|
Буря мечей
|
|
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:35 | Сообщение # 61 |
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
САНСА
Какой сладкий сон. Она снова была в Винтерфелле и бегала по богороще со своей Леди. Отец и братья тоже там были. Если бы сны могли сбываться наяву...
Санса откинула одеяло. Она должна быть храброй. Мучения ее, так или иначе, скоро кончатся. Будь с ней Леди, она не боялась бы – но Леди нет. Робб, Бран, Рикон, Арья, отец, мать, даже септа Мордейн – все умерли. Все, кроме нее. Теперь она одна на всем свете.
Ее лорда мужа не оказалось рядом, но к этому она уже привыкла. Тирион плохо спит и часто поднимается еще до рассвета. Обычно она заставала его в горнице – он сидел там при свече, согнувшись над каким нибудь пергаментом или толстой книгой. В других случаях он отправлялся на кухню, привлеченный ароматом свежего хлеба, или поднимался в сад на крыше, где прохаживался в одиночестве по Гульбищу Предателя.
Санса открыла ставни и поежилась. На востоке громоздились тучи, пронзенные солнечными лучами. Словно два огромных замка плывут по небу. Санса различала стены из глыбастого камня, мощные башни и барбиканы. Наверху, у самых меркнущих звезд, развевались знамена. Позади поднималось солнце, и замки из черных стали серыми, а потом заиграли тысячью розовых, золотых и багряных тонов. Еще немного – и ветер смешал их, сделав из двух замков один.
Открылась дверь – это служанки принесли горячую воду для ванны. Обе они служили у нее совсем недавно. Тирион сказал, что женщины, состоявшие при ней раньше, были шпионками Серсеи, о чем Санса всегда подозревала сама.
– Посмотрите, какой замок, – сказала она им.
Служанки подошли посмотреть.
– Золотой, – сказала Шая, девушка с короткими темными волосами. Она хорошо исполняла все, что от нее требовалось, но порой поглядывала на Сансу весьма дерзко. – Вот бы и на земле такие строили.
– Замок, говорите? – прищурилась Брелла. – Вон та башня вот вот обрушится. Это просто руины.
О руинах Сансе думать не хотелось, и она закрыла ставни.
– Нас ждут к завтраку у королевы. Мой лорд муж в горнице?
– Нет, миледи, я его не видела, – ответила Брелла.
– Может, он у отца, – предположила Шая. – Деснице мог понадобиться его совет.
Брелла на это только фыркнула.
– Вам лучше сесть в ванну, леди Санса, пока вода не остыла.
Шая сняла с Сансы сорочку, и она опустилась в большую деревянную ванну. Не попросить ли вина, чтобы успокоиться? Венчание состоится днем в Великой Септе Бейелора, а вечером в тронном зале начнется пир, где будет тысяча гостей и семьдесят семь блюд, певцы, жонглеры и скоморохи. Но начнется день с завтрака в Бальном Зале Королевы, который Серсея устраивает для Ланнистеров и Тиреллов мужчин вместе с сотней других лордов и рыцарей. Тиреллы женщины будут завтракать с Маргери. Вот и меня в Ланнистеры записали, с горечью думала Санса.
Брелла, мывшая Сансе спину, велела Шае принести воды погорячее.
– Вы вся дрожите, миледи.
– Вода успела остыть, – солгала Санса.
Служанки уже одевали ее, когда явился Тирион вместе с Подриком Пейном.
– Ты очень красива, Санса. Налей ка мне вина, Под.
– Нам подадут вино за завтраком, милорд, – заметила Санса.
– Я начну прямо сейчас. Уж не хочешь ли ты, чтобы я предстал перед моей сестрицей на трезвую голову? Настал новый век, миледи. Триста лет со дня победы Эйегона. – Карлик взял из рук Подрика чашу красного и высоко поднял ее. – За Эйегона. Удачливый был малый, нечего сказать. Две сестры, две жены, три больших дракона – чего еще желать человеку?
Он вытер рот рукой. Санса заметила, что одежда на нем испачкана и помялась, как будто он в ней спал.
– Не лучше ли вам переодеться, милорд? Ваш новый дублет очень красив.
– Дублет то красив, спору нет. – Тирион отставил чашу. – Пойдем, Под, поищем что нибудь, в чем бы я не казался таким карликом. Чтобы моей леди жене не стыдно было.
Когда Бес вернулся, он обрел приличный вид и даже стал чуть повыше. Подрик Пейн тоже переоделся и в кои то веки стал похож на настоящего оруженосца, только большой красный прыщ около носа немного портил роскошный, пурпурно белый с золотом наряд. Как он все таки застенчив, этот мальчик. Поначалу Санса побаивалась Тирионова оруженосца – как никак, он Пейн, родственник сира Илина Пейна, отрубившего голову ее отцу. Но вскоре она поняла, что Под боится ее не меньше, чем она – его родича. Всякий раз, когда она с ним заговаривала, он делался таким красным, что страшно было смотреть.
– Пурпур, белизна и золото – это цвета дома Пейнов, Подрик? – учтиво осведомилась она.
– Нет, то есть да. – Он залился краской. – У нас поле в пурпурно белую клетку. В гербе. И золотые монеты на нем. – Он потупился, глядя себя под ноги.
– У этих монет есть своя история, – сказал Тирион. – Когда нибудь Под, я думаю, поведает ее твоим башмакам, но теперь нам пора. Идем?
Идти Сансе очень не хотелось. Не сказать ли ему, что у нее живот побаливает или что месячные пришли? Они ничего бы так не желала, как залезть обратно в постель и спрятаться под одеяло. Нет. Я должна быть храброй, как Робб, сказала она себе, опершись на руку своего лорда мужа.
В Бальном Зале Королевы им подали медовые коврижки с черникой и орехами, окорок, зажаренную в сухарях плотву, осенние груши и дорнийское блюдо из лука, сыра и рубленых яиц, приправленное жгучим перцем.
– Ничто так не помогает разжечь аппетит перед пиром из семидесяти семи блюд, как хороший завтрак, – заметил Тирион. На столе стояли кувшины с молоком, медом и легким золотистым вином. Музыканты, расхаживая между столами, играли на волынках, флейтах и скрипках, сир Донтос скакал на палке от метлы, Лунатик издавал щеками неприличные звуки и пел непристойные песенки.
Тирион ел очень мало, но выпил несколько чаш вина. Санса попробовала дорнийское крошево, но перец обжег ей рот. К рыбе, коврижкам и фруктам она едва притронулась. Каждый раз, когда Джоффри смотрел на нее, ее живот сводило так, словно она летучую мышь проглотила.
Затем со столов убрали, и королева торжественно преподнесла Джоффу свадебный плащ, который ему предстояло накинуть на плечи Маргери.
– Это тот самый плащ, который был на мне, когда Роберт сделал меня своей королевой, и тот самый, которым мой лорд отец окутал плечи моей матери леди Джоанны. – Сансе показалось, что вид у плаща довольно потертый – возможно, из за того, что им уже неоднократно пользовались.
Настало время делать подарки. В области Простора их принято дарить наутро перед свадьбой – жениху отдельно, невесте отдельно; назавтра они получат новые дары, уже как супружеская пара.
От Джалабхара Ксо Джоффри получил большой лук из золотого дерева и колчан длинных стрел с зеленым и алым оперением. От леди Танды – сапоги для верховой езды. От сира Кивана – превосходное турнирное седло из красной кожи. От принца Оберина – пряжку червонного золота в виде скорпиона. От сира Аддама Марбранда – серебряные шпоры. От лорда Матиса Рована – турнирный шатер из красного шелка. Лорд Пакстер Редвин преподнес деревянную игрушечную боевую галею на двести весел – именно такие строились теперь у него в Бору.
– С разрешения вашего величества я предложил бы назвать ее «Доблесть короля Джоффри», – сказал он, и Джоффри охотно дал свое позволение.
– Она будет моим флагманом, когда я отплыву на Драконий Камень, чтобы покончить с моим вероломным дядей Стганнисом, – объявил король.
Нынче он изображал из себя милостивого государя. Санса знала, что Джофф может держать себя благородно, когда хочет, но этого ему хотелось все реже и реже. Всю его учтивость, во всяком случае, как рукой сняло, когда Тирион вручил ему свой подарок: огромную толстую книгу «Жизнь четырех королей», в кожаном переплете и с отменными иллюстрациями. Король перелистал ее без всякого интереса.
– Что это, дядя?
Что что – книга! Наверно, Джоффри шевелит своими толстыми, как червяки, губами, когда читает.
– Это написанная великим мейстером Каэтом история четырех королей. Дейерона Молодого Дракона, Бейелора Благословенного, Эйегона Недостойного и Дейерона Доброго, – ответил муж Сансы.
– Это книга, которую следует прочесть каждому королю, ваше величество, – добавил сир Киван.
– У моего отца не было времени на книги. – Джоффри оттолкнул от себя фолиант, лежащий перед ним на столе. – Если бы ты поменьше читал, дядя Бес, леди Санса, возможно, уже зачала бы ребенка. – Он засмеялся... а когда король смеется, другим тоже приходится. – Не печалься, Санса: когда королева Маргери понесет, я зайду к вам в опочивальню и покажу моему дядюшке, как это делается.
Санса, покраснев, беспокойно покосилась на Тириона. Не вышло бы опять того же, что было с их провожанием. Но карлик в кои то веки набрал в рот воды, вернее вина, и промолчал.
Лорд Мейс Тирелл поднес свой подарок: золотую чашу трех футов вышиной, с двумя фигурными ручками и семью гранями, украшенными драгоценными камнями.
– Семь граней обозначают семь королевств вашего величества, – пояснил он. Каждая из граней носила на себе эмблему одного из великих домов. Отец невесты показал гостям рубинового льва, изумрудную розу, ониксового оленя, серебряную форель, сокола из голубой яшмы, опаловое солнце и жемчужного лютоволка.
– Великолепная чаша, – сказал Джоффри, – но нам, пожалуй, придется убрать волка и приделать на его место осьминога.
Санса притворилась, что не слышит.
– Мы с Маргери будем пить из нее на пиру, батюшка. – Джоффри поднял чашу над головой, чтобы все могли полюбоваться ею.
– Эта лохань вышиной с меня, – пробормотал Тирион. – Если Джофф выпьет хотя бы половину, он под стол свалится.
Вот и хорошо, подумала Санса – авось шею себе сломает.
Лорд Тайвин, оставшись последним, вручил свой дар: длинный меч. Его ножны из вишневого дерева и промасленной красной кожи были усажены, как заклепками, золотыми львиными головами, Санса разглядела, что глаза у львов рубиновые. В зале стало тихо, когда Джоффри обнажил клинок. Красная с черным сталь засверкала на утреннем солнце.
– Великолепно, – произнес Матис Рован.
– Меч, о котором будут слагать песни, ваше величество, – сказал лорд Редвин.
– Королевский меч, – присовокупил сир Киван Ланнистер.
Королю, похоже, очень хотелось убить кого нибудь прямо сейчас, такое волнение его обуяло. Он взмахнул мечом в воздухе и рассмеялся.
– Великий меч должен носить великое имя, милорды! Как мне назвать его?
Санса вспомнила Львиный Зуб, который Арья закинула в Трезубец, и Пожиратель Сердец, который Джоффри заставил ее поцеловать перед битвой. Попросит ли он Маргери поцеловать этот?
Гости стали выкрикивать разные имена, и Джофф забраковал их с дюжину, пока не услышал то, что пришлось ему по вкусу.
– Вдовий Плач! – вскричал он. – Да! Он многих сделает вдовами. А когда я встречусь в бою с дядей Станнисом, то разрублю его волшебный меч пополам! – Джофф рубанул сверху вниз, заставив сира Бейлона Свана поспешно шагнуть назад. Это вызвало общий хохот.
– Будьте осторожны, ваше величество, – предостерег сир Аддам Марбарнд. – Валирийская сталь смертельно остра.
– Я помню, – сказал Джоффри, и, держа Вдовий Плач двумя руками, с размаху опустил ее на книгу, подаренную ему Тирионом. Тяжелый кожаный переплет разошелся с одного удара. – Я же говорил вам, что валирийская сталь мне не в новинку. – Ему понадобилось еще с полдюжины ударов, чтобы перерубить толстый том пополам, и к этому времени он совсем запыхался. Санса чувствовала, что ее муж с трудом сдерживает ярость.
– Надеюсь только, что вам никогда не захочется попробовать этот клинок на мне, государь, – воскликнул сир Осмунд Кеттлблэк.
– Постарайтесь не давать мне повода, сир. – Джоффри острием скинул со стола останки «Жизни четырех королей» и спрятал Вдовий Плач в ножны.
– Ваше величество, возможно, не знали, – сказал сир Гарлан Тирелл, – что в Вестеросе было всего лишь четыре экземпляра этой книги, раскрашенных собственной рукой Каэта.
– Теперь их осталось три. – Джоффри отстегнул свой старый меч и опоясался новым. – Подарок остается за тобой и леди Сансой, дядя Бес. Этот весь изрублен.
Тирион вперил в племянника свои разномастные глаза.
– Быть может, кинжал, ваше величество, – под пару мечу? Из столь же острой валирийской стали... с рукояткой из драконьей кости.
Джоффри ответил ему настороженным взглядом.
– Да... это было бы хорошо. Только пусть рукоятка будет золотая, с рубинами. Драконова кость – это слишком просто.
– Как прикажет ваше величество. – Тирион принялся за новую чашу с вином. Можно было подумать, что он здесь один, так мало внимания уделял он Сансе. Но когда пришло время отправляться на церемонию, он взял жену за руку.
Пока они шли через двор, их догнал принц Оберин в паре со своей черноволосой любовницей. Санса смотрела на эту женщину с любопытством. Она сама незаконнорожденная и родила принцу двух незаконных дочерей, а между тем не боится смотреть в глаза даже самой королеве. Шая рассказывала Сансе, что эта Эллария поклоняется какой то лиссенийской богине любви. «Она была чуть ли не шлюха, когда он ее нашел, миледи, – говорила служанка, – а теперь что твоя принцесса». Санса впервые оказалась так близко к дорнийке и решила, что ту нельзя назвать красавицей, но что то в ней невольно притягивает глаз.
– Однажды мне посчастливилось увидеть тот экземпляр «Жизни четырех королей», что хранится в Цитадели, – говорил принц Оберин ее мужу. – Иллюстрации поистине превосходны, но Каэт слишком уж добр к королю Визерису.
– Слишком добр? – остро глянул на него Тирион. – По моему, он бессовестно им пренебрегает. Книгу, в сущности, следовало бы назвать «Жизнь пяти королей».
– Визерис и двух недель не правил, – засмеялся принц.
– Он правил больше года, – возразил Тирион.
– Год или две недели, какая разница? Он отравил родного племянника, чтобы занять трон, а заняв его, ничего уже не делал.
– Бейелор сам уморил себя своими вечными постами. Его дядя верно служил ему как десница, а до него – Молодому Дракону. Царствовал Визерис всего лишь год, но правил он все пятнадцать, пока Дейерон воевал, а Бейелор молился. А если он и в самом деле умертвил племянника, можно ли его упрекать? Кому то нужно было избавить страну от безумств Бейелора.
Сансу эти слова поразили.
– Но Бейелор Благословенный был великим королем. Он прошел босой по Костяному Пути, чтобы заключить мир с Дорном, и спас Рыцаря Дракона из змеиной ямы. Змеи не стали его жалить, так чист он был и свят.
– Разве вы на их месте, миледи, стали бы кусать сухой сучок вроде Бейелора Благословенного? – улыбнулся принц. – Я бы приберег зубы для кого нибудь посочнее...
– Принц шутит с вами, леди Санса, – вставила Эллария Сэнд. – Только септоны и певцы утверждают, что змеи не тронули Бейелора. На самом деле он получил с полсотни укусов и должен был умереть от них.
– Если бы он тогда умер, Визерис царствовал бы двенадцать лет, и Семи Королевствам это пошло бы только на пользу, – сказал Тирион. – Кое кто полагает, что Бейелор свихнулся как раз от змеиного яда.
– Но у вас в Красном Замке я змей не видел, – заметил принц Оберин. – Как же вы располагаете поступить с Джоффри?
– Никак. Прошу извинить – нас ждут носилки, – с чопорным поклоном молвил Тирион. Он помог Сансе сесть и сам взобрался следом за ней. – Будьте добры, миледи, задерните занавески.
– Нужно ли это, милорд? – Сансе не хотелось сидеть в закрытых носилках. – День так хорош.
– Добрые горожане Королевской Гавани начнут швырять в носилки навозом, если увидят меня. Окажите услугу нам обоим, миледи, – закройте занавески.
Санса повиновалась, и некоторое время они сидели в душной коробочке молча.
– Мне жаль вашей книги, милорд, – проговорила наконец Санса.
– Она больше не была моей – я отдал ее Джоффри. Он мог бы почерпнуть из нее кое что. – Голос Тириона звучал рассеянно. – Мне следовало быть умнее... во многом.
– Возможно, кинжал ему понравится больше.
Карлик сделал гримасу. И шрам у него на лице сморщился.
– Этот мальчик вполне заслуживает кинжала, вы не находите? – К счастью, ответа он дожидаться не стал. – Я помню, в Винтерфелле он поссорился с вашим братом Роббом – а с Браном у него стычек не было?
– С Браном? – растерялась Санса. – До того, как он упал? – Она попыталась вспомнить – все это было так давно. – Бран был славный мальчик. Его все любили. Я помню, они с Томменом дрались на деревянных мечах, но ведь они только играли...
Тирион вновь погрузился в угрюмое молчание. Санса услышала лязг цепей – это подняли решетку в воротах замка. Потом раздался крик. И носилки пришли в движение. Санса, поскольку смотреть было больше не на что, опустила глаза на свои сложенные руки, чувствуя себя неуютно под разномастным взглядом мужа. Ну что он так уставился на нее?
– Ты любила своих братьев, как я люблю Джейме.
А это к чему сказано? Какая нибудь ланнистерская уловка, чтобы подвигнуть ее на крамольные речи?
– Мои братья были изменниками и умерли позорной смертью. Любить изменников – тоже измена.
– Робб поднял оружие против своего законного короля и по закону действительно считается изменником, – фыркнул карлик, – но другие были еще слишком малы и вряд ли понимали, что такое измена. – Он потер свой изуродованный нос. – Тебе известно, Санса, что произошло с Браном в Винтерфелле?
– Он упал. Бран всегда лазал по стенам и крышам, вот и упал наконец. Мы всегда этого боялись. А потом его убил Теон Грейджой.
– Да, Теон Грейджой... – вздохнул Тирион. – Твоя леди мать как то обвинила меня... впрочем, не буду тебя обременять неприглядными подробностями. Обвинение было ложным – я не причинял вашему Брану никакого зла. И тебе не собираюсь причинять.
Какого, собственно, ответа он от нее ждет?
– Рада это слышать, милорд. – Он явно хотел еще чего то, но Санса не знала, чего. Он смотрит, как голодный ребенок, но мне нечего ему дать. Почему он не оставит меня в покое?
Тирион снова потер свой несчастный нос – скверная привычка, привлекающая внимание к его уродливому лицу.
– Ты так и не спросила меня, как умерли Робб и твоя леди мать.
– Я предпочла бы... не знать этого. Не хочу видеть дурных снов.
– Хорошо, я тебе не скажу.
– Вы... вы очень добры.
– Ну еще бы. Я сама доброта. И знаю толк в дурных снах.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:39 | Сообщение # 62 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Новая корона, подаренная Семерым его отцом, была вдвое выше прежней, разбитой бунтовщиками. Сверкало золото, и радужный блеск кристаллов сопровождал каждое движение верховного септона. Тирион диву давался, как старичок выдерживает такую тяжесть. Но даже Бес должен был признать, что Джоффри и Маргери, стоящие рядом между громадными золочеными статуями Отца и Матери, – поистине царственная пара.
Невеста была прелестна в кремовых шелках и мирийском кружеве, с юбкой, расшитой цветами из мелкого жемчуга. Как вдова Ренли она могла бы надеть цвета Баратеонов, золото с черным, но предстала перед ними как Тирелл, в девичьем плаще из зеленого бархата с сотней парчовых роз на нем. Неужели она в самом деле девственница? Впрочем, Джоффри вряд ли заметит разницу.
Король, почти не уступающий великолепием своей невесте, стоял в дублете цвета пыльной розы и плаще из густо красного бархата, украшенном эмблемами льва и оленя. Золотая корона ловко сидела на его золотых кудрях. «А ведь это я ее спас, твою корону», – думал Тирион, переминаясь с ноги на ногу. Он слишком много выпил и теперь маялся. Надо было облегчиться перед выездом из замка. Бессонная ночь, проведенная с Шаей, тоже сказывалась, но больше всего Тириона одолевало желание удушить своего племянничка.
Валирийская сталь мне не в новинку – скажите на милость! Септоны вечно разглагольствуют о том, что суд Отца никого не минует. Вот если бы Отец опустил с небес свою длань и раздавил Джоффа, как навозного жука, Тирион, пожалуй, в это бы поверил.
Ему давно следовало бы догадаться. Джейме никогда не послал бы другого убивать за него, а Серсея слишком хитра, чтобы пользоваться ножом, который мог бы привести к ней, но Джофф, этот глупый, самоуверенный маленький негодяй...
Тириону вспомнилось то холодное утро, когда он, спускаясь по наружной лестнице из винтерфеллской библиотеки, услышал, как принц Джоффри шутит со своим Псом по поводу охоты на волков. «Послать пса убить волка», – сказал он. Однако даже у Джоффри достало ума не посылать Сандора Клигана убить сына Эддарда Старка; Пес обратился бы к Серсее. Вместо этого мальчишка нашел себе пособника среди кучи вольных всадников, наемников и маркитантов, примкнувших к королевскому поезду по пути на север. Какого нибудь нищего недоумка, готового рискнуть жизнью ради доброго расположения принца и пары монет. Кто из них придумал подождать с убийством до тех пор, когда Роберт уедет из Винтерфелла? Скорее всего Джофф – ему это не иначе как представлялось верхом хитроумия.
Кинжал принца, насколько Тирион помнил, имел рукоять с драгоценными камнями и инкрустированный золотом клинок. Джофф опять таки оказался не столь глуп, чтобы им пользоваться, и вместо этого стянул кинжал у отца. Роберт Баратеон отличался беззаботной щедростью и охотно подарил бы сыну все, что бы тот ни попросил... но мальчик скорее всего взял оружие без спроса. Роберт прибыл в Винтерфелл с большой свитой лордов и рыцарей, с огромной кибиткой и длинным обозом. Какой нибудь ревностный слуга уж верно прихватил и королевское оружие на случай, если оно Роберту понадобится.
Джофф выбрал себе простой клинок. Ни дорогих каменьев, ни золота и серебра на стали. Король Роберт никогда не носил его и вполне мог забыть, что у него такой есть. Но валирийская сталь смертельно остра... она рассекает кожу и мускулы одним махом. «Валирийская сталь мне не в новинку». Так ли? Как видно, нет – иначе он сообразил бы, что кинжал Мизинца брать не стоит.
Причина всего этого от Тириона по прежнему ускользала. Обыкновенная жестокость? Этим качеством племянник наделен в полной мере. Тириону стоило труда не выблевать все, что он выпил, или не намочить бриджи. Он беспокойно топтался на месте. Надо бы промолчать во время завтрака – теперь мальчишка знает, что он знает. Длинный язык когда нибудь погубит его.
Семь обетов и семь благословений были даны. Пропели свадебный гимн, причины, делающей брак невозможной, никто не назвал, и пришло время менять плащ. Тирион переминался с ноги на ногу, заглядывая в просвет между отцом и дядей Киваном. Если будет на то милость богов, Джофф не станет поднимать шум. Тирион намеренно не смотрел на Сансу, но его обида от этого не уменьшалась. Могла бы стать на колени, чтоб ей пусто было. Разве это так трудно – согнуть свои проклятые Старковы колени и немного пощадить мое достоинство?
Мейс Тирелл бережно снял с дочери девичий плащ, а Джоффри принял сложенный невестин от своего брата Томмена и развернул его. Тринадцатилетний король ростом не ниже своей шестнадцатилетней невесты – ему то на спину дурака взбираться не понадобится. Он окутал Маргери красной с золотом тканью и застегнул пряжку у горла – теперь из под опеки отца она перешла под защиту мужа. Но кто защитит ее от Джоффа? Тирион посмотрел на Рыцаря Цветов, стоящего в строю с другими королевскими гвардейцами. Отточи получше свой меч, сир Лорас.
– Этим поцелуем я клянусь любить тебя вечно! – звонко произнес Джоффри. Маргери ответила ему теми же словами, и их губы слились. Верховный септон, мерцая радужной короной, торжественно объявил, что отныне Джоффри из дома Баратеонов и Ланнистеров и Маргери из дома Тиреллов – одна плоть, одно сердце и одна душа.
Наконец то. Теперь скорее бы в замок, чтобы я мог отлить.
Выход возглавили сир Лорас и сир Меррин в белых чешуйчатых доспехах и белоснежных плащах. За ними шел принц Томмен, разбрасывая из корзинки розовые лепестки перед королем и королевой. За молодыми последовали королева Серсея и лорд Тирелл, далее – мать невесты с лордом Тайвином. Королева Шипов семенила следом, опираясь одной рукой на сира Кивана, а другой на трость. Два ее телохранителя шли за ней неотступно на случай, если она упадет. За ними тронулся сир Гарлан Тирелл со своей леди женой, и наконец настала их очередь.
– Миледи. – Тирион подал Сансе руку, и та приняла ее должным образом, но ее рука была как деревянная, и она ни разу на него не взглянула.
Еще не дойдя до двери, он услышал на улице ликующие крики. Чернь полюбила Маргери так, что готова любить заодно и Джоффри. Ведь она принадлежала Ренли, красивому молодому принцу, который восстал из могилы, чтобы спасти их. С нею с юга по Дороге Роз пришло хайгарденское изобилие. Дурачье успело позабыть, что эту самую Дорогу Роз закрыл не кто иной, как Мейс Тирелл, что и привело к голоду.
Они вышли на свежий осенний воздух.
– Я уж думал, мы оттуда ввек не выберемся, – сказал Тирион, и Сансе волей неволей пришлось на него посмотреть.
– Да, милорд. – Вид у нее был грустный. – Но церемония прошла прекрасно.
«Не то что наша».
– Скажу одно: шла она долго. Мне надо обратно в замок, чтобы хорошенько отлить. Жаль, что я не придумал себе какого нибудь поручения и не убрался из города. Мизинец, вот кто умно поступил.
Джоффри и Маргери в окружении Королевской Гвардии стояли на вершине лестницы, ведущей на широкую мраморную площадь. Сир Аддам со своими золотыми плащами сдерживал народ, изваяние короля Бейелора Благословенного благосклонно взирало на новобрачных. Тирион был вынужден влиться в процессию тех, кто подходил с поздравлениями. Он поцеловал пальцы Маргери и пожелал ей всяческих благ. К счастью, сзади напирали другие, поэтому задерживаться не пришлось.
Их носилки стояли на солнце и сильно нагрелись. Тирион прилег, опираясь на локоть, Санса смотрела на свои руки. Она не менее хороша, чем Маргери. У нее пышные рыжевато золотистые волосы и густо голубые глаза Талли. Горе придает ей несколько затравленный вид, что, если уж на то пошло, делает ее еще красивее. Тирион снова возмечтал пробиться к ней сквозь броню ее учтивости и нарушил молчание – то ли ради этого, то ли чтобы отвлечься от своего переполненного пузыря:
– Я подумал, что когда дороги опять станут безопасными, мы сможем поехать в Бобровый Утес. – Подальше от Джоффри и сестрицы. Чем больше Тирион думал о том, что сделал Джоффри с «Жизнью четырех королей», тем больше это его беспокоило. В этом заключалось послание, и весьма недвусмысленное. – Мне будет приятно показать тебе Золотую Галерею, Львиную Пасть и Чертог Героев, где мы с Джейме играли мальчишками. Во время прилива снизу слышится гром...
Санса медленно подняла голову. Он хорошо знал, что она видит перед собой: уродливый выпуклый лоб, красный обрубок на месте носа, зубчатый розовый шрам и разные глаза. В ее собственных, больших и голубых, была пустота.
– Я поеду всюду, куда пожелает мой лорд муж.
– Я надеялся, что это доставит вам удовольствие, миледи.
– Мне доставит удовольствие все, что приятно милорду.
Тирион стиснул зубы. Жалкий ты человечек, карлик. По твоему, твоя болтовня о Львиной Пасти заставит ее улыбнуться? Когда это женщины улыбались тебе просто так, не ради золота?
– Впрочем, нет, это глупая мысль. Утес может нравиться только Ланнистерам.
– Да, милорд, наверное.
Носилки покачивались, и горожане выкликали имя короля Джоффри. Через три года этот жестокий мальчишка, став мужчиной, возьмет власть в свои руки... и всякому карлику, имеющему хоть крупицу ума, лучше будет убраться подальше из Королевской Гавани. В Старомест, возможно, – или даже в Вольные Города. Ему всегда хотелось увидеть Браавосского Титана. Возможно, там Сансе понравится. Тирион заговорил о Браавосе и вновь встретился с вежливостью, столь же ледяной и непробиваемой, как Стена, по которой он когда то прохаживался. Он сдался, и остаток пути они проделали молча.
Он поймал себя на том, что надеется услышать от Сансы хоть что нибудь, но она так ни слова и не промолвила. Носилки остановились во дворе замка, и он велел одному из конюхов помочь ей выйти.
– Через час нас ждут на пиру, миледи. Я скоро присоединюсь к вам. – На затекших ногах он заковылял через двор. Позади звонко смеялась Маргери, которую Джоффри снимал с седла. Когда нибудь этот мальчик станет таким же высоким и сильным, как Джейме, а я так и останусь карликом. И ему захочется сделать меня еще короче...
Зайдя в отхожее место и освободившись наконец от выпитого, Тирион благодарно вздохнул. Иногда облегчиться бывает не менее сладко, чем побыть с женщиной, и это как раз такой случай. Хотел бы он с такой же легкостью избавиться от всех своих сомнений и прегрешений.
Подрик Пейн ждал у двери в его покои.
– Я положил ваш новый дублет на кровать. В спальне.
– Да, кровать у нас, помнится, стоит там. – Санса, должно быть, тоже там – переодевается к пиру. И Шая с ней. – Налей мне вина, Под.
Тирион выпил его, сидя на подоконнике и наблюдая за суетней на кухне. Солнце еще не коснулось замковой стены, но внизу уже вовсю благоухало хлебом и жареным мясом. Скоро гости начнут прибывать в тронный зал, предвкушая необыкновенный вечер, долженствующий не только отпраздновать союз Хайгардена и Бобрового Утеса, но и поразить их мощью и богатством тех, кто еще смеет противостоять Джоффри.
Впрочем, кто же осмелится оспаривать права Джоффри после того, что случилось со Станнисом Баратеоном и Роббом Старком? В речных землях еще воюют, но кольца неумолимо сжимаются: Григор Клиган перешел Трезубец и занял Рубиновый брод, а после почти без усилий взял Харренхолл. Сигард сдался Черному Уолдеру Фрею, лорд Рендилл Тарли держит Девичий Пруд, Синий Дол и Королевский тракт. На западе сир Давен Ланнистер соединился с сиром Форли Престером у Золотого Зуба, чтобы идти на Риверран. Сир Риман Фрей с двумя тысячами копий вступил из Близнецов им навстречу. Пакстер Редвин уверяет, что его флот скоро отплывет из Бора и двинется в долгий путь вокруг Дорна, через Ступени. Кораблей будет вдесятеро больше, чем у лиссенийских пиратов Станниса. Война, которую мейстеры нарекли Битвой Пяти королей, подходит к концу. Мейс Тирелл, по слухам, жалуется, что лорд Тайвин не оставил ему ни одной победы.
– Милорд? – Снова Под. – Не хотите ли переодеться? Ваш дублет лежит там, на кровати. Пир скоро начнется.
– Какой такой пир?
– Свадебный. – Ехидства Под, само собой, не уловил. – Короля Джоффри и леди Маргери. То есть королевы Маргери.
Тирион решил, что напьется сегодня вмертвую.
– Ладно, юный Подрик, пошли наряжаться.
В спальне Шая причесывала Сансу. Горе и радость, подумал он, увидев их вместе. Смех и слезы. Санса надела платье из серебряного атласа, отороченное беличьим мехом с широкими, почти до полу, рукавами, а Шая искусно убрала ее волосы в тонкую серебряную сетку с темно пурпурными камнями. Тирион никогда еще не видел ее столь прекрасной, но в своих длинных атласных рукавах она носит тяжкое бремя горя.
– Вы нынче будете первой красавицей, леди Санса, – сказал он ей.
– Милорд слишком добр.
– Миледи, – попросилась Шая, – нельзя ли мне прийти прислуживать за столом? Я хочу посмотреть, как из пирога вылетят голуби.
– Королева уже отобрала слуг для пира, – с сомнением ответила Санса.
– К тому же зал будет битком набит, – сдерживая раздражение, добавил Тирион. – Но музыканты будут играть по всему замку, и во внешнем дворе накроют столы для всех желающих. – Он обозрел свой новый дублет из красного бархата, с подбитыми плечами и пышными рукавами, сквозь прорези которых виднелась черная атласная подкладка. Красивая вещь – к ней бы еще красивого мужчину. – Помоги мне надеть это, Под.
Одеваясь, он выпил еще чашу вина. Затем они с женой вышли из Кухонного Замка и влились в реку из шелка, атласа и бархата, струящуюся к тронному залу. Одни гости уже входили, отыскивая свои места на скамьях, другие толпились у входа, наслаждаясь не по осеннему теплым вечером. Тирион обвел Сансу вокруг двора, чтобы обменяться необходимыми любезностями.
В этом она мастерица, думал он, наблюдая за ней. Санса заверила лорда Джайлса, что он стал кашлять не так сильно, похвалила платье Элинор Тирелл, осведомилась у Джалабхара Ксо о свадебных обычаях Летних островов. Сир Киван впервые поднял с постели и вывел в свет своего сына Ланселя. Волосы у Ланселя побелели и стали ломкими, он страшно исхудал и напоминал ходячего мертвеца. Без поддержки отца он наверняка упал бы. Но Санса лестно отозвалась о его доблести, поздравив его с тем, что он снова на ногах, и Киван с Ланселем так и просияли. Она стала бы для Джоффа хорошей королевой и еще лучшей женой, если бы у него хватило ума полюбить ее. Впрочем, способен ли Джофф хоть кого то любить?
– Ты поистине прелестна, дитя мое, – сказала Сансе леди Оленна Тирелл, подойдя к ним в парчовом платье, которое весило, должно быть, больше нее самой. – Только волосы на ветру чуть чуть растрепались. – Старушка, подняв руки, заправила несколько прядок под серебряную сетку. – Я очень огорчилась, узнав о твоих потерях, – сказала она при этом. – Я знаю, твой брат был отъявленный изменник, но если мы начнем убивать мужчин на свадьбах, они будут бояться брака еще больше, чем прежде. Ну вот, так лучше. Рада известить вас о том, что послезавтра уезжаю в Хайгарден. Довольно с меня этого зловонного города. Не хочешь ли и ты поехать со мной, пока мужчины воюют? Мне так будет не хватать моей Маргери и всех ее милых дам. Твое общество меня бы утешило.
– Вы очень добры, миледи, но мое место здесь, рядом с моим лордом мужем.
– Вот как? – Леди Оленна расплылась в беззубой улыбке. – Простите глупую старуху, милорд. Я вовсе не хотела похищать вашу прелестную жену. Я только думала, что вы собираетесь вести войско Ланнистеров против какого нибудь злобного врага.
– Войско драконов и оленей. Мастер над монетой должен оставаться при дворе, чтобы платить войскам жалованье.
– Драконы и олени – это очень остроумно! И карликовы гроши тоже. Я слышала об этих грошах. Должно быть, это очень утомительно – собирать их.
– Сбор я предоставляю другим, миледи.
– Вот как? Я думала, вы взяли этот труд на себя. Нельзя же допустить, чтобы короне недоплачивали карликовы гроши!
– Да сохранят нас от этого боги. – Тирион стал задумываться над тем, не нарочно ли лорд Лютор Тирелл упал со своего утеса. – Прошу извинить нас, леди Оленна, нам пора занять свои места.
– Мне тоже. Семьдесят семь блюд – это не шутка. Не кажется ли вам, что это чуточку слишком, милорд? Я сама в силах отведать не больше трех четырех, но ведь мы с вами очень малы, не так ли? – Старушка снова поправила волосы Сансы. – Ну, ступай, дитя, и старайся быть повеселее. Куда это подевались мои телохранители? Правый, Левый, где вы там? Помогите мне взойти на помост.
До сумерек оставалось еще около часа, но тронный зал уже сиял огнями – в каждое гнездо на стенах был вставлен факел. Гости выстроились вдоль столов, герольды выкликали имена входящих лордов и леди. Пажи в королевских ливреях провожали новоприбывших по широкому проходу в середине. На галерее толпились музыканты с барабанами, скрипками, волынками, рогами и лютнями.
Тирион шел вперевалку, крепко сжимая руку Сансы. Он чувствовал, что все кругом смотрят на его свежий шрам, обезобразивший его еще больше. Ну и пусть себе смотрят. Он вспрыгнул на свое сиденье. Пусть пялят глаза и шепчутся вдоволь. Из за них он прятаться не станет. Королева Шипов приплелась к помосту вслед за ними. У кого из них вид более нелепый – у него рядом с Сансой или у этой старушонки, семенящей между двумя семифутовыми близнецами стражниками?
Джоффри и Маргери въехали в зал на парных белых скакунах. Пажи бежали впереди, бросая розовые лепестки под копыта коней. Король с королевой тоже переоделись для пира. На Джоффри были бриджи в красную и черную полоску и парчовый дублет с черными атласными рукавами и шишечками из оникса. Маргери сменила скромное платье невесты на более смелое, из бледно зеленого плотного шелка с тугим корсажем, обнажавшим ее плечи и верхнюю часть маленьких грудей. Распущенные каштановые волосы струились по белым плечам до самой талии. Увенчанная тонким ободком золотой короны, она улыбалась мило и застенчиво. Славная девочка, подумал Тирион – мой племянник такой удачи не заслуживает.
Королевские гвардейцы проводили их до помоста, на почетные места под сенью Железного Трона, ради праздника задрапированного шелками – золотыми полотнищами Баратеонов, красными Ланнистеров и зелеными Тиреллов. Серсея расцеловала Маргери в обе щеки, а лорд Тайвин, сир Киван и Лансель повторили это вслед за ней. Джоффри в это время получал поцелуи от тестя и двух своих новых братьев, Лораса и Гарлана. С Тирионом поцеловаться никто особенно не стремился. Король с королевой заняли свои места, и верховный септон поднялся, чтобы прочесть молитву. Хорошо еще, что он бубнит не так нудно, как его предшественник.
Тирион с Сансой сидели далеко справа от короля, рядом с сиром Гарланом и его женой леди Леонеттой. От Джоффри их отделяло около дюжины человек – кто нибудь более придирчивый счел бы это за оскорбление, учитывая то, что он совсем еще недавно был десницей короля. Тириона печалило лишь то, что этих людей дюжина, а не сотня.
– Наполним чаши! – призвал Джоффри, когда богам воздали должное. Его паж влил в золотую чашу, подаренную королю лордом Тиреллом, целый кувшин темно красного борского вина. Джоффри поднял ее обеими руками. – За королеву, мою жену!
– За Маргери! – грянуло по всему залу. – За Маргери! За королеву! – Тысяча чаш со звоном сошлась вместе. И свадебный пир начался. Тирион Ланнистер выпил вместе со всеми, осушив чашу до дна, и тут же сделав знак снова наполнить ее.
На первое подали густой суп с грибами и улитками, разлитый в позолоченные миски. Тирион плохо позавтракал. И вино сразу ударило ему в голову, поэтому он охотно принялся за еду. Ну вот, с одним блюдом покончено – осталось семьдесят шесть. А в городе между тем полно голодных детей и мужчин, готовых убить за корешок хрена. Если бы они видели нас теперь, их любовь к Тиреллам сильно бы поубавилась.
Санса едва притронулась к супу и отодвинула миску.
– Он вам не по вкусу, миледи? – спросил Тирион.
– Впереди еще так много всего, милорд, а у меня неважно с желудком. – Она держалась беспокойно и все время поглядывала на Джоффри с его королевой.
Быть может, ей хочется быть на месте Маргери? Тирион нахмурился. Такое безрассудство даже юным возрастом извинить нельзя. Он отвернулся, не желая об этом думать, но всюду, куда ни взгляни, были женщины – красивые, счастливые. Принадлежащие другим мужчинам. Прежде всего Маргери, весело пьющая вместе с Джоффри из семигранной свадебной чаши. Ее мать леди Алерия, с серебряными косами и горделивой осанкой, все еще красивая, рядом с Мейсом Тиреллом. Три молодые кузины Маргери, радостные, как птички. Темноволосая мирийка лорда Мерривезера со страстными черными глазами. Эллария Сэнд (Серсея посадила дорнийцев за отдельный стол под самым помостом – место почетное и в то же время отстоящее от Тиреллов на всю ширину зала), смеющаяся какой то шутке Красного Змея.
И была еще одна женщина, сидевшая в самом конце третьего слева стола... кажется, жена одного из Фоссовеев, на последних месяцах беременности. Большой живот нисколько не портил ни ее хрупкой красоты, ни аппетита и веселого нрава. Муж кормил ее лакомыми кусочками со своей тарелки, они пили из одной чаши и то и дело целовались. При этом муж всякий раз нежным и оберегающим жестом опускал руку на ее живот.
Что бы сделала Санса, если бы Тирион вдруг вздумал ее поцеловать? Отпрянула бы от него или перетерпела, повинуясь своему долгу. Чем чем, а чувством долга его жена наделена в полной мере. Если он в эту самую ночь пожелает наконец лишить ее невинности, она и это стерпит, поплакав не больше, чем это необходимо.
Он потребовал еще вина. Когда ему налили, подоспело второе блюдо – паштет из свинины, рубленых яиц и кедровых орехов. Санса опять едва притронулась к своему, а герольды между тем объявили первого из семи певцов.
Седобородый Хэмиш Арфист провозгласил, что исполнит «для богов и людей» песню, которую еще не слыхивали в Семи Королевствах. Называлась она «Скачка лорда Ренли».
Его пальцы забегали по струнам высокой арфы, наполнив зал сладкими звуками. «С костяного трона Владыка Теней воззрел на убитого лорда», – начал Хэмиш. Далее повествовалось, как Ренли, раскаявшись в своем намерении отнять корону у родного племянника, восстал против самого Владыки Теней и вернулся в мир живых, чтобы защитить страну от своего брата.
Подумать только, что из за этого бедняга Саймон угодил в котел с похлебкой. Глаза королевы Маргери наполнились слезами, когда тень отважного лорда полетела в Хайгарден, чтобы сорвать последний поцелуй с губ своей возлюбленной.
– Ренли Баратеон отродясь ни в чем не раскаивался, – сказал Тирион Сансе, – но, насколько я могу судить, золотая лютня достанется Хэмишу.
Арфист спел еще несколько песен, уже знакомых: «Золотую розу» – в честь Тиреллов, «Рейнов из Кастамере» – чтобы польстить лорду Тайвину, «Деву, Матерь и Старицу» – к восторгу верховного септона и «Мою леди жену», умилившую сердца все маленьких девочек и мальчуганов. Тирион слушал вполуха, налегая на кукурузные оладьи, на горячие овсяные лепешки с яблоками, финиками и апельсинами и на ребрышки дикого вепря.
Далее блюда и развлечения начали следовать одно за другим в ошеломляющем изобилии, сопровождаемые потоком вина и эля. Хэмиш уступил место мелкому пожилому медведю. Пока зверь неуклюже плясал под барабан и волынку, гости вкушали форель, запеченную в толченом миндале. Лунатик верхом на палочке гонялся за чудовищно толстым шутом лорда Тирелла, а лорды и леди лакомились жареной цаплей и пирогами с луком и сыром. Пентошийским акробатам, которые ходили колесом, стояли на руках, балансируя тарелками на босых подошвах, и строили пирамиду на плечах друг у друга, сопутствовали крабы с огненными восточными пряностями, рубленая баранина с морковью в миндальном молоке и рыбные тартинки, только что из печи.
Герольды вызвали следующего певца, Коллио Кьяниса из Тироша, обладателя алой бороды и сильнейшего акцента – Саймон не солгал. Коллио начал со своей версии «Танца драконов», который, собственно, предназначался для двух голосов – мужского и женского. Тирион перенес это с помощью двойной порции куропатки в имбирно медовом соусе и нескольких чаш вина. Печальная баллада о двух влюбленных, гибнущих среди постигшего Валирию хаоса, имела бы больший успех у публики, если бы Коллио исполнял ее не на валирийском, которого большинство гостей не понимало. Но озорная «Бесса из харчевни» вернула ему внимание пирующих. На столы подали павлинов в перьях, зажаренных целиком и начиненных финиками, а Коллио подозвал к себе барабанщика, отвесил низкий поклон лорду Тайвину и запел «Рейны из Кастамере».
«Если мне придется выслушать эту песню семикратно, я пойду в Блошиный Конец и извинюсь перед котлом с похлебкой, решил про себя Тирион.
– Кого вы предпочитаете? – спросил он у жены.
– Милорд? – заморгала Санса.
– Который из певцов вам больше по душе?
– Прошу прощения, милорд. Я не слушала.
И совсем ничего не ела.
– Что нибудь не так, Санса? – спросил Тирион, не подумав, и тут же почувствовал себя дураком. Всех ее родных перебили, ее саму сделали моей женой, а я задаю ей подобные вопросы.
– Нет, милорд. – Она отвела взгляд и притворилась, что внимательно наблюдает за Лунатиком, обстреливающим сира Донтоса финиками.
Четверо мастеров пиромантов создали из огня диких зверей, и те принялись терзать друг друга. Слуги тем временем внесли миски с похлебкой из говяжьего бульона и подогретого вина, сдобренной медом, с зернами белого миндаля и кусочками курятины. За этим последовали волынщики, ученые собаки и глотатели мечей наряду с горошком в масле, колотыми орехами и ломтиками лебедя под соусом из шафрана и персиков. («Нет уж, довольно с меня лебедей», – промолвил Тирион, вспомнив ужин у своей сестры накануне битвы.) Жонглер принялся подбрасывать в воздух с полдюжины мечей и топоров, а на столах зашипела кровяная колбаса – Тирион нашел это совпадение остроумным, хотя и не слишком хорошего вкуса.
Герольды затрубили, и один из них объявил:
– Турнир на золотую лютню продолжит Галейон из Нью.
Галейон оказался лысым чернобородым мужчиной с могучей грудью и громовым голосом, наполнявшим все углы тронного зала. Он привел с собой целых шесть музыкантов и возвестил:
– Благородные лорды и прекрасные дамы, нынче ночью я спою вам только одну песню. Это песня о Черноводной и о том, как было спасено королевство. – Медленно и зловеще забил барабан.
– «Черный лорд в черной башне своей черную думу лелеет», – начал Галейон.
– «Душою он черен и мрачен, как ворон», – пропел хор, и вступила флейта.
– «Черная злоба снедает его, черная ненависть зреет. Сказал он жене своей, ведьме: взойду я за братом на трон, и пусть мой племянник страшится: меч в сердце ему устремлен».
– «Он светел, и ясен, и ликом прекрасен», – пропел хор. К музыке присоединились арфа и скрипка.
– Если я когда нибудь опять стану десницей, первым делом перевешаю всех певцов, – слишком громко сказал Тирион.
Леди Леонетта, его соседка, весело засмеялась, а сир Гарлан, перегнувшись через жену, сказал:
– Подвиг, даже невоспетый, остается подвигом.
– «Черный лорд собрал свое войско, и они роем злобных ос на корабли свои сели...»
– И Бесу оттяпали нос, – завершил Тирион.
– Вам бы самому певцом быть, милорд, – хихикнула леди Леонетта. – Вы рифмуете не хуже этого Галейона.
– Нет, миледи, – возразил ее муж. – Милорд Ланнистер создан, чтобы совершать подвиги, а не петь о них. Если бы не его цепь и его дикий огонь, враг переправился бы через реку. И если бы дикари Тириона не перебили разведчиков лорда Станниса, нам нипочем не удалось бы захватить его врасплох...
За эти слова Тирион остался глубоко благодарен Гарлану, и они помогли ему вынести нескончаемые вирши Галейона, воспевающего доблесть юного короля и его матери, золотой королевы.
– Она ничего такого не делала, – вырвалось вдруг у Сансы.
– Никогда не верьте тому, что поется в песнях, миледи. – Тирион, подозвав слугу, подставил ему свою пустую чашу.
За высокими окнами совсем уже стемнело, а Галейон все пел. В его песне было семьдесят семь куплетов, но казалось, что их целая тысяча – по одному на каждого гостя. В продолжение двадцати последних Тирион пил непрестанно, перебарывая желание заткнуть себе уши. Когда певец в конце концов стал раскланиваться, некоторые гости упились до того, что начали развлекаться по своему усмотрению. Великий мейстер Пицель задремал, проспав танцовщиц с Летних островов, которые кружились по залу в вихре ярких перьев и прозрачного шелка. Подали лосиные котлеты с начинкой из голубого сыра, и тут один из рыцарей лорда Рована пырнул ножом дорнийца. Золотые плащи вытащили из зала обоих – одного в тюрьму, другого к мейстеру Баллабару зашивать рану.
Тирион лениво ковырял свинину, приправленную корицей, гвоздикой, сахаром и миндальным молоком. В это время король Джоффри внезапно поднялся на ноги, хлопнул в ладоши и вскричал хмельным голосом:
– Впустить моих королевских бойцов!
Мой племянник набрался почище меня, подумал Тирион. Золотые плащи тем временем распахнули двери в дальнем конце зала, и через них въехали двое всадников – Тирион со своего места видел только верхушки их полосатых копий. Волна смеха сопровождала их продвижение по проходу. Не иначе как они сидят верхом на пони, подумал Тирион – и тут увидел их.
Это были двое карликов. Один ехал на большой серой собаке с длинными ногами и мощной пастью, другой – на громадной пятнистой свинье. Они покачивались в седлах, клацая раскрашенными деревянными доспехами. Щиты у них были больше их самих, и они с трудом удерживали в руках тяжелые копья. Один, весь в золоте, имел на щите черного оленя, другой, облаченный в серые и белые цвета, – волка. Такие же эмблемы несли на себе их скакуны.
Тирион обвел взглядом лица сидящих на помосте. Джоффри, весь красный, задыхался от хохота, Томмен верещал и подпрыгивал на сиденье, Серсея вежливо посмеивалась, и даже лорд Тайвин немного развеселился. Из всех, кто пировал за высоким столом, не улыбалась одна только Санса Старк. Он полюбил бы ее за это, если бы она не смотрела куда то вдаль, как будто вовсе не видя потешных маленьких рыцарей.
Карлики ни при чем, решил Тирион. Когда они закончат, я их поздравлю и вручу им тугой кошель с серебром. А назавтра узнаю, кто придумал это маленькое увеселение, и поблагодарю его уже по другому.
Всадники остановились перед помостом, чтобы приветствовать короля. В этот миг волчий рыцарь уронил свой щит и нагнулся за ним, а олений упустил копье и вытянул им первого поперек спины. Волчий рыцарь свалился со свиньи, и его копье угодило противнику в голову. Вдвоем они повалились на пол, а встав, попытались оба сесть на собаку. Когда они после большого шума и неразберихи вернулись в седла, оказалось, что каждый взял чужой щит и сел на чужого скакуна, притом задом наперед.
В конце концов оба разъехались в противоположные стороны зала и развернулись, чтобы сойтись в поединке. Они сшиблись под хохот лордов и леди, со стуком и треском. Волчий рыцарь попал копьем в шлем оленьего и напрочь снес ему голову. Голова, разбрызгивая кровь, полетела по воздуху и хлопнулась на колени лорду Джайлсу. Обезглавленный карлик несся между столов, размахивая руками. Собаки лаяли, женщины визжали, Лунатик гарцевал на своей палочке. Наконец лорд Джайлс извлек из разбитого шлема расквашенную красную дыню, а олений рыцарь высунул голову из под доспехов, и новый раскат хохота сотряс зал. Рыцари, дожидаясь, когда смех утихнет, описывали круги и обменивались цветистыми оскорблениями. Они собрались уже съехаться снова, но тут собака сбросила своего седока и вскочила на свинью. Хавронья подняла визг, гости схватились за бока, олений рыцарь, в свою очередь, вскочил верхом на волчьего, спустил свои деревянные штаны и стал совершать рьяные телодвижения над тыльной частью своего врага.
– Сдаюсь, сдаюсь, – вопил нижний карлик. – Добрый сир, спрячьте свой меч!
– Спрячу, если ты перестанешь дрыгать ножнами! – ответил верхний, к общему веселью.
У Джоффри вино текло из носа. Он снова вскочил на ноги, чуть не опрокинув свою двуручную чашу.
– Победитель! – вскричал он. – У нас есть победитель! – Зал, услышав голос короля, начал утихать, и карлики расцепились, ожидая, видимо, королевской благодарности. – Но это не настоящий победитель, – продолжал Джоффри. – Настоящий должен побить всех, кто пожелает с ним сразиться. – Король взобрался на стол. – Кто еще желает бросить вызов нашему маленькому рыцарю? – С лучезарной улыбкой он повернулся к Тириону. – Дядя! Надеюсь, ты защитишь честь моего королевства? Ты можешь сесть на свинью!
Смех накатил на него, как сокрушительный вал. Тирион не помнил, как встал на свое сиденье и перебрался с него на стол. Вокруг колебались лица с разинутыми от хохота ртами. Тирион тоже скроил улыбку, страшнее которой в Семи Королевствах еще не видывали.
– Хорошо, ваше величество, я сяду на свинью... но только если вы сядете на собаку!
Джофф растерянно нахмурился.
– Я? Но ведь я же не карлик. Почему я?
«Ты сыграл мне на руку, Джофф».
– Да потому, что вы в этом зале единственный, кого я наверняка побью!
Он не знал, что для него слаще: внезапная ошеломленная тишина, последовавший за ней громовой хохот или слепая ярость на лице племянника. Удовлетворенный Тирион соскочил на пол, а сир Осмунд и сир Меррин помогли сойти Джоффу. Поймав устремленный на него взгляд Серсеи, Тирион послал ей воздушный поцелуй.
В этот миг, к общему облегчению, грянула музыка. Карлики вывели свинью и собаку из зала, гости вернулись к своему жаркому, Тирион велел налить себе еще вина, но тут сир Гарлан, тронув его за рукав, предупредил:
– Смотрите, милорд, – король.
Тирион обернулся. Джофф, красный и нетвердо стоящий на ногах, навис над ним, держа обеими руками полную до краев золотую чашу.
– Ваше величество... – успел выговорить Тирион, и король опрокинул чашу у него над головой. Винный водопад обрушился на Тириона. Глаза и рубец на лице защипало, новый дублет промок насквозь.
– Ну что, Бес, каково?
Тирион промокнул глаза рукавом и заморгал, пытаясь вновь обрести зрение.
– Нехорошо это, ваше величество, – тихо произнес сир Гарлан.
– Ничего, сир Гарлан, ничего. – Тирион не хотел делать эту сцену еще безобразнее, чем она есть – ведь на нее, можно сказать, смотрело полкоролевства. – Не каждый король оказывает честь своему подданному, потчуя его из собственной чаши. Жаль только, что вино пролилось.
– Оно не пролилось, – возразил Джоффри, слишком злой, чтобы принять предложенный Тирионом путь к отступлению. – И я тебя не потчевал.
Рядом с Джоффри внезапно появилась Маргери.
– Возлюбленный мой король, прошу вас, вернитесь на свое место – другой певец дожидается своей очереди.
– Аларик Эйзенский, – подсказала леди Оленна Тирелл, опираясь на трость и обращая на залитого вином карлика не больше внимания, чем ее внучка. – Надеюсь, он споет нам «Рейнов из Кастамере». Я уже час как не слышала эту песню и успела позабыть, как она звучит.
– И сир Аддам хочет провозгласить тост, – сказала Маргери. – Пожалуйста, ваше величество.
– У меня нет больше вина, – заявил Джоффри. – Как же мне выпить тост без вина? Услужи мне, дядя Бес. Раз уж ты не хочешь выступить на турнире, побудь моим чашником.
– Почту за честь.
– Никакая это не честь! – взвизгнул Джоффри. – Подними мою чашу с пола. – Тирион повиновался, но стоило ему взяться за ручку, Джофф пинком выбил у него чашу. – Подними. Я сказал! Или ты столь же неуклюж, как и безобразен? – Тириону пришлось залезть под стол, чтобы отыскать сосуд. – А теперь наполни ее вином! – Тирион взял кувшин у служанки и налил чашу на три четверти. – Нет, карлик, не так: на колени! – Тирион опустился на колени и поднял чашу над головой, опасаясь, как бы его не окатили снова. Но Джоффри взял чашу одной рукой, отпил из нее и поставил ее на стол. – Можешь встать, дядя.
Ноги у Тириона затекли, и он ухватился за стул. Сир Гарлан подал ему руку. Джоффри засмеялся, Серсея тоже, а за ними и другие. Тирион не видел кто, но слышал их.
– Ваше величество, – с невозмутимым спокойствием промолвил лорд Тайвин, – несут пирог. Нам понадобится ваш меч.
– Пирог? – Джоффри взял свою королеву за руку. – Пойдемте, миледи, пирог.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:45 | Сообщение # 63 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
Гости, поднявшись с мест, кричали, хлопали в ладоши и сдвигали вместе винные чаши. Огромный пирог неспешно плыл через зал – его везли на тележке с полдюжины сияющих поваров. Он имел два ярда в поперечнике, и под его золотисто коричневой корочкой слышались крики и трепетание.
Тирион снова взобрался на стул. Теперь недостает только, чтобы голубь на него нагадил – и его день будет завершен. Вино промочило его до нитки. Хорошо бы переодеться, но из зала до провожания выходить никому не разрешалось – а до этого, по его прикидке, оставалось еще двадцать или тридцать блюд.
Король с королевой сошли с помоста навстречу пирогу. Джофф достал свой меч, но Маргери удержала его.
– Вдовий Плач создан не для того, чтобы резать им пироги.
– И то верно, – согласился Джоффри и крикнул: – Сир Илин, ваш меч!
Сир Илин Пейн появился из полумрака в дальней части зала. Призрак на пиру, подумал Тирион, глядя, как тот шагает через зал, тощий и мрачный. По молодости лет Тирион не успел познакомиться с сиром Илином до того, как рыцарь лишился языка. Возможно, в те дни он был другим человеком, но теперь молчание так же пристало ему, как впалые глаза, ржавая кольчуга и огромный меч за спиной.
Сир Илин, склонившись перед королем и королевой, обнажил шесть футов серебристой, покрытой рунами стали. Затем опустился на колени и подал меч Джоффри рукоятью вперед. Два рубиновых глаза мигнули на рукояти из драконова стекла в виде оскаленного черепа.
Санса шевельнулась на сиденье.
– Что это за меч?
Глаза у Тириона все еще щипало от вина. Он сморгнул. Меч сира Илина длиной и шириной не уступал Льду, но блестел слишком уж ярко. Валирийская сталь всегда подернута дымом, ибо душа ее темна. Санса сжала его локоть.
– Что сделал сир Илин с мечом моего отца?
Надо мне было отослать Лед Роббу Старку, подумал Тирион. Он взглянул на отца, но лорд Тайвин смотрел на короля.
Джоффри и Маргери вместе подняли меч и вместе его опустили. Пирог раскрылся, и голуби вырвались из него в вихре белых перьев. Трепеща крыльями, птицы рассаживались на окнах и стропилах. Гости восторженно взревели, музыканты на галерее заиграли веселый мотив. Джофф, обняв жену, закружился с ней в танце.
Слуга поставил перед Тирионом ломоть горячего пирога, полив его лимонным кремом. Этот пирог в самом деле был начинен голубями, но Тириона они привлекали не более живых, порхающих по залу. Санса тоже не стала есть.
– Вы смертельно бледны, миледи, – сказал ей Тирион. – Вам нужен свежий воздух, а мне свежий дублет. – Он встал и предложил ей руку. – Пойдемте.
Но Джофф догнал их, не успели они удалиться.
– Куда это ты, дядя? Ты мой виночерпий, помнишь?
– Мне нужно переодеться, с позволения вашего величества.
– По мне, ты и так хорош. Налей мне вина.
Королевская чаша стояла на столе, где Джоффри ее оставил. Тириону пришлось снова вскарабкаться на стул, чтобы достать до нее. Джофф выхватил у него чашу и стал пить, работая горлом. Пурпурное вино струилось у него по подбородку.
– Милорд, вернемся на свои места, – сказала ему Маргери. – Лорд Баклер хочет произнести тост.
– Мой дядя не притронулся к своему пирогу. – Джофф, держа чашу одной рукой, уперся другой в тарелку Тириона. – Это дурная примета – не отведать пирога на свадьбе, – заявил он, набив рот горячей начинкой. – Смотри, как вкусно. – Он закашлялся и запихнул себе в рот еще кусок. – Суховат, правда, – надо его смочить. – Джофф хлебнул вина и закашлялся снова, уже сильнее. – Я хочу посмотреть, кхе кхе, как ты прокатишься на свинье, дядя. Я хочу... – и кашель совсем его одолел.
– Ваше величество? – забеспокоилась Маргери.
– Это пирог, кхе кхе... пирог. – Джофф попытался опять глотнуть из чаши, но вино вылилось обратно, и он скрючился пополам в припадке кашля. Его лицо налилось кровью, чаша выпала, и темно красное вино оросило помост.
– Он подавился! – ахнула Маргери.
– Да помогите же бедному мальчику, олухи! – вскричала ее бабка голосом, неожиданно громовым для столь маленького роста. – Чего стали, рты разиня? Помогите вашему королю!
Сир Гарлан, отпихнув Тириона, принялся колотить Джоффри по спине. Сир Осмунд Кеттлблэк распорол королю воротник. Из горла мальчика шел ужасный тонкий звук, как у человека, который пытается всосать реку через соломинку. Потом он прервался, и это было еще страшнее.
– Переверните его! – непонятно кому орал Мейс Тирелл. – Переверните вниз головой и потрясите!
– Воды, дайте ему воды! – вопил кто то другой. Верховный септон громко молился, Пицель кричал, чтобы ему помогли дойти до его покоев – взять лекарство. Джоффри царапал горло, оставляя на коже кровавые следы. Мускулы у него на шее точно окаменели. Принц Томмен плакал навзрыд.
Он умирает, понял Тирион, чувствуя странное спокойствие среди бушующего вокруг хаоса. Джоффа лупили по спине, но его лицо становилось все темнее. Собаки лаяли, дети заливались плачем, мужчины выкрикивали бесполезные советы. Половина гостей вскочила на ноги, толкаясь, чтобы лучше видеть, другая половина хлынула к дверям, торопясь убраться прочь.
Сир Меррин, разжав королю зубы, просунул ему в горло ложку, и Джоффри встретился глазами с Тирионом, у него глаза Джейме – но Джейме Тирион никогда не видел таким напуганным. Мальчишке всего тринадцать лет... Джоффри издал хрип, пытаясь сказать что то. Его глаза выкатились, белые от ужаса, и он протянул руку к дяде. Что это он – просит прощения или думает, что я его спасу?
– Не ет, – взвыла Серсея. – Помогите же кто нибудь, сын мой, сын мой...
Тирион невольно подумал о Роббе Старке. В свете последних событий их с Сансой свадьба – еще полбеды. Он хотел посмотреть, как все это действует на нее, но не нашел ее в общей суматохе. Взгляд его упал на свадебную чашу, лежащую на полу. Он поднял ее. На дне еще осталось с полдюйма красной жидкости. Тирион подумал немного и выплеснул ее на пол.
Маргери рыдала в объятиях своей бабушки, твердившей ей:
– Крепись, крепись. – Почти все музыканты разбежались, но один флейтист на галерее продолжал дудеть похоронный мотив. Гости валили наружу через заднюю дверь, давя друг друга. Золотые плащи сира Аддама тщетно пытались восстановить порядок. Люди, белые от страха, рыдали, спотыкались и блевали. «Мне, пожалуй, тоже лучше удалиться», – с запозданием подумал Тирион.
Вопль Серсеи сказал ему о том, что все кончено.
Надо уходить, и поживее, снова подумал он, но вместо этого направился к ней.
Сестра сидела в луже вина, прижимая к себе мертвого сына, в разорванном, испачканном платье, белая как мел. Тощая черная собака, подкравшись к ней, обнюхивала Джоффри.
– Мальчик умер, Серсея, – сказал лорд Тайвин, опустив руку в перчатке на плечо дочери. Один из его гвардейцев отогнал собаку. – Отпусти его. – Но она не слушала. Понадобилось двое королевских гвардейцев, чтобы разжать ее руки, и тело короля Джоффри Баратеона безжизненно соскользнуло на пол.
Верховный септон преклонил колени рядом с ним.
– Отец наш Всевышний, рассуди нашего доброго короля Джоффри по справедливости, – начал он заупокойную молитву. Слышались рыдания Маргери и голос ее матери леди Алерии:
– Он подавился, дорогая, подавился пирогом. Ты здесь ни при чем, мы все это видели.
– Нет, он не подавился. – Голос Серсеи резал, как меч сира Илина. – Моего сына отравили. Королевские гвардейцы, исполняйте свой долг, – приказала она беспомощно стоящим вокруг белым рыцарям.
– Миледи? – растерянно произнес сир Лорас Тирелл.
– Возьмите под стражу моего брата. Это он сделал, карлик. Он и его жена. Они убили моего сына, вашего короля. Взять их! Взять их обоих!
САНСА
Далеко в городе зазвонил колокол. Санса чувствовала себя как во сне.
– Джоффри умер, – сказала она деревьям. Может быть, теперь она проснется?
Он был еще жив, когда она уходила из зала, – но он стоял на коленях и царапал себе горло, не в силах дохнуть. Смотреть на это было страшно, и она с плачем пустилась бежать. Леди Танда выбежала вместе с ней, сказав:
– У вас доброе сердце, миледи. Не каждая женщина станет оплакивать мужчину, который отверг ее и выдал за карлика.
Доброе сердце. У меня доброе сердце. Безумный смех подступил ей к горлу, и Санса с трудом подавила его. Колокола звонили медленно. Скорбно, как прежде по королю Роберту. Джоффри умер, он мертв, он мертв. Отчего же она плачет вместо того, чтобы плясать? Быть может, это слезы радости?
Свою одежду она нашла там же, где спрятала ее прошлой ночью. Без помощи служанок ей пришлось расшнуровывать свой корсаж дольше обычного. Руки у нее сделались странно неловкими, хотя боялась она меньше, чем представлялось ей в воображении. «Боги поступили жестоко, взяв его таким юным и прекрасным, на его собственном свадебном пиру», – сказала ей леди Танда.
Нет – боги справедливы. Робб тоже погиб на свадебном пиру, и сейчас она плакала о нем. О нем и о Маргери. Бедная Маргери, дважды побывавшая замужем и дважды овдовевшая. Санса выпростала руку из рукава и спустила с плеч платье. Она сняла его, свернула и затолкала в дупло дуба, где у нее был тайник. Сир Донтос велел ей одеться потеплее – и в темное. Черного у нее не было ничего, и Санса выбрала платье из плотной бурой шерсти. По лифу оно было расшито пресноводным жемчугом, но плащ скроет вышивку – темно зеленый, с большим капюшоном. Санса переоделась, но капюшон пока не стала опускать. Для побега она припрятала и башмаки, простые и прочные, с квадратными носами. Боги услышали ее молитву. Санса по прежнему двигалась как во сне, и собственная кожа казалась ей фарфоровой, костяной, стальной. Руки не слушались ее, как будто она никогда прежде не распускала волосы. Санса пожалела даже, что с ней нет Шаи – та помогла бы ей с сеткой.
Наконец Санса сняла ее, и волосы рассыпались по плечам и спине. Серебряная сетка мерцала при луне, и камни в ней казались черными. Черные асшайские аметисты. Одного из них недоставало, и на серебряной выемке, откуда он выпал, осталось темное пятнышко.
Внезапный ужас охватил ее, сердце заколотилось о ребра, дыхание перехватило. Отчего ей так страшно? Ведь это только аметист, черный аметист из Асша, больше ничего. Он, должно быть, сидел неплотно. Вот и вывалился. Теперь он лежит где нибудь в тронном зале или во дворе, если только...
Сир Донтон сказал, что эта сетка волшебная и поможет ей вернуться домой. Сказал, чтобы она непременно надела ее на свадебный пир. Ее серебряные нити туго обвивали руку Сансы, и большой палец рассеянно поглаживал ямку на месте камня. Санса не хотела этого делать, но пальцы словно не принадлежали ей. Большой палец тянуло к ямке, как тянет язык к дыре на месте недостающего зуба. В чем оно, это волшебство? Умер король, жестокий король, который тысячу лет назад был ее прекрасным принцем. Если Донтос солгал о сетке, то, быть может, он лгал и обо всем остальном. Что, если он никогда не придет? Что, если нет ни корабля в заливе, ни лодки на реке? Что будет с ней тогда?
Но тут зашуршали листья, и Санса затолкала сетку в карман плаща.
– Кто там? – окликнула она. В богороще было темно, и колокола провожали Джоффа в гроб.
– Это я. – Он вышел из за деревьев, покачиваясь во хмелю, как всегда, и уцепился за ее руку, чтобы не упасть. – Я пришел, дорогая Джонквиль. Не бойтесь, ваш Флориан с вами.
Санса отстранилась от него.
– Вы сказали, что я должна надеть сетку для волос. Серебряную сетку с драгоценными камнями, не так ли?
– Да. С черными асшайскими аметистами, миледи.
– Но это не аметисты. Ведь так? Вы мне лгали.
– Нет, – упорствовал он. – Черные аметисты. Они волшебные.
– Волшебные, потому что могут убивать?
– Тише, миледи. Никто никого не убил. Он подавился пирогом с голубями. Славным вкусным пирогом. Серебро и камни, ничего больше – серебро, камни и волшебство.
Колокола звонили, и ветер издавал такие же звуки, как он, когда пытался глотнуть воздуха.
– Это вы его отравили. Вы взяли камень у меня из волос...
– Тише! Вы погубите нас обоих. Я ничего не делал. Пойдемте, нам надо уходить, вас уже ищут. Ваш муж взят под стражу.
– Тирион... – ужаснулась она.
– Ну да – разве у вас есть другой муж? Она думает, что это сделал Бес. – Донтос потянул Сансу за собой. – Сюда, быстрее – и ничего не бойтесь.
Санса последовала за ним, не сопротивляясь. «Терпеть не могу женских слез», – сказал как то Джофф, но теперь слезы льет только одна женщина: его мать. Грамкины в сказках старой Нэн умели делать волшебные вещи, помогающие сбыться желаниям. Желала ли она его смерти? Но ведь она слишком большая, чтобы верить в грамкинов. Это Тирион его отравил. Она знала, как карлик, ее муж, ненавидел своего племянника. Неужели он правда его убил? Знал ли он что то об аметистах в ее сетке для волос? Он наливал Джоффу вино. Может ли человек подавиться, если бросить ему в вино аметист. Если это сделал Тирион, меня тоже обвинят, со страхом поняла она. Как же иначе? Они муж и жена, а Джофф казнил ее отца и насмехался над тем, как погиб ее брат. Одна плоть, одно сердце, одна душа.
– Тихо теперь, дорогая, – сказал Донтос. – За пределами богорощи мы должны двигаться совершенно бесшумно. Спрячьте лицо под капюшоном. – Санса повиновалась.
Он был так пьян, что ей порой приходилось поддерживать его, чтобы он не упал. К погребальному звону присоединялось все больше колоколов. Санса шла за Донтосом, низко опустив голову и стараясь держаться в тени. Спускаясь по наружной лестнице, он бухнулся на колени. И его вырвало. Бедный мой Флориан. Он велел ей одеться в темное, но сам надел под плащ свой старый рыцарский камзол в красные и розовые поперечные полосы под черной перевязью с тремя золотыми коронами – эмблемой дома Холлардов.
– Зачем вы так оделись? Джофф объявил, что вы умрете, если снова наденете одежду рыцаря... – И Санса осеклась, вспомнив, что теперь все, что бы Джофф ни говорил, утратило силу.
– Я решил, что буду рыцарем – по крайней мере в этом. – Донтос поднялся, держась за ее руку. – Идите тихо и ни о чем не спрашивайте.
Они спустились по лестнице и перешли углубленный дворик. Сир Донтос открыл тяжелую дверь, зажег коптилку, и они оказались в длинной галерее. Вдоль стен стояли пустые доспехи, темные и пыльные, с чешуей на шлемах и спинах. Чешуя мерцала при свете коптилки, и Сансе подумалось, что полые рыцари превращаются в драконов.
Еще одна лестница привела их к дубовой, усаженной железом двери.
– Мужайтесь, моя Джонквиль, – мы почти у цели. – Донтос отпер засов, и в лицо Сансе дохнул прохладный бриз. Пройдя через стену двенадцатифутовой толщины, она выбралась из замка и очутилась на вершине утеса. Под ней была черная река, над ней – черное небо.
– Нам надо спуститься вниз, – сказал сир Донтос. – Там ждет человек, который отвезет нас на корабль.
– Нет. Я упаду. – Бран тоже упал, а он хорошо умел лазать.
– Не упадете. Тут в скале вырублена потайная лестница. Вот, попробуйте сами, миледи. – Он опустился на колени вместе с ней и заставил ее перегнуться за край обрыва. Ее пальцы нащупали впадину в камне. – Видите, какие широкие ступеньки.
Да, но спускаться так далеко...
– Я не могу.
– Вы должны.
– Разве нет другого пути?
– Это единственный, и он совсем не труден для такой молодой и сильной девушки. Держитесь покрепче, не смотрите вниз – и вы мигом спуститесь. – Глаза Донтоса блестели при свете плошки. – Это мне следует бояться – вашему старому, толстому, пьяному Флориану. Я и с коня падал, помните? Так мы с вами и познакомились. Я напился, упал с коня, и Джоффри приказал отрубить мою глупую голову, но вы меня спасли. Вы спасли меня, дорогая.
Да он плачет, поразилась Санса.
– А теперь вы меня спасли.
– Только если вы спуститесь. В противном случае выйдет, что я убил нас обоих.
Это он, подумала Санса. Он убил Джоффри. Надо решаться – и ради него, и ради себя.
– Ступайте первым, сир. – Если он упадет, то хотя бы не ей на голову.
– Как прикажете, миледи. – Он чмокнул ее и свесил ноги через край, нащупывая ступеньку. – Дайте мне немного спуститься, а потом ступайте следом. Вы ведь пойдете? Поклянитесь.
– Пойду, – пообещала она.
Сир Донтос исчез в пропасти и, пыхтя, полез вниз. Санса прислушивалась к колокольному звону. Насчитав десять ударов, она тоже свесила ноги в обрыв и нашарила ступеньку. Стены замка нависали над ней, и ей вдруг очень захотелось назад, в свои теплые покои. Мужайся, сказала она себе. Будь храброй, как леди из песни.
Она не смела взглянуть вниз и смотрела на скалу перед собой, осторожно нащупывая каждую ступеньку. Иногда ее пальцы скользили по шероховатому холодному камню, и опоры для рук были расположены не так равномерно, как ей бы хотелось. Колокола звонили не переставая. На полдороги ее руки стали дрожать, и она поняла, что сейчас упадет. Еще одна ступенька, твердила она себе, еще одна. Надо двигаться. Если она остановится, то уже не сдвинется с места, и рассвет застанет ее на этой скале, оцепеневшую от страха. Еще одна ступенька, еще одна.
Ровная земля застала ее врасплох, и она все таки упала. Когда она перевернулась на спину и посмотрела на проделанный ею путь, голова у нее закружилась, и она зарылась пальцами в грязь. Я сделала это. Сделала. Я не расшиблась и сейчас поплыву домой.
Сир Донтос поднял ее на ноги.
– Сюда. Только тихо, тихо. – Он держался в густой, черной тени под утесами. К счастью, идти было недалеко. В пятидесяти ярдах вниз по реке за остовом сгоревшей галеи их ждала маленькая лодка, и в ней сидел человек.
– Освелл! – тяжело ковыляя к нему, окликнул Донтос.
– Никаких имен, – отозвался человек. – Садитесь в лодку. – Сам он, согнувшись, сидел на веслах – высокий старик с длинными белыми волосами и большим крючковатым носом. Глаза его затенял капюшон. – Забирайтесь, да поживее. Надо отчаливать.
Когда оба благополучно забрались на борт, старик налег на весла, и лодку подхватило течением. Колокола продолжали звонить, и темная река принадлежала им троим.
Гребец медленно, но ровно вел лодку вниз по течению, над затонувшими галеями, мимо сломанных мачт, сгоревших бортов и рваных парусов. Надежно смазанные уключины не скрипели, и лодка скользила бесшумно. Над водой поднимался туман. Санса смутно различила очертания одной из заградительных башен Беса, но огромная цепь была опущена, и она благополучно проплыли там, где сгорело около тысячи человек. Берег отошел прочь, и туман стал гуще, а колокольный звон – глуше. Вскоре и огни остались позади. Они вышли в Черноводный залив, и в мире не осталось ничего, кроме темной воды, тумана и лодки.
– Далеко ли еще? – спросила Санса.
– Не разговаривайте. – Старик был сильнее, чем казался с виду, и голос его звучал свирепо. В его лице Сансе мерещилось что то знакомое, хотя она не могла сказать что.
– Нет, недалеко. – Сир Донтос взял ее руку в свои, тихонько ее поглаживая. – Ваш друг близко и ждет вас.
– Сказано – не разговаривать! – проворчал гребец. – Звук над водой далеко разносится, сир дурак.
Испуганная Санса умолкла, предоставив ему грести в тишине.
Восток уже начал светлеть, когда она различила наконец впереди призрачную фигуру торговой галеи со свернутыми парусами, медленно идущей по воде на одном ряду весел. Вскоре Санса разглядела и статую у нее на носу – водяного в золотой короне, дующего в большую раковину. Послышался чей то крик, галея медленно развернулась. И с ее борта опустили веревочную лестницу. Гребец убрал весла и помог Сансе встать.
– Полезай, девочка, я подержу лестницу. – Санса поблагодарила его, но он только буркнул что то в ответ. Лезть по веревочной лестнице было куда легче, чем спускаться с утеса. Старый Освелл поднимался следом за ней, сир Донтос остался в лодке.
Двое матросов помогли Сансе выбраться на палубу. Она дрожала.
– Ей холодно, – сказал кто то, снял свой плащ и накинул ей на плечи. – Так лучше, миледи? Успокойтесь, худшее уже позади.
Она узнала этот голос и подумала: но ведь он же в Долине. Рядом с ним стоял, держа факел, сир Лотор Брюн.
– Лорд Петир, – крикнул из лодки Донтос. – Я должен ехать назад, пока меня не хватились.
– Но сначала ты получишь свою награду, – сказал Петир Бейлиш. – Десять тысяч драконов, не так ли?
– Десять тысяч, – подтвердил Донтос. – Как вы обещали, милорд.
– Сир Лотор, позаботьтесь о награде.
Лотор Брюн опустил факел вниз, и трое человек у борта разом выстрелили из арбалетов. Одна стрела попала Донтосу в грудь, пробив левую корону на его камзоле, две другие вонзились в горло и живот. Все произошло так быстро, что ни он, ни Санса не успели даже вскрикнуть. Лотор Брюн швырнул факел на мертвое тело, и лодка запылала, а галея отошла прочь.
– Вы убили его! – Санса перегнулась через борт, и ее вырвало. Неужели она, убежав от Ланнистеров, попала в еще худшую переделку?
– Миледи, – тихо молвил Мизинец, – этот человек недостоин ваших сожалений. Горький пьяница не может быть ничьим другом.
– Но он спас меня!
– Он вас продал за десять тысяч драконов. Ваше исчезновение навлечет на вас подозрение в смерти Джоффри. Золотые плащи пустятся на розыски, и евнух начнет бренчать кошельком. Донтос же... вы сами слышали. Он уже продал вас однажды, а когда пропьет свое золото, продаст еще раз. Туго набитый кошель может обеспечить молчание на какое то время, но хорошо направленная стрела обеспечивает его навеки. Все, что он делал, делалось по моему указанию, – с грустной улыбкой добавил Мизинец. – Я не смел открыто выказывать вам свою дружбу. Услыхав, как вы спасли ему жизнь на турнире Джоффа, я решил, что лучшего орудия мне не найти.
Сансу мутило.
– Он называл себя моим Флорианом.
– Не помните ли вы, случайно, что я сказал вам в тот день, когда ваш отец сидел на Железном Троне?
Сансе живо вспомнилось это мгновение.
– Вы сказали, что жизнь – это не песня и что когда нибудь, на свою беду, я это пойму. – На глаза ей навернулись слезы, хотя она сама не знала, кого оплакивает – Донтоса Холларда, Джоффа, Тириона или себя. – Неужели все в мире – ложь, всегда и повсюду?
– Все люди лгут – кроме нас с вами, конечно, – улыбнулся он. – «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой».
– Так эту записку написали вы?
– Мне поневоле пришлось выбрать богорощу. Это единственное место в Красном Замке, не посещаемое евнуховыми пташками... или крысками, как называю их я. Вместо стен там деревья, вместо потолка – небо, вместо пола – земля и корни. Крысам там негде укрыться – а крысы непременно должны прятаться, иначе люди их убьют. – Лорд Петир взял Сансу за руку. – Позвольте мне проводить вас в вашу каюту. Позади у вас долгий и мучительный день, и вы, должно быть, очень устали.
Лодка за кормой превратилась в струйку дыма, почти незаметную в безбрежном рассветном море. Назад пути не было – только вперед.
– Да, очень, – призналась Санса.
Провожая ее вниз, он попросил:
– Расскажите мне про этот пир. Каких трудов он стоил королеве! Певцы, жонглеры, ученый медведь... а как вашему лорду мужу понравились мои маленькие рыцари?
– Ваши?
– Мне пришлось посылать за ними в Браавос и прятать их в одном из публичных домов до самой свадьбы. Расходы огромные, а хлопот еще больше. Карлика спрятать на удивление трудно, а уж с Джоффри... короля можно привести к воде, но с Джоффом нужно возиться очень долго, прежде чем он сообразит напиться. Когда я рассказал ему о своей маленькой выдумке, его величество изрек: «Зачем мне нужны эти гадкие карлики на пиру? Ненавижу карликов». Пришлось прошептать ему на ухо: «Вашему дяде они будут еще ненавистнее».
Палуба качнулась под ногами у Сансы, и ей показалось, будто весь мир заколебался.
– Они думают, что Джоффри отравил Тирион. Сир Донтос сказал, что его взяли под стражу.
– Вдовий чепец вам будет к лицу, Санса, – улыбнулся Мизинец.
От этих слов у нее свело внутренности. Зато ей больше не придется делить постель с Тирионом. Ей всегда этого хотелось... разве нет?
Каюта была низенькой и тесной, но узкую койку застелили периной, а сверху – пушистым мехом.
– Тесновато, конечно, но довольно удобно. Здесь вы найдете одежду, – Мизинец указал на кедровый сундук под круглым окошком, – а также белье, теплые чулки и плащ. Все, увы, из шерсти и холста и вряд ли приличествует столь прекрасной деве, зато вам будет сухо и тепло, пока мы не подыщем что нибудь более достойное вас.
Он все это приготовил заранее.
– Милорд. Я не понимаю... Джоффри отдал вам Харренхолл, сделал вас верховным лордом Трезубца... почему же...
– Почему я желал его смерти? – Мизинец пожал плечами. – Никакой причины к тому я не имел. К тому же для всех я сейчас за тысячу лиг отсюда, в Долине. Врагов всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше. Порой лучший способ сбить их с толку – это предпринять нечто бесцельное или даже как будто вредное для вас. Вспомните об этом, Санса, когда сами вступите в игру.
– Игру? Какую игру?
– Единственную, в которую стоит играть – в игру престолов. – Он поправил прядку ее волос. – Вы достаточно взрослая, чтобы понимать, что мы с вашей матерью были не просто друзьями. В свое время я хотел в мире только одного: Кет. Я осмеливался мечтать о том, как мы будем жить вместе, и о детях, которых она мне подарит... но она была дочерью Риверрана и Хостера Талли. Род, Долг, Честь – все это означало, Санса, что руки ее мне не видать. Однако она дала мне нечто большее – то, что женщина способна дать лишь однажды. Мог ли я отвернуться от ее дочери? В лучшем мире вы родились бы от меня, а не от Эддарда Старка. И у меня была бы преданная, любящая дочь... Выбросьте их всех из головы, дорогая, – Джоффри, Донтоса и Тириона. Больше они вас не потревожат. Теперь вы в безопасности – это главное. Я с вами, и вы плывете домой.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:46 | Сообщение # 64 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
Король умер, сказали ему, не зная, что Джоффри был для него не только королем, но и сыном.
– Бес вскрыл ему горло кинжалом, – поведал бродячий торговец в гостинице, где они провели ночь, – наполнил его кровью золотую чашу и выпил. – Он, как и все прочие, не узнал бородатого однорукого рыцаря со шляпой на щите и потому говорил то, что в противном случае оставил бы при себе.
– Короля отравили, – возразил ему хозяин гостиницы. – У него все лицо почернело, что твоя слива.
– Да рассудит его Отец по справедливости, – пробормотал странствующий септон.
– Жена карлика тоже руку приложила, – заявил лучник, носящий цвета лорда Рована. – После убийства она исчезла, оставив после себя серый смрад, а в замке видели призрачного лютоволка с окровавленной пастью.
Джейме все это время сидел молча, зажав в единственной руке забытый рог с элем. Джоффри. Моя кровь. Мой первенец. Мой сын. Он пытался вспомнить лицо мальчика, но оно постоянно сменялось чертами Серсеи. Сейчас она в горе, волосы у нее растрепаны, глаза покраснели от слез, и губы дрожат. Она заплачет сызнова, когда увидит меня, но потом переборет слезы. Сестра его плакала редко и в основном наедине с ним – другим она свою слабость показывать не любила и лишь брату близнецу могла открыть свою боль. Она будет искать в нем утешения – и мести.
На другой день они, по настоянию Джейме, ехали быстрее обычного. Его сын умер, и сестра нуждалась в нем.
Увидев в ранних сумерках городские башни, Джейме подъехал к Уолтону и Нейджу, который вез мирное знамя.
– Что это за вонь? – спросил его северянин.
Это запах смерти, подумал Джейме, но вслух сказал:
– Дым, пот и дерьмо – одним словом, Королевская Гавань. С хорошим чутьем можно унюхать также измену. Ты никогда прежде не бывал в больших городах?
– Бывал в Белой Гавани, но она так не смердела.
– Белая Гавань по сравнению с Королевской – все равно что мой брат Тирион рядом с Григором Клиганом.
Нейдж, въехав на пригорок, развернул по ветру семихвостое радужное знамя с блестящей семиконечной звездой на древке. Скоро Джейме увидит Серсею, и Тириона, и отца. Неужели брат в самом деле убил мальчика? Джейме в это не верил.
Он был странно спокоен – а ведь мужчины, по всем меркам, должны терять рассудок от горя, когда их дети умирают. Они рвут на себе волосы, богохульствуют и клянутся отомстить. Почему же он почти ничего не чувствует? Не потому ли, что мальчик жил и умер с уверенностью, что его родитель – Роберт Баратеон?
Джейме присутствовал при его родах, это правда, но сделал он это скорее ради сестры, нежели ради ребенка. И на руки его он не брал. «На что это будет похоже? – сказала ему Серсея, когда женщины наконец вышли, оставив их одних. – Довольно и того, что Джофф похож на тебя как две капли воды, незачем тебе еще и нянчить его». Джейме сдался почти без борьбы. Этот маленький красный крикун предъявлял слишком много прав на время Серсеи, ее любовь и ее грудь. Джейме охотно уступил его Роберту.
А теперь он умер. Джейме представлял себе Джоффа холодным и застывшим, с черным от яда лицом, но по прежнему ничего не чувствовал. Возможно, он в самом деле чудовище, как они говорят. Если бы сам Отец Всевышний предложил вернуть ему либо сына, либо руку, Джейме не поколебался бы в выборе. В конце концов, у него есть еще один сын. И он может зачать десяток новых. Если Серсея захочет еще ребенка, он даст его ей – и на этот раз признает свое отцовство, а те, кому это не по нутру, пусть отправляются к Иным. Роберт гниет в могиле, и ему, Джейме, опостылела ложь.
Он повернул коня и поскакал назад, к Бриенне. Одни боги знают, зачем – менее компанейского создания он в жизни еще не встречал. Женщина ехала в самом хвосте, отклонившись на несколько футов в сторону, как бы показывая, что она к ним не принадлежит. В дороге ее кое как переодели, отыскивая там и сям рубаху, камзол, пару штанов, плащ с капюшоном и даже старый железный панцирь. В мужской одежде ей стало удобнее, но красоты у нее от этого не прибавилось. И счастья тоже. Едва отъехав от Харренхолла, она вновь обрела свое ослиное упрямство. «Я хочу вернуть назад мои доспехи и оружие», – твердила она. «Я ничего так не желаю, как снова одеть тебя в сталь, – отвечал ей Джейме. – Особенно желателен шлем. Ты осчастливишь нас всех, если будешь ехать молча и с опущенным забралом».
Бриенна действительно умолкла, но это угрюмое молчание вскоре стало раздражать Джейме не меньше, чем бесконечные попытки Квиберна подольститься к нему. Да помогут ему боги – вот уж не думал он, что будет скучать по Клеосу Фрею. Надо было оставить женщину медведю, и дело с концом.
– Королевская Гавань, – объявил он, подъехав к ней. – Наше путешествие окончено, миледи. Вы сдержали свою клятву и доставили меня на место – не совсем, правда, в целости.
– Это лишь половина моей клятвы, – безучастно ответила Бриенна. – Я обещала леди Кейтилин привезти ей ее дочерей – или по крайней мере одну Сансу. А теперь...
Она никогда не встречалась с Роббом Старком, но горюет по нему больше, чем Джейме по Джоффу. Или, может быть, не по нем, а по леди Кейтилин. Эту новость они узнали в Бриндлвуде от краснолицего и толстого, как бочка, рыцаря по имени сир Бертрам Бисбери – его герб представлял собой три пчелиных улья на поле в черную и желтую полоску. Этот Бисбери сказал им, что вчера через Бриндлвуд проехал отряд лорда Пайпера, направляясь в Королевскую Гавань под собственным мирным знаменем. «Теперь, когда Молодого Волка не стало, Пайпер не видит больше смысла продолжать войну. Его сына удерживают пленником в Близнецах». Бриенна только рот разинула, как подавившаяся жвачкой корова – пришлось Джейме самому расспрашивать рыцаря о подробностях Красной Свадьбы.
«У каждого лорда есть непокорные знаменосцы, завидующие его положению, – сказал он ей потом. – У моего отца были Рейны и Тарбеки, у Тиреллов – Флоренты, у Хостера Талли – Уолдер Фрей. Таких только силой можно удержать на своем месте. Стоит им почуять слабость... Болтоны в Век Героев сдирали со Старков кожу себе на плащи». Вид у женщины был такой несчастный, что Джейме поймал себя на желании утешить ее.
С того дня Бриенна стала какой то полумертвой, и даже обращение «женщина» не вызывало у нее никакого отклика. Сила ушла из нее – из той, которая сбросила валун на Робина Ригера, сражалась с медведем турнирным мечом, откусила ухо Варго Хоуту и загоняла Джейме до изнеможения.
– Если хочешь, я поговорю с отцом о твоем возвращении на Тарт, – сказал Джейме. – Если же ты предпочтешь остаться, я, быть может, найду тебе какое нибудь место при дворе.
– Место фрейлины при королеве? – тусклым голосом спросила она.
Джейме вспомнил ее в розовом атласном платье и попытался представить себе, что сказала бы его сестра о такой фрейлине.
– Скорее должность в городской страже...
– Я не желаю служить с клятвопреступниками и убийцами.
«Зачем же ты тогда опоясалась мечом?» – хотел сказать Джейме, но промолчал.
– Как скажешь, Бриенна, – сказал он и ускакал от нее.
Ворота Богов были открыты, но перед ними выстроилось дюжины две повозок, груженных бочками с сидром, яблоками, сеном и тыквами, громаднее которых Джейме еще не видывал. Их охраняли латники с эмблемами мелких лордов, наемники в кольчугах и вареной коже, а порой и просто румяные крестьяне с сыновьями, вооруженные самодельными, обожженными на огне копьями. Джейме улыбался им, проезжая мимо. Золотые плащи у ворот брали дань с каждого возницы.
– Это что же такое? – осведомился Железные Икры.
– По приказу королевского десницы и мастера над монетой они должны уплатить за право торговать в городских стенах.
Джейме оглянулся на длинную череду повозок и навьюченных лошадей.
– Стало быть, они стоят в очереди, чтобы уплатить?
– Тут можно хорошо заработать теперь, когда воевать перестали, – весело пояснил мельник с ближней повозки. – Город нынче держат Ланнистеры, и заправляет ими старый лорд Тайвин с Утеса. Говорят, он даже срет серебром.
– Золотом, – сухо поправил Джейме. – А Мизинец, полагаю, чеканит монету из его дерьма.
– Мастер над монетой теперь Бес, – сказал капитан ворот. – Вернее, был им, пока его не взяли за убийство короля. – Капитан подозрительно оглядел северных воинов. – А вы кто такие будете?
– Люди лорда Болтона. У нас дело к королевскому деснице.
Капитан взглянул на мирное знамя в руках Нейджа.
– Колено преклонить приехали? Вы не единственные. Ступайте прямо в замок, да чтоб без глупостей. – Он махнул им рукой, пропуская, и вернулся к повозкам.
Если Королевская Гавань и скорбела по своему юному королю, Джейме этого не заметил. На Хлебной улице нищенствующий брат в потертой рясе громко молился о душе Джоффри, но прохожие уделяли ему не больше внимания, чем хлопающей на ветру ставне. Повсюду, как обычно, толпился народ, золотые плащи в своих черных кольчугах, мальчишки, торгующие хлебцами и горячими пирожками. Шлюхи свешивались из окон в наполовину расшнурованных корсажах, по сточным канавам неслись бурные потоки. Пятеро мужчин вытаскивали из переулка дохлую лошадь, жонглер подкидывал в воздух ножи к восторгу пьяных тирелловских латников и ребятни.
Джейме, проезжая по знакомым улицам с двумя сотнями северян, лишенным цепи мейстером и страхолюдной женщиной, чувствовал, что ничьих взглядов не привлекает. Он сам не знал, забавляет это его или бесит.
– Они не узнают меня, – сказал он Уолтону на Сапожной площади.
– Вы изменились с виду, и герб у вас чужой – притом теперь у них появился новый Цареубийца.
В открытых воротах Красного Замка им загородили дорогу около дюжины золотых плащей с пиками, но Джейме узнал белого рыцаря, который ими командовал.
– Сир Меррин!
Обвисшие веки сира Меррина Транта широко раскрылись.
– Сир Джейме?
– Приятно, когда тебя помнят. Велите своим людям отойти.
Давно уже никто не повиновался ему с такой быстротой – Джейме успел позабыть, какое славное это чувство.
Во внешнем дворе они нашли еще двух королевских гвардейцев, которые при Джейме белых плащей не носили. Это похоже на Серсею – назначить его лордом командующим, а после выбирать его подчиненных, не посоветовавшись с ним.
– Я вижу, у меня появилось двое новых братьев, – спешившись, сказал он.
– Мы имели эту честь, сир. – Рыцарь Цветов блистал такой чистотой и роскошью в своей белой чешуе и шелку, что Джейме рядом с ним почувствовал себя оборванцем.
– Сир, – сказал он Меррину Транту, – вы плохо объяснили нашим новым братьям их обязанности.
– А каких обязанностях вы говорите? – опешил тот.
– Об охране жизни короля. Сколько монархов сменилось у вас с тех пор, как я покинул город? Двое, не так ли?
Тут сир Бейлон разглядел его обрубок.
– Ваша рука!
Джейме заставил себя улыбнуться.
– Теперь я дерусь левой – это затрудняет работу моим противникам. Где я могу найти моего лорда отца?
– Он в своей горнице вместе с лордом Тиреллом и принцем Оберином.
Мейс Тирелл и Красный Змей за одним столом? Все чуднее и чуднее.
– Королева тоже там?
– Нет, милорд, – ответил сир Бейлон, – она в септе, молится над телом короля...
– Вы?!
Все северяне сошли с коней, и Лорас Тирелл увидел Бриенну.
– Сир Лорас, – глупо отозвалась она, держась за уздечку. Лорас шагнул к ней.
– Почему? Скажите мне, почему? Он был добр к вам, он пожаловал вам радужный плащ. Зачем вы его убили?
– Я его не убивала. Я была готова умереть за него.
– Тогда умрите. – Лорас обнажил меч.
– Это не я.
– Эммон Нью перед смертью поклялся, что вы.
– Он стоял снаружи и не видел...
– В шатре не было никого, кроме вас и леди Старк. Не станете же вы уверять, что это старуха рассекла закаленную сталь?
– Там была тень! Я знаю, это может показаться безумным, но... я одевала Ренли в доспехи, а потом свечи погасли, и кровь залила все вокруг. Леди Кейтилин сказала, что это был Станнис... его тень. Я не виновата, клянусь честью...
– У вас нет чести. Достаньте свой меч. Пусть не говорят потом, что я убил безоружного воина.
Джейме стал между ними.
– Спрячьте ваш меч, сир.
Лорас обошел его.
– Значит, ты не только убийца, но и трусиха, Бриенна? Вот почему ты убежала с его кровью на руках? Обнажи свой меч, женщина!
– Для вас же лучше, чтобы она этого не делала. – Джейме снова заступил ему дорогу. – Иначе уносить придется ваш труп. Эта женщина сильна, как Григор Клиган, хотя и не столь красива.
– Не ваше дело, – сказал Лорас, отталкивая его.
Джейме схватил юношу левой рукой и развернул лицом к себе.
– Я твой лорд командующий, наглый ты щенок, и ты должен мне повиноваться, пока носишь этот белый плащ. Убери свой проклятый меч, не то я отберу его у тебя и засуну туда, где сам Ренли не сыщет.
Юный рыцарь на миг заколебался, и сир Бейлон Сванн успел вставить:
– Делай, как велит лорд командующий, Лорас. – Несколько золотых плащей тоже обнажили клинки, и люди из Дредфорта ответили тем же. «Замечательно, – подумал Джейме. – Стоит мне слезть с коня, как вокруг уже назревает бойня».
Сир Лорас Тирелл вдвинул меч обратно в ножны.
– Не так уж это и трудно, верно?
– Я хочу, чтобы ее взяли под стражу, – заявил Лорас. – Леди Бриенна, я обвиняю вас в убийстве лорда Ренли Баратеона.
– Коли уж на то пошло, – сказал Джейме, – чести у этой женщины побольше, чем до сих пор выказали вы. Возможно даже, что она говорит правду. Согласен, умной ее не назовешь, но даже мой конь придумал бы ложь получше, если допустить, что она лжет. Впрочем, если вы настаиваете... Сир Бейлон, отведите леди Бриенну в башню и держите там под стражей. Найдите также помещение для Уолтона Железные Икры и его людей, пока мой отец не выберет время, чтобы принять их.
– Слушаюсь, милорд.
Большие голубые глаза Бриенны взглянули на него с горькой обидой, когда сир Бейлон с дюжиной золотых плащей увел ее прочь. «Тебе бы следовало послать мне воздушный поцелуй, женщина», – подумал Джейме. Ну почему она понимает не так все, что бы он ни сделал? Эйерис. Все это идет от Эйериса. Джейме повернулся к женщине спиной и зашагал через двор.
У дверей королевской септы стоял еще один белый рыцарь, высокий, плечистый, с черной бородой и крючковатым носом.
– Ты куда это собрался? – с ехидной улыбкой осведомился он при виде Джейме.
– В септу. – Джейме указал на дверь обрубком руки. – Я хочу видеть королеву.
– Ее величество скорбит и такого, как ты, уж конечно, видеть не пожелает.
«Ошибаешься: я ее любовник и отец ее убитого сына».
– Кто ты, собственно, такой, седьмое пекло?
– Я рыцарь Королевской Гвардии и советую тебе вести себя уважительно, не то я тебе и другую руку оттяпаю, калека, – придется тебе тогда лакать свою овсянку по собачьи.
– А я брат королевы, сир.
Белый рыцарь счел это забавным.
– Стало быть, ты сбежал? А заодно и подрос, милорд?
– Другой ее брат, дубина. А заодно и твой лорд командующий. Отойди ка, не то пожалеешь.
«Дубина» на этот раз присмотрелся к нему получше.
– Сир Джейме... Виноват, милорд, – вытянулся он. – Я не признал вас. Честь имею быть сиром Осмундом Кеттлблэком.
Какая в этом честь, любопытно знать?
– Я хочу побыть наедине со своей сестрой. Позаботьтесь, чтобы в септу никто больше не входил, сир. Если нас кто то побеспокоит, головы вам не сносить.
– Так точно, сир. Как прикажете. – И сир Осмунд открыл перед Джейме дверь.
Серсея стояла на коленях перед алтарем Матери, Джоффри же покоился под изображением Неведомого, провожающего души умерших в иной мир. Тяжелый аромат благовоний висел в воздухе, и сто свечей пылало, посылая ввысь сто молений. Джоффу они наверняка понадобятся – все до одного.
Серсея оглянулась через плечо.
– Кто там? Джейме! – Она поднялась с полными слез глазами. – Это правда ты? – Но она не подошла к нему. Она никогда не подходила к нему первая – всегда ждала, чтобы он подошел. Она не откажет – но он должен попросить. – Ты должен был прийти раньше, – промолвила она, когда он обнял ее. – Почему ты не пришел и не спас его? Мой мальчик...
Наш мальчик.
– Я пришел, как только смог. – Джейме прервал объятие и отступил на шаг. – Идет война, сестра.
– Как ты исхудал. И твои волосы, твои золотые волосы...
– Волосы отрастут. – Он поднял руку, показывая ей культю. – А вот это – нет.
Ее глаза раскрылись.
– Старки...
– Нет. Это работа Варго Хоута.
Это имя ни о чем ей не говорило.
– Кто это?
– Козел, на краткий срок ставший Козлом Харренхоллским.
Серсея отвернулась к погребальному помосту Джоффри. Короля облачили в позолоченные доспехи, странно напоминающие такие же доспехи Джейме. Забрало шлема было опущено, но огни свечей мягко играли на позолоте, придавая мертвому мальчику блестящий, героический вид. Этот же свет зажигал рубины на траурном платье Серсеи. Неприбранные волосы падали ей на плечи.
– Он убил его, Джейме, как и грозился. «Когда нибудь, будучи весела и благополучна, ты ощутишь во рту вкус пепла и поймешь, что я уплатил свой долг» – так он сказал.
– Тирион так сказал? – Джейме не хотел в это верить. Убийство своих родичей еще более тяжкий грех в глазах богов и людей, чем цареубийство. Он ведь знал, что это мой сын. Я любил Тириона, был добр к нему. Только тот единственный раз... но об этом Бес не знает. Или знает? – Зачем ему было убивать Джоффа?
– Из за шлюхи. – Серсея крепко стиснула единственную руку Джейме в своих. – Он угрожал, что это сделает, и Джофф перед смертью указал на него как на своего убийцу. На это злобное маленькое чудовище, нашего брата. – Она поцеловала пальцы Джейме. – Ты казнишь его за это, правда? Ты отомстишь за нашего сына.
Джейме отстранился.
– Тирион по прежнему мой брат. – Он сунул обрубок руки ей в лицо, напоминая о своем увечье. – И я больше не гожусь для того, чтобы казнить кого то.
– Но вторая рука у тебя цела, не так ли? Я не прошу тебя победить на поединке Пса. Речь идет о карлике, сидящем в тюрьме. Стража не станет тебе препятствовать.
От этой мысли его замутило.
– Я должен более подробно узнать о том, как это случилось.
– Узнаешь, – пообещала Серсея. – Будет суд. Когда ты услышишь обо всем, что он сотворил, ты захочешь его смерти не меньше, чем я. – Она коснулась его щеки. – Без тебя я была как потерянная, Джейме. Я боялась, что Старки пришлют мне твою голову. Этого я бы не вынесла. – Она поцеловала его – легко, едва коснувшись его губ своими, но он, снова обняв ее, ощутил, как она дрожит. – Без тебя я не могу быть собой вполне.
В его ответном поцелуе не было нежности – только голод. Ее губы раскрылись, уступив его языку.
– Нет, – слабо сказала она, когда он прижался ртом к ее шее, – не здесь. Септоны...
– К Иным септонов. – Его поцелуи исторгли у нее стон. Тогда он посшибал свечи и уложил ее на алтарь Матери, задрав ее юбки и шелковую сорочку. Она слабо упиралась в его грудь кулаками, говоря что то о риске, об опасности, об отце, о септонах, о гневе богов. Он, не слушая ее, развязал свои бриджи и раздвинул ее обнаженные белые ноги. Сорвав с нее панталоны, он увидел, что у нее сейчас лунное кровотечение, но ему было все равно.
– Скорее, – шептала она теперь, – сделай это скорее, Джейме, Джейме, Джейме. – Ее руки направили его. – Да, милый мой брат, вот так, да, вот ты и дома, вот ты и дома. – Он целовала его ухо и гладила короткую щетину на его голове. Джейме потерялся в ее плоти. Он слышал, как стучат в такт их сердца, и скоро две влажные стихии – его семя и ее кровь – слились воедино.
– Теперь отпусти меня, – в тот же миг сказала Серсея, – если нас застанут в таком виде...
Он неохотно помог ей слезть с алтаря. На бледном мраморе осталась кровь. Джейме вытер ее рукавом и нагнулся поднять свечи, которые сшиб на пол. К счастью, при падении они все погасли. Если бы септа загорелась, он бы этого не заметил.
– Это было безумие. – Серсея оправила платье. – Когда отец в замке... Мы должны соблюдать осторожность, Джейме.
– Мне опостылела осторожность. У Таргариенов братья женились на сестрах, почему и нам так нельзя? Выходи за меня, Серсея. Стань перед всем королевством и скажи, что это меня ты хочешь в мужья. Мы устроим собственный свадебный пир и сделаем другого сына в замену Джоффри.
– Это не смешно, – отпрянув назад, сказала она.
– По твоему, я смеюсь?
– Ты оставил свой рассудок в Риверране? – Ее голос стал резким. – Ты прекрасно знаешь, что Томмен наследует трон от Роберта.
– Он унаследует Бобровый Утес – разве этого мало? Пусть на трон садится наш отец. Все, чего я хочу, – это ты. – Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Правую руку – старые привычки нелегко забыть.
Серсея отшатнулась от его поднятой культи.
– Нет... не говори так. Ты пугаешь меня, Джейме. Не будь таким глупым. Одно неверное слово может лишить нас всего. Что они с тобой сделали?
– Они отрубили мне руку.
– Дело не только в этом – ты стал другим. – Она отступила еще дальше. – Поговорим после... завтра. Служанки Сансы Старк заключены в башню, и я должна допросить их, а ты ступай к отцу.
– Я проделал тысячу лиг, чтобы увидеть тебя, и потерял на пути лучшую свою часть. Не прогоняй меня.
– Ступай, – отвернувшись, повторила она.
Джейме завязал бриджи и повиновался ее приказу. Он очень устал, но укладываться на покой было рано: его лорд отец уже знает, что он в городе.
Башню Десницы охраняли гвардейцы Ланнистеров, которые сразу его узнали.
– Боги по милости своей вернули вас нам, сир, – сказал один, придерживая дверь.
Джейме поднялся наверх и вошел в горницу без доклада. Отец сидел у огня – по счастью, один. Джейме не хотелось сейчас показывать свое увечье Мейсу Тиреллу или Красному Змею, а тем паче обоим вместе.
– Джейме, – сказал лорд Тайвин так, словно они расстались не ранее завтрака. – Лорд Болтон подал мне надежду, что ты приедешь раньше – я ожидал тебя к свадьбе.
– Меня задержали – Джейме прикрыл за собой дверь. – Говорят, сестра превзошла себя. Семьдесят семь блюд и убийство короля – такой свадьбы свет еще не видел. Давно ли вы узнали, что я на свободе?
– Евнух сказал мне об этом через несколько дней после твоего побега, и я послал людей в речные земли искать тебя, Григора Клигана, Сэмвела Спайсера, братьев Пламм. Варис тоже уведомил своих шептунов, но тайно. Мы рассудили, что чем меньше народу будет знать о твоем бегстве, тем меньше за тобой будут охотиться.
– А об этом Варис не упоминал? – Джейме подошел к огню, чтобы отец мог лучше видеть.
Лорд Тайвин вскочил на ноги, и дыхание со свистом вырвалось у него из груди.
– Кто это сделал?! Если люди Кейтилин...
– Леди Кейтилин приставила меч мне к горлу и заставила поклясться, что я верну ее дочерей. Остальное сотворил ваш козел – Варго Хоут, лорд Харренхолла.
Отец в расстройстве отвел взор от Джейме.
– Больше не лорд. Замок взял сир Клиган. Наемники, почти все, отказались от своего прежнего капитана, а старые слуги леди Уэнт открыли Клигану калитку. Хоут сидел один в Чертоге Ста Очагов, обезумевший от боли и жара, что то стряслось с его умом.
Джейме не удержался от смеха. Вот это да! Ухо! Скорее бы рассказать об этом Бриенне – жаль только, что ей это не покажется таким забавным.
– Он еще жив?
– Пока да. Ему отрубили руки и ноги, но Клиган, кажется, забавляется тем, как этот квохорец шепелявит.
Улыбка угасла на лице Джейме.
– А что его Бравые Ребята?
– Те немногие, кто остался в Харренхолле, убиты, остальные разбежались. Думаю, они будут пробираться к морским гаваням или попытаются скрыться в лесу. – Лорд Тайвин снова посмотрел на искалеченную руку Джейме и в ярости стиснул рот. – Мы обезглавим их, всех до единого. Можешь ты держать меч левой рукой?
«Я и одеваюсь то с трудом». Джейме поднял вверх упомянутую руку.
– На ней пять пальцев, как и на правой – почему бы и нет?
– Это верно. – Отец снова сел. – Я приготовил подарок к твоему возвращению. Когда Варис сказал мне...
– С подарком можно подождать, если это, конечно, не новая рука. – Джейме занял стул напротив отца. – Как умер Джоффри?
– От яда. Все было представлено так, будто он подавился, но я велел вскрыть ему горло, и мейстеры не нашли там ни крошки.
– Серсея утверждает, что это сделал Тирион.
– Твой брат подал королю отравленное вино на глазах у тысячи свидетелей.
– Довольно глупо с его стороны.
– Я взял под стражу его оруженосца и служанок его жены. Послушаем, что они расскажут. Золотые плащи сира Адцама ищут Сансу Старк, и Варис предложил награду за ее поимку. Королевское правосудие свершится, как надлежит.
Королевское правосудие...
– Вы намерены казнить родного сына?
– Он обвиняется в убийстве короля, своего племянника. Если он невиновен, ему нечего бояться. Первым делом мы должны рассмотреть улики за и против него.
Улики. Что может быть проще в этом городе, полном лжецов?
– Ренли тоже умер странной смертью, когда Станнису это понадобилось.
– Лорда Ренли убила некая женщина с Тарта, служившая в его собственной гвардии
– Я здесь только благодаря ей, этой самой женщине с Тарта. Я заключил ее в башню, чтобы утихомирить сира Лораса, но прежде я поверю в призрак Ренли, чем в то, что она могла причинить ему зло. А вот Станнис...
– Джоффри умер от яда, а не от колдовства. – Лорд Тайвин снова взглянул на культю Джейме. – Ты не можешь служить в Королевской Гвардии без правой руки.
– Могу. И буду. Тому уже был пример. Я найду его в Белой Книге, если хотите. Рыцарь Королевской Гвардии служит пожизненно, калека он или нет.
– Серсея покончила с этим обычаем, сместив сира Барристана по причине преклонного возраста. Приличествующий дар богам убедит верховного септона разрешить тебя от твоих обетов. Твоя сестра совершила глупость, уволив Селми, я согласен, но теперь, когда она открыла ворота...
– ...кто то должен закрыть их снова. – Джейме встал. – Мне надоели благородные дамы, обливающие меня дерьмом. Меня не спрашивали, хочу ли я быть лордом командующим, но теперь, когда я им стал, мой долг...
– Твой долг – это забота о доме Ланнистеров. – Лорд Тайвин тоже поднялся. – Ты наследник Бобрового Утеса, и твое место там. Томмен поедет с тобой как твой воспитанник и оруженосец. Пусть поучится быть Ланнистером в Утесе – я хочу убрать его подальше от матери, которой намерен найти нового мужа. Возможно, Оберина Мартелла, если сумею доказать лорду Тиреллу, что Хайгардену этот брак не угрожает. Да и тебе давно пора жениться. Тиреллы теперь настаивают на том, чтобы выдать Маргери за Томмена, но если я предложу взамен тебя...
– НЕТ! – Джейме не мог больше этого выслушивать. Он был сыт по горло всем этим: лордами, отцом и сестрой. – Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Сколько раз мне еще повторять, чтобы до вас дошло? Оберин Мартелл! Он обязан своей дурной славой не только отравленному мечу. Бастардов у него больше, чем у Роберта, притом он спит с мальчиками. И если вам хоть на миг пришло в голову, что я женюсь на вдове Джоффри...
– Лорд Тирелл клянется, что она еще девственница.
– По мне, пусть она хоть умрет девственницей. Мне не нужна ни она, ни ваш Утес!
– Ты мой сын...
– Я рыцарь Королевской Гвардии! Ее лорд командующий! И никем больше быть не хочу!
Огонь озарял бакенбарды лорда Тайвина и пульсирующую жилу на его шее. Он молчал. Молчал. Молчал.
Джейме наконец стало не под силу выдерживать это гнетущее молчание.
– Отец... – начал он.
– Ты мне не сын. – Лорд Тайвин отвернулся. – Ты сказал, что ты лорд командующий и ничего больше. Очень хорошо, сир. Идите и выполняйте свой долг.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:50 | Сообщение # 65 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДАВОС
Их голоса поднимались в пурпурное вечернее небо, как искры.
– Выведи нас из тьмы, о Владыка! Исполни огнем наши сердца, дабы могли мы следовать твоим сияющим путем.
Молитвенный костер пылал в густеющих сумерках, ярко рыжий зверь, бросающий тени на двадцать футов от себя и приводящий в движение армию горгулий на стенах Драконьего Камня.
Давос смотрел на него из окна верхней галереи. Мелисандра воздела руки, как бы обнимая пляшущее пламя, и пропела громким, чистым голосом:
– Рглор, свет наших очей, огонь наших сердец, жар наших чресел! Ты повелеваешь солнцем, согревающим наши дни, и звездами, озаряющими тьму наших ночей.
– Владыка Света, защити нас. Ночь темна и полна ужасов. – Королева Селиса с вдохновением на щуплом личике возглавляла хор. Король Станнис стоял рядом с женой, сцепив зубы, и его корона червонного золота вспыхивала всякий раз, как он поворачивал голову. Он с ними, но к ним не принадлежит, подумал Давос. Принцесса Ширен стояла между отцом и матерью. Серая шелуха на ее лице и шее казалась черной при свете костра.
– Владыка Света, защити нас, – выпевала королева, король же молча смотрел в огонь. Хотел бы Давос знать, что он там видит. Снова картины грядущей войны – или кое что поближе к дому?
– Рглор, дающий нам дыхание, слава тебе, – пела Мелисандра. – Рглор, дающий нам день, слава тебе.
– Слава тебе за солнце, что согревает нас, – откликнулся хор во главе с королевой, – слава тебе за звезды, что смотрят за нами. Слава тебе за очаги наши и факелы, что отгоняют злую тьму. – Давосу казалось, что молельщиков стало меньше, чем прошлой ночью, меньше голосов и лиц, озаренных оранжевым светом. Убавится их завтрашним вечером – или прибавится?
Голос сира Акселла Флорента поднимался над другими, как труба. Он стоял там, кривоногий, с могучей грудью, и свет лизал его лицо рыжим языком. Очень может быть, что скоро он скажет Давосу спасибо – события этой ночи могут сделать его десницей короля, как он мечтает.
– Слава тебе за Станниса, милостью твоей нашего короля, – воскликнула Мелисандра, – слава тебе за чистый белый огнь его праведности, за красный меч правосудия в его руке, за любовь его к своим верноподданым. Веди и оберегай его, Рглор, и даруй ему силу сокрушить врагов своих.
– Даруй ему силу, – отозвалась королева Селиса, сир Акселл, Деван и остальные. – Даруй ему отвагу. Даруй ему мудрость.
В детстве септоны учили Давоса просить мудрости у Старицы, отваги – у Воина, силы – у Кузнеца. Но теперь он молился Матери, прося ее сохранить своего милого сына Девана от бога демона красной женщины.
– Лорд Давос, не пора ли приступать? – тронул его за локоть сир Эндрю. – Милорд?
Уши Давоса еще не привыкли к его новому титулу, однако он отвернулся от огня.
– Да. Пора. – Станнис, Мелисандра и люди королевы будут молиться еще час, а то и больше. Красные жрецы зажигают свои костры каждый вечер на закате, чтобы возблагодарить Рглора за минувший день и молить его, чтобы назавтра он снова послал миру солнце и разогнал грядущую тьму. Контрабандист должен знать, когда наступит прилив, и пользоваться им – а он по сути своей так и остался Давосом контрабандистом. Его короткопалая рука привычно потянулась к горлу, но ладанки не нашла. Давос опустил ее и скорым шагом двинулся вперед.
За ним шли его спутники: Бастард из Ночной Песни с изрытым оспой лицом и видом рыцаря оборванца; сир Джеральд Кавер, могучий и белокурый; сир Эндрю Эстермонт, на голову выше других с окладистой бородой и лохматыми бурыми бровями. Все хорошие по своему люди, и все скоро могут умереть, если не справятся с задуманным на эту ночь делом.
«Огонь – живое существо, – сказала Давосу красная женщина, когда он спросил ее, как научиться видеть в пламени будущее. – Он постоянно движется, постоянно меняется... как книга, в которой буквы пляшут, когда вы пытаетесь их прочесть. Нужны годы, чтобы начать видеть за ним какие то картины, и еще больше лет, чтобы отличать то, что будет от того, что может быть или уже было. Но даже когда ты достигаешь этого, тебе тяжело. Вам, людям закатных стран, этого не понять». Давос спросил ее, как же тогда сир Акселл столь быстро овладел этой наукой, но она только улыбнулась загадочно и сказала: «Любая кошка может смотреть в огонь и видеть, как там играют красные мыши».
Давос не лгал людям короля ни в этом, ни в чем либо другом.
– Красная женщина может увидеть, что мы замышляем, – предупредил он.
– Тогда нам лучше первым делом убить ее, – заметил Левис Рыбник. – Я знаю место, куда ее можно заманить – нас там будет четверо с острыми мечами...
– Это всех нас погубит, – ответил Давос. – Мейстер Крессен тоже хотел убить ее, но она сразу узнала. В пламени увидела, наверно. Мне сдается, она мигом почувствует то, что грозит ей самой, но все знать наверняка не может. Если мы ее не тронем, то, может, она ничего и не заметит.
– Нет чести в том, чтобы действовать украдкой, – возразил сир Тристон с Рубежного Холма – он был человеком Сангласса, пока Мелисандра не сожгла лорда Гансера на костре.
– А много ли чести в том, чтобы сгореть заживо? – спросил его Давос. – Вы видели, как умер лорд Сангласс – и вам того же хочется? Сейчас мне нужны не люди чести, а контрабандисты. Со мной вы или нет?
И они пошли за ним. Боги милостивые, они пошли за ним...
Мейстер Нилос занимался с Эдриком Штормом арифметикой, когда Давос отворил дверь. С ним был сир Эндрю, остальные сторожили лестницу и дверь в подвал.
– На сегодня довольно, Эдрик, – сказал мейстер. Мальчика удивило это внезапное вторжение.
– Лорд Давос, сир Эндрю... У нас урок арифметики.
– В твоем возрасте я терпеть не мог арифметику, кузен, – улыбнулся сир Эндрю.
– Нет, я ничего – правда, история мне больше нравится.
– Эдрик, – сказал мейстер, – возьми свой плащ и ступай вместе с лордом Давосом.
– Куда это? – упрямо набычился Эдрик. – Я не хочу молиться Владыке Света. Я поклоняюсь Воину, как мой отец.
– Мы знаем, – сказал Давос. – Пойдем, паренек, время дорого.
Эдрик надел толстый плащ с капюшоном из некрашеной шерсти. Мейстер помог мальчику застегнуть его и надвинул капюшон на лоб.
– Вы тоже с нами, мейстер? – спросил Эдрик.
– Нет. – Пилос потрогал цепь у себя на шее. – Мое место здесь, на Драконьем Камне. Ступай с лордом Давосом и слушайся его. Он десница короля, помни об этом Я говорил тебе, кто такой десница. Повтори ка.
– Десница говорит голосом короля.
– Верно, – улыбнулся молодой мейстер. – Иди.
Прежде Давос был не совсем уверен в Пилосе и, пожалуй, недолюбливал его за то, что он занял место старого Крессена, но теперь не мог не восхищаться его мужеством. Их заговор и мейстеру грозил смертью.
На лестнице их ожидал сир Джеральд Кавер. Эдрик посмотрел на него с любопытством и по пути вниз спросил:
– Куда мы идем, лорд Давос?
– К морю. Там тебя ждет корабль.
Мальчик остановился.
– Корабль?
– Галея Салладора Саана. Салла – мой близкий друг.
– Я еду с тобой, кузен, – сказал Эдрику сир Эндрю. – Тебе нечего бояться.
– Я и не боюсь, – негодующе ответил Эдрик. – Но... Ширен тоже едет с нами?
– Нет, – сказал Давос. – Принцесса останется здесь, со своими родителями.
– Тогда я хочу попрощаться с ней. Чтобы она не так грустила.
Она будет грустить еще больше, когда тебя сожгут.
– Времени нет, – сказал Давос. – Я передам принцессе, что ты думал о ней. А ты сможешь ей написать, когда прибудешь на место.
– Вы уверены, что я должен ехать? – нахмурился мальчик. – Почему дядя отсылает меня с Драконьего Камня? Он недоволен мной? Но отчего? – Его лицо вновь приняло упрямое выражение. – Я хочу видеть короля Станниса.
Сир Эндрю переглянулся с сиром Джеральдом и сказал:
– У нас нет на это времени, кузен.
– Я хочу его видеть! – повторил Эдрик, уже громче.
– Но он тебя видеть не хочет, – нашелся Давос. – Я его десница и говорю его голосом. Прикажешь сказать королю, что ты не желаешь меня слушаться? Да знаешь ли ты, в какой гнев это его приведет? Видел ли ты, как твой дядя гневается? – Давос снял перчатку и показал мальчику свои обрубленные пальцы. – Я видел.
Это была ложь: Станнисом Баратеоном, когда он обрубил пальцы своему Луковому Рыцарю, руководил не гнев, а лишь железное понятие о справедливости. Но Эдрик Шторм тогда еще не родился и не мог этого знать – поэтому угроза возымела желанное действие.
– Он не должен был этого делать, – сказал мальчик и снова двинулся вниз по лестнице, ведомый Давосом за руку.
Бастард из Ночной Песни встретил их у двери в подвал. Они быстро перешли через темный двор и снова спустились вниз, под хвост каменного дракона. У калитки ждали Левис Рыбник и Орнер Блэкберри; двое часовых, связанные, лежали у их ног.
– Лодка на месте? – спросил их Давос.
– Да, с четырьмя гребцами. Галея стоит на якоре за самым мысом. Зовется она «Безумный Прендос».
Подходящее название, усмехнулся про себя Давос. Салле не чужд черный пиратский юмор.
Он опустился на одно колено перед Эдриком Штормом.
– Теперь я должен оставить тебя. Лодка доставит тебя на корабль, а корабль перенесет через море. Ты сын Роберта, и я знаю, что ты будешь храбрым, что бы с тобой ни случилось.
– Конечно, буду. Только...
– Смотрите на это как на приключение, милорд. – Давос старался говорить твердо и весело. – Это начало большого приключения вашей жизни. Да хранит вас Воин.
– Да рассудит вас Отец по справедливости, лорд Давос. – Мальчик вышел за калитку со своим кузеном сиром Эндрю. Все остальные последовали за ними, кроме Бастарда из Ночной Песни. Прощальные слова Эдрика остались звучать в ушах Давоса, но сейчас его заботил не столько суд Отца, сколько суд короля.
– Что с этими двумя? – спросил сир Ролланд о часовых, закрыв и заперев калитку.
– Затащите их в подвал и освободите, когда Эдрик благополучно отправится в путь.
Бастард молча кивнул. В словах не было нужды: самое легкое осталось позади. Давос надел перчатку, от души сожалея о своей потерянной удаче. Он чувствовал себя лучше и смелее с этими костяшками в ладанке. Проведя укороченными пальцами по своим редеющим волосам, он подумал, не подстричь ли их – ему хотелось предстать перед королем в достойном виде.
Замок никогда еще не казался ему таким темным и наводящим страх. Он шел медленно, и его шаги звучали эхом в скопище каменных драконов. Да не допустят боги, чтобы эти драконы когда нибудь пробудились. Впереди высился Каменный Барабан. Часовые у его дверей развели скрещенные копья. Не перед Луковым Рыцарем – перед десницей короля. Сюда он входит десницей – кем то он выйдет, если выйдет вообще?
Лестница показалась ему длиннее и круче обычного – возможно, он просто устал. Матерь не создала его для таких дел. Он взлетел слишком высоко и слишком быстро – ему трудно дышать в этом разреженном горном воздухе. Мальчиком он мечтал о богатстве, но это было давно. Когда он вырос, его желания свелись к нескольким акрам доброй земли, дому, где можно спокойно стариться, и лучшей жизни для его сыновей. Слепой Бастард говаривал, что умный контрабандист не должен пускать пыль в глаза и обращать на себя нежелательное внимание. Несколько акров, дранковая крыша, «сир» перед именем – вот этим и надо было довольствоваться. Если он переживет эту ночь, то возьмет Девана и уплывет домой, на Мыс Гнева, к своей милой Марии. Вместе они будут скорбеть по убитым сыновьям, растить хорошими людьми живых, а о королях и говорить больше не станут.
В Палате Расписного Стола было темно и пусто: король все еще оставался у костра с Мелисандрой и людьми королевы. Давос, став на колени, раздул огонь в очаге, чтобы согреть комнату и разогнать тени по углам. Сделав это, он стал переходить от одного окна к другому, раздвигая тяжелые бархатные занавеси и открывая ставни. Ветер, пахнущий морем, заполоскал его простой бурый плащ.
Давос облокотился на подоконник северного окна, дыша холодным ночным воздухом и надеясь увидеть, как «Безумный Прендос» поднимает паруса, но море, насколько видел глаз, казалось пустым и черным. Стало быть, корабль уже отчалил? Давос мог только молиться об этом. Месяц нырял в облаках. И Давос видел знакомые звезды. Вон галея, плывущая на запад, вон Фонарь Старицы – четыре яркие звезды с золотистой туманностью между ними. Ледяной Дракон почти весь был закрыт облаками, но его голубой глаз исправно указывал на север. Их много на небе, контрабандистских звезд, старых его друзей. Давос надеялся, что они предвещают удачу.
Он перевел взгляд с неба на стены замка, и надежды у него поубавилось. Крылья каменных драконов отбрасывали черные тени при свете молитвенного костра. Это всего лишь изваяния, холодные и безжизненные, сказал себе Давос. Прошли те времена, когда это место принадлежало им. Им и драконьим лордам из дома Таргариенов, в чьих жилах текла кровь древней Валирии...
Ветер рыскал по комнате, колебля пламя в очаге. Поленья потрескивали и шипели. Давос отошел от окна, и его тень, длинная и тонкая, упала на Расписной Стол, как меч. Он остановился и стал ждать, слыша, как их шаги поднимаются сюда.
– ...не трое, – послышался голос короля.
– Теперь их трое, – ответила Мелисандра. – Клянусь, ваше величество: я видела, как он умер, и слышала вой его матери.
– В молитвенном костре. – Станнис и Мелисандра вошли вместе. – Пламя полно загадок. Что есть, что будет, что может быть. Ты не можешь утверждать этого с уверенностью.
– Ваше величество, – шагнул вперед Давос. – То, что видела леди Мелисандра, – правда. Ваш племянник Джоффри мертв.
Если король и удивился, найдя его у Расписного Стола, то не подал виду.
– Он не был моим племянником, лорд Давос, хотя я много лет считал его таковым.
– Он подавился чем то на свадебном пиру – а может статься, его отравили.
– Вот вам и третий, – сказала Мелисандра.
– Я умею считать, женщина. – Станнис обошел вокруг стола мимо Староместа и Бора к Щитовым островам и устью Мандера. – Свадьбы становятся опаснее битв. Отравитель известен?
– Говорят, что это его дядя – Бес.
– Опасный человек, – скрипнул зубами Станнис. – Я хорошо понял это на Черноводной. Кто донес тебе об этом?
– Тот лиссениец по прежнему торгует в Королевской Гавани, и у Салладора Саана нет причин лгать мне.
– Надеюсь, что нет. – Король провел пальцами по столу. – Джоффри... Я помню тот случай с кухонной кошкой – повара прикармливали ее объедками и рыбьими головами. Кто то сказал мальчику, что она брюхата, думая, что он захочет взять себе котенка. Джоффри вспорол бедную тварь кинжалом, чтобы посмотреть, так ли это. Найдя у нее в брюхе котят, он понес их показать отцу. Я уж думал, мальчишке конец пришел – так сильно ударил его Роберт. – Станнис снял корону и поставил ее на стол. – Убийца, будь то карлик или пиявка, оказал стране хорошую услугу. Теперь им поневоле придется послать за мной.
– Они этого не сделают, – сказала Мелисандра. – У Джоффри есть брат.
– Томмен, – ворчливо признал король.
– Они коронуют Томмена и будут править его именем.
Станнис сжал кулак.
– Томмен. В отличие от Джоффри хороший мальчик, но рожден от того же кровосмешения. Еще одно чудовище, еще одна пиявка на теле государства. Вестерос нуждается в мужской руке, а не в детской.
Мелисандра подступила поближе к нему.
– Спасите свой народ, государь. Позвольте мне пробудить каменных драконов. Три узурпатора мертвы – отдайте мне мальчика.
– Эдрика Шторма, – сказал Давос.
Станнис метнул на него взгляд, полный холодной ярости.
– Я знаю, как его зовут! Избавь меня от своих упреков. Мне это так же не по душе, как и тебе, но я должен соблюдать долг перед королевством. Ты клянешься, что иного пути нет? – обратился король к Мелисандре. – Поклянись своей жизнью, ибо ты умрешь медленной смертью, если солжешь мне.
– Вы тот, кому суждено выступить против Иного, тот, чье пришествие было предсказано пять тысяч лет назад. Красная комета – вот ваша вестница. Вы принц, который был обещан, и если вы потерпите неудачу, с вами вместе погибнет весь мир. – Красные губы Мелисандры раскрылись, рубин на шее пульсировал огнем. – Отдайте мне этого мальчика, и я отдам вам ваше королевство.
– Это не в его силах, – сказал Давос. – Эдрика Шторма здесь нет.
– Как то есть – нет? – обернулся к нему Станнис.
– Он сейчас в море, на борту лиссенийской галеи. – На бледном лице Мелисандры промелькнули испуг и неуверенность. Она не знала об этом!
Глаза Станниса смотрели из впадин, как синие кровоподтеки.
– Ты хочешь сказать, что бастарда увезли с острова без моего позволения? На галее? Если этот лиссенийский пират намерен использовать мальчика, чтобы выжать из меня золото...
– Это сделал ваш десница, государь. – Мелисандра вперила в Давоса проницательный взгляд. – И вы же вернете его назад, милорд.
– Мальчик теперь за пределами моей власти. И вашей тоже, миледи.
Огонь ее красных глаз заставил его поежиться.
– Надо было мне оставить вас во мраке, милорд. Понимаете ли вы, что наделали?
– Я исполнил свой долг.
– Это можно назвать и по другому: изменой. – Станнис подошел к окну и стал там, глядя в ночь. Не корабль ли он ищет? – Я поднял тебя из грязи, Давос. – Голос его звучал скорее устало, чем гневно. – Неужели в этом мире ни на кого нельзя положиться?
– Четверо моих сыновей погибли за вас на Черноводной, как мог погибнуть и я. На меня вы всегда можете положиться. – Давос Сиворт долго обдумывал слова, которые собирался сказать дальше: ведь от них зависела его жизнь. – Я поклялся давать вашему величеству честные советы, беспрекословно вам повиноваться, защищать вашу страну и ваш народ. Разве Эдрик Шторм не принадлежит к вашему народу? Я сдержал свою клятву – как может это быть изменой?
– Я не напрашивался на эту корону, – снова скрипнул зубами Станнис. – Она тяжела и холодит лоб. Но пока я король, я облечен долгом, и если я должен принести в жертву пламени одного ребенка, чтобы спасти от тьмы тысячи тысяч... Жертвы не бывает легкой, Давос, – иначе это не жертва. Скажите ему, миледи.
– Азор Ахай закалил свой меч, Светозарный, пронзив им сердце своей любимой жены. Если человек, имеющий тысячу коров, отдает одну богу, это ничто. Но если человек жертвует свою единственную корову...
– Здесь речь не о коровах, а о мальчике, друге вашей дочери и сыне вашего брата, – сказал королю Давос.
– О сыне короля с могущественной королевской кровью в жилах. – Рубин Мелисандры сиял, как красная звезда. – Вы думаете, что спасли этого мальчика, Луковый Рыцарь? Когда настанет долгая ночь, Эдрик Шторм умрет вместе со всеми, где бы он ни прятался. И ваши сыновья тоже умрут. Тьма и холод покроют землю. Вы вмешались в то, чего не понимаете.
– Я многого не понимаю, – признал Давос. – И никогда не притворялся, что понимаю. Я знаю толк в морях, реках и очертаниях берегов, знаю, где таятся рифы и мели. Знаю тайные гроты, куда лодка может пройти незамеченной. И знаю, что король обязан защищать свой народ – иначе он не король.
– Ты что, в глаза мне смеешься? – потемнел Станнис. – Луковый контрабандист будет учить меня, в чем состоит королевский долг.
Давос опустился на колени.
– Если я был дерзок, отрубите мне голову. Я умру, как и жил, вашим верным вассалом. Но сначала выслушайте меня. Выслушайте ради лука, который я вам привез, и ради пальцев, которые вы мне отрубили.
Станнис извлек из ножен Светозарный, и комната озарилась.
– Говори, только быстро. – Жилы на шее короля натянулись, как веревки.
Давос достал из под плаща скомканный клочок пергамента – тонкий и хлипкий, но лучшего щита у него не было.
– Королевский десница должен быть грамотным, и мейстер Пилос учит меня читать.
Он разгладил письмо на колене и стал читать его вслух при свете волшебного меча.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:52 | Сообщение # 66 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Ему приснилось, что он снова в Винтерфелле и хромает по крипте мимо каменных королей. Их серые гранитные глаза поворачивались ему вслед, серые гранитные пальцы сжимали рукояти заржавленных мечей у них на коленях. Ты не Старк, говорили ему их глухие гранитные голоса. Тебе здесь не место. Уходи прочь. Но он шел все глубже во мрак, взывая:
– Отец! Бран! Рикон! – Ответа не было, и холодный ветер дул ему в затылок. – Дядя Бенжен! – звал он. – Отец! Помогите мне! – Ответа не было, и где то наверху били барабаны. В Большом Чертоге пируют, а его не позвали. Он не Старк, и ему там не место. Костыль выскользнул из под руки, и он упал на колени. В крипте совсем не стало света. – Игритт, прости меня, – прошептал он, но увидел только лютоволка, забрызганного кровью, с печальными, горящими во мраке золотистыми глазами.
Он проснулся в темной каморке, на твердой постели. «Это моя собственная постель, – напомнил он себе, – и моя каморка стюарда под покоями Старого Медведя». Казалось бы, они должны были навеять ему более сладкие сны. Он замерз, несмотря на шкуры, которыми покрывался. Перед походом с ним спал Призрак, который грел его по ночам, а за Стеной его согревала Игритт. Теперь их обоих нет. Игритт он сжег сам, зная, что она желала бы этого, а Призрак... Где он? Тоже умер? И окровавленный волк в крипте, приснившийся Джону, оповещает именно об этом? Но волк во сне был не белый, а серый, как у Брана. Может быть, тенны выследили и убили его там, у Короны Королевы? Если так, Бран для Джона потерян навсегда.
Джон все еще размышлял об этом, когда затрубил рог.
Рог Зимы, подумал он, не совсем еще опомнившись после сна. Но нет, ведь Манс так и не нашел рог Джорамуна. Рог затрубил во второй раз, столь же низко и протяжно, как в первый. Надо вставать и идти на Стену, но это так тяжело.
Джон откинул шкуры и сел. Боль в ноге притупилась и стала терпимой. Для тепла он спал одетым, поэтому ему пришлось только натянуть сапоги, надеть кожаный кафтан, кольчугу и плащ. Рог протрубил снова – дважды. Джон повесил через плечо Длинный Коготь, нашел костыль и заковылял вниз по лестнице.
Снаружи стояла глухая, студеная, ненастная ночь. Братья Джона выползали из башен и казарм, опоясывались мечами и шли к Стене. Джон искал Пипа и Гренна, но не видел их. Может, кто то из них и есть часовой, протрубивший в рог. Это Манс. Он пришел наконец. Что ж, оно и к лучшему. Будет бой, а потом они отдохнут. Живые или мертвые, но отдохнут.
На месте лестницы под Стеной осталась только куча горелого дерева и битого льда. Теперь они поднимались наверх в клети, но она вмещала только десятерых человек и уже двигалась к вершине, когда Джон подошел. Придется ждать ее возвращения. Внизу уже собрались Атлас, Малли, Кегс, Пустой Сапог, большой белобрысый Гэрет с кроличьими зубами, которого все звали Конем. Он был конюхом в Кротовом городке, одним из немногих кротогородцев, оставшихся в Черном Замке. Остальные вернулись к своим полям и хижинам либо в свой подземный бордель, но Конь, этот большегубый дурень, пожелал надеть черное. Зея, девушка, так ловко стрелявшая из арбалета, тоже осталась, а Нойе взял в замок трех мальчишек сирот, чей отец погиб на лестнице. Они совсем еще малы – девяти, восьми и пяти лет, – но никого больше их судьба, похоже, не заботила.
Пока они ждали клети, Клидас принес им чашки с подогретым вином, а Трехпалый Хобб роздал ломти черного хлеба. Джон взял горбушку и стал ее жевать.
– Это Манс Разбойник? – с беспокойством спросил его Атлас.
– Будем надеяться. – Во тьме могут таиться вещи похуже одичалых. Джон помнил слова, которые произнес Король за Стеной на Кулаке Первых Людей, стоя на розовом снегу: «Когда мертвые встают, от стен, кольев и мечей нет никакой пользы. С мертвыми сражаться нельзя, Джон Сноу, – я это знаю лучше, чем кто бы то ни было». От одной этой мысли ветер сделался еще холоднее.
Клеть наконец с лязгом поползла вниз, раскачиваясь на длинной цепи. Все молча набились внутрь и закрыли дверцу.
Малли трижды звякнул в колокол, и они стали подниматься – сперва рывками, потом более плавно. Никто не разговаривал. Наверху Конь помог Джону выбраться на лед. Холод двинул его в зубы, точно кулаком.
На Стене в железных корзинах, водруженных на шесты выше человеческого роста, горела цепочка огней. Ветер крутил их, и свет колебался. Повсюду стояли наготове связки копий и стрел для луков, арбалетов и скорпионов. Рядом громоздились кучи камней и высились бочки со смолой и маслом. Боуэн Марш оставил Черный Замок хорошо обеспеченным – всем, кроме людей. Ветер трепал черные плащи соломенных солдат, расставленных вдоль Стены с копьями в руках.
– Надеюсь, в рог трубил не один из них, – сказал Джон, приковыляв к Доналу Нойе.
– А это что? Слышишь? – спросил кузнец.
Джон слышал ветер, лошадей и еще что то.
– Это мамонт, – сказал он.
Оружейник пускал клубы пара из широкого плоского носа. К северу от Стены лежала казавшаяся бесконечной тьма, только в лесу двигались тусклые красные огоньки. Это Манс, ясно как день, Иные факелов не зажигают.
– Как же с ним сражаться, если их не видно? – спросил Конь.
– Огня мне! – взревел Нойе, направляясь к двум большим требюшетам, которые Боуэн Марш заблаговременно привел в порядок.
В рычаги машин поспешно вставили бочонки со смолой и подожгли их. Ветер раздул пламя, и оно заполыхало.
– ПЛИ! – гаркнул Нойе. Противовесы отскочили вниз, рычаги стукнулись в мягкую обивку перекладин, и горящие бочки полетели в ночь, озаряя ее мерцающим светом. Мелькнули и снова пропали чинно идущие мамонты – около дюжины. Бочки, ударившись оземь, лопнули. Басовито затрубил мамонт, и голос великана проревел что то на древнем языке. От этих звуков Джон покрылся мурашками.
– Заряжай! – крикнул Нойе, и требюшеты снова зарядили. Горящие бочки опять улетели во мрак, и на этот раз одна из них зажгла сухое дерево. Теперь стало видно, что мамонтов внизу не дюжина, а сотня.
Джон подошел к самому краю, напомнив себе: осторожно, падать высоко будет. Рыжий Алин снова затрубил в рог. Аооооооооооооооо, аооооооооооо. На этот раз одичалые откликнулись – не одним, а добрым десятком рогов в сопровождении барабанов и волынок. Мы здесь, гласили они, мы пришли проломить вашу Стену, и захватить ваши земли, и забрать себе ваших дочерей. Ветер выл, требюшеты скрипели и грохали, горящие бочки взлетали в воздух. За шеренгой великанов и мамонтов Джон видел людей, идущих к Стене с луками и топорами, но темнота не позволяла разглядеть, сколько их – два десятка или двадцать тысяч. Это битва слепых, но у Манса слепцов на несколько тысяч больше, чем у нас.
– Ворота! – крикнул Пип. – Они у ворот!!
Стена слишком велика, чтобы штурмовать ее привычными средствами, слишком высока для лестниц и осадных башен, слишком толста для таранов. Ни одна катапульта не может метнуть такой величины камень, чтобы пробить в ней брешь, и поджечь ее нельзя – талая вода загасит любое пламя. На нее, правда, можно взобраться, как это проделали лазутчики у Серого Дозора, но это доступно только самым сильным и ловким, да и те могут упасть и оказаться насаженными на дерево, как Ярл. Единственный путь – взять ворота, иначе им не пройти.
Но ворота – это извилистый туннель во льду, уже любой замковой калитки в Семи Королевствах, такой узкий, что разведчики проходят сквозь него гуськом, ведя коней в поводу. Его перегораживают три железные решетки, замкнутые цепями и защищенные амбразурами. Наружные створки сделаны из старого дуба девятидюймовой толщины с железными заклепками. Взломать их не так то легко – но у Манса есть мамонты и великаны.
– А холодно им там небось, – сказал Нойе. – Может, согреем их, ребята?
Вдоль края стояло с десяток горшков с маслом. Пип поджег их все факелом, а Оуэн Олух спихнул по одному вниз. Изрыгая бледно желтые огонь, они полетели со Стены. Когда исчез последний, Гренн вышиб из гнезда бочонок со смолой и отправил его туда же. Раздавшиеся снизу вопли прозвучали сладкой музыкой в ушах защитников.
Барабаны продолжали бить, требюшеты грохотали, и волынки верещали в ночи, как исполинские хищные птицы. Хмельной септон Селладор затянул дрожащим голосом:
Матерь, Матерь всеблагая,
Помилуй наших сыновей,
Огради щитом их крепким
От стрел каленых...
– Всякого, кто тут вздумает укрываться за щитом, я спущу со Стены, – накинулся на него Нойе, – начиная с тебя, септон. Лучники, где вы там? В пекло, что ли, провалились?
– Мы тут, – сказал Атлас.
– Тут, – подтвердил Малли, – только куда стрелять то? Черно, как у свиньи в брюхе.
– Знай стреляй, – распорядился Нойе, – авось куда нибудь и попадешь. По крайней мере острастка будет. – Он оглядел освещенные огнем лица. – Мне нужны двое человек с луками и двое с копьями, чтобы держать туннель, если они взломают ворота. – Больше десяти человек шагнули вперед, и кузнец отобрал четверых. – Джон, Стену я оставляю на тебя.
Джону показалось, что он ослышался. Неужто Нойе передает командование ему?
– Милорд?
– Какой я тебе лорд? Я кузнец. Держи Стену, я сказал.
«Здесь есть люди постарше и получше меня, – хотел сказать Джон. Я еще зелен, как летняя трава. Я ранен. И меня обвиняют в дезертирстве». Во рту у него пересохло, и он с трудом выговорил:
– Слушаюсь.
Все, что происходило после, казалось ему сном. Его стрелки, стоя бок о бок с соломенными солдатами, сжимая застывшими пальцами длинные луки и арбалеты, пускали стрелы в невидимого врага. Навстречу им время от времени взлетали стрелы одичалых. Джон поставил людей к меньшей величины катапультам и наполнил воздух камнями с великанский кулак, но тьма поглощала их, как человек – ядрышки орехов. Внизу трубили мамонты, чьи то голоса перекликались на чужих языках, а септон так громко и пьяно молил богов послать рассвет, что Джону самому хотелось скинуть его со Стены. Один из мамонтов шумно издыхал, другой, охваченный огнем, ломился через лес, круша деревья и топча людей. Ветер становился все холоднее. Хобб отправлял наверх миски с луковой похлебкой, и Оуэн с Клидасом разносили их лучникам, чтобы те могли подкрепиться между выстрелами. Зея стояла в общем ряду со своим арбалетом, правый требюшет разболтался от долгой работы, и его противовес внезапно оборвался, а рычаг с треском расщепленного дерева швырнуло вбок. Левый работал исправно, но одичалые быстро научились избегать места, куда падали снаряды.
Здесь нужны двадцать требюшетов, а не два – притом передвижные, на поворотных салазках. Но с тем же успехом можно пожелать еще тысячу человек и парочку драконов в придачу.
Ни Донал Нойе, ни ушедшие с ним люди не возвращались. «Они где то там, в холодном черном туннеле. За Стену отвечаю я», – напоминал себе Джон каждый раз, когда чувствовал, что силы его на исходе. Он сам стоял в ряду с длинным луком, кое как орудуя закоченевшими пальцами. Лихорадка снова трепала его, больную ногу сводила дрожь, и боль пронзала тело раскаленным ножом. «Еще одна стрела, и я отдохну, – раз сто повторял он себе. – Еще одна, и все». Когда колчан пустел, кто нибудь из кротогородских сироток приносил ему другой. Еще колчан, и все. До рассвета уже недолго.
Но когда утро наконец настало, они заметили это не сразу. Черный мрак просто стал чуть более серым, и в нем начали проступать какие то контуры. Джон, опустив лук, посмотрел на тяжелые тучи, застилающие восточный край неба, и разглядел за ними какой то проблеск – или это ему померещилось? Он взял из колчана следующую стрелу.
Но вот встающее солнце пронзило своими бледными копьями поле битвы, и Джон затаил дыхание, глядя на полосу расчищенной земли шириной в полмили, простирающуюся между Стеной и опушкой леса. Всего за полночи она превратилась в пожарище, покрытое обугленной травой, лужами смолы, раскиданными камнями и трупами. На сожженную тушу мамонта уже слеталось воронье. Несколько мертвых великанов тоже лежало на земле, но за ними...
Кто то застонал слева от Джона, и септон Селладор пробормотал:
– Матерь, помилуй нас. О пресвятая Матерь, помилуй нас.
На краю леса собрались все одичалые, сколько их есть на свете: лазутчики и великаны, оборотни и колдуны, горцы и морские жители, людоеды с речного льда, пещерные люди с раскрашенными лицами, ездоки на собаках со Стылого Берега, Рогоногие с подошвами, как вареная кожа – все дикие народы, которые Манс собрал, чтобы вести их к Стене. Это не ваша земля, хотелось крикнуть Джону. Вам здесь не место. Ступайте прочь. Тормунд Великанья Смерть только рассмеялся бы, а Игритт сказала бы: «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу». Он согнул и разогнул пальцы правой руки, хотя и знал, что здесь наверху до мечей дело не дойдет.
Он замерз, его лихорадило, и лук тяготил руку. Битва с магнаром была сущим пустяком, а это ночное сражение и вовсе ничем – только пробой кинжалом, которым наугад ткнули во тьму, надеясь застать их врасплох. Настоящая битва только начинается.
– Никогда не думал, что их так много, – сказал Атлас.
Джон знал, что их много. Он видел их, но не так, не всех вместе. На марше колонна одичалых растянулась на много лиг, как чудовищная змея, но теперь...
– Идут, – сказал кто то охрипшим голосом.
В середине шли мамонты, сотня или больше. На них сидели великаны, вооруженные палицами и огромными каменными топорами. Другие великаны катили на высоких деревянных колесах заостренные на конце древесные стволы. Таран, уныло подумал Джон. Если ворота еще целы, несколько ударов этого бревна разнесут их в щепки. По обе стороны от великанов ехали конники в вареной коже с закаленными на огне копьями, бежали лучники и пехотинцы с копьями, пращами, дубинами и кожаными щитами. По бокам катились, подскакивая на кочках, костяные нарты со Стылого Берега, запряженные громадными белыми собаками. Вот она, ярость дикого мира, подумал Джон под вой волынок, собачий лай, трубные звуки мамонтов, свист и крики вольного народа и рев великанов. Стук их барабанов отражался от ледяной громады, как гром.
Джон чувствовал отчаяние, охватившее всех около него.
– Их тысяч сто, не меньше, – проскулил Атлас. – Как же мы их остановим?
– Их остановит Стена, – сам того не сознавая, произнес Джон. – Она сама себя защищает. – Пустые слова, но ему нужно было сказать их, а его братьям – услышать. – Манс хочет напугать нас своим числом. За дураков он нас держит, что ли? – Джон теперь кричал в голос, позабыв о боли в ноге, и все до единого его слушали. – Сани, конница, все это пешее дурачье – да что они нам сделают? Видел кто нибудь, чтобы мамонты лазили по стенам? – Он засмеялся, а Пип, Оуэн и еще несколько человек подхватили его смех. – Пользы от них меньше, чем от наших соломенных братьев – им до нас не добраться, а стало быть, и бояться нечего, верно?
– ВЕРНО! – крикнул Гренн.
– Они внизу, а мы наверху, – продолжал Джон, – и пока мы держим ворота, они не пройдут. Не пройдут! – теперь уже кричали все, повторяя его собственные слова, размахивая мечами и луками. Их лица на холоде пылали румянцем. Джон заметил Кегса с рогом через плечо и сказал ему: – Брат, труби готовность к бою!
Кегс с ухмылкой поднес рог к губам и протрубил две длинные ноты, означавшие «одичалые близко». Другие рога подхватили сигнал. Казалось, будто сама Стена содрогнулась от этих басовых стонов, заглушивших все прочие звуки.
– Лучники, – сказал Джон, когда рога умолкли, – цельте в великанов с тараном – все до единого. Стрелять по моей команде, не раньше. В ВЕЛИКАНОВ С ТАРАНОМ! Чтобы стрелы на них градом сыпались, но не раньше, чем они подойдут под выстрел. Всякий, кто потратит стрелу попусту, полезет за ней вниз – поняли?
– Я понял, Лорд Сноу, – крикнул Оуэн Олух.
Джон рассмеялся, как пьяный или сумасшедший, и его люди залились смехом вместе с ним. Нарты и конники на флангах намного опережали тех, кто шел в середине. Одичалые не прошли и трети этой полумили, а боевой порядок уже нарушен.
– Заряжай требюшет ежами, – скомандовал Джон. – Оуэн, Кегс, направьте катапульты на середину. Скорпионы зарядить огненными копьями и стрелять по моей команде. Ты, ты и ты – указал он на мальчишек из Кротового городка, – стойте наготове с факелами.
Лучники одичалых, останавливаясь на бегу, пускали стрелы, а потом пробегали следующие десять ярдов. Стрелы мелькали в воздухе постоянно, но до верха Стены не долетали. Напрасный расход – сказывается отсутствие дисциплины. Мелкие луки одичалых, сделанные из рога и дерева, били не так далеко, как большие тисовые луки Дозора, притом стрелки пытались попасть в людей, стоящих на семисотфутовой высоте.
– Пусть себе стреляют, – сказал Джон. – Мы подождем. – Ветер трепал плащи за спинами черных братьев. – Ветер дует нам в лицо – это сократит полет стрел. Ждите. – Ближе, еще ближе. Волынки завывали, барабаны гремели, стрелы одичалых взвивались и падали.
– СГИБАЙ. – Джон поднял собственный лук и оттянул тетиву к уху. Атлас, Гренн, Оуэн Олух, Пустой Сапог, Черный Джек Бульвер, Аррон и Эмрик сделали то же самое. Зея прижала к плечу приклад арбалета. Джон следил, как приближается таран, окруженный с двух сторон мамонтами. Сверху они казались совсем маленькими – одной рукой можно раздавить. Они вступили на убойную полосу, и вороны, вспугнутые ими, взмыли с туши мертвого мамонта. Все ближе и ближе, и вот...
– ПЛИ!
Черные стрелы с шорохом спорхнули в воздух, как оперение змеи. Джон, пустив стрелу, тут же взял вторую.
– СГИБАЙ. ЦЕЛЬСЯ. ПЛИ. – Его рука нащупала следующую стрелу. – СГИБАЙ. ЦЕЛЬСЯ. ПЛИ. – Еще раз и еще. Джон отдал команду требюшету, и тот со скрипом и стуком выбросил сотню стальных ежей. – Катапульты, скорпионы, лучники, – крикнул он, – стрелять по своему усмотрению. – Стрелы одичалых теперь стукались о Стену в ста футах под ними. Один великан зашатался и упал, за ним другой. Два мамонта столкнулись, сбросив седоков. Сгибай, целься, пли. Таран валялся на земле – толкавшие его великаны были убиты или умирали. – Огненные стрелы! – крикнул Джон. – Поджечь таран! – Вопли раненых мамонтов и громоподобные крики великанов смешивались с воем волынок и грохотом барабанов в адскую музыку, но его лучники исправно сгибали луки и стреляли, как будто все они оглохли, как покойный Дик Фоллард. Пусть они далеко не лучшие бойцы – они братья Ночного Дозора или стремятся стать ими. Вот почему одичалые не пройдут.
Один из мамонтов, обезумев, молотил пеших воинов хоботом и топтал ногами. Джон послал стрелу в мохнатую спину зверя, чтобы взбесить его еще больше. Восточное и западное крылья наступающего войска добрались до стены беспрепятственно. Нарты останавливались или переворачивались, конные бессмысленно топтались под ледяным утесом.
– Ворота! – крикнул один из братьев – кажется, Пустой Сапог. – Мамонт у ворот!
– Гренн, Пип, – рявкнул Джон, – огонь.
Гренн, бросив лук, подкатил к краю Стены бочонок с маслом. Пип выбил затычку, вставил вместо нее тряпичный фитиль и поджег его факелом. Вдвоем они спихнули бочонок вниз. В ста футах ниже он ударился о Стену и разбился, брызжа горящим маслом. Гренн тем временем подкатил второй бочонок, а Кегс третий. Пип поджег оба.
– Попал! – завопил Атлас, высунувшись так далеко, что Джон испугался, как бы он не упал. – Попал, попал! – Слышно было, как ревет пламя. Охваченный огнем великан появился в поле их зрения и стал кататься по земле.
Мамонты, приведенные в ужас огнем и дымом, обратились в бегство, топча всех у себя на пути. Великаны и одичалые шарахались от них в разные стороны. В мгновение ока посреди войска образовалась брешь. Конные на флангах увидели, что остались одни, и тоже решили отступить, хотя из них не пострадал никто. Даже собачьи упряжки, не сделав ровно ничего полезного, устремились прочь. Если уж они бегут, то сломя голову, подумал, наблюдая за ними, Джон. Даже их барабаны умолкли. Как тебе нравится эта музыка, Манс? Хороша ли она, твоя дорнийка?
– Раненые есть? – спросил Джон.
– Эти ублюдки мне в ногу попали. – Пустой Сапог выдернул стрелу и показал всем. – В деревянную.
Грянуло нестройное «ура». Зея, схватив Оуэна, закружила его и наградила смачным поцелуем. Она и Джона хотела поцеловать, однако он вежливо, но твердо отстранил ее от себя. С поцелуями для него покончено. Усталость обрушилась на него, ногу ломило от колена до паха.
– Пип, помоги мне дойти до клети. Гренн, я оставляю Стену на тебя.
– На меня?! – сказал Гренн.
– На него?! – сказал Пип. Трудно было судить, кого из них это ужаснуло больше.
– А ч что мне делать, – выговорил Гренн, – когда они снова пойдут в атаку?
– Останови их, – сказал ему Джон.
Пока клеть ехала вниз, Пип снял шлем и вытер лоб.
– Я весь обледенел. Что может быть гнуснее замерзшего пота? И есть охота, как никогда в жизни. Целого зубра бы съел. Не сказать ли Хоббу, чтобы изжарил нам Гренна? – Но при взгляде на Джона его улыбка угасла. – Что с тобой? Нога?
– Нога, – подтвердил Джон. Ему даже говорить было больно.
– Но ведь битву то мы выиграли, правда?
– Спроси меня об этом, когда я увижу туннель. – Он отчаянно нуждался в тепле, горячей пище и каком нибудь лекарстве, утоляющем боль – но сначала он должен побывать в туннеле и узнать, что случилось с Доналом Нойе.
После боя с теннами они целый день отгребали лед и обломки дерева от внутренних ворот. Пегий Пат, Кегс и другие строители с жаром настаивали на том, чтобы оставить этот завал как добавочную защиту от Манса. Но это сделало бы невозможной оборону туннеля, чего Нойе допустить не мог. Если разместить людей в амбразурах и поставить лучников и копейщиков у каждой решетки, нескольким стойким братьям удастся сдержать в сто раз больше одичалых и завалить туннель трупами. Нойе не собирался позволять Мансу пройти через лед беспрепятственно. Поэтому они кирками и лопатами разгребли обломки лестницы и очистили ворота.
Джон ждал у железных прутьев, пока Пип ходил к мейстеру Эйемону за запасным ключом. Неожиданно Пип вернулся с самим мейстером и с Клидасом, несущим фонарь.
– Зайди потом ко мне, – сказал старик Джону, пока Пип возился с замком и цепью. – Я сменю тебе повязку, положу свежую примочку и дам сонного вина от боли.
Джон слабо кивнул. Пип отворил дверь и пошел впереди, а Клидас с фонарем за ним. Джону стоило труда не отставать от мейстера. Лед смыкался вокруг, пронизывая холодом до костей, и Стена над головой давила своей тяжестью. Они словно спускались в глотку ледяного дракона. Один поворот, потом другой. Пип отпер вторую решетку. Еще поворот – и впереди забрезжил свет, слабо отражаемый льдом. Джон сразу понял: дело плохо. Очень плохо.
– Тут кровь на полу, – сказал Пип.
На последних двадцати футах туннеля сражались и умирали. Внешние дубовые ворота были изрублены и сорваны с петель, и один из великанов пролез в проем. Тускло красный свет фонаря озарял сцену побоища. Пип отвернулся, и его вырвало, а Джон позавидовал слепоте мейстера Эйемона.
Нойе со своими людьми поджидал врага за третьей решеткой. Двое арбалетчиков успели выпустить в великана с дюжину стрел, а затем, должно быть, впереди вышли копейщики и принялись колоть его сквозь решетку. Но у великана еще достало сил просунуть к ним руку, свернуть шею Пегому Пату и разломать прутья. Обломки цепи валялись на полу. Подумать только, что сумел натворить один единственный великан.
– Живых нет? – тихо спросил мейстер.
– Нет. Все мертвы. Донал погиб последним. – Меч Нойе до половины завяз в горле великана. Джон всегда считал кузнеца крупным мужчиной, но в ручищах великана тот казался почти ребенком. – Великан сломал ему хребет. Не знаю, кто из них умер первым. – Джон взял фонарь и подошел поближе. – Это Мег. – «Я последний из великанов...» Джон мог бы ощутить печаль, но печалиться не было времени. – Мег Могучий. Король великанов.
Ему захотелось на солнце. Здесь, во тьме и холоде, удушливо разило кровью и смертью. Джон отдал фонарь Клидасу, пролез за поломанную решетку, протиснулся мимо мертвого великана и вышел на дневной свет.
Туша мамонта наполовину загораживала ворота, и Джон порвал плащ о его бивень. Снаружи лежало еще трое великанов, покрытые камнями, талым льдом и застывшей смолой. От огня со Стены обрушились огромные глыбы льда, разбившись о черную землю. Джон задрал голову, ища, откуда они свалились. С этого места Стена казалась огромной, готовой раздавить человека.
Джон вернулся в туннель к остальным.
– Надо будет по мере возможности починить ворота и завалить наглухо этот кусок туннеля. Щебнем, льдом, чем угодно. До самой второй решетки, если сумеем. Командование придется принять сиру Уинтону – он последний рыцарь, который у нас остался. Но действовать надо спешно – великаны вернутся, не успеем мы и глазом моргнуть. Надо сказать ему...
– Сказать недолго, – мягко ответил мейстер Эйемон. – Только что пользы? Он улыбнется, кивнет и тут же обо всем забудет. Тридцать лет назад сиру Уинтону Стауту недостало всего дюжины голосов, чтобы стать лордом командующим, и в этой должности он был бы на своем месте. Десять лет назад он тоже на многое годился, но с тех пор многое переменилось. Ты знаешь это так же хорошо, как знал Донал, Джон.
Это была правда.
– Тогда командуйте вы, мейстер, – сказал Джон. – Вы провели на Стене всю свою жизнь – люди пойдут за вами. Мы непременно должны закрыть эти ворота.
– Я присяжный мейстер, Джон. Мой орден служит и советует, но не отдает приказаний.
– Но должен же кто то...
– Должен. И это будешь ты.
– Нет.
– Да, Джон. Ненадолго – только пока гарнизон не вернется. Тебя выбрал Донал, а до него Куорен Полурукий, и лорд Мормонт назначил тебя своим стюардом. Ты сын Винтерфелла, племянник Бенджена Старка. Либо ты, либо никто. За Стену отвечаешь ты, Джон Сноу.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:52 | Сообщение # 67 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Каждое утро, просыпаясь, она первым делом чувствовала пустоту внутри себя. Это был не голод, хотя голод тоже порой к тому примешивался. Это было пустое место, где раньше помещалось ее сердце, где жили ее братья и родители. Вдобавок у нее болела голова. Не так сильно, как вначале, но все таки довольно сильно. Арья, впрочем, уже привыкла к этому, да и шишка понемногу начинала спадать. А вот дыра внутри оставалась такой же, как и была. Она никогда не заживет, говорила себе Арья, укладываясь спать.
Иногда по утрам ей вовсе не хотелось просыпаться. Она сворачивалась в комок под плащом, зажмуривала глаза и пыталась заснуть снова. Если бы только Пес оставил ее в покое, она спала бы все время, днем и ночью.
И видела бы сны. Это лучше всего – видеть сны. Почти каждую ночь ей снились волки, большая стая, которую возглавляла она сама. Она была больше их всех, сильнее и проворнее. Она могла перегнать коня и победить льва. Когда она скалила зубы, даже люди бежали прочь, живот ее никогда не пустовал подолгу, и густой мех грел ее, даже когда дул холодный ветер. И с ней были ее братья и сестры, многочисленные, свирепые, страшные, принадлежащие ей. Она знала, что они никогда ее не покинут.
Но если ее ночи были отданы волкам, днем она имела дело с собакой. Сандор Клиган каждое утро заставлял ее подниматься, хотелось ей того или нет. Он ругал ее своим скрипучим голосом или просто поднимал на ноги и тряс. Однажды он набрал в шлем холодной воды и вылил ей на голову. Арья вскочила, отплевываясь и вся дрожа, и хотела лягнуть его, но он только посмеялся.
– Обсохни и ступай кормить кляч, – сказал он, и она подчинилась.
Кроме Неведомого, у них теперь появилась верховая гнедая кобыла. Арья назвала ее Трусихой, потому что Сандор сказал, что она, наверно, убежала из Близнецов, как и они. Наутро после бойни они нашли ее в поле, где она бродила одна. Это была совсем неплохая лошадка, но трусиху Арья любить не могла. Неведомый ни за что не ушел бы от боя. Несмотря на это, Арья ухаживала за ней очень старательно. Все лучше, чем сидеть на одном коне с Псом. И потом эта лошадь молодая и сильная, хоть и трусливая. Может быть, она даже от Неведомого убежать сумеет, если понадобится.
Пес теперь следил за ней не так пристально, как раньше. Казалось, что временами он ее вовсе не замечает, и на ночь он больше не запеленывал ее в плащ. «Когда нибудь я убью его спящего, – говорила себе Арья, однако не убивала. – Когда нибудь я ускачу на Трусихе, и он меня не догонит», – думала она, но и этого не делала. Куда ей было бежать? Винтерфелла больше нет. В Риверране сидит брат ее деда, но он ее не знает, а она не знает его. Может быть, леди Смолвуд возьмет ее к себе в Желуди, а может, и не возьмет. Арья не была даже уверена, что сумеет найти Желуди снова. Иногда она подумывала, не вернуться ли ей в гостиницу Шарны, если ее еще не смыло половодьем. Она бы жила там вместе с Пирожком, да и лорд Берик мог бы найти ее там. Энги научил бы ее стрелять из лука, и она стала бы разбойницей по примеру Джендри, как Венда Белая Лань из песни.
Только все это глупости – о таком только Санса может мечтать. Пирожок и Джендри бросили ее при первой же возможности, а лорд Берик со своими разбойниками хотел только получить за нее выкуп, как и Пес. Никому из них она не нужна. Никогда они не были ее стаей, даже Пирожок и Джендри. Глупая она была, что думала по другому. Глупая маленькая девочка, а не волчица.
И она оставалась с Клиганом. Они ехали день за днем, никогда не ночуя дважды на одном месте, избегая городов, деревень и замков. Однажды Арья спросила его, куда они едут, и он ответил:
– Подальше. Это все, что тебе надо знать. Ты для меня теперь и плевка не стоишь, и я не желаю слышать твоего нытья. Зря я тебя остановил, когда ты помчалась в тот проклятый замок.
– Зря, – согласилась она, думая о матери.
– Ты была бы мертва, если б не я. Ты благодарить меня должна. Должна петь мне красивые песенки, как твоя сестра.
– Ее ты тоже топором ударил?
– Я ударил тебя плашмя, глупая ты сучонка. Рубани я острием, твои мозги сейчас плыли бы по Зеленому Зубцу. А теперь заткнись. Будь у меня хоть капля ума, я бы отдал тебя Молчаливым Сестрам. Они хорошо умеют резать языки болтливым девчонкам.
Это было нечестно с его стороны. Арья, кроме того единственного раза, почти совсем с ним не разговаривала. Иногда они целые дни проводили в молчании. Она была слишком пуста, чтобы говорить, а он – слишком зол. Арья чувствовала, как бурлит в нем ярость, видела ее в том, как он кривил рот и как смотрел на нее. Принимаясь рубить дрова для костра, он орудовал топором так свирепо, что дров получалось в двадцать раз больше, чем им требовалось. После этого он порой так уставал, что ложился и засыпал, не позаботившись даже разжечь этот костер. Арья ненавидела его за это. Были ночи, когда она очень долго смотрела на его топор. Он казался очень тяжелым, но Арья могла поспорить, что сможет его поднять. И уж плашмя она удар наносить не будет.
Иногда в своих скитаниях они встречали других людей: крестьян на полях, свинопасов, молочницу с коровой, оруженосца, скачущего с поручением по изрытой дороге. С ними говорить Арье тоже не хотелось. Ей казалось, что они живут в далекой стране и говорят на чужом языке – у нее с ними не было ничего общего.
Кроме того, попадаться кому то на глаза было нежелательно. По извилистым проселочным дорогам то и дело проезжали колонны всадников под знаменем с двумя башнями Фреев.
– На северян охотятся, – говорил Пес. – Как услышишь, что кони скачут, скорее опускай голову – вряд ли это окажутся твои друзья.
Однажды в земляной выемке, образованной корнями поваленного дуба, они наткнулись еще на одного человека, спасшегося из Близнецов. Эмблема у него на груди изображала розовую плясунью в вихре шелковых тканей. Человек сказал, что он лучник сира Марка Пайпера, только лук свой потерял.
Левое плечо у него было вывернуто и все опухло от удара палицей. Кольчуга на нем вдавилась глубоко в тело.
– Это северянин сделал, – с плачем рассказывал лучник. – Его эмблемой был окровавленный человек, и он еще пошутил насчет моей, мол, красный человек и розовая дева должны хорошо поладить. Я пил за его лорда Болтона, он за моего сира Марка, а за лорда Эдмара с леди Рослин и за Короля Севера мы пили вместе. А потом он меня убил. – Он сказал это с лихорадочным блеском в глазах, и Арья поняла, что это правда. Плечо у него ужасно раздулось, и весь левый бок был залит кровью и гноем. И пахло от него, как от мертвеца. Он умолял их дать ему глоток вина.
– Будь у меня вино, я бы сам его выпил, – сказал ему Пес. – Могу дать тебе воды и оказать последнюю милость.
Лучник долго смотрел на него, а потом сказал:
– Ты – пес Джоффри.
– Теперь я сам себе пес. Так хочешь ты пить или нет?
– Да. – Человек сглотнул. – И я прошу тебя оказать мне последнюю милость.
Позади у них остался маленький пруд. Сандор дал Арье свой шлем и послал ее за водой. Чавкая сапогами по грязи, она наполнила железную собачью голову. Вода вытекала сквозь дыры для глаз, но на дне еще много оставалось.
Лучник запрокинул голову, и она стала лить воду ему в рот. Он жадно глотал, и вода бежала по его бороде, превращая засохшую бурую кровь в бледно розовые слезы. Допив, он облизал шлем изнутри.
– Хорошо. Жаль только, что не вино – очень вина хотелось.
– Мне тоже хочется. – Пес почти нежно погрузил кинжал ему в грудь, нажав на клинок всем телом, и тот пробил камзол, кольчугу и стеганую подкладку внизу. Вытащив кинжал назад, Пес вытер его о мертвеца и сказал Арье: – Вот оно где сердце помещается, девочка. Вот как надо убивать человека.
Да, можно и так.
– Мы его похороним?
– Зачем? Ему все равно, а у нас лопаты нет. Оставим его волкам и диким собакам – нашим с тобой братьям. Но сначала обыщем.
В кошельке лучника нашлись два серебряных оленя и около тридцати медяков, а в рукоять кинжала был вделан красивый розовый камень. Пес взвесил кинжал на ладони и кинул его Арье. Она поймала его за рукоять, сунула за пояс и почувствовала себя намного лучше. Это, конечно, не Игла, но все таки сталь. У мертвеца имелся также полный колчан стрел, но что в них толку, когда нет лука. Сапоги его Арье были велики, а Псу малы, но она взяла себе его круглый шлем, хотя он сползал ей на нос и его приходилось постоянно сдвигать на затылок.
– У него, должно, и лошадь была, иначе он оттуда не ушел бы, – сказал Пес, оглядываясь по сторонам, – но теперь она убежала, дело ясное. Кто знает, сколько он тут пролежал.
Когда они добрались до Лунных гор, дожди почти совсем прекратились. Арья стала видеть солнце, луну и звезды и смекнула, что едут они на восток.
– Куда мы направляемся? – снова спросила она.
На этот раз Пес ответил по человечески:
– У тебя есть тетка в Орлином Гнезде. Может, хоть она захочет выкупить твою тощую задницу – впрочем, одни боги знают, зачем это ей надо. Найдем дорогу через горы и доедем до Кровавых ворот.
Тетя Лиза. При мысли о ней пустота не прошла. Арье нужна была мать, а не сестра матери. Тетку она совсем не знала, как не знала и своего двоюродного деда Черную Рыбу. Надо было тогда пойти в замок. Арья так и не знала до сих пор, живы мать с Роббом или мертвы: она ведь не видела, как они погибли. Может быть, лорд Фрей просто взял их в заложники и держит их в цепях у себя в подземелье, а может, Фреи отвезли их в Королевскую Гавань, чтобы Джоффри отрубил им головы. Она ничего не знала наверняка.
– Нам надо вернуться назад в Близнецы, – внезапно решила она. – За матерью. Не может быть, чтобы она умерла. Мы должны ей помочь.
– Я думал, что только у твоей сестры голова набита дурацкими песнями, – проворчал Пес. – Фрей мог оставить твою мать в живых, чтобы взять за нее выкуп, это верно. Но я не дурак, чтоб идти в одиночку вытаскивать ее из этого замка, провалиться мне в седьмое пекло.
– Почему в одиночку? Я тоже пойду.
Он издал звук, напоминающий смех.
– Ну, тут уж старикан обделается со страху, не иначе.
– Ты просто боишься умереть! – презрительно бросила Арья.
Теперь Клиган рассмеялся по настоящему.
– Смерть меня не пугает. Только огонь. А теперь молчи, не то я сам отрежу тебе язык и избавлю Молчаливых Сестер от лишних хлопот. Мы едем в Долину.
Арья не боялась, что он в самом деле отрежет ей язык. Кролик тоже вечно грозился шкуру с нее спустить, однако пальцем ее не тронул. Но искушать Пса тоже не следовало. Сандор Клиган – не Кролик. Тот не разрубал людей надвое топором и даже плашмя не бил.
В ту ночь она уснула, думая о матери и о том, не убить ли ей Пса, пока он спит, и не отправиться ли самой спасать леди Кейтилин. Закрыв глаза, она увидела перед собой лицо матери. Как она близко – даже запах чувствуется...
...И она в самом деле почуяла ее запах. Слабый, он смешивался с запахами мха, ила и воды, с вонью гниющего тростника и гниющих тел. Медленно переступая лапами, она дошла по мягкой грязи до кромки реки, напилась, подняла голову и принюхалась. Небо застилали серые тучи, по зеленой реке плыли мертвецы. Одни застревали на отмелях, других несло дальше по течению. Третьих прибивало к берегу. Ее братья и сестры пожирали их вкусную раздувшуюся плоть.
Вороны тоже кормились мертвыми, пронзительно крича на волков и оставляя в воздухе свои перья. Одна из ее сестер словила вспорхнувшую ворону за крыло, и ей тоже захотелось: у птиц кровь горячее. Хорошо бы похрустеть косточками и набить живот теплым, а не холодным мясом. Она проголодалась, и пищи кругом было вдоволь, но она знала, что не сможет съесть ни куска.
Запах стал сильнее. Она насторожила уши, прислушиваясь к воркотне своей стаи, сердитым крикам ворон, хлопанью крыльев и журчанию воды. Где то далеко она слышала лошадей и голоса живых людей, но ей были нужны не они, а этот запах. Она принюхалась еще раз. Да, вот он опять, и теперь она не только чуяла, но и видела это – что то белое, плывущее по реке. Оно зацепилось за корягу и развернулось, пригибая тростник.
Шумно расплескивая воду, она вошла в реку и поплыла. Течение было сильное, но она еще сильнее. Она плыла, ведомая своим чутьем. Запахи реки при всей своей густоте и сладости не привлекали ее – она правила на острый красный шепот холодной крови, на удушливый аромат смерти. Она гналась за ними, как за оленем в лесу. Наконец она достигла цели, и ее челюсти сомкнулись на бледной руке. Она потрясла эту руку, чтобы заставить ее шевельнуться, но ощутила во рту только кровь и смерть. Она уже начала уставать, и у нее едва хватило сил доплыть вместе с телом до берега. Когда она вытащила его на ил, к ней, высунув язык, стал красться один из ее младших братьев. Она отогнала его, лязгнув зубами, и только тогда отряхнулась. Белое, сморщенное от воды тело лежало лицом вниз в грязи, и холодная кровь сочилась из его горла. Вставай, мысленно твердила она. Вставай, поешь и бегай вместе с нами.
Потом она услышала лошадиный топот. Люди приближались с подветренной стороны, и она не учуяла их раньше, а теперь они были совсем рядом. Люди на лошадях, с черными, желтыми, розовыми крыльями и блестящими когтями в руках. Некоторые ее младшие братья ощерились, защищая свою добычу, но она рявкнула на них, и они разбежались. Таков закон. Олени, зайцы и вороны бегут от волков, а волки – от человека. Она бросила свою холодную белую находку в грязи и тоже убежала, не чувствуя никакого стыда.
Когда настало утро, Псу не пришлось будить Арью. Она в кои то веки встала раньше и даже успела накормить лошадей. Они молча позавтракали, а потом Сандор сказал:
– Так вот, насчет твоей матери...
– Не надо, – угрюмо сказала Арья. – Она мертва, я знаю. Я видела ее во сне.
Пес, посмотрев на нее долгим взглядом, кивнул, и они, не говоря больше об этом, снова двинулись в сторону гор.
В предгорьях им встретилась уединенная деревушка, окруженная серо зелеными страж деревьями и голубыми гвардейскими соснами. Клиган решил завернуть туда.
– Нам нужны пища и кров, – сказал он. – Вряд ли они слышали о том, что случилось в Близнецах, и меня, если повезет, тоже не узнают.
Сельские жители строили деревянный частокол вокруг своей деревни и, увидев кряжистого Пса, предложили ему за работу еду, жилье и даже деньги.
– Если мне и вино добавите, по рукам, – буркнул он.
Сошлись на эле, и Пес на ночь выпил его столько, что уснул мертвым сном.
Однако его мечте продать Арью леди Аррен здесь быстро настал конец.
– На перевалах морозы и снега, – сказал ему староста. – А если голод и холод вас не доконают, то это сделают сумеречные коты и пещерные медведи. Кроме того, есть еще и кланы. Обгорелые совсем осмелели, когда Тиметт одноглазый вернулся с войны. А полгода назад Гунтор, сын Гурна, со своими Каменными Воронами совершил набег на деревню в каких нибудь восьми милях от нас. Они забрали оттуда всех женщин, выгребли все зерно, а половину мужчин перебили. Теперь у них есть сталь, хорошие мечи и кольчуги, и они все время следят за дорогой – Каменные Вороны, Молочные Змеи Сыновья Тумана и прочие. Может, ты и захватишь кое кого с собой, но они тебя убьют и увезут твою дочку.
Я ему не дочка, могла бы крикнуть Арья, но ей это уже надоело. Она теперь ничья дочка. Она никто. Не Арья, не Ласка, не Нэн, не Арри, не Голубенок и даже не Воронье Гнездо. Просто девочка, которая днем ходит с собакой, а ночью бегает с волками.
В деревне было спокойно. Они спали на соломенных тюфяках, не слишком страдали от вшей, ели простую, но сытную пищу и дышали сосновым воздухом. Тем не менее Арья вскоре возненавидела это место. Здесь жили одни трусы. Они не смели долго смотреть Псу в лицо – взглянут и сразу глаза отводят. Женщины пытались одеть ее в платье и засадить за шитье, но поскольку они были не леди Смолвуд, она им не поддалась. А одна девчонка, дочь старосты, ходила за ней хвостом. Она была с Арьей одного возраста и при этом совсем ребенок: плакала, когда обдирала коленку. И повсюду таскала с собой тряпичную куклу. Кукла изображала собой латника, поэтому девочка называла ее «Солдат» и хвасталась, что он ее защищает.
– Да уйди ты, – говорила ей Арья раз сто. – Оставь меня в покое. – Но та не отставала, и Арья в конце концов отняла у нее куклу, вспорола ее и выпотрошила пальцем тряпичную начинку. – Вот теперь это настоящий солдат! – сказала она и закинула куклу в ручей. После этого девчонка отстала, и Арья целыми днями ухаживала за Неведомым и Трусихой или гуляла в лесу. Иногда она находила подходящую палку и «работала иглой», но потом вспоминала, что случилось в Близнецах. И разбивала палку о дерево.
– Пожалуй, нам стоит здесь остаться на время, – сказал ей Пес недели через две. Он опять напился эля, но теперь его потянуло не ко сну, а к размышлениям. – До Гнезда нам не добраться, а Фреи в речных землях все еще охотятся за беглецами. А тут им, похоже, нужны воины из за этих разбойничьих кланов. Отдохнем, а может, и письмо сумеем послать твоей тетке. – Арья помрачнела, услышав это. Ей не хотелось здесь оставаться, но и уходить было некуда. На следующее утро, когда Пес ушел рубить деревья и таскать бревна, она снова забралась в постель.
Но как только частокол достроили, староста дал понять, что им тут не место.
– Зимой мы и сами едва сможем прокормиться, – объяснил он, – а с такими, как ты, всегда приходит кровь.
– Стало быть, ты знаешь, кто я? – сжал губы Сандор.
– Знаю. Путники к нам не заходят, но мы ездим на рынок и кое что слыхали о псе короля Джоффри.
– Пес пригодится вам, когда налетят Каменные Вороны.
– Так то оно так... – Староста заколебался, набираясь храбрости. – Но люди говорят, будто ты потерял свой боевой дух на Черноводной. Говорят...
– Я знаю, что они говорят. – Голос Сандора звучал так, точно две пилы скрежетали одна о другую. – Заплати мне, и мы уедем.
Клиган увез с собой кошелек, набитый медью, мех с кислым элем и новый меч, который, по правде сказать, был очень старый. Он обменял его на топор, взятый им у Близнецов и набивший Арье шишку на затылке. Эля не стало в первый же день, а меч Клиган точил каждый вечер, ругая того, с кем поменялся, за каждую щербинку и каждое ржавое пятнышко. Если он потерял свой боевой дух, зачем он старается, чтобы меч был острым? Арья не смела задать ему такой вопрос, но много думала об этом. Не потому ли он убежал из Близнецов и ее с собой увез?
Вернувшись в речные земли, они увидели, что дожди пошли на убыль и половодье тоже начало спадать. Пес повернул на юг, обратно к Трезубцу.
– Едем в Риверран, – объявил он Арье, поджаривая убитого им зайца. – Может, Черная Рыба захочет купить волчонка.
– Он меня никогда не видел – откуда ему знать, что это правда? – Она устала путешествовать в Риверран. Ей казалось, что она едет туда уже долгие годы и никак не может доехать. Ни одна ее попытка добром не закончилась. – Не даст он тебе выкупа – повесит тебя, и все тут.
– Пусть попробует. – Пес повернул вертел. Непохоже что то, что он потерял боевой дух.
– Я знаю, куда надо ехать, – сказала она. У нее остался еще один брат. Джон ее примет, даже если никто другой не захочет. Он назовет ее маленькой сестричкой и взъерошит ей волосы. Но к нему ехать долго, и она не думала, что доберется туда одна. Она даже до Риверрана не сумела доехать. – К Стене, вот куда.
Сандор засмеялся своим скрипучим смехом.
– Волчонок хочет вступить в Ночной Дозор?
– У меня на Стене брат.
Он скривил рот.
– До Стены тысяча лиг. Нам даже к Перешейку пришлось бы пробиваться через проклятых Фреев. Там на болотах водятся львоящеры, которые волков каждый день на завтрак едят. А если мы и доберемся до Севера целыми, там половину замков занимают Железные Люди, не говоря уж о трижды проклятых северянах.
– Ты их боишься, да? Потому что потерял боевой дух? Ей показалось, что сейчас он ее ударит – но заяц уже подрумянился до хрустящей корочки, и жир так и капал в огонь. Сандор снял его с палки, разорвал пополам и бросил одну половину Арье на колени.
– С моим духом все в порядке, – сказал он, отламывая ногу, – но рисковать своей шкурой ради тебя и твоего братца я не намерен. У меня у самого брат есть.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:55 | Сообщение # 68 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Тирион, – молвил устало сир Киван Ланнистер, – если ты действительно невиновен в смерти Джоффри, тебе нетрудно будет доказать это на суде. Тирион отвернулся от окна.
– Кто будет судить меня?
– Правосудие – привилегия трона. Король умер, но твой отец остается десницей. Поскольку обвиняемый – его родной сын, а жертва – его внук, он попросил лорда Тирелла и принца Оберина быть судьями вместе с ним.
Тириона это не слишком ободрило. Мейс Тирелл был тестем Джоффри, хотя и недолго, а Змей – он змей и есть.
– Разрешат ли мне испытание поединком?
– Я бы тебе этого не советовал.
– Почему? – Это спасло его в Долине – отчего бы не спасти здесь? – Ответь, дядя. Разрешат ли мне испытание поединком и бойца, чтобы доказать мою невиновность?
– Разумеется, если ты того пожелаешь. Но тебе следует знать, что Серсея в подобном случае намерена выставить своим бойцом сира Григора Клигана.
Эта сука предугадывает все его ходы заранее. Жаль, что она не выбрала кого нибудь из Кеттлблэков. С любым и трех этих братьев Бронн разделался бы запросто, но Скачущая Гора – дело иное.
– Мне надо с этим переспать. – И поговорить с Бронном. Тириону даже думать не хотелось, во что это ему обойдется. Бронн имеет преувеличенное понятие о ценности своей шкуры. – У Серсеи есть свидетели против меня?
– С каждым днем все больше.
– Тогда я должен найти своих свидетелей.
– Скажи, кого ты хочешь вызвать, и люди сира Аддама приведут их в суд.
– Лучше я сам отыщу их.
– Тебя обвиняют в убийстве короля, твоего племянника. И ты полагаешь, что тебе позволят разгуливать повсюду и делать, что тебе вздумается? У тебя здесь есть чернила, перья и пергамент. Составь список свидетелей, которые тебе требуются, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы доставить их на суд – даю тебе слово Ланнистера.
Тирион не стал унижать себя новыми просьбами.
– А оруженосец мой может входить и выходить беспрепятственно? Юный Подрик Пейн?
– Конечно, если ты этого хочешь. Я пришлю его к тебе.
– Хорошо, пришли. Чем скорее, тем лучше, а всего лучше прямо сейчас. – Тирион подошел к столу но, услышав, как открылась дверь, обернулся. – Дядя!
– Да?
– Я этого не делал.
– Мне бы хотелось верить в это, Тирион.
Когда дверь закрылась, Тирион взобрался на стул, отточил перо и взял чистый пергамент. Кто же замолвит за него слово? Он обмакнул перо в чернильницу.
Лист так и остался чистым, когда к нему некоторое время спустя вошел Педрик Пейн. Тирион отложил перо.
– Найди Бронна и сейчас же приведи его сюда. Скажи, что он может разбогатеть, как ему и не снилось, и без него не возвращайся.
– Да, милорд. То есть нет. Не вернусь, – сказал Под и ушел.
Он не вернулся ни к закату, ни к восходу луны. Тирион так и заснул на подоконнике, а на рассвете проснулся с ломотой во всем теле. Слуга принес ему на завтрак овсянку, яблоки и рог с элем. Он поел за столом, глядя на лежащий перед ним чистый пергамент. Час спустя слуга пришел за миской.
– Ты не видел моего оруженосца? – спросил его Тирион. Тот потряс головой.
Тирион со вздохом повернулся к столу и снова обмакнул перо. «Санса», написал он и уставился на это имя, до боли стиснув зубы.
Если Джоффри не просто подавился – а такое предположение даже Тириону трудновато проглотить, – то его, несомненно, отравила Санса. Джофф поставил свою чашу чуть ли не ей на колени, а причин у нее было более чем достаточно.
Все сомнения, которые еще имелись у Тириона, исчезли вместе с его женой. Одна плоть, одно сердце, одна душа. Он скривил рот. Она быстро доказала, как мало значит для нее этот обет, не так ли? А чего ты, собственно, ждал, карлик?
И все же... где Санса достала яд? Ему не верилось, что девочка действовала в одиночку. Действительно ли он хочет ее найти? Поверят ли судьи, что юная жена Тириона отравила короля без ведома своего мужа? Он бы не поверил. Серсея будет настаивать на том, что они проделали это вместе.
Тем не менее он вручил свой пергамент дяде.
– Леди Санса – твой единственный свидетель? – нахмурился сир Киван.
– Со временем я вспомню других.
– Вспомни лучше сейчас. Судьи намерены назначить слушание через три дня.
– Это слишком скоро. Вы держите меня тут под стражей – как же я найду свидетелей в свою пользу?
– Свидетелей против тебя твоя сестра нашла без труда. – Сир Киван свернул пергамент. – Городская стража ищет твою жену. Варис предложил сто оленей за сведения о ней и сто драконов за нее саму. Если ее можно найти, она будет найдена, и я сам приведу ее к тебе. Не вижу вреда в том, чтобы муж и жена были заключены вместе и утешали друг друга.
– Как ты добр. Не видел ли ты моего оруженосца?
– Вчера я послал его к тебе – разве он не пришел?
– Пришел и опять ушел.
– Тогда я пришлю его снова.
Но Подрик вернулся только на следующее утро. Он вошел в комнату нерешительно, со страхом на лице. За ним следовал Бронн в кафтане с серебряными заклепками в тяжелом дорожном плаще и с парой перчаток из тонкой кожи за поясом.
От одного взгляда на него у Тириона засосало под ложечкой.
– Долго же ты шел сюда.
– Парень меня упросил, иначе я не пришел бы вовсе. Меня ждут к ужину в замке Стокворт.
– Стокворт? – Тирион соскочил с кровати. – Что ты там позабыл. Скажи на милость?
– Невесту. – Бронн улыбнулся, как волк, созерцающий потерявшегося ягненка. – Послезавтра я женюсь на Лоллис.
– Лоллис, значит. – Чудесно, просто замечательно. Полоумная дочь леди Танды получит мужа рыцаря и отца для того бастарда, которого носит в животе, а сир Бронн Черноводный поднимется еще на одну ступеньку. Тут поработали зловонные пальчики Серсеи. – Моя сука сестра подсунула тебе хромую лошадь. Эта девица слабоумна.
– Если бы мне требовался ум, я бы женился на тебе.
– Она беременна от другого.
– Когда она опростается, я начиню ее сызнова.
– Она даже не наследница Стокворта. У нее есть старшая сестра, Фалиса – замужняя.
– Она уже десять лет замужем, а детей нет как нет. Ее лорд муж с ней не спит – говорят, он предпочитает девственниц.
– Да хоть коз – это к делу не относится. Земли все равно перейдут к его жене, когда леди Танда умрет.
– Если Фалиса не умрет раньше матери.
Знает ли Серсея, какую змею она побудила пригреть на груди леди Танду? Если даже и знает, это, видимо, не волнует ее.
– Зачем же ты пришел в таком случае?
– Ты как то сказал, что если кто нибудь предложит мне продать тебя, ты дашь двойную цену, – пожал плечами Бронн.
Да, верно.
– Так что же тебе надо – две жены или два замка?
– Одной жены с меня хватит, и одного замка тоже. Но если ты хочешь, чтобы я убил Григора Клигана, замок должен быть чертовски большим.
В Семи Королевствах полным полно незамужних знатных девиц, но даже самые старые, больные и безобразные не пойдут за такого худородного подонка, как Бронн. Разве только у девушки с головой неладно и она забрюхатела после того, как ее изнасиловало полсотни человек. Леди так отчаялась найти Лоллис мужа, что даже за Тирионом гонялась некоторое время – еще до того, как ее дочкой насладилась половина Королевской Гавани. Серсея, несомненно, как то подсластила свое предложение, притом Бронн теперь рыцарь, что делает его подходящей партией для младшей дочери невеликого дома.
– Сейчас я не могу похвастаться избытком замков и невест, – признался Тирион. – Но я могу предложить тебе золото и мою благодарность, как прежде.
– Золото у меня есть, а благодарность твоя ни к чему.
– Как знать. Ланнистеры всегда платят свои долги.
– Твоя сестра – тоже Ланнистер.
– Моя леди жена – наследница Винтерфелла. Если я сохраню голову на плечах, то когда нибудь буду править Севером от ее имени. И отделю тебе большой кусок.
– Если бы да кабы. Притом на Севере зверски холодно, а Лоллис теплая, и она рядом. Еще две ночи – и она моя.
– Тут я тебе не завидую.
– Да ну? – ухмыльнулся Бронн. – Признайся, Бес, если б тебе предложили на выбор спать с Лоллис или драться с Горой, ты бы мигом штаны спустил и приступил к делу.
Он слишком хорошо меня знает, подумал Тирион и зашел с другой стороны:
– Я слышал, сир Григор был ранен на Красном Зубце и у Синего Дола. Раны поубавят ему прыти.
– Прытким он сроду не был, – раздраженно отрезал Бронн. – При такой туше и силище прыть ни к чему. Хотя для такого детины он поворачивается довольно быстро, тут ты прав. Ручищи у него небывалой длины, а ударов, которые обыкновенного человека доконали бы, он как будто и не чувствует.
– Неужто ты так его боишься? – спросил Тирион в надежде раздразнить его.
– Дурак бы я был, если б не боялся. Хотя, пожалуй, я и мог бы его побить. Плясал бы вокруг него, пока он не устал бы махать мечом, а потом как нибудь повалил бы. Когда противник падает, его рост уже не важен. Но риск велик. Один неверный шаг – и я покойник. Зачем мне это надо? Ты мне нравишься, маленький уродец, но если я буду биться за тебя, то проиграю в обоих случаях. Либо Гора выпустит мне кишки, либо я убью его и потеряю Стокворт. Я продаю свой меч, а не отдаю его даром. Я тебе не брат, в конце концов,
– Верно. Не брат. – Тирион махнул рукой. – Ладно, ступай. Беги в Стокворт к своей Лоллис. И пусть тебе на твоем брачном ложе посчастливится больше, чем мне на моем.
У двери Бронн задержался.
– Что ж ты теперь будешь делать, Бес?
– Убью Григора сам. Будет о чем песню сложить, а?
– Надеюсь услышать ее. – Бронн ухмыльнулся напоследок и ушел – из комнаты, из замка, из жизни Тириона.
Под переминался на месте.
– Простите, милорд.
– За что? Разве ты сделал Бронна наглым скотом? Он всегда таким был – именно это мне в нем и нравилось. – Тирион налил себе вина и устроился на подоконнике. За окном было серо и дождливо. Но все таки не так уныло, как у него на душе. Он мог бы послать Подрика поискать Шаггу, но в Королевском лесу столько укромных мест, что разбойники укрывались там годами. Притом Под даже кухню находит с трудом, когда его посылают туда за сыром. Тиметт, сын Тиметта уже вернулся, должно быть, в свои Лунные горы. А если Тирион, как он сказал Бронну, выйдет против Григора Клигана сам, то это будет еще большей комедией, чем карликовый турнир Джоффри. Он не собирался умирать под раскаты веселого смеха. Испытание боем отпадает.
В тот день сир Киван снова зашел к нему, и на другой день тоже. Он предупредительно сообщил племяннику, что Сансу так и не нашли, как не нашли и шута сира Донтоса, пропавшего в одну ночь с ней. Есть ли у Тириона еще свидетели, которых он желает вызвать? Свидетелей не было. Как ему доказать, что он не добавлял яд в вино, если тысяча человек видела, как он наполнял чашу Джоффри?
Ночью он не сомкнул глаз.
Он лежал в темноте, устремив взгляд на балдахин и ведя счет своим призракам. Вот Тиша – она улыбается, целуя его, вот Санса, нагая и дрожащая от страха. Вот Джоффри – он царапает себе горло, и кровь струится у него из под ногтей, а лицо чернеет на глазах. Он видел глаза Серсеи, волчью ухмылку Бронна, вредную усмешечку Шаи. При одной мысли о ней его охватило возбуждение. Он поласкал себя, надеясь после этого успокоиться, но так и не успокоился.
Потом пришел рассвет, и настал день суда.
В это утро к нему пришел не сир Киван, а сир Аддам с дюжиной золотых плащей. Тирион позавтракал вареными яйцами, подгоревшим салом и жареным хлебом и оделся как можно наряднее.
– Отец мог бы прислать за мной королевских гвардейцев, – заметил он сиру Аддаму. – Я, как никак, член королевской семьи.
– Это так, милорд, но боюсь, что почти все королевские гвардейцы будут свидетельствовать против вас. Лорд Тайвин решил, что быть вашими конвоирами им в таком случае не подобает.
– Да сохранят вас боги от неподобающих поступков. Пойдемте.
Судили его в тронном зале, где погиб Джоффри. Войдя в бронзовые двери и следуя с сиром Аддамом по ковровой дорожке, он чувствовал, что все взоры устремлены на него. Несколько сот человек собралось посмотреть, как его будут судить. Он по крайней мере надеялся, что собрались они именно для этого – ведь все они могли бы стать свидетелями обвинения. На галерее он приметил королеву Маргери, бледную и прекрасную в своем траурном одеянии. Дважды замужняя и дважды вдова, в ее то шестнадцать. По одну сторону от нее стояла ее статная мать, по другую – ее маленькая бабка; всю остальную галерею заполняли ее придворные дамы и рыцари ее отца.
Помост все еще стоял под опустевшим Железным Троном, но все столы, кроме одного, убрали. Теперь за этим единственным столом сидели лорд Мейс Тирелл в зеленой с золотом мантии. Стройный принц Оберин в оранжево желто алом полосатом наряде, а между ними – лорд Тайвин Ланнистер. Возможно, надежда еще есть, подумал Тирион. Дорниец и Тирелл не выносят друг друга. Если мне удастся сыграть на этом...
Верховный септон произнес молитву, прося небесного Отца направить их на путь правосудия. Когда он закончил, земной отец наклонился вперед и спросил:
– Тирион, признаешь ли ты себя виновным в убийстве короля Джоффри?
Однако он времени не теряет.
– Нет.
– Уже легче, – сухо молвил Оберин Мартелл.
– Виновна ли в этом Санса Старк? – спросил лорд Тайвин.
На ее месте он сделал бы именно это. Но где бы она ни была и как бы ни участвовала в этом деле, она остается его женой. Он окутал ее своим плащом, как муж и заступник, хоть ему и пришлось ради этого стать на спину дурака.
– Джоффри убили боги. Он подавился пирогом с голубями.
Лорд Тайвин побагровел.
– Ты винишь в его смерти пекарей?
– Их или голубей – только меня в это не впутывайте. – Тирион услышал нервный смешок и понял, что допустил ошибку. Придержи свой язык, маленький дуралей, пока он не вырыл тебе могилу.
– Против тебя имеются свидетели, – сказал лорд Тайвин. – Сначала мы выслушаем их, затем ты сможешь представить собственных свидетелей. Говорить тебе можно только с нашего разрешения.
Тириону оставалось только кивнуть в ответ. Сир Аддам сказал правду: первым свидетелем был сир Бейлон Сванн из Королевской Гвардии.
– Лорд десница, – начал он, когда верховный септон привел его к присяге, – я имел честь сражаться вместе с вашим сыном на корабельном мосту. Он храбрый человек, несмотря на свой малый рост, и я не верю, что он мог совершить подобное.
По залу прокатился ропот. Что за безумную игру затеяла Серсея? Зачем ей выпускать свидетеля, объявляющего Тириона невиновным? Вскоре Тирион это понял. Сир Бейлон неохотно рассказывал, как он оттащил его от Джоффри в день бунта.
– Он ударил его величество, это правда. Но это был припадок ярости, летняя гроза, не более. Толпа едва не убила нас всех.
– Во времена Таргариенов человек, ударивший особу королевской крови, лишился бы руки, – заметил Красный Змей. – Выходит, ручонка у карлика отросла обратно? Или Белые Мечи забыли свой долг?
– Он тоже особа королевской крови, – ответил сир Бейлон, – к тому же был десницей короля.
– Он лишь замещал десницу в мое отсутствие, – поправил лорд Тайвин.
Рассказ сира Меррина Транта, занявшего затем свидетельское место, был куда более красочным.
– Он повалил короля наземь и пинал его ногами, громко сетуя на то, что его величество ушел от бунтовщиков невредимым.
Тирион начинал прозревать замысел своей сестры. Она начала с человека, известного своей честностью, и выдоила из него все, что могла. Каждый последующий свидетель будет чернить подсудимого все больше. И в конце концов из него сделают Мейегора Жестокого вкупе с Эйерисом Безумным, со щепоткой Эйегона Недостойного для вкуса.
Сир Меррин теперь рассказывал, как Тирион помешал Джоффри наказывать Сансу Старк.
– Карлик спросил его величество, знает ли он, что случилось с Эйерисом Таргариеном, а когда сир Борос вступился за короля, пригрозил убить оного рыцаря.
Следующим с показаниями выступил сам Блаунт, подтвердивший эту печальную историю. Он должен был питать немалую неприязнь к Серсее за то, что она выгнала его из Королевской Гвардии, однако сказал все, что ей было желательно.
Тирион не мог больше держать язык за зубами.
– Отчего вы не скажете судьям, что при этом делал Джоффри?
Высокий, с обвислыми щеками рыцарь сумрачно глянул на него.
– Я скажу им нечто другое. Вы пригрозили, что велите своим дикарям убить меня, если я открою рот.
– Тирион, – сказал лорд Тайвин, – тебе разрешается говорить, только когда мы того потребуем. Считай это предупреждением.
Тирион умолк, хотя внутри у него все кипело.
Далее свидетельствовали Кеттлблэки, все трое поочередно. Осни и Осфрид рассказывали об ужине у Серсеи накануне битвы и о высказанных Тирионом угрозах.
– Он сказал, что намерен причинить ее величеству зло, – показал сир Осфрид, а его брат Осни добавил: – Он сказал, что дождется дня, когда она будет счастлива, и обратит ее радость в пепел. – Об Алаяйе никто из них не упомянул.
Сир Осмунд Кеттлблэк, воплощение рыцарства в своей белой броне и белом шерстяном плаще, клятвенно заявил, что король Джоффри давно знал о намерении дяди Тириона убить его.
– В тот день, когда меня облекли в белый плащ, милорды, – сообщил он судьям, – отважный юноша сказал мне: «Сир Осмунд, охраняйте меня хорошо, ибо мой дядя меня не любит и хочет стать королем вместо меня».
Этого Тирион переварить не мог.
– Лжец! – вскричал он и сделал два шага вперед, но золотые плащи оттащили его обратно. Лорд Тайвин нахмурился.
– Ты хочешь, чтобы тебя сковали по рукам и ногам, как простого разбойника?
Тирион стиснул зубы. Еще одна ошибка – дурак ты, карлик, дурак. Уймись, иначе тебе конец.
– Прошу прощения, милорды. Меня рассердила его ложь.
– Его правда, ты хочешь сказать, – вмешалась Серсея. – Я прошу вас наложить на него оковы, отец, ради вашей же безопасности. Вы видите, какой он.
– Я вижу, что он карлик, – сказал принц Оберин. – В тот день, когда я испугаюсь рассерженного карлика, я утоплюсь в бочке красного вина.
– В оковах нет нужды. – Лорд Тайвин взглянул на окна и встал. – Становится поздно. Мы возобновим заседание завтра.
Ночью, сидя в своей башне с чистым пергаментом и чашей вина, Тирион думал о жене. Не о Сансе – о первой своей жене, Тише. О шлюхе, не о волчице. Она только притворялась, что любит его, он ей верил и находил счастье в этой вере. Лучше сладкая ложь, чем горькая истина. Тирион допил вино и стал думать о Шае. Когда сир Киван явился к нему с ежевечерним визитом, он попросил, чтобы пришел Варис.
– Ты думаешь, что евнух выступит в твою защиту?
– Ничего не могу сказать, пока не поговорю с ним. Пришли его ко мне, дядя, будь так добр.
– Хорошо.
Следующее заседание суда открыли мейстеры Валлабар и Френкен. Они показали, что вскрыли благородное тело короля Джоффри и не нашли в королевском горле ни пирога, ни какой либо иной пищи.
– Короля убил яд, милорды, – сказал Баллабар, а Френкен торжественно кивнул.
Затем вызвали великого мейстера Пицеля. Он опирался на кривую клюку и трясся на ходу. На его цыплячьей шее торчали белые волоски. Слабость не позволяла ему стоять, и судьи распорядились принести для него стул, а также и стол, на котором расставили множество мелких сосудов. Пицель принялся перечислять содержащиеся в них снадобья.
– Сероголов, извлекаемый из бледной поганки. Ночная тень, сладкий сон, пляска демона, слепыш, вдовья кровь, именуемая так из за своего цвета. Это страшный яд. Он закупоривает кишки и мочевой пузырь человека, отравляя его собственными ядами. Есть здесь также волчья смерть, яд василиска и слезы Лисса. Все эти средства мне известны. Бес Тирион Ланнистер украл их из моих покоев, когда бросил меня в тюрьму по ложному обвинению.
– Пицель, – сказал Тирион, рискуя навлечь на себя гнев отца, – способно ли хоть одно из этих снадобий привести к смерти от удушья?
– Нет. Для этого вы прибегли к более редкому яду. Когда я обучался в Цитадели, мои наставники называли его просто «душитель».
– Но этот редкий яд найден не был?
– Нет, милорд, – заморгал Пицель. – Вы использовали его без остатка, чтобы убить самого благородного из юношей, какого боги когда либо посылали на землю.
Гнев в Тирионе возобладал над разумом.
– Джоффри был жесток и глуп, но я его не убивал. Можете отрубить мне голову, но я непричастен к смерти своего племянника.
– Молчать! – сказал лорд Тайвин. – Я предупреждал тебя трижды. В следующий раз тебя закуют и заткнут тебе рот.
После Пицеля началась нескончаемая, нудная процедура. Лорды, леди и рыцари, люди как знатного, так и скромного происхождения, все присутствовали на свадебном пиру, все видели, как Джоффри стал задыхаться, и как лицо его почернело, словно дорнийская слива. Лорд Редвин, лорд Селтигар и сир Флемент Браке слышали, как Тирион угрожал королю; двое слуг, жонглер, лорд Джайлс, сир Хоббер Редвин и сир Филип Фоот видели, как Тирион наполнял свадебную чашу; леди Мерривезер поклялась, что видела, как карлик бросил что то в вино королю, пока Джоффри и Маргери резали пирог; старый Эстермонт, молодой Пекльдон, певец Галейон из Кью, оруженосцы Моррос и Джотос Слинг показали, что во время агонии Джоффри Тирион взял чашу и вылил остаток отравленного вина на пол.
И когда он успел нажить столько врагов? Леди Мерривезер ему почти незнакома. Слепа она или подкуплена? Хорошо еще, что Галейон из Кью не положил свои показания на музыку, иначе в этой песне было бы семьдесят семь куплетов.
Дядя, придя к Тириону вечером после ужина, держался холодно и отчужденно. Он тоже думает, что это сделал я.
– Так что же, есть у тебя свидетели? – спросил сир Киван.
– Нет, если вы не нашли мою жену.
Дядя покачал головой.
– Похоже, дело принимает для тебя скверный оборот.
– Ты так думаешь? А я и не заметил. – Тирион потрогал свой шрам. – Варис, между прочим, так и не пришел.
– И не придет. Завтра он будет свидетельствовать против тебя.
– Ну что ж. Мне любопытно другое. Ты всегда был честным человеком, дядя. Что тебя убедило?
– Зачем было красть у Пицеля яды, если не для того, чтобы ими воспользоваться? А леди Мерривезер видела...
– Ничего она не видела! Но как мне это доказать? Как могу я доказать хоть что то, сидя здесь под замком?
– Возможно, тебе пора признаться во всем.
Даже сквозь толстые стены Красного Замка проникал ровный шум дождя.
– Повтори еще раз, дядя. Я могу поклясться, что ты предложил мне сделать признание.
– Если ты признаешь свою вину перед троном и раскаешься в своем преступлении, твой отец остановит меч, и тебе позволят надеть черное.
Тирион рассмеялся дяде в лицо.
– Те же условия Серсея предлагала Эддарду Старку. Мы все знаем, чем это кончилось.
– Твой отец к этому не был причастен.
Да, это по крайней мере правда.
– В Черном Замке полным полно убийц, воров и насильников, – сказал Тирион, – но я не припомню, чтобы встречал там цареубийц. Вы хотите, чтобы я поверил, что, если я признаюсь в подобном злодеянии, отец дарует мне свое прощение и отправит меня на Стену, снабдив теплыми шерстяными подштанниками? – Тирион издал крайне неприличный звук.
– Разве я говорил тебе о прощении? – сурово возразил сир Киван. – Признание положит конец этому делу – потому твой отец и послал меня к тебе с этим предложением.
– Поблагодари его от меня, дядя, и скажи, что я пока не настроен признаваться.
– На твоем месте я бы хорошенько подумал. Серсея требует твоей головы, и лорд Тирелл склоняется к тому, чтобы отдать ей требуемое.
– Стало быть, один из моих судей уже вынес мне приговор, не выслушав ни слова в мою защиту? – Что ж, этого следовало ожидать. – Разрешат ли мне все таки высказаться и представить свидетелей?
– У тебя их нет, – напомнил ему дядя. – Если ты виновен в этом чудовищном деянии, Тирион, то Стена – участь более мягкая, чем ты заслуживаешь. Если же ты невиновен... я знаю, на Севере еще воюют, но даже там тебе будет безопаснее, чем в Королевской Гавани, каким бы ни был исход суда. Народ убежден в твоей виновности. Если у тебя достанет глупости показаться на улицах, тебя разорвут на куски.
– Я вижу, как эта вероятность тебя удручает.
– Ты сын моего брата...
– Напомни лучше об этом ему.
– Думаешь, он позволил бы тебе надеть черное, не будь ты сыном его и Джоанны? Я знаю, Тайвин представляется тебе жестким человеком, но ему поневоле пришлось стать таким. Наш с ним отец был добрым и мягким, а его знаменосцы в открытую смеялись над ним. У нас занимали золото и не трудились его отдавать. При дворе отпускали шутки относительно беззубых львов. Даже любовница его обкрадывала. Эта вчерашняя шлюха позволяла себе носить драгоценности нашей матери! Вернуть дому Ланнистеров его надлежащее место выпало на долю Тайвина – а когда он был не старше двадцати, судьба вручила ему все наше государство. Он нес это тяжкое бремя двадцать лет, не заслужив ничего, кроме зависти безумного короля. Вместо заслуженных почестей ему приходилось терпеть бесчисленные оскорбления, и все же он обеспечил Семи Королевствам мир, процветание и справедливость. Да, он человек справедливый, и ты поступишь мудро, доверившись ему.
Тирион моргал в изумлении. Сир Киван, человек положительный и сугубо земной, никогда еще не произносил при нем столь пылких речей.
– Как сильно ты его любишь.
– Он мой брат.
– Я... я подумаю над тем, что ты сказал.
– Хорошо, только думай быстрее.
Всю ночь Тирион только об этом и думал, но к утру так и не решил, можно доверять отцу или нет. Слуга принес ему на завтрак овсянку с медом, но Тирион чувствовал на языке только желчь, наполнявшую его рот при мысли о признании. Его будут звать цареубийцей до конца его дней. На тысячу лет, а то и больше, если его вообще будут помнить, он прослывет злобным карликом, отравившим своего юного племянника на его свадебном пиру. Подумав об этом, он пришел в такую ярость, что швырнул миску через всю комнату, и на стене осталось пятно от овсянки. Сир Аддам, пришедший препроводить его на суд, взглянул на этот след с любопытством, но ни о чем, к счастью, не спросил.
– Лорд Варис, мастер над шептунами, – объявил герольд.
Паук, надушенный, разряженный, благоухающий розовой водой, все время потирал руки. Он смывает прочь мою жизнь, думал Тирион, слушая скорбный отчет евнуха о том, как Бес замышлял убрать от Джоффри его телохранителя Пса и говорил Бронну, что Томмен был бы лучшим королем. Полуправда хуже откровенной лжи. Притом у Вариса в отличие от других имелись документы, пергамента, испещренные датами, краткими заметками и записями целых бесед. Их было так много, что губительные для Тириона показания Вариса заняли весь день. Евнух подтвердил, что Тирион побывал ночью в покоях великого мейстера Пицеля и похитил оттуда различные снадобья, подтвердил угрозу, высказанную Бесом за ужином у Серсеи, подтвердил все как есть, кроме самого отравления. Когда принц Оберин спросил, откуда он может все это знать, не присутствовав ни при одном из упомянутых событий, евнух только хихикнул и сказал:
– Мои маленькие пташки мне рассказали. Знать все – их работа и моя.
Маленьких пташек на суд не призовешь. Надо было отрубить евнуху голову сразу же по приезде в Королевскую Гавань. Будь он проклят. И будь проклят я сам за то, что когда либо доверялся ему.
– Всех ли мы выслушали? – спросил лорд Тайвин свою дочь, когда Варис вышел из зала.
– Почти, – ответила Серсея. – Прошу вашего разрешения представить завтра суду последнего свидетеля.
– Хорошо.
А, чтоб вам, в ярости подумал Тирион. После этой судебной комедии казнь будет почти облегчением.
Вечером, когда он сидел на окне и пил вино, за дверью послышались голоса. Сир Киван явился за ответом, подумал Тирион, но вошел к нему не дядя.
Тирион встал и отвесил принцу Оберину насмешливый поклон.
– Разве судьям разрешается посещать подсудимых?
– Принцам разрешается все. Так я по крайней мере сказал вашей страже, – ответил, садясь, Красный Змей.
– Мой отец будет недоволен.
– Довольство Тайвина Ланнистера никогда меня особенно не заботило. Что вы пьете – дорнийское?
– Борское.
– Красная водица, – скривился Оберин. – Вы его правда отравили?
– Нет. А вы?
– Острый язык – это свойство всех карликов? – улыбнулся принц. – Кое кто всерьез намерен его вырезать.
– Вы не первый, кто говорит мне об этом. Возможно, мне самому следовало бы его вырезать – слишком много хлопот он мне доставляет.
– Я заметил. Пожалуй, я тоже выпью выжатого лордом Редвином виноградного сока.
– Как хотите. – Тирион налил ему вина. Принц прополоскал им рот и проглотил.
– Ладно, сойдет. Завтра я пришлю вам нашего крепкого дорнийского. Знаете, я нашел ту белокурую шлюху, о которой говорил вам.
– Значит, вы побывали у Катай?
– У Катай я спал с одной чернокожей, Алаяйей – так ее, кажется, зовут. Она превосходна, несмотря на исполосованную спину. Но шлюха, которую я упомянул, это ваша сестра.
– Она уже спала с вами? – ничуть не удивившись, спросил Тирион.
– Нет еще, – засмеялся принц, – но переспит, если я соглашусь на ее цену. Она даже на брак намекала. Ее величеству нужен новый муж – кто же лучше подходит для этого, чем принц Дорнийский. Эллария полагает, что надо соглашаться. Одна мысль о Серсее в нашей постели делает эту негодницу мокрой. И при этом нам даже карликов грош платить не придется. Все, что нужно от меня вашей сестре, – это одна голова, чуть больше обыкновенной и лишенная носа.
– И что же? – спросил Тирион.
Оберин, поболтав вино в чаше, начал издалека:
– Когда Молодой Дракон в стародавние времена покорил Дорн и взял Солнечное Копье, он поставил над нами лорда Хайгарденского. Этот Тирелл со своей свитой разъезжал от замка к замку, выискивая мятежников и заботясь о том, чтобы мы не вставали с колен. Нагрянув в очередной замок, он жил там, как у себя дома, около месяца, а потом перебирался в следующий. Он выгонял хозяев из собственных покоев и спал в их постелях. Однажды он улегся под тяжелым бархатным балдахином, а рядом висел шнур от колокола на случай, если ему понадобится женщина. Этому лорду Тиреллу очень нравились дорнийки, и кто его за это упрекнет? Он дернул за шнур, и балдахин вдруг раздался, и на лорда упали сто красных скорпионов. Его смерть послужила искрой, пожар от которой охватил весь Дорн, за две недели сведя на нет все победы Молодого Дракона. Мы встали с колен и вновь обрели свободу.
– Я знаю эту историю. Что же из нее следует?
– Да ничего. Если бы я нашел такой шнур у собственной постели и вздумал за него дернуть, я предпочел бы увидеть скорпионов, нежели королеву во всей ее прекрасной наготе.
– Тут мы с вами сходимся, – усмехнулся Тирион.
– Еще бы. А ведь мне есть за что благодарить вашу сестру. Если бы не ее обвинение, вместо вас, возможно, судили бы меня. – Глаза принца искрились весельем. – Кто же лучше разбирается в ядах, чем Красный Змей Дорнийский? У кого больше причин держать Тиреллов подальше от трона? Если следовать дорнийскому закону, после смерти Джоффри Железный Трон должен был бы перейти к его сестре Мирцелле, которая благодаря вам помолвлена с моим племянником.
– Дорнийский закон здесь неприменим. – Тирион был рад отвлечься от собственных забот, чтобы обсудить вопросы престолонаследия. – Мой отец коронует Томмена, можете не сомневаться.
– Если он коронует его в Королевской Гавани, это не значит, что мой брат не сможет короновать Мирцеллу в Солнечном Копье. Неужели ваш отец завяжет войну с вашей племянницей от имени вашего племянника? Или ваша сестра? – Принц пожал плечами. – Возможно, мне все таки следует жениться на Серсее при условии, что она поддержит свою дочь против своего сына. Как вы думаете, пойдет она на это?
Никогда, хотел сказать Тирион, но это слово застряло у него в горле. Серсею всегда возмущало, что ее отстраняют от власти по причине ее пола. Если бы дорнийский закон применялся у них на западе, она была бы полноправной наследницей Бобрового Утеса. Они с Джейме близнецы, но Серсея явилась на свет первой. Поддержав право Мирцеллы, она поддержала бы собственное право.
– Не знаю, кого выбрала бы сестра – Мирцеллу или Томмена, – признался Тирион, – да это и не важно. Отец все равно не позволит ей выбирать.
– Ваш отец не вечен.
Оберин сказал это так, что у Тириона стали дыбом волосы на затылке. Он снова вспомнил Элию и то, что сказал ему принц, когда они ехали через покрытое пеплом поле. Ему нужна голова, отдавшая приказ, а не только рука, державшая меч.
– Неразумно вести столь крамольные речи в Красном Замке, мой принц. Маленькие пташки могут услышать вас.
– Пусть их слушают. Разве это крамола – сказать, что человек смертен? Валор моргулис, как говорилось в старой Валирии: все люди смертны. И Рок, постигший их, доказал истинность этих слов. – Дорниец подошел к окну и посмотрел в ночь. – Я слышал, свидетелей у вас нет.
– Я надеялся, что один взгляд на мое славное лицо убедит вас всех в моей невиновности.
– Ошибаетесь, милорд. Жирный Розан полностью убежден, что вы виновны, и намерен добиться вашей смерти. Он уже с полсотни раз напоминал нам, что его драгоценная Маргери тоже пила из той чаши.
– Ну а вы? – спросил Тирион.
– Люди редко бывают такими, какими кажутся. У вас вид до того злодейский, что я уверен: вы ни в чем не виноваты. Однако вас вероятнее всего осудят. Правосудие по эту сторону гор торжествует не часто. Элия, Эйегон и Рейенис так его и не дождались, почему же оно должно осуществиться в вашем случае? Быть может, настоящего убийцу Джоффри сожрал медведь – в Королевской Гавани это, похоже, не редкость. Хотя нет, я перепутал – тот медведь обитает в Харренхолле.
– Вот мы, значит, во что играем? – Тирион потер нос. Что он потеряет, если скажет Оберину правду? – В Харренхолле действительно есть медведь, и он в самом деле сожрал сира Амори Лорха.
– Как печально для сира Амори – и для вас тоже. Неужели все безносые так плохо лгут?
– Я не лгу. Это сир Амори вытащил принцессу Рейенес из под кровати ее отца и заколол. С ним были солдаты, но их имен я не знаю. – Тирион подался вперед. – А сир Григор Клиган разбил голову принца Эйегона о стену, а после изнасиловал вашу сестру Элию, не смыв с рук крови и мозгов ее сына.
– Никак, кто то из Ланнистеров сказал наконец правду? – холодно улыбнулся принц. – Приказ исходил от вашего отца, не так ли?
– Нет, – не задумываясь, солгал Тирион, сам не понимая, зачем он это сделал.
Дорниец вскинул свою тонкую черную бровь.
– Какой образцовый сын – и какая неуклюжая ложь. Ведь это лорд Тайвин представил детей моей сестры королю Роберту, завернутыми в красные ланнистерские плащи.
– Вам лучше обсудить это с ним самим. Он был здесь, а я жил в Утесе и в детской невинности своей думал, что штучка у меня между ног нужна только затем, чтобы сикать.
– Но теперь вы тоже здесь, и в весьма затруднительном положении, сказал бы я. Мне ваша невиновность представляется столь же очевидной, как шрам на вашем лице, но это вас не спасет, как не спасет и ваш отец. А вот я мог бы.
– Вы? – воззрился на него Тирион. – Вы один из моих судей – как же вы можете спасти меня?
– Не как ваш судья. Как ваш боец.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:57 | Сообщение # 69 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖЕЙМЕ
В белой комнате на белом столе лежала белая книга. Комната, круглая, с выбеленными стенами, была увешана белыми шерстяными коврами. Она занимала первый этаж башни Белый Меч, стройного сооружения в четыре этажа, а башня стояла в выходящем на залив углу замковой стены. В подвале ее хранились доспехи и оружие, на втором и третьем этажах размещались спальные каморки шести братьев Королевской Гавани.
Одну из этих клетушек восемнадцать лет занимал он сам, но нынче утром он перенес свои вещи на верхний этаж, весь отданный под покои лорда командующего. Эти комнаты, скромные, хотя и просторные, находились выше крепостной стены, и из них открывался вид на море. Джейме находил приятным и вид, и все остальное.
Сам бледный, как эти беленые стены, он сидел над книгой в своем облачении королевского гвардейца и ожидал своих братьев. На бедре у него висел длинный меч – но не с той стороны. Прежде Джейме всегда носил его слева, чтобы доставать из ножен правой рукой. Этим утром он перевесил меч на правый бок, чтобы таким же манером действовать левой, но там вес клинка казался непривычным, а когда он попытался обнажить меч, это вышло у него неловко и неестественно. Одежда тоже плохо сидела на нем. Он надел то, что полагалось носить зимой, – камзол и бриджи из выбеленной шерсти и тяжелый белый плащ, но все это болталось на нем, как на пугале.
Свои дни Джейме проводил в зале суда, держась позади всех. Тирион либо не видел его, либо не узнавал. Оно и неудивительно. Джейме не узнавала теперь половина двора, и в собственной семье он тоже стал чужим. Сын его умер, отец от него отказался, а сестра... она больше ни разу не оставалась с ним наедине после того первого дня в септе, где среди свечей лежал Джоффри. Даже когда похоронная процессия отправилась с телом короля к гробнице в Великой Септе Бейелора, Серсея держалась на почтительном расстоянии.
Он еще раз оглядел Круглую Палату. Белые гобелены на стенах, белый щит и два скрещенных меча над очагом. Стул из старого черного дуба с подушками из выбеленной коровьей кожи, протершейся почти до дыр. Это Барристан Смелый истер ее своим костлявым задом, а до него – Герольд Хайтауэр, принц Эйемон Драконий Рыцарь, сир Раэм Редвин, Дарри Демон, сир Дункан Высокий и Алин Коннигтон, Бледный Грифон. Как мог Цареубийца затесаться в столь избранное общество.
Однако он здесь.
Сам стол был сделан из бледного, как кость, старого чардрева и имел вид огромного щита, поддерживаемого тремя белыми жеребцами. По традиции лорд командующий сидел во главе щита, а братья рассаживались по трое с каждой стороны в тех редких случаях, когда все семеро собирались вместе. Лежащая перед Джейме книга насчитывала два фута в длину и полтора в ширину. Тысяча ее страниц из тонкого белого пергамента была заключена в белый кожаный переплет с золотыми петлями и застежками. Она именовалась Книгой Братьев, но в обиходе звалась просто Белой Книгой.
В Белой Книге содержалась история Королевской Гвардии. Каждый рыцарь, когда либо служивший в ней, имел свою страницу, где записывалось его имя и совершенные им подвиги. В левом верхнем углу каждой страницы был нарисован яркими красками щит, который носил рыцарь ко времени своего избрания, в правом нижнем углу изображался белый, девственно чистый щит Королевской Гвардии. Все верхние щиты были разными, все нижние – одинаковыми. В промежутке между ними вписывались этапы жизни и службы каждого гвардейца. Рисунки выполнялись септонами, присылаемыми трижды в год из Великой Септы Бейелора, ведение же записей входило в обязанности лорда командующего.
Теперь это стало обязанностью Джейме. Вернее, станет, когда он выучится писать левой рукой. Белая Книга порядком запущена. В нее следует внести сведения о смерти сира Мендона Мура и сира Престона Гринфилда и о недолгой, но кровавой службе Сандора Клигана. Кроме того, надо завести новые страницы для сира Бейлона Сванна, сира Осмунда Кеттлблэка и Рыцаря Цветов. И пригласить септона, чтобы он нарисовал их щиты.
Предшественником Джейме на посту лорда командующего был сир Барристан Селми. Вот и его щит с гербом дома Селми: три желтые пшеничные копны на коричневом поле. Джейме позабавило, хотя и не удивило то, что сир Барристан перед уходом из замка нашел время внести в книгу запись о собственной отставке.
«Сир Барристан из дома Селми. Первенец сира Лионеля Селми из Колосьев. Служил оруженосцем у сира Манфреда Сванна. Заслужил прозвище „Смелый“ на десятом году, явившись в чужих доспехах как таинственный рыцарь на турнир в Черной Гавани, где был побежден и разоблачен Дунканом, Принцем Стрекоз. Посвящен в рыцари на шестнадцатом году королем Эйегоном V Таргариеном, проявив чудеса доблести как таинственный рыцарь на зимнем турнире в Королевской Гавани, где победил принца Дункана Малого и сира Дункана Высокого, лорда командующего Королевской Гавани. Убил Мейелиса Чудище, последнего из самозванцев Черного Пламени, на поединке во время Войны Девятигрошовых Королей. Победил Лормелла Длинное Копье и Седрика Шторма, Бастарда из Бронзовых Врат. Призван в Королевскую Гвардию на двадцать третьем году лордом командующим сиром Герольдом Хайтауэром. Защищал проход от всех охотников на турнире Серебряного Моста. Одержал победу в общей схватке на турнире у Девичьего Пруда. Доставил короля Эйериса II в безопасное место во время Синедольского Мятежа, несмотря на полученную в грудь рану от стрелы. Отомстил за убийство своего собрата, сира Гвейна Тощего. Спас Жиенну Сванн и ее септу от разбойников Королевского леса, победив Саймона Тойна и Улыбчивого Рыцаря и убив первого из них. На Староместском турнире победил и разоблачил таинственного рыцаря Черного Щита, сказавшегося бастардом из Вышеземья. Единственный победитель на турнире лорда Стеффона в Штормовом Пределе, где ссадил с коней лорда Роберта Баратеона, принца Оберина Мартелла, лорда Лейтона Хайтауэра, лорда Джона Коннигтона, лорда Ясона Маллистера и принца Рейегара Таргариена. Ранен стрелой, копьем и мечом в Битве при Трезубце, сражаясь вместе со своими собратьями на стороне Рейегара, принца Драконьего Камня. Помилован и назначен лордом командующим королевской Гвардией королем Робертом I Баратеоном. Состоял в почетном карауле, доставившем леди Серсею из дома Ланнистеров в Королевскую Гавань на свадьбу с королем Робером. Возглавил атаку на Старый Вик во время мятежа Бейлона Грейджоя. Стал победителем турнира в Королевской Гавани на пятьдесят седьмом году. Уволен со службы королем Джоффри I Баратеоном на шестьдесят первом году по причине преклонного возраста».
Первая часть истории сира Барристана была начертана крупным почерком сира Герольда Хайтауэра, заключительная же, начиная с ранений при Трезубце, – более мелким и изящным письмом самого Селми.
Запись о самом Джейме по сравнению с предыдущей выглядела куцей.
«Сир Джейме из дома Ланнистеров. Первенец лорда Тайвина и леди Джоанны из Бобрового Утеса. Сражался против разбойников Королевского леса в качестве оруженосца лорда Самнера Кракехолла. Посвящен в рыцари на пятнадцатом году сиром Эртуром Дейном из Королевской Гвардии за доблесть в бою. Призван в Королевскую Гвардию на пятнадцатом же году королем Эйерисом II Таргариеном. Во время взятия Королевской Гавани убил короля Эйериса у подножия Железного Трона. С тех пор известен как Цареубийца. Прощен за свое преступление королем Робертом I Баратеоном. Состоял в почетном карауле, доставившем его сестру леди Серсею Ланнистер в Королевскую Гавань на свадьбу с королем Робером. Победитель турнира, устроенного в Королевской Гавани по случаю их свадьбы».
Вся его жизнь, изложенная таким образом, казалась серой и незначительной. Сир Барристан мог бы упомянуть хотя бы о нескольких других его турнирных победах. А сир Герольд мог бы добавить еще пару слов о том, как он отличился во время разгрома сиром Эртуром Дейном Братства Королевского леса. Он, как никак, спас жизнь лорду Самнеру, не дав Пузатому Бену размозжить ему голову, хотя сам разбойник от него ушел. И выдержал поединок с Улыбчивым Рыцарем, хотя в конце концов того убил сир Эртур. Что за бой это был и что за противник! Улыбчивый Рыцарь был безумцем, в равной мере наделенным жестокостью и рыцарской честью и не ведавшим, что такое страх. И Дейн со своим Мечом Зари... Меч разбойника к концу боя стал таким зазубренным, что сир Эртур остановился и позволил ему взять новый. «Мне нужен твой белый меч», – заявил рыцарь разбойник, получивший уже с дюжину ран и истекающий кровью. – «Тогда возьми его, сир», – ответил сир Эртур и добил его.
Мир в те дни был проще, подумал Джейме, и человек тоже, а мечи делались из лучшей стали. Не потому ли, что ему тогда было пятнадцать лет? Теперь они все мертвы: Меч Зари и Улыбчивый Рыцарь, Белый Бык и принц Ливен, сир Освелл Уэнт со своим черным юмором, серьезный Джон Дарри, Саймон Тойн и вся его шайка, старый рубака Самнер Кракехолл. И тот мальчик, который звался Джейме Ланнистером. Когда же он умер? Когда надел белый плащ или позже, когда перерезал глотку Эйерису? Тот мальчик хотел стать сиром Эртуром Дейном, но где то по дороге превратился в Улыбчивого Рыцаря.
Услышав, как открылась дверь, он закрыл Белую Книгу и встал навстречу своим братьям. Первым пришел сир Осмунд Кеттлблэк. Он ухмыльнулся Джейме, словно старому товарищу па оружию.
– Сир Джейме, если б вы в тот день выглядели таким же образом, я бы вас сразу узнал.
– Вот как? – Джейме в этом сомневался. Его искупали и побрили, и он, глядя в зеркало, не видел больше того человека, который путешествовал по речным землям вместе с Бриенной... но и себя не видел. Он исхудал, щеки ввалились, под глазами появились морщины – он стал похож на старика. – Займите ваше место, сир.
Кеттлблэк повиновался. В комнату стали входить другие братья.
– Сиры, – осведомился Джейме, когда собрались все пятеро, – кто охраняет короля?
– Мои братья сир Осни и сир Осфрид, – ответил Кеттлблэк.
– И мой брат сир Гарлан, – добавил Рыцарь Цветов.
– Можно ли на них положиться?
– Да, милорд.
– Тогда садитесь. – Это были освященные обычаем слова. Королевские гвардейцы, прежде чем собраться вместе, должны обеспечить безопасность короля.
Сир Борос и сир Меррин сели справа, оставив между собой пустой стул для сира Ариса Окхарта, находящегося в Дорне. Сир Осмунд, сир Бейлон и сир Лорас заняли места слева от Джейме. Старые отдельно, новые отдельно. Имеет ли это какое то особое значение? В истории Королевской Гавани бывали времена, когда в ней происходил раскол, особенно острый во время Танца Драконов. Неужели и ему, Джейме, следует опасаться чего то подобного?
Он странно чувствовал себя на месте лорда командующего, где столько лет восседал Барристан Смелый, а его увечье делало это еще более странным. Тем не менее это его место и его Королевская Гвардия. Семеро рыцарей Томмена.
С Меррином Трантом и Боросом Блаунтом Джейме служил долго. Бойцы они неплохие, но Трант хитер и жесток, а Блаунт – напыщенный ворчун. Сир Бейлон Сванн лучше соответствует своему плащу, а Лорас предположительно представляет собой истое воплощение рыцарского духа. Пятый, Осмунд Кеттлблэк, Джейме незнаком.
Что то сказал бы сир Эртур Дейн об этом собрании? «Как случилось, что Королевская Гвардия пала так низко?» – вероятнее всего, спросил бы он. «Это моих рук дело, – пришлось бы ответить Джейме. – Это я открыл дверь, а когда в нее поползли гады, и не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать им».
– Король умер, – начал Джейме. – Сын моей сестры, тринадцатилетний мальчик, убит на собственном свадебном пиру в собственном чертоге. Все пятеро из вас там присутствовали, все пятеро охраняли его. Тем не менее он мертв. – Джейме помолчал, ожидая какого то отклика, но ни один из них не издал ни звука. Ему показалось, что юный Тирелл сердит, а Бейлон Сванн пристыжен. Остальные трое выказывали полное безразличие. – Это сделал мой брат? – напрямик спросил Джейме. – Это Тирион отравил моего племянника?
Сир Бейлон беспокойно поерзал на сиденье, сир Борос сжал руку в кулак, сир Осмунд лениво пожал плечами. Меррин Трант, наконец, ответил:
– Он наливал вино в чашу Джоффри – тогда то он, наверно, и бросил туда яд.
– Вы уверены, что яд был именно в вине?
– В чем же еще? – сказал сир Борос. – Бес вылил остаток вина на пол – зачем ему было это делать, если не ради избавления от улики, доказывающей его вину.
– Он знал, что вино отравлено, – добавил сир Меррин.
– Бес на помосте был далеко не один, – нахмурился сир Бейлон. – Пир к этому времени был в разгаре, и люди постоянно вставали, менялись местами, выходили за нуждой, слуги сновали взад вперед... король с королевой только что разрезали свадебный пирог, и все смотрели только на этих трижды проклятых голубей. О чаше никто и не думал.
– Кто еще был на помосте? – спросил Джейме.
– Семьи короля и королевы, – ответил сир Меррин, – великий мейстер Пицель, верховный септон...
– Вот вам и отравитель, – с ехидной улыбкой вставил сир Осмунд. – Слишком уж он елейный, этот святой старец. Мне он никогда не нравился.
– Нет, – возразил, не отозвавшись на его шутку, Рыцарь Цветов. – Отравительница – Санса Старк. Вы все забываете, что моя сестра тоже пила из этой чаши. Санса Старк была единственной особой в зале, имевшей причину желать смерти как Маргери, так и королю. Бросив яд в свадебную чашу, она надеялась покончить с ними обоими. Зачем ей было убегать, если она невиновна?
А паренек то прав. Быть может, Тирион в самом деле не виноват. Но что толку, если Санса пропала бесследно. Возможно, Джейме следует самому ее поискать. Для начала неплохо бы узнать, как она выбралась из замка. У Вариса могут быть соображения по этому поводу – никто не знает Красный Замок лучше евнуха.
Но с этим можно подождать – сейчас у Джейме есть более неотложные дела. «Ты говоришь, что ты лорд командующий, – сказал ему отец, – исполняй же свой долг». Эти пятеро – не те братья, которых бы он себе выбрал, но других у него нет, и пришло время прибрать их к рукам.
– Кто бы ни совершил это, – сказал он, – Джоффри умер, и Железный Трон перешел к Томмену. Я желаю, чтобы он сидел на этом троне до тех пор, пока волосы у него не побелеют и зубы не выпадут – и произойти это должно не от яда. – Джейме повернулся к сиру Боросу. За последние годы тот располнел, но широкая кость это скрадывала. – По вас, сир Борос, видно, что вы любите покушать. Отныне вы будете пробовать все, что ест или пьет Томмен.
Сир Осмунд засмеялся, Рыцарь Цветов улыбнулся, но сам сир Борос сделался багровым, как свекла.
– Я не слуга, пробующий блюда! Я рыцарь Королевской Гвардии!
– Как это ни печально. – Серсее не следовало срывать с этого человека белый плащ, но отец только усугубил позор Бороса, вернув ему плащ снова. – Сестра рассказала мне, с какой готовностью вы сдали Томмена наемникам. Надеюсь, горох и морковка вам столь грозными не покажутся. Пока ваши собратья упражняются во дворе с мечом, вы можете упражняться с ложкой. Томмен любит яблочные пирожные – смотрите, чтобы какие нибудь наемники их не похитили.
– И вы смеете говорить со мной подобным образом? Вы?!
– Вы должны были умереть прежде, чем позволить взять Томмена в плен.
– Как умерли вы, защищая Эйериса? – Сир Борос встал, сжимая рукоять меча. – Это... это невыносимо. Вам самому следует пробовать пищу короля – на что еще годен калека?
– Согласен, – улыбнулся Джейме, – я столь же непригоден для защиты короля, как и вы. Обнажите же меч, в который вы так вцепились, и посмотрим, на что годятся две ваши руки против моей одной. В итоге кто нибудь из нас падет мертвым. И Королевской Гвардии это будет только на пользу. – Он встал. – Если же у вас другие намерения, вы можете вернуться к вашим обязанностям.
Сир Борос смачно плюнул под ноги Джейме и вышел, так и не обнажив меча.
Хорошо иметь дело с трусами. Сир Борос даже в свои годы, при своей полноте и будучи весьма заурядным воином, мог бы изрубить его в куски. Но Борос этого не знает, и остальные тоже знать не должны. Они боятся человека, которым Джейме был, – человека, которым он стал, они могут только жалеть.
Джейме снова сел и сказал:
– Сир Осмунд, вас я не знаю и нахожу это странным. Я часто сражался на турнирах и ратных полях во всех Семи Королевствах. Мне известен каждый межевой рыцарь, вольный всадник и возомнивший о себе оруженосец, когда либо выезжавший на ристалище. Как же так случилось, что я ни разу не слышал о вас, сир Осмунд?
– Не могу знать, милорд, – ответствовал сир Осмунд с широкой улыбкой, как будто они с Джейме были старые соратники, играющие в какую то веселую игру. – Я солдат, а не рыцарь, выступающий на турнирах.
– Где вы служили до того, как вас отыскала моя сестра?
– И там и сям, милорд.
– Я бывал в Староместе на юге и в Винтерфелле на севере, бывал в Ланниспорте на западе и в Королевской Гавани на востоке, но ни Там, ни Сям мне бывать не случалось. – Джейме, за неимением пальца, протянул свой обрубок к самому крючковатому носу сира Осмунда. – Я спрашиваю: где вы служили?
– На Ступенях, на Спорных Землях – там всегда дерутся. Я состоял в отряде Славных Кавалеров. Мы сражались то за Лисс, то за Тирош.
За тех, кто вам платил.
– Как вы стали рыцарем?
– На поле брани.
– Кто посвятил вас?
– Сир Роберт... Стоун. Теперь его уже нет в живых, милорд.
– Еще бы. – Этот сир Роберт, должно быть, какой нибудь бастард из Долины, служивший наемником на Спорных Землях. Если он вообще существовал, а не состряпан сиром Осмундом из покойного короля и крепостной стены. [Стоун, или камень, – родовое имя, которое давалось бастардам в Долине Аррен.] О чем только думала Серсея, облачая в белый плащ такого, как Кеттлблэк?
Впрочем, он хотя бы знает, как держать меч и щит. Наемники редко бывают порядочными людьми, но поневоле должны приобрести некоторое воинское мастерство, чтобы остаться в живых.
– Прекрасно, сир, – сказал Джейме. – Вы можете идти.
Кеттлблэк вышел вразвалку, с той же ухмылкой на лице.
– Сир Меррин, – улыбнулся Джейме, обращаясь к угрюмому рыжеволосому рыцарю с мешками под глазами. – Я слышал, Джоффри пользовался вами, чтобы наказать Сансу Старк. – Он повернул к Транту Белую Книгу. – Прошу вас, найдите здесь обет, предписывающий нам бить женщин и детей.
– Я исполнял приказ его величества. Мы даем обет повиноваться ему.
– Вам представляется хороший случай поупражняться в повиновении. Моя сестра – королева регентша, мой отец – десница короля, я сам – ваш лорд командующий. Повинуйтесь нам и никому другому.
– Вы приказываете нам не подчиняться королю? – упрямо осведомился сир Меррин.
– Королю восемь лет. Ваш первый долг – охранять его, в том числе и от него самого. Пользуйтесь той неприглядной вещью, что помещается внутри вашего шлема. Если Томмен попросит вас оседлать ему коня, повинуйтесь ему. Если он прикажет убить этого коня, обратитесь ко мне.
– Слушаюсь, милорд.
– Можете идти. – Джейме перешел к следующему. – Сир Бейлон, я часто наблюдал за вами на турнирах и сражался в общих схватках как заодно с вами, так и против вас. Мне сказали также, что в битве на Черноводной вы проявили доблесть на меньше ста раз. Ваше присутствие делает честь Королевской Гвардии.
– Я почитаю за честь состоять в ней, – несколько настороженно ответил сир Бейлон.
– Я задам вам только один вопрос. Вы служили нам верно, это так... но Варис сказал мне, что ваш брат воевал сначала у Ренли, затем у Станниса, а ваш лорд отец решил вовсе не созывать свои знамена и всю войну просидел за стенами Стонхельма.
– Мой отец стар, милорд. Ему далеко за сорок, и его боевые дни позади.
– А брат?
– Доннел в битве был ранен и сдался сиру Элвуду Харту. Потом его выкупили, и он присягнул королю Джоффри, как много других пленников.
– Так то оно так, но все же... Ренли, Станнис, Джоффри, Томмен... как это он пропустил Бейлона Грейджоя и Робба Старка? Он мог бы стать первым рыцарем в государстве, присягнувшим на верность всем шести королям.
Смущение сира Бейлона бросалось в глаза.
– Доннел заблуждался, но теперь он человек Томмена – даю вам слово.
– Меня заботит не сир Доннел Постоянный, а вы. – Джейме подался вперед. – Что будет, если сир Доннел отдаст свой меч очередному узурпатору и однажды ворвется в наш тронный зал, а вы, весь в белом, окажетесь между королем и родным братом. Как поступите вы тогда?
– Этого никогда не случится, милорд.
– Со мной случилось.
Сванн вытер пот белым рукавом.
– Вам нечего ответить?
– Милорд... я клянусь моим мечом, моей честью, именем моего отца, что не поступлю так, как вы.
– Хорошо, – засмеялся Джейме. – Ступайте... и посоветуйте сиру Доннелу добавить флюгер к своему гербу.
Джейме и Рыцарь Цветов остались наедине. Сир Лорас, стройный, как меч, одетый в белоснежный полотняный камзол и белые шерстяные бриджи, был опоясан золотым поясом, и золотая роза скрепляла его шелковый плащ. Мягкие каштановые локоны падали ему на плечи, карие глаза смотрели дерзко. Он полагает, что это турнир и его только что вызвали на ристалище.
– Семнадцать – и уже рыцарь Королевской Гвардии, – сказал Джейме. – Вы должны этим гордиться. Принц Эйемон Драконий Рыцарь тоже поступил в Гвардию семнадцати лет – вам это известно?
– Да, милорд.
– А известно ли вам, что мне в ту пору было всего пятнадцать?
– И это мне известно, милорд, – улыбнулся юноша.
Джейме не понравилась его улыбка.
– Я был лучше вас, сир Лорас. Выше ростом, сильнее и проворнее.
– Но это было давно, милорд.
Джейме не удержался от смеха. Что за чушь, Тирион немилосердно высмеял бы его, если бы слышал, как он препирается с этим мальчишкой.
– Да, сир, с тех пор я стал старше и мудрее. Вам не мешало бы поучиться у меня.
– Как учились вы у сира Бороса и сира Меррина?
Стрела вонзилась слишком близко от цели.
– Я учился в Белого Быка и Барристана Смелого, – отрезал Джейме. – Учился у сира Эртура Дейна, Меча Зари, который мог перебить всех вас пятерых левой рукой, правой помогая себе мочиться. Учился у принца Ливена Дорнийского, сира Освелла Уэнта и сира Джонотора Дарри, которые все были славные воины.
– Теперь они все мертвы.
Он – это я, внезапно понял Джейме. Я говорю с прежним собой – та же петушиная надменность, то же дутое рыцарство. Вот что бывает, когда достигаешь слишком больших успехов в слишком юном возрасте.
В таких случаях, как в фехтовании, иногда полезно испробовать другой прием.
– Говорят, что в битве вы сражались великолепно... почти так же хорошо, как призрак лорда Ренли рядом с вами. Рыцарь Королевской Гвардии не должен иметь секретов от своего лорда командующего. Скажите мне, сир: кто бился в доспехах Ренли?
Лорас ответил не сразу, но потом, как видно, вспомнил свои обеты и сказал:
– Мой брат. Ренли был выше меня и шире в груди. Мне его доспехи оказались велики, а Гарлану пришлись впору.
– А кто придумал этот маскарад – вы или он?
– Это предложил лорд Мизинец. Он сказал, что это сильно напугает невежественных латников Станниса.
– И напугало. – Притом не только солдат, а многих рыцарей и лордов. – Ну что ж, певцам вы дали богатую пищу для стихоплетства, это чего нибудь да стоит. А что вы сделали с Ренли?
– Я похоронил его своими руками на месте, которое он указал мне, когда я еще был оруженосцем в Штормовом Пределе. Там его никто не найдет и не потревожит его покой. – Лорас взглянул на Джейме с вызовом. – Я клянусь защищать короля Томмена всеми своими силами и отдать за него жизнь, если понадобится. Но Ренли я не предам никогда, ни словом, ни делом. Это ему следовало стать королем. Он был лучшим из них.
Разве что лучше всех одетым, подумал Джейме, но промолчал. Как только разговор зашел о Ренли, всю надменность Лораса как рукой сняло. Он отвечал правдиво. Он горд, дерзок, и дерьма в нем предостаточно, но он не лжец. Пока еще нет.
– Вам виднее. Еще одно, и вы можете вернуться к своим обязанностям.
– Да, милорд?
– Бриенна Тарт все еще содержится в башне.
Юноша стиснул рот.
– Темница ей бы больше подошла.
– Вы уверены, что она заслуживает темницы?
– Она заслуживает смерти! Я говорил Ренли, что женщине не место в Радужной Гвардии. Схватку она выиграла хитростью.
– Я знал и другого рыцаря, который не чурался хитрости. Однажды он выехал на кобыле, которая была в охоте, против соперника, сидевшего на норовистом жеребце. А какую хитрость использовала Бриенна?
Сир Лорас покраснел.
– Она прыгнула... впрочем, не важно. Она победила, отдаю ей должное, и его величество накинул ей на плечи радужный плащ. А она его убила. Или позволила убить.
– В этом «или» заключается большая разница. – (Разница между моим преступлением и позором Бороса Блаунта.)
– Она поклялась защищать его. Сир Эммон Кью, сир Робар Ройс, сир Пармен Крейн тоже дали такую клятву. Как мог кто то причинить ему вред, когда она была в шатре, а другие несли стражу снаружи? Если только они не были замешаны.
– Вас на свадебном пиру было пятеро, – заметил Джейме. – Как мог Джоффри умереть, если вы не были в этом замешаны?
Сир Лорас, напружинившись, поднялся с места.
– Мы ничего не смогли сделать.
– Женщина говорит то же самое. И оплакивает Ренли так же, как и вы. Я по Эйерису не горевал, могу вас уверить. Бриенна страшна с виду и упряма как ослица, но солгать у нее ума не хватит, а ее преданность превышает всякое разумение. Она поклялась, что доставит меня в Королевскую Гавань, и вот я здесь. А то, что я потерял руку... это такая же моя вина, как и ее. Вспоминая, как она меня защищала, я не сомневаюсь, что она дралась бы за Ренли до последнего вздоха, если бы было с кем драться. Но с тенью? – Джейме покачал головой. – Обнажите свой меч, сир Лорас, и покажите, как вы сражались бы с тенью. Мне хочется на это посмотреть.
Сир Лорас не шелохнулся.
– Она бежала. Они с Кейтилин Старк бросили его, залитого кровью, и бежали. Зачем они это сделали, если не были виноваты? – Он уставился в стол. – Ренли доверил мне авангард – в противном случае это я помогал бы ему облачаться в доспехи. Он часто оказывал мне эту честь. Мы... мы помолились с ним вместе той ночью, и я оставил его с ней. Сир Пармен и сир Эммон охраняли шатер, и сир Робар Ройс тоже там был. Сир Эммон поклялся, что это Бриенна... хотя...
– Да? – сказал Джейме, чувствуя сомнение.
– Его ворот был разрублен одним ударом, стальной латный ворот. Доспехи у Ренли были из наилучшей стали. Как она могла это сделать? Я сам пробовал и знаю, что это невозможно. Она чудовищно сильна для женщины, но даже Горе для этого понадобился бы тяжелый топор. И зачем одевать его в доспехи, а потом резать ему горло? Но если это не она... как тень могла это сделать?
– Спросите ее. – Джейме принял решение. – Ступайте к ней. Задайте ей свои вопросы и выслушайте ее ответы. Если вы останетесь убеждены в том, что лорда Ренли убила она, я позабочусь, чтобы она понесла за это наказание. Вам решать. Либо обвините ее, либо освободите. Я прошу лишь, чтобы вы судили ее беспристрастно, руководствуясь вашей рыцарской честью.
– Хорошо. Я буду честен.
– Тогда я более вас не задерживаю.
Юноша пошел к двери, но оглянулся.
– Ренли находил нелепой эту женщину, надевшую на себя кольчугу и притворяющуюся рыцарем.
– Если бы он видел ее в розовом атласе и мирийских кружевах, он переменил бы мнение.
– Я спросил его, зачем же он приблизил ее к себе, если она кажется ему столь неприглядной. Он ответил, что все другие рыцари хотели от него замков, почестей или золота, а Бриенна хочет одного: умереть за него. Когда я увидел его в луже крови, увидел, что она бежала, а трое других невредимы... Но если она невинна, значит, Робар и Эммон... – Договорить он не смог.
Джейме не стал останавливаться на этой стороне дела.
– На вашем месте я бы сделал то же самое, сир, – солгал он, не моргнув глазом, и Лорас явно остался благодарен ему за эту ложь.
Юноша ушел, и лорд командующий остался один в белой комнате. Странное дело. Рыцарь Цветов, потеряв Ренли, так обезумел от горя, что зарубил двух своих собратьев, а вот ему, Джейме, даже в голову не пришло убить этих пятерых, не сумевших спасти Джоффри. А ведь он был моим сыном... Кто же я такой, если моя единственная рука не поднялась отомстить за собственную плоть и кровь? Надо было убить по крайней мере сира Бороса, чтобы избавиться от него.
Джейме, взглянув на свой обрубок, скорчил гримасу. С этим надо что то делать. Если сир Джаселин Байвотер носил железную руку, он должен носить золотую. Возможно, Серсее понравится золотая рука, которая будет ласкать ее золотистые волосы и крепко прижимать ее к Джейме.
Но рука подождет. Сначала надо уладить другие дела и уплатить другие долги.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 00:58 | Сообщение # 70 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
САНСА
Трап, ведущий на бак, был крутым и неоструганным, по этому Санса оперлась на руку Лотора Брюна. Сира Лотора, напомнила она себе: этот человек был посвящен в рыцари за доблесть в битве на Черноводной. Хотя ни один настоящий рыцарь не надел бы на себя эти залатанные бурые бриджи, обшарпанные сапоги и облезлый кожаный кафтан. Брюн, крепко сбитый мужчина с квадратным лицом, приплюснутым носом и шапкой спутанных седых волос на голове, разговорчивостью не отличался. Он был сильнее, чем казался с виду, и взметнул Сансу наверх так, будто она весила не больше перышка.
Перед носом «Сардиньего короля» тянулся голый каменистый берег, продутый ветром и негостеприимный. Но даже и такой он представлял собой отрадное зрелище. Недавний шторм унес их в открытое море, и волны так швыряли галею, что Санса уже приготовилась пойти ко дну. Двух человек смыло за борт, как слышала она от старого Освелла, еще один упал с мачты и сломал себе шею.
Сама она редко отваживалась выходить на палубу. В ее тесной каютке было сыро и холодно, и Сансу все время тошнило – от ужаса, от лихорадки, от морской болезни. Никакая еда в ней не удерживалась, и даже спать она почти не могла. Закрывая глаза, она каждый раз видела перед собой Джоффри – он рвал свой воротник, царапал свое мягкое горло и умирал с крошками от пирога на губах и винными пятнами на дублете. Ветер, гудящий в снастях, напоминал ей о страшном сосущем звуке, с которым Джоффри пытался втянуть в себя воздух. Иногда ей снился также и Тирион.
– Он этого не делал, – сказала она Мизинцу, когда тот зашел посмотреть, не лучше ли ей.
– Джоффри он не убивал, это верно, но сказать, что руки у него чисты, никак нельзя. Вам известно, что он уже был женат?
– Он мне говорил.
– А не говорил он вам, что, когда жена ему наскучила, он отдал ее гвардейцам своего отца? То же самое могло когда нибудь произойти и с вами. Не стоит лить слезы по Бесу, миледи.
Ветер запустил соленые пальцы в ее волосы, и Санса вздрогнула. Качка была сильной даже здесь, около берега, и ее мутило. Она отчаянно нуждалась в ванне и перемене одежды. Должно быть, она страшна, как смерть, и пахнет от нее рвотой.
Лорд Петир подошел к ней, бодрый, как всегда.
– Доброе утро. Не правда ли, соленый воздух очень подкрепляет силы? У меня от него всегда пробуждается аппетит. – Он обнял Сансу за плечи. – Как вы себя чувствуете? Вы очень бледны.
– Это из за морской болезни.
– Глоток вина, и вам станет легче. Вы получите его, как только мы сойдем на берег. – Питер указал на старую кремневую башню, чернеющую на сером небе. Волны разбивались о скалы под ней. – Веселое место, правда? Боюсь, что якорной стоянки здесь нет – придется добираться на лодке.
– Туда? – Сансе не хотелось здесь высаживаться. Персты пользовались недоброй славой, и у этой башни был такой мрачный, заброшенный вид. – Нельзя ли мне остаться на корабле, пока мы не придем в Белую Гавань?
– Отсюда «Король» повернет на восток, в Браавос – уже без нас.
– Но вы же сказали, милорд... сказали, что мы плывем домой.
– Мы уже приплыли, каким бы незавидным этот дом ни казался. Это мое родовое гнездо, вот только имени у него нет, хотя усадьбе знатного лорда полагалось бы иметь таковое. Взять хотя бы Винтерфелл, и Орлиное Гнездо, и Риверран. «Лорд Харренхолла» тоже звучит красиво, но кем я был раньше? Лордом Овечьего Дерьма и хозяином Унылого Хлева. – Его серо зеленые глаза невинно смотрели на Сансу. – Какой расстроенный у вас вид. Вы думали, что мы плывем в Винтерфелл, дорогая? Винтерфелл разграблен, сожжен и разрушен, а все, кого вы любили, мертвы. Те северяне, которые еще не сдались Железным Людям, воюют друг с другом. Даже Стена под угрозой. Винтерфелл был домом вашего детства, Санса, но вы уже не ребенок. Вы взрослая женщина, и вам нужен собственный дом.
– Но ведь не здесь же. Эта башня такая...
– ...маленькая и бедная? Все так. На Перстах только камням славно живется. Но не бойтесь, мы здесь задержимся всего недели на две. Думаю, ваша тетушка уже едет сюда. Мы с леди Лизой собираемся пожениться, – улыбнулся он.
– Пожениться? – опешила Санса. – Вы и тетя?
– Да. Лорд Харренхолла и леди Орлиного Гнезда.
«Ты говорил, что любишь мою мать». Но ведь леди Кейтилин мертва. Даже если она тайно любила Петира и отдала ему свою невинность, это ничего больше не значит.
– Вы молчите, миледи? Я думал, вам захочется поздравить меня. Это большая удача для мальчика, который родился в овечьем загоне – жениться на дочери Хостера Талли и вдове Джона Аррена.
– Я... я желаю вам долгих лет, множества детей и супружеского счастья. – Прошло уже много лет с тех пор, как Санса виделась со своей теткой. Конечно же, та будет добра к ней ради своей сестры – ведь Санса ее родная кровь. А Долина Аррен очень красива, об этом во всех песнях поется. Пожалуй, не так уж страшно, если они поживут здесь какое то время.
Лотор и старый Освелл свезли их в лодке на берег. Санса сидела на носу, съежившись под плащом, низко опустив капюшон от ветра, и думала о том, что ее ожидает. Из башни навстречу им высыпали слуги: тощая старуха, толстая женщина средних лет, два седовласых старца и девчушка лет двух или трех с ячменем на глазу. Узнав лорда Петира, они опустились на колени.
– Вот и мои домочадцы, – сказал он, – только девочку я не знаю. Очередной подарок от Келлы, должно быть. Она рожает своих ублюдков через два года на третий.
Двое стариков вошли по пояс в воду, чтобы вынести Сансу на берег. Освелл и Лотор дошли до суши вброд, Мизинец за ними. Он поцеловал старушку в щеку и улыбнулся толстухе.
– А это от кого у тебя, Келла?
– Кто ж его знает, милорд, – засмеялась женщина. – Вы ведь знаете, я никому отказать не могу.
– Я уверен, что все местные парни благодарны тебе за это.
– Хорошо, что вы вернулись, милорд, – сказал один из старцев. На вид ему было лет восемьдесят, однако он носил кожаный нагрудник с заклепками, а на боку у него висел длинный меч. – Долго ли вы намерены пробыть с нами?
– Как можно меньше, Брайен, можешь не бояться. Как мой замок, пригоден для житья?
– Кабы мы знали, что вы приедете, милорд, мы бы постелили свежий тростник, – сказала старуха. – Огонь то горит, мы кизяками топим.
– Ничто так не убеждает меня, что я дома, как запах горящего навоза. Гризела раньше была моей кормилицей, – сказал Петир Сансе, – а теперь весь замок на ее попечении. Умфред, мой стюард, а Брайен... я ведь, кажется, назначил тебя капитаном стражи в свой последний приезд?
– Точно так, милорд. Вы сказали еще, что привезете мне людей, да так и не привезли. Я и мои собачки – вот и вся стража.
– Я уверен, что вы прекрасно справляетесь. Я вижу, что все мое добро в целости: и камни, и навоз. Скажи, Келла, пастушка стад моих: сколько у меня овец на нынешний день?
– Двадцать три, милорд, – подумав немного, доложила толстуха. – Было двадцать девять, но одну заели Брайеновы псы, а остальных мы засолили.
– Как же, как же, соленая баранина! Поистине я дома. Позавтракав чаячьими яйцами и супом из водорослей, я уверюсь в этом окончательно.
– Милости просим, милорд, – сказала старая Гризела.
– Пойдемте взглянем, настолько ли мрачен мой чертог, как мне помнится, – скорчил гримасу лорд Петир. Все двинулись вверх по берегу по скользким от водорослей скалам. Кучка овец блуждала у подножия башни, пощипывая тощую траву, растущую между кошарой и крытой тростником конюшней. Санса ступала осторожно, избегая овечьих орешков.
Внутри башня показалась ей еще меньше. Вокруг внутренней стены, от подвала до крыши, шла открытая винтовая лестница. На каждом этаже помещалась всего одна комната. Слуги спали внизу, на кухне, вместе с огромным лохматым мастифом и полудюжиной овчарок. Над кухней находился скромный чертог, а еще выше – спальня. Окна отсутствовали, но во внешней стене вдоль лестницы были пробиты бойницы. Над очагом висели сломанный меч и выщербленный, с облупившейся краской дубовый щит.
Изображенная на нем эмблема Сансе была незнакома: серая каменная голова с горящими глазами на светло зеленом поле.
– Щит моего деда, – пояснил Петир, – перехватив ее взгляд. – Прадед мой родился в Браавосе и приехал в Долину как наемник по приглашению лорда Корбрея, поэтому дед, став рыцарем, взял своей эмблемой голову Титана.
– Какой свирепый у нее вид, – сказала Санса.
– Слишком свирепый для столь мирного человека, как я. Мои пересмешники нравятся мне гораздо больше.
Освелл еще два раза съездил на «Сардиньего короля» за провиантом. Помимо прочего груза он привез и несколько бочек с вином. Петир, как обещал, наполнил чашу для Сансы.
– Выпейте, миледи: надеюсь, это пойдет на пользу вашему желудку.
Сансе сразу полегчало, как только она оказалась на твердой земле, но она послушно отпила глоток. Вино было превосходное – должно быть, борское. Оно отдавало дубом, спелыми плодами, жаркими летними ночами и распускалось во рту, как цветок. Санса очень надеялась, что сумеет удержать его внутри. Лорд Петир так добр – нехорошо будет, если ее вырвет прямо ему под ноги.
Он наблюдал за ней поверх собственного кубка, и в его ярких зеленых глазах виднелось... веселье? Или что то другое?
– Гризела, – сказал он, – принеси нам поесть. Что нибудь легкое: у леди нежный желудок. Лучше всего фрукты. Освелл привез с корабля апельсины и гранаты.
– Да, милорд.
– А нельзя ли налить мне горячую ванну? – спросила Санса.
– Я велю Келле натаскать воды, миледи.
Санса выпила еще вина и стала придумывать предмет для разговора, но лорд Петир избавил ее от усилий. Когда Гризела и другие слуги ушли, он сказал:
– Лиза приедет не одна, и до ее прибытия мы должны договориться о том, как вас представить.
– Представить? Я не понимаю...
– У Вариса повсюду осведомители. Если Санса Старк появится в Долине, евнух узнает об этом через месяц, и могут возникнуть... нежелательные осложнения. Старк сейчас быть небезопасно. Поэтому мы скажем людям Лизы, что вы моя внебрачная дочь.
– Внебрачная? – ужаснулась Санса.
– Законной моей дочерью вы быть никак не можете. Все знают, что я никогда не был женат. Как же мы вас назовем?
– Я... могла бы назваться в честь матери...
– Кейтилин? Слишком уж явно. Может быть, лучше в честь моей матери – Алейна? Как вам это нравится?
– Алейна – красивое имя. – Санса надеялась, что запомнит его. – Но не лучше ли мне стать законной дочерью кого нибудь из ваших рыцарей? Возможно, того, кто погиб на поле брани...
– У меня на службе нет рыцарей, Алейна. Подобная история – все равно что падаль, притягивающая стервятников: она вызовет множество ненужных вопросов. А вот копаться в происхождении чьих то незаконных детей никто не станет. Итак, кто вы?
– Алейна... Стоун, не так ли? Но кто была моя мать?
– Келла?
– О нет, – жалобно взмолилась Санса.
– Шучу, шучу. Ваша мать – знатная уроженка Браавоса, дочь торгового магната. Мы встретились в Чаячьем городе, когда я заведовал этим портом. Она умерла, производя вас на свет, и поручила вас опеке богов. У меня есть кое какие священные книги – можете их полистать и надергать оттуда подобающих фраз. Ничто так не отбивает охоту любопытничать, как благочестивые изречения. Но когда настал ваш расцвет, вы передумали становиться септой и написали мне. Тогда я впервые узнал о вашем существовании. – Мизинец огладил свою бородку. – Ну как, запомните?
– Надеюсь. Это похоже на игру, правда?
– А вам нравится играть, Алейна?
К новому имени нужно было еще привыкнуть.
– Играть? Ну... это зависит...
Но тут вошла Гризела с большим подносом. На нем громоздились яблоки, груши, гаранты, сильно помятый виноград, огромный красный апельсин. Старуха принесла еще хлеб и горшочек масла. Петир кинжалом разрезал надвое гранат и предложил половину Сансе.
– Постарайтесь что нибудь съесть, миледи.
– Благодарю вас, милорд. – Санса, не желая пачкаться красным гранатовым соком, взяла грушу и надкусила ее. Но сок и тут брызнул ей на подбородок.
Лорд Петир выковырнул кинжалом красное зернышко.
– Вам очень недостает отца, я знаю. Лорд Эддард был смелый человек, честный и преданный... но игрок совершенно безнадежный. – С помощью ножа он отправил зернышко в рот. – В Королевской Гавани есть два вида людей: игроки и фигуры.
– И я была фигурой? – Санса боялась услышать ответ.
– Да, но пусть это вас не тревожит. Вы еще наполовину ребенок. Фигурой может быть как мужчина, так и девица – даже тот, кто полагает себя игроком. – Он съел еще одно зернышко. – Например, Серсея. Она считает себя хитрой, но на деле очень предсказуема. Ее сила заключается в красоте, происхождении и богатстве, но по настоящему ей принадлежит только первое из этих благ, да и его она скоро лишится. Жаль мне будет ее, когда это произойдет. Она жаждет власти, но когда получает ее, не знает, что с ней делать. Все люди чего нибудь да хотят, Алейна. И зная, чего хочет тот или иной человек, вы получаете понятие, кто он и как им управлять.
– Именно так вы заставили сира Донтоса отравить Джоффри? – Санса пришла к заключению, что этого, кроме Донтоса, сделать никто не мог.
– Сир Донтос Красный представлял собой ходячий бурдюк с вином, – засмеялся Мизинец. – Разве ему можно было доверить столь важную задачу? Он бы все испортил либо выдал бы меня. Нет, Донтос должен был только вывести вас из замка... и позаботиться о том, чтобы вы надели вашу серебряную сетку для волос.
С черными аметистами...
– Но если не Донтос... то кто же? У вас есть и другие... фигуры?
– Вы можете перевернуть всю Королевскую Гавань сверху донизу и не найти ни одного человека с пересмешником на груди, но это еще не значит, что у меня нет друзей. – Петир подошел к лестнице. – Освелл, поди сюда и дай леди Сансе посмотреть на себя.
Старик тотчас явился и с ухмылкой отвесил ей поклон.
– На что же я должна смотреть? – недоуменно спросила Санса.
– Он вам знаком? – спросил, в свою очередь, Петир.
– Нет.
– Посмотрите хорошенько.
Санса принялась рассматривать это морщинистое обветренное лицо, крючковатый нос, белые волосы и огромные костистые руки. Что то в нем по прежнему казалось ей смутно знакомым, но в конце концов она сдалась.
– Нет. Я уверена, что никогда не видела Освелла, пока не села в его лодку.
Освелл ухмыльнулся еще шире, показав кривые зубы.
– Верно, но миледи наверняка знает трех моих сыновей. «Три сына» и эта его улыбка сделали свое дело.
– Кеттлблэк! – воскликнула Санса, широко раскрыв глаза. – Вы – Кеттлблэк!
– Точно так, миледи.
Лорд Петир махнул рукой, отпуская Освелла, и вернулся к своему гранату.
– Какой кинжал опаснее, Алейна, – тот, которым грозит вам враг, или тот, который вонзает вам в спину некто, кого вы не видите.
– Конечно, второй.
– Умница. – Он растянул в улыбке тонкие губы, красные от гранатового сока. – Когда Бес отослал прочь гвардию королевы, она отправила сира Ланселя на поиски наемников. Лансель нашел ей Кеттлблэков, которые очень устраивали вашего маленького лорда мужа, поскольку состояли у него на жалованье при посредстве его человека, Бронна. Но это я, узнав, что Бронн набирает наемников, велел Освеллу привезти своих сыновей в Королевскую Гавань. Три тайных кинжала, Алейна, очень удобно расположенных.
– Так это один из Кеттлблэков бросил яд в чашу Джоффа? – Санса вспомнила, что сир Осмунд весь вечер находился подле короля.
– Разве я сказал нечто подобное? – Петир разрезал надвое апельсин и снова предложил половинку Сансе. – Эти ребята чересчур вероломны, чтобы участвовать в таком заговоре, а Осмунд сделался особенно ненадежен, когда вступил в Королевскую Гвардию. Белый плащ творит с человеком странные вещи – даже с таким, как он. – Запрокинув голову, он выжал сок апельсина себе в рот. – Сок я люблю, но не выношу, когда руки липкие, – пожаловался он, вытирая пальцы. – Руки должны быть чистыми, Санса. Что бы вы ни делали, всегда заботьтесь о чистоте своих рук.
Санса выжала в ложку немного сока из своей половины.
– Но если это не Кеттлблэки и не сир Донтос... вас даже в городе не было, а Тирион этого сделать не мог...
– Больше догадок нет, дорогая?
– Нет, я, право, не...
– Бьюсь об заклад, – улыбнулся Петир, – что в течение того вечера кто то сказал вам, что ваши волосы растрепались, и любезно поправил их.
Санса зажала рукой рот.
– Не может быть... она хотела взять меня с собой в Хайгарден, выдать замуж за своего внука...
– Мягкого, благочестивого, добросердечного Уилласа Тирелла. Будьте благодарны, что сия участь вас миновала – с ним вы умерли бы со скуки. А вот со старушкой, надо отдать ей должное, не соскучишься. Ужасная старая карга, и отнюдь не столь ветхая, как притворяется. Когда я приехал в Хайгарден вести торг за руку Маргери, она предоставляла своему лорду сыну выхваляться, а сама расспрашивала меня о натуре Джоффри. Я, разумеется, возносил его до небес, а мои люди тем временем сеяли среди челяди лорда Тирелла тревожные слухи. Вот как следует играть в эту игру.
Я также заронил в них мысль о том, чтобы сир Лорас надел белое. Не то чтобы предложил – это было бы слишком грубо. Но люди из моей свиты рассказывали жуткие истории о бунте, когда чернь убила сира Престона Гринфилда и надругалась над леди Лоллис, а многочисленным певцам лорда Тирелла перепадали серебряные монетки, побуждавшие их петь о Раэме Редвине, Сервине Зеркальном Щите и принце Эйемоне, Драконьем Рыцаре. Арфа в нужных руках может быть не менее опасна, чем меч.
В конце концов Мейс Тирелл уверовал, что это ему самому пришло в голову сделать принятие Лораса в Королевскую Гвардию одним из условий брачного договора. Кто же лучше защитит его дочь, чем ее рыцарственный брат? Помимо прочего, это облегчало трудную задачу изыскивать земли и невесту третьему сыну, что всегда нелегко, а в случае сира Лораса вдвойне сложно.
Вот так то. Леди Оленна ни за что не дала бы свою драгоценную внученьку в обиду Джоффу, но она в отличие от своего сына понимала, что сир Лорас при всей своей рыцарской утонченности – натура не менее горячая, чем Джейме Ланнистер. Если бросить Джоффри, Маргери и Лораса в один горшок, заварится цареубийственная похлебка. Старуха понимала также и то, что ее сын вознамерился сделать Маргери королевой, а для этого непременно нужен король... но не обязательно Джоффри. Вот увидите, скоро у нас будет еще одна свадьба. Маргери выйдет за Томмена, сохранив свою корону и свое девичество. И то, и другое ей не так уж и желательно, но кому до этого дело? Главное, чтобы великий западный союз был сохранен... по крайней мере на время.
Маргери и Томмен. Санса не знала, что и сказать. Ей нравилась Маргери Тирелл и ее маленькая боевая бабушка. Она с грустью думала о Хайгардене с его садами, музыкантами и барками на Мандере, столь отличном от этого унылого берега. Но здесь она по крайней мере в безопасности. Джоффри умер и больше не может причинить ей вреда. Теперь она незаконнорожденная по имени Алейна Стоун, и нет у нее ни мужа, ни наследственных прав. Скоро сюда приедет ее тетя. Долгий кошмар Королевской Гавани остался позади, и ее шутовской брак – тоже. Здесь она, как сказал лорд Петир, может обрести новый дом.
До прибытия Лизы Аррен прошло восемь долгих дней. Пять из них были дождливыми, и Санса скучала, сидя у огня вместе со старой слепой собакой. Пес, слишком слабый и беззубый, чтобы нести караул с Брайеном, большей частью спал, но когда Санса его гладила, поскуливал и лизал ей руку – словом, они подружились. Когда дождь перестал, Петир показал ей свои владения, на что у них ушло меньше половины дня. Все его земли, как он и говорил, состояли из сплошного камня. В одном месте волны били в расщелину, взлетая на тридцать футов в воздух, в другом на валуне была высечена семиконечная звезда новых богов. Петир сказал, что она обозначает одно из мест, где высадились андалы, когда они приплыли из за моря и завоевали Долину, отняв ее у Первых Людей.
Чуть дальше в глубине суши, у торфяного болота, жили в каменных хижинах около дюжины семей. «Мои крестьяне», – говорил о них Петир, хотя его, похоже, знали одни только старики. На его землях имелась еще пещера отшельника, но она пустовала.
– Теперь он умер, но в детстве отец водил меня к нему. Отшельник не мылся сорок лет, и вы можете себе представить, как от него пахло, но, как все полагали, имел пророческий дар. Он ощупал меня и сказал, что я буду великим человеком, и за это получил от отца мех с вином. Я мог бы сказать то же самое за половину чаши, – фыркнул Петир.
Наконец в серый ветреный день Брайен примчался к башне в сопровождении лающих собак и объявил, что с юга запада приближаются всадники.
– Вот и Лиза, – сказал лорд Петир. – Пойдем встречать ее, Алейна.
Они надели плащи и вышли наружу. Всадников было не больше двадцати – очень скромная свита для леди Орлиного Гнезда. Лизу сопровождали три девушки, двенадцать рыцарей в доспехах, а также септон и красивый молодой певец с тонкими усиками и длинными песочными локонами.
Неужели это тетя? Леди Лиза была на два года младше матери, но эта женщина выглядела на десять лет старше. Ее густые рыжеватые волосы падали до самой талии, но под бархатным платьем и вышитым дорогими камнями лифом угадывалось располневшее, обрюзгшее тело. Накрашенное лицо, тяжелые груди, толстые руки и ноги. Превосходящая Мизинца ростом и толщиной, она неуклюже, без всякой грации, слезла с лошади.
Петир, преклонив колени, поцеловал кончики ее пальцев.
– Малый королевский совет поручил мне завоевать вас, миледи. Согласитесь ли вы признать меня своим лордом и мужем?
Леди Лиза, выпятив губы, подняла его и поцеловала в щеку.
– Ну что ж, возможно, вы сумеете меня уговорить, – хихикнула она. – Привезли ли вы дары, чтобы смягчить мое сердце?
– Да. Мир с королем.
– Фи, какая чушь. Что вы еще привезли, кроме мира?
– Мою дочь. – Мизинец поманил к себе Сансу. – Позвольте представить вам, миледи, Алейну Стоун.
Лиза Аррен отнеслась к этому знакомству без особого удовольствия. Санса низко, склонив голову, присела перед ней.
– Незаконная дочь? – сказала леди Лиза. – Экий вы шалун, Петир. Кто была ее мать?
– Она умерла. Я надеялся взять Алейну с собой в Гнездо.
– Что мне с ней делать там?
– У меня есть пара мыслей на этот счет, но сейчас я больше занят тем, что делать с вами, миледи.
Всякое недовольство исчезло с круглого розового лица леди Лизы, и Сансе показалось, что тетка вот вот заплачет.
– Милый Петир, я так по тебе скучала, ты не знаешь, ты не можешь этого знать. Джон Ройс постоянно мутил воду, требуя, чтобы я созвала знамена и отправилась на войну. А другие толклись вокруг меня, Хантер, и Корбрей, и этот ужасный Нестор Ройс, все они желали вступить со мной в брак и получить опеку над моим сыном, но никто из них не любил меня так, как ты, Петир. Я так долго мечтала о тебе.
– А я о вас, миледи. – Петир нежно обнял ее за талию и поцеловал в шею. – Как скоро мы сможем обвенчаться?
– Прямо сейчас. Я привезла с собой септона, и певца, и мед для свадебного пира.
– Здесь? – Петиру это явно не пришлось по душе. – Я бы желал обвенчаться с вами в Долине, в присутствии всего вашего двора.
– Да ну его совсем, мой двор. Я ждала слишком долго и больше ждать не могу. – Лиза обвила Петира руками. – Я хочу нынче же ночью лечь с тобой в постель, милый, и снова зачать ребенка, чтобы у Роберта был братик или сестричка.
– Я мечтаю об этом так же, как и вы, дорогая, но не лучше ли устроить пышную публичную церемонию, чтобы вся Долина...
– Нет, – топнула ногой Лиза. – Я хочу тебя прямо сейчас, в эту самую ночь. И предупреждаю, что буду громко кричать после стольких лет воздержания. Так громко, что меня и в Гнезде услышат!
– Быть может, мы ляжем в постель нынче, а обвенчаемся после?
Леди Лиза хихикнула, как маленькая девочка.
– Какой ты гадкий, Петир Бейлиш. Нет, нет. Я, как леди Орлиного Гнезда, приказываю тебе обвенчаться со мной незамедлительно!
– Слушаюсь, миледи, – пожал плечами Петир. – Я, как всегда, не в силах устоять перед вами.
Не прошло и часа, как они произнесли свои обеты, стоя под небесно голубым балдахином в лучах закатного солнца. Потом около башни поставили на козлах столы, подали перепелов, оленину, жареную кабанятину и легкий золотой мед. Зажгли факелы, и Лизин певец спел «Безмолвный обет», «Времена моей любви» и «Два сердца бьются, как одно». Рыцари помоложе приглашали Сансу танцевать, Лиза, раздувая юбки веером, кружилась с Петиром. Мед и замужество омолодили ее. Она смеялась безумолку, держась за руку мужа, и глаза ее сияли, когда она смотрела на него.
Настала пора провожать молодых в постель, и рыцари отнесли Лизу в башню, раздевая ее на ходу и вскрикивая непристойные шутки. Тирион избавил меня от этого, вспомнила Санса. Может быть, это не так и страшно, когда тебя раздевают для любимого мужчины и делают это друзья, любящие вас обоих. Но Джоффри... Санса содрогнулась.
Леди Лиза привезла с собой только трех дам, и они попросили Сансу помочь им раздеть лорда Петира и проводить его на брачное ложе. Он подчинялся им охотно и беспрестанно шутил, но и сам платил той же монетой. Когда его завели наконец в башню, все гости раскраснелись, шнуровка у них на корсажах распустилась и юбки пришли в беспорядок, но Сансе Мизинец только улыбался. Его благополучно препроводили вверх по лестнице в спальню, где ждала его леди жена.
Весь третий этаж молодые занимали одни, но башня была мала, и Лиза, верная своему слову, вопила вовсю. Дождь зарядил снова, загнав пирующих в башню, и они слышали каждое слово.
– Петир, милый Петир, о о. Да, Петир, да. Вот где ты должен быть. – Певец завел озорную балладу «Ужин у миледи», но даже его игра и пение не заглушали Лизиных криков. – Сделай мне ребенка, Петир, – надрывалась она, – сделай мне еще одного ребеночка. Петир, Петир, ПЕТИИ ИИИИИР! – Этот последний вопль прозвучал так громко, что собаки подняли лай, а две Лизины дамы просто изнемогли от смеха.
Санса спустилась вниз и вышла наружу. Мелкий дождик орошал остатки пира, но в воздухе пахло свежестью и чистотой. Память об их с Тирионом брачной ночи неотступно преследовала ее. «В темноте я Рыцарь Цветов, – сказал он ей. – Тебе могло бы быть хорошо со мной». Но это только очередная ложь, на которую так горазды Ланнистеры. «Собака чует ложь, – сказал ей как то Пес. Она явственно помнила его грубый скрипучий голос. – Погляди вокруг и принюхайся. Они все лжецы, и каждый лжет лучше тебя». Что то теперь стало с Сандором Клиганом? Знает ли он, что Джоффри убили, и есть ли ему дело до этого? Как никак, он много лет был телохранителем принца.
Санса долго стояла у башни. Когда наконец она, мокрая и продрогшая, собралась лечь, в чертоге едва тлел тусклый торфяной огонь, и наверху все утихло. Молодой певец в углу наигрывал медленную мелодию для себя самого. Одна из тетиных дам целовалась с рыцарем в кресле лорда Петира – их руки шарили друг у друга под одеждой. Несколько мужчин, упившись, полегли спать, одного рвало в отхожем месте. Санса нашла старую собаку Брайена в своем маленьком алькове под лестницей и улеглась рядом с ней. Пес проснулся и лизнул ее в лицо.
– Бедный ты мой старичок, – сказала она, ероша ему шерсть.
– Алейна. – Перед ней появился тетин певец. – Милая Алейна, меня зовут Мариллон. Я видел, как вы пришли со двора. Ночь ныне мокрая и холодная. Позвольте мне согреть вас.
Старый пес поднял голову и зарычал, но певец отпихнул его ногой, и он, скуля, забился в угол.
– Мариллон, – нерешительно сказала Санса, – вы очень добры, но я, право же, очень устала.
– Красоте вашей это не повредило. Я всю ночь сочиняю песню для вас. В ней говорится о ваших глазах, ваших губах, вашей груди. Но я не стану петь ее вам – она недостойна такой красоты. – Он сел на ее кровать и положил руку ей на колено. – Позвольте моему телу спеть вместо меня.
На нее пахнуло его дыханием.
– Вы пьяны.
– Я никогда не бываю пьян. Мед только веселит меня. Я весь горю. – Его рука скользнула вверх по ее бедру. – И вы тоже.
– Уберите руку. Вы забываетесь.
– Сжальтесь надо мной. Я спел слишком много любовных песен, и моя кровь закипела. Ваша тоже кипит, я знаю: нет более страстных женщин, чем рожденные вне брака. Ты хочешь меня?
– Я девственница!
– Правда? Алейна, милая Алейна, подари мне свою невинность. После ты возблагодаришь за это богов. Я заставлю тебя петь громче, чем леди Лиза.
Санса в испуге отшатнулась от него.
– Если вы не уйдете, лорд Петир... мой отец... вас повесит.
– Мизинец то? – хмыкнул Мариллон. – Леди Лиза меня очень любит, и лорд Роберт тоже... Если твой отец поднимает на меня руку, я уничтожу его одним стихом. – Он сжал ее грудь в своей ладони. – Дай я сниму с тебя мокрую одежду. Ведь ты же не хочешь, чтобы я ее разорвал. Слушайся зова своего сердца...
Послышался тихий шорох стали о кожу.
– Эй, певец, – сказал грубый голос, – уйди лучше, если хочешь продолжать свое пение. – При тусклом свете Санса различила только слабый блеск клинка.
Певец тоже его увидел.
– Найди себе другую женщину. – Нож сверкнул чуть ярче, и Мариллон вскрикнул: – Ты ранил меня!
– Уйди, не то хуже будет.
И Мариллон исчез в мгновение ока. Другой все так же стоял над Сансой, неразличимый в темноте.
– Лорд Петир велел мне приглядывать за вами. – Она узнала голос Лотора Брюна. Конечно же, это он – откуда здесь было взяться Псу?
Почти всю ночь Санса провела без сна, как на «Сардиньем короле». Когда она ненадолго забылась, ей снова приснился Джоффри, царапающий себе горло, а потом она с ужасом увидела, что это ее брат Робб. Вслед за этим ей приснилась собственная свадебная ночь и Тирион, пожиравший ее глазами, пока она раздевалась. Только он был гораздо выше, чем полагалось Тириону, а когда он забрался в постель, его лицо оказалось обезображенным только с одной стороны. «Ты должна спеть для меня», – проскрежетал он. Тут Санса проснулась и увидела, что старая слепая собака снова лежит рядом с ней.
– Как жаль, что ты не Леди.
Утром Гризела, поднявшись в спальню, отнесла лорду и леди хлеб, масло, мед, фрукты и сливки. Вернувшись, она сказала, что они зовут к себе Алейну. Санса еще не совсем очнулась и не сразу вспомнила, что Алейна – это она.
Леди Лиза еще лежала в постели, но лорд Петир уже встал и оделся.
– Ваша тетя хочет поговорить с вами, – сказал он Сансе, натягивая сапог. – Я сказал ей, кто вы.
О боги.
– Б благодарю вас, милорд.
Петир натянул второй сапог.
– Родным домом я сыт по горло. Мы ныне же уезжаем в Гнездо. – Он поцеловал свою леди жену, слизнув с ее губ мед, и спустился вниз.
Санса стояла в ногах кровати, а тетя Лиза ела грушу и разглядывала ее.
– Да, теперь я вижу, – сказала она, отбросив огрызок. – Ты очень похожа на Кейтилин.
– Благодарю вас.
– Я не собиралась тебе льстить. По правде сказать, ты уж слишком на нее похожа. С этим надо что то делать. Надо выкрасить тебе волосы, прежде чем ехать в Гнездо.
Красить волосы?
– Как скажете, тетя Лиза.
– Не называй меня так. Ни одно слово о твоем пребывании здесь не должно дойти до Королевской Гавани. Нельзя допустить, чтобы мой сын подвергся опасности. – Лиза надкусила кусочек медовых сот. – Я уберегла Долину от войны. Мы собрали обильный урожай, горы надежно защищают нас, и Гнездо неприступно. Тем не менее нам не следует навлекать на себя гнев лорда Тайвина. – Она отложила соты и облизала сладкие пальцы. – Петир сказал, что тебя выдали за Тириона Ланнистера, за этого злобного карлика.
– Меня принудили. Я не хотела идти за него.
– Я тоже не хотела замуж. Джон Аррен не был карликом, но он был стар. Сейчас ты можешь этому не поверить, но в день нашей свадьбы я была так хороша, что твоя мать бледнела рядом со мной. Но Джону нужны были только мечи моего отца, чтобы помочь его ненаглядным мальчикам. Мне следовало отказать ему, но долго ли такой старик мог протянуть. У него уже половина зубов выпала, и дыхание отдавало испорченным сыром. Не выношу мужчин с нечистым дыханием. От Петира всегда хорошо пахнет... он был первым, с кем я поцеловалась. Отец сказал, что он слишком низкого рода, но я то знала, как высоко ему суждено подняться. Джон отдал ему таможню в Чаячьем городе, только чтобы мне угодить, но когда таможенные сборы возросли в десять раз, мой лорд муж оценил его ум и дал ему более высокий пост, а потом сделал мастером над монетой в Королевской Гавани. Это было тяжело – видеть его каждый день и оставаться женой старика с холодной кровью. Джон исправно выполнял свой супружеский долг, но не мог дать мне ни удовольствия, ни детей. Все дети, которых я рожала от его старого, слабого семени, умирали, все, кроме Роберта: три девочки и два мальчика. Все мои малютки умерли, а этот старик со своим зловонным дыханием все жил да жил. Видишь – я тоже страдала. – Лиза шмыгнула носом. – Ты знаешь, что твоя бедная мать умерла?
– Тирион сказал мне. Он сказал, что Фреи убили ее в Близнецах, вместе с Роббом.
Глаза леди Лизы внезапно наполнились слезами.
– Мы с тобой обе женщины. Тебе страшно, дитя мое? Мужайся. Я никогда не отвернусь от дочери Кет. Мы связаны кровными узами. – Она поманила Сансу к себе. – Можешь поцеловать меня, Алейна. В щеку.
Санса послушно опустилась на колени рядом с постелью. От тетки под сладким ароматом духов пахло кислым молоком, щека отдавала румянами и пудрой.
Когда Санса встала, Лиза удержала ее за руку.
– Скажи: ты беременна? Говори правду, я узнаю, если ты солжешь.
– Нет, – опешила Санса.
– Но ведь ты уже расцвела, не так ли?
– Да. – Санса понимала, что эту истину она в Гнезде скрыть не сможет. – Тирион не... – Краска бросилась ей в лицо. – Я все еще девственница.
– Он что же, бессилен, твой карлик?
– Нет... он просто... – Добр? Она не могла произнести это здесь, перед ненавидящей его теткой. – Он спал со шлюхами, миледи... он сам мне говорил.
– Ну еще бы. – Лиза отпустила ее руку. – Какая женщина захочет лечь с таким, если он ей не заплатит? Мне следовало убить Беса, пока он был в моей власти, но он меня провел. Низменная хитрость – вот главная его черта. Его наемник убил моего доброго сира Вардиса Игена. Кейтилин не должна была привозить его ко мне, я ей так и сказала. А потом она еще и дядю увезла с собой. Черная Рыба был моим Рыцарем Ворот, и когда он уехал, горные кланы совсем обнаглели. Но ничего, Петир все это поправит. Я сделаю его лордом протектором Долины. – Тетя впервые, почти тепло, улыбнулась Сансе. – Быть может, он не так высок и могуч, как некоторые, но стоит больше их всех. Верь ему и слушайся его во всем.
– Хорошо, тетя... миледи.
Леди Лиза осталась довольна ею.
– Джоффри я хорошо знала. Он обзывал моего Роберта гадкими кличками и однажды шлепнул его деревянным мечом. Мужчина сказал бы, что пользоваться ядом бесчестно, но у женщин иные понятия и о чести. Матерь создала нас для защиты наших детей, и единственное наше бесчестье состоит в неспособности сохранить их. Ты сама это поймешь, когда у тебя будет ребенок.
– Ребенок? – нерешительно повторила Санса.
– Ну, до этого еще далеко, – небрежно махнула рукой Лиза. – Ты слишком молода для материнства, но со временем захочешь и детей, и мужа.
– Но... ведь я уже замужем, миледи.
– Да, но скоро станешь вдовой. Радуйся, что Бес предпочитал утешаться со шлюхами. Моему сыну было бы неприлично довольствоваться объедками карлика, но раз Бес тебя не тронул... Как бы тебе понравилось выйти за своего кузена, лорда Роберта?
Эта мысль вызвала в Сансе чувство усталости. Роберт Аррен – малолетний болезненный мальчик, вот и все, что ей известно о нем. Лизе нужна не она, а ее наследство. По любви на ней никто не женится. Но Санса уже приучилась лгать без труда.
– Я с нетерпением жду встречи с ним, миледи. Но ведь он еще дитя?
– Ему восемь лет, и здоровье у него хрупкое, но он славный мальчик и очень умный. Он будет великим человеком, Алейна. «Семя крепко», – так сказал мой лорд муж перед смертью. Не вижу, отчего бы вам не пожениться сразу, как только мы узнаем о смерти твоего Ланнистера. Брак, разумеется, будет тайным. Лорду Орлиного Гнезда не пристало жениться на незаконнорожденной. Вороны принесут нам весть из Королевской Гавани, как только голова Беса скатится с плеч, и назавтра же вас с Робертом обвенчают – вот радость будет, правда? Ему полезно завести себе подружку. Когда мы приехали в Гнездо, он играл с сыном Вардиса
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 01:00 | Сообщение # 71 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЖОН
Топоры звенели днем и ночью. Джон уже не помнил, когда спал по настоящему. Закрывая глаза, он видел во сне бой, просыпаясь, он вступал в этот бой наяву. Даже в Королевской башне он слышал, как вгрызаются в дерево бронза, кремень и трофейная сталь, а в палатке на Стене это было еще слышнее. У Манса имелись также молоты, укрепленные на санях, и длинные пилы с зубьями из кости и кремня. Однажды, когда Джон, обессиленный, забылся сном, в Зачарованном лесу раздался громкий треск, и огромное страж дерево рухнуло наземь в облаке земли и хвои. На этот раз он проснулся опять на Стене, в палатке, под грудой шкур.
– Лорд Сноу, – сказал Оуэн, тряся его за плечо, – светает. – Оуэн же помог ему встать. Другие спящие тоже поднимались, натягивая в тесноте палатки сапоги и застегивая пояса. Никто не разговаривал. Все они слишком устали для разговоров. Мало кто из них теперь спускался со Стены – слишком уж много времени уходило на спуск и подъем в клети. Черный Замок покинули на мейстера Эйемона, сира Уинтона Стаута и еще несколько человек, слишком старых или больных, чтобы сражаться.
– Мне снилось, что сюда пришел король, – радостно объявил Оуэн. – Мейстер Эйемон послал королю Роберту ворона, и он пришел со всей своей силой. Я видел во сне его золотые знамена.
Джон заставил себя улыбнуться.
– Это отрадное зрелище, Оуэн. – Превозмогая боль в ноге, он накинул черный меховой плащ, взял костыль и вышел на Стену, навстречу новому дню.
Ветер сразу налетел на него, запустив ледяные щупальца в его длинные каштановые волосы. В полумиле к северу раскинулся лагерь одичалых, и дым от их костров тянулся к бледному рассветному небу. Вдоль опушки леса стояли крытые шкурами палатки и даже одно длинное строение из бревен и веток, на востоке помещались загоны для лошадей, на западе – для мамонтов. Люди кишели повсюду – они точили мечи, острили самодельные копья, надевали корявые латы из шкур, костей и рога. Джон знал, что на каждого человека, которого он видит, в лесу скрывается два десятка других. Кустарник кое как защищает их от непогоды и прячет от глаз ненавистных ворон.
Их лучники уже ползли вперед, толкая перед собой щиты на полозьях.
– А вот и стрелы нам на завтрак, – весело воскликнул Пип, как делал каждое утро. Хорошо, что хоть кто то из них еще способен шутить. Три дня назад одна такая утренняя стрела попала в ногу Рыжему Алину из Розового леса. Его тело и теперь можно увидеть под Стеной, если перегнуться подальше. Лучше уж усмехаться над шуткой Пипа, чем предаваться мрачным мыслям о судьбе Алина.
За скошенными деревянными щитами могло укрыться пятеро лучников, а стрелы они пускали через прорези в дереве. В первый раз, когда одичалые их выкатили, Джон дал команду стрелять огненными стрелами и поджег с полдюжины щитов, но после Манс придумал обтягивать их сырыми шкурами. Теперь их никакими огненными стрелами не проймешь. Братья завели даже обычай биться об заклад насчет того, который из соломенных солдат соберет больше вражеских стрел. Всех опережал Скорбный Эдд, в котором торчали целых четыре штуки. Но его первенству угрожали Ярвик, Тумберджон и Уот с Длинного Озера, набравшие каждый по три. Называть чучела именами отсутствующих братьев придумал все тот же Пип – чтобы казалось, будто на Стене их больше, чем есть.
– Больше тех, кто утыкан стрелами, – заметил на это Гренн, но эта выдумка все таки немного приободрила братьев, и Джон не мешал их немудреной игре.
У края Стены стоял на трех растопыренных ногах медный «мирийский глаз». Раньше мейстер Эйемон смотрел в него на звезды, пока собственные глаза не изменили ему. Джон направил трубу вниз. Даже на таком расстоянии он без труда находил огромный шатер Манса, крытый шкурами белых медведей. Сквозь мирийское стекло он видел даже лица одичалых. Манс еще не показывался, но его женщина Далла подкладывала дрова в костер, а ее сестра Вель доила козу. Далла так располнела – чудо, что она еще ходит. Должно быть, вот вот родит. Джон перевел трубу на восток и стал шарить ею среди деревьев и палаток, пока не нашел черепаху. Она тоже вот вот поспеет. Ночью одичалые ободрали убитого мамонта и теперь обтягивали панцирь черепахи его сырой окровавленной шкурой поверх овчин и других кож. Прочный деревянный каркас черепахи стоял на восьми громадных колесах. Когда одичалые только начали ее мастерить, Атлас подумал, что они строят корабль. Не так уж он и ошибся. Черепаха в самом деле напоминает корабль, перевернутый кверху дном.
– Что, готово уже? – спросил Гренн.
– Почти. – Джон отвел трубу. – Сегодня, думаю, дождемся. Бочки наполнены?
– Все до одной. Ночью они замерзли намертво, Пип проверял.
Гренн сильно изменился против того здоровенного, неуклюжего, краснощекого парня, с которым когда то завел дружбу Джон. Он подрос на полфута, раздался в груди и плечах, а волос и бороды не стриг с самого Кулака. Теперь он огромен и лохмат – настоящий Зубр, как прозвал его в насмешку сир Аллисер Торне. Вот только вид у зубра усталый. Джон сказал ему об этом, и Гренн кивнул.
– Всю ночь уснуть не мог из за этих топоров.
– Так ступай поспи сейчас.
– Да нет, я...
– Иди. Мне надо, чтобы ты отдохнул как следует. Не бойся, битву я тебе проспать не дам. Ты у нас единственный, кто способен ворочать эти треклятые бочонки, – через силу улыбнулся Джон.
Гренн поворчал, но ушел, а Джон снова стал смотреть в трубу на лагерь одичалых. Время от времени их стрелы взмывали вверх, но он уже научился не замечать их. Расстояние чересчур большое и угол невыгодный – мало вероятности, что в тебя попадут. Манс по прежнему не появлялся, но Джон разглядел у черепахи Тормунда Великанью Смерть и двух его сыновей. Сыновья возились с мамонтовой шкурой. А Тормунд грыз жареную козью ногу и отдавал приказания. В другом месте Джону попался на глаза колдун Варамир Шестишкурый – он шел по лесу со своими сумеречным котом.
Позади загрохотали цепи и заскрипела железная дверца клетки. Это Хобб привез их завтрак, как всегда по утрам. Вид Мансовой черепахи отбил у Джона всякий аппетит. Масло у них почти на исходе, а последний бочонок со смолой они скинули со Стены две ночи назад. Скоро и стрелы кончатся, а новых наделать некому. В предыдущую ночь с запада, от сира Денниса Маллистера, прилетел ворон. Боуэн Марш преследовал одичалых до самой Сумеречной Башни, а потом ушел еще дальше, в темные недра Теснины. Он встретил Плакальщика с тремя сотнями одичалых на Мосту Черепов, и у них завязался кровавый бой. В конце концов победу одержал Дозор, хотя и дорогой ценой. Больше ста братьев убито, в том числе сир Эндрю Тарт и сир Аладейл Винч. Самого старого Граната принесли в сумеречную Башню тяжело раненным. Мейстер Маллин лечит его, но пройдет некоторое время, прежде чем он сможет вернуться в Черный Замок.
Прочитав это, Джон посадил Зею на самого быстрого их коня и отправил в Кротовый городок – просить, чтобы его жители пришли оборонять Стену. Назад она так и не вернулась. Джон послал за ней Малли, и тот доложил, что во всем городке и даже в борделе никого не осталось. Зея скорее всего ушла вместе со всеми по Королевскому тракту. Может, и нам всем следовало бы сделать то же самое, мрачно размышлял Джон.
Он заставил себя поесть. Довольно и того, что он недосыпает – надо же как то поддерживать силы. Кроме того, эта трапеза может оказаться последний – и для него, и для всех остальных. Поэтому Джон добросовестно набил живот хлебом, ветчиной, луком и сыром, и в это самое время Конь заорал:
– ЕДЕТ!
Никому не было нужды спрашивать, что такое «едет», а Джон не нуждался в мирийской трубе, чтобы видеть, как она ползет между древесных стволов и палаток.
– Не очень то похоже на черепаху, – заметил Атлас. – У черепах меха нет.
– Колеса у них тоже не часто встречаются, – сказал Пип.
– Труби тревогу, – скомандовал Джон, и Кегс выдул две протяжные ноты, чтобы разбудить Гренна и других спящих, кто ночью нес караул. Когда одичалые наступают, Стене нужен каждый из ее защитников. Видят боги, их и так мало.
Джон смотрел на Пипа, Кегса, Атласа, Коня, Оуэна, Тима Косноязычного, Малли, Пустого Сапога и представлял себе, как они сойдутся в холодной тьме туннеля с сотней визжащих одичалых, защищенные только железной решеткой. Дело кончится именно этим, если они не остановят черепаху до того, как ворота падут.
– Здоровая, – сказал Конь.
– Это ж сколько супу наварить можно, – причмокнул губами Пип, но его шутка не имела успеха. Даже Пип, и тот устал. Смахивает на ходячего мертвеца, как и все они. У Короля за Стеной людей столько, что он способен каждый раз бросать в атаку свежие силы, а Стену держит все та же горсточка черных братьев, и это измотало их вконец.
Джон знал, что сейчас люди, спрятанные под деревом и шкурами, что есть мочи налегают на колеса, но когда черепаха сомкнется с воротами, они сменят веревки на топоры. Хорошо, что Манс хотя бы мамонтов ныне решил не посылать. Их силища у Стены бесполезна, а громадная величина делает их легкими мишенями. Последний умирал около суток и все это время трубил, издавая скорбные, ужасные для слуха звуки.
Черепаха медленно ползла через камни, пни и кустарник. Предыдущие атаки стоили вольному народу около ста жизней. Многие тела до сих пор лежали на земле. В передышках их навещали вороны, но теперь все птицы с криком разлетелись – вид черепахи нравился им не больше, чем Джону.
Он чувствовал, что Атлас, Конь и другие смотрят на него, ожидая его приказаний. Но он так устал – он не знает, что делать дальше. «За Стену отвечаешь ты», – напомнил он себе.
– Оуэн, Конь – к катапультам. Кегс и Пустой Сапог – к скорпионам. Остальным натянуть луки и приготовить огненные стрелы. Посмотрим, не удастся ли нам ее пожечь. – Скорее всего не удастся, но все лучше, чем стоять, опустив руки.
Черепаха, тихоходная и неуклюжая, представляла собой хорошую мишень, и лучники Джона вскоре превратили ее в ежа... но сырые шкуры, уже оправдавшие себя на щитах, защищали ее, и огненные стрелы гасли, как только попадали в цель. Джон, выругавшись вполголоса, скомандовал:
– Скорпионы. Катапульты.
Стрелы из скорпионов вонзались в шкуры глубоко, но наносили не больше вреда, чем стрелы из луков, а камни отекакивали от черепахи, оставляя вмятины на ее мягкой покрышке. Валун из требюшета мог бы ее проломить, но одна машина до сих пор бездействовала, а одичалые направляли черепаху так, что под обстрел другой не попадали.
– Она все ползет, Джон, – сказал Оуэн Олух.
Джон и без него это видел. Дюйм за дюймом, ярд за ярдом, треща, качаясь и подпрыгивая, черепаха преодолевала убойную полосу. Когда одичалые подвезут ее к Стене, она обеспечит им необходимое укрытие, и они начнут рубить своими топорами наспех починенные внешние ворота. Потом они за несколько часов выгребут из туннеля рыхлый щебень, и на пути у них останутся только две железные решетки, полдюжины полузамерзших трупов и то, чем смогут встретить их собратья Джона, сражаясь и умирая в темноте.
Катапульта слева от него с гулом послала в воздух каменный залп. Камни защелкали по черепахе, как градины, и отскочили прочь, не причинив ей вреда. Лучники одичалых по прежнему пускали стрелы из за своих щитов. Одна вонзилась в голову соломенного чучела, и Пип сказал:
– Уот с Длинного Озера схлопотал четвертую! Ничья! – Следующая стрела просвистела мимо его собственного уха, и он крикнул: – Эй! Я в турнире не участвую!
– Эти шкуры нипочем не загорятся, – сказал Джон как себе, так и другим. Их единственная надежда – попытаться раздробить черепаху, когда она доберется до Стены, а для этого нужны большие камни. Как бы крепко черепаха ни была сколочена, валун, сброшенный с высоты семисот футов, она вряд ли выдержит. – Гренн, Оуэн, Кегс – пора.
У палатки стояла в ряд дюжина крепких дубовых бочек, наполненных гравием, которые черные братья обыкновенно разбрасывали по Стене, чтобы легче было ходить. Вчера, увидев, как одичалые кроют черепаху овчинами, Джон велел Гренну налить в эти бочонки воды, сколько войдет. Вода пропитала битый камень до дна, и за ночь смесь сковало морозом. Это было единственное, чем они могли заменить валуны.
– Зачем их замораживать? – спросил Гренн накануне. – Почему бы не скинуть бочки, как они есть?
– Если бочки по дороге стукнутся о Стену, они лопнут, – ответил Джон. – Какой нам прок осыпать этих сукиных сынов щебенкой?
Сейчас он налег плечом на один бочонок вместе с Гренном, а Кегс и Оуэн навалились на другой. Бочки за ночь примерзли ко льду и не поддавались.
– Да этот ублюдок целую тонну весит, – сказал Гренн, когда бочонок наконец сдвинулся.
– Переворачивай его набок и кати. Только смотри ноги себе не отдави, а то будешь как Пустой Сапог.
Гренн перевернул бочонок, а Джон, схватив факел, пару раз провел им над поверхностью Стены. Бочонок покатился по смоченному льду так быстро, что они чуть не упустили его. Наконец они все вчетвером подкатили его к самому краю и снова поставили торчком.
Таким манером они встроили над воротами четыре дубовые бочки. В это время Пип крикнул:
– Черепаха у дверей! – Джон, опершись на раненую ногу, перегнулся вниз, чтобы посмотреть самому. Барьер. Марш должен был поставить барьер у края. Сколько же всего не сделано. Одичалые оттаскивали от ворот трупы великанов. Конь и Малли скидывали на них камни. Один человек как будто упал, но камни были слишком мелкими, чтобы причинить ущерб самой черепахе. Джону было любопытно, что одичалые будут делать с мертвым мамонтом на дороге, но черепаха была так велика, что они просто перетащили ее через труп. Больная нога Джона подкосилась, но Гренн схватил его и оттащил назад, сказав:
– Не высовывайся так.
– Барьер надо было поставить, вот что. – Джону мерещилось, что топоры уже рубят дерево – или это у него в ушах звенело от страха? – Давай, – сказал он Гренну.
Гренн, кряхтя, уперся плечом в бочонок. Оуэн и Малли пришли ему на подмогу. Вместе они сдвинули бочонок на фут, потом на другой – и вдруг он исчез.
Они услышали, как он ударился о Стену на пути вниз. Потом раздался куда более громкий треск расколотого дерева, сопровождаемый истошными воплями. Атлас радостно заорал, Оуэн пустился в пляс, Пип, посмотрев вниз, крикнул:
– А черепаха то кроликами начинена! Глядите, как улепетывают.
– Еще, – рявкнул Джон, и Гренн с Кегсом спихнули вниз еще один бочонок.
В конце концов они разнесли в щепки всю переднюю часть черепахи. Одичалые выбирались из под нее с другого конца и сломя голову бежали к лагерю. Атлас стрелял им вслед из арбалета, прибавляя прыти. Гренн ухмылялся в свою бородищу, Пип острил напропалую, и никому из них нынче больше не грозила смерть.
Но завтра... Джон взглянул в сторону палатки. Из двенадцати бочонков с гравием осталось восемь Джон ощутил внезапно, как он устал и как болит у него нога. Надо поспать – хотя бы пару часов. Сходить к мейстеру Эйемону за сонным вином, оно ему поможет.
– Я спущусь вниз, в Королевскую башню, – сказал Джон. – Зовите меня, если Манс опять что нибудь придумает. Пип, Стена остается на тебя.
– На меня? – сказал Пип.
– На него? – сказал Гренн.
Он с улыбкой ушел от них и спустился вниз в клети.
Чаша сонного вина действительно помогла ему. Не успел он растянуться на узкой койке в своей каморке, как сон овладел им, и Джону стали сниться голоса, крики и зов боевых рогов – единственная протяжная нота, долго висящая в воздухе.
Когда он проснулся, за бойницей, заменявшей ему окошко, было черно, а над ним стояли четверо незнакомых мужчин. Один из них держал фонарь.
– Джон Сноу, – отрывисто молвил самый высокий, – надевай сапоги и ступай с нами.
Со сна Джон первым делом подумал, что Стена в его отсутствие каким то образом пала, что Манс послал великанов или еще одну черепаху и взял ворота. Но потом он протер глаза и разглядел, что незнакомцы одеты в черное. Ночной Дозор!
– Куда я должен идти? Кто вы?
По знаку высокого двое других стащили Джона с кровати и повели вверх по лестнице в горницу Старого Медведя. У огня стоял мейстер Эйемон, опираясь на свою трость из тернового дерева. Тут же находился септон Селладор, как всегда под хмельком, и сир Уинтон Стаут мирно спал на подоконнике. Остальных братьев в комнате Джон не знал – всех, кроме одного.
Сир Аллисер Торне, безукоризненно опрятный в отороченном мехом плаще и начищенных сапогах, сказал кому то:
– Вот он, предатель, милорд. Бастард Неда Старка из Винтерфелла.
– Я не предатель, Торне, – холодно ответил на это Джон.
– Это мы еще увидим, – В кожаном кресле за столом, где Старый Медведь писал свои письма, сидел массивный, с отвисшими щеками человек. – Еще увидим. – Надеюсь, ты не станешь отрицать, что ты Джон Сноу, побочный сын Старка?
– Лорд Сноу, как он себя величает. – В колючих глазах худого, жилистого сира Аллисера сейчас светилось веселье.
– Это вы прозвали меня Лордом Сноу, – возразил ему Джон. Сир Аллисер в бытность свою мастером над оружием в Черном Замке всем новобранцам раздавал клички. Старый Медведь отправил Торне в Восточный Дозор, Что у моря. Значит, все эти люди, должно быть, из Восточного Дозора. Ворон долетел до Коттера Пайка, и тот послал помощь. – Сколько человек вы привели с собой? – спросил Джон человека за столом.
– Спрашивать буду я, – ответил тот. – Тебя обвиняют в клятвопреступлении, трусости и дезертирстве, Джон Сноу. Признаешь ли ты, что бросил своих братьев погибать на Кулаке Первых Людей и примкнул к одичалому Мансу Разбойнику, объявившему себя Королем за Стеной?
– Бросил?! – Джон чуть не поперхнулся этим словом.
– Милорд, – вступился за него мейстер Эйемон, – мы с Доналом Нойе обсудили это дело, когда Джон Сноу вернулся к нам, и его объяснения нас вполне удовлетворили.
– Ну а я не удовлетворен, мейстер, – ответил брыластый. – Я желаю выслушать эти «объяснения» сам.
Джон подавил свой гнев.
– Я никого не бросал. С Кулака я ушел вместе с Куореном Полуруким, чтобы произвести разведку на Воющем перевале, и к одичалым перешел тоже по приказу. Полурукий опасался, что Манс нашел Рог Зимы...
– Рог Зимы? – хмыкнул сир Аллисер. – А их снарков тебе заодно не приказывали пересчитать, Лорд Сноу?
– Нет, зато я сосчитал их великанов.
– «Сир», – рявкнул брыластый. – Добавляй «сир», когда говоришь с сиром Аллисером, а ко мне обращайся «милорд». Мое имя Янос Слинт, я лорд Харренхолла и буду командовать Черным Замком до возвращения Боуэна Марша с его гарнизоном. Так что изволь соблюдать учтивость. Я не допущу, чтобы бастард какого то изменника дерзил помазанному рыцарю. – Он наставил на Джона свой мясистый палец. – Признаешь ли ты, что сожительствовал с одичалой?
– Да, милорд. Признаю. – Память об Игритт была еще слишком свежа, чтобы от нее отречься.
– Должно быть, это Полурукий приказал тебе спать с этой немытой шлюхой? – вставил сир Аллисер.
– Она не была шлюхой, сир. Полурукий приказывал мне исполнять не колеблясь все, что одичалые ни потребовали бы от меня... но должен признаться, в этом случае я зашел немного дальше, чем следовало. Эта женщина... не была мне безразлична.
– Стало быть, ты сознаешься, что нарушил свой обет? – сказал Янос Слинт.
Половина братьев из Черного Замка посещала Кротовый городок, чтобы «поискать зарытых сокровищ» в тамошнем борделе, но Джон не желал бесчестить Игритт, сравнивая ее с этими девками.
– Да. Я признаю, что нарушил свой обет с женщиной.
– Милорд! – тряся щеками, напомнил Слинт. Сложением он не уступал Старому Медведю, и лысиной тоже не уступит, если доживет до его лет. Половина волос у него уже вылезла, хотя больше сорока ему не дашь.
– Да, милорд. Я путешествовал вместе с одичалыми и ел с ними, как наказывал мне Полурукий, и делил постель с Игритт. Но я клянусь, что никогда не предавал своих братьев. Я убежал от магнара, как только смог, и никогда не обращал оружия против своих.
– Сир Глендон, – приказал Слинт, сверля Джона своими маленькими глазками, – введите другого пленника.
Сир Глендон был тот самый высокий человек, который вытащил Джона из постели. Четверо других вышли вместе с ним и вернулись с маленьким желтолицым человечком, скованным по рукам и ногам. Бровь у него была только одна, усы над губой напоминали грязное пятно, лицо посинело и распухло от побоев, нескольких передних зубов недоставало.
Люди из Восточного Дозора грубо швырнули его на пол, и лорд Слинт процедил:
– Это тот, о ком ты говорил? Пленник поморгал желтыми глазами.
– Он самый. – Только теперь Джон узнал в нем Гремучую Рубашку, который без своих доспехов казался совершенно другим человеком. – Тот самый трус, что убил Полурукого, – продолжал одичалый. – В Клыках Мороза это было, когда мы выследили и поубивали остальных ворон, одного за другим. Мы бы и этого убили, но он молил пощадить его жалкую жизнь и обещал перейти к нам, если мы его примем. Полурукий поклялся, что прежде увидит его мертвым, и тогда волк разорвал Куорена на куски, а вот этот перерезал ему глотку. – Он осклабился своим щербатым ртом и сплюнул кровью под ноги Джону.
– Итак? – резко осведомился Янос Слинт. – Ты будешь отрицать это? Или заявишь, что Куорен сам приказал тебе убить его?
– Он сказал... – Слова застревали у Джона в горле. – Он сказал, что я должен исполнять все, чего бы они ни потребовали.
Слинт обвел глазами своих людей.
– Этот юнец, кажется, думает, что у меня вместо головы репа?
– Ложь тебя не спасет, Лорд Сноу, – предупредил сир Аллисер Торне. – Мы заставим тебя сказать правду, бастард.
– Я говорю правду. Наши кони выбились из сил, и Гремучая Рубашка шел по пятам за нами. Тогда Куорен приказал мне притвориться перебежчиком. «Ты не должен колебаться, чего бы они от тебя не потребовали», – сказал он. Он знал, что они велят мне убить его. Гремучая Рубашка убил бы его в любом случае, он и об этом знал.
– Ты будешь утверждать, что прославленный Куорен Полурукий боялся вот этой мрази? – фыркнул Слинт, глядя на Гремучую Рубашку.
– Костяного Лорда все боятся, – заявил одичалый, но умолк, получив пинок от сира Глендона.
– Я этого не говорил, – возразил Джон.
– Я слышал, что ты сказал! – Слинт стукнул кулаком по столу. – И вижу, что сир Аллисер составил о тебе верное мнение. Твой бастардов язык лжет, но я не потерплю этого. Вашего однорукого кузнеца ты сумел надуть, но Яноса Слинта не надуешь! Янос Слинт не так легко проглатывает ложь. Думаешь, у меня голова капустой набита?
– Я не знаю, чем набита ваша голова, милорд.
– Наглости нашему Лорду Сноу не занимать, – вмешался сир Аллисер. – Он убил Куорена так же, как его дружки убили лорда Мормонта. Я не удивлюсь, если узнаю, что все это – части одного заговора и Бенджен Старк тоже приложил к этому руку. Насколько нам известно, он сейчас сидит в шатре Манса Разбойника. Вы знаете, каковы эти Старки, милорд.
– Слишком даже хорошо знаю, – сказал Слинт. Джон снял перчатку и показал им свою обожженную руку.
– Я обжег ее, защищая лорда Мормонта от упыря, а мой дядя был человеком чести и ни за что не нарушил бы своей присяги.
– Так же, как и ты? – насмешливо спросил сир Аллисер. Септон Селладор прочистил горло и сказал:
– Лорд Слинт, этот юноша отказался принести свою присягу в септе, как подобает, и отправился за Стену, где произнес ее перед сердце деревом. Он сказал, что там живут боги его отца, но тем же богам молятся и одичалые.
– Это боги Севера, септон, – вежливо, но твердо молвил мейстер Эйемон. – Милорды, когда Донал Нойе был убит, Стену оборонял вот этот юноша, Джон Сноу, и он удержал ее против всей ярости диких орд. Он показал себя отважным, верным и изобретательным воином. Если бы не он, вы бы нашли здесь Манса Разбойника, лорд Слинт. Вы очень несправедливы к нему. Джон Сноу был личным стюардом и оруженосцем лорда Мормонта, и получил он эту должность потому, что лорд командующий считал его многообещающим молодым человеком. Как считаю и я.
– Многообещающим? – повторил Слинт. – Однако обещания могут и не сбыться. У него на руках кровь Куорена Полурукого. Вы говорите, что Мормонт доверял ему – ну и что же? Я то знаю, каково это, когда тебя предают люди, которым ты доверяешь. И знаю, на что способны волки. – Он снова направил палец в лицо Джону. – Твой отец умер как изменник.
– Моего отца подло убили. – Джону было уже все равно, что говорят о нем самом, но поливать грязью имя отца он не позволит.
– Убили? Ах ты, наглый щенок, – побагровел Слинт. – Король Роберт еще остыть не успел, когда лорд Эддард задумал зло против его сына. – Он встал и оказался ниже, чем Мормонт, но широким в плечах и груди, со столь же объемистым животом. Его плащ скрепляло маленькое золотое копье с красным эмалевым наконечником. – Твой отец умер от меча, поскольку был знатным лордом и десницей короля, но для тебя и петли хватит. Сир Аллисер, поместите этого предателя в ледяную камеру.
– Мудрое решение, милорд. – Сир Аллисер взял Джона за локоть, но Джон вырвался и схватил рыцаря за горло с такой яростью, что оторвал его от пола. Он задушил бы Торне, если бы люди из Восточного Дозора не оттащили его прочь. Торне отшатнулся назад, потирая шею, на которой остались следы от пальцев Джона. – Вы сами видите, братья. Этот мальчишка – одичалый.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 01:03 | Сообщение # 72 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ТИРИОН
Когда рассвело, он не мог даже думать о еде. К вечеру ему уже могут вынести приговор. Желчь обжигала ему нутро, нос невыносимо зудел. Тирион поскреб его острием кинжала. Осталось выдержать последнего свидетеля, а там мой черед. Но как ему быть? Все отрицать? Обвинять Сансу и сира Донтоса? Признать свою вину в надежде провести остаток дней на Стене? Метнуть жребий и молиться, чтобы Красный Змей одолел сира Григора Клигана?
Тирион уныло потыкал ножом жирную серую колбасу, жалея, что это не его сестра. На Стене дьявольски холодно, зато Серсея его там не достанет. Вряд ли из него выйдет хороший разведчик, однако Дозору нужны не только сильные, но и умные люди. Лорд командующий Мормонт так и сказал, когда Тирион гостил в Черном Замке. Остается еще эта неудобная присяга. Она положит конец его браку и всем его надеждам на Бобровый Утес, но и от того, и от другого ему немного было пользы. И потом в соседнем городишке у них, кажется, есть бордель.
Это, конечно, не та жизнь, о которой он мечтал, но все таки жизнь. Все, что от него требуется – это довериться отцу, встать на свои короткие ноги и заявить: «Да, я это сделал. Сознаюсь». От этой мысли у него сводило все нутро. Он почти жалел, что не совершил убийства, раз в нем все равно приходится сознаваться.
– Милорд, – сказал Подрик Пейн. – Они пришли. Сир Аддам и золотые плащи.
– Под, скажи правду: ты думаешь, что это сделал я?
Мальчик заколебался и хотел что то сказать, но так и не смог.
Вот я и осужден. Тирион вздохнул.
– Ладно, не отвечай. Ты был хорошим оруженосцем, лучшим, чем я заслуживал. Что бы ни случилось, я благодарю тебя за верную службу.
Сир Аддам Марбранд ждал за дверью с шестью золотыми плащами. Этим утром, как видно, ему сказать было нечего. Еще один хороший человек, считающий Тириона убийцей племянника. Тирион, призвав на помощь все свое достоинство, заковылял вниз по лестнице. Идя через двор, он чувствовал, что все смотрят на него: часовые на стенах, конюхи у конюшни, прачки, судомойки и служанки. Рыцари и лорды в тронном зале расступались перед ним, шепча что то своим дамам.
Как только Тирион занял свое место перед судьями, другая шестерка золотых плащей ввела в зал Шаю.
Холодная рука стиснула его сердце. Это Варис ее выдал. Нет, не Варис. Он сам. Надо было оставить ее у Лоллис. Разумеется, они допросили горничных Сансы – он на их месте сделал бы то же самое. Тирион потер скользкий шрам на месте носа. Зачем Серсее было беспокоиться? Шая не знает ничего, что могло бы причинить ему вред.
– Они вместе это задумали, – сказала девушка, которую он любил. – Бес и леди Санса задумали это после смерти Молодого Волка. Санса хотела отомстить за брата, а Тирион – стать королем. Следом он собирался убить свою сестру и своего лорда отца, чтобы стать десницей у принца Томмена. А через год другой он и Томмена убил бы, пока тот не успел подрасти, и возложил бы корону на себя.
– Откуда ты можешь знать все это? – спросил принц Оберин. – С чего было Бесу делиться подобными планами с горничной своей жены?
– Кое что я подслушала, милорд, кое о чем миледи сама проговорилась. Но почти все остальное я слышала от него самого. Я была не только горничной леди Сансы – я была его женщиной все время, пока он жил в Королевской Гавани. Утром в день свадьбы он затащил меня вниз, где лежат черепа драконов, и овладел мной среди всех этих чудовищ. А когда я заплакала, он сказал, что я должна быть благодарна – не каждый женщине доводится спать с королем. Тогда то он и сказал мне, что собирается сесть на трон. Сказал, что бедному Джоффри никогда не удастся сделать со своей женой то, что он, Бес, делает со мной. – На этом месте Шая расплакалась. – Я не хотела становиться шлюхой, милорды. Но Бес, увидев меня на Зеленом Зубце, поставил моего нареченного в первый ряд авангарда. Когда его убили, Бес послал своих дикарей привести меня к нему в шатер. Шаггу, здоровенного такого, и Тиметта с выжженным глазом. Он сказал, что если я не буду ему угождать, он отдаст меня им, вот я и угождала. Потом он привез меня в город, чтобы всегда иметь под рукой, и заставлял меня делать разные постыдные вещи.
– Какие же, например? – полюбопытствовал принц Оберин.
– Такие, что и сказать нельзя. – Слезы градом катились по ее хорошенькому личику – можно не сомневаться, что каждому мужчине в зале хочется обнять Шаю и утешить. – И ртом и... другими частями, милорды. Он пользовался мной, как только возможно, а еще я должна была говорить, какой он большой. Мой гигант, полагалось говорить мне, мой гигант Ланнистер.
Осмунд Кеттлблэк прыснул первым. К нему присоединились Борос с Меррином, а потом и Серсея, и сир Лорас, и бессчетное количество других лордов и леди. Смех заколебал стропила и сотряс Железный Трон.
– Это правда, – гнула свое Шея. – Мой гигант Ланнистер. – Смех стал вдвое громче. Рты раскрывались шире некуда, животы тряслись, а кое у кого даже из носу потекло.
«А ведь я спас вас всех, – думал Тирион, – спас этот гнусный город и ваши никчемные жизни». В зале было несколько сот человек, и все они смеялись, кроме отца. Даже Красный Змей ухмылялся, а Мейс Тирелл, казалось, вот вот лопнет со смеху, но лорд Тайвин сидел между ними словно каменный, опершись подбородком на сложенные домиком пальцы.
– МИЛОРДЫ! – крикнул Тирион, подавшись вперед. Ему пришлось орать во всю глотку, чтобы быть услышанным.
Его отец поднял руку, и зал понемногу стал утихать.
– Уберите эту лживую шлюху с глаз моих долой, – сказал Тирион, – и вы получите свое признание.
Лорд Тайвин, кивнув, сделал знак, и золотые плащи вывели вон Шаю, порядком напуганную. На миг она встретилась глазами с Тирионом. Что было в ее взгляде – стыд или страх? Что наобещала ей Серсея? Ты получишь все, чего бы ни попросила, будь то золото или драгоценности, думал он, глядя ей в спину, но не пройдет и месяца, как она отправит тебя в казармы к золотым плащам.
– Я виновен, – сказал Тирион, глядя прямо в твердые зеленые глаза отца с холодными золотыми блестками, – виновен, как никто другой. Вы это хотели услышать?
Лорд Тайвин промолчал, Мейс Тирелл кивнул, лицо принца Оберина выразило легкое разочарование.
– Вы признаетесь в отравлении короля?
– Ничего подобного. К смерти Джоффри я непричастен, но виновен в куда более чудовищном преступлении. – Он сделал шаг в сторону отца. – Я виновен в том, что родился карликом и выжил. И сколько бы мой лорд отец ни прощал меня, я упорствовал в своем злодействе.
– Что за чепуха, Тирион, – сказал лорд Тайвин. – Говори о деле. Тебя судят не за то, что ты карлик.
– Ошибаетесь, милорд. Меня всю жизнь судят за то, что я карлик.
– Больше тебе нечего сказать в свою защиту?
– Могу сказать лишь одно: я этого не делал. Но теперь жалею об этом. – Он повернулся к морю бледных лиц в зале. – Хотелось бы мне иметь столько яда, чтобы достало на всех вас. Вы заставили меня пожалеть о том, что я не то чудовище, каким вы меня выставляете, но дело обстоит именно так. Я невиновен, однако здесь мне правосудия не дождаться. Вы не оставили мне иного выбора, как только обратиться к правосудию богов. Я требую испытания поединком.
– Ты что, рассудка лишился? – осведомился отец.
– Напротив – обрел его. Я требую испытания поединком! Ничто не могло бы доставить его дражайшей сестре большего удовольствия.
– Он в своем праве, милорды, – напомнила она судьям. – Пусть боги рассудят нас. За Джоффри выступит сир Григор Клиган. Прошлой ночью он вернулся в город, чтобы предложить мне свой меч.
Лорд Тайвин стал темнее тучи – уж не хлебнул ли он отравленного винца? Не в силах ничего сказать от гнева, он грохнул кулаком по столу. Вместо него вопрос Тириона задал Мейс Тирелл:
– Есть ли у вас боец, готовый выступить в вашу защиту?
– Да, милорды, есть. – Принц Оберин поднялся на ноги. – Я убежден, что карлик невиновен.
Зал ответил ему оглушительным гулом. Особенно отраду Тириону доставило мимолетное сомнение, подмеченное им в глазах Серсеи. Сто золотых плащей долго стучали древками копий по полу, прежде чем в зале опять восстановился порядок. К этому времени лорд Тайвин успел оправиться.
– Поединок состоится завтра, – возвестил он железным голосом. – Пусть боги решают дело, я же умываю руки. – Он метнул на сына взгляд, полный холодного гнева, и вышел в королевскую дверь за троном вместе со своим братом Киваном.
Тирион, вернувшись в башню, налил себе вина и послал Подрика за хлебом, сыром и оливками. Ничего более плотного он, пожалуй, не удержит. Ты думал, я покорюсь без борьбы, отец? – вопрошал он тень, падающую от свечей на стену. Для этого во мне чересчур много от тебя. Он чувствовал странное спокойствие, отняв право судить и решать у отца и отдав это право в руки богов. Если боги, конечно, существуют и им есть хоть какое то дело до него. Если их нет, жизнь его в руках дорнийца. Но чем был дело ни кончилось, отрадно сознавать, что планы лорда Тайвина потерпели полный крах. В случае победы принца Оберина Хайгарден еще больше ожесточится против Дорна. Еще бы: ведь человек, в свое время искалечивший сына Мейса Тирелла, теперь поможет карлику, едва не отравившему его дочь, избежать заслуженного наказания. Если же восторжествует Гора, Доран Мартелл определенно захочет узнать, почему его брата, приехавшего искать справедливого возмездия, постигла смерть. И Дорн, возможно, коронует таки Мирцеллу.
Прямо таки сладко умирать, зная, какую кашу ты заварил. Придет ли Шая поглядеть на его казнь? Будет ли стоять вместе с другими, чтобы увидеть, как сир Илин отрубит его безобразную голову? Будет ли скучать по своему гиганту Ланнистеру, когда его не станет? Тирион допил вино, отшвырнул чашу и пропел с чувством:
Он в глухую ночь оседлал коня,
Он покинул замок тайком,
Он помчался по улицам городским,
Ненасытной страстью влеком.
Там жила она, его тайный клад,
Наслажденье его и позор,
И он отдал бы замок и цепь свою
За улыбку и нежный взор.
Сир Киван этой ночью не пришел к нему. Сейчас они с лордом Тайвином, должно быть, пытаются умиротворить Тиреллов. Очень может быть, что с дядюшкой Тирион больше не увидится. Он налил себе еще вина. Жаль, что он обрек на смерть Саймона Серебряный Язык до того, как узнал все слова песни. Особенно если принять во внимание то, что сочинят о нем после. «Золотые руки всегда холодны, а женские горячи», – пропел Тирион. Быть может, остальное он допишет сам, если будет жив.
Ночью, как ни странно, он спал долго и крепко. Встав на заре, отдохнувший и с чувством здорового голода, он позавтракал поджаренным хлебом, кровяной колбасой, яблочным пирожком и двойной порцией яичницы с луком и огненным дорнийским перцем. Затем он обратился к страже за разрешением повидать своего бойца, и сир Аддам дал свое согласие.
Принц Оберин попивал красное вино, между тем как четверо молодых дорнийских лордов облачали его в доспехи.
– Доброе утро, милорд, – сказал он Тириону. – Не хотите ли вина?
– Благоразумно ли это, что вы пьете перед боем?
– Я всегда пью перед боем.
– Это может стоить вам жизни. Хуже того: это может стоить жизни мне.
– Боги защитят невинного, – засмеялся принц. – Ведь вы невинны, я полагаю?
– Разве что в убийстве Джоффри. Надеюсь, вы понимаете, с чем вам предстоит столкнуться. Григор Клиган...
– Очень велик? Я слышал.
– Он почти восьми футов ростом, а весит стоунов тридцать – и все это мускулы, а не жир. Его оружие – двуручный меч, который он держит одной рукой. Он разрубает человека пополам одним ударом, и обыкновенный воин не смог бы выдержать вес его доспехов, не говоря уж о том, чтобы драться в них.
Принц Оберин сохранил полную невозмутимость.
– Мне и раньше доводилось убивать крупных мужчин. Вся штука в том, чтобы свалить их с ног. Как только он падает, ему конец. – Уверенность дорнийца почти что передалась Тириону, но тут Оберин сказал: – Дейемон, мое копье! – Сир Дейемон бросил его принцу, и тот поймал копье на лету.
– Вы хотите выйти против Горы с копьем?! – Тириона вновь обуяло беспокойство. В битве сомкнутые ряды копейщиков представляют грозную силу, но поединок с прославленным фехтовальщиком – совсем другое дело.
– У нас в Дорне любят копья. Притом это единственный способ удержать его на расстоянии. Взгляните, лорд Бес, только руками не трогайте. – Толстое, гладкое, тяжелое копье насчитывало в длину восемь футов. Шесть из них занимало ясеневое древко, а последние два – сталь, от листовидного черенка сужающаяся в пику, столь острую, что ею можно было бриться. Принц Оберин повернул копье в руках, и Тирион обратил внимание на черный блеск наконечника. Масло? Или яд? Лучше, пожалуй, не знать.
– Надеюсь, вы хорошо им владеете, – с сомнением молвил он.
– Жаловаться вам не придется, а вот сиру Клигану – кто знает. Какими бы прочными ни были его доспехи, в них имеются сочленения, а стало быть, и щели. На локтевых и коленных сгибах, под мышками... уж я найду, где его пощекотать. – Принц отложил копье. – Говорят, что Ланнистеры всегда платят свои долги. Быть может, после нынешней драки вы не откажете проехаться со мной в Солнечное Копье. Мой брат Доран будет рад знакомству с законным наследником Бобрового Утеса... особенно если тот привезет с собой свою прелестную жену, леди Винтерфелла.
Не думает ли Змей, что он припрятал где то Сансу, словно орех на зиму? Если так, незачем его разочаровывать.
– Поездка в Дорн представляется мне весьма приятной.
– Рассчитывайте на длительное пребывание. – Оберин глотнул вина. – Вам с Дораном есть о чем поговорить. Музыка, торговое дело, история, вина, карликов грош... законы наследования и престолонаследия. Не сомневаюсь, что королеве Мирцелле очень пригодится совет ее дяди в предстоящие нелегкие времена.
Если маленькие пташки Вариса сейчас слушают их, Оберин дает им богатую пищу для слуха.
– Пожалуй, я все таки выпью, – сказал Тирион. Королева Мирцелла! Недурно – жаль, что он действительно не прячет Сансу за пазухой. Если бы она приняла сторону Мирцеллы против Томмена, поддержала бы ее Север или нет? То, на что намекает Красный Змей, – измена. Смог бы Тирион не на словах, а на деле поднять оружие против Томмена и собственного отца? Серсея взбесилась бы – ради одного этого стоит попытаться.
– Помните, о чем я вам рассказывал в нашу первую встречу? – начал Оберин, пока Бастард из Дара Богов застегивал на нем поножи. – Мы с сестрой приехали в Бобровый Утес не только ради вашего хвоста. Мы совершали своего рода поход через Звездопад, Бор, Старомест, Щитовые острова, Кракехолл и Бобровый Утес – истинной же его целью был брак. Дорана, уже помолвленного с леди Мелларио из Норвоса, оставили в Солнечном Копье кастеляном, но у нас с сестрой еще не было нареченных.
Элию это волновало, как всякую девушку ее возраста; хрупкое здоровье до сих пор не позволяло ей много путешествовать. Я же развлекался тем, что высмеивал ее поклонников. Я давал им прозвища: Лупоглазый Лордик, Сир Губошлеп, Двуногий Кит и так далее. Единственным, кто хоть чего нибудь стоил, был молодой Бейелор Хайтауэр. Сестра почти уже влюбилась в этого красавчика, но тут он имел несчастье пукнуть при ней. Я тут же прозвал его Ветродуем, и с тех пор Элия смотреть на него не могла без смеха. Я был тогда скверным мальчишкой – не знаю, почему никто не позаботился подрезать мой злой язык.
Тирион про себя согласился с ним. Бейелор Хайтауэр уже не молод, но по прежнему остается наследником лорда Лейтона; он богат, красив и пользуется заслуженной рыцарской славой. Теперь его называют Бейелор Белозубый. Если бы Элия вышла за него, а не за Рейегара Таргариена, она и посейчас жила бы в Староместе и растила своих детей. Сколько жизней погасило одно злополучное «пук».
– Свое путешествие мы должны были завершить в Ланниспорте, – продолжал принц. Сир Эррон Кворгил тем временем надел на него стеганый нижний камзол и стал зашнуровывать его на спине. – Вы знаете, что наши матери были старыми приятельницами?
– Кажется, девушками они вместе служили во фрейлинах у принцессы Рейеллы?
– Точно так. Полагаю, они и состряпали весь этот заговор. Сиры Губошлепы и те прыщавые юные девы, которых представляли мне, были всего лишь закуской перед пиром, призванной разжечь наш аппетит. Главное блюдо нам должны были подать в Бобровом Утесе.
– Серсею и Джейме.
– Умница, карлик. Мы с Элией, конечно, были старше – вашему брату и сестре не могло тогда быть больше восьми девяти лет. Но разница в пять или шесть лет не так уж много значит. И у нас на корабле имелась пустая каюта, очень красивая каюта, вполне пригодная для особы знатного рода. Походило на то, что мы собираемся взять кого то с собой в Солнечное Копье – юного пажа, возможно, или компаньонку для Элии. Ваша леди мать намеревалась обручить Джейме с моей сестрой или Серсею со мной – а может быть, и обоих.
– Да, возможно, – но мой отец...
– Семью Королевствами правил он, но дома им правила его леди жена – так по крайней мере говорила моя мать. – Принц Оберин поднял руки, чтобы лорд Дагос Манвуди и Бастард из Дара Богов могли надеть ему через голову кольчужную рубаху. – В Староместе мы узнали о смерти вашей матери и о чудовище, которое она произвела на свет. Мы могли бы тогда повернуть домой, но наша мать решила плыть дальше. О приеме, который оказали нам в Бобровом Утесе, я вам уже рассказывал.
Хочу добавить к этому, что мать, выждав, сколько требовали приличия, посвятила вашего отца в свой замысел. Много позже, на своем смертном одре, она сказала мне, что лорд Тайвин наотрез отказал ей. Дочь его предназначена принцу Рейегару, заявил он. А когда она завела речь о Джейме, он предложил взамен него вас.
– И она отнеслась к этому как к оскорблению.
– Само собой. Думаю, даже вам это понятно.
– Еще бы. – Все тянется издавна – от наших отцов и матерей и еще дальше, отделов и прадедов. Мы марионетки в руках тех, кто жил до нас, а когда нибудь наши дети запляшут на нитках, натянутых нами. – Но в итоге принц Рейегар женился на Элии Дорнийской, а не на Серсее Ланнистер, так что турнир выиграла ваша мать.
– Она тоже так думала – но ваш отец не из тех, кто способен забыть такую обиду. Лорд и леди Тарбек и Рейны из Кастамере узнали это на себе, а потом настал черед моей сестры. Шлем, Дагос. – Манвуди подал ему высокий золоченый шлем с медным диском – солнцем Дорна – на лбу. Тирион заметил, что забрало убрано. – Элия и ее дети долго ждали, когда за них отомстят. – Принц натянул перчатки из мягкой красной кожи и взял копье. – Но сегодня возмездие осуществится.
Для поединка выбрали внешний двор. Тириону приходилось бежать вприпрыжку, чтобы поспеть за длинными шагами принца Оберина. Змею не терпится. Будем надеяться, что яда у него хватит. День был серый и ветреный. Солнце упорно боролось с тучами, но исход этого поединка Тирион мог предсказать не более, чем исход того, от которого зависела его жизнь.
На это зрелище собралось посмотреть около тысячи человек. Они стояли на крепостных стенах, теснились на ступенях домов и башен. Они смотрели из дверей конюшни, из окон, с мостов, балконов и крыш. Сам двор был так набит зрителями, что золотые плащи и рыцари Королевской Гвардии оттесняли их назад, чтобы очистить место для боя. Одни принесли с собой стулья, чтобы смотреть с удобством, другие взгромоздились на бочки. Надо было устроить бой в Драконьем Логове, кисло подумал Тирион, и брать по грошу с каждого – так мы оплатили бы и свадьбу Джоффри, и похороны. Кое у кого в толпе на плечах сидели дети – они кричали и показывали пальцами на Тириона.
Серсея рядом с сиром Григором сама казалась ребенком. В доспехах Гора был прямо таки нечеловечески громаден. Под длинным желтым верхним камзолом с тремя черными псами Клиганов у него, помимо кольчуги, был надет тяжелый панцирь из тусклой серой стали, помятый и поцарапанный в боях. Еще ниже, должно быть, поддета вареная кожа и стеганая подкладка. Шлем с узкими щелями для рта, носа и глаз соединялся с латным воротом. На плоской макушке торчал каменный кулак.
Если сир Григор как то страдал от полученных им ран, Тирион через двор этого не видел. С тем же успехом Клигана могли вытесать из камня. Шестифутовый, весь в щербинах меч был воткнут в землю перед ним, и ручищи Клигана в стальных перчатках сжимали перекладину эфеса с обеих сторон. Даже любовница принца Оберина побледнела, увидев его, и воскликнула вполголоса:
– Ты собираешься драться вот с этим?!
– Я собираюсь это убить, – беззаботно ответил принц.
У Тириона были свои сомнения на этот счет. В этот последний миг, глядя на принца Оберина, он желал бы, чтобы его защитником выступил Бронн... а еще лучше Джейме. Слишком уж легкие доспехи на Красном Змее. Поножи, нараменники, ворот, паховый щиток – вот и все, остальное покрыто гибкой кожей и шелком. На кольчуге у него блестящая медная чешуя, но чешуя вместе с кольчугой не дает ему и четверти той защиты, что тяжелый панцирь Клигана. А шлем без забрала, в сущности, всего лишь полушлем – на нем даже носовой стрелки нет. Круглый стальной щит ярко отполирован, и пронзенное копьем солнце на нем выполнено из красного золота, желтого золота, белого золота и меди.
«Я бы плясал вокруг него, пока он не устанет махать мечом, а потом повалил бы его на спину», – сказал Бронн. Красный Змей, как видно, замышляет то же самое. Но наемник откровенно высказался и о риске, который влечет за собой такая тактика. «Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, Змей».
Под башней Десницы, как раз посередине между двумя бойцами поставили помост, где сидел лорд Тайвин со своим братом сиром Киваном. Хорошо, что хотя бы короля Томмена здесь нет.
Лорд Тайвин, мельком взглянув на сына, поднял руку, и голос дюжины труб заставил толпу притихнуть. Верховный септон, выйдя вперед в своей высокой кристальной короне, призвал Отца Небесного рассудить их спор, а Воина – вложить свою силу в десницу правого. Это я, чуть было не крикнул Тирион, но над ним только посмеялись бы, а смеха он не мог больше слышать.
Сир Осмунд Кеттлблэк подал Клигану тяжелый дубовый щит с черным железным ободом. Гора продел левую руку в лямки, и Тирион увидел, что собаки Клиганов замазаны и поверх них нарисована семиконечная звезда, под которой андалы, переплыв Узкое море, победили Первых Людей и их богов. Очень благочестиво, Серсея, но сомневаюсь, что боги обратят на это внимание.
Расстояние между противниками составляло пятьдесят ярдов. Принц Оберин преодолевал его быстро, сир Григор медленно и зловеще. Это не земля дрожит под его шагами, говорил себе Тирион. Это стучит мое сердце. Когда между ними осталось всего десять ярдов, Красный Змей остановился и громко спросил:
– Тебе сказали, кто я?
– Мертвец, – проворчал сквозь зубы Клиган, продолжая надвигаться на него.
Дорниец отступил вбок.
– Я Оберин Мартелл, принц Дорна. – Гора повернулся, чтобы не терять его из виду. – Принцесса Элия была моей сестрой.
– Кто кто?
Оберин сделал выпад копьем, но Григор принял удар на щит и сам ринулся на принца. Дорниец отскочил, невредимый, и копье его снова метнулось вперед. Клиган рубанул по нему, но Мартелл отдернул копье и опять нанес удар. Металл скрежетнул по металлу – это наконечник копья проехался по панцирю Горы, порвав камзол и оставив яркую царапину на стали.
– Элия Мартелл, принцесса Дорнийская, – прошипел Красный Змей. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей.
Сир Григор с рычанием взмахнул мечом, целя принцу в затылок, но тот без труда увернулся.
– Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей.
– Ты болтать пришел или драться?
– Я пришел, чтобы услышать твое признание. – Копье скользнуло к животу Горы. Григор рубанул мечом, но промахнулся. Копье плясало вокруг меча, как змеиный язык, шмыгая то вверх, то вниз, метя в пах, в щит, в глаза. Гора по крайней мере – очень большая мишень. Принц не промахнулся ни разу, хотя ни один из его ударов не мог пробить панцирь Григора. Дорниец продолжал описывать круги, то делая выпады, то отскакивая назад, вынуждая громадного рыцаря все время поворачиваться в его сторону. Клиган постоянно терял его из виду – узкая глазная прорезь сильно ограничивала поле его зрения. Оберин хорошо пользовался и этим, и длиной своего копья, и собственным проворством.
Казалось, что все это продолжается очень долго. Они кружили по двору, и меч Клигана со свистом рассекал воздух, а копье Оберина тыкало его то в руку, то в ногу, то в висок. Щит Клигана тоже получал свою долю ударов. В одном месте из под звезды показалась собачья голова, в другом – голый дуб. Клиган время от времени издавал рычание или ругался, но большей частью дрался в угрюмом молчании.
В отличие от Оберина Мартелла.
– Ты изнасиловал ее, – твердил принц в промежутках между ударами. – Ты изнасиловал ее, – говорил он, уворачиваясь от убийственного взмаха меча. – Ты убил ее детей, – выкрикивал он, и его копье тыкалось в горло гиганта, со скрежетом царапая латный ворот.
– Оберин играет с ним, – сказала Эллария Сэнд.
Дурацкая игра.
– Гора немного великоват для игрушки, – ответил ей Тирион.
Зрители дюйм за дюймом придвигались к бойцам, чтобы лучше видеть. Королевские гвардейцы пытались оттеснить зевак назад своими большими белыми щитами, но тех было несколько сотен, а рыцарей в белой броне – только шестеро.
– Ты изнасиловал ее. – Оберин отразил копьем свирепый удар врага. – Ты убил ее. – Он ткнул в глаза Клигану, заставив того отшатнуться назад. – Ты убил ее детей. – Копье скользнуло вниз, оцарапав панцирь Горы. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Копье на два фута превышало длиной меч Клигана – более чем достаточно, чтобы не подпускать Гору близко. Клиган каждый раз норовил рубануть по древку, но с тем же успехом он мог бы пытаться отсечь крылья у мухи. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Григор кидался в атаку, как бык, но Оберин отскакивал вбок и заходил ему за спину. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей.
– Замолчи. – Сир Григор как будто стал двигаться немного медленнее, и меч его взлетал уже не так высоко. – Закрой свой поганый рот.
– Ты изнасиловал ее. – Принц отступил вправо.
– Хватит! – Григор, сделав два огромных шага, опустил меч на голову Оберина, но дорниец отскочил назад.
– Ты убил ее.
– ЗАТКНИСЬ! – Клиган ринулся вперед – прямо на копье, которое с мерзким скрежетом проехалось по правой стороне его груди. Внезапно он оказался достаточно близко для удара, и его меч описал сверкающую дугу. Толпа издала дружный вопль. Оберин увернулся от первого удара и бросил бесполезное сейчас копье. Второй удар он принял на щит. Раздался режущий уши грохот металла о металл, и Красный Змей пошатнулся. Григор с ревом напирал на него. Этот слов зря не тратит – просто ревет, как бык. Оберин уже не отступал – он бежал от огромного меча, свистящего совсем рядом с его грудью, его руками, его головой.
Позади у него была конюшня, и зеваки, вопя и толкаясь, спешили убраться с его дороги. Один оказался у принца за спиной. Гора нанес очередной удар, вложив в него всю свою силищу. Красный Змей отшатнулся вбок и упал. Злосчастный конюх вскинул руки, защищая лицо, и меч пришелся ему между плечом и локтем.
– Заткнись! – взревел Гора, услышав крик несчастного. Он рубанул еще раз, и верхняя часть головы конюха пролетела через двор, разбрызгивая кровь и мозги. Зрители внезапно утратили всякий интерес к вине или невиновности Тириона Ланнистера, судя по тому, как резво устремились они со двора.
Красный Змей между тем уже вскочил на ноги и подобрал копье.
– Элия, – крикнул он Клигану. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. А теперь назови ее имя.
Гора повернулся к нему, забрызганный кровью с головы до пят.
– Ты слишком много болтаешь. У меня от тебя голова болит.
– Я хочу, чтобы ты произнес ее имя. Ее звали Элия Дорнийская.
Гора, презрительно фыркнув, двинулся к нему... и в тот миг солнце пробилось из за низких облаков, застилавших небо с самого рассвета.
Солнце Дорна, подумал Тирион, однако Клиган первым успел стать так, чтобы оно светило ему в спину. При всей своей тупости он был наделен безошибочным воинским чутьем.
Красный Змей присел, щуря глаза, и снова сделал выпад копьем. Клиган рубанул по нему, но это был только финт, и он, потеряв на миг равновесие, качнулся вперед.
Оберин наклонил свой щит, и солнце, отразившись от полированного золота и меди, ударило в глазную прорезь врага. Клиган, защищая глаза, поднял собственный щит, и копье молниеносно устремилось в щель между панцирем и ручными латами – под мышку. Острие пробило кольчугу и вареную кожу, и Оберин тут же выдернул его назад.
– Скажи это! Элия Дорнийская. – Принц описал круг, наставив копье для нового удара. – Скажи!
Тирион про себя произносил другое заклинание. «Упади и умри», – звучало оно. Упади и умри, проклятый! Из подмышки Горы теперь текла его собственная кровь, а под панцирем кровотечение, должно быть, еще сильнее. Когда он попытался шагнуть, одно колено у него подогнулось, и Тириону показалось, что он падает.
Принц Оберин обошел его сзади и крикнул:
– ЭЛИЯ ДОРНИЙСКАЯ! – Клиган стал поворачиваться, но сделал это слишком медленно и слишком поздно. На этот раз копье кольнуло его под колено, между латами на бедре и голени. Гора закачался и ничком рухнул наземь, выпустив из пальцев огромный меч. Медленно и величественно он перевернулся на спину.
Дорниец отшвырнул свой щит, перехватил копье двумя руками и отбежал назад. Гора застонал и приподнялся на локте. Оберин по кошачьи быстро проделал поворот и ринулся на поверженного врага. С криком «ЭЛИЯАААААААА!» он всей своей тяжестью вогнал копье в тело Горы. Треск переломившегося ясеневого древка был почти столь же сладок, как полный ярости вопль Серсеи. На миг у принца словно отросли крылья, и змей перелетел через гору. Встав на ноги, Оберин стряхнул с себя пыль. Из живота Клигана торчали четыре фута сломанного копья. Принц бросил обломок древка и подобрал меч противника.
– Если ты умрешь, так и не назвав ее имени, сир, я найду тебя даже в седьмом пекле, – пообещал он.
Сир Григор попытался встать. Копье пригвоздило его к земле, и он с рычанием потянул за древко обеими руками, но освободиться так и не смог. Под ним расплывалась лужа крови.
– С каждым мгновением я чувствую себя все более невинным, – сказал Тирион Элларии Сэнд.
– Назови ее имя!! – Принц Оберин поставил ногу на грудь Горы и обеими руками поднял меч. Что он намеревался сделать – отрубить Клигану голову или вогнать острие в глазную щель его шлема, – для Тириона так и осталось тайной.
Гора вскинул руку и ухватил дорнийца за колено. Оберин с размаху опустил меч, но он уже потерял равновесие, и клинок только оставил еще одну вмятину на стали, защищавшей руку Горы. Еще миг – и Клиган повалил дорнинца на себя. Они схватились в пыли и крови, вихляя сломанным копьем туда сюда. На глазах у объятого ужасом Тириона Гора обхватил принца своей ручищей и прижал к груди, как влюбленный.
– Элия Дорнийская, – прогудел из под шлема Григор. – Я убил ее скулящего щенка. – Он взялся свободной рукой за незащищенное лицо Оберина, вогнав стальные пальцы ему в глаза. – А уж потом изнасиловал ее. – Его кулак вошел в рот дорнийца, ломая зубы. – А после разбил ей башку. Вот так. – Он вытащил кулак обратно. Казалось, что кровь на перчатке дымится в холодном утреннем воздухе. Раздался тошнотворный хруст. Эллария Сэнд закричала, охваченная ужасом, и завтрак Тириона не улежал на месте. Упав на колени, он извергал из себя ветчину, колбасу, пирожки с яблоками и двойную порцию яичницы с луком и огненным дорнийским перцем.
Он так и не услышал, как его отец произнес приговор. Да и нужны ли здесь были какие то слова? Он вложил свою жизнь в руки Красного Змея, а тот ее выронил. Тут Тирион вспомнил с запозданием, что у змеев рук не бывает, и на него напал истерический смех.
Он проделал уже половину пути вниз по наружной лестнице, когда понял, что золотые плащи ведут его не в башню.
– Значит, теперь меня заключат в темницу, – сказал он.
Они не позаботились ответить. Что толку разговаривать с мертвецами?
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 01:05 | Сообщение # 73 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
ДЕЙЕНЕРИС
Дени завтракала под айвовым деревом на террасе, глядя, как ее драконы гоняются друг за другом над верхушкой великой Пирамиды, где прежде стояла бронзовая гарпия. В Миэрине пирамид около двадцати, но ни одна из них даже наполовину не достает до Великой. Отсюда ей виден весь город: узкие извилистые переулки и широкие кирпичные улицы, храмы и житницы, лачуги и дворцы, бани и публичные дома, сады и фонтаны, большие красные круги бойцовых ям. А за стенами – оловянное море, петляющий Скахазадхан, сухие бурые холмы, сожженные поля и рощи. Здесь, в своем садике, Дени порой чувствовала себя богиней, обитающей на вершине самой высокой в мире горы.
Неужели все боги так одиноки? Некоторые, определенно, да. Миссандея рассказывала ей о Владыке Гармонии, которому поклоняется мирный народ Наата. Это единственный истинный бог, сказала девочка, бог, который всегда был и всегда будет, который сотворил луну, звезды, землю и всех тварей, живущих во вселенной. Бедный Владыка Гармонии. Дени жалела его. Это ужасно, все время быть одному, в окружении женщин мотыльков, которых ты можешь создать или уничтожить одним только елевом. В Вестеросе по крайней мере семеро богов, хотя септоны, если верить словам Визериса, говорят, что эти семеро – только лики единого бога, семь граней одного кристалла. Какая путаница. А красные жрецы, она слышала, верят в двух богов, постоянно воюющих между собой. Это Дени устраивало еще меньше – ей бы не хотелось воевать постоянно.
Миссандея подала ей утиные яйца, собачью колбасу и полчаши подслащенного вина с лимонным соком. Мед притягивал мух, но душистая свеча их отгоняла. Мух здесь гораздо меньше, чем повсюду в городе – за это Дени тоже любила свою пирамиду.
– Надо что то сделать с этими мухами, – сказала она. – На вашем Наате их тоже много, Миссандея?
– Там водятся бабочки, – ответила девочка на общем языке. – Желаете еще вина?
– Нет. Скоро здесь соберется мой двор. – Дени очень привязалась к Миссандее. Эта девочка с большими золотистыми глазами умна не по годам. И смелости ей не занимать – иначе она и до своих лет не дожила бы. Дени надеялась когда нибудь увидеть ее сказочный остров Наат. Миссандея говорит, что Мирный Народ не знает войн – войну им заменяет музыка. Они никого не убивают, даже животных, и питаются одними плодами. Духи священных бабочек защищают остров от всех, кто хочет причинить ему вред. Многие завоеватели высаживались на берега Наата с оружием в руках, но их постигала болезнь, и они умирали. Но против невольничьих кораблей даже бабочки оказались бессильны.
– Когда нибудь я отвезу тебя домой, Миссандея, – пообещала Дени. Продал бы ее Джорах или нет, если бы она и ему дала такое же обещание? – Клянусь.
– Ваша слуга рада будет остаться с вашим величеством. Наат никуда не денется. Вы добры к вашей... ко мне.
– А ты ко мне. – Дени взяла девочку за руку. – Пойдем, поможешь мне одеться.
Чхику вместе с Миссандеей искупали ее, Ирри тем временем приготовила одежду. На сегодня Дени выбрала платье из пурпурного плотного шелка с серебряным кушаком и корону в виде трехглавого дракона, которую подарило ей в Кварте Турмалиновое Братство. Туфли тоже были шелковые, с такими высокими каблуками, что Дени боялась упасть. По завершении туалета Миссандея поднесла своей госпоже зеркало из полированного серебра. Дени молча рассматривала себя. Таким ли должно быть лицо завоевательницы? На вид она все та же девчонка.
Пока ее еще не называют Дейенерис Завоевательницей, но, возможно, скоро назовут. Эйегон завоевал Вестерос с тремя драконами, а она взяла Миэрин за один день, не имея ничего, кроме канавных крыс и деревянной палки. Бедный Гролео, он все еще горюет о своем корабле. Если боевая галея способна протаранить другой корабль, почему бы ей не протаранить ворота? Именно так подумала Дени, когда отдала своим капитанам приказ выброситься на берег. Таранами послужили мачты, а сами корабли орды ее вольноотпущенников разобрали на щиты, черепахи, катапульты и лестницы. Наемники присвоили каждому тарану откровенно непристойное имя. Первой восточные ворота проломила грот мачта «Мираксеса», прежнего «Шалуна Джозо», прозванная Хреном Джозо. Кровавый бой под стенами кипел весь день и половину ночи, но наконец ворота затрещали и железный оголовник мачты в виде головы смеющегося шута пробил их створки.
Дени хотела сама возглавить атаку, но все капитаны в один голос заявили, что это безумие – а ее капитаны никогда и ни в чем не сходились. И Дени держалась позади, сидя в длинной кольчужной рубахе на своей Серебрянке. Но даже за поллиги она услышала, как пал город – это произошло, когда воинственные крики его защитников сменились воплями ужаса. Все ее драконы в этот миг взревели хором, наполнив ночь пламенем. Рабы восстали, поняла она. Мои канавные крысы перекусили их цепи.
Когда Безупречные сломили сопротивление миэринцев окончательно, Дени въехала в город. У сломанных ворот громоздилось столько трупов, что ее вольноотпущенники чуть ли не час расчищали ей дорогу. Внутри валялись Хрен Джозо и обтянутая лошадиными шкурами черепаха, служившая ему прикрытием. Дени ехала мимо сожженных домов и выбитых окон, по кирпичным улицам со сточными канавами, забитыми раздутыми телами. Толпы ликующих рабов простирали к ней обагренные кровью руки и называли ее Матерью.
На площади у большой пирамиды сбились в кучу «великие господа», в которых не осталось ничего великого. Голые, без драгоценностей и каемчатых токаров, они превратились в скопище жалких старцев и молодых людей с нелепыми прическами. Женщины, либо жирные и дряблые, либо сухие как палки, рыдали, и краска ручьями стекала с их лиц.
– Мне нужны ваши главари, – сказала им Дени. – Выдайте их, и я пощажу остальных.
– Сколько тебе нужно? – с плачем спросила ее какая то старуха. – Сколько нужно, чтобы ты пощадила нас?
– Сто шестьдесят три человека, – ответила Дени.
Она велела прибить их к деревянным столбам вокруг площади так, чтобы каждый указывал на следующего. Она кипела гневом, отдавая этот приказ, и чувствовала себя, как мстительный дракон. Но после, проезжая мимо умирающих на этих столбах, слыша их стоны и вдыхая запах их нечистот и крови...
Дени хмуро отложила зеркало. Это было справедливым возмездием. Она сделала это ради убитых детей.
Ее приемная, высокий гулкий зал со стенами пурпурного мрамора, помещалась ярусом ниже. Несмотря на пышность помещения, в нем веяло холодом. Прежде здесь стоял трон в виде свирепой гарпии, причудливо изваянный из резного золоченого дерева. Дени, только взглянув на него, сразу приказала порубить его на дрова.
– Я не стану сидеть на коленях у гарпии, – заявила она. С тех пор сиденьем ей служила простая скамья черного дерева, хотя миэринцы и говорили, что королеве это не подобает.
Кровные всадники уже дожидались ее, с серебряными колокольчиками в намасленных косах, обвешанные золотом и драгоценностями, снятыми с мертвых. Богатство Миэрина превосходило всякое воображение. Даже ее наемники казались удовлетворенными, по крайней мере на время. В другом конце зала стоял Серый Червь в простой одежде Безупречного, с остроконечным бронзовым шлемом на руке. Дени надеялась, что может положиться хотя бы на них... и на Бурого Бена Пламма, кряжистого обветренного Бена с проседью в волосах, которого так полюбили ее драконы. И на Даарио, блещущего золотом с ног до головы. Даарио, Бен Пламм, Серый Червь, Ирри, Чхику, Миссандея... Дени смотрела на них и гадала, кто из них предаст ее в следующий раз.
У дракона три головы. Есть где то на свете двое мужчин, которым она может довериться, – надо только найти их. Это положит конец ее одиночеству. Их будет трое против всего мира, как Эйегон и его сестры.
– Ночь в самом деле прошла так спокойно, как мне показалось? – спросила она.
– Похоже, что да, ваше величество, – ответил Бен.
Ей это было приятно. Миэрин подвергся буйному разграблению, как всегда бывает с только что взятыми городами, но после Дени решила положить этому конец. Она объявила, что впредь всех убийц будут вешать, грабителям рубить руки, а насильников кастрировать. Восемь убийц уже качались на стенах, а Безупречные наполнили объемистую корзину руками и мужскими членами, после чего Миэрин обрел покой. Вот только надолго ли?
Над головой у нее жужжала муха. Дени раздраженно отмахнулась, но муха тут же вернулась опять.
– В этом городе слишком много мух.
– Они мне в пиво утром нападали, – хохотнул Бурый Бен. – Я проглотил одну.
– Мухи – месть мертвецов. – Даарио с улыбкой погладил средний зубец своей бороды. – Трупы порождают червей, а черви – мух.
– Значит, пора избавиться от трупов. Начнем с тех, что на площади. Займись этим, Серый Червь.
– Слушаю и повинуюсь, моя королева.
– Запасись мешками, Червь, – посоветовал Бурый Бен. – Уж больно они спелые. Валятся со своих столбов по кускам и кишат...
– Он знает. И я тоже. – Дени вспомнился ужас, который она испытала при виде площади Кары в Астапоре. Здесь она создала такой же ужас, но эти люди получили по заслугам. Суровость не делает правосудие менее справедливым.
– Ваше величество, – сказала Миссандея, – гискарцы хоронят мертвых в склепах под своими домами. Если выварить кости и вернуть их родственникам, вы окажете им большую милость.
Вдовы от этого не перестанут ее проклинать.
– Хорошо, так и сделайте. Желает ли кто нибудь аудиенции этим утром? – спросила она Даарио.
– Их двое, желающих погреться в лучах вашего величия. Даарио в Миэрине разжился новым гардеробом, в честь чего перекрасил свою троезубую бороду и кудри в густой пурпур. Из за этого его глаза тоже казались почти пурпурными, как у древних валирийцев.
– Они прибыли ночью на «Индиговой звезде», торговой галее из Кварта.
Торговая – значит, невольничья. Дени нахмурилась.
– Кто они такие?
– Хозяин «Звезды» и некто, якобы представляющий Астапор.
– Посла я приму первым.
Посол оказался бледным, похожим на хорька человечком с нитями жемчуга и крученого золота на шее.
– Меня зовут Шаэль, ваше великолепие, – представился он. – Я привез Матери Драконов привет от астапорского короля Клеона Великого.
Дени выпрямилась на своем сиденье.
– Управлять Астапором я поручила совету. Лекарю, ученому и жрецу.
– Эти коварные злодеи оказались недостойны доверия, оказанного им вашим великолепием. Было раскрыто, что они замышляли вернуть власть добрым господам и заковать народ в цепи. Клеон Великий разоблачил их и обезглавил своим тесаком, и благодарный народ Астапора короновал его за этот подвиг.
– Благородный Шаэль, – сказала Миссандея на астапорском наречии, – не тот ли это Клеон, что раньше принадлежал Граздану мо Ульгору?
Этот вопрос, столь невинный как будто, привел посла в явное замешательство.
– Тот самый, – признался он. – Великий человек.
– Он был мясником у Граздана на кухне, – прошептала девочка на ухо Дени. – Про него говорили, что он режет свиней быстрее всех в Астапоре.
Я подарила Астапору короля мясника. Дени стало дурно, но она понимала, что перед послом этого показывать нельзя.
– Я буду молиться, чтобы правление короля Клеона было долгим и мудрым. Чего желает он от меня?
Шаэль потер щеку.
– Не мог бы я поговорить наедине с вашим великолепием?
– От моих военачальников у меня секретов нет.
– Как вам угодно. Клеон Великий поручил мне заверить Матерь Драконов в его преданности. Ваши враги – его враги, наипаче же всего мудрые господа Юнкая. Он предлагает, чтобы Астапор и Миэрин заключили союз против Юнкая.
– Я поклялась не причинять Юнкаю зла, если он освободит своих рабов.
– Этим юнкайским собакам верить нельзя, ваше великолепие. В это самое время они злоумышляют против вас. За его стенами обучаются новобранцы, там строятся военные корабли, в Новый Гис и Волантис на западе отправлены послы с целью заключения союзов и набора наемников. Они даже в Вейес Дотрак гонцов послали, чтобы двинуть на вас кхаласар. Клеон Великий велел мне передать вам, чтобы вы не боялись. Астапор помнит. Астапор не оставит вас. В доказательство своей верности Клеон предлагает скрепить ваш договор брачным союзом.
– Он хочет вступить в брак? Со мной?
Шаэль улыбнулся, показав гнилые зубы.
– Великий Клеон даст вам много сильных сыновей.
Дени лишилась дара речи, но маленькая Миссандея пришла ей на помощь.
– Его первая жена тоже родила ему сыновей?
Посол немного сник.
– От первой жены у него три дочери, и две его новые жены теперь беременны. Но ради Матери Драконов он бросит их всех.
– Как благородно с его стороны. Я обдумаю его предложение. – Дени распорядилась, чтобы Шаэлю дали покои на ночь – где нибудь на нижних ярусах пирамиды.
«Все мои победы рассыпаются пылью у меня в руках, – думала она. – Я сею на своем пути только смерть и ужас». Как только слух о событиях в Астапоре разойдется по городу, что, несомненно, вскоре произойдет, десятки тысяч миэринских вольноотпущенников решат следовать за ней на запад, страшась остаться здесь... а между тем в пути их могут постигнуть еще худшие бедствия. Если она даже опустошит все городские житницы и обречет Миэрин на голод, как сможет она прокормить столько народу? Предстоящий ей путь чреват лишениями, опасностями и кровопролитием. Сир Джорах предупреждал ее об этом, как и о многом другом... он... Нет, нельзя ей пока думать о Джорахе Мормонте. Еще рано.
– Пусть войдет капитан судна, – сказала она. Быть может, он принесет ей более добрые вести.
Но ее надежда не оправдалась. Владелец «Индиговой звезды», квартиец, залился горючими слезами, когда она спросила его об Астапоре.
– Город истекает кровью. Мертвецы гниют, непогребенные, на улицах, каждая пирамида превратилась в военный лагерь, на рынках не продают ни провизии, ни рабов. А эти бедные дети! Приспешники короля Клеона хватают всех мальчиков из благородных семей, чтобы наделать из них новых Безупречных, хотя на их обучение уйдет еще много лет.
Больше всего Дени удивляло то, что она ничуть не удивлена. Она вспоминала Ероих, девушку лхазарянку, которую когда то пыталась спасти, и то, что с ней произошло. С Миэрином, когда она уйдет, будет то же самое. Рабы из бойцовых ям, взращенные для драк и резни, уже и теперь выказывают свое буйство и непокорность. Похоже, они думают, что город со всеми своими жителями теперь принадлежит им. Двое из них вошли в число восьми повешенных – больше Дени ничего не в силах сделать.
– О чем вы хотели просить меня, капитан?
– Я хотел бы купить рабов. Мои трюмы ломятся от слоновой кости, амбры, зебровых шкур и других дорогих товаров. Я готов обменять все это на рабов, которых продам потом в Лиссе и Волантисе.
– Мы не торгуем рабами, – сказала Дени.
– Моя королева, – ступил вперед Даарио, – речной берег кишит миэринцами, желающими продаться этому квартийцу. Их там как мух.
– Они хотят продаться в рабство? – ужаснулась Дени.
– Все они люди образованные и хорошего рода, моя королева. Такие рабы ценятся высоко. В Вольных Городах они будут наставниками, писцами, наложниками, а иные даже лекарями и жрецами. Будут спать на мягких постелях, есть вкусно и жить во дворцах. Здесь они лишились всего и живут в страхе и нищете.
– Понимаю. – Возможно, это не так уж и страшно, если квартиец рассказывает об Астапоре правду. Дени подумала немного. – Любой человек, желающий продаться в рабство сам, волен это сделать. Но родителям не разрешается продавать своих детей, а мужьям жен.
– В Астапоре город брал себе десятую долю от продажи каждого раба, – сказала ей Миссандея.
– Мы поступим так же, – решила Дени. Войны выигрываются не только мечами, но и золотом. – Возьмем десятую долю – золотом, серебром или слоновой костью. В шафране, гвоздике и зебровых шкурах Миэрин не нуждается.
– Будет исполнено, светлейшая королева, – сказал Даарио. – Мои Вороны Буревестники соберут для вас десятину.
Дени знала, что если сбором займутся они, то не меньше половины золота уплывет неведомо куда. Но Младшие Сыновья ничуть не лучше, а Безупречные бескорыстны, но неграмотны.
– Все должно быть записано, – сказала она. – Поищи среди освобожденных рабов людей, обученных грамоте и счету.
Капитан откланялся, и Дени осталась сидеть, беспокойно ерзая на своей скамье. Она боялась того, что ей предстояло, но это и так уже слишком долго откладывалось. Юнкай, Астапор, угроза войны, брачные предложения, и прежде всего – поход на запад... Она нуждается в своих рыцарях, в их мечах, в их совете. Но мысль о том, что она снова увидит Джораха Мормонта, вызывала в ней гнев, волнение и такую дурноту, словно она проглотила целую пригоршню мух. Она прямо таки чувствовала, как они жужжат у нее в животе. «Я от крови дракона и должна быть сильной. Они должны видеть в моих глазах огонь, а не слезы».
– Вели Бельвасу привести моих рыцарей, – распорядилась она, не дав себе передумать. – Моих верных рыцарей.
Вскоре Силач Бельвас, отдуваясь от долгого подъема, втолкнул их в дверь, крепко держа каждого за локоть. Сир Барристан шел, высоко подняв голову, сир Джорах не отрывал глаз от мраморного пола. Один горд, другой чувствует свою вину. Старик сбрил свою белую бороду и стал на десять лет моложе, зато ее медведь постарел. Силач Бельвас, подведя их к ней, отступил назад и скрестил руки на исполосованной шрамами груди. Сир Джорах прочистил горло.
– Кхалиси...
Дени, хотя и соскучилась по его голосу, решилась держаться сурово.
– Молчи. Будешь говорить, когда я позволю. – Она поднялась с места. – Послав вас в клоаку, я частью души надеялась, что больше вас не увижу. Для лжецов было бы достойной участью утонуть в дерьме рабовладельцев. Я думала, что боги так и распорядятся, однако они вернули вас мне. Моих доблестных вестеросских рыцарей – доносчика и предателя. Мой брат повесил бы вас обоих. – Во всяком случае, Визерис – она не знала, как поступил бы с ними Рейегар. – Я признаю, что вы помогли мне взять этот город...
– Это мы его взяли, – сжал губы сир Джорах. – Мы, канавные крысы.
– Молчать, – повторила она, хотя он, пожалуй, говорил правду. Пока Хрен Джозо и другие тараны долбили в ворота города, а лучники пускали горящие стрелы поверх миэринских стен, Дени послала двести человек на реку, чтобы они под покровом ночи зажгли стоящие в гавани брандеры. Но это было сделано только для отвода глаз. Когда пожар в гавани отвлек внимание защитников на стенах, горстка отчаянных пловцов отыскала устье клоаки и выломала проржавевшую решетку. Сир Барристан, сир Джорах, Силач Бельвас и еще двадцать смельчаков проплыли в кирпичный туннель. Среди них были и наемники, и Безупречные, и освобожденные рабы. Дени велела брать только бессемейных... и предпочтительно с плохим обонянием.
Смелым сопутствовала удача. С тех пор как прошел последний дождь, минуло около месяца, и вода в каналах доходила им только до пояса, а факелы они обернули промасленной кожей, так что свет у них был. Тамошние громадные крысы поначалу пугали вольноотпущенников, но потом Силач Бельвас поймал одну и перекусил ее пополам. Одного человека утащила под воду большая белесая ящерица, но когда эта тварь снова попыталась всплыть, сир Джорах убил ее мечом. Они не сразу нашли дорогу, но все таки выбрались наверх, и Бельвас привел их к ближайшей бойцовой яме. Там они захватили врасплох малочисленную стражу и сбили цепи с рабов. Не прошло и часа, как половина бойцовых рабов Миэрина вырвалась на волю.
– Вы помогли взять этот город, – упрямо повторила Дени. – И хорошо послужили мне в прошлом. Сир Барристан спас меня от Титанова Бастарда и от убийцы Жалостливого в Кварте. Сир Джорах спас меня от отравителя в Вейес Дотрак и от кровных всадников Дрого после смерти моего солнца и звезд. – Ее смерти желало столько людей, что она уже теряла им счет. – И все же вы лгали мне, обманывали меня, предавали меня. Ты много лет охранял моего отца, – сказала она сиру Барристану, – и сражался рядом с моим братом на Трезубце, но покинул Визериса в его изгнании и склонил колено перед узурпатором. Почему ты так поступил? Говори правду.
– Есть правда, которую выслушать нелегко. Роберт был настоящий рыцарь... благородный и смелый... он пощадил мою жизнь и жизнь многих других, а принц Визерис всего лишь мальчик, из которого неизвестно что могло получиться. К тому же... простите, моя королева, но вы приказали мне говорить правду... ваш брат Визерис даже ребенком выказывал те черты своего отца, которые никогда не проявлялись в Рейегаре.
– Какие черты? Я не понимаю.
– Известно ли вам, что вашего отца в Вестеросе прозвали Безумным Королем? – напрямик спросил старый рыцарь.
– Визерис говорил мне. – Безумный Король... – Это узурпатор со своими псами прозвал его так. Это ложь.
– Зачем требовать правды, если вы не желаете слышать ее? – Сир Барристан поколебался немного и стал продолжать. – Я говорил прежде, что воспользовался фальшивым именем, чтобы Ланнистеры не узнали о моем появлении у вас. Но это только полуправда, ваше величество. Вся правда в том, что я хотел немного понаблюдать за вами, прежде чем присягать вам на верность. Чтобы увериться, что вы не...
– Не дочь своего отца? – Кто же она в таком случае?
– Не безумны, – поправил рыцарь. – Но этой дурной крови я в вас не нашел.
– Дурной крови? – ощетинилась Дени.
– Я не мейстер, чтобы пичкать ваше величество историей. Всю жизнь я имел дело с мечами, а не с книгами. Но каждый ребенок знает, что Таргариены всегда балансировали на грани безумия. Ваш отец не первый. Король Джейехерис как то сказал мне, что безумие и величие – это две стороны одной монеты. Каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет.
Джейехерис. Этот старик знал ее деда. Дени призадумалась. То, что она знала о Вестеросе, большей частью проистекало от Визериса, а в остальном – от сира Джораха. Сир Барристан успел забыть больше, чем когда либо знали они оба. Он мог объяснить Дени саму себя.
– Выходит, я всего лишь монета в руках какого то бога, сир?
– Нет. Вы полноправная наследница Вестероса, и я до конца дней останусь вашим верным рыцарем, буде вы сочтете меня достойным снова носить меч. Если же вы рассудите иначе, я готов снова служить в оруженосцах у Силача Бельваса.
– А если я сочту, что ты годишься только в шуты? – бросила Дени. – Или в повара?
– Буду польщен, ваше величество, – со спокойным достоинством ответил Селми. – Я умею варить говядину и печь яблоки не хуже кого другого, и мне довелось зажарить немало уток над лагерными кострами. Надеюсь, вы любите их подгоревшими снаружи и сыроватыми внутри.
Дени не сдержала улыбки.
– Только безумцы могут любить такое блюдо. Бен Пламм, дай сиру Барристану свой меч.
Но Селми не захотел его взять.
– Я бросил свой меч к ногам Джоффри и с тех пор не касался другого. Новый меч я приму только из рук моей королевы.
– Как скажешь. – Дени взяла меч у Бурого Бена и подала рыцарю рукоятью вперед. Тот почтительно принял его. – Теперь преклони колени и клянись верно служить мне.
Он опустился на одно колено и стал присягать, но Дени почти не слушала его. С ним все прошло легко, а вот с другим будет потруднее. Когда сир Барристан договорил, она обратилась к Джораху Мормонту.
– Твой черед, сир. Помни: ты должен говорить только правду.
Шея Мормонта побагровела – то ли от гнева, то ли от стыда.
– Я пытался сказать вам правду с полсотни раз. Я говорил, что Арстан не тот, кем хочет казаться. Говорил, что Ксаро и Пиату Прею доверять нельзя. Говорил...
– Ты предостерегал меня против всех, кроме себя самого. – Его дерзость разгневала Дени. Ему следует быть гораздо смиреннее, следует молить ее о прощении. – Не верьте никому, кроме Джораха Мормонта, говорил ты... и все это время состоял на службе у Паука!
– Я ни у кого не состоял на службе. Я брал у евнуха золото и порой писал ему письма, только и всего.
– Только и всего?! Ты шпионил за мной и продавал меня моим врагам!
– Одно время, – неохотно признал Мормонт. – Потом я перестал.
– И когда же это случилось?
– Я послал одно донесение из Кварта, но...
– Из Кварта!! – Дени надеялась, что это кончилось намного раньше, – что же ты написал из Кварта? Что ты теперь мой человек и не желаешь больше им способствовать? – Сир Джорах стоял, не глядя ей в глаза. – Когда кхал Дрого умер, ты просил меня отправиться с тобой в Йи Ти, на Яшмовое море. Чье это было желание – твое или Роберта?
– Я предложил это ради вашего блага. Чтобы увезти вас подальше от них. От этого гнезда ядовитых гадов.
– Ты называешь их гадами? Кто же тогда ты, сир? – Страшная мысль внезапно пришла ей в голову. – Ты донес им, что я жду ребенка от Дрого.
– Кхалиси...
– Не вздумайте отрицать это, сир, – резко вмешался сир Барристан. – Я присутствовал при том, как евнух сообщил об этом совету, а Роберт решил, что королева и ее дитя должны умереть. Эта весть исходила от вас, сир. Говорили даже, что вы сами могли бы совершить требуемое в обмен на помилование.
– Ложь, – потемнел сир Джорах. – Я никогда бы... Вспомните, Дейенерис: ведь это я помешал вам выпить отравленное вино.
– Верно. Но откуда ты знал, что оно отравлено?
– Я... только подозревал. С тем же караваном я получил письмо от Вариса, в котором он предупреждал меня о будущих покушениях. Он хотел, чтобы за вами следили, это так, но вреда вам не желал. – Сир Джорах опустился на колени. – Если бы я не доносил им, это делал бы кто нибудь другой. Вы сами знаете.
– Я знаю одно: ты меня предал. – Дени приложила руки к животу, где погиб ее сын Рейего. – И знаю, что отравитель хотел убить моего сына, о котором донес ты.
– Нет... нет. Я не хотел... простите меня. Вы должны меня простить.
– Должна? – Слишком поздно. Ему надо было с этого начать. Она не может простить его, как намеревалась. Отравителя она волочила за своей лошадью, пока от него ничего не осталось – разве человек, толкнувший его на злодейство, не заслуживает той же участи? Но ведь это Джорах, ее свирепый медведь, ее правая рука, никогда ее не подводившая. Без него она была бы уже мертва, и все же... – Не могу я тебя простить. Не могу.
– Старика вы простили...
– Он назвался чужим именем, и только. Ты продавал мои секреты людям, убившим моего отца и отнявшим трон у моего брата.
– Я защищал вас. Сражался за вас. Убивал ради вас.
«Целовал меня. Предавал меня».
– Я полез в клоаку, как крыса – все ради вас.
«Возможно, для тебя было бы милосерднее, если бы ты погиб там». Дени молчала – ей нечего было сказать.
– Дейенерис, я любил вас.
Вот оно. «Три измены должна ты испытать: одну из за золота, одну из за крови, одну из за любви».
– Говорят, что боги ничего не делают просто так. Ты не погиб в бою – стало быть, ты им еще для чего то нужен. Им, но не мне. Я не хочу, чтобы ты оставался подле меня. Я изгоняю тебя, сир. Отправляйся к своим хозяевам в Королевскую Гавань и получай свое помилование, если можешь. А нет, так поезжай в Астапор. Королю мяснику, несомненно, понадобятся рыцари.
– Нет. – Он протянул к ней руки. – Дейенерис, прошу вас, выслушайте меня.
Она отвела его руки в сторону.
– Не смей больше прикасаться ко мне и произносить мое имя. До рассвета ты должен собрать свои пожитки и покинуть город. Если тебя застанут в Миэрине при свете дня, я велю Бельвасу оторвать тебе голову. Поверь, я так и сделаю. – Взметнув юбками, она повернулась к нему спиной, не в силах больше видеть его лица. – Уберите этого лжеца с моих глаз, – приказала она. Нет, плакать нельзя. Если она заплачет, то простит его. Бельвас схватил сира Джораха за руку и вытолкал вон. Дени оглянулась: рыцарь шел как пьяный, волоча ноги и спотыкаясь. Она отвела глаза, услышала, как открылась и снова закрылась дверь, и лишь тогда упала на свою скамью черного дерева. Вот он и ушел. Ушел, как ее родители, и ее братья, и сир Биллем Дарри, и Дрого, ее солнце и звезды, и его сын, умерший у нее во чреве.
– У королевы доброе сердце, – промурлыкал Даарио в свою пурпурную бороду, – но этот человек опаснее, чем все Ознаки и Меро вместе взятые. – Его сильные руки ласкали золотых прелестниц на рукоятках его парных клинков. – Вам не нужно ничего говорить, мое лучезарное светило. Кивните только, и ваш Даарио принесет вам эту безобразную голову.
– Оставь его. Чаши весов уравновесились. Пусть отправляется домой. – Дени представила, как Джорах едет мимо старых кривых дубов и высоких сосен, мимо цветущего терновника, и поросших мхом серых камней, и ледяных речек, бегущих с крутых холмов. Представила, как он входит в бревенчатый дом, где спят у огня собаки и в дымном воздухе висит густой запах мяса и меда. – Закончим на этом, – сказала она своим капитанам.
Поднимаясь к себе по широкой мраморной лестнице, она едва удерживалась, чтобы не пуститься бегом. Ирри помогла ей переодеться из придворного платья в просторные шерстяные шаровары, рубашку и расписную дотракийскую безрукавку.
– Ты дрожишь, кхалиси, – заметила девушка, завязывая Дени сандалии.
– Мне холодно, – солгала Дени. – Принеси ту книгу, что я читала ночью. – Ей хотелось забыться в словах, в других именах и местах. Толстый, переплетенный в кожу том содержал в себе множество песен и историй Семи Королевств. Истории, по правде сказать, были детские, слишком простые или сказочные, чтобы быть правдивыми. В них действовали герои, все как на подбор высокие и красивые, а предателей сразу узнавали по бегающим глазам. Но Дени все равно нравилось это чтение. Ночью она читала о трех принцессах, заточенных королем в красную башню за их красоту.
Дени без труда нашла страницу, на которой остановилась, но из чтения ничего не выходило. Ее глаза все время скользили по одной и той же фразе. Эту книгу сир Джорах подарил ей на свадьбу. Даарио прав: не надо было его изгонять. Ей следовало либо оставить его при себе, либо казнить. Она играет в королеву, но по прежнему чувствует себя испуганной маленькой девочкой. Визерис всегда говорил, что она дура. В самом ли деле он был безумен? Дени закрыла книгу. Она еще может позвать Джораха назад, если захочет. Или приказать Даарио убить его.
Убегая от этого выбора, она вышла на террасу. Зеленый с бронзой Рейегаль спал, свернувшись на солнышке у бассейна. Дрогон сидел на верхушке пирамиды, где прежде стояла бронзовая гарпия, которую Дени приказала снести. Увидев ее, он расправил крылья и взревел. Визериона поблизости не было – только на горизонте, далеко над рекой, она разглядела его бледные крылья. Охотится. С каждым днем они становятся все смелее, но она все еще беспокоится, когда они слишком далеко улетают. Вдруг кто нибудь не вернется назад?
– Ваше величество...
Она обернулась. Позади стоял сир Барристан.
– Чего еще вам от меня нужно, сир? Я пощадила вас, взяла к себе на службу – оставьте меня наконец в покое.
– Прошу прощения у вашего величества. Но теперь... когда вы знаете, кто я... – Старик помедлил. – Рыцарь Королевской Гвардии находится при короле днем и ночью, и потому наша присяга обязывает нас хранить его секреты так же, как его жизнь. Но секреты вашего отца теперь по праву перешли к вам вместе с троном... и я подумал, что у вас могут быть вопросы ко мне.
Вопросы! Сто вопросов, тысяча, десять тысяч – но почему то сейчас в голову ни одного не приходит.
– Отец в самом деле был безумен? – неожиданно вырвалось у нее. – Визерис говорил, что это только выдумка узурпатора.
– Визерис тогда был ребенком, и королева щадила его, как могла. Теперь я думаю, что голова у вашего отца всегда была не в порядке, но благодаря его обаянию и великодушию эти легкие странности прощались ему. Начало его царствования обещало многое, но с годами странности стали усугубляться, и наконец...
– Следует ли мне знать об этом теперь? – прервала его Дени.
– Пожалуй, что и нет, – согласился он.
– Да. Не теперь. В другой раз. Когда нибудь вы расскажете мне все, и хорошее, и плохое. Ведь было же в отце что то хорошее?
– О да, ваше величество. И в нем, и в тех, кто был до него. Я мог бы рассказать много хорошего о вашем деде Джейехерисе и его брате, об их отце Эйегоне, о вашей матери и о Рейегаре – о нем особенно.
– Жаль, что я не знала его, – с грустью сказала Дени.
– А мне жаль, что он не знал вас. Я расскажу вам все, когда вы того пожелаете.
Дени поцеловала старого рыцаря в щеку и отпустила его.
На ужин служанки принесли ей барашка с виноградом и морковью в винном соусе и горячий, сочащийся медом слоеный пирог. Но кусок не шел ей в горло. Чувствовал ли когда нибудь Рейегар такую усталость? Или Эйегон после своих завоеваний?
Когда настало время сна, Дени положила с собой Ирри – впервые после корабля. Но даже в судорогах удовольствия, запустив пальцы в густые черные волосы служанки, она воображала на месте Ирри Дрого... только его лицо постоянно сменялось лицом Даарио. «Если я хочу Даарио, мне стоит только сказать об этом», – думала она, переплетя ноги с ногами Ирри. Его глаза сегодня казались почти пурпурными...
Этой ночью ей снились темные сны, и трижды она просыпалась от кошмаров, которые не могла вспомнить. На третий раз она решила, что засыпать больше нет смысла. Лунный свет лился в скошенные окна, серебря мраморный пол, и прохладный бриз дул в открытую дверь с террасы. Ирри крепко спала, приоткрыв губы, с высунувшимся из под шелка коричневым соском. На миг Дени вновь испытала искушение – но она хотела не Ирри, а Дрого или, может быть, Даарио. Юная служанка мила и искусна, но ее поцелуи внушены долгом, а не страстью.
Чхику и Миссандея спали каждая в своей постели. Дени накинула халат и босиком вышла на террасу. Ей стало прохладно в ее легких шелках, но ощущение травы под ногами и шелест листвы были приятны. Маленький бассейн рябил под ветром, и отражение луны дробилось в нем.
Дени оперлась на низкий кирпичный парапет, глядя на город. Миэрин тоже спал, и ему, возможно, снились былые хорошие времена. Ночь укрыла улицы черным одеялом, спрятав мертвые тела, и крыс, вылезающих из клоаки, чтобы кормиться ими, и рои кусачих мух. Далекие факелы обозначали совершающие обход караулы, и в переулках порой мелькали фонари. Возможно, один из них – это сир Джорах, медленно ведущий своего коня к воротам. Прощай, старый медведь. Прощай, предатель.
Она Дейенерис Бурерожденная, Неопалимая, кхалиси и королева, Матерь Драконов, победительница колдунов и разрушительница оков, и нет в мире никого, кому она могла бы довериться.
– Ваше величество. – Миссандея подошла к ней в деревянных сандалиях, закутанная в шаль. – Я проснулась и увидела, что вас нет. Хорошо ли вам спалось? На что вы смотрите?
– На мой город. Я ищу дом с красной дверью, только ночью все двери черные.
– С красной дверью? – удивилась Миссандея. – Что это за дом?
– Дом, которого нет. – Дени взяла девочку за руку. – Никогда не лги мне, Миссандея. Никогда не предавай меня.
– Никогда, – пообещала Миссандея. – Смотрите, светает.
Небо от горизонта до зенита стало кобальтово синим, и за низкими холмами на востоке занималась бледно золотая с розовым заря. Держа за руку Миссандею, Дени смотрела, как всходит солнце. Серый кирпич обретал красные, желтые, синие, зеленые и оранжевые тона, и посыпанные алым песком бойцовые ямы полыхали, как кровавые раны. Загорелся золотом купол Храма Благодати, и на городских стенах зажглись бронзовыми звездами остроконечные шлемы Безупречных. На террасе сонно закопошились первые мухи, в ветвях айвы зачирикала птица, и к ней присоединились две другие. Дени склонила голову набок, слушая их песню, но звуки пробуждающегося города скоро заглушили птиц.
Звуки ее города.
Утром Дени, не спускаясь в приемный зал, собрала своих капитанов у себя в садике.
– Эйегон Завоеватель принес в Вестерос кровь и огонь, но после подарил стране мир, справедливость и процветание. Я принесла Заливу Работорговцев только смерть и разорение. Я вела себя скорее как кхал, чем как королева – я разрушала, грабила и шла дальше.
– Тут не из за чего оставаться, – сказал Бурый Бен Пламм.
– Рабовладельцы сами навлекли на себя такую участь, ваше величество, – сказал Даарио Нахарис.
– Вы принесли сюда не только смерть, но и свободу, – сказала Миссандея.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 20:41 | Сообщение # 74 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
– Свободу голодать? Свободу умирать? Дракон я или гарпия? – (Безумна ли я? Есть ли во мне дурная кровь?)
– Дракон, – уверенно молвил сир Барристан. – Миэрин – не Вестерос, ваше величество.
– Но как мне править Семью Королевствами, если я одним единственным городом неспособна править? – На это рыцарь не смог ей ответить, и она, отвернувшись от него, снова устремила взгляд на город. – Моим детям нужно время для учения и поправки здоровья. Моим драконам нужно подрасти и опробовать свои крылья. В том же нуждаюсь и я. Я не допущу, чтобы этот город пошел путем Астапора. Не допущу, чтобы юнкайская гарпия вновь заковала в цепи тех, кого я освободила. – Дени обвела взглядом лица своих приближенных. – Дальше я не пойду.
– Что же ты будешь делать, кхалиси? – спросил Ракхаро.
– Останусь здесь. И буду королевой.
ДЖОН
С востока дул такой сильный ветер, что тяжелая клеть раскачивалась под его натиском. Она ползла вниз по Стене, и плащ Джона хлопал о ее прутья. Солнце едва проглядывало бледным пятном сквозь свинцово серые тучи. На убойной полосе горело с тысячу костров, но их огни казались бессильными против этого ненастья и холода.
Да, мрачный денек. Ветер снова тряхнул клеть, и Джон ухватился за прутья руками в перчатках. Земля у него под ногами терялась во мраке, как будто его опускали в какую то бездонную яму. Ну что ж, смерть, в сущности, и есть бездонная яма, и когда этот день закончится, его имя навсегда покроется мраком.
Говорят, что бастрады родятся от похоти и лжи, потому и натура у них вероломная. Раньше Джон хотел доказать, что это не так, доказать своему лорду отцу, что он может быть ему таким же хорошим и преданным сыном, как Робб. Да только ничего у него не вышло. Робб – король и настоящий герой, а Джона если и вспомнят, то назовут предателем, клятвопреступником и убийцей. Хорошо, что лорд Эддард не дожил до такого позора.
Надо было остаться в той пещере с Игритт. Если после смерти есть какая то жизнь, он может надеяться, что скажет ей об этом. Она вцепится ему в лицо, как тот орел, и назовет его трусом, но он все равно скажет. Джон размял пальцы правой руки, как учил его мейстер Эйемон. Эта привычка стала частью его, а чтобы иметь хоть какую то надежду убить Манса Разбойника, нужны гибкие пальцы.
Утром его выволокли наружу, продержав четверо суток во льду, в камере пяти футов в длину, в ширину и в высоту, слишком тесной, чтобы лечь во весь рост, и слишком низкой, чтобы стоять. Стюарды давно обнаружили, что мясо и прочий провиант могут долго храниться в таких кладовых, выдолбленных в толще Стены... зато узники там недолго выдерживают. «Тут ты и подохнешь, Лорд Сноу», – сказал ему сир Аллисер, прежде чем закрыть тяжелую деревянную дверь, и Джон вполне ему поверил. Но этим утром его выволокли наружу и притащили, закоченевшего и дрожащего, обратно в королевскую башню, к брыластому Яносу Слинту.
– Этот старый мейстер говорит, что тебя нельзя вешать, – объявил Слинт. – Он написал Костеру Пайку и имел наглость показать это письмо мне. Он говорит, что ты не предатель.
– Эйемон зажился на свете, милорд, – заметил сир Аллисер, – и ум его помутился так же, как и зрение.
– Верно. Слепец с цепью на шее – кем он, собственно, себя мнит?
Эйемоном Таргариеном, подумал Джон, сыном и братом королей, который сам мог бы стать королем. Но вслух он этого не сказал.
– Однако я никому не позволю сказать, что Янос Слинт повесил невиновного. Я решил дать тебе последний случай доказать свою мнимую преданность нам, Лорд Сноу. Последний случай исполнить свой долг! – Слинт встал. – Манс Разбойник желает переговоров. Он понимает, что теперь, когда сюда пришел Янос Слинт, дело его пропащее, но этот Король за Стеной – трус и сам к нам не идет. Он хорошо знает, что в таком разе я его повешу – повешу за ноги на вершине Стены, на двухсотфутовой веревке. Он не идет и просит, чтобы к нему пришел наш посланник.
– И мы посылаем тебя, Лорд Сноу, – улыбнулся сир Аллисер.
– Меня? – тусклым голосом отозвался Джон. – Почему меня?
– Ты состоял в их шайке, – сказал Торне. – Манс тебя знает и поверит скорее тебе, чем кому то другому.
Джон чуть не рассмеялся вслух.
– Как раз наоборот. Манс подозревал меня с самого начала. Если я снова явлюсь к нему в черном плаще и буду говорить от имени Ночного Дозора, он поймет, что я его предал.
– Он просил посла, и мы шлем тебя, – сказал Слинт. – Если ты боишься встречи с этим изменником, мы вернем тебя в твою камеру – только на этот раз, пожалуй, без мехового плаща.
– В этом не будет нужды, милорд, – сказал сир Аллисер. – Лорд Сноу выполнит наше поручение и докажет нам, что он не предатель, а верный брат Ночного Дозора.
Джон понимал, что из этих троих Торне намного умнее и все это наверняка придумал он. Выбора у Джона не оставалось.
– Хорошо, я пойду, – коротко сказал он.
– Милорд, – напомнил Янос Слинт. – Когда ты обращаешься ко мне...
– Я пойду... но вы совершаете ошибку, милорд. Вы посылаете не того человека, милорд. Один мой вид вызовет гнев у Манса. Милорд мог бы добиться более выгодных условий, если бы послал...
– Условий? – хмыкнул сир Аллисер.
– Янос Слинт не условливается с беззаконными дикарями, Лорд Сноу. Нет.
– Мы посылаем тебя не для того, чтобы ты говорил с Мансом, – подхватил сир Аллисер. – Мы посылаем тебя убить его.
Ветер свистал в прутьях клети, и Джона Сноу била дрожь. Нога у него болела, голова тоже. Сейчас он и котенка убить не сможет, но делать нечего: он в западне. Мейстер Эйемон настаивал на его невиновности, и поэтому Слинт не посмел обречь его на смерть в ледяной тюрьме. Лучше уж так. «Наша честь значит не больше, чем наша жизнь, когда речь идет о безопасности страны», – сказал Куорен Полурукий в Клыках Мороза. Вот слова, которые нужно все время держать в памяти. Убьет Джон Манса или потерпит неудачу, вольный народ все равно с ним расправится. Он даже дезертировать не сможет, даже если бы и захотел: в глазах Манса он заведомый лжец и предатель.
Клеть рывком остановилась. Джон сошел на землю и пошатал Длинный Коготь в ножнах, чтобы потом легче достать его. Слева от него в нескольких ярдах находились ворота, все еще заваленные обломками черепахи, под которыми разлагалась туша мамонта. Среди разбитых бочек, застывшей смолы и выгоревшей травы валялись другие трупы, и на все ложилась тень от Стены. Джон, не желая задерживаться здесь, зашагал к лагерю одичалых. Он прошел мимо мертвого великана с разбитой камнем головой. Ворон выклевывал мозг из расколотого черепа.
– Сноу, – сказала птица, подняв глаза на Джона. – Сноу, Сноу, – повторил ворон, расправил крылья и улетел.
Одинокий всадник выехал из лагеря и двинулся навстречу Джону. Не Манс ли это хочет провести переговоры на ничейной земле? Это облегчило бы дело, хотя легким оно все равно не будет. Но вскоре Джон разглядел, что всадник мал ростом и тучен, разглядел золотые браслеты у него на руках и белую бороду, ниспадающую на широкую грудь.
– Хар р! – прогремел Тормунд, когда они встретились. – Джон Сноу, ворона. Я уж боялся, мы тебя больше не увидим.
– Не знал, что ты способен чего то бояться, Тормунд.
– Хорошо сказано, парень, – усмехнулся одичалый. – Я вижу, на тебе снова черный плащ. Мансу это не понравится. Если ты вздумал опять сменить шкуру, полезай лучше обратно на свою Стену.
– Меня прислали для переговоров с Королем за Стеной.
– Переговоры! – засмеялся Тормунд. – Ну и словечко, хар р! Манс хотел потолковать с вами, это верно, вот только не знаю, захочет ли он говорит с тобой.
– Однако послали именно меня.
– Да уж вижу. Ладно. Хочешь сесть со мной на коня?
– Лучше пойду пешком.
– Задали вы нам жару, ты и твои братья. – Тормунд повернул своего лохматого конька обратно к лагерю. – Отдаю вам должное. Двести наших и дюжина великанов убиты. Сам Мег вошел в эти ваши ворота, да так и не вернулся.
– Он погиб от меча храбреца по имени Донал Нойе.
– Да ну? Он что, лорд был, этот Нойе? Один из ваших рыцарей в блестящих стальных подштанниках?
– Он был кузнец, притом однорукий.
– Однорукий кузнец убил Мега Могучего? Хар р! Хотел бы я поглядеть на их бой. Манс сложит об этом песню, вот увидишь. – Тормунд снял с седла кожаный мех и откупорил его. – Давай ка погреемся малость. За Донала Нойе и Мега Могучего. – Он хлебнул и протянул мех Джону.
– За Донала Нойе и Мега Могучего. – В мехе был мед, да такой крепкий, что у Джона заслезились глаза, в носу защипало, а в груди разлился огонь. Хорошо было согреться после ледовой камеры и долгого спуска в клети.
Тормунд забрал мех у Джона, хлебнул еще раз и вытер рот.
– Магнар теннов клялся, что откроет нам ворота и мы пройдем в них с песнями. Всю Стену хвастался свалить.
– Часть ее в самом деле свалилась – ему на голову.
– Хар р! Ну, я Стира всегда недолюбливал. Когда у человека нет ни бороды, ни волос, ни ушей, его не за что ухватить во время драки. – Тормунд заставлял коня идти медленным шагом, чтобы прихрамывающий Джон мог поспеть за ним. – Что приключилось с твоей ногой?
– Стрела. Думаю, ее послала Игритт.
– Вот эта женщина – в самый раз для тебя. Нынче она тебя целует, а завтра начиняет стрелами.
– Она умерла.
– Да ну? – Тормунд печально покачал головой. – Жаль, жаль. Будь я на десять лет моложе, я бы сам ее украл. Какие волосы! Ну, жаркий огонь и сгорает рано. – Он снова выпил и передал мех Джону. – За Игритт, награжденную поцелуем огня!
– За Игритт, награжденную поцелуем огня.
– Это ты ее убил?
– Мой брат. – Джон так и не узнал, который, и надеялся, что никогда не узнает.
– Проклятые вороны, – как то даже ласково проворчал Тормунд. – Длинное Копье украл мою дочку, Мунду, мое осеннее яблочко. Прямо из палатки, из под носу у четверых ее братьев. Торегг, большой олух, все проспал, а Торвинд... ну, не зря ведь его прозвали Смирным. Зато младшенькие задали парню трепку.
– А Мунда?
– Она – моя кровь, – гордо произнес Тормунд. – Она разбила ему губу, откусила половину уха и, как говорят, так расцарапала ему спину, что он плащ надеть не мог. Однако он пришелся ей по нраву – оно и понятно. Ты сам знаешь, что копья у него сроду не было – откуда же, по твоему, он получил прозвище? Хар р!
Джон, вопреки всему, не удержался от смеха. Игритт была привязана к Рику Длинное Копье. Джон от души желал ему счастья с дочерью Тормунда. Каждый человек должен быть счастлив, хотя бы немного.
«Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», – сказала бы Игритт, но Джон знал, что скоро умрет. «Все люди умирают, – сказал ее голос у него в голове, – и все живые твари, плавают они, летают или бегают. Не важно, когда ты умрешь, – важно как, Джон Сноу». «Легко тебе говорить, – подумал Джон. – Ты погибла в бою, штурмуя вражеский замок, а я умру смертью предателя и убийцы.
И смерть эта не будет легкой, если Манс не прикончит меня своим мечом».
Они уже вступили в лагерь одичалых, и их окружила обычная мешанина палаток, костров и отхожих ям. Дети и козы разгуливали на свободе, в лесу блеяли овцы, на кольях сушились лошадиные шкуры. Ни порядка, ни оборонительных мер, но люди и животные так и кишат повсюду.
На каждого, кто не обращал на Джона внимания, приходилось десять таких, которые бросали свои дела и смотрели на него. Дети у костров, старухи на нартах, пещерные жители с раскрашенными лицами, лазутчики с нарисованными на щитах когтями, змеями и отрубленными головами – все провожали его взглядом. Были среди них и копьеносицы, чьи длинные волосы шевелил пахнущий сосной ветер.
Настоящих холмов здесь не было, но белый шатер Манса стоял на каменистом пригорке у самой опушки леса. Король ждал снаружи, и его потрепанный, черный с красным плащ развевался по ветру. Рядом с ним Джон увидел Харму Собачью Голову, вернувшуюся из своих вылазок вдоль Стены, и Варамира Шестишкурого со своими волками и сумеречным котом.
Увидев, кого прислал Дозор, Харма плюнула, а один из волков Варамира оскалился и зарычал.
– Ты либо очень смел, либо очень глуп, Джон Сноу, – сказал Манс, – если возвращаешься сюда в черном плаще.
– В чем еще мог прийти брат Ночного Дозора?
– Убей его, – посоветовала Харма. – Отошли его труп назад в их клетке и скажи, чтобы они прислали кого нибудь другого. Его голову я надену на древко своего знамени: предатель ничем не лучше собаки.
– Я говорил тебе, что он притворщик. – Голос Варамира был мягок, но его сумеречный кот плотоядно глядел на Джона своими узкими серыми глазами. – От него всегда плохо пахло.
– Убери когти, зверюга. – Тормунд Великанья Смерть соскочил с коня. – Парень пришел сюда с миром. Если поднимешь на него лапу, я наконец то справлю себе желанный плащ из кошачьей шкуры.
– Тормунд Любитель Ворон, – фыркнул Харма. – Нечего грозиться попусту, старик.
Колдун, серолицый, сутулый и лысый, похожий на мышь, но с волчьими глазами, сказал Джону:
– Когда конь объезжен, на нем может скакать любой. Когда зверь соединяется с человеком, любой оборотень может войти в него и управлять им. Орелл, живущий в своем орле, стал слаб, и я взял птицу себе. Но переселение – это палка о двух концах. Орелл сейчас сидит во мне и шепчет о том, как тебя ненавидит. А я могу парить над Стеной и видеть орлиными глазами.
– И мы знаем, – сказал Манс. – Мы знали, как мало вас было, когда вы остановили черепаху. Знаем, сколько человек пришло из Восточного Дозора. Знаем, что ваши припасы – смола, масло, стрелы и копья – подходят к концу. Даже лестницы у вас больше нет, а клеть больше десятка не поднимает. Мы знаем – и теперь ты знаешь, что мы знаем. – Он откинул полотнище своего шатра. – Входи. Все остальные пусть ждут снаружи.
– Как, даже я? – сказал Тормунд.
– Ты особенно – как всегда.
В шатре было тепло. Под дымовым отверстием горел маленький костер, и угли тлели на жаровне у груды шкур, на которой лежала бледная, вся в поту Далла. Сестра – Джон вспомнил, что зовут ее Вель – держала ее за руку.
– Я сожалею, что Ярл погиб, – сказал ей Джон.
Вель подняла на него свои бледно серые глаза.
– Он всегда слишком торопился, взбираясь наверх. – Она не зря запомнилась Джону красавицей, стройная, полногрудая, грациозная даже в покое, с высокими, резко очерченными скулами и толстой медовой косой до пояса.
– Срок Даллы близок, – объяснил Манс. – Они с Вель останутся здесь – они знают, что я намерен сказать.
Джон сохранил на лице ледяную невозмутимость. Достаточно плохо, когда человека убивают в его собственном шатре, придя к нему для переговоров – неужели придется к тому же убить его на глазах у жены, которая вот вот родит? Джон размял пальцы правой руки. Доспехов на Мансе нет, но и у него на бедре висит меч, а в шатре есть и другое оружие – несколько кинжалов, лук и колчан, копье с бронзовым наконечником, а рядом с ним большой черный... рог.
У Джона перехватило дыхание. Боевой, громадный рог.
– Да, – сказал Манс. – Рог Зимы, в который некогда протрубил Джорамун, чтобы поднять из земли великанов.
Витой рог был бы не меньше восьми футов длиной, если его распрямить, а в его раструб можно было просунуть руку до локтя. Если это рог зубра, то более крупного зверя на свете еще не бывало. Джону сперва показалось, что он окован бронзой, но потом он разглядел, что обручи на роге золотые. Старое золото, скорее бурое, чем желтое, и густо исписанное рунами.
– Игритт говорила, что вы не нашли его.
– Думаешь, одни вороны умеют лгать? Я полагал, что для бастарда ты неплохой парень, но никогда не доверял тебе. Мое доверие нужно завоевать.
Джон посмотрел ему в глаза.
– Если Рог Джорамуна все это время был у тебя, почему же ты им не воспользовался? Зачем было строить черепаху и посылать теннов, чтобы они убили нас спящими? Если этот рог таков, как поется в песнях, почему бы просто не дунуть в него и не покончить с делом?
Ответила ему Далла, Далла роженица, лежащая на груде шкур рядом с жаровней.
– Мы, вольный народ, знаем то, о чем вы, поклонщики, позабыли. Короткая дорога не всегда самая безопасная, Джон Сноу. Рогатый Лорд называл колдовство мечом без рукояти – просто так его в руки не возьмешь.
Манс провел рукой по виткам большого рога.
– Никто не выходит на охоту с одной единственной стрелой в колчане. Я надеялся, что Стир и Ярл захватят твоих братьев врасплох и откроют нам ворота. С помощью ложных атак я увел из замка ваш гарнизон. Боуэн Марш попался на эту удочку, как я и думал, но ваша куча калек и сирот оказалась упрямее, чем я ожидал. Но не думайте, что вы нас остановили. Правда в том, что вас очень мало, а нас очень много. Я могу продолжать атаку здесь и в то же время послать десять тысяч человек, которые переплывут Тюлений залив на плотах и возьмут Восточный Дозор с тыла. Могу напасть на Сумеречную Башню – уж ее то окрестности я знаю лучше, чем кто либо другой. Могу отправить людей с мамонтами раскопать ворота покинутых вами замков – всех сразу.
– Что же тебе мешает? – спросил Джон. Он мог бы извлечь Длинный Коготь прямо сейчас, но хотел послушать, что Манс скажет.
– Кровь, – ответил Манс. – В конце концов мы одержим победу, но потери будут велики, а мой народ и без того довольно страдал.
– Пока что вы не слишком пострадали.
– От вас – да. Но ты видел, что случилось на Кулаке Первых Людей. Ты знаешь, с чем мы имеем дело.
– Иные...
– Чем короче делаются дни и холоднее ночи, тем больше их сила. Сначала они убивают, потом посылают мертвецов убивать своих. Против них не смогли выстоять ни великаны, ни тенны, ни кланы замерзших рек, ни Рогоногие.
– Ни ты?
– Ни я, – с затаенным гневом и горечью признался Манс. – Реймунд Рыжебородый, Баэль Бард, Гендел и Горн, Рогатый Лорд – все они шли на юг, чтобы завоевать его, а я пришел с поджатым хвостом, чтобы укрыться за вашей Стеной. – Он снова погладил рог. – Если я затрублю в Рог Зимы, Стена падет – так по крайней мере говорится в песнях. Многие среди моего народа только этого и хотят...
– Но когда Стена падет, – сказала Далла, – что остановит Иных?
– Мудрая у меня жена, – нежно улыбнулся ей Манс, – настоящая королева. Ступай назад, – сказал он Джону, – и скажи своим, чтобы открыли ворота и пропустили нас. Тогда я отдам им рог, и Стена будет стоять, как стояла, до конца времен.
Открыть ворота и пропустить их. Сказать легко, но что за этим последует? Великаны разобьют лагерь на руинах Винтерфелла, людоеды поселятся в Волчьем лесу, нарты будут ездить по Курганам, и одичалые примутся красть дочерей у корабельщиков и серебряных дел мастеров из Белой Гавани и у рыбачек с Каменного Берега.
– Ты вправду считаешь себя королем? – спросил Джон внезапно.
– На голове у меня никогда не было короны, а под задницей – трона, если ты об этом, – ответил Манс. – Роду я самого что ни на есть низкого, ни один септон не мазал меня елеем, замков у меня нет, и моя королева ходит в шкурах и янтаре вместо шелков и сапфиров. Я сам себе боец, сам себе дурак и сам себе арфист. Королем за Стеной становятся не потому, что им был твой отец. Имя для вольного народа ничего не значит, и им все равно, который из братьев родился первым. Они идут только за воинами. Когда я ушел из Сумеречной Башни, в короли метило пять человек. Одним был Тормунд, другим магнар. Трех остальных я убил, когда они дали понять, что за мной не пойдут.
– Ты умеешь убивать врагов, – напрямик сказал Джон, – но способен ли ты управлять своими друзьями? Если мы вас пропустим, сумеешь ли ты заставить их соблюдать мир и подчиняться законам?
– Чьим законам? Винтерфелла и Королевской Гавани? – засмеялся Манс. – Когда нам понадобятся законы, мы напишем свои. Королевские налоги и королевское правосудие тоже можете оставить себе. Я отдаю вам рог, а не нашу свободу. Колен перед вами мы не преклоним.
– А если мы вам откажем? – Джон не сомневался, что так и будет. Старый Медведь хотя бы выслушал его, хотя очень сомнительно, что он согласился бы пропустить тридцать или сорок тысяч одичалых в Семь Королевств. А Янос Слинт с Аллисером Торне даже и слушать не станут.
– В таком случае Тормунд Великанья Смерть протрубит в Рог Зимы ровно через три дня, на рассвете.
Джон мог бы вернуться назад и рассказать им о роге, но если он оставит Манса в живых, лорд Янос и сир Аллисер сочтут это доказательством того, что он предатель. Тысяча мыслей теснилась у него в голове. Если бы ему удалось как то повредить этот рог, сломать его... но как следует обдумать это ему помешал низкий звук какого то другого рога. Манс, тоже услышав его, нахмурился и вышел вон, а Джон последовал за ним.
Снаружи рог был слышнее, и его рев взбудоражил весь лагерь. Трое Рогоногих пробежали мимо с длинными копьями, лошади ржали, великаны перекрикивались на древнем языке, даже мамонты заволновались.
– Рог дозорного, – сказал Тормунд Мансу.
– Что то надвигается сюда. – Варамир сидел, поджав ноги, на стылой земле, сумеречный кот терся рядом, волки беспокойно кружили, над головой мелькали голубовато серые крылья. – Оно идет с востока.
«Когда мертвые встают, от стен, кольев и копий нет никакой пользы, – вспомнил Джон. – С мертвыми сражаться нельзя, Джон Сноу. Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было».
– С востока? – нахмурилась Харма. – Но мертвецы должны быть позади нас.
– С востока, – подтвердил колдун, – и оно всё ближе.
– Иные? – спросил Джон.
Манс потряс головой.
– Иные никогда не приходят при свете дня. – Нарты катились по ничейной земле, их седоки держали наготове копья из заостренной кости. – Куда это они подались, седьмое пекло? – застонал король. – Верни этих дурней назад, Квенн, и подайте мне кто нибудь лошадь. Кобылу, не жеребца. Доспехи тоже тащите. – Манс бросил подозрительный взгляд на Стену. Там по прежнему стояли утыканные стрелами соломенные солдаты, но никакого движения не наблюдалось. – Харма, сажай своих на коней. Тормунд, разыщи своих сыновей и обеспечь мне тройное кольцо копейщиков.
– Сейчас. – Тормунд зашагал прочь.
– Я вижу их, – закрыв глаза, сказал похожий на мышь колдун. – Они идут вдоль ручьев, по звериным тропам.
– Кто это?
– Люди. Конница. Одни одеты в сталь, другие в черное.
– Вороны, – как проклятие, произнес Манс. – Стало быть, мои бывшие братья хотят застать меня врасплох, напав на меня во время переговоров? – бросил он Джону.
– Если они и задумали атаку, то мне об этом не сказали. – Джон в это не верил. У лорда Яноса не хватило бы людей для нападения на лагерь одичалых. Кроме того, Слинт находится по ту сторону Стены, а ворота завалены щебнем. Слинт задумал совсем другую предательскую каверзу – это не он.
– Если ты снова лжешь мне, живым отсюда не уйдешь, – предупредил Манс. Ему привели лошадь и принесли доспехи. Люди в лагере бежали кто куда – одни как будто готовились штурмовать Стену, другие уходили в лес, женщины гнали собачьи упряжки на восток, мамонты топали на запад. Джон достал из за плеча Длинный Коготь, и тут из леса, в трехстах ярдах от них, показалась тонкая шеренга разведчиков в черных кольчугах, черных полушлемах и черных плащах. Манс, наполовину одетый в доспехи, тоже обнажил меч. – Ты, само собой, ничего не знал об этом? – холодно спросил он Джона.
Медленно, как мед в холодное утро, разведчики приближались к лагерю, пробираясь через заросли дрока, корни деревьев и камни. Одичалые ринулись им навстречу с боевым кличем, размахивая дубинками, бронзовыми мечами и копьями с кремневыми наконечниками. «Много шуму, натиск и красивая быстрая смерть», – так говорят в Дозоре о способе одичалых воевать.
– Думай как хочешь, – сказал Джон Королю за Стеной, – но я и правда ничего не знал.
Харма пронеслась мимо них во главе тридцати всадников. Впереди нее везли на копье мертвую собаку, из которой капала кровь. Как вихрь, врезалась Харма в черную шеренгу.
– Может, ты и не врешь, – сказал Манс наблюдая за ней. – Эти, похоже, из Восточного Дозора, моряки на конях. У Коттера Пайка всегда было больше отваги, чем здравого смысла. Он взял Костяного Лорда у Бочонка и, как видно, задумал проделать то же самое со мной. Если так, то он глуп. У него не хватит людей...
– Манс! – крикнул разведчик одичалых, появившись из леса на взмыленном коне. – Манс, их много, они окружают нас, все в железе, целое войско Железных Людей!
Манс, выбранившись, вскочил на коня.
– Варамир, останься тут и присмотри за Даллой. И за этой вороной тоже приглядывай. – Король указал мечом на Джона. – Если побежит, разорви ему глотку.
– Будет сделано. – Колдун был на голову ниже Джона и слабосилен, зато его кот мог разделаться с человеком одной лапой. – Они и с севера идут, – сказал Варамир Мансу. – Ступай скорее.
Манс надел свой шлем с вороньими крыльями. Люди его тоже садились по коням.
– Стройся клином, – скомандовал им Манс. Но когда он, пришпорив свою кобылу, помчался на черных разведчиков, его отряд потерял всякую видимость строя.
Джон с мыслью о Роге Зимы шагнул к шатру, но сумеречный кот, мотая хвостом, загородил ему дорогу. Зверь раздувал ноздри, и с его клыков текла слюна. Он чует мой страх, подумал Джон. Эх, Призрака бы сюда! Двое волков с ворчанием зашли ему за спину.
– Знамена, – пробормотал Варамир. – Я вижу золотые знамена... – Мимо, трубя, протопал мамонт. В деревянной башенке у него на спине сидело полдюжины лучников. – Король...
Выговорив это, колдун запрокинул голову и завизжал.
Исполненный муки звук резал уши. Варамир упал, корчась на земле, кот присоединился к его воплю, и высоко высоко в восточном небе, на фоне гряды туч, Джон увидел орла – горящего орла. Птица, охваченная красно золотым пламенем, отчаянно била крыльями, как бы стремясь спастись от боли, и поднималась все выше и выше.
На крик из шатра выбежала белая как мел Вель.
– Что случилось? – Волки Варамира сцепились друг с другом, сумеречный кот умчался в лес, но сам колдун все еще корчился на земле. – Что это с ним? – в ужасе воскликнула Вель. – Где Манс?
– Вон там, – показал Джон. – Он сражается. – Король, сверкая мечом, уже бросил свой корявый клин на врага.
– Нашел время! У Даллы началось.
Разведчики разбегались перед окровавленной собакой Хармы. Одичалые с криками рубили воинов в черном, оттесняя их в лес, но из за деревьев уже показалась другая конная колонна – тяжелая рыцарская конница. Харма спешно перестроилась, разворачиваясь навстречу им, но половина ее людей уже ускакала слишком далеко вперед.
Кругом раздавались громкие медные голоса труб. У одичалых труб нет, только рога. Вольный народ, знающий это не хуже Джона, пришел в смятение – одни бежали к месту битвы, другие отступали прочь. Мамонт топтал стадо овец, которых трое мужчин пытались отогнать на запад. Одичалые строились в ряды под бой барабанов, но делали это с запозданием и слишком медленно. Враг выходил из леса с востока, с северо востока и с севера – три колонны тяжелой конницы, мерцающих темной сталью и блистающих яркими камзолами. Эти в отличие от разведчиков не были людьми Восточного Дозора. Это была армия. Король! Джон растерялся не меньше, чем одичалые. Робб вернулся на Север? Или мальчишка на Железном Троне наконец то пошевелился?
– Ты бы лучше вернулась в шатер, – сказал он Вель. Одна колонна сомкнулась вокруг отряда Хармы Собачьей Головы. Другая смяла флаг копейщиков Тормунда, которых он и его сыновья безуспешно пытались развернуть. Но великаны уже садились на своих мамонтов, и боевые скакуны рыцарей визжали и шарахались при виде этих живых гор. Женщины и дети сотнями бежали от боя, попадая под копыта своих же конников. Нарты какой то старухи наскочили на трое других, и все упряжки перепутались.
– Боги, – шептала Вель, – боги, что они делают?
– Ступай в шатер к Далле – тут опасно. – Внутри тоже не слишком безопасно, но ей незачем об этом знать.
– Мне надо найти повитуху.
– Повитухой будешь ты. Я побуду здесь, пока Манс не вернется. – Джон потерял было Манса из виду, но теперь снова нашел – тот прорубал себе дорогу через гущу вражеской кавалерии. Мамонты разметали среднюю колонну, но две другие смыкались, словно клещи. Какие то лучники на восточном краю лагеря пускали в палатки огненные стрелы. Мамонт хоботом выхватил рыцаря из седла и отшвырнул футов на сорок. Одичалые с воплями неслись мимо Джона – женщины, дети, а порой и мужчины. Некоторые бросали на него злобные взгляды, но Джон держал в руке Длинный Коготь, и никто его не задевал. Даже Варамир на четвереньках уползал прочь.
Из леса появлялось все больше людей – не только рыцари, но и вольные всадники, и конные лучники, и латники в круглых шлемах, десятки и сотни человек. Над ними реяли знамена. Из за ветра Джон не мог различить эмблем, но все же видел мельком морского конька, стаю птиц, цветочный венок. И море, целое море желтых знамен с красной эмблемой – чей это герб?
Одичалые оказывали отчаянное сопротивление на востоке, и севере, и северо востоке, но неприятель сминал их без труда. Превосходящая численность вольного народа теряла всякое значение против стальных доспехов и тяжелых коней. Джон увидел, как Манс привстал на стремена в самой гуще боя, приметный из за своего черно красного плаща и шлема с крыльями ворона. Видя его поднятый меч, одичалые устремились к нему, но рыцарский клин налетел на них с копьями, мечами и длинными топорами. Кобыла Манса поднялась на дыбы, копье пронзило ей грудь, и стальная волна накрыла всадника.
Это конец, понял Джон. Одичалые обратились в бегство, бросая оружие – Рогоногие, пещерные жители и тенны в бронзовой чешуе. Манс исчез, голова Хармы торчала на чьем то копье, ряды Тормунда смешались. Только великаны на мамонтах еще держались – волосатые острова в море красной стали. Огонь перекидывался с палатки на палатку, зажигая сосны. Из дыма показался еще один клин одетых в доспехи всадников с особенно большими, королевскими знаменами. На одном, желтом, с длинными фестонами, рдело горящее сердце, на другом, цвета кованого золота, гарцевал черный олень.
Роберт, на один безумный миг подумал Джон, вспомнив беднягу Оуэна, но трубы запели снова, и рыцари двинулись в атаку с кличем:
– Станнис! Станнис! СТАННИС!
Джон отвернулся и ушел в шатер.
|
|
| |
|
Арианна |
Дата: Понедельник, 16 Дек 2013, 20:44 | Сообщение # 75 |
|
Леди Малфой/Мисс Хогсмит 2012
Новые награды:
Сообщений: 5114
Магическая сила:
|
АРЬЯ
Около гостиницы болтался, треща на ветру, женский скелет.
Арья знала эту гостиницу, но когда она ночевала здесь вместе с Сансой под присмотром септы Мордейн, виселицы снаружи не было.
– Лучше не входить, – сказала она, – вдруг там привидения.
– Ты знаешь, как долго я вина не пил? – Сандор спрыгнул с коня. – Кроме того, нам надо узнать, в чьих руках Рубиновый брод. Останься с лошадью, если хочешь, мне наплевать.
– А вдруг тебя узнают? – Сандор больше не прятал лица, словно ему и на это было наплевать. – И захотят взять в плен.
– Пусть попробуют. – Сандор пошатал меч в ножнах и толкнул дверь.
Лучшего случая для побега Арье еще не представлялось. Можно ускакать на Трусихе, да и Неведомого с собой прихватить. Арья пожевала губу, потом завела лошадей на конюшню и вошла вслед за Клиганом.
По тишине внутри она сразу поняла, что его узнали, но это было еще не самое худшее. Она тоже узнала тех, кто собрался здесь. Не тощего хозяина, не женщин и не батраков, а солдат. Их она узнала.
– Брата своего ищешь, Сандор? – У Полливера на коленях сидела девушка, и он запустил руку ей за корсаж, но теперь убрал ее.
– Нет, вино. Подай кувшин красного, хозяин. – Клиган бросил на пол горсть медяков.
– Мне лишние хлопоты ни к чему, сир, – заявил трактирщик.
– Тогда не называй меня сиром. Оглох ты, что ли? Я приказал подать вина. – Хозяин бегом удалился, и Клиган крикнул ему вслед: – И две чаши! Девчонка тоже хочет пить.
Их всего трое. Полливер только мельком взглянул на нее, а молодой парень рядом с ним даже и смотреть не стал, зато третий впился в Арью долгим, пристальным взглядом. Среднего роста и сложения, с неприметным лицом, по которому даже возраст определить трудно. Щекотун. Щекотун и Полливер вместе. Парень, должно быть, оруженосец, судя по его молодости и одежде. На носу у него большой белый прыщ, на лбу целая россыпь красных.
– Это тот самый щенок, о котором говорил сир Григор? – спросил он Щекотуна. – Который напустил лужицу и сбежал?
Щекотун предостерегающе взял парня за локоть и резко тряхнул головой. Арья его поняла, но парень то ли не понял, то ли не придал значения.
– Сир сказал, что братец щенок поджал хвост, когда битва стала чересчур жаркой, заскулил и дал тягу. – Он уставился на Пса с дурацкой насмешливой ухмылкой.
Клиган молча посмотрел на него, а Полливер спихнул девицу с колен и встал.
– Мальчишка пьян, – сказал он. Ростом Полливер был почти с Клигана, хотя сложением уступал ему. Он носил густую, черную, аккуратно подстриженную бороду, зато на голове виднелась большая плешь. – Пить не умеет, вот что.
– Нечего тогда и пить, раз не умеет.
– Я щенков не боюсь... – начал было парень, но Щекотун двумя пальцами крутанул ему ухо, и слова перешли в визг.
Прибежал хозяин с кувшином вина и двумя каменными чашами на оловянном подносе. Сандор поднес кувшин ко рту, и мускулы у него на шее пришли в движение. Опустошив сосуд наполовину, он поставил его обратно на стол и сказал:
– Теперь разливай. Да подбери монеты – это единственные деньги, которые ты увидишь сегодня.
Хозяин внезапно вспомнил, что у него есть какое то дело на кухне, местные жители тоже подались к выходу, девиц уже и след простыл. Слышно было только, как трещит огонь в очаге. Арья понимала, что им тоже лучше убраться.
– Если ты ищешь сира, то опоздал, – сказал Полливер. – Он был в Харренхолле, но теперь его там нет. Королева за ним прислала. – На поясе у него Арья видела три клинка: длинный меч на левом бедре, кинжал на правом и еще один, слишком длинный для кинжала и слишком короткий для меча. – Ты знаешь, что король Джоффри умер? Отравлен на собственном свадебном пиру.
Арья прошла чуть дальше в комнату. Джоффри умер! Она прямо таки видела его перед собой, с желтыми кудрями и гадкой улыбочкой на толстых мягких губах. Ей бы порадоваться, но пустота внутри как была, так и осталась. Джоффри умер, но и Робб тоже – так какая теперь разница?
– Хороши же мои храбрые братья, королевские гвардейцы, – фыркнул Пес. – Кто его отравил?
– Они думают, что Бес. Вместе со своей женушкой.
– Какой такой женушкой?
– Ну да, ты ж у нас в погребе прятался. С северянкой из Винтерфелла. Мы слышали, будто она убила короля своими чарами, а после обернулась волчицей с крыльями, как у летучей мыши, и вылетела из окна башни. А карлик остался, и Серсея хочет отрубить ему голову.
Глупости какие. Санса знает только песни, а не заклинания, и она ни за что не пошла бы за Беса.
Клиган сел на ближнюю к двери скамью и скривил обожженную сторону рта.
– Ей бы обмакнуть его в дикий огонь и поджарить. Или щекотать, пока луна не почернеет. – Он осушил до дна чашу с вином.
Он такой же, как они. Арья прикусила губу до крови. Зря я не убила его, пока он спал.
– Значит, Григор взял Харренхолл? – спросил Сандор.
– Там и брать было нечего, – ответил Полливер. – Наемники разбежались, как узнали, что мы идем, всего несколько человек осталось. А один повар открыл нам калитку, чтобы отомстить Хоуту, который ему ногу отрубил. Мы оставили его стряпать нам и пару баб греть нам постели, а остальных перебили.
– Всех? – вырвалось у Арьи.
– Ну, сир еще Хоута оставил, чтобы поразвлечься.
– Черная Рыба все еще в Риверране? – спросил Сандор.
– Недолго ему там быть. Он в осаде. Старый Фрей грозится повесить Эдмара Талли, если Рыба не сдаст замок. По настоящему теперь воюют только около Древорона – Блэквуды дерутся с Бракенами. Бракены теперь наши.
Пес налил вина Арье и себе и выпил, глядя в огонь.
– Стало быть, пташка улетела? Молодец. Нагадила Бесу на голову и упорхнула.
– Ее найдут, – сказал Полливер, – хотя бы на это ушла половина золота Бобрового Утеса.
– Я слыхал, она хорошенькая, – причмокнул губами Щекотун. – Сладкая, как мед.
– И воспитанная, – согласился Пес. – Настоящая маленькая леди. Не то что ее сестрица, провалиться бы ей.
– Ее уже нашли, сестру то, – сказал Полливер. – Говорят, ее отдадут Болтонову бастарду.
Арья уткнулась в чашу с вином, не понимая, о чем толкует Полливер. У Сансы, кроме нее, сестер нет. Сандор Клиган громко рассмеялся.
– Чего это тебя разбирает? – спросил Полливер.
– Будь это твое дело, я бы тебе сказал. – На Арью Пес даже не взглянул. – Есть сейчас корабли у Солеварен?
– А я почем знаю? В Девичьем Пруду, слыхать, есть. Рендилл Тарли взял замок и заключил Моутона в башню. А про Солеварни ничего не слышно.
– Хочешь уплыть в море, не попрощавшись с братом? – подался вперед Щекотун. Арья, услышав, как он задает вопрос, покрылась мурашками. – Сир предпочел бы, чтобы ты вернулся с нами в Харренхолл, Сандор. Спорить могу. А то и в Королевскую Гавань.
– Да пошел он. С тобой вместе.
Щекотун пожал плечами, выпрямился и запустил руку за шиворот, как будто хотел почесать затылок. Дальнейшие события произошли, казалось, одновременно. Сандор вскочил на ноги, Полливер выхватил из ножен меч, а рука Щекотуна метнула через комнату что то сверкнувшее серебром. Если бы Пес остался на месте, нож пробил бы ему кадык, но теперь он лишь задел его ребра и вонзился, трепеща, в стену около двери. Пес засмеялся – так, будто этот звук шел со дна глубокого колодца.
– Так и знал, что вы что нибудь такое выкинете. – Меч оказался у него в руке как раз вовремя, чтобы отразить первый удар Полливера.
Длинная стальная песня началась, и Арья отступила на шаг назад. Щекотун встал со скамьи, держа короткий меч в одной руке и кинжал в другой. Даже коротышка оруженосец нашаривал что то у себя на поясе. Арья пустила винной чашей прямо ему в лицо. Теперь она прицелилась лучше, чем в Близнецах, и попала точнехонько в его большой белый прыщ. Парень с размаху плюхнулся задом на пол.
Полливер дрался угрюмо, методически оттесняя Сандора назад, с бычьим напором орудуя своим большим мечом. Удары Пса были менее точны, парировал он слишком поспешно и неуклюже переступал ногами. Да ведь он пьян, с испугом поняла Арья. Он выпил слишком много и слишком скоро, да еще и натощак. Щекотун пробирался вдоль стены, обходя его сзади. Арья метнула в него вторую чашу, но Щекотун оказался проворнее оруженосца и вовремя пригнул голову. При этом он бросил на Арью холодный, не сулящий ничего доброго взгляд. «Есть ли в деревне спрятанное золото?» – мог бы произнести он сейчас. Глупый парень, держась за край стола, приподнялся на колени. Паника потихоньку овладевала Арьей, подступая к горлу. Страх ранит глубже, чем меч. Страх...
Сандор зарычал от боли. Обожженная сторона его лица обагрилась кровью от срезанного напрочь обрубка уха. Это, как видно, разозлило его – он предпринял яростную контратаку, сплеча рубя старым выщербленным мечом, который выменял в предгорьях. Полливер отступал, но ни один удар Пса даже не задел его. В этот миг Щекотун быстро, как змея, перескочил через скамью и резанул Сандора по шее своим коротким мечом.
Они убьют его. Чаш у Арьи больше не осталось, но имелось кое что получше. Она достала кинжал, который они сняли с мертвого лучника, и попыталась метнуть его в Щекотуна так же, как сделал он. Но бросать нож – не то, что камень или дикое яблоко. Он ударил Щекотуна в плечо рукояткой, и тот, занятый Клиганом, даже не заметил этого.
Сандор, получив от него удар, отскочил вбок, выиграв полмгновения передышки. Кровь текла по его лицу и по спине. Оба врага нажали на него. Полливер рубил, целя в голову и плечи, Щекотун старался кольнуть его в спину или живот. Арья обеими руками схватила со стола тяжелый каменный кувшин, но тут ее саму схватили за руку, и кувшин, выскользнув, грохнулся на пол. Обернувшись назад, она очутилась нос к носу с оруженосцем. Вот дура – совсем забыла о нем. Белый прыщ, в который она попала, лопнул.
– Ты кто – щенячий щенок? – В правой руке у него был меч, левой он держал ее за локоть, но у нее то обе руки были свободны, и она выдернула кинжал у него из ножен, всадила ему в живот и повернула. На парне не было ни кольчуги ни даже вареной кожи, и клинок вошел мягко, как Игла в того конюшонка. Оруженосец выпучил глаза и отпустил ее руку. Арья метнулась к двери и вырвала из стены нож Щекотуна. Полливер и Щекотун тем временем загнали Сандора в угол, и кто то из них распорол ему бедро. Пес прижался к стене и шумно дышал, весь залитый кровью. Казалось, что он и на ногах то держится с трудом, где уж там драться.
– Бросай меч, и мы отвезем тебя в Харренхолл, – сказал ему Полливер.
– Чтобы Григор сам меня прикончил?
– Или мне отдал, – сказал Щекотун.
– Если я вам нужен, берите сами. – Сандор оттолкнулся от стены и стал на полусогнутых ногах за скамьей, держа меч попрек живота.
– Думаешь, не возьмем? – сказал Полливер. – Ты ж пьян в доску.
– Я, может, и пьян, а вы покойники. – Он пнул скамью, двинув ею Полливера по икрам. Тот устоял, но Пес, пригнувшись под его ударом, нанес свой. Меч угодил Полливеру в середину лица. Кровь брызнула на потолок и стены, и когда Пес отдернул клинок, половина головы отошла вместе с ним.
Щекотун попятился, и Арья почуяла его страх. Его короткий меч теперь казался почти игрушечным по сравнению с клинком Сандора, и доспехов на нем тоже не было. Но двигался он быстро и легко, не сводя глаз с Клигана. Зайти ему в спину и воткнуть в нее нож оказалось проще некуда.
– Есть ли в деревне золото? – крикнула Арья, всадив в него клинок. – Серебро? Драгоценные камни? – При каждом вопросе она наносила новый удар. – Провизия? Где лорд Берик? – Она уселась на него верхом, продолжая колоть его. – Куда он отправился? Сколько рыцарей? Сколько лучников? Сколько, сколько, сколько, сколько? Есть ли в деревне золото?
Руки у нее покраснели и стали липкими, когда Сандор оттащил ее прочь, сказав:
– Хватит. – Из него самого кровь хлестала, как из резаной свиньи, и при ходьбе он приволакивал ногу.
– Вон еще один, – напомнила она. Оруженосец вытащил нож из живота и зажимал рану руками. Пес рывком поставил его на ноги, и он залопотал, как малый ребенок:
– Смилуйтесь. Не убивайте меня. Матерь, смилуйся надо мной.
– По твоему, я похож на твою мать? – Пес теперь, надо сказать, вовсе не походил на человека. – Его ты тоже убила, – сказал он Арье. – Кишки ему продырявила. Умирать, правда, он будет долго.
Парень, казалось, не слышал его.
– Я пришел ради женщин, – рыдал он, – Полли сказала, мне надо стать мужчиной... о боги... пожалуйста, отвезите меня в замок, к мейстеру... мой отец заплатит золотом... я только женщину хотел... смилуйтесь, сир.
Пес смазал его по лицу, вызвав у парня новый крик.
– Не называй меня сиром. Он твой, волчица, – сказал он Арье. – Сделай это сама.
Арья понимала, о чем он. Опустившись на колени в кровь Полливера, она расстегнула его пояс. На нем висел тонкий клинок, слишком длинный для кинжала и слишком короткий для мужского меча, а для нее в самый раз.
– Где сердце, помнишь? – спросил ее Пес. Она кивнула. Оруженосец закатил глаза.
– Смилуйтесь!
Игла вошла между его ребер, даровав ему последнюю милость.
– Хорошо. – Голос Пса звучал хрипло от боли. – Если эти трое пришли сюда побаловаться с девками, то брод, как и Харренхолл, скорее всего в руках Грегора. Того и гляди сюда заявятся другие его людишки, а я на сегодня довольно поубивал их.
– Куда мы теперь? – спросила она.
– К Солеварням. – Он оперся на ее плечо, чтобы не упасть. – Возьми с собой вина, волчица. И деньги у них забери – монета нам понадобится. Если у Солеварен стоят корабли, мы сможем добраться в Долину морем. – Он кривил рот, и кровь ручьем текла из дыры на месте его уха. – Может, леди Лиза выдаст тебя за своего Роберта. Хотел бы я поглядеть на такой союз. – Он хотел засмеяться, но у него вырвался стон.
Ему понадобилась помощь Арьи, чтобы взобраться на Неведомого. Он завязал себе шею и ляжку и снял с колышка у двери плащ оруженосца. Плащ был зеленый, с зеленой стрелой на белой дуге, но когда Клиган скатал его и прижал к уху, сразу стал красным. Арья боялась, что Пес свалится с коня, но он как то держался.
Не рискуя встречаться с теми, кто держал Рубиновый брод, они не поехали по Королевскому тракту, а свернули на юго восток через заросшие поля, леса и болота. Лишь спустя несколько часов они добрались до берегов Трезубца. Река вернулась в привычное русло, и вся ее бурая ярость прошла вместе с дождями. Она тоже устала, подумала Арья.
У самого берега росло на камнях несколько ив, образуя что то вроде естественной крепости, способной прикрыть их и от реки, и от дороги.
– Здесь, – сказал Клиган. – Напои лошадей и собери дров для костра. – Он слез с седла и ухватился за ветку.
– А если кто то увидит дым?
– Если кому то захочется нас найти, они и так найдут – по кровавому следу. Займись делом, но сначала дай мне вина.
Разведя костер, Сандор поставил в огонь свой перевернутый шлем, вылил в него половину вина из меха и привалился, обессиленный, к поросшему мхом камню. Арье он велел вымыть в реке плащ оруженосца и порезать его на полосы, которые тоже бросил в шлем.
– Будь у меня побольше вина, я напился бы до бесчувствия. Не послать ли тебя в эту поганую гостиницу еще за парой мехов?
– Нет, – сказала Арья. Не сделает он этого. А если сделает, она просто бросит его и уедет.
Сандор засмеялся, видя ее испуг.
– Шучу, волчонок, шучу. Найди мне палку, вот такой длины и не слишком толстую. И смой с нее грязь. Ненавижу, когда ил во рту.
Первые две палочки, принесенные ею, он забраковал. Собачья голова к этому времени почернела до самых глаз, и вино в ней бурлило вовсю.
– Возьми мою чашку и набери в нее до половины, – приказал Клиган. – Осторожно только. Если опрокинешь котелок, я тебя точно обратно пошлю. Потом польешь из чашки мне на раны. Сможешь? – Арья кивнула. – Ну так давай, чего ждешь?
Наполняя чашку в первый раз, она задела костяшками стальную стенку и обожглась до волдырей. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Пес с той же целью стиснул зубами палку. Арья начала с раны на бедре, перейдя затем к более мелкому порезу на затылке. Пока она поливала вином ногу, Сандор лупил кулаком по земле; когда дошло до шеи, он перекусил палочку надвое, и Арье пришлось искать новую. В его глазах стоял ужас.
– Поверни голову. – Она стала лить вино в красное месиво на месте его уха, и бурая кровь потекла вниз, смешиваясь с красными струйками. Тогда он закричал, несмотря на палку, и потерял сознание от боли.
Остальное Арья сообразила сама. Она выудила из шлема полоски плаща и забинтовала Псу раны. Пришлось замотать ему полголовы, чтобы остановить кровотечение из уха. К этому времени над Трезубцем собрались сумерки. Арья спутала лошадей на ночь, пустила их пастись и как можно удобнее устроилась между двумя камнями. Костер догорел и погас. Глядя на луну сквозь ветки ивы, Арья тихо произнесла:
– Сир Григор Гора. Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. – Она испытала странное чувство, пропустив Полливера с Щекотуном – и Джоффри. Хорошо, что он умер, но она хотела бы посмотреть, как он умирает, а еще лучше – сама его убить. Полливер сказал, что его убили Санса и Бес. Неужто правда? Бес сам из Ланнистеров, а Санса... Арье тоже хотелось бы превратиться в волчицу с крыльями и улететь прочь.
Если Санса тоже умрет, Старков кроме нее, Арьи, больше не останется. Джон на Стене за тысячу лиг отсюда, и он Сноу, а те дядья и тетки, которым Пес хочет ее продать, тоже не Старки. Не волки.
Сандор застонал, и она повернулась на бок, чтобы взглянуть на него. Тут ей вспомнилось, что она и его имя пропустила. Почему? Она попыталась представить себе Мику, но не смогла. Она ведь недолго его знала. Они играли в поединок на мечах, вот и все.
– Пес, – прошептала она и добавила: – Валор моргулис. – Может, к утру он умрет.
Но когда сквозь ветки стал сочиться бледный свет, он сам разбудил ее, пихнув сапогом. Арье снова приснилось, что она волчица и гонит вверх по холму лошадь без седока, а за ней бежит ее стая, но сапог вернул ее назад, не дав прикончить добычу.
Пес был все еще слаб, и каждое движение давалось ему с трудом. В седле он сидел сгорбившись, весь в поту, и кровь из уха проступала сквозь повязку. Все его силы уходили на то, чтобы не упасть с коня. Если бы люди Горы их догнали, он даже меч бы не смог поднять. Арья то и дело оглядывалась через плечо, но позади только ворона перепархивала с дерева на дерево, и слышался только шум реки.
После полудня Клиган совсем ослаб. У них оставалось еще несколько часов дневного света, когда он распорядился сделать привал.
– Мне надо отдохнуть, – сказал он и мешком свалился с коня. Даже не пытаясь встать, он дополз до дерева и прислонился к стволу. – Седьмое пекло, – выругался он, – седьмое пекло. – Поймав на себе взгляд Арьи, он добавил: – Я бы живьем содрал с тебя шкуру за чашу вина, девчонка.
Вместо вина она принесла ему воды. Он выпил, пожаловался, что вода отдает илом, и погрузился в шумный лихорадочный сон. Арья потрогала его – он весь горел. Она понюхала его повязки, как делал иногда мейстер Лювин, врачуя ее порезы и царапины. Ухо кровоточило сильнее всего, но рана на бедре пахла как то не так.
Далеко ли эти Солеварни и сможет ли она найти их сама? Убивать Пса ей не придется, если она просто уедет и бросит его, он умрет сам. Умрет от горячки и будет лежать здесь под деревом до конца времен. Но, может быть, лучше все таки убить его. Оруженосца в гостинице она убила, а он ей ничего не сделал, только за руку схватил. Пес убил Мику и не его одного – может, целую сотню таких Мик. Он и ее бы, наверное, убил, если б не выкуп.
Игла блеснула у нее в руке. Полливер по крайней мере содержал меч в чистоте и хорошо его оттачивал. Тело Арьи само собой приняло стойку водяного плясуна. Палые листья зашуршали под ногами. Быстро, как змея. Гладко, как летний шелк.
Пес открыл глаза и спросил хриплым шепотом:
– Где сердце, помнишь?
Она застыла, словно каменная.
– Я... Я только...
– Не ври, – проворчал он. – Терпеть не могу, когда врут. А трусов и подавно не терплю. Делай, что задумала. – Арья не шелохнулась, и он сказал: – Я убил твоего мясницкого сына, чуть не пополам его разрубил, да еще и посмеялся. – Он издал какой то странный звук, и она не сразу поняла, что он плачет. – И пташка, твоя сестричка. Я стоял в своем белом плаще и смотрел, как ее бьют. Лучше бы я взял ее и вырвал ей сердце, чем оставлять ее этому карлику. – Его лицо исказилось от боли. – Хочешь, чтобы я умолял тебя, сука? Сделай это! Окажи последнюю милость... отомсти за своего Микаэля!
– За Мику. – Арья отступила от него. – Ты не заслуживаешь милости.
Пес блестящими от лихорадки глазами смотрел, как она седлает Трусиху, не пытаясь встать и помешать ей. Но когда она села в седло, он сказал:
– Настоящий волк добил бы раненого зверя.
«Может быть, тебя найдут настоящие волки, – подумала она. – Может быть, они учуют тебя, когда солнце сядет. Тогда ты узнаешь, что волки делают с собаками».
– Не надо было бить меня топором, – сказала Арья. – Надо было спасти мою мать. – Она повернула лошадь и поехала прочь, ни разу не оглянувшись.
Ясным утром шесть дней спустя она приехала к месту, где Трезубец расширяется и солью пахнет сильнее, чем деревьями. Она держалась поближе к воде, минуя поля и усадьбы, и к середине дня перед ней открылся город – Солеварни, как надеялась она. Над ним стоял замок или, вернее, острог – одна единственная прямоугольная башня, окруженная крепостной стеной. Лавки, гостиницы и кабаки вокруг гавани большей частью были сожжены или разграблены, но кое где еще теплилась жизнь. Сама гавань осталась на месте, и к востоку от нее мерцал зеленью и синевой на солнце Крабий залив.
А в ней стояли корабли.
Целых три. Два из них, правда, были всего лишь речные галеи, плоскодонки, ходящие вверх и вниз по Трезубцу. Зато третий, соленый мореход, имел две весельные палубы, позолоченный нос и три высокие мачты со свернутыми пурпурными парусами. Сам корабль тоже был пурпурный. Арья направила Трусиху к воде, чтобы разглядеть его получше. В порту чужие не так заметны, как в маленьких деревушках, и никому, похоже, не было дела до того, кто она и откуда взялась.
Тут без серебра не обойтись. При мысли об этом Арья прикусила губу. У Полливера они нашли оленя и дюжину грошей, у прыщавого оруженосца шесть оленей, а в кошельке Щекотуна – только пару медяков. Но Пес велел ей снять с него сапоги и распороть его окровавленную одежду. В каждом сапоге нашлось по оленю, а в подкладку кафтана были зашиты три золотых дракона. Сандор все забрал себе. Это нечестно: деньги принадлежали ей не меньше, чем ему. Если бы она оказала ему последнюю милость... но она этого не сделала. Возвращаться поздно, просить у кого то помощи тоже бесполезно. Надо продавать Трусиху – авось вырученных денег ей хватит.
От какого то мальчишки в гавани она узнала, что конюшню сожгли, но ее бывшая владелица все еще торгует за септой. Арья без труда нашла эту большую, крепкую женщину, от которой хорошо пахло лошадьми. Трусиха приглянулась ей с первого взгляда; женщина спросила, откуда она у Арьи, и усмехнулась, услышав ответ.
– Лошадь чистокровная, это видно, и я не сомневаюсь, что принадлежала она рыцарю, милочка. И рыцарь этот не был твоим братом. Я уж много лет веду дела с замком и знаю, каковы они с виду, благородные. Кобыла у тебя чистых кровей, а вот ты – нет. – Ее палец уперся Арье в грудь. – Ты ее либо нашла, либо украла, вот оно как. Иным путем замарашка вроде тебя такой лошадью разжиться не могла.
Арья прикусила губу.
– Значит, вы не станете ее покупать?
– Это значит, что ты возьмешь, сколько я дам, милочка, – хмыкнула женщина. – Иначе мы отправимся в замок, и ты вовсе ничего не получишь, а может, и повешена будешь за то, что украла лошадь у рыцаря.
Вокруг сновал народ, и Арья понимала, что не сможет убить эту женщину. Она прикусила губу еще сильнее и смирилась. Лошадница вручила ей прискорбно тощий кошелек, а когда Арья попросила добавить что нибудь за седло, уздечку и попону, только посмеялась.
С Псом она не посмела бы так обращаться, думала Арья, шагая обратно в гавань. Без лошади ей показалось, что расстояние увеличилось на несколько миль.
Пурпурная галея стояла на месте. Если бы корабль уплыл, пока ее обсчитывали, Арья бы этого не вынесла. По его сходням как раз вкатывали наверх бочонок с медом. Арья попыталась проскользнуть вслед за ним, но матрос на палубе крикнул ей что то на незнакомом языке.
– Я хочу видеть капитана, – сказала ему Арья. Он прикрикнул на нее еще громче, но шум привлек внимание грузного седого мужчины в кафтане из пурпурной шерсти, который говорил на общем языке.
– Я капитан, – сказал он. – Чего ты хочешь? Скорее, дитя, не то мы упустим прилив.
– Мне надо на север, к Стене. Деньги у меня есть, вот. – Она протянула ему кошелек. – В Ночном Дозоре есть замок, который стоит на море.
– Да, Восточный Дозор. – Капитан высыпал на ладонь серебро и нахмурился. – Это все, что у тебя есть?
Значит, денег мало, поняла Арья.
– Мне каюты не надо, – сказала она. – Я могу в трюме спать или...
– Бери ее, – сказал прошедший мимо гребец с тюком шерсти на плече. – Пускай со мной спит.
– Придержи язык, – рявкнул капитан.
– Я могу работать, – продолжала Арья. – Драить палубу. Я в замке драила полы. И грести могу...
– Нет. Не можешь. – Капитан вернул Арье кошелек. – Да если бы и могла, это не помогло бы, дитя. На север мы не пойдем – там льды, война и пираты. Мы видели дюжину пиратских талей, идущих на север, когда огибали мыс Раздвоенный Коготь, и мне неохота встречаться с ним опять. Отсюда мы повернем домой, и тебе я предлагаю сделать то же самое.
Но у нее нет дома, и стаи нет, а теперь и лошади не было.
– Что это за корабль, милорд? – спросила она уже отвернувшегося от нее капитана.
– Галеон «Дочь Титана», – с усталой улыбкой ответил он, – из вольного городка Браавоса.
– Подождите, – внезапно сказала Арья. – У меня есть кое что еще. – Она спрятала это в нижнем белье, чтобы сохраннее было, и ей пришлось глубоко запустить руку. Гребцы смеялись над ней, капитан ждал с явным нетерпением.
– Еще одна монетка разницы не сделает, дитя, – сказал он наконец.
– Это не серебро. – Она нащупала то, что искала. – Это железо. Вот. – Арья сунула ему в руку маленькую черную монетку, которую подарил ей Якен Хгар – до того старую, что голова на ней совсем стерлась. Может, она ничего и не стоит, но...
Капитан, моргая, повертел монету в руке.
– Но откуда...
Якен и слова велел сказать. Арья скрестила руки на груди и сказала:
– Валор моргулис. – Громко, как будто понимала, что это значит.
– Валор дохаэрис, – ответил капитан, приложив два пальца ко лбу. – Ты получишь каюту.
|
|
| |
]
