|
Буря мечей
|
|
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 22:49 | Сообщение # 31 |
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Каменная Септа была самым большим городом, который Арья видела после Королевской Гавани, и Харвин сказал ей, что здесь произошла битва, в которой одержал победу ее отец.
– Люди Безумного Короля охотились за Робертом, стараясь схватить его до того, как он соединится с вашим отцом, – рассказывал он, когда они въезжали в ворота. – Его ранили, и он отлеживался у своих друзей, а тогдашний десница лорд Коннингтон занял город с большим войском и стал обыскивать дом за домом. Но Роберта он найти не успел, потому что лорд Эддард и ваш дед подошли к городу и взяли приступом его стены. Лорд Коннингтон оказал им отчаянное сопротивление. Бои шли на улицах и даже на крышах домов, и все септоны звонили в колокола, призывая горожан покрепче запереть свои двери. Услышав звон, Роберт вышел из укрытия и тоже вступил в бой. Говорят, что в тот день он убил шестерых человек, в том числе Милса Моутона, знаменитого рыцаря, оруженосца принца Рейегара. Он и десницу убил бы, но им не довелось сойтись в битве. Коннингтон тогда ранил вашего деда Талли и убил сира Денниса Аррена, любимца всей Долины. Но, увидев, что битва проиграна, он улетучился с быстротой грифонов, которых носил на своем щите. Эту битву потом назвали Колокольной, и Роберт всегда говорил, что ее выиграл ваш отец, а не он.
По виду города Арья рассудила, что здесь и в последнее время не обошлось без битв. Городские ворота были новые, из сырого дерева, а от старых осталась только куча обгорелых досок.
Держали их на запоре, но капитан стражи, увидев приезжих и узнав их, открыл для них калитку.
– Как у вас с едой? – спросил его Том.
– Лучше, чем раньше. Охотник пригнал стадо овец, и через Черноводную ведется кое какая торговля – к югу от реки урожай уцелел. Многие, конечно, точат зубы на наше добро – то волки, то Скоморохи. Все чего то хотят: не съестного, так золота или женщин, а не то подавай им Цареубийцу. Говорят, он ушел прямо из рук у лорда Эдмара.
– Лорда Эдмара? – нахмурился Лим. – Так лорд Хостер умер?
– Не умер, так скоро умрет. Думаете, Ланнистер пробирается к Черноводной? Охотник говорит, это самый короткий путь к Королевской Гавани. Он, Охотник, рыщет вокруг со своими псами. Если сир Джейме где то поблизости, они его найдут. Эти собачки медведя могут разорвать, я сам видел. Думаю, лев им тоже по вкусу придется!
– От растерзанного трупа пользы никому не будет, – сказал Лим, – и Охотник это понимает не хуже кого другого.
– Когда эти западники нагрянули, они изнасиловали его жену и сестру, сожгли его урожай и сожрали половину его овец, а другую половину прирезали просто так, назло. И бросили ему в колодец шестерых убитых собак. Я бы сказал, что его растерзанный труп очень бы даже устроил – как и меня.
– Ну и дурак, – сказал Лим. – А про Охотника скажу: будет лучше, если ничего такого не случится.
Арья ехала между Харвином и Энги по улицам, где когда то сражался ее отец. На холме стояла септа, а под ней – крепость из серого камня, слишком маленькая для такого большого города. От каждого третьего дома на их пути остались только обугленные стены, и людей не было видно.
– Здесь что, всех жителей перебили?
– Нет, они просто стесняются чужих. – Энги показал ей двух лучников на крыше, а в развалинах пивной рылись перепачканные сажей мальчишки. Чуть дальше булочник открыл ставни и поздоровался с Лимом. На звук его голоса из укрытий вышли еще люди, и Каменная Септа стала потихоньку оживать.
На рыночной площади фонтан в виде прыгающей форели лил воду в мелкий водоем, и женщины наполняли из него свои кувшины и ведра. Тут же рядом на скрипучих деревянных шестах висело с дюжину железных клеток. Арья знала, что они называются вороньими. Только вороны летали снаружи, плескались в фонтане и отдыхали на крышах, а в клетках сидели люди. Нахмуренный Лим натянул поводья.
– Это еще что?
– Правосудие, – ответила ему женщина у фонтана.
– Разве у вас все веревки вышли?
– Это сделано по приказу сира Вилберта? – присоединился к расспросам Том.
– Сира Вилберта львы убили еще год назад, – с горьким смехом ответил какой то горожанин. – А сыновья его ушли с Молодым Волком и теперь нагуливают жир на западе. Думаешь, им есть дело до нас? А этих волков поймал Безумный Охотник.
Волки. Арья похолодела. Люди Робба, люди ее отца. Ее словно тянуло что то к этим клеткам. Они были такие тесные, что узники не могли ни сесть, ни повернуться – они стояли нагие, отданные на произвол солнцу, ветру и дождю. В трех первых клетках качались мертвецы. Вороны успели выклевать им глаза, но Арье казалось, что их пустые глазницы следят за ней. Человек в четвертой еще шевелился. В его косматой бороде, запекшейся от крови, кишели мухи. Когда он заговорил, они взлетели и стали жужжать над его головой.
– Воды, – прохрипел человек. – Пожалуйста... воды...
Узник в соседней клетке открыл глаза, услышав его голос, и сказал:
– Сюда. Сюда. – Этот был стар, с седой бородой и лысым, в коричневых пятнах, черепом.
Клетку рядом со стариком занимал еще один мертвец, большой рыжеволосый мужчина с посеревшей повязкой вокруг левого уха. С нижней частью его туловища дело обстояло еще хуже – между ног у него ничего не осталось, кроме бурой дыры, где ползали черви. Дальше висел толстяк, которого непонятно каким образом запихнули в клетку. Прутья впились ему в живот, и тело складками выпирало между ними. Долгие дни на солнце сделали его красным как рак с ног до головы. Когда он переступал с ноги на ногу, клетка скрипела и раскачивалась. Арья разглядела белые полоски там, где прутья защищали его кожу от солнца.
– Чьими людьми вы были? – спросила она.
Толстяк открыл глаза. Из за красных опухших век они походили на вареные яйца в кровяной подливке.
– Воды... пить...
– Чьи вы? – снова спросила Арья.
– Не заботься о них, мальчик, – сказал горожанин. – Не твое это дело. Проезжай.
– А что они сделали?
– Убили восемь человек у водопада Полная Чаша. Они искали Цареубийцу, но его там не оказалось, и они принялись насиловать и убивать. – Он показал большим пальцем на мертвеца с дырой между ног. – Вот он, насильник. Ладно, проезжай.
– Один глоток, – крикнул толстяк. – Сжалься, мальчик. Один глоток. – Старик схватился рукой за прутья, раскачав свою клетку. Человек с мухами в бороде опять прохрипел:
– Воды.
Арья смотрела на них, грязных, косматых, с воспаленными глазами и сухими, растрескавшимися губами. Волки, такие же, как и я. Выходит, это ее стая? Разве могут люди Робба быть такими? Ей хотелось избить их или заплакать. Они все смотрели на нее, и живые и мертвые. Старик просунул три пальца сквозь прутья.
– Воды. Воды.
Нечего их бояться – они еле живы. Арья спрыгнула с коня, достала из поклажи свою чашку и пошла к фонтану.
– Ты что это делаешь, мальчик? – осведомился горожанин. – А ну ка перестань. – Арья подставила чашку под рот форели, замочив пальцы и рукав, набрала воды до краев и вернулась к клеткам. – Уйди отсюда, мальчик...
– Это девочка, – сказал Харвин. – Отстань от нее.
– И то, – поддержал Лим. – Лорд Берик не подвешивает людей в клетках, чтобы они умирали от жажды. Почему вы не повесили их за шею, чинно и благородно?
– Можно подумать, они сами благородно себя вели у Полной Чаши, – огрызнулся горожанин.
Чашка была слишком широкая и не пролезала между прутьями, но Арья оперлась ногой на подставленные ковшом руки Харвина, потом стала на плечи Джендри и ухватилась за прутья на верхушке клетки. Толстяк запрокинул голову, и Арья стала лить воду ему в рот. Толстяк жадно глотал то, что не проливалось мимо, а потом присосался к мокрым прутьям и облизал бы Арье пальцы, если бы она их не отдернула. Таким же манером она напоила двух других. К этому времени на площади собралась целая толпа, и какой то мужчина сказал:
– Безумному Охотнику это не понравится.
– Это ему понравится еще меньше. – Энги натянул свой лук. Толстяк содрогнулся, когда стрела вошла между его жирным подбородками, но клетка не дала ему упасть. Еще две стрелы прикончили двух других северян. В глубокой тишине на площади были слышны только плеск фонтана и жужжание мух.
Валор моргулис, подумала Арья.
На восточной стороне площади стояла скромная гостиница с белеными стенами и выбитыми окнами. Видно было, что ее крыша недавно горела, но дыру успели залатать. Над дверью висела деревянная вывеска в виде персика с надкушенным боком. Путники спешились у поставленной наискосок конюшни, и Зеленая Борода завопил, призывая конюхов.
К ним выбежала пышная рыжеволосая хозяйка, бурно выражая свою радость.
– А Зеленая то Борода вся поседела! Когда это ты успел? А ты, Лим, все в том же плаще? Я знаю, ты никогда его не стираешь: боишься, что вся моча сойдет и все увидят, что ты на самом то деле королевский гвардеец. Том Семерка, старый ты козел! Никак сынка приехал навестить? Опоздал – он отправился с проклятым Охотником. Не говори только, что он не твой!
– Он не унаследовал моего голоса, – возразил Том.
– Зато твой нос унаследовал. И еще кое что, если верить девушкам. – Заметив Джендри, женщина ущипнула его за щеку. – Экий славный молодой бычок – дай только Алиса увидит твои мускулы. И краснеет, как девушка! Ничего, мальчик, Алиса о тебе позаботится.
Арья никогда еще не видела Джендри таким багровым.
– Оставь Быка в покое, Ромашка, он хороший парень, – сказал Том. – Все, что нам от тебя нужно, – это постели на ночь.
– Говори за себя, певец. – Энги уже обнимал за талию молодую служаночку, такую же конопатую, как он сам.
– Постелей в «Персике» всегда хватало, только сначала вы залезете в лохань. В прошлый раз вы нам оставили своих блох на память. Твои, – она пихнула в бок Зеленую Бороду, – были зеленые. Есть хотите?
– Не откажемся, если у тебя найдется еда, – признался Том.
– Можно подумать, ты хоть раз от чего то отказывался? Для твоих друзей я зажарю баранину, а для тебя – старую дохлую крысу. Это больше, чем ты заслуживаешь, но если ты прогнусавишь мне пару песен, я, может, и размякну. Блаженных я всегда жалела. Кэсс, Ланна, ставьте котлы, а ты, Жизена, помоги мне собрать их тряпье – его тоже придется прокипятить.
Эта женщина осуществила все свои угрозы. Арья пыталась объяснить ей, что мылась в Желудях целых два раза каких нибудь две недели назад, но рыжая и слушать не захотела. Две служанки препроводили Арью наверх, споря о том, девочка она или мальчик. Выиграла девушка по имени Хелли, поэтому другой пришлось таскать воду, и она в сердцах так отскребла Арью жесткой щеткой, что чуть кожу не содрала. Потом они унесли одежду, которую ей дала леди Смолвуд, и одели ее, как одну из кукол Сансы, в полотно с кружевами. Одно хорошо – после этого ей разрешили сойти вниз и поесть.
Сидя в общей комнате в своем дурацком девчоночьем платье, Арья вспомнила, как Сирио Форель учил ее смотреть своими глазами. Она усмотрела больше служанок, чем могло потребоваться даже самой большой гостинице, и почти все они были молодые и хорошенькие. А вечером в «Персик» зачастили мужчины. В общей комнате они не задерживались, хотя Том уже взял свою арфу и запел «Шесть юных дев в пруду». Деревянная лестница скрипела под их шагами, когда они поднимались с девушками наверх.
– Спорю, что это бордель, – шепнула Арья Джендри.
– Ты хоть знаешь, что значит это слово?
– Конечно, знаю. Та же гостиница, только с девушками.
Он опять покраснел до ушей.
– А ты тогда что здесь делаешь? Бордель – не место для благородных девиц, это всем известно.
Одна из девушек села на скамью рядом с ним.
– Кто тут благородная девица – эта худышка? Ну а я королевская дочь.
– Врешь, – сказала Арья.
– Как знать. – Девушка пожала плечами, и ее платье соскользнуло с одного. – Говорят, король Роберт спал с моей матерью, когда прятался здесь перед битвой. С другими он, конечно, тоже спал, но Леслин говорит, моя старушка ему нравилась больше всех.
Девушка со своей гривой черных как смоль волос и правда походила на покойного короля. Но это еще ничего не значит – у Джендри, к примеру, такие же волосы.
– Меня зовут Колла, – сказала она Джендри, – в честь битвы. Я и в твой колокол могу позвонить, хочешь?
– Нет, – сумрачно ответил он.
– Бьюсь об заклад, что хочешь. – Она провела пальцами по его руке. – С друзей Тороса и лорда молнии мы ничего не берем.
– Сказал, не хочу. – Джендри резко встал и вышел.
– Он что, девушек не любит? – спросила Колла у Арьи. Та пожала плечами.
– Дурак он, вот и все. Ковать мечи и начищать шлемы, вот что он любит.
– А а. – Колла поправила платье и ушла к Джеку Счастливчику. Скоро она уже сидела у него на коленях, хихикала и пила вино из его кубка. Зеленая Борода держал по девушке на каждом колене, Энги исчез куда то со своей конопатой. Том сидел у огня и пел: «Весной все девы расцветают». Арья пила разбавленное вино, которое налила ей рыжая, и слушала. На площади гнили в своих клетках мертвецы, но в «Персике» царило веселье. Ей только казалось, что иногда кто то смеется чересчур громко, как бы через силу.
Сейчас ей представлялся удобный случай увести лошадь, но Арья не видела, чем это может ей помочь. Тот капитан ни за что не выпустит ее из города, а если и выпустит, за ней сразу погонится Харвин или этот Охотник со своими собаками. Жаль, что у нее больше нет карты – она бы посмотрела, далеко ли Каменная Септа от Риверрана.
Ее кубок опустел, и Арья стала зевать. Джендри так и не вернулся, Том пел «Два сердца бьются, как одно» и целовал новую девушку в конце каждого стиха. Лим и Харвин в углу у окна тихо толковали о чем то с рыжей Ромашкой.
– ...провела всю ночь у Джейме в темнице, – говорила женщина. – Она и та другая, которая убила Ренли. Да, втроем, а утром леди Кейтилин его и выпустила. – У Ромашки вырвался смешок.
Неправда это, подумала Арья. Она никогда бы так не поступила. Гнев, грусть и одиночество навалились на Арью разом.
К ней подсел какой то старик.
– Надо же, какой славненький маленький персик! – От него пахло почти так же мерзко, как от мертвецов в клетках, и поросячьи глазки шарили по ней. – А как этот персик зовут?
Арья не сразу нашлась с ответом. Никакой она, конечно, не персик, но не говорить же этому старому пьянчуге, что она Арья Старк.
– Она моя сестра, – заявил Джендри, опустив тяжелую руку на плечо старику. – Не приставай к ней.
Тот повернулся, напрашиваясь на ссору, но, увидев Джендри, сразу раздумал.
– Сестра, говоришь? Хорош брат! Я бы свою сестру в «Персик» не привел. – Он встал и отошел, бормоча что то под нос.
– Зачем ты это сказал? – Арья вскочила на ноги. – Я тебе не сестра.
– Ясное дело. Где уж нам, маленьким людишкам, быть родней миледи.
Злоба в его голосе поразила Арью.
– Я не то хотела сказать.
– То самое. – Он сел, обхватив ладонями кубок с вином. – Уходи и дай мне выпить спокойно. А потом я, может, найду ту черненькую и позвоню в ее колокол.
– Но...
– Иди отсюда, я сказал. Миледи.
Арья повернулась и ушла. Глупый бык, бастард несчастный. Пусть себе звонит в какие хочет колокола, ей то что?
Их спальня помещалась наверху, под самой крышей. Может быть, кроватей в «Персике» и хватало, но здесь стояла только одна – правда, очень широкая, занимавшая почти всю комнату. На соломенном тюфяке могли, пожалуй, улечься все спутники Арьи, но пока постель находилась в ее полном распоряжении. Ее мальчишеский наряд висел на колышке, между одеждой Джендри и Лима. Арья сняла платье с кружевами, рубашку и залезла под одеяло.
– Королева Серсея, – прошептала она в подушку. – Король Джоффри, сир Илин, сир Меррин, Дансен, Рафф и Полливер. Щекотун, Пес, Гора. – Иногда она меняла порядок имен. Это помогало ей помнить, кто они такие и в чем провинились. Может, кого то из них уже нет в живых. Может, они висят в железных клетках, и вороны выклевывают им глаза.
Она заснула, как только закрыла глаза, и ей приснились волки. Они крались по мокрому лесу, где пахло дождем, гнилью и кровью. Во сне эти запахи казались ей приятными, и она знала, что бояться ей нечего. Она сильна, быстра и свирепа, и с ней ее стая, ее братья и сестры. Вместе они загнали испуганную лошадь, разорвали ей горло и насытились. А когда из туч показалась луна, Арья запрокинула голову и завыла.
Утром ее разбудил собачий лай.
Арья села, зевая во весь рот. Слева от нее заворочался Джендри, справа громко храпел Лим, но лай заглушал все прочие звуки. Собак, наверно, не меньше полусотни! Она выбралась из под одеяла и через Лима, Тома и Джека перелезла к окну. Когда она распахнула ставни, в комнату хлынули ветер, сырость и холод. День занялся серый, ненастный. Собаки на площади лаяли, бегали кругами, рычали и выли. Их была целая свора: большие черные мастифы, поджарые гончие, лохматые, белые с черным овчарки и зубастые зверюги неизвестной Арье породы. Между фонтаном и гостиницей сидели на конях около дюжины всадников, а горожане тем временем открывали клетку толстяка и вытаскивали раздувшийся труп наружу. Как только он вывалился, собаки накинулись на него и стали рвать на части.
– Вот тебе новый замок, ублюдок ланнистерский, – со смехом сказал один из всадников. – Тесноват будет, но мы тебя втиснем, будь спокоен. – Мрачный пленник сидел на коне рядом с ним, связанный веревкой. Горожане швыряли в него навозом, но он ни разу не шелохнулся. – Тут ты и сгниешь, в этой клетке, – продолжал выкрикивать тот, кто взял его в плен. – Вороны выклюют тебе глаза, а мы потратим твое ланнистерское золотишко. Когда вороны насытятся, мы отправим то, что останется, твоему братцу, да только вряд ли он тебя узнает.
Шум разбудил половину «Персика». Джендри высунулся в окно рядом с Арьей. Том, в чем мать родила, пристроился сзади.
– Кто это там разоряется? – сердито осведомился с кровати Лим. – Поспать не дают человеку.
– Где Зеленая Борода? – спросил его Том.
– У Ромашки в постели, а что?
– Поди ка сыщи его, и Лучника тоже. Безумный Охотник собрался посадить в клетку еще кого то.
– Ланнистера, – сказала Арья. – Я слышала, он говорил «Ланнистер».
– Может, они Цареубийцу поймали? – заволновался Джендри.
Брошенный кем то камень угодил пленнику в щеку, и он повернул голову. Нет, это был не Цареубийца. Боги услышали молитву Арьи.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 22:55 | Сообщение # 32 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Когда одичалые вывели коней из пещеры, Призрака не было. Может, он понял, что Джон послал его в Черный Замок? Джон вдохнул свежий утренний воздух и позволил себе надеяться. Небо на востоке окрасилось в розовые и светло серые тона. Меч Зари еще висел на юге, и яркая белая звезда на его рукояти сверкала как алмаз, но черно серый лес уже обретал зеленые, золотые, красные и рыжие краски. А над гвардейскими соснами, дубами, ясенями и страж деревьями высилась Стена, мерцая льдом под пылью и грязью.
Магнар послал дюжину человек на запад и дюжину на восток. Они должны были занять самые высокие холмы и следить, не покажутся ли разведчики в лесу или караульные на Стене. На случай тревоги у теннов имелись окованные бронзой рога. Остальные, в том числе Игритт и Джон, ехали за Ярлом. Для молодого атамана настал великий день.
Считается, что в Стене семьсот футов вышины, но Ярл нашел место, где она одновременно и выше, и ниже. Ледяная громада вставала над лесом, как чудовищный утес, и на глаз казалась не ниже восьмисот, а то и девятисот футов. Но Джон, подъехав поближе, понял, что это обман зрения. Брандон Строитель старался по возможности закладывать основание Стены на высотах, а эта местность изобиловала особенно высокими и крутыми холмами.
Дядя Бенджен как то говорил Джону, что Стена к востоку от Черного Замка – это меч, а к западу – змея. Теперь Джон видел это воочию. Стена взбиралась на огромный холм, спускалась в долину, тянулась около лиги вдоль гранитного хребта, снова падала вниз и продолжала карабкаться с холма на холм сколько видел глаз, до гористого западного горизонта.
Ярл выбрал для перехода отрезок, идущий вдоль хребта. Здесь Стена подымалась над уровнем лесной почвы на восемьсот футов, но добрую треть этой высоты составляли земля и камень, а не лед. Склон был слишком крут для лошадей и почти так же труден для подъема, как Кулак Первых Людей, но преодолеть его все таки было куда легче, чем отвесный лед самой Стены. Притом каменный кряж, густо обросший лесом, обеспечивал хорошее прикрытие. Когда то братья Дозора каждый день выходили вырубать деревья вдоль Стены, но те времена давно минули, и лес подступил ко льду вплотную.
День обещал быть сырым и холодным, а у Стены, под неизмеримой тяжестью льда, было еще более сыро и холодно. Чем ближе она становилась, тем больше тенны норовили держаться позади. Они ведь никогда раньше не видели Стену, даже их магнар не видел, понял Джон, и она их пугает. В Семи Королевствах говорят, что Стена – это край света. Для теннов она означает то же самое. Все дело в том, откуда смотреть.
А откуда смотрит он сам? Джон не знал. Чтобы остаться с Игритт, ему придется сделаться одичалым насовсем, душой и телом. Если он бросит ее, чтобы исполнить свой долг, магнар, очень возможно, вырежет ей сердце. А если он возьмет ее с собой... надо еще, чтобы она согласилась, в чем он вовсе не был уверен... то все равно не сможет привести ее к братьям в Черный Замок и жить там с ней. Что же остается? Дезертир и одичалая нигде в Семи Королевствах не встретят радушного приема. Надо было им, пожалуй, пойти поискать детей Гендела, хотя те скорее съели бы их, чем взяли к себе.
Разведчиков Ярла Стена не страшила – ведь им всем уже доводилось перебираться через нее. Они спешились под самыми скалами, и Ярл назвал по именам одиннадцать человек. Все они были молоды – старшему не больше двадцати пяти, двоим меньше, чем Джону. Крепкие и жилистые, как на подбор, они напоминали Джону Каменного Змея, разведчика, которого Полурукий отправил домой пешком, когда Гремучая Рубашка охотился за ними.
Каждый из верхолазов перекинул через плечо свернутую кольцом веревку и обулся в башмаки из мягкой оленьей кожи, с шипами на подошвах. У Ярла и еще двоих шипы были железные, кое у кого бронзовые, но у большинства из расщепленной кости. На одном бедре у них висел каменный молоток, на другом – кожаный мешочек с кольями. Ледорубами служили заостренные оленьи рога, примотанные полосками кож к деревянным рукояткам. Двенадцать, вместе с Ярлом, верхолазов разбились на три четверки.
– Манс обещал мечи тем четверым, которые первыми доберутся до вершины, – объявил Ярл, дыша паром в холодном воздухе. – Настоящие южные мечи из кованой в замке стали. А еще он сложит об этом песню, в которую вставит ваши имена. Чего еще надо вольному человеку? Вперед, и пусть Иные возьмут отставших!
Хоть бы Иные взяли вас всех, подумал Джон, глядя, как они карабкаются по крутому каменному склону, исчезая в лесу. Это не первый и даже не сотый раз, когда одичалые взбираются на Стену. Караулы натыкаются на таких верхолазов пару раз в году, а разведчики порой находят внизу тела упавших. На восточном берегу одичалые чаще всего строят лодки и пробираются через Тюлений залив, на западе спускаются в черную бездну Теснины, чтобы обойти Сумеречную Башню. Но между этими двумя оконечностями Стену можно преодолеть, только перевалив через нее, и многим это удается. Назад, правда, возвращается не так много, с сумрачной гордостью подумал Джон. Лошадей одичалые поневоле оставляют за Стеной, и неопытные новички часто берут себе первых же коней, которые попадутся им на той стороне. Поднимается шум, вороны летают с письмами туда сюда, и зачастую Ночной Дозор перехватывает молодцов на обратном пути вместе со всей добычей и украденными женщинами, а там и вешает. Джон знал, что Ярл такой ошибки не совершит, а вот Стир? Магнар – вождь, а не лазутчик, и вряд ли знает правила этой игры.
– Вон они, – сказала Игритт, и Джон увидел на верхушке дерева первого из верхолазов – Ярла. Тот нашел страж дерево, растущее наклонно к Стене, и вел своих людей вверх по его стволу, чтобы легче начать. Нельзя было допускать, чтобы лес подошел так близко. Они уже поднялись на триста футов, даже не коснувшись льда.
Джон смотрел, как Ярл перебирается с дерева на Стену, вырубая своим роговым орудием опоры для рук. Веревка вокруг пояса связывала его со вторым человеком в ряду, еще сидевшим на дереве. Шаг за шагом Ярл поднимался все выше, врубаясь в лед шипастыми башмаками там, где не было естественных выемок. Поднявшись на десять футов над страж деревом, он остановился на узком ледяном карнизе, снял с пояса молоток и вбил в трещину железный колышек. Второй человек перелез на Стену вслед за ним, а третий вскарабкался на верхушку дерева.
Две другие четверки не нашли столь удачно расположенных деревьев, и тенны уже стали гадать, не сорвались ли они со скалы. Четверка Ярла уже вся перебралась на Стену и опережала остальные на восемьдесят футов. На льду наконец показались два других головных верхолаза. Все трое отстояли на добрых двадцать ярдов друг от друга. Ярл со своими помещался в середине, четверку справа от него возглавлял Кригг Козел, легко узнаваемый снизу по длинной светлой косе. Первым слева шел чрезвычайно тощий человек по имени Эррок.
– Еле ползут, – недовольно промолвил магнар. – А вдруг вороны налетят? Быстрее бы надо, пока нас всех не накрыли
Джон с трудом удержал язык за зубами. Он слишком хорошо помнил Воющий перевал и то, как они с Каменным Змеем карабкались на скалу при лунном свете. В ту ночь он проглатывал свое сердце с полдюжины раз, руки и ноги у него одеревенели, а пальцы он чуть было не отморозил. А ведь там был камень, не лед. Камень – вещь прочная, лед же коварен и в лучшие времена, а уж в такой день, когда Стена истекает слезами, тепла руки довольно, чтобы растопить его. Огромные ледяные кубы внутри тверды, как скала, но снаружи они скользкие, по ним стекает вода, и льдинки от них отваливаются. Какими бы одичалые ни были, в смелости им не откажешь.
И все таки Джон надеялся, что опасения Стира не окажутся напрасными. Если боги справедливы, здесь пройдет караул и положит всему этому конец. «Ни одна стена сама по себе тебя не спасет, – сказал ему как то отец, прохаживаясь с ним по крепостной стене Винтерфелла. – Стена сильна людьми, которые ее обороняют». У одичалых сто двадцать человек, но хватит и четырех защитников, чтобы отогнать их с помощью стрел и камней.
Но защитники так и не появлялись – ни четверо, ни хотя бы один. Солнце поднималось по небу, а одичалые – по Стене. Четверка Ярла продолжала опережать других до полудня, но потом они наткнулись на участок талого льда. Ярл перекинул свою веревку через выступ, но тот вдруг обрушился, и Ярл полетел вниз вместе с ним. На трех остальных посыпались куски льда величиной с человеческую голову, но они удержались, и Ярл повис на конце веревки.
К тому времени, когда его четверка наверстала упущенное, Кригг Козел почти поравнялся с ними. Эррок по прежнему отставал. Его участок снизу казался совершенно гладким и влажно поблескивал на солнце. Полоса Кригга выглядела более темной, с длинными трещинами там, где верхний ледяной куб примыкал к нижнему, и с канавками на местах продольных стыков. В этих желобах, проделанных ветром и водой, мог поместиться человек.
Четверки Ярла и Кригга двигались почти бок о бок, Эррок оставался в пятидесяти футах под ними. Роговые ледорубы вгрызались в Стену, и блестящие осколки сыпались на деревья внизу. Каменные молотки вбивали в лед колья, служившие опорой для веревок. Железные колышки вышли еще до середины, и в ход пошли роговые и костяные. Шипы на башмаках долбили белую твердыню без передышки. Должно быть, ноги у них совсем онемели, подумал Джон к исходу четвертого часа. Долго ли еще они смогут продержаться? Теперь он волновался не меньше магнара, прислушиваясь, не трубят ли вдали рога теннов. Но рога молчали, и Ночной Дозор не давал о себе знать.
К шестому часу Ярл опять обогнал Кригга, и расстояние между ними стало расти.
– Похоже, любимчик Манса получит свой меч, – заметил Стир, заслонив рукой глаза. Солнце стояло высоко, и верхняя треть Стены сияла кристальной голубизной так ярко, что больно было смотреть. Четверки Ярла и Кригга терялись в этом сиянии, Эррок со своими пока оставался в тени. Отставшие, вместо того чтобы карабкаться вверх, сдвинулись футов на пятьсот вбок, где проходил желоб. Джон, следя за ними, услышал вдруг громкий треск, а следом тревожный крик. В воздухе замелькали осколки льда и падающие тела. Ледяная глыба площадью пятьдесят футов и толщиной с фут отделилась от Стены и покатилась вниз, сметая все на своем пути. Отдельные ее куски достигли даже каменного склона внизу. Джон заслонил собой Игритт, а одному из теннов увесистая льдина сломала нос.
Когда они снова взглянули вверх, Ярл и трое его людей исчезли вместе с кольями и веревками. Там, где они только что цеплялись за Стену, осталась глубокая рана, гладкая и сверкающая, как отполированный мрамор. Лишь далеко внизу, где кто то разбился о ледяной выступ, виднелось бледное красное пятно.
Стена защищается, подумал Джон, выпустив из объятий Игритт.
Ярла они нашли на дереве, проткнутого веткой. Веревка по прежнему связывала его с тремя другими, которые, разбитые, лежали внизу. Один был еще жив, но переломал себе ноги, позвоночник и почти все ребра.
– Сжальтесь, – сказал он, когда они подошли, и кто то из теннов размозжил ему голову каменной палицей. Остальные, по приказу магнара, стали собирать топливо для костра.
Пока мертвых сжигали, Кригг Козел добрался до верха Стены, а когда к нему присоединился Эррок, от неудачливой четверки Ярла остались только кости да пепел.
Солнце уже садилось, поэтому верхолазы не стали мешкать. Связав вместе свои веревки, они спустили один конец вниз. Джону не улыбалось лезть по этой веревке на высоту пятисот футов, но оказалось, что Манс и это предусмотрел. Лазутчики, оставленные Ярлом внизу, развернули огромную веревочную лестницу с перекладинами в руку толщиной и прикрепили ее к веревке. Люди Эррока и Кригга совместными усилиями подняли ее наверх, прибили кольями и спустили веревку за второй. Всего лестниц было пять.
Когда все было готово, магнар выкрикнул приказ на древнем языке, и пятеро теннов полезли вверх. Взбираться было не так легко даже по лестницам.
– Ненавижу эту Стену, – тихо и гневно сказала Игритт, наблюдая за ними. – Чувствуешь, какая она холодая?
– Конечно, ведь она ледяная, – ответил Джон.
– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Она построена на крови.
И она, как видно, еще не напилась вдоволь. На закате двое теннов сорвались с лестниц и разбились насмерть. Джон взобрался наверх около полуночи. На небе снова светили звезды, и Игритт вся дрожала после трудного подъема.
– Я чуть не упала, – сказала она со слезами на глазах. – Два раза. Нет, три. Стена хотела сбросить меня, я чувствовала. – Одна слезинка медленно сползла у нее по щеке.
– Худшее уже позади, – попытался ободрить ее Джон. – Не бойся.
Он хотел обнять ее за плечи, но она двинула его в грудь так, что он почувствовал это сквозь шерсть, кольчугу и вареную кожу.
– Я не боюсь. Ты ничего не понимаешь, Джон Сноу.
– Отчего же ты плачешь?
– Только не из за страха! – Она яростно топнула по льду каблуком, отколов кусок. – Я плачу потому, что мы так и не нашли Рог Зимы. Мы разрыли с полсотни могил и выпустили всех этих мертвецов на волю, но так и не нашли Рог Джорамуна, чтобы разрушить эту груду льда!
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 22:58 | Сообщение # 33 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
Его рука горела. До сих пор, когда факел, которым прижгли его культю, давно погас, много дней спустя, он все еще чувствовал этот ожог, и пальцы, которых у него больше не было, корчились в огне.
Он и раньше получал раны, но такого с ним еще не случалось. Он не знал, что бывает такая боль. Забытые молитвы срывались с его губ – молитвы, которые он заучивал ребенком и с тех пор ни разу не вспоминал, которые они с Серсеей читали, стоя рядом на коленях в септе Бобрового Утеса. Он даже плакал, пока не услышал, как Скоморохи над ним смеются. Тогда он приказал своим глазам стать сухими, а сердцу – мертвым. Горячечный жар помогал ему, осушая слезы. Теперь он понял, каково было Тириону каждый раз, когда над ним смеялись.
Когда он вторично выпал из седла, их с Бриенной снова посадили на одну лошадь и крепко привязали друг к другу. Однажды их связали не в затылок, как обычно, а лицом к лицу.
– Влюбленные, – громко вздыхал Шагвелл, – какая прелестная картина. Жестоко было бы разлучать рыцаря с его дамой. – Он залился своим визгливым смехом и добавил: – Вот только кто из них рыцарь, а кто дама?
Будь моя рука на месте, ты бы узнал, кто из нас кто, думал Джейме. Его конечности онемели от веревок, но он этого почти не замечал. Его мир сузился до очага боли на месте утраченной руки. Бриенна прижималась к нему, и он утешался тем, что она теплая, хотя пахло от нее не лучше, чем от него самого.
Огрубленную кисть руки Утсивок повесил ему на шею, и она ерзала по груди Бриенны, а Джейме то проваливался в забытье, то вновь приходил в себя. Правый глаз у него заплыл, рана, нанесенная ему Бриенной, воспалилась, но больше всего мучений доставляла рука. Кровь и гной сочились из культи, и ее дергало при каждом шаге лошади.
В горле так саднило, что он не мог есть, но пил он все, что ему давали – и вино, и воду. Однажды, когда он в очередной раз осушил чашу до дна, Скоморохи заржали так, что ушам стало больно.
– Ты налакался лошадиной мочи, Цареубийца, – сказал Рорж, и Джейме выблевал все назад. Бриенну заставили смыть блевотину с его бороды и каждый раз заставляли обмывать его, когда ему случалось обмараться в седле.
В одно сырое холодное утро, когда ему немного полегчало, им овладело безумие. Он потянулся левой рукой к мечу дорнийца и выхватил его из ножен. «Пусть убьют, – думал он, – по крайней мере я умру в бою, с мечом в руке». Но из этой затеи ничего не вышло. Шагвелл перескакивал с ноги на ногу, уворачиваясь от его ударов, Джейме яростно махал мечом, пытаясь достать дурака, а Скоморохи веселились. Наконец Джейме споткнулся о камень и упал на колени, а дурак подскочил и чмокнул его в макушку.
Рорж вышиб меч пинком из его слабых пальцев.
– Это было забавно, Цареубийца, – сказал Варго Хоут, – но больше так не делай. Иначе я отрублю тебе другую руку, а может, и ногу.
После Джейме долго лежал на спине, глядя в ночное небо и стараясь отделить себя от боли в правой руке. Ночь, как ни странно, была прекрасна. Тонкий месяц плыл по небу, и ему казалось, что он еще никогда не видел столько звезд. Королевская Корона стояла в зените, Жеребец дыбился, Лебедь плавно совершал свой путь. Лунная Дева, робкая как всегда, пряталась за сосной. Как может эта ночь быть прекрасной? Как звездам не противно смотреть на такого, как он?
– Джейме, – прошептала Бриенна так тихо, что он подумал, будто это ему снится, – Джейме, что ты делаешь?
– Умираю, – прошептал он в ответ.
– Нет. Ты должен жить.
Он сделал попытку засмеяться.
– Хватит командовать, женщина. Захочу – так умру, тебя не спрошу.
– Выходит, ты трус?
Это слово потрясло его. Он, Джейме Ланнистер, рыцарь Королевской Гвардии, Цареубийца. Трусом его еще никто не называл. Как угодно: клятвопреступником, лжецом, убийцей, жестоким, бессердечным, вероломным, но не трусом.
– А что мне еще остается? – спросил он.
– Жить. Бороться. Мстить. – Бриенна произнесла это слишком громко. Рорж пришел, надавал ей пинков и велел держать язык за зубами, если она хочет его сохранить.
Бриенна старалась не стонать, а Джейме думал: «Трус? Неужели? Они отрубили мне правую руку – значит, я весь заключался в ней? Боги, неужели это правда?»
Женщина права. Нельзя ему умирать. Серсея ждет его, нуждается в нем. И Тирион, его младший брат, любящий его непонятно за что. И враги тоже ждут: Молодой Волк, побивший его в Шепчущем лесу, Эдмар Талли, державший его в темнице закованным в цепи, и эта сволочь, Бравые Ребята.
Наутро он заставил себя поесть. Ему давали дробленый овес, лошадиную еду, но он съел все подчистую, и вечером тоже. «Живи, – твердил он себе, когда овес застревал в горле. – Живи ради Серсеи, ради Тириона, ради мести. Ланнистеры всегда платят свои долги. – Культю дергало, и от нее шел смрад. – В Королевской Гавани ты скуешь себе другую руку, золотую, и когда нибудь разорвешь ею горло Варго Хоуту».
Дни и ночи сливались в тумане боли. Он дремал в седле, прижавшись к Бриенне, вдыхая смрад своей гниющей руки, а ночью просыпался на твердой земле от страшного сна. На ночь его привязывали к дереву, несмотря на его слабость, и он находил утешение в том, что они и теперь его боятся.
Бриенну всегда привязывали рядом с ним, и она лежала в своих путах, как дохлая корова, ни слова не говоря. Женщина воздвигла крепость внутри себя. Рано или поздно они ее изнасилуют, но за крепостные стены им не пробиться. А вот его стены рухнули. Они отняли у него руку, правую руку – без нее он ничто. От левой ему никакой пользы. В левой он с тех пор, как научился ходить, держал щит, и только. Рыцарем и мужчиной его делала правая.
Однажды он услышал, как Утсивок упомянул о Харренхолле, и вспомнил, что они едут туда. Это вызвало у него смех, за что Тимеон хлестнул его кнутом по лицу. Хлестнул больно, до крови, но из за руки Джейме почти ничего не почувствовал.
– Почему ты смеялся? – тихо спросила его ночью женщина.
– Свой белый плащ я получил как раз в Харренхолле, – прошептал он. – На большом турнире Уэнта. Он хотел показать всем, какой большой у него замок и какие великолепные сыновья, а я хотел показать себя. Мне было всего пятнадцать, но в тот день меня никто бы не побил – да только Эйерис не позволил мне участвовать. – Джейме снова засмеялся. – Он услал меня прочь, но теперь я возвращаюсь.
Его смех услышали, и на сей раз свою порцию пинков получил Джейме. Он их почти не чувствовал, но потом Рорж двинул сапогом по его культе, и он потерял сознание.
На следующую ночь они наконец явились, самые худшие из всей шайки: Шагвелл, безносый Рорж и толстый дотракиец Золло, отрубивший Джейме руку. Рорж и Золло заспорили, кто из них будет первым – дураку они заранее отвели последнюю очередь. Шагвелл предложил им действовать разом, взяв женщину спереди и сзади. Те двое это одобрили, но теперь встал вопрос, кто будет передним, а кто задним.
Они и ее изувечат – только внутри, где никому не видно.
– Женщина, – прошептал Джейме, пока Рорж и Золло ругались, – оставь им мясо и уходи. Тогда все закончится быстрее, и они получат меньше удовольствия.
– Я им покажу удовольствие, – прошипела она в ответ. Глупая, упрямая, храбрая сука. Она начнет драться, и ее убьют. Ну и пусть, ему то что? Если б не ее ослиное упрямство, он сохранил бы руку. Вместо этого он прошептал:
– Уйди внутрь, и пусть они делают, что хотят. – Он сам это сделал, когда у него на глазах умирали Старки. Лорд Рикард поджарился в своих доспехах, а его сын Брандон удавился, пытаясь спасти его. – Думай о Ренли, которого любила. Думай о Тарте, о горах, морях, водопадах и что там еще есть на твоем Сапфировом Острове...
Рорж между тем закончил спор.
– Страшней тебя бабы я не видал, – заявил он, – но не думай, что тебя нельзя сделать еще страшнее. Хочешь нос, как у меня? Будешь драться – получишь такой же. Двух глаз тебе тоже многовато. Если заорешь, я вырву один и скормлю его тебе, а потом и зубы повыдергаю, один за другим.
– Сделай это, Рорж, – заверещал Шагвелл. – Без зубов она станет совсем как моя старая матушка, а я всегда хотел поиметь старушку в задницу.
– Экий забавник, – хмыкнул Джейме. – Дай отгадаю: почему вы не хотите, чтобы она кричала? – И он сам закричал во всю глотку: – САПФИРЫ!
Рорж, изрыгая ругань, снова ударил его ногой по культе. Джейме взвыл, успев подумать напоследок: не знал, что на свете существует такая боль. Он не знал, сколько провалялся без сознания, но когда тьма выплюнула его обратно, рядом стояли Утсивок и сам Варго Хоут.
– Не шметь ее трогать, – вопил козел, брызгая слюной на Золло. – Она должна оштатьшя девичей, дурачье! Жа нее нам дадут мешок шапфиров! – С той ночи Хоут всегда ставил к пленникам часового.
Две ночи они провели в молчании, и наконец женщина набралась смелости спросить:
– Джейме, зачем ты тогда закричал?
– Зачем я закричал «сапфиры»? Пошевели мозгами, женщина. Разве кого нибудь из них проняло бы, закричи я «насилуют»?
– Ты мог бы не кричать вовсе.
– На тебя и с носом то смотреть тяжко – и потом, я хотел услышать, как козел скажет «шапфиры». Твое счастье, что я умею врать, – хмыкнул он. – Честный человек выложил бы всю правду о Сапфировом Острове.
– Все равно, благодарю тебя, сир.
Рука опять разболелась. Джейме скрипнул зубами.
– Ланнистеры всегда платят свои долги. Это тебе за реку и за камни, которые ты свалила на Робина Ригера.
Козел решил устроить торжественный въезд. В миле от ворот Харренхолла Джейме заставили спешиться и обвязали веревкой вокруг пояса. Бриенне связали запястья другой веревкой, а концы прикрепили к седлу Варго Хоута. Пленники, спотыкаясь, зашагали бок о бок за полосатой квохорской лошадью.
Джейме удерживала на ногах только ярость. Повязка на его культе стала серой и зловонной от гноя, несуществующие пальцы ломило на каждом шагу. «Ничего, – говорил он себе, – я крепче, чем они думают. Я все еще Ланнистер и рыцарь Королевской Гвардии». Он доберется до Харренхолла, а там и до Королевской Гавани. Он выживет и уплатит свой долг с процентами.
Когда они приблизились к чудовищным стенам замка Черного Харрена, Бриенна толкнула его локтем.
– Замок теперь в руках лорда Болтона, а Болтоны – знаменосцы Старков.
– Болтоны сдирают со своих врагов кожу. – Только это Джейме и помнил относительно лорда Дредфорта. Тирион наверняка знает о Болтоне все, но Тирион за тысячу лиг отсюда, и Серсея тоже. «Я не могу умереть, пока она жива, – подумал Джейме – Мы с ней умрем вместе, как вместе родились».
Городок за стенами замка сожгли дотла, а на берегу озера, где лорд Уэнт в год ложной весны устроил свой турнир, недавно стояло лагерем большое количество людей и лошадей. Джейме пересек изрытое поле с горькой улыбкой на губах. На том самом месте, где он когда то принес свой обет, преклонив колени перед королем, вырыли канаву для нечистот. Тогда он не представлял себе, как быстро сладкое может обернуться кислым. Эйерис не дал ему даже ночи, чтобы порадоваться. Он оказал Джейме честь, а потом плюнул ему в глаза.
– Посмотри на знамена, – сказала ему Бриенна. – Ободранный человек и сдвоенные башни. Вассалы короля Робба. А вон и его лютоволк над воротами.
Джейме задрал голову.
– Вижу твоего проклятущего лютоволка. А по бокам от него торчат головы.
Солдаты, слуги и маркитанты встретили пленных улюлюканьем, а пятнистая собака долго бежала за ними с лаем и воем. В конце концов один из лиссенийцев насадил ее на копье и поскакал во главе колонны, потрясая мертвой собакой над головой Джейме и крича:
– Я несу знамя Цареубийцы!
Из за небывалой толщины стен ворота Харренхолла представляли собой настоящий каменный туннель. Варго Хоут послал двух своих дотракийцев вперед, чтобы уведомить лорда Болтона об их прибытии, и во внешнем дворе толпились зеваки. Они расступились перед Джейме, который плелся, повинуясь рывкам веревки.
– Вручаю вам Шареубийшу, – торжественно и шепеляво произнес Варго Хоут. Чье то копье кольнуло Джейме в поясницу, и он, падая, безотчетно выбросил руки вперед.
Когда он ударился культей о землю, боль ослепила его, но он все таки умудрился привстать на одно колено. Перед ним широкие каменные ступени вели ко входу в одну из громадных круглых башен Харренхолла. Наверху стояли пятеро рыцарей в панцирях и кольчугах, с двумя башнями на камзолах, а среди них – светлоглазый северянин, одетый в шерсть и меха.
– Сколько Фреев! – воскликнул Джейме. – Сир Данвел, сир Эйенис, сир Хостин. – Он знал в лицо всех сыновей лорда Уолдера – его тетка, как никак, была замужем за одним из них. – Примите мои соболезнования.
– По поводу чего, сир? – спросил сир Данвел Фрей.
– По поводу вашего племянника сира Клеоса. Он был с нами, пока разбойники не нашпиговали его стрелами. Утсивок со своей шайкой взяли его имущество, а его самого бросили на съедение волкам.
– Милорды! – Бриенна вышла вперед. – Я видела ваши знамена. Выслушайте меня ради присяги, которую принесли!
– Это еще кто? – осведомился сир Эйенис Фрей.
– Ланништерова нянька.
– Я Бриенна Тарт, дочь лорда Сельвина Вечерняя Звезда, присягнувшая дому Старков, как и вы.
Сир Эйенис плюнул ей под ноги.
– Вот чего стоит твоя присяга! Мы поверили слову Робба Старка, а он отплатил нам вероломством.
Это что то новое. Джейме оглянулся посмотреть, как воспримет это обвинение Бриенна, но женщина, упрямая как мул, гнула свое:
– Я не знаю, о каком вероломстве вы говорите. Леди Кейтилин приказала мне доставить Ланнистера к его брату в Королевскую Гавань.
– Когда мы нашли их, она пыталась его утопить, – вставил Утсивок.
Она покраснела.
– В гневе я забылась, но это не значит, что я могла бы убить его. Если он умрет, Ланнистеры предадут мечу дочерей моей леди.
– Какое нам до этого дело? – бесстрастно заметил сир Эйенис.
– Мы можем вернуть его в Риверран в обмен на выкуп, – возразил его брат.
– У Бобрового Утеса золота больше, – сказал другой.
– Убить его, и делу конец! – заявил третий. – Его голова за голову Неда Старка.
Шагвелл Дурак в сером и розовом наряде прискакал к лестнице и запел:
– Однажды лев плясал с медведем, ля ля, ля ля...
– Молчи, дурак, – одернул его Хоут. – Этот Ланнистер медведю не достанется. Он мой.
– Если он умрет, то не достанется никому, – промолвил Русе Болтон, так тихо, что всем пришлось замолчать, чтобы расслышать его. – И не забывайте, милорд: вы станете хозяином Харренхолла не раньше, чем я выступлю на север.
Лихорадка путала мысли Джейме, делая его бесстрашным.
– Неужели это лорд Дредфорт? Насколько я слышал, мой отец так крепко вам всыпал, что вы бежали от него, поджав хвост. Когда же вы остановились?
Молчание Болтона было стократ страшнее, чем шепелявая брань Хоута. Его глаза, бледные, как утренний туман, скрывали больше, чем говорили. Джейме не любил светлых северных глаз. Они напоминали ему о том дне в Королевской Гавани, когда Нед Старк застал его на Железном Троне. В конце концов лорд Дредфорт поджал губы и произнес:
– Я вижу, вы потеряли руку.
– Я ее не терял. Вот она, у меня на шее.
Русе Болтон сошел вниз, оборвал бечевку на шее Джейме и швырнул руку Хоуту.
– Уберите. Подобное зрелище оскорбляет взор.
– Я пошлю ее его лорду отцу. Пушть выкладывает што тышяч жолотых драконов, не то мы вернем ему Шареубийшу по кускам. Мы будем купатьшя в жолоте, а потом швежем шира Джейме Карштарку и вожмем жаодно и девичу! – Бравые Ребята встретили его слова громким хохотом.
– Прекрасная мысль, – сказал Болтон тем же тоном, каким мог сказать своему сотрапезнику «прекрасное вино», – только лорд Карстарк не отдаст вам свою дочь. Король Робб лишил его головы за измену и смертоубийство. Что до лорда Тайвина, он сейчас в Королевской Гавани и останется там до нового года, чтобы отпраздновать свадьбу своего внука с дочерью Хайгардена.
– Вы хотели сказать «Винтерфелла», – поправила Бриенна. – Король Джоффри помолвлен с Сансой Старк.
– Уже нет. Все изменила битва на Черноводной. Лев соединился там с розой, чтобы разбить войско Станниса Баратеона и сжечь его флот.
«Я предупреждал тебя, Утсивок, – подумал Джейме, – и тебя тоже, козел. Когда ставишь против Ланнистеров, рискуешь не только кошельком».
– Что слышно о моей сестре? – спросил он.
– Она в добром здравии, как и ваш... племянник. – Болтон чуть чуть помедлил перед этим словом, как бы говоря: знаю, какой он тебе племянник. – Ваш брат тоже жив, хотя и получил рану в бою. – Он поманил к себе сурового северянина в кожаном нагруднике. – Проводи сира Джейме к Квиберну. И развяжи эту женщину. – Тот перерезал веревку на запястьях Бриенны, и Болтон сказал: – Прошу извинить нас, миледи. В столь бурные времена трудно отличить друзей от врагов.
Бриенна потерла израненные веревкой руки.
– Милорд, эти люди хотели меня изнасиловать.
– Вот как? – Лорд Болтон устремил светлые глаза на Варго Хоута. – Я недоволен вами – и по этой причине, и из за руки сира Джейме.
На каждого из Скоморохов во дворе приходилось пятеро северян и столько же латников дома Фреев. Козел, быть может, и не блистал умом, но считать немного умел и потому промолчал.
– Они забрали мой меч и доспехи... – продолжала Бриенна.
– Здесь вам доспехи не нужны, миледи. В Харренхолле вы под моей защитой. Амабель, отведи леди Бриенне подобающие покои, а ты, Уолтон, позаботься о сире Джейме. – Болтон, не дожидаясь ответа, повернулся и зашагал вверх по ступеням, покачивая своим плащом с меховой оторочкой. Джейме едва успел переглянуться с Бриенной, прежде чем их разлучили.
В комнатах мейстера под вороньей вышкой седой, с отеческими манерами человек по имени Квиберн так и ахнул, срезав повязку с культи Джейме.
– Неужто так худо? Я умру?
Квиберн нажал на рану пальцем и сморщил нос, когда выступил гной
– Нет. Но еще несколько дней, и... – Он отрезал у Джейме рукав. – Загнивание распространилось. Видите, как мягко? Придется все это удалить, а надежнее всего было бы совсем отнять руку.
– Тогда умрете вы, – заверил Джейме. – Почистите культю и зашейте ее. Рискнем.
– Я мог бы отнять вам руку по локоть, а остальное оставить, – нахмурился Квиберн, – но. .
– Если отрежете хоть кусочек, рубите уж сразу и другую руку, иначе я вас удушу.
Квиберн посмотрел ему в глаза, и то, что он увидел там, заставило его умолкнуть.
– Хорошо. Я срежу только загнившие ткани. Попытаюсь остановить гниение кипящим вином, а также припарками из крапивы, горчичного семени и хлебной плесени. Может быть, этого будет достаточно. Вам решать. Выпьете макового молока и...
– Нет. – Джейме не мог позволить, чтобы его усыпили. Проснешься и увидишь, что тебе оттяпали руку по плечо.
– Но это же больно, – опешил Квиберн.
– Значит, буду кричать.
– Очень больно.
– Я буду кричать громко.
– Ну а вина вы хотя бы выпьете?
– Спросите еще, молится ли когда нибудь верховный септон.
– Я не уверен, что он это делает. Сейчас принесу вина. Ложитесь – руку придется привязать.
Квиберн чистил культю острым ножом, а Джейме глотал крепкое вино, выливая половину на себя. Левая рука с трудом отыскивала рот, но это имело свою хорошую сторону: винный запах от мокрой бороды заглушал смрад гноя.
Но когда пришло время резать больную плоть, даже вино перестало помогать. Джейме кричал и молотил по столу здоровым кулаком. Его крик стал еще громче, когда Квиберн залил обрубок кипящим вином, и Джейме, несмотря на свои намерения и страхи, лишился сознания. Когда он пришел в себя, мейстер зашивал ему руку жильной нитью.
– Я оставил лоскут кожи вокруг запястья.
– Вижу, вам это не впервой, – пробормотал Джейме. Во рту чувствовался вкус крови – он прикусил себе язык.
– Для того, кто служит Варго Хоуту, обрубки не новость. Он оставляет их повсюду.
Квиберн со своей тихой речью и добрыми карими глазами совсем не походил на злодея, и Джейме спросил:
– Как может мейстер состоять в шайке Бравых Ребят?
– Цитадель отобрала у меня цепь, – сказал Квиберн и спрятал иглу. – Раной над глазом тоже надо заняться. Она сильно воспалена.
Джейме закрыл глаза, предоставив вину и Квиберну делать свое дело.
– Расскажите мне о битве. – Квиберн как хранитель харренхоллских воронов все новости должен был узнавать первым.
– Лорд Станнис оказался между вашим отцом и огненной стеной. Говорят, будто Бес поджег саму реку.
Джейме представил себе, как зеленое пламя взвивается выше самых высоких башен, как кричат на улицах горящие люди. Когда то это снилось ему во сне. Забавно – жаль, что эту шутку некому оценить.
– Откройте глаз. – Квиберн теплой водой смыл засохшую кровь. Веко опухло, но Джейме сумел приоткрыть его наполовину. Над ним плавало лицо Квиберна. – Как это вас угораздило?
– Подарок женщины.
– Вы слишком рьяно ухаживали за ней, милорд?
– Эта женщина больше меня и безобразнее вас. Займитесь заодно и ею – я ткнул ее в ногу, когда мы дрались, и она прихрамывает.
– Я позову ее к себе. Кто она вам?
– Моя защитница. – И Джейме засмеялся, несмотря на боль.
– Я дам вам травы – будете пить их с вином от лихорадки. Приходите завтра, и я поставлю вам на веко пиявку, чтобы вытянуть дурную кровь.
– Пиявку? Чудесно.
– Лорд Болтон – большой ценитель пиявок.
– Еще бы.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:05 | Сообщение # 34 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
За Королевскими воротами не осталось ничего, кроме грязи, пепла и обгоревших костей, но одни люди уже селились в тени городских стен, а другие торговали рыбой из корзин и бочонков. Тирион, проезжая, чувствовал на себе их взгляды, холодные и недобрые. Впрочем, заговорить с ним или загородить ему дорогу никто не осмеливался: рядом ехал Бронн в черной намасленной кольчуге. Будь он один, они, наверно, стащили бы его с коня и разможжили голову булыжником, как Престону Гринфилду.
– Возвращаются быстрее, чем крысы, – посетовал Тирион. – Мы пожгли их норы, а им хоть бы что.
– Дай мне пару дюжин золотых плащей, и я их всех перебью. Мертвые уж точно не вернутся.
– Так то так, но их место займут другие. Пусть живут... но если они опять начнут лепить свои хибары к стене, ломай их немедленно. Война еще не закончена, что бы там ни думали эти дураки. – Впереди показались Грязные ворота. – На сегодня я достаточно насмотрелся. Вернемся завтра вместе с цеховыми мастерами и послушаем, что скажут они. – Тирион вздохнул. Ну что ж – жег он, ему и восстанавливать, это только справедливо.
Это дело, собственно, поручили его дяде, но солидный, надежный, неутомимый сир Киван Ланнистер стал другим человеком, когда из Риверрана прилетел ворон с известием об убийстве его сына. Близнец Виллема Мартин тоже находился в плену у Робба Старка, а их старший брат Лансель все еще лежал в постели, и его рана не желала заживать. Сира Кивана, у которого один сын погиб, а двум другим грозила смертельная опасность, одолевали горе и страх. Лорд Тайвин всегда полагался на своего брата, но теперь и ему не осталось ничего иного, как снова обратиться к своему сыну карлику.
Восстановительные работы обойдутся им непомерно дорого, но делать нечего. Королевская Гавань – главный порт государства, с которым может соперничать только Старгород. Реку нужно открыть, и чем скорее, тем лучше. А денег где взять, пропади они пропадом? Тирион почти что скучал по Мизинцу, отплывшему на север две недели назад. Пока тот спит с Лизой Аррен и управляет Долиной вместо нее, ему приходится разгребать грязь, которую тот оставил. Зато отец по крайней мере доверил ему важное дело. Он не желает делать Тириона наследником Бобрового Утеса, но использует его, где только возможно.
Капитан золотых плащей пропустил их в Грязные ворота. «Три Шлюхи» все еще стояли на площади, но бездействовали, а камни и бочонки со смолой валялись вокруг. По требюшетам лазили ребятишки, раскачиваясь на рычагах.
– Напомни мне сказать сиру Аддаму, чтобы поставил здесь золотых плащей, – сказал Тирион Бронну. – Не то какой нибудь сопляк сорвется и сломает себе хребет. – Сверху раздался крик, и перед ними шлепнулся навозный ком. Кобыла Тириона взвилась на дыбы, чуть не сбросив седока. – Хотя, если подумать, пусть себе падают, выродки.
Его мрачное настроение объяснялось не только тем, что уличный мальчишка запустил в него навозом. Его брак – вот что доставляло ему непрестанные мучения. Санса Старк оставалась девицей, и половина замка, похоже, знала об этом. Когда ему нынче седлали коня, он слышал смешки конюхов у себя за спиной. Удивительно, как еще лошади над ним не смеются. Он рисковал своей шкурой, чтобы избежать свадебного ритуала, и надеялся соблюсти уединение, но его надежда быстро рухнула. То ли у Сансы хватило глупости довериться одной из своих служанок, каждая из которых шпионит на Серсею, то ли постарались маленькие пташки Вариса.
Впрочем, какая разница? Над ним и раньше смеялись. Единственный человек в Красном Замке, кому женитьба Тириона не кажется забавной, – это его леди жена.
Санса несчастна, и это становится все виднее с каждым днем. Тирион очень хотел бы пробиться сквозь стену ее учтивости и как то утешить ее, но все без толку. Никакие слова не сделают его красавцем в ее глазах – и не заставят забыть, что он Ланнистер. Ее дали ему в жены на всю жизнь, а она его ненавидит.
Ночи, которые они проводят вместе в своей большой кровати, – еще один источник мучений. Он не может больше спать голым, как привык. Жена его слишком хорошо воспитана и никогда не скажет ему худого слова, но молчаливого отвращения в ее глазах он выносить не в силах. Он и Сансе велел спать в ночной рубашке. Он не обманывал себя в том, что хочет ее. Ему нужен Винтерфелл, да, но и она тоже, кем бы она ни была – ребенком или женщиной. Он хочет утешить ее, услышать ее смех. Хочет, чтобы она пришла к нему по доброй воле, не тая от него своих радостей, горестей и желаний. Рот Тириона скривился в горькой улыбке. А еще он хочет стать высоким, как Джейме, и сильным, как сир Григор Гора – да только что проку.
Его мысли помимо воли обратились к Шае. Тирион хотел сообщить ей новость сам и потому приказал Варису привести ее к нему в ночь перед свадьбой. Они снова встретились в комнатах евнуха, но когда Шая принялась развязывать его тесемки, он удержал ее руку.
– Погоди – я должен сказать тебе кое что. Завтра я женюсь...
– На Сансе Старк, я знаю.
На миг он утратил дар речи. Даже Санса тогда еще не знала об этом.
– Откуда? Тебе Варис сказал?
– Один паж рассказывал об этом сиру Талладу, когда я водила Лоллис в септу. А ему рассказала служанка, которая слышала разговор сира Кивана с твоим отцом. – Шая освободилась от него и сняла через голову платье. Под ним она, как всегда, была голая. – Это ничего. Она еще маленькая. Ты сделаешь ей ребеночка и вернешься ко мне.
Он почему то надеялся, что она будет к этому не столь равнодушна. Что ж, понадеялся – и хватит. Любовь Шаи, какая ни на есть, – это все, что ты когда либо получишь, карлик.
Солдаты и горожане на Грязном проезде расступались перед Бесом и его эскортом. Дети с ввалившимися глазами клянчили милостыню или просто смотрели с молчаливой мольбой. Тирион достал из кошелька горсть медяков и швырнул им. Удачливые смогут нынче купить себе краюху черствого хлеба.
На рынках никогда еще не толпилось столько народу, и цены, несмотря на подвозимую Тиреллами провизию, оставались непомерно высокими. Шесть грошей за дыню, серебряный олень за бушель зерна, дракон за говяжий бок или шесть тощих поросят. Между тем в покупателях недостатка не было. Изможденные мужчины и женщины осаждали каждый лоток и каждую повозку, а еще более голодные угрюмо следили за ними из темных переулков.
– Нам сюда, если ты не передумал, – сказал Бронн у подножия Крюка.
– Нет, не передумал. – Набережная послужила Тириону удобным предлогом, на самом же деле он преследовал иную цель. Предстоящее дело не внушало ему восторга, тем не менее его следовало выполнить. От холма Эйегона они свернули в путаницу узких улочек вокруг холма Висеньи. Бронн показывал дорогу. Тирион пару раз оглянулся через плечо, проверяя, не следят ли за ними. Возница нахлестывал свою лошадь, старуха выливала из окна помои, двое мальчишек дрались на палках, трое золотых плащей вели арестанта... все они выглядели довольно невинно, но любой из них мог разоблачить его. У Вариса везде свои люди.
Они повернули за угол раз, потом другой и медленно проехали через толпу женщин у колодца. Бронн вел Тириона переулками, сквозь проемы сломанных ворот, через развалины сожженного дома и пологую каменную лестницу. Наконец он остановился у входа в тупик, такой узкий, что они не могли проехать туда бок о бок.
– Там всего две хибары. Погребок помещается во второй.
Тирион слез с коня.
– Проследи, чтобы никто не входил и не выходил, пока я не вернусь. Я скоро. – Он ощупал потайной карман плаща. Золото лежало там – тридцать драконов, целое состояние для такого голодранца. Тирион быстро зашагал по переулку, спеша покончить с неприятной задачей.
Винный погребок, сырой и темный, с обросшими селитрой стенами, был так низок, что Бронну пришлось бы пригнуться, чтобы не стукнуться головой о потолок, но Тирион Ланнистер не знал подобных затруднений. Передняя комната в этот час была пуста, не считая женщины с мертвыми глазами, сидящей на табурете за дощатой стойкой. Она подала Тириону чашу кислого вина и сказала:
– На задах.
В задней комнате было еще темнее. На низком столе рядом с винным штофом тускло мерцала свечка. Человек за столом вряд ли представлял опасность. Маленького роста (хотя Тириону все казались высокими), с редкими каштановыми волосами, розовощекий и с брюшком, выпирающим из под замшевого, с костяными пуговицами камзола. Но двенадцатиструнная арфа, которую он держал в своих мягких руках, была опаснее длинного меча.
Тирион сел напротив него.
– Здравствуй, Саймон Серебряный Язык.
Человечек наклонил голову с плешью на макушке.
– Милорд десница.
– Ошибаешься. Десница – мой отец, а меня, боюсь, даже перстом нельзя назвать.
– Вы еще возвыситесь, я уверен. Такой уж вы человек. Прелестная леди Шая говорит, что вы недавно женились – если б вы послали за мной раньше, я имел бы честь петь у вас на свадьбе.
– Чего чего, а новых песен моей жене не требуется. Что до Шаи, мы оба знаем, какая она леди, и я попросил бы тебя не произносить ее имени вслух.
– Как милорд десница прикажет.
При их последнем разговоре одного резкого слова было достаточно, чтобы певца прошиб пот, но с тех пор он как будто набрался смелости. Скорее всего он почерпнул ее из штофа, но, быть может, в этом есть вина самого Тириона. «Я угрожал ему, но не исполнил своей угрозы, вот он и обнаглел». Тирион вздохнул.
– О тебе говорят как об очень талантливом певце.
– Благодарю вас, милорд.
– Мне думается, приспело время показать свое искусство в Вольных Городах, – улыбнулся Тирион. – В Бравосе, Пентосе и Лиссе любят пение и щедры с теми, кто умеет им угодить. – Он попробовал вино – скверное, но крепкое. – Лучше всего будет совершить путешествие по всем девяти городам – зачем лишать кого то радости услышать тебя. По году на каждый – вот и довольно. – Он полез в карман, где лежало золото. – Порт закрыт, и тебе придется сесть на корабль в Синем Доле, но мой Бронн найдет тебе лошадь, а я почту за честь оплатить твой проезд.
– Но, милорд, вы же сами ни разу не слышали, как я пою. Прошу вас, минуту внимания. – Пальцы Саймона забегали по струнам, и он запел:
Он в глухую ночь оседлал коня,
Он покинул замок тайком,
Он помчался по улицам городским,
Ненасытной страстью влеком.
Там жила она, его тайный клад,
Наслажденье его и позор,
И он отдал бы замок и цепь свою
За улыбку и нежный взор.
– Там еще много всего, – сказал он, прервав пение. – Особенно, как мне кажется, хорош припев: «Золотые руки всегда холодны, а женские – горячи...»
– Довольно. – Тирион вынул руку из кармана, так ничего и не достав. – Я не желаю больше слышать эту песню. Никогда.
– Вот как? – Саймон отложил арфу и хлебнул вина. – Жаль. Ну что ж, у каждого своя песня, как говаривал мой старый учитель. Быть может, другим она понравится больше – например, королеве или вашему лорду отцу.
Тирион потер рубец у себя на носу и сказал:
– У отца нет времени на песни, а сестра моя далеко не так щедра, как можно подумать. Молчанием умный человек мог бы заработать больше, чем пением. – Яснее он выразиться не мог, но Саймон, как видно, разгадал смысл его слов.
– Мою цену вы найдете умеренной, милорд.
– Приятно слышать. – Тирион стал подозревать, что тридцатью драконами дело не обойдется. – Назови ее.
– На свадьбе у короля Джоффри будет певческий турнир.
– Там будут также жонглеры, шуты и пляшущие медведи.
– Медведь будет всего один, милорд, – поправил Саймон, который явно следил за приготовлениями Серсеи пристальнее, чем Тирион, – а вот певцов – семеро. Галейон из Кью, Бетани Быстрые Пальцы, Эйемон Костан, Аларик Эйзенский, Хэмиш Арфист, Коллио Кьянис и Огланд из Старгорода будут состязаться за золотую арфу с серебряными струнами... однако того, кто превосходит их всех, почему то не пригласили.
– Позволь мне угадать, кто это. Саймон Серебряный Язык?
– Я готов доказать свою правоту перед королем и всем двором, – со скромной улыбкой молвил певец. – Хэмиш стар и часто забывает, о чем поет, а о Коллио с его тирошийским акцентом и говорить нечего. Если вы поймете хоть одно слово из трех, считайте, что вам повезло.
– Празднеством распоряжается моя дражайшая сестра. Даже если я добуду тебе приглашение, это покажется странным. Семь королевств, семь обетов, семьдесят семь блюд... и восемь певцов? Что скажет верховный септон?
– Вы не показались мне благочестивым человеком, милорд.
– Дело не в благочестии, а в правилах, которые следует соблюдать.
– Жизнь певца не лишена опасностей... Мы занимаемся своим ремеслом в пивных и винных погребах, среди буйных пьяниц. Если с кем то из семерых избранников вашей сестрицы вдруг случится несчастье, я надеюсь занять его место, вот и все. – Саймон хитро улыбался, очень довольный собой.
– Шесть – число не менее несчастливое, чем восемь. Я наведу справки о здоровье певцов Серсеи. Если кто то из них занеможет, Бронн тебя найдет.
– Превосходно, милорд. – Саймон мог бы остановиться на этом, но в порыве торжества добавил: – Так или этак, в свадебную ночь короля Джоффри я все равно буду петь. Если меня пригласят ко двору, я исполню перед королем свои лучшие песни, которые пел уже тысячу раз и которые, как я знаю, нравятся публике. Если же мне случится петь в каком нибудь кабаке... я могу счесть это удобным случаем, чтобы испробовать нечто новое. «Золотые руки всегда холодны, а женские – горячи...»
– В этом не будет нужды, даю тебе слово Ланнистера. Бронн скоро зайдет к тебе.
– Превосходно, милорд. – И певец снова взял свою арфу. Бронн, ждавший с лошадьми у входа в переулок, помог Тириону сесть в седло.
– Когда мне надо будет отвезти его в Синий Дол?
– Никогда. Через три дня ты скажешь ему, что Хэмиш Арфист сломал руку. Скажешь, что ему, Саймону, нужно заказать новый наряд, поскольку его теперешний для двора не годится. Тогда он пойдет с тобой без разговоров. – Тирион скорчил гримасу. – Можешь взять себе его язык – он, насколько я понимаю, серебряный. Остального найти не должны.
– Я знаю одну харчевню на Блошином Конце, где варят суп из всякого мяса, – ухмыльнулся Бронн.
– Позаботься о том, чтобы я там не ел. – Тирион перешел на рысь. Ему хотелось вымыться, и чем скорее, тем лучше.
Но даже в этом скромном удовольствии ему было отказано. Как только он вернулся к себе, Подрик Пейн доложил, что его вызывают в башню Десницы.
– Его милость хочет видеть вас. Десница. Лорд Тайвин.
– Я помню, кто у нас десница, Под. Я лишился носа, но не разума.
– Смотри не откуси парню голову, – засмеялся Бронн.
– Почему бы и нет? Он ею все равно не пользуется. – «Что же я сделал на этот раз, – подумал Тирион, – или, вернее, чего не сделал?» Вызов от лорда Тайвина ничего хорошего не сулил: отец никогда не посылал за ним, чтобы разделить с ним трапезу или чашу вина.
Войдя в отцовскую горницу, он услышал голос, говоривший:
– ...ножны вишневого дерева, оплетенные красной кожей, с заклепками из чистого золота в виде львиных голов. Вместо глаз можно вставить гранаты...
– Рубины, – поправил лорд Тайвин. – В гранатах нет огня.
Тирион прочистил горло.
– Вы посылали за мной, милорд?
– Да. Взгляни ка. – На столе лежала обертка из промасленной кожи, а лорд Тайвин держал в руке длинный меч. – Мой свадебный подарок Джоффри. – При свете, льющемся через ромбы стекол, клинок мерцал чернью и багрянцем, а рукоять и эфес сверкали золотом. – После всех этих толков о светящемся мече Станниса у Джоффри тоже должно быть нечто из ряда вон. Королю и меч нужен королевский.
– Великоват он для Джоффа, – заметил Тирион.
– Джофф еще подрастет. Вот, попробуй на вес. – И отец подал Тириону меч рукоятью вперед.
Меч оказался намного легче, чем он ожидал, и Тирион, повернув его в руке, понял, почему. Только один металл может быть так тонок и в то же время достаточно прочен, чтобы им сражаться – и эти разводы на клинке, показывающие, что сталь закаливалась и перековывалась несколько тысяч раз, тоже ни с чем не спутаешь.
– Валирийская сталь?
– Да, – с глубоким удовлетворением ответил лорд Тайвин.
Ну, наконец то, отец? Валирийские клинки – редкость, и стоят они дорого, однако в мире их насчитывается несколько тысяч, в одних Семи Королевствах штук двести. Но дом Ланнистеров таковым не владел, и это не давало отцу покоя. У старых королей Скалы был меч под названием Громовой Рев, но он пропал вместе с королем Томменом Вторым, когда тот предпринял свой сумасбродный поход в Валирию. Не вернулся назад и дядя Гери, самый младший и самый отчаянный из братьев лорда Тайвина, который отправился искать пропавший меч лет восемь назад.
Лорд Тайвин не меньше трех раз пытался купить валирийский меч у обедневших домов, но его предложения наотрез отвергались. Мелкие лорды охотно отдали бы Ланнистеру своих дочерей, но с фамильными клинками расставаться не желали.
Откуда же взялся этот? Кое кто из мастеров оружейников умел работать с валирийской сталью, однако секрет ее изготовления был утерян после гибели древней Валирии.
– Странные цвета, – заметил Тирион, подставив клинок солнечному свету. Валирийская сталь почти всегда бывает темно серая, до черноты. Эта тоже такая, но при этом отливает густо красным. Цвета не смешивались, и каждая извилина на стали выделялась четко, словно волны крови и тьмы накатывали на берег. – Как вы получили такой узор? Никогда не видел ничего подобного.
– Я тоже, милорд, – признался оружейник, – и должен сказать, что это получилось помимо моей воли. Ваш лорд отец поручил мне ввести в металл багрянец вашего дома, что я и сделал. Но валирийская сталь упряма. Говорят, будто эти старые мечи наделены памятью, и их не так легко изменить. Я много раз старался сделать красный цвет поярче, но он всегда темнел, словно клинок выпивал из него солнце. Если милорды Ланнистеры недовольны, я, конечно, попробую опять, только...
– Нет нужды, – сказал лорд Тайвин. – Пусть остается, как есть.
– Ярко красный меч красиво сверкал бы на солнце, но мне больше нравятся эти цвета, – сказал Тирион. – В них есть своя зловещая красота, и они отличают этот меч от всех прочих. Другого такого, я думаю, на свете нет.
– Есть один. – Оружейник развернул кожу на столе, открыв второй длинный меч.
Тирион положил меч Джоффри и взял другой. Эти два были если не близнецами, то уж наверняка двоюродными братьями. Второй был потолще, потяжелее, на полдюйма шире и на три дюйма длиннее, но разделял с первым чистоту линий и тот же кроваво ночной узор. По второму мечу пролегали три глубоких желоба, по королевскому – только два. Поперечины эфеса Джоффри украшали львиные лапы с рубиновыми когтями, но сами эфесы, и тот и другой, имели вид золотых львиных голов, а обе рукояти облегала тонкая красная кожа.
– Великолепно. – Даже в столь неискусных, как у Тириона, руках клинок казался живым. – Никогда не встречал такого превосходного равновесия.
– Он предназначен для моего сына.
Излишне спрашивать, для которого. Тирион положил меч Джейме на стол рядом с мечом Джоффри. Позволит ли Робб Старк его брату дожить до того, чтобы взять его в руки? Отец, вероятно, надеется на лучшее – с чего бы иначе он велел выковать этот меч?
– Ты хорошо поработал, мастер Мотт, – сказал лорд Тайвин оружейнику. – Мой стюард уплатит тебе, сколько требуется. И не забудь: для ножен возьми рубины.
– Непременно, милорд. Покорно благодарю вас за щедрость. – Оружейник снова завернул мечи и опустился на одно колено. – Для меня честь служить деснице короля. Я доставлю мечи накануне свадьбы.
– Уж постарайся.
Мастер вышел, и Тирион взобрался на стул.
– Вот, значит, как: Джоффу меч, Джейме меч, а карлику даже кинжала не дали.
– Стали хватило только на два клинка. Если тебе нужен кинжал, возьми в оружейной. После Роберта их осталось не меньше сотни. Герион подарил ему на свадьбу позолоченный, с рукоятью слоновой кости и сапфировым эфесом, и многие послы, прибывавшие ко двору, тоже подносили его величеству украшенные драгоценностями кинжалы и оправленные в серебро мечи.
– Лучше бы они привозили ему своих дочерей, – улыбнулся Тирион. – ему бы это больше понравилось.
– Несомненно. Он всегда пользовался только одним клинком – охотничьим ножом, который ему в детстве подарил Джон Аррен. – И лорд Тайвин махнул рукой, как бы отстраняя от себя короля Роберта со всеми его кинжалами. – Что ты видел у реки?
– Грязь и некоторое количество мертвецов, которых никто не позаботился похоронить. Прежде чем открывать порт, нам придется очистить Черноводную, разломать затонувшие корабли или вытащить их на берег. Три четверти причалов нуждаются в ремонте, а некоторые надо будет снести и перестроить заново. Рыбный рынок сгорел, Речные и Королевские ворота разбиты таранами Станниса и нуждаются в замене. Я содрогаюсь при одной мысли о том, во что это обойдется. – Если ты действительно испражняешься золотом, отец, неплохо бы наполнить пару горшков, подумал Тирион, но вслух этого, разумеется, не сказал.
– Ты найдешь необходимые средства.
– Найду? Это где же? Казна пуста – я вам уже говорил. Мы еще не расплатились с алхимиками за их дикий огонь и с кузнецами за мою цепь, а Серсея заявила, что половину расходов на свадьбу Джоффри возьмет на себя корона – считая семьдесят семь проклятущих блюд, тысячу гостей, пирог с живыми голубями, певцов, жонглеров...
– Расточительность имеет свои преимущества. Мы должны показать всему государству мощь и богатство Бобрового Утеса.
– Пусть Бобровый Утес тогда и платит.
– Почему? Я видел книги Мизинца. Доходы короны возросли в десять раз со времен Эйериса.
– И расходы тоже. Роберт распоряжался своей монетой столь же щедро, как своим семенем. Мизинец занимал повсюду, в том числе и у вас. Доходы при всей своей внушительности едва покрывают проценты по его займам. Быть может, дом Ланнистеров простит долг короне?
– Не будь смешным.
– Тогда, возможно, лучше ограничиться семью блюдами и позвать триста гостей вместо тысячи. Без пляшущего медведя брачные узы тоже слабее не станут.
– Тиреллы сочли бы нас скупердяями. Свадьба сама по себе, работы на реке сами по себе. Если ты неспособен заплатить за то и другое, так и скажи, и я найду более способного мастера над монетой.
Тирион совсем не желал, чтобы его изгнали с позором после столь короткого срока.
– Хорошо. Я добуду деньги.
– Вот вот, добудь – а при случае поищи заодно свое брачное ложе.
Значит, слухи и до него дошли!
– Это такое громоздкое сооружение между окном и очагом, с бархатным балдахином и пуховыми тюфяками?
– Оно самое. Если оно тебе знакомо, постарайся познакомиться поближе и с женщиной, которая делит его с тобой.
Какая там женщина! Дитя малое.
– Это паук нашептал вам на ухо или мне следует благодарить свою дражайшую сестрицу? – Учитывая то, что происходит у самой Серсеи под одеялом, ей было бы приличнее не совать нос в чужие дела. – Скажите, почему все горничные Сансы служат Серсее? Мне надоело, что за мной шпионят в собственных покоях.
– Если служанки твоей жены тебя не устраивают, прогони их и набери новых. Это твое право. Меня заботит девственность твоей жены, а не ее девушки. Твоя щепетильность просто поразительна. Спал же ты со шлюхами – разве твоя Старк устроена иначе?
– Какое вам дело до того, куда я сую свой стержень? Санса еще слишком мала.
– Она достаточно взрослая, чтобы стать леди Винтерфелла после смерти своего брата. Лишив ее невинности, ты станешь на шаг ближе к Северу, а сделав ей ребенка, ты, можно сказать, получишь свой приз. Мне ли напоминать тебе, что неосуществленный брак всегда может быть отменен?
– Верховным септоном или Советом Веры. Наш нынешний верховный септон – это ученый тюлень, который отлично лает по приказу. Скорее уж Лунатик отменит мой брак, чем он.
– Возможно, мне следовало бы выдать Сансу Старк за Лунатика. Он бы знал, что с ней делать.
Тирион стиснул подлокотники своего стула.
– О девственности моей жены я наслушался достаточно. Раз уж речь о брачных делах, почему я ничего не слышу о будущем замужестве моей сестры? Насколько я помню...
– Мейс Тирелл отказался женить своего наследника Уилласа на Серсее.
– Как? Он отверг нашу прелестную Серсею? – Это значительно поправило настроение Тириона.
– Когда я впервые заговорил с ним об этом союзе, он, казалось, склонялся к согласию, но день спустя все переменилось. Старухина работа. Она помыкает сыном, как мальчишкой. По уверению Вариса, она сказала ему, что Серсея чересчур стара и потаскана для ее драгоценного хромоногого внучка.
– Серсея, должно быть, в восторге.
Лорд Тайвин окинул сына холодным взглядом.
– Она ничего не знает и не должна знать. Будет лучше, если все мы сделаем вид, будто предложение вовсе не имело места. Запомни, Тирион: предложения не было.
– О каком предложении вы говорите? – Тирион подозревал, что лорд Тирелл еще пожалеет о своем отказе.
– Так или иначе, твоя сестра выйдет замуж. Вопрос в том, за кого? У меня есть кое какие мысли... – Но тут в дверь постучали, и часовой доложил, что пришел великий мейстер Пицель – Пусть войдет, – сказал лорд Тайвин.
Пицель вошел, опираясь на трость, и одарил Тириона взглядом, от которого молоко могло свернуться. Холеная некогда белая борода, сбритая помимо его воли, отрастала жиденькой, открывая взору неприглядные розовые бородавки на шее.
– Милорд десница, – старик поклонился так низко, что чуть не клюнул носом, – из Черного Замка прилетела еще одна птица. Быть может, мы посовещаемся с глазу на глаз?
– Нет необходимости. – Лорд Тайвин знаком пригласил Пицеля сесть. – Тирион может остаться.
Да неужели? Тирион потер нос и стал ждать продолжения. Пицель долго прочищал горло и наконец произнес:
– Это письмо, как и последнее, написал Боуэн Марш, кастелян. По его словам, лорд Мормонт прислал известие об одичалых, в огромном количестве идущих на юг.
– Это уже не новость – и земли за Стеной не могут прокормить огромного количества людей, – молвил лорд Тайвин.
– Последняя весть, которую Мормонт прислал из Зачарованного леса, гласит, что он подвергся нападению. После этого на Стену вернулись другие вороны – уже без писем. Этот Боуэн Марш опасается, что лорд Мормонт погиб вместе со всем своим отрядом.
Тирион проникся симпатией к старому Джиору Мормонту с его ворчливыми манерами и говорящей птицей.
– Достоверно ли это? – спросил он.
– Нет, – признал Пицель, – но никто из людей Мормонта пока не вернулся. Марш боится, что их убили одичалые и что вслед за этим нападению может подвергнуться сама Стена. – Он извлек из кармана пергамент. – Вот это письмо, милорд, обращенное ко всем пяти королям. Он просит послать ему людей, сколько будет возможно.
– Пять королей? – раздраженно повторил лорд Тайвин. – В Вестеросе один король, и если эти дурни в черном хотят, чтобы его величество внял их просьбе, пусть помнят, что он один. Упомяни в ответе, что Ренли мертв, а все остальные – изменники и самозванцы.
– Не сомневаюсь, что они будут рады узнать об этом. Стена – это край света, и новости туда приходят с опозданием. – Но что мне ответить Маршу относительно людей, которых он просит? Быть может, собрать совет...
– Нет нужды. Ночной Дозор – это сборище воров, убийц и незаконнорожденных детей, но с помощью дисциплины, пожалуй, с ними можно кое что сделать. Коли Мормонт действительно убит, черным братьям следует выбрать нового лорда командующего.
Пицель покосился на Тириона.
– Превосходная мысль, милорд. Я знаю подходящего человека – это Янос Слинт.
Тириону это замечание не понравилось.
– Черные братья сами выбирают себе командира, – напомнил он. – Лорд Слинт на Стене новичок – я сам послал его туда. Почему они должны предпочесть его дюжине куда более заслуженных людей?
– Потому что, – терпеливо, словно полному простаку, ответил отец, – что если они не выберут, кого им велят, Стена растает прежде, чем дождется новобранцев.
Да, это резонно. Тирион подался вперед.
– Янос Слинт – не тот человек, отец. Нам бы лучше подошел командующий Сумеречной Башней или Восточным Дозором.
– В Сумеречной Башне командует Маллистер из Сигарда, а в Восточном Дозоре – островитянин. – Тон лорда Тайвина давал понял, что ни один из них его не устраивает.
– Янос Слинт – сын мясника, – напомнил отцу Тирион. – Вы сами мне говорили.
– И помню, что говорил тебе, но Черный Замок – это не Харренхолл, а Ночной Дозор – не королевский совет. Для каждого дела есть свое орудие, и для каждого орудия – свое дело.
– Янос Слинт – это пустые доспехи, – вспылил Тирион. – Он продаст себя всякому, кто даст подороже.
– Это я причисляю к его достоинствам. Кто же даст ему больше нашего? Отправьте на Стену ворона, мейстер. Напишите, что король Джоффри глубоко опечален известием о смерти лорда Мормонта, но людей, к сожалению, пока не может уделить, поскольку мятежники и узурпаторы все еще угрожают ему. Намекните, что дело может обернуться по иному, когда угроза для трона минует... при условии, если король будет полностью уверен в командующем Ночного Дозора. В заключение попросите передать наилучшие пожелания короля верному другу и слуге его величества, лорду Яносу Слинту.
– Будет исполнено, милорд, – закивал Пицель. – Я с величайшим удовольствием напишу то, что приказывает десница.
Надо было откромсать ему голову, а не бороду, подумал Тирион. А Слинта следовало отправить за борт вместе с его дружком Алларом Димом. Ну что ж, с Саймоном Серебряным Языком по крайней мере он этой оплошности не повторит. «Видишь, отец? – хотелось крикнуть ему. – Видишь, как быстро я усваиваю свои уроки?»
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:10 | Сообщение # 35 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЭМВЕЛ
Наверху, на полатях, рожала женщина, внизу умирал мужчина, и Сэмвел Тарли не знал, что страшит его больше. Беднягу Баннена укрыли целой грудой шкур и развели в очаге жаркий огонь, но он все жаловался:
– Холодно. Холодно. Согрейте меня. – Сэм пытался кормить его луковым супом, но тот не мог глотать, и суп стекал у него по подбородку.
– Этот все равно что подох, – равнодушно бросил Крастер. – По мне, милосерднее будет ткнуть его ножом в бок, чем совать ложку ему в рот.
– Тебя не спросили, – огрызнулся Великан, или, по настоящему, Бедвик – ростом не более пяти футов, но свирепого нрава. – Смертоносный, ты разве спрашивал у Крастера совета?
Сэм поморщился, услышав свое новое имя, мотнул головой и снова попытался просунуть ложку Баннену в рот.
– Еда и огонь, больше нам от тебя ничего не надо, – продолжал Великан, – а ты и того жалеешь.
– Скажи спасибо, что я вам хоть что то даю. – Крастер, и без того плотный, казался еще толще из за вонючей овчины, которую не снимал ни днем, ни ночью. У него широкий и плоский нос, рот набок и одного уха недостает. В косматых волосах и бороде видна сильная проседь, но ручищи еще ого го. – Вас, ворон, как ни корми, все мало. Не будь я набожным человеком, сразу бы выставил вас вон. Больно мне надо кормить такую ораву, да еще чтобы такие вот подыхали у меня на полу. Вороны, – плюнул одичалый. – Когда это черная птица приносила человеку добро? Да никогда.
Суп опять вылился у Баннена изо рта, и Сэм промокнул его рукавом. Глаза разведчика, хотя и широко раскрытые, не видели ничего.
– Холодно, – снова пожаловался он. Мейстер, может, и спас бы его, но у них нет мейстера. Кедж Белоглазый отнял Баннену загноившуюся ступню девять дней назад, но было уже поздно. – Холодно, – еле слышно повторили бледные губы.
Около двадцати черных братьев, сидя на полу или на грубо сколоченных лавках, хлебали тот же жидкий суп и жевали черствый хлеб. Паре человек, судя по виду, приходилось еще хуже, чем Баннену. Форнио давно уже трепала лихорадка, из плеча сира Биама сочился густой желтый гной. Когда они уезжали из Черного Замка, Бурый Бернарр прихватил с собой мирийский огонь, горчичный бальзам, пижму, мак, чеснок и прочие целебные снадобья. Даже «сладкий сон», позволяющий умереть без боли. Но Бурый Бернарр погиб на Кулаке, а о его поклаже никто и не вспомнил. Хаке, как повар, тоже знал толк в травах, но и Хаке они потеряли. Уцелевшие стюарды делают для раненых все, что могут, то есть очень мало. Здесь хотя бы сухо и горит огонь – вот только еды бы побольше.
Им всем нужно побольше есть. Люди громко выражают свое недовольство. Колченогий Карл без конца толкует о тайной кладовой Крастера, и Гарт из Старгорода вторит ему, когда лорд командующий не слышит. Сэм хотел было попросить у хозяина что нибудь более питательное для раненых, но так и не осмелился. Глаза у Крастера холодные, недобрые, а руки при каждом взгляде на Сэма подергиваются, словно сейчас сожмутся в кулаки. Может, он знает, что Сэм в прошлый их приезд говорил с Лилли? Может, она рассказала Крастеру, что Сэм обещал ее увезти, и Крастер избил ее за это?
– Холодно, – сказал Баннен. – Ох, как холодно.
Сэму самому было холодно, несмотря на жару и дым. И он устал, ужасно устал. Поспать бы – но как только он закрывает глаза, ему снится метель, бредущие к нему мертвецы с черными руками и ярко синими глазами.
Лилли на полатях издала крик, прокатившийся по всему длинному, без окон, дому.
– Тужься, – говорила ей одна из старших жен Крастера. – Сильнее. Сильнее. Кричи, если помогает. – И Лилли закричала опять, так громко, что Сэм сморщился.
– Хватит орать, – заревел Крастер. – Засунь ей тряпку в рот, не то я сейчас поднимусь и покажу ей, что к чему.
Сэм знал, что он на это способен. У Крастера девятнадцать жен, но ни одна не посмеет ему помешать, если он полезет на полати. Как не посмели и братья две ночи назад, когда он бил кого то из молоденьких. Все ворчали, и только. «Он убьет ее», – посетовал Гарт из Зеленополья, а Колченогий Карл засмеялся: «Если она ему не нужна, отдал бы лучше мне». Черный Бернарр ругался втихомолку, а Алан из Росби встал и вышел, чтобы ничего не слышать. «Его дом, его и порядки, – напомнил всем разведчик Роннел Харкли. Крастер – друг Дозора».
Это верно, думал Сэм, слушая приглушенные вопли Лилли. Крастер жесток и правит своими женами и дочерьми железной рукой, однако он дал им убежище в своем доме. «Мерзлые вороны, – хмыкнул он, когда они ввалились к нему – те немногие, кто пережил метель, упырей и жестокий холод. – А стая то меньше против той, что летела на север». Он дал им место на полу, крышу над головой, огонь, чтобы обсушиться, а его жены подавали братьям чаши с горячим вином. Он обзывает их «проклятыми воронами», однако кормит, хоть и скудно.
Мы здесь гости, напоминал себе Сэм, а Лилли – его дочь и жена. Его дом, его и порядки.
В тот первый раз, когда они приехали в Замок Крастера, Лилли пришла к нему просить о помощи, а Сэм отправил ее к Джону Сноу, накинув на нее свой черный плащ, чтобы спрятать большой живот. Рыцарям полагается защищать женщин и детей. Среди братьев рыцарей немного, но все же... Все они произносили «я щит, охраняющий царство человека», а женщина есть женщина, даже одичалая. И ей нужно помочь. Лилли боялась за своего ребенка – боялась, что он окажется мальчиком. Дочерей Крастер берет в жены, когда они подрастают, но ни мужчин, ни мальчиков в его доме нет. Лилли сказала, что сыновей он отдает богам. Сэм молился, чтобы боги по милости своей послали ей дочь.
Сверху снова донесся глухой крик.
– Так, так, – сказала женщина. – Потужься еще. Уже головку видно.
Пусть это будет девочка, взмолился про себя Сэм.
– Холодно, – прошептал Баннен. – Холодно. – Сэм, отставив миску с ложкой, накинул на умирающего еще одну шкуру и подложил полено в огонь. Лилли вскрикивала, стонала и тяжело дышала. Крастер жевал твердую черную колбасу – он объявил, что она предназначена для него самого и его жен, а не для нахлебников.
– Вечно они орут, эти бабы, – посетовал он. – У меня раз свинья восемь поросят принесла и хоть бы раз хрюкнула. – Он презрительно прищурился, глядя на Сэма. – Жиру в ней было вроде как в тебе, парень. Смертоносный, – засмеялся он.
Этого Сэм вынести уже не мог. Он встал и побрел прочь от очага, переступая через спящих, сидящих и умирающих на твердом земляном полу людей. От дыма и криков ему сделалось дурно. Раздвинув оленьи шкуры, служившие Крастеру дверью, он вышел наружу.
День, хотя и ненастный, ослепил его после темноты в доме. Снег еще держался кое где на деревьях и окрестных, рыжих с золотом холмах, но его становилось все меньше. Вьюга отбушевала, и около Замка Крастера было не то чтобы тепло, но и не холодно. С сосулек на краю дерновой крыши капала вода. Сэм сделал глубокий вдох и огляделся.
В загоне на западной стороне Олло Косоручка и Тим Камень раздавали корм и воду оставшимся лошадям.
Другие братья обдирали и разделывали ослабевших и забитых коней. Копейщики и лучники несли стражу вдоль земляного вала, единственной защиты Крастера от опасностей внешнего мира. Из дюжины костровых ям поднимались столбы голубовато серого дыма. Вдали, в лесу, стучали топоры – дровосеки запасали топливо, чтобы поддерживать костры всю ночь. Самое худшее время – это ночи, когда приходят тьма и холод.
За все время, проведенное у Крастера, ни мертвецы, ни Иные ни разу на них не напали. И не нападут, уверял Крастер. «Набожному человеку этой нечисти нечего бояться. Я и Мансу так сказал, когда он явился сюда разнюхивать. А он и слушать не стал, как и вы, вороны, со своими мечами и дурацкими кострами. Костры вам не помогут, когда белый холод придет. Одна надежда на богов – уладьте ка лучше свои счеты с богами».
Лилли тоже говорила о белом холоде и рассказывала, какие жертвы приносит Крастер своим богам. Сэму тогда захотелось его убить, но он напомнил себе, что за Стеной законов нет, а Крастер – друг Дозора.
За домом раздался чей то хриплый крик, и Сэм пошел посмотреть. Ноги скользили по талой земле – Скорбный Эдд клялся, что это Крастерово дерьмо, но почва была плотнее дерьма и норовила стащить с Сэма сапоги.
За огородом и пустым овечьим загоном с десяток братьев упражнялись в стрельбе по мишени, сделанной из сена и соломы. Стройный белокурый стюард по прозвищу Милашка Доннел только что послал стрелу в яблочко с расстояния пятидесяти ярдов и сказал:
– Ну ка, старик, попробуй сделай лучше.
– Сейчас. – Ульмер, сутулый, седобородой, с обвисшей кожей, вышел на позицию и достал стрелу из колчана на поясе. В молодости он был разбойником из знаменитого Братства Королевского леса и уверял, что однажды прострелил руку Белому Быку из Королевской Гвардии и сорвал поцелуй у дорнийской принцессы. Он забрал у нее драгоценности и сундук с золотом, но больше всего хвастал этим поцелуем.
Гладко, как летний шелк, он наложил стрелу, прицелился и выстрелил. Его стрела вонзилась в древко стрелы Милашки Доннела.
– Ну как, парень, годится? – спросил Ульмер, отходя назад
– Ничего, – ворчливо признал Доннел. – Это тебе ветер помог – когда я стрелял, он дул сильнее.
– Вот и взял бы его в расчет. Глаз у тебя верный и рука твердая, но этого мало, чтобы побить стрелка из Королевского леса. Сам Дик Оперенный учил меня натягивать лук, а лучшего стрелка на свете еще не бывало. Я тебе про него рассказывал или нет?
– Раз триста. – В Черном Замке все слышали рассказы Ульмера о знаменитой разбойничьей шайке, о Саймоне Тойне, Улыбчивом Рыцаре, Освине Длинношеем, Трижды Повешенном, Венде Белой Лани, Дике Оперенном, Пузатом Бене и остальных. Доннел углядел застрявшего в грязи Сэма и крикнул: – Эй, Смертоносный, иди покажи, как ты убил Иного. – Он протянул Сэму свой длинный тисовый лук.
Сэм покраснел.
– Я это сделал не стрелой, – сказал он, – а кинжалом из драконова стекла... – Он знал, что случится, если он возьмет лук. Он промахнется, стрела уйдет поверх вала в лес, и над ним посмеются.
– Ничего, – сказал Алан из Росби, тоже хороший лучник. – Мы все хотим поглядеть, как Смертоносный стреляет, правда ведь, ребята?
Сэм не мог слышать их насмешек, видеть презрение в их глазах. Он повернул назад, но правая нога увязла в грязи, и сапог сполз с нее. Сэму пришлось вытаскивать его руками под их издевательский смех. Несмотря на несколько толстых носков, он промочил ногу насквозь. «Ни на что ты не годен, – с отчаянием подумал он, обратившись наконец в бегство. – Отец был прав. Тебе ли оставаться в живых, когда столько смелых мужчин погибло?»
Гренн присматривал за костровой ямой к северу от ворот и теперь, раздевшись до пояса, колол дрова. Он весь раскраснелся, и кожа блестела от пота. При виде ковыляющего к нему Сэма он ухмыльнулся.
– Иные забрали у тебя сапог, Смертоносный?
И он туда же!
– Я завяз в грязи. Пожалуйста, не называй меня так.
– Почему? – неподдельно удивился Гренн. – Это хорошее имя, и ты честно его заслужил.
Пип всегда говорил, что Гренн туп, как колода, и поэтому Сэм терпеливо объяснил ему:
– Это все равно что назвать меня трусом, только на другой лад. – Стоя на левой ноге, Сэм натянул залепленный грязью сапог. – Они смеются надо мной, как смеются над Бедвиком, называя его великаном.
– Но он не великан, а Паул никогда не был малышом, разве что в младенческие годы. А вот ты в самом деле убил Иного, и потому это не одно и то же.
– Да я же просто испугался, вот и все!
– Не больше, чем я. Это только Пип говорит, будто я чересчур тупой, чтобы бояться. Я могу струхнуть не хуже кого другого. – Гренн бросил в огонь наколотые поленья. – Я и Джона боялся, когда мне приходилось с ним драться. Он двигался очень быстро, и мне каждый раз казалось, что он меня убьет. – Сырые дрова шипели в огне, пуская густой дым. – Просто я никому не говорил про это. Мне иногда сдается, что все только притворяются храбрыми, а настоящих храбрецов вовсе нет. Может, только так и можно стать храбрым – если притворяешься, не знаю. Пусть тебя называют Смертоносным, какая разница?
– Тебе ведь не нравилось, когда сир Аллисер называл тебя Зубром.
– Потому что он говорил, что я большой и тупой. – Гренн поскреб бороду. – А вот Пип может так меня называть, и ты тоже, и Джон. Зубр – зверь могучий и свирепый, ничего обидного тут нет, а я правда большой и еще больше стану. Разве Сэм Смертоносный не лучше, чем сир Хрюшка?
– Почему я не могу быть просто Сэмвелом Тарли? – Сэм плюхнулся на мокрый чурбан, еще не расколотый Гренном. – Его убило драконово стекло, а не я.
Он рассказал им все и знал, что не все ему поверили. Нож показал ему свой кинжал и заявил: «У меня железо есть, на кой мне стекло?» Черный Бернарр и трое Гартов дали понять, что сомневаются во всей его истории, а Ролли из Систертона бухнул напрямик: «Может, в кустах зашуршало что то, ты и ткнул туда ножом, а там аккурат присел посрать Малыш Паул, вот ты эту сказку и выдумал».
Но Дайвин и Скорбный Эдд выслушали Сэма внимательно и велели им с Гренном рассказать все лорду командующему. Мормонт хмурился и задавал дотошные вопросы, но он был слишком предусмотрителен, чтобы отмахиваться даже от такого сомнительного преимущества. Он потребовал все драконово стекло, которое Сэм носил в своей котомке, как ни мало его там было. Каждый раз, когда Сэм вспоминал о кладе, который Джон раскопал под Кулаком, ему хотелось плакать. Там были ножевые лезвия, наконечники для копий и не меньше трехсот наконечников для стрел. Джон сделал кинжалы себе, Сэму и лорду Мормонту, а Сэму еще подарил наконечник копья, старый сломанный рог и несколько наконечников для стрел. Гренн тоже получил пригоршню стеклянных наконечников – но это и все.
Теперь у них остался только кинжал Мормонта и тот, который Сэм отдал Гренну. Есть еще девятнадцать стрел и длинное копье с черным наконечником. Копье передается из одного караула в другой, стрелы Мормонт раздал самым сильным лучникам. Гугнивый Билл, Гарт Серое Перо, Роннел Харкли, Милашка Доннел и Алан из Росби получили по три штуки, а Ульмер – четыре. Но даже если они будут бить точно в цель, им очень скоро придется перейти на огненные стрелы, как и всем остальным. На Кулаке братья выпустили сотни огненных стрел, но мертвецов так и не остановили.
Пологие земляные палисады Крастера – не преграда для упырей, преодолевших куда более крутые склоны Кулака. Притом вместо трехсот братьев, встречавших их сомкнутыми рядами, мертвецы найдут потрепанное воинство в числе сорока одного человека, из которых девять тяжело ранены и драться не могут. К дому Крастера их вышло сорок четыре из шестидесяти с лишним, пробившихся с Кулака. С тех пор трое умерли от ран, и Баннен скоро станет четвертым.
– Как по твоему, упыри ушли насовсем? – спросил Сэм у Гренна. – Почему они не приходят, чтобы прикончить нас?
– Они приходят только вместе с холодом.
– Да, вот только какая тут зависимость: холод приводит упырей или они его приносят?
– Какая разница? – Из под топора Гренна летели щепки. – Главное, что они приходят вместе. Слушай: может, теперь, когда мы узнали про драконово стекло, они совсем не придут? Может, они нас теперь боятся?
Сэму хотелось бы в это верить, но он предполагал, что мертвым страх столь же чужд, как боль, любовь или чувство долга. Он обхватил руками колени, потея в своей шерсти, мехах и вареной коже. Кинжал из драконова стекла заставил растаять то бледное существо в лесу, это верно... но Гренн говорит так, будто он и на мертвецов должен оказать такое же действие. А ведь мы не знаем, так ли это, думал Сэм. Мы ничего не знаем наверняка. Жаль, что Джона здесь нет. Сэм любил Гренна, но не мог с ним разговаривать так же, как с Джоном. Джон нипочем не стал бы называть его Смертоносным, и Сэм посоветовался бы с ним насчет ребенка Лилли. Но Джон уехал с Куореном Полуруким, и с тех пор о нем ничего не слышно. У него тоже есть кинжал из драконова стекла, но догадается ли Джон пустить его в ход? Быть может, он лежит мертвый и заледенелый в какой нибудь расщелине... или, того хуже, стал одним из ходячих мертвецов.
Почему боги берут к себе таких, как Джон и Баннен, а его, труса и недотепу, оставляют жить? Ему следовало умереть еще на Кулаке, где он трижды обмочился и к тому же потерял меч. Или в лесу – да он и умер бы, если б Малыш Паул не вызвался его нести. Ах, если бы все это было сном! Как было бы чудесно проснуться на Кулаке и увидеть, что все братья живы, а Джон и Призрак по прежнему с ним. Еще лучше, если бы он проснулся в Черном Замке и попал в трапезную отведать густой пшеничной каши Трехпалого Хобба, щедро сдобренной маслом и медом. При одной мысли об этом в пустом желудке Сэма заурчало.
– Сноу!
Сэм обернулся. Ворон лорда Мормонта кружил над костром, хлопая черными крыльями.
– Сноу, Сноу. Снег.
Там, где появлялся ворон, вскорости следовало ожидать и Мормонта. Лорд командующий выехал из леса в сопровождении старого Дайвина и похожего на лиса Роннела Харкли, занявшего место Торена Смолвуда. Часовые у ворот окликнули их, и Старый Медведь ворчливо отозвался:
– Ну и кто, по вашему, идет? Что у вас, Иные глаза вынули? – Он проехал между столбами ворот, на одном из которых торчал бараний череп, а на другом медвежий, остановил коня, поднял кулак и свистнул. Ворон резво полетел на его зов.
– Милорд, – сказал Роннел Харкли, – у нас всего двадцать две лошади, и едва ли половина из них доберется до Стены.
– Знаю, – буркнул Мормонт, – но уходить все равно надо – Крастер не оставляет сомнений на этот счет. – Он посмотрел на запад, где гряда темных туч закрыла солнце. – Боги дали нам передышку, только надолго ли? – Мормонт снова подбросил ворона в воздух, заметил Сэма и гаркнул: – Тарли!
– Я? – Сэм неуклюже поднялся на ноги.
– Я а! – Ворон сел на голову своему хозяину. – Я а!
– Тебя не Тарли зовут или у тебя тут брат имеется? Ясное дело, ты. Закрой рот и ступай со мной.
– С вами? – неожиданно тонким голосом повторил Сэм. Лорд командующий испепелил его взглядом.
– Ты брат Ночного Дозора. Постарайся не пачкать штаны всякий раз, как я к тебе обращаюсь. – Мормонт спешился и зашагал вперед, чмокая сапогами по грязи. Сэму стоило труда поспеть за ним. – Я все время думаю о твоем драконовом стекле.
– Оно не мое.
– Не твое, так Джона Сноу. Если нам нужны кинжалы из драконова стекла, почему их у нас только два? Ими следовало бы вооружать каждого человека на Стене в день, когда он приносит присягу.
– Но мы ведь не знали...
– Не знали, не знали! Когда то должны были знать. Ночной Дозор забыл о своем истинном назначении, Тарли. Никто не станет строить стену семисотфутовой вышины, чтобы помешать одетым в шкуры дикарям красть женщин. Стену поставили, чтобы оградить царство человека... и оградить его следовало не от людей, а одичалые, если разобраться, все таки люди. Слишком много лет прошло, Тарли, слишком много веков и тысячелетий. Мы забыли, кто наш истинный враг. И вот теперь он здесь, а мы не знаем, как с ним бороться. Это стекло в самом деле производят драконы, как верит простой народ?
– М мейстеры думают иначе. Они говорят, что оно происходит от подземного огня, и называют его обсидианом.
– По мне, пусть хоть лимонным пирогом назовут, – фыркнул Мормонт. – Если оно убивает, как ты говоришь, мне его нужно как можно больше.
– Джон нашел на Кулаке сотни наконечников для стрел и копий.
– Много нам от этого проку теперь. Чтобы вернуться на Кулак, нам требуется оружие, которого мы не получим, пока не вернемся на Кулак. А тут еще одичалые. Придется поискать драконово стекло где нибудь еще.
За последнее время случилось столько всего, что Сэм почти забыл об одичалых.
– Клинками из него пользовались Дети Леса. Они бы знали, где найти обсидиан.
– Детей Леса больше нет. Первые Люди перебили половину из них бронзовыми мечами, а андалы завершили дело железом. Почему стеклянный кинжал должен...
Старый Медведь прервал свою речь, увидев выходящего из дома Крастера. Одичалый улыбался во весь рот, показывая гнилые бурые зубы.
– У меня сын!
– Сын, – каркнул ворон. – Сын, сын.
– Рад за тебя, – бесстрастно молвил лорд командующий.
– Да ну? А я вот порадуюсь, когда ты со своими воронами уберешься отсюда. Давно пора.
– Как только наши раненые немного окрепнут...
– Лучше, чем теперь, им уже не станет, и мы оба это знаем, старая ворона. Умирающим надо перерезать глотки, и дело с концом. Если самому духу не хватает, оставь их мне, и я с ними разделаюсь.
– Торен Смолвуд говорил, что ты друг Дозора... – взъерепенился Мормонт.
– Так и есть. Я дал вам все, что мог дать, но грядет зима, а девчонка наградила меня еще одним ртом.
– Мы можем взять его с собой...
Крастер повернул голову, прищурился и плюнул под ноги Сэму.
– Что ты сказал, Смертоносный?
– Я... я хотел только... если для вас он лишний рот... и скоро зима... то мы могли бы взять его...
– Это мой сын. Моя кровь. Думаешь, я отдам его воронам?
– Я только хотел... – «Лилли говорила, что ты оставляешь своих сыновей в лесу – вот почему у тебя в доме одни только женщины да девочки».
– Довольно, Сэм, – произнес лорд командующий. – Ты и так уже наговорил лишнего. Ступай в дом.
– М милорд...
– Ступай, я сказал!
Сэм, весь красный, распахнул оленьи шкуры и снова оказался в полутьме.
– Ну что ты за дурак такой? – сердито сказал Мормонт, войдя вслед за ним. – Даже если Крастер отдал бы нам ребенка, тот не дожил бы до Стены. Новорожденный младенец нам нужен, как еще один снегопад. Может, в твоих жирных титьках есть молоко для него? Или ты и мать хочешь прихватить?
– Она согласна. Она сама просила меня...
– Я ничего не желаю больше слушать, Тарли. Сколько раз повторять, чтобы вы держались подальше от жен Крастера?
– Она его дочь, – попытался вывернуться Сэм.
– Иди позаботься о Баннене, пока я не рассердился окончательно.
– Да, милорд. – Сэм шмыгнул прочь, весь дрожа, но когда он подошел к Баннену, Великан уже прикрыл тому лицо меховым плащом.
– Он все говорил, что ему холодно – надеюсь, теперь он попал куда нибудь, где потеплее.
– С такой раной... – начал Сэм.
– Тоже мне рана. – Нож ткнул умершего ногой. – Одному мужику из моей деревни тоже отняли ногу, так он до пятидесяти лет дожил.
– Его убил холод, – сказал Сэм. – Он никак не мог согреться.
– Кормить его надо было как следует, вот что, – заявил Нож. – Этот ублюдок Крастер уморил его голодом.
Сэм беспокойно оглянулся. Хорошо, что Крастер еще не пришел со двора – ему очень не понравилось бы, что его назвали ублюдком, хотя разведчики говорят, что он и правда незаконнорожденный – мать прижила его от какого то вороны.
– Крастеру своих женщин кормить надо, – заметил Великан. – Он поделился с нами, чем мог.
– Как же, рассказывай. Не успеем мы уйти, он вскроет бочонок с медом и будет запивать им ветчину. Еще и посмеется, что мы бредем голодные по снегу. Одичалый скот, вот он кто, а никакой не друг Дозора. – Нож снова пнул мертвого Баннена. – Спроси вот его, если мне не веришь.
Баннена сожгли на закате, на том самом костре, который поддерживал Гренн. Тим Камень и Гарт из Старгорода вынесли голый труп, раскачали и бросили в огонь. Его одежду, оружие, доспехи и прочие пожитки братья поделили между собой. В Черном Замке братьев хоронят со всеми подобающими обрядами – но здесь не Черный Замок, и сожженный не вернется к ним упырем.
– Его звали Баннен, – произнес лорд командующий, когда пламя охватило покойника. – Он был храбрым человеком и хорошим разведчиком. Он пришел к нам... откуда он пришел?
– Откуда то из под Белой Гавани, – подсказал кто то.
– Он пришел к нам из Белой Гавани и всегда исполнял свой долг на совесть. Он соблюдал свои обеты, как мог, ездил далеко, сражался отважно. Таких, как он, у нас больше не будет.
– Теперь его дозор окончен, – хором пропели черные братья.
– Теперь его дозор окончен, – повторил Мормонт.
– Окончен, – подтвердил его ворон. – Окончен.
Дым щипал Сэму глаза, и его тошнило. На миг ему померещилось, будто Баннен сел в огне и сжал кулаки, как бы отталкивая пожирающее его пламя, но дымовая завеса тут же скрыла его. Хуже всего, однако, был запах. Простое зловоние Сэм бы еще выдержал, но от горячего брата так вкусно пахло жареной свининой, что рот невольно наполнялся слюной. Это было так ужасно, что, как только ворон крикнул «окончен», Сэм побежал за дом, и его вырвало.
Скорбный Эдд нашел его стоящим на коленях в грязи.
– Что, Сэм, червей копаешь или тебя стошнило?
– Стошнило, – слабо подтвердил Сэм, вытирая рот. – Этот запах...
– Да, не знал, что Баннен может так хорошо пахнуть, – уныло, как всегда, вымолвил Эдд. – Даже захотелось кусочек от него отрезать. Будь у нас яблочная подлива, я бы, может, и решился. По мне, свинина всего вкуснее с яблочной подливой. – Эдд развязал штаны и пустил желтую дымящуюся струю. – Ты смотри не умирай, Сэм, а то ведь я могу не устоять. Сала на тебе куда больше, чем на Баннене, а я всегда любил шкварки. – Он вздохнул. – Мы выступаем на рассвете, слыхал? Солнце будет или снег, все равно уйдем – так сказал Старый Медведь.
Снег? Сэм с тревогой посмотрел на небо.
– Выступаем? Все как есть?
– Ясное дело – кто верхом, а кто и пешком. Дайвин говорит, что нам бы надо научиться ездить на дохлых лошадях, как Иные. Одного корму сколько бы сберегли – много ли дохлой лошади надо? – Эдд отряхнулся и завязал тесемки. – Но мне это как то не по нутру. Как только они заставят работать дохлых лошадей, очередь будет за нами, и первым уж точно окажусь я. «Эдд, – скажут мне, – смерть больше не повод, чтобы лежать без дела – вставай ка, бери копье да выходи ночью в караул». Ну да ладно, не будем о мрачном. Может, мне повезет умереть до того, как они навострятся это делать.
Может быть, мы все умрем скорее, чем нам хотелось бы – подумал, тяжело поднимаясь, Сэм.
Крастер, узнав, что его непрошеные гости утром собираются уходить, сделался почти приветлив – насколько это было доступно его натуре.
– И давно пора – говорил же я, что вам тут не место. Однако напоследок я вам задам пир, как полагается. Только, чур, пополам. Мои жены поджарят вашу конину, а я выставлю пиво и хлеб. – Он расплылся в своей гнилозубой улыбке. – Ничего нет лучше пива с кониной. Если на лошадях нельзя больше ездить, надо их резать, и дело с концом.
Его жены и дочери, поставив скамейки и длинные столы, принялись стряпать и подавать – все, кроме Лилли. Сэм с трудом их различал. Постарше, помоложе и совсем девчонки, все они доводились Крастеру дочерьми и походили одна на другую. Работая, они тихо переговаривались между собой, но к мужчинам никогда не обращались.
Крастер в овчинной безрукавке занял единственный в доме стул. Его могучие руки поросли белым волосом, на одном запястье сверкал витой золотой браслет. Лорд Мормонт сидел на верхнем конце правой скамьи, дальше впритирку теснились братья. Дюжина человек несла караул снаружи, у ворот и костров.
Сэм сидел между Гренном и Сироткой Оссом. В животе у него урчало. С конины, которую жены Крастера поджаривали на вертелах над очагом в полу, капал жир, от запаха рот наполнялся слюной, и это напоминало Сэму о Баннене. Он очень проголодался, но знал, что его вырвет, если он проглотит хоть кусок. Куда это годится – есть бедных преданных коняг, которые носили их, пока могли? Но на лук, который разносили женщины, он набросился с жадностью. Один бок луковицы подгнил, но Сэм срезал его кинжалом, а остальное сжевал. Хлеба принесли только две ковриги. Ульмер попросил еще, но женщина в ответ потрясла головой. Тут то все и началось.
– Две ковриги? – вскричал Колченогий Карл. – Вот дуры бабы! Тащите еще!
Лорд Мормонт тяжело посмотрел на него.
– Ешь что дают и скажи спасибо. Может, тебе на снегу больше нравилось?
– Скоро я опять там окажусь. – Карла явно не страшил гнев Старого Медведя. – В кладовке у Крастера – вот где бы мне понравилось, милорд.
– Вы меня и так уже объели, вороны, – сузил глаза Крастер. – Мне женщин кормить надо.
Нож поделил кинжалом кусок мяса.
– Ты сам признаешься, что у тебя кое что припрятано – как бы вы иначе протянули зиму?
– Я человек набожный...
– Ты скупердяй и врун, – прервал его Карл.
– Окорока, – с благоговением произнес Гарт из Старгорода. – В прошлый наш приезд у него были свиньи. Бьюсь об заклад, что окорока у него где то поблизости, и сало тоже.
– И колбасы, – подхватил Нож. – Длинные такие, черные – они как камни, годами могут храниться. У него их штук сто висит в погребе.
– Овес, кукуруза, ячмень, – добавил Олло Косоручка.
– Зерно, – захлопал крыльями ворон Мормонта. – Зерно. Зерно.
– Хватит, – гаркнул, перекрывая его, лорд командующий. – Уймитесь, вы все, и не сходите с ума.
– Яблоки, – подал голос Гарт из Зеленополья. – Целые бочки сочных осенних яблок. Тут есть яблони, я видел.
– Сушеные ягоды, капуста, кедровые орехи.
– Зерно. Зерно. Зерно.
– Соленая баранина. Видали овечий загон? У него где то стоят бочки с солониной.
Крастер медленно закипал. Лорд Мормонт поднялся с места.
– Довольно. Не желаю больше слушать эту болтовню.
– Тогда залепи уши хлебом, старик. – Колченогий Карл тоже встал из за стола. – Или ты уже слопал свой ломоть?
Старый Медведь побагровел.
– Ты с кем разговариваешь? Сядь на место, ешь и молчи. Это приказ.
Настала полная тишина. Все застыли, глядя на лорда командующего и здоровенного разведчика, сверлящих друг друга глазами через стол. Сэм думал, что Карл сейчас дрогнет и подчинится приказу, но тут встал Крастер. В руке он держал черный стальной топор, подарок Мормонта.
– Нет, так не пойдет. Ни один человек, обозвавший меня скупердяем, не будет спать под моим кровом и есть за моим столом. Пошел вон, колченогий. И ты тоже, и ты, и ты. – Он ткнул топором в сторону Ножа и обоих Гартов. – Ступайте спать на холод с пустыми животами, не то...
– Ах ты ублюдок! – выругался кто то из Гартов.
– Кто посмел назвать меня ублюдком?! – взревел Крастер. Левой рукой он смел со стола посуду, правой вскинул вверх топор.
– Ублюдок и есть – это всем известно, – сказал Карл.
Крастер с быстротой, показавшейся Сэму невероятной, перескочил через стол. Одна из женщин взвизгнула, Гарт из Зеленополья и Сиротка Осс выхватили ножи, Карл попятился назад и споткнулся о раненого сира Биама, лежащего на полу. Крастер, изрыгая проклятия, бросился на него, но тут Нож сгреб одичалого за волосы, запрокинул ему голову и располосовал горло от уха до уха. Потом отшвырнул его от себя, и Крастер упал на сира Биама, оказавшись лицом к лицу с ним. Биам закричал, а Крастер, захлебываясь собственной кровью, выронил топор. Две его жены подняли вой, третья разразилась бранью, четвертая накинулась на Красавчика Доннела, норовя выцарапать ему глаза. Доннел отпихнул ее на пол. Лорд командующий, мрачный как туча, встал над телом Крастера.
– Боги проклянут нас за это, – вскричал он. – Нет преступления более тяжкого, чем убийство человека, оказавшего тебе гостеприимство. По всем законам мы...
– За Стеной законов нет, старик, – забыл? – Нож сгреб за руку одну из женщин и приставил окровавленный кинжал к ее горлу. – Показывай, где он прятал еду, не то и с тобой будет то же самое.
– Отпусти ее. – Мормонт шагнул к ним. – Это будет стоить тебе головы, ты...
Гарт из Зеленополья и Олло Косоручка, оба с ножами в руках, заступили ему дорогу.
– Придержи язык, – буркнул Олло, дернув старика назад, но Мормонт тоже схватился за кинжал. Олло хватило и одной руки: его нож вошел в живот Старого Медведя и вышел назад, окрашенный кровью.
Некоторое время спустя Сэм опомнился и обнаружил, что сидит на полу, держа на коленях голову Мормонта. Он не помнил, как здесь оказался, – он вообще плохо помнил то, что случилось, когда Старого Медведя пырнули ножом. Гарт из Зеленополья непонятно за что убил Гарта из Старгорода. Ролли из Систертона полез на полати позабавиться с женами Крастера, сверзился оттуда и сломал себе шею. Гренн...
Гренн кричал на Сэма и бил его по лицу, а потом ушел вместе с Великаном, Скорбным Эддом и еще несколькими братьями. Крастер так и лежал на сире Биаме, но раненый рыцарь не стонал больше. Четверо человек, сидя за столом, ели конину, Олло на том же столе совокуплялся с плачущей навзрыд женщиной.
– Тарли. – Пузырящаяся кровь выступила изо рта Старого Медведя и потекла по бороде. – Уходи, Тарли. Уходи.
– Куда, милорд? – с полным безразличием проронил Сэм. Он не боялся, и это было странное чувство. – Мне некуда идти.
– К Стене. Ступай к Стене. Сейчас же.
– Ступай. Ступай. – Ворон прошел по руке старика, стал ему на грудь и выдернул волос из его бороды.
– Ты должен. Должен рассказать им.
– О чем, милорд?
– Обо всем. Кулак. Одичалые. Драконово стекло. – Мормонт едва дышал и говорил с великим трудом. – Скажи моему сыну. Джораху. Пусть наденет черное. Мое желание. Предсмертное.
– Желание, – повторил ворон, блестя глазами, и потребовал: – Зерно.
– Нет зерна, – выговорил Мормонт. – Скажи Джораху – я его прощаю. Ступай.
– Это слишком далеко, милорд, мне не дойти. – Сэм очень устал. Ему хотелось одного: спать и никогда больше не просыпаться. Если он останется здесь, его желание сбудется достаточно скоро. Нож, Олло и Карл его не любят и уж наверняка прикончат. – Лучше я останусь тут, с вами. – Я больше не боюсь вас... ничего не боюсь.
– А зря, – произнес женский голос.
Над ними стояли три жены Крастера – две старухи, которых Сэм не знал, а между ними Лилли, вся закутанная и держащая на руках меховой сверток – должно быть, своего ребенка.
– Нам запрещено говорить с вами, – сказал им Сэм.
– Теперь уж можно, – сказала правая старуха.
– Самые черные из ворон теперь обжираются в погребе, – сказала левая, – или валяются на полатях с молодками. Тебе лучше уйти до того, как они вернутся. Ваши лошади разбежались, но Дия поймала двух.
– Вы обещали помочь мне, – напомнила Сэму Лилли.
– Я полагался на Джона, когда обещал это. Джон храбрый человек и хороший боец, но теперь он, наверно, умер. А я трусливый и толстый. Посмотрите, какой я толстый. Притом лорд Мормонт ранен, и я не могу оставить его.
– Дитя, – сказала одна из старух, – старый ворона ушел, не дождавшись тебя. Посмотри.
Мормонт смотрел на Сэма остановившимися глазами, и губы его больше не шевелились. Ворон наклонил голову набок и сказал, обращаясь к Сэму:
– Зерно!
– Нет у него зерна. – Сэм закрыл глаза Старому Медведю и попытался вспомнить какую нибудь молитву, но единственное, что пришло ему в голову, было: – Матерь, помилуй нас. Матерь, помилуй нас. Матерь, помилуй нас.
– Твоя мать тебе не поможет, и этот старик тоже, – сказала левая старуха. – Бери его меч, бери его большой теплый плащ, бери его коня, если найдешь, и уезжай.
– Эта девочка не лжет, – сказала старуха справа. – Она моя дочь, и я сызмальства отучила ее лгать. Ты обещал ей помочь. Делай, как Ферни говорит: бери девочку и уходи поскорей.
– Поскорей, – подтвердил ворон. – Поскорей.
– Но куда? Куда я должен ее отвезти?
– Куда нибудь, где тепло, – хором сказали обе старухи.
– Меня и малыша, – роняя слезы, сказала Лилли. – Пожалуйста. Я буду твоей женой, как была женой Крастера. Пожалуйста, сир ворона. Это мальчик, Нелла верно говорила. Если ты его не возьмешь, то заберут они.
– Они? – повторил Сэм, а ворон, кивая черной головой, ответил:
– Они. Они.
– Братья этого мальчика, – сказала старуха слева. – Сыновья Крастера. Идет белый холод, ворона, – я его костями чувствую, а эти старые кости не лгут. Сыновья скоро будут здесь.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:11 | Сообщение # 36 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Ее глаза успели привыкнуть к темноте, и когда Харвин сдернул капюшон у нее с головы, Арья заморгала от света, точно сова.
Посреди полого холма горел в огромной яме костер, и его языки, потрескивая, тянулись к закопченному потолку. В стенах из земли и камня торчали извилистые белые корни, похожие на тысячу змей. Между этими корнями стали появляться люди, вылезая из каких то трещин, расселин и черных пещер. По ту сторону костра корни образовали нечто вроде лестницы. Она вела к земляной впадине, где за побегами чардрева сидел какой то человек.
Лим снял колпак с головы Джендри, и тот спросил:
– Что это за место?
– Древнее место, глубокое и тайное. Убежище, куда ни волки, ни львы не пролезут.
Ни волки, ни львы. Арья вспомнила свой сон, в котором оторвала человеку руку, вспомнила вкус крови и вся покрылась мурашками.
Пещера, несмотря на большой костер, была еще больше – казалось, что у нее нет ни начала, ни конца. Дыры, в которых скрывались здешние жители, могли иметь глубину от двух футов до двух миль. Арья видела мужчин, женщин и детей, и все они смотрели на нее настороженно.
– Тут живет волшебник, белочка, – сказал Зеленая Борода, – уж он то ответит на все твои вопросы. – Он указал на Тома Семерку, который, стоя у огня, говорил с высоким худым человеком. Поверх своих выцветших розовых одежд незнакомец носил разрозненные части старых доспехов. Неужели это Торос из Мира? Арья помнила красного жреца толстым, с гладким лицом и блестящей лысой головой. У этого лицо обвисло и голова обросла седыми космами. Когда Том что то сказал ему, он взглянул на Арью, и Арье показалось, что он сейчас к ней подойдет. Но тут Безумный Охотник вытолкнул на свет своего пленника, и про нее с Джендри все забыли.
Охотник оказался коренастым человеком в залатанной кожаной одежде, с плешивой головой, слабым подбородком и сварливым нравом. Арья думала, что Лима и Зеленую Бороду разорвут на куски, когда они, столкнувшись с ним у вороньих клеток, заявили, что его пленника нужно отвезти к лорду молнии. Собаки метались вокруг них, лаяли и рычали, но Том успокоил их своей музыкой, Ромашка подоспела с полным передником бараньих костей, а Лим показал на Энга, который стоял в окне гостиницы с луком наготове. Охотник обозвал их всех холопами, но в конце концов согласился доставить схваченного им человека к лорду Берику на суд.
Ему связали руки веревкой, накинув петлю на шею, и натянули на голову мешок, но даже после этого чувствовалось, что он человек опасный. Арья ощущала это через всю пещеру. Торос, если это был Торос, вышел навстречу Охотнику с пленным и спросил:
– Как тебе удалось его взять?
– Собаки его учуяли. Он дрыхнул, пьяный, под ивой – хотите верьте, хотите нет.
– Выходит, его предали собственные родичи. – Торос сдернул мешок с головы пленника. – Добро пожаловать в наш скромный чертог, Пес. Он не столь роскошен, как тронный зал Роберта, зато общество здесь приличнее.
Рыжие блики пламени, падая на обожженное лицо Сандора Клигана, делали его еще страшнее, чем при свете дня. Он напряг свои связанные запястья, и с веревки полетели чешуйки засохшей крови.
– Я тебя знаю, – скривив рот, сказал Торосу Пес.
– Вернее, знавал. В турнирных схватках ты клял мой светящийся меч, а я трижды побеждал тебя им.
– Торос из Мира. Только прежде ты брил себе голову.
– Я брил ее в знак смирения, но в сердце своем был тщеславен. Кроме того, я потерял свою бритву в лесу. Я стал меньше, чем был, – жрец похлопал себя по животу, – и в то же время больше. Год в глуши – и я постройнел. Если б еще найти портного, который ушил бы мне кожу, я бы снова стал молодым, и красивые девушки осыпали бы меня поцелуями.
– Разве что слепые, жрец.
Разбойники захохотали, а Торос громче всех.
– Может быть – но я уже не тот ложный жрец, которого ты знал. Владыка Света пробудил в моем сердце давно дремавшие силы, и я вижу в пламени будущее.
– Пошел ты со своим пламенем. – Пес огляделся. – Странная у тебя компания для святого.
– Они мои братья, – просто сказал Торос.
Лим вышел вперед. Только у него и Зеленой Борды хватало роста, чтобы смотреть Псу прямо в глаза.
– Гавкай с разбором, собака. Твоя жизнь в наших руках.
– Тогда вытри дерьмо с пальцев, – засмеялся Пес. – И давно вы прячетесь в этой дыре?
При этом намеке на трусость Энги Лучник ощетинился.
– Спроси козла, как мы прячемся, Пес. Спроси своего брата. Спроси лорда пиявку. Мы пускали кровь им всем.
– Это вы то? Не смеши меня. Вы больше похожи на свинарей, чем на солдат.
– Среди нас в самом деле есть свинари, – сказал низкорослый человек, которого Арья не знала. – И дубильщики, и каменщики, и певцы. Только всем этим мы занимались, пока война не началась.
– Выступая из Королевской Гавани, мы были людьми Винтерфелла, людьми Дарри, людьми Черной Гавани, людьми Мэллори и людьми Уайлда. Мы были рыцарями, оруженосцами и латниками, лордами и простолюдинами, объединенными только одним – нашей целью. – Голос, говоривший это, принадлежал человеку, сидящему в нише между корнями чардрева. – Мы выступили в числе ста двадцати человек, чтобы покарать твоего брата именем короля. – Оратор начал спускаться по корням на пол пещеры. – Сто двадцать храбрых и честных людей, ведомых дураком в звездном плаще. – Из путаницы корней показалось пугало в рваном черном плаще, усеянном звездами, и панцире, помятом в сотне сражений. Густые золотисто рыжие волосы скрывали его лицо, но над левым ухом, где ему проломили голову, осталась плешь. – Мы потеряли более восьмидесяти человек из того нашего отряда, но другие подняли мечи, выпавшие из их рук. – Он спрыгнул на пол, и разбойники расступились перед ним. На месте одного его глаза зияла пустая бугристая глазница, шею окружала черная полоса. – С их помощью мы продолжаем сражаться за Роберта и государство.
– За Роберта? – опешил Сандор Клиган.
– Нас послал Нед Старк, – пояснил Джек Счастливчик. – В это время он сидел на Железном Троне, поэтому мы по настоящему не его люди, а люди Роберта.
– Роберт теперь – король червей. Вы поэтому, что ли, в землю зарылись?
– Король умер, – согласился похожий на пугало рыцарь, – но мы по прежнему его люди, хотя наше королевское знамя пропало у Скоморошьего брода, когда на нас накинулись мясники твоего брата. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Роберт убит, но его страна жива, и мы ее защищаем.
– Защищаем! – фыркнул Пес. – Можно подумать, что она твоя мать или любовница, Дондаррион.
Дондаррион? Берик Дондаррион был красавцем. Подружка Сансы Джейни влюбилась в него, но этого человека даже Джейни Пуль не сочла бы привлекательным. Арья присмотрелась повнимательнее и различила на растрескавшейся эмали его панциря остатки пурпурной молнии.
– Страна – это скалы, деревья и реки, – продолжал Пес. – Разве камни нуждаются в защите? Роберт уж точно так не думал. Он признавал только то, что годилось для драки, постели или выпивки, а на остальное плевал, и на вас бы тоже плюнул... бравые ребята.
По пещере прокатился негодующий гул. Лим обнажил свой длинный меч.
– Назовешь нас так еще раз – проглотишь свой язык.
Пес ответил ему презрительным взглядом.
– Хорош храбрец – грозит оружием связанному пленнику. Развяжи меня, тогда посмотрим, какой ты смелый. – Пес оглянулся на Безумного Охотника. – А ты? Или ты без собак ни на что не годен?
– Мне следовало оставить тебя в вороньей клетке. – Охотник вытащил нож. – И это еще не поздно сделать.
Пес засмеялся ему в лицо.
– Мы все здесь братья, – провозгласил Торос из Мира. – Братья по оружию, присягнувшие нашей стране, нашему богу и друг другу.
– Братство без знамен, – добавил, дернув струну, Том Семерка. – Рыцари полого холма.
– Рыцари? – насмешливо процедил Клиган. – Дондаррион, положим, в самом деле рыцарь, но остальные – просто сброд, разбойничья шайка. Куча дерьма, вот вы кто.
– Любой рыцарь может посвятить в рыцари другого, – возразил ему Берик Дондаррион, – и меч коснулся плеча каждого из тех, кого ты здесь видишь. Мы забытое братство.
– Дайте мне уйти, и я о вас тоже забуду, – пообещал Клиган. – Но если вы собрались меня убить, то не тяните. У меня забрали меч, коня и золото – берите вдобавок и жизнь... только избавь меня от своего праведного блеяния.
– Смерти тебе ждать недолго, пес, – заверил его Торос, – но это будет не убийство, а приговор суда.
– Да, – подхватил Безумный Охотник, – и эта участь будет милосерднее той, которой заслуживаешь ты и тебе подобные. Вы называете себя львами, а сами в Шеррере и у Скоморошьего брода насиловали девочек шести и семи лет и разрубали надвое грудных младенцев на глазах у матерей. Ни один лев не проявляет такой жестокости.
– Меня не было ни в Шеррере, ни у Скоморошьего брода. Ты складываешь своих убиенных младенцев не у той двери.
– Ты будешь отрицать, что дом Клиганов воздвигся на трупах детей? – спросил Торос. – Я видел, как принца Эйегона и принцессу Рейенис положили перед Железным Троном. Вам следовало бы взять эмблемой двух окровавленных младенцев вместо ваших гнусных собак.
– Ты принимаешь меня за моего брата? – Пес скривил рот. – Или называться Клиганом – уже преступление?
– Убийство – вот преступление.
– И кого же это я убил?
– Лорда Лотара Маллери и сира Глэддена Уайлда, – сказал Харвин.
– Моих братьев Листера и Леннокса, – сказал Джек Счастливчик.
– Дядюшку Бека и Мельникова сына Маджа из Доннелвуда, – сказала какая то старуха.
– Вдову Мерримен, которая так сладко любила, – сказал Зеленая Борода.
– Септонов в деревне Тихий Пруд.
– Сира Эндри Карлтона. Его оруженосца Люкаса Рута. Мужчин, женщин и детей в Филдстоне и на Моздановой Мельнице.
– Лорда и леди Деддинг.
– Элина из Винтерфелла, – продолжил счет Том, – Джона Стрелка, Маленького Мэтта и его сестру Рэнду, Энвила Рина, сира Ормонда, сира Дадли, Пата из Мори, Пата из Лэнсвуда, Старого Пата и Пата из Шермеровой Рощи. Слепого Уила Строгальщика, тетушку Мейри, Мейри Гулящую, Бекку Пекариху. Сира Реймена Дарри и лордов Дарри, старого и нового. Бастарда из Бракена, Уилла Оперенного, Харсли, тетушку Поллу...
– Хватит, – оборвал его Пес. – У меня уже в ушах звенит. Кто они такие?
– Люди, – сказал лорд Берик. – Люди, большие и малые, молодые и старые, хорошие и дурные, погибшие от мечей и копий Ланнистеров.
– Мой меч тут ни при чем, и тот, кто утверждает обратное, просто лжец.
– Ты служишь Ланнистерам, – заметил Торос.
– Служил раньше. Как сотни и тысячи других. Выходит, каждый из нас виновен в том, что совершили другие? Пожалуй, вы и в самом деле рыцари, – плюнул Клиган. – Лжете вы по рыцарски – может, и убиваете не хуже их.
Лим и Джек Счастливчик закричали на него, но Дондаррион остановил их.
– Что ты хочешь этим сказать, Клиган? Объясни.
– Рыцарь – это меч верхом на коне. Все прочее – обеты, помазание и поклонение прекрасным дамам – всего лишь ленточки, которые повязывают на этот меч. Может, эти ленточки делают меч красивее, но убивать они ему не мешают. Ладно, хрен с ними, с мечами и лентами. Я такой же, как вы. Вся разница в том, что я не вру по этому поводу. Убейте меня, но не обзывайте убийцей и не уверяйте друг дружку, что ваше собственное дерьмо не пахнет. Слышите?
Арья прошмыгнула мимо Зеленой Бороды и крикнула:
– Нет, ты убийца! Ты убил Мику – попробуй скажи, что не убивал!
Пес уставился на нее, не узнавая.
– А кто такой этот Мика, мальчуган?
– Я не мальчуган! А вот Мика был мальчик, сын мясника, и ты убил его. Джори сказал, что ты разрубил его пополам, а у него даже меча не было. – Арья чувствовала, что все эти люди, называющие себя рыцарями полого холма, смотрят теперь на нее.
– Кто это? – услышала она.
– Седьмое пекло, – медленно произнес Клиган. – Младшая сестра. Девчонка, которая закинула красивый меч Джоффа в реку. Тебе известно, что ты мертва? – со смехом спросил он.
– Это ты мертв, – бросила в ответ она.
Харвин взял ее за руку и оттащил назад, а лорд Берик сказал:
– Девочка обвиняет тебя в убийстве. Ты признаешь, что убил мальчика по имени Мика?
Пес пожал плечами.
– Я был телохранителем Джоффри, а этот мальчишка напал на наследного принца.
– Ложь! – крикнула Арья, вырвавшись от Харвина. – Это была я. Я ударила Джоффри и зашвырнула Львиный Коготь в реку. Мика просто убежал, как я ему велела.
– Ты видел, как мальчик напал на принца Джоффри? – спросил лорд Берик Клигана.
– Я слышал это от самого принца – не мог же я подвергать сомнению его слова. И ее родная сестра, – Клиган кивнул на Арью, – подтвердила это, когда ее поставили перед твоим драгоценным Робертом.
– Санса все наврала, – отрезала Арья, заново рассердившись на сестру. – Было совсем не так, как она сказала.
Торос отвел лорда Берика в сторону, и они стали вполголоса совещаться. Арья кипела от гнева, говоря себе: «Они должны его убить. Я сотни раз молилась о том, чтобы он умер».
Берик Дондаррион снова повернулся к Псу.
– Тебя обвиняют в убийстве, но никто здесь не знает, ложно это обвинение или истинно, поэтому не нам быть твоими судьями. Только Владыка Света может рассудить тебя. Я выношу тебе приговор: испытание боем.
Пес нахмурился, как бы не веря своим ушам.
– Ты дурак или сумасшедший?
– Ни то, ни другое. Я справедливый лорд. Докажи свою невиновность мечом, и будешь свободен.
– Нет, – крикнула Арья, прежде чем Харвин успел зажать ей рот. Нельзя его отпускать! С мечом против Пса никто не устоит, это все знают. Он посмеется над ними, вот и все.
Пес в самом деле рассмеялся, хрипло и презрительно, вызвав эхо в стенах пещеры.
– И кто же это будет? Храбрец в плаще цвета конской мочи? Или ты, Охотник? Ты ведь бьешь своих собак – попробуй побить меня. Ты, тирошиец с зеленой бородищей, тоже здоров – давай выходи? А может, вы девчушку выставите на поединок? Ну же! Кто хочет умереть?
– Ты будешь сражаться со мной, – сказал Берик Дондаррион.
Арья вспомнила все истории, которые слышала о нем, и подумала вопреки всякой надежде: его нельзя убить, он заговорен. Безумный Охотник разрезал веревку на руках Клигана.
– Мне понадобится меч и доспехи. – Пес потер изодранные в кровь запястья.
– Ты получишь меч, – сказал лорд Берик, – но доспехами тебе должна послужить твоя невиновность.
– Моя невиновность против твоего панциря – так, что ли? – скривил рот Клиган.
– Нед, помоги мне снять панцирь.
Арья вздрогнула, услышав имя своего отца, но этот Нед оказался всего лишь мальчиком, светловолосым оруженосцем лет десяти–двенадцати. Он принялся быстро расстегивать помятый панцирь лорда молнии. Стеганая подкладка, сопревшая от пота, отошла вместе с металлом, и Джендри ахнул:
– Матерь, помилуй нас.
Ребра лорда Берика торчали под кожей. Прямо над левым соском виднелась рубчатая впадина, а когда он повернулся, чтобы взять меч и щит, Арья увидела такой же шрам у него на спине. Его проткнули копьем! Пес это тоже видит – испугался он или нет? Арье хотелось, чтобы Псу стало страшно перед смертью, так же страшно, как было Мике.
Нед подал лорду Берику пояс с мечом и длинный черный камзол, который предназначался для носки поверх доспехов и свободно болтался на теле – зато на нем четко виднелась пурпурная молния Дондаррионов. Лорд достал меч из ножен и вернул пояс оруженосцу.
Торос протянул Клигану его пояс, размышляя вслух:
– Разве пес знает, что такое честь? Вдруг тебе вздумается пробиться на свободу силой или захватить ребенка в заложники? Энги, Деннет, Кайл, стреляйте в него при любом неверном движении. – Трое стрелков наставили луки, и только тогда Торос отдал Клигану оружие.
Пес выхватил меч и отшвырнул ножны. Безумный Охотник отдал ему его дубовый шит с железными заклепками и тремя черными собаками Клиганов на желтом поле. Щит, который подал лорду Берику Нед, был до того изрублен, что молния и россыпь звезд на нем почти перестали быть видны.
Пес сделал шаг к своему противнику, но Торос остановил его.
– Сначала помолимся. – Жрец обратился лицом к огню и вздел руки. – Владыка Света, взгляни на нас.
Рыцари полого холма подхватили хором:
– Владыка Света, защити нас.
– Владыка Света, сохрани нас во тьме.
– Владыка Света, обрати к нам свой лучезарный лик.
– Пролей на нас свет свой, Рглор, – продолжал жрец. – Покажи нам, правду говорит этот человек или лжет. Покарай его, если он виновен, и дай силу его мечу, если он прав. Владыка Света, даруй нам мудрость.
– Ибо ночь темна, – возгласили хором остальные, в том числе Харвин и Энги, – и полна ужасов.
– В этой пещере тоже темно, – сказал Пес, – но ужас здесь один: я. Надеюсь, твой бог милостив, Дондаррион, – ведь ты скоро с ним встретишься.
Лорд Берик, не ответив ему, медленно провел лезвием меча по левой ладони. Темная кровь, хлынув из разреза, омыла клинок – и меч загорелся.
Джендри стал шептать молитву.
– Сгори ты в седьмом пекле вместе со своим Торосом, – выругался Пес. – Когда я с ним разделаюсь, ты будешь следующим, жрец.
– Каждое слово, которое ты произносишь, обличает твою вину, – сказал Торос, а Лим, Зеленая Борода и Джек Счастливчик разразились бранью и угрозами. Сам лорд Берик ждал молча, спокойный, как вода, со щитом в левой руке и пылающим мечом в правой. «Убей его, –твердила про себя Арья, – прошу тебя, ты должен его убить». Лицо лорда, освещенное снизу, казалось маской, пустая глазница – красной воспаленной раной. Клинок пылал от острия до рукояти, но Дондаррион, видимо, не чувствовал жара – он стоял неподвижно, словно изваянный из камня.
Но когда Пес напал на него, он ожил.
Пылающий меч заступил путь холодному. Пламя струилось с него, как ленты, о которых говорил Пес. Сталь зазвенела о сталь. Как только противник отразил первый удар, Клиган тут же нанес следующий, но на этот раз лорд Берик подставил ему щит, от которого полетели щепки. Клиган рубил сверху и снизу, справа и слева – Дондаррион отражал. Вокруг горящего меча вились красные и желтые змеи. От каждого взмаха они расходились все дальше и разгорались все ярче, и наконец стало казаться, будто лорд молния стоит в огненной клетке.
– Это дикий огонь? – спросила Арья у Джендри.
– Нет. Это другое. Это...
– ...волшебство? – договорила она. Пес теперь пятился, а лорд Берик наступал, наполняя воздух огненными струями. От удара, пришедшегося по щиту, нарисованная собака лишилась головы. Лорд молния подставил свой щит под ответный удар и снова атаковал. Разбойничье братство вопило, подбадривая своего вожака.
– Он твой! – слышала Арья. – Бей его! Бей! – Пес отвел удар, метивший ему в голову, гримасничая от бьющего в лицо жара. Он продолжал отступать, а лорд Берик теснил его, не давая роздыху. Мечи сходились, расходились и снова сходились, от щита с молнией летели щепки, собачьего щита уже трижды коснулось пламя. Пес отступал вправо, но Дондаррион преградил ему путь, загоняя его прямо к костровой яме. Клиган пятился, пока не почувствовал жар за спиной – тогда он оглянулся через плечо, и это едва не стоило ему головы.
Сандор Клиган снова ринулся вперед, и Арья увидела белки его глаз. Три шага вперед, два назад, шаг влево, куда не пускал его лорд Берик, два вперед, один назад, клинг кланг. Дубовые щиты принимали на себя удар за ударом. Прямые темные волосы Пса прилипли ко лбу. Винный пот, подумала Арья, вспомнив, что его взяли пьяным. Ей казалось, что у него в глазах зарождается страх. Ему конец, ликующе думала она, глядя, как рубит огненный меч лорда Берика. Одним свирепым рывком лорд молния лишил Пса всего отвоеванного пространства и загнал его на самый край огненной ямы. Так и есть. Так и есть. Сейчас он умрет. Арья привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть.
– Ах ты ублюдок! – завопил Пес, чувствуя, как огонь сзади лижет ему ноги. Он кинулся в атаку, бешено размахивая мечом, пытаясь сокрушить более мелкого противника грубой силой, норовя сломать ему меч, раздробить щит или руку. Но пламя Дондаррионова меча ударило ему в глаза. Пес отпрянул, оступился и упал на одно колено. Меч лорда Берика со свистом обрушился вниз, рассеивая огненных змей. Задыхающийся Клиган едва успел прикрыться шитом, и по пещере пронесся треск расколотого дуба.
– У него щит загорелся, – тихо выговорил Джендри, но Арья уже сама это заметила. Пламя распространялось по облупленной желтой краске, поглощая трех черных собак.
Клиган кое как поднялся и ринулся в контратаку. Он, казалось, не сразу понял, что пламя, ревущее у самого его лица, – это его собственный щит. Сообразив, в чем дело, он закричал и стал яростно рубить горящий дуб, довершая его уничтожение. Один кусок щита отвалился, продолжая гореть, другой упорно держался на руке, и все усилия Пса только раздували пламя. Огонь охватил рукав, а затем и левую руку.
– Прикончи его! – заорал Зеленая Борода, а другие голоса загремели: – Виновен!
– Виновен! – кричала со всеми Арья. – Виновен, убей его, он виновен!
Лорд Берик гладко, как летний шелк, приблизился, чтобы добить своего противника. Пес, испустив хриплый вопль, поднял меч обеими руками и обрушил вниз изо всех своих сил. Лорд Берик легко отразил удар...
– Нееееееет! – закричала Арья.
...но его пылающий меч переломился надвое, и холодная сталь Пса рассекла его плоть между плечом и шеей, до самой грудины. Кровь хлынула горячей черной струей.
Охваченный огнем Сандор Клиган отшатнулся назад, сорвал и отшвырнул остаток щита и стал кататься по земле, гася горящую руку.
Лорд Берик медленно согнул колени, словно для молитвы, но из его рта вышла только кровь. С застрявшим в теле мечом Пса он ничком рухнул на пол, и земля впитала в себя его кровь. В полом холме настала тишина – только огонь потрескивал да Пес скулил, пытаясь подняться. Арья не могла думать ни о чем, кроме Мики и всех своих дурацких молитвах за погибель Пса. Если боги есть, почему лорд Берик не победил? Она то знала, что Пес виновен.
– Прошу вас, – хрипел Пес, прижимая к груди свою руку. – Я обжегся. Помогите мне кто нибудь. – Он плакал. – Помогите. Прошу.
Арья смотрела на него с изумлением. Плачет, как дитя малое!
– Мелли, займись его ожогами, – сказал Торос. – Лим, Джек, помогите мне с лордом Бериком. И ты тоже, Нед. – Красный жрец вытащил меч Клигана из тела своего лорда и воткнул его в пропитанную кровью землю. Лим сильными руками подхватил Дондарриона под мышками, Джек Счастливчик взял его за ноги. Они обошли со своей ношей вокруг костра и скрылись в одном из темных ходов. Торос с Недом шли за ними.
Безумный Охотник плюнул.
– Увезти бы его назад в Каменную Септу да посадить в воронью клетку, вот что.
– Правильно, – сказала Арья – Он убил Мику. Убил.
– Какая злая белочка, – пробормотал Зеленая Борода.
– Рглор оправдал его, – вздохнул Харвин.
– Кто он такой, этот Рглор?
– Владыка Света. Торос учил нас...
Арья не желала знать, чему учил их Торос. Она выхватила из ножен кинжал Зеленой Бороды и убежала, прежде чем он успел ее поймать. Джендри тоже попытался схватить ее, да где ему.
Том Семерка с какой то женщиной поднимали Пса на ноги. Увидев его руку Арья остолбенела. Там, где пришлась лямка от щита, осталась полоска кожи, но выше и ниже ее, от локтя до запястья, виднелось голое, кровоточащее мясо. Пес, встретившись глазами с Арьей, скривил рот.
– Ты так хочешь моей смерти? Что ж, волчонок, давай. Пырни меня ножом – это чище, чем огонь. – Клиган уже было встал, но от его обожженной руки отвалился кусок мяса, и колени под ним опять подогнулись. Том удержал его, подхватив под здоровую руку.
Ох, какая у него рука – и какое лицо. Но ведь это Пес – он заслуживает того, чтобы сгореть в аду. Кинжал казался Арье очень тяжелым, и она сжала его покрепче.
– Ты убил Мику, – повторила она. – Скажи им. Скажи, что ты это сделал.
– Сделал, сделал. – Теперь у него скривилось все лицо. – Я догнал его на коне, разрубил пополам и еще посмеялся. Я видел, как твою сестру избили в кровь, видел, как твоему отцу отрубили голову.
Лим вывернул ей руку и отнял кинжал. Арья лягнула его, но без всякой пользы.
– Отправляйся в ад, Пес, – в бессильной ярости завизжала она. – Отправляйся в ад!
– Он уже побывал там, – сказал кто то тихо, почти шепотом.
Арья оглянулась. Позади стоял лорд Берик Дондаррион, держась окровавленной рукой за плечо Тороса.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:15 | Сообщение # 37 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
КЕЙТИЛИН
Пусть короли зимы покоятся в своей холодной подземной крипте – Талли черпают силы из реки и в реку возвращаются, когда истекает их жизненный срок.
Лорда Хостера, одетого в серебристые доспехи, уложили в узкий челн. Он лежал на плаще, где голубое сочеталось с красным, и те же цвета повторял его камзол. У его головы стоял высокий шлем, который венчала форель с чешуей из серебра и бронзы. На грудь ему положили раскрашенный деревянный меч и сомкнули его пальцы вокруг рукояти. В кольчужных перчатках его истаявшие руки казались по прежнему сильными. Массивный, дубовый с железом щит поместили слева, охотничий рог – справа. Оставшееся свободным пространство лодки наполнили стружкой, щепой и клочками пергамента, а дно загрузили камнями. На носу развевалось знамя – скачущая форель Риверрана.
Погребальный челн спускали на воду семь человек, представляющие семь ликов бога. Первым был Робб, сюзерен лорда Хостера. Ему помогали лорд Бракен, лорд Блэквуд, лорды Венс и Маллистер, сир Марк Пайпер... и хромой Лотар Фрей, приехавший из Близнецов с ответом, которого они давно ожидали. Его эскорт из сорока латников возглавлял Уолдер Риверс, старший из бастардов лорда Уолдера, суровый, седовласый, прославленный воин. Их прибытие через несколько часов после кончины лорда Хостера привело Эдмара в ярость.
– Уолдер Фрей заслуживает четвертования! – кричал он. – Он шлет нам калеку и бастарда – по твоему, это не оскорбление?
– Не сомневаюсь, что лорд Уолдер выбрал их своими посланниками не без задней мысли, – согласилась Кейтилин. – С его стороны это месть – мелочная и злобная, но не забывай, с кем мы имеем дело. Отец, бывало, называл его «покойный лорд Фрей». Он зол, завистлив и прежде всего горд.
К счастью, сын ее проявил больше здравого смысла, чем брат. Робб принял Фреев со всевозможной учтивостью, предоставил помещение их латникам и попросил сира Десмонда Грелла уступить свое место Лотару, оказав последнему честь проводить лорда Хостера в последний путь. Жизнь сделала мальчика мудрым не по годам. Пусть дом Фреев расторг союз с Королем Севера, лорд переправы по прежнему оставался самым могущественным знаменосцем Риверрана, и Лотар представлял здесь его особу.
Когда семеро носильщиков спустились на нижние, затопленные ступени речной лестницы, решетку подняли. Лотар Фрей, тучный и мягкотелый, тяжело дышал. Ясон Маллистер и Титос Блэквуд, державшие нос, стояли по грудь в воде, направляя челн.
Кейтилин стояла на крепостной стене, как стояла и ждала столько раз до этого дня. Внизу быстрая Камнегонка вонзалась копьем в бок широкого Красного Зубца, и ее голубовато белые воды вливались в красное илистое русло большой реки. Над водой висел утренний туман, тонкий, как паутинка, нестойкий, как память.
«Бран и Рикон ждут его, – печально думала Кейтилин, – как когда то ждала я».
Узкий челн прошел через красный каменный проем Водных ворот. Камнегонка подхватила его и понесла к месту слияния. Когда лодка вышла из под прикрытия замковых стен, ее парус надулся, и отцовский шлем блеснул на солнце. Лорд Хостер Талли правил верно, плывя навстречу восходящему солнцу.
– Пора, – сказал дядя, и Эдмар – теперь он лорд Эдмар, и к этому еще предстоит привыкнуть – поднял свой лук. Его оруженосец поднес к стреле головню. Эдмар дождался, когда огонь займется, натянул тетиву и выстрелил. Стрела с легким гулом отправилась в полет. Кейтилин сопровождала ее взором и сердцем, но она упала в воду, далеко за кормой челна.
Эдмар тихо выругался.
– Это из за ветра, – сказал он. – Еще раз. – Головня коснулась обмотанного промасленной ветошью наконечника, и Эдмар выстрелил снова. Стрела полетела далеко – слишком далеко – и ушла в реку в дюжине ярдов перед челном. Шея Эдмара стала красной под цвет бороды. – Еще, – скомандовал он, доставая из колчана третью стрелу. Он натянут, как его тетива, подумала Кейтилин.
Сир Бринден, должно быть, тоже заметил это и предложил:
– Позвольте мне, милорд.
– Я сам. – Стрела занялась, Эдмар перевел дух и долго ждал с оттянутой тетивой. Стрела круто пошла вверх, потом стала падать... и разминулась с надутым парусом.
Эдмар промахнулся не более чем на ладонь, но все же промахнулся.
– Провались ты к Иным! – выругался Эдмар. Лодка, окутанная туманом, почти ушла за пределы выстрела. Эдмар молча сунул лук дяде.
– Быстрее. – Сир Бринден наложил стрелу, дождался огня и почти в тот же миг выстрелил... Кейтилин показалось, что стрела не успела загореться, но тут же увидела в воздухе ее бледно оранжевый вымпел. Лодка скрылась в тумане, и стрела тоже исчезла в нем... но через мгновение ока там, как нежданно сбывшаяся надежда, расцвел красный цветок. Туман стал розовым и оранжевым, и в нем мелькнул контур охваченной пламенем лодки.
Жди меня, кошечка, шепнул Кейтилин отцовский голос.
Она наугад протянула руку, ища брата, но Эдмар уже отошел и стоял один в самом высоком месте укреплений. Дядя Бринден взял Кейтилин за руку вместо него, переплел свои сильные пальцы с ее. Они вместе смотрели, как уходит вдаль огонь на реке.
И вот он исчез... челн уплыл еще дальше по течению или затонул. Тяжесть доспехов увлечет лорда Хостера на дно, в мягкий ил, и он навеки поселится в речных чертогах, где обитают все прежние Талли и несут службу рыбьи косяки.
Как только лодка пропала из виду, Эдмар сошел со стены. Кейтилин хотелось обнять его и посидеть с ним, разделяя их общее горе, сколько бы ни понадобилось – час, ночь или месяц. Но нет, не бывать этому. Он теперь лорд Риверрана, и его вассалы только и ждут, чтобы выразить ему свои соболезнования и заверить его в своей преданности. Они заставят его забыть о сестре с ее горем.
– Промах – не позор, – тихо сказал дядя. – Надо сказать об этом Эдмару. В тот день, когда наш лорд отец уплыл вниз по реке, Хостер тоже промахнулся.
– Только первый раз. – Кейтилин была слишком мала, чтобы помнить об этом, но лорд Хостер часто рассказывал ей эту историю. – Вторая стрела попала в парус. – Она вздохнула. Эдмар не так силен, как кажется. Смерть стала для отца счастливым избавлением, но Эдмар принял ее тяжело.
Прошлой ночью, подвыпив, он не выдержал и разрыдался, сожалея о том, чего не сделал и не сказал. Не нужно ему было уезжать и сражаться на бродах, со слезами говорил он сестре, – ему следовало остаться с отцом.
– Я должен был сидеть при нем неотлучно, как ты сидела. Он говорил обо мне перед концом? Скажи правду, Кет. Он спрашивал про меня?
Последним словом лорда Хостера было «Ромашка», но у Кейтилин недостало духу сказать об этом брату.
– Он прошептал твое имя, – солгала она, а брат благодарно кивнул и поцеловал ей руку. Если бы ночью он не пытался утопить свое горе и вину в кубке, утром его рука была бы тверже – но Кейтилин и этого не посмела бы сказать вслух.
Черная Рыба проводил ее вниз, где стоял Робб со своими знаменосцами и молодой королевой. Увидев мать, он молча обнял ее.
– Благородством своего облика лорд Хостер не уступал королю, – тихо промолвила Жиенна. – Мне жаль, что я не успела узнать его поближе.
– Я сожалею о том же, – сказал Рооб.
– Он сказал бы то же самое, но Риверран отделяет от Винтерфелла слишком много лиг. – А между Риверраном и Орлиным Гнездом, как видно, слишком много рек, гор и армий. Лиза так и не ответила на ее письмо.
И Королевская Гавань тоже молчит. Теперь уже можно надеяться, что Бриенна и сир Клеос тоже добрались до города со своим пленником. Быть может, Бриенна уже едет обратно вместе с девочками? Сир Клеос клялся, что заставит Беса послать ей ворона, когда обмен состоится. Но вороны не всегда долетают до цели. Какой нибудь лучник мог сбить птицу стрелой и зажарить себе на ужин. Быть может, письмо, которое успокоило бы ее сердце, лежит в пепле костра рядом с кучкой вороньих костей.
Многие желали выразить Роббу свои соболезнования, и Кейтилин терпеливо ждала, пока он разговаривал с лордом Ясоном Маллистером, Большим Джоном и сиром Рольфом Спайсером. Затем приблизился Лотар Фрей, и Кейтилин дернула сына за рукав, чтобы привлечь его внимание.
– Ваше величество. – Лотар, лет тридцати пяти, был грузен, с близко посаженными глазами, острой бородкой и темными вьющимися волосами до плеч. Из за ноги, вывихнутой при рождении, ему дали прозвище Лотар Хромой. Последний десяток лет он служил своему отцу как стюард. – Нам не хотелось бы нарушать ваш траур, но, быть может, вы уделите нам немного времени вечером?
– Охотно, – ответил Робб. – В мои намерения никогда не входило сеять вражду между нами.
– Как и в мои – стать невольной ее причиной, – сказала королева Жиенна.
– Я понимаю, – улыбнулся Лотар, – и мой лорд отец тоже понимает. Он поручил мне сказать, что тоже когда то был молод и помнит, как побеждает сердца красота.
Кейтилин очень сомневалась, что лорд Уолдер сказал нечто подобное или что красота когда нибудь завоевывала его сердце. Лорд переправы пережил семь жен и был женат на восьмой, но все они только грели ему постель и служили племенными кобылами. Но это было красиво сказано, и Кейтилин нечего было возразить против такого комплимента, как и Роббу.
– Ваш батюшка очень любезен, – сказал король. – С нетерпением жду нашей вечерней беседы.
Лотар поцеловал королеве руку и откланялся. Вокруг к этому времени собралась еще дюжина человек. Робб каждого из них одарил улыбкой или благодарственным словом, и лишь отпустив всех, снова повернулся к Кейтилин.
– Нам нужно поговорить. Не угодно ли прогуляться со мной?
– Как прикажет ваше величество.
– Это не приказ, матушка.
– Что ж, с удовольствием. – Сын после своего возвращения в Риверран был неизменно добр к ней, но почти не искал ее общества. Кейтилин не упрекала его за то, что он охотнее проводит время со своей молодой королевой. Жиенна побуждала его улыбаться, а она ничего не могла предложить ему, кроме своего горя. Братья жены тоже, видимо, нравились Роббу – Роллам, его оруженосец, и сир Рейнольд, носивший его знамя. Они заменяют ему тех, кого он потерял, поняла Кейтилин, наблюдая за ними. Роллам занял место Брана, а Рейнальд для Робба отчасти Теон, отчасти Джон Сноу. Только с Вестерлингами Робб способен смеяться как прежде, когда был мальчиком. Для других он Король Севера, и голова его клонится под тяжестью короны, даже когда ее на нем нет.
Робб нежно поцеловал жену, пообещав скоро зайти в ее покои, и направился со своей леди матерью к богороще.
– Лотар как будто приветлив, это хороший знак. Фреи нужны нам.
– Но это еще не значит, что они будут нашими.
Робб кивнул. Он держался так угрюмо и так сутулился, что у Кейтилин сжалось сердце. Корона гнетет его. Он очень хочет быть хорошим королем, смелым, благородным и умным, но мальчику это не по силам. Робб делает все, что может, но удары продолжают сыпаться на него один за другим. Когда ему принесли весть о битве при Синем Доле, где лорд Рендилл Тарли разбил Роберта Гловера и сира Хелмана Толхарта, Робб не пришел в ярость, как можно было ожидать, а только уставился перед собой с тупым выражением и сказал: «Синий Дол – ведь это на Узком море? Зачем им понадобилось идти на Синий Дол? Я лишился трети своей пехоты из за какого то Синего Дола!»
– Мой замок в руках у Железных Людей, а теперь Ланнистеры взяли в плен моего брата, – с отчаянием сказал Галбарт Гловер. Роберт Гловер пережил битву, но был захвачен близ Королевского тракта.
– Это ненадолго, – заверил его Робб. – Я предложу им обменять его на Мартина Ланнистера, и лорду Тайвину ради брата придется дать согласие. – Мартин был сыном сира Кивана и близнецом Виллема, убитого лордом Карстарком. После этого убийства Робб все еще не оправился. Он приставил к Мартину тройную стражу, но не переставал опасаться за его жизнь.
– Надо было мне обменять Цареубийцу на Сансу, как только ты это предложила, – сказал Робб матери, когда они вошли в галерею. – Я мог бы выдать ее за Рыцаря Цветов, и тогда Тиреллы примкнули бы к нам, а не к Джоффри. Напрасно я об этом не подумал.
– Ты думал о своих битвах, и это понятно. Даже король не может думать обо всем сразу.
– Битвы, – проворчал Робб, входя в богорощу. – Я выиграл их все, но при этом почему то проигрываю войну. – Он поднял глаза, как будто ожидая найти ответ на небе. – Винтерфелл и Ров Кейлин захвачены Железными Людьми. Отец, Бран и Рикон мертвы, Арья, возможно, тоже. А теперь и твой отец умер.
Кейтилин слишком хорошо изведала вкус отчаяния и не могла позволить, чтобы и Робб предавался этому чувству.
– Отец давно уже находился при смерти, и ты здесь изменить ничего не мог. У тебя были ошибки, Робб, но какой король не совершал их? Нед гордился бы тобой.
– Матушка, я должен сказать тебе кое что.
Ее сердце на миг остановилось. Ему очень не хочется говорить мне это. Он боится это сказать. Кейтилин сразу подумала о Бриенне.
– Это касается Цареубийцы?
– Нет, Сансы.
Значит, она мертва. Бриенна не выполнила поручения, Джейме погиб, и Серсея в отместку убила мою девочку. Кейтилин не сразу обрела дар речи.
– Ее... больше нет, Робб?
– Нет! Ты думаешь, она умерла? Нет нет, матушка, она жива, только... ночью прилетела птица, но я не хотел тебе говорить, пока ты не проводишь своего отца. – Робб взял мать за руку. – Они выдали ее за Тириона Ланнистера.
Кейтилин сжала его пальцы.
– Бес.
– Да.
– Он дал клятву обменять ее на своего брата, – непослушными губами выговорила она. – Их обеих – Сансу и Арью. Он поклялся перед всем двором отдать их, если мы вернем его драгоценного Джейме. Как же он мог жениться на ней, дав такое слово перед богами и людьми?
– Он брат Цареубийцы. Клятвопреступление у них в крови. – Робб опустил руку на эфес меча. – Если бы я мог, я бы снес его мерзкую голову, и Санса стала бы вдовой. Иного выхода я не вижу. Они заставили ее произнести обеты перед септоном и надели на нее красный плащ.
Кейтилин хорошо помнила уродца карлика, которого захватила в гостинице на перекрестке дорог и увезла в Орлиное Гнездо.
– Напрасно я не дала Лизе выбросить его через Лунную Дверь. Бедняжка моя Санса... почему ее постигла такая участь?
– Из за Винтерфелла, – тут же ответил Робб. – Со смертью Брана и Рикона Санса стала моей наследницей. Если со мной что то случится...
Кейтилин уцепилась за его руку.
– С тобой ничего не случится. Ничего. Я этого не вынесу. У меня отняли Неда и твоих милых братьев, Санса замужем, Арья пропала, отец умер... если еще и ты меня покинешь, я сойду с ума. Ты – все, что у меня осталось. У меня и у Севера.
– Я пока еще жив, матушка.
Но Кейтилин уже овладел страх.
– Нет нужды вести войны до последней капли крови. – Она сама поражалась отчаянию, которое звучало в ее голосе. – Ты был бы не первым королем, преклонившим колено, и даже не первым Старком.
Робб стиснул рот.
– Ни за что.
– В этом нет ничего позорного. Бейлон Грейджой склонил колено перед Робертом, когда его мятеж был подавлен, а Торрхен Старк предпочел склониться перед Эйегоном Завоевателем, чтобы не послать свое войско в огонь.
– Эйегон не убивал отца короля Торрхена. – Робб отнял руку у матери. – Я сказал: этому не бывать.
Сейчас он ведет себя как мальчик, не как король.
– Ланнистерам Север не нужен. Они потребуют присяги и заложников, не более того... а Санса останется с Бесом в любом случае: так что заложница у них уже есть. Островитяне – враг куда более непреклонный, уверяю тебя. Грейджои способны истребить под корень весь дом Старков, лишь бы удержать за собой Север. Теон уже убил Брана и Рикона, и теперь им осталось убить одного тебя... и Жиенну. Лорд Бейлон не допустит, чтобы она жила и рожала тебе наследников.
Лицо Робба стало холодным.
– Ты для этого освободила Цареубийцу? Чтобы заключить мир с Ланнистерами?
– Я освободила его ради Сансы... и Арьи, если она еще жива. Ты сам знаешь. Но если я при этом питала и некоторую надежду на мир, что в этом дурного?
– Ланнистеры убили моего отца.
– По твоему, я об этом забыла?
– Может статься, что и так.
Кейтилин ни разу не ударила в гневе никого из своих детей, но сейчас чуть не закатила Роббу пощечину. Ей стоило труда напомнить себе, каким напуганным и одиноким он должен себя чувствовать.
– Ты Король Севера, и выбор за тобой. Я только прошу тебя подумать над тем, что я сказала. Певцы любят повествовать о королях, павших на поле брани, но твоя жизнь стоит дороже песни – по крайней мере для меня, давшей ее тебе. – Она склонила голову. – Позвольте мне удалиться, ваше величество.
– Хорошо. – Он отвернулся и обнажил свой меч, непонятно зачем. Здесь нет ни единого врага, и сражаться не с кем – только он и она среди высоких деревьев и опавших листьев. Есть битвы, которых мечом не выиграешь, хотела сказать Кейтилин, но побоялась, что он останется глух к ее словам.
Она шила в своей опочивальне, когда маленький Роллам Вестерлинг прибежал, чтобы пригласить ее на ужин. Это хорошо, подумала она с облегчением. Она не была уверена, что сын захочет видеть ее после их ссоры.
– Ты образцовый оруженосец, – сказала она Ролламу. Бран был бы таким же...
Робб за столом держал себя холодно, а Эдмар угрюмо, зато Лотар Хромой старался за них обоих. Служа образцом учтивости, он тепло отзывался о лорде Хостере, мягко соболезновал Кейтилин по поводу утраты Брана и Рикона, восхвалял Эдмара за победу на Каменной Мельнице, благодарил Робба за «скорый и правый суд» в деле Рикарда Карстарка. Его побочный брат Уолдер Риверс, с жестким и подозрительным, как у старого лорда Уолдера, лицом, в отличие от Лотара говорил мало и почти все внимание уделял мясу и меду.
Когда все положенные слова были сказаны, королева и другие Вестерлинги удалились, со столов убрали, и Лотар Фрей прочистил горло.
– Прежде чем перейти к цели нашего приезда, мы должны обсудить еще одно дело – и боюсь, что дело это невеселое. Жаль, что именно мне выпало принести вам эту весть, но делать нечего. Мой лорд отец получил письмо от своих внуков.
Кейтилин, поглощенная горем от утраты своих сыновей, почти забыла о двух Фреях, которых согласилась взять на воспитание. Да помилует нас Матерь, сколько еще ударов нам предстоит пережить? Она предчувствовала, что последующие слова нанесут еще одну рану ее сердцу.
– От моих воспитанников? – через силу выговорила она.
– Да, от двух Уолдеров. Сейчас они находятся в Дредфорте. Как ни прискорбно мне говорить это, миледи, но в Винтерфелле произошло сражение, и замок сгорел.
– Сгорел?! – с недоверием повторил Робб.
– Ваши северные лорды попытались отбить его у островитян, и Теон Грейджой, поняв, что ему не удержать замка, предал его огню.
– Мы ни о каком сражении не слышали, – сказал сир Бринден.
– Мои племянники, конечно, еще малы, но они были при этом. Письмо написал Уолдер Большой, и его кузен тоже поставил свою подпись. По их словам, дело было кровавое. Ваш кастелян – сир Родрик, кажется? – убит.
– Сир Родрик Кассель, – промолвила пораженная Кейтилин. Славный, храбрый, преданный старик. Она прямо таки видела, как он теребит свои белые бакенбарды. – Что с остальными нашими людьми?
– Боюсь, что Железные Люди предали мечу многих.
Робб в приступе ярости стукнул кулаком по столу и отвернулся, чтобы Фреи не видели его слез.
Но его мать их видела. Тьма с каждым днем все непрогляднее. Кейтилин думала о маленькой дочери сира Родрика Бет, о неутомимом мейстере Лювине и веселом септоне Шейли, о кузнеце Миккене, собачниках Фарлене и Палле, о старой Нэн и дурачке Ходоре.
– Только бы не всех.
– О нет, – заверил Лотар. – Женщины и дети, в том числе и мои племянники, во время боя сидели в укрытии, и после разрушения замка сын лорда Болтона увел уцелевших в Дредфорт.
– Сын Болтона? – с прежним недоверием переспросил Робб.
– Бастард, кажется, – вставил Уолдер Риверс.
– Разве у Русе Болтона были другие бастарды, кроме Рамси Сноу? Этот Рамси был убийцей, настоящим чудовищем и погиб как трус – так мне по крайней мере передавали.
– На этот счет ничего сказать не могу. Всякая война сопровождается путаницей, и не всем известиям можно верить. Мои племянники пишут, что именно побочный сын Болтона спас женщин и детей Винтерфелла. Все, кто остался жив, теперь в Дредфорте, вне опасности.
– А что Теон? – внезапно спросил Робб. – Убит?
– Не могу сказать, ваше величество, – развел руками Лотар. – Уолдеры о нем не упоминают. Возможно, лорд Болтон знает что нибудь, если сын его уведомил.
– Мы не преминем спросить его об этом, – сказал сир Бринден.
– Я вижу, как вы все огорчены, и сожалею, что взвалил на ваши плечи новое горе. Возможно, нам следует повременить до утра – наше дело терпит.
– Нет, – сказал Робб, – я хочу уладить его немедля.
– Я тоже, – поддержал Эдмар. – Вы привезли нам ответ на мое предложение, милорд?
– Да, – улыбнулся Лотар. – Мой лорд отец поручил мне передать вашему величеству, что мы согласны на этот брачный союз между нашими домами и готовы вновь присягнуть Королю Севера, если его величество лично, собственной королевской персоной, извинится за оскорбление, которое нанес дому Фреев.
Извинение – не слишком дорогая цена, но Кейтилин не понравилась подобная мелочность со стороны лорда Уолдера.
– Согласен, – сдержанно молвил Робб. – Я отнюдь не желал этого разрыва, Лотар. Фреи отважно сражались за меня, и я буду рад снова видеть их на своей стороне.
– Ваше величество слишком добры. Коль скоро вы принимаете наши условия, я уполномочен предложить лорду Талли руку моей сестры леди Рослин, девицы шестнадцати лет. Рослин – младшая дочь моего лорда отца от леди Бетани из дома Росби, шестой его жены. У нее мягкий нрав и большие способности к музыке.
Эдмар поерзал на сиденье.
– Не лучше ли мне будет сперва познакомиться...
– Вы познакомитесь в день вашей свадьбы, – отрезал Уолдер Риверс, – или лорд Талли желает предварительно пересчитать ей зубы?
Эдмар сдержался.
– Относительно зубов я полагаюсь на ваше слово, но мне хотелось бы перед свадьбой взглянуть на ее лицо.
– Вы должны дать согласие незамедлительно, милорд, иначе отец возьмет назад свое предложение.
Лотар развел руками.
– Мой брат выражается с солдатской прямотой, однако то, что он сказал, – правда. Мой лорд отец желает, чтобы этот брак был заключен без промедления.
– Без промедления? – Огорчение в голосе Эдмара навело Кейтилин на недостойную мысль, что он, возможно, подумывал разорвать помолвку, когда война кончится.
– Надеюсь, лорд Уолдер не забыл, что мы ведем войну? – резко осведомился Бринден.
– Едва ли – потому он и настаивает, чтобы их поженили сразу. Мужчины на войне гибнут, даже молодые и сильные. Что станется с нашим союзом, если лорд Эдмар, паче чаяния, не доживет до свадьбы. Возраст отца также следует принять во внимание. Ему за девяносто, и вряд ли он увидит, чем закончится нынешний раздор. Его благородное сердце будет спокойно, если он выдаст свою дорогую Рослин замуж, прежде чем боги возьмут его к себе, и он отойдет с миром, зная, что отныне супруг будет лелеять ее и оберегать.
Мы все желаем, чтобы лорд Уолдер отошел с миром. Кейтилин все меньше и меньше нравилась эта затея.
– Мой брат только что лишился собственного отца и пребывает в трауре.
– Быть может, веселая молодая жена – как раз то, что поможет лорду Эдмару рассеять его горе.
– Притом отец стал недолюбливать длительные помолвки, – вставил Уолдер Риверс, – и я догадываюсь, почему.
– Я понял ваш намек, Риверс, – холодно сказал Робб. – Не угодно ли вам будет оставить нас одних?
– Как прикажет ваше величество. – Лотар встал и с помощью брата вышел из зала.
Эдмар кипел от гнева.
– Они дали нам понять, что мое слово ничего не стоит. И с какой стати старый хорек сам выбрал мне невесту? У лорда Уолдера есть и другие дочери, кроме этой Рослин, не говоря уж о внучках. Мне должны были предоставить выбор так же, как Роббу. Я его сюзерен, и он должен радоваться, что я хоть на ком то из них женюсь.
– Мы нанесли удар его гордости, – заметила Кейтилин.
– Пусть Иные возьмут его гордость! Я не позволю срамить себя в собственном доме. Я не согласен.
– В таком деле я тебе приказывать не стану, – устало сказал Робб. – Но если ты откажешься, лорд Фрей воспримет это как новое оскорбление, и у нас не останется никакой надежды уладить эту ссору.
– Как знать. Фрей пытается навязать мне одну из своих дочек со дня моего появления на свет и не даст такому случаю ускользнуть из его загребущих пальцев. Отвезя ему наш ответ, Лотар скоро приковыляет обратно и согласится, чтобы я заключил помолвку... с той, кого выберу сам.
– Возможно, так и будет, – признал Бринден Черная Рыба, – только есть ли у нас время ждать, пока Лотар разъезжает взад вперед?
Руки Робба сжались в кулаки.
– Я должен вернуться на Север. Мои братья мертвы, замок сожжен, мои люди преданы мечу... одни боги знают, что такое этот бастард Болтона и жив ли Теон. Не могу я сидеть и дожидаться свадьбы, которая то ли состоится, то ли нет.
– Она должна состояться, – неохотно произнесла Кейтилин. – Я не более склонна терпеть оскорбления и капризы Уолдера Фрея, чем ты, брат, но я не вижу выбора. Без этого брака дело Робба проиграно. Надо соглашаться, Эдмар.
– Надо соглашаться! – сварливо передразнил он. – Ты сама что то не изъявляешь желания стать девятой леди Фрей, Кет.
– Восьмая леди Фрей, насколько я знаю, жива и здравствует. – (К счастью. Иначе могло бы и до этого дойти.)
– Я последний человек в Семи Королевствах, который стал бы советовать другому, на ком ему жениться, племянник, – сказал Бринден, – но ты сам говорил, что готов исправить вред, причиненный твоими действиями у бродов.
– Я имел в виду другое. Поединок с Цареубийцей. Семь лет скитаний в рубище нищего. Пересечение моря вплавь со связанными ногами. – Видя, что никто не улыбается, Эдмар беспомощно воздел руки. – Иные бы взяли вас всех! Ладно, женюсь. Чтобы исправить причиненный мною вред.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:17 | Сообщение # 38 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДАВОС
Лорд Алестер вскинул голову.
– Голоса. Слышишь, Давос? Сюда идут.
– Это Угорь, – сказал Давос. – Время ужинать. – В прошлый раз Угорь принес им полпирога с говядиной и салом и кувшин меду. У Давоса в животе урчало при одном воспоминании.
– Нет, там больше одного.
Ведь он прав. Давос слышал по меньшей мере два голоса и шаги. Он встал и подошел к решетке. Лорд Алестер стряхивал с себя солому.
– Это король послал за мной. Или королева. Селиса не оставит родную кровь гнить в тюрьме.
Показался Угорь со связкой ключей, а следом сир Акселл Флорент и четверо стражников. Они остановились под факелом, пока Угорь искал нужный ключ.
– Акселл, – сказал лорд Алестер. – Боги праведные! Кто послал за мной – король или королева?
– За тобой, изменник, никто не посылал.
Лорд Алестер отшатнулся, как будто ему дали пощечину.
– Клянусь тебе: я не совершал измены. Почему меня не хотят выслушать? Если бы его величество позволил мне объясниться...
Угорь сунул в замок ключ, со скрипом открыл решетку и сказал Давосу:
– Выходи.
– Зачем? Скажите правду, сир, меня хотят сжечь?
– За тобой послали. Ты можешь идти?
– Могу. – Он вышел, а лорд Алестер вскрикнул в отчаянии, когда Угорь снова захлопнул дверь.
– Забери факел, – приказал сир Акселл тюремщику. – Пусть изменник посидит в темноте.
– Нет, – взмолился его брат. – Акселл, пожалуйста, не уноси свет... боги, смилуйтесь...
– Нет никаких богов – есть только Рглор и Иной. – По знаку сира Акселла один из стражников вынул факел из гнезда и зашагал обратно к лестнице.
– Вы ведете меня к Мелисандре? – спросил Давос.
– Она тоже там будет, – сказал сир Акселл. – Она никогда не отходит далеко от его величества... но за тобой послал сам король.
Давос поднял руку к груди, где раньше висела в кожаной ладанке его удача. Теперь ее больше нет, но у него хватит пальцев, чтобы схватить женщину за горло – благо шея у нее тонкая.
Они поднимались гуськом по винтовой лестнице. Грубо отесанные стены на ощупь были холодными. Факел двигался впереди, тени шагали по стенам. На третьем повороте они миновали открытую во мрак железную дверь, на пятом еще одну. Давос рассудил, что они уже близятся к выходу из подземелья или даже вышли из него. Следующая дверь, мимо которой они прошли, была деревянная, в стенах появились бойницы, но солнечные лучи не проникали сквозь них – снаружи стояла ночь.
У Давоса разболелись ноги, но тут сир Акселл открыл наконец тяжелую дверь и сделал ему знак пройти вперед. От двери начинался мост, ведущий к массивной центральной башне под названием Каменный Барабан, морской ветер свистел в арках, поддерживавших кровлю, и пахло соленой водой. Давос наполнил легкие холодным чистым воздухом, моля море и ветер придать ему сил. Внизу во дворе горел огромный костер, отгоняя ужасы ночи, и люди королевы вокруг него пели молитвы, обращенные к их новому красному богу.
На середине моста сир Акселл внезапно остановился и дал своим солдатам время уйти далеко вперед.
– Будь моя воля, я сжег бы тебя вместе со своим братцем, – сказал он. – Вы оба изменники.
– Говорите что хотите, но я никогда не предавал короля Станниса.
– Значит, еще предашь. Я вижу это на твоем лице и видел то же самое в пламени. Рглор благословил меня этим даром. Он показывает мне будущее, как леди Мелисандре. Станнис Баратеон взойдет на Железный Трон – я это видел и знаю, что нужно делать. Его величество должен назначить меня своим десницей вместо моего изменника брата, и ты ему об этом скажешь.
Давос промолчал.
– Королева за меня, – продолжал сир Акселл, – и даже твой старый приятель из Лисса, пират Саан, меня поддерживает. У нас с ним есть один план, но его величество ничего не предпринимает. Поражение гложет его душу, как черный червь. Мы, те, кто любит его, должны подсказать ему нужный образ действий. Если ты вправду предан его делу так, как говоришь, ты присоединишь свой голос к нашим. Скажи королю, что я тот самый десница, который ему нужен. Скажи, и я позабочусь, чтобы ты получил новый корабль, когда мы отплывем.
Корабль... Давос всматривался в лицо своего собеседника. У сира Акселла большие флорентовские уши, как у королевы. Из них растут жесткие волосы, такие же волосы торчат из ноздрей и щетинятся под двойным подбородком, нос у него широкий, лоб насуплен, близко посаженные глаза смотрят враждебно. Он сам сказал, что охотнее наградил бы меня костром, чем дал мне корабль, но если я окажу ему эту услугу...
– Если же тебе вздумается предать меня, то вспомни, что я был кастеляном Драконьего Камня достаточно долго и здешний гарнизон в моих руках. Сжечь тебя без согласия короля я, быть может, и не смогу – но что, если ты вдруг упадешь? – Сир Акселл положил свою мясистую руку Давосу на затылок и толкнул его к доходящим до пояса перилам моста. – Ты понял меня?
– Понял. – (И он еще смеет называть меня изменником!)
– Вот и хорошо. – Сир Акселл отпустил его и улыбнулся. – Не будем же заставлять его величество ждать.
Станниса Баратеона они нашли на самой вершине Каменного Барабана, в круглой комнате, именуемой Палатой Расписного Стола. Король стоял у стола, давшего название комнате. Это была массивная деревянная колода, вырезанная и раскрашенная в виде Вестероса времен Эйегона Завоевателя. На жаровне рядом с королем тлели красные угли. Четыре высоких остроконечных окна выходили на все стороны света. За ними виднелось звездное небо. Давос слышал свист ветра и слабый шум моря.
– Я привел вашему величеству Лукового Рыцаря, – сказал сир Акселл.
– Вижу. – Станнис был одет в серый шерстяной камзол и темно красную мантию. На простом поясе из черной кожи висели меч и кинжал, голову венчала корона червонного золота с зубцами в виде языков пламени. Его вид поразил Давоса. Станнис казался на десять лет старше того человека, которого Давос видел в Штормовом Пределе перед своим отплытием на Черноводную. Коротко подстриженную бороду пронизывали седые нити, и он потерял около двух стоунов веса. Станнис и прежде не был упитанным, а теперь его кости, казалось, вот вот прорвут кожу. Даже корона стала ему велика. Голубые глаза прятались в глубоких впадинах, и сквозь кожу лица просвечивал череп.
Но при виде Давоса его губы тронула слабая улыбка.
– Стало быть, море вернуло мне моего рыцаря рыбы и лука.
– Да, ваше величество. – (Знает ли он, что я сидел у него в темнице?) Давос преклонил колено.
– Встань, сир Давос. Мне недоставало тебя. Мне нужен добрый совет, а ты мне никогда в этом не отказывал. Скажи мне, какая кара полагается за измену?
Слово повисло в воздухе. Жуткое слово, подумал Давос. Итак, от него требуют, чтобы он вынес приговор своему товарищу по заключению, а быть может, и самому себе? Короли лучше кого бы то ни было знают, чем карается измена.
– За измену? – тихо повторил Давос.
– Как иначе назвать отречение от своего короля и попытку лишить его законно причитающегося ему трона? Спрашиваю тебя еще раз: какую кару предусматривает закон за измену?
– Смерть, – поневоле ответил Давос. – Измена карается смертью, ваше величество.
– И так было всегда. По натуре я человек не жестокий, сир Давос. Ты меня знаешь. Не я принял этот закон. Так было всегда, и при Эйегоне, и до него. Дейемон Черное Пламя, братья Тойн, Король Стервятник, великий мейстер Гарет... изменников всегда предавали смерти. Даже Рейенира Таргариен, дочь одного короля и мать двух других, умерла позорной смертью за то, что пыталась отнять корону у своего брата. Таков закон, Давос. Жестокость тут ни при чем.
– Да, ваше величество. – Давос понял, что король говорит не о нем, и пожалел о своем товарище, оставшемся во мраке подземелья. Он знал, что лучше промолчать, но он устал, на душе у него было скверно, и Давос неожиданно для себя сказал: – Государь, лорд Флорент не замышлял измены.
– А что, у контрабандистов это называется как то по другому? Я сделал его моим десницей, а он собрался продать мои права за миску гороховой похлебки. Он даже Ширен вознамерился им отдать. Выдать мое единственное дитя за бастарда, рожденного от кровосмешения. – В голосе короля звучал едва сдерживаемый гнев. – Мой брат имел дар внушать преданность даже своим врагам. В Летнем Замке он выиграл три сражения за один день, а лордов Грандисона и Кафферена привез в Штормовой Предел. Их знамена он вывесил в своем чертоге как трофеи. Белые лани Кафферена были забрызганы кровью, спящий лев Грандисона разорван чуть ли не пополам, но они оба сидели под этими знаменами и пировали с Робертом. Он даже взял их с собой на охоту. «Эти двое собирались доставить тебя к Эйерису для сожжения, – сказал я ему, увидев, как они бросают в цель топоры во дворе. – Напрасно ты даешь им в руки оружие». Роберт только посмеялся. Я бросил бы Грандисона и Кафферена в темницу, а он сделал их своими друзьями. Лорд Кафферен погиб в замке Эшфорд от руки Рендилла Тарли, сражаясь на стороне Роберта. Лорд Грандисон получил рану на Трезубце и умер от нее год спустя. Мой брат внушал любовь, а я, как видно, внушаю только желание изменить мне. Даже родичам. Брат, дед, кузены, дядюшка...
– Ваше величество, – сказал сир Акселл, – молю вас, позвольте мне доказать вам, что не все Флоренты столь неустойчивы.
– Сир Акселл хочет, чтобы я возобновил военные действия, – сказал король Давосу. – Ланнистеры думают, что со мной покончено, и чуть ли не все мои вассалы отреклись от меня. Даже лорд Эстермонт, мой родной дед с материнской стороны, склонил колено перед Джоффри, и те немногие, кто остался мне верен, теряют мужество. Они проводят свои дни за игрой и выпивкой, зализывая раны, как побитые собаки.
– Война снова зажжет их сердца, ваше величество, – сказал сир Акселл. – Победа – лучшее лекарство от поражения.
– Победа победе рознь, сир, – скривил рот король. – Изложите, однако, свой план сиру Давосу. Я хочу услышать его мнение на этот счет.
Сир Акселл повернулся к Давосу с выражением, которое могло быть на лице у гордого лорда Бельграва, когда король Бейелор Благословенный приказал ему омыть покрытые язвами ноги нищего. Тем не менее ослушаться он не мог.
План, который они составили вместе с Салладором Сааном, был прост. В нескольких часах от Драконьего Камня лежит Коготь Остров, древняя твердыня дома Селтигаров. Лорд Ардриан Селтигар сражался под огненным сердцем на Черноводной, но, попав в плен, сразу перешел к Джоффри и до сих пор оставался в Королевской Гавани.
– Он слишком боится гнева его величества, чтобы приближаться к Драконьему Камню, – утверждал сир Акселл. – И правильно боится. Этот человек предал своего законного короля.
Сир Акселл предлагал воспользоваться флотом Салладора Саана и уцелевшими после битвы солдатами – у Станниса на Драконьем Камне их осталось около полутора тысяч, и больше половины из них составляли Флорентов – чтобы нагрянуть на остров и покарать лорда Селтигара за его измену. Гарнизон на Коготь Острове невелик, а замок, по слухам, набит мирийскими коврами, волантинским стеклом, золотой и серебряной посудой и драгоценностями. Есть там еще великолепные охотничьи соколы, топор из валирийской стали, рог, способный вызывать подводных чудовищ, а вин столько, что их и за сто лет не выпить. Селтигар на людях держится как скупец, но себе ни в чем не отказывает.
– Я стою за то, чтобы предать его замок огню, а людей мечу, – завершил сир Акселл. – Коготь Остров должен стать пепелищем и послужить уроком тем, кто ложится в постель с Ланнистерами.
Станнис слушал его молча, слегка поскрипывая зубами, а затем сказал:
– Это можно осуществить без особого риска. У Джоффри нет сил на море и не будет, пока лорд Редвин не приведет из Бора свой флот, а взятая на острове добыча на время купит нам верность этого пирата, Саана. Сам по себе Коготь Остров бесполезен, но его судьба может доказать лорду Тайвину, что дело мое еще не проиграно. Говори правду, сир Давос: что ты думаешь о предложении сира Акселла?
Легко сказать – говори правду. Давос вспомнил темницу, которую делил с лордом Алестером, вспомнил Угря, Овсянку и то, что обещал ему сир Акселл на ведущем через двор мосту. Похоже, придется выбирать между кораблем или падением с высоты... но Станнис велел ему говорить правду.
– Я бы назвал это безумием, государь... – медленно произнес Давос, – и трусостью.
– Трусостью? – чуть ли не в голос вскричал сир Акселл. – Никто не смеет называть меня трусом перед моим королем!
– Помолчите, – приказал ему Станнис. – Говори, сир Давос. Я хочу выслушать твои доводы.
Давос повернулся лицом к сиру Акселлу.
– Вы говорите, мы должны доказать всем, что еще не побеждены. Нанести удар. Возобновить войну... вот только с кем? На Коготь Острове Ланнистеров нет.
– Там есть предатели... впрочем, их можно найти и поближе. В этой самой комнате.
Давос пропустил это мимо ушей.
– Меня не удивляет, что лорд Селтигар склонил колено перед Джоффри. Он старый человек и хочет одного: закончить свои дни в собственном замке, попивая тонкие вина из дорогих кубков. Однако он явился на зов вашего величества и привел с собой мечи и корабли. Он был с вами в Штормовом Пределе, когда нам грозил лорд Рент, и его корабли шли с нами вверх по Черноводной. Его люди сражались за вас, убивали за вас, горели заживо ради вас. Да, Коготь Остров слаб. Там остались только женщины, дети и старики – а почему? Да потому, что их мужья, сыновья и отцы погибли на Черноводной. Погибли на веслах или с мечами в руках, сражаясь под вашими стягами. А сир Акселл предлагает нам разорять их дома, насиловать их вдов и предавать мечу их детей. Эти простые люди никому не изменяли...
– Нет, изменяли, – упорствовал сир Акселл. – Не все люди Селтигара погибли на Черноводной. Несколько сот попали в плен вместе с ним и тоже перешли на сторону врага.
– Вместе с ним, – повторил Давос. – Они присягнули своему лорду – что им еще оставалось?
– Выбор есть у каждого. Они могли отказаться присягать врагу. Некоторые действительно отказались и поплатились за это жизнью, но остались честными и верными людьми.
– Не все способны на подобную самоотверженность. – Давос сознавал, что это слабый довод. Станнис Баратеон – человек с железной волей, не понимающий и не прощающий слабости в других. «Плохи мои дела», – с отчаянием подумал Луковый Рыцарь.
– Долг каждого человека – хранить верность своему законному королю, даже если его лорд оказался предателем, – заявил Станнис тоном, не допускающим возражений.
Давосом овладела отвага, граничащая с безумием.
– А сами вы остались верны королю Эйерису, когда ваш брат поднял свои знамена? – брякнул он.
После мгновения мертвой тишины сир Акселл вскричал:
– Измена! – И выхватил из ножен свой кинжал. – Он смеет высказывать подобную крамолу в лицо вашему величеству!
Станнис снова скрипнул зубами, и на лбу у него вздулась синяя жила. Они с Давосом встретились глазами.
– Спрячьте свой кинжал, сир Акселл, и оставьте нас.
– Если вашему величеству угодно...
– Мне угодно, чтобы вы удалились. Покиньте нас и пришлите сюда Мелисандру.
– Слушаюсь. – Сир Акселл спрятал кинжал, поклонился и вышел, сердито стуча сапогами.
– Ты всегда переоценивал мое терпение, – заметил король Давосу, когда они остались одни. – Я могу укоротить тебе язык с той же легкостью, как укоротил тебе пальцы.
– Я ваш, государь, и язык мой тоже – поступайте с ним, как вам будет угодно.
– Мне угодно, чтобы он продолжал говорить мне правду, – уже спокойнее сказал Станнис, – хотя она порой бывает горька. Эйерис! Знал бы ты, какой тяжелый это был выбор. Родная кровь или сюзерен. Мой брат или мой король. – Он состроил гримасу. – Видел ты когда нибудь Железный Трон? Шипы, полосы скрученной стали, лезвия мечей, перепутанные и сплавленные вместе? Это сиденье не из удобных, сир. Эйерис ранил себя так часто, что его прозвали Королем Струпьев, а Мейегор Жестокий был убит на этом троне. Этим троном, если верить слухам. На этаком седалище нельзя чувствовать себя спокойно. Я часто спрашиваю себя, почему мои братья так стремились его занять.
– А почему этого хотите вы?
– Вопрос не в том, чего я хочу. Трон принадлежит мне как наследнику Роберта. Таков закон. А после меня он перейдет к моей дочери, если Селиса так и не родит мне сына. – Станнис провел пальцами по лакированной, потемневшей от времени поверхности стола. – Хочу я того или нет, я король. На мне лежит долг перед моей дочерью, перед государством и даже перед Робертом. Я знаю, он мало меня любил, и все же он был моим братом. Ланнистерша наставила ему рога и сделала его шутом. Быть может, она и убила его, как убила Джона Аррена и Неда Старка. Подобные преступления нельзя оставлять безнаказанными. Начать следует с Серсеи и ее выродков, но это будет только начало. Я очищу этот двор, как следовало сделать Роберту сразу после Трезубца. Сир Барристан говорил мне, что вся гниль при Эйерисе началась с Вариса. Этого евнуха нельзя было миловать, и Цареубийцу тоже. Роберт по меньшей мере должен был сорвать с Джейме белый плащ и отправить его на Стену, как и предлагал лорд Старк. Но Роберт послушался не его, а Джона Аррена. Я тогда сидел, осажденный, в Штормовом Пределе, и со мной никто не советовался. – Король внезапно впился в Давоса пронзительным взглядом. – А теперь правду: почему ты хотел убить леди Мелисандру?
Стало быть, он знает. Давос не мог ему лгать.
– Четверо моих сыновей сгорели на Черноводной, и это она отдала их огню.
– Ты несправедлив к ней. Тот огонь – не ее рук дело. Вини Беса, вини пиромантов, вини дурака Флорента, который завел мой флот в ловушку. Вини меня за мои упрямство и гордость, побудившие меня отослать Мелисандру прочь, когда я больше всего в ней нуждался, – но не ее. Она остается верной моей слугой.
– Верным вашим слугой был мейстер Крессен, а она убила его, и сира Кортни Пенроза, и вашего брата Ренли.
– Дурацкие речи. Да, она видела конец Ренли в пламени, но причастна к его смерти не больше, чем я. В то время она была со мной – спроси своего Девана, если мне не веришь. Она пощадила бы Ренли, если б могла. Это Мелисандра уговорила меня встретиться с ним и дать ему последнюю возможность раскаяться в своей измене. И Мелисандра же попросила меня послать за тобой, когда сир Акселл вознамерился отдать тебя Рглору. Я вижу, тебя это удивляет? – слегка улыбнулся Станнис.
– Да. Она знает, что я не друг ей и ее красному богу.
– Но мне ты друг, и она это тоже знает. – Король сделал Давосу знак подойти поближе. – Мальчик болен. Мейстер Пилос ставит ему пиявки.
– Мальчик? – Давос сразу подумал о Деване, королевском оруженосце. – Мой сын?
– Деван славный мальчуган и пошел в тебя. Нет, болен бастард Роберта – мальчик, которого мы взяли в Штормовом Пределе.
Эдрик Шторм...
– Я разговаривал с ним в Саду Эйегона.
– Это она устроила. Она и это видела. – Станнис вздохнул. – Мальчик очаровал тебя, верно? Такой у него дар – с отцовской кровью унаследовал. Он знает, что он сын короля, но при этом забывает, что он бастард. И поклоняется Роберту, как Ренли поклонялся в юности. Мой царственный брат, наезжая в Штормовой Предел, разыгрывал любящего отца. Мальчик получал подарки – пони, меч, плащ с меховой оторочкой, – да только делал их евнух, мальчик слал в Красный Замок благодарственные письма, а Роберт смеялся и спрашивал Вариса, что тот подарил на этот раз. Ренли был не лучше. Он предоставил воспитание мальчика кастелянам и мейстерам, и все они пали жертвой обаяния этого отрока. Пенроз предпочел умереть, лишь бы не выдать его. – Король скрипнул зубами. – Я до сих пор сердит на него за это. Как он мог подумать, что я способен причинить мальчику вред? Я ведь выбрал Роберта, так или нет? В час испытаний я предпочел родную кровь чести.
Он ни разу не назвал мальчика по имени, и от этого Давосу сделалось не по себе.
– Надеюсь, юный Эдрик скоро поправится.
Станнис пренебрежительно махнул рукой.
– Простуда, только и всего. Он кашляет, его лихорадит. Мейстер Пилос скоро поставит его на ноги. Сам по себе этот мальчик, конечно, ничего не значит, но в нем течет кровь моего брата. Она говорит, что в королевской крови заключена большая сила.
Давосу не нужно было спрашивать, кто такая «она».
– Взгляни сюда, Луковый Рыцарь. – Король указал на Расписной Стол. – Это моя по праву страна. Мой Вестерос. «Семь Королевств» – неправильное название. Эейгон понимал это еще триста лет назад, стоя на этом самом месте. Эту карту сделали по его приказу. На ней отмечены реки и заливы, холмы и горы, замки, большие и малые города... но границ на ней нет. Это одна страна, и править ею должен один король.
– Да, – согласился Давос. – Когда король один, в стране царит мир.
– При мне в Вестеросе настанет справедливость – то, в чем сир Акселл смыслит столь же мало, как и в войне. Коготь Остров ничего мне не дал бы... и это дурное дело, ты верно сказал. Селтигар должен расплатиться за свою измену собственной шкурой – и расплатится, когда я взойду на престол. Каждый тогда пожнет то, что посеял, – от первого лорда до последней уличной крысы. И некоторые лишатся не только половины пальцев, можешь быть уверен. Из за них в моем королевстве пролилась кровь, и я этого не забуду. – Король отвернулся от стола. – На колени, Луковый Рыцарь.
– Ваше величество?
– За твои рыбу и лук я сделал тебя рыцарем, теперь я хочу сделать тебя лордом.
Вот оно как? Давос растерялся.
– С меня довольно быть вашим рыцарем, государь. Лордом я быть не умею.
– Вот и хорошо, что не умеешь. Все лорды лгут – я убедился в этом на собственном опыте. На колени! Это приказ твоего короля.
Давос преклонил колени, и Станнис обнажил свой длинный меч – Светозарный, как нарекла его Мелисандра, красный меч героев, извлеченный из огня, на котором сожгли семерых богов. В комнате стало светлее, когда он вышел из ножен. Сталь переливалась желтым, оранжевым и красным светом. Воздух вокруг меча мерцал, но когда Станнис коснулся им плеча Давоса, тот не ощутил никакого жара.
– Сир Давос из дома Сивортов, пребываешь ли ты верным моим вассалом отныне и навеки?
– Да, ваше величество.
– Клянешься ли ты служить мне верно до конца своих дней, давать мне честные советы и беспрекословно повиноваться, защищать мои права и мое государство во всех битвах, великих и малых, хранить мой народ и карать моих врагов?
– Клянусь.
– Встань же, Давос Сиворт, – встань лордом Дождливого Леса, адмиралом Узкого моря и десницей короля.
Давос был слишком ошарашен, чтобы двинуться с места. Не далее как этим утром он проснулся в темнице!
– Ваше величество, так нельзя... я не гожусь быть десницей.
– Годишься как нельзя лучше. – Станнис спрятал Светозарный в ножны, протянул Давосу руку и помог ему встать.
– Я низкого рода, – напомнил ему Давос. – Выскочка, контрабандист. Никогда ваши лорды не будут мне подчиняться.
– Тогда мы заведем новых лордов.
– Но я ни читать, ни писать не умею.
– На то у тебя есть мейстер Пилос. Один мой десница уже дописался до плахи – довольно. Я прошу от тебя только то, чем ты и прежде служил мне: честности, верности и послушания.
– Уж верно есть кто нибудь получше меня... какой нибудь знатный лорд...
– Кто? Этот мальчишка Бар Эммон? Мой вероломный дед? Селтигар меня предал, новому Велариону всего шесть лет, новый Сангласс отплыл в Волантис, когда я сжег его брата. Да, сторонников у меня мало, не скрою. Сир Гилберт Фарринг держит для меня Штормовой Предел с двумя сотнями ладей. Есть еще лорд Морриген, Бастард Найтсонгский, молодой Читтеринг, мой кузен Эндрю... но никому из них я не доверяю так, как тебе, лорд Дождливого Леса. Ты будешь моим десницей, и я хочу, чтобы в битве ты был рядом со мной.
Еще одна битва станет для нас концом – в этом лорд Алестер прав.
– Ваше величество просили меня советовать честно. Так вот, если говорить честно, у нас недостаточно сил для еще одной битвы с Ланнистерами.
– Его величество говорит о другой битве – о великой, – произнес женский голос с сильным восточным акцентом. – На пороге стояла Мелисандра в своих красных шелках, держа закрытое серебряное блюдо. – Эти мелкие войны – всего лишь детские потасовки по сравнению с тем, что нам предстоит. Тот, чье имя нельзя называть, собирает свое войско, и нет предела силе его и злу. Грядет великий холод и ночь, которой нет конца. – Женщина поставила блюдо на Расписной Стол. – Они настанут, если верные люди не найдут в себе мужества сразиться с ними – люди, в чьих сердцах горит огонь.
Станнис устремил взгляд на серебряное блюдо.
– Она показывала мне это, лорд Давос. В пламени.
– Вы вправду это видели? – Станнис Баратеон, уж конечно, не стал бы лгать в подобных вещах.
– Собственными глазами. После битвы, когда меня снедало отчаяние, леди Мелисандра сказала, чтобы я посмотрел в пламя очага. Тяга была сильная, и хлопья пепла летели вверх. Я смотрел на них, чувствуя себя дураком, но она сказала, чтобы я вгляделся получше, и вот пепел сделался белым и летел уже не вверх, а вниз. Это снег, подумал я. Искры превратились в кольцо факелов, и я понял, что смотрю сквозь огонь на какой то холм в лесу. Угли стали одетыми в черное людьми, и в снегу зашевелились какие то фигуры. Несмотря на жар от огня, я ощутил пронизывающий холод, и картина вдруг пропала. Но то, что я видел, было правдой, клянусь своим королевством.
Убежденность в голосе короля пронзила Давоса страхом.
– Холм в лесу? Фигуры в снегу? Я не по...
– Это значит, что битва началась, – сказала Мелисандра. – Песок в часах бежит быстро, и время человека на этой земле почти сочтено. Мы должны действовать смело, иначе не останется вовсе никакой надежды. Вестерос должен объединиться под началом одного, истинного короля, принца, который был обещан, лорда Драконьего Камня, избранника Рглора...
– Рглор сделал странный выбор. – Станнис скривился, словно в рот ему попало что то скверное. – Почему я, а не мои братья? Ренли со своим персиком. Во сне я вижу, как сок течет у него изо рта, а кровь из горла. Если бы он исполнил свой долг по отношению к брату, мы с ним разбили бы лорда Тайвина. Даже Роберт гордился бы такой победой. Роберт... – Станнис скрежетнул зубами. – Он мне тоже снится. Он смеется, пьет и хвастается. Это у него лучше всего получалось. И драться он тоже умел – я никогда и ни в чем не мог его превзойти. Владыке Света следовало выбрать своим бойцом Роберта. Почему я?
– Потому что вы – праведник, – сказала Мелисандра.
– Хорош праведник. – Станнис дотронулся до крышки серебряного блюда. – С пиявками.
– Я повторяю вам: этот способ не годится.
– Ты клялась, что он приведет нас к успеху, – рассердился король.
– И да, и нет.
– О чем ты говоришь?
– О том и о другом.
– Говори вразумительно, женщина.
– Когда пламя выскажется яснее, выскажусь и я. Пламя показывает правду, но разглядеть ее непросто. – Рубин у нее на шее вбирал в себя огонь жаровни. – Отдайте мне мальчика, ваше величество. Это более верный путь. Самый лучший. Отдайте мне мальчика, и я разбужу каменного дракона.
– Я уже сказал тебе: нет.
– Один незаконнорожденный ребенок против всех мальчиков и девочек Вестероса. Против детей всего света, которым еще предстоит родиться.
– Он не виноват, что родился вне брака.
– Он осквернил ваше брачное ложе. Если бы не он, у вас были бы свои сыновья.
– Это сделал Роберт. Мальчик тут ни при чем. Моя дочь привязалась к нему, и в нем течет моя кровь.
– Кровь вашего брата. Королевская кровь. Только королевская кровь способна пробудить каменного дракона.
Станнис скрипнул зубами.
– Я не желаю больше слышать об этом. Драконов больше нет. Таргариены с полдюжины раз пытались оживить их и в итоге становились либо дураками, либо трупами. Нам на этой проклятой скале, кроме Пестряка, дураков не надо. У тебя есть пиявки – довольствуйся ими.
– Как будет угодно моему королю. – Мелисандра чопорно склонила голову, достала из левого рукава горсть какого то порошка и бросила его на жаровню. Над углями заплясало бледное пламя, и женщина, поднеся королю серебряное блюдо, сняла с него крышку. На блюде лежали три большие, черные, напитанные кровью пиявки.
Кровь мальчика, понял Давос. Королевская кровь.
Станнис взял в руку одну из пиявок.
– Назовите имя, – велела ему Мелисандра.
Пиявка извивалась, пытаясь присосаться к пальцам Станниса.
– Узурпатор Джоффри Баратеон, – произнес король и бросил пиявку в огонь. Она скорчилась на углях, как осенний лист, и тут же сгорела.
Станнис взял вторую и произнес чуть погромче:
– Узурпатор Бейлон Грейджой. – Пиявка, упав на жаровню, лопнула, и кровь зашипела на углях.
Станнис взял третью. Посмотрев на нее некоторое время, он сказал:
– Узурпатор Робб Старк. – И бросил ее в огонь.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:21 | Сообщение # 39 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
В бане Харренхолла, полутемной, с низким потолком, клубился пар и стояли большие каменные ванны. Когда туда привели Джейме, Бриенна сидела в одной из них и почти со злостью терла себе руку.
– Полегче, женщина, – сказал Джейме. – Кожу сдерешь. – Она бросила щетку и прикрыла груди своими ручищами, здоровенными, как у Григора Клигана. Бутончики, которые она так старалась спрятать, казались бы уместнее на хрупкой фигурке девочки подростка, чем на ее плотном мускулистом теле.
– Ты что здесь делаешь? – спросила она.
– Лорд Болтон пригласил меня на ужин, но позабыл пригласить моих блох. – Джейме ткнул левой рукой сопровождавшего его стражника. – Помоги мне снять это вонючее тряпье. – Одной рукой он даже штаны не мог развязать. – Стражник, хоть и с неохотой, повиновался. – А теперь оставь нас, – приказал Джейме. – Миледи Тарт не желает, чтобы такие, как ты, глазели на ее грудь. – Он указал своей культей на остролицую женщину, прислуживавшую Бриенне. – Ты тоже подожди снаружи. Дверь тут только одна, а в трубу эта дама не пролезет.
Привычка повиноваться укоренилась в служанке слишком глубоко, и она последовала за стражником. В здешних ваннах могли мыться сразу шесть или семь человек, по обычаю Вольных Городов, поэтому Джейме залез к женщине. Он смотрел теперь двумя глазами, хотя опухоль на правом не совсем еще сошла, несмотря на пиявки Квиберна. Джейме, хотя он и чувствовал себя стодевятилетним старцем, стало намного лучше по сравнению с днем его прибытия в Харренхолл.
Бриенна отшатнулась от него.
– Здесь есть другие ванны.
– Мне и эта подойдет. – Джейме осторожно погрузился до подбородка в горячую воду. – Не бойся, женщина. Ляжки у тебя все в синяках, а то, что между ними, меня не волнует. – Правую руку он положил на край ванны: Квиберн не велел ему мочить повязку. Мускулы ног блаженно расслабились, зато закружилась голова. – Коли мне станет дурно, вытащи меня. Ни один Ланнистер еще не тонул в ванне, и я не собираюсь быть первым.
– Какое мне дело до того, как ты умрешь?
– Ты давала клятву. – Он улыбнулся, видя, как ползет краска по ее толстой шее. Она повернулась к нему спиной. – О, девичья стыдливость! Ты думаешь, я раньше ничего этого не видел? – Он взял брошенную ею щетку и стал себя тереть Даже это давалось ему с трудом. Левая рука ни на что не годна.
Но грязь все таки сходила с него, судя по тому, как темнела вода Женщина так и сидела спиной к нему, и он видел, как напряжены мускулы ее широких плеч.
– Не можешь выносить вида моей культи? – спросил он. – Это зрелище должно быть тебе приятно. Ведь я лишился руки, которой убил короля. Которая сбросила с башни маленького Старка. Которой я ласкал свою сестру между ног. – Джейме сунул обрубок ей в лицо. – Неудивительно, что Ренли погиб, раз его охраняла ты.
Она вскочила на ноги, как будто он ее ударил, и по ванне прокатилась горячая волна. Пока она вылезала, Джейме успел заметить густую светлую поросль у нее на лобке. У нее там гораздо больше волос, чем у Серсеи. Его член слегка шевельнулся под водой – верный признак того, что он слишком долго пробыл в разлуке с сестрой. Джейме отвел глаза, смущенный поведением своего тела, и пробормотал:
– Это было недостойно. Я калека и потому зол. Прости меня, женщина. Ты защищала меня не хуже любого мужчины и даже получше многих.
Она завернулась в полотенце.
– Ты смеешься надо мной?
Это рассердило его заново.
– Неужели ты настолько тупа? Это извинение. Мне надоело с тобой драться. Может, заключим перемирие?
– Перемирия строятся на доверии. Ты хочешь, чтобы я доверилась...
– Цареубийце, о да. Клятвопреступнику, убившему бедного Эйериса Таргариена. – Джейме фыркнул. – Я скорблю не по Эйерису, а по Роберту. «Я слыхал, тебя прозвали Цареубийцей, – сказал он мне на пиру в честь своей коронации. – Смотри, чтобы это не вошло у тебя в привычку». И засмеялся. Почему Роберта никто не называет клятвопреступником? Он разодрал страну на части, а дерьмо вместо чести почему то у меня.
– Роберт все это сделал ради любви. – По ногам Бриенны стекала вода, образуя лужицу на полу.
– Роберт все это сделал ради гордыни, похоти и смазливого личика. – Джейме сжал бы кулак, будь у него рука. Боль прострелила его до плеча, жестокая, как смех.
– Он начал войну, чтобы спасти государство, – настаивала Бриенна.
Государство...
– Ты знаешь, что мой брат поджег реку? Дикий огонь горит и на воде. Эйерис купался бы в нем, если б у него достало смелости. Все Таргариены были помешаны на огне. – У Джейме кружилась голова – от жары, от яда в крови, от остаточной лихорадки. Он был сам не свой. Опустившись еще глубже в воду, он сказал:
– Я замарал свой белый плащ. В тот день я был в своих золотых доспехах, но...
– В золотых доспехах? – донесся, как будто издалека, ее голос.
Он плавал в горячей памяти.
– Когда пляшущие грифоны проиграли Колокольную битву, Эйерис изгнал их носителя – Зачем он рассказывает все это такой дурище? – Он убедился наконец, что Роберт не какой нибудь разбойничий атаман, которого можно раздавить одним пальцем, а самая большая угроза, с которой сталкивался дом Таргариенов со времен Дейемона Черное Пламя. Король без церемоний напомнил Ливену Мартеллу, что Элия находится в его, Эйериса, руках, и отправил его во главе десяти тысяч дорнийцев по Королевскому тракту. Джон Дарри и Барристан Селми отправились в Каменную Септу собирать остатки разбитого войска лорда грифонов. Принц Рейегар, вернувшись с юга, убедил своего отца спрятать гордость в карман и призвать на помощь моего отца. Но ни один ворон, посланный в Бобровый Утес, обратно не прилетел, и король перепугался еще сильнее. Ему повсюду виделись изменники, а Варис усердно указывал ему на тех, кого он пропустил. Поэтому его величество приказал своим алхимикам устроить тайные хранилища дикого огня по всей Королевской Гавани. Под септой Бейелора, в трущобах Блошиного Конца, под конюшнями и кладовыми, у всех семи ворот и даже в подвалах самого Красного Замка.
Все это совершалось в строжайшей тайне кучкой мастеров пиромантов. Они не доверяли никому, даже собственным ученикам. Королева давно уже ничего не видела, принц Рейегар был занят тем, что сколачивал армию. Однако новый королевский десница, лорд палицы и кинжала, был не совсем глуп и, видя, что Россарт, Белис и Гаригус день и ночь занимаются какой то кипучей деятельностью, начал что то подозревать. Челстед, вот как его звали – лорд Челстед. Я всегда считал его трусом, но однажды он внезапно обрел мужество и явился к Эйерису. Он сделал все, чтобы отговорить короля: убеждал, шутил, грозил и в конце концов стал умолять. Видя, что потерпел неудачу, он сорвал с себя цепь десницы и швырнул на пол. За это Эйерис сжег его заживо, а цепь повесил на шею Россарту, своему любимому пироманту – тому самому, который поджарил лорда Рикарда Старка в собственных доспехах. А я все это время стоял у подножия Железного Трона в своих белых латах, недвижный как мертвец, охраняя своего сюзерена и его очаровательные тайны.
Все мои собратья гвардейцы были в разъезде, но меня Эйерис не отпускал от себя. Я был сыном своего отца, и король не доверял мне. Он желал, чтобы я днем и ночью находился под надзором Вариса. Поэтому я слышал все. – Джейме помнил, как блестели глаза Россарта, когда тот разворачивал свои планы, показывая, где будет спрятана «субстанция». Гаригус и Белис хлопотали не меньше его. – Рейегар встретился с Робертом на Трезубце, и тебе известно, что там произошло. Когда весть об этом достигла двора, Эйерис отправил королеву с принцем Визерисом на Драконий Камень. Принцесса Элия тоже уехала бы, но он ее не пустил. Ему почему то взбрело в голову, что принц Ливен предал Рейегара на Трезубце, и он надеялся обеспечить верность Дорна, удерживая Элию и Эйегона при себе. «Изменники хотят заполучить мой город, – сказал он при мне Россарту, – но им не достанется ничего, кроме пепла. Пусть Роберт царствует над кучей костей и горелого мяса». Таргариены не хоронили своих покойников, а сжигали, и Эйерис собирался устроить такой погребальный костер, какого свет еще не видел. Хотя я, по правде сказать, не верил, что он в самом деле готовился к смерти. Эйерис, как некогда Эйерион Огненный, думал, что огонь преобразит его в дракона и он, возродившись, обратит своих врагов в пепел.
Нед Старк ускоренным порядком двигался на юг с авангардом Роберта, но войско моего отца подошло к городу первым. Пицель внушил королю, что Хранитель Запада пришел защитить его, и Эйерис открыл ворота. Это был единственный случай, когда ему следовало послушать Вариса, но он не послушал. Отец до сих пор держался в стороне от войны – несмотря на все зло, которое причинил ему Эйерис, он полагал, что дом Ланнистеров должен быть на стороне победителя. Трезубец побудил его к действию.
Оборонять Красный Замок выпало мне, но я знал, что дело наше проиграно. Я послал к Эйерису, прося его разрешения договориться с противником о мире. «Если ты не изменник, принеси мне голову своего отца», – ответил Эйерис. Мой гонец сказал, что при короле находится лорд Россарт, и я понял, что это значит.
Когда я разыскал Россарта, он, одетый простым латником, спешил к боковой калитке. Сперва я убил его, потом Эйериса, пока тот не послал к пиромантам еще кого нибудь. В последующие дни я выследил и поубивал остальных мастеров. Белис предлагал мне золото, Гаригус, рыдая, молил о милосердии. Что ж, меч милосерднее огня, но не думаю, что Гаригус оценил милость, которую я ему оказал.
Вода остыла. Открыв глаза, Джейме увидел перед собой обрубок своей правой руки. Руки, которая сделала его Цареубийцей. Козел лишил его разом и славы, и позора. Что же ему осталось? Кто он теперь?
Смешная женщина кутала свои пупырышки в полотенце, из под которого торчали толстые белые ноги.
– Мой рассказ лишил тебя дара речи? Сделай хоть что нибудь. Обругай меня, поцелуй или назови лжецом.
– Если это правда, почему об этом никто не знает?
– Рыцари Королевской Гвардии дают клятву хранить секреты короля. Хочешь, чтобы я ее нарушил? – засмеялся Джейме. – Думаешь, благородный лорд Винтерфелла стал бы слушать мои оправдания? Ему бы честь не позволила. Ему хватило одного взгляда, чтобы признать меня виновным. – Джейме встал в ванне. – Есть ли у волка право судить льва? Кто дал ему такое право? – Джейме передернуло, и он, вылезая из ванны, ударился культей о ее край.
Все вокруг закружилось, но Бриенна подхватила его, не дав упасть. Ее руки покрылись мурашками, но они были сильные и гораздо нежнее, чем он мог подумать. Нежнее, чем у Серсеи. Ноги подгибались под ним, как лапша. Бриенна помогла ему выйти из ванны и крикнула:
– Стража, сюда! Цареубийца!
Джейме, успел подумать он, меня зовут Джейме.
Очнулся он на мокром полу, а над ним с озабоченными лицами толпились стражники, женщина и Квиберн. Бриенна была голая, но, как видно, забыла об этом.
– Это от горячей ванны, – говорил мейстер Квиберн. Впрочем, он не мейстер – ведь цепь у него отобрали. – Притом его кровь еще не совсем очистилась от яда, и он истощен. Чем его кормили последнее время?
– Червями, дерьмом и блевотиной, – ответил Джейме.
– Сухарями, водой и овсянкой, – возразил стражник. – Только он почти ничего не ел. Что нам с ним делать?
– Вымойте его, оденьте и отнесите в Королевский Костер, если сам идти не сможет. Он нынче ужинает с лордом Болтоном, и время почти на исходе.
– Принесите мне чистую одежду, и я сама им займусь, – сказала Бриенна.
Стражники охотно предоставили ей заботу о Джейме. Его посадили на каменную скамью у стены. Бриенна снова завернулась в полотенце и жесткой щеткой отмыла его дочиста. Один из стражников дал ей бритву, чтобы подровнять Джейме бороду. Квиберн принес холщовые подштанники, чистые бриджи из черной шерсти, просторную зеленую рубаху и кожаный камзол со шнуровкой на груди. Джейме к тому времени полегчало, и он с помощью женщины надел это на себя.
– Теперь бы еще в зеркало посмотреться.
Квиберн и Бриенне принес одежду – полотняную сорочку и порядком запачканное платье из розового атласа.
– Простите, миледи, но мы больше ничего не нашли по вашей мерке.
Платье, как сразу стало ясно, шилось на женщину, у которой руки были тоньше, ноги короче, а грудь намного полнее. Тонкое мирийское кружево не могло скрыть синяков на теле Бриенны. Вид у женщины в этом наряде был откровенно нелепый. Она превосходила Джейме шириной плеч и толщиной шеи – неудивительно, что она предпочитает носить кольчугу, подумал он. Розовое ей тоже не очень то шло. В голову Джейме пришло с полдюжины ехидных шуточек, но он в кои то веки оставил их при себе. Лучше ее не злить: однорукий он с ней не сладит.
Разжалованный мейстер подал Джейме какую то фляжку, и он спросил:
– Что здесь?
– Уксусная настойка лакрицы с медом и гвоздикой. Она придаст вам сил и освежит голову.
– Принеси мне снадобье, от которого руки отрастают – другого мне не надо.
– Пей, – без улыбки сказала Бриенна, и он выпил. Полчаса спустя он почувствовал себя достаточно крепким, чтобы встать. Свежий воздух после банной парной сырости сразу взбодрил его.
– Милорд, должно быть, уже ждет их, – сказал стражник Квиберну. – Может, его отнести?
– Ничего, я сам дойду. Дай мне руку, Бриенна.
Держась за нее, Джейме перешел через двор к огромному, полному сквозняков чертогу – больше тронного зала Королевской Гавани. Вдоль стен тянулись бесчисленные очаги шириной футов с десять, но огня в них не было, и холод пробирал до костей. Копейщики в меховых плащах охраняли дверь и лестницу, ведущую на две верхние галереи. В середине этого пустого пространства, за столом, окруженным необозримым полем гладкого грифельного пола, сидел лорд Дредфорта. Всю прислугу составлял один его паж.
– Милорд, – произнесла Бриенна, когда они предстали перед ним.
Русе Болтон, с глазами светлее камня, но темнее молока, прошелестел паучьи тихим голосом:
– Я рад, что вы окрепли достаточно, чтобы посетить меня, сир. Прошу вас, миледи, присядьте. – Он обвел рукой стол, где стояли сыры, хлеб, холодное мясо и фрукты. – Что будете пить – красное или белое? Боюсь, похвалиться мне нечем. Сир Амори осушил погреба леди Уэнт почти полностью.
– Надеюсь, он поплатился за это жизнью. – Джейме быстро уселся на предложенное ему место, чтобы Болтон не заметил, как он слаб. – Белое – это для Старков. Я буду пить красное, как подобает Ланнистеру.
– Я попрошу воды, – сказала Бриенна.
– Элмар, красного сиру Джейме, воды леди Бриенне и вина с пряностями мне. – Болтон махнул рукой, отпуская стражников, и те удалились.
Джейме по привычке потянулся к кубку правой рукой и опрокинул его, забрызгав красным свою чистую повязку. Он подхватил кубок левой рукой, но Болтон сделал вид, будто не замечает его неловкости. Северянин взял сливу и стал есть ее, откусывая понемногу.
– Отведайте их, сир Джейме. Очень сладкие и способствуют пищеварению. Лорд Варго взял их из гостиницы, которую потом сжег.
– Пищеварение у меня отменное, козел никакой не лорд, и ваши сливы занимают меня куда меньше, чем ваши намерения.
– Относительно вас? – Губы Болтона тронула слабая улыбка. – Вы опасный трофей, сир. Вы сеете раздор всюду, где бы ни появились. Даже здесь, в моих счастливых Харренхоллских чертогах. – Его голос звучал чуть чуть громче шепота. – Как видно, то же самое произошло и в Риверране. Вы знаете, что Эдмар Талли обещал тысячу золотых драконов тому, кто вас вернет?
Только то?
– Моя сестра заплатит вдесятеро больше.
– Неужели? – Улыбка снова мелькнула на лице Болтона и пропала. – Десять тысяч драконов – сумма баснословная. Надо, конечно, принять в расчет и лорда Карстарка – он обещал за вашу голову руку своей дочери.
– Не сделать ли нам наоборот? Поручите это своему козлу.
Болтон издал тихий смешок.
– Известно ли вам, что Харрион Карстарк находился здесь в плену, когда мы взяли замок? Я отдал ему всех людей Кархолда, которые еще оставались при мне, и отправил его с Гловером. Надеюсь, у Синего Дола с ним ничего худого не случилось... иначе из всего потомства лорда Рикарда останется только Элис Карстарк. – Болтон выбрал себе еще одну сливу. – К счастью для вас, мне жена не требуется. Я женился на леди Уолде Фрей во время своего пребывания в Близнецах.
– На Светлой? – Джейме, придерживая культей ковригу хлеба, пытался левой рукой отломить от нее кусок.
– На Толстой. Милорд Фрей предложил в приданое за невесту столько серебра, сколько она весит, и это решило мой выбор. Элмар, отломи хлеба сиру Джейме.
Мальчик оторвал кусок с кулак величиной. Бриенна, тоже отломив себе, спросила:
– Правда ли, милорд, что вы собираетесь отдать Харренхолл Варго Хоуту?
– Такова цена, которую он запросил. Ланнистеры не единственные, кто платит свои долги. Мне в любом случае придется скоро уехать. Эдмар Талли женится в Близнецах на леди Рослин, и мой король приказал мне присутствовать на свадьбе.
– Эдмар? – удивился Джейме. – Не Робб Старк?
– Его величество король Робб уже вступил в брак. – Болтон положил на стол сливовую косточку. – С девицей Вестерлинг из Крэга по имени Жиенна. Вы должны знать ее, сир, ведь ее отец – знаменосец вашего.
– У моего отца много знаменосцев, и почти у всех из них есть дочери. – Джейме взял кубок левой рукой, стараясь припомнить эту Жиенну. Вестерлинги – древний род, но гордости у них больше, чем власти.
– Не может быть, – воскликнула Бриенна. – Король Робб дал слово жениться на девице из дома Фреев. Он никогда не нарушил бы своей клятвы, он...
– Его величеству всего шестнадцать лет, – мягко заметил Болтон, и вряд ли вы можете сомневаться в моих словах, миледи.
Джейме стало почти что жаль Робба Старка. Он выигрывает войну на ратном поле и проигрывает в спальне, дурачок.
– Как отнесся лорд Уоддер к тому, что ему подсунули форель вместо волка? – спросил он.
– Форель – недурное блюдо, но мой бедный Элмар, – Болтон указал бледным пальцем на своего пажа, – очень расстроен. Его собирались женить на Арье Старк, но моему доброму тестю Фрею пришлось расторгнуть эту помолвку, когда король Робб его предал.
– Об Арье что нибудь слышно? – Бриенна подалась вперед. – Леди Кейтилин боится, что... жива ли она?
– Без сомнения, – заверил лорд Дредфорта.
– Вы это наверняка знаете, милорд?
– Арья Старк пропала на некоторое время, это верно, – пожал плечами Болтон, – но теперь она нашлась, и я позабочусь о том, чтобы ее возвратили на Север.
– И ее сестру тоже, – сказала Бриенна. – Тирион Ланнистер обещал вернуть обеих девочек в обмен на своего брата.
Болтона это явно позабавило.
– Разве вам никто не говорил, миледи, что Ланнистерам свойственно лгать?
– Здесь оскорбляют честь моего деда? – Джейме взял левой рукой нож для сыра. – Круглый ножик и тупой, но в глаз его воткнуть можно. – На лбу у Джейме выступил пот, и ему хотелось надеяться, что он выглядит не таким слабым, как себя чувствует.
Губы Болтона снова посетила мимолетная улыбка.
– Смелые речи для человека, который даже хлеб без чужой помощи разломить не может. Взгляните – здесь повсюду стража.
– Ваша стража находится в полулиге от нас. Пока они сюда доберутся, вы будете мертвым, как Эйерис.
– Вряд ли это по рыцарски – угрожать хозяину дома над его же сыром и оливками. У нас на Севере законы гостеприимства по прежнему священны.
– Я здесь пленник, а не гость, и ваш козел отрубил мне руку. Если вы полагаете, что пара слив заставит меня забыть об этом, то вы сильно заблуждаетесь.
Болтона это покоробило.
– Очень может быть. Возможно, мне следует преподнести вас Эдмару Талли в качестве свадебного подарка... или отрубить вам голову, как поступила ваша сестра с Эддардом Старком.
– Я бы вам не советовал. У Бобрового Утеса долгая память.
– Между моими стенами и вашей скалой лежит тысяча лиг – горы, моря и болота. Враждебность Ланнистеров для Болтона мало что значит.
– Зато дружба с Ланнистерами может значить очень много. – Джейме, кажется, понял, какую игру они ведут. Но понимает ли это женщина? Он не осмеливался взглянуть на нее.
– Я не уверен, что вы те друзья, которые нужны умному человеку. Элмар, отрежь мяса нашим гостям.
Бриенне подали первой, но она не спешила приступить к еде.
– Милорд, сира Джейме следует обменять на дочерей леди Кейтилин. Освободите нас, чтобы мы могли продолжать свой путь.
– В письме, которое ворон принес из Риверрана, говорится о бегстве, а не о законном обмене. И если вы помогли этому узнику бежать, то вы повинны в измене, миледи.
Женщина поднялась из за стола.
– Я служу леди Старк.
– А я – Королю Севера. Или Королю, Потерявшему Север, как его стали теперь называть. А он никогда не желал возвращать сира Джейме Ланнистерам.
– Сядь и поешь, Бриенна, – сказал Джейме. Элмар и перед ним поставил ломоть сочного мяса с кровью. – Если бы Болтон хотел умертвить нас, он не стал бы потчевать нас своими сливами – зачем же тратить впустую столь полезные для пищеварения плоды. – Глядя на мясо, он понимал, что одной рукой нипочем его не нарежет. Теперь он стоит меньше, чем девчонка. Козел сделал обмен честным, хотя леди Кейтилин вряд ли поблагодарит его, когда Серсея вернет ей дочурок в таком же виде. При этой мысли он скорчил гримасу, предчувствуя, что вину за это повесят опять таки на него.
Болтон резал свое мясо аккуратно, размазывая кровь по тарелке.
– Леди Бриенна, вы согласитесь сесть, если я скажу вам, что хочу поступить с сиром Джейме в точности так, как желали вы с леди Старк?
– Значит, вы... отпустите нас? – Женщина произнесла это недоверчиво, однако села. – Это очень хорошо, милорд.
– Не спорю, но лорд Варго несколько... затруднил для меня это дело. – Болтон перевел свои бледные глаза на Джейме. – Вы знаете, почему Хоут отрубил вам руку?
– Потому что ему нравится это делать. – Повязка Джейме окрасилась вином и кровью. – Он и ноги тоже рубит. Мне думается, причина ему для этого не нужна.
– Тем не менее она у него есть. Хоут хитрее, чем кажется. Никто не может командовать долго такой шайкой, как Бравые Ребята, не имея некоторой смекалки. – Болтон подцепил кинжалом кусочек мяса, положил в рот и стал жевать. – Лорд Варго изменил Ланнистерам потому, что я предложил ему Харренхолл – награду в тысячу раз больше той, которую он мог надеяться получить от лорда Тайвина. Он в Вестеросе чужой и не знает, что эта награда содержит в себе яд.
– Проклятие Харрена Черного? – усмехнулся Джейме.
– Проклятие Тайвина Ланнистера. – Болтон подставил Элмару кубок, и паж молча наполнил его. – Нашему козлу следовало бы посоветоваться с Тарбеками или Рейнами. Они рассказали бы ему, как ваш лорд отец расправляется с предателями.
– Тарбеков и Рейнов больше нет.
– В том то и суть. Лорд Варго, без сомнения, надеялся, что лорд Станнис одержит верх в Королевской Гавани и утвердит его во владении этим замком в благодарность за участие в низвержении дома Ланнистеров. Боюсь, что он и о Станнисе Баратеоне мало что знает, – с сухим смешком молвил Болтон. – Станнис, быть может, и отдал бы ему Харренхолл в награду за службу... но присовокупил бы к этому петлю за его злодеяния.
– Петля – это милосердие по сравнению с тем, что он получит от моего отца.
– Теперь он, очевидно, пришел к такому же выводу. Станнис разбит, Ренли мертв, и только победа Старка может спасти его от мщения лорда Тайвина, но на нее надежда плоха.
– Король Робб выигрывал все сражения, в которые вступал, – упорствовала Бриенна, непоколебимо верная и на словах, и на деле.
– Теряя при этом Фреев, Карстарков, Винтерфелл и, наконец, весь Север. Жаль, что наш волк так молод. Шестнадцатилетние юноши думают, что они бессмертны и непобедимы. Человек постарше, полагаю, на его месте уже склонил бы колено. После войны всегда наступает мир, а мир сопровождается помилованием... но Старков могут помиловать, а Хоутов нет. Обе стороны использовали его почем зря, но ни одна даже слезинки не прольет, когда его не станет. Бравые Ребята, можно сказать, пали в битве на Черноводной, хотя и не участвовали в ней.
– Вы уж простите, но я о них скорбеть не стану.
– Вам не жаль нашего несчастного обреченного козлика? А вот боги, должно быть, сжалились над ним, иначе они не позволили бы вам попасть к нему в руки. – Болтон прожевал и проглотил еще кусочек мяса. – Кархолд меньше и беднее Харренхолла, зато львиным когтям до него не достать. Женившись на Элис Карстарк, Хоут мог бы стать настоящим лордом. Если он получит сколько нибудь золота от вашего отца – тем лучше, но он намеревался доставить вас к лорду Рикарду, сколько бы ни заплатил ему лорд Тайвин. Его ценой была невеста и безопасное убежище.
Но чтобы продать вас, он должен был вас сохранить, а на речных землях это теперь задача не из легких. Гловер и Толхарт потерпели поражение при Синем Доле, но остатки их войска все еще бродят в этих краях, и Гора добивает отставших. К югу и востоку от Риверрана рыщет около тысячи людей Карстарка, выслеживая вас. Добавьте к ним людей Дарри, оставшихся без лорда и без закона, стаи настоящих, четвероногих волков и разбойничьи шайки лорда молнии. Дондаррион охотно повесил бы вас с козлом на одном дереве. – Болтон подобрал кровяную подливку кусочком хлеба. – Харренхолл – единственное место, где лорд Варго может сберечь вас, но здесь моих людей и Фреев сира Эйениса намного больше, чем его Бравых Ребят. Он, безусловно, опасался, что я верну вас сиру Эдмару в Риверран... или, хуже того, отошлю вас к вашему отцу.
Искалечив вас, он отвел от себя угрозу вашего меча, запасся зловещей посылкой для вашего отца и понизил вашу ценность в моих глазах. Он мой человек, а я человек короля Робба, поэтому лорд Тайвин может приписать его преступление мне. Вот в этом и состоит мое затруднение. – Он выжидающе уставился на Джейме бледными, холодными, немигающими глазами.
– Вы хотите, чтобы я очистил вас от вины. Сказал отцу, что этот обрубок – не ваших рук дело. – Джейме засмеялся. – Отправьте меня к Серсее, милорд, и я пропою сладкозвучную песню о том, как хорошо вы со мной обращались, – Он понимал, что в случае любого другого ответа Болтон отдаст его козлу. – Будь у меня рука, я изложил бы то же самое письменно. Как меня искалечил наемник, которого сам же отец привез в Вестерос, и как благородный лорд Болтон меня спас.
– Полагаюсь на ваше слово, сир.
Такое Джейме не часто доводилось слышать.
– Как скоро нам разрешат уехать? И как вы намерены уберечь меня от всех этих волков, разбойников и людей Карстарка?
– Вы уедете, как только Квиберн сочтет вас достаточно окрепшим, с сильным эскортом отборных солдат под командованием моего капитана, Уолтона Железные Икры. Это человек поистине железный, и он благополучно доставит вас в Королевскую Гавань.
– Дочерей леди Кейтилин тоже нужно доставить домой в целости и сохранности, – вмешалась женщина. – Мы охотно примем помощь вашего Уолтона, милорд, но за девочек отвечаю я.
Болтон бросил на нее безразличный взгляд.
– Девочки – больше не ваша забота, миледи. Леди Санса теперь замужем за карликом, и одни только боги могут разлучить их.
– Замужем? – опешила Бриенна. – За Бесом? Но ведь он клялся перед всем своим двором, перед лицом богов и людей...
До чего же она наивна. Джейме, по правде сказать, был удивлен не меньше ее, но лучше скрывал это. Санса Старк! Пожалуй, она научит Тириона улыбаться. Джейме помнил, как счастлив был брат со своей крестьяночкой... целых две недели.
– Вряд ли клятвы Беса что то значат теперь, – сказал Болтон. – Во всяком случае, для вас. – На лице женщины отразилась тревога – видимо, она почувствовала наконец, как защелкнулись стальные челюсти капкана. Болтон подозвал к себе стражников. – Сир Джейме продолжит свои путь в Королевскую Гавань, но о вас, как вы могли заметить, речи не было. Я поступил бы бессовестно, лишив лорда Варго обоих его трофеев. – Болтон взят с блюда еще одну сливу. – На вашем месте, миледи, я перестал бы беспокоиться о Старках и подумал бы о себе – вернее, о сапфирах.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:24 | Сообщение # 40 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Позади нетерпеливо заржал конь одного из золотых плащей, выстроившихся поперек дороги. Слышно было также, как кашляет лорд Джайлс. Тирион не хотел брать ни его, ни сира Аддама, ни Джалабхара Ксо и всех прочих, но его лорд отец подумал, что Лоран Мартелл может обидеться, если встречать его на том берегу Черноводной вышлют одного только карлика.
Джоффри следовало бы встретить дорнийцев самому, но он, чего доброго, мог бы все испортить. За последнее время король перенял у латников Мейса Тиррелла много всяких шуточек, касающихся дорнийцев. Сколько нужно дорнийцев, чтобы подковать лошадь? Девять. Один кует, а восемь держат лошадь на руках. Тирион сомневался, что Лоран Мартелл сочтет это забавным.
Он уже видел знамена гостей, которые выезжали из зеленого леса длинной и пыльной колонной. С этого места до самой реки зелени больше нет – лес после битвы стоит черный, обугленный. Что то этих знамен слишком много, думал Тирион, глядя, как летит пепел из под конских копыт. Вот так же он клубился, должно быть, когда авангард Тирелла ударил Станнису во фланг. Можно подумать, Мартелл ведет с собой половину дорнийских лордов. Тирион попытался найти в этом хорошую сторону, но у него ничего не вышло.
– Сколько знамен ты насчитал? – спросил он у Бронна.
– Восемь... нет, девять, – заслонив рукой глаза, ответил наемник.
Тирион повернулся в седле.
– Иди ка сюда, Под. Называй мне эмблемы, которые ты видишь, и говори, какие дома они представляют.
Подрик Пейн тронул своего мерина вперед. Он держал королевский штандарт, оленя в паре со львом, и ему было тяжело. Бронн вез личное знамя Тириона, золотого ланнистерского льва на красном поле.
«А он растет, – сказал себе Тирион, когда Под привстал на стременах, чтобы лучше видеть. – Скоро будет возвышаться надо мной, как все остальные». По приказанию Тириона мальчик заучил дорнийскую геральдику наизусть, но теперь, как всегда, оробел.
– Я ничего не вижу. Они развеваются на ветру.
– Бронн, говори парню, что видишь ты.
Бронн выглядел настоящим рыцарем в новом дублете и плаще, с пылающей цепью через грудь.
– Красное солнце на оранжевом поле, проткнутое копьем, – доложил он.
– Мартеллы, – с явным облегчением отрапортовал Педрик Пейн. – Дом Мартеллов из Солнечного Копья, милорд. Принц Дорнийский.
– Это даже моему коню известно, – сухо молвил Тирион. – Давай дальше, Бронн.
– Вижу пурпурный флаг с какими то желтыми шарами.
– С лимонами? – подсказал Под. – Пурпурное поле, усеянное лимонами? Это, должно быть, дом Дальтов. Из Лимонной Рощи.
– Вероятно. Есть еще большая черная птица на желтом, а в когтях у нее что то не то белое, не то розовое.
– Стервятник с младенцем в когтях. Дом Блэкмонтов из Блэкмонта, сир.
– Ишь начитался, – засмеялся Бронн. – Книги портят прицельный глаз, парень. Череп на черном поле.
– Коронованный череп дома Манвуди, кость и золото на черном. – Под обретал уверенность с каждым правильным ответом. – Манвуди из Королевской Гробницы.
– Три черных паука.
– Это скорпионы, сир. Дом Кворгилов из Песчаника, три черных скорпиона на красном.
– Красно желтое знамя с зубчатой линией посередине.
– Пламя Адова Холла. Дом Уллеров.
Этот парень совсем не так глуп, когда у него язык развязывается, признал Тирион.
– Продолжай, Под. Если назовешь всех, я тебе кое что подарю.
– Красные с чернью ломти пирога с золотой рукой посередке, – сказал Бронн.
– Дом Аллирионов из Дара Богов.
– Что то вроде красной курицы, клюющей змею.
– Гаргалены с Соленого Берега. Прошу прощения, сир, но это не курица, а василиск. Красный, с черной змеей в клюве.
– Отлично! – воскликнул Тирион. – Дальше.
Бронн вгляделся в ряды дорнийцев.
– Осталось последнее: золотое перо на поле из зеленых клеток.
– Джордейны из Тора, сир.
– Итого девять! Молодец, – засмеялся Тирион. – Я бы и сам так не смог. – Тут он покривил душой, но мальчика надо было приободрить – тот очень в этом нуждался.
Мартелл собрал себе внушительную свиту. Ни один из домов, названных Подом, нельзя счесть мелким или незначительным. Девять знатнейших лордов Дорна или их наследники едут по Королевскому тракту, и вряд ли они проделали весь этот путь, чтобы поглядеть на пляшущего медведя. В этом заключалось определенное послание, и Тириону не нравился его смысл. Быть может, он совершил ошибку, отправив Мирцеллу в Солнечное Копье.
– Милорд, – застенчиво заметил Под, – а носилок то нет. Тирион повернул голову к кавалькаде дорнийцев. Мальчик был прав.
– Доран Мартелл всегда путешествует в носилках, – продолжал Под. – В резном паланкине с шелковыми занавесками с солнцами на них.
Тирион тоже это слышал. Принцу Дорану за пятьдесят, и он страдает подагрой. Быть может, он пожелал ехать побыстрее. Или счел свои носилки слишком приметной мишенью для разбойников. Или они показались ему слишком громоздкими для перевалов Костяного Пути. Или подагра его отпустила.
Отчего же у него, Тириона, столь дурное предчувствие по этому поводу?
Ожидание становилось невыносимым.
– Знамена вперед, – гаркнул он. – Поедем им навстречу. – Он пришпорил коня. Бронн и Под скакали по обе стороны от него. Дорнийцы, видя их приближение, тоже прибавили ходу. На их нарядных седлах висели излюбленные ими круглые металлические щиты, и многие везли с собой связки коротких метательных копий или дорнийские луки с двойным изгибом, которые хорошо бьют на скаку.
Король Дейерон Первый заметил, что дорнийцы бывают трех родов: соленые, живущие на побережье, песчаные, обитатели пустыни и длинных речных долин, и каменные, гнездящиеся на перевалах и вершинах Красных гор. Рейнарской крови больше всего в соленых дорнийцах и меньше всего в каменных.
В свите Дорана были представлены все три рода. Соленые дорнийцы, худощавые, с гладкой оливковой кожей и длинными черными волосами, вьющимися по ветру. Песчаные дорнийцы, еще смуглее, обожженные жарким дорнийским солнцем, с длинными яркими шарфами на шлемах, оберегающими от солнечного удара. И, наконец, каменные, самые крупные и светлые, потомки андалов и Первых Людей, каштановые или белокурые. Они от солнца не смуглеют, а делаются красными или покрываются веснушками.
На лордах были богатые одежды из шелка и атласа с широкими рукавами и дорогими камнями на поясах. Покрытые эмалью доспехи сверкали начищенной медью, серебром и мягким червонным золотом. Они ехали на рыжих, золотистых или белых как снег конях, поджарых и быстрых, с длинными шеями и красивыми узкими головами. Прославленные скакуны Дорна мельче обычных боевых коней и не могут нести столько металла, как они, зато, как говорят, способны бежать без устали около полутора суток.
Предводитель дорнийцев скакал на черном, как сам грех, жеребце с огненными хвостом и гривой. Высокий, гибкий и грациозный, он держался в седле так, словно родился в нем. На его плечах развевался бледно красный плащ; медные диски, нашитые на рубаху, сверкали, как тысяча новых монет. Во лбу высокого золоченого шлема блистало медное солнце, на отполированном круглом щите виднелось пробитое копьем солнце дома Мартеллов.
Мартелл, но на десять лет моложе, чем следует. При этом слишком ловок и слишком свиреп. Тирион понял, что дела плохи. Сколько нужно дорнийцев, чтобы начать войну? Всего один. Но делать нечего – надо улыбаться.
– Доброго вам здоровья, милорды. Мы услышали о вашем приближении, и его величество король Джоффри поручил мне встретить вас от его имени. Мой лорд отец, десница короля, также шлет вам свой привет. – Тирион разыграл радостное смущение. – Но кто же из вас принц Доран?
– Здоровье не позволило моему брату покинуть Солнечное Копье. – Мартелл снял свой шлем, открыв угрюмое лицо с глубокими складками, тонкими выгнутыми бровями и большими глазами, черными и блестящими, как минеральное масло. Густые черные волосы с едва заметной проседью падали назад от мыса на лбу, острого, как его нос. Этот из соленых, сразу видно. – Принц Доран послал меня занять его место в королевском совете, если на то будет воля его величества.
– Его величество почтет за честь пользоваться советами столь прославленного воина, как принц Оберин Дорнийский, – заверил Тирион, а про себя подумал: ох и побежит кровь по сточным канавам. – Мы рады также видеть ваших благородных спутников.
– Позвольте мне представить их вам, милорд Ланнистер. Сир Дэзиел Дальт из Лимонной Рощи. Лорд Тремонд Гаргален. Лорд Хармен Уллер и его брат сир Ульвик. Сир Раэн Аллирион и его внебрачный сын сир Дейемон Сэнд, бастард из Дара Богов. Лорд Дагос Манвуди, его брат сир Мильс и сыновья Морс и Дикон. Сир Эррон Кворгил. И пусть вам не покажется, что я пренебрегаю дамами. Мирия Джордейн, наследница Тора. Леди Ларра Блэкмонт, ее дочь Жинесса и сын Перрос. – Принц протянул руку к черноволосой всаднице, делая ей знак приблизиться. – А это Эллария Сэнд, моя возлюбленная.
Тириону стоило труда подавить стон. Любовница и к тому же незаконная дочь. У Серсеи будет припадок, если он приведет ее на свадьбу. Если сестра посадит эту женщину в темном углу ниже соли, Красный Змей придет в бешенство, если она пригласит ее за высокий стол, все другие дамы на помосте почтут себя оскорбленными. Можно подумать, что принц Доран намеренно напрашивается на ссору.
Принц Оберин повернулся лицом к своим дорнийцам.
– Эллария, лорды, леди и сиры! Посмотрите, как любит нас король Джоффри. Он шлет нам навстречу не кого нибудь, а собственного дядю Беса.
Бронн подавил смех, и Тирион тоже сделал вид, что ему весело.
– Не меня одного, милорды. Это было бы непосильной задачей для такого маленького человечка, как я. – Теперь настал его черед называть имена. – Сир Флемент Бракс, наследник Хорнваля. Лорд Джайлс из Росби. Сир Аддам Марбранд, лорд командующий городской стражей. Джалабхар Ксо, принц Долины Красных Цветов. Сир Харис Свифт, тесть моего дяди Кивана. Сир Мерлон Кракехолл. Сир Филип Фоот и сир Бронн Черноводный, два героя недавней битвы с мятежником Станнисом Баратеоном. И, наконец, мой оруженосец, юный Подрик из дома Пейнов. – Все эти имена звучали громко, но их носители своей знатностью и весом даже близко не могли сравниться со спутниками принца Оберина, что они оба прекрасно понимали.
– Милорд Ланнистер, – сказала леди Блэкмонт, – мы проделали долгий пыльный путь и очень хотели бы отдохнуть и освежиться. Быть может, отправимся в город?
– Сей же час, миледи. – Тирион повернул коня и сделал знак сиру Аддаму Марбранду. Золотые плащи, составлявшие основную часть его почетного караула, по команде сира Аддама тоже развернулись, и вся процессия двинулась к реке, за которой стояла Королевская Гавань.
«Оберин Нимерис Мартелл, – твердил про себя Тирион, следуя бок о бок с ним. – Красный Змей Дорна. Что же мне с ним делать, седьмое пекло?»
Он знал этого человека только понаслышке, но репутацией тот обладал устрашающей. Шестнадцати лет от роду принца Оберина застали в постели с любовницей старого лорда Айронвуда, человека громадного, свирепого и вспыльчивого. Назначили поединок – до первой крови, ввиду молодости и родовитости принца. Оба противника получили мелкие раны, и честь была удовлетворена. Однако принц Оберин скоро поправился, а раны лорда Айронвуда воспалились и свели его в могилу. Пошли слухи, что принц сражался отравленным мечом, и впоследствии как друзья, так и недруги стали называть его Красным Змеем.
Все это случилось много лет назад. Тогдашнему юноше теперь перевалило за сорок, и темных дел ему приписывали намного больше. Он путешествовал по Вольным Городам, изучая искусство врачевания, яды, а быть может, и еще более опасные науки. Он учился в Цитадели и успел выковать шесть звеньев мейстерской цепи, но потом это наскучило ему. Он служил наемником на Спорных Землях за Узким морем и некоторое время состоял в отряде Младших Сыновей, пока не собрал собственную дружину. Турниры, битвы, поединки, лошади, любовные приключения... говорили, будто он предается любви и с женщинами, и с мужчинами и наводнил Дорн своими внебрачными дочерьми, которых прозвали «песчаными змейками». Сыновей, насколько знал Тирион, у принца Оберина не было.
Кроме того, он изувечил наследника дома Тиреллов.
Нет другого человека в Семи Королевствах, которого Тирелл меньше хотел бы видеть на свадьбе своей дочери. Посылать принца Оберина в Королевскую Гавань, когда в городе находятся лорд Мейс Тирелл, двое его сыновей и несколько тысяч его латников, – значит создавать ситуацию не менее опасную, чем сам принц Оберин. Неверное слово, неосторожная шутка – и благородные союзники дома Ланнистеров вцепятся друг другу в глотки.
– А мы ведь уже встречались, – заметил дорнийский принц, двигаясь вместе с Тирионом мимо испепеленных полей и превращенных в скелеты деревьев. – Не думаю, правда, что вы это помните. Вы были тогда еще меньше, чем теперь.
Насмешка в его голосе раздражала Тириона, но он не собирался позволить дорнийцу вывести его из себя.
– Когда же это было, милорд? – осведомился он с учтивой заинтересованностью.
– Давно, когда в Дорне правила моя мать, а ваш лорд отец был десницей другого короля.
«Эти короли не столь различны, как ты думаешь», – заметил про себя Тирион.
– В то время я посетил Бобровый Утес со своей матерью, ее супругом и моей сестрой Элией. Мне было тогда лет четырнадцать пятнадцать, а Элии на год больше. Вашим брату и сестре было, помнится, восемь или девять, а вы только только появились на свет.
Странное время для визита. Мать Тириона умерла, рожая его, и Мартеллы должны были найти Утес в глубоком трауре. Особенно отца. Лорд Тайвин редко говорил о своей жене, но Тирион слышал от дядей, что они очень любили друг друга. В то время отец был десницей Эйериса, и люди говорили, что государством правит лорд Тайвин, а лордом Тайвином – леди Джоанна. «После ее смерти он стал другим человеком, Бес, – сказал как то ему дядя Гери. – Лучшая его часть умерла вместе с ней». – Герион был самым младшим из четырех сыновей лорда Титоса Ланнистера, и Тирион любил его больше других своих дядей.
Но он пропал где то за морем, а причиной смерти леди Джоанны стал сам Тирион.
– Как вам понравился Бобровый Утес, милорд?
– Не слишком. Ваш отец не уделял нам никакого внимания, предоставив сиру Кивану нас занимать. В клетушке, которую отвели мне, имелась пуховая перина и на полу лежал мирийский ковер, но окна не было – я, помнится, заявил Элии, что это настоящая темница. Небеса у вас чересчур серые, вина чересчур сладкие, женщины чересчур добродетельные, еда чересчур пресная... а больше всего меня разочаровали вы.
– Я ведь только что родился – чего вы могли от меня ожидать?
– Немыслимого ужаса. Вы были малы, но слава о вас разнеслась далеко. Когда вы родились, мы находились в Старгороде, и весь город толковал о чудовище, которое произвел на свет королевский десница, и о том, какие это беды сулит всему государству.
– Голод, чуму и войну, – невесело усмехнулся Тирион. – Это всегда входит в перечень. Следует добавить еще зиму и ночь, которой нет конца.
– Все эти бедствия действительно упоминались, и к ним причислялось падение вашего отца. Лорд Тайвин вознес себя выше короля Эйериса, как вещал один нищенствующий брат, а между тем выше короля может стоять один только бог. Вы объявлялись его проклятием, карой, посланной богами, чтобы напомнить ему, что он ничем не лучше прочих смертных.
– Я напоминаю, как только могу, но он отказывается понимать, – вздохнул Тирион. – Однако продолжайте – люблю слушать занимательные истории.
– Говорили, что у вас есть хвост – маленький загнутый хвостик, как у свиньи. Говорили также, что голова у вас больше туловища, густые черные волосы, борода, дурной глаз и львиные когти, зубы такие длинные, что нельзя закрыть рот, а признаки пола двоякие – и мужские, и женские.
– Это очень упростило бы мне жизнь – не пришлось бы спать с женщинами. Зубы и когти мне тоже могли бы пригодиться. Однако я начинаю понимать причину вашего недовольства.
Бронн хохотнул, но Оберин лишь слегка улыбнулся.
– Мы бы и вовсе вас не увидели, если бы не ваша сестрица. Вас никогда не выносили на люди, только по ночам мы порой слышали, как где то в недрах Утеса плачет ребенок. Голос у вас был поистине чудовищный, воздаю вам должное. Вы могли кричать часами, и вас могла успокоить только женская грудь.
– Это и до сих пор так.
На этот раз принц Оберин рассмеялся.
– Здесь наши вкусы сходятся. Лорд Гаргален сказал как то, что надеется умереть с мечом в руке, а я на это ответил, что предпочел бы в этот миг держаться за пышную грудь.
Тирион вежливо улыбнулся.
– Вы говорили о моей сестре?
– Серсея пообещала Элии, что покажет вас нам. Накануне нашего отплытия, когда наша мать беседовала наедине с вашим отцом, они с Джейме провели нас в вашу детскую. Ваша кормилица хотела прогнать нас, но Серсея этого не позволила. «Он мой, – заявила она, – а ты просто дойная корова и не смеешь мне указывать. Замолчи, не то я скажу отцу, и он отрежет тебе язык. Корове язык не нужен, только вымя».
– Ее величество с ранних лет умела чаровать сердца. – Тириона позабавило, что сестра объявила его своим. Позже она, видят боги, никаких прав на него не предъявляла.
– Она даже распеленала вас, чтобы нам было лучше видно, – продолжал дорниец. – Глаз у вас в самом деле оказался дурной, и голову покрывал черный пушок, да и сама голова, пожалуй, была больше, чем у обыкновенных младенцев, но хвост и борода отсутствовали, равно как когти и зубы, а между ног торчал только крошечный розовый отросток. После всех леденящих кровь слухов проклятие лорда Тайвина оказалось уродливым красным младенцем с короткими ножками. Элия даже заворковала над вами, как всегда делают молодые девушки при виде грудных детей, котят и щенят. Ей, по моему, даже понянчить вас захотелось, несмотря на ваше безобразие. На мое замечание о том, что чудовище из вас никудышное, ваша сестрица сказала: «Он убил мою мать», и дернула вас за пипку – я уж думал, она ее оторвет. Вы завопили, но Серсея отпустила вас, только когда Джейме сказал: «Перестань, ему больно». «Ничего, – заметила она при этом, – все говорят, что он все равно скоро умрет. Удивительно, как он еще жив до сих пор».
В небе ярко светило солнце, и день для осени был приятно теплым, но Тириона Ланнистера проняло холодом. Милая моя сестрица. Он почесал рубец на носу и попотчевал дорнийца своим «дурным глазом». С чего ему вздумалось рассказать мне об этом? Испытывает он меня или просто крутит мою пипку, как Серсея, чтобы услышать мой крик?
– Непременно расскажите это моему отцу. Он будет в восторге так же, как и я. Особенно ему понравится та часть, где говорится о хвосте. Он у меня был, но отец велел его отрезать.
– С той нашей встречи вы стали намного забавнее, – усмехнулся Оберин.
– Жаль, что я при этом не стал чуть повыше.
– Кстати, о забавах. Стюард лорда Баклера уверяет, будто вы ввели налог на женские прелести.
– Это налог на шлюх. – Тирион заново испытал раздражение. Самое обидное, что это придумал отец, а не он. – Всего один грош за каждое... э э... соитие. Десница полагает, что это улучшит городские нравы. – (И поможет оплатить свадьбу Джоффри.) Во всем, разумеется, обвинили Тириона, как мастера над монетой. Бронн говорит, что этот налог прозвали «карликовым грошем». «Раздвинь ка ноги для Полумужа», – кричат теперь во всех борделях, если верить наемнику.
– Надо будет набрать в кошелек побольше медяков. Даже принц обязан платить налоги.
– Зачем вам нужны наши шлюхи? – Тирион оглянулся назад, где ехала с другими дамами Эллария Сэнд. – Ваша любовница успела надоесть вам в дороге?
– О нет. У нас слишком много общего. Но вот красивой белокурой женщины у нас еще не было, и Элларии любопытно. Не знаете ли вы подходящей красотки?
– Я теперь женат. – (Хотя и не сплю с женой.) – И больше не хожу по шлюхам. – (Если только не хочу, чтобы их повесили.)
Оберин внезапно переменил разговор.
– Говорят, будто на свадьбе у короля будет подано семьдесят семь блюд?
– Вы голодны, мой принц?
– Да, я изголодался, но не по еде. Скажите мне, когда свершится правосудие.
– Правосудие... – Вот зачем он приехал. Можно было сразу догадаться. – Вы дружили со своей сестрой?
– Детьми мы были неразлучны, почти как ваши брат и сестра.
О боги. Надеюсь, что все таки не так.
– Битвы и свадьбы поглощали все наше время, принц Оберин. Боюсь, нам было недосуг заниматься убийством шестнадцатилетней давности при всей гнусности этого злодеяния. Мы, разумеется, сделаем это, как только сможем. И всякая помощь Дорна, способствующая восстановлению мира в государстве, безусловно, ускорит расследование моего лорда отца.
– Карлик, – тон Красного Змея стал значительно менее сердечным, – избавь меня от своих ланнистерских уверток. За кого вы нас принимаете – за овец или за дураков? Мой брат – человек не кровожадный, но эти шестнадцать лет он не сидел сложа руки. Джон Аррен приезжал в Солнечное Копье через год после восшествия Роберта на трон, и будь уверен, его там усердно допросили – его и еще сто человек. Я приехал не затем, чтобы смотреть комедию под названием «расследование». Я приехал, чтобы покарать убийц Элии и ее детей, и это будет сделано. Начнем мы с этого буйвола, Григора Клигана... но думаю, что им дело не кончится. Перед смертью Гора расскажет мне, от кого получил приказ – уверьте в этом вашего лорда отца. – Оберин улыбнулся. – Один старый септон сказал, что я – живое доказательство благости богов. А знаешь почему, Бес?
– Нет, – настороженно признался Тирион.
– Если бы боги были жестоки, они сделали бы меня старшим сыном, а Дорана – младшим. Я в отличие от него кровожаден. И вам придется иметь дело со мной, а не с моим терпеливым, благоразумным, подагрическим братом.
Впереди в полумиле от них уже сверкала на солнце Черноводная, а за рекой виднелись стены, башни и холмы Королевской Гавани. Тирион оглянулся на следующую за ними блестящую процессию.
– Вы говорите, как человек во главе большого войска, но за вами только триста человек. Видите тот город к северу от реки?
– Это и есть та навозная куча, что зовется Королевской Гаванью?
– Она самая.
– Я ее не только вижу, но, кажется, и чую.
– Ну так принюхайтесь хорошенько, милорд. Наполните этим запахом свои ноздри. Вы убедитесь, что пятьсот тысяч человек пахнут сильнее, чем триста. Чувствуете аромат золотых плащей? Их у нас около пяти тысяч. Прибавьте к ним людей моего отца – вот вам еще двадцать тысяч. А тут еще розы – не правда ли, великолепный запах? Особенно когда их так много. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят тысяч роз в городе и за его стенами. Не могу сказать в точности, сколько их, но пересчитать всех поголовно было бы затруднительно.
Мартелл пожал плечами.
– В Дорне до того, как мы поженились с Дейероном, говаривали, что все цветы склоняются перед солнцем. Если розы попытаются мне помешать, я растопчу их, только и всего.
– Как растоптали Уилласа Тирелла? Дорниец ответил не так, как он ожидал.
– Я получил от Уилласа письмо не более полугода назад. Мы оба с ним коневоды. Он никогда не держал на меня зла за то, что случилось на том турнире. Я честно ударил его в грудь, но он, падая, зацепился ногой за стремя, и конь упал на него. Я послал к нему мейстера, но тот сумел только спасти юноше ногу, больше ничего. Колено излечению не поддавалось. Если уж винить кого то, так только его дурака отца. Уиллас Тирелл был зелен, как его камзол, и совершенно напрасно полез сражаться с такими соперниками. Жирный Розан начал выпускать его на турниры в слишком нежном возрасте, так же как двух других. Он хотел получить второго Лео Длинный Шип, а получил калеку.
– Кое кто говорит, что сир Лорас превосходит Лео Длинного Шипа во всем.
– Розанчик Ренли? Сомневаюсь.
– Сомневайтесь сколько угодно, но сир Лорас победил многих знаменитых рыцарей, в том числе моего брата Джейме.
– Говоря «победил», вы хотите сказать, что он вышиб их из седла на турнире. Если вы хотите меня напугать, назовите тех, кого он убил в бою.
– Сира Робара Ройса и сира Эммона Кью, для начала. А на Черноводной он, как говорят, совершал чудеса храбрости, сражаясь рядом с призраком лорда Ренли.
– Стало быть, те, кто видел эти чудеса храбрости, видели также и призрак? – Дорниец засмеялся.
Тирион пристально посмотрел на него.
– У Катайи на Шелковой улице есть несколько девушек, которые могли бы вам подойти. У Данси волосы медового цвета, у Марей – бледно золотистые. Кого бы вы ни выбрали, я советовал бы вам не отпускать ее от себя, милорд.
– Не отпускать от себя? – Оберин вскинул тонкую черную бровь. – Отчего так, мой добрый Бес?
– Оттого, что вы хотите умереть, держась за женскую грудь. – И Тирион рысью проехал вперед, где ждали готовые для переправы паромы. Он не желал больше служить мишенью для дорнийского остроумия. Лучше бы отец послал Джоффри. Тот спросил бы Оберина, чем дорниец отличается от коровьей лепешки. Тирион невольно усмехнулся. Надо непременно поприсутствовать при том, как Красный Змей будет представляться королю.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:29 | Сообщение # 41 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Человек на крыше умер первым. Он сидел за трубой в двухстах ярдах от них, почти невидимый в предрассветных сумерках, но когда небо начало светлеть, он встал и потянулся. Стрела Энги попала ему в грудь. Он мешком съехал по крутому грифельному скату и упал у дверей септрия.
Скоморохи поставили там двух часовых, но свет факела слепил им глаза, и разбойники в темноте подобрались совсем близко. Кайл и Нотч выстрелили разом, и один караульный рухнул со стрелой в горле, а другой в животе. При этом он выронил факел, огонь охватил его одежду, он закричал и тем предупредил своих об опасности. Торос, уже не скрываясь, отдал приказ, и разбойники пошли в атаку.
Арья, сидя на коне, наблюдала за ними с вершины лесистого холма. Оттуда открывался широкий вид на септрий с его мельницей, пивоварней и конюшнями, на буйные сорные травы и сожженные деревья вокруг. Лес почти совсем осыпался, и немногие бурые листья, еще державшиеся на ветвях, почти не заслоняли картины. Лорд Берик оставил Безусого Дика и Маджа охранять их. Арью возмущало, что ее держат в тылу, как малого ребенка, но Джендри тоже в бой не взяли. Она даже спорить не стала – в бою надо подчиняться приказам.
На востоке занималась розовая с золотом заря, вверху сквозь редкие облака проглядывал месяц. Дул холодный ветер, и Арья слышала, как шумит вода и скрипит деревянное колесо на мельнице. В воздухе пахло влагой, но дождя не было. Стрелы, таща за собой бледные огненные ленты, пронизывали утренний туман и вонзались в деревянные стены септрия. Несколько стрел влетело внутрь через разбитые ставни, и из дома скоро потянулись тонкие струйки дыма.
Двое Скоморохов бок о бок выскочили наружу с топорами в руках. Энги и другие лучники только того и ждали. Один упал сразу, другой пригнулся, и стрела проткнула ему плечо. Он сделал еще несколько шагов, но еще две стрелы ударили в него почти одновременно, пробив панцирь так, словно тот был шелковым, а не стальным. Наемник рухнул. У Энги есть стрелы не только с широкими, но и с шильными наконечниками, а такие пробивают даже тяжелые доспехи. Надо будет поучиться стрелять, подумала Арья. Фехтование ей нравилось больше, но от стрел, как она убедилась, тоже бывает большая польза.
Пламя охватывало западную стену септрия, и в выбитые окна валил густой дым. Мириец с арбалетом высунулся из окошка, где дыма не было, выстрелил и нырнул обратно, чтобы перезарядить. На конюшне тоже шел бой – оттуда слышались крики, ржание лошадей и лязг стали. Их надо всех перебить, думала Арья, до крови закусив губу. Всех до единого.
Арбалетчик появился снова, но мимо него тут же пролетели три стрелы. Одна чиркнула ему по шлему, и он сразу исчез. Огонь уже показался в нескольких окнах верхнего этажа. Воздух наполняли черно белые клубы дыма и тумана. Энги и другие лучники подкрадывались поближе, чтобы лучше целить.
Потом весь септрий вспыхнул разом, и Скоморохи повалили оттуда, как рассерженные муравьи. Из двери выскочили двое иббенийцев, прикрываясь косматыми щитами, следом бежал дотракиец с кривым аракхом и колокольчиками в косе, за ним трое татуированных волантинцев. Другие прыгали на землю из окон. Один, перекинув ногу через подоконник, получил в грудь стрелу и с криком упал. Дым сгущался. Стрелы из луков и арбалетов летали туда сюда. Уотти повалился, выронив лук. Кайлу, не успевшему наложить новую стрелу, человек в черной кольчуге проткнул копьем живот. Раздался голос лорда Берика. По его команде из канав, из за кустов и деревьев хлынули остальные разбойники с мечами в руках. Лим, мелькая своим желтым плащом, смял конем человека, убившего Кайла. Торос и лорд Берик с горящими мечами поспевали везде. Красный жрец разрубил обтянутый шкурами щит, а его конь ударил копытами в лицо иббенийца. Дотракиец с воплем ринулся на лорда молнию, и его аракх встретился с пылающим мечом. После краткого обмена ударами у дотракийца загорелись волосы, и миг спустя он был мертв. Арья и Неда видела – он сражался рядом с лордом молнией. Так нечестно. Он ненамного старше ее – ей тоже должны были позволить сразиться.
Бой длился недолго. Оставшиеся Бравые Ребята либо погибли, либо побросали свои мечи. Двое дотракийцев сумели сесть на коней и ускакать, но только потому, что лорд Берик им это позволил.
– Пусть отвезут дурную весть в Харренхолл, – с пылающим мечом в руке сказал он. – Это доставит лорду пиявке и его козлу пару бессонных ночей.
Джек Счастливчик, Харвин и Меррит из Лунного города отважно бросились в горящий септрий, надеясь взять пленных. Вскоре они снова возникли из огня и дыма с восемью бурыми братьями. Один был так слаб, что Меррит нес его, перекинув через плечо. С ними был и септон, сутулый и лысый, но в черной кольчуге поверх серой рясы.
– Он прятался под лестницей, ведущей в подвал, – откашливаясь, сказал Джек.
– Да это же Утт, – заулыбался Торос.
– Септон Утт. Божий человек.
– Какому богу нужны такие служители? – громыхнул Лим.
– О да, я согрешил, тяжко согрешил, – заныл септон. – Прости меня, Отец. Я великий грешник.
Арья помнила септона Утта по Харренхоллу. Шагвелл Дурак говорил, что тот всегда плачет и молится о прощении, убивая очередного мальчика. Иногда он даже просил других Скоморохов бить его плетьми. Они все находили это очень забавным.
Лорд Берик вернул меч в ножны, погасив пламя.
– Окажите умирающим последнюю милость, а остальных свяжите по рукам и ногам для суда, – приказал он.
Суд был скорым. Разбойники свидетельствовали о делах Бравых Ребят: о разоренных городах и деревнях, сожженных полях, поруганных и убитых женщинах, подвергнутых мукам и увечью мужчинах. Упоминалось и о мальчиках, убитых септоном Уттом, а он все это время плакал и молился.
– Я слабый тростник, – сказал он лорду Берику. – Я молю Воина о силе, но боги создали меня слабым. Сжальтесь же надо мной. Эти милые мальчики... я совсем не хотел обижать их...
Вскоре он, голый, в чем мать родила, закачался на высоком вязе, и все прочие Бравые Ребята поодиночке последовали за ним. Некоторые из них боролись и брыкались, когда им накидывали петлю на шею. Один арбалетчик кричал с сильным мирийским акцентом: «Я солдат, я солдат», другой обещал показать, где спрятано золото, третий расписывал, какой хороший разбойник из него выйдет. Но всех их раздели и вздернули, одного за другим. Том Семиструнный играл им погребальный мотив на своей арфе, а Торос призывал Владыку Света послать их души в адский огонь до конца времен.
Скоморошье дерево, думала Арья, глядя, как они болтаются – белые при тускло красном зареве горящего септрия. Вороны уже слетались на мертвечину. Они перекликались между собой, и Арье было любопытно, о чем они говорят. Септона Утта она боялась не так, как Роржа, Кусаку и некоторых других, оставшихся в Харренхолле, но все равно радовалась, что его повесили. Надо им было и Пса повесить тоже или отрубить ему руку. Вместо этого разбойники, к ее возмущению, перевязали Сандору Клигану ожоги, вернули ему меч, коня и доспехи и выпустили на волю в нескольких милях от полого холма. Только его золото они забрали себе.
Стены септрия рухнули в реве огня и клубах дыма. Восемь бурых братьев взирали на это с покорностью. Только они и остались из всей братии, объяснил старейший из них. На шее у него висел железный молоточек, указывающий, что он поклоняется Кузнецу.
– До войны нас было сорок четыре человека, и наш септрий процветал. Мы держали дюжину коров и быка, сотню ульев, обрабатывали виноградник и яблоневый сад. Но львы забрали у нас все вино, молоко и мед, зарезали коров и сожгли виноградник. А после этого нашим гостям и счету не стало. Этот ложный септон был последним. Один оказался настоящим чудовищем... мы отдали ему все наше серебро, но он думал, что у нас где то спрятано золото, и его люди убивали нас одного за другим, чтобы заставить старца заговорить.
– Как же вам восьмерым удалось выжить? – спросил Энги.
– Это моя вина, – сказал старик с молоточком. – Мне очень стыдно. Когда пришел мой черед умирать, я рассказал им, где спрятано золото.
– Брат мой, – сказал Торос, – тебе должно быть стыдно только за то, что ты не сказал этого сразу.
На ночь разбойники устроились в пивоварне у речки. У хозяев под полом конюшни сохранился запас съестного, и они все вместе поужинали овсяным хлебом, луком и жидким капустным супом с легким привкусом чеснока. Арья нашла в своей миске кусочек морковки и сочла, что ей повезло. Братья не спрашивали у разбойников, как кого зовут. Наверно, они и так это знали. У лорда Берика на панцире, щите и плаще изображена молния, на Торосе сохранились лохмотья красных одежд. Один из монахов, молодой послушник, имел смелость попросить красного жреца не молиться своему ложному богу, пока он находится под их кровом.
– Ты это брось, – сказал Лим. – Он и наш бог тоже, а вы нам обязаны своей разнесчастной жизнью. И какой же он ложный? Ваш Кузнец чинит сломанные мечи, но сможет ли он починить человека?
– Перестань, Лим, – одернул его лорд Берик. – Пока мы у них, будем соблюдать их правила.
– Если мы пропустим пару молитв, солнце светить не перестанет, – согласился Торос. – Уж я то знаю.
Лорд Берик ничего не ел. Арья ни разу не видела, как он ест, но иногда он выпивал чашу вина. Казалось, что он и не спит никогда. Его единственный глаз часто закрывался, словно от усталости, но стоило с ним заговорить, и глаз тут же распахивался опять. Он никогда не снимал своего потрепанного черного плаща и помятого панциря с облупленной эмалевой молнией. Тусклая черная сталь скрывала страшную рану, которую нанес ему Клиган, а толстый шерстяной шарф – темную борозду на шее. Но ничто не могло скрыть его проломленного виска, и красной ямы на месте глаза, и выступающих под кожей лица черепных костей.
Арья смотрела на него с опаской, припоминая все истории, слышанные ею в Харренхолле. Лорд Берик, словно почувствовав ее страх, повернул голову и поманил Арью к себе.
– Ты боишься меня, дитя?
– Нет. – Арья прикусила губу. – Только... я думала, что Пес вас убил, а...
– Рана была серьезная, – вставил Лим. – Очень серьезная, но Торос исцелил ее. Свет еще не видел лучшего целителя.
Лорд Берик странно посмотрел на Лима своим одиноким глазом.
– Это верно, не видел, – устало согласился он. – Мне сдается, Лим, что караулы пора сменить. Займись этим, будь так добр.
– Да, милорд. – И Лим вышел, мотнув своим желтым плащом.
– Даже храбрые люди притворяются порой слепыми, боясь что то увидеть, – сказал лорд Берик. – Торос, сколько раз ты возвращал меня назад?
– Это Рглор возвращает вас назад, милорд, – склонил голову жрец. – Владыка Света. Я всего лишь его орудие.
– И все таки, сколько?
– Шесть, – неохотно ответил Торос. – И с каждым разом это все труднее. Вы совсем не бережетесь, милорд. Неужто смерть так сладка?
– Сладка? Нет, дружище. Ничего сладостного в ней нет.
– Тогда не ищите ее. Лорд Тайвин командует сражениями из задних рядов, и лорд Станнис тоже. Последуйте их мудрому примеру. Седьмая смерть может стать концом для нас обоих.
Лорд Берик потрогал вдавленный висок над левым ухом.
– Вот здесь сир Бартон Кракехолл проломил мне шлем и голову своей палицей. – Он размотал шарф на шее. – А это знак, который оставил на мне мантикор у Бурливого водопада. Он схватил бедного пасечника с женой, думая, что они мои люди, и распустил повсюду слух, что повесит их, если я сам к нему не явлюсь. Я пришел, но он все равно их повесил, а меня вздернул между ними. – Он потрогал яму на месте глаза. – Здесь Гора пробил кинжалом забрало моего шлема. – Усталая улыбка тронула его губы. – Я уже трижды умирал от рук дома Клиганов – пора бы извлечь из этого урок.
Арья понимала, что он шутит, но Торос не засмеялся, а положил руку ему на плечо.
– Лучше не задумываться над этим.
– Можно ли задумываться над тем, что едва помнишь? Когда то у меня был замок на Марках и женщина, на которой я обещал жениться, но теперь я не сумел бы найти свой замок или сказать, какие у этой женщины волосы. Кто посвятил меня в рыцари, дружище? Каким было мое любимое блюдо? Все меркнет. Порой мне кажется, что я родился на кровавой траве в той ясеневой роще, со вкусом огня во рту и дырой в груди. И что моя мать – это ты, Торос.
Арья во все глаза смотрела на мирийского жреца, на его косматые волосы, розовые лохмотья, разрозненные доспехи и отвисшую кожу ниже подбородка. Нельзя сказать, чтобы он походил на волшебников из сказок старой Нэн, но все же...
– А вы могли бы вернуть назад человека, которому отрубили голову? – спросила она. – Не шесть раз, всего один. Могли бы?
– Я не маг, дитя, – у меня есть только молитва. В тот первый раз его милость продырявили насквозь, изо рта у него шла кровь, и я знал, что надежды нет. И когда его израненная грудь перестала вздыматься, я дал ему поцелуй бога, чтобы проводить его в последний путь. Я наполнил свой рот огнем и вдохнул пламя в его легкие, сердце и душу. Это называется «последний поцелуй», и я много раз видел, как старые жрецы проделывали это с отходящими, да и сам делал это пару раз. Но я никогда не чувствовал, как покойник, пронизанный огнем, содрогается, и его глаза никогда не открывались. Не я воскресил его, миледи, – это Рглор пока не намеревался взять его к себе. Жизнь – это тепло, а тепло – это огонь, а огонь исходит от бога и только от него.
Глаза Арьи наполнились слезами. Торос произнес много слов, но все они в конечном счете означали «нет».
– Твой отец был хороший человек, – сказал лорд Берик. – Харвин много рассказывал мне о нем. Ради его памяти я охотно отказался бы от выкупа за тебя, но мы слишком нуждаемся в этом золоте.
Арья прикусила губу. Да, это, наверно, правда. Золото Пса он отдал Зеленой Бороде и Охотнику, чтобы закупить провизию к югу от Мандера.
– Последний урожай сгорел, этот гниет на корню, а зима между тем на носу, – сказал он, отсылая их. – Крестьяне нуждаются в зерне и семенах, а мы – в мечах и конях. Слишком много наших людей ездит на ломовых лошадях и мулах, в то время как враги гарцуют на боевых скакунах.
Все это так, но Арья не знала, сколько заплатит за нее Робб. Он теперь король, а не тот мальчик со снегом на волосах, с котором она простилась в Винтерфелле. И если бы он знал о конюшонке, часовом в Харренхолле и прочих ее делах...
– А что, если мой брат не захочет платить выкуп?
– Почему ты так думаешь? – спросил лорд Берик.
– Ну у... я лохматая, и ногти у меня грязные, и ноги все в мозолях. – Роббу то, положим, это все равно, а вот матери – нет. Леди Кейтилин всегда хотела, чтобы она была как Санса – пела, танцевала, шила и помнила о своих манерах. При одной мысли об этом Арья запустила пальцы в волосы, чтобы расчесать их, но они так перепутались, что она только вырвала клок. – Я испортила платье, которое дала мне леди Смолвуд, и шью я не больно хорошо. – Она прикусила губу. – Не очень хорошо. Септа Мордейн говорила, что у меня руки, как у кузнеца.
– Твои то ручонки? – фыркнул Джендри. – Да ты ими даже молот не поднимешь.
– Захочу, так подниму! – огрызнудась она.
– Твой брат заплатит, дитя, – усмехнулся Торос. – Можешь на этот счет не бояться.
– А вдруг не заплатит, что тогда?
– Тогда я отправлю тебя на время к леди Смолвуд, – вздохнул лорд Берик, – или даже в свой собственный замок в Черной Гавани. Но в этом не будет нужды, я уверен. Вернуть тебя твоему отцу не в моих силах, как и не в силах Тороса, но я по крайней мере могу вернуть тебя в объятия матери.
– Вы клянетесь? – спросила Арья. Йорен тоже обещал отвезти ее домой, а сам дал себя убить.
– Клянусь своей рыцарской честью, – торжественно произнес лорд молния.
Пошел дождь – они поняли это по Лиму, который вернулся ругаясь и весь мокрый. Вода стекала с его желтого плаща на пол. Энги и Джек Счастливчик играли около двери в кости, и Счастливчику все время не везло. Том перетянул струну на арфе и спел «Материнские слезы», «У Бена бабенка блудлива была», «Лорд Харт отправился в путь под дождем», а потом запел «Рейны из Кастамере».
Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд,
Чтоб я шел к тебе на поклон?
Ты всего лишь кот, только шерстью желт
И гривой густой наделен.
Ты зовешься львом и с большой горы
Смотришь грозно на всех остальных,
Но если когти твои остры,
То мои не тупее твоих.
О, как он был горд, этот знатный лорд,
Как могуч он был и богат,
Но те дни позади, и о нем лишь дожди
Средь руин его замка скорбят.
Наконец у Тома кончились все песни, где говорилось о дождях, и он отложил арфу, но неутомимый дождь все стучал по крыше пивоварни. Игроки бросили метать кости, Арья стояла то на одной ноге, то на другой, а Меррит жаловался, что его лошадь потеряла подкову.
– Я могу подковать ее, если хочешь, – сказал вдруг Джендри. – Я был только подмастерьем, но мой мастер говорил, что рука у меня прямо создана, чтобы держать молот. Я умею ковать лошадей, заделывать прорехи в кольчугах и распрямлять вмятины на панцирях. Бьюсь об заклад, что и меч мог бы выковать.
– О чем это ты толкуешь, парень? – сказал Харвин.
– Я буду у вас кузнецом. – Джендри опустился на одно колено перед лордом Бериком. – Если вы примете меня к себе, милорд, я вам пригожусь. Я умею делать разные инструменты и ножи, а однажды даже шлем выковал. Его отнял у меня один из людей Горы, когда мы попали в плен.
Арья прикусила губу. Теперь и он собрался ее бросить.
– Тебе будет лучше у лорда Талли в Риверране, – сказал лорд Берик. – Я не могу платить тебе за работу.
– А мне пока еще никто и не платил. Мне нужна кузня, еда и какой нибудь угол, где спать, – больше ничего, милорд.
– Кузнец почти везде найдет радушный прием, а хороший оружейник и подавно. Зачем тебе оставаться с нами?
Джендри набычился – Арья знала, что так с ним бывает всегда, когда он думает.
– В полом холме вы сказали, что вы все люди короля Роберта и братья, и мне это понравилось. Еще мне понравилось, как вы судили Пса. Лорд Болтон только вешал и рубил головы, и лорд Тайвин с сиром Амори делали то же самое. Лучше я буду работать на вас.
– У нас много кольчуг нуждается в починке, милорд, – напомнил Джек. – Мы их почти все поснимали с мертвецов, и в них полно дыр.
– Ты, парень, видать, полоумный, – сказал Лим. – Мы ведь разбойники – сброд, подонки все до одного, кроме его милости. Не думай, что все будет, как в дурацких песнях Тома. Тебе не доведется целовать принцесс и въезжать на турниры в снятых с кого то доспехах. Кончится все тем, что тебя вздернут на виселицу или воткнут твою голову над воротами замка.
– Но ведь и вас ждет то же самое, – сказал Джендри.
– Это верно, – весело согласился Джек. – Рано или поздно мы все пойдем на корм воронью. Милорд, мне сдается, он храбрый парень, и нам нужны его услуги. Я за то, чтобы его взять.
– И поспешите, – с усмешкой добавил Харвин, – Пока у него горячка не прошла и он не очухался.
– Торос, – с легкой улыбкой молвил лорд Берик, – подай мне мой меч. На этот раз лорд молния не стал зажигать клинок, а только коснулся им плеча Джендри.
– Клянешься ли ты, Джендри, перед лицом богов и людей защищать тех, кто сам себя защитить не может, особенно женщин и детей, повиноваться своим капитанам, своему сюзерену и своему королю, храбро сражаться в случае нужды и выполнять все другие работы, какими бы трудными, незавидными и опасными они ни были?
– Клянусь, милорд.
Лорд молния перенес меч с правого плеча на левое.
– Встань же, сир Джендри, рыцарь полого холма, и добро пожаловать в наше братство.
От двери послышался грубый, хриплый смех.
С вошедшего ручьями стекала вода. Обожженная рука, обернутая в листья и забинтованная, висела на веревочной перевязи, но более старые ожоги на лице резко выделялись при свете огня.
– Делаешь себе новых рыцарей, Дондаррион? За это тебя следовало бы убить еще раз.
– Я надеялся, что больше не увижу тебя, Клиган, – холодно ответил лорд Берик. – Как ты нас нашел?
– Это было нетрудно. Ты так надымил, что и в Старгороде, наверно, видно.
– Как вышло, что часовые тебя пропустили?
– Те двое слепцов? – скривил рот Клиган. – А что, если я убил их?
Энги натянул свой лук, Нотч тоже.
– Тебе так хочется умереть, Сандор? – спросил Торос. – Ты, верно, пьян или безумен, что увязался за нами.
– Пьян? От дождя, что ли? Вы не оставили мне денег даже на чашу вина, сукины дети.
Энги достал стрелу.
– Мы разбойники, а разбойникам положено грабить. Так и в песнях поется – если попросишь, Том споет тебе одну. Скажи спасибо, что мы тебя не убили.
– Еще не поздно, Лучник. Давай попробуй. Мне охота затолкать эти стрелы в твою тощую конопатую задницу.
Энги поднял свой лук, но лорд Берик остановил его.
– Зачем ты пришел, Клиган?
– Чтобы забрать то, что принадлежит мне.
– Твое золото?
– Что же еще? Ты думал, я пришел на тебя полюбоваться? Ты теперь еще страшнее, чем я, Дондаррион. Не говоря уж о том, что ты стал рыцарем с большой дороги.
– Я дам тебе расписку, и ты получишь все сполна, когда война кончится.
– Что мне, задницу подтереть твоей распиской? Отдавай мне золото.
– У нас его нет. Я дал его Зеленой Бороде и Охотнику на покупку зерна и семян за Мандером.
– Чтобы накормить тех, чей урожай вы сожгли, – добавил Джендри.
– Вот оно как? – засмеялся Клиган. – Я намеревался распорядиться им в точности так же. Накормить кучу корявого мужичья с их вшивым отродьем.
– Ты лжешь, – сказал Джендри.
– Я вижу, парень за словом в карман не лезет, а? Почему же им ты веришь, а мне нет? Неужели все дело в моем лице? – Клиган посмотрел на Арью. – Может, ты и ее посвятишь в рыцари, Дондаррион? Пусть она станет первым восьмилетним рыцарем женского пола.
– Мне двенадцать, – заявила Арья, – и я стала бы рыцарем, если бы захотела. Я бы убила тебя тогда, только Лим отнял у меня нож. – Она все еще злилась, вспоминая об этом.
– Значит, винить надо Лима, а не меня. Подожми ка хвостик и беги. Знаешь, что собаки делают с волками?
– В следующий раз я тебя убью. И брата твоего тоже!
– Ну уж нет. – Пес сузил глаза и сказал лорду Берику: – Знаешь что, посвяти в рыцари моего коня. Он это заслужил: он никогда не срет в доме и лягается не больше других. Или ты и его хочешь забрать?
– Садись ка ты на него да проваливай отсюда, – посоветовал Лим.
– Без золота не уеду. Ваш бог сам очистил меня от вины...
– Владыка Света даровал тебе жизнь, – вмешался Торос, – но он не объявлял тебя новым Бейелором Благословенным. – Жрец обнажил меч, и Джек с Мерритом последовали его примеру. Лорд Берик все еще держал в руке свой, которым посвятил в рыцари Джендри.
Может быть, на этот раз они его убьют, подумала Арья.
– Вы шайка воров, больше ничего, – снова скривил рот Клиган.
– Твои львы приезжают в деревню, – разозлился Лим, – выгребают все подчистую и называют это фуражировкой. Волки делают то же самое, так почему бы и нам не делать? Тебя никто не грабил, Пес, – это была фуражировка.
Клиган оглядел их всех по очереди, как будто запоминая, повернулся и снова вышел в дождливую ночь, из которой пришел. Разбойники остались в полном недоумении.
– Пойду погляжу, что он сделал с часовыми, – сказал Харвин и выглянул за дверь, проверяя, не затаился ли Пес поблизости.
– Откуда, собственно, этот ублюдок взял столько золота? – дал себе волю Лим.
– Он выиграл турнир десницы в Королевской Гавани, – пояснил Энги. – Я и сам там зашиб недурную деньгу, – ухмыльнулся он, – но потом встретил Данси, Джейду и Алаяйю. Они потчевали меня жареными лебедями и купали в борском вине.
– И ты все спустил? – засмеялся Харвин.
– Не все. Я купил себе вот эти сапоги и этот славный кинжал.
– Ты мог бы купить себе кусок земли и сделать одну из девиц, что кормили тебя лебедями, честной женщиной, – заметил Джек Счастливчик. – Выращивал бы там репу и воспитывал сыновей.
– Да сохранит меня Воин! Это было бы расточительством – превратить мое золото в репу.
– А я репку люблю, – грустно молвил Джек. – Я бы и теперь ее поел, пареную.
– Пес лишился не только монеты, вот в чем беда, – задумчиво произнес Торос. – Он потерял к тому же хозяина и конуру. К Ланнистерам он вернуться не может, Молодой Волк его нипочем не примет, брат тоже к себе не возьмет. Мне сдается, это золото было всем, что у него оставалось.
– Седьмое пекло, – сказал Уотти Мельник. – Как бы он не пришел опять и не зарезал нас, пока мы спим.
– Нет. – Лорд Берик спрятал меч в ножны. – Сандор Клиган охотно убил бы нас всех, только не спящих. Энги, завтра ты поедешь замыкающим вместе с Безусым Диком. Если увидите, что Клиган опять тащится за нами, убейте его коня.
– Жалко – конь у него хорош, – возразил Энги.
– Верно, – поддержал его Лим. – Всадника – вот кого надо убить, а конь нам самим пригодится.
– Я тоже за это, – сказал Нотч. – Этот пес станет краше, если утыкать его стрелами.
Лорд Берик покачал головой.
– Клиган отвоевал себе жизнь в полом холме, и я не стану отбирать ее у него.
– Милорд говорит мудро, – сказал Торос. – Испытание боем священно, братья. Вы слышали, как я просил Рглора рассудить их, и видели, как его огненный перст переломил меч лорда Берика, чтобы положить конец поединку. Как видно, пес короля Джоффри пока еще нужен Владыке Света.
Харвин вышел и вскоре вернулся.
– Кисель дрыхнет, целый и невредимый.
– Недолго ему быть целым, – посулил Лим. – Нас всех могли поубивать из за него.
В эту ночь им не пришлось спать спокойно – все они помнили, что Клиган рыщет где то неподалеку. Арья свернулась у огня, но и ей не спалось. Она достала монету, которую дал ей Якен Хгар, и зажала ее в кулаке. Это делало ее сильной, напоминая о том, как она была призраком Харренхолла. Тогда ей стоило прошептать одно слово, чтобы убить человека.
Но Якен ушел. Бросил ее. И Пирожок тоже бросил, а теперь вот и Джендри. Йорен умер, Сирио Форель умер, отец – и тот умер, а Якен дал ей дурацкую железную монетку и был таков.
– Валор моргулис, – прошептала она, сжимая монету так, что она врезалась в ладонь. – Сир Григор, Дансен, Полливер, Рафф Красавчик, Щекотун и Пес. Сир Илин, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. – Арья попыталась представить их мертвыми, но не смогла вспомнить их лица. Пса она видела ясно, как и его брата Гору, и Джоффри с его матерью она тоже никогда не забудет... но Рафф, Дансен, Полливер и даже Щекотун, внешне очень неприметный, расплывались в памяти.
Сон пришел наконец, но среда ночи Арья проснулась опять. Огонь прогорел до углей, Мадж стоял у двери, снаружи расхаживал еще один часовой. Дождь перестал, и где то выли волки. Как близко – и как их много. Можно подумать, что они окружили дом – несколько десятков, а то и сотен. Хорошо бы они съели Пса. Арье запомнились его слова про волков и собак.
Утром септон Утт все еще качался на дереве, но бурые братья вышли с лопатами под дождь и вырыли мелкие могилы для других мертвецов. Лорд Берик поблагодарил их за приют и за угощение и дал им мешок серебра, чтобы отстроиться заново. Харвин, Люк Любезник и Уотти Мельник отправились на разведку, но ни волков, ни собак не нашли.
Когда Арья затягивала подпруги, Джендри подошел к ней сказать, что он сожалеет. Она вставила ногу в стремя и села в седло, чтобы смотреть на него сверху, а не снизу. Ты мог бы ковать мечи в Риверране для моего брата, подумала, она. Но вслух сказала:
– Если ты хочешь быть разбойником, чтобы тебя повесили, мне то что? Меня выкупят, и я буду жить в Риверране вместе с братом.
Дождя в тот день, к счастью, не было, и они против обыкновения проехали хороший кусок дороги.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:32 | Сообщение # 42 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
БРАН
Башня стояла на острове, отражаясь в тихой голубой воде. Когда дул ветер, мелкие волны бежали по озеру одна за другой, как будто играли в пятнашки. На берегу густо росли дубы с россыпью желудей под ними, а дальше стояла деревня – или то, что от нее осталось.
Это была первая деревня, которую они видели после предгорий. Мира совершила разведку, чтобы убедиться, что в развалинах никто не прячется. Рыская среди дубов и яблонь, она спугнула трех красных оленей, и они убежали в лес. Лето тут же пустился за ними в погоню, и Брану больше всего на свете захотелось поменяться с ним, но Мира уже махала им рукой, подзывая к себе. Бран неохотно отвернулся от Лета и направил Ходора в деревню. Жойен шагал рядом.
Бран знал, что отсюда до самой Стены тянутся луга, поля и низкие покатые холмы. Идти по ним гораздо легче, чем по горам, но Мира открытых мест опасалась.
– Я здесь чувствую себя голой, – призналась она. – Негде спрятаться.
– Чьи это земли? – спросил Жойен у Брана.
– Ночного Дозора. Они называются «Дар». Это Новый Дар, а севернее будет Брандонов Дар. – Брана всему этому учил мейстер Лювин. – Брандон Строитель отдал черным братьям всю землю на двадцать пять лиг к югу от Стены. Чтобы... чтобы питать их и содержать. – Он гордился тем, что так хорошо все запомнил. – Некоторые мейстеры говорят, что это был другой Брандон, не Строитель, но земля все равно называется Брандонов Дар. Несколько тысяч лет спустя добрая королева Алисанна посетила Стену верхом на своем драконе Среброкрылом и прониклась таким уважением к братьям Дозора, что убедила Старого Короля увеличить их земли до пятидесяти лиг. Поэтому все это, – он повел рукой вокруг, – Новый Дар.
Он видел, что в деревне давно уже никто не живет. Все дома и даже гостиница сильно разрушились. Гостиница и раньше была не из важных, а теперь от нее осталась только каменная труба и две стены, торчащие среди дюжины яблонь. Пол бывшей общей комнаты усеивали палые листья и гнилые яблоки. Вокруг стоял хмельной запах сидра. Мира поворошила яблоки острогой, ища съедобные, но они все были бурые и червивые.
Несмотря на мирную и приятную для глаз картину, пустая гостиница показалась Брану печальным местом. Ходор, видимо, был того же мнения, потому что все время растерянно повторял: «Ходор? Ходор?»
– Хорошая здесь земля. – Жойен взял ее в горсть и растер между пальцами. – Деревня, гостиница, яблони, крепость на озере... но где же люди, Бран? Почему они ушли из такого места?
– Из за одичалых. Одичалые перебираются через Стену или через горы, грабят деревни и крадут женщин. А из наших с тобой черепов они бы сделали чаши, чтобы пить из них кровь – так старая Нэн говорила. Ночной Дозор теперь не так силен, как во времена Брандона и королевы Алисанны, вот они и лезут. Поэтому люди, живущие близко от Стены, уходят на юг, в горы или на земли Амберов к востоку от Королевского тракта. Одичалые их и там беспокоят, но не так, как прежних жителей Дара.
Жойен медленно повернул голову, вслушиваясь в музыку, доступную ему одному.
– Нам придется заночевать здесь. Близится буря – очень сильная.
Бран посмотрел на небо. Ясный осенний день был солнечным и почти теплым, но на западе в самом деле собирались темные тучи, и ветер как будто крепчал.
– Тут нет крыши и только две стены, – заметил он. – Надо идти в башню.
– Ходор, – сказал Ходор – видимо, в знак согласия.
– Но у нас нет лодки, Бран. – Мира рассеянно ворошила острогой листья под ногами.
– Там есть дорожка – каменная, укрытая под водой. По ней мы и пройдем. – Вернее, Риды пройдут, а он сам переедет на Ходоре – зато по крайней мере ног не промочит.
Брат с сестрой переглянулись, и Жойен спросил:
– Откуда ты знаешь? Ты уже бывал здесь, мой принц?
– Нет, мне старая Нэн рассказывала. Видите на башне золотую корону? – На ее зубцах и вправду поблескивала облупленная позолота. – Здесь ночевала королева Алисанна, и зубцы позолотили в ее честь.
– Дорожка, говоришь? – сомневался Жойен. – Ты уверен?
– Уверен.
Мира довольно быстро отыскала начало этой дорожки – трех футов шириной, она вела прямо в озеро. Мира шла первой, шаг за шагом, нащупывая путь острогой. Хорошо был виден также конец дорожки и короткая каменная лестница, ведущая к двери в башню.
Заключительный отрезок, ступени и дверь располагались по прямой линии, и поэтому казалось, что сама дорожка тоже прямая, но это было не так. Она извивалась под водой из стороны в сторону – сначала обходила треть окружности острова, а потом поворачивала назад. Тех, кто по ней шел, можно было вдоволь и не спеша обстреливать из башни. Ходор дважды оступался на скользких камнях и вскрикивал: «ХОДОР!», но потом снова обретал равновесие. На второй раз Бран сильно испугался. Если он рухнет в озеро вместе с Ходором и своей корзиной, то свободно может утонуть, особенно если Ходор в панике забудет о его существовании, чему уже бывали примеры. Может, им и правда лучше было остаться в гостинице под яблоней, но теперь уже поздно.
К счастью, третьего раза не случилось, и вода не поднималась Ходору выше пояса, хотя Риды брели в ней по грудь. Но вскоре они уже добрались до острова и поднялись по ступенькам к башне. Дверь, еще довольно крепкая, не закрывалась до конца: ее дубовые плахи покоробились от лет. Мира распахнула ее во всю ширь, и ржавые петли завизжали. Перемычка была низкая.
– Пригнись, Ходор, – сказал Бран. Тот послушался, но Бран все таки стукнулся головой и пожаловался: – Больно же.
– Ходор, – сказал Ходор, выпрямляясь.
Они очутились в темном помещении, где было тесно даже им четверым. Лестница слева от них вела наверх, справа – вниз. С обеих сторон ее отгораживали сетчатые двери. Такую же решетку Бран увидел прямо у себя над головой. Бойница. Хорошо, что теперь некому лить оттуда кипящее масло.
Обе двери были заперты, но их прутья совсем проржавели. Ходор ухватился за верхние и дернул, но она не поддалась. Он стал снова трясти и тянуть, осыпая их всех чешуйками ржавчины, но дверь не уступала. Не большего успеха он добился и с нижней.
– Как видно, внутрь нам не пройти, – пожала плечами Мира.
Но Бран достал руками до бойницы, тряхнул решетку, и она вывалилась, вызвав обвал ржавчины и камня.
– ХОДОР! – завопил Ходор. Решетка еще раз стукнула Брана по голове и свалилась Жойену под ноги.
– Выходит, ты сильнее Ходора, мой принц? – засмеялась Мира, и Бран покраснел.
Ходор подсадил Миру и Жойена наверх через образовавшуюся дыру, а потом они под мышки втащили Брана. С Ходором дело застопорилось – он был слишком тяжел для Ридов. В конце концов Бран велел ему поискать большие камни. На острове в таких недостатка не было. Скоро Ходор нагромоздил под бойницей целую кучу и взобрался наверх.
– Ходор, – удовлетворенно молвил он, отдуваясь и ухмыляясь им всем.
Теперь они оказались в целом лабиринте мелких клетушек, но Мира через некоторое время вывела их к лестнице. Чем выше они поднимались, тем светлее становилось. На третьем этаже в толстых стенах появились амбразуры, на четвертом – настоящие окна. Пятый, самый верхний, весь состоял из одной большой круглой комнаты, из которой двери с трех сторон выходили на маленькие каменные балконы. В четвертой находилось отхожее место, откуда нечистоты стекали по трубе прямо в озеро.
Когда, они вышли на крышу, небо совсем затянуло, и на западе стало черным черно. Плащ Брана полоскался и щелкал на сильном ветру.
– Ходор, – отозвался на это Ходор.
Мира прошлась по кругу.
– Я чувствую себя великаншей, стоя так высоко над миром.
– На Перешейке есть деревья вдвое выше этой башни, – напомнил ей брат.
– Да, но вокруг них растут такие же высокие деревья. На Перешейке мир тесен, и небо намного меньше. А здесь... чувствуешь этот ветер, брат? Ну посмотри, каким огромным сделался мир.
Отсюда и правда было далеко видно. На юге за холмами вздымались серые и зеленые горы, а на три другие стороны, сколько видел глаз, тянулись волнистые равнины Нового Дара.
– Я надеялся увидеть отсюда Стену, – сказал разочарованный Бран. – Глупо, конечно, – до нее, наверно, еще лиг пятьдесят. – От одних этих слов он почувствовал себя усталым и сразу замерз. – Жойен, а что мы будем делать, когда дойдем до Стены? Дядя всегда говорил, что она очень большая. Вышиной она семьсот футов и такая толстая, что ворота в ней больше похожи на ледяные туннели. Как нам перебраться на ту сторону, чтобы найти трехглазую ворону?
– Я слышал, вдоль всей Стены стоят заброшенные замки, – ответил Жойен. – Крепости, построенные Ночным Дозором, но теперь пустующие. Мы пройдем через один из них.
Старая Нэн называла их «призрачными замками», а мейстер Лювин однажды заставил Брана заучить все их названия наизусть. Это далось ему нелегко: всего замков девятнадцать, хотя заселенными даже в лучшие времена бывали не больше семнадцати. На пиру в честь приезда короля Роберта Бран перечислил их все дяде Бенджену – сначала с востока на запад, потом с запада на восток. Бенджен Старк тогда засмеялся и сказал: «Ты знаешь их лучше, чем я, Бран. Пожалуй, Первым Разведчиком следует назначить тебя, а я останусь здесь». Это было еще до того, как Бран упал и сломался. Когда он очнулся и увидел, что стал калекой, дядя уже вернулся в Черный Замок.
– Дядя говорил, что когда замок покидают, его ворота запечатывают льдом и камнем.
– Значит, нам придется открыть их заново, – сказала Мира.
– Нет, этого нельзя делать, – обеспокоился Бран. – Мало ли что может пройти через них с той стороны. Надо идти в Черный Замок и попросить лорда командующего, чтобы он пропустил нас.
– Черного Замка мы должны избегать так же, как избегали Королевского тракта, – возразил Жойен. – Там живет несколько сот человек.
– Так ведь это же братья Ночного Дозора. Они дают клятву не участвовать в войнах.
– Это так, но хватит и одного клятвопреступника, чтобы выдать тебя островитянам или Бастарду Болтонскому. Кроме того, у нас нет уверенности, что Дозор позволит нам пройти. Они могут задержать нас или отослать обратно.
– Но мой отец был другом Дозора, а мой дядя – Первый Разведчик. Может, он знает, где живет трехглазая ворона. И Джон теперь тоже в Черном Замке – Бран очень надеялся повидаться с Джоном и с дядей. Последние черные братья, посетившие Винтерфелл, говорили, что Бенджен Старк ушел в разведку и пропал, но теперь он уже, конечно, нашелся. – Может быть, нам даже лошадей дадут.
– Тихо. – Жойен, заслонив глаза рукой, смотрел в сторону заходящего солнца. – Там что то движется... вроде бы всадник. Видите?
Бран тоже заслонил глаза и вдобавок прищурился. Сначала он не видел ничего, потом ему показалось, что это бегущий Лето. Но нет, это и правда был человек верхом на коне – слишком далеко, чтобы разглядеть еще что нибудь.
– Ходор! – Ходор тоже держал руку над глазами, но смотрел не в ту сторону. – Ходор!
– Он не спешит, – сказала Мира, – но едет, по моему, сюда, в деревню.
– Пойдемте ка внутрь, пока он нас не увидел, – сказал Жойен.
– Лето должен быть где то поблизости, – забеспокоился Бран.
– С Лето ничего не случится, – успокоила его Мира. – Этот человек одинок, и конь у него устал.
Они сошли вниз, и в этот самый миг на камень плюхнулись первые увесистые капли, а вскоре дождь полил вовсю. Даже сквозь толстые стены было слышно, как он лупит по озеру. Они сидели на полу в круглой комнате, а вокруг быстро темнело. Северный балкон выходил на деревню, и Мира выползла туда на животе, чтобы посмотреть, куда девался всадник.
– Он укрылся в разрушенной гостинице, – доложила она, вернувшись. – И, кажется, разводит огонь в очаге.
– Вот бы и нам развести огонь, – сказал Бран. – Я замерз. Под лестницей лежит поломанная мебель, я видел. Ходор может порубить ее, и мы согреемся. Ходору понравилась эта мысль, и он с надеждой произнес:
– Ходор.
– Огонь – это дым, – возразил Жойен, – а дым с этой башни виден далеко.
– Кто его здесь увидит? – заспорила с ним сестра.
– В деревне человек.
– Всего один.
– Довольно и одного, чтобы выдать Брана его врагам. У нас еще осталась половина вчерашней утки. Давайте поедим и отдохнем. Утром тот человек поедет своей дорогой, а мы пойдем своей.
Жойен, как всегда, настоял на своем, и Мира поделила утку на четверых. Вчера она поймала птицу сетью, когда та хотела взлететь со своего болотца. Холодная утка была не такая вкусная, как свежезажаренная, но голод они все таки утолили. Бран и Мира ели грудку, Жойен – бедро, Ходор обглодал крыло и ножку, бормоча «Ходор» и облизывая пальцы. Сегодня была очередь Брана рассказывать, и он рассказал о другом Брандоне Старке, Корабельщике, ходившем на тот берег Закатного моря.
Когда утка и рассказ подошли к концу, собрались сумерки. Дождь продолжал лить. Бран думал о том, где бродит Лето и удалось ли ему поймать оленя.
Серый сумрак, наполнивший башню, постепенно сменялся тьмой. Ходор, не находя себе места, ходил кругами вдоль стен и каждый раз заглядывал в отхожее место, словно не мог запомнить, что там такое. Жойен, прячась во мраке, стоял у северного балкона и смотрел наружу. Далеко на севере сверкнула молния, на миг осветив башню. Ходор подскочил и замычал в испуге. Гром раздался, когда Бран сосчитал до восьми, и Ходор крикнул:
– Ходор!
Хоть бы Лето не испугался. Собаки в Винтерфелле боялись грозы, как и Ходор. Надо бы выйти, поискать его, успокоить...
Молния сверкнула снова, и теперь гром загремел на счет шесть.
– Ходор! – снова завел великан. – ХОДОР! ХОДОР! – И схватил свой меч, словно собираясь сразиться с бурей.
– Успокойся, Ходор, – сказал Жойен. – Бран, скажи ему, чтобы он не кричал. Ты можешь забрать у него меч, Мира?
– Попробую.
– Ходор, тихо, – сказал Бран. – Успокойся. Хватит тебе ходорить. Сядь.
– Ходор? – Конюх послушно отдал меч Мире, но вид у него был растерянный.
Жойен снова вгляделся во мрак и вдруг ахнул.
– Что случилось? – спросила Мира.
– В деревне люди.
– Кроме того, которого мы видели?
– Да. Вооруженные. Я видел у них топоры и копья. – Никогда еще голос Жойена не звучал так по ребячьи. – Они шли под деревьями.
– Сколько их?
– Много. Не могу сосчитать.
– Конные?
– Нет, пешие.
– Ходор, – испуганно сказал Ходор. – Ходор. Ходор.
Бран и сам немного испугался, но не хотел показывать этого перед Мирой.
– А вдруг они придут сюда?
– Не придут. – Мира села рядом с ним. – Зачем им это надо?
– Чтобы укрыться, – мрачно сказал Жойен. – Если буря не утихнет. Мира, ты не могла бы спуститься и запереть дверь?
– Я ее даже закрыть не смогу, так она перекосилась. Через решетку им все равно не пройти.
– Кто знает. Они могут сломать замок или петли или пролезут через бойницу, как мы.
Молния прорезала небо, Ходор заскулил, и над озером прокатился гром.
– ХОДОР! – взревел он, зажав уши, и заковылял по кругу в темноте. – ХОДОР! ХОДОР! ХОДОР!
– НЕТ! – заорал на него Бран. – ПЕРЕСТАНЬ ХОДОРИТЬ!
Но пользы это не принесло.
– ХООООООДОР! – стонал великан. Мира попыталась поймать его и успокоить, но он отшвырнул ее в сторону. – ХОООО ООООООООООООДОР! – Молния сверкнула снова – теперь уже Бран, Мира и даже Жойен кричали хором, пытаясь заставить его замолчать.
– Да тихо ты! – взвизгнул Бран, пытаясь словить Ходора за ногу, когда тот пробегал мимо.
Ходор споткнулся и внезапно умолк. Мотая головой, он уселся на пол и даже не обратил внимания на очередной раскат грома. Трое остальных едва осмеливались дышать.
– Бран, что ты с ним сделал? – прошептала Мира.
– Ничего. Я не знаю. – И все таки он что то сделал. Он потянулся к нему, как к Лету, и на долю мгновения сам стал Ходором. Бран испугался.
– Там, на берегу, что то происходит, – сказал Жойен. – Кажется, я видел, как кто то из них показывает на башню.
«Не стану я бояться», – сказал себе Бран. Он принц Винтерфелла, сын Эддарда Старка, почти что взрослый мужчина и к тому же оборотень, а не какой нибудь малыш вроде Рикона. Лето не стал бы бояться.
– Это скорее всего люди Амберов, – сказал он. – Или Кнотты, или Норри, или Флинты с гор, а может, даже братья Ночного Дозора. Какие на них плащи, Жойен, – черные?
– Ночью все плащи черные, мой принц. Молния слишком быстро гаснет, чтобы рассмотреть, что на них надето.
– Черные братья были бы конные, разве нет? – насторожилась Мира. Брану в голову пришла еще одна мысль.
– Не важно, кто они. Сюда они все равно не доберутся, если у них нет лодки и они не знают про дорожку.
– Про дорожку? – Мира взъершила Брану волосы и поцеловала его в лоб. – Милый ты наш принц! А ведь он прав, Жойен: про дорожку они не знают. А если б и знали, то все равно не нашли бы ее ночью и в дождь.
– Ночь когда нибудь да кончится. Если они останутся тут до утра... – Жойен помолчал и сказал: – Они раздувают огонь, который разжег тот, первый. – Снова вспыхнула молния, наполнив башню светом и четкими тенями. Ходор раскачивался, мурлыча что то себе под нос.
В этот яркий миг Бран почувствовал страх Лета. Он закрыл два глаза, открыл третий, человечья кожа сползла с него, как плащ, и он оставил башню позади...
...И очутился под дождем с набитым олениной брюхом. Он затаился в кустах, а небо над ним сверкало и гремело. Запах гнилых яблок и мокрых листьев почти заглушал человечий дух, но и он тоже чувствовался. Люди двигались под деревьями, позвякивая своими твердыми шкурами. Мимо прошагал человек с палкой – натянутая на голову шкура делала его слепым и глухим. Волк обошел его, прокравшись за мокрым терновым кустом и под голыми ветками яблони. Он слышал людские разговоры, и сквозь запахи дождя, листьев и лошади пробивался резкий красный смрад страха.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:38 | Сообщение # 43 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Под ногами расстилался буро зеленый ковер из палых листьев и сосновых игл, еще сырой после недавних дождей и чмокающий во время ходьбы. Вокруг стояли огромные голые дубы, высокие страж деревья и целые полчища гвардейских сосен. На холме виднелась еще одна заброшенная башня, почти до самой вершины заросшая толстым зеленым мхом.
– Кто построил их все – какой нибудь король? – спросила Игритт.
– Нет, простые люди, которые здесь жили.
– Куда же они все подевались?
– Умерли или ушли отсюда.
Земли Брандонова Дара обрабатывались несколько тысяч лет, но теперь в захиревшем Дозоре не стало рук, чтобы распахивать поля, разводить пчел и ухаживать за садами, и дикая природа отвоевывала назад возделанные угодья и человеческие жилища. Здесь, на Новом Даре, было прежде много деревень, чьи жители платили Дозору оброк или работали на него, но и они почти все опустели.
– Дураки же они были, что бросили такой замок, – сказала Игритт.
– Это всего лишь башня, и жил в ней какой то мелкий лорд со своей семьей и немногими домочадцами. Во время набегов он зажигал сигнальный костер у себя на крыше. Винтерфеллские башни втрое выше, чем эта.
Игритт взглянула на Джона с явным недоверием.
– Как могут люди строить такие высокие здания без помощи великанов?
По легенде, великаны действительно помогали Брандону Строителю возводить Винтерфелл, но Джону не хотелось упоминать об этом.
– Очень даже могут. В Старгороде есть башня, которая выше Стены. – Джон видел, что Игритт ему не верит. Вот если бы показать ей Винтерфелл... сорвать ей цветок в его теплицах, пригласить на пир в Великий Чертог, сводить ее к каменным королям на своих тронах. Они выкупались бы с ней в горячих прудах и предались любви под сердце деревом, чтобы видели старые боги.
Заманчивая мечта, но Винтерфелл – не его дом, чтобы привозить туда кого то. Замок принадлежит его брату, Королю Севера, а он всего лишь Сноу, а не Старк. Бастард, клятвопреступник и предатель.
– Мы могли бы потом вернуться и поселиться в этой башне. Хочешь, Джон Сноу? После?
После. Это слово пронзало его, как копье. После войны. После победы. После того, как одичалые проломят Стену.
Его лорд отец говорил, что надо бы создать новых лордов и расселить их в заброшенных крепостях, чтобы они служили щитом против одичалых. Чтобы осуществить это, Дозору пришлось бы уступить значительную часть Дара, но дядя Бенджен полагал, что лорда командующего можно будет уговорить, если новые лорды будут платить подати Черному Замку, а не Винтерфеллу. «Но с этим придется подождать до весны, – сказал лорд Эддард. – Людей даже землями и титулами не заманишь на Север, когда зима близко».
Если бы все пошло как задумано, будущей весной Джон мог бы занять одну из этих башен от имени своего лорда отца. Но лорд Эддард мертв, его брат Бенджен пропал без вести, и щит, о котором они мечтали, никогда не будет выкован.
– Эта земля принадлежит Дозору, – сказал Джон.
Игритт сердито раздула ноздри.
– Но здесь никто не живет.
– Потому что ваши одичалые всех разогнали.
– Значит, здесь жили одни трусы. Если твоя земля тебе дорога, за нее надо сражаться.
– Может, им надоело сражаться. Надоело каждый раз запирать двери на ночь и бояться, как бы кто нибудь вроде Гремучей Рубашки не выломал их и не увез твою жену. Надоело, что у них забирают весь урожай и все добро, какое есть. Проще уйти туда, где разбойники тебя не достанут. – Но если Стена падет, от разбойников на всем Севере не станет покоя.
– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Крадут только дочерей, а не жен. И это вы воры, а не мы. Вы захапали себе весь мир и поставили Стену, чтобы отгородиться от вольного народа.
– Да ну? – Иногда Джон забывал, до чего она дикая, но Игритт ему быстро напоминала. – Как же это так получилось?
– Боги создали землю для всех людей, но потом пришли короли с коронами и стальными мечами и потребовали ее себе. Мои деревья, говорили они, – не ешьте с них яблок. Мой ручей – не ловите в нем рыбу. Моя земля, мой замок, моя дочь, уберите руки, не то я отрублю их, но если вы поклонитесь мне, я, может, и дам вам понюхать. Вы обзываете нас ворами, но вор хотя бы должен быть храбрым, умным и ловким, а поклонщик только и умеет, что кланяться.
– Харма и Мешок Костей приходят не за рыбой и яблоками. Они берут мечи и топоры, пряности, шелк и меха. Они хватают каждую монету и каждое колечко, какие им попадутся, бочки с вином летом и бочки с солониной зимой, а женщин забирают во всякое время и тащат все это за Стену.
– Ну и что? Пусть бы меня лучше украл сильный мужчина, чем отец отдал бы какому нибудь слабаку.
– Хорошо тебе говорить. А если бы тот, кто тебя украл, был тебе противен?
– Если он сумел меня украсть, значит, он проворный, хитрый и храбрый, и сыновья от него родятся такие же. Почему он должен быть мне противен?
– Может, он никогда не моется, и от него разит, как от медведя.
– Тогда я спихнула бы его в ручей или водой бы окатила. Да от мужчин и не должно пахнуть цветами.
– Что в них плохого, в цветах?
– Ничего – для пчелки. Мне подавай вот это. – Рука Игритт метнулась к его ширинке, но Джон перехватил ее.
– А если бы мужчина, укравший тебя, пил горькую? Если бы он был жестоким? – Джон стиснул пальцы, чтобы до Игритт лучше дошло. – Если бы он тебя бил?
– Я бы перерезала ему глотку, пока он спал. Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. – И она вывернулась от него, как угорь.
Он знал одно: она дикая душой и телом. Об этом легко забыть, когда они смеются или целуются, но потом кто нибудь непременно говорит или делает то, что напоминает им о стене между их мирами.
– Либо женщина, либо нож – и то и другое мужчина иметь не может. Наши матери сызмальства учат этому дочек. – Игритт с вызовом тряхнула своей рыжей гривой. – И землей человек владеть не может, как не может владеть морем или небом. Твои поклонщики думают иначе, но Манс покажет вам, что вы ошибаетесь.
Красиво сказано, да только пустые это слова. Джон оглянулся, чтобы убедиться, что магнар их не слышит. Эррок, Чирей и Пеньковый Дан шли в нескольких ярдах за ними, но не обращали на них внимания. Чирей, как обычно, жаловался на свою задницу.
– Игритт, – сказал Джон вполголоса, – Мансу не выиграть эту войну.
– Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Ты еще не видел, как сражается вольный народ!
Одичалые дерутся как герои или как демоны, в зависимости от того, кто говорит, но кончается это всегда одним и тем же. Они дерутся с бесшабашной отвагой, и каждый сам себе голова.
– Я не сомневаюсь, что все вы храбрецы, но в битве дисциплина всегда берет верх над доблестью. Рано или поздно Манс потерпит поражение, как все Короли за Стеной до него. И когда это случится, ты умрешь. Вы все умрете.
Игритт посмотрела на него с такой злобой, как будто хотела его ударить.
– Не вы, а мы. Ты тоже. Ты больше не ворона, Джон Сноу. Я поклялась в этом, и ты лучше меня не подводи – Она прижала его к дереву и поцеловала прямо в губы у всех на виду. Кригг Козел стал подзадоривать ее, кто то еще засмеялся. Джон, несмотря на все это, поцеловал ее в ответ. Когда они наконец оторвались друг от друга, Игритт пылала румянцем. – Ты мой, – шепнула она. – Ты мой, а я твоя. Умирать так умирать, Джон Сноу, – все когда нибудь умирают. Но сначала мы поживем.
– Да. – У него перехватило горло. – Сначала поживем.
На это она усмехнулась, показав кривые зубы, которые он успел полюбить. Дикая душой и телом, с едкой печалью, снова подумал он. Пальцы его правой руки привычно согнулись и разогнулись. Что сделала бы Игритт, если бы знала, что у него на сердце? Как бы она поступила, если бы он усадил ее рядом с собой и признался, что остается сыном Неда Старка и братом Ночного Дозора? Выдала бы его? Он надеялся, что нет, но рисковать не смел. Слишком много жизней зависит от того, доберется ли он до Черного Замка раньше магнара... и сумеет ли он сбежать от одичалых.
Они спустились на южную сторону Стены у Серого Дозора, покинутого двести лет назад. Один пролет его огромной каменной лестницы уже сто лет как обвалился, но спускаться все равно было куда легче, чем подниматься. Оттуда Стир сразу увел их в глубину Дара, чтобы избежать караулов дозора. Кригг Козел обходил стороной немногие населенные деревни, еще оставшиеся в этих краях. Не считая нескольких круглых башен, торчавших в небе, как каменные пальцы, они не видели никаких следов человека. Никем не замеченные, они шли по мокрым холмам и продутым ветром равнинам.
«Ты не должен колебаться, что бы от тебя ни потребовали, – сказал Джону Полурукий. – Дели с ними дорогу, еду, сражайся с ними рядом, сколько будет нужно». Джон проехал с ними много лиг и еще больше прошел пешком, делил с ними хлеб и соль, а с Игритт даже спал под одним одеялом, но они ему по прежнему не доверяли. Тенны следили за ним днем и ночью, и он не мог уйти. Еще немного – и будет поздно.
Сражайся с ними рядом, сказал Куорен, прежде чем погиб от Длинного Когтя... но до этого пока еще не дошло. Если Джон прольет братскую кровь, он пропал, и не будет ему места по эту сторону Стены.
После каждого дневного перехода магнар требовал его к себе и спрашивал о Черном Замке, его гарнизоне и мерах защиты. Джон лгал, когда хватало смелости, и прикидывался незнающим, когда мог, но Кригг Козел и Эррок тоже присутствовали при этом. Им было известно довольно много, и приходилось соблюдать осторожность. Слишком откровенная ложь могла выдать его.
Правда, однако, была ужасна. Черный Замок ничем не защищен, кроме самой Стены. Там нет даже деревянного палисада или земляного вала. Так называемый «замок» – всего лишь кучка башен и прочих строений, две трети которых совсем развалилось. Что до гарнизона, Старый Медведь увел с собой двести человек, и Джон не знал, вернулись они или нет.
В замке осталось около четырех сотен, но почти все они строители или стюарды, а не разведчики.
Тенны – закаленные воины, более дисциплинированные, чем большинство одичалых; поэтому Манс, несомненно, их и выбрал. А среди защитников Черного Замка будут слепой мейстер Эйемон и его подслеповатый стюард Клидас, однорукий Донал Нойе, вечно пьяный септон Селладор, глухой Дик Фоллард, трехпалый повар Хобб, старый сир Винтон Стаут, а также Халдер, Жаба, Пип, Албетт и другие мальчишки, проходившие обучение вместе с Джоном. Командует ими Боуэн Марш, краснолицый и толстый Первый Стюард, которого лорд Мормонт назначил кастеляном в свое отсутствие. Скорбный Эдд прозвал его «Гранатом», и это подходило Маршу так же, как Мормонту – «Старый Медведь». «Он как раз тот человек, кого надо выставить вперед, когда враги показались в поле, – говорил Эдд своим обычным унылым голосом. – Он их мигом всех пересчитает. Большой до счета охотник».
Если магнар нападет врасплох, там будет кровавая бойня. Ребят перебьют прямо в постелях – они не успеют даже сообразить, что произошло. Надо предупредить их, но как? Джона никогда не посылают на фуражировку или на охоту, даже в караул одного не выставляют. Кроме того, он боялся за Игритт. С собой ее брать нельзя, а если он ее бросит, магнар заставит ее ответить за его предательство. Два сердца, которые бьются, как одно...
Они каждую ночь спали под одними шкурами, и он привык, что ее голова лежит у него на груди и рыжие волосы щекочут ему подбородок. Ее запах стал частью его самого. Ее кривые зубки, ее грудь в его ладони, вкус ее губ... все это было его радостью и отчаянием. Может быть, его лорд отец чувствовал то же самое к его матери, кем бы она ни была? Игритт – это западня, в которую загнал Джона Манс Разбойник.
Каждый день, проведенный им с одичалыми, делал предстоящее еще тяжелее. Он должен придумать, как ему предать этих людей, и когда он предаст их, они погибнут. Он не хотел их дружбы, как не хотел любви Игритт, и все таки... тенны говорили на древнем языке и редко обменивались с ним хотя бы словом, но с разведчиками Ярла дело обстояло иначе. Джону помимо воли пришлось узнать их поближе: тощего тихого Эррока и общительного Кригга Козла, юных Кворта и Боджера, Пенькового Дана, изготовителя веревок. Хуже всех был Дел, ровесник Джона; он постоянно мечтал вслух о девушке одичалой, которую задумал украсть. «Она счастливая, как твоя Игритт. Ее тоже поцеловал огонь».
Джон каждый раз прикусывал язык. Он не хотел ничего знать ни о девушке Дела, ни о матери Боджера, ни о приморской деревне, где родился Хенк Шлем, ни о желании Кригга навестить зеленых людей на Острове Ликов, ни о том, как лось загнал Недотепу на дерево. Он не хотел слышать о чирьях на заднице Чирея, о том, сколько может выпить Камнепалый и как младший братишка Кворта упрашивал его не ходить с Ярлом. Кворту не могло быть больше четырнадцати, но он уже украл себе жену, и она ожидала ребенка. «Может, он у нас родится в каком нибудь замке, – загадывал парень, – прямо как лорд!» «Замки», под которыми он разумел сторожевые башни, произвели на него сильное впечатление.
Где то теперь Призрак? Отправился в Черный Замок или бегает с волчьей стаей в лесу? Джон не чувствовал его даже во сне, и ему казалось, что он лишился части себя. Ему было одиноко, несмотря на спящую рядом Игритт, и он не хотел умирать в одиночестве.
В этот день деревья стали редеть, и они вышли на холмистую равнину. Трава доходила им до пояса, и ветер, налетая порой, качал колосья дикой пшеницы, но в целом день был теплый и ясный. Однако к закату на западе стали собираться тучи. Вскоре они закрыли оранжевое вечернее солнце, и Ленн предсказал, что будет буря. Его мать была лесной ведьмой, и все разведчики признавали за ним дар предсказывать погоду.
– Тут поблизости есть деревня, – сказал магнару Кригг Козел. – Милях в двух или трех. Грозу можно переждать там. – Стир тут же дал согласие.
Уже давно стемнело, и гроза бушевала вовсю, когда они добрались до места. Деревня стояла у озера, и жители покинули ее так давно, что большинство домов разрушилось. Даже маленькая бревенчатая гостиница, когда то, наверно, являвшая отрадное зрелище для глаз путника, осталась без крыши. Незавидное убежище, мрачно подумал Джон. При вспышках молнии он разглядел на островке посреди озера круглую каменную башню, но без лодки до нее было не добраться.
Эррок и Дел, отправившись вперед, обшарили развалины, но Дел почти тотчас же вернулся. Стир остановил колонну и выслал на подмогу дюжину своих теннов с копьями. Теперь и Джон заметил красное зарево над гостиничной трубой. Значит, они здесь не одни. Страх свернулся в нем кольцами, как змея. Послышалось ржание лошади, потом крики. Дели с ними дорогу и еду и сражайся с ними рядом, сказал Куорен. Однако и на этот раз обошлось без боя.
– Там только один человек, – доложил Эррок. – Старик с лошадью.
Магнар выкрикнул приказ на древнем языке, и двадцать теннов расположились кольцом вокруг деревни, а остальные принялись обыскивать дома, чтобы убедиться, что там больше никто не прячется. Лазутчики Ярла ввалились в лишенную крыши гостиницу, толкая друг друга, чтобы подойти поближе к очагу. Ветки, которые наломал старик, давали больше дыма, чем тепла, но в такую дождливую ночь любое тепло было желанным. Двое теннов бросили старика наземь и обыскали. Еще один держал его лошадь, и трое рылись в седельных сумках.
Джон отошел. Под ногой чавкнуло гнилое яблоко. Стир убьет старика. В Сером Дозоре магнар заявил, что все поклонщики, которые им встретятся, будут тут же преданы смерти, чтобы не подняли тревогу. Дели с ними дорогу и еду, сражайся с ними рядом. Значит ли это, что он должен молчать, когда старику перережут горло?
На краю деревни Джон столкнулся с одним из выставленных Стиром часовых. Тенн проворчал что то на древнем языке и ткнул копьем в сторону гостиницы: ступай, мол, восвояси. «Вся беда в том, что я там не свой», – подумал Джон.
Он пошел к озеру и нашел почти сухое место под глинобитной стеной полуразрушенного дома. Там и нашла его Игритт – он сидел и смотрел на рябящее под дождем озеро.
– Я знаю это место, – сказал он ей, когда она села рядом. – Эта башня... погляди на ее верхушку, когда будет молния, и скажи мне, что видишь.
– Ладно. Тенны говорят, что слышали оттуда шум – будто кричал кто то.
– Это гром.
– Нет, они говорят – кричали. Может, там привидения водятся.
Башня, чернеющая под дождем на своем каменистом острове, и впрямь напоминала обитель призраков.
– Пошли посмотрим, – предложил Джон. – Больше, чем теперь, мы все равно не промокнем.
– Это вплавь то? В грозу? – засмеялась Игритт. – Ты это придумал, чтобы я разделась, Джон Сноу?
– Для этого и придумывать ничего не надо, – поддразнил ее он. – Может, ты просто плавать не умеешь? – Сам Джон плавал хорошо – он обучался этому в большом рву Винтерфелла.
Игритт дала ему тумака.
– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Я плаваю как рыба. Сам увидишь.
– Рыба, горная коза, лошадка... слишком много в тебе всякой живности, Игритт. Но если это то самое место, что я думаю, плыть нам не придется. Мы перейдем туда на ногах.
– По воде? – воззрилась на него Игритт. – Это какое то южное колдовство?
– Нет... – начал он, но тут прямо в озеро ударила молния, и на миг все стало видно, как днем. Вслед за этим громыхнуло так оглушительно, что Игритт зажала уши.
– Ну что, видела? – спросил ее Джон, когда гром откатился прочь и ночь снова сделалась черной.
– Там что то желтеет, – сказала она. – Ты про это? Камни, которые торчат у нее на верхушке, желтые.
– Они называются крепостными зубцами. Когда то давно их позолотили – это Корона Королевы.
Башня на озере снова едва виднелась во мраке.
– В ней жила королева? – спросила Игритт.
– Только ночевала. – Ему рассказывала эту историю старая Нэн, но мейстер Лювин подтвердил, что это правда. – Алисанна, жена Джейехериса Умиротворителя. Его прозвали Старым Королем, потому что он долго правил, но на Железный Трон он взошел молодым. В те дни он вознамерился объехать все свое государство. В Винтерфелл он прибыл со своей королевой, шестью драконами и половиной своего двора. Пока король обсуждал дела с Хранителем Севера, Алисанне стало скучно, поэтому она села на своего дракона Среброкрылого и полетела на север, посмотреть Стену. Эта деревня – одно из мест, где она останавливалась. После этого здешние жители позолотили верхушку своей башни в память о короне королевы, которая провела у них ночь.
– Я никогда не видела дракона, – сказала Игритт.
– Их никто не видел. Последний дракон умер лет сто назад. Но королева побывала здесь намного раньше.
– Ты говоришь, ее звали Алисанна?
– Да. Добрая королева Алисанна. Один из замков Стены тоже назван в ее честь: Врата Королевы. До ее посещения он назывался «Снежные Врата».
– Будь она доброй, она снесла бы эту Стену.
«Ну уж нет, – подумал Джон. – Стена защищает государство от Иных... и от таких, как ты, моя милая».
– У меня был один друг, который все время толковал о драконах. Карлик. Он...
– ДЖОН СНОУ! – Перед ними вырос один из теннов. – Магнар зовет. – Тенн, кажется, был тот самый, который нашел Джона в лесу у пещеры в ночь накануне подъема на Стену, но Джон не был в этом уверен. Игритт отправилась с ним. Стир каждый раз хмурился при виде ее, но когда он пытался отослать ее прочь, она напоминала ему, что она вольная женщина, а не какая нибудь поклонщица. Захочет – уйдет, захочет – придет.
Магнар стоял под деревом, росшим внутри бывшей гостиницы. Его пленник стоял на коленях у очага, в окружении копий и бронзовых мечей. Глядя на вошедших, он не произнес ни слова. Дождь стекал по стенам и поливал последние удержавшиеся на дереве листья, от огня густо валил дым.
– Он должен умереть, – сказал Стир. – Сделай это, ворона.
Старик, окруженный одичалыми, молча смотрел на Джона. Среди дождя и дыма, при тусклом свете огня, он вряд ли мог рассмотреть, что Джон одет в черное, не считая овчинного плаща. Или все таки мог?
Джон вынул из ножен Длинный Коготь. Дождь омыл сталь, и огонь прочертил по краю оранжевую линию. Какой то жалкий огонек стоил человеку жизни. Джон вспомнил, что сказал Куорен Полурукий, когда они увидели костер на Воющем перевале. «Огонь там наверху – это жизнь, но может стать и смертью». Но это было высоко в Клыках Мороза, за Стеной, где нет никаких законов, а здесь Дар, находящийся под защитой Ночного Дозора и Винтерфелла. Здесь человек имеет право развести костер, не опасаясь умереть за это.
– Почему ты медлишь? – спросил Стир. – Убей его, и покончим с этим.
Пленник и теперь промолчал. «Сжальтесь», – мог бы сказать он, или: «Вы забрали у меня лошадь, деньги и провизию – оставьте хотя бы жизнь», или: «Нет, прошу вас, я ведь ничего вам не сделал». Он мог бы сказать тысячу разных вещей, или заплакать, или воззвать к своим богам. Впрочем, никакие слова не спасли бы его теперь, и он, наверно, это знал. Поэтому он не говорил ничего и только смотрел на Джона обвиняющим и в то же время просящим взглядом.
«Ты не должен колебаться, что бы от тебя ни потребовали. Дели с ними дорогу и еду, сражайся с ними рядом...» Но этот старик не оказывал сопротивления. Ему не повезло, вот и все. Кто он, откуда ехал и куда направлялся на этой своей вислозадой кляче – все это больше не имело значения.
Он стар, говорил себе Джон. Ему все пятьдесят, а то и шестьдесят. Он жил дольше многих других. Тенны все равно его убьют, мне его не спасти. Длинный Коготь казался тяжелым, как свинец, неподъемным. Старик все смотрел на него глазами большими и черными, как два колодца. Сейчас Джон провалится в них и утонет. Магнар тоже смотрел на него, и Джон явственно чувствовал его недоверие. Этот человек – покойник. Какая разница, от чьей руки он умрет, от моей или от чужой? Довольно будет одного удара, скорого и чистого. Длинный Коготь выкован из валирийской стали. Как и Лёд. Джон вспомнил другую смерть, стоящего на коленях дезертира, голову, скатившуюся у него с плеч, яркую кровь на снегу... отцовский меч, отцовские слова, отцовское лицо...
– Сделай это, Джон Сноу, – поторопила Игритт. – Так надо. Это всем докажет, что ты не ворона, а вольный человек.
– Старик виноват только в том, что сидел у костра.
– Орелл тоже сидел у костра, однако его ты убил не задумываясь. – Взгляд Игритт, устремленный на него, был тяжел. – И меня хотел убить – пока не увидел, что я женщина – спящую.
– Это другое. Вы были воины... часовые.
– Верно, а вы, вороны, не хотели, чтобы вас видели. Вот и мы не хотим. Это одно и то же. Убей его.
Джон повернулся к старику спиной.
– Нет.
Магнар приблизился к нему, высокий, холодный и грозный.
– Да. Я приказываю.
– Ты командуешь теннами, а не вольным народом, – сказал ему Джон.
– Я не вижу здесь вольных людей – только ворону и его жену.
– Я не воронья жена! – Игритт выхватила из ножен свой нож. Сделав три быстрых шага, она сгребла старика за волосы, запрокинула ему голову и перерезала горло от уха до уха. Он и умер молча, не вскрикнув. – Ничего, ничего ты не знаешь, Джон Сноу! – крикнула Игритт и швырнула ему под ноги окровавленный нож.
Магнар сказал что то на древнем языке – должно быть, приказал своим теннам убить Джона, но Джону не довелось узнать, так ли это. Молния разодрала небо, ударив в вершину башни на озере. Они ощутили запах разряда, и раскат грома поколебал самую ночь.
Еще миг – и в их круг ворвалась смерть.
Молния ослепила Джона, но он все таки увидел эту верткую тень, прежде чем услышал первый вопль. Первый тенн умер, как и старик, с разодранным горлом. Свет померк, тень с рычанием метнулась в другую сторону, и второй тенн рухнул наземь. Слышались проклятия, крики, вопли боли. Чирей шарахнулся назад, сбив с ног трех человек у себя за спиной. Призрак, на один безумный миг подумал Джон. Призрак перебрался через Стену. Но молния опять превратила ночь в день, и он увидел волка, стоящего с окровавленной мордой на груди у Дела. Волк был серый.
Тьма вновь обрушилась на них с ударом грома. Тенны тыкали копьями в снующего туда сюда волка. Кобыла старика, обезумев от запаха крови, встала на дыбы, молотя копытами в воздухе. Длинный Коготь все еще оставался в руке у Джона, и он понял, что лучшего случая у него не будет.
Он зарубил первого, кто ему подвернулся, отшвырнул в сторону второго, замахнулся на третьего. Кто то выкрикнул его имя, но он не разобрал кто – Игритт или магнар. Тенну, державшему лошадь, было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Легким как перышко Длинным Когтем Джон ударил его сзади по ноге, и клинок вошел до кости. Одичалый упал. Джон успел словить лошадь за гриву левой рукой и вскочил ей на спину. Кто то схватил его за лодыжку. Он рубанул сверху вниз и увидел залившееся кровью лицо Боджера. Лошадь рванула с места, ударив копытом в висок какого то тенна.
В следующий миг они уже неслись прочь. Джон не пытался править лошадью – ему стоило больших усилий удержаться на ней во время этой бешеной скачки. Мокрая трава хлестнула его по лицу, чье то копье пролетело у самого уха. Если лошадь сломает ногу, меня догонят и убьют, думал он, но старые боги сопутствовали ему, и лошадь не упала. Молния сверкнула снова, гром прокатился по равнине, и крики затихли вдали.
Долгое время спустя дождь перестал. Джон оказался один среди моря высокой черной травы. В правом бедре пульсировала боль, и он с удивлением увидел торчащую там стрелу. Когда же это случилось? Он ухватился за древко и потянул, но наконечник засел глубоко в мякоти, и попытка вытащить его вызвала мучительную боль. Джон попытался вспомнить то, что произошло в гостинице, но в памяти остался только зверь, серый, поджарый и страшный. Он слишком велик для обычного волка – значит, это лютоволк. Никогда еще Джон не видел, чтобы зверь двигался с такой быстротой. Словно серый ветер... Что, если Робб вернулся на Север?
Джон потряс головой. Нет, это слишком тяжело – думать... о волке, о старике, об Игритт, обо всем...
Он кое как слез с кобылы. Раненая нога подогнулась, и он с трудом сдержал крик. Ох и намучается он – но стрелу надо вытащить, и медлить с этим нет смысла. Джон зажал оперение в кулаке, набрал воздуху и протолкнул стрелу вперед. Боль была такая, что он тут же остановился, кряхтя и ругаясь. Кровь хлестала из него, как из резаной свиньи, но с этим пока ничего нельзя было поделать. Джон попробовал еще раз... и снова остановился, весь дрожа. Еще... на этот раз он заорал, но наконечник вышел с той стороны бедра. Джон прижал к телу окровавленные штаны, сморщился и медленно вытянул стрелу из ноги. Он так и не понял, как ему удалось сделать это, не потеряв сознания.
Он долго лежал на земле, сжимая в руке свой трофей и истекая кровью, слишком слабый, чтобы шевелиться. Потом до него дошло, что он умрет, если чего нибудь не предпримет. Джон подполз к мелкому ручью, из которого пила его лошадь, промыл ногу холодной водой и завязал полоской, оторванной от подкладки плаща. Стрелу он тоже вымыл. Какое на ней оперение – серое или белое? Игритт оперяла свои стрелы бледно серыми гусиными перьями. Не она ли выстрелила в него, когда он умчался прочь? Джон не винил ее. Он хотел бы только знать, в него она целила или в лошадь. Если бы подбили кобылу, ему пришел бы конец.
– Хорошо, что им моя нога подвернулась, – пробормотал он.
Он отдохнул немного, дав лошади попастись. Далеко она не отходила, и это был добрый знак. С больной ногой он бы ее нипочем не поймал. Все, на что его хватило, – это встать и взобраться на нее. Как он мог скакать на ней раньше, без седла и стремян, с мечом в одной руке, осталось для него загадкой.
Вдалеке прокатился гром, но тучи над головой понемногу рассеивались. Джон отыскал на небе Ледяного Дракона и повернул лошадь на север, к Стене и Черному Замку. Морщась от боли в бедре, он подгонял кобылу пятками. «Я еду домой», – говорил он себе. Но если это правда, почему у него на душе так пусто?
Он ехал до рассвета, и звезды смотрели на него, как глаза.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:39 | Сообщение # 44 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЕЙЕНЕРИС
Ее дотракийские разведчики доложили ей, как обстоит дело, но Дени захотела посмотреть сама. Вместе с сиром Джорахом они проехали через буковый лес и поднялись на невысокую песчаниковую гряду.
– Они довольно близко, – предупредил Мормонт. Дени посмотрела через поле туда, где стояло, преграждая ей путь, юнкайское войско. Белобородый научил ее быстро определять численность врага.
– Пять тысяч, – сказала она.
– Да, около того. На флангах у них наемники – копейщики и конные лучники с мечами и топорами для ближнего боя. Младшие Сыновья на левом крыле, Вороны Буревестники на правом. В том и другом отряде человек по пятьсот. Видите знамена?
Юнкайская гарпия держала в когтях кнут и железный ошейник вместо цепи, но наемники, кроме знамен города, которому служили, имели и собственные: на одном изображались четыре вороны между перекрещенных молний, на другом – сломанный меч.
– Центр занимают сами юнкайцы, – заметила Дени. Их офицеры на расстоянии ничем не отличались от астапорских: те же высокие яркие шлемы и плащи с блестящими медными дисками. – Их войско состоит из рабов?
– Большей частью. Но с Безупречными им не сравниться. Юнкай известен рабами для утех, а не воинами.
– По твоему, мы сможем их побить?
– С легкостью, – ответил сир Джорах.
– Но без крови все равно не обойдется. – Кровь обильно оросила кирпичи Астапора в день, когда они оттуда ушли, но ее людям в этом потоке принадлежала разве что капля. – Мы можем выиграть сражение, но это еще не значит, что мы возьмем город.
– Риск есть всегда, кхалиси. Астапор сдался без боя, но Юнкай предупрежден.
Дени поразмыслила. Войско рабовладельцев казалось ей небольшим по сравнению с ее собственным, но у них имелась наемная кавалерия. Дени проехала слишком много лиг вместе с дотракийцами, чтобы не проникнуться здоровым уважением к коннице и к тому, что та способна сделать с пехотой. Безупречные, возможно, и выдержат конную атаку, а вот вольноотпущенников перебьют.
– Рабовладельцы любят поговорить, – сказала она. – Сообщи им, что я приму их нынче вечером в моем шатре. Капитанов наемных отрядов тоже пригласи, но поодиночке: Ворон Буревестников в середине дня, Младших Сыновей двумя часами позже.
– Слушаюсь. Но если они не придут...
– Они придут. Им будет любопытно посмотреть на драконов и послушать, что я им скажу, а умные люди увидят в этом случай оценить мою силу. – Дени повернула свою серебристую кобылу назад. – Я буду ждать их в своем шатре.
Под свинцовым небом и порывистым ветром она направилась обратно к своему войску. Глубокий ров вокруг лагеря выкопали уже наполовину, и Безупречные рубили в лесу ветки, чтобы сделать из них острые колья. Евнухи не лягут спать в неукрепленном лагере, объяснил ей Серый Червь. Он наблюдал за работами, и Дени остановилась переговорить с ним.
– Юнкай препоясал чресла для битвы, – сказала она.
– Это хорошо, ваше величество. Ваши слуги жаждут крови.
Когда Дени приказала Безупречным избрать офицеров из своей среды, Серый Червь стал верховным командиром, получив подавляющее большинство голосов. Она приставила к нему сира Джораха для обучения навыкам командного мастерства, и рыцарь докладывал ей, что молодой евнух суров, но честен, схватывает все быстро, не знает усталости и дотошно вникает во всякую мелочь.
– Мудрые господа выставили против нас армию рабов.
– Юнкайских рабов учат пути семи вздохов и шестнадцати поз удовольствия, ваше величество, а Безупречных – пути трех копий. Ваш Серый Червь надеется показать вам, что это такое.
Одним из первых распоряжений Дени после падения Астапора стала отмена присвоения Безупречным новых кличек каждый день. Многие из рожденных свободными вернулись к именам, полученным при рождении, если, конечно, еще помнили их. Другие нарекали себя в честь богов, героев, разных видов оружия, драгоценных камней и даже цветов, так что некоторые имена для солдат, на слух Дени, звучали несколько странно. Серый Червь остался Серым Червем. Когда она спросила его, почему, он ответил: «Это счастливое имя. То, которое дали вашему слуге при рождении, проклято – под ним его взяли в рабство. А Серым Червем он назывался в тот день, когда Дейенерис Бурерожденная его освободила».
– Если битва состоится, Серый Червь должен будет показать не только доблесть, но и мудрость, – сказала ему Дени теперь. – Щадите всех рабов, которые побегут или бросят оружие. Чем меньше их будет убито, тем больше потом присоединится к нам.
– Серый Червь запомнит.
– Я знаю. В середине дня приходи в мой шатер. Я хочу, чтобы ты был там с другими офицерами, когда я буду говорить с капитанами наемников. – И Дени поскакала к лагерю.
В его границах, установленных Безупречными, палатки стояли ровными рядами с ее собственным золотым шатром в середине. Рядом с этим станом располагался другой, впятеро больше первого, беспорядочный, без рвов, палаток, часовых и лошадиных загонов. Те, кто имел лошадей или мулов, спали рядом с ними, боясь, что их украдут. Козы, овцы и голодные собаки бродили свободно между ордами женщин, детей и стариков. Дени оставила Астапор во власти совета бывших рабов, которых возглавили лекарь, ученый и жрец – люди мудрые и справедливые. Но десятки тысяч человек все равно предпочли последовать за ней в Юнкай, лишь бы не оставаться в Астапоре. Она отдала им город, но большинство побоялось принять этот дар.
Вольноотпущенники превышали числом ее воинов, но приносили больше хлопот, чем пользы. Едва ли один из ста человек имел осла, верблюда или вола; почти все они вооружились тем, что взяли в арсеналах своих хозяев, но только каждый десятый годился для боя, и никто из них не обучался владеть оружием. Земли, через которые они шли, эта орда объедала дочиста, словно саранча. Но Дени не могла бросить их, как советовали ей сир Джорах и ее кровные всадники.
Она объявила им, что они свободны, и не могла теперь сказать, что они не вольны идти за ней. Глядя на дымы от их костров, Дени подавила вздох. Ее пешее войско состоит как из лучших, так и из худших в мире солдат.
Арстан Белобородый стоял у входа в ее шатер, а Силач Бельвас сидел, поджав ноги, на траве и ел фиги из миски. Обязанность охранять ее в походе лежала на них. Чхого, Агго и Ракхаро она сделала не только своими кровными всадниками, но и своими ко, и они нужны были ей, чтобы командовать дотракийцами. Кхаласар у нее крошечный: всего тридцать с лишком конных воинов, почти все из которых – мальчишки, еще не заплетающие волос, или согбенные старцы. Но другой конницы у нее нет, и ей без них не обойтись. Пусть Безупречные лучшие в мире пехотинцы, как утверждает сир Джорах – она нуждается также в разведчиках и передовых разъездах.
– Юнкай хочет воевать, – сказала Дени Белобородому, войдя с ним в шатер. Ирри и Чхику устлали пол коврами, Миссандея зажгла ароматные курения, чтобы освежить пыльный воздух. Дрогон и Рейегаль спали на подушках, свившись в клубок, Визерион уселся на край пустой ванны. – На каком языке говорят юнкайцы, Миссандея – на валирийском?
– Да, ваше величество. Их наречие отличается от астапорского, но понять его можно. Здешние рабовладельцы именуют себя «мудрыми господами».
– Мудрые? – Дени села на подушки, и Визерион, расправив белые с золотом крылья, спорхнул к ней. – Посмотрим, насколько они мудры, – сказала она, почесывая чешуйчатую голову дракона между рожками.
Час спустя вернулся сир Джорах с тремя капитанами Ворон Буревестников. Они носили черные перья на своих начищенных шлемах и утверждали, что равны по рангу. Дени пригляделась к ним, пока Ирри и Чхику разливали вино. Прендаль на Гхезн – плотный гискарец с широким лицом и темными седеющими волосами; Саллор Смелый – белокожий квартиец с зубчатым шрамом на щеке; Даарио Нахарис ослепителен даже для тирошийца. Борода у него расчесана натрое и выкрашена в синий цвет, такие же синие кудри падают на плечи, и глаза тоже синие. Остроконечные усы сверкают позолотой. Одет он в желтое разных оттенков, на воротнике и манжетах пенится мирийское кружево цвета сливочного масла, дублет расшит медными бляхами в виде колокольчиков, доходящие до бедер сапоги украшены золотым тиснением. За пояс из золоченых колец заткнуты перчатки из мягкой желтой замши и ногти, покрытые синим лаком, видны во всей красе.
От имени наемников говорил, однако, не он, а Прендаль на Гхезн.
– Хорошо бы вам увести свой сброд куда подальше, – сказал он. – Астапор вы взяли обманом, но Юнкай так легко не сдастся.
– Пятьсот Ворон против десяти тысяч моих Безупречных, – сказала Дени. – Я еще юна и ничего не смыслю в военном деле, но мне кажется, что перевес на моей стороне.
– Вороны Буревестники будут в поле не одни.
– Вороны Буревестники улетают с поля при первых раскатах грома. Не лучше ли им улететь прямо сейчас? Наемники, как я слышала, славятся своим вероломством. Какой вам будет прок оставаться верными, когда Младшие Сыновья перейдут на мою сторону.
– Этого не случится. А если и случится, то Младшие Сыновья для нас ничто. Мы полагаемся на стойких солдат Юнкая.
– На мальчиков для утех, которым дали копья? – Дени повернула голову и два колокольчика в ее косе тихо звякнули. – Когда битва начнется, не просите пощады – но если вы перейдете ко мне теперь, то сохраните золото, которое уплатил вам Юнкай, получите свою долю добычи, а после, когда я взойду на свой трон, будете награждены еще щедрее. На стороне мудрых господ вас ждет только смерть. Думаете, юнкайцы откроют вам ворота, когда мои Безупречные будут убивать вас под стенами города?
– Женщина, ты регочешь как ослица, и смысла в твоих словах столько же.
– Женщина? – усмехнулась Дени. – Это сказано, чтобы оскорбить меня? Я вернула бы тебе пощечину, будь ты мужчиной. – Она смотрела наемнику прямо в глаза. – Я Дейенерис Бурерожденная их дома Таргариенов, Неопалимая Матерь Драконов, кхалиси всадников Дрого и королева Семи Королевств Вестероса.
– Ты шлюха табунщика, и больше ничего, – сказал Прендаль. – Когда мы вас разобьем, я повяжу тебя со своим жеребцом.
Силач Бельвас обнажил свой аракх.
– Бельвас отдаст маленькой королеве его поганый язык, если она захочет.
– Нет, Бельвас. Я обещала этим людям, что их не тронут. – Она улыбнулась. – Скажите: Вороны Буревестники – рабы или свободные люди?
– Мы – братство вольных людей, – заявил Саллор.
– Тогда ступайте и перескажите своим братьям мои слова. – Дени поднялась с места. – Быть может, некоторые из них предпочтут смерти золото и славу. Я хочу получить ваш ответ завтра.
Капитаны наемников тоже встали – все разом.
– Мы отвечаем «нет», – сказал Прендаль. Двое других последовали за ним, но Даарио Нахарис, выходя, оглянулся и учтиво склонил голову в знак прощания.
Двумя часами позже прибыл командир Младших Сыновей – один. Это был высоченный браавосец со светло зелеными глазами и пышной золотисто рыжей бородищей, ниспадавшей чуть ли не до пояса. Звали его Меро, но он именовал себя Титановым Бастардом.
Он выпил свое вино одним духом, вытер рот и осклабился, глядя на Дени.
– Мне сдается, я спал с твоей сестрой двойняшкой в одном браавосском веселом доме. Или это ты и была?
– Вряд ли. Я не сомневаюсь, что запомнила бы столь великолепного мужчину.
– Это верно. Титанова Бастарда ни одна женщина забыть не может. – Меро протянул Чхику пустую чашу. – Раздевайся и садись ко мне на колени. Если я останусь тобой доволен, то, возможно, приведу к тебе Младших Сыновей.
– Если ты приведешь ко мне Младших Сыновей, я, так и быть, тебя не кастрирую.
– Девочка, – засмеялся браавосец, – одна женщина уже пыталась кастрировать меня – зубами. Теперь она осталась без зубов, а мой меч все так же толст и длинен. Хочешь покажу?
– Не надо. Когда мои евнухи его отрежут, я налюбуюсь им всласть. – Дени отпила глоток вина. – Я слишком юна, чтобы разбираться в военном деле, поэтому объясни мне: как вы намерены победить десять тысяч Безупречных, имея всего пятьсот человек? При всей моей неопытности мне кажется, что перевес на моей стороне.
– Младшие Сыновья побеждали и с худшим перевесом.
– Когда Младшие Сыновья встречаются с таким перевесом, они бегут. Например, в Квохоре, при столкновении с тремя тысячами Безупречных. Ты будешь это отрицать?
– Это было давным давно, до того, как во главе Младших Сыновей стал Титанов Бастард.
– Значит, свое мужество они черпают от тебя? – Дени повернулась к сиру Джораху. – Когда битва начнется, его надо убить первым делом.
– Охотно, ваше величество, – улыбнулся рыцарь изгнанник.
– Впрочем, вы можете обратиться в бегство еще раз, – сказала Дени наемнику. – Задерживать вас мы не станем. Забирайте юнкайское золото и уходите.
– Если бы ты видела Браавосского Титана, глупая девчонка, то знала бы, что хвоста у него нет и поджимать ему нечего.
– Тогда оставайтесь и переходите ко мне.
– За тебя стоит сразиться, это верно. Я бы даже позволил тебе поцеловать мой меч, будь моя воля. Но я взял с юнкайцев деньги и дал им свое слово.
– Деньги можно вернуть. Я заплачу тебе столько же и еще больше. Мне предстоит завоевать еще много городов, а через полмира отсюда меня ждет целое королевство. Служите мне верно, и Младшим Сыновьям больше не придется искать себе новую службу.
Меро подергал свою пышную бороду.
– Столько же и еще больше и поцелуй в придачу, а? Или со столь великолепным мужчиной одним поцелуем дело не обойдется?
– Возможно.
– Думаю, мне понравится вкус твоего язычка.
Дени чувствовала гнев сира Джораха – ее черного медведя коробило от разговора о поцелуях.
– Подумай о том, что я сказала сегодня. Завтра я хочу получить твой ответ.
– Ладно. А нельзя ли мне отнести моим капитанам кувшинчик этого отменного вина?
– Хоть бочку. Это вино из подвалов добрых господ Астапора – у меня его несколько повозок.
– Тогда дай мне повозку в знак твоих добрых намерений.
– Велика же твоя жажда.
– Я и сам велик, и у меня много братьев. Титанов Бастард в одиночку не пьет, кхалиси.
– Хорошо, пусть будет повозка, если ты обещаешь выпить за мое здоровье.
– По рукам! – громыхнул он. – Мы выпьем за тебя трижды и принесем тебе ответ, когда взойдет солнце.
Когда он вышел, Арстан Белобородый сказал:
– У этого человека даже в Вестеросе дурная слава. Пусть его манеры вас не обманывают, ваше величество. Ночью он трижды выпьет за ваше здоровье, а наутро вас изнасилует.
– Старик в кои то веки прав, – сказал сир Джорах. – Младшие Сыновья – отряд старый и довольно доблестный, но при Меро они опустились чуть ли не до Бравых Ребят. Для своих хозяев он опасен не менее, чем для врагов. Потому он и оказался здесь – в Вольных Городах не хотят больше брать его на службу.
– Меня заботит не его репутация, а пятьсот человек его конницы. Ну а Вороны Буревестники – на них какая нибудь надежда есть?
– Нет, – напрямик ответил сир Джорах. – Этот Прендаль – гискарец, и у него, надо полагать, была родня в Астапоре.
– Жаль. Пожалуй, драться все таки придется. Подождем и послушаем, что нам скажут юнкайцы.
Посланники Юнкая прибыли на закате: пятьдесят человек на великолепных вороных конях и один на большом белом верблюде. Их шлемы были сделаны вдвое выше голов, чтобы не помять замысловатые сооружения из намасленных волос. Свои полотняные юбки и рубахи они красили в густо желтый цвет и расшивали плащи медными дисками.
Человек на белом верблюде назвался Гразданом мо Эразом. Худощавый и жесткий, он часто сверкал белозубой улыбкой, как Кразнис до того, как Дрогон сжег ему лицо. Волосы у него были уложены в торчащий надо лбом рог, токар обшит золотым мирийским кружевом.
– Древен и славен Юнкай, царь городов, – сказал он, когда Дени пригласила его в свой шатер. – Стены наши крепки, вельможи горды и свирепы, а простой народ не знает страха. В нас течет кровь древнего Гиса, империи, которая уже состарилась, когда Валирия еще пищала в пеленках. Вы поступили мудро, назначив переговоры, кхалиси. Здесь вам легкой победы не одержать.
– Все к лучшему – моим Безупречным не терпится подраться. – Дени взглянула на Серого Червя, и он утвердительно кивнул.
Граздан выразительно пожал плечами.
– Если вы хотите крови, она прольется. Мне сказали, что вы освободили своих евнухов, но Безупречным свобода нужна как телеге пятое колесо. – Граздан улыбнулся Серому Червю, но лицо евнуха осталось каменным. – Тех, кто выживет, мы опять возьмем в рабство и используем, чтобы отбить Астапор у черни. Вас мы тоже сделаем рабыней, не сомневайтесь. В Лиссе и Тироше есть веселые дома, где мужчины дорого заплатят за удовольствие переспать с последней из Таргариенов.
– Я рада, что вы знаете, кто я, – мягко заметила Дени.
– Да, я хорошо изучил дикий, бессмысленный запад. Это моя гордость. – Граздан примирительно развел руками. – Но разве нам необходимо говорить в столь резких тонах? С Астапором вы обошлись жестоко, но юнкайцы готовы вам это простить. Мы с вашим величеством не ссорились. Зачем вам терять свои силы у наших мощных стен, когда вам нужен каждый человек, чтобы отвоевать отцовский трон в далеком Вестеросе? Юнкай искренне желает вам удачи в этом деле. И я, чтобы доказать правдивость своих слов, привез вам подарок. – Он хлопнул в ладоши, и двое из его свиты внесли тяжелый кедровый сундук, окованный бронзой и золотом. Сундук поставили к ногам Дени. – Пятьдесят тысяч золотых марок, – небрежно бросил Граздан. – Мудрые господа Юнкая дарят их вам в знак своей дружбы. Дареное золото лучше добычи, взятой в обмен на кровь, не так ли? Я говорю тебе, Дейенерис Таргариен: бери этот сундук и уходи.
Дени откинула крышку своей маленькой, обутой в туфлю ногой. Сундук, как и сказал посол, доверху наполняли золотые монеты. Дени зачерпнула пригоршню и пропустила сквозь пальцы. Монеты сыпались, ярко сверкая, почти все свежей чеканки, со ступенчатой пирамидой на одной стороне и гарпией Гиса на другой.
– Красиво. Сколько же таких сундуков я найду в вашем городе, когда возьму его?
– Нисколько, ибо этого никогда не случится, – хмыкнул Граздан.
– Я сделаю вам ответный подарок. – Дени захлопнула крышку. – Три дня. На третье утро из города должны выйти ваши рабы. Все до единого. Каждый из них, будь то мужчина, женщина или ребенок, должен быть вооружен и иметь при себе столько еды, одежды, денег и товаров, сколько сможет унести. Все это они должны отобрать сами из имущества своих хозяев как плату за годы своего служения. Когда все рабы выйдут, вы откроете свои ворота и позволите моим Безупречным обыскать город с целью убедиться, что невольников в нем не осталось. Если вы сделаете, как я говорю, Юнкай не будет ни сожжен, ни разграблен, и вашим жителям не причинят вреда. Мудрые господа получат желанный мир и докажут, что их мудрость не пустое слово. Что вы на это скажете?
– Скажу, что вы не в своем уме.
– Неужели? – И Дени промолвила: – Дракарис.
Услышав это слово, Рейегаль зашипел и пустил дым, Визерион щелкнул зубами, а Дрогон изрыгнул черно алое пламя. Шелковый токар Граздана тут же воспламенился. Посол, вскочив, опрокинул сундук, и золотые марки рассыпались по ковру. Бранясь, он пытался сбить огонь рукой, пока Белобородый не окатил его водой из кувшина.
– Вы клялись, что не тронете нас! – воскликнул Граздан.
– Разве обгоревший токар такая уж потеря для юнкайца? Я куплю тебе новый... если вы пришлете мне своих рабов через три дня. В противном случае Дрогон поцелует тебя погорячее. – Дени сморщила нос. – Ты обмарался. Забирай свое золото и уходи, да позаботься, чтобы мудрые господа услышали мои слова.
Граздан мо Эраз погрозил ей пальцем.
– Ты пожалеешь, что насмеялась надо мной, шлюха. Твои ящерки тебя не спасут, вот увидишь. Если они приблизятся к Юнкаю хотя бы на лигу, мы наполним воздух стрелами. Думаешь, это так уж трудно – убить дракона?
– Труднее, чем рабовладельца. Три дня, Граздан. Скажи им об этом. К концу третьего дня я войду в Юнкай, откроете вы ворота или нет.
Когда юнкайцы покинули лагерь, уже совсем стемнело. Ночь обещала быть ненастной, без луны и звезд, и с запада дул холодный сырой ветер. Славная ночка, подумала Дени. Вокруг нее, на холмах и в поле, мелкими оранжевыми звездами светились костры.
– Сир Джорах, – сказала она, – позови моих кровных всадников. – Дени ждала их на груде подушек, окруженная своими драконами. Когда все собрались, она сказала: – Через час после полуночи можно начинать.
– Что начинать, кхалиси? – спросил Ракхаро.
– Атаку.
– Но вы сказали наемникам... – нахмурился сир Джорах.
– ...что буду ждать их ответа завтра. Относительно ночи я ничего не обещала. Вороны Буревестники будут спорить над моим предложением, а Младшие Сыновья напьются вина, которое я дала Меро, юнкайцы полагают, что у них в запасе три дня. Мы нападем на них под покровом этой темной ночи.
– Они вышлют разведчиков наблюдать за нами.
– В такой тьме разведчики не увидят ничего, кроме сотен горящих костров.
– Я с ними разделаюсь, кхалиси, – сказал Чхого. – Это не наездники, это рабы на конях.
– Правильно, – согласилась Дени. – Я думаю предпринять атаку с трех сторон. Твои Безупречные, Серый Червь, ударят на них справа и слева, а мои ко вобьют клин своей конницей в середину. Солдаты рабы нипочем не выстоят против конных дотракийцев. Я, конечно, еще юна и ничего не смыслю в военном деле, – улыбнулась она. – Что скажете вы, милорды?
– Я скажу, что вы сестра Рейегара Таргариена, – с грустной кривой улыбкой сказал сир Джорах.
– И к тому же королева, – добавил Арстан.
У них ушел час на то, чтобы обсудить каждую мелочь. Теперь начинается самое опасное, подумала Дени, когда ее капитаны отправились к своим войскам. Ей оставалось только молиться, чтобы ночной мрак скрыл их приготовление от врага.
Около полуночи ее испугал сир Джорах, ворвавшийся в шатер мимо Силача Бельваса.
– Безупречные схватили одного из наемников, который пытался проникнуть в лагерь.
– Лазутчик? – Это испугало ее еще больше. Если схватили одного, сколько могло проскользнуть незамеченными?
– Он утверждает, что принес вам дары. Это тот желтый болван с синими волосами.
Даарио Нахарис.
– Хорошо, я выслушаю его.
Рыцарь изгнанник ввел наемника, и Дени подумалось, что двух столь несхожих людей еще не бывало на свете. У тирошийца кожа светлая, у сира Джораха смуглая, один гибок, другой кряжист, у Даариса буйные кудри и нет растительности на теле, Мормонт лысеет, зато тело у него волосатое. И ее рыцарь одевается просто, а наряд другого посрамил бы даже павлина; впрочем, для ночного визита он накинул на свое желтое одеяние плотный черный плащ. На плече он нес тяжелый холщовый мешок.
– Кхалиси, – сказал он, я принес вам дары и добрые вести. Вороны Буревестники ваши. – Когда он улыбнулся, во рту у него сверкнул золотой зуб. – Как и Даарио Нахарис!
Дени колебалась. Если тирошиец пришел сюда шпионить, это заявление может быть всего лишь отчаянной попыткой спасти свою голову.
– Что скажут на это Прендаль на Гхезн и Саллор?
– Да ничего. – Даарио перевернул свой мешок, и на ковер выкатились головы Прендаля на Гхезна и Саллора Смелого. – Мои дары королеве драконов.
Везирион, учуяв кровь, сочащуюся из шеи Прендаля, дохнул огнем, и бледные щеки мертвеца обуглились. От запаха жареного мяса Дрогон с Рейенгалем тоже закопошились.
Дени затошнило.
– Это ты сделал? – спросила она.
– И никто другой. – Если Даарио Нахарис и побаивался ее драконов, то хорошо это скрывал. Можно было подумать, что перед ним котята, играющие с мышью.
– Но почему?
– Потому что вы прекрасны. – Кисти его рук говорили о силе, а твердые голубые глаза и большой загнутый нос наводили на мысли о великолепной хищной птице. – Прендаль говорил слишком много и сказал слишком мало. – Его наряд при всей своей роскоши был поношен, на сапогах проступала соль, лак на ногтях облупился, кружева пострадали от пота, подол плаща обтрепался. – А Саллор только и знал в носу ковырять, точно у него сопли золотые. – Он стоял, опустив скрещенные руки на рукояти двух клинков: кривой дотракийский аракх на левом бедре, мирийский стилет на правом. Рукояти представляли собой золотые женские фигуры, нагие и соблазнительные.
– Хорошо ли ты владеешь этими красивыми клинками? – спросила его Дени.
– Прендаль и Саллор подтвердили бы, что это так, если бы мертвые могли говорить. Я не считаю день прожитым, если не полюбился с женщиной, не убил врага и не поел как следует... а дням, прожитым мною, нет счета, как звездам на небе. Из смертоубийства я сделал искусство, и не один акробат или огненный плясун со слезами молил богов даровать ему половину моего проворства и хотя бы четверть моей грации. Я мог бы назвать вам имена всех, кого убил, но прежде чем я закончу, ваши драконы вырастут большими, как замки, стены Юнкая рассыплются в желтую пыль, а зима пройдет и настанет снова.
Дени засмеялась – ей нравилась лихость Даарио.
– Обнажи свой меч и поклянись, что будешь служить мне.
Аракх Даарио в мгновение ока вылетел из ножен. Тирошиец, столь же неистовый в подчинении, как и во всем остальном, склонился до самого пола.
– Мой меч, моя жизнь, моя любовь – они ваши. И моя кровь, и мое тело, и мои песни. Я буду жить и умру по твоему приказу, прекрасная королева.
– Тогда живи – и сразись за меня этой ночью.
– Это неразумно, моя королева. – Сир Джорах устремил на Даарио холодный, тяжелый взгляд. – Лучше оставить его здесь под стражей, пока битва не будет выиграна.
Дени подумала немного и покачала головой.
– Если он отдаст нам Ворон Буревестников, внезапность атаки обеспечена.
– Но если он нас предаст, с внезапностью можно проститься.
Дени снова посмотрела на Даарио, и он улыбнулся ей так, что она вспыхнула и отвернулась.
– Он не предаст.
– Почему вы знаете?
Она указала на куски горелого мяса, пожираемые драконами.
– Я назвала бы это доказательством его искренности. Даарио Нахарис, пусть твои Вороны будут готовы ударить на юнкайцев сзади, когда мы начнем атаку. Сумеешь ты благополучно добраться назад?
– Если меня остановят, я скажу, что ходил в разведку и ничего не видел. – Тирошиец поклонился и вышел, но сир Джорах задержался.
– Ваше величество, – сказал он прямо в лоб, – это ошибка. Мы ничего не знаем об этом человеке...
– Мы знаем, что он отменный боец.
– Отменный болтун, хотите вы сказать.
– Он привел нам Ворон Буревестников. – (И глаза у него голубые.)
– Пятьсот наемников, чья верность более чем сомнительна.
– В такие времена всякая верность сомнительна, – заметила Дени. (И ей предстоит пережить еще две измены: одну ради золота, другую ради любви.)
– Дейенерис, я втрое старше вас и знаю, как способны лгать люди. Доверия достойны очень немногие, и Даарио Нахарис к ним не принадлежит. У него даже борода крашеная, а не настоящая.
Это разгневало Дени.
– А у тебя, стало быть, настоящая – ты это хочешь сказать? И ты единственный человек, достойный моего доверия?
– Я этого не говорил, – деревянным голосом сказал Джорах.
– Ты это каждый день говоришь. Пиат Прей – лжец, Ксаро – интриган, Бельвас – хвастун, Арстан – наемный убийца... ты принимаешь меня за глупенькую девственницу, которая не понимает, что стоит за словами мужчин?
– Ваше величество...
– Лучшего друга, чем ты, у меня никогда не было, и Визерис никогда не был мне таким хорошим братом, как ты. Ты мой первый королевский гвардеец, командующий моей армией, самый ценный из моих советников, моя незаменимая правая рука. Я высоко тебя ценю и уважаю, ты мне дорог... но я не хочу тебя, Джорах Мормонт, и мне надоели твои попытки устранить от меня всех прочих мужчин, чтобы я могла полагаться только на тебя одного. Тебе это все равно не удастся, а меня не заставит тебя полюбить.
В начале ее речи Мормонт побагровел, а в конце побледнел снова и стал точно каменный.
– Как прикажет моя королева, – холодно молвил он.
Дени пылала жаром за них обоих.
– Она приказывает тебе отправиться к твоим Безупречным, сир. Тебе предстоит выиграть битву.
Он ушел, и Дени бросилась на подушки рядом с драконами. Она не хотела быть резкой с сиром Джорахом, но его бесконечные подозрения пробудили наконец дракона и в ней.
«Ничего, он простит меня, – сказала она себе. – Ведь я его королева». Она невольно задумалась о том, права ли была относительно Даарио, и ей вдруг стало очень одиноко. Мирри Маз Дуур пообещала ей, что она никогда не родит живого ребенка. Ее печалило, что дом Таргариенов кончится вместе с ней.
– Вы мои дети, – сказала она драконам, мои свирепые детки. Арстан говорит, что драконы живут дольше людей, и вы меня переживете.
Дрогон изогнул шею и куснул ее за руку. Зубы у него очень острые, но он ни разу не поранил ее, играя. Дени засмеялась и стала катать его туда сюда, а он зарычал и начал хлестать хвостом. Он заметно вырос, а завтра станет еще больше. Они все теперь растут быстро, и когда они подрастут, у нее появятся крылья. Верхом на драконе она сможет сама вести своих людей в бой, как вела в Астапоре, но пока они еще слишком малы, чтобы выдержать ее вес.
Минула полночь, и на лагерь опустилась тишина. Дени оставалась в шатре со служанками, Арстан и Бельвас несли караул. Ждать – самое трудное. Дени, сидя без дела во время боя, идущего помимо нее, снова почувствовала себя ребенком.
Время ползло черепашьим шагом. Чхико помассировал ей плечи, но Дени все равно была слишком взволнованна, чтобы спать. Миссандея предложила спеть ей колыбельную Мирного Народа, но Дени отказалась и велела девочке привести Арстана.
Когда вошел старик, она завернулась в шкуру кхаккара, чей запах до сих пор напоминал ей о Дрого.
– Я не могу спать, когда люди умирают за меня, Белобородый, – сказала она. – Расскажи мне еще что нибудь о моем брате Рейегаре. Мне понравилась история, которую ты рассказал на корабле – как он решил, что должен стать воином.
– Я рад, что это доставило удовольствие вашему величеству.
– Визерис говорил, что наш брат одержал победы на многих турнирах.
Арстан почтительно склонил свою белую голову.
– Не мне оспаривать слова его величества...
– Но тем не менее это не так? – резко осведомилась Дени. – Говори, я приказываю.
– Мастерство принца Рейегара не вызывало сомнений, но он редко выходил на ристалище. Звон мечей никогда не внушал ему такой любви, как Роберту или Джейме Ланнистеру. Для него это была только обязанность, задача, которую мир ставил перед ним. Он делал это хорошо, как и все, за что брался, – такова его натура. Но радости ему это не доставляло. Люди говорили, что свою арфу он любит больше, чем копье.
– Но ведь некоторые турниры он все таки выиграл? – спросила разочарованная Дени.
– В юности его высочество блистательно выступил на турнире в Штормовом Пределе, где выбил из седла лорда Стеффона Баратеона, лорда Ясона Миллистера, Красного Змея Дорнийского и таинственного рыцаря, который оказался известным Саймоном Тойном, предводителем разбойников из Королевского леса. А в поединке с сиром Эртуром Дейном он сломал двенадцать копий.
– И стал победителем?
– Нет, ваше высочество. Эта честь выпала другому рыцарю Королевской Гвардии, который выбил принца Рейегара из седла в последнем поединке.
Об этом Дени слышать не хотелось.
– Но какие турниры все таки выиграл мой брат?
– Он выиграл самый главный из них, ваше величество, – с заминкой ответил Арстан.
– Который?
– Турнир, который лорд Уэнт устроил в Харренхолле близ Божьего Ока, в год ложной весны. То было знаменательное событие. Помимо единоборства, там состоялась схватка между семью рыцарскими дружинами, на старый лад, состязались лучники, метатели топоров и певцы, были скачки, лицедейское представление и множество пиров и увеселений. Лорд Уэнт был столь же щедр, как и богат. Высокие награды, назначенные им, привели на турнир сотни бойцов. Даже ваш царственный отец прибыл в Харренхолл, хотя давно уже не покидал Красного Замка. Знатнейшие лорды и сильнейшие рыцари съехались на этот турнир со всех Семи Королевств, и принц Драконьего Камня превзошел их всех.
– Но ведь именно на этом турнире он короновал Лианну Старк королевой любви и красоты? Там была принцесса Элия, его жена, однако он отдал корону девице Старк, которую после украл у ее жениха. Как он мог? Неужели он был так несчастлив со своей дорнийкой?
– Не мне рассуждать о том, что было на сердце у принца, ваше величество. Принцесса Элия была достойной и любезной дамой, хотя и не могла похвалиться крепким здоровьем.
Дени поплотнее запахнулась в львиную шкуру.
– Визерис сказал как то, что всему виной я, потому что родилась слишком поздно. – Дени в свое время горячо спорила с братом и осмелилась даже сказать, что Визерис сам виноват, поскольку не родился девочкой. Он жестоко избил ее за такую дерзость. – Если бы я родилась вовремя, сказал он, Рейегар женился бы на мне, а не на Элии, и все бы сложилось по другому. Будь Рейегар счастлив со своей женой, Старк ему бы не понадобилась.
– Возможно, и так, ваше величество... но мне всегда казалось, что Рейегар не создан для счастья.
– Послушать тебя, жизнь у него была очень унылая.
– Не то что унылая, но... принцу была свойственна меланхолия, чувство...
– Какое чувство?
– Чувство обреченности. Он был рожден в горе, моя королева, и эта тень висела над ним всю жизнь.
Визерис рассказывал о рождении Рейегара только однажды – возможно, потому, что эта история казалась ему слишком грустной.
– Тень Летнего Замка?
– Да. Однако не было места, которое он любил больше, чем Летний Замок. Он навещал его время от времени, совсем один, если не считать его арфы. Даже рыцарей Королевской Гвардии он не брал туда с собой. Он любил спать в разрушенном чертоге, под луной и звездами, и каждый раз возвращался оттуда с новой песней. Когда он играл на своей высокой арфе с серебряными струнами и пел о сумерках, слезах и гибели королей, слушателям казалось, что он поет о себе самом и о тех, кого любит.
– А узурпатор? Он тоже любил грустные песни?
– Роберт? – усмехнулся Арстан. – Роберт любил смешные песни, чем похабнее, тем лучше. Сам он пел, только когда бывал пьян: «Бочонок эля», «Погребок», «Медведь и прекрасная дева»...
На этом месте драконы подняли головы и дружно взревели.
– Кони! – Дени вскочила на ноги, вцепившись в львиную шкуру. Силач Бельвас снаружи заорал что то, послышались другие голоса и лошадиный топот. – Ирри, ступай посмотри...
Полотнище у входа распахнулось, и вошел сир Джорах, пыльный и забрызганный кровью, но невредимый. Опустившись перед Дени на одно колено, он сказал:
– Ваше величество, я извещаю вас о победе. Вороны Буревестники сменили хозяев, рабы обратились в бегство, а Младшие Сыновья слишком перепились, чтобы драться, как вы и говорили. Враг потерял двести человек убитыми, большей частью юнкайцев. Рабы побросали копья, наемники сдались. Мы взяли несколько тысяч пленных.
– А наши потери?
– И дюжины не наберется.
Лишь теперь Дени позволила себе улыбнуться.
– Встань, мой славный храбрый медведь. Взяты ли Граздан и Титанов Бастард?
– Граздан отправился в город, чтобы сообщить ваши условия, – сказал сир Джорах и встал. – Меро, узнав, что Вороны перешли к нам, бежал. Я послал за ним погоню – далеко ему не уйти.
– Хорошо. Оставьте жизнь всем, кто присягнет мне на верность, будь то наемники или рабы. Если достаточное количество Младших Сыновей захочет перейти к нам, оставим их отряд в целости.
На следующий день они прошли последние три лиги, оставшиеся до Юнкая. Если бы не желтый кирпич, вместо красного, город мог бы показаться вторым Астапором: те же осыпающиеся стены, высокие ступенчатые пирамиды и огромная гарпия над воротами. На стенах и башнях толпились люди с арбалетами и пращами. Сир Джорах и Серый Червь построили войско, Ирри с Чхику поставили Дени шатер, и она стала ждать.
Утром третьего дня городские ворота растворились, и оттуда потянулась вереница рабов. Дени на своей Серебрянке выехала им навстречу. Маленькая Миссандея оповещала всех проходящих, что своей свободой они обязаны Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королеве Семи Королевств Вестероса и Матери Драконов.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:44 | Сообщение # 45 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
Утром третьего дня городские ворота растворились, и оттуда потянулась вереница рабов. Дени на своей Серебрянке выехала им навстречу. Маленькая Миссандея оповещала всех проходящих, что своей свободой они обязаны Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королеве Семи Королевств Вестероса и Матери Драконов.
– Миса! – воскликнул темнокожий мужчина, несший на плече маленькую девочку, и девочка повторила своим тонким голоском: – Миса! Миса!
– Что они говорят? – спросила Дени у Миссандеи.
– На старом, неиспорченном гискарском это означает «мать!».
Дени со щемящим чувством вспомнила, что своих детей у нее никогда не будет. Она подняла дрожащую руку и, должно быть, улыбнулась, потому что мужчина улыбнулся ей в ответ и снова крикнул:
– Миса! – Другие подхватили его крик. Люди улыбались ей, протягивали к ней руки, становились перед ней на колени. Одни кричали «миса», другие «аэлалла», «катеи» или «тато», но все эти слова значили одно и то же: мать. Они звали ее матерью.
Крик ширился и рос. Кобыла Дени, испугавшись его, попятилась, затрясла головой и замахала серебристым хвостом. Казалось, что даже желтые стены Юнкая заколебались от этого рева. Все больше рабов выходило из ворот, примыкая к общему хору. Целые толпы, спотыкаясь, бежали к Дени, чтобы прикоснуться к ее руке, погладить ее лошадь, поцеловать ей ноги. Ее бедные кровные всадники не могли отогнать их всех, и даже Силач Бельвас испуганно мычал.
Сир Джорах хотел увести ее прочь, но Дени вспомнила видение, которое явилось ей в Доме Бессмертных.
– Они не причинят мне вреда, – сказала она. – Они мои дети, Джорах. – Она со смехом тронула каблуками Серебрянку и поехала им навстречу, а колокольчики в ее косе звенели, восхваляя победу. Дени перешла на рысь, потом поскакала галопом. Коса стлалась позади, и освобожденные рабы расступались перед ней.
– Матерь, – восклицали они сотней, тысячью, десятью тысячами глоток. – Матерь, – выпевали они, касаясь ее ног, пока она пролетала мимо. – Матерь, Матерь, Матерь!
АРЬЯ
Увидев вдали высокий холм, позолоченный осенним солнцем, Арья сразу его узнала. Они снова вернулись к Высокому Сердцу. К закату они поднялись наверх и разбили лагерь там, где с ними ничего не могло приключиться. Арья обошла пни от чардрев с оруженосцем лорда Берика, Недом, и они постояли на одном, глядя, как меркнет на западе последний свет дня. На севере бушевала буря, но дождь не задевал Высокого Сердца, зато ветер здесь дул такой, что Арье казалось, будто кто то стоит сзади и тянет ее за плащ. Но когда она обернулась, там никого не оказалось.
Привидения, вспомнила она. На Высоком Сердце нечисто.
Они развели большой костер, и Торос, сидя около него, смотрел в пламя так, словно на свете больше ничего не существовало.
– Что он делает? – спросила Арья у Неда.
– Иногда он видит в пламени разные вещи. Прошлое, будущее и то, что происходит далеко отсюда.
Арья прищурилась, силясь разглядеть то, что видел красный жрец, но у нее только заслезились глаза, и она быстро отвернулась. Джендри, тоже наблюдавший за Торосом, внезапно спросил его:
– Это правда, что ты видишь там будущее?
Торос со вздохом отвернулся от костра.
– Теперь нет, но иногда Владыка Света посылает мне видения.
Джендри этому явно не поверил.
– Мой мастер говорил, что ты пьяница и мошенник и что не бывало на свете священника хуже тебя.
– Какие недобрые слова, – усмехнулся Торос. – Верные, но недобрые. Кто он был, твой мастер? Я тебя, часом, не знаю?
– Я служил в подмастерьях у мастера оружейника Тобхо Мотта, на Стальной улице. Ты покупал у него свои мечи.
– Точно. Он драл с меня за них двойную цену, а потом ругал меня за то, что я их порчу. – Торос засмеялся. – Твой мастер правильно говорил. Святостью я не отличался. Я был младшим из восьми братьев, вот отец и отдал меня в Красный Храм – сам бы я это поприще ни за что не выбрал. Я читал молитвы и произносил заклинания, а заодно возглавлял набеги на кухню, и порой в моей постели обнаруживали девушек, не знаю уж, как эти озорницы туда попадали. Впрочем, я имел дар к языкам, а когда смотрел в пламя, то время от времени кое что видел. Но от меня все равно было больше хлопот, чем пользы, и в конце концов меня отправили в Королевскую Гавань, нести свет Владыки одержимому семерыми лжебогами Вестеросу. Король Эйерис так любил огонь, что предположительно мог перейти в истинную веру. К сожалению, его хироманты оказались лучшими фокусниками, чем я.
А вот король Роберт меня полюбил. В первый раз, когда я вступил в общую схватку на турнире с горящим мечом, конь Кивана Ланнистера взвился на дыбы и сбросил его. Его величество так смеялся, что я думал, он лопнет. – Торос улыбнулся, вспомнив об этом. – Но с мечами, конечно, так обращаться нельзя, тут твой мастер опять таки прав.
– Огонь пожирает. – Лорд Берик подошел к ним сзади, что то в его голосе сразу заставило Тороса умолкнуть. – Он пожирает и, когда он гаснет, не остается ничего. Ничего.
Жрец тронул лорда молнию за руку.
– Берик, друг мой, что ты говоришь?
– Ничего такого, чего бы не говорил раньше. Шесть раз – это чересчур, Торос. – Лорд Берик отвернулся и отошел.
Ночью ветер выл почти по волчьи, и настоящие волки где то к западу от холма давали ему уроки. Нотч, Энги и Меррит из Лунного города несли караул. Нед, Джендри и многие другие уже крепко спали, когда Арья заметила маленькую бледную фигурку позади лошадей. Тонкие белые волосы разевались на ветру, рука опиралась на кривую клюку. Росту в старушке было не более трех футов, и глаза ее при свете костра горели красным огнем, как у волка Джона. Ну да, она ведь тоже призрак. Арья подкралась поближе, чтобы лучше видеть.
Лорд Берик, Торос и Лим сидели у костра. Маленькая женщина, непрошеная, уселась рядом, щуря на них красные, как угли, глаза.
– Вижу, Уголь и Лимон снова оказывают мне честь. И его величество Король Мертвецов.
– Я просил тебя не называть меня этим зловещим именем.
– Верно, просил, но теперь от тебя разит свежей смертью, милорд. – Во рту у старухи остался всего один зуб. – Дайте мне вина, не то уйду. Мои старые кости болят, когда дует ветер, а здесь наверху ветры дуют постоянно.
– Даю серебряного оленя за ваши сны, миледи, – церемонно произнес лорд Берик. – И еще одного, если скажете что нибудь новое.
– Серебряного оленя не зажаришь и верхом на нем не поскачешь. За сны я возьму мех с вином, а за новости вот этот верзила в желтом плаще меня поцелует. – Старушка хихикнула. – Да как следует, сочно и сладко, чтобы язык почувствовал. От него, должно быть, лимоном пахнет, а от меня костями. Уж очень я стара.
– Вот вот – слишком стара для вина и поцелуев, – согласился Лим. – От меня ты не получишь ничего, кроме шлепка мечом, бабка.
– Волосы у меня лезут пучками, и никто не целовал меня уже тысячу лет. Тяжело это – быть такой старой. Ладно, тогда я возьму песню за свои новости. Песню Тома Семерки.
– Ты получишь свою песню, – пообещал лорд Берик и сам вручил ей мех с вином.
Маленькая женщина припала к нему, и вино потекло у нее по подбородку. Потом она опустила мех, вытерла рот сморщенной рукой и сказала:
– Кислое вино за горькие вести – в самый раз будет. Король умер. Довольно с вас этого?
У Арьи сердце подкатило к горлу.
– Который из них, старуха? – спросил Лим.
– Мокрый. Король кракен. Я видела во сне, что он умрет, он и умер, и железные спруты теперь накинулись друг на дружку. Лорд Хостер Талли тоже умер. Но это вы уже знаете, верно? Козел сидит один в чертоге королей и трясется, а большой пес идет на него. – Старушка снова надолго припала к меху.
Кто этот большой пес – Сандор или его брат, Скачущая Гора? У них обоих в гербе три черные собаки на желтом поле. Половина тех, о чьей смерти Арья молится, – это люди Григора Клигана: Полливер, Дансен, Рафф Красавчик, Щекотун, не говоря уж о самом сире Григоре. Хорошо бы лорд Берик их всех повесил.
– Мне снился волк, воющий под дождем, и никто не внимал его горю, – снова заговорила старушка. – Снился шум, от которого у меня чуть голова не лопнула: барабаны, рога, волынки и вопли, но печальнее всего был звон маленьких колокольчиков... Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах: с их клыков капал яд. А после та же дева убила свирепого великана в замке, построенном из снега. – Тут старушка повернула голову и уставилась прямо на Арью, улыбаясь ей. – От меня не спрячешься, дитя. Поди ка сюда, живо.
Холодные пальцы прошлись по шее Арьи. Страх ранит глубже, чем меч, напомнила она себе и осторожно приблизилась к костру, готовая удрать в любой миг.
Маленькая женщина оглядела ее тускло красными глазами.
– Я вижу тебя, – прошептала она. – Вижу тебя, волчонок. Кровавое дитя. Я думала, это от лорда пахнет смертью... – И старушка вдруг разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким телом. – Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо. Прочь, темное сердце. Прочь!
В ее голосе звучал такой страх, что Арья попятилась, гадая, не сошла ли старуха с ума.
– Не пугай ребенка, – упрекнул женщину Торос. – Она никому еще не причинила вреда.
Лим потрогал свой сломанный нос.
– Не будь в этом так уверен.
– Она уедет отсюда утром, вместе с нами, – заверил старушку лорд Берик. – Мы везем ее к матери в Риверран.
– Нет, – сказала карлица. – Реки теперь держит Черная Рыба. Если вам нужна мать, ищите ее в Близнецах. Там будет свадьба. – Старушка хихикнула снова. – Посмотри в свой костер, розовый жрец, и ты сам все увидишь. Только не сейчас – здесь тебе ничего не откроется. Это место все еще принадлежит старым богам... они существуют здесь, как и я, сморщенные и хилые, но еще живые. Они не любят огня. Дуб вспоминает желудь, желудь мечтает о дубе, а пень живет в них обоих. Они помнят, как Первые Люди пришли сюда с огнем в кулаках. – Она допила вино четырьмя длинными глотками, отшвырнула в сторону мех и наставила клюку на лорда Берика. – А теперь плати. Я хочу обещанную песню.
Лим разбудил спящего под шкурами Тома и привел зевающего певца к костру вместе с арфой.
– Ту же, что прежде? – спросил Том.
– Да. Песню моей Дженни. А разве есть другие?
Он запел, а карлица стала раскачиваться взад вперед, повторяя про себя слова и плача. Торос крепко взял Арью за руку и увел ее, сказав:
– Пусть насладиться своей песней в мире. Это все, что у нее осталось.
У Арьи и в мыслях не было сделать старой карлице что то дурное.
– Что это она сказала про Близнецы? Моя мать в Риверране, разве нет?
– Во всяком случае, была. – Торос задумчиво потер подбородок. – Старуха упомянула о свадьбе. Ладно, там увидим. Лорд Берик найдет ее, где бы она ни была.
Вскоре после этого небеса разверзлись. Сверкнула молния, прокатился гром и хлынул проливной дождь. Карлица исчезла столь же внезапно, как и появилась, а разбойники принялись строить шалаши из веток.
Дождь лил всю ночь, и утром Нед, Лим и Уотти Мельник встали простуженные. Уотти не удержал в себе завтрак, Неда бил озноб, и кожа у него стала липкая и горячая. Нотч сказал лорду Берику, что в половине дня езды к северу есть заброшенная деревня, где они найдут лучшее укрытие, чтобы переждать непогоду. Поэтому все снова расселись по коням и поехали вниз с холма.
Дождь шел не переставая. Они ехали через леса, поля и переправлялись через раздувшиеся ручьи, где бурная вода доходила лошадям до брюха. Арья подняла капюшон плаща и съежилась. Она промокла и вся дрожала, но решила не поддаваться простуде. Мадж и Меррит скоро раскашлялись не хуже Уотти, а бедный Нед становился несчастнее с каждой милей.
– Когда я надеваю шлем, дождь лупит по нему, и у меня от этого голова болит, – жаловался он. – А если его снять, волосы липнут к лицу и лезут в рот.
– Если волосы тебе так докучают, возьми нож и побрей свою дурную башку, – посоветовал ему Джендри.
Арья заметила, что он не любит Неда. Сама она находила оруженосца немного робким, но добрым мальчуганом, и он пришелся ей по душе. Она всегда слышала, что дорнийцы малы ростом, что они смуглые, черноволосые и черноглазые, но у Неда глаза большие и густо синие, почти лиловые, а волосы светлые, скорее пепельные, чем медовые.
– Давно ты в оруженосцах у лорда Берика? – спросила она, чтобы отвлечь Неда от его страданий.
– Он взял меня в пажи, когда обручился с моей теткой. – Нед закашлялся. – Тогда мне было семь, а когда сравнялось десять, он сделал меня оруженосцем. Я однажды взял награду, наскакивая на кольца с копьем.
– Я копьем владеть не училась, но могла бы побить тебя на мечах. Ты уже убил кого нибудь?
– Мне ведь только двенадцать, – опешил Нед.
«Я убила конюшонка, когда мне было восемь», – чуть не сказала Арья, но воздержалась.
– Но ведь ты бывал в битвах.
– Бывал, – без особой гордости подтвердил Нед. – У Скоморошьего брода. Когда лорд Берик упал в реку, я втащил его на берег и стал над ним с мечом, но сражаться мне не пришлось. Из него торчало сломанное копье, и нас никто не трогал. А когда мы построились заново, Зеленый Герген помог мне поднять милорда на коня.
После конюшонка в Королевской Гавани был часовой, которого Арья зарезала в Харренхолле, и люди сира Амори в той крепости у озера. Она не знала, считать ли Виза, Чизвика и тех, кто погиб из за ласкиного супа, но ей вдруг стало очень грустно.
– Моего отца тоже звали Недом.
– Я знаю. Я видел его на турнире десницы. Хотел даже подойти и поговорить с ним, но не нашел, что сказать. – Неда трясло под его промокшим бледно лиловым плащом. – А ты была на турнире? Твою сестру я видел. Сир Лорас Тирелл подарил ей розу.
– Она мне рассказывала. – Арье казалось, что это было очень давно. – А ее подружка Джейни Пуль влюбилась в твоего лорда Берика.
– Он дал обещание моей тетке. Но это было давно, – замялся Нед, – до того, как он...
До того, как он умер? Нед так и не договорил. Копыта их коней чмокали по грязи.
– Миледи, – сказал наконец Нед, – у тебя ведь есть побочный брат, Джон Сноу?
– Он на Стене, в Ночном Дозоре. – Может быть, ей следовало отправиться на Стену вместо Риверрана. Джона не ужаснуло бы, что она кого то там убила и что волосы у нее нечесаные. – Джон похож на меня, хоть он и бастард. Он ерошил мне волосы и называл маленькой сестричкой. – По Джону Арья скучала больше всего, и ей от одного его имени стало грустно. – А ты его откуда знаешь?
– Он мой молочный брат.
– Брат? – Арья не поняла. – Ты же дорниец – как вы с Джоном можете быть братьями?
– Я сказал «молочный брат». Когда я родился, у моей леди матери не было молока, и меня выкормила Велла.
– Велла? – растерялась Арья. – Кто такая Велла?
– Мать Джона Сноу. Он тебе разве не рассказывал? Она служила у нас много лет, еще до моего рождения.
– Джон не знал, кто его мать. Даже имени ее не знал. А это правда она? – спросила Арья, подозревая, что Нед над ней насмехается. – Если ты врешь, я дам тебе по носу.
– Его мать – Велла, моя кормилица, – торжественно подтвердил Нед. – Клянусь честью моего дома.
– Так ты знатного рода? – Глупый вопрос: конечно, знатного, раз он оруженосец. – Кто же ты?
– Миледи... – смутился Нед. – Я Эдрик Дейн... лорд Звездопада.
– Сплошные лорды да леди, – застонал позади Джендри. Арья сорвала с подвернувшейся ветки яблоко дичок и запустила в него, целя в глупую бычью башку. – Ой! – Джендри схватился за глаз. – Больно. Разве леди кидаются яблоками?
– Смотря какие. – Арья уже раскаивалась, что подбила ему глаз. – Извините, милорд... я не знала.
– Это моя вина, миледи, – с изысканной вежливостью ответил Нед.
Стало быть, у Джона есть мать, которую зовут Велла. Надо запомнить и сказать ему, когда они снова увидятся. Назовет ли он ее опять «маленькой сестричкой»? Она ведь уже выросла – придется ему придумать что то другое. Может быть, в Риверране она напишет Джону о том, что сказал ей Нед Дейн.
– Был еще Эртур Дейн, – вспомнила она. – Его называли Мечом Зари.
– Сир Эртур был младшим братом моего отца, а леди Эшара – моей тетей. Только я ее не застал. Он бросилась в море с Белокаменного Меча, когда меня еще на свете не было.
– Зачем она это сделала? – поразилась Арья.
Нед замялся – может быть, он боялся, что она и в него чем нибудь бросит.
– А разве твой лорд отец о ней ничего не рассказывал? О леди Эшаре Дейн из Звездопада?
– Нет. Он ее знал?
– Еще до того, как Роберт стал королем. Она встретилась с твоим отцом и его братьями в Харренхолле, в год ложной весны.
– А а. – Арье это ни о чем не говорило. – Но зачем она все таки бросилась в море?
– От несчастной любви.
Санса на этом месте вздохнула бы и уронила слезу, но Арье это показалось глупостью. Неду она, однако, этого не сказала – ведь речь шла о его родной тетке.
– А кого она любила?
– Может быть, мне не следует... – заколебался Нед.
– Говори давай!
– Тетя Аллирия говорит, что леди Эшара и твой отец влюбились друг в друга в Харренхолле.
– Неправда. Он любил мою леди мать.
– Я уверен, что любил, миледи, но...
– Ее одну.
– А бастарда своего он, видимо, в капусте нашел, – ввернул сзади Джендри.
Арья пожалела, что у нее под рукой нет другого яблока.
– Мой отец был человек чести, – сердито выпалила она. – И мы, между прочим, не с тобой разговариваем. Отправляйся лучше в Каменную Септу и позвони в колокола той своей девицы.
Джендри пропустил совет мимо ушей.
– Твой отец своего хотя бы вырастил, не то что мой. Я даже имени его не знаю. Небось какой нибудь забулдыга из тех, что мать приводила домой из кабака. Когда она злилась на меня, то говорила: «Будь твой отец тут, он бы шкуру с тебя спустил». Только всего я о нем и слышал. – Джендри плюнул. – Если б он сейчас здесь оказался, я бы сам с него шкуру спустил. Только он, поди, уже помер, и твой тоже помер, так какая разница, с кем он спал?
Арье, однако, была разница – она и сама не знала, почему. Нед попытался извиниться за то, что ее огорчил, но она, не слушая его, ударила лошадь каблуками и ускакала от них обоих. В нескольких ярдах впереди ехал Энги Лучник, и она, поравнявшись с ним, спросила:
– Дорнийцы все врут, да?
– Тем и славятся, – ухмыльнулся Энги. – Они, правда, говорят то же самое про нас, марочников, – вот и разберись тут. А в чем дело то? Нед хороший парнишка...
– Он врун и дурак. – Арья съехала с дороги, перескочила через гнилое дерево и расплескала ручей, не обращая внимания на оклики разбойников. Они тоже врут, все до единого. Не убежать ли? Но их слишком много, и они хорошо знают эти места. Зачем бежать, если тебя все равно поймают?
В конце концов ее догнал Харвин.
– Куда это вы, миледи? Не отбивайтесь от нас. Здесь водятся волки и твари, пострашнее их.
– Я не боюсь. Ваш Нед плетет всякое...
– Да, он мне сказал. О леди Эшаре Дейн. Это старая история. Я слыхал ее в Винтерфелле, когда был не старше вас. – Он взял лошадь Арьи за уздечку и повернул назад. – Не знаю, есть ли в ней какая то правда – а хоть бы и была, что из этого? Когда Нед встретил эту дорнийскую леди, его брат Брандон был еще жив, и леди Кейтилин была его невестой, так что чести вашего отца это ничуть не пятнает. Турниры, известно, всегда кровь горячат – может, какие слова и были сказаны шепотком в шатре ночной порой, кто знает? Слова, поцелуи или что посерьезнее – какой от этого вред? Настала весна, как думали люди в тот год, и оба они были свободны от обещаний.
– Но ведь она убила себя. Нед говорит, она бросилась в море с башни.
– Верно, бросилась, – подтвердил Харвин, – но это она, думаю, с горя. Она ведь потеряла брата, Меч Зари. Лучше оставить это дело в покое, миледи. Все они уже умерли. Пусть почивают с миром... и прошу вас, не заговаривайте об этом со своей матерью, когда мы приедем в Риверран.
Деревня оказалась там, где и говорил Нотч, и они укрылись в конюшне из серого камня. У нее сохранилась только половина крыши – как раз наполовину больше, чем у прочих домов в деревне. Какие там дома – одни обгорелые камни и старые кости.
– Здешних жителей убили Ланнистеры? – спросила Арья Энги, помогая ему вытирать лошадей.
– Нет. Погляди, какой толстый мох на этих камнях. А из той вон стены выросло дерево, видишь? Это место предали огню давным давно.
– Кто же тогда это сделал? – спросил Джендри.
– Хостер Талли. – Нотч, тощий, сгорбленный и седоголовый, родился в этих краях. – Это была деревня лорда Гудбрука. Когда Риверран стал на сторону Роберта, Гудбрук остался верен королю, и лорд Талли обрушился на него огнем и мечом. После Трезубца сын Гудбрука примирился с Робертом и лордом Хостером, но мертвых это не воскресило.
Настала тишина. Джендри странно посмотрел на Арью и принялся чистить своего коня.
– Надо развести костер, – заявил Торос. – Ночь темна и полна ужасов, к тому же дьявольски мокра.
Джек Счастливчик порубил на дрова одно из стойл, Нотч с Мерритом собрали солому на растопку. Торос сам высек искру, а Лим раздул огонь своим желтым плащом. Скоро в конюшне стало почти жарко. Торос сел, поджав ноги, перед костром и стал смотреть в него, как на Высоком Сердце. Арья не сводила с него глаз. Порой его губы шевелились и ей казалось, что он произносит «Риверран». Лим, кашляя, расхаживал туда сюда, и его сопровождала длинная тень. Том Семерка снял сапоги и растер ноги.
– Я, должно быть, спятил, если возвращаюсь в Риверран, – пожаловался он. – Талли никогда не приносили удачи старому Тому. Лиза, к примеру, отправила меня по горной дороге, где у меня отняли все: золото, коня и одежду. Рыцари в Долине до сих пор вспоминают, как я пришел к Кровавым воротом с одной только арфой, чтобы срам прикрыть. Они заставили меня спеть «В чем мать родила» и «Король, упавший духом», а уж потом открыли. Меня утешило только то, что трое из них померли со смеху. С тех пор я в Гнезде не бывал, а «Короля, упавшего духом» не соглашусь спеть и за все золото Бобрового...
– Ланнистеры, – молвил Торос. – Багрянец и золото. – Он встал и подошел к лорду Берику, и Лим с Томом тут же присоединились к ним. Арья не разбирала, о чем они говорят, но певец то и дело поглядывал на нее, а Лим один раз со злости стукнул кулаком по стене. На этом месте лорд Берик поманил Арью к себе. Ей этого совсем не хотелось, но Харвин подтолкнул ее сзади. Она ступила два шага и остановилась, охваченная страхом.
– Скажи ей, – велел лорд Берик Торосу. Красный жрец присел перед Арьей на корточки.
– Миледи, Владыка Света показал мне Риверран. Замок предстал как остров в море пламени, и огненные языки имели вид львов с длинными багровыми когтями. О, как они ревели! Целое море Ланнистеров, миледи. Скоро Риверран подвергнется нападению.
Арье показалось, что ее двинули в живот.
– Нет!
– Милая, пламя не лжет. Порой я разгадываю смысл его картин неверно, по слепоте и глупости своей, но, думаю, не в этот раз. Ланнистеры скоро возьмут Риверран в осаду.
– Робб их побьет, – упрямо сказала Арья. – Он всегда их бил и теперь побьет.
– Твоего брата может не оказаться в замке, и матери тоже. Их я в пламени не видел. Старуха говорила о свадьбе в Близнецах... у нее есть свои пути узнавать такие вещи. Чардрева нашептывают их ей на ухо во сне. Если она говорит, что твоя мать отправилась в Близнецы...
– Если б вы меня не схватили, я уже была бы дома, – с горечью заявила Арья Тому и Лиму.
– Миледи, – усталым голосом спросил лорд Берик, – знаешь ли ты в лицо брата своего деда? Сира Бриндена Талли, прозванного Черной Рыбой? И знает ли он тебя?
Арья потрясла головой. Мать говорила ей о сире Бриндене, но если она и встречалась с ним, то слишком маленькой, чтобы его запомнить.
– Вряд ли Черная Рыба даст много за девочку, которую не знает с виду, – сказал Том. – Талли народ въедливый и подозрительный – он подумает, что мы подсовываем ему поддельный товар.
– Девочка и Харвин убедят его, что мы не лжем, – возразил ему Лим. – Риверран к нам ближе. Отвезем ее туда, возьмем золото и наконец то сбудем ее с рук.
– А если львы уже в замке? – сказал Том. – Они только и ждут, чтобы повесить милорда в клетке на верхушке Бобрового Утеса.
– Я не намерен сдаваться им в плен, – сказал лорд Берик. Он не добавил «живым», но все и так это поняли, даже Арья. – Однако вслепую здесь действовать нельзя. Мне нужно знать положение армий – и волчьей, и львиной. Шарна должна знать об этом кое что, а мейстер лорда Венса – еще больше. Мы сейчас недалеко от Желудей. Леди Смолвуд примет нас к себе ненадолго, а мы тем временем разошлем разведчиков...
Его слова стучали в ушах Арьи как барабан, и она вдруг почувствовала, что больше не может этого выносить. Ей хотелось в Риверран, а не в Желуди, к матери и брату Роббу, а не к леди Смолвуд или к дяде, которого она никогда в глаза не видела. Она повернулась и бросилась к двери, а когда Харвин схватил ее за руку, она вывернулась, быстрая, как змея.
Дождь еще шел, и вдали на западе сверкала молния. Арья бежала изо всех сил, сама не зная куда – только бы остаться одной, подальше от их голосов, от пустых слов и обещаний. Ее единственным желанием было попасть в Риверран, но и в этом ей отказано. Сама виновата: не надо было брать с собой Джендри и Пирожка, убегая из Харренхолла. Одной ей было бы лучше. Одну бы ее разбойники никогда не поймали, и она уже встретилась бы с Роббом и матерью. Они никогда не были ее стаей. Будь они ею, они бы нипочем ее не бросили. Арья прошлепала по луже. Кто то звал ее по имени, Харвин или Джендри, но гром, прокатившийся по холмам сразу же после молнии, заглушил крик. Лорд молния, сердито подумала Арья. Может, он и бессмертный, зато большой лжец.
Где то слева от нее заржала лошадь. Арья и на пятьдесят ярдов не ушла от конюшни, но уже промокла до нитки. Она завернула за угол разрушенного дома, надеясь, что замшелые стены защитят ее от дождя, и чуть не налетела на одного из часовых. Рука в кольчужной перчатке схватила ее за плечо.
– Больно, – сказала она, вырываясь. – Пусти, я сейчас вернусь. Я...
– Вернешься? – Сандор Клиган засмеялся, словно железом скребли по камню. – Дудки, волчонок. Теперь ты моя. – Он поднял ее одной рукой и потащил, брыкающуюся, к своему коню. Холодный дождь, хлеща их обоих, уносил прочь ее крики, и в голове у нее снова и снова звучал его вопрос: «Знаешь, что собаки делают с волками?»
|
|
| |
]
