|
Буря мечей
|
|
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:50 | Сообщение # 46 |
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
Лихорадка упорно не желала проходить, но культя заживала хорошо, и Квиберн объявил, что рука вне опасности. Джейме не терпелось уехать, оставив за собой Харренхолл, Кровавых Скоморохов и Бриенну Тарт. В Красном Замке его ждет настоящая женщина.
– Я посылаю с вами Квиберна, чтобы пользовал вас до самой Королевской Гавани, – сказал Русе Болтон в утро их отъезда. – Он лелеет надежду, что ваш отец в знак благодарности заставит Цитадель вернуть ему цепь.
– Все мы лелеем какие то надежды. Если он отрастит мне новую руку, отец сделает его великим мейстером.
Эскортом Джейме командовал Уолтон Железные Икры, прямой, грубоватый и твердый, настоящий солдат. Джейме провел с такими всю свою жизнь. Люди вроде Уолтона убивают, когда им приказывает их лорд, насилуют, когда их кровь разгорячена боем, и грабят, когда представляется случай, но после войны возвращаются по домам, меняют копья на мотыги, женятся на соседских дочках и заводят кучу ребятишек. Эти люди подчиняются безоговорочно, но злобная жестокость Кровавых Скоморохов им не свойственна.
Оба отряда выехали из Харренхолла в то же утро, под серым небом, предвещавшим дождь. Сир Эйенис Фрей отправился тремя днями раньше, следуя на северо восток к Королевскому тракту, и Болтон намеревался последовать за ним.
– Трезубец вышел из берегов, – сказал он Джейме, – и переправа даже у Рубинового брода будет небезопасна. Прошу вас передать мои наилучшие пожелания вашему отцу.
– Если вы передадите мои Роббу Старку.
– Непременно.
Часть Бравых Ребят собралась во дворе посмотреть, как они уезжают. Джейме направил к ним коня.
– Золло! Как любезно, что ты вышел меня проводить. Паг, Тимеон, вы будете по мне скучать? А ты, Шагвелл? Ничего смешного не придумал, чтобы скрасить мне дорогу? И Рорж тут! Пришел поцеловать меня на прощание?
– Отцепись, калека, – сказал Рорж.
– Если ты настаиваешь. Но не печалься, я еще вернусь. Ланнистеры всегда платят свои долги. – Джейме повернул коня и присоединился к Уолтону с его двумя сотнями солдат.
Лорд Болтон снарядил его как рыцаря вопреки отсутствующей руке, превращавшей воинское облачение в комедию: меч и кинжал на поясе, щит и шлем на луке седла, кольчуга под темно коричневым камзолом. У Джейме, однако, хватило ума отказаться и от ланнистерского льва, и от чисто белого щита рыцаря Королевской Гвардии. Он разыскал в оружейной побитый и облупленный старый щит, на котором еще можно было различить большого черного нетопыря дома Лотстонов на серебряном и золотом поле. Лотстоны владели Харренхоллом до Уэнтов и в свое время были могущественным родом, но все они давно уже вымерли, и никто не мог воспрепятствовать Джейме пользоваться их гербом. Теперь он никому не родич, не враг и не гвардеец – короче говоря, он никто.
Они покинули Харренхолл через менее грандиозные восточные ворота и через шесть миль, расставшись с Русе Болтоном и его войском, повернули на юг по озерной дороге. Уолтон намеревался возможно дольше избегать Королевского тракта, предпочитая проселочные дороги и звериные тропы близ Божьего Ока.
– По Королевскому тракту ехать быстрее. – Джейме не терпелось увидеть сестру. Если поторопиться, он, быть может, даже успеет к свадьбе Джоффри.
– Я не хочу неприятностей, – сказал Уолтон. – Одни боги знают, кто может нам встретиться на этом тракте.
– Да кого тебе бояться? У тебя двести солдат.
– У неприятеля может оказаться еще больше. Милорд велел мне благополучно доставить вас к вашему лорду отцу – это самое я и собираюсь сделать.
«Я здесь уже проезжал», – подумал Джейме, через несколько миль увидев заброшенную мельницу у озера. Теперь здесь все заросло сорными травами. Он помнил Мельникову дочку, которая застенчиво улыбнулась ему, а сам мельник крикнул: «На турнир в другую сторону, сир», – как будто Джейме сам не знал.
Король Эйерис устроил целое представление из принятия Джейме в рыцари его гвардии. Джейме произносил свои обеты перед королевским павильоном, преклонив колени на зеленой траве, в белых доспехах, и половина королевства смотрела на него. Когда сир Герольд Хайтауэр поднял его и накинул белый плащ ему на плечи, толпа издала рев, который Джейме помнил до сих пор. Но в ту же ночь Эйерис стал мрачен и заявил, что семеро гвардейцев ему в Харренхолле не нужны. Джейме приказал вернуться в Королевскую Гавань и охранять королеву с маленьким принцем Визерисом, оставшихся дома. Белый Бык предложил взять эту обязанность на себя, чтобы Джейме мог принять участие в турнире лорда Уэнта, но Эйерис отказал. «Здесь он славы не завоюет, – сказал король. – Теперь он мой, а не Тайвина, и будет служить, как я сочту нужным. Я король, я и приказываю, а он повинуется».
Тогда Джейме впервые понял, что получил белый плащ не за мастерство в обращении с мечом и копьем и не за подвиги, совершенные в битве с Братством Королевского леса. Эйерис выбрал его, чтобы насолить отцу, лишив лорда Тайвина наследника.
Даже теперь, столько лет спустя, это наполняло Джейме горечью. А в тот день, когда он ехал на юг в своем новеньком белом плаще, чтобы стеречь пустой замок, это было и вовсе невыносимо. Он сорвал бы с себя этот плащ, но было уже поздно. Он принес клятву, которую слышало полкоролевства, а в Королевской Гвардии служат пожизненно.
С ним поравнялся Квиберн.
– Рука не беспокоит?
– Меня беспокоит ее отсутствие. – Утром бывало хуже всего. Во сне он всегда был целым, а на рассвете, пробуждаясь, чувствовал, как шевелятся его пальцы. Это был дурной сон, шептала часть его души, до сих пор отказываясь верить, дурной сон, только и всего. Но потом он открывал глаза.
– Кажется, ночью у вас была гостья, – сказал Квиберн. – Надеюсь, вы получили удовольствие?
Джейме ответил ему холодным взглядом.
– Она не сказала, кто ее послал.
– Лихорадка у вас почти прошла, и я решил, что вам не повредит немного поразмяться, – со скромной улыбой сказал мейстер. – Пиа весьма искусна, вы не находите? И очень... услужлива.
Что верно, то верно. Она шмыгнула к нему в комнату и освободилась от одежды так быстро, что Джейме подумал, будто это ему снится.
Возбуждение он испытал только тогда, когда женщина забралась под одеяло и положила его здоровую руку себе на грудь. Она хорошенькая, ничего не скажешь. «Я была совсем девчонкой, когда вы приехали сюда на турнир лорда Уэнта и король вручил вам белый плащ, – призналась она. – Вы были такой красивый, весь в белом, и все говорили, какой вы храбрый рыцарь. Иногда, бывая с мужчиной, я закрываю глаза и притворяюсь, будто это вы, с вашей гладкой кожей и золотистыми локонами. Вот уж не думала, что взаправду буду вашей».
После этого ему было не так то легко отослать ее прочь, но Джейме сделал над собой усилие. «У меня уже есть женщина», – напомнил он себе.
– Вы посылаете девиц всем, кому ставите пиявки? – спросил он Квиберна.
– Лорд Варго посылает их ко мне куда чаще. Он распорядился, чтобы я осматривал их перед тем, как... достаточно сказать, что однажды ему не повезло в любви, и с тех пор он стал осторожен. Но будьте уверены: Пиа совершенно здорова, как и наша девица Тарт.
– Бриенна? – насторожился Джейме.
– Крепкая девушка и все еще невинна. По крайней мере была прошлой ночью.
– Он хотел, чтобы вы ее осмотрели?
– Разумеется. Он человек разборчивый.
– Это имеет отношение к выкупу? Отец требует доказательства ее невинности?
– А вы разве не слышали? От лорда Сельвина прилетела птица в ответ на мою. Вечерняя Звезда предлагает за дочь триста драконов. Я говорил лорду Варго, что никаких сапфиров на Тарте нет, но он меня не послушал. Он убежден, что Вечерняя Звезда хочет его надуть.
– Триста драконов – хороший выкуп. Даже за рыцаря. Пусть козел берет, что дают.
– Козел теперь лорд Харренхолла, а лорду Харренхолла торговаться неприлично.
Услышанное вызвало у Джейме прилив раздражения, но этого, пожалуй, следовало ожидать. «Ложь какое то время спасала тебя, женщина, – будь благодарна и за это».
– Если девичество у нее столь же крепкое, как и все остальное, козел сломает себе член, пытаясь войти, – пошутил он. – Нескольких насильников Бриенна уж как нибудь выдержит, но если она будет сопротивляться чересчур рьяно, Варго может для начала отрубить ей руки и ноги. «А хоть бы и так – мне то что? Я сохранил бы собственную руку, если бы она отдала мне меч Клеоса, не упираясь». Он сам чуть не отсек ей ногу тем первым ударом, но потом она задала ему жару. Козел еще не знает, как чудовищно она сильна. Лучше ему поостеречься, не то она мигом свернет его тощую шею. Вот славно то будет!
Общество Квиберна утомляло Джейме, и он уехал вперед, в голову колонны. Маленький северянин по имени Нейдж ехал перед Уолтоном с мирным знаменем, радужным, с семью длинными хвостами. Древко венчала семиконечная звезда.
– Я думал, у вас, северян, мирное знамя другое, – заметил Уолтону Джейме. – Разве Семеро для вас что то значат?
– Это южные боги, – ответил тот, – но мы нуждаемся в мире с южанами чтобы благополучно доставить вас на место.
«К моему отцу». Получил ли лорд Тайвин от козла письма с требованием выкупа? И была ли к нему приложена отрубленная рука? Любопытно, сколько может стоить воин без правой руки. Половину золота Бобрового Утеса? Триста драконов? Или ничего? Сентиментальностью отец никогда не отличался. Его собственный отец, лорд Титос, как то бросил в темницу непокорного знаменосца, лорда Тарбека. Воинственная леди Тарбек ответила на это пленением трех Ланнистеров, в том числе и молодого Стаффорда, с чьей сестрой, своей кузиной, Тайвин был помолвлен. «Верните моего лорда мужа, на то эти трое ответят за всякий причиненный ему вред», – написала она в Бобровый Утес. Молодой Тайвин предложил отцу удовлетворить ее требование, вернув ей мужа разрубленным на три части. Однако лорд Титос относился к более мягкосердечным львам, и дубоголовый лорд Тарбек выиграл еще несколько лет жизни, а Стаффорд женился, имел потомство процветал до самого Окскросса. А Тайвин Ланнистер все стоит, несокрушимый, как Бобровый Утес. «Теперь у вас в сыновьях не только карлик, но и калека, милорд. Вам это крепко не понравится...»
Дорога привела их в сожженную деревню, преданную огню около года назад. Хижины стояли обугленные, без крыш, поля заросли сорняками в пояс вышиной. Железные Икры устроил привал, чтобы напоить лошадей. Джейме, ожидая у колодца, вспомнил, что и это место ему знакомо. Здесь была маленькая гостиница, от которой теперь не осталось ничего, кроме фундамента и трубы, и он заходил туда выпить чашу эля. Темноглазая служанка принесла ему сыр и яблоки, но хозяин не взял с него денег, сказав: «Для нас честь принимать у себя рыцаря Королевской Гвардии, сир. Я буду рассказывать об этом своим внукам». Глядя на трубу, торчащую среди сорняков, Джейме думал, дождался ли хозяин своих внуков. Если да, рассказал ли он им, что Цареубийца однажды пил его эль и ел его сыр, или постыдился в этом признаться? Спросить некого. Те, кто сжег гостиницу, скорее всего убили хозяина вместе с внуками.
Джейме почувствовал, как сжались в кулак его отсутствующие пальцы. Уолтон предложил ему разжечь огонь и перекусить что нибудь, но он ответил:
– Мне не нравится это место. Поехали дальше.
К вечеру они, оставив озеро в стороне, свернули по проселочной дороге в лес, где росли дубы и вязы. Джейме начал чувствовать дергающую боль в культе, но тут Уолтон приказал разбить лагерь. Квиберн, к счастью, взял с собой мех сонного вина. Пока Уолтон расставлял караулы, Джейме растянулся на земле у костра, головой к пню, пристроив к нему свернутую медвежью шкуру. Женщина заставила бы его поесть перед сном, чтобы поддержать силы, но он устал больше, чем проголодался. Он закрыл глаза в надежде, что ему приснится Серсея. Лихорадочные сны всегда такие яркие...
Он увидел себя нагим, одиноким и окруженным врагами, среди давящих каменных стен. Это Утес, понял он, чувствуя его тяжесть у себя над головой. Он дома, и рука при нем.
Он поднял ее и согнул пальцы, ощутив их силу. Это было не менее хорошо, чем лежать с женщиной или сражаться. Пять пальцев, все налицо. Увечье ему только приснилось. От облегчения у него закружилась голова. Рука, славная рука. Теперь с ним не может случиться ничего худого.
Вокруг стояло около дюжины высоких темных фигур в капюшонах, скрывающих лица.
– Кто вы? – спросил их Джейме. – И что вам нужно в Бобровом Утесе?
Они, не отвечая, тыкали в него своими копьями, и ему поневоле пришлось спуститься вниз, как они хотели. Он шел по извилистым коридорам и узким лестницам из живого камня, все время сознавая, что ему нужно вверх, а не вниз. Под землей его ждала погибель – он знал это с уверенностью, которая бывает во сне; нечто темное и ужасное, желающее завладеть им. Джейме пытался остановиться, но копья кололи его, побуждая спускаться все ниже. Будь у него меч, он бы ничего не побоялся.
Ступени внезапно оборвались в гулкую тьму. Джейме чувствовал огромность оказавшегося перед ним пространства. Он остановился на краю провала. Копье кололо его в поясницу, подталкивая в бездну. Он закричал, падая, но падение было коротким. Он плюхнулся на четвереньки в мягкий песок и мелкую воду. Глубоко под Бобровым Утесом есть такие водяные пещеры, но этой он не знал.
– Что это за место? – спросил он.
– Твое место, – ответило ему сто или тысяча голосов – все Ланнистеры, начиная с Ланна Умного, жившего на заре времен. Но громче всего среди них звучал отцовский голос, а рядом с отцом стояла сестра, бледная и прекрасная, с горящим факелом в руке. Джоффри тоже был там, сын, которого они зачали вместе, а позади – еще много фигур с золотыми волосами.
– Сестра, зачем отец привел нас сюда?
– Нас? Это твое место, брат. Твоя тьма. – Ее факел был единственным источником света в этой пещере и во всем мире. Она повернулась, чтобы уйти.
– Останься со мной, – взмолился Джейме. – Не покидай меня здесь одного. – Но они уже удалялись. – Не оставляйте меня во тьме! – Там, внизу, обитало что то страшное. – Дайте хотя бы меч.
– Я дал тебе меч, – сказал лорд Тайвин.
Меч лежал у ног Джейме, и он нащупал под водой его рукоять. Теперь с ним ничего не могло случиться. Когда он поднял меч, по клинку побежало бледное пламя, остановившись на ладонь от рукояти. Казалось, что сталь горит собственным серебристо голубым светом, и тьма отступала перед ним. Джейме, согнув колени и насторожив слух, двинулся по кругу, готовый встретить все, что бы ни явилось из мрака. В сапоги по щиколотку налилась обжигающе холодная вода. Остерегайся воды, сказал он себе. В ее глубине могут скрываться чудовища.
Позади что то громко плеснуло. Джейме обернулся на звук и увидел в слабом свете Бриенну Тарт с руками, закованными в тяжелые цепи.
– Я поклялась охранять тебя, – упрямо сказала женщина. – Я дала клятву. – Нагая, она протянула к Джейме скованные руки. – Прошу вас, сир, будьте так добры...
Стальные звенья распались, как шелк.
– Меч, – умоляюще сказала Бриенна, и меч явился вместе с поясом и ножнами. Она опоясала им свою толстую талию. Свет был так слаб, что Джейме едва ее видел, хотя они стояли в нескольких футах друг от друга. При таком освещении она могла бы сойти за красавицу – или за рыцаря. Ее меч тоже загорелся серебристо голубым светом, и тьма отступила чуть дальше.
– Огонь будет гореть, пока ты жив, – услышал Джейме голос Серсеи. – Когда он погаснет, умрешь и ты.
– Сестра! – крикнул он. – Останься со мной. Останься! – В ответ послышались тихие удаляющиеся шаги.
Бриенна взмахнула мечом, следя, как мерцает серебристое пламя. Горящий меч отразился в черной воде. Высокая и сильная, какой она запомнилась Джейме, Бриенна теперь стала как будто более женственной.
– Кого они держат там внизу, медведя? – настороженно прислушиваясь, спросила она. Каждый ее шаг сопровождался плеском. – Пещерного льва? Лютоволка? Скажи мне, Джейме. Что живет там, во тьме?
– Рок. – Он знал, что ни медведя, ни льва там нет. – Только рок.
Лицо женщины в серебристом свете мечей было бледным и свирепым.
– Не нравится мне это место.
– Мне тоже. – Вокруг маленького островка света, созданного их мечами, простиралось безбрежное море тьмы. – Я промочил себе ноги.
– Мы можем вернуться тем же путем, которым нас привели сюда. Если ты станешь мне на плечи, то наверняка дотянешься до края обрыва.
«И смогу последовать за Серсеей». Эта мысль возбудила его, и он отвернулся, чтобы Бриенна не заметила.
– Слушай. – Она положила руку ему на плечо, и он вздрогнул от ее внезапного теплого прикосновения. – Что то идет сюда. – Бриенна указала рукой налево. – Вон там.
Он вгляделся во тьму и тоже увидел, что к ним что то движется.
– Всадник. Нет, двое. Два всадника, бок о бок.
– Здесь, под Утесом? – Это не имело смысла, но теперь и он разглядел двух всадников на бледных конях, одетых в доспехи, как и наездники. Боевые скакуны двигались медленным шагом, совершенно бесшумно – ни плеска, ни топота, ни лязга стали. Джейме вспомнился Эддард Старк, едущий по длинному тронному залу Эйериса в полной тишине. Вместо уст говорили его глаза – глаза лорда, серые, холодные и осуждающие.
– Это ты, Старк? – окликнул Джейме. – Приблизься. Я не боялся тебя живого, не побоюсь и мертвого.
– Вон еще, – тронула его за руку Бриенна.
Да, он тоже видел их. Ему казалось, что они одеты в снеговую броню, и ленты тумана развевались у них за плечами. Забрала их шлемов были опущены, но Джейме не нужно было видеть их лица, чтобы узнать их.
Вот пятеро его братьев. Освелл Уэнд, Джон Дарри, Ливен Мартелл, принц Дорнийский, Герольд Хайтауэр, или Белый Бык, сир Эртур Дейн, Меч Зари. А за ними, увенчанный туманом и горем, с длинными струящимися позади волосами, едет Рейегар Таргариен, принц Драконьего Камня и законный наследник Железного Трона.
– Вам меня не испугать, – крикнул Джейме. Они раздались, объезжая его с двух сторон, и он не знал, куда повернуться. – Я буду драться с каждым поодиночке или со всеми разом. Но кто из вас выйдет против женщины? Она злится, когда ее не принимают в расчет.
– Я поклялась охранять его, – сказала Бриенна тени Рейегара. – Я дала священную клятву.
– Все мы давали какие то клятвы, – с глубокой печалью сказал сир Эртур Дейн.
Тени сошли со своих призрачных коней, беззвучно обна жив длинные мечи.
– Он собирался сжечь город, оставив Роберту только пепел, – сказал Джейме.
– Он был твоим королем, – сказал Дарри.
– Ты поклялся защищать его, – сказал Уэнд.
– И детей тоже, – сказал принц Ливен.
Принц Рейегар переливался холодным светом – то белым, то красным, то темным.
– Я оставил мою жену и детей на твое попечение.
– Я не думал, что им причинят какой то вред. – Меч Джейме теперь светился не так ярко. – Я был с королем...
– И убил его, – сказал сир Эртур.
– Перерезал ему горло, – сказал принц Ливен.
– Убил короля, за которого клялся умереть, – сказал Белый Бык.
Свет, озарявший его клинок, угасал. Джейме вспомнил слова Серсеи, и ужас охватил его. Меч Бриенны по прежнему светился, но его угас совсем, и призраки ринулись на него.
– Нет, – крикнул он. – Нееееееееет.
Он проснулся с бьющимся сердцем в звездной ночи, среди деревьев. Во рту стоял вкус желчи, он вспотел и весь дрожал. Его правая рука заканчивалась обрубком, в бинтах и кожаной оплетке. Внезапные слезы подступили к глазам. «Я ведь чувствовал ее. Чувствовал силу пальцев и грубую кожу на рукояти меча. Моя рука...»
– Милорд. – Квиберн стоял над ним на коленях, сморщившись от избытка отеческой заботы. – В чем дело? Я услышал, как вы кричите...
Суровый Уолтон возвышался над ними обоими.
– Что случилось? Что за крик?
– Сон, только и всего. – Джейме, не совсем еще опомнившись, оглядел лагерь. – Я был во тьме, но рука ко мне вернулась. – Он взглянул на свой обрубок и ему снова стало плохо. Да и нет такого места под Утесом. В пустом желудке урчало, голова, которой он прислонялся к пню, разболелась.
Квиберн пощупал ему лоб.
– Лихорадка еще держится.
– Горячечный сон. Помогите ка встать. – Уолтон ухватил его за здоровую руку и поднял на ноги.
– Еще чашу сонного вина? – спросил Квиберн.
– Нет уж. Хватит с меня снов на эту ночь. – Сколько там еще до рассвета? Он знал, что если закроет глаза, то снова вернется в то темное и мокрое место.
– Тогда маковое молоко? И что нибудь от лихорадки? Вы еще слабы, милорд. Вам нужно поспать, отдохнуть.
Это ему было нужно меньше всего. Луна освещала пень, головой к которому лежал Джейме. Пень густо оброс мхом, и поэтому Джейме только сейчас рассмотрел, что он белый. Это напомнило ему Винтерфелл и сердце дерево Неда Старка. Старка в его сне не было. Но пень мертв и Старк мертв, и все другие, кого он видел, мертвы. Принц Рейегар, сир Эртур и дети. И Эйерис. Эйерис мертвее их всех.
– Вы верите в приведения, мейстер? – спросил Джейме. Лицо Квиберна приняло странное выражение.
– Однажды в Цитадели я вошел в пустую комнату, где стоял пустой стул. Однако я знал, что с него только что встала женщина. Сиденье было примятое и еще теплое, а в комнате пахло ее духами. Если мы оставляем за собой свой запах, выходя из комнаты, то уж, верно, и от наших душ остается что то, когда мы уходим из жизни? Архимейстеры, впрочем, не одобрили мой образ мыслей. Только Марвин согласился со мной, но он был единственный.
Джейме запустил пальцы в волосы.
– Уолтон, седлай коней. Я хочу вернуться назад.
– Назад? – недоверчиво уставился на него Уолтон. «Он думает, что я спятил – возможно, так оно и есть».
– Я оставил кое что в Харренхолле.
– Замок перешел к лорду Варго и его Кровавым Скоморохам.
– У тебя вдвое больше людей, чем у него.
– Если я не доставлю вас к отцу, как приказано, лорд Болтон шкуру с меня снимет. Мы едем в Королевскую Гавань.
Прежде Джейме ответил бы на это улыбкой и угрозой, но однорукий никому страха не внушает. Как поступил бы в таком случае его брат? Тирион уж, верно, придумал бы что нибудь.
– Разве лорд Болтон не говорил тебе, что все Ланнистеры лгут?
– Ну и что же? – подозрительно нахмурился Железные Икры.
– Если ты не отвезешь меня назад в Харренхолл, песенка, которую я пропою отцу, может прийтись не по вкусу лорду Дредфорта. Я могу, к примеру, сказать, что это Болтон приказал отрубить мне руку и что сделал это Уолтон Железные Икры.
– Но ведь это неправда, – опешил Уолтон.
– Да, но кому мой отец поверит? – Джейме заставил себя улыбнуться так, как прежде, когда ничто в мире не могло его испугать. – Куда проще будет вернуться назад. После этого мы сразу же двинемся в путь снова, и я пропою в Королевской Гавани такие сладкие слова, что ты ушам своим не поверишь. Тебе отдадут девчонку и увесистый кошелек с золотом в придачу.
Последнее явно пришлось Уолтону по душе.
– Золото? А сколько?
Он мой, подумал Джейме.
– Сколько ты хочешь?
К восходу солнца они уже проделали половину дороги до Харренхолла.
Джейме погонял коня куда сильнее, чем вчера, и Уолтону с его северянами волей неволей приходилось поспевать за ним. Тем не менее до замка на озере они добрались только к середине дня. Под серым, грозящим дождем небом его высоченные стены и пять громадных башен казались черными и зловещими, мертвыми. На стенах никого не было, ворота стояли запертые, над барбиканом вяло обвисло на древке единственное знамя. Джейме, и не видя, знал, что на нем изображен черный козел Квохора. Он сложил руки у рта и закричал:
– Эй, вы там! Открывайте ворота, не то я их вышибу!
Квиберн и Уолтон присоединили свои голоса к его призыву, и только тогда над воротами наконец возникла чья то голова. Потом она исчезла, и вскоре они услышали скрип поднимаемой решетки. Ворота распахнулись, и Джейме пришпорил коня, даже не взглянув на бойницы у себя над головой. Он боялся, что их не впустят в замок, но Бравые Ребята, как видно, все еще считали их своими. Дураки.
Внешний двор был пуст, и только длинная конюшня с грифельной крышей проявляла какие то признаки жизни. Но лошади сейчас занимали Джейме меньше всего. Он остановил коня и огляделся. Откуда то из за башни Призраков слышались крики на нескольких чужеземных языках. Уолтон и Квиберн ехали у него по бокам.
– Берите то, за чем приехали, и мы снова отправимся, – сказал Железные Икры. – Я не хочу связываться со Скоморохами.
– Вели своим людям держать руки поближе к мечам, и Скоморохи сами не захотят связываться с вами. Помни: вас двое против одного! – Джейме пытался определить источник далекого шума. Голоса, отражаясь эхом от стен, звучали слабо, но яростно, и смех вздымался, как морской прилив. Внезапно он понял, что происходит. Неужели они опоздали? У Джейме свело желудок. Он дал шпоры коню и поскакал под арку каменного моста, вокруг башни Плача, через Двор Расплавленного Камня.
Они бросили ее в медвежью яму.
Король Харрен Черный даже медвежью травлю производил с размахом. Яма, десяти ярдов в поперечнике и пяти глубиной, была выложена камнем, посыпана песком и снабжена шестью ярусами мраморных сидений. Неуклюже соскочив с коня, Джейме увидел, что Бравые Ребята заполняют только четверть мест. Зрелище, на которое они смотрели, так захватило их, что прибытие Джейме заметили только те, кто сидел напротив.
Бриенна была в том же плохо сидящем на ней платье, которое надевала к ужину с Русе Болтоном. Ни щита, ни панциря, ни кольчуги, ни даже вареной кожи – только розовый атлас и мирийское кружево. Козел, должно быть, решил, что представление будет еще занимательнее, если одеть ее в женское платье. Половина этого наряда уже превратилась в клочья, и из левой руки, где прошлись медвежьи когти, капала кровь.
Но ей по крайней мере дали меч. Женщина, держа его одной рукой, уходила вбок, стараясь сохранить расстояние между собой и медведем. Ничего у нее не выйдет – арена слишком мала. Было бы лучше пойти в атаку и положить этому конец. Против хорошей стали ни один медведь не устоит. Но женщина, видимо, боялась приблизиться к зверю. Скоморохи осыпали ее оскорблениями и непристойными советами.
– Нас это не касается, – предупредил Уолтон. – Лорд Болтон сказал, что женщина принадлежит им, и они могут делать с ней, что хотят.
– Ее зовут Бриенна. – Джейме спустился по ступенькам мимо дюжины оторопевших наемников к Варго Хоуту, занимавшему место лорда в первом ряду, и крикнул, перекрывая гам: – Лорд Варго!
Квохорец чуть не выплюнул назад свое вино.
– Щареубийша! – Левая сторона его лица была кое как замотана бинтами, и над ухом сквозь повязку проступала кровь.
– Убери ее оттуда.
– Не лежь не в швое дело, Шареубийша, ешли не хочешь ходить ш двумя культями. Твоя лошиха мне ухо откушила. Неудивительно, что ее отеч не хочет платить выкуп жа такое шокровище.
Рев заставил Джейме обернуться. В медведе, когда он вставал на задние лапы, было восемь футов. Григор Клиган в мохнатой шкуре – и у этого, пожалуй, мозгов побольше, чем у того. Хорошо, что у зверя нет громадного меча, которым орудует Гора.
Разинув в рыке пасть, полную желтых зубов, медведь опустился на четвереньки и устремился прямо к Бриенне. Сейчас самое время, подумал Джейме. Бей же! Давай!
Но она только ткнула в зверя мечом, не причинив ему никакого вреда. Медведь отпрянул и снова двинулся на нее с глухим рычанием. Бриенна отступила влево и снова ткнула его в морду. На этот раз он отвел удар лапой.
Он остерегается, понял Джейме. Он уже имел дело с людьми и знает, что копья и мечи могут больно поранить. Но надолго это ее не спасет.
– Убей его! – крикнул он, но общий гомон заглушил его голос. Если Бриенна и слышала его, то не подала виду. Она обходила яму по кругу, спиной к зрителям. Слишком близко от стены. Если медведь прижмет ее к ней...
Зверь неуклюже, но быстро повернулся к ней, и Бриенна проворно, как кошка, сменила направление. Вот она, та женщина, которая запомнилась Джейме! Прыгнув к медведю, она рубанула его мечом по спине. Он взревел и снова стал на дыбы, а Бриенна отступила. Где же кровь? Ага, вот в чем дело...
– Ты дал ей турнирный меч! – крикнул Джейме Хоуту.
Козел заржал, брызгая вином и слюной.
– Яшное дело!
– Я заплачу твой поганый выкуп. Золотом, сапфирами, чем хочешь. Убери ее от туда.
– Ешли она тебе нужна, иди вожьми ее шам.
Так Джейме и сделал.
Опершись левой рукой на мраморные перила, он перескочил через них и спрыгнул на песок. Медведь повернулся к нему и принюхался, настороженно изучая нового пришельца. Джейме стал на одно колено. Ну, и что теперь делать, седьмое пекло? Он набрал в горсть песка.
– Цареубийца! – изумленно воскликнула Бриенна.
– Джейме. – Он швырнул песок медведю в морду, и зверь, молотя по воздуху лапами, бешено взревел.
– Ты что здесь делаешь?
– Дурака валяю. Отойди назад. – Он стал между Бриенной и медведем.
– Сам отойди. У меня меч.
– Он у тебя тупой. Отойди, я сказал! – Из песка торчало что то. Джейме схватил это и увидел человеческую челюсть, на которой еще сохранились ошметки зеленоватого мяса, кишащие червями. Прелестно. Чьи же это бренные останки? Джейме запустил костью в медведя и промахнулся на добрый ярд. Надо было и левую руку заодно отрубить, все равно от нее никакого проку.
Бриенна попыталась выйти вперед, но он дал ей подножку, и она упала на песок. Джейме сел на нее верхом, не давая встать, и медведь кинулся на них.
Тут послышалось «цвак», и под левым глазом зверя вдруг выросла оперенная стрела. Вторая стрела попала в ногу. Зверь с ревом стал на дыбы. Из его разинутой пасти текла кровь и слюна. Он снова двинулся к Джейме с Бриенной, и на него градом посыпались стрелы из арбалетов. На таком близком расстоянии промахнуться было трудно. Стрелы били, как палицы, но медведь умудрился сделать еще один шаг. Бедный зверюга – храбрый, но тупой. Джейме отскочил от него в сторону, крича и кидая ногами песок. Медведь повернулся к нему и получил еще две стрелы в спину. Он испустил последний рокочущий рык, сел, вытянулся на окровавленном песке и издох.
Бриенна приподнялась на колени, сжимая в руке меч и тяжело, отрывисто дыша. Стрелки Уолтона перезаряжали свои арбалеты, Кровавые Скоморохи изрыгали брань и угрозы. Рорж и Трехпалый схватились за мечи, Золло развернул свой кнут.
– Ты убил моего медведя! – вопил Варго Хоут.
– И с тобой то же самое будет, если начнешь ерепениться, – посулил ему Уолтон. – Мы забираем женщину с собой.
– Ее зовут Бриенна, – сказал Джейме. – Бриенна, девица Тарт. Надеюсь, ты все еще девица?
Ее широкое простое лицо стало пунцовым.
– Да.
– Вот и хорошо, потому что я спасаю только девиц. Ты получишь свой выкуп, – сказал он Хоуту. – За нас обоих. Ланнистеры платят свои долги. А теперь брось нам веревки и дай вылезти отсюда.
– Хрен вам, – рявкнул Рорж. – Убей их, Хоут, не то пожалеешь, что не убил.
Квохорец колебался. Его люди были наполовину пьяны, а северяне трезвы как стеклышко, притом их было вдвое больше, и многие стрелки уже перезарядили арбалеты.
– Вытащите их, – велел Хоут. – Я решил проявить милошердие, – сказал он Джейме. – Шкажи об этом твоему лорду отчу.
– Скажу, милорд, скажу. – (Только вряд ли это пойдет тебе на пользу.)
Когда они отъехали на пол лиги от Харренхолла и оказались за пределами выстрела, Уолтон наконец дал волю своему гневу.
– Ты что, спятил, Цареубийца? Смерти захотел? Кто же это лезет к медведю с голыми руками.
– С одной рукой, – поправил Джейме. – Я надеялся, что ты убьешь зверя до того, как он прикончит меня. Иначе лорд Болтон ободрал бы тебя как липку, ведь так?
Железные Икры обругал его дураком Ланнистером, пришпорил коня и ускакал вперед.
– Сир Джейме. – Бриенна даже в своем испачканном и разорванном платье больше походила на переодетого мужчину, чем на женщину. – Я благодарна тебе, но... вы ведь уже далеко успели уехать. Зачем вы вернулись?
На языке у него вертелось с дюжину шуточек, одна другой ехиднее, но Джейме только пожал плечами и сказал:
– Ты явилась мне во сне.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Воскресенье, 15 Дек 2013, 23:54 | Сообщение # 47 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
КЕЙТИЛИН
Со своей молодой королевой Робб прощался трижды. Один раз в богороще под сердце деревом, перед взорами богов и людей. Второй – у подъемной решетки, где Жиенна проводила его долгим объятием и еще более долгим поцелуем. И наконец, час спустя, уже за Камнегонкой, Жиенна догнала их на взмыленном коне, чтобы еще раз попросить мужа взять ее с собой.
Кейтилин заметила, что Робб этим тронут, но и смущен тоже. День был сырой и ненастный, начинал моросить дождь и Роббу меньше всего хотелось останавливать колонну и утешать молодую жену на глазах у половины своего войска. Он говорил с ней ласково, но под этим проглядывал гнев.
Пока король и королева прощались, Серый Ветер все время бегал вокруг них, то и дело отряхиваясь и скаля зубы на дождь. Наконец Робб поцеловал Жиенну в последний раз, отрядил дюжину человек проводить ее обратно в Риверран и снова сел на коня, а лютоволк помчался вперед, как стрела, пущенная из лука.
– Я вижу, у королевы Жиенны любящее сердце, – сказал Лотар Фрей Кейтилин. – В этом она похожа на моих сестер. Бьюсь об заклад, что Рослин теперь пляшет вокруг Близнецов, распевая: «Леди Талли, леди Рослин Талли». А завтра она начнет прикладывать к лицу красные и голубые лоскутки, чтобы посмотреть, как ей пойдет свадебный плащ Риверрана. Зато лорд Талли у нас что то притих. – Лотар, повернувшись в седле, улыбнулся Эдмару. – Хотел бы я знать, что вы чувствуете?
– Почти то же, что чувствовал у Каменной Мельницы перед тем, как затрубили боевые рога, – ответил Эдмар, и это было шуткой лишь наполовину.
Лотар добродушно рассмеялся.
– Будем молиться, чтобы ваша свадьба закончилась столь же счастливо, милорд.
И да помилуют нас боги, если этого не случится. Кейтилин прижала каблуки к бокам лошади, оставив брата в обществе Хромого Лотара.
Это она настояла на том, чтобы Жиенна осталась в Риверране, когда Робб подумывал взять и ее на свадьбу. Лорд Уоддер может счесть отсутствие королевы новым оскорблением, но ее присутствие уж точно стало бы солью на его рану. «У лорда Фрея острый язык и долгая память, – предупреждала сына Кейтилин. – Я не сомневаюсь, что у тебя достанет сил снести его упреки ради союза с ним, но ты слишком похож на отца, чтобы смолчать, если он начнет оскорблять Жиенну».
Этого Робб не мог отрицать. «И все таки он сердится на меня за это, – устало подумала Кейтилин. – Он уже скучает по Жиенне и невольно винит меня за то, что ее нет с ним, хотя и знает, что я дала ему хороший совет».
Из шести Вестерлингов, приехавших с Роббом из Крэга, при нем остался только один, сир Рейнальд, брат Жиенны и личный знаменосец короля. Дяде Жиенны Рольфу Спайсеру Робб поручил доставить юного Мартина Ланнистера в Золотой Зуб – в тот же день, как получил согласие лорда Тайвина на обмен пленными. Это было ловко сделано. Робб избавился от страха за безопасность Мартина, Галбарт Гловер с облегчением узнал, что его брат Роберт уже сел на корабль в Синем Доле, сир Рольф получил почетное поручение... и Серый Ветер снова рядом с королем, там, где ему и место.
Леди Вестерлинг осталась в Риверране с детьми – Жиенной, ее младшей сестрой Эленией и маленьким Ролламом, оруженосцем Робба, который горько жаловался на то, что его оставили дома. Но и в этом случае они поступили благоразумно. Прежде в оруженосцах у Робба ходил Оливар Фрей, и привозить его преемника на свадьбу его сестры было бы нехорошо. Что до сира Рейнольда, то веселый молодой рыцарь поклялся, что никакое оскорбление со стороны Уолдера Фрея не выведет его из себя. «Будем молиться, чтобы оскорбления были единственным, с чем нам придется иметь дело».
Кейтилин сильно беспокоилась на этот счет. Ее лорд отец после Трезубца перестал доверять Уолдеру Фрею, и она всегда держала это в уме. Королеве Жиенне будет безопаснее за высокими, надежными стенами Риверрана, под защитой Черной Рыбы. Робб даже наградил его новым титулом – Хранитель Южных Границ. Если кто то способен удержать Трезубец, то это сир Бринден.
И все же Кейтилин не доставало дяди с его суровым, рубленым лицом, и Роббу будет не хватать его совета. Сир Бринден был причастен к каждой победе, которую одержал ее сын. Вместо него разведчиками и передовыми разъездами командует Галбарт Гловер, хороший человек, надежный и преданный, но не одаренный блеском Черной Рыбы.
Армия Робба за передовыми отрядами Гловера растянулась на несколько миль. Авангард ведет Большой Джон. Кейтилин ехала в главной колонне, состоящей из тяжеловесных боевых коней, несущих на себе одетых в сталь людей. Дальше следовали обозные телеги, груженные провизией, кормом, свадебными подарками и ранеными, неспособными идти пешком, под бдительным надзором сира Вендела Мандерли и его рыцарей из Белой Гавани. Следом шли стада овец, коз и тощего рогатого скота, а в самом хвосте тащились лагерные потаскушки. Замыкал процессию арьергард Робина Флинта. На целые сотни лиг позади них врага не было, но Робб не желал рисковать.
Три тысячи пятьсот человек в королевском войске. Эти люди проливали кровь в Шепчущем лесу, обагряли свои мечи в Лагерной битве, у Окскросса, Эшмарка и Крэга, прошли через золотоносные холмы Ланнистерского запада. Лорды Трезубца, не считая скромной свиты Эдмара, остались оборонять речные земли, пока король будет отвоевывать Север. Эдмара впереди ждет невеста, а Робба – очередное сражение, а Кейтилин – двое мертвых сыновей, пустая постель и замок, полный призраков. Безрадостное будущее. «Бриенна, где ты? Привези мне моих девочек, Бриенна. Привези их назад».
Морось, висевшая в воздухе, к середине дня превратилась в тихий ровный дождь, не переставший и ночью. На следующий день северяне вовсе не увидели солнца – они ехали под свинцовым небом, нахлобучив на головы капюшоны плащей. Дождь размывал дороги, преображал поля в болота, переполнял русла рек и сбивал листву с деревьев. Говорить под его неумолчный стук никому не хотелось, и люди ограничивались самыми необходимыми словами.
– Мы сильнее, чем может показаться, миледи, – сказала Мейдж Мормонт.
Кейтилин полюбила леди Мейдж и ее старшую дочь Дейси. Они лучше всех понимали ее поведение в деле Джейме Ланнистера. Высокая гибкая дочь и коренастая мать одевались одинаково, в кожу и кольчуги, с черным медведем Мормонтов на щитах и камзолах. На взгляд Кейтилин, это был странный наряд для леди, но Дейси и леди Мейдж и как воины, и как женщины чувствовали себя куда более уверенно, чем девица Тарт.
– Я была с Молодым Волком в каждом сражении, – весело заметила Дейси, – и он еще ни одного не проиграл.
Зато проиграл все остальное, подумала Кейтилин, но вслух этого произносить не следовало. Мужества северянам не занимать, но сейчас они далеко от дома, и главное, что их поддерживает, – это вера в своего молодого короля, которую нужно оберегать любой ценой. Я должна быть сильной, твердила себе Кейтилин. Должна ради Робба. Если я поддамся отчаянию, горе пожрет меня. Все зависит от предстоящей свадьбы. Если Эдмар и Рослин будут счастливы, если «покойный лорд Фрей» умиротворится и вновь предоставит Роббу свое войско... много ли смогут они сделать даже тогда, зажатые между Ланнистером и Грейджоем? Кейтилин не смела задумываться над этим, а вот Робб почти ни о чем другом не думал. Она видела, как он сидит над картами во время каждой стоянки, придумывая планы отвоевания Севера.
У Эдмара были свои заботы.
– Как по вашему, дочки лорда Уолдера не все на него похожи, – спросил он, сидя в своем высоком полосатом шатре с Кейтилин и своими друзьями.
– Они у него все от разных матерей – хоть некоторые да должны быть красивыми, – сказал сир Марк Пайпер. – Только с чего старому негодяю отдавать тебе хорошенькую?
– Ни с чего, – угрюмо признал Эдмар.
Этого Кейтилин вытерпеть не смогла.
– Серсея Ланнистер – красивая женщина, – отрезала она. – Молись лучше, чтобы Рослин оказалась здоровой и крепкой, с хорошей головой и верным сердцем. – Она встала и вышла вон.
Эдмар обиделся и на следующий день не заговаривал с ней вовсе, предпочитая общество Марка Пайпера, Лаймонда Гудбрука, Патрека Маллистера и молодых Венсов. «Они то его не бранят, разве что в шутку, – подумала Кейтилин, когда они пронеслись мимо нее. – Я всегда была слишком строга с Эдмаром, а горе сделало меня еще более резкой». Она сожалела о высказанных ею упреках. Будто им мало докуки от дождя без ее докучливых слов. Разве это преступление – желать себе красивую жену? Она вспомнила свое собственное детское разочарование при первой встрече с Эддардом Старком. Она воображала, что он будет таким же, как его брат Брандон, только моложе, но оказалась неправа. Нед был ниже ростом, не так хорош собой и угрюм. За его учтивыми речами чувствовался холодок, и этим он тоже отличался от Брандона, неистового и в веселье, и в ярости. Она отдала ему свое девичество, но и тогда в их любви было больше долга, нежели страсти. В ту первую ночь, однако, они зачали Робба – будущего короля. А после войны, в Винтерфелле, она полюбила мужа по настоящему, открыв, какое золотое сердце скрывается за угрюмой наружностью Неда. Почему бы и Эдмару не обрести того же в своей Рослин?
Дорога по воле богов привела их в Шепчущий лес, где Робб одержал свою первую большую победу. Они ехали вдоль извивов ручья по дну этой узкой долины, как люди Джейме Ланнистера в ту роковую ночь. Тогда было теплее, деревья стояли зеленые и ручей не выходил из берегов. Теперь палая листва забивала его русло и валялась кучами на земле, а деревья, скрывшие в ту пору армию Робба, сменили зеленый наряд на тускло золотые и красные тона, цвета ржавчины и засохшей крови. Только ели и гвардейские сосны продолжали зеленеть, пронзая брюхо облаков своими стройными копьями.
С той поры умерло многое помимо листвы. В ночь битвы Нед был еще жив в своей темнице под холмом Эйегона, Бран и Рикон жили в безопасности за стенами Винтерфелла, а Теон Грейджой сражался на стороне Робба и хвастался тем, что чуть не скрестил меч с Цареубийцей. Жаль, что этого не случилось. Сколько зла они могли бы избежать, если бы вместо сыновей лорда Карстарка погиб Теон!
Проезжая через поле битвы, Кейтилин замечала следы побоища: перевернутый шлем, полный дождевой воды, сломанное копье, конский скелет. Над некоторыми из павших воздвигли каменные надгробия, но стервятники успели потревожить их. Среди раскиданных камней виднелись яркие клочки тканей и обломки металла. Из земли на Кейтилин взглянуло чье то разлагающееся лицо, под которым уже сквозил череп.
Это навело ее на мысли о том, где упокоился ее Нед. Молчаливые сестры увезли его кости на Север в сопровождении Хеллиса Моллена и небольшого почетного эскорта. Доехал ли Нед до Винтерфелла, чтобы лечь рядом со своим братом в темной крипте под замком? Или двери Рва Кейлин захлопнулись до того, как сестры и Хел успели проехать?
Три тысячи пятьсот всадников ехали по дну долины сквозь чащу Шепчущего леса, но Кейтилин Старк редко когда чувствовала себя такой одинокой. Дорога с каждой лигой уводила ее все дальше от Риверрана, и она гадала, увидит ли родной замок вновь или он потерян для нее на веки, как столь многое другое.
Пять дней спустя разведчики вернулись назад с известием, что половодье смыло деревянный мост у Ярмарочного Поля. Галбарт Гловер и еще двое смельчаков попытались переправиться через Синий Зубец у Бараньего брода, но это стоило жизни двум коням и одному всаднику. Сам Гловер уцепился за камень, и его с трудом вытащили.
– Так высоко река не поднималась с самой весны, – сказал Эдмар. – А если дождь не перестанет, она поднимется еще выше.
– Выше, у Старых Камней, есть еще мост, – вспомнила Кейтилин, часто путешествовавшая по этим землям с отцом. – Более старый, чем тот, и не такой большой, но если он устоял...
– Его тоже снесло, миледи, еще прежде Ярмарочного, – сказал Галбарт Гловер.
– А больше мостов нет? – спросил Робб у матери.
– Нет. А броды стали непроходимыми. – Кейтилин помолчала, припоминая. – Если Синий Зубец недоступен для переправы, надо будет обойти его через Семь Ручьев и Ведьмино Болото.
– Дороги там плохие или их вовсе нет, – предостерег Эдмар. – Ехать придется медленно, но когда нибудь авось да приедем.
– Мы заставим лорда Уолдера ждать, но это ничего, – сказал Робб. – Лотар послал ему птицу из Риверрана, и он знает, что мы уже в пути.
– Да, но он щекотлив и подозрителен по природе, – заметила Кейтилин. – Он может воспринять эту задержку как намеренное оскорбление.
– Ну что ж – извинюсь перед ним и за это. Хорош король, который извиняется на каждом шагу. – Робб скорчил гримасу. – Надеюсь, Болтон успел переправиться через Трезубец до начала дождей. Королевский тракт ведет прямо на север, и идти по нему легко. Они даже пешие должны добраться до Близнецов раньше нас.
– А когда ты соединишься с его войском и мы отпразднуем свадьбу, что будет? – спросила Кейтилин.
– Север. – Робб почесал Серого Волка за ухом.
– Ты хочешь идти через гать? На Ров Кейлин?
– Это один из путей, – с загадочной улыбкой ответил Робб, и она поняла, что больше он ничего не скажет. Мудрый король советуется сам с собой.
Еще через восемь дней непрестанного дождя они пришли в Старые Камни и разбили лагерь на холме над Синим Зубцом, в разрушенной твердыне древних речных королей. Только по фундаменту и было видно, где некогда стояли стены: местные жители давно растащили камень на свои овины, септы и остроги. Но в ясеневой роще посреди прежнего замкового двора, в высокой бурой траве сохранилась старинная гробница.
Ее крыша была вытесана в виде фигуры человека, чьи кости лежали внутри, но дожди и ветры хорошо потрудились над ней. Видно было, что этот король носил бороду, но остальные черты его лица стерлись, оставив лишь намеки на рот, нос, глаза и корону на голове. Руки, скрещенные на груди, охватывали рукоять каменного боевого молота. Некогда на молоте были вырезаны руны, повествующие об имени и истории короля, но за истекшие века и они сгладились. Сам камень потрескался и раскрошился, белые пятна лишайника покрывали его, и дикие розы заплели ноги короля, подбираясь к груди.
Там Кейтилин и нашла Робба – он мрачно стоял над могилой в густеющих сумерках вдвоем с Серым Ветром. Дождь наконец перестал, и Робб вышел с непокрытой головой.
– У этого замка есть имя? – спросил он, увидев мать.
– Когда я была девочкой, в народе его называли «Старые Камни», но он, конечно, назывался по другому, когда был чертогом королей. – Она как то останавливалась здесь с отцом на пути в Сигард, и Петир тогда был с ними...
– Есть такая песня, – вспомнил Робб. – Дженни из Старых Камней, с цветами в волосах...
– Все мы в конце концов станем песнями – если посчастливится. – Она в тот день сама играла в Дженни и даже вплела цветы себе в волосы, а Петир был ее Принцем Стрекоз. Ей тогда исполнилось не больше двенадцати и он был ненамного старше.
– Чья это могила? – спросил Робб, разглядывая изваяние.
– Тристифера Четвертого, Короля Рек и Холмов. – Отец рассказывал Кейтилин его историю. – Он правил от Трезубца до перешейка за тысячи лет до Дженни и ее принца, во времена, когда королевства Первых Людей падали одно за другим под натиском андалов. Его прозвали Молотом Правосудия. Он побывал в ста сражениях и выиграл девяносто девять, как поется в песнях, и построил этот замок, самый сильный в Вестеросе. – Кейтилин положила руку на плечо сына. – Он погиб в своем сотом сражении, когда семеро андальских королей объединились против него. Тристифер Пятый был не чета ему, и королевство вскоре пало, а с ним и замок, и род речных королей прервался. Вместе с последним Тристифером угас и дом Маддов, правивший речными землями тысячу лет до нашествия андалов.
– Наследник оказался недостоин его. – Робб провел рукой по обветренному камню. – Я надеялся оставить Жиенну с ребенком... мы старались, но я не уверен...
– Это не всегда получается сразу. – (Хотя с тобой получилось именно так.) – И даже на сотый раз. Вы еще очень молоды.
– Я молод, но я король. У короля должен быть наследник. Если я погибну в следующем сражении, королевство не должно погибнуть вместе со мной. По закону мне наследует Санса, и это значит, что Винтерфелл и Север отойдут к ней. – Робб стиснул губы. – К ней и ее лорду мужу, Тириону Ланнистеру. Я не могу этого допустить и не допущу. Карлик никогда не получит Севера.
– Верно, – согласилась Кейтилин. – Ты должен назначить другого наследника, пока Жиенна не родит тебе сына. – Она задумалась. – У твоего деда Старка не было братьев и сестер, но его отец имел сестру, вышедшую за младшего сына лорда Реймара Ройса. У них было три дочери и все они вышли за лордов Долины: одна за Уэйнвуда, другая за Корбрея, третья, кажется, за Темплтона...
– Матушка, – резко прервал ее Робб. – Ты забываешь, что у отца было четверо сыновей.
Она не забыла, однако не хотела даже думать об этом.
– Сноу – не Старк.
– В Джоне от Старка больше, чем в каких то лордиках из Долины, которые Винтерфелла в глаза не видывали.
– Джон – брат Ночного Дозора, давший клятву не иметь жены и не владеть землями. Надевшие черное служат пожизненно.
– Как и рыцари Королевской Гвардии – однако это не помешало Ланнистерам сорвать белые плащи с сира Барристана Селми и сира Бороса Ланнисте Блаунта, когда те стали им не нужны. Если я отправлю в Дозор сто человек в обмен на Джона, там, бьюсь об заклад, найдут способ освободить его от клятвы.
Однако он крепко забрал это в голову. Кейтилин знала, каким упрямым может быть ее сын.
– Бастард не может наследовать.
– Пока его происхождение не узаконят королевским указом. Примеров тому больше, чем освобождению братьев Дозора от присяги.
– Примеры, – с горечью молвила Кейтилин. – Верно, Эйегон Четвертый узаконил своих бастардов на смертном одре – и сколько же боли, горя, войн и убийств проистекло из этого? Я знаю, ты доверяешь Джону, но сможешь ли ты доверять его сыновьям? Претенденты из ветви Черного Пламени не давали Таргариенам покоя целых пять поколений, пока Барристан Смелый не убил последнего из них на Ступенях. Если ты узаконишь Джона, обратно бастардом его уже не сделаешь. Коль скоро он женится и заведет детей, твоим сыновьям от Жиенны всегда будет грозить опасность.
– Джон никогда не причинит зла моему сыну.
– Как Теон Грейджой не причинил зла Брану с Риконом?
Серый Ветер, вскочив на гробницу короля Тристифера, оскалил зубы, а лицо Робба стало каменным.
– Это столь же жестоко, как и несправедливо. Джон – это не Теон.
– Просто тебе хочется в это верить. А о сестрах своих ты подумал? Как же быть с их правами? Я согласна, что Бесу Север отдавать нельзя, но Арья? По закону она наследует после Сансы. Твоя родная сестра, законная...
– ...и мертвая. После казни отца Арью никто не видел и не слышал о ней. Зачем лгать самим себе? Арьи нет, как нет Брана и Рикона, и Сансу они тоже убьют, как только Бес получит от нее ребенка. Джон – единственный брат, который у меня остался. Если я умру, не оставив потомства, я хочу, чтобы он стал Королем Севера вместо меня. И я надеялся, что ты поддержишь мой выбор.
– Нет, Робб, я не могу. В чем угодно, только не в этом. Не проси меня.
– Я в этом не нуждаюсь. Я король. – Робб повернулся и зашагал прочь, а Серый Ветер побежал за ним.
«Что же я наделала? – устало подумала Кейтилин, оставшись одна у гробницы Тристифера. – Сначала я разгневала Эдмара, теперь Робба, а между тем я всего лишь сказала им правду. Неужели мужчины так слабы, что не могут ее выдержать?» Она заплакала бы, но небо сделало это за нее. Пришлось ей вернуться в свой шатер и сидеть там в одиночестве.
В последующие дни Робб поспевал везде: ехал во главе авангарда с Большим Джоном, отправлялся на разведку с Серым Ветром и скакал в хвост колонны к Робину Флинту. Люди с гордостью говорили, что Молодой Волк встает первым и ложится спать последним, а Кейтилин гадала, спит ли он вообще. Он выглядел таким же поджарым и голодным, как его лютоволк.
– Вы так грустны, миледи, – сказала ей Мейдж Мормонт, когда они ехали рядом под дождем. – Что нибудь не так?
«Пустяки, право. Мой лорд муж умер, отец тоже, двое моих сыновей убиты, одну дочь выдали за вероломного карлика, чтобы она рожала ему столь же уродливых детей, другая дочь пропала без вести и скорее всего мертва, а мой последний сын и единственный брат со мной рассорились. О чем же мне печалиться?» Но изливать все это на леди Мейдж вряд ли стоило, и Кейтилин сказала:
– Это из за дождя. Мы много вынесли, а впереди у нас еще больше опасностей и горя. Нам следует встретить грядущее храбро, с трубящими рогами и реющими знаменами, но этот дождь угнетает нас. Знамена виснут на древках, и люди ежатся под плащами, почти не разговаривая друг с другом. Сколько зла в погоде, которая гасит сердца в то время, когда они должны гореть как можно ярче.
– Пусть уж лучше на нас сыплется дождь, чем стрелы, – заметила Дейси Мормонт, и Кейтилин невольно улыбнулась.
– Боюсь, вы храбрее меня. У вас на Медвежьем острове все женщины такие воительницы?
– Медведицы, – подтвердила леди Мейдж. – Нам приходится ими быть. В старину нас часто навещали Железные Люди на своих ладьях и одичалые со Стылого Берега. Мужчины наши уходили в море рыбачить, а женщины должны были уметь защитить себя и детей, чтобы их не увезли в плен.
– На воротах у нас вырезана женщина в медвежьей шкуре, – добавила Дейси. – Одной рукой она держит дитя, которое сосет ее грудь, а в другой у нее боевой топор. Такую не назовешь леди, но я ее всегда любила.
– Мой племянник Джорах как то привез к нам настоящую леди, сказала леди Мейдж. – Он завоевал ее на турнире. Она этот барельеф терпеть не могла.
– Как и все остальное, – подтвердила Дейси. – Волосы у этой Линессы были как золотая пряжа, кожа как сливки, а руки мягкие, совсем не для топора.
– И груди не для кормления, – напрямик высказалась ее мать.
Кейтилин знала ту, о ком они говорили. Джорах Мормонт приезжал со своей второй женой на пиры в Винтерфелл, и однажды они прогостили там две недели. Кейтилин помнила леди Линессу, молодую, прекрасную – и несчастную. Однажды после нескольких чаш вина она призналась Кейтилин, что Север – не место для Хайтауэр. «Талли из Риверрана когда то чувствовала то же самое, – ответила Кейтилин ласково, желая утешить ее, – но со временем нашла здесь многое, что смогла полюбить».
Теперь ничего этого больше нет. Нет Винтерфелла, Неда, Брана и Рикона, Сансы и Арьи. Только Робб у нее остался. Быть может, на поверку в ней оказалось слишком много от Линессы Хайтауэр и слишком мало от Старков? Если бы она умела владеть топором, то ей, возможно, удалось бы лучше защитить своих близких.
Дни шли за днями, а дождь все не унимался. Они ехали вверх вдоль Синего Зубца, мимо Семи Ручьев, через разлившиеся потоки. Потом началось Ведьмино Болото, где зеленые трясины грозили поглотить неосторожных, и мягкая почва затягивала в себя копыта лошадей с жадностью младенца, сосущего материнскую грудь. Колонна еле ползла. Половину обозных телег пришлось бросить в грязи, навьючив груз на мулов и выпряженных лошадей.
Лорд Ясон Маллистер нагнал их посреди болота. До сумерек оставалось еще больше часа, когда он подъехал, но Робб тут же приказал остановиться. Сир Рейнальд Вестерлинг пришел за Кейтилин, чтобы проводить ее в королевский шатер.
Робб сидел у жаровни с картой на коленях, Серый Ветер спал у его ног. В шатре собрались Большой Джон, Галбарт Гловер, Мейдж Мормонт, Эдмар и незнакомый Кейтилин человек, толстый, плешивый и несмелый. Это не лорд, поняла она с первого же взгляда, и даже не воин.
Ясон Маллистер встал и уступил Кейтилин свое место. Каштановые волосы лорда наполовину поседели, но он оставался красивым мужчиной – высокий, худощавый, с чеканным, чисто выбритым лицом и свирепыми голубовато серыми глазами.
– Всегда счастлив вас видеть, леди Старк. Хочу надеяться, что привез вам добрые вести.
– В них мы сейчас нуждаемся больше всего, милорд. – Кейтилин села, слыша, как стучит дождь по холсту у нее над головой.
Робб подождал, когда сир Рейнальд закроет вход.
– Боги услышали наши молитвы, милорды. Лорд Ясон привез с собой капитана «Мариам», торгового судна из Староместа. Капитан, повторите им то, что рассказали мне.
– Да, ваше величество. – Капитан облизнул свои толстые губы. – Последней моей стоянкой перед Сигардом был Лордпорт на Пайке. Там меня продержали больше полугода по приказу короля Бейлона. Но теперь он... короче говоря, он умер.
– Бейлон Грейджой? – Сердце Кейтилин затрепетало. – Вы говорите, что Бейлон Грейджой мертв?
Капитан кивнул.
– Замок Пайк, как вам известно, стоит частью на большой земле, а частью на скалах и мелких островках, соединенных между собой мостами. В Лордпорте рассказывали, что король Бейлон шел по одному из таких мостов, когда с запада налетела буря, и мост развалился. Короля выбросило на берег два дня спустя, раздутого и с переломанными костями. Крабы выели ему глаза.
– Должно быть, это были королевские крабы, – засмеялся Большой Джон.
– Может, и так, – согласился капитан. – Но это еше не все. Его брат вернулся!
– Виктарион? – удивился Галбарт Гловер.
– Эурон, по прозванию Вороний Глаз, самый грозный пират из всех, когда либо бороздивших море. Его не было уже много лет, но не успел лорд Бейлон остыть, как он вошел в гавань на своем «Молчаливом». Черные паруса, красный корпус, а команда вся немая. Я слыхал, он побывал в Асшае. Но где бы его ни носило, теперь он дома, и он отправился прямиком в Пайк, и уселся на Морской Трон, и утопил лорда Ботли в бочке морской воды, когда тот этому воспротивился. Тут я поднялся на свою «Мариам», поднял якорь да и ушел под шумок.
– Капитан, – сказал Робб, – я благодарю вас, и вы не останетесь без награды. Лорд Ясон отвезет вас обратно на корабль, когда мы закончим. Прошу вас, подождите снаружи.
– Слушаюсь, ваше величество.
Как только он вышел, Большой Джон расхохотался, но Робб одним взглядом заставил его замолчать.
– Если то, что рассказывал Теон об Эуроне Грейджое, правда, хотя бы наполовину, в короли он не годится. Законный наследник престола – Теон, если он еще жив, но Железным Флотом командует Виктарион. Я не верю, что он останется во Рву Кейлин, пока Эурон сидит на Морском Троне. Ему поневоле придется вернуться.
– Есть еще и дочь, – напомнил Галбарт Гловер. – Та, что заняла Темнолесье и держит в плену жену и ребенка Роберта.
– Если она останется в Темнолесье, то это все, что она может надеяться удержать. То, что касается братьев, ее касается еще больше. Ей придется отплыть домой, чтобы сместить Эурона и заявить о собственных правах. Есть ли у вас в Сигарде флот? – спросил Робб лорда Ясона.
– Флот, ваше величество? Полдюжины людей и две боевые галеи. Достаточно, чтобы защищать свои берега против захватчиков, но очень мало, чтобы вступить в бой с Железным Флотом.
– Я вас об этом и не прошу. Думаю, что островитяне теперь отправятся на Пайк. Теон рассказывал, что у них каждый капитан считается королем у себя на корабле, и все они захотят принять участие в выборе престолонаследника. Мне понадобятся две ваши ладьи, милорд. Они должны будут обойти Орлиный мыс и подняться по Перешейку к Сероводью.
Лорд Ясон заколебался.
– По Мокрому лесу протекает с дюжину ручьев. Все они мелкие, илистые и на карту не нанесены. Я бы даже реками их не назвал. Каналы, еще более ненадежные, изобилуют мелями, заносами и буреломами. Замок же Сероводье, как известно, не стоит на месте – как мои корабли смогут его отыскать?
– Они пойдут под моим знаменем, и тамошние жители сами их отыщут. Два корабля мне нужны, чтобы удвоить уверенность в том, что мое послание дойдет до Хоуленда Рида. На одном поплывет леди Мейдж, на другом Галбарт. При вас будут письма к тем моим лордам, которые остались на Севере, – сказал Робб названным им посланникам. – Но в них все будет написано наоборот на тот случай, если вас возьмут в плен. Если это произойдет, вы скажете, что плыли обратно на Север – на Медвежий остров или Каменный Берег. – Он постучал пальцем по карте. – Ров Кейлин – ключ ко всему. Лорд Бейелон знал это, потому и послал туда своего брата Виктариона с главными силами Грейджоев.
– Островитяне не такие дураки, чтобы бросать Ров Кейлин даже ради борьбы за престол, – заметила леди Мейдж.
– Верно. Думаю, большую часть своего гарнизона Виктарион оставит там. Но каждый человек, которого он возьмет с собой, уменьшит число тех, с кем нам придется драться. Примем в расчет и то, что с ним уйдут многие капитаны. Ему понадобится их поддержка, если он хочет сесть на Морской Трон.
– Со стороны гати атаковать нельзя, ваше величество, – сказал Галбарт Гловер. – Она слишком узка и не дает возможности перестроиться. Ров еще никому не удавалось взять.
– С юга – да, – ответил Робб. – Но мы атакуем одновременно с севера и запада и захватим островитян с тыла, пока они будут отбивать ложную атаку с гати. При соединении с войсками лорда Болтона и Фреев у меня будет больше двенадцати тысяч человек. Я намерен разбить их на три части и отправить каждую по гати с полдневными перерывами. Если у Грейджоев есть соглядатаи к югу от Перешейка, они донесут, что я иду со всей своей силой на Ров Кейлин.
Русе Болтон возглавит арьергард, я буду командовать средним отрядом, ты, Большой Джон, поведешь авангард. Твоя атака должна быть настолько свирепой, чтобы островитянам недосуг было думать, не подбирается ли к ним кто нибудь с севера.
– Подбирайтесь быстрее, – хмыкнул Большой Джон, – не то я возьму Ров еще до того, как вы покажетесь, и преподнесу его вам в подарок.
– Охотно приму от тебя этот дар.
– Вы говорите, что атакуете островитян с тыла, государь, – нахмурился Эдмар, – но как вы располагаете оказаться у них в тылу?
– На Перешейке существуют дороги, которых нет ни на одной карте, дядя. Пути, известные только болотным жителям – тропы между трясинами и водные дороги через камыши, которые можно одолеть только на лодках. – Робб повернулся к двум своим посланникам. – Вы скажете лорду Хоуленду Риду, чтобы он послал ко мне своих проводников через два дня после того, как я двинусь по гати. В средний отряд, идущий под моим знаменем. Из Близнецов выйдут три отряда, но до Рва Кейлин дойдут только два. Мой растворится в Перешейке, чтобы снова возникнуть на реке Горячке. Если мы выступим сразу после дядиной свадьбы, то к концу года уже выйдем на позиции. Мы нападем на Ров с трех сторон в первый день нового века, когда у островитян головы будут трещать от меда, выхлестанного ночью.
– Мне этот план по душе, – объявил Большой Джон. – Даже очень.
– Риск есть, – потер подбородок Галбарт Гловер. – Если жители болот вас подведут...
– Хуже нам все равно не будет. Но они не подведут. Мой отец высоко ценил Хоуленда Рида. – Робб свернул карту и лишь теперь обратился к Кейтилин: – Матушка...
Она напряглась.
– Для меня тоже найдется дело?
– Ваше дело – ждать в безопасном месте. Наш поход через Перешеек опасен, а на Севере нас ждут новые бои. Но лорд Маллистер любезно предложил взять вас к себе в Сигард до окончания войны. Там вам будет хорошо, я уверен.
Он хочет наказать ее за то, что она восстала против Джона Сноу? Или за то, что она женщина и, хуже того, мать? Кейтилин не сразу заметила, что все смотрят на нее. Они знали, поняла она. Что ж, удивляться нечему. У нее не прибавилось друзей после освобождения Цареубийцы, а Большой Джон не раз говорил при ней, что женщинам не место на ратном поле.
Должно быть, гнев отразился у нее на лице, потому что Галбарт Гловер поспешил сказать, опередив ее:
– Миледи, его величество принял мудрое решение. Будет лучше, если вы не поедете с нами.
– Ваше присутствие украсит Сигард, леди Кейтилин, – сказал лорд Ясон.
– Я буду там вашей узницей.
– Почетной гостьей, – поправил лорд Маллистер.
– Я не хочу обижать лорда Ясона, – сухо сказала Кейтилин сыну, – но если мне нельзя ехать дальше с тобой, я предпочла бы вернуться в Риверран.
– В Риверране я оставил жену. Мать я хочу отправить в другое место. Тот, кто держит все сокровища в одном кошельке, облегчает работу для вора. После свадьбы вы отправитесь в Сигард – такова моя королевская воля. – Робб встал, и ее судьба решилась. – Еще одно, – сказал король, взяв лист пергамента. – Лорд Бейлон оставил после себя беспорядок, и я не хочу повторять его ошибки. Однако сына у меня пока нет, мои братья Бран и Рикон убиты, а моя сестра замужем за Ланнистером. Я долго размышлял о том, кого сделать своим наследником, и теперь приказываю вам как моим верным лордам засвидетельствовать вот этот документ, приложив к нему свои печати.
Настоящий король, подумала побежденная Кейтилин. Оставалось лишь надеяться, что западня у Рва Кейлин, задуманная им, работает столь же безотказно, как та, в которую он поймал ее.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:00 | Сообщение # 48 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
СЭМВЕЛ
Белое Древо, молился Сэм. Пусть это будет Белое Древо. Эту деревню он помнил. Она значилась на картах, которые он рисовал по пути на север. Если это селение – Белое Древо, он будет знать, где они. Сэм так этого желал, что ненадолго забыл об окоченевших ногах, о боли в икрах и пояснице, о пальцах рук, которых почти уже не чувствовал. Забыл о лорде Мормонте, Крастере, упырях и Иных. Пусть это будет Белое Древо, взывал он к любому богу, который мог его услышать.
Деревни одичалых все похожи друг на друга. У этой в середине росло огромное чардрево... но белое дерево еще не означает, что это и есть Белое Древо. Там дерево было как будто выше – а может быть, он просто неправильно запомнил. Лик на этом стволе, длинный и печальный, плакал красными слезами засохшего сока. Сэм не мог припомнить, каким был тот, провожавший их на север.
Вокруг дерева теснились хижины с дерновыми крышами, один длинный бревенчатый дом с обросшими мхом стенами, каменный колодец и овечий загон – но ни овец, ни людей не было. Одичалые ушли в Клыки Мороза к Мансу Разбойнику, бросив свои дома и забрав все остальное. Хорошо, что хоть дома сохранились. Скоро ночь и хорошо будет для разнообразия поспать под крышей. Он так устал. Ему казалось, что он идет уже полжизни. Сапоги у него разваливаются, волдыри на ногах превратились в твердые мозоли, но под ними уже назрели новые волдыри, а пальцы ног, должно быть, обморожены.
Но выбора нет: либо он будет идти, либо умрет. Лилли еще слаба после родов, и на руках у нее ребенок – она нуждается в лошади больше, чем он. Вторая их лошадь пала через три дня после ухода из Замка Крастера. Чудо, что она и столько то протянула, бедная, голодная животина. Это Сэм своим весом, наверно, доконал ее. Они могли бы ехать дальше на одном коне, но Сэм боялся, как бы и с этим не случилось того же. Лучше уж он будет идти пешком.
Он оставил Лилли в длинном доме разводить костер, а сам обследовал хижины. Она умела разжигать огонь лучше, чем Сэм – у него растопка никогда не занималась, а когда он в последний раз пытался высечь искру ножом из кремня, то порезался. Лилли перевязала его, но больная рука стала еще более неуклюжей, чем раньше. Он знал, что рану надо бы промыть и сменить повязку, но боялся смотреть на нее, и ему не хотелось снимать перчатки на таком холоде.
Он сам не знал, чего ищет в пустых домах, но надеялся, что одичалые оставили что нибудь съестное. В прошлый раз хижины Белого Древа обыскивал Джон. В углу одной хибары шуршали крысы, в других не было и вовсе ничего, кроме старой соломы, старых запахов и пепла под дымовыми отверстиями. Сэм вернулся к чардреву и рассмотрел вырезанный на нем лик. Нет, это не тот, признался он себе. И дерево даже наполовину не такое высокое, как то, и у того лика кровь из глаз не сочилась. Сэм плюхнулся на колени.
– Старые боги, услышьте меня. Семеро были богами моего отца, но я произнес свою клятву перед вами, когда вступал в Дозор. Помогите же нам. Я боюсь, что мы заблудились. Мы голодны и страдаем от холода. Я не знаю, в каких богов верю теперь, но если вы есть, помогите нам. У Лилли маленький ребенок. – Больше он ничего не смог придумать. Смеркалось, и листья чардрева тихо шуршали, похожие на тысячу кроваво красных рук. Слышат ли его боги Джона? Сэм не знал.
Когда он вернулся в большой дом, костер уже горел. Лилли сидела около него, распахнув шубу, и кормила сына. Мальчик хотел есть не меньше, чем они. Старухи тайком набрали им еды в кладовой Крастера, но теперь она подошла к концу. Охотник из Сэма был никудышный даже на Роговом Холме, где дичь водилась изобилии и у него были гончие и егеря, а уж в этом пустом лесу ему и вовсе ничего не светило. Его попытки наловить рыбы в затянутых льдом озерах и ручьях тоже не увенчались успехом.
– Долго ли нам еще идти, Сэм? – спросила Лилли. – Далеко ли?
– Не очень. Меньше, чем мы уже прошли. – Сэм скинул котомку, плюхнулся на пол и попытался подвернуть под себя ноги. Спина от ходьбы отчаянно болела, и ему хотелось прислониться к одному из резных деревянных столбов, поддерживающих крышу, но огонь горел в середине дома, под дымовым отверстием, в тепле он нуждался еще больше, чем в удобстве. – Еще несколько дней, и мы на месте.
У Сэма были карты, но раз это не Белое Древо, толку от них чуть. Он боялся, что они слишком отклонились на восток, обходя то озеро, а может, на запад, когда возвращались назад. Сэм проникся ненавистью к озерам и рекам. За неимением мостов и паромов озера всякий раз приходилось обходить, а на реках искать брод. Звериные тропы, петляющие в чаще, и встающие на пути взгорья тоже часто заставляли их двигаться не прямо, а в обход. Будь с ними Баннен или Дайвин, они уже дошли бы до Черного Замка и грелись у огня в трапезной. Но Баннен умер, а Дайвин ушел с Гренном, Скорбным Эддом и остальными.
Стена тянется на триста миль, и высота у нее семьсот футов, напомнил себе Сэм. Если они будут идти на юг, то неминуемо найдут ее, рано или поздно. И он уверен, что они идут именно на юг. Днем он определял дорогу по солнцу, ночью они могли бы следовать за хвостом Ледяного Дракона, но теперь, лишившись второй лошади, они почти отказались от ночных переходов. В лесу темно даже во время полнолуния, и Сэм, оступившись, мог запросто сломать ногу, да и лошадь тоже. Теперь они уже должны продвинуться далеко на юг.
Другое дело, как далеко они отклонились на восток или запад. До Стены то они дойдут, через день или через две недели, уж верно, не позже... но вот где? Им нужны ворота Черного Замка, единственный на сто лиг проход за Стену.
– Стена правда такая большая, как Крастер говорил? – спросила Лилли.
– Даже больше. – Сэм старался говорить бодро. – Она такая большая, что замков, которые стоят за ней, не видно. Но они там, сама скоро увидишь. Стена ледяная, но замки построены из камня и дерева. У них высокие башни, глубокие погреба, а в большом зале днем и ночью горит огонь. Ты не поверишь, Лилли, как там жарко.
– А мне с мальчиком можно будет постоять у огня? Недолго, только чтоб согреться?
– Можешь стоять у него, сколько захочешь. Тебе дадут горячего вина и миску оленьего жаркого с луком, и Хобб достанет хлеб прямо из печи – такой горячий, что пальцы можно обжечь. – Сэм, сняв перчатку, протянул к огню собственные пальцы и скоро пожалел об этом. На холоде они онемели, но от тепла разболелись так, что хоть криком кричи. – Иногда кто нибудь из братьев поет, – продолжил он, чтобы отвлечься от боли. – Лучше всех у нас пел Дареон, но его отправили в Восточный Дозор. Есть еще Халдер и Жаба. Настоящее его имя Тоддер, но он похож на жабу, вот его и прозвали так. Он любит петь, но голос у него ужасный.
– А ты сам поешь? – Лилли переложила ребенка от одной груди к другой.
Сэм покраснел.
– Ну... я знаю несколько песен. В детстве я любил петь и танцевать, но моему лорду отцу не нравилось. Он говорил, что если мне охота попрыгать, то лучше пойти во двор и поупражняться с мечом.
– Может, споешь какую нибудь южную песню? Для мальчика?
– Если хочешь. – Сэм подумал немного. – Есть одна песня, которую наш септон пел мне и сестрам, когда мы укладывались спать. Она называется «Семеро». – Сэм прочистил горло и тихо запел:
Отец на небе, грозный бог,
Подводит бытию итог.
Он справедлив, хотя и строг,
И любит малых деток.
А матерь людям жизнь дает,
Над бедами их слезы льет,
Всем женщинам она оплот
И любит малых деток.
Ведет нас Воин за собой,
Когда со злом идет на бой.
Своей могучею рукой
Хранит он малых деток.
Премудрой Старицы маяк
Нам озаряет жизни мрак,
Ее златой лампады зрак
Сияет малым деткам.
Кузнец всегда работе рад,
Чтоб в мире был покой и лад,
Кует его искусный млат
Для вас, для малых деток.
Вот Дева в небесах парит,
Любовь нам и мечту дарит,
Ее чертог всегда открыт
Для вас, для малых деток.
Мы славу Семерым поем,
Да сохранят они наш дом.
Усните мирно сладким сном,
Они вас видят, детки.
Сэм вспомнил, как в последний раз пел эту песню вместе со своей матерью. Они баюкали маленького Дикона, и отец, услышав их голоса, ворвался к ним в гневе. «Больше я этого не потерплю, – сказал лорд Рендилл своей жене. – Ты испортила мне одного сына этим септонским нытьем, а теперь и другого хочешь испортить. – А Сэму он велел: – Ступай к своим сестрам, если хочешь петь. К брату я тебя не подпущу».
Ребенок Лилли между тем уснул. Он был такой крошечный и такой тихий, что Сэм боялся за него. У него даже имени не было. Сэм спрашивал об этом Лилли, и она сказала, что давать ребенку имя, пока ему не сравнялось два года, – дурная примета. Слишком много детей умирает, не дожив до этого срока.
Лилли снова запахнула шубу на груди.
– Красивая песня, Сэм. И поешь ты хорошо.
– Слышала бы ты Дареона. Его голос сладок как мед.
– Самый сладкий мед мы пили в тот день, когда Крастер взял меня в жены. Тогда стояло лето и не было так холодно. Но ты спел только о шестерых богах, а Крастер всегда говорил, что у нас, южан, их семеро.
– Да, семеро, только о Неведомом песен не поют. Лик Неведомого – это лик смерти. – От одних этих слов Сэму стало не по себе. – Давай ка поедим немного.
У них осталось только несколько черных колбас, твердых, как дерево. Сэм отпилил с пяток тонких ломтиков для Лилли и столько же для себя. От этой работы у него заболело запястье, но он проголодался и потому терпел. Если жевать эту колбасу долго, она размягчается и делается вкусной. Жены Крастера приправляют ее чесноком.
Поев, Сэм вышел, чтобы справить нужду и взглянуть на лошадь. С севера дул резкий ветер, шелестя листвой. Сэму пришлось проломить тонкий лед на ручье, чтобы лошадь могла напиться. Лучше завести ее в дом. Он не желал проснуться утром и увидеть, что коняга за ночь околела от холода. Лилли, конечно, не сдастся и пойдет пешком, даже если это случится. Она очень храбрая, не то что он. Вот только что он будет делать с ней в Черном Замке? Она все твердит, что будет его женой, если он захочет. Но братья не могут иметь жен. Кроме того, он Тарли с Рогова Холма, и ему не пристало жениться на одичалой. Ладно, он что нибудь да придумает. Лишь бы дойти до Стены живыми – остальное не важно, совсем не важно.
Провести лошадь в дверь дома оказалось не так просто, но Сэм с этим справился. Лилли уже дремала. Он поставил лошадь в углу, стреножил ее, подбавил дров в огонь, снял свой тяжелый плащ и залез под шкуры рядом с Лилли. Плащ был такой большой, что они укрылись им все втроем.
От Лилли пахло молоком, чесноком и старым мехом, но он уже привык к этим запахам и находил их приятными. Ему нравилось спать рядом с ней. Это напоминало ему далекое прошлое, когда он спал в одной большой постели с двумя своими сестрами. Лорд Рендилл положил этому конец, сочтя, что это и сына делает девчонкой, и Сэм стал спать один в своей холодной каморке, но не стал от этого жестче или храбрее. Что сказал бы отец, если бы увидел его сейчас? Я убил Иного, милорд. Я заколол его обсидиановым кинжалом, и мои братья прозвали меня «Сэм Смертоносный». Но лорд Рендилл даже в воображении Сэма хмурился, не веря ему.
В эту ночь ему снились странные сны. Он снова вернулся в замок на Роговом Холме, но отца там не было, и замок теперь принадлежал Сэму. С ним были Джон Сноу, и лорд Мормонт, Старый Медведь и Гренн, и Скорбный Эдд, и Пип, и Жаба, и все другие братья Дозора, но все они носили не черное, а яркие цвета. Сэм сидел за высоким столом и задавал им пир, нарезая толстые ломти жаркого отцовским мечом, Губителем Сердец. Они ели пирожные и пили подслащенное медом вино, пели и танцевали, и всем было тепло. Когда пир окончился, Сэм отправился спать, но не в опочивальню лорда, где раньше спали мать с отцом, а в ту комнату, которую делил с сестрами. Только вместо сестер в огромной мягкой постели его ждала Лилли, одетая в свою косматую шубу, и молоко сочилось из ее грудей.
Внезапное пробуждение снова вернуло его в холод и страх.
От костра остались только тлеющие красные угли, и самый воздух казался застывшим. Лошадь в углу ржала и била задними ногами в стену. Лилли сидела у костра, прижимая к себе ребенка. Сэм, еще не совсем проснувшись, тоже сел. От дыхания изо рта шел пар. Вокруг стоял кромешный мрак. Волоски у Сэма на руках поднялись дыбом.
Ничего, сказал он себе. Это от холода.
Из мрака у двери вышла тень – большая.
Это все еще сон, в отчаянии подумал Сэм. Я сплю, и мне снится кошмар. Ведь он умер. Я сам видел, как он умер.
– Он пришел за мальчиком, – с плачем сказала Лилли. – Он его чует. От новорожденных очень сильно пахнет жизнью... Он пришел забрать жизнь.
Огромная темная фигура заковыляла к ним и в тусклом свете углей превратилась в Малыша Паула.
– Уходи, – выдавил из себя Сэм. – Ты нам здесь не нужен.
Руки у Паула были угольно черные, лицо молочно белое, глаза светились морозной синевой. Иней побелил его бороду, на плече у него сидел ворон и клевал мертвую белую щеку. Сэм обмочился, и по ногам потекло теплое.
– Лилли, успокой лошадь и выйди с ней наружу. Сделай это.
– А ты... – начала она.
– У меня есть нож. Кинжал из драконова стекла. – Сэм вытащил его и встал. Свой прежний нож он отдал Гренну, но перед уходом от Крастера, к счастью, вспомнил о кинжале лорда Мормонта и забрал его. Теперь он крепко зажал его в руке и попятился прочь от костра, от Лилли и ребенка. – Паул! – Сэму хотелось, чтобы его голос звучал храбро, но получился какой то писк. – Малыш Паул. Ты узнаешь меня? Я Сэм, толстый Сэм. Ты меня спас в лесу. Нес меня на себе, когда я не мог больше идти. Никто бы этого не сделал, кроме тебя. – Сэм пятился с ножом в руке, шмыгая носом. «Ох, какой же я трус». – Не трогай нас, Паул. Пожалуйста. Зачем ты пришел?
Лилли кралась по земляному полу к лошади. Мертвец повернул к ней голову, но Сэм крикнул: «Нет!», и он повернулся назад. Ворон у него на плече вырвал кусок мяса из его щеки. Сэм выставил кинжал перед собой, дыша, как кузнечные мехи. Лилли уже добралась до лошади. Боги, пошлите мне мужества, молился Сэм. Пошлите мне немного мужества хоть раз в жизни. Совсем немного, только чтобы она успела уйти.
Малыш Паул шел к нему. Сэм пятился, пока не уперся в бревенчатую стену. Кинжал он сжимал обеими руками, чтобы тот не трясся. Упырь, похоже, не боялся драконова стекла – может быть, он не знал, что это такое. Двигался он медленно, но Малыш Паул и при жизни быстро не поворачивался. Лилли приговаривала что то, успокаивая лошадь и пытаясь направить ее к двери. Но та, должно быть, учуяла чуждый холодный дух упыря и встала на дыбы, молотя копытами в воздухе. Паул обернулся на шум, утратив всякий интерес к Сэму.
Раздумывать, молиться или бояться не было времени. Сэмвел Тарли ринулся вперед и вонзил кинжал в спину Малышу Паулу. Тот стоял вполоборота и не смотрел на него. Ворон завопил и взвился в воздух.
– Ты мертвец! – крикнул Сэм, нанося удар. – Мертвец, мертвец! – Он бил и кричал снова и снова, протыкая дыры в тяжелом черном плаще Паула. Лезвие натыкалось на кольчугу под шерстью, и осколки драконова стекла летели во все стороны.
Сэм взвыл, наполнив черный воздух белым туманом, бросил бесполезную рукоять и шарахнулся прочь, а Малыш Паул повернулся к нему. Сэм хотел достать другой нож, стальной, который носил при себе каждый брат Дозора, но не успел: черные руки мертвеца сомкнулись у него на шее. Пальцы Паула обжигали холодом, впиваясь глубоко в мягкое горло Сэма. Беги, Лилли, беги, хотел крикнуть Сэм, но вместо этого только захрипел.
Он наконец нашарил кинжал и ударил им мертвеца в живот, но лезвие отскочило от железных звеньев кольчуги и нож вылетел из руки Сэма. Пальцы Паула неумолимо сжимались, выворачивая шею. «Сейчас он открутит мне голову», – понял Сэм. Горло сковал мороз, легкие горели огнем. Сэм колотил мертвеца и пытался оторвать от шеи его руки – без всякой пользы. Он пнул Паула между ног – опять ничего. Весь мир сузился до двух синих звезд, страшной давящей боли и холода, такого жестокого, что слезы стыли на глазах. Оставив попытки вывернуться, Сэм качнулся вперед.
Каким бы большим и могучим ни был Малыш Паул, Сэм все таки весил больше, а в неуклюжести мертвецов он убедился еще на Кулаке. Живой и мертвый вместе рухнули на пол. При падении одна рука упыря разжалась и Сэм успел глотнуть воздуха, прежде чем черные пальцы сомкнулись снова. Вкус крови наполнил рот. Сэм скосил глаза, ища нож, и увидел тусклый оранжевый свет. Огонь! От него остались только угли и пепел, но все же... Сэм извернулся, таща за собой Паула. Его руки шарили по полу. Вот они погрузились в мягкую золу, и Сэм нащупал что то горячее... обгоревшую головню, еще тлеющую красным на конце. Он схватил ее и вбил Паулу в рот с такой силой, что поломал мертвецу зубы.
Но Паул и тогда не ослабил хватки. Сэм напоследок подумал о матери, которая его любила, и об отце, которого он подвел. Стены уже крутились вокруг него, когда между поломанных зубов Паула показался дымок. Лицо мертвеца вспыхнуло огнем и руки разжались.
Сэм хлебнул воздуха и кое как откатился прочь. Мертвец горел, иней капал с его бороды, а плоть чернела. Ворон опять закричал, но сам Паул не издал ни звука. Из разинутого рта исходило только пламя. А глаза... они лопнули, и синее сияние погасло.
Сэм дотащился до двери. Снаружи стоял такой холод, что дышать было больно, но даже эта боль казалась сладкой. Сэм нырнул под притолоку.
– Лилли, я убил его! Лил...
Она стояла спиной к стволу чардрева, прижимая к себе мальчика, со всех сторон окруженная упырями. Их было больше дюжины, больше двадцати... одни одичалые, до сих пор закутанные в шкуры, другие – его бывшие братья. Сэм узнал Ларка Сестринца, Мягколапого, Рилса. Шишка на шее у Четта почернела, прыщи подернулись льдом. Один походил на Хаке, хотя у него недоставало полголовы. Они уже растерзали бедную лошадь и окровавленными руками потрошили ее. Из ее брюха шел бледный пар.
У Сэма вырвался скулящий звук.
– Так нечестно...
– Честно, – возразил ворон, сев ему на плечо. – Честно, честно, честно. – Он захлопал крыльями и закричал в один голос с Лилли. Упыри подступали к ней. Красные листья на чардреве зашептались друг с другом на непонятном Сэму языке. Ему показалось, что даже звездный свет заколебался, и деревья вокруг заскрипели и застонали. Сэм побелел, как простокваша, и глаза у него стали огромные, как тарелки. Вороны! Сотни и тысячи воронов сидели на белых ветвях чардрева, выглядывая в просветы между листьями. Вот они расправили свои черные крылья, и клювы их раскрылись в дружном крике. Гневной, кричащей тучей спустились они на мертвецов, они облепили Сестринца, как мухи, они выклевывали синие глаза Четта, они вытаскивали мозги из разрубленной головы Хаке. Их было столько, что Сэм не видел за ними луны.
– Иди, – сказал ворон у него на плече. – Иди, иди, иди.
Сэм побежал, выдыхая облака пара. Мертвецы вокруг отбивались от черных крыльев и острых клювов и падали в странном молчании, без криков и стонов. Сэма вороны не трогали. Он схватил Лилли за руку и потащил прочь.
– Надо уходить.
– Куда? – Лилли поспешала за ним, прижимая к себе ребенка. – Они убили нашу лошадь, как же мы теперь...
– Брат! – раздалось в ночи громче вопля тысячи воронов. Под деревьями верхом на лосе сидел человек, с ног до головы одетый в черное и серое. – Сюда, – позвал он. Капюшон плаща затенял его лицо.
Он носит черное. Сэм повернул к нему, увлекая за собой Лилли. Лось был огромен, десяти футов в холке и почти с таким же размахом рогов. Он опустился на колени, чтобы они могли сесть.
– Сюда. – Всадник, протянув руку в перчатке, помог Лилли сесть позади него, затем настала очередь Сэма.
– Спасибо, – пропыхтел он и взялся за протянутую руку. Только теперь он понял, что перчаток на всаднике нет. Рука была черной и холодной с твердыми, как камень, пальцами.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:01 | Сообщение # 49 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Увидев реку с верхушки холма, Сандор Клиган круто осадил коня и выругался.
С чугунно черного неба падал дождь, пронзая бурый с зеленью поток тысячами мечей. Да тут не меньше мили в ширину, подумала Арья. Из бурных вод торчали макушки сотен деревьев, и сучья тянулись к небу, как руки утопающих. К берегу прибило кучи палой листвы, и по течению несло что то бледное и раздутое, оленя или лошадь. От реки шел глухой рокот – такой звук издает собака, прежде чем зарычать.
Арья повернулась назад, и звенья кольчуги Пса впились ей в спину. Она сидела в кольце его рук; на левую, обожженную, он надевал стальной нараменник, но Арья видела, как он меняет повязки, и мясо под ними все еще оставалось голым и кровоточило. Но если ожоги и мучили Клигана, виду он не подавал.
– Это Черноводная? – Они так долго ехали в дожде и мраке, через леса и безымянные деревни, что Арья совсем запуталась и перестала понимать, куда они едут.
– Это река, через которую нам надо переправиться – вот все, что тебе надо знать. – Клиган иногда отвечал на ее вопросы, но предупредил, чтобы в разговоры она не вступала. В тот первый день он ее много о чем предупредил. «Если ударишь меня еще раз, я свяжу тебе руки за спиной. Если еще раз попробуешь удрать, свяжу тебе ноги. Если снова начнешь орать или кусаться, заткну тебе рот. Либо сиди на коне со мной вместе, либо я тебя перекину через круп, как свинью, которую резать везут. Выбирай сама».
Арья выбрала совместную езду, но в первый же раз, когда они разбили лагерь и Пес, как ей показалось, уснул, она вооружилась большим острым камнем, чтобы разбить ему башку. Она подкралась к нему тихо, как тень, но, видимо, недостаточно тихо. Пес то ли вовсе не спал, то ли проснулся – как бы там ни было, он открыл глаза, скривил рот и отнял у нее камень, как у малого ребенка. Она только и сумела, что лягнуть его. «На первый раз прощается, – сказал он, закинув камень в кусты. – Но если выкинешь такое еще раз, пеняй на себя». – «Почему бы тебе просто не убить меня, как Мику?» – крикнула Арья, которая не столько испугалась, сколько разозлилась. Вместо ответа он сгреб ее за рубашку и поднял над своим обожженным лицом. «Если еще раз назовешь это имя, я всыплю тебе так, что самой умереть захочется». После этого он каждый раз заворачивал ее на ночь в лошадиную попону и туго перевязывал веревками, точно младенца пеленал.
Это наверняка Черноводная, решила Арья, глядя, как дождь хлещет по реке. Клиган – пес Джоффри, вот он и везет ее обратно в Красный Замок, к Джоффри и королеве. Хоть бы солнце выглянуло, тогда бы стало ясно, в какую сторону они едут, а с этим мхом на деревьях она совсем запуталась. Черноводная у Королевской Гавани не была такой широкой, но ведь Арья видела ее не в половодье.
– Броды, выходит, все затопило, – сказал Клиган, – а плыть нечего и пытаться.
Раз переправиться нельзя, подумала Арья, лорд Берик нас точно догонит. Клиган гнал своего большого черного жеребца почем зря и трижды поворачивал назад, чтобы сбить погоню со следа, а однажды даже проехал полмили по руслу разлившегося ручья, но Арья, каждый раз оглядываясь назад, ожидала увидеть разбойников. Она старалась помочь им, выцарапывая свое имя на деревьях, когда ходила в кусты по нужде, но на четвертый раз Клиган ее застукал и положил этому конец. «Ничего, – говорила себе Арья, – Торос увидит меня в пламени и найдет». Только хорошо бы ему поторопиться, потому что когда она окажется за рекой...
– Где то тут поблизости должен быть город Харроуэя, – сказал Пес. – Где лорд Руте держит двуглавого коня старого короля Андагара. Авось там и переправимся.
Арья никогда не слышала о старом короле Андагаре и не видывала двуглавых коней, которые к тому же могут бегать по воде, но от вопросов благоразумно воздержалась. Клиган поехал вниз по течению. Теперь дождь по крайней мере бил им в спину. Арье надоело, что он постоянно хлещет в глаза и стекает до щекам, как будто она плачет. Волки не плачут, заново напомнила она себе.
День не должен был перевалить далеко за полдень, но темень стояла, как в сумерки. Арья уже счет потеряла этим бессолнечным дням. Она промокла до костей, стерла себе ляжки, и все тело у нее ныло. К тому же она простыла, и порой ее бил озноб, но когда она сказала об этом Псу, он только рявкнул: «Вытри нос и закрой рот». Он то и дело засыпал в седле, предоставляя своему коню самому идти проселочной дорогой или звериной тропой. Это был скаковой конь, почти такой же большой и тяжелый, как боевой, но намного резвее. Пес звал его Неведомым. Однажды, когда Пес мочился у дерева, Арья попыталась увести коня и ускакать, но Неведомый чуть голову ей не откусил. С хозяином он вел себя смирно, как старый мерин, но всем остальным сразу давал понять, что нрав у него не менее черен, чем масть. Арья впервые видела такую брыкливую и кусачую лошадь.
После нескольких часов пути и переправы через пару илистых ручьев Клиган объявил:
– Вот он, город лорда Харроуэя. – И тут же добавил: – Седьмое пекло! – Город был затоплен – над водой торчали только верх глинобитной гостиницы, семигранный купол септы, две трети круглой каменной башни, соломенные крыши и целый лес труб.
Однако над башней поднимался дым, а под ее окном стояла на цепи большая плоскодонная лодка с дюжиной пар весел. На носу и корме ее украшали разные конские головы. Вот, значит, какой он, двуглавый конь. Посередине лодки стол деревянный домик с дерновой крышей. Когда Пес сложил руки ковшом и покричал, оттуда вылезли двое человек, а в башенном окне появился третий, с заряженным арбалетом.
– Чего тебе? – прокричал он через бурлящий бурый поток.
– Перевезите нас, – ответил ему Пес.
Люди в лодке посовещались, и один, седой и сгорбленный, с могучими руками, крикнул:
– Даром не повезем.
– Я заплачу.
Чем это, любопытно знать? Разбойники забрали у Пса его золото, но серебро и медь, может, и оставили. Вряд ли за перевоз возьмут больше пары медяков.
Паромщики снова посовещались, потом седой крикнул что то, и из будки вылезли еще шестеро, натягивая на голову капюшоны. Из башни на палубу спрыгнули еще несколько человек. Половина из них имела большое сходство со сгорбленным стариком. Они отомкнули цепь, оттолкнулись шестами от башни и вставили в уключины весла с широкими лопастями. Паром развернулся и медленно двинулся к берегу, работая веслами с обеих сторон. Клиган съехал с холма ему навстречу.
Паромщики, причалив кормой вперед, открыли широкую дверь под лошадиной головой и спустили тяжелые дубовые сходни. Неведомый у воды заартачился, но Клиган сжал его бока каблуками и направил по сходням.
– Ну как погодка, сир, – достаточно мокрая? – с улыбкой осведомился старый паромщик.
– Мне нужен перевоз, а без твоих шуточек я уж как нибудь обойдусь. – Клиган слез с коня и снял Арью. Один из паромщиков хотел взять Неведомого под уздцы. – Не трогай, – предупредил Клиган, а конь в подтверждение брыкнул ногой. Лодочник, отскочил, поскользнулся, плюхнулся задом на палубу и выругался.
Старик перестал улыбаться и сказал:
– Мы перевезем вас за один золотой. За коня и за мальчика тоже по золотому.
– Три дракона? – хохотнул Клиган. – Я все твое корыто могу купить за три дракона.
– В прошлом году, может, и купили бы. Но в разлив мне нужны лишние люди на шестах и веслах, чтобы нас не снесло на сто миль к морю. Выбирайте сами: либо платите три дракона, либо учите своего зверя скакать по воде.
– Люблю честных грабителей. Будь по твоему. Три дракона, когда благополучно переправите нас на тот берег.
– Деньги вперед, иначе не поедем. – Старик протянул Клигану свою мозолистую ладонь.
Пес выдвинул меч из ножен.
– Выбирай сам: золото на северном берегу или сталь на южном.
Паромщик посмотрел на лицо Клигана, и оно ему явно не понравилось. За спиной у старика стояла дюжина крепких мужчин с веслами и шестами, но они что то не спешили ему на подмогу. Вместе они, наверно, одолели бы Клигана, но перед этим он мог бы убить человек трех четырех.
– Почем мне знать, если у вас золото или нет? – помедлив, спросил старик.
Нет у него ничего, чуть не крикнула Арья, но вместо этого прикусила губу.
– Слово рыцаря, – торжественно произнес Клиган.
Да никакой он не рыцарь, хотела сказать Арья, но опять промолчала.
– Ладно, – сплюнул лодочник. – Так и быть, перевезем вас, пока не стемнело. Привяжите коня, нечего ему по палубе метаться. Коли хотите с сыном погреться, в будке есть жаровня.
– Я ему не сын! – свирепо выпалила Арья. Это еще хуже, чем когда тебя принимают за мальчика. Она так разозлилась, что чуть не сказала, кто она на самом деле, но Клиган схватил ее за шиворот и приподнял.
– Сколько раз я тебе наказывал держать твой поганый язык за зубами? – Он тряхнул Арью так, что зубы задребезжали, и отпустил. – Ступай сушись, как человек говорит.
Арья пошла. От раскаленных углей в будке стояла удушливая жара. Приятно было постоять у жаровни, погреть руки и немного обсушиться, но как только палуба под ногами заколебалась, Арья снова выскользнула наружу.
Двуглавый конь медленно шел по мелководью, пробираясь между крышами и трубами. Двенадцать человек сидели на веслах, еще четверо отталкивались длинными шестами от скал, деревьев и затонувших домов. Старик стоял на руле. Дождь стучал по палубе, отскакивая от резных лошадиных голов. Арья снова начала мокнуть, но ей хотелось смотреть. Человек с арбалетом так и стоял в окне башни, провожая глазами паром. Не тот ли это лорд Руте, которого упоминал Пес? На лорда он не слишком похож, но и она сама не очень то похожа на леди.
Когда они выбрались из города на стрежень реки, течение стало намного сильнее. Высокий каменный столб на том берегу наверняка указывал пристань, но ясно было, что их пронесет мимо. Паромщики налегли на весла, перебарывая разъяренную реку. Листья и ветки неслись по течению так быстро, словно ими выстрелили из скорпиона. Люди с шестами отпихивали от лодки все, что к ней прибивало. Ветер тоже усилился и при попытках взглянуть вверх по реке сек лицо дождем. Неведомый визжал и лягался на зыбкой палубе.
«Если прыгнуть за борт, меня сразу унесет – Пес и спохватиться не успеет». Арья оглянулась через плечо – Клиган пытался успокоить испуганного коня. Лучшего случая сбежать от него у нее не было, но так и утонуть можно. Джон говорил, что она плавает как рыба, но даже рыбе в этой реке пришлось бы несладко. Утонуть, пожалуй, лучше, чем возвращаться в Королевскую Гавань... Вспомнив о Джоффри, Арья потихоньку подалась на нос. Вода в реке, бурая от ила и взбаламученная дождем, напоминала скорее суп. А уж холодно там, должно быть... Ничего, больше, чем есть, не промокну, решила Арья и взялась рукой за борт.
Но тут раздался крик, и паромщики ринулись вперед с шестами. Арья не сразу заметила огромное, вырванное с корнем дерево, несущееся прямо на них. Его корни и сучья торчали из воды, как щупальца большого кракена. Гребцы пенили воду, стараясь избежать столкновения. Кормчий переложил руль и конская голова стала разворачиваться вниз по течению, но слишком медленно. Дерево летело на них, как таран.
Оно было не больше чем в десяти футах от них, когда люди на носу наконец уперлись в него шестами. Один шест сломался, и раздался такой треск, как будто сам паром развалился на части. Но другой человек сумел оттолкнуть дерево – как раз на столько, чтобы убрать его с дороги. Дерево промчалось в нескольких дюймах от них, оцарапав ветками, как когтями, конскую голову. Казалось уже, что опасность миновала, но тут один из верхних сучьев слегка зацепил борт. Паром содрогнулся, и Арья больно шлепнулась на одно колено. Человеку со сломанным шестом не так посчастливилось, и он с криком перевалился за борт. Бурная вода сомкнулась над ним, и он исчез, не успела Арья подняться на ноги. Другой лодочник схватил свернутую веревку, но бросать ее было некому.
Может, он выплывет где нибудь ниже по течению, говорила себе Арья, но уверенности эта мысль не вселяла. У нее пропало всякое желание прыгать за борт. Когда Клиган закричал, чтобы она шла обратно в будку, не то он ей покажет, она повиновалась. Паром поворачивал поперек течения, борясь с рекой, не желавшей ничего иного, как унести их к морю.
Наконец они причалили, на добрых две мили ниже пристани. Лодка врезалась в берег так, что еще один шест сломался и Арья чуть не упала снова. Клиган вскинул ее на коня, словно куклу какую нибудь. Паромщики смотрели на них измученными глазами, но старик не замедлил снова протянуть руку и потребовал:
– Шесть драконов. Три за перевоз и три за человека, которого я потерял.
Клиган порылся в кошельке и сунул ему скомканный клочок пергамента.
– На, вот тебе десять.
– Десять? – растерялся паромщик. – Это что же такое?
– Расписка мертвеца, которая стоит около девяти тысяч драконов. – Пес со злобной улыбкой сел в седло позади Арьи. – Десять из них твои, а за остальными я когда нибудь вернусь – смотри не истрать их.
Старик, прищурясь, разглядывал пергамент.
– Писанина какая то. На что она мне? Вы обещали золото и дали рыцарское слово.
– Тебе, старик, пора уже знать, чего стоит рыцарское слово. – Пес пришпорил Неведомого и поскакал прочь. Паромщики разразились проклятиями и кинули вслед пару камней, но всадники скоро въехали в лес, и шум реки стал затихать.
– До утра они назад не пойдут, – сказал Клиган, – и на чернильные каракули больше не купятся. Если твои друзья гонятся за нами, придется им переправляться вплавь.
Арья молча съежилась, говоря про себя: валор моргулис. Сир Илин, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. Дансен, Полливер, Рафф Красавчик, сир Григор и Щекотун. И Пес, Пес, Пес.
Когда дождь наконец перестал и тучи разошлись, она дрожала и хлюпала носом так, что Клиган решил остановиться на ночлег и даже костер попытался разжечь, но дерево отсырело и не желало загораться. Пес озлился и расшвырял дрова ногой.
– А, провались ты в преисподнюю. Ненавижу огонь.
Сидя на мокрых камнях под дубом и слушая, как с листьев капает вода, они поужинали сухарями, заплесневелым сыром и копченой колбасой. Клиган, резавший колбасу кинжалом, перехватил устремленный на нож взгляд Арьи и предупредил:
– Даже и не думай об этом.
– А я и не думаю, – соврала она.
Он только фыркнул и вручил ей толстый ломоть колбасы. Арья принялась жевать, не сводя с Клигана глаз.
– Сестру твою я ни разу не ударил, – сказал он, – но тебя побью, если ты меня вынудишь. Хватит придумывать, как меня убить, толку все равно не будет.
Арья не нашлась, что на это ответить. Она продолжала жевать колбасу и смотреть на него, твердая, как камень.
– Ты хотя бы в лицо мне не боишься смотреть, волчонок, – отдаю тебе должное. Ну, и как оно тебе нравится?
– Совсем не нравится. Оно безобразное и все в ожогах.
Клиган протянул ей кусок сыра на острие ножа.
– Глупая. Ну, положим, убежишь ты, а дальше что? Попадешься кому нибудь еще хуже меня.
– Не попадусь. Хуже никого нет.
– Ты еще не знаешь моего братца. Григор как то убил человека за то, что он храпел – своего собственного латника. – Когда Клиган усмехался, обожженная сторона его лица натягивалась, и рот кривился совсем уж противно. Губ у него с той стороны не было, а от уха остался только обрубок.
– Твоего брата я знаю. – Пожалуй, Гора и правда хуже, если подумать. – Его и Дансена, и Полливера, и Раффа Красавчика, и Щекотуна.
– Где это ненаглядная дочка Неда Старка умудрилась завести такие знакомства? – удивился Пес. – Григор своих крыс ко двору никогда не таскал.
– Я их встретила в деревне. – Арья доела сыр и взяла сухарь. – В деревне у озера, где они взяли в плен меня, Джендри и Пирожка. Ломми Зеленые Руки тоже взяли, но Рафф Красавчик убил его, потому что он не мог идти.
– Взяли в плен? Люди моего брата? – Клиган засмеялся, будто зарычал. – Григор так и не понял, что у него в руках, верно? Ну, ясное дело – иначе он приволок бы тебя в Королевскую Гавань и кинул на колени Серсее. Чудеса! Непременно расскажу ему об этом, прежде чем вырезать его сердце.
Он уже не в первый раз говорил, что убьет Гору.
– Ведь он же твой брат, – усомнилась Арья.
– А тебе разве никого из своих братьев не хотелось убить? – Он опять засмеялся. – Или сестру? – На лице Арьи, должно быть, отразилось что то, потому что он придвинулся ближе. – Это Санса, да? Волчонок хочет убить хорошенькую птичку.
– Нет, – огрызнулась Арья. – Я тебя хочу убить, вот кого.
– За то, что я разрубил твоего дружка пополам? Я и кроме него много народу поубивал, можешь мне поверить. По твоему, я чудовище? Может, оно и так, только твою сестру я спас. Когда толпа стащила ее с коня, я порубал их и привез ее назад в замок – иначе с ней было бы то же самое, что с Лоллис Стокворт. А она мне спела. Ты ведь не знала этого, да? Твоя сестра спела мне красивую песенку.
– Врешь ты все, – выпалила Арья.
– Ты и половины правды не знаешь. Черноводная, надо же! С чего это взбрело тебе в голову? Куда мы, по твоему, едем?
В его голосе звучало презрение и Арья заколебалась.
– Обратно в Королевскую Гавань. Ты везешь меня к Джоффри и королеве. – Она поняла уже, что это неправда, иначе он не задавал бы ей такие вопросы, но надо же было что то сказать.
– Глупое волчье отродье, – проскрипел он. – Плевать я хотел на Джоффри, на королеву и на эту горгулью, ее братца. Я покончил с этим городом, с Королевской Гвардией и с Ланнистерами. Разве псу место рядом со львами? – Он напился воды и протянул мех Арье. – Эта река – Трезубец, а не Черноводная. Представь себе карту, если сумеешь. Завтра мы выберемся на Королевский тракт и поскачем прямо в Близнецы. Это я верну тебя твоей матери, а не благородный лорд молния со своим огненным мошенником жрецом. Я, чудовище. – Увидев ее лицо, он ухмыльнулся. – Думаешь, только твои друзья разбойнички чуют, где можно поживиться? Дондаррион отнял у меня золото, а я забрал тебя. Ты, мне сдается, стоишь вдвое дороже того, что у меня было. А может, и больше, если б я продал тебя Ланнистерам, как ты боялась, но этого я не сделаю. Даже Псу надоедает получать пинки. Если боги дали вашему Молодому Волку хотя бы столько мозгов, сколько дают жабе, он сделает меня лордом и пригласит к себе на службу. Я ему нужен, хотя он пока еще сам это не знает. Может, я даже Григора для него убью – ему это понравится.
– Он ни за что тебя не возьмет, – отрезала Арья. – Только не тебя.
– Тогда я возьму столько золота, сколько смогу унести, засмеюсь ему в глаза и уеду. Если он не возьмет меня на службу, ему лучше всего меня убить, но он не убьет. Для этого он слишком сын своего отца, насколько я слышал. Ну что ж – я выигрываю в любом случае, и ты тоже, волчонок. Так что перестань на меня огрызаться, мне это надоело. Помалкивай и делай, что я велю – тогда мы, глядишь, еще поспеем на свадьбу твоего дядюшки.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:03 | Сообщение # 50 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Кобыла еле дышала, но Джон не мог дать ей роздыха. Он должен был успеть к Стене раньше магнара. Он спал бы в седле, будь у него седло – без него Джону и бодрствующему трудно было усидеть на лошади. Рана в ноге мучила его все сильнее. Он не мог позволить себе отдохнуть подольше, чтобы заживить ее.
Увидев со взгорья бурые колеи Королевского тракта, змеящегося на север через холмы и равнины, Джон потрепал кобылу по шее.
– Теперь нам остается только ехать по этой дороге, девочка, а там скоро и Стена. – Нога у него точно одеревенела, и в голове от жара так мутилось, что он дважды чуть было не поехал не в ту сторону.
Да, скоро Стена. Он представлял себе своих друзей, пьющих подогретое вино в трапезной. Хобб хлопочет у своих котлов, Нойе в кузнице, мейстер Эйемон сидит в своих покоях под вороньей вышкой. А Старый Медведь? Сэм, Гренн, Скорбный Эдд, Дайвин с деревянными зубами? Джон мог только молиться, чтобы кому то из них удалось уйти с Кулака.
Игритт тоже постоянно занимала его мысли. Он помнил запах ее волос, тепло ее тела... и ее лицо в тот миг, когда она перерезала горло старику. Нельзя было ее любить, шептал ему один голос. Нельзя было ее оставлять, настаивал другой. Может быть, и отец вот так же разрывался надвое, когда оставил мать Джона, чтобы вернуться к леди Кейтилин. Он дал клятву верности леди Старк, а я – Ночному Дозору.
В лихорадочном жару он чуть не проехал мимо Кротового городка, не соображая, где находится. Городок почти весь располагался под землей, и наверху при свете убывающей луны виднелась только кучка жалких хижин. Бордель представлял собой сарайчик не больше нужника, и его красный фонарь, поскрипывавший на ветру, походил на глаз, налитый кровью. Джон сполз с лошади около примыкающей к заведению конюшни и криком разбудил двух конюхов.
– Мне нужна свежая лошадь с седлом и уздечкой, – заявил он тоном, не допускающим возражений. Ему привели лошадь, принесли мех с вином и полковриги черного хлеба. – Будите всех, – распорядился Джон. – К югу от Стены одичалые. Берите свои пожитки и идите в Черный Замок. – Он взобрался на вороного мерина, скрипя зубами от боли, и во весь опор поскакал на север.
Когда звезды на востоке стали меркнуть, перед ним выросла Стена. Озаренная луной, она мерцала над деревьями и утренним туманом. Он гнал коня по скользкой проселочной дороге, пока не увидел каменные башни и бревенчатые стены Черного Замка, похожие на кучку поломанных игрушек под ледяной глыбой Стены. Заря уже раскрашивала лед пурпурными и розовыми тонами.
Он не услышал окрика часовых, проезжая мимо служб, и никто не вышел ему навстречу. Черный Замок казался таким же заброшенным, как Серый Дозор. Между плитами на дворе торчала сухая бурая трава. Старый снег лежал на крыше Кремневой Казармы и под северной стеной башни Хардина, где Джон спал до того, как стать стюардом Старого Медведя. На башне лорда командующего после того давнего пожара остались следы копоти. Мормонт потом перебрался в Королевскую, но свет не горел и там. Снизу Джон не видел, есть ли часовые на Стене, но на огромной деревянной лестнице с южной ее стороны, похожей на огромный зигзаг молнии, не было никого.
Из трубы оружейной, однако, поднимался дымок, почти невидимый на сером северном небе. Джон спешился и заковылял туда. Тепло пахнуло на него из открытой двери, как дыхание лета. Однорукий Донал Нойе, качавший мехи у огня, обернулся на шум.
– Джон Сноу?
– Он самый. – Джон, несмотря на лихорадку, изнеможение, рану, магнара, старика, Игритт и Манса, расплылся в улыбке. Хорошо вернуться домой, хорошо увидеть Нойе, пузатого, с зашпиленным рукавом, заросшего черной щетиной.
Кузнец бросил мехи.
– Что у тебя с лицом?
Про лицо Джон успел позабыть.
– Один оборотень хотел выцарапать мне глаза.
– Я уж не чаял тебя увидеть – ни целого, ни в шрамах, – нахмурился Нойе. – Мы слыхали, что ты переметнулся к Мансу Разбойнику.
Джон ухватился за дверь, чтобы не упасть.
– Кто вам это сказал?
– Джармен Баквел. Он вернулся две недели назад. Его разведчики уверяют, что своими глазами видели, как ты ехал вместе с одичалыми в овчинном плаще. – Нойе смерил Джона взглядом. – Последнее, я вижу, правда.
– Все остальное тоже правда – в некотором роде, – признался Джон.
– Что ж мне теперь, взять меч и выпустить тебе кишки?
– Нет. Я выполнял приказ. Последний приказ Куорена Полурукого. Нойе, где гарнизон?
– Обороняет Стену от твоих друзей одичалых.
– Да, но где?
– Везде. Харму Собачью Голову видели у Лесного Дозора, Гремучую Рубашку у Бочонка, Плакальщика у Ледового Порога. Они повсюду, вдоль всей Стены... они карабкаются по льду у Врат Королевы, ломают ворота в Сером Дозоре, собираются напротив Восточного Дозора, но, завидев черный плащ, сразу разбегаются, а назавтра появляются где то в другом месте.
Джон с трудом удержался от стона.
– Это хитрость. Манс хочет разделить нас, не понимаете, что ли? – (И Боуэн Марш ему в этом помог.) – Ворота находятся здесь, здесь они и атакуют.
Нойе двинулся к нему.
– У тебя кровь течет из ноги.
Джон тупо посмотрел вниз. Да, верно – рана снова открылась.
– Это от стрелы...
– Одичалые. – Это не было вопросом. Нойе обхватил Джона своей единственной, но мускулистой рукой. – Ты бледен как мел и весь горишь. Я отведу тебя к Эйемону.
– Некогда. Одичалые перебрались через Стену. Они идут сюда от Короны Королевы, чтобы открыть ворота.
– Сколько их? – Нойе вывел Джона за дверь.
– Сто двадцать, и хорошо вооружены для одичалых. Доспехи бронзовые, но встречается и сталь. Сколько человек у нас здесь?
– Сорок с лишним. Калеки, больные да зеленые юнцы, еще необученные.
– Если Марш ушел, кого он назначил кастеляном?
– Сира Уинтона, да хранят его боги, – засмеялся кузнец. – Больше у нас рыцарей не осталось. Только он, похоже, об этом забыл, а напоминать ему никто не желает. Так что командир, какой ни на есть, тут вроде бы я. Самый вредный из всех калек.
Хоть одна хорошая новость. Однорукий оружейник крепок духом и телом и закален в военном ремесле. А вот сир Уинтон Стаут... в свое время он был хорошим воином, никто не спорит, но он провел в разведчиках восемьдесят лет, одряхлел и выжил из ума. Однажды он уснул за ужином и чуть не утонул в миске горохового супа.
– А где твой волк? – спросил Нойе, ведя Джона через двор.
– Мне пришлось бросить его, чтобы перелезть через Стену. Я надеялся, что он прибежит сюда.
– Нет, парень. Мне жаль, но мы его не видали. – Они дотащились до длинного деревянного дома с вороньей вышкой, где жил мейстер. Оружейник ударил ногой в дверь и позвал: «Клидас!»
Вскоре им открыл сутулый человек в черном. Его розовые глазки широко раскрылись при виде Джона.
– Уложи парня, а я приведу мейстера.
В очаге горел огонь, и в комнате было почти жарко. От тепла Джона потянуло ко сну. Как только Нойе уложил его, он зажмурился, чтобы остановить крутящийся мир. Вороны каркали и переговаривались наверху.
– Сноу, – говорил один, – снег, снег, Сноу. – Это Сэм их научил, вспомнил Джон. Пришел ли он домой, Сэмвел Тарли, или только его птицы вернулись назад?
Вскоре появился мейстер Эйемон. Он шел медленно, мелкими осторожными шажками, держась пятнистой старческой рукой за плечо Клидаса. На его тощей шее висела тяжелая цепь. Золото и серебро блестели среди чугуна, свинца, олова и других неблагородных металлов.
– Джон Сноу, – сказал мейстер, – ты расскажешь мне обо всем, что видел, когда окрепнешь. Донал, поставь на огонь котелок с вином и положи в очаг мои инструменты, чтобы раскалились как следует. Клидас, мне понадобится твой острый нож. – Мейстеру перевалило за сто лет, он обветшал телом, лишился волос и совершенно ослеп, но ум его оставался острым, как в былые годы.
– Сюда идут одичалые, – сказал Джон. Клидас тем временем разрезал его черную штанину, заскорузлую от старой крови и мокрую от свежей. – С юга. Мы перелезли через Стену.
Клидас размотал кровяную повязку Джона, а мейстер понюхал ее.
– Мы?
– Я был с ними. Куорен Полурукий приказал мне сдаться им. – Мейстер ощупал рану пальцем, и Джон сморщился. – Магнар теннов... о ох, больно. Где Старый Медведь?
– Как ни печально мне говорить это, Джон, лорд Мормонт убит в Замке Крастера... своими же братьями.
– Как – своими? – Слова Эйемона причинили Джону в сто раз более сильную боль, чем его пальцы. Джон вспомнил Старого Медведя, каким видел его в последний раз – он стоял перед своей палаткой, а ворон сидел у него на руке и просил зерна. Значит, Мормонта больше нет! Джон боялся этого с тех самых пор, как увидел следы побоища на Кулаке, но это не смягчило удар. – Кто это сделал? Кто поднял на него руку?
– Гарт из Староместа, Олло Косоручка. Нож... трусы, воры и убийцы все до одного. Этого следовало ожидать. Дозор теперь не тот, каким был раньше. Слишком мало в нем честных людей, чтобы держать в узде негодяев. – Донал Нойе поворачивал в огне ножи мейстера. – Дюжина верных долгу братьев вернулась сюда. Скорбный Эдд, Великан, твой друг Зубр. Они и рассказали нам, что случилось.
Всего дюжина? С Мормонтом из Черного Замка ушли двести человек, двести лучших людей Дозора.
– Значит, лорд командующий теперь Марш? – Гранат славный старик и хороший первый стюард, но для сражения с войском одичалых никак не годится.
– Временно, пока мы не выберем нового, – сказал мейстер Эйемон. – Принеси фляжку, Клидас.
Выборы. Куорен Полурукий и сир Джереми Риккер убиты, Бен Старк так и не нашелся – кто же остается? Торен Смолвуд или сир Оттин Уитерс, если они остались живы после Кулака? Нет, скорее всего это будет Коттер Пайк или сир Деннис Маллистер. Который из них? Командиры Сумеречной Башни и Восточного Дозора люди хорошие, но очень разные. Сир Деннис уже не молод, он вежлив, осторожен и рыцарь до мозга костей. Пайк моложе, он бастард, речь у него грубая, а храбрость превышает пределы разумного. Хуже всего то, что эти двое друг друга недолюбливают – недаром Старый Медведь держал их на противоположных концах Стены. Джон знал, как глубоко в Маллистерах укоренилась вражда к жителям Железных островов.
Острая боль напомнила ему о собственных горестях. Мейстер сжал его руку.
– Клидас сейчас принесет маковое молоко.
Джон попытался привстать.
– Мне не надо...
– Надо, – твердо сказал Эйемон. – Будет больно.
Донал Нойе подошел и снова уложил Джона на спину.
– Лежи смирно, не то привяжу. – Кузнец даже одной рукой управлялся с Джоном, как с ребенком. Вернулся Клидас с зеленой флягой и каменной чашей. Мейстер Эйемон наполнил чашу до краев.
– Выпей это.
Джон прикусил губу, когда вскочил, и вкус крови во рту смешался с густым медовым вкусом питья. Он еле удержался, чтобы не извергнуть все обратно.
Клидас принес тазик с теплой водой, и мейстер смыл с раны кровь и гной. Он делал это осторожно, но Джон даже при самых легких прикосновениях с трудом сдерживал крик.
– Люди магнара знают, что такое дисциплина, и доспехи на них бронзовые, – сказал он. Разговор отвлекал его от боли.
– Магнар – это лорд Скагоса, – заметил Нойе. – В Восточном Дозоре, когда я пришел на Стену, были люди со Скагоса. Я помню, они говорили о нем.
– Джон использует это слово в более древнем его смысле, – объяснил мейстер Эйемон, – не как родовое имя, но как титул. Оно происходит из древнего языка.
– И означает оно «лорд», – подтвердил Джон. – Стир – магнар места под названием Тенния, на дальнем севере Клыков Мороза. У него сотня своих людей и двадцать лазутчиков, знающих Дар почти так же хорошо, как и мы. Но Манс так и не нашел рог – это уже хорошо. Рог Зимы, в поисках которого он перерыл всю землю в верховьях Молочной.
Мейстер Эйемон помедлил с влажной тряпицей в руке
– Рог Зимы – старое предание. Король за Стеной в самом деле верит, что он существует?
– Они все в это верят. Игритт сказала, что они разрыли сотню могил королей и героев в долине Молочной, но так и не...
– Кто это – Игритт? – перебил его Донал Нойе.
– Женщина вольного народа. – Как объяснить им, кто такая Игритт? Она теплая, смышленая и забавная, она умеет целовать мужчин и резать им глотки, – Она идет со Стиром, но она... совсем еще юная, почти девочка... – Она убила старика за то, что он развел костер. Язык у Джона заплетался – маковое молоко туманило разум. – Я нарушил с ней свою клятву. Я не хотел этого, но... – Нельзя было этого делать. Нельзя было любить ее, нельзя оставлять. – Я оказался недостаточно сильным. Куорен наказывал мне делить с ними все и примечать, и не колебаться... – Голова его поникла, словно набитая мокрой шерстью.
Мейстер Эйемон снова понюхал его рану, бросил окровавленную тряпку в таз и сказал:
– Подай мне горячий нож, Донал, и держи Джона.
«Не стану кричать», сказал себе Джон, увидев раскаленный докрасна нож. Но это обещание он тоже нарушил. Донал Нойе держал его, а Клидас направлял руку мейстера. Джон не шевелился, только молотил кулаком по столу. Боль захлестывала его, и он чувствовал себя маленьким, слабым и беспомощным, как ребенок, плачущий в темноте. «Игритт, – подумал он, когда запах паленого мяса ударил в нос и собственный крик наполнил уши. – Игритт, я не мог иначе». Ему казалось, что боль отступает, но раскаленное железо снова коснулось его, и он потерял сознание.
Он плыл куда то, укутанный в теплую шерсть. Это не стоило ему никаких усилий. Не Игритт ли пришла поухаживать за ним? Беспамятство сменилось обыкновенным крепким сном.
Пробуждение оказалось не столь приятным. В комнате было темно, и боль снова копошилась под одеялом, пронзая ногу раскаленным ножом при каждом движении. Джон убедился в этом, когда вздумал посмотреть, оставил ли мейстер ему ногу. Он подавил крик и опять стиснул кулак.
– Джон! – Из мрака выплыла свечка, а за ней – хорошо знакомая ему большеухая физиономия. – Не шевелись, тебе нельзя.
– Пип? – Джон протянул приятелю руку. – Я думал, ты ушел.
– Со старым Гранатом? Нет, он считает, что я еще мал и зелен. Гренн тоже тут.
– Ага, тут. – Гренн возник с другой стороны кровати. – Только уснул маленько.
У Джона пересохло в горле.
– Пить, – прохрипел он. Гренн принес воды и дал ему напиться. – Я видел Кулак, – сказал, утолив жажду, Джон. – Кровь и лошадиные трупы... Нойе говорит, что вас вернулась дюжина – кто?
– Дайвин, Великан, Скорбный Эдд, Милашка Доннел Хилл, Ульмер, Лью Левша, Гарт Серое Перо, еще четверо или пятеро. Ну и я.
– А Сэм?
Гренн потупился.
– Он убил Иного, Джон. Я сам видел. Заколол его кинжалом из драконова стекла, который ты ему дал, и мы прозвали его Сэм Смертоносный. Его это здорово бесило.
Сэм Смертоносный. Кого Джон никак не мог представить себе воином, так это Сэма Тарли.
– Что с ним сталось?
– Нам пришлось его оставить, – признался Гренн. – Я его тряс и орал на него, даже оплеуху ему залепил. Великан хотел поднять его насильно, но уж больно он тяжел. Помнишь, как в ученье с ним бывало? Свернется на земле, лежит и скулит. А у Крастера он и не скулил даже. Нож и Олло долбят стены, съестное ищут, два Гарта дерутся, другие насилуют Крастеровых жен. Скорбный Эдд боялся, что Нож и его шайка перебьют всех верных людей, чтобы некому было рассказать, что там стряслось, – их ведь было вдвое больше, чем нас. Вот мы и оставили Сэма со Старым Медведем. Его с места нельзя было сдвинуть, Джон.
Ты был его братом, чуть не сказал Джон. Как же ты бросил его среди одичалых и убийц?
– Может, он и жив еще, – сказал Пип. – Вот явится завтра и удивит нас.
– Угу. С головой Манса Разбойника, – с деланной веселостью подхватил Гренн. – Сэм Смертоносный!
Джон снова попытался сесть и снова понял, что сделал это напрасно. Он вскрикнул и выругался.
– Пойди ка разбуди мейстера Эйемона, Гренн, – сказал Пип. – Скажи, что Джону нужно дать еще макового молока.
Да, подумал Джон и сказал:
– Нет. Магнар...
– Мы знаем, – заверил его Пип. – Часовым на Стене велено поглядывать на юг, и Нойе отрядил нескольких человек на Подветренный кряж следить за Королевским трактом. А мейстер послал птиц в Восточный Дозор и Сумеречную Башню.
В это время и сам мейстер подошел к постели, опираясь на плечо Гренна.
– Побереги себя, Джон. Это хорошо, что ты очнулся, но тебе нужно отлежаться. Мы залили твою рану кипящим вином и поставили примочку из крапивы, горчичного семени и хлебной плесени, но если ты не будешь лежать смирно...
– Я не могу. – Джон, перебарывая боль, наконец сел. – Скоро здесь будет Манс... тысячи людей, великаны, мамонты... вы известили об этом Винтерфелл? И короля? – Джон на миг зажмурился. Пот лил с него градом.
Гренн бросил странный взгляд на Пипа.
– Он ничего не знает.
– Джон, – сказал мейстер Эйемон, – пока тебя не было, много чего произошло – плохого больше, чем хорошего. Бейлон Грейджой снова объявил себя королем и послал свои ладьи на Север. Короли у нас размножаются, как сорняки, и мы послали свой призыв каждому из них, но ответа ни от кого не получили. У них есть дела поважнее, а о нас, далеких, все позабыли. А Винтерфелл... Мужайся, Джон. Винтерфелла больше нет.
– Как так – нет? – Джон уставился в молочно белые глаза Эйемона. – В Винтерфелле остались мои братья, Бран и Рикон...
Мейстер коснулся его лба.
– Мне очень жаль, Джон. Твои братья убиты по приказу Теона Грейджоя, занявшего Винтерфелл от имени своего отца. Когда же знаменосцы Старков собрались отбить у него замок, он предал его огню.
– Твои братья отомщены, – сказал Гренн. – Сын Болтона перебил всех островитян, а с Теона, как говорят, содрал кожу дюйм за дюймом.
– Я сожалею, Джон. – Пип стиснул плечо друга. – Мы все сожалеем.
Теона Грейджоя Джон никогда не любил, но он был воспитанником их отца. Боль снова пронзила ногу, и Джон повалился на спину.
– Здесь какая то ошибка. Я видел лютоволка у Короны Королевы, серого лютоволка... и он узнал меня. – Если Бран правда умер, могла ли часть его души перейти в волка, как Орелл перешел на своего орла?
– Выпей это – Гренн поднес чашу к его губам, и Джон выпил. В голове у него кишели волки с орлами, и он слышал всех своих братьев. Лица стоящих над ним людей начали расплываться. Не может быть, чтобы они умерли. Теон никогда бы на это не пошел. И Винтерфелл... серый гранит, дуб и железо, вороны, вьющиеся над башнями, пар от горячих прудов в богороще, каменные короли на своих тронах... разве мог Винтерфелл погибнуть?
Маковое зелье убаюкало его, и он опять оказался дома – он плескался в горячем пруду под огромным чардревом, с которого смотрел на него отцовский лик. С ним была Игритт. Она со смехом сбросила свои шкуры, раздевшись донага, и хотела поцеловать его, но Джон не смел заниматься этим на глазах у отца. В нем течет кровь Винтерфелла, и он брат Ночного Дозора. «Я не буду отцом бастарда», сказал он ей. Не буду. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», – прошептала Игритт, растворяясь в горячей воде. Плоть сползала с нее, обнажив скелет и череп, а вода в бурлящем пруду стала густой и красной.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:05 | Сообщение # 51 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
КЕЙТИЛИН
Они услышали Зеленый Зубец до того, как увидели – неумолчный рокот, похожий на ворчание огромного зверя. Река бурлила, вдвое шире, чем в прошлом году, когда Робб разделил здесь свое войско и пообещал жениться на девице из дома Фреев в обмен на переправу. Лорд Уоддер и его мост были очень ему нужны тогда, а теперь стали еще нужнее. Кейтилин с недобрым предчувствием смотрела на катящиеся мимо мутно зеленые воды. Здесь им не перейти вброд, не переплыть, а половодье спадет разве что через месяц.
Приближаясь к Близнецам, Робб надел корону и подозвал к себе Кейтилин и Эдмара. Они ехали у него по бокам, а сир Рейнальд вез его знамя, лютоволка Старков на снежно белом поле.
Надвратные башни возникли из дождя, как призраки, мглистые серые приведения, постепенно обретающие твердые контуры. Твердыня Фреев – это не один замок, но два. Второй, зеркальное отражение первого, стоит на том берегу, и связывает их большой арочный мост. В середине его стоит Водная башня, и река проносится прямо под ней. Рвы, прорытые на обоих берегах, делают каждый замок островом. Из за дождей эти рвы растеклись в мелкие озера.
Через бурный поток Кейтилин различала несколько тысяч человек, стоящих лагерем у восточного замка; их знамена висели на копьях шатров, как мокрые кошки, и дождь не давал распознать цвета и эмблемы. Почти все они казались ей серыми, но под таким небом весь мир кажется серым.
– Будь осторожен, Робб, – предупредила она. – У лорда Уолдера тонкая кожа и острый язык, и некоторые его сыновья, несомненно, пошли в отца. Не позволяй им вывести тебя из равновесия.
– Я знаю Фреев, матушка, знаю, как дурно поступил с ними и как в них нуждаюсь. Я буду сладок, как септон.
Кейтилин беспокойно шевельнулась в седле.
– Если нам предложат закусить, когда мы приедем, ни в коем случае не отказывайся. Отведай и испей все, что тебе поднесут. Если не предложат, попроси сам хлеба с сыром и чашу вина.
– Я больше промок, чем проголодался.
– Робб, послушай меня! Отведав его хлеба и соли, ты получишь права гостя, и законы гостеприимства защитят тебя под его кровом.
Робба это скорее позабавило, чем испугало.
– Меня защищает целое войско, матушка. Мне нет нужды прибегать к хлебу и соли. Но если лорд Уоддер подаст мне тушеную ворону под соусом из червей, я съем и попрошу добавки.
Из западных ворот выехали четверо Фреев в тяжелых плащах из плотной серой шерсти. Кейтилин узнала сира Римана, сына покойного сира Стеврона, первенца лорда Уолдера. По смерти отца наследником Близнецов стал Риман. Под капюшоном маячило его широкое, мясистое и глупое лицо. Трое других были, видимо, его собственные сыновья, правнуки лорда Уолдера.
Эдмар подтвердил ее догадку.
– Тот бледный и тощий, у которого, похоже, запор, – старший, Эдвин. Жилистый, с бородой – Уолдер Черный. С ним лучше не связываться. На гнедом едет злополучный Петир, которого братья прозвали Прыщом. Он всего на пару лет старше Робба, но лорд Уолдер в десять лет женил его на женщине, которая была вдвое старше. Боги! Надеюсь, Рослин пошла не в него.
Гости остановились, ожидая, когда хозяева подъедут к ним. Знамя Робба, как и все прочие, обвисло на древке, и стук дождя сливался с гулом разлившегося Зеленого Зубца. Серый Ветер подался вперед, вытянув хвост и пристально глядя на Фреев узкими темно золотыми глазами. Когда они приблизились на полдюжину ярдов, волк зарычал низко и глухо, почти как река. Робб забеспокоился.
– Ко мне, Серый Ветер. Ко мне!
Но волк, рыча, метнулся вперед.
Лошадь сира Римана шарахнулась прочь и заржала от страха, а конь Петира Прыща сбросил с себя седока. Уолдер Черный удержал своего и опустил руку на рукоять меча.
– Нет! – крикнул Робб. – Серый Ветер, сюда. – Кейтилин, разбрызгивая грязь из под копыт, вклинилась между волком и лошадьми хозяев замка. Волк отскочил в сторону и только теперь внял приказу Робба.
– Вот как, значит, Старки приносят свои сожаления? – выкрикнул Уолдер Черный с обнаженной сталью в руке. – Хорошо же вы начинаете, направив на нас своего волка. Вы за этим приехали?
Сир Риман спешился и помог Петиру встать. Юноша весь вывалялся в грязи, но не пострадал.
– Я приехал принести извинения за зло, которое причинил вашему дому, и отпраздновать свадьбу моего дяди. – Робб соскочил с седла. – Возьми моего коня Петир. Твой, должно быть, уже к конюшне подбегает.
– Я могу сесть с кем нибудь из братьев, – взглянув на отца, ответил Петир.
Фреи не выказывали королю никаких знаков почтения.
– Вы запоздали, – заметил сир Риман.
– Нас задержали дожди, – сказал Робб. – Я послал вам птицу.
– Я не вижу женщины.
Под «женщиной», как все поняли, сир Риман разумел Жиенну Вестерлинг. Кейтилин улыбнулась в знак извинения.
– Королева Жиенна устала путешествовать, сир. Она, без сомнения, будет рада посетить вас в более спокойные времена.
– Мой дед будет недоволен. – Уолдер Черный спрятал меч, но тон его не стал дружелюбнее. – Я много рассказывал ему об этой даме, и он желал увидеть ее собственными глазами.
– Мы приготовили для вас покои в Водной башне, ваше величество, – откашлявшись, сказал Эдвин, – а также для лорда Талли и леди Старк. Ваших лордов знаменосцев мы тоже приглашаем под свой кров и на свадебный пир.
– А мои люди? – спросил Робб.
– Мой лорд прадед сожалеет, что не в силах разместить и прокормить такое войско. Нам стоит трудов обеспечивать пропитанием собственных солдат. Однако ваши люди не будут забыты. Если они перейдут через мост и разобьют лагерь рядом с нашим, им выкатят достаточно бочек с вином и элем, чтобы все они могли выпить за лорда Эдмара и его невесту. Мы поставили на том берегу три больших шатра, где можно пировать, укрывшись от дождя.
– Ваш лорд отец очень добр, и мои люди заранее благодарны ему. Они проделали долгий и мокрый путь.
Эдмар двинул коня вперед.
– Когда я смогу увидеть свою нареченную?
– Она ждет вас в замке, – ответил Эдвин. – Прошу извинить, если она покажется вам немного робкой. Она ждала этого дня с таким нетерпением, бедняжка. Однако не довольно ли нам мокнуть?
– В самом деле. – Сир Риман снова сел на коня, посадив Петира Прыща за собой. – Благоволите следовать за мной, мой дед ждет вас, – сказал он и двинулся обратно к Близнецам.
– Покойный лорд Фрей мог бы и сам нас встретить, – посетовал Эдмар, следуя рядом с сестрой. – Я его сюзерен и будущий зять, а Робб его король.
– Когда тебе стукнет девяносто один, братец, тебе тоже не захочется разъезжать под дождем. – Но только ли в этом дело? Лорд Уолдер обыкновенно передвигается в крытых носилках, и дождь ему не помеха. Наверное оскорбление? Если так, то оно лишь первое из тех, которые последуют далее.
У ворот возникли новые затруднения. Серый Ветер остановился на середине подъемного моста, отряхнулся и завыл. Робб засвистел, подзывая его.
– Серый Ветер, что с тобой? Ко мне. – Но лютоволк только оскалил зубы. Это место ему явно не нравилось. Роббу пришлось сойти, присесть на корточки и поговорить с волком – только тогда он согласился пройти под решеткой ворот. К тому времени их догнали Лотар Хромой и Уолдер Риверс.
– Его пугает шум воды, – сказал Риверс. – Звери знают, как опасна река в половодье.
– Сухая конура и баранья ножка поправят ему настроение, – весело подхватил Лотар. – Я позову нашего мастера над псарней.
– Он лютоволк, а не собака, – возразил Робб, – и опасен для тех, кому не доверяет. Прошу вас, сир Рейнальд, останьтесь с ним. Я не могу ввести его в чертоги лорда Уолдера.
Ловко, подумала Кейтилин. Теперь и этот Вестерлинг не покажется лорду Уолдеру на глаза.
Подагра и старческая хрупкость костей брали свое. Старый Уолдер Фрей восседал на мягкой подушке с горностаевой мантией на коленях. Спинка его высокого места, выточенного из черного дуба, представляла две парные башни, соединенные выгнутым мостом. Массивное кресло делало старика похожим на сморщенного младенца. В лорде Уолдере было что то от стервятника и еще больше от хорька. Лысая голова в старческих пятнах торчала из тощих плеч на длинной розовой шее. Под скошенным подбородком болталась отвисшая кожа, мутные глаза слезились, беззубый рот постоянно шевелился, всасывая воздух, как материнское молоко.
Восьмая леди Фрей стояла рядом с ним, а у ног лорда Уолдера сидело несколько более молодое подобие его самого – тощий и скрюченный человечек лет пятидесяти. Его богатому наряду из голубой шерсти и серого атласа странно противоречили корона и воротник, увешанный крошечными медными колокольчиками. Сходство между ним и его лордом ошеломляло, только глаза у них были разные: у лорда Фрея маленькие, тусклые и подозрительные, у другого большие, добрые и пустые. Кейтилин вспомнила, что среди потомства лорда Уолдера есть один дурачок, но прежде лорд никогда не показывал его на люди. Любопытно – он всегда носит дурацкую корону или это сделано, чтобы посмеяться над Роббом? Кейтилин не хотелось отвечать себе на этот вопрос.
Чертог заполняли сыновья, дочери, внуки, зятья, невестки и слуги Фрея, но говорил только старик.
– Простите великодушно, что я не преклоняю колен. Ноги у меня уже не те, что прежде, хотя то, что болтается между ними, еще служит, хе хе. – Расплывшись в беззубой улыбке, он воззрился на корону Робба. – Люди могут сказать, что бронзовый венец выдает бедность короля, ваше величество.
– Бронза и железо сильнее золота и серебра, – ответил Робб. – Все старые Короли Зимы носили такую корону.
– Только от драконов их это не спасло, хе хе. – Дурачку, как видно, нравилось слышать это «хе хе», и он мотал головой, позванивая своими колокольчиками. – Простите, что мой Эйегон производит столько шума. Ума у него не больше, чем у болотного жителя, и он никогда прежде не видал королей. Это сын Стеврона, и мы зовем его «Динь Дон».
– Сир Стеврон упоминал о нем, милорд. – Робб улыбнулся дурачку. – Здравствуй, Эйегон. Твой отец был храбрым воином.
Динь Дон зазвенел и улыбнулся, пустив слюну изо рта.
– Поберегите ваши королевские речи – это все равно что беседовать с ночным горшком. Я вижу, леди Кейтилин вернулась к нам. А молодой сир Эдмар, герой Каменной Мельницы, теперь лорд Талли – надо запомнить. Вы уже пятый лорд Талли на моей памяти. Четырех я пережил, хе хе. Ваша невеста где то здесь – думаю, вам хочется взглянуть на нее?
– Да, милорд, и весьма.
– Хорошо, вы ее увидите, только одетую. Она девушка скромная, невинная – обнаженной она предстанет перед вами лишь на брачном ложе. Впрочем, ждать недолго, хе хе. Бенфи, приведи сюда сестру, да поживее. Лорд Талли ехал к нам от самого Риверрана. – Молодой рыцарь с четырьмя квадратами на камзоле поклонился и вышел. – А где же супруга вашего величества? – спросил старик у Робба. – Прекрасная королева Жиенна Вестерлинг из Крэга? Хе хе.
– Я оставил ее в Риверране, милорд. Она слишком утомлена предыдущим путешествием, как мы уже сказали сиру Риману.
– Печально, очень печально. Я хотел посмотреть на нее собственными слабыми глазами. Мы все этого ждали – не так ли, миледи?
Бледная тоненькая леди Фрей вздрогнула, услышав обращенный к ней вопрос.
– Д да, милорд. Мы все хотели засвидетельствовать свое почтение королеве Жиенне. Она, должно быть, очень хороша собой.
– Она прекрасна, миледи. – Ледяное спокойствие в голосе Робба напомнило Кейтилин о его отце.
Старик остался глух к его тону.
– Красивее моих, хе хе? Только такая могла заставить его королевское высочество забыть о своем торжественном обещании.
Робб принял упрек с достоинством.
– Я знаю, что словами дела не исправишь, и все же приехал принести свои извинения за зло, которое причинил вашему дому, и умолять вас о прощении, милорд.
– Извинения, хе хе. Да, я понимаю, вы обещали принести их. Я стар, но таких вещей не забываю в отличие от некоторых королей. Молодые забывают обо всем при виде хорошенького личика и пары крепких грудок, не так ли? Я тоже был таким, а кое кто говорит, что я таким и остался, хе хе. Только они неправы – неправы так же, как и вы. Вы приехали извиняться, однако обидели вы не меня, а моих девочек. Вашему величеству следовало бы просить прощения у них. Вот они, смотрите. – Фрей сделал знак пальцем, и стайка девиц, покинув свои места у стен, выстроилась перед помостом. Динь Дон попытался встать, но леди Фрей ухватила его за рукав и снова заставила сесть.
– Моя дочь Арвин, – начал лорд Уолдер, указывая на четырнадцатилетнюю девушку. – Ширея, самая младшая из моих законных дочерей. Ами и Марианна, мои внучки. Ами я выдал за сира Пейта из Семи Ручьев, но Гора убил этого болвана, и я взял ее назад. Это Серсея, но мы зовем ее Пчелкой: ее мать была Бисбери с ульями в гербе. Вот еще внучки – это Уолда, а вот других запамятовал...
– Я Мерри, лорд дедушка, – объявила одна.
– Ишь, вострушка. Рядом с ней моя дочь Тита, еще одна Уолда, Алике, Марисса... ты ведь Марисса? Ну да. Она у нас не всегда такая лысая – это мейстер побрил ей голову и клянется, что волосы отрастут. Эти двойняшки – Серра и Сарра. А ты кто, тоже Уолда? – спросил старик девочку не старше четырех лет?
– Да, я Уолда, дочь сира Эйемона Риверса, лорд прадедушка, – присев, ответила малышка.
– Давно ли ты говорить научилась? Впрочем, путного все равно ничего не скажешь – твой отец ни разу еще не сказал. Притом он бастард. Ступай прочь, мне сейчас нужны только Фрей. Королю Севера побочные отпрыски ни к чему. Ну, вот и все мои девицы – одна, правда, вдова, но некоторым нравятся женщины поопытнее. Вы могли бы получить любую из них.
– Я не сумел бы выбрать, милорд, – любезно ответил Робб. – Они прелестны все до одной.
– А еще говорят, что я плохо вижу, – фыркнул лорд Уолдер. – Одни еще туда сюда, но другие... ладно, что теперь толковать. Как видно, они были недостаточно хороши для Короля Севера, хе хе. Ну, что же вы им скажете?
– Прекрасные дамы... – Робб отчаянно смущался, но он готовился к этому мгновению заранее и встретил его, не дрогнув. – Каждый мужчина должен держать свое слово, а король прежде всего. Я дал слово жениться на одной из вас и нарушил свое обещание. Вы в этом не повинны. Я сделал это не для того, чтобы оскорбить вас, но потому, что полюбил другую. Я знаю, что словами ничего не исправишь, однако прошу у вас прощения, чтобы Фреи с Переправы и Старки из Винтерфелла могли стать друзьями.
Младшие девочки беспокойно топтались на месте, старшие ждали, что скажет лорд Уолдер. Динь Дон раскачивался, звеня колокольчиками.
– Хорошо, – молвил лорд Переправы со своего дубового трона. – Отлично сказано, ваше величество: «Словами ничего не исправишь». Надеюсь, вы не откажетесь потанцевать с моими дочерьми на свадебном пиру. Это порадует стариковское сердце, хе хе. – Он закивал свой сморщенной розовой головой почти так же, как его полоумный внук, вот только колокольчиков на нем не было. – А вот и она, лорд Эдмар. Моя дочь Рослин, самый драгоценный цветочек во всем цветнике, хе хе.
Сир Бенфри ввел девушку в зал. Судя по их сходству, они были родными братом и сестрой, а судя по возрасту – детьми шестой леди Фрей, урожденной Росби.
Рослин была мала для своих лет, с кожей столь белой, как будто она только что вышла из молочной ванны, и с хорошеньким личиком – маленький подбородок, точеный носик, большие карие глаза. Густые каштановые волосы ниспадали волнами до талии, такой тонкой, что Эдмар мог бы охватить ее ладонями. Под кружевным лифом ее бледно голубого платья виднелись маленькие, но красивые груди.
– Ваше величество. – Девушка опустилась на колени. – Лорд Эдмар, я надеюсь, что не разочарую вас.
Куда там, подумала Кейтилин. Брат прямо таки просветлел при виде невесты.
– Вы очаровали меня, миледи, – ответил он, – и это чувство никогда не пройдет.
Рослин стеснялась улыбаться из за просвета между передними зубами, но даже этот маленький изъян казался у нее очаровательным. Мила, но мала, подумала Кейтилин, к тому же наполовину Росби. У них в роду все какие то хилые. По сложению она предпочла бы какую нибудь другую дочь или внучку старого Фрея. Среди них есть девушки с чертами Кракехоллов – третья леди Фрей происходила из этого дома. Широкие бедра, чтобы рожать детей, большие груди, чтобы их выкармливать, сильные руки, чтобы не уронить. Кракехоллы славятся широкой костью и силой.
– Милорд слишком добр, – сказала Рослин Эдмару.
– Миледи слишком прекрасна. – Эдмар подал ей руку и помог встать. – Но почему вы плачете?
– Это слезы радости, милорд.
– Ну, довольно, – прервал их лорд Уолдер, – Успеете наплакаться и нашептаться после свадьбы, хе хе. Бенфи, проводи сестру обратно в ее покои, ей нужно приготовиться к церемонии. И к тому, что за ней последует, самому сладкому, хе хе. – Старик пожевал беззубым ртом. У нас будет музыка, чудесная музыка, и вино – целые красные реки, которые помогут смыть кое какие обиды. Однако вы устали и порядком промокли – вон как с вас капает на пол. В комнатах вас ждет огонь, и подогретое вино, и ванны, если пожелаете. Лотар, покажи нашим гостям покои.
– Я должен перевести моих людей через реку, милорд, – сказал Робб.
– Авось и без вас не заблудятся. Они уже переходили этот мост, не так ли? Когда вы пришли сюда с Севера. Вы хотели перейти, и я пропустил вас, и вы мигом оказались на той стороне. Впрочем, как вам будет угодно. Переводите каждого за ручку, если охота, – мне то что?
– Милорд, – вспомнила Кейтилин, – нельзя ли нам перекусить что нибудь? Мы проехали много лиг под дождем.
Старик пожевал ртом.
– Перекусить, хе хе? Хлеб с сыром и колбаса вас устроит?
– Добавьте немного вина, чтобы запить это, – сказал Робб, – и соль.
– Хлеб и соль. Хе хе. Конечно, конечно. – Фрей хлопнул в ладоши и слуги внесли кувшин с вином и подносы с хлебом, сыром и маслом. Лорд Уолдер тоже взял чашу красного и высоко поднял ее морщинистой рукой. – Гости мои, почетные гости – добро пожаловать под мой кров и к моему столу.
– Благодарим за гостеприимство, милорд, – ответил Робб. То же самое повторили Эдмар, Большой Джон, сир Марк Пайпер и все остальные. Они выпили вина и поели хлеба с маслом. Кейтилин, пригубив свою чашу и надкусив хлебный ломоть, почувствовала себя намного лучше. «Теперь нам нечего опасаться», – решила она.
Зная мелочность старика, она ожидала, что он отведет им самые мрачные и холодные помещения, но Фреи не поскупились. Особенно роскошно был обставлен брачный покой, где стояла большая кровать с пуховой периной и резными столбиками в виде замковых башен. Здесь повесили драпировки в цветах Талли, красные и голубые, – очень милый знак внимания. Дощатый пол покрывали надушенные ковры, высокое окно со ставнями выходило на юг. Комната Кейтилин, хотя и поменьше этой, была удобна и красива, в очаге горел огонь. Хромой Лотар заверил их, что Роббу отведено несколько покоев, как и подобает королю.
– Если вам понадобится еще что нибудь, стоит только сказать одному из стражников. – Лотар откланялся и стал, хромая, спускаться вниз.
– Надо бы поставить собственную стражу, – сказала Кейтилин брату. Ей станет легче, если за дверью будут стоять люди Старков и Талли. Аудиенция с лордом Уолдером прошла не столь болезненно, как она опасалась, но Кейтилин все таки радовалась, что это уже позади. Еще несколько дней, и Робб отправится на войну, а она – в почетное сигардское изгнание. Она знала, что лорд Ясон будет относиться к ней со всевозможной учтивостью, и тем не менее предстоящее угнетало ее.
Снизу слышалось, как конница идет по мосту, от одного замка к другому. От грохота тяжело нагруженных телег сотрясались стены. Кейтилин подошла к окну и стала смотреть, как войско Робба выходит из восточного замка.
– Дождь, кажется, слабеет.
– Понятно, ведь мы теперь под крышей. – Эдмар стоял перед огнем, где тепло овевало его с ног до головы. – Как тебе показалась Рослин?
Слишком мала и хрупка. Роды будут для нее тяжелым испытанием. Но брату девушка явно понравилась, и Кейтилин сказала только:
– Очень мила.
– Я ей, кажется, пришелся по душе. Но почему она плакала?
– Девушке перед свадьбой позволительно уронить несколько слезинок. – Лиза все глаза выплакала в утро их общей свадьбы, зато вся сияла, когда Джон Аррен накинул ей на плечи свой кремово голубой плащ.
– Она красивее, чем я смел надеяться. – Эдмар жестом остановил сестру, предупреждая ее слова. – Знаю, знаю: есть вещи поважнее. Избавь меня от проповеди, септа. И все же... ты видела этих других, которых Фрей выставил напоказ. Одна все дергается – трясучка у нее, что ли? А у двойняшек на лице больше ям и бугров, чем у Петира Прыща. Увидев их, я решил, что Рослин окажется лысой, кривой, с разумом Динь Дона и нравом Уолдера Черного. Но она, кажется, не только красива, но и ласкова. – Лицо Эдмара приняло озадаченный вид. – Почему же тогда старый хорек не дал мне выбирать? Я думал, он хочет подсунуть мне что погаже.
– Твоя любовь к хорошеньким личикам всем известна, – напомнила ему Кейтилин. – Может быть, лорд Уолдер взаправду хочет, чтобы ты был счастлив со своей молодой женой. – (Или же не хочет, чтобы ты, испугавшись прыщей, разрушил все его замыслы.) – А может быть, Рослин – его любимица. – Лорд Риверрана – куда более выгодная партия, чем те, на которые может надеяться большинство его дочерей.
– Это так, – без особой уверенности согласился Эдмар. – Но что, если она бесплодна?
– Лорд Уолдер хочет, чтобы Риверран достался его внуку. С какой стати ему навязывать тебе бесплодную жену?
– Чтобы сбыть с рук дочь, которую больше никто не возьмет.
– Это принесло бы ему мало пользы. Уолдер Фрей – человек раздражительный, но не глупый.
– И все таки... это возможно?
– Да, – неохотно согласилась Кейтилин. – Некоторые болезни, перенесенные в детстве, могут сделать девушку неспособной к зачатию. Но у нас нет причин думать, что леди Рослин переболела чем то подобным. – Она оглядела комнату. – Фрей, по правде сказать, приняли нас куда более любезно, чем я ожидала.
– Пара колючих слов и немного злорадства – для Фрея это действительно любезность, – засмеялся Эдмар. – Я думал, старый хорек помочится в наше вино и заставит нас похвалить его изысканный вкус.
Эта шутка вызвала у Кейтилин странное беспокойство.
– Извини, я пойду сниму с себя мокрую одежду.
– А я, пожалуй, сосну часок, – зевнув, сказал Эдмар.
Кейтилин вернулась к себе. Сундук с одеждой, который она привезла из Риверрана, уже внесли и поставили в ногах кровати. Развесив мокрые вещи у огня, она надела теплое шерстяное платье, красное с голубым, цветов Талли, вымыла и расчесала волосы, высушила их и отправилась искать Фреев.
Черный дубовый трон лорда Уолтера опустел, но несколько его сыновей пили вино у очага. Лотар Хромой, увидев ее, поспешно встал.
– Я думал, что вы отдыхаете, леди Кейтилин. Могу я чем то служить вам?
– Это всё ваши братья? – спросила она.
– Братья, сводные братья, зятья и племянники. Раймунд – единоутробный мой брат. Лорд Люциас Випрен – муж моей сводной сестры Литен, а сир Дамон – их сын. С моим сводным братом сиром Хостином вы, кажется, знакомы. А это сир Лесли Хэй и его сыновья, сир Харис и сир Доннел.
– Здравствуйте, сиры. Сир Первин тоже здесь? Он провожал меня в Штормовой Предел и обратно, когда я ездила на переговоры с лордом Ренли. Я буду рада снова увидеться с ним.
– Первина, к сожалению, нет дома, – ответил Лотар. – Он, без сомнения, будет огорчен, что не смог встретиться с вами, но я передам ему, что вы его не забыли.
– Но он, конечно же, приедет на свадьбу леди Рослин?
– Он надеялся успеть, но дожди... вы сами видели, что творится с реками, миледи.
– Да, в самом деле. Не проводите ли вы меня к вашему мейстеру?
– Миледи нездоровится? – спросил сир Хостин, мощно сложенный мужчина с квадратной челюстью.
– Женские жалобы – ничего серьезного, сир.
Лотар, любезный как всегда, провел ее через зал, по лестнице и по крытому мосту, где начиналась другая лестница.
– Вы найдете мейстера Бренетта в башне наверху, миледи.
Кейтилин подозревала, что мейстер тоже окажется сыном Уолдера Фрея, но он на Фреев не походил. Большой, толстый, лысый, с двойным подбородком и не слишком опрятный, судя по вороньему помету на рукавах, он отнесся к ней вполне дружелюбно. Когда она поделилась с ним сомнениями Эдмара касательно здоровья Рослин, он усмехнулся.
– Ваш лорд брат может не опасаться, леди Кейтилин. Она маленькая, это так, и бедра у нее узкие, но ее мать, леди Бетани, была такой же, и это не мешало ей рожать по ребенку каждый год.
– Сколько из них дожило до нынешнего времени? – напрямик спросила Кейтилин.
– Пятеро. – Мейстер принялся загибать толстые, как сосиски, пальцы. – Сир Первин. Сир Бенфри. Мейстер Вилламен, который принес обет в прошлом году и теперь служит у лорда Хантера в Долине. Оливар, бывший оруженосцем у вашего сына, и леди Рослин, самая младшая. Четверо мальчиков на одну девочку. Лорд Эдмар получит столько сыновей, что их девать будет некуда.
– Думаю, его это только порадует. – Итак, девушка не только хороша собой, но и плодовита. Это успокоит Эдмара. Лорд Уолдер, по всей видимости, не дал ее брату никаких причин жаловаться.
Выйдя от мейстера, Кейтилин отправилась не к себе, а к Роббу. Там она нашла Робина Флинта, сира Вендела Мандерли и Большого Джона с сыном, которого до сих пор называли Маленьким Джоном, хотя он угрожал перерасти отца. Все они порядком промокли. Еще один человек, на котором и вовсе сухой нитки не было, стоял у огня в бледно розовом, отороченном белым мехом плаще.
– Леди Кейтилин, – тихо промолвил он, – видеть вас всегда отрадно, даже в столь горестные времена.
– Вы очень добры. – В комнате царило гнетущее настроение – даже Большой Джон казался мрачным и подавленным. – Что случилось? – спросила Кейтилин, оглядев их мрачные лица.
– Ланнистеры на Трезубце, – с горечью ответил сир Вендел. – Мой брат снова в плену.
– А лорд Болтон привез нам свежие новости о Винтерфелле, – добавил Робб. – Мы потеряли не только сира Родрика – Клей Сервин и Леобальд Толхарт тоже убиты.
– Клей Сервин был совсем еще мальчик, – грустно заметила Кейтилин. – Так это правда? Все убиты, и Винтерфелла больше нет?
Болтон взглянул на нее своими бледными глазами.
– Железные Люди сожгли замок и зимний городок, но часть ваших людей мой сын Рамси увел в Дредфорт.
– Ваш бастард обвиняется в тяжких преступлениях, – резко напомнила ему Кейтилин. – В убийстве, насилии и еще худших вещах.
– Кровь в нем дурная, этого нельзя отрицать. Но он хороший боец, столь же хитрый, как и бесстрашный. Когда островитяне убили сира Родрика, а вскоре и Леобальда Толхарта, битву пришлось возглавить Рамси, и он это сделал. Он клянется, что не вложит меча в ножны, пока на Севере остается хоть один Грейджой. Быть может, ратные подвиги искупят хотя бы отчасти те преступления, на которые толкнула его бастардова кровь. – Болтон пожал плечами. – А быть может, и нет. Пусть его величество судит сам, когда война закончится. К тому времени я надеюсь получить законного сына от леди Уолды.
Что за холодная душа, в который раз подумала Кейтилин.
– Не поминал ли Рамси о Теоне Грейджое? – спросил Робб. – Убит он или сумел уйти?
Русе Болтон извлек из кошелька у себя на поясе потрепанный кусочек кожи.
– Мой сын прислал мне это вместе с письмом.
Толстый сир Вендел отвернулся, Робин Флинт и Маленький Джон обменялись взглядом, Большой Джон засопел, как бык.
– Это... человеческая кожа? – спросил Робб.
– Кожа с левого мизинца Теона Грейджоя. Мой сын жесток, я это признаю. И все таки... что такое клочок кожи по сравнению с жизнью двух маленьких принцев? Вы их мать, миледи, – могу ли я вручить вам эту... памятку о возмездии?
Частью души Кейтилин страстно хотелось прижать этот мрачный дар к своему сердцу, но она заставила себя сдержаться.
– Нет. Пожалуйста, уберите это.
– Мои братья не воскреснут, если с Теона сдерут кожу, – сказал Робб. – Мне нужна его голова, а не его шкура.
– Он один остался в живых из сыновей Бейлона Грейджоя, – напомнил им Болтон, как будто они сами не знали, – и теперь он законный король Железных островов. Пленный король – очень ценный заложник.
– Заложник? – насторожилась Кейтилин. Заложников обыкновенно берут для обмена. – Надеюсь, лорд Болтон, вы не предлагаете нам дать свободу человеку, убившему моих сыновей?
– Кто бы ни сел на Морской Трон, он захочет смерти Теона, – заметил Болтон. – Теон, даже закованный в цепи, имеет больше прав, чем любой из его дядей. Я предлагаю потребовать у островитян уступок в обмен на его казнь.
Робб принял этот совет с неохотой, но в конце концов кивнул.
– Хорошо. Сохраним ему жизнь – пока. Пусть остается в Дредфорте, пока мы не отвоюем Север.
– Сир Вендел говорит, что Ланнистеры опять на Трезубце? – обращаясь к Болтону, сказала Кейтилин.
– Это так, миледи, и я виню в этом себя. Я слишком задержался в Харренхолле. Эйенис Фрей выехал за несколько дней до меня и переправился через Рубиновый брод, хотя и не без труда. Когда я сам отправился в путь, река стала непреодолимой. Пришлось перевозить людей на лодках, которых было очень мало. Две трети моего войска уже перебрались на северный берег, когда Ланнистеры напали на тех, кто еще ожидал переправы. В основном это были люди Норри, Локе и Барли, арьергард же составлял сир Вилис Мандерли с рыцарями из Белой Гавани. Я был уже на том берегу и оказался бессилен помочь им. Сир Вилис отбивался, как мог, но Григор Клиган послал в атаку тяжелую конницу и загнал их в реку. Утонувшими мы потеряли столько же, сколько убитыми, еще больше спаслось бегством, а всех остальных взяли в плен.
Когда речь заходит о Григоре Клигане, жди дурных новостей. Не пришлось бы Роббу снова повернуть на юг, чтобы с ним расправиться, – или Гора сам идет сюда?
– Значит, Клиган перешел через реку?
– Нет, – тихо, но твердо ответил Болтон. – Я оставил у брода шестьсот человек. Копейщиков с гор и с Белого Ножа, сотню лучников Хорнвуда, вольных всадников и межевых рыцарей, а для поддержки – людей Стаута и Сервина. Командуют ими Роннел Стаут и сир Кайл Кандон. Сир Кайл, как вам, без сомнения, известно, был правой рукой покойного лорда Сервина. Львы умеют плавать не лучше волков, и пока вода не спадет, сир Григор не перейдет реку.
– Когда мы двинемся по гати, меньше всего нам будет нужен Гора в тылу, – сказал Робб. – Вы поступили правильно, милорд.
– Ваше величество слишком добры ко мне. Я понес тяжелые потери на Зеленом Зубце, а Гловер и Толхарт у Синего Дола пострадали еще сильнее.
– Синий Дол, – произнес Робб, словно выругался. – Роберт Гловер еще ответит мне за это, уверяю вас.
– Безумие, конечно, – согласился лорд Болтон, – но Гловер совсем потерял голову, когда узнал о падении Темнолесья. Горе и страх толкают человека на крайности.
Синий Дол – дело прошлое. Кейтилин гораздо больше беспокоили грядущие битвы.
– Сколько человек вы привели моему сыну? – спросила она Болтона.
Пристально глядя на нее своими странными бесцветными глазами, он ответил:
– Около пятисот конников и три тысячи пехоты, миледи. В основном из Дредфорта и немного из Кархолда. Теперь, когда верность Карстарков стала сомнительной, я счел за лучшее удержать их людей при себе. Я сожалею, что не привел больше.
– Думаю, что и этих будет довольно, – сказал Робб. – Вы будете командовать моим арьергардом, лорд Болтон. Я намерен выступить на Перешеек, как только мы отпразднуем дядину свадьбу. Пора нам вернуться домой.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:18 | Сообщение # 52 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Разъезд встретил их в часе езды от Зеленого Зубца, когда повозка медленно ползла по грязной дороге.
– Опусти голову пониже и молчи, – наказал ей Пес, увидев скачущих к ним всадников – рыцаря и двух оруженосцев, в легких доспехах и на быстрых верховых конях. Клиган подхлестнул двух старых одров, знававших лучшие дни. Колымага скрипела и раскачивалась на двух огромных деревянных колесах, еще глубже пропахивая наполненные грязью колеи. Неведомый шел сзади, привязанный к задку повозки.
На коне не было ни доспехов, ни эмблем, ни сбруи, а сам Пес облачился в зеленый домотканый кафтан и серую хламиду с капюшоном, полностью скрывающим лицо. Он не поднимал глаз и походил на небогатого крестьянина – небогатого, но здоровенного. Под его кафтаном скрывались вареная кожа и промасленная кольчуга. Что до Арьи, она сходила то ли за крестьянского сына, то ли за свинопаса. Позади них стояли четыре бочонка с солониной и один с засоленными свиными ножками.
Всадники, разделившись, окружили их с двух сторон. Клиган придержал лошадей, терпеливо ожидая, когда его пропустят. Рыцарь имел при себе копье и меч, его оруженосцы – длинные луки. На камзолах у всех троих виднелись одинаковые эмблемы: черные вилы с золотой полосой в правой части, на ржаво красном поле. Арья давно задумала открыться первому же разъезду, который им встретится, но ей представлялось, что это будут люди в серых плащах, с лютоволком на груди. Она могла бы даже рискнуть при виде великана Амберов или кулака Гловеров, но кому служит этот рыцарь с вилами, она не знала. Из того, что она видела в Винтерфелле, вилы напоминали только трезубец в руке водяного лорда Мандерли.
– Что у тебя за дело в Близнецах? – спросил рыцарь.
– Солонина для свадебного пира, с позволения вашей милости, – пробубнил Пес, потупив глаза.
– Будь моя воля, я бы никому не позволял есть солонину. – Рыцарь лишь скользнул глазами по Клигану, а на Арью вовсе не обратил внимания, зато Неведомый задержал его взгляд надолго. Конечно, ведь сразу видно, что этот жеребец – не плуговая лошадь. Один из оруженосцев чуть не свалился в грязь, когда вороной попытался укусить его коня. – Откуда у тебя этот зверь? – осведомился рыцарь с вилами.
– Свадебный подарок от миледи, сир. Она шлет его молодому лорду Талли.
– Что за леди? Кому ты служишь?
– Старая леди Уэнт, сир.
– Уж не думает ли она, что ей вернут Харренхолл в обмен на коня? Боги видят, нет большей дуры, чем старая дура. Ладно, проезжай.
– Да, милорд. – Пес снова взмахнул кнутом и старые клячи потащили колымагу дальше. Колеса во время остановки увязли в грязи и не сразу освободились. Всадники тем временем ускакали. Клиган оглянулся на них и хмыкнул:
– Сир Доннел Хэй. В свое время я отобрал у него столько коней, что и счет потерял. И доспехов тоже. А однажды чуть не убил его в общей схватке.
– Как же он тогда тебя не узнал?
– Это дурачье считает ниже своего достоинства разглядывать какого то вшивого мужика. Если держать глаза вниз, говорить уважительно и почаще повторять «сир», они тебя вовсе не заметят. Они обращают больше внимания на лошадей, чем на простолюдинов. Вот Неведомого он, пожалуй, узнал бы, если бы когда нибудь видел меня на нем.
Твое лицо он тоже узнал бы. Арья в этом не сомневалась. Тому, кто хоть раз видел ожоги Сандора Клигана, забыть их не так то легко. Их можно скрыть под шлемом, но у Клигана и шлем в виде собачьей головы.
Вот почему им понадобилась эта повозка и бочки с солониной. «Я не желаю, чтобы меня притащили к твоему брату в цепях, – сказал Клиган, – и не хочу прорубать себе путь через его людей, чтобы попасть к нему. Придется нам стать лицедеями».
Крестьянин, случайно встреченный на Королевском тракте, обеспечил их повозкой, лошадьми, одеждой и бочонками, хотя и не по доброй воле. Пес забрал у него все это под угрозой меча, а когда крестьянин обругал его грабителем, сказал: «Я не грабитель, а фуражир. Скажи спасибо, что подштанники тебе оставил. А вот сапоги снимай, не то я ноги тебе отрублю. Выбирай сам». Крестьянин ростом и силой не уступал Клигану, но все же решил снять сапоги и сохранить ноги.
Настал вечер, а они все так же тащились к Зеленому Зубцу и двум замкам лорда Фрея. Я почти на месте, думала Арья. Ей следовало бы испытывать радостное волнение, а между тем все ее нутро точно узлом завязали. Может быть, это происходило с нею от лихорадки, а может быть, и нет. Прошлой ночью она видела плохой сон, ужасный сон. Она не могла вспомнить, что же ей снилось, но тяжелое чувство не покидало ее весь день. Оно не желало проходить и становилось только сильнее. Страх ранит глубже, чем меч. Сейчас ей надо быть сильной, как наказывал ей отец. Сейчас ее отделяют от матери лишь ворота замка, река и войско Робба, поэтому ей ничего не грозит. Или грозит?
В этом войске, помимо других, находится и Русе Болтон. Лорд пиявка, как зовут его разбойники. От этого Арье делалось не по себе. Убегая из Харренхолла, она спасалась не только от Кровавых Скоморохов, но и от него, и перерезала горло одному из его солдат. Знает ли он, что это сделала она, или винит Джендри с Пирожком? Расскажет ли он об этом матери? Что он сделает, если увидит ее? Может, он ее и не узнает. Теперь она больше похожа на мокрую крысу, чем на его бывшую чашницу, притом на крысу мальчика. Пес всего два дня назад обрезал ей волосы. Цирюльник из него еще хуже, чем из Йорена, и голова с одной стороны получилась наполовину лысая. Спорить могу, что и Робб меня не узнает, и матушка. Она ведь была совсем маленькая в тот день, когда лорд Эддард Старк уехал с ней из Винтерфелла.
Они услышали музыку до того, как увидели замок. Бой барабанов, рев рогов и вой волынок пробивались сквозь шум реки и стук лупившего по головам дождя.
– На свадьбу мы опоздали, – сказал Пес, – но пир, похоже, еще идет. Скоро я от тебя избавлюсь.
«Это я избавлюсь от тебя», – подумала Арья.
Дорога, ведущая в основном на северо запад, теперь повернула строго на запад, между яблочным садом и полем прибитой дождем пшеницы. Миновав последние яблони, они поднялись на пригорок, и перед ними открылись оба замка, река и два военных лагеря. Сотни лошадей стояли в загонах, и тысячи людей толпились вокруг трех огромных шатров, обращенных к воротам замка. Робб разбил свой лагерь на более высоком и сухом месте, но разлившийся Зеленый Зубец подбирался уже и туда, угрожая крайним палаткам.
Здесь музыка из замков звучала громче. В ближайшем замке играли одно, в противоположном другое, и шум более напоминал битву, чем пир.
– Слушать противно, – заявила Арья.
– Должно быть, все глухие старухи в Ланниспорте заткнули себе уши. – Пес издал звук, могущий сойти за смех. Мне говорили, что Уолдер Фрей слаб глазами, но у него, видать, и со слухом неполадки.
Жаль, что теперь ночь, а не день. Днем, если бы выглянуло солнце и подул ветер, Арья смогла бы разглядеть знамена, поискать лютоволка Старков, или боевой топор Сервинов, или кулак Гловеров. А ночью все краски становятся серыми. Дождь сменился мелкой изморосью, переходящей в туман, но промокшие знамена по прежнему висели как тряпки.
Лагерь плотно огораживала изгородь из телег, и здесь Клигана с Арьей остановил караул. Фонарь, который нес сержант, позволил Арье разглядеть, что плащ на этом человеке бледно розовый, а у солдат на груди виднелась эмблема лорда пиявки, ободранный человек Дредфорта. Клиган рассказал им ту же историю, что и рыцарю с вилами, но сержант Болтона оказался не столь сговорчивым, как сир Доннел Хэй.
– Солонина – не то мясо, что подают на господском свадебном пиру, – презрительно заявил он.
– Так у меня еще и свиные ножки есть, сир.
– Все равно. Пир уже идет к концу. А я не из этих молокососов, южных рыцарей – я северянин.
– Мне велено обратиться к стюарду или к повару...
– Замок закрыт, и господ беспокоить нельзя. Можешь выгрузить свой товар у шатров, вон там. Эль разжигает у людей голод, а старому Фрею свиные ножки ни к чему – они ему не по зубам. Спроси Седжкинса, он тебе скажет, что делать. – Сержант отдал приказ, и его люди откатили в сторону одну из телег, чтобы дать Клигану проехать.
Пес, щелкнув кнутом, направил лошадей к шатрам. Никто не обращал на них внимания. Они ехали мимо нарядных павильонов, чьи мокрые шелковые стенки светились, как волшебные фонари, от горящих внутри ламп и жаровен – розовые, золотистые, зеленые, полосатые, узорные и клетчатые, с птицами, зверями, шевронами, звездами, колесами и разными видами оружия. Арья заметила желтую палатку с шестью желудями, внизу три, над ними два, сверху еще один. Лорд Смолвуд, подумала она, вспомнив далекий замок, желуди и его хозяйку, назвавшую ее красивой девочкой.
На каждый шелковый павильон, однако, приходилось две дюжины простых холщовых палаток, где огонь не горел. Иные из них могли вместить два десятка пехотинцев, но пиршественные шатры все равно были больше. Попойка, как видно, шла уже несколько часов. Громкие здравицы и стук винных чаш смешивались с обычными лагерными звуками: ржанием лошадей, лаем собак, грохотом катящихся во тьме повозок, смехом, руганью, лязгом стали и треском дерева. Музыка здесь, под замком, стала еще громче, но под всем этим слышался грозный шум Зеленого Зубца, ревущего, как лев в своем логове.
Арья крутилась во все стороны, надеясь увидеть эмблему с лютоволком или палатку в серых и белых тонах Винтерфелла. На глаза ей попадались одни незнакомцы. Какой то человек справлял нужду в тростнике, но это был не Элбелли. Из палатки со смехом выскочила полуодетая девушка, но палатка была бледно голубая, а не серая, как сначала показалось Арье, и у мужчины, который выбежал следом за девицей, на дублете была рысь, а не волк. Четверо лучников под деревом натягивали навощенные тетивы своих длинных луков, но это были не люди ее отца. Дорогу им перешел мейстер, но он был слишком молод и строен для мейстера Лювина. В двух башнях Близнецов светились окна. Сквозь дымку дождя замки казались жуткими и таинственными, словно вышедшими из сказок старой Нэн, но это был не Винтерфелл.
У шатров толпа была гуще всего. Широкие полотнища были подвязаны кверху, и люди входили и выходили с рогами и кружками в руках, а иные и с женщинами. Клиган проехал мимо входа в первый шатер, и Арья увидела внутри сотни человек – одни сидели на скамьях, другие толкались у бочек с медом, вином и элем. В шатре яблоку негде было упасть, но это, похоже, никому не портило настроения. Замерзшая и промокшая Арья позавидовала им – там по крайней мере тепло и сухо, даже песни поют. Мелкий дождь у входа клубился от выходящего изнутри тепла.
– За лорда Эдмара и леди Рослин! – крикнул кто то. Все выпили, и другой голос прокричал: – За Молодого Волка и королеву Жиенну.
Что это за королева Жиенна такая? Единственной известной Арье королевой была Серсея.
У шатров вырыли костровые ямы, поставив над ним навесы из досок и шкур для защиты от дождя. Но с реки задувал ветер, и влага все равно попадала в огонь, который шипел и дымился. Повара жарили мясо на вертелах, и от запаха у Арьи потекли слюнки.
– Может, остановимся? – спросила она Клигана. – Там внутри сидят северяне. – Она распознала их по бородам, по лицам, по плащам из медвежьих и тюленьих шкур, по здравицам и песням. Это люди Карстарков, Амберов и воины из горных кланов. – Спорю, здесь и винтерфеллцы есть. – Люди ее отца, люди Робба, лютоволки Старков.
– Твой брат в замке, и мать тоже. Ты хочешь к ним попасть или нет?
– Хочу. А как же Седжкинс? – Сержант велел им спросить Седжкинса.
– Горячую кочергу ему в задницу, твоему Седжкинсу. – Клиган огрел кнутом одну из лошадей. – Мне нужен твой проклятый братец, а не он.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:21 | Сообщение # 53 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
КЕЙТИЛИН
Барабаны били не умолкая, и грохот отдавался у нее в голове. На хорах в дальнем конце зала завывали волынки, верещали флейты, пиликали скрипки и дудели рога, но барабанный гром перебивал все остальное. Музыка отражалась эхом от стропил, а внизу ели, пили и перекрикивались гости. Уолдер Фрей, должно быть, глух как пень, если терпит такую музыку. Кейтилин пригубила вино, глядя на Динь Дона, скачущего под звуки «Алисанны». Она по крайней мере полагала, что это «Алисанна» – у таких музыкантов это в равной степени могло быть «Медведем и прекрасной девой».
Снаружи все еще шел дождь, но в Близнецах стояла духота. В очаге ревел огонь, на стенах дымно пылали многочисленные факелы, но основной жар шел от человеческих тел: гости теснились на скамьях так плотно, что всякий, кто хотел поднять свою чашу, толкал в ребра своего соседа.
Даже у них на помосте сидели теснее, чем Кейтилин было бы желательно. Ее поместили между сиром Риманом Фреем и Русе Болтоном, и это сказывалось на ее обонянии. Сир Риман пил так, словно завтра в Вестеросе вина больше не останется, и обильно потел. Перед этим он, видимо, выкупался в лимонной воде, но никакой лимон не мог перешибить такое количество кислого пота. От Русе Болтона шел более сладкий, но не менее неприятный запах. Вместо вина и меда он пил настойку из целебных трав и ел очень мало.
Кейтилин не могла его винить за отсутствие аппетита. Для начала им подали жидкий луковый суп, за ним последовал салат из зеленых бобов, лука и свеклы. Затем принесли щуку в миндальном молоке, пареную репу, успевшую остыть по дороге, студень из телячьих мозгов и жилистую говядину. Такое угощение вряд ли приличествовало подавать королю, а от телячьих мозгов Кейтилин просто затошнило. Но Робб ел все это без жалоб, а ее брат был слишком занят своей молодой женой, чтобы обращать внимание на еду.
Кто бы мог подумать, что Эдмар сетовал на свою судьбу всю дорогу от Риверрана до Близнецов? Муж и жена ели с одной тарелки, пили из одного кубка, а между глотками обменивались невинными поцелуями. Эдмар отказывался от большинства блюд, и неудивительно. Кейтилин не смогла бы вспомнить, что подавали на ее собственном свадебном пиру. Съела ли она тогда хоть кусочек? Или все время смотрела на Неда, гадая, каков он, ее муж?
У бедняжки Рослин улыбку словно приклеили к лицу. Ну что ж, ее ведь только что обвенчали, и впереди у нее брачная ночь. Это, конечно, ужасает ее не меньше, чем Кейтилин в свое время. Робб сидит между Алике и Уолдой Светлой, самыми спелыми из девиц Фрей. «Я надеюсь, вы не откажетесь потанцевать с моими дочерьми на свадебном пиру, – сказал ему недавно Уолдер Фрей. – Это порадует стариково сердце». Должно быть, его сердце порадовалось вдоволь – Робб исполнил свой долг, как подобает королю. Он танцевал со всеми девицами, с новобрачной и восьмой леди Фрей, с вдовушкой Ами и женой Русе Болтона Уолдой Толстой, с прыщавыми двойняшками Серрой и Саррой и даже с Ширеей, меньшой дочкой лорда Уолдера, лет шести от роду. Доволен ли лорд переправы или он в обиде за всех прочих дочек и внучек, еще не танцевавших с королем?
– Ваши сестры прелестно танцуют, – сказала Кейтилин сиру Риману, стараясь быть любезной.
– Это не сестры, а тетки и кузины. – Сир Риман глотнул еще вина, и струйка побежала по щеке ему в бороду.
Изволь тут поддерживать беседу с таким угрюмцем, который к тому же крепко набрался. Если на угощение лорд Уолдер поскупился, то напитков он не жалел. Эль, вино и мед текли, как река за стенами замка. Большой Джон уже ревел во хмелю, сын лорда Уолдера Меррет шел с ним вровень, но сир Уэйлен Фрей уже отказался от борьбы с ними обоими. Кейтилин предпочла бы видеть лорда Амбера трезвым, но попросить Большого Джона не пить – все равно что запретить ему дышать.
Маленький Джон и Робин Флинт сидели рядом с Роббом, по обе стороны от Алике и Уолды. Они оба, а также Патрек Маллистер и Дейси Мормонт, будучи этим вечером телохранителями короля, не пили вовсе. Свадебный пир – не поле боя, но от пьяных всего можно ожидать, и короля нельзя оставлять без охраны... Кейтилин радовалась этому, а еще больше тому, что пояса с мечами висят на колышках вдоль стен. Чтобы резать студень, мечи не нужны.
– Все думали, что милорд выберет Уолду Светлую, – рассказывала сиру Венделу, перекрикивая музыку, леди Уолда Болтон – кругленькая, розовая, с водянистыми голубыми глазами, жидкими желтыми волосами и огромной грудью. Верещит, как настоящий поросенок. Трудно представить ее в Дредфорте в этих розовых кружевах и беличьей накидке. – Но мой лорд дедушка обещал дать в приданое за невестой столько серебра, сколько она весит, и милорд Болтон выбрал меня. – Она засмеялась, тряся своими подбородками. – Я вешу на шесть стоунов больше Уолды Светлой, однако порадоваться этому мне пришлось впервые. Теперь я леди Болтон, а моя кузина осталась в девушках, при том, что ей скоро уже девятнадцать, бедняжке.
Лорд Болтон не обращал внимания на ее болтовню. Иногда он отведывал кусочек того, ложку другого, отламывал хлеб от ковриги своими короткими сильными пальцами, но еда не отвлекала его от происходящего. В начале пира он предложил тост за внуков лорда Уолдера, явно подразумевая двух Уолдеров, оказавшихся на попечении его бастарда. По взгляду, который бросил на него старик, и по движению его беззубого рта Кейтилин поняла, что невысказанная угроза дошла до лорда Фрея.
Свет еще не видал такой невеселой свадьбы, думала она, вспоминая свою бедную Сансу, выданную за Беса. Да смилуется Матерь над ее нежной душой. От жары, дыма и шума Кейтилин чувствовала дурноту. Музыкантов на хорах много, и играют они громко, но талантами явно не блещут. Кейтилин выпила еще немного вина и позволила пажу наполнить ее чашу. Еще несколько часов и худшее будет позади. Завтра к этому часу Робб уже выступит в поход – теперь на Ров Кейлин, чтобы сразиться с островитянами. Кейтилин, как ни странно, испытывала едва ли не облегчение от этой мысли. «Он выиграет этот бой. Он выиграет все свои сражения, а островитяне сейчас остались сейчас без короля. Нед был для него хорошим учителем». Барабаны гремели, Динь Дон снова проскакал мимо нее, но за музыкой она не расслышала его колокольчиков.
Шум внезапно перекрыло громкое рычание – это две собаки сцепились из за кости. Они покатились по полу, вызвав всплеск общего веселья. Кто то облил их элем из кувшина, и они расцепились. Одна заковыляла к помосту, и лорд Уолдер разинул рот от хохота, когда мокрая собака встряхнулась, обрызгав элем трех его внуков.
Собачья драка напомнила Кейтилин о Сером Ветре, но его нигде не было видно. Лорд Уолдер не допустил волка в чертог.
– Я слыхал, ваш зверь любит человечинку, хе хе, – сказал он. – Рвет глотки почем зря. Такому чудовищу не место на свадьбе моей Рослин, среди женщин и моих милых малюток.
– Серый Ветер для них не опасен, милорд, – возразил Робб. – Особенно когда я рядом.
– Когда он накинулся на моих внуков, которых я выслал вам навстречу, вы тоже были рядом, не так ли? Не думайте, что я ничего об этом не знаю, хе хе.
– Но ведь ничего дурного не случилось...
– Не случилось, говорит король! Не случилось! Петир упал с лошади – я так одну из жен потерял. – Старик пожевал ртом. – Или не жену, а какую то потаскушку? Да, мать бастарда Уолдера, вспомнил теперь. Она упала с лошади и разбила себе голову. Что бы вы сделали, ваше величество, если бы и Петир сломал себе шею? Принесли бы мне извинения за потерянного внука? Ну уж нет. Вы, может, и король, не спорю, Король Севера, хе хе, но у себя в доме правила устанавливаю я. Либо волк, либо свадьба, государь, – выбирайте, что хотите.
Кейтилин видела, что сын ее в бешенстве, но Робб сдержал себя и подчинился воле хозяина дома. Не зря же он сказал ей у ворот замка: «Если лорд Уолдер подаст нам тушеную ворону под соусом из червей, я съем и еще попрошу добавки». Это самое он и сделал.
Еще один из потомков лорда Уолдера свалился под стол, побежденный Большим Джоном, – на этот раз Петир Прыщ. Амбер вмещает в себя втрое больше – на что этот юноша рассчитывал? Большой Джон встал, вытер рот и запел: «Жил был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с косматою шкурой!» Голос у него был совсем не плох, хотя и осип от выпитого. Музыканты, к несчастью, в это время играли «Весенние цветы», чей мотив подходил к словам «Медведя», как устрица к овсянке. Даже бедный Динь Дон зажал себе уши.
Русе Болтон пробормотал что то неразборчивое и отправился на поиски отхожего места. Гости галдели, слуги сновали взад вперед. Кейтилин знала, что в замке на том берегу идет другой пир, для рыцарей и лордов более мелкого пошиба. Лорд Уолдер сплавил туда все свое незаконное потомство, за что это торжество получило у северян название «бастардов пир». Кое кто из гостей, без сомнения, потихоньку бегает посмотреть, как пируют бастарды – а ну как у них веселее? Некоторые, может быть, даже в лагерь заглядывают. Фреи свезли туда в изобилии вино, эль и мед, чтобы простые солдаты тоже могли выпить за союз Риверрана и Близнецов.
Робб пересел на освободившееся место Болтона.
– Еще несколько часов, и эта комедия кончится, матушка, – тихо произнес он. Большой Джон тем временем пел про деву с медовыми волосами. – Уолдер Черный нынче кроток, как ягненок, а дядя Эдмар, кажется, доволен своей женой. Сир Риман!
– Ваше величество? – захлопал глазами Риман Фрей.
– Я хотел просить Оливара быть моим оруженосцем, когда мы выступим на север, но не нашел его здесь. Может быть, он на другом пиру?
– Оливар? Нет. Его совсем нет в замке. Уехал по делам.
– Понимаю, – сказал Робб, хотя его тон предполагал обратное. Сир Риман так больше ничего не добавил, и Робб спросил Кейтилин: – Не хочешь ли потанцевать, матушка?
– Нет, спасибо. – Голова у нее разболелась так, что танцевать ей хотелось меньше всего. – Кто нибудь из дочерей лорда Уолдера, без сомнения, с удовольствием составит тебе пару.
– О, без сомнения. – Его улыбка выражала покорность судьбе.
Музыканты теперь заиграли «Железные копья», а Большой Джон затянул «Гуляку парня». Хоть бы кто нибудь свел их вместе – это помогло бы достигнуть гармонии. Кейтилин снова обратилась к сиру Риману:
– Я слышала, что один из ваших кузенов – певец.
– Алесандер, сын Саймонда. Алике – его сестра. – Он указал чашей на упомянутую им девушку, которая танцевала с Робином Флинтом.
– Разве он не споет для нас сегодня?
– Он? Нет. Его нет дома. – Риман вытер пот со лба и нетвердо поднялся на ноги. – Прошу прощения, миледи, – молвил он и, шатаясь, вышел из зала.
Эдмар целовал Рослин и жал ей руку, сир Марк Пайпер и сир Данвел Фрей состязались, кто кого перепьет, Хромой Лотар рассказывал что то забавное сиру Хостину, кто то из молодых Фреев жонглировал тремя кинжалами, потешая хихикающих девиц, Динь Дон сидел на полу и облизывал вино с пальцев. Слуги внесли огромные серебряные блюда с ломтями сочной розовой баранины, самым аппетитным из всего, что подавалось до сих пор. Робб вел в танце Дейси Мормонт.
Когда старшая дочь леди Мейдж меняла кольчугу на платье, она становилась настоящей красавицей – высокая, гибкая, с застенчивой улыбкой, освещающей ее продолговатое лицо. Отрадно было видеть, что она столь же грациозна в танце, как и на ристалище. Добралась ли уже леди Мейдж до Перешейка? Остальных дочерей она взяла с собой, но Дейси как одна из соратников Робба решила остаться с ним. Он, как и Нед, одарен способностью внушать людям преданность. Оливар Фрей тоже ее разделял. Робб, кажется, говорил, что Оливар не хотел его покидать даже после того, как он женился на Жиенне.
Лорд Переправы, восседающий между своими черными дубовыми башнями, хлопнул в ладоши. Звук хлопка был так слаб, что даже сидящие на помосте его не услышали, но сир Эйенис и сир Хостин увидели сам жест и принялись стучать чашами по столу. К ним присоединился Хромой Лотар, потом Марк Пайпер, сир Данвел и сир Раймунд. Вскоре уже половина гостей барабанила по столам, и это наконец заметили даже музыканты на хорах. Пиликанье, грохот и вой смолкли, и настала тишина.
– Ваше величество, – крикнул лорд Уолдер Роббу, – септон прочел свои молитвы, были сказаны разные слова, и лорд Эдмар закутал мою малютку в рыбий плащ, но они пока еще не стали мужем и женой. Меч нуждается в ножнах, хе хе, а свадьба завершается постелью. Что скажет мой государь? Не пора ли уложить молодых?
Больше двадцати сыновей и внуков Уолдера Фрея снова застучали чашами, крича в такт:
– В постель! В постель! Пора в постель! – Рослин стала белой как мел. Что ее так пугает – близкое расставание с девичеством или само провожание? У нее столько родни, что этот обычай ей наверняка знаком, но когда в постель провожают тебя, это совсем другое дело. В брачную ночь самой Кейтилин Джори Кассель второпях разорвал на ней платье, а пьяный Десмонд Грелл извинялся за каждую непристойную шутку, чтобы тут же выпалить новую. Лорд Дастин, увидев ее обнаженной, сказал Неду, что от таких грудок отлучать никогда не надо. Бедняга. Потом он отправился с Недом на юг и больше не вернулся. Сколько мужчин, сидящих здесь сейчас, умрут еще до конца года? Робб поднял руку.
– Если вы думаете, что время пришло, лорд Уолдер, давайте уложим их немедля.
Гости встретили его слова одобрительным ревом. Музыканты на хорах, снова взявшись за скрипки, рога и волынки, грянули: «Снял король корону, королева – башмачок». Динь Дон запрыгал, звеня собственной короной.
– Я слыхала, что у всех Талли между ног форель, – вскричала Алике Фрей.
– Наверно, ей нужен червячок, чтобы подняться?
– А я слыхал, что у женщин Фрей двое ворот вместо одних! – ответил ей на это Марк Пайпер.
– Да, только и те и другие накрепко заперты, и таким мелким тараном, как у вас, их не взять! – не осталась в долгу Алике. Их перебранку встретили хохотом, и Патрек Маллистер, взобравшись на стол, предложил выпить за одноглазую рыбку Эдмара.
– А щука то здоровенная, доложу я вам! – объявил он.
– Какая там щука, плотва, – крикнула толстая Уолда Болтон рядом с Кейтилин, и все снова стали скандировать хором:
– В постель! В постель!
Гости хлынули к помосту – самые пьяные, как всегда, впереди. Мужчины и мальчики подняли на руки Рослин, дамы и девицы принялись раздевать Эдмара. Он смеялся и отпускал соленые шуточки. Музыка гремела во всю мочь, но Большой Джон ее перекричал.
– Подайте ка мне молодую, – взревел он, растолкал других мужчин и взвалил Рослин на плечо. – Экая фитюлька – совсем мяса нет!
Кейтилин стало жаль девушку. Невесты зачастую пытаются отвечать на шутки или хотя бы делают вид, что им это нравится, Рослин же застыла от ужаса, вцепившись в Большого Джона – как видно, она боялась, что он ее уронит. Да, она плачет, бедняжка, заметила Кейтилин, глядя, как Марк Пайпер снимает с молодой башмачок. Надеюсь, Эдмар будет ласков с нею. С хоров лилась все та же веселая и озорная музыка: королева успела уже снять подвязку, а король – рубашку.
Кейтилин следовало бы присоединиться к стайке женщин, окруживших ее брата, но она знала, что только испортит им удовольствие. Ее настроение никак нельзя было назвать игривым. Эдмар, безусловно, извинит ее – гораздо приятнее, когда тебя раздевают веселые и озорные чужие женщины без участия мрачной сестры.
Молодых вынесли вон, оставляя за собой разные предметы одежды, и Кейтилин увидела, что Робб тоже остался в зале. Уолдер Фрей достаточно придирчив, чтобы усмотреть в этом оскорбление для своей дочери. Роббу бы следовало проводить Рослин вместе с другими, но пристало ли матери говорить ему об этом? Впрочем, многие другие тоже остались. Питер Прыщ и сир Уэйлен спали, уронив головы на стол, Меррет Фрей в который раз наполнял свою чашу, Динь Дон бродил вокруг, собирая объедки с тарелок, сир Вендел Мандерли обгладывал баранью ногу. Лорд Уолдер, разумеется, продолжал восседать на своем троне – он не смог бы с него слезть без посторонней помощи. Но Роббу все таки лучше уйти. Что, если старик спросит, почему его величество не хочет увидеть его дочь обнаженной? Барабаны стучали, стучали, стучали.
Дейси Мормонт, единственная женщина, оставшаяся в зале помимо Кейтилин, тронула за руку Эдвина Фрея и что то сказала ему на ухо. Эдвин грубо оттолкнул ее и громко ответил:
– Нет уж – довольно я наплясался на сегодня. – Дейси, побледнев, отвернулась, и Кейтилин медленно поднялась с места. Что это значит? Сомнения овладели ее сердцем, которое за миг до этого не чувствовало ничего, кроме усталости. Пустяки, говорила она себе, ты ищешь грамкинов в поленнице дров, ты просто глупая старуха, больная горем и страхом. Но лицо ее, должно быть, приняло такое выражение, что даже сир Вендел Мандерли заметил.
– Что нибудь не так? – спросил он, оторвавшись от бараньей ноги.
Она, не отвечая, направилась к Эдвину Фрею. Музыканты, раздев наконец короля и королеву, сделали короткую передышку и начали совсем другую песню. Слов не было, но Кейтилин и без них узнала «Рейнов из Кастамере». Эдвин встал и поспешно пошел к двери. Кейтилин прибавила шагу, подгоняемая музыкой. Шесть быстрых шагов – и она догнала его. «Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд, чтоб я шел к тебе на поклон?» Она схватила Эдвина за рукав и вся похолодела, нащупав под шелком железные звенья кольчуги.
Кейтилин ударила его по лицу так, что разбила губу. Оливар, Первин, Алесандер – никого из них нет. И Рослин плачет...
Эдвин оттолкнул ее. Музыка заглушала все остальное, и казалось, будто плачут самые стены. Робб, гневно глядя на Эдвина, двинулся ему на перерез... и под самым его плечом вдруг выросла пущенная из арбалета стрела. Если он и вскрикнул тогда, Кейтилин не услышала этого за скрипками, рогами и волынками. Вторая стрела пронзила ногу и Робб упал. У половины музыкантов на галерее появились в руках арбалеты вместо флейт и барабанов. Кейтилин бросилась к сыну, но что то ударило ее в поясницу, и каменный пол устремился ей навстречу.
– Робб! – закричала она, падая. Маленький Джон Амбер сорвал столешницу с козел и прикрыл ею короля. В дерево вонзились еще стрелы – одна, две, три. Фреи, орудуя кинжалами, окружили Робина Флинта. Вендел Мандерли встал, и стрела, попав в его раскрытый рот, вышла из затылка. Он рухнул на стол лицом вниз, расшвыряв по полу чаши, кувшины, миски, репу и свеклу.
Спину Кейтилин жгло огнем. Маленький Джон огрел сира Раймунда Фрея бараньей ногой по лицу, но когда он бросился к своему поясу, висящему на стене, стрела повалила его на колени. «Ты зовешься львом и с большой горы смотришь грозно на всех остальных». Сир Хостин Фрей зарезал Лукаса Блэквуда. Одному из Венсов, который схватился с сиром Харисом Хэем, Уоддер Черный рассек поджилки. «Но если когти твои остры, то мои не тупее твоих». Доннел Локе, Оуэн Норри и еще полдюжины человек пали, сраженные стрелами. Молодой сир Бенфи схватил за руку Дейси Мормонт, она разбила о его голову кувшин с вином и кинулась к двери. Дверь распахнулась ей навстречу, и в чертог ворвался сир Риман, одетый в сталь с головы до ног. За ним следовала дюжина фреевских латников, вооруженных длинными топорами.
– Милосердия! – крикнула Кейтилин, но барабаны, рога и лязг стали заглушили ее мольбу. Топор сира Римана погрузился в живот Дейси. В другую дверь тоже валили люди, в кольчугах, лохматых плащах и со сталью в руках. Северяне! Они спасут нас, подумала Кейтилин, но тут один из них срубил голову Маленькому Джону двумя мощными ударами топора, и ее надежда угасла, как свеча на ветру.
Лорд Переправы со своего резного трона наслаждался зрелищем бойни.
На полу в нескольких футах от Кейтилин валялся кинжал. Возможно, он слетел со стола или выпал из чьей то ослабевшей руки. Кейтилин поползла к нему. Все ее тело налилось свинцом, и во рту чувствовался вкус крови. Я убью Уолдера Фрея, твердила она себе. Динь Дон, забившийся под стол, был ближе к кинжалу, но только съежился, когда Кейтилин схватила клинок. Я убью старого негодяя. Хотя бы это я должна сделать.
Столешница, которой Маленький Джон прикрыл Робба, сдвинулась, и ее сын привстал на колени. Одна стрела торчала у него из руки, вторая из ноги, третья из груди. Лорд Уолдер сделал знак, и музыка смолкла – вся, кроме одного барабана. Кейтилин услышала отдаленный шум битвы и чуть поближе – отчаянный волчий вой. Серый Ветер, с запозданием вспомнила она.
– Хе хе, – произнес лорд Уолдер. – Король Севера восстал. Мы, кажется, убили кого то из ваших людей, ваше величество, но я приношу вам свои извинения. Теперь они наверняка оживут снова.
Кейтилин вцепилась в длинные седые волосы Динь Дона и выволокла его из под стола.
– Лорд Уолдер! – вскричала она. – ЛОРД УОЛДЕР! – «Бум бум бум», – медленно и монотонно бил барабан. – Довольно, – сказала Кейтилин. – Довольно, говорю я. Вы отплатили изменой за измену, на том и покончим. – Она приставила кинжал к горлу Динь Дона, и ей вспомнилась комната больного Брана и сталь у собственного горла. «Бум бум бум бум бум», – бил барабан. – Прошу вас. Он мой сын. Мой первенец и последний, кто у меня остался. Пощадите его. Пощадите, и я клянусь, что мы забудем... все, что вы совершили. Клянусь старыми богами и новыми: мы не будем мстить.
Лорд Уолдер недоверчиво прищурился.
– Только дурак способен поверить такой нелепице. Вы принимаете меня за дурака, миледи?
– Я принимаю вас за отца. Оставьте в заложниках меня и Эдмара тоже, если его еще не убили, но отпустите Робба.
– Нет, – чуть слышно произнес Робб. – Матушка, нет...
– Да, Робб. Встань и уходи отсюда. Спасайся. Если не ради меня, то ради Жиенны.
– Жиенна? – Робб ухватился за край стола и встал. – Матушка... Серый Ветер...
– Ступай к нему. Сейчас же. Уходи отсюда, Робб.
– С чего вы взяли, что я позволю ему уйти? – фыркнул лорд Уолдер.
Она еще плотнее прижала кинжал к горлу Динь Дона. Дурачок закатил глаза в немой мольбе, и отвратительный смрад ударил ей в нос, но она обратила на это не больше внимания, чем на непрестанный бой барабана: бум бум бум бум бум бум. Сир Риман и Уолдер Черный зашли ей за спину, но Кейтилин было уже все равно. Пусть делают с ней что хотят: бросают в темницу, насилуют, убивают. Он уже прожила свою жизнь, и Нед ждет ее. Только бы Робб был жив.
– Клянусь честью Талли и честью Старк, я оставлю жизнь вашему Эйегону, если вы оставите жизнь моему Роббу. Сын за сына. – Ее рука дрожала так, что корона дурачка звенела.
«Бум, – бил барабан, – бум бум бум бум». Старик пожевал губами. Нож, скользкий от пота, дрожал в руке Кейтилин.
– Сын за сына, хе хе... Но он мой внук, и от него никогда не было особого проку.
Человек в темных доспехах и бледно розовом, забрызганном кровью плаще подошел к Роббу.
– Наилучшие пожелания от Джейме Ланнистера. – С этими словами он пронзил мечом сердце короля и повернул клинок.
Робб нарушил свое слово, но Кейтилин сдержала свое. Крепко держа Эйегона за волосы, она полоснула его по горлу так, что нож скрежетнул о кость. Горячая кровь оросила ее пальцы, а колокольчики все звенели, и барабан бил «бум бум бум бум бум».
Кто то отнял у нее нож, и слезы, едкие как уксус, потекли у нее по щекам. Десять злобных воронов терзали ее лицо когтями и клювами, оставляя глубокие кровавые раны. Она чувствовала кровь у себя на губах.
Как больно. Наши дети, Нед, все наши милые детки. Рикон, Бран, Арья, Санса, Робб... пожалуйста, Нед, сделай что нибудь, останови эту боль... Белые слезы вперемешку с красными катились по ее изодранному лицу, которое когда то любил Нед. Кейтилин Старк подняла руки, глядя, как кровь струится по пальцам в рукава ее платья. Красные черви ползут по ее телу. Щекотно. Ее смех, вызванный щекоткой, перешел в крик.
– Она лишилась рассудка, – сказал кто то, а другой приказал: – Прикончи ее, – и чья то рука схватила ее за волосы, как она Динь Дона. «Нет, нет, – подумала она, – не обрезайте мне волосы. Нед так любит их». Сталь впилась ей в горло красным холодным поцелуем.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:23 | Сообщение # 54 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Шатры, где шел пир, остались позади. Лошади шлепали по мокрой глине и прибитой траве, уходя от света во тьму. Впереди высились ворота замка. На стенах двигались факелы, трепеща на ветру. Их свет тускло отражался от мокрых шлемов и кольчуг. Еще больше факелов мелькало на мосту, соединяющем две башни Близнецов – целая колонна огней струилась от западного берега к восточному.
– А замок то открыт, – заметила Арья. Сержант сказал им неправду. Решетка ворот ползла вверх у нее на глазах, и через бурлящий ров уже перекинули мост. Вот только пропустит ли их стража лорда Фрея? Арья прикусила губу, слишком взволнованная, чтобы улыбаться.
Пес натянул вожжи так сильно, что она чуть не свалилась с повозки.
– Семь поганых вонючих преисподних, – выругался он. – Их левое колесо ушло глубоко в грязь и повозка слегка накренилась. – Слезай, – рявкнул Клиган, хватив ее ладонью по плечу и сбив наземь. Она упала легко, как учил ее Сирио, и тут же вскочила с перемазанным грязью лицом.
– Ты что делаешь? – завопила она. Пес тоже спрыгнул, сорвал сиденье и полез за мечом, который спрятал под ним. – Только тогда она услышала топот конницы. Река стали и огня лилась из ворот замка, и гром копыт по подъемному мосту почти заглушал доносящийся из замков барабанный бой. Люди и кони были одеты в доспехи, и каждый десятый держал в руке факел, а остальные – топоры, длинные топоры с заостренными верхушками и тяжелыми, разрубающими кости и доспехи лезвиями.
Где то в отдалении завыл волк – не слишком громко по сравнению с шумом лагеря, музыкой и низким зловещим гулом реки, но Арья все равно услышала. Может быть, не ушами даже, а чем то другим. Этот звук пронзал ее, как нож, отточенный яростью и горем. Все больше и больше всадников выезжало из замка, по четыре в ряд. Им не было конца – рыцарям, оруженосцам и вольным наездникам, факелам и топорам.
Сзади тоже раздался какой то шум. Арья оглянулась и увидела, что вместо трех огромных пиршественных шатров осталось только два – тот, что в середине, рухнул. Она не сразу поняла, что происходит, но тут упавший шатер загорелся, а два других тоже обрушились, накрыв тяжелой промасленной парусиной бывших внутри людей. По воздуху полетели стрелы. Второй шатер воспламенился, а за ним и третий. Крики стали такими громкими, что можно было различить слова. Перед огнем мелькали темные фигуры, и сталь на них переливалась оранжевыми бликами.
Там идет бой, смекнула Арья. А эти всадники...
Время уже не позволяло следить за шатрами. Из за разлива реки темная вода на конце подъемного моста доходила лошадям до брюха, но всадники преодолевали ее вброд, подгоняемые музыкой. В обоих замках наконец заиграли одну и ту же песню, и Арья узнала ее. Том Семерка пел ее в тут дождливую ночь, когда разбойники укрылись в пивоварне вместе с братьями септрия. «Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд, чтоб я шел к тебе на поклон?»
Всадники ехали теперь через ил и тростники, и некоторые из них заметили застрявшую повозку. Трое человек отделились от колонны и поскакали, расплескивая воду, к ней. «Ты всего лишь кот, только шерстью желт да гривой густой наделен».
Клиган одним взмахом меча рассек привязь Неведомого и вскочил ему на спину. Конь, зная, чего от него ждут, запрядал ушами и помчался навстречу всадникам. «Ты зовешься львом и с большой горы смотришь грозно на всех остальных. Но если когти твои остры, то мои не тупее твоих». Арья тысячу раз молилась о том, чтобы Пес умер, но теперь... она держала в руке скользкий от грязи камень, который даже не помнила, как подняла, и не знала, в кого им запустить.
Она вздрогнула от громкого скрежета – это Клиган отбил в сторону первый топор. Второй всадник объехал его сзади и размахнулся, целя ему в поясницу, но Неведомый круто повернулся, и топор только скользнул по Псу, разодрав его мешковатый крестьянский кафтан и обнажив кольчугу внизу. Он один против трех – его наверняка убьют. Арья сжимала в кулаке свой камень и вспоминала Мику, подручного мясника, с которым так недолго дружила.
Потом она увидела, что третий всадник скачет к ней, и спряталась за повозкой. Страх ранит глубже, чем меч. Гремели барабаны, завывали рога и волынки, ржали кони, сталь скрежетала о сталь, но все эти звуки как будто отдалились, и остался только всадник с топором в руке. Она видела у него на камзоле две башни – значит, это Фрей. Арья ничего не понимала. Ее дядя женится на дочери лорда Фрея, Фреи – друзья ее брата.
– Не надо!!! – закричала она, когда всадник объехал вокруг повозки, но он не остановился.
Арья метнула в него камень, как когда то яблоко в Джендри. Джендри она засветила прямо между глаз, но теперь промахнулась, и камень отскочил от виска всадника, лишь на миг прервав его атаку. Арья, скользя по грязи, снова укрылась за повозкой. Рыцарь последовал за ней. Из глазной прорези его шлема на нее смотрела чернота. Камень даже вмятины на шлеме не оставил. Они обошли вокруг повозки три раза, и рыцарь выругался.
– Все равно не убежишь, ты...
Топор обрушился ему на голову сзади, расколов шлем и череп, и рыцарь выпал из седла лицом вниз. Позади открылся Пес верхом на Неведомом. «Откуда ты взял топор?» – чуть не спросила Арья, но потом сама увидела. Один из Фреев лежал, придавленный умирающей лошадью, – он утонул в луже не больше фута глубиной. Другой распростерся на спине. Латного ворота на нем не было, и из шеи торчал обломок меча.
– Подай мой шлем, – рявкнул Клиган.
Шлем лежал в задке повозки, за бочонком со свиными ножками, прикрытый мешком сушеных яблок. Арья кинула его Псу. Тот поймал его одной рукой, нахлобучил на голову, и на месте его лица выросла стальная, рычащая на огни собачья морда.
– Мой брат...
– Он мертв, – крикнул Клиган. – Думаешь, его людей перебьют, а самого в живых оставят? – Он повернул голову к лагерю. – Смотри. Смотри, будь ты проклята!
Лагерь превратился в поле битвы, нет, в место бойни. Пламя от горящих шатров взвивалось в небо. Горело также несколько солдатских палаток и с полсотни шелковых павильонов. Мечи звенели повсюду. «Но те дни позади, и о нем лишь дожди меж руин его замка скорбят». Двое рыцарей разом догнали бегущего человека. Бочонок, пролетев по воздуху, попал в один из горящих шатров, и пламя взвилось вдвое выше. Катапульта, поняла Арья. Замок стреляет по лагерю бочками со смолой или маслом.
– Садись. – Клиган протянул ей руку. – Надо убираться отсюда, да поживее. – Неведомый мотал головой и раздувал ноздри, чуя кровь. Музыка смолкла, и лишь один барабан бил медленно и монотонно, словно сердце какого то чудовища стучало за рекой. Черное небо проливало слезы, река ревела, люди падали с бранью на устах. На зубах у Арьи скрипела грязь, лицо стало мокрым – от дождя, только от дождя.
– Но мы же здесь, – крикнула она тонким и испуганным, как у малого ребенка, голосом. – Робб там, в замке, и матушка тоже. И ворота открыты. – Фреи больше не выезжали из замка, а она проделала такой долгий путь. – Нам надо пойти туда, к ней.
– Глупое волчье отродье. – Собачья морда сверкала стальными зубами. – Если ты туда войдешь, назад уже не выйдешь. Ты поцелуешь только труп своей матери, и то если Фреи позволят.
– А вдруг ее еще можно спасти?
– Ну так спасай, а мне еще жить не надоело. – Клиган двинулся к ней, снова прижав ее к повозке. – Решай сама, волчонок, – оставаться тебе или ехать, жить или умереть.
Арья повернулась и бросилась к воротам. Решетка в них уже опускалась, но медленно. Арья наддала, но грязь, а потом вода мешали ей бежать. Быстрее! Быстро, как волк! Мост начал подниматься, с него ручьем лилась вода и падали комки грязи. Быстрее! Услышав позади громкий плеск, Арья оглянулась – за ней, поднимая фонтаны воды, скакал Неведомый. Увидела она и топор, мокрый от крови и облепленный мозгами. Теперь она бежала уже не ради брата и даже не ради матери – она спасала себя. Он бежала быстро, как никогда раньше, опустив голову, взбивая ногами воду, – бежала так, как, должно быть, бежал Мика.
Топор обрушился ей на затылок.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:24 | Сообщение # 55 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Они ужинали одни, как бывало чаще всего.
– Горох переварен, – отважилась заметить его жена.
– Ничего. Баранина тоже разварилась.
Это была шутка, но Санса восприняла ее как упрек.
– Прошу извинить меня, милорд.
– За что? Это повару следует просить прощения, а не тебе. За горох отвечаешь не ты, Санса.
– Я... сожалею о том, что мой лорд муж недоволен.
– К гороху мое недовольство отношения не имеет. Недовольство у меня вызывают Джоффри и моя сестра, мой лорд отец и триста проклятых дорнийцев. – Он поместил принца Оберина и его лордов в угловом бастионе, выходящем на город, – как можно дальше от Тиреллов. Дальше уже некуда, иначе их пришлось бы вовсе выселить из Красного Замка. Но и это недостаточно далеко. В одной из харчевен Блошиного Конца уже произошла драка, в которой один латник Тирелла погиб, а двое людей лорда Гаргалена получили ожоги. А эта безобразная сцена во дворе замка, когда старуха, мать Мейса Тирелла, обозвала Элларию Сэнд «змеиной шлюхой»! И каждый раз, когда Тирион встречает Оберина Мартелла, тот спрашивает, когда осуществится правосудие. Переваренный горох был наименьшей из забот Тириона, но он не собирался отягощать ими свою молодую жену. Сансе и своего горя хватает. – А горох – что ж горох? – сказал он. – Был бы зеленый и круглый, больше от него и ждать нечего. Я даже добавки возьму, если миледи это будет приятно. – Он сделал знак Подрику Пейну, и тот насыпал ему в тарелку столько гороха, что баранина совсем скрылась под ним. Экая глупость. Теперь придется съесть все, иначе Санса опять расстроится.
Ужин закончился в неловком молчании, как многие и многие их ужины. Под принялся убирать со стола, а Санса попросила у Тириона позволения сходить в богорощу.
– Изволь. – Он уже привык к ночным прогулкам своей жены. Она молилась так же и в королевской септе, часто ставя свечи Матери, Деве и Старице. Тирион, по правде сказать, находил такое благочестие избыточным, но будь он на ее месте, ему тоже понадобилась бы помощь богов. – Признаться, мне мало что известно о старых богах, – сказал он, стараясь быть любезным. – Не хочешь ли просветить меня? Я мог бы даже пойти с тобой.
– Нет, – выпалила Санса. – Вы очень добры, но... там ведь нет служб, милорд. Ни септонов, ни песнопений, ни свечей. Только деревья и тихая молитва. Вам будет скучно.
– Ты права. – Она знает его лучше, чем он думает. – Хотя шелест листьев может быть приятным разнообразием после того, как септон пробубнит тебе о семи ликах благодати. Ступай, я не стану тебе навязываться. Оденься потеплее, миледи, на дворе сильный ветер. – Его подмывало спросить, о чем она молится, но Санса так правдива, что, чего доброго, ответит откровенно, а ему это вряд ли понравится.
Она ушла, и он снова засел за работу, пытаясь проследить судьбу золотых драконов в лабиринте счетных книг Мизинца. Петир Бейлиш не позволял золоту лежать на месте и пылиться – это он уяснил, но не более. От попыток проникнуть в смысл махинаций Мизинца у него все сильнее разбаливалась голова. Хорошо, конечно, когда драконы размножаются, а не лежат под спудом, вот только некоторые способы их разведения смердят хуже, чем тухлая рыба. Тирион не столь охотно разрешил бы Джоффри метать Оленьих Людей через городские стены, если бы знал, сколько из этих ублюдков брали взаймы у короны. Надо бы послать Бронна поискать их наследников, но эта затея, пожалуй, окажется столь же бесплодной, как попытка выжать серебро из серебряной рыбы.
Когда сир Борос Блаунт явился к нему с вызовом от его лорда отца, Тирион обрадовался этому впервые на своей памяти. С облегчением закрыв книги, он задул лампу, завязал плащ и отправился в башню Десницы. Ветер, как он и говорил Сансе, был сильный, и в воздухе пахло дождем. Возможно, когда лорд Тайвин отпустит его, он прогуляется до богорощи и отведет жену домой, пока она не промокла.
Но это сразу вылетело у него из головы, когда он вошел в горницу Десницы и увидел там Серсею, сира Кивана, великого мейстера Пицеля и короля. Джоффри чуть не прыгал от радости, Серсея скромно, но торжествующе улыбалась, но лорд Тайвин был мрачен, как всегда. Сумел бы он улыбнуться, даже если бы захотел?
– Что случилось? – спросил Тирион.
Отец протянул ему пергаментный свиток, который все время норовил свернуться опять. «Рослин поймала славную жирную форель, – говорилось в письме, – и братья подарили ей пару волчьих шкур на свадьбу». Тирион взглянул на сломанную печать – на серебристо сером воске были оттиснуты две башни дома Фреев.
– Лорд Переправы возомнил себя поэтом? Или это предназначено, чтобы сбить нас с толку? Форель – это, должно быть, Эдмар Талли, а шкуры...
– Он мертв! – Голос у Джоффри звучал так гордо и счастливо, как будто он сам содрал шкуру с Робба Старка.
Сперва Грейджой, потом Старк. Тирион подумал о своей девочке жене, которая молится сейчас в богороще. Молиться богам своего отца, чтобы они даровали победу ее брату и сохранили ее мать. Похоже, старые боги внимают людским молитвам не больше, чем новые – остается утешаться этим.
– Короли этой осенью падают, как листья, – сказал он. – Сдается мне, наша война выигрывается сама собой.
– Войны сами собой не выигрываются, Тирион, – с ядовитой сладостью ответила ему Серсея. – Эту войну выиграл наш лорд отец.
– Ничего еще не выиграно, пока враги остаются в поле, – напомнил им лорд Тайвин.
– Речные лорды – не дураки, – возразила королева. – Без северян им нечего и надеяться выстоять против соединенной мощи Хайгардена, Бобрового Утеса и Дорна. Под угрозой уничтожения они, конечно, предпочтут сдаться.
– Большинство да, – согласился лорд Тайвин. – Остается Риверран, но пока Уолдер Фрей держит Эдмара Талли в заложниках, Черная Рыба не осмелится ничего предпринять. Ясон Маллистер и Титос Блэквуд будут воевать ради чести, но Фреи запрут Маллистеров в Сигарде, а Джоноса Бракена можно убедить переменить стан и напасть на Блэквудов, если найти верные доводы. В конце концов они тоже склонят колена. Я намерен предложить им великодушные условия. Замки всех, кто нам сдастся, будут сохранены, кроме одного.
– Харренхолла? – спросил Тирион, знавший его величину.
– Страну пора избавить от этих Бравых Ребят. Я приказал сиру Григору предать мечу всех, кто находится в замке.
Григор Клиган. Как видно, лорд отец намерен выработать Гору до последней крупицы золота, прежде чем передать его дорнийскому правосудию. Головы Бравых Ребят вздернут на пики, и Мизинец вступит в Харренхолл, не замарав свой изысканный наряд ни единой каплей крови. Успел ли он добраться до своей цели, Долины? По милости богов он мог бы попасть в бурю на море и утонуть – но часто ли боги являют смертным свою милость?
– Их всех следует предать мечу, – внезапно заявил Джоффри. – Маллистеров, Блэквудов, Бракенов... всех. Они изменники. Я хочу, чтобы их убили, дедушка. Меня не устраивают ваши «великодушные условия». А еще мне нужна голова Робба Старка. Напишите об этом лорду Фрею, – приказал он великому мейстеру Пицелю. – Я преподнесу ее Сансе в качестве свадебного подарка.
– Ваше величество, – сокрушенно заметил сир Киван, – эта леди теперь жена вашего дяди и, следовательно, ваша тетя.
– Джофф просто пошутил, – улыбнулась Серсея.
– Вовсе нет, – заупрямился ее сын. – Он был изменником, и мне нужна его глупая голова. Я велю Сансе поцеловать ее.
– Нет уж, – вмешался Тирион. – Санса больше не твоя, чтобы ты ее мучил. Уясни это себе, чудовище.
– Чудовище у нас ты, дядя, – осклабился Джоффри.
– Вот как? – Тирион склонил голову набок. – В таком случае советую тебе быть поосторожнее. Чудовища опасны, а короли нынче мрут как мухи.
– Я мог бы вырвать тебе язык за такие слова, – залившись гневной краской сказал мальчик. – Я король, и это в моей власти.
Серсея успокаивающе положила руку на плечо сыну.
– Пусть карлик грозится сколько хочет, Джофф. Тогда лорд отец и дядя увидят, каков он на самом деле.
Лорд Тайвин, оставив ее слова без внимания, обратился к Джоффри:
– Эйерис тоже чувствовал необходимость напоминать людям, что он король. И тоже любил резать языки. Ты можешь спросить об этом сира Илина Пейна, вот только ответа от него не получишь.
– Сир Илин никогда не дерзил Эйерису так, как Бес дерзит Джоффу, – заметила Серсея. – Вы сами слышали: он назвал его королевское величество чудовищем и угрожал ему...
– Успокойся, Серсея. Джоффри, когда твои враги бросают тебе вызов, ты должен встречать их сталью и огнем, но когда они преклоняют колени – протяни им руку и помоги встать. Иначе никто больше не упадет перед тобой на колени. А тот, кто постоянно повторяет «я король», не заслуживает этого звания. Эйерис так этого и не понял, но ты должен понять. Я выиграю для тебя эту войну, и мы восстановим в королевстве мир и правосудие. Думай не о головах, а о Маргери Тирелл.
Джоффри по обыкновению надулся. Серсее, пожалуй, следовало держать его не за плечо, а за горло: мальчуган удивил их всех. Вместо того чтобы стушеваться, он перешел в наступление.
– Вот вы говорите об Эйерисе, дедушка, а сами его боялись.
Ого, это становится любопытным, подумал Тирион. Лорд Тайвин молча смотрел на внука и золотые искры сверкали в его бледно зеленых глазах.
– Джоффри, извинись перед дедом, – потребовала Серсея. Мальчик вырвался от нее.
– С какой стати? Это правда, все знают. Мой отец выиграл все сражения. Он убил принца Рейегара и завоевал корону, а твой отец в это время прятался под Бобровым Утесом. – Джоффри взглянул на деда с вызовом. – Сильный король действует смело, а не отделывается одними разговорами.
– Спасибо на мудром слове, ваше величество, – сказал лорд Тайвин с холодом, способным отморозить уши его слушателям. – Я вижу, король устал, сир Киван. Прошу вас, проводите его в опочивальню. Пицель, не найдется ли у вас чего нибудь легкого, чтобы помочь его величеству уснуть?
– Сонное вино, милорд?
– Я не стану его пить, – заартачился Джоффри.
Лорд Тайвин обратил на него не больше внимания, чем на пискнувшую в углу мышь.
– Сонное вино – как раз то, что нужно. Серсея и Тирион, останьтесь.
Сир Киван крепко взял Джоффри под руку и вывел вон, где ждали двое королевских гвардейцев, великий мейстер Пицель засеменил за ними во всю стариковскую прыть, Тирион остался на месте.
– Прошу прощения, отец, – сказала Серсея, как только дверь закрылась. – Я предупреждала вас, что у Джоффа твердый характер.
– Между твердым характером и глупостью лежит большое расстояние. «Сильный король действует смело»! Кто его этому научил?
– Не я, поверьте. Скорее уж он почерпнул это из речей Роберта...
– То, что вы прятались под Бобровым Утесом, наверняка исходит от Роберта, – не преминул напомнить Тирион.
– Да, теперь я вспоминаю, – сказала Серсея. – Роберт часто говорил Джоффу, что король должен быть смелым.
– А что говоришь ему ты? Я веду эту войну не для того, чтобы посадить на Железный Трон Роберта Второго. Раньше ты говорила, что отец для мальчика ничего не значил.
– Как он мог значить? Роберт не уделял сыну никакого внимания. Он бил бы Джоффа, если бы не я! Этот скот, за которого вы меня выдали, однажды ударил мальчика так, что выбил ему два молочных зуба, из за какой то шалости с кошкой. Я сказала, что убью его во сне, если он сделает это еще раз, и он больше не делал, но иногда говорил такое...
– Видимо, он просто не мог промолчать. – Лорд Тайвин махнул дочери рукой. – Ступай.
Она вышла, кипя от гнева.
– Он не Роберт Второй, – сказал Тирион. – Он Эйерис Третий.
– Мальчику только тринадцать. Время еще есть. – Лорд Тайвин подошел к окну. Происшедшее огорчило его больше, чем он показывал, и это было непохоже на него, – Ему нужен хороший урок.
Тирион вспомнил урок, который дали в тринадцать ему самому, и ему стало почти жаль племянника. С другой стороны, Джофф заслужил это, как никто другой.
– Оставим Джоффри, – сказал он. – Войны выигрываются гусиными перьями и воронами – так ведь вы говорили? Приношу вам свои поздравления. Как давно вы с Уолдером Фреем задумали это?
– Мне не нравятся твои вопросы, – холодно сказал лорд Тайвин.
– А мне не нравится, когда меня держат в неведении.
– Мне незачем было тебя посвящать. Ты не принимал в этом никакого участия.
– А Серсея? Она знала?
– Никто не знал, кроме тех, кто участвовал в деле, да и они знали ровно столько, сколько им надлежало. Ты должен понимать, что нет иного способа сохранить что то в секрете, особенно здесь. Моей целью было избавить нас от опасного врага как можно более дешевой ценой, а не потворствовать твоему любопытству и не льстить самолюбию твоей сестры. – Лорд Тайвин с хмурым лицом закрыл ставни. – Ты не лишен хитрости, Тирион, но должен заметить тебе, что ты слишком много болтаешь. Твой длинный язык когда нибудь погубит тебя.
– Вот и позволили бы Джоффу его отрезать.
– Лучше не искушай меня. И довольно об этом. Надо подумать, как умиротворить Оберина Мартелла и его свиту.
– В этом, стало быть, могу принять участие? Или мне уйти, чтобы вы обсудили это наедине с собой?
Отец пропустил шпильку мимо ушей.
– Принц Оберин – крайне нежелательная персона в подобном деле в отличие от своего брата. Тот человек осторожный, рассудительный, тонкий и даже уступчивый до некоторой степени. Он взвешивает каждое свое слово и каждое действие, а Оберин всегда был наполовину безумцем.
– Правда ли, что он пытался поднять Дорн в защиту Визериса?
– Об этом не принято говорить, но это правда. Вороны летали, и гонцы скакали туда сюда с секретными посланиями. Но Джон Аррен отплыл в Солнечное Копье, чтобы вернуть на родину кости принца Ливена, поговорил с принцем Лораном, и все разговоры о войне прекратились. Только Роберт никогда с тех пор не ездил в Дорн, а принц Оберин редко выезжал оттуда.
– Зато теперь он здесь с доброй половиной дорнской знати и с каждым днем становится все нетерпеливее. Может, устроить ему поездку по городским борделям? Авось отвлечется. Каждому орудию свое применение, так? Мое орудие в вашем распоряжении, отец. Пусть не говорят, что я не откликнулся, когда дом Ланнистеров затрубил в трубы.
– Очень смешно, – стиснул зубы лорд Тайвин. – Не заказать ли тебе шутовской наряд и шапку с колокольчиками?
– Если я это надену, позволят ли мне говорить о его величестве короле Джоффри все, что хочется?
– Довольно и того, что мне пришлось терпеть дурачества моего отца, – сказал, снова садясь, лорд Тайвин. – Твои я терпеть не стану.
– Что ж, раз вы так просите... Но Красный Змей, боюсь, просить не станет... и не удовлетворится головой одного сира Григора.
– Тем больше причин не отдавать ее.
– Не отдавать? – повторил пораженный Тирион. – Мы, помнится, сошлись на том, что зверья в лесу много.
– Не такого. – Лорд Тайвин оперся подбородком на сложенные домиком пальцы. – Сир Григор хорошо послужил нам. Ни один другой рыцарь не внушает такого ужаса нашим врагам.
– Оберин знает, что это Григор был тем, кто...
– Ничего он не знает. Он наслушался сплетен от разной челяди, только и всего. Доказательств у него ни на грош, а сир Григор ему уж верно исповедоваться не станет. Я намерен держать его подальше от двора, пока дорийцы находятся в Королевской Гавани.
– А когда Оберин потребует правосудия?
– Я скажу ему, что Элию с детьми убил сир Амори Лорх. И ты отвечай то же самое, если он спросит.
– Сир Амори Лорх мертв.
– Вот именно. Варго Хоут отдал его на растерзание медведю после падения Харренхолла. Такая смерть даже Оберина Мартелла должна удовлетворить.
– Если это, по вашему, правосудие...
– Оно самое. Тело девочки принес мне как раз сир Амори, если хочешь знать. Она спряталась под кроватью своего отца, как будто верила, что Рейегар все еще способен защитить ее. Принцесса Элия с младенцем была в это время в детской, этажом ниже.
– Ну что ж, сира Амори больше нет, и оспорить эту историю некому. А когда Оберин спросит, кто отдал Лорху такой приказ?
– Сир Амори действовал по собственному усмотрению в надежде заслужить милость нового короля. Ненависть Роберта к Рейегару ни для кого не была тайной.
Может, и так, признал про себя Тирион, но Змея этим не ублаготворишь.
– Я никогда не сомневался в вашем уме, отец, но на вашем месте я предоставил бы Роберту Баратеону сделать всю грязную работу самому.
Лорд Тайвин уставился на сына, как на полоумного.
– Право же, ты заслужил шутовской наряд. Мы примкнули к Роберту с запозданием и должны были доказать ему свою преданность. Когда я положил эти тела перед троном, никто больше не мог сомневаться, что мы порвали с домом Таргариенов навсегда. И Роберт не скрывал своего облегчения. Даже он, при всей своей глупости, понимал, что его трон обретет устойчивость только со смертью детей Рейегара. Однако он мнил себя героем, а герои детей не убивают. Убийцы, конечно, действовали зверски, в этом я с тобой согласен. Элию не нужно было трогать – сама по себе она ничего не значила.
– Почему же тогда Гора убил ее?
– Потому что я не приказывал ему ее пощадить. Я, думается, вовсе не упомянул о ней – у меня были заботы поважнее. Авангард Неда Старка спешно двигался от Трезубца на юг, и я боялся, как бы между нами не дошло до мечей. А Эйерис был вполне способен убить Джейме лишь ради того, чтобы насолить мне. Этого я боялся больше всего – и того, что мог сделать сам Джейме. – Лорд Тайвин сжал кулак. – Кроме того, тогда я еще не понимал, что такое Григор Клиган – знал только, что он огромен и ужасен в бою. Насилие над Лией... надеюсь, даже ты не обвинишь меня в том, что я отдал подобный приказ. Сир Амори учинил над Рейенис не меньшее зверство. После я спросил его, зачем нужно было убивать ребенка двух или трех лет полусотней ножевых ударов. И он ответил, что она лягалась, кричала и ни за что не хотела замолчать. Будь у него в голове чуть побольше ума, чем в репе, он успокоил бы ее парой ласковых слов и придушил подушкой. – Лорд Тайвин неодобрительно скривил рот. – Эта кровь на его руках.
«Ясно, что не на твоих, отец». Тайвин Ланнистер чист как первый снег.
– Робба Старка придушили подушкой?
– Думаю, его убили стрелой на свадебном пиру Эдмара Талли – замысел был таков. В поле мальчуган был чересчур осторожен – он держал своих людей в строгости и окружал себя телохранителями.
– Значит, лорд Уолдер убил его под собственным кровом, за собственным столом? – Пальцы Тириона сжались в кулак. – А леди Кейтилин?
– Должно быть, тоже убита. В письме сказано «пара волчьих шкур». Фрей намеревался взять ее в заложницы, но, как видно, не сумел.
– Вот тебе и законы гостеприимства.
– Их кровь на руках Уолдера Фрея, а не на моих.
– Уолдер Фрей – злобный старикашка, который занят только тем, что ласкает молодую жену и перебирает в уме все нанесенные ему обиды. Не сомневаюсь, что этого страховидного цыпленка высидел он, но он никогда бы не осмелился на такое, если бы ему не пообещали защиту.
– А как поступил бы ты на моем месте? Оставил юнца в живых и сказал лорду Фрею, что не нуждаешься в союзе с ним? Это привело бы старого дурака обратно в объятия Старков и стоило бы нам еще одного года войны. Объясни мне, почему убить десять тысяч человек на поле битвы – это благородно, а дюжину за обеденным столом – нет? – Тирион не ответил, и лорд Тайвин продолжал: – Победа досталась нам дешево, с какой стороны ни взгляни. Риверран, когда Черная Рыба сдастся, будет пожалован сиру Эммону Фрею. Лансель и Давен женятся на девицах Фрей, Джой, когда подрастет, выйдет за одного из побочных сыновей лорда Уолдера, а Русе Болтон станет Хранителем Севера и привезет домой Арью Старк.
– Арья Старк? – Тирион склонил голову набок. – И Болтон? Мне следовало догадаться, что у Фрея недостало бы духу действовать одному. Но Арья... Варис и сир Джаселин разыскивали ее больше полугода. Она наверняка мертва.
– Ренли тоже был мертв – до Черноводной.
– Что вы хотите этим сказать?
– Возможно, Мизинец добился успеха там, где вы с Варисом потерпели неудачу. Лорд Болтон женит на этой девочке своего бастарда. Пусть себе Дредфорт сражается с островитянами – быть может, Болтону удастся вернуть назад еще кого то из знаменосцев Старка. По весне они все выбьются из сил и созреют для того, чтобы склонить колено. Север перейдет к твоему сыну от Сансы Старк... если ты окажешься настолько мужчиной, чтобы зачать его. Помни, что не одному Джоффри предстоит лишить невинности молодую жену.
Тирион помнил – но надеялся, что отец об этом забыл.
– И когда же, по вашему, настанет наиболее благоприятное время? – едко осведомился он. – Когда это лучше сделать – до того, как я скажу ей, что мы убили ее мать и брата, или после?
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:26 | Сообщение # 56 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДАВОС
Могло показаться, что король не расслышал то, что ему сообщили. На его лице не отразилось ни радости, ни гнева, ни даже облегчения. Станнис, крепко сцепив зубы, продолжал смотреть на свой Расписной Стол.
– Ты уверен? – только и спросил он.
– Сам я тела не видел, ваше величество, – ответил Салладор Саан, – но все львы в городе скачут и пляшут. В народе эту свадьбу прозвали Красной. Утверждают, будто лорд Фрей отрубил юноше голову, а на ее место пришил голову его лютоволка, прибив к ней корону. Его леди мать тоже убили и бросили, раздев донага, в реку.
И это произошло на свадьбе, думал Давос. Молодой король сидел за столом своего убийцы, был гостем под его кровом. Фреи навлекли на себя проклятие. Он заново ощутил запах горелой крови и увидел, как корчатся на углях пиявки.
– Он пал жертвой гнева Владыки, – провозгласил сир Акселл Флорент. – Рука Рглора его покарала!
– Слава Владыке Света! – пропела королева Селиса, худая, угловатая, с большими ушами и усиками над верхней губой.
– Стало быть, у Рглора руки трясутся от старости? – молвил Станнис. – Здесь видна работа Уолдера Фрея, а не кого то из богов.
– Рглор сам избирает свои орудия. – Рубин на шее Мелисандры светился красным огнем. – Пути его окутаны тайной, но ни один человек не может противиться его огненной воле.
– Ни один! – воскликнула королева.
– Уймись, женщина. Ты не у молитвенного костра. – Станнис продолжал изучать Расписной Стол. – Волк не оставил наследников, зато у кракена их слишком много. Львы сожрут их, если только... Саан, мне понадобятся самые быстрые твои корабли для доставки послов на Железные острова и в Белую Гавань. Я предложу им прощение. – Стиснутые челюсти показывали, как не под душе ему это слово. – Полное прощение для тех, кто раскается в своей измене и присягнет своему законному королю. Они должны понять...
– Они не поймут, – тихо сказала Мелисандра. – Я сожалею, ваше величество, но это еще не конец. Новые лжекороли явятся, чтобы возложить на себя короны умерших.
– Новые? – Во взгляде Станниса читалось желание задушить ее. – Новые узурпаторы? Новые изменники?
– Я видела это в пламени.
Королева приблизилась к мужу.
– Владыка Света послал Мелисандру, чтобы вести тебя к славе. Молю тебя, прислушайся к ней. Священное пламя Рглора не лжет.
– Ложь бывает разной, женщина. Это пламя, даже если оно и правдиво, любит дурачить людей.
– Муравей, который слышит слова короля, не понимает их смысла, – сказала Мелисандра, – и все мы – лишь муравьи перед огненным ликом бога. Если я порой принимаю пророчество за предостережение, а предостережение за пророчество, вина лежит на чтице, а не на книге. Но одно я вижу ясно: послы и помилования принесут вам не больше пользы, чем пиявки. Вы должны дать стране знак – знак, который послужит доказательством вашей силы!
– Силы? – хмыкнул король. – У меня тысяча триста человек на Драконьем Камне и еще триста в Штормовом Пределе. – Все остальное, – он обвел рукой Расписной Стол, – находится в руках моих врагов. У меня нет флота, не считая кораблей Салладора Саана, нет денег, чтобы заплатить наемникам, нет надежд взять богатую добычу, чтобы привлечь к себе вольных всадников.
– Лорд муж, – сказала королева, – у тебя больше людей, чем было у Эйегона триста лет назад. Тебе недостает только драконов.
Станнис бросил на нее мрачный взгляд.
– Девять магов пересекли море, чтобы вывести драконов из хранившихся у Эйегона Третьего яиц. Бейелор Благословенный молился над своими полгода. Эйегон Четвертый строил драконов из дерева и железа. Эйерион Огненный выпил дикого огня, чтобы преобразиться в дракона. И что же? Маги потерпели неудачу, молитвы Бейелора остались без ответа, деревянные драконы сгорели, а принц Эйерион скончался в муках.
– Никто из них не был избранником Рглора, – стояла на своем королева. – Красная комета не пересекала небеса, чтобы возвестить об их пришествии. Ни один из них не владел Светозарным, красным мечом героев, и ни один не уплатил нужную цену. Внемли леди Мелисандре, милорд: только смертью можно уплатить за жизнь.
– Мальчик? – гневно бросил король.
– Мальчик, – подтвердила королева.
– Мальчик, – откликнулся сир Акселл.
– Я желал этому нечастному смерти, когда он еще не родился, – признался Станнис. – Самое его имя ранит мой слух и заволакивает темной пеленой мою душу.
– Отдайте мальчика мне, и вы больше никогда не услышите его имени, – пообещала Мелисандра.
Зато услышишь вопль, когда он будет гореть заживо, подумал Давос, но смолчал. Разумнее воздержаться, пока король сам не прикажет ему говорить.
– Отдайте мальчика в жертву Рглору, – продолжала красная женщина, и древнее пророчество осуществится. Ваш дракон пробудится и расправит свои каменные крылья. Тогда королевство будет вашим.
Сир Акселл опустился на одно колено.
– Молю вас, государь: пробудите дракона и заставьте изменников трепетать. Вы, как Эйегон, начинаете лордом Драконьего Камня и должны стать завоевателем, как он. Пусть заблудшие и переменчивые ощутят жар вашего пламени.
– Твоя жена молит тебя о том же, лорд муж. – Селиса опустилась перед королем на оба колена, молитвенно сложив руки. – Роберт и Делена осквернили наше ложе и навлекли проклятие на наш брак. – Этот мальчик – гнусный плод их разврата. Сними его тень с моего чрева, и я рожу тебе много сыновей. – Она обняла ноги Станниса. – Это всего лишь бастард, рожденный от похоти твоего брата и позора моей двоюродной сестры.
– Он моя кровь. Отпусти меня, женщина. – Король освободился из жениных рук. – Может быть, Роберт в самом деле проклял наше брачное ложе. Он клялся потом, что не хотел позорить меня, что был пьян и не знал, чья это спальня. Но мальчик не виноват, какой бы ни была правда.
Мелисандра коснулась руки короля.
– Владыка Света любит невинных, и нет для него жертвы более драгоценной. Из чистого пламени и королевской крови возродится дракон.
От Мелисандры в отличие от королевы Станнис не отстранился. У красной женщины есть все, чего недостает Селисе: молодость, пышное тело и своего рода зловещая красота: лицо сердечком, медные волосы, необыкновенные красные глаза.
– Я хотел бы увидеть чудо ожившего камня, – неохотно согласился он. – И оседлать дракона. Я помню, как отец впервые взял меня ко двору. Роберту велели держать меня за руку. Мне тогда было никак не больше четырех, а ему, стало быть, пять или шесть. После мы сошлись на том, что король – воплощенное благородство, а драконы ужасны. – Станнис фыркнул. – Много лет спустя отец сказал нам, что в то утро на троне сидел не сам Эйерис, а его десница. Это Тайвин Ланнистер произвел на нас столь неизгладимое впечатление. – Пальцы Станниса прошлись по лакированным холмам на столе. – Черепа драконов Роберт снял, когда надел корону, но об их уничтожении и слышать не захотел. Драконьи крылья над Вестеросом стали бы...
– Ваше величество! – Давос двинулся вперед. – Могу ли я молвить слово?
Станнис умолк, скрежетнув зубами.
– Для чего же, по твоему, я сделал тебя десницей, милорд? Говори!
«Воин, пошли мне отваги».
– Я мало что смыслю в драконах, а в богах и того меньше... но королева упомянула о проклятии. Никто так не проклят в глазах богов и людей, как проливающий родную кровь.
– Нет богов, кроме Рглора и Иного, чье имя запретно. – Рот Мелисандры сжался в твердую красную линию. – И лишь ничтожные люди проклинают то, чего не в силах понять.
– Да, я человек маленький, – согласился Давос. – Вот и объясните мне, скудоумному, зачем вам нужен Эдрик Шторм для пробуждения каменного дракона, миледи. – Он решил произносить имя мальчика как можно чаще.
– Только смертью можно заплатить за жизнь, милорд. Великий дар требует великого самопожертвования.
– Какое величие может быть в незаконнорожденном ребенке?
– В его жилах течет королевская кровь. Вы сами видели, что способна совершить даже малая толика этой крови.
– Я видел, как вы жгли пиявок.
– И после этого двое лжекоролей расстались с жизнью.
– Робба Старка убил лорд Фрей, а Бейлон Грейджой свалился с моста. При чем же здесь ваши пиявки?
– Вы сомневаетесь в могуществе Рглора?
Нет, Давос не сомневался. Он слишком хорошо помнил живую тень, вылезшую из чрева жрицы в ту ночь под Штормовым Пределом, помнил черные руки, вцепившиеся ей в ляжки. Надо ступать осторожно, чтобы и его не посетила такая же тень.
– Даже контрабандист способен отличить две луковицы от трех. Вам не хватает одного короля, миледи.
Станнис издал короткий смешок.
– Тут он тебя поймал. Двое – это не трое.
– Вы правы, ваше величество. Один король может умереть случайно, даже два... но три? Что вы скажете, если Джоффри тоже умрет – пребывая у власти, окруженный своей армией и Королевской Гвардией? Докажет ли это могущество Владыки и его волю?
– Возможно, – неохотно признал Станнис.
– А возможно, и нет. – Давос постарался скрыть свой страх как можно лучше.
– Джоффри умрет, – с безмятежной уверенностью провозгласила королева Селиса.
– Может статься, он уже мертв, – добавил сир Акселл.
– Разве вы ученые вороны, чтобы каркать поочередно? – раздраженно бросил Станнис. – Довольно.
– Послушай меня, муж мой... – взмолилась королева.
– Зачем? Двое – это не трое. Короли умеют считать не хуже контрабандистов. Можете идти. – И Станнис повернулся к ним спиной.
Мелисандра помогла королеве подняться, и та надменно удалилась, сопровождаемая красной женщиной. Сир Акселл успел напоследок взглянуть на Давоса. Экая гнусная рожа, а взгляд еще гнуснее.
Когда все вышли, Давос откашлялся. Король оглянулся на него.
– А ты почему еще здесь?
– Я насчет Эдрика Шторма, ваше величество...
– Довольно, – с резким жестом прервал его король.
– Он учится вместе с вашей дочерью, и они каждый день играют в Саду Эйегона.
– Знаю.
– Ее сердце будет разбито, если что то дурное...
– И это я знаю.
– Если бы вы его видели...
– Я видел его. Он похож на Роберта. И боготворит его. Не рассказать ли ему, как часто его обожаемый отец о нем вспоминал? Мой братец любил делать детей, но после они ему только докучали.
– Он спрашивает о вас ежедневно, он...
– Не серди меня, Давос. Я не желаю больше слышать об этом бастарде.
– Его зовут Эдрик Шторм, ваше величество.
– Я знаю, как его зовут. Бывало ли у кого нибудь столь же удачное имя? В нем отразилось все – его происхождение, высокое, хотя и незаконное, и сумятица, которую он несет с собой. Эдрик Шторм! Ну, вот я и сказал это. Удовлетворены вы, милорд десница?
– Эдрик... – начал Давос.
– Всего лишь мальчик, один единственный. И будь он даже лучшим из мальчиков, когда либо живших на свете, это ничего бы не изменило. На мне лежит долг перед государством. – Станнис снова обвел рукой Расписной Стол. – Сколько в Вестеросе мальчиков? Сколько девочек? Сколько мужчин и женщин? Она говорит, что тьма пожрет их всех. Ночь, которой нет конца. Она толкует о пророчествах... герой, который возродится из моря, драконы, которые вылупятся из мертвого камня... толкует о приметах и клянется, что они указывают на меня. Я никогда не напрашивался на это, как и на то, чтобы стать королем. Но смею ли я пренебречь ее словами? – Зубы Станниса скрипнули. – Свою судьбу мы не выбираем, но долг свой исполнять обязаны, ведь так? Все мы, великие и малые, обязаны исполнять свой долг. Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! – презрительно фыркнул Станнис. – Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь. А вот дракон мог бы решить исход боя. Эйегон стоял некогда здесь, на моем месте, и смотрел на этот стол. Думаешь, мы называли бы его сегодня Эйегоном Завоевателем, не будь у него драконов?
– Ваше величество, но цена...
– Цена мне известна! Прошлой ночью, глядя в этот очаг, я тоже увидел кое что в пламени. Я увидел короля с огненной короной на челе, и он горел... горел, Давос. Собственная корона пожирала его плоть и обращала его в пепел. Я не нуждаюсь в Мелисандре, чтобы это истолковать! И в тебе тоже! – Король переместился, и тень его упала на Королевскую Гавань. – Если уж Джоффри суждено умереть, то что такое жизнь одного бастарда по сравнению с королевством?
– Жизнь – это все, – тихо ответил Давос.
Станнис посмотрел на него, сцепив зубы, и наконец сказал:
– Ступай – не то опять договоришься до темницы. Порой штормовые ветра дуют так сильно, что человеку остается только опустить паруса.
– Слушаюсь, ваше величество. – Давос поклонился, но Станнис, казалось, уже забыл о нем.
Давос вышел из Каменного Барабана на холод. Знамена щелкали на стенах под крепким восточным ветром. Пахло солью – морем. Он любил этот запах. Вот бы снова взойти на корабль, поднять паруса и поплыть на юг, к Марии и двум младшеньким. Он думал о них каждый день, а по ночам еще больше. Частью души он ничего так не желал, как забрать Девана и отправиться домой. Но он не мог. Пока не мог. Теперь он лорд и десница и не должен покидать своего короля.
Со стен на него вместо зубцов смотрели тысячи горгулий, все разные: грифоны, демоны, мантикоры, люди с бычьими головами, василиски, страшные псы – можно было подумать, что они выросли на стенах сами собой. А уж драконы встречались повсюду, куда ни глянь. Великий Чертог имел вид дракона, лежащего на брюхе, и входили туда через разверстую пасть. Кухня представляла собой дракона, свернувшегося клубком, и дым от печей выходил через его ноздри. Драконы башни сидели или готовились взлететь. Ветрогон кричал, бросая вызов небесам, Морской Дракон безмятежно смотрел в морскую даль. Драконы помельче обрамляли ворота, драконьи когти торчали из стен, служа гнездами для факелов, каменные крылья окружали кузницу и оружейную, хвосты изгибались, образуя арки, мостики и внешние лестницы.
Давос часто слышал, что чародеи Валирии обрабатывали камень не теслом и долотом, как обычные каменщики, а огнем и магией, как горшечник, мнущий глину. А что, если это и правда настоящие драконы, обращенные в камень?
– Если красная женщина оживит их, замок обрушится, вот что. Хороши драконы, у которых нутро набито комнатами с мебелью, дымовыми трубами и шахтами для отхожих мест.
Давос оглянулся – рядом стоял Салладор Саан.
– Выходит, ты простил мне мое предательство, Салла?
Старый пират погрозил ему пальцем.
– Простить простил, но не забыл. Золото Коготь острова могло стать моим – я чувствую себя старым и усталым, думая об этом. Когда я умру в нищете, мои жены и наложницы проклянут тебя, Луковый Рыцарь. Там, на острове, есть тонкие вина, которые я так и не отведал, и морской орел, которого Селтигар приучил взлетать с руки, и волшебный рог, вызывающий кракенов из пучины. Такой рог очень пригодился бы мне против тирошийцев и прочих надоедливых людишек. Но где он, этот рог? Его нет у меня, потому что король сделал моего старого друга своим десницей. – Салладор взял Давоса под руку. – Люди королевы не любят тебя, дружище, и я слышал, что некий десница решил окружить себя собственными людьми. Верно это?
«Слишком много ты слышишь, старый пират». Контрабандист должен разбираться в людях не хуже, чем в приливах и отливах, иначе он долго не проживет. Если люди королевы остаются рьяными приверженцами Владыки Света, то простое население острова потихоньку склоняется обратно к старым богам, которых они знали всю свою жизнь. В народе говорят, что Станнис околдован, что Мелисандра отвратила его от Семерых и заставила поклоняться демону теней и что – самый тяжкий из грехов – она и ее бог оказались бессильны. Некоторые рыцари и мелкие лорды придерживаются таких же мыслей Давос выискивал и отбирал их столь же тщательно, как прежде подбирал свою команду. Лорд Джеральд Кавер храбро сражался на Черноводной, но после слышали, как он говорил, что Рглор, должно быть, слабый бог, если позволил карлику и мертвецу побить своих сторонников. Сир Эндрю Эстермонт – кузен короля и раньше служил у него оруженосцем. Бастард из Ночной Песни в битве командовал арьергардом – это благодаря ему Станнис сумел добраться до галей Салладора Саана и спастись, и бог, которому он поклоняется, – это Воин. Люди короля, а не королевы, однако Давос не намеревался хвастаться ими.
– Некий лиссенийский пират однажды сказал мне, что хороший контрабандист не должен бросаться в глаза, – сказал он. – Черные паруса, обвязанные тканью весла и команда, умеющая молчать.
– Немая команда еще лучше, – засмеялся лиссениец. – Большие сильные немтыри, не владеющие грамотой. Впрочем, я рад, что твою спину кто то охраняет, дружище, – посерьезнел он. – Как по твоему, отдаст король мальчика красной жрице? Один маленький дракончик мог бы положить конец этой большой войне.
Давос по старой привычке потянулся к своей ладанке, но не нашел ее.
– Он не сделает этого. Не поднимет руку на собственную кровь.
– Жаль, что лорд Ренли тебя не слышит.
– Ренли был изменником и мятежником, а Эдрик Шторм ни в чем не повинен. Его величество – человек справедливый.
– Поживем – увидим, – пожал плечами Салладор. – Вернее, ты увидишь, потому что я ухожу в море. В это самое время наглые контрабандисты бороздят Черноводный залив, даже не думая платить законную пошлину своему лорду. – Он хлопнул Давоса по спине. – Будь осторожен вместе со своими немыми друзьями. Ты взлетел высоко, но чем выше человек взбирается, тем дальше приходится падать.
Давос не переставал размышлять над его словами, поднимаясь на башню Морского Дракона в комнаты мейстера. Он и без Салладора знал, что поднялся чересчур высоко. Он даже грамоты не знает. И лорды презирают его. И в правлении он ничего не смыслит – какой из него десница? Его место на палубе корабля, а не в замке.
Он так и сказал мейстеру Пилосу.
– Но вы же капитан, – ответил тот. – Разве капитан не управляет своим кораблем? Он должен обходить опасные воды, ловить попутный ветер в свои паруса, знать, когда надвигается шторм, и уметь этот шторм выдержать. Это почти то же самое.
Пилос говорил это с добрыми намерениями, но Давоса его слова не убедили.
– Совсем не то же самое! Королевство – не корабль... к счастью, не то бы оно пошло ко дну с таким капитаном. Я знаю толк в воде, снастях и дереве, но какой мне от этого прок теперь? Где мне найти такой ветер, который принес бы короля Станниса на трон?
– Вы уже нашли его, милорд, – засмеялся на это мейстер. – Вы с легкостью развеяли мои пустые слова своим здравым смыслом. Думаю, его величество не напрасно остановил свой выбор на вас.
– Горе луковое, а не выбор, – буркнул Давос. – Десница должен быть знатным лордом, умным и ученым, полководцем или прославленным рыцарем...
– Сир Раэм Редвин был величайшим рыцарем своего времени, но десница из него получился хуже некуда. Молитвы септона Мармизона творили чудеса, но когда он стал десницей, все королевство начало молиться о его скорой кончине. Миле Смолвуд славился своим мужеством, сир Отто Хайтауэр – ученостью, лорд Ваттервелл – умом, но в десницах они все как один потерпели крах. Что до происхождения, то короли драконы часто выбирали десниц среди собственных родичей и в итоге получали либо Бейелора Сломанное Копье, либо Мейегора Жестокого. Для сравнения вспомните септона Барта, сына кузнеца, которого Старый Король взял из библиотеки Красного Замка и который подарил стране сорок лет мира и процветания. Изучайте историю, лорд Давос, – улыбнулся Пилос, – и вы поймете, что ваши сомнения беспочвенны.
– Чтобы изучать историю, нужно уметь читать.
– Читать научиться способен всякий, милорд. Для этого не требуется ни волшебства, ни высокого происхождения. По приказу короля я учу грамоте вашего сына – если хотите, поучу и вас.
Давос не мог ответить отказом на столь любезное предложение. С тех пор он каждый день поднимался в покои мейстера на верхушке Морского Дракона и корпел над свитками и толстыми книгами, разбирая новые слова. От усилий у него начинала болеть голова. И он чувствовал себя не меньшим дураком, чем Пестрик. Девану не было еще и двенадцати, но он намного опередил отца, а для принцессы Ширен и Эдрика Шторма чтение было столь же естественным делом, как дыхание. В учении Давос казался себе младше любого из них, однако не сдавался. Он теперь королевский десница, а десница должен уметь читать.
Узкая извилистая лестница Морского Дракона была тяжким испытанием для мейстера Крессена после того, как он сломал бедро. Давосу до сих пор недоставало старика – и он думал, что Станнис должен чувствовать то же самое. Пилос, похоже, человек умный, старательный, и намерения у него хорошие, но он еще очень молод, и король не может полагаться на него так, как на Крессена. Старик провел рядом со Станнисом долгие годы... пока не вздумал сразиться с Мелисандрой и не поплатился за это жизнью.
Наверху Давос услышал тихий перезвон колокольчиков, безошибочно возвещавший о присутствии Пестряка. Дурак ждал свою принцессу за дверью как верный пес – рыхлый, сутулый, с татуировкой из красных и зеленых квадратов на широком лице, с жестяным, украшенным оленьими рогами ведром на голове. Колокольчики на рогах звенели при каждом его движении – то есть постоянно, потому что дурак почти не стоял на месте. Неудивительно, что мейстер выставил его за дверь на время урока Ширен.
– На дне морском старая рыба ест молодую, – сообщил дурак Давосу, со звоном покачивая головой. – Я знаю, я то знаю.
– А здесь наверху молодая учит старую. – Давос никогда не чувствовал себя таким древним старцем, как усаживаясь за урок. Все, наверное, обстояло бы иначе, если бы его учил престарелый мейстер Крессен, но Пилос ему в сыновья годится.
Мейстер сидел за своим длинным столом, заваленным книгами и пергаментами, напротив трех своих учеников: мальчики по бокам, Ширен в середине. Давос до сих пор испытывал великое удовольствие, видя своего отпрыска в обществе принцессы и королевского бастарда. Теперь Деван будет лордом, а не просто рыцарем. Лордом Дождливого Леса. Давос гордился этим больше, чем собственным титулом. Деван и читать умеет, и писать, как будто и родился для такой доли. Пилос постоянно хвалит его за усердие, а мастер над оружием говорит, что с мечом и копьем Деван тоже делает успехи. Кроме того, он набожный парнишка. «Мои братья ушли в Чертоги Света и теперь сидят рядом с Владыкой, – сказал он, услышав от Давоса о смерти четырех своих старших братьев. – Я буду молиться за них у ночных костров, и за тебя тоже, отец, чтобы свет Владыки сопровождал тебя до конца твоих дней».
– Доброе утро, отец, – сказал мальчик.
Он стал очень похож на Дейла в таком же возрасте. Старший в то время, конечно, не одевался так нарядно, но у них те же квадратные лица, тот же прямой взгляд карих глаз, те же тонкие, разлетающиеся каштановые волосы. Щеки и подбородок Девана покрыты светлым пушком вроде того, какой бывает на персике, и он очень гордится своей «бородой» – как и Дейл когда то. Из трех детей, сидящих за столом, Деван старший, но Эдрик выше его на три дюйма и шире в груди и плечах.
В этом он сын своего отца. Мало того – по утрам он усердно упражняется с мечом и щитом. Те, кто знал Роберта и Ренли детьми, говорят, что мальчик похож на них больше, чем когда либо походил Станнис: у него их угольно черные волосы, синие глаза, такой же рот, челюсть и скулы. Только уши выдают, что его мать – урожденная Флорент.
– Доброе утро, милорд, – повторил приветствие Эдрик. При всем его буйном и гордом нраве мейстеры, кастеляны и мастера над оружием, воспитавшие его, крепко внушили ему правила учтивого поведения. – Вы идете от дяди? Как поживает его величество?
– Хорошо, – солгал Давос. Если по правде, вид у короля изнуренный, но мальчика этим незачем отягощать. – Надеюсь, я не помешал вашему уроку.
– Мы уже закончили, милорд, – сказал мейстер Пилос.
– Мы читали о короле Дейероне Первом. – Ширен – милое, грустное, ласковое дитя, но далеко не красавица. Станнис наделил ее своей квадратной челюстью, Селиса – флорентовыми ушами, а жестокий промысел богов добавил к этому еще и серую хворь в младенчестве. Болезнь покрыла щеку и часть шеи девочки серой чешуей, но пощадила ее жизнь и зрение. – Он завоевал Дорн, и его называли Молодым Драконом.
– Он поклонялся ложным богам, – сказал Деван. – Но во всем остальном был великий король и отважный воин.
– Верно, – согласился Эдрик, – но мой отец был еще отважнее. Молодой Дракон никогда не выигрывал три сражения за один день.
Принцесса широко раскрыла глаза.
– А дядя Роберт выиграл?
– Да. Это было, когда он приехал домой, чтобы созвать знамена. Лорды Грандисон, Кафферен и Фелл хотели соединить свои силы у Летнего Замка, чтобы идти на Штормовой Предел, но отец узнал об этом и тотчас же выступил туда со всеми своими рыцарями и оруженосцами. Заговорщики подходили к Летнему Замку поочередно, и он побивал их поодиночке, не давая им объединиться. Лорда Фелла он убил в единоборстве и взял в плен его сына по прозвищу Серебряный Топор.
– Так все и было? – спросил Деван у мейстера.
– Я же говорю, что так! – ответил прежде мейстера Эдрик. – Он побил их всех и сражался так отважно, что лорды Грандисон и Кафферен после перешли к нему, и Серебряный Топор тоже. Отца ни разу никто не побеждал.
– Не нужно хвастаться, Эдрик, – сказал мейстер. – Король Роберт тоже бывал побежденным, как всякий другой человек. Лорд Тирелл победил его у Эшфорда, и на турнирах он часто терпел поражение.
– Но побеждал он чаще, чем проигрывал. И он убил принца Рейегара на Трезубце.
– Это верно, – согласился мейстер. – Но теперь я должен заняться лордом Давосом, который так терпеливо ждал нас. «Завоевание Дорна» мы продолжим читать завтра.
Принцесса Ширен и мальчики учтиво попрощались и вышли, а мейстер Пилос придвинулся к Давосу.
– Быть может, вы тоже попробуете прочесть отрывок из «Завоевания Дорна», милорд? – Мейстер подвинул к себе тонкую книгу в кожаном переплете. – Король Дейерон пишет с изящной простотой, и его история изобилует кровью, битвами и отвагой. Ваш сын просто поглощен ею.
– Моему сыну еще двенадцати не минуло, а я десница короля. Дайте мне, пожалуйста, какое нибудь письмо.
– Как вам угодно, милорд. – Мейстер порылся в пергаментах на столе. – Новых писем нет – разве что старое...
Давос любил хорошие истории не хуже кого другого, но Станнис сделал его десницей не для того, чтобы он получал удовольствие. Его первый долг – помогать королю в государственных делах, а для этого он должен уметь понимать слова, которые приносят вороны. А лучший способ научиться чему то, это засучить рукава и взяться за дело, будь то паруса или свитки.
– Вот это, пожалуй, подойдет. – Пилос подал ему письмо.
Давос расправил небольшой помятый листок и прищурился, разбирая крошечные буковки. Глазам его, не говоря о прочем, чтение давалось трудно. Может, в Цитадели вручают призы мейстерам, которые пишут мельче других? Пилоса эта мысль рассмешила, однако...
– П... пяти королям. – Давос споткнулся на слове «пять», которое не часто видел написанным. – Король... за... за Стеной идет на юг. Он видит...
– Ведет.
– Ведет большое войско оди... одичалых. Лорд М.. Мормонт прислал... прислал ворона из Зар... Зач...
– Зачарованного леса. – Мейстер подчеркнул строчку пальцем.
– Зачарованного леса. Он под... вергся... нападению?
– Да.
Довольный Давос устремился дальше.
– Др... другие птицы вернулись без писем. Мы... боимся... что Мормонт погиб со всеми... своими людьми. Мы боимся, что Мормонт погиб со всеми своими людьми. – До Давоса внезапно дошел смысл прочитанного. Он перевернул письмо – на нем остались следы печати из черного воска. – Оно из Ночного Дозора. Мейстер, король Станнис видел это письмо?
– Я показал его лорду Алестеру, как только оно пришло. Десницей тогда был он. Думаю, он обсудил его с королевой. Я спросил, не хочет ли он ответить, а он посоветовал мне не быть дураком. «У его величества недостает людей даже для сражений с собственными врагами – что уж там говорить об одичалых», – сказал он.
Тоже верно – и это обращение к пяти королям определенно разгневает Станниса.
– Только умирающий с голоду стал бы просить хлеб у нищего, – пробормотал Давос.
– Прощу прощения, милорд?
– Так однажды сказала моя жена. – Давос побарабанил обрубленными пальцами по столу. Впервые он увидел Стену, будучи меньше Девана – тогда он плавал на «Бродячей кошке» у Роро Угориса, тирошийца, известного во всем Узком море как Слепой Бастард, хотя ни слепым, ни бастардом он не был. Роро прошел мимо Скагоса в Студеное море, завернул по дороге в сотню маленьких бухт, никогда прежде не видевших торгового судна. Он выгружал там сталь, мечи, топоры, шлемы, добротные кольчуги, а брал меха, моржовую кость, янтарь и обсидиан. «Бродячая кошка» отправилась назад с битком набитыми трюмами, но в Тюленьем заливе три черные галеи окружили ее и привели в Восточный Дозор. Они лишились груза, а Бастард – головы за то, что продавал оружие одичалым.
Став контрабандистом, Давос и сам заходил в Восточный Дозор. Черные братья были опасными врагами, но корабли, не имевшие на борту незаконного груза, принимали хорошо. Однако Давос, даже получая от них плату за свои товары, никогда не забывал, как покатилась голова Слепого Бастарда по палубе «Бродячей кошки».
– Мальчишкой я встречался с одичалыми, – сказал он мейстеру Пилосу. – Они были честные воры и не умели торговаться. Один умыкнул нашу корабельную девку. В общем, люди как люди – одни получше, другие похуже.
– Люди везде одинаковы, – согласился мейстер. – Вернемся к нашему чтению, милорд десница?
Десница, да. Десница короля. Но Станнис – король Вестероса только по имени, на самом деле он – король Расписного Стола. Ему принадлежат Драконий Камень и Штормовой Предел, и он поддерживает весьма ненадежный союз с Салладором Сааном, но это все, что у него есть. Как может Дозор надеяться на какую то помощь от него. Или они не знают, что он так слаб и что дело его проиграно?
– Вы уверены, что Станнис не читал этого письма? И Мелисандра тоже?
– Уверен. Вы думаете, мне следует показать его им?
– Нет, – не колеблясь, ответил Давос. – Вы исполнили свой долг, показав его лорду Алестеру. – Если бы Мелисандра знала об этом письме... Как это она сказала? «Тот, чье имя нельзя называть, собирает свое войско, Давос Сиворт. Грядет великий холод и ночь, которой нет конца».
А Станнис видел в пламени кольцо факелов в снегу и ужас, царящий за его пределами.
– Милорд, вам нехорошо? – спросил Пилос.
Я боюсь, мейстер, мог бы ответить он. Давос вспомнил сказку, которую рассказал ему Салладор Саан, – как Азор Ахай закалил Светозарный, пронзив им сердце своей любимой жены. Он пожертвовал жизнью жены, чтобы сразиться с тьмой. Если Станнис – возрожденный Азор Ахай, не значит ли это, что Эдрику Шторму уготована участь Ниссы – Ниссы?
– Я просто задумался, мейстер. Прошу прошения. – Какой вред будет от того, что король одичалых завоюет Север? Станнису Север все равно не принадлежит. И могут ли ожидать от него защиты люди, отказавшиеся признать его королем? – Дайте ка мне другое письмо, – отрывисто попросил Давос. – Это слишком...
– Трудное? – подсказал Пилос.
Грядет великий холод и ночь, которой нет конца.
– Слишком тревожное. Дайте другое, пожалуйста.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:27 | Сообщение # 57 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Они проснулись от дыма: горел Кротовый городок. Джон Сноу смотрел на растущий серый столб с вершины Королевской башни, опираясь на подбитый мягким костыль, которым снабдил его мейстер Эйемон. После его побега Стир потерял надежду взять Черный Замок врасплох, но все равно – зачем же предупреждать о своем приближении столь откровенно? Если мы и погибнем, думал Джон, то никто по крайней мере не будет убит в своей постели. Хотя бы это мне удалось.
Нога все еще дьявольски болела, когда он на нее опирался. Понадобилась помощь Клидаса, чтобы одеться этим утром в чистое и зашнуровать сапоги – а когда они справились с этим делом, Джону захотелось утопиться в маковом молоке. Вместо этого он довольствовался половиной чаши сонного вина, полоской ивовой коры и костылем. На Подветренном кряже горел сигнальный костер, и Дозор нуждался в каждом из своих людей.
– Я могу сражаться, – заявил Джон, когда его попытались остановить.
– Выходит, нога у тебя зажила? – хмыкнул Нойе. – И можно пнуть тебя по ней?
– Лучше не надо. Она не гнется, но я могу на ней ковылять, и драться тоже смогу, если я тебе нужен.
– Мне нужен каждый, кто знает, каким концом копья тыкать в одичалых.
– Я знаю: острым. – Что то в этом роде Джон сказал когда то своей сестренке.
Нойе потер щетину на подбородке.
– Может, и ты сгодишься. Поставим тебя на башню с длинным луком, но если ты сверзишься оттуда, не приходи ко мне жаловаться.
Королевский тракт вился на юг через бурые каменистые поля и выметенные ветром холмы. Еще до исхода дня по этой дороге сюда придет магнар со своими теннами: топоры и копья в руках, щиты из кожи и бронзы за спинами. С ними придут Кригг Козел, Кворр, Чирей. Игритт тоже придет. Одичалые никогда не были Джону друзьями, он не позволял себе подружиться с ними, но она...
Он чувствовал боль в том месте, где ее стрела пронзила ему бедро. Ему вспоминались глаза старика и черная кровь, хлынувшая из его горла под рев бури. Но ярче всего он помнил пещеру, и обнаженную Игритт при свете факела, и вкус ее губ. «Игритт, не приходи сюда. Ступай на юг с набегом или спрячься в одной из тех круглых башен, что так тебе полюбились. Здесь ты не найдешь ничего, кроме смерти».
Через двор от Джона, на крыше старой Кремневой Казармы один из лучников, развязав штаны, мочился в просвет между зубцами. По сальным ярко рыжим волосам Джон признал в нем Малли. На других крышах и башнях тоже виднелись люди в черном – однако из каждых десяти девять были набиты соломой. Донал Нойе называл их вороньими пугалами. «Только вороны то – это мы, – думал Джон. – И многие уже вполне достаточно напуганы».
Соломенных солдат, как их ни называй, придумал сделать мейстер Эйемон. Бриджей, кафтанов и рубах у них в кладовых куда больше, чем людей в замке, так почему бы не набить их соломой и не выставить напоказ? Нойе водрузил их на каждой башне и в половине окон. Некоторые даже держали в руках копья и арбалеты, нацеленные вниз. Есть надежда, что тенны увидят их еще издали и решат, что Черный Замок чересчур хорошо защищен, чтобы на него нападать.
Королевскую башню вместе с Джоном обороняли шестеро пугал и двое живых братьев. Глухой Дик Фоллард, сидя на крепостном зубце, тщательно чистил и смазывал механизм своего арбалета, чтобы вороток вращался без усилий, а парень из Староместа беспокойно расхаживал вдоль парапета, оправляя одежду на пугалах. Может, он думает, что они будут лучше сражаться, если сделать их покрасивее, а может, ожидание дается ему так же тяжело, как и Джону.
Он говорит, что ему восемнадцать – значит, он старше Джона, но при этом зелен, как летняя трава. Одет он в шерсть, кольчугу и вареную кожу, как и все остальные, но зовут его Атласом – это имя он получил в борделе, где родился и вырос. Он красив, как девушка, со своими темными глазами, нежной кожей и иссиня черными локонами, но руки у него после полугода в Черном Замке огрубели, и Нойе говорит, что он неплохо стреляет из арбалета, только хватит ли у него мужества встретить то, что им предстоит?
Джон захромал по крыше, опираясь на костыль. Королевская башня не самая высокая в замке: эта честь принадлежит ветхому Копью, хотя Отелл Ярвик и говорит, что оно того и гляди рухнет. И укреплена она не лучше других – Сторожевую у Королевского тракта взять будет потруднее. Но она достаточно высока, достаточно сильна и удачно расположена по отношению к Стене, поскольку смотрит на ворота и деревянную лестницу.
Увидев Черный Замок впервые, Джон удивился, у кого это хватило ума построить замок без крепостных стен. Как же его оборонять?
«А никак, – ответил ему дядя. – В том то и суть. Ночной Дозор, согласно уставу, не участвует в междоусобицах, но среди лордов командующих встречались такие, чья гордость, господствуя над рассудком, побуждала их нарушать присягу и чье честолюбие едва не погубило нас всех. Рансел Хайтауэр пытался передать Дозор в наследство своему бастарду. Родрик Флинт возмечтал сделаться Королем за Стеной. Тристан Мадд, Безумный Марк Ранкенфелл, Робин Хилл... известно ли тебе, что шестьсот лет назад командиры Снежных Врат и Твердыни Ночи ополчились друг на друга? А когда лорд командующий попытался их образумить, объединились, чтобы убить его? Пришлось вмешаться Старку из Винтерфелла, в итоге чего оба они лишились головы. Старку это удалось без труда, поскольку их крепости не были укреплены. До Джиора Мормонта в Дозоре сменилось девятьсот девяносто шесть лордов командующих, и в большинстве своем они были людьми отважными и порядочными – но бывали у нас и трусы, и глупцы, свои тираны и свои безумцы. Мы выжили лишь потому, что лорды и короли Семи Королевств знали, что для них мы угрозы не представляем, кто бы нами ни командовал. Единственный наш враг находится на севере, а там у нас есть Стена».
Но теперь, думал Джон, враг перебрался через Стену и надвигается на нас с юга, а лорды и короли Семи Королевств забыли о нас. Мы оказались между молотом и наковальней. Без укреплений Черный Замок удержать нельзя, и Донал Нойе понимает это не хуже любого другого. «От замка им пользы никакой, – сказал оружейник своему маленькому гарнизону. – Пусть берут все – кухню, трапезную, конюшни и даже башни. Мы поднимем все оружие и побольше припасов на вершину Стены и сосредоточим все силы на воротах».
В конце концов замок все таки укрепили, воздвигнув полукруглое заграждение десятифутовой вышины из камней, бочек с солониной, ящиков с гвоздями, рулонов черной шерстяной материи, бревен, досок, обожженых кольев и множества мешков с зерном. Это сооружение прикрывало два места, которые нуждались в защите больше всего: ворота в Стене и деревянную лестницу, которая взбиралась на Стену, как подвыпившая молния, поддерживаемая балками из цельных, врезанных в лед древесных стволов.
Последние кротогородцы как раз поднимались по ней, сопровождаемые братьями Дозора. Гренн нес на руках маленького мальчика, Пип, двумя пролетами ниже, поддерживал старика. Самые старые ждали внизу, когда за ними опустится клеть. Женщина тащила двух детишек, по одному на каждой руке, а старший карабкался следом за ней. В двухстах футах над ними Небесная Сью и Леди Мелиана (никакая, конечно, не леди) стояли на площадке и смотрели на юг. Оттуда им видно дым гораздо лучше, чем Джону. Что то будет с поселянами, которые остались в городке? Всегда найдутся такие, слишком упрямые, глупые или храбрые, чтобы спасаться бегством – они предпочитают сразиться, спрятаться или склонить колено. Может, тенны их и пощадят.
Лучше всего было бы атаковать первыми. С полусотней конных разведчиков одичалых можно порубить прямо на дороге. Но у них нет пятидесяти разведчиков, а лошадей и половины не наберется. Гарнизон так и не вернулся. Кто знает, где он и добрались ли до него хотя бы посланные Нойе верховые?
Гарнизон – это они, какие ни на есть. Те, кого Боуэн Марш оставил в замке – это старики, калеки и зеленые юнцы, как верно сказал Донал Нойе... Одни из них теперь вкатывают бочки на лестницу, другие заняли места на баррикаде. Крепкий старикан Кегс, медлительный как всегда, Пустой Сапог, бодро ковыляющий на своей деревяшке, полусумасшедший Пустышка, воображающий себя Флорианом Дураком, Дорниец Дилли, Рыжий Алин из Розового леса, Молодой Хенли (которому порядком за пятьдесят), Старый Хенли (которому далеко за семьдесят), Волосатый Хел, Пегий Пат из Девичьего Пруда. Одни, видя Джона на Королевской башне, машут ему, другие отворачиваются. Его все еще считают предателем. Нелегко пить из этой чаши, но Джон не может их упрекать. Он бастард, а бастарды, как всем известно, переменчивы и ненадежны по натуре, ибо родились от похоти и обмана. И он нажил себя в Черном Замке не меньше врагов, чем друзей. Взять хоть Раста. Джон однажды пригрозил напустить на него Призрака, если тот не перестанет мучить Сэмвела Тарли, и Раст этого не забыл. Теперь он сгребает под лестницу сухие листья, но при каждом удобном случае бросает на Джона злобные взгляды.
– Нет, – заорал Донал Нойе на трех кротогородцев внизу. – Смолу к вороту, масло на лестницу, арбалетные стрелы на четвертую, пятую и шестую площадки, копья на первую и вторую. Сало под лестницу, да, вот сюда, за доски. Бочонки с мясом – для заграждения. Ну вы, мужичье вшивое, шевелитесь!
Голос у него, как у лорда. Отец всегда говорил, что для военачальника легкие не менее важны, чем правая рука. «Каким бы храбрым или талантливым ни был полководец, от этого не будет толку, если его команды никто не услышит», – говорил сыновьям лорд Эддард, поэтому Робб с Джоном забирались на башни Винтерфелла и орали друг на дружку через двор. Но Донал Нойе запросто перекрыл бы их обоих. Кротогородцы испытывают перед ним настоящий ужас, оно и понятно – ведь он грозится им головы оторвать.
Три четверти жителей городка вняли предупреждению Джона и пришли искать защиты в Черном Замке. Нойе объявил им, что все мужчины, способные держать копье или махать топором, будут оборонять баррикаду, а нет – так пусть катятся восвояси и договариваются с теннами сами. Он опустошил арсенал, чтобы вооружить их хорошей сталью: большими обоюдоострыми топорами, острыми кинжалами, длинными мечами, булавами и палицами. Некоторые из них, когда их одели в кожаные кафтаны с заклепками и кольчуги, снабдили поножами и латными воротниками, чтобы сохранить головы на плечах, стали похожи на настоящих солдат – особенно если прищуриться и свет не слишком яркий.
Женщин и детей Нойе тоже запряг в работу. Те, кто еще не дорос до боя, будут носить воду и поддерживать костры, повитуха поможет мейстеру Эйемону и Клидасу с ранеными, а к Трехпалому Хоббу нагнали столько помощников, чтобы крутить вертела, мешать в котлах и резать лук, что ему их девать некуда. Две девицы из борделя даже предложили себя в качестве воинов и доказали, что умеют обращаться с арбалетом, чем заслужили себе место на лестнице в сорока футах над землей.
– Холодно. – Атлас спрятал руки под мышки внутри плаща. Щеки у него пылали румянцем.
Джон заставил себя улыбнуться.
– В Клыках Мороза – вот где холодно, а у нас просто свежий осенний денек.
– Надеюсь тогда, что в жизни не увижу ваших Клыков Мороза. В Староместе я знал одну девушку – она любила пить вино со льдом. Только там льду и место, в вине то есть. – Атлас хмуро посмотрел на юг. – Как вы думаете, милорд, соломенные солдаты их напугают?
– Будем надеяться. – Джон полагал, что это возможно, но скорее всего одичалые задержались в Кротовом городке, только чтобы пограбить. А может быть, Стир ждет наступления ночи, чтобы напасть под покровом тьмы.
День перевалил за середину, но тенны так и не появились на Королевском тракте. Зато на башенной лестнице послышались шаги, и из люка вылез Оуэн Олух, красный и запыхавшийся. Под мышками он нес корзинку со сдобными булочками и круг сыра, в руке болтался мешочек с изюмом.
– Хобб велел покормить вас, чтоб не оголодали тут наверху.
Покормить напоследок, быть может?
– Передай ему от нас спасибо, Оуэн.
Дик Фоллард был глух как пень, но обоняние у него работало. Порывшись в корзине, он выудил булочку – теплую, только из печки. Нашелся там и горшочек с маслом, которое Дик намазал на булку кинжалом.
– С изюмом, – радостно объявил он. – И с орехами. – Говорил он косноязычно, но довольно понятно для тех, кто привык к его речи.
– Можешь и мою долю взять, – сказал Атлас. – Я не голоден.
– Поешь, – сказал парню Джон. – Неизвестно, когда нам еще представится такой случай. – Сам он съел две булочки, испеченные с кедровыми орехами, изюмом и сушеными яблоками.
– Так придут одичалые сегодня или нет, лорд Сноу? – спросил Оуэн.
– Скоро сам узнаешь. Если рога затрубят – значит, идут.
– Ага. Коли одичалые – два раза должны протрубить. – Оуэн, высокий, добродушный, с льняными волосами, не знает устали в работе. Он на удивление хороший плотник и умеет налаживать катапульты, но сам охотно рассказывает всем, что в детстве мать уронила его головой на пол и от этого половина мозгов из ушей вытекла.
– Ты помнишь, что надо делать? – спросил его Джон.
– Идти на лестницу – так Донал сказал. Я должен стать на третьей площадке и стрелять из арбалета в одичалых, если они полезут через завал. На третьей площадке – раз, два, три. Если одичалые нападут, король придет к нам на подмогу, правда? Он могучий воин, король Роберт. Он непременно придет. Мейстер Эйемон послал к нему птицу.
Какой прок говорить ему, что Роберт Баратеон умер? Оуэн сразу забудет об этом, как и прежде забывал.
– Верно, послал, – подтвердил Джон, и Оуэна это, похоже, порадовало.
Мейстер Эйемон разослал много птиц... и не одному королю, а четырем. Одичалые у ворот, говорилось в письме. Государство в опасности. Шлите всю помощь, какую только можете, в Черный Замок. Мейстер отправил воронов и в Цитадель, и к полусотне знатных лордов в их замках. Лучшая их надежда – это Север, и туда Эйемон послал двух птиц. К Амберам и Болтонам, в замок Сервин и Торрхенов Удел, в Кархолд и Темнолесье, на Медвежий остров, в Старый Замок, Вдовий Дозор, Белую Гавань, Барроутон и Родники, в горные поселения Лиддлей, Барли, Норри, Харклеев и Вуллов. Одичалые у ворот. Север в опасности. Приходите со всей своей силой.
Но если у воронов есть крылья, то у королей и лордов их нет. Если помощь и придет, то не сегодня.
Когда перевалило за полдень, дым от Кротового городка рассеялся и южный небосклон снова стал ясным. Хорошо, что туч нет. Дождь или снег гибельны для защитников замка.
Мейстер Эйемон с Клидасом поднялись в клети на Стену, где нашли убежище многие женщины Кротового городка. Люди в черных плащах расхаживали по крышам, перекликаясь через дворы. Септон Селладор собрал защитников баррикады на молитву и воззвал к Воину о ниспослании им силы.
Глухой Дик Фоллард свернулся под плащом и уснул. Атлас прошел по кругу не меньше сотни лиг. Стена проливала слезы, и солнце ползло по безоблачному небу. Ближе к вечеру Оуэн притащил на башню ковригу черного хлеба и ведро с густой похлебкой из баранины, эля и лука. Ради нее даже Дик проснулся. Они съели все без остатка и подчистили хлебом стенки и дно ведра. К этому времени солнце опустилось совсем низко, и густые черные тени пролегли через замок.
– Зажги костер, – сказал Джон Атласу, – и налей масла в котелок.
Сам он спустился вниз, чтобы запереть дверь, а заодно и размять ногу. Вскоре он понял, что совершил ошибку, но все таки доковылял до конца. Дверь в Королевской башне дубовая, с железными заклепками. На некоторое время она задержит теннов, но не остановит их, если они решат вломиться внутрь. Джон вставил в гнезда засов, посетил отхожее место – больше такой возможности могло не представиться – и потащился обратно наверх, гримасничая от боли.
Западный край неба стал похож на кровоподтек, но выше стояла густая, переходящая в пурпур синева и начинали зажигаться звезды. Джон сел между двумя зубцами в компании соломенного чучела и стал смотреть, как скачет по небу Жеребец. Или это Рогатый Лорд? Он хотел бы знать, где теперь Призрак и где Игритт – но мысли о ней ведут к безумию.
Они, конечно же, пришли ночью, как всегда делают воры и убийцы.
Когда затрубили рога, Атлас обмочился, но Джон притворился, что не заметил этого.
– Ступай потряси Дика, – сказал он парню, – не то он весь бой проспит.
– Мне страшно. – Лицо Атласа белело в темноте как мел.
– Им тоже. – Джон прислонил костыль к парапету и взял свой длинный лук, толстый и гладкий, из дорнийского тиса. Согнув его, он натянул тетиву. – Не трать попусту стрел, пока не будешь уверен, что попадешь, – сказал он Атласу, который разбудил Дика и вернулся к нему. – У нас их тут много, но это не значит, что им конца не будет. А как будешь перезаряжать, прячься за зубцом, а не за чучелом. Они соломенные, и стрела их запросто пробьет. – Дику Джон ничего не стал говорить. Дик умеет читать по губам, если света достаточно, и ему наплевать на то, что ты говоришь. К чему утруждаться? Глухой сам знает, что ему делать.
Они заняли позиции по трем сторонам круглой башни. Джон повесил на пояс колчан и достал стрелу – черную, с серым оперением. Пристроив ее на тетиву, он вспомнил, как Теон Грейджон сказал однажды после охоты: «У вепря есть клыки, у медведя когти, но опаснее гусиного серого пера ничего нет».
В охотничьем мастерстве Джон даже наполовину не дотягивал до Теона, но с длинным луком обращаться умел. Темные фигуры внизу крались вокруг оружейной, прижимаясь спинами к камню, но он видел их недостаточно хорошо, чтобы решиться на выстрел. Вдалеке слышались крики, и лучники на сторожевой башне пускали стрелы вниз. О том, что происходит на таком большом расстоянии, Джон мог не заботиться – но вскоре три тени отделились от старой конюшни, стоящей всего в пятидесяти ярдах. Джон встал на зубец, поднял лук и прицелился. Одичалые двигались бегом, и он вел их, выжидая...
Он отпустил тетиву, и стрела с легким шорохом улетела прочь. Миг спустя послышался глухой стон. Теперь через двор бежали только две тени. Джон достал вторую стрелу, но слишком поспешил с выстрелом и промахнулся. Когда он прицелился снова, одичалые успели скрыться. Он стал искать другую цель и нашел целых четыре – они огибали пустую башню лорда командующего. При луне блестели их топоры, копья и мрачные эмблемы на круглых кожаных щитах: черепа, кости змеи, медвежьи когти, страшные демонские личины. Эти из вольного народа. Тенны носят щиты из черной вареной кожи с бронзовым ободом и нашлепками, без всяких украшений. Эти внизу – щиты лазутчиков, плетеные и более легкие.
Джон, приложив оперение к уху, прицелился и выстрелил и тут же снова натянул тетиву. Первая стрела попала в щит с медвежьими когтями, вторая – в чье то горло, и одичалый с криком упал. Слева от Джона с глухим «трум» сработал арбалет Глухого Дика, а миг спустя выстрелил и Атлас.
– Есть! – хрипло выкрикнул он. – Прямо в грудь угодил.
– Бей снова, – отозвался Джон.
Теперь ему не приходилось искать мишени – только выбирай. Он сбил одичалого лучника, который сам натягивал тетиву, и выстрелил в другого, рубившего топором дверь башни Хардина. На этот раз Джон промахнулся, но стрела вонзилась в дуб, и одичалый сразу бросил свое занятие. Когда он побежал прочь, Джон узнал в нем Чирея. Старый Малли с крыши Кремневой Казармы попал ему в ногу, и одичалый уполз, истекая кровью. По крайней мере хоть на свои чирьи жаловаться перестанет.
Колчан опустел. Джон пошел за другим и стал у другого зубца, рядом с Диком. Он пускал три стрелы на каждый выстрел глухого – в этом и состоит преимущество длинного лука. Многие утверждают, что арбалет бьет сильнее, зато перезаряжать его – целая история. Одичалые перекликались между собой, и где то на западе затрубил рог. В мире не было ничего, кроме лунного света и тени, время измерялось сгибанием лука, натягиванием тетивы и выстрелом. Стрела одичалого оцарапала горло соседнего соломенного солдата, но Джон едва это заметил. Выставьте мне под выстрел магнара теннов, молил он отцовских богов. Его Джон по крайней мере мог ненавидеть без усилий. Отдайте мне Стира.
Пальцы начинали неметь, из большого сочилась кровь, но Джон продолжал свое дело. Вспышка пламени привлекла его внимание, и он, взглянув туда, увидел, что загорелась дверь трапезной. Через несколько мгновений огонь охватил все большое бревенчатое строение. Джон знал, что Трехпалый Хобб со своими помощниками теперь на Стене, но тем не менее его словно в живот двинули.
– ДЖОН, – гаркнул Глухой Дик, – оружейная! – Одичалые влезли на крышу, и у одного был факел. Дик вскочил на зубец, прижал арбалет к плечу и выстрелил в одичалого с факелом.
Он промахнулся, но какой то лучник снизу нашел свою цель.
Фоллард, не издав ни звука, свалился с башни вниз головой. До земли было сто футов. Джон выглянул из за соломенного солдата, стараясь определить, откуда стреляли. В тот же миг тело Дика ударилось оземь, и Джон футах в десяти от него разглядел кожаный щит, потрепанный плащ и гриву густых рыжих волос. Счастливица, награжденная поцелуем огня. Джон поднял лук, но пальцы не слушались его, и она исчезла столь же внезапно, как появилась. Выругавшись, Джон пустил стрелу в одичалых на крыше оружейной, но тоже не попал.
Теперь загорелась и восточная конюшня – оттуда валил дым и летели клочья горящего сена. Вот провалилась крыша, и пламя взревело так, что почти заглушило боевые рога теннов. Полсотни их тесным строем шло по Королевскому тракту, держа щиты над головами. Другие тем временем бежали через огород и мощеный двор, в обход старого колодца. Трое взломали дверь в жилище мейстера Эйемона. На вершине Молчаливой башни стальные мечи вели отчаянную битву с бронзовыми топорами. Танец становился все горячее.
Джон доковылял до Атласа и схватил его за плечо, крикнув:
– За мной. – Вместе они перешли к северному парапету, выходящему на ворота и баррикаду Донала Нойе. Тенны в полушлемах, с бронзовыми дисками на длинных кожаных рубахах, поспели туда раньше них. Топоры у них были бронзовые, а кое у кого и каменные. Листообразные наконечники коротких копий отливали красным при свете горящей конюшни. Крича что то на древнем языке, они ринулись на баррикаду. Копья кололи, топоры рубили, зерно и брызги крови взлетали в воздух. С лестницы на теннов сыпались стрелы из луков и арбалетов.
– Что нам делать? – крикнул Атлас.
– Убивать их, – прокричал в ответ Джон с черной стрелой в руке.
Ни один лучник не мог пожелать себе лучшей цели. Тенны лезли через мешки и бочонки спинами к Королевской башне. Джон и Атлас случайно выбрали одного и того же одичалого, уже добравшегося до верха баррикады. Стрела из лука попала ему в шею, из арбалета – между лопатками. Миг спустя чей то меч полоснул его по животу, и тенн повалился на лезущих сзади. Колчан Джона снова опустел. Оставив Атласа перезаряжать арбалет, он пошел за новым, но не успел сделать и трех шагов, как люк перед ним распахнулся. Проклятие! Он не слышал даже, как взломали дверь.
Раздумывать или звать на помощь было некогда. Джон бросил лук, достал из за плеча Длинный Коготь и рубанул по вынырнувшей из люка макушке. Бронза – не преграда для валирийской стали. Меч, разрубив шлем, вошел глубоко в череп, и тенн полетел вниз. По крикам Джон понял, что с ним были и другие. Отступив назад, он кликнул Атласа. Следующий тенн, показавшийся из люка, получил стрелу в лицо и тоже скрылся.
– Масло, – скомандовал Джон. Вдвоем они надели толстые стеганые рукавицы, лежащие наготове у костра, подняли тяжелый котелок с кипящим маслом и опрокинули его на теннов. Джон еще в жизни не слышал таких жутких воплей, Атлас же выглядел так, будто его сейчас вырвет. Джон захлопнул ногой люк, задвинул на него чугунный котел и тряхнул Атласа. – После поблюешь. Пошли.
Их не было у парапета всего несколько мгновений, но внизу уже все успело перемениться. Дюжина черных братьев и несколько кротогородцев еще бились на вершине баррикады, но одичалые теснили их по всему заграждению. Один проткнул копьем живот Раста с такой силой, что поднял парня на воздух. Молодой Хенли погиб, Старый Хенли умирал, окруженный врагами. Пустышка рубил мечом, смеясь как полоумный – он перескакивал с бочки на бочку. И плащ хлопал у него за спиной. Бронзовый топор подсек его под колено, и смех перешел в булькающий вопль.
– Они вот вот прорвутся, – сказал Атлас.
– Уже прорвались, – ответил Джон.
Все произошло очень быстро. Сперва дрогнул один кротогородец, за ним другой, и все поселяне, бросая оружие, побежали с баррикады. Братьев было слишком мало, чтобы выстоять без них. Джон видел, как они пытаются сомкнуться и отойти назад, но одичалые навалились на них, и они тоже обратились в беспорядочное бегство. Дорниец Дилли, споткнувшись, упал, и тенн с размаху вонзил копье ему в спину. Медлительный одышливый Кегс уже почти добрался до нижней ступеньки лестницы, когда тенн схватил его за плащ и развернул к себе... но стрела из арбалета остановила тенна, не дав ему опустить свой топор.
– Есть, – крикнул Атлас, а Кегс пополз вверх по лестнице на четвереньках.
Ворота потеряны, подумал Джон. Донал Нойе накрепко запер их, но теперь они на виду – железная решетка мерцает красным при свете пожара, а за ней начинается черный туннель. Последние защитники взбираются по извилистой лестнице на безопасную вершину Стены,
– Каким богам ты молишься? – спросил Джон Атласа.
– Семерым, – ответил тот.
– Ну так молись. Молись своим новым богам, а я помолюсь своим старым.
Из за стычки у люка Джон позабыл наполнить свой колчан и сделал это теперь, подобрав заодно и лук. Котел на крышке люка так и не шелохнулся – пока им, видимо, ничего не грозило. Танец идет своим чередом, а мы смотрим на него с галереи, подумал он, ковыляя обратно. Атлас стрелял по одичалым на лестнице и перезаряжал арбалет, укрываясь за парапетом. Мордашка у него смазливая, но голова соображает неплохо.
Бой теперь переместился на лестницу. Нойе поставил на двух нижних площадках копейщиков, но повальное бегство горожан заразило их, и они отступили на третью площадку, а тех, кто замешкался, убили тенны. Лучники и арбалетчики, размещенные выше, стреляли, стараясь не попасть в своих. Джон тоже прицелился и сбил, к своему удовлетворению, одного из одичалых. От пожара Стена заливалась слезами, и огни плясали, отражаясь на мокром льду. Лестница тряслась от топота спасающихся бегством людей.
Джон выстрелил. Он убил одного, Атлас другого, но по лестнице теперь взбирались добрых шестьдесят или семьдесят теннов. Опьяненные победой, они убивали всех на своем пути. На четвертой площадке трое черных братьев встретили их плечом к плечу, но бой длился недолго: волна одичалых перехлестнула через них, и кровь их закапала со ступеней.
«Наиболее уязвимым человек в бою становится, когда он обращается в бегство, – сказал как то Джону лорд Эддард. – Бегущий человек для солдата все равно что раненый зверь – он разжигает жажду убивать». Лучники на пятой площадке пустились наутек еще до того, как бой докатился до них. Это было уже откровенное бегство.
– Тащи факелы, – приказал Атласу Джон. У костра их лежало четыре, обмотанные промасленными тряпками, вместе с дюжиной огненных стрел. Атлас зажег один факел от костра, а остальные принес под мышкой. Страх овладел им с новой силой, и Джон понимал его, потому что сам боялся.
В этот миг он увидел Стира. Магнар карабкался через баррикаду среди вспоротых мешков, разбитых бочек и трупов, своих и чужих. Его чешуйчатая бронзовая броня отливала темным блеском. Он снял шлем, чтобы лучше видеть свое торжество, и улыбался – лысый, безухий сукин сын. В руке он держал длинное копье из чардрева с фигурным бронзовым наконечником. Указав этим копьем на ворота, он прокричал что то на древнем языке полудюжине теннов, окружавших его. Опоздал, подумал Джон. Лучше бы ты перевел бы своих людей через баррикаду – тогда, глядишь, и спас бы кое кого.
Наверху низко и протяжно протрубил рог. Звук шел не с вершины Стены, а с девятой площадки в двухстах футах над землей, где стоял Донал Нойе.
Джон наложил на тетиву огненную стрелу, и Атлас поджег ее факелом. Став на парапет, он прицелился и выстрелил. Стрела, волоча за собой огненные ленты, полетела вперед и вонзилась в цель.
Не в Стира – в лестницу. Вернее, в кучу мешков и бочек, которые Донал навалил под лестницей до самой первой площадки. В бочках было сало и лампадное масло, в мешках – промасленное тряпье, сухие листья, кора и щепки.
– Еще, – сказал Джон. – Еще. Еще. – Другие лучники с ближних башен стреляли тоже – некоторые пускали стрелы по высокой дуге, чтобы те падали сверху вниз. У Джона вышли все огненные стрелы, и они с Атласом принялись метать в цель зажженные факелы.
Наверху расцвел встречный огонь. Рассохшиеся ступени впитывали масло, как губка, и Донал щедро пропитал их от девятой площадки до седьмой. Джон мог лишь надеяться, что все их люди успели подняться наверх до того, как Нойе стал бросать факелы. Черным братьям план оружейника был известен заранее, а вот горожанам – нет.
Огонь и ветер доделали остальное. Джону оставалось только смотреть. Для одичалых на лестнице, оказавшихся между двух огней, спасения не было. Одни продолжали взбираться наверх и гибли, другие бежали вниз и тоже гибли, третьи оставались на месте и разделяли участь остальных. Многие прыгали с лестницы и разбивались. Лед на Стене треснул от жара, и вся нижняя треть лестницы обвалилась вместе с несколькими тоннами льда, увлекая с собой около двадцати еще живых теннов. Это был последний миг, когда Джон видел Стира магнара теннов. Стена сама защищала себя.
Джон попросил Атласа помочь ему спуститься с башни. Нога разболелась так, что он едва мог идти даже с костылем. – Принеси факел, – сказал он. – Мне надо найти одного человека. – На лестнице находились в основном тенны – кое кому из вольных людей наверняка удалось уйти. Людям Манса, а не магнара, и ей в том числе. Джон с Атласом перебрались через тела одичалых, штурмовавших люк. Джон ковылял, опираясь одной рукой на костыль, а другой опираясь на плечо парня, который в Староместе был шлюхой мужского пола.
Конюшня и трапезная сгорели дотла, но огонь вдоль Стены все еще бушевал, захватывая ступеньку за ступенькой и площадку за площадкой. Время от времени слышалось громкое «кра ак», и от Стены отламывался еще один кусок. Пепел в воздухе смешивался с ледяными кристаллами.
Куорт лежал мертвый, Камнепалый умирал. Из теннов Джон никого не знал по настоящему. Он нашел Чирея, ослабевшего от потери крови, но еще живого.
Игритт лежала на твердом старом снегу под башней лорда командующего, со стрелой в середине груди. Битый лед засыпал ее лицо, и при луне казалось, что на ней надета мерцающая серебряная маска.
По белому утиному оперению Джон видел, что это не его стрела, но чувствовал себя так, будто сам пустил ее.
Когда он опустился на колени рядом с Игритт, ее глаза открылись.
– Джон Сноу, – сказала она очень тихо – видимо, стрела пронзила ей легкое. – Это ведь настоящий замок? Не просто башня?
– Настоящий. – Джон взял ее за руку.
– Это хорошо – прошептала она. – Я так хотела повидать настоящий замок до того... до того, как...
– Ты увидишь целых сто замков. Бой окончен. И мейстер Эйемон тебя вылечит. – Он коснулся ее волос. – Тебя поцеловал огонь, ты счастливая. Не можешь ты умереть от какой то там стрелы. Эйемон ее вытащит, залатает тебя и даст тебе макового молока от боли.
Игритт только улыбнулась в ответ.
– Помнишь ту пещеру? Надо было нам с тобой остаться там, как я тебе говорила.
– Мы вернемся туда. Ты не умрешь, Игритт. Не умрешь.
Игритт приложила ладонь к его щеке.
– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, – вздохнула она и умерла.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:29 | Сообщение # 58 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
БРАН
Еще один пустой замок, только и всего, – сказала Мира Рид, глядя на заросшие сорняками руины. Ну нет, подумал Бран – это Твердыня Ночи, край света. В горах он только и думал о том, как они доберутся до Стены и найдут трехглазую ворону, а теперь, когда они здесь, ему страшно. Сон, который ему приснился... то есть не ему, а Лету... нет, не станет он думать об этом сне. Он даже Ридам его не рассказал, хотя Мира, кажется, все равно почувствовала неладное. Если он никому не будет рассказывать, то, может быть, забудет, что ему снилось, и окажется, что ничего этого не было. И Робб с Серым Ветром по прежнему будут... Ходор переступил с ноги на ногу, и Бран закачался. Они уже несколько часов на ногах, и Ходор устал – но ему хотя бы не страшно. А вот Бран боится этого места даже больше, чем признаться в этом Ридам. Ведь он принц Севера, Старк из Винтерфелла и почти взрослый. Он должен быть храбрым, как Робб.
Жойен пристально посмотрел на него своими темно зелеными глазами.
– Здесь нам ничего не грозит, мой принц.
Бран такой уверенности не питал. Твердыня Ночи упоминалась в самых страшных сказках старой Нэн. Здесь правил Король Ночи до того, как его имя было стерто из памяти людей. Здесь Повар Крыса подал андальному королю пирог с начинкой из его принца, здесь несли стражу семьдесят девять часовых, здесь был поруган и убит молодой храбрый Дании Флинт. Здесь король Шеррит призвал проклятие на андалов, здесь новобранцы встретились с тем, что приходит ночью, здесь слепой Симеон Звездоглазый видел битву адских псов. Безумец Топор тоже ходил по этим дворам и поднимался на эти башни, убивая своих братьев под покровом тьмы.
Все это, конечно, произошло сотни и тысячи лет назад, а кое что, может быть, и вовсе не происходило. Мейстер Лювин всегда говорил, что сказки старой Нэн нельзя проглатывать целиком. Когда в Винтерфелл приехал дядя Бенджен, Бран спросил его о Твердыне Ночи. Правда то, о чем говорится в сказках, или выдумка? Но дядя только плечами пожал. «Мы покинули Твердыню Ночи двести лет назад», – вот и все, что он ответил.
Бран заставлял себя смотреть по сторонам. Утро было холодное, но ясное, солнце светило на чистом голубом небе, но Брану не нравились здешние звуки. Ветер очень неприятно свистал в разрушенных башнях, здания скрипели и раскачивались, под полом большого чертога скреблись крысы – дети Повара, бегущие от своего отца. Дворы превратились в маленькие рощи, где сплетались ветвями тонкие деревья и мертвые листья шуршали по старому слежавшемуся снегу. На месте бывшей конюшни тоже вырос целый лес, и кривое чардрево поднималось из дыры в куполе кухни. Даже Лету здесь было не по себе. Бран на миг залез в его шкуру, только чтобы принюхаться, и ему этот запах тоже не понравился.
И прохода на ту сторону здесь нет.
Бран заранее сказал, что его не будет. Он сто раз им это повторил, но Жойен уперся на том, что видел зеленый сон, а зеленые сны не лгут. Пусть так, но ворота они тоже открыть не могут.
Ворота Твердыни Ночи были запечатаны в тот день, когда черные братья, нагрузив своих коней и мулов, перебрались в замок Глубокое Озеро: железную решетку опустили, цепи, на которых она поднималась, увезли с собой, туннель завалили щебнем и поливали его водой, пока он не смерзся и не стал непроходимым, как сама Стена.
– Надо было нам пойти вслед за Джоном, – сказал Бран, увидев это. Он часто думал о своем сводном брате после той грозовой ночи, когда Лето видел, как Джон ускакал прочь. – Надо было выбираться на Королевский тракт и идти в Черный Замок.
– Этого нельзя было делать, мой принц, – ответил Жойен, – и я сказал тебе, почему.
– Но ведь здесь одичалые. Они убили одного человека и Джона хотели убить, Жойен, их не меньше сотни.
– Вот видишь? А нас всего четверо. Ты помог своему брату, если это правда был он, и чуть не лишился Лето.
– Знаю, – с грустью сказал Бран. Лютоволк убил трех одичалых, а может, и больше, но их было слишком много. Когда они сомкнулись тесным кольцом вокруг высокого безухого человека, Бран Лето хотел убежать, но чья то стрела настигла его, и внезапная боль вернула Брана из волчьей шкуры в свою. Гроза наконец утихла, и они сидели в темноте без огня, изредка перешептываясь, слушая тяжелое дыхание Ходора и гадая, не попробуют ли одичалые перейти утром через озеро. Бран то и дело пытался пробиться к Лету, но боль отбрасывала его назад – так человек отдергивает руку от раскаленного докрасна котла. Только Ходор и спал в ту ночь, ворочаясь и бормоча: «Ходор, ходор...» Брана ужасало, что Лето умирает где то там, во мраке. Прошу вас, старые боги, молился он, вы забрали у меня Винтерфелл, отца и ноги – прошу вас, не отнимайте еще и Лето. И сохраните Джона Сноу, и сделайте так, чтобы одичалые ушли.
На каменистом островке, где стояла башня, чардрева не росли, но боги, как видно, все таки услышали его. Одичалые, правда, уходить совсем не спешили. Они раздели своих убитых и старика, которого убили сами, и даже рыбалкой занялись. Был один жуткий миг, когда трое из них набрели на дорожку и пошли по ней, но на первом же повороте они свалились с нее и чуть не утонули – пришлось другим их вылавливать. Высокий лысый человек прикрикнул на них – его слова гулко разнеслись над водой, но даже Жойен не понял, что он сказал. После этого одичалые собрали свои щиты и копья и зашагали на северо восток – в ту же сторону, что и Джон. Бран тоже хотел выйти и поискать Лето. Но Риды не пустили его. «Надо остаться здесь еще на одну ночь, – сказал Жойен, – чтобы одичалые успели уйти подальше. Ты ведь не хочешь встретиться с ними снова, правда?» Лето вылез из своего укрытия в тот же день, волоча заднюю лапу. Он погрыз немного мертвецов в гостинице, разогнав ворон, а потом поплыл к острову. Мира вытащила сломанную стрелу из его лапы и натерла рану соком каких то растений, которые нашла у подножия башни. Лютоволк еще прихрамывал, но с каждым днем все менее заметно. Боги услышали Брана.
– Может быть, попробовать другой замок? – сказала Мира брату. – Может, мы найдем ворота где нибудь еще? Я могу пойти на разведку, если хотите, – одна я это сделаю быстрее.
Бран потряс головой.
– На востоке будет Глубокое Озеро, а потом – Врата королевы. На западе – Ледовый Порог. Но они все такие же, только поменьше. Ворота запечатаны везде, кроме Черного Замка, Восточного Дозора и Сумеречной Башни.
Ходор на это сказал «Ходор», а Риды переглянулись.
– Поднимусь хотя бы на Стену, – решила Мира. – Может, оттуда что нибудь увижу.
– Что ты надеешься оттуда увидеть? – спросил Жойен.
– Все равно что, – ответила Мира и в этот раз настояла на своем.
«Это мне бы полагалось залезть туда», – подумал Бран. Он задрал голову, глядя на Стену, и представил себе, как взбирается дюйм за дюймом, нащупывая пальцами трещины и долбя лед носками сапог. Это вызвало у него улыбку, несмотря на сон, на одичалых, на Джона и на все остальное. Маленьким он облазил все стены и башни Винтерфелла, но они не такие высокие и притом построены на камне. Стена тоже может показаться каменной, когда она серая и вся в выбоинах, но потом тучи расходятся, солнце освещает ее, и она преображается, становясь белой, голубой и мерцающей. Старая Нэн всегда говорила, что Стена – это край света. На той стороне живут чудовища и великаны, но им не пройти сюда, пока Стена стоит. Брану хотелось постоять там, наверху, вместе с Мирой и увидеть все самому.
Но он – сломанный мальчик с бесполезными ногами, и ему остается только смотреть снизу, как Мира взбирается вверх вместо него.
Она, собственно говоря, не карабкалась, как когда то делал он, – просто поднималась по ступенькам, вырубленным братьями Дозора сотни и тысячи лет назад. Мейстер Лювин говорил, что Твердыня Ночи – единственный замок, где ступени выдолблены прямо в стене. То ли он, то ли дядя Бенджен. В более новых замках для подъема пользовались деревянными и каменными лестницами или земляными, посыпанными гравием откосами. «Лед слишком коварен», – сказал Брану дядя. Он сказал, что поверхность стены часто плачет ледяными слезами, хотя ядро ее остается твердым как скала. Ступеньки, наверно, подтаивали и замерзали тысячу раз с тех пор, как черные братья покинули замок, с каждым разом становясь немного меньше, глаже, круглее и опаснее.
Как будто Стена постепенно снова втягивает их в себя. Мира Рид при всей своей уверенности продвигалась по ним очень медленно. В двух местах, где ступеньки почти совсем стерлись, она опускалась на четвереньки. А спускаться будет еще труднее, подумал Бран, наблюдая за ней, но ему все равно очень хотелось оказаться на ее месте. Наконец Мира добралась до самого верха и скрылась из виду.
– Она скоро спустится? – спросил Бран Жойена.
– Когда как следует рассмотрит Стену и то, что находится за ней. А мы тем временем посмотрим хорошенько здесь, внизу.
– Ходор? – с сомнением произнес Ходор.
– Может, что нибудь и найдем, – настаивал Жойен.
Или что нибудь найдет нас. Вслух Бран этого не сказал – он не хотел, чтобы Жойен счел его трусом.
И они пустились на поиски – Жойен впереди, Бран в корзине на спине Ходора за ним, Лето рядом. Однажды волк ринулся в какую то темную дверь и выскочил обратно с серой крысой в зубах. Уж не Повар ли это? Нет – у нее масть не та, да и величиной она всего лишь с кошку. Повар Крыса белый и огромный, со свинью будет...
Темных дверных проемов в Твердыне Ночи хватало, как и крыс. Бран слышал, как они бегают в подземелье, в лабиринте кромешно черных коридоров. Жойен хотел спуститься туда, вниз, но Ходор сказал на это «Ходор», а Бран «нет». Там, во тьме, водится кое что похуже крыс.
– Похоже, это старинное место, – сказал Жойен. Они в это время шли по галерее, где солнце пыльными снопами падало через выбитые окна.
– Вдвое старше Черного Замка, – припомнил Бран. – Первый замок на Стене – и самый большой. – Но его и покинули первым, еще во времена Старого Короля. Замок уже тогда пустовал на три четверти, и содержание его обходилось слишком дорого. Добрая королева Алисанна предложила Дозору построить замок поменьше, всего в семи милях к востоку, где Стена огибает красивое зеленое озеро. Замок Глубокое Озеро был славен своими драгоценностями, Старый Король отрядил на Север каменщиков для его постройки, и черные братья перешли туда, оставив Твердыню Ночи крысам.
Но это произошло двести лет назад – теперь и Глубокое Озеро стоит пустым, а Твердыня Ночи...
– Тут водятся привидения, – сказал Бран. Ходор тоже про это слышал, а Жойен, может быть, и нет. – Они завелись давным давно, еще до Старого Короля и Эйегона Дракона. Семьдесят девять дезертиров, которые ушли на юг, чтобы стать разбойниками. Один из них был младшим сыном лорда Рисвелла. Они дошли до курганов и попросили убежища в его замке, но лорд взял их в плен и вернул обратно в Дозор. А лорд командующий велел выдолбить ямы на вершине Стены и замуровать дезертиров во льду живыми. Так они и стоят лицом к северу, с копьями и боевыми рогами – семьдесят девять часовых. Они оставили свой пост при жизни, и поэтому их дозор будет длиться вечно. Много лет спустя, когда лорд Рисвелл постарел и собрался умирать, он велел отвезти себя в Твердыню Ночи, чтобы надеть черное и занять место рядом со своим сыном. Он вернул его на Стену ради чести, но все таки любил его, вот и пришел, чтобы разделить с ним его дозор.
Полдня они блуждали по замку. Одни башни обвалились, другие казались совсем ветхими, но они поднялись на колокольню (где больше не было колоколов) и на воронью вышку (где больше не было птиц). Под пивоварней они обнаружили подвал с огромными дубовыми бочками – пустыми: они гудели, когда Ходор стучал по ним. Нашли библиотеку без книг – все полки в ней рухнули, и вокруг шмыгали крысы. Нашли сырую темницу, где могло поместиться пятьсот пленных – но когда Бран потряс заржавелую решетку, она сломалась. От большого чертога осталась только одна ветхая стена, баня ушла глубоко в землю, двор рядом с оружейной, где черные братья некогда упражнялись с копьями, мечами и щитами, зарос терновником. Но оружейная и кузница сохранились, хотя вместо клинков, мехов и наковален в них остались только пыль и паутина. Иногда Лето слышал что то недоступное Брану – он скалил зубы, и шерсть у него на загривке вставала дыбом... но ни Повар Крыса, ни семьдесят девять часовых, ни Безумец Топор, к немалому облегчению Брана, так и не появились. Может, это и правда всего лишь разрушенный старый замок.
Когда Мира вернулась, солнце стояло только на ширину меча над западными холмами.
– Ну, что ты видела? – спросил ее брат.
– Зачарованный лес, – ответила она грустным голосом. – Холмы тянутся, сколько хватает глаз, и покрыты деревьями, которых никогда не касался топор. Под солнцем блестит какое то озеро, с запада заходят тучи. Там, наверху, лежит старый снег и висят сосульки, длинные, как пики. Надо мной кружил орел – он меня, наверно, тоже заметил. Я ему помахала.
– А вниз нигде спуститься нельзя? – спросил Жойен.
– Нет. Стена всюду отвесная, и лед гладкий. Будь у меня хорошая веревка и топор, чтобы вырубать опоры для рук, я бы спустилась, но...
– Но не мы, – закончил за нее Жойен.
– Не вы. Ты уверен, что видел во сне именно это место? Может, это не тот замок?
– Тот самый. И здесь есть ворота.
Есть то они есть, подумал Бран, только завалены наглухо.
Тени от башен между тем стали длинными, и окрепший ветер гонял по дворам сухие листья. Надвигающиеся сумерки напомнили Брану еще одну сказку старой Нэн – о Короле Ночи. Он был тринадцатым командиром Ночного Дозора и не ведал страха. «И это был его порок, – каждый раз добавляла старая Нэн, – ибо все люди должны чего то бояться». Его погубила женщина, которую он увидел со Стены, – женщина с кожей белой, как лунный свет, и глазами синими, как звезды. Не ведая страха, он погнался за ней, и настиг ее, и предался с ней любви, хотя ее тело было холодным, как лед, и вместе со своим семенем отдал ей свою душу.
Он привел ее в Твердыню Ночи и объявил ее королевой, а себя – королем, с помощью колдовских чар подчинив братьев Дозора своей воле. Тринадцать лет правил он, Король Ночи, вместе со своей мертвой королевой, пока Старк из Винтерфелла и Джорамун одичалый не объединились, чтобы освободить Дозор от его ига... когда они свергли его, стало известно, что он приносил жертвы Иным. После этого все записи о Ночном Короле были уничтожены, и самое имя его сделалось запретным.
«Одни говорят, что он из Болтонов, – неизменно заканчивала свой рассказ старая Нэн. – Другие – что из Магнаров со Скагоса, третьи – что он Амбер, Флинт или Норри. Говорят даже, что он из Вудфутов, которые правили Медвежьим островом до того, как туда пришли Железные Люди. Но все это неправда. Он был Старком, братом того, кто в конце концов его свергнул. – При этих словах она каждый раз щипала Брана за нос. – Он был Старк из Винтерфелла, и может быть, его даже звали Брандоном, кто знает? Может быть, он и спал в твоей кровати, в этой самой комнате».
Это еще как сказать – но он жил в этом замке, где они сегодня будут ночевать. Брану от этого было очень не по себе. Старая Нэн всегда говорила, что при свете дня Король Ночи был человек как человек и лишь ночью преображался – а теперь уже темнеет.
Риды решили заночевать в кухне, каменном восьмиугольном строении с проломленным куполом. Она обеспечивала лучшее укрытие, чем все другие здания, хотя через ее грифельный пол рядом с огромным внутренним колодцем проросло чардрево. Высунув свой кривой ствол сквозь дыру в крыше, оно тянуло белые кости ветвей к небу. Это было странное дерево, тоньше всех чардрев, виденных Браном, и без лика на стволе, но здесь Бран по крайней мере чувствовал себя под защитой старых богов.
Это было, впрочем, единственное, что его здесь устраивало. Крыша в кухне сохранилась почти целиком, так что в случае дождя они не промокнут, зато согреться им вряд ли удастся. Холод так и сочился из каменного пола. Брану не нравились также густые тени. И огромные кирпичные печи с их разверстыми ртами. И заржавленные мясные крюки, и следы от топора на колоде для рубки мяса. Вот тут Повар Крыса изрубил принца на куски. А потом испек свой пирог в одной из печей.
Но больше всего Бран опасался колодца – каменного, добрых двенадцати футов в поперечнике, со ступеньками в стенках, витками уходящими вниз, во тьму. Сырые стенки обросли селитрой, но воды на дне никто разглядеть не мог – даже Мира своими острыми глазами охотницы.
– Может, в нем дна и вовсе нет, – проговорил Бран.
Ходор перегнулся через край, доходивший ему до колен, и крикнул:
– ХОДОР!
– «Ходорходорходор», – откликнулось снизу гулкое, переходящее в шепот эхо. Ходор сначала опешил, потом засмеялся и поднял с полу обломок грифеля.
– Ходор, не надо! – сказал Бран, но опоздал – Ходор уже кинул камень в колодец. – Не надо было этого делать. Ты ведь не знаешь, что там внизу. Вдруг ты ушибешь кого нибудь... или разбудишь.
– Ходор? – с невинным видом ответил тот.
Далеко, далеко, далеко внизу послышался плеск упавшего в воду камня. Даже не плеск, а такое «у уп», как будто студенистая пасть раскрылась и проглотила его. Слабое эхо поднялось вверх, и Брану показалось, будто в воде шевельнулось что то.
– Пожалуй, нам не стоит здесь оставаться, – сказал он.
– Где, в колодце? – спросила Мира. – Или в Твердыне Ночи?
– Да, – сказал Бран.
Она засмеялась и послала Ходора за дровами. Лето тоже ушел. Теперь уже почти стемнело, и волку хотелось поохотиться.
Ходор вернулся один, таща громадную охапку хвороста. Жойен, вынув нож и кремень, стал высекать огонь, а Мира почистила рыбу, которую поймала в последнем встретившемся им ручье. Сколько же лет прошло с тех пор, как в кухне Твердыни Ночи стряпали ужин? И кто тот давний ужин готовил? Уж лучше, пожалуй, этого не знать.
Костер разгорелся, и Мира поставила жарить рыбу. Хорошо хоть, что это не мясной пирог. Повар Крыса запек сына андальского короля в пироге с луком, морковью, грибами, большим количеством перца и соли, с салом и густокрасным дорнийским вином. Король ел да похваливал. За это боги превратили Повара в чудовищную белую крысу, способную питаться только собственным потомством. С тех пор он блуждает по замку, пожирая своих детей, но голод утолить не может. «Боги покарали его не за убийство, – говорила старая Нэн, – и не за то, что он подал королю блюдо из его собственного сына – человек имеет право мстить. Но он убил гостя под своим кровом, а этого боги не прощают».
– Давайте укладываться, – сказал Жойен, когда они поели. Костер уже догорал, и Жойен поворошил его палкой. – Может, мне приснится еще один зеленый сон, который укажет нам путь.
Ходор уже похрапывал, свернувшись калачиком. Иногда он ворочался под плащом и бормотал что то, наверно, «ходор». Бран подполз поближе к огню. Тепло и легкое потрескивание пламени успокаивали его, но сон не приходил. Снаружи ветер гонял армию сухих листьев по дворам, и они скреблись в окна и двери. Брану все время вспоминались сказки старой Нэн, и ему казалось, что он слышит, как переговариваются на Стене призрачные часовые и как трубят их призрачные рога. Ветви чардрева белели при лунном свете, проникающем через дыру в крыше. Можно было подумать, будто дерево пытается поймать луну и затащить ее в колодец. «Старые боги, – молился Бран, – если вы слышите меня, не посылайте мне сегодня снов. А если уж пошлете, пусть сон будет хорошим». Боги молчали, не отвечая ему.
Бран заставил себя закрыть глаза. Кажется, он даже заснул – вернее, уплыл в состояние между сном и явью, стараясь не думать о Безумце Топоре, Поваре Крысе и том, что приходит ночью.
Потом он услышал шум, и его глаза раскрылись.
Что это? Бран затаил дыхание. Может, ему приснилось? Он не хотел будить Миру и Жойена из за какого то сна... но вот он опять, этот далекий шаркающий звук... Листья, это листья шуршат по стенам – или ветер... Но звук шел не снаружи. Волоски на руках у Брана поднялись дыбом. Он внутри, он где то здесь – и становится все громче. Бран приподнялся на локте, вслушиваясь. Ветер на самом деле дул, и листья шуршали, но было что то еще, кроме них. Шаги. Сюда кто то идет.
Это не часовые. Часовые никогда не покидают Стену. Но в Твердыне Ночи есть и другие призраки, еще страшнее. Взять хоть Безумца Топора – старая Нэн рассказывала, как он снимал сапоги и крался по замку в темноте, и на след его могли навести только капли крови, падавшие с его топора, с его рук и его рыжей бороды. А помимо Безумца Топора есть еще то, что приходит ночью. Новобранцы все видели это, говорила старая Нэн, но о том, что он видел, каждый из них рассказывал лорду командующему по другому. За год трое из них умерли, а четвертый сошел с ума, а сто лет спустя, когда оно явилось снова, молодые новобранцы шли за ним, закованные в цепи.
Но ведь это только сказка. Незачем себя пугать. Того, что приходит ночью, нет – так сказал мейстер Лювин. А если оно и было когда то, то ушло из мира вместе с великанами и драконами.
Однако звук теперь стал еще громче.
Он идет из колодца, понял Бран, и это испугало его еще больше. Что то поднимается к ним из под земли, где царит мрак. Это Ходор разбудил его своим дурацким камнем, и теперь оно идет сюда. Бран плохо различал этот звук за храпом Ходора и стуком собственного сердца. Не кровь ли это капает с топора? Или это слабый шорох призрачных цепей? Бран еще больше насторожил слух. Шаги. Это точно шаги, каждый чуть громче предыдущего. Но сколько ног производит этот звук? В этом колодце такое сильное эхо. Ни падения капель, ни звона цепей Бран не слышал, но было еще что то, кроме шагов... тонкий скулящий звук, будто кому то больно, и тяжелое дыхание. Шаги, однако, звучали громче всего – и они приближались.
Бран слишком боялся, чтобы закричать. Огонь прогорел до углей, и все его друзья спали. Он чуть не выскочил из своей шкуры, чтобы войти в волчью, но Лето сейчас мог быть за много миль отсюда. Нельзя же бросать друзей на милость того, что поднимается из колодца. «Говорил я им, что не надо сюда идти, – с отчаянием думал Бран. – Говорил, что здесь водятся привидения. Говорил, что мы должны идти в Черный Замок».
Шаги шаркали по камню, тяжелые, медленные. Оно, должно быть, огромно. Безумец Топор, по словам Нэн, был большим, а то, что приходило ночью, – и вовсе чудовищным. А Санса говорила, что никакие демоны тебя не тронут, если спрятаться под одеяло. Хорошо бы и теперь это сделать – но ведь он принц и почти совсем взрослый.
Бран пополз, волоча за собой мертвые ноги, и дотронулся до ноги Миры. Она проснулась сразу. Бран не знал никого, кто просыпался бы так быстро, как Мира Рид, и так быстро приходил в себя. Он приложил палец к губам, сделав ей знак не разговаривать, и понял по ее лицу, что она услышала то же самое: гулкие шаги, слабое поскуливание и тяжелое дыхание.
Мира поднялась на ноги без единого слова и взяла в правую руку свой трезубец, а в левую – сеть. Вооружившись, она босиком двинулась к колодцу. Жойен спал тихо, Ходор беспокойно ворочался. Мира тихо, как кошка, обошла лунный луч. Бран хотя следил за ней во все глаза, различал только слабый блеск ее отроги. Он не мог допустить, чтобы она сражалась в одиночку. Лето далеко, но...
Бран вышел из своего тела и вошел в Ходора.
Входить в Лето было так легко, что Бран даже не задумывался над этим. Теперь ему пришлось потруднее – он словно натягивал левый сапог на правую ногу. Сапог никак не желал налезать, да еще и боялся, не понимая, что происходит, и сопротивлялся ноге. Бран почувствовал, как подступает рвота к горлу Ходора, и чуть не обратился в бегство, но все таки протиснулся внутрь, сел, подобрал под себя ноги – большие, сильные ноги – и встал. Я стою! Он сделал шаг. Я хожу. Чувство было таким странным, что он чуть не упал. Он видел самого себя на холодном полу, маленького и сломанного, но теперь он не был сломанным. Дыша шумно, как кузнечные мехи, он вооружился длинным мечом Ходора.
Тонкий вопль, раздавшийся из колодца, пронзил его как ножом. Огромная темная фигура вылезла из мрака снизу, и Браном овладел такой страх, что он, не успев обнажить меч, снова оказался на полу. А Ходор ревел «Ходор ходор ходор», как в той башне на озере, когда сверкали молнии. То, что приходит ночью, тоже кричало и билось в складках Мириной сети. Мира ткнула чудовище трезубцем, и оно упало, еще больше запутавшись. В колодце по прежнему что то скулило, еще громче прежнего, а черное чудище корчилось на полу, вопя:
– Нет, нет, пожалуйста, не надо!
Мира стала над ним, и ее острога блеснула серебром в лунном свете.
– Кто ты? – спросила она.
– Я Сэм, – прорыдал черный. – Я Сэм, Сэм, отпустите меня, не колите больше... – Он трепыхался в лужице лунного света, а Ходор все кричал:
– Ходор ходор ходор.
Жойен подложил в костер хворосту и раздул огонь. Стало светло, и Бран разглядел под самым ободом колодца бледное худенькое лицо какой то девушки, закутанной в меха под широченным черным плащом, а на руках у нее – кричащего младенца. Чудище на полу пыталось достать нож, но сеть не пускала его. Впрочем, это оказалось никакое не чудище и даже не Безумец Топор, весь залитый кровью, а просто какой то большой и толстый человек, одетый в черную шерсть, черный мех, черную кожу и черную кольчугу.
– Это черный брат, – сказал Бран. – Он из Ночного Дозора, Мира.
– Ходор, – Ходор присел на корточки, разглядывая опутанного сетью человека, и повторил: – Ходор.
– Да, я брат Дозора, – подтвердил толстяк. Одна веревка пришлась ему ниже подбородка. Вынудив задрать голову, другие впились в щеки. – Я ворона. Пожалуйста, снимите это с меня.
– Ты, часом, не трехглазая ворона? – засомневался вдруг Бран. Да нет, быть этого не может.
– Не думаю. – Человек закатил глаза, которых у него было только два. Я просто Сэм. Сэмвел Тарли. Распутайте меня, мне больно. – И он снова принялся извиваться.
– Перестань барахтаться, – прикрикнула на него Мира. – Если порвешь мою сеть, я скину тебя обратно в колодец. Лежи смирно, и я тебя распутаю.
– А ты кто? – спросил Жойен девушку с ребенком.
– Лилли. Меня назвали, как цветок. А это Сэм. Мы не хотели вас напугать. – Она наконец укачала ребенка, и он перестал плакать.
Пока Мира распутывала черного брата, Жойен заглянул в колодец.
– Откуда вы пришли?
– От Крастера, – сказала девушка. – Ты и есть тот самый?
– Тот самый?
– Он сказал, что Сэм – не тот. Есть еще кто то. Тот, за которым его послали.
– Кто это сказал? – вмешался Бран.
– Холодные Руки, – тихо сказала Лилли.
Мира потянула за один конец сети, и толстяк сел. Он дрожал и никак не мог отдышаться.
– Он сказал, что здесь будут люди, – пропыхтел он. – Здесь, в замке. Но я не знал, что вы окажетесь прямо около лестницы. Не знал, что на меня набросят сеть и будут колоть копьями. – Он потрогал свой живот рукой в черной перчатке. – Там есть кровь? Я не вижу.
– Я тебя совсем легонько ткнула, только чтобы с ног свалить, – сказала Мира. – Дай посмотрю. – Она стала на одно колено и пощупала Сэма около пупка. – Да ты же в кольчуге – я никак не могла тебя ранить.
– Все равно больно, – пожаловался Сэм.
– Ты правда брат Ночного Дозора? – спросил Бран.
Толстяк кивнул. И его подбородки заколебались. Кожа у него была бледная и обвисшая.
– Я стюард. Ухаживал за воронами лорда Мормонта. – У него сделался такой вид, будто он сейчас заплачет. – Я потерял их всех на Кулаке по собственной вине. И мы сами тоже заблудились. Я даже Стену найти не сумел. Она длиной в сотню лиг и вышиной в семьсот футов, а я не сумел ее найти!
– Ну, теперь то ты ее нашел, – заметила Мира. – Подыми ка свой зад от пола, я сеть заберу.
– Но как вы прошли через Стену? – спросил Жойен. – Может, этот колодец ведет в подземную реку? Но вы не мокрые...
– Там есть ворота, – сказал Сэм. – Потайные ворота, старые, как сама Стена. Он назвал их Черными Воротами.
Риды переглянулись, и Жойен спросил:
– Так мы найдем эти ворота на дне колодца?
– Вы их не найдете, – покачал головой Сэм. – Я должен буду проводить вас.
– Почему? – не поняла Мира. – Если они там...
– Вы их не найдете – а если и найдете, то не откроете. Это Черные Ворота. – Сэм потеребил свой черный рукав. – Он сказал, что только брат Ночного Дозора может открыть их. Брат, принесший присягу.
– Он? – нахмурился Жойен. – Этот... Холодные Руки?
– Это не настоящее его имя, – сказала, качая ребенка, Лилли. – Это мы с Сэмом его так прозвали. Руки у него холодные, как лед, но он спас нас от мертвецов, он и его вороны, и привез нас сюда на своем лосе.
– На лосе? – повторил изумленный Бран.
– На лосе? – эхом откликнулась Мира.
– Ты говоришь – вороны? – сказал Жойен.
– Ходор? – сказал Ходор.
– Он был зеленый? – допытывался Бран. – С рогами?
– Кто, лось? – растерялся толстяк.
– Да нет же – Холодные Руки. Старая Нэн говорила, что зеленые люди ездят на лосях и что у них тоже бывают рога.
– Нет, он не зеленый. Он носит черное, как брат Дозора, но сам бледен. Как мертвец. И руки у него холодные, как у них – я даже испугался сначала. Но у мертвецов глаза синие, и говорить они не умеют – или забыли, как это делается. – И Сэм, обращаясь к Жойену, добавил: – Надо идти – он ждет. У вас ничего потеплее нет? В Черных Воротах холодно, а по ту сторону Стены еще холоднее.
– Почему он сам не пришел? Они то ведь прошли, – Мира кивнула на Лилли с младенцем, – почему же он остался? Почему ты и его не провел через Черные Ворота?
– Он... ему нельзя.
– Почему?
– Из за Стены. Он говорит, что Стена – не просто лед и камень. В ней заключены чары... древние и сильные. Он не может пройти через нее.
В кухне стало очень тихо. Бран слышал, как потрескивает огонь, как ветер шуршит листьями, как поскрипывает тощее чардрево, силясь достать до луны. «За Стеной живут чудовища и великаны, но они не пройдут сюда, пока Стена стоит. Спи, мой маленький Брандон, и ничего не бойся. Здесь чудовищ нет».
– Я не тот, кого тебе велено привести, – сказал Жойен Сэму. – Это он.
– А а, – неуверенно протянул Сэм – он, кажется, только теперь заметил, что Бран – калека. – Но ведь я тебя не донесу... у меня сил не хватит...
– Меня понесет Ходор. – Бран показал на свою корзину. – Я езжу вот в этой штуке у него на спине.
Сэм уставился на него во все глаза.
– Ты брат Джона Сноу. Тот, который упал.
– Нет, – вмешался Жойен. – Тот мальчик умер.
– Не говори никому, – попросил Бран. – Пожалуйста.
Сэм на миг смешался, а потом сказал:
– Я умею хранить тайны. И Лилли тоже. – Он взглянул на нее, и девушка кивнула. – Джон... он был и моим братом, лучшим моим другом. Но он ушел с Куореном Полуруким в разведку в Клыки Мороза и больше не вернулся. Мы ждали его на Кулаке, когда... когда...
– Джон здесь, – сказал Бран. – Лето его видел. Он был с какими то одичалыми, но потом взял лошадь человека, которого они убили, и сбежал. Спорить могу, что он поехал в Черный Замок.
Сэм перевел округлившиеся глаза на Миру.
– Вы уверены, что это был Джон? Вы его видели?
– Меня зовут Мира, – улыбнулась она, – а Лето...
От проломленного купола наверху отделилась тень и спрыгнула прямо в пятно лунного света. Волк, несмотря на поврежденную лапу, опустился на пол легко, как снежинка. Лилли вскрикнула и прижала к себе ребенка так сильно, что он снова расплакался.
– Он вас не тронет, – сказал Бран. – Он и есть Лето.
– Джон мне рассказывал про ваших волков. Призрака я знаю. – Сэм снял перчатку и протянул к волку дрожащую руку с белыми и толстыми, как сосиски, пальцами. Лето обнюхал ее и лизнул.
Это решило дело.
– Хорошо, – сказал Бран. – Мы пойдем с тобой.
– Все? – удивился Сэм.
– Он наш принц, – сказала Мира, взъерошив Брану волосы.
Лето, принюхиваясь, обошел колодец, остановился у верхней ступеньки и оглянулся на Брана. Он согласен идти, понял Бран.
– С Лилли ничего не случится, если я оставлю ее здесь до своего возвращения? – спросил у них Сэм.
– Думаю, ничего, – сказала Мира. – Пусть присаживается к нашему костру.
– В замке никого, – добавил Жойен.
Лилли оглянулась.
– Крастер рассказывал нам о замках, но я не знала, что они такие большие.
А ведь это только кухня. Что бы она сказала, если бы увидела Винтерфелл?
Они быстро собрали свои пожитки и посадили Брана на спину Ходору. Лилли с ребенком устроилась у огня.
– Смотри же, возвращайся за мной, – сказала она Сэму.
– Как только смогу, – пообещал он. – И мы пойдем туда, где тепло. – Услышав это, Бран усомнился в правильности своего решения. Попадет ли он сам когда нибудь туда, где тепло?
– Я пойду первым и буду показывать дорогу. – Сэм задержался наверху. – Она очень длинная, эта лестница, – вздохнул он и стал спускаться. Жойен шел за ним, потом Ходор с Браном на спине, потом Лето. Мира с острогой и сетью замыкала процессию.
Спуск был долгим. Верхушку лестницы озарял лунный свет, но с каждым витком он становился все слабее. Их шаги вызывали гулкое эхо в сыром колодце, и плеск воды стал слышнее.
– Надо было, пожалуй, факелы взять, – сказал Жойен.
– Ваши глаза скоро привыкнут, – уверил его Сэм. – Держитесь только рукой за стенку, чтобы не упасть.
С каждым поворотом лестницы в колодце делалось все темнее и холоднее. Когда Бран, задрав голову, посмотрел наверх, устье колодца стало не больше полумесяца.
– Ходор, – тихо бормотал Ходор. – «Ходорходорходор ходор», – отвечал ему колодец. Вода плескалась совсем близко, но Бран, глядя вниз, видел только тьму.
Через пару витков Сэм внезапно остановился. Он опережал Брана с Ходором всего на четверть окружности и был на каких нибудь шесть футов ниже, но Бран его почти не видел. Зато он разглядел дверь, «Черные Ворота», которые вовсе не были черными.
Дверь вытесали из белого чардрева, и на ней был лик.
Из дерева лучился свет, молочный, вроде лунного, и такой слабый, что не освещал ничего, кроме самой двери – даже Сэма, стоящего прямо перед ней. Лик был старый, бледный и сморщенный – словно мертвый. Рот и глаза закрыты, щеки ввалились, лоб изрыт морщинами, кожа на подбородке обвисла. Такое лицо могло быть у человека, который прожил тысячу лет и все это время старился.
Дверь открыла глаза – тоже белые и слепые.
– Кто вы? – спросила она, и колодец отозвался: «Кто кто кто кто кто?»
– Я меч во тьме, – ответил Сэмвел Тарли. – Я дозорный на стене. Я огонь, отгоняющий холод, свет, приносящий зарю, рог, пробуждающий спящих. Я щит, обороняющий царство человека.
– Тогда проходите, – сказала дверь. Ее рот начал открываться все шире и шире, пока от нее не осталось ничего, кроме рта в кольце морщинистой кожи. Сэм отошел в сторону и сделал Жойену знак пройти вперед. За Жойеном, принюхиваясь, последовал Лето, и настала очередь Брана. Ходор пригнулся, но недостаточно низко. Бран слегка задел макушкой верхнюю кромку двери, и на нос ему упала капля воды – странно теплая и соленая, как слеза.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:31 | Сообщение # 59 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЕЙЕНЕРИС
Миэрин был велик, как Астапор и Юнкай, взятые вместе. Как и первые два города, он был построен из кирпича, но не красного, как Астапор, и не желтого, как Юнкай, а из разноцветного. Стены его, выше и сохраннее юнкайских, были оснащены бастионами и большими оборонительными башнями на каждом углу. За ними до самого неба высилась Великая Пирамида, чудовищное сооружение восьмисотфутовой вышины с бронзовой гарпией на вершине.
– Их гарпия – трусиха, – заявил Даарио Нахарис, увидев ее. – У нее женское сердце и куриные ноги. Неудивительно, что ее сыновья прячутся за этими стенами.
Герой, однако, не прятался. Он выехал из городских ворот в чешуйчатых доспехах из меди и темного янтаря, верхом на белом скакуне, покрытом попоной в белые и розовые полосы. За плечами у героя развевался такой же плащ... Четырнадцатифутовое копье раскрашено в такие же полосы, взбитые
и залитые лаком волосы уложены в два витых бараньих рога. Он разъезжал взад вперед перед разноцветной кирпичной стеной, вызывая вражеского бойца на поединок.
Кровные всадники Дени так рвались с ним сразиться, что между ними едва не дошло до драки.
– Кровь моей крови, – сказала им она, – ваше место здесь, подле меня. Этот человек – назойливая муха, не более. Если не обращать на него внимания, он скоро уедет. – Агго, Чхого и Ракхаро – храбрые воины, но они еще молоды и имеют слишком большую ценность, чтобы ими рисковать. Они ее лучшие разведчики и не дают распасться ее кхаласару.
– Мудрое решение, – одобрил сир Джорах, стоя с нею рядом перед ее шатром. – Пусть себе этот дуралей скачет взад вперед, пока у него лошадь не охромеет. Вреда от него никакого.
– Как сказать, – возразил Арстан Белобородый. – Войны выигрываются не одними мечами и копьями, сир. Бывает, что у двух войск сила равная, однако одно обращается в бегство, а другое нет. Этот воин вселяет мужество в своих и роняет семена сомнения в наших.
– А если наш боец ему проиграет, – фыркнул сир Джорах, – какие семена посеет это?
– Тот, кто боится сражений, не одерживает побед, сир.
– Речь не о сражении. Даже если этот дурак будет побит, Миэрин нам ворот не откроет. Зачем рисковать чьей то жизнью понапрасну?
– Понапрасну? Я бы сказал по другому: ради чести.
– Ну, довольно. – Дени только их перебранки недоставало помимо прочих забот. Миэрин представляет опасность куда более серьезную, чем этот белорозовый, осыпающий их бранью герой, и она не позволит сбить себя с толку. Ее войско после Юнкая насчитывает больше восьмидесяти тысяч, но солдат в нем и на четверть не наберется. Остальные... сир Джорах называет их ходячими ртами, и скоро эти рты начнут голодать.
Великие господа Миэрина отступали за городские стены, собрав с полей все, что можно, и предав огню остальное. На каждом шагу ее встречали обугленные поля и отравленные колодцы. Хуже того, к каждому указательному столбу вдоль прибрежной дороги от Юнкая они приколачивали по ребенку. Маленьких рабов прибивали еще живыми, вспарывая им животы и неизменно вытягивая одну руку в сторону Миэрина. Даарио, возглавлявший авангард, отдал приказ снимать детей, чтобы Дени их не увидела, но она запретила ему это делать, как только узнала об этом. «Я хочу их видеть, – сказала она. – Хочу увидеть всех до единого, и сосчитать их, и заглянуть им в лица. И запомнить».
Когда они дошли до Миэрина, стоящего у слияния реки с морем, она насчитала сто шестьдесят три ребенка и снова дала себе клятву взять этот город.
Бело розовый герой дразнил их около часа, осмеивая их мужское достоинство и понося их матерей, жен и богов. Защитники Миэрина на стенах поддерживали его одобрительными криками.
– Его зовут Ознак зо Паль, – сообщил Дени Бурый Бен Пламм, явившись на военный совет. Бен был новый командир Младших Сыновей, избранный своими же товарищами. – Я был телохранителем у его дяди, прежде чем вступить в отряд Сыновей. Эти великие господа – просто скопище гадов. Женщины еще ничего, но если посмотришь не так и не на ту, можешь жизнью поплатиться. Я знал одного малого, Скерба, так ему этот Ознак печень вырезал. И еще сказал, что защищал, мол, честь дамы – Скерб, мол, обесчестил ее глазами. Возможно ли обесчестить женщину одними глазами, спрашиваю я вас? Но дядька у него – первый богач в Миэрине, а отец командует городской стражей, вот мне и пришлось улепетывать, пока он и до меня не добрался.
Ознак зо Паль между тем спешился, поднял свои одежды и пустил струю в сторону оливковой рощи, где стоял среди сожженных деревьев золотой шатер Дени. Струя еще не иссякла, когда подъехал Даарио Нахарис с аракхом в руке.
– Прикажете отрубить эту лейку и заткнуть ему в рот, ваше величество? – Золотой зуб сверкал в его синей раздвоенной бороде.
– Мне нужен его город, а не его жалкий стручок. – Впрочем, Дени уже начинала гневаться. Если и дальше оставлять эти выходки без внимания, ее люди сочтут ее слабой. Но кого же послать? Даарио нужен ей не меньшее ее кровных всадников. Без этого яркого тирошийца ей не удержать в повиновении Ворон Буревестников, многие из которых были прежде приверженцами Прендаля на Чезна и Саллора Смелого.
Улюлюканье на стенах Миэрина стало громче, и многие защитники, следуя примеру героя, мочились сверху в знак презрения к врагу. Они показывают, как мало страха испытывают к нашему рабскому войску. Если бы у их ворот стоял дотракийский кхаласар, они бы на это не отважились.
– Нужно ответить им на вызов, – снова сказал Арстан.
– Мы ответим, – молвила Дени, когда герой оправил свои одежды. – Скажите Силачу Бельвасу, что он мне нужен.
Евнух сидел в тени ее шатра и ел колбасу. Он покончил с ней тремя глотками и велел Арстану принести меч. Престарелый оруженосец каждый вечер оттачивал аракх Бельваса и натирал его ярко красным маслом.
Силач Бельвас, прищурясь, осмотрел лезвие, вдвинул его в кожаные ножны и опоясал мечом свою необъятную талию. Арстан принес также и щит – стальной диск не больше хлебной тарелки. Евнух взял его в левую руку, не пристегивая к предплечью на вестеросский манер.
– Приготовь мне печенку с луком, Белобородый, – распорядился он. – Не сейчас – на потом. Бельвас Силач всегда хочет есть, когда кого нибудь убивает. – И евнух, не дожидаясь ответа, зашагал навстречу Ознаку зо Палю.
– Почему он, кхалиси? – спросил у Дени Ракхаро. – Он толст и глуп.
– Бельвас был рабом в здешних бойцовых ямах. Если такой человек убьет высокородного Ознака, великие господа будут посрамлены, если же победит Ознак, то Миэрину такая победа чести не принесет. – Кроме того, евнух в отличие от сира Джораха, Даарио, Бурого Бена и трех ее кровных всадников не командует войсками, не разрабатывает планы сражений и не дает ей советы. Он только ест, хвастается и помыкает Арстаном. Без Бельваса она сумеет обойтись – а заодно и убедится, чего стоит защитник, присланный ей магистром Иллирио.
Когда Бельвас направился к городу, по рядам осаждающих прошел трепет волнения, а крики со стен и башен Миэрина разразились с новой силой. Ознак зо Паль снова сел на коня и стал ждать, держа свое полосатое копье торчком. Его скакун нетерпеливо мотал головой и рыл копытом песчаную почву. Евнух при всей своей толщине казался маленьким по сравнению с конным героем.
– Истинный рыцарь сошел бы с коня, – заметил Арстан.
Ознак зо Паль опустил копье и ринулся в атаку.
Бельвас остановился, широко расставив ноги, с маленьким круглым щитом в одной руке и аракхом, предметом неустанных забот Арстана, в другой. Его огромный коричневый живот и обвисшая грудь над желтым шелковым кушаком защищала только кожаная, с заклепками безрукавка, до нелепости крошечная и едва прикрывавшая соски.
– Надо было дать ему кольчугу, – с внезапным беспокойством сказала Дени.
– Она ему только помешала бы. В бойцовых ямах доспехов не носят, – возразил сир Джорах. – Публика ходит туда посмотреть на кровь.
Из под копыт белого скакуна летела пыль. Ознак мчался к Бельвасу, и полосатый плащ развевался у него за плечами. Казалось, что весь город Миэрин поддерживает его своими криками. Крики осаждающих по сравнению с ними звучали слабо, ибо Безупречные стояли молча, наблюдая за происходящим с каменными лицами. Можно было подумать, что и сам Бельвас высечен из камня. Он стоял на пути скачущего коня, и безрукавка туго натянулась поперек его широкой спины. Ознак целил копьем ему в грудь, и стальное острие ярко сверкало на солнце. Сейчас он его проткнет, подумала Дени... но евнух отскочил в сторону. Всадник в мгновение ока пронесся мимо, развернулся и поднял копье. Бельвас не сделал попытки нанести ему удар. На городских стенах завопили пуще прежнего.
– Что он делает? – с недоумением спросила Дени.
– Устраивает публике представление, – ответил сир Джорах.
Ознак объехал Бельваса по широкому кругу, дал коню шпоры и снова атаковал. Бельвас снова дождался последнего мгновения, а потом отбил копье вбок. Герой проскакал мимо, и по полю прокатился громкий смех евнуха.
– Копье слишком длинное, – сказал сир Джорах. – Бельвасу требуется только уворачиваться от него. Зря этот дурень пытается красиво его пробуравить – проще было бы растоптать его конем.
Ознак зо Паль атаковал в третий раз, и теперь Дени сама рассмотрела, что он скачет мимо Бельваса, как вестеросский рыцарь на турнире, а не на него, как дотракиец в схватке с врагом. Ровное поле позволяло коню набрать хорошую скорость, но и евнуху давало возможность увернуться от громоздкого четырнадцатифутового копья.
Всадник на этот раз попытался предвосхитить маневр врага и в последний миг отклонил копье вбок. Но Бельвас тоже предугадал это: вместо того чтобы отклониться в сторону, он нырнул вниз, и копье прошло над его головой. Его отточенный аракх описал внезапно серебряную дугу. Конь, которому лезвие подсекло ноги, завизжал, и всадник выпал из седла.
На кирпичные стены Миэрина опустилась тишина, зато воинство Дени орало что есть мочи.
Ознак отскочил от рухнувшего наземь коня и успел выхватить меч, прежде чем Бельвас налетел на него. Сталь зазвенела о сталь с такой быстротой и яростью, что Дени не поспевала следить за ударами. Грудь Бельваса чуть ниже сосков оросилась кровью, а в следующий миг аракх рубанул Ознака прямо между его бараньих рогов. Евнух выдернул клинок и тремя свирепыми ударами отделил голову героя от туловища. Он поднял ее над головой, показывая миэринцам, а после швырнул к городским воротам. И она, подпрыгивая, покатилась по песку.
– Вот тебе и миэринский герой, – засмеялся Даарио.
– Пустая победа, – отозвался сир Джорах. – Мы не сможем взять Миэрин, убивая его защитников поодиночке.
– Это так, – согласилась Дени, – но я рада, что этот убит.
Горожане принялись обстреливать Бельваса из арбалетов, но стрелы не долетали до него. Евнух, повернувшись спиной к этому стальному дождю, спустил штаны, присел и навалил большую кучу. Подтершись шелковым плащом Ознака, он не спеша обыскал его труп, избавил умирающего коня от мучений и зашагал обратно к оливковой роще.
Свои приветствовали его радостными воплями. Дотракийцы кричали во всю глотку, Безупречные стучали копьями о щиты.
– Молодец, – похвалил евнуха сир Джорах, а Бурый Бен бросил ему спелую сливу, сказав:
– Сладкая награда за славный бой. – Даже служанки Дени не остались в стороне.
– Жаль, что у тебя волос нет, Силач Бельвас, – сказала Чхику. – Мы бы вплели тебе в косу колокольчик.
– Бельвасу не нужны ваши погремушки. – Евнух мигом умял сливу и выплюнул косточку. – Бельвас хочет печенки с луком.
– Бельвас получит свою печенку, – сказала Дени, – но ведь ты ранен. – Кровь текла по его животу из глубокого пореза на груди.
– Это ничего. Я всем позволяю поранить себя один раз, а потом их убиваю. – Он похлопал себя по окровавленному животу. – Сочти шрамы, и ты узнаешь, скольких Силач Бельвас убил.
Но Дени, потерявшая кхала Дрого из за такой же пустячной раны, послала Миссандею за одним бывшим юнкайским рабом, искусным лекарем. Бельвас выл и жаловался, и Дени ругала его и называла большим лысым ребенком, пока лекарь промывал рану уксусом, зашивал ее и перевязывал полотном, смоченным в огненном вине. Лишь после этого она пригласила своих капитанов в шатер, чтобы начать совет.
– Я должна взять этот город, – заявила она, усевшись на груду подушек в окружении своих драконов. Ирри и Чхику разливали вино. – Его житницы полны до отказа. На террасах его пирамид растут фиги, финики и оливки, в подвалах хранится соленая рыба и копченое мясо.
– Не следует также забывать о сундуках с золотом, серебром и драгоценными камнями, – вставил Даарио.
– Я осмотрел стены со стороны суши и не нашел ни одного слабого места, – доложил сир Джорах. – Со временем мы могли бы подвести подкоп под башню, но что мы будем есть, пока копаем? Наши запасы подходят к концу.
– Нет слабых мест со стороны суши? – переспросила Дени. Миэрин стоял на мысу, где песок сочетался с камнем, при впадении в залив медленного бурого Скахазадхана. Северная его стена тянулась вдоль реки, западная – вдоль моря. – Значит ли это, что мы должны атаковать с реки или с моря?
– С тремя то кораблями? Я согласен, пусть капитан Гролео осмотрит стену со стороны реки, но если она цела, то это – лишь более мокрый способ покончить с жизнью.
– А что, если нам построить осадные башни? Мой брат Визерис рассказывал мне о них.
– Башни строят из дерева, ваше величество, а рабовладельцы сожгли все леса на двадцать лиг от города. Без леса у нас не будет ни требюшетов, чтобы проломить эти стены, ни лестниц, чтобы на них взобраться, ни осадных башен, ни черепах, ни таранов. Ворота, конечно, можно штурмовать и с топорами, но...
– А вы видели над воротами бронзовые головы? – спросил Бурый Бен Пламм. – Головы гарпий с разинутыми ртами? Миэринцы будут лить через эти рты кипящее масло, и ваши люди с топорами сварятся заживо.
– Не послать ли нам на ворота Безупречных? – предложил Даарио, улыбнувшись Серому Червю. – Я слышал, кипящее масло для вас – все равно что теплая водичка.
– Это не так, – без улыбки ответил Серый Червь. – Безупречные не чувствуют ожогов так, как люди, но от кипящего масла слепнут и умирают. Однако мы не боимся смерти. Дайте нам тараны, и мы вышибем эти ворота или умрем.
– Умрете, но ворот не вышибете, – заверил его Бурый Бен. В Юнкае, приняв командование над Младшими Сыновьями, он объявил себя ветераном ста сражений. «Не стану, правда, говорить, что храбро сражался в каждом из них, – признался он. – Есть старые наемники и есть храбрые наемники, но храбрых старых наемников не бывает».
– Я не стану швыряться жизнями Безупречных, Серый Червь, – вздохнула Дени. – Может быть, город удастся взять измором.
– Скорее они возьмут нас измором, ваше величество, – грустно молвил сир Джорах. – Мы не найдем здесь ни пищи для себя, ни корма для мулов и лошадей. Вода в этой реке мне тоже не нравится. В Скахазадхан Миэрин спускает свои нечистоты, а воду для питья берет из глубоких колодцев. Нам уже докладывают, что в лагерях появились желудочные расстройства с лихорадкой, а в трех случаях и с кровавым поносом. Если мы останемся, больных станет еще больше. Рабы ослабли от долгого перехода.
– Они больше не рабы, – поправила Дени. – Они свободные люди.
– Рабы или свободные, они голодают и скоро начнут болеть. Город обеспечен лучше, чем мы, и водным путем туда могут подвозить новые припасы. Ваши три корабля не в силах обеспечить заслон и с реки, и с моря.
– Так что же ты советуешь нам, сир Джорах?
– Вам мой совет не понравится.
– Тем не менее я хочу услышать его.
– Как вам угодно. Я за то, чтобы оставить этот город в покое. Всех рабов в мире вы не освободите, кхалиси. Ваша война не здесь, а в Вестеросе.
– Я помню о Вестеросе. – Иногда он снился ей – сказочная страна, которую она никогда не видела. – Но если я так легко отступлю перед старыми кирпичными стенами Ми эрина, как же мне брать каменные твердыни Вестероса?
– Как Эйегон – с помощью огня. К тому времени, когда мы доберемся до Семи Королевств, ваши драконы вырастут. Кроме того, у нас будут осадные башни и требюшеты, все, чего недостает нам здесь... но путь через Край Долгого Лета далек и труден, и там нас поджидают еще неведомые опасности. Вы прибыли в Астапор купить себе солдат, а не начинать войну. Приберегите свои мечи и копья для Вестероса, моя королева. Оставьте Миэрин миэринцам и двигайтесь на запад, к Пентосу.
– Побежденная? – ощетинилась Дени.
– Побежденным считается тот, кто трусливо прячется за высокими стенами, кхалиси, – заметил Чхого. Другие кровные всадники поддержали его.
– Кровь моей крови, – сказал Ракхаро, – когда трусы прячутся и выжигают все вокруг, великие кхалы ищут более храброго врага. Это все знают.
– Это все знают, – подтвердила Чхику.
– Все, но не я. – Дени всегда прислушивалась к советам сира Джораха, но уйти от Миэрина, не тронув его, – этого она переварить не могла. Она не забыла детей на столбах, и птиц, клюющих их внутренности, и тонкие ручонки, указывающие в сторону города. – Ты говоришь, что у нас не осталось еды, сир Джорах, – смогу ли я накормить моих людей, если пойду на запад?
– К сожалению, нет, кхалиси. Им придется самим добывать себе еду или погибать. В походе умрут многие, но как это ни тяжело, спасти их нам не удастся. Мы должны поскорее оставить за собой эту выжженную землю.
Дени вспомнила след из мертвых тел, который тянулся за ней через красную пустыню. Больше такого зрелища она не желала видеть.
– Нет, – сказала она. – Я не поведу своих людей на голодную смерть. – (Своих детей). – Должен быть какой то способ проникнуть в этот город.
– Способ то, положим, есть. – Бурый Бен огладил свою пегую от седины бороду. – Клоака.
– Клоака? Что это значит?
– Это большие, выложенные кирпичом сточные каналы, выводящие городские нечистоты в Скахазадхан. Несколько человек могли бы пройти этим путем. Я сам так бежал из Миэрина, когда Скерб лишился головы. – Он скорчил гримасу. – С тех пор эта вонь так въелась в меня, что даже по ночам мне снится.
Лицо сира Джораха выразило сомнение.
– Мне думается, таким путем легче выйти, чем войти. Если каналы опорожняются в реку, как ты говоришь, их устья должны быть расположены под самыми стенами.
– И забраны железными решетками, – подтвердил Бурый Бен, – но прутья сильно проржавели, иначе я так и утонул бы в дерьме. А внутри придется ползти вверх в кромешной тьме, через кирпичный лабиринт, где очень легко заблудиться на веки вечные. Сточные воды никогда не опускаются ниже пояса и могут захлестнуть с головой, судя по отметинам, которые я видел на стенах. И всякая нечисть там тоже водится. Здоровенные крысы, каких вы еще не видывали, и кое что похуже.
– Вроде тебя, когда ты вылез оттуда? – засмеялся Даарио Нахарис. – Если найдутся дураки, которые на это отважатся, их учует каждый миэринский рабовладелец, как только они выберутся в город.
Бурый Бен пожал плечами.
– Ее величество спросила, есть ли способ попасть в город, и я ответил... но больше Бен Пламм туда не полезет и за все золото Семи Королевств. Если же другие захотят попытаться, милости просим.
Агго, Чхого и Серый Червь хотели заговорить одновременно, но Дени остановила их.
– Мне кажется, этот способ не слишком много обещает. – Она знала, что Серый Червь готов повести своих Безупречных в клоаку по ее приказу и что ее кровные всадники тоже не поколеблются, но никто из них не подходил для этой задачи. Дотракийцы – конные воины, а сила Безупречных заключается в их дисциплине на ратном поле. Вправе ли она посылать людей на зловонную смерть во тьме ради столь неверной надежды? – Я должна подумать над этим. Прошу вас вернуться к своим обязанностям.
Капитаны откланялись, оставив Дени в обществе ее служанок и драконов. Когда Бурый Бен выходил из шатра, Визерион расправил свои бледные крылья и лениво вспорхнул наемнику на голову, задев одним крылом по лицу. Не удержавшись на своем насесте, дракон испустил крик и снова взлетел.
– Ты ему нравишься, Бен, – сказала Дени.
– Оно и понятно, – засмеялся он. – Во мне ведь тоже есть капля драконьей крови.
– В тебе? – удивилась Дени. По виду этот наемник – настоящая дворняжка. У него широкое коричневое лицо, сломанный нос, спутанные пегие волосы, а мать дотракийка наделила его большими темными миндалевидными глазами. Он утверждает, что в нем есть доля Браавоса, Летних островов, Иббена, Квохора, дотракийских степей, Дорна и Вестероса, но о крови Таргариенов Дени слышала впервые. – Как это так?
– Был такой Пламм в Семи Королевствах, который женился на драконьей принцессе. Мне о нем бабушка рассказывала. Он жил во времена короля Эйегона.
– Которого из Эйегонов? В Вестеросе их было пятеро. – Сын ее брата мог бы стать шестым, если бы люди узурпатора не разбили его голову о стену.
– Пятеро, говорите? Экая путаница. Не могу вам сказать, которым по счету был тот, моя королева. Но Пламм был лордом и, думаю, пользовался немалой славой в свои дни. Все дело, прошу прощения, в том, что его мужское естество было шести футов длиной.
Дени рассмеялась, звеня тремя своими колокольчиками.
– Ты хочешь сказать – дюймов?
– Э, нет – футов. Будь это шесть дюймов, кому бы он запомнился.
Дени хихикала, как маленькая девочка.
– Твоя бабушка собственными глазами видела эту достопримечательность?
– Нет, видеть она не могла. Она была наполовину иббенийка, наполовину квохорка и в Вестеросе никогда не бывала. Ей, должно быть, дед рассказывал – но деда убили дотракийцы, когда я еще на свет не родился.
– А дед от кого это узнал?
– Должно быть, ему тоже рассказывали – еще в детстве. Боюсь, это все, что мне известно об Эйегоне Неизвестном и мужских достоинствах лорда Пламма. Пойду ка я лучше к своим Сыновьям.
– Ступай, – отпустила его Дени. Он ушел, и она снова прилегла на подушки. – Если бы ты был большой, – сказала она Дрогону, почесывая его между рожками, – я перелетела бы на тебе через стену и расплавила их гарпию. – Но пройдут еще годы, прежде чем ее драконы дорастут до того, чтобы летать на них. И кто их тогда оседлает? У дракона три головы, а у Дени только одна. Она подумала о Даарио. Если был когда нибудь мужчина, способный обесчестить женщину одними глазами...
Она, конечно, не менее виновна, чем он. Она поглядывает на него украдкой всякий раз, как ее капитаны собираются на совет, а блеск его золотого зуба в улыбке вспоминается ей даже по ночам. И глаза. Его яркие синие глаза. На пути от Юнкая Даарио каждый вечер, являясь с докладом, приносил ей какой нибудь цветок или веточку... чтобы она лучше познакомилась с этим краем, говорил он. Желтую иву, дикие розы, мяту, девичье кружево, кинжальный лист, ракиту, золото гарпии... И хотел избавить ее от вида мертвых детей. Напрасно, конечно, но делал он это с добрыми намерениями. А еще он смешил ее, что никогда не удавалось сиру Джораху.
Дени попыталась представить себе, что будет, если она позволит Даарио поцеловать себя так, как поцеловал тогда Джорах на корабле. Мысль эта волновала ее и тревожила. Риск слишком велик. Она и без чужих слов знала, что тирошийский наемник – человек нехороший. Несмотря на все свои улыбки и шуточки, он опасен и даже жесток. Утром Саллор и Прендаль были его товарищами, а вечером он отрубил им головы. Кхал Дрого тоже бывал жесток, и не было на свете человека опаснее, однако она его полюбила. Сможет ли она полюбить Даарио? И так ли уж это будет важно, если она уложит его к себе в постель? И если это случится, станет ли он одной из голов дракона? Сир Джорах, несомненно, будет разгневан, но не он ли посоветовал ей взять себе еще двух мужей? Может быть, ей следует взять их обоих и покончить с этим.
Что за глупые мысли лезут ей в голову. Ей нужно взять город, и мечты о поцелуях и синих глазах красавца наемника не помогут ей проломить стены Миэрина. «Я от крови дракона», – напомнила себе Дени. Мысль ее двигалась по кругу, как крыса, ловящая собственный хвост. Внезапно ей сделалось тесно в шатре, захотелось подставить лицо ветру и ощутить запах моря.
– Миссандея, – позвала она, – вели оседлать мою лошадь и свою тоже.
– Слушаюсь, ваше величество, – с поклоном ответила девочка. – Прикажете своим кровным всадникам сопровождать вас?
– Возьмем Арстана – я не собираюсь выезжать за пределы лагеря. – Среди ее детей у нее врагов нет, а старый оруженосец не станет болтать без умолку, как Бельвас, или смотреть на нее, как Даарио.
Сожженная оливковая роща, где она поставила свой шатер, располагалась у моря, между лагерями дотракийцев и Безупречных. Лошадей оседлали, и Дени со своими спутниками двинулась вдоль берега, прочь от города. Даже теперь она чувствовала, как этот город насмешливо ухмыляется ей в спину, а оглядываясь через плечо, видела, как сверкает на предвечернем солнце бронзовая гарпия, венчающая Великую Пирамиду. Скоро тамошние рабовладельцы в своих каемчатых токарах примутся за ужин из молодой баранины, оливок, нерожденных щенков, сваренных в меду сонь и прочих изысканных блюд, а дети ее лягут спать голодными. Внезапный гнев охватил Дени. «Я сокрушу вас», – поклялась она про себя.
Проезжая мимо кольев и ям, обводящих лагерь евнухов, она следила, как Серый Червь со своими сержантами проводит для одной из рот учения со щитами, короткими мечами и тяжелыми копьями. Другая рота в одних белых набедренных повязках купалась в море. Дени давно убедилась, как чистоплотны евнухи. От некоторых ее наемников разит так, будто они не мылись и не меняли одежду с тех пор, как ее отец лишился Железного Трона, а Безупречные моются каждый вечер, даже после трудного перехода. Когда воды для мытья нет, они очищают себя песком на дотракийский манер.
Евнухи при виде ее опускались на колени, прижимая сжатые кулаки к груди. Дени отвечала им тем же приветствием. Был прилив. И море пенилось прямо у ног ее Серебрянки. Чуть дальше в море стояли ее корабли со свернутыми парусами – ближе всех «Балерион», бывший «Садулеон», дальше галеи «Мираксес» и «Бхагар», в прошлом «Шалун Джозо» и «Летний сон». На самом деле это корабли магистра Иллирио, однако она переименовала их не задумываясь. Это не просто имена драконов: в древней Валирии до того, как ее поразил Рок, Балерион, Мираксес и Бхагар были богами.
К югу от аккуратно огороженного лагеря, где упражнялись и занимались омовением Безупречные, расположились станом ее вольноотпущенники, куда более шумный и беспорядочный народ. Дени раздала бывшим рабам оружие, взятое в Астапоре и Юнкае, а сир Джорах составил из боеспособных мужчин четыре полноценные роты, но здесь никаких учений не происходило. Около ста человек, собравшись вокруг сложенного из плавника костра, жарили лошадиную тушу. Пахло вкусно, и жир капал в огонь, но Дени только нахмурилась, проезжая мимо.
За тремя всадниками со смехом бежали детишки, и со всех сторон слышались возгласы на самых разных языках. Одни величали Дени матерью, другие просили о чем то, третьи молили за нее своих богов, четвертые сами обращались к ней за благословением. Дени улыбалась направо и налево, касалась протянутых к ней рук и, в свою очередь, позволяла коленопреклоненным касаться ее стремени или ноги. Многие из них верили, что такие прикосновения приносят счастье. Пусть себе трогают, если это придает им мужества, думала Дени. Впереди у нас еще немало испытаний...
Дени остановилась поговорить с беременной женщиной, которая хотела, чтобы Матерь Драконов дала имя ее ребенку, когда он родится. В это время кто то схватил ее за левое запястье. Обернувшись, Дени увидела высокого оборванного человека с бритой головой и дочерна загорелым лицом.
– Не так сильно... – начала она, но мужчина уже сдернул ее с седла. Земля ринулась ей навстречу и вышибла воздух из легких, серебристая кобыла, заржав, попятились прочь. Оглушенная Дени повернулась на бок, приподнялась на локте...
...И увидела над собой меч.
– Подлая свинья, – сказал мужчина. – Я так и знал, что когда нибудь ты заявишься сюда, чтобы тебе тут ноги целовали. – Голова у него была голая, как дыня, нос покраснел и облупился, но она узнала этот голос и эти бледно зеленые глаза. – Для начала я отрежу тебе титьки. – Дени смутно слышала, как Миссандея зовет на помощь. Один из бывших рабов сунулся было вперед, но тут же рухнул на колени, залившись кровью. Меро вытер меч о его штаны. – Кто еще хочет?
– Я. – Арстан Белобородый соскочил с коня и стал над Дени. Соленый ветер шевелил его белые волосы, руки сжимали длинный посох.
– Дед, – сказал Меро, – ты лучше иди отсюда, пока я не сломал твою палку пополам и не засунул ее тебе...
Старик сделал ложный выпад одним концом посоха отвел его назад и ударил другим концом с такой быстротой, что Дени глазам не поверила. Титанов Бастард отлетел назад, в набегающий на берег прибой, выплевывая кровь и выбитые зубы. Арстан заслонил Дени собой. Меро замахнулся мечом, но старик с кошачьим проворством отклонился назад, и его посох прошелся по ребрам Меро, чуть не сбив того с ног. Арстан, войдя в воду, отразил новый удар наемника, отскочил и встретил третий удар на половине взмаха. Все происходило так быстро, что Дени едва успевала следить за боем. Миссандея поднимала ее на ноги, когда она услышала громкое «крак». Она подумала, что это сломался посох Арстана, но тут увидела кость, торчащую из икры Меро. Падая, Титанов Бастард ткнул мечом старику в грудь, но тот почти пренебрежительно отвел удар и треснул врага в висок концом посоха. Меро растянулся у самого берега. Кровь пузырями выходила у него изо рта, волны прокатывались над ним. Еще миг – и бывшие рабы накинулись на него, в бешенстве орудуя ножами, камнями и голыми кулаками.
Дени отвернулась, испытывая тошноту. Сейчас ей было страшнее, чем в прошедшие мгновения. Этот человек чуть не убил ее.
– Ваше величество, – Арстан опустился на колени. – Я стар, и мне стыдно. Я не должен был даже близко подпускать его к вам. Я оплошал, не узнав его без волос и бороды.
– Я его тоже не узнала. – Дени сделала глубокий вдох, чтобы остановить дрожь. Враги повсюду. – Проводи меня обратно в шатер, пожалуйста.
Когда прибыл Мормонт, она лежала, закутанная в свою львиную шкуру, и пила вино с пряностями.
– Я видел речную стену, – начал он. – Она на несколько футов выше остальных и столь же прочна. Притом у миэринцев под ней заготовлено с полдюжины брандеров...
– Ты должен был предупредить меня о том, что Титанов Бастард бежал, – прервала его Дени.
Рыцарь нахмурился.
– Мне не хотелось пугать вас. Я назначил награду за его голову...
– Уплати ее Белобородому. Меро шел с нами от самого Юнкая. Он сбрил бороду, волосы и замешался среди освобожденных рабов, выжидая случая отомстить. Арстан убил его.
Сир Джорах вперил в старика пристальный взгляд.
– Оруженосец с палкой убил Меро из Браавоса?
– С палкой или нет, он больше не оруженосец, – сказала Дени. – Я желаю, чтобы Арстан был посвящен в рыцари.
– Нет!
Самым странным в этом возгласе было то, что он вырвался одновременно у обоих мужчин. Сир Джорах обнажил меч.
– Убить Титанова Бастарда – дело нешуточное. Кто ты, старик?
– Лучший рыцарь, чем ты, сир, – холодно молвил Арстан.
Рыцарь? Дени ничего не понимала.
– Ты назвался оруженосцем.
– Я был им, ваше величество. – Старик опустился на одно колено. – В юности я служил оруженосцем у лорда Сванна, а по приказу магистра Иллирио стал служить также и Силачу Бельвасу. Но в промежутке между этими двумя службами я был в Вестеросе рыцарем. Я не лгал вам, моя королева, но утаил от вас долю правды. Смиренно прошу у вас прощения за это и за прочие свои грехи. Дени все это очень не понравилось.
– Какую правду ты утаил от меня? Говори.
Старик склонил голову.
– В Кварте, когда вы спросили, как меня зовут, я назвался Арстаном. Тут я опять таки не солгал – многие знали меня под этим именем, пока мы с Бельвасом разыскивали вас. Но это не настоящее мое имя.
Дени испытывала скорее растерянность, чем гнев. Джорах не раз предупреждал, что Арстан ее обманывает, – но тот же Арстан только что спас ей жизнь.
Лицо сира Джораха налилось багровой краской.
– Меро сбрил себе бороду, а ты ее отрастил, так? Вот почему ты казался мне таким дьявольски знакомым...
– Ты его знаешь? – в полном недоумении спросила Дени.
– Я видел его раз десять... большей частью издали, когда он стоял в строю со своими братьями или выезжал на турнир. Но в Семи Королевствах Барристана Смелого знали все. – Сир Джорах приставил острие своего меча к шее Арстана. – Кхалиси, перед вами сир Барристан Селми, лорд командующий Королевской Гвардией, предавший ваш дом и перешедший к узурпатору Роберту Баратеону.
Старый рыцарь даже глазом не моргнул.
– Ворона называет ворона черным, а Джорах Мормонт говорит об измене.
– Зачем ты здесь? – спросила Дени старика. – Если Роберт послал тебя убить меня, зачем ты тогда спас мою жизнь?
– Он служил узурпатору. Он предал память Рейегара и обрек Визериса на жизнь и смерть в изгнании, но если бы он хотел ее смерти, ему довольно было бы остаться в стороне...
– Мне нужна полная правда, и ты скажешь мне ее, присягнув честью рыцаря. Чей ты человек – узурпатора или мой?
– Ваш, если вы пожелаете меня взять, – со слезами на глазах ответил сир Барристан. – Да, я принял помилование Роберта и служил ему в Королевской Гвардии и в совете. Служил вместе с Цареубийцей и другими, немногим лучше его, маравшими мой белый плащ. Этому нет оправдания. Быть может, я и до сих пор оставался бы в Королевской Гавани, если бы злой мальчишка на Железном Троне не выгнал меня. Мне стыдно в этом признаться. Но когда он сорвал с меня плащ, которым облек меня Белый Бык, и в тот же день приказал убить меня, мне показалось, что с глаз моих сорвали пелену. Тогда я понял, что должен найти себя настоящего короля и умереть у него на службе...
– Это желание я готов удовлетворить, – мрачно вставил сир Джорах.
– Тише, – сказала Дени. – Сначала я выслушаю его.
– Быть может, мне предстоит умереть смертью изменника, – продолжал сир Барристан, – но тогда она должна постигнуть не меня одного. – Прежде чем принять помилование Роберта, я сражался против него на Трезубце, ты же, Мормонт, был на его стороне, не так ли? – Он не стал дожидаться ответа. – Я сожалею, что ввел в заблуждение ваше величество. Только так и можно было помешать Ланнистерам узнать о том, что я к вам примкнул. За вами следят, как следили и за вашим братом. Лорду Варису все эти годы докладывали о каждом движении Визериса. Заседая в малом совете, я выслушал около ста таких донесений. А как только вы стали женой кхала Дрого, рядом с вами тоже появился доносчик, продающий ваши секреты Пауку в обмен на золото и обещания.
– Не может этого быть!
– Ты ошибаешься. – Дени смотрела на Джораха Мормонта. – Скажи ему, что он ошибается. Доносчиков здесь нет. Скажи ему, сир Джорах. Мы вместе пересекли дотракийское море и красную пустыню... – Ее сердце трепетало, как птица в силке. – Скажи ему, Джорах. Скажи, что он неправ.
– Иные бы тебя взяли, Селми. – Сир Джорах швырнул свой меч на ковер. – Кхалиси, это было только вначале, до того, как я узнал вас и полюбил...
– Не произноси этого слова! – Дени отпрянула от него. – Как ты мог? Что такое узурпатор пообещал тебе? Золото? – Бессмертные сказали, что ей предстоит пережить еще две измены – из за золота и любви. – Говори: что они тебе посулили?
– Варис сказал... что мне позволят вернуться домой, – склонил голову Джорах.
«Ты мог бы вернуться домой вместе со мной!» Драконы почувствовали ее ярость. Визерион взревел и пустил дым, Дрогон захлопал черными крыльями. Рейегаль, откинув голову назад, изрыгнул пламя. Ей следовал бы сказать заветное слово и сжечь их обоих. Неужели ей ни на кого нельзя положиться?
– Как видно, в Вестеросе все рыцари такие же лжецы, как и вы? Убирайтесь, пока мои драконы вас не поджарили. Думаю, жареный лжец смердит столь же скверно, как клоака Бурого Бена. Вон!
Сир Барристан с трудом поднялся, и Дени впервые поняла, как он стар.
– Ваше величество приказывает нам уйти – но куда?
– В преисподнюю, послужить королю Роберту! – Горячие слезы обожгли ей щеки. Дрогон закричал, мотая хвостом. – Пусть Иные заберут вас обоих. – (Убирайтесь, пока я не отрубила ваши вероломные головы). Вслух этих слов она произнести не могла. Они ее пр
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:32 | Сообщение # 60 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Он одевался впотьмах, прислушиваясь к тихому дыханию жены. Спит, решил он, когда Санса пробормотала что то – возможно, чье то имя – и повернулась на бок. Они спали в одной постели, как муж и жена, но это было единственное, что делили они между собой. Санса даже слезы приберегала про себя.
Сообщив ей о смерти брата, он ожидал вспышки горя и гнева, но лицо Сансы осталось таким спокойным, что ему показалось, будто смысл сказанного не дошел до нее. Лишь после, когда между ним и ею захлопнулась тяжелая дубовая дверь, он услышал ее рыдания. Ему захотелось войти к ней и хоть как нибудь утешить ее, но он напомнил себе, что от Ланнистера она утешений не примет. Самое большее, что он мог сделать для Сансы, – это оградить ее от наиболее гнусных подробностей Красной Свадьбы, дошедших из Близнецов. Ей незачем знать, как надругались над телом ее брата и как нагой труп ее матери швырнули в Зеленый Зубец, осмеяв похоронный обряд дома Талли. Это только дало бы лишнюю пищу ее кошмарам.
Тирион хорошо сознавал, что этого мало. Он накинул свой плащ ей на плечи и поклялся защищать ее, но это издевка не менее жестокая, чем корона, которую Фреи надели на голову лютоволка, пришитую к шее Робба Старка. Санса понимает это не хуже, чем он. Он видел, как она смотрит на него, как деревенеет, ложась с ним в одну постель... когда они вместе, она ни на миг не забывает, кто он и что он. И ему не дает забыть. Она по прежнему каждый вечер ходит в богорощу – может быть, она молится, чтобы он умер? Она потеряла свой дом, свое место на земле и всех, кого любила и кому доверяла. Зима близко, гласит девиз Старков – и они познали истину этих слов на себе, – но для дома Ланнистеров сейчас самый разгар лета. Отчего же тогда ему так холодно?
Тирион натянул сапоги, застегнул плащ пряжкой в виде львиной головы и потихоньку вышел в освещенный факелами коридор. Брак его хорош хотя бы тем, что позволил ему сбежать из крепости Мейегора. Лорд отец согласился с тем, что теперь Тириону как женатому человеку нужно более просторное помещение. И лорд Джайлс внезапно лишился своих покоев в Кухонном Замке. Покои у него вполне приличные, с большой опочивальней и такой же горницей, с ванной и гардеробной для Сансы и комнатами для ее служанок и для Пода. Для Бронна тоже нашлась каморка около лестницы, и в ней даже окно есть. Совсем крохотное, правда, но свет пропускает. Через двор от них помещается главная кухня замка, но кухонные звуки и запахи для Тириона гораздо предпочтительнее, чем жизнь по соседству с сестрой. Чем меньше он видит Серсею, тем лучше себя чувствует.
Проходя мимо комнат служанок, он услышал храп Бреллы. Шая жалуется на это, но ничего не поделаешь – за все надо платить. Эту женщину предложил Варис – она была домоправительницей у лорда Ренли, когда он жил здесь, и это приучило ее быть слепой, глухой и немой.
Тирион зажег коптилку и стал спускаться по лестнице для слуг. Здесь было тихо, и слышались только его шаги. Тирион сходил все ниже, пока не оказался в мрачном подвале со сводчатым потолком. Тут, как и почти во всех нижних помещениях замка, имелся свой подземный ход. Тирион прошел им до нужной ему двери.
Внутри его ожидали драконьи черепа и Шая.
– Я уж думала, милорд забыл про меня. – Повесив платье на черный зуб, почти с нее ростом, она стояла, нагая, в челюстях дракона. Балериона, кажется. Или это Бхагар? Драконьи черепа похожи.
Тирион ощутил возбуждение от одного ее вида.
– Выходи ка оттуда.
– Не хочу, – с самой вредной своей улыбочкой заявила она. – Пусть милорд сам освободит меня из пасти дракона. – Но когда он подошел к ней, она нагнулась и задула его фитилек.
– Шая... – Он протянул к ней руки, но она ускользнула.
– Поймай меня, – послышалось слева. – Милорд, наверно, играл в дев и чудовищ, когда был маленьким?
– Так я, по твоему, чудовище?
– Такое же чудовище, как я дева. – Она обошла его сзади, тихо ступая по камню. – Но все таки придется тебе меня поймать.
Он и поймал в конце концов, но только потому, что она сама позволила. Когда она очутилась в его объятиях, он совсем запыхался от этих догонялок среди драконьих черепов, но сразу забыл об этом, прижавшись лицом к ее груди. Маленькие твердые соски задели его губы и шрам на месте носа. Тирион уложил Шаю на пол.
– Мой гигант, – выдохнула она, когда он соединился с ней. – Мой гигант пришел спасти меня.
После они долго лежали, обнявшись среди черепов. Тирион прислонился к ней головой, вдыхая чистый запах ее волос.
– Надо возвращаться, – неохотно сказал он. – Скоро уже рассвет. Санса проснется.
– Надо было дать ей сонного вина, как леди Танда дает своей Лоллис. Чашу перед сном, и можно хоть у нее в постели любиться – она не узнает. Может, попробуем как нибудь? – хихикнула Шая. Ее рука стала разминать мускулы на плече Тириона. – Ты прямо как каменный. Что тебя тревожит?
Тирион, не видя собственных пальцев, все же принялся их загибать.
– Жена. Сестра. Племянник. Отец. Тиреллы. – Он перешел на другую руку. – Варис. Пицель. Мизинец. Красный Змей Дорнийский. – Остался последний палец. – И лицо, которое смотрит на меня из воды, когда я умываюсь.
Шая поцеловала его искореженный нос.
– Это смелое лицо, доброе и хорошее. Жаль, что я не вижу его теперь.
Вся невинность мира заключалась в ее голосе. Невинность? Это у шлюхи то? Дурак. Для нее в мужчине главное то, что у него между ног.
– Тебе, может, и жаль, а мне нет. Впереди у нас обоих долгий день. Зря ты задула коптилку – как мы теперь отыщем свою одежду?
– Если не отыщем, пойдем голые, – засмеялась она. «И если нас кто то увидит, мой лорд отец повесит тебя».
Взяв Шаю в служанки к Сансе, он мог теперь без опаски разговаривать с ней, но не тешил себя тем, что им ничего не грозит. Варис не позволял ему успокаиваться.
– Я придумал Шае хорошую историю, которая вполне годилась для Лоллис и леди Танды, но ваша сестра куда более подозрительна. Если она спросит, что мне известно...
– Ты ей солжешь что нибудь.
– Ну уж нет. Я скажу, что эта девушка – лагерная потаскушка, которую вы подобрали перед битвой на Зеленом Зубце и привезли в Королевскую Гавань вопреки прямому запрету вашего лорда отца. Я не стану лгать королеве.
– Раньше ты врал без зазрения совести. Может, сказать ей об этом?
– Вы меня без ножа режете, милорд, – вздохнул евнух. – Я преданно служил вам, но и сестре вашей должен служить по возможности. Как вы думаете, долго ли я проживу, если стану совсем ей не нужен? У меня нет свирепого наемника, который охранял бы меня, нет отважного брата, который бы за меня отомстил – только маленькие пташки, которые шепчут мне на ухо. Эти то шепотки и помогают мне продлевать мою жизнь со дня на день.
– Прости меня за то, что я не плачу над твоей участью.
– Охотно, но и вы простите меня, если я не стану плакать по Шае. Признаюсь, я до сих пор не понимаю, что мог найти такой умный человек в этой дурочке.
– Не будь ты евнухом, ты бы понял.
– Вот, значит, как? Либо у тебя есть ум, либо кусочек мяса между ног, но не то и другое вместе? – хихикнул Варис. – Пожалуй, мне следует быть благодарным, что меня сделали евнухом.
Прав был Паук, прав. Тирион шарил во тьме, ища свои подштанники и чувствуя себя при этом глубоко несчастным. Риск, на который он шел, держал его натянутым, как барабанная кожа, и к этому примешивалась вина. Иные бы ее взяли, эту вину, думал он, натягивая через голову рубашку. С чего мне чувствовать себя виноватым? Моей жене я не нужен ни с какой стороны, особенно с той, которая так хочет ее. Может, рассказать ей о Шае? Он не первый мужчина, содержащий наложницу. Даже благороднейший отец Сансы наделил ее братцем бастардом. Может, жене даже понравится, что он спит с Шаей – лишь бы ее не трогал.
Нет, он не посмеет. Брачные обеты обетами, но жене доверяться нельзя. Телом она девственница, но невинной ее не назовешь – она уже однажды выдала Серсее планы родного отца. А девушки ее возраста секретов, как правило, хранить не умеют.
Единственный разумный выход – это отослать Шаю куда нибудь. Например, в публичный дом Катай. Там она могла бы носить свои шелка и драгоценности без помех. И у нее появились бы знатные клиенты. Такая жизнь гораздо лучше той, которую Шая вела до встречи с ним.
А если ей надоело зарабатывать себе на хлеб таким способом, ее можно и замуж выдать. Может быть, за Бронна? Наемник никогда не брезговал хозяйскими объедками, притом он теперь рыцарь – на лучшую партию ей и надеяться нечего. Или за сира Таллада? Тирион не раз замечал, каким грустным взором тот провожает Шаю. Почему бы и нет? Он высок, силен, довольно приятен собой – молодой, подающий надежды, рыцарь с ног до головы. Загвоздка в том, что Шая для него – только хорошенькая горничная из замка. Если он после женитьбы узнает, что она была шлюхой...
– Милорд, ты где? Драконы тебя съели, что ли?
– Я тут. Нашел какой то башмак – твой, кажется.
– Какой унылый у милорда голос. Я не угодила ему?
– Угодила, – кратко ответил он. – Как всегда. – Вот это то и опасно. Он то и дело строит планы, как бы отослать ее прочь, но это никогда не длится долго. Тирион смутно различал во мраке, как она натягивает шерстяной чулок на стройную ногу. Здесь как будто стало лучше видно? Сквозь длинные узкие окна под самым потолком сочился слабый свет, и черепа таргариеновых драконов выступали из тьмы, черные на сером. – День слишком спешит. – Новый день. Новый год. Новый век. Я пережил Зеленый Зубец и Черноводную, переживу как нибудь и свадьбу Джоффри.
Шая сдернула платье с драконьего зуба и натянула его через голову.
– Я пойду первая. Надо помочь Брелле наполнить ванну. – Она нагнулась, чтобы напоследок поцеловать его в лоб. – Я люблю тебя, мой гигант Ланнистер.
«Я тоже люблю тебя, милая. Шлюха или нет, ты заслуживаешь лучшего, чем я могу тебе дать. Выдам ее за сира Таллада. Он, кажется, достойный юноша. И высокий...»
|
|
| |
]
