лишь для себя и для Ричарда. Больше мне ничего не остается, Зедд.
В его глазах блеснули слезы.
– Я буду так по тебе скучать! Ты мне напомнила мою дочку и подарила много радости.
Кэлен обвила его руками.
– Ох, Зедд, я люблю тебя!
И она тоже не смогла больше сдержать слез. Она – все, что у него осталось, и ее он тоже теряет.
– Нет. Это неправда.
Кэлен высвободилась.
– Зедд, тебе тоже пора ехать. Ты должен отправиться в замок и защищать его.
Он очень печально и очень неохотно кивнул.
– Знаю.
Опустившись на колено перед колдуньей, Кэлен взяла ее за руку.
– Эди, ты поедешь с ним? Составишь ему компанию?
Обветренное лицо старой женщины расцвело чудесной улыбкой.
– Ну, я... – Она поглядела на Зедда. – Зедд?
– Ну вот! – сверкнул глазами Зедд. – Елки-моталки, теперь ты испортила мне весь сюрприз. Я сам хотел ее пригласить!
Кэлен притворно рассердилась:
– Прекрати ругаться в присутствии дам! И перестань быть таким кислым! Мне надо знать, что ты не будешь в одиночестве там, наверху.
На лице старого волшебника мелькнула улыбка.
– Ну конечно, Эди поедет со мной в замок!
– Откуда ты это знаешь, старик? – сурово глянула на него Эди. – Ты никогда не спрашивал моего согласия. А я, вообще-то собиралась...
– Пожалуйста, перестаньте, – попросила Кэлен. – Оба. Это слишком серьезно, чтобы ссориться.
– Буду ссориться, если хочу, – запротестовал Зедд.
– Это быть верно, – погрозила тонким пальцем Эди. – Мы быть достаточно стары, чтобы ссориться, если хотим.
Кэлен улыбнулась сквозь слезы.
– Конечно, можете. Просто после того, как Уоррен... С некоторых пор я терпеть не могу, когда люди тратят жизнь на пустяки.
На сей раз взгляд Зедда стал по-настоящему сердитым.
– Тебе еще предстоит узнать кое-что, дорогая, если ты не понимаешь, насколько важно ссориться.
– Это быть верно, – подтвердила Эди. – Ссоры помогают оставаться в форме. Когда ты стар, тебе необходимо поддерживать форму.
– Эди совершенно права, – сказал Зедд. – Я лично считаю...
Кэлен заставила его замолчать, стиснув в объятиях. Эди к ним присоединилась.
– Ты уверена в своем решении, дорогая? – спросил Зедд, когда они разомкнули объятия.
– Да. Я намерена вонзить меч прямо в брюхо Ордена.
Зедд кивнул, обхватив костлявыми пальцами ее затылок. Он привлек Кэлен к себе и поцеловал в лоб.
– Раз уж ты должна ехать, то скачи быстро и бей как можно сильней.
– Ну в точности мои мысли, – произнесла вошедшая в палатку Кара.
Кэлен показалось, что голубые глаза Кары чуть влажней, чем обычно.
– Ты в порядке, Кара?
– Что за вопрос? – нахмурилась Морд-Сит.
– Так, ничего, – ответила Кэлен.
– Генерал Мейфферт предоставил нам шесть самых быстрых лошадей. – Кара улыбнулась. – Так что у нас будут сменные кони, и мы сможем быстро покрыть большое расстояние. Все припасы я приказала загрузить на лошадей.
– Если уедем сейчас, то сможем удрать от зимы. Карта у нас есть, так что сможем держаться подальше от путей, какими следует Орден, и избегать больших населенных пунктов. Там есть и хорошие дороги, и открытая местность. Думаю, если поскачем быстро, то доберемся туда через несколько недель. Максимум через месяц.
Зедд встревожился:
– Но Орден контролирует большую часть южных Срединных Земель. Там теперь опасно.
– У меня есть план получше, – лукаво усмехнулась Кара. – Мы отправимся туда, где местность мне хорошо знакома, – в Д'Хару. Отсюда двинемся на восток, через горы, затем на юг через Д'Хару. Главным образом по открытой местности, где сможем сэкономить время. Потом вниз по Равнинам Азрита, и выберемся к Керну далеко на юге. Там, где речная долина начинается у гор, свернем на юго-восток прямо в сердце Древнего мира.
Зедд одобрительно кивнул. Кэлен нежно обвила пальцами руку старого волшебника.
– Когда ты отправишься в Замок?
– Мы с Эди поедем завтра утром. Думаю, лучше тут не задерживаться. Сегодня утрясем все военные вопросы с офицерами и сестрами. Полагаю, как только население полностью покинет Эйдиндрил – и когда выпадет достаточно снега, чтобы окончательно законопатить тут Орден до весны, – нашим людям надо будет потихоньку уходить из этого места и отправляться через горы в Д'Хару. Переход в зимних условиях долгий, но если нет необходимости прорываться с боями – это будет не так трудно, как могло бы быть.
– Так будет лучше всего, – согласилась Кэлен. – Это на какое-то время выведет наших людей из-под удара.
У них не будет меня, чтобы сражаться магией против магии, но останутся Верна с сестрами. Теперь они уже знают достаточно, чтобы суметь защитить войска от магических атак. Во всяком случае, пока что.
Эти слова повисли в воздухе, так и не произнесенные вслух.
– Я хочу до отъезда повидать Верну, – сказала Кэлен. – Думается мне, ей пойдет на пользу необходимость заботиться о других. А потом хочу повидаться с генералом Мейффертом. Ну а потом нам лучше трогаться в путь. Дорога предстоит долгая, и я хочу оказаться на юге прежде, чем нас засыплет снегом.
Кэлен напоследок еще разок крепко обняла Зедда.
– Когда увидишь его, – прошептал Зедд ей на ухо, – передай моему мальчику, что я очень его люблю и жутко по нему скучаю.
Кэлен кивнула, уткнувшись ему в плечо, и произнесла явную ложь:
– Ты увидишь нас обоих снова, Зедд. Обещаю.
Кэлен вышла из палатки Зедда. Все вокруг было покрыто снегом, и весь мир казался вырезанным в белом мраморе.

Подпись

Самый счастливый человек, это тот, который попав в прошлое, ничего не стал бы там менять!

Ива и перо Пегаса, 14 дюймов

Страница 3 из 4
«
1
2
3
4
»